Воздух свеж и прозрачен, словно питье. Закрыв глаза, я остужаю тело растворенными в нем солнцем и туманом. Сводит судорогой, огонь, — и рвусь, задыхаясь из плоти. И не чувствую движения — слегка натянут, перетекаю влажным всплеском в неподвижную зыбь утра.
Трава шуршит, скользя по боку палатки. Едва заметное кострище пружинит под кроссовкой. Присаживаюсь ну корточки, окунувшись в туман, кладу несколько сухих — нет, отсыревших прутьев, и поджигаю их слабым лучом бластера.
Кажется, нашумел. В палатке слышится возня, молния расстегнулась, и высовывается заспанная физиономия.
— Привет, — говорю а.
— Спайдер… Ты откуда? — Саня щурится.
— Сверху.
Саня смотрит в небо. Потом вылезает, садится, ткнувшись лицом в колени.
— Спи дальше, — советую я, — пока чай сделаю. Где ты берешь воду?
— Здесь…
— В озере?
— Прямо, в двадцати метрах родник. Под кустом, — он почти засыпает.
Возвращаюсь. С волос капнуло, застыли руки. Я вдоволь напился, но этот запах пойманной воды…
Вешаю котелок к подбрасываю прутьев. Появляется взъерошенный Саня.
— Искупался?
— Немного, — он легко шлепает меня по спине, садится.
Как тихо. Кажется, бесплотен, не существую больше, — часть леса, и все вобрал в себя. Наверно, легче было бы потерять сознание, но огонь почти прозрачен, у него не хватает ни сил, ни красок, чтобы заворожить. Солнце… я так и не понял, когда оно стало ярче. Последние обрывки тумана вползают в сплетение трав, тают и превращаются в душисто-живую воду…
— Надолго? — спрашивает Саня.
Я не сразу понял, так чужды здесь слова:
— До вечера.
— Ты подтвержден вне закона, теперь уже за подрывную деятельность.
— Знаю.
Я не хочу об этом: мне хорошо сейчас.
— И подлежишь аресту, — Саня выдергивает меня в реальность.
— Тоже знаю.
— И у тебя хватило наглости прилететь, — смеется он.
— Ага…
Я выбираю прутик поровнее и подношу к пламени, пытаясь зажечь. Сзади забулькало. Я оборачиваюсь: в траве бледно-зеленым светятся любопытные глаза.
— У нас гость, — говорит Саня. — Налови рыбы.
— Кто там?
— Русалка, — он сыплет заварку в закипевшую воду.
— Получилась?
— Конечно, — Саня доволен. — Уже сцены устраивает. Вчера, видишь та, надо было танцевать в лунном свете, а не с кем. Подружек ей подавай да витязя.
— Берегись…
— Что они со мной только не делали, — отмахивается он. — И янтарь жгли, и заклинают каждый день. Смотри, совсем в шамана превратился: работать-то надо.
Вид у него и впрямь живописный. На шее пучки травы на веревочках, ветки, еще что-то. Морды, перья, кольца, светлые космы до плеч, шорты в колючках…
Плеснуло, и по траве запрыгали здоровенные карпы. Саня собрал каркас, водрузил на него сковородку и принялся за рыбу.
Потянуло к воде. Нырнуть, насовсем. Там спокойно; хорошо и спокойно, вода не убивает…
— Прекрати, — сказал Саня, не оборачиваясь.
— Он мне нравится, — обиделась русалка.
— Мне тоже, — возразил Саня. — Он гость.
— Все нельзя, нельзя…
— Не ворчи, в старуху превратишься.
Русалочка замолчала.
— Мы потом искупаемся, — предупредил Саня. — Чтобы без фокусов. А ты, он повернулся ко мне, снял амулет и надел мне на шею, — носи вот это.
Я слушал этот сумасшедший диалог. Что это? Провал во времени? Искажение разума? Саня — бионик. Однажды ему пришло в голову, что если очеловечить природу, вернуть людей в сказку, воскресить домовых, леших, водяных, люди обретут душу, утраченную в процессе эволюции. Он начал с киберов, кончил биоплазматической русалкой. Кто знает, быть может, он и прав…
Рыбой пахнет, жареной. Саня поглядел на меня и усмехнулся:
— Подожди немного.
— Хорошо здесь, — мучительно ежась, сквозь сжатые зубы: — Тебя не обнаружили?
— У меня воздушная разведка. Да и кому я нужен, сумасшедший?
— А твои монстры? Сейчас стреляют, не думая, — казалось, я святотатствовал.
— Всегда стреляют, не думая, — говорит он. — Давай тарелку.
— В палатке, в синем пакетике… — Саня примеривается к обжаренной шкурке, — пленки и записи. Не забудь забрать.
— Угу…
— Нет здесь никакого пакетика. И не было.
— Опять?! — завопил Саня. — Сколько просить: не трогай мои вещи!
— Не так, — сказали из палатки. — Поставь блюдечко с молоком, да заклинание прочитай ласковое, уважь старика.
— Я тебе покажу заклинание! — Саня полез в палатку.
Обрывок фразы: «Чтобы тебя найти…» Вылетел матрац, барахло какое-то. Крики: «Мозоль!»; «Отдай, сказал!»; «Не дам…»; «Убери ноги!»; визг, — и задним ходом вылез Саня с пакетиком.
— Домовой, — принялся объяснять Саня. — Он же любит таскать всякие мелочи. Ну я его сюда переселил, а то в трейлере была сплошная морока. Единственное средство воздействия — на любимую мозоль наступить… Ничего, привыкнешь, — взглянул мне в лицо. — Сейчас мы тебя на солнышко…
— Весело здесь, — я потянулся за добавкой.
— Еще как, — уверил Саня. — Осторожно, я с чайником.
Я никогда в жизни не пил такого чая.
— Травы. Кстати, ото всех болезней. Здесь немного, а когда-то использовали несколько тысяч видов.
— Они же ядовитые.
— Почему? — удивляется Саня. — Как в огороде — подкормка, прополка…
— Я о другом.
— Здесь экологически чистая зона, — говорит Саня. — И потом, мои специалисты всякую гадость собирать не будут.
— Откуда твои специалисты знают…
— Сам не понимаю, — говорит Саня. — Такое творят, ни в одной книге не найти. Интуитивно, что ли?
— Привезти книг? — предлагаю я.
— Каких? «По специальности» нет ничего, а остальное я читаю.
— Кстати, я заходил в трейлер, он стоял открытым.
— А кому все это нужно? Разве только запчасти… В биоплазме все равно никто ничего не понимает, третью комнату не найдут — взаимопроникновение пространств. Конечно, неприятно, когда кто-то уворует твою родную вещь. Знаешь, у них такие лица… С мимикой, настроением, характером. Они живые. Для меня немыслимо продать или выбросить что-нибудь.
— Дотеоретизировался.
— Спасовал? — ехидничает он. — Куда тебе, цивилизованному.
— Здорово, — говорю я и скольжу под воду.
Там прохладнее. Становится легко, я растворяюсь, перестаю быть собой… Тянусь, тянусь до бесконечности, до дикой стихийной силы. Движения плавны и мощны. Кувыркаюсь, на мгновение теряю ориентировку, сворачиваю тело в немыслимую петлю, раскрываюсь и плыву…
Выныриваю. Уже земной — барахтаясь, пытаюсь протереть глаза и хватаю воздух шершавым горлом. Силы исчезли, и Сане приходится плыть ко мне:
— Отдышался?
Я киваю. Еще задыхаясь.
— Тебя долго не было.
— Нормально, — хриплю я. Ветер приподнимает волну, она закрывает лицо. Закашливаюсь.
Возвращаемся. До берега далеко, а солнце стало таким холодным…
Потом мы купались до одури. Отдыхали в воде и опять плавали, забыв обо всем. Пытались руками ловить рыбу, падали, брызгались, прыгали в воду с качелей и опять плавали, плавали, плавали.
Наконец, выбираемся на песок. Я падаю, Саня тоже. Что-то бормочет про пыльное солнце…
Звук. Садится флаер. Кто? В полусне скатываюсь в воду. Наглотался, но ныряю и плыву в заросли какой-то травы.
Саня кричит, зовет.
Я выглядываю. Он что-то говорит старушке в коричневом.
— Лесс! Вылезай, это Баба Яга!
— Так… Дожили…
Опускаю глаза. В шаге от меня извивается пиявка. Она повернула и двинулась ко мне.
Я предпочел Бабу Ягу.
— Это наш гость, бабушка, — говорит Саня.
Она, прищурившись, разглядывает меня с ног до головы.
— Робот, — шепотом объясняет Саня. — Воздушный разведчик и, заодно, присматривает здесь за порядком. И за мной, потому что я недисциплинированный.
— Хулиган, — поправляет Яга.
Мне бы ее слух.
— И бездельник, — продолжает она. — Развалился. Дрыхнет. Обеда нет, трейлер распахнут, пленки не менял, к биоплазме не подходил, а она сгниет…
— Менял, — сказал Саня.
— …трейлер распахнут, к биоплазме не подходил, а она сгниет… — Яга взяла чуть выше.
— Хватит, — прервал Саня. — Что-нибудь случилось?
— Случилось. Дрыхнешь. Обеда нет, трейлер…
— Стоп! — заорал Саня. — Зачем ты здесь?
— Согласно программе, вывожу тебя из пассивного состояния. Напоминаю, что обеда…
— Бабуля! — Саня взвыл. — Я тебя нежно люблю, но на большом расстоянии!
Он под руку отвел продолжавшую зудеть Ягу к ступе, подсадил и, взглянув на датчики, включил подъем. Ступа взлетела.
Саня проворчал что-то и вернулся ко мне.
— А старушка очень примитивно разговаривает, — съязвил я. — Видно, что механизм. Исправь.
— Вызываю LS, — вмешался приемник на браслете. Саня вздрогнул. Звездолет загружен, деньги перечислены.
— Принял, спасибо.
Отключаться нельзя: я здесь нелегально, и случиться может всякое:
— Мне пора.
— Пообедаешь, потом проводим, — цедит посерьезневший Саня.
Очень хочется искупаться еще раз, напоследок. Запах травы, солнца лишает разума. Почему я должен улетать, скрываться, рвать пуповину, соединяющую меня с этим миром?
— Хочешь молока? — спрашивает Саня. — С утренней дойки, Яга привезла.
— Она что, корову держит?
— Держит.
Он несет глиняную кружку. Движения замедлены, текучи. Саня свободным красивым жестом протягивает ее:
— Что с тобой?
Пью. Я не знаю, что со мной. Волна беспокойства. Здесь безопасно, а интуиция не обманывает…
— Эй, очнись…
— В случае чего, мы незнакомы.
— Какой случай? — он старается успокоить. — Силовое поле, робот-разведчик, телерадиоперехват. Муха не пролетит.
— Осторожней, трижды осторожней. Игра усложняется. Мы стягиваем силы.
— Все заминировано, — говорит он, — следов не останется.
— Останутся, — шепчу я, — должны остаться.
Леший лохматым шариком катится по дороге. У Сани за поясом бластер.
— Как на «Фронтире»?
— Нормально, — отвечаю. — Все тебя ждут. Живем…
— Вроде, на вас облаву готовят.
Полиция. Конечно, мы опасны — несколько чудаков, которые не хотят жить в грязи и захлебываться кровью, и потому купили сектор границы дальнего космоса, нарекли его «Фронтиром» и ушли.
Мы засылаем на Землю, на нашу Землю разведчиков, потому что люди, немногие светлые и добрые люди живут под угрозой смерти. Мы хотим видеть их свободными и счастливыми и мы сделаем это.
— Вас слишком мало, — слышу Санины слова.
— С каких это пор ты стал пессимистом?
— Ты не обжигался? — Он о чем-то своем, но больно.
— Не надо, — резко говорю я. — Обжигался. Но все равно, лучше доверять и обжигаться…
— И получать нож в спину… Где же твоя хваленая интуиция?
Мы входим в длинный трейлер. Жилая комната законсервирована: у Сани полевые испытания русалки, и он перебрался в палатку.
Саня кидается к пробиркам. Из большого стеклянного сосуда выползает тягучая биоплазма. Нежная, напоминающая обожженную кожу. Неприятное зрелище. Я ухожу в соседнюю комнату.
Это аппаратная. Тридцать телеэкранов показывают перехваченные программы с различных точек материка. Одновременно идет запись их на компьютер.
Иду в лабораторию. Саня набивает мои карманы орехами.
— И ребят угости, — он кивает на огромный рюкзак, который взваливает себе на спину.
В двери появляется голова.
— В нашу сторону идет туча, перенасыщенная кислотными испарениями, сказала Яга.
Саня бросается в лабораторию, разгребает бумаги, химпосуду. Там оказался еще один пульт. Я не хочу мешать, спускаюсь.
— Садись, — приглашает Леший, — костяники хочешь?
Он подает свернутый лист, полный оранжевых полупрозрачных ягод.
— А что за лист?
— Не бойся, не отравленный. Мать-и-мачеха называется.
Прислоняюсь спиной к нагретой шине, пробую ягоды — вкусно.
— Это у нас Саня с Ягой экспериментаторы, — бормочет Леший. — Остальные — народ спокойный.
Яга намеренно громко кашляет. Она что-то говорит подошедшему Сане и направляется к нам:
— Есть, — я вытаскиваю из кармана небольшую коричневую расческу. Подаю.
— Опять полимерная, — морщится она.
Пробует зубцы ногтем, нюхает и бросает через плечо в крапиву. Саня так и покатился.
— Тьфу! — Яга разочарована.
— Теперь пятерней причесывайся, — советует Саня. — Она все расчески перетаскала. Надеется, что превратятся в непроходимый лес.
— А сколько раз тебя просить: сделай из осины или костяной купи. И вообще, гребень должен быть полукруглым…
— Осенью, — сказал Саня. — Вот небо запру.
Он протягивает дождевик:
— Что смотришь? На Земле сейчас опаснее, чем в космосе, это здесь чисто.
Мы надеваем прозрачные плащи. Леший вскакивает с трухлявого пня и семенит к тропинке.
Саня нашаривает в траве пульт, снимает сектор защитного поля. Мы попадаем под едкий, непрофильтрованный дождь. Здесь, в кустах, спрятан флаер. Пора прощаться.
Саня ставит рюкзак в кабину.
— Мы будем чаще прилетать. Ты тоже…
— Как только приживется нечисть, прилечу.
— Обязательно.
Мы смотрим другу другу в глаза. Я развязываю дождевик.
— Оставь, — говорит Саня. — Тебе еще идти.
— Спасибо. Держись…
— Счастливо.
Мы коротко обнимаемся. Саня отходит, и я рву стартер.
Я отсылаю флаер на стоянку и иду к «Фортелю». Небольшой, обгоревший в атмосфере звездолет почти не заметен на фоне скал.
Никого нет. Вспоминаю, что надо бы поостеречься: вдруг засада? Но до «Фортеля» ближе, чем до любого из камней, за которыми можно укрыться. В два прыжка я достигаю его. Поднимаюсь в кабину, сбрасываю рюкзак. Машинально проверяю герметичность, остаток топлива, стартую. Почему так больно?