Римлянин. Финал

Глава I Стальной кайзер

//Курфюршество Шлезвиг, г. Киль, 19 декабря 1748 года//


— О, Юпитер, да мне насрать! — воскликнул Таргус Виридиан. — Вы что, не знаете, как правильно подавлять мятежи?

— Но, Ваше Императорское Величество… — начала Зозим.

— Отправьте вспомогательный легион, — перебил её император. — Им может не нравиться моя политика, но в Конституции, которую они сами приняли, написано, что они обязаны смиренно её терпеть — пусть терпят.

В Богемии вспыхнуло народное восстание, направленное против политики романизации, проводимой имперской администрацией. Богемцам не понравилась латынь, на которую постепенно переходят все имперские владения.

— Слушаюсь, — покорно кивнула Зозим и покинула кабинет императора.

— Обалдевшие варвары… — пробурчал Таргус и вернулся к чтению.

Ему сильно мешала тарелка с аппетитно выглядящими вишнёвыми штруделями, стоящая слева от книги, но он держался изо всех сил — это элемент самовоспитания, закалки воли…

«Родина — это язык и ничего более», — попытался Таргус абстрагироваться от штруделей. — «Лиши людей их языка и заставь говорить на латыни — получишь римлян. Нет, это просто невозможно терпеть!»

Он решительно взял штрудель из тарелки и начал его есть.

«Итак…» — Таргус отряхнул руки, закрыл книгу и встал из-за стола. — «Речь Посполитая».

Его текущая задача — объединить свои владения в Европе, полностью избавиться от мелких государственных образований, стоящих на торговых путях, а затем обдумать идею захвата балканских владений Османской империи.

Англия, Франция, Испания и прочие западные страны — это он решил оставить на потом. Это не так уж и безопасно, если помнить об их потенциале, но у Таргуса есть опасение, что сейчас он просто не справится с ними.

Бить нужно наверняка, чтобы потом никого не осталось, ведь второго шанса не будет — они богаче, чем обе его империи вместе взятые, у них больше людей, у них более мощные флоты, а в империях Таргуса царят разброд и шатание.

Необходимо укрепить власть Марии Терезии, которая, как оказалось, совершенно никакая правительница, неспособная работать в режиме Таргуса.

Кое-что она понимает, она умеет подбирать кадры, но это совершенно не тот метод, когда ты собираешься централизовать «Священную Римскую» империю.

Юридически, власть в империи перешла к Таргусу и Марии Терезии, но курфюрсты и фюрсты не привыкли оставлять «отжим» власти без ответа, поэтому копят недовольство и с нетерпением ждут шанса, чтобы вернуть утраченное.

Мятеж в Богемии — это очевидный шанс, но аристократам страшно им пользоваться, поэтому они ещё посмотрят, как будут развиваться события…

Поэтому Таргус и дал приказ безжалостно подавить мятеж в Богемии, чтобы остальные увидели — легко не будет.

Его могущественная армия не позволит каким-то вонючим варварам избежать их закономерной судьбы.

«Романизация или смерть», — подумал он, стальным взглядом уставившись на легионеров, марширующих на плаце.


//Курфюршество Шлезвиг, г. Киль, 1 мая 1749 года//


Таргус внимательно слушал, как работает экспериментальный двигатель.

Подробные чертежи и техническое описание парового двигателя некоего Стэнли, к сожалению, не позволили по щелчку пальцев воспроизвести передовой двигатель, чтобы напрочь решить все насущные проблемы промышленности в обеих империях Таргуса.

Пришлось очень сильно упрощать абсолютно всё.

Вместо компактного огнетрубного котла, был разработан бочкообразный котёл с огневой камерой, содержащий внутри однослойную спираль для циркуляции воды.

Вместо двухцилиндрового двигателя двойного расширения, был разработан двухцилиндровый двигатель прямого действия, в котором скользящие втулки заменены на более технологичные поршни.

Конденсатор вообще выкинули из конструкции, так как на заводах проблем с водой не предвидится.

А вот то, что было воспроизведено максимально близко к оригиналу — высокотемпературная бензиновая горелка с испарителями и клапанами. Она нужна много где, поэтому затраты времени и ресурсов на её воспроизводство точно не напрасны. Ну и у неё есть прямое назначение — она эффективно жжёт керосин и нагревает котёл.

И вот, перед глазами Таргуса стоит и очень тихо работает прототип парового двигателя нового поколения, уже начавший вращать вал токарного станка.

— Сбои? — уточнил Виридиан.

— Не замечено, — покачал головой мастер Павел Астахов.

Создатель пудлинговой печи, получивший за это очень щедрую награду, позволяющую минимум четырём поколениям Астаховых жить припеваючи, работу не бросил, а переключился на новое для себя направление — паровые машины.

«Сейчас такое время — учёные могут быть специалистами в нескольких, мало или никак не связанных друг с другом, областях», — подумал Таргус. — «Человечество ещё слишком мало знает об этом мире, чтобы возникла острая потребность в строгой специализации учёных».

Христиан фон Вольф — это эталонный пример таких учёных. Он математик, юрист, учёный-энциклопедист, философ, следователь, а также изобретатель. Пусть у Таргуса с отвлечёнными исследованиями не забалуешь, но фон Вольф умудряется выкраивать время из своего плотного графика и пишет что-то по философии и юриспруденции.

У самого Таргуса времени на постороннюю ерунду просто нет, он всегда в работе — истрачивает дни и ночи в планировании романизации подконтрольных регионов.

Иначе просто нельзя — его империи населяют десятки разных народов, у которых нет ничего общего. «Заёмные» легионы (1) здесь неприменимы, просто по причине огромной численности народов, поэтому нужно что-то другое.

Нет, частично он их применяет — не все легионеры, вышедшие на пенсию, остаются в эвокатах. (2) Кто-то оседает на выданной государством земле, кто-то возвращается в родные края и пытается жить по-старому, а кто-то заселяется в колониальные поселения на окраинах двух империй…

Но этого слишком мало, чтобы романизировать все регионы в разумные сроки.

«Россия — это мой козырь», — схватился Таргус за мысль. — «Крепостные, которых я „милостивейше“ освободил и начал расселять по всему покорённому Крыму. Вот они-то точно не будут сопротивляться романизации и станут моей опорой».

Он уже неоднократно слышал, что бывшие крепостные истово молятся за его здоровье и даже собирают, в знак величайшей признательности, какие-то дары, чтобы напомнить о том, как они благодарны своему освободителю.

Пока что, эти три с половиной миллиона человек находятся на его содержании, он кормит их за счёт казны, что обходится недёшево, но некоторые уже уехали в Крым, заселять деревни и сёла, возводимые силами легионеров. Регион требуется срочно населить, проинвестировать, чтобы там начали появляться крепкие хозяйства, а затем и какие-то производства.

Но Крым — это лишь часть его плана. Ещё есть покорённый Кавказ, куда тоже поедут освобождённые крепостные. Там будет проходить ровно тот же сценарий — заселение и инвестиции.

На пустом месте они начнут производить продукт лишь спустя десятилетия, а это невыгодно, поэтому Таргус намерен всё сильно ускорить.

«Нужно срочно что-то делать с этим поганым многообразием варваров», — подумал он. — «Возможно, расселение Шлезвига? Нет, тупой план. Шлезвиг нужно беречь — это драгоценная жемчужина в моей короне».

Мощнейшая промышленность приносит ему такие деньги, какие даже не снятся бюджетам «Священной Римской» империи и Российской империи. Вместе взятые они, при условии, что удастся как-то преодолеть ужасающую коррупцию, конечно, способны превысить доходы Шлезвига, оружейной кузницы мира. Но сейчас Шлезвиг — это курица, несущая золотые яйца прямо в карман Таргусу.

— Я горжусь вами, — похвалил он Астахова и его команду. — Сколько мощи удалось добиться?

— Двадцать лошадиных сил, — ответил изобретатель.

Лошадиная сила, принятая в курфюршестве Шлезвиг и внедряемая на остальных подконтрольных Таргусу землях, равна 75 килограмм-сил на метр в секунду.

1 метр равен 1/10 000 000 дуги меридиана, проходящего через Имперский Обсерваторий в Киле, от экватора до Северного полюса.

Для англосаксов и франков кильский меридиан — это плевок в лицо, потому что у них нет даже близкого аналога имперской метрической системы, и их учёные охотно перенимают шлезвигскую систему мер, а их промышленники просто вынуждены переходить на неё…

Культурно-промышленная доминация Шлезвига идёт рука об руку с торговой экспансией.

— Это отлично, но я жду больше, — произнёс Таргус. — Я уверен, что этот аппарат может быть меньше, легче и мощнее.

— Огневые трубки — это недостижимая сейчас технология, — сразу же сказал Астахов.

— Так сделай её достижимой, — усмехнулся император. — Ты здесь потому, что я вижу в тебе нераскрытый потенциал. Не подведи меня — оправдай мои ожидания. Я хочу, чтобы у нас появился паровой котёл с огневыми трубками до конца следующего года. Трать всё своё время, жертвуй остальными разработками, используй все доступные ресурсы и шли к дьяволу всех, кто тебе мешает. Успех тебя очень удивит. Тебе кажется, что выше уже не взлететь, что лучше уже быть не может, а я просто физически не могу быть щедрее, но это очень серьёзное заблуждение.

Если Павел Астахов сможет разработать серийную версию компактного парового котла с огневыми трубками, его ждёт Анна I-й степени, к которой предусмотрено награждение кавалера дворцом в Александриненсбурге, потомственным дворянством, личным оружием, титулом графа и 1 500 000 рейхсталеров.

— Я вас не подведу, Ваше Императорское Величество, — упал на колени изобретатель.

— Ты свободный человек — никогда не падай на колени ни перед кем, — потребовал Таргус. — Конституция курфюршества Шлезвиг, статья 17, пункт 7.

— Прошу прощения, Ваше Императорского Величество, — поднялся на ноги Астахов. — Я не подведу вас — я сделаю всё, что необходимо.

— Возвращайся к работе, конструктор, — велел ему Таргус и направился на выход из бюро.

Промзона пахла дымом и «тухлятиной» от пороховых производств.

Ему здесь нравилось, так как тут лучше всего ощущалась эта особенная атмосфера промышленного прогресса. Здесь нет сельской пасторали, никаких саманных или фахверковых (3) домиков, а лишь сталь, кирпич и бетон. Никаких открытых участков земли, всюду асфальт и мощёные камнем дороги.

По рельсам ездят грузовые тележки на конной тяге, перевозящие тонны грузов. Как только Астахов поставит на поток компактные паровые двигатели, лошадки смогут, наконец-то, отдохнуть, а грузов поедет намного больше.

— Ладно, что там дальше? — спросил себя Таргус. — Встреча с представителями Сената Швеции? Пусть катятся в Орк. Инспекция новых агентов Зозим? Вот этим можно.

В Швеции у него всё схвачено — после деяний Ломоносова, направленных на сохранение новообретённой государственности Швеции, оппозиция вымерла почти полностью, а Сенат лоялен престолу. Курс на романизацию взят единодушно, поэтому Таргус точно мог быть спокоен.

С Данией чуть сложнее, ведь она взята боем, но именно поэтому там ожидается пара-тройка лет стабильности. Проклятым Юпитером датчанам потребуется время, чтобы вновь накопить силы и решимость, но это ожидается, поэтому средства для подавления мятежей уже заготовлены и будут пущены в дело сразу же, как станет ясно, что датчане «созрели».

Зато в России сейчас находится надёжный человек — Михаил Ломоносов. Он успешно избавляется от помещиков, абсолютно бесполезных индивидов, пропивающих и проигрывающих состояния, заработанные предками, а также занимается реорганизацией имперской бюрократии.

От него поступают жалобы на острую нехватку кадров, сопротивление старой бюрократии, а также на проблемы, создаваемые остатками мятежников, не прекратившими борьбу после поражения аф Лингрена и заговорщиков.

«Он должен справиться», — подумал Таргус. — «Мятежники разобщены, лишены руководящего центра, а самое главное — у них больше нет даже тени признаков легитимности их действий».

Власть императора и императрицы признают во всей России, а все эти разобщённые отряды мятежников — это лишь временные трудности.


//Таврия, имперские земли, д. Милития, 21 мая 1749 года//


На деревенском сходе собралась половина деревни — слушали старосту, вернувшегося из Феодосии.

— Так что вот такие вот дела, — вздохнул Белослав. — Сказали, чтоб не боялись и не сумневались мы, а хозяйство поднимали, работали — поборов пять лет не будет, а по крымчакам…

— Нет их боле и не буде, — ухмыльнулся Демид. — Это наша земля.

— Императора, — поправил его староста Белослав.

— Ну, он же нам её дал, так? — уточнил враз посерьёзневший Демид.

— Так, — кивнул староста. — Но никогда не забывай, что это дар императора. Он дал — он и забрать может. Лучше не гневить его и надеяться на его милость. Тем боле, его лехионы защищают нас от варваров, кочевников и басурманов!

Демид припомнил вчерашние новости — в корчме прошёл слух, будто басурманы попытались устроить несколько набегов на новые сёла близ Гезлёва. Легионеры сначала потопили их корабли, а потом гоняли выживших по всему берегу, пока все басурмане не передохли.

«С императором не забалуешь», — подумал он. — «Если он сказал, что его, то потом не заберёшь».

Поначалу Демид боялся свободы. Услышал, что император решил освободить всех крепостных, дескать, он правит свободной страной и рабства не потерпит, и подумал, что теперь им всем умирать голодной смертью — своего-то ничего нет, всё помещичье и земля в том числе.

Но оказалось, что у императора это не просто желание «быть добрым», а замысел. А вот когда до Демида довели этот замысел, он испугался по-настоящему.

Сказали, что в Таврию переселят и там землю дадут. А тут же крымчаки, басурмане и земля плохая. Если с плохой землёй он бы смирился, ну, жили бы впроголодь, но ничего, привыкшие, то вот отбиваться от крымчаков и турок — этого пережить не получится.

А потом оказалось, что нет никаких крымчаков, а басурмане боятся сходить на берега Таврии — тут их ждёт смерть от рук латинской немчуры…

Выходит, что здесь теперь безопасно, помещиков над головой нет, в полон никто не заберёт, если глупить не будешь, а с землёй можно как-нибудь справиться.

— А долго они нас будут защищать? — спросил Демид, который уже поверил в реальность, но жаждал полного удостоверения в ней.

— Да всегда, — ответил староста. — Тут их евокадов расселили, наделы у них, семьи. Ежели императору, всамделишно, на нашу участь всё одно, то уж своих-то евокадов защитит — не бросит. А под их защитой и мы не пропадём. Ну и сам слыхал, что с последними басурманами сталось…

— Слыхал, — подтвердил Демид. — Ещё что слышал в Феодосии?

Их деревня, названная диковинным словом Милития, которое, как уже знал Демид, изучающий со своими детьми латынь, переводится как «солдатская деревня» или «Солдатское», находится на берегу моря, недалеко от Феодосии.

Назвали её так эвокаты из II-го императорского легиона «Феррата», осевшие здесь.

— Слушай, Белослав, — обратился Демид к старосте. — Что значит «Феррата»?

Староста задумался.

— Железный! — выкрикнул из толпы Иван, сын кузнеца Николая.

— Рот закрыл! — дал ему оплеуху кузнец.

— Да, железный, — согласно кивнул староста.

— Фер-рата… — проговорил Демид. — Видать, серьёзные вои…

Эвокаты в народном сходе не участвуют, так как им это не особо интересно — у них свой староста, свои уважаемые люди, поэтому существует будто бы две деревни в одной.

— Учите язык! — поднял указательный палец староста Болеслав. — В город поедете — можно к городскому голове прийти и показать, что выучил — эти дадут… Как их… мать-перемать… Э-э-э… О! Льхоты!

— А что такое льхоты? — нахмурилась Матрона, вдова, приехавшая в деревню пару седмиц назад.

Приезжает много людей — здесь нет таких, которые приехали целой деревней. Там система — набирают семьи из разных краёв, собирают обоз, дают подъёмные, снедь в дорогу, благословляют и отправляют.

— Это это самое… — замялся староста. — А! Вспомнил! Поборы можно на десять лет отложить — если нам пять лет не платить, то латынь освоишь и не будешь платить пятнадцать лет.

— Я освою, сын мой освоит или в семье моей все должны освоить? — осведомился кузнец Николай.

— Поборы же ты платишь? — усмехнулся староста.

— Я, — кивнул кузнец.

— Ну, значит, ты осваивать должен, — ответил Белослав. — А если вся семья освоит — там другая льхота. Деньги дают, вроде бы. Но не знаю — не запомнил.

— А нахрена ты тогда ездил⁈ — раздражённо спросил Демид.

— Я не за тем ехал! — ответил на это староста. — Я провиант и инструмент получал!

— А самого главного не спросил! — высказалась Матрона.

— Молчала бы, баба! — отмахнулся Белослав.

— Нет, — выступил вперёд кузнец Николай. — Баба по делу сказала, хоть и не просили! Надо все льхоты разузнать! Может у меня уже есть какие-нибудь льхоты, вон сын латынь освоил уже — как на родном говорит! Может, за это что положено? Если уж говорить о семье, то пусть они учат — я-то как-нибудь сам, мне работать надо.

Староста напряжённо задумался.

— Пущай едут Демид с Николаем, сами, раз недовольны! — наконец пришла ему в голову дельная мысль. — И бабу с собой заберите! Там ехать полдня!

— И поедем! — заявил Демид. — Николашка, Матронушка?

— А может, у эвокатов спросим? — предложил Иван, сын кузнеца.

— Рот, блядь! — замахнулся Николай, а потом опустил руку. — А может, у евокадов спросим?

— Дельно-дельно, — закивала Матрона. — Демид с Белославом пусть сходят!

— А чего я-то⁈ — возмутился староста.

Эвокатов деревенские побаиваются — чувствуется, что они немало людской крови пролили. Суровые, ну и немцы они, а от немца добра не жди.

— Голосуем! — предложила Матрона.

— От баба… — процедил недовольный Белослав.

— А как я с ними разговаривать буду? — спросил Демид. — Я ж латынь только начал учить, а Белослав вообще ничего не понимает!

— Учителя позовите! — предложил кузнец.

— Он в Номентум уехал! — выкрикнул Иван, которому, видимо, было мало.

Это городок в тридцати верстах на север от Милитии. Он новый, как и эта деревня, там поселился городской люд из бывших крепостных — отходников. (4)

— Твою мать… — повернулся к нему отец.

— Да прости, бать, — отступил малец. — Я с ним давеча говорил…

— Эх, — вздохнул староста. — Тогда Иван будет толмачом — Демид, завтра идём к евокадам.


//Курфюршество Шлезвиг, г. Киль, 5 июня 1749 года//


— Османы обнаглели, — констатировал Таргус, отложив рапорт от разведки. — И казус белли у нас в руках.

Три дня назад была предпринята очередная попытка штурма Кавказа. Мухаджиры, набранные и подготовленные из кавказских беженцев, пытаются проникать на личные земли Таргуса малыми отрядами и устраивать там диверсии.

Легионеры-эксплораторы, как официально называются горные егеря, уже набили руку на отлове подобных диверсионных групп, но некоторые всё же просачиваются через кордоны, смешиваются с населением и потом раскачивают коренных жителей, подбивая их к борьбе.

А месяц назад султан Махмуд I пропустил через Босфор двадцать кораблей берберских пиратов. Естественно, они всё это «по собственной инициативе» и султан «не имеет никаких связей с пиратами».

Османская империя значительно усилилась, пехота Низам-и Джедид насчитывает примерно сто двадцать тысяч штыков, причём это только подготовленные полки, а на стадии подготовки находятся ещё около ста тридцати тысяч солдат Нового порядка.

Вероятно, Махмуд I ощущает за собой необоримую мощь современных полков, поэтому щупает границы дозволенного — возможно, проверяет, так ли крепко это противоестественное объединение двух империй и одного королевства…

— Герцогиня Зозим, — произнёс Таргус. — Я хочу, чтобы VI-й и VII-й легионы-ауксиларии были размещены в Венгрии, а I-й и III-й легионы отправились на Кавказ — распорядись.

— Слушаюсь, мой император, — поклонилась карлица.

Она одета в очень дорогое шёлковое платье красного цвета. Через её маленькое туловище была перекинута чёрная лента с символикой XXII-го легиона, сформированного из шлезвигских женщин.

Считается, что это её заслуга — так филигранно удвоить уже почти исчерпанный мобилизац…

Загрузка...