Мэл решив, что разработка планов не ее конек, отправилась к себе в комнату, где ее ждал уже Бром с готовой ванной и различными кремами для тела.
— Ой, нет, стой там. Я сама могу себя намазать кремом от солнца, — остановила она молодого человека, который склонился в пол. — Хорошо, только ниц не падай.
— Я помню госпожа. Но могу же я вымыть ваши волосы, сделать массаж?
Она так устала от мужского внимания к своей особе, что только кивнула: — Стой здесь и когда позову, только тогда зайдешь.
— Слушаюсь моя госпожа.
Мэл открыла дверь в ванную и уже хотела сделать несколько шагов, но пришлось обернуться, в комнату входил шикарный блондин с голубыми глазами, в золотой броне, увешанный мечами, кинжалами, который припав на одно колено, выпалил: — Моя королева, прошу, накажите меня за то, что не смог вас защитить.
— А ты…
— Я ваш личный страж, если помните на арене, вы меня повысили до этой должности, — проговорил блондин и поднял на нее голубые глаза, в которых была и тоска и боль и радость. Мэл даже шаг назад сделала, чтобы не броситься его поднимать. Опять ведь мужем сделает, а она кажется говорила, что больше никого в семью не будет брать.
— Отлично, твое наказание никого ко мне не впускать. Только стой за дверью, — она кивнула подбородком, показывая куда лучше ему выйти, от греха подальше. Блондин встал, чеканя шаг, вышел за дверь и она услышала как он развернул кого-то из слуг, рассказывая как он будет его бить долго и качественно, если он нарушит покой его королевы. Мэл повернула голову к Брому и спросила: — А его как зовут?
— Герий, моя госпожа.
— Хорошо. Не входи пока не позову, — грозно сказала она Брому, увидев у него на лице улыбку.
«Вот как тут можно жить спокойно, когда все мужчины красавчики, даже Бром силен, красив. Тут главное не делать ничего, что могло бы навредить им, а так жить можно, только сложно. Выдержка должна быть, а у меня она кончается с каждым прожитым днем. Но вернемся к планам на будущее. И так, с мужьями разобралась, осталось разобраться с фрейлинами. Потом разберусь с советом. Хотя совет и фрейлины — тот еще букет».
Она залезла в ванну, вылив достаточно много шампуня в воду и наблюдая, как на воде появляется пена.
— Вот теперь можно звать и того, кто умеет делать массаж. Лучше расслабляющий, и головку помыть тоже можно, а если еще и массаж головы проведут, вообще уйду в нирвану, — оценив обстановку, что все стратегические места ее тела закрыты пеной, она крикнула. — Бром входи, — и закрыла глаза. Когда ее волос коснулись мужские пальцы, она застонала, мурашки побежали от шеи к пояснице. — Вот и молодец, возьми с полки пирожок, — а ее волосы осторожно расчесали, потом намазали шампунем и легко прошлись по коже головы подушечками пальцев, чем вызвали у нее еще один стон. — Как же хорошо. Согласна, теперь буду всегда пользоваться твоими услугами, — она наслаждалась нежными касаниями. То, что ее волосы осторожно перебирали пальцами, нежно касались висков, затылка, проводили пальцами по лбу, снимая с него напряжение и двигались к аккуратным ушкам. Потом ее волосы аккуратно вымыли и расчесали. Когда пальцы мужчины убрали ее волосы с шеи, заставляя чуть наклонить ее голову вперед и она почувствовала легкий поцелуй теплых губ, она вздрогнула, но глаза не открыла: — Бром не переходи черту. Договор был только на массаж, иначе прогоню, — ей ответил тихий вздох, и руки переместились на ее плечи. Легко разогнав кровь, легким массажем возведя ее в нирвану, мужские ладони тронулись к плечам, потом вернулись к шее, и опять к плечам. Когда ее заставили поднять правую руку вверх и мужская ладонь прошлась по ее мышцам, массируя их, она улыбнулась. — Молодец, — точно так же была исследована ее левая рука, а потом мужчина исчез, Мэл прислушалась, но нигде не было ни звука: — Ушел? — и открыла глаза.
Ванная была огромной, здесь могло мыться сразу от силы человека три — четыре, она повернула голову к двери, пытаясь понять, что ее нагло бросили, и скривилась: — Ну и ладно, беги — трус.
— Я не трус, но я боюсь, что ты меня прогонишь, — перед ней из воды поднимался Киих. Бронзовое тело, легкая дорожка из черных волос на груди и проходящая через живот вниз к паху, широкие плечи и шикарные бедра и глаза, в которых сквозил страх.
«Красивый какой. Ну как же можно прогнать такое совершенство».
— Ну даже не знаю. Мне обещали массаж, — она выдохнула, понимая, что сейчас она может его прогнать, а может приблизить и полюбить, может дать надежду и может ее отобрать и стать в его глазах той Мэлисентой.
— Я могу, я умею. Ты не пожалеешь, — он опустился в воду перед ней на колени и прошелся руками по ее икрам, в сочетании с теплой водой — это было приятно. Мэл прыснула от смеха.
— Щекотно, — но руки Кииха уже двигались к ее лодыжкам, прошлись по ее пальчикам и вернулись к пяточкам. Мэл извивалась в его руках, смеялась и просила пощады, а он улыбался и продолжал, только теперь двигаясь к ее бедрам, гладя ладонями нежную кожу и пытаясь не сорваться, чтобы остаться с ней, той к которой так тянет, но и так страшно опять стать изгоем. Потому он пытался быть нежным.
Когда его руки обхватили ее бедра, она оказалась прижатой к бортику, а перед ней было его лицо, вылепленное художниками древности, античный нос, тонкие губы, прекрасные скулы и черные глаза, затягивающие ее в омут любви, в которой она точно знала, она уже утонула. И она обхватила его за шею и прижалась к этим губам, понимая, что сейчас дала этому мужчине все права на свое тело, на свою душу. Ее подхватили под ягодицы и посадили на бортик ванны, разведя широко ноги и тут же входя в нее до самого конца, выбивая из нее стон и вгрызаясь в ее губы. Киих только сейчас понял, как же он хочет эту женщину, как же он жаждал ее столько лет, он ведь ждал именно ее, с ее непосредственностью, с желанием спасать всех мужчин. Именно в этот миг он понял, что вся его жизнь до этого была только прелюдией, чтобы однажды проснуться и увидеть ее. В его глазах была вся его жизнь, вся его любовь именно к ней, его желание ее укрыть, спасти, оградить от всех печалей и любить. Любить бесконечно, до конца своих дней. Там в подземелье дворца, он видел ее слезы, да, она не плакала, но в глазах они были, он видел ее страх в казематах арены, видел ее магию и ее гордость за них, когда они пришли ее спасти, а еще он видел ее слабость, которую она не побоялась им показать.
И вот она в его руках, полностью ему отданная, и не требующая чтобы он лег в воду и задыхался, когда она будет скакать на его жезле, получая удовольствие от его удушья. Нет, она другая, она целует его, так же дико, как и он, ее пальчики гуляют у него в волосах, да, коротких, но она умудряется сжать их, вызывая этим лишь его желание подчиняться ей. Он сейчас согласен на мимолетную боль, только бы она не оттолкнула, не ударила, а любила его, целовала его глаза, губы, нос, щеки. Только бы он мог наслаждаться ее телом, заставляя изгибаться под своими руками, чувствуя ее каждую косточку, каждую мышцу. Только бы дала ощутить себя нужным, любимым, а удовольствие он ей доставит, недаром его так долго и мучительно учили это делать.
Мэл плавилась от его рук, а когда поцеловала его в закрытые глаза, поняла, что все делает правильно, услышав его стон. И она целовала дальше: нос, щеки, лоб, как мать целует дитя, снимая напряжение с лица и заставляя успокоиться, отдаться материнской воле. Киих вбивался в нее неистово, будто желая отомстить, но она понимала, что этому мужчине досталось в этой жизни больше остальных, вот почему его так и называли «гордый Киих», вот почему он сейчас так ломится в нее, пытаясь наверстать, то упущенное. Она согласна, пусть, но потом она будет диктовать правила, ведь в любви нельзя быть главным, ее нужно дарить, ничего не требуя взамен. Когда их обоих накрыло волной судорог и Киих выдохнул, она дернула его чуб и с улыбкой прорычала ему в губы: — Еще раз будешь так делать, лишу сладкого. Меня надо любить медленно, целовать нежно, а не вгрызаться в губы как танк.
В черных глаза появился страх, а потом отстраненность: — Прости моя королева.
Когда он попытался убрать руки с ее бедер, она прорычала: — Назад. Стоять. Я не отпускала.