Реверанс со скальпелем в руке

Глава 33

Георгий Шония нашел себя в отцовстве.

Нет, он любил своих мальчишек всегда, но любил как-то… безусловно, что ли? Просто как своих детей. Наверное, так любят многие отцы, редко бывающие дома, но наблюдающие там отрадную картину — дети здоровы, прекрасно выглядят, хорошо учатся, радуются им, охотно отвечают на вопросы о школьных успехах…

Он всегда понимал, что во многом это заслуга Нуцы, но не представлял себе, насколько.

Ему-то как раз с её отъездом стало легче. Не нужно виновато смотреть в глаза или прятать их, не нужно задерживаться, выискивая для себя причины. А теперь, после развода, Нуца будто увезла его вину с собой, освободила от видимого её присутствия. Внутри еще червоточило, противно рылось это неприятное чувство, но глаза его вина уже не мозолила, и за это он чувствовал огромную благодарность к бывшей жене. И облегчение — да.

Приходящая рыженькая работница готовила еду, клининговая компания организовала уборку. В доме было чисто, тихо, но как-то… тягостно и безнадежно что ли? Он опустел, будто вместе с женщиной из него ушла душа.

Георгий было решил, что это временно. Пройдет время, привыкнут мальчишки, и он тоже. Но, будто бы и оставшись с ним по собственному желанию, они молчали. Разговор с отцом сводился к коротким расхожим фразам. Видимой неприязни или прямого бойкота не было, но не было и ощущения семьи — видимость её и только. Георгий постоянно вспоминал об этом, думал, мучился даже, понимая, что всё катится не туда, совсем не туда… Хотел было обратиться за советом к матери, но потом решил, что это дело только их троих.

Методы? А хрен его знает! В его арсенале были только открытость и честность, потому что в прошлый раз это сработало — мальчишки его выслушали и услышали. Вот и теперь — сумеет он максимально честно объяснить свою позицию, сможет помочь им пережить это время? А там кто его знает — может и они ему? Нужно суметь. Иначе, даже если протянут вместе какое-то время, то потом подрастут, уйдут в самостоятельную жизнь и уже отдалятся окончательно и бесповоротно. В лучшем случае — звонки по праздникам.

Решение пришло неожиданно, случайно можно сказать. Дело сдвинулось с мертвой точки, когда утром, в свой выходной, он увидел, как Дато встаёт и просто уходит собираться в школу, оставив на столе всё, как есть — крошки, скомканную салфетку и немытые тарелку с чашкой.

— А убрать за собой? — как-то даже удивился отец.

— Наталья придет готовить и уберет, — оглянулся сын.

— И это всегда у вас так?

— А что? Мама убирала… нет, я могу, если так нужно, — помялся сын, — а вообще… посудомоечные машины есть. Тупо накидал туда и фьюить…!

— Я над этим подумаю, — пообещал отец.

Полдня думал. Когда ребята пришли со школы и пообедали, он сам убрал со стола, вытер его, но их не отпустил — попросил остаться для разговора. Говорить, сидя на кухне, почему-то казалось теплее, здесь они были ближе друг к другу. Здесь он хорошо видел выражение их лиц и глаз — черных, с длинными ресницами, красивых, как у Нуцы.

— Так, мужики… сейчас будет разговор. Мелкие вопросы пока отложим, сейчас нужно принять глобальное для нашей семьи решение и говорить по существу. Нужно вместе выработать стратегию на будущее. Я буду предельно откровенен, от вас жду того же. Хочу знать ваше мнение, даже если считаете — это может как-то меня обидеть. Готовы?

— Готовы… давай, пап, — заинтересованно ответили мужики. И дрогнуло растроганно внутри, поплыло что-то расслабленно — им же просто интересно сейчас! То, насколько серьезным будет разговор, дети пока не понимают. Ну…

— Мама уехала, но забрала только свою одежду и мелочевку всякую… женскую и по работе, — трудно начал он, — это не потому, что я жмот. А потому что у нас есть только квартира — хорошая, большая, ну и машина тоже. Так получилось, что свободных денег нет — ушли на лечение Маши. Сейчас я не о том, насколько этично… или правильно я поступил — иначе просто не мог. Даже мимо котенка пройти на улице трудно, а тут человек… дорогой для меня. Маша, скажем так, до сих пор жива только благодаря нашим с вами деньгам. Так, — запустил он руку в волосы, — что-то я… не совсем справедлив, наверное — лечащий и медсестра у неё хорошие. Но деньги нужны. А надежды на еще кого-то просто нет — с мужем она в разводе, родители где-то в Воркуте. Отец бывший шахтер, болеет, мать вся во внуках — так вот… Ну, ваше мнение?

— Ну, а это так важно — что мы думаем? Ты же уже сделал… ну — что хотел в смысле. А так… мы же не голодаем вроде? — отвел глаза Даня, — а с мамой нехорошо…

— Да, с мамой, — кивнул Дато, так же пряча взгляд.

— Сделал — да, единственное из возможного для меня. И солидарен с вашим мнением, что с мамой вышло погано. Поэтому и попросил у вашего деда сумму, равную половине стоимости нашей квартиры. Переведем её маме — ей понадобится на обустройство, а квартиру ей уже купил дед Иракли.

— А отдавать как потом? — ровно поинтересовался Даня, уже глядя отцу в глаза.

— А отдавать не придется, — прозвучало глухо и неловко, — дед отдал безвозмездно — они хорошо относились и относятся к вашей маме. Но чуть подождать ей придется — батя продает дедов дом под Питером, он им не очень нужен. Мне было неловко, вы должны понять — предполагалось взять в долг. Но, знаете, потом… потом я понял, что всегда сделаю для вас то же самое, если понадобится — отдам последнее. Наверное, это нормально, если ситуация действительно трудная. Но как мужику и по природе своей добытчику, мне все-таки не совсем нормально… Кстати, этот аспект тоже учтите — медицина не самая денежная профессия.

— Да ладно, па… это же не всё? Ты что-то еще хотел сказать? — зыркнул Даня.

— Ага, — опять нервно расчесал Шония волосы пятерней, — волнуюсь… а как вы хотели? Ну, а дальше у нас идет правда жизни: неизвестно сколько еще уйдет на Машу, а я буду бороться за неё до конца… любого конца, но сразу скажу — верю в лучшее. Но это означает деньги, отнятые у вас — кино, карманные, модное шмотье, что там еще…?

— Сборы еще, — напомнил Даня.

— Ну, спортивные сборы — это важно, на сборах экономить нельзя. К чему я вообще? Сейчас, когда я вам эту правду жизни огласил, у вас еще есть возможность выбрать — Грузия, мама, дед с бабкой, красивая сытая жизнь — они горбом своим зарабатывают её своим детям… и я тоже у вас есть. Или второй вариант: маленькие жизненные радости кладем на алтарь жизни чужого вам человека. Если вы решитесь на переезд к маме, я продам эту квартиру и все отдам вам — нужна будет квадратура побольше в Ваке… это самый престижный современный район Тбилиси, парковая зона, рядом университет. Если же вы со мной, а я очень этого хочу — очень… То мне нужна ваша поддержка — и моральная, и финансовая, а это жесткая экономия.

— Голодать что ли теперь будем? — прошептал Дато.

— Ты совсем что ли дурак? — огрызнулся на него брат.

— Ну, он хотел уточнить пределы лишений, я понял, — улыбнулся Георгий, — нет, голодать мы не будем. Но клининг отменяется. Мы — три здоровых мужика, вполне в состоянии убрать квартиру. Даня посильнее — будет пылесосить, Дато основательнее и щепетильнее — на тебе будет пыль. Вещи не разбрасываем, машинка стирает сама. С утюгом управляться научу. Кроме того, я выношу мусор и драю туалет и ванную. Посуда… обсудите очередность. Как вам первое предложение?

— Так-то терпимо, — настороженно согласился Даня, — а что — будет еще и второе?

— Да. Готовить тоже будем сами. Я что-то умею… родители хирурги — сами понимаете. Начинал с яичницы, дальше — больше. Сейчас подзабыл, само собой, но это, как езда на велосипеде… Гугл, опять же, в помощь — куча реальных рецептов для таких вот начинающих, как мы с вами, — развел он руками, — в жизни пригодится — гарантирую. Когда ваша мама мучилась токсикозом, она вообще на кухню не могла зайти — готовил я. Такая же ситуация может случиться и у вас в будущем — с вашими женами, или еще что-то… — заметил он, как странно переглянулись мальчишки: — Оглянуться не успеете… а умение готовить одно из главных в жизни. Это значит в важном деле не зависеть от других людей.

— Ну, блин! — заулыбался Дато, — я тогда — яичницу. И не жаловаться, если что.

— Это ты сможешь — не сомневаюсь, но нужно идти дальше, ставить цели интереснее и вкуснее, ну и полезнее тоже — мы не слабаки и пожрать любим. Предлагаю прямо сегодня, в мой выходной, попробовать всем вместе приготовить плов. Мы все его любим.

— Я лук чищу, — поднял руку Дато, — Ванька Дикунов рассказывал — его мама заставляет. Он чистит его в очках для плавания.

— Тогда нужно купить тебе другие, — озабоченно качнул головой отец, — твои нам нужны будут постоянно, оставь их на видном месте. Подумайте заодно, поройтесь там… Что-то же вкусное и несложное там предлагают?

— Жрачные сайты? — задумчиво протянул Даня, — я пошарюсь, обсудим коллегиально и скину на флешку. Потом можно будет читать прямо с экрана. С распечаткой смысл заморачиваться?

— Согласен. А пока займемся пловом. Да! Так мне звонить Наталье? Сказать, что мы в её услугах больше не нуждаемся? Голосуем, — и Георгий первым поднял руку.

Но сразу же и опустил её, помолчал немного…

— Ребята, не хочу для себя и для вас… где-то я нажал туда, где нужно, хорошо помня себя в ваши годы. Где-то надавил на «слабо». Не хочу, чтобы это выглядело, как манипуляция. Не потому, что — совесть. Она терпит иногда. Просто вы когда-то это поймете, а вы мне дороги. Давайте — на равных, как мужчины? Подумайте, посоветуйтесь. Завтра после работы договорим… Плов готовим, но Наталью пока не отменяю — у вас большинство, решать вам. Это может и нечестно — перекладывать на детей решение и ответственность, но я просто не вижу других вариантов, — встал Георгий и ушел с кухни, дав возможность сыновьям обсудить ситуацию.

Верил, что поддержат, но и хреново тоже было. Пять месяцев комы… сколько еще? А Маша спала. Ну сколько еще?

— Маш, Манюня… просыпайся уже, солнце моё. Я тебя на руках отсюда унесу, осточертело уже, правда… — в который раз тыкался он, как слепой щенок, в теплую Машину ладонь. Теплую… но с каждым днем шанс увидеть её по-настоящему живой сходил на нет.

В какой-то из дней о Маше спросил Даня. Что это было — простой интерес вперемешку с опасениями или действительно участие, Шония не вникал. Доложил всё, как есть.

— Пап… а если она очнется? — вдруг решился сын. Видно было, что именно — решился.

— Я вас познакомлю, Дань. Ты посмотришь, что она за человек. У вас есть выбор! Вы счастливые люди с Дато. Это счастье, когда он есть, а у меня его нет, сынок. Согласись — вы без меня выживете. Мне без вас будет хреново, по сути — сейчас вы для меня единственная опора с вашей поддержкой и пониманием. Но если вы выберете маму, я выживу тоже, потому что буду знать — вас там любят и сделают для вас всё возможное. Без неё же, Данька, я закончусь, а может и она без меня — просто не знает об этом. Что это, откуда, зачем…? Хрен его…? Но это так.

— Ну, ты же нас не выгонишь, — потерянно протянул сын.

— Ты, Дань, головой думай… Я Машу уже не отпущу, даже если будет сопротивляться — хватит, жевал сопли столько лет. Там еще характер — она упрямая, просто с ней не будет. Дань, не хочу выбора между вами. Если… ты же о том — если она выживет? Присмотритесь к ней, потом вернемся к этому разговору. Но всё так долго, настолько хреново… — голос дрогнул, и он потерянно отвернулся.

— Во ты, пап… действительно, — удивленно прошептал сын.

— И не говори! — улыбался Георгий, — вляпался по полной.

Разговоры по душам между ними вдруг стали необходимостью. Не о Маше — эти два раза и так вывернули душу наизнанку. По приходу с работы его ждала свежая еда — не всегда еще вкусная, но вполне съедобная еда. По-мужски сытная и простая в приготовлении: картошка по-домашнему, супы с нормальным количеством куриного мяса, плов, каши с мясом, простые овощные салаты, омлеты с шампиньонами и колбасой, иногда — покупные пельмени, если сыновья задерживались на тренировках по плаванию и баскетболу.

А Маша всё спала… Он несколько раз набирал отца и сбрасывал. Что истерить? Просто не с кем больше было поделиться своей неуверенностью и болью. А мальчишки будто и поняли его, но как-то настороженно, с ожиданием непонятно чего. Ясно же, что понять другого человека может только тот, кто пережил что-то подобное.

Маша лежала там — живая, дышащая. Пальцы шевелились, вздыхала иногда чуть глубже… Ему сразу докладывали и если не операция, он мчался к ней, садился рядом, смотрел, говорил… Может и правда — нужно говорить? Детский сад… честное слово! Потому что на звуковые раздражители она не реагировала, это показывала аппаратура. Но он все равно говорил — рассказывал об интересных операциях и сыновьях, о погоде и чертовом ковиде, который пошел на новый виток…

В один из дней, в конце апреля, выйдя из операционной, в которой все еще звучала музыка, подобранная Стасом, он услышал:

— Георгий Зурабович, кажется, есть хорошие новости о Маше. Звонили из реанимации, свяжитесь с ними. Или сами туда?

Он не стал связываться — сам поскакал, как резвый рысак. Ног не чувствовал, сердце разносило грудную клетку! Сколько времени боялся худшего, а сейчас почему-то был абсолютно уверен, что Маша выйдет нормально. Пять месяцев, это конечно много, слишком много, без последствий не обойдется, это понятно. Хотя для неё было сделано всё возможное. Теперь реабилитация — месяцев несколько. И всё же… всё же! Возле кабинета сидела и улыбалась ему навстречу Светлана:

— Георгий Зурабович! Виталий Иванович решил начать реанимационные мероприятия. ЭЭГ показал уменьшение индекса медленной активности и постепенное восстановление альфа-ритма.

— И это всё? А что послужило показанием к ЭЭГ? — напряженно допытывался Шония.

— Яркая реакция на световую, звуковую и болевую стимуляцию при очередном осмотре. Она выходит из комы, — улыбалась медсестра, — но вам нельзя туда, будете только мешать. Садитесь… подождем. И я спросить хотела, — замялась она, — вы обратитесь в профильный реабилитационный центр или…? Здесь есть все специалисты — физиотерапевты и невролог, а у меня есть диплом нейрологопеда. И женская помощь нужна при гигиенических вопросах и принятии пищи, массаж с эфирными маслами…

— С Гнатюком порешаем, — сцепив руки, старался Георгий говорить ровно и спокойно. Но глазами постоянно косил на дверь реанимации.

— Вы умничка, Света, но там же целый комплекс, расчету подлежит всё — от уровня нагрузки до самой программы. Посмотрим… Посмотрим.

Через какое-то время вышел Машин лечащий. Смотрел на Шонию, улыбался…

— Нормально! Спит, сейчас просто спит.

— Как спит? — возмутился Георгий, а потом обхватил врача за плечи и повел по коридору: — Виталий Иванович, ну хоть что-то…?

— Речевая под вопросом — там непонятно… она шептала что-то, но кажется по-французски. В школе учила?

— Да, у них с углубленным было. А что? Что она сказала?

— Красивый язык… особенно в женском исполнении. Что? Я не разобрал, тихо шептала.

— Но разобрали, что французский? Значит…?

— Замедленно, конечно. Речь или мышление? Гоша, не пыли, — устало отстранился он, — проснется — пройдет полное обследование, тестирование. В любом случае, ортопедическая и неврологическая реабилитация понадобятся, как и щадящая диета. Логопед? Вот заговорит по-русски… Ты зайди, посиди. Отцу сам, или я?

— Сам, сам, спасибо вам…

Маша спала, теперь действительно спала. В носу отсутствовал назогастральный зонд, сняты были с тела почти все датчики. В локтевой впадинке — катетер… Опять не удержался, взял в свою руку тонкую худую ладошку — осторожно, опасаясь разбудить. Привычно прислонился щекой, прикрыв глаза, поцеловал осторожно… И услышал сказанное шепотом во сне:

— Franзois, fils…[2]

Нет, видимых затруднений речи нет — ликовал Шония. Перевод? Перевод… он быстро вытащил из кармана блокнот и ручку, проматывая в памяти звучание слов, записал. Посидел еще, глядя на Машу. Спать хотелось… рядом тут же упасть и просто тупо спать — откат, понятно.

В коридоре, по пути в хирургию, ему встретилась старшая.

— Георгий Зурабович, может послать домой к Маше кого из девочек? Нужна будет одежда. Больничное застиранное как-то не способствует настроению, а просто свои тапочки да халатик…

— Не нужно девочек, Андреевна. Мы же дверь тогда ломали, ключи завезли мне. Заскочу по дороге домой. Маша будет до утра спать. Что-то ей там слабенькое накапали… утро мудренее, так же? — улыбался Шония.

— Так, — радовалась за него женщина, — идите, выспитесь тоже. Завтра трудный день — тестирование.

По дороге домой Шония заскочил в пока еще открытый цветочный и потерянно застыл перед ведрами со всем этим великолепием. Огромное количество цветов, на удивление, создавало в магазине неприятный запах.

— Вы что-то выбрали? — поинтересовалась продавец, — или хотелось бы что-то особенное?

— Что-то особенное, да, — согласился он, улыбаясь во весь рот. Начинало доходить — с опозданием, в мелочах… Он берет цветы для Маши, для живой Маши!

— Самые нежные… мне самые что ни на есть нежные и не пакуйте в целлофан, просто как-то… чтобы не завяли.

Из магазина он выносил действительно нежные белые ромашки с веточкой мелкой гипсофилы и парой ярких зеленых листочков, воткнутых в какую-то влажную штуку.

Возле Машиного дома еле нашел место для парковки — народ уже вернулся с работы. Быстро прошел в подъезд, сунул ключ в дверь и… никак. Подергал его, вынул, подумал… и нажал кнопку звонка. Дверь открыл Машин бывший. Секунды смотрел на Шонию, потом медленно спросил, меняясь лицом:

— Маша…? Что?

— Нормально, пришла в себя, — быстро снял куртку и ботинки Георгий и прошел мимо него в спальню. Оглянулся вокруг — теперь здесь было чисто, полный порядок. Мотнув головой, открыл шкаф.

— Ты что делаешь? — наконец отозвался от двери Сергей, — ворвался…

— Реабилитация, восстановление… — цедил сквозь зубы Шония, — не меньше нескольких месяцев Маня проведет в реабилитационном центре, нужна одежда. Тащи сумки, чемоданы… что тут есть?

— Сейчас, — дернулся Сергей и скрылся с вида.

А Шония стал быстро вытаскивать из шкафа всё женское — всё, что попадалось под руку, всё, что увидел. Кажется, бывший решительно настроен вернуться, уже забил шкаф своей одеждой.

Когда абсолютно вся одежда и личные вещи были собраны… Сумок не хватило, зимнее было объемным и Георгий стал увязывать его в простынь.

— Куда ты всё тащишь? — только сейчас заподозрил неладное Сергей, — зачем ей зимняя куртка? Расскажи про Машу. Как она там, когда к ней пустят?

— Карантин — что не ясно? Новая хрень ходит… сиди тихо — жди тут. И это… снести вниз помоги, в машину уложим. Я отвезу.

Укладывая вещи в машину, Сергей увидел цветы. Разогнулся, внимательно глядя на Шонию.

— Цветы — кому?

— Женщине. Глупый вопрос. По Маше звони в отделение, её скоро переведут в интенсивную. Всё! — захлопнул он дверку, — спасибо за помощь. Бывай.

Ехал домой. Вначале хотел завезти Маше халатик, тапочки, что-то из белья, цветы само собой. Сейчас же…

От подъезда позвонил сыновьям:

— Спуститесь, мужики, помощь нужна.

Стоял возле машины, всей грудью дышал весной… Ранняя, она лезла в глаза светлой зеленоватой дымкой над деревьями, в нос — запахом первых липких почек, в уши — тиньканьем какой-то неугомонной птички.

— Спать пора, дурная, — посоветовал ей мужчина, улыбаясь. А потом из подъезда выскочили мальчишки.

— Выгружаемся. Сразу говорю — это вещи Маши, у нас они временно, дальше будет решать она сама. Но там такое дело… её бывший оккупировал квартиру. Ей нервотрёпка противопоказана и вообще…

Наблюдал, как мальчишки безо всякой охоты тащат вещи, переглядываются… Ладно. Будет день, будет пища. Маша вышла и вышла неплохо… это главное.