Росток

Глава 1

167, апрель, 3

Утро было близко. Но наглый мочевой пузырь не стал ждать рассвета и самым бессовестным образом вырвал Беромира из сна прямо посреди ночи.

А там было так хорошо…

Ему снился дом. Тот, старый дом в XXI веке. И жизнь, которой больше не было. Кофе, душ, хорошая одежда, доступная и вкусная еда на любой вкус и настроение, центральное отопление, наконец. А тут он чем дальше, тем сильнее зверел на этой «палеодиете». Ни картошки тебе, ни помидоров, ни прочих «разносолов». Да и в остальном проблема на проблеме.

Достало.

Просто достало.

Из-за чего такие сны стали сниться ему все чаще и чаще.

Нет, умом он все понимал. И даже приняв ситуацию, пытался как-то крутиться, устраивая свою жизнь здесь. Но подсознание чудило. Подкидывая сочные и изрядно приукрашенные воспоминания во снах. Отчего и без того нелегкая жизнь в этой эпохе казалось ему еще более мрачной…

Молодой ведун открыл глаза.

Поежился, вылезая из-под шкур.

Сходил до нужника и с немалым удовольствием нырнул обратно под теплые, нагретые им шкуры. Но сон больше не шел.

Мила, Злата и еще три прибывшие с ними женщины были им размещены в теплой полуземлянке. Мужчины же легли на улице под навесом, закрытым от ветра, укрывшись шкурами и разведя несколько долгих костров — нодьей. Такое себе удовольствие, но иных вариантов, в сущности, больше и не было. Не оставлять же дамочек на свежем воздухе ловить циститы и прочую гамму удовольствий?

Беромир смотрел в темноту под крышей навеса и думал. Ситуация закручивалась еще более непростая, чем он предполагал. У Гостяты было большое, богатое хозяйство. Но вся его живность ушла в качестве виры потерпевшим родам. И хорошо, что только она. Потому как эти ребята попытались забрать все, а ему — Беромиру — спихнуть Златку с ее мамой как есть, то есть, «с голым задом».

— Жадность. — развел тогда руками Борята, объясняя ситуацию.

— Жадность — это разновидность глупости.

— Да я не спорю, но что с ними поделать?

Парень лишь горько усмехнулся, понимающе. Он отлично знал о странном эффекте: чем беднее люди живут, тем острее и болезненнее реагируют на возможность что-то урвать сверх обычного. Даже совсем чуть-чуть[1]. В свое время довелось неоднократно понаблюдать.

Видимо, тут имела место та же ситуация.

Борята, кстати, пообещал лично поотрывать головы всем этим страждущим. Доведя до них мысль, что они сейчас в шаге от того, чтобы потерять ведуна, умеющего делать не только железо, но и много всего иного. Обидится и уйдет. Они и так с его семьей обошлись очень плохо и несправедливо.

Дошло.

Но с оговорками.

Они смогли продавить ту тему, что Беромиру все равно не заготовить сена на всю эту прорву живности. Ведь Гостята был витриной своего рода и за плату малую подтягивал поработать на себя тех, кто был победнее и своей живности либо не имел, либо ее было мало. Из-за чего они могли летом немало подсобить. Вот они и стали продавливать тезис о том, что нет смысла ведуну эту живность передать, ибо она у него погибнет и пропадет.

Довод?

Вполне.

Беромир выслушал его. Кивнул. И резюмировал:

— Хорошо. Разумно. Будут должны.

— И ты сможешь с них взыскать?

— Никогда и ничего не проси, в особенности у тех, кто сильнее тебя. — пожав плечами, произнес ведун он одну из ключевых фраз романа «Мастер и Маргарита». — Сами все предложат, и сами дадут. Им ведь потребуется железо? Чем не повод закрыть долг передо мной?

— Я им передам. — широко улыбнувшись, ответил глава «клуба» Перуна.

Да, такой подход выглядел несколько провокационным, но и прощать этот поступок было нельзя. Раз спустишь — и все, спекся. Создашь прецедент, показав, что тебя можно кидать.

Какой у Беромира получался расклад?

Восемнадцать учеников — это хорошо. Один факт их присутствия при торговле не позволит ни ромеям, ни роксоланам шалить в моменте. Они ведь их не ожидают увидеть.

Потом — да. Но потом будет потом.

Это позволяло выиграть время до поздней осени или даже до зимы. Дальше, правда, почти наверняка начнется очень нездоровое движение со стороны роксоланов. Но главное — на ближайшем торге с ромеем его, Беромира, не повяжут. Уже хлеб.

Что еще?

Ячмень. Его привезли и продолжат привозить. Много. Ну, по местным меркам. Прожить, правда, всей этой толпе, что образовалась вокруг Беромира, не получится на нем и года. Но до осени должно хватить. А там уже крутиться придется как-то иначе.

Ткани. Около ста метров узких полос, тканых про запас. Да и готовых тряпок немало. Как женских, так и мужских. Внезапно оказалось, что у Гостяты только рубашек имелось с десяток. Пряжи тоже прилично. Прежде всего из овечьей и козьей шерсти.

Немного железных изделий и прочего металла. Но самым удивительным оказался кошелек с серебром.

— Это твоему мужу было зачем? — поинтересовался тогда Беромир у Милы.

— Опасался, что бежать придется. Готовился.

— Опасался? Кого? Родичей?

— Сарака. — грустно улыбнулась женщина. — Тот хоть и был женат на его сестре, но Гостяту ни во что не ставил. И был постоянно недоволен собираемой данью. Даже пару раз угрожал, что доведет начатое до конца и продаст мужа в рабство. А вместе с тем и всех нас.

— Врал же. Ему Гостята был очень выгоден.

— Муж не был так уверен. Поэтому и готовился.

— И куда он собирался податься?

— В ромейский Виминациум[2]. По весне, по большой воде уходить, чтобы пороги проскочить на лодках. Там у меня родичи дальние.

— А примут?

— Кто знает? — пожала она плечами. — Но больше нам податься было некуда так, чтобы уйти от гнева Сарака и выжить.

— А Арак как реагировал? Неужели от него эта подготовка укрылась?

— К нам мои родичи с реки Припяти приходили каждый год. Мы им «подарки» давали. Они и торговали там, у себя. Силы языгов, что там все держат, уже не те. За данью не каждый год ходят. Вот там гёты награбленное у ромеев и меняли на еду и прочее.

— Интересно… а этот родич сейчас где? Он еще явиться?

— Летом, быть может, придет. Но я ничего не обещаю. Если узнает, что Гостята убит в кругу, вряд ли рискнет сюда соваться. К кому и зачем?

— Ага. И много вы через него торговали?

— Людята приходил с двумя помощниками на большой лодке. Ее мы и загружали полностью. Зерно, шерсть, иногда шкуры. Взамен они привозили нам что-то небольшое, но ценное. Ткань крашенную, монеты или еще что. Но совсем по чуть-чуть, чтобы было не видно и наши поступки выглядели как помощь голодающим родичам…

Беромир покивал, прикидывая объем торговли. По сути — контрабанды в обход роксоланов и языгов. Медных поделок у Гостяты, полученных таким путем, хватало. Фибулы, пряжки, колечки всякие, подвески и прочее. На «выпуклый взгляд» не меньше килограмма. Примерно столько же всяких бронзовых «штучек». Да и серебра грамм двести, может двести пятьдесят, не считая монет.

Для местных ценность сама по себе и немалая. Ибо статусные предметы.

Для Беромира окно возможностей, открывающий прямо целый кластер технологий разного толка…

И, наконец, вишенкой на торте оказались женщины.

Целых пять женщин.

Одна из них планировала стать его супругой, а другая — тещей. Нет, так-то Златка внешне выглядела очень достойно. Прям нанеси макияж, уложи волосы, одень нормально — и вперед, блистать в столицах. То есть, по внешним данным она его устраивала очень даже. Настолько, что не сильно хотелось думать про содержимое ее черепной коробки.

Беда была в том, что его ученики — точно такие же молодые ребята. И у них также гормоны «капали из ушей». Из-за чего женщины могли стать серьезным раздражающим фактором, провоцирующим конфликты. Ведь мальчики всех возрастов любят «распушать хвост» перед женским полом. Достаточно какой-нибудь относительно привлекательной даме заглянуть в мужской коллектив, как он превращается в сборище павлинов.

Смешно и грустно.

Но местные рассудили иначе. Они к жене и теще в нагрузку «накинули» еще трех вдов. Чтобы готовили, стирали, убирали. Таких — лет по двадцать пять. Вполне еще в полном соку. Даже несмотря на отсутствие всякого ухода за кожей и волосами, а также тяжелый физический труд в непростых условиях.

Беромир был почти уверен — шоу будет еще то. Ибо эти три особы выглядели как своего рода «зона свободной охоты». Да, формально ученики его еще не прошли инициацию, то есть, взрослыми не являлись, и женщина им не положена. Но вряд ли это станет каким-то значимым препятствием, а ему потом это все разгребать…

С такими мыслями Беромир и застал рассвет.

Вон — солнышко из-за леса уже высунуло свой первый лучик. Так что, тяжело вздохнув, он встал. Оправил на себе одежду. Протер глаза. Огладил волосы. И что было мочи заорал:

— Рота, подъем!

От этого рева все резко дернулись, вскочили и стали озираться. А самому Беромиру даже показалось, что в реке зашевелились трупы трех бедолаг, пытавшихся его ограбить. Но это наваждение быстро улетучилось, так как было из другой книги…

— Странно ты дела делаешь, — произнес Борята, кивнув на учеников, что расходились с утреннего построения и развода. — Кто ж тебя так учил?

— Плохо разве?

— Непонятно. Непривычно.

— Ты знаешь, как лучше?

— Да ты чего? Злишься? — удивился Борята. — Не закипай. Говорю же — непонятно, никогда такое не видел.

— Признавайся. Кого вы мне привезли? И зачем?

— А что такое?

— По ним же видно — дерзкие все. Даже те, кто пытается прикидывать.

— Что есть, то есть. Дерзкие.

— И все? Больше ничего не скажешь?

— Они рвались к нам. Чтобы пройти посвящение Перуну. Мыслили устроить им пробуждение этим летом. А тут ты с просьбой своей. Вот мы и уступили их тебе.

— Ты не договариваешь.

— А чего тут не договаривать? Как есть сказываю. Али не любы они тебе?

— Дикие. Как молодые жеребцы. С ними бед не оберешься, пока объездишь. Крепких бед. До крови может дойти. До смерти.

— Не беда, — отмахнулся Борята. — Они знают, на что идут. Пробуждение перед лицом Перуна иной раз смертью и заканчивается. А ты — и под ним, и под Велесом ходишь. Опасности больше, равно как и уважения.

— А эти три придурка, чего дергались?

— Так из Быстрых медведей они. Дети старейшин. Не привыкли, чтобы с ними обходились подобным образом.

— Ясно… — скривился Беромир. — Избалованные.

— Ты вот это все долго будешь делать? — сделал неопределенный жест Борята. — Али по первой? Мне прям любопытно, сколько они продержатся. Вижу же — недовольны. Не за этим сюда шли.

— Сюда они шли за знаниями. А как я им буду их доносить — мое дело.

— Помяни мое слово — дурно это все закончится.

— Знаешь, в чем сила Перуна? — подавшись вперед, спросил Беромир. — В дисциплине.

— В чем⁈ Что это такое?

— Обязательное для всех подчинение установленному порядку.

После чего подошел к венику. Достал из него хворостинку и без всяких усилий сломал его. А потом протянув Боряте веник целиком и предложил:

— Сломай его. Разом.

— В единстве сила. Я это понимаю.

— А ее не достигнуть без дисциплины. Вот она. Видишь веревочку, что стягивает прутья? Без нее ничего не выйдет…

Больше они в этот день не беседовали.

Борята принял позицию ведуна и решил просто понаблюдать. А Беромир занялся организацией учебного процесса с базовой вещи — добычи пропитания. Требовалось изготовить дополнительно плетеных ловушек и поставить их в разных местах. В том числе посреди реки. Для чего требовался плот с шестом. Заодно и лыка набрать было нужно, чтобы из него накрутить крепких нитей и сделать сеть. В идеале бредень.

Двадцать четыре человека — это очень прилично. Таких на подножном рогозе не прокормишь. А Беромир не забывал про пирамиду Маслоу, отчетливо понимая, что голодное брюхо к учебе глухо. Заодно было бы необходимо обкатать эти звенья. Посмотреть, как ребята справятся со своими задачами.

Тем же днем они вышли на новую рыбалку. По темноте. На плоту. Медленно двигались вдоль берега с факелами и пытались бить гарпунами стоящую рыбу. Крупную. Она, быть может, суховата и грубовата, и тиной воняет, но она большая. В ней много еды. И кожу приличную можно снять. И пузырь плавательный большой. И кости внушительных размеров.

Метод этот, в общем-то, и в XXI веке работал. Хоть и не везде. А в эти благословенные времена, когда рыбы было в реках существенно больше, вообще должен давать отличный результат. Вот Беромир и хотел проверить…

Глава 2

167, апрель, 26

Дни текли своим чередом.

Разводы с построениями и распределение нарядов позволяли крепко загружать молодежь, поступившую под руку Беромира. Свободного времени у них не было вовсе, от греха подальше. А как иначе? Только так и можно было поступать, чтобы по юности да глупости всякое не учудили. Поэтому после отбоя они просто вырубались.

До покраски травы ведун, конечно, опускаться не стал. Незачем. Для себя ведь старался, а не для отчета по службе. Посему вдумчиво их загружал, занимая полезными делами. По возможности укрепляющими их и развивающими.

Давалось это все Беромиру непросто.

Ой как непросто.

Потому как он практически никогда этим не занимался в своей прошлой жизни. Да, понимал, что примерно нужно делать. Теоретически. Ибо много раз такое мелькало перед глазами. Но живой опыт невозможно ничем заменить. Поэтому ему приходилось немало «морщить лоб», «разруливая» постоянно возникающие инциденты да проблемы. Тем более, что на выходе ему требовались люди, которые и сами что-то смогут, а не «оловянная» пехота…

— У нас гости, — сообщил Завид, подошедший к нему в один из погожих деньков почти сразу после завтрака.

— Кого там нелегкая принесла? — удивился Беромир. Он был уверен: для своих рано. Посевная ведь. Вот как с ней сладят — заглянут. Значит, кто-то еще. Только кто?

— Семь лодок. Но невеликих. В каждой по двое-трое, но кто — не разобрать, далеко еще.

— Собери всех. Срочно. — приказал ведун, сам же поспешил облачаться, с тем чтобы предстать перед гостями в парадно-выходном облике. Над которым уже успели плотно потрудиться Мила и Злата при помощи остальных женщин.

Ткань саржевого плетения им глянулась. Покрой с массой незнакомых решений, включая ластовицы или карманы, впечатлили. Так что взялись они за шитье не только вооружившись новыми знаниями, но и весьма внушительным опытом. Чай сызмальства подобными делами занимались. Вон — та же Мила шов вела «на глазок», что по линейке. И сноровисто как! Посему за неполный месяц они сумели полностью перешить переодеть Беромира в новую одежду. И даже какой-никакой запас сделать. На смену.

Ведун, правда, им пользовался усечено.

Жарковато. Конец апреля выдался на удивление теплым. Да и непосредственное участие в работах вынуждало беречь эту хорошую одежду. Во всяком случае пока не появится полноценный сменный комплект или даже комплекты.

Сейчас же он решил переодеться и выйти к гостям честь по чести.

Начинался комплект с исподнего. Свободного кроя рубахи и коротких штанов из довольно тонкой некрашеной льняной ткани. Одно это сильно повышало гигиеничность и удобство ношения одежды в целом[3].

Дальше шли порты, пошитые, как галифе. С такими большими «ушками» под прорезные карманы и узкими штанинами ниже колена. А вместе с ними и подтяжки в виде полосок кожи с креплением на пуговицах[4].

Поверх надевалась шерстяная рубаха из запасов Гостяты. Только ее перешили под требования Беромира. Тут и по размеру подогнали, чтобы сидела хорошо. И крой приталенный сделали. И разрезали спереди, нашив «разговоры» с петельками да деревянными пуговицами. И воротник мягкий приладили с пришивным подворотничком. И манжеты с пуговицами на рукавах сделали. Ну и карманы накладные прилепили. Да еще изнутри подкладку из некрашеного льна вставили. Получив на выходе совершенно новое изделие, нетипичное ни для местного бытования, ни для эпохи вообще. Но вполне удобное и функциональное.

Далее шел худ, то есть, капюшон с пелериной. Очень практичный универсальный головной убор. Отлично подходящий для условий лесистой или даже степной местности, ибо шею от продувания он недурно закрывал. Его Беромиру тоже перешили. Чище и аккуратнее прежнего.

Стеганную курту изготовили заново. Повторив ее в принципе, но на ином уровне мастерства. Ну и чуть подлиннее — с подолом до колена. Заодно применив все те наработки, что использовали для нового кроя рубахи.

На плечи же Беромир накинул плащ из медвежьей шкуры. Тяжелый, жаркий и неудобный, но очень статусный. Ибо по местным обычаям что-то подобное мог носить только тот, кто сам этого зверя взя…