Реверанс со скальпелем в руке

Глава 23

Мужчина был высоким, худощавым и… жилистым, наверное. Походка, осанка… Раньше я бы сказала — спортсмен. Или танцор. По сравнению с тяжеловесными гренадерами барона де Пирея он был тонковат, но слабым не выглядел. Лет… тридцати — тридцати пяти, наверное. Но здесь я с трудом определяла возраст — часто ошибалась в результате. У детей и молодых ребят — легко, а взрослые здесь, как правило, выглядели старше своего возраста. Раньше взрослели?

У мужчины были резкие черты худого лица, черные глаза, каштановые волосы и нос с горбинкой — запоминающееся лицо… умное, живое. И очень французское — типаж такой… Одежда темная — сапоги, штаны, средней длины камзол, и только белая рубашка с намёком на скромное жабо выглядела живенько.

И он получил письмо Дешама. Читал его — точно, потому что смотрел на меня с напряженным интересом. И без улыбки, будто гадости какой ждал… или просто был настороже. Да он и шел-то, похоже, чтобы посмотреть на меня, это как-то сразу стало понятно.

Остановившись шагов за пять, он слегка поклонился, красиво взмахнув рукой, будто держал в ней шляпу, и представился:

— Виконт Рауль Этьен де Монбельяр. Мадам… баронесса дю Белли?

Сделав шажок правой ногой назад, как бы становясь в танцевальную позицию и прихватив юбки, я низко присела, склонив голову. Малый реверанс — приветствие при первом знакомстве, а также уважение, выказываемое таким образом еще и некоторым духовным лицам. Я готова была сделать и глубокий придворный — лицом в пол! Мне нужно было хорошее отношение этого человека, а в идеале еще и помощь в продаже дома.

— Вдова дю Белли, урожденная де Лантаньяк, мсье виконт. И друг Жака Дешама.

— Мне очень приятно видеть вас… позвольте, мадам?

Я протянула руку для поцелуя и с формальностями было покончено. Немного напрягало, что мужчина просто взглянул на Бригитт и кивнул ей, а она, сделав книксен, отошла в сторону, давая нам поговорить. Было неловко… я уделила бы ей больше внимания, но кто знает, какие у них отношения?

— Баронесса, Бригитт, позвольте пригласить вас в шале… разрешите проявить гостеприимство, показать дом, — немного исправил ситуацию мужчина. А может всё и до этого было в пределах нормы. Потому что женщина заулыбалась и, шепнув что-то мальчику, пристроилась за нами. Виконт предложил мне локоть. Секунду подумав, я приняла его — де Пирей так выгуливал меня по бальному залу, значит и тут можно.

И мы не спеша пошли — по улице, по тому мосту через реку и дальше — в гору. Не так и далеко, как вначале казалось. Но по дороге он успел расспросить, а я рассказать про службу Дешама, сколько у него теперь детей и как в общем обстоят дела в полку. Стало ясно, что если дружба между ними и была, то давно. Хотя при желании виконту ничего не стоило подскочить в Безансон. Ну, или доктору сюда.

Потом мы подошли к дому. Вблизи каменная коробка казалась еще угрюмее. Небольшие окна, грубые обводы…

— Крепость очень стара, строилась четыреста лет назад, как фортификационное сооружение для контроля над соляным путем. Здесь стоял небольшой гарнизон. Семья не жила… Потом было сделано некоторое переустройство… — рассказывал мужчина историю дома. У него даже не сбилось дыхание от того, что все это время мы шли в гору. И я решила на будущее, что обязательно стану много гулять и тренировать дыхалку — в моем положении полезно.

Внутри дома было чуть лучше — чистый пол, камины вычищены от золы, мебель массивная и тяжеловесная, но видно, что из ценных пород дерева и даже с элементами резьбы. Особенно красивыми были кресла — с высокими прямыми спинками и деревянными подлокотниками, с пышными вышитыми подушками на сиденьях. А вот кухня была скудно оборудована посудой и всякой всячиной, нужной и даже необходимой при готовке — это бросалось в глаза. И там орудовал мужчина — средних лет, молчаливый и такой же сухощавый, как и виконт. Он только обернулся на звук наших шагов, поклонился и снова отвернулся к плите.

— Мой слуга и друг — Андрэ.

В очаге горел огонь, на двух прутах на огне стояла большая сковорода, закрытая крышкой. Вкусно пахло…

— Андрэ хорошо готовит и не только… Я попросил его сделать омлет с шампиньонами. Прямо над нами на горе козий выпас и всегда много этих грибов. Вы разделите со мной завтрак, баронесса? — опять как-то настороженно заглядывал он мне в глаза.

— Я тогда помогу вашему Андрэ, синьор, — кивнула Бригитт, — где прикажете накрывать?

— За домом, на лужайке. Андрэ?!

— Я услышал, — кивнул тот от очага, — почти готово… еще чуть подрумянятся грибы. Пино Нуар?

— Лучше горячего молока с медом, — повел меня из кухни виконт.

А я не знала, что думать. И так чисто условная, легкость в общении совсем пропала, я просто слушала и молчала. Вспоминала, что Алэйн лила вино в воду, не спрашивая. А о вреде алкоголя для беременных в это время могли и не знать. В письме доктор рассказал обо мне все? Или молоко — чисто согреться? А вино утром — это вообще нормально? Проклятая реальность! Я много расспрашивала Дешама, но нельзя сразу вложить в голову всё то, что обычно вкладывается в нее с самого рождения. Когда я соглашалась на «гости», виконт вызывал осторожную симпатию. Сейчас уже нет. Знает или не знает — мучилась я.

— Я хотел бы показать вам и второй этаж, — вел он меня к лестнице.

— Не стоит, — остановилась я, — подождем лучше на улице.

— Это важно, мадам — то, что я скажу сейчас, — внимательно смотрел он на меня, — вам больше не нужно бояться. С этого дня вы под моей защитой. Будьте добры посмотреть весь шале… я мог бы сделать его уютнее и теплее, но не представляю — как. Вы посмотрите?

— С удовольствием посмотрю и помогу советом, если смогу, — решилась я, придерживая рукой кожаный чехол скальпеля: — А за это вы дадите мне почитать письмо Дешама, потому что я уже и не представляю — что там может быть? Вы непонятно смотрите… Будто ждете неприятностей, но все равно зачем-то заставляете себя продолжать общение.

Мужчина улыбнулся. Но он и правда странно смотрел. Особенно сейчас — будто я, наконец, оправдала его ожидания. И даже плечи, казалось, держал уже не так напряженно. И ногу так отставил… расслабился? Весело ему…

— Мы договорились? — уточнила я, собираясь в случае отказа просто развернуться и уйти. Наверное, попади я на Восток, совсем пропала бы — там вообще за цветистыми словесными выкрутасами текста не видно. Здесь тоже явно происходило что-то непонятное — по ощущениям. И виноват тут мог быть только Дешам. Все-таки общаться с военными было намного проще. Здесь же нужно вести себя как-то по-другому, а я не совсем была уверена — как. Предполагала… но играть глубоко светскую даму все равно долго не смогла бы. Так что…

— Мы договорились, — улыбался виконт. Приятно улыбался. Люди по определению выглядят лучше, когда улыбаются и он не был исключением.

На втором этаже по обе стороны от лестницы расположились два просторных холла, а дальше шли комнаты — три с одной стороны узкого коридора и три с другой. В комнатах, которые он показал, были устроены камины и имелась мебель — кресла и кровати с занавесями (для тепла). Полы устланы коврами, а стены завешены гобеленами. Занавеси со сборками, скорее всего, прикрывали стенные ниши, потому что других мест хранения не наблюдалось — старая постройка. Гобелены со сценами охоты — рыжие и ярко-красные с желтым ковры на полу. Пестро, аляповато, но хотя бы не мрачно. Обставлены были только две комнаты…

— Остальные пусты, — доложил мне виконт, — что вы скажете, вам понравилось шале?

— Глазу не скучно, это точно. Наверное зимой, когда за окном серость, все это радует, — кивнула я, потом еще добавила, чтобы не обидеть: — И ничего лишнего, только необходимое. Не представляю, что тут советовать? Я и сама люблю простоту. И простор.

Наверное, он любил этот дом, а я угодила похвалой. Потому что, довольно улыбаясь, он прошел к бюро во второй спальне и достал из него письмо. По виду не то, что сегодня передала я, а другое — более раннее, целых три листа.

— Прошу вас. Не буду мешать, — отдал он его мне и указал на кресло у окна: — Здесь вам будет удобно. А я проверю, как справляется Андрэ. Жду вас внизу.

— Спасибо, — сразу успокоившись, я уселась и уставилась на чернильные строчки. Почерк мэтра с выкрутасами узнала сразу:

«Приветствую вас, Рауль!

Не думал, что придется когда-нибудь просить Вас о помощи. И не в моих привычках вспоминать долги, кои таковыми и не являются. Но Вы тогда сказали! И сейчас я вынужден напомнить Вам те Ваши опрометчивые слова, потому что отдаю Монбельярам сокровище. И хочу, чтобы оно было присмотрено. Сокровище независимое, строптивое и своенравное, друг мой. Вначале она бесила меня так, как ни одна женщина, которую я когда-либо знал. Но с самого начала я разумно решил дать себе время присмотреться. И держал себя в руках… сейчас у меня не нервы, а корабельные канаты. И огромная любовь в сердце к этому ребенку, потому что ее сердце, кажется, может вместить в себя целый мир.

Рауль, эта женщина ждет ребенка. Это ни в коем случае не является ее позором, и Вы не должны сомневаться в том, что она достойна Вашей защиты. Будьте и Вы достойны её заботы, потому что она обязательно будет проявлять её в отношении всех, кто в ней нуждается — такой человек.

Она лекарь. Хирург. Не сомневайтесь в этом. Я не стал выпытывать — откуда у нее знания, которые не могут принадлежать нашему времени? А это так — снова не сомневайтесь. Но она умирала когда-то, так может причина в этом? И Господь наградил эту душу за её доброту? Я не набожен, друг мой, Вы должны помнить наши разговоры. И до сих пор я считаю, что душа нашей Церкви давно сгорела на кострах инквизиции. Любовь к Нему выжгли и остался только страх, а он отталкивает. Но сейчас я мог бы вернуться к Богу, если бы точно знал — то, что Голубка жива, его рук дело.

Солдаты зовут её Голубкой… я мог бы писать о ней много и уже только хорошее. Но лучше узнайте её сами и не подавайте виду — ничему не удивляйтесь, хотя она удивит Вас не раз и в мелочах, и в большом…. Как и я дал, дайте и Вы ей время. И тогда поймете, что Ло и Монбельярам несказанно повезло — у них теперь есть Маритт дю Белли урожденная Лантаньяк.

Присмотрите за ней, огласите свою над ней опеку, как синьор Ло. Потому что есть в этом мире люди и есть мерзавцы, а я хочу жить спокойно, но не смогу, если не буду уверен, что она под надежной защитой.

Долг жизни будет списан, Рауль, если Вы присмотрите за дамой дю Белли. Жду подтверждения, что это послание дошло. Хотелось бы знать — что с Вашим здоровьем сейчас? Как ваша семья? Пишите об этом все, что сочтете возможным.

С глубочайшим уважением. Ваш Жак Дешам.»

Когда сильно хвалят, чувствуешь себя неловко. А доктор явно меня перехваливал и доброту мою переоценивал. Потому что вначале он тоже меня подбешивал и не только он. И я тоже вначале держалась усилием воли и лучше бы ему не знать — что я иногда думала. Но это так… от такого его отношения было немного неловко, но больше приятно…

Тут нарисовалось другое… И понятно стало поведение хозяина — в письме все выглядело так, будто я ехала специально к нему. И ждала помощи от него. А знакомил с домом… решил, что и жить я намылилась к нему же? Отказать старому другу он не мог — вылечил, спас жизнь? Хреновенько… задумалась я, не представляя себе с чего начать разговор там — внизу. Насколько прилично выглядел такой «мой приезд» к незнакомому человеку и мужчине, думать не хотелось. Но Дешам считал, что всё в пределах… Придумала…

Стол, накрытый длиннющей, в пол, скатертью, стоял в затишном месте на солнышке. Стены дома и башни прикрывали этот уголок от ветра, с высоты открывался вид на Ло, реку с перекатами, виноградники дальше в долине, невысокие горы… Красиво. Виконт помог мне сесть в кресло, укрыл со спины чем-то похожим на плед и сел за стол сам.

Посуда была красивой, но не из разряда дорогих. Кружки с горячим молоком прикрыты керамическими крышечками. В центре стола — выточенный из камня плоский круг. На него Андре поставил сковороду, до сих пор прикрытую крышкой. Виконт велел ему:

— Нам с баронессой предстоит важный разговор. Никто не должен слышать его. Андрэ?

— Я услышал. Но омлет не будет ждать, есть нужно немедленно.

— Я услышал, — широко улыбался хозяин, а слуга необъяснимо завис, изучая выражение его лица.

— Развлеки Бригитт, она слишком любит новости, — коротко велели ему уже без улыбки.

Когда слуга ушел, я прокашлялась… Но виконт уже снимал крышку, а там… С утра я ела кашу, но вот это игнорировать не смогла — пышная ароматная масса, присыпанная подрумяненными грибами и гренками из белого хлеба, трава какая-то, масло сливочное растаяло… На моей тарелке появился кусочек — на пробу, потом еще один — поосновательнее… Мужчина ухаживал за мной, не забывая и себя тоже. Потом я грела ладони о теплую чашку и говорила:

— Дешам написал очень приятное для меня, эмоциональное письмо. Я тоже люблю его — он хороший и умный человек. Но он забыл сообщить, что имя ваше всплыло в нашем с ним разговоре случайно — когда я назвала деревню. В Ло мне принадлежит дом, и я собиралась ехать сюда жить… То, что дом, подаренный мне деверем, находится в вашей синьории — случайность. Но Дешам ухватился за эту возможность успокоиться на мой счет, потому что очевидно доверяет вам. Вы изначально неправильно поняли ситуацию.

— Может быть, — уверенно смотрел он на меня, — но разрешите задать вам вопрос?

— Да хоть десять — после такого завтрака, — согласилась я.

Жесткое выражение лица смягчилось, хотя улыбаться мне виконт больше не стал. Но спросил уже без напора:

— Чье имя вы собираетесь дать своему ребенку?

Я с пониманием кивнула, так же открыто глядя на него.

— Это раньше «титул» означало — земля. Сейчас много безземельных дворян, которые владеют только привилегиями. Не думаю, что, дай я своему ребенку имя де Лантаньяков, отец затеет со мной судебную тяжбу. Но даже если возникнут какие-то трудности с оформлением документа… После некоторых событий я поняла, что громкое имя еще не делает человека достойным. Он… или она вполне может вырасти таким же, как Дешам. Может иметь профессию, утвердиться в которой помогу я. Постараюсь воспитать достойного человека.

Виконт внимательно выслушал меня. И вот что мне нравилось тут — у них… очень сильно нравилось?! Здесь умели слушать. Меня сто раз уже перебили бы там — у нас, а здесь говори хоть час! Тебе его дадут.

— Не хотелось бы спорить с дамой, — сложил мужчина руки на груди и откинулся в кресле: — Но трудности с получением титула обязательно возникнут. Личность нового дворянина определяется системой доказательств, которая позволит ему когда-нибудь воспользоваться теми привилегиями, о которых вы сказали: войти в различные ордена, органы и учреждения. Право на наследование будет проверять служба Хранителя печатей, чтобы сделать соответствующую запись. А чтобы поступить в военное заведение, полагается иметь четыре титула или около ста лет дворянства. Дешам же воспитывался при дворе отца и получил блестящее домашнее образование — во всех отношениях. Каллиграфия, науки, конная езда, владение шпагой, танцы, грамотная речь… даже стихосложение и философия. Все это у него было. Что получит ваш сын, проживая в Ло?

— Это может быть дочь…

Виконт молча смотрел на меня. Убедительно так, вдумчиво… без слов. Я тоже подумала и глаза отвела. Признавать свою неправоту всегда неприятно, а тут прав был он. И будто мысли мои услышал:

— Я прав. В лучшем случае, она выйдет замуж за кузнеца или винодела. Благодаря вашему титулу станет желанным призом, здешние мужчины её не упустят. Я предлагаю вам брак, баронесса, и свой титул вашему ребенку, — бабахнуло, как гром с ясного неба!

— Мдя…? — пожевала я губами и трусливо перевела взгляд на Ло. Кажется, желтых оттенков на вершинах холмов со вчерашнего дня стало еще больше, а я подмерзала. Вроде и холодно не было — градусов двадцать так… навскидку — по Цельсию. И юбок на мне хватало, но вдруг поняла, что потряхивает. Только рукам, сомкнутым мертвой хваткой на чашке, и было тепло. Молоко уже чуть остыло и его можно было пить. Я и выпила не спеша. Виконт ждал. Что-то нужно было говорить. Наверное.

— Объясните, — попросила я.

— Мне нужна жена.

— Хорошо, — признала я, — допустим она срочно нужна. Бывает. А ребенок?

— Мадам… не будь у вас ребенка, я не предложил бы вам брак, — чуть замявшись, признался мужчина: — Вы очаровательны и прелестны, но…

— … прелестных много, а бывают и куда прелестнее, — помогла я ему. И тут во мне проснулся медик: — Раз уж у нас разговор по душам… очевидно, у вас не может быть детей?

— У меня не может быть детей, — ровным тоном и недрогнувшим голосом согласился он. Смирился, похоже. Было на это время. Я хорошо его понимала.

— Такое бывает и люди как-то с этим живут, и даже вполне благополучно. Но вам зачем-то нужен ребенок. Он должен будет вступить в борьбу за наследство? — настырно выясняла я. Нужно было понять.

— Нет. Титул герцога Вюртемберга и графа Монбельяра ваш сын не сможет наследовать никогда — слишком большая череда наследников перед ним. Я — четвертый сын. Сейчас титулом владеет мой старший брат. А удел других — шпага или мантия. С военной службы я ушел после ранения, к духовному пути, судейству и канцелярии склонности не имею, хотя сейчас это не порицается даже в отношении высоких домов. Весь мой синьорат — Ло.

— А герцоги у нас… впрочем — неважно, — не стала я выяснять несущественные мелочи, раз уж не светит: — В чем тогда дело?

И вдруг поняла, что мне и это не интересно. Не смогу потому что. Сложить жизнь на алтарь просто не готова. Может, я в принципе хреновая мать, а может и человек — так себе…

— Знаете, виконт… наверное, я пока еще недостаточно люблю своего ребенка. Так бывает — вначале мне просто трудно было поверить в его существование. Сейчас я приняла это и радуюсь. И может, подержав его на руках или приложив к груди, я и смогу пойти на любые жертвы. Даже скорее всего. Но не сейчас еще… Даже ради него я не смогу… просто не хочу ложиться под незнакомого, чужого мне человека. Вполне могу и не выносить дитя… спокойствие, знаете ли, дорогого стоит, — подняла я руки ладонями вперед, останавливая его. Слушай — я тебя выслушала.

— Потом мне придется терпеть унижение из-за ваших содержанок — просто потому, что брак наш случится по чистейшему расчету. О любви или просто симпатии не то, что слова не сказано — мысли не мелькнуло ни у вас, ни у меня. Может это и нормально, потому что так принято, но меня не интересует. Прежде всего у ребенка должна быть счастливая мать, а дальше видно будет. Спасибо, что вы открыли мне глаза, указав на риски. Но, увы… Скорее всего, я продам дом и уеду туда, где для моего сына будет больше возможностей.

И тут я поняла, что трясет и колотит не только меня. Я плохо знала его, но видно было, что разговор стоит ему не просто нервов, а может и лет жизни. Потому что на лице… человек страдал! Тут речь не о женитьбе! Там другое и все настолько серьезно, что мне становилось страшно — глядя на меня, он на что-то решался. Решался мучительно и тяжело. Я сжалась под пледом и глаза опустила, чтобы не видеть… как умирать буду? И зажмурилась.

Может его и трясло, но голос звучал ровно:

— Вы не правы, баронесса, в том, что касается симпатии. Вы первая женщина и второй человек после Андрэ… Я не стану настаивать и отпущу вас, мадам. Скроюсь куда-нибудь… в ту же Акадию, или Китай — мир огромен. Я вынужден буду, но я устал! Я старюсь уже — вы видите? — развел он руки, будто не понимая — почему и за что?

— Вы сильный, красивый мужчина, виконт… — о чем он? Я не понимала… Жизнь проходит?

Но похоже он моего блеянья не слышал — взгляд отчаянный, речь сумбурная. Инсульт запросто… у нас он молодеет. Я тихо паниковала, а он, похоже, решился:

— Я стал бы замечательным отцом вашему сыну. Я многое знаю и умею — кроме всего, перед вами первая шпага герцогства Вюртенбергского и графства Монбельяр. Но это не важно! Я взял от этой жизни все, что она могла дать, кроме того, чего лишила… Я — не мужчина, мадам, — наклонился он ко мне над столом. Пальцы вцепились в стол и побелели.

— Ранение, — выдохнул он, — Дешам считает, что спас меня… наверное. О последствиях он не знает. С тех пор я понял, что существует много других радостей, кроме плотских. Но чего я никогда не прощу им — там, — вскинул он взгляд к небу, — вернулся едва живой, лежал… а в соседней комнате умирала родами Дюши. То малое… нет — самое большое в мире, что наполнило бы мою жизнь смыслом, у меня отняли. Я устал скрывать свой позор, устал что-то доказывать, изворачиваться, лгать! Это противно моей натуре… нет — никто такого долго не выдержит. Хочу покоя… — задохнулся он словами.

— Я принимаю ваше предложение и согласна родить вам ребенка. Спасибо за доверие, Рауль, — отвела я взгляд и смотрела на Ло… Пускай успокоится. И я успокоюсь.

Даже представить было страшно — чего ему стоило сказать это «я не мужчина». Так понимает, наверное — что в этом весь смысл и вся суть мужчин. А почему я так не думаю? Потому что уже поумнела. А когда-то пришла к тому же выводу, что и он, и умерла… А он сколько еще протянул бы? Смог бы в очередной раз выстроить ориентиры, создать для себя смысл будущей жизни практически из ничего, из воздуха…? Без понимания и поддержки близких — понятно же! Потому и кинулся за этим к чужому человеку. Когда наболело до предела!

Минут через десять виконт де Монбельяр за руку вывел меня ко входу в дом. Андрэ и Бригитт сидели на длинном бревне, уложенном на край земляного вывала — как на скамейке и о чем-то тихо говорили. Виконт провел меня к ним и сказал, улыбаясь:

— Баронесса согласилась стать моей женой. Бригитт… поздравьте нас первой. И проводите мадам… я сейчас поеду говорить с кюре о помолвке — время позволяет. Вы не против такой спешки, Маритт?

— Нет, Рауль. Я — только за, — тоже улыбалась я.

Поверила как-то… это самой трудно понять и объяснить трудно. Выбрала я сердцем или может — чуйкой? Или разумом, что вряд ли… Неважно! Я решилась. Потому что не прозвучало ни одной фальшивой нотки. Это чувствуешь…. В голове у меня пока еще схематично, но уже сложился его образ. И если бы где-то между всеми этими жуткими словами скользнула скупая мужская… или хотя бы глаза увлажнились — и я не поверила бы. Но они сияли сухим горячечным блеском. Это я понимала, это было знакомо…