Первое октября встретили в гостиной нашей гостевой (уж простите за почти тавтологию) квартиры за завтраком, доставленным из дворцовой кухни. Ничего такого-эдакого, чтобы потом внукам хвастаться, блюда довольно таки простые, но не без вычурности, что в названиях, что в подаче. Те же блины — тоненькие, чуть ли не просвечивающиеся — были каждый сложены даже не конвертиком, а какой-то фигурой с завитушкой и каждый же украшен несколькими завитками даже не сметаны, а сметанного соуса, как было сказано в меню — «с соусами сметанными в ассортименте». И это простые блинчики, без начинки. Те, что с начинкой подавались отдельно, по два на тарелке, причём один обязательно надрезан, чтобы показать начинку. И к ним соусы шли в маленьких, буквально — на столовую ложку объёмом, хрустальных посудинках, похожих на мелкую и широкую рюмку на ножке. Поднапряг память и вспомнил — вроде бы такое называется «креманка», но могу и ошибаться.
Чай — простой, казалось бы, чай — вообще отдельный слуга вкатывал на отдельном столике с колёсами. Два чайника, которые назвал бы заварочными — с чаем чёрным и зелёным, плюс один пустой, должным образом подготовленный — если вдруг захотим какого-то иного, из имеющихся в выдвижных ящичках запасов, надо будет при случае попробовать, что за «красный» такой. Ещё упрятанный в войлочный чехол чайник с кипятком, кувшинчик с молоком, кувшинчик со сливками, две спиртовки на случай, если что-то нужно будет подогреть, то же молоко — и для этого две серебряных посудинки с длинными ручками. Сахар кусковой, колотый. Сахар-песок белый, отдельно — тростниковый. Мёд двух видов в креманках, четыре вида варенья и ещё что-то из оборудования, что я со своего места не разглядел, а ходить вокруг тележки и рассматривать счёл невместным. И при всём при этом, как уже упоминал — отдельный слуга, важный, как капитан парохода.
А ещё выпечка к чаю — уже не в тарелках, а в плетёной посуде, от корзинок до просто широких блюд. В общем, не слишком обильный завтрак на троих — а посуды и прочей фурнитуры, как после семейного обеда человек на семь-восемь. При таком подходе одних слуг и посудомоек, наверное, по батальону нужно. Как по мне — так слишком вычурно, настолько, что даже как-то давит, не даёт нормально получить удовольствие от еды. А названия я даже не пытался запомнить, хоть при помощи дедовой картотеки получилось бы, несмотря на то, что тут чуть ли не каждый блин отдельные имя и фамилию имеет, в зависимости от того, чем начинён или чем полит. И не лень же было кому-то придумывать, а остальным — учить!
Прорезался дед.
«Ты учти, что у всей этой банды — тоже у каждого — своё название и своё звание, а также своя внутренняя иерархия».
«Названия — ладно, горничная от кухарки отличается, здесь тоже можно, наверное, две-три специализации выделить. Но иерархия⁈»
«Пф! Тебе смешно — а у них всё серьёзно! В каком порядке входить в помещение или выходить, кто кому дверь придержать обязан, а кому — ни за что, кто за кем прислуживает. И не дай боги тебе ложечку для варенья подаст тот, кто к жене приставлен, или в этом случае приставлена, пусть ей и ближе, и удобнее, обида будет! И подозрение в попытке „подсидеть“ тоже».
«Откуда ты это всё знаешь? Или сам выдумал?»
«Книжек много читал. Ну, и наблюдательность кое-какая есть».
«Ну, спасибо Рысюхе — нас это вообще никак не касается и потому не интересно!»
«А вот тут ошибаешься. Если ты с просьбой или указанием не к тому, кому надо, обратишься — то поручение, скорее всего, выполнят, так или иначе, но к тебе относиться станут хуже. Будешь упорствовать в невежестве — могут и в суп плюнуть».
В конце завтрака, когда мы уже допивали чай, наш с дедом неспешный разговор прервали. В дверь постучали и, после разрешения войти, переданного через старшего над накрывавшей завтрак бригадой слуг, вошёл камер-курьер. Не тот же, что в Могилёв приезжал, но в такого же цвета и фасона мундире, хоть и с другими шнурами, в которых я, несмотря на все старания, бегло разбираться так и не научился. Нет, выучить — выучил, но к этому справочнику нужно было ещё обратиться и с его помощью всю эту узелковую письменность пошагово расшифровать, что требовало сосредоточится на задаче хотя бы секунд на пять-шесть. И ладно бы просто было — шнур серебряный или там шнур золотой. Нет, и такое имелось, в качестве основы, а потом довешивалось понятие «приборный металл», который, как и «приборный цвет», был свой у каждого гвардейского полка и у каждого рода войск! То есть, сначала нужно было по мундиру определить полковую или войсковую принадлежность встреченного офицера, потом вспомнить, какие там у них цвета и металлы, а уже исходя из этого корректировать базовую расшифровку всего макраме. В подавляющем большинстве случаев, как и сейчас, делать это всё было лень и бессмысленно.
— Господин барон Рысюхин? Ваша милость, Его Величество будет ждать вас в десять тридцать в малом Ясеневом кабинете с переданными вам вчера документами. В четверть одиннадцатого я прибуду, дабы сопроводить вас.
Курьер, или кто он там, попрощался коротким, одной головой выполняемым, гвардейским поклоном (тем самым, что «склоняем голову, но спины не гнём») и удалился. Вот же, зараза, какой этот пафос прилипчивый! И он «прибудет, дабы», а не просто придёт, и у меня уже он удаляется, а не уходит…
«Вот ты на шнуры злишься. А ведь в каждой сфере такого хватает, что со стороны выглядит блажью непонятной, а вот для вовлечённых в процесс…»
«Да ладно!»
«Скажи мне, в бродильном производстве, не считая молочки и хлебопечения, сколько видов дрожжей используется?»
«Ну, семнадцать[1], это если полезные, без паразитов, а что?»
«Ты их отличить можешь? А паразитов опознать? И как долго нужно возиться?»
«Зачем возиться? Там почти сразу понятно, куча признаков, начиная с того, что именно производится и из какого сырья».
«Вот и для них, придворных и лейб-гвардейцев, все эти выпушки с оторочками так же считываются на счёт раз, по косвенным признакам и прочим приметам».
«Ну ты, дед, и сравнил! У нас это на самом деле важно, для правильной организации работ, а цвет шнурка на что практически влияет? На дальность прямого выстрела или на скорость лошади?»
«Понятия не имею. Но точно так же и для них: дрожжи и есть дрожжи, что там мудрить, бросил в брагу и пусть бродят».
Оставшиеся полтора часа — завтрак со всеми этими бальными танцами слуг с посудой очень уж затянулся — я посвятил работе с документом: где-то уточнить формулировки, закладки поставить — жаль, нет цветных, пользоваться которыми меня дед научил, удобно очень. Ну, и свои каракули с полей, обратных сторон листов и моего блокнота переписать пусть кратко и тезисно, но в более-менее приличный вид привести.
Курьер постучал в дверь ровно в десять пятнадцать, точно в тот момент, когда минутная стрелка напольных часов перескочила на цифру три. Окинув меня внимательным взглядом, курьер счёт его приемлемым, во всяком случае, недовольства не высказал, ни словом, ни взглядом. Чуть кивнул одобрительно, увидев модные в этом сезоне миниатюрные копии наград, слегка удивившись при виде «полковничьего» ордена и всё на этом, вслух же произнёс только:
— Следуйте за мной, ваша милость.
До назначенного места мы шли чуть больше десяти минут, где по коридорам, где по анфиладам залов, дважды выходили на улицу и явились к дверям кабинета с небольшим запасом по времени — видимо, на тот случай, если бы потребовалось приводить в порядок мой внешний вид. Пришлось немного подождать в маленькой прихожей, которую дед обозвал «предбанником». И за эти минуты я начал нервничать. Чтобы успокоиться и отвлечься — начал расшифровывать знаки различия на моём сопровождающем, отчего уже он начал нервничать под моим внимательным и изучающим взглядом. Но довести дело до конца я не успел: время вышло, и сопровождающий постучал в дверь кабинета, доложив о моём прибытии.
Кабинет, оправдывая название, был отделан панелями из ясеня, и мебель в нём тоже стояла в основном ясеневая. Но разглядывать обстановку было некогда и вообще неуместно, так что перевёл внимание на присутствующих. Кроме самого Императора здесь был его, видимо, секретарь и, если я правильно рассмотрел знаки различия — генерал-майор от артиллерии.
— Доброго утра, Ваше Величество! — Поздоровался я, по имеющейся привилегии опуская слово «Императорское» в титуловании. — Барон Рысюхин по вашему распоряжению прибыл!
— Проходите, Юрий Викентьевич, присаживайтесь. С отчётом ознакомились? Есть какие-то мысли или выводы по этому поводу? И, да, можно просто «Государь», чтобы не тратить время зря.
— Благодарю. Тогда, если можно, называйте меня просто по имени — не дорос я ещё, чтобы вы, Государь, меня по имени-отчеству титуловали.
Пока говорил эту фразу — разместил свои бумаги перед собой на столе.
— Что до отчёта — впечатления двоякие. Во-первых, он выглядит неоконченным или неполным, словно из него изъяли где-то треть, включая всю концовку: есть вопросы или выявленные недостатки, истинные либо мнимые, но нет никаких намёков на предложения по их исправлению, к некоторым замечаниям нет никакой… Скажем так, мотивационной части: чем они вызваны, почему возникли, не говоря уж о том — как надо. Но при этом есть глубокая проработка некоторых вопросов, на которые сам не обращал достаточного внимания либо не мог правильно оценить. То есть, работа проделана большая, но словно не окончена и не приведена к общему знаменателю — разные её части явно писали разные люди с очень разным уровнем понимания выполняемой работы.
Государь слушал внимательно, хоть и немного рассеянно, явно одновременно обдумывая что-то ещё. С другой стороны — на вводной части можно и отвлечься. А вот генерал пару раз недовольно поморщился на моих упоминаниях о недоработках. Вряд ли он сам составлял отчёт, но это явно работа его подчинённых, а недовольство — следствие не то «цеховой солидарности», не то вызвано тем, что финальная подпись под докладом всё же его.
— Конкретно по пунктам можете?
— Да, Государь. Указан недостаток представленных боеприпасов в виде слабого осколочного действия вследствие малой массы оболочки и недостаточного количества поражающих элементов, но не упоминаются даже краем ни варианты решения в целом, ни показанные Вам в июне и переданные для изучения муляжи двух вариантов осколочно-фугасных мин, с внешней и внутренней рубашками. Мы, кстати, отработали на практике оба и пришли к выводу, что будем использовать у себя в дружине мины с внутренними вставками. Если на то будет ваше указание — могу прислать в любой заданный адрес и боевые образцы, и разрезные макеты.
— Отлично, обсудим это позже. По недостатку мотивации что?
— Взрыватель. По нему одна фраза, сейчас зачитаю. — Я нашёл нужную закладку, правда, со второй попытки. — Извините, привык к цветным закладкам, они намного удобнее. Вот, цитирую: «взрыватель в представленных образцах бессмысленно переусложнён вследствие отсутствия у автора специального образования». Конец цитаты, и больше по этому узлу нет ни слова. Нет, отсутствие у меня специального образования — факт, но что именно «переусложнено», почему это сочтено «бессмысленным», что следует сделать для исправления недостатков? Простите, но единственный известный мне вариант с «двойным ударом» видится явно негодным из-за вопиющей примитивности и отсутствия внятных механизмов безопасности.
— Позвольте! На каком основании вы позволяете себе делать такие заключения⁈ — Не выдержал так и не представленный мне генерал.
— Подождите, Арсений Кондратьевич, дискуссия и обсуждение тонкостей оставим на потом, время и возможность ещё будут. Продолжайте, Юра.
— Благодарю. Стандартный взрыватель не устроил в первую очередь для применения в ручных гранатах, где риск случайного подрыва слишком велик.
Тут даже генерал не нашёл, что возразить и неохотно, но кивнул. Может, повлияло ещё и то, что это касалось смежного с ним департамента.
— Очень понравилась расчётная часть. Я и близко не владею требуемыми методиками, а также необходимым математическим аппаратом, так что могу определить разве что минутный вес залпа, и то — эмпирически. Вероятное отклонение, вероятность прямого попадания при стрельбе по разного рода укрытиям, расчёт потребности боеприпасов в зависимости от характера цели и линейных размеров области поражения — это просто прелесть, что такое! Хоть у меня в дружине и есть профессиональный артиллерист, но и для него такого рода расчёты выходят далеко за границу компетенции, это уже военно-научная и высшая штабная работа, нам до такого как до Китая раком. Ой, простите, Ваше Величество!
Я, поняв, что опять ляпнул непристойность, вскочил со своего места.
— Присаживайтесь, что вы подпрыгиваете. Тут ни барышень, ни излишне впечатлительных гражданских нет, а ваше умение подбирать на удивление образные, хоть и не всегда полностью благопристойные, выражения я знаком.
— Простите ещё раз, в том числе — и за предыдущие инциденты. Это всё от нервов, я очень сильно… Очень близко к сердцу принимаю каждую аудиенцию, и, хоть стараюсь держать себя в руках…
— Да? А внешне по вам и не скажешь, выглядите вполне спокойным и собранным молодым человеком, даже на удивление хладнокровным, с учётом обстоятельств.
— К сожалению, это только кажется, в том числе и мне самому. В первый мой приезд я тоже был уверен, что собран и спокоен, а на самом деле…
Я коротко пересказал свой случай топографического кретинизма, присутствующие вежливо посмеялись.
— И ведь я под присягой готов был утверждать, что по дороге в Питер через Царское Село не проезжал, а Витебский вокзал и Царскосельская его платформа — два разных вокзала на разных ветках! Сколько ещё очевидных вещей я не заметил и сколько глупостей совершил из-за того, что нервничал, считая себя спокойным⁈
Генерал, оттаяв после моей похвалы в адрес его работы и признания собственной глупости, с молчаливого позволения Императора тоже рассказал пару случаев из своей юности. Ну, и я добавил анекдот про бдительного суслика[2], с которым сравнил себя в первый приезд. Позволив слегка отвлечься и развеять сложившуюся было атмосферу, Пётр Алексеевич вернул нас к работе.
В ближайшие полчаса обсудили номенклатуру боеприпасов. Я вынул из укладки (саквояж с собой тащить, разумеется, не стал) и передал генералу составленные Нюськиным таблицы стрельбы, которые прихватил с собой на всякий случай и которые пришлись на редкость к месту и ко времени.
— В результате опытов пришли к варианту с внутренним вкладышем. Точнее, с несколькими простой формы, для лучшего заполнения внутреннего объёма без излишнего усложнения технологии.
— Внешняя рубашка выглядит проще и удобнее из-за того, что её можно снимать или использовать разные.
— Не говоря о том, что у нас было заготовлено несколько тысяч корпусов мин, которые не подходят для такой переделки — это наши частные сложности, и о том, что она воет, как сволочь, всеми щелями, есть объективные причины. Осколочная мина и без того тяжелее фугасной: вес металла больше, чем аммонала того же объёма, так что дальность стрельбы ею упала до четырёх с четвертью километров, а мина с внешней рубашкой летит только на четыре из-за худшей аэродинамики. И резко возрастает разброс, как по дальности, так и по азимуту.
— Ну, то, что воет можно использовать как средство психологического воздействия. Уменьшение дальности не критическое, но вот разброс… — Генерал нашёл нужный лист и пересмотрел соответствующие строки. — Разброс, даже по предварительным данным, без обработки, не вдохновляет.
— А ещё есть опасность разрушения внешней рубашки в стволе при выстреле — по причине скрытого дефекта, или получившейся вследствие небрежности при перевозке незаметной трещины. Со всеми вытекающими.
— В итоге у нас сейчас три типа мин: исходная фугасная, осколочная с полуготовыми поражающими элементами и зажигательная — с увеличенным до шестнадцати процентов содержанием алюминиевой пудры.
— У вашей фугасной совершенно чудовищная и избыточная для задач уровня батальона и даже полка взрывная мощность, то есть — бессмысленный перерасход взрывчатки.
— Поверьте, ваше высокопревосходительство, что-что, а цену я считаю, всё же вооружаю дружину за свой счёт.
— Это да. Можно просто «господин генерал», кстати.
— Благодарю, господин генерал. — После того, как Император разрешил упрощённое титулование ему и деваться было некуда, разве что подчеркнуть своё недовольство мною. — Для фугасов именно большой мощности нам, с точки зрения практиков, видятся три задачи: расчистка препятствий и заграждений, природных и искусственных: выкосить кусты, разрушить палисад, разбросать рогатки, для всего этого нужна ударная волна и практически бесполезны осколки.
— Ммм… Можно согласиться, хотя, по нашим расчётам, для разрушения линии рогаток достаточно двух-двух с половиной килограммов тротила.
— Это зависит от количества рядов кольев и требуемой ширины прохода. — Не мог же я поделиться полученными от деда данными по преодолению многорядных проволочных заграждений, которые в нашем мире пока не применяются! — Вторая задача, не самая важная, но уже всплывавшая в сегодняшнем разговоре — стрельба на большие расстояния. Для этого можно использовать другую мину облегчённой конструкции, но делать ослабленный боеприпас специально для редких случаев…
— Допустим. И что третье?
— Третье — то, с чем столкнулись на практике в конце боя. Работа по противнику, находящемуся в непосредственной близости к своим боевым порядкам. Мощность ударной волны падает с расстоянием намного быстрее, чем убойная сила осколков, она обратно пропорциональна квадрату расстояния. Так что если между своими и врагами расстояние не более ста метров — то за спину врага лучше бросать фугасы. Это как ручная граната без осколочной рубашки.
— Согласен, для чистого фугаса есть применение. Но остаюсь при своём мнении: в представленном варианте его мощность избыточна. Нужно продумать облегчённую конструкцию фугасной мины, где масса взрывчатого вещества будет ограничена тремя килограммами.
Император прервал нашу дискуссию.
— Что ж, господа. Вижу, совместная работа у вас, несмотря на некоторые трения вначале, пошла. У меня ещё много дел, потому предлагаю вам продолжить работу в стенах вашего, Арсений Кондратьевич, заведования и уже после обеда. Заодно и подготовитесь к конструктивной, — он выделил это слово голосом, — беседе. Не смею больше вас задерживать.
Мы с генералом поняли намёк, встали, попрощались и отправились на выход. Я придержал дверь генералу, как старшему по званию и возрасту и пошёл следом. Но возле двери в коридор услышал сзади голос царского секретаря:
— Юрий Викентьевич, можно вас на минутку?
[1] На самом деле — намного больше. Выделяют четыре расы — винные, спиртовые, пивные и хлебопекарные. Только в винных есть три рода «полезных» (и десяток родов «вредителей»), в каждом роде — от двух до четырёх видов, а в каждом виде ещё и хренова куча штаммов, как правило, привязанных к конкретной местности. И они на самом деле разные: из одного и того же сусла спиртовые за три дня сделают брагу крепостью 17–20%, винные будут работать не меньше недели, чтобы выдать 12–15%, а хлебопекарные за две недели выработают где-то 10% спирта, после чего благополучно сдохнут. Но и другие побочные продукты отличаются в разы и даже на порядки по качественному и количественному составу.
[2] Суслик — очень бдительный зверёк. Он стоит столбиком над своей норкой и зорко следит — не летит ли орёл, не крадётся ли шакал, не ползёт ли змея. Самые бдительные и сосредоточенные погибают от удара бампером.