Реверанс со скальпелем в руке

Глава 19

— Доктор… мне нужен виноград — сладкий, самый сладкий и срочно, — улыбалась я доктору, возвращаясь в свою палатку с пустым горшком. Сода помогла и теперь я знала. Да и раньше знала, но сейчас была поставлена жирная точка — нет больше сомнений и неуверенности.

— Сейчас сезон, — почесал за ухом Дешам, — а может — сразу вино?

— Нет — сладкий виноград и срочно — будем делать тот эликсир, плесень вызрела до зеленой. Нужна глюкоза и дрожжи… их нет, как я понимаю, как и многого другого, а значит… — бормотала я, все больше расстраиваясь: — Забродим небольшое количество сока и выварим, минут так тридцать…

От бессилия и неспособности применить здесь свои знания, на глаза набежали слезы. У меня просто не было нужных ингредиентов. В наше время они продавались готовыми, а чтобы добыть их здесь, даже знай я — как, понадобилась бы целая химическая лаборатория. Нужен питательный раствор и в голову приходила только глюкоза — виноградный сахар. А убитые кипячением винные дрожжи должны послужить питательной средой в свою очередь, за неимением лучшего. Дальше в охлажденный раствор нужно подсадить зеленую плесень, настоять несколько дней… Но это все — время, а его не было.

— Мари… — отобрал Дешам горшок и, осторожно отставив его в сторону, обнял меня и погладил по голове: — Ну что вы? Первый раз вижу вас в слезах.

— Я хочу сделать, знаю — как, но не умею, док… не имею возможности, — рыдала я, расчувствовавшись от его сопереживания. И так здорово это было — хотя бы ненадолго позволить себе маленькую слабость.

— Как мне это знакомо, девочка, — отстранил он меня и встряхнул за плечи: — Будет вам виноград, хватит, Мари. Пойдемте к нашему мушкетеру…

Я вытерла слезы и опять заулыбалась — гормоны, блин… Мушкетеры — звучало красиво, а на самом деле означало просто стрелков из мушкета. Раньше были фузеи и стрелков называли фузилерами, а скоро и мушкеты отойдут — на вооружении здесь уже есть более современные виды стрелкового оружия. Придворные мушкетеры, в состав подразделения которых хотел попасть в свое время д’Артаньян, не имели ничего общего с войсками, как таковыми — придворные гуляки, дворяне на самообеспечении…

Наш мушкетер лежал тихий и бледный. Люк, который дежурил возле него попеременно с доктором все это время, отошел в сторонку. Я присела и прощупала пульс — слабый, но ровный. Жара нет… кажется, у нас есть время.

— Терпимо, голубчик? Вы мочились после операции? О, это уже замечательно. А сейчас мы с вами переживем еще одну не очень приятную процедуру — небольшую клизму. Так нужно. А потом поставим вам газоотводную трубочку. Это все не больно… — мягко уговаривала я его, увидев панически расширяющиеся зрачки: — только немножко неловко, правда же? Но это такая мелочь по сравнению с вашим здоровьем.

— Пускай тогда лучше Дешам, — прохрипел мужчина.

— Ну… как вариант, — согласилась я, — мы с ним обсудим объемы, а вы пока привыкайте к мысли… Согните чуть ноги в коленях, приподнимите их, так лучше для перистальтики. Помоги, Люк. Нам не нужно давление в кишечнике. Вы же понимаете?

К вечеру я успела подавить доставленный с ближайшего виноградника темный виноград, отжала сок и даже подержала его на солнышке, а потом укутала на ночь, унося в палатку. В чуть подслащенной кипяченой воде уже настаивалась зеленая плесень — на всякий случай, вдруг на питательном растворе приготовить не успеем? Шов не кровил, и я рискнула обложить его хорошенько промытой плесенью, наложив неплотную повязку.

Вечером больной уже потихоньку ложился набок. Его тепло укутали, а край палатки подняли, чтобы мы могли видеть его, а он нас. Горел костер… возле него сидели мы втроем.

— Я только сейчас заметила, Жак — вокруг никого. И во время операции не было зрителей. Странно — народ у нас любопытный, — тихо проронила я. Настроение было такое… казалось — говорить можно только тихо-тихо, чтобы не спугнуть, не дай Бог, хрупкое благополучие.

— Полк готовится сменить место дислокации, — напомнил мэтр, — полковник строг, все получили указания и не смеют не последовать им.

— Как все серьезно, — бормотала я, отщипывая виноградинку за виноградинкой и блаженно щурясь. На плечи мне Люк набросил тонкое одеяло, а Дешам заботливо завернул его, накрыв ноги. Я держала на коленях миску с виноградом, мне было тепло и хорошо… угольки костра мерцали, затухая…

А вот то, что у Мари, как у любой другой знатной дамы, не было теплой одежды, кроме шалей разной плотности… было не очень. Считалось, что дойти до кареты с жаровней хватит и этого.

— Моей дочке почти столько, как вам, Мари… а сын — ваших лет, — вздохнул доктор, наверное, объясняя так свою заботу: — Давно у них не был. Но скоро смогу навестить — в казармах есть еще один врач.

— Первым у вас родился мальчик… — мечтательно улыбаясь, подхватила я приятную для себя тему, — у большинства семейных пар первенец — мальчик. Но с каждой последующей беременностью родить маленького мужчину становится все труднее. Чем старше родители, тем меньше у них шансов увидеть своего ребенка мальчиком. И часто мужья злятся, желая иметь много наследников и не понимают, что пол ребенка зависит только от них.

— И почему же это — от них? — удивился Люк, слушавший меня с открытым ртом.

— Девочка или мальчик родятся — зависит только от мужчины. Я нарисую — хочешь? Смотри — вот это женская матка, а в ней — самое начало жизни… — чертила я палочкой схему оплодотворения и объясняла тонкости, — хвостатики, которые мальчики… они более шустрые и подвижные, но не такие живучие, а вот хвостатики-девочки сильнее и терпеливее — они могут ждать своего «звездного часа» внутри матки несколько суток. Поэтому мальчики, как правило, зачинаются на пике женской готовности — они всегда успевают первыми… Если захочешь, чтобы у тебя родился сын, нужно заниматься любовью во время овуляции — в середине цикла, а если дочка — сразу после «красных» женских дней.

— Это точно — всегда так? — тихо поинтересовался Дешам.

— Ох, не всегда, — призналась я, прикидывая в уме и свои шансы заодно: — Но по большей части… Точного рецепта не было и нет, потому что точный срок овуляции даже… в общем — не так просто вычислить. Люк, ты не слишком устал? Сыграй, пожалуйста… вечер чудный такой.

— А что сыграть, мадам? — с готовностью вытащил тот свирель откуда-то из-за пазухи.

— Детскую… колыбельную, то есть, — исправилась я.

Потом уже я развлекала наше маленькое общество — тихонько пела «Палому», а потом и «Ланфрен-ланфра»… будто нужда какая-то была сделать этот вечер как можно приятнее для всех его участников. Будто предчувствие…

Но осложнений не случилось. Чудом, не иначе… Слегка поднялась температура, которая могла быть реакцией на вмешательство, и я сразу подключила пенициллин — слабенький водный раствор, которым каждые полчаса смачивала язык пациента. В наше время это не значило бы ровным счетом ничего, но здесь запросто могло оказаться решающим.

А через неделю полк передислоцировался на зимние квартиры в казармы цитадели Вобана. Мы выезжали в последнюю очередь и была возможность посмотреть, как маршируют мимо здоровенные гренадеры, гарцуют на конях офицеры, несут личное оружие на плечах фузилеры… мушкетеры, то есть. Чистые, нарядные, в белых штанах… бред какой-то. Всплывали перед глазами кадры «Войны и мира» и вдруг так…тяжело как-то защемило сердце. Не дай мне Господь когда-нибудь на своей шкуре узнать, что такое сортировка, как бывает в медицине катастроф или уже при ковиде.

Сволочи какие и бестолочи… Какие же идиоты — тоскливо думала я, глядя на солдат, среди которых мелькали знакомые уже лица. Гнать людей на убой, поставив огромный белый крест на груди в виде ремней… чтобы противник не промазал не дай Бог по мишени? А плотно сомкнутый строй для того же? Ну бред же! И где тут ум?

Проезжая по знакомым уже улочкам Безансона, порядком оживившимся, когда по ним двигался полк, я решалась на разговор с Дешамом. До бала, на который я возлагала такие большие надежды, оставалась еще неделя. Время летело быстро и так же быстро и неумолимо я опускалась с небес на землю.

Такой единичный «выход в свет» только в сказках да фантастических романах мог стать судьбоносным и решающим. Но в жизни так не могло быть и не было. Браки между аристократами практически всегда были договорными, при этом обязательно оценивались перспективы и выгода. Так что мне предстояло просто развлечение, причем сомнительного плана. Риски перевешивали плюсы, удовольствия от предстоящего мероприятия я уже не ждала. Но раз уж втянута была в эту заваруху…

Разместив в казарменном лазарете нашего мушкетера и оставив врачу строгие рекомендации по уходу за ним и его питанию, мы с доктором вышли на улицу. Вокруг нас со всех сторон поднимались чуть наклонные стены, сложенные из крупных камней. Виднелись арочные ходы куда-то вглубь, крепкие ворота и постройки жилого типа — крепость и изнутри выглядела огромной. Это был целый город с казармами, конюшнями, укреплениями, складами, огромными цистернами для сбора технической воды, широкими улицами и площадью-плацом. Вокруг сновало множество людей в форме разных цветов, мимо нас проезжали повозки, цокали лошадиными копытами всадники. Все это было непривычно — слишком оживленно и шумно, но рядом с Дешамом я ничего не боялась — абсолютно. Был естественный интерес к новому месту, было любопытство и лёгкое волнение от перемен.

— Она совершенно неприступна, да, Жак? — с легким благоговением рассматривала я циклопические сооружения.

— Скажем так — при строительстве были предусмотрены все варианты атаки противника.

— Честно говоря, — нервно хихикнула я, — при взгляде на крепость с той стороны, мысль о штурме вообще представляется мало реальной. А где буду жить я?

— А вы будете жить в городе, Мари, — огорошил меня доктор.

— Как это? — сразу же струхнула я, проникаясь вдруг пониманием, что ближе и роднее человека, чем он, у меня в этом мире нет. Я знала это и раньше, но так полно почувствовала только сейчас.

— Одно дело — военный лагерь, другое — город. Здесь все на виду, вам следует думать о своей репутации, — «успокоил» он меня, — для вас нашли жильё буквально на соседней улице. Сейчас мы подъедем туда с вещами… я сам посмотрю условия.

Господи… и я ведь ничем не могла отблагодарить его — абсолютно. Только на словах.

Нас продолжала ждать карета с возничим, в которой по моему настоянию и под моим присмотром перевозили послеоперационного больного, а на задке были увязаны мои вещи. Мы сели и экипаж тронулся. Мрачные стены уходили назад…

— Неплохо, — огляделся в маленькой комнатке Дешам, потом заглянул в другую — спальню. Гостиничный номер в персиковом и белом цвете, крохотный и без удобств.

— Чисто, — согласилась я.

— Кормиться будете в лазарете, когда утром придете на службу. Но следует заключить официальный контракт, у вас должна быть уважительная причина для прохода в крепость.

И я поняла, что время пришло. И ничего тут не поделаешь — нужно говорить откровенно.

— Я не буду заключать контракт, дорогой мой, милый и замечательный Дешам, — прошептала я, стараясь не сорваться в слезы: — у меня где-то в По…или Ло есть свой дом, есть крыша над головой… и небольшая сумма денег на первый случай. Дальше стану практиковать, пока станет сил… я беременна, мэтр. Вы были правы.

— Я не смог выяснить имени, — помолчав, тяжело проронил доктор.

— Это и ни к чему — у меня нет на него надежд. Не болен — это главное. Я уеду сразу после бала… поговорив перед этим с су-лейтенантом. Откровенный разговор… как вы считаете — ему можно доверить мою тайну?

— Ожаро? Безусловно… тайна умрет вместе с ним. Но при таком раскладе в успех вашего разговора я не верю, — честно ответил он, — он увлечен вами — безусловно, но безоглядно не влюблен — вы не дали ему и шанса. Ваш титул… боюсь, что ребенок неизвестно от кого не устроит его родственников. Вас и его не ждет там ничего хорошего, даже если Эжен согласится принять ваше дитя.

Капец, доктор, как вы меня утешили — думалось тоскливо… я просто сидела и смотрела на него.

— В крайнем случае поедете к моим… но это в крайнем. Мы еще подумаем… Дайте мне документы на ваш дом, я посмотрю их. Надеюсь, вы доверяете мне? — криво улыбнулся он, — но запомните — это только в виде исключения, слепо доверять не стоит никому. Я — приятное исключение. Гоните бумаги, Мари, и не спрашивайте пока… ни о чем.

Я ждала, пока он просматривал документы, думал, глядя в окно и постукивая пальцами по столу, за который присел. Потом посмотрел на меня — внимательно, пристально. Хотя он почти всегда так смотрел.

— Пойдемте ужинать, док… я уже знаю здесь недалеко неплохую харчевню, — зашевелилась я, — разрешите мне угостить вас. И еще… те чертежи инструментов — у мастера, они не единственные в моей голове. Подождем немного, пока он найдет на них покупателей… и я сделаю для вас другие — их можно будет продать ему и неплохо. Я уверена, что купит — интерес был и большой.

Вкусно поужинав в том же кабачке, где меня угощал шевалье и поговорив на темы — что можно и что нельзя одинокой даме в городе, мы спокойно прогулялись по широкой улице до моего дома.

— Улица считается цитадельной, и даже вечерами она очень оживлена — много военных возвращается из города. Но я не стал бы на вашем месте выходить в такое время, — распрощался со мной Дешам у входной двери, показательно поцеловав руку под взглядом хозяина дома — сухого старика в очках.

Молодая служанка внесла вслед за мной двойной подсвечник.

— Меня зовут Плакайд, мадам. Вам достаточно будет двух свечей? Помочь разложить одежду?

— Пока хватит, дальше будет видно. Благодарю вас, Плакайд, помощь не нужна.

Оставшись в комнатах одна, я заперлась на засов, проверила наличие горшка и таза, кувшина с водой… Села в кресло и задумалась. Взгляд упал на стол — старый письменный стол с удобным даже на первый взгляд полу-креслом возле него.

Кроме него, в комнате стоял столик с двумя стульями и уже занятое мной кресло. У стены — темный шкаф, но не для одежды — слишком узкий. Платяной обнаружился в спальне, где кроме него была только кровать. И странная высокая конструкция, в которой я разгадала подставку, на которой можно оставить одежду, раздеваясь на ночь.

Вывалив на кровать содержимое баулов, я сделала ревизию. Когда мы с Алэйн наскоро заполняли их, утаптывая, я не особо рассматривала… Теперь знала точно, чем располагаю. Разложив все в шкафу, оставила в баулах только обувь. Засунула их под кровать…

Ну… хотя бы быт обещал быть лёгким, уютным и приятным.

Глядя на несколько листов бумаги и грифели, которые выложила на стол, опять задумалась… но желания чертить сейчас не было. Хотелось думать о приятном и глупо мечтать, прогоняя вдруг подступивший вплотную страх перед будущим. Раздевшись, я улеглась в постель, наметив себе узнать у служанки завтра утром, где можно вымыться полностью.

И принялась думать о единственно приятном на этот момент — о платье. Нежная и легкая ткань жемчужно-серого цвета, настоящий шелк, была дорогой, дороже того черного бархата… С влажным эффектом, переливчатая — муар. Корсета у меня не было, да и в голову теперь не пришло бы… Изюминкой наряда стал щадящий корсаж — привычная уже для меня деталь одежды. Он должен был стягивался красивым серебристым шнуром спереди и быть полностью покрытым плотным серебряным кружевом. На вышивку не было времени и пришлось пойти на лишние траты — на шаль денег уже не хватало. Но вполне подходила одна из моих — белая, крупного плетения. Дойти до зала хватит…

Дальше пышная юбка спадала к туфелькам похожего цвета из гардероба Маритт. Они и натолкнули меня на мысль о цвете, когда перебирала ткани. Да и светлый был мне больше к лицу. Туфли были дорогими и красивыми, с жемчужными брошками. Про удобство лучше не вспоминать… но и ненамного хуже двенадцатисантиметровых шпилек, если стать на них без привычки. Низко открытый лиф платья традиционный для этого времени — квадратный, и рукава в три четверти.

Это должно выглядеть дорого и красиво, но не настолько, чтобы вызвать зависть или недоумение.

На новом месте мне приснился мужчина… Серьезный и немного печальный — это все, что я запомнила, проснувшись утром. Еще у моего сна были темные волосы… но здесь это не редкость.

Со школы помнилось — до римского завоевания эти земли назывались Галлией и жили здесь чернявые галлы. Потом к ним вторглись франки — одно из германских племен, и подчинили себе всю территорию. Первым королем объединенной страны стал Хлодвиг. С тех пор она получила своё латинское название — France. Может светловолосые германцы и привнесли изменения в цвет волос галлов, сделав его коричневатым, каштановым? Встречались и более светлые оттенки. Но такой насыщенный, живой вороной оттенок, как у меня и полковника встречался нечасто.

Но снился мне не полковник. По общему настроению и ощущению — нет, не он. И сбывшаяся примета не взволновала, с некоторых пор я стала реалисткой. Да и сильные чувства только мешают. Лучше выстроить вокруг себя крепкую и надежную стену и жить исключительно разумом.