12 февраля 1920 года. Подножие гор Адирондак. Штат Нью-Йорк.
Человек нёсся напролом через лес, не обращая внимания на ветки, что хлестали по его лицу. Каждый такой удар поднимал облачко снежной пыли. Беглец задыхался. Его сердце стучало так, словно хотело выпрыгнуть из груди.
Позади раздался выстрел, и пуля просвистела над головой бегущего человека. Быстрее! Нужно добраться до ближайшего ущелья. Там он знает каждую тропу! Жаль, лыжи не успел схватить, когда преследователи неожиданно показались на другом краю большого оврага. Выследили его по еле заметному дымку от костра. А ведь он пытался скрыть огонь.
Ноги вязли в глубоком снегу. Последние силы вложены в этот рывок от верной смерти. Он не ел нормально уже несколько дней. Обложили! Как волка обложили и ловили по всей большой долине.
Ещё одна пуля взвизгнула над головой и сломала ветку в нескольких метрах впереди. Человек чуть замедлился, развернулся вполоборота назад, направил револьвер в сторону врагов и сделал несколько выстрелов. Не целясь. Просто чтобы они остановились сами и попрятались за стволы сосен.
Бежать! Бежать что есть сил! «Загонщики» уже поймали кураж и азарт, почувствовав добычу. Добычу в виде него, живого человека! Совсем немного и начнутся отроги скал. Там он отстреляется. Должен отбиться!
Нога споткнулась о корень под снежным покровом, и беглец полетел вперёд кубарем. Ещё один выстрел колыхнул ветки в том месте, где только что была его спина.
— Вот же везучий гад! — послышался раздосадованный голос далеко позади.
— Стой!
Ага, сейчас! Нашли дурака! И человек заскользил по склону крутого оврага вниз, уходя с линии огня. Он быстро спустился боком, помогая себе левой рукой. В правой всё ещё был револьвер. И три пули в барабане. Своё оружие человек не выпустил, даже когда упал.
— Он ушёл вниз! Быстрее за ним! — голоса «охотников» раздались где-то неподалёку.
Беглец залёг за больши́м камнем и прицелился в верхнюю кромку оврага. Как только над ней показалась большая утеплённая шляпа, он нажал на спусковой крючок.
Бах!
Шляпа слетела с головы преследователя. И тот нырнул вниз. Попал? Беглец с надеждой выжидал. Послышались какие-то яростные крики на незнакомом языке. Проклятье! «Загонщику» повезло. Пуля пробила только головной убор.
Шевеление веток выдало другого охотника на людей. Человек тут же выпустил туда оставшиеся две пули и принялся лихорадочно снаряжать барабан оружия трясущимися от волнения и холода пальцами. Выждав ещё время, он понял, что наверху совещаются — как лучше подойти к «добыче». Надо бежать дальше. Нельзя давать «загонщикам» время! Овраг длинный, но если они его обойдут, то начнут палить с двух сторон, нашпиговав тело своей добычи свинцом.
И он снова побежал. Выжимая все силы из уставшего тела. На ходу оборачиваясь, спотыкаясь и помогая себе руками. Ладонь пронзила острая боль. Это содрало кожу острым камнем, который он не увидел под снегом.
— Он уходит!
А человек уже выбрался из оврага и добежал до края леса. Впереди редкие деревья на большом склоне. Потом ещё один густой сосняк и затем — спасительные скалы. Утопая в белом хрустящем мареве, беглец начал спускаться, молясь о том, чтобы не споткнуться и не покатиться вниз. Тогда он рискует сломать себе шею.
Новый один выстрел сверху. Разворот, пара пуль из револьвера в сторону стрелявших.
— Сэм Манфилк! Стой! — окликнули бегущего человека.
Единственный оставшихся в живых братьев-душегубов Манфилк летел что есть мочи, не отвечая на зов преследователей. Он смог улизнуть из Аунего, когда там начался форменный переполох. Тогда он добежал до края леса и прятался несколько дней. Уходить сразу в сторону гор он побоялся. В той стороне лежала резервация индейцев. А попадаться к ним Сэм никак не хотел. Ибо в таком случае его ждала очень страшная смерть.
В направлении Гленс-Фоллса путь тоже был заказан. Слишком много полиции штата и патрулей, которые собирали по окрестностям разбежавшихся сектантов. Эх, был бы здесь его старший брат Джордж, он бы нашёл выход из ситуации. Но Джорджа он обнаружил в одном из домов секты со страшной раной на шее. После чего и решил бежать из того ада, что начался при штурме Аунего, решив обойти резервацию и добраться до дальних отрогов Адирондака.
Капитан Синицын зло сплюнул на снег и, тяжело дыша, начал не спеша двигаться вслед за бегущим убийцей, который ещё не так давно с братьями-отморозками скармливал своих жертв медведям. Нужно привести дыхание в порядок.
Рядом двигался Мато и один из подопечных Георгия Александровича. Индеец поднял было винтовку, но капитан положил свою ладонь на ствол его оружия:
— Нет, Мато. Ты уже достал Джорджа. Этот — мой…
Эти уроды Манфилки убили его бойцов. И потом отдали своим медведям-людоедам. Те обглодали их руки и ноги. Такого капитан простить не мог.
— Уйдёт! — покачал головой Мато.
— Не уйдёт… — возразил Синицын, успокаивая дыхание.
Он навёл винтовку на спину убегающего преступника. Два удара сердца. Дыхание стало ровнее. Ещё два удара. Ещё… Палец выбрал слабину спуска. И…
Выстрел эхом раскатился по долине. Беглец нелепо взмахнул руками и упал на снег, пропахав по склону несколько метров.
— Вперёд!
И вся троица принялась спускаться, держа на прицеле ещё живого Манфилка. Тот лежал на снегу и стонал. Затем медленно развернулся и с гримасой дикой боли посмотрел на лица обступивших его людей. Индеец в пончо. И двое незнакомцев, одетых в добротные полушубки, перепоясанные закрытыми патронташами. Лица их были суровы. Все трое неотрывно смотрели на то, как беглец корчится на быстро алевшем снегу. Кровь пошла ртом, Сэм закашлялся и прохрипел:
— Кто ты?
— Меня зовут капитан Синицын. Ты и твои братья убили моих людей. Я пришёл за тобой, — коротко ответил Георгий.
— Сдаётся, что ты убил меня, капитан…
— Скажешь что-то напоследок, Манфилк?
— Отправляйся же к чёрту в ад… — скривился негодяй.
Хлёсткий выстрел снова поднял стаю птиц. Они закружились над соснами, оглашая всё вокруг криками.
Сэм Манфилк остекленевшими глазами смотрел в небо. Последний из четвёрки тех, кто почти десять лет наводил ужас на окрестности Аунего.
Капитан Синицын забросил винтовку за плечо и хмуро бросил:
— Уходим. Нам больше нечего здесь делать…
Кафе «Роза». Бронкс. Нью-Йорк.
Виктор принялся за ровно поджаренные большие хрустящие тосты с испанской ветчиной и расплавленным сыром. Сверху их венчали яйца пашот, только и ждущие, чтобы их разломили, и горячее золотое содержимое потекло на листья салата, что положили на тарелку рядом. М-да. Мой друг очень быстро привык к хорошему. Иногда мне кажется, что Громов был в прошлой жизни по статусу никак не меньше потомственного барона или графа.
Я же к завтраку пока не притронулся. Меня слишком захватили новости, которые я жадно читал уже минут десять. На страницах изданий шла настоящая война, где вместо пуль были чернила и острые слова.
Газеты, поддерживающие демократов, смотрелись откровенно бледно. После того как они пытались объяснить общественности, будто секта Пророка — всего лишь преувеличение, и что правоохранители штата никак не могли пропустить такое мимо — их позиции сильно пошатнулись.
Мою «Нью-Йорк. Факты» они попытались записать в жёлтую прессу. Но после того как «Таймс» неоднократно делали ссылки на новости, которые давали мы, стало очевидно, что старания демизданий тщетны. Более того, дела нашей собственной редакции пошли очень хорошо. В неё уже поступила масса звонков с вопросом — когда следующий выпуск? А множество репортёров попросились к моему главному редактору Джеффу Брауну на работу. Судя по всему, если так пойдёт и дальше — «Факты» станут вполне представительной газетой, которая быстро окупит свои вложения, и на ней можно будет даже зарабатывать.
В скором будущем главным моим информационным «тараном» станет радио. Ведь я планировал сразу создать новостные программы. Всё как полагается. Чётко по часам, американцы будут включать свои радиоприёмники и узнавать свежие новости.
Агент Глен Диксон до сих пор оставался в Нью-Йорке. Думаю, его приставят к ведомственной награде. И теперь у него появится возможность подняться на ещё одну ступень выше в иерархии бюро расследований. Я намекнул ему, что сто́ит оставаться в Чикаго, или поблизости от него, а сюда «пробить» какого-то своего верного подчинённого. Например, бывшего напарника, на которого у меня тоже есть компромат. В Чикаго мне тоже очень нужны глаза и уши в силовых структурах.
А ещё мне не давала покоя Сицилия. Обещанный в таинственном письме звонок действительно поступил вчера вечером в мой офис. Кажется, кто-то пытался говорить изменённым голосом. А после разговора я понял, что всё действительно очень серьёзно.
Одно дело — попытаться уломать Фэллона отдать мне свидетеля, на что он точно не пойдёт. Да и я не хочу рушить хрупкую нить связи с шерифом Бронкса. После штурма Аунего он перестал задавать мне каверзные вопросы. Видимо, впечатлился тем, что мои люди бескорыстно, как ему казалось, пошли на помощь полиции. Добытый таким образом Паоло Колетти не будет иметь никакой мотивации. Ведь тогда его жену и детей убьют неподалёку от Палермо. Он сам уже заочно записал себя в мертвецы и боится, что за ним придут люди Массерии.
Другое дело — полностью распутать эту ситуацию, и тогда перед сходкой «боссов» у меня будут неопровержимые доказательства того, что Массерия за спиной у всех подставляет игроков теневого рынка. Ведь если он взялся за меня, то возьмётся и за других.
Самое главное, что я окончательно убедился в правоте своих догадок! Именно Массерия «заказал» меня инспектору Курту Кэмпу, дабы тот отправил меня в распределительную тюрьму. И именно он подослал тех убийц. Интересно, Джо сам всё организовал? Или у него были помощники? Сто́ит разобраться.
— Ты ничего не ешь, — показал вилкой на мою тарелку Громов.
— Да, задумался.
— Ты в этом состоянии уже второй день ходишь, — заметил друг.
— Есть отчего… — усмехнулся я и взял чашку ароматного кофе.
— Когда поедешь в Кентукки? — с намёком подмигнул мне Виктор.
Вот шельма! Они уже подтрунивали с Мишкой надо мной по поводу Блум. Я улыбнулся и ответил:
— Хотел отправиться туда завтра. Планировал навестить наших компаньонов в Вирджинии, а затем заскочить к ней и её кузену.
— С партиями виски из Кентукки всё в порядке, — заверил меня Громов.
— Знаю. Но видимо, придётся отложить эту поездку.
— Уверен? Тебе бы развеяться, — с сомнением протянул друг.
— Вот сейчас и узнаем! — всё же решился я и поднялся с кресла.
Нет, не буду покупать это кафе «Розу». Оно мне нужно для таких вот «специфических» звонков. И не должно быть связано со мной. Но злоупотреблять не стоит. Буду периодически менять локации.
Попросив телефон, я обдумывал, как буду выстраивать дальнейшую стратегию по Сицилии. Без помощи мне там не справиться. А заходить нужно через тех людей, кто имеет связи с местными на острове…
Через минуту я уже говорил с Чикаго:
— Привет, Аль! Мне нужно встретиться с Джонни Торрио. Ты можешь устроить мне эту встречу?
Центральное управление полиции Нью-Йорка.
Шеф полиции Нью-Йорка Джим Калэханн с размаху стукнул кулаком по столу:
— Какая ещё внутренняя проверка? Он совсем там рехнулся? — проорал он, надуваясь от ярости.
Даже то, что он полчаса назад позабавился прямо на этом огромном столе со своей секретаршей, спелой, как ягодка, не успокоило Калэханна. Пассия терпеливо дождалась, пока дородный шеф копов напыхтится на ней, и убежала, боясь навлечь гнев и на себя. Настроение босса она уже научилась считывать очень быстро. И была рада, что к нему теперь заглянули подчинённые, на которых он выпустит пар.
Двое ближайших помощников Джима сидели, потупив взор. А он всё разорялся:
— Да что этот прокуроришка себе позволяет? «Же-леееезный Саленс»! Тоже мне, дорвался до власти, деревенщина…
— Сейчас его поддерживают почти все газеты штата, — робко вставил первый заместитель.
— А демократы? — злобно сузил глаза Калэханн.
— Они сейчас отбиваются от комиссии Конгресса по особым делам. После этого скандала вокруг Аунего им теперь припоминают любую статью, которой они пытались погасить эту ситуацию… — ответил зам.
Джим плюхнулся в большое кресло и шумно выдохнул:
— Сволочи! Я поддерживаю их на каждых выборах, а они отворачиваются от нас в такой момент.
Сейчас он чувствовал себя словно в осаждённой крепости. Прокурор очень крепко взял его за яйца.
— Что этот протеже Саленса? Джон Фэллон.
— Шериф Бронкса сейчас на волне популярности. У него берут интервью все газеты. Теперь все издания называют Джона «Ковбой из Тампы», — невесело ответил второй помощник.
— Понапридумывают! — снова взъярился Каллэхан, — Надо было выдавить его ещё раньше из города! Как только Саленс притащил его из Флориды!
— Мы пытались, давали ему самые сложные дела. Но он перекрыл этим Аунего все предыдущие недочёты… — пожал плечами заместитель.
— Ну ничего, газеты и его забудут. Поговорят и перестанут. Тогда и займёмся этим мальчишкой.
Затем шеф полиции понизил голос и добавил:
— У нас на носу получение «особого» груза из Китая. А прокурор затеял проверки. Что я скажу людям, которые ждут первую партию? Я пообещал обеспечить безопасную транспортировку. И что ни один полицейский или таможенник не зайдёт на их судно. Я уже подписал все распоряжения по нарядам и патрулям. Договорился с начальником порта. Теперь он названивает мне в истерике каждые два часа! А если прокурор Саленс засунет туда свой нос и спросит — почему самый крупный сухогруз из Макао прибыл без досмотра?
Подчинённые сжали скулы. Они прекрасно понимали, что им грозит, если груз найдут, конфискуют и заведут уголовное дело. Трясти будут всех до единого.
Джим потёр виски. От напряжения вены на них проявились так, словно хотели лопнуть.
— Напомните, откуда вообще началась вся эта возня с Аунего?
— Со статей в новой газете «Нью-Йорк. Факты», босс…
— Кто владелец?
— Некто Алекс Соколов. Русский.
— Русский? — недоумённо поднял глаза на заместителя шеф полиции Нью-Йорка, — Что за русский?
— Из Бронкса. Открыл ряд бизнесов. Перевозки, какой-то завод. Занимается благотворительностью. Но фактически он — новый теневой король Бронкса.
— Точно? Там много кто был. Ирландцы, какие-то русские ещё…
— Кхм. Их больше нет, — запнулся помощник по «особым» делам.
Калэханн поднял на него бешеный взгляд и спросил:
— Что значит «нет»?
— Мы с вами были очень заняты этим… «проектом» с Китаем. Плюс ваши выборы на пост шефа полиции на ещё один срок…
— Кто может знать о нём что-то? — перебил помощника Джим.
— Есть информация, что Соколова пытались посадить в тюрьму.
— Кто?
— Его арестовывал Джон Фэллон. В той перестрелке он получил ранение.
— Помню об этом случае. Но почему тогда фамилия Соколова не фигурировала в итоговом докладе?
— Доклад делал инспектор Курт Кэмп. Он с напарником выезжал в Бронкс разбираться в произошедшем. Он же и отправил Соколова в распределительную тюрьму, но тот вышел под залог. Дело заглохло.
Шеф полиции тут же стал похож на гончую, взявшую след:
— В тюрьму? Зачем?
— Видно, Кэмпу кто-то подсказал, — тут же нашёлся заместитель и показал двумя пальцами щепотку, намекая на деньги.
— А дело Соколова вёл Джон Фэллон?
— Да.
Джим Калэханн скрестил пальцы перед собой и уставился в одну точку. Коп-коррупционер многое повидал на своём веку, и если бы сам не был докой в оперативной работе и интригах, то не усидел бы в тёплом кресле так долго. Немного поразмышляв, он самодовольно усмехнулся:
— Отлично. Вот наш доблестный «Ковбой из Тампы» и попался. И Соколов тоже. У меня чуйка на такие дела! Значит так. Слушайте внимательно. Курт Кэмп должен быть у меня сегодня же здесь, — толстый палец шефа полиции ткнул в столешницу, — Надо его расколоть и взять на крючок. Пусть сослужит нам хорошую службу. Разузнает всё про делишки того русского. Заодно потрясём и Фэллона. У него под носом сидит преступник, а он в ус не дует? Прокурор Саленс слишком много на себя стал брать. Вот мы и «прославим» его любимчика шерифа. Пусть видят: какие протеже у нашего «Железного прокурора»…