Самое надежное средство

Гарри Тартлдав Самое надежное средство

В дверь кабинета постучала Кэтрин:

— Почту принесли.

— Скоро приду, — отозвался Пит Лундквист, не отрывая взгляда от пишущей машинки, и нажал на рычаг перевода каретки. Бумага переместилась на два интервала. Пит рассеянно отметил, что ленту пора сменить; она уже скорее серая, чем черная. Но сейчас ему было не до ленты — он работал над повестью.

Напечатав еще несколько абзацев, он дошел до конца эпизода и — вот удачно! — одновременно до конца страницы. Самое время передохнуть. Пит крутанул валик большого конторского «ундервуда», отделил прослоенные копиркой второй и третий экземпляры, разложил их по стопкам, а первый экземпляр положил на машинку, чтобы вернуться к нему потом.

Пит встал и потянулся так, что затрещали суставы. Он был высок, и кончики пальцев лишь на несколько дюймов не дотянулись до потолка: худой мужчина с угловатым и не очень симпатичным лицом, пронзительно-голубыми глазами и копной упрямых светлых волос, не поддававшихся никакому бриолину. Через несколько недель ему исполнится тридцать, но об этом он предпочитал не думать.

— Ну, как идет? — спросила Кэтрин, когда муж вышел из кабинета. Ее интересовала не только повесть сама по себе. Когда профессиональному писателю не пишется, бифштексы сменяются гамбургерами, а те — макаронами с сыром.

— Неплохо, — ответил Пит. Жена вздохнула с облегчением. — Через два-три дня закончу и отошлю. — Он нежно взглянул на Кэтрин. Внешне она была полной его противоположностью: склонная к полноте брюнетка, намного ниже мужа: ее макушка едва доходила ему до подбородка. Но она обладала важным для писательской жены достоинством — умела заставить мужа регулярно сидеть за машинкой. А когда приходят счета за квартиру, такое достоинство становится неоценимым.

— Какие у нас сегодня новости?

— Ничего особенного. — Она положила перед ним два конверта и журнал в обертке из коричневой бумаги. — Счет за газ и чек из «Межпланетных»…

— Он весь уйдет на то, чтобы по этому счету заплатить, — буркнул Пит. Журнал «Межпланетные истории» платил с опозданием и немного. Скорее всего, долго журнал не протянет, но все же редактор купил его рассказ, отвергнутый более солидными изданиями, так что у Пита не было оснований жаловаться.

— …и новый номер «Эстонишинг», — договорила она.

— Ага! Теперь у меня есть предлог сделать перерыв.

Жену это не порадовало: значит, сегодня он закончит работу позднее обычного. Она пошла на кухню и занялась обедом.

Пит закурил «Честерфильд» и, удовлетворенно вздохнув, погрузился в мягкую глубину потертого, но очень удобного кресла. Было без нескольких минут четыре, и он включил радио, чтобы не пропустить выпуск новостей. Шкала осветилась изнутри; через некоторое время, когда лампы прогрелись, послышался звук.

Сорвав с журнала обертку, он просмотрел содержание. В этом номере его рассказа не оказалось, но его публиковали в прошлом и опубликуют снова через два месяца. Пит с удовольствием отметил, что его ждет новая большая повесть Марка Гордиана. Интересно, о чем она? Гордиан пишет мастерски в совершенно разной манере.

Но все по порядку. Никто из читателей «Эстонишинг» не пропускает статью редактора. Джеймс Макгрегор умеет — и нередко это демонстрирует — приводить людей в ярость, но скучным его никто не назовет.

Читая, Пит краем уха слушал новости. Главной темой дня была коронация королевы Елизаветы. Переговоры по перемирию в Корее все еще тянутся в Паньмыньчжоне. На Филиппинах появилась новая политическая партия, обещающая великие перемены.

— Новости спорта, — продолжил диктор. — И «Тюлени», и «Дубы» вчера еще больше отстали от лидирующих в Тихоокеанской лиге «Голливудских звезд» после…

Едва Пит начал читать повесть Гордиана, как боковая дверь распахнулась, и он далеко не в первый раз изумился тому, что два маленьких мальчика ухитряются шуметь не хуже взвода солдат.

— Что случилось? — спросил он, безуспешно пытаясь придать голосу строгость.

— Папа вышел! — радостно взвизгнул шестилетний Уэйн. Судя по его восторгу, можно было подумать, что Пита только что выпустили из тюрьмы. Мальчишка промчался через комнату и прыгнул отцу на колени. Его примеру немедленно последовал и семилетний Карл. Пит едва успел убрать с колен журнал.

— Чем вы сегодня занимались? — спросил он. -

— Играли с соседским Стиви, — ответил Карл. — К нему приехал из Денвера двоюродный брат Филип. Ему девять лет. И он умеет подавать крученый мяч!

— Вот и прекрасно. Идите и вымойте руки. С мылом. — Он всегда нервничал, когда у сыновей появлялся новый приятель — как знать, не инфицирован ли парнишка вирусом детского паралича? Сезон наибольшей опасности полиомиелита только начинался, но уже проявил себя серьезнее, чем в прошлом, 1952 году, а ведь тогда заболели шестьдесят тысяч детей.

Пит смог взять в руки «Эстонишинг» лишь после обеда, когда вытер тарелки и убрал их на место. Покончив с этой обязанностью, он надел вязаный свитер; вечера поздней весной в северной Калифорнии были гораздо прохладнее, чем в Висконсине, где он вырос. Зато зимы, слава Богу, были гораздо теплее.

Он перелистал журнал и раскрыл его на повести Гордиана. Она называлась «Реакции», и заголовок мог означать что угодно. Когда речь идет о Гордиане, по названию никогда нельзя определить содержание вещи. Взять, например, сериал с безобидным названием «Уотергейт». Критики — и серьезные критики — обсуждали книжную версию с тем же восторгом, что и его же «1984». Однако для Пита это был великолепный пример научной фантастики, прямой экстраполяции мысли о том, что. когда копировальные машины и записывающие устройства станут повседневной реальностью, махинации на правительственном уровне неизбежно затруднятся.

Кстати, Джо Маккарти эта вещь привела едва ли не в бешенство, что Питу пришлось очень по душе.

И все же ему было трудно представить, как один и тот же автор мог написать «Хьюстон, у нас проблемы»[1] — захватывающее повествование об одном из первых полетов на Луну, едва не кончившемся трагически. и «Наступление в канун праздника Тет»[2] — о будущей войне и трагедии гораздо большею масштаба. Если позабыть об экзотической военном технике, повесть была написана с пугающей убедительностью тля читателя, проглядывавшего на четвертых страницах газет репортажи о том, как весело приходится французам, пытающимся удержаться в Индокитае.

Но Гордиан — черт бы его побрал! не ограничивался темами близкою будущею, «Нейтронная звезда»[3] всполошила года два назад всех читающих фантастку астрономов (а таких насчитывалось немало). Такой же эффект произвел и рассказ «Сверхновая»[4], хотя самого Пита больше всего восхитила та обыденность, с какой в нем использовались вычислительные машины. Такой рассказ он с радостью написал бы сам.

Он мог вспомнить буквально десятки других примеров, и не только из «Эстонишинг». «Галактика» и «Неведомое и научная фантазия»[5] тоже часто публиковали Гордиана. После «Все вы зомби»[6] прочие рассказы о путешествиях во времени стали безнадежно устаревшими. «Сокрушитель звезд 1» и «Сокрушитель звезд II» ошеломили Пита, показавшись ему литературным эквивалентом выступления джазового пианиста, импровизирующего на заданную тему. А «Время, представляемое в виде спирали полудрагоценных камней»[7] был и вовсе неописуемым литературным фейерверком.

Хотя Гордиан начал публиковаться только в 1949-ом, он написал уже больше Азимова — и ни одной слабой вещи! Рядом с таким автором Пит ощущал себя новичком-любителем.

Устроившись поудобнее, он начал читать. И к концу третьей страницы ощутил, как у него дыбом встают волосы на затылке. Такого страха он не испытывал с тех пор, как промчался на противотанковой самоходке сквозь крошащиеся обломки третьего рейха. Но то был простой и понятный страх — он боялся, что пацан с гранатой, старик с «панцерфаустом» или какой-нибудь прильнувший к прицелу «тигра» фанатик постараются, чтобы он никогда больше не вернулся в Штаты. Но такое…

Дисциплина дисциплиной, но в тот вечер он написал очень мало.

Следующую неделю Пит провел в лихорадочном ожидании ответа Макгрегора. Он послал ему письмо авиапочтой и наклеил еще одну красную шести центовую марку на вложенный конверт с обратным адресом. Скорый ответ был важнее экономии.

Ответ наконец пришел, и Пит, дочитав его до конца, стиснул зубы.

«Дорогой Пит, — писал редактор «Эстонишинг». — Мне очень жаль, что Гордиан выбрал для своего рассказа идею, которую ты считаешь своей, но такое случается сплошь и рядом (видел бы ты содержимое моей корзины для бумаг). Но я не сомневаюсь, что у тебя осталось достаточно свежих идей на будущее. Пиши и присылай. С наилучшими пожеланиями, Джим».

Пит швырнул письмо на кухонный стол.

— Он мне не поверил, — горько проговорил он.

— А ты на его месте поверил бы? — возразила Кэтрин. — Я сама до сих пор сомневаюсь, а ведь я своими глазами видела твой черновик.

— Пожалуй, ты права, — признал Пит. — Наверное, я считал, что Джим Макгрегор лишен человеческих слабостей. Что ж, клянусь, я ему докажу!

Он резко повернулся, торопливо вошел в кабинет и вставил в машинку чистый лист.

«Дорогой Джим, — напечатал он. — Теперь я понял, что вместе с первым письмом должен был прислать тебе и рукопись. Надеюсь, ты поверишь на слово, что этот черновик был написан несколько месяцев назад. Если найдешь это интересным, дай мне знать. Пит Лундквист».

Перечитав письмо, он добавил постскриптум:

«Пока не знаю, когда сяду за машинку и наращу плоть на этот скелет. У меня есть несколько более серьезных идей, и две из них тянут на роман. Но со временем я доберусь и до этого черновика. Решай сам, каким мог бы стать этот рассказ».

Новый конверт был гораздо толще предыдущего, но он и его послал авиапочтой.

Три дня спустя в половине седьмого утра зазвонил телефон. Пит брился и от неожиданности порезался. Прижав к подбородку клочок ваты, он схватил трубку на секунду раньше жены. Они обменялись тревожными взглядами; звонок в неурочный час обычно означал неприятности.

— Мистера Питера Лундквиста, пожалуйста, — произнесла телефонистка.

— Я слушаю.

— Это междугородный звонок от Джеймса Макгрегора из Нью-Йорка, — услышал Пит.

— Да-да, соединяйте, — сказал он и пояснил жене: — Это Макгрегор.

— Хо-хо! Мы вспугнули дичь, Ватсон.

Пит махнул жене, чтобы она замолчала. В трубке послышался голос редактора, хрипловатый не только из-за расстояния, но и из-за постоянного курения:

— Это ты, Пит?

— Да, я. — Он едва не добавил «сэр», как это делало большинство тех, кто разговаривал с Макгрегором.

— Я задам тебе только один вопрос и жду честного ответа. Ты меня разыгрываешь?

Пит ценил свою репутацию любителя розыгрышей, но сейчас он с удовольствием отказался бы от нее.

— Нет.

— Ну хорошо. Вообще-то я даже немного жалею, что ты не ответил «да». А раз так, что ты скажешь насчет встречи в Лос-Анджелесе на' следующей неделе?

— Почему в Лос-Анджелесе? — В такую рань Пит соображал туго, а трехчасовая разница с Нью-Йорком лишь увеличивала преимущество Макгрегора. Раздавшееся в трубке резкое фырканье подтвердило, что терпение редактора на пределе.

— Да потому, что адрес этого Марка Гордиана — почтовый ящик в городке под названием Гардена. Мне пришлось посидеть с большим атласом, пока я его отыскал. Он в пятнадцати милях южнее Лос-Анджелеса. Хочу потолковать с Гордианом… а ты не думаешь, что тебе тоже стоит это сделать?

Пит сглотнул.

— Если вопрос ставить так, то, пожалуй, стоит. Э-э, Джим… как думаешь, что произошло?

— Не знаю, — сердито признался Макгрегор. — Первым делом мне в голову пришла мысль о телепатии, но я не собираюсь принимать это за объяснение.

— А почему бы и нет? Если кто и дал в последнее время толчок исследованиям по экстрасенсорному восприятию, так это ты.

— Исследованиям — да. Но если Гордиан вытянул идею у тебя из головы, то он настолько же превосходит любого экстрасенса на Земле, насколько Эмпайр-стейт-билдинг выше кукольного домика. Я редактирую научную фантастику, но никогда не собирался жить в ней.

Тут Пит полностью понимал его. Колледж он закончил инженером и поэтому проводил очень четкую границу между реальностью и вымыслом. Он даже вздрогнул, представив последствия своего предположения:

— Если Гордиан телепат, то как нам узнать, не читает ли он сейчас наши мысли?

— Никак, — отрезал Макгрегор. И у меня к тебе еще один вопрос: если Гордиан телепат, то почему он читает твои мысли, а не мысли Эйнштейна, Эйзенхауэра или Альберта Швейцера?.. Ты приедешь в Лос-Анджелес на машине?

— Да, — рассеянно ответил Пит. Он все еще размышлял над более важным для себя вопросом. И в письмах, и в разговоре всегда проявлялся дар Макгрегора указывать на самую суть проблемы.

— Хорошо. Тогда встречай меня в аэропорту. Я прилечу примерно в четверть пятого в пятницу вечером — это рейс 107 «Транс уорлд». Если у тебя к тому времени появятся хорошие ответы, тогда и поговорим.

— Ладно, — произнес Пит в смолкшую трубку.

Пит выехал в четверг на рассвете, чтобы добраться до Лос-Анджелеса засветло. Поездка на юг по шоссе 101 оказалась и жаркой, и скучной. Сигналы местных радиостанций слабели и сменялись новыми. Немного не доезжая до Санта-Барбары, Пит выехал к Тихому океану, и это едва не соблазнило его проделать остаток пути по прибрежному шоссе, но он все же вернулся на шоссе 101, когда оно после Вентуры снова свернуло в сторону материка на восток к долине Сан-Фернандо.

Бульвар Сепульведа вывел его на юг к более известным районам Лос-Анджелеса, однако он так и не увидел знаменитых скоростных < многополосных магистралей: ближайшая из них заканчивалась чуть южнее центра города, хотя на карте она была обозначена как запланированная до самого Сан-Педро.

Он снял комнату в мотеле в пригородном районе под названием Уэстчестер и на сдачу с десятки купил в кафе неподалеку сандвич и колу, потом вернулся в мотель, принял душ и лег спать.

Шестиполосный туннель, продолжающий бульвар Сепульведа под взлетными полосами аэропорта, открыли всего несколько месяцев назад, и Пит оценил, насколько легче теперь стало добираться до аэропорта. Заодно это позволило удлинить взлетные полосы.

Полчаса спустя к аэровокзалу подкатил большой серебристый DC-6. Его огромные пропеллеры постепенно перестали вращаться и замерли. Выходившие из самолета люди выглядели усталыми, и неудивительно: считая сорокапятиминутную остановку для дозаправки в Сент-Луисе, на полет из Нью-Йорка у них ушло десять часов.

— Джим! — крикнул Пит, проталкиваясь через встречающих и пожимая редактору руку. Как всегда, он снова был разочарован тем, что Джеймс Макгрегор ничуть не походил на Кимболла Киннисона. Макгрегор, мужчина среднего роста и сложения, недавно разменял пятый десяток. Коротко подстриженные песочного цвета волосы поредели на макушке и поседели над ушами. Лишь глаза казались по-охотничьи зоркими, но и это не всякий мог сразу разглядеть за очками в темной массивной оправе.

— Рад тебя видеть, — сказал Макгрегор. Они несколько раз встречались на конах фантастов и других мероприятиях. Пит как-то заходил в редакцию «Эстонишинг», когда был в Нью-Йорке по другим делам. Они проспорили два часа. Пит раз за разом проигрывал очередной спор, но опыт общения с редактором дал ему идеи для трех новых рассказов, и Макгрегор купил их все.

— Сейчас получим мой багаж, — сказал Макгрегор, — потом перекусим и поедем туда, где ты остановился. Хочу тебе кое-что показать, и немедленно.

— Хорошо, — разочарованно согласился Пит, — раз ты не желаешь сперва поехать в Гардену…

— Зачем? Мы знаем лишь номер его абонентского ящика на почте, а она уже закрыта.

Пит потряс головой, досадуя, что не подумал об этом, но Макгрегор уже продолжил:

— Если, разумеется, его номера нет в местном телефонном справочнике. Стоит проверить, как думаешь? — Направляясь к месту выдачи багажа, они шли мимо ряда телефонов-автоматов; Макгрегор отыскал прикрепленный цепочкой справочник нужной части города и перелистал затрепанные страницы. — Гордан… Горден… Гордилио… все. Что ж, мы ничего не потеряли.

— Верно, — буркнул все еще слегка ошеломленный Пит. Редактор «Эстонишинг» не мог не извергать идеи, как атом плутония не может не испускать нейтроны, и результаты оказывались не менее опасными.

За обедом все в том же кафе возле мотеля разговор даже близко не касался таинственного Марка Гордиана. Макгрегор — возможно, из-за усталости, — с сарказмом рассуждал о волнениях в Восточной Германии («И это доказывает, что истинное место рабочих в раю для рабочих»), о радиоуправляемом беспилотном бомбардировщике «Навахо» («Он безнадежно устареет, еще не взлетев. Ракеты быстрее реактивных самолетов»), о способе, при помощи которого Си-Би-Эс и Эн-Би-Си справились с показом по телевидению коронации Елизаветы («Представляешь, они послали Р-51 встретить британский реактивный самолет, который привез пленку в Канаду. У канадских ВВС есть свои реактивные самолеты, и они первыми доставили свои пленки в лаборатории и первыми выпустили их в эфир. Естественно — ведь реактивные самолеты летают быстрее поршневых»).

— И все же здорово было увидеть событие в тот же день, когда оно произошло, — заметил Пит.

— О, несомненно. А я, однако, воспользовался бы предложенным Артуром Кларком спутником связи и посмотрел бы прямо!! репортаж.

«Отличительная черта Макгрегора. — подумалось Питу. «Достаточно хорошо» его не устраивает он настаивает на безупречности. Иногда ему удается добиться ее и от людей».

Вернувшись в мотель, редактор открыл чемоданчик, который оставил возле кровати, когда они уходили обедать, и вытащил из него пухлую папку.

— Что там? — спросил Пит.

— Несколько рукописей Гордиана, которые я прихватил из редакционного архива. Просмотри их. Хочу послушать, что ты о них скажешь.

Макгрегор явно не собирался ничего добавлять: он уселся в хлипкое кресло и принялся попыхивать сигаретой, а Пит лег на кровать и стал читать.

— А-а, «Человек ниоткуда», — сказал он, увидев заглавие. — Хорошая вещь. Мрачноватая, но хорошая.

Макгрегор лишь молча кивнул, выжидая.

Пит напрягся, точно ему предстояло сдавать устный экзамен без подготовки, и нервно перелистал страницы рукописи. То, чего не отметило зрение, обнаружило осязание.

— Странная бумага, — заметил он. Все четыре обреза листа были неровными, словно их оторвали от перфорированного края. — Я слышал, что есть бумага для машинки, которую продают в рулонах, и тогда машинка постоянно заправлена бумагой, а законченный лист можно оторвать. Но в этом случае у листа остались бы два гладких края.

— Верно, — кивнул Макгрегор. — Я тоже этого не понял, но заметил. Смотри дальше.

Через пару минут Пит сказал:

— Он пользуется лентой высшего качества.

Он так и не понял, что заставило его это отметить — возможно, легкое чувство вины за безобразно изношенную ленту в своей машинке.

— Такая лента называется «пленочной», — пояснил Макгрегор. — Ее используют для юридических документов и прочих текстов, которые, возможно, придется фотографировать. Ее трудно купить, и она безбожно дорогая, потому что одноразовая. До сих пор мне никогда не присылали рукописей, отпечатанных с помощью такой ленты.

— Ты уже проводил расследование, — обвиняюще проговорил Пит.

— Виновен по всем пунктам. Могу еще добавить, что один из лучших детективов Нью-Йорка рассматривал эти страницы, но не смог определить название использованного шрифта. В его коллекции такого не оказалось. Это его настолько удивило, что он даже не прислал мне счета.

— «Все страньше и страньше»…

— Вот-вот. Он даже заметил нечто, что я непростительно пропустил. Ты тоже не заметил, но если я ткну тебя носом, ты сам удивишься, насколько это очевидно.

Пит тупо уставился на страницу перед собой.

— Ладно, сдаюсь.

— Взгляни на правый край текста.

— Боже мой! Он же выровнен! — Питу захотелось дать себе пинка за то, что он не заметил этого сразу. У всех его машинописных страниц правый край текста был неровный, но страницы этой рукописи выглядели настолько красиво и естественно, что эта особенность ускользала от внимания.

— Так, прекрасно. И опять-таки, я знаю устройство, при помощи которого можно добиться такого эффекта, но его трудно раздобыть, и… к чему вообще такие хлопоты? Результат смотрится красиво, верно, но таких усилий не стоит.

— Как сказать… — Пит уселся на кровати и достал сигарету — ему потребовалось успокоить нервы. Он постучал торцом сигареты по тумбочке, уплотняя табак; сигареты с фильтром казались ему какими-то женственными, а дым, прошедший через фильтр, по вкусу напоминал опилки. После нескольких глубоких затяжек он сказал; — Не знаю, кто такой Гордиан, но вряд ли он телепат.

— Почему? — Макгрегор взглянул на него поверх очков.

— Вовсе не поэтому. — Он махнул на лежащую рядом рукопись. — Это лишь подтверждает вывод, к которому я пришел по дороге сюда… насчет «Реакций».

— Какому же?

— Ну… как бы это выразить?.. Словом, примерно так: в рассказе, который ты напечатал, есть нечто большее, чем я пока в него вложил. Идеи, обстановка и даже имена совпадают, но в рассказе есть та глубина проработки деталей, о которой я даже думать не стал бы, пока не начал работать над ним всерьез.

— Ну, и… к какому же выводу ты пришел?

— Я? Лучше и не говорить. — Пит покачал головой. — Я скорее поверю в телепатию.

Тут он впервые увидел разгневанного Макгрегора.

— Если ты отвергаешь факты, — взревел редактор, — то с чем будешь работать дальше? Гадать на картах или на овечьих потрохах?

— Так нечестно, — запротестовал Пит, чувствуя, что краснеет. — И вообще, все это невозможно.

— Ах, невозможно? Тогда почему мы сейчас в Лос-Анджелесе?

У Пита не нашлось достойного ответа. Макгрегор смягчился и похлопал его по плечу.

— Сегодня мы все равно ничего сделать не сможем. Возможно, что-то прояснится после встречи с Гордианом. А пока, думаю, нам лучше лечь спать. Мои биологические часы еще идут по времени Восточного побережья.

— Что ж, справедливо, — согласился Пит.

Но заснул он еще очень нескоро.

— И это четвертый по величине город страны? — изумленно спросил Макгрегор, когда Пит миновал аэропорт, направив машину на юг по бульвару Сепульведа.

— Вообще-то, нет. Если верить карте, что лежит у тебя на коленях, это самостоятельный город Эль-Сегундо.

На восточной стороне Сепульведы виднелись улицы и дома; на западной же — заросшее сорняками поле, побуревшее под летним солнцем.

— Насколько я вижу, тут одни нефтяные скважины.

— Похоже на то.

Пит свернул налево, на бульвар Эль-Сегундо, и проехал около мили, пока снова не показались дома. Чуть западнее Хоторнской средней школы «шевроле» тряхнуло на трамвайных путях.

— Признаки жизни, — заметил Макгрегор.

Проехав еще четыре мили, Пит повернул направо, на бульвар Вермонт, и поехал на юг. Улица была широкой и явно претендовала на звание главной, хотя посередине ее разделяла земляная полоса, а по бокам виднелись длинные пустыри. Однако на ней отыскались супермаркет. винный магазинчик и несколько длинных приземистых зданий, горло именующих себя «клубами».

— Интересно, что это такое? — спросил Макгрегор.

— Тут играют в покер, — пояснил Пит, как всегда, радуясь тому, что ему известно нечто такое, чего не знает Макгрегор (что случалось довольно редко). — По законам Калифорнии покер не считается азартной игрой, и местные власти сами определяют, разрешать ли игру в покер на своей территории. А в Гардене эти клубы платят немалые налоги.

На бульваре Гарленье, где стояла почта, сосредоточилась вся деловая жизнь городка; аптека на углу бульвара Вермонт, универсальный магазинчик, ювелирная лавка и розовое оштукатуренное здание «Бэнк оф Америка», позолоченная вывеска которого, написанная староанглийскими буквами, блестела в лучах утреннего солнца. Стояли здесь и жилые дома, по большей части белые щитовые домики, возведенные задолго до войны. Рядом с одним из них, на узкой улочке под названием Бадлонг. отыскалась почта. Пит подвел машину ко входу; места для стоянки имелось предостаточно.

— И что теперь? — спросил он, выключая двигатель.

Макгрегор сражался с дорожной картой; как Пит и предвидел, у него хватило умения правильно сложить проклятую штуковину и сунуть ее в «бардачок».

— Теперь? Зайдем на почту и станем ждать, пока мистер Гордиан не откроет ящик номер сто сорок восемь.

— И когда просидим там часов шесть, нас выкинет почтмейстер.

— Чушь. Писатели просто обожают заглядывать в почтовые ящики — болезнь у них такая. А почтмейстера я беру на себя.

— Не возражаю. — Они уже шагали к низким и широким ступеням почты.

Все оказалось так, как предсказывал редактор. Когда тощее существо за прилавком осведомилось, чем помочь джентльменам, Макгрегор спросил:

— Хотим узнать, когда вы обычно раскладываете почту по ящикам. У нас на это время назначена встреча кое с кем.

— Обычно около одиннадцати, — невозмутимо ответил почтмейстер. — Время у вас еще есть.

— А где тут можно выпить кофе? — поинтересовался Пит, не желая оставаться в стороне от разговора.

— В квартале налево есть кулинария. Думаю, там найдется го, что вам нужно.

Кофе им налили хороший: обжигающе горячий и крепкий. Пока Пит и Макгрегор смаковали его, вошел японец в костюме и шляпе; многие прохожие на улицах Гардены были восточного происхождения. Японец купил полфунта салями, расплатился с продавцом, поблагодарил его и вышел.

— Окультурились, — усмехнулся Макгрегор. Его взгляд стал сосредоточенным. — Гм-м… кажется, с этим можно что-то сделать. Допустим, у нас есть инопланетная раса, только что вступившая в контакт с технологически развитыми землянами…

Их дальнейший разговор продавец за прилавком слушал, выпучив глаза. Пит торопливо царапал заметки в записной книжке и чуть не забыл взглянуть на часы.

— Уже половина одиннадцатого. Пора возвращаться, а то вдруг они сегодня начнут раньше?

Макгрегор поднялся (к явному разочарованию продавца), но он был не из тех, кого легко отвлечь от размышлений.

— Все это очень хорошо, — продолжил он, когда они шагали к почте, — но как быть с инопланетными жрецами? Пусть даже машины и механизмы землян сильно облегчат жизнь их соплеменникам, но разве они не покажутся жрецам некоей черной магией? И как это повлияет на их общество?

— Тут возможно несколько вариантов. И при данных конкретных обстоятельствах жрецы даже могут оказаться правы.

— И то верно. Господи, да ведь тут нет однозначного и правильного ответа. А я хочу получить хороший, крепкий, внутренне непротиворечивый текст, в котором эти предположения — какими бы они ни оказались — были доведены до логического конца.

Возле абонентских ящиков на почте уже стояли два человека, еще несколько вошли следом за Питом и Макгрегором.

— Не могут же они все оказаться писателями, — прошептал Пит, прикрыв рот ладонью.

Редактор закатил глаза:

— Ты будешь потрясен, узнав правду.

В пять минут двенадцатого сквозь небольшую толпу протолкался почтальон с огромной позвякивающей связкой ключей и начал заполнять ящики. Макгрегор толкнул Пита локтем, но тот уже увидел, как несколько конвертов отправились в ящик 148.

Пит повертел головой, гадая, кто из стоящих рядом с ним мужчин — таинственный Марк Гордиан (если он, конечно, здесь).

Разумеется, не лысый коротышка в комбинезоне; вид у него такой, словно он и читать-то не умеет, не то что писать. Куда более подходящими казались человек, похожий на доктора, и мускулистый мужчина в цветастом галстуке.

Пит получил хороший урок на тему достоверности предположений, когда ящик открыла веснушчатая рыжая женщина в очках. Она выглядела на несколько лет моложе Пита и была одета в блузку цвета ржавчины и зеленые спортивные брючки.

Макгрегор хмыкнул:

— У нас нет никаких причин полагать, что Гордиан не может быть женат.

— Пожалуй, нет, — согласился Пит. И все же он был застигнут врасплох: он так много думал о Марке Гордиане писателе и Марке Гордиане загадке, что на Марка Гордиана в роли обычного человека сил уже не осталось.

Женщина не обратила внимания ни на него, ни на Макгрегора. Они вышли следом за ней на улицу, где она уже вскрывала почту. Конверт с чеком внутри отправился в сумочку. Открыв второй, она негромко бросила: «А, черт», смяла листок и швырнула его в урну. Она выглядела не сердитой, а лишь раздраженной, а ругнулась так, как выругался бы на ее месте мужчина. Пит удивленно моргнул.

Ее машина стояла в нескольких шагах от его «шевроле». Пит нахмурился: она ездила на дешевом и уродливом «фольксвагене-жуке». Сам он несколько месяцев воевал с немцами, и ему даже в голову не приходила мысль купить немецкую машину.

— Извините, вы миссис Гордиан? — спросил он, когда женщина открыла дверцу своей машины. Она на секунду замерла, потом удивленно взглянула на него снизу вверх.

— Кажется, мы с вами не знакомы, — ответила она. — Но да, я мисс Гордиан.

Пит обозвал себя болваном, потому что не заметил отсутствия кольца у нее на пальце. Единственным утешением было то, что Макгрегор тоже этого не заметил. Редактор кивнул, извиняясь.

— Вы родственница Марка Гордиана? — спросит он.

Женщина прищурилась. Питу показалось, что она сейчас уедет, не

ответив.

— А кто вы?.. — начала она и смолкла. — Вы Джеймс Макгрегор. — Слова прозвучали, как обвинение.

— Да. А это Питер Лундквист.

Ее брови взметнулись.

— А ведь и верно! — воскликнула она, словно узнала его, хотя Пит не сомневался, что никогда прежде ее не видел. — А для чего вам нужен Марк Гордиан? — спросила она, помедлив.

— «Реакции», — коротко ответил Пит и понял, что попал в цель.

— А-а… — протянула она и топнула. — Черт! — На сей раз ругательство прозвучало признанием. — Так вы уже над этим работаете?

У Пита заколотилось сердце, но он заставил себя успокоиться.

— Да.

— Так вы родственница Марка Гордиана? — повторил Макгрегор.

Уголок ее рта приподнялся:

— В некотором смысле. Я и есть Марк Гордиан.

Пит никогда прежде не видел на лице Макгрегора выражения, которое можно назвать глупым, но предположил, что сейчас у него самого выражение не умнее.

— Полагаю, ответ достаточно честный, — сказал наконец Макгрегор. — В конце концов, и Э.Мейн Халл, и Кэтрин Мур, да и Эндрю Нортон тоже, насколько мне известно, женщины. Рад с вами познакомиться, Марк.

— А вот я не совсем уверена, что рада с вами познакомиться, — возразила она, все еще вглядываясь в их лица. — Кто еще знает, что вы здесь? — Это был резкий вызов; Пит решил, что она вновь готова взорваться.

— Моя жена, разумеется, — ответил редактор. Пит сказал то же самое. — И еще детектив в Нью-Йорке, которого очень интересует машинка, на которой вы печатаете.

— Охотно верю. — Она усмехнулась. — И больше никто? Ни ФБР, ни ЦРУ?

Пит развел руками:

— Да что бы мы им показали? Они бы со смеху померли, послушав, как мы изображаем Бака Роджерса[8]. И кроме того, — добавил он с присущей ему независимостью, — какое им, черт побери, до всего этого дело?

— Да, сказано в вашем духе, верно?

У Пита снова возникло ощущение, что она многое о нем знает.

Женщина медленно кивнула, точно принимая решение:

— Хорошо, если хотите, поезжайте следом за мной. Если кто и заслуживает объяснения, так это вы. — Не дожидаясь ответа, она уселась в «фольксваген», его двигатель с воздушным охлаждением тут же взревел.

Десять минут спустя она свернула на дорожку, ведущую к новенькому коттеджу; поросшая нежной молодой травой лужайка перед ним казалась несколько запущенной. Пит припарковал «шевроле» на противоположной стороне улицы. Пока Макгрегор и Пит подходили, она заперла машину и махнула в сторону здания:

— Правда, замечательный дом? Я здесь живу всего четыре месяца. Одиннадцать с половиной тысяч, и заем под четыре с половиной процента.

— В наши дни все безумно дорого, — сочувственно заметил Пит.

Она покраснела и издала странный звук, удививший Пита, но он

тут же понял, что она старается не расхохотаться.

— Не обращайте внимания, — сказала она чуть погодя. — Как насчет ланча? Готовлю я неважно, но сандвичи сделать нетрудно, а в холодильнике есть пиво.

— Годится, — немедленно откликнулся Макгрегор. Пит кивнул.

— Тогда заходите.

Оказавшись в коттедже, Пит ощутил разочарование. Дом был достаточно уютен, обставлен стилизованной под прошлый век мебелью, на стенах репродукции Рафаэля и книжные полки — ничего особенного. Потом Пит понял причину. Он ожидал увидеть нечто необычное и не мог понять, как реагировать на обыденность.

Женщина провела его и Макгрегора на кухню, положила на ломти ржаного хлеба ветчину, маринованный укроп и горчицу и открыла поворотным ключом три жестянки «бургермейстера». Несколько минут они не разговаривали, занятые едой.

— Вкусно, — сказал наконец Пит, вытирая рот. — Спасибо, э-э… как вас называть?

— Мишель, — улыбнулась она.

Мужчины почти одновременно достали сигареты и оглянулись в поисках пепельницы. Они ее не увидели, а Мишель Гордиан перестала улыбаться.

— Буду вам признательна, если вы не станете курить в доме, — резковато произнесла она. Макгрегор пожал плечами и убрал пачку. Его примеру неохотно последовал и Пит — он был куда большим рабом никотина, чем редактор. Мишель положила грязные тарелки в раковину.

— Не пройти ли нам в комнату? — предложила она. — Там будет удобнее.

Она указала гостям на кушетку, а сама, усевшись лицом к ним в кресле-качалке, перешла к делу с прямотой, которую Пит не привык встречать у женщин:

— Итак, кто я, по-вашему, такая?

— Путешественница во времени, — не сразу ответил Пит. Размышлять о невозможном было гораздо легче, чем высказать вывод вслух.

— Почему? — Она без усилий управляла ситуацией. В кои-то веки даже Макгрегор не испытывал особого желания вмешаться, и это тоже помогло Питу принять безумную мысль всерьез.

Он заговорил, перечислив все обнаруженные им и Макгрегором странности, сознавая при этом, насколько абсурдно звучат его слова. Он ожидал, что Мишель расхохочется, но она подалась вперед, внимательно слушая. Интерес оживил ее лицо, и Пит впервые подумал о ней как о привлекательной женщине.

Когда он, запинаясь, договорил, она молчала почти минуту, а затем, как и возле почты, приняв решение, смело пошла вперед.

— Вы, разумеется, правы, — резко проговорила она.

Макгрегор минуту молчал, а затем сказал в ее же тоне:

— Мне хотелось бы увидеть более веские доказательства, чем пишущая машинка, пусть даже странная, и услышать не просто подтверждение наших догадок. Меня уже пытались надуть, и не раз. И еще… извините, но в этой комнате я не вижу ничего хотя бы чуточку… вневременного. Это относится также и к вашему кабинету, насколько я успел заметить из кухни.

— Я не настолько беспечна, — возразила Мишель, — пусть даже допустила явную неосторожность. Ко мне заходят соседи и друзья; что они подумают о дисководе или видео?

«Бессмысленные слова», — подумал Пит.

Услышав фырканье Макгрегора, он понял, что редактор думает так же. Тот с показной печалью покачал головой:

— Значит, вам нечего показать?

Глаза Мишель гневно сверкнули.

— Я этого не говорила, — резко возразила она и, порывшись в сумочке, достала тонкий белый пластиковый прямоугольник размером с водительские права, что-то с ним быстро сделала и протянула гостям.

— Пробуйте, он включен. Просто нажимайте цифры, функции и знаки.

По верхнему краю карточки шла дюймовая полоска серебристого материала с угловатым темно-серым нулем в правом углу. Пит нажал цифру 7 и едва не выронил карточку, когда мгновенно и бесшумно на месте ноля появилась семерка. Макгрегор протянул палец и нажал на знак квадратного корня. Семерка исчезла, сменившись на 2.6457513.

— Это, — тихо пробормотал редактор, — самая поразительная вещь, какую я видел в жизни.

Пит едва его слышал. Ему доводилось пользоваться настольными электрическими калькуляторами — неуклюжими аппаратами размером с половину пишущей машинки, — и он привык к гудению их моторов, жужжанию и пощелкиванию шестеренок и рычагов. К долгому ожиданию, без которого было немыслимо умножение многозначных чисел. А тут, нажав даже не на кнопку, а на символ функции, он мгновенно получил результат с точностью до седьмого знака. Пит встретился с будущим и влюбился в него.

Когда Мишель протянула руку за поразительной вещицей, ему не хотелось ее отдавать. И он сказал первое, что пришло ему в голову:

— Если вы привыкли к таким машинам, то как вы можете жить в 1953 году?

Макгрегор привычно развил эту мысль на шаг дальше:

— Сколько столетий отделяет ваше время от нашего?

Рыжеватая бровь приподнялась:

— Мне жаль вас разочаровывать, но всего лишь тридцать пять лет.

— Услышав их недоверчивые восклицания, она добавила. — Поразмыслите вот о чем: что подумал бы лучший в мире инженер-авиатор в 1918 году о реактивном истребителе F-86? Чем более развита технология, тем скорее она может развиться дальше.

— Верно, но меня никогда еще так не тыкали в это носом, — пробормотал Макгрегор.

Пит смотрел на ситуацию несколько иначе. Идея будущего привлекала его задолго до того, как он начал о нем писать. А теперь он подержал кусочек его в руке, коснулся теплой ладони человека оттуда. Он должен узнать больше.

— Что еще вы можете нам показать? — выдохнул он. — Что это за штуки вы упомянули: видео и этот… дисковвод? Они наверняка у вас есть, иначе вы про них бы не заговорили.

— Дисковод, — рассеянно поправила она. — Да, они у меня есть. А вот должны ли вы их увидеть… что ж, думаю, приехав ко мне в такую даль, вы заслужили это право. Приглашаю вас…

Она провела их через кухню и, когда все вышли в задний двор, заперла за собой дверь.

— Зачем? — удивился Пит. — Мы ведь уходим ненадолго, так ведь?

Она сперва тоже удивилась, потом смутилась:

— Привычка. Нечто такое, что я тоже прихватила с собой из девяностых.

Макгрегор кашлянул.

— И это подводит нас к другому вопросу. Пит спрашивал, как вы здесь живете; меня же больше интересует, почему? И зачем такая секретность? Почему бы вам, обладая такими знаниями, не помочь Соединенным Штатам в борьбе с «красными»?

В лице Мишель что-то изменилось. Она была моложе Пита и намного моложе редактора, но прожитая в будущем жизнь («Господи, да ведь она еще и не родилась!» — подумалось Питу) сделала ее рациональнее и циничнее их обоих. У Пита вновь пробудились дурные предчувствия.

— А почему вы думаете, что правительство заслуживает подобной помощи? — холодно осведомилась Мишель.

— А почему вы считаете иначе? — спросил Макгрегор после короткой ошеломленной паузы. В его голосе вновь послышалась враждебность, и Пит его за это не винил. Впрочем, Мишель она не смутила.

— Хотя бы потому, что «Уотергейт» не вымысел. Я лишь изменила некоторые имена. Хотите знать, кто на самом деле президент Кэвено?

Она выдержала драматическую паузу и назвала фамилию.

— Черт бы меня побрал! — не сдержался Пит. Макгрегор поморщился.

— Такое имя, как Клаус Барбье, вам что-нибудь говорит? — безжалостно продолжила она.

— «Лионский мясник»! — воскликнул Пит. — Я был там вскоре после ухода нацистов. И что вы про него скажете?

— Сейчас он живет в Южной Америке, потому что поставлял информацию нашей разведке, и мы помогли ему тайно покинуть Францию. Лет через тридцать его наконец-то поймают, и нам придется извиняться.

Пит чуть не выпалил: «Я вам не верю», — но слова застряли у него в горле.

— Ну что, продолжать? — спросила Мишель Макгрегора. — Или вы поверите, что у меня есть причины так поступать?

— У вас неприятная манера доказывать свою правоту, — ответил редактор, но спорить не стал.

Мишель открыла замок, подняла дверь гаража, включила свет и снова заперла дверь. Треть помещения была заставлена примерно тем же, что и гараж Пита: газонокосилка, садовые инструменты и пирамида ящиков со всевозможным хламом. Но здесь гараж был перегорожен стеной с врезанной дверью; над ручкой поблескивал массивный навесной замок.

— Вот тут я и работаю, — пояснила она, отпирая замок и распахивая дверь.

Мишель щелкнула выключателем возле двери. Пит сам не знал, что ожидал увидеть — наверное, нечто вроде летающей тарелки. Все оказалось гораздо проще. Общее впечатление напоминало обстановку его рабочего кабинета: конторская мебель, множество книг и архивных папок. В углу стоял предмет, который он тоже с удовольствием поставил бы у себя в кабинете — маленький холодильник.

Но чем больше он приглядывался, тем более странными казались предметы. Телевизор был совершенно незнакомой модели, а подключенный к нему ящичек со множеством ручек и кнопок Пит и вовсе не смог опознать. Радио, проигрыватель и колонки выглядели вполне узнаваемо, но казались голыми без привычного общего корпуса.

А на столе он увидел некое устройство с клавиатурой, но если пишущая машинка и была его матерью, она явно согрешила с телевизором. Провода соединяли его с двумя другими незнакомыми машинами… хотя нет, погодите! В одном из них он разглядел бумагу.

— Неудивительно, что у вас такая бумага! — воскликнул Пит. — У нее боковые отрывные полоски с дырочками, сквозь которые проходят зубцы электрического печатного устройства. Вам остается лишь их оборвать. Умно придумано!

— Доставить сюда принтер оказалось труднее всего, — заметила она. — Не хочу распространяться о том, как я перемещаюсь во времени, но сюда я могу прихватить только то, что способна удержать в руках. Сейчас я почти все время живу здесь, а в будущее отправляюсь, лишь когда мне требуется нечто, что можно раздобыть только там. Как оказалось, мне тут нравится.

Пит подошел к столу. На нем, рядом с комбинацией телевизора и машинки, лежал журнал. Он не узнал ни названия, ни эмблемы на обложке: стилизованная кроличья голова с галстуком-бабочкой. «33-й юбилейный выпуск!», гласила надпись на обложке. Дата выхода (увидев ее, он даже похолодел) позволила ему решить простенькую задачку на вычитание.

— Он вот-вот начнет выходить. — Даже такая связь с его временем оказалась приятной. И тут он заметил еще кое-что. — Он стоит пять долларов? — с ужасом спросил он.

— Все не так страшно, как кажется, — успокоила его Мишель. — В ценах 1953 года это примерно от доллара до полутора.

Пит нахмурился. Даже послевоенная инфляция не была столь суровой. Да, кое-чему в будущем завидовать не приходится.

— Можно посмотреть? — спросил Пит, взяв журнал.

— Смотрите, — разрешила она с какой-то непонятной интонацией в голосе и с нарочито невозмутимым лицом добавила: — В некотором отношении для вас он интереснее, чем для меня.

Первые несколько страниц занимала в основном реклама. Качество цветных фотографий превосходило все, что мог предложить 1953 год. Увидев очертания автомобилей, Пит ахнул. Их отличие от современных бросалось в глаза, хотя моды также изменились, у женщин появились новые прически, а у мужчин бороды и усы стали привычными.

Журнал раскрылся в центре. С цветного вкладыша Питу улыбнулась очень красивая девушка.

— Теперь я понял, о чем вы говорили. Этот журнал — нечто вроде «Эсквайра», — сказал он и развернул сложенный вкладыш, но тут же торопливо сложил, покраснев до корней волос. — Откуда у вас эта… эта порнография?! — рявкнул он.

И покраснел еще больше, увидев, с каким трудом она сдерживает смех.

— По нашим стандартам это никакая не порнография; более того, это еще очень мягкий журнал по сравнению с другими, — спокойно пояснила она. — А купила я его там же, где и калькулятор — в аптеке на углу бульваров Вермонт и Гардена.

— Вы купили его сами? И не попросили сделать это мужчину? Не верю! Как же вы потом осмелитесь прийти туда снова?

— В мое время женщины могут делать многое…

Она взглянула на него и улыбнулась, чуть приоткрыв губы. Был ли в этом особый смысл или ему просто почудилось?.. Пит не был уверен, что ему хочется это узнать. После женитьбы на Кэтрин он почти не обращал внимания на других женщин, но сейчас бессмысленно отрицать, что его привлекает Мишель Гордиан. И он не мог понять, где кончается интерес к ее происхождению и где начинается интерес к ней как к личности — и как к женщине.

Пит испытал благодарность, когда она сменила тему.

— Поверьте, журнал я купила не из-за иллюстраций. В нем опубликован рассказ Кларка, который я хочу использовать.

На мгновение Питу хватило этих слов как доказательства того, что журнал не считается непристойным: он не мог представить, как Артур Кларк согласится в таком публиковаться. И тут его ошарашил полный смысл сказанного.

— В таком случае вы признаете, что все ваши публикации — плагиат? — холодно спросил Пит. — Так вот зачем вы сюда явились — чтобы жить припеваючи за чужой счет! — Его симпатия к ней мгновенно исчезла.

— Все, несомненно, выглядит именно так, — подтвердил Макгрегор.

Пока Пита околдовывала экзотическая технология, инстинкт редактора увлек Макгрегора к книжным полкам. Почти все книги на ней были карманного формата, и в мягкой обложке. Некоторые авторы были Питу знакомы, другие — нет. Книги стояли по алфавиту, и Пит невольно взглянул на «Л». Он был поражен тем, сколько он написал… или напишет… или ему еще предстоит написать… Он сдался, так и не подобрав правильную форму глагола.

Макгрегор снял с полки несколько книг и показал одну Питу:

— Видишь, сборник называется «Нейтронная звезда». В нем также есть рассказы «В галактическом ядре» и «Обделенные»[9]. А вот еще: «Лауреаты «Хьюго», том пятый, а в нем «Так, чтобы ты не заметил»[10]. Если хочешь, могу продолжить список.

Он взглянул на Мишель Гордиан как на отвратительное насекомое, и Пит его прекрасно понял. Он всегда считал тех, кто крадет чужую работу, омерзительными личностями. Ситуация, когда авторы украденных рассказов оказались лишены даже шанса доказать свое авторство, лишь усугубляла тяжесть преступления.

Пит даже не смог оценить хладнокровие, с каким Мишель выдержала направленные на нее убийственные взгляды.

— А не хотите ли послушать, почему я так поступила? — спросила она.

— Да какая разница? — процедил Пит, стыдясь мыслей, которые приходили ему в голову всего несколько минут назад.

— Это же очевидно, — проговорил Макгрегор. — Старейшее клише научной фантастики — путешественник во времени использует особые знания, чтобы разбогатеть. Правда, я не ожидал, что увижу такое воочию.

— Разбогатеть? — повторила Мишель. Теперь настала ее очередь покраснеть — но не от стыда, а от гнева. Вряд ли мне это грозит, когда платят по три цента за слово, а то и меньше. Существует множество более легких способов заработать Деньги, чем торчать часами за компьютером. — Увидев их недоуменные взгляды, она ткнула пальцем в мутировавшую пишущую машинку.

Пит сочувственно вспомнил, как трудно ему сводить концы с концами, но Макгрегора ее слова не очень-то тронули.

— Тогда что? — рявкнул он. — Здесь вы себе создали имя и репутацию. А кто вы в своем времени?

Он задал явно риторический вопрос, но неожиданно получил на него ответ:

— Перспективный и достаточно известный автор фантастики, если вас это интересует. Вы ведь рассматривали книги на полках, так почему же не достали мои?

Их было четыре: три романа и сборник рассказов, опубликованные, как заметил Пит, под ее именем.

— Как видите, мне нет нужды красть ради публикации.

— Увидев такое, — Пит показал на журнал с кроликом на обложке, — я пришел к выводу, что напечатать можно что угодно.

— В этом смысле вы правы, — улыбнулась она. — Но далеко не все, что я пишу сама, является научной фантастикой. Надеюсь, вы меня поняли.

— О, вот как… — Пит и Макгрегор переглянулись, и писатель негромко спросил: — Тогда какие же из них настоящие?

— Господь с ними, — нетерпеливо рукой Макгрегор и уставился на Мишель поверх очков. — Вы говорили, что, кроме чисто личных, у вас имеются и иные причины поступать так, как вы поступаете.

— Да, имеются, — с облегчением ответила она.

— Надеюсь, они достаточно веские.

— Я считаю, что да.

Макгрегор ждал, она молчала.

— Ну? — рявкнул он, не выдержав.

— А вы догадайтесь сами.

Никакие другие слова не смогли бы так возбудить интерес Макгрегора.

— И вы тоже, Пит. Ведь вы наверняка прочитали множество рассказов, которые я опубликовала — не стану называть их своими, если это вас задевает. Что у них есть общее?

«Немногое», — пришло Питу в голову. Уж слишком они разные. А чему тут удивляться, если они на самом деле написаны «коллективом авторов»?

Макгрегор, для которого сравнение различных произведений было занятием более привычным, догадался первый и медленно проговорил:

— Если у них и есть нечто общее, так это то, как герои справляются с проблемами. Все они способны применять знания логически.

— Спасибо. Это главная мысль, которую я хотела донести до читателей. — Повернувшись к Питу, она с деланной небрежностью спросила: — У вас есть дети школьного возраста?

— Два мальчика, — кивнул он. — А что?

— Как их учили читать?

— Сами знаете, — скривился Пит. — С помощью этих современных идиотских картинок и заданий. Короче, когда Карлу исполнилось четыре, я купил в магазине подержанных книг старую азбуку и сам научил его читать так, как полагается. А через год повторил то же с его братом. Теперь каждый из них в своем классе считается одним из лучших учеников.

— Не сомневаюсь. Но как быть с детьми, чьим родителям все равно? Как они справятся, наткнувшись на незнакомое слово? Вы хороший автор фантастики. Так попытайтесь сделать прогноз. Что станет с этими детьми, когда они вырастут? Когда некоторые из них сами станут учителями и попробуют научить читать своих детей?

Пит подумал, и выводы ему не понравились.

— По-вашему, все так и будет?

— Боюсь, что да. Можете заодно остерегаться и так называемой «новой математики», она столь же привлекательна, как и чтение с помощью картинок.

— Сорок лет — не такой уж и большой срок, — возразил Макгрегор. — Когда Римская империя стала рушиться, потребовалось несколько поколений, чтобы неграмотность широко распространилась. А ведь у нас исходный уровень выше, чем у римлян.

— Верно, — согласилась Мишель, — но ведь римляне изо всех сил старались сохранить то, что имели, даже когда у их ворот стояли варвары.

Она смолкла, предоставляя мужчинам логически завершить ее мысль.

— Так мы что, этого не сделали?! — воскликнул Пит.

И тут Макгрегор, как обычно, задал вопрос, который следовало задать:

— А почему все пошло не так?

— Я не очень-то далеко заглядывала в прошлое и не могу говорить наверняка, — ответила Мишель, — но две причины могу назвать. Одна из них, как я уже говорила, это образование. А другая — похмелье после войны во Вьетнаме.

— Где? — переспросил редактор.

А Пит тут же вспомнил, какие мысли возникали у него перед тем, как он начал читать «Реакции».

— Господи! «Наступление в канун праздника Тет»! — воскликнул он.

Макгрегор посмотрел на Пита, потом перевел взгляд на Мишель.

— Что, и эта вещь основана на фактах?

Когда Мишель кивнула, он горько рассмеялся.

— А знаете, я едва не отклонил эту повесть. Решил, что читатели не поверят. И спасло ее только описание техники, да еще внутренняя логика. И неудивительно. — Макгрегор все еще покачивал головой.

— Вы правы, — подтвердила Мишель. — Война и стала одной из причин, почему журнал стоит пять долларов. И на пушки, и на масло одновременно денег не хватило, — то есть не хватит — и разницу возместил печатный станок.

— Так было всегда, — заметил Пит.

— Верно, но я считаю это наименьшим ущербом. Как там говорил Хайнлайн: «Неважно, что гамбургер стоит десять долларов, пока гамбургеров хватает всем». Ущерб, нанесенный стране, был гораздо страшнее.

— Бунты, марши протеста и тому подобное? — спросил Пит. В повести они лишь упоминались, но составляли постоянный противовес боевым действиям, описанным как главные события.

— Это лишь крайнее проявление того, о чем я говорю. Из-за войны люди стали весьма цинично относиться к любым действиям правительства (Уотергейт также этому способствовал), и многие, когда правительство пыталось сделать хоть что-то, непременно выступали против него или считали его действия дурацкими.

А вместе с презрением к правительству пришло и презрение к любым организациям и стандартам. Боюсь, это также способствовало провалу системы образования. И. естественно, в условиях, когда всячески подчеркивалась значимость личности, все, что не вело к немедленной и очевидной выгоде, почти не получало поддержки. Забуксовала даже космическая программа — когда на орбиту были выведены метеорологические спутники и спутники связи, люди стали воспринимать их как должное и перестали думать о поддержке научных исследований и технологий, которые сделали их реальностью. Ну что я еще могу сказать? Народ охладел к науке и технологиям. И в этом горькая истина.

— Но не совсем же, — возразил Пит. — А как же эти штуковины? — Он указал на телевизор, подключенный к нему загадочный аппарат и… как же она его назвала?..

— Это сделано в Тайване, это — в Японии. Никто в Штатах уже не делает видеомагнитофоны — мы не можем конкурировать с японцами… Это тоже сделано в Японии… микрокалькулятор американский, но японские не хуже и становятся все лучше и дешевле. — Увидев их ошарашенные лица, она мягко добавила: — Но в моем времени не все столь уж плохо. Черные — нет, извините, у вас их «вежливо» называют неграми — и женщины имеют гораздо больше возможностей, чем сейчас, и многие пользуются этим преимуществом. А многих из тех, кто сейчас умирает или остается инвалидом, спасают.

— Значит, «Пересадка сердца» тоже правда? — спросил Макгрегор.

— О да, но это лишь самая впечатляющая из многих новых возможностей… Что еще? У нас до сих пор противостояние с русскими, но уже не с Союзом. Ничего плохого в этом нет; два больших народа конкурируют, не прибегая к военным действиям.

— Не сомневаюсь, что все это очень интересно, — нетерпеливо произнес редактор, — но я так и не услышал ответ на главный вопрос: зачем вы здесь?

— А я полагала, что уже ответила на него. Разумеется, я пытаюсь изменить будущее. — Она заговорила настойчиво, точно адвокат, пытающийся убедить судью в истинности своих доводов. — Нам так не хватает дальнейшего продвижения в тех областях, где мы добились немалых успехов. Когда свернули лунную программу…

Макгрегор простонал, а Пит ощутил набежавшую волну ярости. Ему очень не хотелось ей верить, но эти слова, увы, очень хорошо сочетались со всем уже сказанным прежде.

Он заставил себя вслушаться в то, что она говорила:

— По сравнению с моим временем здесь все еще сильны образование, интерес и, быть может, самое важное, мотивации. А я пытаюсь лишь чуть-чуть подтолкнуть события и внушить мысль о том, что лучший способ решить проблему — применить к ней знания, если использовать ваши слова, мистер Макгрегор. Это справедливо как для моих рассказов, так и для тех, что я позаимствовала у других авторов.

— Кроме того, вы приправляете их своими знаниями, — заметил редактор.

— Разумеется. Среди тех, кто читает научную фантастику, поразительно много инженеров и ученых; ныне это утверждение гораздо справедливее, чем в мое время. И если из моих «рассказов о ближнем будущем» они позаимствуют идею-другую и воспользуются ими сейчас… думаю, вы меня поняли. Я стараюсь как можно точнее описывать всевозможные устройства и технологии.

— Используете фантастику для спасения мира? — усмехнулся Макгрегор. — Мне очень не хочется такое говорить, но вам не кажется, что это несколько наивно?

— Если не сработают идеи, что тогда? — спросила Мишель.

Редактор снова хмыкнул.

После затянувшейся паузы Пит набрался решимости и спросил:

— Ну и как?..

— Я еще не потеряла надежду. Вы действительно хотите узнать больше?

— Гм… пожалуй, нет, — ответил Пит и задумался, насколько искренним был его ответ. Скорее всего, да. Знание того, что ждет впереди, слишком напоминает утрату свободы воли, и он даже вздрогнул, представив, какую тяжесть Мишель Гордиан взвалила на свои плечи.

Должно быть, Макгрегор подумал о том же, потому что спросил:

— Чем я могу вам помочь?

— Просто забудьте, что вообще сюда приезжали, — отрезала она. — И еще, очень вас прошу, не проявляйте снисходительности к моим рассказам. Если они окажутся не стоящими прочтения, то всем будет наплевать, содержат ли они нечто толковое.

Макгрегор по-волчьи оскалился:

— На сей счет не волнуйтесь. Если я начну печатать плохие рассказы, мой журнал разорится, и мне придется или голодать, или искать другой способ зарабатывать на жизнь.

— Что ж, честный ответ, — скорчила она гримаску редактору и, шагнув мимо Пита, открыла дверь, выводящую в обыденный мир 1953 года.

— Извините, — пробормотал Пит по дороге к дому и, достав сигареты, жадно затянулся. Заметив неодобрение на лице Мишель, он продекламировал:

— Значит, вы дурак, — прокомментировала она, но все же дождалась, пока он не придавил окурок каблуком.

Едва они оказались в доме, Макгрегор с чувством произнес:

— Надеюсь, никто не станет спорить, если я скажу, что нам всем не помешает выпить. Мне сухой мартини, если у вас есть все необходимое.

— А что вам, Пит?

— Не откажусь от еще одного пива.

Она протянула ему пиво, смешала коктейль для редактора и джин с тоником для себя.

Стакан Макгрегора быстро опустел, он торопливо попрощался с хозяйкой.

Пит подумал, что редактору хочется обсудить события столь поразительного дня, но Макгрегор по дороге к мотелю почти все время молчал. Наконец Пит не выдержал и спросил:

— В чем дело, Джим? Никогда не видел, чтобы ты приканчивал стакан настолько быстро да еще молчал так долго.

— Ты ведь не очень-то приглядывался к ее книгам, верно?

— Нет. А что?

— Лучше бы и я этого не делал. — Макгрегор сделал долгую паузу. — Одна из них называлась «Мемориальная антология Джеймса Макгрегора».

— «Мемориальная…» О, Джим!

— Вот именно. Приятно, наверное, знать, что тебя так высоко оценят.

Пит мог лишь восхищаться выдержкой редактора. Даже преступник, которому грозит газовая камера, может надеяться на отмену приговора; этот же приговор, хотя и с неопределенной датой исполнения, обжалованию не подлежал. Помедлив, он все же спросил:

— А ты… не посмотрел на дату публикации?

Черта с два! — буркнул Макгрегор и почти дословно повторил мысль, вертевшуюся в голове у Пита: — Этот факт из будущего мне не очень-то хочется знать, спасибо большое.

— И что ты теперь станешь делать?

— А чего ты от меня ждешь? Разумеется, полечу обратно в Нью-Йорк и стану выпускать журнал. Ничего другого я делать не намерен.

Он выудил из кармана бумажник и порылся в нем. — Где номер, по которому в «Транс уорлд» можно заказать билет9 Ага, вот он… Надо будет позвонить, когда вернемся в нашу хибару.

Они уже сворачивали на стоянку перед мотелем, когда Пит задумчиво произнес:

— Судя по словам Мишель, в будущем все будет не столь просто — или хорошо, — как я надеялся.

Макгрегор рассмеялся:

— Помнишь фразу, которую Де Камп вложил в уста одного из своих персонажей? Что-то вроде: «Если правдивый путешественник вернется из рая, то он обязательно скажет, что его привлекательность сильно преувеличена».

— Что ж, может, и так. И все же мне не жаль, что она пытается немного подправить будущее. Подумать только, добраться до Луны, а потом свернуть космические программы. Идиоты!

— Я с тобой спорить не стану. Если бы я считал, что ты не прав, то позвонил бы в ФБР, а не в «Транс уорлд».

Пит выключил зажигание, они вышли из машины, и Макгрегор добавил:

— Давай собираться. Жены нас заждались.

— Это точно, — согласился Пит, но с тревогой поймал себя на том,

что думает о Мишель Гордиан не меньше, чем о Кэтрин.

Большие пропеллеры завращались — сперва медленно, потом все быстрее, пока не превратились в полупрозрачные диски. Рев многоцилиндровых двигателей пробирал человека до костей даже через сталь и стекло аэровокзала. Лайнер покатился по взлетной полосе на запад и поднялся, убирая в брюхо черточки шасси.

Пожелав Макгрегору приятного полета, Пит направился через терминал к автостоянке. По дороге он прошел мимо телефонов-автоматов, где редактор тщетно пытался найти номер Марка Гордиана. Помедлив, Пит отыскал десятицентовик и подошел к свободной кабинке.

Набирая номер, он ощутил нарастающее беспокойство. Он услышал длинный гудок, другой, третий… и уже собрался скорее с облегчением, чем с разочарованием повесить трубку, когда услышал:

— Алло?

— Мишель?

— Да, это Мишель Гордиан. А кто говорит? — Она немного запыхалась; наверное, ей пришлось бежать к телефону.

— Это Пит Лундквист.

— Откуда у вас мой номер? — спросила она одновременно сердито и встревоженно.

— Увидел вчера на вашем телефоне, — виновато признался Пит. — У меня хорошая память на такие вещи.

— А-а… — Если она и смутилась, то немного. — Так чего вы хотите?

Не совсем зная, как ответить на такой вопрос, он решил принять ее слова буквально:

— Я подумал о нашем вчерашнем разговоре, и…

— …решили, что все-таки хотите узнать, что нас ждет впереди, — оборвала его Мишель с тем же непринужденным цинизмом, который, похоже, так свойственен человеку будущего. — Вчера вы были умнее, уж поверьте мне.

— Охотно верю, — быстро сказал он. — Просто понимаете, я оказался в помещении, где полно всяческих машин из вашего времени, и все до единой выключены! Я испытал танталовы муки. И хочу попросить вас показать мне их в работе, всего разок. А насчет всего остального я с радостью останусь невеждой.

Она так долго молчала, что он встревоженно спросил:

— Алло?

— Я на линии. Что ж, почему бы и нет? Худшее в моей жизни здесь — одиночество. Соседи неплохие, но у меня с ними очень мало общего, и я никогда не осмелюсь показать им то, что у меня в гараже. Они или нечего не поймут, или выдадут меня. А вы… Словом, когда вы позвонили, я как раз шла в гараж поработать над рассказом и просижу над ним, скорее всего, до вечера. Почему бы вам не заехать часам к девяти? Заходите прямо в гараж — я, наверное, буду еще там.

— В девять, — повторил он. — Хорошо, приеду.

Пит повесил трубку. «Все в порядке, — убеждал он себя, — я лишь посмотрю на чудеса, которых больше никогда не увижу».

«А если это так, то почему у тебя ладони вспотели?» — не унимался внутренний голос.

Пит предпочел не отвечать на этот вопрос.

Так уж вышло, что он опоздал; не зная прямой дороги к дому Мишель Гордиан, он дважды начинал плутать по незнакомым улицам, тускло освещенным редкими фонарями. Поэтому добравшись наконец до ее дома, он сперва решил, что она передумала и встретит его не в гараже: в окнах за задернутыми занавесками горел свет. Он позвонил в дверь, подождал, потом обошел дом и открыл дверь гаража.

Когда он вошел в ее тайное убежище, Мишель сидела за своим компьютером. Не оборачиваясь, она помахала рукой и сказала:

— Через несколько минут закончу. Сейчас работаю над трудным местом, и времени ушло больше, чем я думала. Извини.

Пит не ответил. Он даже не был уверен, что она его услышит: на проигрывателе крутилась пластинка и она слушала ее через наушники. Он подошел ближе к светящемуся зеленоватому экрану, перед которым она сидела. Мишель негромко ругнулась, нажала несколько клавиш — и на глазах у потрясенного Пита с экрана исчез абзац текста. Буква за буквой стала появляться новая версия.

— Я тоже хочу такую штуковину! — воскликнул он, страдая от зависти и вспоминая о ножницах, клее и скомканной бумаге в мусорной корзине.

Мишель услышала его слова и улыбнулась.

— Ну, кажется, готово, — сказала она и нажала несколько других клавиш. Загорелся огонек в прямоугольном ящике рядом с экраном; в ящике что-то защелкало. — Сохраняю написанное на гибком диске, — пояснила она, снимая наушники. — Завтра распечатаю.

Наверное, Пит очень напоминал мальчика, у которого отняли леденец.

— О, так вас, выходит, и в самом деле интересуют машины? — спросила она. Пит кивнул, но покраснел от ее иронии.

Она подождала, пока дисковод не смолк, напечатала новую команду. Пит вздрогнул, когда принтер заурчал, как большой кот. Отпечатанная бумага вылезала из него с поразительной скоростью.

— Насколько быстро он печатает? — спросил он.

— Кажется, около тысячи слов в минуту, — небрежно ответила она.

Пит внимательнее присмотрелся к принтеру и ахнул:

— Но там же нет никакой каретки!

— Только не спрашивайте, как он такое проделывает. Это же просто инструмент.

Пит сменил тему:

— А пластинка, которую вы слушали, из вашего времени или из моего?

— Из моего. Впрочем, для меня она довольно старая. Выпущена в… — она взглянула на картонную обложку, — в 1978 году.

— Для меня она новая, — рассмеялся Пит. Он взял обложку и повертел ее в руках. Дизайн на обеих сторонах оказался одинаковым: стилизованная улица, уставленная геометрическими фигурами и словно перечеркивающая пурпурно-розовой полосой черный фон. — Робин Тровер, «Караван в полночь», — прочел он вслух. — Можно послушать?

Он удивился, когда Мишель замялась.

— Не знаю, стоит ли, — сказала она. — Это лишь рок-н-ролл, но мне нравится.

— Это лишь — что?

— Неважно.

— Все нормально, — заверил он. — Конечно, я люблю Баха и Вивальди, но могу послушать и Перри Комо.

Мишель почему-то смутилась еще больше.

— Это не похоже на Перри Комо.

— Значит, Робин Тровер — певица вроде Розмари Клуни? Вот и хорошо.

— Он англичанин, и играет на электрогитаре, — пояснила Мишель.

— О, вот как. — Если она думала, что это его отпугнет, то ошиблась. Идея брака футуристической технологии с музыкой лишь еще больше заинтриговала Пита. — Интересно.

Убедившись в его решимости, она сдалась и подняла руки. Надела ему наушники с прокладками из красной губчатой резины, более легкие и удобные по сравнению с теми, которыми пользовались радисты во время войны.

— Можешь начать с первой стороны, — сказала она, переворачивая пластинку. Пит заметил, что она гибкая, и предположил, что к тому же небьющаяся, сразу пожалев, что некоторые из его твердых дисков такими не были.

Затем игла — встроенная в более хитроумную по сравнению с нынешними фонографами головку — опустилась на звуковую дорожку. После легкого начального шипения громыхнули барабаны. Он едва успел осознать потрясающую чистоту звука, как его заставил подскочить ревущий вой гитары. Тут же все перемешалось — гитара, ударные и певец. атакующий песню со рвением человека, гоняющегося с топором за змеей.

Мишель слушала запись на очень большой громкости, и Питу показалось, будто он слышит запись прогреваемого двигателя, да еще в стереофонии (новинка, которую ему доводилось слышать лишь в крупных кинотеатрах).

— Это совсем не похоже на Перри Комо, — сказал он, едва расслышав собственные слова.

Он увидел, как шевелятся губы Мишель, но, разумеется, ничего не разобрал.

После ошеломляющего начала он едва не сорвал наушники, но вскоре понял, что этот Робин Тровер прекрасно знает, что делает, и мастерски управляется со своим инструментом. Музыка оказалась настолько странной, что Пит не смог бы сказать, нравится ли она ему или нет, зато он смог оценить талант музыканта.

Первая песня — он прочел на обложке ее название: «Пылающая любовь» - завершилась яростной и страстной концовкой. Во время короткой паузы между записями Мишель сказала:

Следующая поспокойнее.

— Господи, надеюсь, что так. - Он снял наушники. - Для меня, кажется, крепковато.

— Уж если у вас такой проигрыватель, то на что способен телевизор?

Пожав плечами, Мишель включила его. Изображение появилось на экране гораздо быстрее, чем в знакомых Питу моделях, и было очень четким, но разница заключалась скорее в деталях, чем в качестве. Наверное, Мишель заметила его разочарование и пояснила:

— Не забывайте, что он показывает лишь тот сигнал, который получает. Однако… — Она подошла к столу и вытащила из ящика пластиковую коробку размером с книгу. — Видеокассета, — сказала она, вставляя ее в подключенный к телевизору аппарат.

— Магнитная запись? — уточнил Пит и после ее удивленного кивка с умным видом добавил: — О ней писали в «Тайм» месяц назад.

— Гм, это отучит меня пускать пыль в глаза. Но должна сказать, что это тоже старая запись. Я ее смотрела миллион раз, но не откажусь посмотреть еще разок.

Пит не ответил, потому что не отрывал взгляда от букв, проползающих на усеянном звездами фоне: «Давным-давно, в далекой-далекой галактике…» Его взволновал не сам текст вступления к фильму, а то, что буквы светились золотом. Разговоры о цветном телевидении велись уже много лет, но одно дело их слышать, а совсем другое — неожиданно увидеть такое собственными глазами.

Мишель поставила свое рабочее кресло рядом с его стулом, и Питу сразу почудилось, будто ему семнадцать и он сидит с подружкой в кино. Головокружительная стремительность «космической оперы» лишь усилила это впечатление; она напомнила ему фильм, смонтированный из сюжетов телесериала, размазанного на несколько месяцев.

Примерно в середине фильма он вдруг воскликнул:

— Господи, да это же Алек Гиннесс! — Снежно-белая борода актера стала для него еще более четким подтверждением неумолимого хода времени, чем калькулятор; Пит задумался о том, что сделают годы с ним самим.

— Ну, что скажете? — спросила Мишель, когда фильм кончился.

— В Голливуде это, кажется, называется «колоссально». И цвета, и комбинированные съемки… невероятно! Даже не хочется говорить о слабости сюжета.

— У вас есть вкус, — вздохнула она. — Но мне фильм так нравится, что не хочется признавать вашу правоту.

Пит взглянул на часы.

— Уже почти час ночи, — изумился он. — Мне пора в мотель. — Он встал и потянулся. — Спасибо за воистину чудесный вечер.

Эта фраза сделала прошедшие часы еще более похожими на свидание. Пит машинально обнял Мишель и поцеловал на прощание.

И получил в ответ больше, чем ожидал. Она прижалась к нему, и он ощутил мягкую упругость ее груди. А от ее поцелуя — вместо дружеского чмоканья в щеку, — у него шумело в голове, когда они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться.

Мишель чуть отстранилась.

— Думаю, самое трудное в моей жизни здесь — это отношения, — сказала она.

— Чт-то? — пробормотал он, все еще ошеломленный податливой теплотой ее тела под ладонями… но не настолько, чтобы не ответить, цинично отметила некая часть его сознания.

— Большинство мужчин в этом времени относится к женщинам, как к детям, — пояснила Мишель, — но как я могу сблизиться даже с теми, кто считает иначе? Мне слишком многое необходимо скрывать. Но ты уже знаешь мой секрет и тоже устремлен в будущее. А это чертовски привлекательное сочетание. — Она вновь прильнула к нему.

Однако подобная прямота скорее оттолкнула его, чем возбудила; он привык играть в такие игры иначе.

— Не так быстро, — сказал он, разжимая объятия.

— Значит, сегодня тебя привело ко мне чисто интеллектуальное любопытство? — поинтересовалась она с жалящим сарказмом. — Тогда так и скажи, только сперва вытри помаду.

— Так я сказать не могу, — признался он, все еще ощущая на губах вкус ее помады и с горечью понимая, что ему предстоит пожалеть о том. что случится дальше. В любом варианте.

Армейский приятель как-то сказал ему: «Труднее всего на свете отказаться от того, что само идет тебе в руки».

«А откуда ты знаешь? — спросил он. — Неужели отказывался?»

«Кто, я? Черта с два… и разве это не доказывает мою правоту?»

Уж приятель-то на его месте не сомневался бы и секунды.

Однако его приятель не потратил всю свою взрослую жизнь, строя отношения с единственной женщиной. И Пит, хотя для этого потребовалась вся его воля, шагнул к двери кабинета Мишель.

— Ты бежишь и никогда не узнаешь, что потерял, — бросила она ему вслед.

Обещание едва не заставило его остановиться. Судя по всему увиденному, нравы в ее время стали куда свободнее, чем сейчас. Есть вещи, которые он никогда не осмеливался предложить Кэтрин… Но почему же Мишель Гордиан решила жить именно в 1953 году, если не из-за достоинств этой эпохи, какими бы они ни были?

— Зато я знаю, что имею, — негромко ответил он и шагнул в темноту.