Праздник начался с самого раннего утра, с восхода солнца. Царь Ти́рон, вождь крупнейшего племени в степях побережья, выдавал свою единственную дочь замуж. Она была самой младшей из его детей, она была любимицей. Особенно дорога Тирону дочь была и потому, что сильно напоминала царю рано умершую царицу. Никто уже и не помнил, что двадцать лет назад ту женщину привезли царю из набега в подарок, что она из обычной рабыни-наложницы превратилась в красивую, ухоженную госпожу, чьё малейшее пожелание выполнялось мгновенно десятком служанок, таких же, как она когда-то.
Несмотря на значительную разницу в возрасте, пылкости чувств царственной пары могли бы позавидовать и молодые.
Илана подарила вождю двух детей: сына, взамен двум другим от прежней жены, погибшим в походах, и дочку. Девочка родилась на удивление здоровенькой, хотя мать её к тому времени уже выкашливала из груди по кусочкам собственные лёгкие. Царица отдала ей не только своё здоровье, но и красоту.
Красота дочери сделала Тирона ещё более известным во всей округе, и вот сейчас дело подошло к свадьбе.
Жениха выбирал сам царь. Для этого всё прошлое лето совершались деловые поездки в Рифейские горы далеко на север. Он был чужаком, из племени горцев-марагов, но торговля с этими горцами давала большую прибыль. Они и сейчас привезли вместе с царевичем пять повозок, груженых различными подарками, среди которых особую ценность представляло высококачественное оружие из незнакомого степным народам металла, и золото. А уж в выплавке золотых украшений марагам равных не было.
Тирон проявил небывалую щедрость, но событие того стоило. Кололи десятки овец, резали телят. Мясо варили, пекли, жарили на прутьях. Рыбу никто даже есть не хотел при таком количестве дармового мяса. Рабы с ног валились от усталости, а свадебный пир грозил перерасти во всеобщее пятидневное застолье. Простой народ пил местный хмельной взвар на меду, а гости и почётное окружение вождя – дорогое густо-вишнёвое вино из-за моря.
Жених и невеста – центр всеобщего внимания и причина окружающей суеты – увидели друг друга только в этот день. Их посадили рядышком, поздравляли, славили и нахваливали. Особенно отмечали красоту Ириды. Ей посвящали песни и танцы, дарили подарки и совершали в её честь жертвоприношения. На этом фоне подарок жениха-марага показался лишь приятной мелочью.
Тонкая, изящно выполненная пластинка на золотой цепочке с непонятным витиеватым узором из золота с серебряными шариками зерни. Айвар (так звали жениха) сделал подарок своими руками, но сказал про это только Ириде. Она сразу же надела цепочку, но спрятала её под платьем, и сейчас с удовольствием ощущала кожей горячую тяжесть золотой пластинки.
Подарок самой невесты был попроще. Серебряный локтевой браслет с несложным узором из трав, он когда-то принадлежал самой Илане. Правда, Айвару он пришёлся только на запястье, и это заметно расстроило девушку.
К вечеру Ирида сильно устала, улыбалась в ответ на поздравления слабой безучастной улыбкой и отводила взгляд, встречаясь с глазами наречённого супруга. Тому, наоборот, всё происходящее вокруг и сама обстановка степного селения казались необычными, новыми. Ему предстояло остаться жить здесь, это было главным условием царя Тирона. Поэтому новые люди, новая жизнь, новое положение в незнакомом месте не вызывали пока ничего, кроме любопытства. Тоска по родине с её холодными камнями и пещерами, с охотой на диких коз на узких горных тропах была ещё впереди. А пока предстояло дождаться ночи, пережить то, что положено всем молодожёнам, и только после получить полное право называться зятем степного царя.
* * *
Высокие носы кораблей с шипением врезались в мокрый песок. Селение было видно даже отсюда. Горели костры, и в темноте их часто заслоняли маленькие фигурки людей.
Кэйдар с палубы наблюдал за спуском лошадей, за подготовкой воинов. Людей немного, главное преимущество во внезапности атаки. Варвары точно празднуют что-то, это хорошо, это нам на руку.
- Вроде, праздник у них, да?- Лидас остановился за спиной, смотрел поверх плеча Кэйдара. В его шелестящем шёпоте улавливались тревожные нотки. «Волнуется перед боем…»- с усмешкой догадался Кэйдар. Самому ему не было страшно. Наоборот! Он давно уже не испытывал того азартного восторга, какой появляется при смертельной опасности или в бою с сильным противником. Ладонь правой руки нетерпеливо зудела в предчувствии знакомой тяжести меча. Скорей бы! Добыча будет доброй. Виэлы – степные кочевники – всегда жили богато. Ни один купец не возвращался от них с пустыми руками, а золотые украшения виэлов вообще ценились в Каракасе дороже своего веса в три раза.
- Огня не зажигать!- слышно было, как приказывает Лидас, пропуская воинов по сходням. Коням обмотали тряпками ноги, закутали морды. Решено было подойти шагом как можно ближе, затем разделиться на два отряда и атаковать одновременно с обеих сторон, окружая по флангам.
* * *
Ириду по традиции ввели в шатёр первой. Две рабыни проворно сняли с неё все нагрудные украшения, распустили волосы, помогли освободиться от широкого пояса и тяжёлого, расшитого золотой нитью праздничного платья. Отпустив девушек вялым взмахом кисти, молодая царевна без сил упала на разложенное ложе, головой в мягкие подушки, набитые волчьей шерстью. Закрыла глаза.
Ничего не хотелось, даже есть, а ведь за весь день молодым не давали ничего, только поили слабо разведённым вином, от которого сейчас кружилась голова, и немного подташнивало. Двигаться лень, а ведь ОН может прийти в любую минуту. Дикарь, он даже языка почти не знает. Над ним весь день подшучивали и даже насмехались, он в ответ лишь улыбался. Ничего он не знает. И про обряд срезания аскхи тоже, наверное, не знает. И где его отец нашёл такого?
«Мараги!»- Ирида улыбнулась, вспомнив название незнакомого ей горного племени. Ну вот, теперь стала женой одного из них. Вообще-то он довольно симпатичный, этот Айвар. Улыбается по-доброму, и глаза красивые. И воин, должно быть, тоже неплохой. Отец бы слабака не выбрал.
Если б Хатха осталась живой, она бы пожалела. А так... Ни с кем другим Ирида не решилась поделиться своим горем. Да и сами они всё прекрасно понимали.
Выплакалась украдкой, плакала до тех пор, пока не устала. А тело всё ещё помнило его грубые сильные руки, и следы от них появились на запястьях, и болели губы, которые он целовал силой.
Грубое животное! Разве такого можно назвать человеком? В конце концов, перед ним не скотница, а дочь царя, как он сам сказал «царевна».
Хотя какое это теперь имеет значение? Рабыня ты! Такая же, как и все другие. Вон, как Тина со своей годовалой дочкой. Баюкает её, бережёт, свой хлеб ей в воде размачивает, а на рынке продадут по разным хозяевам, и не увидит больше свою Лидну. И Симса... Её трёхмесячного ребёнка ещё на берегу бросили с одним объяснением: «Всё равно не доживёт!» Всё равно им, что она уже пятый день в себя прийти не может. Не ест, ни с кем не разговаривает, не чувствует ничего.
Что им всем твоё горе? Ещё неизвестно, как судьба у каждой сложится.
Может, он ещё и отвяжется, этот аэл? Он уже получил всё, что хотел. Чего с меня взять ещё?
Нет, аэл не отвязался. Утром от него пришёл слуга, проводил под понимающие взгляды других женщин. «Ещё хоть пальцем прикоснется, руки на себя наложу! Чем жить так, лучше вообще никак!» Шла и думала, даже по сторонам не глядя. Остановилась у порога, поплотнее прихватив разорванное до самого низа платье: подол его расходился при каждом шаге, и ноги оказывались непростительно открытыми.
Аэл ещё только завтракал, сидел за столом к ней лицом, и при появлении Ириды медленно поднял голову, улыбнулся с таким доброжелательным видом, что невозможно было внутренне не вздрогнуть. Нет, человек он симпатичный, красивый даже, но опасный, какой-то до жестокого опасный. Так и ждёшь от него подвоха, неприятностей. Не всё решает красота лица, и этот аэл – прямое тому подтверждение.
- Мне сказали, что в тот день справляли твою свадьбу. Что же твой муж? Ты не знаешь, что с ним стало?
- Он погиб. Как и все другие...- Ирида смотрела на него, смотрела прямо в глаза, и его насмешка, постоянная насмешка раздражала, невольно вынуждала быть резкой, не такой, как до́лжно в её положении.
- Как видно, до брачной ночи дело не дошло,- усмехнулся.- Не показалась ты мне похожей на замужнюю женщину. Отсутствие опыта...
- Какое вам дело? Я не хочу об этом...- Ирида выдержала его холодный оценивающий взгляд, полный хорошо скрываемой злости. Аэл повёл бровью: «Вот ты, значит, как!»,- допил вино в бокале. Каждое движение спокойное, а всё равно ждёшь: вот встанет сейчас – да как ударит. И будет прав! Вспомни, как сама частенько сердилась на Хатху за её нерасторопность, била по рукам молоденькую Улу, когда та, расчесывая волосы, была не аккуратна. Теперь их обеих нет, а сама ты во власти этого вот человека. Захочет – прикажет высечь, может сам ударить по лицу, как вчера... Ну и пускай! Он ждёт покорности, привычного послушания? Для этого нужно родиться рабыней, а я дочь царя, не абы кто! Попробуй сейчас заставить меня вести себя, как тебе этого хочется!
- Для варварского народа ты неплохо знаешь наш язык,- заметил он, срезая ножом кожуру с яблока. Ирида смотрела, не отрываясь, на эту скручивающуюся змейку и понимала лишь одно: хочется есть. И больше ничего! Чего ему надо? Зачем мучает? Пусть сразу говорит!
- Моя кормилица была из аэлов.
- Ну, что ж, по крайней мере, не придётся тратить на это время.- Аэл с ухмылкой повёл плечами. Он продолжал сидеть, а Ирида стояла в трёх шагах от него. Аромат отваренного с пряными травами мяса дразнил, приковывал взгляд, большого труда стоило не смотреть постоянно на это блюдо.
Да, с нашей едой не сравнить, только хлеб и вода. Да и хлеб-то какой! У отца и слуги лучше ели.
- Пока, до прибытия, ты будешь жить здесь, со мной.- Их взгляды снова встретились, и на этот раз не выдержала Ирида. Возмущению её не было предела. Да как он может? Как он смеет вообще? Такое – предлагать?! Нет, не предлагать – приказывать! Распорядился, – наложницей своей, проституткой...- Тебе подберут нормальную одежду. Примешь ванну... Я уже отдал соответствующие распоряжения...
- Мне ничего не надо. Да и не хочу я вовсе...
- Я не спрашиваю, чего ты́ хочешь. Я приказал, значит, так и будет.- Он стремительно поднялся, и Ирида невольно отшатнулась. Ударит? Видела его глаза очень близко, незнакомые, тёмные, почти чёрные, с опасной чужой глубиной. Это холодные глаза человека, который и вправду способен ударить женщину. Это глаза человека, убившего твоего отца, твоего брата и мужа, того, кто сломал твою жизнь одним ударом.- Тех, кто меня не слушается, я наказываю хлыстом. Ты хочешь, чтоб тебя высекли? Мне только слово стоит сказать. Могу отдать тебя матросам или своим воинам. Ты этого хочешь?
Ирида опустила голову, чувствуя, как краснеет её лицо от возмущения, от постоянного унижения, какому подвергает её этот человек. Каждым своим словом он насмехается, унижает, лишает воли.
- Мне хотелось бы остаться со своими...- Слабый протест, глупый в её положении.
- Ты хотела сказать, с моими рабами? В трюме? Среди грязи и вони, с дрянной пищей и плохим обхождением? Любая женщина моей Империи мечтает о твоей судьбе. Стать матерью Наследнику!- Ирида аж поперхнулась при этих словах, взглянула на него с немым ужасом.
Аэлы знают: Творец всего сущего – огонь. Он даёт жизнь, и он может забрать её у любого. Но земной огонь – это лишь слабое Его подобие. Солнце, льющее щедро свет и тепло, – голова Творца! Да, голова лишь от Него и осталась, когда Он создал землю и мир людей так, как задумал. Из подошв и пальцев Его ног появились все, кто копается в земле, все, кто ест землю: черви и насекомые, травы и водоросли. И ещё рабы. Все другие варвары, не аэлы. Из ног Солнцеликого выросли деревья, а из коленей – горы. Он велик, Он отдал миру всё, даже свои кости, которые стали камнями. Вода в море и в реках, в ручьях и озёрах – кровь Его. Она остыла и превратилась в воду. Дыхание груди Его – воздух, которым дышит любая тварь, все живые существа.
Из горла Творца, из места, где у всех прячется душа, появились аэлы. Все они с частицей солнечной души, все носят искру Его божественной силы.
А сердце своё, горячее, вечно живое сердце, вложил Создатель в центр Земли, и бьётся оно там и истекает кровью, и тогда дрожат горы, рушатся стены и крыши, а звери и птицы кричат в ужасе. В Иданских горах ещё есть такие, которые хранят в себе живую кровь Солнцеликого, но даже деды отцов наших не видели, как она вытекает наружу.
Никто не может сравниться с Творцом ни силой, ни мудростью. Он раскрошил и рассыпал глаза свои по ночному небу, чтоб видеть дела и мысли каждого, но и днём не уберечься от пустых, но немеркнущих глазниц Его.
Да, велик Он, потому даже имени своего не оставил, только дела Его явились свидетельством величия и силы.
Посылает Он аэлам Себя и в человеческом обличии, и имя Ему «Воплощённый» или просто «Правитель». Рассказывают, что первый воплотившийся Правитель до совершеннолетия не знал, что рождён он от Творца, но однажды все вокруг стали свидетелями чуда: живым, но холодным пламенем загорелись руки и лицо его. Горела кожа, но целыми оставались волосы на голове и одежда. Огонь чудной потух сам по себе, а Правитель после этого в видениях во время беспамятства узрел самого Солнцеликого и получил власть над другими людьми. Да, голову Творца видит всякий, но не всякому дано увидеть Его в первозданном облике, таким, каким Он сам создал Себя.
От этого Воплощённого пошёл род Правителей Империи. Власть перешла к сыну после того, как Диедалас (первый Воплощённый) явил своё последнее чудо. Во время жертвоприношения в храме Солнцеликого Правитель был забран Творцом, Он попросту сгорел почти мгновенно, так, что от него только пепел остался и нетронутые огнём царственные одежды. Как свидетели чуда, они до сих пор хранятся в этом же храме, и каждый год в памятный день приносится жертва Создателю: на жертвеннике сжигается живое сердце человека: пленного варвара, лучше, если царя или царевича.
Диедалас, говорят, был обезображен огнём, носил следы его на лице до смерти. Даже ослеп на один глаз, но потомки Его от лучших женщин Империи рождались великими, достойными почитания. Лидас об этом мог судить только по последнему из рода Воплощённых, по нынешнему Правителю, по Таласию.
Таласий давно уже принимал своего зятя в неофициальной обстановке, в домашней одежде, без царственного венца и посоха.
Слуга-секретарь, из свободных, подавал Правителю документы на ознакомление и печать. Долгое дело. Воплощённый читал не спеша. Не потому, конечно, что Его ожидал Лидас у порога, просто привычка была такая: делать всё до конца. Дочитав, сложил отполированные, выбеленные дощечки, исписанные аккуратным почерком, связал кожаными ремешками, а на узел щедрой рукой налил воск с толстенной свечи, приложил печатку перстня прямо в быстро твердеющую лужицу, подождал, подавая секретарю, заметил:
- Валаману! Пусть зачитает на площади в ближайшие три дня! Я составил новый указ о повышении налогов,- пояснил чуть небрежно, когда они с Лидасом остались одни. У Лидаса в ответ только чуть брови дрогнули с немым вопросом: «Зачем?»- Народ, конечно, будет недоволен, но что поделаешь. Деньги в казну нужны, деньги. А тут...- Таласий закашлялся, повернулся к Лидасу спиной. Проклятый кашель, он прицепился ещё два года назад, после поездки в горы к иданам, когда Таласий при переправе через горную речку, окунулся в ледяную воду с головой. Переболел быстро, на ногах жар перенёс, а кашель остался. Да, во́ды у Надаи коварные. Как говорят сами иданы, надайская вода вытягивает из человека жизненную силу. Правитель это на себе почувствовал.
Вместе с кашлем пришла слабость, неприятная потливость по ночам, горячий румянец болезненный, и худоба. А потом на платке стала появляться кровь. Это особенно испугало Правителя. Нездоровый вид привёл к уединённости. Не дело – подчинённым видеть господина своего в минуты слабости. Таласий очень редко покидал покои, неделями не видел солнца, не принимал врачей. Был уверен, что если будет угодно Творцу, болезнь пройдёт сама, ведь такие случаи бывали с другими людьми, а Он – человек не простой.
Он допускал к Себе лишь Лидаса, Кэйдар же и сам не изъявлял желания видеть Правителя и отца слишком часто, а с Айной они никогда и не были особо близки.
Но одиноким себя Таласий чувствовал редко, не до этого было. О положении дел в стране доносили специальные люди. Правитель сочинял указы и распоряжения прямо в спальне, здесь же принимал гостей (особо доверенных), отсюда отдавал приказы. Да и Лидас оказался хорошим помощником. Из варваров, из чужаков, но умел сделать дело так, что сразу видно: лучшего и самому не достичь. Старательный, терпеливый, сдержанный. Как раз этих черт и не хватает родному сыну, а ведь ему, скорее всего, придётся передавать власть и жизни граждан.
Адамас вёл себя именно так, как может вести себя мужчина, уверенный в своей неотразимости. Красивый лицом, тёмно-русый и быстроглазый, он очень сильно напоминал кого-то из знакомых. Много и громко смеялся, часто шутил и пил не в меру. И зачем только Кэйдар привёл его на ужин?
Они начинали с ним вместе когда-то. Первый поход незабываем, он спаивает на всю жизнь. Но потом Адамас ушёл в торговлю, наследовав огромное состояние отца, занялся перепродажей скота и рабов. И не спешил жениться.
Айну раздражал его внимательный взгляд, прощупывающий, заглядывающий, казалось, под одежду. Неприятно! Айна чувствовала, что нравится ему, да и гость не скрывал этого. Их ложа у низкого стола стояли рядом, но полулежали они не плечом к плечу, одно это и спасало Айну от тесного знакомства. Чувствовала кожей его взгляд и понимала: каждая брошенная им реплика – это попытка удивить, заинтересовать её, способ привлечь к себе. Часто в его разговоре с Кэйдаром упоминались цифры, огромные суммы, но богатство Айну не интересовало.
Как же он самоуверен и нагл, если, не стесняясь, предлагает связь дочери Правителя. Да ещё тогда, когда законный муж в двух шагах за одним столом.
Почему Лидас терпит всё это? Неужели не видит? Этот мужлан чуть ли не щупает мои колени, а ты спокойно улыбаешься! Отец-Создатель! Ну и муж же мне достался!
Уйти нельзя было, пока не подали фрукты, сласти, свежую выпечку. Надо терпеть!
- А что ты приобрёл для себя в этом походе?- Торговец вытеснил в Адамасе военного. Он сожалел не о впечатлениях и риске, а о прибыли, прошедшей мимо носа.- Есть что-нибудь, чем ты можешь похвастаться перед лучшим другом?
- О!- Кэйдар рассмеялся. По смеху, по блеску глаз Айна поняла сразу: брат выпил лишнего, что с ним очень редко бывало.- У меня есть такое, что ты по достоинству оценишь. Ты-то в этом толк знаешь...- Он подозвал одного из слуг, шепнул ему что-то.- Сейчас, я покажу тебе свою добычу...
Наконец-то подали фрукты, маленькие булочки со сладкой начинкой, залитые мёдом орешки, и воду для рук. Айна вытирала пальцы тончайшим полотенцем, когда в комнату привели рабыню.
- Ближе!- Кэйдар указал взмахом кисти на середину зала, как раз в проход между столами, установленными в виде двух ножек с перекладиной.
Девушка явно не знала, куда её ведут, была с непокрытой головой, с открытыми руками и, что самое странное, без пояса и босиком. Но на лицо хорошенькая, прямо сказать, красивая, и волосы очень длинные, светлые, густые, с золотистыми искрами в свете светильников.
Интересно, зачем она Кэйдару здесь?
- Вот она, моя главная добыча! Дочка царя!- Адамас, оценивая рабыню, при этом упоминании, высоко дёрнул бровью.- Ну, как тебе?
«Так это она и есть, царевна виэлийская! Новая наложница брата.- Айна вгляделась чуть пристальнее.- Так это про неё тогда Лидас говорил.- Да, лицом красивая!- отметила уже сдержаннее, чувствуя в сердце неприятный укольчик ревности.- И среди варваров бывают красивые женщины».- Немного успокоилась только тогда, когда увидела на руке рабыни чуть ниже локтя желтоватое пятно старого синяка, портившее весь вид.
Виэлийку смутило такое пристальное внимание мужчин, но глядела она не затравленно, с достоинством. Айна не спешила уходить, ей стало интересно, чем всё кончится.
- Лицом, конечно, хороша,- ответил Адамас.- Но когда я покупаю раба на рынке, мне его показывают полностью.
- Думаешь, под одеждой могут быть увечья?- Кэйдар усмехнулся.- Зачем мне увечная рабыня?
- Нет, это просто привычка. Товар надо видеть со всех сторон...- Адамас улыбался, непонятно чему радуясь, он тоже был уже пьян и не до конца понимал, что говорит.
- Разденься!
Короткий приказ прозвучал, как удар хлыстом, даже Айна вздрогнула. А рабыня аж качнулась, вскинула голову, вздохнула с шумом. Краска стыда и возмущения залила бледные щёки, и глаза, увлажнившись, засверкали сильнее. Она в эту минуту была сама прелесть. Но раздеваться перед тремя мужчинами? Нет! Даже веря в собственную красоту, Айна сама никогда бы не решилась.
- Ну?! Ты не понимаешь приказа? Я сказал, снять одежду!- Кэйдар чуть приподнялся. Тон голоса жёсткий, он так разговаривал обычно перед тем, как ударить. Этого голоса все рабы боялись до дрожи.
Рабыня и Кэйдар долго смотрели друг другу в глаза. Никого для них больше в этой комнате не существовало. Тут навстречу хозяйской властности Кэйдара встала сила другой природы, сила отчаянная и потому бесстрашная.
И тут рабыня, не дожидаясь разрешения, не выполнив приказа, бегом метнулась из комнаты.
- Хочешь, я куплю её у тебя!- опомнился первым Адамас.- Любую цену называй!..
Кэйдар молча поднялся, ступал твёрдо, контролируя силой воли игру вина в крови, вышел вслед за сбежавшей девчонкой.
«Зря он вообще это затеял. Женщина везде женщина».- Айна встретилась с Лидасом глазами, но тот, судя по всему, думал о чём-то отвлечённом и не принял её молчаливого предложения покинуть стол. Ну что ж, оставайся.
_______________
Подлец! Гад! Сволочная порода!
Ириду затрясло только сейчас, в своей комнате. От ненависти, от отчаяния, от постоянного унижения. Как он смел вообще, приказывать такое?! Лучше б сразу убил ещё тогда, на корабле! Подонок! Но сейчас убьёт! Точно убьёт! И пускай! Пусть что хочет, то и делает, а издеваться над собой не позволю!
Он ворвался в комнату быстрым стремительным шагом. «Ну и всё!»- Ирида в ужасе зажмурилась.
- Дрянь! Да как ты смеешь?- От первой пощёчины она даже не попыталась уклониться, закрыться руками, но потом отвернулась, Кэйдар не дал ей улизнуть, схватил за руку, стиснул так, что пальцы косточки почувствовали, хрупкие, слабые косточки. Притянул к себе, другой рукой – грубо, за подбородок, вздёрнул голову, зашептал, яростно выплёвывая каждое слово сквозь стиснутые зубы:
Последний осенний месяц подошёл к концу. С Аскальского моря подули сильные ветры. С началом ветров можно ждать зиму. С такой погодой выход в море прекратился почти полностью, приостановилась и торговля с соседями.
Эти два зимних месяца надо просто пережить, зная, что после стихнет ветер, и начнутся проливные дожди. Дожди тоже идут почти месяц, с редкими передышками, но почти без остановки.
В это время на улицу без дела лучше не выходить. Стоит простудиться, и проболеешь до лета, а можно и вовсе не подняться. Скучное, тяжёлое время. Но именно в этот месяц справляется самый весёлый праздник, неделя Ночных Бдений.
Айна любила дни Бдений с самого раннего детства. Это жрецам в храме приходится туго, это им не спать всю последнюю неделю ноября и сторожить священный огонь. А другие люди Столицы должны не давать им спать. А что может разогнать сон, как не громкая музыка, пляски переодетых до неузнаваемости господ и простолюдинов, хороводы, шествия и песни?
В эти дни позволялось делать всё, ведь миром правила жена Солнцеликого, богиня ночи и смерти. Если недостаточно развеселишь её, она в следующем году пошлёт за твоей душой своих демонов. Лучше веселиться и петь, а то кто его знает?
Спать было некогда, может, только днём, часа три-четыре, а ночью во Дворце собирались толпы гостей.
Айна на каждый день готовила себе новый костюм, а сегодня решила примерить наряд крестьянки. Свободное платье из грубой льняной ткани серой нити, перевязанное по талии расшитым пояском. Боковые швы на такой одежде не сшивались, богатые женщины надевали под низ паттий женского покроя, длиною ниже колена. Простые крестьянки и рабыни ходили так.
Даже пряжки к своему костюму Айна выбрала попроще, из бронзы, а ещё она оставила непокрытой голову и распустила волосы. Так появляться на люди могли лишь незамужние девушки, но кто мог упрекнуть дочь Правителя?
Она чувствовала на себе взгляды мужчин, она купалась в них, она могла выбирать любого. Даже Дариана поняла: сегодня ей с подругой не равняться. Адамас ходил следом, как пришитый. В одежде простого воина, в панцире и с мечом, он тоже казался очень красивым.
А Лидас? Этот сухарь появлялся все дни в своей обычной одежде, без всякого костюма. Айна видела, он смотрит на неё со своего места, и ей хотелось дразнить, заставлять ревновать и мучиться. Поэтому она вышла в танец с колокольчиками – Адамас встал к ней в пару, поэтому она позволила ему обнимать себя чуть крепче, чем это нужно партнёру по танцу, поэтому она смеялась в ответ на шутки гостя и принимала его ухаживания легко, без страха выставить себя в дурном свете.
Лидас проглотил это молча, но не его равнодушие взбесило Айну. Отнюдь! Он обнимался с рабыней-танцовщицей. Она – эта полуголая девка! – сидела у него на коленях, говорила ему что-то, смеялась в ответ на его слова – и целовала! Целовала прямо в губы! Её мужа, её мужчину! И он знал, что она ЭТО видит. Знал – и позволял подобное себе и ей!
А потом он будет клясться, что любит только её одну, что нет для него других женщин?! Как он может врать ей, этот варвар? Как он смеет вообще вести себя с ней так? Я простила его тогда за виэлийку, а он?! Ну, только подойди теперь! Только попробуй!..
Мести требовала разъярённая душа. Где Адамас? Куда он подевался?
Ах, и он подцепил себе какую-то пастушку! О, да это же Мидала, дочь верховного жреца, девушка незамужняя и очень богатая.
Ну, что же, продолжай поиск подходящей невесты, это твоё право.
_______________________
Айвар едва успел отпрянуть от распахнувшейся с грохотом двери. Госпожа, запыхавшаяся, разъярённая, ворвалась в комнату, упала спиной на ложе. Лежала, тяжело, с хрипом дыша, говорила что-то негромко сквозь зубы, ударяя стиснутым кулачком в мякоть подушки. Вдруг рывком приподнялась на локтях, прямо глядя на него, приказала:
- Иди ко мне!
Айвар опустился перед ложем на колени и только тут увидел, что госпожа босиком. Вживаясь в образ простолюдинки, она даже сандалии решила не надевать.
Выпрямился, стараясь не глядеть на неё, сердце и так уже колотилось в груди, как молот о наковальню, но слова её всё равно услышал:
- Ну, целуй! Я же вижу, что хочешь...
И тут, схватив за запястья обеих рук, рванула на себя. Он упал на локти, в последний миг опёрся коленом о край ложа.
- Трусишь, да? А если я прикажу, послушаешься?
Дёрнула поясок его паттия, другой рукой за шею притягивая к себе.
- Глупый мальчик... Глупый неопытный мальчик... Милый...
Он очень долго сдерживался, все эти месяцы терпел её явно издевательские шутки и заигрывания, но теперь понял, что не выдержит, не справится с собой, слишком уж далеко всё зашло. Он даже перестал бояться конфуза, возможного при первой в жизни близости с женщиной. Все мысли, все страхи, всю неуверенность затопили слепое возбуждение и злость. «Ты думаешь, я и дальше буду играть? А если у этой игры сменятся правила?»
Рванул поясок на себя, а потом пряжки, одну за другой, отбросил эту половину платья в сторону.
«О нет!..»- Айна неожиданно испугалась. Нет, совсем не так она хотела. Нет! Не его власти над собой. Ей самой хотелось править им. Самой!
При виде Альвиты, Кэйдар внутренне напрягся. Какие новости она принесла?
Он ещё помнил последний приход смотрительницы, её известие о смерти Стины (черноволосой полногрудой красавицы с лёгким улыбчивым характером), о смерти новорожденного младенца, его первого сына.
Три месяца уже прошло, зима вовсю, с ветрами и снегом, а горечь, негодование и обида до сих пор не улеглись. Стоит только вспомнить личико того младенчика. Он даже суток не прожил, вслед за матерью помер, но Кэйдар успел-таки подержать его на руках, поносить по комнате, запомнить его всего, даже крошечные пальчики на руках.
- Что-нибудь случилось?- спросил, не дожидаясь, пока женщина попросит о разрешении говорить в присутствии возможного Наследника.
- Вы распорядились присматривать за новенькой, господин, за рабыней-виэлийкой,- заговорила Альвита, завершив почтительный поклон с касанием губами рук, сложенных перед грудью.
- Да. И что?
- Мне думается, она снова беременна...
- Да? Это правда? А врач проверял?
- Это, господин, пока лишь мои собственные наблюдения. А для врача ещё рано. Как вы и приказали, господин, я смотрела за ней лично. Двухмесячная задержка может означать начало беременности. Если это так, то вам, господин, было бы лучше вернуть свой интерес другим девушкам. А эту на время можно подержать отдельно от всех...
- Два месяца?- Кэйдар нахмурился.
- Да, господин.- Альвита опять склонилась.- Возможно, чуть меньше. Я уже отправила слуг с дарами в храм Отца-Создателя. Жрецы проведут гадания, исходя из сроков зачатия.
Ещё один ребёнок, ещё одна беременность, ещё один шанс. Кэйдар вздохнул. Он уже, кажется, начал уставать от всего этого. Но Ирида? Она красавица. Упрямая, с характером, опасная даже. Ты же с самого начала хотел ребёнка именно от неё. Пускай тогда.
- Кто будет, ещё не определить, да?
- Я не уверена до конца, но, как кажется мне, это будет мальчик. Все приметы к тому, господин.- Альвита подняла голову, но смотрела мимо, не в глаза. Вообще, она никогда не совершала подобных ошибок. Ещё бы! Альвита с ранней молодости жила при Дворце. Начинала с наложницы Отца, правда, с любимой наложницы. Она могла бы стать матерью Наследнику, а, может быть, даже и женою, но оказалась бездетной. Отец ценил её всегда, даже несмотря на неспособность иметь детей, ценил за красоту, за ум, за характер. За внешней почтительностью смотрительницы угадывалось чувство собственного достоинства. Это перед Кэйдаром она такая, но он много раз видел Альвиту в минуты, когда она при исполнении своих обязанностей. Все девушки слушаются её беспрекословно.
В компании молодых женщин, где каждая имеет право рассчитывать на ласку господина и ревниво принимает успехи других, за порядком следить сложно. Ссоры, даже драки, вспышки опасной мстительности – всё это не редкость. За ними трудно уследить. Поэтому и приходится забеременевших рабынь держать отдельно, чтоб не было попыток покушения.
А в прошлом году что было, когда вайдарка Лима, страстно влюбившаяся в своего господина, столкнула во время прогулки Айгу с лестницы второго этажа. Отомстила за то, что новенькая наложница заняла её место, а в итоге сама лишилась всего, теперь работает прачкой, если жива ещё, конечно.
Вот и Ириду приходится держать отдельно. Виэлийскую принцессу, с её царственной гордостью во взгляде и поднятом подбородке, все девушки невзлюбили сразу. И его пристальный интерес к ней, он тоже тому причина. Хотя виэлийка и сама не пыталась даже подружиться ни с одной из них.
Про всё это Кэйдар знал со слов Альвиты. И если раньше он мало интересовался жизнью и проблемами своих наложниц, то теперь, после появления виэлийской царевны, многое будто заново для себя открыл.
Кэйдар, погружённый в собственные мысли, смотрел Альвите в лицо: красивая, без единого седого волоска, а ведь ей уже давно за сорок. Она получила свободу сразу после того, как Отец наследовал всю власть, но предпочла остаться здесь, при Дворе, смотрительницей на женской половине Дома. А ещё Кэйдару докладывали, что Отец всё ещё продолжает вызывать её, хотя мог бы позволить себе молодых девчонок в любом количестве.
- Она сама не сделает какой-нибудь глупости? Она угрожала мне как-то, что бросится с лестницы.- Кэйдар склонил голову к левому плечу, чуть прищурил один глаз.
- Виэлийка не останется без присмотра, обещаю вам, господин.- Альвита поджала губы, приподнимая подбородок. Её слову можно верить, это Кэйдар знал по опыту.- А прогулки будут в сопровождении служанок. Она не сумеет, даже если будет очень хотеть.
- Ладно.- Кэйдар улыбнулся. Всё же сообщение обрадовало его. Нужно помолиться Отцу-Солнцеликому, послать подарки. Это обязательно должен быть мальчик. Наследник.- Держите меня в курсе всех дел.
- Хорошо, господин!- Альвита склонилась в поклоне, попятилась к двери, не успела выйти, как в комнату вошёл Лидас.
- Ты не занят?- Кэйдар плечами пожал: «Это как сказать». Можно ли считать деловые письма из Аскальской провинции, переданные Отцом для прочтения, важным делом?
- А что, что-то срочное?- Перевёл взгляд от исписанных дощечек на Лидаса. Тот заметно похудел после ранения, и хоть две недели уже прошло, всё ещё оставался болезненно бледным, осунувшимся, и от этого казался старше своих лет.
Вира получила на свадьбу от своей госпожи ценные подарки: по два серебряных и золотых браслета, застёжки к свадебному платью и дорогущее ожерелье с жемчужинами. Оно особенно хорошо смотрелось на смуглой коже тёмно-русой девушки. Её же Судас был рад главному подарку: вольной.
Приятно, когда можешь доставить кому-то радость. Вира же в день свадьбы выглядела не просто радостной, она была счастлива и этим счастьем даже Айну заразила.
Но после праздника опять наступили будни. Айна заскучала без своей верной служанки. Лидас купил другую рабыню, сделал подарок, но в таком деликатном деле, как приобретение прислуги, он вообще не разбирался. Новая девушка, Утта, утверждала, что она аэлийка, из приморского посёлка, и была она захвачена морскими пиратами. Как аэлийку её должно было бы выкупить на свободу государство, ведь по закону, аэл не может быть рабом, но никто из родственников не обратился с жалобой о пропаже, и свидетелей не нашлось.
Утта упорно верила, что рано или поздно она получит свободу и вернётся в своё рыбацкое селение, и эта вера делала её заносчивой и грубой. Она позволяла себе то, что выводило Айну из себя: примеряла украшения и одежду, грубила в ответ на приказы, ворчала и жаловалась, постоянно опаздывала, а потом ещё и пререкалась в ответ на упрёки.
Айна приказала купить себе другую служанку, постарше, но и эта не отличалась расторопностью, и однажды из-за своей невнимательности и вечной сонливости обожгла госпожу щипцами при завивке волос, чем привела Айну в ярость. Тут и Лидасу досталось, и самой служанке.
Впервые за прошедшие полгода Айна впала в депрессию. Дожди, ветер и сырой снег не действовали на неё так угнетающе, как апрельское солнце, тепло и цветение остролистника. А тут ещё и Лидас стал пропадать днями и даже неделями на стройке поместья. Всё бы ничего, но он и Айвара забирал с собой.
Айна скучала. Единственное, чем она себя занимала, был поиск подходящей служанки, а потом – страшные ссоры с ними, и подбор новой кандидатуры.
Всех их привозил с рынка Лидас, но очередная и самая длительная размолвка с мужем вызывала у Айны отвращение ко всему, что он делал.
Айна даже прогулки по саду прекратила, потому что пряный запах остролистника вызывал у неё тошноту и головокружение.
Единственной отрады, способной поднять настроение, не было рядом. А он, глядя, как она мучается и страдает, обязательно бы пожалел, выслушал бы, развеял тоску и скуку. Но Лидас, этот Лидас, всё делает назло, даже рабынь покупает одну вредней другой. Неужели всё в этом доме нужно делать своими руками?
* * *
Отец за зиму ещё больше похудел и осунулся, даже приход весны не улучшил Его состояния. Болезнь не хотела проходить сама собой, и лечением Воплощённого занялись лучшие врачи. Кэйдару же пришлось взять на себя бо́льшую часть правительственной документации и деловой переписки. С бумажными делами лучше всего справился бы Лидас, но он, так не кстати, уехал из города.
И вот теперь Кэйдару каждое утро доставляли в рабочий кабинет кипы исписанных дощечек с письмами, отчётами, приказами, постановлениями и распоряжениями. Многие из них надиктовывал Правитель, но указ без письменной формы и правительственной печати не имел нужной силы и надлежащего влияния.
Какая тоска, прямо-таки смертельная тоска!
Кэйдар потёр лицо ладонями, убирая со лба спадающие вниз пряди волос. «Будь оно всё проклято!» Откинулся в кресле, давая усталой спине расслабиться.
Лидас – счастливчик! Может заниматься тем, что ему нравится.
Сейчас бы на коня – и за город! Чтоб на полном скаку по дороге, мимо остролистника. Да, он уже цветёт, а ты ещё ни разу не был на охоте. Не даром говорят: за иглы остролистника зацепилось лето. Через неделю зацветёт каштан, вишня, зазеленеют виноградники. Что может быть лучше весны?! А ты теряешь такие дни и киснешь в четырёх стенах. Неужели в этом и заключаются все прелести жизни властелина и Правителя? Ну уж нет! Всех разгоню к демонам!
Он рассмеялся, запрокидывая голову. Да, к демонам этих писарей и секретарей. Всю эту бюрократию!
В дверь кто-то постучал, предупредительно и одновременно торопливо.
- Я занят!
Но дверь уже открылась. При виде Альвиты Кэйдар вздохнул, нахмурился недовольно, не скрывая вопроса, легко читающегося на его лице: «Ну, что ещё там?..»
- Господин, она отказывается есть...
- Я же уже сказал: кормите силой! Даже разрешил связывать...
- Мы так и кормим.- Альвита поджала губы. Она уже сама порядком устала от частых визитов к господину Кэйдару, от его вечного раздражения и недовольства, устала от выходок строптивой наложницы. Но любое нововведение и тем более ужесточающее правило должны приниматься лишь с ведома хозяина и господина.- Её держут, её связывают, но после она сама вызывает у себя рвоту. Я же не могу держать её связанной постоянно. В её положении это вредно.
Кэйдар задумался. Уж если всегда сдержанная Альвита позволяет себе такой тон, то дело приняло серьёзный оборот.
- И что я должен сделать?- Кэйдар усмехнулся, потирая пальцы и разглядывая аккуратно подрезанные ногти.
- Я не знаю, господин.- Прямота Кэйдара озадачила Альвиту сильнее, чем встречный взгляд, брошенный исподлобья.- Может, хотя бы поговорить с ней, пообещать что-нибудь.
- Я уже однажды обещал ей свободу. Та сама видишь, какой ответ последовал.
- Но, господин! Я вообще в отчаянном положении. Я впервые столкнулась с таким непонятным упорством, с таким упрямством... Это нездоровое желание убить себя, прямо-таки маниакальное...
Кэйдар опустил голову, задумался, и тут спросил вдруг:
- Сколько ей ещё ходить?
- Она только на пятом месяце, если верить моим расчётам. Как раз половина срока.
- Ладно.- Кэйдар поднялся.- Пойдём.
Он остановился у порога, быстрым взглядом окинув комнату. Застал за завтраком.
Виэлийка сидела в глубоком кресле с высокой спинкой. Руки за запястья и до самых локтей обмотаны широкими полосами мягкой ткани и накрепко привязаны к подлокотникам. Запрокинутая голова, так, чтоб тяжело было держать челюсти плотно стиснутыми. Одна из служанок придерживала виэлийку ладонями за голову, не давая отворачиваться от каждой протягиваемой ложки с жидкой кашей.
Ты – беременная женщина! Ты – станешь матерью!
Айна с ужасом примеряла к себе эти слова, как некоторые новое платье: приставить на секунду и, глянув в зеркало, со смехом отбросить. Но ей сейчас было не до смеха. Плакать хотелось, а не смеяться. Нет, дело, конечно, не в самом ребёнке. Ребёнка-то ты как раз и хотела всегда. Особенно, если это окажется мальчик. Проблема была в другом.
Как узнать точно, кто его отец?
Мужа ты не подпускаешь к себе уже давно, с того самого раза ещё в марте. А Айвар? Он тоже был с тобой в ту ночь последний раз. И по времени всё совпадает. В марте, вернее, с марта пошла задержка.
О, Отец Всемогущий, кто же его отец?
Они же оба были у тебя почти одновременно. Один ночью, другой утром. Ты даже ванну принять не успела. Если бы Лидас был чуть-чуть повнимательнее, он бы мог почувствовать неладное ещё тогда. Запах чужого мужчины...
Творец Вседержитель, как же ты была неосторожна!
Лидас мягок нравом, но, кто знает, как бы он повёл себя, узнав правду. Он к Айвару всегда хорошо относился, но после такого... Какой мужчина стерпит?
Бедняга Айвар, он ведь по самому краю ходил все эти месяцы!
А если ребёнок родится похожим на него? Тут уже никак не скроешь. Вся правда откроется.
Нет! Ведь он же раньше был, только потом Лидас. Значит, это, наверняка, ребёнок Лидаса. А если нет? Ведь ты же ничего про это не знаешь! Ничего!
А кого спросить? Кого в этом доме спросишь? Альвиту, что ли? Она со смеху помрёт. Да, тогда уж точно Айвару не жить.
Что же делать? Что же теперь делать? Как со всем этим разобраться? Своими силами точно уж не справиться.
А если вытравить?
Если все проблемы в ребёнке, то выкидыш решит эти проблемы. А после забыть про Айвара!
Но ты же всегда хотела этого ребёнка! Впервые за пять лет выпала такая возможность, возможность стать матерью. Столько лет замужем, и Лидас не сумел сделать тебе ребёнка, значит, он не его. Айвар – отец! Зная это, разве можно его после всего забыть? Такого красивого, такого нежного, такого страстного!
Нет уж! Пускай пока всё по-старому остаётся. Девять месяцев – срок немалый. Мало ли, что может случиться... Хотя, уже не девять, уже шесть с половиной.
А Лидасу лучше пока ничего не говорить. Как хорошо, что его в городе нет. Жаль только, что и Айвара он с собой тоже забрал. Интересно, а как бы он отреагировал, узнав такое?
Айна мечтательно улыбнулась, вспоминая своего варвара, поняла по сладкому томлению в груди, что скучает. Но этот Лидас! Опять Лидас... И зачем было тогда так спешить с этой дурацкой свадьбой? Многое бы теперь могло пойти по-другому.
Айна повернулась на другой бок, услышав, как кто-то робко толкнулся в дверь.
- Добрый вечер, госпожа. Вы позволите?- Новенькая служанка стояла у порога, спрятав за спину руки и низко опустив голову.
- Проходи.- Айна отметила про себя, что девушку переодели в новое платье, в женский паттий из простой ткани неброской расцветки. Даже в том, что с девчонки сняли её нелепую косынку, улавливалось влияние Альвиты.- Ближе.- Указав рукой на пол прямо перед собой, Айна, приподнявшись на локте, смотрела на рабыню с лёгкой улыбкой, явно не соответствующей её настроению.- Вот сюда, я хочу рассмотреть тебя поближе.
Девушка опустилась на коврик, постеленный на пол у ложа, сидела на пятках, спрятав руки в коленях. Светло-пепельные волосы, видно, что довольно длинные, собранные при помощи шпилек на затылке, свободно вились, будто порывались высвободиться из узла сложной причёски.
- Как твоё имя?
- Стифоя.- Голос тихий, как шелест ветра в траве, но с приятным звучанием.
- Мне сказали, кто ты, но наказывать тебя я не намерена.- Какая она хрупкая, ещё совсем ребёнок. И как зажата! Чего она боится? И тут вдруг догадалась:- Он обижал тебя? Был груб с тобой, да?
- О нет, госпожа! Совсем нет!- Она вскинула голову таким порывистым движением, всем телом вперёд подалась. Открытые плечи нежно круглились, а в проступающих сквозь кожу ключицах скрывалась притягательная хрупкость.
А Лидас далеко не тот наивный простофиля, каким хочет казаться. Умеет выбирать. Если б он так же постарался при покупке служанки...
Хотя, теперь у меня будет лучшая служанка из всех, какие были, не считая, конечно, Виры.
- Извините, госпожа...- Девушка сама испугалась собственной смелости, вся сжалась, вбирая голову в плечи, склонилась так низко, что Айна увидела на её спине, на лопатках несколько уже позеленевших синяков.
- Кто-то ведь бил тебя, я вижу.
- Это всё Ладисса. Там, в прачечной...- Стифоя отвечала неохотно и смотрела в сторону.- Ей всё время казалось, что я очень медленно работаю... А когда Инта переложила щёлока в чан, и ткань полезла... Прямо в пальцах у меня разлезаться начала... Она так раскричалась. Сказала, что я непутёвая дура и не умею ничего делать... А потом толкала меня вот так,- девушка подняла руку и, сжимая пальцы, показала,- за шею... В чан с кипятком...
- Бедненькая,- посочувствовала искренне Айна, хотя в голосе рабыни не было жалобы, только ответ на заданный вопрос.- Ну, здесь уж тебя никто не обидит. Ты же будешь послушной девочкой?- Стифоя на этот вопрос никак не отозвалась, лишь голову опустила ещё ниже.- А сейчас возьми вон там,- Айна глянула на столик,- баночку с кремом. Вон она стоит. С розовой перламутровой крышечкой. Смажь себе руки. У тебя же не кожа – сплошные язвы.
- Спасибо, госпожа.- Девушка почти бесшумно перебралась ближе к столику.
- А потом спустишься на кухню, скажешь, что ужинать я сегодня выйду, пусть накрывают и на меня,- продолжила Айна, опуская голову на подушку, но лежала так, чтоб видеть и лёжа свою служанку.- И ещё, спроси там, приехал ли господин Лидас.
Посыльный прибыл поздним вечером, и письмо нашло Лидаса за столом.
- Что там?- Скорее из вежливости, чем из любопытства поинтересовался Кэйдар.
- Мне нужно срочно ехать...- начал Лидас, глядя куда-то в пустоту остановившимся взглядом.
- Куда это?- Кэйдар, чувствуя что-то неладное, отставил бокал с вином.
- Мой отец умер...- Лидас с сухим щелчком сложил деревянные планки письма.
- Тиман? Он не выглядел таким уж старым.
- Подробности здесь не сообщаются.- Лидас со вздохом потёр лицо ладонями.- Как чувствовал тогда, что мы не встретимся с ним больше в этой жизни.
Поднялся, с шумом отодвигая стул с высокой спинкой.
- Что, прямо сейчас?- Кэйдар удивлённо поднял брови.
- Нужно сначала Айну предупредить. Представляю, что сейчас будет. Она до сих пор на меня злится за прошлое отсутствие...
- Иди собирайся лучше. Я сам с ней поговорю,- неожиданно предложил Кэйдар и даже сам удивился собственной участливости. Лидас в ответ медленно кивнул головой, он всё ещё продолжал что-то важное для себя обдумывать.
- Сколько людей возьмёшь себе в сопровождение?
- Хотел только с телохранителем выехать.
- Да ты что?! Ты – зять Правителя! Что про тебя скажут? Человек двадцать надо – никак не меньше. А если что в дороге случится? Как в тот раз. С одного твоего что толку?
- Да и он не сможет сейчас со мной поехать. Я отпустил его на эту ночь в город,- неожиданно вспомнил Лидас и, досадуя, дёрнул головой.
- Что?! Ты позволяешь ему такое? Раб шляется по нашему городу, занимается неизвестно чем, и ты так спокойно говоришь об этом. Ты что ему позволяешь?- Кэйдар сначала изумился, затем начал злиться. Ещё бы! С такой беспечностью он столкнулся впервые в жизни.
- Он всегда возвращается. Что в этом такого?
- Нет, Лидас, ты, точно, когда-нибудь пожалеешь о своём мягкосердечии. Помяни моё слово,- предупредил Кэйдар и тут же сам сменил тему:- Может, тебе лучше утра дождаться? Выедешь с рассветом. Зато успеешь собраться.
- Дорога и без того долгая. В пять дней не уложиться. Без меня погребальный обряд провести не смогут. По нашим законам все сыновья должны попрощаться с отцом, иначе душа его не успокоится. И потом мне надо будет выдержать все поминальные сроки...
- Так это насколько получится? Месяц?
- Может быть, даже два.
- Айна и вправду взбесится, когда узнает,- усмехнулся Кэйдар.
- Не знаю. Я не заметил, чтоб она сильно уж соскучилась. Все её нападки скорее по привычке... Ладно!- Лидас решительно направился к двери.- Нужно отдать приказ на сборы!
* * *
Лидас уехал.
Этой новостью встретила Даида Айвара, стоило ему утром появиться на кухне. Уехал неожиданно, потому что вызвали на похороны отца, правителя иданских земель. Уехал и вернётся нескоро.
Со стороны можно было подумать, что отсутствие хозяина обрадовало Айвара, ведь на это время он получил относительную свободу действий. Никто не приказывает, сопровождать некого – занимайся, чем хочешь.
Но Айвар расстроился, и на это было несколько причин. Во-первых, он лишился в лице Лидаса своего покровителя и защитника. Кто знает, как поведёт себя Кэйдар. Он же так смотрит всегда. Раньше – с презрением и больше – с равнодушием, но после того тренировочного поединка всё чаще в его взгляде Айвар видел плохо сдерживаемую искорку ярости.
Кэйдар всё ещё помнит о своём поражении. Он будто выжидает, ждёт очередной глупости, чтоб наказать за всё, что было в прошлом. За то, что посмел наравных противостоять во владении мечом, за то, что покушался когда-то на жизнь и выжил после экзекуции.
Всё это Айвар понимал, и понимание это помогало выбирать правильный для такого случая путь: не попадаться на глаза, напоминая о себе, и быть предельно осторожным.
У Кэйдара и без того масса дел, чтобы ещё отвлекаться на какого-то невольника.
Другая же причина казалась более важной.
Айвар хотел поехать с Лидасом. Не потому, конечно, что иданы жили в горах, а он скучал по жизни горцев, а потому, что в пути легко можно было сбежать. Ему бы только вырваться за стены ненавистного города, увидеть скалы воочию – и всё! Удержи его тогда! А в горах, в родной с рождения стихии, им его не поймать, не выследить.
Но кто бы заранее знал, как всё так обернётся.
Когда покидал Дворец Правителя вчера вечером, разве мог предположить такое? А свобода была так близка, так возможна. Да и Лидас хотел взять с собой своего телохранителя. Он не скрывал во время сборов, что недоволен отсутствием Виэла. И хотя сам отпустил его, пока седлали коней, пока собирали в дорогу еду и торопливые подарки, поминутно справлялся, не вернулся ли, не появился ли его верный телохранитель.
Да, такой шанс может больше не повториться, такого случая всю жизнь можно ждать и не дождаться. Но раз не получилось, значит, такова воля Матери. Она знает лучший путь для каждого из своих детей. А расстраиваться сейчас нет смысла, это не поможет. Раз остался, значит, нужно решать те дела, которые требуют решения. И первым из этих дел была не поставленная точка в отношениях с госпожой, с Айной.
Аэлы или «светом созданные», если дословно, поклонялись огню, Творцу и пожирателю всего Сущего, а ещё они чтили Солнце. Даже город их, Каракас, повторял в своей планировке солнце: в центре огромная площадь с главным храмом Отца-Создателя, храмом вечного чудотворного огня, от которого разбегались во все стороны улицы-лучи. Дворец же Правителя, высокий, в три этажа, красивый, из белого искрящегося на солнце камня, находился на возвышении и за высокой стеной, отделяющей его от всего города. Он был виден из любой точки и выполнял функцию цитадели, главного оплота и крепости в случае обороны.
Ирида почти год прожила во Дворце, а в городе оказалась впервые. Даже тогда в тот день, когда их только привезли, она очень мало смотрела по сторонам, ничего не запомнила и не успела разглядеть. Единственным воспоминанием о Каракасе осталось подавляющее впечатление о высоких каменных стенах. Трёхэтажные и даже пятиэтажные дома, вымощенные кусками камня улицы и много, очень много людей. Постоянный, непрекращающийся гул.
Для неё, рождённой в степи, среди шестиколёсных кибиток, войлочных шатров и звериных шкур, всё это казалось необычным, непонятным и удивительным. Глаза, привыкшие обозревать простор степи по горизонтали, теперь устремлялись вслед за кладкой камня вверх, казалось, до самого неба.
Как их не давит этот камень? Как они не задыхаются в этой тесноте?
Ирида подчинялась одному правилу: уйти как можно дальше от Дворца, от Кэйдара, и шла вниз, вниз и дальше. Шла, подгоняемая страхом. Время-то уже приближалось к вечеру, значит, скоро ужин. Её, конечно, хватятся ещё до ужина. Бросятся на поиски. Надо спешить! Надо.
Ноги несли её сами. Хотя цель – сбежать! – уже была достигнута. А что дальше делать? Куда теперь?
Казалось, все на неё оглядываются, провожают глазами, удивлённо пожимая плечами. Куда так можно спешить с таким большим животом, на последних сроках? Со дня на день роды начнутся, сидела бы дома, готовилась. Нет уж! Сорвалась. Чуть ли не бегом бежит.
Нет! Никому она здесь не нужна. Никому нет дела до одинокой молодой женщины со сбившейся на плечи головной накидкой. Никто её не догонял, никто не кричал вслед, не требовал остановиться, никто не спешил наказывать за самое страшное, что только может сделать невольник: за побег.
Беглая! Беглая! Беглая!
Кровь стучала в виски. От страха, от напряжения, от усталости разболелся живот. Боль накатывала волнами в такт шагам иногда чуть сильнее, иногда – слабее. Ирида давно уже сбавила шаг, шла медленно, придерживая живот обеими руками, но боль не унималась. Наоборот, сделалась тянущей и резкой, где-то в самом низу живота. Эта боль заставляла вспомнить ту, как при выкидыше, когда он набросился на неё, как насильник, грубый, жестокий. Он мстил тогда, не зная, что этим избавляет от ненавистного плода. А сейчас другой ребёнок внутри неё тоже мог умереть. Потому что она не бережёт себя, потому что она ведёт себя не так, как до́лжно вести себя женщине на сносях.
Но о ребёнке Ирида думала сейчас в последнюю очередь. Он стал для неё лишь обузой, оковами на ногах. Куда с ним теперь, с этим животом? Но не было бы его, ты бы не решилась на этот побег, просто не осмелилась бы!
Поэтому нужно идти. Иначе какой смысл?
Она и шла, один раз остановилась передохнуть, умыться у маленького фонтанчика в стене. Женщины, набиравшие воду в кувшины, посторонились, понимающе покачивая головами. Ирида услышала реплику, брошенную вполголоса:
- И куда в таком положении, на ночь глядя?
Никак не отозвалась, ни словом, ни взглядом, пошла дальше, задавив в себе щемящее душу чувство невольной зависти. Все они несут воду домой, готовить ужин, кормить семью. У всех есть свой дом, есть близкие. Ей же некуда идти, она не нужна никому в этом мире. Хотя... Есть место, где её сейчас ищут, где всем нужен её ребёнок, но не она сама. Да и ей туда возвращаться совсем не хотелось. Никогда! Ни за что на свете!
А ночь приближалась. С по-летнему долгими сумерками, со спасительной прохладой. И людей навстречу попадалось всё меньше.
Ирида не боялась заблудиться, она же и сама не знала, куда именно ей больше всего нужно. Поэтому шла, иногда, повинуясь смутному порыву, сворачивала то вправо, то влево во встречные переулки. Дома, выходившие наружу высокими глухими стенами, теперь стали заметно ниже, а улицы у́же. То была окраина, но Ирида про это не знала.
Боль не проходила, не хотела отпускать. После её приступов, становившихся всё сильнее, всё чаще, оставалась такая слабость, что ноги прямо подкашивались. Хотелось лишь одного: сесть где-нибудь, просто передохнуть, вытянуть натруженные ноги, отвыкшие от такой долгой ходьбы. Но никто из людей не предлагал зайти в гости, и дома их казались такими же неприветливыми.
Она не соображала уже, что делает, когда увидела в полумраке какой-то дом с каменными ступенями, высокими и широкими. Ирида поднялась по ним, присела на самую верхнюю, привалилась спиной к одной из четырёх колонн, придерживающих темнеющую над головой крышу. Чувствуя, что зябнет, подтянула колени повыше, обхватила их руками, насколько могла; живот, огромный и твёрдый, не давал даже этого сделать, сжаться сильнее.
Вот бы исчезнуть сейчас навсегда из этого мира, просто пропасть – и всё! Чтоб не было ни боли этой проклятой, ни страха наказания при поимке, ни усталости.
У́рсал пятнадцать лет – лучших лет! – своей жизни отдал Правителю и службе в Его Армии. Он участвовал в тех войнах, о которых другие аэлы узнавали лишь понаслышке. Он воевал с иданами, с вайдарами, ходил в поход против лагадов. Там, в стирингских болотах, Урсал получил своё увечье. Стрела, пущенная варваром, задела сухожилие на левой руке, и рука после этого осталась полусогнутой в локте, потеряв свою былую гибкость. Мало того, она начала сохнуть. Тяжёлый армейский щит в такой руке уже не удержать. Поэтому Урсал, получив почетное среди аэлов звание «ветеран», вынужден был уйти на пенсию.
Выбор в его положении был невелик: пожизненная, пусть и небольшая пенсия или кусок земли на захваченных территориях. Крестьянствовать Урсал не умел, он в своей жизни владел лишь одним искусством, но зато владел им в совершенстве.
Умение убивать и сохранять себя в форме, несмотря на увечье, позволило ему в свои тридцать пять три года проработать наёмником у одного потомственного аристократа, потерять всякий интерес к охране его тела и перейти на более близкую его натуре работу. Урсал нанялся наставником к Магнасию. Готовить рабов для жертвенных боёв – это всё равно, что новобранцев обучать. Интересно, часто забавно, так как начинать приходилось с самых азов.
А как они всегда боятся, смотрят с благоговейным ужасом, когда видят в руке профессионала меч, свободно порхающий, как пушинка.
- У вас всего два месяца, чтоб научиться оберегать собственную шкуру. И делать это по-мужски, при помощи меча, а не пастушеской палки.- Урсал беспечно хохотнул, довольный собственной шуткой. Амит и Нилиан, надсмотрщики, стоявшие ближе всех к наставнику, тоже поддержали его смех.
- Кто-нибудь из вас держал до этого меч в руках? Настоящий! Боевой, а не учебный!- Урсал прошёл немного вперёд, так, чтоб видеть их всех. Магнасий всегда покупает чётное число рабов, чтоб они могли работать в спарке. Их и сейчас было четырнадцать. Все примерно одного роста, молодые, загорелые. Варвары, привезённые из разных мест. Вон, тот, крайний, уж больно на лагада похож. Тоже нестриженный, с патлами до плеч. Как баба. Лагады, те всего два раза в году космы свои стригут, приносят жертву своему озёрному богу, просят о мужестве и силе. Если б это ещё могло помочь...
Урсал по понятной причине испытывал к лагадам неприязнь, и этот раб не понравился ему сразу. Всё в нём раздражало. Эта нелепая причёска, вернее, её отсутствие. Это спокойное любопытство во взгляде, не страх и даже не та здоровая опаска, какая есть у всякого, попавшего в незнакомую обстановку. А бичом его прежний хозяин хорошо отходил за что-то. Своеволен, значит. А своевольных надо сразу на место ставить.
- Я хочу, чтоб вы запомнили раз и навсегда: трусливого зритель не любит. Желание выжить в бою вас не спасёт. Поэтому нужно бросаться вперёд, на врага. Такая смелость награждается всегда. Овациями граждан или быстрой смертью – кому как, но тоже неплохо.
Урсал держал в руке свой меч и, легко перемещаясь по отсыпанной жёлтым песком площадке, сделал короткий красивый выпад в невидимого противника. Все, кто стоял на залитой солнцем тренировочной площадке, зябко поёжились. Надсмотрщики, – потому что слишком хорошо знали, на что способен Урсал в бою; все другие просто не хотели бы оказаться на месте его противника.
А Урсал рассмеялся, довольный произведённым эффектом. Для всех этих варваров он сейчас недосягаем в своём мастерстве. Кто они? Крестьяне да пастухи! Возможно охотники. Как этот. Тоже, наверно, не против послать стрелу исподтишка. А на честный поединок не способен. Потому, что труслив, как все варвары.
- Эй, дайте этому меч!- Урсал дёрнул подбородком.- Что толку зря болтать, когда в бою всё видно куда лучше.
Сам тоже взял тупой ученический меч, деревянный и потому непривычно лёгкий. Варвара рывком выдернули вперёд, перед всеми, Нилиан швырнул ему меч небрежно, как палку, плашмя. Варвар поймал его левой рукой, перебросил в правую, примерился, чуть покачивая в кисти, разминая запястье.
- Так и будешь стоять бараном?- крикнул Урсал.- Нападай! Пошёл на меня, ну!
Но шагнул раб только тогда, когда Амит замахнулся на него виноградной палкой.
Урсал ждал неуклюжих движений, нелепых замахов, грубой и глупой атаки – всего того, что веселит профессионала в новичке. Но по первому шагу противника, чуть скользящему с пружинистой силой, готовой бросить тело вперёд, понял, что варвар этот не так прост и имеет кой-какой боевой опыт. Наверное, был взят в плен в короткой стычке на границе.
Урсал, прощупывая противника, сделал выпад первым. Рубящий удар в плечо с обманным движением. Деревянные мечи скрестились с глухим стуком.
Ну, что ж, реакция у него неплохая, успел закрыться, хоть и выставил меч на ребро. При таком ударе меч в бою и лопнуть может, пора бы и понимать самому.
Варвар опять отступил, первым оттолкнул от себя его меч, ушёл куда-то вбок. Понимает, гадёныш, где слабое место, уходит под левую руку. Ну, ничего, я тебя и тут поймаю.
Урсал смотрел ему в лицо. Молод. Лет двадцать ему. Скалит белые зубы радостно. Видно сразу: доволен, что появилась возможность взять в руки меч, показать, на что способен.
Ты, может, и молод, в этом твоё преимущество, но я-то опытнее, я старше.
Раб уже сам атаковал. Странным колющим ударом. Такой не отбить. От него лишь отступлением спасаются. Или закрываются щитом.
Этот сухорукий чёрт взъелся на него с самого начала. Не ясно, почему. Сам Айвар повода не давал. Ничем из остальных не выделялся. А тот поединок? Но ведь сам же выдернул, похвастаться хотел своим мастерством. Но и отомстил соответствующе. Чего тогда ему ещё надо? Нет же, придирается ко всему. Не так и не там стоишь, неправильно двигаешься, не так выносишь и держишь руку. И чуть что – бьёт своей палкой прямо по рукам, знает, где больнее всего.
Ладно бы, новичка обучал, тогда можно было бы понять. Но знает же, видел в поединке. Так нет!
Всё с самого начала. Упражнения на ловкость, обучение кистевому вращению при помощи простой палки. Бег вместе со всеми на развитие легких. Да что там! Объясняют вплоть до того, куда и как бить, чтоб повредить жизненно важные органы. Это же каждый ребёнок знает!
Ничего, скоро спарки начнутся. С кем ты тогда ставить будешь?
А остальные зато зауважали после того поединка. Смотрят с опаской, кое-кто даже заискивает. Держатся на расстоянии. Но друзей среди нас и быть не может ни в коем случае. Как сказал кто-то, объясняя тем, кто не знает, что такое ритуальный бой:
- Праздники у них в ноябре, неделя Ночных Бдений. Вот тогда выставят нас парами, друг против друга. И рубись до смерти кто кого. Конечно, таких лавочек, как наша с десяток в округе, но гарантии нет, что по жеребьёвке со своим приятелем не выйдешь. И никуда не денешься: либо – ты, либо – тебя. Нам подыхать, а для них – жертва, наша кровь кормит тени предков, чтоб они снова могли для жизни возродиться. Поэтому, чем больше крови, тем лучше для всех, кроме нас...
Айвар уже слышал о подобном. Виэлы совершали сходные жертвы: пленных воинов из соседних племён раз в году приносили в жертву богу войны. Но их просто закалывали кинжалом на склоне самого высокого кургана. Здесь же даже жертвоприношение превращено в зрелище. Убийство себе подобных, пусть даже и в поединке, может быть интересно только тем, кто ни разу не воевал, не убивал сам.
И всё равно Айвар не жалел о том, что попал сюда, в эту школу подготовки. Это лучше смерти от руки Кэйдара. Тем более, школа расположена за стенами города, отсюда бежать легче. Вопрос только в том, ка́к бежать. Тут каждый за соседом присматривает. Хозяин всех предупредил, ещё в первый день: сбежит один, казнят оставшихся. Поэтому или всем, или – никому.
Да и за день накрутишься так, что руки-ноги не двигаются, лишь бы до койки добраться. Плохо, пока жил во Дворце, меч, посчитай, несколько раз лишь в руки брал. Хорошо ещё, что совсем не разучился. Отцу да брату спасибо, если б не их выучка, загибался бы в каменоломне. Нет, подох бы ещё там, в селении виэлов. Хотя тогда лишь просто повезло. Что не был пьян, как все почти в ту ночь, что Кэйдар промахнулся, оглушил только. И выжил после бичевания, вовремя попался на глаза Лидасу.
Это всё Мать Благодетельница! Хранит своего жреца, предавшего Её, отступившего, все законы нарушившего, но до сих пор служителя. Она и направляет судьбу, с теми людьми сталкивает, которые, не осознавая того, влияют на узорную нить твоей жизни, не позволяют ей оборваться.
Значит, и сейчас будем биться! Назло этому Урсалу. Он не сломает, сил ему на это не хватит после всего, что уже было пережито.
Айвар верил, что вернётся домой. Пускай они там спустя год считают его погибшим. Отец, наверняка, уже всё знает. Мстить могучим аэлам он вряд ли решится. А вот мама будет ждать. Ей Богиня знак подаст.
Айвар часто думал о побеге. Все возможности прикидывал, исподволь изучал школу, её быт и устройство. Всё здесь продумано до мелочей, даже то предупреждение хозяйское говорит о многом.
Сама по себе школа небольшая, таких, как он сам, здесь ещё тринадцать. Надсмотрщиков и тех, кто следит за порядком, и того больше. Есть ещё и такие, как Урсал, те, кто владеет оружием, те, кто учит и охраняет одновременно. И все они живут тут же, за высокой стеной, отгораживающей школу от загородного поместья Магнасия. Когда-то хозяин вложил в это предприятие немалые деньги, потратился, а теперь зато, по словам других рабов, получает с каждого из них ощутимую прибыль. Хорошо обученный жертвенный воин накануне праздника уходит, бывает, и за две тысячи лиг.
Айвар помнил, за сколько оценили его при покупке, следовательно, Магнасий за каких-то два месяца десятикратно увеличивал свою плату за каждого. Да, кто-то торгует, кто-то воюет, кому-то и этим делом заниматься не грешно, раз оно приносит такую прибыль.
А убежать отсюда оказалось сложнее, чем подумалось вначале. Весь день на глазах. Какое тут? С утра тренировки. Поднимают рано, ещё до кормёжки надо успеть размяться, повторить все разученные приёмы. Урсал за этим строго следит, не позволяет ни выходных, ни праздников, даже когда дождь с утра идёт.
После лёгкого завтрака опять тренировки, бег, гимнастические упражнения на развитие ловкости. Только после обеда позволена трёхчасовая передышка и даже сон. Потом опять в оставшиеся до ужина часы выдают деревянные мечи, чтоб повторить всё, что разучил за день. А после ужина толпой гоняют купаться в бассейн, здесь же, в стенах школы. И только потом – спать. На ночь закрывают всех отдельно по маленьким каморкам, запирают снаружи на засов.
И так каждый день, всё по одному распорядку. К вечеру выматываешься так, что ни о чём и думать не хочется. Первые дни с непривычки всё тело болело, все мышцы. Сейчас уже нет, втянулся, привык.
Шарши был смуглым, как все варвары или аэлы-простолюдины, и был черноволосым, как все вайдары, которых Айвар знал лично. Он был молод, гибок, строен и красив, красив той вольной красотой степного кочевника, не знакомого ни с какими болезнями сроду.
Неудивительно, что Урсал выставил их друг против друга. Многим и не только ему хотелось проследить за ходом и за исходом поединка. Конечно, будь мечи настоящими, а рядом кто-то, сделавший ставку на второго поединщика, азарт был бы не меньше, чем на арене.
Терраса трёхэтажного поместья возвышалась над тренировочной площадкой, и Магнасий по обыкновению вышел понаблюдать за процессом. Ещё утром его предупредили, что Урсал начинает сводить рабов парами между собой. Такую возможность узнать качество и вид товара в деле Магнасий не мог упустить ни за что на свете.
- Вот этих двоих видите, господин?- Урсал указал хлыстом на крайнюю слева пару, Магнасий кивнул в ответ.- Встреча обещает быть интересной. Я давно уже решил свести их вместе. У обоих есть некоторые навыки. Стоит проследить...
Магнасий переколол застёжку плаща, ослабляя захват бархатной ткани вокруг горла. Да, день для середины сентября выдался неожиданно тёплым, даже жарким. Солнце, вон, как слепит. Чуть подался вперёд, положив руку на перила. Урсал так и остался стоять за спиной.
Оба они смотрели вниз, со второго этажа дома. А пары на площадке, казалось, только-только начали разминку. Их подгоняли надсмотрщики, криками и палками.
Неуверенные и от этого будто ленивые движения, осторожное обращение с оружием, можно подумать, боятся, что дерево ладно выструганных мечей не выдержит ударов. Страх новичков чувствовался во всём, даже в том, как редко над площадкой разносился глухой стук скрещивающихся мечей.
А эти двое, на которых указал Урсал, заметно отличались от остальных. Видно было сразу: они не играют друг с другом. Здесь всё серьёзно. А на это уже глядеть куда интереснее.
Магнасий сам покупал рабов, он и этих помнил хорошо. Вон тот чернявый, вайдар, стоил потраченных нервов. Конечно, чуть гребцом не загремел к Лагадасу на корабль. Пришлось две лишних сотни накинуть, чтоб перекупить парня.
Но второй, виэл, фигура не менее интересная. От него сам Воплощённый избавлялся. Сам Минан на рынок вёл, а это что-то да значит. Не угодил, видать, чем-то во Дворце. Зато мне так в самый раз.
Шарши держал Айвара на расстоянии, не давал приблизиться ближе чем на длину вытянутой руки, сжимающей меч. Парировал удары и снова отступал, парировал легко, со смехом, будто старался всем своим поведением вывести противника из себя. И Айвар не выдержал, крикнул:
- Демоново племя! Хватит бегать! Ты же сам хотел биться со мной...
- Конечно, хотел!- Шарши рассмеялся.- Все только и говорят, какой Виэл отважный. Ещё бы, вышел против самого сухорукого...
- Я не вышел, он меня вызвал,- Айвар шумно выдохнул, подставив меч под рубящий удар. Силён, ничего не скажешь, и плечо, выбитое из сустава, сразу дало о себе знать.- И если б не твоя подлость, ещё неизвестно, чем бы всё закончилось.
- Да!- Шарши отпрянул, выгибаясь гибкой дугой, еле-еле укола в живот избежал, но сразу же стал серьёзнее, и в насмешливо прищуренных чёрных глазах смешливая искорка тут же пропала. А ещё в ответ на слова Айвара он не принялся оправдываться: кто стерпит, когда тебя в лицо называют подлым? Он честно и просто ответил:- А мне посмотреть хотелось, убьёт он тебя или нет.
- И не ожидал, да, что он жить оставит?- Айвар пошёл на вайдара в атаку, заставляя пятиться.- Ну, держись теперь!
- Деревянным мечом заколешь?- Шарши отступал так стремительно, что Ка́ран, раб из соседней пары поединщиков, вынужден был толкнуть его в спину рукой. И Шарши вправду чуть на меч Айвара не наткнулся, вскинул обе руки, защищаясь скорее инстинктивно. Айвар опустил руку с мечом, отступил на шаг, ответил, недовольно хмуря брови:
- Заколол бы, будь меч настоящим. А если б ещё в настоящем бою...
- В настоящем бою я б тебя не подпустил к себе так близко,- перебил его Шарши, показывая в злой улыбке белые ровные зубы.- Первой же стрелой снял... И твоё умение мечом махать не помогло бы...
- Я бы отбил, не думай!
- Мою бы не отбил, точно!- Шарши вмиг стал серьёзным, чувствовал, видимо, всю серьёзность Айвара. И в последних словах их обоих не было ни шутки, не преувеличения.
- Ну, раз уж ты такой меткий, что здесь тогда делаешь? Стрелы кончились?- А вот от издёвки Айвар не мог удержаться. А Шарши опять так же честно ответил:
- Тетива лопнула. А так видел бы ты меня тут... Я их только троих уложил... Сумел бы больше, до смерти б запинали, а так – шкуру только попортили. Ну,- повёл плечом небрежно,- пару рёбер, конечно, сломали... Зуб выбили...
- Мало били, раз тут оказался.- Айвар усмехнулся. Они оба заметно подустали, но поединок на словах продолжался, и острые реплики били не хуже мечей.
- Тебя, вижу, тоже пожалели. Тебя б ко мне под бич...- Шарши прищёлкнул языком, и в ответ на почти ненавидящий взгляд Айвара подмигнул левым глазом.- Я бичом не хуже лука владею...
- Да, надеюсь, лучше, чем мечом...
- Конечно, лучше!- Шарши согласился.- Я не вождь, мне кинжала хватало...
При виде Лидаса Кэйдар удивился и обрадовался, подался навстречу, протягивая раскрытую ладонь для приветственного рукопожатия.
- Я думал, ты до обеда не появишься. Мне сказали, вы попали под дождь, что ехали всю ночь без передышки. А ты тут, смотрю, разгуливаешь...
- Я был у Воплощённого,- возразил Лидас, недовольно нахмурив брови.
- Опять чем-то не угодил?- Кэйдар рассмеялся с пониманием.- Да ты садись,- потянул соседний стул из-за стола,- расскажи хоть, как там свои. Что там, на родине?
- А что там может быть? Всё по-старому.- Лидас не стал садиться. Не до завтрака ему сейчас. Переодеться хотя б для начала. Выпить чего-нибудь, чтоб согреться. И спать хотелось смертельно. Даже разговор с Таласием не встряхнул, хоть и взбодрил немного.
Кэйдар неспеша тянул из тяжёлого кубка слабо разведённое вино – первое, что подают на стол, чтоб к подаче остальных блюд аппетит появился. Вокруг суетились слуги, готовили зал к завтраку.
- Оставайся со мной,- предложил Кэйдар, силясь хоть как-то удержать Лидаса. Странно, ведь соскучился по нему за эти месяцы и даже сам от себя такого не ожидал. Есть в полном одиночестве, оказывается, так скучно, так неинтересно.
- Я ещё не всех проведал с дороги. Раз уж не получается уйти незаметно, навещу ещё одного напоследок,- усмехнулся Лидас, глядя на Кэйдара сверху.
- Это кого же? Айну, что ли?
- Её я уже видел. Сразу же к ней и сходил. А вот Виэл мне почему-то на глаза ни разу не попадался. На кухне, наверно, снова...
- Я продал его.
- Не понял! Как так – продал?- Лидас растерялся настолько, что не выдержал-таки, сел на предложенный стул. Раб-виночерпий тут же подставил и ему бокал с вином, пододвинул плоскую тарелку с сыром – Лидас даже не глянул, будто и не заметил вовсе.
- Продал – и всё! Как продают всякую негодную скотину. Отправил на каменоломни...- За внешней небрежностью голоса и позы Кэйдар старательно скрывал напряжение. Ситуация и вправду грозила перерасти в ссору. Слишком уж Лидас ценил своего невольника.
- Он не был скотиной.- Лидас не повышал тона, но от этого голос его ещё больше казался неприязненно суровым, осуждающим.- Ты знаешь, он спас мне жизнь. Я хотел дать ему свободу – я часто там об этом думал – и нанять его за плату, как свободнорождённого.
- Он уходил ночами в город без моего на то разрешения. И вообще он был дерзок со мной всегда. Я просто избавился от дерзкого раба, что в этом такого? Хочешь, купи себе другого.
- Я жизнью ему обязан!- Лидас смотрел на Кэйдара исподлобья, и тот не выдержал-таки, отвёл взгляд.
- Возможно, я был не прав, я понимаю...
- Ты сам подарил мне его жизнь, ты не имел права им распоряжаться.
- Ну, ладно тебе!- Кэйдар рассмеялся, смехом пытаясь разрядить обстановку.- Вот заладил. Мало, что ли, других рабов? Хочешь, я тебе другого подарю? Свирепого вайдара в косматой шкуре? Ничем не хуже будет...
- Не надо! Твоих подарков мне больше не надо...- Лидас поднялся.
- А что, я тебе тогда плохую наложницу выбрал?- крикнул ему в спину Кэйдар.- Она уже с пузом от тебя! Скажи ещё, что не рад.
Лидас не обернулся, исчез за колоннами, а Кэйдар сердито выругался:
- Дурак неблагодарный! Знал бы ты правду, сам бы с этой твари шкуру снял... Ишь ты, свободу подарить... А что ещё впридачу?
__________________
Стифоя, сидя на ложе прямо с ногами, читала вслух самую известную поэму о любви, историю двух разлучённых возлюбленных, Делиаса и Аристы. Он, сын богатого аристократа, влюбляется в наложницу собственного отца. Девушка готова ответить взаимностью, и влюблённые под покровом ночи встречаются в саду. За близость с другим мужчиной рабыню ждёт смерть, юноша же и права не имеет смотреть в её сторону, и всё равно симпатии читателя принадлежат героям.
Раньше Айна читала эту поэму с улыбкой и недоверием, немного даже с завистью, сейчас же – с пониманием. Да и Стифоя читала на аэлийском просто отлично, красивым прочувствованным голосом, с выражением, со всеми интонационными переходами:
- …Твой нежный образ затмит сияние луны. Любимая, ты свет очей моих. В их глубину я погружаюсь снова и умираю, мукою томим...
Айна сидела в кресле у окна, рабыня-служанка расчесывала ей волосы. Да, в этой истории всё понятно, а как отнеслись бы к ней читатели, случись всё наоборот? Если б богатая свободнорождённая женщина полюбила невольника? Это была б уже не развлекательная история, а судебное дело! Конечно, это же не просто порочно и безнравственно, это преступно! Спать с рабом, любить раба!
Неисключено, конечно, что подобные связи в аристократических кругах бытуют, но одно дело – тайная связь, другое – писать о ней книги...
А Стифоя явно в кого-то влюблена. Вон, как щёчки раскраснелись. А девушка как раз читала самую пикантную сцену: после получасового взаимного объяснения в любви, герои наконец-то слились в страстном поцелуе. В эту-то минуту в спальню и ворвался Лидас. Остановился посреди комнаты, тяжело и шумно дыша, его плечи и грудь под тканью дорожного паттия ходили ходуном.
- Знаешь, сколько жил здесь, постоянно мечтал об одном. Что Отец отпустит нас, и я вернусь домой. Там лучше, чем здесь!- Лидас покачал головой сокрушённо, опустил глаза, глядя на свою же руку, покачивающую бокал с вином. Второй уже бокал! Ещё немного – и напьётся. Вон, уже на откровенность потянуло.- Понимал, конечно, что всё это только мечта, может, поэтому и поместье это строить начал.- Посмотрел на Айну. Та лениво без всякого аппетита, крутила за кисточку запечённую в медовом сиропе грушу.- Понимаешь, хотелось жить отдельно, подальше от всех этих разговоров о наследовании, о власти, о государственных делах. Жить своей семьёй. С тобой и нашими детьми... И всё равно!- Поморщился болезненно, видя, что Айна не слушает его. Опять, как всегда, не хочет слушать. Вечно её голова занята чем-то другим, какими-то своими делами и мыслями. До него же ей и дела нет!- Пока строительство шло, думал о наших горах. Даже дом хотелось сделать таким точь-в-точь, как тот, в котором рос. А сейчас... Когда побывал там... До меня там и дела никому нет. Мать умерла пять лет назад, меня никто даже не известил, не вызвал. А брат, он сразу дал понять, что видеть меня дольше положенного по трауру времени не намерен.
«Зачем он всё это мне рассказывает!»- подумала с тоской Айна, оттолкнув от себя тарелку, принялась вытирать сладкие, склеивающиеся пальцы увлажнённой салфеткой.
- Что ты собираешься с ней делать?- спросила о том, что волновало её гораздо сильнее.
- С кем?- Лидас не понял, о ком речь, слишком уж не вязался этот вопрос с тем, о чём он говорил сам.
- Со своей наложницей! С кем же ещё?
Лидас плечом дёрнул, ответил не сразу, будто задумался над этим только сейчас:
- Я хотел дать ей вольную независимо от того, кто родится: мальчик или девочка. Можно, и раньше, не дожидаясь родов. Но вдруг она тогда уйти захочет?
- Не захочет!
- Ты так уверена?- Лидас бровью повёл, категоричность тона его несколько удивила.- Ты так хорошо знаешь, на что она способна?
- Вот именно, знаю! Не уверена, а знаю.- Айна тщательно вытирала каждый пальчик, даже глаз на Лидаса не подняла.- Она никогда не уйдёт из Дворца, и на это есть две причины. Во-первых, Стифоя была совсем малышкой, когда попала в наш город. Вряд ли она представляет свою жизнь по-другому. Она, наверно, и дороги-то в свою семью не найдёт... А во-вторых?- Подняла глаза на Лидаса.- Она тебя не бросит, потому что любит.
- Любит?- Лидас растерянно улыбнулся.
- А что, это невозможно?- Айна говорила, а сама, пожалуй, впервые разглядывала мужа так, как могла бы смотреть на него другая женщина, смотрела её глазами: ведь симпатичный же мужчина! Из тех, кто следит за своей внешностью, из тех, кто не допустит неряшливой щетины на щеках, грязной одежды, неуложенной причёски. Молодой, лицом красивый. Что ей, молоденькой дурочке, ещё надо?
- Могу представить, это случается в господских домах довольно часто. Молодой симпатичный хозяин. К тому же первый мужчина в её жизни...
- И что мне теперь, по-твоему, делать?- Лидас потерянно смотрел на Айну, потирая пальцами шрам на шее. Растерялся, прямо как мальчишка.
- Не вести себя, как вчера!- Айна бросила смятую салфетку на стол.- Ворвался, как дикарь. Всех напугал... А она чуть от страха не померла... Думает, ты продашь её... что не примешь этого ребёнка...
- Какая глупость!- Лидас рассмеялся.
- Когда люди влюбляются, они часто делают глупости.- Айна тяжело поднялась, отталкиваясь руками от подлокотников, глянула на Лидаса сверху.- Поговори с ней, успокой. Ты же хочешь, чтоб твой ребёнок родился здоровым.
- А ты? Ты сама ничего не собираешься с ней делать? Позволишь ей быть рядом?- Лидас уже глядел не с удивлением, с изумлением скорее.
- А что я, по-твоему, должна с ней делать?- Айна посмотрела на него с непониманием.
- Но ты же... ты совсем не ревнуешь? А ведь раньше? Я думал...
- Ревновать к рабыне?- Айна скривила губы.- К тому же это она́ тебя любит, а не ты. Да и вообще...
Она не договорила, но Лидас и сам понял вдруг: всё, не будет больше тех изматывающих, пугающих вспышек ревности; не будет больше крика и слёз, швыряния подушек и даримых украшений. Ничего этого больше не будет, никогда. Потому, что Айна перестала даже играть в любовь, перестала разыгрывать из себя женщину, для которой ты хоть что-то значишь. И ведь тогда, когда момент для ревности по-настоящему представился, она осталась к тебе равнодушной. Впрочем, как и всегда...
Айна ушла, так и не сказав ему больше ни слова. Но Лидас будто и не заметил её ухода, сидел, не шевелясь, ни на что не глядя, в предельной задумчивости. Да, ему было теперь над чем подумать, было, что взвесить и переоценить.
* * *
Харита сидела на самом краю узкой кровати, сидела к нему спиной, заплетала волосы в косу, перебросив их себе на грудь. Айвар, приподнявшись на локте, наблюдал за ней с усталой улыбкой. С удовольствием смотрел, как двигаются локти, лопатки под бархатистой, нежного загара кожей. После всего хотелось одного: спать, но сначала он решил дождаться ухода девушки.
- Ты странный какой-то, Виэл...- она первой заговорила, поворачиваясь к нему лицом. Айвар в ответ только бровью дрогнул, будто хотел спросить: «В смысле?», но передумал.- Я у тебя уже третий раз, а ничего про тебя не знаю.- Харита, не стесняясь собственной наготы, закалывала шпильками косу на затылке. В её откровенности было желание покрасоваться молодым гибким телом, соблазняющая попытка подразнить, но не вульгарность и не отсутствие скромности.- Ты ни разу не назвал своё настоящее имя, только кличка эта из купчей. Если ты виэл, почему тогда у тебя не виэлийский акцент?
Кэйдар остановился у порога, невольно принял позу Лидасова телохранителя: расправленные плечи, руки, убранные за спину, и пальцы, сцепленные в замок. Вот только смотреть открыто и прямо на своего отца и Правителя он не мог себе позволить. Даже он не имел на это права!
Таласий сидел в кресле, неподвижный, как статуя, на сына даже не взглянул, не поприветствовал. Два шарика из зеленоватого стекла со стуком перекатывались в пальцах правой руки, левая рука безвольно лежала на широком подлокотнике.
Сколько времени это продолжалось? Кэйдар, внутренне готовый на всё, пока шёл по коридорам через все заслоны дворцовой охраны, даже на открытый протест решившийся, такого вот приёма не ожидал вовсе. Можно было подумать, что Отец не заметил его появления, но приветственные слова прозвучали достаточно громко. Он игнорирует намеренно, вынуждает против всякой воли чувствовать себя виноватым. Да, Он умеет наказать даже своим молчанием. Знает, как унизить особенно сильно.
Спина от внутреннего напряжения всей позы стала болеть, и нога тоже заныла. Теряя терпение и всё больше раздражаясь, Кэйдар передёрнул плечами, при этом не стремясь скрыть своё неосторожное движение.
- Ну,- Отец наконец-то перевёл на него глаза,- ты нашёл её?
- Нет ещё, господин!- Собственный хриплый голос Кэйдару не понравился. Будто он всё ещё тот шестнадцатилетний мальчишка, отважившийся бунтовать открыто. «Быстро же Вы, Отец, узнаёте все дворцовые новости...»
- Ты думаешь так же вернуть её обратно, как и ту вайдарку?- Странно, хоть и естественно, что они вспомнили один и тот же случай из прошлого.
- Я верну её, господин! Хотя бы потому, что она беглая...
- Конечно, такое желание соблюсти закон весьма похвально, но только ли поэтому?- Таласий усмехнулся, и эта усмешка на его высохшем, постаревшем до неузнаваемости лице показалась зловещей, а не издевательской.
- Она украла моего ребёнка...
- Хм!- Отец хмыкнул.- У тебя столько женщин, любая из них может родить тебе сына. Стоит ли зацикливаться на одной, дерзкой и строптивой?
- Я хочу иметь сына от этой виэлийки, и я найду её, где бы она ни была.- Кэйдар упрямо наклонил голову, так, что волосы, зачесанные назад, упали на лоб.
Таласий никогда не позволял себе потакать упрямству сына, этому глупому упрямству вайдарской крови, этой дерзкой наследственности Варны, матери Кэйдара. Когда он был мальчишкой, хватало окрика или пощёчины, но сейчас необходимы были другие средства.
- Негоже тебе, будущему Правителю, привязываться к одной женщине, тем более, к рабыне. Лучше выбрось это из головы и не трать понапрасну время. Оставь это дело городской охране, она занимается выслеживанием беглых.
- Если они найдут её раньше меня...- Кэйдар не договорил, Таласий взмахом руки заставил его закрыть рот.
- Я не давал тебе права! Когда я спрошу, ответишь!- Отец подкрепил свои слова сухим щелчком камней.- На праздновании Бдений состоится твоя помолвка,- объявил Он, выдержав достаточно долгую паузу. Кэйдар еле сдержался, задавил в себе возглас крайнего недовольства, только шумно, со свистом, выдохнул сквозь сжатые плотно зубы.- Тебе пора думать о свадебной церемонии, о свадебных подарках, о своей невесте, в конце концов, а не о беглой рабыне.
- Как я могу о ней думать, господин, если я даже в глаза её не видел?- буркнул себе под нос Кэйдар. Сейчас это был уже не бунт – обыкновенное недовольство маленького мальчика, поэтому Таласий не обратил на эту реплику сына никакого внимания, продолжил дальше:- Сам Афтий вряд ли приедет, найдёт отговорку посерьёзнее, он не из тех, кто умеет улыбаться со стиснутыми зубами. Ну да ладно, нам же будет проще! Главное, что он согласился ради мира подложить под тебя свою девчонку. А после этого глупо думать, что своим отсутствием он может нанести нам оскорбление.
Я официально объявлю тебя Наследником сразу же после помолвки, я решил сделать так...
- А как же?..
- Ты наследуешь власть!- Таласий сжал оба шарика в кулаке.- Ты! Но только после свадьбы!
Скрывая возмущение, Кэйдар снова опустил голову.
Какая тут, к демонам, свадьба? Он думать ни о чём не мог, кроме боли в ноге. Хотелось одного – сесть, дать отдых разорванным связкам. И забыть обо всём, хотя бы на время. Пусть Отец делает, что хочет, только бы в мои дела не вмешивался. Я всё равно её найду! Это вопрос нескольких дней.
- Хорошо, господин Воплощённый,- согласился, хотя внутри всё естество бунтовало.- Я могу идти?
- Иди!
Таласий, несмотря на согласие Кэйдара, остался недоволен разговором. Упрямство сына раздражало его, но куда больше злило его своеволие. «Избалован с рождения. Он и сейчас не отступится, так и будет таскаться по городу, как простой горожанин, без всякой охраны, без сопровождения... Искать свою девку!» Какая глупая, какая ненормальная привязчивость!
Таласий чуть не выругался вслух, да вовремя вспомнил себя молодого. Ты ведь тоже так и не смог забыть свою Варну. Она хоть оставила после себя сына, этого вредного упрямца... Сначала была Варна, теперь Альвита. Последняя будет с тобой до конца. Её верность переживёт тебя.
Вздохнул при мысли о смерти. Её-то близкое присутствие и заставляло торопиться со свадьбой. Негоже играть свадьбу зимой, но Афтий долго тянул с ответом, летом не получилось, не получилось и осенью.
Лучшие свадьбы бывают ранней осенью, но, видимо, придётся создавать новую традицию.
* * *
- Я уж и не думал, что ты почтишь вниманием моё скромное заведение.- Магнасий рассмеялся, радости своей он перед гостем не скрывал. Ещё бы! Такого, как Аридис, плохо встретишь, считай, весь год прожит зря.
Он – устроитель празднеств, от его решения зависит всё. Может купить, а может и не купить специально обученного раба для будущего представления. Таких, как Магнасий, в предместьях Каракаса ещё семеро. Есть, из кого выбирать.
- Неужели я забуду своего Магнасия?- Аридис довольно сухо отозвался на приветствие хозяина, но позволил приобнять себя за плечи, твёрдым рукопожатием сдавил протянутую ладонь. Они с самого начала знакомства, несмотря на внешнюю несерьёзность Магнасия, были честны друг с другом. Магнасий, предлагая товар, не скрывал его качества, а Аридис, зная это, никогда не скупился с оплатой. Ему что? Деньги из казны Правителя!
- Ну, наконец-то, застала дома.- Сигна прошла по чисто выметенному земляному полу.- Добрый день, мама!- Торопливо ткнулась сухими губами Мирне в щеку.- Как отец?
- Как всегда. Жалуется на ноги, но при этом умудряется уползать в лавку к Фатиду. Играют в кости... Хвала Матери, что пока не на деньги...- ответила Мирна, равнодушно, но с внутренней, тщательно скрываемой радостью глядя, как дочь выкладывает на стол принесённые с собой гостинцы: порядочный кусок солёной и чуть подкопченной свинины, свежевыпотрошенного цыплёнка, вилок капусты, большой, за три раза им не съесть, свежие сдобные булочки собственноручной выпечки, ещё какая-то крупа в полотняном мешочке.
- Я тут захватила кое-чего,- пояснила Сигна.- Булки совсем свежие, вчера вечером выпекала, с яблоками и с абрикосами, ты такие любишь.
- А Баттасий твой сердиться не будет? Так много принесла...
- Его дома нет. Уехал. К празднику должен вернуться.- Сигна не смотрела на мать, стояла к ней спиной, но Мирна и сама поняла: эта тема гостье неприятна. Выругалась мысленно: «Старая дура! Зачем было спрашивать? Если пришла, значит, мужа дома быть не может. Сама же знаешь, как он относится к этим визитам...»
- С обедом что?- Сигна подняла крышку, заглянула в котёл, висящий над очагом.
- Ничего!- Перехватив сидящего на коленях Тирона через грудь одной рукой, Мирна встала с ложа, тоже подошла к очагу. Разворашивая металлическим прутом подёрнутые пеплом угли, Сигна подняла глаза на ребёнка:
- Ишь, ты, подрос-то как! Сколько ему уже?
- В последних числах октября три месяца было, четвёртый идёт,- со сдержанной гордостью ответила Мирна, перехватывая малыша поудобнее. Тот со спокойным любопытством без всякого страха, нахмурив брови, смотрел на незнакомую женщину, прямо глаз не мог отвести, и глаза такие же, серьёзные и спокойные. И стиснутые кулачки прижаты к груди.
- Хм,- Сигна хмыкнула,- странный ребёнок. Он хоть когда-нибудь плачет?
- Вот когда он убедится, что ты не его мама, может и разреветься.- Мирна не стала дожидаться этого, отошла в глубь комнаты.
- А эта, кстати, где, постоялица-то ваша? Как её там, Ирида, вроде?- Сигна спросила, будто между делом, но небрежности и неприятия скрыть не смогла.
- Понесла пряжу, а потом ещё на рынок.- Мирна поджала губы. Знала, что дочка против присутствия Ириды в этом доме, знала, что в неприятии этом больше ревности, чем опаски, но ничего не могла поделать. Сигна, и без того нечасто появляющаяся в храме Матери, в последние месяцы стала захаживать ещё реже.
- И она не боится открыто ходить по улицам?- Сигна пробормотала себе под нос, будто вслух размышляя, но при этом неожиданно громко, так, чтоб мать услышала и спросила. И Мирна спросила:
- Ты о чём это?
- А тебе не кажется подозрительной эта женщина? Ты до сих пор не знаешь, кто она такая? Где её семья? Где отец её ребёнка, в конце концов?
- Я не спрашиваю у Ириды больше, чем она сама хочет мне сказать. Её прошлая жизнь меня волнует меньше всего.
- А зря! Ты бы много чего интересного могла узнать. А так?
- Мать Всесильная привела её не в мой дом, а в свой, – я сама здесь гостья! – поэтому и решать Ей самой, когда Ирида уйдёт отсюда. Но я сделаю всё, чтоб это произошло как можно позже...
- Почему? Тебе больше нравится жить вот так? Возиться с чужим ребёнком! Стирать его пелёнки! Нянчиться самой!
- А давно ли ты отпускала ко мне своих детей? Хотя бы старшую, Виту? Она бы и сама уже могла найти сюда дорогу. А младшую я уже полгода не видела... Да и Шиват твой с нянькой сейчас остался, да?
- Сама знаешь, Баттасий будет злиться,- Сигна обиженно поджала губы.- Я промолчу, нянька обязательно доложит. Он не хочет, чтобы соседи знали, что мы бедняки. А ещё эта свекровка... Она постоянно настраивает Баттасия против меня. Конечно, её сыночек единственный предпочёл взять в жёны безродную вдову с двумя детьми. Они уверены, что ты будешь плохо влиять на детей. Мне-то самой не всякий раз удаётся вырваться...
- Ну, вот, поэтому Богиня и послала мне ещё одну дочку и ещё одного внука!- Мирна примиряющее рассмеялась, подкидывая Тирона в руках. Тот, выронив на пол игрушечную собаку, заскучал, скривился, вот-вот – и заплачет, но Мирна не дала ему этого сделать. Укачивая мальчика, прошлась по комнате туда-сюда, успокаивая, сказала:- Не плачь, мой сладенький, скоро мама придёт. Придёт и накормит нашего мальчика...
Сигна смерила мать возмущённым взглядом, досыпая в кипящий мясной бульон перловку, ворчливо заметила:
- Дочку тебе послала Богиня! Внука Она тебе послала!.. Как бы не так... Беглая она, эта твоя Ирида. Рабыня она беглая!..
- Что ты болтаешь, Сигна?! Опомнись!- Мирна аж остановилась. Ребёнок, начавший засыпать, тут же открыл глаза.
- Нет, мама!- Сигна стояла над очагом, руки, упёртые в бока, и деревянная ложка на длинной ручке зажата в пальцах.- Я с самого начала знала, тут что-то нечисто. И что же?! Ты же не читаешь объявлений на стенах! А их как раз для таких, как ты, пишут... Эта девка сбежала из Дворца! Она – рабыня самого господина Кэйдара! Рабыня нашего возможного Правителя. Его собственность!
Праздник! Начался праздник! Праздник Ночных Бдений! Миром правила Нэйт-ночекрылая, а люди подчинялись Ей. На эту неделю забыты законы, по которым живут дети Солнцеликого. Всё и все меняются местами. Свободнорождённые и рабы, аристократы и простолюдины, взрослые и дети, отцы семейств и их непутёвые отпрыски. В эти дни – вернее, ночи! – господин запросто может сидеть со своим рабом за одним пиршественным столом, уважаемая всеми целомудренная мать семьи плясать в одном хороводе с публичной девкой. Много удивительного и даже чудесного можно увидеть в то время, когда демоны Нэйт получают власть над миром. Переодевания и маскарады, пиры в каждом доме, куда может зайти любой человек с улицы, пляски и хороводы прямо на улицах, обжорство и пьянки, свальный грех и ещё многое-многое другое из тех преступлений, за которые в иные дни можно и головой поплатиться.
Айна не участвовала в празднестве. Где ей плясать в её-то положении? Месяц, считай, до родов остался. Сил хватило подняться поздним вечером на дворцовую террасу. Отсюда, с высокой открытой площадки, весь Каракас светился праздничными огнями. Там праздновали, там веселились. Вся жизнь сосредоточилась там, на улицах города. Почти все аэлы сейчас с факельным шествием идут к главному храму в центре городской площади.
Первая ночь Бдений на то и первая, что требует по традиции присутствия всех верующих тогда, когда чудотворное священное пламя умирает и на глазах всех при молитве Отца Воплощённого оживает снова маленьким слабым язычком. Он, как младенец, требует от жрецов заботы и внимания. Это потом, в последний день Бдений, жертвенный огонь легко сожрёт свою жертву: горячее человеческое сердце. Сожрёт без остатка, без пепла – год будет удачным, без бед и несчастий.
А каждый факел или светильник в руке свидетеля чуда понесёт в своём пламени очищающую силу святого Божественного огня. От него зажгутся очаги каждого из домов не только в самом Каракасе, но и по всей округе.
Айна всего раз участвовала в факельном шествии, упросила Отца, ещё до свадьбы шестнадцатилетней девчонкой видела, а запомнила на всю жизнь.
Вот и сейчас в этом году, она никуда не попала. Но, если честно, не жалела об этом. Желания веселиться не било никакого. Сердце и душу заполняла печаль. Печаль и грусть. От воспоминаний о прошлогодних Бдениях не удавалось отделаться. Вспоминался Айвар, её милый сердцу варвар-мараг. Ведь год, считай, минул с той самой ночи, когда были близки в первый раз. Целый год прошёл. Тяжёлый и трудный для тебя... Лучший год в твоей жизни! За него не жалко и жизнь свою отдать.
А как первые месяцы неслись! Стремительно! Ты не дни считала – жаркие ночи! Время мерила ими, встречами этими тайными, украдкой, за спиной у мужа. Слепая страсть и страх разоблачения, они подогревали друг друга, смешались в одно целое, и от этого ощущения становились ещё острее. О том, что ходила по краю, по самой кромочке, позднее только поняла. А поначалу ничего не замечала, никого не видела! Никого, кроме своего милого!
Какое же это счастье, когда он рядом, когда его можно видеть в любую минуту. А сейчас? Что сейчас? Ничего тебе не осталось, кроме воспоминаний, кроме этой грусти саднящей.
Сердце аж заколотилось, заныло в груди, и ребёнок в животе отозвался тревожно коротким сильным толчком, будто спрашивая: «Ты чего там, мама?»
Да, маленький, мы одни остались с тобой. В неласковый мир предстоит тебе родиться, в недоброе время... Что хорошего ждёт ребёнка, если мать его и сама не знает, кто его отец. Как примет тебя Лидас? Ну, хоть Кэйдар, глядишь, оставит нас в покое после решения Правителя.
Айна со вздохом положила раскрытую ладонь на выпирающий живот, вторая рука легла на холодный мрамор перил. Ледяной ветер с моря, колючий, оставляющий на губах привкус соли, давно уже стянул накидку с головы. Айна чувствовала, что зябнет, что замерзают открытые руки и плечи, что холод пробирает до костей. Но уходить не спешила. Решила дождаться, когда торжественная процессия двинется назад. Потому что загадала: если повернут налево от рыночных рядов, то всё устроится в жизни у неё и её ребёнка, а если направо... Да, направо! Цепочка огней, как гигантская змея, извиваясь и дрожа, огибала главный храм Каракаса, устремляясь в правую часть города. Ветер, возвращаясь, приносил с собой крики, грохот барабанов и визг дудок, нестройное хоровое пение пока ещё трезвых голосов.
Это знак, должно быть, приготовиться к худшему. Хотя... Какие перемены могут теперь ждать тебя после всего пережитого? Что нового может случиться с тобой? Ничего! Ты так и умрёшь в этих мраморных стенах, лишённая права покидать Дворец Правителя.
* * *
Хадисса отказалась идти на представление, чуть поджав губы, ответила, скрывая в улыбке насмешку:
- И что интересного в этом развлечении? Подумаешь, событие! У нас уже давно проводят ритуальные бои по всем крупным праздникам...
С ней в одном лишь можно было согласиться: ей, женщине, не за чем глядеть на ритуальные бои. Что она в них понимает?
Отец Воплощённый тоже не будет присутствовать. Об этом Кэйдар узнал уже перед самым уходом. И Лидас. А Велианаса так даже в городе нет.
Ну и пусть! Буду один! Что в этом такого?
Аридис давно уже объявил о начале представления, но в ложе будущего Правителя появился только сейчас. И с одной лишь целью: напомнить о себе, заработать ещё одну похвалу в свой адрес. Знал, что господин Кэйдар всегда любил смотреть ритуальные бои, уж он-то знает в этом толк, сумеет оценить. Но господин Кэйдар оказался занят, говорил с начальником городской охраны. Вернее, больше-то Дириссий говорил, склонив в почтительном поклоне рано поседевшую голову, а Наследник, глядя куда-то в сторону, но никак не на арену, нервно барабанил пальцами по подлокотнику роскошного кресла.