Робинзон

Познакомился я с ним совершенно случайно на одной из планет не то системы Омеги Рыбы, не то Тау Пегаса — вечно их путаю. Вообще-то, я не специалист по контактам, шофер я. И круг моих контактов чаще всего кладовщиками ограничивается: принял груз — распишись, погрузил — я распишусь.

В тот раз, как сейчас помню, вез я с Земли в туманность Андромеды пломбир марочный, бананы свежие и пи-мезоны консервированные — все скоропортящееся. Ясное дело, гнал свой старенький сверхсветовик как мог, на всю железку. И надо же было случиться такому: полетел у моего драндулета стабилизатор тахионов! Что делать? Хоть плачь! Пропадает груз — премиальных лишат. Да что премиальные! На собственную свадьбу опоздаю! В анабиозную ванну лезть придется — на досветовой скорости сколько тысяч лет ползти?

Нет, думаю, не устраивает меня такая перспектива. Приткнуться к какой-нибудь планетке надо, подлатать стабилизатор. Осмотрелся я внимательно. Вижу, в парсеке от меня эта самая: не то Омега Пегаса, не то Тау Рыбы подмигивает. Отыскал в каталоге. Числится за ней подходящая необитаемая планета.

Дотянул на гравитонной тяге, припланетился. Воздух прекрасный, горы, реки, леса, цветочки, пташки и зверушки всякие — рай, не планета! Следующий раз, думаю, прикачу сюда в отпуск, если сейчас укатить смогу.

Осмотрел стабилизатор — поломка пустяшная. Деталька, верно, дефицитная вышла из строя, но и я не новичок на трассах — имею кое-что в заначке. Одним словом, через час я стабилизатор тахионов отремонтировал, настроил и в ближайшем ручейке руки мыл.

В это время и появился абориген. Одет он был более чем странно. На голове возвышался меховой колпак. Плавки или шорты — сразу и не поймешь — были сшиты из пятнистой звериной шкуры. На шнурке, переброшенном через плечо, болтался колчан со стрелами. Рядом с колчаном, на кожаном поясе с медной пряжкой, висели пять подстреленных уток и здоровенный ржавый бластер без кобуры. В руках абориген держал лук.

Он остановился в трех шагах от меня, оценивающе окинул взглядом, потеребил длинные черные усы и спросил:

— Эки есть?

Я удивленно посмотрел на него, потом встряхнул наручный самонастраивающийся переводчик с обертонной диафрагмой двухстороннего действия и приложил его к уху — тикал!

— П-п-повторите, пожалуйста, — пробормотал я растерянно.

— Эки, спрашиваю, есть?

— Н-н-нет, — промямлил я неуверенно. — А…

— А батарейка к экопроигрывателю найдется? — перебил он.

— Нет. А что такое: эки?

Абориген презрительно посмотрел на меня, сплюнул в ручей и молча побрел в сторону ближайшей рощицы. Я ошарашен но смотрел ему вслед.

Отойдя на некоторое расстояние, абориген вдруг вернулся и спросил:

— Выпить-то хоть что-нибудь найдешь?

— Наверное, — пролепетал я, все еще не придя в себя от совершенно неудачной попытки контакта.

— Это уже лучше, — буркнул он и присел на травку. — Наливай по стопарику.

— Аш-два-о? — поинтересовался я.

Взгляд, которым одарил меня абориген, был мощностью не менее двухсот мегатонн презрения.

— Цэ-два-аш-пять-оаш, — процедил он сквозь зубы по слогам, испепеляя меня радиацией взгляда. — Плюс энное количество аш-два-о.

— Вообще-то такого напитка у меня нет… — начал я, но, видя, что он собирается уйти окончательно, постепенно добавил: — Если не очень спешите — могу синтезировать.

— Валяй, — разрешил абориген и развалился на зеленой лужайке, подставив жаркому солнцу шоколадный от загара живот. — Только в темпе.

Я хотел спросить: сколько, но передумал — чего доброго обидится, и плакал тогда контакт с неизвестной цивилизацией. А что цивилизация неизвестная — я не сомневался. В каталоге Академии наук Ассоциации планета числилась необитаемой. Забравшись в кухню звездолета, я быстро задал программу синтезатору пищевых продуктов. В ответ на его дисплее вспыхнула надпись: «Заказ выполнить не могу. Применение данного напитка за рулем категорически запрещается!»

Что делать? Я выглянул в люк. Абориген сладко посапывал на травке. А, будь что будет! Контакт с неизвестной цивилизацией важнее какой-то там инструкции. Сорвав пломбу, я открыл программный отсек синтезатора, извлек самый вредный блок логического сопротивления и быстренько соорудил «жучки» — перемычки из толстой проволоки. Захлопнув дверку, я вновь нажал клавишу выполнения заказа. Синтезатор зафыркал. Из передней панели его выдвинулась трубка, опутанная заиндевелой охладительной спиралью.

Во что бы налить напиток? Ага! Вот эта канистра, думаю, сгодится. Я установил канистру, и из трубки тотчас закапала в нее прозрачная жидкость с резким запахом. Э-э-э! Да это длинная история! Я поколдовал у пульта синтезатора. Агрегат задрожал и взвыл. Жидкость побежала бойким ручейком.

Минут через пять канистра наполнилась. Еще через минуту я поставил ее рядом со спящим аборигеном. Тот сразу же проснулся, сел и оторопело уставился на сосуд.

— Что это? — хрипло спросил он, моргая не то спросонья, не то от удивления.

— Вы же сами хотели стопарик…

— Х-х-хорош стопарик! — буркнул он, с уважением глядя на меня. Затем открутил пробку, налил в нее жидкость из канистры, понюхал, удовлетворенно хмыкнул и выпил. Лицо его скривилось, словно от боли.

Я испугался и бросился было к нему на помощь, но он предостерегающе поднял руку с пробкой, а другой покрепче прижал канистру к животу. Переведя дыхание, абориген спросил:

— Неразбавленный?

— Ох! — всполошился я. — Вы меня извините, пожалуйста, совершенно забыл про аш-два-о.

— Мелочи, — простил он великодушно. — Так даже лучше. А воды и здесь сколько хочешь. Закусить есть чем?.. — Сейчас синтезирую что-нибудь.

Абориген скривил кислую мину:

— Терпеть не могу синтетику. Идем ко мне. Зажарим этих птах пальчики оближешь! — Он похлопал по своим трофеям на поясе.

— Да, понимаете, какое дело, — начал я, — грузы у меня скоропортящиеся, из графика могу выбиться, чего доброго, на свадьбу опоздаю…

— Ерунда, — Ттеребил меня абориген. — Здесь рядом.

Он встал, подхватил одной рукой лук, другой — мою канистру и пошел вдоль ручья в сторону рощицы. Минуту я колебался. Грузы… график… свадьба… Успею! Неизвестные цивилизации на дороге не валяются. Я махнул на все рукой и догнал аборигена.

Пробраться через рощицу было очень даже непросто. Абориген уверенно петлял между стволами и кустами по ему только известной тропинке. Я все время спотыкался, но старался не отставать. Неожиданно заросли кончились, и мы оказались на солнечной полянке. На противоположном ее краю, у основания небольшой горы полукругом стоял, высокий забор, сооруженный из плотно пригнанных друг к другу толстых кольев, вбитых в землю. Верхушки кольев были заострены.

Когда мы подошли к забору, абориген поставил на землю канистру, положил лук, подпрыгнул и, повиснув на одной руке, другой достал из-за забора легкую лесенку.

Перелезли через частокол. За первым забором был второй. Мы оказались как бы в коридоре из двух частоколов. Здесь валялись пустые корзины, горы глиняных котлов, горшков, амфор. Пройдя метров тридцать по коридору, мы уперлись в основание горы. В горе была дубовая дверь. Абориген постучал в нее условным стуком, и дверь сама открылась. Мы вошли в прохладное подземелье, освещенное слабыми электросветильниками. Потолок его подпирали толстые бревна. Вдоль стен тянулись стеллажи, заставленные всевозможными ящиками, мешками, сосудами, неизвестными мне приборами, механизмами, агрегатами.

Преодолев еще несколько подземных комнат, мы вышли на большую солнечную лужайку у основания горы, окруженную забором из кольев. Я прикинул в уме наш маршрут и пришел к выводу, что это внутренняя ограда и что попали мы за нее, сделав круг под горой. Правда, забор мне показался теперь пониже. В нем было проделано несколько бойниц, и у каждой на турели стоял тяжелый бластер. Я перегнулся через острые колья и увидел тот самый коридор из заборов, заставленный корзинами и горшками, по которому мы подошли к двери в горе. Внутренняя лужайка возвышалась над окружающей местностью на метр-полтора. Именно поэтому снаружи забор был высоким, а изнутри — низким.

На огороженной лужайке стояла просторная палатка из какой-то перламутровой синтетической ткани. Над палаткой раскинул пышную крону гигантский дуб, на одной из ветвей которого сидел человекоподобный робот. Как только мы подошли к палатке, робот взмахнул руками и хрипло закричал:

— Бедный Робин Крузо! Где ты был? Как ты сюда пришел?

— Заткнись! — рыкнул на него абориген и, подобрав булыжник, запустил им в андроида. Робот замолчал и полез по веткам дуба еще выше. Забравшись почти на самую вершину, он снова забормотал, правда, уже не так громко:

— Бедный, бедный Робин Крузо! Робин, Робин, Робин Крузо!

— Кто это? — спросил я, кивнув на робота.

— Пятница, — ответил абориген с кислой усмешкой. — Не обращай на него внимания.

— А почему он на дереве?

— Свихнулся, и ему кажется, что он попугай.

Какое-то смутное воспоминание зашевелилось в моем сознании. Где-то, когда-то и что-то подобное я не то слышал, не то видел.

— Послушайте, а как вас зовут? — поинтересовался я.

Абориген церемонно поклонился и произнес нечто совершенно непереводимое на земной язык. Сгорая от стыда, я признался, что не в состоянии произнести его имя. Он хмыкнул и сказал:

— Тогда зови Робинзоном, как эта «птица».

Какое-то смутное воспоминание еще раз шевельнулось в моей черепной коробке, но так и не всплыло из глубин трясины — разношерстной информации, накопленной памятью нескольких поколений моих предков. С тех пор, как ученые расконсервировали у землян память предков, вообще отпала необходимость в обучении. Зато появились новые проблемы. Лично я, например, постоянно путаю: что было со мной в жизни, а что — с дедом или каким-нибудь пра-пра-прадедом.

Робинзон развел огонь, сел на камень и принялся разделывать дичь. Пока он занимался приготовлением пищи, я внимательно осмотрел его жилище, странные укрепления из кольев.

— А зачем понадобились такие мощные фортификационные сооружения? — осведомился я, закончив осмотр.

— От людоедов, — буркнул Робинзон, вращая над огнем насаженных на вертел уток и щурясь от жары и дыма.

У меня отвисла челюсть.

— А они… з-з-здесь есть? — выдавил я, заикаясь.

— Кто?

— Ну эти… л-л-людоеды.

— Нет, конечно.

От души малость отлегло. Я недоуменно пожал плечами.

— Что-то я не пойму: зачем тогда нужны заборы, бластеры и так далее?

— А ты лучше у психа-робота спроси. Он по молодости столько инопланетных книг прочитал, что у него сдвиг против фазы произошел. Вот назвал меня Робинзоном, себя — Пятницей, воздвиг целую крепость из кольев, пещеры вырыл, рощу за неделю вырастил — тонну стимуляторов на нее грохнул. А потом и вовсе свихнулся: залез на дерево и твердит, что он попугай. Целыми днями только и слышишь: «Робин Крузо, Робин Крузо!»

Хозяин установил под кроной дерева массивный стол, крепкие деревянные кресла, принес кувшин с холодной водой, два маленьких хрустальных бокала, тарелки и прочую посуду, водрузил в центре стола здоровенное блюдо с жареным мясом и пригласил меня к столу. Где-то в вышине все еще бормотал робот. Жаркое выглядело недурно и приятно пахло. Робинзон наполнил бокалы жидкостью из моей канистры и один из них поставил передо мной.

— А тебя как зовут? — спросил он.

— Витек, — представился я, — Звездохватов.

— Ну, тогда врежем, Витек, — предложил он и поднял свой бокал.

— Кому врежем? — не понял я.

— По стопарику для начала. За встречу.

— За контакт?

— Пущай за контакт, — согласился Робинзон и залпом осушил свой бокал.

Выпив напиток, он скривился как и у звездолета, схватил кувшин и принялся жадно глотать воду. Напившись воды, Робинзон занялся едой. Я сидел в нерешительности. Память предков что-то подсказывала мне, но слишком уж неразборчиво спросил я неуверенно.

— А можно мне это не пить?

Робинзон поперхнулся.

— Как?! Ты еще не выпил? — прохрипел он.

— Понимаете, — начал я, — мне одна ЭВМ сказала, что за рулем этот самый цэ-два-аш… сколько там — не помню…

— Пей, — прервал он меня грозно и вытащил из-за пояса свой ржавый бластер. — Или не уважаешь?

— Но ведь — за рулем…

— Ну!

Я тяжело вздохнул и взял в руки бокал. Резкий запах ударил в нос. Я поморщился.

— А ты не нюхай, — посоветовал Робинзон. — Водичкой разбавить?

Я пожал плечами.

— Ну тогда запьешь, — решил он за меня и пододвинул поближе кувшин с водой.

Поколебавшись с минуту, я мысленно махнул рукой — что только не сделаешь ради контакта!

Содержимое бокала обожгло мои внутренности, словно раскаленная лава. Дыхание перехватило, и мне на миг показалось, что я вот-вот кончусь. На глаза навернулись слезы. Кое-как удалось восстановить дыхание и потушить пожар в желудке водой из кувшина.

— Покусывай, — добродушно предложил мой мучитель-хозяин и пододвинул блюдо с дичью.

Сначала мне показалось, что после выпитой отравы я не смогу проглотить и кусочка еды, но, к своему удивлению, ошибся. С энтузиазмом я набросился на жареное мясо. Вскоре в голове как-то непривычно зашумело, странное тепло разлилось по всему телу, появилось благодушное настроение и желание поболтать о чем-нибудь.

— А где другие аборигены живут? — поинтересовался я.

— Какие?

— Ну эти… местные.

— Нет их тут.

— То есть как это: нет? — Кусок застрял у меня в горле.

— Очень просто: планета необитаемая.

Я оторопело уставился на Робинзона. Тот спокойно разгрызал кость.

— А вы?

— А я не местный.

Я задумался. Странный получался контакт. Он — не местный, я тоже. У меня грузы портятся, на собственную свадьбу опаздываю, а мы тут сидим — пируем.

— Ну я пошел, — сказал я к сделал попытку встать.

Мир слегка покачнулся.

— Куда? — осведомился Робинзон.

— Пора лететь.

— Так ведь ты же за рулем, а выпил.

— Ну да, — промямлил я.

— Права отберут! Сиди! Отдыхай!

Основательно подкрепившись, мы разговорились. Выяснилось, что Робинзон живет здесь уже больше пяти лет, что легковой звездолет его совершенно исправен и стоит за горой и что сам Робинзон не собирается отсюда улетать по причине, о которой ему не хотелось бы мне говорить.

В разгар беседы робот Пятница, снова спустившийся на нижнюю ветку, вдруг спрыгнул и набросился на хозяина крича:

— Бедный, бедный Робин Крузо!

Робинзон не успел увернуться или хотя бы вскочить из кресла, и робот, с завидной прытью запрыгнув ему на спину, уселся верхом на шею, свесив ноги на стол.

— Помоги! — еле слышно прохрипел Робинзон, сползая под стол.

Я подскочил к роботу сзади и резко дернул его за плечи на себя. Пятница потерял равновесие и грохнулся на землю.

Из-под стола выполз красный как рак Робинзон. Схватив бластер за стол, как дубинку, он бросился к роботу. Тот вскочил и резко понесся к забору. Прыжок. Грохот бьющейся глиняной посуды. Еще прыжок — теперь уже через внешний забор — и робот скрылся в роще.

Робинзон спрятал оружие и, дико бранясь, принялся стряхивать пыль со своих меховых плавок.

Пораженный выходкой робота, я долго не мог прийти в себя.

— Что случилось? — спросил я наконец.

— Ничего особенного, — нервно улыбнулся Робинзон. — Не обращай внимания.

— Как: ничего особенного?! — возмутился я. — Он же хотел вас убить!

Он? Меня? — теперь уже Робинзон рассмеялся от души. — Ничего подобного.

— Почему же он тогда напал?

— И ты об этом!.. — Робинзон сел в кресло и снова наполнил бокалы. — Я же тебе говорил; он свихнулся, считает себя попугаем.

— Ну и что из этого?

— Как что? Ты разве не знаешь, что ручные попугаи любят посидеть на плече хозяина?

— Но ведь в нем центнер веса!

— А это ты ему объясни, — кисло ухмыльнулся Робинзон.

— И часто он… садится на плечо?

— Бывает иногда, — пробурчал Робинзон, потирая шею.

— Как же вы можете терпеть такое? — не унимался я, возмущенный поведением андроида.

— А что делать?

— Как что? Выключить его!

— Легко сказать! Во-первых, одному мне его не осилить, а во-вторых, только он знает, куда делась атомная батарейка от экопроигрывателя. Садись, врежем.

Он врезал. Я не стал. Он не заметил.

— А что такое эк-копроигрыватель? — спросил я, когда мы разделались с закуской.

— Ты всерьез не знаешь? — удивился Робинзон. — Тогда я сейчас покажу.

Он скрылся в палатке и через минуту, пыхтя и покачиваясь, притащил здоровенный ящик, весь в кнопках и клавишах.

— Любуйся, — сказал Робинзон. — Экопроигрыватель экстракласса. Гарантия сто лет. Миллионы ситуационных комбинаций.

— А как им пользуются?

— Очень просто: берешь эку и бросаешь вот в эту прорезь.

— А кто такая эка?

Робинзон недовольно поморщился. Поскреб макушку. Задумался.

— Как тебе сказать? Вообще-то, эки — это сокращенно: электронные копии. Может, не совсем точное название, но не в названии дело. Короче, научились на нашей планете, той, с которой я тягу дал, на небольших пластинках, размером с визитную карточку, записывать чуть ли не полную копию человеческого интеллекта, эмоций, привычек, внешних параметров и прочего.

— Зачем? — не понял я.

Робинзон посмотрел на меня, как смотрят на глупое, несмышленое дитя.

— Представь себе, — сказал он, — уехала твоя возлюбленная, ну, например, в другой город. Через некоторое время ты соскучился по ней. Что будешь делать?

— Ну… — промычал я, — можно съездить к ней в гости.

— Так я и знал. — Робинзон самодовольно усмехнулся. — Незачем вам ездить друг к другу, если вы перед расставанием эками обменялись.

Я тоже почесал затылок, но понятнее не стало.

— Ну и что из этого? — поинтересовался я неуверенно.

— Как что? — Робинзон аж подпрыгнул, возмущенный моей непонятливостью. — Спускаешь в прорезь эку любимой, набираешь клавиатурой место действия, время года, суток и прочее, и прочее. После этого нацепляешь на голову вот этот колпак, — Робинзон вытащил из специального отсека экопроигрывателя шлем, весь увитый проводами и датчиками, — нажимаешь вот на эту здоровенную кнопку, и готово.

— Что готово? — спросил я.

— Что угодно готово.

Я пожал плечами, и мы оба замолчали.

— Понятно? — нарушил наконец тишину Робинзон.

— Не то чтобы очень… — начал дипломатично я, но он перебил:

— Значит, ни черта не понятно. Начнем сначала. Где бы ты хотел встретиться со своей возлюбленной?

— На морском побережье, — вздохнул я, кое-что вспоминая.

— Недурно. В какое время года?

— Летом.

— Какую температуру воздуха предпочитаешь?

— Градусов тридцать по Цельсию.

Робинзон почесал затылок, что-то соображая, подергал ус.

— Ну ладно, — махнул он почему-то рукой. — Пасмурно? Солнечно?

— Легкая облачность.

— Ветер?

— Слабый юго-западный.

— Песок? Галька? Камень?

— Песок.

— Наедине? В компании?

— Наедине.

— Недурно. Ну а теперь представь: надел ты колпак, ткнул кнопку и оказался на морском побережье. Лето. Солнечно. Может, даже тепло. Слабый ветерок ласкает кожу. Песочек. Вокруг ни души, только ты, твоя возлюбленная и море.

— Идиллия. А что дальше?

— Дальше?! — Робинзон прыснул не то со смеха, не то от возмущения. — Ну уж извини, дорогой, что будет дальше — тебе лучше знать! Можешь, например, — он непристойно подмигнул, — поболтать о погоде. Вести себя она будет как настоящая. И, вообще, все будет как на самом деле.

— И что, я смогу ее… обнять?

— Естественно! — Робинзон фыркнул.

— Забавно.

— Еще бы! Если вас не устраивает море, можете отправиться в фешенебельную комнату, в ресторан — куда угодно. Хоть в круиз по соседним созвездиям, только запрограммируйте соответствующим образом экопроигрыватель — у него все это в памяти.

— А моя возлюбленная?

— Которая?

— Настоящая.

— Она с твоей экой в своем городе может делать то же самое.

Меня вдруг поразила мысль:

— А если она подарит свою эку не только мне, но и… другому?

— Все может быть, — философски изрек Робинзон.

— Ну, знаете ли!..

— А что ты возмущаешься? — засмеялся Робинзон. — На нашей планете эки модных артисток тиражируются миллионами, их можно купить в любом магазине, как бутылку вина.

— Но это же ужасно!

— Разумеется, ужасно, — согласился со мной Робинзон таким тоном, словно сам не верил в сказанное. — Жители планеты чуть ли не все свободное время проводят у экопроигрывателей.

У меня мелькнула озорная мысль:

— А если в такой ящик сунуть сразу две эки разных девушек?

— Хоть четыре, хоть целый гарем. Твое дело. Только смотри, как бы они там не перецарапались, а заодно и тебе космы не выдрали!

— Пусть дерут! — разрешил я, смеясь. — Это же не на самом деле — в воображении!

— Не совсем так, — не согласился Робинзон. — Знаешь ли ты, сколь велика сила внушения? Если, например, к телу человека приложить холодный металлический предмет, а внушить, что это раскаленная железяка — у человека появится ожог.

— Ну и что?

— А то. Если тебе во время проигрывания чья-то эка влепит оплеуху, считай, что после сеанса, когда ты наберешь в уме условный код и вернешься к действительности, у тебя под глазом будет настоящий синяк.

— Ну да?

— Честное слово. Хочешь, расскажу, почему я удрал со своей планеты?

— Хочу, — сказал я.

— Из-за соседа. Враждовали мы с ним несколько лет. Даже толком и не знаю, из-за чего невзлюбили друг друга, только врагами смертельными были. Приходит он как-то ко мне и говорит: «Давай мириться». Надоело, мол, враждовать. И зовет в гости: бутылку вина редкостного достал. Подумал я, подумал и согласился. Пошел. Врезали, потолковали о том о сем. И предлагает мне сосед: «Выпросил у друга одного на пару дней эку очень модной певицы. Может, поболтаешь с ней?» А я и рад. Схватил эку, бросил ее в прорезь соседского экопроигрывателя, нацепил на голову колпак, ткнул кнопку. Открыл во сне глаза и обомлел. Стоят передо мной три соседа и смеются. Хитрец сосед оказался, свою эку дал, а перед этим сбросил в экопроигрыватель еще две таких же.

Робинзон замолчал, потеребил ус, тоскливо посмотрел на дуб. Там опять сидел робот.

— А дальше-то что? — не выдержал я.

— Дальше? Дальше не интересно. Начали они меня втроем бить. Я, само собой, ору, отбиваюсь, а отключиться не могу — код возврата забыл спросить. Да и не нужен он мне был, я для начала реле времени на 30 минут включил. Короче, через полчаса увезли меня в больницу с переломами ребер и в синяках всего.

Робинзон хмуро замолчал.

— Что ж вы так и простили соседу такую «шуточку»?

— Я? Простил?! Да…

Робинзон не успел договорить. Снова на нем верхом оказался Пятница. От неожиданности Робинзон клацнул зубами и сполз под стол. Одна из ножек кресла отлетела, и робот брякнулся на землю. Я не растерялся, бросился на него и вцепился в голову изо всех сил. Не обращая на меня внимания, робот вскочил и побежал к забору. Я висел на нем.

— Бей по затылку! — услышал я истошный вопль Робинзона. — По клавише его, по клавише!

Возле самой клавиши торчал какой-то рог, мешавший надавить на нее. Я с силой надавил на рог подбородком, и он нехотя сполз в сторону. Я изловчился и подбородком же прижал клавишу на затылке Пятницы. Робот замер, не добежав двух шагов до частокола. Обессилев, я сполз на землю.

Подбежал выползший из-под стола Робинзон и сел рядом. Оба мы тяжело дышали.

— Спасибо, друг, — сказал наконец Робинзон с чувством. — Если бы не ты, он меня рано или поздно угробил бы.

— Давно сам угробил бы его. Вон сколько бластеров! — ответил я.

— Шутишь! Во-первых, он страшно дорогой, а, во-вторых, он из всех бластеров батарейки вытащил и попрятал, когда свихнулся. Даже из этого, — Робинзон похлопал по своей ржавой пушке.

— Дурак-дурак, а кое-что соображает! — хмыкнул я. — А что теперь делать с ним?

— Посмотрю. Может, мозги почищу и смажу, может, еще чего.

Мы встали и осмотрели робота со всех сторон.

— А зачем ему этот ползучий рог? — спросил я, показывая на короткий отросток, мешавший мне нажать на клавишу.

Робинзон взглянул на отросток и вдруг истошно завопил:

— Вот она, р-р-родимая!!!

Вцепившись двумя руками в рог, он дернул так, что отросток отлетел. Дрожащими пальцами Робинзон прижал «рог» к груди. В уголках глаз у него блеснули слезы.

— Что случилось? — заволновался я.

— Ты ничего не понял? — спросил он с каким-то странным вызовом в голосе. — Это же батарейка от экопроигрывателя.

— Как она попала к роботу?

Робинзон оторопело уставился на меня.

— И верно… А! — хлопнул он вдруг себя по лбу. — Дурак я, дурак! Это же я, когда смазывал экопроигрыватель, вытащил ее и ткнул куда-то, не глядя. Батарейка с магнитными присосками, я, наверное, угодил ею в голову роботу, и она впилась. А тут он взбеленился, обозвал меня Робинзоном, себя — Пятницей, начал танцевать дикие танцы. Затем взялся строить все-эти фортика… фортицй… мудреные сооружения вокруг моей палатки, рыть пещеры, плести корзины, лепить горшки, а на прошлой неделе и вовсе спятил — полез на дерево, стал попугаем…

Робинзон вдруг замолчал и озадаченно почесал макушку.

— Слушай, — обратился он ко мне задумчиво. — А, может, он из-за батарейки и свихнулся? Всякие там паразитные токи, третье, десятое и прочее. А? Давай включим его, проверим.

Я запротестовал, но он не стал меня слушать. Клацнув робота по затылку, спросил быстро:

— Кто ты?

— Андроид модели А — сто восемь, серийный номер семьдесят шесть пятьсот двадцать один. Жду указаний.

— Ну, что я говорил?! — торжествующе крикнул он мне. — То-то! — И, словно забыв о моем существовании, Робинзон помчался к экопроигрывателю, воткнул куда-то в него батарейку, напялил колпак, бросил эку, завалился в кресло и нажал кнопку.

Когда мы с роботом подошли к Робинзону, он уже спал. На лице его светилась блаженная улыбка.

— Надолго он так? — спросил я у робота.

— До ужина, ответил бывший попугай Пятница. — Вечером я приготовлю ему поесть и отключу проигрыватель. Он отругает меня за то, что я отключил его на самом интересном месте, быстро поест, заменит эку и снова отключится. Утром я его разбужу, затем в обед и вечером. И так каждый день.

— А почему он сбежал со своей планеты? — спросил я, вспомнив неоконченный разговор, прерванный выходкой робота.

— Соседу отомстил.

— Как?

— С другом, работавшим в зверинце, сделал эку с разъяренного удава и подарил соседу.

— Просто взял и подарил?!

— Запечатал в конверт и подбросил в почтовый ящик.

— Просто подбросил и все?!

— Не совсем. Написал на конверте: «Мусику от Мурочки».

— А кто такая Мурочка?

— Тоже соседка. Молоденькая, красивая. Сосед почти год у нее эку выпрашивал, а она не давала.

Робот подошел к столу и принялся собирать грязную посуду.

— Чем закончилась эта затея? — спросил я робота.

— Ну другой день соседа увезли в больницу, а мы сбежали сюда, за сотни парсеков от суда и следствия.

Я потолкался с минуту возле робота, раздумывая: прощаться с ним или не надо, бросил напоследок взгляд на млеющего во сне Робинзона, тяжело вздохнул и молча побрел прочь.

Утром, когда я выводил свой драндулет на трассу, у меня болела голова, а синтезатор зачем-то приготовил мне огуречный рассол…

На свадьбу свою я все же опоздал. Невеста, обидевшись, трасформировалась и вышла замуж за какого-то трехглавого дракона из созвездия Ящерицы.

Премиальных я тоже лишился — пи-мезоны прокисли.