Серина Гэлбрэйт Роза для брата

Плакат, большой, яркий, с цветочным орнаментом по краю, выделялся на фоне унылой серой стены, грязной, мокрой улицы, равнодушных, спешащих по своим делам людей. Мой взгляд сам собой зацепился за крупную, с виньетками надпись «Ежегодный весенний бал-маскарад».

— Весенний бал-маскарад, — прочитала я вслух и обернулась к Кадииму. — Что это?

— Один из местных аристократов ежегодно устраивает бал в первый месяц весны, — Кадиим едва удостоил вниманием разрисованную гиацинтами и масками афишу. — Приглашаются все желающие, вернее, одетые должным образом.

— Бал, — повторила я. — Это, должно быть, интересно.

— Нисколько. По сути, там соберутся всё те же аристократы и, возможно, кое-кто из людей происхождения незнатного, но более чем состоятельных. Разврат и вседозволенность, прикрытые масками. Не самое подходящее место для добропорядочной девушки, — Кадиим взял меня под локоть и повёл прочь от плаката. — Нынче королевские дворы многих стран совершенно распустились и Афаллия не исключение. Впрочем, она никогда не отличалась особым благочестием.

— Ты ворчишь как старая матрона, — заметила я, бросив через плечо последний взгляд на плакат, выискивая дату проведения. — А я с удовольствием посетила бы настоящий бал. Наверное, там весело.

— Тебе нельзя появляться в таких местах.

— Мне ничего нельзя, а иногда так хочется хотя бы разочек, хотя бы одним глазком увидеть всё то, о чем я только читала.

— Это опасно, Веледа, — напомнил Кадиим.

— Что может случиться? Все в масках, и я под надежной защитой отца и твоим присмотром.

— На этом балу, по моим сведениям, ожидается почти четверть братства, а ты желаешь его посетить?

— А отец там будет?

— Нет.

Бал. Настоящий. С масками и костюмами. О-о, как же я хочу туда пойти! Хотя бы раз в моей бестолковой, скучной жизни повеселиться, потанцевать, как положено молодой незамужней девушке, не думая о последствиях, о том, что кто-то поймёт, кто я, чья я дочь. Да никто не догадается, уверена! Даже эти напыщенные собратья из ордена Тринадцати. Отец сделал всё, чтобы никто не смог найти меня ни обычными способами, ни магическими. Да и кто станет присматриваться к одной из множества гостий на маскараде?

Пристально следя за проезжающими мимо экипажами и верховыми, Кадиим перевёл меня через дорогу. Мы пошли по темному от недавнего дождя тротуару, вдоль витрин лавок и салонов, маневрируя среди прохожих. Солнце скупо выглядывало в редкие прорехи в плотных серых облаках, противный холодный ветерок норовил пробраться то под длинные юбки, то за поднятый воротник плаща.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — произнес Кадиим наконец.

— И о чем же?

— Ты хочешь пойти на бал.

— Хочу, — призналась я. — Бал завтра вечером, а у меня завтра как раз последний день.

Опять небытие. Опять время, исчезнувшее за гранями мира живых. Опять пустота, в которой я растворялась, превращаясь в собственную тень. Знаю, отец защищает меня, оберегает от тех, кто может причинить мне вред, попытаться использовать или убить, но порой мне казалось, я ненавижу папу за это убогое существование. За то, что лишил меня нормальной жизни, отрезал от мира живых.

— Ты хочешь потратить свой последний день на это великосветское болото?

— Почему бы и нет?

— Мы можем поехать в театр.

— Мы уже были в театре. И в оперетте. И на концерте симфонического оркестра, где я благополучно заснула. Всякий раз у нас одна и та же культурная программа. Мне надоело, Кадиим. Я девушка, в конце концов, я хочу веселиться, танцевать и кокетничать с симпатичными кавалерами. Меня утомляет общество зачарованной прислуги и, уж прости, иногда мне хочется перемолвиться словечком с кем-то ещё, кроме полуторатысячелетнего духа.

— Господин не позволит…

— А мы папе ничего не скажем, — я прижалась теснее к боку спутника, поймала настороженный взгляд карих глаз, сомнение, ясно читающееся на лице немного смуглом, обветренном, серьезном. — Пожа-алуйста! Всего на часок-другой, а к полуночи вернемся, и папа ничего не заподозрит. Он сам мне сказал, что будет завтра занят весь вечер и приедет только к двенадцати. Ты же меня любишь, да?

— Люблю и потому не хочу, чтобы ты рисковала и подвергалась опасности, находясь в непосредственной близости от членов братства. Если они узнают…

— Они не узнают. Им даже в голову подобное не придет. Ты же их всех знаешь, просто покажешь сразу тех, к кому приближаться не надо, и я буду держаться подальше. Я не собираюсь прыгать у них перед носом, размахивать руками и кричать: «Вот она я!» Большой зал, куча гостей. Возможно, я даже не столкнусь ни разу ни с одним из них.

— Риск слишком велик и если господин узнает…

— Пожа-а-алуйста!

— Веледа.

— Я уже много лет Веледа. И если вдруг папа и узнает, то что он сделает? Накажет меня?

Мой отец? Глупости какие! Папа слишком любит меня, чтобы наказывать за мелкие провинности. Поворчит немного, выговаривая за легкомыслие, но потом всё равно простит.

— Он накажет меня, — возразил Кадиим.

— Как? Ударит бессмертного и по большей части бестелесного духа? Заточит обратно в кольцо? — я передёрнула беззаботно плечами. — Другого хранителя и стража для меня он всё равно не найдет. Тем более такого заботливого, надежного, любящего и доброго. В случае чего я всё ему объясню и возьму вину на себя. Скажу, что я тебя заставила.

Кадиим покачал осуждающе черноволосой головой.

— Ты вьёшь из меня веревки.

— Вовсе нет. Ну, быть может, совсем чуть-чуть. Значит, я могу пойти на бал?

— Я должен обдумать твою безрассудную затею.

— А я начну выбирать платье.

— Я ещё не дал своего согласия.

— А я на всякий случай. У меня столько нарядов и совсем некуда в них ходить, не говоря уже, что они успевают выйти из моды.

Впрочем, когда собираешься на маскарад, устаревший фасон значения совершенно не имеет.

Я улыбнулась мечтательно, перебирая мысленно свой гардероб.

Я поеду на бал.

* * *

Я поеду на бал.

Я заснула с этой фразой, волнующей, радостной, полной ожидания неизвестного ещё чуда. Проснулась с нею же. Повторяла мысленно весь день и иногда, когда рядом никого не было, шепотом вслух. Навестивший меня с утра отец удивлялся счастливой моей улыбке, блеску в светлых зеленых глазах, румянцу на нежных щечках, но я отвечала просто — весна. Хотя за окнами небольшого дома, который отец снимал для меня, по-прежнему грязь и лужи, хмурое небо и голые ветви деревьев, безликие прохожие в темных одеждах и заляпанные бурыми пятнами экипажи.

Платье, сочетание тканей пастельных оттенков, льдисто-голубой и бежевой с рисунком из переплетающихся цветочных стеблей и бабочек. Пышная юбка на кринолине, с непривычки кажущаяся непомерно объёмной. Тугой корсет, выгодно подчеркивающий мою небольшую грудь. Отороченные кружевом рукава до локтей я приспустила, обнажая полностью плечи, а перчатки выбрала обычные белые. Горничная уложила мои длинные золотистые волосы в элегантную прическу с кокетливо спускающимся на плечико локоном. Из украшений золотые серьги, цепочка с кулоном в виде розы — папин подарок — и кольцо с непроницаемо-чёрным камнем. Кадиим сам завязал голубые ленты серебристой полумаски, помог мне надеть тяжелый, подбитый мехом плащ. В очередной уже раз качнул головой, не одобряя моей затеи, и с поклоном растворился, втянулся синеватой дымкой в камень кольца.

И зря волнуется. Ничего со мной не случится.

Я поеду на бал. Нет, не так. Я еду на бал.

Особняк, где проходил маскарад, принадлежал, как поведал Кадиим дорогой, какому-то знатному вельможе, состоящему нынче на хорошем счету у короля Афаллии. Впрочем, и на само королевство, одно из крупнейших и влиятельнейших в этой части континента, братством возлагались большие надежды. Бесконечная игра, очередная партия. И, как бы ни сложились обстоятельства, как бы ни были разыграны роли, свой выигрыш Тринадцать получат, а надоевшую, бесполезную игрушку выбросят без малейших сожалений.

Двухэтажный особняк из розового кирпича сиял. Высокие освещённые окна, фонари во дворе, рассеивающие вечерние сумерки. Когда карета, миновав распахнутые фигурные ворота, остановилась перед парадным входом, и подбежавший лакей открыл дверцу экипажа, мне показалось, что я попала в сказку. Самую настоящую, которыми я так зачитывалась в детстве. Замирая от восторга, придерживая, насколько возможно, колышущуюся колоколом юбку, я вышла из салона, поднялась по широким ступенькам к входу. Другой лакей с поклоном распахнул передо мной темно-коричневую дверь, третий принял у меня плащ. В светлом холле полно народу, роскошно одетых, сверкающих драгоценностями дам и джентльменов, в массе своей отдавших предпочтение обычному фраку. Но, по крайней мере, все в масках, кто в полумасках, как я, кто держал перед лицом маску с длинной ручкой, кто в скромных однотонных, кто в украшенных кружевами, перьями и камнями.

Я остановилась на минуту возле одного из больших зеркал на стенах холла, проверяя, всё ли в порядке, оценивая себя и свой наряд. Что ж, неплохо. Весьма неплохо. Получше многих присутствующих. Затем направилась вместе с другими постепенно прибывающими гостями в бальный зал.

Как я и предполагала, зал более чем просторен и достаточно заполнен людьми, чтобы затеряться среди них. На стенах разноцветные бумажные гирлянды, пёстрые ленты и венки из оранжерейной зелени. В ложе играл оркестр, и легкая музыка тянулась по залу, словно флёр воздушных, манящих духов.

Настоящий бал. И я здесь, вижу всё своими глазами.

Я неспешно углубилась в зал, осматриваясь внимательно, стараясь не упустить ни единой детали. Надо запомнить всё как следует, чтобы насладиться потом в полной мере этими моментами осуществившейся мечты. Кто знает, возможно, этот вечер единственное, о чем я буду вспоминать ещё долгие, долгие годы.

— Веледа? — голос Кадиима прозвучал шепотом ветра возле моего уха, неслышный посторонним.

В отличие от моих ответов, к сожалению. Но я давно научилась в подобных случаях говорить тихо-тихо, себе под нос. Если кто и обратит внимание, то самое большее примет мой диалог с духом за бормотание слегка помешанной особы.

— М-м? — отозвалась я.

— Пока я насчитал троих собратьев. К твоему счастью, все из более молодых поколений, а значит, даже не подозревают о существовании подобной тебе.

— Благодарю, утешил, — я огляделась. Когда же начнутся танцы?

— Должен быть кто-то ещё. К несчастью, я не знаю, кто именно.

— Какая разница?

— Большая. Если кто-то из старшего поколения, то тебе придется покинуть бал.

Уйти? Ни за что!

— Я только что приехала.

— Я не могу позволить тебе так рисковать. Не надо было разрешать тебе приезжать сюда…

Поздновато спохватился!

Я повернулась резко на месте, выискивая глазами уголок потише, где смогла бы, не стесняясь, не шепча чуть слышно, высказать Кадииму всё, что я думаю об отвратительной привычке сбегать с бала, едва переступив порог зала, и натолкнулась на оказавшегося позади мужчину. Скрытое чёрной полумаской лицо, фрак, не слишком тщательно причесанные каштановые волосы, задорная, мальчишеская улыбка на губах, карие глаза в прорезях. Удивительные глаза. На долю секунды мне показалось, будто в них отражалось пламя множества свечей, но, присмотревшись, поняла — это не отражение. В глазах незнакомца вспыхивали золотые искры, крошечные, яркие, придававшие взгляду очарование волшебное, завораживающее.

Тем временем незнакомец нащупал мою руку, поднёс её к губам и коснулся моих затянутых в перчатку пальчиков легким поцелуем.

— Поймал, — произнес он негромким, бархатистым голосом.

А я поняла, что сейчас у меня в духе сентиментальных романов Джульетты Теннет подогнуться враз ослабевшие колени и я самым позорным образом рухну к ногам мужчины.

— Веледа! — оклик-предупреждение, но я не видела ничего, кроме карих глаз и лукавой улыбки.

Чувствую себя дурочкой, неуверенной, плохо соображающей. Бабочкой, угодившей в сети-приманку. И мне совершенно не хотелось выбираться из ловушки.

Не отпуская моей кисти, незнакомец другой рукой осторожно надел мне на запястье браслет-ленту с белыми атласными цветами. Разжал пальцы и завял кончики ленты бантиком.

— Вот так, — добавил мужчина удовлетворённо. — Теперь вы моя пара.

— Что? — растерялась я.

— Вы моя пара, прекрасная леди. До конца этого бала, — он указал на белые цветы. — Что-то вроде традиции. На входе мужчинам дают эти браслеты, и они могут как надеть их на руки своим спутницам, так и выбрать любую понравившуюся им леди среди гостей.

Я видела мельком в холле девушку с лотком, полным браслетов вроде того, что красовался сейчас на моём левом запястье, однако значения не придала.

— Беван, — слегка склонив голову, представился мужчина. — Могу я узнать, как зовут мою леди?

— Веледа! — кольцо на пальце начало нагреваться, я ощущала исходящее от металла тепло даже сквозь перчатку.

— Я… — я опустила глаза на изящный золотой цветок на своей груди. — Роза.

Папа часто зовет меня «моя роза», так что почему бы и нет? И не представляться же мне настоящим именем?

— Роза? — Беван тоже посмотрел на кулон. И, похоже, не только на кулон. Оказывается, грудь, открытая низким декольте, приподнятая корсетом, взволнованно вздымающаяся, выглядит весьма эффектно. — Просто Роза?

— Просто Беван? — в тон собеседнику парировала я.

— У нас нет фамилий и вторых имен, да и настоящих титулов, по большому счету, тоже, — мужчина поднял правую руку без перчатки, демонстрируя на указательном пальце потемневший золотой перстень со звездой, серебристой, с несколькими тонкими лучами.

Перстень, известный мне слишком хорошо, до мельчайших деталей.

— Вы из братства Тринадцати, — прошептала я.

— И этот существенный недостаток, смею надеяться, мои многочисленные достоинства всё-таки перевешивают.

Беван высок, что неплохо для долговязой девицы вроде меня. Широкие плечи, приятная улыбка и эти завораживающие, словно пламя свечи, золотые искры в глазах. И, судя по открытой маской части лица, он из младшего поколения. Он ни о чем не догадается — просто потому, что ничего не знает.

— Мне кажется, вы делаете поспешные заявления, — возразила я, снимая незаметно своё кольцо. Растянула завязки ридикюля, болтающегося на моём правом запястье, сунула туда кольцо и затянула шелковые шнурки. Иначе Кадиим не даст мне ни минуты покоя, ворча и стеная, точно престарелая, чересчур заботливая компаньонка. — И разве мы не для того надели сегодня маски, чтобы скрыть наши истинные сущности, притвориться хотя бы ненадолго кем-то другим? Я думаю, на маскараде не должны иметь обычного значения имена, титулы и род деятельности. Давайте сделаем вид, будто мы не те, кто мы есть на самом деле.

Я не та, кто может поставить под угрозу само существование братства.

Мужчина передо мной не тот, кто должен немедля убить меня, узнай он правду о приглянувшейся ему леди в маске.

— Отличная идея, Роза, — одобрил Беван.

Остался лишь один момент, который следует прояснить сразу.

— Я слышала, что на этом маскараде ожидается несколько членов вашего братства, — я надеялась, что в моём голосе звучит обычное праздное любопытство, не более. — Это правда? Знаете, не хотелось бы обнаружить ненароком, что вокруг исключительно бессмертные существа.

— Только четверо. Чистюля Вэйдалл, зануда Дрэйк, безумный Нордан и великолепный я. Ну, и ещё традиционно по мелочи, оборотни, демоны там всякие. В общем, твоего внимания они не стоят.

Мы уже на «ты»? Впрочем, не буду придираться. А имена мне, увы, ни о чем не говорили. Кадиим знает наверняка, но, чтобы уточнить, мне надо снова надеть кольцо. Пожалуй, лучше я рискну, чем стану выслушивать нотации и лекцию о моём неподобающем поведении.

Беван повернулся, встав рядом со мной, я положила руку ему на локоть, и мы неторопливо, прогулочным шагом двинулись через зал.

— Ты приехала одна?

— Да.

Не похоже, чтобы мужчину удивила юная леди, прибывшая без надлежащего сопровождения на бал.

— Я заметил тебя ещё в холле, когда ты смотрела на себя в зеркало, — пояснил Беван.

— Правда? — выходит, мужчина последовал за мной в зал? Надеюсь, он не слышал, как я разговаривала с Кадиимом. У членов братства хороший слух, даже слишком.

— И сразу понял, что тебя ни в коем случае нельзя оставлять одну. Такие нежные розочки, как ты, легко становятся добычей хищников, а хищников здесь хватает.

— Я польщена, но вынуждена тебя разочаровать — я могу постоять за себя. У розочек есть острые шипы.

— Ты сбежала от злой мачехи? — Беван жестом остановил проходившего мимо лакея с подносом, взял два бокала с шампанским вином и подал один мне.

— Что? — я посмотрела растерянно на спутника, принимая бокал.

— Одинокая юная красавица на маскараде, — мужчина сделал глоток напитка, глядя на меня пристально, изучающе. — В тебе есть что-то такое, что отличает тебя от остальных дам в этом зале. Не знаю… Ты так осматриваешься, словно для тебя всё в новинку.

— Что ж, приоткрою завесу, — я пригубила вино. От полуправды большого вреда быть не должно. — Я ускользнула на бал тайком от отца, который меня любит, но временами слишком оберегает. Он считает, что нынешний высший свет не место для юных леди вроде меня. Поэтому отвечаю честно — прежде мне не доводилось бывать на балах, похожих на этот.

— Преступление запирать такую красоту в высокой башне, от глаз тех, кто мог бы любоваться ею, восхищаться.

Я рассмеялась.

— Ты видишь только часть моего лица. Вдруг скрытая под маской половина уродлива?

— Мне нравится то, что я вижу. Уверен, то, что скрыто, — не хуже, — взгляд коснулся мимолётно моего декольте и я, смутившись неожиданно, уловив недвусмысленный намёк в последней фразе, отпила ещё вина.

Если Беван вздумает меня поцеловать, позволить ли ему эту вольность? И он так смотрит иногда… мелькает в глазах что-то голодное, хищное, отражающееся частой россыпью искр.

Легкая добыча? Наивный.

— Позволишь пригласить тебя на танец? — спросил мужчина, и я кивнула с готовностью, радостно.

Наконец-то танцы!

Собравшиеся расступились, по знаку распорядителя освобождая половину зала. Оркестр заиграл новую мелодию, свободная часть начала заполняться парами. Папа нанимал мне учителя танцев, но мне впервые представилась возможность продемонстрировать свои навыки на людях. Я впервые в жизни танцую с молодым — по крайней мере, чисто внешне — симпатичным партнером, впервые ощущаю на себе столько мужских взглядов, восхищённых, заинтересованных. И мне нравилось чужое восхищение, нравилось внимание.

Пары закружились в ритмах вальса и обыденный мир словно остался где-то там, за пределами яркого вихря костюмов, масок, людей и музыки.

— Ты ведь не из Афаллии, — заметил Беван вдруг.

— Нет, — ответила я не задумываясь и лишь спустя секунду спохватилась. — Как ты догадался?

— Местные говорят с легким акцентом. Он появляется даже у тех, кто здесь не родился, но жил в течение продолжительного времени. Весьма въедливая штука, я сам не один год отучался.

— Я не слышу никакого акцента. О-о, так ты родился в Афаллии? — сообразила я.

— Имел такое сомнительное удовольствие, хотя где конкретно, не знаю. И женщина, которая родила меня, кем бы она ни была, так обрадовалась моему появлению на сей невеселый свет, что оставила на ступеньках сиротского приюта в замшелом провинциальном городишке.

— Я тоже не знаю, где родилась, хотя это и странно. Отец не говорит и всё моё детство он постоянно перевозил меня с места на место, из страны в страну. Я нигде не жила подолгу.

— А твоя мать?

— Она умерла, когда я была совсем крохой. Я даже её не помню, — и папа так редко и скупо упоминал о ней, что поневоле задумываешься, кем была неизвестная эта женщина для него, любил ли отец ту, кто дала жизнь единственному его ребенку?

— Ты права, это странно, — согласился Беван серьёзно.

— Что странно? Не знать, где ты родился?

— Встретить человека, который, как и ты, не знает, где он родился. Вообще-то я не любитель рассказов о тяжелом детстве и юности.

Действительно, странно. И смутило почему-то сильнее откровенных взглядов в декольте.

Мелодии и танцы сменяли друг друга плавно, едва уловимо перетекая в следующий. В глазах Бевана появилось задумчивое выражение, мужчина наблюдал за мной пристальнее допустимого, будто пытаясь разгадать загадку, а я следила за золотыми искрами, за отблеском размышлений. С одной стороны, сейчас я уже четко понимала, насколько рисковала, заявившись на маскарад, танцуя с членом братства. С другой же, осознавала, что иной возможности мне не представится, что это мой шанс хотя бы пару часов побыть простой беззаботной девушкой. И когда Беван, отвлекаясь от своих мыслей, улыбался мне или притягивал к себе в танце чуть ближе, чем того требовали правила приличия, моё сердце начинало биться быстрее и снова слабели колени. Знаю, что это глупо, сентиментально, слишком по-книжному, но, в конце концов, это всего лишь один вечер, а после мы расстанемся и никогда больше не увидимся вновь.

Мой вечер. Мой бал.

— Бев, старина!

Мы остановились. Мелодия затихала постепенно, рассыпаясь финальными аккордами, но всё равно досадно и обидно немного.

К нам подошла пара: темноволосый мужчина во фраке и незамысловатой чёрной маске и невысокая девушка в костюме, наверное, какой-нибудь богини. Приятного нежно-желтого оттенка ткань волнами укутывала изящную фигурку до туфелек, спускаясь с одного плеча и позволяя рассмотреть под полупрозрачными складками нижнее платье. Более плотное, но короткое, выше округлых колен девушки. Длинные темно-каштановые волосы уложены в простую прическу, в прорезях украшенной перьями и драгоценными камнями полумаски капризные зеленые глаза.

Незнакомец смерил меня взглядом быстрым, оценивающим, равнодушным, и повернулся к Бевану. Девушка изучала меня внимательнее, крепко ухватившись за руку спутника, словно хозяйка, виснущая на поводке большого пса.

— Я-то думал, где ты пропадаешь. Решил даже, что ты загулял и потому опаздываешь, а ты, оказывается, уже не один, — голос под стать холодным серо-синим глазам — насмешливый, ледяной, балансирующий между открытой издёвкой и тщательно замаскированным презрением.

Я нашла взглядом правую руку незнакомца и едва сдержала дрожь.

На указательном пальце золотой перстень со звездой.

Где один собрат, там и второй.

— Норд, — Беван улыбнулся натянуто, определённо едва скрывая раздражение, досаду. — Ну вот он я. Можешь передать нашей наседке, что все цыплятки на месте, и на том разойдемся и не будем друг другу мешать. Зал и так слишком мал для нас четверых.

Норд? Тот, кого Беван назвал безумный Нордан?

Говорящее имя.

— Сам Дрэйку передашь.

— Хорошо, передам сам.

— Ты колдунья? — спросила девушка вдруг, рассматривая меня, словно крайне занятную вещицу.

— Нет, — ответила я. Чересчур пристальное внимание незнакомки начинало тревожить и раздражать. Кем бы она ни была, мои настоящие запах, аура скрыты ото всех, она не сумеет ничего почуять.

Не должна, по крайней мере.

— Я тебя здесь раньше не видела.

— Это маскарад, Регина, — заметил Нордан лениво, удостоив меня вторым взглядом, более долгим, небрежным. — Под масками и костюмами может прятаться кто угодно, вплоть до девки с соседней улицы.

— Ты бы следил за словами, Норд, — в голосе Бевана прозвучало предупреждение, переходящее в угрозу.

— Я что-то не то сказал? — и в глазах смесь невинного недоумения и откровенного вызова.

У джентльменов, знаю, в подобных случаях приняты вызовы на дуэль вопреки официальным запретам, а у братства?

Отпустив руку спутника, Регина неожиданно подалась ко мне, резко, молниеносным выпадом. Верхняя губа приподнялась, обнажая тонкие клыки-иглы, по нижней скользнул язык, длинный, гибкий, раздвоенный на конце, коснулся воздуха буквально возле самой моей шеи. Вздрогнув, я отшатнулась, едва сдержала чисто рефлекторный порыв ударить в ответ, защищаясь. Беван отодвинул меня в сторону, заслоняя собой. Девушка же отстранилась, прикрыла на мгновение глаза, будто смакуя ощущения, улыбнулась удовлетворённо, демонстрируя обычные человеческие зубы.

— По-моему, тебе пора выгуливать свою гадюку на коротком поводке и в наморднике, — Беван повернулся ко мне, положил руку на моё плечо. — Идем. Поищем место, где воздух чище и полезнее для здоровья. Здесь слишком много вредных ядовитых испарений.

— Кто бы говорил, — насмешливо парировала Регина нам в спину.

— Что это за дрянь? — спросила я, когда мы отошли от странной пары на достаточное расстояние, чтобы даже существо с хорошим слухом не могло услышать нашего разговора.

— Дрянь она и есть. Ламия. Она тебя не задела? Даже царапина, оставленная ламией, может причинить серьёзный вред.

Полуженщина, полузмея. Хищная, действительно ядовитая, хладнокровная. Ох, Кадиим, верно, в ужасе, видя, в какое именно болото я залезла.

— Нет-нет, всё в порядке.

— У Норда на редкость паршивый вкус на женщин. Или шлю… профессионалки, или какие-нибудь уроженки серпентария. Некоторые в прямом смысле.

— Она же хладнокровная, — вероятно, я чего-то не понимаю. Неужели мужчинам интересно ложиться в постель с холодной скользкой женщиной, способной, к тому же, задушить их во сне? Ламии известны своей склонностью к убийству неугодных любовников. Или тут главное — роскошное тело, мастерство и острые ощущения? Надо позже уточнить у Кадиима.

— Наверное, поэтому пока старшие собратья и смотрят сквозь пальцы на эту связь. Регина змея, Норд ледяной сам по себе, у обоих поганый характер и ядовитый язык. Рано или поздно они наиграются и разбегутся.

Мы покинули зал, и Беван повёл меня по коридорам и галереям, переходящим друг в друга. По мере удаления от бального зала звуки музыки и голоса стихали, а людей встречалось всё меньше. Наконец мы прошли в небольшую гостиную с высокими окнами и стеклянной дверью. Мужчина распахнул передо мной створку, пропуская вперед.

— Не бойся.

Я и не боюсь. Смело переступила порог и ахнула восхищённо, рассматривая маленький зимний сад, полной зелени яркой, сочной, освещённый развешанными повсюду фонариками. В глубине стол в окружении стульев, маленькая изящная скульптура на пьедестале, журчащий фонтанчик, облицованный блестящей синей плиткой. За пышным папоротником и экзотическими для здешней флоры невысокими пальмами в больших кадках виднелась стеклянная стена, выходящая на обычный сад, темный, неприветливый.

— Какая красота! — выдохнула я восторженно и приблизилась к фонтану. По двум ступенькам стекала вода, собираясь в полукруглом миниатюрном бассейне внизу. На бортиках крошечные фигурки, изображающие нимф. — Жаль, что ни в одном из мест, где я жила, не было такого сада.

Я сняла ридикюль и перчатку, положила их на край стола и коснулась кончиками пальцев водяной ленты, ниспадающей с края верхней ступеньки.

— Я знал, что тебе понравится, — Беван встал рядом со мной, но, даже не глядя на спутника, я прекрасно понимала, что в данный момент безыскусная прелесть фонтана занимала мужчину в последнюю очередь. Понимала, зачем он привёл меня сюда.

И сердце замирало от предвкушения сладкого, волнующего.

Всё-таки я позволю ему поцеловать меня.

— Ты меня совсем не знаешь, — возразила я, выпрямившись, стряхнув капли с пальцев.

— Мне кажется, я знаю тебя уже давно, — Беван повернулся ко мне, коснулся моей щеки.

О-о, знать не хочу, скольким женщинам он говорил эту не блещущую оригинальностью фразу. Сегодня это не важно.

Мужчина склонился ко мне, я опустила ресницы. Ощутила осторожное прикосновение к губам. Раз, другой, словно пробуя меня неспешно на вкус, обвёл языком контур моих губ. Припомнив прочитанное в романах, я приоткрыла рот, почувствовала, как Беван одной рукой обнял меня за талию, прижимая к себе, а другая поднялась с моей щеки к краю маски, волосам и ленте завязки. Я отстранилась чуть, перехватила его руку за запястье.

— Нет.

— Почему? — удивился мужчина искренне. — Свою маску я тоже сниму.

— Не надо, — покачала я головой. — Маски скрывают нашу истинную сущность, забыл? Если мы их снимем, то нам придется стать теми, кем мы сегодня не хотим быть.

— Ты и так знаешь, кто я. Я не притворяюсь.

Сомневаюсь. Все в братстве притворяются кем-то ещё, похоронив себя настоящего так глубоко, что, быть может, уже и не помнят о той своей стороне.

— Беван, не надо, — повторила я, отпуская его руку. — Тебе действительно не стоит знать, кто я. Это… небезопасно. Для меня.

— Хорошо. Как скажешь, — мужчина поцеловал меня вновь.

Поцелуй нежный, мягкий, затягивающий в теплый, темный омут, где нет ни времени, ни обстоятельств. Голова отчего-то закружилась, дышать тяжело, но я ухватилась за плечи Бевана, прижалась теснее, наслаждаясь, несмотря на одежду, этим восхитительным ощущением крепкого мужского тела. И пропустила момент, когда нежность сменилась вдруг настойчивостью требовательной, жадной. Мужчина оттеснил меня от фонтана, прижал спиной к холодному стеклу. Ладони скользнули вверх по корсажу, одна обхватила открытую часть груди, пальцы проникли в ложбинку. О-ох, кажется, первый поцелуй грозит перерасти в первый секс, причем прямо здесь, среди листьев папоротника и пурпурных орхидей в горшочках. Я отвернула лицо, упёрлась в мужские плечи в попытке оттолкнуть, но Беван, будто не заметив, начал целовать мою шею.

— Нет… — не так. Надо говорить твердо, уверенно, чтобы мужчина не принял слабое возражение за кокетство, за показное сопротивление. — Нет, Беван. Я… не могу.

— Дирг с масками, не будем их снимать, — вторая ладонь опустилась на талию и попробовала пойти ниже, но юбка на кринолине не та вещь, с которой можно справиться легко и быстро.

— Я не о масках, — от ощущения горячих губ на моей шее и руки на груди голова только кружилась сильнее, кожу словно омывало водой теплой, ласковой, и по телу развивалась странная слабость. — Я не могу. Мне нельзя… совсем нельзя.

Беван остановился, поднял голову, разглядывая меня недоверчиво, непонимающе.

— Что значит — нельзя?

Я не знала, что будет, если я допущу близость с мужчиной. Папа строго-настрого наказывал мне никогда, ни под каким видом не поддаваться соблазну, не идти на поводу у любопытства, не следовать низменным инстинктам. Предупреждал, что страсть, по любви ли или сугубо под влиянием желаний тела, может оказаться для меня губительна, что если я рискну, то могу потерять всё, а не только девственность, подобно обычным девушкам.

И сейчас я едва не позволила соблазнить себя. Из любопытства.

— Я… Ты же понимаешь? — чем в таких случаях отговариваются девушки?

— Нет.

— Я должна… беречь себя для супруга.

— Ты собираешься замуж?

— Нет, но… когда-нибудь я выйду замуж и должна прийти к мужу нетронутой.

Недоверие плеснуло через край, и я заподозрила, что на этот маскарад не может приехать невинная девушка, хранящая девственность для будущего супруга.

Беван отступил от меня на шаг, я аккуратно поправила лиф платья.

— Прости, я не хотела вводить тебя в заблуждение, это вышло случайно и… — мой взгляд упал на стол.

Часть деревянной столешницы заслонял фонтан, но часть малую и на оставшейся я не увидела ридикюля. Я метнулась к столу, с нарастающим ужасом рассматривая свою перчатку, лежащую одиноко на краю столешницы.

Ридикюль же исчез. А вместе с ним и кольцо.

* * *

Не может быть. Этого просто не может быть!

Под изумлённым взглядом Бевана я осмотрела весь зимний сад, проверила каждый горшок, каждую кадку, каждое растение, ощупала дно в бассейне фонтана, даже залезла под стол, хотя опуститься на четвереньки в этой дурацкой юбке оказалось делом нелегким. Куда мог пропасть ридикюль? Я совершенно точно помню, что положила его вместе с перчаткой на стол. Перчатка на месте, а ридикюля и след простыл!

Я пропала. Если я вернусь без кольца, папа узнает о моём побеге на бал. Если узнает, да ещё и о потере кольца, то мне страшно представить, в каком отец будет гневе. И Кадиим не простит мне столь вопиющей беспечности и небрежности. Если кольцо отыщется, разумеется. А если нет? Как я буду без верного, преданного хранителя? Сомневаюсь, что в мире ещё сохранились настолько древние артефакты, а нынче таких уже не делали. И как вообще можно найти замену Кадииму? Он не просто дух кольца, он мой друг, почти как ворчливый и чересчур заботливый старший брат… которого я подвела.

— Я пропала, — повторила я вслух.

— Роза, да что случилось-то? — кажется, Беван задавал этот вопрос уже не первый раз, но я не удостаивала его ответом. — Что-то потеряла?

— Да, — призналась я наконец, обводя обречённым взором сад.

— Свою сумочку?

— Да, — всё очевидно.

— Там было что-то ценное?

— Хуже. Бесценное. Очень важная для меня вещь…

— Старинное кольцо с чёрным камнем?

— Да, — подтвердила я безнадежно и, спохватившись, повернулась к мужчине. — А ты откуда знаешь о кольце?

— Во-первых, я видел, как ты его сняла и убрала в сумочку. Во-вторых, у меня это… хм, старая профессиональная привычка — сразу отмечаю, сколько на человеке… ценных вещей, тем более украшений на женщине.

— Ты был ювелиром до вступления в братство?

— Нет, — Беван отчего-то посмотрел на скульптуру. — Я был вором.

— Вором?! — повторила я.

— Но я не трогал твою сумочку и кольцо не брал, — возразил мужчина, верно истолковав мою подозрительную интонацию. — Мне уже давно нет нужды красть драгоценности. И позволь напомнить, что я от тебя не отходил и обе мои руки были на тебе. То есть при тебе. То есть… ну, ты поняла.

Твердое алиби, конечно.

Случайный вор? Но что, по логике, может быть ценного в женской бальной сумочке? Нюхательная соль? Серьезный улов, ничего не скажешь. Значит, не только Беван мог увидеть, как я прячу кольцо в ридикюль.

Я вышла в гостиную, осмотрелась уже там. Заметила у стены секретер, приблизилась к нему. Оставалось надеяться, что вор не успел покинуть особняк. Наверняка кто-то или из гостей, или из прислуги.

— Ты хорошо ориентируешься в этом доме? — спросила я, услышав шаги Бевана за спиной. Он ведь точно знал, где в особняке есть укромные уголки, как пройти к зимнему саду.

— Неплохо. Хозяева часто устраивают здесь разные светские мероприятия, не только весенний маскарад.

— Отлично, — я взяла с секретера чистый лист бумаги и грифель и, обернувшись, сунула мужчине в руки. — Набросай хотя бы приблизительный план дома.

— Зачем он тебе?

— Я должна найти кольцо. Это вопрос жизни и смерти.

Пожав плечами, Беван положил лист на столешницу. Я же отправилась на поиски чего-нибудь острого.

— Второй этаж тебе нужен?

— Да.

Нож для бумаги туп настолько, что его лезвием даже мою нежную кожу придется пилить долго и старательно. Ни оружия на стенах, ни головы какого-нибудь несчастного зверя с клыками или рогами, ни острой завитушки на мебели и на камине.

— Что ты ищешь на сей раз?

— Что-то острое, — не бить же ради осколка вазу?

— А острое-то тебе зачем? — мужчина выпрямился, передал мне лист со схематичным планом дома.

— Мне нужна капелька моей крови для поиска кольца, — я взяла план, улыбнулась благодарно и положила бумагу на кофейный столик.

— Ты же говорила, что не колдунья, хотя явно собираешься колдовать.

— Я не колдунья. Это… другая магия. Не для людей.

— Хочешь сказать, ты не человек? — Беван окинул меня взглядом внимательным, изучающим.

— Я человек, — заверила я. — По большей части.

— Давай руку.

— Зачем? — насторожилась я.

— Надеюсь, тебе действительно нужна капля крови, а не перерезанное запястье?

— Совсем чуть-чуть, — я отогнула указательный палец.

— Тогда, если не боишься…

Я протянула руку, и мужчина обхватил бережно моё запястье. Словно во сне я наблюдала, как Беван подносит мою кисть к своим губам, целует указательный пальчик и приоткрывает рот, обнажая удлиненные клыки в верхнем ряду зубов. На секунду мелькнуло желание высвободить руку и убежать отсюда, но я сдержала малодушный порыв, только облизнула пересохшие вдруг губы. Я виновата, мне и исправлять. Поэтому придется потерпеть немного.

Острый кончик клыка коснулся подушечки пальца, надавил, прокалывая кожу. Я ойкнула, поморщилась невольно от боли, несильной, но противной. Беван мгновенно отпустил мою руку. Я глянула на набухшее алое пятнышко на пальце, повернулась к столику и простёрла над планом укушенную руку ранкой вниз. Закрыла глаза, представляя кольцо мысленно, четко, как если бы оно сейчас лежало предо мной.

— Услышь меня тот, кто связан со мной кровью моей. Явись пред хозяйкой своей, укажи пути-дорожки во тьме.

Я не видела, но чувствовала, как моя сила потянулась тонкими вихрями, скользнула по линиям планам, изучая, ощупывая, проверяя. Папа связал меня с кольцом давно, ещё когда я была подростком, и научил, как использовать поисковое заклятие, однако прежде мне не доводилось применять его на деле. Впрочем, прежде я и не теряла кольцо.

Я повторяла заученные когда-то слова раз за разом, пока палец не закололо. Ощутила, как сорвалась с подушечки тягучая капелька крови, упала красной кляксой на план, указывая местонахождение Кадиима. Я открыла глаза и, инстинктивно сунув палец в рот, дабы зализать ранку, склонилась над листом.

— Один из салонов на втором этаже, — сориентировался Беван.

Я быстро сложила бумагу вчетверо и вышла из гостиной. Мужчина последовал за мной.

— Беван, ты не обязан идти со мной, — возразила я в коридоре. — Возвращайся в зал, я и сама справлюсь.

— Не в моих правилах бросать девушку одну в беде, — мужчина взял меня за руку. — К тому же со мной ты скорее доберёшься.

Пришлось признать его правоту — в отличие от меня, Бевану не нужен план, чтобы найти лестницу на второй этаж и не заблудиться в коридорах. Наверху даже несколько более шумно и людно, чем в той части дома, где находился зимний сад. Навстречу попадались пары в масках, мужчины открыто обнимали спутниц за талию в лучшем случае, в худшем их ладони бесстыдно блуждали по женским ягодицам, дамы хихикали и без малейшего стеснения прижимались к спутникам. Из-за дверей доносились оживленные голоса, взрывы смеха, непонятная возня. Беван указал на створку в конце коридора и я, высвободив руку, ускорила шаг.

— Роза, подожди, — окликнул мужчина негромко, но я, не слушая его, едва ли не бегом преодолела оставшееся до двери расстояние, распахнула створку во всю ширь и ввалилась в салон.

Всё, попался, жалкий воришка!

— Немедленно верни моё кольцо, презренный вор! — выпалила я с некоторым пафосом. Но звучало неплохо. Мысленно.

— Что, простите? — стоявшая возле окна миниатюрная женская фигурка в полупрозрачном желтом платье нарочито медленно обернулась ко мне, посмотрела с искренним недоумением.

— Регина? — прозвучал за моей спиной голос Бевана. — Дирг побери, следовало догадаться.

— Кольцо верни, — повторила я, направившись через салон к ламии.

— Какое кольцо? — Регина даже ротик слегка приоткрыла, изображая то ли наивную непорочную деву, то ли полную дурочку.

— Это кольцо связано со мной моей кровью, и я точно знаю, что оно здесь, — процедила я угрожающе.

Регина вскинула тонкие руки, сняла маску. Хорошенькая. Этакая кукольная немного внешность. Самая подходящая личина для ядовитой скользкой гадины. И свет люстры отразился синеватым блеском на чёрном камне надетого на палец кольца.

— Ах, ты, должно быть, имеешь в виду это кольцо? — ламия глянула на него так, будто только что вспомнила о нахождении чужой вещи на своей руке. — Такой древний, редкий, я бы даже сказала, редчайший артефакт. Откуда он у тебя?

— Не твоё дело, — огрызнулась я.

— Ну и ладно. Мне на самом деле всё равно, откуда оно у тебя, — Регина отбросила маску, шагнула мне навстречу. — Не хочешь открыть личико?

— Благодарствую, но воздержусь.

— Желаешь остаться таинственной незнакомкой на маскараде? Как хочешь. Только окажи любезность и одолжи мне немного своей крови. Если кольцо связано с тобой твоей кровью, то наверняка она — ключ к нему.

Я скомкала план, нашла взглядом канделябр на столике у стены и прицельно зашвырнула бумажный шарик прямо в пламя одной из горящих свечей. Бумага вспыхнула мгновенно, секунду-другую огонь стремительно пожирал зависший над свечой шарик, пока тот не обратился чёрным, разлетевшимся по комнате пеплом.

— Милый фокус, — отметила ламия невозмутимо.

Это ещё только цветочки!

— Всё, милые леди, побаловались, и хватит, — вмешался Беван. — Регина, верни девушке кольцо. Я могу подтвердить, что оно принадлежит леди Розе, а значит, ты его попросту стащила за каким-то псом.

— Я? Стащила его? — ламия удостоила мужчину взглядом глубоко оскорблённой невинности. — Я нашла для этой прелести новый дом, место, где ему будет лучше, чем у какой-то… девки с дешёвыми фокусами базарной гадалки. Я забрала его из недостойных грязных рук, чтобы добавить в свою прекрасную коллекцию редкостей. Бев, ты знаешь, что в этом кольце заточён древний дух, способный исполнить любой приказ того, кому принадлежит артефакт? В стародавние времена эти духи были столь могущественны, жестоки и неукротимы в своей ярости, чтобы однажды разным магам древности пришлось объединиться для избавления мира от власти распоясавшихся духов. Маги не могли убить бессмертных существ, но создали предметы, послужившие тюрьмой для духов. Маги выследили и заманили духов в ловушки, а потом заточили в предметы вроде этого кольца. Предметы должны были храниться в одном месте, куда никто не смог бы проникнуть, но что-то случилось, что-то пошло не так и постепенно артефакты разбросало по всему миру. Я всегда мечтала увидеть хотя бы один из них. И вдруг такая нежданная удача — редкий артефакт у человеческой девки. Древняя магия… — Регина опустила ресницы, вздохнула с мечтательным выражением лица. — Ни с чем несравнимое ощущение. Я почувствую её где угодно.

Пока кольцо было на мне, его прикрывала защита моего отца, когда же я сняла артефакт… А у этой змеи, судя по всему, обострённый нюх на магический фон.

Прости, Кадиим, я действительно не предполагала, что всё так сложится.

— Немного крови, и можете идти развлекаться дальше, — добавила ламия.

— Регина, ради Кары, верни кольцо, — повторил Беван.

Я ударила первой, не дожидаясь окончания пикировки или пока Регина проникнется увещеваниями Бевана. Задрожало пламя свечей на поднявшемся резко ветру, заколыхались тяжелые вишневые портьеры на окнах. Ламия улыбнулась самодовольно, глядя мимо меня, а в следующее мгновение Беван сбил меня с ног, увлекая на пол. Рядом что-то зашуршало, хрустнуло, я упала на ковер, прижатая телом мужчины сверху.

— Норд, какого Дирга? — бросил Беван через плечо.

— Могу спросить у тебя то же самое, Бев.

Беван встал, помог мне подняться. Между нами и Норданом, вошедшим в салон, видимо, через вторую дверь, — невысокая, мне по пояс, преграда, песчаная с нашей стороны и покрытая слоем льда со стороны другого собрата.

— Норди, любовь моя, объясни своему собрату, что его девке лучше отдать мне немного крови сразу и добровольно, чем наблюдать, как я буду забирать требуемое из её полутрупа, — попросила Регина капризным тоном.

— Так у вас весь шум-гам из-за её крови? — с каплей удивления уточнил Нордан, указав на меня.

— Вообще-то твоя гадюка украла у Розы кольцо, — поправил Беван.

— Ты же знаешь, сладкий, если я чего-то хочу, то просто подхожу и беру, — небрежно пожала плечами ламия.

— И что, сильно ценное кольцо? — по недоверию в голосе Нордана я заподозрила, что никаких ценностей у меня не могло быть по определению.

— Ты даже не представляешь, насколько, — ламия погладила ласково чёрный камень, словно домашнего любимца.

— Что ж, раз тебе так хочется…

Движения руки я не заметила, уловила лишь краем глаза серебряный росчерк в воздухе. Беван оттолкнул меня в сторону и, перепрыгнув через песчано-ледяную преграду, метнулся к Нордану. Регина дёрнулась было ко второму выходу, но я заступила змее дорогу.

— Значит, полутруп, говоришь? — вкрадчиво переспросила я. Сзади доносились звуки, подозрительно похожие на самую обыкновенную кулачную потасовку, разве что с несколько большим шумом и треском ломаемой мебели. Впрочем, оборачиваться и проверять, так ли это, я не стала.

Немного не до того сейчас.

Ламия улыбнулась, обнажив клыки-иглы. Зелень глаз перетекла в желтый, пересечённый чёрным вертикальным зрачком, аккуратные ноготки вытянулись в когти, чуть изогнутые, острые. Молниеносный бросок ко мне, но на сей раз я готова, и порыв ветра, подхватив Регину легко, будто пушинку, швырнул её об стену. Я не без удовлетворения полюбовалась, как хрупкая на непосвященный взгляд девичья фигурка сползла по деревянной панели на пол, и шагнула к ламии.

— Кольцо, — повторила я.

Регина вскинула голову, отбрасывая упавшие на лицо волосы. Поднялась одним едва уловимым, текучим движением. Новый выпад, я еле успела отшатнуться, в панике заметив, как чёрные когти рассекли воздух у самой моей шеи. Показалось даже, что я ощутила скользящее прикосновение к коже. Вот же с-с… гадина!

Ветер сжался, закружился вихрями тугими, плотными вокруг меня, вновь отбрасывая противницу на стену. Я вскинула резко руку, и Регина так и осталась висеть в воздухе перед стеной, словно яркая трепещущая бабочка, приколотая булавками к доске. От кончиков моих пальцев потянулась тонкая серебристая паутинка, оплела кисть правой руки ламии. Регина прошипела что-то неразборчивое, сжала упрямо пальцы. Я приблизилась, свободной рукой перехватила стиснутый кулак, накрывая своей ладонью кольцо.

— Веледа, я же предупреждал.

— Знаю, — как же я рада слышать ворчливый, укоризненный голос Кадиима! И мне всё равно, что меня, в свою очередь, прекрасно слышат все присутствующие. — Дома раз сто скажешь: «Я же тебе говорил».

Кольцо начало нагреваться, и я знала, что это я чувствую только тепло, чужой же палец раскалённый металл обжигал сильно, до волдырей на коже, до чудного запаха палёного мяса. Вроде я читала где-то, что змеиное мясо довольно вкусное.

Воздушные путы сжались сильнее.

— Ламии умеют отращивать новые части тела взамен потерянных или нет? — заметила я задумчиво. — Всё-таки вы змеи, а не ящерицы.

Позади тишина — то ли кто-то одержал победу, то ли мужчины решили разойтись вничью. Регина зашипела снова, дёрнулась раз-другой безуспешно и разжала пальцы с откровенной неохотой, с ненавистью глядя на меня сверху вниз.

— Да что ты за тварь такая? — процедила ламия.

— Всего лишь таинственная незнакомка с маскарада, — я сняла кольцо и надела на свой палец. — И знаешь, сладенькая, когда у меня забирают моё, то я просто подхожу и возвращаю это себе.

И я наконец повернулась к мужчинам.

Та часть салона, что находилась за моей спиной всё это время, ныне пребывала в руинах. Стулья, столики, шкафчики вдоль стен, кушетка — всё переломано, на полу песок перемежался с ледяными дорожками. Оба мужчины только тяжело дышали да помяты слегка. Ни синяков, ни ран, ни даже царапин. И оба смотрели на меня. Удивлённо, настороженно, в попытке понять, кто я такая.

— Ты… в порядке? — спросил Беван неуверенно.

— Да, в полном, — ответила я. — А ты?

— Нормально. Размялся, только и всего.

— Что ты сделала с Региной? — нахмурившись, Нордан стремительно приблизился ко мне, но я определённо начала входить во вкус и потому не задумываясь подняла руку.

Мужчина замер, будто натолкнувшись на невидимую стену, затем схватился за стиснутое воздушной петлёй горло, вдыхая судорожно, тщетно. Никогда прежде я не задумывалась, даже не представляла, насколько это приятно — вот так, легким мановением руки останавливать тех, кто пытается тебе угрожать, чувствовать сумасшедший стук чужого сердца, утекающее сквозь твои пальцы дыхание чужой жизни. На тренировках, под присмотром папы или Кадиима, всё ощущалось иначе, понарошку, там не было живых существ, способных причинить мне вред по-настоящему.

— Роза? — позвал Беван напряжённо.

— Веледа, отпусти его, — вмешался Кадиим. — Убить его ты всё равно не убьёшь, зато он запомнит тебя надолго. Ты и так натворила дел, нет нужны ещё сильнее усугублять ситуацию.

Мой взгляд упал вдруг на часы, стоявшие на каминной полке в уцелевшей части салона.

— Сколько сейчас времени? — спросила я.

Беван тоже посмотрел на часы.

— Без трёх четвертей двенадцать.

Полночь?

Почти.

А домой вернуться надо до полуночи.

Я опустила руку, снимая невидимые воздушные путы, и Нордан тяжело упал на колени, делая глубокий вдох, а позади меня раздался глухой удар рухнувшего тела Регины, негромкое злое шипение.

— Прикажу подать экипаж, — произнес Кадиим.

Подхватив юбку, я бросилась к двери, выбежала в коридор.

— Роза! — Беван последовал за мной, нагнал в несколько широких шагов. — Да постой ты!

— Прости, но мне пора, — выпалила я на ходу.

— Куда?

— Домой. Я должна вернуться до полуночи.

— Иначе твоё платье превратится в лохмотья?

Практически.

Мужчина взял меня за руку, проводил до опустевшего холла на первом этаже. Из зала доносились музыка, голоса — маскарад продолжался и лишь я, подобно героине старой сказки, должна покинуть бал прежде, чем часы пробьют полночь. Лакей с поклоном подал мой плащ, Беван забрал его властным жестом, накинул тяжелую ткань мне на плечи. Сам открыл передо мной дверь, пропуская меня вперед. Я вышла на холодный ночной воздух, подняла голову, всматриваясь в небо выше света фонарей, чёрное, с редкими бледными звездами.

— Роза.

Я обернулась к мужчине. Беван развязал вдруг ленты своей маски, снял.

— Не снимешь свою?

Я покачала отрицательно головой, наблюдая за золотом искр в темных глазах. Без маски Беван ещё привлекательнее, притягательнее и моё сердце сжалось неожиданно от тоски, от невозможности что-либо изменить в моём существовании, одиноком, бессмысленном.

— Тебе нельзя видеть моего лица. Поверь, так будет лучше для нас обоих.

— У тебя настолько строгий отец? — мужчина шагнул ко мне, обнял за талию, привлекая к себе.

— Да. И он тревожится за меня, оберегает.

— Мы увидимся когда-нибудь вновь?

— Нет, не думаю, — скоро я снова исчезну из этого мира, обратившись тенью, не живой и не мертвой.

— Я разыщу тебя.

— Я тень. Никому не под силу разыскать тень, — тень, существующую годами, десятилетиями только среди мертвых.

— Я тебя не забуду.

Забудет, как забыл множество прелестных девушек до меня, как забудет бесчисленные стайки красавиц, которых повстречает после меня. Забудет уже спустя несколько часов после нашего расставания, в объятиях очередного нежного цветочка. Забудет наутро, проснувшись в постели с девушкой, чьего имени он тоже не узнает и не потому, что она не назовёт его, а потому, что ему неинтересно имя случайной любовницы на одну ночь.

Я сама потянулась навстречу Бевану, позволяя запечатлеть на наших губах поцелуй прощальный, горчащий неизбежностью. Поцелуй Бевана полон веры в собственные слова, мой пропитан безнадежностью. По брусчатке двора застучали подковы лошадей, заскрипели колеса подъехавшего к входу экипажа. Я отстранилась первой, высвободилась из объятий.

— Я не забуду тебя. Никогда, — пообещала я искренне, повернулась и сбежала по ступенькам вниз.

Дверца распахнулась изнутри, скрывающийся в полумраке салона Кадиим подал мне руку. Я села в карету, закрыла дверцу, откинулась на спинку сиденья. Экипаж тронулся, выезжая со двора.

— Я знаю, что ты сейчас скажешь, — я распустила наконец завязки полумаски, сняла.

— Это было безрассудно, Веледа, — материализовавшийся дух сидел напротив, глядя на меня укоризненно, неодобрительно. — Ты хотя бы представляешь, какой опасности подверглась?

— Прости. Мне жаль, что всё так получилось.

— Ты привлекла внимание сразу двоих собратьев ордена, не говоря уже о сумасшедшей ламии-коллекционерке.

— Они никогда меня не найдут, даже если будут сильно стараться. Папа позаботился об этом.

— Защита господина не повод так рисковать. И не существует абсолютной защиты.

Я отмахнулась вяло. Всё ведь обошлось, разве не так? Зачем уже нервничать и переживать? Главное — успеть вернуться до прихода отца.

* * *

Ещё несколько долгих минут Беван смотрел на арку ворот, на освещённую фонарями улицу за распахнутыми створками, в конце которой скрылся экипаж, увезший загадочную незнакомку.

Кто она? Откуда пришла и куда ушла столь поспешно? Не превратится же, в самом деле, в полночь её платье в лохмотья, а карета в тыкву?

И впрямь нечеловеческая магия. Похоже на силу членов братства и одновременно иное, отличающееся, словно цветок полевой от садового.

Древний артефакт на изящном пальчике. Пряный привкус её крови на языке. Настойчивый аромат шиповника, медленно, неотвратимо вытесняющий любые другие запахи. Гибкое, податливое тело в его руках, бьющаяся бешено жилка на хрупкой девичьей шее. Теплые, неумелые губы и шальная мысль продать душу богу смерти за возможность ещё раз прикоснуться к этим губам, получить незнакомку в полное своё распоряжение. Навсегда.

Мужчина повернулся было, собираясь уйти обратно в особняк и поискать красотку более сговорчивую и менее таинственную, когда внимание его привлёк слабый блеск золота на верхней ступеньке. Беван наклонился, подобрал сверкнувший в свете фонаря предмет. Порвавшаяся цепочка с золотым кулоном в виде маленького бутона розы.

Сжав находку в кулаке, мужчина вернулся в бальный зал, понимая отчётливо, что этой ночью не станет искать девицу для необременительного развлечения.

Он найдет Розу. Пусть не сейчас, но однажды он обязательно разыщет её.

* * *

Потерю любимого кулона я заметила только дома, когда переодевалась. Перетряхнула всё платье, однако украшения так и не нашла. Наверное, Регина всё-таки задела меня когтями, порвала цепочку, и кулон остался на полу в том злосчастном салоне. И не вернешься ведь. Придется что-нибудь соврать, если вдруг папа спросит, почему я не ношу его подарка.

— Мой господин, — донёсся из коридора почтительный голос Кадиима.

Я торопливо поправила заплетенные в косу волосы, разгладила складки на старомодном бежевом платье с завышенной талией. В дверь моей спальни постучали.

— Веледа?

— Да-да, отец, я готова, входи, — разрешила я, отворачиваясь от зеркала.

Створка распахнулась, пропуская папу и следующего за ним Кадиима. Отец приблизился ко мне, поцеловал в лоб.

— Как прошел твой день?

— Весьма интересно и необычно. А твой?

— Рутина, как и обычно, — папа посмотрел на часы на столике. — Пора, девочка.

Без трёх минут двенадцать. Действительно пора.

Я порывисто обняла Кадиима, затем отца.

— До следующей встречи, — прошептала я.

— Спи спокойно, моя роза, — произнес папа ласково, сжав меня в ответном объятии. — Пусть тебе снятся только хорошие сны.

Укол в руку, открытую коротким рукавом платья. Тело охватила привычная, изученная за столько лет слабость, делающая руки и ноги безвольными, беспомощными, наполняющая сознание туманом вязким, увлекающим в знакомую пустоту. Я закрыла глаза, обмякла в объятиях отца, чувствуя, как окружающий мир уплывает в темную даль, исчезает за наваливающейся сонливостью.

Часы пробили полночь.

Ленту-браслет я спрятала в шкатулке, где хранила маленькие памятные безделушки. Кадиим позаботится о сохранности моих вещей, и когда я снова вернусь в мир живых, я достану этот забавный браслет и буду, глядя на белые атласные цветы, вспоминать Бевана, наши танцы, его сладкие поцелуи, заворожившие меня золотые искры в карих глазах. Буду вспоминать об этом вечере в своих долгих, бескрайних снах… возвращаться к этим волнующим приятно моментам снова и снова… Кто бы мог подумать, что один из членов Тринадцати окажется… таким…

* * *

Кадиим осторожно, бережно забрал спящую девушку из рук немолодого светловолосого мужчины, поднял, аккуратно прижимая подопечную к груди. На хорошеньком, безмятежном лице Веледы застыла улыбка нежная, мечтательная.

— Позаботься о ней, — мужчина достал из кармана куртки узкий чёрный футляр, открыл и убрал туда длинную отравленную иглу, стараясь не прикасаться к влажно поблёскивающему острию. Закрыл крышку, спрятал обратно в карман.

Этот яд действовал даже на них.

— Слушаюсь, мой господин, — склонил голову дух и исчез, перенося едва живую, слабо дышащую Веледу в мир, куда людям и нелюдям нет дороги до тех пор, пока не придет их час сойти в вечную обитель теней.

К утру нового дня дом будет закрыт, прислуга распущена и очнется от гипноза, не помня ничего о том, что происходило во время их работы здесь, не помня ни того, кто нанял их, ни тех, кому они прислуживали. Уже собранные и уложенные вещи девушки перевезут в надежное место, где они станут дожидаться хозяйку до следующего её возвращения. Впрочем, куча женских платьев вряд ли могла заинтересовать кого-то в братстве и вне его круга.

Мужчина коснулся рассеянно перстня на указательном пальце правой руки, золотого, с серебристой звездой о тринадцати лучах. Затем окинул опустевшую девичью спальню внимательным взглядом, удостоверяясь, что всё действительно собрано и не осталось никаких личных вещей, мелочей, напоминающих о той, кто жила здесь, развернулся и покинул комнату.


Конец

Загрузка...