Рысюхин, тринадцатый тост был лишним!

Глава 1

Июль как суетно начался, так в том же стиле и продолжился. Пришлось даже расписание составлять в ежедневнике, на несколько дней вперёд, и его придерживаться, чтоб хоть как-то всё успеть. Да ещё и окружающий мир, который продолжал существовать сам по себе, и которому плевать было на мои планы, время от времени расписание мне ломал. Благо, не дошло до такого, как в показанном мне дедом фрагменте какого-то кино, где в ежедневнике некоего немецкого барона на жену выделялось ровно пятнадцать минут утром, два раза в неделю.

Утром, после завтрака, сорок пять минут планировал на работу с документами, включая задания на день в тех случаях, когда требовалось личное вмешательство. Затем четыре часа — занятия с будущим первым в губернии (а, может, и в Великом княжестве) пожарным лётчиком. Потом — обед, после обеда час на личные дела. Нет, не тихий час, а в основном выяснение по мобилету и лично, где как идут дела и обзвон соседей, если к тому был повод. Далее — через день, или работа в арсенале и решение вопросов в дружине, требующих моего внимания, например, приведение к клятве новых бойцов или — работы на изнанке. Потом — вечерний чай (если успевал вернуться к нему) и далее вечер с семьёй, включая семейный ужин.

Звучит как обычный распорядок обычного отца семейства, который каждый день ходит на службу, и не слишком пугающе, но у меня-то никакой службы нет! Точнее, есть, конечно, хоть и за штатом, и она вмешивалась в этот самый распорядок, заставляя высвобождать день для полёта в Могилёв или в Минск.

Как ни странно, против двух вылетов к «дядям» был только один к господину Пруссакову. Не то в Минске было меньше сложных заявок, не то они меньше привыкли полагаться на мои способности. В два полёта из трёх я взял с собой стажёра, чтобы учился смотреть и видеть, а заодно представлял себе уровень нагрузки на пилота. Единственно смущал вопрос, чем он займётся, пока я на службе, предлагал погулять по городу, но тот сказал, что у него есть знакомые в аэродромных командах ещё по прежнему месту работы. Перед полётом в Минск попросил прислать к аэропорту нормального извозчика: ничего не имею против ушлого деда как личности, но скорость его кобылы удручает, да и страх, что один из них помрёт по дороге тоже существует.

А по возвращению в аэропорт увидел, что встреча курсанта со знакомыми перешла в пьянку, и мой ученик изрядно накидался! Пришлось применить не по назначению одно из «бытовых» заклинаний, предназначенное для приведения в чувство «сомлевших на балу», вложив в него кратно больше энергии, да ещё и не один раз. Ну, а потом делать предварительное внушение, отложив основное на завтра, когда протрезвеет.

Утром отменил запланированный было первый самостоятельный вылет — точнее, подлёты над полем — и заменил его на работы, связанные с физической нагрузкой. Лейтмотивом была простая мысль:

— Пьяный пилот — это труп среди дорогих обломков! И похмельный пилот — такой же труп, только обломки будут лежать чуть дальше от точки взлёта! И вонять чуть-чуть иначе…

В Могилёве, отпуская на встречу к знакомым, предупредил:

— Будешь пьяным — оставлю здесь, на поле. И добираться обратно будешь сам, как сможешь!

Потом посмотрел на помрачневшего курсанта и, выслушав мнение деда, что он всё равно может сорваться, и, чтобы не уходил в отрыв под лозунгом «терять уже нечего», очертил рамки:

— Лимит — две рюмки водки или — или, а не и! — два бокала пива.

В тот день я изрядно подзадержался, предупредив пассажира, и в аэропорт приехал только к семи вечера. Курсант на ногах держался твёрдо, и выхлоп шёл умеренный — может, лимит он и превысил, тем более, что за день многое могло выветриться, но доказывать это было лень и не имело смысла.

Вообще первая неделя обучения была посвящена изучению, как выражается дед, «матчасти». Словечко, кстати, уже «ушло в массы» (выражение из того же источника), подхваченное дружинниками и Адамом Козелевичем, поскольку на диво ёмкое и интуитивно понятное. Я вообще, чем дальше, тем больше меняю манеру разговора всё ближе к дедовой, а окружение начинает копировать уже меня. Эдакие круги на воде и, если так пойдёт и дальше, филологи будущего будут спорить о причинах и механизме возникновения нового диалекта. Так вот, возвращаясь к обучению. В рамках изучения конструкции дельталёта, а также теории полёта и управляемости мы разобрали мой первый дельталёт и собрали его заново, заодно пересмотрев все узлы и детали. Под шумок увеличил кабину, чтобы появилось второе место, благо, грузоподъёмность позволяла, хоть в этом случае запас для багажа становился мизерным. Но кресло сделал быстросъёмным и вместо него можно было ставить достаточно большой ящик с грузом. Причём это второе грузопассажирское место, изменив размеры и угол сгиба несущей балки, разместили строго под шарниром, по моим подсчётам это должно было свести к нулю влияние груза (или его отсутствия) на управляемость.

Потом был минский «залёт», а потом начались полёты, подлёты с подпрыгиванием, взлёт-посадка по десятку раз за подход: взлетел, заложил круг, сел и, не останавливая винт, опять пошёл на взлёт. Потом полёты по маршруту, сперва в качестве пассажира, потом с пассажиром, а под конец — самостоятельно. Кстати, внесли ещё одно усовершенствование. Упросил Машу съездить к Пырейникову и там мы, втроём, под клятвы не рассказывать и не пытаться повторять самостоятельно увиденное, сделали артефакт воздушного щита, которым накрыли кабину сверху. Иначе сильный встречный ветер — а он в летательном аппарате с неподвижным крылом ВСЕГДА встречный и ВСЕГДА сильный — не давал разговаривать в кабине. Если тот, кто сидел сзади, ещё мог расслышать слова пилота, то в обратную сторону приходилось орать изо всех сил и без гарантии, что тебя услышат и поймут правильно. Со щитом — совсем другое дело! Трапеция управления стала при активном щите ходить более туго, но это даже к лучшему — убирались мелкие непроизвольные подёргивания.

Был ещё один пробный вылет на патрулирование, вдвоём, как завершающая тренировка. Обнаружили несколько пастушеских костров, одну коптильню и странный источник в лесу около деревни, по предположению деда — общественный самогонный аппарат стационарного типа. Пожаров, по счастью, не случилось, но как обнаружить дым и найти его источник потренировались. После посадки вызвал Волченка.

— Всё, готов ваш пилот, можете принимать в работу. Насчёт аппарата с Беляковым договорились?

Я не собирался дарить дельталёт, просто для того, чтоб не приучать к халяве, полностью соглашаясь с дедом в отношении того, что в противном случае на шею сядут мигом. А вот продать уже не нужный прототип по себестоимости, как автомобили полицейским — почему бы и нет. И даже немножко дешевле, «с учётом амортизации», но не в подарок, о чём и были даны инструкции моему главному бухгалтеру. Любая продажная цена была бы в плюс, поскольку изначально постройка прототипа списывалась в убыток.

— Да, договорились, и уже оплатили.

— Отлично, тогда с завтрашнего дня они оба ваши.

— Оба⁈

— Пилот и аппарат. Кстати, может, какое-нибудь свидетельство выписать? Понятное дело, что в воздухе документы спрашивать никто не будет, но как-никак — наверное, первый летающий пожарный в губернии, если не в Великом княжестве.

— Ха! В княжестве! В Империи как минимум!

— Да ладно⁈ — вырвалось у меня просторечное. — Пусть не на дельталётах, судя по полученному патенту их на самом деле никто пока не строил, хоть там и идея, и конструкция простые, как мычание. Но аэропланы и дирижабли есть уже давно, неужели никто не догадался с них пожары искать⁈

— Я не специалист по коровам, но пока никто так «мычать» не додумался. Возгорания с неба искали, несколько случаев, когда границы лесных пожаров высматривали и направление фронта. Но там просили военных, чтобы они слетали, и сведения не передавали прямо с неба, а только после посадки на карте.

— Так что, получается, завтра, после первого «боевого» вылета, можно заявлять о новом празднике — Дне пожарной авиации? И наш Сергей Акимович войдёт в историю, как первый летающий пожарный, а вы — как автор, вдохновитель и реализатор идеи?

Мысль о том, чтобы войти в историю, Волченку понравилась, причём я недооценил — насколько. На следующий день утром в Дубовый Лог заявилась целая делегация! Колонна, возглавляемая пожарным автомобилем, с мигалками (но хорошо хоть без сирены) привезла кроме пожарного начальства мэра Смолевич (на своём автомобиле), его двух заместителей и всех журналистов, которых Волченок смог найти и доставить в город за вчерашние полдня и ночь! Он же привёз и свидетельство об обучении, на красивом бланке, которое осталось только подписать — на камеры! — мне и пилоту, после чего грамота ушла в папку начальника пожарной охраны, а Сергей Юрчук порулил на взлёт, опять же — под прицелом камер. Главное, чтобы не начал нервничать из-за этого цирка и не напорол чего-нибудь! Но — нет, взлетел, сделал два круга, набирая высоту, и полетел куда-то на северо-восток, к границе района. Мне же пришлось всё это время отвечать на вопросы журналистов: что за аппарат, где взяли, какой на нём двигатель, почему он кружится над нами, кто придумал патрулировать леса с воздуха и многое другое, стараясь делать так, чтобы и не врать напрямую, и это всё не выглядело хвастовством и саморекламой. Благо, Михаил Романович, похоже, уже сам искренне поверил, что всё это — его идея, даже мою иллюстрацию в виде воображаемой пожарной вышки пересказал. Но всё равно, меня там оказалось слишком, на мой взгляд, много.

Как по заказу — раздался «звонок с неба», Сергей не то на самом деле обнаружил очаг возгорания, не то отрабатывал согласованную с Волченком программу. Пожарный расчёт попрыгал в автомобиль и умчался в направлении Курганов, а мне пришлось вести всю банду в дом, кормить тем, что «мелкобританцы» (дедово словечко, как и «нагличане»; оба прилипчивые, спасу нет, только и следи, чтоб не ляпнуть вслух) называют «ланч». Благо, времени на готовку хватило, как и даров изнанки, чтобы придать изюминку. Даже приевшийся уже черепаховый суп сварили и икру зеркальной щуки подали. К сожалению, запасы ягодного соуса подошли к концу, себя побаловать ещё на пару раз хватит, а вот на такую толпу — уже нет. Так что отбивные из кенгуранчика делались под горчичным, а рыба — под сметанным и майонезным, но и так всё пошло на «ура», особенно под акавиту и «Рысюху». И наборы из «Рысюхинского светлого» и копчёного умбрийского омуля в качестве гостинца с собой тоже, во всяком случае — никто не отказался. Вот оно всё мне надо⁈ С другой стороны — дед прав, всё это можно считать расходами на рекламу. Точно, именно так и проведу по бухгалтерии, хе-хе. Там, вроде, налоговые послабления какие-то можно получить под это дело, всё же кабинетский подарок с освобождением от оных был только в прошлом году, в этом надо платить по полной ставке. О, идея! Разницу между подписочной и рыночной ценой авто мне же записали как вклад по подписке? Вот и запишем сумму на благотворительность! С дельталётом такое, увы, не провернёшь — нет у него рыночной стоимости, и аналог не подберёшь!

Пока я размышлял о налогах — журналисты как-то незаметно разбрелись по округе. Так, это надо пресекать! Мало ли, кто куда залезет и что потом сочинит⁈ Оказалось, что внутрь дома, в жилую его часть, вторженцев не пустила Маша, а Ульяна повела заинтересовавшихся по семейному музею. Ну, надеюсь, они там быстро заскучают — я так понимаю, все ждут результата, чтобы написать, куда там наш наблюдатель бригаду вызвал. Ещё часть журналистов отправились взглянуть на изнанку, ну, там их найдётся кому проводить, а сопровождение визитёров дружинниками — давно отработанная норма. Посмотрят на типовой форт, на теплицу, покормят кенгуранчиков в загоне — аттракцион, который не даёт сбоев, и выйдут на поверхность.

Вскоре Волченок сообщил, что дымление вызвано «хозяйственной деятельностью», а экипаж автоцистерны, получив «отбой» от пилота, уже вернулся в депо. Журналисты загрузились в то, на чём приехали, и помчались в редакции, готовить материал. Причём некоторые поехали в сторону Червеня, вряд ли заблудились, скорее, не из нашего района просто. Дожидаться возвращения пилота остались только самые стойкие трое репортёров, зато с двумя камерами. Видимо, получили приказ руководства заснять возвращение. Ну, на крейсерском режиме заряда хватит часа на четыре, если не подпитывать, из соображений безопасности после посадки должно оставаться энергии минимум на полчаса полёта, так что ждать недолго — если он, как Мурка моя, не словил эйфорию и не захочет продлить дежурство, заряжая макр — там же система энергоснабжения с грузовика Кротовского снятая стоит.

Но всё перечисленное, кроме налёта районного начальства с журналистами (я это Волченку ещё припомню, особенно — внезапность визита), не относилось к упомянутым мною в самом начале выходкам окружающего мира. Хватало и других, более мелких, сюрпризов.

Во-первых, внезапно оказалось, что алюминий — металл пусть и не драгоценный, но довольно таки дефицитный, о чём я до сих пор как-то не задумывался. Не задумывался под влиянием деда, в мире которого этот металл был везде и всюду, производясь миллионами и миллионами тонн. А вот у нас… И дороже стали, хоть и чуть-чуть дешевле меди, но тут надо смотреть на марку и форму — слиток или прокат, может оказаться и наравне; и купить можно не всегда — до этого везло, а вот сейчас производство комбинированной брони для автомобилей дружины внезапно встало. Заказали поставки со склада аж в Нижнем Новгороде, пусть долго ждать, но зато закупили с запасом — он у нас и во взрывателях мин используется, так что пусть лежит на нашем складе хотя бы полтонны про запас на случай очередных перебоев.

Во-вторых, опять всплыл дефицит макров. Да-да, тех самых! Точнее — растительных первого уровня, с «нулёвками» таких вопросов не было. Да, у меня было разрешение Государя, и отсутствие лимитов благодаря ему же, но толку иметь право, если реализовать его нельзя? Просто нет на рынке, всё выгребли армейцы, чуть ли не под веник, теперь надо ждать новых поставок или выискивать остатки: десяток тут, полдюжины там… Так что на склад продолжали ложиться мины без взрывателей и с метательными зарядами, которые в корпусе усиленного обладают мощностью даже чуть меньше, чем у стандартного. Пришлось придумывать этим эрзац-зарядам особую цветовую маркировку, чтобы не путать с теми самыми усиленными, иначе и до трагедии недалеко.

В-третьих, на изнанке случился первый конфликт — во всяком случае первый такой, что докатился до меня. В Самоцветном две артели добытчиков устроили массовую драку за булыжник, в котором заподозрили крупный жеод. Благо, до оружия не дошло, никто даже за нож не схватился, хватило ума, так бы вылетели с моей изнанки без права на возвращение, но ссадинами и выбитыми зубами дело не ограничилось, уже к сожалению. Два перелома конечностей, один перелом челюсти, сотрясение, которое я, с подачи деда прокомментировал так:

— По крайней мере у одного из них мозги есть, раз уж нашлось, что сотрясать…

Н, и по мелочи: ушибы, растяжения и те же зубы веером. Самое обидное для участников драки в том, что камень оказался просто камнем. Выпер обе ватаги до осени — до изнаночной осени. И ещё раз напомнил, что ничего, хотя бы похожего на банды и попытки силового раздела МОЕЙ изнанки не потерплю. Пересказал я это быстро и коротко, а так разбирательства съели три дня. Плюс сбор имущества провинившихся и их вывоз «наружу» — но это уже без меня, штатным порядком. Воспользовавшись случаем, Старокомельский с Вишенковым стразу три учения для дружины организовали по этому случаю: пресечение беспорядков, эвакуация мирного населения из угрожаемой зоны и рейд-бросок с разведкой местности. Даже самоходный миномёт задействовали, «для прикрытия разведчиков». Не исключаю, что вид того, как артиллеристы разворачиваются в километре от острога с отключённым в рамках учений по эвакуации куполом, послужил одной из причин полного спокойствия при погрузке и вывозе провинившихся.