РВК

1

Провизия у них закончилась на пятый день. Первым это обнаружил Этьен: оставшись в одиночестве посреди поляны, выбранной для привала, юноша нервно огляделся по сторонам и потянулся за котомкой с едой. С наступлением сумерек Ухающий Лес, обступающий поляну со всех сторон, принялся всячески оправдывать собственное наименование, ухая и подвывая на все лады, и от страха у Этьена проснулся зверский аппетит. Размотав подозрительно легкую котомку, Этьен какое-то время тоскливо взирал на пару черствых лепешек, обкорнанную со всех сторон головку сыра и мешочек с крупой, а потом издал звук, похожий на всхлип.

В лесу затрещали ветки, и на поляну с руганью ступил шевалье Арманд де Тьенсегюр с охапкой хвороста в одной руке и обнаженным мечом — в другой.

— А у нас еда кончилась, — упавшим голосом сообщил Этьен.

— Совсем? — деловито уточнил Арманд, оттирая клинок от желтоватой слизи.

— Почти… А что это? В смысле, кого вы… зарубили?

— А шут его знает, — хмыкнул Арманд. — Темно было, не разглядел. А он сзади прыгнул, дурашка… Мэтр еще не вернулся? Тогда с костром обождем. Неохота с огнивом возиться… А насчет еды, Ваше Высочество, то не извольте беспокоиться: завтра найдем харчевню, пополним запасы…

— Шевалье! — строго одернул его мэтр Гидеон, незримо и неслышно возникнув из сгустившегося вечернего мрака с котелком родниковой воды. — Мы же договорились блюсти инкогнито принца при любых обстоятельствах! Так что потрудитесь забыть, что перед вами Его Высочество, — добавил он, присаживаясь на корточки и совершая пассы над грудой хвороста, — и относитесь к нему, как и подобает относиться к нищему ваганту… Без лишнего пиетета!

— А раз так, — мигом включился в игру шевалье де Тьенсегюр, приор Ордена Вольных Рейтаров, известных своей дерзостью и свободолюбием, — то объясните мне, мэтр, почему этот бродячий школяр рассиживается на поляне, пока мы собираем дрова и носим для него воду?!

Хворост вспыхнул с сухим треском, и в свете костра стало заметно, как мучительно покраснел Этьен. В тот единственный раз, когда он отправился за водой, его едва не утянула на дно русалка, и если бы не чудо и шевалье Арманд де Тьенсегюр…

— Полноте ссориться, господа! — воскликнул юноша, пытаясь сменить тему разговора. — Лучше давайте подумаем, как мы будем экономить пищу.

— А зачем ее экономить? — удивился мэтр Гидеон, высыпая в котелок остатки гречневой крупы из мешочка. — Завтра завернем в трактир…

Шевалье согласно кивнул и впился зубами в лепешку.

— Во-во, — промычал он с набитым ртом. — Давно пора. А то мне эти ночевки под открытым небом уже в печенках сидят.

— Но откуда вы знаете, что завтра мы доберемся до трактира? спросил Этьен, вызвав иронические ухмылки у обоих своих спутников. — Вы ведь никогда прежде здесь не были!

— Можете положиться на наш опыт, Ваше… тьфу ты! — смутился мэтр Гидеон, а шевалье довольно гоготнул. — Уж кому-кому, а ваганту должно быть известно, что трактиры для того и существуют, чтобы путникам не приходилось страдать от голода!

Однако такое объяснение не удовлетворило принца, и после удручающе короткого ужина Этьен вытащил из-за пазухи свернутый вчетверо пергамент, на котором была начертана карта окружающих земель.

— Итак, — сказал он, развернув карту с явным намерением посрамить самоуверенных спутников. — Голодные Топи мы миновали… слава Фортуне! Долину Шипов — тоже, хоть и с горем пополам. Ухающий Лес, можно сказать, уже позади, а впереди у нас — Урочище Пробитых Черепов, Предгорья Отчаяния и Ущелье Серых Туманов… И я искренне не понимаю, откуда в этой глуши взяться трактиру? — воскликнул он, глядя на укладывающихся спать Арманда де Тьенсегюра и мэтра Гидеона: по всей видимости, они сочли его вопрос риторическим и ответом не удостоили.

— Ладно, — сказал Этьен раздраженно. — Как вам угодно. Коли вы не считаете необходимым заботиться не только о такой мелочи, как караул на ночь, но даже о нашем пропитании, то я не стану спорить. В конце концов, кто я такой? Всего лишь жалкий вагант, не смеющий указывать опытным путешественникам и верным паладинам госпожи Авантюры… — Этьен поднялся на ноги, отряхнул колени и решительно зашагал в лес.

— Вы куда? — обеспокоился мэтр.

— В кусты! — огрызнулся Этьен.

Когда шаги принца стихли в отдалении, Арманд де Тьенсегюр поворочался, укутываясь в плащ, и проронил с ленцой:

— Объясните мне, мэтр… На кой дьявол мы тащим за собой этого юнца?

— Настанет день, и тайна сия перестанет быть тайной… Всему свое время, шевалье, — маловразумительно ответствовал мэтр.

— Ну да, ну да… — проворчал Арманд. — Толку с ваших тайн… Мало того, что паренек труслив, как заяц, так он еще и наглеть начал! Скоро учить нас станет… Монаршья кровь!

— От дерзости до смелости — один шаг. И отрок наш зело храбрым оказаться может! — велеречиво заявил мэтр и добавил уже нормальным тоном: Ему просто пообвыкнуть надо малость… А там, глядишь, и выйдет из него толк.

В лесу что-то протяжно завыло и раздался пронзительный визг. Потом по направлению к поляне двинулось что-то громадное и неуклюжее, если судить по производимому шуму.

— М-да? — с сомнением уточнил шевалье. — А по-моему, толк из него уже весь вышел. Бестолочь осталась…

Предмет этого обсуждения выскочил на поляну с дико вытаращенными глазами, расцарапанным лицом и полуспущенным штанами.

— Там… там… — выпалил Этьен, жадно хватая ртом воздух и вращая побелевшими от ужаса зрачками. — Там… Там в кустах!..

В кустах сидел я, и когда этот вьюнош направился прямиком к облюбованному мною боярышнику, на ходу расшнуровывая гульфик, я от негодования взвыл не хуже оборотня, заодно соорудив для неблагодарного зрителя пару пылающих глаз рубинового оттенка. Эффект превзошел все ожидания: сопляка как ветром сдуло, и если шевалье не попрется выяснять, что же так напугало принца (а он не попрется), то до утра можно будет спокойно покемарить.

Устал я за эти пять дней зверски. Подопечные мне достались аховые: из всех неприятностей они умудрялись влипать в самые худшие, и вытягивать их каждый раз приходилось на пределе моих возможностей. Последний фокус с ольхой стоил мне двух дней полной темпоральной слепоты: попробуйте-ка сгноить в пять секунд корневище вполне здорового дерева, чтобы принцу Этьену было за что ухватиться! Та ольха еще век бы простояла, если бы не тупая кикимора, которой приспичило поживиться одним из моих авантюристов…

Разумеется, после такого искажения темпоральных связей в данном измерении Континуума и речи быть не могло о прогнозировании грядущих событий. Впрочем, я и без этого мог с уверенностью сказать, какая очередная пакость подстерегает отважную троицу героев: вервольф, вот уже два часа нарезавший круги около поляны, к утру наберется смелости и нападет на сладко посапывающих приключенцев, а я, скорее всего, натравлю на него того волчару, которого благородный шевалье де Тьенсегюр спас из капкана позавчера… Если найду эту скотину. Ну-ка, где тебя носит? Ага, понял… Не так уж и близко.

Территориальное прощупывание тоже далось мне с трудом: сказывался перенос трактира за тридевять земель… Если так пойдет и дальше, то я очень скоро окажусь совершенно нетрудоспособным. Про свой внешний вид я вообще молчу: дека у меня отсырела, струны провисли, а от полировки остались одни воспоминания…

Эх, разве об этом я мечтал в тот день, когда впервые переступил порог Департамента?..

Холеный, лоснящийся Стейнвей цвета старой слоновой кости оторвал взгляд от заявления и посмотрел на меня.

— Желаете, значит, служить в Департаменте? — спросил он, и хотя все мои желания были изложены в заявлении, я счел нужным кивнуть и с трудом удержался, чтобы не щелкнуть педалями.

— Так-так, — пробормотал Стейнвей и снова принялся изучать мое заявление.

Я напряженно ждал. Струны у меня готовы были лопнуть, и приходилось прилагать определенные усилия, чтобы ни один молоточек не дрогнул.

— Ну что ж, — наконец изрек Стейнвей, обратив на меня свой ажурный пюпитр. — Не вижу препятствий. — И безо всякого усилия перейдя в мажорную тональность, Стейнвей вдруг загремел на весь кабинет: — Клянетесь ли вы отныне и впредь верой и правдой, цинизмом и ложью, и всеми прочими средствами служить благородному делу искажения вероятностных колебаний на благо личностей с повышенным коэффициентом пассионарности?

— Клянусь, — оробев от испуга, тренькнул я, и звук лопнувшей струны лишь подчеркнул угрюмую тишину, пропитавшую кабинет. Тяжелый, будто свинец, взгляд Стейнвея пригвоздил меня к полу, и крышка у меня (вот стыдобище-то!) скрипнула.

— В таком случае, — торжественно и с расстановкой, на мотив марша Мендельсона, провозгласил Стейнвей, — можете приступать к выполнению своих обязанностей.

И это все? Так просто?! Мой модератор завибрировал от радости, и я уже готов был взорваться какой-то бравурной какофонией, когда Стейнвей мурлыкнул негромко:

— Беккер! Проводите сотрудника к месту работы… в сортировочную.

В сортировочную! — прокатилось эхо по моему полому корпусу. В сортировочную! О Великий Континуум, я до скончанья веков обречен прозябать на твоих задворках!..

Совершенно убитый этим назначением, я почти не слушал, что там расстроено бренчал старенький, рассохшийся Беккер, вылинявший от алого до телесно-розового цвета и прихрамывающий на все три ноги. Сил моих хватало только на то, чтобы глазеть по сторонам и завистливо вздыхать, читая надписи на дверях Департамента. «Отдел Сломанного Оружия» и «Секция Гнилых Веревок», «Лаборатория Внезапных Воспоминаний» и «Инкубатор Таинственных Незнакомцев»… Там, за этими дверьми, бурлила жизнь; там делалась настоящая, нужная и интересная работа; но я проходил мимо, следуя за хромым Беккером, и мне казалось, будто я прохожу мимо самой жизни, обрекая себя на вечное погребение под заплесневелыми грудами старых заявок…

Мы спустились в подвал, и Беккер, доведя меня до двери без таблички, с кряхтением развернулся в тесном коридоре и, пожелав мне удачи, захромал обратно. С провисшими струнами и отчаявшейся декой, я что было сил толкнул дверь.

— Осторожнее! — визгливо, будто несмазанная зависа, завопил едва не зашибленный мною Вурлитцер строгого черного цвета. — Вы кто такой?!

— Я ваш новый сотрудник, — представился я.

— И это дает вам право трощить сотрудников старых? — отойдя от испуга и преисполнившись сарказма уточнил Вурлитцер. Я только сейчас разглядел, что лет ему было не меньше, чем Беккеру: все клавиши у него пожелтели, а на пюпитре была паутина.

— Простите, — сказал я смиренно, памятуя о том, что старость надо уважать.

Вурлитцер надменно фыркнул.

— Ну что ж, господин новый сотрудник! — язвительно усмехнулся он. Добро пожаловать в сердце нашего Департамента! Прошу вас, располагайтесь поудобнее… — Он посторонился, пропуская меня в крохотную комнатушку, где сильно пахло пылью, клеем и плесенью. Кроме Вурлитцера в комнатушке ютился еще один сотрудник, и никто третий в это помещение поместиться не мог. Вурлитцера, похоже, посетила та же мысль, поэтому он довольно грубо оттолкнул меня и вышел в коридор. — Я к начальству, — заявил он высокомерно. — А вы поработайте здесь пока…

Проводив старого сноба взглядом, я протиснулся в комнатушку и поздоровался с вторым сотрудником, скрытым от меня горой бумаг. Им оказался новенький, с иголочки Чикеринг, совершенно неуместный в этой канцелярской обстановке.

— К начальству он, как же! — пробурчал он, проигнорировав мои приветствия.

— А куда же? — спросил я.

— К настройщику, куда же еще! — с ненавистью сказал Чикеринг. — У, ящик фанерный! На свалку ему пора!

— Да? — сказал я.

— И ведь предлагали же гаду — иди в Отдел Солнечных Затмений, сиди себе там и попердывай! Нет, в сортировочную пошел: любит эта сволочь молодежь третировать… Но ничего-ничего, кончилась его власть! Ноги моей больше не будет в этом склепе!

— Как это?

— А так! Не вечно же мне эту макулатуру разгребать! И ты, кстати, тоже времени зря не теряй: садись и пиши прошение о переводе в курьерский отдел. Как кто новенький вроде тебя в Департамент устроится, его сразу сюда направят: испытательный срок, значит, вроде как. Ну а твое прошение удовлетворят. Понял, как все работает?

— А… точно? Точно удовлетворят? — не смея надеяться, уточнил я.

— Мое же удовлетворили! Избавитель ты мой, — сказал он с нежностью. — Принимай дела!

Вот так и началась моя карьера в качестве Регулятора Вероятностных Колебаний, в просторечии — РВК…

Наткнувшись на убитого оборотня и разорванного в клочья волка, мэтр Гидеон встал в позу античного философа, воздел палец к небу и обратился к соратникам с речью.

— Друзья мои! Братья по оружию и служению госпоже Авантюре! Внемлите словам моим, ибо реку их от чистого сердца. Ныне, на шестой день нашего предприятия нам был ниспослан знак: зверь, спасенный мужеством шевалье де Тьенсегюра…

— Да ладно… — ковырнул землю носком сапога Арманд

— …уберег нас от смертельной опасности ценою своей жизни. И понеже Фортуна изъявила к нам благосклонность, я решил открыть вам, друзья и побратимы, истинную цель нашей экспедиции.

— Давно пора, — буркнул не выспавшийся Этьен.

— Знайте же, соратники: нам суждено, преодолев множество тягот и победив тьму-тьмущую врагов беспощадных и коварных, аки сей оборотень, достичь самой Угрюмой Цитадели!

Арманд сплюнул и вполголоса выругался.

— Так я и знал, — проворчал он.

— И там, в сосредоточии Зла, угрожающего нашим землям, настанет пора для принца Этьена проявить те способности, о которых он пока и не подозревает. Ну а теперь, — добавил мэтр Гидеон, — по коням, друзья, и давайте отыщем этот проклятущий трактир, пока у меня не подвело желудок от голода!

— Вот это верно… Со Злом натощак не воюют! — изрек Арманд, а Этьен только скептически хмыкнул. В трактир ему верилось слабо, и по дороге он стал расспрашивать мэтра Гидеона об Угрюмой Цитадели, поджидающем там исчадии Зла и его, Этьена, скрытых способностях. Мэтр старательно уклонялся от ответов, а если таковой возможности не было, то отвечал расплывчато и туманно, сбиваясь на проповеди о благосклонности Фортуны.

Принц не отставал, мэтр Гидеон от голода становился все раздражительнее, и в воздухе уже запахло перепалкой, когда шевалье Арманд заявил:

— Любите же вы, Ва… ваганты, забивать себе голову всякой ерундой!

— Ерундой?! — вскричал Этьен. — Какая же это ерунда?!!

— Обыкновенная. Ну Цитадель, ну Угрюмая — что мы, цитаделей не видели? Сидит там какая-нибудь сволочь и гадит помаленьку всем окружающим. Приедем, укоротим эту мразь, и вернемся за наградой. Всего делов-то! Чай, не впервой…

— А если он нас укоротит? А?!

— А вот этого быть не может, — авторитетно заявил мэтр Гидеон. Ибо дело наше — правое, и победа будет за нами!

— Правое… — упавшим голосом повторил Этьен. — Я одного не пойму, господа! — жалостливо воскликнул он. — Ну откуда у вас такая твердокаменная, непрошибаемая, убийственная уверенность в том, что Фортуне есть до нас дело? И что она не перепутает, где дело правое, а где — левое?

— А вон откуда, — кивнул Арманд де Тьенсегюр, указывая хлыстом на покосившийся трактир, невесть зачем построенный посреди леса.

Этьен поперхнулся и больше вопросов не задавал.

Скупой платит дважды, а ленивый вкалывает дольше, и сегодня мне выпал шанс убедиться в истинности последнего утверждения. Позапрошлой ночью я урвал от силы полтора часа сна, и проснулся с рассветом, весь покрытый мелкими бисеринками росы: наверно, это было бы красиво, если бы не было так холодно… Оборотень уже вовсю пускал слюнки над крепко дрыхнущими приключенцами, а неблагодарный волчара, учуяв беду, смылся на другой конец Ухающего Леса, где мне и пришлось ловить его на протяжении двух часов, а потом еще час науськивать на обнаглевшего оборотня…

В общем, ночка выдалась еще та, и когда мои приключенцы наконец-то добрались до вожделенного трактира, я облегченно вздохнул и расслабился, возмечтав о заслуженном отдыхе. И тут моя лень, будь она неладна, сыграла со мной злую шутку: хозяином трактира, выбранного мной исключительно по принципу «чем ближе — тем лучше», оказался людоед. Да-да, каннибалус вульгарус, или как там его по-латыни… Не вдаваясь в подробности, скажу только, что всю прошлую ночь я пилил потолочную балку, которой предстояло размозжить череп людоеду, а шевалье Арманд де Тьенсегюр на пару с мэтром Гидеоном максимально осложняли мне жизнь, пытаясь изобразить нечто вроде схватки не на жизнь, а на смерть… Вот такой у меня получился отдых.

А на утро зарядил дождь. Мелкий, холодный, он сыпал с неба уныло и монотонно, и я промок до щепки и весь разбух от влаги. Так недолго было и покоробиться, и чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я прибег к заново обретенному темпоральному зрению и прощупал будущее моих подопечных.

Слепое пятно на расстоянии одной декады я отнес на счет переутомления, а вот ближайшие два-три дня меня озаботили всерьез: осенний дождик угрожал причинить Этьену крупозное воспаление легких, и надо было срочно смотаться в соседнее измерение за пенициллином, потому что с пневмонией молодой организм принца еще и справился бы, но с лекарскими методиками мэтра Гидеона — никогда!..

…Если начистоту, Этьен был мне наиболее симпатичен из этой троицы паладинов Авантюры. Он, по крайней мере, не считал сказочное везение чем-то самим собой разумеющимся, хотя, конечно же, глупо было бы ждать от него благодарности, особенно если он загнется в этом лесу без антибиотиков. Оставлять приключенцев одних я побаивался (они мне напоминали детей, что стараются влезть в самую глубокую лужу во дворе — разница в том, что в этом дворе не у всех луж есть дно!), но выбора у меня не было: надо было добывать лекарство.

Так я и сделал, а когда вернулся, Этьена уже трясло в лихорадке, а шевалье выпытывал у мэтра о тайных талантах принца. Мэтр юлил и увиливал, и я его прекрасно понимал: заявку в Отдел Скрытых Способностей я направил еще неделю назад, а ответа все еще не было… Волокита в ОСС была делом обычным, и что меня по-настоящему волновало, так это перспектива согласования Скрытых Способностей принца с Архивом Древних Пророчеств. С царящей там бюрократией я впервые столкнулся еще в бытность мою курьером…

Труднее всего было вызубрить аббревиатуры. Попробуй-ка запомнить с первого раза, что ОПД означает Отдел Потайных Дверей, ССН — Склад Случайных Находок, а за грозным СУЗСД скрывается Служба Успевания За Секунду До! Не говоря уже о том, что заблудиться в неевклидовом пространстве Департамента («Континуум внутри Континуума!») было раз плюнуть…

На первых порах меня выручал стадный инстинкт: я вливался в пеструю лакированную толпу курьеров и целыми днями бодро носился по лестницам, гонял в лифтах и выстаивал на эскалаторах, напрочь позабыв о поручениях и записках и пытаясь уловить хоть какую-нибудь систему в нумерации этажей и кабинетов Департамента. Потом я махнул рукой на систему, доверился интуиции и незаметно для себя втянулся в дерганый, как пульс эпилептика, ритм жизни Департамента.

Как ни странно, но это не принесло мне желанного удовлетворения. Да, я наконец-то стал настоящим РВК, и передо мной раскинулись широчайшие перспективы карьерного роста: рано или поздно я смог бы бросить беготню по коридорам и осесть в каком-нибудь Бюро Погодных Условий или Вольере Верных Животных, а чуть попозже, и возглавить целый отдел, что давало мне шанс подсидеть Стейнвея, но… Но все чаще и чаще я, доставляя какую-нибудь срочную заявку в Диспетчерскую Неожиданных Встреч, останавливался на лестничной клетке лишь для того, чтобы увидеть, как ободранный, весь в шрамах и копоти Чаппелл или Вебер, раскрашенный в зелено-коричневый камуфляж, хрипловато излагает подробности своей последней командировки, столь разительно непохожей на будни конторского РВК…

Решение мое было легко предугадать, но невозможно изменить.

С этим решением я и направился к Стейнвею. Он встретил меня разъяренным воплем, слышным еще в коридоре.

— Черта вам лысого, а не нанороботов!!! — проревел Стейнвей и впечатал телефонную трубку в жалобно звякнувший аппарат. Я бочком протиснулся в кабинет.

— Совсем распоясались! — прогудел Стейнвей, остывая. — Нанороботов им подавай… А тебе чего? — буркнул он, заметив меня.

Я вкратце изложил свое желание и протянул прошение о переводе.

— В поле, значит, потянуло? — прищурил пюпитр Стейнвей. — А что… — задумался он и вдруг резко подмахнул мое прошение. — Валяй! Не возражаю! Направление получишь в бухгалтерии…

Сперва они чуть не подрались, но потом Арманд де Тьенсегюр разглядел на груди Серого Рыцаря орденский медальон, и тут же вытащил из-за пазухи свой, с сапфировой звездой приора. Серый рыцарь незамедлительно убрал меч в ножны и предложил брату Вольному Рейтару отъехать в сторонку от переправы, дабы в тишине и спокойствии обсудить дела Ордена.

Мэтр Гидеон также не стал скучать в одиночестве, завязав оживленную дискуссию с настоятельницей Эльжбетой из монастыря Фортуны о превосходстве магии ментальной над стихийной и флюктуациях благоволения великой богини Фортуны к недостойным паладинам госпожи Авантюры.

Этьену страсть как хотелось послушать о причинах своего счастливого выздоровления (ибо мэтр Гидеон объяснял оное выздоровление именно флюктуациями, не вдаваясь, впрочем, в подробности о значении этого термина), но приходилось блюсти инкогнито, а потому в собеседники принцу достался оруженосец Кшиштоф — исхудалый до изнеможения парень, рядом с которым даже бледный после перенесенной лихорадки Этьен казался пышущим здоровьем атлетом.

— Фруктуации! — фыркнул презрительно Кшиштоф, запуская пятерню в длинные грязные волосы, спадающие на засаленный воротник. — Придумают тоже! Эх, книгочеи…

— А вы полагаете, — осторожно спросил Этьен, — что причина нашего… э-э-э… везения лежит в другой области?

Кшиштоф подозрительно покосился на Этьена и с сухим щелчком раздавил вошь.

— А ты сам-то кто будешь, парень?

— Я вагант! — гордо ответил принц. — Странствующий школяр!

— Ах, школяр… — понимающе кивнул Кшиштоф. — Вот что я тебе скажу, школяр… Не гневи ты бога!

— Как это? В смысле, вы хотите…

— Угу. Хочу. Жить я хочу, усек? Мы с господином Серым Рыцарем и матушкой Эльжбетой мно-о-ого всего разного повидали. А живы до сих пор только потому, что блага небесные принимали с благодарностью и без лишнего любопытства. Дурная это примета, понял? До причин докапываться… Несчастье приносит. Я-то знаю, со смертью сотни раз в салочки играл…

— Так уж и сотню… — засомневался Этьен.

— А то! Как-никак, пятый год в дороге!

— Пятый год?! — с изумлением переспросил я.

— Ну да, — кисло ответил Блютнер. — Поначалу было еще терпимо. А потом, когда к ним эта монашенка прибилась… Дура экзальтированная. Еще и флюктуациями обзывается, гадина!

Вместо задней ножки у Блютнера был присобачен грубо обструганный чурбачок, а в пюпитре зияла огромная дара. Нескольких клавиш у него не доставало, и он наловчился лихо сплевывать через дырки. Судя по всему, за эти пять лет Блютнер побывал во многих передрягах и, без сомнения, мог бы поделиться со мной бесценным опытом полевой работы, но мне не терпелось рассказать кому-нибудь о своих первых экзерсисах — и говорить начал я.

Блютнер выслушал меня, сплюнул и щербато усмехнулся.

— Балбес, — сказал он. — Чего ты струны рвешь ради этих уродов? Что ты им — нянька, что ли? Твоя работа — наблюдать и заявки вовремя подавать. А сам ты упаришься их выручать. Тоже мне, на все дырки затычка… Целый Департамент на тебя вкалывает, а ты из себя героя корчишь! Балбес…

— Но ведь… — промямлил я, — время… Там же, в Департаменте, пока разберутся, пока отсортируют… А время…

— Что время-то? — перебил Блютнер. — Тебе темпоральное зрение на что дадено? Деревья гноить? Глянешь наперед, денька так на два-три: ага, вот она, подляночка, уже ждет… И мигом назад — на год, или больше. Отправишь заявку задним числом, пока они до подлянки той доберутся — их там уже спецы будут ждать, из соответствующего отдела. И все в ажуре…

Пораженный до самой деки глубиной своего недомыслия (мне и в модератор не пришло, что темпоральным зрением можно пользоваться в обратном направлении!), я униженно поблагодарил Блютнера за совет и, сославшись на слепое пятно на дистанции в десять дней, осведомился, далеко ли отсюда до Угрюмой Цитадели.

— До какой? Угрюмой? Нет, не слыхал. Мы сейчас из Старой Крепости к Лживому Оракулу направляемся… Но цитаделей вроде не проезжали. А что, ты говоришь, за слепое пятно такое?

Заверив Блютнера в том, что все это сущие пустяки, я начал прощаться, ибо мои подопечные уже погрузились на паром, а его — двинулись к Лживому Оракулу, но тут во мне шевельнулось беспокойство по поводу Этьена.

— Да, вот еще что! — сказал я. — Этьен… Вон тот парень, видите? Щуплый такой, да… Он как-то странно себя ведет в последнее время…

— Пиши в КПА, — посоветовал Блютнер.

Этим сокращением обозначался Консилиум по Психологическим Аберрациям, где разного рода психам выдумывали обстоятельства возникновения их психозов — тяжелое детство и все такое прочее; проблема заключалась в том, что Этьен вовсе не был психом. Скорее наоборот, он был излишне здравомыслящ… Я сбивчиво и второпях изложил Блютнеру суть привычек Этьена, которые сводились к поиску логических объяснений моей деятельности, и Блютнер, побледнев, с ужасом вымолвил:

— Скептик!

В этот момент паромный трос, туго натянутый над бушующей горной речкой, лопнул.

Нет, конечно, что-то такое я слышал. Еще работая в сортировочной, я обращал внимания на древние, ветхие от времени заявки, на которых Вурлитцер ставил жирный красный крест и убирал в специальную папку, куда мне заглядывать было заказано… Да и потом, курьерствуя, я не раз сталкивался с замечаниями типа «куда прешь, как Дикий?» или «Скептика тебе в друзья!»

Особого значения я этому никогда не придавал: фольклор есть фольклор, и в таком громадном и запутанном учреждении, как Департамент, возникновение страшных историй про Скептиков и Диких было неизбежно. Ну, а возможности, что мне доведется лицезреть пресловутого Скептика во плоти, я вообще не допускал. Регулятор я Вероятностных Колебаний или кто? Уж такого со мной никак не могло случиться, при всей моей неопытности…

Поэтому возглас Блютнера я принял за не слишком умную шутку. Мол, отчего б не разыграть новичка? Потом вместе посмеемся… Посмеяться не получилось. Я прыгнул в воду и поплыл наперерез парому с приключенцами. Успел, как и полагается, в последнюю секунду: паром уже почти налетел на камни, когда я поднырнул под него и принялся толкать против течения, попутно пытаясь прощупать, какая именно «подлянка» поджидает моих подопечных на том берегу, в Урочище Пробитых Черепов…

И тут я понял, что ослеп. Совсем. Будущее не читалось; будущего больше не было.

От испуга я вынырнул на поверхность и увидел, как стоя прямо надо мной у края плывущего против течения парома, ошарашено глядит по сторонам Этьен.

Он не мог меня видеть. Просто не мог. Но он вдруг посмотрел прямо на меня и сказал:

— Но ведь так не бывает!

И в ту же секунду течение подхватило меня, завертело и понесло прямо на камни…