Равные звездам

12.01.858, земледень. Кайган

Вошедшего в двери ресторана мужчину метрдотель, как и весь персонал ресторана, знал в лицо и по имени. И не просто знал. Ужас ледяной коркой стягивал кожу официантов, поваров, метрдотеля, равно как и хозяина, едва ко входу в заведение подкатывал его автомобиль. В ресторане не имелось ковровой дорожки. Наверное, во всем Кайгане она нашлась бы только в огромной, обнесенной стеной с колючей проволокой резиденции на холме, где изредка приземлялся вызывающего оранжевого цвета вертолет с этим самым человеком на борту. Но если бы она была, официанты обязательно раскатывали бы ее, как только черный лакированный «сэккан» выворачивал на главную улицу.

Боялись его вовсе не из-за постоянно сопровождающих телохранителей, каждый раз демонстративно встающих у дверей снимаемого им отдельного кабинета и не очень-то скрывающих под своими безупречно-белыми хантэнами длинные кинжалы и тупорылые автоматы. И даже не из-за немигающего змеиного взгляда узких непроницаемо-черных глаз этого человека, вызывавших необъяснимое оцепенение у каждого, на кого падал его взгляд. Просто на его левом запястье из-под всегда безукоризненного черного пиджака проглядывал краешек цветной татуировки. Целиком ее из жителей Кайгана не видел никто и никогда, но того и не требовалось. На предплечье Головы Дракона мог присутствовать лишь один рисунок: свернувшийся кольцами крылатый змей, извергающий из пасти пламя.

Нельзя сказать, впрочем, что момбацу сан Орота Ташагар наводил на людей страх одной только своей татуировкой и сопутствующей ей репутацией. Обычно он просто не замечал окружающих, пока те знали свое место в грязи под его ногами. Но однажды молодой официант неловко повернулся и уронил на рукав Головы каплю соуса. Сан Орота задумчиво посмотрел на почти незаметный на темной материи след от капли, после чего неторопливо поднялся из-за стола и одним хорошо поставленным ударом выбил парню три зуба с левой стороны. Затем он снял пиджак, бросил его на валяющегося на полу оглушенного официанта и ушел из ресторана. Парня уволили тем же днем, каковому исходу он оказался страшно рад — он ничуть не сомневался, что глава Оранжевого клана вполне мог пустить в ход и кинжал, всегда висящий в ножнах у него на левом бедре. Или прихватить незадачливого бедолагу с собой и продемонстрировать, что его длинная, слегка изогнутая тоскала древней узорчатой ковки, о которой ходили невнятные слухи — далеко не только традиционный символ власти Головы. Чуть позже хозяин ресторана, как передавали шепотом, заплатил Дракону полтора миллиона вербов за нанесенное оскорбление. Крупное заведение где-нибудь в Грашграде, возможно, даже не заметило бы такой потери, но для Кайгана сумма считалась огромной, если не сказать — несусветной, так что некоторое время ресторатор балансировал на грани разорения. Но кредиторы, включая местный филиал Грашградского национального банка, внезапно проявили редкое согласие в вопросе предоставления ему отсрочек по платежам, так что заведение выжило. Видимо, момбацу сану Ороте ресторан «Цветы гор» все-таки нравился. Или же ему просто не хотелось оставаться без единственного в городе приличного заведения с хорошей кухней.

Бессмысленно спрашивать, с горечью подумал метрдотель, куда смотрят Глаза Великого Скотовода, когда по городу разъезжает человек, за голову которого Первой Смотрящей официально назначена цена ее веса в золоте. Тарсачьи кланы Западного Кронга всегда оставались с Северными коленами на ножах, и именно Западный Кронг, втайне благосклонно относившийся к Дракону, проводил своих людей в ГВС в западных областях Граша. А потому местная Смотрящая иногда захаживала в особняк на холме, когда хозяин удостаивал тот своим посещением, чтобы пропустить там бокал-другой великолепного вина с восточных виноградников. Караванная Охрана присутствовала в городе чисто номинально — небольшим, человек на двадцать гарнизоном, возглавлявший который лейтенант-гулан беспробудно пил и за пределы казармы носа почти не показывал. Ну, а городская полиция… Она превосходно понимала, что Кайган хотя и принадлежит формально Грашу, на деле находится менее чем в десяти верстах от того, что считалось западной границей страны. В десяти верстах от местности, где начиналась почти официальная зона контроля Оранжевого клана, менее чем в тридцати верстах от ближайшей плантации маяки — и более чем в полутора сотнях верст от ближайшей базы Караванной Охраны.

Подчиняясь безусловному рефлексу, метрдотель судорожно склонился в низком поклоне, едва ли не уткнувшись макушкой в живот идущего впереди телохранителя, и лично повел посетителя в выделенный для него кабинет через практически пустой по полуденному времени зал. На сей раз момбацу сана Ороту помимо телохранителей сопровождал еще и Старший Коготь Оранжевого Клана Цом та-Мурай, мужчина средних лет, державшийся чуть позади, как и подобает подчиненному. В кабинете уже хлопотали сразу три официанта, спешно накрывая стол свежей скатертью, раскладывая приборы и расставляя закуски. Поймав вопросительный взгляд метрдотеля, брошенный в сторону кухни, один из официантов едва заметно кивнул головой. Повара, прекрасно знакомые со вкусами Головы Дракона, уже начали готовить его любимые блюда. На столе, разумеется, лежало богато оформленное меню в обложке полированного красного дерева, но им момбацу сан Ташагар интересовался редко.

Двое телохранителей встали по сторонам дверного проема кабинета, еще двое подперли стенку напротив. Зеркальные солнечные очки они не сняли даже в полутемном помещении. Когда метрдотель попытался войти в кабинет вслед за страшными посетителями, один из них молча положил руку ему на плечо, и тот замер на месте. Охранник мотнул головой, и метрдотель, еще раз глубоко поклонившись, спиной вперед попятился по коридорчику. Он испытывал облегчение. Пусть с Головой Дракона возятся официанты, а ему не за то деньги платят.

Незнакомая женщина вошла в заведение еще до того, как метрдотель успел вернуться на свое место у входа. Он мог бы поклясться, что ни разу в жизни не видел ее в городе. Среди местного населения преобладали черноголовые коренастые биберы и сапсапы, среди женщин которых блондинки попадались не чаще, чем алмазы в выгребной яме — даже если бы они вдруг все поголовно сбросили глухие капюшоны кубал. Высокая, голубоглазая, с правильными чертами лица, с фигурой, словно любовно вылепленной скульптором, одетая на непристойный тарсачий домашний манер в шорты и полупрозрачную блузку, поверх которых развевался легкий женский хантэн, незнакомка казалась воплощением женской привлекательности. Метрдотель охотно купил бы такую себе в жены, окажись она местной. Однако внутреннее чутье подсказало ему: лучше гостье своих чувств не демонстрировать. Возможно, причиной тому оказался ее ледяной взгляд и какая-то странная гибкая грация движений, словно у крупной кошки из джунглей, отбивавшие любую охоту фамильярничать.

Он сделал было движение навстречу, но женщина молча прошла мимо и направилась прямо в коридорчик, ведущий к кабинету. Сердце метрдотеля забилось, словно муха о стекло. Возможно, она просто пришла к сану Ороте в гости. Разве не может молодая красивая женщина прийти к такому большому человеку в гости? Любая из местных красоток, замужняя или нет, ни секунды бы не заколебалась, стоит ли броситься к его ногам после первого же небрежного мановения. Наверное, к такому важному человеку, как момбацу сан Орота Ташагар, могут приезжать женщины из самого Грашграда, из северных лесов Четырех Княжеств, а то и с далекого Восточного континента!.. Но что-то — вероятно, все то же чутье — подсказывало ему: вряд ли Голова Дракона обрадуется визиту.

Он отступил к стойке, снял трубку с древнего эбонитового телефона и быстро набрал на клавиатуре три цифры домашнего номера хозяина. Наверное, тому все же стоит прибыть в ресторан немедленно…

Охранник спиной вперед влетел в дверь, точнее, сквозь дверь кабинета в тот момент, когда Старший Коготь, почтительно склонившись, самолично наливал в бокал главы клана вино. Перед тем, как безжизненно рухнуть на пол с неестественно вывернутой шеей, тело охранника перевернуло стол, забрызгав костюм Головы соусами и выбив из рук Цома глиняную бутылку. Стремительно вошедшая следом блондинка небрежным тычком в солнечное сплетение заставила выхватывающего пистолет Старшего Когтя отлететь к дальней стене, едва не проломив хрупкую деревянную перегородку, и с помутившимся взором осесть на пол, безуспешно пытаясь вздохнуть.

Орота Ташагар стремительно вскочил на ноги — в свои шестьдесят с лишним лет он все еще оставался гибким и быстрым, как юноша. Он ни на секунду не задумался, что следует делать, отдавшись рефлексам опытного бойца. Его кинжал прозрачной тенью мелькнул в воздухе и с хрустом вошел женщине под ребра с левой стороны. Однако та обратила на тридцать сантиметров великолепной оружейной стали не больше внимания, чем на валяющийся под ногами труп телохранителя. Ухватив Голову Дракона за плечо, еще одним небрежным движением она отбросила его к противоположной стене. Не дав ему, полуоглушенному ударом, сползти на пол, она быстро шагнула к нему, ухватила за волосы и резко вздернула на ноги.

— Предводитель клана Орота Ташагар! — звонким голосом, отчетливо чеканя слова на восточный манер, произнесла она. — Тебя предупреждали, что произойдет, если твои бандиты еще раз нарушат границы Кураллаха. Ты не внял. Ты либо слишком нагл, либо слишком туп, чтобы понимать вежливые предупреждения. Надеюсь, твой преемник окажется поумнее.

На глазах обомлевших от ужаса официантов, жмущихся в углу, и задыхающегося Старшего Когтя она прямо сквозь пиджак вонзила пальцы правой руки в грудную клетку Головы. Отчетливо затрещали ломаемые ребра, и вопль боли господина Ороты захлебнулся в клокотании и бульканье. Из его рта и раны в груди хлынул поток ярко-алой крови, пятная кожу и одежду страшной женщины. Вырвав руку из его внутренностей и отпустив безжизненно осевший на пол труп, она неторопливо пересекла комнату, ухватила за волосы Цома и заставила его подняться.

— Держи, — сказала она, почти силой всовывая ему в руку трепещущий кусок сырого мяса, в котором с трудом угадывались очертания полураздавленного человеческого сердца. — Заспиртуешь и отдашь следующему Голове, чтобы тот не забывал, к чему приводит глупость. А это на память тебе лично…

Ухватив торчащую из своего тела рукоять кинжала, она выдернула клинок, не запятнанный ни единой каплей крови, и коротким движением глубоко вонзила его в стену, проколов кожу на ребрах Когтя и пришпилив его, словно муху. Затем, потеряв к нему всякий интерес, она повернулась и вышла из разгромленного кабинета.

Зарычав не столько от боли, сколько от обиды и унижения, Цом ухватил кинжал и, раскачав несколькими движениями, вытащил его из стены и из тела. Ухватив окровавленными пальцами плечо едва не падающего в обморок официанта, он прохрипел:

— Зови… наших…

И только потом потерял сознание.

14.03.858, перидень. Государственный университет Крестоцина

Молодежь откровенно развлекалась. Первый день занятий весеннего семестра, как Карина знала по опыту — и студенческому, и преподавательскому — всегда оказывался сложным. Возвращаться к учебе после долгих зимних каникул никому не хотелось, и в воздухе большой ступенчатой аудитории витали смех, оживленные разговоры и бумажные шарики. Откуда, интересно, они берут старомодную бумагу в век тотального электронного текста? Неужто кто-то еще пользуется тетрадями вместо планшетов? Разумеется, звонок, оповещающий о начале занятия, никто не расслышал, и Карина уже пару минут терпеливо дожидалась, когда на нее обратят внимание. Она использовала паузу, чтобы, размеренно дыша, восстановить дыхание и пульс. И что она так разволновалась? Не в первый же раз лекцию читает!

Успокоившись, она снова обвела взглядом аудиторию. Положительно, студенты упорно ее не замечали. Возможно, просто принимали ее за еще одну студентку, зачем-то вышедшую к кафедре. Ну ничего. Сейчас мы ваше внимание привлечем… Она внутренне усмехнулась и, вложив два пальца в рот, громко заливисто засвистела — так, как ее в свое время научил Палек.

— Эй, народ! — громко сказала Карина, когда в ее сторону начали поворачиваться. — Зима закончилась, весна пришла. Конец каникулам. Рассаживайтесь и успокаивайтесь, пора начинать лекцию.

Когда студенты утихомирились, она включила проектор, вставила в него карту памяти и притушила в помещении свет.

— Итак, господа и дамы, — произнесла она, — рада приветствовать вас на первом занятии. В связи с некоторыми перестановками среди преподавательского состава курс госпитальной хирургии в текущем семестре читает не профессор Томара Пасур, как планировали ранее, а я. Меня зовут Карина Мураций, я старший ассистент одноименной кафедры и хирург Первой городской больницы Крестоцина. Я выражаю вам свою глубокую признательность за то, что решили продолжить изучение этого курса, и, — она зловеще улыбнулась, — намерена заставить вас пожалеть, что подали заявки. Бездельничать вам я определенно не позволю.

По аудитории прокатился неясный шум голосов.

— Многие из вас намерены связать свою жизнь с хирургией, так что курс госпитальной хирургии является для вас одним из основополагающих. Вам придется попотеть, осваивая его и сдавая. Текущий семестр, как вы видите по плану, — она повернулась к экрану, — посвящен в основном заболеваниям органов пищеварительного тракта — желудка, толстого и тонкого кишечника, печени, поджелудочной железы и селезенки. Уделим мы значительное время также травмам и ранениям живота и груди, а также бегло коснемся проктологии, хотя в основном ей займемся в следующем семестре. Наконец, с учетом интернатуры первой ступени, ожидающей вас по завершении учебного года, ближе к лету мы начнем изучать методы и формы ведения истории болезни, а также методы проведения обхода и послеоперационного курирования пациентов. Есть какие-то вопросы, пожелания? Возможно, кто-то хотел бы подробнее рассмотреть определенные темы? Тогда лучше попросить меня заранее, чтобы я могла скорректировать программу.

Она подождала. В аудитории стояла мертвая тишина.

— Ну хорошо. Раз вопросов нет, приступаем к нашей первой лекции. Тема сегодняшнего занятия — заболевания аппендикса, в частности, острый аппендицит и его осложнения…

Когда зазвенел звонок, Карина почувствовала, что взмокла. В аудитории стояла духота, отнюдь не добавляющая ей хорошего настроения. Однако она тихо радовалась, что первое занятие в качестве полноправного лектора прошло нормально. Она и раньше иногда подменяла тетю Тому на лекциях, но все-таки одно дело — эпизодическая ситуация, и совсем другое — лекции на постоянной основе, когда с самого начала нужно установить контакт со своими студентами и удерживать их внимание, излагая далеко не самый захватывающий материал. Похоже, у нее все получилось. По крайней мере, студенты не перешептывались и не обменивались сообщениями, хотя и электронными, но обязательно сопровождающимися улыбочками, показушными вздохами и прочей раздражающей — лектора — мимикой. Впрочем, удалось ли установить контакт и увлечь, выяснится не ранее первого коллоквиума. А пока остается надеяться, что и дальше пойдет не хуже.

— На этом мы сегодня закруглимся, — чуть хрипло из-за перетружденной глотки сказала она. — Следующая лекция в златодень. Напоминаю, что список литературы для самостоятельного изучения вам разослан, прошу ей не пренебрегать. Сейчас все свободны.

Она зажгла верхний свет и отключила проектор. Аудитория зашумела и задвигалась. Карина извлекла из проектора карту, убрала ее в футляр и повернулась к выходу.

— Госпожа Карина… — раздался сзади робкий девичий голос.

Карина обернулась и тут же с досадой хлопнула себя ладошкой по лбу.

— Ну вот, чуть не забыла! — сказала она. — Рановато вроде бы для склероза. Ты ведь госпожа Манна, верно? А, и остальные, я вижу, тоже собрались.

Она обвела взглядом небольшую группку юношей и девушек, столпившихся у кафедры. Все пятеро казались если и не перепуганными, то сильно озадаченными.

— Приношу свои извинения, — сказала она. — Я ведь хотела напомнить перед началом лекции, чтобы вы ко мне подошли, но совершенно из головы вылетело. Давайте в сторонку отойдем.

Она отвела студентов к стоящему в углу преподавательскому столу и уселась на его краешек. На мгновение она задумалась, прилично ли такое преподавателю, но немедленно отмахнулась от мысли. Правила вежливости не нарушены, а показное достоинство ее волнует мало.

— Я разослала вам сообщение с просьбой подойти ко мне после лекции, потому что вас всех объединяет одна черта, — произнесла она, убедившись, что остальные движущиеся к выходу студенты находятся вне зоны слышимости. — Вы все — девианты.

Пятеро студентов синхронно вздрогнули и растерянно переглянулись.

— Но, госпожа Карина, — неуверенно спросила Манна, видимо, самая храбрая из всех, — откуда ты знаешь? Ведь мы никому не говорили. Я уж точно.

— И я… И я… — поддержал ее синхронный хор голосов.

— Ну еще бы! — улыбнулась Карина. — Вы и сами-то друг о друге не догадывались, а тут вдруг я вам на голову сваливаюсь. Расслабьтесь. Дело в том, что я тоже девиант.

— А я знаю! — прорезался стоящий с краю парень. — Ты, госпожа Карина, в больнице у моей тетки подругу лечила от какой-то опухоли. Мой отец поначалу все брюзжал, что ты шарлатанством занимаешься… ох! Прости, госпожа, я не хотел оказаться невежливым. Он уже изменил свое мнение, честно!

— Ничего страшного, господин Ката, — Карина пожала плечами. — Мне такое частенько в лицо говорят, и с куда большей экспрессией. Сложно винить людей — когда ожидаешь, что тебя начнут кромсать и резать, а вместо того приходит какая-то несолидная девица, несколько минут молча сидит рядом и уходит, даже пальцем не дотронувшись, поневоле усомнишься. Могу заверить, что мои методы лечения вполне надежны и подтверждены как городской медицинской комиссией, так и специальной комиссией Министерства здравоохранения. У меня где-то даже официальное свидетельство завалялось. Методы, к сожалению, довольно затруднительно воспроизвести, и вот тут-то мы вплотную приближаемся к вопросу, зачем я собрала вас здесь.

Она задумчиво обвела всех взглядом.

— Как я уже сказала, я сама девиант. У меня первая категория, — она переждала волну изумленных вздохов, — и дополнительная способность видеть предметы насквозь. Условно она называется объемным сканером. Я могу видеть не только внутренние органы человека, но и его эффектор. У меня довольно богатый опыт работы с девиантами — я участвовала в исследованиях комиссии Академии медицинских наук — и я незаметно наблюдала за вами, когда вы приносили заявления на посещение курса. Как мне кажется, у вас у всех есть дополнительные способности, которые могут оказаться полезными вам как врачам. Я могу ошибаться, поэтому давайте проверим права ли я. Итак…

Она прищуренно взглянула на Манну.

— У тебя, госпожа, эйдетическая память, верно? В твоем эффекторе есть участок с характерными параметрами.

Девушка испуганно кивнула.

— Господин Ката, твой эффектор я толком распознать не могу, но что-то, связанное с восприятием мира, так? У тебя отростки эффектора на зрительные центры головного мозга зацеплены.

— Ну… — поколебавшись, откликнулся Ката. — Я действительно могу видеть… как бы описать поточнее… радиоволны, что ли. И горячее от холодного на глаз отличаю.

— Горячее и холодное тоже испускают электромагнитное излучение. Скажи, а биотоки нервной системы ты видишь, да? Замечательно. То есть у тебя расширенный диапазон восприятия. Но у тебя четвертая или пятая категория. Не сложно использовать второй взгляд?

— Пятая. Сложно, — развел руками парень. — Сильно напрягаться приходится, и картинка дольше нескольких секунд не держится, смазывается и пропадает.

— Ничего, даже так вполне полезно при должной тренировке. Господин Мотиира, у тебя что-то связанное с опорно-двигательным аппаратом.

— Улучшенная координация, — спокойно откликнулся тот. Очевидно, он уже взял себя в руки и оправился от неожиданности. — Могу скальпелем с точностью до десятой доли миллиметра работать, не хуже, чем робоманипуляторы.

— Превосходно, — одобрила Карина. — Для хирурга незаменимо. Госпожа Асоба, ты эмпат, верно? Эмоции чувствуешь?

Худенькая девушка с большими черными глазами нервно кивнула.

— И ты намереваешься стать хирургом?

— Нет, госпожа, — прошептала Асоба, пряча глаза. — Я… для общего развития хирургию изучаю. Я вообще-то педиатром стать хочу.

— Хорошо. Только почему так грустно? — Карина ободряюще улыбнулась девушке. — За желание лечить детей я нос не откусываю. Замечательная специализация, и эмпатия тебе очень пригодится. Так, последняя у нас госпожа Ссашаха.

Молодая орка слегка прижала уши и наморщила нос. Верхняя губа непроизвольно дернулась, на мгновение приоткрыв клыки. Синяя с желтым накидка удивительно шла к ее серому, слегка голубоватому меху, но сейчас Ссашаха нервно куталась в нее, словно хотела защититься от сильного холода.

— У тебя картину я плохо понимаю. Вообще у орков эффектор как-то по-другому выглядит. Но категория у тебя определенно высокая. Первая, вторая?

— Вторая, госпожа, — пробормотала Ссашаха. — Но у меня нет дополнительных способностей.

— Нет? — остро глянула на нее Карина. — Или просто не хочешь говорить при всех? Я настаивать не стану, но если захочешь, потом расскажи мне наедине. Ну, а теперь я хочу сказать вам всем следующее. Ваши способности означают дополнительную ответственность. Вы все будущие врачи, и вы просто обязаны использовать их на пользу пациентам.

Студенты синхронно поежились.

— Да, обязаны. И не надо бояться. Я прекрасно понимаю, что вы чувствуете при мысли, что придется открыться кому-то, рассказать о себе. Несколько лет назад я сама была точно такой же. Но нельзя жить, замкнувшись, словно мидия в своей раковине. Нельзя, чтобы мир подстраивал вас под себя. Нужно самому строить свою жизнь так, как вы считаете нужным. Я не стану приставать к вам и заставлять делать что-то против вашей воли, но обрадуюсь, если вы примете мою помощь. Если вы согласитесь, я и мои осведомленные коллеги наподобие госпожи Томары или господина Кулау станем придумывать вам задания для тренировки ваших способностей в выбранной вами области. Я дам вам время подумать — пожалуйста, если вы согласитесь, ответьте на мое сообщение до конца недели. В общем-то, я все сказала.

Она спрыгнула со стола и ободряюще улыбнулась.

— Ну, до встречи.

— Госпожа Карина… — поднял руку Ката.

— Да, господин Ката?

— Я хочу сказать, что я согласен. Что тут раздумывать? Только… ты согласишься рассказать, как ты лечишь? Я хочу научиться так же.

— Спасибо за согласие, — откликнулась Карина. — В методе моем нет ничего мистического, только научиться ему затруднительно. У меня всего лишь уникальное сочетание объемного сканера и наноманипуляторов. Здесь моей заслуги никакой нет, всего лишь удачная комбинация способностей. Уникальная, да, но случайная. За меня все делает мой эффектор, я лишь направляю его.

— Жаль, — вздохнул студент. — А я-то надеялся…

— Не зря надеялся, между прочим. Думаю, через несколько лет ты сможешь опробовать новые инструменты, как и любой другой хирург. У нас на физфаке в лаборатории вихревых полей уже пять лет конструируют установку, копирующую мои возможности. Объемный сканер уже почти готов, его лишь доводят до ума и калибруют. Еще несколько лет, и эта штука, вполне возможно, вытеснит и рентген, и томограф. С наноманипуляторами сложнее, но бесконтактный скальпель, скорее всего, сделают уже скоро. Чрезвычайно полезная вещь, в сочетании со сканером он позволит работать внутри тела, не повреждая наружные покровы. Вообще для ученого главное знать, что определенная цель достижима. Раз у меня есть такие способности, значит, их можно воспроизвести, пусть не на сегодняшней базе, так на завтрашней. Знаете что…

Карина на мгновение заколебалась. Да почему бы и нет?

— Сейчас я как раз намеревалась сходить в лабораторию и немного поработать с ребятами. Хотите сходить со мной? Выгнать нас не должны, так что собственными глазами увидите ближайшее будущее медицины.

Студенты опять переглянулись.

— Я бы сходила, — решительно сказала орка.

Остальные вразнобой закивали.

— Вот и замечательно, — улыбнулась Карина. — Пойдемте. Только вещи свои заберите — мы через переход пойдем в соседнее здание, а времени уже почти семь, он скоро закроется.

Все вместе они прошли по стремительно пустеющим по вечернему времени коридорам медицинского факультета и по стеклянному переходу над освещенной фонарями аллеей вошли в здание физфака. Немного попетляв по нему и спустившись в подвал, они оказались в длинном мрачном коридоре, скудно освещенном люминесцентными лампами. Карина остановилась перед большой тяжелой дверью со светящейся надписью «Лаборатория вихревых полей № 2» и нажала на красную кнопку интеркома.

Несколько секунд ничего не происходило. Потом что-то прожужжало, и внезапно с потолка грянул могучий глас:

— Внимание! Вы незаконно вторглись в охраняемую зону! Немедленно лечь на живот, положить руки на затылок и ожидать прибытия охраны! Повторяю…

— Овари! — крикнула Карина. — Опять ты со своими шуточками! Перестань людей пугать! Ох, доберусь я до тебя!

— Так я и испугался… — пробурчал голос с потолка. — Ты чего опаздываешь?

— Во-первых, — Карина подбоченилась, — я не опоздала. Я же вчера предупредила, что у меня начались лекции и я стану приходить немного позже. Во-вторых, ты еще долго нас держать в коридоре намерен? Я народ на экскурсию привела.

— Здесь, чтоб ты знала, режимная зона, — фыркнул голос. — Опасные поля, высокое напряжение и все такое. Не положено никаких экскурсий. Ладно уж, заходите, пока мне не жалко…

Что-то щелкнуло, и массивная дверь с тихим жужжанием отъехала в сторону. Из-за нее плеснуло ярким теплым светом.

— Пойдемте, — Карина махнула рукой, проходя в открывшийся проход. — А то еще закроет перед носом, с него станется.

Лаборатория встретила их хаосом самого разнообразного оборудования. Шкафы перемежались стеллажами, заваленными электронными платами, помигивали индикаторами и экранчиками какие-то непонятные приборы, мерно гудели невидимые трансформаторы. Карина уверенно лавировала в лабиринте узеньких проходов, и студенты цепочкой пробирались за ней, вздрагивая от доносившихся отовсюду щелчков и жужжаний.

— Не обращайте внимания, — пояснила Карина, проскальзывая под нависающим над проходом стеллажом. — Тут по большей части старый хлам. Бесполезная бутафория, чтобы гостей впечатлять. Не пожалели же люди времени, чтобы все хозяйство расставить, запитать и подключить!

Несколько секунд спустя они вышли на широкое расчищенное пространство. Большой прозрачный щит отгораживал угол зала, а за ним располагалось несколько непонятных установок, опутанных проводами. Перед щитом стоял длинный пульт с несколькими креслами, над которым светились кубы дисплеев. С одного из кресел навстречу поднялся необъятно-пухлый парень лет тридцати с небольшим. Не очень высокий, немногим выше Карины, в ширину он казался по крайней мере в три раза толще ее. Весело поблескивающие глазки утопали в розовых щеках, а тройной подбородок спускался на неопрятную засаленную рубашку.

— Вечер, Кара, — сказал он, небрежно кивая. — Экскурсию, говоришь, привела? Ну ладно, а то я что-то заскучал в одиночестве. Кто с тобой?

— Народ, познакомьтесь с господином Овари, — обернулась к студентам Карина. — Самый умный и самый толстый физик в мире. И с самым дурацким чувством юмора, что мне встречался. Вари, это мои студенты. Хочу им показать твою сканирующую установку.

— Чувство юмора у меня, между прочим, вполне приличное, — обиделся Овари, опускаясь обратно в кресло. — А станешь дразниться — не расскажу ничего. Я, между прочим, гордый и обидчивый. Вот выгоню вас всех, тогда узнаешь!

— Тогда я тебе батончик не отдам! — Карина, незаметно для Овари подмигнув студентам, извлекла из кармана палочку «Ореховой вкуснятины» и помахала ей в воздухе. — Сама съем.

— Эй! Я тебе дам — съем! — подпрыгнул на месте физик. — Женщинам фигуру беречь положено! И вообще, я себя без взятки оставить не позволю! Ну-ка, давай сюда, пока я не обиделся окончательно!

Получив батончик, он сорвал обертку и откусил сразу половину.

— Я умный, красивый и обаятельный, — пояснил он студентам с набитым ртом. — А также не пью, не курю и не колюсь. А не иметь недостатков как-то даже и неприлично. Вот я себе и завел недостаток — сладкое люблю.

— Большой вопрос, кто кого завел — ты недостаток или недостаток тебя! — рассмеялась Карина. — Вари, не томи, рассказывай. Поздно уже, а нам еще работать надо. Или ты передумал? Так имей в виду, в ближайшие два дня я в университете появляться не собираюсь.

— Ладно, ладно, — махнул рукой Овари, запихивая в рот вторую половину батончика. — Сеас поую и нау.

— Сейчас прожует и начнет, — перевела Карина. — Народ, да вы садитесь, не стесняйтесь. Стулья берите любые, барахло с них можно смело на пол сваливать. Вари, а где остальные? Что-то непривычно тебя в гордом одиночестве видеть.

— Разбежались остальные пораньше, — пояснил физик. — Дела какие-то у всех. Ну что, поехали. Курс какой?

— Пятый.

— Ага. Значит, инструментальные методы исследования проходили. Ты, ушастенькая! — он ткнул пальцем в Ссашаху. — Ну-ка, расскажи, как рентген-томограф устроен.

— Ну… — пробормотала орка, бросив неуверенный взгляд на Карину. — Там рентгеновская установка. И компьютер…

— Логично! — хихикнул физик. — Раз рентген, значит, там рентгеновская установка. А что, в магнитно-резонансной установке компьютера нет? А в комбинированной? Кто-нибудь помнит?

Орка растерянно захлопала глазами. Остальные отвели взгляды.

— Понятно. Разгильдяи и неучи, — констатировал физик. — Придется напоминать. Есть два типа томографии — рентгеновская и магнитно-резонансная. Первая — фактически усложненная рентгеновская установка, позволяющая строить объемные изображения внутренних органов. Основана, как следует из названия, на фокусированных рентгеновских лучах. Источники и приемники излучения перемещаются вокруг тела, позволяя делать серию снимков, по которым компьютер восстанавливает трехмерную картинку. Магнитно-резонансная томография основана на возбуждении атомов водорода перпендикулярно ориентированными электромагнитными полями и считывании генерируемых ими импульсов. Первый метод лучше показывает плотные кости, поглощающие рентгеновские лучи, второй — мягкие ткани, поскольку в них куда больше воды и органики, содержащих водород. В последние лет десять-пятнадцать, впрочем, в чистом виде эти технологии почти не применяются, в подавляющем большинстве случаев томографы являются комбинированными. Ну что, вспомнили?

Студенты закивали.

— Данные методы позволяют получать качественную картинку, однако имеют заметные недостатки. И тот, и другой не позволяют обойтись без механических движущихся элементов, хотя МРТ в данном плане лучше рентгена. А где механика, там сложности с фокусировкой и низкая разрешающая способность. Рентген-томографы облучают тело жесткими лучами, причем цепляют обширное пространство даже при использовании фокусированных малорассеивающихся пучков. Магнитные поля прогревают мягкие ткани тела, что неполезно само по себе и категорически запрещено при беременности. И, по понятным причинам, их нельзя использовать, если в теле есть металл или электроника — протезы костей, суставов, водители сердечного ритма и так далее. Компьютеры сейчас умные пошли, автоматически отключают магнитный резонанс, когда обнаруживают недопустимые включения в теле, но несчастные случаи нет-нет да случаются.

— Не пугай народ, Вари, — негромко заметила Карина. — Один сбой на пятьдесят тысяч обследований, да и тот обычно к несчастным случаям не отнесешь.

— Неважно, — отмахнулся физик. — Вероятность всегда остается. Так что пришло время заменить устаревшее железо новыми технологиями. И вот тут-то мы и подходим вплотную к теме наших исследований. Благодаря нашей великолепной госпоже Карине… — Он остановился и заколебался.

— Они в курсе моих способностей, — сообщила та. — Продолжай льстить, мне нравится.

— Так вот, благодаря помощи падкой на лесть госпожи Карины нашей лаборатории удалось серьезно продвинуться в создании гравитационной томографической установки, или гравитома, как мы его пока называем. Мы исследовали, как работает ее собственный объемный сканер, и в процессе натолкнулись на несколько интересных догадок.

Овари явно наслаждался ролью лектора. Карина усмехнулась уголком рта. Парень был ей симпатичен. Лет на пять старше, одного с ней роста ее и килограмм на восемьдесят тяжелее, он казался сущим живчиком, непрестанно генерируя самые разные идеи. Большая часть оказывалась явной чушью и отвергалась им же самим уже через несколько минут, но некоторые мысли оказывались просто гениальными. Так, с помощью нескольких дешевых чипов, паяльника и кучки проводов он превратил десяток серийно производящихся дешевых полицейских сенсоров в достаточно серьезный сканер электромагнитных девиаций, позволивший отчетливо видеть ее эффектор — когда она того хотела, разумеется: защита Дзинтона все еще действовала. Однако речь его в дискуссиях отличалась заметной невнятностью. Язык его все время заплетался. Начиная одну фразу, он на середине бросал ее и тут же начинал другую. Казалось, его язык просто не поспевал за мыслями. Свои к такой манере разговора давно привыкли, однако посторонние мало что понимали, так что с ними он предпочитал общаться по почте, где пальцы, текст и голова у него находились в прекрасной синхронизации.

В роли лектора, однако, заранее разложив в голове все по полочкам, он преображался. Его речь текла плавно и свободно, перемежаясь расслабляющими паузами и шуточками, а уровень изложения всегда оказывался доступным собеседнику. По слухам, студенты физфака просто обожали Овари: даже невообразимо нудную и запутанную квантовую механику он умудрялся излагать так, что четыре пятых посещавших его лекции и семинары сдавали экзамен с первого раза. У других, даже у маститых профессоров и опытных ассистентов, этот показатель не превышал половины.

— Не стану подробно влезать в детали того, до чего мы додумались, — продолжал тем временем излагать Овари. — Лучше покажу на примере. Вот так выглядит вирусный эффектор на экране стандартного сканера, использующегося в педиатрии для наблюдения за детьми… человеческими детьми, — поправился он, бросив взгляд на Ссашаху, — в возрасте от восьми до десяти, когда у них появляется риск пробуждения эффектора.

Он поводил пальцем по старомодной сенсорной площадке — объемные сенсоры ввода он не признавал — и в дисплее перед ним появилась тень — небольшой темный комок с неровными краями. Комок слегка пульсировал, но в целом оставался спокойным.

— Вот здесь — эффектор на пороге пробуждения, — на сей раз комок казался заметно большим и нервно дергался, а на его границах периодически вытягивались и тут же снова исчезали небольшие отростки. — А вот тут — полностью пробудившийся полноценный эффектор с тремя развернутыми щупальцами-манипуляторами. Как видите, изображение достаточно четкое, но практически без деталей. Мы можем видеть только общие контуры, фактически силуэт. Причина в том, что стандартный сканер воспринимает только электромагнитные и гравитационные колебания, генерируемые всем объемом достаточно сложного образования, а вычленить излучение каждой отдельной точки не может. До недавнего времени нам приходилось тем и ограничиваться. Но сейчас мы вполне успешно движемся к завершению прототипа принципиально нового сканирующего устройства. С его помощью можно получать трехмерную модель внутренностей любого материального объекта, причем как вещественного, так и чисто энергетической природы, как вирусный эффектор. Принцип его действия проще всего продемонстрировать на практике. Примерно так…

Овари взял со стола стакан с давно остывшим чаем и слегка тряхнул его. По поверхности жидкости побежали волны.

— Видите? Волны отражаются от стенок и сталкиваются друг с другом. В некоторых местах они накладываются друг на друга и усиливаются, а в некоторых взаимно гасятся, когда совпадают вершина и впадина. Получается красивый сложный рисунок. Явление носит название интерференции, и вы, возможно, еще помните его из школьного курса физики. Такое может происходить не только с волнами в воде, но и с любыми другими волнами — и электромагнитными, и гравитационными. Нам удалось построить установку, которая создает особые возмущения гравитационного поля.

Он отставил стакан и вывел в дисплей серую сферу, пронизанную завихряющимися линиями и рядами темных точек.

— На визуальной модели можно видеть, как располагаются локальные экстремумы напряженности интерферирующих полей. Э-э-э… я имею в виду, что мы генерируем в одной и той же области несколько полей с разными градиентами… направленностью, причем так, что в некоторых точках напряженность поля существенно выше, чем вокруг. Смещая места возникновения пиков и считывая с генерирующих матриц обратную связь, так называемый «эффект отдачи», возникающий при движении гравитационного поля через вещество, можно анализировать внутреннее строение объекта. Грубо говоря, «отдача» у атомов каждого химического элемента индивидуальна, так что картина получается весьма точной. Похожим образом можно работать с электромагнитными полями, считывая конфигурации энергетических объектов. Более того, прикладывая определенную энергию, можно не только считывать конфигурацию, но и менять ее, как делает эффектор Карины. Раз вы медики, тема должна являться для вас весьма актуальной — такие устройства позволят во многих случаях заменить существующие хирургические робоманипуляторы.

— Ты лучше покажи, как оно на деле выглядит, — посоветовала Карина. — Наглядней выйдет.

— Да пожалуйста, — легко согласился физик. — Кара, будь добра, сядь в фокус на втором стенде.

Карина отошла к стоящему под нависающей тумбой стулу и уселась на него, чинно сложив руки. Овари поманипулировал сенсорной панелью и не менее старомодной кнопочной клавиатурой, и в дисплее проявилась картинка — колышущаяся амеба с масляно отблескивающей поверхностью, внутри которой переливались разводы всех оттенков серого. От амебы отходили три тонких кишки, свертывающиеся в тугие клубки. Вертикально сквозь нее шел мерцающий размытый столб, вверху переходящий в подобие приплюснутого шара.

— Вот так выглядит эффектор Карины через наш новый электромагнитный сканер, — прокомментировал физик. — Клякса — собственно эффектор, мячики — свернутые силовые манипуляторы. Вертикальный столб — позвоночник, над ним головной мозг. У них излучение существенно слабее, чем у эффектора, и на резкость мы пока навести не можем. Но скоро сможем. Спасибо, Кара. А вот так мы видим предметы гравитационным сканером…

Он щелкнул выключателем, и пространство за стеклянной перегородкой залил яркий свет. В центре на небольшом столике стоял невысокий черный параллелепипед.

— В фанерном ящике, — Овари ткнул в него пальцем, — находится объект. И сейчас мы увидим, какой именно.

Зажужжало и засвиристело, и в соседнем дисплее вспыхнуло укрупненное изображение статуэтки конного рыцаря с длинным копьем. Картинка казалась нечеткой и размазанной и все время подергивалась, но Овари просиял так, словно ему сунули в руки золотой слиток.

— Вот! — поднял он палец. — Работает! И обратите внимание — во всем сканере ни одной движущейся части. Осталось еще немного доработать, и можно показывать прототип «Караде». Мы по ее грантам работаем, — пояснил он. — Буквально вчера мы небольшие модификации внесли, так что теперь можно разрешение повысить раза в три. Сейчас увеличим резкость…

Он поводил пальцем по сенсорной площадке, и фигурка рыцаря действительно обрела более резкие очертания. Внезапно что-то громко противно треснуло, хрустнуло, и черный параллелепипед на столике брызнул в стороны облаком щепок и алебастровой пыли, пробарабанивших по стеклянной перегородке. Студенты невольно отпрянули назад.

— Зараза! — тихо выругался под нос Овари. — Задрал меня этот резонанс. Восьмой статуй за последнюю неделю! — грустно заметил он. — А я-то думал, мы его надежно исключили. Все-таки завтра придется схему с самого начала перебирать.

— Эй! — Карина подозрительно взглянула на него. — Мне ты ни о каком резонансе не говорил, когда в фокус сажал!

— Да он только в последнее время проявляться стал, когда разрешение повышать начали, — Овари отвел взгляд. — Как в первый раз проявился, так мы и перестали туда живых людей засовывать. Я тебя просто волновать не хотел…

— Ну спасибочки! — хмыкнула Карина. — Давай, доводи, да побыстрее. А то, знаешь, неудобно получится, если кого-нибудь на стенде на кусочки порвет. Я людей обратно из фарша собирать не умею.

— Ехидина! — фыркнул Овари. — Ладно, уговорила. О другом тебя сегодня просить хотел, но резонанс приоритетнее. Прокомментируешь, что там происходит, когда установка работает?

— Прокомментирую, конечно, — кивнула Карина. — Ну что, народ, — повернулась она к студентам, — понравилась демонстрация?

— Здорово! — искренне сказала Асоба. — Господин Овари, а сколько еще времени потребуется установку доделывать?

— Ну… — физик поскреб подбородок. — Год или полтора на получение полностью функционального прототипа и еще год на рюшечки и запуск в серию. В общем, года через два-три можно рассчитывать на первые установки в больницах.

— Или на таможенных пунктах, — добавила Карина. — Или в полиции. Наверняка они первыми захотят опробовать. А если помочь захотите, думаю, господин Овари и его коллеги с радостью вас увидят здесь снова.

— Помочь? — непонимающе взглянул на нее физик.

— Ну, пастух с овцами на одну морду, — подмигнула Карина.

— Что, все пятеро девианты? — поразился Овари, с внезапным интересом пробегая взглядом по студентам. — Ну, Кара, ты даешь! Самое-то интересное и не сказала! У, злючка… Господа и дамы, я на самом деле не откажусь от вашей помощи. Ничего сложного не потребуется, нужно лишь сидеть под сканером и выполнять манипуляторами несложные действия. Не под тем сканером, — он поспешно кивнул в сторону перегородки, — под обычным. Участникам эксперимента платят, пусть немного, но студентам обычно и такое в радость. Если решитесь, приходите сюда в любое время, кто-то здесь всегда сидит.

— Но не сегодня, — нетерпеливо прервала его Карина. — Нам сейчас еще работать. Народ, экскурсия закончена, приношу свои извинения. Я вас сейчас отсюда выведу, а на улицу вы и сами выберетесь. По лестнице на три пролета вверх и направо…

Когда за студентами медленно закрылась тяжелая дверь лаборатории, те переглянулись.

— Ничего себе местечко! — уважительно пробормотал Мотиира. — Внушает.

— Да уж, наворочено не по-детски, — согласился Ката. — Кстати, зря меня выгнали. Я-то видел, что там, за стеклом, происходило, мог бы и помочь.

— Ну так приди завтра, — посоветовала Манна. — Господин Овари же сказал, что можно в любое время. И я, наверное, приду, раз платят. Мне любые деньги пригодятся.

— Мне тоже, — согласилась Ссашаха. — Община мало присылает, крутиться приходится. А сегодня есть предложение отметить знакомство. Знает кто-нибудь забегаловку, где и мне, и вам еда сгодится?..

16.03.858, вододень. Масария. Специнтернат для детей с особыми способностями

Сэцу поерзал на диване, устраиваясь поудобнее. Ему здесь не нравилось. Не нравились разукрашенные глупыми рисунками стены, глухая неподвижность лесопарка, которая просто пугала после привычной городской суеты, но больше всего ему мешал постоянный несмолкающий шум в ушах, к которому он со вчерашнего дня так и не сумел приноровиться. Он машинально оттянул пальцем противный обруч и тут же заработал несильный хлопок по руке.

— Не трогай, пацан! — беззлобно сказал ему сидящий рядом дядька. — Сколько раз повторять?

Сэцу угрюмо посмотрел на него и нахохлился. Мама испуганно посмотрела на него и приподняла руку, чтобы привычным жестом погладить его по голове, но не решилась. Со вчерашнего дня она казалась еще более несчастной и уставшей, чем обычно, и страх в ее глазах, раньше появлявшийся только при виде отца, теперь не уходил вовсе. Мальчик швыркнул носом — пусть это невежливо, все равно он теперь навсегда плохой! — и уставился в пол. Да, он плохой! Но зато теперь отец пожалеет, что бил его и маму! Пусть бы он подольше пролежал в больнице! А он сам даже не заплачет, когда его выпорют, он уже привык…

— Да где же воспитательница? — пробормотал чужой дядька. — Они здесь что, не проснулись еще?

— Я пойду поищу, господин! — вскинулась мать.

— Сиди, госпожа Уса, — отмахнулся дядька. — Куда ты пойдешь? Заблудишься только. Да не разрешено здесь без сопровождающих ходить. Опасно, сама понимаешь. Мало ли что.

— Да, господин… — пробормотала мать. — Приношу свои извинения.

Сэцу обхватил себя руками за плечи и попытался поглубже вжаться в мягкий диван. Получилось плохо: тот упруго выталкивал его из себя. Поскорей бы уж его выпороли и отпустили домой. Хотя что там сейчас делать? И в школу не хочется — Сайдзай опять начнет дразниться и драться. Поскорее бы закончился год — со следующего он пойдет в среднюю школу и, может, с Сайдзаем больше не увидится.

Скрипнула дверь. Сэцу вскинул взгляд. В комнату вошли двое: пухлая тетка в зеленых майке и шортах и большой дядька в синей форме. Прежний дядька, который сидел с ним на диване, поднялся.

— Госпожа Акума? — раздраженно спросил он. — Мы уже двадцать минут ждем.

— Нет, — качнула головой тетка. — Господин Мамора, ее что, не вызвали?

— Я лично вызов передал, — сказал новый дядька. — Она там по пелефону с кем-то болтала, сказала, что как закончит — придет.

— Так… — тетка поджала губы. — Ребенок оформлен?

— Да.

— Тогда мы отпустим господина… э-э-э, сопровождающего. Господин, — она поклонилась дядьке на диване, — мы благодарны тебе за помощь. Ты можешь возвращаться в город.

— Рад слышать, — буркнул тот, поднимаясь. — Твою подпись вот здесь… ага, спасибо. Всего хорошего.

Он кивнул в пространство и вышел из комнаты.

— Господин Мамора, — сказала тетка, — будь так любезен, не сочти за труд сходить за госпожой Акумой еще раз и проследить, чтобы она немедленно явилась сюда. Если потребуется, возьми за загривок и приведи силой. Только меня не упоминай.

— Да, госпожа, — кивнул второй дядька и вышел вслед за первым. Тетка повернулась к Сэцу и его матери.

— Приношу свои извинения за случившееся, — сказала она. — Воспитатель сейчас явится. А пока давайте знакомиться.

Она подошла к дивану и присела перед Сэцу на корточки.

— Меня зовут Яна Мураций, молодой господин, — сообщила она. — Рада знакомству. Ты ведь Сэцу, да?

Мальчик угрюмо кивнул — и дернулся, когда тетка подняла руку к его голове.

— Я не стану тебя бить, молодой господин, — ласково сказала тетка, опуская, однако, руку. — Не бойся. Все будет хорошо. Госпожа Уса Якуба? — она повернула голову к матери Сэцу, выглядящей не менее перепуганной, чем сам мальчик. — Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Р-радость взаимна… — пробормотала мать. — Б-благосклонность пожалована, госпожа Яна…

— Все в порядке, госпожа, — улыбнулась ей тетка Яна. — Не надо меня бояться. Я не причиню вреда ни тебе, ни твоему сыну.

— Я не боюсь, госпожа, — пролепетала Уса. — Я просто… просто… скажи, госпожа, что с ним сделают? — из ее глаз против воли потекли давно сдерживаемые слезы. — Ему же всего девять лет! Он же просто не знал, что творит! Он не контролировал себя!

— Его никто не винит, госпожа, — покачала головой тетка. Она как-то ловко подвернула ноги под себя и уселась на пятки, глядя на Сэцу и его мать снизу вверх. — Произошла случайность. Твоего мальчика просто проглядели на последнем обследовании. Полагаю, эффектор пробудился внезапно из-за какого-то сильного нервного потрясения, такое иногда происходит. Нет ничьей вины в произошедшем. Сэцу, — она повернулась к мальчику, — скажи, тебе очень мешает эта штука на шее?

— Нет, госпожа, — буркнул мальчик, отворачиваясь. — Не мешает.

— Мешает, — покачала головой тетка. — Я же вижу. Сэцу, ты думаешь, тебя побьют, да?

Мальчик бросил на нее испуганный взгляд, но ничего не сказал. Конечно, его побьют! Отец лупит его за каждую мелочь, а теперь, наверное, вообще изобьет до полусмерти…

— Тебя не станут бить, Сэцу, — ласково, но уверенно сказала тетка, и мальчик, шмыгнув, недоверчиво покосился на нее. — Ни за что. Я не позволю, честно. Не бойся. А знаешь, что? Давай пока снимем с тебя блокиратор!

Мальчик снова заерзал на диване.

— Нельзя, — угрюмо сказал он. — Я опять что-нибудь сломаю.

— Не сломаешь, молодой господин. Тут специальная комната, в ней нет ничего ломающегося. И стены крепкие, и двери, и мебель тоже. Только ты постарайся не ударить ни меня, ни маму, ладно? Я знаю, что ты только вчера почувствовал свои невидимые руки и еще не умеешь ими управлять. Но ты ведь не хочешь никого ударить, да? Да, Сэцу?

Мальчик кивнул.

— Вот и хорошо, — улыбнулась ему Яна. — Давай попробуем.

Она протянула руку к ошейнику — мальчик снова дернулся, словно ожидая удара — и коснулась металлического обруча вмонтированным в перстень кодовым ключом. Зеленая лампочка на кольце погасла, и оно с легким щелчком распалось на две соединенных половинки. Яна осторожно сняла его и положила на пол рядом с собой.

— Видишь, так лучше, — сказала она. — Сэцу, ты знаешь, куда тебя привезли?

Мальчик помотал головой. Яна чувствовала, как от него исходят волны страха, неуверенности и напряжения. Она в очередной раз пожалела, что не умеет, как Карина, видеть насквозь — наверное, визуально контролировать новопробудившийся эффектор куда удобнее, чем просто основываясь на эмоциях. Но ничего, она справится и так. Для начала нужно успокоить ребенка — в таком состоянии с ним работать нельзя. Только аккуратно — ставить ментоблоки детям куда опаснее, чем взрослым…

Она потянулась и коснулась разума мальчика. Точки возбуждения — одна, вторая, третья — словно острые подрагивающие иглы, терзающие нейроны головного мозга. Очень осторожно коснуться, успокоить, разгладить мечущиеся волны детских эмоций… Может, проделать то же с матерью? Нет, для дела не нужно, и не следует лишний раз лезть руками в чужой мозг.

— Все будет хорошо, Сэцу, — повторила она. — Тебя больше не обидят. Тут специальное место, в котором живут такие же дети, как ты. У тебя вчера пробудился дар, и теперь ты особенный. Мы научим тебя пользоваться новыми способностями, а когда научишься, отправим домой. Тебе надо хорошо учиться, ведь ты теперь очень сильный, гораздо сильнее других.

— Сильнее? — робко спросил мальчик. — Сильнее, чем Сайдзай?

— Да, — улыбнулась ему Яна. — Гораздо сильнее, чем Сайдзай. И тебе больше нельзя драться, чтобы не убить кого-нибудь случайно.

— Я не люблю драться, — насупился мальчик. — Но пусть ко мне тоже не лезут! Если Сайдзай опять начнет приставать…

— Не обязательно драться, чтобы победить, Сэцу. Тебя научат, как это делать. Но сначала придется какое-то время пожить здесь. Две недели, может, период. Не заскучаешь по дому?

Мальчик яростно мотнул головой.

— Ну, вот и славно. Ты ведь хороший умный мальчик, и ты научишься всему. Хочешь…

— Ты кто такая, госпожа? — раздался из-за спины резкий высокий голос. — Что ты здесь делаешь и почему с девианта снят ошейник?

Мальчик снова дернулся и перепугано вжался в спинку дивана. По сиденью рядом с ним словно пробарабанили крупные дождевые капли — вероятно, непроизвольно дернулись манипуляторы. В глазах его матери снова плеснулся страх. Подавив внезапный приступ ярости, Яна ободряюще улыбнулась им обоим и одним движением, которое бы одобрила и Карина, поднялась с пяток на ноги, разворачиваясь.

Прямо перед ней, уперев руки и бедра, стояла высокая смуглая женщина лет сорока, одетая в белый халат воспитателя. Она возмущенно щурилась, глядя на Яну. От нее исходила смесь страха, злости, раздражения и отвращения, направленных, впрочем, не только и не столько на Яну, сколько на вжавшегося в диван мальчика. За ее спиной в дверном проеме стоял господин Мамора с заложенными за спину руками. Директор службы безопасности интерната с явным неодобрением смотрел на женщину, уголок его рта кривился в презрительной усмешке. Поймав взгляд Яны, он коротко пожал плечами и возвел глаза к потолку, а в сторону воспитательницы от него плеснуло отчетливой брезгливой неприязнью.

— Госпожа Акума, твой тон недопустимо резок, — спокойно сказала Яна. — Перед тобой ребенок. Будь добра, говори…

— Я сама знаю, как должна говорить, — резко оборвала ее женщина. — Мамора, ты, что ли, снял с девианта ошейник без моего разрешения? Ты хочешь, чтобы он всех здесь поубивал?

Мамора открыл было рот, но Яна не дала ему сказать и слова.

— Госпожа Акума, немедленно выйди в коридор! — приказала она. — Господин Мамора, посторонись, пожалуйста.

— С какой стати ты командуешь… — женщина резко осеклась, когда манипуляторы Яны обхватили ее и вздернули в воздух, приподняв над полом на несколько сантиметров. Яна почти физически почувствовала плеснувшую от нее волну ужаса. Секунду спустя воспитатель спиной вперед вылетела в коридор. Яна двинулась за ней, но остановилась и оглянулась.

— Молодой господин Сэцу, госпожа Уса, я сейчас вернусь, — сказала она и глазами показала Маморе на выход. — Приношу свои извинения. Я все улажу.

Вместе с директором по безопасности она вышла в коридор и плотно закрыла за собой дверь. Воспитатель, прижатая ее манипуляторами к стене коридора, со страхом смотрела на них. Яна отпустила ее, позволив провалиться с высоты в несколько сантиметров и придержав, чтобы та не потеряла равновесие и не упала на пол.

— Госпожа Акума, — холодно сказала она, — мое имя Яна Мураций. Со вчерашнего дня я новый директор по воспитательной работе. Я ответила на вопрос, кто я такая?

— Прости, госпожа… — пролепетала воспитатель. — Я не знала…

— Ты действительно не знала. По моей просьбе господин главный директор не стал представлять меня коллективу, пока я не осмотрюсь здесь как следует. Неведение, однако, никак тебя не извиняет. Ты вошла в комнату с перепуганным мальчиком, только вчера осознавшим свой эффектор и искалечившим отца, и его матерью, которая от страха только что сознание не теряет, и перепугала их еще сильнее. В своих высказываниях ты использовала совершенно недопустимые слова и тон. И, сверх того, ты без уважительной причины опоздала, заставив четверть часа ждать и без того взвинченных людей.

— Прости, госпожа…

— Мне тебя прощать не за что, у меня с эмоциями все в порядке. Однако, госпожа, довожу до твоего сведения, что за последние полгода на твою работу родителями детей неоднократно подавались жалобы, и половину вчерашнего вечера я провела за их исследованием. Сегодня я намеревалась самостоятельно проверить, как ты ведешь себя с новоприбывшими детьми, но, похоже, не судьба. Великолепная госпожа Акума Варуй, официально объявляю, что с сего момента ты уволена. Господин Мамора, отзови пропуск госпожи Акумы и проследи, чтобы ее как постороннюю персону немедленно выдворили за пределы режимной территории. Сообщи также бухгалтерии, что формальности по ее расчету необходимо завершить сегодня же.

— Ты не можешь… — пискнула воспитатель, растерявшая весь свой высокомерный вид, но Мамора положил ей на плечо тяжелую руку.

— Ты слышала, что сказала госпожа директор, — мрачно пробасил он. В его эмоциях Яна читала совершенно явное удовлетворение. Похоже, воспитательница не пользовалась его симпатиями. — Пойдем, госпожа Акума, я проведу тебя в твой кабинет, чтобы ты могла забрать вещи. Госпожа Яна, прислать другого воспитателя? Дайто! — сказал он в пространство, постучав себя по вставленной в ухо пуговке рации, — прямо сейчас зайди в пятый кабинет. Надо выдворить с территории постороннего.

— Спасибо, господин Мамора, другого воспитателя пока не надо, — поблагодарила Яна. — У всех и без того полно дел Я приму ребенка самостоятельно, а потом отведу его в группу.

Равнодушно скользнув взглядом по фигуре растерянно стоящей перед ней женщины, она повернулась и вошла обратно в комнату. Странно. Впервые в жизни она уволила совершенно постороннего человека, которого только что увидела, возможно, сломав ей не только карьеру, но и жизнь, но не испытывает из-за того совершенно никаких эмоций. Словно дохлую мышь из дома выбросила. Она прикрыла за собой дверь и ободряюще улыбнулась мальчику и его матери.

— Снова приношу свои извинения, — сказала она. — Инцидент исчерпан. Госпожа Акума больше нас не побеспокоит.

Она приблизилась к дивану.

— Сэцу, — ласково сказала она, — нам с твоей мамой нужно поговорить наедине. Ты не испугаешься посидеть здесь один?

Мальчик уставился в пол.

— Нет, госпожа, — тихо сказал она.

— Ты молодец, Сэцу, — похвалила его Яна. — Ты храбрый мальчик. У меня к тебе просьба. Пока мы с твоей мамой разговариваем, нарисуй мне картинку, ладно?

— Картинку, госпожа? — недоуменно посмотрел на нее мальчик.

— Да, Сэцу, картинку. Любую. Нарисуй что захочешь.

Она отошла к дальней стене и, с усилием сдвинув массивную дверцу, достала из встроенного в стену шкафа лист пластика и фломастеры.

— Вот, — она протянула их ребенку. — Рисуй что угодно. Госпожа Уса, могу я попросить тебя выйти со мной в коридор?

— Да, госпожа, — женщина с готовностью поднялась. Ее губы дрожали, а натянутая улыбка скрывала под собой в любой момент готовую прорваться истерику. — Конечно, госпожа.

Улыбнувшись мальчику напоследок, Яна вывела ее в коридор и усадила на мягкую скамью-банкетку у стены, опустившись рядом.

— Госпожа Уса, — сказала она, — не надо бояться. Ни за себя, ни за сына. Вам не причинят вреда.

— Но госпожа… — всхлипнула женщина. — Ведь вчера он… вчера…

— Он разгромил квартиру и искалечил отца, я знаю, — кивнула Яна. — Я читала полицейский протокол. Такое случается. Очень редко в последние годы, но случается. Я уже говорила и повторю еще раз: здесь нет ничьей вины.

— Но ведь его не заберут у меня, нет? — женщина стиснула руки, отчаянно заглядывая Яне в глаза. — Не заберут? Госпожа, я не смогу жить без него! Он единственная моя радость в жизни! Пожалуйста, госпожа! Все, что угодно!..

— Успокойся, госпожа Уса, — мягко прервала ее Яна. — Его у тебя не заберут. Сейчас не сороковой год.

— Но мне говорили…

— Я не знаю, кто и что тебе говорил, но не надо слушать всякие глупости, тем более верить им. Детей с особыми способностями давно не забирают у родителей силой. Их помогают правильно воспитывать, да, но если родители не отказываются от них сами, они остаются в семьях. Если я правильно тебя поняла, ты от сына отказываться не собираешься?

— Нет, госпожа! — воскликнула мать. — Бакта… Он мой муж, он, может, и захочет отказаться, но я не позволю! Госпожа, но ты сказала, что он должен остаться здесь?

— Да. На какое-то время. У Сэцу проявились способности первой категории. Он очень силен, и его нужно тщательно обучить пользоваться своей силой. Иначе он опять кого-нибудь искалечит и даже убьет, даже не желая того. Обычный срок пребывания ребенка в нашем заведении — две недели. Иногда период. За этот срок его обучают контролировать силовые манипуляторы, а также выявляют дополнительные способности.

— Дополнительные?..

— Да. Силовая функция — воздействие на предметы — обычно наиболее заметна, но иногда у детей проявляется и что-то сверх того. У нас очень хорошие педагоги, они научат твоего ребенка всему, чему нужно. Потом еще год он останется под наблюдением, потребуется регулярно проходить обследование и психологические тесты — бесплатно, разумеется. Но, госпожа Уса, — Яна наклонилась вперед и заглянула женщине в глаза, — ты должна понимать, что детям с такими способностями и уход нужен особый. Если ты не чувствуешь в себе сил жить рядом с маленьким чудовищем, которое в любой момент может порвать тебя надвое в ответ на просьбу убрать игрушки в своей комнате, лучше сразу откажись от него, как бы ты его ни любила. В детдоме, даже специализированном, для ребенка нет ничего хорошего, но все лучше, чем жизнь с родителями, которые от тебя шарахаются. Я знаю, у меня есть друзья-девианты, которые росли в таких условиях. Дети очень тонко чувствуют фальшь, так что не стоит даже и пытаться их обманывать.

— Что ты говоришь, госпожа? — в глазах женщины блеснуло изумление. — Он — мой сын! Я ни за что не откажусь от него, какой бы силой он ни обладал!

— Я услышала тебя, госпожа Уса. Я вижу, ты говоришь искренне. Но ты никогда не жила в одной квартире с ребенком-девиантом и не представляешь, каково это. Никто не заставляет тебя решать сразу. Подумай, время есть. И скажи мне вот еще что. Муж бьет тебя? Отвечай!

Последними фразами Яна хлестнула женщину, как кнутом, мгновенно сменив ласковый сочувственный тон на резко-вопросительный. Женщина отшатнулась.

— Нет, госпожа! — пролепетала она. — Нет, конечно! Как ты можешь…

— Ты лжешь! — оборвала ее Яна. Она была противна самой себе, но нарыв нужно вскрыть прямо сейчас. — Я вижу твою ложь так же ясно, как ты видишь меня. Синяк у тебя на щеке — он свежий, заметно даже сквозь косметику. Он бьет ребенка?

Женщина испуганно посмотрела на нее, потом нехотя кивнула.

— Что случилось вчера? — безжалостно продолжала допрашивать ее Яна. — Расскажи все с самого начала! Как у мальчика пробудился эффектор? Отец бил его, когда все произошло?

— Да, госпожа, бил, — всхлипнула женщина. — Умоляю, не сообщай в полицию!

— Как все случилось?

— Бакта… он опять вернулся пьяный. Он ударил меня, а потом… потом потребовал у Сэцу дневник… а там… там замечание, за драку… Госпожа, Сэцу не виноват, к нему пристают школьные хулиганы! Бакта увидел замечание, взял ремень и принялся хлестать Сэцу, а Сэцу так страшно закричал… и потом все в комнате стало ломаться и разбиваться, а Бакта отлетел в коридор, упал и больше не двигался. Сэцу упал на пол, забился в истерике, а потом потерял сознание. И я сразу вызвала «скорую», и потом приехала полиция и забрала Сэцу. Госпожа, мой муж хороший, только он пьет… иногда…

— Понятно, госпожа, — прежним мягким тоном сказала Яна. — Не беспокойся, я не стану сообщать в полицию о том, что он бил мальчика. Но с побоями пора кончать. Я звонила в больницу, и мне сказали, что твоего мужа прооперировали. Он останется жить, хотя у него сложный перелом бедра и трещины в ребрах. Ходить какое-то время он будет с трудом, возможно, с костылем. Хорошо, что он выжил — когда пробуждение особых способностей начинается с убийства, ребенку очень сложно оправиться. Даже если он ненавидел погибших. Скажи, госпожа, ты работаешь?

— Нет, — покачала головой женщина. — Бакта зарабатывает достаточно.

— Ясно. То есть ты домохозяйка, средств к существованию не имеешь, развестись с мужем не можешь. Госпожа Уса, я совсем не знаю твоего мужа. Но я знаю, что человек, который без веской причины лупит жену и ребенка, «хорошим» являться не может. Если ничего не изменится, в следующий раз твой сын убьет отца. Мы учим детей контролировать себя, но не в ситуации, когда их избивают взрослые подонки. Скажи мне честно: твой муж сможет измениться? Перестать пить и драться? Подумай и скажи.

Женщина опустила измученный взгляд к полу и тихо покачала головой.

— Хорошо, что ты понимаешь. Вот, возьми, — Яна протянула женщине белый прямоугольник. — Здесь код и адрес Фонда помощи жертвам домашнего насилия. Ты можешь обратиться к ним за помощью. Там помогут оформить развод, снять жилье, получить хотя бы минимальную квалификацию и устроиться на работу. При необходимости тебе по суду оформят защиту от мужа, так что он не сможет тебе ничего сделать. Их услуги стоят денег, но не слишком больших, потому что затраты частично возмещаются государством. Они оформят ссуду с минимальными процентами, ты сумеешь ее выплатить за полгода-год. Госпожа Уса, я понимаю, что нелегко решиться так радикально изменить свою жизнь. Но подумай о сыне. Сейчас его судьба в твоих руках.

Женщина неуверенно приняла визитку и растерянно посмотрела на ровные строчки текста.

— А сейчас, госпожа, тебе пора. Попрощайся с сыном и иди домой. Твой муж не выйдет из больницы по крайней мере неделю, так что у тебя есть время все спокойно обдумать. Кстати, ты можешь навещать сына, пока он здесь, но не чаше двух раз в неделю. Пойдем. Попрощайся с ним.

Она встала и вошла обратно в комнату. Мальчик вскинул на нее взгляд.

— Можно посмотреть на рисунок? — осведомилась Яна, приближаясь к его диванчику. — Ух ты! А что здесь такое?

— Крокодил, — пояснил Сэцу, тыкая пальцем, в кривые и косые линии. — Вот голова, тут хвост, а вот его зубы.

— Ого, ну и крокодилище! И зубы какие большие! А тут что?

— А это он папу напополам перекусывает, — спокойно пояснил ребенок.

— Понятно. Ну что, Сэцу, твоей маме пора идти домой. А ты пока останешься здесь, чтобы учиться управлять своей силой.

Мальчик насупился.

— Я с мамой хочу, — буркнул он.

— Пока нельзя, Сэцу. Ты не умеешь обращаться со своей силой и можешь случайно сделать больно маме. Ты ведь не хочешь сделать ей больно, правда?

Мальчик шмыгнул носом и ничего не сказал.

— Сэй, — мать подхватила мальчика с дивана и крепко обняла. Он ухватился за нее и затих. — Сэй, милый мой, дорогой, любимый, мне ужасно не хочется тебя оставлять здесь. Но тетя Яна хорошая и добрая, она научит тебя всему, чему надо. Нужно, чтобы ты пока остался здесь, понимаешь? А я стану тебя навещать. Договорились?

Женщина отцепила от себя ребенка — на глазах обоих блестели слезы — и осторожно посадила его на диван.

— До свидания, Сэй, — сказала она тихо. — Я стану приходить. И все изменится. Мы начнем жить совсем-совсем по другому. И папа перестанет тебя бить. Только ты, пожалуйста, хорошо учись всему, чему скажут. Госпожа, — сказала она, поворачиваясь к Яне, — я подумаю над твоими словами. Обязательно подумаю.

— Я надеюсь, госпожа, — кивнула Яна, доставая пелефон. Она чувствовала, как в облаке страха и отчаяния в госпоже Усе медленно кристаллизуется спокойная твердая уверенность. Хорошо. Она наверняка справится с ситуацией. В конце концов, зачастую человеку нужно лишь объяснить, что из привычного кошмарного болота есть тропка, и она сама на нее выберется. — Я очень на то надеюсь. Я вызову провожатого, и еще тебя бесплатно довезут до трамвая.

Когда женщина, в последний раз махнув своему сыну, вышла за охранником, и за ней закрылась дверь, Яна села на пол перед мальчиком, скрестив ноги. Она подобрала с пола забытый блокиратор, повертела его в руках и отбросила в дальний угол.

— Ну, Сэцу, вот мы и остались одни. Но не бойся и не грусти. Мама вернется. Она будет приходить, и часто.

Мальчик не ответил. Его окутывала пелена серой тоски и безнадежности. Ну, хотя бы страх прошел, и за то спасибо.

— Сэцу, — таинственным тоном сказала Яна, — а ты тайны умеешь хранить?

Ребенок недоверчиво посмотрел на нее, и в его эмоциональном фоне мелькнула слабая искорка любопытства.

— У меня есть очень-очень тайный секрет, и я могу тебе его сказать. Только пообещай, что никому не расскажешь.

— Не расскажу, — удивленно сказал мальчик. Искра у него внутри блеснула и ярко разгорелась. — А что за секрет?

— Честно-честно не расскажешь?

— Честно-честно!

— Тогда слушай. Сэцу, у меня тоже есть дар, совсем как у тебя. Смотри…

Она расправила манипуляторы, подхватила с дивана фломастеры и принялась жонглировать ими в воздухе. Мальчик следил за ними с округлившимися глазами и приоткрытым ртом. Его эмоциональный фон запестрел яркими красками удивления и восхищения.

— Ты как это делаешь, тетя Яна? — озадаченно спросил он.

— У меня тоже есть невидимые руки, как у тебя. И вот ими я так и делаю. Нравится?

— А мне можно попробовать? — с интересом спросил мальчик, и в тот же момент в воздухе свистнуло. Сильный скользящий удар в левую часть головы бросил Яну на спину, фломастеры разлетелись по комнате. В глазах у нее потемнело. Несколько секунд она лежала на спине, бездумно глядя в потолок и заставляя себя удержаться на грани бессознательности. Потом медленно села, чувствуя, как наливается горячей тяжестью левая скула. Наверное, там растет здоровый фонарь. Дура! Чуть не доигралась…

Мальчик перепугано смотрел на нее, съежившись в углу дивана. От него снова исходили страх и отчаяние.

— Все… в поряд… ке, Сэцу, — хрипло сказала Яна, осторожно ощупывая скулу. — Мне… почти не больно. Я знаю, ты не хотел меня ударить, так вышло случайно. Но теперь ты понимаешь, почему тебе нужно остаться здесь и тренироваться использовать свою силу?

Ребенок быстро кивнул.

— Вот и замечательно… — Яна встала на ноги и тряхнула головой. Хорошо бы синяк вышел не слишком большим, чтобы его удалось замаскировать. А то красавицей же она окажется, когда ее, наконец, представят воспитателям! — А теперь давай поиграем в новую игру.

Она села рядом с мальчиком на диван и осторожно обняла его за плечи. На сей раз он не отстранился.

— Сэй — можно называть тебя Сэй, да? — видишь, фломастеры разлетелись по всей комнате. Так нехорошо, нельзя разбрасывать игрушки. Порядок всегда нужно соблюдать. Давай-ка вместе попробуем их собрать: один я, другой ты, потом опять я…

Два часа спустя, наказав мальчику не снимать блокиратор без разрешения взрослых, она передала его воспитательнице группы и поднялась на второй этаж в свой кабинет. Устало опустившись за стол — голова от удара все еще болела — она подумала и активировала коммуникатор.

— Господин Мамора, — сказала она, — не явится ли слишком большой наглостью с моей стороны попросить тебя оторваться от дел и зайти?

— Разумеется, — откликнулся тот. — Сейчас появлюсь.

Минуту спустя директор по безопасности вошел в дверь и без приглашения опустился на стул.

— Ты хорошо ладишь с детьми, госпожа Яна, — задумчиво сказал он. — Признаться, не ожидал. Когда я увидел тебя вчера, то подумал, что ты слишком… э-э-э, неопытна, чтобы работать здесь, да еще и директором по воспитательной части. Признаю свою неправоту.

— Ты следил за мной, господин Мамори? — Яна приподняла бровь.

— Разумеется. Все помещения оборудованы камерами слежения и объемными блокираторами, а общение с девиантами постоянно контролируется. Ты разве не знала? Стандартная мера предосторожности в подобных учреждениях. Несчастные случаи нет-нет, да происходят. Ты какой колледж заканчивала, госпожа?

— Господин Мамора, могу я еще раз набраться наглости и предложить общаться без формальностей?

— Да, Яна.

— Мамора, я заканчивала не колледж, а университет. Разве в моем досье не написано?

— Начнем с того, что твоего досье вообще нет. У нас не секретное учреждение, мы персонал под колпаком не держим. Наша задача — помогать справляться с инцидентами и охранять от посторонних, а не предотвращать утечку информации. Признаться, я о тебе не знаю вообще ничего.

— Понятно. Ну, знать особенно и нечего. Вообще-то формально я работаю в Фонде поддержки талантов, в одной из аналитических групп. Два года назад я экстерном закончила магистратуру нашего университета по специальности «Социология и политология». Мы, в частности, занимаемся проблемами интеграции девиантов в общество, и мой начальник счел необходимым, чтобы я приобрела опыт работы на весьма важном, как он полагает, участке — в системе интернатов для детей с особыми способностями. Полгода я работала воспитателем, потом меня решили немного поднатаскать на административной работе. А в вашем центре давняя незаполненная вакансия. Мамора, я не думаю, что задержусь здесь надолго — три-четыре периода, вряд ли дольше, но пока я здесь, постараюсь работать как следует.

— Ну, я рад, что хотя бы сейчас ты с нами, — улыбнулся директор по безопасности. — Признаться, я перепугался, когда мальчик тебя нокаутировал. Хотел уже включить блокиратор, но ты оправилась. Яна… не слишком ли нескромно спросить о твоих собственных способностях? Ты ведь тоже девиант?

— Да, Мамора. Я девиант. У меня первая категория и эмпатия. Госпожу Акуму я вышибла именно потому, что она ненавидит детей. Может, и не всех, но девиантов — точно. Не знаю, как она столько времени здесь работала, но, боюсь, вреда она принесла ничуть не меньше, чем пользы.

— Вот как… — медленно произнес Мамора. — Да, безусловно, чувствительность к эмоциям — очень полезная способность для воспитателя.

— Ага. Но я попросила тебя зайти вовсе не для того, чтобы обсудить мою персону. Есть предложение прогуляться по территории. Ты покажешь мне, как здесь все устроено и как обеспечивается безопасность нашего заведения. Не возражаешь?

18.03.858, златодень. Обсерватория Тэммондай

Цукка спрыгнула с подножки автобуса, отошла в сторону, чтобы не стоять на пути у выходящих, и начала осматриваться. Здесь она оказалась впервые. Разумеется, все время, пока шло строительство нового гравископа, она с большим интересом следила за ним — но дистанционно, по редким пелефонным фотографиям и видеороликам, присылаемым Ликой. Никакие ролики, однако, не могли передать всю величественность окрестных скал и прозрачную ясность разреженного горного воздуха. Серпантин горной дороги завершался асфальтированной площадкой автомобильной стоянки, сейчас забитой автобусами и автомобилями. Вокруг сновали и торопились люди, орки и даже редкие тролли, но она решила не поддаваться общему суетливому настроению. Все равно Лике сейчас наверняка не до нее. До открытия еще почти час, так что она вполне может немного полюбоваться открывающимися с края обрыва видами.

Закинув за спину легкую сумку с нехитрыми пожитками, она подошла к высоким перилам, с трудом удержавшись на ногах из-за внезапно налетевшего могучего порыва ветра, и какое-то время с интересом осматривала расстилающуюся далеко внизу Тэммондайскую долину. Расположившийся в ней город, хотя и довольно крупный, примерно на полмиллиона населения, с высоты в две с лишним версты казался крохотным, почти игрушечным. По запруженной на дальнем краю долины реке ползли крохотные кораблики и баржи, в порту склоняли жирафьи головы стайки портовых кранов. У дальнего края долины, где река терялась среди горны отрогов, проходили шлюзование несколько кораблей. Город поблескивал под радостными солнечными лучами, и в еще холодном и отчетливо разреженном горном воздухе витали слабые пока запахи весенней зелени.

Сполна насладившись обзором и пожалев, что рядом нет Саматты или Яны, с которыми можно поделиться своими восторгами, Цукка вытащила пелефон и сделала несколько снимков. Жаль, что они выйдут плоскими — все-таки пелефон не видеокамера, но, по крайней мере, маленькое чудо, подаренное в свое время Дзинтоном, гарантирует резкость, четкость и насыщенность цветов. Все лучше, чем обычные встроенные объективы, и отдельную камеру с собой таскать не надо… Убрав пелефон в сумочку и поежившись под налетающими порывами знобящего ветерка, она напряглась, настраиваясь на дальний вызов.

«Палек в канале. Привет, Цу!» — торопливо откликнулся тот несколько секунд спустя. — «Ты далеко?»

«На стоянке перед входом в главное здание».

«Замечательно. Обойди здание слева, там найдешь служебный вход. Охрана предупреждена, тебя пропустят и объяснят, как пройти к гравископу, только паспорт приготовь. У нас тут проблемы, не до тебя, извини. Все, отбой».

Юмористически хмыкнув, Цукка двинулась в указанном направлении. Сквозь стеклянные панели с тихим ужасом рассмотрев забитый людьми главный холл, она обогнула корпус и уже издали заметила служебный вход по сгрудившейся перед ним небольшой толпе. Похоже, ушлые репортеры и гости пытались штурмовать и его, чтобы под шумок успеть занять лучшие места. С трудом протиснувшись сквозь толпу и воткнувшись на ступеньках физиономией в шерстистый орочий бок — рот сразу забился тонкими волосками — она подергала за рукав одного из двух обозленных охранников, с трудом сдерживающих напор.

— Господин! — торопливо проговорила она. — Обо мне предупредили.

— Документы! — рявкнул охранник, наградив ее недружелюбным взглядом.

Цукка торопливо сунула ему пластинку паспорта. Почти вырвав его из рук и попутно оттолкнув какого-то особо назойливого журналиста сразу с тремя объективами на груди, охранник приложил документ к своему планшету, несколько секунд взирал на появившиеся строки, потом вернул.

— Проходи, госпожа, — сумрачно буркнул он, немного отступая в сторону — ровно настолько, чтобы Цукка могла проскользнуть. Та не замедлила воспользоваться приглашением и, с облегчением вздохнув, нырнула в щель. Сумочка едва не осталась снаружи, зажатая между страждущими журналюгами, но в конце концов вырвалась на свободу и присоединилась к хозяйке.

Она оказалась в длинном полутемном коридоре с выходящими в него дверями. Сразу у входа со скучающим видом стоял еще один охранник — видимо, второй эшелон защиты.

— Куда, госпожа? — вежливо спросил он.

— Мне нужно к гравископу, — пояснила Цукка. — Там где-то Палек Мураций. Он сказал, что охрана объяснит дорогу.

— По коридору до первой развилки, там налево и до выхода из здания, — пояснил охранник. — Мимо гравископа не промахнешься, госпожа. — Он ухмыльнулся. — Вот насчет господина Палека не поручусь, он сегодня весь день в мыле взад-вперед носится. Что-то у них там не ладится. Он, похоже в пяти местах одновременно присутствует, и нигде его найти нельзя.

— Спасибо, господин, — кивнула Цукка, оправляя помятую в давке блузку — свою любимую, жемчужно-серую с тонкой золотой вышивкой. — Я найду.

Коридор вывел ее в огромный внутренний двор. Точнее, даже не во двор, а на территорию площадью с приличное спортивное поле. С одной стороны оно упиралось в здание, с двух других его ограждала высокая сплошная металлическая ограда. Дальний край площадки заканчивался обрывом, закрытым сетчатым ограждением. В ее центре огромным цветком темного металла застыл новый гравископ. Восемнадцать десятисаженных лепестков поднимались почти вертикально вверх, опираясь на пятигранную пирамиду бетонного основания, а над ними еще на пятнадцать саженей на тонких прутиках концевых опор возносился конус основного фокуса. Цукка залюбовалась конструкцией. Ажурно-воздушная, она казалась устремленной вверх, к звездам, словно экзотический космический корабль, готовый к старту.

Но почему лепестки подняты? Ведь такое, насколько она помнит сценарий, должно случиться только после торжественного открытия!

Возле постамента столпились с десяток человек и трое орков. Рядом возвышалась стрела передвижной монтажной вышки. На вершине одного из лепестков копошился человек, ковыряясь в шарнире концевой опоры. Цукка подошла к негромко переговаривающимся людям, нетерпеливо поглядывающим вверх.

— Привет, Лика! — поздоровалась она. — Здравствуй, дядя Ван. Что-то случилось?

— А, привет, Цу! — коротко взглянул на нее озабоченный Палек. — Ты не поверишь — сегодня утром какой-то кретин-репортер на наемном вертолете зацепил установку, когда кругом облетал во время последнего нашего тестирования. Поднялся из долины, перелетел изгородь и давай вокруг круги нарезать. Ему, видите ли, поближе, разглядеть захотелось. А здесь, как ни странно, порывы ветра случаются. И криворукий пилот машину не удержал, зацепил сочленение хвостовым стабилизатором. Слегка зацепил, на хвосте только краска и ободралась, но там что-то заклинило. И я даже догадываюсь, что. Не рассчитано оно на вертолетные тараны! И теперь лепестки не опустить, чтобы шарнир окончательно не угробить. Хорошо хоть вертолет с соосными винтами оказался, без хвостового пропеллера, иначе рухнул бы он на лепестки, и пришлось бы всю установку с начала собирать. Ну что он, засоня, там копается? Спит на ходу, что ли? Там делов-то — одну пластину сменить! Ван, я поднимусь и сам все сделаю!

— Лика, погоди! — остановила его Цукка. — А почему ты-то? У вас же за механику Цутома и Тюи отвечают.

— У Цутомы какие-то личные заморочки, он все бросил и уехал, — нетерпеливо отмахнулся Палек. — А Тюи позавчера нажралась мороженого после купания в бассейне и сейчас валяется в постели, воспламеняя простыни без дополнительных средств. Да я и сам справлюсь! Что я, зря эту долбанутую ТММ несколько лет зубрил? Дядя Ван, я поднимусь?

— Не суетись, — осуждающе посмотрел на него инженер. — Времени пока хватает. В крайнем случае так откроем, все равно никто не разберется, как должно выглядеть. Потом поправим в спокойной обстановке. Монтажнику, между прочим, за риск деньги платят, а тебе — нет. Сорвешься — что делать станем?

— Сорвусь? — фыркнул Палек. — Да я по таким местам лазил, по сравнению с которыми тут просто пешеходный тротуар!

— Ох, молодежь… — Ван покачал головой. — Кстати, здравствуй, Цу. Рад тебя видеть. Может, хоть ты успокоишь своего подопечного? Он уже второй день сам не свой. Ходит шатаясь, спит три часа в сутки, вилкой мимо рта промахивается, едва в глаз себе не попадает.

— Да я тоже простыл, наверное! — досадливо отмахнулся юноша. — Тюи и меня мороженым обкормила, от нее только Каси без скандала умеет отделываться, — он мотнул головой в сторону невысокой рыжей девицы с конским хвостом на затылке, стоявшей чуть поодаль от основной группы и сосредоточенно всматривающейся вверх. — Все у меня нормально с координацией. Подумаешь, отвлекся немного! К-ссо! Нет, ну он точно заснул! Дядя Ван, я полез.

— Эй! — вскинулся было инженер, но долговязый Палек уже размашисто шагал к монтажной вышке. Запрыгнув наверх, к пульту, он принялся что-то втолковывать оператору. Выслушав, тот кивнул и нажал на кнопку. Монтажная площадка спустилась вниз, и Палек, подпрыгнув и ухватившись за перила, подтянулся и влез на нее, игнорируя ступеньки.

— Ну что с ним делать! — вздохнул Ван, поворачиваясь к Цукке. — Молодой, шустрый, на месте не сидится. Ладно, пусть поднимется. Может, и в самом деле на пару быстрее справятся.

— Если он что-то решил, то его не остановить, — согласно кивнула та. — Весь в приемного папашу, такой же шустрый и безапелляционный. Дядя Ван, мы просмотрели результаты тестовых прогонов. Все почти отлично, но повторная калибровка все же требуется. Я на три дня приехала — уложимся?

— Уложимся, конечно, — пожал плечами инженер, наблюдая, как монтажная площадка медленно поднимается к небесам, а мачта постепенно наклоняется, приближая ее к лепестку. — Вся процедура четыре часа занимает, не больше. Сегодня вряд ли получится, но завтра с утра займемся. Ты где остановилась?

— Я еще нигде не остановилась. Из аэропорта прямо на автобус и сюда. Вечером найду себе какой-нибудь отель.

— Ты оптимистка! — усмехнулся инженер. — Наверняка отели все забиты под крышу, разве что императорские люксы и остались. Но мы тут днюем и ночуем, несколько кабинетов под общие спальни приспособили. Спальный мешок мы для тебя найдем, если не возражаешь.

— Не возражаю, — кивнула Цукка. — Спасибо, дядя Ван. Ох, да что же он делает-то! Он же без страховки!

Наверху Палек, по-видимому, не удовлетворенный своим расположением, поднырнул под перила монтажной площадки и мягким кошачьим движением перепрыгнул с нее на лепесток, совершенно игнорируя разверзшуюся под ним семиэтажную пропасть.

— Спустится — голову оторву, — кивнул Ван, напряженно наблюдая за своим учеником. — Я его вообще с площадки выгоню за такие фокусы! Он, конечно, ловкий паренек, но инстинкт самосохранения у него начисто отсутствует. Сам убьется и других зашибет. Ну, погоди у меня…

— Шалопай… — Цукка напряженно поморщилась. — Когда он спустится, дядя Ван, не убивай его до конца. Оставь и мне кусочек, я поучаствую.

— Договорились! — согласился Ван, не отрывая от лепестка напряженного взгляда. — Цу, а что там за проблемы случились с первым гравископом? Я слышал, что-то сломалось, но как-то в деталях не разбирался.

— Я тоже не очень в курсе, — Цукка безразлично приподняла бровь. — Его оканакцы почти монополизировали, нас давно в сторону оттеснили. Не втиснуться в расписание. Но я слышала, что там один из лепестков из строя вышел. Вроде бы центральная секция пополам переломилась, то ли из-за каверн, то ли из-за усталости металла. Его же, если ты помнишь, не предназначали для интенсивной работы, он, скорее, модель, для отработки концепций. А его пять лет в хвост и гриву гоняют круглые сутки. Удивительно не что сломался, а что продержался так долго.

— А, понятно… — рассеянно покивал Ван. — Смотри-ка ты, а они, кажется, справились.

— Мы закончили! — крикнул сверху Палек. — Дядя Ван, сходи на пульт, запусти на пробу!

— Ты с ума сошел? — закричал в ответ инженер. — Какое «запусти на пробу»? А ну, живо спускайтесь! Никаких проверок, пока там кто-то есть!

— Я хочу посмотреть, как он ходит! — не сдавался юноша. — Дядя Ван, не вредничай!

— Ты что, не понял? Никаких испытаний, пока люди в опасной зоне! Давай спускайся! — на сей раз инженер, похоже, разозлился по-настоящему. — Лика, я сейчас пойду и открытие отменю, если дурью маяться продолжишь!

— Ладно! — нехотя откликнулся Палек. — Сейчас спустимся.

Он ловко перепрыгнул обратно на площадку, от чего сердце Цукки снова екнуло, и перебросил тело через перила. Монтажник отцепил страховку, но прыгать не стал. Вместо того он помахал вниз, оператору, чтобы тот придвинул площадку плотнее.

Оператор заработал манипулятором, и мачта, качнувшись, приблизила площадку к лепестку примерно на четверть сажени. Теперь между ней и конструкцией оставалось расстояние как раз такое, чтобы можно было дотянуться рукой. Монтажник кивнул, склонился вперед, ухватившись за перила, и шагнул одной ногой на площадку.

И в этот момент налетел шквал.

Много позже, вспоминая происшедшее, Цукка решила, что Палек явно был несправедлив к злосчастному пилоту вертолета. Удержать легкую машину при внезапном ударе ветра, почти сбивающего с ног стоящего на твердой почве человека, не так-то просто, если вообще возможно. Требовалось подлинное мастерство, чтобы не просто не разбить вертолет вдребезги о массивную металлическую конструкцию, но всего лишь ограничиться царапинами.

Шквал буквально смахнул монтажника с платформы, на которую тот еще не успел толком встать. Его пальцы сомкнулись на перилах — и промахнулись. Однако Палек, которого ветер бросил на перила, успел оттолкнуться от них, нырнуть под ограждение и, ухватившись левой рукой за вертикальный прут поручня, правой поймать руку падающего человека. Палек повис в двенадцати саженях над землей, одной рукой сжимая ребристый металлический штырь, а другой — запястье монтажника.

Стоящие у подножия гравископа люди испустили дружный вздох, парализованные внезапным ужасом. Однако Ван не растерялся.

— Опускай! — заорал он оператору вышки, с отвисшей челюстью пялившемуся вверх. — Опускай, идиот! Что замер?

В три гигантских прыжка оказавшись около контрольной платформы, он птицей взлетел на нее, отпихнул побелевшего оператора и кулаком ударил по кнопке спуска. Монтажная площадка с двумя болтающимися под ней фигурками пошла вниз.

Стиснув зубы и сжав кулаки, Цукка наблюдала как скользит вниз платформа, как быстро сокращается расстояние между людьми и почвой. Быстро — но недостаточно быстро. Когда платформа опустилась примерно на половину высоты, стало видно, что Палек удерживает руку монтажника лишь кончиками пальцев — и она постепенно выскальзывает все больше и больше. Цукка остро пожалела, что не обладает яниными или кариниными способностями — по крайней мере, она смогла бы смягчить его удар о землю. Только бы Лика не сорвался сам…

Все обошлось. Монтажник все-таки упал на землю, когда спускающуюся платформу слегка тряхнуло. Но до земли уже оставалось всего полторы сажени, и он, тяжело рухнув на землю, упал, перекатился по земле пару раз и замер. К нему бросились, но он уже самостоятельно сел на земле, потом медленно поднялся на ноги, опираясь на руки подбежавших людей, и принялся отряхиваться. Цукка вцепилась в Палека, легко спрыгнувшего на землю с пятидесятисантиметровой высоты, и затормошила его, одновременно смеясь и плача.

— Лика, скотина! — пробормотала она, всхлипывая. — Если бы ты сорвался, я бы тебя точно убила!

— Чисто женская логика! — ухмыльнулся парень. — Он не удержался, а ругают меня. Я, между прочим, герой, если ты не заметила.

— Дурак ты, Лика, а не герой, — осуждающе качнул головой спустившийся с операторской платформы Ван. — Ты чего там наверху прыгал взад-вперед? А если бы шквал налетел во время прыжка? Я ведь тебя точно с площадки выгоню.

— Так работы уже закончены! — хмыкнул Палек. — Мне здесь делать больше нечего. — Он утешающе похлопал Цукку по спине. — Да кончай реветь, все уже кончилось.

— Лика! — воскликнул рядом девичий голос. Цукка покосилась вбок. Давешняя рыжая девица словно клещ вцепилась в плечо Палека и изо всех сил тормошила его. — Лика, чтоб тебе ногу сломать! Ну что же ты делаешь! Ты ведь убиться мог! Ой… Прошу прощения, госпожа, что прервала! — Она взглянула на Цукку со странной смесью ревности и робости во взгляде.

— Я такой! — озорно улыбнулся Палек. — Молодец, спасатель и просто рисковый парень! Цу, познакомься с Кансой. Каси, это Цукка, моя старшая сестричка. Я про нее как-то упоминал, помнишь?

— Чрезвычайно рада знакомству, госпожа, — откликнулась рыженькая, низко, куда ниже, чем положено перед незнакомыми, кланяясь, но не отпуская руку Палека. — Палек много рассказывал о своей семье. Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, госпожа. Благосклонность пожалована, — кивнула Цукка. — Лика, с каких пор я твоей сестричкой оказалась? Я, между прочим, твой опекун!

— Уже восемь лет как не опекун! — показал ей язык несносный Лика. — Не мамаша же. Подумаешь, на семь лет старше! Хотя, если подумать, тридцатник ты уже разменяла, так что, наверное, ты мне действительно не сестричка, а бабушка.

— Лика! — прорычала Цукка. — Я тебе сейчас по башке стукну чем-нибудь тяжелым!

— И сорвешь торжественное открытие? — удивился тот. — Да тебя твои же университетские дружки убьют. Они мне уже три периода житья не дают своими вопросами, когда мы нашу дурищу железную запустим!

Внезапно он покачнулся и ухватился за плечо Кансы, чтобы не упасть. Девушка заботливо поддержала его, в глазах появилась озабоченность.

— Лика, ты что?! — воскликнула Цукка. — Тебе плохо?

— Да что-то голова кружится… — пробормотал тот, потирая лоб. — Со вчерашнего дня приступы, и температура слегка… Говорю же — простыл немного.

— Сразу после открытия идешь к врачу! — приказал Ван. — И чтоб без разговоров. Скажет неделю в кровати — ляжешь и не встанешь до срока. Ого, смотри-ка ты…

Он повернулся к монтажной платформе, висящей невысоко над землей, и постучал по вертикальному пруту.

— А хватка у тебя, молодой господин, стальная, — удивленно проговорил он. — Смотри, что ты наделал с казенным оборудованием!

Цукка, Палек и Канса одновременно обернулись в его сторону. Палек с недоумением провел пальцем по тому месту, где ребристый железный прут в палец толщиной искривлялся, словно провернутый большими клещами. На ободранной желтой краске отчетливо выделялись четыре глубоких поперечных вмятины, словно от и в самом деле от с силой ухватившегося за него кулака.

— Да, удачно его где-то помяло, — пробормотал он. — То-то мне держаться удобно было… Повезло.

— Помяло? — с сомнением спросил инженер. — Что-то не помню я на перилах никаких помятостей…

— Господин Палек! — сорвавшийся монтажник, видимо, наконец-то пришедший в себя, отстранил сгрудившихся вокруг него людей, подошел к парню и низко поклонился. — Выражаю глубочайшую благодарность за помощь и уверяю в своем нижайшем почтении. Я в долгу перед тобой, господин…

— Да ладно тебе, Кумитата! — нетерпеливо отмахнулся парень, мгновенно приобретая свое обычное слегка насмешливое выражение лица. — Подумаешь, изобразили пару обезьян на пальме. Мне, между прочим, понравилось. Думаю вот, не повторить ли? Каси, хочешь мы с тобой вместе там поболтаемся?

— Ты серьезно? — с сомнением спросила девица, растерянно глядя на него. Цукка чуть не расхохоталась, глядя на нее. Наверное, очередная его подружка еще не до конца разобралась, с кем связалась. Интересно, выдерживает ли кто-нибудь из его пассий дольше двух-трех периодов?

— Лика! — укоризненно сказал Ван. — Хватит паясничать. Нам, между прочим, еще всю конструкцию сложить надо. Через двадцать минут открытие, через пять — народ пускать начнут. Ну-ка, быстро к резервному пульту. Господа и дамы! — громко сказал он. — Прошу всех отойти за черту безопасности. Мы запускаем рабочий цикл. Ган, уводи вышку!

Он махнул оператору монтажной вышки, и тот, кивнув, принялся манипулировать пультом. Четыре ее опоры загудели, оторвались от земли и принялись втягиваться в толстый цилиндрический корпус.

— Пойдемте, молодые люди, пойдемте! — поторопил инженер и скорым шагом двинулся в сторону здания. Палек, осторожно, но в то же время ловко высвободившись из хватки Кансы, почти побежал за ним. Цукка, покосившись на рыженькую, пошла следом, и та, поколебавшись, двинулась вслед.

— Госпожа Цукка, — спросила она неуверенно, — скажи, а Лика всегда такой… неосторожный?

— Я оценила твою деликатность, госпожа Канса, — усмехнулась та, — но слово «неосторожный» к нему применить сложно. Я бы сказала, что он совершенно безбашенный. Когда Дзинтон… его приемный отец ушел, он совсем от рук отбился. Намучаешься ты с ним, госпожа.

— Пусть, — тихо сказала Канса. — Мне не сложно. Раз так, нужно, чтобы рядом оставался кто-то благоразумный. Нужно, чтобы за ним кто-то присматривал. Только за ним так сложно угнаться…

Цукка взглянула на нее уже с новым чувством. А девочка-то не так проста, как показалось с самого начала.

— Давно вы вместе? — поинтересовалась она.

— Четыре периода, — сообщила Канса, подумав. — Или пять. Мы с ним сначала ругались и ссорились все время, а потом… подружились как-то неожиданно.

— Ох, милая… — вздохнула Цукка. — Я его с десяти лет опекаю, и мне ни разу не удавалось, как ты выражаешься, за ним угнаться. Только Дзи и мог его контролировать, да еще Мати, большой и сильный, для него какой-никакой авторитет. Тебе придется его наручниками к себе приковать, и то он тебя за собой уволочет.

— Ну и пусть, — Канса упрямо сжала губы. — Это он сейчас такой… быстрый, но он изменится. Он добрый, я знаю, просто в нем энергии слишком много.

Цукка хмыкнула. Интересно, что сказала бы Яна про рыжую девчонку, окажись рядом? Неужто она действительно влюблена в Палека, шалопая и ветрогона? Не подыскивает себе мужа посостоятельнее или чтобы вырваться из своей глуши, а на самом деле влюблена? Надо с ним поговорить. Если он бросит девочку в своей обычной манере, как бы это не стало для нее сильным ударом…

Вместе они вошли в дверь, в которой на несколько секунд раньше пропали Ван с Палеком, и оказались в небольшой комнате, заваленной разным хламом. Палек стоял возле чего-то, смутно напоминающего пульт управления, и нетерпеливо барабанил по нему пальцами. Ван ткнул пальцем в большую красную кнопку, и снаружи донеслось три резких гудка.

— Включать? — спросил Палек.

— Не торопись, — поморщился инженер. — Выжидаем положенную минуту.

Цукка посмотрела наружу через обзорное окно. Возле установки уже никого не осталось, только монтажная вышка медленно катилась на своих огромных колесах к воротам в северной стене далеко за пределами отмеченной белой чертой опасной зоны. Ну, в конце концов правила безопасности есть правила безопасности.

Она обвела пультовую взглядом. На стенках вкривь и вкось висели карандашные шаржи в обычной ехидной ликиной манере. Короткая бородка Вана на одном из рисунков превратилась в лохматую неопрятную бородищу, а и без того узкие глаза — в почти не различимые щелки. Остальных изображенных она не знала, однако ее взгляд зацепился за рисунок, висящий в дальнем углу. Лицо Кансы на нем не казалось карикатурным. Карандаш художника с удивительной ясностью передал на нем одновременно и застенчивость улыбки девушки, и скрытые в ней упрямство и серьезность. Ее лицо выдавало внутреннюю силу и целеустремленность, и Цукке сразу вспомнилась Карина. Волосы на портрете, хотя и набросанные серым грифелем, почему-то ясно казались рыжими. Конский хвост на затылке, нависающая на глаза челка, разбросанные по лицу конопушки, сейчас почти не видимые на личике прототипа, высокие скулы, прямой нос, пухлые, четко очерченные губы… На первый взгляд она мало походила на живой прототип. Сначала Цукка даже решила, что Палек просто приукрасил действительность, чтобы польстить Кансе. Но бросив на девушку пристальный взгляд, она поняла, что на самом деле он просто вытащил на поверхность ту красоту, что просто скрывалась от постороннего взгляда за маской внешней заурядности. Ну и ну! А ведь Лика никогда не станет рисовать такие портреты с тех, кто ему безразличен. Тем более — на бумаге. Неужто наконец-то пришла и ему пора остепениться? Но ведь за прошедшие периоды он ни словом не обмолвился, что у него серьезный роман!

Заметив ее оценивающий взгляд, Канса вспыхнула.

— И вовсе я не похожа на картинку! — решительно сказала она. — Лика просто нарисовал слишком красиво.

— Как есть, так и нарисовал, — пробормотал парень. — У меня фантазия скудная, я домысливать не умею. Дядь Ван, минута прошла. Опускаем.

Не дожидаясь ответа, он нажал на пульте пару кнопок и плавно чуть-чуть сдвинул один из рычагов. На плоских дисплеях на пульте заметались столбцы и линии непонятных графиков, потекли, изменяясь, цифры. Гравископ за окном пришел в движение. Его лепестки начали понемногу опускаться к земле, расходясь многолучевой звездой, и вся конструкция принялась складываться и одновременно расширяться, словно сплющиваемый сверху бумажный фонарик.

— Не торопись, Лика, — сказал Ван. — Опускай помедленнее.

— Да все нормально, — отмахнулся тот. — Шарнир мы выправили, телеметрия ничего криминального не показывает. Центральный блок остается в точке фокуса. Пронесло. Могло кончиться куда хуже.

— Дядя Ван, — спросила Цукка, — а все-таки — зачем вы такую конструкцию придумали? Сложно же! В первой установке сенсорный блок на мачте вверх-вниз перемещается, и все в порядке.

— Да что бы ты, Цу, понимала в механике! — фыркнул Палек. — Проще! Когда центральная ось в зенит смотрит, может, и проще. А если под углом наклонять? Ты хоть представляешь себе, что такое сделать телескопическую мачту, которая в любую сторону под углом в шестьдесят градусов наклоняться должна и надолго в таком положении оставаться? Да еще и согласовывать свои перемещения с независимыми лепестками с точностью до миллиметра? Раз в неделю минимум перекалибровку проводить приходится. А здесь как бы лепестки ни перемещались, блок все равно в точке фокуса остается, если только его вертолетами не таранить. Что-то усложнили, да, но зато остальное упростили.

Конструкция гравископа закончила складываться, и концы лепестков точно легли в приемные узлы торчащих из земли опор.

— Ну, все. Управились, — облегченно вздохнул Ван. — Вовремя.

Он извлек пелефон и нажал кнопку вызова.

— Господин Цакуса, — произнес он, — мы готовы. Можно запускать зрителей. Сейчас начнется кутерьма, — добавил он после того, как дал отбой. — Давайте пока здесь подождем, а то затопчут.

— А сюда разве народ не придет? — поинтересовалась Цукка. — Как-то здесь все… захламлено, я бы сказала.

— Народ придет в главную пультовую, — пояснил инженер. — А тут вспомогательная. Ты разве сама не видишь? Собирали из всякого мусора. Здесь даже консоль управления столетней давности, хоть сейчас в музей технической истории сдавай. Она не предполагается к постоянному использованию, мы ее только для тестирования по ходу дела и задействовали, чтобы наверх лишний раз не бегать. Нет, никто сюда не придет.

Из невидимых из пультовой дверей потянулись ручейки народа. Тонкие поначалу, они густели и густели, и уже через несколько минут вдоль южной стены волновалось море из человеческих и орочьих голов, над которыми редкими горными пиками возвышались могучие тролличьи торсы. Увешанные объективами операторы с закрытыми контроль-щитками лицами торопливо устанавливали на штативы массивные блоки связи, над которыми возвышались тарелочки параболических спутниковых антенн. Цукка удивленно смотрела на толпу.

— Откуда столько народу? — наконец спросила она. — Я думала, полсотни персон наберется из разных университетов и Академии, максимум сотня. Но здесь сотни три, не меньше. А то и четыре.

— Темная ты, Цу, — ехидно подмигнул ей Палек. — Сюда же сам министр науки и просвещения прибыл! У него одного свита персон на тридцать, если не больше. А сколько всякой чиновной швали налетело, надеющейся перед министром или камерой засветиться, вообще не сосчитать. Тех, кому по делу надо, здесь едва пара десятков наберется, остальных можно упаковать в ящики и в море утопить.

— Лика! — осуждающе нахмурился Ван.

— Да ладно тебе, дядя Ван! — отмахнулся парень. — А то я не знаю, что ты сам про них думаешь.

— Неважно, что я думаю, — назидательно откликнулся инженер. — Важно, что без вмешательства министра мы бы гравископ еще десять лет строили. Лика, унижаться перед бюрократами противно, я понимаю, но без того ты денег не получишь. Лучше прогнуться лишний раз перед толстой мордой, но дело сделать, чем гордо воротить нос и бездельничать с пустым карманом. Будь другом, вспомни, что ты улыбаться умеешь. Или хотя бы постарайся не кривиться от отвращения. О, вон и министр появился. Идемте.

Он двинулся было к двери, но остановился и хлопнул себя по лбу.

— Совсем забыл! — с досадой сказал он. — А кто гравископ включит? Я же хотел здесь кого-то из техников оставить…

— А вот она и включит! — Палек скользнул к Кансе, подмигнул ей, обхватил за плечи и слегка подтолкнул к Вану. — Каси, помнишь, что нажимать надо?

— Нет! — воскликнула девушка. — Лика, ты что? Я же не техник! Мне нельзя!

— Да кто тебя спрашивает! — усмехнулся парень. — Вся страна на тебя смотрит, так что настало время для подвига. Я что, зря тебе все тут показывал?

— А ты показывал? — подозрительно взглянул на него Ван.

— А то ж! — кивнул тот. — Чем мы, по-твоему, тут вечерами занимались?

— Знаю я, чем ты вы тут на диване вечерами занимались, — проворчал инженер. — Ладно. Канса, сценарий простой. По сигналу поднимешь лепестки до упора, покачаешь слегка цветок вправо-влево, потом выпрямишь и опустишь. Справишься?

Девушка растерянно оглянулась на Цукку. Та ободряюще кивнула.

— Я… я попробую… — нерешительно сказала она.

— Не надо пробовать, Каси, — твердо сказал Палек. — Надо просто делать. Не бойся, тут отладочные предохранители задействованы, даже если и захочешь, ничего не сломаешь.

Он склонился вперед и поцеловал девушку в губы. Потом погладил ее по волосам и быстро вышел в дверь. Ван возвел глаза к небу и последовал за ним.

— Не бойся, госпожа Канса, — успокаивающе сказала Цукка. — Лика хоть и шалопай, но совсем уж безответственным его назвать нельзя. Если он сказал, что ты справишься, значит, он в тебя твердо верит. Я пока останусь с тобой, но я по сценарию с речью выступить должна, так что мне уйти придется.

Канса недоверчиво взглянула на нее, но Цукка уже увидела в ее глазах то самое упрямое выражение.

— Спасибо, госпожа Цукка, — сказала девушка. — Я справлюсь. Не могу же я, в самом деле, нашего бездельника подвести.

Ее губы тронула слабая улыбка.

— Господа и дамы! — донесся из-за окна усиленный динамиками голос поднявшегося на импровизированный помост импозантного полного мужчины в демонстративно накинутом поверх пиджака белом халате. — Прошу внимания. Мы начинаем нашу церемонию открытия нового гравископа.

— Кто он? — спросила Цукка.

— Господин Интё Уцукусий, — почему-то шепотом пояснила Канса. — Директор обсерватории.

— А! — сообразила Цукка. — Ну да, я же видела его как-то раз.

— …и предоставляю слово для торжественной речи блистательному господину Кагаке Дайдзину, министру науки и просвещения, — закончил на трибуне директор. — Прошу, господин Кагака!

— Спасибо, господин Интё, — поблагодарил неспешно взобравшийся по ступенькам на помост высокий седовласый мужчина в черном костюме с золотым шейным шнурком и с лицом, словно вырубленным из камня сильными резкими ударами. — Господа и дамы, с большим удовольствием приветствую вас здесь и поздравляю с тем, что наконец-то завершенный гравископ «Хана» вступает в строй. Процесс его строительства оказался нелегок…

— Ну все, зарядил на полчаса как минимум, — с досадой сказала Цукка. — Можно подумать, он его лично строил. Сейчас распустит хвост и начнет красоваться перед камерами, как кудзяка, часа два, не меньше. Госпожа Канса… могу я предложить без формальностей?

— Да, — пискнула девушка.

— Канса, слушай, а почему здесь все так убого? В пультовой, я имею в виду? Рычаги какие-то вместо нормальных контроль-интерфейсов…

— Так Лика же сказал, что здесь запасное помещение, — пожала плечами Канса. — Оно даже к общей сети не подключено. Рычагами удобней управлять, пока механика не отлажена. В главной пультовой все правильно сделано, а тут никто и не появится больше, когда все запустят.

— А! — кивнула Цукка. — Понятно. Просто я никогда такого управления не встречала. Поясни, пожалуйста, что чем управляет? В жизни таких штук не видела…

Министр, однако, проявил чудеса краткости. Уже через полчаса он плавно закруглил свою речь, и слово вновь взял директор обсерватории.

— А теперь, господа и дамы, — веско сказал он, — я предоставлю слово человеку, без которого наш проект не состоялся бы. Не секрет, что гравископы такого размера у нас в стране еще не строились, и в процессе строительства возникла масса всяческих сложностей, потребовавших, не побоюсь сказать, воистину героических усилий со стороны наших строителей. Один из них перед вами. Господа и дамы, попрошу приветствовать главного инженера проекта господина Вана Сакидзакия, самоотверженно отдававшего все силы строительству, благодаря чему оно завершилось точно в срок!

Толпа зашумела и зааплодировала.

— Пойду я, — торопливо сказала Цукка. — Сейчас дядя Ван закруглится, и мне тоже придется пару слов сказать. Не волнуйся, Канса, все закончится хорошо.

Напоследок ободряюще подмигнув заметно побледневшей девушке, она выскочила в дверь и принялась пробираться к кучке людей возле помоста так, чтобы раньше времени не попасть в объектив одной из камер.

— Господа и дамы, — широко улыбнувшись, сказал Ван. — Разумеется, я благодарен и господину Интё за его высокую оценку наших действий, и вам, что решились-таки добраться в такую даль. Однако я должен заметить — господин Интё все-таки прав не до конца. Я лично отдавал строительству куда меньше времени, чем хотелось бы, и не могу сказать, что особенно напрягался. Я уже стар, и мне все труднее самому лазить по котлованам и каркасам, так что я предпочитаю наблюдать за ходом дела из уютного кресла своего кабинета. Основную тяжесть и по проектированию, и по управлению работами принял на себя совсем другой человек. Господа и дамы, я гордостью представляю вам своего ученика, талантливого инженера и выдающегося художника Палека Мурация!

Не поворачиваясь, широким движением руки он указал точно на стоящего сбоку от помоста Палека, и Цукка увидела, как тот напрягся от неожиданности. Толпа зашумела и зааплодировала с удвоенной силой. Несколько секунд парень стоял, растерянно осматриваясь, но быстро пришел в себя. Выступив вперед, он с преувеличенной важностью отвесил несколько поклонов, после чего помахал руками над головой и отступил на шаг.

— Да, птенцы рано или поздно оперяются и вылетают из гнезда, — с улыбкой сказал Ван, наблюдая за ним. — Думаю, дорога в будущее, по которой господин Палек сделал свой первый настоящий шаг, скоро приведет его к блистающим вершинам славы и почета. Вспомните мои слова, дамы и господа, лет через тридцать. Ну, а сегодня я закругляюсь. Результат нашей работы вы видите сами, а ожидающие впереди мероприятия наподобие торжественного фуршета куда важнее, чем любые слова, которые я могу сказать. Господин Интё?

— Да-да, — тряхнул головой директор обсерватории, похоже, несколько удивленный краткостью инженера. — А теперь с приветственным словом выступит представительница факультета астрономии Масарийского государственного университета госпожа Цукка Касарий.

Цукка взбежала по ступенькам помоста и низко поклонилась толпе.

— Господа и дамы! — звонко сказала она. — Я рада, что вы все проявили такой пристальный интерес к нашему гравископу. Установка, которую вы видите перед собой, не так велика, но на самом деле она — огромный шаг вперед для всего нашего мира. Она — шаг по пути, который ведет нас к звездам, и можно смело сказать: с сегодняшнего дня Вселенная станет к нам заметно ближе, чем раньше.

Она перевела дыхание.

— Гравископ — плод интеллектуального труда многих десятков людей. Математики рассчитали необходимую теоретическую базу, электронщики создали необходимые приборы, которые тестировали и отлаживали физики-экспериментаторы, инженеры проектировали и монтировали саму установку… В ходе его разработки мы узнали и придумали много нового, и сейчас в нашей стране при личной поддержке господина Кагаки, — она слегка поклонилась в сторону одобрительно взирающего на нее министра, — спроектированы еще два таких же устройства, строительство которых завершится уже через три года. А в не таких уж и далеких планах — создание и запуск большого орбитального гравископа с разрешающей способностью в четыре раза большей, чем может дать любая наземная установка. И когда-нибудь космические корабли отправятся к открытым с помощью гравископов новым планетам, чтобы основать там колонии, открыв нам новые дороги во Вселенной! Спасибо вам всем!

Она снова поклонилась и под аплодисменты спустилась с помоста.

— Красиво говоришь! — прошептал Палек, склонившись к ее уху. — Вам с министром, случайно, не один и тот же писака речи ваял?

— Лика, заткнись! — уголком рта прошипела Цукка. — Ты просто не представляешь, сколько сил и времени ушло, чтобы заставить эту скотину проект поддержать! Если бы он сейчас не услышал, что хотел, больше бы даже пальцем ради нас не пошевелил! А то бы еще и палки в колеса ставить начал.

Палек хотел произнести что-то еще, но тут директор обсерватории воскликнул:

— А теперь, господа и дамы, главная часть сегодняшнего дня — торжественный запуск установки! Итак, да свершится чудо!

Цукка бросила быстрый взгляд в сторону пультовой. Интересно, как там Канса? Словно в ответ на ее беспокойство тонко завыла сигнальная сирена. Загудели, пробуждаясь большие сервомоторы, и лепестки установки принялись медленно подниматься, сближаясь и вознося к небесам перевернутый конус сенсорного блока. Толпа зашумела с удвоенной силой. Поднявшись под углом в сорок пять градусов к земле, лепестки замерли, после чего вся конструкция немного наклонилась вершиной к западу и принялась описывать ей правильную окружность. Сделав полоборота, она снова выпрямилась, после чего лепестки медленно пустились на поджидающие их опоры, и сирена смолкла.

Присутствующие зааплодировали.

— Моя школа! — гордо сказал Палек Цукке. — Мы с Кансой неделю вечерами упражнялись, хотя и теоретически. Она у меня сообразительная и вообще умница. Хотя и дурочка — ты представляешь, она после школы даже в колледж поступать не захотела. Сразу в лаборантки пошла. Ну ничего, я ее еще заставлю в следующем году поступить если не в университет, то в колледж — точно.

— У тебя? — вопросительно подняла бровь Цукка. — Лика, ты на ней жениться, случайно, не задумал?

— Вот еще! — фыркнул парень. — Я еще слишком молод, чтобы хоронить себя в семье и заводить собственных спиногрызов! Хотя… лет этак через несколько, возможно, мы с Каси данный вопрос еще обсудим.

— Ну а теперь, — провозгласил с высоты помоста директор обсерватории, — торжественная часть завершена, и я предлагаю всем присутствующим пройти в конференц-зал, где нас ожидает фуршет!..

Много позже, когда гости, наконец, разъехались восвояси и в коридорах обсерватории не осталось посторонних, Цукка заглянула в пустой и тихий центральный операторский зал на втором этаже. Палек сидел за пультом в окружении сразу пяти слабо мерцающих дисплеев и что-то изучал, передвигая висящие перед ним в воздухе голографические ползунки. Из-за спинки соседнего кресла торчала рыжая девичья макушка.

— Ты молодец, — произнес Палек. — Я знал, что ты справишься. А ты боялась…

— Боялась, — согласилась невидимая Канса. — И сейчас поджилки трясутся, как вспомню. Я его поднимаю, а сама думаю — а вдруг сейчас что-то сломается на глазах у всех? Останется только пойти и со скалы броситься от позора.

— Глупости, — хмыкнул Палек. — Ну, сломалось бы. Ты-то при чем? Особенно после того, как его вертолет хвостиком пощелкал. Но ты все равно молодчина.

Он повернул оба кресла так, чтобы оказаться с девушкой лицом к лицу, и Цукка увидела, что ее лицо цветом мало отличается от волос.

— Ты у меня умница и красавица, — тихо сказал Палек. Он наклонился вперед и, взяв лицо Кансы в ладони, крепко поцеловал ее в губы.

Дальше Цукка подглядывать не стала. Даже в отношении Лики это невежливо. Особенно в отношении Лики. Интересно, что бы сейчас увидела в нем Яна? Она осторожно прикрыла дверь, на цыпочках отошла от нее на несколько шагов и отправилась дальше разыскивать Вана. Нужно окончательно утрясти с ним вопрос ее сегодняшней ночевки. А вдруг у них не найдется запасного спальника?

19.03.858, земледень. Крестоцин

— Вечер, Оса.

Начальник службы безопасности «Тёбицы» угрюмо кивнул, не поднимая взгляда.

— Вечер, Фухай, — буркнул он. — Опаздываешь.

— Запарка на работе, — пожал плечами контрразведчик, присаживаясь. — По Горагии работаем, сам понимаешь. Оканака сама на ушах стоит и нас подстегивает, все шпионов выискивают. Чем дальше, тем больший бардак. Я не я, если в Сэтате в ближайшее время заварушка не начнется. Принес?

— Прими с благодарностью, — Оса толкнул по столу конверт, немедленно исчезнувший во внутреннем кармане пиджака Фухая. Его скучающий тон решительно не соответствовал употребленной формуле вежливости. — Что с Ассамблеей?

— Будет вам закон о снижении акцизов, — тот бесцеремонно налил себе вина из стоящей перед Осой бутылки, даже для приличия не осведомившись о разрешении. — Удачно вы деньги вложили. Прогрессисты проголосуют за проект.

— Откуда… — вскинулся было Оса, но Фухай безразлично помахал ладонью перед лицом.

— Знаю, разумеется, — лениво сообщил он. — Должность у меня такая, забыл? Расслабься, дальше нас не уйдет. Ну что? Доволен?

— Главный директор наверняка обрадуется, — сумрачно откликнулся директор по безопасности. — За вино заплачено, можешь забрать всю бутылку.

Он поднялся из-за столика.

— Погоди, Оса, — остановил его контрразведчик. — Теперь у меня вопрос имеется. Консультация нужна. По чоки.

— Да? — настороженно повернулся к нему тот.

— Да ты сядь! — поморщился Фухай. — Скажи, эти ваши чоки — они насколько умны? У нас секретарши всякие как пробки тупые. Но, говорят, делают и поумнее. А?

— Разных делают, — задумчиво произнес Оса, оставаясь, однако, стоять. — Массовая продукция интеллектом не блещет. Незачем. Не любят потребители, когда слуги умнее их оказываются, да и вычислительная база систему удорожает. Но отдельные партии выпускают с достаточно серьезными мозгами — на заказ, например, для университетов, лабораторий. Хотя чаще, конечно, умных искинов в такое шасси не засовывают, необходимости нет. Им и простые пластиковые коробки годятся, на колесиках как максимум, если подвижность нужна.

— Понятно… — Фухай побарабанил пальцами по подбородку. — А можно сделать чоки, от человека неотличимого? Полностью неотличимого, ни по виду, ни по разговору, ни по движениям?

— Не проблема, — пожал плечами директор по безопасности. — За последние десять лет технологию вылизали почти до блеска. Для опытного взгляда характерные шаблоны в движениях заметны, но не слишком. В основном пока что с бегом проблемы остались, но при неспешном шаге от человека не отличить.

— А драться чоки научить можно? Так, чтобы с человеком мог врукопашную схватиться на равных?

— Фухай, — Оса внимательно глянул на контрразведчика, — ты бы туман на меня не наводил. Спроси явно, что ты понять хочешь, а не ходи кругами.

— И все-таки — можно? — не отступил тот.

Директор по безопасности повернул стул и уселся на него верхом, оперевшись локтями о спинку.

— Ты наверняка осведомлен, что все программы создания боевых чоки свернули пять-шесть лет назад. Глупость несусветная — стоили дороже танка, надежность — как у микроскопа, которым в футбол играют, а уязвимость выше, чем у ребенка в детском саду. Даже удовлетворительной проходимости не смогли добиться ни по топким грунтам, ни по бурелому. Это я про боевых роботов говорю, у которых со слугами, кроме двух ног, почти ничего общего. А научить обычного чоки драться… Программа защиты хозяина в них встраивается стандартно, обездвижить нападающего при определенном везении чоки сможет, но только простого человека, без рукопашной подготовки. Подвижность не та и реакция замедленная. И все-таки — почему ты спрашиваешь?

Контрразведчик поколебался.

— Ладно, спрошу прямо, — наконец сказал он. — Смежники из внешней разведки поделились, а начальство попросило у тебя выяснить, как у знающего человека…

— Начальство? — вскинулся Оса.

— Конечно, начальство, — снова поморщился Фухай. — Думаешь, я по своей инициативе тебе данные сливаю? Да я три четверти твоего конверта туда, — он показал глазами вверх, — отдаю. В общем, не дергайся и слушай. Неделю назад в Граше странная история случилась. Есть там такой небольшой городок на границе с западными джунглями, Кайган называется.

— Помню такой, — кивнул Оса. — Когда я в Службе работал, он у нас в особо важных объектах числился. Не весь, конечно, а усадьба Дракона. Одна из публичных штаб-квартир Оранжевого клана. Серьезный клан, армия на полтысячи стволов, годовой транзит товара в то время — миллиардов на тридцать, если все статьи вместе сложить и в маеры пересчитать. Сейчас, может, и больше. Наш резидент там до сих пор?.. Прости, не спрашиваю. В общем, помню. А что?

— Убили там Голову Оранжевого клана. Убили публично, в ресторане. Пришла девка, по виду — типичная блондинка-северянка из ЧК, голыми руками свернула шеи здоровым телохранителям, вырвала сердце Голове — буквально вырвала, ребра разворотив — и спокойно ушла. Вслух высказалась в том духе, что не следует лезть на чужую территорию.

— Ну и? У вас с тем Головой какие-то завязки имелись? Случайно, не он вашим резидентом был?

— Шуточки шутишь… — проворчал Фухай. — Девке по ходу дела длинный нож в брюхо воткнули по самую рукоятку. Три официанта своими глазами видели. А она даже внимания не обратила. Потом его из себя вытащила — без единой капли крови! — и пришпилила им к стенке еще одного бандита. Вот я тебя и спрашиваю — можно сделать чоки, чтобы он так сработать мог и при том всю дорогу за человека сходить?

— Нет, разумеется, — покачал головой Оса. — Чушь какая-то из киношки про мадамукир. Пришла баба, голыми руками вырвала сердце и смылась…

— Сторонние свидетели остались, — напомнил контрразведчик. — Трое. И еще Старший Коготь клана присутствовал, хотя его уделали так, что на носилках из ресторана уволокли.

— Да тамошние аборигены по интеллекту от обезьян недалеко ушли, — скривился директор по безопасности «Тёбицы», вставая. — Даже наши серийные чоки их в десять раз умнее. Тоже мне, свидетели… Что глазами не увидели, потом сами придумали. Извини, Фухай, мне пора.

Кивнув, он вышел из кабинета ресторанчика и вышел на улицу. Когда он садился в машину, на его лице сохранялось угрюмо-скучающее выражение, но сердце бешено билось. Восемь лет он пытался понять, что же случилось тогда в его кабинете. Восемь лет ушло на бесплодные попытки выйти на след Бикаты и таинственной чоки Калайи. Восемь лет подкупа и шпионажа за Фондом перспективных исследований, потраченных абсолютно впустую. Но у него связаны руки. Он — законопослушный гражданин Катонии… ну, почти, а потому ограничен в своих методах.

А теперь — теперь у него появился могучий потенциальный союзник. Вероятно, люди Дракона с интересом выслушают его рассказ об истории с невероятной чоки у него в кабинете. И с не меньшим интересом узнают, что у него в руках все-таки остались кое-какие ниточки. Осталась малость — понять, как с ними связаться. Одно дело — работать через длинную цепочку посредников, и совсем другое — встретиться лицом к лицу. Хм… а ведь он, похоже, знает, кого можно использовать для наведения мостика.

Одной рукой он вытащил пелефон и по памяти набрал код.

— Это я, — сказал он без предисловий. — Узнал? Сегодня в девять на обычном месте. Да мне плевать, что у тебя запланировано! Если хочешь и дальше вести со мной дела, явишься точно в срок. Нет — пеняй на себя.

Он сбросил вызов. Когда он убирал пелефон обратно в карман, его губы искривила злая улыбка. Как все же полезно иметь разнообразные знакомства!

21.03.858, небодень. Оканака, штаб-квартира национального телеканала «Планета»

— …можешь ли ты, господин, привести конкретные факты, которые власти скрывают от широкой общественности?

Вай Краамс с трудом удержался, чтобы не зевнуть прямо в камеру. Он незаметно бросил взгляд на настенные часы. Еще три минуты. Нет, пора завязывать с прямыми эфирами — на записи, по крайней мере, можно перерыв сделать.

— Разумеется! — искатель инопланетян воинственно выпятил скудную бородку. — Широко известный пример — Лесная Долина. Скальные породы, оплавленные огнем дюз инопланетных кораблей, там обнаружили еще полвека назад! Однако власти…

— Погоди, господин Оавата, — невежливо перебил его журналист. — Лесная Долина — это где?

— На севере Сахарных гор, — терпеливо, как умственно отсталому, объяснил ему искатель. — В Четырех Княжествах.

— Ты же только что говорил о властях Катонии?

— Да какая разница! — нетерпеливо отмахнулся Оавата. — Все они в сговоре. Так вот, там уже полвека назад обнаружили оплавленные скальные породы, которые нельзя объяснить иначе, чем посадкой инопланетного корабля. Даже не посадкой, а посадками — оплавленные площади очень велики, что неоднократно зафиксировано съемками независимых исследователей…

— Да ни при чем здесь инопланетяне! — не выдержал сидящий напротив представительно выглядящий мужчина в больших очках и с благородной сединой в волосах. — Там обнаружена глубокая оплавленная воронка! Какая еще посадка в воронку?

— А что мы знаем об инопланетной технике, господин Хампака? — возмутился искатель. — Может, у них корабли были величиной с полгорода! Может, они именно так и садились, воронки после себя оставляя! Или ты хочешь сказать, что там тоже поработали забытые цивилизации древности?

— Вне всякого сомнения, — важно кивнул Хампака. — С учетом того, что археологические экспедиции находили в тех краях остатки селений и домов, слишком хорошо распланированных для обитавших в районе Ручейницы диких скотоводческих племен, остатки артефактов, даже тайники с огнестрельным оружием необычной конструкции, свидетельствующие…

— Вот-вот! — подхватил Оавата. — Слишком хорошо распланированных! Слишком необычной конструкции! Это — типичные следы влияния инопланетян на первобытное общество…

— Чушь! — рявкнул сторонник древних цивилизаций, мгновенно теряя свою представительность и становясь похожим на взъерошенную ворону. — Приплетать сюда инопланетян — профанация, только компрометирующая серьезные исследования, ведущиеся энтузиастами науки…

— Господа! — вклинился Вай. — К сожалению, время нашей передачи подошло к концу. Надеюсь, наши зрители с большим удовольствием узнали об альтернативных точках зрения на проблемы, само существование которых с таким упорством отрицает современная наука. А теперь пора прощаться. С вами был Вай Краамс, передача «Все, что вы хотите знать». До новых встреч, дорогие мои зрители!

Еще пару секунд он, скалясь, пялился в камеру, пока на той не потухла лампочка активности. Когда, наконец, оператор, подняв на лоб контроль-панель, ткнул в пол указательными пальцами, Вай поднялся с кресла и, сдирая с себя микрофон, вяло пошел к выходу из студии.

— Да какие там энтузиасты! — горячо говорил за его спиной искатель чужих, не замечая, что передача завершилась. — Вас ни один университет не поддерживает! И правильно делает — у вас не наука, а шарлатанство какое-то!..

— Шеф просил зайти, — проинформировал Вая стоящий у двери ассистент. — Срочно. Кажется, он не в духе.

— Сейчас зайду, — покорно согласился журналист, всовывая ему в руку микрофон. Он чувствовал себя разбитым и усталым. — Положи на место, будь другом.

Постепенно разгоняясь, он спустился на этаж ниже, прошел через огромный заполненный людьми зал, разбитый перегородками на отсеки, и без стука вошел в кабинет директора отдела информационных программ.

— Звал? — хмуро осведомился он.

— Звал, — согласился Косуй, отрываясь от дисплея. — Садись, что ли. Поговорить надо.

Вай плюхнулся в кресло и уставился в пол. Причина его дурного настроения объяснялась просто: сегодня утром во время бритья он обнаружил на левом виске седой волос. Сначала он почти не обратил на него внимания, но чем дальше, тем больше в голове крутились мысли о надвигающейся старости. О, разумеется, до нее еще долго — десять лет, пятнадцать, даже двадцать. Но все же первые ее солдаты уже начали штурм его бастионов…

— Я смотрел твой сегодняшний эфир, — мягко сказал Косуй. — Вай, я разочарован. Ты можешь такие вещи в десять раз веселее обставлять. Что с тобой случилось? Заболел?

— Все в порядке, — сухо ответил журналист. — Какой контингент, такое и шоу. Я и не рассчитывал, что они морду друг другу бить начнут.

— Допустим, — не стал спорить шеф. — Но я тебе давно хотел сказать, что в последнее время в твоих представлениях не хватает… — Он пощелкал пальцами в воздухе. — Искры какой-то не хватает, что ли. Да, вполне профессионально, материал на уровне, аудитория не жалуется — пока. Но рейтинги потихоньку падают. И запала в тебе прежнего не видно. Нет, ты мне все-таки скажи — с тобой все в порядке? Может, в отпуск давно не ходил? Смотайся недельки на три-четыре куда-нибудь на тихий курорт, передохни, расслабься. Вернешься — и с новыми силами за работу. А?

— Я подумаю, — нехотя кивнул Вай. Подобные рекомендации шефа, как он прекрасно знал, имели силу приказа, и не подчиняться — себе дороже. Он вытянул длинные ноги, закинул руки за голову и сладко потянулся.

— Надоело все, Коси, — пожаловался он. — Просто надоело. Из раза в раз одно и то же. Астрологи, искатели чужих, бесталанные поп-звездочки, мистики, чтецы будущего, религиозные пророки… Коси, мне уже сорок семь! Скоро полтинник разменяю. А чего я в жизни достиг? Славы хама и скандалиста?

— Это действительно только усталость, Вай? Или всерьез подумываешь чем-то более серьезным заняться? — остро глянул на него директор отдела. — Не вопрос. Если хочешь к политике вернуться, нам новые бойцы как раз нужны. Я тебе по секрету скажу — только чтобы дальше пока ни-ни — с Сэтатой, похоже, на сей раз серьезно дело обстоит. Зерапон потихоньку закипает, и совсем не так, как раньше. Есть у меня чувство, что в следующий раз они не один самолет пришлют, а как бы сразу не танковую армию. Да и княжичи недовольство демонстрировать начали. Хочешь, командировку в Басуэ организуем? Поживешь в тихом захолустье, подышишь горным воздухом, расслабишься, а заодно материал пособираешь. А если вдруг рванет, окажешься нашим специальным корреспондентом. А?

— Басуэ — оно здорово, — пробормотал Вай. — Может, и съезжу. На следующую неделю у меня расписание уже составлено, но дальше — подумаю. Все?

— Все, — согласился шеф. — Можешь идти.

Кивнув, Вай выбрался из кресла и вышел. Пробираясь по узким лабиринтам студийных проходов и уворачиваясь от встречных, он чувствовал странную апатию. Разговор с шефом заставил его встревожиться. «Отсутствие искры» являлось у Косуя одним из самых неприятных выражений. Несколько подобных предупреждений — и с работы можно вылететь, никакие былые заслуги не спасут. Впрочем, все равно. Он и сам уже не первый период подумывает об уходе, и если бы понимал, чем можно заняться, давно бы свалил. Даже если и уволят, серьезных долгов у него нет, денег скоплено достаточно, чтобы полным бездельником прожить пару лет даже в дорогущей Оканаке, а в родной Масарии — и все пять, а там видно будет. Басуэ? Что делать в нищей «столице» безнадежно-захолустной Сэтаты? Смертная скука. Разве что действительно Зерапон наконец-то решится навести порядок… Впрочем, возможно, Косуй прав, и именно такая скука ему сейчас и нужна, чтобы расслабиться и отдохнуть. Надо обдумать.

В своем отдельном кабинете — привилегия звезды — он уселся в кресло и расслабился, бездумно глядя перед собой. Внезапно он встрепенулся. Пакет! Пакет, что пришел от Эхиры сегодня утром! Когда он в последний раз работал по ее наводке? Три года назад, четыре? Все-таки тонкая политическая интрига с полунамеками и многозначительными физиономиями — не его область, он человек простой и прямой. Но материал она всегда подсовывала первоклассный. Конечно, она совершенно не скрывала, что использует его как таран в каких-то своих играх, но он и не возражал. Честный обмен: ему рейтинг и всенародная популярность, ей — чего она там добивалась. И если она опять хочет привлечь его к подковерным интрижкам, он, пожалуй, совсем не станет возражать…

Он открыл ящик стола и вытащил из него пухлый пакет из плотного желтого пластика. Сорвав клапан, он извлек из него плоскую темную читалку без опознавательных знаков. Недоуменно осмотрев ее со всех сторон, он, наконец, обнаружил едва заметно светящийся силуэт большого пальца. Положив коробочку на стол, он приложил палец к силуэту, и в тот же момент в комнате зазвучал тихий голос Эхиры.

— Вай, говорит Эхира Марга. Прости, что запись без картинки, но мое лицо, надеюсь, ты помнишь и так. Перед тобой — досье с материалами, которые ты наверняка оценишь. Сразу предупреждаю — документы не подлежат копированию ни в каком виде. К книге невозможно подключить внешние устройства, и она немедленно самоуничтожится при попытке вскрыть корпус. Она также способна обнаружить направленную на нее камеру или микрофон и не станет функционировать под запись. Содержащиеся в нем материалы настолько секретны, что во всей Катонии доступ к ним имеет не более трех-четырех десятков персон, и практически все они — высшие чиновники Министерства общественной безопасности, Министерства обороны и Управления делами Президента. Материалы защищены не от тебя, а от посторонних, причину такой секретности поймешь и сам, просмотрев досье. Они связаны… с тем, во что ты в свое время так удачно вляпался в Масарии. Ты не сможешь использовать материалы в своих шоу, потому что не сумеешь сослаться на источник, но, я полагаю, ты должен четко понимать подоплеку происходящего. Иначе есть шанс, что ты наступишь на такие больные мозоли, что твой язык кое-кому захочется укоротить. А это окажется весьма печальным. Ты прохвост, жулик, проныра и скандалист, но именно таким ты мне и нравишься, так что постарайся не влипнуть по глупости.

Невидимая, Эхира тяжело вздохнула.

— Вай, пока я не могу встретиться с тобой по веским личным причинам. Уведоми меня, когда все подготовишь. Сейчас же я хочу передать следующее: известная тебе персона, бывший владелец отеля «Мароновая роща», доверил мне самой выбрать момент, когда тебе можно позволить реализовать твою мечту. В свое время он пообещал тебе, что однажды ты сумеешь сделать передачу, ради которой пришел в его дом. Ты долго копил материалы, и теперь время настало. Помимо досье в компьютере содержатся практические советы о том, как добиться максимально полного эффекта, но я доверяю тебе как профессионалу. Можешь оставить фильм в том виде, в каком он сделан, или подкорректировать нужным образом. Поступай так, как захочется, всю ответственность за последствия я беру на себя. Еще там приложено немного сведений, которые сами по себе в некотором смысле ничуть не хуже бомбы. Уверена, тебе они пригодятся — скандал выйдет такой, что небеса вздрогнут. Вряд ли слабее, чем в сорок третьем. Удачи, Вай. Надеюсь, твой звездный час окажется действительно звездным.

Щелкнуло, и на столе засветилась примитивная проекционная клавиатура: стандартные кнопки перемотки и навигации, ничего больше. Над книгой замерцал небольшой, не более двадцати сантиметров в диагонали, угольно-черный куб дисплея. Щелкнуло еще раз, и на темном фоне всплыли два знака старотролличьего письма, обрамленные ровными строками современных буквослогов. Вай знал, как такие знаки читаются — за последние пятнадцать лет он не раз воспроизводил в уме их угловато-надменные формы, тщетно пытаясь догадаться, что же под ними скрывается.

Вай смотрел на ровные строчки светящихся букв, и его сердце мало-помалу начинало биться все сильнее. Досье «Камигами» — давнее пугало, наводящее ледяной страх на осведомленных о его содержании. Пугало и одновременно старый пиратский клад, скрывающий в себе несметные сокровища. Эхира никогда не отличалась склонностью к излишнему драматизму, и если она предупреждает о смертельной опасности, значит, клад стоит как минимум своего сундука.

Он стукнул пальцем по кнопке продолжения, нарисованной светом на столешнице. Титульный текст растаял, но вместо новой страницы на угольно-черном фоне внезапно замерцал весело оскаленный череп.

— Здесь Камилл, известный вам также как Призрак. Я понимаю, что спецслужбы тихо сидеть не умеют, такое противно их природе, — заговорил уверенный мужской голос, в котором отчетливо проскакивали металлические нотки. — Как вас ни осаживай, все равно продолжите совать нос в дела, которые вас не касаются, и путаться под ногами. С момента создания СОБ я отбивался от ваших ретивых ищеек, но сейчас вы меня окончательно достали. Похоже, настало время либо показательно сворачивать шеи, либо искать какие-то пути держать вас в рамках. Поскольку некоторые мои коллеги по рабочей группе, в отличие от меня, не слишком одобрительно относятся к массовым истреблениям, а я их мнение ценю, попробуем провести эксперимент в рамках альтернативной стратегии. Я разрешаю собирать ограниченный набор материалов о нашей деятельности на вашей забавной планете, но только в этом досье. Остальные досье, и бумажные, и электронные, я уничтожил, за попытки их восстанавливать стану больно бить по рукам, а то и по голове, так что советую поостеречься. Поскольку вы не понимаете, что происходит, и не должны понимать, материалы вашего досье контролируются и удаляются без предупреждения. Не пытайтесь восстанавливать удаленное — последуют санкции.

Голос сделал небольшую паузу.

— Дополнительное предупреждение. Да, мы пришли извне. Мы не обладаем телами в вашем понимании. Вы не в состоянии причинить нам хотя бы минимальный вред с применением даже самого мощного вашего оружия, а все, что вы способны увидеть — солнечные зайчики на песке, созданные специально для общения с вами. Мы неуязвимы для вас — зато мы вполне в состоянии причинить вред вам. Персоны, фигурирующие в досье в качестве наших друзей и агентов, находятся под нашими покровительством и защитой, причем не всегда явно демонстрируемыми. Любые попытки причинить им вред в любой форме приведут к катастрофическим для вас последствиям. Мы пройдем по всей цепочке — от исполнителей до авторов гениально-идиотской идеи — и вышибем мозги всем, кто хоть как-то причастен к такой попытке. Сверх того Главный директор СОБ всегда несет персональную ответственность, чтобы лучше следил за слишком шустрыми подчиненными. Запомните: вы не нужны нам ни в качестве рабов, ни в качестве слуг, и наши долгосрочные цели находятся за пределами вашего понимания. Они никак вас не касаются, так что повода для конфликта нет. Я не требую от вас ничего, кроме одного — держаться как можно дальше. Вы играете в своей песочнице, мы играем в своей, и никто не пострадает. Конец сообщения.

Череп ярко вспыхнул и погас, и в дисплее вспыхнула стандартная титульная форма. Вай тупо пялился на ряды ссылок, не понимая их содержания. «Мы пришли извне»? «Мы не обладаем телами»? С самого начала своей карьеры на телевидении он частенько прибегал к теме инопланетян как к хорошему средству поднять популярность передач в определенной среде. Но чтоб он сдох, если хоть когда-то принимал всерьез побасенки полусумасшедших искателей чужих и сторонников теории искусственного происхождения жизни! Неужели в их словах имелось рациональное зерно? Но тогда… Тогда…

Девианты. Двадцать лет назад, в тридцать девятом, когда первые детишки-телекинетики только начали в щепки разносить дома и превращать окружающих в ошметки окровавленного мяса, теория об инопланетном происхождении эффектора на некоторое время стала весьма популярной. Отдельные шизики доходили до того, что объявляли новооткрытые эффекторы самыми настоящими инопланетянами, вселяющимися в человеческие тела, чтобы паразитировать на них, медленно пожирая изнутри. Но теория так и не нашла никаких подтверждений, так что быстро отодвинулась на задний план и влилась в стройные ряды не менее нелепых и всеми забытых гипотез. Но если сопоставить Карину и Яну Мураций, таинственный отель «Мароновая роща», не менее таинственную личность по имени Дзинтон Мураций, которую он видел лишь дважды в жизни, причем один раз мельком… Если вспомнить события сорок третьего года… Да. Похоже, здесь есть о чем задуматься. Но не сейчас. Позже. После того, как он наберет нужный материал для осмысления.

Он наугад ткнул в одну из ссылок.

Вай задумчиво хмыкнул. Мужика подловили на адюльтере, случается. Тридцать лет назад к брачным контрактам относились серьезнее, так что нарушением супружеской верности и в самом деле удавалось шантажировать. А сегодня попробуй-ка — на смех подымут или чокнутым посчитают! Но показательно. Значит, фигурирующая в деле Сущность, изображавшая красавицу (вероятно) девицу, решила развлечься с понравившимся мужичком и набила морду тем, кто попытался его поймать на горячем. Мелковато как-то для могучих инопланетянок — любовные интрижки крутить и самолично морды бить, но кто их знает? Может, на их родной планете мужики как на подбор уроды. Кстати, они же бесплотные, если верить заявлению загадочного Камилла! Как же они трахаются?

Он полистал список дальше. «Визагон»? А они-то какое отношение имеют к чужим?

Вай поймал себя на том, что задумчиво грызет стило от терминала. Вот тут уже серьезно. Интересно, почему все-таки «Призрак» прикончил несчастного заместителя, но не тронул директора по безопасности? Уж заместитель-то в любом случае просто выполнял приказ. Или это месть за то, что обратил внимание на «Сирогицунэ»? Он поежился. «Обнаружены мертвыми в своих рабочих кабинетах» — и наверняка никто ничего не слышал. А ведь главный директор «Визагона» — персона, по своему могуществу мало уступающая Глашатаю Ассамблеи. И защищают его соответственно. Значит, инопланетяне способны ликвидировать кого захотят и когда захотят. М-да. Вот и связывайся с ними после такого…

Он вернулся обратно к списку документов. Так… А если вспомнить собственные приключения восьмилетней давности? Он вызвал панель поиска. Ага, вот оно — «Отель „Мароновая роща“». Рядом знак: символ особой важности. Он открыл документ.

Журналист откинулся на спинку кресла и задумался. Оказывается, не зря предупреждал его в свое время чуткий Тодзи. Отель, в который он беспечно поперся с дурацкими усами в качестве маскировки, — место, куда боятся сунуться даже всемогущие собы! Но главное — тот самый Дзинтон Мураций, с которым он запросто пообщался во время своего визита, самый натуральный инопланетянин! Вот, значит, в какую сторону пошла распутываться ниточка, за кончик которой он ухватился в Институте человека! Стоп. Думать станем потом. Не сейчас. Хватит выдергивать клочки из ваты, нужно читать с самого начала и укладывать материал в голове по системе, которую еще следует придумать. Интересно, означает ли запрет на копирование еще и запрет на ведение собственных заметок?

Что-то крутилось в голове, нечто важное. Что-то, что Эхира сказала в самом начале. А! Что-то про дополнительные приложенные материалы. Он поднялся на уровень выше. Действительно, еще папки. Тут что? Сценарий? Подождет. А вот какое отношение блистательный господин Ясупика и партия «нормальных» в целом имеет к инопланетянам? Ну-ка…

Он открыл документ и несколько минут внимательно вчитывался в текст. Чем дальше, тем сильнее округлялись его глаза. В конце концов Вай откинулся в кресле и громко заржал, до слез и колик в животе. Да, Эхира, как всегда, права. Бомба. Такой скандал, рядом с которым может померкнуть даже политический кризис сорок третьего! Правда, потребуются доказательства, но они уже не проблема.

Он протянул руку и включил настольный коммуникатор. Дисплей книги немедленно погас, но Вай не обратил на него внимания. Он набрал внутренний код директора службы поддержки.

— Цутама, — быстро сказал он, как только физиономия того появилась в дисплее. — Мне нужно срочно связаться с неким господином Ясупикой Токай. Ага, именно с главой фракции «нормальных». Да мне плевать на пресс-службу Ассамблеи, они и у озера пить не подадут! Найди обходные пути, ты умеешь. Да, только личный конфиденциальный контакт. Наплети ему, что хочешь. Например, что я намерен устроить шоу на тему всемирного заговора девиантов, и только он может в полной мере раскрыть детали. Да знаю я, какая у меня репутация — его самого ни в один приличный дом не пускают! Нет, не твое дело его убеждать — просто добейся встречи. Не обязательно завтра, но лучше побыстрее. Спасибо, я знаю, что ты настоящий друг!

Он отключился и несколько секунд задумчиво смотрел в потолок. Потом снова включил терминал и вызвал справочник кодов связи. Наверно, можно начать с раздела «Оборудование — Медицина»…

23.03.858, огнедень. Грашград

Маленького лысоватого восточника, обильно потевшего в знойном сухом грашградском воздухе, Малихан презирал. Он вообще презирал всех, кто не относился к его клану, но заморских контрабандистов — в особенности. О чести они не имели вообще никакого понятия, заботили их только деньги. Они боялись своего жалкого правительства, своей беспомощной полиции, хитрили, юлили и лгали — в том числе лгали Дракону. А Дракон такого не прощал. Пока еще не пришло время избавиться от посредников, так что без контрабандистов не обойтись. Но с новым Головой его клан станет достаточно сильным и на изнеженном Восточном континенте. Настолько сильным, чтобы взять свои дела в собственные руки и раз и навсегда избавиться от достойных лишь презрения навозных червей.

— Медная катанка, древесина суги, гвоздичный перец, чоки-слуги — все? И больше вы ничего не можете предложить в следующем периоде? — холодно осведомился он, продолжая изучать текущий под террасой Кронг. В городской черте могучая река казалась скорее коричневой от всяческой грязи, но блистала под полуденными солнечными лучами не хуже алмазов.

— Приборы ночного видения! — склонившись к нему поближе, доверительно прошептал контрабандист. — Секретные! Армейские приборы, используются только в спецчастях. Категорически запрещены к вывозу из Катонии и к продаже гражданским лицам. Мы готовы поставить партию до пятьдесят штук, четыреста тысяч вербов за каждый или же восемнадцать миллионов, если момбацу сан согласится взять партию целиком.

Малихан повернул голову и уставился на контрабандиста долгим немигающим взглядом. Тот заметно занервничал и заерзал на месте. Потом схватил свой стакан с сэйрё и опорожнил его одним махом. Глаза его забегали.

— Но ведь вывозить такие вещи из страны очень опасно, — пробормотал он. — Нас могут даже обвинить в государственной измене…

Малихан продолжал смотреть на него, и тот, нервно потеребив стакан, резко выдохнул:

— Ладно. Пятнадцать миллионов за всю партию. Последняя цена.

Голос Дракона кивнул.

— Три тонны перца, сто двадцать стволов суги первой категории, пятнадцать тонн меди, тридцать чоки-служанок с женской функциональностью, пятьдесят приборов ночного видения, — монотонно перечислил он. — Деньги вам передадут как обычно. Когда и на каком корабле?

— «Дзинсока» выходит из Крестоцина одиннадцатого числа, — быстро сказал контрабандист. — По дороге он должен разгрузиться в нескольких портах ЧК, восемнадцатого прибудет в Тассар, если его ничто не задержит.

— Хорошо, — безразлично кивнул гулан. — Мы договорились.

Он бросил на стол смятую купюру и поднялся.

— Господин! — вскинулся контрабандист. Малихан снова обратил на него немигающий взгляд. — Господин! Есть еще один вопрос… одна проблема. Очень важно. Могу я занять еще минуту твоего времени?

— Слушаю, — Малихан постарался не допустить в голосе ни одной недовольной нотки.

— Господин, — заторопился контрабандист, — в Крестоцине есть человек… большой человек!.. он очень хочет поговорить с Головой Дракона твоего клана. У него есть очень важная новость, которую он хочет обсудить лично.

— Голова Дракона не поедет на восток, — дернул уголком рта гулан.

— Человек из Крестоцина готов приехать сам, — судорожно кивнул катониец. — Он просил передать, что у него… что у вас с ним есть общий враг. Он хочет мести, и он знает, что вы хотите того же!

— Откуда же он знает, чего именно хочет Дракон? — прищурился Малихан. — И почему он решил, что нам есть дело до его врагов?

— Я не знаю, момбацу сан, — развел руками контрабандист. — Он просто приказал мне передать, что знает, как отомстить женщине с белыми волосами.

Малихан склонился над ним и железной рукой неторопливо вытащил его из-за стола, не обращая внимания на испуганно заоглядывавшихся на него посетителей киссатэна. Другой рукой он медленно, с холодящим душу шипением стали извлек из ножен на поясе кинжал и приставил его к подбородку катонийца.

— Повтори, что ты сказал, — ровным голосом произнес он, с удовлетворением наблюдая, как панический ужас разрастается во взгляде восточника.

— Момбацу сан! — застонал тот. — Я всего лишь передаю его слова! Я не понимаю, что они означают! Он сказал, что знает, как отомстить женщине с белыми волосами, и все!

Голос Дракона отпустил контрабандиста и так же неторопливо вдвинул кинжал в ножны.

— Я передам твои слова Голове, — в его голосе лязгнул металл. — Если момбацу сана Шая заинтересует предложение, ты получишь код для связи, который перешлешь своему… большому человеку. И передай ему, что если он попытается предать нас или использовать нас в своих целях, то крупно пожалеет. Дракон очень не любит, когда его пытаются подставить. И не забудь про остальные договоренности.

Быстрым мягким кошачьим шагом он вышел из киссатэна, и рухнувший на стул контрабандист с облегчением вытер со лба обильный пот. В очередной раз он поклялся, что на сей раз точно завяжет всякое общение с высокопарными, но от того не менее хладнокровными и жестокими убийцами. В один прекрасный день с них станется и в самом деле перерезать ему глотку прямо на людях. Но сейчас главное, что он выполнил задание. Насколько он знает Дракона, код для связи он получит не позже сегодняшнего вечера.

Блистательный господин Оса Касадака из такого далекого сейчас Крестоцина останется доволен.

04.858, небодень. Крестоцин, Оканака

Звонок в дверь раздался, когда Карина только-только начала очередной абзац. Статья не давалась ей уже третий период и казалась словно заколдованной. Каждый раз, когда она заставляла себя усесться за нее и начинала первую фразу, на голову обязательно сваливалось что-то срочное или неизбежное. Сегодняшний день, похоже, исключением не являлся. Подавив приступ раздражения, она подошла к двери и ткнула в клавишу видеофона.

— Кто там? — спросила она, втайне надеясь, что кто-то ошибся кнопкой.

— Свои! — раздался веселый голос. На экране вспыхнуло изображение. Биката стоял у двери подъезда и приветственно помахивал ладошкой перед камерой. Рядом осадной башней воздвигался Дентор, где-то под мышкой у которого пристроилась Томара.

— Би! — ахнула Карина. — Дядя Дор, тетя Тома! Да что же вы без предупреждения! У меня же даже не прибрано!

— Ты нас пускать собираешься? — осведомилась Томара. — Или у тебя настолько не прибрано, что любой увидевший умирает от огорчения на месте?

— Ох! — спохватилась Карина. — Да, сейчас…

Она нажала вторую клавишу, и экран погас, а под ним загорелся зеленый огонек разблокированной входной двери. Карина заметалась по комнате, лихорадочно сгребая в охапку разбросанное белье и верхнюю одежду. Наученный горьким опытом Парс запрыгнул на стол, чтобы ненароком не попасться под ноги, и оттуда неодобрительно наблюдал за суетой. За полторы минуты, потребовавшиеся гостям, чтобы подняться на двадцать пятый этаж ее башни, она успела кое-как расчистить диван и одно кресло. Второе кресло, правда, полностью скрылось под грудой тряпок. С опозданием Карина сообразила, что можно было бы запрятать их и в стиральную машину, но тут в дверь снова позвонили. Обреченно вздохнув, она подошла к двери и щелкнула засовом замка.

— День, Кара! — весело приветствовал ее Биката, поспешно сбрасывая ботинки и отходя в сторону, чтобы дать место Дентору. Когда тот, пропустив вперед Томару, вдвинулся в проем, в прихожей сразу стало тесно. — Скажи, у тебя тут жара, потому что ты голая, или ты голая, потому что жара?

— Ой! — Карина сообразила, что после утреннего душа так и не собралась одеться. Да и незачем, в общем-то, было. — Забыла совсем. Сейчас кондиционер подстрою…

— Кара, да ты не суетись! — пробасил Дентор, придерживая ее за плечо. — Что ты волнуешься, словно к тебе Президент в гости заявился? Он сам после улицы вспотел, погода сегодня мерзкая — влажность едва не стопроцентная, дождь, все мокрые, как из ванной. Сейчас притерпится. Расслабься.

— Вот-вот, — поддержала его Томара. — На, лучше держи тортик. Пристрой его куда-нибудь, пока чай кипит.

Она сбросила туфли, поцеловала Карину в щеку и принялась вылезать из пальто.

— Холодно сегодня на улице, — пожаловалась хирург. — Дождь, слякоть… Хочу, чтобы тепло.

— Хотеть не вредно, — хмыкнул Дентор, помогая ей снять пальто. — Не пройдет и полугода…

— Привет, Парс! — сказал Биката, подхватывая зверька со стола. — Как самочувствие?

— Пришел Биката, ума палата! — сообщил ему зверек. — Парс не болеет, заряжается каждый день.

— Это что-то новенькое, — удивился инженер. — Такого я раньше не слышал.

— Лика ко мне пару периодов назад в гости заезжал, — от плиты сообщила Карина. Она настроила климат-контроль на пониженную температуру, набросила халат, чтобы не ежиться под струйками холодного воздуха, и сейчас наливала воду в чайник. — В очередной раз с программатором поигрался. Как чувствовал, что ты появишься. Надолго в Крестоцин?

— Да нет, на день-другой, — откликнулся инженер, опуская Парса на пол. — Развеяться немного, к тебе заскочить. Куклу новую испытать…

— Куклу? — непонимающе взглянула на его Карина. — Ты опять шасси кому-то из ваших чоки сделал?

— Не-а, — хитро сощурился Биката, плюхаясь на диван рядом с Дентором и блаженно вытягивая ноги. — Ты своим волшебным взглядом во мне ничего особенного не замечаешь?

— Особенного? — Карина включила чайник. — Тетя Тома, там ветчина есть и батон. Сейчас нарежу. Какой салатик сделать?

— Креветки есть? — осведомилась Томара, по-хозяйски заглядывая в холодильник. — Мне такой рецептик на днях подсказали — пальчики оближешь!

— Кара, не отвлекайся, — нетерпеливо произнес Биката. — Так ничего не замечаешь? Даже с эффектором?

Карина прищурилась, вглядываясь в него через сканер. Ничего особенного она не видела. Хотя…

— Би, что ты там сказал про куклу? — озадаченно спросила она. — Только не говори, что ты — не ты!

— Все-таки разглядела… — разочарованно произнес инженер. — А что не так?

— У тебя кишечник пустой. И мочевой пузырь — тоже. У людей такого никогда не бывает. Так, значит, ты не здесь?

— Не здесь, — согласился Биката. — Мамотира — он наш охранный искин — снова о безопасности нудить начал. Выдал настоятельную рекомендацию лично бункер не покидать. Ну, а я как раз закончил нового морфа ваять со стопроцентной имитацией, так что решил испытать в деле.

— Ничего не понимаю, — удивленно сказал полицейский. — Биката, что за кукла? Вы о чем?

— Я на самом деле сейчас в бункере под Туей в консольном коконе лежу, — пояснил инженер. — А вы видите дистанционно управляемую куклу-морфа, то есть с изменяемой внешностью. Я ее специально так ваял, чтобы даже томограф от человека отличить не сумел. Да, про то, что пищеварительная система всегда заполнена, я не подумал. Придется дорабатывать.

— А, все ваши мистические штучки… — проворчал Дентор. — Ох, доиграетесь! Не боитесь, что в один прекрасный день СОБ вычислит отсутствие ваших драгоценных Демиургов?

— Дор, не ворчи, — Томара бросила в закипающую воду яйца, несколько щепоток соли и погрозила ему пальцем. — Могли бы — давно бы вычислили. А раз все еще не вычислили, значит, и вообще не смогут.

— Да и пусть себе вычисляют, — пожал плечами Биката. — Дор, о Демиургах никогда слишком много народу не знало. А про искинов Камилла все, кому не лень, в курсе.

— То есть как? — удивилась Карина, поставив на стол нарезанную ломтиками ветчину, кусочек которой Дентор немедленно утащил в рот. — А я думала, что вы скрываетесь.

— Мы себя не афишируем, — поправил Биката. — Но связи у нас достаточно широкие. Очень многие знают, что есть такие правильные люди, к которым можно обратиться, чтобы свои проблемы порешать. Денег в долг взять под честное слово и без процентов, детей в хорошую школу пристроить без требуемых рекомендаций, к грамотному врачу попасть, разногласия с недругами уладить, должность получить, все такое. Не за просто так, разумеется. О том что искины Камилла — искины, правда, тоже никто не знает. Они маскируются, вроде как я сейчас, на людях кукол носят, каких от человека только с помощью гистологического анализа и отличишь… А поскольку к нашим услугам большие люди прибегают, и из полиции, и из СОБ, и из Ассамблеи, и даже из президентской администрации, то и прикрытие у нас достаточно серьезное, и на самом высоком уровне.

Он тоже сунул в рот кусочек ветчины и начал жевать. Потом прикрыл глаза от удовольствия.

— М-м-м! Идеально! Все тонкости вкуса чувствуются.

— А потом куда? — заинтересовалась Томара. — Там, внутри, переваривается? Или потом в исходном виде… хм, удаляется?

— Переваривается, конечно! — обиделся Биката. — Инженер я или куда? Такие куклы могут и химическую энергию использовать, не только аккумулятор Бойского. У них полный цикли пищеварения, от человеческого не отличишь, только без бактерий в кишечнике. Зато замкнутая система циркуляции каталитических ферментов, так что даже кору и дубленую кожу переварить может. Переваривать органику, конечно, далеко не так эффективно, как аккумуляторами пользоваться, но если есть подозрение, что собирающую паутину могут отследить, то безопаснее.

— А разве вы их маскировать не научились? — осведомилась Карина, перемешивая кукурузу с креветками. — Я, помнится, еще в пятидесятом у Бойры… у Калайи его отслеживала.

— В каком состоянии тогда маскировка была, в том и осталась, — вздохнул Биката. — Камилл проблемой заняться то ли не успел, то ли не захотел, а у нас знаний не хватает. У людей-технарей, я имею в виду. Конечно, если бы искины впряглись, то наверняка бы сумели, но ведь не впрягаются. Бойра прямо сказал… вернее, сказала — она сейчас опять женские роли отыгрывает: тебя проблема волнует — ты и занимайся. Не маленький, мол, чтобы постоянно маму за юбку дергать. Нет, столько лет я с ними провел, а так и не научился понимать как следует.

— А учебники у вас есть? — поинтересовался Дентор, с любопытством изучая Бикату. — Или самим до всего доходить нужно?

— У нас есть куча выдержек из чего-то типа монографий, — хмыкнул инженер. — Теоремы без доказательств, алгоритмы без описания структур входных данных, технологические схемы с пробелами в ключевых местах, иногда единицы измерения, со стандартными ничего общего не имеющие. И явное предупреждение: в каждом третьем материале принципиальная ошибка, а в каком — сами догадывайтесь. Я в одном месте чуть мозги не вывихнул, пытаясь статью по физике понять, пока не догадался посмотреть, что там под «минутой» понимается. У Демиургов в свое время, оказывается, в минуте было шестьдесят секунд. А в часе — шестьдесят минут. А в сутках, чтобы совсем весело стало, двадцать четыре часа! Торжество двенадцатиричной системы, блин. И хоть бы где сноску поставили! Спасибо хоть секунда почти такая же, как у нас…

— Ну, положим, наша минута из пятидесяти четырех секунд тоже особой логичностью не отличается. Особенно на фоне восьмидесятиминутного часа. Цу, помнится, ругалась — если уж Демиурги нам в свое время остальные единицы измерения стандартизировали, почему меры времени такие идиотские оставили? Подумаешь, типа, что слишком глубоко въелись!.. Но я догадываюсь, почему так сделано, — задумчиво сказала Карина. — Все то же: не следует надеяться на старших да умных, взрослейте сами. Дорогу мы вам обозначили, а дальше ваше дело: то ли по ней идти, то ли свою искать. Цу рассказывала, что папа себя так же с ней вел. Выскажется туманно, а там как хочешь. Тетя Тома, ты засекла время, когда яйца варить поставила?

— Еще две минуты, — откликнулась та. — Би, а чем вы вообще занимаетесь в ваших… бункерах? Вам там не скучно под землей сидеть?

— Под какой землей? — удивленно посмотрел на нее инженер. — А… Бункер — не под землей, просто слово такое. Жаргон шуточный. Обычно мини-база расположена в большом доме, иногда на отшибе, иногда в самом центре города. Простое жилье, только защищенное. Главная проблема в том, чтобы собов отшить, а то они гостей иногда пасут. Некоторые нервничают. Ох, как хорошо на островах жилось! Тепло, море, чужих нет…

— Понятно, — кивнула Томара. — И все же — чем вы занимаетесь?

— Лелеем планы по захвату мирового господства, — фыркнул инженер. — Тома, ну откуда я знаю, что другие делают? У нас как-то не принято лезть под кожу, если сами не приглашают. Я лично схемотехникой занимаюсь, помогаю малышей обучать, чепухой всякой маюсь. Искины в основном, как мне кажется, какими-то политическими играми заняты, общество стабилизируют, только не спрашивайте меня, как, не социолог я. В общем, ничего интересного. Да только что мы обо мне да обо мне! Лучше расскажите, как у вас дела. Кара, я слышал, ты теперь в местном университете лекции читаешь?..

Следующие пару часов они болтали об обычных вещах, о которых всегда говорят в компании. В конце концов Карина даже порадовалась, что у них с Томарой и Дентором так удачно совпали расписания дежурств, что они все смогли собраться сегодня. А статья… ну, подумаешь, статья! Успеет она ее еще дописать.

И в этот момент Биката, бросив взгляд на часы, сказал:

— А теперь — главное, ради чего я приехал. Кара, я на днях разговаривал с госпожой Эхирой. Она очень просила меня вместе с тобой посмотреть сегодня одну передачу.

— Передачу? — поразилась Карина. — Что за передача?

— Не знаю. Какое-то шоу. Канал «Планета», ведущий — Вай Краамс. Что-то про девиантов в прямом эфире.

— Вай? — насторожилась Карина. — А… ну… почему именно он?

— Кто такой Вай Краамс? — поинтересовался Дентор.

— Есть такой скандальный ведущий, — пояснила Томара. — Базарный до невозможности, передачки — полная чушь пополам с горячечным бредом, но популярный. А еще в пятидесятом он во время предвыборной кампании за тогдашнего нашего мэра агитировал, помнишь? Вернее, не за него, а против остальных. Из пятерых альтернативных кандидатов четверо на него в суд подали, и ни один не выиграл, что самое любопытное.

— А, теперь вспомнил, — поморщился Дентор. — Сукин сын, каких мало. Скользкий, ехидный и наизнанку выворачивает. Значит, он за девиантов взяться решил?

— Не так, дядя Дор, — напряженно сказала Карина. — Не решил. Вернее, не сейчас. Он нами давно занимается. Помнишь кризис в сорок третьем? Когда Институт человека разгромили? Именно он тогда прямой репортаж вел. И еще он в пятидесятом хотел про меня и Яну репортаж сделать, даже в отель к нам приходил, но наше согласие получить не смог. Папа его сначала отшил, а потом к своим целям приспособил. Би, почему тетя Эхира мне ничего не сообщила?

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Она вообще какой-то усталой выглядела. И постаревшей. Не то чтобы я с ней часто встречался, но… И еще она просила передать, чтобы ты не очень на нее сердилась. Она сказала, что вина всецело ее, но так надо.

— Вина? — глупо переспросила Карина. Она почувствовала, как в желудке образуется холодный камень.

— Кара! — Биката поднял руки, словно защищаясь. — Я знаю не больше тебя. Передача начинается через две минуты. Ох… только не говори мне, что так и не обзавелась телевизором!

— Я редко передачи смотрю, мне терминального дисплея хватает… — Карина прошла к рабочему столу и разбудила дисплей. — Сейчас подключусь. Значит, «Планета»?..

— Итак, господа и дамы! Мы начинаем сегодняшнюю встречу, которую все ее участники ждали с таким нетерпением! Сегодня! В прямом эфире! Передача «Доступно о главном»! И в роли специально приглашенной звезды — депутат, председатель партии и бессменный глава фракции «Нормальных людей» в Государственной Ассамблее блистательный господин Ясупика Токай!

Голос Вая слегка дрожал от возбуждения. Такого прилива адреналина перед камерами он не ощущал уже много лет. В тысячный раз он оказывается под прицелом объективов, но сегодня — словно в первый раз…

Загремели фанфары, и под гром аплодисментов (по большей части записанных заранее) из-за кулис важно выступил блистательный господин Ясупика. Блистательный — в том числе и в буквальном смысле слова: его серый изящного покроя костюм (отменно маскировавший толстые жировые складки на талии, солидное брюшко и пухлые ляжки) в свете софитов переливался мелкой алмазной искрой. Сопровождаемый камерами, транслирующими картинку на два огромных плоских экрана на заднем плане, он неторопливо прошествовал к подиуму, поднялся к своему креслу и опустился в него, закинув ногу за ногу, даже не удосужившись поклониться залу.

— В качестве собеседника и оппонента господина Ясупики выступает великолепная госпожа Эхира Марга, заместитель исполнительного директора Фонда поддержки талантов! Поприветствуем!

И снова шквал аплодисментов. Эхира быстрым шагом прошла к своему креслу, сдержанно поклонилась и села. По сравнению с Ясупикой в своем повседневном брючном костюме она выглядела едва ли не деревенской простушкой. Вай с тревогой заметил, как она покачнулась, усаживаясь. Да что с ней? Когда он увидел ее сегодня перед шоу, он поразился, как плохо выглядит его давняя знакомая. Всегда выглядящая максимум на сорок с небольшим, а при желании — и на тридцать, за те полгода, что он ее не видел, она, казалось, постарела сразу на несколько десятилетий. Конечно, гримеры хорошо над ней поработали, но полностью убрать мешки под глазами и затаившуюся в глазах тяжелую усталость не смогли даже они. Интересно, сколько же все-таки ей лет на самом деле? Ну ладно. Главное, чтобы не померла во время передачи — не в том должен заключаться сегодняшний скандал.

— И, наконец, в роли независимого эксперта выступает господин Сай Хара, профессор и заведующий кафедрой нейрофизиологии медицинского факультета Оканакского государственного университета!

Профессор явно чувствовал себя не в своей тарелке. Хотя порекомендовавшая его Эхира и уверила, что свою роль он сыграет, к публичности он явно не привык. Заметно вздрогнув и покраснев от несущихся из динамиков аплодисментов — он что, в самом деле полагает, что они дань его талантам? — он неловко поднялся по ступеням, споткнувшись и едва не упав, и почти рухнул в свое кресло. Вай хмыкнул про себя. Остается только надеяться, что говорит он лучше, чем движется.

Пройдясь по сцене — на сей раз журналист решил изменить своим привычкам и вести передачу на ногах — он поднял к потолку руки и провозгласил:

— Итак, господа и дамы, наша передача — начинается!

Очередной шквал аплодисментов, фанфары — и закрутившаяся на экранах заставка передачи: вихрь фигур, предметов, переливающихся радуг, завершающийся фирменным символом: два темных человеческих силуэта, пожимающих друг другу руки.

— Итак, господа и дамы, — провозгласил Вай, дождавшись завершения ролика, — тема сегодняшнего разговора — девианты и их возможности. Почти двадцать лет прошло с момента, когда мы впервые услышали о детях с особыми способностями. Почти двадцать лет отделяют нас от ужаса неопределенности тех дней. Разорванные на части трупы на площадях, разрушенные жилища, полиция, открывающая огонь по детям из автоматического оружия, жертвы, жертвы, жертвы — и паника в обществе. Откуда взялись их способности? Неизвестно. Каким образом они делают то, что делают? Современная наука способна лишь предполагать и строить догадки. Они молоды — самым старшим из них еще только предстоит отметить тридцатилетний юбилей. Они защищены Законом о тайне личности, об их способностях зачастую не подозревают даже близкие друзья, и общество раскололось в своем отношении к ним. Одни, как присутствующий здесь господин Ясупика, — Вай вежливо кивнул депутату, — предлагают низвести их до уровня парий. Другие, как госпожа Эхира, придерживаются иных точек зрения. Сегодня, дорогие мои телезрители, мы обсудим эту животрепещущую тему и сможем, наконец, окончательно установить, кто прав, а кто виноват.

Он соприкоснулся подушечками указательного и большого пальца левой руки, активировав тем самым приклеенный к ладони микроскопический пульт, и дождался, пока утихнут механические аплодисменты, на сей раз с энтузиазмом поддержанные и живой аудиторией.

— Прежде чем мы начнем дискуссию, господа и дамы, посмотрим небольшой ролик, посвященный истории вопроса. Итак, девианты!

Касанием большого и среднего пальца он послал команду режиссеру и отошел к боковому проходу в тот момент, когда на экранах пошли первые кадры фильма. Замелькали фотографии и ролики хроник.

— Впервые детей с особыми способностями обнаружили летом восемьсот тридцать девятого года, — заговорил за кадром мужественный, хорошо поставленный голос диктора. — Первые несчастные случаи не привлекли особого внимания…

Вай краем глаза наблюдал за экраном, но фильм его интересовал мало. Как и все, что исходило от Эхиры, лента сделана вполне профессионально. Более того, она является вполне нейтральной, так что господин Ясупика не должен всполошиться раньше времени. Сейчас журналиста больше волновали люди, сидящие на сцене. Депутат Ассамблеи сидел, вальяжно развалившись в кресле, и с его полного обрюзгшего лица не сходила брезгливая гримаса. Эхира с полуприкрытыми глазами устало откинулась на спинку. Профессор с живым интересом смотрел фильм — похоже, раньше он его не видел. Как вести себя с женщиной, Вай прекрасно себе представлял. С депутатом тоже все просто — гладить по шерстке до тех пор, пока не придет пора врезать дубиной между ушей. А вот профессор? С умника станется начать нудеть и препираться по мелочам, снижая общее напряжение и усыпляя зрителя. Может, стоило вообще обойтись без приглашенного эксперта? Нет, вряд ли. Все-таки именно такие детали придают особый вес представлению.

Вая тронули за плечо и он обернулся. Под прикрытием стены прохода к нему склонился ассистент.

— Три государственных и пять местных, — прошептал тот. — На сайте семь миллионов подключений, и цифра все еще растет.

Ведущий едва заметно кивнул, давая понять, что услышал, и отвернулся.

Фильм шел десять минут, а сразу после него пустили двухминутную рекламу. Когда она закончилась, аудитория возбужденно переговаривалась, в зале стоял гул.

— Итак, господа и дамы, в эфире передача «Доступно обо всем»! — Вай снова вышел на середину подиума. — Мы продолжаем нашу передачу. Господин Ясупика, что ты можешь сказать по поводу увиденного?

— Что мы на пороге катастрофы! — хорошо поставленным баритоном проговорил депутат. — Человечество в опасности! Только что показанные кадры в очередной раз ее подтверждают. Представьте только — обычные люди постепенно оказываются изгоями в своей собственной стране! Количество девиантов все растет, и они проникают повсюду. За последние несколько лет мы провели большую работу и выяснили, что процент девиантов среди молодых госслужащих несоизмеримо выше, чем в обществе в целом. Достаточно сказать, что почти каждый десятый чиновник в возрасте до тридцати лет в той или иной степени обладает скрытыми способностями…

— И чем оно плохо? — вкрадчиво поинтересовался Вай.

— Как — чем? — удивился депутат. — Во-первых, они несправедливо используют свои способности в ущерб нормальным людям, таковыми не обладающими. Во-вторых, сам по себе факт, что какие-то инопланетяне или их детища начинают диктовать нам, как жить, является вопиющим!

— То есть, господин Ясупика, ты являешься сторонником инопланетной версии происхождения вирусного эффектора?

— Да это всем известно! — буркнул депутат. — Откуда же он еще мог взяться, кроме как с другой планеты?

Вай подавил неуместный смешок. Похоже, предводитель «Нормальных» относился к самой дремучей части ненавистников девиантов.

— Ну хорошо, предположим. Господин Ясупика, а каким образом девианты используют свои особые способности для проникновения в государственные структуры? Они угрожают руководителям физической расправой? Разве такое не является подсудным делом?

— Ну, прямо, разумеется, не угрожают, — самодовольно хмыкнул депутат. — Но сами подумайте — рискнет ли директор по кадрам отказать человеку, зная, что потом его могут найти в темном переулке с оторванной головой? Кроме того, у девиантов есть и другие способности, полученные от эффектора. Некоторые, например, обладают хорошей зрительной памятью или превосходно считают в уме. Разве справедливо, что другие люди, которым не посчастливилось случайно заполучить такой же эффектор, оказываются в проигрышном положении?

— «Посчастливилось»? — переспросил Вай. — Господин Ясупика, ты полагаешь особые способности счастьем?

— Ну, не счастьем, — скривился предводитель «Нормальных людей». — Случайностью. Но и это не главное. Исследования показывают, что особые способности прямо влекут за собой риск психических расстройств — от эмоциональной неуравновешенности до возможности внезапно сойти с ума. Представьте, что такой человек занимает ответственный пост, что от него явно зависят жизни людей. Разве долг каждого гражданина не в том, чтобы делать наше общество более безопасным?

— Понятно, господин Ясупика. Скажи, а ты можешь представить какие-то подтверждения своих слов? Результаты статистических исследований? Ссылки на авторитетные источники?

— Разумеется, — важно кивнул депутат. — На нашем сайте в Сети доступно огромное количество материалов, обосновывающих нашу точку зрения. В том числе там есть статьи, написанные авторитетными учеными.

— И какие же меры предлагает партия «Нормальных людей» в отношении девиантов?

— Ну, — депутат фальшиво улыбнулся, — разумеется, мы не собираемся настаивать на жестких карательных мерах. В конце концов, не вина заразившихся, что они превратились в чудовищ. Однако, безусловно, мы обязаны принять экстренные неотложные меры. Нашей фракцией подготовлен и уже внесен на рассмотрение Ассамблеи законопроект об ограничении права девиантов на занятие определенных должностей — пилотов, водителей, врачей, полицейских, государственных служащих и так далее. Мы настаиваем на гораздо более тщательном, чем сегодня, контроле за их перемещением, а также на частых медицинских освидетельствованиях. Необходимо избавиться от невероятной по своей нелепости градации девиантов по категориям и признать, что любые проявления особых способностей, даже самые незначительные, влекут за собой риск непоправимой катастрофы. Необходимо также переоснащение полиции и армии новыми средствами контроля за девиантами наподобие современных моделей импульсных блокираторов и активных средств подавления. И так далее. В отделениях нашей партии, присутствующих практически во всех городах Катонии, каждый желающий гражданин может подробно узнать, что именно мы намерены сделать для его безопасности и для ликвидации несправедливости. Там же можно сделать пожер…

— Большое спасибо, господи Ясупика, за такое четкое и недвусмысленное изложение своей позиции, — бесцеремонно перебил его Вай. Подчиняясь его незаметной команде, из динамиков полился шум аплодисментов, которые на сей раз поддержали только четверо или пятеро человек во всем зале. Про себя ведущий поразился наглости депутата — надо же так беспардонно рекламировать свою партию в его передаче! Он хоть знает, сколько стоит здесь минута рекламного времени?! — А теперь мы обратимся за консультацией к нашему уважаемому эксперту. Господин Сай, только что господин Ясупика сообщил, что, по его мнению, девианты являются агентами инопланетян или носителями их технологии. Что думает по данному поводу современная наука?

— Современной науке мало что известно о вирусном эффекторе, — слегка растерянно улыбнулся профессор. — Мы знаем лишь, что его носителем является каждое разумное существо на нашей планете.

— Я не ослышался? — переспросил ведущий. — Каждое разумное существо?

— Да. Каждое. Другое дело, что далеко не у всех эффектор хоть как-то проявляется — у троллей, например, он не проявляется вообще, а потому о данном факте часто забывают. Как правильно замечено в показанном фильме, эффектор у человеческого ребенка способен активироваться только в возрасте от восьми до десяти лет. Известны единичные случаи его активации как раньше, так и позже, но такие девианты ни разу не поднялись выше неуверенной пятой категории без дополнительных способностей.

— Есть ли какие-то основания предполагать, что эффектор на Текиру занесли инопланетяне?

— Наука не имеет аргументов ни за, ни против такой версии, — пожал плечами профессор. — Нам не известна ни одна чужая цивилизация, чтобы мы могли делать хоть какие-то выводы. Принципы его функционирования далеко превосходят все, на что способна современная технология. Однако следует напомнить, что исторические хроники довольно часто содержат сообщения, невероятные с современной точки зрения. Я имею в виду то, что обозначается как «Сила» или «колдовство». Если буквально верить тому, что написано в документах, то еще три сотни лет назад колдовать умели достаточно многие, чтобы данное явление считалось вполне обыденным. Между тем, описание некоторых магических способностей удивительно напоминает способности современных девиантов. Так, например, перемещение предметов взглядом совершенно очевидно походит на действие силовых манипуляторов, способность видеть ложь — на эмпатические способности, метание огненных шаров — на способность к концентрации атмосферного электричества, и так далее.

— То есть девианты встречались и раньше? Но что же тогда привело к их исчезновению?

— Тоже неизвестно. По времени их пропажа приблизительно совпадает с так называемым Пробуждением Звезд, которое некоторые астрономы и историки склонны трактовать буквально — как появление звезд на до того темном небосклоне. Высказываются гипотезы, что Пробуждение Звезд описывает какие-то реальные космогонические процессы, например, выход нашей звездной системы из плотного космического пылевого облака, которое обнаружено неподалеку…. по космическим меркам, конечно, неподалеку. Современной астрономической науке оно известно как «Большая Стена». В таком случае можно предположить какие-то флуктуации в окружающем пространстве, о природе которых можно лишь догадываться, приведшие к временному подавлению деятельности эффекторов. Двадцать лет назад условия снова стали для них благоприятными, и они начали проявляться вновь. Так что даже если эффектор — произведение инопланетян, в соответствии с данной гипотезой мы жили с ним столетия, если не тысячелетия. И, я подчеркиваю, речь идет всего лишь о гипотезе — одной из многих.

— Понятно, господин профессор. А что можно сказать об утверждениях о повышенной ментальной нестабильности и риске сойти с ума?

— Так скажем, — профессор развел руками, — мне не известны никакие серьезные исследования, подтверждающие данную точку зрения. Я не психиатр, но достаточно часто имел дело с девиантами, в том числе с сильными — первой и второй категории. По опыту общения с ними я не заметил никаких особых психических отклонений. Хотя я вполне могу согласиться с тем, что девианты — тоже люди, а потому могут и с ума сходить, и, что называется, срываться с нарезки при сильном стрессе. Настороженное отношение общества, ведущее к необходимости скрывать свои способности, вполне может способствовать повышенной частоте таких стрессов у девиантов.

— Могу я вмешаться? — наклонилась вперед Эхира, и Вай кивнул ей. — Я хочу добавить, что у меня есть данные, прямо опровергающие заявления господина Ясупики о нестабильности девиантов. Ранее они не публиковались, потому что основной цикл исследований и обработка собранной информации завершились буквально на днях, и я думаю, что нашей аудитории окажется интересным о них узнать.

— Нам известно о шарлатанских подтасовках любителей девиантов! — буркнул депутат. — Их глупости неоднократно опровергали ведущие эксперты…

— …нанятые и оплаченные «Нормальными», — невозмутимо парировала Эхира. — Ни один независимый эксперт ни разу их не опроверг. Итак, у меня на руках данные двух разных исследований. Одно выполнено Фондом поддержки талантов, который я имею честь здесь представлять. Как известно, наш Фонд предоставляет льготные кредиты на обучение в университетах и колледжах любой персоне, удовлетворяющей определенному набору критериев. Разумеется, основным критерием являются интеллектуальные способности. Однако те, кто получил кредит, обязаны ежегодно проходить медицинское обследование в ведущих больницах и клиниках Катонии и предоставлять нам его результаты. Список таких медучреждений известен, включает около тысячи наименований и может быть проверен любым желающим. Они полностью от нас независимы, так что мы на результаты проверок влиять не можем. Итак, за последние восемь лет наш Фонд выдал кредиты примерно семи с половиной тысячам персон по всей стране. По результатам обследований подтверждены особые способности примерно восьмисот соискателей — семисот тридцати человек и семидесяти орков, что на три порядка, то есть в тысячу раз, превосходит среднее количество девиантов в обществе. При том ни у одного соискателя не выявили никаких существенных психических отклонений…

— Да это чепуха! — взорвался депутат. — Ваш Фонд известен своими подтасовками в пользу девиантов…

— Господин Ясупика! — властно сказала Эхира, и неожиданно глава «Нормальных» стушевался под ее взглядом. — Я не мешала выступать тебе. Теперь позволь закончить мне. Так вот, ни у одного соискателя не выявлено никаких существенных психических отклонений, а тип личности в подавляющем большинстве случаев — второй или третий, что не подразумевает склонности к необдуманным или безответственным выходкам. На их эмоциональную стабильность мало влияют даже упомянутые господином Саем эмоциональные стрессы — в конце концов, их с детства приучают контролировать свои эмоции и не поддаваться на провокации. Далее, вторая имеющаяся у меня статистика принадлежит Фонду перспективных исследований. В рамках своей деятельности, вполне коммерческой, смею заметить, никакой благотворительности, Фонд финансирует ряд программ по изучению особых способностей и разработке аналогичных им технологий. В рамках своего подхода его специалисты обработали данные Службы охраны детства. Известно, что Служба отвечает не только за начальное и среднее образование, но и за контроль за детьми с особыми способностями. В частности, именно она проводит регулярные обследования детей опасного возраста, чтобы заранее обнаружить пробуждающийся эффектор и принять меры по предотвращению ущерба. А еще она проводит регулярные обследования школьников на предмет умственного развития. И собранная статистика убедительно показывает, что вероятность пробуждения эффектора у ребенка прямо пропорциональна коэффициенту его интеллекта. У детей с высоким коэффициентом вероятность пробуждения эффектора минимум в десять раз выше, чем у детей с низким уровнем. То есть можно констатировать, что пробуждение эффектора скорее сделает ребенка умницей, отнюдь не идиотом. Да и утверждение о повышенной эмоциональной нестабильности девиантов в исследованиях ФПИ не находит абсолютно никакого подтверждения.

— Нонсенс! — депутат в своем кресле, багровея, грохнул по подлокотникам сжатыми кулаками. — Подтасовка фактов! Наглая ложь, призванная…

— Молчать! — резко сказала Эхира, и депутат осекся. — Господин Ясупика, если ты еще раз попытаешься обвинить меня во лжи и подтасовках, я подам на тебя в суд. Не забывай, что мы в студии, и все сказанное записывается, не говоря уже про миллионы свидетелей. Господин профессор, что ты можешь сказать по поводу моих данных?

— Я еще не видел материалы, но и Фонд поддержки талантов, и Фонд перспективных исследований — достаточно серьезные организации, чтобы огульно отметать их слова, — нахмурился медик. — У меня самого есть трое студентов, два человека и орк, обучающиеся по программе Фонда поддержки талантов. Правда, я не заметил за ними особых способностей, но я и не интересовался, по правде говоря. И все трое — очень и очень умные ребята. Хотелось бы только указать, что заявление о благотворном влиянии эффектора на интеллект является спорным. Может, эффектор делает человека умнее. Может, наоборот, высокий уровень интеллекта повышает вероятность пробуждения эффектора. А может, и то, и другое является следствием факторов, нами пока не обнаруженных.

— Спасибо, господин Сай, — кивнула женщина. — Уточнение принимается. А раз речь зашла о эмоциональной нестабильности и насилии со стороны девиантов, я хочу напомнить телезрителям, что именно партия «Нормальных людей» в течение по крайней мере десяти лет создает боевые организации, занимающиеся избиениями и похищениями девиантов…

— Клевета! — прохрипел вишнево-багровый депутат, о которого, казалось, можно зажигать сигареты. — Все такие организации — самозванцы! Мы всегда официально заявляли, что не поддерживаем неорганизованное насилие и самосуд как методы борьбы…

— А что ты скажешь о пожертвованиях в размере десятков миллионов маеров, которые «Тэппо» регулярно осуществляет в бюджет твоей организации? — в упор спросила его Эхира. — Ты станешь утверждать, что крупнейший производитель полицейского оборудования не имеет никакого отношения к законам об усиленном контроле за девиантами? Ты, помнится, что-то сказал про импульсные блокираторы и активные средства?..

— Клевета! — на сей раз депутат не захрипел, а заорал во всю глотку, вскакивая на ноги. — Наглая клевета! «Тэппо» никогда не жертвовала нам деньги! Да я на тебя сегодня же в суд подам!

— Господин Ясупика! — успокаивающе проговорил Вай, внутренне ухмыляясь. Молодец Эхира. Уже такого достаточно для крупного скандала. Интересно, сумеет ли она подтвердить свое заявление документами? Ну ничего. Очень скоро господину депутату станет совсем не до судов. — Господин Ясупика! Очень прошу тебя держаться в рамках вежливости. Пожалуйста, сядь. А теперь обратимся к аудитории. Итак, господа и дамы, я ставлю на голосование вопрос: а как вы лично относитесь к девиантам? Варианты ответа вы и телезрители видите на экране. А пока идет голосование — реклама!

Две минуты спустя прозвучали аккорды заставки, и Вай вскинул голову.

— Итак, голосование завершено, уважаемые зрители. Напоминаю, что для участия в передаче персоны отбираются случайным образом из списка тех, кто заранее оставил заявку на нашем сайте. Можно полагать, что результаты голосования окажутся близки к среднестатистическим. Как можно видеть на экранах, тридцать восемь процентов согласны с тем, что не испытывают никаких отрицательных эмоций по отношению к девиантам. Еще семь процентов и сами не отказались бы от особых способностей. Двадцать четыре процента чаще всего испытывают по отношению к ним неприязнь и еще три процента согласны с господином Ясупикой в том, что всех девиантов необходимо изолировать или ограничить в правах. Обращаю внимание, что больше четверти присутствующих со своим отношением определиться не смогли. Ну что же, показательный результат.

Он повернулся к Эхире.

— Госпожа Эхира, и все-таки вернемся к нашему разговору. Ты упомянула о боевых организациях «Нормальных людей»?..

— Да. Напомню, что в конце сорок девятого года суд Первого округа города Крестоцина признал доказанной прямую вину местного отделения партии… извиняюсь, тогда еще общественного объединения «Нормальных людей» в похищении девушки-девианта с целью последующего демонстративного убийства, что классифицируется Уголовным Кодексом как терроризм. К сожалению, главный обвиняемый попытался сбежать при задержании, напав на полицейских, и оказался убит на месте…

— Мы официально распустили крестоцинскую ячейку после того случая! — снова взвился депутат. — Ее руководитель действовал по собственному почину, без согласования с центральными органами!

— То есть если твои товарищи по партии, господин Ясупика, проявляют… как ты выразился? «эмоциональную неуравновешенность»?.. это случайность и самозванство, а если кто-то из девиантов ненароком сойдет с ума, то система? — холодно осведомилась Эхира. — Мне такой подход почему-то кажется лицемерием. Особенно с учетом того, что количество обвинительных приговоров персонам, связанным с «Нормальными» и напавшим на девиантов безо всякого повода, с тех пор превысило два десятка. Однако не о боевых организациях речь. Есть еще кое-что, ставшее известным совсем недавно.

— А именно, госпожа Эхира? — учтиво осведомился Вай.

— Я так думаю, что профессор Сай расскажет лучше меня, — зловеще улыбнулась та. — Господин профессор, что ты можешь сказать про недавние обследования взрослых? До меня доходили слухи, что университет имел к ним отношение…

— Взрослых? Ах, да! — медик поправил очки. — Надо сказать, что в последние полгода по заказу Министерства здравоохранения Оканакский университет проводил статистические обследования взрослых людей. Как уже неоднократно упоминалось сегодня, эффектор у людей пробуждается в возрасте от восьми до десяти лет. Однако известно также, что зачастую нельзя с уверенностью отнести особые способности к пятой категории из-за их крайне неуверенного проявления. Министерство профинансировало исследование взрослых людей, на момент начала пандемии уже пересекших черту десятилетнего возраста. За последние полгода сотрудники университета провели обследование семи… Прошу прощения, точнее, они помогли сотрудникам клиник и больниц специальным образом донастроить медицинскую аппаратуру, в частности магнитно-резонансные томографы. На модифицированной аппаратуре прошли обследование примерно семь тысяч добровольцев, и результаты оказались довольно интересными…. — Он замолчал и задумался, его взгляд расфокусировался.

— И какими же, господин профессор? — подтолкнул его Вай.

— Ах, да. Ну, скажем так: примерно у пятнадцати процентов прошедших через установки выявились особенности «спящего», казалось бы, эффектора, позволяющие довольно уверенно отнести их к пятой категории.

Аудитория взорвалась гулом. Люди переглядывались друг с другом и возбужденно обсуждали новость. На лицах большинства читалось недоумение, а у некоторых — страх. Такое же недоумение Вай заметил на лице выглядывающего из бокового прохода ассистента, не посвященного заранее в сценарий шоу. Да уж, хмыкнул он про себя. Не так-то здорово внезапно превратиться из стороннего наблюдателя, пусть и сочувствующего, в потенциальное чудище.

— Ты уверен именно в таком количестве, господин профессор? — осведомился ведущий.

— Абсолютно, — кивнул Сай.

— Значит, речь идет даже не о десятках и сотнях тысяч…

— А о десятках миллионов потенциальных девиантов, — кивнул Сай. — Результат, разумеется, поразителен, хотя вряд ли стоит рассчитывать на массовое проявление особых способностей у взрослых. Только у пары десятков обследованных силовая функция проявилась достаточно сильно, чтобы стать хоть чуть-чуть заметной, и даже перемещение спички требует от них непомерной умственной концентрации. Тем не менее, в соответствии с принятой градацией их пятая категория несомненна.

— Более того, господин Вай, — вступила Эхира, — по заказу Фонда перспективных исследований на физическом факультете Оканакского университета собрали специальную передвижную установку для обследования взрослых. Ее протестировали и убедились, что она работает. Так случилось, что совершенно случайно сегодня я прихватила ее с собой. Не возражаешь, если мы устроим эксперимент прямо здесь, в студии?

— Удивительное совпадение! — широко ухмыльнулся Вай. — Грех им не воспользоваться.

Он подал сигнал, и ассистент с заметной натугой выкатил из-за кулис плоскую тумбу на колесиках, на которой размещались две вертикальных широких параллельных пластины и пульт с несколькими клавишами. За установкой тянулись силовой и коммуникационный кабели.

— Спасибо, господин Вай, — кивнула Эхира. — Профессор Сай, могу я попросить тебя показать телезрителям, как она действует?

— Да-да, — закивал профессор, поднимаясь из кресла. Он торопливо подошел к пристроенному на тумбе пульте и включил его. — Все просто. Нужно лишь встать между пластинами, оператор нажимает кнопку — вот эту — и через несколько секунд компьютер выдает результат. Э-э-э… мне нужен доброволец.

— А можно я? — вызвался ведущий. Не дожидаясь ответа, он вскарабкался на тумбу и приподнялся на цыпочки, чтобы разглядеть закрытого пластиной ученого.

— Господин Вай, стой спокойно и не двигайся, — резко сказал Сай. — Сейчас…

Он нажал на кнопку, и на экранах на стенах студии вспыхнула картинка: черная клякса на синем фоне. Границы кляксы слегка колебались. Ее контуры обвела желтая линия, замигавшая и покрасневшая в нескольких местах. Под рисунком появились строчки текста и чисел, зазмеился непонятный график.

— На экране демонстрируется визуализация эффектора, сделанная компьютером, — пояснил профессор. — Господин Вай, ты можешь спуститься. Компьютер проверяет довольно много параметров, но сейчас они не так уж важны. Общий вывод, однако, прост: ты и близко не девиант. Еще добровольцы?

— Я готова, — Эхира поднялась из кресла и прошагала к установке. Понимаясь на помост, она слегка покачнулась и тяжело оперлась об услужливо подставленную руку ведущего, но тут же выправилась. — Господин Сай?

— Да, госпожа Эхира, — кивнул тот. — Постой спокойно… ага, все. Можешь выходить. Нет, тебя к девиантам мы тоже причислить не можем.

Он повернулся к аудитории.

— Еще добровольцы есть? — строго спросил он, глядя на статистов поверх очков, как смотрел, наверное, на нерадивых студентов в своем университете.

Несколько секунд в зале стояла мертвая тишина. Потом в пятом ряду поднял руку светловолосый мужчина лет сорока в узких штанах и тонком сером свитере, рельефно обрисовывающем грудную мускулатуру.

— Я доброволец, — решительно сказал он, спускаясь к подиуму.

— Похвально! — одобрил Сай. — Прошу сюда…

Девиантом не оказался и этот мужчина, но его поступок словно прорвал плотину нерешительности. За следующие десять минут половина аудитории прошла обследование. Из двадцати восьми человек пятерых — четырех женщин и одного мужчину — установка объявила девиантами пятой категории, и те, смущенно улыбаясь и растерянно оглядываясь вернулись на свои места, сопровождаемые взглядами соседей — когда одобрительными, а когда и не очень.

— Итак, уважаемые телезрители, — резюмировал Сай, — как мы видим, ситуация гораздо менее однозначна, чем нам казалось еще недавно. Если раньше у нас имелась четкая грань, отделявшая девиантов от простых людей, то сейчас она оказалась размытой. Господин Ясупика, — обратился он к угрюмо вжавшемуся в кресло депутату, — ты можешь как-то прокомментировать результаты нашего маленького эксперимента?

— Чепуха! — буркнул тот. — Шарлатанская установка. И потом, что за количество такое — семь тысяч обследованных? В Катонии, между прочим, сто пятьдесят миллионов человек живет, да еще и орков двадцать миллионов! Не доказывает ничего ваше обследование.

— Вот как, господин Ясупика? — вкрадчиво осведомился Вай. — Ну, если так, ты наверняка согласишься и сам пройти его, чтобы подтвердить свою… хм, нормальность?

У депутата отвисла челюсть, и он снова начал багроветь.

— Или ты боишься, что установка докажет наличие у тебя особых способностей, господин Ясупика? — Вай добавил в голос тщательно отмеренную порцию ядовитой иронии.

— Ничего я не боюсь! — рявкнул депутат, вскакивая на ноги. — Я, в отличие от некоторых, совершенно нормальный человек, и тем горжусь!

Размашистым шагом он подошел к установке и поднялся на нее. Скрестив руки на груди, он повернулся к аудитории.

— Ну? — требовательно спросил он. — Убедились?

— Убедились, — согласился Вай, тщательно изгоняя из голоса любые намеки на ехидство. — Я не очень понимаю, что именно мелкими буквослогами пишет наша забавная машина, но, кажется, она точно уверена, что у тебя особые способности имеются.

Депутат резко обернулся, и его лицо, до того налитое нездоровым багровым румянцем, побледнело так резко, словно его облили известкой.

На экранах ворочалась большая черная клякса. Обводящая ее желтая черта сразу в десятке мест отливала красным — как раз там, где нервно пульсировали длинные отростки частично пробудившихся силовых эффекторов.

— Судя по всему, — ровным тоном добавил Вай, — установка диагностирует у тебя еще и дополнительные способности. Профессор Сай, что там такое?

— Я бы сказал, что эйдетическая память, хотя и слабо развитая, — откликнулся из-за своего пульта ученый. — По крайней мере, общий шаблон соответствует. Господин Ясупика, я тебя поздравляю. Ты первый из взрослых девиантов, у которого подтверждены дополнительные способности сверх силовых. Можно сказать, ты уникальный случай.

— Такого не может быть… — серыми губами прошептал депутат. — Такого не может быть…

Грянувший в аудитории смех резанул его по ушам. Первые робкие смешки почти мгновенно переросли в грохочущую лавину общего хохота. Некоторые пытались сдерживаться, но не выдерживали и присоединялись к общему веселью. Хохотали и сторонники девиантов, и их противники. Депутат неловко спрыгнул на подиум и дико оглянулся. Ни одного сочувствующего лица не замечал он вокруг. Смеялись статисты. Под своими зеркальными контроль-панелями скалились телеоператоры. Ехидная ухмылочка кривила лицо ведущего, и ледяная улыбка брезгливого презрения застыла на лице Эхиры. Она знала! Каким-то образом она заранее знала то, в чем он не осмеливался признаться даже самому себе. Он чувствовал, что с ним что-то не так, чувствовал — но боялся даже задумываться. И вот теперь его обманом заманили в ловушку. Позор. Позор на всю страну. На весь мир…

Он повернулся и побрел за кулисы, едва переставляя чугунные ноги, а вслед ему неслась лавина хохота и задорного свиста.

— Прошу тишины в студии! — громко сказал Вай, когда спина депутата скрылась из вида. — Прошу тишины!

Он выждал, пока волна шума уляжется.

— Несколько неожиданный результат, — как бы про себя пробормотал он. — Что-то мне подсказывает, что господину Ясупике недолго осталось пребывать на посту председателя партии «Нормальных»…

Он поднял руку, прерывая снова плеснувшие смешки.

— Итак, уважаемые телезрители, после того, как мы убедились, что не все так просто, усложним ситуацию еще немного. Партия «Нормальных людей» постоянно убеждает нас, что девианты — эмоционально неуравновешенные и психически ненормальные личности. Более того, любимым изречением безвременно покинувшего нас господина Ясупики являлось «Покажите мне хоть одного полезного обществу девианта!» До сего времени его противникам было нечего возразить. Действительно, ни один развитый девиант первой, второй или хотя бы третьей категории так и не засветился в прессе — ни плохим, ни хорошим образом. Знаменитая Двадцатка из Института человека словно канула в воду, и найти их так никто и не смог, чему немало поспособствовал Закон о тайне личности. Но сегодня госпожа Эхира наконец решила предоставить нам документы о жизни некоторых наиболее выдающихся представителях людей с особыми способностями. Они скромно, не афишируя себя и не требуя почета и славы, все прошедшие годы упорно учились, взрослели и трудились, пользуясь своими возможностями на общее благо. Мы, разумеется, не сможем рассказать вам о всех, поэтому отобрали только три персоны…

…далеко от Оканаки, сидя в своей квартире-студии, Карина вздрогнула и обратила напряженный взгляд на соседа по дивану.

— Биката! — звенящим голосом спросила она. — Ты не…

— Тс-с! — оборвал тот. — Сиди и слушай. Я не ясновидящий. А догадываться ты не хуже меня умеешь…

— …и первая из них — врач-хирург Первой городской больницы города Крестоцина, старший ассистент кафедры госпитальной хирургии Крестоцинского государственного университета, ведущий эксперт по особым способностям при Министерстве здравоохранения Катонии, одна из Двадцати, девиант первой категории госпожа Карина Мураций!..

— Ты уже в третий раз за ясурагу хватаешься, — Томара наклонилась через столик и едва ли не силой вытащила у Карины из рук пузырек с темной жидкостью. — Хватит, милая, с тебя успокоительных, пусть даже мягких. У тебя завтра, между прочим, четыре операции, и одна весьма серьезная. Хочешь спросонья манипулятором промахнуться?

Карина подняла на нее затравленный взгляд.

— Ну и что мне теперь делать? — дрожащим голосом спросила она.

— Наслаждаться мировой славой, — хмыкнул Биката. — Что тебе не нравится? Теперь тебя лучшие клиники Оканаки друг у друга переманивать начнут. Жалование раз в пять выше, чем сейчас, предлагать начнут. Или в десять. Или в пятьдесят. А уж сколько автографов у тебя попросят! Требуй не менее десятки за штуку, и к концу следующей недели точно разбогатеешь.

— Издеваешься, да? — безнадежно спросила Карина. — Не смешно, между прочим. Мне же теперь на улицу не выйти. В больницу кустами на пузе пробираться придется, а в университете вообще перебежками от кафедры к аудитории передвигаться. Ну, доберусь я до вашего Вая! Я ему все выступающие части тела оборву, с особым садизмом!

— Забыла, что госпожа Эхира передавала? — осведомился Биката. — Ее ведь затея. Ей, надеюсь, ты ничего оборвать не хочешь?

— Но почему она не отвечает? — вскинулась Карина. — Передача же давно закончилась!

Она схватила со стола пелефон и судорожно ткнула в кнопку повторного набора. Секунду спустя аппарат в очередной раз выдал на дисплей сообщение об отсутствии пути до адресата и отключился. Карина бросила его на диван, застонала и ухватилась за голову.

И тут же ее пелефон зазвонил.

— Кто там? — она быстро схватила аппарат и уставилась на дисплей. — Код незнакомый… Слушаю!

— Госпожа Карина Мураций? — осведомился хорошо поставленный баритон. — Я Тукк Кися, специальный корреспондент газеты «Новое время». Не согласишься ли ты…

Карина резко оборвала вызов и обвела присутствующих тоскливым взглядом.

— Видите? — спросила она. — И когда он только успел мой код найти? И как, самое главное?!

Пелефон снова зазвонил, и на сей раз она нажала кнопку отбоя сразу.

— Все, — вздохнула она. — Теперь житья точно не будет. Придется отключать и срочно номер менять. Дядя Дор, ты у нас все знаешь. Можно как-нибудь так новый код получить, чтобы он ни в каких справочниках не значился?

— Можно, — пожал плечами Дентор. — Но дополнительных денег стоит. А можно проще.

Он отобрал у нее пелефон и с полминуты копался в настройках, попутно трижды дав отбой настойчивым вызовам.

— Вот, — сказал он, возвращая аппарат. — Я включил режим запрета. Теперь он примет звонки только от тех, кто внесен в адресную книгу. Вызовы с неизвестных номеров автоматически сбрасываются. Новых допущенных руками указывать надо: сначала внести код в адресную книгу, а потом пометить как разрешенный. Между прочим, Кара, ты и в самом деле можешь подать в суд на журналюгу. Закон о тайне личности — вещь серьезная. Кстати, а откуда я помню… как его… третий по счету, который великий художник? Вроде бы живописью я никогда не интересовался, тем более современной.

— Квер Танакис? Помнишь, три года назад мы с тобой в Масарию ездили? — задумчиво потерла лоб Томара. — В гости? Там куча рисунков с его именем на стенах висела. Кара, я правильно помню?

— Правильно, — уныло подтвердила та. — Он у нас несколько раз в гостях бывал. С Палеком спелись не разлей вода — оба лентяи и разгильдяи на одну морду. Турниры рисовальные устраивали, весь дом исчерканной бумагой завалили — Лика тогда еще на бумаге рисовал. Кверу-то публичная реклама — самое то, он со своих рисунков да картин живет. А мне что теперь делать?

— Тоже жить, — усмехнулся Биката. — Раньше же жила. Вот и продолжай в том же духе. Не помирать же теперь, в самом деле. Да ты что, журналистов испугалась? С твоей-то силой? Уронишь одного-другого неудачно головой о фонарный столб, остальные в стороне держатся начнут. Не реагируй на них, не давай интервью, и все нормально. Так, две великолепные дамы и один блистательный господин, есть предложение. Пойдемте прогуляемся, что ли. А то здесь наша Кара точно с ума сойдет. И журналюги сюда нагрянут с минуты на минуту, если уже в засаде у подъезда не сидят.

Не обращая внимание на слабое сопротивление Карины, он за руку вытащил ее с дивана и подтолкнул к гардеробу.

— Одевайся, если только не намерена в халате по улице разгуливать, — решительно заявил он. — В халате не советую, холодно, особенно для нежного тропического растения вроде тебя. Давай-давай, не смотри на меня такими большими грустными глазами, пока я сам не заплакал.

— Давай, Кара, — поддержала Томара, и Дентор согласно кивнул головой. — Надо тебе прогуляться и отойти от потрясения. Я даже знаю, куда отправимся. Океанариум новый открылся на Квадратной площади. Говорят, там просто потрясающая живность. Дор, такси вызови.

— Не надо такси, — вздохнула Карина, сдаваясь. — Тут пешком полчаса идти. По крайней мере, в себя приду.

Она дотянулась манипулятором до валяющегося на диване пелефона и еще рез вызвала Эхиру. Убедившись в бесполезности попыток, она сбросила халат и принялась одеваться.

Несмотря на середину весны, на улице стояла промозглая сырость. За три года, что Карина постоянно жила в Крестоцине, она так и не сумела толком привыкнуть к местному климату. Зима казалась ей слишком промозглой, весна начиналась позже, чем дома, а лето заканчивалось раньше. А зимой даже иногда шел снег. Сейчас дома, в Масарии, уже вовсю зеленели листья на деревьях, кое-где начинали цвести вишня и сирень, газоны белели бусинами судзурана. Здесь же из набухших почек только-только робко выглядывали острые язычки, покрывая кроны деревьев легкой зеленой дымкой. С океана налетали порывы резкого сырого ветра, заставляя ежиться даже в теплой куртке. Карина зябко передернула плечами и накинула на голову глубокий капюшон — не только ради тепла, но и чтобы укрыться от нескромных взглядов, которые, как казалось, бросали на нее прохожие.

В воскресный день на улице было людно. Дентор шагал впереди, рассекая толпу словно лодка воду, а остальные держались у него в кильватере. Биката с Томарой и Дентором беззаботно болтали, и Карина, поддавшись успокаивающе-мерному ритму ходьбы, почувствовала, что тоска и ужас постепенно отпускают ее. Спокойной неприметной жизни пока что настал конец, да. Но ненадолго — если она станет игнорировать журналистов, через период-другой они найдут себе новую сенсацию и забудут про нее. В конце концов, Закон о тайне личности никто не отменял, и пусть они только попробуют писать свои статейки без ее согласия! Но тетя Хи… как она могла устроить такое, да еще и без предупреждения? Ведь она же прекрасно знает, что Карина относится к публичности лишь как к неизбежному злу! И почему она не отвечает на вызовы? Может, ее тоже достали журналисты?

Постепенно она расслабилась настолько, что стала способна слушать, о чем разговаривают друзья. Биката, как выяснилось, рассказывал про забавный случай с группой уличной шпаны, попытавшейся коллективно изнасиловать Касуху, искина третьей страты, носившей в то время женскую куклу. Группа из трех юных мерзавцев привязалась к ней поздно ночью в Окияме, маленьком городке где-то на Восточном побережье. Городок считался тихим и благополучным, так что Касуха, занимавшаяся какими-то своими таинственными делами, не озаботилась мерами предосторожности. Когда она поняла, что троица вроде бы случайно приставших к ней подростков держит в уме совершенно определенные намерения, то не стала применять к ним силовых мер. Она просто завела их в лесок на окраине города и в полном смысле слова изнасиловала, обездвижив воздействием на нервные узлы, а заодно вызвав многочасовую неспадающую эрекцию — возможно, приятную поначалу, но чем дальше, тем более болезненную. К утру все трое плакали горючими слезами, умоляя их отпустить, и когда Касуха смилостивилась, уползали они буквально на четвереньках — стоять на ногах они не могли.

Томара смешливо фыркала, когда Биката рассказывал об особо пикантных подробностях, а Дентор только качал головой. С одной стороны, как страж порядка и добропорядочный гражданин он не мог не радоваться понесенной молодыми подонками каре. С другой — кажется, он искренне сочувствовал им как мужчина. Карина тайком улыбалась под своим капюшоном.

Биката рассказывал действительно смешно, и она с удовольствием слушала его голос. Конечно, сплетничать невежливо, но, в конце концов, те трое сами виноваты. За прошедшие с их первого знакомства годы Биката сильно изменился. Молодой застенчивый и закомплексованный парень превратился в уверенного в себе мужчину в расцвете сил. Конечно, сейчас здесь не он, а имитирующая его кукла, но в прошлые их встречи он присутствовал сам… наверное. Он возмужал, его взгляд стал спокоен, движения из порывистых и резких превратились в выверенные и плавные. Определенно, ему пошло на пользу пребывание среди искинов Камилла и принятых ими в компанию людей. Она вспомнила, как в пятьдесят втором еще раз побывала на островах. Тогда он уже расстался с Бойрой (точнее, та убрала наскучившее шасси Калайи в дальнюю кладовку) и сошелся с Каллой — или с Руссой? — в общем, с кем-то из живых девушек-воспитательниц. Карина, погостив у него пару часов, внезапно испытала такой приступ ревности к его подруге, что торопливо попрощалась и попросила Бойру переправить ее обратно домой. Потом она, разумеется, совладала с собой, даже слегка удивившись остроте нахлынувших чувств. Но налет сожаления остался. Возможно, именно Биката мог стать тем самым мужчиной, с которым она провела бы десяток-другой лет. Впрочем, он жил своей жизнью, она своей, и оба они изменяться не собирались. Нет, не судьба им сойтись. Не судьба. Но все же приятно видеть его рядом и знать, что есть у нее друг, которому при нужде можно довериться, не скрывая ни своей сущности, ни своих знаний о мире. Определенно, искины правильно сделали, когда решились-таки покинуть свои острова…

В какой-то момент Биката прервался и заглянул ей под капюшон. Карина подмигнула ему, и он облегченно улыбнулся в ответ.

— Ну что, отошла немного? — осведомился он. — Вот и замечательно. А то на тебе лица не было, одни глаза страдальческие. Ну, где там ваш океанариум?

— Почти пришли, — откликнулась Томара. — Вон, видишь высокий дом саженях в трехстах. Он на краю Квадратной площади. Рядом с ним океанариум.

Чтобы попасть внутрь, пришлось выстоять изрядную очередь — сперва за билетами, а потом ко входу. Но, как оказалось, оно того стоило. Океанариум оказался просто шикарным. Он состоял из пяти больших залов, три из которых имели в качестве стен гигантские аквариумы. В одном из них резвилась группа дельфинов, казалось, изучавших посетителей с не меньшим интересом, чем посетители — их. В другом ходили кругами две здоровых, в сажень, крапчатых акулы. В третьем вальяжно помахивали ластами несколько больших, диаметром в полсажени, морских черепах, задумчиво обкусывавших водоросли и глядящих перед собой загадочными черными глазами. В аквариумах поменьше крутились стайки ярких рыб с коралловых рифов, ползали крабы, волновались в потоках воды разнообразные морские растения. Колыхались заросли жгучего морского волоса, в которых прятались мелкие рыбки-погремушки, желтые в оранжевую крапинку. Изображали из себя куски черной скалы морские гребни, практически неотличимые от придонных камней, к которым они прижимались. Скаты лежали на дне, а иногда беспокойно трепыхались, обследуя стекло аквариума от дна до самого верха. Высовывались из узких нор мурены с тупыми бессмысленно-злобными выражениями на физиономиях… Несмотря на то, что последние пятнадцать лет она жила на морском побережье, в океанариум Карина попала впервые в жизни, так что с большим интересом всматривалась в подводные чудеса. Правда, иногда она нервно вздрагивала и начинала озираться по сторонам, но тут же брала себя в руки. Вряд ли кто-то из остальных посетителей пришел сюда сразу после передачи. А журналистам ее здесь не выследить.

Два часа спустя, вдоволь набродившись по залам, Карина, Биката, Дентор и Томара вышли на улицу. Дентор с сомнением глянул на часы.

— Ну что, девочки, пора прощаться, — задумчиво сказал он. — У меня сегодня ночное дежурство, в шесть я должен появиться в управлении. А уже почти полшестого. Пойду-ка я от вас, пожалуй. Тома, ты домой? Проводить?

— У тебя времени нет, — махнула рукой Томара. — Да что я, маленькая, чтобы меня провожать?

— Ты? — сверху вниз глянул на нее муж, превосходящий ее ростом по крайней мере сантиметров на тридцать. — Ну, как тебе сказать… Видывал я и покрупнее.

— Топай уж, ехидина-переросток, — шутливо хлопнула его по руке Томара. — Без тебя доберусь. Кара, давай-ка лучше я тебя до дому провожу.

— Спасибо, тетя Тома, — улыбнулась ей Карина, — но не стоит. Там наверняка толпа журналюг уже собралась. Увидят нас вместе — не отвяжутся от тебя. Би, ты где остановился? Можешь у меня переночевать.

— У тебя? — с сомнением потер подбородок Биката. — Вообще-то я собирался своего чоки домой отправить. Поезд через полтора часа. Хотя могу и задержаться до завтра. Поставлю куклу в уголок и отключусь. Будет она на тебя всю ночь пялиться в качестве моральной поддержки. Завтра утром пробью тебе дорогу в толпе журналюг, а потом выполню заранее продуманный маневр отступления. Угу?

— Угу! — согласилась Карина. — Ладно, тетя Тома, тогда до завтра. Ох, что в отделении будет… Наверняка все сегодняшнюю передачу смотрели. Даже на работу идти боязно.

— Не думай о всяких глупостях, — решительно сказала хирург. — Ничего особенного не случится. Все нормально. И выпей снотворного на ночь, а то опять не уснешь. Проворочаешься всю ночь, завтра явишься зеленая от недосыпа, как лягушка.

Помахав на прощание, Дентор с Томарой скрылись в толпе. Карина посмотрела на Бикату и вздохнула.

— Ну что? — грустно спросила она. — Пошли прорываться до дома? У тебя в кармане ненароком пулемет не завалялся?

— Ты сама себе пулемет, — усмехнулся Биката. — Сколько ты там выжимаешь своими манипуляторами? Полтонны?

— Сто двадцать девять килограмм, — поправила Карина. — Уже три года как вес не увеличивается. Видимо, достигло предела. Но манипуляторы не годятся. Их только я и вижу, и то плохо. А пулемет всем заметен. Впрочем, журналюги всегда безумны, их и пулеметом, наверное, не напугаешь. Ну пошли, пошли, а то я и в самом деле так себя накручу, что не рискну домой вернуться.

Вопреки ее ожиданию море журналистов у подъезда не колыхалось. Навстречу им бросился всего десяток личностей, обвешанных записывающей аппаратурой, и еще два оператора торчали на другой стороне улицы, бесстрастно фиксируя происходящее объективами камер.

— Госпожа Карина, как ты можешь прокомментировать сегодняшние заявления…

— Госпожа Карина, верно ли, что твое похищение партией «Нормальных людей» в сорок девятом…

— Госпожа Карина, пару слов о правах девиантов для наших читателей…

Не обращая на них внимания, Карина с каменным выражением лица прошла к двери подъезда, попутно сдвинув в сторону манипуляторами особо нахальную личность, не пожелавшую уступить дорогу. Сунув в прорезь пластинку ключа, она пропустила вперед Бикату и двинулась было за ним, но, поколебавшись, остановилась и повернулась к выжидательно замолчавшим журналистам.

— Я не намерена комментировать сегодняшнюю передачу, — ровно сказала она. — Материалы обо мне господин Вай Краамс использовал самовольно, разрешения на публичное разглашение тайны моей личности он не получал. В силу нашего давнего знакомства я не собираюсь преследовать его по закону. Однако любого другого журналиста, попытавшегося сделать лезть в мою жизнь без моего согласия, раздену по суду до нитки. А согласия я не дам никому. Выражаю всем глубочайшую признательность за понимание.

Она решительно повернулась и вошла в подъезд, и тяжелая дверь с лязгом захлопнулась за ней.

Два человека, сидящие в автомобиле с затемненными стеклами на противоположной стороне улицы, переглянулись.

— Он? — холодно спросил один, с кожей которого почти сливались темные очки, которые он носил несмотря на вечер.

— Он, — дернул щекой второй. — Господин Сай…

— Шай! — резко оборвал его первый. — Если хочешь со мной сотрудничать, человек с Востока, научись для начала правильно выговаривать мое имя.

— Приношу свои извинения, господин Шай ах-Велеконг, — скрипнул зубами второй. — Да, он. Посмотри на фотографию. За восемь лет, разумеется, люди меняются, иногда сильно, но это он, я уверен. Теперь ты понимаешь, что я вам не лгал?

— Мне не нужен мужчина, — все так же холодно сказал первый. — Мне нужна женщина. Где она?

— Откуда я знаю? — пожал плечами второй. — Сейчас ее с ними нет. Может, она давно его бросила, после стольки-то лет. Но он должен знать, где она. Я могу подсказать, к кому в нашем городе можно обратиться, чтобы без лишнего шума украсть человека…

Первый мужчина медленно повернул к нему голову и неторопливо снял очки. И тут же господин Оса Касадака почувствовал, как его горло стискивает невидимое упругое щупальце.

— Дракон не обращается за помощью, — медленно, без малейшего намека на западный акцент, произнес Голова Дракона. — Дракон берет то, что хочет, и платит, если сочтет нужным. Не беспокойся, момбацу сан Оса, мы сами разберемся, когда и как поговорить с ним.

— Однако Дракон вряд ли откажется выслушать разумный совет, — через силу проговорил директор службы безопасности «Визагона». — А я могу дать очень хороший совет. И помо… оказать дополнительные услуги, которые вам наверняка понадобятся.

Ощущение давления на горле исчезло, и он облегченно вздохнул.

— Я услышал твои слова, — безразлично сказал Голова Дракона. — С тобой свяжутся.

Не произнеся больше ни слова, он открыл дверь и выбрался из машины. Нет, не так: только что он сидел в пассажирском кресле, слегка наклонившись вперед, и вот уже целеустремленно шагает по тротуару в одному ему известном направлении, непринужденно лавируя между пешеходами. Господин Оса проводил его взглядом и вздохнул, машинально потирая горло. Возможно, использовать Дракона для сведения старых счетов — не такая уж и хорошая мысль. Особенно с учетом того, что бандит неожиданно оказался девиантом, и почти наверняка — первой категории. Гиперметаболизм — ну надо же! А если они с той девкой стакнутся? Но лавина уже пошла по склону, и единственный способ не угодить под нее — как можно быстрее бежать впереди.

Он плавно тронул автомобиль с места и несколько секунд спустя затерялся в потоке машин, идущем по улице.

06.04.858, перидень. Крестоцин

Утром Бикаты в квартире не оказалось. Накануне вечером он действительно посадил имитирующего его чоки в угол, подмигнул Карине на прощание и отключился. Карина вздохнула, отключила домофон на случай, если кому-то из репортеров или посмотревших передачу сумасшедших вдруг взбредет трезвонить ночью, и села за статью. Сначала взбудораженные мысли метались из стороны в сторону, перескакивая с предмета на предмет, но постепенно работа захватила ее. В конце концов, регенерант нового поколения с избирательным действием оказался настолько интересной и эффективной штукой, что она с большим удовольствием отслеживала его работу на прооперированных пациентах, согласившихся поучаствовать в клинических испытаниях. А разработчики из корпорации «Якугака» с большим энтузиазмом восприняли ее предложение поотслеживать его действие на ткани на уровне, доступном разве что паталогоанатому. Доктор Ракугава оказался очень приятным мужчиной, эрудированным, обходительным и весьма профессиональным, так что работать вместе им понравилось. А когда радуешься своей работе, как не поделиться радостью с другими?

Через два часа она с сожалением отключила терминал, потерла глаза и отправилась в кровать. Статью она завершила наполовину — на неделе можно успеть ее закончить. Но Томара права — завтра перидень, тяжелый, как и любой другой перидень, и перед ним следует поспать хотя бы часиков шесть.

Забравшись в постель, она на всякий случай помахала рукой кукле, сдвинула в сторонку Парса, забравшегося к ней на кровать и немедленно всей тяжестью придавившего ноги, и принялась расслабляться и успокаивать дыхание. И, вопреки ожиданиям, почти мгновенно уснула.

Утро следующего дня началось с Парса, ровно в пять часов начавшего издавать ужасное дребезжание. Когда Карина спросонья попыталась до него дотянуться, он ловко увернулся от ее руки, спрыгнул на пол и заявил:

— Кара — засоня, проспала, проспала!

— Как — проспала? — Карина рывком села на кровати и схватила с тумбочки часы. — Ох, Парс… Только не говори, что у тебя начало собственное чувство юмора прорезаться. Оно еще хуже, чем у Лики!

Она сладко зевнула, потянулась и поплелась умываться.

Вернувшись из ванной, она внезапно поняла, что куклы Бикаты на месте нет. С недоумением оглядев комнату, она заметила, что терминал включен и помигивает огоньком напоминания. Она подошла к нему и двинула рукой в сенсорном поле, активируя.

В дисплее медленно покачивалась записка. «Карина, — гласила она, — извини, что ушел не попрощавшись, но меня срочно сдернули с места. Старая история — помнишь, как Калайю „Тёбица“ похищала? — возникли новые непредвиденные последствия. Тебе ничего не угрожает, но мне нужно срочно исчезнуть, чтобы не эскалировать конфликт, пока не время. Внешность куклы я меняю, чтобы не узнали, а зрелище это малоаппетитное, так что я не стал его тебе демонстрировать. Да и какое тебе удовольствие прощаться с совершенно незнакомой девицей? Я позаимствовал твои шорты и майку, потом верну, а то гулять голышом по такой погоде слишком подозрительно. Потом позвоню, еще поболтаем. Пока. Б.»

Чуть ниже шла приписка:

«Между прочим, идея использовать имя отца в качестве пароля для доступа к сетевому хранилищу не слишком хороша. Ты бы лучше сменила пароль побыстрее».

Карина с нарастающим недоумением перечитала записку дважды. «Непредвиденные последствия»? Восемь лет спустя? Ну ничего себе… Ну ладно, потом она с ним свяжется и выяснит подробности.

На утренней пробежке журналистов она не заметила. Ранним утром на улице не наблюдалось ни души, только в припаркованной неподалеку от подъезда машине с затемненными стеклами сидел какой-то тип. Он полагал, что снаружи его не видно, но Карина заметила его через сканер. Впрочем, тип скользнул по ней равнодушным взглядом, нахохлился и отвернулся. Вот интересно! Может, частный детектив, кого-то выслеживающий? Кого, интересно?

…а не Бикату ли?

Она хмыкнула и выбросила шпионские мысли из головы. Десять саженей спустя она свернула за угол, и машина напрочь вылетела у нее из головы. Мельком она вспомнила о ней, только когда возвращалась — но машина уже исчезла. Глупости, конечно — дождался человек, кого надо, и уехал.

Однако дома ее ожидал сюрприз. Дверь стояла распахнутой настежь, хотя она точно помнила, что захлопнула ее. Воры? Скорее всего. Но замок на ее дилетантский взгляд не казался взломанным. Как его открыли? Ведь фирма гарантирует… Или прав был дядя Дор, утверждавший, что никакая реклама надежности настоящую надежность не заменяет? И что же, интересно, украли?

Пелефон она нашла на своем месте. Бумажные деньги в ящике письменного стола остались нетронутыми. А что еще можно у нее взять? Диагност? На месте. Терминал на месте — в дисплее все еще покачивается текст записки Бикаты — а почему, кстати, он до сих пор не отключился автоматически? Картинки Палека, включая ее портрет, на своих местах на стенах, хотя как раз они-то для понимающей личности и являются самым ценным в квартире. Ее одежда? Да какой вор в здравом уме станет таскать из дома дешевые тряпки? На всякий случай она проверила — шорты, юбки, блузки, куртка и две пары плотных брюк висели в гардеробе как и прежде. Парс?..

Где Парс?!

Она быстро осмотрелась. Ее надежного шестилапого друга нигде не замечалось. Так, спокойно. Не паникуй. Он не мог покинуть квартиру без твоего разрешения. Она осмотрелась еще раз, задействовав сканер. Потом нырнула под кровать и вытащила оттуда кибернетического зверька.

Парс оставался совершенно неподвижным, словно выключенным. Да что же с ним сделали такое? И зачем? Она лихорадочно ощупала его живот в поисках кнопки перезагрузки. Крохотный бугорок легонько щелкнул под пальцами, и несколько бесконечно долгих секунд спустя Парс шевельнулся, приподнял голову и огляделся.

— Парс просыпается, — сообщил он. — Доброе утро, Кара.

Он вывернулся у нее из рук на пол, встряхнулся и ожидающе уставился на нее. Карина чуть не расплакалась от облегчения.

— Парс — самотестирование — суммарный отчет! — приказала она.

— Парс в порядке, — сообщил зверек, подумав. — Сбоев не обнаружено. Последнее критичное событие: аппаратная инициализация после зависания системы по неопознанной причине. Предпоследнее критичное событие: вторжение чужого на охраняемую территорию. Полиция не оповещена из-за общего сбоя системы. Оповестить полицию?

— Чужого? — Карина стиснула зубы. — Парс, сбрось запись мне на пелефон.

Несколько секунд спустя на дисплее появилось движущее изображение. Двое в глухих масках вошли в открывшуюся дверь. Картинка дернулась и сместилась — вероятно, Парс решил укрыться. По изображению побежали строчки протокола — зверек начал инициировать вызов в полицию. Но тут один из неизвестных вытянул руку со странно выглядящим оружием, и ролик кончился. Так. Скорее всего, Парса обработали чем-то, нейтрализующим электронику. И что же хотели воры? Или не воры?

Записка! А если вчера они отследили Бикату и сегодня хотели его поймать? Нужно срочно ему сообщить. Закусив губу, она набрала его номер — тщетно. Отсутствие пути до абонента. Ладно, это терпит. Раз он изменил внешность своей куклы на совершенно непредсказуемую, его не найдут. Точнее, куклу не найдут, а его — тем более. Что дальше? Вызвать полицию? Она бросила взгляд на часы. У нее в обрез времени, чтобы успеть на утреннюю планерку. А полиция — удовольствие на пару часов. В конце концов, ее можно вызвать и позже. Или даже сначала посоветоваться с Тришши — как искать тех двоих, если даже их лиц не разглядеть?

Ничего не пропало. Найти тех двоих невозможно. Значит, и затевать историю с полицией не стоит. С Дентором посоветоваться определенно следует, но разговор вполне можно отложить до вечера. А пока что времени в обрез на то, чтобы позавтракать…

Из-за вечерней лекции Парса она оставила дома. Выбравшись из автобуса и с тоской вспомнив те золотые времени, когда она могла добираться до работы пешком из дома госпожи Докусинны, она в глубоко надвинутом капюшоне куртки прошла по аллее, настороженно оглядываясь, и вышла на широкий тротуар посреди газона перед хирургическим корпусом. Предчувствия ее не обманули. Возле входа клубилась небольшая толпа, сдерживаемая полицейским кордоном. Некоторые совершенно определенно казались журналистами, но остальные, скорее всего, должны оказаться страждущими пациентами. Она вздохнула. Все. Теперь житья не станет от истеричных дамочек, придумывающих себе невесть какие болезни только потому, что накануне вычитали их упоминание в модном журнале. Обычного вахтера в приемном покое наверняка окажется недостаточно. Разумеется, через какое-то время волна схлынет, но до того еще дожить надо. Может, через заднюю дверь? Нет. Незамеченной здание все равно не обогнуть, а там кордона может и не стоять. И тогда превосходящие силы противника ворвутся в больницу на плечах в панике отступающей армии в ее лице…

Она поглубже надвинула капюшон, глубоко вдохнула и расхлябанной походкой двинулась к входу. Она знала, что в таком виде вполне сходит за пятнадцатилетнего подростка. Сегодня она намеренно оделась так, чтобы усилить впечатление, и сейчас оставалось только гадать, сработает ли маскировка.

Капюшон закрывал почти весь обзор, но она задействовала сканер и через него наблюдала, как медленно, но неотвратимо надвигается на нее толпа. Впрочем, не такая уж и толпа. Если приглядеться, то там человек десять репортеров и примерно столько же остальных. И, возможно, далеко не все из них намерены попасть к ней на осмотр. Может, они просто автографы попросить хотят… Чтоб ему ногу сломать, этому Ваю! Ведь теперь даже за Законом о тайне личности не очень-то укроешься — ее личность теперь широко известна всем, и вряд ли суд встанет на ее сторону, если она начнет подавать иски против каждого, кто попытается сделать про нее репортаж.

Маскировка сработала на удивление хорошо. Неузнанной она прошла до самого кордона и остановилась только тогда, когда один из полицейских положил ей руку на плечо.

— Эй, парень! — сурово сказал он. — Куда? Тебе назначено?

Карина приподняла капюшон и подмигнула ему. Господин Мава, молодой улыбчивый парень, был одним из тех, кого она тренировала в зале полицейского управления. Конечно, теперь, когда ее сделали помощником инструктора в зале мастера Теовара Грома, она появлялась в управлении не слишком часто, но все-таки знала в лицо и по имени не менее полусотни патрульных, детективов и бойцов спецотряда. Мава тоже узнал ее и блеснул зубами в озорной ухмылке. Он подмигнул ей в ответ, склонился к уху и шепнул:

— Госпожа Карина, не волнуйся. Мы их не пустим. Кстати, я смотрел вчера передачу. Ты молодец. Но с тебя автограф.

— Договорились! — шепнула в ответ Карина, проскальзывая мимо. Да уж, знакомым точно придется подписывать книжки, открытки и клочки бумаги. Ну ничего, их куда меньше, чем сторонних зевак. Авось руки не отвалятся.

Но почему она никак не может дозвониться до тети Хи? Или та тоже скрывается от журналистов, а потому отключила пелефон? Но почему тогда не позвонила сама?

Поздоровавшись с дежурными и вахтером, она миновала приемный покой, переобулась и взбежала по лестнице на второй этаж. Утренняя семичасовая планерка вот-вот должна начаться, и в ординаторской уже собрались и ночная дежурная смена, и хирурги, появившиеся для плановых обходов и операций. Когда она вошла в дверь, на мгновение наступила тишина, тут же взорвавшаяся одобрительным ропотом и аплодисментами вразнобой. Ее тут же окружили, смеясь и тормоша.

— Привет, знаменитость! — хлопнул ее по плечу Вакай, молодой хирург, младше ее на два года. — Классную кинушку про тебя вчера замутили! Мне понравилось. Теперь всем стану говорить, что работаю с самой Кариной Мураций. Все девчонки мои будут!

— Классную, классную… — проворчал доктор Кулау, протискиваясь мимо нее к кафедре. — Мне сегодня с пяти утра названивают, интересуются, как к тебе на прием записаться, звездочка ты наша неугасимая. Не только знакомые названивают, но и совершенно чужие. Я уже устал отвечать, что ты сама прием не ведешь, что к тебе только по направлениям других врачей. И откуда только мой номер узнают? Господа и дамы, есть предложение обсудить посторонние события после того, как закончим собрание. Не забывайте, дежурные, в отличие от вас, ночью не спали. Рассаживайтесь же, в конце концов!..

После планерки Карине еще полчаса пришлось отбиваться от вопросов коллег. Разумеется, все знали про ее способности — про нее как про легенду отделения новых сотрудников и интернов просвещали едва ли не с порога. Многие из врачей даже злоупотребляли ее терпением, то и дело приглашая к своим пациентам подтвердить диагноз или посмотреть, как идет заживление. Однако она по своей давней привычке не рассказывала о себе ничего сверх абсолютно необходимого, а потому про Институт человека никто, кроме Томары и Кулау, не знал. Равно как никто не знал про ее работу в комиссии Минздрава, занимавшуюся изучением способностей девиантов. Когда ей, наконец, удалось отделаться, сперва намекнув, а затем заявив открытым текстом, что их всех вообще-то ждут пациенты, она уже чувствовала себе вымотанной. А ведь день только начинался!

С пациентами оказалось не лучше. Трое прооперированных на днях чувствовали себя прекрасно и, разумеется, коротали дни отнюдь не за чтением книжек или изучением чего-то полезного, а за просмотром всех телепрограмм подряд. И все трое пытались выражать ей свое восхищение даже тогда, когда она их осматривала.

— Знаешь, госпожа Карина, я с таким волнением смотрела фильм про тебя! — рассказывала ей госпожа Хакуба, немолодая полная тетка, которой за два дня до того Карина убирала камни в желчном пузыре (под неглубоким общим наркозом раздробить их манипуляторами и осторожно вывести через желчный проток — на пятнадцать минут дел с ее способностями и на полчаса как минимум — с традиционной техникой). — Я так боялась, так боялась, когда рассказывали про твой побег из Института! Скажи, душечка, как там у меня внутри? Все в порядке? Признаться, я как-то совсем не верила поначалу, что ты мне можешь помочь, не протыкая живот, но теперь-то я понимаю, как ошибалась! Ведь все в порядке, да? — спрашивала она, заглядывая Карине в глаза, когда та осматривала через свой сканер прочищенный желчный пузырь.

— Все в порядке, госпожа Хакуба, — кивнула Карина. — Осложнений не предвидится, готовься к выписке. Сегодня тебя отпустят домой…

Остальные двое вели себя не лучше, и когда она добралась до первого пациента, назначенного сегодня к операции, то чувствовала, что находится на грани белого каления. Ну неужели нельзя держать свои чувства при себе? Как она должна оперировать, накрученная?

Впрочем, операций на сегодня хотя и назначили сразу четыре, три из них предстояли очень легкие — точнее легкие для нее. Работай она традиционными методами, все оказалось бы куда хуже.

Первого пациента она обработала за пятнадцать минут. Он давно страдал сахарным диабетом, на фоне которого у него начала развиваться невропатия. Пока, к счастью, в слабой форме — кубитальный синдром был выражен не очень сильно, онемение мизинца на правой руке возникало нечасто и обычно во сне. Воспаление кубитального нерва в лучезапястном канале пока оставалось слабым, и все, что ей следовало сделать — разделить связку и фиброзное покрытие, чтобы улучшить циркуляцию крови. Скорее всего, продолжительного эффекта операция не даст, но на какое-то время притормозит развитие процесса — а там уже можно определяться с долгосрочной стратегией. Традиционные методы потребовали бы тонкой нейрохирургической операции, но ее сканер в сочетании с наноманипуляторами позволял ей выполнить декомпрессию нервного волокна за каких-то двадцать минут.

Вторая операция, как и у госпожи Хакубы, была на камнях в желчном пузыре. Как и в прошлый раз, она заняла минут пятнадцать, причем большая часть времени ушла на осторожное, чтобы случайно не повредить проток, выведение образовавшегося песка.

Третья операция состоялась на колене пациента, профессионального бегуна, травмировавшегося в ходе каких-то состязаний. В другой ситуации разрыв внутренней части латерального мениска потребовал бы долгой и сложной эндохирургической операции на коленном суставе, вследствие которой пациенту, возможно, даже пришлось бы уйти из спорта. Но Карина уже делала такие операции и ранее — срастить разорванные ткани наноманипулятором для нее особого труда не составляло. Правда, скорость сращивания ткани мениска оставляла желать лучшего, так что ей пришлось с каменной физиономией сидеть над погруженным в неглубокий сон — исключительно чтобы не крутился и не действовал на нервы — пациентом почти час.

И нейрохирургия, и ортопедия вообще-то были совершенно не по профилю хирургии Первой городской, специализировавшейся в основном в торакальной и абдоминальной сферах. Как правило, подобного рода операции выполнялись здесь только в качестве сопутствующих — например, когда доставляли пострадавших в автокатастрофах. Да и то частенько для их проведения приглашали хирургов из Третьей и Пятой больниц. Но этих двоих Карине сосватали коллеги по университету, прослышавшие об ее способностях. Хотя доктор Кулау хмурился и ворчал, что нельзя объять необъятное и что лучше делать немногое, зато хорошо, Карина, в общем-то, не возражала. Если можно помочь людям без особых усилий, почему бы и нет? Ей несложно. Заодно и опыта набирается.

К десяти часам она закончила третью операцию и пошла переодеваться в операционную пижаму. Четвертой намечалась ликвидация пилоростеноза у новорожденного мальчика. Раньше на пилоромиотомии она только ассистировала, а сегодня впервые, хотя и под присмотром Томары, намеревалась выполнить операцию самостоятельно — разумеется, собственными методами. С грудным ребенком Карина работала впервые, так что изрядно нервничала даже без внезапно свалившейся ей на голову нервотрепки с известностью. Она не раз ругала себя, убеждая, что в двадцать восемь лет ей, довольно опытному хирургу и мастеру Пути, испытывать такие же эмоции, как и в двадцать, просто неприлично. Организм, однако, убеждениям не поддавался.

Впрочем, все прошло на удивление гладко. Хотя Томара все же ввела лапароскоп в брюшную полость ребенка, готовая в любой момент вмешаться, этого не потребовалось. Карина, зажмурившись, чтобы не отвлекаться на визуальные образы, уверенно провела рассечение привратника желудка своим манипулятором в соответствии со всеми канонами. Зарастив внутреннюю рану и разрез для лапароскопа и удостоверившись, что ребенок в норме, она с облегчением вздохнула, стянула перчатки и ушла в ординаторскую — приходить в себя от напряжения, а заодно и заполнять истории болезни.

Когда она закончила разбираться с текучкой и пообедала в больничной столовой, до лекции осталось полтора часа. Час добираться до университета — и полчаса на что? Бездельничать на кафедре? Впрочем, бездельничать не получится — в университете придется пройти через тот же шквал вопросов, изумлений и недоумений, что и здесь, в больнице. Лучше, чтобы на них осталось побольше времени, иначе она появится на лекции вконец издерганной и замотанной. Она осторожно выбралась из больницы через задний выход, о котором, к счастью, тусующиеся у больницы посторонние еще не догадались, и обогнула здание на максимальном удалении от центрального входа. Уже на автобусной остановке она облегченно расслабилась — здесь ее под капюшоном никто не узнает. Но долго ли она сможет так маскироваться? И вообще, бегать от проблемы — не лучший метод ее решения. Придется все-таки научиться не замечать журналюг и прочих приставал. А там, глядишь, им и самим надоест за ней таскаться.

На кафедре к ней, вопреки ее ожиданию, цепляться не стали. В комнате сидели только двое младших ассистентов, с которыми она никогда не была слишком близка, так что она забилась в дальний угол, включила терминал и начала просматривать в памяти конспект лекции, восстанавливая в памяти ключевые моменты. Но тут в помещение заглянул завкафедрой, профессор Ян. Увидев ее, он прямо-таки расплылся в улыбке облегчения. Он подошел к ней, поздоровался, несколько секунд помялся и наконец произнес:

— Госпожа Карина, тут такое дело…

— Да, господин Ян? — вежливо осведомилась Карина.

— Ну… могу я попросить тебя пройти в мой кабинет? Там… моя тетушка сидит. У нее обнаружили геморроидальные узлы в прямой кишке, и она… хм, она полагает, что врач, ставивший диагноз, ошибся. Она видела вчерашнюю передачу, и… Ты не могла бы… хм, осмотреть ее по-быстрому?

Карина подавила искушение немедленно отказаться. Тетушка. Тетушка начальника. Раз та вынудила деликатнейшего завкафедрой просить ее о личном одолжении, о характере новой пациентки остается только догадываться. «Полагает, что врач, ставивший диагноз, ошибся»? Ой, мамочки… Она отключила терминал и, подавив вздох, поднялась.

— Конечно, господин Ян, — вслух произнесла она. — С удовольствием осмотрю.

Ее наихудшие ожидания оправдались. Тетушка, дородная женщина лет пятидесяти с небольшим, царственно восседала в гостевом кресле крохотного кабинета заведующего. На ее обрюзгшем лице явно читалось неудовольствие.

— Здравствуй, госпожа, — вежливо сказала Карина. — Меня зовут Карина. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Уси, — буркнула тетка. — Пожалована. Вот что, милочка, раз ты такая выдающаяся, объясни мне, что мой врач за дурацкие диагнозы ставит? Ведь я же ему совершенно определенно сказала, что…

— Прошу прощения, госпожа, — ледяным тоном перебила ее Карина, — но я не думаю, что квалифицированный врач может поставить диагноз, описывающийся словом «дурацкий». Я могу подтвердить или опровергнуть его слова, но сначала мне потребуются детали. Прошу, опиши мне, что с тобой происходит.

— Я прочитала в «Современной женщине», что в наше время рак прямой кишки особенно свирепствует, — величественно поведала тетка. — И симптомы там написали совершенно определенные. Как раз то, что у меня происходит. Боли в… ну, ты сама понимаешь, где. И вообще все как при раке. А мой врач уже полтора периода меня усиленно от геморроя лечит, лечит, и все никакого толку. Ты уж посмотри, будь добра, что у меня там на самом деле.

— Госпожа, — Карина сменила ледяной тон на терпеливо-спокойный, — я не могу поставить диагноз просто так. Мне потребуются анализы, как минимум гистологическое исследование и анализы крови, которые назначаются при подозрении на рак. Делали ли их тебе?

— Откуда я знаю? — удивилась госпожа Уси. — Что-то он мне назначал, но, между нами, я думаю, что он просто за анализы денег побольше содрать хотел.

— Понятно, — Карина вздохнула. — Госпожа, я прошу понять меня правильно. Я не могу сейчас поставить точный диагноз — это слишком большая ответственность, особенно при подозрении на рак. Но я просмотрела твою прямую кишку, и я не вижу там ни малейших его признаков. Типичные геморроидальные узлы присутствуют, но я не вижу показаний к срочной хирургической операции. Консервативное лечение может оказаться ничуть не менее эф…

— Милочка, ты много умных слов говоришь, а я всего лишь старая глупая женщина, — перебила ее тетка, складывая руки на животе и неодобрительно поджимая губы. — Но в «Современной женщине» ясно сказано: при таких симптомах нужно срочно хирургическое вмешательство. Иначе и помереть можно.

— Тетушка, — нервно вмешался завкафедрой, — я думаю, что госпожа Карина права, и она полностью согласна с твоим лечащим врачом. Незачем доводить до…

— А ты всегда был слишком мягкотелым, племянничек, — фыркнула госпожа Уси. — Да какое мне дело, что считает какой-то докторишка, только вчера университет закончивший, а уже себя светилом считающий? Небось, в газеты не глупее его люди пишут. Так что, госпожа Карина? Когда операцию делать будешь?

— Я?! — Карина опешила. — Приношу свои нижайшие извинения, госпожа, но про операцию речи не идет. По крайней мере, я не могу тебя оперировать. Если ты настаиваешь на хирургическом вмешательстве, твой лечащий врач наверняка…

— Что значит — «не могу оперировать»? — грозно нахмурилась тетка. — Яни вполне определенно сказал, что ты при необходимости уберешь мне там все, что мешает, и без всяких там скальпелей.

— Тетушка, я совсем не то… — открыл было рот завкафедрой.

— А ты молчи! — рыкнула тетка. — Выучили тебя на свою голову, слишком образованным стал! Не с тобой разговариваю!

— Госпожа! — торопливо сказала Карина. — Я не могу тебя оперировать, еще раз приношу свои извинения. У меня очередь плановых операций расписана на несколько периодов вперед, и я, так сложилось, в основном занимаюсь случаями, когда мои способности могут принести наибольшую выгоду пациенту. Я работаю только по направлению лечащего врача и только если главврач отделения сочтет целесообразным. Прости, госпожа, у меня лекция через несколько минут, мне нужно сосредоточиться.

Торопливо кивнув на прощание, она выскочила из кабинета. Тетка что-то возмущенно заговорила у нее за спиной, но Карина ее уже не расслышала. Несколько секунд спустя доктор Ян снова зашел в помещение кафедры.

— Извини, госпожа Карина, — развел он руками. — У моей тетки… властный характер. Нет, разумеется, у нее рака, я смотрел ее историю, но я полагал, что когда она услышит подтверждение от тебя… — Он тяжело вздохнул.

— Да ладно, господин Ян, — через силу улыбнулась Карина. — Не страшно. Я понимаю, с родственниками всегда непросто.

Профессор признательно улыбнулся ей в ответ и вышел. Какое-то время Карина тупо смотрела в дисплей, но потом тряхнула головой и закрыла конспект. Все равно в голову уже ничего не лезло. Ладно, выкрутится. Она встала, подошла к окну и какое-то время смотрела вниз, на университетскую площадь, по которой в разных направлениях спешили люди, под сырым весенним ветерком зябко кутаясь в теплые плащи и куртки. Да, за три года она так и не смогла привыкнуть к холодной местной весне. Может, стоило все же остаться работать в одной из больниц дома, в Масарии? С другой стороны, Масарийский университет, конечно, не может сравниться с Крестоцинским ни по размерам, ни по оборудованию, ни по опытным преподавателям, у которых всегда можно что-то почерпнуть для себя… Она едва слышно вздохнула. Все аргументы за и против она уже тысячу раз прокручивала в голове, да и к крестоцинской погоде давно уже приноровилась, благо здесь столько хороших друзей. И все-таки… все-таки дома, в Масарии, лучше.

Она бросила взгляд на часы и торопливо вышла из комнаты. Спустившись на два этажа ниже, она вышла в коридор — и замерла, пораженная. В двадцати шагах перед ней возле двери аудитории стояла группа человек из двадцати, над которой реяли неровно, от руки написанные плакаты. «Девиантам — нет!» — гласил один из них. «Не допустим неравенства!» — утверждал второй. «Девиантов — вон!» — требовал третий. Толпа состояла в основном из юношей лет восемнадцати-двадцати, но замечались в ней и вполне взрослые мужички и тетки. С полдюжины журналистов крутились вокруг — кто-то щелкал камерами, кто-то брал интервью, кто-то просто что-то быстро вбивал в свой пелефон. Чуть в стороне пристроились два телеоператора, увешанные объективами камер, с лицами, закрытыми зеркальными щитками контроль-панелей. Объективы хищно поблескивали линзами, автоматически подстраивая фокус. Перед толпой стоял директор медицинского факультета, профессор Карака, и что-то яростно втолковывал пузатому мужичку в неопрятном сером костюме, неслышный за гулом толпы. Мужичок отмахивался. Рядом неуверенно переминались три человека в форме университетской охраны. Вдоль стен выстроились с интересом глазеющие на происходящее юноши и девушки, в некоторых из них Карина опознала своих студентов.

Пока она переваривала увиденное, ее заметили.

— Вот она! — взвился вопль, и все лица и объективы повернулись к ней. Гул голосов разом стих. От неожиданности Карина даже немного попятилась, но тут же взяла себя в руки. Вот, значит, как? Она глубоко вздохнула и решительно двинулась вперед.

Когда до толпы осталось несколько шагов, ее передние ряды начали откатываться назад. Карина остановилась, уперла руки в бока и обвела всех взглядом.

— Ну и что здесь происходит? — почти ласково осведомилась она.

— Госпожа Карина! — немедленно ринулся вперед один из журналистов. — Как ты можешь прокомментировать народное возмущение твоим присутствием в университете?

— Очень просто, — Карина обратила на него ледяной взгляд. — У меня через пять минут лекция, и эти личности очевидным образом ее срывают. Похоже, они не задумываются, что однажды могут попасть на операционный стол к врачу, пропустившего лекцию по их вине. Господин Карака, я полагаю, следует вызвать полицию.

— Вот! — затряс пальцем в воздухе пузатый мужичок. — Вот! Смотрите — она еще и смеет затыкать рот простым людям, которые пришли выразить ей свой протест!

— Протест против чего? — осведомилась Карина. — Против того, что государство два года измывалось надо мной, десятилетней девочкой, в Институте человека, пока «простые люди» полеживали дома на диванах? Или против того, что я лечу людей от болезней, от которых не может вылечить больше никто?

— Мы протестуем против того, что человеку с такими мерзкими способностями доверяют учить… — заверещал было мужичок, но директор факультета решительно его оборвал:

— Ну вот что, хватит! Или ты немедленно покинешь университет вместе со своими молодчиками, или я вызову полицию.

— Да, пошел вон! — поддержал его звонкий юношеский голос. Один из студентов отлепился от стены и шагнул вперед. — Мы сами разберемся, кому доверяем, а кому нет!

— Правильно! Верно! — поддержали его другие голоса, и студенты и студентки начали со всех сторон угрожающе придвигаться к пришлым. — Катитесь отсюда, пока по башке не получили!

Мужичок растерянно оглянулся и скривился:

— Да, мы уйдем! Но ты, — он ткнул пальцем в Карину, — не надейся, что мы тебе это спустим! Убирайся из университета, который содержится на народные деньги, тварь!

Он демонстративно плюнул на пол, развернулся и пошел сквозь расступившуюся кучку приспешников. Те нестройно потянулись за ним, оглядываясь. В их глазах читались злоба и угроза. Журналисты немедленно окружили Карину плотной стеной.

— Госпожа Карина, как ты можешь прокомментировать случившееся? — резко спросила женщина средних лет в серой блузке и короткой черной юбке. — Ты считаешь оскорбления незаслуженными?

— Я считаю, что у меня уже лишь три минуты до лекции, — огрызнулась Карина. — И опаздывать на нее я не собираюсь. Прошу, позвольте мне пройти.

Она решительно протиснулась между двумя журналистами — только для того, чтобы оказаться нос к носу с директором факультета.

— Не обращай на них внимания, госпожа Карина, — сумрачно сказал он. — Сейчас их отсюда выведут. Вы трое! — он обернулся к растерянно мнущимся охранникам. — Проследите, чтобы посторонние покинули здание. Тоже мне, служба безопасности! Извини, госпожа, у меня тоже лекция, но если что, не стесняйся звать меня и охрану.

Карина проследила, как охранники подталкивают в сторону лестницы вяло сопротивляющихся журналистов, досадливо покачала головой и повернулась к выжидающе смотрящим на нее студентам.

— Господа и дамы, прошу в аудиторию, — ровно произнесла она. — Пора начинать занятие.

В аудитории она, однако, обвела взглядом несколько десятков пар уставившихся на нее глаз и вздохнула.

— Приношу извинения за случившееся, — устало сказала она. — Боюсь, что случай не последний. Я очень признательна вам за моральную поддержку, но прошу — не ввязывайтесь.

— Госпожа Карина! — немедленно вскочила с места миниатюрная черноволосая и черноглазая девица. — А правда, что ты вылечила от рака триста пятьдесят человек?

— Нет. Не знаю, откуда господин Вай взял эту цифру, — фыркнула Карина. — В фильме, если вы заметили, она не фигурировала — его, к счастью делала куда более компетентная особа. Три с половиной сотни — плюс-минус пара десятков, я не считала — количество пациентов, которых я оперировала своими методами. Я делала самые разные операции, но настоящих раковых больных среди них оказалось всего двенадцать. И из них только трое дошли до стадии, когда традиционная медицина не могла помочь. Рак сегодня обычно выявляют на самых ранних стадиях, а методы лечения с помощью современных химических препаратов позволяют давать благоприятный прогноз даже в запущенных случаях, которые еще лет пятнадцать-двадцать назад считались безнадежными. Так что опухоль, выявленная на финальных стадиях, сегодня огромная редкость. Нет, в безусловный плюс я могу записать всего троих — двоих здесь, в Крестоцине, и одного в Масарии.

— А ты действительно умеешь видеть людей насквозь с помощью эффектора, госпожа? — поинтересовался серьезный, сумрачного вида юноша. — А сложно с его помощью оперировать?

— Могу, — усмехнулась Карина. — А сложности почти никакой. Эффектор — очень умная машина, он нуждается только в общих указаниях. Остальное он делает сам. Моей заслуги здесь, если честно, нет практически никакой.

— Машина? — удивленно осведомился Мотиира — девиант из «особой группы». — Но я не… То есть, каким образом он может быть машиной? Он же невидимый!

— Машины бывают разные. Эта вот невидимая, однако не менее умелая, чем те, что можно пощупать руками. Только не спрашивай меня, каким образом она работает, я не знаю. Поспрашивай лучше у физиков в известной тебе лаборатории, может, они в курсе. Так, народ, тишина в аудитории! Время идет, незачем его на пустяки тратить. Тема ближайших лекций — патологии поджелудочной железы. Тема чрезвычайно обширная, подробно она будет рассматриваться на соответствующем спецкурсе в следующем семестре. В рамках данного же курса она затрагивается лишь в общих чертах. Итак, первый раздел сегодняшнего занятия — повторение пройденного. Начнем с функциональной анатомии поджелудочной железы…

Когда по коридорам факультета прокатился звонок, возвещая конец лекции, студенты задвигались и зашумели. Карина отошла в преподавательский угол и тяжело уселась на стул. Она чувствовала себя полностью вымотанной — и физически, и морально. Она оперла локти о столешницу и спрятала лицо в ладонях, пальцами массируя глаза.

— Госпожа Карина!

Она подняла голову. Рядом со столом стояла небольшая группа студентов. Никого из них она в лицо не помнила.

— Госпожа Карина! — произнес сумрачный юноша — тот, что спрашивал про эффектор в начале занятия. — Я… мы не хотим быть невежливыми, мы не станем приставать. Мы только… ну, хотели сказать, чтобы ты не беспокоилась. Если те придурки появятся снова, мы им так наваляем, что встать не смогут. А не появятся, так пусть себе болтают, что хотят. Дураков много. Мы, если у тебя проблемы возникнут, и к главному директору университета пойти можем. Вот, в общем…

Он неловко поклонился, и вся группа развернулась, чтобы уйти.

— Постойте! — сказала Карина. Она со слабой улыбкой оглядела молодых ребят и покачала головой. — Я очень ценю ваше отношение. Не привыкла я к поддержке, если честно, так что вдвойне благодарна. Только очень прошу — не пытайтесь никому… э-э-э, «навалять», особенно с учетом того, что у меня самой такое искушение возникает. Достаточно того, что неприятности у меня самой, чтобы еще и вас вытаскивать. Не забывайте, — она неожиданно весело подмигнула, — что у меня все-таки первая категория, не говоря уже про зеленую ленту, так что навалять я смогу и сама.

Последовала волна ответных смешков, и студенты, поклонившись, двинулись к выходу. Карина задумчиво смотрела им вслед. Кстати, раз уж речь зашла о лентах. Сегодня нужно обязательно дойти до спортзала окружного управления. А то она там уже неделю не появлялась. Пусть даже у нее нет формальных обязательств, но все равно так невежливо. И потом, нужно обязательно с кем-нибудь посоветоваться по поводу утреннего вторжения в квартиру. Она решительно поднялась, вышла из аудитории и по стремительно пустеющим коридорам двинулась в сторону кафедры. Нечего расклеиваться! А ну-ка — раз-два, раз-два…

07.04.858, огнедень. Горагия, автономная область Сэтата

Последовавший за передачей Вая Краамса скандал имел все шансы стать крупнейшим политическим событием текущего года. Уже на следующий день, в перидень, партия «Нормальных людей» публично заявила об исключении из своих рядов господина Ясупики, а Глашатай Ассамблеи принял его заявление о сложении с себя депутатских полномочий. «Нормальные» изо всех сил пытались преуменьшать значение данного события, но на их потуги никто не обращал внимания. Развивающийся скандал носил откровенно глумливый характер, и количество анекдотов и карикатур на тему «нормального»-девианта в Сети перехлестнуло все мыслимые границы. Однако чувствовалась в происходящем и настороженно-опасливая нотка. Если раньше каждый человек, переступивший десятилетний порог и не заметивший за собой особых способностей, автоматически мог считать себя «не-чудищем», то сейчас все мгновенно и радикально изменилось.

Разумеется, за девятнадцать лет, прошедших после выявления первых девиантов, общество успело привыкнуть к ним, как привыкают к уродливой, но, в общем-то, безопасной бородавке. Вопреки паническим заявлениям «нормальных», предрекающих ужасные беды из-за самого факта существования особых способностей, ни в какие серьезные неприятности девианты не попадали. Во всяком случае, массово. Да, случалось, что полиция ловила воришек и грабителей, применявших свои способности в криминальных целях, но ни разу эти способности не превышали третью категорию. Дети-девианты первых двух категорий сразу после подтверждения способностей словно проваливались сквозь землю, и ни разу ни один журналист не сумел раскопать, где они находятся и чем занимаются. Во всяком случае, официально — за явное нарушение Закона о тайне личности можно было поплатиться весьма серьезно, неважно, о девиантах речь шла или о ком-то другом. Так что особые способности в общественном сознании постепенно заняли ту же нишу, что и недержание мочи: человек, в общем-то, не виноват, что им страдает, и до тех пор, пока намеренно не привлекает к своей проблеме внимания, может жить спокойно. Разговоры о них оказались отнесены к разряду невежливых, так что девианты если и обсуждали свои возможности, то только в узком кругу близких родственников и доверенных друзей.

Однако такое оставалось возможным, пока особые способности относились к разряду редких отклонений. Объявленная профессором Саем статистика о пятнадцатипроцентной вероятности обретения особых способностей во взрослом возрасте радикально изменила расклад. Не имело значения, что такие способности можно разглядеть разве что под микроскопом. Важен был принцип — а также тот факт, что, по большому счету, никто так и не знал, откуда появился вирусный эффектор и на что он вообще способен. Пятнадцать процентов населения с пятой категорией — следствие применения новых технологий обследования? Или самостоятельного и никому не заметного развития эффекторов? А если последнее — до какого уровня эффектор может развиться у взрослого человека? Люди начинали заметно нервничать. На форумах в Сети количество переосмысливших свои прежние взгляды резко возросло, и дискуссии об особых способностях вспыхивали особо жарко.

Однако запущенному Ваем Краамсом скандалу оказалось не суждено стать главной темой сезона.

Еще в достославные времена Тысячелетней империи Майно свободный город Зерапон являлся одним из основных очагов сопротивления экспансии Камилла. Разумеется, его жители знать не знали ни об Игре, ни о навязанных ей ограничениях на размеры подконтрольного ему пространства и населения — как не знали о том, что он твердо намерен не нарушать ограничения как можно дольше. Не знали — а потому сопротивлялись Империи со всей яростью людей, защищавших свою свободу от полудиких южан, к каковым относили всех, родившихся далее полутора сотен верст от своей родной бухты. Холодная кровь северных горцев закипала от одного только имени Майно, и наемники стекались в город с половины континента, чтобы вставать под флаги и паруса небольшой, но хорошо тренированной и отважной армии.

В стратегическом плане положение Зерапона являлось практически идеальным. Очень похожий на далекого южного брата-близнеца город Крестоцин, он располагался на крутых берегах широкой океанской бухты с узкой извилистой горловиной. Могучие цепи перекрывали в нее вход, оберегая от атак с моря, в то время как узкие горные проходы не позволяли имперцам использовать численное преимущество своей армии для вторжения. Ситуация усложнялась тем, что город являлся практически единственным портом на участке побережья в полтысячи верст — и к северу, и к югу от него побережье представляло собой хаотическое нагромождение острых скал, непрестанно изнуряемых бешеным прибоем, сквозь который пробиться было нелегко даже маленькой верткой рыбацкой лодчонке, не говоря уже про неуклюжие торговые суда. Взять город блокадой удалось бы только при условии, что вся торговля в окрестностях оказалась бы парализованной на многие периоды, а то и годы. Подобная ситуация неизбежно привела бы к взрыву на окружающих теоретически покоренных территориях, что могло повлечь за собой цепочку восстаний и отделений огромных областей по всей северной границе Империи. А подобная ситуация резко снизила бы финальный счет Игры. Так что до поры до времени игравший роль Майно Камилл не трогал Зерапон, предпочитая худой мир доброй ссоре и позволяя ему оставаться одним из главных очагов сопротивления. В конце концов, если он не намеревался заканчивать Игру, ему так или иначе пришлось бы оставлять кого-то за пределами своей Империи — особенно с учетом планируемой экспансии на Западный континент.

Но когда Камилл окончательно решил остаться повелителем Текиры на веки вечные и провел необходимые, как ему казалось, модификации в механизмах Станции, контролирующей пленочную границу локального континуума, а заодно и местные законы физики, нужда в осторожности отпала. Так что в шестьсот двадцать пятом году он с интервалом в сорок с небольшим дней в ходе тщательно спланированных операций захватил сначала Зерапон, а потом и Крестоцин. Однако через несколько дней после падения Крестоцина Демиург Джао, выступая в роли Арбитра, спровоцировал Камилла на уничтожение Станции, тем самым доказав его психическую неадекватность, и принудительно прекратил Игру. Предоставленной самой себе, Империи Майно стало не до освоения новых территорий, так что и Зерапон, и Крестоцин менее чем за год снова превратились в свободные города. Даже несмотря на пришедшее десять лет спустя буйство цунами оба города быстро вернулись к процветанию. Благодаря удачному береговому ландшафту, почти полностью блокирующему энергию ударов гигантских океанических волн, они остались крупными морскими портами, захватившими практически полную монополию на морские перевозки. Хотя межконтинентальная торговля прекратилась на почти полтора столетия, вдоль восточного, южного и западного побережья Восточного континента бойко сновали торговые кораблики, перевозя солидные объемы грузов гораздо быстрее, чем могли обеспечить медленные обозы на лошадиной и ослиной тяге.

Однако спустя столетие после окончания Игры, в семьсот тридцать втором, Крестоцин, в отличие от Зерапона, принял-таки предложение Республики Катонии о вхождении в ее состав. Возможность беспошлинной торговли с большей частью материка оказалась слишком привлекательной, чтобы против нее могла устоять исторически сложившаяся неприязнь к Республике со стороны расчетливых крестоцинских купцов. К тому времени на материке появились первые железнодорожные линии, по которым чугунные паровые чудовища тянули пока еще куцые грузовые составы. Мудрые головы в городском совете Крестоцина, заглянув в будущее, осознали, что роль ведущего морского порта вскоре станет куда менее важной, чем крупного железнодорожного узла, и ради грядущих выгод единодушно приняли решение присоединиться к бывшему врагу.

В отличие от Крестоцина Зерапон оказался куда более упрямым в своей неприязни. Обширная горная страна не очень-то предрасполагала к прокладке железных дорог, по крайней мере, с применением строительных технологий восьмого века от рождения Империи. Караваны мулов и ослов в каменистой гористой местности оказались куда более сподручными, чем паровозы. Железная дорога пришла в эти края почти одновременно с двигателем внутреннего сгорания, установленным на неуклюжую железную раму примитивного грузовика, и динамитом, использовавшимся для прокладки тоннелей. Она не играла особой роли вплоть до самого начала девятого века. Поэтому прибрежное судоходство продолжало играть здесь главенствующую роль.

Кроме того, местные народности сохранили свою обособленность. Если на территории Империи Камилл обеспечивал тщательное перемешивание и ассимиляцию племен и народов, чтобы свести к минимуму риск возникновения сепаратистских движений, то на северной ее границе люди продолжали жить так, как жили их деды и прадеды: на той же земле и по тем же обычаям. Память об угрозе с юга передавалась там по наследству, не самым лучшим образом влияя на отношения со стремительно крепнущим Югом. Разумеется, после почти двух с половиной столетий относительного мира, нарушаемого как максимум небольшими локальными стычками, жгучей ненависти они не испытывали. Да и жить с богатым и сильным южным соседом следовало в мире. Однако отсутствие ненависти не означает автоматического наличия любви, так что небольшие государства Северного пояса, и в первую очередь — Горагия, столицей которой со временем стал Зерапон, не упускали возможности продемонстрировать свою самостоятельность. Четыре Княжества пользовались сложившейся ситуацией для дипломатических и шпионских игр с опорой на «нейтральные» площадки, так что в Зерапоне сформировалась самая крупная резидентура ЧК, а сама Горагия частенько использовалась в качестве плацдарма для проведения больших разведывательных операций против Катонии. Правительство Горагии прекрасно о том знало и не возражало: помимо прочего такое положение позволяло горагийским фирмам брать кредиты в банках ЧК под обеспечение и на условиях, недопустимых для коммерсантов других стран. Знали о горагийской резидентуре ЧК и спецслужбы Катонии. Однако они, во-первых, мало что могли с ней поделать и, во-вторых, отыгрывались, содержа ничуть не менее развитые резидентуры в северных пограничных грашских городах. Поскольку Грашград с Каменным островом традиционно любили друг друга ничуть не больше, чем Зерапон с Оканакой, Глаза Великого Скотовода предпочитали не замечать катонийских нелегалов.

Такая игра велась десятилетиями, и ее правила вполне устраивали все вовлеченные стороны, честно отрабатывающие свое немаленькое жалование. Однако кое-что в отношениях отравляло спокойную жизнь как Горагии, так и Катонии. Речь шла о горной долине Сэтата, центр которой, город Басуэ, находился примерно в ста верстах севернее катонийской границы. В свое время Сэтата, население которой составляло примерно восемьсот тысяч человек, двадцать тысяч орков и полторы тысячи троллей в трех горных общинах, являлась северной провинцией Империи Майно и в значительной степени привыкла считать себя ее частью. Однако после распада Империи, брошенная на произвол судьбы, она вынужденно искала у одних воинственных соседей защиту от других. Извилистые пути политического лавирования в конце концов привели ее в объятия Зерапона, однако значительная часть населения считала себя катонийцами. Не менее трети местных жителей имели катонийские паспорта, что заметно облегчало торговлю области с Катонией. С учетом того, что от основной части Горагии Сэтату отделяли высокие горные хребты с немногочисленными перевалами, многим местным политикам нравилось считать Сэтату независимым — или хотя бы автономным — государством и искать покровительства Оканаки. Такое категорически не нравилось Зерапону, но до поры до времени тамошние политики старались сдерживаться, чтобы не будить старые склоки.

В восемьсот тридцать третьем году мэр Басуэ оказался уличенным в коррупции. Не то, чтобы они и его верные соратники не брали на лапу до того — просто на сей раз размер подношения, которое он потребовал у зерапонской фирмы за продление аренды на землю под винодельческим заводом, оказался воистину императорским (мэр выдавал замуж третью дочь и обнаружил, что на приличествующее приданое ему не хватает средств). А третьей частью акций фирмы и двумя местами в совете ее директоров через подставных лиц владел племянник министра юстиции Горагии, о чем мэр не догадывался. Возмутившийся племянник нажал на все рычаги и кнопки, и его подкрепленное значительными суммами негодование, как оказалось, очень хорошо легло в рамки главной политической тенденции сезона.

В последнее время обстановка и так накалилась, поскольку выбранный за полгода до того новый президент Горагии решил, наконец, восстановить попранную на территории Сэтаты законность. В результате в область посыпались указы и приказы, основной смысл которых заключался в том, что мэр должен уйти в отставку, прихватив с собой руководство муниципальной милиции. Вскоре после зимников в город даже прилетели новый директор милиции и временный городской управляющий, которые при поддержке двух рот полицейских спецотрядов намеревались восстановить в городе порядок. Однако они не учли, что за прошедшие годы местная милиция фактически превратилась в личную гвардию мэра и прекрасно вооружилась, в том числе пулеметами и гранатометами. Военный транспортный самолет с полицейскими блокировали грузовиками прямо на взлетно-посадочной полосе и, предупредительно шарахнув из гранатомета немного в сторону, заставили развернуться и улететь восвояси. Правда, ему позволили дозаправиться: мэр счел, что если самолет с пустыми баками разобьется в горах, это окажется не слишком красиво с политической точки зрения. После такого конфуза активность Зерапона временно приостановилась, но вся Сетата напряженно ждала: что-то обязательно случится.

Заявление, официально поданное винодельческой фирмой в прокуратуру и неофициально подкрепленное невидимыми ниточками связей и денег, оказалось превосходным поводом для того, чтобы припомнить излишне самостоятельному мэру сразу все и при том не потерять лица из-за обвинений в политической расправе. Получивший извещение о возбуждении уголовного дела дерзкий мэр публично порвал его перед телекамерами. На следующий день государственная полиция Горагии сделала попытку арестовать его прямо в мэрии. Это оказалось самой крупной ошибкой, допущенной Зерапоном за последние полвека. Примчавшиеся через несколько минут муниципальные полицейские навешали люлей своим коллегам, обезоружили их и с позором выставили их на улицу. Через пару часов возле мэрии собралась густая толпа численностью не менее двух тысяч человек (орки и тролли от человеческой политики предпочитали держаться подальше). И когда пехотная армейская рота, вооруженная слезоточивым газом, прибыла на место, чтобы устранить непорядок, ее встретили градом сначала камней, а потом и бутылок с зажигательной смесью, спалившей восемь грузовиков из десяти. Обошлось без жертв, но армии пришлось позорно ретироваться. Вскоре в город вошли регулярные части с расположенной неподалеку от города военной базы, однако тут уже на борьбу поднялись все жители Басуэ независимо от их отношения к мэру. После того, как в городе вспыхнули перестрелки, армейское командование благоразумно приняло решение об отступлении. С тех пор единоличная власть в городе фактически перешла к мэру, подкрепленная решениями городского совета, формально независимого, а фактически купленного с потрохами, певшего с голоса мэра и собственного мнения не имевшего.

Армейские части Горагии в республике остались, но оказались фактически запертыми на территории двух баз далеко за пределами Басуэ. Наверное, со временем их выдавили бы совсем, но северные и западные поселения в Сэтате населяли люди, крайне прохладно относившиеся к мэру и его клике. Причиной такого отношения являлось давнее соперничество племен. Мэр происходил из кумеров, в то время как северо-запад населяли менее многочисленные кассары, к тому же традиционно тяготевшие к Зерапону. Отличия между племенами сумел бы заметить далеко не каждый этнограф, что, тем не менее, не умаляло традиционную напряженность в отношениях между ними. Именно эта напряженность в конце концов привела к тому, что кассары, контролировавшие перевалы и дороги в сторону Зерапона, не позволили кумерам перерубить пути снабжения военных баз.

Последние два десятилетия в области Сэтата между кумерами и кассарами сохранялись хрупкий мир и тотальная неопределенность. Случалось, то одна, то другая сторона постреливала из кустов в сторону деревень, но обычно обходилось без жертв и даже без раненых. На поиски стрелков немедленно отряжались поисковые партии, которые в случае успеха обстоятельно и со вкусом били диверсантам физиономии. Однако и здесь, как правило, обходилось без смертей и тяжелых увечий, как максимум — треснувшими ребрами и вывихнутыми конечностями. С течением времени молодежь, которой в бедной горной местности было, в общем-то, заниматься нечем, кроме охоты да еще и — на южной границе — контрабанды, привыкла относиться к такого рода приключениям как к чему-то само собой разумеющемуся. А с учетом местных воинственных традиций оружие, в том числе автоматическое, имелось в каждой семье — так что вопрос «из чего бы пострелять?» не возникал никогда.

Спусковым крючком для кризиса, который впоследствии окрестили «Противостоянием пятьдесят восьмого года», послужила именно такая шалость. Впоследствии источники разошлись, кто именно сделал роковой выстрел — кумеры или кассары, но сути дела национальность стрелка не меняла. Вечером седьмого числа четвертого периода группа юношей, возвращаясь с охоты, несколько раз выстрелила в сторону деревушки своих извечных соперников. Стрельба велась неприцельно, да и сгущающиеся сумерки не располагали к точности. Однако по роковому стечению обстоятельств шальная пуля настигла десятилетнюю девочку, игравшую во дворе. Через несколько минут девочка умерла на руках у родителей, и вскоре все мужчины селенья, вооружившись, двинулись в сторону ближайшего села своих уже не недругов, а кровных врагов.

Междоусобица вспыхнула на обширной территории, словно пожар в высушенной солнцем степи. Люди, столетиями мирно жившие бок о бок, убивали друг друга, не имея никакого представления о том, с чего все началось. Они знали лишь, что на них предательски напали под покровом ночной темноты. Очень скоро рассвирепевшие кумеры и кассары принялись убивать не только мужчин, но и женщин и детей врага. Под нож шли целые селенья, а в небесах полыхало багровое зарево от горящих домов. Много позже исследователи подсчитали, что в течение одной ужасной ночи погибло не менее тридцати тысяч человек и еще не менее двухсот пятидесяти тысяч остались без крова и средств к существованию.

Утром армия Горагии попыталась вмешаться. Министр обороны по указанию президента отдал частям, до того носа не высовывавшим с территории своих баз и насчитывающим в совокупности не более семи тысяч человек, «немедленно обеспечить прекращение огня и остановить кровопролитие». Командование баз схватилось за головы, но ослушаться категорического приказа не посмело, и солдаты двинулись в сторону ближайших деревень, чтобы попытаться его выполнить.

Эффект вмешательства армии оказался примерно таким же, какой ведро керосина оказывает на полыхающий дровяной сарай. За оружие схватились даже те люди, что жили далеко от охваченной бойней зоны. В течение нескольких часов обе военные базы без единого выстрела прекратили свое существование, смятые толпами потрясающих охотничьими ружьями и автоматами бородачей. Воинские части растаяли на просторах долины словно снежный комок в кипятке (впоследствии освободились или были освобождены и перебрались в Горагию не более четверти их личного состава), а мэр Басуэ направил в Министерство иностранных дел Катонии истерический запрос о военной помощи «против кровавой агрессии со стороны горагийских войск, приведшей к массовым жертвам среди мирного населения». Министерство обороны Катонии, давно втихую прорабатывавшее планы «оказания помощи братскому народу Сэтаты», с энтузиазмом восприняло призыв. Уже к вечеру седьмого числа в рамках «миротворческой операции» входящие в состав Третьей танковой дивизии две танковые бригады, мотострелковый полк и три роты полевой связи перешли границу Сэтаты. На безнадежно отставшие тылы и вспомогательные подразделения, включая полк ПВО, никто внимания не обращал. Предполагалось, что на первых порах поддержку, в том числе продовольствием, окажет рукоплещущее местное население, а там видно будет.

Однако оказалось, что рукоплескать население, ничего не знавшее об инициативе мэра, мягко говоря, не собиралось. Уже через тридцать верст после границы танковая колонна оказались обстрелянными из противотанковых гранатометов местными жителями, не ставшими разбираться, кто и откуда громыхает по их дорогам. Возможно, в более спокойной обстановке кумеры, благосклонно относившиеся к Катонии, с радостью приняли бы «спасителей». Но сейчас в результате действий засады два танка остались гореть на шоссе, а открытый по лесу ураганный огонь стоил жизни восьми местным жителям. Кроме того, несколько снарядов из танковых пушек долетели до селения, в котором жили гранатометчики, и хотя там никто не погиб, горную долину молнией облетела очередная новость: армия Катонии вторглась в Сэтату и убивает тех, кто ей сопротивляется. Когда новость дошла до мэра Басуэ, он в ярости сломал нос ни в чем не повинному секретарю и отправил в Катонию не менее истеричное заявление с требованием немедленно вывести войска. Однако было уже поздно — в результате стремительного марш-броска танки вошли в Басуэ.

До самого города дивизия сопротивления не встречала. Однако когда передние машины начали втягиваться в город, по ним без предупреждения открыли огонь гранатометчики, засевшие на крышах домов. Первые восемь танков мгновенно оказались выведенными из строя, а у переднего взрывом боекомплекта сорвало башню и уничтожило весь экипаж. Поскольку такой прием стал для танкистов, вежливо выражаясь, неожиданностью, именно взорвавшаяся машина принадлежала командиру бригады, в соответствии с уставом возглавлявшему колонну на марше. Колонна встала на месте, и пока командиры рот в панике пытались понять, что им делать, гранатометчики методично, словно в тире, подбили еще пятнадцать машин, в совокупности уничтожив четверть бронетехники, пересекшей границу. В конце концов заместителю командира первой бригады и командиру второй бригады удалось отдать приказ по колонне немедленно развернуться и отступить, что танкисты и сделали. Однако, отступая, они поливали крыши домов из зенитных пулеметов в надежде подавить огонь противника, что привело к многочисленным жертвам среди жителей этих домов, в любопытстве приникших к окнам.

Чтобы окончательно усугубить сумятицу, именно теперь над городом на бреющем полете прошли три штурмовика ВВС Горагии, направленные для того, чтобы оценить численность вторгнувшихся сил, и разъяренные танкисты сосредоточили пулеметный огонь и на них. Самолеты шли довольно высоко, так что зацепить удалось лишь один, зато повреждения оказались фатальными. Пилот успел катапультироваться, а самолет врезался в землю и взорвался в пятнадцати верстах от городской границы. Уцелевшие штурмовики, сделав широкий разворот, ушли обратно на базу, по пути оповещая диспетчеров о том, что попали под обстрел противника. Танки и БТР отошли от города на тридцать верст, после чего, подчиняясь приказу из штаба, в наступившей темноте сошли с шоссе и заняли круговую оборону. Всю ночь по ним стреляли из ружей откуда-то из темноты, а поскольку штаб категорически запретил отстреливаться, ответный огонь танкисты и пехота не открывали, до рассвета проторчав в своих машинах.

Тем же вечером послу Катонии в Зерапоне была передана официальная нота, обвиняющая Катонию в неспровоцированном вторжении на территорию Горагии. В ноте содержался ультиматум, требующий немедленного вывода катонийских войск из Сэтаты под угрозой официального объявления войны. Той же ночью армию Горагии подняли по тревоге, хотя военное положение в стране пока не объявляли. Мотострелковые дивизии выдвинулись к перевалам на границе Сэтаты, готовые в любой момент войти и вмешаться в происходящее. Правительство и президент Горагии совещались всю ночь и наутро соответствующий приказ все же был отдан. Три дивизии походными колоннами прошли по горным перевалам и спустились в долину — только для того, чтобы оказаться под перекрестным огнем сражающихся кумеров и кассаров, окончательно переставших разбираться в том, кто и зачем пытается появиться на их территории. Сходу потеряв до десяти процентов личного состава убитыми и ранеными, вскоре армейские части оказались вынуждены прервать продвижение и уйти в глухую оборону, занимая любые мало-мальски подходящие для того позиции. Разумеется, если бы речь шла о полноценной общевойсковой операции, разъяренное, но неорганизованное местное ополчение не сумело бы им противостоять. Но командиры, получившие категорический приказ провести операцию с минимальными жертвами, оказались морально не готовыми утюжить артиллерийским огнем поселки и деревни, а потому просто не понимали, что им делать. На все запросы оставшиеся за пределами Сэтаты штабы, практически не владеющие оперативной информацией, отвечали одно: на провокации не поддаваться, ответный огонь не открывать.

Ни у той, ни у другой стороны не осталось ни малейшей возможности скрыть свой позор. Уже несколько дней Басуэ наводняли журналисты, слетевшиеся со всего мира на запах жареного. И теперь они с восторгом передавали по спутниковым каналам прямые трансляции боев и стычек, виды горящих селений и подбитой техники — и катонийской, и горагийской, ужасные зрелища трупов, местами лежащих буквально грудами, картинки заполонивших Басуэ толп беженцев… Весь мир, затаив дыхание, припал к экранам телевизоров и сетевых терминалов, временно забыв про остальные проблемы. МИДы Катонии и Горагии вступили в яростную перепалку, обвиняя друг друга в происходящем и гибели мирных жителей. Не остались в стороне и Граш с Четырьмя Княжествами, в соответствии со своими давними предпочтениями поддержавшими Катонию и Горагию соответственно. До прямых стычек отрядов регулярных войск, к счастью, не дошло — катонийские войска окопались на юге, а горагийские — на северо-западе долины. В противном случае открытая война между Горагией и Катонией оказалась бы неизбежна.

Восьмого числа президент Катонии выступил по телевидению. В выступлении, транслируемом всеми национальными телеканалами и новостными сайтами в реальном времени, он обвинил Горагию в военных преступлениях против собственно народа и объявил о готовности армии в любой момент прийти на помощь катонийским гражданам, проживающим на территории Сэтаты.

Девятого числа Министерство обороны Катонии начало призыв резервистов.

09.04.858, древодень. Крестоцин

— Он пропал, момбацу сан Шай.

Голос говорящего казался сухим и невыразительным. Шай медленно перевел на него бесстрастный взгляд.

— Помнится, Батаронг, — лениво проговорил он, — ты утверждал, что выследить человека для твоих бойцов не составляет труда даже здесь, за океаном. Ты мне солгал или просто ошибся?

Молодой Голова Дракона сидел в кресле на широком балконе люксового номера отеля и изучал раскинувшийся под ним город. Батаронг чувствовал, что поджилки у него дрожат, словно у бурундука перед черным гуаром. Шай ах-Велеконг, как он успел убедиться, не любил, когда его подводили. В свои сорок с небольшим лет в иерархии Дракона Батаронг смог подняться только до положения Младшего Когтя, пусть и при самом Голове, и должность Старшего Когтя ему уже точно не светила. Но одно дело, если он до конца жизни так и останется в младших помощниках, и совсем другое — если Шай убьет его за неудачу. А с Шая станется…

— Так солгал или ошибся? — переспросил Голова Дракона. Голос его оставался ровным, но Батаронг вздрогнул.

— Я оказался излишне самоуверенным, момбацу сан, — прошептал он, склоняясь в глубоком поклоне. — Я виноват. Я готов понести наказание.

— То есть ты ошибся, — подытожил Голова, снова переводя взгляд на город. — Я разочарован. Я взял тебя с собой в надежде, что ты окажешься мне полезен, но ты меня подвел. Я теперь должен сам искать его? А, Бата?

— Я виноват, момбацу сан, — снова проговорил Батаронг, радуясь, что его голос не дрожит.

— Виноват, — согласился Шай. — Хорошо, что ты понимаешь. Впрочем, есть здесь и моя вина.

Батаронг удивленно сглотнул. Чтобы Голова вот так запросто признал свою ошибку перед младшим в иерархии? Определенно, новому лидеру Оранжевого клана еще есть чему поучиться в обращении с людьми. Впрочем, если он научится, захочет ли терпеть рядом с собой свидетелей прошлых ошибок?

— Мне нравится твой изумленный взгляд, Бата, — холодно усмехнулся Шай, снова переводя на него глаза изготовившейся к броску змеи. — Чтобы Голова вот так вот просто признался в своих промахах? Небо рушится на землю, точно?

Он негромко засмеялся, и от его смеха по коже Младшего Когтя пошли мелкие мурашки.

Движения Шая, как всегда, увидеть он не успел. Вот тот сидит в кресле — и вот уже стоит вплотную, прижимая к глотке Младшего Когтя длинный кинжал.

— Знаешь, почему я не боюсь признать свои ошибки? — тихо спросил он. — Да потому, что я, в отличие от надутых стариков, владею настоящей силой. Это им нужно делать вид, что они непогрешимы, иначе младшие могут и засомневаться в их праве приказывать. Как думаешь, кто-то может отказать в праве приказывать МНЕ?

Он неторопливо убрал кинжал в ножны, скрывающиеся на левом предплечье под широким свободным рукавом зеленого хантэна, и нарочито медленно опустился в кресло.

— Посмотри вокруг, Бата, — прежним ровным тоном произнес он. — Посмотри внимательно и восхитись. Город огромен. Он в два раза больше Грашграда и почти такой же большой, как Каменный Остров, столица Четырех Княжеств. А ведь Крестоцин — даже не столица, всего лишь один из многих больших городов! Да, Бата, он просто восхитителен. Какие небоскребы! Какие улицы! Какие здесь вечерние и ночные огни и как прекрасна бухта на закате дня! Да, просто замечательно…

Батаронг промолчал. Он не понимал, куда клонит Шай.

— Да, просто восхитительно, Бата. Но есть у него один крупный недостаток. Знаешь, какой? Его жители. Больно видеть, как такой ожиревший народ, потерявший всякое понятие о чести, владеет сокровищами, в общем-то, ему не нужными. Посмотри только на великолепного… или блистательного?.. никак не запомню местные титулы. В общем, посмотри на сана Осу Касадаку. Большой человек, да. Целый директор службы безопасности огромной богатой корпорации. Под его началом только в здешней штаб-квартире находится не менее трехсот вооруженных охранников. Не каждому Старшему Когтю Дракона довелось командовать таким большим отрядом. И что же? Когда его обижают, он сначала восемь лет грызет сухие кости обиды у себя в берлоге, а потом бросается звать на помощь чужаков — то есть нас — чтобы те помогли отомстить. Разве мужчины так поступают? А, Бата?

— Мужчины так не поступают, — презрительно скривился Младший Коготь. — Он не мужчина, момбацу сан Шай. Нужно убить его, когда в нем пропадет нужда.

— Нет, Бата, мы его не убьем, — фыркнул Голова Дракона. — Пока, во всяком случае. Он еще очень и очень нам пригодится. Он еще не понял, насколько глубоко увяз, позвав нас. Оранжевому клану пора расширять свои операции в Катонии, и местные контрабандисты нам только помеха. Опираясь на него и его могущество, мы сумеем хорошо укрепить здесь побеги нашего дерева. Сегодня я встречался с… правильными людьми, и мы уже нашли общий язык. Думаю, уже в ближайшее время мы сможем увеличить поставки маяки сюда по крайней мере в два раза.

— Другие Головы могут не одобрить поспешных действий, — осторожно заметил Младший Коготь. — Они могут возмутиться, что мы действуем, не спросив их. Заговорят о нарушении баланса сил…

— Пусть говорят, — усмехнулся Шай. — Старая собака еще может лаять, но укусить сил уже нет. Все изменится, Бата, все очень скоро изменится. Дракон слишком долго оставался многоглавым. А когда каждая голова смотрит в свою сторону, туловище недалеко уйдет, каким бы сильным оно ни было. Настало время перемен. Пора Дракону обрести единственную голову — такую, которая видит перед ним дорогу в будущее.

— Момбацу сан, но начнется война, — от неожиданности Батаронг не удержался от неосторожности. — Другие Головы так просто не сдадутся! Оранжевый клан падет под натиском объединенных кланов…

— Я знаю, — оборвал его Шай. — Не бойся, Бата, войны мы избежим. Междоусобица только ослабит Дракона и порадует наших врагов. Есть и другие способы.

Он снова засмеялся, и от безумных ноток в его голосе Батаронга мороз продрал по коже.

— Не смотри на меня так, Бата, я не сумасшедший, — отсмеявшись, сказал Шай. — Нет ничего приятнее, чем вырезать сердце у врага, ты и сам знаешь. Но я не намерен подставлять клан под удар. Через десять лет Оранжевые станут первыми среди кланов и поведут их за собой. Сначала Сураграш, потом Граш, а потом, чем боги не шутят, и Четыре Княжества. Не обязательно при нашей жизни, Бата. Возможно, лишь наши внуки увидят, как Западный континент становится единым Срединным Царством, но увидят обязательно. А потом придет очередь и Восточного континента. И знаешь, Бата, что это означает?

— Нет, момбацу сан, — тщательно контролируя голос, ответил Батаронг.

— Что мне потребуются люди. Много проверенных верных людей, которые не предадут и не ударят в спину. Такие, как ты, Бата. Нашему клану предстоит править — но мне не нужны неудачники. И если ты подведешь меня еще раз, я сам перережу тебе глотку. Ты понял, Бата?

Его голос, резко возвысившись, хлестнул Младшего Когтя словно хлыстом, и тот вздрогнул.

— Да, момбацу сан Шай ах-Велеконг, — почтительно поклонился он.

— Хорошо, — кивнул Шай, прищуренно его рассматривая. — Но, как я уже сказал, я допустил ошибку. Я не учел, что ты и твои люди еще никогда не действовали в таком большом городе, как Крестоцин. Никогда не сталкивались с такой городской суетой, с незнакомыми обычаями, незнакомой жизнью. Неудивительно, что вы упустили Бикату. Но так я говорю, хорошо обдумав случившееся. Здесь твоя ошибка, Бата, но и моя тоже. А теперь расскажи мне, что ты намерен делать дальше.

— Мои люди продолжат искать Бикату в городе. Оса Касадака поможет, у него есть неформальные связи в Службе общественной безопасности — она как в Граше Глаза Велико…

— Я знаю, что такое СОБ, — оборвал его Шай. — Бата, иногда все же нужно пользоваться головой. Если его не нашли до сих пор, почему ты думаешь, что найдут потом? Ты забыл про записку на терминале женщины, с которой он спал? Он откуда-то знает, что мы его ищем. Скорее всего, он давно покинул город. Ты намереваешься искать его по всей Катонии?

Батаронг опустил голову.

— И не забывай, мы в конечном итоге ищем не его, — безжалостно добил его Шай. — Мужчина — лишь ниточка к беловолосой женщине, которая нам нужна на самом деле. Нет, Бата, пора использовать голову вместо грубой силы. Карина Мураций, если верить Касадаке, тоже была знакома с беловолосой, скрывавшейся под именем Калайи. Следовательно, она тоже может дать нам ниточку. Мы возьмем ее с собой, и тогда Белесая Смерть, если у нее есть хотя бы капля чести, просто будет вынуждена прийти за ней.

— Женщина? Придет за женщиной? — Батаронг удивленно посмотрел на Голову Дракона. — Но зачем?

— Ах, Бата! — вздохнул Шай. — Если бы в небодень ты не завалился в местный киссатэн, а посмотрел телевизор! Полезно иногда узнавать, что делается в окружающем мире, знаешь ли. В Катонии все наоборот. Мужчины здесь как женщины, а женщины — как мужчины. Момбацу сама Карина Мураций, пожалуй, лучше многих мужчин знает, что такое честь. И ее друзья — такие же. Во всяком случае, я очень на то надеюсь. Белесая Смерть придет ей на выручку, и тогда я сражусь с ней — и убью. И после ни один голова Дракона не посмеет сказать, что я слишком молод для главы клана, ни в лицо мне, ни за спиной. Так что займись Кариной Мураций. Действуй по обычной схеме. Но не пытайся взять ее самостоятельно — она разорвет тебя и твоих бойцов на части. Наметь время и место — и сообщи мне. Все понял?

— Но где мы ее укроем? — осведомился Младший Коготь. Его мозг уже лихорадочно заработал, перебирая варианты. А что? Вполне может сработать. В конце концов, за такую знаменитую женщину, если она действительно знаменита, можно взять неплохой выкуп. — У нас здесь нет ни одной надежной базы.

— А нам и не нужна база, — усмехнулся Голова Дракона. — «Дзинсока» поднимает якоря через три дня. Все, Бата, свободен. Действуй. И смотри, не подведи меня еще раз.

— Да, момбацу сан Шай, — Батаронг низко поклонился и вышел с балкона. Шай проводил его взглядом и снова принялся смотреть на город.

Внуки? Ну уж нет. Боги дали ему силу, храбрость и честь, и Срединное Царство возникнет еще при его жизни — и он станет первым его повелителем. Он твердо в том уверен.

12.04.858, деньдень. Крестоцин

Низкая облачность затянула океанское побережье, и разглядеть что-то в редкие прорехи между облаками казалось решительно невозможно. Цукка с сожалением отвернулась от иллюминатора — она надеялась, что еще раз сможет увидеть с воздуха разорванное кольцо скал вокруг Крестоцинской бухты. Не судьба. Возможно, на обратном пути…

— Мати, давай еще раз обсудим, где и как встречаемся, — сказала он, пихая мирно посапывающего мужа локтем в бок. — Мати! Да кончай же дрыхнуть! Сядем через пять минут!

— А? — Саматта приоткрыл один глаз и сонно взглянул на нее. — Уже? Ну, сядем ведь, не ляжем. Чего тебе, малышка Цу?

— Давай еще раз обсудим, где и как встречаемся, когда твой семинар закончится, — терпеливо повторила Цукка. — Чтобы потом на бегу не вспоминать.

— Так ведь решили уже… — Саматта хрустнул суставами, потягиваясь во весь свой немаленький рост, и сладко зевнул. — Семинар в два кончается. В полтретьего я в том ресторанчике на… как ее… на Корабельной площади. Чего вспоминать-то?

— Хорошо, что помнишь, — облегченно вздохнула Цукка. — Смотри, не задерживайся. А то знаю я тебя. Как ввяжешься в спор, так и не оторвешься. И что ты в университете забыл? Можно подумать, дома тебе семинаров не хватает.

— Дома обязательные, а здесь по интересу, — парировал Саматта, снова зевая. — Раз уж так совпало, что семинар сегодня проводится, почему бы не совместить приятное с полезным? Надо же, в конце концов, с людьми хоть иногда вживую общаться.

— Кара вся извелась, а ты о людях! — сердито сказала Цукка и сглотнула, чтобы прочистить заложенные уши.

— Ладно, не ворчи, — примирительно сказал Саматта. — Всего же пара часов. А потом наподдерживаю по самое не могу. Ты с ней говорила?

— Полчаса назад. Она как раз в аэропорт ехала.

— А доехала?

— Пробка там образовалась, такси застряло, но обещала, что успеет. Сейчас свяжусь еще раз…

Она откинулась в кресле, отвернула голову от прохода, чтобы никто не заметил шевелящиеся губы, и прикрыла глаза, привычно напрягаясь.

«Кара, здесь Цу. На связь».

«Цу, слышу тебя. Вы где?»

«Садимся. Вот-вот земли коснемся. Ты добралась?»

«Ага, пять минут назад. Не копайтесь, а то на меня окружающий народ как-то странно поглядывает. Еще узнают».

«Воображала ты наша! Парс с тобой?»

«Нет. Дома оставила, чтобы в глаза не бросался».

«Ну, значит, никто на тебя не пялится. Воображение сплошное. Ты где расположилась?»

«В зале прибытий, второе окно слева от выхода. Там, где самолет с потолка свисает, помнишь?»

«Поняла. Потерпи немного. Багажа у нас нет, минут через двадцать выберемся. Все, отбой. Посадка…»

«Жду».

Самолет коснулся колесами бетона. Тряхнуло, корпус завибрировал. Быстро снижая скорость, машина побежала по полосе.

— Она в аэропорту, ждет нас под самолетом, — сообщила Цукка, поворачиваясь к Саматте. — Ты здесь чаще меня появляешься, так что работаешь лоцманом. А поскольку ты у нас большой и сильный, пробиваешься вперед, я в кильватере.

— Так точно, госпожа! — тот шутливо отдал честь. — Держись сзади за пояс, и мы всех протараним. А хочешь, я тебя на плечо посажу? Будешь сверху прорехи во льдах высматривать и мной рулить?

— Надорвешься! — Цукка негромко засмеялась и хлопнула его по руке. — Ладно уж, и сзади не отстану.

Карина и в самом деле ждала их под самолетом. Большая, в половину натурального размера, модель двухмоторной учебной «чайки-17» с двухлопастными винтами отблескивала в свете гигантских хрустальных люстр под потолком, включенных по случаю пасмурной погоды. Забившись в угол подоконника, с глубоко надвинутым на лицо капюшоном, с руками, глубоко засунутыми в рукава куртки, она до крайности напоминала мальчишку, отбившегося от родителей. Завидев на полголовы возвышающегося над толпой прилетевших Саматту, она спрыгнула с подоконника и двинулась было в его сторону, но благоразумно остановилась. Нетерпение нетерпением, но пассажиры сразу с трех рейсов текли навстречу густой толпой. Пробиваться навстречу с ее габаритами — гиблое дело. Разве что эффектором их раздвигать. Она хихикнула, представив себе картину. Нет уж, лучше она еще несколько секунд подождет.

Когда слегка помятая Цукка наконец выбралась из толпы, укрываясь где-то под мышкой у Саматты, Карина, откинув капюшон, бросилась ей на шею.

— Ну наконец-то! — с облегчением сказала она. — Цу, Мати, я так испереживалась! Ох, как же я все-таки по вам соскучилась!

— Эй, а меня обнять? — строго поинтересовался Саматта. — Я-то чем хуже?

— Ничем! — согласилась Карина, выпуская Цукку и крепко обнимая его где-то на уровне солнечного сплетения. — Я вас обоих люблю. А Яна так и не смогла вырваться?

— Не смогла, — кивнул Саматта. — Ее сегодня просили какое-то экспертное заключение дать. Что-то с мальчиком-девиантом не так, ему специнтернат для трудных детей грозит. Вопрос срочно решать надо.

— Жаль, — вздохнула Карина, отлипая от него. — Ну что, в город? Вы как к поездам относитесь?

— А что, электричку уже пустили? — заинтересовалась Цукка.

— Ага. Буквально пару недель назад. Вон там станция. Получается в три раза дешевле, чем на такси, даже с учетом трех билетов, и главное — никаких пробок. Опробовать стоило бы. Ну, как?

— Едем на электричке! — решительно заявил Саматта. — Освоим новое транспортное средство. Только, Кара, мне к десяти в ваш университет успеть надо.

— Случайно, не к Сатте? — поинтересовалась Карина. — На ее семинар?

— А ты откуда знаешь? — удивился ее бывший опекун.

— Так мы с ней часто встречаемся в университетской столовке. Я знаю, что через неделю по деньдням у нее семинар. Она и меня зазывала, только мне экономика с политикой как-то не очень… Ей хорошо, она женщина свободная, ни семьи, ни дежурств.

— Как — свободная? — переспросила Цукка. — А что с Тараем?

— Так они же брачный контракт уже года полтора как расторгли! Цу, ты что, не знала?

— Нет, конечно. А что вдруг?

— Ну, — Карина наморщила лоб, — с тех пор, как он в политику пошел, у них разлад все сильнее становился. Когда я с ними в сорок девятом познакомилась, они еще ладили, но чем дальше, тем хуже. Еще про Тарая какие-то гадкие сплетни ходили, но я не вслушивалась. Если хочешь, сама у нее спроси, только она не любит на тему развода разговаривать. Ну что, пошли к электричке? Она по расписанию через семь минут стартует, а нам еще билеты покупать…

— Идем, — согласился Саматта. — А я к полудню в университет успею? Давно как-то здесь не появлялся, забыл местность.

— Успеешь, — кивнула Карина. — Сейчас полдевятого, мы успеваем на электричку без тридцати девять, идет она почти ровно час. И от вокзала до университета минут тридцать, максимум полчаса. Как раз укладываешься. Да пойдемте же!

— Смотри, мама! — громко сказал детский голос, и прямо перед ней остановилась невоспитанная юная особа лет одиннадцати-двенадцати. Особа сосала большой полосатый леденец на палочке и исподлобья разглядывала Карину. — А эту тетю по телевизору показывали!

— Да неужели? — охнула подошедшая сзади мамаша. — И в самом деле! Ты ведь Карина Мураций, госпожа? Та самая?

— Нет, госпожа, ты ошиблась, — строго сказала Карина, отворачиваясь и снова накидывая на голову капюшон. Она повернулась и спорым шагом, лавируя в толпе, двинулась в ту сторону, где указатели под потолком обещали выход к перрону и билетным кассам.

— Но ведь она действительно Карина Мураций? — несколько ошарашенно спросила женщина у Цукки. — Да?

— Ну, — рассудительно ответила Цукка, — если нет, то ты ошиблась. А если да, то явно не настроена общаться. Прости, госпожа, нам пора. Мати, пошли, а то сейчас в толпе потеряемся.

Карину они догнали только у билетного прилавка, возле которого выстроился недлинный хвост. Она приподняла край капюшона, чтобы они смогли увидеть ее лицо, и состроила унылую гримаску.

— Видите? — спросила она. — В четвертый раз за неделю узнают, как ни берегусь. Все время прячешься, как заяц от охотников.

Саматта негромко заржал и хлопнул ее по плечу.

— Мне бы твои проблемы! — весело сказал он. — Ну надо же, страх какой — на улице узнают! Я бы не отказался, между прочим. Цу, ты не видишь — тут бумажками расплачиваться надо? Или электронные монеты сойдут?..

В электричке они втроем успели занять отдельное мини-купе. На четвертое место Саматта недвусмысленно поставил свою сумку, так что посторонних рядом не оказалось. Немного расслабившаяся Карина, укрывшись между бывшим опекуном и окном, беззаботно болтала с Цуккой на ничего не значащие темы. Иногда она бросала в сторону прохода опасливый взгляд, но в целом в присутствии Цукки с Саматтой явно чувствовала себя спокойнее.

— Но все же я не понимаю, почему не могу связаться с тетей Хи, — внезапно сказала она, на полуслове оборвав фразу. — С самой телепередачи. Аппарат все время вне зоны приема. Или выключен. Я беспокоиться начинаю — не случилось ли что?

— Ты тоже не можешь? — нахмурилась Цукка. — Я думала, только у меня проблемы. Странно… Не прячется же она от нас, в самом деле. Может, она просто уехала куда-то подальше на время, чтобы дать пыли осесть?

— Может, и так, — согласилась Карина. — Но все равно непонятно, почему она от меня прячется. В конце концов, если она считает, что так надо зачем-то, я и перетерпеть могу. Особенно сейчас, когда в новостях только и рассказывают про Сэтату. Стыдно признаться, но я рада, что там заварушка случилась. Что люди гибнут, жаль, конечно, но про меня должны забыть. Мати, ты ведь у нас бывший военный. Что ты про Сэтату думаешь?

— Что я думаю, вслух лучше не высказывать, — зло фыркнул Саматта. — Во всяком случае, в женском обществе. Наши кретины из МИДа и Минобороны решили, что если подкормить волка, он в собаку превратится. А он не превращается почему-то. Сначала контрабанду оружия туда чуть ли не само Минобороны поддерживало, а теперь удивляются, что оно палить начало во все стороны. Все в политические игры играют, внешнего врага ищут. Тоже мне, нашли равного противника — Горагию!

— Знаешь, Мати, пусть лучше с Горагией скандалят, чем с ЧК воюют, — покачала головой Цукка. — Политическая сволочь тамошняя нашей стоит, все с одного куста розочки. Ладно, давайте престанем о грустном. Кара, расскажи лучше, как ты разобралась с операциями. Тебе по-прежнему господин Кулау пациентов подбирает?..

На вокзале Карина с Цуккой расстались с Саматтой, помахав друг другу на прощание.

— Ну что, поехали ко мне? — осведомилась Карина. — Или погулять хочешь?

— Конечно, погулять! — с энтузиазмом заявила Цукка. — В кои-то веки я сюда выбралась, уже и забыла все. Сколько прошло с последнего раза?.. ну да, пять лет. Пора освежить город в памяти. Пойдем пешочком не торопясь. И погода подходящая — смотри, солнышко проглядывать начало, не жарко и без дождя. В самый раз для прогулок… Эй, ты чего?

Карина, неподвижно уставившаяся куда-то за ее плечо, встряхнулась и выдохнула.

— Совсем паранойя разыгралась, — виновато сказала она. — Уже второй день кажется, что за мной кто-то по пятам ходит. Воображение, похоже, слишком богатое. Сейчас вот показалось, что какой-то парень за мной наблюдает из толпы, а попыталась присмотреться — и нет его. Как растворился.

— Красивый парень? — деловито уточнила Цукка.

— Странный. Физиономия… какого-то необычного оттенка. Темная слишком, но не как от загара, а как… — Она пощелкала пальцами, не находя слов.

— Действительно, фантазия у тебя богатая, — засмеялась Цукка. — Или просто из-за одиночества всюду парни мерещатся. Слушай, Кара, про официального мужа я даже и не спрашиваю, но когда ты себе постоянного ухажера заведешь? Хотя бы одного? Или так и собираешься до самой старости эпизодическими встречами перебиваться раз в сезон? Ну ладно, ладно, не хмурься. Пошли перебирать подошвами по асфальту.

Следующие пару часов часа они неспешно гуляли по городу — прошлись по бульварам, вглядываясь в голые пока ветки, трогая пальцами уже почти полностью проклюнувшиеся почки, посидели в кафе за чашкой чая с пирожными, послушали музыканта на площади… Выстояв длинную очередь, прокатившись на двух лифтах подряд и подвергшись фотографированию на входе, они поднялись на смотровую площадку нового небоскреба «Косо». Его строительство закончилось лишь полгода назад, и он на добрых два десятка саженей возвышался над своими соседями. Вообще он уступал по высоте только двум зданиям в Оканаке, а если отсчитывать от уровня моря, то его крыша являлась самой высокой смотровой площадкой в мире. Вид на город и бухту с него открывался потрясающий, несмотря даже на низкую облачность, окутывающую окрестные горы, и Цукка долго восторженно цокала языком и качала головой. На выходе Карина с трудом удержала ее от получения карты памяти с путеводителем по городу и фотографии, где их физиономии парили над городской панорамой.

— У тебя деньги лишние завелись? — поинтересовалась она. — Комплект вообще-то полторы тысячи стоит.

— Сколько?! — ошарашенно взглянула на нее Цукка.

— Полторы. Видишь — касса?

— Но я думала, что фотография входит в цену билета…

— Щас. Совершенно самостоятельный бизнес. При входе нас сфотографировали, а пока мы на крыше торчали, компьютер автоматически сваял простенький монтаж. Рассчитано на туристов, которые ошалели от впечатлений и не задумываются, кому и за что платят. Тебе оно действительно надо? Я же тебя пелефоном сфотографировала, доберусь до терминала — оформлю ничуть не хуже. И совершенно бесплатно, между прочим. Правда, картинка плоская выйдет.

— Ой, да не надо мне фотографий! — замахала на нее руками Цукка. — Терпеть не могу свою физиономию на фоне пейзажей лицезреть. Если забуду, как выгляжу, в зеркало посмотрюсь. Я-то думала, на входе нас служба безопасности снимает, а оказывается, частники инициативу проявляют. Слушай, пошли быстрее отсюда, а то еще что-нибудь всучат под шумок, дорогое и ненужное!

Карина засмеялась и потянула ее в толпу.

Утомившись в конце концов от брожения, Цукка плюхнулась на лавочку и взглянула на часы.

— Устала я и жрать хочу, — пожаловалась она. — И времени много. Скоро у Мати его семинар закончится. Давай двигаться в точку встречи. Пообедаем как следует и завалимся к тебе. Только надо сначала гостиницу найти. У тебя я ночевать не намерена, и не проси! — поспешно добавила она. — Тоже мне — втроем в однокомнатной студии, да еще и на полу спать!

— Вот так всегда! — вздохнула Карина. — А мне ночью в одиночестве страдать!

— Заведи мужика — легче станет! — фыркнула Цукка. — Ну что, на автобусе едем?

— Да тут недалеко, — отмахнулась Карина. — Я специально далеко не отклонялась. Сейчас дворами срежем, минут пятнадцать — и там.

— Веди, экскурсовод… — вздохнула Цукка, поднимаясь. — Авось не заплутаем.

Карина хихикнула и спорым шагом двинулась вперед. Она хорошо знала район, так что заблудиться не боялась. Свернув в неприметную арку, они оказались в нешироком дворике, из которого выбрались в унылый сквер со всеми забытым бюстом усатого полководца. Сквер тянулся между задними стенами домов и оказался безнадежно пустым и безжизненным. Казалось невероятным, что в десятке-другом саженей кипят выходной жизнью широкие улицы большого города, течет поток машин, ходят люди… Карина позволила себе откинуть капюшон куртки, под которым изрядно взопрела — вряд ли здесь попадется кто-то, кто сумеет ее опознать. Она глубоко вдохнула пахнущий стремительно наступающей весной воздух — и внезапно насторожилась.

Сзади раздался топот нескольких пар бегущих ног. Она резко повернулась и увидела, что к ним по аллее рысцой приближается четверо мужчин. Их кожа и в самом деле казалась странно темной, а в руках они держали непонятные длинные тряпичные свертки. Казалось, они не обращали на двух женщин никакого внимания, но Карина завороженно смотрела на них, не в силах оторвать взгляд. Странная апатия охватила ее, словно кролика перед удавом, парализуя волю и не позволяя двигаться.

— Это они? Те, кто следили за тобой? — быстро спросила Цукка. Она тоже обернулась и теперь напряженно смотрела на приближающихся. Карина кивнула.

— Кажется, да… — медленно произнесла она. — Значит, все-таки не воображение.

— Ты сможешь отбиться?

— Не знаю… Наверное. Но… Цу, вызывай Мати, быстро! У меня скверные предчувствия. Адрес места — Восьмая центральная улица, Длинный сквер. Пусть вызывает полицию.

— Делаю! — кивнула Цукка и отрешенно уставилась перед собой. Ее губы беззвучно зашевелились.

В этот момент четверо мужчин приблизились вплотную. Остановившись в трех шагах, они рассыпались полукругом и слаженными четкими движениями стряхнули на землю тряпки, обертывающими длинные предметы. В мгновение ока Карина оказалась под прицелом трех помповых дробовиков.

— Тебя зовут Карина Мураций, — со странным акцентом произнес стоящий в центре парень. На вид ему было около тридцати, и необычно темная, с коричневым оттенком кожа казалась лишь немногим более светлой, чем густые курчавые волосы. В отличие от трех остальных в руке он держал длинный узкий кинжал из отливающей голубым стали. Из-под длинного рукава на левом запястье выглядывал край странной татуировки: морда какого-то животного, выдыхающего пламя. Узкие раскосые глаза парня бесстрастно смотрели на Карину, и та невольно поежилась — настолько холодным и оценивающим казался их взгляд. Словно у змеи, нацелившейся проглотить мышь. — Ты и твоя подруга пойдете с нами. Я знаю о твоих способностях, синомэ. Если попытаешься применить свою силу, твоя подруга умрет.

— Кто ты и что тебе нужно? — сквозь стиснутые зубы спросила Карина. Нет, они явно не поклонники, охотящиеся за автографами. Поклонники обычно не прихватывают с собой дробовики. Дробовики! Именно то оружие, противостоять которому она не в силах — слишком велик шанс пропустить дробинку, особенно если пальба ведется с нескольких направлений. И как грамотно они взяли ее в полукольцо, угрожая сразу с нескольких сторон! В полицейском управлении ее учили защищаться от нападающего с огнестрельным оружием, но не от четверых же сразу! Она не может ускользнуть от них… и здесь Цукка!

Ее мысли понеслись вскачь. Все четверо в пределах досягаемости манипуляторов. Она может нанести удар одновременно в три точки и почти наверняка попадет — все-таки годы тренировок не прошли зря. Остается четвертый. У него кинжал, но от него она уклонится, даже если он бросится на нее сразу — недаром же она идет по Пути полтора десятилетия! А потом наступит и его черед. Только бы они не зацепили Цукку! На счет три — и раз, и два…

Додумать она не успела. Словно подчиняясь неслышной команде, трое с дробовиками резко отступили назад, и рядом тихо вскрикнула Цукка. Карина бросила взгляд в ее сторону — и ужас сковал ее неподъемными цепями. Тело ее подруги приподняло над землей сантиметров на тридцать. Она отчаянно извивалась, пытаясь сбросить невидимые путы, но неведомая сила рванула ее вперед, к мужчине с кинжалом, развернула и прижала к нему. Киссаки кинжала уперлось Цукке в гортань, и глаза державшего ее мужчины полыхнули так, что Карина невольно отступила назад.

— Попытаешься напасть — твоя подруга умрет, — бесстрастным тоном сказал он. — А потом ты все равно пойдешь с нами, живая или бессознательная. Ты одержима духами — но и я тоже. И мои духи сильнее.

— Кара, беги! — отчаянно выкрикнула Цукка. — Спасайся! Им нужна ты, не я!

Один из вооруженных дробовиками мужчин шагнул вперед. Он забросил оружие за спину, его рука скользнула в карман куртки и появилась снова — с непонятным комком. Одно движение — и пластиковая обертка полетела на землю, а мужчина прижал к лицу Цукки тряпку, остро пахнущую даже на расстоянии. Цукка дернулась несколько раз и затихла, и ее тело мешком свалилось на руки мужчине. Удерживая ее перед собой, тот отступил назад. Дробовики двух других по-прежнему выцеливали Карину.

— Теперь ты не сможешь достать его манипуляторами, не повредив своей спутнице. Если ты нападешь на нас, она умрет первой. Сейчас ты готова смириться, женщина? — со странной усмешкой спросил главарь, поигрывая кинжалом. — Или все еще хочешь проявить норов?

— Кто ты? Что тебе надо? — отчаянно спросила Карина. Ее ум отчаянно метался в поисках выхода. Будь она одна, она атаковала бы — и неважно, чем кончилась бы драка. Но обречь на смерть Цукку она не может!

— Меня зовут Шай. Шай ах-Велеконг, — любезно сообщил мужчина. — Я — Голова Оранжевого клана Дракона с Западного континента. Так случилось, что одна твоя знакомая сильно оскорбила нас. Она трусливо скрылась, и мы не можем найти ее. Но к тебе на выручку она придет. Я убью ее, но вы мне не нужны, а потому я отпущу тебя и твою подругу, когда все закончится. Не станешь сопротивляться — останетесь целыми и невредимыми. А теперь встань на колени! — внезапно рявкнул он. — На колени, и не шевелиться!

Карина бессильно сжала кулаки. Голова Дракона? Но ведь Драконом себя называют какие-то бандиты в Сураграше! Персонажи нелепых, несуразных фильмов-боевиков, режиссеры которых обычно не удосуживались даже толком поставить драки! Откуда они здесь, в Катонии?

Дракон. Далекая зловещая тень, изредка проскальзывающая в сводках новостей и глупых статьях о жизни «там», на Западном континенте. Такая невозможная, нереальная здесь, в Катонии! Но если их похитят… если их увезут на Запад, их никто и никогда больше не увидит.

Сдаваться нельзя. Только бой, заведомо безнадежный. Стоящий перед ней мужчина — девиант, безо всякого сомнения первой категории. А она еще ни разу не дралась с такими — если не считать дружеских дуэлей с Яной. Она, разумеется, сможет обездвижить его — но вряд ли сможет уклониться от зарядов картечи. Ну что же… по крайней мере, она умрет, сражаясь. Нужно лишь сместиться так, чтобы толком прицелиться в мужчину, что прячется за Цу…

Шай прищуренно смотрел на свою жертву. Несмотря на внешнее ледяное спокойствие, внутренности его сжались от напряженного, какого-то болезненного ожидания. Посмотрев фильм, что показали по телевизору, поначалу он ожидал чего-то большего. Стоящая перед ним невысокая, хрупкая на вид молодая женщина в жизни больше напоминала мальчишку-сорванца. Впечатление особенно усиливалось присущей местным женщинам бесстыдной манерой носить мужские штаны и куртки. Увидев ее издали, он даже разочаровался. Справиться с такой — невелика заслуга. Но сейчас, наблюдая за ней, он начал понимать, что позволило ей превратиться из затравленного изгоя, каким когда-то был и он, в человека, за которым идут. У нее — движения и взгляд воина. Не безумный взгляд яростно ревущего в бою берсерка, а расчетливый взгляд опытного бойца, выжидающего момент для нанесения молниеносного решающего удара. И в то же время — взгляд человека, готового умереть, защищая друзей. Она опасна. Далеко не так опасна, как мог бы оказаться настоящий воин с ее способностями — видно, что ей никогда не приходилось расчетливо убивать с холодным умом, случайные жертвы в детстве и спортивные поединки в тренировочный залах не в счет. Но даже сейчас, загнанная в угол, она не сдалась. И не сдастся. Она станет биться до последнего и умрет, и даже угроза смерти заложника ее не остановит — мертвые сожаления не испытывают. Шай ощутил странное чувство, которое обычно испытывал крайне редко: уважение. Уважение тем более необычное, что перед ним стоял не равный ему мужчина, а женщина. Бесстыжая женщина бесстыдной развращенной страны. Ну что же, так даже лучше. Мало чести в том, чтобы победить и унизить ничего не значащего навозного червя.

В тот момент, когда он понял, что она вот-вот ударит его силой духов, он, привычно напрягшись, скользнул вперед и в сторону, не столько услышав, сколько ощутив кожей свистнувшую мимо невидимую смерть. На мгновение мир смазался и расплылся, но он мгновенно восстановил ориентацию. Разворачиваясь на пятках, он с силой (но аккуратно, чтобы ненароком не убить) ударил в затылок уже двинувшуюся в его сторону — в ту сторону, где он стоял за мгновение до того — женщину тяжелой, налитой свинцом касирой рукояти кинжала. Та, словно подкошенная, рухнула плашмя, лицом вниз, но Шай, повинуясь внезапному импульсу, подхватил ее манипуляторами, не позволив упасть на твердую дорожку и разбить себе лицо. Затем он медленно опустил ее на землю.

— Вот сука! — раздраженно прошипел Батаронг, все еще удерживающий на весу вторую женщину.

Шай обратил на него холодный взгляд, и Младший Коготь, вздрогнув, осекся.

— Ты много и не по делу говоришь, Бата, — ровно произнес Шай, с удовольствием наблюдая, как по лицу солдата разливается бледность. — Запомни: ты и все остальные станете обращаться с ней с уважением. С таким уважением, которого она заслуживает. Ослушавшемуся я лично вырву язык… или что-нибудь похуже.

— Да, момбацу сан Шай ах-Велеконг, — виновато склонил голову Батаронг. — Прости меня. Я забылся.

— Хорошо, что ты меня понимаешь, — усмехнулся Шай. — Теперь ошейник.

Батаронг опустил тело Цукки на землю и извлек из висящей на боку сумки широкое массивное кольцо. Он шагнул вперед и защелкнул его на шее Карины. На кольце вспыхнула зеленая лампочка. Затем Младший Коготь извлек маленький одноразовый инъектор, сорвал колпачок и, отточенным движением введя иглу точно в вену на сгибе локтя, ввел его содержимое Карине. Потом он проделал то же самое с Цуккой и выжидающе посмотрел на Шая.

— Берите их и уходите, — приказал тот. — В убежище поменяешь батарею в ошейнике. Эта слишком долго не заряжалась. Бата, проследишь лично. Я закончу местные дела, и в шесть вечера встречаемся в условленном месте.

— Маяка действует не менее шести часов, момбацу сан, — почтительно сказал Батаронг.

— Она владеет силой духов, как и я, — Шай позволил прорезаться в голосе ноткам раздражения. — И она почти так же сильна, как я. У меня нет желания проверять, сколько времени действует на нее маяка или любой другой дурман. Надеюсь, у тебя тоже, если только ты не хочешь присоединиться к мертвым до срока. Вызови Карата, пусть заранее загонит машину под арку, чтобы не светиться на улице. И не забудь выбросить их пелефоны, чтобы не запеленговали.

Не обращая больше внимания на остальных, он повернулся и зашагал по аллее. Желудок пронзило легким импульсом голодной боли, и он на ходу бросил в рот леденец из мешочка, который всегда носил на боку. Ну что же, за все приходится платить — но почему бы и не заплатить, если результат того стоит? Кроме того, все знают, что духи требуют от него съесть что-нибудь сытное после того, как он использует их силу. Так что ни одной живой душе не придет в голову зубоскалить за его спиной, что самый молодой в истории Голова Дракона, устрашающий непобедимый боец, будущий властелин Граша, Сураграша и Четырех Княжеств, бакалавр экономики, не курящий и не берущий в рот ни капли алкоголя, обожает конфеты, как маленький ребенок.

В конце концов, может же он вознаградить себя за отсутствие нормального детства?

— …Рассматривая проблемы современных политики и экономики Четырех Княжеств, следует остановиться на нескольких ключевых моментах ее политической истории.

Докладчик взял с кафедры пластиковую бутылку с водой и отпил пару глотков. Саматта с интересом рассматривал парня. Двадцать два или двадцать три года, всего лишь старшекурсник — но уже младший ассистент кафедры зарубежной экономики. И судя по тому, с каким интересом слушает его аудитория — не только штатные сотрудники экономического факультета, но и сотоварищи-студенты, да еще и после двух предыдущих докладов — пользуется явным авторитетом. Впрочем, явно харизматическая личность вкупе с умением сделать увлекательным даже такой сухой материал говорят сами за себя. Далеко пойдет парень.

— Первым таким моментом, разумеется, является окончательное объединение четырех независимых государств в единое целое, состоявшееся в районе семьсот тридцатого года. Хотя официально годом объединения является семьсот пятьдесят второй, столетие каковой даты с помпой отмечалось в ЧК относительно недавно, фактически независимые княжества утратили независимость с момента формирования Большого Холла в семьсот двадцать девятом году. Но с учетом того, что из-за постоянной угрозы вторжения с юга предыдущие семьдесят или восемьдесят лет княжества вынужденно координировали свою внешнеполитическую и военную деятельность, указанные даты стали лишь формальными вехами на пути к интеграции.

Проекционный экран мигнул во время смены слайда.

— Второй важный момент — Великая война семьсот девяносто третьего года. Сам по себе ход данной войны нас сейчас интересует мало. Важно то, что ведя кровопролитные бои с грашской армией вторжения на юге и фактически лишившись даже того мизерного морского судоходства, которое имели, из-за каперских действий катонийского флота, ЧК впервые в полной мере прочувствовали недостатки собственной экономики. На отраслевых графиках производства можно видеть резкое падение, фактически — полный крах гражданского сектора экономики в течение трех периодов после начала войны, мало компенсированный заметным ростом производства в военной отрасли, в частности в танкостроении и самолетостроении.

Экран опять мигнул. Докладчик прошелся вдоль него, заложив руки за спину.

— Наконец, третий важный момент, точнее, период, — ударная индустриализация семьсот девяносто пятого — восемьсот четвертого годов, автором и вдохновителем которой стал граф Итал Барабор. Данный период прекрасно известен всем, как по специальной, так и популярной литературе, и подробно на нем останавливаться смысла нет. Сегодня мы рассмотрим те события, которые обычно остаются за кадром даже в спецкурсах по данному предмету. Итак. Что следует учитывать в первую очередь, когда мы говорим о политике и экономике ЧК? Разумеется, основное, что приковывает взгляд, это ярко выраженная аристократическая их составляющая. Исторически находясь в опасности внезапных ударов и набегов южных племен, княжества вынужденно развивали в первую очередь армию. Ситуация стала особенно острой в первой половине седьмого века, в районе события, известного как «Пробуждение Звезд», что бы ни крылось за ним в действительности. Существенные климатические изменения, которые, как известно, произошли в тот период, привели как к резкому падению урожайности в северных районах Западного континента, так и к опустыниванию пастбищ в южной его части. В результате и южные скотоводческие племена, и северные земледельцы получили серьезный стимул к военной экспансии на территорию соседей. Первая большая битва в Сухом Логу в шестьсот тридцать пятом году, в которой в числе прочего погибло все высшее духовенство Церкви Колесованной Звезды, игравшей связующую роль в союзе, поставила княжества на грань поражения в войне, что угрожало самому их существованию. Спасла их только неожиданно вспыхнувшая усобица между племенами тарсаков и гуланов, в результате которой почти половина гуланского войска оказалась вырезанной в первую же ночь, а остатки оказались не в силах противиться захвату своих пастбищ тарсаками.

Докладчик откашлялся и опять глотнул воды.

— Князья оказались достаточно мудры, чтобы сделать из произошедшего правильные выводы. Если ранее междоусобные стычки между княжествами, пусть и не слишком серьезные, не являлись чем-то из ряда вон выходящим, то битва в Сухом Логу привела к фактическому формированию единого верховного командования, резкому уменьшению автономности мелких феодальных правителей, так называемых «бояр», и построению жесткой командной вертикали, основанной на боевых армейских командирах. Данная вертикаль в течение всего пары десятилетий практически полностью вытеснила бояр, сформировав новую аристократическую систему. Процессу способствовало также существенное ослабление позиций Церкви Колесованной Звезды, заинтересованной в поддержке боярской автономии и видевшей в ней противовес опасному усилению центральной власти. Фактическая капитуляция нового Настоятеля, передавшего князьям все зерно из храмовых хранилищ, привела к падению авторитета Церкви и ее отход в политике на задний план почти на полвека.

— В то же время усиление военной власти привело к фактическому подпаданию под зависимость от нее как производства, так и торговли. На деле большинство мелких и средних торговцев вынужденно искали покровительства у военных командиров, оказываясь от них почти в феодальной зависимости. Хотя со временем такая система постепенно сошла на нет, к моменту формирования Великого Холла сложилась традиция, позволяющая заниматься торговлей только аристократии. Если точнее, аристократия осуществляла общее покровительство торговцев, указывала с кем торговать можно, а с кем — нет, формировала систему налогообложения, и так далее. «Благодарственные подношения», а фактически — дополнительный налог в пользу аристократии, в течение полутора веков существенно сдерживали развитие торговли, а через нее — и гражданской промышленности и сферы услуг. В результате к концу прошлого века гражданское общество Четырех Княжеств оставалось в малоразвитом состоянии. Средний уровень жизни в среде простолюдинов был примерно в четыре раза ниже среднего уровня в Катонии и всего на тридцать-сорок процентов превосходил достигнутый в Граше. Милитаризованная система управления, стержнем которой по-прежнему оставалась военная аристократия, являлась жесткой и неэффективной, а методов рекрутирования новых кадров в нее из среды нетитулованной молодежи почти не существовало.

— Можно вопрос, господин Гакусэй? — встряла, подняв руку, девица с волосами, крашенными в рыжий с белыми прожилками цвет, по виду — студентка. — А как же Сайлас Белый Ястреб? Или Суран Песчаник? Оба — выдающиеся командиры ЧК в Великой войне, и оба — выходцы из простолюдинов.

— Белый Ястреб, Песчаник, Северный Хребет и еще двое-трое, да, — согласно кивнул выступающий. — Их успехи на военном поприще широко известны, а сами их личности постоянно используются пропагандистами ЧК для подчеркивания равенства возможностей в их обществе даже в те времена. Но на самом деле других-то и не было. Все они — редчайшие исключения, пробившиеся к высотам командования лишь благодаря неразберихе и сумятице первых периодов войны. Когда за три недели легкая грашская конница продвинулась аж на триста верст от границы, с легкостью уклоняясь от неповоротливых танковых и мотопехотных отрядов армии ЧК и уничтожая сельскохозяйственные угодья, командование, включая самого Великого Князя, хваталось за каждую ниточку, какой бы гнилой она ни казалась. А с учетом того, что сразу половина высших армейских чинов погибла в первые же сутки войны, захваченная врасплох отрядами диверсантов на собственных командных пунктах, возможностей для продвижения хватало даже у сержантского состава. Ты ведь помнишь, госпожа, что оба названных тобой человека в день начала войны являлись лишь сержантами, а офицерские звания получили задним числом, командуя уцелевшими отрядами в окружении и в партизанской войне? И даже они в конечном итоге не получили званий выше оой-капитана. Я ответил на твой вопрос, госпожа… э-э-э, Минами?

Студентка кивнула.

— Итак, переходим к Великой войне. Четыре Княжества на момент ее начала полагали, что Граш, несмотря на воинственную риторику, никогда не отважится на прямое нападение. Стычки между войсками ЧК и Граша на территориях Сураграша никогда не воспринимались в Княжествах как что-то серьезное. Тем более что обе стороны к тому времени поняли, что подчинить эти области себе, а тем более — аннексировать, нереально из-за серьезного отпора со стороны местных полубандитских феодальных группировок, называвших себя Драконом. Несмотря на свою раздробленность и внутренние усобицы, кланы Дракона всегда объединялись, чтобы дать совместный отпор захватчикам, а в условиях партизанской войны в джунглях и выучка грашских войск, и техническое превосходство армии ЧК мало что значили. Даже катонийская армия с ее высочайшей подготовкой и новейшими техническими средствами, введенная туда двадцать лет назад, добилась не таких больших успехов, как планировалось изначально…

Саматта вздрогнул.

— Она не добилась вообще никаких успехов, господин, — зло сказал он. — Если не считать за успехи потерю семидесяти процентов личного состава убитыми, ранеными и заболевшими, гибель практически всех базирующихся на авианосцах самолетов и позорное отступление, которое иначе чем бегством не назовешь.

Он тут же мысленно выругал себя за несдержанность. Он полагал, что за прошедшее время сумел прочно забыть горечь поражения и унижения, что прочувствовали все, кому довелось уцелеть в джунглях. Но вот оказалось, что ничто не забыто, и что даже случайные слова какого-то мальчишки способны с легкость сорвать, казалось бы, прочную коросту с кровоточащей раны…

По аудитории прошла волна гула, сразу, впрочем, стихшего.

— Я полагаю, господин, что такое утверждение — преувеличение, — формально-вежливым тоном заметил докладчик. — Если оценивать объективно…

— Господа и дамы, — Сатта поднялась со своего места, и студент замолк. — Позвольте представить вам нашего гостя, младшего профессора кафедры военной истории Масарийского университета господина Саматту Касария. Мати, может, хочешь выйти к трибуне?

— Спасибо, Сати, — поблагодарил Саматта. — Нет, не хочу. Наоборот, хочу принести свои нижайшие извинения господину Гакусэю за свою несдержанность.

Он извиняющеся улыбнулся.

— Однако я все же должен настоять на своей точке зрения. Видите ли, господа и дамы, в свое время я там был. В тридцать девятом, если говорить точно. Тогда я еще носил капитанские нашивки и командовал ротой войск специального назначения, занимавшейся выполнением особых заданий. Таких как уничтожение плантаций маяки, обнаруженных со спутника. Еще раз приношу свои извинения, но с точки зрения и непосредственного участника событий, и с точки зрения историка мы потерпели полный и сокрушительный разгром. Как в свое время армия ЧК, мы страшно недооценили противника. Мы полагали, что идем воевать с кучкой неграмотных, плохо организованных бандитов с древними карабинами и аналоговыми рациями величиной со стол. А столкнулись на деле с фактически регулярной армией, оснащенной новейшей аппаратурой связи — импульсными передатчиками со стойким шифрованием, приборами ночного видения, скорострельными безгильзовыми автоматами с пулями, с двадцати саженей пробивавшими пластины бронежилета, гранатометами с кумулятивными и термобарическими зарядами, самонаводящимися ракетами «земля-воздух», даже с собственной авиацией, пусть и не военной. А еще они воевали на своей, прекрасно знакомой территории, в то время как у нас не имелось никакого опыта действий в условиях диких тропических лесов. В общем, дело свелось к тому, что нас, как и присутствующие там ранее экспедиционные войска ЧК, очень быстро загнали на территорию спешно оборудованных укрепленных баз на западном побережье, откуда мы редко отваживались показать нос. И очень многие из нас бессмысленно умерли в джунглях от инфицированных ран и болезней задолго до того, как до политиков дошла вся глубина жо… прошу прощения, вся сложность ситуации. Еще раз извиняюсь, что перебил, господин Гакусэй.

Саматта поклонился и замолчал.

— А-э… — промямлил студент. — Благодарю, господин Саматта, за столь познавательный экскурс. Я как-то не знал…

Он замолчал и встряхнулся.

— Да, я просто не знал о случившимся, — закончил он уже нормальным тоном. — Официальная версия… м-м, существенно отличается от изложенной точки зрения. Господин Саматта, я бы с большим удовольствием обсудил с тобой данную тему по завершении семинара. Могу я рассчитывать на полчаса твоего времени?

— Не сегодня, господин Гакусэй, — качнул головой Саматта. — У меня на вторую половину дня планы, а завтра с утра я улетаю домой. В перидень у меня лекция, так что следует появиться в университете со свежей головой. Но мы можем обсудить ее дистанционно. Возьми у Сати… у госпожи Сатты мой адрес и напиши мне.

— Обязательно, господин Саматта, — кивнул студент, и Саматта против своей воли восхитился тому, как парень обернул укол, пусть и случайный, в свою пользу. — А сейчас продолжим. Итак, несмотря на довольно частые стычки грашских и княжьих войск на территории Сураграша Четыре Княжества не воспринимали ситуацию как чреватую войной. При том даже скрытная концентрация грашских войск на границе с Княжествами либо игнорировалась, либо объяснялась страхом перед нападением со стороны Княжеств. В результате за первую неделю войны мобильная, пусть и за счет безнадежно устаревшей конницы, грашская армия продвинулась на триста верст по территории Княжеств, захватив не менее трети промышленного потенциала страны, в том числе — три четверти военной промышленности, включая танковые и авиазаводы. И продвинулась бы дальше, если бы не увязла в борьбе с партизанскими отрядами, спонтанно организовавшимися из окруженных частей и жителей ЧК. Вообще грашское командование в той войне тоже проявило вопиющую некомпетентность, так и не сумев толком воспользоваться плодами первых побед, но не о том речь. Главное — что большая часть оставшейся у ЧК промышленности оказалась устаревшей и не способной быстро переключиться на военные рельсы, в результате чего спасли ЧК только технологическая отсталость противника и внутренние политические интриги в Грашграде. Неизвестно, чем бы кончилась война, если бы не смещение нескольких ключевых генералов грашской армии по обвинениям в предательстве и неумелости.

— Несмотря на то, что в конце девяносто пятого Граш оказался вынужден вывести войска с территории ЧК, аннексировав только несколько незначительных южных областей, после войны экономика и промышленность Княжеств оказалась в состоянии полной разрухи. В преимущественно аграрной стране по-прежнему не менее шестидесяти процентов населения жило в сельской местности, занимаясь земледелием полуручными способами. Неэффективные сельскохозяйственные технологии, малое количество заводов по производству удобрений, вынужденная зависимость от импорта химического и металлургического сырья из Граша и Катонии привели к голоду в следующие два года. Разрушение промышленного производства в южных областях привело к необходимости перепрофилировать заводы сельскохозяйственной техники на выпуск военного оборудования. Это, в свою очередь, повлекло дефицит как тракторов и комбайнов, так и запчастей и навесок для них. Остро не хватало квалифицированных инженеров — механиков и строителей, и система высшего образования оказалась не в состоянии быстро восполнить их дефицит. Практически умерла легальная продовольственная торговля, замененная карточной системой распределения продуктов питания, зато пышно расцвел черный рынок. И самое скверное заключалось в том, что прежняя система экономических отношений, завязанная на аристократию, так и не сумела приспособиться к ситуации. Дворяне, формально владеющие сельскохозяйственными угодьями и заводами, сосредоточили все свое внимание на военной сфере, полностью забросив экономику. А поскольку без их соизволения ни строители, ни торговцы и пальцем пошевелись не могли, экономика оказалась на грани тотального коллапса.

— В отчаянной ситуации пришлось применять отчаянные меры. Тогдашний Верховный Князь ЧК отменил военное положение, приостановил деятельность Большого Холла и передал всю полноту исполнительной власти главе кабинета министров графу Италу Барабору. О происходивших потом событиях хорошо известно в том числе из документальных хроник. Национализация и последующая свободная приватизация сельхозугодий и заводов с освобождением новых владельцев от налогов на два-три года, массовый принудительный труд населения на постройке новых производств, фактическая отмена пособий по старости, болезни и прочих, приглашение в страну катонийских инженеров, технологов и преподавателей с пожалованием им дворянских званий и так далее. Неизвестно, удалось бы сломить сопротивление старой аристократии и заставить ее согласиться с чрезвычайными мерами, но графу Барабору повезло, если так можно выразиться, что не менее двух третей дворян с титулами от вайс-графа и ниже, командовавших боевыми частями, погибли в ходе войны. А сопротивление гражданского населения вопреки ожиданиям оказалось удивительно вялым и после подавления первых демонстраций протеста в Каменном Острове и Терелоне практически сошло на нет. Вероятно, сказался шок от позорно проигранной войны, особенно ощутимый для населения южных территорий, в том числе для традиционно свободолюбивых Саламира и Тушера, оказавшихся, пусть и недолго, под грашской оккупацией…

— Господин Гакусэй, время, — негромко напомнила Сатта. — У тебя пять минут, чтобы резюмировать выступление, после чего перейдем к дискуссии.

— Хорошо, госпожа Сатта, — кивнул студент. — Итак, что же показала Великая война и последующая за ней ударная индустриализация ЧК? Во-первых, даже аристократия более не могла утверждать, как ранее, что принятая в ЧК система хозяйствования является более эффективной, чем в других странах, включая Катонию. А сам факт, что гораздо менее развитая в техническом плане грашская армия, в значительной степени полагавшаяся на конницу, сумела нанести тяжелейшие поражения танковым и бронепехотным частям, настолько подорвал веру населения во врожденную способность аристократии к управлению и командованию, что привел к полной утере их авторитета и легитимности. Во-вторых, простолюдины осознали наконец, что внушаемые им с пеленок мысли о врожденном превосходстве аристократии…

«Мати, контакт! Мати, откликнись, пожалуйста!»

Саматта вздрогнул от неожиданности. Склонив лицо к столу и прикрыв его сложенными в замок руками, якобы опираясь подбородком на большие пальцы, он сосредоточился.

«Цу, у меня семинар почти за…»

«Мати! Нас преследуют! На нас напали! Они с ружьями! Кара пытается их остановить, но она не справится одна! Они знают, как ее зовут! Мати, помоги!»

— Где вы?! — в голос крикнул Саматта, вскакивая из-за стола и не обращая внимания на устремленные со всех сторон удивленно-негодующие взгляды. — Сколько их? Вы вызвали полицию?

«Четверо, с ружьями. Кара сказала, что место называется „Длинный сквер“, Восьмая центральная улица. Мати, они заставляют нас идти с ними, угрожают Каре, что убьют меня!»

— Держитесь, Цу! — резко сказал Саматта. — Сати, Восьмая центральная улица, Длинный сквер — где? На Кару с Цуккой напали!

— Примерно три версты отсюда, — непонимающе сказала та. — Но откуда ты…

— Прямая связь, осталась от прежних времен, — нетерпеливо оборвал ее Саматта. — Мне нужна карта, быстро. И вызови Дора, пусть блокируют местность немедленно!

— Так, — Сатта подобралась, словно перед прыжком. — Господа и дамы, прощу прощения, но я должна прервать семинар. Все объяснения потом. Господин Гакусэй, выведи на преподавательский терминал карту города и покажи господину Саматте нужное место.

Она выхватила пелефон. Гакусэй непонимающе переводил взгляд с нее на Саматту, а аудитория взорвалась гулом голосов.

«Мати! — взвизгнул голос Цукки. — Он меня схватил! Он тащит меня, он девиант! Мати, они!..»

Ее голос, звучащий в ушах Саматты, оборвался на полуслове, и тот зарычал. Одним прыжком он пересек пространство, отделяющее его от студента, и встряхнул его за плечи.

— Карту, живо! — рявкнул он. — Да проснись ты!

— А, да-да… — пробормотал тот. — Сейчас…

Он отошел к преподавательскому месту и отключил презентацию. Затем открыл карту и принялся вводить адрес. Саматта, нависнув над ним, наблюдал, скрежеща зубами от бессилия.

— Вот, — студент ткнул пальцем. — Здесь. Самый короткий путь… — Он повел пальцем по карте, но остановился и задумчиво взглянул на Саматту.

— Господин профессор, я знаю то место, — решительно сказал он. — Я помогу добраться. Там движение одностороннее, такси крюк даст и в пробках увязнет. Проще показать, где пешком срезать, чем объяснять. Пойдем.

Он коротко, на грани неприличия, поклонился аудитории, где, впрочем, на него уже никто не обращал внимания, и быстро пошел к двери. Саматта двинулся за ним.

— Мати, Дор сказал, что поднимает отряд по тревоге! — крикнула ему вслед Сатта. Саматта махнул ей в знак понимания, но не остановился.

Быстро шагая за студентом по коридору университета, он напрягся.

«Цукка, контакт! Цу, ты меня слышишь? Цу!.. Карина, контакт! Кара, что с вами? Откликнись!..»

Тишина. Полная тишина. Может, они не слышат?

— Кара, контакт! — гаркнул он в пространство во весь голос, не обращая внимания на то, как вздрогнул студент. — Кара, Саматта в канале! Кара!..

Такая же тишина стала ему ответом, и он наполовину зарычал, наполовину застонал.

— Бегом! — рявкнул он студенту. — Нет времени ходить! Бегом!..

Гакусэй и в самом деле провел Саматту какими-то узкими тропинками, ведущими в самый центр парка. Они вбежали туда через двадцать три минуты после вызова Цукки, как раз в тот момент когда по аллее, мигая, завывая и нещадно калеча шинами боковые газоны, пронеслись два черно-желтых фургона полицейского спецотряда. Один из фургонов, взвизгнув тормозами, пошел юзом. С подножки спрыгнула человекообразная гора в полицейской форме, и фургон, разогнавшись, улетел дальше по аллее.

— Где? — гаркнул капитан Дентор, в несколько гигантских прыжков пересекая расстояние, отделяющее его от Саматты. — Мати, где они?

— Мы только что появились… — тяжело дыша не столько от усталости, сколько от бушующего в крови адреналина, прорычал Саматта. — Вы никого не видели?

— Нет, — коротко бросил Дентор. — Сейчас прочешем местность… но, скорее всего, их здесь уже нет. Если похищение проведено ради выкупа… Первый взвод, Хомяк на связи! — проговорил он в прикрепленный к горлу микрофон рации. — Что с северным выходом?.. Хорошо. Стоять на месте, никого не впускать и не выпускать. Второй взвод, есть активность на южном выходе? Понял. То же самое — не впускать и не выпускать никого. Остальным — прочесать парк по направлению к центру. Хомяк закончил.

— Дор, по крайней мере один из них — девиант первой категории! — бросил Саматта, напряженно оглядываясь по сторонам. — Цукка успела сообщить перед тем, как… пропала связь.

— Внимание всем! — быстро проговорил Дентор. — Здесь Хомяк. Есть сведения, что как минимум один из похитителей — агрессивный девиант первой категории. Четным номерам активировать «розы» на три четверти, зубчатая цепь, быть готовыми стрелять на поражение при любой подозрительной активности! Не зацепите Карину, если она рядом. Хомяк закончил.

Он повернулся к Саматте.

— Расскажи все по порядку, — скомандовал он. — Что, где и как произошло? Цукка успела позвонить?

— В час шестьдесят четыре Цу связалась со мной по прямому каналу… — он покосился на с интересом прислушивающегося Гакусэя. — Ну, я рассказывал. Она сообщила, что четверо с ружьями заставляют ее и Карину куда-то идти с ними. Они знали Кару по имени и угрожали, что убьют Цу, если они попробуют сопротивляться. Очевидно, они прекрасно знали, на кого и зачем напали.

— Значит, шансов на то, что она освободится самостоятельно, практически нет… — скрипнул зубами командир спецотряда. — Я бы своими руками шею тому журналюге свернул! Так, ладно. Не паникуем. Если их похитили ради выкупа, то убивать не станут. Рано или поздно они заявят требования, и тогда мы…

— Они похищали Кару! — прорычал Саматта. — Они могут убить Цу, если посчитают, что она не нужна! Или чтобы доказать нам серьезность своих намерений.

— Не паникуй! — приказал Дентор. — Нет смысла терзать себя всеми опасностями мира. Убийство при похищении — смертельная статья, гарантированная газовая камера. Зачем им такое? Успокойся.

— Извини…

Саматта несколько раз глубоко вздохнул и расправил плечи. На него накатило чувство, которого он не помнил уже двадцать лет: ледяная пронзительная ясность, беспощадно обнажающая окружающий мир, смывающая с него наносную шелуху, ощущение смертельной опасности и одновременно — удивительная четкость мысли. Таким он становился в молодости, под шквальным огнем противника в сураграшских джунглях, когда вокруг падали, сраженные, бойцы его роты, хрипели и стонали от боли раненые, но некогда было останавливаться и размышлять. Предельная ясность: убьешь ты — или убьют тебя, и ты твердо намереваешься если и подохнуть, то лишь прихватив с собой парочку гнид, что целятся в тебя сквозь просветы в густой листве.

Интеллигентный университетский историк умер, чтобы никогда больше не воскреснуть. Десятилетия мира, к которому он успел привыкнуть, оказались лишь коварной маскировкой для незримых опасностей. Он расслабился, остепенился, позволил блаженству жизни с любимой женщиной сделать его слабым и сонным. Он оступился, и случившееся — его вина. Он обязан был понять, что слава привлекает не только безобидных фанатов, но и мерзавцев, готовых наживаться на чужой жизни. Он прекрасно знал, что каждый год в Катонии с целью выкупа похищают несколько десятков человек — и не более половины возвращаются домой живыми. Знал — и не подумал, что в первую очередь опасность грозит Каре, ЕГО Каре. А через нее — и всем остальным членам семьи. Он слишком привык к неуязвимости Карины, к ее силе, ее умению драться голыми руками — и не подумал, что она не в состоянии хладнокровно убить другого, чтобы защитить свою жизнь. Он виноват в том, что расслабился, и теперь у него нет иного выхода, кроме как искупить свою вину.

Он уже давно не капитан спецназа. Но въевшиеся в кровь навыки убийцы и диверсанта никуда не делись, а физическая форма у него практически на прежнем уровне, пусть даже возраст все сильнее давит на плечи. И самое главное — он готов убивать, стволом, ножом или голыми руками, неважно, лишь бы защитить своих близких. Он пойдет по следу похитителей, и в живых они останутся только в одном случае: если небо вдруг рухнет на землю.

— Дор, — сказал он спокойно, — я намерен участвовать в расследовании. Мы сможем добиться, чтобы дело передали Тришши?

— Посмотрим… — рассеянно кивнул Дентор.

Неподалеку раздался топот множества тяжелых ботинок, и между голых по весеннему времени стволов деревьев показалась редкая цепь людей и троллей в черно-желтых униформах. Один из троллей, носящий нашивки лейтенанта, широко шагая, подошел к Дентору.

— Капитан, — сообщил он, — два человеческих трупа, пожилые мужчина и женщина, в двадцати саженях отсюда. У женщины перерезано горло, у мужчины свернута шея. Караул выставлен. У входа в аллею, возле арки, какой-то в дребадан пьяный человек валяется под деревом в компании с тремя пустыми бутылками, его сторожат. В кустах возле дорожки мы обнаружили это.

Он протянул два пелефона и небольшую серую сумочку.

— Пелефоны принадлежат Цу и Каре, — бесстрастно сказал Саматта. — Дор, пелефон Цу ты видел сам. Проектор и все такое. Сумочка — тоже ее.

— Помню, — кивнул Дентор. — Спасибо, Тамарэй. Остановитесь здесь, сейчас встречная цепь подойдет. Умные, сволочи. Знают, что пелефоны можно пеленговать даже без карты провайдера, не польстились на игрушки.

Снова затопотали ботинки, и с противоположной стороны приблизилась вторая цепь.

— Капитан, — доложил человек с нашивками вайс-капитана, — прочесывание закончено, никого не обнаружено.

— Понятно, — Дентор задумчиво потер подбородок. — Мати, мы больше ничего не можем сделать. Места, где нашли трупы и пелефоны, оцепим, авось эксперты что-нибудь еще там найдут. Через несколько минут здесь появится толпа… слышишь сирены? Патрульные на походе. В остальном же… Тебе здесь делать нечего, да и нам, в общем, тоже. Сдадим место криминалистам, а потом поехали-ка с нами. В управлении отдышишься и в себя придешь. Подумаем, что делать дальше.

— Спасибо, Дор, — Саматта хлопнул старого друга по плечу. — Но я пока останусь. Поброжу по окрестностям, авось кто что заметил. Сменишься — вызови меня, пообщаемся. Господин Гакусэй, — он повернулся к студенту, молча стоящему в стороне и наблюдающему за ним, — я сверх всякой меры признателен тебе за оказанную помощь.

— Не за что, господин профессор, — покачал головой тот. — Я почти ничего не сделал. Я пойду. Если я еще понадоблюсь, госпожа Сатта знает, как со мной связаться.

Повернувшись, он зашагал по аллее. Саматта задумчиво посмотрел ему вслед.

— Мати, — встревоженно сказал Дентор, — только без глупостей, ладно?

— Я когда-нибудь делал глупости на твоей памяти? — осведомился Саматта. — Я не мальчишка и не идиот. Не беспокойся, Дор, я действительно всего лишь поброжу по окрестностям. Позвони, ладно?

Не дожидаясь ответа, он пошел по аллее в ту сторону, где нашлись пелефоны. Начать можно с опроса в ближайших магазинах. Не может же случиться, что вообще никто и ничего не видел! Но первое, что следует сделать, — оповестить Яну и Палека. Почему он не сообразил сразу? А что, если похитители сейчас направляются и за ними?

Тот же день. Масария

Постучав, Яна толкнула дверь и вошла в комнату. Весеннее солнце брызнуло ей в глаза, и она невольно зажмурилась. Отступив чуть в сторону, чтобы уйти от прямых солнечных лучей, она вежливо поклонилась.

— Здравствуйте, господин и госпожа, — сказала она, поклонившись мужчине с женщиной, напряженно выпрямившись при ее появлении. — Меня зовут Яна Мураций. Раза знакомству, прошу благосклонности. Здравствуй, молодой господин, — она кивнула угрюмо сгорбившемуся между ними подростку. — Госпожа Содата, — она повернулась к сидящей за столом женщине, — ты просила меня приехать?

— Да, госпожа Яна, — кивнула та, приподнимаясь. — Здравствуй. Прости, что вытащила тебя с работы, но, боюсь, я уже не знаю, как справляться. Познакомься с молодым господином Сёнэном.

Яна внимательно оглядела подростка. Хотя его лицо оставалось непроницаемым, а смотрел он в пол, от него струились страх вперемешку с раздражением и тлеющей злобой. И еще в нем чувствовались какие-то бесшабашная удаль и презрение. Презрение?

— Что случилось? — вежливо поинтересовалась она.

— Господин Сёнэн, — вздохнула инспектор по делам несовершеннолетних, — обладает особыми способностями второй категории. С их помощью он сегодня до крови избил мальчика из соседнего класса и отобрал у него деньги. Такое за последние полгода — в третий раз, драка, я имею в виду. В первый раз он извинился и пообещал, что больше так не поступит. Во второй то же самое пообещали его родители, — она мотнула головой в сторону мужчины и женщины. — Но сегодня все повторилось, да еще и с отниманием денег. Госпожа Яна, мне нужен твой совет. У меня есть выбор — начать процедуру его оформления в специализированный интернат для трудных подростков или поверить ему еще раз. С учетом твоих… твоего опыта ты наверняка можешь дать хороший совет.

— Понятно, — Яна прищуренно осмотрела юношу с ног до головы. Тот поднял голову и ответил ей испуганно-раздраженным взглядом. Исходящий от него страх усилился.

— Госпожа! — торопливо сказала его мать. — Послушай меня, госпожа! Сёнэн не такой плохой, просто… ну, просто на него иногда находит.

— Находит? — саркастически приподняла бровь Яна. — Ему вдруг внезапно становятся нужны деньги? Вы не даете ему достаточно на карманные расходы?

— Я не брал деньги, — хмуро буркнул подросток. — Они все врут. Я ему только врезал пару раз, чтобы не воображал много. Подумаешь, умник…

— И куда же делись деньги? — язвительно спросила Содата. — В воздухе растворились?

— Не знаю, — буркнул подросток. — Я не брал.

— Погоди, госпожа Содата, — Яна подняла руку. — Мальчик не лжет.

— Что? — удивленно взглянула на нее инспектор. — Как — не лжет? Но в заявлении, поступившем в полицию, ясно сказано…

— Говорю же, я не брал! — горячо вскинулся подросток. — Откуда я знаю, куда они делись? Скотина он, ваш Сусума, сам, небось, заныкал куда-то листики, а на меня валит!

— Но ведь никто не видел, как он забрал деньги… — робко проговорил отец, по виду — типичный клерк лет сорока и на копеечном жаловании. — Госпожа, может, он не врет?

— Ага, и нос тот мальчик сам себе разбил, и на ребра синяки наставил? — язвительно сказала инспектор. — А, Сёнэн?

— Я же говорю — врезал я ему, — подросток опять сгорбился и уставился в пол. — Я его предупредил, что девиант, а он дразниться начал. И других науськивал. Ябеда несчастный…

— Стоп! — решительно заявила Яна. — Так мы ни к чему не придем. Госпожа Содата, денег Сёнэн не брал, я ручаюсь. А вот драка — плохо. Особенно драка с применением особой силы. Так…

Она задумалась. Вообще-то инспектор в курсе ее собственных способностей, но светиться перед родителями…

— Госпожа Содата, могу я поговорить с мальчиком наедине? — спросила она.

— Конечно, господа Яна, — кивнула та. — Мы подождем в коридоре. Господин Масака, госпожа Сугура, прошу вас выйти.

Когда они остались одни, Яна подошла к дивану и села на него вполоборота к мальчику. Тот заерзал и отодвинулся к дальнему подлокотнику.

— Ну, рассказывай, — сказала она. — Что случилось на самом деле?

Подросток отвернулся и не ответил.

— Сёнэн, — Яна наклонилась вперед, взяла его за подбородок и повернула его лицо к себе, — я тоже девиант. Я знаю, каково скрывать от других свой дар. Мне можно довериться.

— Девиант? — недоверчиво спросил подросток. — Докажи.

Яна фыркнула и посмотрела на стол. Секунду спустя лежащее у терминала стило взмыло в воздух и плавно перелетело ей в руку.

— Убедительно? — осведомилась она. — А еще я вижу, что ты чувствуешь. Ты подрался, тебя несправедливо обвинили, забрали в полицию, надевали ошейник, а потом привели сюда. Тебя угрожают отправить в спецшколу далеко от дома. Ты обижен на всех — на того Сусуму, на родителей, на госпожу Содату. Так? Не отпирайся, так. И все же — что произошло?

— Сусума дразнился, — неохотно сказал подросток.

— Как именно?

— Ну, он в небодень передачу смотрел по телевизору. Про девиантов.

— Которую вел Вай Краамс? Да уж, та еще передачка вышла, — весело хмыкнула Яна. — И что?

— Он сказал, что всех девиантов нужно в море утопить, — словно через силу выталкивая слова, сказал мальчик. — У него папаша в партии «Нормальных», он всегда так говорит. А тут еще и сказал, что та тетка, Карина — шарлатанка. Что она всем врет, что ничего она не лечит, о ней все выдумали, и что ее нужно было еще тогда прикончить, когда в Институте держали. А она ведь не шарлатанка, да? — внезапно горячо спросил он. — Не шарлатанка?

— Нет, Сёнэн, не шарлатанка, — улыбнулась Яна. — Я точно знаю — она моя сестра.

— Сестра?! — глаза мальчика округлились. — Честно?

— Честно, — кивнула Яна. — Сводная, правда, не родная. Она только три года назад насовсем в Крестоцин переехала, а до того мы все вместе жили. Когда она в следующий раз погостить приедет, я тебя с ней могу познакомить. Хочешь?

Мальчик поспешно кивнул. Раздражение и злоба в нем пропали, смытые потоком новых эмоций — восхищением и предвкушением.

— Вот и замечательно. Но только, Сёнэн, я тебе сразу сказать могу, — сурово продолжила Яна, — она с тобой не захочет дела иметь. Она никогда не дерется, даже когда ее дразнят. Раз ты смотрел передачу, ты знаешь, как тяжело ей было. Но она всегда сдерживалась. А ты что устроил? Зачем ты избил Сусуму? А если бы ты его покалечил ненароком?

— Но он же сказал…

— Ну и что? Мало ли кто что говорит. Завидуют — вот и болтают языком, сотрясают воздух попусту. Они болтают, а ты сдерживайся. Когда у тебя пробудился дар, тебя же учили, что сила — это ответственность. Ты не имеешь права использовать ее во зло.

— Не хочу сдерживаться, — мальчик снова нахохлился. — Если он еще раз начнет, я его вообще убью! А что они мне сделают? Я еще несовершеннолетний!

— Да, — согласилась Яна. — Несовершеннолетний молодой дурак.

Мальчик вздрогнул, словно от удара, и бросил на нее свирепый взгляд. Его ноздри раздувались, а в глубине души начала зарождаться ярость.

— Да, дурак, — ровно продолжила Яна. — Ты забыл, чему тебя учили. Ты позволил своим чувствам взять верх над разумом. Я знаю, что в твоем возрасте обиду сдерживать особенно сложно, но это тебя никак не извиняет. Ты никогда не бывал в спецшколе для трудных подростков, так что просто не знаешь, каково там. Ты думаешь, госпожа Содата просто так меня вызвала? Она тебя, дурака, жалеет. Там порядки почти тюремные, оттуда не знают, как вырваться! А ты по доброй воле туда стремишься. Ну и кто ты после такого?

— А что они мне сделают? — Сёнэн яростно вскочил на ноги и уставился на нее, сжимая кулаки. — Я их могу о стенку размазать! А еще я обязательно научусь пули в воздухе останавливать! Ну и что они мне сделают, что?

Без предупреждения Яна ударила манипулятором в его эффектор, постаравшись не воздействовать слишком сильно. Тело подростка выгнуло дугой и тут же скорчило жуткой судорогой. Он захрипел, его глаза выпучились, изо рта потекла ниточка слюны. Если бы Яна не успела подхватить его манипуляторами, он бы рухнул на пол. Он несколько раз дернулся и затих, тяжело дыша. Яна встала, положила его на диван и осталась стоять, скрестив руки на груди и дожидаясь, пока пройдет шок.

— Не понравилось? — холодно спросила она, когда глаза мальчика снова приобрели осмысленное выражение. — Я — простой девиант, Сёнэн. Я не дотягиваюсь дальше, чем на три сажени. Но у полиции есть специальное оружие против нас. Оно называется «роза» и бьет на двадцать саженей. Сёнэн, если тебя накроет четвертью мощности, твои ощущения окажутся примерно такими же, как сейчас. Если на половину, ты обмочишься, обделаешься и потеряешь сознание. Если на полную — ты умрешь очень неприятной смертью. Оно действует тем сильнее, чем сильнее твои способности — а у тебя вторая категория, Сёнэн! И оно никак не влияет на простых людей, так что полицейские могут свободно применить его даже в густой толпе. Теперь ты понимаешь, что именно с тобой могут сделать?

Мальчик всхлипнул и кивнул. Теперь в нем не осталось никаких эмоций, кроме страха на грани панического ужаса. Выражение лица Яны смягчилось. Она присела на корточки и погладила его по голове.

— Прости меня, Сёнэн, — мягко сказала она. — Я знаю, удар по эффектору очень неприятен. Но я пробовала на себе «розу» на трех четвертях мощности и могу тебе точно сказать: она куда хуже. А если бы не изобрели «розу», нашлось бы что-то еще. Газ, например.

— Я больше не буду… — прошептал мальчик. — Прости, госпожа…

— Сёнэн, мне очень жаль, если ты перестанешь бить других только потому, что боишься наказания, — покачала головой Яна. — Нельзя жить правильно только потому, что над тобой стоят с кнутом. Надеюсь, ты когда-нибудь поймешь. Я не прошу тебя больше никогда не драться. Нет, иногда подраться, чтобы отстоять свою точку зрения, просто необходимо. Но пообещай, что ты больше никогда не применишь свою силу из-за пустяков, сколько бы тебя ни дразнили. Обещаешь?

Подросток кивнул.

— Я тебе верю, Сёнэн, — Яна снова погладила его по голове. — Не подведи меня. А теперь давай-ка садись. Давай, давай, я не так уж и сильно тебя зацепила. Уже все прошло. Когда мы с Кариной были такими же молодыми, как ты, мы частенько устраивали дуэли — кто кого первым достанет. Так что хватит симулировать, поднимайся.

— А кто побеждал, госпожа? — неуверенно спросил мальчик, садясь. — Ты?

— Нет, Карина по большей части, — вздохнула Яна. — Два раза из трех как минимум. У нее тоже первая категория, но она уникум. Господин Вай в своей передаче все правильно рассказал. А знаешь что? Когда найдешь время, сходи-ка ты в тренировочный зал господина Караби Нэтто. Он учил Карину искусству Пути — и не только ее. Он знает, как правильно обучать таких, как мы с тобой. Поговори с ним. Скажи, что Яна Мураций просила посмотреть, нельзя ли научить тебя защищаться. Заниматься в его зале — удовольствие недешевое, но мы что-нибудь придумаем. В конце пятого периода у них как раз новый набор учеников. Договорились?

Мальчик неуверенно кивнул, и она, легонько щелкнув его по носу, поднялась на ноги. Пробудившийся в нем страх уже ушел, оставив недоумение и растерянность, и Яна понадеялась, что он все-таки примет урок близко к сердцу. Жаль, что нельзя уделить его воспитанию больше времени. Являйся он сиротой, можно было бы взять его пожить у них дома. Но при живых родителях такое практически невозможно.

Она подошла к двери и выглянула наружу.

— Госпожа Содата, — позвала она, — можно заходить. Мы закончили. — Она дождалась, когда инспектор и родители Сёнэна гуськом вошли в двери. — Госпожа Содата, Сёнэн пообещал мне, что неприятностей больше не случится. Он постарается впредь сдерживать себя и не пускать в ход свои способности в драке. Да, и еще раз подтверждаю, что денег он не брал, драка вышла… по идеологическим разногласиям. Я ведь правильно понимаю, что свидетелей не имеется? Значит, можно предположить, что его противник соврал, чтобы отомстить.

— Спасибо, госпожа Яна, — кивнула инспектор. — Я учту твои слова. Сёнэн, скажи спасибо госпоже Яне. И учти, что в следующий раз мне придется тебя серьезно наказать. А теперь…

«Яни, контакт. Мати в канале. Срочно ответь!»

«Мати, я слышу. Через пять минут. Я немного…»

«Яни, я в Крестоцине. Кару и Цукку похитили! Бросай все и срочно возвращайся домой. Будь осторожна! Детали позже».

— Что?! — от растерянности Яна не заметила, как заговорила вслух. — Мати, что ты говоришь? Как — похитили? Кто?

«Пока не знаю. Повторяю: чем бы ты ни занималась, бросай все и немедленно возвращайся домой. Задействуй Фи на максимальном уровне бдительности, пусть отпугивает всех чужих в контролируемой зоне. Будь предельно осторожна! Ты тоже можешь оказаться целью. Доберешься до дома — сразу вызови. Отбой».

— Госпожа Яна? — недоуменно спросила инспектор. — Что случилось? Ты… ты так побледнела. Кого похитили? С кем ты разговаривала?

— Прошу прощения, госпожа Содата, — мертвым голосом произнесла Яна. — У меня… имплантированный коммуникатор. Полчаса назад в Крестоцине похитили… моих родственников. Прошу меня извинить, мне нужно срочно идти. Закончим с документами позже.

Она повернулась и быстро вышла, почти выбежала из комнаты. Инспектор охнула и прижала руки к щекам.

— Похитили! Вот ужас-то… — пробормотала она. — Ну ничего себе!

Несколько секунд она круглыми глазами смотрела на родителей Сёнэна, но потом опомнилась и бессильно опустилась за свой стол.

— Господин Масака, — сказала она, потирая лоб. — Я доверяю мнению госпожи Яны, а потому на сей раз инцидент исчерпан. Надеюсь, мне больше не придется увидеть молодого господина Сёнэна у себя в кабинете по такому печальному поводу. А теперь нам нужно завершить некоторые формальности…

Тот же день. Обсерватория Тэммондай

— Значит, завтра?

Канса не смотрела на Палека. Она сидела на бетонном блоке над обрывом, свесив ноги в пустоту, и разглядывала открывающуюся внизу долину. Ветер трепал ее длинные волосы, дергал за не по погоде легкую блузку. Они ушли не так далеко от обсерватории, но поросшие хвойным лесом склоны надежно скрывали их от взглядов и гасили звуки. В выходной день дорога оставалась пустой, и если не оглядываться назад, можно поверить, что на всем свете остались только они двое да еще город далеко под ногами.

— Да, Каси, завтра, — Палек ухватил рыжую прядку волос девушки и принялся накручивать ее на палец. — Пора. Работы закончены, калибровка и тесты проведены, все сдано, документы подписаны, фуршеты слопаны, гости разъехались. Гравископ работает в штатном режиме. Мне больше нечего делать в Тэммондае. Я и так уже неделю изобретаю предлоги для задержек. Дядя Ван меня пока прикрывает, но директор фирмы уже трижды звонил и интересовался, когда я намерен приступить к работе над следующим проектом.

— Понятно, — голос Кансы оставался ровным и спокойным. — Жаль. Мне будет тебя не хватать, Лика. Но я рада, что мы знали друг друга хотя бы полгода.

Она наконец-то повернула к Палеку лицо. Ее миндалевидные глаза подозрительно блестели, а кожа казалась темнее обычного.

— Я тоже рад, — безмятежно сказал Палек. — Но мне кажется, что полгода — не так уж и много. Каси, а как ты отнесешься к предложению слегка растянуть удовольствие? Еще на полгода или на год?

— Что? — девушка удивленно взглянула на него. — Это как?

— Когда два взрослых человека разного пола, — тоном, каким объясняют прописные истины ребенку, проговорил Палек, — по какой-то причине находят общество друг друга приятным, они могут предпринять разные действия. Например, решить пожить вместе на формальных основаниях. Ага?

— Ты предлагаешь мне брачный контракт? — изумленно переспросила Канса. — Всерьез?

— Всерьез? — Палек задумчиво поглядел на небо. — Да нет, шучу, разумеется. Разве такие вещи всерьез можно предлагать?

— Лика! — девушка развернулась к нему всем телом и сжала кулаки. — Я тебя убью! Ты можешь хоть раз в жизни ответить просто «да» или «нет»?

— Если ты меня убьешь, — хладнокровно парировал Палек, — ты так и не узнаешь, всерьез ли я говорю.

— А если не убью, то я от нетерпения умру, и тебе больше некого станет изводить!

— Как — некого? — удивился Палек. — У меня две сестрички есть, и еще Мати и Цу. Их, правда, не так интересно, они уже привычные.

— Ли-ка!

— Да ладно, ладно! — парень в преувеличенном испуге замахал руками. — Скажу, а то действительно убьешь. — Он посерьезнел. — Каси, я всерьез предлагаю тебе брачный контракт. Для начала — «пристрелочный», на год. А там обсудим, стоит ли продлевать.

Он взял девушку за руку и поцеловал ее в ладонь.

— Ну, теперь не убьешь? — спросил он, и в его обычно озорном тоне Канса уловила странные напряженные нотки. Она всмотрелась ему в лицо.

— Лика, — тихо сказала она, — я не знаю.

Его руки закаменели.

— Ну, тогда ладно, — беспечно сказал он, отворачиваясь. — Через годик-другой переспрошу. — Из-за перехваченного горла его голос предательски дрогнул и едва не сорвался.

— Лика… — девушка взяла его лицо в ладони и повернула к себе. — Лика, ты мне очень нравишься. Я… я не знаю, люблю ли я тебя. Ты классный парень, с тобой весело и интересно. И в сексе ты хорош, гораздо лучше других парней… ну, не то чтобы у меня было много возможностей для сравнения, но все же… Лика, но подумай сам — кто ты и кто я? Ты — молодой инженер, талантливый, восходящая звезда, да еще и здоровский художник. Ты живешь в далекой Масарии, мотаешься по всей стране, занимаешься интересными проектами, встречаешься с интересными людьми. И родственники у тебя выдающиеся. Даже я понимаю, что у тебя великолепное будущее. А я? Простая лаборантка в обсерватории в захолустном городе, только-только закончила колледж, ни опыта, ни знания жизни, с непонятными перспективами. Мне самое место в нашей глуши. Найти себе пару, какого-нибудь доброго пузатого дядечку на пятнадцать лет старше себя, клерка или владельца магазина, подписать с ним пожизненный контракт, нарожать детишек — вот моя судьба. А с тобой… Я тебе быстро наскучу, и ты… и мы все равно расстанемся. Может, лучше разойтись прямо сейчас? Чтобы воспоминания друг о друге у нас остались самые хорошие? Чтобы потом было что вспомнить с радостью?

— Каси, глупенькая ты моя! — Палек ухватил ее за руку с такой силой, словно боялся, что она вырвется и убежит. — Каси, ты просто цены себе не знаешь. Я… я тебя… я тебя люблю. Очень люблю, честное слово! Когда я тебя впервые увидел, то подумал — вот идет девушка, до которой мне как до неба. И я внезапно страшно позавидовал тому человеку, женой которого ты когда-нибудь станешь. А потом… я даже не понимаю, как мне привалило такое счастье — видеть тебя каждый день, дружить с тобой, любить тебя. Каси, я много девушек знал. Я давно себе пару подыскивал, но все как-то не везло. Каждую новую знакомую я проверял… ну, смотрел, сможет ли она выносить меня хотя бы пару недель. Ни одна не сумела. А ты… ты же помнишь, как я изводил тебя поначалу. Помнишь, да? Как я стакан с водой на тебя уронил? Как ящерицу в сумочку сунул? Как противные шаржи рисовал? Я так не нашел время извиниться. Я не просто проверял тебя, как других — иногда мне всерьез хотелось, чтобы ты рассвирепела и послала меня подальше раз и навсегда. А ты даже голос ни разу не повысила. Каси, а потом я понял — я без тебя не могу. Ты мне нужна. Пусть даже не как жена или как любовница, а просто — рядом. Чтобы видеть тебя каждый день, разговаривать с тобой, слышать твой смех…

— Ох, Лика… — девушка приникла к нему и опустила голову на плечо. — Ты такой романтичный. — Она слабо улыбнулась. — А ведь посмотришь на тебя — и не скажешь, что ты способен в любви объясниться. Ты мне очень нравишься, Лика, но я даже не знаю, люблю ли я тебя. Мне хорошо, когда ты рядом… но я не думаю, что наша история кончится добром. Ну сам подумай — где мы будем жить? Ты ведь к нам сюда не переедешь, верно? Значит, мне придется ехать в Масарию. А Масария — большой город, там жилье дорогое, и снимать дорого. И кем я стану работать?

— Так, — неожиданно Палек просиял прежней озорной улыбкой. — Если девушка начала торговаться, значит, она согласна. Вопрос только в цене. Каси, с жильем у нас проблем не возникнет — у нашей семейки в собственности целый старый отель на вершине горы, от папаши в наследство остался. Там уйма места. Работу тебе мы подыщем без напряга — Цукка вечно жалуется, что у них на физфаке с квалифицированными лаборантами сложности, так что как минимум такой путь для тебя открыт. Жалование небольшое, но на первых порах хватит. Тс-с! — он приложил палец к ее губам. — Погоди, потом возражать начнешь. С Яной ты точно подружишься, я ее знаю, Цукку ты видела, Саматта у нас вообще пофигист по жизни, чтобы с ним не сойтись, постараться придется. Карина всю тебя вылечит, когда в очередной отпуск домой прилетит. Ну, и все в таком духе. А еще у нас есть океан — он тебе точно понравится. Каси, ну не хмурься ты так, я же все продумал. Все нормально. Соглашайся, а? В крайнем случае что ты теряешь? Ну, навешаешь мне оплеух по физиономии и уедешь обратно домой, обогащенная жизненным опытом. А?

— Как у тебя все просто получается, — Канса вздохнула. — Лика, и все же — ты такой классный парень, на тебя все девчонки так и пялятся. Я же вижу — все подряд с тобой заигрывают. Зачем тебе я?

— Надо, — откликнулся Палек. Он взял ладонь девушки и начал водить по ней пальцем. Та от щекотки тихонько хихикнула, но ладонь не отняла. — Каси, я и сам вижу, что девчонки на меня пялятся. И я тебе честно скажу — я вряд ли сумею тебе пожизненно верность хранить. И от тебя верности ждать не намерен. Только… Знаешь, Цукка так говорит: брак — не тогда, когда с кем-то в любой момент можно трахнуться. Это когда есть плечо, на которое можно опереться в трудный момент. Каси, я обещаю, что на мое плечо ты сможешь опереться всегда.

Он наклонился вперед и заглянул ей в глаза.

— Каси, ты согласна хотя бы попробовать? Я беру на себя все расходы. И если через год ты захочешь меня бросить, можешь плюнуть мне в ухо.

— И за нос укусить? — улыбнулась девушка. — Смотри, припомню ведь обещание.

— Так ты согласна? — встрепенулся Палек. — Да?

— Ну, как тебе сказать… — Канса задумчиво посмотрела на небо. — Если посмотреть с одной стороны, предложение заманчивое. Опять же, можно поторговаться, условия контракта пообсуждать. С другой — нужно еще посмотреть на твое поведение…

— Каси! — прошипел побуревший от переживаний Палек, но тут же фыркнул и рассмеялся. — Ладно, можешь считать, что расквиталась. Так да или нет? Лучше соглашайся, а то…

— А что — то? — лукаво спросила девушка.

— Тогда я отсюда спрыгну! — заявил Палек, выпуская ее. Он вспрыгнул на бетонный блок и опасно забалансировал над обрывом.

— Перестань, сумасшедший! — воскликнула Канса. — Согласна я, согласна! Ой, чокнутый!..

— Почему — чокнутый? — удивился Палек. — Я же не сказал, что с горы прыгать собираюсь. С другой стороны вполне удобная дорога.

Он нагнулся, подхватил девушку под мышки и одним резким движением вытянул ее к себе.

— Тогда объявляю нас мужем и женой как минимум на ближайший год, — деловито сказал он, положив руки ей на плечи. — Контракт где подпишем — здесь, в Тэммондае, или в Масарии? Давай здесь, пока ты не передумала.

— Быстрый ты, спасу нет! — засмеялась девушка. — Ох, Лика, ну какой из тебя муж — глава семейства? Никакой солидности, никакой основательности, раз-два, и готово. Давай вечером обсудим. Сейчас я уже и так с обеденного перерыва задержалась, госпожа Футаца головомойку устроит.

Она спрыгнула на асфальтовую дорожку и потянула Палека за руку.

— Пошли быстрее! — сказала она. — А то я еще и замерзла.

— Хочешь, согрею? — осведомился Палек. — Прямо сей…

Он осекся и замолчал, склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Его губы шевельнулись. Внезапно его лицо закаменело. Канса удивленно посмотрела на него.

— Лика, что случилось? — спросила она. — Что с тобой?

Палек вскинул ладонь, глядя прямо перед собой, и она замолчала. Потом его губы снова зашевелились.

«Я понял, Мати», — разобрала девушка движения его губ. — «Да, я понял. Как только хоть что-то прояснится, немедленно сообщи. Да, поберегусь. Конец связи».

— С кем ты говоришь? — недоуменно спросила девушка. — Мати — он ведь Саматта, твой опекун, да?

Палек перевел на нее взгляд.

— Откуда ты узнала, что я говорил с Саматтой? — как-то отстраненно спросил он.

— Я умею читать по губам. Лика, что случилось? Как ты с ним говорил?

— Я… — Палек замолчал. — Каси, прости, я… Полчаса назад в Крестоцине похитили Карину и Цукку. Саматта хочет, чтобы я немедленно укрылся где-то, где есть люди — на тот случай, если намереваются похитить и меня.

— Как — похитили?! — охнула Канса. — Кто? Нет, погоди, как он с тобой связался? Он что, телепат? Но ведь телепатии не существует!

Палек встряхнулся. На его лицо снова вернулось осмысленное выражение. Он сосредоточенно посмотрел на Кансу, прикидывая.

— Каси, я расскажу тебе, как мы можем общаться на расстоянии. Но не здесь и не сейчас. Ты… не поверишь поначалу, а у меня нет сил что-то доказывать. Кару и Цу похитили, и мы пока не знаем даже, кто. Цу успела предупредить Мати, но потом связь оборвалась.

Он потер лоб.

— Каси, возвращаемся в обсерваторию. Боюсь, мне придется срочно уехать. Рано или поздно похитители предъявят требования, и тогда я им руки-ноги пообрываю. Ну, мразь сортирная, вы еще не поняли, с кем связались…

В его глазах блеснуло такое бешенство, что Канса невольно отшатнулась. Впрочем, Палек тут же овладел собой. Он взял девушку за руку и заглянул ей в глаза.

— Каси, мне нужно уехать. Я должен присмотреть за Яни — если это снова «нормальные» или кто-то в том же духе, они могут нацелиться и на нее. А потом нам с Мати придется заняться похитителями. Мне очень жаль, что все так получилось, но нам придется подождать с контрактом пару недель, пока все не уляжется.

— А если не уляжется? — отчаянно спросила Канса. — А если их…

Она осеклась. Не лучший момент сейчас для того, чтобы напоминать Палеку о возможности гибели заложников. Но тот понял.

— Их не убьют. Если их сумели захватить в плен среди бела дня, значит, они знают, кто она такая, и подготовились. А раз похищение адресное, они предъявят требования — и не станут их убивать, пока требования не выполнят. Или пока не станет ясно, что их выполнять не станут. А там либо мы их найдем, либо Кара сама освободится, ей не впервой. Каси, я понимаю, что вся история походит на дурную шутку с моей стороны. Но я даю тебе слово, что как только вся история разрешится, я за тобой вернусь.

— Нет! — решительно сказала девушка.

— Что? — Палек удивленно посмотрел на нее.

— Лика, — твердо заявила Канса, — раз уж ты сделал мне предложение, а я его приняла, я твоя жена, пусть пока и без контракта. А значит, я должна делить с тобой все беды и горести. Я не отпущу тебя одного. Забудь про контракт, раз так получилось. Но я останусь рядом.

— Но там может быть опасно…

— Неважно! Лика, если ты намерен оставить меня здесь, наше соглашение расторгнуто. Я не стану твоей женой даже на год. Или мы вместе, или мы чужие люди, одно из двух.

Несколько долгих секунд Палек внимательно смотрел на нее, потом кивнул.

— Знаю я такой взгляд, — вздохнул он. — Кара точно так же смотрит, когда ей что-то в голову втемяшится. Ох, Каси…

Он обнял девушку и крепко прижал ее к себе.

— Летим в Масарию вместе, — сказал он ей на ухо. — Билеты я сейчас закажу, ближайший самолет — завтра в полдень. Каси, но что с твоей работой? Тебя же уволят.

— Я сама уволюсь, — Канса положила подбородок ему на плечо. — Сейчас вернемся, и я уведомлю начальство. Госпожа Футаца останется недовольна, но она тетушка хорошая, она поймет. Но Лика — пообещай, что сегодня мы зайдем к маме с папой, сообщим им новость и попросим благословения. Я знаю, как ты относишься к таким формальностям, и ситуация неподходящая, но они так мечтают, чтобы я нашла себе хорошего мужа! И ты им нравишься, мама мне говорила по секрету. Обещаешь, что зайдем?

— Обещаю, любимая, — выдохнул Палек и поцеловал ее в щеку. — Ради тебя — все, что угодно. А сейчас пойдем. Мне тоже нужно разобраться с работой. Я должен уведомить Вана, что мне потребуется отпуск за свой счет. А завтра я познакомлю тебя с Яной и Фи. Они тебе понравятся.

— Кто такая Фи? — осведомилась Канса, отстраняясь. — Ты раньше о ней не говорил.

— Я много о чем не говорил, — кривовато улыбнулся Палек. — О том, что я приемный сын самого натурального бога, например. Пойдем, Каси. Я должен многое тебе рассказать.

Тот же день. Крестоцин

— Хозяйственный магазин на той стороне улицы, — без предисловий сообщил Саматта, как только увидел вылезающего из служебного «орла» Тришши. — Хозяйка сквозь витрину видела, как под арку заехал «курума-корвет» черного цвета и минут пять стоял там, полностью перегородив проход. Ее это так возмутило, что она хотела уже звонить в полицию, но «корвет» уехал. Под аркой темно, ни водителя, ни кого-то еще она не видела, номер не запомнила. Нужно идти по квартирам, в которых окна на парк выходят. Вдруг там свидетели найдутся?

— Здравствуй, Мати, — спокойно сказал орк. — Рад тебя видеть. Для начала давай-ка отойдем с середины тротуара в сторону. Я и так в неположенном месте припарковался, не станем мешать еще и прохожим. Не хочешь, кстати, поздороваться?

— Здравствуй, Триш, — отозвался Саматта, отходя к витрине одежного магазина. — Вижу, ты, как всегда, саркастичен, хладнокровен и профессионален. Ты, я вижу, уже вайс-полковник? Поздравляю.

— Тоже мне, новость! Я уже три года как вайс-полковник и директор уголовного отдела, — фыркнул следователь. — Давай по порядку. До меня все дошло через третьи руки, через Дора и Теодара, так что картинки у меня нет. Рассказывай с самого начала. Дор еще здесь?

— Уже уехал.

— Тогда пойдем, посмотрим, что там осталось. Начнем с места обнаружения пелефонов, потом займемся трупами. Эксперты появятся минут через двадцать-тридцать, но пока я сам хочу в курс войти.

Они вдвоем прошли под арку — стоящий в ее глубине патруль, увидев удостоверение Тришши, расступился, лейтенант откозырял (Саматта машинально отдал честь — старые солдатские привычки быстро возвращались), и они пошли по безлюдной аллее, окруженной голыми деревьями.

— Нечего особенно рассказывать, Триш, — задумчиво сказал Саматта. — Мы с Цу прилетели в гости к Каре на два дня. Я заглянул в университет к Сатте Маймай — бывшая жена вашего бывшего мэра, помнишь? Она на экономфаке старший профессор, сегодня у нее как раз семинар. В час шестьдесят три Цукка вызвала меня по прямой связи и сообщила, что их преследуют четверо вооруженных людей. Она успела передать, что те люди знают Кару, и что им нужна именно она. Потом связь оборвалась, и я не смог больше вызвать ни Кару, ни Цу. Через двадцать три минуты, в два ноль шесть, я при помощи студента, присутствовавшего на семинаре, добрался сюда одновременно с Дором. При прочесывании под кустами обнаружили пелефоны Карины и Цукки. Еще там нашли два трупа гражданских, но я не в курсе дела. Бедняги, наверное, просто случайно подвернулись под руку, оказались свидетелями — и их убрали. Все, собственно.

— Понятно, — помолчав, сказал орк. — «По прямой связи» — имеются в виду штучки ваших любимых Демиургов?

— Дзинтон в свое время модифицировал нам пятерым эффекторы так, что мы можем общаться друг с другом на любом расстоянии без дополнительных средств, — пояснил Саматта. — Способность замкнута на голосовые нервы или на мускулы речевого аппарата, или как-то так, я не разбираюсь. Фактически при определенном усилии мы можем беззвучно говорить так, что слышим друг друга.

— И если вы не можете вызвать друг друга?..

— Значит, вызываемый спит. Или без сознания.

— Или у него блокирован эффектор, — добавил следователь.

— Как? — Саматта озадаченно глянул на него. — Не знаю… никогда не задумывался. Наверное, ты прав. В общем, Триш, я не могу вызвать ни Кару, ни Цу. Даже форсированным вызовом — он специально рассчитан на то, чтобы разбудить спящего. Но я связался с Яной и Палеком и предупредил их, чтобы они побереглись — на тот случае, если за нами опять охотятся «нормальные».

— А сам ты поберечься, разумеется, и не подумал, — сердито прижал уши орк. — Мати, даже если ты большой и сильный, то уж в любом случае не сильнее Карины.

— Поберечься придется другим, — хищно оскалился Саматта. — За меня не волнуйся — ствол я купил, пока тебя ждал, здесь оружейный магазин рядом. А тренируюсь я дома ежедневно. С десяти саженей до сих пор девяносто пять выбиваю.

— Зарегистрировать не забудь, — орк задумчиво сморщил нос. — Госпожа Яна у себя дома? Я инициирую запрос в Масарию, чтобы к вашему дому приставили охрану, по крайней мере, на первых порах. Пусть она и господин… э-э-э, Палек, кажется?.. пока его не покидают.

— Не надо запроса, Триш, — покачал головой Саматта. — Наш дом прикрыт так, что и в атомном взрыве уцелеет. Туда чужим не попасть, можешь поверить моему личному опыту. Палек сейчас в другом городе, в командировке, когда вернется — я его дома придержу. Если, конечно, он захочет подчиниться. Да и Яна, в общем, давно уже взрослая девочка, никогда не знаешь, послушает она твоего совета или из вредности наоборот поступит.

Они миновали расположенную в двух саженях от асфальта желто-красную ленту, натянутую на легкие стойки, перекрывающее подходы к двум трупам. Неподалеку стояли трое патрульных полицейских с расстегнутыми кобурами, проводивших Тришши и Саматту внимательными взглядами. Через два десятка саженей они подошли ко второму ограждению, поменьше. Возле него стоял только один патрульный.

— Вайс-полковник Тришши Каххарага, директор уголовно-следственного отдела Первого округа, — бросил ему орк, показывая удостоверение. — Он со мной. Мати, постой в сторонке, пока я осматриваюсь, а то еще наступишь на что-то важное. Ну, что у нас здесь?..

Склонившись, он пошел по периметру ленты, внимательно вглядываясь в землю. Уже через пару шагов, впрочем, он досадливо фыркнул и раздраженно дернул ушами.

— Судя по размеру обуви и форме подошвы, здесь прошлась как минимум пара троллей Дора, — проворчал он. — Хорошо так прошлась, основательно. И какой идиот ограждение ставил? Мало того, что только четверть нужного участка огородил, так еще и сам все затоптал.

Он склонился еще ниже, присев на корточки и почти припав к земле. Его ноздри зашевелились.

— Ничего отсюда уже не выжать, — зло сказал он через минуту, выпрямляясь. — Минимум полтора десятка разных запахов, один точно Кары, еще один человеческий женский, смутно знакомый. Вероятно, Цукки, но мы слишком давно встречались в последний раз, я его толком не помню. Вон от той тряпочки, аккуратно втоптанной в грязь, несет какой-то химией. Возможно, быстро действующее на людей снотворное. Два одноразовых инъектора, от них пахнет чистой дистиллированной, но не концентрированной маякой. Похоже, придется подключать еще и отдел по борьбе с наркотиками. Сверх того потоптались тут минимум два тролля, как я уже сказал, возможно, трое или четверо. Почва сырая, следов сохранилось много, но по большей части, если судить по оттискам подошв, ребят Дора. Могу только сказать, что драки не было. Возможно, эксперты еще что-то вытащат, но вряд ли. Надеюсь, что вокруг трупов меньше натоптано. Мати, знаешь, ты бы пошел пока, погулял. Я пойду трупами займусь, там часа на два-три возни. Ты ничем не поможешь, только помешаешь. Про хозяйку магазина я запомнил, спасибо, я с ней поговорю.

— Мне все равно делать пока нечего, — горько сказал Саматта. — Мы сегодня планировали с Карой небольшую вечеринку устроить, в ресторан закатиться. А теперь…

— Мати, — с сочувствием сказал орк, — я тебя понимаю. Но я сейчас не о твоих чувствах думать должен, а о деле. Следствие поведет кто-то из моих ребят, там разберемся, кто. Он с тобой свяжется если не сегодня, то завтра. Ты где остановился?

— Пока нигде, — вяло мотнул головой Саматта. — Вообще-то мы с Цу намеревались номер в гостинице снять, у Кары квартирка маленькая, втроем некомфортно. Но сейчас я у нее устроюсь, ключ есть. Вдруг они вывернутся самостоятельно и вернутся?

— Хорошо, — кивнул орк. — Держи связь с Дором. Наверняка похитители предъявят требования в самое ближайшее время. Тебе сразу сообщат.

Он резко кивнул, повернулся и пошел по дорожке в сторону первого ограждения. Саматта подавил в себе желание сесть прямо на дорожку, обхватить голову руками и застонать. Вызванное адреналином возбуждение уже прошло, и теперь он ощущал страшную усталость. Он побрел в противоположную сторону. Миновав арку с устроившимся под ней полицейским пикетом, он вышел на тихую узкую улочку и в нерешительности остановился. Он совершенно не понимал, что делать дальше — словно, шагая по твердой почве, внезапно оказался в безвоздушной пустоте и начал падать куда-то в пропасть. Пока что от него не зависело ничего. Сунув руки в карманы, он побрел по улице непонятно куда.

— Дядя! — подергали его за рукав. — А дядя! Купи мне мороженого!

Саматта в недоумением уставился на непонятно откуда взявшегося мальчишку лет семи или восьми. Тот требовательно таращился на него, сжимая в одной руке пластмассовый пистолет, а в другой — деревянную саблю.

— Дядя, купи мороженого! — снова потребовал нахальный ребенок. — А я тебе что-то расскажу.

— Ты невежлив, молодой господин, — сухо сказал Саматта. — Так не обращаются к старшим, тем более — к незнакомым.

— Насчет незнакомых, господин Саматта, ты преувеличиваешь, — как-то странно по-взрослому улыбнулся мальчик. — Я Бойра. Пять лет назад мы гостили у вас в Масарии вместе с Бикатой и, помнится, содержательно побеседовали с тобой на предмет твоего военного прошлого.

В его зрачках на пару мгновение зажглись и тут же угасли желтые искры.

— Бойра? — Саматта изумленно вытаращился на ребенка. — Но ведь ты…

— Да, я носил женскую куклу, — терпеливо произнес ребенок. — Господин Саматта, я искин. Для меня не имеет особого значения, какой именно куклой управлять. У меня есть хорошо отработанные поведенческие шаблоны и для женщин, и для мужчин любого возраста, в том числе — для маленьких детей. За нами не наблюдают, но на тот случай, если все-таки мы что-то упустили, ребенок из трех доступных на данный момент чоки с дистанционным контролем выглядит наименее подозрительно. Отведи меня в кафе, купи мне мороженого, и мы поговорим. У меня есть для тебя информация о похитителях Карины.

Несколько секунд Саматта изумленно таращился на него, потом тряхнул головой.

— Пойдем, — сказал он. — Указывай дорогу, я не знаю местность.

— Судя по карте, рядом есть подходящее заведение. По улице прямо семьдесят две сажени, поворот налево, вперед еще семнадцать саженей. Заведение «Эраблевый лист». Господин Саматта, я понимаю, что тебе не до игр, но хотя бы попытайся изобразить из себя заботливого папашу. На людях я стану обращаться к тебе «папа», приготовься морально, — мальчишка блеснул озорной улыбкой. — А ты зови меня Вараба… папочка.

Саматта молча повернулся и зашагал по улице в указанном направлении. «Ребенок» вприпрыжку последовал за ним. Несколько саженей спустя он обогнал Саматту, размахивая зажатыми в руками игрушками и одновременно гудя под нос, изображая из себя самолет. Саматта стиснул зубы и подавил раздражение. Тот факт, что он действительно не в настроении для игр, не означает, что можно срывать злость на неожиданном товарище. Вполне возможно, что у Бойры есть веские причины вести себя именно так. Однако же привлекать лишнее внимание тоже не следует, а редкие здесь прохожие недовольно оглядывались на невоспитанного ребенка.

— Вараба, — как можно более ровным тоном сказал он, — утихомирься. Ты невежлив и раздражаешь людей.

— Да, папа, — покорно откликнулся мальчик. Он прекратил бегать вокруг и дисциплинированно пошел рядом. — Извини, папа.

Против воли Саматта саркастически хмыкнул. Ишь, артист недобитый…

Кафе действительно оказалось точно в указанном месте. На вывеске над открытой верандой, пустой по прохладному весеннему времени, покачивался большой резной лист северного эрабля. Саматта с Бойрой прошли в полупустое кафе и устроились в дальнем углу, где их никто не мог услышать. Саматта заказал у официанта два мороженых, подождал, когда тот отойдет, и выжидающе уставился на «ребенка».

— Что насчет похитителей? — вполголоса спросил он. — Кто?

— Господин Саматта, — произнес ребенок, подперев подбородок руками и сочувственно глядя на него, — я сожалею, что так получилось. Одним из мотиваторов происходящего является допущенная мной восемь лет назад ошибка. Господин Оса Касадака, директор по безопасности корпорации «Тёбица», оказался куда более злопамятным, чем я предполагал тогда. Помнишь, как сотрудники СБ «Тёбицы» пытались похитить чоки Калайю под видом сотрудников «Визагона»?

Бойра умолк, ожидая, когда Саматта расплатится с принесшим кофе официантом, затем взял ложечку и, поедая мороженое, продолжил:

— После пробуждения Камиллом я нейтрализовал угрозу, запугав господина Осу. Тогда акция прошла точно, как запланировано, но господин Оса оказался слишком обидчивым. Он не рискнул мстить лично, но воспользовался удобным случаем, чтобы привлечь к делу посторонних.

— Кого именно?

— Дракон.

Саматта со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— С-скотина… — прошипел он. — А Дракону-то от Кары что нужно?

— Дракону, как и господину Осе, нужна не Карина, а я. Точнее, Калайя. В средней части Сураграша у нас есть постоянная база, Кураллах, окруженная стоверстовой зоной безопасности. В зоне живут крестьяне, которых мы защищаем от кланов Дракона — просто потому, что так спокойнее. Три периода назад боевики одного из кланов влезли на запретную территорию — самостоятельная инициатива нового Младшего Когтя, недавно назначенного командиром заставы Дракона в той местности. Мы устроили им веселое приключение в том же стиле, на который запрограммирована охранная система вашей Цитадели. Панический ужас, галлюцинации и тому подобное. Такое у нас в порядке вещей, не реже раза в год, прогнали и забыли. Но период спустя в небольшом городке на границе с Грашем демонстративно, на публике и с особой жестокостью, уничтожили главу клана. Убийца голыми руками вырвал ему сердце. В соответствии с собранной нами информацией исполнитель выглядел в точности так же, как чоки Калайя, использованная мной восемь лет назад. Мы не имеем ни малейшего представления, кто провел данную акцию и откуда взялась та кукла — шасси Калайи законсервировано и убрано на долгосрочное хранение после того, как у Бикаты пропала в нем нужда. Оно до сих пор в том хранилище и в течение последних пяти лет не использовалось, я проверил. Тщательное расследование событий не дало никакого эффекта — убийца словно сконденсировалась из воздуха и в воздухе же растворилась. Она не прибывала в Кайган никаким доступным для контроля способом и точно так же не отбывала, ни на самолете — там есть маленький аэродром, ни на автомобиле, ни пешком или автостопом по шоссе. А до ближайшего населенного пункта в Граше — две сотни верст по весьма пересеченной лесистой местности.

— Но откуда Оса узнал о произошедшем в каком-то занюханном Кайгане? — угрюмо спросил Саматта. — Он что, всезнающ?

— Точно мы не знаем. Вероятная цепочка — через резидента военной разведки. Второй департамент Минобороны Катонии держит там человека для слежки за транзитом наркотиков. Грашград практически не контролирует ту местность, а через город идет довольно серьезный поток наркотиков, так что там пасутся не только ваши спецслужбы, но и СВР ЧК. По каналам разведки информация пришла сюда, в Катонию, а далее, вероятно, попала к господину Осе через одного из его старых знакомых — он в свое время работал в контрразведке и контакты сохранил. А поскольку он тесно связан с контрабандой чоки в Граш и ЧК, то связаться с Драконом, надо полагать, труда ему не составило. Он хотел отомстить Бикате, но вышло так, что под ударом оказалась Карина.

— Но почему вы раньше нам ничего не сказали? — скрипнул зубами Саматта. — Почему не предупредили?

— Есть две причины, — «мальчик» облизал ложку, положил ее в чашку из-под мороженого и вздохнул. — Во-первых, мы не прогнозировали существенного риска для Карины. Дракон еще никогда не вел себя так нагло в Катонии, так что мы просто не ожидали, что они рискнут совершить что-то похожее. Мы почти не следили за ними в Крестоцине, лишь зафиксировали их появление и прослушали несколько разговоров, чтобы понять, как дело касается нас. Даже о похищении мы узнали из полицейских каналов, которые отслеживаем в фоновом режиме.

— А во-вторых?

— А во-вторых, господин Саматта, мы подчиняемся однозначному приказу Камилла никак не вмешиваться в ваши дела.

— Что? — Саматта дернулся на стуле. — Камилл? Разве он не ушел вместе с остальными Демиургами? И при чем здесь мы?

— Камилл ушел, но императивы продолжают действовать. Господин Саматта, Камилл строго-настрого запретил оказывать вам какую-либо помощь или противодействовать и даже просто входить с ними в контакт. Под «вами» понимается не конкретно ваша группа, а вообще все воспитанники Джао в Катонии. Причем, как я понимаю, идея принадлежала не Камиллу, а самому Джао. Ваш куратор был весьма озабочен вашей самостоятельностью и независимостью, в первую очередь — именно от нас. Нам прямо запрещено с вами общаться, исключение сделали только для Бикаты и для меня как для друзей Карины. Строго говоря, сейчас я непростительно отступаю от правил, но, на мой взгляд, ситуация позволяет.

— Понятно… — Саматта помолчал, прикидывая. — Где Карина сейчас?

— Господин Саматта, мне чрезвычайно жаль, что ситуация обернулась таким образом, — виновато проговорил Бойра. — Но эту информацию я передать не могу. Я и так сказал слишком много — и то лишь потому, что косвенно вина за происходящее лежит на мне лично. Зацепки названы: основной виновник — Оса Касадака, похитители — один из кланов Дракона. Главное действующее лицо с той стороны — некто Шай ах-Велеконг, чрезвычайно опасный девиант первой категории. Остальное тебе придется узнавать самостоятельно. Нижайше прошу прощения за недостойное поведение.

Саматта до боли сжал кулаки, но тут же выдохнул и заставил себя расслабиться. Проклятого искина даже бить бессмысленно — как максимум повредишь дистанционно управляемого чоки. Придется жить с тем, что есть.

— Спасибо и на том, — глухо сказал он. — По крайней мере, ты можешь объяснить, как мне найти господина Осу?

— Здание штаб-квартиры «Тёбицы» тебе покажет любой. Но если ты имеешь в виду более приватную обстановку… — «Мальчик» задумался. — Я отправил тебе по почте адрес и планировку его загородного дома, а также схемы настройки охранной сигнализации и описание примененного оборудования. И еще. Настоятельно советую связаться с Эхирой как можно быстрее. Господин Исэйка в курсе, где она, он поможет организовать личную встречу.

Он слез со слишком высокого для него стула и подобрал с пола игрушки.

— Желаю удачи, господин Саматта, — сказал он. — Искренне надеюсь, что вы выпутаетесь из ситуации без потерь. Я буду болеть за вас. Впрочем, — он блеснул щербатой улыбкой, — если я правильно понимаю, что собираются делать похитители, они еще не раз проклянут сегодняшний день. Прощай.

«Мальчик» кивнул и вприпрыжку побежал к двери кафе. Саматта, играя желваками, смотрел ему вслед. Ему страшно хотелось кого-нибудь убить. Даже не пристрелить — убить голыми руками, почувствовав, как хрустнет свернутая шея. Но следует сдерживаться — до поры до времени. Голова должна оставаться ясной, а мышление незамутненным. Только так он сумеет помочь Карине и Цукке.

Что-то мешало ему, что-то, зажатое в руке. Он опустил взгляд. Оказывается, он не заметил, как согнул и завил штопором ложечку для мороженого. Он уронил ложку на стол и задумался.

Можно, разумеется, передать новую информацию Тришши. Но он и без того скептически относится к рассказам о Демиургах, похоже, до сих пор подозревая в них какую-то глупую затянувшуюся шутку. И уж тем более добраться до такой фигуры, как один из директоров «Тёбицы», официальными способами не удастся. Наверняка все концы им уже обрублены. Но там, где пасует закон, можно придумать… и более простые методы. А какие именно, сейчас он и обмозгует. Только для начала передаст Яне и Палеку новые сведения…

И, похоже, несмотря на самое начало семестра ему придется взять в университете отпуск без содержания. Очень долгий отпуск.

Золотая завеса раздвинулась, и Карина с головой ухнула в новый водоворот радостных красок. Все ее существо пело. Она испытывала радость и счастье, такое счастье, которого не чувствовала никогда в жизни. Она твердо знала, что все закончится хорошо, и что все заботы остались в прошлом. Она будет счастлива, счастлива, счастлива всегда.

Она купалась в волнах эйфории. Потоки света омывали ее, и чудесная музыка звучала где-то на грани сознания. Мелодию казалось невозможно услышать и запомнить — она все время ускользала, не даваясь, утекая сквозь пальцы радужным ручейком, как только Карина пыталась сосредоточить на ней внимание. Но какая разница? Главное, что музыка существует, и ее приятно слушать.

Она радостно засмеялась и, раскинув руки, волчком закрутилась вокруг своей оси, взбаламучивая окружающие ее оттенки чистого голубого и зеленого золота. По завесам красок пошли волны, обдавая ее небесно-сладкими ароматами чудесных звуков. Ей хорошо. Очень хорошо. Настолько хорошо, что даже просыпаться не хочется. Она выбросила манипуляторы в стороны, хлеща ими по волнам чистого света, пронзая ими пузыри и пятна, с удовольствием кружившиеся вместе с ней. Пузыри и пятна не возражали — им нравилось играть, и они настойчиво не желали отпускать ее на работу.

На работу? Какая-то испуганная мысль билась на границе восприятия, маленькая черная отвратительная мушка на небесной чистоте великолепного удовольствия. Работа? Какая работа? Она давно закончила все операции, и все ее пациенты выздоровели раз и навсегда. И ей больше нет нужды копаться в чужих внутренностях, выискивая там несуразности и исправляя их. Но мушка билась все настойчивее — вероятно, она хотела что-то сказать, возможно, присоединиться к счастью Карины, и та — против своей воли и неохотно — потянулась к ней. Страх. Страшно. Ей страшно? Но почему? Что с ней может случиться, когда ее окружает чистое счастье? Разве она не дружит со всеми в мире? Цукка где-то рядом, и она тоже счастлива, и вся история с нападением, разумеется, полная чушь…

Нападение? Нападение? Она поиграла со словом, покатала его на языке. Интересно, что оно означает? Напа-дени-е. Дени-напа-е. Е-папа-деми. На-паден-ие. Наверное, что-то жутко интересное и увлекательное. Надо вспомнить, что это такое, и как следует поиграть с ним. Нап-аде-ние…

Нападение?!!

Черная мушка внезапно превратилась в огромную черную тучу, обрушившуюся на Карину подобно внезапному летнему ливню. Нападение? Что случилось? Где она? Почему вокруг темно? Она забилась, отчаянно пытаясь выпутаться из охватившей ее цепкими черными щупальцами тучи, и внезапный приступ рвоты вывернул ее наизнанку.

Она билась в полной темноте, и приступы тошноты сотрясали ее снова и снова. Кисло и противно воняло рвотными массами, набившимися в рот и даже в нос. Несколько секунд она пыталась вырваться, словно попавшая в силки птица, но в конце концов бессильно обмякла, с трудом дыша. Потом она повернула голову набок и принялась потихоньку отплевываться от противной гадости во рту.

Спокойно, сказала она себе. Спокойно. Ты жива. Ты до сих пор не умерла. Значит, вряд ли умрешь в ближайшие минуты. Спокойно. Лежи и не дергайся — только ухудшишь ситуацию. Сначала следует понять, что происходит. Она попыталась вспомнить последнее, что осталось в памяти. Мысли плыли и путались. Цукка. Они были вместе с Цуккой. Они… гуляли? Да. По Крестоцину. Саматта — они с Цуккой прилетели в гости. Да, в гости. Они встретились в аэропорту… а потом пошли гулять. А потом…

Внезапное воспоминание накатило на нее ослепительной волной. Пустынная аллея, трое с ружьями, четвертый с кинжалом, Цукка, извивающаяся в воздухе в невидимых путах, ее нападение, кинжальный удар манипулятора, пронзивший пустоту — и удар по затылку. И пустота, заполненная волнами счастья и света.

Где она? Карина попыталась пошевелить руками — и не смогла. Она лежала на какой-то доске, к которой мягкие, но прочные путы притягивали ее руки, ноги, шею и талию. Что-то мешало в носу и горле, что-то мягкое и пружинящее. Трубка? Резиновая трубка для искусственного кормления?

Она с трудом сдержала приступ бешеной слепой паники. Успокойся, жестко сказала она себе. Ты не в боксе Института. Института больше нет. Тебя похитили. Кто и зачем — непонятно, но они о своей попытке крупно пожалеют. Характерного шума в ушах не чувствуется — они даже не надели на нее блокиратор. Или надели, но его батарея уже разрядилась. Нужно лишь использовать манипуляторы…

Она привычно напрягла свои невидимые щупальца — и страшный приступ тошноты снова заставил ее забиться в своих силках. К счастью, желудок был пуст и не сумел выдать ничего сверх нескольких капель болезненной горечи. Да что же с ней происходит? Путы на горле натирали кожу и казались какими-то не такими, как на руках и ногах. Она слабо пошевелила головой, пытаясь освободиться от неприятного ощущения — и слабо застонала от отчаяния, вернее, засипела пересохшим парализованным горлом. Ошейник. Не стандартный тонкий обруч блокиратора, который она привыкла носить в самолетах, а толстый массивный ошейник. Наверняка импульсный блокиратор — тот самый, о котором Тришши рассказал ей два года назад. Мерзкое устройство, активирующееся в ответ на попытку воспользоваться особыми способностями — направленным всплеском вихревого поля буквально сминающее эффектор девианта, заставляя его биться в конвульсиях. Механизм, предназначенный для пенитенциарных заведений. С разъемом для подключения внешнего питания и автономным сроком работы в сутки — при условии, что носитель не пытается применить свои способности. Если же пытается… большой вопрос, что умрет раньше, аккумулятор или сам девиант.

Она не может сражаться — и она даже не может позвать на помощь своих через дальнюю связь.

Не паниковать, снова приказала она себе. Ее похитили, не убили. Значит, остается шанс освободиться. Она снова дернулась, тщательно следя, чтобы ненароком не задействовать эффектор. Бесполезно — путы и не думали поддаваться. Ухо скользнуло по отвратительной скользкой массе — ее собственная рвота, уже начавшая остывать. А еще она обмочилась, пока билась в первом приступе, и, наверное, не один раз: охватывающий нижнюю часть тела подгузник не смог впитать все. Воняет от нее, наверное, ужасно.

Наркотик. Ей вкололи какой-то наркотик, вогнавший ее в состояние эйфории. Именно им объяснялись золотые грезы. Плохо. Очень плохо. Некоторые наркотики вызывают физиологическое привыкание уже с первой или второй дозы. Нет, не надо думать о плохом. Не надо. Сейчас нужно понять, что делать.

Где она находится? Она попыталась прислушаться к своим ощущениям. Твердая поверхность под ней оставалась неподвижной… кажется. Голова плыла и кружилась — по-видимому, остаточный эффект наркотического воздействия. В голове вдруг всплыли страшные истории о похитителях, закапывавших свои жертвы в землю в деревянных ящиках и оставлявших так до получения выкупа. Она постаралась отогнать их. У нее в носу трубка. Наверняка ее рассчитывают искусственно кормить, чтобы она не умерла от голода и жажды. Значит, ящик придется периодически открывать. Значит, она не под землей. И, значит, ее намерены держать под воздействием наркотиков еще долго.

Додумать она не успела. Сквозь шум крови в ушах послышались тихие неразборчивые голоса, и окружающую темноту пробили лучики света. Скрипнуло, щелкнуло, и в глаза ударил ослепительно-яркий свет тусклого карманного фонаря. Карина невольно дернулась, стараясь зажмуриться поплотнее. Над ней возбужденно заговорили двое или трое. Она не понимала ни слова — похоже, они использовали не общий. Твердая рука ухватила ее за локоть, короткая боль пронзила сгиб локтя, и несколько секунд спустя нахлынувшая золотая волна вновь унесла ее с собой в пучины безмятежного счастья.

— Кретин! — прошипел Батаронг, с трудом подавляя в себе желание выбить Кнышу пару-тройку зубов. — Ты должен был вколоть ей дозу полчаса назад! Почему не сделал?

— Я следил за матросами! — попытался оправдаться Кныш. — Они подозрительно тут шныряли, разнюхивали. Я не мог подойти к ящику, чтобы они меня не заметили.

— Идиот… — выдохнул Младший Коготь. — Теперь ее точно любой учует, орком быть не надо. Кныш, если контролеры засекут ее здесь, я лично вырежу тебе сердце! Ты понял меня, сын блудливой кошки? Возьмешь ведро воды и смоешь все, что сможешь. Немедленно! И не вздумай лапать, не до того. Через двадцать минут здесь появятся таможенники!

— Да, момбацу сан Батаронг, — смиренно кивнул сапсап. — Я сделаю.

Он глубоко поклонился, повернулся и исчез в проходах между контейнерами.

— Второй бабой займись, — едко сказал он ни в чем не повинному Саладиру. — Если и она очнулась…

Он зло стукнул кулаком по ближайшему контейнеру и пошел искать Шая. Проверка уже близко, и если местные контрабандисты соврали насчет купленных таможенников, потребуется срочно исчезать с корабля. Похищенных, как ни жаль, придется убить вместе с таможенниками — вытащить их с сухогруза незаметно уже не удастся. Шай разозлится — и лучше продемонстрировать ему свою преданность заранее, чтобы потом не попасть под горячую руку.

Голова Дракона ждал его возле узкого прохода в грузовую секцию. Он уже переоделся в рабочую форму матроса. Его раскосые глаза холодно поблескивали в холодном свете флуоресцентных ламп.

— Как они? — осведомился он.

— Получили новую дозу, сан Шай, — коротко ответил Батаронг. Рассказывать, что один из его людей опозорился и не выполнил приказ, он не намеревался. Со своими бойцами он разберется сам.

— Хорошо, Бата, — медленно кивнул Голова Оранжевого клана. — Ждем таможню.

— Да, сан Шай, — кивнул Батаронг. Он прислонился к стене с другой стороны от прохода и неподвижно замер, ощущая ребрами успокаивающую твердость кинжала.

Ждать пришлось недолго. Вскоре послышались шаги, и к ним приблизились трое — суперкарго «Дзинсоки» и два мужчины в таможенной форме: пожилой грузный усач и совсем молодой юноша лет двадцати, не более. Усач держал в руке планшет.

— Отсек двадцать пять, — сказал он скучным голосом. — Что здесь у нас… так, манекены человеческие, получатель — одежная фабрика «Родники Ю-Ка-Мина», Грашград. Пятьдесят контейнеров.

— Точно так, — подтвердил суперкарго. Он заметно нервничал, то и дело бросая опасливые взгляды на молодого таможенника.

— Все правильно, здесь я уже проверял, — кивнул усач. — Три контейнера вскрыл. Цудзума, здесь не задерживаемся. Следующий отсек — двадцать седьмой…

— Погоди, господин Сёкка, — проговорил молодой, и усач едва заметно поморщился. — Господин Сумонай, я хотел бы открыть пару контейнеров.

— Но господин Сёкка уже проверял их… — промямлил суперкарго, растерянно глядя на Шая.

— Ну, хуже не станет, — пожал плечами молодой. — Господин Сёкка, возможно, нам следует разделиться. Я проверю этот отсек, а ты пока пройдешь в следующий.

Батаронг слегка повернул голову и посмотрел на Шая. Тот одними глазами указал на молодого таможенника, и Батаронг чуть заметно кивнул. Он переменил позу, расположив правую руку так, чтобы одним движением можно было выдернуть из-под мышки кинжал и нанести удар.

— Нет времени на повторные проверки, — раздраженно сказал пожилой таможенник. — Двухчасовое цунами-предупреждение прошло, судно должно выйти из акватории не позже чем через полтора часа.

— Но…

— Никаких «но»! — отрезал пожилой. — Еще двенадцать отсеков следует просмотреть. Идем.

— Да, господин Сёкка, — вздохнул молодой. — Идем дальше.

Напряженные плечи суперкарго обмякли от облегчения. Он бросил еще один испуганный взгляд на Шая и почти побежал по коридору. Батаронг расслабился. Кажется, пронесло.

— Старый баран пожадничал, не поделился с молодым, — усмехнулся Шай, когда проверяющие отошли далеко. — Или молодой оказался честным. Не расслабляйся, Бата. Успокоиться можно, только когда корабль выйдет из территориальных вод.

— Да, сан Шай, — кивнул Бата. — Я понимаю. Суперкарго знает, что мы везем?

— Он полагает, что под видом манекенов вывозится партия чоки. На говорящих кукол большой налог, и стоят они дорого, так что местные контрабандисты на такой операции зарабатывают очень неплохо.

— То есть команда не знает о пленниках?

— Нет, разумеется, — скривился Шай. — Если бы они знали, у них не хватило бы мужества поднять их на борт ни за какие деньги. Они трусливы, как ящерицы. Но никто их них не станет совать нос в дела, которые их не касаются. Сходи еще раз проверь, как обстоят дела, и возвращайся. Назначь людей парами для постоянного дежурства, сменять не реже раза в четыре часа. Только, Бата, сдерживай свою руку. Нам совершенно незачем иметь на руках лишние трупы, пока мы не окажемся в виду дома. Те двое, которых ты убил в городе — зачем? О них уже трубят по всем местным каналам.

— Они нас видели, сан Шай, — склонил голову Батаронг. — Они могли рассказать о нас.

— Ну и что? Они бы рассказали полиции, что несколько мужчин куда-то несли двоих женщин. Сегодня полиция ничего бы не поняла, а завтра о похищении и так завопят в новостях. А так ты поставил полицию на уши раньше времени, и если бы нам не повезло, нас могли бы отследить. Аккуратнее, Бата. Аккуратнее. Иначе в один прекрасный день ты переоценишь свои возможности — и умрешь. Все, займись дежурствами. Я пойду послежу за таможней.

Он отряхнул рукав матросской робы, запачканный о грязную переборку, и неслышным кошачьим шагом двинулся по коридору в ту же сторону, что и таможенники. Батаронг задумчиво посмотрел ему вслед. Да. Наверное, все же он поторопился убить старика и старуху. Шаю, несмотря на молодость, в мудрости и осторожности не откажешь. Кто знает, возможно, из него действительно выйдет хороший предводитель клана… Но время для раздумий придет потом. После того, как корабль выйдет из порта. А сейчас пора заняться делом и выполнить приказ господина.

Промозглый ночной ветерок холодил спину, стараясь проникнуть в каждую щелку в одежде. Саматта слегка поежился — определенно, помимо необходимого черного цвета купленная впопыхах куртка другими достоинствами не обладала. Впрочем, непрошенную мысль он отогнал сразу же: не хватало еще потерять концентрацию! Бросив взгляд на светящийся дисплей часов, он снова слегка приподнялся над служившей ему укрытием кочкой и напряженно уставился вниз — туда, где в саженях в пятидесяти под ним располагалась территория загородного особняка господина Осы Касадаки, директора по безопасности корпорации «Тёбица». Вот они, точно по графику — человек с фонарем и рядом с ним сторожевая собака на коротком поводке. Сторож неторопливо шагал по змеящейся вдоль ограды тропинке, выложенной керамической плиткой, посвечивая по сторонам и уделяя особое внимание целостности натянутых над забором рядов колючей проволоки. Саматта хмыкнул — подобная предсказуемость для сторожа простительна разве что на лесопилке. Да и подобная неосторожность — тоже. Очевидно, в усадьбу давно — или никогда — никто не пытался проникнуть, и охрана обленилась и расслабилась.

Он прищурился, вглядываясь в темноту. В зеленоватой полумгле дешевенького ноктовизора, купленного под закрытие в магазине для охотников, едва различимо темнела громада газгольдера, общего для всего поселка. Данные Бойры оказались точны. Ну что же, осталась малость — воспользоваться ситуацией в соответствии с собственным планом. Когда он в последний раз выходил на настоящую охоту — не на игру в прятки с Палеком, Яной и Кариной в их мароновой роще, а на настоящую охоту? В сороковом, кажется, восемнадцать лет назад. И ему давно не двадцать и даже не тридцать — сорок шесть лет уже ложатся на плечи заметным грузом. Он все еще без труда ежедневно пробегает пятнадцать верст и ежеутренне отжимается по сто двадцать раз на кулаках — но былая легкость, с которой он проделывал упражнения раньше, ушла. И остается лишь надеяться, что звериное чутье и мгновенная реакция диверсанта, вбитые в мышцы и подкорку одиннадцатью годами службы в спецназе, сохранились хотя бы наполовину.

Дождавшись, когда сторож скроется за кустами на повороте дорожки, он поправил натянутую на лицо шапочку с прорезями для глаз, вскочил и, пригибаясь, бесшумно заскользил вниз по склону. Со стороны порта раздались приглушенные расстоянием сирены часового цунами-предупреждения, и им откликнулся гудок неторопливо проходящего через узкую горловину бухты судна — наверное, сухогруза, который он приметил в порту еще утром, когда шел в университет. От воя Саматта вздрогнул — определенно, адреналина у него в крови струилось куда больше, чем следовало бы. Все рассчитано, напомнил он себе. Все строго по графику. В следующий раз сторож пройдет здесь через час с четвертью, и к тому времени охране, следует надеяться, будет не до реакции собаки.

Место, где можно проникнуть на территорию, он заметил сразу же, при первом осмотре местности. Здесь крутой склон подходил к изгороди вплотную, так что с определенной точки можно в прыжке достать пальцами до гребня стены. Обычному злоумышленнику такое пользы не принесло бы — поверх стены шел тройной ряд колючей проволоки под напряжением, подключенной к системе сигнализации, и попытка перерезать или закоротить стальные нити вызвало бы ее срабатывание. Но Саммата простым злоумышленником не являлся.

Прижавшись к стене, он взглянул вверх. Линии проволоки отчетливо чернели на фоне серых облаков, подсвеченных снизу городскими огнями, и не менее отчетливо выделялся толстый стальной кронштейн, к которому они крепились. Саматта сосредоточился. Он не забывал иногда тренировать свои навыки с шокерами, давным-давно прикрученными Дзинтоном к его недоэффектору, но пользы от них никогда не ждал. Помимо старой истории с захватом археологической экспедиции и последующего «убеждения» начальника СБ военной лаборатории, а также истории с пленением в ЧК за пятнадцать лет они пригодились ему ровно семь раз. Дважды — когда молодая шпана пыталась прижать его в темном переулке, пользуясь своей многочисленностью, и еще пять раз — в мелких хозяйственных целях. Но обычно из-за его немаленьких габаритов уличные грабители связываться с ним не рисковали, а других поводов применить грубую силу у скромного университетского преподавателя как-то не возникало. Но вот сейчас, кажется, они ему очень и очень пригодятся.

Резким мысленным импульсом он активировал один из шокеров, срезав кронштейн. Удар шел снизу и сбоку, так что основание кронштейна дернулось в сторону. Пока он кренился набок, Саматта вторым импульсом подправил траекторию его падения так, чтобы он упал на внешнюю сторону стены — и не перевернулся. Если бы он перевернулся в падении, перекрестившиеся проволочные нити устроили бы короткое замыкание и наверняка активировали бы сигнализацию. Но обошлось: кронштейн упал в том же положении, в котором стоял, тихо звякнув и повиснув на проволоке ниже гребня стены. Саматта подпрыгнул и ухватился за гребень в том месте, где проволока провисла ниже всего, подтянулся на пальцах и аккуратно перебросил тело через стену, не коснувшись наэлектризованных колючек. Первая часть плана завершилась. Пригибаясь, он все так же бесшумно двинулся сквозь кромешную мглу ночного сада к окну, в котором не горело освещение.

Мягкий теплый свет заливал комнату, и такая же мягкая ненавязчивая музыка лилась из замаскированных по углам комнаты динамиков. Успокаивающая обстановка не помогала. Директор по безопасности «Тёбицы» нервно разгуливал по мягкому толстому ковру гостиной, заложив руки за спину и кусая и без того обкусанные и саднящие губы.

Какой же он дурак! Ну зачем он вообще связался с Драконом? Он что, не понимал, что просто так от них не отделаться? Все, чего ему хотелось — отомстить за старую обиду. Ну почему все должно было обернуться именно так? Похищение, и не просто похищение девчонки с улицы, но дерзкая кража девки, ставшей почти национальной героиней! Он предполагал небольшую разборку, один-два трупа, а заодно наведение более прочных мостов с Западным континентом и увеличение потока контрабандных чоки через океан. Конечно, он предполагал, что Дракон может попытаться шантажировать его впоследствии, но улики, им доступные, не сумели бы навредить ему при его деньгах и положении.

Всему виной, разумеется, его собственная глупость. Связываясь с Головой Дракона, он ожидал увидеть полуграмотного, заросшего бородой по уши бандита-наркоторговца из далеких джунглей, не умеющего толком связать двух слов на общем. Недавнего земледельца, подавленного величием каменных башен и суетой толпы Крестоцина. Неграмотного дикаря, пусть грубого, неотесанного, не имеющего никакого понятия о цивилизованном этикете, но все равно признающего величие и превосходство древней восточной цивилизации. Дикаря, безоговорочно признающего его старшинство.

Вместо того он увидел человека с острым и ясным умом, ледяными глазами готовой к броску змеи, дипломом бакалавра экономики, пусть и полученном в занюханном университете Терелона, и страшными способностями девианта первой категории. О да, Оса знал, что такое гиперметаболизм — благодаря своему положению он имел доступ к конфиденциальным материалам, предоставляемым охранными фирмами, нанимавших таких девиантов на работу. Он представлял себе, насколько они опасны. Но, как оказалось, одно дело — молодой катониец, с детства воспитывавшийся в уважении к старшим и к законам. И совсем другое — человек, с детства признающий один-единственный закон — право сильного, и при том ценящий чужую жизнь меньше глотка воды на берегу озера.

Когда в первые минуты первой встречи Оса попытался вежливо, но твердо поставить чужака на место, он внезапно обнаружил себя прижатым к стене комнаты. Одна рука проклятого девианта стальными тисками сжимала его горло, перекрывая воздух, а вторая медленно помахивала перед его глазами блестящим стальным клинком. Охрана же в этот момент растерянно пятилась перед дулами пистолетов, неизвестно откуда появившихся в руках людей Дракона.

— Из нас двоих главный я, — с невыносимым презрением в голосе произнес тогда момбацу сан Шай ах-Велеконг. — Ты обратился за помощью ко мне, не наоборот. И теперь ты станешь делать то, что скажу я. Иначе я отрежу тебе нос и уши и скормлю их тебе же без соли.

Глядя в его прищуренные глаза, Оса сразу и безоговорочно поверил: отрежет и скормит. И никакая охрана его не остановит. Пожалуй, такое чудовище смогла бы остановить разве что мотопехотная рота с тяжелым вооружением, да и лишь если бы он попер на нее в лоб в открытом поле. У его же телохранителей не оставалось ни одного шанса.

Организация похищения само по себе карается очень тяжко — штрафами и десятилетиями тюрьмы строгого режима. Если же жертва погибает, то газовой камеры не избежать всем участникам преступления. Но куда хуже позор на всю страну — если дело раскроется, ему предстоит войти в историю как человеку, продавшему гражданку своей страны иностранным бандитам. И самое скверное, что та девка ему совершенно безразлична! Он хотел отомстить белокурой бестии, унизившей и оскорбившей его восемь лет назад — а нанес смертельный удар человеку, который его вообще не интересовал.

Идиот. Он — полный идиот. Кретин. Придурок. Еще несколько часов назад у него имелся хороший шанс сдать всю компанию контрразведке — его старые друзья, обрадованные возможностью натянуть нос СОБ, не стали бы задавать слишком много вопросов на предмет того, откуда ему стало известно о похищении. А бандитам, даже если кто и выжил бы при штурме, все равно никто бы не поверил. Конечно, заложницы наверняка погибли бы, но они в любом случае мертвецы. И даже сейчас еще не поздно достать пелефон и набрать заветный код — «Дзинсока» сейчас еще только-только выходит из порта, и катера береговой охраны догонят ее задолго до того, как она доберется до нейтральных вод. Но… но что если за погибших захотят отомстить их дружки? Наверняка тот десяток человек, прибывший вместе с Шаем, не исчерпывает весь его клан. Что, если они как-то пронюхают о наводке? Тогда его не спасут ни стены его усадьбы, ни даже государственная охрана. Рано или поздно пуля наемного убийцы наверняка его достанет.

Нет, разумеется. Никуда он не позвонит. Пусть Шай убирается в свои вонючие джунгли вместе с добычей. Всю связи с ним, если не считать единственной личной встречи, проходили через такое количество подставных лиц, через такие запутанные многозвенные цепочки, что доказательств причастности Осы к похищению нет и существовать не может. Международный скандал его не коснется. Возможно, и не случится никакого скандала. Ну зачем Шаю оповещать власти Катонии о похищении? Там, у себя, он может держать девку как приманку сколько угодно — из Сураграша вести на Восточный континент доходят крайне редко. А здесь он вряд ли надеется получить за нее хоть какой-то выкуп. Так что девка просто исчезнет, пропадет без вести — и все.

Свет мигнул и погас. Музыка резко оборвалась, и в наступившей тишине Шай услышал, как гулко колотится его сердце. Он подошел к окну и выглянул наружу. Сквозь еще голые ветви успокоительно пробивался свет из сторожки. Вероятно, просто отключился главный рубильник в подвале. Такое с ним хотя и редко, но случалось. Нужно лишь спуститься и включить его снова. Очень просто. Два пролета вниз, один щелчок — и дом снова светел и уютен. Он сжал руки, чтобы унять нервную дрожь. Успокойся, сказал он себе. Немедленно успокойся. Ничего страшного не произошло. Сторожа на месте, сигнализация работает — ему ничего не грозит.

— Сарра! — раздраженно произнес он в пространство и тут же снова выругал себя за глупость. Раз отключилось электричество, внутренняя система коммуникаций тоже не работает. Он подошел к двери комнаты, открыл ее и крикнул в пустоту темного коридора: — Сарра, ко мне!

Несколько секунд спустя послышались легкие шаги, и в комнату вошла чоки. Слабо различимая во мгле, разгоняемой лишь слабым светом, сочащимся из окна, она остановилась у порога, склонила голову и произнесла:

— Я готова повиноваться, хозяин.

— Спустись в подвал и проверь главный рубильник, — приказал Оса. — Включи его, если он выключен. Если он включен, позови меня.

— Да, хозяин, я поняла, — кивнула чоки.

— Или нет… Стой! — приказал Оса. — Я сам. Отменяю приказ. Принеси фонарь из хозяйственной комнаты.

— Да, хозяин, — снова кивнула чоки. — Отмена предыдущего приказа. Новый приказ выполняется.

Она повернулась и вышла. Оса раздраженно стукнул кулаком по косяку и, придерживаясь за стену, осторожно двинулся вслед за ней. Хорошо этим чоки — у них оптический диапазон расширенный и матрицы чувствительные. А что делать человеку? Когда, наконец, умники в белых халатах придумают искусственные глаза, способные заменить настоящие?

— Я принесла фонарь, хозяин, — от голоса Сарры Оса снова вздрогнул. Он почти вырвал у нее из руки плоский кругляш светильника и с силой, в которой не было никакой необходимости, вдавил клавишу включения. Луч белого света ударил в потолок, и Оса со вздохом облегчения перевел его на пол, себе под ноги.

— Возвращайся на место, — приказал он чоки и двинулся к двери в подвал. Спустившись по узкой крутой лестнице, он толкнул тонкую створку и вошел в небольшое помещение, служившее инфраструктурным центром всего дома. Подойдя к электрощитку, он открыл крышку и с облегчением вздохнул. Конечно же, всего лишь сработал автоматический рубильник. Наверное, случился какой-то бросок напряжения на подстанции. Он щелкнул рубильником — и тут же что-то с силой ударило его по затылку. Мир вспыхнул и погас.

Очнулся он от того, что ему на голову вылили кастрюлю холодной воды. Захлебнувшись, он дернулся — только для того, чтобы упасть на бок вместе со стулом, к которому он оказался привязан. Голова страшно болела, верхний свет резал слезящиеся глаза, так что он не сразу разглядел склонившуюся над ним массивную мужскую фигуру в черном.

— Блистательный господин Оса Касадака, — произнесла фигура, и в ее голосе послышался сокрушающий скрежет полярных льдов, — не могу сказать, что рад знакомству с тобой. И уж тем более — что прошу твоей благосклонности.

Одним движением он вздернул стул на ножки, придав ему вертикальное положение. Оса дернулся и замычал, только сейчас ощутив, что его рот плотно заклеен липкой лентой. Бросив по сторонам безумный взгляд, он понял, что находится на своей кухне. Шторы на окне оставались плотно задернутыми, а дверь — закрытой. Как грабитель — грабитель? — попал в дом, не потревожив охрану? Он платит за нее бешеные деньги, и вот теперь выясняется, что зря?

— Я думаю, господин Оса, что в своей жизни ты совершил немало гадостей, — задумчиво проговорил мужчина. Его лицо обтягивала черная маска, и глаза в ее прорезях горели бешеной ненавистью, совершенно не соответствующей спокойному тону. — Немало, да. Однако они меня не волнуют. Меня волнует лишь то, что ты совершил в последние дни. Ты отдал Дракону мою жену и мою приемную дочь, о чем будешь жалеть остаток своей жизни. Не такой уж, правда, и долгий остаток.

Он протянул руку и зажал Осе нос. Тот задергался, мотая головой, отчаянно пытаясь втянуть хотя бы капельку воздуха, но не преуспел. Вырваться из каменной хватки незваного гостя оказалось невозможным. В тот момент, когда он уже почти потерял сознание, пришелец отпустил его, и Оса жадно задышал, всей грудью ощущая сладость свежего воздуха. Он в панике уставился на незнакомца. Да кто он такой? Какая жена, какая дочь?

— Мне нужно узнать у тебя кое-что, — обманчиво-мягко произнес гость. — Имей в виду — я знаю не все, но достаточно много, чтобы распознать ложь. Лучше бы тебе не врать. Потому что если ты соврешь…

Он снова зажал Осе нос — на сей раз лишь на несколько секунд. Директор службы безопасности «Тёбицы» дернулся и полуобморочно уставился на незнакомца.

— Сейчас я освобожу твой рот, — произнес тот. — Но если ты подумаешь, что настал подходящий случай позвать на помощь, то сильно ошибешься. Я способен убить тебя одним ударом, и лучше бы тебе поверить мне сразу и безоговорочно. Ну, а сверх того… когда я служил в спецназе, мне приходилось общаться с людьми, не желавшими отвечать на вопросы. Успешно общаться, заметь. Но к тем людям, хотя и врагам, я не испытывал никаких личных эмоций. Просто работа такая была, знаешь ли. А вот тебя я с огромным удовольствием порежу на мелкие кусочки, если ты дашь мне хотя бы малейший повод. Ты понял меня, мразь?

Перед глазами Осы взблеснуло отполированное лезвие мясницкого тесака, и он часто мелко закивал.

— Вот и замечательно, — одобрил гость. Он резким движением сорвал с лица Осы клейкую ленту. Тот невольно вскрикнул от боли, но незнакомец тут же зажал ему рот.

— Тихо, тихо, господин Оса, — почти ласково сказал он. — Нам не нужны посторонние свидетели, верно? Тем более что все чоки-слуги, находящиеся в доме, отключены с такого удобного центрального пульта в твоей спальне, а сторожа в дом не заходят.

Он снял ладонь со рта Осы, и тот тяжело задышал.

— Кто ты? — хрипло спросил он. — Чего ты хочешь? Денег?

— Я хочу, господин Оса, чтобы ты с самого начала рассказал мне, кому и как ты продал госпожу Цукку Касарий и госпожу Карину Мураций, — прошептал незнакомец, склонившись к уху пленника. — Рассказал подробно, во всех деталях. И, самое главное, ты скажешь, где они сейчас находятся и что с ними намереваются делать. А потом я подумаю, стоит ли тебе, блистательный господин Оса, жить дальше.

Двадцать минут спустя Саматта выключил диктофон и сунул его в карман. Он чувствовал, как от ненависти у него начинается нервный тик — левый уголок губ тянуло и подергивало. Ему отчаянно хотелось свернуть господине Осе шею, но огромным усилием воли он сдержался. Он отошел к кухонному столу и извлек из висящей под курткой герметично закрытую стеклянную емкость с кислотой. Резким движением вырвав притертую пробку, он поставил ее на стол и влил немного отбеливателя для стиральной машины из пластиковой бутылочки.

— Что ты делаешь? — дрожащим голосом спросил его Оса.

— А ты так хочешь знать? — обернулся к нему Саматта. — Блистательный господин Оса, ты обрек моих жену и дочь на муки. Почти наверняка — на смерть. Думаешь, ты заслуживаешь жизни?

— Но я же все рассказал! — выкрикнул директор по безопасности. Его губы тряслись, горло перехватило спазмом. — Я все честно рассказал!

— Вот если бы ты еще и сумел отменить прошлое… Господин Оса, ты — мразь. Самая настоящая мразь, которую следует стереть с лица земли. Тебя даже в руки полиции передавать бессмысленно — прямых улик против тебя наверняка не найдется, а запись, полученную под давлением, суд в качестве доказательства не примет. Нет, если действовать официально, ты никак не пострадаешь — и продолжишь жить, строя пакости окружающим. Тебя следовало бы убить здесь и сейчас. Однако, господин Оса, я дам тебе шанс выжить — тот шанс, которого ты не дал моим близким.

Он подошел к плите, распахнул духовку и включил газ, не активировав электроподжиг. Потом он подошел к Осе и одним движением ножа перерубил путы из клейкой ленты, притягивающие к подлокотнику его правую руку.

— Если ты успеешь освободиться и выбраться из кухни до того, как отравишься газом насмерть, останешься жить. Нет — туда тебе и дорога. Прощай, господин Оса.

Он вернулся к столу, аккуратно всыпал в смесь кислоты и отбеливателя пригоршню металлических опилок из бумажного пакета, погасил в кухне свет и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Выбрался он из дома так же, как и вошел — через окно, выходящее на противоположную от сторожки сторону. Интересно, о чем думал господин Оса, когда решил не ставить сигнализацию на окна и двери дома? Неужто настолько надеялся на непроницаемость внешнего периметра? Как бы то ни было, потом, при расследовании, вряд ли кто-то обратит внимание на сломанную щеколду оконной створки. По сути, единственным явным следом, который он оставил, является срезанный кронштейн на заборе. Но тут уже ничего не поделаешь. Имейся у него время на тщательную подготовку операции, он бы что-нибудь придумал, но сожалеть о том, чего нет, не следует.

Он прокрался через сад к стене и затаился. Интересно, не слишком ли далеко от господина Осы он положил нож? Сумеет ли тот добраться до него вовремя? А то ведь и в самом деле задохнется от газа, и тогда расследование двинется в нежелательном направлении. Но что сделано, то сделано. Не возвращаться же теперь…

В следующее мгновение окно кухни озарилось светом — и тут же сильный взрыв сотряс особняк. С едва слышным звоном вылетели стекла, огромный клуб огня вырвался из кухонного окна, и тут же ревущее пламя поползло по первому этажу, охватывая комнату за комнатой. Саматта смотрел на пожираемый стихией дом, и на его губах блуждала едва заметная жестокая улыбка. Кажется, он забыл сообщить господину Осе, что выделяющаяся из оставленного на столе состава смесь хлора и водорода взрывается на свету. И что совсем уж никудышной идеей является оставлять ее без присмотра в комнате, наполненной перемешанными воздухом и горючим газом. Да, пожалуй, следствию не останется иного выхода, кроме как прийти к выводу о неосторожном обращении хозяина дома с кухонным оборудованием.

От сторожки донеслись испуганные и встревоженные голоса. Оттуда к дому бежали люди, словно они могли что-то сделать с огненной печью, в которую стремительно превращался особняк. Саматта выбрался из своего укрытия и вдоль стены скользнул к главным воротам. Даже если ты вошел в дом через окно, обратно все равно удобнее выбираться через дверь — особенно когда хозяева оставляют ее без присмотра.

Настойчивый звонок коммуникатора вырвал вайс-генерала Теодара Маракуса из сна, в котором он отчаянно отбивался от груды сыплющихся на него с потолка бумаг. Странно, плавая на грани пробуждения, подумал он, ведь уже не первое десятилетие документы у нас преимущественно электронные. А снятся все равно бумажные… Все-таки когда тебе уже за семьдесят, из которых почти тридцать провел на канцелярской работе, никакие новые веяния старые стереотипы не вытеснят.

Очередной звонок коммуникатора окончательно заставил его проснуться. Он зашипел сквозь зубы и выбрался из кровати, бросив взгляд на мерцающее на тумбочке табло будильника. Нехорошее предчувствие заставило его желудок сжаться в комок. Полпервого ночи. В такое время коммуникатор мог принять вызов только от близких друзей или от одного из начальников. И ни те, ни другие не стали бы дергать его ночью без острой необходимости.

Главный директор полицейского управления Первого городского округа Крестоцина включил верхний свет, плюхнулся в кресло и дотянулся до клавиши приема.

— Прости, что разбудил, Теодар, — быстро проговорил возникший в дисплее Дентор. Он был обнажен по пояс — а, ну да, он же сегодня днем дежурил, значит, ночью отдыхает. — Новые данные от Саматты. Он знает, где Карина и Цукка.

— Хорошо, — кивнул директор, протирая глаза. — Где?

— Сейчас она на борту сухогруза «Дзинсока». Судно вышло из порта менее получаса назад. Нужно связаться с береговой охраной и остановить его, пока оно не покинуло полосу территориальных вод.

— Откуда информация?

— Саматта… получил по своим каналам. По тем, о которых я рассказывал.

— Так… — Директор пошипел сквозь зубы. — Что мы знаем, где они находятся — хорошо. Что у нас нет надежного источника, на который мы можем сослаться — плохо. Придется делать многозначительное лицо и ссылаться на секретных информаторов. Дор, Саматта уверен в своих сведениях?

— Да, абсолютно.

— Хорошо. Сделаю что смогу. Но сам понимаешь, можно не успеть — как только корабль выходит из пределов территориальных вод, береговая охрана более не имеет над ним власти. Если капитан не захочет остановиться…

— Я понимаю, — кивнул Дентор. — И встает еще и вопрос о том, что делать с судном в открытом море. Если ребята из береговой охраны вот так просто поднимутся на борт, похитители могут убить и их, и заложников. Нужно возвращать судно в порт и проводить полноценную операцию по освобождению.

— Учту. Все?

— Все. Для сведения — спецотряд уже поднят по тревоге и выдвигается в порт. Я к ним присоединюсь. Отбой.

— Конец связи.

Теодар выключил коммуникатор и задумался. Шансы практически нулевые. До границы территориальных вод судну класса «Дзинсоки» даже с полной загрузкой идти не более часа. Из-за окна донесся слабый звук сирен — пятиминутное цунами-предупреждение. Значит, все корабли охраны сейчас либо далеко в море, либо укрыты в бетонных эллингах в бухте. Нужно огромное везение, чтобы хоть кто-то оказался поблизости и на ходу. Как все неудачно складывается! Ладно, сейчас не до размышлений.

Он включил коммуникатор и вызвал дежурного Управления береговой охраны.

13.04.858, небодень. Оканака

— Господа и дамы пассажиры! — голос стюардессы с мягким южным акцентом заставил задремавшего было Палека вздрогнуть и открыть глаза. — Наш самолет начал снижение для совершения посадки в аэропорту «Орлиный меч» города Оканаки. Ожидаемое время посадки — через двадцать минут. Просим застегнуть ремни безопасности и закрыть откидные столики, если они открыты. Лиц с особыми способностями просим также удостовериться в том, что их блокираторы действуют в штатном режиме. В очередной раз приносим нижайшие извинения за неудобства, причиняемые мерами технологической безопасности.

Под боком у Палека сонно завозилась Канса. Она что-то пробормотала сквозь дрему, повозилась, устраиваясь поудобнее, и снова затихла. Палек осторожно погладил ее по волосам и обнял рукой, прижимая покрепче к себе. Девушке ночной перелет дался куда тяжелее, чем ему, привычному к таким путешествиям. Может, все-таки не следовало тащить ее с собой? Отправил бы в Масарию, Яна бы встретила ее в аэропорту, и они вдвоем дождались бы его дома… Определенно, придется придумывать, как в будущем справляться с упрямством жены. Интересно, как Каси отнесется к мысли о том, что жена во всем должна слушаться своего мужа? Наверняка с готовностью согласится… после чего он продолжит танцевать под ее дудку. И как только она умудрилась убедить его взять ее с собой в Оканаку? Кстати, не забыть бы вернуть ей деньги за билет. Еще чего не хватало — чтобы она по его заморочкам за свой счет летала! И все-таки она — чудо, которое он из рук выпускать не намерен. Как жаль, что все так неудачно получилось с Карой и Цу! Ну ничего, отложат они подписание контракта на пару недель, не страшно.

…а если Кару и Цу не удастся освободить за две недели?

Он отогнал непрошенную мысль и снова прижал к себе Кансу. Итак, посадка — в семь двадцать, строго по графику. В Оканаку они доберутся к восьми. Сегодня небодень, пробок по случаю выходного дня в городе нет, так что в восемь двадцать как максимум они в офисе Фонда. Господин Исэйка пообещал, что появится к восьми. В самый раз…

Но что же все-таки случилось с тетей Хи?

Суета и толкотня в зале прибытия в аэропорту охватила их бестолковым океаном. Люди сновали во все стороны, толкали перед собой тележки с багажом, прокладывали путь к выходам или, наоборот, к вратам прибытия, чтобы встретить прилетающих. Багажа у молодых людей не имелось, так что они, крепко взявшись за руки, чтобы не потеряться, просочились сквозь толкотню к выходу из терминала. Отстояв длинную очередь к такси — машины, к счастью прибывали часто, так что очередь двигалась быстро — они забрались в автомобиль, и шофер рванул с места, словно за ним гналась вся дорожная полиция города. Таксист попался нахальный, и лавировал он между машинами так, что Канса поначалу даже зажмуривалась от страха.

В кабине работало радио, передававшее легкую ритмичную музыку, которой таксист подпевал в меру своих вокальных умений. Однако вскоре музыка ему наскучила, и он протянул руку к приборной доске и ткнул клавишу поиска. Он перебирал канал за каналом, но все никак не находил желаемого.

«…рина Мураций», — внезапно прорвалось на одном из каналов. Похоже, передавали выпуск новостей. Шофер уже почти было снова нажал клавишу поиска, но Палек резким восклицанием остановил его.

«Похитители выдвинули странные требования», — бодрым залихватским голосом вещал ведущий. — «Карта памяти, рано утром полученная сегодня по почте журналистом крестоцинского телеканала „Океан“, содержала ролик с невнятными угрозами в адрес неизвестной особы, по всей видимости, когда-то отдавившей бандитам любимую мозоль. Вопреки ожиданиям похитители даже не подумали назвать сумму выкупа за Карину Мураций, хотя, по предварительным оценкам экспертов, она могла бы составить не менее десяти миллионов маеров. Вместо того они призывают упомянутую особу добровольно выйти на честный бой — да-да, дорогие слушатели, в записи так и сказано — „честный бой“, после чего заложников отпустят восвояси. Судя по всему, речь идет о каких-то сумасшедших. Представители полиции Крестоцина пока отказываются давать комментарии по поводу записи, однако пресс-секретарь Управления Общественных Дел в Оканаке уже сообщил, что по делу ведется тщательное расследование, и следствие отрабатывает как минимум три вероятных версии. А теперь, дорогие радиослушатели, реклама…»

— Запись? — Канса вопросительно посмотрела на Палека.

— Не знаю, — покачал тот головой. — Мати в последний раз выходил на связь в три часа ночи. Вероятно, он пока тоже не в курсе. Поговорим с Исэйкой — свяжусь с ним повторно.

Его ожидания оказались даже слегка пессимистичными. Из такси возле штаб-квартиры Фонда поддержки талантов они выбрались в десять минут девятого. Канса, впервые в жизни попавшая в Оканаку, всю дорогу с интересом вглядывалась в окружающее — в небоскребы в сто пятьдесят этажей высотой, широкие проспекты, площади и памятники, в монументальное здание Государственной Ассамблеи, мимо которого таксист проскочил на полном ходу… Разумеется, она не раз наблюдала столичные виды в телепередачах и новостных репортажах в Сети, но картинка — одно, а увидеть самостоятельно — совсем другое. Она никогда раньше не покидала Тэммондая и не видела своими глазами здания выше полутора десятков этажей, однако окружающее ее отнюдь не подавило. За ее живым интересом не чувствовалось ни малейшей пришибленности и благоговения.

— Красивый город, — искренне сказала она Палеку. — Только жить здесь, наверное, дорого.

— А ты думала! — согласился Палек, увлекая ее за собой к гранитным ступеням парадного входа в Фонд. — Цены бешеные, что на жилье, что в магазинах. И все время какая-то суета и кутерьма по поводу и без повода. Терпеть не могу сюда ездить.

К господину Исэйке их допустили сразу же — заранее проинструктированная чоки-секретарша, едва услышав имя Палека, просияла идеальной улыбкой и показала на дверь кабинета. Палек полуобнял за плечи внезапно заробевшую Кансу и почти силой увлек ее за собой. Главный директор фонда поднялся им навстречу и поклонился.

— Здравствуй, молодой господин Палек, — сказал он. — Здравствуй, госпожа… э-э-э…

— Меня зовут Канса Марацука, господин Исэйка, — поклонившись еще ниже, сказала девушка. — Рада знакомству. Прошу благосклонности.

— И еще она моя жена, — быстро добавил Палек.

— Радость взаимна, молодая госпожа, благосклонность пожалована, — кивнул главный директор. — Однако, как мне кажется, господин Палек, правила предписывают стипендиатам информировать Фонд об изменении их официального статуса. Я что-то не припомню такого уведомления с твоей стороны.

— Мы еще не успели подписать контракт, — объяснил Палек. — Только вчера решили… и тут такое.

— Тогда, молодые люди, примите мои поздравления, пусть и авансом. Итак, господин Палек, я хотел бы еще раз и в подробностях узнать о том, что случилось вчера в Крестоцине. Поскольку госпожа Карина входит в особый список стипендиатов, не говоря уже про все остальное, меня чрезвычайно интересует происшедшее.

— Вчера ее похитили прямо на улице четверо вооруженных неизвестных мужчин — вместе с Цуккой, прилетевшей к ней в гости. Цу ее бывший опекун.

— Госпожа Цукка Касарий… — пробормотал Исэйка. — Да, помню. Она тоже в особом списке, хотя я и не имел чести раньше встречаться с ней лично. Прости, что перебил.

— Во время похищения Цукка успела передать Саматте, ее мужу, в тот момент находившемуся в другом месте, сообщение, но потом связь прервалась и с тех пор не восстанавливается. Скорее всего, их держат где-то в бессознательном состоянии. Полицейский спецотряд прибыл на место похищения минут через двадцать, но все равно слишком поздно. Бандиты исчезли, убив двоих случайных свидетелей и выбросив пелефоны Цукки и Карины. Сегодня утром, как мы только что услышали по радио, похитители прислали на телевидение запись с требованиями, но я не в курсе точного содержания. Что-то насчет того, что Калайе следует выйти с ними на честный бой.

— Кому выйти? — приподнял бровь главный директор.

— Калайе. Наверное, ее так не назвали, но по сути именно так. Тут… хвосты старой истории. Господин Исэйка, я должен передать тебе информацию, которую невозможно озвучить перед журналистами. Она связана… — Палек замялся. — С Демиургами.

Исэйка невольно вздрогнул, но ничего не сказал.

— Прости, но могу я поинтересоваться, о скольки Демиургах ты знаешь? — в упор спросил его Палек.

— О троих, — ровно ответил директор Фонда, бросив короткий взгляд на Кансу, смотрящую на Палека с приоткрытым от волнения ртом. — Один из них, как я понимаю, в свое время под именем Дзинтона Мурация числился твоим приемным отцом. Его настоящее имя Джао, код в соответствии с досье «Камигами» — «Соловей». Именно он в свое время сделал мне предложение занять пост в Фонде. Второй Демиург — Камилл, код «Призрак». Третий, или третья, если можно говорить о Демиурге как о женщине, — Майя, код «Бабочка». Но о них я знаю, по большому счету, лишь то, что они существуют.

— На сей раз речь идет о Камилле. В свое время одно из его созданий, искусственный интеллект по имени Бойра, управлявший чоки-прототипом женской внешности под именем «Калайя», ввязался в… историю, суть которой сейчас не важна. По ходу дела Бойре пришлось отбиваться от повышенного интереса компании «Тёбица», для чего он запугал ее директора по безопасности, господина Осу Касадаку. А несколько периодов назад женщина, по словесным описаниям в точности похожая на чоки Калайю, убила в Сураграше предводителя тамошнего бандитского клана Дракона. Господин Оса узнал о том, связался с Драконом и предложил ему помочь отомстить. В результате шайка бандитов прибыла сюда из Сураграша и захватила Карину, с которой в свое время также была связана Калайя. Они полагают, что с помощью Карины могут заставить Калайю выбраться из укрытия. Если в общих словах, то примерно так. В деталях же, господин Исэйка, я пока рассказать не могу, поскольку сам не знаю.

— Понятно, — задумчиво произнес главный директор после паузы. — Итак, Дракон. Информация о сотрудничестве господина Осы с Драконом подтверждена из надежных источников? Ее возможно предъявить в суде в качестве доказательства?

— Нет, — с досадой сказал Палек. — Во-первых, информация получена от Бойры. Я сомневаюсь, что ему захочется выступить в суде, а у суда появится желание поверить его свидетельству. Во-вторых, суд устроить не получится — сегодня ночью господин Оса Касадака погиб при взрыве бытового газа в своем загородном особняке.

— Вот как? — прищурившись, осведомился Исэйка. — Несчастный случай, я полагаю?

— По результатам первичного обследования полиция придерживается именно такой версии, — Палек безразлично пожал плечами. — Хотя если выяснится, что его пришили заокеанские дружки, чтобы следы замести, я, честное слово, совсем не расстроюсь.

— Понятно, — Исэйка свел кончики пальцев и опер локти о стол. — Печально, однако, что главная ниточка к организаторам похищения оказалась обрубленной столь радикально. Есть ли какие-то предположения, где могут скрывать госпожу Цукку и госпожу Карину?

— Мы знаем точно, — Палек помрачнел. — Вчера вечером их вывезли из Катонии на борту сухогруза «Дзинсока», направляющегося в Четыре Княжества. Мы узнали слишком поздно, и береговая охрана не успела перехватить судно в территориальных водах. А преследовать его в нейтральных водах она не решилась, чтобы не устроить международный скандал. Господин Исэйка, — внезапно он резко наклонился вперед, его голос стал отчаянным, — я прибыл сюда, чтобы униженно просить тебя о помощи. Корабль еще двое суток не войдет в воды Четырех Княжеств, его еще можно перехватить! Но нужно политическое давление на военных, чтобы флот рискнул пойти на перехват. Я знаю, ты уже давно не депутат Ассамблеи, но до сих пор пользуешься огромным авторитетом в политических кругах. Я умоляю тебя — помоги нам! Я… мы готовы выполнить любые твои условия. Любые! Только помоги! Пожалуйста, господин Исэйка!

Несколько секунд главный директор Фонда молча смотрел на него, потом вздохнул.

— Разумеется, я сделаю, что в моих силах, — печально сказал он. — Боюсь, однако, что ситуация куда сложнее, чем хотелось бы. Под чьим флагом идет корабль? Граш? ЧК?

— Горагия, господин Исэйка, — откликнулся Палек. — Кажется, Горагии. Мати что-то говорил на сей счет, но я плохо запомнил.

— Самая скверная ситуация, с которой только можно столкнуться, — нахмурился главный директор. — Международная ситуация накалена. Пока что нам удается интерпретировать события в Сэтате как гражданскую войну и внутреннее дело Горагии. Но с учетом того, что в историю с Басуэ оказалась напрямую втянута наша армия, любые действия в отношении подданных Горагии, которые могут быть истолкованы как агрессивные с нашей стороны, почти наверняка приведут к полному разрыву дипломатических отношений с Горагией, а то и к открытой войне. А в войне сейчас у нас не заинтересован никто, и ты, господин Палек, думаю, тоже не захотел бы заплатить такую цену за освобождение своих родственников. Так что я прекрасно понимаю, почему береговая охрана не решилась преследовать корабль в нейтральных водах.

— Неужели ничего нельзя поделать? — с горечью спросил Палек. Он сгорбился в кресле, уставился в пол и как-то весь потух. — Неужели их так и увезут непонятно куда?

— Я такого не сказал, — покачал головой Исэйка. — Существуют, в конце концов, международные соглашения… а власти Четырех Княжеств любят Дракона еще меньше нашего. Да и в Граше, если корабль повернет туда, их встретят подобающе. Но не удивлюсь, если такое сотрудничество — единственное, что остается в нашей ситуации. У меня действительно еще сохранились кое-какие связи, и я обязательно воспользуюсь ими. Но потребуется время, пока удастся добиться хоть чего-то. Я перезвоню тебе, молодой господин, как только появятся первые результаты. Однако… — Он заколебался. — Господин Палек, если откровенно, то прямая помощь… твоего приемного отца сейчас оказалась бы очень кстати.

— Он не может всю жизнь водить нас за руку, — покачал головой Палек. — Мы должны учиться разбираться сами.

— И тем не менее, прости за прямой вопрос, ты обращаешься за помощью ко мне. Почему?

Палек медленно поднял на него взгляд, и главный директор увидел, как в его глазах разгорается новый огонек — холодный, жесткий, даже жестокий.

— Спасибо, господин Исэйка, — ровно сказал он. — Я даже не подумал…

Он осекся и потер лоб.

— Я даже не подумал, что раз Карина и Цукка — члены моей семьи, — закончил он, — то именно я должен защищать их в первую очередь. Я приму твой вопрос близко к сердцу, господин Исэйка.

— Я не отказываю тебе в помощи, молодой господин, — напомнил ему главный директор. — Я просто хочу полностью понимать ситуацию. Нельзя играть в политические игры вслепую. И все-таки — ты не хочешь просить его о помощи… или же он просто перестал помогать вам?

Палек вздрогнул.

— Понятно, — вздохнул Исэйка. — Молодой господин, в силу своего положения я пристально слежу за теми, чьи имена упомянуты одновременно в досье «Камигами» и в списках Фонда. И я помню, что восемь лет назад, в сорок девятом, аналогичная ситуация с госпожой Кариной разрешилась молниеносно и весьма скверно для ее непосредственных участников. Кроме того, я знаю, что за последние восемь лет досье «Камигами» не пополнилось описанием ни одного инцидента, по… уровню вмешательства подходящего Демиургам. И если даже я задаюсь вопросом, присутствуют ли еще Демиурги на нашей планете, то, будь уверен, посвященные аналитики надлежащих служб задались им уже очень давно. И если раньше вас, фигурантов «Камигами», надежно защищал страх перед Демиургами, то нынешний случай может положить начало совсем иному отношению. Господин Палек, я считаю, что я в долгу перед господином Дзинтоном Мурацием, Джао, или как еще он предпочитает себя называть. Кроме того, защищать вас является моим прямым долгом — именно для такого Демиург Джао нанял меня. И я намерен выполнить свой долг до конца.

— Я понимаю, господин главный директор, — кивнул Палек. — Прошу не воспринимать мои слова как неуважение. Я чрезвычайно признателен тебе за поддержку. Сейчас у меня остался еще один вопрос, на который ты сможешь ответить сразу. Мне известно, что ты знаешь, как связаться с тет… с госпожой Эхирой.

Директор молча посмотрел на него, но не ответил.

— Мне очень нужно поговорить с ней! Она многие годы являлась для нашей семьи самым близким родственником. Я не могу что-либо предпринимать, не узнав, что она думает. И… я беспокоюсь за нее. Мы уже неделю безуспешно пытаемся с ней связаться, а до того не общались, наверное, недели две. Вдруг с ней что-то случилось?

— Я знаю, как связаться с госпожой Эхирой, — директор на мгновение сжал губы в тонкую линию. Он помолчал. — Хорошо. Я передам тебе код ее коммуникатора. Она в последнее время серьезно недомогала, так что намеревалась отправиться отдохнуть в какой-то санаторий. Она просила использовать код только в самом крайнем случае, но я полагаю, что такой случай настал. Вот…

Он извлек пелефон и покопался в настройках, затем выжидающе посмотрел на Палека. Тот поспешно вытащил свой пелефон и быстро принял на него код.

— Недомогала? — недоуменно спросил он. — Но почему она ничего не сказала нам? Каре?

— Не имею представления, молодой господин, — покачал головой Исэйка. — Мы с ней не слишком близки, знаешь ли.

— Понятно. Огромное спасибо, господин Исэйка. Я не могу найти слов, чтобы выразить свою благодарность. До свидания.

Палек поднялся на ноги, и Канса поспешно вскочила вслед за ним. Они дружно поклонились, повернулись и вышли, причем молодой человек заботливо придержал дверь, пропуская вперед свою подругу. Исэйка слабо улыбнулся — хороший юноша, так любит своих родственников. Да и жену себе подобрал славную. Жаль, что пора их первого счастья омрачена таким горем. Ну что же, он, как и обещал, сделает все, что в его силах. А заодно посмотрит, нельзя ли извлечь из ситуации что-нибудь для себя лично. Особенно с учетом того, что до очередных выборов в Ассамблею остается менее полугода, а работа в Фонде успела основательно ему наскучить. Возможно, настала пора вернуться в большую политику, и если так, то удобнее данного случая ничего не придумаешь…

Он включил настольный коммуникатор и набрал код.

— Утро, Масарика, — сказал он в ответ на приветствие собеседника. — Проснулся уже? Да ладно, я же знаю, что ты всегда до полудня дрыхнешь, не отнекивайся. Ну, раз проснулся, то как относишься к идее позавтракать вместе? Заодно и обсудим кое-что на свежую голову…

Станция «Яблоневая» оказалась типичным маленьким вокзальчиком в тихом пригороде Оканаки. От Северного вокзала поезд шел туда чуть больше получаса. В выходной день привокзальная площадь казалась совершенно пустынной. Начинал накрапывать дождь, и тяжелые тучи, пришедшие с севера, низко стелились над землей. Ощутимо холодало, на землю стремительно пикировали редкие мокрые снежинки. Канса поежилась, и Палек пожалел, что не догадался взять с собой теплую одежду. Мог бы и сообразить, что Оканака расположена много севернее Тэммондая, и что ранняя весна здесь гораздо холоднее и неприятнее.

Они перед вокзалом, и тут же, вывернув со стоянки, к ним подкатил голубой «цумэра-лавина». Палек склонился к переднему пассажирскому окну, в котором плавно опустилось стекло.

— Господин Палек, — вежливым тоном сказал водитель, — меня прислала госпожа Эхира. Прошу, садитесь в машину.

Не заставив упрашивать себя дважды, Канса и Палек юркнули на заднее сиденье. Машина тут же плавно двинулась с места.

— Господин Палек, я Камман, искин Камилла, вторая страта, — представился водитель, не оборачиваясь. — Рад знакомству, прошу благосклонности.

— Радость взаимна. Благосклонность пожалована, — пробормотал молодой человек. — Я… не знал, что тетя Хи общается с вами.

— Она не общалась с нами. Но контакты для связи у нее имелись. В сложившихся обстоятельствах мы сочли необходимым оказать ей посильную помощь.

— Что за обстоятельства?

— Ты узнаешь о них очень скоро. Мы прибудем на место через тринадцать с половиной минут. Я бы предпочел не говорить раньше времени.

— Понятно, — напряженно сказал Палек. — Господин Тамман, могу я поинтересоваться, как у тети Хи со здоровьем? Мне очень не понравился ее голос по пелефону.

— Это тоже является частью сложившихся обстоятельств. Приношу свои извинения, господин Палек, но ты очень скоро все узнаешь сам. Еще раз приношу извинения.

Палек коротко глянул на Кансу, и та заметила в его взгляде растерянность. Она успокаивающе улыбнулась ему и крепко сжала его руку.

Вскоре машина выбралась из городка и помчалась по узкой лесной дороге, которую тесно обступили деревья. Вскоре они свернули с нее на еще более узкую, в одну полосу, дорогу и точно в указанный водителем срок подъехали к воротам в высокой бетонной стене. При их приближении створки плавно разъехались, и машина, не останавливаясь, вкатила в просторный двор перед небольшим двухэтажным зданием.

— База операций «Тампопо», — сообщил водитель. — Место защищено, опасность отсутствует. Госпожа Эхира ожидает вас. Поднимитесь по лестнице на второй этаж, вторая дверь налево. Я присоединюсь, если появится необходимость.

— Спасибо, господин Камман, — кивнул Палек, выбираясь из автомобиля и помогая вылезти Кансе.

Сбросив у входа обувь, они поднялись по широкой деревянной лестнице. Вторая слева дверь стояла полуоткрытой, и Палек, осторожно постучав, прошел внутрь. Канса, с любопытством озираясь, последовала за ним.

— Здравствуй, тетя Хи… — начал было Палек, широко улыбаясь, но тут же осекся. Улыбка исчезла с его лица, словно ее стерли мокрой тряпкой. — Тетя Хи, что с тобой?

— Здравствуй, Лика, — кивнула ему изможденная, совершенно седая женщина, в которой угадывалась лишь тень прежней Эхиры. Она, закутанная в теплое покрывало, сидела в механизированном инвалидном кресле на колесах перед настежь распахнутым окном, в которое волной вливался сырой наружный воздух. — Рада тебя видеть. Хотя и не могу сказать, что желала этой встречи.

— Что с тобой, тетя Хи? — Палек бросился на колени перед ее креслом и сжал старческую руку, ответившую ему едва чувствующимся пожатием. — Ты вся поседела. Ты очень скверно выглядишь! Ты плохо себя чувствуешь?

— Лика, Лика, — покачала головой Эхира, — ты не хочешь сначала представить мне свою очаровательную спутницу?

— Прости, тетя Хи, — преодолевая спазм в горле, проговорил Палек, вглядываясь в ее лицо. — Познакомься с госпожой Кансой Марацукой. Со вчерашнего дня она моя жена. Каси, познакомься с госпожой Эхирой Маргой.

— Чрезвычайно рада знакомству, госпожа Эхира, — низко поклонилась Канса. — Прошу благосклонности. Я бы хотела оказаться тебе чем-нибудь полезной. Ты нуждаешься в помощи?

— Лика! — Эхира расцвела теплой улыбкой, ненадолго снова став похожей на прежнюю себя. — Неужели я дождалась того момента, когда ты решил остепениться? Вот уж не думала! Госпожа Канса, неужто наш шалопай действительно сделал тебе официальное предложение?

— Да, госпожа Эхира, — робко кивнула девушка. — Вчера, в Тэммондае.

— Ну и ну! — Эхира покачала головой. — Ну что же, я просто передать не могу, как рада, что все-таки дождалась. Лика, госпожа Канса, примите мое благословение.

— Спасибо, тетя Хи, — пробормотал Палек. — Но все-таки — что с тобой? Ты выглядишь…

— Я выгляжу настоящей старухой, — кивнула Эхира, и на ее лицо вновь легла печать бесконечной усталости. — Я знаю. Утром я вытребовала у Каммона зеркало. Он не хотел давать, но я оказалась упрямее. Лика, однако скажи мне, зачем ты приложил столько усилий, чтобы найти меня? Из-за Кары?

— Да, тетя Хи. Из-за Кары. Ты… уже знаешь?

— Да, Лика, мальчик мой. Знаю. Каммон сообщил мне вчера. Информация прошла по их сети, и он посчитал, что не имеет права скрывать ее от меня. Я просто не могу передать, как мне жаль, что все вышло так неудачно. Так неудачно…

— Тетя Хи… — начал было говорить Палек, но Эхира остановила его, покачав головой.

— Я не могу помочь вам, Лика. Я уже ничем не могу вам помочь. Я умираю.

Палек резко вздохнул. Канса ахнула, прижав руки ко рту. Эхира слабо усмехнулась.

— Не стоит, Лика. Я никогда не афишировала свой возраст, а ты, вероятно, и не задумывался о нем — ведь я всегда так молодо выглядела! Но на самом деле я стара, очень стара. Я родилась в семьсот пятидесятом году, и мне сто семь лет. Таков главный дар Демиургов своим друзьям — долгая жизнь, хорошее здоровье, здравый рассудок и быстрая смерть, не отягощенная старческими недугами. Пожалуй, один из самых ценных даров, которые боги могут преподнести простому человеку.

— Тетя Хи…

— Мое время пришло, Лика. Я почувствовала первые признаки период назад. Я совсем не намеревалась нагружать вас унылым сидением у одра умирающей, так что вы ничего не должны были знать до получения урны с моим пеплом и завещания. Мне так жаль, Лика, что самое прекрасное время в твоей жизни оказалось омраченным сразу двумя черными пятнами, непередаваемо жаль! Последние два дня я живу на стимуляторах Джао. Я намеревалась умереть еще вчера вечером, с последними лучами заката — так романтично, знаешь ли, романтично и символично. Но когда я узнала о похищении, я поняла, что кто-то из вас обязательно меня найдет. Так что я решила пожить еще несколько часов. И вот ты здесь, Лика, только для того, чтобы узнать, что не можешь рассчитывать на мою поддержку.

— Тетя Хи… — прошептал Палек, гладя ее по руке. По его лицу текли слезы. — Тетя Хи, я не хочу, чтобы ты умирала!

— А уж я-то как не хочу! — криво усмехнулась Эхира. — Но что поделаешь. Жизнь всегда заканчивается смертью, Лика, и с этим можно лишь смириться. Вот, возьми…

Она медленно стянула с левого безымянного пальца золотое кольцо с двумя небольшими бриллиантами и вложила его в ладонь Палеку.

— Стимулятор Джао. Он помог мне продержаться до твоего появления. Он бесполезен для всех, кроме меня, но пусть хранится у вас в семье. А еще лучше — подари его госпоже Кансе на свадьбу, такого больше нет нигде в мире. Я очень надеюсь, что Кара и Цу выберутся из очередного приключения целыми и невредимыми. Я помню, как пятнадцать лет назад впервые увидела Кару на фотографии в досье Института — и как впервые встретила вживую во дворике вашего отеля: такую маленькую, такую храбрую, такую отчаянную… Я сирота, в свое время Майя подобрала меня на улице примерно в таком же возрасте, и мне показалось, что я увидела в ней себя. Я так и не обзавелась своими детьми, Лика, и ваша семья стала семьей и мне. Если ты еще когда-нибудь увидишь Кару, передай ей, что я прошу прощения за ту передачу. Я должна была ее сделать, потому что… Неважно. Просто должна. Я тянула до последнего, потому что боялась, что она меня возненавидит… а получилось так, что я виновата в случившемся и даже не могу ей помочь. Я виновата, Лика, очень перед ней виновата. Попроси у нее за меня прощения, хорошо?

— Тетя Хи! — Палек яростно шмыгнул носом. — Ты не умрешь. Ты не можешь умереть. Наверняка искины Камилла что-нибудь придумают. Они же знают много чего…

— Они уже оказали мне всю помощь, которую могли оказать. Они помогают мне достойно умереть, не заставляя страдать окружающих, и это больше, о чем я могла мечтать. Ты хороший мальчик, Лика, и у тебя впереди вся жизнь. Но тебе еще предстоит научиться терять близких и мириться с их смертью. А теперь идите. Мне осталось совсем немного, и я хочу побыть одна. А вы… вы давно выросли, повзрослели и больше не нуждаетесь в чужой опеке. Вы справитесь. Каммон, пожалуйста, проводи их.

— Господин Палек, госпожа Канса, — произнес неслышно вошедший в комнату чоки. — Прошу вас, пойдемте со мной.

— Я не могу! — яростно сказал Палек. — Я хочу остаться…

— Нет, Лика, — покачала головой Эхира. — Ты не можешь. Я не хочу, чтобы ты запомнил меня мертвой. Госпожа Канса… пожалуйста, будь ему опорой.

— Обязательно, госпожа Эхира, — кивнула девушка. — Я… мне жаль…

— Не надо. Никогда не грустите о мертвых. Лучше радуйтесь, что они когда-то жили. Лика, мальчик мой, прощай навсегда. И не забывай меня, ладно?

— Я не забуду тебя, тетя Хи! — с лицом, мокрым от слез, сквозь стиснутые зубы проговорил Палек. — Мы никогда тебя не забудем.

— Спасибо, Лика. А теперь идите.

Канса помогла Палеку подняться с колен и повела его к двери. Он, не отрываясь, смотрел через плечо на Эхиру, бессильно откинувшуюся на спинку кресла. После того, как Каммон закрыл за ними дверь комнаты, он, словно слепой, опираясь на руку девушки, спустился по лестнице и долго не мог попасть ногой в ботинок, пока та не помогла ему.

— Кара, Цукка, тетя Хи… — еле слышно пробормотал он. — Ну почему, почему все сразу? Каси, не оставляй меня хоть ты, ладно?

— Я ни за что тебя не оставлю! — девушка крепко обняла его и прижалась к нему всем телом. — Ни за что, Лика!

Он уткнулся носом ей в плечо и, содрогнувшись, всхлипнул. Канса осторожно погладила его по голове, чувствуя, как у нее самой в носу предательски щиплет. Несколько мгновений спустя Палек оторвался нее и принялся вытирать лицо рукавом куртки.

— Пойдемте, — мягко сказал спустившийся сверху Каммон. — Она уснула. Я отвезу вас обратно на станцию.

— Господин Каммон, — безнадежно спросил Палек, — ее еще можно спасти? Вылечить?

— Нет, — покачал головой чоки. — Прости, но ресурсы ее организма полностью истощены. Она уже несколько дней живет исключительно за счет своей силы воли. Удивительно, что сердце все еще работает. Она прожила долгую по человеческим мерка жизнь, и мы уже ничего не можем сделать.

Обратный путь прошел в тягостном молчании. Уже высадив из на привокзальной площади, Каммон сказал:

— Три минуты назад система жизнеобеспечения сообщила, что госпожа Эхира умерла, не просыпаясь. Прими мои соболезнования, господин Палек. Мы позаботимся о всех формальностях. Урну с прахом доставят в ваш отель. В завещании указано, что его следует развеять по ветру на обрыве над Масарийской бухтой.

— Спасибо, господин Каммон, — машинально проговорил Палек и медленно поклонился. — Бесконечно признателен тебе за помощь в трудную минуту. Пойдем, Каси. Нужно купить билеты и… нет, я пока не хочу сообщать Мати и Яни.

Глядя вслед отъезжающей машине, он расправил плечи, и Канса почувствовала, как внутри него твердеет и крепнет стальной стержень. В его глазах загорелась мрачная решимость.

— Да, тетя Хи, мы уже взрослые, — сказал он негромко. — Спасибо тебе и господину Исэйке, что напомнили нам. Каси, мы найдем похитителей и вытрясем из них душу за то, что они сделали. Я не допущу, чтобы Кара или Цу погибли, пусть даже мне придется перевернуть полмира. Пойдем. Нам нужно вернуться в Масарию и понять, что делать дальше.

14.04.858, перидень. Оканака, официальный президентский комплекс

— Господин Президент ожидает тебя, господин Прой, — чоки-секретарша одарила главного директора СОБ ослепительной улыбкой. Тот молча поднялся из кресла и прошел к внутренней двери приемной. Внешне он казался абсолютно спокойным… а что творилось внутри, никого не касалось. Он знал, зачем Президент вызвал его к себе в резиденцию в неурочное время, и подготовился к разговору.

— Добрый день, Сота, — вежливо поздоровался он, прикрыв за собой дверь.

— День, — откликнулся тот, отрываясь от дисплея компьютера. — Садись. Догадываешься, зачем позвал?

— Опять что-то с Басуэ, — коротко ответил Прой. Он не намеревался навлекать на себя дополнительные неприятности демонстрацией излишней догадливости. Пусть Президент сам сообщит, что ему нужно, или хотя бы сделает вид, что выбрал из двух вариантов.

— Про Басуэ мне Мацута рассказывает, — усмехнулся Президент. — То одни сказочки, то другие. Радуешься, небось, что конкуренты лажанулись по полной программе? Не больно-то радуйся, у тебя своих грехов хватает. Армия у нас хотя бы на чужой территории в дерьмо по уши вляпалась — а вот ты на своей. Расскажи-ка мне, блистательный господин Прой Кисин, что ты знаешь про некую госпожу Карину Мураций.

Оой-генерал позволил себе слегка расслабиться. Бессонная ночь все-таки не пропала зря. После того, как в деньдень сработала система «Камигами», особая рабочая группа, не существующая официально, дневала и ночевала на работе, по крупицам собирая данные о происходящем и раскручивая старые запутанные ниточки. Ночью он сам присоединился к ним, поскольку в сорок третьем, пусть и косвенно, оказался косвенно причастен к масарийским событиям, а потому мог добавить какие-то ценные крохи информации. Перед приездом в резиденцию он по уши накачался энергетиками, так что кофеин почти выплескивался у него из ушей, но к разговору с Президентом был готов полностью.

— Карина Мураций, двадцать восемь лет, — для вида на пару секунд задумавшись, заговорил он. — Место рождения — Масария, предыдущая фамилия — Серенова. В возрасте шести лет подброшена в детский дом в Тахоке. На момент принятия под госопеку родителей не идентифицировали, и имя с фамилей придумали в детском доме. Дополнительное расследование в сорок первом позволило выявить настоящих родителей. Отец умер от какой-то сложной болезни, название которой я, извини, так и не сумел запомнить. Мать от горя помутилась рассудком и в один прекрасный день просто исчезла из дома вместе с ребенком — вероятно, где-то погибла или покончила жизнь самоубийством после того, как подбросила девочку. Воспитывалась Карина в детском доме примерно три с половиной года, после чего в десятый день рождения у нее внезапно прорезались особые способности первой категории. Несколько периодов скрывалась в заброшенных домах на окраинах Тахоки, промышляя мелким воровством из жилищ и магазинов, попутно убив и искалечив нескольких человек в результате случайных столкновений, после чего была захвачена спецотрядом Минобороны. Переправлена в Масарийский филиал Института человека, где и содержалась до сорок третьего года. В середине пятого сорок третьего вместе с девочкой-девиантом Яной Паракой в результате сбоя оборудования бежала из Института, по пути убив около двух десятков бойцов вооруженной охраны. Каким-то образом попала в поле зрения Сущности с кодовым именем «Соловей», одна из масок которой и удочерила ее формально вместе с Яной и приблудным детдомовским мальчишкой Палеком Брином. После того, как данная Сущность руками местного отделения СОБ ликвидировала Институт Человека, девочка воспитывалась под опекунством бывшего капитана спецназа Саматты Касария и его официальной любовницы Цукки Касарий, в девичестве — Меровановой. Что интересно, до того, как стать опекуном девочки, капитан несколько лет являлся командиром отряда армейского спецназа, охранявшего Институт, и лишь по случайности отсутствовал на подопечном объекте в ночь побега. Обучалась девочка дома, сдавала школьные экзамены экстерном, продемонстрировав выдающиеся для ребенка интеллектуальные способности. Досрочно и с отличием закончила медицинский факультет Масарийского государственного университета. Интернатуру первого и второго года проходила в Первой городской больнице Крестоцина, затем какое-то время работала в Госпитале ветеранов Масарии, после чего окончательно перебралась в Крестоцин, и с тех пор работала в хирургическом отделении Первой городской больницы.

Прой задумался, делая вид, что вспоминает.

— Занимается рукопашными единоборствами. Мастер Пути — зеленая лента присуждена в пятьдесят пятом и подтверждена в пятьдесят седьмом. Наставник — тролль Караби Нэтто, белая лента Ведущего по Пути присуждена в пятьдесят третьем. Преподаватель медицинского факультета государственного университета Крестоцина. Почетный добровольный сотрудник городской полиции Крестоцина, постоянный эксперт по особым способностям при городском полицейском управлении, неофициальный наставник по рукопашному бою при полицейском управлении Первого городского округа. Помимо особых способностей первой категории обладает документально подтвержденными возможностями объемного сканирования и манипуляции с веществом на молекулярном уровне. Неоднократно участвовала в работе комиссий Министерства здравоохранения, обладает официальным разрешением на применение своих способностей в медицинской практике. Считается, что добилась полного излечения или хотя бы временной ремиссии по крайней мере в пяти десятках совершенно безнадежных случаев — запущенный рак, лейкемия и тому подобное. Один из наиболее популярных хирургов Крестоцина, если не всей Катонии — очередь на операции расписана на несколько периодов вперед…

— Замечательно! — нетерпеливо оборвал его Президент. — Это все в твоем досье есть? Или ты передачу в прошлый небодень посмотрел? Я тоже запись видел, чтоб ты знал. Чего-то посвежее не расскажешь?

— Расскажу, Сота. Позавчера ее со своей бывшей опекуншей Цуккой Касарий похитили в Крестоцине прямо среди бела дня. Если верить пересланной на телевидение записи, ответственность берет на себя Дракон.

— Вот как? — с преувеличенным интересом спросил Президент. — И ты так спокойно о нем говоришь?

— Наша вина, — медленно склонил голову оой-генерал. — Мы совершенно не ожидали подобной наглости со стороны Дракона. Мы не можем полностью искоренить их связи с нашими наркоторговцами, но когда они пытаются расширить здесь свое присутствие, мы каждый раз бьем им по рукам. Чтобы они осмелились пойти на такой серьезный шаг… Прости, Сота, мы облажались.

— Рад, что ты сам все понимаешь, — недобро усмехнулся Президент. — Может, еще и объяснишь, как относиться к тому, что мне начинают задавать недоуменные вопросы люди, до той передачи знать не знавшие ни о какой Карине Мураций?

— Например? — насторожился главный директор СОБ.

— О, например, хорошо тебе известный блистательный господин Сайко Тупан. Пост Глашатая Ассамблеи, видишь ли, позволяет ему связываться со мной напрямую, в обход всех управляющих делами и пресс-секретарей, и не отвечать ему я могу лишь до определенного предела. Он почему-то полагает, что как Президент я нему полную ответственность за работу всех без исключения министерств и управлений правительства. Включая работу Управления Общественной Безопасности. И его очень интересует, каким образом иностранным бандитам удается безнаказанно похищать граждан Катонии. Тем более — таких достойных граждан. А заодно — почему наша доблестная Служба Общественной Безопасности не желает палец о палец ударить по такому поводу. Скажи мне, Прой, что я должен ему отвечать?

Президент тяжело уставился на оой-генерала, и тот почувствовал, как по спине ползет струйка холодного пота.

— А еще до меня дошел слух, что фракция независимых депутатов с подачи некоего господина Исэйки Додотары, прекрасно тебе известного и, похоже, решившего вернуться на публичную арену, намерена подготовить официальный депутатский запрос на данный счет. И его обязательно озвучат на очередной сессии Ассамблеи, по необъяснимому совпадению отрывающейся именно сегодня вечером. И скандала всекатонийского масштаба избежать точно не удастся. А летом у нас намечается такая малость, как выборы в Ассамблею, после чего останется всего полгода до президентских выборов, проводимых вновь избранными депутатами. А ты не хуже меня знаешь, насколько незначительно мое большинство и насколько фатальной для меня может оказаться потеря даже десятка голосов. Кусо! Даже мой новый референт, как ее… Рора, недотрога глазастая, и та вчера вечером… Тьфу. Так что, Прой, мне отвечать на недоуменные и, дополнительно замечу, совершенно справедливые вопросы?

Оой-генерал постарался изобразить на своем лице выражение задумчивой компетентности.

— Мы работаем, Сота, — со вздохом сказал он. — Однако не все так просто, как хотелось бы. Как удалось установить, Карину и Цукку вывезли из страны тем же вечером на сухогрузе «Дзинсока». Его не успели перехватить в наших территориальных водах из-за неудачного цунами, именно в тот момент разогнавшего все суда в окрестностях Крестоцина. Фрегат береговой охраны догнал «Дзинсоку» лишь в полусотне верст за границей нейтральных вод, и капитан отказался остановиться для досмотра. А шел он под флагом Горагии.

— Ссихан! — на орочий манер выругался Президент. — Вот уж только такого нам и не хватало! Ладно, и что дальше?

— Сота, тебе честно? — в упор взглянул на него оой-генерал. — А ни хрена дальше. Мы, разумеется, отправили запрос в ЧК, чтобы те перехватили идущую к ним «Дзинсоку», но можешь меня без пенсии в отставку выгнать, если похищенных не снимут с судна по дороге. У Дракона хватает быстроходных яхт, на которых они контрабанду возят — на наших верфях построенных, между прочим, сколько раз я говорил, что гайки пора закручивать! Типовой схемой для них является перегрузка наркотиков и другого нелегального груза в открытом море, так что в порт назначения судно приходит уже чистеньким. Наверняка там и капитан в доле, и команда помалкивать предпочитает. В наших портах «Дзинсока» никогда больше на борт ни крошки контрабанды принять не сможет, уж такую радость мы ей обеспечим, но сейчас ее ловить бессмысленно. И мы даже спецоперацию в Сураграше устроить не можем для поиска и эвакуации — сам помнишь, что в прошлый раз оттуда целый экспедиционный корпус ноги едва унес.

— То есть ты хочешь сказать, что ровным счетом ничего сделать не сможешь? — задумчиво прищурился Президент.

— Нет. Такого я не говорил и говорить не намерен, — покачал головой оой-генерал. — Есть… обходные маневры.

— А именно?

— А именно… — главный директор СОБ хмыкнул. — В первую же ночь после похищения дотла сгорел особняк директора по безопасности корпорации «Тёбица» Осы Касадаки. Сам директор пропал без вести, скорее всего — сгорел вместе с домом. Эксперты там все еще работают, так что кости, или что от них осталось, наверное, найдут.

— При чем здесь «Тёбица»?

— При том, что восемь лет назад ее люди пытались, правда, неудачно, похитить чоки-прототип, в свою очередь украденный из «Визагона» его разработчиком. История вышла темная, похоже, тоже каким-то боком связанная с Сущностями, но главное, что в ней оказалась замешана госпожа Карина. И еще есть сведения, что господин Оса оказался как-то причастен к позавчерашнему похищению. Он давно участвовал в контрабанде чоки в Граш и ЧК, и мы о том знали, но он наш человек. Бывший сотрудник смежников, иногда сливал нам и им информацию о контрабандистах — наверняка о конкурентах, но все же сливал, консультировал по разным мелким вопросам, так что мы закрывали глаза на мелкие шалости.

— «Мелкие шалости»? — удивленно поднял бровь Президент. — И ты спокойно рассказываешь мне, что СОБ покрывала уголовного преступника? Прой, ты понимаешь, что случится, если пронюхает пресса или кто-то из депутатов?

— Не пронюхают, — хладнокровно парировал оой-генерал. — Он мертв, и вояки уже подчистили оставшихся свидетелей, так что все концы оборваны. В другом главное — в тот день в Крестоцине присутствовал бывший опекун госпожи Карины и муж госпожи Цукки Саматта Касарий. И его местонахождение в момент пожара установить не удалось. По крайней мере, он точно не ночевал ни в одной гостинице и не возвращался в квартиру своей бывшей подопечной.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Президент. — Какое…

Он осекся, и его глаза расширились.

— Бывший капитан спецназа… — пробормотал он. — Наверняка по уши замешанный в делах Сущностей. Он в «Камигами» фигурирует?

— Да. Именно капитан спецназа, фигурирующий в досье «Камигами». И с большой долей вероятности постарался именно он — если только кто-то из Сущностей не решил лично развлечься зрелищем небольшого костерка.

— Предположим. И что?

— Если он решил вспомнить свои старые навыки, то можно заметить, что он совершенно никак не связан с СОБ или военной разведкой. Он — частное лицо. И все, что он предпримет, станет действиями частного лица, за которые мы не можем нести никакой ответственности.

Минуту Президент задумчиво глядел на него.

— Ты хочешь сказать, что намерен возложить работу спецназа на одного-единственного человека? Капитана, пятнадцать лет назад уволенного из армии? — наконец спросил он.

— На троих человек, — поправил его оой-генерал. — Один из которых ветеран спецназа, до сих пор не утративший навыков, а вторая — девиант первой категории, умеющая читать эмоции. Да и третий член семейки непрост, пусть и не обладает особыми способностями. Оказав им помощь, мы ничего не теряем — но при том демонстрируем свою лояльность к Сущностям.

— Вот, кстати, о Сущностях, — пробормотал Президент. — Как они отнесутся к тому, что мы до сих пор ничего не сделали?

— Мы не подписывались на то, чтобы охранять их подопечных, — пожал плечами главный директор СОБ. — Изначально они подчеркивали, что от нас им ничего не нужно, включая охрану — лишь бы мы держались подальше. И я не получал никаких явных сигналов, что что-то изменилось.

Он передернул плечами.

— Как я уже говорил, мы вообще не знаем, здесь ли они еще. В последний раз Сущности проявлялись восемь лет назад, в начале пятидесятого. Возможно, они совсем ушли с планеты и оставили нас в покое. Но я не намерен проверять данное предположение на собственной шкуре. Она, Сота, мне почему-то еще дорога. Мы не знаем, почему они перестали проявляться и перестали ли. Возможно, сейчас они просто действуют аккуратнее, и мы просто их не замечаем. В любом случае вряд ли они обидятся на жест доброй воли. Навязываться мы не намерены, но изучение психологических профилей Саматты и остальных показывает, что ради спасения своих они пойдут на все. И почти наверняка нашу помощь примут.

— Хорошо, — согласился Президент. — Но только, Прой, мне категорически не нравится мысль, что мы пытаемся возлагать такую задачу на дилетантов. Поддерживать их ты можешь сколько угодно, но лишь в качестве вспомогательного плана. А что ты можешь предложить в качестве основного?

— Как обычно, запросы по официальным каналам. Княжичи готовы Дракона с потрохами слопать, дай только за хвост ухватить, так что на запрос, который им уже ушел, отреагируют правильно несмотря на любую напряженность между нами. «Дзинсоку» встретят в порту назначения, и если похищенные еще на борту, их освободят…

— Или прикончат при штурме! — фыркнул Президент. — Им наплевать на политические последствия для меня. Да они даже с удовольствием меня подтолкнут в спину, «случайно» пришив заложников — или позволив это сделать бандитам. Что еще ты намерен делать?

— Пока все. У меня даже нет данных, куда собираются тащить похищенных, а Сураграш велик, дик и даже не картирован толком, и два человека исчезнут в нем так же просто, как песчинка в океане. У нас и в самом деле связаны руки, Сота. В других обстоятельствах я бы принял на себя ответственность и послал за кораблем фрегаты береговой охраны, но рисковать открытой войной с Горагией я не стану. Особенно когда сзади ее подпирает ЧК. То есть если ты прикажешь…

— Нашел, кого сделать крайним, а, Прой? — усмехнулся Президент. — Ну-ну. Разумеется, я такого приказа не отдам даже неофициально. Работай дальше, информируй меня обо всех изменениях в деле. Но имей в виду вот что. Сейчас — середина четвертого периода. Избирательная кампания официально стартует в седьмом периоде. Если за оставшееся до нее время ты не вернешь женщин на родину или хотя бы не прикончишь демонстративно их похитителей, мне придется вспомнить, что ты уже два года как вошел в пенсионный возраст.

Он наклонился вперед и вперил в главного директора СОБ тяжелый взгляд.

— Прой, и имей в виду — здесь не только в политике дело. Если я войду в историю как первый Президент Катонии, при котором иностранные бандиты начали безнаказанно похищать ее граждан, я буду разочарован. ОЧЕНЬ разочарован. Запомни, пожалуйста, мои слова и прими их близко к сердцу. А теперь иди и работай.

— Да, Сота, — кивнул оой-генерал, поднимаясь. — Я запомню.

Он коротко поклонился и вышел. Спускаясь по лестнице, он вытащил пелефон и вызвал своего первого заместителя.

— Все как просчитано, — сухо сказал он. — Запускай основной план.

Забравшись в машину, он погрузился в свои мысли. И все-таки — почему не вмешались Сущности? Может, они и в самом деле ушли насовсем? Возможно. А может, и нет. Чтобы делать прогнозы насчет действий противника, следует хотя бы приблизительно знать его намерения и логику действий. Может, у них есть какие-то свои непонятные планы. Если задуматься, то происходящее и впрямь может вызвать глобальный скандал, который радикально изменит политический расклад в Катонии. А он прекрасно помнит, что по крайней мере одна Сущность уже использовала похищенную девицу в подобных целях. С другой стороны, если внимательно пронаблюдать за происходящим, можно сделать кое-какие интересные выводы.

Он поудобнее откинулся в кресле и прикрыл глаза. До здания Управления общественной безопасности по утренним пробкам ехать не менее получаса, так что он вполне успеет подремать хотя бы немного.

Тот же день. Масария. Отель «Мароновая роща»

— Господин Палек Мураций?

Палек, поддерживая под локоть полусонную Кансу, озадаченно воззрился на тролля, преградившего ему дорогу, не обращая ни малейшего внимания на обтекающий их со всех сторон поток прилетающих. Тролль выглядел большим и массивным даже для своей расы, вымахав, похоже, ростом почти под полторы сажени. Макушка высокорослого Палека доставала бы ему едва до солнечного сплетения, а Кансы — до пупа (если бы, разумеется, у Народа имелись пупы и солнечные сплетения). Тролль носил безукоризненный серый костюм с черным шейным шнурком и внимательно разглядывал Палека, словно экспонат в музее.

— Я, господин, — коротко ответил Палек. — С твоего позволения, здесь не самое удобное место для разговора.

— Разумеется, — кивнул тролль. — Но здесь удобнее всего перехватить сошедшего с самолета. Прошу, отойдем в сторону. Например, к тому окну.

Не ожидая ответа, он развернулся и двинулся в указанном направлении. Переглянувшись, Палек и Канса пошли за ним. Поток пассажиров с их самолета стремительно ослабевал, остальных, судя по всему, пока не намечалось, так что зал прибытия аэропорта «Масарика» пустел прямо на глазах. Тут и там стояли небольшие группы встречающих, но у указанного троллем окна было пусто.

— Я — полковник Ташшар Рраст, — представился тролль, дождавшись, когда они приблизятся. — Следователь по делам особой важности Министерства общественной безопасности.

Он протянул Палеку пластинку удостоверения и дождался, пока тот закончит его изучать.

— Рад знакомству, — сдержанно сказал Палек, возвращая удостоверение. — Прошу благосклонности, господин Ташшар. Я слушаю.

— Благосклонность пожалована, господин Палек. У меня есть сообщение для тебя и твоей семьи.

— Я слушаю, — повторил Палек.

— Господин, сообщение предназначено всей твоей семье. Я знаю, что господин Саматта вернулся домой сегодня утром. Я бы предпочел объяснить, что мне нужно, сразу всем, чтобы не повторять дважды. Могу я надеяться, что ты пригласишь меня к себе домой? У меня машина.

— Господин Ташшар, для того, чтобы я пригласил соба к себе домой, нужна очень веская причина, — Палек нехорошо прищурился. — Возможно, ты сочтешь нужным хотя бы намекнуть, что именно ты хочешь нам сообщить?

— Мы не заслужили предубежденного отношения, — покачал головой тролль. — Господин Палек, Служба ни разу не сделала ничего плохого ни тебе, ни твоей семье. И сейчас мы хотим предложить помощь в деле, касающемся освобождении госпожи Карины и госпожи Цукки.

— Вот как? — Палек задумчиво посмотрел на него, прикидывая. — Хорошо, господин полковник. Ты довезешь нас до дома, и я позволю тебе войти и сказать, что ты хочешь. Но не более. Если ты держишь в уме что-то сверх того…

— Не беспокойся, господин Палек, — тролль слегка ухмыльнулся, демонстрируя острейшие зубы. — Я не настолько глуп, чтобы надеяться на что-то еще в Цитадели Соловья.

Канса дернулась, и Палек привлек ее к себе, словно пытаясь защитить.

— Я один из допущенных к досье «Камигами», — пояснил полковник. — Я представляю, с чем имею дело. Никаких глупостей, господин Палек, обещаю.

— Хорошо, — кивнул тот. — Поехали.

В машине Канса заснула, как только устроила свою голову на плече у Палека. Тот осторожно устроил ее поудобнее, поймав заинтересованный взгляд тролля в зеркале заднего вида.

— Два перелета с интервалом менее чем в сутки — тяжеловато для нее? — негромко поинтересовался тролль.

— Все-то вы знаете, — буркнул Палек.

— Работа у нас такая, — тролль пожал плечами. — Прошу прощения, если обидел ненароком. Со вчерашнего дня ты взят под негласную охрану. Господин Саматта — тоже, но за ним мы просто не можем угнаться, он, похоже, от слежки отрывается намеренно. Идиотам, которые его в свое время выгнали из спецназа, за некомпетентность следовало бы головы поотрывать. А госпожа Яна не покидала отеля, чему мы только рады. Нам совершенно не нужны новые проблемы с вашей семьей. Господин Палек, мы и в самом деле хотим помочь.

— Охотно верю, — Палек постарался сделать свой голос как можно более вежливым, но получилось плохо. Он отвернулся и стал смотреть в окно.

Здесь, в Масарии, весна уже давно вступила в свои права. На фоне темной хвои мацы радостно зеленели светлые побеги тикурина, колыхались зеленые полупрозрачные облака свежераспустившихся листьев суги, тонэрико, эраблей и маронов. Тут и там виднелись обвивающие стволы молодые плети кидзуты и хедеры, тянущие ладошки ромбовидных листьев к уже начинающему пригревать солнцу. Стоял ясный безоблачный полдень, но солнечные лучи не могли растопить собравшийся на сердце лед. Он стиснул зубы. Они справятся. Они обязательно справятся. Главное, что Кара и Цу все еще живы.

Он прикрыл глаза и почувствовал, что засыпает. Перелеты между часовыми поясами и бессонные ночи в аэропортах тяжело дались не только Кансе. Однако он тут же сообразил, что чуть было не сделал глупость и заставил себя вынырнуть на поверхность сна.

— Господин Ташшар, ты знаешь, куда ехать? — осведомился он.

— Я знаю путь по карте, — с готовностью откликнулся полковник. — Есть какие-то особенности?

— Для машины там одна дорога, заблудиться негде. Но когда доедешь до запрещающего проезд знака, остановись и разбуди меня. Я пока немного вздремну. Не вздумай ехать дальше, или Фи размажет тебя по асфальту оттуда и до самого окружного управления СОБ. Она работает в режиме агрессивной защиты, и если непредставленный чужой попытается проникнуть на охраняемую территорию, она… среагирует очень резко.

— Хорошо, господин Палек, — кивнул тролль. — Я запомню.

Палек кивнул, снова закрыл глаза — и немедленно провалился в тяжелый сон без сновидений.

Тролль разбудил его примерно через час. Машина стояла саженях в десяти от того места, где дорога к отелю ныряла в рощу. Рядом виднелся свеженарисованный знак «Частное владение». Чуть ниже кривовато висела табличка: «Проход и проезд без явного разрешения хозяев категорически запрещен». Знак слегка светился в окружающем тенистом сумраке.

— Мы приехали, — странным хриплым голосом произнес тролль. Его дыхание участилось, воздух со свистом проходил сквозь оскаленные зубы, лицо застыло в напряженной гримасе.

У него под боком шевельнулась Канса.

— Лика… — пробормотала она, ухватывая его за плечо. — Где мы? Мне… нехорошо.

— Сейчас пройдет, милая, — шепнул ей Палек. Он тряхнул головой, чтобы отогнать сон, и сосредоточился. Пару секунд спустя тролль несколько раз глубоко вдохнул и откинулся на спинку водительского сиденья, а Канса ощутимо расслабилась.

— Все, господин Ташшар, — устало сказал Палек. — Ты помечен как гость. Как подозрительный гость, приношу свои извинения за невежливость. Фи не тронет тебя, пока ты находишься рядом с кем-то из нас. Поехали, мы уже почти на месте.

— А я тоже помечена? — тихонько поинтересовалась Канса. — Мне стало так страшно…

— Страх — первое средство для отпугивания чужих. А ты теперь своя, — Палек сжал ей руку. — Ты под охраной Фи.

Канса с готовностью кивнула, похоже, однако, ничего не понимая.

Тролль мягко двинул машину с места, и через пару минут они подкатили к воротам дворика.

— Машину можно оставить здесь, господин Ташшар, — произнес Палек, выбираясь наружу и помогая вылезти Кансе. — С ней ничего не случится. Пойдемте внутрь.

Яна и Саматта ждали их на крыльце. Рядом они смотрелись довольно комично: высокий широкоплечий мужчина и невысокая пухлая молодая женщина, ниже его по крайней мере на полторы головы, немногим старше самой Кансы. На лице Саматты держалось угрюмое выражение, на скулах играли желваки. Яна рассматривала появившихся странным взглядом, словно пыталась заглянуть им внутрь. Приблизившись к ним, Канса несмело поклонилась.

— Госпожа Яна, господин Саматта, — робко произнесла она. — Я Канса. Чрезвычайно рада знакомству, прошу благосклонности.

Те синхронно поклонились ей.

— Мы тоже чрезвычайно рады знакомству, госпожа Канса, — тепло сказала Яна. — Благосклонность пожалована. Мы крайне сожалеем, что встретились в таких… непростых обстоятельствах. Добро пожаловать домой. Ваши с Палеком вещи привезли утром, мы пока положили их в столовой. Нужно разобраться, как вас устроить. Но сначала у нас, похоже, есть неотложное дело.

— Лика, не представишь нам гостя? — подчеркнуто нейтральным тоном спросил Саматта.

— Господин полковник СОБ Ташшар Рраст утверждает, что у него есть что сказать, — сообщил тот, поднимаясь на крыльцо. — Я так понимаю, он прилетел сюда из Оканаки. Я решил, что в обмен на нашу доставку его можно выслушать. Каси, проходи, не бойся. Эта парочка не кусается… по крайней мере, по перидням.

— Хорошо, мы выслушаем, — кивнул Саматта. — Господин полковник, надеюсь, ты не обижаешься на нас за подозрительность. Мы еще ни разу не видели от СОБ ничего хорошего.

— Плохого тоже, — парировал тролль. — Могу я предложить переместиться для разговора в более удобное место, чем двор?

— Разумеется. Пройдем в столовую.

Новоприбывшие поднялись на крыльцо, сбросили обувь у высокого пола и прошли по коридору в столовую. Канса оглядывалась по сторонам со странной смесью робости и предвосхищения. Она впервые попала в дом своего мужа — и все еще оставалось так необычным даже в мыслях называть Лику мужем, а себя его женой! — но ей казалось, что она уже много раз бывала здесь. Никогда ранее не виданный дом показался ей родным и уютным, привечающим ее словно родственницу, вернувшуюся домой после долгого отсутствия. Типичный старый отель в давно вышедшем из употребления традиционном стиле: узкий коридор с выходящими в него дверями комнат, общие ванные и туалеты в концах коридора, деревянные и, наверное, скрипучие лестницы на второй этаж, общая столовая, смежная с большой кухней, зеленые бумажные обои с бело-розовыми цветами сусино, карандашные и акварельные рисунки пейзажей, птиц, зданий, некоторые в неподражаемой ликиной манере, некоторые — в незнакомой, слегка тяжеловесной и грубоватой, но странно добродушной и успокаивающей… В широкие оконные проемы лился солнечный свет, сквозь приоткрытые рамы струился пахучий весенний воздух, откуда-то издалека доносился звонкий птичий щебет. Войдя в столовую, девушка отошла в сторону, чтобы не путаться под ногами, и нерешительно остановилась. Наверное, нужно сесть за стол — но как узнать, где чье любимое место?

На ее плечо легла легкая ладошка, и она слегка вздрогнула от неожиданности. Повернув голову, она встретилась взглядом с Яной.

— Не надо стесняться, госпожа Канса, — сказала она, мягко улыбаясь. — Теперь здесь твой дом. Садись куда захочешь.

Канса перевела взгляд с нее на Палека, ободряюще подмигнувшего ей, кивнула и неловко опустилась на стул в дальнем углу, напряженно выпрямившись и чинно сложив руки на коленях по всем правилам формальной женской вежливости. Палек плюхнулся рядом с ней, взял ее за руку и переплел с ней свои пальцы. Полковник аккуратно сел на стул в торце стола, так что все взгляды оказались устремленными на него.

— Я понимаю, что сейчас не самый подходящий момент для задушевной беседы, — формальным тоном произнес полковник. — Однако у нас нет иного выхода. Я нахожусь здесь по личному указанию главного директора СОБ оой-генерала Проя Кисина. Я не стану выражать свои соболезнования по поводу случившегося — здесь велика наша вина, и они прозвучат фальшиво. Заверю, тем не менее, что Служба делает все возможное для скорейшего разрешения проблемы. Дело даже не в том, что вы числитесь в досье…

Он замолчал и бросил настороженный взгляд на Кансу.

— Господин Ташшар, Каси — моя жена, — резче, чем следовало, заявил Палек. — У нас нет от нее тайн. И с сегодняшнего дня она под такой же защитой, как и мы.

— Я не имел в виду ничего оскорбительного, господин Палек, — спокойно сказал тролль. — Но я рад, что могу говорить свободно. Так вот, тот факт, что ваши имена внесены в особый список досье «Камигами», не имеет сейчас никакого значения. Я знаю, что в обществе Службу недолюбливают, и, откровенно говоря, понимаю, что иногда мы сами даем к тому веские поводы. Но несмотря ни на что наш долг и обязанность — защищать жителей нашей страны. И ситуация, когда иностранные бандиты нагло похищают граждан Катонии, нетерпима независимо от того, кем эти граждане являются. Поэтому господин оой-генерал Прой взял дело под личный контроль, и расследование имеет наивысший приоритет.

— Я тронут, господин полковник, — сухо сказал Саматта. — И что?

— Пока я лишь довожу до вашего сведения нашу позицию. Если бы похищенные все еще находились на территории нашей страны, я бы сказал, что максимум через неделю они были бы обнаружены и освобождены. К сожалению, они вывезены за границу, а потому ситуация сильно осложнилась…

— Если бы береговая охрана остановила «Дзинсоку» и заставила ее вернуться в порт, такого бы не случилось! — грубо оборвал его Саматта. — Однако вы побоялись! И как такое согласуется с вашим особым отношением? Или береговая охрана уже не является частью СОБ?

— Господин Саматта, ни береговая охрана, ни СОБ в целом не могла принять на себя ответственность за подобные действия. Ты наверняка осведомлен, что судно шло под флагом Горагии. И какие у нас с ней отношения из-за… инцидента в Сэтате — тоже. Захват судна, пусть и принадлежащего ей лишь формально, вполне мог привести к объявлению войны, в которой Горагию может поддержать и ЧК. А в войнах гибнут люди, зачастую десятки и сотни тысяч. Жизни госпожи Карины и госпожи Цукки, увы, такие потери не перевесят, даже если бы их удалось спасти. Как ни горько признавать, наиболее очевидные и простые действия с позиции силы нам сейчас недоступны.

— Хорошо, — тон Саматты стал менее неприязненным. — Предположим. И что вы делаете сейчас?

— Обычный набор действий, — тролль чисто по-человечески пожал плечами. — Запросы по международным каналам в Граш и Катонию. Дракон вне закона и там, и там, так что тамошние службы с большим удовольствием вытрясут душу из любого, кто с ним сотрудничает. Беда лишь в том, что сам по себе Дракон для них недоступен. Базы операций входящих в него кланов разбросаны по всей территории Сураграша, и добраться до них не под силу даже регулярным войскам. Если госпожу Карину и госпожу Цукку доставят в Сураграш, мы не сможем их найти. Нам даже не известно, какой именно клан захватил пленников, чтобы спланировать операцию по освобождению.

— Оранжевый клан, — буркнул Саматта. — Операцию по похищению проводил лично Голова Дракона — некто Шай ах-Велеконг, девиант первой категории. Сейчас он на борту «Дзинсоки» вместе с пленниками. Он намерен вернуться в Сураграш, но маршрут и место назначения я не знаю.

— Вот как? — глаза тролля превратились в узкие щели. — Я не спрашиваю, откуда у тебя такая информация, господин Саматта, но я переспрошу: ты в ней уверен?

— Мой информатор полагал, что все именно так, — криво усмехнулся Саматта. — А он… обладал достаточно широкими познаниями.

— Так… — тролль побарабанил когтями по столу. — Хорошо. Информация принята к сведению. Мы подумаем, как ее использовать. Можешь ли ты сообщить еще что-то, полезное для расследования?

— Сверх того, что компания «Кёко», владеющая «Дзинсокой», по самые уши увязла в контрабанде наркотиков, а также чоки и прочей ерунды, ничего, — пожал тот плечами. — Разве что тот факт, что «Тёбица» продает за границу по подложным документам не менее десяти процентов своих чоки, а управление СОБ в Крестоцине активно ее покрывает. Но это вряд ли для тебя новость.

— Я не в курсе дела, — покачал головой тролль. — Однако, господин Саматта, департамент внутренних расследований очень заинтересуется тем, что ты сказал. Ты можешь назвать конкретные имена?

— Нет, — Саматта равнодушно повел плечом. — Не интересовался.

— Тем не менее, спасибо за сообщение. Должен, однако, заверить, что даже если твой информатор говорит правду, речь идет о самодеятельности и коррупции отдельных сотрудников Службы, отнюдь не об официальной позиции. Я инициирую негласное расследование ситуации, и если ты прав, полетят головы, обещаю. Информация о незаконной деятельности компаний «Тёбица» и «Кёко» также принята к сведению, мы начнем расследование и по ним. Но вернемся к нашей проблеме. Как я уже сказал, у нас практически нет данных о намерениях Дракона. Даже если пленники действительно у Оранжевого клана, их вполне могут продать другому клану. Такое там в порядке вещей. Кроме того, мы просто не понимаем мотивации похитителей. Дракон часто похищает людей в Граше и даже в Четырех Княжествах, но всегда запрашивает выкуп за похищенных. Да и похищают с целью выкупа членов богатых семей, а не таких бедных, как ваша… прошу прощения, но ваше финансовое положение нам более-менее известно. Месть для Дракона тоже весьма важна, особенно если учесть их своеобразную интерпретацию чести, но еще ни разу на нашей памяти они не прибегали к столь изощренным схемам. Захватить заложников, чтобы вынудить врага показаться из укрытия, не их стиль.

— Ты очень убедительно рассказываешь, почему Служба общественной безопасности ничего не может поделать, — фыркнул Саматта. — Ты пришел сюда, только чтобы поведать нам о своем бессилии?

— И за тем тоже. Я хочу, чтобы вы хорошо понимали: за границами Катонии у нас практически нет возможностей влиять на ситуацию законными методами. А… неофициальные меры в текущих обстоятельствах могут иметь для нашей страны катастрофические последствия. Я лично крайне сомневаюсь, что на высшем уровне примут решение о проведении каких-то силовых операций на территории Сураграша или где-то еще за границей. Все, что мы можем — ждать результатов операции, которую власти ЧК должны провести в порту Жугалана. В соответствии с заявленными намерениями он является первым пунктом назначения «Дзинсоки». Однако следует учитывать, что в Жугалан пленниц не повезут почти наверняка. Дракону нужно доставить их в совершенно другую сторону. Скорее всего, их переместят на другое судно в открытом море, а на какое — мы можем только догадываться. Возможно, его удастся отследить, возможно — нет.

— То есть сделать нельзя вообще ничего? — холодно осведомился Саматта, и на его лице опять заиграли желваки. — Мы услышали твои слова, господин полковник. Вероятно, нам придется изобретать какие-то свои способы.

— Да, — наклонил голову тролль. — И я уполномочен передать, господин Саматта, что в случае, если вы намерены предпринимать собственные действия, СОБ окажет вам всю необходимую поддержку. Неофициально, разумеется — ваши действия никак не должны быть связаны с СОБ или иными государственными органами Катонии. Но если потребуется какая-то информация, документы, снаряжение, помощь на месте — ресурсы СОБ в вашем распоряжении.

— Что? — Саматта недоверчиво уставился на него. — Господин полковник, ты намекаешь, что мы сами должны отправляться в Сураграш на поиски Карины и Цукки?

— Я не намекаю, — лицо полковника осталось непроницаемым. — Я говорю открыто. Господин Саматта, твои действия за прошедшие двое суток, учитывая уничтожение виллы господина Осы Касадаки вместе с хозяином, — он проигнорировал сдавленный вздох Яны и изумленно распахнувшиеся глаза Палека, — а также оставленное утром в университете заявление об отпуске за свой счет, говорят сами за себя. Ты намерен действовать самостоятельно. И я еще раз подтверждаю: СОБ и военная разведка по личному указанию Президента окажут тебе всю посильную помощь.

— И что заставляет тебя думать, что она мне нужна? — тон Саматты стал угрожающим.

— Тот факт, что Сущности вам больше не помогают, — ровно ответил тролль. — А человеческие возможности весьма ограничены. Поэтому тебе потребуется вся поддержка, которую ты сможешь получить.

Воцарилось долгое напряженное молчание. Наконец Саматта тряхнул головой.

— Я услышал тебя, — сказал он нейтральным тоном. — Что-то еще?

— Пока все, — качнул головой полковник. — Вот, — он положил на стол пустой белый прямоугольник. — В чипе код для связи. Когда — если — ты решишь прибегнуть к нашей помощи, свяжись со мной, и мы подумаем, что и как можно сделать. Только не пытайся действовать через местное управление СОБ — они не в курсе дела.

Он поднялся.

— Я могу покинуть дом?

— Да, господин, — вместо Саматты ответила Яна. — Охранная система уведомлена, что ты уходишь. Воспользуйся своим автомобилем, и сложностей у тебя не возникнет. Спасибо за предложение поддержки, господин.

— До свидания, — полковник поклонился и вышел из комнаты. Несколько секунд спустя хлопнула входная дверь.

— Он искренен? — угрюмо осведомился Саматта у Яны.

— Не знаю, — вздохнула та. — Ты же знаешь, я у орков и троллей эмоции плохо понимаю. Наверное, его потому и послали.

— Мати, колись, кого ты взорвал в Крестоцине! — потребовал Палек. — А заодно постарайся придумать хорошее объяснение, почему не пригласил поучаствовать меня!

— И меня! — зло фыркнула Яна. — Мати, ты что, решил в одиночку бороться со всем миром?

Саматта сгорбился и уставился в стол.

— Я не хочу втягивать вас, — глухо сказал он. — Я привык убивать. Но вам незачем пачкаться. Я разберусь сам.

— Ну уж нет! — Яна вскочила на ноги и уперла руки в бока. — Мати, что значит «незачем пачкаться»? Речь идет о Каре и Цу, а не о каких-то там посторонних людях! Если ты, блистательный господин Саматта Касарий, думаешь, что сможешь заняться их спасением в одиночку, ты сильно ошибаешься!

— Яни! — Саматта вскинул на нее тяжелый взгляд. — Ты что, не понимаешь? Мне… нам с Дором, скорее всего, придется отправляться на Западный континент, в Сураграш! Охота на Дракона в тамошних джунглях — занятие не для девочек вроде тебя! Это опасно!

— Для девочек? — рассвирепела Яна. — Мати, ты, кажется, забыл, что я девиант первой категории? И что я умею не только читать эмоции и крушить бетон, но и промывать мозги? Ты думаешь, что опаснее меня? Так ты сильно заблуждаешься!

— Одно дело — мирная Катония. И совсем другое — джунгли! — яростно рявкнул Саматта, вскакивая так, что его стул отлетел в сторону. — Ты слишком молода! Тебе только двадцать четыре года! И тебя никогда не учили выживать в бою!

— Мати, а когда ты убил своего первого врага? — невинно спросил Палек. — По твоим рассказам, помнится, лет в девятнадцать. Или в восемнадцать. Ты хочешь сказать, что в девятнадцать лет был старше Яны или меня сейчас?

Саматта обратил на него огненный взгляд.

— Я не намерен обсуждать… — начал он, но Яна оборвала его:

— Разумеется, не намерен! Потому что обсуждать нечего! Мати, мы одна семья, и ты без нас никуда не отправишься. А попытаешься не взять — поедем самостоятельно. Мы уже давно совершеннолетние и не нуждаемся в позволениях опекуна!

Саматта зашипел сквозь зубы. Несколько секунд он стоял, сжав кулаки и переводя взгляд с Палека на Яну, но потом обмяк, словно шарик, из которого выпустили воздух.

— Я… подумаю, — сипло сказал он. — Простите. Я не хотел казаться невежливым. Просто… я уже не смог защитить Цу и Кару. Если что-то случится еще и с вами…

— Мати, — неожиданно мягко сказала Яна, — я вижу, что ты чувствуешь, но долг твоей жизни вовсе не в том, чтобы защищать нас. Дзи принял тебя в семью не как охранника, чтобы он тебе ни говорил. Вместе с ним ты заменял нам отца, являлся советчиком и опорой в трудную минуту. Нет, не так — заменяешь и являешься до сих пор. И мы все любим тебя за это. Но мы уже взрослые, Мати. Нас нельзя опекать, как ты опекал сопливых девчонок пятнадцать лет назад. Мы взрослые люди, и мы можем самостоятельно принимать решения, пусть даже грозящие нам смертельной опасностью. А потому мы останемся с тобой, куда бы ты ни решил отправиться. Мы признаем, что ты — командир, у тебя есть опыт и умение, которых нет у нас. Мы станем слушаться тебя во всем. Но одного ты нам приказать не можешь: остаться дома, пока ты где-то там далеко рискуешь жизнью ради Цу и Кары. Лучше смирись сразу и не трать попусту время и эмоции.

Саматта махнул рукой и снова сел.

— Вот и ладушки! — жизнерадостно заявил Палек. — Теперь, когда мы в общих чертах договорились о концепциях, давайте все-таки вернемся к другим насущным вопросам. Вы не хотите должным образом поприветствовать Каси?

— Ох! — всплеснула руками Яна. — Да что же мы! Этот тролль совсем нас с толку сбил. Мати, ты даже с ней не поздоровался как следует!

— Приношу свои извинения, госпожа Канса, — сумрачно ответил Саматта. — Я был крайне невежлив.

Он подошел к испуганно сжавшейся на стуле Кансе и глубоко поклонился ей.

— Я Саматта, молодая госпожа. Искренне рад знакомству. Поскольку я до некоторой степени родственник балбеса, что устроился рядом с тобой, наверное, ты меня знаешь.

— Да, господин Саматта, — пискнула Канса, вскакивая. — Раза знакомству, прошу благосклонности. — Она поклонилась еще ниже.

— Благосклонность пожалована. Еще раз прошу прощения за невежливость и за… случившуюся сцену. Ты застала нашу семью не в лучшие времена, и мы забыли, как следует вести себя должным образом.

— Ничего, господин Саматта, — с готовностью откликнулась девушка. — Я понимаю. Сначала пропажа госпожи Цукки и госпожи Карины, потом госпожа Эхира…

— Да, — печально кивнул Саматта. — Именно так. Но мы исправимся, обещаю.

— Если только она, Мати, не испугается твоей свирепой физиономии и не сбежит из дома, — усмехнулся Палек. — Каси, ты не обращай внимания, он добрый… когда никого не взрывает.

— Так, хватит о взрывах, — решительно вклинилась Яна. — Нужно устроить вас поудобнее. Наверняка вы захотите спать в одной комнате, так? Значит, нужно перенести туда вторую кровать, пока не купим двуспальную. И со шкафами нужно что-то делать. Э… госпожа Канса? Ты хочешь что-то сказать?

— Да, госпожа Яна. Я… хочу спросить. Можно?

— Конечно. Кстати, давай без формальностей. В конце концов, мы теперь родственники.

— Да, го… да, Яна. Я хочу спросить — вы ведь теперь отправитесь спасать госпожу Карину и госпожу Цукку? Лика?

— Да, вероятно, — согласился Палек. — Наверняка у Мати уже есть план развертывания танковых дивизий на местности и все такое. Кстати, я ведь даже не подумал, что тебя нужно устроить. Нам придется отсутствовать, наверное, период, а то и два. Так, посмотрим. Бюджеты мы с тобой объединим, так что денег тебе хватит. Брачный контракт оформим завтра-послезавтра. На работу, наверное, мы тебя пока запихивать не станем — обживешься пока, познакомишься с городом, решишь, чем хочешь заниматься. Когда мы…

— Лика!

— Да, милая?

— Лика, я не собираюсь обживаться здесь в ваше отсутствие. Я еду с вами.

Воцарилась мертвая тишина, и девушка снова сжалась под внимательными взглядами трех пар глаз. Сжалась — но не отступила.

— Лика, раз мы сейчас муж и жена, — твердо, хотя и с умоляющими нотками произнесла она, — то должны служить друг другу поддержкой и опорой. Ты ведь сам говорил мне, что секс — не главное! Я не оставлю тебя. Лика, ведь вам наверняка потребуется, чтобы кто-то готовил в походе, стирал… костер разжигал! Я умею, мы в старшей школе много раз ходили в поход, и я в нашем отряде лучше всех девочек разжигала костер и ставила палатку. Даже лучше большинства мальчиков! И готовлю я хорошо! Я не стану обузой, и я… я тебя не брошу.

— Каси, — ласково сказал Палек. — Мы собираемся не в поход. Там опасно. Там убивают. Я вовсе не хочу, чтобы тебя убили.

— Я тоже не хочу, чтобы тебя убили! А как я смогу защитить тебя, оставшись дома?

— Каси, но мы не можем…

— Лика! — в глазах Кансы вспыхнули опасные огоньки. — Мы муж и жена? Да или нет?

— Да, но…

— Значит, мы с тобой одно целое, в беде и в горе, в радости и в счастье! Я должна быть рядом с тобой! В Сураграше, на войне или еще где! Или мы муж и жена, или… просто так, никто друг другу!

— Каси, что ты говоришь? — поразился Палек. — Но неужели ты не понимаешь, что…

— Лика!

Палек вздрогнул и посмотрел на Яну. Та уперла руки в бока в своей излюбленной манере.

— Лика, а ты не хочешь на себя ситуацию примерить? Думаешь, Мати в отношении тебя иначе думает? — с сарказмом спросила она.

— Да причем здесь Мати?!

— Да при том же, что и ты! Лика, если ты всерьез намерен жениться, то неплохо бы тебе иногда вспоминать, что Канса — не твоя собственность! И что ее желания тоже что-то значат! Она всерьез считает, что должна оставаться рядом. С какой стати ты отрицаешь ее слова, даже не задумавшись?

— Я… — Палек замолчал и посмотрел на Кансу. В его взгляде появилось что-то новое. Он поднялся, положил руки девушке на плечи и заглянул ей в глаза.

— Прости, Каси, — тихо сказал он. — Я понимаю, что для тебя это важно. Но пойми и ты, что я не могу потерять тебя по глупой случайности — а таких случайностей найдется предостаточно. Пожалуйста, не настаивай.

— Лика, — Канса прижалась к нему и зарылась носом в грудь, так что ее голос заглушила рубашка. — Я понимаю. Я все понимаю. Но и я не могу потерять тебя… сейчас. Пожалуйста, согласись.

Минуту Палек ласково поглаживал ее по спине, потом вздохнул.

— Хорошо, Каси, — мягко сказал он. — Я не возражаю. Хотя очень бы хотел, чтобы ты осталась дома.

— Вот и замечательно! — кивнула Яна. — Мати, тебя тоже палкой по голове бить придется, чтобы ты согласился?

Саматта положил лоб на столешницу, обхватил голову руками и застонал.

— Не придется, — безнадежно проговорил он. — Раз уж у меня на шее повис целый детский сад, одним дитем больше, одним меньше — особой разницы нет.

— Замечательно! А теперь вот что. Время к ужину. Мужчины, займитесь пока на пару готовкой, график дежурств потом перетряхнем. А мы с Кансой пока поболтаем о своем, о девичьем. Каси, пошли.

Она мягко, но настойчиво увлекла девушку за собой к выходу из столовой.

— И все-таки, Мати, кого ты там взорвал? — услышала она реплику Палека. Ну вот, кто о чем, а Лика о взрывах…

Она завела Кансу к себе, закрыла за собой дверь, включила звукоизоляцию и почти силой усадила девушку на стул.

— Ну вот, наконец-то одни, — вздохнула она с облегчением, усаживаясь на кровать. — Тут моя комната. Не смотри, что полупустая, я здесь не часто бываю. Иногда на работе ночую, а в последнее время вообще в Оканаке долго жила.

— У меня в комнате дома вещей не больше, — откликнулась Канса, с интересом рассматривая обстановку. — Ой… а это настоящий синтезатор?

— Настоящий. Только я им уже много лет не пользуюсь, только пыль собирает. У меня другая машинка есть — папа подарил, когда… — Она остановилась. — Каси, что именно Лика тебе о нашей семейке рассказывал? И рассказывал ли вообще?

— Ну… — Канса смутилась. — Он рассказал, что есть такие Демиурги, которые создали нас, нашу планету. Что они иногда среди нас живут как обычные люди. Что один из них, которого зовут Дзинтон или Джао, я не поняла толком, спас вас с госпожой Кариной из Института человека и… воспитывал вас несколько лет. Но я как-то не задумывалась пока. А Лика… он в последние два дня расстроен и неразговорчив.

— То есть ты знаешь, что я девиант? — переспросила Яна.

— Ну… да. Лика упоминал о твоих особых способностях. Но, госпожа Яна, — внезапно заторопилась она, — я никогда ничего плохого не думала о… девиантах. Честное слово!

— Каси, мы ведь договорились без формальностей, — напомнила Яна. — тебе сколько лет.

— Девятнадцать…

— Ну, а мне двадцать четыре. Не такая уж разница, чтобы ты на меня смотрела, как на старушку. Каси, я знаю, что ты ничего плохого обо мне не думаешь. Лика сказал тебе, что я еще и эмпат?

— Эм… что?

— Эмпат. Я чувствую эмоции людей. Радость, печаль, злость, ярость, страх… Я знаю, что ты не боишься меня… вернее, боишься, но не так, как боятся девиантов. — Она улыбнулась. — Каси, я для Лики просто сестра, даже не совсем старшая — мы погодки. Я не кусаюсь. И я вижу, что ты его любишь, не то что прочие его временные пассии. И Цу очень хорошо о тебе отзывалась, когда из Тэммондая вернулась, а она людей прекрасно чувствует, немногим хуже меня. Не красней, здесь нечего стыдиться. Ты любишь его, он любит тебя — я даже и не думала, что он на такие сильные чувства способен. Мне того достаточно, чтобы принять тебя с открытым сердцем. Мы с ним частенько пикируемся, но ты внимания не обращай, мы не всерьез. Мати ты тоже понравишься, вот увидишь, просто он сейчас расстроен произошедшим и на окружающее мало внимания обращает. Слишком много на нас свалилось сразу. Ты уж извини нас, что так все сложилось.

— Нет-нет, Яна! — запротестовала Канса. — Я вовсе не обижена. Я все понимаю.

— Я знаю, — кивнула Яна. — Но все равно жаль, что мы не оказали тебе подобающего приема. И, Каси, как члену семьи я открою тебе секрет. Пожалуйста, не рассказывай никому на стороне, но ты знать должна. Я не только эмпат. Я еще и могу напрямую влиять на чувства людей. Я редко использую эту способность, только при крайней необходимости, и никогда глубоко не вмешиваюсь. Скажи, ты… почувствовала что-то необычное, когда в дом вошла?

— Нет, Яна, — Канса помотала головой. — Но мне у вас здесь понравилось. Хорошо и уютно. Как у нас дома, там, в Тэммондае.

— Хорошо, — Яна вздохнула с явным облегчением. — Я пыталась твой страх снять. Ты прямо тряслась от ужаса, словно в берлогу обаки входила. С первого раза никогда не знаешь, как человек отреагирует, и я совсем чуть-чуть тебя коснулась. Я больше не стану, обещаю, если сама не попросишь. Но, пожалуйста, помни про секрет.

— Хорошо, Яна. Скажи, а что случилось, когда мы к дому приближались? Я дремала, и вдруг какой-то кошмар начался. Я проснулась, а страх остался. Но потом Лика что-то сделал, и стало опять как обычно. Лика упомянул какую-то защиту…

— А! — спохватилась Яна. — Ну да, все верно. Я совсем забыла, а у Лики наверняка возможности не нашлось. Каси, тебе придется привыкнуть, что у нас многое не как у людей. Отель и прилегающая территория — формально собственность Фонда поддержки талантов, но фактически он наш. Здесь — Цитадель Джао, она под прикрытием защиты Демиургов. Она практически непробиваема. Дзи говорил, что даже термоядерный взрыв выдержит и не заметит, так что здесь мы в полной безопасности. Обычно она незаметна для посторонних, пока те ведут себя правильно, но после… похищения Мати потребовал, чтобы мы перевели ее в агрессивный режим. Сейчас она отпугивает всех посторонних сильным страхом на границе территории. Пока Лика не представил тебя ей и не обозначил как члена семьи, она и тебя пугала. М-да, опять та же проблема. Мы и с тетей Хи…

Она осеклась и погрустнела.

— Мы и с тетей Хи тоже поначалу не знали, что делать. Мы-то впятером системой напрямую управлять можем, мысленно… ну, не совсем мысленно, но не суть. А вот других к ней напрямую ни операторами не подключить, ни даже наблюдателями. Дзи знал, как сделать, но нам не рассказал. Но сейчас я вас познакомлю…

Она на мгновение замерла, и тут же посреди комнаты взвихрилась яркая радуга. Кансе в лицо пахнуло порывом свежего ветра, и она невольно отшатнулась — и замерла, поняв, что в воздухе перед ее лицом висит, мерцая стрекозиными крылышками, самая настоящая фея из сказки! Она почувствовала, как у нее отвисает челюсть.

— Познакомься с Фи, — как ни в чем не бывало сказала Яна. — Фея — интерфейс для взаимодействия гостей с охранной системой. Нам она обычно не нужна, но тебе с ней придется общаться часто. Система и так всегда слышит всех, но если ты не обращаешься напрямую к Фи, она не воспримет твои слова как команду. Она не говорит, но прекрасно понимает человеческую речь — в меру своего интеллекта. Теперь нужно придумать тебе сигнал для ее вызова. Так… — она задумалась. — Давай пока я придумаю за тебя, а ты потом поменяешь, как захочется. Пожалуйста, дважды хлопни в ладоши и щелкни пальцами. Ну же, не стесняйся!

Канса несмело выполнила приказ, и в комнате раздался негромкий музыкальный аккорд.

— Зафиксировано, — констатировала Яна, и фея так же внезапно, как и появилась, растворилась в воздухе. — Теперь попробуй ее вызвать.

Канса послушно выполнила приказ, и посреди комнаты опять взметнулась яркая радуга. Фея снова зависла перед ней, вопросительно заглядывая в глаза.

— Теперь отпусти ее, — скомандовала Яна. — Иначе она так и продолжит за тобой таскаться.

— Как — отпустить?

— Да как хочешь. Скажи ей что-нибудь.

— Э-э… — Канса задумалась. — Госпожа Фи, спасибо тебе большое, ты можешь идти.

Фея кивнула и растаяла. Яна хихикнула.

— «Фи, свободна» вполне достаточно, — сообщила она. — Она же искин, компьютер, ей на вежливость наплевать. Вообще-то тебе с ней общаться редко потребуется — если гость идет с тобой, он автоматически зачисляется в безопасные — в обычном режиме, разумеется. А агрессивный режим мы отключим — хватит Мати параноика из себя изображать, надоело уже. Понятно, что нас никто похищать не намеревается. Только курьеров из магазинов отпугивает. Вчера вот нашелся один храбрец, страх на границе владений переборол и пошел дальше… в общем, пришлось его полчаса ясурагой и чаем отпаивать. Так, теперь по бытовым мелочам. Я тебя сейчас всем сразу грузить не хочу, только самое главное. Первое — мы все по очереди дежурим по кухне и дому. Дежурный в основном готовит еду на всех и ходит за продуктами, хотя в магазин обычно заходят и те, кто просто идут мимо. Особо мы кулинарией не увлекаемся, так что не пытайся нас закармливать, все равно не оценим. Я фигуру берегу, — она со вздохом погладила себя по пухлому животику, — а Лика и Мати настоящие мужики, им лишь бы пожрать побольше, и неважно, чего именно. Лопают как прорвы, и хоть бы лишний килограмм набрали, заразы! Доходы у нас у каждого свои, но мы скидываемся в общую копилку на хозяйство. Где деньги лежат, Лика покажет, и к общему электронному кошельку тоже он тебя подключит — по технике он у нас главный специалист. Имей в виду, не вздумай свои деньги вносить, пока работать не начнешь. Лика тебя с места сорвал, без работы ты из-за него осталась, вот пусть и обеспечивает тебя. Пора нашему шалопаю остепениться, а то так и останется ветрогоном безответственным. Что еще?

Она задумалась.

— На первых порах вроде все. Освоишься постепенно. А сейчас пошли посмотрим, что там Мати с Ликой на ужин готовят. Если опять свое любимое цурме с курицей и перцем, я из них самих цурме сделаю! Э-э… Каси, ты опять что-то хочешь сказать? Ты не стесняйся. Я же все равно чувствую. А?

— Яна, — тихо сказала Канса, — я тебе очень благодарна. Я так… так боялась встречи. Боялась, что вам с господином Саматтой не понравлюсь, что у Лики из-за меня сложности возникнут. И спасибо, что поддержала… тогда.

— Да не за что, — отмахнулась Яна. — Каси, знаешь, основное, чему научил нас приемный отец — что каждый человек имеет свободную волю и право на выбор. А уж у него-то возможностей чужую волю подавлять не в пример больше, чем у всех остальных, вместе взятых, так что он знает, о чем говорит. Если ты всерьез считаешь, что должна оставаться рядом с мужем, Лика обязан к тебе прислушаться. Может, и не самая лучшая идея тебе отправляться с нами — мы-то та еще компания, хуже динамита. Но если ты действительно хочешь, то поедешь. Но… — она вздохнула. — Если ты захочешь передумать, пожалуйста, не чувствуй, что потеряешь лицо. Ничего подобного.

— Я не передумаю, — тихо, но упрямо сказала Канса.

— Вот и у Кары такое же выражение лица и эмоций делается, — хмыкнула Яна. — Похоже, ты, как и она, упрямая. Ну, может, и хорошо. Лика парень неплохой, но периодически его нужно по башке бить, чтобы в себя пришел и думать начал. Раньше его Кара воспитывала, но когда она в свой разлюбезный Крестоцин перебралась, он совсем от рук отбился. Ну ладно, пошли. А то они действительно невесть что нам наготовят.

15.04.858, огнедень. Где-то в Срединном океане

Золотой туман колышется вокруг, накатывая радостными волнами. В нем хочется купаться, раскинув руки и весело смеясь, плыть, лететь, кувыркаться… Он добрый, хороший, яркий, звонкий, радужный, сладкий, теплый, ласковый. Он — друг. Он окутывает тебя заботливым покрывалом, смягчая боль и заставляя забыть о проблемах, призывно маня играть с ним снова и снова…

Нет. Нельзя. Она помнит, что где-то там, за пеленой тумана, кроется ужас. Первобытный черный ужас, который пытается подобраться к тебе и сожрать тебя целиком. Он прячется в тумане, незаметно подкрадываясь, и ожидает только, чтобы ты сделала ошибку: поддалась убаюкивающей мелодии, нежно льющейся со всех сторон. Нельзя поддаваться. Нельзя расслабляться. Она не помнит, почему, но она не имеет права.

Толчок, глухой удар — туман вокруг начинает колыхаться и дрожать, как желе. И она устремляется туда, где неожиданно сквозь гнойное желтое марево пробивается солнечный луч…

— Не вскрывай, — Шай жестом остановил мужчину, склонившемуся к лежащему на палубе контейнеру. — Отойдем подальше от корабля. С палубы нас видно.

— Да, момбацу сан, — кивнул тот.

— Они все равно никому ничего не скажут, — под нос себе рядом пробормотал Батаронг. — Они теперь повязаны с нами.

Шай поморщился. В последнее время Младший Коготь начал утомлять его своими рассуждениями. Но он пока нужен. Нужен, как и каждый командир в его клане. Но когда Шай окончательно упрочит свои позиции… настанет время пересматривать отношения и расставлять по правильным местам правильных людей.

— Они думают, что участвуют в контрабанде, а не в похищении людей, — сухо ответил он. — Пусть думают и дальше. Иначе особо пугливые могут броситься в полицию, чтобы выгадать себе прощение. А «Дзинсока» нам еще пригодится.

Яхта «Цубама» полным ходом удалялась от «Дзинсоки», тоже ложащейся на прежний курс. Перегрузка в открытом море, путь и в относительно тихую погоду, всегда представляла собой непростую задачу, но, к счастью, сейчас потребовалось переместить всего пять небольших легких контейнеров. Палубный кран достал их из трюма сухогруза и с первой же попытки опустил на палубу «Цубамы». В трюм яхты ящики с пленницами спускать не стали за ненадобностью. Судно, которому предстояло обогнуть континент с юга, не носило опознавательных знаков Дракона, но его экипаж целиком состоял из проверенных бойцов Оранжевого клана. Нужда в маскировке отпала, а для того, чтобы везти двоих пленников, существовали куда более простые методы.

Особенно — пленников, почти трое суток проведших под действием прекрасного, высококачественного, первосортного дистиллированного сока маяки.

Дождавшись, когда «Дзинсока» отдалится на полверсты, он кивнул матросу возле контейнеров, и тот отщелкнул крышку сначала на первом, а потом на втором ящиках. Несмотря на свежий морской бриз в нос сразу ударила вонь. Определенно, младенческие впитывающие подгузники, которые используют в Катонии, не рассчитаны на объем выделений взрослых людей. Да и рвоту в тесном темном трюме так до конца и не отмыли, и сейчас ее остатки тоже вносили свой вклад в общее благоухание. Заставив себя не морщиться, Шай склонился к контейнерам и внимательно осмотрел пленниц. Обе заметно исхудали, у них проступили ребра и тазовые кости и обострились скулы. Щеки начали западать. Плохой признак. Нужно поосторожнее с маякой, иначе они рискуют не дожить до места назначения.

— Ящики за борт, тряпки с дерьмом туда же. Вымыть обеих из шланга, напоить — и в трюм. Бата, когда в последний раз меняли батарею в ошейнике?

— Сегодня утром, сан Шай, — откликнулся Батаронг. — Батарея полностью заряжена.

— Хорошо. Маяку больше не вкалывать до завтрашнего утра, но введи снотворное. Пусть придут в себя к завтрашнему утру. Когда попросят маяку — не давать, пусть прочувствуют как следует, что с ними станет без нее. Позовешь меня, как проснутся. За камерой все время наблюдать, не отвлекаться ни на секунду.

Он склонился над Кариной и дотронулся до покрытого испариной лба. Температура высокая — но ниже, чем можно ожидать. Дистиллят в последний раз им вводили пару часов назад, еще пять-шесть часов они в себя не придут даже без снотворного. Следует ожидать, что уже завтра обе, измучившись без дурмана, станут покорными, как овечки. И после того, как до их сознания в полной мере дойдет, в какой ситуации они оказались, можно рассчитывать, что проблем с ними больше не возникнет.

И в этот момент глаза Карины распахнулись. Она невидяще уставилась на него, но с каждой секундой ее взгляд становился все более осмысленным. Шай невольно отступил на шаг. Немыслимо! Человек, получив такую дозу маяки, не может очнуться! Однако же она очнулась и смотрела на него. Рядом испуганно вздохнул Батаронг. Тело Карины конвульсивно содрогнулось в путах, изо рта выплеснулась тонкая струйка белесой жидкости — недавно введенный витаминный раствор. Вероятно, она попыталась рефлекторно задействовать эффектор. Затем ее глаза закатились под лоб, веки опустились, и она обмякла.

— Обереги нас пресветлый Курат… — пробормотал Батаронг, делая знак, охраняющий от зла. — В первый раз вижу, чтобы человек смог очнуться от сна маяки! Сан Шай, она не женщина, она дух в человеческом обличье!

— Бата, ты болтаешь языком хуже деревенской старухи! — резко ответил Голова Дракона. — Заткнись и выполняй, что приказано. И помни, что я приказал — обращаться с ними с уважением. Доведи до каждого человека и предупреди, что в случае чего ответят лично передо мной.

Он повернулся и направился в свою каюту, оставив позади себя подавленную тишину.

Сознание возвращалось медленно. Окутывающий ее желтый дурман уже не казался золотым и ласковым. Карина чувствовала, что ее морозит, и в наваливающейся со всех сторон тьме мелькали злые голодные пятна. Она застонала — скорее, слабо засипела — и попыталась приоткрыть налитые свинцом веки. Получалось плохо. Однако ей удалось пошевелить руками — значит, с нее сняли путы. Преодолевая чудовищную слабость, она подняла руки к горлу и с бессильным отчаянием нащупала толстый обруч блокиратора. Значит, он не привиделся ей в дурманном бреду, и она в самом деле не может использовать свой эффектор.

Она пошевелилась и осторожно протерла глаза. Плавающие на желтом фоне пятна не исчезли, но внезапно картинка стала негативной — желтые пятна на темном фоне. Она аккуратно разлепила веки и тут же зажмурилась от рези — тусклый свет зарешеченной лампочки под потолком ударил в зрачки сильнее, чем сияние мощного прожектора.

Она пошевелилась и попыталась сесть. Под телом ощущалось что-то комковатое и довольно мягкое, но соскользнувшая с него рука ощутила ледяной холод металла. Ее всю пробрала резкая дрожь. Потратив несколько минут на то, чтобы вернуть себе ориентацию в пространстве, она все-таки умудрилась сесть и начала озираться, с трудом фокусируя взгляд на предметах обстановки.

Обнаженная Цукка лежала рядом на таком же матрасе и не шевелилась. Из ее приоткрытого рта тянулась ниточка слюны, хриплое дыхание с трудом вырывалось из груди. Она казалась осунувшейся и постаревшей — впрочем, возможно, виной тому был неяркий неприкрытый свет лампы, обострявший черты лица. Превозмогая слабость, Карина дотянулась до нее и нащупала пульс на шее. Тот бился слабо, но ровно и уверенно. Покрытая обильной испариной кожа казалась горячей. Карина обвела взглядом помещение, в котором они оказались. Комнатушка десять на десять шагов, обшитая стальными пластинами, небольшой унитаз в углу, стальная же глухая дверь — и никаких признаков окон. Куда они попали? Она попыталась подняться на ноги — и тут же сильный толчок снова сбил ее с ног. Она замерла, прислушиваясь к себе и окружающему миру. Да, определенно, пол качался не только из-за ее слабости. Они в море? На корабле?

Она заставила себя подняться и опираясь на стену, чтобы не упасть, стараясь не обращать внимания на жгучий холод металла под босыми ступнями, добралась до двери и несколько раз стукнула по ней кулаком. Металл отозвался глухим, еле слышным звуком — очевидно, дверь являлась сплошной и массивной. Тюремная камера? Она добрела обратно до своего тюфяка и почти упала на него, чувствуя, как тело все сильнее пробирает дрожь. Позвоночник, кости рук и ног потихоньку начинало ломить. В носу засвербело, и она несколько раз чихнула. Замечательно. Если их непонятно сколько держали на наркотиках, есть только два варианта происходящего: простуда или абстинентный синдром. И остается только истово надеяться, что не второе.

— Цу! — позвала она, склонившись над подругой и потормошив ее за плечо. — Цукка! Проснись! Ты меня слышишь? Цу!

Цукка что-то хрипло пробормотала себе под нос, и Карина снова затормошила ее за плечо. В конце концов та протяжно застонала и зашевелилась. Она перевернулась на бок и попыталась свернуться в калачик.

Несколько минут спустя она все же пришла в себя настолько, что при помощи Карины сумела сесть на матрасе и мутным взглядом обвела камеру.

— Кара, где мы? — хриплым шепотом спросила она.

— Не знаю, — откликнулась та. — Похоже, какой-то корабль. Цу, ты можешь позвать Мати? Или Яну? Лику?

— Сейчас попробую, — Цукка шмыгнула носом. — А ты пыталась?

— Я не могу, я в ошейнике. Он не дает мне задействовать эффектор, в том числе для прямой связи.

— Но ты же умеешь его пробивать?

— Нет, Цу, — вздохнула Карина. — Это новая модель. Он не создает постоянное шумовое поле, а реагирует направленным импульсом на активацию эффектора. Как из «розы» выстрел. Жуткие ощущения. Мне с ним не справиться.

— Хорошо… — Цукка прикрыла глаза, вытянулась на тюфячке и зашевелила губами. Несколько секунд спустя на ее лице отразилось облегчение, и она заговорила вслух:

— Мы живы, Мати, да, и Кара тоже… Нет, она не может говорить — на ней какой-то новый блокиратор, который она пробить не сумеет… Не знаю. Железная комната, пол качается, как на корабле… Нет, не выглянуть, окон нет… Мати, не надо. Не торопитесь. Нас не убили, значит, пока нам ничего не угрожает. Не волнуйтесь. Мати, я себя паршиво чувствую, мне трудно говорить. Я потом тебя вызову…. Не беспокойся, пожалуйста, пока все в порядке…. Да, Мати, я тебя тоже. Конец связи…

Несколько секунд она лежала без сил, потом посмотрела на Карину.

— Связь действует, — наконец сказала она. — Мати страшно рад, что мы наконец-то очнулись. С Ликой и Яной все в порядке. Мати спрашивал, можем ли мы определить, где находимся. Они собираются как-то нас спасать.

— Плохо, — Карина тоже вытянулась на тюфяке. — Как бы глупостей не наделали. Цу, как ты себя чувствуешь?

— Знобит, — пожаловалась та. — Нос соплями забит. Все тело ломает, как при простуде. И в животе рези… нам хоть горшок какой-нибудь здесь поставили?

— Унитаз в углу. Цу, нужно терпеть. Нас на наркотиках держали. Я не знаю, на каких, но некоторые вызывают привыкание очень быстро. Если не хочешь стать наркоманом, нужно перетерпеть абстиненцию. Она очень неприятна, но выхода нет. Надо терпеть.

— Перетерплю, — согласилась Цукка после паузы. — Раз выхода нет…

Дверь лязгнула и растворилась. В узком проходе стояли двое мужчин с короткими автоматами — в пыльном воздухе тюремной камеры замерцали узкие лучики лазерных прицелов, недвусмысленно упираясь в грудь приподнявшейся на локте Карины. Лица обоих в густой тени от притолоки казались почти черными… Казались? Нет. В самом деле темно-коричневая кожа, не только на лице и шее, но и на кистях рук, выглядывающих из широких рукавов белых накидок-хантэнов, которые она видела в передачах о Западном континенте. Короткие черные волосы заметно курчавились. Узкие глаза над широкими скулами и приплюснутым носом недобро глядели из-под нависающих надбровных дуг.

Гуланы. Настоящие гуланы с Западного континента.

— Не вставать, — с резким акцентом приказал один из них. — Ты, в ошейнике. Попытаешься делать глупости — пожалеешь. Обе — лечь на спину, засунуть руки под спину и не двигаться.

Ни Карина, ни Цукка не пошевелились.

— Вы что, не поняли? Лечь на спину! — рявкнул говорящий.

— Ты дурак, — спокойно сказала Карина. — Ты собрался стрелять в комнате, обитой металлом? Тебя самого убьет рикошетом.

Медленно, преодолевая слабость и ломоту в теле, она поднялась на ноги и вызывающе уставилась на гуланов.

— Я не стану стрелять, — усмехнулся гулан, проходя в камеру. — Я просто вышибу тебе прикладом зубы, бесстыдная сучка. А может, и сломаю пару ребер.

— Попробуй, — стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла Карина. Она оттолкнулась от стены и сделала пару шагов навстречу.

— Ким! — предостерегающе проговорил второй гулан, доселе молчащий, опуская ствол патомата. — Хусуба-та шихо мо каллу[6].

— Хош![7] — отмахнулся от него первый. — Я тебя в последний раз предупреждаю, сучка — вернись на место и ляг на спину.

— Позови главного, — все тем же ровным тоном потребовала Карина. — Я стану разговаривать только с ним.

— Ты станешь разговаривать с тем, с кем придется, — недобро ощерился гулан, блеснув белыми зубами.

Ударил он, как Карина и ожидала, прикладом снизу вверх, по восходящей дуге. Его намечающаяся траектория должна была завершиться встречей с ее лицом — скулой или носом. Разумеется, он рассчитывал, что она попытается уклониться… и когда он потянулся за ней вперед, неустойчиво наклонившись, она вкрадчиво скользнула вперед и вправо, провернувшись на пятках у него за спиной. Когда еще не сообразивший, что произошло, мужчина продолжил поворот, пытаясь обнаружить ее взглядом, она, нажав на его левое плечо, одновременно подперла ступней левую пятку. Потеряв равновесие и продолжая вращаться вокруг своей оси, гулан нелепо взмахнул руками и, получив несильный толчок в спину, со всего маха врезался лицом в металлическую переборку. Не дав ему опомниться, Карина, сдвинувшись вбок и резко присев, полунажала-полуударила его коленкой под коленный сгиб и, дернув за левое плечо, уронила назад и вправо, бедром придавив к стене правую руку с автоматом. Выполнить классический завершающий контроль броска на четыре стороны она не сумела — помешали переборка и внезапно накатившая слабость, однако и ее противник оказался не способным сопротивляться. Поскольку правильно группироваться при падении его явно не учили, он неловко шлепнулся на вытянутую руку — и взвыл, когда под тяжестью тела суставы вывернулись в неверном направлении. Но даже крик боли не сумел заглушить отчетливый хруст ломающихся костей левого предплечья. Карина вздрогнула — все ее инстинкты завопили о немедленной помощи пострадавшему — но усилием воли она подавила их и вырвала из задранной руки автомат. Перешагнув — перепрыгнуть она не смогла из-за слабости — через упавшего и отодвинувшись от него на два шага, она нацелила автомат на второго гулана, все еще не сообразившего что происходит. Она никогда раньше не видела такого оружия и сейчас искренне надеялась, что направленная под углом вверх планка предохранителя означает, что оружие способно стрелять. В ее состоянии и без манипуляторов второго здорового мужика без эффекта внезапности ей не завалить, несмотря на все ее умения.

— Бросить оружие! — резко приказала она. — Мне терять нечего! Бросай!

Гулан молча смотрел на нее, очевидно, переваривая произошедшее. Карина не знала, что происходит у него в голове, но поднимать ствол оружия он не торопился. Бросать его, впрочем, — тоже.

— Бросай оружие! — снова приказала она, надеясь, что нотки отчаяния в ее голосе не слишком слышны. Она отчетливо сознавала, что не сможет выстрелить в человека — даже для того, чтобы спасти себя. Даже для того, чтобы спасти Цукку. Да и какой смысл стрелять? Наверняка на корабле присутствуют и другие бандиты. Сколько времени она сможет блефовать — и поддастся ли кто-нибудь на ее блеф? Зачем она вообще пошла на глупую стычку? Они вряд ли смогут сбежать — а их положение после такого наверняка ухудшится. — Ну? Оглох?

И в этот момент из коридора послышались новые шаги.

Шай чувствовал, как неподобающая злоба переполняет его до краев. Переговоры по спутниковому коммуникатору с оставленным на хозяйстве Старшим Когтем Баланом отнюдь не доставили ему радости. Похоже, Ночная Вода явно решила попробовать на прочность Оранжевый клан, возглавленный новым вождем. Старший Коготь сообщил о двух караванах, бесследно пропавших в джунглях вместе со всеми людьми, и налете на северные плантации маяки, к счастью, второстепенные. Определенно, по возвращении ему придется вплотную заняться обучением кое-кого правилам добрососедства. Он раздраженно рявкнул на не вовремя сунувшегося во время разговора под руку Батаронга, но, дав отбой, заставил себя успокоиться. Плох тот предводитель, что срывает раздражение на собственных слугах. Ярость должна выплескиваться на тех, кто ее вызвал, а не на первого встречного.

— Что, Бата? — осведомился он, выходя на палубу и всей грудью вдыхая теплый солоноватый воздух.

— Пленницы очнулись, сан Шай, — почтительно сообщил тот. — Наблюдатель из пультовой сообщил несколько минут назад. Я отправил туда двоих на всякий случай, чтобы они объяснили девкам правила почтительности.

— Вот как? — хмыкнул Шай. — Ну что же, пойдем, посмотрим.

Он быстро, почти бегом, спустился по узкому железному трапу, ведущему в трюм. Яхта не раз использовалась для перевозки пленников, иногда — рабов, так что оборудовали ее соответственно. Однако же камеры занимали изрядное пространство, почти наполовину уменьшая полезный объем грузового трюма. Поскольку Шай вовсе не намеревался заниматься таким малоприбыльным в последнее время делом, как работорговля, определенно следовало задуматься, стоит ли и дальше содержать судно. Высокая крейсерская скорость и комфорт верхних кают отнюдь не компенсировали малой грузоподъемности, так что, возможно, проще продать его кому-то еще и на вырученные деньги оснастить еще один быстрый грузовой катер, так полезный при контрабанде в грашских водах, полных кораблей с жадными до взяток таможенниками.

— Бросай оружие! — услышал он слабый женский голос, шагая по коридору. — Ну? Оглох?

Что еще за новости? Возле карцера, в котором держали пленниц, стоял один из его людей. Мерцающий в пыльном воздухе трюма луч лазерного прицела автомата в его руках упирался в пол. Он явно колебался, не понимая, что делать, и появление командиров воспринял с явным облегчением.

— Сан Шай, — быстро произнес он на поллахе. — Пленница избила и обезоружила Кима. Она угрожает выстрелить. Должен ли я убить ее?

Шай услышал, как идущий позади Батаронг даже запнулся от удивления, но не обратил на него внимания.

— Она сделала что? — ледяным тоном переспросил Шай, проскальзывая мимо отступившего солдата.

— Избила и обезоружила Кима, — повторил солдат. Впрочем, уже без нужды.

Шай с первого взгляда понял, что произошло. Ну разумеется. По телевизору в Крестоцине его люди если что и смотрели, то отнюдь не политические передачи. И, само собой, фильм о молодой женщине, что стояла сейчас в двух шагах перед ним, напряженно вцепившись в автомат, не видели. Идиот подпустил ее слишком близко — и она свой шанс не упустила.

Шай оглядел пленницу с ног до головы. Бесстыжая девка стояла перед ним нагая, полуразвернувшись, на напружиненных полусогнутых ногах, и ее заметно покачивало от слабости. Шай мог видеть ее тело сверху до низу в малейших деталях, но ей, казалось, все равно, что она голая стоит в присутствии четырех посторонних мужчин. Впрочем, бесстыжая не столько она, сколько вся Катония — женщины там совершенно не привыкли стесняться и бояться мужчин. Даже надменные и гордые тарсачки, раздетые догола, мгновенно теряли свою спесь и превращались в простых баб, униженно пытающихся прикрыться от мужских взглядов. Эти же двое, казалось, обнаженными чувствовали себя так же уверенно, как и в одежде. Он сделал себе зарубку на память: с катонийцами старые привычные методы усмирения придется пересматривать.

Девка стояла прямо перед ним, покачиваясь от слабости, но глаза ее горели мрачным огнем, и в свете тусклой потолочной лампы тени у нее на лице складывались в пугающую шаманскую маску. Дуло автомата смотрело Шаю прямо в грудь, но по его поводу он не испытывал ни малейшего волнения. Он уже понял: она не способна убить в холодном рассудке. С трудом поднимающийся сейчас на ноги солдат, берегущий левую руку, находился полностью в ее власти. Окажись Шай на ее месте с оружием в руках, оба недоумка уже умерли бы. Но она на такое не способна. Да, она мастер Пути — настоящий мастер, отрицать невозможно! — и крайне опасна даже без бурлящей глубоко внутри силы духов. Используя свои умения, она способна разбросать и искалечить нескольких сильных взрослых мужчин, в особенности не ожидающих сопротивления. Но ее не приучили убивать так, как должно настоящему воину: не задумываясь, не рефлексируя, не сожалея. Сложно ее винить — ее сытая мягкотелая страна давно разучилась воевать и уже не рождает настоящих солдат. Но хотя вина в том не этой женщины, последствия придется расхлебывать ей самой. На мгновение Голова Дракона ощутил укол сожаления — ах, если бы она родилась мужчиной! Какого бы бойца можно было из нее сделать! Но она женщина, и ей никогда не стать воином и никогда не испытать пьянящую ярость схватки…

— Ты намерена убить меня? — с холодным сарказмом спросил он на общем. — Ну давай, стреляй.

Он шагнул вперед, так что дуло автомата прижалось к его груди. Он оказался почти вплотную к ней, и ему в лицо пахнуло смесью запахов давно немытого тела: пота, мочи, рвоты, женского мускуса — неприятной и в то же время странно привлекательной. На мгновение он почувствовал, как в нем шевельнулось мужское вожделение — и умерло, раздавленное железной непреклонной волей.

— Стреляй, — повторил он, глядя ей в глаза с расстояния меньше чем в локоть. — Или боишься?

Ее губы шевельнулись, но она промолчала. Ее палец дрогнул на спусковом крючке. Шай внимательно наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Нет. Не выстрелит. Он испытал даже какое-то странное сожаление. Все-таки она ему не противник. Он стремительно шагнул вбок и одним движением вывернул из ее слабых пальцев автомат, отбросив оружие за спину.

Карина непроизвольно отступила на шаг назад, развернувшись в классическую вольную стойку левым плечом вперед и поборов страшное искушение опереться рукой на переборку. Ее снова качнуло от слабости, но она удержала равновесие. В глубине ее сердца нарастало тяжелое чугунное отчаяние. Почему она не выстрелила? Пусть их убьют, но она хотя бы прихватила с собой одного из бандитов. Ей показалось, что она уже видела раньше стоящего перед ней человека, но где?

И тут же молнией пришло осознание: это он. Тот самый, что с такой небрежной легкостью вырубил ее в парке. Он как-то назвал себя тогда — как?

— Зачем ты напала на моих людей? — на общем холодно спросил мужчина. — Ты надеялась сбежать с корабля посреди океана? Ты действительно безумна?

— Я на твоих людей не нападала, — тихо прошептала она. Ей не понравился звук ее голоса, отразившийся от железный стен, и она прокашлялась. — Твой человек попытался ударить меня прикладом в лицо. Жаль, что я не свернула ему шею.

Несколько мгновений мужчина изучал ее из-под прищуренных век, потом повернулся к угрюмо баюкающему руку незадачливому солдату.

— Как тебя зовут? — ледяным тоном спросил он.

— Ким, момбацу сан, — пробормотал тот, не поднимая взгляда.

— Бата, я приказал, чтобы с пленницами обращались с уважением. Ты передал мои слова экипажу?

— Да, сан Шай, — кивнул другой мужчина. — Передал.

— Ким, ты слышал слова Батаронга? — вкрадчиво осведомился Шай.

— Да, момбацу сан, — прошептал тот севшим голосом.

— И ты полагаешь, что удар прикладом — лучший способ выразить уважение?

— Нет, момбацу сан. Но женщина проявила дерзость и непослуш…

— То есть ты настолько поверил в свой ум, что решил делать выводы самостоятельно? — голос Шая превратился в шипение змеи. — И посчитал, что мои приказы выполнять уже не обязательно? А, Ким?

— Нет, момбацу сан. Я виноват, момбацу сан… — сипло сказал мужчина. В его взгляде промелькнул ужас.

— Да, ты виноват, — повторил Шай. — Выйди отсюда и поднимись на палубу. Жди там. Оружие не трогать! — рявкнул он, когда тот сделал движение поднять с пола автомат.

Гулан дернулся, скривившись от боли в сломанной руке, и боком выбрался из камеры. Шай снова повернулся к Карине.

— Бата, почему они не одеты? — спокойным голосом спросил он.

— Я не подумал, сан Шай, — откликнулся тот. — Прости мое недомыслие. Одежду сейчас принесут.

Он бросил взгляд на второго солдата, и тот, кивнув, исчез в коридоре. Батаронг наклонился, поднял автомат и повесил его на плечо.

— Кто ты? — хрипло спросила Карина. — Чего ты от нас хочешь?

Шай усмехнулся.

— Маяка хорошо отбивает память, так что я прощаю тебя — на первый раз. Но если ты забудешь меня снова, тебя накажут.

Его рука скользнула в карман хантэна и появилась с крошечным пультом дистанционного управления. Легкое движение пальцем — и Карина, задыхаясь, рухнула на колени, царапая ногтями ошейник. Из ее рта потекла ниточка слюны. Цукка испуганно дернулась на своем тюфяке, но удушье у Карины пропало так же внезапно, как и возникло.

— Твоя страна придумала превосходные устройства для обуздания силы духов синомэ. Эффектора, как вы ее называете. Я знаю, что ты чувствуешь — я пробовал на себе. Учти, я выдал лишь десятую долю мощности. Если ты еще раз нападешь на моих людей, они используют ошейник на половину мощности. Ты поняла меня?

Карина подняла на него взгляд, и Шай внутренне одобрительно хмыкнул: в ее взгляде не замечалось и следа страха. Зато там постепенно разгоралась жгучая ненависть. Да, хоть она и женщина, но ее воля сильнее, чем у многих известных ему бойцов-мужчин.

— Я Шай ах-Велеконг, Голова Дракона. Я веду за собой Оранжевый клан. И я также владею силой духов, как и ты — с той разницей, что я гораздо сильнее. Сейчас я господин твоей жизни и смерти. Не пытайся сражаться со мной. Я не стану убивать тебя — ты мне еще нужна. Но если ты проявишь неповиновение, тебя накажут. Ты поняла меня, момбацу сама Карина Мураций?

Не ответив, Карина с трудом поднялась на ноги и с вызовом уставилась на Шая.

— Что тебе нужно от нас, господин Шай? — вопреки физической немощи ее голос казался твердым и четким. — Зачем ты нас похитил? Ради денег? Моя семья небогата, с нас нечего взять.

— Что мне нужно, я тоже говорил. Насчет денег не беспокойся, — на лице Шая проявилась ледяная усмешка. — Если потребуется, твоя страна с радостью заплатит за тебя любую сумму — ты достаточно знаменита. Но сейчас нам нужно иное. Одна твоя знакомая нанесла нашему клану смертельное оскорбление, убив предыдущего Голову Дракона позорным способом. Она скрывается, и мы не можем найти ее, чтобы отомстить. Теперь либо она появится сама — и тогда я дам ей честную схватку — либо за нее умрете ты и твоя подруга. Ты знаешь, что такое честь. Посмотрим, знают ли о ней твои друзья.

— И как же зовут мою… подругу? — устало осведомилась Карина.

— Ты знаешь ее под именем Калайя.

— Что? — от изумления у Карины отвисла челюсть. — Калайя? Да ее уже много лет не существует! Господин Шай, ты сражаешься с призраками. Калайя была чоки! Просто чоки!

— Не более трех периодов назад для призрака она казалась слишком материальной, — снова усмехнулся Шай. — Призрак ли, чоки или же человек — мне все равно. Она выйдет на бой со мной — или вы обе умрете.

Он повернулся к вошедшему солдату, взял у него два плоских тряпичных свертка и швырнул автоматически подхватившей их Карине.

— Это — женская одежда. Называется кубала. Одевайтесь. Обе.

— Не нравится, как я выгляжу? — зло усмехнулась Карина, роняя одежду на пол. — Ты случайно не стесняешься в моем присутствии, господин Шай? Я слышала, что у западных мужчин от одного вида голой женщины судороги случаются. Потому, наверное, они мужиков и предпочитают вместо женщин…

Шай задумчиво посмотрел на нее. Наказать за дерзость? Она из тех пантер, что до конца бросаются на пики охотников, отказываясь признать поражение и умирая обескровленными. Наказанием с помощью ошейника можно ненароком довести ее до смерти, особенно с учетом ее плохого состояния — а она еще нужна. Но и спускать дерзость нельзя.

Он скользнул мимо Карины, ухватил лежащую Цукку силой духов и одним рывком вздернул ее на ноги. Прижав к стене, он ударил ее по губам тыльной стороной ладони — раз, другой, третий. Почувствовав сзади движение, он с легкостью клонился от слабого удара, выпустил Цукку и с разворота ударил Карину коленом в живот — не слишком сильно, чтобы не покалечить, но так, что та отлетела на несколько шагов и рухнула на пол, скорчившись и задыхаясь. Шай неторопливо приблизился, склонился к ней и вздернул ее подбородок, заглянув в налитые болью и яростью глаза.

— Ты — мне нужна, — с расстановкой произнес она. — Она, — он ткнул большим пальцем за спину, — не слишком. За твою вину наказывать станут ее. Ты поняла меня, женщина? Я спрашиваю, поняла?

Помедлив, Карина прикрыла глаза.

— Я поняла тебя, господин Шай, — ровно сказала она. — Я подчинюсь. Но однажды, — внезапно ее глаза снова широко распахнулись, и Шай едва не отпрянул от хлынувшего из них потока кипящей ненависти, — ты страшно пожалеешь, что не убил меня сразу. Обещаю.

И снова Шай ощутил острое сожаление, что она не мужчина. Какого бойца мог бы получить клан! Ради того, чтобы перетянуть такого на свою сторону, он мог бы даже отказаться от мести. Но бессмысленно сожалеть о том, чего не существует. Он выпустил ее подбородок и выпрямился.

— Хорошо, — сказал он бесстрастно. — Теперь одевайтесь. Сейчас вас выведут на палубу, чтобы ты поняла, как карается неподчинение моим приказам. Быстро!

Он отошел к двери, наблюдая, как Карина медленно поднялась на ноги, подобрала с пола одежду и отнесла ее своей спутнице. Та сидела на тюфяке, вытирая кровь с разбитых стремительно распухающих губ, но и в ее взгляде не замечалось страха. Ненависти, впрочем, тоже — лишь странное оценивание, словно она наблюдала за ядовитым и опасным насекомым, от которого неплохо бы держаться подальше, раз нельзя раздавить. Шаю захотелось снова ее ударить, но повода не имелось, и он заставил себя сдержаться — такое плохо сочеталось бы с его собственными словами об уважении. Обе женщины неловко натянули на себя кубалы. Для них оказалось неожиданностью, что глухой капюшон в верхней части платья полностью закрывал голову, оставляя лишь узкую прорезь для глаз. Стягивающие капюшон шнурки можно было распустить, но Карина тут же, не задумываясь, рванула тонкую ткань руками, раздирая ее, и откинула обрывки за спину, оставив голову и шею открытой. Ту же операцию вслед за ней проделала и Цукка. Шай снова хмыкнул про себя — ну и характер у обеих!

— За мной! — приказал он и вышел из камеры мимо посторонившегося Батаронга, молча наблюдавшего за происходящим. — Бата, вывести обеих на палубу, и живо, — добавил он, переходя с общего на поллах.

Не дожидаясь, когда женщины выполнят приказ, он стремительно прошел по коридору и взлетел по трапу. Морской бриз обдал его живительной струей, и он глубоко вздохнул, изгоняя из легких затхлый воздух трюма.

— Ты, — он остановил проходящего мимо матроса. — Созвать весь экипаж на палубу.

— Да, момбацу сан Шай, — поклонился тот. — Выполняю.

Злополучный Ким сидел у фальшборта, баюкая на коленях сломанную руку и не отрывая взгляд от палубы. Его губы шевелились, временами он делал правой рукой священные знаки — молился. Наверное, Валараму — гуланы всегда почитали мстительного бога скота больше всех остальных, хотя уже много десятилетий не кочевали по степи с отарами овец и табунами верблюдов. Шай невольно коснулся висящего на груди под рубашкой священного знака Курата — вписанной в круг пятиконечной звезды с отверстием посредине. Гуланы могут думать что угодно, но бог Солнца всегда сильнее овечьего. И сам Шай является тому примером.

Вокруг затопотали ноги, и на палубу начали стекаться солдаты и матросы. Капитан, пожилой, но еще крепкий сапсап с проседью в черных, как смоль, волосах, спустился с мостика и встал рядом с Шаем, но слегка позади, как бы признавая за ним реальную власть. По трапу с трудом, поддерживая друг друга, выбрались обе пленные женщины — и остановились, осматриваясь по сторонам, прикрывая глаза от солнца, режущего глаза после полумглы камеры.

Убедившись, что вокруг собрались все или почти все, Шай неторопливо подошел к провинившемуся.

— Встань, — коротко приказал он. Гулан покорно поднялся, все так же не поднимая глаз.

— Вам всем объявили мой приказ, — сказал Шай в пространство, не обращаясь ни к кому конкретно. — Я сказал — обращаться с пленницами уважительно. Все слышали?

Вокруг на мгновение плеснуло подтверждающим гулом.

— Стоящий передо мной человек ослушался прямого приказа. Он попытался избить женщину. Не избил — лишь попытался! Он оказался настолько слаб и глуп, что позволил ей избить и обезоружить СЕБЯ САМОГО.

Вокруг снова плеснуло гулом — на сей раз удивленно-неодобрительным.

— Клану не нужны такие солдаты. Тот, кто нарушает приказ, должен своей победой доказать, что тому имелась веская причина. Тот, кто нарушил приказ и потерпел поражение, не достоин оставаться в наших рядах. Ким, я, Голова Дракона, заявляю, что ты более не принадлежишь к клану.

Гулан вздрогнул, но промолчал.

— И, — добавил Шай бесстрастно, — тебе больше нет места среди нас. Берег — там, в двухстах верстах, — он ткнул пальцем в сторону запада. — Если сумеешь доплыть — восстановишь свою честь, и клан снова примет тебя в свои ряды. Если нет…

Его свернутые в клубки манипуляторы резко распрямились и с силой ударили гулана в грудь. Мужчину отбросило назад, и с коротким воплем он опрокинулся через фальшборт и скрылся в волнах. Несколько секунд спустя его голова вынырнула и закачалась на вспененных волнах уже далеко позади стремительно идущей вперед яхты. Краем глаза Шай заметил, как Карина сделала невольное движение вперед. Неужто она хотела его подхватить? Нет, наверное. Просто дернулась от неожиданности.

Он повернулся к пленницам и поймал взгляд Карины.

— Помни — за твою вину наказывать станут ее, — Голова Дракона указал на Цукку. — Бата, вернуть их в камеру. Накормить и дать маяку, если попросят. И батарею в ошейнике смени.

Не дожидаясь, когда Батаронг выполнит его приказ, он прошел сквозь расступающихся перед ним людей, взбежал по короткому трапу на верхнюю палубу и ушел в свою каюту. Определенно, он потратил слишком много времени на глупый инцидент. Переговоры ему предстояли долгие и нудные, и он твердо намеревался покончить с ними как можно скорее.

Когда за ними лязгнула, закрываясь, стальная дверь камеры, Цукка со стоном рухнула на тюфяк. Карина опустилась рядом.

— Ужасно, — тихо проговорила она. — Такая сила — и никакой ответственности. Цу, у него наверняка первая категория. Я не могу видеть, но наверняка первая. И он движется… лучше меня. Лучше любого известного мне бойца, кроме разве что мастера Караби.

— Никакой ответственности? — слабо хмыкнула Цукка. — Кара, твоя способность к преуменьшению меня когда-нибудь доконает. Он психопат и убийца. Он — воплощение ужаса «нормальных людей» перед девиантами, хоть прямо сейчас портретик на их флаг вешай.

Она негромко чихнула.

— Кара, у меня боль по всему телу, — пожаловалась она. — Словно палками били. И, кажется, температура. И чем дальше, тем хуже. Наверное, я простыла…

Она безотчетным движением погладила колени. Карина положила ладонь ей на лоб.

— У тебя есть такое сосущее чувство в животе и груди?

— Д-да… Точно, есть, — кивнула Цу. Она закрыла глаза, перекатилась на бок и съежилась калачиком, но тут же снова перекатилась на спину и распрямилась. — Ох, Кара, что-то мне реально плохо. Как будто что-то изнутри вынули.

— Цу… — Карина помедлила. — Пожалуйста, свяжись с нашими. Расскажи, что произошло. Скажи, что мы на судне. Ты не поняла, в какую сторону мы плывем?

— Ох-х… — простонала Цукка. — Кажется, на юг. Или на юго-запад. По крайней мере, если судить по тому, где расположен Западный континент. Я даже не знаю, сколько сейчас времени, а потому не понимаю, солнце к зениту подбирается или, наоборот, уже его прошло. Да, ты права, надо сообщить. Сейчас свяжусь с Мати.

Она бессильно откинула голову и закрыла глаза. Несколько секунд она просто лежала, расслабившись, но потом все-таки пересилила себя и, сконцентрировавшись, зашевелила губами. Карина дотянулась до ее кисти и сжала ее ладонями. Она и сама чувствовала, как зловещие симптомы ломки ощущаются все сильнее. Она попыталась вспомнить, что знает о маяке. Кажется, зависимость наступает после третьей или четвертой дозы… если речь идет о трехпроцентном растворе сухого концентрата. А что им кололи, пока они валялись без сознания? И сколько? Но пока еще не все так плохо. Зависимость не могла развиться слишком сильно. Они справятся. Главное — не сломаться!..

— Кара! — Цукка открыла глаза. В тусклом свете лампы под потолком ее расширившиеся зрачки казались бездонными. — Я рассказала Мати… Ох, не могу… мне плохо, Кара! Как мне плохо! Я рассказала, что случилось, но я не могу… не могу держать концентрацию…

Снова лязгнула дверь. Она медленно распахнулась, и камеру вошел давешний мужчина, которого Шай называл «Бата». Он недвусмысленно поигрывал пультом от ошейника. За ним вошли еще двое с небольшими картонными коробками. Они поставили свою ношу на пол возле пленниц и отошли к двери.

— Еда, — отрывисто пояснил первый. — Я — Батаронг, Младший Коготь Дракона. По-вашему — командир малого отряда, батальона. Обращаться ко мне — «сан». К женщинам — «сама». Значит — «господин» и «госпожа». Когда говоришь с Головой, обращайся «момбацу сан», «высокородный господин». С охраной не разговаривать, они плохо говорят на общем. Ты ни о чем не хочешь меня попросить, сама Карина?

— Я хочу попросить, чтобы ты ушел, — огрызнулась Карина.

— Я уйду. Но если станешь вести себя дерзко — не получишь маяку.

Он сунул руку в карман хантэна и вытащил два одноразовых шприца-тюбика. В их прозрачных капсулах виднелась бесцветная жидкость.

— Нам не нужна маяка, — сухо ответила Карина. — Теперь уходи, господин Батаронг.

— Ты гордая, — задумчиво сказал Батаронг. — Но маяка ломает и не таких. Я хотел оставить тебе обе дозы, но раз ты сначала желаешь осознать, что тебя ожидает без нее, да будет так. Я оставлю маяку охране. Когда не сможешь больше терпеть, тебе придется ее попросить. Стучи в дверь, они услышат — но не обязательно откликнутся сразу. Теперь повернись. Я сменю батарею в твоем ошейнике.

По его кивку один из мужчин прошел к Цукке, присел над ней и приставил ей к горлу лезвие кинжала. Младший Коготь извлек из кармана пульт и выжидающе посмотрел на Карину.

— Ну? — спросил он. — Чего ждешь? Повернись, я не сделаю тебе больно. Или я придушу тебя ошейником. И не вздумай фокусничать, иначе твоя подруга умрет.

Стиснув зубы, Карина медленно повернулась. Мужчина сунул ей руку под разорванный капюшон платья и принялся что-то делать с ошейником.

— Все, — сказал он несколько секунд спустя. — Можешь повернуться. Батарею тебе станут менять дважды в день.

Он порывисто повернулся и вышел. Оба охранника последовали за ним. Лязгнула дверь, и Цукка с Кариной снова остались одни.

— Кара, у меня ломка, да? — безнадежно спросила Цукка. — Ломка?

— Да, Цу, — Карина сжала ее руки. — Да. Цу, мы не можем вводить себе маяку и дальше. Мы и так уже почти наркоманы. Еще немного — и последствия станут необратимыми. Мы не сможем отказаться от наркотика без квалифицированной медицинской помощи, без медикаментов, нас такое убьет. Мы обязаны перетерпеть сейчас.

Она подавила в себе острое желание свернуться в комок, чтобы хоть как-то спрятаться от нарастающей боли в теле. Все равно не поможет.

— Цу, мы должны перетерпеть. Два дня. Три. Может, неделю. На ранних стадиях зависимости можно обойтись без лекарств. Но потом без них можно умереть. Мы не должны принимать больше ни одной дозы, Цу. Ни одной! Мы справимся, вот увидишь.

— Да, Кара, я надеюсь, — вздохнула Цукка. — Но как же мне плохо!

— Цу, я сейчас усыплю тебя. Во сне переносить ломку легче. Я не могу использовать эффектор. С его помощью я бы просто продержала тебя без сознания столько, сколько нужно. Но без него я могу лишь нажимать на определенные нервные узлы, что не так эффективно. Ты будешь часто приходить в себя. Но все равно так лучше, чем бодрствовать. Не бойся. Все закончится хорошо, вот увидишь.

— А давно ли я говорила тебе те же самые слова? — слабо улыбнулась Цукка. — Ведь еще совсем недавно маленькая перепуганная девочка боялась выходить на улицу и чуть что пряталась у меня за спиной. Где она, та юная бояка? Теперь все наоборот. Я прячусь у тебя под мышкой, а ты успокаиваешь и защищаешь меня.

— Ну, должна же я хоть как-то отдать долг, — улыбнулась Карина в ответ. — А сейчас спи.

Она быстро нажала на три точки — второй, четвертый и седьмой локусы. Цукка дернулась и затихла. Ее лицо расслабилось и стало спокойным, прерывистое дыхание выровнялось. Карина осторожно устроила ее поудобнее и свернулась калачиком у нее под боком. Хорошо, что Цу не догадалась спросить, как намеревается переживать ломку она сама. А то с нее сталось бы отказаться просто из дурацкого чувства солидарности. И, следует полагать, вряд ли самой Карине захочется хоть когда-то вспоминать те несколько дней, что ожидают их впереди.

Тот же день. Каменный Остров. Закрытый комплекс Службы Внешней Разведки Четырех Княжеств

— Дама Тарона Рысь!

При виде вошедшей в его кабинет женщины Сторас Медведь в полном соответствии с этикетом учтиво поднялся с места, поклонился и дождался, когда она приблизится к столу. Баронесса остановилась в трех шагах и не менее учтиво поклонилась в ответ.

— Господин Сторас Медведь, — проговорила она. — Высокая честь говорить с тобой.

— Говорить с тобой — честь не меньшая, — откликнулся третий заместитель министра внешних сношений. — Прошу тебя, присаживайся.

— Спасибо, господин директор, — Тарона поклонилась еще раз и аккуратно уселась на самый край гостевого стула. Медведь опустился на место, внимательно ее разглядывая.

В соответствии с личным делом баронессе почти исполнилось тридцать шесть, однако выглядела она лет на десять моложе. Коротко подстриженные черные волосы, стройная спортивная фигура, ненавязчиво подчеркнутая облегающими черными юбкой до колен и глухим свитером, точки золотых сережек в ушах и еще одна — крохотной золотой булавки над левой грудью. Большие серые глаза смотрят внимательно и сосредоточенно, хотя где-то в глубине таится хорошо скрытая растерянность. Ну еще бы! Для заведующего мелкого департамента второго отдела внезапно получить аудиенцию у директора СВР, да еще и полный допуск к материалам, полностью переворачивающим все представления о жизни — та еще встряска. Однако держится хорошо, и не заметно в ней ни следа того безотчетного высокомерия, что против воли прорезается у некоторых дворян перед лицом хотя и высокопоставленного, но все-таки простолюдина.

А едва заметные мешки под глазами — ну, не каждый способен перенести бессонную ночь без последствий.

— Итак, дама Рысь, я предполагаю, что ты ознакомилась с содержимым особой папки «Черный квадрат»? — осведомился Медведь. — И как ощущения?

— Неприятные, господин директор, — вздохнула баронесса, неосознанно потерев висок пальцами. — Я… ошарашена, если можно так выразиться. Первые полчаса я не могла отделаться от ощущения, что это какая-то шутка. Если бы указания не исходили от тебя лично…

— Понимаю, — согласился директор СВР. — Очень хорошо понимаю. Меня с «Черным квадратом» ознакомил мой предшественник, и я тоже долго подозревал, что меня разыгрывают — или проверяют реакцию на нестандартные вводные. К сожалению, все, что там написано, полная правда. По крайней мере, та правда, что доступна нам. Наверняка под поверхностью кроются бездонные глубины, о которых мы не можем даже помыслить, но они нам не доступны. Дама Рысь, к сожалению, обстоятельства складываются так, что я не могу дать тебе время на размышления. В себя придется приходить по ходу дела. Сейчас меня интересует твое мнение как аналитика. Как ты думаешь, почему ты получила доступ к материалам? Мне интересны любые твои догадки.

— Я почти наверняка знаю, господин Медведь, — напряженно улыбнулась баронесса. — Восемь лет назад я… имела несчастье напороться на некоего господина Саматту Касария, проживавшего — и проживающего до сих пор, если судить по материалам особой папки — в отеле «Мароновая роща» в Масарии. Я едва унесла ноги… как мне казалось тогда. С учетом содержимого «Черного квадрата», однако, я склонна пересмотреть свою оценку. Меня просто запугали, чтобы заставить бежать без оглядки. С учетом того, что похищенная на днях Драконом Карина Мураций является его бывшей подопечной, ты намереваешься привлечь меня к операциям, связанным с данным инцидентом.

— Хороший анализ, дама Рысь, — задумчиво произнес Медведь. — Однако предполагается, что инцидент с похищением Карины Мураций не относится к сфере интересов Второго департамента. У технологической разведки свои интересы, и я не вижу, как сбор информации о разработках вооружений в Катонии может пересекаться с транзитом наркотиков и контрабандой.

— Наша агентура передает отчеты обо всем, что может представлять интерес для Службы, — женщина слегка пожала плечами. — Разумеется, я перенаправляю их соседям. Но в свое время я взяла за правило знакомиться с содержимым каждого проходящего через мой отдел материала, хотя бы кратко. Кроме того, Дракон занимается и контрабандой оружия и военного снаряжения, и наш Департамент несколько раз перехватывал у них образцы, которые сложно получить иными методами.

— Ну что же, дама Рысь, я доволен твоим анализом, — кивнул Медведь. — Ты в очередной раз подтвердила свою репутацию аналитика. Вероятно, упомянутый тобой инцидент, из-за которого тебе пришлось уйти с оперативной работы, пошел на пользу нашей Службе — использовать такой талант просто для сбора информации в поле неразумно. Однако обстоятельства складываются так, что тебе придется на некоторое время снова выйти на холод.

— Но всегда остается вероятность, что Саматта Касарий выполнил свою угрозу и передал мое описание СОБ, — осторожно заметила баронесса.

— Речь идет не о Катонии, дама Рысь. А о Граше. Я хочу, чтобы ты ознакомилась с одним документом. Однако сначала считаю необходимым еще раз напомнить, что все узнанное тобой не должно распространяться за пределами моего кабинета. Ты не станешь обсуждать данные вопросы ни с кем — подчеркиваю, ни с кем, даже с самим Верховным Князем! — без моего прямого и недвусмысленного разрешения. Твое начальство уже получило сообщение, что ты временно отозвана со своей текущей должности и прикомандирована ко мне в качестве аналитика засекреченной рабочей группы. С данного момента ты отчитываешься передо мной и только передо мной. Понятно?

— Да, господин Медведь, — на сей раз в голосе баронессы явно прорезалось удивление.

— Хорошо. А теперь читай.

Директор СВР сделал дисплей терминала прозрачным с обратной стороны и увеличил размер шрифта, чтобы выведенный документ легче читался на удалении. Женщина слегка наклонилась вперед и принялась вглядываться в висящие в воздухе ровные строчки текста По мере чтения ее брови от изумления поднимались все выше и выше.

— Это… немыслимо, — наконец проговорила она. — Я не понимаю — СОБ хочет, чтобы мы помогли ее агентам в проведении тайной операции против Дракона? Особенно в условиях сложившейся международной обстановки? Мы на грани открытой стрельбы друг в друга, а они предлагают сотрудничество?

— Совершенно верно. Однако ты не дочитала до конца. Обрати внимание, кто именно предполагается на роль командира оперативной группы. Вот здесь.

На сей раз Тарона удержалась от проявлений эмоций. Она просто опустила взгляд и глубоко задумалась.

— Итак, господин Саматта Касарий решил снова вернуться на государственную службу? — наконец спросила она. — Я не очень хорошо помню обстоятельства той давней операции, но он совершенно определенно недолюбливал спецслужбы и политиков. Надо признать, основания у него имелись довольно веские. Полагаю, он изменил свою точку зрения под давлением обстоятельств?

— Вряд ли изменил, — качнул головой директор СВР. — Скорее, согласился пойти на сотрудничество. Обрати внимание на формулировки. Нигде и никак не указано, что данная операция является официальной. Скорее, СОБ в любом случае сделает вид, что совершенно здесь ни при чем. В случае… публичных неожиданностей дело представят как частную инициативу безутешного родственника. Похоже, СОБ сама подстраивается под обстоятельства, преследуя собственные цели. Капитан Саматта Касарий, если судить по «Черному квадрату», отправится выручать жену и приемную дочь в любом случае. Что именно получит СОБ, оказав помощь ближайшему подручному Сущности, можно только догадываться, но даже просто заручиться его благодарностью — уже немало.

— Понятно, — пробормотала Тарона. — А что заложники в случае провала «операции» погибнут, СОБ не волнует?

— Волнует, полагаю. Но какие у них есть варианты? Отправить в Сураграш армейскую дивизию? Они уже пытались в конце тридцатых. Чем для них закончились операции по «умиротворению» и «установлению законности и порядка», ты и сама должна помнить. Это если даже забыть про кризис вокруг Басуэ. А господин Саматта Касарий помимо навыков диверсанта, пусть наверняка подзабытых за пятнадцать лет, может обладать и… дополнительными ресурсами, о которых нам остается только догадываться.

— Понятно… — Тарона заколебалась. — Господин Медведь, могу я говорить свободно?

— Разумеется, — кивнул директор СВР, складывая пальцы домиком.

— Зачем в дело ввязываться нам? Что именно получим мы с того, что сунем нос в чужую операцию с крайне сомнительными шансами на удачный исход?

— Хороший вопрос, — хмыкнул Медведь. — Начнем с того, что в кои-то веки нам выпал интересный шанс подложить Дракону хорошую свинью, причем чужими руками. Мало того, что бандиты просто не догадываются, с чем именно они связались в лице госпожи Карины Мураций. Они еще и не понимают, что ей на помощь обязательно придут друзья. Меня очень удивит, если в стороне от дела останутся Яна и Палек Мураций. Если они обладают хотя бы минимальными средствами самообороны, переданными Сущностями, и решатся их применить, то Дракон понесет очень тяжелые потери — на собственной территории. Такое нанесет серьезный удар по престижу одного из наиболее сильных и влиятельных кланов, что автоматически повлечет за собой ослабевание их связей с нашими собственными бандитами. Выступив в роли ракеты-носителя, доставляющей боеголовку по назначению, мы в худшем случае теряем мизерные материальные ресурсы, а в лучшем — задешево получаем очень неплохие результаты.

— Но раз речь зашла о Сущностях, — задумчиво сказала баронесса, — то возникает резонное недоумение — а почему они не вмешиваются сами? Ведь речь идет об их подопечных, которых они долгие годы защищали явно и недвусмысленно.

— Это второй хороший вопрос. Видишь ли, дама Рысь, тебе пришлось работать с материалами «Черного квадрата» в спешке, да еще и ночь напролет, и ты просто не успела обдумать прочитанное. Но когда у тебя появится возможность отдышаться и поразмыслить, ты обратишь внимание, что масштаб проявлений Сущностей в нашем мире примерно с пятидесятого года резко сократился. Редкие случающиеся инциденты могут объясняться действием оставшихся групп влияния, в частности псевдочоки, о которых тоже упоминается в особой папке. У допущенных к материалам аналитиков уже давно имеются серьезные сомнения, что Сущности все еще явно оперируют на нашей планете. Вполне возможно, что мы просто наскучили им, и они отправились дальше по каким-то своим делам. Твоей задачей в числе прочего является собрать как можно больше информации для анализа данного аспекта проблемы. В идеале мы хотим знать, действительно ли Сущности оставили нас или хотя бы продолжают они поддерживать своих друзей или нет. Я понимаю, что выяснить такое крайне сложно, и даже прямые признания могут оказаться недостоверными, направленными на запутывание ситуации. Но попытаться стоит.

— Понимаю. Однако, господин Медведь, следует заметить, что «могут объясняться» и «объясняются» суть две разные вещи. Принципиально разные. Смертельно разные, если мы рассуждаем в контексте «Черного квадрата». Вполне может оказаться, что отсутствие серьезных вмешательств обусловлено их пересмотром стратегии в нашем отношении, и совсем не факт, что даже их подопечные осведомлены о реальном положении дел. Сущности никогда не оперировали открыто, так что, я бы сказала, по каким-то своим причинам они заинтересованы в сохранении секретности своего присутствия на планете. Возможно, они решили, что слишком сильно высунулись, и им следует сократить степень своей… заметности. Из прочитанного я не смогла составить определенное мнение, что именно им нужно от нас. Да, они перестали вмешиваться открыто — но и опекаемые ими группы и отдельные личности тоже ни разу не подвергались хоть сколь-нибудь серьезному давлению со стороны государственных органов. Конфликты криминальной природы не в счет. И если Сущности всего лишь слегка поутихли, наше вмешательство может оказаться воспринятым негативно — и повлечь ответное воздействие.

— Ты совершенно права, дама Рысь, — задумчиво откликнулся директор СВР. — Такая мысль высказывалась и иными аналитиками, допущенными к теме. Именно потому ни Министерство внутреннего надзора, ни Служба внешней разведки, ни Агентство криминальных расследований никогда не рискнут перейти дорогу подопечным Сущностей, если только те явно не вынудят нас к активным ответным мерам. Однако я не думаю, что предложение помощи их подопечным в сложной ситуации может оказаться воспринятым как агрессия. Тот факт, что при том мы преследуем еще и собственные цели, вряд ли способен удивить хотя бы одного взрослого человека, не говоря уже про всемогущих инопланетян. Кроме того…

Он заколебался.

— Кроме того, дама Рысь, в конце сорок девятого года с господином Саматтой Касарием произошел инцидент на нашей территории, который отражен в «Черном квадрате». Не знаю, добралась ты до него или нет, но суть в том, что вскоре после твоего с ним контакта он приехал к нам в составе археологической экспедиции для проведения раскопок в районе «Лесная долина» в окрестностях Суходола. Меня как раз пытался завалить мой тогдашний первый помощник. Он метил на мое место и имел доступ к «Черному квадрату», так что решил убрать меня руками Сущности. Он организовал атаку на Касария и фальсифицировал улики так, что они прямо указывали бы на мою инициативу. Предполагалось, что кто-нибудь из разозлившихся Сущностей уберет меня и освободит ему путь к моей должности. Поскольку Сущность «Соловей», покровительствующая Касарию, восприняла такой подход с явным неудовольствием, она в нарушение негласных традиций передала мне напрямую материалы, позволившие наградить по заслугам всех участников заговора. Сейчас нам интересно то, что я, вмешавшись в инцидент лично, имел краткую беседу с господином Касарием, подняв, в частности, вопрос о целях Сущностей в нашем мире. Он так ничего и не сказал толком — то ли не захотел, то ли и сам не знал. Однако, по его мнению, Сущностями движут альтруистические интересы, так что они в соответствии со своей логикой стараются вмешиваться в наши дела как можно меньше. Если мнение соответствует действительности, вряд ли они станут жестко карать нас за действия, не выходящие за рамки обычной реакции.

— Со всем моим уважением, господин Медведь, такие рассуждения — не более чем рассуждения, — откликнулась Тарона. — Мы не знаем логику Сущностей и даже не знаем, откровенны ли они со своими подопечными, так что вполне можем фатально ошибаться.

— В таком случае нам не повезло, — сухо сказал Медведь. — Во всяком случае, у меня — как и у тебя, дама Рысь — есть обязанности перед страной, которые мы обязаны исполнять. Если мы попадем под удар — что же, устраиваясь сюда на работу, мы все знали, что Служба занимается отнюдь не игрой в камешки. Теперь по оперативной обстановке. Судно «Дзинсока», на котором Дракон вывез из страны похищенных женщин, отслежено спутником в момент встречи с неопознанной яхтой в открытом океане. К сожалению, спутник в тот момент уже уходил за горизонт, так что мы не смогли получить четкую картинку происходящего, но следует предполагать, что опасный груз «Дзинсоку» покинул. В порту сухогруз ожидает горячая встреча, но надеяться, что мы сумеем там найти пленниц, не следует. Следующий спутник, проходящий над Срединным океаном, обнаружил предположительно ту же яхту уже далеко к югу. Ее скорость весьма высока — до семидесяти верст в час…

Вероятно, на лице баронессы отразилось удивление, потому что Медведь печально усмехнулся.

— Да-да, именно так. Яхта катонийской постройки, затем дооборудована на верфях Жугалана. Обладает выдающимися мореходными качествами. По нашим сведениям, судов такого класса у Дракона не менее двух десятков. Они с легкостью уходят и от военных, и от таможенных судов, так что ловить их без авианосцев крайне сложно. Предполагается, что она движется в сторону Чучуганги — одна из морских баз Дракона на западном побережье. Если наши предположения верны, примерно через три-четыре дня она обогнет материк с юга и достигнет порта. Затем пленниц наверняка транспортируют вглубь материка — скорее всего, по воздуху. Мы передадим информацию в Катонию, дальше пусть ведут корабль своими спутниками. Твоей задачей является подготовка помощи в транзите оперативной группы СОБ по территории Граша в необходимом им направлении. Я прекрасно понимаю, что ты уже утратила навыки, необходимые для полевой работы, так что ты не станешь сопровождать их, это задача другого оперативника. Встретишь в Грашграде или в одном из крупных городов, установишь доверительный контакт на правах старой знакомой, снабдишь информацией и снаряжением и окажешь иную потребную помощь. Тамошнюю резидентуру не станут осведомлять об операции, не в последнюю очередь для того, чтобы не засветиться перед ГВС или СОБ, ее задействуют втемную. Полагаться тебе придется в основном на свои силы. Твой непосредственный контакт для улаживания всех вопросов в Службе — вайс-граф генерал Вивана Белая Гора, он организует переправку оборудования в Граш, а также предоставит доступ к необходимым архивам и вообще окажет всю потребную помощь на территории Княжеств. Белая Гора знаком с «Черным квадратом», так что лишних проблем с ним не возникнет. Есть вопросы?

— Да, господин Медведь. При разработке операции какое отношение ГВС следует предполагать? Они ознакомлены с нашими планами? СОБ отправляла им запросы, аналогичные нашему?

— Мы не имеем по Глазам настолько подробной информации, — покачал головой директор СВР. — Однако следует исходить из предположения, что грашские спецслужбы не имеют ничего похожего на «Черный квадрат» или «Камигами». Кроме того, хотя тут и не твоя специализация, ты должна представлять себе, что в Граше традиционно развиты подковерные игры и политические интриги, причем даже в рамках такой серьезной организации, как Глаза. Вполне возможно, что какие-то группировки захотят нам помочь, другие — помешать. То же самое — в отношении разведки Караванной Охраны. А когда дело дойдет до самого Великого Скотовода, которому они формально подотчетны, то я не рискну делать вообще никаких предположений. Катония схлестнулась с Горагией, мы поддержали Горагию, Грашград в пику нам поддержал Катонию, и что произойдет, когда у Великого Скотовода окажутся два запроса о помощи — от нас и от СОБ одновременно — не знают даже все их боги, вместе взятые. Так что исходи из того, что обстановка как минимум недружественная, если не сказать враждебная. Ошибемся в худшую сторону — замечательно. Еще вопросы?

— Пока больше никаких, — покачала головой баронесса.

— Хорошо, — устало кивнул Медведь. — Времени мало, все следует делать в пожарном порядке. К завтрашнему утру я ожидаю от тебя черновой план действий, к следующему вечеру готовься к транзиту в Грашград.

— Да, господин Медведь, — кивнула Рысь. — К завтрашнему утру — план. Будет исполнено.

— Хорошо. И еще одно. Ты — не оперативник, а аналитик. Поэтому мы придаем тебе личного телохранителя, который обеспечит твою безопасность. Ольга!

Он повернул голову, и в углу кабинета шевельнулась тень.

Баронесса вздрогнула. Силуэт телохранителя в углу она, разумеется, заметила сразу, как только вошла. Ничего странного — директор СВР слишком желанная цель для многих. Но мгновение спустя после того, как она краем глаза заметила шевеление фигуры, та исчезла — только для того, чтобы внезапно материализоваться в двух шагах от ее стула. Только глухим звуком отозвался покрытый толстым ковром пол, да воздушная волна обдала лицо Тароны, шевельнула ее волосы.

— Дама баронесса Рысь, познакомься с вайс-баронессой вайс-капитаном Ольгой Лесной Дождь. Она мой личный телохранитель — а с сегодняшнего дня твой. Она девиант первой категории и обладает крайне полезными в ее профессии дополнительными навыками. У нее свои приказы, суть которых она доведет до тебя в надлежащее время.

— Рада знакомству, дама Лесной Дождь, — сдержанно произнесла Тарона, кивая в знак приветствия. В ответ та слегка наклонила голову, но промолчала. Ее совершенно бесстрастное лицо не изменилось. Тарона охватила взглядом ее фигуру — невысокая, коренастая, плотная, тонкие черные волосы коротко острижены, невыразительное плоское лицо — совершенно заурядная молодая женщина лет двадцати пяти или около того. В толпе на улице глаз скользнул бы по ней не задерживаясь. Но как она может двигаться с такой невероятной скоростью?

— Ольга присоединится к тебе завтра, после твоего доклада, — сообщил Медведь. — При проработке планов учитывай ее присутствие. Теперь можешь идти, дама Рысь.

— Так точно! — откликнулась баронесса, вставая. Она по-военному четко кивнула, повернулась и вышла. Несколько мгновений директор СВР смотрел ей вслед, затем потер воспаленные от недосыпа глаза.

— Что думаешь? — спросил он у телохранительницы.

— Я смогу ее защитить, — ровно сказала Ольга.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Медведь. — Тем не менее, она — второстепенная и вполне заменяемая персона. Твоя главная задача в другом. Не забывай, что хотя ты хороша, просто великолепна в своем деле — но все равно смертна. И шальная пуля способна убить тебя точно так же, как и любого другого человека. Еще раз подчеркиваю — твоя задача важна, но ты сама важна не меньше. Если сочтешь главную цель недостижимой, возвращайся и не пытайся пожертвовать жизнью в процессе.

— Да, господин Медведь, — кивнула телохранительница.

— Очень надеюсь на твое здравомыслие, — кивнул директор СВР. — Теперь ты свободна. Свяжись с Семехом, пусть тебя сменят. Готовься к заданию — и не забудь как следует отдохнуть. Ближайшие недели при всей твоей выносливости тебе легкими не покажутся.

— Да, господин Медведь, — Ольга снова кивнула, повернулась и вышла. Директор СВР посмотрел ей вслед и грустно усмехнулся. Похоже, девочка все еще влюблена в него — не так сильно, как раньше, эмоции постепенно ослабевают, но все равно влюблена. Да и он сам успел к ней привязаться. Остается надеяться, что она выживет. Было бы… больно ее потерять.

Он отогнал непрошенные мысли, тряхнул головой и вызвал на дисплей очередной документ. Дракон Драконом, а у него слишком много дел, чтобы долго думать о подобных мелочах.

16.04.858, вододень. Масария. Отель «Мароновая роща»

— А почему вокруг бухты такая обширная незастроенная полоса? И почему в центре она широкая, а вон там, где пролив в море уходит, совсем узкая?

Палек удивленно взглянул сверху вниз на Кансу, полулежащую у него на груди.

— А, ну да, — покровительственно произнес он. — Ты же у нас мышка сухопутная, моря не видела. Незнайка!

— Лика, за нос дерну! — пригрозила девушка. — Рассказывай.

— Да все просто, — пожал плечами муж. — Цунами же. Волна входит в бухту, пусть и сильно ослабленная узким горлом, и распространяется от пролива веером, как… как… как волна. У берега она сильнее всего прямо напротив устья, а в стороны от этой точки ослабевает. Потому и порт расположен двумя частями — первая и вторая зоны на восточной и западной сторонах. В цунамиопасной зоне даже не столько сама волна опасна, она в бухту уже ослабленная входит и высоко по склону не поднимается, сколько камни, которые при ударе о берег во все стороны разлетаются. На пологом побережье некоторые на полверсты забрасывает. Представляешь, если такой булдыган тебе в голову прилетит? Кстати, Каси, ты сирены слушать не забывай. Если в опасную зону не входишь, беспокоиться не о чем, но все-таки по сторонам оглядывайся.

— Хорошо, Лика, — согласилась девушка, глядя вниз со смотровой скалы. — А все-таки как красиво здесь у вас, аж дух захватывает. Какой вид!

— Не «у вас», а «у нас», — поправил ее Палек. — Смотри, вон там башня торчит на фоне неба. Чуть левее той высокой скалы, видишь? Телевышка плюс куча точек доступа всех городских провайдеров. А вон там…

Он осекся, его лицо стало напряженным. Потом его губы молча шевельнулись.

— Яна? — полувопросительно сказала Канса.

— Да. Она удачно проскочила все пробки по дороге в аэропорт, сегодня там на удивление свободно. Они на новой объездной дороге, подъедут минут через пять.

— Понятно. Тогда пойдем в дом, чтобы нас не ждали. Лика, а как у вас получается на расстоянии разговаривать? Я тоже так хочу, хотя бы с тобой.

— Да чтоб я знал! — пожал плечами Палек, помогая ей подняться. — Дзи что-то намудрил с нашими эффекторами — ты ведь помнишь, что эффектор, пусть и неразвитый, в каждом сидит, да? — и теперь они у нас вроде как встроенные коммуникаторы. А вот как подключить тебя к системе, я так и не разобрался. Нужно быть Демиургом, наверное, чтобы что-то с этой гадостью уметь делать. Каси, и все-таки — может, останешься дома?

— Палек! — Канса повернулась к нему и решительно скрестила руки на груди. — Еще раз спросишь — по шее стукну. Думаешь, не дотянусь?

— Дотянешься… — пробурчал Палек. — Ладно, героиня воинственная, пошли в дом.

Яна с Дентором вошли в столовую, превращенную в штаб, несколько минут спустя. Саматта оторвался от огромной расстеленной на столе топографической карты и приветственно кивнул.

— Привет, Дор, — сказал он. — Как долетел?

— Долетел-то я нормально, — усмехнулся гигант, кивая в ответ. — Ты бы лучше спросил, что мне Теодар наговорил, когда я ему заявление на отпуск отправил. Думаешь, он хоть на секунду поверил, что я намерен на курорт завалиться? Обозвал чокнутым пустоголовым воякой — и это еще самое мягкое — и попытался не подписать.

— А ты? — с любопытством спросил Саматта.

— А я тут же послал второе заявление — на увольнение. И пригрозил, что так или иначе, но своего добьюсь. Тогда он скис и разрешил отпуск. Теперь я на четыре недели свободный человек. В конце концов, могу я немного развлечься после того, как три года в отпуск не ходил? Лика, ты меня со своей женой не хочешь познакомить?

— Каси, познакомься, — откликнулся Палек. — Перед тобой Дентор Пасур, он же дядя Дор. Большой и страшный, по отцовской линии происходит от неизвестного тролля. Каждый день закусывает младенцами на завтрак. Работает в полиции Крестоцина — то ли сторожем, то ли официантом в ведомственной столовой. Говорят, что за ужасный нрав и буйный характер прозван коллегами Хомячком, а жена, тетя Тома, очень любит ходить с ним по магазинам, потому что можно много за раз унести.

— Чрезвычайно рада знакомству, господин Дентор, — поклонилась Канса. — Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, госпожа Канса, благосклонность пожалована, — кивнул командир полицейского спецотряда. — Не обращай внимание на своего балабола — младенцами я закусываю не чаще раза в неделю, а Тома меня в магазины давно брать отказывается. Говорит, что видеть не может мою кислую физиономию уже всего через пару часов похода. Что же до Хомячка, то это городская легенда, поскольку саблезубые хомячки вымерли пару миллионов лет назад. Госпожа Канса, твой балбес уже подписал брачный контракт?

— Нет еще, — Канса слегка покраснела. — Мы завтра собирались сходить к нотариусу.

— Тогда я с вами. Прослежу, чтобы в последний момент он не испугался и не сбежал. Заодно свидетелем запишусь.

— Дядя Дор! — обиделся Палек. — Ты, между прочим, сам сколько раз от тети Томы сбегал! Она же тебя хитростью к нотариусу заманила, сама рассказывала, когда я к вам тогда приезжал на зимники. Так что чей бы петух кукарекал!

— Ну, когда понимаешь, что самое страшное позади, куда легче подзуживать других на то же самое, — Дентор подмигнул Кансе, и та слегка улыбнулась ему в ответ. — Мати, где такую шикарную карту Западного континента украл? Я ошибаюсь, или на ней в самом деле гриф Генштаба вон в том углу?

— Не ошибаешься, — усмехнулся Саматта. — Жуткая тайна, гриф «Для служебного пользования», на «Ямиити» — есть у нас такая толкучка в городе — продается чуть ли не на каждом втором прилавке. Там любая точка мира в масштабе вплоть до один к десяти, сразу или на заказ, но все равно найдется, если картографирована. Тот полковник из СОБ тоже пообещал подумать насчет материалов, но у них проблема — они изо всех сил пытаются оформить дело так, что вся история — наша частная инициатива. А потому ничего, что могло бы показаться относящимся к армии или спецслужбам, нам не предоставят. Нравятся мне те ребята — с одной стороны, «окажем любую поддержку», а с другой — «извините, у нас обстоятельства». Яни, ты свои дела закончила?

— Да, Мати. Отпуск без содержания я оформила, последнее занятие провела. Жаль, только-только осваиваться в нашем центре начала. Ну ничего, вернусь — компенсирую.

— Хорошо. Дор, у тебя как с головой? Дрыхнуть не хочешь? Все-таки четыре часа на восток…

— Спасибо, Мати, я в норме. Давай к делу.

— Тогда, блистательные господа и великолепные дамы, открываем наше первое стратегическое совещание. Присаживайтесь поближе, придется по карте пальцами поводить.

Он дождался, когда все присутствующие сгрудились вокруг стола.

— Итак, девочки и мальчики, смотрим сюда, — он ткнул пальцем в толстую синюю прожилку, петляющую через весь континент, начинаясь с тонкой синей сети в районе западных горных хребтов. Под пальцем медленно замигала серная точка. — Вот тут — Грашград, наиболее вероятная наша точка входа на Западный континент.

Его палец переместился к средней части хребта Шураллаха.

— Предположительно тут — зона влияния Оранжевого клана Дракона, того самого, что умыкнул Кару и Цу, — на карте замигала вторая черная точка. — Вот здесь — Кайган, в котором и заварилась вся история. Формально пунктирная линия в его окрестностях означает государственную границу Граша, но фактически, как мне любезно пояснили еще в те золотые времена, когда я был сопливым лейтенантом, свою западную границу Грашград практически не контролирует. В теории там есть и грашская полиция, и грашская армия, Караванная Охрана, как ее называют в тех краях, но на деле заправляют всем именно кланы Дракона. Здесь — Оранжевый клан, южнее — Тигровый клан, еще южнее самого моря — клан Змеи. Севернее Оранжевых — клан Ночной Воды, еще севернее — Снежных Вершин. Пространство по ту сторону Шураллаха, вдоль побережья Бескрайнего океана, с юга на север контролируют соответственно кланы Высокого Неба, Изумрудной Листвы, Песка и Цветущей Вишни. Информация очень недостоверная, но другой нет.

Показывая, он рисовал на карте смежные области.

— Население в Сураграше живет на первобытном уровне — деревянные хижины, деревянные мотыги, поля маниоки, джугары и комэ, изредка — месторождения мелких алмазов и золотые прииски, одиночные карьеры, где лопатами и кирками добывают медную, оловянную и цинковую руду. Есть предположения, что местность, особенно в предгорьях, чрезвычайно богата полезными ископаемыми — железом, медью, цинком, ураном и так далее, но систематические исследования вряд ли кто-то проводил. На равнинах в районе западной границы Граша кое-где имеются угольные залежи, которые эксплуатируют открытым способом. Экономики в Сураграше практически никакой, хозяйство натуральное. Основной источник процветания кланов Дракона — плантации маяки, сок которой является одним из наиболее сильных натуральных наркотиков. Дистиллят сока можно напрямую колоть в вену, хотя такой способ приема убивает человека в течение нескольких периодов. В лабораториях из него делают порошок, который можно курить и вдыхать или же разводить и вводить в вену. Наркотик вызывает зависимость, снять ее достаточно сложно даже при помощи современной медицины. Насмотрелся я маяковых наркоманов в свое время…

— Мати, ты говорил, что Цу и Каре кололи маяку, чтобы держать без сознания, — тихо сказала Яна.

— Да, — Саматта помрачнел. — Вчера, во время крайнего разговора, Цу сообщила, что очень плохо себя чувствует — ломота во всем теле и жар. Симптомы ломки. Но с ней Кара, а она врач. Она что-нибудь придумает.

Дентор с сомнением посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Итак, с большой долей вероятности нам придется добираться до зоны Оранжевого клана и уже там, на месте, пытаться понять, что делать. Как сообщил полковник из СОБ, почти наверняка Кару и Цу в открытом океане перегрузили на яхту, которая полным ходом направляется на юг — вероятно, с целью обогнуть материк и зайти в один из портов на территории дружественного клана. Яхту ведут со спутников. Однако нам с стой стороны не пробиться — между побережьем и зоной Оранжевых высокогорный Шураллах, редкие перевалы через который плотно контролируются кланами Дракона. Через перевалы нам не пройти, а перебраться через горы в других местах мы даже не станем пытаться, сгинем мгновенно. Следовательно, путь из Грашграда — единственный, нам доступный хотя бы в теории.

— А почему бы нам не стартовать с территории ЧК? — осведомился Дентор, изучая карту. — Вот подходящий городок, отсюда, кажется, раза в три ближе. Туда летим под видом туристов, а дальше растворяемся в лесах и топаем ножками.

— Ты хочешь форсировать границу между Грашем и ЧК? — изумленно спросил его Саматта. — Дор, ее северяне пасут так, что мышь не проскочит, не то что мы. Ну ладно, мы вдвоем еще проскочили бы, но нас взяли бы еще в городе как самых что ни на есть подозрительных личностей. И вообще я в ЧК без острой нужды соваться не намерен. Меня там слишком хорошо помнят, причем совсем не те люди, что хотелось бы. Граш хотя бы в первом приближении нам дружественен, а ЧК… Нет, исключено. Проблема единственная: как нам выбраться из Грашграда. Судя по переданной из СОБ информации, мы туда можем проникнуть исключительно под видом туристов. А туристов тамошняя внутренняя безопасность, Глаза Великого Скотовода, опекает очень и очень плотно. Во-первых, там иностранцев традиционно опасаются. Во-вторых, криминальная обстановка там такова, что обчистить туриста является голубой мечтой любого вора. Страна бедная, и что для нас гроши, для них может оказаться целым состоянием. А бюджет Граша от туристов получает кучу доходов, так что тамошнее казначейство вовсе не заинтересовано, чтобы те давали им дурную рекламу после возвращения домой.

— Тогда появляется еще одна проблема: как мы протащим с собой снаряжение, — Дентор постучал пальцами по небритому подбородку. — Если за туристами так тщательно следят, наличие в багаже карт, раций и прочего полевого снаряжения как минимум подозрения вызовет. Сумеем ли мы тогда оторваться от опеки — большой вопрос. Или СОБ груз через свою резидентуру нам передаст?

— Нет. Резидентура и СОБ, и военной разведки не при делах. Их вмешательство могут отследить, а мы не знаем, как грашские власти отнесутся к идее нашего вояжа через всю страну. Нет, выкручиваться придется самостоятельно. Но ты прав. С собой придется брать минимум подозрительного, а остальное добывать на месте. Если в магазинах нужное не найдем, страшно удивлюсь, если там не обнаружится черного рынка на любой вкус. На месте разберемся.

— А Глаза Великого… как его там?.. Котовода?.. нам точно не помогут? — осведомился Палек. — Вдруг они так же к нам любовью проникнутся, как и СОБ? Тогда они бы нам и гранатометов подкинули, и авиацией прикрыли…

— Мы не знаем, как отреагирует ГВС на нашу просьбу, — покачал головой Саматта. — СОБ не рискнет запросить их явно. Возьмут и выдворят из страны — и что потом? Еще и с грашскими властями воевать? Я лично морально не готов. И в любом варианте остается шанс, что кто-нибудь там работает на Дракона. Наверняка у бандитов есть свои люди в спецслужбах — вплоть до того, что кто-то из больших шишек с ними в доле и прикрывает транзит маяки. Тогда нас перехватят сразу по выходу из Грашграда. А наш единственный шанс — в скорости и скрытности. Мы не можем сражаться с целым кланом, сами понимаете.

— Чем больше я думаю над проблемой, тем менее вероятным мне кажется, что у нас что-то выйдет, — хмуро сказал Дентор. — Впятером незаметно пробраться через половину огромной полудикой страны, а потом еще и через враждебные заболоченные джунгли, не зная толком, куда идем и как станем выбираться… Я не отказываюсь, Мати, но мне по-прежнему кажется, что у нас вдвоем шансов куда больше, чем всей компанией. По крайней мере, мы еще помним, что такое зеленка.

— Золотые слова, Дор, — усмехнулся Саматта. — Можешь попытаться объяснить это всей компании — она как раз вокруг собралась. Начинай, а я посмотрю, что у тебя выйдет.

— Можешь не начинать, дядя Дор, — хладнокровно парировала Яна. — Я и так скажу, чем все кончится. Потратим полчаса на пустые разговоры, после чего ты со вздохом согласишься, что нас все-таки придется взять, и мы вернемся к текущей позиции. Только время зря потеряем. Большие сильные мужчины… и не очень большие и сильные — тоже, — она иронически покосилась на Палека, — давайте-ка вы перестанете намекать на детский сад и все такое и перейдете к делу. Как мы туда попадем? Как туристы? Тогда нам следует начать подыскивать турбюро. Кстати, Мати, а как у нас с деньгами? Ты хотел, кажется, бюджет мероприятия прикинуть — что в итоге?

— С деньгами у нас хорошо. Вот без денег плохо, — вздохнул Саматта. — Авиабилеты туда и обратно — на пятерых примерно тысяч триста с копейками — в предположении, что Кару с Цуккой из Грашграда эвакуирует наше посольство. За гостиницу придется заплатить заранее минимум за неделю, а то и две — еще тысяч пятьдесят. Возможно, часть денег удастся вернуть, если съедем досрочно, но рассчитывать на такое нельзя. Плюс накладные расходы на гида, без которого в городе быстро не сориентироваться, а также на прочую туристическую дребедень, плюс необходимость закупать снаряжение на месте, итого тысяч сто пятьдесят минимум. В совокупности получаем полмиллиона. Плюс запас на взятки и непредвиденные обстоятельства — еще тысяч двести, итого семьсот. У нас с Цу триста с небольшим тысяч маеров отложено, депозит я завтра вскрою.

— У меня сто двадцать есть, — заметил Палек.

— У меня восемьдесят, — добавила Яна.

— У меня только сто пятьдесят на крайний случай, — Дентор задумался, прикидывая. — Мы с Томой домик в кредит взяли, на нас полтора миллиона долга висит, все свободные средства в досрочное погашение уходят. Я Тому без денег оставить не могу, сами понимаете — вдруг со мной что случится? А что СОБ? Она нас профинансировать не желает?

— Дор, мы не хотим связываться с СОБ ни на миллиметр больше необходимого. Боюсь, за каждую услугу с ее стороны потом придется расплачиваться сторицей. Лучше обойтись своими силами, если получится. Но раз уж так получается, думаю, двести тысяч мы с них стрясем.

— Не надо, — мотнул головой Палек. — Собы — последние, у кого я хочу одалживаться. Я добуду деньги.

— И как же? — подозрительно прищурилась Яна. — Банк ограбишь?

— Грабить банк ради жалких двухсот тысяч? — удивился тот. — Даже пачкаться не стоит. Ладно бы двадцать миллионов! Яни, я, между прочим, еще и рисовать слегка умею. И кое-что даже продавать умудряюсь.

— Если бы ты еще умудрялся сохранять вырученное! — фыркнула та. — Инвестор стратегический, тоже мне!

— Как пришло, так и ушло, — Палек пожал плечами. — Подумаешь! Я же на инженерскую зарплату на бирже не играю, только на шальные деньги. Все равно популярность мне Дзи искусственно подкачивал, я же знаю. Но сейчас-то сохранять как раз не надо. Сейчас как раз тратить следует. Мне потребуется неделя или около того на поиск клиентов и работу. Для начала у нас деньги есть, а к тому моменту, когда, наконец, выдвинемся, я нужную сумму добуду.

— Хорошо, — кивнул Саматта. — Но если не выйдет, тряхнем господина Ташшара. И имей в виду, недели у тебя нет. Максимум три дня. Ждать, когда Кару и Цу доставят в конечную точку, мы не станем, все равно в Граш лететь придется в любом варианте. Яна, возьми на себя взаимодействие с туристическими бюро. Выясни ближайший срок, когда мы можем отправиться. Перидень — крайний срок, желательно еще раньше. Закажи на нас пятерых недельный тур с возможностью продления на месте. Билеты — только туда, минимальный набор услуг. Документы Ташшар обещал к сегодняшнему вечеру, если потребуют, скажи, что представим завтра.

— Документы? — удивленно посмотрел на него Дентор. — Фальшивые? Зачем?

— Документы вполне подлинные. Ташшар считает, что нам опасно лететь под своими настоящими фамилиями — мало ли кто о них может оказаться осведомлен, да и на будущее проблемы плодить не стоит. И я для разнообразия с ним согласен. На тебя я тоже заказал, кстати. Лика, у тебя, между прочим, завтра официальная свадьба, так что хочешь ты или нет, а в ресторан мы закатимся. Какой — вам с Кансой выбирать, тем и займетесь сегодня-завтра параллельно с поиском претендентов на портрет. Ну, а мы с тобой, Дор, тряхнем стариной и вдумчиво составим список того, что нам потребуется в нашем приключении. И посмотрим, что можно купить здесь, а что лучше оставить до Граша, чтобы не иметь лишних сложностей с таможней.

— Заметано, — легко согласился Палек. — Каси, тогда пошли побродим по городу. Я покажу тебе заведения поприличнее, а ты выберешь, какое больше понравится. А потом заскочим в картинную галерею и присмотрим себе парочку клиентов с кошельками потолще.

Канса с готовностью кивнула, и они оба вышли из столовой.

— Мальчишка, как есть мальчишка, — вздохнула Яна, глядя им вслед.

— В зеркало посмотри, старушка, — ухмыльнулся Саматта. — Самой еще и двадцати пяти не исполнилось, а туда же. Если у нас кто и имеет моральное право сокрушаться о нравах нынешней молодежи, то только старики типа меня.

— Ответственность от возраста не зависит, — парировала Яна. — Мати, мне тут в голову пришло. Твоя карта… она ведь активная. Как мы станем ее батарею, или что там в ней, заряжать в Граше? Ты же сам говорил, что наши пелефоны придется дома оставить.

— Стратегически мыслишь, — одобрил Дентор. — Все верно, батарея в ней есть. Видишь, вон в том углу утолщение и клапан для подключения зарядного устройства? Но у нее вся поверхность — фактически световой генератор. Слабенький, но при естественном освещении его мощности вполне хватает на поддержание картинки и базовые функции типа установки меток. Электронная бумага много не требует. Маршрут с разряженной батареей прокладывать нельзя, мощности не хватит, но без того можно обойтись. Я в нее прошью еще с десяток карт разного масштаба, и получится у нас толковый путеводитель. На крайний случай ее к автомобильному аккумулятору подключить можно можно.

— Запасная есть? — осведомился Дентор. — А лучше две. А еще лучше — каждому по экземпляру.

— Хорошая мысль. Книжный магазин у нас неподалеку, сходим. Но сначала нам нужно составить общий список того, что с собой возьмем. И подумать, как мы барахло с собой через таможню потащим, чтобы нас на месте не прихватили как шпионов. Пойдем ко мне в комнату, пошевелим мозгами.

— Ну уж нет! — решительно заявила Яна. — Мати, дядя Дор через полстраны летел, а ты ему даже отдохнуть не даешь! Дядя Дор, если ты мне скажешь, что не голодный, я тебе все равно не поверю. В холодильнике тушеная курица есть, рисовые колобки с рыбой и цурме из свинины. Тебе что разогреть? Кстати, там есть еще и кусок тортика, и если ты его съешь, то спасешь мою талию от лишних ста граммов…

Тот же день. Масария, Вторая картинная галерея

— …Как можно видеть, раздел современных авторов в нашей галерее не уступает даже лучшим выставкам Оканаки, — победоносно закончила главный директор. — Но, как ты и сама понимаешь, госпожа Мэдэра, приобретение выдающихся образцов живописи является отнюдь не дешевым удовольствием. Средняя цена акварели более-менее известного художника на аукционе составляет семьдесят-восемьдесят тысяч, а работы маслом редко обходятся менее чем в сто-сто двадцать. А если речь идет о работах на материальном носителе — на холсте или бумаге, как в данной экспозиции, то можно отдать и все двести. Даже прямая покупка у художника снижает цену не более чем на четверть. И это, в числе прочего, является ответом на вопрос, куда именно идут деньги наших уважаемых меценатов. Госпожа Мэдэра, при необходимости мы можем предоставить юристам твоего мужа полный доступ к нашей бухгалтерской документации, чтобы они могли убедиться в правомочном расходовании средств.

— Спасибо, меня устраивает объяснение, — кивнула женщина.

— А меня не слишком, — фыркнул кто-то рядом. — Тратить такие деньги на откровенную мазню…

Госпожа Мэдэра резко обернулась. В тихий дневной час галерея пустовала, и лишь в нескольких шагах от них с Кацаммой стояла молодая парочка откровенно выраженной северной наружности. На взгляд долговязому русоволосому молодому человеку можно было дать лет двадцать пять, в то время как конопатой рыжей девушке рядом с ним едва ли стукнуло двадцать. Девица, увидев устремленные на нее взгляды, вежливо поклонилась, тряхнув конским хвостом на затылке, в то время как несносный мальчишка не удосужился даже кивнуть.

— Дилетанты часто делают подобные заявления, — сухо заявила госпожа Кацамма. От возмущения бесцеремонностью парня уши орки полуприжались к голове, но она тут же овладела собой и расслабилась. — Но для того, чтобы понимать всю глубину живописи, мало просто посмотреть на картину. Нужно учиться смотреть вглубь ее, видеть внутренние потоки энер…

— Чушь! — безапелляционно перебил директора наглый парень. — Вон та картина, например, висит вверх ногами. И что вы в ней поняли, спрашивается? Какие там потоки?

Все дружно посмотрели на полотно, в которое нахал возмутительно невежливо ткнул пальцем. Картина, выполненная масляной кистью на виртуальном холсте, принадлежала известному экспрессионисту и являлась гордостью галереи, и главный директор невольно заурчала от ярости, неприлично оскалив зубы и позволив острым когтям выглянуть из подушечек пальцев. Мэдэра давно знала Кацамму, особу весьма уравновешенную даже по человеческим меркам (а по орочьим она, вероятно, являлась просто ледяной статуей), и то, как неведомый парень буквально полдесятком фраз довел ее до белого каления, явно заслуживало внимания. Женщина сделала себе зарубку на память — всегда полезно знать, где у кого слабое место.

— Картина висит правильно! — прошипела главный директор.

— Докажи, — хладнокровно потребовал нахал.

Невероятным усилием воли Мэдэра удержала смешок. В логике ему не откажешь, но и поощрять такое неприличие не стоит. В конце концов, они обе по крайней мере в два раза его старше!

— С какой стати я должна тебе что-то доказывать, молодой господин? — наконец взяв себя в руки, сухо спросила директор, нажимая на слово «молодой».

— Наверное, ни с какой, — пожал плечами мальчишка. — Да только я вашего господина Гадзина лично знаю. Этот надутый кудзяка у себя самого обеими руками верх от низа не отличит, а на картине, даже своей, и подавно. Клепает модную мазню, на которую потом богатенькие ценители, — он бросил ехидный взгляд на Мэдэру, — бешеные деньги выбрасывают.

Госпожа Кацамма, однако, уже полностью взяла себя в руки и на новую провокацию отреагировала лишь презрительным фырканьем.

— Интересно, и откуда же ты, молодой господин, знаешь господина Гадзина? — холодно осведомилась она.

— Встречал несколько раз в Оканаке на глупых тусовках, — пожал тот плечами. — Кудзяка и есть кудзяка. Говорит в точности как рисует: вроде все слова по-отдельности умные, а вместе такая чушь выходит!

— И тем не менее, — с оттенком снисходительности в голосе промолвила Мэдэра, — уверяю тебя, молодой господин, что очень и очень многие находят в его работах и глубину содержания, и богатство палитры, и высокую духовность…

— Палитра у него действительно богатая, — на лице нахала мелькнула озорная улыбка. — Он сам заявлял, что менее чем с шестнадцатью миллионами цветов не работает. Хотя, если по мне, ему и трех много. Не миллионов, просто трех. Госпожа, я могу признать за художником право на свободу самовыражения, но не раньше, чем он докажет свой талант и свое умение в реалистической манере. Ты когда-нибудь видела хоть одну картину господина Гадзина — или других подобных мазилок, если на то пошло — выполненную в классическом стиле? Что-то, в чем можно опознать реально существующий объект? Птицу, рыбу, человека, хотя бы простенькую вазу? Я видел в одной галерее то, что называлось его «ранними работами». Экскурсовод аж по полу растекалась от умиления — ах, какая экспрессия, какие энергичные линии, какая необычная перспектива! Нет там никакой экспрессии и перспективы, просто руки косые. Он не умеет рисовать. Ни природного дара, ни глазомера, ни должной выучки — только усиленная реклама за папашины деньги. Все, на что его «таланта» хватает — хватать из палитры первые попавшиеся кисти и махать ими по холсту как придется.

— Да ты сам-то хотя бы дерево нарисовать сумеешь, молодой господин?! — самоконтроль орки, похоже, снова дал трещину.

— Ага, как всегда! — усмехнулся парень. — Когда кончаются рациональные аргументы, переходят на личности. Госпожа Кацамма, а если ты в котлете в ресторане муху найдешь, тоже пойдешь повара ругать только после получения кулинарного патента? Но раз уж речь зашла о «нарисовать»… Можно попросить тебя подойти вон к тому окну? Здесь свет нехороший.

— Ты, никак, меня нарисовать задумал, молодой господин? — фыркнула орка, однако подчинилась. — Ну, давай посмотрим на твои собственные таланты. И ты уж попытайся доказать мне, что не просто завидуешь господину Гадзину.

— Завидую? — удивился парень, извлекая из поясной сумочки небольшой кубик мольберта. — Было бы кому! Встань, пожалуйста, вот так… Не обидишься, если я карандаш использую? В таком освещении в цвете не очень-то поработаешь.

Он сделал пасс в воздухе, и над кубиком слабо засветились очерчивающие линии холста. Молодой человек извлек из сумочки короткое стило, поманипулировал им в управляющей области холста и на несколько секунд замер, глядя на главного директора галереи.

Мэдэра глянула на мольберт повнимательнее — и почувствовала, в ней пробуждается странный новый интерес. Мальчик ей, скорее, нравился несмотря на все его нахальство. Но до сего момента она не воспринимала его всерьез — завел свою девушку в галерею от нечего делать и выпендривается, стараясь свою крутизну показать. Но она очень давно занималась меценатством, и хотя сама рисовать не умела, в художественных студиях оказывалась часто. Матово-черный кубик мольберта, небрежно стоявший сейчас на подоконнике, она не опознала, что само по себе казалось удивительным. Он не только выглядел совершенно незнакомым, но и не носил на себе никаких эмблем производителей. И он казался МАЛЕНЬКИМ — раза в три меньше по ребру, чем самая миниатюрная известная ей модель — особенно с учетом невероятно широких рамок проецируемого холста. Развернувшаяся непосредственно над верхней плоскостью мольберта призрачная панель инструментов тоже выглядела незнакомой. Ну да, обычно производители давали пользователям возможность изменять ее под себя. Но она еще в жизни не видела художника, у которого бы хватило желания — или ума, если на то пошло — чтобы возиться с настройками.

Пока она разглядывала мольберт, парень закончил изучать свою модель и повернулся к холсту. Держать объект перед глазами ему явно не требовалось — то ли зрительная память превосходная, то ли предпочитал творить в отрыве от реальности. Он пару раз махнул стилом по холсту, критически изучил проявившиеся линии, чуть убавил плотность штриха, попробовал еще раз и удовлетворенно кивнул.

— Ну, примерно вот так… — пробормотал он себе под нос.

В следующие мгновения стило бешено запорхало в воздухе. Сначала в проявляющихся на холсте линиях не замечалось никакой системы, и Мэдэра уже приготовилась насмешливо фыркнуть — но внезапно осеклась. Из сгущающейся сетки штрихов внезапно проглянуло лицо главного директора галереи. Орочья мордочка казалась важно надутой, во взгляде сквозила императорская надменность, но это, без сомнения, была госпожа Кацамма. Еще несколько секунд взмахов, становившихся все реже и реже, и в конце концов парень оглянулся на орку.

— Вот так, госпожа, — с озорной улыбкой произнес он. — Ну что, умею я готовить котлеты?

Вместо ответа орка приблизилась к картине почти вплотную и на несколько секунд застыла, тщательно изучая ее.

— Я знаю такую манеру работы карандашом, — наконец решительно сказала она, поворачиваясь к художнику. — Ведь ты работаешь под псевдонимом Май Куданно, если я правильно понимаю, господин Палек Мураций?

Улыбка пропала с лица молодого человека, словно смытая ударом волны. Он изумленно уставился на орку.

— Госпожа, — слегка ошарашенно произнес он. — Ты и в самом деле распознала мою технику? Или просто наугад выстрелила?

Мэдэра тихо охнула про себя. Май Куданно? Тот самый Май Куданно, загадочный и неуловимый, никогда не показывающийся на публике, за немногочисленными работами которого охотятся все картинные галереи страны? Да, у юнца определенно есть все основания презрительно фыркать в сторону остальных художников.

— Я все-таки эксперт, господин Палек! — обиженно произнесла орка. — Я даже не знала, что ты находишься у нас в городе… или ты здесь живешь? Но я профессионально занималась живописью еще до того, как ты родился, не в обиду будь сказано. Манера штриховать фон, способ придавать выражение глазам, еще кое-какие детали для тебя очень характерны.

— Ну надо же… — пробормотал Палек себе под нос. — Оказывается, и меня посчитать можно. Приношу свои извинения за несдержанность, допущенную ранее, госпожа Кацамма. Ведь ты госпожа Кацамма, владелица галереи?

— Не владелица, — орка качнула головой. — Галерея государственная. Просто главный директор. Но да, я Кацамма.

— Я слышал о тебе ранее, но никогда не видел вживую, — слегка поклонился парень. — Не любитель я по выставкам ходить. Рад знакомству, госпожа, прошу благосклонности. А чтобы компенсировать свою невежливость, сделаю-ка я так…

Он вновь поднял стило, быстро несколько штрихов стер, несколько добавил. Выражение лица портрета резко изменилось. Вместо брезгливой надутости на нем проявилась сосредоточенная серьезность, а взгляд из надменного превратился в пристально-изучающий. Казалось, лицо на портрете следило за зрителем, пытаясь взглядом проникнуть ему в самые глубины души.

— Подарок за наблюдательность, — объявил Палек. — Госпожа Кацамма, пелефон у тебя далеко? Давай я сброшу сразу, чтобы потом почтой не слать.

Уши орки пораженно затрепетали.

— Это… слишком ценный подарок, господин, — произнесла она, отступая. — Я не могу его принять.

— Да глупости! — отмахнулся Палек. — Он стоит ровно пять минут моего времени, я засек. Считай, что я себе так рекламу делаю.

Помедлив, главный директор галереи вытащила пелефон, и Палек, поманипулировав панелью инструментов мольберта, переслал ей рисунок.

— Вот так, — удовлетворенно проговорил он. — А теперь, собственно, к цели моего появления здесь. Госпожа Кацамма, случилось так, что мне срочно нужны деньги. И я готов поработать наемным художником — три-четыре работы, не больше. Портреты, пейзажи, что угодно по желанию клиента — но дорого. Не могла бы ты посоветовать кого-нибудь из… постоянных посетителей?

— Я могу! — решительно заявила Мэдэра до того, как орка успела раскрыть рот. — Господин Палек, меня зовут Мэдэра Касумонай. Рада знакомству. Я готова заплатить тебе за свой портрет. Сколько ты хочешь?

— Радость взаимна, госпожа Мэдэра, — Палек прищуренно посмотрел на женщину. — Прошу благосклонности. Касумонай — случайно не Фуго Касумонай, который владеет третьей частью порта?

— Пожалована, господин Палек. Да, именно он. Как ты понимаешь, деньги у меня имеются.

— Так… — Палек задумался. — Портрет… Семьдесят тысяч тебя не отпугнут, госпожа?

— Семьдесят? — изумилась Мэдэра. — Господин Палек, вообще-то за такие вещи обычно берут раза в полтора-два дороже. Я готова заплатить сто тысяч за поясной портрет.

— Сто тысяч берут за натуральный холст. Но сейчас я работаю только в электронном виде. И… результат может показаться тебе необычным. Определенно, не поясной портрет в классическом стиле, нет. Сделаем так: семьдесят ты платишь мне в любом варианте, а если посчитаешь нужным — доплатишь сверху. У тебя есть время позировать сегодня? Завтра у меня неотложные дела, так что если не сейчас, то послезавтра.

— Сегодня… — Мэдэра задумалась. — В семь вечера я должна попасть на прием у… у одной моей подруги. У нас меньше трех часов времени — наверное, тебе столько мало. А где ты собираешься меня рисовать? Прости за нескромный вопрос, ты живешь в нашем городе? Или проездом?

— Живу, живу… — пробормотал парень, окидывая ее задумчивым взглядом. — Адрес не назову, госпожа, и не проси. Студии у меня нет за ненадобностью. Три часа, говоришь? Мне хватит для первых набросков, а закончу я без тебя. Госпожа Кацамма, могу я попросить об одолжении? Нет ли у тебя здесь, в галерее, комнаты, которую можно занять ненадолго?

— Есть, — кивнула директор. — На втором этаже пара кабинетов пустует. Но там нет ничего, кроме столов и стульев.

— Да мне больше ничего и не нужно. Каси, — Палек обернулся к своей спутнице, — наверное, тебе стоит вернуться домой. Ничего интересного больше не предвидится, да и неинтересно на промежуточные варианты смотреть.

— Да, Лика, — кивнула рыжая девица. — Еще раз — на каком трамвае отсюда ехать? На седьмом?

— Ага. До Третьей Морской. А там спросишь, если забудешь дорогу. Или Яни с Мати позвони, они объяснят. Я часам к восьми вернусь, не позже.

— Хорошо. А мы с Яной что-нибудь тебе приготовим на ужин.

Девица повернулась и деловито пошла по коридору галереи к выходу. Мэдэра задумчиво посмотрела ей вслед. Кто она мальчику — просто временная подружка? Или что-то более серьезное? Ну ладно, не о том следует думать. Главное — что все ее подруги обзавидуются смертельной черной завистью! Интересно, не получится ли заплатить ему деньги за то, чтобы он больше никого в городе не рисовал?

— Господин Палек, — деловито сказала она, — а не проще ли проехать к нам домой? Отсюда на машине не более четверти часа. И мне к подруге быстрее добираться. Домой тебя отвезут.

— К тебе домой… — пробормотал парень, потирая подбородок. — Можно и так. В таком случае, госпожа Кацамма, я крайне признателен за помощь и еще раз извиняюсь за свою невежливость. Надеюсь, мой подарок компенсирует тебе причиненные неудобства.

— Твой подарок слишком щедр… — орка заколебалась. — Господин Палек, мне неловко спрашивать… так нескромно… но…

Она глубоко вздохнула. Кисточки ее ушей затрепетали от противоречивых чувств.

— Мне стыдно признаться, но у нас в галерее только одна твоя работа. Раз уж ты живешь в нашем городе… могу ли я присоединить к ней и мой портрет?

— Можешь ли ты? — изумился Палек. Он прижмурил один глаз, а вторым глубокомысленно посмотрел в потолок. — Госпожа Кацамма, я невеликий юрист, но не помню, чтобы следовало просить чужого разрешения для распоряжения своей собственностью. Рисунок — твой, пусть даже подпись на нем моя. Разумеется, ты можешь сделать с ним все, что захочешь.

Он прощально кивнул и вопросительно взглянул на Мэдэру.

— Едем, — решительно сказала та. — Прошу, господин Палек, следуй за мной.

Тот же день. Отель «Мароновая роща»

«Ну почему он не отвечает на вызов?» — Канса едва не произнесла эти слова вслух, но вовремя сдержалась. Невежливо так доставать госпожу Яну — нет, просто Яну! — которая из солидарности с ней уже третий час сидит в столовой. Стрелки часов на стене — Яна переключила их циферблат на классический вид — подбирались к десяти, и Канса подавила внезапный порыв вскочить и броситься к дверям, чтобы немедленно ехать в картинную галерею и выяснять, куда дели ее мужа. Она заставила себя тупо уставиться в экран тихо бормочущего телевизора. Кажется, передавали какие-то новости, но смысла передачи она не понимала.

Яна, однако, почувствовала ее порыв — наверняка с помощью своих способностей — и, оторвавшись от пелефона, на котором читала какую-то книжку, успокаивающе улыбнулась Кансе.

— Не волнуйся ты так, — сказала она. — Я же говорю — шалопай он безответственный. С него станется до утра не появиться. Цу много лет едва ли не каждую неделю из-за него изводилась. То на работе зависнет на всю ночь, то с друзьями о политике диспут устроит в ресторане — и, конечно, не предупредит. Потом привыкла и сейчас уже внимания не обращает.

— Но пелефон…

— Пелефон можно отключить. Если он начал работать, то наверняка так и поступил. Я его знаю, уж если он в работу ушел, то с головой, бульдозером не оторвешь. Про все забывает, даже на дальнюю связь не откликается. Я час назад пробовала звать, не слышит. Давай так — если в полночь не сумеем прозвониться, достану его форсированным вызовом, пусть попрыгает. О… — Она прислушалась. — Легок на помине, сам вызвал. Едет. Пересек границу контролируемой территории.

Взметнулся радужный вихрь — и фея Фи зависла перед Кансой, трепеща стрекозиными крыльями.

— Палек едет, — пропищала она звенящим хрустальным голоском. — Палек едет.

И тут же исчезла, взметнувшись радужной пылью.

— Ну нифига себе! — ошарашенно проговорила Яна, растерянно хлопая глазами. — Он что, докопался, как Фи говорить заставить? И мне не рассказал? Ну, я ему устрою…

Она покачала головой и вернулась к книжке.

Полминуты спустя за окном тихо заурчал мотор автомобиля, и Канса, вскочив на ноги, стремительно выскочила из кухни и бросилась к крыльцу. Студеный ночной воздух заставил ее вздрогнуть и поежиться в своем тонком коротком платье, но она заставила себя успокоиться и выпрямилась под неярко горящим фонарем. Только не ругаться, напомнила она себе. Мама говорила, что жена ни за что не должна ругать мужа с порога, пусть даже он страшно разозлил ее. Дом для него должен оставаться местом, где не ругают, а ждут, куда хочется вернуться.

Скрипнула калитка, и Палек нетвердой походкой вошел во двор, потирая глаза кулаками. Подойдя к крыльцу, он вздрогнул и удивленно уставился на Кансу и вышедшую за ней Яну.

— Вы еще не спите? — удивленно спросил он. — Я-то думал, вы уже завалились.

— С возвращением домой, Лика, — тихо сказала Канса. — Я тебя ждала.

— И вся извелась при том! — язвительно добавила Яна. — Лика, ты бестолочь! Вы с Каси еще даже контракт не зарегистрировали, а ты ее уже изводишь по пустякам! В следующий раз с самого начала шарахну тебя форсированным вызовом, чтобы знал! Ты что, позвонить не мог? Или меня позвать? Почему пелефон выключил?

— Выключил? — еще сильнее изумился Палек. Он выхватил из кобуры на поясе пелефон и уставился на его экран. — Действительно, выключил. А я еще радовался, что никто не вызывает и не отвлекает. Каси, ты действительно волновалась?

— Ну… — девушка смутилась. — Да. Немножко.

— Так немножко, что чуть инфаркт не схлопотала! — фыркнула Яна. — Слушайте, вы так и намерены на крыльце ночевать? Холодно, между прочим. Вы как хотите, а я в дом пошла.

Она развернулась и, вздернув нос, пошла в дом. Палек поднялся на крыльцо и увлек Кансу в дом. Закрыв за собой дверь, он сбросил сандалии, поднялся на высокий пол и обнял девушку. Та со вздохом облегчения приникла к нему, наслаждаясь теплом тела, пробивавшегося по не по сезону легкую рубашку.

— Прости, Каси, — глухо сказал он. — Не подумал. Ну, зато одну проблему мы решили.

— Правда? — спросила Канса, отстраняясь. — Тебе заплатили деньги?

— Пошли в столовую, расскажу тебе и Яни сразу. А то она все равно заставит повторять.

В столовой он тяжело плюхнулся на стул и сладко потянулся. В свете люстры Канса с тревогой заметила, что под его глазами залегли тени, а лицо, кажется, даже слегка осунулось. Впрочем, на его лице заиграла обычная озорная полуулыбка, и она расслабилась. Кажется, все на самом деле хорошо.

— Ну и как? — Яна, подперев локтем голову, взглянула на него. — У тебя выражение физиономии, словно ты все-таки банк ограбил. И внутри все соответствует. Ну, братик, сколько заплатили?

— Двести, — торжественно заявил Палек, в качестве доказательства поднимая пелефон. — Все тут, взял электронной наличкой. Надо завтра в банк забежать, в бумагу перевести — мало ли какие в Граше с обменом электроники проблемы нарисуются.

— Двести?! — охнула Канса. — За один рисунок? Лика, покажи!

— За один, — кивнул тот. — Правда, сил я на него потратил, как на десяток обычных. Прямо какой-то запой: начал работать — и оторваться не смог. Госпожа Мэдэра сначала позировала, потом к подруге уехала, потом вернулась и грязно приставать начала — покажи да покажи, что выходит, еле отбился. В общем, закончил все за один присест. Вот…

Он вытащил из поясной сумки мольберт, поставил на стол и поманипулировал стилом. В воздухе вспыхнули линии, очерчивающие овальную раму холста. А между ними…

Канса еще ни разу не видела, чтобы Палек работал в цвете. Обычно он рисовал карандашом на бумаге или карандашной кистью на мольберте, создавая быстрые черно-белые наброски в своей любимой воздушно-летящей манере. Но на этой картине светились пастельные краски — синие, зеленые, золотые, бирюзовые… Фигурка молодой женщины, в лице которой без труда угадывались черты госпожи Мэдэры, стояла на краю высокого обрыва, далеко внизу под которым волновался пронизанный солнцем океан. Стан женщины туго облегало тонкое платье до пят в древнем придворном стиле, с буфами и фалбалой, ветер развевал подол, рвал из рук кружевной зонтик от солнца, трепетал в побегах молодого тикурина. Солнца на картине видно не было — оно оставалось где-то за границей холста, бросая блики на ковер весенней травы, усеянной белыми бусинами судзурана, на далекую морскую поверхность, на плечи и грудь женщины. Картина казалась безмятежной и спокойной, но чувствовалось в ней какое-то странное напряжение, ожидание грядущей бури, а на морской поверхности в углу холста виднелся край чего-то, что вполне могло оказаться гребнем растущей на мелководье волны цунами.

— Ох, Лика… — прошептала Канса. — Как красиво!

— Тебе в самом деле нравится? — искоса, со странной неуверенностью глянул на нее Палек. — Серьезно?

— Конечно! — искренне ответила та. — Это… это просто замечательно!

— Не так уж и замечательно на самом-то деле, — вздохнул Палек. — Сейчас, когда отдохнувшим взглядом смотрю, вижу кучу огрехов. В море с цветом напортачил, ветер в разных частях холста, получается, по разным векторам дует, и солнце, похоже, на небе сразу в трех точках расположено… В общем, недаром я госпоже Мэдэре сказал, что еще дорабатывать придется. Пожрать есть чего? Я бы перекусил и еще пару часиков поработал.

— Ну еще чего! — возмутилась Яна. — Его жена заждалась, а он — поработал бы! Завтра с утра закончишь.

Она обошла стол и еще раз внимательно осмотрела картину.

— Да… — наконец сказала она. — Лика, поздравляю — наконец-то ты сделал что-то стоящее.

Неожиданно она склонилась к нему и нежно поцеловала его в щеку.

— Молодец, братишка! — сказала она. — Одобряю. А меня нарисуешь? У меня двухсот тысяч нет, но я за тебя лишний раз подежурю.

— Два раза! — быстро сказал Палек, подмигивая Кансе. — За меня и за Каси.

— Ну ты жук! — возмутилась Яна. — Целых два раза — за одну картинку? Ну ладно, я сегодня почему-то добрая. Обещать второй раз не обещаю, посмотрим по результатам.

— Заметано! — согласился Палек. — Имей в виду, если что, у меня свидетель есть.

— Жена права свидетельствовать против мужа не имеет! — усмехнулась Яна. — Лика, но все-таки — та госпожа… Мэдэра в самом деле тебе за одну картину двести тысяч заплатила?

— Двести тысяч? — переспросил Саматта, вместе с Дентором входя в столовую. — Богатенькая тетушка. Она на картине? Лика, ты, случайно, вторую жену заводить не решил?

— Она в два раза меня старше! — фыркнул парень. — Не она мне жена получится, а я ей бесплатная сиделка на смертном одре. И потом, у меня принцип — я с клиентами не трахаюсь. И с клиентками тоже.

— Да у тебя и клиентов-то раньше не водилось! — подозрительно прищурилась Яна. — Когда ты успел какие-то принципы выработать? Или ты просто помалкивал?

— Ну, не водилось, — легкомысленно пожал плечами Палек. — Мэдэра первая. Вот как появился повод, так сразу и завел принцип. Вы, девочки и мальчики, станете смеяться, но тетушка и в самом деле заплатила две сотни. До нее в конечном итоге дошло, что Карина Мураций — моя сестра. А Кара брату ее мужа пять лет назад в позвоночнике какую-то неоперабельную опухоль откромсала, и тот с тех пор цветет и пахнет, что твоя орхидея. Так что ее муж не то что не возражал, а даже пытался еще денег подбросить. Но нам лишнего не надо, ага?

— Лишнего нам не надо, — нахмурился Дентор. — Только, надеюсь, ты не разболтал, для чего конкретно нам деньги нужны?

— Вот еще! — обиделся Палек. — Я что, дурак? Они думают, мы на выкуп собираем.

— Ну, иногда ты действительно головой пользоваться умеешь, — усмехнулся полицейский. — Не всегда, правда. Иногда ведешь себя совсем как типичный художник, куча экспрессии и никакой логики. Ты вообще сплошной парадокс. Сколько лет на тебя смотрю, но все понять не могу — вроде бы ты и технарь до мозга костей, а рисовать все-таки умеешь не хуже профессионально-патлатых и бородатых личностей с пузом до колен.

— Да нет никакого противоречия, дядя Дор, — неожиданно серьезно откликнулся Палек. — Технари, гуманитарии — выдумки болтунов и лентяев, которым где бы ни работать, лишь бы не работать. Те, кто себя гуманитариями зовет, не потому в технике ничего не понимают, что возвышенными материями занимаются, а потому, что лень учиться. Потому что мышление им не поставили правильно, не научили думать системно, не приучили правильно информацию запоминать и и по полочкам раскладывать. Вполне можно работать инженером, математиком, физиком — и при том являться поэтом, художником или артистом. Дай Варра — астроном, но какие книги писал! Цуцума Хосё — летчик и поэт, его даже в старшей школе изучают. Ацука Масий — бард и инженер-строитель. Да если покопаться, то кучу народа вспомнить можно. «Я — гуманитарий» заявляют обычно, когда гвоздь в стену забить ленятся, отмазку придумать нужно.

Он сладко зевнул и снова потянулся.

— Ну что, пожрать есть чего? — деловито осведомился он. — А то давайте от дяди Дора отрежем кусочек мяса! Он большой, даже и не заметит, а нам — ужин на пятерых. А?

— Яна, ты бы дала ему какую старую кость погрызть, — посоветовал Дентор. — А то ведь в самом деле от меня шматок откусит. А я к своим кусочкам трепетно отношусь. Да и у меня, кстати, в брюхе что-то забурчало.

— Мужики! — презрительно фыркнула Яна. — Между прочим, жрать в полночь вредно для фигуры.

— А мы с Яной кальмарный салат приготовили, — робко сказала Канса. — И еще морского окуня в сухарях. Только он уже остыл, его разогревать надо. И рисовые колобки еще остались. И упаковку кадзуноко я купила. Нести?

— Я знал, что не зря женюсь! — возликовал Палек, вскакивая и чмокая девушку в нос. — Канса, ты золото! Не надо нести, я и сам все слопаю прямо из холодильника.

Он заулюлюкал и на одной ножке ускакал в кухню. Канса тихонько улыбнулась, глядя ему вслед. Все-таки он такой смешной!

Ее взгляд упал на картину, все еще светящуюся над мольбертом, и внезапно она почувствовала легкий укол ревности, который тут же решительно задушила. В конце концов, ту женщину он видел в первый раз в жизни — и, возможно, последний. А ее он еще успеет нарисовать — пять раз, десять или сто. Если захочет, конечно. Художники — они все такие капризные!

19.04.868, земледень. Где-то в Сураграше

Снаружи что-то глухо стукнуло, и по корпусу корабля прошел глухой гул. Карина заставила себя оторвать голову от тюфяка и взглянуть на Цукку. Та лежала с закрытыми глазами, ее дыхание казалось частым и неглубоким. Ну, по крайней мере она в сознании, и ее не корчит в судорогах — острые приступы, кажется, прошли окончательно. Сейчас, если судить по собственным ощущения, тяжело в основном психологически. Жаль, что нельзя продержать ее без сознания еще день-другой — плохо кончится для организма.

Лязгнула и заскрипела на несмазанных петлях дверь. В проеме показался Батаронг.

— Вставайте, — резко сказал он. — Сходим на берег.

Он повернулся и вышел, а вместо него в камеру вдвинулись трое угрюмых здоровяков с автоматами. Карина подавила позыв застонать и, пересиливая себя, потормошила Цукку за плечо.

— Цу! — прошептала она. — Цу, проснись. Цу!

Цукка медленно разлепила глаза и взглянула на Карину мутным взглядом. Та поспешно дотянулась до стоящего с другой стороны стакана с водой и поднесла к губам подруги, приподняв ее голову. Цукка вяло сглотнула, потом отстранила стакан и попыталась сесть. Карина осторожно помогла ей.

— Как ты? — спросила она.

— Бывало и лучше, — вяло ответила Цукка. — А ты?

— Аналогично, — Карина слабо улыбнулась. — Ничего, самое скверное позади. Цу, нам надо идти. Нас высаживают на берег.

— Голова кружится, — пробормотала Цукка. — Странное ощущение — как будто пустота внутри. Хочется чем-то заполнить.

— Привыкание. Цу, твой организм все еще требует наркотик. Сейчас самая опасная стадия — если не удержаться и вколоть его, все страдания окажутся напрасными. Они, — Карина мотнула головой в сторону конвоиров, — с удовольствием дадут маяку, но ты не должна поддаваться искушению. Пожалуйста!

— Понятно… Ну, давай вставать. Должно получиться… я надеюсь.

Опираясь на плечо Карины, Цукка, пошатываясь поднялась на ноги. Карину едва не скрутило очередным приступом тошноты — она автоматически попыталась задействовать манипуляторы, и ошейник отозвался импульсом, к счастью, слабым, предупреждающим. Однако показывать слабость перед лицом врагов она не намеревалась. Подхватив тяжело опирающуюся на ее плечо подругу за талию и закинув ее руку себе на плечо, она развернулась к конвоирам.

— Куда идти? — холодно спросила она. Те расступились: двое встали по бокам двери, третий вышел наружу, качнув вдоль коридора стволом автомата.

Подниматься по крутому трапу с высокими ступеньками на слабых дрожащих ногах оказалось настоящей пыткой, но они справились с задачей без посторонней помощи. На палубе им в лицо ударил вал душного жаркого воздуха. Сияло стоящее в зените солнце, и вокруг узкой, едва ли два десятка саженей в диаметре, бухточки смыкались высокие скалы, покрытые странными незнакомыми деревьями с густо-зеленой, почти черной листвой. В кронах вопили неведомые птицы.

Шай стоял у перекинутого на узкий деревянный пирс трапа и, прищурившись, смотрел на пленниц. Его одежда изменилась. Небрежно накинутый сверху хантэн покрывал не обычные брюки и водолазку, какие он носил ранее, а черные штаны с широченными штанинами, напоминающими юбку до пят, и свободную белую рубаху с такими же широченными рукавами. За черный пояс с левой стороны были заткнуты длинный слегка изогнутый меч в ножнах, в котором Карина по рукояти и характерному круглому эфесу-цубе с изумлением опознала настоящую тоскалу, и длинный кинжал. С другой стороны низко, на середине бедра, висела кобура с тяжелым армейским пистолетом.

— Где мы? — спросила Карина, озираясь. — Что за место?

— Тебе незачем знать, — отрезал Шай. — Сейчас мы полетим на вертолете. Спускайтесь на пирс.

Карина стиснула зубы. Не получилось. Жаль. Цукка могла бы сообщить, где их искать. Хотя… зачем? Они где-то далеко-далеко на Западном континенте, в Сураграше, а то и в Караграше. Или нет, Караграш куда севернее. На каком-то языке — на поллахе? — «сура» значит «рядом», а «кара» — «за». «Кара» — совсем как ее имя, только вот не похоже, чтобы ее приветствовали здесь как королеву. Невольно улыбнувшись случайной ассоциации, она, поддерживая Цукку, двинулась к трапу.

От пирса, заставленными большими деревянными ящиками, их повели вверх по крутой тропинке, петляющей между толстыми, в обхват, деревьями. Шай и его подручный, Батаронг, быстрым шагом ушли вперед, и женщины остались ковылять в окружении десятка угрюмых мужчин с автоматами и кинжалами. Через пару сотен саженей Карина окончательно выбилась из сил. У нее помутилось в глазах, и она почувствовала, что падает, увлекая за собой Цукку. Мир закружился вокруг, и она, стоя на четвереньках, отчаянным усилием воли отогнала подступающее беспамятство. Сильные руки резко, но не грубо вздернули ее на ноги, и один из мужчин, не говоря ни слова, перехватил ее за талию и забросил к себе на плечо. Второй проделал то же самое с Цуккой. Болтаясь в такт шагам вниз головой, Карина отчаянно пыталась унять сердцебиение, и к тому моменту, как ее снова поставили на ноги, чувствовала себя довольно сносно. Душный сырой горячий воздух казался неприятным, но, в конце концов, лето в Катонии иногда оказывалось почти таким же.

Они стояли на большой асфальтированной площадке, на краю которой неторопливо вращалась решетчатая антенна локатора. Виднелась уходящая вдаль взлетно-посадочная полоса — верста или около того твердой земли, окруженная стеной ярко-зеленых деревьев, в начале которой стоял легкий одномоторный самолет. Трое мужчин лениво закидывали в самолет какие-то мешки. За полосой виднелись большие цистерны. Прямо же перед ними возвышалась огромная туша транспортного вертолета — не меньше десяти саженей в длину и пяти в высоту. Лопасти длиной семь или восемь саженей, грустно свисающие к земле, вдруг пришли в движение и начали медленно крутиться, постепенно ускоряясь и распрямляясь, а двигатель громко загудел.

— Умереть — не встать! — прошептала Цукка. — Это же военный транспортный вертолет! Я такие видела на фотографиях у Мати. Он же кучу денег стоит, миллионов пятьдесят или шестьдесят! Откуда он здесь?

— Залезайте, — холодно сказал подошедший Шай, указывая на дверцу в боку гиганта, кажущуюся совсем крохотной на общем фоне. — Мы взлетаем.

Внутри вертолет показался еще большим, чем снаружи. Пассажирские сиденья числом не более полутора десятков обнаружились только впереди. Основная часть внутреннего пространства представляла собой один большой грузовой отсек, заставленный разнокалиберными ящиками, притянутыми к полу толстыми стропами. Шай ушел вперед, в кабину, а угрюмые солдаты Дракона расположились на сиденьях вокруг женщин.

— Мы полетим над перевалом, — сказал сзади Батаронг. — Максимальная высота — три с половиной версты. Станет трудно дышать — скажите, дадим кислородные маски.

Гул и рокот вокруг становился все сильнее и сильнее, корпус рукотворного чудовища дрожал и вибрировал, и вдруг его тряхнуло снова и снова, началась болтанка, солнечные пятна из иллюминаторов поплыли по полу, и Карина поняла, что они летят. Она пожалела, что маленькие окошки оказались далеко от нее, так что в них ничего не видно — она еще никогда не летала на вертолете и страшно хотела посмотреть, каков сверху вид. К несчастью, обстановка для проявления любопытства оказалась самая что ни на есть неподходящая. Тайком вздохнув, она бросила взгляд на обмякшую в соседнем кресле Цукку. Та казалась спящей, но ее губы едва заметно шевелились. Видимо, она разговаривала с кем-то из своих. Внезапно она вскинула голову и с ужасом посмотрела на Карину широко распахнутыми глазами.

— Они летят к нам на помощь, — проговорила она, и Карина с трудом расслышала ее за рокотом мотора. — Они с ума сошли…

Карина быстро приложила согнутый палец к губам, и Цукка умолкла. Однако потрясенное выражение с ее лица не сошло. Она снова склонила голову к груди, чтобы не так были заметны шевелящиеся губы, и продолжила безмолвный разговор. Завершив его, она посмотрела на Карину и, поймав едва заметное отрицательное покачивание головы, вздохнула, устроилась поудобнее и закрыла глаза.

Летели они часа полтора, и примерно на полдороге дышать стало и вправду тяжело. Воздуха не хватало, в глазах начало мутиться и плыть. Поколебавшись, Карина повернулась назад, и Батаронг тут же сунул ей две маски с прикрепленными баллончиками.

— Надеть и нажать сюда! — громко, перекрывая шум двигателя, сказал он. — Недолго! Скоро снижаемся!

После посадки они оказались на еще одной площадке, со всех сторон окруженной джунглями и большими топливными цистернами. На том их мучения не закончились. После получасового сидения на земле под дулами автоматов их пересадили в другой вертолет, относительно небольшой, пассажирский, примерно на пятнадцать мест, и везли по воздуху еще около двух часов. На сей раз Карине все-таки удалось удовлетворить свое любопытство — окна оказались большими, и она, хотя и сидела в центре салона, могла в них выглядывать. Ничего интересного, впрочем, там не оказалось: далеко внизу во все стороны расстилался бесконечный однообразный ковер зеленого леса, покрывавшего более или менее крутые холмы и склоны. Болтало и трясло в новом вертолете гораздо сильнее, чем в предыдущем, и когда они в конце концов выбрались на твердую землю, Карина чувствовала, как у нее дрожат колени — на сей раз не только от слабости, но и от постоянной вибрации. Желудок грызла голодная боль — в последний раз их кормили, наверное, полсуток назад.

Вертолет сел в центре утоптанной земляной площадки саженей двадцати в диаметре, окруженной хаотично расставленными хижинами, крытыми широкими длинными листьями. Между хижинами росли высокие пальмы и какие-то другие незнакомые деревья. С одной стороны на площадку — наверное, здесь она считалась настоящей площадью — входила грунтовая дорога, но в остальном никаких следов организованной планировки не наблюдалось. Солнце почти спряталось за краем белоснежной раздвоенной вершины массивной горы, видневшейся над макушками деревьев к западу от деревни. В ту сторону местность резко поднималась, а к востоку, наоборот, понижалась. Над горой поднималась неширокая струйка не то дыма, не то пара, темная на фоне яркого голубого неба.

Выпрыгивающие из вертолета солдаты деловито трусили в разные стороны, скрываясь между домами.

— Стоять здесь, — приказал Шай женщинам и замер сам, своей неподвижностью напоминая манекен — или ожидающего команды чоки. Карина и Цукка оперлись спинами о корпус вертолета и принялись с интересом осматриваться.

Вскоре на площади начали появляться люди, судя по выражениям лиц и поведению — страшно перепуганные. По большей части с медно-коричневой кожей, с короткими прямыми волосами, массивными выдающимися вперед лицами, они казались одетыми слишком тепло для жаркого душного климата. Никто не носил ничего, хотя бы отдаленно напоминающего шорты, короткую юбку или рубашку-безрукавку. Мужские одеяния, напоминающие короткие халаты с длинными рукавами и плотные темные штаны до пят, соседствовали с женскими платьями, очень напоминающими те, что носили сейчас Цукка и Карина — с той разницей, что с непокрытой головой оставались только девочки, боязливо выглядывавшие из-за юбок своих матерей. Все взрослые женщины носили наглухо зашнурованные капюшоны, оставлявшими открытыми лишь глаза.

Люди скапливались на краю площади, не подходя ближе. Минут через пятнадцать Табаронг, размашисто шагая, подошел к Шаю.

— Шимахо ала харрагас, момбацу сан Шай, — сказал он. — Ношойтэ маяка-но хата хатарака[8].

— Ёщ, — сказал Шай. — Басан ар-тухха. Дарума[9]. Вы, — он повернулся к женщинам, и что-то в его взгляде заставило их вздрогнуть, — смотрите внимательно и запоминайте.

Повинуясь знакам Батаронга, двое солдат Дракона подошли к толпе, рывком выдернули из нее первого попавшегося мужчину и поволокли к центру площади. В толпе заголосили, одна из женщин бросилась к нему, но Батаронг наотмашь ударил ее по лицу, и она рухнула на землю, скуля и бессильно царапая пыль ногтями. Солдаты поставили мужчину на колени в десяти шагах от Шая, и тот какой-то ленивой походкой подошел у нему вплотную.

— Вы знаете, кто я, — громко сказал он толпе на общем. — Эта женщина с Востока, — он через плечо указал на Карину, — синомэ. Они обе останутся здесь до тех пор, пока я не сочту нужным их забрать. Они находятся здесь против своей воли, и с сего дня ваша деревня связана с ними узами крови.

Карина не увидела, как его тоскала покинула ножны. Взблеск стали в багровом свете клонящегося к закату солнца — и тело мужчины валится на почву, подергиваясь и обагряя ее струями крови, а его голова с распахнутыми в предсмертном ужасе глазами неторопливо катится по земле и останавливается, прижатая ногой Шая. Толпа охнула и колыхнулась. Лежащая на земле женщина зарыдала в голос.

Шай описал лезвием меча мерцающий круг, стряхивая с него капли крови, и медленно вложил его в ножны. Потом он наклонился, ухватил голову за волосы и все так же неторопливо подошел к пленницам.

— Посмотри сюда, — резко сказал он Карине, поднимая голову на уровень ее глаз. — Теперь жизнь и смерть деревни зависит от тебя. Вы обе остаетесь здесь. Мои люди не станут охранять вас — ты владеешь силой духов. Рано или поздно ты все равно обманешь их бдительность. Но дважды в сутки мне станут докладывать о вас. Если кто-то из вас сбежит, спрячется или покончит с собой, Оранжевый клан вырежет деревню целиком. Если через период, считая от сегодняшнего дня, Белесая Смерть не примет мой вызов и не выйдет на бой, умрете вы обе.

Он бросил мертвую голову на землю и достал пульт от блокиратора Карины. Щелчок — и ошейник раскрылся и соскользнул с ее шеи, чтобы упасть в подставленную руку Шая. Взблеск оружейной стали — и кинжал Шая прижат к горлу Цукки.

— Веди себя хорошо, момбацу сама Карина, — насмешливо сказал Голова Дракона. — Помни — за твою вину наказывать станут других. А тюрем у нас нет, так что наказание предусмотрено одно — смерть.

— Зачем ты убил человека? — горько спросила Карина. — Он не сделал тебе ничего плохого!

— Ты выросла в месте, где кровь льется только на экранах телевизоров — да и та фальшивая. Вы разучились убивать. Вы верите, в разные глупости — что жизнь священна, что с врагом всегда можно договориться. Возможно, ты поверила бы в серьезность моих намерений — а может, и нет. Я предпочитаю не рисковать. Теперь ты понимаешь, что человеческая жизнь ничего не значит для меня. А ты теперь отвечаешь за жизнь и смерть деревни. Отойди от вертолета, мы улетаем.

Голова Дракона одним изящно-пугающим движением вбросил кинжал в ножны, отвернулся от пленниц и сделал знак Батаронгу. Тот кивнул и замахал руками. Прилетевшие с Шаем солдаты побежали к вертолету, и Шай, более не удостаивая пленниц взглядом, забрался на сиденье рядом с пилотом и захлопнул за собой дверь. Лопасти несущего винта снова начали раскручиваться. Усиливающийся поток воздуха давил на плечи пленниц, заставляя их пригибаться к земле. Карина почувствовала, что ее колени подгибаются. Не выдержав, она в отчаянии опустилась на колени, сгорбившись и закрыв лицо руками.

Все. Ей не выбраться отсюда живой. Ни ей, ни Цукке. Они затеряны в неведомой глубине чужого континента, где правит не закон, а сила и жестокость. На сотни и тысячи верст вокруг — горы и глухие джунгли, и само расстояние не позволит им бежать. И даже если помощь придет, они все равно не смогут бежать отсюда. Она не сможет жить, зная, что цена ее жизни — смерть несколько десятков или сотен человек. Возможно, она искупила то, что совершила в детстве — но ТАКУЮ вину она не сможет искупить даже за сто лет.

Ее жизнь бессмысленно прервется здесь, в глуши и безвестности. А перед смертью ей предстоит испить полную чашу горечи, вспоминая, сколько еще она могла бы успеть сделать, если бы не считала, что впереди — вся жизнь.

Оглушающий рев вертолетного двигателя достиг своего апогея — и начал быстро стихать: машина оторвалась от земли и пошла на взлет. Через полминуты рокот растаял в отдалении, и наступила тишина, нарушаемая лишь шумом деревьев да рыданиями женщины. Сквозь пучину отчаяния Карина почувствовала на плече руку Цукки — и заставила себя убрать руки от лица и медленно, через силу, подняться на ноги. Она обязана поддерживать Цу — та совершенно беззащитна перед окружающим миром, и остается только догадываться, через что им придется пройти в этом диком, почти первобытном мире.

Она открыла глаза и медленно встала. Собравшаяся на площади толпа не расходилась. В полутора десятках саженей от них собралось человек пятьдесят — мужчины, женщины, дети. Они не шевелились и не говорили — просто стояли и смотрели на них ничего не выражающими глазами.

— Меня зовут Карина Мураций, — борясь с пересохшим горлом, сипло произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал твердо, и надеясь, что ее понимают. В конце концов, Шай же говорил на общем! — Моя спутница — Цукка Мерованова. Я… я приношу свои нижайшие извинения за… за все. Мне очень жаль, что я послужила причиной смерти человека. Простите меня.

В полном соответствии с формальным этикетом она отвесила глубокий женский поклон: ноги вместе, руки скрещены на животе, взгляд устремлен в землю. Краем глаза она заметила, как Цукка повторила ее движение. Наклонившись, Карина замерла в такой позе, но через несколько секунд сообразила, что катонийский этикет вряд ли известен в Сураграше, и позволения выпрямиться она не дождется. Она распрямила спину и снова взглянула на толпу. Внезапно та загомонила и забурлила, монолитная масса начала рассыпаться на отдельных людей, поодиночке и группами расходящимися с площади. Плачущую на земле женщину подняли и увели под руки, четверо мужчин подхватили обезглавленный труп и куда-то его унесли. Пятый осторожно, бочком, бросая опасливые взгляды, подобрался к Карине, ухватил с земли голову и унес ее вслед за телом. Через несколько минут площадь снова опустела, осталась лишь группа из трех безоружных и двоих вооруженных автоматами мужчин. Безоружные переминались с ноги на ногу и переглядывались. Один из вооруженных грубо толкнул самого старого, если судить по седым волосам и бороде, в спину, и тот, по инерции пробежав несколько шагов, оказался в паре саженей перед Кариной. На его лице отразился неприкрытый ужас. Он рухнул на колени и припал лбом к земле. Пленницы растерянно переглянулись и посмотрели на него. Вооруженный шагнул вперед и встал рядом со стариком. Он сжимал автомат, направленный на Карину, но как-то неловко: его правое запястье казалось вывернутым под странным углом.

— Я Дурран Майго, — хмуро сказал он на общем. — Младший Коготь Дракона в Мумме и окрестностях. По-вашему — лейтенант. Вы слушаете меня и выполняете мои приказы. Дважды в день — утром и вечером — мои люди проверяют, на месте ли вы. Если вас нет, я сообщаю по радио, и сюда прилетает вертолет с солдатами. Если я не выйду на связь, сюда прилетает вертолет с солдатами. Тебе все понятно, синомэ?

— Мне понятно, что вы убийцы без чести и совести, — с отвращением сказала Карина. — Зачем Шай убил человека, который…

— Когда говоришь про Голову клана, добавляй «момбацу сан», женщина! — резко оборвал ее Младший Коготь. — Почему ты сняла капюшон? Ты не имеешь понятия о пристойном и непристойном?

— Ваши дурацкие понятия о пристойности меня не интересуют! — выкрикнула Карина, чувствуя, что опасно балансирует на грани истерики. — «Момбацу сан»? Он мерзавец и негодяй! Зачем он убил человека? Я могла бы пообещать, что никуда не денусь отсюда!

— Верить обещаниям женщины и ветра в листве может только полный кретин, — скривился Дурран. — Ладно. Если хочешь навлечь позор на свою голову, ходи так. Деревня станет содержать вас — кормить и одевать, вам дадут крышу над головой. Но помни — дважды в день, утром и вечером, я вас проверяю. И если я вас не обнаружу…

Не договорив, он повернулся и широким размашистым шагом пошел к домам. Второй автоматчик, бросив на женщин испуганный взгляд, поспешил за ним.

— Скотина… — пробормотала Карина сквозь зубы.

Цукка положила ей руку на плечо.

— Уж какой есть, — успокаивающе сказала она. — Не обращай внимания. Давай лучше представимся местным, как положено. Интересно, они хоть немного понимают общий? Впрочем, Шай на нем говорил… Давай ты, у тебя дипломатия лучше получается.

Карина глубоко вздохнула, задержала дыхание, изгоняя из разума раздражением и неуверенно посмотрела на все еще упирающегося лбом в землю старика.

— Э-э-э… блистательный господин! — неуверенно сказала она. — Меня зовут Карина Мураций. Моя спутница — Цукка Касарий. Рада знакомству, прошу благосклонности.

Хотя мужчина явно ее не видел, на всякий случай она низко поклонилась.

— Меня зовут Мамай Хусар, момбацу сама Карина, — не отрываясь от земли, пробормотал старик. — Я староста Муммы. Рад знакомству, прошу благосклонности, — после короткой паузы неуверенно добавил он, чуть отрывая голову от пыли, чтобы одним глазом взглянуть на страшных пришелиц.

— Блистательный господин Мамай, — Карина поклонилась еще раз, — прошу тебя, встань. Я не заслужила такой чести с твоей стороны.

Подумав, она опустилась на колени и осторожно коснулась лбом земли, затем выпрямилась и аккуратно уселась на пятки. Цукка повторила ее маневр. Старик медленно распрямил спину, не поднимаясь, однако, с колен, и недоверчиво уставился на них.

— Твои слова кажутся мне… разумными, момбацу сама Карина, — опасливо проговорил он. — Ты ведь не станешь убивать меня силой духов? Я всего лишь глупый старик, я скоро умру и сам…

— Господин Мамай, я вовсе не собираюсь убивать тебя или кого-то еще, — Карина постаралась контролировать голос, чтобы не допустить в нем удивленных ноток. — Я врач. Я спасаю жизни, и я никого не убиваю. Я скорблю, что стала причиной смерти твоего соотечественника, и сделаю все, чтобы хоть как-то смягчить урон. Еще раз приношу нижайшие извинения за свою вину.

Она снова поклонилась.

Старик внимательно посмотрел на нее, и в его взгляде появилось новое выражение — сосредоточенного обдумывания.

— Ты действительно одержима духами, момбацу сама Карина? — недоверчиво спросил он. — Ты говоришь как разумный человек, не как синомэ. Не похоже, чтобы тобой владело безумие.

— Я… — Карина замялась. — Прости меня, блистательный господин Мамай, но я чужестранка. Я плохо понимаю твои слова. Что означает «одержима духами»? Что такое «синомэ»?

— Духи иногда даруют свою силу детям, — пояснил староста. — Те сходят с ума и начинают ломать все вокруг себя и убивать людей. Тогда их называют «синомэ», «взгляд смерти», если перевести с поллаха на общий. Их приходится убивать самих, чтобы они не причиняли вреда окружающим. Но я еще никогда не видел хотя бы немного повзрослевшего синомэ, как ты… если не считать момбацу сана Шая.

Последние слова он выплюнул с такой жгучей ненавистью, что Карине стало не по себе.

— Да, господин Мамай, — кивнула она. — Я не безумна и… владею силой духов. У нас таких людей называют девиантами. Смотри…

Она поискала взглядом и нашла небольшой камешек. Осторожно выпрямив манипулятор — и рефлекторно сжавшись в ожидании спазма в животе — она подняла его и медленно поднесла к лицу старосты. Тот круглыми от удивления глазами уставился на него, потом перевел взгляд на Карину.

— Удивительно… — благоговейно прошептал он. — Я никогда не видел никого подобного тебе, момбацу сама. Прости мне мое недоверие.

— Мне нечего тебе прощать, господин Мамай, — качнула головой Карина. — Ты не нанес мне обиды. Вина лежит всецело на мне. Мы с подругой пленницы, и мы не могли предотвратить случившееся. Могу ли я надеяться хоть как-то искупить смерть человека?

— Момбацу сама Карина, — медленного проговорил старик, — твои слова туманны, и я плохо их понимаю. Мне кажется, что ты пытаешься проявлять уважение ко мне — на свой манер. Прости мне мою неграмотность, я всего лишь житель лесной деревни и не знаю, как правильно отвечать. Я никогда раньше не разговаривал с высокородными наподобие тебя… тем более — с женщинами, и я не знаю правильных слов. Но твоей вины в смерти Малака нет. Он был хорошим человеком, но Дракон делает что хочет и берет что хочет. А нас убивают за любую попытку неповиновения — и даже просто ради развлечения. Дурран хотя и суров, но справедлив и не наказывает за пустяки, но в других деревнях… А ты всего лишь пленница. Скажи, ты ведь не попытаешься бежать?

— Куда нам бежать, господин Мамай? — горько усмехнулась Карина. — Вокруг джунгли. И вас всех убьют, если я попытаюсь. Нет, мы не убежим.

— Хорошо, — староста вздохнул с явным облегчением. Кряхтя, он поднялся на ноги и принялся отряхивать пыль с колен. — Пойдем, момбацу сама Карина. У меня дома тебя и твою служанку накормят, а потом тебе отведут дом, в котором вы станете жить.

— Цукка — моя родственница, а не служанка, — как можно вежливее сказала Карина, поднимаясь вслед за ним и стараясь не смотреть на кровавое пятно неподалеку. — Но мы будем очень признательны за еду.

Старик кивнул и заковылял к свои товарищам. Цукка пихнула Карину локтем в бок.

— Ты у нас, оказывается, дипломат не простой, а выдающийся, — слабо улыбнулась она. — Я бы запаниковала и наговорила непонятно чего. Молодец, Кара.

«А что толку?» — едва не спросила у нее Карина, но удержалась. Она обязана оставаться сильной и защищать Цукку — в том числе от безнадежности их будущего. Вместо того она произнесла:

— Спасибо, Цу, я стараюсь. Ты связывалась с Мати в вертолете? Что он сказал?

— Ох! — Цукка внезапно задохнулась, стиснув руки перед грудью, а ее глаза расширились в новом приступе ужаса. — Кара, они летят сюда! Вернее, пока в Грашград. Они хотят нас спасать! Все — и Мати, и дядя Дор, и Лика, и Яни. А Лика, кстати, женился на госпоже Кансе, помнишь, я о ней рассказывала? Женился, и прямиком сюда, нам на выручку.

— Они же погибнут! — Карина почувствовала, как кровь отливает от ее лица. — Они что, с ума сошли? Свяжись с ними и скажи, чтобы не вздумали!..

— Сама свяжись, — Цукка криво улыбнулась. — Ты же теперь можешь общаться, верно? Без ошейника? Только я уже говорила. Поздно. Когда я общалась с Мати, они сидели в самолете. Я боялась говорить рядом с бандитами, так что он просто сказал мне, что все продумано. Надо связаться с ними снова и еще раз обсудить, что они намерены делать.

— Они должны повернуть назад! — решительно заявила Карина. — Цу, даже если они каким-то чудом найдут нас, то не смогут помочь. Мы не можем уйти отсюда, понимаешь? Всю деревню вырежут! Мы…

Она осеклась и виновато отвела взгляд.

Цукка протянула руку и сжала ее предплечье.

— Кара, я не маленький ребенок, — тихо, но решительно сказала она. — Я все понимаю не хуже тебя. Не надо пытаться защищать меня от правды. Да, вполне возможно, что мы обе умрем здесь, и помочь нам не в силах никто. Но давай не станем терять надежду и принимать решения сгоряча, ладно? Нам никто не приставляет пистолет к голове и не угрожает пристрелить немедленно. Для начала нужно поесть, прийти в себя и как следует пораскинуть мозгами. А потом мы свяжемся с нашими и обсудим, что именно они намереваются делать. Пойдем, нас ждут.

Карина кивнула, и две молодых женщины плечом к плечу двинулись в сторону нетерпеливо поглядывающего в их сторону старосты Мамая.

Два других мужчины, все это время с опаской разглядывавшие их с безопасного расстояния, перебросившись со старостой словами на непонятном языке, часто кланяясь, попятились и едва ли не пустились наутек. Староста приглашающе помахал им и пошел в сторону узкой тропинки между двумя хижинами.

Первое впечатление оказалось верным. Улиц в деревне не оказалось, и никакой правильной структуры проходов между ними — тоже. Крытые широкими полупрозрачными листьями какого-то дерева хижины располагались в полном беспорядке, разделяемые лишь редкими деревьями и густой сетью тропинок. Изредка хижины окружал редкий частокол — скорее, формальности ради, чем для действительной защиты от чужого глаза. Тут и там в деревянных клетках кудахтали странные куры — крупные, с большим мясистым гребнем и абсолютно черные. Налетевший порыв ветра донес запах навоза и далекое мычание — похоже, где-то выше по склону располагались загоны для скота. Людей на открытом воздухе не замечалось, но тут и там из темного в предвечерних сумерках дверного проема, занавешенного все теми же полупрозрачными листьями, поблескивали любопытные глаза.

Идти до дома старосты оказалось недалеко — не более полусотни шагов по петляющей между домами стежке. Дом ничем не отличался от других — такой же небольшой, с небольшим пристроенным сарайчиком для домашней птицы и покосившимся частоколом, огораживающим пространство в пять шагов диаметром, заваленное каким-то хламом. Похоже, старосты в здешних местах особыми привилегиями не пользовались — или же в присутствии Дракона просто не относились к высокому начальству. Пройдя в дом первым, старик принялся отдавать приказы на непонятном языке трем женщинам, щеголявшими, как и все местные, закрывающими головы капюшонами с затянутыми шнурками, оставляющими открытыми только глаза. Карина с Цуккой нерешительно остановились у входа, а женщины хлопотали у трехногого, вкопанного в землю стола в центре комнаты, окруженного лавками, опасливо поглядывая на гостей.

— Прошу садиться, сама Карина, сама Цукка, — Мамай кивнул на лавки. — Угощайтесь. Да пребудет сладость на вашем языке.

Сам он тоже уселся, однако не рядом, а на лавку напротив. Женщины за стол не сели. Вместо того они сгрудились на циновках в дальнем углу, возле маленького очага у обмазанной глиной стенки. Там они прижались друг к другу и затихли, напряженно вглядываясь в чужих. Карина опасливо взглянула на едва заметное пламя, опасаясь пожара, но, похоже, местные знали, как не дать огню с дров перекинуться на хижину.

На столе стояла плетеная корзина с незнакомыми фруктами. Некоторые напоминали ярко-красные яблоки, другие — огромные нацумиканы, большая часть размера которых, впрочем, приходилась на толстенную, в три пальца, ватную шкуру. В грубых глиняных плошках лежала холодная каша из зерна, по запаху напоминающего вареный рис, но по внешнему виду, скорее, походящего на овес. И отдельно, на широких листьях, лежали крохотные кусочки вареного мяса.

— Благодарим за пищу, господин Мамай, — вежливо произнесла Карина. Она взяла яблоко и с наслаждением вгрызлась в него. Даже странный терпкий кисло-сладкий вкус не отвратил ее от пищи — однообразные консервы, которыми их пичкали на корабле, страшно надоели ей.

— Господин Мамай, а нет ли воды, напиться? — так же вежливо осведомилась Цукка. — Я была бы очень благодарна…

— Да, сама Цукка, — кивнул хозяин. Он что-то громко сказал в угол, и одна из женщин принесла и поставила на стол глиняный кувшин и пару полукруглых скорлуп от каких-то больших орехов, в которые и налила жидкость. В хижине быстро темнело, и она, ловко проскрежетав кресалом о кремень, зажгла маленькую медную лампу, огонек которой не столько разгонял темноту, сколько сгущал ее. Воспользовавшись случаем, Карина взглянула на нее сканером сквозь одежду. Судя по состоянию лица и тела, ей исполнилось не менее сорока. Интересно, кем она приходится хозяину? Тому на вид далеко за семьдесят. Дочь? Но почему она не замужем? Ведь в диких краях вроде этого женщин должны выдавать замуж едва ли не детьми — ну, или так она читала в книжках. Она взяла скорлупу, пригубила — и закашлялась. Жидкость в ней оказалась скверным кислым пивом, резко отдающим уксусом. Пить его казалось решительно невозможным.

— Господин Мамай, — смущенно попросила она, — а нельзя ли воды? Просто воды?

— Воды? — старик удивленно посмотрел на нее. — Но простую воду пить опасно. Можно заболеть и умереть. Духи болезней живут в ней, но не могут жить в пиве.

— Духи болезней? — переспросила Карина, и внезапно до нее дошло. Ну разумеется. Уж не ожидала ли она найти здесь очистные сооружения и обеззараженную фильтрованную воду? Ох, ну ничего себя! Они же запросто подхватят какую-нибудь заразу! Если только…

Она быстро вгляделась через сканер в зажатое в руке «яблоко». Немытое, совершенно определенно. Но никаких опасностей не замечалось. Серая пленка условно-патогенных микроорганизмов, ничего страшного — наверное, вездесущие круглые и гроздевые бактерии. Конечно, она невеликий специалист по санитарной микробиологии… но что делать, она знает.

— Господин Мамай, я умею обеззараживать воду… и пищу… с помощью своих… способностей, — сказала она. — Я врач. Я знаю, что надо делать. Могу я попросить просто воды?

— Я не знаю, что такое «обеззараживать», — покачал головой старик. — Стоячую воду из окрестных болот пить нельзя. Начинаются боли в животе, понос и рвота, все тело горит, и потом человек умирает. Шаман, когда он у нас еще жил, говорил, что духи болот наложили на воду свое проклятье, которое может изгнать только брожение. Неподалеку протекает речка, и в ней хорошая безопасная вода, но выше по течению в нее впадают горячие подземные источники, и вода становится неприятной на вкус. Нет, у деревни нет хорошей воды, пригодной для питья.

— Воду можно сделать безопасной в любой момент. Нужно всего лишь прокипятить ее. Бакт… э-э-э, духи болезней умирают, когда воду кипятят. Но я могу сделать ее безопасной и без кипячения. Пожалуйста, господин Мамай, можно нам простой воды?

Мамай заколебался. Потом он повернул голову и отдал приказ. Та же женщина, что и раньше, неслышная, как тень, принесла другой кувшин и новую чашу из ореха. Она хотела было налить воды, но Карина жестом остановила ее. Взяв кувшин и поставив его на стол, она закрыла глаза, чтобы не отвлекаться на огонек лампы, и вгляделась в содержимое кувшина через сканер.

— И что там? — с интересом спросила Цукка.

— Тихий ужас… — пробормотала Карина. — Просто компот какой-то. Я не микробиолог, но вижу по крайней мере три или четыре вида каких-то простейших, пару видов чего-то посложнее, вроде мелких личинок, и еще фиг знает сколько разновидностей бактерий. Наверное, и вирусы есть, но сканер их не распознает, он не видит ничего мельче клетки. Или видит, но мне не показывает.

— И что ты с этой кашей делать собралась?

— Стерилизовать… — вздохнула Карина. — Все, готово.

— Готово? — недоверчиво поинтересовалась Цукка. — Уже?

— Да там дел — один раз манипулятором махнуть. Живность в воде убивать — не рану сшивать. Стрельба по площадям, никакой избирательности. Просто разрушаются все углерод-водородные связи в пределах заданного объема. Конец любой органике, гарантия стопроцентная. Не бойся, вода становится действительно безопасной — я в свое время нашу лабораторию даже посевы просила делать. Если верить папе, именно такая флуктуация в свое время уничтожила жизнь в Солнечной системе. Но только из луж местных сырую воду пить действительно не стоит. Даже проточную и то не стоит. И воздержись пока от мяса — там могут оказаться яйца или личинки глистов и прочих внутренних паразитов. Потом разберемся.

Она аккуратно вылила пиво из сосудов обратно в кувшин и налила воды. Жидкость оказалась на вкус так себе, затхлая и с неприятным привкусом, но тошноты не вызывала. Они с наслаждением выпили по крайней мере по поллитра каждая, после чего обратились к пище.

— Момбацу сама Карина, ты и в самом деле очистила воду магией духов? — недоверчиво поинтересовался староста, наблюдая за ними.

— Нет, господин Мамай, — Карина, жуя кашу, помотала головой. — Вода по-прежнему грязная и невкусная. Но из нее ушло… ушло проклятие духов. Ее можно пить без опаски.

— Наверное, в ваших краях «врач» — очень могучий шаман, — уважительно покачал головой старик. — Ни один из наших шаманов такого не умеет. Ни тот, что раньше жил в деревне, ни бродячие.

— Врач — не шаман, господин Мамай. Никакого колдовства. Я лечу людей. Я хирург. Я могу заращивать раны, убирать опухоли, исправлять суставы, и мне не нужны инструменты. Я могу лечить жителей твоей деревни, — поспешно добавила она. — Мне не нужна плата, достаточно крыши над головой и еды для меня и моей подруги.

— Я передам твои слова старейшинам, момбацу сама Карина, — кивнул староста. — Но они вряд ли захотят такого шамана, как ты. Я стар и достаточно пожил, я не боюсь умереть от взгляда синомэ. Меня отправили говорить с тобой, потому что я староста. И потому что если ты убьешь меня, деревня не понесет особого ущерба. Но остальные тебя боятся.

— Но я не стану убивать тебя, господин Мамай, — растерянно пожала плечами Карина. — Я никого не стану убивать. Цель моей жизни — спасать, а не убивать.

— Теперь я вижу, что ты не такая, как дети, которыми овладевает безумие духов, — вздохнул старик. — Но другие еще не знают тебя — и побоятся подойти поближе, чтобы узнать. В наших краях не любят тех, кто владеет силой духов. Детей, в которых она пробудилась, убивают на месте… как убили одну из моих дочерей. Она сама успела убить свою мать, мою младшую жену, и еще одну мою жену, совсем молодую, не успевшую даже ни разу родить. Солдат Дракона застрелил ее из автомата. А остальные мои дети… не выжили. Последний сын умер в пятнадцать лет — погиб в джунглях от укуса змеи.

— Я соболезную твоим горестям, — произнесла Карина. Здесь убивают детей-девиантов? Ох, как это знакомо! — Скажи, господин Мамай, но сколько же тебе лет?

— О, я один из старейших жителей деревни! — гордо заявил староста. — Мало кто доживает до моего возраста. Мне целых сорок шесть лет, и я уже на год старше своего отца, который умер в сорок пять!

— Сколько?! — ахнула Карина. — Сорок шесть? Господин Мамай, тебе всего сорок шесть лет? Ты говоришь правду?

Она внимательно посмотрела на старика через сканер. Морщинистая дряблая кожа, жидкие волосы, низкий тонус мышц, ишемия, замедленные движения… Не может быть! Ему просто не может быть сорок шесть!

— Я не лгу! — староста нахмурился. — Кто угодно в деревне подтвердит, что я по праву считаюсь одним из старейших…

— Господин Мамай! — Карина умоляюще вскинула руки. — Я верю, что ты говоришь правду. Прости мне мое недоумение, я… я не ожидала. Моему опекуну, Саматте, мужу Цукки, тоже сорок шесть лет, а ты выглядишь на тридцать лет старше его. Прости. У нас принять доживать до восьмидесяти или девяносто лет, и я… Я не хотела тебя оскорбить!

— До восьмидесяти лет? — медленно проговорил старик. — Да. Я слышал такие сказки от Шаттаха и чужих торговцев, иногда приходящих с караванами. Слышал, что на севере, в Четырех Княжествах, люди живут долго-долго и до самой старости сохраняют бодрость тела. Но в наших краях боги не даровали людям долгой жизни. Прости, момбацу сама, но сколько же тогда лет ТЕБЕ? Когда я впервые увидел вас на площади, то решил, что вы обе — молодые девочки, которым едва исполнилось четырнадцать и которых еще не успели продать мужу. Я думал, что Дракон захватил вас заложницами, чтобы получить выкуп от какого-то богатого грашградского семейства или от тарсачьего клана. Но теперь я вижу, что ты старше. Ты слишком хорошо говоришь и слишком уверенно держишься. Сколько же тебе?

— Мне двадцать восемь лет, господин Мамай. Моей подруге, Цукке, тридцать один год, скоро исполнится тридцать два.

Из угла, где сгрудились женщины, жадно впитывающие речь пришелиц, донеся дружный вздох изумления.

— Тебя купил муж?

— Э-э… — Карина изумленно заморгала, но тут же сообразила, о чем речь. — Нет, господин Мамай. Я не замужем. Не сложилось. Я… много работаю. У меня мало времени на личную жизнь.

— Я замужем, господин Мамай, — спокойно добавила Цукка. — Но если ты спросишь, сколько у меня детей, то я скажу — ни одного. Я являлась… э-э, приемной матерью Карины и ее сводных брата с сестрой, но своих детей не завела. Я не бесплодна, но таковы условия…

Она осеклась и бросила на Карину быстрый непонятный взгляд. Та недоуменно заморгала. А кстати, действительно, если задуматься, почему Цу с Мати не завели своих детей?

Староста вздохнул, его плечи поникли, но лежащие на столе руки сжались в кулаки.

— В вашем возрасте наши женщины уже рожают не менее десятка раз и становятся уродливыми и непривлекательными — если выживают при родах, — с горечью сказал он. — Почему боги дали вам все, а нас бросили прозябать в лесной глуши?

— Боги здесь ни при чем, господин Мамай, — покачала головой Карина. — Но жить в таких условиях, без квалифицированной медицинской помощи…

Новая мысль пришла ей в голову.

— Господин Мамай, скажи, наверное, трудно добывать пищу в ваших краях? Мы не хотим стать обузой. Как мы можем отплатить за гостеприимство?

— Деревня без труда прокормит два лишних рта, — староста вяло помахал рукой. — У нас не так много мяса и рыбы, но растительной пищи хватает. Плантации приносят урожай трижды в год, да и съедобные плоды растут в лесах в изобилии. Ходить за ними не так близко, но и не слишком далеко. Я не думаю, что кто-то в деревне согласится принять твою помощь — ты синомэ… я больше не верю, что ты станешь убивать, — успокаивающе тряхнул он головой, завидев, что Карина открывает рот для протеста, — но я стар и многое повидал. Другие окажутся куда менее доверчивыми, прости меня, момбацу сама. Деревня возьмет тебя на содержание, а Тамша, моя дорея, пойдет к вам служанкой. Она все равно мне не нужна, мои жены сами справляются по хозяйству.

— Дорея? — недоуменно переспросила Карина.

— Она, — староста мотнул головой в угол, указывая на женщину, прислуживавшую им за столом. — Зовут Тамша. Она тихая женщина, мешать не станет. Она плохо говорит на общем, но объясниться может.

— Но нам не нужна… — Карина осеклась, когда Цукка под столом пихнула ее коленом.

— Мы с радостью примем услуги твоей дореи, — спокойно сказала Цука старосте. — И мы благодарны тебе за ужин. Но сейчас уже стемнело, и мы не хотим злоупотреблять твоим гостеприимством. Господин Мамай, где нам можно переночевать?

— А! — староста, кряхтя, принялся выбираться из-за стола. — На окраине деревни есть несколько заброшенных хижин. В прошлом году духи забрали многих, их дома так никто и не занял. Пойдемте, я вас провожу. Тамша, — добавил он на непонятном языке, — ана во кого дхонна кё сака шшум[10].

— Ма, сан Мамай, — поспешно кивнула та, вскакивая.

На улице уже стояла кромешная тьма. Небо над двуглавой горой еще светилось розовым, но большая его часть уже стала черной, а на востоке, разгораясь в прорехах между облаками, сиял край Звездного пруда. Староста зажег факел и пошел по тропинке между хижинами.

— Я так и не спросил, откуда вы родом, — произнес он через плечо. — Вы действительно из Четырех Княжеств?

— Нет, господин Мамай, — Карина вздохнула. — Мы из-за восточного моря. Из страны, называемой Катония. Шай и его люди похитили нас и перевезли через море.

— Из-за восточного моря? — потрясенно проговорил старик, останавливаясь. — Вот, значит, как… Значит, и туда дотянулись когти Дракона…

Его плечи поникли. Он повернулся и медленно зашаркал по тропинке. Цукка и Карина, переглянувшись, молча последовали за ним. Тамша неслышной тенью скользила позади.

Минут через пять старик остановился возле одной из хижин и остановился.

— Здесь ваш дом, — сухо сказал он. — Да оберегут вас ночью духи!

— Спокойной ночи, господин Мамай, — ответила за всех Цукка.

Староста вручил факел Тамше и ушел в темноту. Женщина показала рукой в сторону пустого проема.

— Дом. Ночь. Сейчас спать, — сказала она с отчетливым гортанным акцентом. — Завтра день, сделать дом жить.

— Действительно, что еще тут можно делать ночью, кроме как спать? — пробормотала Цукка. — Даже свечки нет. Кара, ты как хочешь, а я устала до смерти. И я все еще плохо себя чувствую. Я ложусь дрыхнуть, пусть даже на голую землю.

— Погоди, Цу, — Карина прошла вслед за ней в кромешную тьму хижины. — Надо хотя бы сообщить нашим, что мы в порядке… если такое, конечно, можно назвать «в порядке». — Она задействовала сканер и в серой полумгле искусственного мира внимательно осмотрела хижину. Она казалась почти полностью пуста, если не считать чего-то в углу, напоминающего широкую деревянную лежанку. — Осторожно, не запнись. Дай руку. В углу есть какая-то кровать.

— Попробуй ты связаться, — предложила Цукка, опасливо оглядываясь на вошедшую Тамшу, держащую факел слишком близко к деревянной стене. — Или ты все еще не можешь?

— Ой… Я так привыкла, что не могу, что даже не подумала, — созналась Карина. — Знаешь, мне все еще боязно эффектором пользоваться. Каждый раз ожидаешь, что вот-вот шарахнет. Условный рефлекс какой-то получается. Вернемся — публично потребую запретить такое изуверство. Сейчас попробую Мати вызвать. Только, Цу, ты заметила какие-нибудь ориентиры, кроме горы?

— Дай подумать… — Цукка уселась на край угрожающе заскрипевшего топчана и задумчиво намотала на палец прядку волос. — Стемнело очень быстро, да и солнце стояло высоко, когда за горы уходило. Мы где-то на уровне экватора, может, чуть южнее или севернее. Нашелся бы хронометр — я бы точно долготу вычислила. Сколько дней нас везли, ты не сосчитала?

— Если судить по кормежкам и заменам батареи в моем ошейнике, примерно три. Плюс-минус.

— Значит, если мы огибали Западный материк с юга, то не могли подняться слишком высоко на север, а его южный край немногим южнее экватора. Значит, мы где-то в северном тропическом или субтропическом поясе. Климат, кстати, подходящий — душный и влажный.

— Ага… — Карина повернулась на выжидающе глядящую на них служанку. — Госпожа Тамша, как называется двойная гора?

Та непонимающе посмотрела на нее и помотала головой:

— Не понимать, сама Карина.

— Гора! — Карина ткнула в сторону чернеющей на фоне неба двойной вершины и сложила руки домиком. — Название? Имя?

— А! — просветлела женщина. — Гора! Аллахаман гора. Аллахаман. Рога гора, значит. Аллахаман.

— Рогатая гора, — резюмировала Карина. — А деревня?

— Мумма, — подсказала Цукка, и Тамша согласно закивала. — Хотя не факт, что она вообще есть на картах. Кара, нам так и придется спать на голых досках? Хотя бы тюфяк какой-нибудь дали.

— Кто? Что-то у старосты в доме я лишних тюфяков не заметила. Не идти же рейдом по деревне. Давай завтра разбираться, а? Лежат же какие-то тряпки. Ночь перекантуемся, а завтра займемся обустройством.

— Ладно, — Цукка широко зевнула. — Но здесь места только-только на двоих. А нас трое. Придется кому-то на полу спать.

— Не придется, — Карина обернулась к служанке. — Тамша! — сказала она, сопровождая слова энергичной жестикуляцией. — Ты! Сейчас! Иди в дом к господину Мамаю! Спи там! Завтра утром возвращайся сюда! Поняла?

— Ма, сама, — кивнула та. — Сегодня спать дом сан Мамай, завтра возвращаться работать. Ма. Огонь? — она ткнула пальцем в факел, который все еще держала в руках.

— Не надо. Забери.

— Ма, — снова кивнула служанка. — Вы спать спокойно. Я завтра приходить.

Она повернулась и вышла.

— Одной заботой меньше… — пробормотала Карина. — Цу, ты зачем согласилась ее взять?

— Глупая, — вздохнула та. — Ну ладно, сегодня вечером ты кустиками обойдешься. А дальше? Что есть можно, а что нельзя, где воды взять, как туалет устроить, из чего постель сделать… Ты у нас к своим талантам телепатию не добавила? Если нет, нужна помощь местных. Хотя бы поначалу. А местные от нас как от буйных психов шарахаются. Тамше же деваться некуда, ей приказали. Ты с нашими связываться станешь? Только, пожалуйста, не надо конференций. У меня сейчас сил никаких нет.

— Ладно. Я Мати дам ориентиры, пусть передает в СОБ… ой! Они же нас спасать летят!

— И я про то же. В момент разговора они как раз летели из Масарии в Крестоцин, у них там пересадка на международный рейс. Кстати, дай сообразить, что у нас с разницей во времени. Я с ними часа два назад разговаривала. Если горы на западе — действительно Шураллах, то у нас разница во времени с Крестоцином — часов десять, а они как раз к нему подлетали. Если сейчас, скажем, шесть вечера по местному, то там — около шести утра. Плюс-минус. Полет через океан занимает часов восемь, значит, в районе четырех утра завтра они в Граше, а разница с нами сократится до четырех часов. Сообщи это Мати и тоже ложись. Завтра на свежую голову начнем думать, во что мы в конечном итоге вляпались.

Цукка на четвереньках проползла по топчану к стене и легла на спину.

— Неудобно без подушки и матраса, — пожаловалась она. — И ощущения какие-то странные. Словно тело не мое, а какое-то чужое. Последствия маяки, да? Ох…

Потянувшись, она зацепила кулаком деревянную стену из кольев, переплетенных какими-то засохшими прутьями. Дерево неожиданно легко подалось под рукой. Колья затрещали, на пол посыпалась труха.

— Ну и гнилое же здесь все! — с досадой сказала она. — Ну вот, еще и поцарапалась, похоже.

— Дай руку! — потребовала Карина. — Заштопаю от греха подальше, а то ведь здесь какая угодно зараза найтись может.

Она дотянулась до руки Цукки, повернула ее тыльной стороной вверх и внимательно осмотрела через сканер.

— Ничего ты не поцарапалась! — удивленно сказала она и потыкала пальцем в стену рядом с собой. — А дерево не гнилое, твердое. Ты у Мати, случайно, уроки тёкусо не брала, что кулаком стену прошибать начала?

— Издеваешься? — хмыкнула Цукка. — Хорошо. Значит, не все так уж и плохо. Ну, ты как хочешь, а я сплю.

Она расслабилась, закрыла глаза и ровно задышала. Пару минут Карина задумчиво смотрела на нее через сканер, а потом сообразила, что та и вправду заснула. Хорошо. Сейчас Цу нужно спать. Им обеим нужно спать. Сейчас она свяжется с Мати, потом и в самом деле сбегает в кустики, благо они на окраине деревни, ну, а затем можно и на боковую. Лишь бы местные тараканы не закусали их ночью до смерти.

Она сосредоточилась.

«Мати, контакт. Карина в канале».

«…Кара?! Ты?! Страшно рад тебя слышать. Как у вас дела? Где вы?»

«Мати, мы в порядке… более или менее. Боюсь только, я вымотана до предела, а Цу вообще уже спит. Мати, вы и в самом деле летите нас спасать?»

«Как ты могла такое подумать? Мы — мирные катонийские туристы, решившие полюбоваться древним и красивым городом Грашградом. Какое такое спасать?»

«Мати, я…»

«Да, Кара?»

«Мати, я вас всех очень люблю».

«Я знаю, Кара. И мы тебя — тоже».

«Мати, вы зря летите. Мы не сможем отсюда уйти».

«Глупости. Нам с Дором не впервой пленных выручать. Кроме того, у нас… есть поддержка. Рассказать?»

«Потом, Мати. Но дело не в тебе. И не в дяде Доре. Дело не в том, что вы можете сделать, а в том, что мы не можем уйти. Не имеем права».

«ЧТО?! Кара, какое право? Что за глупости?»

«Мати, этот Шай… Он убил человека. Местного жителя. Отрубил ему голову мечом у нас на глазах. И пригрозил, что вырежет всю деревню, если мы сбежим. Мати, мы не можем уйти. Их всех убьют, понимаешь?»

«…»

«Мати?»

«Так. Да, осложнение. Ничего, мы над ним подумаем. Где вы?»

«Цу предполагает, что в районе экватора. Где-то возле Шураллаха. Деревня называется Мумма, расположена у подножия такой большой горы с раздвоенной вершиной. Местные называют ее Арра… Аллахаман. Через двойное „лу“. Что-то вроде Рогатой горы в переводе. Похоже, она вулкан — из нее дым идет».

«…записал. Мы вот-вот сядем в Крестоцине — там попытаемся определиться. Кара, ты представляешь — нас СОБ поддерживает! По личному указанию чуть ли не Президента сотрудника выделили, целого полковника, здорового такого тролля, на полголовы твоего Караби выше. Да мы с такой поддержкой вас из джунглей выдернем, как морковку из грядки!»

«Мати, мы не можем. Понимаешь? Не можем».

«Не можно штаны через голову надевать и спать на потолке. С остальным разберемся. Как у вас самочувствие? Цу передавала, что ей очень плохо из-за ломки».

«Уже лучше. Основные неприятности позади, еще немного перетерпеть осталось. Мати, давай завтра продолжим, ладно? У меня глаза слипаются».

«Ублюдки… Ох, прости. Кара, Лика женился».

«Да, Цу сказала. Он тоже с вами?»

«Да».

«Передай ему, что он дурак. Подписать контракт — и сразу же жену бросить!»

«Как бы не так! Он вместе с женой летит. У них что-то вроде свадебного путешествия».

«ЧТО?!»

«Что слышала. С женой. Канса — девочка милая и застенчивая, но по части упрямства даже тебе фору даст. Она и слушать не захотела, чтобы дома остаться. Когда мы до вас доберемся, упрем вас друг в дружку лбами и посмотрим, кто кого первым с места столкнет».

«Сумасшедшие… Мати, у меня сил нет. Завтра с утречка устроим общую конференцию, и я вам всем выскажу, что я о вас думаю. А пока я отключаюсь».

«Обязательно выскажешься. Мы все внимательно выслушаем, поаплодируем твоему красноречию, после чего займемся обсуждением вариантов. Ночь, Кара».

«Ночь, Мати. Привет всем. Конец связи».

Выдохнув воздух сквозь сжатые зубы, Карина едва не застонала от отчаяния. Ну зачем, зачем? Что они могут сделать? Они что, армия, пробиваться сквозь джунгли? Если у Дракона есть огромные транспортные вертолеты, то наверняка есть и боевые. Как они намерены пробираться по незнакомой территории, известной врагу как свои пять пальцев? Их убьют — и тогда вся их семья погибнет. Полностью. И Лика — он всегда был чуточку чокнутым, но чтобы дойти до такой степени маразма…

Папа! Где ты, папа, когда ты так нужен? Я согласна погибнуть, лишь бы с остальными ничего не случилось! В конце концов, Дракон прицепился только ко мне, даже Цу попалась лишь за компанию. Папа, спаси их! Пожалуйста! Если ты меня слышишь, спаси!

Канал мертво молчал. Она и не надеялась услышать ответ. Он навсегда отключился в тот день, когда Дзинтон ушел. Они обречены.

Она сердито вытерла с глаз навернувшиеся слезы. Нет. Не надо ни о чем думать сейчас. Вечер — паникер, утро — утешитель. Завтра она как следует подумает — и обязательно найдет какой-нибудь выход. По крайней мере, придумает, что сказать семье, чтобы они повернули назад. Дура! Зачем она дала ориентиры? Если бы они не знали, где искать, им пришлось бы вернуться домой.

Она осторожно легла рядом с Цуккой, вытянулась на жестких деревяшках, прикрытых лишь тонким слоем грубой полусгнившей ткани, и закрыла глаза. Завтра наступит новый день. А пока — спать.

20.04.858, деньдень. Грашград

Комора нетерпеливо переминался с носка на пятку, изредка поглядывая на часы. Самолет сел уже полчаса назад, и его подопечным пора бы и появиться в зале прибытия. Основная масса пассажиров крестоцинского рейса уже прошла мимо, и зал стремительно пустел. В его большие окна уже заглядывали первые лучи утреннего солнца, и уже через пятнадцать-двадцать минут температура начнет подниматься. А кондиционер в принадлежащем фирме мини-фургоне давно и безнадежно сломан. Ну что же, сами виноваты. То, что они туристы, не извиняет расхлябанности и безалаберности.

Гид заставил себя встать неподвижно и поднять к груди табличку с именами, которая уже непроизвольно опустилась ниже живота. Может, вон те? Нет, их мало. В его группе пять хрюшек — три мужчины и две женщины. Наверняка опять раскормленные старые богатые бездельники, у которых слишком много денег и которые высосут из него всю кровь бесконечными придирками и жалобами. А может, они вообще не прилетели? На самолет опоздали или еще что?

Двери, ведущие из таможенного зала, распахнулись, и в них ввалилась небольшая толпа. Вернее, Коморе показалось, что толпа. Однако уже несколько секунд спустя, приглядевшись, он понял, что на самом деле людей в группе мало, но багажа у них много просто до неприличия. Огромные чемоданы на колесиках глухо тарахтели и подпрыгивали на стыках плитки, создавая впечатление надвигающейся танковой армии, а огромные рюкзаки за плечами мужчин колыхались, словно непомерно раздутые праздничные воздушные шары. Гид быстро пересчитал людей: да, три плюс два. Наверняка — его группа. Нацепив на лицо профессиональную широкую улыбку, он двинулся навстречу.

— Господин Палек Итадзура и сопровождающие? — спросил он у возглавляющего группу гигантских размеров мужчины ростом с невысокого тролля, протягивая вперед табличку. — Я Комора ах-Машиас, ваш гид.

— Рад знакомству, — кивнул гигант. — Но Палек не я, он.

Он ткнул пальцем в русоволосого молодого человека, идущего следом, хотя и высокого, но кажущегося совсем ребенком возле гиганта гигантом.

— Рядом его жена Канса Итадзура, — он указал на миниатюрную рыжую девушку с конским хвостом на затылке. — Я Дентор Баку, она моя жена Яна Баку, — он кивнул на пухлую девицу постарше, мужественно тащившую на себе огромный баул, один взгляд на который вызвал у Коморы неподдельное уважение. — Это, — он указал на второго мужчину, очевидно, старшего по возрасту в группе и мало уступающего ему габаритами, — Саматта Итадзура, отец господина Палека.

— Рад знакомству, блистательные господа и великолепные дамы, — откликнулся гид, кланяясь в строгом соответствии с классическим восточным этикетом, знанием которого втайне гордился. — Прошу благосклонности. Я являюсь представителем туристической фирмы «Сады Граша», и от ее лица рад приветствовать вас всех на нашей гостеприимной земле.

Он снова поклонился, на сей раз выполнив полный турхат — с прикосновением правой руки ко лбу и полу. Туристам обычно нравилось такое представление — а что в реальности оно не сохранилось даже при дворе Великого Скотовода, им знать совершенно не обязательно. Особо глупые и ретивые даже пытались повторять движение, здороваясь с местным, чем вызывали изумленные взгляды и неподдельное внутреннее веселье Коморы.

— Классная у тебя растяжка, господин Комора! — весело прокомментировал русоволосый парень. — Яни, спорим, ты пол не достанешь, коленки не согнув? На щелбан?

— Почему не смогу? — возмущенно спросила пухлая.

— Потому что брюхо помешает! — отрезал парень, вызвав яростное рычание оскорбленной девицы.

— Тихо! — внушительно заявил гигант. — Господин Комора, не обращай внимания. Моя молодая женушка с детских лет знает Палека, поэтому они все время цапаются. Да еще и таможня к багажу привязалась…

— Багажа у вас действительно… многовато, — гид с сомнением оглядел чемоданы. — Боюсь, я не рассчитывал на такое количество.

— Ну так отправим через службу доставки, — беспечно пожал плечами гигант. — Где она тут у вас?

— Служба доставки? — не понял Комора.

— Ну, которая за деньги багаж по домам развозит, — нетерпеливо пояснил Дентор.

— Боюсь, у нас нет ничего подобного, — Комора развел руками. — Могу я поинтересоваться, насколько допустимо разместить часть чемоданов на крыше фургона?

— Да валяй! — милостиво разрешил белобрысый юнец. — У нас там палатки, удочки, спальники, женских тряпок на два комода, всякая такая фигня. Авось не разобьется.

— Палатки? — Комора почувствовал, что его глаза лезут на лоб. — Удочки? Зачем?!

— Ну как же, — вальяжно откликнулся старший мужчина, спесиво отвешивая нижнюю губу. — Рыбалка всякая. Нам сказали, что у вас здесь рыбалка знатная. И рыбу на палочках как-то по-особому делать умеют. А мы рыбалку любим, верно, Лика?

— А то как же, папочка! — фыркнул отпрыск. — Мне в турфирме так и сказали: не сомневайтесь, рыбалка классная. Отъехать от города на десяток верст — и рыбачь себе на здоровье в Кронге.

— Э-э-э… — Комора страшным усилием воли подавил желание глухо застонать. Похоже, на сей раз случай не просто тяжелый — клинический. И с них ведь станется устроить полномасштабный скандал из-за того, что их обманул какой-то идиот или мошенник из катонийского агентства. — Блистательные господа и великолепные дамы, боюсь, рыбалку устроить не получится. Вода в Кронге в ближайших окрестностях Грашграда непригодна для питья и ловли рыбы из-за большого количества промышленных предприятий, загрязняющих воду стоками. Да и покидать крупные города туристам настоятельно не рекомендуется.

— Как — не получится? — удивился гигант. — А зачем же мы сюда летели?

«Затем, что придурки», — про себя огрызнулся гид.

— Господин Дентор, я предлагаю пока что отправиться в город, — дипломатично сказал он вслух. — Номера в отеле зарезервированы и ждут, вам наверняка хочется отдохнуть от долгого перелета, и на месте мы сможем обсудить все возникшие недоразумения и спланировать программу мероприятий. На все три дня мои услуги оплачены, я в полном вашем распоряжении по десять часов в сутки, так что, уверен, мы что-нибудь придумаем.

— Веди, о мудрый гид! — милостиво согласился русоволосый, заработав тычок под ребра и неодобрительный взгляд от пухлой, но не обратив на них ни малейшего внимания. — Авось не заведешь ты нас в погибельные дебри, где сгинем мы бесследно.

— Возможно, вам требуется помощь с багажом? — учтиво осведомился Комора, бросив взгляд в сторону, где в пяти шагах уже отиралось не менее десятка носильщиков с тележками.

— Вот еще! — брюзгливо буркнул старший, неодобрительно отмахнувшись. — Еще деньгами разбрасываться! Сами справимся. Куда идти?

— Следуйте за мной, — подавив очередной приступ неприязни, гид повернулся и зашагал по залу к дальнему выходу. Ну ладно. Раз вы такие экономные, десять раз пожалеете. До стоянки, где припаркован фургон, можно добраться несколькими путями, и что-то ему подсказывает, что придется топать не самым коротким. Ну, а что он мог бы и вызвать фургон к подъезду, жадные туристы так и не узнают.

Что-то кольнуло его в глубине души. Что-то, на что он сразу не обратил внимание, но очень важное. Ага! Пухлая девица мало того, что вызывающе одета в облегающую полупрозрачную майку с короткими рукавами — нужно не забыть проинструктировать о местных правилах приличия — но даже и не подумала поставить на пол на время беседы свою большую сумку. Либо сумка очень легкая, либо… либо дамочка в куда лучшей физической форме, чем выглядит.

Он оглянулся, улыбчивыми жестами показывая нужный путь, но на самом деле пристально изучая своих подопечных боковым зрением. Так-так. Старшие мужчины явно щеголяют военной выправкой. Молодой в армии вряд ли служил, да и обе женщины — тоже. Но что-то в их поведении кроется… настораживающее. Он сделал зарубку в памяти и на время отложил наблюдение в дальний уголок памяти. В конце концов, никто не запрещает бывшим катонийским военным приезжать в Граш в качестве туристов. Не княжичи, в конце концов.

Выполнять свои мстительные намерения он все-таки не стал. В конце концов, меньше всего ему нужно иметь на своей шее раздраженных от усталости идиотов, которые и в спокойном-то виде не слишком адекватны. Он провел их к фургону самым коротким путем — с учетом очереди к лифту на стоянку они уложились менее чем в пять минут. Следующих пятнадцать минут они пытались упаковать вещи в и на мини-фургоне так, чтобы ничего не осталось забытым. К счастью, оба здоровяка с их длинными руками и перекатывающимися под рубашками мышцами управились с погрузкой самостоятельно. Пухлая девица деятельно им помогала, и казалось, что тяжелые даже на вид сумки она перебрасывает с места на место, как комки ваты, причем в самых неудобных позах, скрючившись внутри тесного фургончика, отнюдь не рожденного грузовой фурой. Белобрысый парень, приобняв прижавшуюся к нему тихую жену, почти испуганно взирающую на окружающее, стоял в сторонке и отпускал плоские шуточки, на которые, впрочем, никто не обращал внимания. Попытавшегося помогать Комору с брезгливыми минами отстранили в сторону: наверное, боялись, что он что-нибудь стянет. Гид встал неподалеку, с бесстрастным лицом наблюдая за происходящим и про себя горько жалуясь на судьбу сразу всем богам. Кто бы только знал, как ему надоели хрюшки! Если бы не хорошая плата, в жизни бы не пошел в гиды.

По завершении погрузки принявший в себя Комору и туристов фургончик заметно просел. Незнакомый гиду шофер что-то тихо пробормотал сквозь зубы, но вслух ничего не сказал. Рванув с места так, что пассажиров вжало в сиденья, он лихо вырулил со стоянки на поверхность и понесся по шоссе в сторону Грашграда. Комора развернул переднее кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу с туристами, и снова надел на лицо профессиональную улыбку.

— Господа и дамы! — произнес он хорошо поставленным голосом. — Еще раз с радостью приветствую вас на гостеприимной грашской земле. Надеюсь, вы не пожалеете, что попали к нам, и еще долго с удовольствием будете вспоминать свою поездку. А я, ваш личный гид Комора ах-Машиас, лично не пожалею сил, чтобы вы не чувствовали скуки. Обращаться ко мне можно просто «Комора»…

— А рыбалки точно не получится? — жалобно спросила мелкая рыжая девица, глядя на него большими печальными глазами. — Нам говорили, что здесь хорошо нидзимаса ловится.

Комора понадеялся, что его физиономию перекосило не слишком сильно. В конечном итоге ему удалось удержать на лице улыбку, хотя и несколько потускневшую.

— Нет, госпожа Канса, — все так же жизнерадостно ответил он. — К сожалению, рыбалка в дикой местности невозможна. Однако, как мне помнится, в специальных заведениях можно организовать рыбалку в искусственных водоемах, практически не отличающуюся от реальных.

— Да какая там рыбалка! — фыркнул старший мужчина, Саматта. — Сидишь на краю бассейна и ждешь, когда какому-нибудь мальку жить надоест.

— Лика! — Канса надула губы и сердито пихнула мужа локтем в бок. — Говорила же я, что не надо палаток! Я из-за них целую кучу платьев дома оставила! В чем я ходить стану?

— Тебе мало десяти, что ты взяла? На неделю? — изумленно уставился на нее муж. — Ну, знаешь, Каси, милая…

— Конечно, мало! — капризно заявила пухлая Яна. — И ей мало, и мне. Я тоже только шесть платьев прихватила. Чтоб ты, Лика, понимал в одежде! Одно — утром, к завтраку, второе — к обеду, третье — к ужину, четвертое — чтобы вечером по бульвару прогуляться — а дальше-то что? Снова одно и то же надевать? Засмеют же! Выбросите свои палатки, как приедем, и пойдем по магазинам. Господин… э-э-э… — Она недовольно захлопала ресницами, пытаясь вспомнить имя, которое повторно услышала меньше минуты назад.

— Комора, — напомнил гид.

— Господин Комора, у вас же есть здесь всякие разные магазины? Одежда там, украшения, верно?

— Да, госпожа Яна. Однако, я боюсь, фасоны местных женских платьев вас несколько… удивят. Наша мода подразумевает… хм… что женское тело закрыто от нескромных мужских взглядов. Твоя одежда, госпожа, прости меня, слишком откровенна для наших краев.

— Как это? — удивилась толстая дура, растерянно хлопая ресницами.

— Дикари они тут все, — недовольно пробормотал Дентор, из-за своих габаритов вынужденный полулежать на сиденье, упираясь коленками в спинку переднего силенья. — Женщин за людей не считают, кутаться заставляют. Говорил же я тебе — оденься в халат, что ли…

— Прости меня, господин, — вежливо возразил Комора, чувствуя, что его улыбка постепенно превращается в оскал, — но ты не совсем прав. В дальних областях еще сохранилось подобное отношение к женщинам, но Грашград — цивилизованный город. У тарсаков — точнее, тарсачек — делами традиционно управляют женщины, а тарсаков у нас в городе — не менее сорока процентов населения. У них даже принято среди своих ходить полуобнаженными. Но мы привыкли уважать чужие привычки и обычаи, а потому на улице соблюдаем определенные правила, чтобы не шокировать друг друга. Но даже при том вы очень редко сможете увидеть на городских улицах традиционную женскую кубалу с глухим капюшоном, полностью закрывающую тело и голову. Я с большим удовольствием проведу вас по магазинам, где вы сможете выбрать себе оригинальную местную одежду, которая одновременно удовлетворяет местным правилам приличия и при том выглядит просто превосходно.

— Магазины — очень хорошо! — одобрила тихая Канса, снова превращаясь в испуганную мышку. — Будем очень признательны, господин Комора.

По крайней мере, она хоть его имя запомнила. И то ладно. Но, похоже, обе дружные семейки с головой не слишком ладят. Ну, ничего страшного — пока магазины платят ему комиссионные за приведенных покупателей.

— А теперь, господа и дамы, — заявил он, снова возвращая на лицо обаятельную улыбку, — позвольте мне рассказать вам немало интересного о нашей стране. Итак, на территории современного Граша проживает примерно триста миллионов человек, пять миллионов орков и два миллиона троллей. Крупнейшим городом Граша является Грашград с восемью миллионами жителей. В свое время город тоже назывался Грашем, дав название всей стране, но семьдесят лет назад, чтобы избегать путаницы, его переименовали. Если говорить о человеческом населении Граша, то примерно тридцать пять процентов составляют тарсаки, еще тридцать — гуланы, остальное приходится на небольшие народы — сапсапов, каронгов, биберов, вазитов, бериутов, харазгов, хманов и так далее. Из-за национальной неоднородности помимо общего языка до сих пор широко распространены тарси, использующийся тарсаками, поллах — язык гуланов, кленг — группа языков народов западной части материка, фаттах — язык сапсапов, и другие. На общем языке в крупных городах говорят практически все, и при том говорят хорошо, так что сложностей с общением у вас не возникнет…

— А нельзя ли что-нибудь поинтереснее? — перебил его белобрысый Палек. — Ну, там про секты про какие-нибудь тайные? Про Теней, например? Правда, что они до сих пор ночами по улицам в черных масках ходят, чтобы людей ритуально убивать?

— Нет, господин, — спокойно ответил Комора. Он уже смирился с тем, что в ближайшие дни ему придется терпеть дурацкие выходки, и на грубость не отреагировал. — Тайная секта убийц, называвшаяся «Тени», прекратила свое существование полтора века назад, когда одной прекрасной ночью ее полностью вырезали Глаза Великого Скотовода, сумевшие обнаружить ее тайные укрытия. Сегодня она не существует, любые другие утверждения остаются на совести режиссеров псевдоисторических фильмов и недобросовестных журналистов. Господин Палек, реальность современного Граша довольно сильно отличается от той, какую рисуют ваши фильмы и…

— Ну, а кто есть кроме Теней? — не унялся Палек. — Глаза Скотовода — они кто?

— Глаза Великого Скотовода в Граше — то же самое, что в вашей Катонии Служба Общественной Безопасности, — с холодком в голосе откликнулся гид. — Организация, отвечающая за поддержание стабильности и порядка в обществе, выявляющая и уничтожающая бандитов и террористов… в общем, делающая все, что положено. Уверяю, в ней нет ничего мистического или загадочного. Обычная необходимая государству служба.

— Ну хорошо, — у парня явно случилось недержание болтовни, — а Дракон? Его тоже не существует? Или он тоже государственная служба?

— Дракона не существует, — согласился гид, с удовольствием наблюдая, как вытягивается физиономия восторженного идиота. — Так себя называет несколько разношерстных бандитских организаций, оперирующих в Сураграше — территории, расположенной между западной границей Граша и Бескрайним океаном. Они постоянно грызутся друг с другом, их деятельность в Граше вне закона, и никакой романтики, уверяю тебя, господин Палек, в них нет и капли. Обычные наркоторговцы и работорговцы, грязные, жестокие и корыстные, совершенно не такие, какими их иногда изображают в красивых фильмах о западной жизни.

— Ну что за скука! — почти обиженно протянул парень. — Но хотя бы красивые ножи у вас продают? С орнаментом, чеканкой или что там у них? У одного моего кореша такой есть, крутой немеренно. Я тоже хочу купить один или два.

— С кинжалами, ножами и даже настоящими саблями нет никаких сложностей, господин Палек. Ты сможешь найти десятки и сотни разновидностей на самый изощренный вкус. Красивые и совершенно аутентичные. Должен, однако, предупредить, что по правилам вашего государства все холодное оружие с клинком длиннее тридцати сантиметров необходимо зарегистрировать в полиции по месту жительства, и брать его в салон самолет запрещается, придется сдавать в багаж.

— Да ладно уж, сдам. Что я, маленький, не понимаю? — покровительственно откликнулся мальчишка. — Главное, чтобы ножик выглядел круто. А что у вас тут вообще прикольного есть, раз на рыбалку нельзя? Экскурсии там по древним развалинам, на дискотеке оторваться, кайф словить? А то такие бабки вбухали!

— Не ты вбухал! — рыкнул его папаша. — Сидел бы уж да помалкивал, оглоед.

Парень обиженно пожал плечами и замолчал, отвернувшись к окну.

— У нас есть превосходные дискотеки, — поспешно сказал Комора, чтобы не дать напряженной тишине затянуться. — Я с удовольствием провожу тебя туда, господин, сегодня вечером, если пожелаешь. Пока что взгляните налево. На вон том холме можно видеть руины, оставшиеся аж с третьего века. Историки полагают, что они использовались гуланами как укрытия во время кочевья…

Долго говорить ему, впрочем, не пришлось. Уже минут через десять все пятеро подопечных мирно посапывали и похрапывали, поудобнее устроившись на сиденьях. Впрочем, как раз такое Комору не удивляло — утомительный ночной перелет и разница в шесть часов только с Крестоцином сбивали с ног девятерых туристов из десяти. На самом деле тот факт, что его наняли на три дня, начиная с первого, дополнительно свидетельствовал об их глупости: следовало как раз первые два или три дня отвести на акклиматизацию в новом часовом поясе и как следует отоспаться, и лишь потом начинать бродить по улицам с гидом.

В гостинице прибытие компании вызвало небольшой фурор. Разгружать и таскать вещи выскочило с десяток посыльных и три горничные. Снимать чемоданы с крыши фургона полусонные туристы опять не позволили никому, но, по крайней мере, перетащить их в холл они милостиво разрешили гостиничному персоналу. Знакомый Коморе управляющий, который несмотря на ранний час уже оказался на месте, тоже вышел из своего кабинета и с напускным радушием приветствовал новых постояльцев. После того, как багаж соединенными усилиями подняли в номера, белобрысый парень плюхнулся на кровать и заявил:

— Вздремну-ка я еще полчасика. Погулять еще успеем.

— Ага, я тоже спать хочу! — поддержала его тихая женушка.

— Щас, позвоню только… — Дентор достал из кармана пелефон и принялся озабоченно тыкать в кнопки. — Да что же у них здесь канала нет?

— У нас другие системы связи, господин, — мягко сказал Комора. С идиотизмом подопечных он уже смирился и решил вести себя с ними как с маленькими детьми. В конце концов, не всем же везет родиться гениями, особенно с такими габаритами… — Твой пелефон не сможет у нас работать.

— Да что за чушь! — возмутился гигант. — Как — не сможет? Везде работает, а здесь не станет? Наверняка просто стены сигнал глушат! Схожу-ка я в свой номер…

Он сердито зыркнул на гида, как будто именно тот оказался виноват в проблемах с пелефоном, и вышел. Вместо него вошел Саматта, тоже с пелефоном в руке и с озадаченной миной на физиономии. Похоже, у него возникли те же самые проблемы, что и у дружка.

— А давайте споем! — лениво предложил парень, зевая во все горло. — Слышь, Мати, хочешь спеть? А то что-то глотка чешется.

— Стены дырявые, — буркнул Саматта. — Ко мне в номер иди и там пой сколько хочешь, там они толстые, людям не помешаешь. Слышь, господин Комора, мы тут эта… поспим немного. Жену у меня уже сморило, да и я сам еле глаза открытыми держу. Ты бы пока ехал домой или еще чем занялся. Как тебя вызвать, когда отоспимся?

— Пожалуйста, господин, вот мой номер, — Комора учтиво, двумя руками, протянул ему белую визитную карточку. С одной стороны, хоть какие-то понятия о приличиях у него есть. С другой — в соседнем номере стены точно такие же тонкие. Определенно, мозги и мышцы не сочетаются! — Возможно, твой пелефон не сможет прочитать код с чипа, потому что, как я уже сказал господину Дентору, у нас другие системы связи. Однако вы можете взять пелефоны нашей системы напрокат прямо у портье в холле, и очень недорого.

— Все у вас не как у людей! — проворчал Саматта, принимая пластиковый прямоугольник и засовывая его в карман. — Ладно, дружище, свободен пока.

Комора учтиво поклонился и вышел. Уже спускаясь в лифте на первый этаж, он позволил себе саркастически улыбнуться. Прилететь в Граш на рыбалку — ну надо же! Понятно, отчего их задержали на таможне — наверняка таможенники от палаток, спальных мешков и удочек обалдели ничуть не меньше его самого. Ничего, случаются клиенты и похуже. Взять хотя бы ту парочку, что все высматривала на улицах верблюдов. И ведь железная же логика — если есть Караванная Охрана, почему бы не быть и самим караванам? Интересно, они подали-таки в суд на свою турфирму, когда вернулись домой?..

Гид так и не увидел, как после его ухода напускная сонливость мгновенно слетела со всех туристов. Саматта, проследив, как за Коморой закрылись дверцы лифта, коротко мотнул кивнул Палеку и Кансе и вместе с ними в тишине коридора быстро переместился в соседний номер, где их уже нетерпеливо ждали Дентор с Яной.

— Здесь точно чисто? — с сомнением спросил Палек, оглядывая обстановку.

— И у Дора, и у меня детекторы здесь ничего не показывают, — пожал плечами Саматта. — Дор, у тебя в номере Лики тоже желтый индикатор горел?

— Горел, но какое-то неуверенно. Ташшар предупреждал, что возможны ложные срабатывания. Конечно, лучше не рисковать, но я вообще не верю, что ГВС прослушивают номера в отелях. Что у них, дел больше нет, за туристами следить? И насчет того, что все гиды — осведомители, тоже не верится.

— У Ташшара профессиональная паранойя, — хмыкнул Саматта. — Что, разумеется, не означает, что за нами не следят. Яни, что с гидом?

— Идиотов мы разыграли вполне убедительно, — сообщила та. — Он, в отличие от таможенников, купился. Если и осведомитель, то вряд ли в чем-то нас заподозрил. Только я не поняла — мы как, собираемся снаряжение в его присутствии покупать?

— Нет, разумеется, — Саматта почесал нос, раздумывая. — Сегодня вечером таскаем его по магазинам до изнеможения, примечая, где что продается. Придется купить всякой дряни для отвода глаз, но особенно не увлекайтесь — все равно выбрасывать. Яни, Канса, ваша задача — протаскать гида по магазинам одежды как можно больше. Главное — кубалы, остальное по желанию. Лика, ты уверен, что искать проводника на дискотеках — хорошая идея?

— На дискотеке я найду за кого зацепиться, — пояснил Палек. — Через него выйду на кого-нибудь еще. Изображу глупого туриста, разыскивающего гида до какого-нибудь городка подальше, а там опять кого-нибудь из местных наймем. Слушайте, мне показалось, или здесь и в самом деле светловолосые аборигены имеются?

— Если бы ты, Лика, внимательнее готовился к поездке, — фыркнула Яна, — то обратил бы внимание, что местный народ по имени «тропаги» отличается как раз светлыми волосами и голубыми глазами. И никто не знает, откуда они взялись такие — к северянам из ЧК они не имеют никакого отношения. Так что ты не так уж и выделяешься.

— Забавно, — пробормотал Палек. — Ну, и то ладно. И вообще, мы же нас с Каси перекрашивать решили. Мати, что с огнестрелом? Что вы там с Ташшаром в Крестоцине обсуждали?

— С учетом местных законов со стволами проще всего, только плати. Ташшар обещал, что к завтрашнему вечеру резидентура СОБ проработает план и сообщит, где забирать. Он номер дал, на который нужно прозвониться. Придет ответное сообщение с контактами. Не забыть, кстати, взять хотя бы один местный пелефон напрокат, чтобы наши мультисистемники не светить. Глаза — не Глаза, а карманники могут заинтересоваться. Останемся без детекторов — Дору и Кансе придется на всякий случай изъясняться на пальцах. Ну что, народ, как самочувствие? Как климат?

— Климат как климат, — Яна пожала плечами. — Жарковато для весны, но зато воздух сухой. Спать только хочется — сил нет.

— Спать — оно правильно, — согласился Саматта. — Давайте по кроватям. Наша главная задача на ближайшие три дня — полностью войти в новый ритм. Три дня, максимум четыре. Больше ждать нельзя. Ташшар обещал проработать информацию от Кары и попытаться вычислить место, где их держат, но в любом случае туда добираться не меньше двух недель.

— Наверняка больше, — откликнулся Дентор. — Как бы не целый период. И то при условии, что ничего неожиданного не случится.

— Сделаем все, что можем, а там увидим, что получилось, — Саматта пожал плечами. — Так, ребята, я пошел спать. Сбор в три часа дня по местному. Дор, обака ты наш переросток, не заспи свою молодую женушку ненароком, а то кровать у вас маловата, — он подмигнул нахмурившейся Яне, широко зевнул, потянулся и вышел.

— Понятно, от кого Лика ехидства набрался, — Дентор неодобрительно покосился ему вслед. — Семейное оно у вас, не иначе. Яни, я могу и на полу устроиться. А то действительно придавлю ненароком.

— Не надо! — решительно отрезала та. — Тетю Тому же ты не придавливаешь, верно? А она меня немногим крупнее. Если кто из горничных вдруг заметят, что муж с женой в одной постели не спят, плохо получится. Вся легенда насмарку. Устроимся как-нибудь. Лика, Каси, топайте к себе. И не развлекайтесь, а сразу спать.

— Дядя Дор, перед тем, как насиловать, дай ей по башке, чтобы вырубилась, — посоветовал Палек. — Иначе советами замучает. Все-все, молчу! — он шустро выскочил в коридор за мгновение до того, как манипулятор разъяренной Яны впустую схватил воздух на том месте, где он только что стоял. Канса тихонько хихикнула.

— А что, он действительно хочет… развлекаться? — спросила она у Яны.

— Не меньше, чем и ты! — Яна резко выдохнула и заставила себя расслабиться. — Ну, что с молодежью поделаешь…

— Яни, старушка, на сколько ты Лики старше? — ухмыльнулся Дентор. — На два периода? Или на два с половиной?

— Неважно, на сколько старше! — отрезала та. — Главное — насколько умнее.

— Я пойду, — сказала Канса, вежливо кланяясь. Она повернулась и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Дентор быстро сбросил одежду и забрался под одеяло. Он вытянулся во весь свой могучий рост, пятки свисают с дальней части кровати, закинул руки за голову и молча уставился в потолок.

— Дядя Дор, что-то не так? — Яна аккуратно сложила одежду и легла рядом. Она повернула голову и внимательно посмотрела на Дентора. — Я вижу, что тебя что-то беспокоит.

— Помимо того, что нам нужно тайно пробраться через огромную незнакомую страну, чтобы успеть спасти Кару и Цу? — саркастически спросил полицейский. — Да еще и в ситуации, когда они не смогут принять помощь?

— Что-то еще. После того, как ты попрощался с тетей Томой вчера в Крестоцине.

— А… — Дентор помолчал. — Тома… она сказала, что беременна. Мы давно планировали, но как-то не складывалось. А тут вдруг сработало совершенно неожиданно. Говорит, не хотела признаваться раньше времени, но раз так все сложилось… А мне пришлось ее одну оставить в такое время. Одну и без связи. Пелефон не сможет работать на большей части Граша, не говоря уже про Сураграш, там спутниковый коммуникатор нужен.

— Пришлось уйти как раз тогда, когда следовало остаться… Да, дядя Дор, понимаю. У тебя тетя Тома, у Мати — Муса. Он тоже когда позавчера с ней поговорил, с тяжелым сердцем вернулся.

— Сколько ей сейчас? — отвлеченно спросил Дентор.

— Двадцать семь. Она на год младше Кары. У нее давно семья — муж и два сына, видятся они с Мати редко, но все равно дочь есть дочь.

— Да, Яни. Дочь есть дочь. Знаешь, ждать, когда ушедший вернется с войны, куда тяжелее, чем воевать. На войне, по крайней мере, беспокоишься только о себе… Яни, что ты делаешь?

— Ты почувствовал? Я только самые сильные чувства сниму, — пообещала Яна, глядя в потолок. — Я не стану полностью эмоции блокировать. Дядя Дор, ты не бойся, это просто как легкое успокаивающее, не сильнее ясураги, я серьезно не вмешиваюсь. Но иначе ты не уснешь. Ты и в самолете не спал, все мучился. А тебе сон нужен. Как всем нам. У нас впереди тяжелая пора, так что незачем изводить себя попусту.

— …ладно. Но пожалуйста, не делай так больше без предупреждения.

— Да, дядя Дор. Конечно. Извини.

— Не за что. Давай спать, Яни.

Дентор вытянул руки вдоль туловища, несколько раз глубоко вдохнул, расслабляясь, закрыл глаза и ровно задышал. Уже минуту Яна почувствовала, как мужчина погрузился в глубокий спокойный сон без сновидений — или, во всяком случае, без эмоций. Она закрыла глаза и сама мгновенно провалилась в глубокий черный сон, словно упала в речной омут.

Тот же день. Мумма

Карина проснулась от того, что ее тело чесалось сразу в десятке мест. Пару минут она лежала в сонной полудреме, ожидая, когда зазвенит будильник, но потом резко села на твердой деревянной лежанке. В глаз ударил лучик солнца, и она громко чихнула.

Почесывая особо зудящие точки, она посмотрела на Цукку. Та спала, свернувшись калачиком, и ее дыхание казалось ровным и глубоким. Снаружи свиристели птицы, приглушенно доносились человеческие голоса. Лучи света пробивали полумглу хижины, насквозь просвечивая огромный древесный лист, свисающий с притолоки и заменяющий в хижине дверь. Нежно-зеленый лист казался полупрозрачным, и его испещряла густая сеть темных прожилок. Карина вспомнила, что уже видела такие вчера. Сетчатая пальма, выплыло откуда-то из подсознания. Одно из самых распространенных в южном Граше деревьев…

Она спустила ноги с лежанки, встала и потянулась. Чувствовала она себя отлично — в теле не замечалось и следа вчерашней противной слабости, неприятное сосущее ощущение в груди исчезло. Зверски хотелось есть. Похоже, она полностью оправилась от ломки. Как-то подозрительно быстро — но, с другой стороны, она и настоящим наркоманом стать не успела.

Что-то пощекотало ягодицу, и она, ойкнув, хлопнула по задетому месту ладонью. Неужто блохи? Судя по ощущениям — что-то довольно крупное. Она выскользнула из своей изрядно замызганной кубалы, вытянула ее вперед на руках и быстро просмотрела сквозь сканер. Что на самом деле представляли собой черные органические пятнышки, медленно перемещающиеся по одежде, она даже разбираться не стала: один взмах манипулятора — и вся живность крупнее бактерии перешла в мертвое состояния. Бактерий, к сожалению, просто так не достать: наноманипулятор потратит на полную чистку ткани минимум полчаса, а фокус, который она проделала вчера с водой, превратит ткань в расползающийся под пальцами кисель. Не срочно. Впрочем, показательная казнь нескромных насекомых не помогла: тело начало чесаться в новых местах. Похоже, ей просто давно следовало бы принять душ. Или просто выкупаться в реке.

Зашелестели шаги, и в хижину вошла вчерашняя женщина, Тамша. В руках она несла большой и, вероятно, тяжелый глиняный кувшин, а на голове — что-то вроде высокой и широкой глиняной же миски. Чтобы не сшибить миску притолокой, в дверном проеме она присела и скользнула вперед так грациозно, что Карина невольно почувствовала зависть.

— Балай ша, сама! — сказала она, опуская кувшин на пол и ставя миску на край лежанки. Взгляд она почему-то отвела в сторону. — Кушать. Каша из джугара. Сан Мамай тоже говорит тебе утренний слово: балай ша.

— Доброе утро, госпожа Тамша, — сказала Карина, бросая свою кубалу на лежанку рядом с миской. — Балай ша, правильно?

— Балай ша, — согласилась женщина. — Надеть кубала, сама Карина. Надеть. — Она потыкала пальцем в платье. — Нельзя голая.

— Почему? — удивилась Карина. — Здесь же нет мужчин.

— Нельзя голая, — повторила Тамша. Она подобрала платье с лежанки и протянула его Карине. — Мужчина входить — стыдно.

— Мне не стыдно, — пожала та плечами. Пусть и немного прохладно, но все лучше, чем опостылевшее прикосновение засалившейся и откровенно пованивающей потом и рвотой ткани. — У нас не стесняются своего тела.

— Надеть, надеть! — Тамша настойчиво потрясла кубалой. Вздохнув, Карина приняла ее и нехотя натянула. Вдруг у них здесь какое-то местное табу есть?

Тамша, однако, не успокоилась. Она распустила шнурки на своем платье, полностью открыв лицо, и настойчиво подергала за свисающие на спину Карины обрывки капюшона кубалы.

— Надеть, надеть! — снова пробормотала она, делая движение, словно накидывая капюшон себе на голову. — Мужчина видеть — стыдно.

— Ну уж нет! — решительно заявила Карина. — Голову я кутать не стану. Госпожа Тамша, хватит!

Она склонилась к лежанке и потрясла Цукку за плечо. Та, словно и не спала вовсе, мгновенно открыла глаза, в которых плескался ужас.

— Где?!. — выдохнула она. — Ох, Кара! Мне показалось, что пришел Шай со своим мечом. Чуть сердце не оборвалось.

Она поморгала, протерла глаза и медленно села.

— Балай ша, сама, — сказала ей Тамша. — Кушать есть.

— Кушать — это замечательно, — пробормотала Цукка. — Кара, где у них здесь туалет, не выясняла? Так хочется, что аж спасу нет…

После допроса служанки, которая поначалу не понимала, чего от нее хотят, в хижине откуда-то появился большой глиняный сосуд с характерным запахом. Из ломаных объяснений Тамши следовало, что раз в день по деревне проходят золотари и собирают их содержимое, а потом вывозят куда-то на плантации в качестве удобрения. На завтрак оказалась холодная безвкусная каша, которую Тамша назвала «джугара», а также стерилизованная Кариной вода. Закончив есть, женщины переглянулись.

— Все тело чешется, — пожаловалась Цукка. — Искупаться бы…

— Тут еще и насекомые водятся. Когда ты из своей тряпки вылезешь, я ее почищу. Но выкупаться стоит, верно. От меня пахнет, и от тебя тоже. И платья вонючие, выстирать надо, пусть и без мыла. Теперь, Цу, мы с тобой первобытные люди. Придется учиться обходиться одной шкурой медведя в год.

— В местных краях можно перебиться туникой из листьев, — хихикнула Цукка. — Да и то в сильные морозы. Понять не могу, чего местные так кутаются? Тамша, надо купаться. Мыться. Вода? Много воды? Речка, пруд?

— Речка! — кивнула Тамша. — Речка, имя Зума. Купаться, стирать — там.

Она ткнула пальцем куда-то в стену хижины.

— Веди! — решительно сказала Карина. — Время для водных процедур.

Вновь затянувшая шнурки на кубале Тамша повела их извилистой тропкой, сначала петлявшей между хижин, но быстро нырнувшей в лес. Людей не наблюдалось, только в некоторых местах из хижин блестели любопытные детские глаза да в пыли возле входа сосредоточенно ковырялись голые младенцы. В лесу — точнее, в настоящих джунглях — на них обрушилась целая какофония звуков: скрежет, треск, свист, трели, какие-то далекие заунывные вопли… Какое-то особо наглое насекомое тут же спикировало Карине на щеку, и та машинально прихлопнула его.

— Госпожа Тамша, далеко идти? — спросила она, отмахиваясь от собратьев прибитого, подозрительно напоминающих огромных, едва не в кулак, комаров.

— Близко, — откликнулась та, оглядываясь. — Сто шагов два раза. Большие мусика не кусают, не бояться их, — она ловко ухватила комара в воздухе в кулак и показала спутницам. — Кушать цветы.

— Цветы пусть кушают, — пробормотала Цукка. — А нас не надо. Ох, чувствую я, намучаемся мы еще с местной фауной…

До речки и в самом деле оказалось недалеко. Быстрый прозрачный поток стремительно несся вниз по склону, образуя, однако, в одном месте широкую и относительно тихую заводь. В ней вода тоже текла довольно быстро, но не угрожала унести с собой. Между джунглями и водой виднелась узкая полоска чистого песка.

— Женское место, — Тамша показала себе под ноги. — Мужское место, — она махнула вверх по течению, где в заводь вдавалась длинная коса, поросшая деревьями, создающая естественный барьер для взгляда. — Здесь купаться, стирать. Мужчины нет.

— Да пусть хоть стадами бродят, лишь бы не кидались… — Карина сбросила опостылевшую кубалу и с наслаждением опустилась в мелкую и на удивление приятную воду. — Хорошо-то как, кто бы знал!

— Теплая… — удивленно констатировала Цукка, опускаясь рядом. — Я думала, что раз горная речка, значит, ледяная.

— Теплая вода, — согласилась Тамша. — Зума. Зума значит теплый. Там, — она показала вверх по склону, — вода земли входит вода горы. Горячий, холодный, вместе теплый. Хорошо.

Она разделась и присоединилась к ним — похоже, в купальне запрет на наготу не действовал. На солнечном свету у нее оказалось довольно симпатичное лицо, хотя и изборожденное преждевременными морщинками, черные волосы и худое изможденное тело с выступающими рахитичными ребрами и тазовыми костями.

— Горячие подземные источники? — Цукка с сомнением посмотрела вверх. — Кара, все-таки Аллахаман — вулкан. Возможно, действующий. Как бы трясти и взрываться не начало.

— Ну, люди же живут. Значит, не трясет, — Карина набрала воздуха в грудь и с головой погрузилась в воду, изо всех сил оттирая ладонями грязь с лица.

— Госпожа Тамша, землетрясения здесь случаются? — спросила Цукка. — Подземный шум? Земля дрожит? Лава из кратера?

— Подземный гром тихий, редко. Далеко на юге — неделю пути, две — громче. Говорят, иногда стены дом дрожать. У нас место хороший, духи земли спят. Редко гремят.

Цукка с Кариной плескались в воде не менее получаса. Тамша, быстро ополоснувшись, отошла немного вниз по течению и принялась стирать их платья. Карина хотела было ее остановить, чтобы постирать самой, но… в конце концов, у нее есть еще одно важное дело.

Она выбралась из воды на берег, встряхнулась как кошка, отжала руками волосы и принялась делать разминку. Цукка улеглась на песок чуть поодаль, подставляя свое тело утреннему нежаркому солнцу и наблюдая за ней.

— На тебя смотреть страшно, — сказала она несколько минут спустя. — Так и кажется, что пополам переломишься.

— Как-нибудь выдержу… — пропыхтела Карина, делая мостик назад. — Как-то… предыдущие…пятнадцать лет выживала… и сейчас уцелею.

Продолжая движение, она сделала стойку на руках и несколько раз слегка согнула и распрямила локти. Затем, полуупав, полуперекатившись на живот, принялась отжиматься.

— Как самочувствие? — поинтересовалась Цукка, когда она закончила и уселась на пятки, восстанавливая дыхание. — Полностью в себя пришла?

— Да. Знаешь, отлично себя чувствую. Просто идеально. А ты?

— Я тоже. Насколько вчера было хреново, настолько сегодня хорошо. Удивительно даже, как сон вылечить может.

Подошла Тамша с мокрыми платьями в руках и развесила их на выступающих сучьях деревьев для просушки.

— Гладкая, как девочка, — сказала она, пальцем указывая на Карину. — Вчера говорить, что старая. Сейчас — как молодая. Как тролль. Почему?

— Я спортом занимаюсь, — пояснила Карина, отчаянно пытаясь подбирать простые слова. — Двигаюсь много. Гигиена. Так чисто. Легче мыться, когда вспотела. И мужчинам нравится. У нас так многие делают.

Тамша открыла рот, чтобы спросить что-то еще, но замерла, прислушиваясь. Издалека донесся гомон женских голосов — судя по всему, к речке двигалась еще одна компания. Через минуту на бережок высыпала стайка женщин с большими тюками за спиной. Смеясь и перешучиваясь, они подошли к воде, но внезапно застыли, обнаружив неподалеку чужестранок. Несколько секунд тишины снова сменил гул голосов, на сей раз — встревоженных. Они медленно попятились подальше, но совсем не ушли, а расположились саженях в десяти, рядом с дальней оконечностью заводи, подвернули подолы и принялись стирать извлекаемую из тюков одежду, бросая в сторону Карины и Цукки настороженные взгляды. Тамша, не одеваясь, подошла к ним и быстро о чем-то затараторила на непонятном языке. Те изредка отвечали. Наконец Тамша вернулась обратно.

— Они другая деревня, Камба, — пояснила она. — Двадцать раз по сто шагов от Мумма. Не знать вы здесь. Я сказать вы жить Мумма. Я сказать вы владеть сила духов. Они бояться, не мешать.

— Хорошо, — согласилась Цукка. — Что не мешают, хорошо. Что боятся — плохо. Госпожа Тамша, скажи им, что мы не опасны.

— Наки, — помотала головой Тамша. — Нет. Пусть бояться. Так хорошо.

— Ничего хорошего, — хмыкнула Карина. — Ладно, главное — не мешают. Цу, я немного техники поотрабатываю, пока платья сохнут. Вернемся в деревню — надо спросить господина Мамая, где бы раздобыть смену одежды. Нельзя в одной тряпке все время ходить, даже не выстирать ее толком.

Она одним плавным движением поднялась на ноги и принялась отрабатывать движения, стараясь держаться у воды и не приближаться к кустам, где из песка торчали толстые старые корни. Солнце поднималось все выше и становилось все жарче. Влажный воздух все сильнее напоминал парилку.

— Что она делать? Танцевать? — удивленно спросила служанка.

— Нет. Она тренируется. Она мастер Пути. Знаешь Путь безмятежного духа? Как тролли дерутся?

— Как тролли? — глаза Тамши изумленно расширились. — Она драться? Она уметь драться как тролль?

— Умеет, — согласилась Цукка. — Кара, мне в голову пришло, что пляжики типа местного просто так не образуются. Речушка-то с норовом, разливается, и частенько. Значит, здесь дожди случаются.

— Мы же в джунглях, — пропыхтела та, не прерываясь. — Им по должности положено мокрыми быть. Наверное, тут дождь…

— Вот они! — громко сказал мужской голос, и из зарослей на тропинку вышли трое мужчин с автоматами. В одном из них Карина опознала вчерашнего Дуррана с покалеченной рукой. Тамша завизжала, вскочила на ноги, сорвала с ветки свою кубалу и судорожно ей прикрылась. Женщины из Камбы повскакивали на ноги, сбились в кучку и испуганно затихли. Цукка не пошевелилась, наблюдая за появившимися из-под полуприкрытых век. Карина остановилась и выпрямилась. — Вот они. А ты, Цург, говорил, что сбежали.

Накануне оглушенная потоком событий Карина не сумела толком разглядеть Младшего Когтя. Сейчас она, прищурившись, принялась внимательно его изучать. В его голосе явно слышался иной акцент, чем в голосах Мамая и Тамши — резкий, почти гортанный, со щелкающими звуками. И выглядел он заметно иначе, чем его спутники: более светлая кожа, крупный нос, широкие скулы, узкий подбородок, из-за чего лицо его казалось почти треугольным, прямые волосы забраны на затылке в косицу.

— Я говорил, что могли сбежать, — проворчал другой мужчина, с явным любопытством оглядывая женщин. — Если бы нам не сказали, куда они пошли, до сих пор бы искали.

— Мужчина нельзя тут! — возмущенно крикнула Тамша. — Уходить! Уходить сразу! — Она переключилась на свой язык и что-то быстро заговорила.

— Помолчи! — недовольно ответил на общем Дурран. — Еще бабы мне указывать станут, что делать! Ты, как тебя… — Он поморщился и пощелкал пальцами в воздухе.

— Напоминаю, что меня зовут Карина, господин Дурран, — спокойно откликнулась та. — Моя подруга — Цукка.

— Почему вы ушли из деревни?

— Мы не ушли из деревни, — Карина качнула головой. — Мы купаемся и приводим себя в порядок. Нам никто не запрещал этого делать, да и от деревни мы совсем близко. Ты нас нашел, значит, тебе сказали где нас искать. Почему ты сердишься?

— Потому что вы не имеете права разгуливать по окрестностям! — рыкнул Младший Коготь. — Вы должна сидеть в своем доме и носа из него не показывать! Понятно?

— Нет. Шай ничего не говорил про сидение в доме. Он сказал, что мы должны оставаться в деревне — и мы в ней остаемся. А ты невежлив, господин Дурран. Ты кричишь и ругаешься. И ты вошел в место, запретное для мужчин. Ты смущаешь госпожу Тамшу. Удались, пожалуйста.

— А тебя, значит, не смущаю? — Дурран окинул ее фигуру нарочито оценивающим взглядом. — Я уже вчера понял, что ты не имеешь представления о приличиях, но чтобы настолько…

— У нас в Катонии нагота не является постыдной, господин Дурран. Меня ты не смущаешь. Смотри, если хочешь, мне все равно. Но не здесь. Здесь тебе оставаться не следует. Уйди, пожалуйста.

— И что ты сделаешь, синомэ, если я не уйду? — нехорошо сощурился Дурран. Он сделал движение плечом, и автомат легко и непринужденно соскользнул ему в руки, уставившись на Карину черным зрачком ствола. Щелкнул предохранитель. Мужчины рядом с ним, переглянувшись, последовали его примеру. Тамша упала на песок, съежилась, прикрыв голову руками, и тихо заскулила. — Я убью тебя раньше, чем ты успеешь меня достать.

— Ты не выстрелишь, господин, — обманчиво мягко произнесла Карина, медленно, почти вкрадчиво шагая вперед. — Если ты убьешь меня просто так, твой хозяин выпустит тебе кишки. Один из солдат на корабле, на котором меня везли, ударил меня, и Шай выбросил его за борт. Хочешь повторить его судьбу?

Она остановилась в пяти шагах перед Дурраном, и тот нервно сглотнул.

— Тебе ведь сказали, господин, что я — девиант. Наверное, ты просто не понял, ЧТО я такое. Мне придется тебе объяснить как следует.

В следующее мгновение невидимая сила рывком выдрала автомат из рук Младшего Когтя. Его судорожно скрючившийся палец дернул спусковой крючок. На удивление негромко хлопнул выстрел. Цукка дернулась, но тут же расслабилась, разглядев зависшую в воздухе перед Кариной пулю. Автомат же упал на песок, и невидимые манипуляторы Карины с чудовищной силой врезались в него колющими ударами, сминая и корежа металл и в щепки круша деревянные цевье и приклад. Несколько секунд спустя Карина ударом манипулятора отбросила под ноги Младшего Когтя бесформенный кусок железа, в котором с трудом угадывались прежние очертания, неторопливо взяла из воздуха пулю, приблизилась к Дуррану на расстояние вытянутой руки и поднесла ее к носу мужчины.

— Меня нельзя застрелить, господин, — со скрежещущими нотками в голосе произнесла она. — А я могу убить тебя в любой момент. Я не люблю убивать, но для тебя сделаю исключение. Для тебя — и для любого, кто попытается в меня стрелять. Ты понял меня?

К чести Дуррана, он попытался сохранить лицо и даже не отшатнулся, хотя с трудом подавил порыв, а кожа на его лице заметно посерела.

— Ты права, синомэ, — хрипло ответил он. — Мне запрещено тебя убивать. Но если ты полагаешь, что можешь творить, что пожелаешь, ты ошибаешься. Ты хочешь, чтобы за твои проступки наказывали других? Я не люблю так поступать, но не вынуждай меня делать вещи, которые не понравятся нам обоим.

— Хорошо, — голос Карины мог заморозить речку. — Договорились. Я не причиняю неприятностей тебе, ты перестаешь преследовать меня и Цукку. Держись от меня подальше, и с тобой ничего не случится. И я продолжу ходить сюда, на речку, чтобы купаться и упражняться. А теперь забери своих подручных, пока они не умерли от страха, и уйди отсюда.

Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, и на его лице гуляли желваки. Потом он отвел взгляд.

— Уходим, — резко скомандовал он своим солдатам, подчинившимся с явным облегчением. Все трое медленно отступили назад на несколько шагов, после чего повернулись и ушли по той же тропинке, что и появились. Тамша, недоверчиво наблюдавшая за ними с земли, чуть приподняв голову, вскочила и принялась лихорадочно натягивать кубалу. Женщины у края заводи, притихшие на время сцены, загомонили. Они спешно запихали мокрую одежду в свои тюки, даже не отжав ее, и стайкой прямо сквозь заросли бросились прочь. Карина осталась неподвижно стоять на песке, сжимая кулаки и глядя вслед солдатам. Цукка поднялась, отряхивая с себя песок, и подошла к ней.

— Кара! — позвала она, дотрагиваясь до ее плеча. — Ау, Кара! Проснись!

И тут из Карины словно выдернули внутренний стержень. Она медленно осела на землю, обхватывая колени руками, и шмыгнула носом.

— Цу, я ведь и в самом деле хотела его убить! — мертвым голосом произнесла она. — Цу, на самом деле! Я прямо видела, как размалываю его в кашу! Цу, я еле сдержалась!

Цукка опустилась на пятки рядом с ней и погладила ее по волосам.

— Ну ведь не убила же, — успокаивающе произнесла она.

— Цу, но они в любой момент могут убить нас! — отчаянно выкрикнула Карина. — Понимаешь? Убить ни за что! Мы заложницы! Они убьют меня — и тебя тоже!

— Это мы еще посмотрим! — твердо сказала Цукка, хотя ее сердце внезапно сжалось от страха. — Посмотрим. Нас не так-то просто убить.

— Нас просто убить! Очень просто! Выстрелить в голову — и все! А я даже не могу защищаться!

Она шмыгнула раз, другой, и внезапно в голос зарыдала, уткнувшись лицом в колени.

— Ну-ну, Кара… — растерянно сказала Цукка, похлопывая ее по плечу. — Не все так плохо.

— И ты попала в историю из-за меня. И ты погибнешь из-за меня! — Карина всем телом развернулась к Цукке, схватила и сжала ее ладонь. — Прости меня, Цу, пожалуйста! Я не хотела, чтобы так вышло!

— Так, а ну-ка немедленно перестань чушь молоть! — командирским тоном, каким в свое время выговаривала Палеку за провинности, заявила Цукка. — Что еще за новости? Какое «прости»? Ну-ка, реветь перестала немедленно! На тебя Тамша смотрит! Какой пример ты ей подаешь?

— Что? — Карина растерянно взглянула на нее сквозь ручьями текущие слезы. — Какой пример?

Вместо ответа Цукка выдернула из ее рук свою ладонь и с силой толкнула ее в плечи обеими руками. От неожиданности Карина потеряла равновесие и опрокинулась на спину — прямо в теплую воду речной заводи. Вода захлестнула ей лицо, попала в рот и нос, и она, вынырнув на поверхность, забарахталась и закашлялась, отчаянно размахивая руками. Тамша вскрикнула. Цукка, наклонившись вперед, ухватила Карину за ногу, и решительно потащила на берег. Оказавшись на песке, та перевернулась на бок, отплевываясь и фыркая. Цукка нависла над ней, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая подошвой по земле.

— Пришла в себя? — грозно спросила она, когда Карина, наконец, подняла на нее изумленный неверящий взгляд. — Или еще раз окунуть? Ты только скажи, я мигом! Ты чего вдруг нюни распустила?

Карина медленно села, подобрав под себя ноги, и подняла на нее затравленные глаза.

— Цу, я… — пробормотала она. — Я… прости. Я не знаю, что на меня нашло.

— Я знаю! Очередной приступ самоедства. Я думала, что уже десять лет назад из тебя эту дурную привычку выбила. Нет, оказывается, осталась еще. Кара, ты не можешь тащить на себе весь мир и отвечать за все, что в нем происходит! Да, мы оказались здесь по несчастливой случайности. Или не случайности, а по злодейскому умыслу маньяка с мечом, неважно. Но я даже рада, что я с тобой. Ты бы в одиночку совсем от расстройства померла бы. Кара, мы обе живы, в здравом уме и даже не покалечены. Мы пережили лошадиные дозы маяки и не стали наркоманами. У нас есть связь с семьей, и у нас есть надежда.

— Какая надежда, Цу? — горько спросила Карина. — Нам осталось жить не больше периода. Потом нас пристрелят, и я даже не смогу защищаться.

— Надежда есть всегда. Даже в самой безнадежной ситуации следует бороться до конца. Ты помнишь, что говорил Дзи? Он помогает только тем, кто помогает себе сам, а тогда его помощь не очень-то и нужна. Мати с остальными обязательно до нас доберутся… а дальше увидим. И не знаю, как ты, а я лично покорно помирать не собираюсь.

— Но местных убьют, если мы станем сопротивляться!

— А местные что, овцы беспомощные? Самостоятельно защищаться им местные духи запретили? Кара, ты не можешь тащить на себе весь мир. И даже одну деревню не можешь. У них своя собственная жизнь. Почему они позволяют Дракону поступать так с собой? Если хочешь, спроси Мати — он тебе целую лекцию прочитает насчет того, что рабом можно стать только из-за своей собственной покорности. С кучей исторических примеров и аллегорий. Они не хотят сражаться за свою жизнь — и ты должна умереть, чтобы они и дальше могли спокойно и со вкусом страдать под пятой местных бандитов? Так нельзя. И они не имеют права ждать от тебя жертвенности, поняла? Ну что, бросить мне тебя в воду еще раз?

Карина посмотрела на нее долгим-долгим взглядом, и Цукка с удовлетворением заметила, как тоскливая обреченность в ее глазах постепенно заменяется прикидывающей задумчивостью. Потом Карина села на пятки, склонилась вперед и коснулась лбом положенных на песок ладоней.

— Цу, — тихо произнесла она, выпрямляясь, и в ее голосе прозвучала решительная твердость, — спасибо тебе. Ты всегда была мне как мать и как старшая сестра, и ты опять поддержала меня в трудную минуту. Спасибо. Прости за слабость. Такое больше не повторится. Я обязательно придумаю, как защитить тебя и меня. Обязательно.

Она снова поклонилась, коснувшись лбом ладоней. Цукка хихикнула.

— Определенно, общение с мастером Караби тебе даром не прошло, — заявила она. — Церемониям он тебя обучил неплохо, хоть сейчас в Нокёгэн. Ну, если ты пришла в себя, поднимайся. Пора топать обратно в деревню и выяснить у местных, что к чему. Найдем господина Мамая и заставим его познакомить нас хотя бы с другими старейшинами, которые не побояться пасть от твоей жестокой руки, ноги или манипулятора. Кстати, ты зачем автомат покалечила? Забросила бы куда-нибудь в заросли, потом бы подобрали. Авось да пригодился бы.

— Если бы я не покалечила автомат, то на части порвала бы… как его… который главный. Дуррана, — Карина одним гибким движением поднялась на ноги и смущенно взглянула на валяющееся в нескольких шагах искореженное оружие. — Знаешь, такая ярость вдруг нахлынула, что в глазах потемнело. Попался бы мне сейчас Шай…

— …и раскатал бы тебя по земле тонким слоем, — фыркнула Цукка. — У него гиперметаболизм, забыла?

— Цу, — Карина наградила подругу сумрачным взглядом, — я тоже умею убивать. Папа меня научил, когда уходил, помнишь? Я могу создать большую зону, смертельную для человека, причем гораздо дальше, чем мои манипуляторы дотягиваются. Любой в нее вошедший умрет на месте. Почти мгновенное прекращение всех функций головного мозга и прочей нервной системы. Я пробовала на мыши в лаборатории — действует. Если я еще раз его увижу… Цу, я знаю, что убивать нельзя. Что месть бессмысленна, что насилием можно только разрушить мир, но никак не исправить. Но, Цу, Шая я убью. За то, что он сам убил того человека вчера вечером. За то, что похитил тебя. За то, что колол тебе маяку, что едва не сделал тебя наркоманом. За все зло, что он уже принес миру и что принесет, если его не остановить.

— Ты, милая моя, никак, оправдываешься? — удивилась Цукка. — Да если ты его прикончишь, весь мир тебе поаплодирует стоя! Если бы я могла, сама бы башку ему оторвала не задумываясь. Боюсь только, он под твой удар просто так не подставится. Да и где его сейчас найдешь? Улетел он непонятно куда, ищи теперь по всему Сураграшу…

— Ну, — лицо Карины исказила судорожная кривая ухмылка, — если он решит нас казнить, наверняка захочет самолично полюбоваться зрелищем… Ладно, Цу, не станем сейчас обсуждать. Еще будет время подумать. Пойдем в деревню. Надо ее изучить и постараться убедить местных, что я не опасна. Знаешь, я решила, что нам совершенно не обязательно жить здесь нахлебниками. Я же врач, причем такой, что в инструментах не нуждается. Я, конечно, не терапевт, специализация у меня иная, но, кажется, на местном фоне я окажусь просто светилом медицины.

— Ну, если сумеешь догнать потенциальных пациентов, то наверняка вылечишь, — широко улыбнулась Цукка. — А теперь одеваемся. Еще придем в деревню голыми по забывчивости — скандала не оберешься. Или камнями забросают, или окончательно уверятся, что с дикими иностранками дела иметь не стоит.

— Тамша забыть не позволит, — улыбнулась в ответ Карина, взглядом показывая в сторону молча стоящей в сторонке служанки, снова затянувшей шнурки на кубале и поблескивающей из узкой прорези капюшона испуганными черными глазами. — Слушай, а здесь удивительно мало насекомых. Тебя не кусали, когда ты на песочке валялась?

— Нет. Жужжало что-то такое мелкое и противное над ухом, но не кусало.

— Гм. Цу, как ты относишься в тому, чтобы внести в местную моду свежую струю?

— В смысле?

— Достал меня мой балахон — сил никаких нет. Мне уже и голой-то жарко, а теперь в него снова влезать и целый день париться! Раз никто не кусается, мы его немного модифицируем. Госпожа Тамша!

— Ма, момбацу сама Карина! — с готовностью откликнулась та.

— У тебя в руках мое платье?

— Ма, момбацу сама Карина. Да. Твоя кубала.

— Ну-ка, дай-ка его мне…

Карина влезла в балахон, выпрямилась и задумалась. Потом мешковатый подол внезапно затрещал и отвалился широкой полосой, обнажив колени. Тамша, приглушенно взвизгнув, отпрыгнула в сторону. Не обращая на нее внимание, Карина вытянула руки в стороны, и рукава сами собой отвалились чуть ниже плечей. Стряхнув их на песок, Карина повернулась к Цукке:

— Цу, я хочу убрать тряпки вокруг шеи, но мне не видно. Я оттяну ткань, а ты веди пальцем так, чтобы на шее и спине очертить неглубокие вырезы. Я манипулятором за ним проведу. Только смотри, чтобы слишком глубоко не получилось, а то местных мужиков инсульт хватит.

— Потом надо обметать чем-нибудь, а то распускаться начнет. Я небольшой запас оставлю, чтобы потом подогнуть, — озабоченно откликнулась Цукка, выполняя просьбу. В сантиметре за ее пальцем ткань аккуратно разрывалась ровной линией, словно под ножницами. Или под медицинским скальпелем. — Интересно, здесь нитки с иголками в окрестностях водятся? А ничего себе получается. Мешковато, и фасон так себе, но жить можно. Пояс делать станешь?

— Наверное, не надо, — Карина через голову сняла кусок ткани — бывший капюшон кубалы — с дыркой посередине. — Так хоть воздухом продувает сверху донизу. Возьмем с собой обрезки, потом подумаем, что еще можно придумать. У нас ведь даже нижнего белья нет, не говоря уже про тампоны, а у меня менструация через неделю. Ну что, проделать с твоим балахоном то же самое?..

— Давай. Мне его надеть? Или на земле разложить?

— Лучше надень, — решила Карина. — Так проще прикидывать.

— Примерно вот так откромсай, — Цукка провела пальцем по подолу. — Я женщина скромная, замужняя, так что коленки прикрою. Слушай, а ты своим манипулятором обметать сразу не можешь?

— Могу. Но не хочу — с материей работать куда сложнее, чем с живыми тканями, времени масса уходит. Иглой куда быстрее выйдет. Не найдем иглу — ну, тут уж выхода нет.

На протяжении все процедуры Тамша наблюдала за ними круглыми от удивления глазами. Карина мысленно улыбнулась, представив, какое выражение сейчас держится на ее скрытой тканью физиономии, но сканером смотреть не стала. В конце концов, если ей удобнее скрывать лицо, пусть так и будет. Но все-таки в каком она ужасном состоянии! Ведь они с ней одного возраста, но Тамша выглядит на сорок пять или даже пятьдесят, причем как женщина, мало следящая за внешностью. Понятно, что современной косметики здесь днем с огнем не сыщешь, а про пластических хирургов вообще не слышали, но все-таки, наверное, ужасная у них жизнь, если женщины старятся еще до тридцати.

А господину Мамаю, выглядящему глубоким стариком, всего сорок шесть! И он самый старый человек в деревне!

— Готово, — резюмировала Карина, закончив рассекать ткань вокруг шеи Цукки и помогая той снять с шеи получившуюся тряпку. — Надеюсь, мы не пожалеем о сделанном, когда прилетят местные комары. Госпожа Тамша, как мы выглядим? Красиво?

— Стыдно! — неодобрительно заявила та, качая головой. — Момбацу сама Карина, как платье разрезать? Колдовство?

— Нет, госпожа Тамша. Я девиант. Я… владею силой духов, как у вас говорят. Еще я врач, я умею лечить. У вас в деревне есть больные?

— Момбацу сама Карина — большой шаман, — почтительно пробормотала служанка. — Очень большой шаман. Наш раньший шаман не уметь звать духов помогать, лечить плохо. Осень приходить большой проклятие духов, люди умирать, он ничего не делать. Один… два период назад лечить старый Кафа, Кафа умирать. До того лечить дочка Мукаса, дочка долго болеть животом, умирать. Мы выгоняли шаман. Ученик нет, шаман из другой деревня ходить редко. Момбацу сама Карина лечить? Всех лечить?

— Я не могу вылечить любую болезнь. У меня нет лекарств. Но я умею лечить некоторые болезни… э-э-э, силой духов.

— Да, момбацу сама Карина большой шаман. Я видеть ружье момбацу сан Дурран падать и ломаться. Я видеть момбацу сан Дурран бояться момбацу сама Карина. Он не бояться никого другой. Духи давали тебе большую силу, момбацу сама, но ты не убивать никого, как дети, которым духи давали силу. Я говорить всем — ты сильная, ты лечить всех.

Тамша решительно кивнула.

— Вот и славно, — улыбнулась Карина. — Госпожа Тамша, можно тебя попросить?

— Ма, сама Карина. Я повиноваться.

— Нет, госпожа Тамша, не приказать. Попросить. Ты можешь отказаться, если захочешь. Давай говорить друг с другом без формальностей? Я не говорю тебе «госпожа», ты не говоришь мне «сама». Так проще. Давай?

— Ма. Да, момбацу сама Карина, — кивнула Тамша. — Мне не надо «госпожа». Я не госпожа, я дорей сан Мамай.

— Ну уж нет! Если я не говорю «госпожа», ты не говоришь «сама». Тем более ты не говоришь «момбацу сама». Понимаешь?

— Не надо «момбацу сама»? — недоверчиво спросила служанка. — Ты обидишься.

— Нет, Тамша, не обижусь. Не надо «сама». Ну, как ты меня зовешь?

— Ма, са… Ма, Карина, — поколебавшись, откликнулась женщина. — Только когда сан Самай слышать, я говорю «сама». Он меня побьет, если я не говорю.

— Ну, хоть за такое спасибо, — облегченно вздохнула Карина.

— Тамша, меня тоже не надо звать «сама», — добавила Цукка, и на сей раз Тамша колебалась заметно меньше.

— Да, Цукка, — кивнула она. — Са… Карина — великий шаман, она владеть силой духов. Ты ее дорей. Вы из-за моря. Вы не стыдно мужчин, вы ходить с открытое лицо, открытое волосы, открытое ноги и руки. Духи вам позволять, другим женщины нет. Вы лечить жители Муммы, жители радоваться, не бояться вас.

— Исчерпывающий анализ ситуации, — хмыкнула Цукка. — Тамша, нам нужно обустроить дом. Нужны тюфяки, на которых спят, одеяла, посуда, нитки с иголками, в конце концов. Где их можно купить? У нас нет денег, но мы попытаемся заплатить потом… или отработаем.

— Не надо заплатить! — испуганно замахала руками Тамша. — Момбацу сан Шай приказать деревня вас содержать. Даже без момбацу сан Шай деревня содержать шаман. Шаман говорить с духии отгонять их от деревни. Ты защищать деревню от духи, деревня содержать тебя. Не надо заплатить!

— Хорошо шаманам, — вздохнула Карина. — Тебя и кормят, и поят, а тебе лишь нужно иногда в бубен бить и умное лицо делать. Ладно, Тамша, пошли. Солнце уже высоко. Посмотрим на вашу деревню поближе, а потом займемся домом. Веди нас.

— Ма, Карина, — откликнулась Тамша. Она повернулась и пошла в направлении выходившей из зарослей тропы. Цукка с Кариной переглянулись и пошли за ней.

— Надеюсь только, что Дурран не захочет отомстить, — озабоченно сказала Цукка. — Кара, ты поаккуратнее. Незачем злить этих ребят попусту.

— Постараюсь. Кстати, что такое «дорей»?

— Понятия не имею. Надо потом спросить у господина Мамая или еще у кого-то, кто хорошо говорит на общем. С Тамшей об абстрактных материях мне даже пробовать говорить боязно говорить. Кстати, нужно связаться с нашими. Устроить конференцию и все обсудить. Вот доберемся до дома, уединимся на полчасика и пообщаемся. Ох, ну и выскажу же я им все, что о них думаю!..

За день, кажется, в доме Карины и Цукки перебывали все женщины деревни.

Доведя их до хижины, Тамша отлучилась на добрых полчаса. Карина и Цукка, вооружившись импровизированными вениками из наломанных с ближайших кустов ветвей, успели как следует выгрести из давно заброшенного дома грязь, ликвидировать паутину под потолком и перекусить остатками каши из джугары. Из-за соседних домов опасливо выглядывали дети, лет пяти-шести как максимум — вероятно, тех, что постарше, приспосабливали к делу. Сами дома стояли пустыми — Тамша успела пояснить, что жители в большинстве своем еще до рассвета выходят работать на поля и плантации, и Карина решила, что вечером нужно обязательно познакомиться хоть с кем-то из соседей.

Однако Тамша вернулась, а вместе с ней — незнакомая женщина в ярком платье незнакомого фасона. Глухой капюшон у него отсутствовал. Вместо него она носила кричащий яркий платок, закутывающий волосы и лицо, который, впрочем, в доме сбросила. Женщина принесла пару кусков ткани, которые Тамша тут же постелила на лежанку вместо простыней. Говорить незнакомка не захотела, лишь вздрогнув в ответ на приветствие, но разглядывала чужестранок с любопытством. Потом она исчезла, но тут же появилась другая женщина, в кубале, которая принесла неказистый глиняный горшок. Третья гордо презентовала Тамше огромную, в палец длиной, железную иглу и моток грубых ниток. Четвертая принесла одеяло, пятая — метлу, шестая — еще одно одеяло, затем группа сразу из пяти с помпой доставила закопченный чугунный котелок с треснувшим ушком… Новые гостьи появлялись одна за другой, каждая с каким-то мелким подарком, аккуратно пристраиваемым на место хозяйственной Тамшей, но никто из них так и не решился заговорить. Они лишь почтительно разглядывали чужих с максимального удаления — от входа, после чего удалялись на повышенной скорости.

Постепенно Карина начала злиться. Что им здесь, музей уродов, что они сюда толпами ходят? Можно подумать, не насмотрятся еще! В конце концов она поставила Тамшу на страже у дверей снаружи, строго-настрого наказав никого не пускать, чтобы не мешать разговаривать с духами, и они с Цуккой устроили конференцию с семьей. Те как раз продирали глаза после дневного сна, и конференция вышла не слишком удачной. Гневный монолог Карины Саматта прервал почти мгновенно — минуты через две, после чего они с Дентором — точнее, Саматта и Дентор через посредство Саматты, пересказывающего его слова — четверть часа вытягивали из них все, что они смогли узнать об окружающем. Когда мужчины, разочарованные мизерным объемом информации, почти не увеличившимся с вечера, отстали, Карина с облегчением вздохнула.

«Здесь Карина. И все-таки я еще вам выскажу все, что думаю. Не хотите слушать сейчас — послушаете, когда до нас доберетесь!»

«Здесь Палек. Каричка, сестричка ты наша дорогая, волноваться для здоровья вредно. Это я тебе точно говорю. Хочешь, совет дам? Найди тихое укромное местечко и дважды в день высказывай все, что о нас думаешь, какому-нибудь дереву. Когда мы до тебя доберемся, оно как раз засохнет».

«Здесь Карина. Лика, издеваешься, значит? Ну, я тебе еще припомню. Мати, плюнь ему от моего имени в ухо».

«Здесь Саматта. Ловить лень. Сама плюнешь, когда увидимся… а, тут Каси сигналит. Говорит, что она плюнет, если поймает».

«Здесь Яна. Я поймать помогу. И подержу во время процесса».

«Здесь Карина. Яни, спасибо. Мати, передай мое спасибо Кансе».

«Здесь Палек. Ну вот, все женщины против меня. Мировой женский заговор против мужчин…»

«Здесь Цукка. Лика, мир жесток и несправедлив, пора бы привыкнуть. Народ, тут Кара сегодня сцепилась с каким-то местным уродом. Автомат ему разбила».

«Здесь Саматта. Автомат? Кара, что, серьезно?»

«Здесь Карина. Мати, я же аккуратно. Они втроем приперлись на берег, когда я разминалась, и тот мужик начал хамить. Пытался запретить из дома выходить, автомат на меня направил. Ну, я и сорвалась».

«Здесь Палек. Трупы хорошо спрятала?»

«Здесь Карина. Лика, мне не до шуток. Я у него только автомат манипулятором вырвала и покорежила немного…»

«Здесь Цукка. Ага, совсем немного. В рогульку в форме фиги».

«Здесь Саматта. И что?»

«Здесь Карина. Ну… ничего, наверное. Ушли они. Они должны по радио о нас докладывать своему главному — Шаю или еще кому — дважды в сутки».

«Здесь Яна. Кара, не зли их лишний раз без нужды. Он может припомнить тебе обиду позже. Тем более в ваших краях, где женщин, насколько я знаю, за людей не считают. А он мужчина. Вроде как крутой, раз командир. А ты его унизила перед подчиненными. Постарайся пока не нарываться».

«Здесь Карина. Яни, я знаю. Но… говорю же, сорвалась я. Нервы не выдержали. Истерику вот устроила. Спасибо Цу, она в чувство привела».

«Здесь Цукка. Не за что. В следующий раз еще и придушу немного, чтобы быстрее оклемалась. Народ, но вы в виду имейте — если ненароком погибнете по дороге, я вам головы поотрываю!»

«Здесь Лика. И кто сказал, что женщины способны думать логически?.. Яни, я тебе сейчас сам в ухо плюну, если щипаться продолжишь!»

«Здесь Яна. Не сможешь, тебя Каси держит. Кара, Цу, как у вас там с обстановкой? Жить можно?»

«Здесь Цукка. Можно. Только местные ходят и пялятся, как в музее. И еда так себе. Кстати, я думала, что в джунглях кусучей и ползучей мошки тучи, а, оказывается, и нет почти. Летать летает, а не кусает. Или просто мы для местной мошкары на вкус непривычные. О! Кажется, погромыхивает. Гроза идет. И в доме темнеет. Народ, мы пока отключимся — наверняка нас сейчас заливать начнет, у нас крыша дырявая. Она из больших пальмовых листьев, а они сгнили наполовину. Надо места запоминать, чтобы потом чинить».

«Здесь Саматта. Ладно, чинитесь давайте. Свяжитесь с нами, когда у вас стемнеет, чтобы мы могли разницу во времени засечь».

«Здесь Карина. Ага. Народ, а от тети Хи ничего слышно не было после того, как нас утащили?»

«…»

«Здесь Карина. Ау? Вы куда пропали? Мати? Яни? Лика?»

«Здесь Палек. Кара… тетя Хи умерла».

«Здесь Карина. ЧТО?!»

«Здесь Цукка. ЧТО?!»

«Здесь Палек…Кара, Цу, наверное, я зря сказал. Простите. Она умерла. На следующий день после того, как вас похитили».

«Здесь Карина. Но от чего?! Она чем-то болела?! Почему она не позвала меня?!»

«Здесь Палек. Кара… она умерла от старости. Мы с Каси были у нее перед смертью. Она просила передать тебе, что извиняется за все, что с тобой случилось по ее вине. Что ей очень жаль, что так все вышло».

«…»

«Здесь Яна. Кара, ты врач. Ты знаешь, что далеко не каждого пациента можно спасти. Я понимаю, принять такое сложно. Но она прожила долгую жизнь. Такую, которую хотела прожить. Люди смертны, Кара, и с этом можно только смириться».

«Здесь Карина. Я знаю, Яни. Знаю. Я бы с радостью умерла, чтобы она осталась жить… но мы не можем изменить порядок вещей. Просто… мне нужно привыкнуть к мысли, что ее больше нет».

«Здесь Саматта. Девочки, постарайся пока не думать о ней. У вас и так проблем хватает. Отложите печаль на потом. И помните, что мы вас очень любим. И мы не можем без вас».

«Здесь Карина. Мати, тоже я вас всех очень люблю. И у вас у всех из-за меня проблемы… Цу! Не пихайся!»

«Здесь Цукка. Я тебе говорила, что самоедством заниматься не позволю, и не надейся. Ладно, народ, тут уже по крыше щелкать начинает, и Тамша заглядывает — она что-то вроде нашей назначенной служанки. Нехорошо человека под дождем держать».

«Здесь Саматта. Хорошо, Цу. Отключаемся. Не забудьте связаться вечером. Конец связи».

«Здесь Цукка. Конец связи».

«Здесь Палек. Конец связи».

«Здесь Яна. Конец связи».

«Конференц-сеанс завершается. Пользователь Карина, если ты хочешь сохранить сеанс…»

«Здесь Карина. Отбой».

Отключившись, Карина сгорбилась, зажав ладони между коленями, и уставилась в пол. Цукка успокаивающе положила ладонь ей на плечо.

— Я знаю, как ты ее любила, Кара, — с сочувствием произнесла она. — Она для всех нас была ближайшей родственницей, но для тебя особенно.

— Да, — кивнула Карина, не поднимая взгляд. — Она, кажется, всегда чувствовала себя виноватой, что не могла ничем мне помочь, когда меня пытали в Институте. Я пыталась ей объяснять, что ее вины в том не было, но она… Я так и не смогла, кажется, ее убедить. И она умерла с тяжелым сердцем. А я…

— А ты ведешь себя ничуть не лучше ее! — отрезала Цукка. — Нельзя так жить, Кара. Нельзя тащить на себе весь мир. Тамша! Заходи, мы уже закончили говорить с духами.

— Духи не сердиться? — с любопытством спросила служанка, входя в хижину с охапкой тряпок, кувшинчиков и какой-то мелочи.

— Духи не сердятся, — успокоила ее Цукка. — Скажи, а как такую крышу чинить? Капает со всех сторон…

— Я сказать сан Мамай, сан Мамай приказать мужчины положить новые листья.

— Хорошо. А что там за шум снаружи доносился, когда мы… с духами общались? Ты с кем-то ругалась? Кто-то войти хотел?

— А! — махнула рукой Тамша. — Матса, сын сан Шаттах, приходить к отец звать. Он слышать, ты великий шаман. Сан Шаттах муллулуба та мусукурата кусать, сан Шаттах падать и рука ломать. Я говорить, ты с духи говорить, беспокоить нельзя…

— Погоди, погоди, Тамша! — остановила ее насторожившаяся Карина. — Кто его укусил? Что такое «мурубура»… «муррура»…

— Муллулуба та мусукурата. Мусукурата — зверь, большая крыса, жить вода, быстро плавать, рыба есть. Вот такая, — она развела руки примерно на полсажени. — Он человек боится, не подходить. Этот мусукурата стал муллулуба — больной, злой, кусать всех рядом. К нему подходить нет, иначе он кусать, ты умереть. Сан Шаттах умереть через два… три дня. Муллулуба та зверь человек кусать — человек умереть быстро и плохо.

— Почему человек умирает? Симптомы? — напряженно спросила Карина. — Что с человеком случается? Зараза? Болезнь?

— Рана гореть, сначала мало, потом сильно-сильно. Рана гнить, кровь гнить. Второй день человек никого не видеть, говорить с духи, пить нет — вода бояться. Третий день человек от громкий голос корчит, голова назад, весь дергаться, вот так, — Тамша очень похоже изобразила судороги. — Пена из рот, как пена на реке. Потом умирать. Нет лекарство. Нельзя муллулуба та зверь подходить. Муллулуба та зверь кусать — умирать быстро и плохо.

— Ничего себе… — ошеломленно проговорила Цукка. — Что еще за новости такие? Кара, ты такую болезнь знаешь?

— Нет. Я же не инфекционист. И в тропической медицине не разбираюсь… ох, почему у меня чувство, что я эту фразу еще сто раз произнесу? У нас есть похожая болезнь — черное бешенство, симптомы у животных почти те же — агрессивность на начальных стадиях, на последних — пена у рта, водобоязнь, судороги, прогрессирующий паралич и смерть. Вызывается РНК-вирусом, поражающим нервные ткани, передается при физическом контакте с жидкостями тела носителя, в том числе через укус. Но она не опасна для людей, ей вообще заражаются только крысы, мыши, собаки и, кажется, лисы. Я о ней вообще знаю только потому, что в свое время учебник по ветеринарии наискосок пролистала из любопытства. И у нее один только инкубационный период — от трех с половиной до пяти периодов. Такой скоротечности, чтобы за три дня убивать, и близко нет. Тамша! Сын сана Шаттаха еще здесь?

— Ма, Карина. Ждет там, — Тамша махнула рукой в сторону двери. — Зря ждет. Муллулуба не лечить никогда. Зря ходить не надо. Сын глупый, совсем молодой. Сан Шаттах жалко, он веселый, добрый, богатый, но все равно умирать.

— Ну, насчет никогда мы еще посмотрим, — сквозь зубы проговорила Карина. — Кара, я иду к пострадавшему. Посиди пока здесь с Тамшей…

— Зачем? — удивилась Цукка, поднимаясь. — Мне интересно. И не хочется сейчас одной оставаться. Пойдем вместе. А ты разве инфекции лечить умеешь?

— Если бактериями, грибками или простейшими вызваны — да. Мой сканер работает на клеточном уровне, так что их видит. С ними работает стандартная процедура выжигания, которой я от опухолей организм чищу. Тут даже легче — гемодиализ проводить не надо, и фактически натуральная вакцина получается. Воспаленные раны, грибковые поражения, язвы инфекционного характера чистятся почти мгновенно. От вирусов я чистить не могу, но не думаю, что здесь вирус. Слишком быстро все происходит. Тамша, останься здесь, незачем толпой ходить. Дождь, кажется, не слишком сильный. Интересно, здесь зонтики делать умеют?

Дождь на улице лил, но умеренно, и гром погромыхивал нечасто и вдалеке. Сын укушенного оказался совсем молодым пареньком лет двенадцати или тринадцати. Полуголый, в одних коротких штанах, он терпеливо мок под дождем, пытаясь хоть как-то укрыться от него у стены хижины. Когда он увидел Карину и Цукку в обрезанных платьях, его глаза расширились. Он попытался отвести взгляд, но не сумел и откровенно уставился на голые коленки Карины.

— Момбацу сама Карина… — пробормотал он.

— «Момбацу» не надо, — командирским тоном заявила та. — Где твой отец?

— Отец дома, — подросток ткнул пальцем куда-то в сторону. — Я доведу.

— Веди, — согласилась Карина. — Давно его укусил зверь?

— Недавно, — подростку наконец удалось оторвать глаза от карининых коленок. — Солнце за тучи пряталось.

Он повернулся и быстро пошел по тропинке. Карина и Цукка в сопровождении Тамши последовали за ним.

— Как тебя зовут? — спросила Карина ему в спину.

— Матса, сама Карина, — откликнулся мальчик.

— Сколько лет твоему отцу?

— Двадцать семь, сама Карина.

— Расскажи, что случилось.

— Он ходил… к реке ловить нидзимасу. На него бросилась муллулубная водяная крыса, укусила его за ногу. Он поскользнулся, упал, сломал руку. Крыса убежала, он вернулся домой. Сейчас лежит и умирает. Ты спасешь его, сама Карина? — мальчик оглянулся, и Карина увидела в его глазах мольбу.

— Он часто болеет?

— Нет, сама Карина! Он никогда не болеет! Он веселый и здоровый. Сан Мамай сказал, ты великий шаман, хоть и женщина. Ты спасешь отца?

— Не знаю, Матса. Я никогда не видела такую болезнь. Я попробую…

«Пробуя, Кара, ты подсознательно оставляешь лазейку для неудачи. Не надо пробовать. Надо просто делать. Так, словно ты занималась этим всю жизнь».

— …я сделаю все, что в моих силах.

— Пожалуйста, сама Карина! Он богатый, он заплатит много денег!

— Как будто они нам пригодятся… — грустно пробормотала Карина.

— Пригодятся! — отрезала Цукка. — Кара, ты забыла, что папа говорил тебе насчет вреда бесплатной помощи?

— Я помню. Просто… если мы не выберемся отсюда, нам деньги ни к чему. А если выберемся — вряд ли местные гроши для нас окажутся заметными.

— Ну, вдруг здесь рядом золотая шахта, и у местных принято платить самородками?

— Ага. И при том считать треснувший котелок едва ли не сокровищем! — фыркнула Карина. — И не забывай, я его еще не вылечила.

Идти оказалось недалеко. Саженей через тридцать они вышли к большой, стоящей особняком хижине — скорее даже, добротному дому, сделанному, как и остальные строения, из переплетенных какими-то гибкими прутьями кольев, но с настоящими стеклами в оконных проемах, деревянной дверью на металлических петлях и крышей из плотной дранки. Из трех сараев рядом с домом слышалось приглушенное кряканье и кудахтанье. Рядом стояло несколько больших по местным меркам строений, по виду — амбаров. К дому подходила широкая, в сажень, утоптанная тропинка, могущая сойти за дорогу, а из-под навеса неподалеку выглядывала закрытая брезентом тупая морда большого автомобиля — чего-то среднего между джипом и грузовиком.

— Действительно, богато живет дяденька по местным меркам, — пробормотала Цукка.

— Ну, по местным — возможно… — скептически проговорила Карина.

Пострадавший, большой, но поджарый мужчина, которому дома, в Катонии, она дала бы лет сорок с небольшим, лежал на широком топчане под вышитым покрывалом, в нижней части перепачканным грязью и кровью. Вокруг хлопотали три женщины, как ни удивительно, простоволосые. Две были вполне взрослыми, а третья — девочкой лет десяти, даже младше Матсы. Мужчина, баюкающий на груди правую руку, мелко и часто дышал, в его глазах застыло обреченное паническое выражение. Увидев вошедших, он сделал слабое движение, словно пытаясь отползти подальше, но охнул от боли и снова замер. Мальчик бросился к нему и что-то быстро затараторил на своем языке. Женщины дружно загалдели, но тут же словно по команде осеклись и отпрянули от ложа, когда Карина решительным шагом подошла к нему.

— Добрый день. Ты господин Шаттах? — спросила она. Вопрос являлся очевидно дурацким, но нужно же с чего-то начинать?

— Не трогай меня, синомэ! — слабо пробормотал мужчина. — Я не сделал тебе ничего плохого. Я и так скоро умру…

— Я врач, господин Шаттах. Я лечу людей, а не убиваю их. Лежи спокойно и не дергайся.

Она решительно оторвала левую руку мужчины от правой — тот снова дернулся от боли — и быстро просмотрела заметно распухшее правое запястье.

— С рукой все в порядке, — констатировала она. — Не перелом, просто вывих и растяжение связок. Расслабься, господин. Больно не будет.

Пациент с ужасом глянул на нее, но страх на его лице немедленно сменился удивлением, когда привычным движением Карина «отключила» нервы в руке, как она предпочитала про себя называть их временный паралич. Легкое касание манипулятора в режиме, который на полной мощности почти испепелял нервные ткани, на сотой ее части вызывало лишь временное их онемение, прекрасно заменяющее химическую анестезию. Сейчас рука пациента полностью потеряла чувствительность. Не давая ему опомниться, Карина подняла предплечье и кисть обеими руками, зафиксировав их в нужном положении, и дернула-потянула манипуляторами в нужных точках. С хорошо слышным щелчком лучезапястный сустав встал на место.

— Рука починена, — констатировала Карина, аккуратно опуская конечность на покрывало. — Господин Шаттах, не шевелись пока. Сейчас наложим шину, чтобы не беспокоить сустав несколько дней. Матса!

— Да, момбацу сама? — пролепетал подросток, глядя на нее огромными от удивления круглыми глазами.

— Мне нужно две плоских дощечки — примерно вот такой длины — и широкий бинт. Можно пояс. Найдешь?

— Да, момбацу сама! — с готовностью кивнул тот. — Сейчас!

Он что-то быстро сказал женщинам, и девочка тут же бросилась к объемистым сундукам в дальнем углу комнаты. Мальчик же пулей вылетел на улицу. К тому моменту, когда девочка извлекла из сундука бумажный пакет с самым настоящим стерилизованным бинтом, произведенным, судя по надписям на общем, в Четырех Княжествах, он вернулся с двумя довольно ровными и почти чистыми планками. За пару минут Карина наложила импровизированную шину, надежно зафиксировав кисть, и ткнула пальцем в примеченную ей толстую веревку, свисающую с чего-то вроде прялки:

— Я возьму вон то?

— Да, момбацу сама! — мальчик дернулся в сторону веревки, но Карина уже дотянулась до нее манипулятором и подтянула к себе. Она слишком поздно сообразила, что для местных полет предмета по воздуху должен выглядеть самым натуральным колдовством. Ну и ладно. Шаман она, в конец концов, или кто?

Отрезав манипулятором примерно треть сажени веревки, она связала концы узлом и накинула мужчине на шею. Тот смотрел на нее словно загипнотизированный и, наверное, даже позволил бы ей удавить себя без единого звука. Карина просунула больную руку в петлю и потыкала в нее пальцем:

— Два дня ходить так. Чтобы рука висела. Рукой не работать, пусть заживает. Потом шину можно снять. Понятно?

Мужчина судорожно кивнул.

— Так, с мелочами разобрались. Теперь давай разбираться с укусом. За какую ногу тебя тяпнуло вредное животное, господин Шаттах? — Карина ободряюще улыбнулась, и в глазах ее пациента мелькнула непонятная искра. — Какая нога укушена?

Она могла бы и не спрашивать — сканер уже показал ей все, что требуется — но разговорить дядьку все-таки требовалось. А то еще помрет от ужаса прямо во время лечения!

— Левая, момбацу сама… — хрипло пробормотал мужчина.

— Ну, тогда начнем лечить.

Решительным жестом она откинула покрывало в сторону, прямо в руки молодой женщины. Шаттах автоматически попытался его удержать, но правая рука не действовала, а левая от неожиданности промахнулась. Карина повернулась к больному месту, услышав, как охнула Цукка.

Охать действительно имелось с чего. «Укусом» месиво из крови и материи, которые являла собой штанина на лодыжке, назвать было сложно. Похоже, взбесившаяся крыса не просто тяпнула мужчину за ногу, а как следует потрепала ее. Кровь едва текла — очевидно, никакие крупные сосуды зубы не задели — но зрелище для непривычного зрителя все равно оставалось впечатляющим.

— Штаны спасти не удастся, даже не просите, — пробормотала Карина. — Но в остальном выглядит куда страшнее, чем есть на самом деле. Зверюшка только кожу и погрызла, спасибо материи, даже мышцы почти не повреждены…

Она отключила все нервы ниже колена и приподняла ногу, несколькими резкими движениями манипуляторов оборвав штанину ниже колена и обрезав материю вокруг раны. Затем она осторожно извлекла из месива мелкие клочки ткани.

— Принесите горячую воду и бинты, — приказала она. — Нужно отмыть кожу от грязи. И тампоны… мягкую ткань для мытья.

На сей раз все три женщины среагировали немедленно. Они гурьбой бросились в угол, где на настоящей железной печке стоял большой медный казан, и спустя минуту рядом с кроватью стоял широкий жестяной таз, наполненный парящей влагой. На свет появилось еще несколько пакетов с бинтами. Придерживая ногу манипуляторами, Карина смыла с раны грязь и сгустки уже начавшей сворачиваться крови, опустила ногу на топчан и села перед ней на пятки, прикрыв глаза.

— Кара, ты вздремнуть решила? — окликнула ее Цукка. — Или уже все?

— Я сканером смотрю, мне глаза не нужны, — отмахнулась Карина. — Цу, не мешай минут пять, а? Я шью.

Все время, пока под ее невидимыми манипуляторами медленно смыкались и зарастали края многочисленных, хотя и неглубоких рваных ранок от звериных зубов, в доме стояла гробовая тишина. Когда Карина открыла глаза, она обнаружила, что пять пар глаз ее обитателей смотрят на нее с благоговейным ужасом, и только Цукка с видимым любопытством рассматривает интерьер дома. Про себя вздохнув, она поднялась на ноги, смыла остатки крови, успевшей выступить за время шитья, и быстро забинтовала ногу.

— Все, — сказала она. — Лечение закончено. Господин Шаттах, к вечеру нога отойдет. Ты снова почувствуешь боль. Не трогай ногу. Ни в коем случае не чеши сквозь бинты, или раны разойдутся. И лучше пару дней полежи в постели, чтобы зажило получше. Понимаешь?

— Муллулуба убьет меня раньше, чем нога заживет, — во взгляде мужчины помимо ужаса, однако, прорезалась еще и надежда. — Или ты ее вылечила?

— Я убила муллулубу. Я умею видеть микробов… тех мелких духов, которые проникают в рану и вызывают болезнь. Я стерилизовала… изгнала всех духов из твоей крови. Твоя рана не загноится, и ты не заболеешь.

— Что, правда стерилизовала? — заинтересовалась Цукка. — Ты уверена?

— В ране и в окрестностях по кровотоку сидела куча какой-то странной гадости помимо обычных гроздчатых и синюшных бактерий. В других частях организма она тоже наблюдалась, но в куда меньших количествах. Я такую раньше никогда не замечала. Очень крупная для бактерии, но, тем не менее, бактерия. Размножалась со страшной скоростью, прямо на глазах делилась. Надеюсь, что она и есть возбудитель муллулубы. Не понимаю только, как она существовать умудряется? Она же должна убивать носителя раньше, чем тот ее дальше передаст! Или в животных она медленнее размножается?

— Ну, если он не помрет через три дня, значит, ты победила страшную болячку, — резюмировала Цукка. — Ты закончила над подопытным кроликом издеваться? Господин Шаттах, момбацу сама Карина тебя вылечила. Полежишь в постельке немного, и можешь снова сражаться с водяными крысами. Только хотя бы палку возьми, а то штанов не напасешься.

Мужчина молча переводил взгляд с одной чужестранки на другую, потом хрипло и глубоко вздохнул и расслабился.

— Момбацу сама, я в долгу перед тобой, — проговорил он. — Мне надо отдохнуть. Потом я обязательно тебя отблагодарю.

— Отдыхай, господин, — кивнула Карина. — Не вставай с постели еще два дня. Помни — вечером нога снова заболит. Если начнется боль внутри ноги, резкая и пульсирующая, позови меня. Почистим рану снова. Если почувствуешь первые симптомы муллулубы, тоже зови. Но, надеюсь, не почувствуешь.

— Да, момбацу сама, — кивнул Шаттах.

— Матса, проводишь нас? — спросила Цукка. — А то мы свой дом не найдем. Почему у вас тут улиц нету? Удобнее же с ними!

— Да, — с готовностью кивнул мальчик. — Я провожу.

Дождь снаружи уже перестал, и воздух казался свежим и крепким, напоенным ароматами влажной почвы и благоухающей зелени. Тучи ушли куда-то за горы, и полуденное солнце опять сияло на небосклоне, прорываясь сквозь густые кроны деревьев. Деревня по-прежнему казалась безлюдной — жители то ли работали на полях, то ли просто прятались при их приближении, но от их хижины брызнула в разные стороны стайка женских фигур.

Всю дорогу до их хижины мальчик молчал, но уже у самого входа сказал:

— Сама Карина, ты великий шаман. Ни один шаман у нас в деревне раньше не лечил так муллулубу, как ты. Они плясали и пели молитвы духам, и люди всегда умирали. И никто не умеет так заращивать раны. Ты не думай, отец обязательно заплатит тебе, когда поправится! — торопливо добавил он. — Вот увидишь!

— Не к спеху, — улыбнулась ему Карина. — Матсу, ты хорошо говоришь на общем. Ты учился ему специально?

— Мой отец торговец, — гордо заявил мальчик. — Он самый богатый в деревне! К нам часто приезжают гости из разных стран, и он часто ездит в другие деревни и даже в далекие-далекие города, чтобы покупать и продавать товары. Мы с ним ездили в Мубайю, Паллаху и Кумту, они в много-много раз больше Муммы! Когда я вырасту, я тоже стану торговцем, а торговец должен хорошо говорить на общем. А еще я умею считать до тысячи и даже немного читаю. Только не все буквослоги помню, — он смущенно потупился.

— Ты молодец, — похвалила его Цукка. — Скажи, а почему ты не все слоги знаешь? У вас школа в деревне есть?

— Нет, сама. Я учился читать по книжке. К нам иногда приезжают шаманы с далекого севера, в длинных платьях, как у женщин, и со знаками на груди, как у бога Курата, только без дырки посередине. Они говорят, что служат какому-то большому господину с севера, которого зовут Церковь Колесованной Звезды. Они оставляли нам книжки с историями, и отец учил меня читать по ним, пока не купил свои. Только истории у них какие-то глупые, и отец тоже так считает.

— Церковь Колесованной Звезды? — Цукка удивленно глянула на подростка. — Но что шаманы с севера здесь делают?

— Они говорят, что хотят наставить нас на путь истинный и научить правильно жить. Только они глупые, как их книжки. Они говорят, что никаких духов нет и что им не надо поклоняться, а надо поклоняться старому шаману по имени Колесованный Пророк, который умер за нас, попал на небеса и стал богом. А как же духов нет, когда они дали тебе свою силу?

— Железная логика! — Цукка громко фыркнула. — Кара, похоже, ты за день пустила прахом всю миссионерскую работу какого-то северного попа. Кстати… — она сощурилась. — А ведь если он попадет сюда в ближайшее время, мы сможем узнать и передать нашим точные координаты места. Матса, северные шаманы часто здесь появляются?

— Редко, — мальчик посчитал на пальцах. — Раз в пять или шесть периодов. Давно не приходили. Может, решили, что мы им все равно ничего не дадим. Сама Карина, отец подарит тебе за лечение много-много платьев. Хороших платьев, не таких рваных. Приличных, какие подобают женщине.

— Ну еще чего! — Карина вздернула нос. — Матсу, передай отцу, что мы не носим мешки с рукавами, которые у вас почему-то называют платьями.

— Но почему, сама Карина? — с недоумением спросил мальчик. — Ведь женщине неприлично ходить с открытым лицом и волосами среди чужих мужчин, так все говорят. И ноги чужим показывать неприлично. И руки.

— У нас, Мацу, свои правила приличия. Мы станем ходить в таком виде, в каком захотим. Я ведь великий шаман, ты забыл? А Цукка — моя ближайшая помощница. Духи разрешают нам носить любую одежду, да хоть совсем голыми ходить можно.

— Да, момбацу сама Карина, — мальчик глубоко поклонился, коснувшись правой рукой лба. — Ты великий шаман. Духи дали тебе свою силу, а сама Цукка — твоя дорея. Я пойду? Отцу нужна помощь, а сестра и матери глупые, им все время указывать нужно, что и как делать.

— Беги, указатель! — рассмеялась Карина. — Только не попадись по дороге еще одной муллулубной крысе.

— Не попадусь, — серьезно сказал мальчик, повернулся и со всех ног побежал по тропинке.

За время их отсутствия Тамша проявила чудеса хозяйственности. Еще недавно унылая, пустая и заброшенная хижина приобрела отчетливо жилой вид. По стенам висели какие-то вышитые тряпочки наподобие занавесок, в маленьком каменном очажке в углу потрескивал огонь. Труба над ним отсутствовала, но дым выходил наружу через какое-то хитрое приспособление из коры, прилаженное к дырке в стене над очагом, и по дому не распространялся. Над очагом висел давешний треснувший котелок, в котором побулькивало непонятное, но вкусно пахнущее варево. Топчан закрывали два тонких одеяла, под которыми угадывались плотные тюфяки, в изголовье лежали два тонких бревнышка, обернутых материей и, видимо, должных изображать подушки. Еще одна лежанка была устроена на земле у противоположной стены. На ней сидела, скрестив ноги, Тамша с открытым лицом и закатанными по локоть рукавами. Что-то тихо напевая под нос, она усердно драила песком еще один железный котелок, поменьше первого. При появлении Карины она встрепенулась.

— Ты вылечила сан Шаттах? — без обиняков поинтересовалась она. — Он не умирать от мулллулуба?

— Не должен, — Карина огляделась по сторонам. — Тамша, ты все одна сделала? Ох, какая ты молодчина!

— Другие мне помогать, — Тамша смутилась, хотя и выглядела польщенной. — Вас бояться, не оставаться. Господин Мамай заходить, сказать, завтра мужчины крышу чинить. Сан Шаттах богатый человек, хорошо такой друг есть. Все женщины хотеть его жена купиться, он только две жены есть.

— Спасибо, мне и одного мужа хватает! — засмеялась Цукка. — А Кара у нас вообще бука, мужчин боится. Боюсь, Тамша, что не судьба ему нас купить в жены.

— Вы обе старая, вы никто жена не купить, — вздохнула Тамша. — Меня тоже не купить. Я дорея, сан Мамай меня никому не мочь продать. Я скоро совсем старая стать, умереть надо.

— Никакая ты не старая! — заявила Цукка. — У нас в стране многие только после тридцати лет в первый раз брачный контракт заключают. В тридцать пять, даже в сорок в первый раз родить — обычное дело.

— В тридцать пять? — недоверчиво осведомилась Тамша. — Тридцать пять — совсем старая, совсем некрасивая. Ребенок из живот родиться нельзя, умирать вместе с ребенок. Какой муж купить в тридцать пять? Женщину купить муж в пятнадцать лет, в двадцать лет уже никто не купить, остаться одна. Только дорей стать в чужая семья.

— У нас все иначе. Кстати, Тамша, что такое «дорей»?

— Дорей? Дорей — когда мужчина или женщина жить чужой дом, выполнять всю работу, ничего не делать без слова хозяин, никуда не уходить. Нельзя жену купить, нельзя женой пойти, если хозяин не позволять. До самый умирать быть дорей. Стать дорей — свободный больше нет.

— Рабы… — потрясенно пробормотала Карина. — Тамша, значит, тебя продать могут другому человеку?

— Продать? Нет, нельзя. Как можно человек продать? Человек не вещь. Хозяин может наказать, может выгнать навсегда, продать нельзя. Только муж в жены купить мочь, но кто купить старый дорея?

— Скорее, какая-то форма крепостной зависимости, чем рабство, — задумчиво сказала Цукка. — Надо с Мати проконсультироваться, он историк, должен такие вещи понимать. Кара, значит, я теперь считаюсь твоей дорей? Или дореей?

— Ага, и ты вся работа выполнять, а то я тебя бить, плевать и выгонять! — фыркнула Карина. — Тамша, Цукка — не моя дорея. Она моя… как приемная мать. Она меня воспитывала. Она мой друг, не дорея.

— Не дорея? — Тамша наморщила лоб. — Просто друг? Что такое «приемная мать»? «Приемный отец» знать, «приемная мать» не бывать. Разве женщина может решать за ребенок?

Цукка с Кариной переглянулись.

— Придется просвещать, — резюмировала Цукка. — А то она про нас такое местным расскажет, что потом хоть вешайся.

Они опустились рядом с Тамшей на ее лежанку — Цукка скрестила ноги, а Карина уселась на пятки в своей излюбленной манере.

— Тамша, наша страна совсем не такая, как ваша, — начала Цукка. — У нас женщины имеют те же права, что и мужчины. Они могут воспитывать детей наравне с мужчинами — не просто нос утирать и кормить, а по-настоящему воспитывать. Если ребенок остается без семьи…

Тот же день. Грашград

— А там что за статуя?

Комора взглянул на Кансу взглядом истязаемого мученика. Вся компания нещадно дергала и изводила его глупыми вопросами и желаниями начиная с того момента, как он в три часа дня снова появился в их гостинице. Огромный торговый квартал в центре Грашграда, называющийся Масакаран — «Торговое место» на поллахе, как он пояснил — они исследовали уже пять часов, и гид выглядел замотанным до невозможности. Канса про себя жалела этого довольно симпатичного немолодого дядьку с проседью в густой бороде, вынужденного разрываться между желаниями капризных туристов, но выбора у них не оставалось. Если имелся хотя бы небольшой шанс, что он действительно осведомитель местной службы безопасности, он не должен обращать внимания на мелкие странности, в образ простых туристов не вписывающийся.

Впрочем, данный вопрос для туриста являлся абсолютно естественным. Кажущийся бесконечным Масакаран внезапно оборвался на большой площади, в центре которой били красивые многоструйные фонтаны, треугольником окружающие черный базальтовый постамент. Скульптура изображала две женские фигуры из непонятного камня оливкового цвета. Несмотря на местный запрет на наготу, обе были полностью обнажены. Молодая девушка, присев на корточки, одной рукой тяжело опиралась о землю, и по ее плечу и груди текли тонкие струйки крови, выполненные из какого-то розового материала. Другой рукой она поддерживала голову навзничь лежащей на земле женщины постарше, сжимающей в руке обломок не то сабли, не то кинжала. Из груди лежащей торчало древко стрелы. Лицо девушки оставалось спокойным, но в глазах чувствовалось напряжение. Вокруг грудами валялось сломанное оружие — сабли, дротики, булавы…

— Прямо перед нами, господа и дамы, вы видите памятник двум выдающимся женщинам, навеки вошедшим в историю Граша благодаря своим мужеству и целеустремленности — Тароне и Элизе, — несмотря на измотанность голос гида оставался ровным и звучным. — Возможно, вы слышали про них раньше. Тарона — вошедшая в предания и легенды королева тарсаков, жившая примерно два века назад. Она внесла огромный вклад в объединение до того разрозненных тарсачьих родов, а также нанесла сокрушительное поражение племенам гуланов, утвердив доминирование тарсаков в политике и экономике Граша, сохраняющееся и сегодня. Элиза — ее полулегендарная советница, как считается — северянка, ребенком вывезенная в Граш родителями, спасавшимися от преследования со стороны Церкви Колесованной Звезды. Ее биография точно не известна, и некоторые историки даже полагают ее мифом. По дошедшим до нас преданиям считается, что ее родители в Граше сгинули, она осталась сиротой и в какой-то момент прибилась к тарсачкам, быстро завоевав их уважение и став доверенной спутницей и верной защитницей самой королевы.

— У нас тоже есть героиня по имени Элиза, — сообщила Канса. Статуи потрясли ее своей жизненностью, и на несколько мгновений она забыла про необходимость изображать глупую пустышку. — Она приехала из-за моря, откуда-то из Приморской Империи… вернее, тогда еще не существовало Приморской Империи, просто из какого-то торгового прибрежного города на вашем континенте. Тогда Империя Майно была не очень большой, и Элиза на службе городу Оканаке, в ее состав еще не входившем, много подвигов совершила. У нас про нее кино снимают и книги пишут. А кто из них Элиза?

— Элиза сидит, — пояснил гид. — Кстати, ее имя распространено в Четырех Княжествах, а до того — в Приморской Империи, так что ничего удивительного в совпадении нет. У меня даже есть дальняя родственница, носящая такое имя. Композиция воспроизводит сцену гибели королевы Тароны. В те времена у тарсаков существовал матриархат… да и до сих пор в значительной степени существует, хотя в значительно более мягкой форме. Родовые кланы выбирали королеву, которая правила ими до старости — во всяком случае, отвечала за решение военных и общеполитических вопросов, со своими частными проблемами каждый род разбирался самостоятельно. Королева правила до тех пор, пока оставалась в состоянии сражаться верхом, затем ей выбирали преемницу. Имелся у них, однако, любопытный обычай: одряхлевшая королева кончала жизнь самоубийством или же погибала в поединке со своей наследницей. Видимо, считалось, что смещенная со своего поста правительница станет плести интриги, противодействовать своей преемнице или просто оставаться альтернативным центром власти, каковую проблему тарсаки и предотвращали простым и незамысловатым путем.

— Хорошо бы у нас такой обычай ввести, — проворчал Саматта. — Завести специальный золоченый пистолет и вручать его бывшему Президенту или, скажем, депутатам Ассамблеи, чтобы застрелились не мешкая. Авось всякой сволочи поменьше во власть бы лезло.

— Однако имелся и еще один обычай, редко применяющийся на практике, — проигнорировал реплику Комора. — Любая воительница определенного ранга, начиная с командира такха — небольшого отряда в два-три десятка всадниц, минимальной воинской единицы, имела право вызвать королеву на смертельный поединок. И королева была обязана вызов принять и победить, чтобы доказать свою способность вести армию в бой. Такое случалось нечасто, поскольку для вызова должна иметься веская причина. Поскольку у Тароны имелось много политических противников, однажды ее на такой поединок и вызвали. Судя по легенде, ее, выдающуюся воительницу, не сумели победить в честном бою и убили предательски, стрелой, издалека. Однако убийцы просчитались, оценивая последствия, и после смерти Тароны ее место, пусть и ненадолго, фактически заняла Элиза, опирающаяся на поддержку большинства матерей-прародительниц родовых кланов. В соответствие с той же легендой Элизу также предательски убили несколько лет спустя ударом в спину. Но до того она смогла установить довольно прочный мир с Четырьмя Княжествами, с которыми Граш находился в состоянии перманентно тлеющей войны. Основываясь на ее идеях, новая королева тарсаков в конечном итоге сформировала наш современный политический строй. Поэтому Тарона и Элиза считаются нашими национальными героинями.

— Глупая сказка! — спесиво проговорил Дентор. — Все подобные россказни, когда копнешь поглубже, ничего с реальностью не имеют. Две глупые бабы — что они могут сделать? Четыре Княжества потому вас и били все время, что вы баб много слушаете.

— Не советую повторять твои слова в присутствии тарсаков, господин. Особенно — тарсачек, — нахмурился гид. — Плохо кончится. За такое могут избить, а то и убить, и не посмотрят, что вы туристы из другой страны.

— Ну ладно, ладно, не пугай, — буркнул Дентор, демонстративно отворачиваясь от памятника. — А что они голые? У вас же здесь обычаи варварские, запрещено голыми ходить, ты сам говорил.

— У нас в стране много разных обычаев, — Комора отчетливо скрипнул зубами, но от прочих проявлений эмоций удержался. — Тарсачки в те времена на ритуальных поединках сражались полностью обнаженными, чтобы исключить сокрытие на теле дополнительного оружия наподобие потайных кинжалов и отравленных шипов, что и отражает данная композиция. Да и сегодня у тарсаков вполне допускается нагота в семейном кругу. Но другие народы нашей страны придерживаются иных точек зрения, и на публике обнажаться запрещено.

— Я и говорю — варвары, — резюмировал Дентор. — Я слышал, у вас даже бани раздельные, чтобы мужики на женщин во время мытья не бросались. Цивилизованные люди себя умеют вести вежливо в любой ситуации, а варварам приходится запреты вводить. Ладно, господин Комора, что там у нас дальше в программе?

— Надоело мне по магазинам шляться и на тряпки с картинками смотреть, — заявил Саматта прежде, чем гид успел что-то сказать. — Я в гостиницу вернусь. Там, кажется, бар неплохой, расслаблюсь чуток.

На лице гида отчетливо читалось, что он думает о туристах, приезжающих за тридевять земель только для того, чтобы зависнуть в баре, но и на сей раз он сдержался. Саматта почувствовал к нему уважение — он сам бы точно взорвался еще час назад. Или два. И уж совершенно точно — после выходки Дентора. Наверное, после того, когда они вытащат Карину и Цукку, следует найти его и извиниться за все их безобразия. Может, даже доплатить за вредность…

— Хорошо, господин Саматта, — кивнул гид. — Ты можешь взять такси, и уже через десять минут окажешься в гостинице. Напоминаю, что она называется «Живительный фонтан», любой таксист ее знает.

— Вот еще! — отмахнулся Саматта. — Пешком пройдусь, авось и здесь какой-нибудь бар пригляжу. Обратно через Маска… Маса… в общем, через торговый квартал пройду, а там налево и почти дома.

— Хорошо, господин. Но только, пожалуйста, не ходи в другие места в одиночку. Приезжему в городе легко заблудиться, планировка у нас… не слишком очевидная, а кое-где одинокого туриста вполне могут попытаться ограбить.

— Меня, что ли, ограбить? — Саматта глупо ухмыльнулся и демонстративно пощупал свой бицепс. Затем он нанес несколько неуклюжих размашистых ударов кулаками (в реальной драке не способными зацепить и трехлетнего младенца) и неловко пнул воздух, потеряв равновесие и чуть было не шлепнувшись на задницу. В завершение пантомимы поиграв мускулами под замученно-терпеливым взглядом гида, он подмигнул ему, повернулся и вразвалочку пошел по улице, оставив Комору в компании Палека, Кансы, Дентора и Яны.

Впрочем, пару десятков саженей спустя, когда, по его расчетам, уличная толпа скрыла его от глаз компании, ленивая расслабленность мгновенно с него слетела. Нырнув в примеченный магазин одежды, обещающий немыслимые скидки и совершенно аутентичную национальную одежду, за бешеные даже по меркам Катонии деньги он купил балахон, называемый в местных краях хантэном (или халтоном: здесь Саматта путался, хотя точно помнил, что одно из них — безрукавный короткий верхний халат, а другое — бесформенное балахонистое одеяние до пят) и мужской головной убор в виде прикрепленного к кольцу платка, скрывающего волосы и уши. Сверток он взял с собой и, прихватив для комплекта противосолнечные очки (с линзами из дешевой черной пластмассы, но за такую цену, словно со стеклами-хамелеонами), вышел из магазина. Сразу же он нырнул в ближайший торговый центр — стеклянно-хромированное здание высотой в двадцать этажей — и в кабинке туалета почти мгновенно превратился в субъекта, неотличимого от аборигена. Возможно, кожа оставалась светловата, но в пределах местной среднестатистической нормы, тип лица примерно соответствовал тому, что наблюдался у бериутов, а слишком светлые серые глаза надежно скрыли темные очки. Акцент, с которым местные жители говорили на общем, он воспроизводил достаточно уверенно.

Проконсультировавшись со списком покупок в пелефоне — того, что они с Дентором так и не рискнули тащить через грашскую таможню во избежание лишних подозрений, он решил начать с аптек — антибиотики, противопоносные средства, таблетки для очистки воды и все в том же духе. Параллельно можно заняться ножами, флягами, термосами, сигнальными ракетами и прочим скарбом средней степени подозрительности. Рации и запасные батареи можно оставить на потом — в предположении, что здесь можно найти хорошие и надежные армейские модели, а не только дешевый хлам, забивавший полки магазинов электротоваров. И еще позарез нужно найти зарядные устройства, работающие от солнечных батарей. В крайнем случае, конечно, без раций можно и обойтись, полагаясь на свои способности к дальней связи без дополнительной техники, но тогда Канса и, главное, Дентор могут в любой момент остаться вне контакта. А если Кансу за пределами Грашграда Саматта твердо вознамерился ни на шаг не отпускать от себя, то Дентору временами, возможно, придется действовать в одиночку. Ну, и оружие. Но его следует оставить до самого последнего момента. Если рации и ножи в номере можно объяснить глупостью спесивых туристов, то гранаты и автоматическое оружие — вряд ли.

С ножами он закончил быстро. В том же самом торговом центре, проигнорировав роскошные витрины с расфуфыренными «традиционными» клинками из дрянного железа, он, стараясь поменьше говорить, купил несколько хороших обоюдоострых охотничьих ножей — невзрачных, но с рукоятями, оплетенными шершавой кожей, и с бритвенно-острыми лезвиями серой оружейной стали. Вдобавок продавец, распознав знатока, вынул из дальнего ящика пару настоящих десантных ножей-стропорезов, из тех, какими оснащались диверсанты спецчастей армии ЧК — с могучей пружиной в рукояти, способной не только выщелкнуть лезвие по нажатию кнопки, но и — со снятым предохранителем — метнуть его на десяток саженей. Взяв ножи — цена оказалась высокой, но не чрезмерной — и добавив к ним шесть хороших плоских фляг, Саматта расплатился наличными и покинул скобяной отдел.

Теперь аптека. Сложив приобретенное в небольшой рюкзак, купленный тут же, он вышел из торгового центра — искать аптеку в нем он не рискнул, чтобы случайно не привлечь к себе внимание — и спорым шагом пошел по улице, вглядываясь в отходящие от нее узкие переулки. В одном из них где-то неподалеку он совершенно определенно видел виноградную гроздь — символ, которым в Граше помечались аптеки. Он сильно сомневался, что там удастся найти средства для очистки воды, но попытаться стоило. Возможно, какой-нибудь аптекарь если и не продаст сам, то подскажет, где найти. С учетом тяжелого положения с питьевой водой на большей части территории страны такой запрос вряд ли окажется из ряда вон выходящим. А уж антибиотики, бинты, средства от поноса и тому подобное точно должно присутствовать в изобилии.

Виноградная гроздь в переулке саженях в десяти от главной улицы и в самом деле обнаружилась быстро. Но добраться до нее он не успел. Через несколько секунд после того, как он свернул в переулок, позади раздались легкие торопливые шаги, и его настойчиво подергали за рукав.

— Момбацу сан! — прозвучал мелодичный женский голос. — Ты не хочешь… развлечься?

Саматта обернулся. Прямо перед ним стояла женщина в бесстыдно, по местным меркам, открытом платье: средних размеров вырезы на груди и талии обнажают смуглую гладкую кожу, подол едва скрывает колени, а ткань казалась полупрозрачной. Ее волосы покрывала простая белая ареска, а верхнюю часть лица скрывала густая белая вуаль.

— Развлечься? — повторила женщина. — Совсем недорого, момбацу сан.

— Спасибо, госпожа, не желаю, — немного резче, чем следовало, ответил Саматта. Вот только местных проституток ему не хватало для полного набора впечатлений!

— А по-моему, желаешь, — вкрадчиво проговорила женщина. — Совершенно точно желаешь, только не знаешь о том.

— Я уже сказал, госпожа…

— И если ты и дальше собираешься изображать из себя аборигена, господин Саматта Касарий, то тебе стоит запомнить и местное обращение к женщине. Не госпожа, а сама.

— Кто ты? Откуда ты меня знаешь? — Саматта напрягся, быстро окидывая улицу настороженным взглядом. Она одна? Или есть еще кто-то, кого он не видит? Народу немного, но среди тех, кто есть, вполне могут скрываться ее сообщники. Глаза Великого Скотовода? Или кто-то еще?

— Знаю, господин Саматта, — усмехнулась женщина. — Вживую мы встречались всего однажды, но последние несколько дней мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь.

Она отбросила назад вуаль, и Саматта несколько секунд рассматривал ее странно знакомое лицо. Потом он вздрогнул от внезапного узнавания.

— Госпожа Тарона Рысь… — медленно проговорил он. — Служба Внешней Разведки ЧК. Как же, помню. Мы встречались в пятидесятом… или в сорок девятом?.. в Масарии, правда, недолго — всего минут пятнадцать. Странно — менее получаса назад я смотрел на памятник женщине, носившей то же самое имя. Возможно, мне лучше называть тебя «госпожа баронесса»?

— Если ты собираешься строго следовать этикету, то простолюдину вроде тебя положено обращаться к баронессе «дама Рысь», — шпионка очаровательно улыбнулась. — Однако в память старой встречи можешь обращаться ко мне просто «Тарона». В моем роду есть тарсаки, и мать уверяла, что я по прямой линии потомок той самой королевы. В честь ее меня и назвали. Так что, большой и сильный господин из-за моря, ты все еще полагаешь, что не хочешь поразвлечься?

— Чего ты хочешь?

— Сразу к делу? — прищурилась Тарона. — Что, прямо здесь, на улице?

— У тебя есть тихое место на примете?

— У меня есть целая наемная квартира. Десять минут ходу отсюда — если не отстанешь. Ну так что?

Саматта поколебался. Если она заманивает его в ловушку… С другой стороны, какой смысл СВР устраивать ему западню в Граше? Тайно вывезти его отсюда в ЧК практически невозможно, допросить на скорую руку его уже однажды попробовали, а ликвидировать проще другими способами. Подвоха он не ждал и вовремя среагировать на наемного убийцу с пистолетом не сумел бы.

— Веди, — коротко сказал он.

— Замечательно! — Тарона снова опустила вуаль на глаза. — Пойдем дворами и переулками. Держись за мной.

Она прошла мимо Саматты и тут же свернула в какую-то узкую мрачную подворотню. Саматта слегка пожал плечами и последовал за ней.

До квартиры в мрачном пустынном квартале далеко от ухоженной центральной улицы они добрались не за десять минут и даже не за пятнадцать. Четверть часа они быстро шли между кирпичных многоэтажных домов и грязных помоек, провожаемые недобрыми взглядами редких прохожих. Наконец Тарона остановилась и указала на неухоженный подъезд.

— Пришли, — коротко сказала она, набирая код на древнем кнопочном замке. — Третий этаж.

— Хорошее место для явочной квартиры… — пробормотал Саматта, озираясь. Несмотря на жаркий солнечный вечер, пыльный двор с несколькими чахлыми деревцами выглядел уныло и неприветливо. В дальнем углу двора несколько молодых людей в грязной оборванной одежде с нехорошим интересом присматривались к ним обоим.

— Дурацкое место! — отрезала шпионка, с усилием открывая тяжелую дверь. — Каждый посторонний на виду. Дорогу можешь не запоминать — одноразовая точка, квартира снята на сутки, к ночи мы отсюда исчезнем навсегда. Ты заходить намереваешься или нет?

Дверь в однокомнатную квартиру, выходящая на пахнущую мочой лестничную клетку, оказалась обшарпанной и изрисованной неприличными рисунками. Внутри квартира, однако, выглядела на удивление прилично: бумажные, но новые обои на стенах и потолке, навощенный линолеум на полу, простая, но удобная мебель в крохотной кухоньке и в единственной комнате. Войдя в комнату вслед за Тароной, Саматта открыл было рот, но неожиданно замер на месте — со стула, невидимого от входа, им навстречу поднялась новая фигура, и принадлежала она женщине, которая не раз являлась ему в неспокойных сновидениях, хотя и встречались они лишь однажды в жизни.

Сердце Саматты забилось гулко и часто, но голова прояснилась, как всегда случалось с ним в бою. Все-таки предательство? Или нет? Что ОНА здесь делает? Он уронил на пол глухо звякнувший рюкзак и перетек в боевую стойку: чуть сгорбленное тело полуразвернуто левым плечом вперед, напружиненные ноги согнуты в коленях, тяжесть на левой ноге, левая рука прикрывает корпус, в то время как правая готова нанести сокрушительный удар… Бессмысленно. Все бессмысленно. Он даже не успеет заметить, как она атакует. Ей даже не нужен гиперметаболизм — он в радиусе прямой досягаемости ее манипуляторов!

— Мир! — Ольга подняла руки ладонями вперед. — Господин Касарий, я не причиню тебе вреда. Мы союзники, хотя ты о том пока не подозреваешь.

Несмотря на невзрачную фигуру — широкоплечую и плотную, если не сказать кряжистую, и заурядное лицо у личного телохранителя Стораса Медведя оказалось приятное грудное контральто. Помедлив, Саматта вздохнул и расслабился. Если бы она намеревалась атаковать, то уже сделала бы с ним все, что заблагорассудится. Не следует выставлять себя большим дураком, чем он есть.

— Госпожа Ольга, — почти спокойно произнес он. — Не уверен, что рад встрече, но я услышал твои слова. Прости, в предыдущий раз я не разобрал твою фамилию.

— Не думаю, что ты ее вообще слышал, господин Касарий. Я не виню тебя — обстоятельства сложились не самым приятным для тебя образом. Я вайс-баронесса Ольга Лесной Дождь.

— Ты тоже дворянка? Тогда, госпожа, вероятно я должен обращаться к тебе в соответствии с этикетом?

— Формально — да, — невозмутимо сказала Тарона. — Однако, господин Саматта, мы не в Княжествах, а ты не дипломат. Обычного обращения вполне достаточно.

Она вопросительно взглянула на Ольгу, и та чуть склонила голову.

— Я подежурю у двери, — сообщила она Саматте. — С той стороны. Если что, кричите, я услышу.

— Да, госпожа Лесной Дождь, — кивнул тот в ответ, озадаченно оглянувшись на Тарону. В глазах баронессы играли непонятные искорки. Ольга прошла мимо них и вышла из квартиры, плотно прикрыв за собой дверь.

— Итак, господин Саматта, теперь мы можем обсудить наши дела, — Тарона подошла к мужчине вплотную и ноготками прикоснулась к его груди. Он вдохнул запах ее духов, терпкий и сладковатый, и почувствовал, как у него слегка закружилась голова. — Но сначала следует обсудить мою цену.

— Цену чего? — Саматта почувствовал, как внутри начинает нарастать возбуждение, вызванное близостью красивой женщины и духами, наверняка содержащими мускус. — Ты собиралась обсудить со мной какие-то дела?

— Я такого пока не говорила, господин Саматта, — пальчики Тароны переместились с груди на бицепс и медленно двинулись вниз по руке. — Но вообще-то да, намеревалась. После того, как придем к соглашению.

— А именно? — Саматта взял женщину за кисть и зажал ее осторожной, но железной хваткой.

— Я хочу предложить помощь. Я знаю, зачем здесь ты и твоя семья. Не надо так вздрагивать. Служба Внешней Разведки действует по запросу вашей Службы Общественной Безопасности. Совершенно неофициально, разумеется, но с ведома господина Стораса Медведя и лично Верховного Князя. СОБ даже любезно сообщила нам дату, время и рейс вашего прибытия, а также название гостиницы.

— Я впечатлен, хотя у меня появилось желание вернуться домой и оторвать пару голов, — нахмурился Саматта. — Интересно, кого СОБ еще привлекла к делу? Местную Караванную Охрану, например?

— Насчет местных не знаю, — покачала головой Тарона. — Мы их точно не информировали и информировать не намерены. Однако же, господин Саматта, хотелось бы обсудить цену помощи.

— Торговли не выйдет. Я не намерен работать на вашу СВР или любую иную аналогичную службу, в Катонии или за ее пределами. Не намерен расплачиваться также и информацией. Деньги же вас не интересуют почти наверняка. Боюсь, госпожа Рысь, ты зря потратила…

— Речь не о Службе, — перебила его баронесса. — Я говорю о том, чего хочу я лично.

— И как твои желания согласуются с приказами Великого Князя? Как ты поступишь, если я откажусь платить?

— А ты откажешься? — Тарона качнулась вперед и приникла к нему всем телом, и Саматта почувствовал, что контролировать свое возбуждение ему становится все сложнее. — Господин Саматта, я могу оказать помощь из-за полученных приказов, а могу — исходя из личной склонности. Что окажется полезней — решай сам. Но я не потребую многого. Я не раз слышала, что восточные мужчины невероятно хороши в постели. К сожалению, из-за тебя мне пришлось покидать Катонию в некоторой спешке, и я так не успела проверить сама. Мне кажется, что ты просто обязан компенсировать мне такое досадное упущение. — Ее голос опустился до вкрадчивого шепота. — Я ведь знаю, милый Мати, что нравлюсь тебе. Недаром аналитики для той операции выбрали именно меня. А ты нравишься мне. Я хочу тебя — прямо здесь и сейчас, потом что другого шанса у нас наверняка не появится. Неужели я запрашиваю слишком высокую цену?

Саматта выпустил ее руку, взял за плечи, слегка отстранил и заглянул ей в глаза, подернутые легкой поволокой. Ее губы полураскрылись, и она выжидающе, но в то же время с веселым огоньком во взгляде взглянула на него. Ну что же, если она и впрямь настроена поиграть в такие игры, то почему бы и нет? Он мысленно прикинул время. Не так много осталось, но какой-то запас есть.

— Боюсь, что разочарую тебя, госпожа Рысь…

— Тарона…

— Я разочарую тебя, Тарона. Легенды — лишь легенды, а я никогда не считал себя чемпионом в таком спорте. Но любопытство твое удовлетворить попытаюсь.

Он склонился к женщине и заключил ее в объятия.

…Примерно полчаса спустя Тарона в изнеможении откинулась на подушку.

— Ну и как? — осведомился Саматта, размеренно дыша, чтобы успокоить дыхание. Все-таки годы потихоньку берут свое… — Удовлетворил я твое любопытство?

— Вполне, — мурлыкнула баронесса, приподнимаясь на локте и заглядывая ему в лицо. — У меня имеется не так много образцов для сравнения, но, я бы сказала, ты вполне на уровне. Скажи, а твоя жена тоже остается довольна?

— Вслух не жалуется, — Саматта безразлично приподнял бровь. — Я так понимаю, развлекательная часть встречи закончилась, и мы перешли к делу? Если хочешь, я могу вернуться к «госпоже Рыси». Или даже «даме Рыси».

— Что? — баронесса непонимающе взглянула на него. — А… Мати, ты полагаешь, что я намерена тебя шантажировать нашей сегодняшней встречей?

— А разве в комнате не установлена видеокамера?

— Я похожа на режиссера порнофильма? — поморщилась Тарона. — Да еще и с собой в главной роли? Мати, у меня и в мыслях ничего такого не имелось, честное слово. Может, кого другого я бы и попыталась подцепить на крючок, но не тебя. Я же читала «Черный квадрат». Я просто… здесь чисто женское любопытство. Тебе, мужику, не понять.

— Ты допущена к «Камигами»? — удивился Саматта. — В смысле, к «Черному квадрату»? Однако же доверяет тебе начальство, ничего не скажешь. Видишь ли, меня бессмысленно шантажировать любовными интрижками на стороне. Знаешь, как назвала меня Цу, когда в тот раз я ей сообщил, что не намеревался с тобой спать, даже если позволил бы тебе проникнуть в дом?

— И как же?

— Ослом. Или дубиной. Или как-то в таком духе, не помню уже за давностью. У нее взгляды простые: если очень хочется, то лучше поддаться искушению, чем позволить ему сломать тебя. Я не любитель ходок на сторону, но и у меня, и у Цу имелись такие приключения, и мы оба о них прекрасно осведомлены.

Пару минут Тарона молчала, внимательно изучая его лицо. Саматта отвечал ей безмятежным взглядом. Его рука поднялась, чтобы погладить ее по бедру, и женщина, тихо заурчав, поддалась ласке. Она перевернулась на живот и положила подбородок на свою ладонь на груди Саматты.

— У вас нет детей, вы изменяете друг другу — и все-таки ты отправился на другой край земли, чтобы спасти ее? — с интересом спросила она. — Ты так любишь свою жену несмотря ни на что?

— Тарона, — Саматта пошевелился, устраиваясь поудобнее. Он забросил свою руку ей на спину и пробежался пальцем по позвонкам от шеи до ягодиц. Баронесса слегка выгнулась и мурлыкнула, словно кошка. — Я понимаю, что в ваших краях отношение к сексу довольно… напряженное. Вы обставляете его громоздкими ритуалами, тщательно скрываете от посторонних и вообще относитесь к нему как к посещению туалета: необходимо, иногда приятно, но жутко стыдно. В Княжествах, помнится, секс вне брака официально наказуем, уж и не знаю, как в реальной жизни. Скажи, а ты сама не испытываешь стыда за то, чем мы сейчас занимаемся? Я женат, ты… у тебя муж есть? Или официальный любовник?.. нет, у вас, кажется, такого понятия вообще нет.

— Я замужем, — преувеличенно ровно произнесла Тарона. — Но я служу Родине. И мой муж… понимает, что от меня может потребоваться разное. В том числе — и секс на стороне. Я не проститутка, если ты это имеешь в виду.

— Проститутка?.. А, понимаю. Госпожа баронесса, для шпионки ты непростительно плохо знаешь страну, по которой работаешь. У нас проститутка — просто такая профессия. Тяжелая, малопрестижная, не всегда приятная и не слишком хорошо оплачиваемая, но всего лишь профессия, в которой никто не видит ничего позорного. Вроде тренера по лечебной физкультуре. У проституток есть свои профсоюзы, они платят налоги и имеют социальные гарантии, как и все остальные. У нас есть нехорошие слова для женщин и мужчин, неразборчиво прыгающих из постели в постель — «общественный сортир», например, или «кролик». Но термин «проститутка» к ним не относится. И все таки ты не ответила на вопрос. Ты испытываешь стыд за то, что мы с тобой переспали?

— Я делаю то, что требуется моей стране, — голос Тароны оставался все таким же ровным, но в нем явно проскользнули напряженные нотки.

— Ты же вроде бы говорила, что испытываешь ко мне чисто личный интерес? — усмехнулся Саматта.

— Все вы, мужики, одинаковы! — с досадой проговорила шпионка, отстраняясь. — Все-то вам до последней нотки выяснить хочется! Разве одно другое исключает?

— Так у нас, мужиков, самооценка сильно зависит от мотивации женщины, — улыбка Саматты стала шире. — Если ты из личного интереса меня соблазнила — одно, если по служебной надобности — совсем другое. Однако же, — он посерьезнел, — раз ты упорно не отвечаешь на вопрос, не надо иметь диплом психоаналитика, чтобы понять — тебя произошедшее напрягает. Тарона, я обещаю, что никому не скажу о нашей встрече, кроме Цукки — она имеет право знать. Но у нас не принято сплетничать о таких вещах. Если только ты сама не станешь рассказывать, не узнает больше никто.

— Ну спасибо, благородный кавалер, — Тарона изобразила саркастическую ухмылку, но в глубине ее взгляда проскользнула искра признательности. — Однако же ты и сам на вопрос не ответил. Ты любишь жену?

— Она — надежный друг. Она не предаст и всегда подставит плечо в трудную минуту. Она поймет и поддержит тебя, когда необходимо — и точно тем же я являюсь для нее. Тарона, семья — куда больше, чем секс. Куда больше, чем брачный контракт и имущественные отношения. Семья — прежде всего взаимопонимание между двумя людьми. Или больше, чем двумя. У нас уже довольно давно есть формы брачных контрактов, позволяющие жить одной семьей двум мужчинам и женщине. Или двум женщинам и мужчине. Они все еще редкость, но все-таки есть, и чем дальше, тем больше. Возможно, появятся и другие типы семей — из трех, четырех, пяти партнеров. Наш институт семьи в первую очередь защищает интересы детей, а впятером воспитывать пятерых детей куда проще, чем двоих — вдвоем. Но мы с Цу — классическая пара. Не знаю, любовь или нет, но я нужен ей, а она нужна мне. И я, если потребуется, умру, чтобы ее спасти. Я на твой вопрос ответил?

— Думаю, да, — Тарона задумчиво провела пальцем по его плечу. — С вами все ясно. Только вот что произойдет с семьей из двух мужей, если из нее уйдет жена? Кому-то из них придется менять ориентацию?

— Ну, если захочется. Но вообще-то их задача в такой ситуации — продолжить о детях заботиться, не трахаться. Возможно, другую жену найдут. Или двух. Или полный развод оформят. Не знаю, не задумывался, я не юрист и не психолог.

— В общем, бардак полный, — резюмировала Тарона. — Нет уж, мне и одного мужа хватает, чтобы еще и второго заводить. Мати, но если вы с госпожой Цуккой так относитесь друг к другу, почему у вас своих детей нет? Потому что воспитывали чужих?

— Извини, но здесь я позволю себе изобразить пресс-секретаря Президента и заявить, что комментариев не имеется, — сухо откликнулся Саматта. — Тарона, если ты удовлетворила свое любопытство во всех смыслах, возможно, мы оденемся, позовем с лестницы госпожу Ольгу и перейдем к делу? Кстати, ты не боишься, что она станет о тебе болтать?

— Она в курсе, что я намеревалась сделать. Ее же саму такие мелочи не интересуют. Она… весьма целеустремленна и на посторонние детали не отвлекается. Но она сейчас в обсуждении участвовать не станет. У нее другая задача. Ну, к делу так к делу. Вы уже знаете, куда направляетесь?

— Еще нет. Нам требуется некоторое время на подготовку — чтобы купить вещи, которые я не рискнул тащить через таможню и найти проводника. СОБ по имеющимся ориентирам должна выяснить, где держат Цу и Кару. Думаю, сегодня они пришлют подходящие варианты, и надеюсь, что выбор окажется однозначным.

— Откуда у вас ориентиры? — быстро спросила Тарона.

Саматта посмотрел на нее, прикидывая, потом слегка пожал плечами.

— Мы же из «Черного квадрата», помнишь? У нас есть… дополнительные способности. Наша семья может переговариваться между собой на любом расстоянии — по крайней мере, в рамках нашей планеты — без дополнительных технических средств. Они сообщили, что находятся где-то возле Шураллаха, ближе к югу материка, возле дымящегося вулкана с раздвоенной вершиной. Деревушка называется Мумма, гора — Аллахаман. Рядом — горная речушка под названием Зума. Пока что все, но, возможно, они смогут добыть более точную информацию.

— Хотела бы я оказаться близкой подружкой Сущности. Может, она и мне бы подарила что-нибудь полезное. Так… — Тарона наморщила лоб, соображая. — Здесь мы помочь сможем. Я отправлю запрос в центр. У нас по Сураграшу материалов куда больше, наверняка мы сумеем разыскать место быстрее вашей СОБ. Мати, теперь вот что. Я могу обеспечить вас снаряжением — не оружием, но полевыми аптечками, местным армейским сухим пайком, полезной техникой наподобие полевых раций и приборов ночного видения и так далее. Прямо сейчас я хочу получить от тебя список необходимого. Но самое главное — я могу проработать для тебя схему транзита к нужному месту. По крайней мере, в цивилизованных краях. Самолет в здешних краях не слишком распространен, регулярное авиасообщение с западными городами отсутствует, так что основной путь придется проделать на автомобиле. Я могу добыть хороший, надежный джип, а также удостоверения личности — они вам пригодятся, если вы действительно намерены маскироваться под местных. Когда мы расстанемся, не пытайся связаться со мной самостоятельно — у меня хотя и есть дипломатический иммунитет, но лучше все-таки не светиться. Сейчас нам меньше всего нужен очередной международный скандал. Я сама найду кого-нибудь из вас завтра.

— И чего вы потребуете взамен? — недоверчиво спросил Саматта.

— Не слишком многого. Только одного, собственно: Ольга отправится с вами.

— Что?! — от изумления Саматта даже повысил голос.

— Ольга отправится с вами. Она — ваш охранник. Она несколько раз бывала в Граше, прошла курсы подготовки полевых агентов, говорит на поллахе, тарси и кленге, что наверняка потребуется в дальних грашских провинциях и в Сураграше, а также обеспечена средствами спутниковой связи, которая вряд ли окажется лишней.

— У нас и так слишком большая группа, — покачал головой Саматта. — Прости, но такое предложение…

— Неожиданное, я понимаю. Но данное условие не обсуждается. Если вы хотите получить нашу помощь, вы должны согласиться. Я не требую окончательного ответа сейчас. Можешь подумать до завтра.

— Я обсужу вопрос с нашими. Надеюсь, ты обратила внимание на нашего гида? На тот случай, если он осведомитель ГВС, постарайся не попадаться ему на глаза.

— Как и минимум половина местных профессиональных гидов, он на самом деле осведомитель ГВС, — пожала плечами Тарона. — Я проверила по своим источникам, как только увидела его сегодня утром в вашей компании. Нам прямо и косвенно известно о трех инцидентах с его участием. Поаккуратнее с ним.

— Спасибо за предупреждение. Но я хочу услышать от тебя ответ на простой вопрос: с какой стати Служба Внешней Разведки решила помочь нам? Я не верю в бескорыстие. Только не надо рассказывать о запросе из СОБ — вы друг другу с большой радостью подгадите при первой возможности. В чем ваш интерес?

— В том, чтобы помочь вам, — Тарона спокойно встретила испытующий взгляд Саматты. — Если хочешь, я повторю свои слова в присутствии твоей воспитанницы-эмпата. Мы не откажемся набрать очки в глазах Сущностей, если такое возможно. Мы не возражали бы заручиться вашей благосклонностью — не в смысле вербовки, разумеется, но всегда остается возможность сотрудничества в… нейтральных областях. И, кроме того, мы надеемся дестабилизировать обстановку среди кланов Дракона. Если нам удастся убрать Шая ах-Велеконга, одно такое окупит все затраты.

— Убрать Шая ах-Велеконга? — медленно повторил Саматта. — Значит, Ольга — убийца?

— Она выполняет специальное задание. Ее задача — обеспечить вашу охрану, защиту госпожи Карины в частности, и по возможности ликвидировать Шая. Да, она убийца, если тебе угодно определить ее таким образом. Мати, ты вообще подумал, что произойдет, если вы лицом к лицу столкнетесь с Шаем? У него первая категория, гиперметаболизм, и он с малолетства учился убивать — с помощью и своих способностей, и обычного оружия. Он уничтожит вас. Ни у кого из вас нет ни одного шанса сойтись с ним в бою и выжить — даже у госпожи Яны и госпожи Карины с их возможностями. А Ольга с ним справится. У нее не просто первая категория — у нее гиперметаболизм и объемный сканер, и она превосходно натренирована использовать в бою все свои способности. Она как минимум не уступит Шаю в драке. Если она не достанет его сама, то даст возможность хорошо прицелиться тебе.

— Мы не намерены устраивать войну с Шаем. Что, если мы не столкнемся с ним?

— Тогда Ольга просто обеспечит вашу эвакуацию. Либо в Грашград, либо на территорию Четырех Княжеств, смотря что окажется более адекватным. Достать Шая — задача важная, но побочная. Возможно, даже просто бегство пленниц окажется достаточно сильным ударом по его репутации, чтобы клан заменил его кем-нибудь иным. Но лучше было бы, конечно, его убрать — он потенциально сильный лидер, именно такой, какого ни в коем случае нельзя допускать к власти. У нас есть по нему некоторые материалы, и нам чрезвычайно не нравится мысль, что такой, как он, является Головой клана. Но если вы с ним не встретитесь, повторяю, Ольга просто обеспечит вашу эвакуацию.

— Эвакуация на территорию ЧК? — Саматта задумчиво потер подбородок. — Не могу сказать, что горю желанием снова встретиться с господином Медведем.

— Зато господин Медведь очень хотел бы встретиться с госпожой Кариной. У него есть сын. Ему тридцать два года. Три года назад он попал в автокатастрофу и повредил позвоночник. Сейчас он парализован ниже пояса и живет в инвалидной коляске. Врачи утверждают, что теоретически есть шанс вернуть ему подвижность, если провести какую-то невероятно сложную операцию на спинном мозге. Но на практике никто за нее не берется. Я не врач, о деталях не осведомлена, но господин Медведь очень любит сына. Возможно, эта причина — главная.

Тарона заглянула в глаза Саматты.

— Мати, а еще я дворянка, не забывай. А дворяне в Четырех Княжествах имеют определенные привилегии. В частности — предоставлять убежище любому, кроме родственников первого и второго круга, кому посчитают нужным. От кого угодно убежище, в том числе от Верховного Князя, и преодолеть его можно только особым постановлением Верховного суда. От себя лично я обещаю, что если вы попадете в Княжества, я гарантирую вам такое убежище. И я, снова повторяю, готова повторить свои слова перед госпожой Яной. Такие гарантии тебя устроят?

— Яни не богиня, — хмыкнул Саматта. — Ее, как и любой детектор лжи, можно обмануть, если заставить себя искренне поверить в свои слова. Такое даже мне удается. Как сотрудница СВР ты наверняка обучена подобным трюкам, так что экзаменовать тебя бессмысленно. Но, — он поднял ладонь, останавливая Тарону, — я тебе верю. Хотя бы потому, что в случае эвакуации в ЧК мы уведомим наши контакты в СОБ, так что грязная игра закончится крупным международным скандалом, в котором ЧК вряд ли заинтересованы.

— Хорошо. Мати, так ты примешь помощь? Наши расчеты показывают, что без нее ваши шансы на успех близки к нулю. Вы даже до границы с Сураграшем не доберетесь, ГВС вас спалят задолго до того. Пожалуйста?

— Я же сказал — я должен поговорить со своими. Хотя я лично, по здравому размышлению, предпочел бы иметь госпожу Ольгу на своей стороне. Я очень надеюсь, что нам удастся обойтись без шума, но на практике планы обычно склонны идти прахом. Я дам окончательный ответ завтра вечером, в районе восьми. Мы постараемся избавиться от гида. Или, во всяком случае, кто-то из нас окажется за пределами его видимости и среди большого скопления народа.

— Хорошо, — Тарона провела ладонью по его груди, животу, скользнула ниже. — Ну, а пока ты обдумываешь список нужного снаряжения, который мне нужно знать сейчас — не забыл? — мы сможем устроить еще один сеанс… лечебной физкультуры. Мне кажется, ты вполне к нему готов.

— Готов, — согласился Саматта, привлекая женщину к себе. — Но только к одному и не слишком длинному.

— Тебя не устраивает моя квалификация… тренера?

— Вполне устраивает, — Саматта опрокинул Тарону на спину и начал ласкать напрягшийся сосок. — Но наши вернутся в отель не позже, чем через час или полтора. А мне еще нужно купить где-нибудь бутылку и изобразить из себя наклюкавшегося алкоголика.

— Думаю, получаса нам вполне хватит.

Тарона игриво улыбнулась и припала к его губам.

22.04.858, перидень. Грашград

— Они задерживаются.

Дентор слегка подвинулся, чтобы уйти из полосы хотя и вечернего, но все еще жаркого солнца, опускающегося к далекому горизонту, и отпил из высокого бокала глоток местного лимонада — кислого и освежающего даже в теплом состоянии. Его лицо в тени капюшона хантэна оставалась бесстрастным.

— Да. Уже на пятнадцать минут. Мати передал, что они застряли в пробке на выезде из города. Как пробьются — сообщит, — Палек нервно побарабанил пальцами по столу. Они с Кансой, одетые в кубалы со слегка распущенными сейчас лицевыми тесемками сидели, как и полагается примерным женам, напротив «мужа». Со стороны они выглядели типичной семейкой сапсапов, отдыхающей на веранде загородного ресторана — по крайней мере, Дентор искренне на то надеялся. Место, как и обещала Тарона, оказалось довольно многолюдным — не настолько, чтобы сражаться за места и приглушать голоса во время разговора, но достаточно, чтобы замотанные официанты не обращали особого внимания ни на них самих, ни на то, что мнимый сапсап общается с женами на общем. Замечательно — не хватало только, чтобы с ними еще и заговорили на фаттахе…

Дентор еще раз прокрутил в памяти цепочку ухода, запроектированную совместно Ольгой и Саматтой. Накануне вечером закапризничавшая Яна, а с ее подачи также Канса и Саматта, закатили в отеле тщательно спланированный скандал. В присутствии сначала одной, потом трех горничных, а затем еще и управляющего смены они в течение часа излагали, как страшно им надоели скверная кухня отеля, где не умеют готовить ни одного нормального блюда, дурацкие обои в номерах, постоянная жара, жулики в магазинах, отсутствие рыбалки и так далее. Директор смены, вынужденный выслушивать две женские истерики и одно злобное мужское ворчание, в конечном итоге дошел до белого каления, и когда Саматта заявил, что на следующий день они съезжают из ихней вонючей дыры, вздохнул с явным облегчением. На следующий день «туристы» при помощи нескольких посыльных погрузили сумки и чемоданы в небольшой грузовичок, сами разместились в двух такси и раз и навсегда покинули настолько расстроивший их отель. Новый директор смены, сменивший вчерашнего, но, вероятно, наслушавшийся от него про беспокойных постояльцев, мстительно отказался вернуть пятнадцать процентов оплаты за предварительное бронирование. Туристы в ответ демонстративно отказались ответить, в какой именно отель они намерены заселиться (хотя между собой несколько раз «случайно» упомянули его наименование), тем самым неявно лишив администрацию отеля возможности проинформировать Палату гостей о их новом местонахождении. Вообще-то администрация нового отеля, куда они якобы намеревались поселиться, в любом случае отправила бы их регистрационные данные в Палату гостей — но они в новый отель селиться не намеревались. Отъехав от «Живительного источника» пару кварталов, Саматта тормознул кортеж и выдал водителю грузовичка новые координаты назначения — неприметный гараж на окраине города, накануне снятый Ольгой через подставных лиц на период, где уже поджидали неведомыми путями два добытых княжичами джипа в полной боевой готовности. Сами они всей гурьбой доехали до большого торгового центра, куда уже заходили с Коморой, отпустили такси, купили в магазине местные одеяния и в туалетных кабинках быстро преобразились в нечто, напоминающее местных жителей. Палеку пришлось-таки напяливать на себя кубалу, но он отнесся к ситуации с юмором, и в результате вместо трех мужчин и двух женщин, явно и напоказ выглядящих иностранцами, образовалось два местных жителя и три их жены. Предполагалось, что если за ними и следили, то после преображения хвост должен был отпасть сам собой.

После переодевания Дентор, Палек и Канса на такси поехали напрямую за город в указанный Ольгой ресторан. Яна и Саматта же отправились на склад для встречи с северянками. Этот пункт плана вызвал наибольшие возражения у Дентора, указывавшего на риск разделения и вообще чрезмерные усложнения. Однако Саматта все же сумел убедить его, что для управления двумя джипами нужно всего два человека, а от проблем с Ольгой его подстрахует Яна, способная заранее насторожиться в случае предательства с ее стороны. Дентор, хотя и нехотя согласился, все же явно нервничал. Особенно его угнетало, что он не может напрямую оставаться в контакте с Саматтой.

— А все-таки жаль, что мы дворец Великого Скотовода как следует не посмотрели, — тихонько вздохнула Канса. — Когда еще мы сюда попадем?

— Кару выручим и еще раз приедем, — успокаивающе проговорил Палек. — Продам еще пару картин — вот и наберем на нормальное путешествие. Тогда уже и по городу как следует побродим, и в дворец на несколько дней закатимся, и перед Коморой и служащими отеля извинимся…

— Опасно, — Дентор нахмурился. — Если история раскроется, в следующий раз вы прямиком в местную тюрьму угодите. То-то насладитесь экскурсией по казематам!

— За что в тюрьму? — удивился Палек. — Мы никаких местных законов не нарушали. Из-под надзора ушли — ну так нас никто официально о нем не извещал и ограничений в перемещениях не ставил. И никакой местный закон не запрещает туристам прибыть сюда на самолете через грашградский аэропорт, а отбыть на джипе через западную границу. Дядя Дор, вы же с Мати сами не раз говорили, что весь маскарад затеян ради того, чтобы не напороться на неожиданные политические игры и осложнения, а не потому, что мы что-то противозаконное делаем. А арестовать законопослушного туриста из дружественной страны — скандал на весь мир.

— Ты сюда по чужому паспорту въехал. Такое называется «подделка документов».

— Какая еще подделка? Паспорта совершенно подлинные, пусть и сделанные по нестандартной процедуре. За такое мы должны отвечать перед нашими властями, не перед местными. Для пущего спокойствия можно и в следующий раз по тому же паспорту приехать, никто даже и не узнает, что фамилии ненастоящие.

— Теоретик… — Дентор дернул уголком рта. — Ладно, для начала нам нужно Карину и Цукку вытащить и домой благополучно вернуться. Что там…

Внезапно Палек поднял вверх палец, и полицейский осекся.

— Да, Кара? — вслух проговорил Палек, и Канса с Дентором напряженно уставились на него. — Я, Каси и дядя Дор выбрались, ждем… Нет, Мати на вызовы не отвечает специально, чтобы не отвлечься в неподходящий момент, там на дороге сложно. Яни зови, если хочешь оставаться в курсе, она во второй машине пассажиром… Да, обязательно сообщим. Как у вас дела?..

С полминуты он слушал, потом фыркнул.

— Взялась изображать из себя великого шамана — вот и расхлебывай. Потребуй от аборигенов повышенного жалования, отдельной поликлиники и козьего молока от пуза… Кара?.. Назвала лысым зюмзиком и отцепилась, — пожаловался он.

— А что так?

— А им с Цу сегодня житья не дают. Тот покусанный мужик, которого она от бурбурбуры вылечила, или как там ее, таки не загнулся. Сегодня с утра к ней воодушевленная итогами опыта деревня в очередь выстроилась — со всем подряд, от поцарапанного пальца до хронического запора. Она уже замаялась объяснять, что от гастрита и недержания мочи не лечит, вот и дерганая, как лягушка под током, даже шутки понимать перестала.

— Посоветуй заставить кого-нибудь из местных роль секретаря выполнять. Или что там в больницах заведено — регистратора?

— Ну уж нет! Раз я лысый… — Палек снова осекся. — Они выбрались из города на шоссе. Мати говорит — со слов этой Ольги — что через пять минут прибудут.

— Тарона с ними?

— Нет, конечно. Она еще в городе сделала ручкой. Сейчас, наверное, на полдороге в аэропорт, когти рвать побыстрее, пока местные Глазки не прочухали, что к чему.

— И правильно делает. Так, девочки, я зову официанта рассчитываться. Засовывайте в рот с тарелок все, что успеете, и входите в роли женушек.

— Да, господин муж! — высоким голосом пропищал Палек. — Слушаюсь и повинуюсь!

— Лика, заткнись, будь другом, — попросил Дентор. — Спалишь нас на ровном месте.

Он постучал ложечкой по бокалу, и через полминуты к ним подбежал официант. Полицейский, приняв важный вид и поправив на носу темные очки, отсчитал ему четыре тысячи вербов и добавил сверху еще одну бумажку в две сотни. Официант низко закланялся, и Дентор, не обращая на него больше внимания, выбрался из-за стола и степенно зашагал в сторону автомобильной стоянки. «Жены», целомудренно затянув лицевые тесемки кубал поплотнее, засеменили вслед за ним.

— В первой машине Ольга и Яна, во второй Мати, — тихо сообщил Палек, поравнявшись с Дентором.

— Я сажусь в первую, вы во вторую, — так же тихо откликнулся полицейский. — Потом разберемся, кто где разместится в штатном режиме.

— Ты Ольгу уже видел! — запротестовал Палек. — Я тоже хочу посмотреть, как далеко у нее клыки выступают!

— Насмотришься еще… — тихо рыкнул Дентор. — Вон те два джипа, что заруливают — они?

— Номера совпадают. Ну, дядя Дор, я тебе еще припомню…

— Обязательно припомнишь. А сейчас прыгайте в вторую машину поживее.

Саматта оказался немногословен.

— Как дела? — осведомился он, срываясь с места вслед за ведущей машиной и выруливая на дорогу, стремящуюся вдаль по гладкой, как стол, залитой закатным светом степи. — Нигде не прокололись?

— Я не заметил, — откликнулся Палек, распуская завязки на лице. — Ох, ну и достало же меня ваше дурацкое платье! Как несчастные местные дамочки умудряются в таких все время ходить? Даже в ресторане толком не пожрать! Мати, представляешь, чтобы кусок в рот засунуть, приходится этак пальчиком деликатно завязочки оттягивать и ладошкой прикрываться, чтобы никакой сторонний мужик случайно твой носик или губки не рассмотрел!

— Твой шнобель им рассматривать совершенно не обязательно, — Саматта казался каким-то отстраненным и задумчивым. — Ну ладно, последнее осталось — оружие. Будь другом, передай Яне, чтобы они нам в хвост перестроились. Через пять верст, судя по карте, поворот с шоссе — отправимся к нашему контакту. Если я в местных указателях не запутаюсь, конечно.

— Там-то нас и захомутают, — жизнерадостно заявил Палек после того, как на несколько секунд углубился в себя, шевеля губами, а передняя машина притормозила и позволила Саматте себя обогнать. — Глаза Ужасного Кошколюба незримо следят за нами издалека, а то, что нам из города выбраться позволили, так просто чтобы побольше улик набрать.

— Лика! — Канса пихнула его в бок. — По башке дам! Напророчествуешь еще!

— А как же? — Палек приосанился, насколько позволило сиденье. — Знай же, что в лице твоего мужа ты приобрела знатного пророка и ясновидца, осиянного благодатью богов. Каси, да не бойся ты так. Все, выбрались. Самое трудное позади. Осталось только до Кары добраться и вытащить ее из грязных лап маяковых бандюков.

— Ох, Лика! — Канса переплела с ним пальцы. — Мне бы твой оптимизм! А все-таки жаль, что мы дворец не посмотрели…

Получение оружия прошло на удивление обыденно и гладко. Запрета на его владением, равно как и требования обязательной регистрации в Граше попросту не существовало. Судя по уверениям полковника Ташшара, за пределами крупных городов ни один уважающий себя мужчина и шагу не делал, не вооружившись пистолетом, а то и чем-то более внушительным. Резидентура СОБ просто заказала то, что нужно, через посредника, не задающего лишних вопросов. В оружейном магазине в небольшой деревушке машины остановились у магазина с недвусмысленным изображением карабина на вывеске, Саматта зашел в дверь и пять минут спустя вместе с хозяином загрузил в багажник своего джипа несколько длинных и объемистых тряпичных свертков. Еще через минуту кортеж уже мчался по дороге за пределами селения.

Ехали молча. Саматта углубился в свои мысли и сосредоточенно смотрел перед собой на дорогу. Канса какое-то время смотрела на проносящийся мимо однообразный пейзаж, нарушаемый только через каждый десяток верст попадающимися городками, затем смежила веки и скоро мерно засопела. Палек задумчиво посмотрел на нее, потом в окно, потом опять на Кансу.

— А ведь идея… — пробормотал он.

— Что? — не понял Саматта, взглянув на него в зеркало заднего вида.

— Ничего, я о своем. Мати, там впереди дороги поровнее не намечается? Трясет что-то.

— Там, впереди, намечается дорога побугристее, — усмехнулся бывший капитан. — Сейчас мы движемся по тому, что в местных краях считается хорошим шоссе — если верить карте, разумеется. Отъедем от Грашграда еще на сотню верст — куда хуже станет.

— Вот эта двухполосная зубодробилка — хорошее шоссе? — поразился Палек. — Жуть. Боюсь даже думать, что здесь считается плохой дорогой. Ты веди, веди, не отвлекайся. А я пока поработаю.

Он залез себе под подол кубалы и какое-то время копался там, пытаясь вытащить мольберт из скрытой под платьем сумки. Справившись с задачей, он пристроил его на колени и задумался. Он уже видел сюжет картины: летящая по голой степи карета, в которой спит измученная долгой дорогой принцесса. Разумеется, в таком положении даже при включенном режиме компенсации тряски и черновой набросок сделать толком не получится. Но, по крайней мере, общие контуры очертить можно. А вечерами, останавливаясь на ночлег, можно поработать над ней как следует. А если они все-таки не станут останавливаться на ночлег, то закончит после возвращения домой, чтобы добавить ее к своему списку из полутора сотен картин, которые еще никогда не видели свет и, вероятно, никогда не увидят. Если бы он мог быть уверен, что его работы ценят из-за их содержания, а не из-за ненавязчиво в свое время устроенной Дзинтоном рекламы… Нет, незачем. Возможно, потом. Каси он их покажет, если она захочет, но и все.

Еще несколько секунд Палек смотрел на умиротворенное лицо жены, потом поднял стило, и его кончик запорхал в воздухе, оставляя за собой слабо светящиеся в сгущающихся сумерках следы. Пока — полутона серого. А над финальной цветовой гаммой он подумает на досуге…

В мотель они зарулили, когда часы уже показывали десятый час. Остановившись возле конторы управляющего, они минут пятнадцать дожидались, когда Ольга договорится о номерах и расплатится. Подчиняясь ее указаниям, они подъехали к стоящему на отшибе корпусу, перед которым почти не было чужих машин и припарковались у его южного окончания.

— Наши номера — три крайних, — сказала Ольга, кивая в направлении выходящих на стоянку дверей, когда все выбрались из машины. — Еда у нас с собой есть, в номера ничего не заказывать, чтобы лишних подозрений не вызывать. Но перед тем, как ложиться, устроим совещание. Давайте в среднюю комнату, там все обсудим.

— Давай, — спокойно согласился Саматта. — Народ, в машинах в багажниках сухпаек и вода, прихватите с собой, чтобы два раза не ходить. Чем меньше мы на людях светимся, тем безопаснее.

Когда все собрались в комнате, Ольга плотно прикрыла за собой дверь, вышла на середину, сдвинув стол, закрыла глаза и медленно повернулась вокруг своей оси.

— Чисто, — констатировала она. — Помимо электропроводки в стенах ничего нет. Господа Дентор и Палек, госпожа Канса, рада знакомству.

— Взаимно, госпожа вайс-баронесса, — настороженно кивнул Палек.

— Просто «Ольга», — качнула головой княженка. — Итак, господа и дамы, давайте обсудим наши планы на завтра…

— Прошу прощения, госпожа Ольга, — перебил ее Саматта. — У меня комментарий, который я должен озвучить с самого начала.

— Да? — Ольга повернулась к нему.

— Заранее приношу свои нижайшие извинения за слова, которые могут привести к конфликту, но мне хотелось бы сразу расставить фигуры по клеточкам. Госпожа Ольга, я хочу, чтобы ты знала и помнила — мы высоко ценим твои помощь и доброе отношение. Однако ранее у нас не нашлось времени как следует обсудить субординацию. Поэтому я говорю сейчас: пожалуйста, помни, что командир в нашем отряде — я. Я старший и по возрасту, и по званию, и по военному опыту. Я всегда внимательно выслушаю твой совет, но планировать и отдавать приказы — моя прерогатива. Двух командиров в отряде быть не может. Понятно?

Ольга посмотрела на него долгим непроницаемым взглядом, но в конце концов кивнула.

— Да, господин Саматта. Извини, что проявила непрошенную инициативу.

— Не за что извиняться. Ты действовала так, как полагала правильным. Прошу не воспринимать мои слова как попытку унизить. Сейчас я изложу план, который мы выработали заранее, и ты сможешь предложить свои поправки. Без обид?

— Без обид, господин Саматта.

— И еще одно предложение. В боевой обстановке мы не можем позволить себе терять время на лишние слова. Поэтому с данного момента мы все общаемся без формальностей. Ольга, еще раз приношу свои извинения за форсирование событий, но у нас и так слишком много забот. Кто-то не согласен? Лика, ты свой комментарий можешь придержать, иначе я разрешу обидевшейся Ольге стрясти пыль с твоей непутевой головы.

— Да я и не собирался ничего говорить… — пробурчал Палек, но Канса успела рассмотреть разочарование в его взгляде.

— Хорошо, — Саматта вытащил из своей сумки карту и расстелил ее на столе, затем воткнул коммуникационный кабель от нее в выданный СОБ пелефон и подождал, пока карта не синхронизируется с навигационными спутниками. — Соберитесь поближе, я хочу, чтобы картинка осталась в голове у каждого. Итак, тут Грашград. Если верить спутникам, мы сейчас здесь, — он показал на мерно мерцающую точку, — примерно в трехстах верстах от города. Нам нужно добраться сюда, — он увеличил масштаб и постучал пальцем по «юго-западному» краю карты. — Расстояние — по уточненным данным примерно четыре тысячи верст. Точные данные по дорогам в память внесены только на расстояние примерно полутора тысяч верст, дальше — только приблизительные схемы, наспех просчитанные по спутниковым снимкам. У местных дорогу выяснять нельзя: у Дракона наверняка тем больше осведомителей, чем ближе мы к его территории, и лучше лишний раз к себе внимания не привлекать. Но авось не заблудимся.

— Мати, мы в координатах цели точно уверены? — поинтересовался Палек.

— Почти наверняка мы их знаем. Аналитики СВР, — он покосился в сторону Ольги, — по переданным Карой и Цу приметам и названиям уверенно называют место. Аналитики СОБ независимо от них называют то же самое место, хотя и с гораздо меньшей уверенностью. Спутниковые снимки — и СОБ, и княжичей — подтверждают наличие большого числа деревень и плантаций в том районе. И СОБ, и СВР дают дополнительные точки, их множества пересекаются по трем локациям, но степень уверенности по каждой из них не превосходит десяти-пятнадцати процентов. И все три — гораздо дальше к югу. Плюс к тому по разнице во времени Цу вычислила, пусть и грубо, долготу, на которой они находятся. Она также совпадает с долготой основной точки и слегка отличается от долготы двух из трех дополнительных точек. Широту, не имея возможности толком измерять углы, она еще не рассчитала, но обещает, что вспомнит университетские лекции по астрономии и вычислит. Наконец…

Он поколебался.

— Я до сих пор не уверен, стоит ли рассказывать еще об одном соображении. Возможно, я просто пытаюсь читать круги на воде. Тем не менее, озвучу гипотезу. Ольга, предупреждаю — все, что ты услышишь дальше, проходит по части досье «Камигами»… вернее, вашего «Черного квадрата». Когда станешь писать очередной рапорт, пометь как-нибудь соответственно, чтобы не к тем людям не попало.

— А я стану писать рапорт? — приподняла бровь вайс-баронесса.

— Сильно удивлюсь, если нет, — Саматта пожал плечами. — Ольга, я прекрасно понимаю, что ты остаешься сотрудницей СВР, так что будешь играть по соответствующим правилам. Я не намереваюсь тебе мешать и подсматривать через плечо — до тех пор, пока твои цели не расходятся с нашими. Но еще раз прошу — в отчетах фильтруй информацию соответственно. Итак, когда я общался с Бойрой в Крестоцине, он упомянул, что вся история началась с того, что Оранжевый клан сильно нахамил им на границе стоверстовой области вокруг Кураллаха.

— Кураллах? — нахмурилась Яна. — Кажется, что-то знакомое. Почему ты раньше не говорил?

— Потому что из головы вылетело. Я смотрел в географических справочниках — место нигде не упомянуто. Однако когда мы пытались разобраться с координатами, я все-таки вспомнил, где слышал его ранее. Личные дневники Тилоса, на основании которых Дзи книжки писал, помните?

— Тилоса? — на мгновение на лице Ольги мелькнуло изумление. — Ты имеешь в виду не того мелкого южного божка?..

— Божка? — удивился Саматта. — Извини, я не слышал, чтобы кто-то поклонялся богу с таким именем. Что ты имеешь в виду?

— Я не специалист по местным религиям, — Ольга дернула плечом. — Слышала несколько раз о таком культе. Ему поклоняются некоторые тарсаки… кажется. Но у них основная богиня — Назина, так что культ Тилоса совсем захудалый.

— Забавно… — пробормотал Саматта. — Ольга, Тилос, о котором я говорю, не был богом. Но он не являлся и человеком. Он — то, что сегодня назвали бы «чоки», только сделанный на технологиях Демиургов и с сознанием, пересаженным из человеческого тела. Фактически он был креатурой Демиурга Джао, направленный в наш мир, чтобы противодействовать… м-м-м, не станем пока уклоняться от темы. Главное, что он вел личный дневник — отрывочно, неполно и вообще неряшливо, даже не столько дневник, сколько заметки для памяти. Дневник сохранился в… там, где мы можем получить к нему доступ. Кураллах являлся одной из его баз в Сураграше — тогда еще Караграше, и хотя его координаты не упомянуты, по косвенным признакам его местонахождение можно примерно вычислить. И расположен он примерно здесь, — Саматта отметил на карте новую точку.

— Ничего себе! — изумленно сказала Яна. — Совсем рядом!

— Точно. Совсем недалеко к югу от нашего основного места. Логично — если наш чокнутый Шай полагает, что оскорбившая честь его клана Калайя находится где-то там, то лучше поместить приманку к ней поближе.

— То есть считаем, что точка назначения подтверждена, — пробасил Дентор. — Четыре тысячи верст… хм. Если сумеем держать, как сегодня, сто десять или сто двадцать верст в час, то за полтора дня доедем, чуть больше.

— Не сможем, — отрицательно качнула головой Ольга. — В соответствии со спутниковыми снимками скоро дороги резко ухудшатся. Асфальт кончится, пойдет раздолбанная колесами и копытами грунтовка. Не забывайте, в дальних областях до сих пор в основном на верблюдах и лошадях перемещаются. Хорошо, если сумеем держать в среднем верст пятьдесят, но я бы больше, чем на сорок, не закладывалась. А то и на тридцать. На лошадях галопом немногим медленнее.

— Верно, — кивнул Саматта. — И учтите, что там постепенно начинаются болота и дождевые леса, а мы не можем ехать на машинах до самого конца. Нас раскроют на первой же заставе Дракона. Хотя сорок верст — все же слишком медленно. Думаю, в степи грунтовые дороги — формальность, всегда можно отъехать на десяток саженей в сторону от разбитой колеи и ехать по ровному грунту. Двигатели и колеса позволяют. Удивлюсь, если не сможем держать хотя бы пятьдесят в среднем. Но вот примерно здесь, — он постучал по карте, — нам придется укрывать машины, покупать мулов и топать через лес пешком. Выходит примерно триста верст крюка, чтобы обогнуть густозаселенные местности. А больше тридцати верст в день мы по джунглям не сделаем. С учетом неизбежных задержек на данный участок нам потребуется примерно полторы недели, если не две. Последний предположительно безопасный город на нашем пути — Чумча, вот здесь. Формально он еще на территории Граша, но фактически он уже на положении вольного города с минимальным присутствием официальных властей. Там, надеюсь, мы сможем найти какой-нибудь гараж для наших джипов и купить мулов. Я все еще не уверен, что такой вариант следует принимать, но готовым следует быть ко всему.

— Мы можем присоединиться к торговому каравану, — заметил Палек. — Тогда не придется переться напролом, можно идти по дорогам.

— Во-первых, опасно. Мы не сможем убедительно изображать из себя местных. Значит, нас засекут шпионы Дракона. Во-вторых, караваны движутся медленно, с задержками и не обязательно по нужному нам маршруту, так что вряд ли мы выиграем хоть какое-то время. А у нас жесткий лимит времени. Нет, отпадает. Кстати, у нас возникнет еще одна проблема: привязка к координатам. Наши пелефоны за пределами населенных пунктов перестанут работать уже завтра, да и в деревнях они тоже под вопросом, но это полбеды. Главное, что в тех краях мы сможем видеть только один, максимум два навигационных спутника, да и те лишь над самым горизонтом. Значит, система глобального позиционирования у нас либо отключится вообще, либо начнет давать координаты с точностью плюс-минус два кулака по карте. Компасы у нас есть, однако… Ольга, ты с компасом работала?

— Я знаю, как с ним обращаться. В полевых условиях как основное средство ориентации никогда не применяла.

— Понятно. В общем, у нас с Дором опыт есть, вам четверым придется обучаться с ноля. То же самое с работой с топографической картой. С завтрашнего дня каждый из вас должен заняться освоением этих двух вещей, благо времени навалом. Индивидуальная карта есть у каждого, между топографическим и стандартным режимами переключаются с помощью вот этой кнопки, — Саматта коснулся края карты, и она послушно сменила вид, покрывшись узорами линий и значков. — Имейте в виду, карты грубые, Министерство обороны по понятным причинам те области Сураграша детально никогда не прорабатывало. Есть шанс, что местами придется ориентироваться на глаз. Вопросы есть?

Он оглядел присутствующих.

— Хорошо, идем дальше. Еще раз напоминаю дальнейшую легенду — с завтрашнего дня мы изображаем тарсаков. Лика, к контактным линзам притерпелся?

— Черные очки круче. Но линзы — тоже клево.

— Замечательно. Ольга, на всякий случай переспрошу — для себя линзы приготовила?

— Разумеется. Краска у меня тоже с собой, закончим обсуждение — перекрасим Палеку и Кансе волосы. С типом лица у Палека все равно не слишком хорошо, но выхода нет — изображать из себя сапсапов или гуланов, путешествующих с женами, невозможно. Не берут они с собой жен в дальние поездки. А тарсачка с закрытым лицом — все равно что лошадь в тапочках.

— Образно, — усмехнулся Саматта. — Еще раз напоминаю всем — у тарсачек явно выраженный матриархат. Первое и последнее слово всегда за женщиной. Поскольку на тарси из нас из всех говорит только Ольга, первой общается с местными всегда она. Если затем она переходит на общий, можете вступать и вы, но мужчины говорят только после женщин.

— В кои-то веки Лике придется сдержать свой язычок, — усмехнулась Яна. — Каси, ты ему вообще говорить не позволяй. Пусть тренируется в сдержанности.

— А я стану рожи корчить, — пообещал Палек. — Против них у тарсаков, надеюсь, законов нет? Ничего, вы еще пожалеете, что мне рот заткнули.

— Может, усыпить его и везти в багажнике до самых джунглей? — задумчиво поинтересовался в пространство Дентор. — А если дорожная полиция открыть попросит, объясним, что жене много перечил…

— Опять заговор! — обиделся Палек. — Каси, скажи им, что я примерный муж и все жалование тебе отдаю!

— А ты отдаешь? — сделав большие глаза, удивилась Канса. — А почему с последней получки только четверть принес?

— Даже собственная жена против меня! — горько сообщил Палек. — Все, молчу. А то и в самом деле усыпят.

— Усыпить не усыпим, а язык отрежем, — пообещал Саматта. — Итак, с учетом присоединения к нам Ольги меняем легенду взаимоотношений. Лика, вы с Каси, ладно уж, остаетесь семейной парой. Я — муж Ольги, Дор — Яны. Соответствующую одежду прямо сейчас надо достать из машин, чтобы утром не возиться. В первой машине я с Ольгой и Яной, остальные во второй. Ведем попеременно, по три часа. Первая смена — мы с Дором, вторая — Яни с Ольгой. По ходу дела посмотрим, как лучше по машинам устраиваться.

— Я могу учиться водить по ходу дела, — вызвался Палек.

— Я тоже! — робко пискнула Канса.

Остальные четверо переглянулись.

— Спасибо, у нас нет лишних машин, чтобы эти разбивать, — за всех отказался Саматта. — Лика, я же тебе говорил дома — учись, когда-нибудь да пригодится. А ты — моно, моно… Вот и ищи теперь в Сураграше трамваи. Распорядок дня жесткий — ложимся спать в полночь, не найдем мотель — спим в поле, в палатках. Ночи теплые, ниже пятнадцати не опускается, не замерзнем. Подъем в полседьмого, полчаса на сборы — и движемся дальше. Нужно двигаться не менее тринадцати часов в сутки. Лучше четырнадцать. Шесть часов на сон и прочее должно хватить, особенно с учетом того, что досыпать можно в машине.

— Почему не ехать круглосуточно? — поинтересовалась Ольга. — Выиграем время.

— Потому что я не хочу из-за переутомления или темноты разбить машину на скверной дороге. Чиниться нет времени, да и может оказаться негде. И нам скоро потребуются все силы, которые есть. Нельзя добраться до пешей части пути выжатыми до отказа. Выигрываем в лучшем случае пару суток, проиграть можем куда больше. Нам нужно преодолеть три тысячи восемьсот верст с небольшим хвостиком. Задача-максимум — добраться до Чумчи за шесть дней. Задача-минимум — за неделю. Если пересаживаемся на животных, дальше нам нужно постараться выдержать темп хотя бы в тридцать верст в день, чтобы добраться до Муммы за десять дней. Шай сказал, что станет ждать Калайю период. Надеюсь, раньше у него терпение не лопнет. Прошло три дня, следовательно, у нас двадцать один день. Если все пойдет оптимально, мы укладываемся в шестнадцать, так что запас времени на неожиданности есть. Хотя появляться там день в день совершенно не стоит. Вопросы есть?

— Что мы станем делать с Карой, когда до нее доберемся? — поинтересовался Палек. — Ты уже придумал? Мне как-то не улыбается бить ее по башке и тащить в бессознательном состоянии.

— А в чем дело? — насторожилась Ольга. — Она может не захотеть уйти?

— А! — поморщился Саматта. — Извини, как-то руки не дошли тебе рассказать. Шай пообещал, что если она сбежит, клан вырежет всех жителей деревни поголовно, включая детей и стариков. Так что если мы не придумаем, как обойти данную загвоздку, нам действительно придется бить ее по башке и тащить бессознательную. У меня пока что других идей нет. Если ты что придумаешь, скажи.

— Да, затруднение… — задумчиво сказала Ольга. — Вообще-то у меня «роза» в запасе, но она для Шая предназначена, не для Карины. Против нее не хотелось бы применять. Я приняла проблему к сведению. Подумаю.

— Хорошо. Еще вопросы?

Саматта выждал несколько секунд, но никто не отозвался.

— Хорошо. Девочки, тогда в темпе красьте Лику в брюнета, и укладываемся. Если кто-то хочет перекусить, лопайте в темпе, хотя я бы на ночь воздержался. Не забудьте поставить на ночь на зарядку карты и рации. Я хочу, чтобы вы больше не расставались ни с тем, ни с другим даже в машине. Но не забывайте также, что рации действуют на расстоянии максимум десяти верст. Ольга, Дор, Каси — я хочу, чтобы вы всегда, независимо от обстоятельств, держались рядом с кем-то из нас. Я имею в виду — с кем-то из тех, кто владеет дальней связью. Ольга, сегодня ты спишь в одной комнате с Яной.

— Не стоит беречь мое целомудрие, Саматта, я его давным-давно лишилась, — усмехнулась княжичка. — От вида голого мужчины я в обморок не падаю. Раз мы с тобой на ближайшее время муж и жена, легенду следует соблюдать даже тогда, когда никто не видит. Не беспокойся, я не стану… проявлять непрошенную инициативу.

— Жду не дождусь, когда мы до Цу с Карой доберемся, — пробурчал Саматта. — Они, по крайней мере, не ехидничают по каждому поводу. Мало мне было Лики и Яни, теперь еще одна остроумица на голову свалилась. Ладно, если хочешь лишнюю ночь послушать мой храп, пожалуйста. Все, народ, краситься, на горшок и спать.

— Сегодня ночью мне предстоит обогатиться незабываемым опытом, — Палек потянулся и возвел к небу глаза. — А именно — узнать, как женщины умудряются спать в папильотках. Или хотя бы в мокром полотенце. И вообще так нечестно. Почему рыжие тарсачки бывают, а русые тарсаки — нет? Каси, только ты меня черноволосым не разлюби.

— Постараюсь, — улыбнулась Канса. — Ольга, где, ты говоришь, у тебя флакон с краской?

— Сейчас достану. Она сохнет за десять минут, так что спать с мокрой головой не придется. Не забудьте только про брови и ресницы.

Тот же день. Мумма

— Все, кажется, — облегченно вздохнула Цукка, выглядывая за заменяющие дверь пальмовые листья. — Больше никого.

— Не верю… — выдохнула Карина. — Честное слово?

— Самое честное. Эх, отмерила бы я на десять человек меньше, час назад закончили бы. Ну и как впечатление от состояния здоровья аборигенов?

— Жуть. Словами не описать.

— А ты попробуй. Только так, чтобы я поняла.

— Ну… Глисты у каждого второго. Кальциевая недостаточность в той или иной форме у всех поголовно — кто бы еще объяснил, как они руки-ноги на ходу не ломать умудряются! Анемия. Дисбактериоз. У некоторых — подкожные и внутримышечные паразиты, которых я никогда в жизни не видела. У большинства нарушения обмена веществ — насколько я могу сказать по внешнему виду, без анализов. Панкреатит, холецистит, гастрит — настолько часто, что даже и упоминать не стоит. У половины мужчин старше тридцати — ишемия сердца. У двоих рак, у одного меланома в начальной стадии, с ней я на ходу справилась, у второй — запущенная опухоль в груди, мне с ней еще возиться и возиться, особенно без гемодиализатора. Возможно, придется не выжигать, а вырезать классическим способом, пока метастазы не пошли, только вот чем? Не кухонным же ножом! У одной беременной, кажется, неправильное предлежание плода, она не сможет родить без квалифицированного акушера, а то и без кесарева сечения. У некоторых какая-то гадость в крови, которую я могу выжечь, но не определить — а значит, они опять заразятся. Все поголовно инфицированы гантельной полубактерией, у многих мужчин вызванное ей воспаление половых органов и необратимое бесплодие как следствие. Зубы… Ротовая полость — вообще тихий ужас: поголовно у всех кариес, дупла, абсцессы, пародонтоз… Я могу стерилизовать дупло и временно отключить нервы, но не могу заделать дырку — тут стоматолог нужен. Значит, она скоро опять воспалится. Патогенные грибки в коже — я по крайней мере три вида различила, но наверняка их больше. Вообще у половины проблемы со здоровьем, которые я даже диагностировать толком не могу — я хирург, а не терапевт и не специалист по тропическим паразитам и инфекциям, и диагноста у меня нет. У меня даже простейших лекарств нет, а эффектором я только кромсать и сшивать могу, и внутреннюю живность ликвидировать, прочее ими не поправишь. И хоть бы кто-то из местных нашелся, кто знает лечебные травы! Цу, я теперь удивляюсь не тому, что они до пятидесяти не доживают, а тому, что доживают хотя бы до тридцати. Кстати, а ну-ка, сядь спокойно — я тебя просканирую на предмет заразы. Вдруг что-то подхватить успела?

— Считай, что ты меня перепугала, — Цукка поежилась, но села прямо и выждала полминуты, пока Карина рассматривала ее с головы до ног невидящим взглядом. — Мне-то казалось, что здесь рай — знай себе бананы с пальмы рви да лопай.

— Нет, пока все чисто… вроде бы, — Карина опустилась на топчан рядом с Цуккой и потерла кулаками глаза. — Вымоталась я — прямо не могу. Знаешь, Лика, пожалуй, прав со своими советами насчет клиники. Незачем нам в своем доме больных принимать. Натащат заразы — потом вычищай ее. Завтра пойдем к господину Мамаю, пусть выделяет еще один дом под клинику. И пусть обустраивают его как следует. Тамшу медсестрой оформим… кстати, где она?

— По делам побежала. Нам тут яиц принесли, так она долго в них пальцем тыкала и что-то объяснять пыталась. Потом рукой махнула и исчезла. А сколько всего нанесли! — Цукка бросила взгляд в угол, напоминающий фруктовый прилавок на базаре. — Пропадет, наверное, по большей части без холодильника-то. Лопать хочешь?

— Дрыхнуть хочу, — Карина сладко потянулась. — Слушай, мне показалось, или утром нам и вправду какой-то тюк с тряпками приносили? Я хотела спросить, что там, да отвлекли.

— Хо! — Цукка вскочила с топчана и вытащила из-за принесенной вчера скамьи большой тряпичный сверток. — Конечно, принесли. Господин Шаттах прислал со своими наилучшими пожеланиями и извинениями, что не может явиться лично. Тот мальчик, его сын, притащил — Матса, кажется? — и сказал, что папа куда-то по делам ушел. Давай посмотрим.

Она быстро распустила завязки и вытряхнула на кровать несколько небольших тряпичных свертков.

— Ух ты! — воскликнула она, развертывая один из них. — Платье! Натуральное платье, и нормальное, безо всяких капюшонов и накидок. И рукава короткие. А красивое оно — похоже, какой-то парадный фасон. Интересно, откуда у него такие развратные по местным меркам вещички?

— Он же разъездной торговец, — рассеянно откликнулась Карина, щупая ткань. — Должен знать, что женщины в цивилизованных местах носят. Однако умный дядька. Понял, что нам на приличия указывать бесполезно, и подарил то, что подойдет. Завтра схожу к нему, проведаю и спасибо скажу. Куда только он уковылял со своей ногой? Я же сказала, чтобы лежал! Ой, смотри, нижнее белье! Я думаю, у нас такое за штаны сойдет, но и за то спасибо. Может, и пригодятся, если похолодает. Завтра сходим с утра на речку, искупаемся и оденемся как полагается.

Она опять зевнула.

— Цу, давай и в самом деле перекусим, и я спать лягу. Хотя и рано еще, но глаза слипаются — спасу нет никакого.

Цукка отошла к груде фруктов, выбрала из нее два крупных сочных плода, напоминающих яблоки, но куда более нежных и с терпко-сладким освежающим вкусом, ополоснула их в небольшом кувшинчике со стерилизованной водой и протянула один Карине:

— Держи, наслаждайся. Честно заслужила. Только, Кара, — ее лицо внезапно посерьезнело, — мне в голову пришло — а себя-то ты проверять как собралась на предмет всякой заразной гадости? Ты же себя саму сканером не видишь?

— Не вижу. И манипуляторами обработать не могу, — Карина вгрызлась в плод, и по ее подбородку потек сладкий сок. — Ну, что делать… Придется беречься, стерилизовать воду и пищу и надеяться, что за ближайший период ничего не подхвачу. Хорошо, что здесь кусучих мошек нет, хоть так не заразимся.

— Придется надеяться, — Цукка тоже откусила от своего плода и принялась жевать. — Хотя насчет мошек я бы не слишком надеялась. Я видела, как местные отмахиваются от каких-то мух, наверное, кусачих. То ли нам пока везет, то ли мы просто пахнем неправильно. Но кто их знает, попробует нас какая-нибудь чокнутая муха на вкус и передаст товаркам, что мы куда нежнее, чем местные. Вот тогда и попляшем. Слушай, Кара, вот ты мне скажи — ведь наш мир Демиурги создавали с нуля, верно? Включая всю биосферу? Так почему они от всякой заразы нас не избавили? Зачем им болезнетворная гадость?

— Ну… — Карина ненадолго задумалась, работая челюстями. — Я папу спрашивала, когда только на медфак поступила. У нас на первом курсе санитарная микробиология оказалась в списке обязательных предметов, и я после первой же обзорной лекции домой с квадратными глазами пришла. И спросила у него ровно то же самое. А он объяснил, что сложно все до невозможности. Биосфера — очень сильно сбалансированная штука в стабильном состоянии. Из нее нельзя выбросить ни одного кусочка, даже самого маленького — немедленно что-нибудь его место займет. Всякие бактерии — они часть пищевых цепочек. И при том ни одного совершенно непатогенного вида нет. В лучшем случае — условно-патогенные, как гроздчатые или круглые бактерии. Ну, то есть могут жить в организме или в окружающей среде, на слизистых оболочках, например, и никакого вреда не причинять. Но если вдруг в кровь попадут, то заражение, считай, обеспечено. Абсолютно патогенных бактерий и вирусов, к счастью, мало, но даже у них своя ниша. Они в процессах естественного отбора в части иммунитета носителей участвуют, популяцию регулируют, все такое. Убери их — и либо нарушишь стабильность, либо что-нибудь еще на его место мутирует. А в игровых мирах вроде нашего биосфера обычно с земной копируется — ну, так проще, чем с нуля стабильный комплекс разрабатывать. Так что и микрофлора соответствующая. Цу, можно тебя попросить еще одно яблоко вымыть? Сил нет шевелиться, даже манипуляторы не поднимаются…

— Ладно уж, — покровительственно откликнулась та. — Вымою. Ты рассказывай, не прерывайся. А то уснешь сейчас на самом интересном месте!

— Спасибо, Цу. Так все, в общем-то. Нельзя щепочки из плотины вытаскивать, а то рухнет. То же самое с экологией. Удаление любого элемента нарушит баланс. Ты еще скажи спасибо, что Конструкторы хоть как-то подстраивают биосферу. Я тут еще при папе наткнулась на древний учебник по микробиологии — аж со старой Земли сохранился. Я в нем сильно не копалась, там даже с транслятором ногу сломишь — они использовали в медицине какой-то уже несколько тысяч лет как мертвый язык, зачем — я так и не поняла. Много я не осилила, но даже того, что прочитала, хватило. Цу, представляешь, у них были болезни, передающиеся исключительно половым путем — минимум десяток, а то и больше. Плюс те, которые не только половым путем передавались. Один «сифилис» чего стоил! Возбудитель — простейшее, нормальных лекарств против него не создали до самого двадцатого века, а человек, заразившись, буквально гнил заживо в течение многих лет. А патогенность у возбудителя максимальная, заражались на им раз-два. Достаточно руками за зараженную поверхность подержаться. У нас ничего похожего нет, самое серьезное — гантельная полубактерия, на их «хламидии» смахивающая, а хламидиоз даже не считался тяжелой болезнью. Я теперь понимаю, почему у них такие жесткие ограничения на секс поддерживались. Неконтролируемые сексуальные контакты привели бы к таким пандемиям половых болезней и нарушений в сексуальной сфере, что они вымерли бы за пару десятилетий. В общем, у нас просто рай по сравнению с ними.

Карина закончила жевать псевдояблоко, отложила огрызок на скамью и зевнула.

— Надо все-таки выйти перед сном подышать. Душно что-то, — пожаловалась она. — Вроде и дождь весь день лил, а свежести никакой. И давит как-то — давление меняется, что ли? Ты не помнишь, те, с автоматами, нас уже проверяли сегодня?

— Один прямо сейчас напротив дома дежурит. Днем встал, я видела, когда мы с Тамшей за водой к роднику ходили.

— О! Пойдем позлим гада, — Карина вскочила с топчана, словно и не сидела только что квелая.

— Кара! — предостерегающе произнесла Цукка. — Не лезь к людям. Плохо кончится.

— Вот и Мати так же говорит — не пугай, мол, маленьких! Ладно, не стану приставать к мужчинам, а то еще испугаются и убегут со страху. Но подышать перед сном все равно надо.

Вместе они вышли из хижины, прихватив по большому чешуйчатому фрукту с бороздой по окружности, по которой он легко разделялся на две половинки. Солдат Дракона и в самом деле сидел на корточках в десяти шагах от входа, у глухой задней стены соседнего дома. Он оказался совсем молодым парнишкой — лет семнадцати-восемнадцати, не больше, одетым в мешковатые шаровары и кожаную безрукавку, из-под которой на груди проглядывала небольшая татуировка — схематичное изображение крылатого змея. Завидев Карину, он вскочил на ноги, судорожно сжимая автомат. Даже в стремительно сгущающихся сумерках было видно, что его лицо заметно побледнело.

— Поставили, какого не жалко, — прокомментировала Цукка. — На тот случай, если тебе захочется ему башку оторвать или еще что-то…

Очевидно, парнишка понимал общий, потому что попятился, отчаянно выцеливая Карину автоматом. Его руки тряслись так отчетливо, что ствол оружия ходил ходуном.

— А мне говорила не злить, — укоризненно заметила Карина. — Зачем ребенка пугаешь?

Она быстро пересекла отделяющее ее от солдата расстояние и остановилась на расстоянии вытянутой руки. Мальчик, казалось, балансировал на грани обморока.

— Кара… — предостерегающе сказала Цукка.

— Как тебя зовут? — не обращая на нее внимания, спросила Карина. Солдат дернулся, оступился, зацепился пяткой за торчащий из земли корень — и повис, выронив автомат, в неестественной позе, подхваченный манипуляторами.

— Аккуратнее, а то убьешься ненароком, — посоветовала Карина, придавая ему вертикальное положение и отпуская. — Да не дрожи ты так. Ничего я тебе не сделаю.

— Момбацу сама Карина — великий шаман! — запинаясь, проговорил паренек. — Пожалуйста, не убивай меня! Мне приказали…

— Да не стану я тебя убивать! — Карина почувствовала нарастающее раздражение и постаралась немедленно его подавить. В конце концов, он не виноват, что она устала до потери пульса. — Как тебя зовут?

— К-карим, выс-сокородная сама! — едва выговорил дрожащими губами солдат. — Ор-ранжев-вый клан…

— Есть хочешь?

— А? — казалось, паренек просто не понял, что у него спросили.

— Ты тут с обеда сидишь. Проголодался, наверное. Есть хочешь? — Карина протянула ему зажатый в руке плод, и Карим отпрянул, словно от ядовитой змеи. — Ну, не хочешь — твои проблемы. Вечер уже. Ты нас проверил? Проверил. Можешь топать к своим и доложить, что мы на месте. Беги давай.

Не отрывая от нее взгляда, паренек попятился, медленно поднял с земли автомат, после чего развернулся и со всех ног, мелькая босыми пятками, бросился бежать по тропинке между домами.

— Меня упрекаешь, что пугаю, а сама-то! — фыркнула Цукка. — Ишь, благотворительница нашлась! «Есть хочешь?» — передразнила она. — О, смотри, Тамша топает!

Деловито спешащая Тамша, которую они уже научились узнавать даже с закрытым лицом по узору на кубале, и в самом деле вынырнула из сумерек. В одной руке она держала большой кусок чего-то белого и угловатого, а в другой — пакетик из чего-то вроде желтой тростниковой бумаги.

— Находить белый камень! — гордо сказала она. — Господин Мамай давать глина мух. Теперь яйцо не портиться!

— Что давать? — поразилась Цукка.

— Глина мух, — обстоятельно пояснила Карина, разламывая свой плод и вгрызаясь в одну из половинок. По ее лицу потек густой сладкий сок. — Чтобы яйцо не портиться. Тамша, и что с этим добром делать?

Вместо ответа женщина поманила их за собой в хижину. Там она распустила капюшон, зажгла небольшой факел из пропитанного какой-то густой смолой трубчатого стебля, воткнула его в подставку в виде небольшой рогульки на глиняном основании и положила камень и сверток на скамью. Взяв небольшой кувшин, она налила в него воды и вопросительно потыкала в него пальцем:

— Карина сделать воду чистый?

— Сейчас сделаю… Готово. Вода безопасная, можно пить.

— Не пить, — помотала головой служанка. — Яйцо хранить. Белый камень крошить, вода яйцо хранить.

Она взяла белый камень со скамейки, извлекла откуда-то из-за лавки крупный кусок чего-то вроде гранита и начала тереть их друг о друга над кувшином.

— А камень, похоже, известняк, — Цукка приблизила любопытный нос к кувшину и чуть не получила по нему камнем, когда Тамша не рассчитала усилий. — Он же известь обыкновенная негашеная. Кара, а ведь я припоминаю что-то насчет хранения яиц в известковом растворе.

— Никогда не слышала, — удивилась Карина. — Тамша, ну-ка, дай мне, быстрее получится. Сколько крошить? Все?

Она забрала известняк из рук женщины и вопросительно посмотрела на нее.

— Столько, — показала та пальцем. Карина манипулятором превратила указанный кусок в мелкую пыль, просыпавшуюся в воду.

— Хорошо, — кивнула Тамша. За прошедшее время она уже совершенно привыкла к способностям Карины и перестала шарахаться от нее, когда та занималась «колдовством». — Теперь яйцо мазать глина мух, в воду ложить.

Она развернула бумажный сверток и извлекла на свет плотную желтую субстанцию, оказавшуюся пчелиным воском. Взяв из кучки яиц одно, она несколькими быстрыми движениями натерла его воском и опустила в воду. За первым яйцом последовали и остальные. Три штуки в кувшинчик не вошло, и Тамша отложила их в сторону.

— Утро печь, вкусно есть, — пояснила она. — Вода яйцо лежать, не портиться. Весна лежать, лето, осень, даже зима лежать, все хороший.

— Ну вот, Цу, а ты говорила — холодильник! — рассмеялась Карина. — Все, девочки, я спать ложусь. Много у нас на завтра записалось… тьфу, много еще в деревне необследованных осталось?

— «Осталось»? Сегодня ты тридцать восемь человек пропустила. Тамша, сколько в Мумме живет народу, знаешь?

— Мумма маленькая деревня. Мумма жить сто человек, сто десять, сто двадцать.

— Пусть сто двадцать. Значит, примерно треть, — Цукка задумчиво погрызла ноготь. — Завтра установим квоту — скажем, двадцать человек в день, чтобы тебя не перегружать. За четыре-пять дней управишься с… как ты сказала? Первичной диспансеризацией? Опять же, нужно дом под клинику оборудовать. В общем, не торопясь в неделю уложишься. А я при тебе стану администратором. Организуем частное предприятие на паях, прибыль пополам, только, чур, вон те коричневые мохнатые штуки я себе на три четверти забираю. Ты все равно не оценишь.

— Тамшу медсестрой взять придется, — устало улыбнулась Карина. — Нам с тобой по сорок процентов, ей двадцать. Все, я ложусь. Кстати, нам еще одеяла нужны — я сегодня ночью замерзла.

— Завтра добудем. Ты спи, а мы с Тамшей прогуляемся. Тамша, давай подышим воздухом. Пойдем к реке, искупаемся. А то и в самом деле какая-то духота давящая…

— Ма, Цукка, — кивнула Тамша, и обе женщины вышли из дома. Карина задула мини-факел, разделась, забралась на топчан, закуталась в одеяло и почти мгновенно провалилась в черный сон без сновидений.

Проснулась она как от толчка. В доме стояла кромешная мгла. Рядом посапывала Цукка, ровно дышала на своей лежанке Тамша. Карина повозилась, устраиваясь поудобнее на твердом деревянном ложе, насколько возможно, и заворачиваясь в тоненькое одеяло, чтобы укрыться от ночной прохлады. Потом она расслабилась, пытаясь снова заснуть. Безуспешно. Стояла мертвая тишина, но в ушах словно что-то шептало — словно далеко-далеко, за тысячи верст, за гранью слышимости, шел тихий летний дождь. Из-за стен дома донесся странный звук — вот уже не один, а два, три, еще больше — тонкий жалобный вой. Карина припомнила забавных местных собак — пегих, лопоухих, маленьких, не больше двух-трех килограмм веса. Местные жители держали их не столько для охраны (крупных животных здесь не водилось, а о воровстве, похоже, и не подозревали), сколько для развлечения. Она только один раз слышала, как такая собачка выла, но доносившиеся снаружи звуки подозрительно походили на такой вой.

Что могло встревожить животных? Встревожить? Карина внезапно осознала, что если не считать воя, тишина не просто казалась, но действительно была совершенно мертвой. Из-за неудобной кровати она не раз просыпалась предыдущими ночами, и всегда снаружи доносились какие-то звуки: чирикали какие-то ночные птахи, звенели ночные насекомые наподобие цикад у них в Масарии, доносились далекие пронзительные крики неведомых животных — то ли обезьян, то ли еще кого. Но сейчас тишина казалась абсолютной и победоносно-самодовольной.

Стояла влажная духота, и Карина почувствовала, что ей не хватает воздуха. Полежав еще с минуту, она нехотя отбросила одеяло, перебралась через беспокойно зашевелившуюся Цукку, влезла в старую обрезанную кубалу — как хорошо будет утром надеть нормальную одежду, спасибо господину Шаттаху! — и, неслышно ступая босыми ногами, вышла на улицу. Тучи ушли, и сквозь ветви деревьев проглядывало огненное зарево Звездного Пруда во всем его великолепии — куда более чистом и ярком, чем дома. Дышать, однако, легче не стало, и Карина обхватила себя руками, ежась под налетающим зябким ветерком.

Неслышный шепот в ушах не отступал, и какой-то неведомый черный страх подкрадывался из ночной темноты, заставляя Карину тревожно оглядываться. Манипуляторы ее эффектора зашевелились, распускаясь из клубков и почти против ее воли свертываясь снова в спиральные пирамидки, готовые к чудовищному колющему удару, крушащему бетон, пробивающему стальные листы. Она тряхнула головой, отгоняя беспричинный страх. Все тихо. Ни движения, ни звука помимо легкого шелеста листвы — и нестихающего собачьего воя. Да что же такое происходит?

Эффектор. Что-то, связанное с эффектором. Она уже сталкивалась с таким неслышным шепотом за гранью сознания. Нужно вспомнить, где и когда. Нужно вспомнить, и это очень важно. Очень! Где?

Воспоминание пришло вспышкой молнии. Однажды в лаборатории Овари, еще когда он только начинал свои эксперименты с грависканерами, Карина оказалась рядом с впопыхах собранным генератором гравитации. И тогда она испытала точно такое же чувство, как и сейчас, только не шепот, а что-то ужасное, грохочущее, почти заставившее ее собственный сканер ослепнуть. Она едва не потеряла сознание, и потом перепуганный Овари с товарищами отпаивали ее теплой водой. Потом инженеры долго копались в потрохах установки, ходили вокруг с приборами и наконец вынесли вердикт: хаотичные флуктуации излучаемого установкой электромагнитного поля, напрямую воздействовавшие на электромагнитную составляющую ее эффектора. Поле являлось слишком слабым, чтобы хоть как-то воздействовать на находящиеся рядом металлические предметы. Но именно его постоянное изменение нарушило в эффекторе какие-то сложные взаимодействия с нервной системой, которые она даже не пыталась понять. Фактически прибор сработал как объемный блокиратор, пусть и ненамеренно.

Сейчас — то же самое. Куда слабее. Практически неразличимо. Бодрствуй она с самого начала, находись кто-нибудь рядом с ней, и она даже не заметила бы ощущение. Только духота заставила ее проснуться и ощутить неладное.

Флуктуации электромагнитного поля. Неподалеку — вулкан, геологически нестабильная зона. Многие живые существа чувствуют изменение естественного поля планеты — птицы, насекомые, даже некоторые высшие животные — и они почувствовали его вместе с ней.

А внезапные флуктуации планетарного электромагнитного поля случаются только в одном случае: когда надвигается землетрясение.

А что, если она ошибается?

Тогда она всего лишь выставит себя заполошной дурой.

А альтернатива — гибель людей.

Она бросилась в дом и затормошила сначала Цукку, а потом и Тамшу.

— Вставайте! — закричала она. — Цу! Тамша! Быстро вставайте! Да подъем же, немедленно! Цу!

— Кара? — сонно пробормотала Цукка, с трудом разлепляя глаза. — Что случилось?

Тамша села на своем лежаке и потянулась к поставцу с мини-факелом.

— Землетрясение! — уже спокойнее сказала Карина, с трудом подавляя желание кричать во все горло. — Землетрясение надвигается! Тамша, землетрясение! Подземный гром собирается, сильный гром!

— В Мумма подземный гром тихий, — сиплым спросонья голосом пробормотала служанка. — Нет бояться. — Она щелкнула кремнем по огниву, выбив сноп искр, и смола на факеле сначала неярко затлела, потом вспыхнула и ярко загорелась. По стенам хижины заметались резкие тени.

— Собирается очень сильный подземный гром! — резко сказала Карина. — Тамша, духи сказали мне, что нужно разбудить людей в деревне. Нужно поднять тревогу. Вставайте же, нет времени думать!

— Кара, ты уверена? — встревоженно спросила Цукка, спуская ноги с топчана. Ее голос все еще оставался хриплым и невнятным, но в нем уже чувствовалась живость. — Откуда ты знаешь?

— Естественное электромагнитное поле дергается. Цу, ты физик, ты должна помнить, как доктор Фугай землетрясения предсказывал с точностью до дня!

— Помню, — откликнулась Цукка после паузы. — Его, помнится, разгромили в «Современной науке»…

— Цу, у нас нет времени на научные диспуты! Если нас тряхнет, нам крышка! Цу, мы на склоне горы, и вокруг пропитанная водой глинистая почва! Нас оползнем накроет!

Цукка тихо охнула.

— Будим деревню! — решительно заявила она, поднимаясь на ноги и хватая платье. Сонливость из ее голоса полностью испарилась. — Тамша! Одевайся, живо! Надо поднимать народ. Нужно увести всех на какую-нибудь надежную скалу. Есть в окрестностях твердые скалы?

— Скала? Большой твердый камень? — переспросила женщина, влезая в свою неизменную кубалу. — Есть Черный камень. Большой. Сто шагов в ширину, два раза по двести в длину. Твердый. Там, — она махнула рукой.

— Начинаем с соседей, — решила Карина. — Они помогут будить остальных. Надо быстрее, как можно быстрее. Тамша, вам с Цуккой нужны факелы, я обойдусь сканером. За мной!

Она выскочила на улицу и, стиснув от нетерпения зубы, дождалась, когда Цукка и Тамша, обе с факелами в руках, присоединятся к ней.

— Тамша! — она постаралась говорить медленно и разборчиво несмотря на то, что внутренности у нее сжались в комок. — Идешь в ту сторону и будишь всех подряд. Пусть они поднимают остальных. Пусть женщины берут детей и уходят на Черный камень, а мужчины помогают будить оставшихся. Говори всем, что духи рассказали мне о подземном громе. Быстрее! Цу, ты дорогу к господину Мамаю помнишь? Беги к нему, пусть помогает. Вперед!

Не обращая более внимания на своих спутниц, она бросилась к ближайшему дому, стараясь не запнуться босыми пальцами о корни в окружившем ее бесплотно-сером мире, рисуемом сканером. Внутри хижины стояла тишина, нарушаемая только резким мужским храпом.

— Вставайте! — крикнула она во все горло. — Вставайте! Опасность!

Серая темнота перепугано зашевелилась человеческими телами. Здесь, как она помнила, жила многодетная семья, и сейчас самый маленький ребенок немедленно громко заплакал. Мгновение спустя к нему присоединился второй. Мужчина вскочил с лежанки и, сжав кулаки, заоглядывался в непроглядной для него тьме. Он что-то хрипло спросил на своем языке, но Карина его не поняла.

— Это я, Карина! Опасность! Просыпайтесь! Подземный гром идет!

Женщина рядом с ним потянулась к кремню, и в темноте вспыхнул ослепительно-яркий огонек масляной лампы. Заплакал третий ребенок.

— Подземный гром! — громко повторила Карина. Мужчина, голый после сна, поспешно схватил с крючка на стене штаны и попытался прикрыться, но у нее не было времени щадить его чувства.

— Ты меня понимаешь? — спросила она у хозяина. Тот мелко затряс головой так, что застучали зубы.

— Подземный гром, сама Карина… — пробормотал он. — Понимать. Не быть гром много-много лет. Я быть мальчик, когда он греметь последний раз…

— Сейчас он идет снова. Отправляй жену с детьми на Черный камень, а сам иди поднимай соседей. Нужно всем уходить на твердую высокую скалу! Понял?

— М-ма, сама Карина… — пробормотал мужчина.

— Тогда действуй!

Карина выскочила из хижины и бросилась в соседний дом.

Следующие полчаса отложились в ее памяти сплошной чередой лиц — недоуменных, заспанных, непонимающих. Она расталкивала, кричала и махала руками, так что в конце концов почти сорвала голос. Постепенно деревня оживала. Загорались и метались между домами огни факелов, звучали встревоженные голоса, громко ревели дети. Где-то посреди все усиливающегося бедлама она умудрилась найти полуодетого старосту, которого Цукка едва ли не пинками заставляла пробуждать народ. Господин Мамай казался совершенно растерянным, но внял словам Карины и, ухватив за рукав какого-то юношу, почти мальчишку, несколькими фразами отправил его бегом предупреждать соседнюю деревню. Несколько солдат Дракона с автоматами — самого Дуррана среди них не замечалось — растерянно толкались посреди суматохи, не понимая, что делать. Карина как-то и не подозревала, что в деревне обитает столько людей. Названное накануне Тамшей число в сто или сто двадцать жителей не подготовило ее к тому, что она видела. Несмотря даже на массовое паломничество предыдущего дня в глубине души она считала Мумму микроскопической деревушкой чуть больше старого парка их отеля в Касарии, а в светлое время дня ее жители в основном работали на плантациях и на глаза ей не попадались.

Достигнув своего апогея, кутерьма начала постепенно сокращаться в размерах. Женщины поспешно уходили по тропе в джунгли, волоча на спине, в руках и за руки куксящихся и упирающихся детей. Мужчины сопровождали их, таща в руках поспешно ухваченную утварь — котелки, корзины, тряпичные тючки. Постепенно факелов на улице оставалось все меньше и меньше, пока последние жители наконец не покинули ее.

Карина еще раз оглянулась по сторонам и остановилась между двумя хижинами, тяжело дыша и не понимая, что делать дальше. Только сейчас она сообразила, что дорогу к Черному камню, или как его там, она не знает. Она попыталась вспомнить, в какую сторону Тамша махала рукой — и поняла, что не может сориентироваться. Во тьме деревня выглядела совсем иначе, чем днем, а она еще толком не научилась ориентироваться и при свете. Огни Звездного Пруда здесь едва проглядывали сквозь колышущуюся листву, так что она не могла даже сообразить, в какой стороне север.

— Кара! — услышала она далекий встревоженный голос Цукки. — Кара! Ты где?

— Цу, я здесь! — крикнула она с облегчением. — Цу, я заблудилась. Я к тебе иду!

— Стой на месте! — прозвучало в ответ. — Мы с Тамшей сейчас тебя найдем. Подавай голос периодически!

Минуту спустя Цукка и Тамша, держа в руках по факелу, вынырнули из темноты.

— Я думала, ты уже ушла с остальными, — Цукка в неверном свете мечущегося пламени встревоженно вгляделась в каринино лицо. — Что с тобой, Кара?

— Что-то нехорошо мне… — пробормотала Карина, потирая лоб. Теперь далекий бесплотный шепот уже вовсе не казался далеким и бесплотным. В ушах тихо-тихо, но вполне отчетливо шелестело — еще не так, как от ошейника-блокиратора, но уже вполне явственно.

— Пойдем, на скале отлежишься, — Цукка ухватила ее за руку и потянула за собой. — Тамша, веди!

Карина повернулась, чтобы следовать за подругой, и тут ее ноги подогнулись, словно резиновые. Она потеряла равновесие и ухватилась за нее, чтобы не упасть.

— Кара? — встревоженно спросила Цукка. — Да что с тобой творится? Тамша, ну-ка, бери ее слева, а я справа, и потащили.

— Не надо, — Карина выпрямилась. — Цу, магнитный фон, похоже, совсем взбесился. Он меня лупит почище блокиратора. Пойдем быстрее, пока меня совсем не скрутило…

Через несколько шагов ей заметно полегчало. Шепот в ушах не прекратился, но голова перестала кружиться, а ноги — подкашиваться. Они с Цуккой бежали вслед за спотыкающейся Тамшей, и Карина дважды подхватывала их вожатую, чтобы та не кувыркнулась через особо крупный корень.

Первый толчок содрогнул почву, когда они отбежали уже довольно далеко от Муммы. Он оказался совсем слабым, но у Карины опять подкосились ноги. Она с размаху грохнулась на землю, и только многолетняя выучка и реакция позволили ей мягко спружинить руками и не разбить лицо о корни, отделавшись поцарапанными ладонями. Она тряхнула головой и несколько секунд пыталась отдышаться, но тут Цукка с Тамшей все-таки подхватили ее под руки, подняли с земли и потащили вперед.

Черная скала оказалась совсем рядом — уже через два десятка шагов сквозь древесную листву замелькали первые отблески факелов. Под босые ноги на мягкой, покрытой толстым слоем перегноя лесной почве начали попадаться сначала мелкие, а потом все более и более крупные острые камни. Потом джунгли как-то сразу кончились, и они оказались у подножия довольно крутой базальтовой скалы, черной в ночной тьме, едва видимой в мечущемся свете факелов в руках заполонившей ее людей. Они побежали по ребристой твердой поверхности камня, и в этот момент подземный гром ударил снова.

Второй толчок оказался гораздо сильнее первого. Не слишком сильным — наверное, в Катонии, где даже в самых спокойных районах дома строили с расчетом на средней силы землетрясение, оно едва ли поколебало бы люстры под потолком. Но у Карины снова подкосились ноги — хуже того, ее скрутил приступ тошноты и она повисла на плечах своих спутниц, ничего не соображая от сильнейшего припадка головокружения. Втроем они упали на твердую каменистую площадку, и к ним тут же бросились люди — поднять и затащить повыше, хотя необходимости в том уже не было.

Третий удар заставил задрожать почву у них под ногами. Он все еще казался не слишком сильным. Однако его хватило, чтобы недалеко вверх по склону над деревней пропитанные водой глинистые слои почвы дрогнули и сместились.

В предгорных краях люди издревле боролись за каждый клочок ровной земли, пригодный для земледелия — сводили деревья с их могучей корневой системой, выравнивали почву, натаскивая ее из других мест в мешках и на деревянных тачках, формировали продольные борозды, не позволяя стекающей по склонам воде размывать плантации, обсаживали по краям травой с длинными цепкими корнями, удерживающими почву на месте. От непрестанных дождей стекающая по склонам вода задерживалась на выровнены участках, но местные зерновые культуры, равно как и печально известная маяка, являлись водолюбивыми, и избыток задерживающейся влаги им отнюдь не вредил. Но осадочные породы, покрывающие склоны древних гор, когда-то поднятых Конструктором Веороном со дна океана во время формирования игровой площадки, десятилетиями вбирали в себя эту воду, постепенно разбухая и утрачивая сцепление со скальным основанием. И сейчас буквально стряхнутые толчками со скального основания огромные массы земли пришли в движение.

Мумма располагалась в западных предгорьях полтора века как заснувшего вулкана Аллахаман, одного из первых успокоенных Веороном, на пару с Миованной стабилизировавшего планету после диссипации игрового континуума и изменения физических констант в окрестностях планеты. Поставленные когда-то Демиургами надежные гравитационные скрепы хотя и не сумели полностью погасить толчок, но не позволили вырваться через жерла вулканов ничему, кроме облаков относительно безобидных газов. Плантации же в основном располагались к северо-западу и юго-западу от деревни, выше ее по склону, и сейчас именно они дали наибольший вклад в поползшие вниз неторопливые селевые потоки. Чудовищные массы смешанной с песком и глиной воды сползали, ломая и круша все на своем пути, не разбирая, противостоит ли им густая зеленая чаща или же горстка жалких хижин, сделанных из кольев.

Благодаря расположению плантаций и особенностям скального ландшафта оползни не слишком затронули Мумму, разрушив лишь десяток домов на ее окраинах. Сель не зацепил ни амбары с зерном, ни общественные коррали для мясного скота, расположенные к востоку, на берегу речки Зумы. Один из потоков прошел совсем рядом с Черным камнем, обогнув его с юга и не причинив никого вреда, если не считать разрушения грунтовой дороги чуть шире обычной тропинки, соединяющей деревню с миром. Благодаря своевременному предупреждению Карины жертв среди жителей Муммы не оказалось.

Испуганный ропот жмущихся на скале людей сменился перепуганным гвалтом, когда невидимый в ночной темноте оползень прошел недалеко от нее, с гулом и треском ломая и выворачивая деревья. Карина, тяжело дыша, с третьей попытки умудрилась сесть вертикально, поджав под себя ноги. Встревоженная Цукка склонилась над ней, поддерживая ее под локоть.

— Как ты? — озабоченно спросила она.

— Жива, — выдохнула Карина. — Знаешь, легче стало. Словно блокиратор отключили. И в ушах больше не шумит. Похоже, я спину потянула мышечным спазмом, теперь болеть будет… Слушай, никогда со мной такого не случалось. И я вообще не слышала, чтобы девианты так на землетрясения реагировали.

— Уникальная ты наша! — с облегчением сказала Цукка, присаживаясь на корточки рядом с ней. — Что бы мы без тебя делали! Интересно, что с деревней случилось — цела или нет?

— До утра лучше здесь посидеть. Мало ли, вдруг еще тряхнет… Тамша! — она ухватила за подол стоящую рядом служанку, ошалело взирающую по сторонам. — Тамша! Пожалуйста, найди господина Мамая. Позови его сюда.

— Ма, сама Карина! — Тамша энергично затрясла головой и бросилась куда-то в гущу народа.

— Ну вот, опять «сама», — Карина оперлась одной рукой о скалу, другой потирая лоб. — Интересно, меня сейчас на руках носить начнут или же камнями побьют за то, что гнев духов своим присутствием вызвала? Цу, ты не могла бы связаться с нашими и выяснить, как у них там дела? У меня, похоже, эффектор временно в раздрае, еще какое-то время не восстановится, манипуляторы почти не подчиняются. Башка кружится, когда пользоваться пытаюсь.

— Сейчас попробую… — Цукка сконцентрировалась, потом покачала головой. — Никто не доступен. Дрыхнут все. Будить форсированным вызовом?

— Не надо. Как думаешь, сколько сейчас времени?

— Местного? — Цукка задумалась, глядя вверх, на звезды. — А фиг знает. Часа два, наверное. Или три.

— Тогда у них сейчас примерно полночь. Они только-только спать легли. Пусть отдыхают. Если бы их сильно тряхнуло, наверняка проснулись бы.

— Логично. Ох, почему я не догадалась какой-нибудь матрасик прихватить? Сейчас бы прилегла и вздремнула немного.

— В таком-то гвалте? И потом, я же тебя знаю — наверняка отдала бы какой-нибудь старушке. Цу, как думаешь, а не мог папа что-нибудь в моем эффекторе подкрутить, чтобы я землетрясения предчувствовала? Простые же магнитные бури на меня никак не действуют, даже голова не болит, в отличие от многих, у кого эффектор вообще спящий.

— Не знаю. Мог и подкрутить. Или у тебя просто такая дополнительная способность.

— Вряд ли. Даже одна дополнительная способность не так часто проявляется, а две, как у меня, вообще редкость. Трех еще ни у кого в мире не зафиксировано, насколько я знаю — а я живо интересовалась. У меня и так комбинация уникальная, а с третьей способностью вообще аналогов не будет.

— Ну, может и уникальная, — Цукка широко зевнула. — А может, просто сработала какая-то часть твоего сканера. Электричество же в проводах ты видишь? Почему бы и магнитное поле планеты не чувствовать, хотя бы иногда.

— Ну, может, и так… — Карина с сомнением посмотрела на подругу. — Когда… — она чуть было не сказала «если», но вовремя спохватилась. — Когда вернемся домой, надо с Овари поговорить. Он наверняка какие-нибудь тесты придумает для проверки. О, вот и господин Мамай!

Староста пробрался сквозь толпу за нетерпеливо оглядывающейся Тамшей. Он подошел к Карине и первым делом низко поклонился.

— Сама Карина! — торжественно произнес он. — Я благодарю тебя от лица всей Муммы за наше спасение. Воистину, духи принесли тебя сюда на крылья благодетели!

— Не за что, — слабо улыбнулась Карина. — Я же не знала, куда бежать, чтобы спасаться. Волей-неволей пришлось остальных будить. Господин Мамай, могу я тебя попросить успокоить людей и перевести, что я скажу?

— Да, сама Карина! — кивнул старик. — Сейчас.

Он повернулся к людям и что-то громко прокричал — раз, другой, третий. Постепенно гомон начал стихать, и староста проговорил несколько фраз на местном наречии. Эффект оказался неожиданным: мужчины и женщины, включая Тамшу, все одновременно рухнули на колени как подкошенные и на несколько секунд уткнулись лбами в камень. Остались стоять только полтора десятка фигур с автоматами, слабо отблескивающими в свете звезд и упавших на скалу факелов — солдаты Дракона. Карина растерянно вскочила на ноги, и староста, кряхтя, тоже опустился на колени и склонился в глубоком поклоне.

— Говори, сама Карина, — почтительно сказал он. — Тебя слушают. Я переведу.

— Но почему все встали на колени? — недоуменно спросила Карина. — Господин Мамай, что ты сказал?

— Ты спасла наши жизни, — торжественно проговорил Мамай. — Теперь мы все перед тобой в долгу. Правда, женщины еще никогда никого не спасали… — с сомнением добавил он, но тут же встрепенулся. — Приказывай, сама Карина!

— Теперь ты у нас помесь полубогини с феодалом, — прокомментировала Цукка, пересаживаясь с корточек в позу со скрещенными ногами. — Ты говори, говори. А то люди ждут. Они же лбы от камня не оторвут, пока не заговоришь, а скала холодная.

— А? — Карина глянула на нее. Положительно, Лика дурно влияет на семью! Теперь еще и Цукка ехидничать начала! Стоп, не время. Она прочистила горло.

— Жители Муммы! — несмело начала она, и староста тут же перевел ее слова. — Опасности больше нет… наверное. Я больше не чувствую напряжен… э-э-э…

— Зова духов, — подсказала Цукка.

— Да, больше не чувствую зова духов. Подземный гром в ближайшее время не вернется. Но пока не надо возвращаться домой. Оползни могут еще…

Она осеклась и прислушалась. Что там — далекие крики? Определенно да — что-то вроде громкого плача одновременно многих женщин.

— Кто-то кричит, — сказала она напряженно. — Господин Мамай, ты не слышишь?

Старосты что-то быстро проговорил, и один из молодых мужчин в одних шароварах вскочил на ноги и быстро подошел к ним.

— Он говорит, что крики слышны из Камбы, соседней деревни, — пояснил Мамай, выслушав его сбивчивую речь. — Женщины причитают.

— Камба! — Карина схватилась за голову. — Мы же так и не успели их толком предупредить! Они же наверняка не успели эвакуироваться… бежать от оползня! Господин Мамай, мы должны им помочь! Я должна им помочь! Спроси, захочет ли кто-то пойти со мной? Я не найду одна дорогу ночью!

Мамай медленно поднялся на ноги и произнес несколько фраз. Немедленно тут и там мужчины начали вставать вслед за ним, и вскоре стоять на коленях остались только женщины и дети.

— Они все хотят пойти? — удивленно спросила Карина.

— Я не спрашивал, кто хочет пойти, — покачал головой старик. — Я просто приказал. Все мужчины пойдут в Камбу. Мы должны помочь соседям, их нельзя бросать в беде. Прошу, останься здесь.

— Нет! Я должна быть там. А что, пойдут все мужчины? Кто-то ведь должен остаться охранять женщин и детей!

— Охранять? — удивился Мамай. — От кого? Опасных зверей в окрестностях не встречал даже мой дедушка…

— Зато люди есть. Вдруг кто-то сойдет с ума и нападет?.. Или какой-нибудь очередной муллулубный зверь появится? О, я знаю, что делать. Все равно ведь для них слишком низко в спасательных работах участвовать?

Она задействовала сканер, чтобы не запинаться в темноте, решительно обошла старосту и быстрым шагом подошла к кучковавшемся на заднем плане солдатам Дракона. В одном из них она распознала Младшего Когтя.

— Господин Дурран! — обратилась она к нему. — Я с мужчинами Муммы отправляюсь ту деревню… в Камбу. Мы посмотрим, каковы разрушения и нельзя ли кого-то спасти. Ты со своими людьми останешься здесь, чтобы охранять женщин, стариков и детей — от зверей и людей, если вдруг кто-то появится.

— С какой стати ты указываешь мне? — надменно спросил Дурран, но в его голосе почувствовалась неуверенность. — Ты забыла, кто ты такая и почему здесь находишься?

— Я указываю потому, что только что спасла тебе жизнь! Если бы я не предупредила об опасности, сейчас ты бы спал под толстым слоем земли, похороненный заживо. А еще я приказываю потому, что я сильнее тебя. Вы ведь здесь считаете, что сильный всегда прав? Вот и подчиняйся. Я оставлю здесь свою подругу, и если она расскажет мне, что ты сделал что-то не так…

Она оборвала свой слова на угрожающей ноте и повернулась спиной, чтобы уйти. Однако тут ей в голову пришла новая мысль, и она замерла.

— Поссоришься со мной — и умрешь, — сказала она не оборачиваясь. — Но если поймешь, где твоя выгода, то упрямиться не станешь. А я исправлю тебе неправильно сросшуюся руку.

Так и не обернувшись, она быстро подошла к Мамаю, и тот махнул рукой. Мужчины, неся над головой факелы, большой молчаливой толпой двинулись в темноту ночного леса, и Карина затерялась в их гуще. Какое-то время Дурран молча смотрел им вслед.

— И чтоб какая-то восточная шлюха указывала бойцам клана, что делать… — неуверенно пробормотал кто-то позади него.

— Молчать! — рыкнул Младший Коготь. Его разрывали на части противоположные чувства. Ярость — как эта восточная бесстыдница смеет что-то приказывать ему? Совершенно незнакомое до того уважение к женщине, способной управлять мужчинами — и, возможно, действительно спасшей ему жизнь. Холодок страха в животе — а что, если она и в самом деле решит, что он ей не угодил, и убьет его? Он не неграмотная деревенщина, чтобы считать ее великим шаманом, но она совершенно определенно способна порвать его в клочья, и он даже не сможет защищаться — позорная смерть! И еще… еще что-то очень странное. Чувство, которое он не испытывал уже несколько лет, с тех пор, как стал солдатом Дракона. Чувство, которое вот так, с ходу, он не мог даже определить.

— Мы все равно ничего не можем ей сделать, — наконец произнес он, надеясь, что в его голосе не слышится колебания. — В свое время она поплатится за свою наглость. Но сейчас нам все равно сидеть здесь до утра.

Он обернулся к своим людям.

— Занять позиции по периметру, — приказал он. — Охранять тех, кто остался. И не спать! Того, кто заснет, я лично пристрелю. А если с кем-то из женщин что-то случится, сами займете их места на плантациях. Я иду в Камбу, проконтролировать, что там происходит.

Он забросил автомат за спину и быстро пошел вниз по скале.

Путь по ночному лесу оказался куда тяжелее, чем представляла Карина. Селевые потоки прошли по джунглям, словно густые реки слепого разрушения. Там, где их приходилось пересекать, приходилось с трудом пробираться через мешанину торчащих из полужидкой грязи обломков острых сучьев и расщепленных стволов. Несколько раз только сканер, показывающий грязь на полметра в глубину, спасал Карину от распоротой подошвы, но даже и так ее ступни и лодыжки скоро покрылись болезненными царапинами. Она старалась не думать, какая зараза может проникнуть в раны, и переступала-переступала-переступала саднящими ногами по кажущемуся бесконечным бурелому, заставив себя превратиться в нерассуждающую шагающую машину. Раз-два, раз-два, шаг, еще, еще…

К счастью, языков оползня попадалось не так много. После третьего они вышли к Мумме. В темноте казалось сложным разобрать, какая часть деревни пострадала, но Карина с грустью сообразила, что поток наверняка накрыл песчаный заливчик на берегу реки. Тот заливчик, который она уже успела полюбить и на берегу которого каждое утро отрабатывала техники Пути под внимательными взглядами шушукающихся местных кумушек, вяло изображающих стирку. Мужчины Муммы при виде нескольких разрушенных окраинных домов возбужденно загомонили, но один из них что-то властно прокричал, и все заторопились дальше.

После Муммы снова начались завалы. После второго вконец обессилевшая от выдирания из густой грязи саднящих ног Карина оступилась и упала на четвереньки. Несколько мгновений она оставалась в таком положении, тяжело дыша, потом начала с трудом подниматься, поочередно выдирая из топкой почвы руки, ушедшие в нее почти по локоть. Рядом чавкнула грязь, и сильные руки осторожно подхватили ее под мышки и помогли подняться.

— Спасибо… сан Шаттах, — почему-то Карина почти не удивилась, через сканер разглядев в стоящем рядом мужчине своего первого пациента. Значит, он уже вернулся? Или он не уходил далеко? — Твоя помощь неоценима.

— Э-э… — тот прочистил горло. — Сама Карина, наверное, ты сказала вежливые слова — на свой манер. Я могу распознать их, но не знаю, как правильно ответить.

— Не надо отвечать, сан Шаттах. Мне достаточно твоей помощи. Далеко еще до Камбы?

— Лес изменился. Судя по голосам, почти пришли.

Действительно, женские крики и причитания раздавались уже недалеко, слышались возбужденные мужские голоса. Меж деревьев блеснул отблеск — кажется, где-то там разгорался пожар.

— Хорошо. Тогда последнее усилие…

Карина распрямилась и пошагала вперед, уже не в силах бежать. Шаттах подхватил ее под локоть, и она тяжело оперлась на него.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила она. — Оказывается, тяжело это — по грязи гулять. Сан Шаттах, ты уже не боишься, что я тебе живым съем?

— Сама Карина, — судя по голосу, торговец тщательно подбирал слова, — я не испытываю перед тобой страха. В тот день я просто… был не в себе. Я решил, что умру, потому что Риш не успеет… Кхм. Ты спасла меня от ужасной смерти. И я… не очень суеверен. Я предпочитаю не ссориться с лесными духами, но не вижу их козни в каждом, что не понимаю. В деревне называют тебя великим шаманом — но я часто бываю в других городах. Я слышал про тех, кого называют синомэ — людей и орков, что умеют разрушать вещи взглядом. Я никогда не видел синомэ своими глазами и никогда не слышал про таких, что умеют не только убивать, но и лечить. Но все когда-то случается впервые. Я впервые в жизни увидел синомэ — тебя — и впервые в жизни оказался в долгу перед женщиной. И ты многих спасла сегодня ночью. Я не боюсь тебя. Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

— Спасибо, сан Шаттах, — опираясь на его руку, Карина перепрыгнула через корягу и подождала, пока он сам перешагнет через нее. — Но сейчас помощь нужна другим. Я ускорю шаг — здесь земля твердая, и я уже перевела дух. Ты не беги, твоей ноге еще рано давать такие нагрузки. Швы могут разойтись.

Не дожидаясь ответа, она перешла с шага на легкую трусцу, которой могла, не особо уставая, бежать и бежать многие версты. Лишь бы ноги не проваливались.

Больше до самой Камбы грязевых потоков не попадалось. Но на том все везение и заканчивалось. Выбежав на опушку леса, Карина остановилась и тихо ахнула. Прямо перед ней в тусклом свете разгорающейся на востоке зари, словно застывшая река, распростерлась широкая, не менее двадцати саженей, полоса земли, перемешанной с обломками деревьев. Там и сям из нее торчали конструкции, в которых с трудом угадывались остатки каркасов крыш и деревянных стен хижин. На дальнем краю потока теснилась жалкая горстка уцелевших домишек — в сумерках казалось невозможно разобрать, сколько именно, но не более двух десятков. Там метались факелы, доносился возбужденный гомон людей. Оступаясь, Карина побрела от одних руин к другим. Поток оказался неглубоким, покрыв деревню слоем не более полусажени, и она вглядывалась через сканер в его толщу, отчаянно пытаясь разглядеть, нет ли там, в глубине, кого-то живого. Надежды практически не оставалось — но вдруг?..

Погибших почти не наблюдалось — похоже, посланник все же успел добежать как раз вовремя, чтобы разбудить людей. Но тут и там Карина замечала тела — мертвые, без малейших признаков жизни, целыми семьями — мужчины, женщины, младенцы… Она содрогнулась, представив их агонию — агонию похороненных заживо без надежды на спасение. Нет, вряд ли удастся найти кого-то живого…

Гомон от уцелевших домов усилился, и тут же яркое пламя озарило окрестности. Карина обернулась. Полыхали торчащие из грязи обломки большого дома на самом краю потока. Вокруг метались люди. Пламя лизало покосившиеся стены, слишком яркое, чтобы оказаться лишь продуктом горения вечно влажной в местном климате древесины. Карина с максимальной скоростью зашагала по топкой грязи в ту сторону. Секунд через двадцать она добралась до руин — только для того, чтобы на нее никто не обратил никакого внимания. Какая-то женщина — полуголая, что по местным меркам оправдывали только чрезвычайные обстоятельства — стояла на коленях и выла, вцепившись себе в волосы.

— Что там такое? — Карина ухватила за руку мужчину, растерянно пялящегося на пламя. Тот бросил на нее косой удивленный взгляд, выдернул руку и снова повернулся к огню.

— Что там такое? — закричала она во весь голос, и на сей раз ее заметили. Какая-то женщина подбежала к ней, упала на колени и что-то быстро затараторила, указывая рукой на дом.

— Не понимаю, — Карина помотала головой и указала на уши. — Не понимаю. Ты говоришь на общем?

— Шималу! Шималу! — отчаянно повторила женщина, снова указывая на дом. — Шималу! Чико хохорому шималу вабаралло чум! Шималу![11]

Карина вздрогнула. Слово «шималу» она уже слышала. Кажется, оно обозначало ребенка. Она быстро оглянулась — нет ли рядом кого-то, кто говорит на общем? Господина Шаттаха рядом не оказалось, и все лица казались совершенно незнакомыми.

Она повернулась и медленно пошла вокруг разгорающихся руин, оценивая обстановку. Характерный запах подсказывал — горит масло, выжимаемое из стеблей местного растения цуги. Вероятно, кто-то ненароком подпалил искрой от факела разлившуюся из поврежденных сосудов жидкость. Само оно точно не потухнет…. Она замерла, вглядываясь в нагромождение бревен.

Большой дом, гораздо больше, чем она видела до того в Мумме, оказался задетым самым краем потока. Не жилой дом, в обычной местной манере сделанный из переплетенных тонкими прутьями или лианами жердей, а что-то вроде длинного, высокого, сложенного из толстых бревен амбара. От удара стихии он перекосился и завалился на бок, и сейчас бревна беспорядочной грудой валялись одно на другом. В нескольких шагах от Карины суетилась группа из десятка мужчин, с помощью примитивных деревянных рычагов пытавшихся раздвинуть бревна. Получалось плохо — обломки пальмовых стволов оказывались либо слишком толстыми и не пролезали в щели, либо, наоборот, слишком тонкими, а потому трещали и ломались от усилий. Суета делала их работу еще менее эффективной: они толкались, кричали и страшно мешали друг другу. Пламя — к счастью, в дальнем конце строения — между тем разгоралось все сильнее, и Карина уже чувствовала на щеках его жар. Скоро оно доберется и сюда, и тогда…

Она задействовала сканер. Почти на пределе его дальности под бревнами она разглядела шевеление. Похоже, там действительно кто-то живой! Ребенок лет семи-восьми, судя по размерам. Бревна вокруг раздвинуть сложно — убери одно, и остальные сдвинутся, размалывая хрупкие детские кости. Взрослый, возможно, и выдержал бы, но у ребенка нет никаких шансов.

Она шагнула вперед и дернула за руку одного из мужчин. Тот отмахнулся, и Карина, внезапно разозлившись, дернула его манипулятором так, что он отлетел на несколько шагов назад и упал на землю. Карина снова шагнула вперед, раздвигая мужчин манипуляторами, и через несколько секунд стояла перед завалом. Мужчины сгрудились позади, что-то лопоча, но приближаться не осмеливались. И то ладно…

Она еще раз просканировала завал. Она никогда особенно не любила «сто сорок четыре», но, кажется, время, потраченное на долгие сражения с Яной и Палеком, в которые те нет-нет да втягивали ее, внезапно перестало быть впустую потерянным. Резким ударом она сломала пополам верхнее бревно и выдернула на себя ближний обломок. Манипуляторы опасно завибрировали — вес оказался близким к верхней границе. Близким, но не превышающим ее. Она обернулась.

— Всем отойти назад! — приказала она. — Я буду дерево отбрасывать. Тут опасно. Назад, назад! — она махнула рукой. — Отойдите!

Мужчины непонимающе пялились на нее, и она бросила обломок бревна им под ноги. Словно стайка вспугнутых птиц, они отскочили на сажень назад и снова замерли. Карина пожала плечами. Ладно, если она и зашибет кого, сами виноваты. Не стой под стрелой!..

Следующие несколько минут она отчаянно сражалась с бревнами, про себя ругая самыми скверными известными ей словами строителей этого бастиона. И зачем они возвели такое массивное сооружение? Обороняться, что ли, от кого-то собрались? Во все стороны летели щепки, отброшенные обломки падали у нее за спиной — со звонким стуком, если попадали на другие бревна, или глухо, если падали на землю. Пламя становилось все жарче, подбиралось все ближе, но она уже не только видела сканером извивающееся под бревнами маленькое хрупкое тельце, но и разбирала тихое поскуливание. Только бы успеть! Бревна по сторонам пробиваемой ей траншеи внезапно заколыхались и начали расползаться, и она едва успела их удержать. Пришлось снизить темп. Жар становился невыносимым, и она старалась не думать, как его переносит заваленный ребенок, находящийся к пламени куда ближе. Удар, рывок, бросок, удар, рывок…

Благодатная прохлада водопадом обрушилась на нее. Она бросила взгляд назад. Вода заливала глаза, но перед тем, как на нее обрушилась вода из второго кувшина, она успела заметить освещенный мечущимся светом мужской силуэт. Как он там оказался? Она же сто раз могла его прибить обломком! Нет, не время думать! Она разбила еще три бревна и, отбросив крупный обломок, наконец-то разглядела глазами детскую голову. В пяти шагах взметнулся огонь, бревна вокруг угрожающе зашатались и начали медленно оседать, в лицо пахнуло нестерпимым жаром, но Карина манипуляторами уже выдернула ребенка из щели, словно пробку из бутылки, прижала к себе и отскочила назад. Бревна и острые занозистые щепки мешались под ногами, жара палила — хорошо хоть, теперь спину и затылок, а не лицо и грудь — и она, оступаясь и оскальзываясь, полезла назад, к краю завала. Кто-то ухватил ее за плечи и дернул к себе, и она словно птица взлетела к небесам — чтобы обессилено обмякнуть на крепких мужских руках, прижимая к себе спасенного. Позади ревело и ворочалось пламя, торжествующе пожирая свою законную добычу, и ее понесли куда-то в сторону, и кажущийся ледяным после пышущего жара воздух предутренних джунглей освежающей волной ворвался в ее легкие. Она тяжело задышала. Сердце отчаянно колотилось в ушах. На время она позволила себе закрыть глаза, отключить сканер, расслабиться и отдаться на чужую волю. Ее посадили на что-то мягкое, и она с облегчением оперлась спиной о надежную твердость древесного ствола. Но ребенок у нее в руках казался странно обмякшим и безвольным, и она не открывая глаз взглянула на него через сканер.

Слабая пульсация мозговых волн — слишком слабая. Мозг отключился, и ритмы затихают. Сердце почти не бьется, редки и нерегулярные пульсации. Дыхание едва различимое. Да, мальчик слишком долго оставался рядом с огнем — удушливые газы и высокая температура привели его на грань жизни и смерти. Нужно срочно делать искусственное дыхание. Она заставила себе пошевелиться и аккуратно положить ребенка рядом с собой. Открыв слезящиеся глаза, она обнаружила, что возле нее полукругом на почтительном расстоянии столпилось не менее полусотни тихо переговаривающихся людей. Возле нее на корточках, уже неплохо различимые в свете утренней зари, сидели двое: господин Шаттах и еще один незнакомый мужчина. Ну конечно — тот, который облил ее водой. Что-то в нем казалось странным, но воспаленному сознанию Карины было не до анализа. Она набрала воздуху в грудь, наклонилась над лежащим навзничь ребенком, приникла губами к его рту, зажав ему нос, и плавно выдохнула. Запустив манипулятор ему в грудь, она принялась осторожно массировать сердце. Она много раз отрабатывала такую первую помощь на медицинской кукле, но на живом человеке — только однажды, когда пациент на операционном столе начал внезапно коллапсировать из-за непредвиденной аллергии на наркоз. Тогда все обошлось. Должно получиться и сейчас…

Минуту спустя грудь ребенка начала судорожно вздыматься. Его сердце бешено заколотилось, и ритмы мозга начали потихоньку выправляться. Он все еще оставался без сознания, но за его состояние уже можно было не опасаться. Карина обессилено села на пятки и еще раз прошлась сканером по его телу.

«Его»? Почему она решила, что это мальчик? Перед ней на куске материи лежала девочка лет восьми или девяти. Ее одежда, судя по всему, осталась под развалинами, зажатая бревнами. На плечах и бедрах явно виднелись ссадины и царапины, судя по всему, оставшиеся от резкого рывка сквозь бревна. Хорошо хоть, что молодым девочкам не обязательно носить капюшон, закрывающую голову, иначе зажатая обломками ткань могла бы ненароком сломать ей шею. Итак, девочка. Живая. На ступнях и лодыжках несколько ожогов первой-второй степени — видимо, огонь успел-таки добраться до нее и лизнуть ее своими жадными языками. Но ничего непоправимого. Выживет. Нужно только выяснить, как в местных краях лечат ожоги. Наверняка должны иметься какие-то составы — жир, масло, что-то еще. Правда, с них станется и паутину с сырой землей прикладывать!

— Ты в порядке, сама Карина?

Карина обернулась на голос. Он принадлежал мужчине, сидящему на корточках рядом с господином Шаттахом. Теперь она наконец сообразила, что в нем казалось странным. Он выглядел самым натуральным диким шаманом: голый торс, изукрашенный загадочными татуировками, нечесаная грива волос, из-под которой виднелись крупные блестящие серьги, плотные свободные штаны с бахромой, какая-то незнакомая глухая обувь, изукрашенная узорами чего-то, в других обстоятельствах, возможно, блестящего, но сейчас заляпанного черной грязью. Все это она ухватила одним взглядом — и тут же утонула в его глазах.

Угольно-черная, необычно широкая радужная оболочка делала его глаза бездонными провалами даже в сером предутреннем сумраке. Свет факелов отблескивал в них искрами, и Карине почему-то показалось, что она снова смотрит в ночное звездное небо. Задубелая кожа на лице пошла морщинами, когда его губы растянула ободряющая улыбка, и твердые пальцы коснулись ее щеки.

— Ты храбрая девочка, сама Карина, — произнес шаман, и его глубокий низкий голос заставил завибрировать все ее существо. — Храбрая и самоотверженная. Мало найдется мужчин, способных сравниться с тобой.

— Спасибо, господин… — пробормотала внезапно смутившаяся Карина. — Э-э…

— Я Панариши, служитель Тилоса, — пояснил мужчина. Господин Шаттах рядом с ним подтверждающе кивнул.

— Рада знакомству, господин Панариши. Прошу благосклонности. Ой, что же мы сидим! — спохватилась Карина. — Нужно продолжать поиски!

— Некого искать. Мертвые умерли, а живые встречают новый день. Мужчины Муммы и Камбы проверяют дома, но они не найдут больше никого. Те, кто не успел выбежать наружу, погибли.

— Вот как… — плечи Карины опустились. Почему она не догадалась отправить к соседям кого-нибудь раньше?

— Твое предупреждение спасло жизни многим, — шаман оглянулся на остатки деревни. — Очень многим. Теперь отдыхай. Тебе принесут питье и новую одежду. С едой пока сложно. Горы разрушили амбары и коррали Камбы. Потребуется время, чтобы разобраться в неразберихе.

— Я не устала! — запротестовала Карина. — Я могу разбирать завалы…

— Нечего разбирать. Камбу нужно отстраивать заново. Ты и так сделала гораздо больше, чем можно ожидать от чужестранки. Теперь время поработать другим. Если ты решишь командовать, мужчины подчинятся тебе, но ты все равно не знаешь местных путей. Ты только помешаешь. Впереди у тебя тяжелый день — твои способности лекаря еще очень пригодятся. А чтобы ими пользоваться, тебе следует отдохнуть.

— Я еще успею отдохнуть… — запротестовала Карина. — Я…

Железная рука легла ей на шею, и она еще успела дернуться перед тем, как пальцы Панариши нажали ей на вторую точку. Падая в глубины беспамятства, она еще успела удивиться: и откуда он знает, как усыпить человека?

24.04.858, вододень. Грашград

Выбираясь из машины, Комора еще раз бросил взгляд на указатель топлива. Мало. Все-таки придется отсюда отправиться на заправку, хотя с деньгами сложно. Все-таки как неудачно отменилась очередная группа! Ну, возможно, все-таки удастся пристроиться на день-другой к прежним хрюшкам. Хотя они вздорные и склочные, и хамовитые, и неотесанные, и бескультурные… он оборвал себя — не следует так накручивать себя перед встречей с потенциальными клиентами. В общем, хотя они и страшно далеки от того идеала, о котором мечтает каждый гид, но деньги у них водятся. И если удастся развести их хотя бы на тысяч на пятьдесят вербов, он готов терпеть. В конце концов, он так и не сводил Палека на дискотеку. И он готов устроить им даже натуральную рыбалку на Кронге. Например, в заповеднике Шаташахи. Все равно в карман егерям совать он станет не свои деньги. Главное, чтобы они уже как следует проснулись, но еще не успели разбрестись по своим глупым туристическим надобностям. Если только за последние два дня они не изменили своих привычек, половина девятого — самое время для визита. Впрочем, старший, Саматта, наверняка снова зависнет в гостиничном баре, где его не составит труда найти, и вряд ли он успеет надраться настолько, чтобы не понимать чужую речь.

Сквозь вращающуюся дверь он вошел в пустой холл отеля и приблизился к стойке дежурного.

— Привет, Мбара! — поздоровался он с очаровательной женщиной в гостиничной форме, радостно улыбнувшейся ему. — Как поживаешь с утра пораньше?

— Здравствуй, Комора, — откликнулась та. — Все замечательно. Если бы не… — Она опасливо оглянулась, нет ли в радиусе слышимости постояльцев или начальства. — Если бы не хрюшки, совсем здорово было бы.

— Муж тебя не ревнует из-за ночных дежурств? — Комора улыбнулся ей в ответ. Молодая гулана нравилась ему своей неуемной энергией и чувством юмора, и иногда он задумывался, что будь он лет на двадцать моложе…

— Это я его ревную! — на бронзовых щеках Мбары появились очаровательные ямочки. — Остается дома, понимаешь, в одиночку! Как у тебя дела?

— Да все так же, — вздохнул гид. — Староват я уже для такой работы. Не молодой, чтобы бегать за каждым княжичем или катонийцем с толстым кошельком, язык высунув от усердия.

— Жениться тебе надо! — убежденно сказала Мбара. — И совсем ты не старый. Ты в самом расцвете сил, женщинам такие нравятся. Ты… ты… представительный, вот! Ой, погоди, сейчас обслужу клиентов.

Она, нацепив на лицо широкую дежурную улыбку, повернулась к входящей в холл благообразной пожилой паре, судя по внешности, из Четырех Княжеств, за которой два гостиничных носильщика тянули на тележке груду чемоданов. Чуть позади важно шествовали еще двое северян — похоже, слуга и служанка.

— Рыцарь вайс-граф Осень! — радушно воскликнула служащая. — Дама вайс-графиня! Добро пожаловать! Надеюсь, ваше путешествие было приятным. Как я рада, что вы снова решили остановиться у нас!

— Взаимно, деточка, взаимно, — покровительственно прокашлял старичок. — Паспорта нужны?

— Что ты, рыцарь вайс-граф! — Мбара замахала руками. — В компьютере есть все данные. Ваши номера уже вас ждут.

Она помахала рукой, и к стойке подбежал униженно закланявшийся посыльный. Сунув ему ключи, дождавшись, пока он уведет новоприбывших, и быстро отстучав по клавишам регистрацию, молодая женщина снова повернулась к Комори.

— И что, ты всех бывших постояльцев на память помнишь? — недоверчиво поинтересовался тот. — Да тебе цены нет!

— Когда помню, а когда в компьютере подсматриваю, — вздохнула дежурная. — Я всегда смотрю фотографии тех, кто сегодня прибывает. Ну, и на память на лица пока не жалуюсь. Да толку-то…

— А что не так?

— Слухи ходят нехорошие. Что владелец собирается дежурных и коридорных на чоки заменять. Так представительнее. Меня, наверное, не уволят, я на хорошем счету, и у нас найду, куда пристроиться, а вот девочек могут выгнать. В других отелях та же история. Как хорошо было еще лет десять назад — никаких чоки, только живые люди!

— Плохо, — сочувственно кивнул гид. — У нас тоже людей стали постепенно подменять электроникой. Для особо экономных хрюшек сделано. Выдается брелок, а в нем компьютер и камера. Наводишь объектив на здание, нажимаешь на кнопку, и он справку зачитывает. У нас людей машинами заменить сложнее, чем у вас, но все равно неприятно. Мбара, да ты не расстраивайся. Чоки же жутко дорогие. Даже те, что в ЧК делают, недешевые, а уж хорошие, из Катонии, и подавно. Каждый таких денег стоит, что пятерым год зарплату платить можно.

— Дорогие, — грустно кивнула женщина. — Но тут вопрос не денег, а престижа. Круто так. Опять же, в Катонии экспортные пошлины на чоки понизили, значит, цена снова упадет. Ну ладно, хватит о грустном. Комора, ты ведь не просто так в гости забежал?

— А, да, — спохватился гид. — Скажи, те пятеро хрюшек, с которыми я недавно возился, еще из номеров не ушли?

— Те пятеро? — дежурную ощутимо передернуло. — Они вообще съехали. Еще двое суток назад. Вот уж хрюшки так хрюшки…

— Как съехали? — поразился Комори. — Они же на неделю у вас номера оплачивали, а прошло четыре дня!

— Вот так взяли и съехали, — пожала плечами гулана. — Устроили жуткий скандал на пустом месте, загрузили барахло в грузовик, потребовали деньги назад и свалили. Честное слово, впервые таких сварливых хрюшек видела! Надеюсь, больше у нас им останавливаться не захочется. А что тебе от них нужно? За работу не заплатили?

— Заплатить-то заплатили. Хотел посмотреть, нельзя ли еще на пару дней к ним примазаться. Тем паче и повод есть, пусть и паршивенький.

— Да? — заинтересовалась Мбара. — А что за повод?

— Сегодня ночью на юге тряхнуло. Не сильно, но кое-где лавины и оползни сошли, дороги порушило, все в таком духе.

— А, помню. В ночных новостях сообщали что-то такое. И что?

— Палата гостей с самого утра разослала по всем турфирмам уведомления, что туристические визиты в юго-западную часть страны временно запрещены. Чумча, Джамарал, Падва, Тупирака и так далее.

— Чумча? — поразилась женщина. — Тупирака? А что, и туда хрюшек возят?

— Нет, разумеется, — пожал плечами гид. — Там и смотреть не на что, и украдут за ради выкупа, чихнуть не успеешь. Но ты же знаешь, что такое Палата. Инструкция есть, и они строго по ней действуют. В общем, жаль, что съехали. Куда, не знаешь?

— Формально — нет. Они отказались официально уведомлять о новом адресе. Но языками трепали, как вентиляторы. «Кристалл» знаешь?

— Знаю. Мбара, прости, но я побегу. А то не успею перехватить до того, как уйдут куда-нибудь. За мной что-нибудь вкусненькое.

— Я запомню! — на щеках дежурной снова показались ямочки. — Удачи, Комора.

— Тебе тоже.

Гид быстро вышел, почти выбежал из отеля. Что за незадача! Теперь он, скорее всего, не успеет их поймать. День пройдет впустую — и именно тогда, когда ему позарез нужны деньги.

До «Кристалла» он добрался за пятнадцать минут, побив все рекорды, нарушив все мыслимые правила и только чудом никого не сбив и не зацепив. Но на месте его ждал сюрприз еще больший.

— Итадзура? Баку? — равнодушно переспросил дежурный, прокручивая журнал регистрации. — Нет, не заезжали такие. Ни два дня назад, ни три, вообще никогда. Ты уверен, что именно к нам?

— Теперь уже нет, — пробормотал Комора. — Извини, что побеспокоил.

Он вышел из гостиницы, остановился перед входом, поднял голову и посмотрел ввысь, на черно-стеклянный кирпич здания. Слоги «Кристалл» сверкали в лучах утреннего солнца. Нет. Вряд ли они могли перепутать. Посторонившись, пропуская недовольно взглянувшую на него орочью пару, он задумался.

Пятеро туристов, скандалистов, жмотов, неотесанных чурбанов и хамов, как никто иной заслуживающие презрительное прозвище «хрюшки». Трое мужчин и две женщины, ничего не желающие слушать о местных правилах приличия и отказывающихся надевать что-то менее вызывающее, чем их одежда. Типичные катонийцы — самоуверенные, всезнающие, взирающие на окружающий мир, словно посланники небес, несущие прогресс и счастье. Очень типичные.

Слишком типичные.

Память начала услужливо вытаскивать на поверхность странные эпизоды. Аэропорт — избалованная пухлая девица тащит на своем горбу тяжеленную на вид сумку. Отказ нанять носильщиков. И потом она деятельно помогает грузить багаж в микроавтобус, управляясь лучше бывалого грузчика. Физическая сила, которой позавидует здоровый мужик — физическая ли? Но если она синомэ, почему они ни разу не упомянули о том? Особенно с учетом местных законов об обязательной регистрации особых способностей и ношении нашейного знака?

Удочки в багаже — не маскировали ли они что-то более существенное? Он не большой любитель походов на природу, но если убрать дурацкие удочки — что в остатке? Палатки. Полевая утварь для готовки пищи. Бинокли. Что-то еще, что ему так и не позволили увидеть, демонстративно оттесняя в сторону от багажа?

Сцена возле памятника Тароне, когда Саматта откололся от группы. Явная военная выправка мужчины — и глупое кривляние с неуклюжими ударами в воздух. Ни один человек, которого когда-то учили драться врукопашную, и драться насмерть, на такие просто не способен. Значит, он зачем-то изображал из себя неумеху — но зачем? И если он намеренно разыгрывал из себя клоуна в тот момент, не занимались ли они таким актерством и в остальное время?

Постоянные скандалы и капризы. Его постоянное раздражение и облегчение, когда кто-то из них оказывался вне его поля зрения. А ведь, если задуматься, по крайней мере один из них все время отсутствовал рядом. Предлоги выходили разные, но факт остается фактом.

И вот теперь — внезапное немотивированное исчезновение с явно выраженным ложным следом. Конечно, всему может найтись самое простое объяснение. Но его дело маленькое: в случае чего сообщить и получить деньги. И премию, если информация окажется действительно важной. Именно то, что ему необходимо сейчас.

Гид Комора вытащил пелефон и вызвал код, невинно озаглавленный «Цветочная служба».

Тот же день. Где-то на дорогах Граша

— Каково оно — иметь приемным отцом Сущность?

Яна вздрогнула. Она тщетно пыталась сосредоточиться на тексте, описывающем условные обозначения на топографических картах. Как и обещал Саматта, дороги уже со вчерашнего дня стали куда хуже — провалы в асфальте и просто стертое до гравия покрытие встречалось все чаще и чаще, и трясло машину неимоверно. Ольга проявляла недюжинное мастерство в обращении с джипом, но от вибрации оно не спасало. Небольшой экран пелефона плясал перед глазами, буквы мельтешили, и Яна выключила его почти с облегчением.

— Что ты имеешь в виду? — вполголоса осведомилась она, чтобы не разбудить Дентора, спящего на заднем сиденье. Гигант явно страдал из-за своих габаритов, не позволяющим ему вытянуть ноги даже в такой большой машине, а потому засыпал в ней с большим трудом.

— То, что спрашиваю, — Ольга притормозила, чтобы перевалить через колдобину. — В «Черном квадрате» указано, что маска Сущности «Соловей» жила в одном доме с вашей группой. Личность, которую он изображал, Дзинтон Мураций — каково жить с ним под одной крышей? Знать, что он каждую секунду буквально видит тебя насквозь, знает о каждой мелкой шалости, с легкостью распознает любую ложь?

— Ничего особенного, — Яна пожала плечами. Под внешне бесстрастной личиной, которую нацепила на себя Ольга, она чувствовала жгучее любопытство, которое ей меньше всего хотелось удовлетворять. Не в зоопарке они и не на шоу в телевизоре. — Просто жили, и все.

— Извини, я не хотела казаться грубой, — произнесла Ольга после паузы. — Я… мне просто интересно, не для того, чтобы ваше досье пополнить. Я сама росла в специнтернате, — она бросила на Яну извиняющийся взгляд. — Я просто не знаю, что такое жить с родителями.

— В интернате? — Яна взглянула на спутницу с новым интересом. — У тебя родители погибли?

— Не то чтобы погибли. Просто когда я… когда у меня проснулся эффектор, они перепугались. Так случилось, что гиперметаболизм заработал раньше манипуляторов. В один прекрасный день на улице я побежала за голубем и чуть не убилась о фонарный столб, стоящий в двух десятках саженей. Никто не понял, что произошло — сначала я стою рядом с мамой и тянусь ручонкой к птичке, а потом вдруг, до полусмерти разбившаяся, сползаю по столбу на землю. Ребра справа переломаны, нос расквашен почти в лепешку, и вообще словно доской по морде приложились. По крайней мере, так описано в моем личном деле, самой-то мне только-только исполнилось девять, так что я уже ничего и не помню. Приехала скорая, меня, бессознательную, увезли в больницу — и там, когда я после операции от наркоза отходила, заработали манипуляторы. Я реанимационную палату разнесла и снова об стену разбилась, когда с кровати спрыгнула.

— По тебе не скажешь, что ты так сильно пострадала, — Яна недоверчиво окинула лицо Ольги пристальным взглядом.

— До тринадцати лет вся физиономия перекошенной оставалась, пока меня в кадетское училище не отправили. Там пластическими операциями поправили. Ну, в общем, родителям предложили меня отдать на воспитание государству — тогда у нас уже сообразили, что к чему, и сильных девиантов высматривали и забирали. Родители даже и не колебались особенно. Потом уже, когда я из училища домой в увольнительные приходила, они себя все время не в своей тарелке чувствовали, вроде бы как предали. Даже извиняться пытались. Они, в общем-то, хорошие люди. У меня брат с сестрой есть, они все вместе прямо идеальной семьей выглядели. Они ко мне в гости приходили в интернат. Но в гости — совсем не то, что настоящая семья.

Ольга замолчала, глядя перед собой на дорогу. Мимо проносилась унылая однообразная степь, покрытая волнами колышущихся трав. Вдалеке показался и пропал лошадиный табун. Дорога повернула к западу, и она опустила шторку на лобовом стекле, блокируя бьющие в глаза лучи. Яна повторила ее движение.

— Я не знаю, каково жить в интернате, — сказала она, помолчав. — Так что я просто не знаю, чем жизнь в семье отличается от какой-то другой. Тебе лучше с Карой поговорить, она на своей шкуре все испытала — и детдом, и Институт. Ей есть с чем сравнивать. Но Дзи не был… маской. Он был отцом. Настоящим отцом. Строгим, требовательным, не позволяющим отлынивать от дел и лениться — но и любящим и понимающим. Нам с Ликой случалось врать ему по мелочам — мы, когда совсем мелкими были, не осознавали, насколько ложь бессмысленна. Но он, случалось, делал вид, что верит — то есть сейчас я понимаю, что делал вид, а тогда мы думали, что он и вправду купился. Так, по мелочам — к океану бегали купаться, несмотря на запрет, иногда с уроков сбегали, иногда мелочь тратили на мороженое вместо обеда, дрались на улице… Ничего страшного, но и обычный отец о таких вещах догадаться может. Я любила его. Может, даже сильнее своего настоящего отца. А может, просто так кажется — я своих настоящих родителей тоже уже почти забыла.

— Почему он ушел?

Яна вздрогнула.

— Почему ты думаешь, что он ушел? — напряженно осведомилась она.

— Ты употребляешь только прошедшее время. Но и без того известно, что последняя явно зафиксированная активность Сущностей случилась восемь лет назад. Кстати, именно активность, связанная с кашей, которую мы сейчас расхлебываем — Сущность «Призрак», если мы правильно понимаем, четко и недвусмысленно установила границы Кураллаха, едва не доведя до сумасшествия командира полка Караванной Охраны, дислоцированного неподалеку. Караванщики после того предпочли убраться подальше, а на их место пришел Дракон, так что непонятно, выиграл ли Призрак хоть что-то. Не суть. Главное, что не оперируют они больше в открытую. Яна, расслабься. Мы союзники. Здесь ли еще Сущности или нет, не имеет значения. Главное, что они вам не помогают, а помогаем мы.

— Дзи любил говорить, что помогает только тем, кто помогает себе сам, — хмыкнула Яна. — Возможно, сейчас он наблюдает за нами откуда-то сверху и ухмыляется. Чувство юмора у него то еще. Ольга, а у твоих родителей родовой замок есть?

— Что?! — от неожиданности та вильнула рулем, и Яну бросило на дверцу. — Извини. Какой родовой замок?

— Ну, ты же вайс-баронесса, — растерянно сказала Яна. — Дворянка. Разве у вас нет родовых замков? Или хотя бы поместий?

Ольга тихо засмеялась.

— Вот, значит, как в вашей демократической Катонии воспринимают наши феодальные Княжества? Родовые замки и поместья, суровые аристократы и гнущие на полях спину крепостные с мотыгами… Да?

— Я не хотела обидеть…

— И не обидела. Просто я думаю, а многое ли из того, что я сама знаю о вашей стране, правда. Яна, мои родители — не дворяне. Они простолюдины, плебеи, если хочешь, никакого титула никогда не имели. Вайс-баронесса — самый младший дворянский титул, он дается офицерам на протокольных должностях. Чтобы могли… на определенных событиях присутствовать. Пожизненно дается, но без права передачи по наследству. Если я мужа когда-нибудь заведу, он вайс-бароном не станет. И поместья нам не положено. Таких, как я, настоящие аристократы за дворян вообще не считают, даже словечко презрительное есть — «промежуточник». Господин Медведь из-за такого отношения демонстративно от титула отказался, хотя Великий Князь ему полноценного оой-графа намеревался дать, наследственный титул, с правом заседания в Дворянской палате. А вообще родовых замков у нас никогда не существовало. Замки всегда оставались государственными, управлялись воеводами на княжьей службе, у аристократов родовыми только поместья и являлись. И тех уже с конца прошлого века практически не осталось — разорились поголовно, когда тракторы в сельское хозяйство массово пришли. Да у многих богачей-плебеев такие загородные особняки, что куда там дворянской усадьбе! Дворцы самые натуральные.

— А что у вас вообще дворяне делают? Страной управляют?

— Частично. У нас Купеческая палата выборная, бюджет формирует, законы утверждает — ну, как у вас Ассамблея. А Дворянская палата их решения утверждает и правительство формирует. Министры и прочие крупные политики обычно аристократы, но те, кто реальную работу делает — не обязательно. Господин Медведь — яркий тому пример. Они с Великим Князем в кадетском корпусе вместе учились, и с тех пор уже почти сорок лет работают. Да ничего интересного. Бюрократия, политические игры, финансовые игры — все, как у вас, только раскрашено немного иначе. Яна, а откуда вообще Сущности взялись? Откуда пришли? Чего хотят?

— Не знаю, — быстро сказала Яна. — Дзи нам не рассказывал.

— Яна, — Ольга бросила на нее взгляд искоса, — если говорить не хочешь, просто скажи. Я пойму. Я знаю, что такое тайна, ничуть не хуже тебя. Но актриса из тебя паршивая, особенно когда врасплох застают.

— Извини, — Яна отвернулась и принялась смотреть в боковое окно. — Действительно, ты меня поймала неожиданно. Да не тайна это. Могу и рассказать. Только есть знание, которое жить помогает, а есть — которое наоборот. Мне-то просто, я с детства привычная, а вот тебе может поплохеть, особенно если задумываться начнешь. Ты ведь умная, я вижу, мозги варят, да и в разведке работаешь. Таким особенно плохо, потому что умеют причины находить и о последствиях размышлять. Ты точно знать хочешь?

— Да я в разведке чисто формально работаю, только по ведомственной принадлежности. Я же телохранитель. Но, Яна, я хочу знать. Честно.

— Ну, смотри. Я предупредила, — Яна грустно вздохнула. — Сброшу я тебе на пелефон материалы, почитаешь. Только с одним условием сброшу — что знание во вред другим не используешь. Дзи рассказывал, что по крайней мере двое из его друзей из-за него самоубийством жизнь покончили. И еще была пара случаев, неподтвержденных, но очень подозрительных. А ведь Демиурги умеют людей распознавать, понимают, кому нельзя знать ни в коем случае, и эмоции чувствуют как минимум не хуже меня. Обещаешь?

— Обещаю, — твердо сказала Ольга. — Хочешь, я прочитаю и сотру в твоем присутствии?

— Как знаешь. Только я тебя проконтролирую, когда читать станешь — не хватало нам еще, чтобы ты в депрессию посреди дороги впала.

— Что, все так плохо? Только не говори, что нас на убой откармливают, чтобы на обед закусывать.

— Да нет, все куда прозаичнее. Скажи, у вас в Княжествах в ролевые игры народ играет?

— В ролевые? — Ольга наморщила нос, вспоминая. — Когда в средневековую одежду наряжаются и картонными мечами дерутся? Есть такое. Я как-то не очень интересовалась, но есть. В кадетском у меня одна подруга, настоящая аристократка, кстати, увлекалась. Изображали они на своей тусовке великие битвы между Княжествами и южанами. Не знаю, по-моему, ей просто нравилось из себя тарсачку изображать и перед парнями полуголой красоваться. У вас-то никто и глазом не моргнет, а у нас — эпатаж, понимаешь.

— Да уж, — Яна хихикнула. — У вас, наверное, парнями крутить куда проще. Голую ногу показала — уже стадами за тобой бегут. А у нас как только не накрасишься, какие только тряпки на себя не напялишь… Тридцать лет назад индустрии дамского белья полный крах предсказывали, а сегодня, в пересчете на нынешние деньги, у нее обороты в пять раз выше, чем тогда! В общем, держись — мы все в такой ролевой игре участвуем.

— Э? — Ольга бросила на нее недоуменный взгляд. — Ты о чем?

— Наш мир — бывшая сцена военной игры. Демиурги почти всемогущи, им есть-пить не нужно, дома и корабли строить — тоже. Им делать нечего, они от безделья и скуки помирают. Большинство, во всяком случае. Нашу планету — и тысячи других — специально для игры сделали. Один из Демиургов у нас императора полумира изображал. Камилл, который в разных досье «Призраком» зовется — бывший император Майно.

— Не понимаю, — помолчав, откликнулась Ольга. — А как же история? Археология? Саматта тоже ведь археолог. Как же динозавры, каменноугольная эра?

— Подделки. Специально организованные закладки, чтобы после завершения Игры брошенные на произвол судьбы жители площадки подольше не догадывались, что их искусственно создали исключительно для развлечения. Мати занимается только новой историей, но он про закладки все знает. И даже знает, как доказать фальсифицированность окаменелостей. Только помалкивает.

— И какова… цель Игры?

— Уже никакой. Больше двухсот лет назад все закончилось. Пробуждение Звезд — такая большая жирная точка. Теперь они не столько играют, сколько наоборот — пытаются наше общество в порядок привести. Оно же под войну заточено, оставить как есть — так сцепимся, что только пух полетит. Два века Джао, Майя и Камилл коррекцией занимаются, и все никак до конца выправить не могут. Насчет целей Камилла, правда, не уверена, он тот еще фрукт — папа его на полном серьезе чокнутым считает, но Дзи и Майя точно стараются. И все равно то тут вспыхнет, то там. Последняя заварушка в Басуэ — яркий пример. Ведь повода-то никакого особого не было, а полыхнуло так, что чуть-чуть полноценная война не началась. Глядишь, еще и начнется. А ведь общество под войну затачивалось, когда самым страшным оружием арбалеты и магические огненные шары были, а не атомная бомба и орбитальные рентгеновские лазеры, как сейчас.

На какое-то время в машине воцарилась тишина, нарушаемая лишь порыкиванием мотора да похрапыванием Дентора.

— А ты молодец, — наконец разрушила ее Яна. — Хорошо воспринимаешь. Я боялась, что ошиблась, что корре… что сеанс психотерапии устраивать придется.

— Ну, в конце концов, меня напрямую история никак не касается, — философски откликнулась Ольга. — Я выполняю свой долг, а там хоть катись все в пропасть. Я же помню, что Саматта господину Медведю рассказывал, когда они в сорок девятом встречались после похищения. Сущности о нашей свободе воли пекутся, хотя мы перед ними как муравьи перед вашими обаками. Ну и пусть пекутся, я не возражаю. Ты мне материалы обязательно сбрось, почитаю, когда сменимся. Хотя… ты, пожалуй, права. Не стоит широкой публике о таких вещах знать. Колесники узнают — такая истерика начнется…

— Кто узнает?

— Колесники. Церковь Колесованной Звезды. Служители Бога-Солнца, если хочешь.

— А… Да, религиозные психи невесть что напридумывают. Когда меняться станем, сброшу книжки. Ольга, меня все-таки волнует землетрясение.

— А что такое?

— Кара. Ее же колебаниями естественного фона корежило, словно от блокиратора. Я все думаю — только у нее такая чувствительность? Или там на всех девиантов так действует? У Кары первая категория, у нас с тобой — тоже. А если нас скрутит в самый неподходящий момент?

— Непонятно, — Ольга нахмурилась. — Я однажды попадала в землетрясение — в Сахарных горах на лыжном курорте, я там господина Медведя охраняла. Слабое землетрясение, но вряд ли слабее, чем сегодня ночью. Я ровным счетом ничего не чувствовала. Надеюсь, что только у Карины такое. Она ведь вообще уникум. Почему бы ей и повышенной чувствительностью к магнитному полю не обладать? Доберемся до места — увидим.

— Увидим, — эхом откликнулась Яна. — Ольга, а можно… — Она помялась. — Можно нескромный вопрос задать? Личный?

— Попробуй.

— Когда ты о Медведе говоришь, у тебя словно теплая искра внутри вспыхивает. Ты его любишь, да?

Ольга посмотрела на нее долгим сумрачным взглядом, и машину тут же тряхнуло на пропущенной колдобине так, что у обеих лязгнули зубы.

— Я телохранитель, — холодно произнесла она. — Мой долг — защищать его, даже ценой своей жизни. Кроме того, он женат. У нас, в отличие от вашей Катонии, к семье серьезно относятся.

— Извини, — быстро сказала Яна. — Я не знала, что… ну, вопрос такой чувствительный. Приношу нижайшие извинения за невольное оскорбление и прошу забыть мои неудачные слова. — Она низко, насколько позволяли ремень и тряска, поклонилась.

— Без обид, — уже куда мягче откликнулась Ольга. — И любите же вы накручивать слова поверх слов! Почему бы не ограничиться простым «извини»?

— Наоборот, у вас, западных варваров, все неприлично коротко, — Яна слабо улыбнулась. — У нас так принято, по крайней мере, с чу… с теми, кто не близкие родственники или друзья.

— С чужими, с чужими, — Ольга хмыкнула. — Ты уж договаривай. Я мысли, как ты, читать не умею, но и не дура. Я же понимаю, почему со мной в одной машине либо ты, либо Саматта, либо Дентор, а не, скажем, Канса с Палеком. Я не в обиде — на вашем месте я бы меня вообще в группу не приняла. Особенно с учетом той истории с захватом Саматты. Но раз уж ты задаешь неприличные вопросы, могу ли я тебе такой же задать?

— Ну… давай. Но не обещаю, что отвечу.

— Посмотрим. Скажи, зачем ваша Сущность… ваш Демиург, «Соловей», Дзинтон Мураций, как ни назови — зачем он вас лично воспитывал? Если они, как ты говоришь, умеют планеты создавать вместе с жизнью на них, зачем ему ты? Карина? Палек? Потому что у вас эффекторы уникальные? К чему он вас готовил?

Яна не ответила, и на несколько минут разговор прервался. Потом она вздохнула.

— Я не знаю, Ольга. Честно, не знаю. Явно он нас ни к чему не готовил. Ну зачем ему мы, сама подумай? Если какие-то задачи решать по управлению обществом, куда проще взрослых привлечь, а не детей воспитывать. Они ведь так и делают — находят людей с нужными взглядами на жизнь, с правильными характерами, и формируют из них сети влияния. Вполне эффективно работает, особенно с учетом, что спецслужбы вынуждены подальше держаться. Эффекторы уникальные? Ну и что? Ему автономных дронов с нужными функциями наштамповать — дело нескольких минут, и те уйдут просто на планирование. Я не знаю. Может, ему просто захотелось на время завести семью. Обычную семью, с детьми, которых надо воспитывать и защищать, не задумываясь особо о своих целях. Душой отдохнуть от глобальных забот. Ты только представь — огромная пустая Вселенная, в которой можно творить что угодно и как угодно, но зачем? Для кого? Для себя? Ему почти миллион лет, шесть с чем-то часов, полдня по их счету — у них летоисчисление двенадцатиричное и к галактическому году привязано. И он самый младший: Майе полтора миллиона лет, а самым старшим — около четырех миллионов. За такой срок любые развлечения надоесть могут. Даже с учетом того, что они могут надолго, на тысячи и десятки тысяч лет, в летаргическую спячку впадать или в Игровой Мир уходить, где время относительно нашего в сто раз медленней идет. Кроме того, Дзи в психологическом плане — ярко выраженный мужчина. Крутой самец. А-доминант, пусть даже и без биологического тела. А тут — две несчастных замученные девочки на пороге полового созревания. Как раз в том возрасте, в котором любого зрелого самца инстинкт особенно сильно толкает их защищать. Дзи, наверное, все не хуже меня понимает, но он же не железный, в конце концов. Вот он и позволил себе… поддаться слабости.

— Слабости… — задумчиво проговорила Ольга. — Странно. Слабости у таких могущественных существ. Тут только представишь, что все что угодно творить можешь, так прямо дух захватывает. За миллион лет мне такое, может, и надоело бы, но вряд ли раньше.

— Да не могут они что угодно творить! Вернее, возможность есть, но… Ну как бы тебе объяснить… Скажи, ты по математике в олимпиадах участвовала когда-нибудь?

— Не довелось. А что?

— Ну, наверное, все-таки знаешь, что там дипломами награждают. А диплом — это такой графический документик, в котором несколько слов обычным шрифтом и еще какая-нибудь картинка. Любой дизайнер тебе его за пять минут нарисует. Лика вон в момент справится. Хочешь, он тебе такой сделает? Напишет, что ты чемпионка мира по математике, а ты распечатаешь и всем показывать станешь. Хочешь?

— Нет, конечно, — недоуменно пожала плечами ее спутница.

— А почему?

— Ну… все же знают, что неправда.

— То есть только из-за того, что другие распознают твою ложь? Тогда просто дома на стенку повесь и никому не показывай, втайне гордится станешь.

— Да нет, разумеется! Я же его не заслужила!

— Вот. Не заслужила. И ты о том знаешь, даже если другие — нет. Ты вполне можешь — физически можешь — сделать себе диплом, но есть препятствия, существующие только в твоей голове, которые тебе такого не позволяют. Именно значимость для тебя персонально у фальшивого диплома отсутствует. Зато если она существует — если ты действительно чемпионка — то может сделать для тебя клочок бумаги ценней сундука с золотом. Но золото для тебя имеет еще и объективную — ну, условно-объективную ценность: его мало, а потому оно больших денег стоит. А у Демиургов нет золота, фигурально выражаясь. У них нет вообще ничего, что могло бы представлять материальную ценность в рамках их общества. Каждый Демиург автономен, он может создать для себя все, что ему потребно, так что базы для экономических отношений у них нет принципиально. У них есть только социальные отношения, и только они и имеют для них значимость. Игра — она ведь для них не просто Игра, она им Рейтинг дает, которым меряться можно. Но любым рейтингом за миллион лет надоедает хвастаться. Поэтому некоторые из них — Дзинтон, тот же Камилл или Майя — от Игры постепенно отходят. А что взамен? Они не знают. Они сейчас очень надеются, что мы свои пути найдем, которые они сами проглядели. Вот они и трясутся над нами.

— Но разве они не могут сделать еще один мир? Еще десять, сто, тысячу?

— Могут. Но, во-первых, творить живые миры — не ремесло, а искусство, которым владеют немногие. Веорон, например, который наш мир делал. Или сам Дзи, но он редко таким занимается. И делают их под заказ, под конкретного Игрока. У Конструкторов вообще особый статус, у них собственный Рейтинг — только не спрашивай, как за работу очки начисляются, не знаю. А во-вторых, подавляющему большинству Демиургов просто все равно. Они из Игры в Игру прыгают, и им достаточно. Тех, кому хоть что-то сверх Игры небезразлично, единицы. Максимум десятки. У них есть ученые — например физики из группы Харлама, легендарной личности из чуть ли не первобытного прошлого. Есть Институт Социомоделирования — громкое название для группы из семи Демиургов-Конструкторов, один из которых — Джао… Дзинтон, а вторая — Майя. Еще какой-то институт, по физическим исследованиям — полтора десятка Демиургов, что-то с Харламом не поделивших и работающих от него отдельно. Еще три или четыре аналогичных группы где-то там болтаются. Но их мало, очень мало. Им и с одним-то миром вроде нашего разобраться сложно — особенно вроде нашего. С одной стороны, им нужна наша самостоятельность мышления — а с другой, они вынуждены все время гасить пожары, вызванные изначальным программированием общества. Двести с чем-то лет назад они вообще хотели провести тотальную хаотизацию общества, чтобы всякие следы программы уничтожить.

— И почему не провели?

— На сей счет еще одна книжка есть, — улыбнулась Яна. — Даже две. Могу и их дать почитать. Кстати, там одна из героинь тоже Ольга, как и ты.

— Имя у нас распространенное… — рассеянно проговорила та. — Значит, вашему Дзинтону все надоело, и он решил просто расслабиться в вашем обществе? Ну хорошо, а зачем тогда ему Саматта? Сделал бы Цукку своей женой и получил бы классическую ячейку общества. Она ведь красивая, если судить по снимкам в «Черном квадрате». И фигура… Фотомодель самая натуральная. — Ее голос остался ровным, но в сердце, как почувствовала Яна, мелькнули отзвуки застарелой горечи женщины, осознающей заурядность своего лица и тела. Отзвуки, которые она слишком хорошо знала по себе самой.

— Лицо и фигура ему безразличны. Для секса он себе сколько угодно кукол сделать может на любой вкус. Или любую женщину соблазнить, да так, что она до конца жизни испытанный восторг запомнит и за ним хвостом таскаться станет в надежде хоть раз повторить. Да ему даже куклы и партнерши не нужны — Демиург может напрямую в своей психоматрице любые ощущения простимулировать, в том числе и сексуальные, хотя у них такое неприличным считается, как у вас мастурбация. Ему не секс требовался, а семья. А он не мог нам все время уделять, у него масса загадочных дел, о которых он не распространялся. Причем не только на нашей планете, но еще и на какой-то Джамтерре фиг знает в скольки тысячах парсеков отсюда. Так что он собрал, как ты выражаешься, классическую ячейку общества и удовольствовался ролью мудрого патриарха, которому дети забираются на колени при каждом удобном случае, а взрослые просто тихо обожают. Я, кстати, очень любила у него на коленях сидеть, пока маленькой была. Или под боком. И Кара тоже. И Лика, хотя и изображал из себя гордеца. Помню, как мы его со всех сторон облепляли, а он нам истории рассказывал. Ольга, он нас всех троих спас — Лику от детдома, а меня с Карой — от Института человека. Неужели за такое он не заслужил просто немного любви?

— Заслужил, наверное, — согласилась Ольга. — Но все равно непонятно. Если ему любви и ласки хочется, почему он тайком у нас живет? Спустился бы с небес на землю в солнечном сиянии, изобразил бы из себя Отца-Солнце, Турабара или еще какого бога, совершил бы десяток чудес с исцелением и воскрешением и получил бы уйму любви. Причем совершенно искренней, бескорыстной и даже от вполне вменяемых дамочек, не говоря уже про детишек.

— Это не любовь, а культ. Культ же всегда строится на ожидании подачек от бога. Здоровья, денег, долгой жизни, счастья, власти, процветания, чего угодно, но подачек. Нет подачек — и культ либо умирает, либо превращается в политическое течение, и тогда им начинают заправлять жрецы-священники в своих интересах. Быть уверенным в бескорыстной любви для власть имеющего сложно. Нужно провести массу времени, узнавая человека и убеждаясь в искренности его чувств. А чем такое отличается от обычной жизни в качестве простого человека? Ничем, кроме лишней суеты. Простому человеку и жить просто: ничего от тебя не ждут, ничего не требуют, если и дружат, то искренне, по обоюдной симпатии. И не надо никакие чувства покупать.

— Ну, положим, покупать все-таки приходится, — Ольга бросила на нее косой взгляд. — Скажешь, он тебя и Палека с Кариной не баловал? Не покупал игрушки, конфеты разные? Вы впятером, если его самого не считать, в целом отеле жили, вам даже одну комнату с братьями-сестрами никогда делить не приходилось! Учились в университетах, никогда о куске хлеба не думали, никогда не боялись, что завтра папочку уволят с работы, и вам придется перебираться в квартиру похуже. Чем не плата?

— Плата? Ольга, ты не понимаешь, о чем говоришь. Да, мы в отеле жили — только у нас там и было своего, что комната. Согласна, не у каждого ребенка в Катонии есть отдельная комната. Но очень у многих — есть. По крайней мере у половины, а то и у двух третей. А сверх того… Игрушек у нас почти не имелось — несколько электронных игр да книги. Вот книг всегда хватало, да, на любую тему. Но любой их может получить в библиотеке, всех дел — терминал включить и на сайт зайти. Карманных денег нам с Ликой он всегда выделял меньше всех в классе. В комнате сверх кровати, шкафа да стола с терминалом — почти ничего, разве что ликины картинки. По дому мы с самого начала, с десяти лет дежурили — на кухне возились, пыль смахивали, полы и ванные мыли. Стипендию дополнительную нам с Ликой Фонд поддержки талантов начал платить с семнадцати, после совершеннолетия, причем на формальных основаниях, по результатам тестов, а не как папочкиным детям. Нет, материальными благами он нас не заваливал. Он нас учил, рассказывал разные вещи, поддерживал в трудную минуту — ну, сама знаешь, каково, когда в пятнадцать лет прыщи по всей физиономии и волосы жидкие и растрепанные. Он одареннейший педагог, и меня вполне устраивает, что он из меня слепил. Купил ли он меня? Да не больше, чем любой отец способен купить любовь дочери. Очень многие родители, кстати, на такое вообще не способны, даже самые богатые. Вроде все детям дают, что те только пожелают, а вырастают холодные стервы и самовлюбленные мерзавцы, которые только одного от родителей дожидаются — наследства.

— Ты сейчас так рассуждаешь, — криво улыбнулась Ольга. — Ну ладно, пусть он вас не баловал — но сейчас-то у вас почет, уважение, положение в обществе, доход… Ты вон упоминала, что сейчас директор воспитательного центра — уже должность для твоего возраста! Ты просто домысливаешь через призму нынешнего состояния.

— Доход? — Яна невольно прыснула. — Знаешь, сколько я получаю в качестве директора по воспитательной работе? Пятнадцать тысяч маеров в период. Консультант в большом универсальном магазине на треть больше зарабатывает. Даже с учетом стипендии от Фонда всего двадцать пять тысяч выходит. Надо мной половина подружек хихикает — за гроши работаю, не понимаю, что зарабатывать надо! У Кары зарплата двадцать тысяч в больнице и еще семь в университете, в качестве ассистента на полставки. Ну, и стипендия десять тысяч. Ее сманить пытались в частные клиники в Оканаке, пятьсот тысяч в период с ходу предлагали и любые потребные условия, а она только мне жаловалась раздраженно, что работать спокойно мешают, на нервы действуют. Лика наш помешан на своей инженерной деятельности, а у него жалование младшего инженера сейчас двадцать две тысячи плюс небольшой процент от проектов, больше тридцати пяти в период редко когда выходит. А мог бы на своих картинах давно состояние сделать, если бы не комплексовал страшно — он думает, что за его картинки деньги платят потому, что Дзи ему искусственно популярность раздул. Вот, кстати, одно из последствий его жизни с Дзи — самая натуральная детская психологическая травма, из тех, что почти не лечатся. Я уж сколько его пыталась и сама убедить в обратном, и к профессиональному психологу загнать — не верит и не идет. Рисует картинки одну за другой, а продает только пару штук в год, и все, что зарабатывает, спускает на бирже, финансист недоделанный… Да какое положение в обществе? Нам всем дурацкая популярность меньше всего нужна, и так в жизни интереса хватает.

— Ну и глупо! — убежденно заявила Ольга. — Если можно зарабатывать, почему нет? Тем более когда любимым делом занимаешься.

— Заниматься по-разному можно. У нас в Масарийском университете дядька на химико-технологическом факультете работает. По полимерам что-то исследует. Лично не знакома, но персона известная. Слух ходил, что ему одна химическая корпорация лабораторию предлагала. Свободный режим работы, что хочешь, то и делаешь, и деньги платят огромные. Всего-то требовалось, что раз в период сводку проделанного составлять. Послал он их вместе со сводками и остался в университете. У каждого свое представление о том, как и чем заниматься. Но ты в сторону уходишь. Дзи нас купил не деньгами и не ласками — он был настоящим отцом, заботливым и строгим. Даже Мати и Цу нам, скорее, не как отец с матерью, а как старшие брат с сестрой. Особенно Цу, которая только на три с небольшим года Кары старше.

— И, тем не менее, он вас бросил.

— Не бросил, — Яна нахмурилась. — Ушел, освободив дорогу. Я тысячу объективных причин вижу, по которые он так мог поступить. И он пообещал, что мы когда-нибудь еще встретимся.

— Лучше бы такое произошло побыстрее… — пробормотала Ольга. — Если он вас так любил, я бы на его месте размазала каждого, кто на вас покусится, тонким слоем от Катонии до Сураграша. Слабо верится, что он вообще не знает, что с вами сейчас происходит. Мог бы и помочь, между прочим. А то ведь у всех нас есть очень хороший шанс сыграть в ящик. Я-то, может, и выживу, а вот вы…

— Он помогает только тем, кто помогает себе сам. А тогда помощь зачастую и не требуется, сами справляются, — усмехнулась Яна. — Так он всегда говорил. Это — наша жизнь, и мы должны прожить ее без оглядки на заботливого папочку. Да не переживай ты, выкарабкаемся. Чокнутый Шай еще просто не понял, с кем связался. Нужно только придумать, как Кару и Цу оттуда вытащить, когда доберемся. По доброй воле ведь не пойдут.

— Разберемся, — Ольга пожала плечами. — На самый крайний случай у меня в багажнике «розы» лежат. Шарахну по Карине с пяти саженей, чтобы дотянуться не успела, да и увезем бессознательную. Маяку ей колоть не станем, но есть другие хорошие и безвредные снотворные. Я ими запаслась.

— А как же жители-заложники?

— У меня нет инструкций заботиться о местных жителях, — холодно произнесла княженка. — У меня приказ любой ценой обеспечить эвакуацию вашей компании в… цивилизованные края. В Княжества или в Грашград, неважно. И я его выполню даже против воли Карины. А если жители позволят себя перебить, туда им и дорога. Оружие в тех краях достать не такая уж и проблема, и если они не пытаются защищаться, значит, они другой судьбы и не заслуживают.

Она бросила взгляд на лобовое стекло, куда проецировалась приборная доска.

— О, почти десять. Через пять минут пора пересменку делать.

Не отрывая рук от руля, она манипуляторами вытащила из чехла пелефон, нажала на нем несколько кнопок, потом протянула Яне.

— Держи. Я открыла прием файлов, сбрасывай книжки. Начну читать.

— Сейчас сброшу, — задумчиво откликнулась та, рукой взяв пелефон из воздуха. — Вон, видишь впереди какой-то городок у дороги? Тормознем там у кафешки какой-нибудь, купим питья и поменяемся. Заодно карту c реальностью сверим. Дядя Дор! — она обернулась к заднему сиденью и потрясла Дентора за плечи манипулятором. — Эй, дядя Дор, засоня, подъем! Полдень скоро, пора тебе Мати подменять.

03.04.868, земледень. Мумма

Следующие несколько дней после землетрясения прошли в состоянии суетливой кутерьмы.

Камбу уничтожило почти полностью, но благодаря карининому предупреждению жителей погибло не более тридцати. Зато из почти семидесяти домов уцелело лишь два десятка, и почти двести человек остались без крова и утвари, а многие — даже и без одежды. Мумма была гораздо меньше Камбы, и из тридцати семи ее населенных домов под завалами оказались похоронены лишь восемь. Двадцать семь человек, в них проживавших частично расселили в пустовавших хижинах по окрестностям Муммы, частично же для них силами всех жителей деревни были за день ударно сооружены четыре новые хижины. Затем жители Муммы принялись помогать сооружать дома соседям, благо делать оставалось почти нечего: из двенадцати плантаций зерновых и пяти — маяки уцелели лишь две: одна джугары и одна комэ. Общинные запасы зерна и коррали скота по большей части уцелели, так что голод в ближайшее время деревне не грозил.

Соседям, однако, пришлось куда хуже. Практически все их запасы зерна оказались уничтожены в том самом здании, из-под развалин которого Карина откапывала девочку. Здание, как оказалось, принадлежало бывшей миссии Церкви Колесованный Звезды. Его построили в Камбе в незапамятные времена в добротном северном стиле, из толстых стволов старых деревьев, обработав какими-то противогнильными составами, солидно и прочно — недостаточно, правда, прочно для столкновения с селевым потоком. Однако дела с обращением аборигенов в истинную веру у миссионеров шли плохо, и к нынешнему моменту здание оказалось заброшенным бывшими владельцами и использовалось камбийцами по большей части как общественный склад зерна, масла, вяленого мяса и тому подобных припасов. Селевой поток лишь развалил его, но вспыхнувший затем пожар дотла уничтожил все, что в нем хранилось. Остальные склады просто оказались под толстым слоем грязи, причем грубая сила перемешанного с камнями грязевого потока в клочья разорвала мешки и смешала зерно с землей. Данный факт Карина с помощью сканера выяснила почти сразу, и пробные раскопки, проведенные местными, только подтвердили ее правоту.

Еще одной проблемой стал Дурран. Младший Коготь, узнав, что сель напрочь уничтожил в Мумме три больших амбара с мешками высушенной маяки — результаты обработки недавно снятого урожая, ожидавшие со дня на день прибытия грузовиков для перевозки в лаборатории — пришел в бешенство. Еще сильнее он разозлился, узнав, что та же участь постигла семь амбаров с маякой в Камбе. Наверное, если бы он мог расстрелять предательскую гору из своего автомата, он так бы и поступил. К чести его, настроение на окружающих он не срывал — во всяком случае, не искал ссоры намеренно. Он лишь мрачной тенью бродил по обеим деревням, и его глаза пылали мрачным огнем. Люди шарахались от него, чтобы не попасть под горячую руку. Вечером первого дня он, заставляя людей заниматься безнадежными раскопками на местах, где еще вчера стояли амбары с маякой, провалился одной ногой в грязь, пропоров острым суком штанину и ногу. Выдравшись из грязевой ловушки, от боли и бушующих внутри эмоций он пришел в неистовство и набросился на окружающих, осыпая их ударами кулаков и руганью, словно именно они виновны в произошедшем.

Карина в этот момент сращивала кости в лодыжке камбийца, сломавшего ногу после того, как неудачно запнулся о корягу в потемках. Шаман Панариши, с большим интересом наблюдавший за процессом, услышав доносящийся из-за уцелевших домов шум, хмыкнул.

— Похоже, воля богов пришлась кому-то очень не по вкусу, — произнес он в пространство. — Сама Карина, ты намерена накладывать шину?

— Откуда ты знаешь? — подозрительно взглянула на него та. — Про шину, и вообще?

— Я много чего знаю, — загадочно улыбнулся шаман. — Например, я знаю, что ты не умеешь лечить ожоги и даже составлять простейшие мази и составы. Сила духов — вещь хорошая, однако все на свете не заменяет. Я закончу с ногой. Сходи, посмотри, что там происходит.

Он присел на корточки рядом с охающим скорее для порядка, чем от реальной боли пациентом, и принялся с такой сноровкой мастерить шину из двух дощечек и тонкой гибкой лианы, которой пришлось обходиться за неимением бинта, что Карина только рот открыла. Она недоверчиво оглядела шамана с головы до пяток — от разукрашенной цветастыми разводами физиономии до заляпанной грязью обуви — и покачала головой.

— Зачем мне туда идти? — поинтересовалась она, распрямляя спину и потягиваясь.

— Ну, сама Карина, у тебя в местных краях уже сложилась определенная репутация, — откликнулся тот, не отрывая взгляда от лодыжки пациента и своих порхающих рук. — Весь край на три дня пути от Муммы уже гудит от новостей о загадочной чужестранке, силой духов швыряющей дома в воздух и воскрешающей мертвых. А репутацию следует поддерживать. — Он поднял глаза и слегка подмигнул.

Карина поглядела на него широко раскрытыми от изумления глазами. Он — шаман? Говорит на общем, словно преподаватель языка у них в школе, даже без какого-либо явного акцента, выглядит как самый настоящий дикарь, накладывает шину как профессиональный травматолог, служит богу с крайне подозрительным именем — не забыть расспросить подробнее, когда появится свободная минутка! — и, похоже, искренне забавляется ее положением. Движимая внезапно вспыхнувшим подозрением, она просканировала его с головы до ног. Нет, человек. До самой последней детали. Не чоки Камилла с их сетью псевдонервных узлов и не проекция папы. Но кто сказал, что папа не мог найти способ обмануть ее сканер? Если Панариши и правда проекция Джао или кого-то из других Демиургов, у нее нет ни единого шанса его распознать. Ладно. Пока поиграем по правилам, а там разберемся.

Она слегка потянулась и поднялась на ноги. Платье, покрытое толстым слоем засохшей грязи и черное от копоти, заколыхалось на ней как жестяное — постираться негде, а до речки топать через искореженный лес… если, конечно, она еще существует, речка.

— Цу, я схожу посмотрю, — она взглянула в сторону Цукки, сидевшей на земле у дерева и осторожно баюкавшей вытащенную Кариной из-под завала девочку, по уши закутанную в грязные тряпки. Девочка спала, слегка приоткрыв рот, с того самого момента, когда отошедшая от усыпляющего приема Панариши Карина проснулась под временным навесом. Солнце уже клонилось к закату, приближаясь к горным пикам, но Панариши пояснил, что девочка напоена отваром корня травы шумшары, от которого спят долго и крепко.

— Давай, — кивнула та. Ее задумчивый взгляд тоже был обращен на Панариши — похоже, в ее голову закрались схожие мысли.

Карина быстро прошла пару десятков шагов в сторону шума, и на нее обрушился гвалт — ругался на непонятном местном языке и размахивал кулаками Дурран, визжали женщины, громко лопотали мужчины… Жители как могли уклонялись от ударов, съеживались на земле, но бежать не осмеливались. Завидев Карину, Дурран осекся, выдавил сквозь зубы несколько не слишком приличных, судя по выражению лица, слов и принялся безуспешно отряхивать со штанины грязь. Карина подошла к нему и внимательно рассмотрела ногу.

— У тебя очень глубокая царапина, господин Дурран, — сказала она спокойно. — В нее попала грязь.

— Я знаю, — сквозь зубы сказал Младший Коготь. — И что?

Не говоря ни слова, Карина присела перед ним на корточки, резким движением вздернула штанину, обнажив голень над тяжелым ботинком.

— Принесите воды, — произнесла она в пространство. — Любой. Нужно смыть грязь.

— Что ты делаешь? — в голосе Дуррана явно прорезались растерянные нотки.

— Я вылечу твою рану, пока она не загноилась. Стой спокойно.

Кто-то из-за ее спины быстро поставил рядом с ней большую скорлупу, наполненную грязной водой, и быстро отскочил назад, словно боясь оплеухи. Карина несколькими движениями обмыла рану, быстро дезинфицировала ее и медленно повела пальцами вдоль длинной глубокой кровоточащей царапины, отмечая точку воздействия не столько для себя, сколько для Дуррана.

— Все, — сказала она минуту спустя, медленно и неохотно распрямляясь. — Рана заживлена и обеззаражена. Нужно перевязать, чтобы не повредить случайно шов, но у меня нечем, прости. Найди какую-нибудь чистую ткань сам — и закатай штанину, чтобы по ране не елозила, она грязная.

— Зачем ты так поступила? — странно напряженным голосом спросил Дурран. — Ты забыла, кто я? Ты забыла, что я стерегу тебя, чтобы ты не сбежала?

— Ты — человек, нуждающийся в помощи, — устало качнула головой Карина. — А я врач. Мой долг — помогать всем, кому я нужна. Извини, я… устала. Мне не до философских дискуссий.

Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, потом развернулся и зашагал через развалины в сторону Муммы, придерживая штанину, чтобы не сползла. Местные дружно развернулись в сторону Карины, однако на ноги не поднялись, а принялись усердно ей кланяться.

— Сама Карина, сама Карина! — доносилось со всех сторон. — Сама Карина — великий шаман!

Карина тихо застонала, махнула рукой, развернулась и ушла.

Вернувшись к Цукке — Панариши уже закончил накладывать шину и теперь осторожно прощупывал узловатыми пальцами вторую лодыжку — она присела на корточки рядом с ней, облокотившись спиной о дерево.

— Что там? — поинтересовалась подруга.

— Жизнь становится все интереснее, — пожаловалась Карина. — Еще немного, и мне молиться начнут. Земные поклоны уже отбивают. И ведь даже не сбежать!

— От проблем бегут только те, кто не может с ними справиться, — сообщил Панариши. Он быстро произнес несколько фраз на местном языке, и пациент, шустро вскочив, на одной ноге запрыгал в сторону леса. — Я сказал ему, чтобы пару недель ходил с костылем. Или быстрее заживет, сама Карина?

— Вообще-то недели обычно достаточно, чтобы кости укрепились, — вздохнула Карина. — Но у него ярко выраженный остеопороз… я хочу сказать, кости хрупкие, так что лишняя неделя не помешает. Я не бегаю от проблем, господин Панариши. Боюсь, проблемы сами бегают за мной.

— Значит, у тебя интересная жизнь, — откликнулся Панариши. — Отдыхай пока, сама Карина. Я пойду посмотрю, кто чем занимается.

Следующие два дня Карина занималась тем, что продолжала лечить выстраивающихся в очередь аборигенов. Они с Цуккой вернулись в Мумму к ожидающей их Тамше. Их дом, к счастью, не пострадал, но Карина наотрез отказалась принимать в нем пациентов. После долгих и бурных обсуждений, в которых участвовали Карина, Мамай, Шаттах, Панариши и еще трое старейшин Муммы, десяток мужчин споро соорудили на краю деревни, неподалеку от дома Карины, большой навес с лежанкой, столом и парой лавок. «Клинику» отгородили занавесками из ткани, хотя надобности в том особой не имелось — Карине не требовалось, чтобы ее пациенты и пациентки раздевались. Она подозревала, что от нескромных взглядов отгораживали не столько больных, сколько ее саму: подаренные господином Шаттахом платья оказались даже более откровенными, чем обкромсанные ей кубалы, и проходящие мимо нее на улице мужчины мучились от гремучей смеси страха, почтения и желания поглядеть на ее обнаженные руки и ноги. На утоптанной площадке перед домом вкопали несколько грубых скамеек для ожидающих своей очереди, и на следующее утро Тамша с гордостью пригласила войти первого пациента.

Что удивительно — Карину с Цуккой совершенно не кусала местная летучая и ползучая живность. Глухая одежда, которую носили местные, очень помогала им от насекомых, но чужестранок комары и мошки почему-то облетали стороной, что Карину весьма озадачивало: дома кровососущая живность ей совсем не брезговала. За пределами окружающей отель мароновой рощи, разумеется, в которой Фи безжалостно истребляла кусачих гадов сразу по пересечении ими запретной черты.

Как-то само собой вышло, что спасенная девочка осталась жить с ними. Выяснилось, что она и до землетрясения была сиротой на попечении деревни, по достижении совершеннолетия, которое здесь наступало в тринадцать лет, обреченная на положение чьей-то дореи. На склад в ту страшную ночь она забежала потому, что перепугалась поднявшейся суматохи, а позаботиться о ней оказалось некому. Хорошо, что кто-то заметил, как она укрылась в здании, благодаря чему Карина успела ее вытащить. Девочка оказалась тихой, если не сказать — забитой, по большей части сидела в уголке, выполняла поручаемую Тамшей нехитрую домашнюю работу, а также иногда присутствовала при лечении пациентов, круглыми глазами наблюдая, как сами собой сходятся края кровоточащих ран или прямо на глазах исчезает застарелый лишай на щеке. Ожоги на ее ногах, смазанные составленной Панариши мазью и забинтованные, постепенно заживали. Карина заставила ее надеть гунки — местную обувь из хитро свернутого цельного куска дубленой телячьей кожи. Поначалу девочка с трудом ковыляла в обуви — и из-за отсутствия привычки, и из-за причиняющих боль ожогов на ступнях. Однако постепенно она привыкла, и уже на второй день ходила так, словно носила гунки всю жизнь. Платье из вытребованной у Мамая из общественных запасов ткани ей сшила Цукка. Вооружившись огромной железной иглой, она трудилась целый день, пока торжествующе не продемонстрировала детское платье, скромное, но сшитое вполне прилично. По местным меркам оно также являлось чудовищно неприличным — без рукавов, до колен и уж тем более без капюшона, но сделать замечание ни девочке, ни Цукке никто не осмелился.

Имени у девочки не оказалось — местные звали ее как-то вроде «эй, ты», а как ее назвали родители, она не помнила. Похоже, она вообще боялась говорить, и попытки ее расспрашивать приводили лишь к тому, что она сжималась в комок, зажмурив глаза, утыкала лицо в колени и тихо сопела, вздрагивая тощими плечами словно в ожидании удара. Разговаривала она мало и почти шепотом, так что в конце концов Цукка с Кариной, придя к общему согласию, торжественно наименовали ее Тэйсэй, через Тамшу убедились, что та поняла, и оставили ее в покое.

После первого шока, вызванного катастрофой, жизнь в обеих деревнях уже к вечеру второго дня кипела вовсю. Восстанавливать Камбу особого смысла не имелось, жить там не хотели даже те немногие, чьи дома уцелели, и ее жители принялись деятельно обустраиваться в окрестностях Муммы в надежде, что и в будущем оползни обойдут их стороной. К востоку и западу от деревни застучали топоры и мачете, вырубая лес и подлесок, и Карина с Цуккой неожиданно обнаружили, что их хижина с клиникой внезапно переместились с самой окраины едва ли не в центр резко разросшегося селения.

Благодаря деятельной работе по соседству они также стали свидетелями применения местных строительных технологий. Постоянно теплый тропический климат с минимальными сезонными колебаниями температуры позволял не задумываться о теплоизолированных помещениях. Дома играли роль, скорее, больших закрытых навесов от дождя и солнца, да еще позволяли в какой-то степени защищаться от летучих насекомых. Стены их формировались из полувбитых-полувкопанных в землю кольев растения, своими полыми коленчатыми стволами и длинными зелеными листьями чрезвычайно напоминающего катонийский тикурин, но отличающегося от него темной, почти коричневой окраской ствола. Колья для устойчивости переплетались тонкими лианами, после высыхания приобретавшими прочность почти что плетеной веревки. Фактически стены дома, формировавшие не столько классический прямоугольник, сколько нечто вроде бесформенного круга, представляли собой один большой монолитный деревянный щит. Такой способ позволял дому оставаться устойчивым даже тогда, когда оказавшиеся под землей части постройки сгнивали окончательно. Колья устанавливали мужчины, переплетением занимались женщины, а дети шныряли по окрестным джунглям, срезая и подтаскивая лианы и стволы. Каркас крыши формировали из жердей потоньше, связывая жерди все той же лианой, и закрывали сверху полупрозрачными листьями сетчатой пальмы — большими полупрозрачными зеленоватыми полотнами, пропускавшими достаточно света, чтобы обходиться без окон. По краям листья хитро защемлялись элементами каркаса, чтобы не колыхались от ветра. Те же листья использовались в качестве занавесей на дверном проеме, в котором притолока одновременно служила и опорой для каркаса крыши. Противоположную от входа стену на половину высоты обмазывали несколькими слоями глины, на некотором отдалении от нее обкладывали камнями очаг, на границе глиняной полосы над которым устраивали ловушку для дыма, выводящую его через несколько проковырянных в стене отверстий. Наконец, в одном из углов устраивали маленький жертвенник для духов — дощечку, на которую ставили скорлупку с молоком или пивом, клали орешки или иные плод. Иногда на жертвеннике зажигали лучины из непонятно какой древесины, медленно тлеющей и дающей резкий, но довольно приятный запах. Таким, впрочем, баловались очень немногие: похоже, ароматная лучина ценилась довольно дорого.

На сем процесс строительства завершался — оставалось лишь сделать внутри лежанки, скамьи, а также установить сундуки и большие плетеные корзины. Десяток взрослых мужчин при поддержке пяти-шести женщин и нескольких ребятишек возводили такое строение за полдня. Теперь Карина понимала, почему местные жители не особо расстроились гибелью своих домов. В конце концов, мертвое дерево в здешнем сыром климате, вероятно, гнило быстро, и вряд ли им приходилось полностью переделывать свою жилище реже, чем раз в два-три года. Старый дом, который им с Цуккой выделила деревня, стоял без присмотра относительно недолго, но уже выказывал признаки дряхлости: жерди у основания почти сгнили, стены дрожали при неловких толчках рукой, а старая деревянная лежанка при резких движениях начинала угрожающе потрескивать.

Помимо болящих и страждущих на Карину с Цуккой мало кто специально обращал внимание. Зашел пару раз господин Шаттах, занес несколько настоящих фаянсовых тарелок, пусть и грубых, но глазированных, а также пару эмалированных кастрюлек и настоящие ножи и вилки. Заглядывал староста. Господин Мамай выглядел явно довольным тем, как идет процесс восстановления и роста его деревни, и Карина с облегчением использовала его появление как повод, чтобы обсудить вопросы оплаты за свою работу. Им вчетвером, если считать Тамшу и Тэйсэй, совсем не требовались такие запасы фруктов, яиц, пресных лепешек, вяленого мяса и речной рыбы, которые им нанесли визитеры, а вот жителям бывшей Камбы еда вряд ли помешала бы. В джунглях хватало съедобных фруктов, но ходить за ними приходилось далеко от деревни, да и чисто фруктовая диета явно казалась недостаточной для взрослых людей. Поэтому она с согласия Цукки отдала большую часть еды в фонд помощи пострадавшим, условившись, что потом, когда все опять наладится, деревня как-нибудь с ними рассчитается. Пока же община должна снабжать ее необходимыми принадлежностями — как минимум бинтами или заменяющей их материей грубого местного тканья. Карина постаралась отогнать и поглубже запрятать мысль, что никакого «потом» у них нет. Пусть. Даже если они погибнут, она успеет сделать хоть что-то полезное для людей, никогда в жизни не встречавших профессионального врача.

Несколько раз в «клинику» заходил Панариши. Шаман молча сидел у занавески на корточках, внимательно наблюдая за тем, что делает Карина — по крайней мере, за тем, что оставалось заметным невооруженному человеческому взгляду. Однако к вечеру второго дня он, дождавшись, когда Карина выпроводит очередного пациента, вышел наружу и резко произнес несколько фраз на местном языке — кажется, он назывался «кленг». Выглянувшая вслед за ним Карина увидела, как небольшая группка оставшихся пациентов, отмеренных на сегодня Цуккой — по большей части женщин — без возражений поднялась со скамеек и пошагала по своим делам. Затем Панариши отвел их с Цуккой и увязавшейся Тэйсэй в лес и, пока вечерние сумерки не сгустились полностью, показывал местные целебные травы, объясняя их действие. Среди них оказались ценные растения, обладающие обезболивающим, снотворным, успокаивающим, дезинфицирующим и прочим полезным воздействием. Кое-какие, помогавшие против яда местных змей и опасных насекомых, Карина даже не стала запоминать, решив переспросить потом. После того, как разглядеть что-то глазами оказалось совсем невозможным, она осталась в лесу, чтобы пособирать некоторые травки в соответствии с оставленными Панариши образцами. С ее сканером, допускающим программирование на поиск объекта по образцу, такое казалось совсем просто даже во мгле. Час спустя она вернулась в свою хижину с несколькими большими связками травы, которые Тамша и Тэйсэй тут же принялись развешивать по стенам на просушку. В качестве веревок использовалась все та же тонкая лиана.

— Еще немного, и у нас получится настоящее шаманское жилье, — хихикнула Цукка. — Надо только крыс наловить и пучками за хвосты развесить. И лягушачьих лапок заготовить. А, и еще черную кошку завести. Кара, хочешь черную кошку вместо Парса?

— Черные кошки в местных краях, — с видом знатока пояснила Карина, — если на задние лапы встанут, раза в полтора меня длиннее получатся. Называется такая «гуар» и у нас в доме просто не поместится — при условии, что вообще захочет у нас жить. Кстати, они бесхвостые. Не хочу бесхвостую, хочу хвостатую. И потом, черные кошки — они у северных лесных колдуний живут, а шаманам по должности не положено. У них духи вместо домашних зверушек.

На следующий день уже почти привычное течение жизни оказалось нарушенным неожиданным визитом. Вскоре после полудня Карина услышала совершенно невероятные для Муммы звуки — сигналы автомобильного гудка. Единственная машина в деревне, насколько она знала, принадлежала Шаттаху, а тот ранним утром уехал из деревни, по словам Панариши, в Мубайю и вернуться не мог по крайней мере еще четыре дня. Впрочем, она как раз занималась чисткой гноящейся царапины, которую сидящий перед ней мужчина заработал в ночь землетрясения и, разумеется, не удосужился даже перевязать, так что отвлекаться не стала. В конце концов, могло ведь у господина Шаттаха что-то случиться с машиной?

Десять минут спустя, однако, отвлечься все же пришлось. Быстрым шагом вошла Цукка, которая неожиданно нашла себе самостоятельное занятие по душе — рассказывать страшно интересные истории местной малышне. Поскольку плантаций, где дети работали наравне со взрослыми, не осталось, строительные работы завершились, и до расчистки новых участков от деревьев и корней работы для слабосильных детей не имелось, слушать ее собиралось не менее трех десятков девчонок и мальчишек в возрасте до двенадцати лет. Переводила на кленг Тэйсэй, которая, как оказалось, весьма сносно говорила на общем. Как она его выучила, выяснить, разумеется, не удалось, но в бывшей Камбе вообще куда лучше знали общий, чем в Мумме. Карина только качала головой, обдумывая, как Тэйсэй может перевести словечки типа «орбита» или «материк», но детишки, когда она видела их в последний раз, казались полностью поглощенными рассказом.

— Кара, там два деятеля на машине приехали, — без предисловий сообщила Цукка. — Странные какие-то. Определенно северяне. Похоже, попы Церкви Колесованной Звезды, если только по телевизору их правильно показывали. Тебя ищут.

— Меня? — поразилась Карина. — Ты уверена?

— Да. Я подслушала из-за угла, как они с господином Мамаем говорили. Хотят видеть ведьму, выдающую себя за посланницу богов. Наверное, сейчас здесь появятся.

— А я-то при чем? — Карина закончила сращивать края раны и стерла остатки крови и гноя тряпицей, смоченной отваром сёдоки — небольшого растения, сильно смахивающего на одуванчик, чьи листья обладали хорошим антисептическим действием. — Я не ведьма и ни за кого себя не выдаю.

Она приняла у Тамши узкую полоску ткани, имитирующую бинт, и принялась накладывать повязку.

— Ты им объясняй, не мне, — усмехнулась Цукка. — Какие-то они странные, эти ребята. По крайней мере, один из них. Кажется, насчет ведьм он на полном серьезе рассуждал.

— Носить три дня, не снимая, — строго сказала Карина пациенту. — Понимаешь? Три дня. Тамша, спроси, он понял?

— Ма… Да, он понимать. Три дня, — кивнула Тамша, быстро переспросив у мужчины на кленге.

— Хорошо. Теперь…

Снаружи загалдели, и занавесь отлетела в сторону, отброшенная решительной рукой. Прежде чем она вернулась на свое место, под навес «клиники» широким шагом вошел высокий мужчина, явно северянин по внешности, светлокожий, русоволосый и голубоглазый. Он носил длинную, до пят, черную балахонистую одежду, которую Карина опознала как рясу священника Церкви Колесованной Звезды — по крайней мере, в телерепортажах из ЧК, которые она изредка смотрела по Сети, рясы выглядели именно так. Его лицо украшала окладистая борода, а глаза горели фанатичным блеском. При его виде пациент тихо соскользнул со стола и шустро выскользнул наружу с другой стороны.

— Ведьма! — хорошо поставленным баритоном возвестил поп, наставив на Цукку указательный палец. — Злобная ведьма и самозванка, ложно выдающая себя за вестницу небес! Как осмеливаешься ты назы…

— Нижайше прошу прощения, блистательный господин священник, — вежливо встряла Карина, сдергивая с лица импровизированную защитную повязку, и поп удивленно уставился на нее. — Наверное, ты все-таки имеешь в виду меня. Я Карина Мураций. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Знакомству рада?! Благосклонности просишь ты у меня, ведьма?! — взревел поп, вздымая в воздух висящий на груди символ — золотая пятиконечная звезда, заключенная в блестящий серебряный обод. — Не дождешься, нечестивая ворожея! Именем Господа нашего Отца-Солнца приказываю тебе — изыди!!

Занавеска позади него колыхнулась снова, и в «клинику» вошел еще один поп, пониже, брюнетистый и с куда более умеренной бородой.

— Брат Сумарен! — успокаивающе произнес он. — Мы должны…

— Мы должны только Богу-Отцу нашему, брат Фасар! — рявкнул первый поп. — А он говорит — ворожею не оставляй в живых! Ведьма!

— Я не ведьма, господин Сумарен, — спокойно ответила Карина, тщательно поддерживая на лице бесстрастную мину. — Я врач из города Крестоцина в Катонии…

— Нечестивая катонийка! — заявил ничуть не смущенный поп. — Зачем ты выдаешь себя за посланницу небес? Зачем смущаешь невинные души, обрекая их на вечные муки адского пламени?

— Я никого не смущаю, — пожала плечами Карина. — Я всего лишь лечу здесь людей по мере своих сил. Господин, могу я попросить тебя кричать не так громко. Ты пуг…

— Мне нечего скрывать от заблудших сирот! — голос священника только прибавил громкости. — Божественная правда горит во тьме ясным светочем, и никакие силы зла не смогут его…

— Господин Сумарен! — Карина тоже повысила голос. — Успокойся. В конце концов, ты находишься в больнице!

— Не больница место сие, но рассадник порока и погибель душ! — Ей показалось, или в голосе попа действительно мелькнула нотка неуверенности? — Изыди, враг рода человеческого! Вернись в то место, что изрыгло тебя на свет божий, и никогда больше не смущай детей божьих!

Краем глаза Карина заметила, что второй поп возвел глаза к небу и слегка пожал плечами. Он шагнул вперед, и Карина перевела на него взгляд.

— Тихо, брат Сумарен! — властно сказал он, и первый поп, уже открывший рот для очередной тирады, нехотя замолчал. — Как я уже сказал, мы должны установить истину, а не бросаться с кулаками на людей, возможно, не повинных в том, что им приписывает молва.

— Мы установим истину! — рявкнул Сумарен. — Пусть святой символ Отца-Солнца выжжет нечисть, что пытается маскироваться под сей сосуд греха!

Резким движением он сорвал с шеи святой символ, шагнул вперед и с размаха ткнул им Карине в грудь.

Прежде, чем она успела понять, что случилось, рефлексы ее тела взяли верх. Она подшагнула вперед и влево, пропуская потерявшего равновесие священника мимо себя, развернулась на пятках, оказавшись у него за спиной, захватила его шею сгибом локтя, и когда тот, выпрямляясь, начал разворачиваться, разворотом тела через подставленное бедро уронила его на пол. В момент броска она осознала, что поступает не совсем так, как надлежит поступать с незнакомым человеком раза в два старше ее самой, а потому в последний момент поддержала его манипуляторами, не позволив с размаху шлепнуться на утоптанный земляной пол. Отступив на пару шагов, она аккуратно поставила барахтающегося попа на ноги. Тот, ошалело покрутив головой, развернулся и уставился на нее.

— Ведьма! — убежденно сказал он, и на сей раз в его голосе не замечалось и тени сомнения. — Настоящая ведьма! Ты…

Его глаза закатились, и он мягко осел на пол, выронив свою золотую звезду. Несколько секунд в «операционной» стояла мертвая тишина.

— Он очнется через час или полтора, — холодно сказала Карина, поворачиваясь ко второму визитеру. — Без какого-либо вреда для здоровья. Боюсь, ваше поведение не подобает гостям, господин священник. Я хочу, чтобы вы оба покинули поликлинику. Немедленно. Тамша, — она повернулась к служанке, наблюдавшей за сценой из дальнего угла палатки, — позови мужчин. Пусть этого господина погрузят…

— Я приношу свои извинения за случившееся, госпожа, — второй поп наконец обрел дар речи. — Брат Сумарен проявил… слишком большой энтузиазм. Его поведение не имеет оправданий. Однако прошу тебя, не принимай поспешных решений. От имени Церкви Колесованной Звезды прошу тебя, госпожа, умерь свой гнев. Инцидент… больше не повторится. Выслушай меня.

— Что тебе нужно, господин? — все так же холодно спросила Карина.

— Меня зовут брат Фасар, — с готовностью откликнулся поп. — Я служитель миссии Церкви в здешних краях. Мы несем Слово Божье в массы — и по мере возможности помогаем тем, кто нуждается в помощи. Вчера до нас дошли слухи — странные слухи о посланнице не то духов, не то самой Назины, которая прозревает будущее и воскрешает мертвых. Брат Сумарен настоял, чтобы мы немедленно проверили их. Уверяю тебя, у меня и в мыслях не имелось набрасываться на тебя таким образом. Могу ли я надеяться на прощение?

— Ну хорошо, господин Фасар, — устало вздохнула Карина. — Я не держу зла. — Ты увидел то, что хотел?

— Могу я переложить брата Сумарена на скамью? — поинтересовался поп. — Лежать на голой земле не полезно для здоровья.

Вместо ответа Карина подхватила бесчувственное тело священника манипуляторами и перенесла его на «операционный стол».

— Присаживайся, господин, — произнесла она, скрестив руки на груди. — У тебя остались какие-то вопросы?

— Спасибо, госпожа, — кивнул тот, поддергивая рясу и осторожно опускаясь на лавку. — Я бы сказал, что вопросы у меня только-только начали появляться. Не сочти за нескромность, но могу ли я узнать твое имя?

— Я же… — Карина осеклась, сообразив, что его не было в «клинике», когда она представилась в первый раз. — Прошу прощения. Мое имя — Карина. Карина Мураций. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Радость взаимна, благосклонность пожалована, — к ее несказанному изумлению откликнулся поп. — Э-э-э… я правильно помню, что «благосклонность пожалована» должен говорить старший по возрасту?

— Да, господин Фасар, — она удивленно взглянула на него. — Откуда ты знаешь наши правила вежливости?

— Я интересовался вашей страной, госпожа Карина. Госпожа, — он повернулся в сторону Цукки, — ты ведь тоже из Катонии?

— Да, господин Фасар, — согласилась та. — Меня зовут Цукка Касарий. Я бывшая опекунша сей невоспитанной юной особы, роняющей незнакомых мужчин на землю. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Радость взаимна, благосклонность пожалована, — повторил поп.

— Для второго и последующего представлений ответ можно сокращать до одного слова — «пожалована», — хихикнула Цукка. — Господин Фасар, наш формальный этикет слишком громоздок, чтобы всегда соблюдаться до последней запятой. Так ты точно больше не собираешься изгонять нас, ведьм, из Муммы?

— Я вообще не собирался так поступать. Похоже, рутина и долгое пребывание вдалеке от дома повлияло на брата Сумарена сильнее, чем я полагал. Да и дорога оказалась довольно тяжелой — в одном месте дорога разрушена оползнем, пришлось искать по лесу объезд. Он и в Княжествах-то не слишком уживался с людьми из-за своей… преданности вере.

— То есть такой фанатик даже вашим начальникам действовал на нервы, и его сплавили в Сураграш с глаз долой, — безжалостно подытожила Цукка.

— Ну, некоторые могут сказать и так, — со вздохом согласился священник. — Еще раз извиняюсь за неудачное начало знакомства.

— Ничего страшного, случается, — дипломатично ответила Карина. — Ты хотел нас о чем-то спросить, господин Фасар?

— «О чем-то» — слишком мягко сказано. У меня тысяча вопросов, госпожа. Ведь ты — из тех, кого у нас в Княжествах называют девиантами, а в местных краях — синомэ?

— Да, господин. У меня первая категория. Я также дипломированный хирург и старший ассистент на медицинском факультете университета Крестоцина.

— Вот как? — пробормотал поп. — Прости за глупый вопрос, но слухи гласят, что ты воскрешаешь мертвых…

— Я не умею воскрешать мертвых, — показала головой Карина. — У меня есть способности, позволяющие мне… очень эффективно лечить. Несколько дней назад я спасла человека, укушенного животным — носителем болезни, которую здесь называют «муллулуба». Вероятно, это и означает «воскрешать». Или же местные просто домыслили. Если уж у нас, в цивилизованных краях, мои пациенты рассказываю обо мне полную несуразицу, страшно подумать, что фантазируют здесь.

— А предсказание будущего?

— Предсказание?.. А. Ну да, случилось что-то типа того. Оказывается, мой эффектор слишком чувствителен. Я смогла почувствовать колебания естественного магнитного поля Текиры перед землетрясением. Когда горные породы сжимаются под внутренним давлением, они генерируют электромагнитные импульсы — ну вот как кварцевая пластина в электронных весах. Я их восприняла, сумела правильно интерпретировать и вовремя разбудила деревню. Вот и все. Господин Фасар, я не занимаюсь распространением слухов о себе. Я — врач. Не ведьма, не посланница богов, не великий шаман, как меня называют — просто врач с особыми способностями. Я не смущаю души, не ввожу никого в заблуждении, я просто лечу. Но здесь такого достаточно, чтобы дать пищу для самых нелепых слухов.

— Я понимаю, — покивал священник. — Но как ты попала сюда, госпожа Карина? И зачем? Ведь сюда очень редко приезжают гости даже из западных областей Граша. Мне потребовался почти период, чтобы добраться из Каменного Острова до миссии.

— Мы с Цуккой — заложницы Дракона, — деревянным голосом произнесла Карина. — Нас похитили в Крестоцине… две недели назад. Нас удерживают здесь против нашей воли.

Глаза священника расширились.

— Мне очень жаль слышать такое, госпожа Карина, — медленно произнес он. — Похищение — ужасное преступление, за которое Господь рано или поздно их покарает. Но украсть двух человек из самой Катонии… Воистину наглость Дракона растет не по дням, а по часам! Смогут ли ваши родственники собрать выкуп? Я не уверен, как у миссии сейчас обстоят дела с финансами, но я могу отправить запрос…

— Нет, господин Фасар. Дракону не нужен выкуп. Мы… всего лишь приманка для другой его мишени.

— Так… — священник потер лоб рукой. — Но у нас есть машина. Хорошая машина, она может ездить даже по тому, что здесь называют «дорогами», хотя «звериные тропы» куда более уместный термин. Вас хорошо охраняют? Мы могли бы…

— Нет, господин Фасар. Мы не можем бежать. Если мы исчезнем, солдаты Дракона вырежут деревню.

Поп прерывисто вздохнул.

— Ужасно, — тихо произнес он. — Ужасно. Я день и ночь молюсь, чтобы Отец-Солнце покарал злодеев, жиреющих на чужих несчастьях и страданиях, но Он остается глух к моим мольбам. Но мы должны надеяться до последнего. Госпожа Карина, скажи, чего ожидают люди, собравшиеся вокруг твоей палатки?

— Своей очереди, — Карина пожала плечами. — Так сложилось, что фактически я стала местным лекарем. Я провожу что-то вроде диспансеризации — осматриваю всех, исправляю, что можно исправить на бегу, откладываю на потом более серьезные вещи.

— Тогда Господь не зря проложил твой путь сюда, — убежденно произнес священник. — Люди с твоими талантами и твоей широтой души не попадают в нашу глухомань просто так. Господь, мудрый и всемогущий, ведет тебя по жизни, и будущее скрывает нечто, пока не доступное нашим взглядам, но прекрасно Ему ведомое. В Катонии наша вера не распространена… боюсь, там вообще нет достойной веры, и ты вряд ли примешь ее здесь и сейчас. Но я стану молиться за тебя, пусть это и грех — молиться за безбожницу. Господь, я уверен, защитит тебя. Не может не защитить.

— Если бы он существовал, возможно, и защитил бы, — Карина криво улыбнулась. — Но поскольку его нет…

— Да, дитя мое, ты веришь именно так. Но в Его сердце есть место даже для неверующих.

— Я не «верю», господин Фасар. Я знаю. Но я не думаю, что здесь и сейчас есть время для теологических диспутов. Меня ждут пациенты. Ты хотел спросить что-то еще?

— Да, госпожа. Чем я могу помочь?

— Ты серьезно? — переспросила Карина. — На самом деле хочешь помочь? Но у меня нет денег…

— Деньги преходящи, душа вечна. Что я могу сделать?

— Ну что же… — Карина, прищурившись, посмотрела на него. — Ты можешь достать лекарства? Мне нужны витаминные комплексы, общеукрепляющие средства, минеральные и противовирусные препараты — вообще все, что можно достать. Шприцы. Желательно, не одноразовые — из упрочненного стекла. Плюс стерилизаторы, работающие на твердом спирте, и запасы самого твердого спирта. Мне нужны бумага с карандашом, чтобы вести историю болезней. Если возможно — планшет или хотя бы пелефон плюс зарядное устройство на солнечных батареях. Лучше, если ты поговоришь с вашим врачом — у вас ведь есть свой врач в миссии? — и спросишь у него, что может потребоваться в полевом госпитале. Я не откажусь ни от чего. Но я не смогу заплатить. По крайней мере, сразу. Возможно — вообще никогда.

— Я посмотрю, что удастся достать, — миссионер, кряхтя, поднялся. — Пока же я перестану злоупотреблять твоим гостеприимством. Да и солнце клонится к закату, а да нашей миссии больше шестидесяти верст, по местным дорогам часа три пробираться. Кому передать весть о том, что вы живы и здоровы?

— Спасибо, господин Фасар. Пока никому. Впрочем… — Она задумалась. — Как называется место, где расположена твоя миссия?

— Тампасика. Небольшой город или большая деревня, смотря как посмотреть, вряд ли больше трех тысяч жителей.

— Он есть на картах?

— Да, есть.

— Хорошо. Господин Фасар, если однажды к тебе зайдут в гости наши друзья, расскажи им, как сюда добраться. Они скажут пароль — «мароновая роща». Но не говори никому, что ты их ждешь, возможно, они и не зайдут никогда. Хорошо?

— Твои друзья здесь? — поп потеребил бороду. — Хорошо. Марон — какое-то дерево, если я правильно понимаю?

— Да. С такими резными листьями, как рука, — Карина продемонстрировала растопыренную пятерню в качестве иллюстрации.

— Я запомню. А сейчас, госпожа Карина, не могла бы ты позвать мужчин, чтобы они помогли мне донести брата Сумарена до джипа. Боюсь, года мои уже не те, чтобы дотащить его в одиночку.

— Обойдемся без мужчин, — улыбнулась Карина. — Только, очень прошу тебя, не надо привозить его в следующий раз. И забери его звезду — наверное, она ему пригодится.

В сопровождении Цукки, Тамши и брата Фасара Карина, манипуляторами неся пребывающего в глубоком обмороке Сумарена в полусажени перед собой, дошла до стоящего на околице джипа, возле которого уже стоял сумрачный Младший Коготь, пиная скат. Он молча проследил, как Карина запихивает бессознательного миссионера на заднее сиденье, как брат Фасар забирается на место водителя, повернулся и ушел.

— Брат Фасар, — Цукка подняла руку, прежде чем тот завел мотор. — Можно задать тебе вопрос о твоей вере?

— Конечно, дитя мое.

— Ваш святой знак — звезда в круге. Я уже видела такой у одного… из солдат Дракона. Только он меньше и с дыркой в центре звезды. Разве среди солдат Дракона есть последователи вашей церкви?

— Вряд ли. Раз звезда с отверстием, это знак Курата — он местный бог солнца. Если ее расположить так, чтобы тень звезды падала на землю, в ее центре окажется светлая точка — символ того, что день торжествует над ночью.

— Бог солнца? — переспросила Цукка. — Но ведь твоя Церковь тоже поклоняется Отцу-Солнцу? Получается, что ваши религии одинаковы?

— Двести лет назад за такую ересь, дочь моя, тебя живой сварили бы в кипящем масле, — усмехнулся проповедник. — В наше время, когда я попытался провести такую параллель в своей диссертации на звание магистра теологии, меня просто отправили в самый глухой уголок планеты, который только можно придумать. У нас не принято рассуждать о подобных вещах, но у меня есть довольно убедительные доказательства, что изначально Церковь Колесованной Звезды являлась ответвлением одного из южных культов. Умерщвленный на колесе Пророк, живое воплощение Бога-Солнца, сильно изменил основные положения тогдашней религиозной доктрины и создал нашу Церковь. Предупреждаю, не стоит обсуждать этот вопрос с другими миссионерами — выйдет…. теологический диспут, как ты выражаешься. Но я нахожу удовольствие в изучении истории, так что с радостью расскажу тебе все, что знаю, когда появлюсь у вас в следующий раз.

— Надеюсь, когда-нибудь ты познакомишься с моим мужем, Саматтой, — серьезно сказала Цукка. — Он тоже историк. Уверена, вы найдете много общих тем для разговора.

— Надеюсь на встречу, — кивнул брат Фасар. — Но сейчас мне пора. И помните: главное — не отчаиваться. У Господа нашего странное чувство юмора, а в рукаве — много козырей. И я стану молиться за вас.

— Чувство юмора у Дзи действительно странное, если о нем речь, — пробормотала Цукка под урчание заводящегося мотора, вместе с Кариной отходя в сторону, чтобы не мешать машине разворачиваться. — А уж про Камилла вообще молчу.

— А он хороший дядька, — сказала Карина. — Господин Фасар, я имею в виду, не Камилл, разумеется. Даже удивительно.

— Дядька хороший, а вот компанию себе выбрал неподходящую. Уму непостижимо — жрец, критически изучающий прошлое своей религии! — Цукка помахала вслед уезжающей машине. — Ну что, ты собираешься прием дальше вести? Я там детишкам про Текиру рассказывала, про материки и океаны. Вон они все из-за домов выглядывают, сейчас от любопытства полопаются. Так что ты как хочешь, а я пошла дальше свет людям нести.

Поздно вечером, в одиночку отправившись к речке искупаться — река изменила свое русло, но удобные для спуска к воде места сохранились — Карина вляпалась в приключение. Обсохнув после купания и натянув платье, она принялась подниматься на высокий здесь берег. Простому человеку пришлось бы попыхтеть, пытаясь в кромешной темноте нащупать дорогу, но она ясно видела тропинку сканером и уверенно шагала по ней, перепрыгивая с камня на камень. Маленький песчаный пляжик, который она так полюбила, безвозвратно погиб, уничтоженный селевым потоком, но, по крайней мере, перекрытая грязевыми наносами река разлилась выше по течению, там, где в сезон «малых дождей», как сейчас, обычно красовалось лишь широкое галечное ложе. Сейчас Карина носила сделанные специально на ее маленькую ногу гунки из дубленой кожи, а потому не боялась повредить ноги об острый обломок камня, не обточенный водой. Однако усталость и самоуверенность сыграли свою роль, и когда она решила срезать несколько шагов, пройдя по большой старой валежине, оступилась.

Она взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие и балансируя на трухлявом дереве, по которому заскользили плоские гладкие подошвы гунок. В конце концов ей удалось собраться и упасть, почти рухнуть на одно колено, крепко ухватившись рукой за торчащий сук. Однако для старой деревяшки такое оказалось уж слишком. Что-то хрустнуло, треснуло, застонало, и валежина сначала медленно, а потом все быстрее заскользила сквозь заросли кустарника вниз с обрыва. Отчаянно пытаясь удержаться на ней, Карина попыталась перегруппироваться, но прогнивший ствол развернулся и толстым концом вниз устремился к отблескивающей искрами в полутора саженях под ней черной речной воде. Она инстинктивно упала вперед, размахивая руками, чтобы ухватиться хоть за что-то, способное удержать ее от падения — и внезапно ствол рванулся из-под нее вверх и назад, обломками сучьев обдирая ей ноги, и она приникла к нему всем телом, обхватывая руками и ногами.

Несколько секунд спустя, все еще тяжело дыша и ощущая, как от выброса адреналина колотится сердце, она осознала, что все еще держится за повисшее под углом бревно. Что происходит? Проклятая деревяшка все-таки за что-то зацепилась? Но насколько прочно и не заскользит ли снова, если она неосторожно пошевелится? В ушах шумела кровь, и предупреждающе подрагивали манипуляторы, сигнализируя, что вес удерживаемых предметов близок к верхнему пределу. Удерживаемых предметов? Да. Ее глупые инстинкты заставили бесполезно хвататься за окружающее не только руки, но и манипуляторы. Она попыталась понять, что именно держит, ослабив хватку одного из невидимых щупалец, и в тот же момент два других, неслышно прозвенев в голове, отключились. Миг холодящей живот невесомости — и вода с грохотом обрушилась на нее сразу со всех сторон, и равнодушно-смертельная тяжесть бревна вывернулась из под нее и накрыла сверху, топящая, царапающая, вжимающая в холодную воду, мешающая всплыть вверх, к глотку свежего воздуха. Откуда у самого берега такая глубина??!

Разнеся предательскую деревяшку манипуляторами в щепки, основательно наглотавшись воды, кашляя и отплевываясь, она саженками подплыла к уплывающему мимо берегу, до которого почему-то оказалось не менее трех сажен, и на четвереньках выбралась на него гораздо дальше того места, что покинула пару минут назад. Исцарапанное и избитое тело саднило, кажется, сразу везде.

— Прямо «фантастические виражи». И на аттракционы ходить не нужно… — пробормотала она себе под нос, с трудом подавляя желание истерически рассмеяться. Чего смешного, в конце концов? Что она только чуть не убилась по собственной глупости? Излишние самоуверенность и самодовольство редко заканчиваются хорошо, вспомнила она слова Дзинтона. Ты сильна, Кара, но Вселенная огромна и равнодушна, и она способна прихлопнуть тебя как муху, если ты не побережешься. Не со зла — просто она так устроена. Несчастные случаи в человеческой истории погубили больше народу, чем любая самая ужасная война…

Несколько минут она просто лежала на спине, ощущая, как по оставшимся в реке ногам текут струйки воды. Потом она заставила себя сесть и критически оглядела себя сканером. Хороша. Сочащееся водой тонкое платье, подарок господина Шаттаха, еще утром бывшее с иголочки новым, сейчас выглядело так, словно его драла стая сумасшедших кошек. Кожа покрыта сеткой кровоточащих и саднящих от воды царапин, а на ребрах и под левым глазом к утру, наверное, проступят колоритные синяки. Хорошо хоть глаз острым сучком не выколола. Интересно, что по такому поводу придумает деревенская молва? Что она героически сражалась с духами, защищая от них Мумму? Или что она чем-то не угодила духам, и те задали ей хорошую трепку?

Шипя сквозь зубы от боли, она вылезла из платья и принялась выжимать его. Толком зашить, наверное, не удастся, особенно с местными иглами, больше напоминающими шило без рукояти, но совсем без одежды по деревне шлепать все-таки не годится. Или можно? Мало ли ее странностей, включая странные пляски в голом виде на берегу реки, уже списано на великошаманский статус? Что-то беспокоило ее на краю сознания, и, выжимая платье, она пыталась ловить все время ускользающую мысль.

Внезапно она замерла. Бревно! Она совершенно определенно не могла упасть с относительно невысокого обрыва на самую середину реки, да еще и вместе с тяжелым бревном, явно не обладающим способностью к левитации. Максимум, на что она могла надеяться — шлепнуться вместе с ним не на грубый галечник у воды, а на мелководье у самого берега. И, тем не менее, она оказалась от берега слишком далеко. Как? Если отбросить все невероятные объяснения, она летела. Точнее, летело бревно, за которое она держалась. И упали они только тогда, когда она расслабила один из манипуляторов. Неужели… Неужели именно она его держала в воздухе?

А кто еще? Или что?

Она весит шестьдесят один килограмм. Сколько может весить старая пропитанная влагой валежина? Шестьдесят килограмм? Семьдесят? Если только за последние периоды эффектор не приобрел новых способностей, ее предел тяжести — по сорок три килограмма на манипулятор. В сумме ее вес и возможный вес валежины — как раз в районе лимита.

Значит, она держала в воздухе валежину, а валежина держала ее?

Все сходится. Манипуляторы не могут воздействовать на тело носителя, в том числе и поднимать его, верно. Но они и не связаны с телом в том же смысле, что и руки, их база перемещается в пространстве, не опираясь на носителя, а лишь используя его в качестве нулевой точки отсчета. Если они получили приказ удерживать предмет на одном месте относительно базы, они и станут удерживать его там, как бы носитель ни перемещался сам. Она сама сотни раз носила таким образом тяжести.

Барахтаясь, она случайно, не желая того, потянула деревяшку вверх и в сторону. А деревяшка, в свою очередь, потянула за собой ее.

А значит, значит…

Она бросила на землю мокрую тряпку, в которое превратилось платье, и вскочила на ноги, мгновенно забыв про саднящие царапины. Нужно срочно проверить. Немедленно! Что же найти? Она лихорадочно осмотрелась. Из земли торчит край подходящего по размеру камня — нет, не то, он наверняка слишком тяжелый. В воде в сажени от берега медленно плывет палка — слишком маленькая. Нужна доска — или что-то похожее. Ствол? Ну да, ствол! Она бросилась к тропинке вверх по склону. Вон тот, поваленный? Нет, слишком большой и трухлявый. Вон тот? Слишком тонкий, не удержать равновесие. Нет, зачем она смотрит на лежащее гнилье? Она осмотрелась и нашла подходящее дерево: сетчатая пальма в два ее роста, с легким, но в то же время прочным стволом и без сучьев до самой вершины! Несколькими ударами манипуляторов она срезала дерево, позволила ему рухнуть на землю, отбила верхушку и приподняла. Сойдет. Она запрыгнула на ствол — и тут же, оскользнувшись, чуть было не навернулась вниз по склону. Ну уж нет, хватит с нее одного раза. Она быстро сорвала с ног гунки, встала на еще хранящий дневное тепло ствол босыми ступнями и резко выдохнула, отгоняя спешку и волнение. Открытие открытием, но торопиться некуда. Один раз сегодня из-за небрежности она уже чуть не убилась…

Успокоив дыхание и сосредоточившись на поддержании равновесия, она ухватилась манипуляторами за середину и края ствола и осторожно потянула их вверх. Не рассчитала — ее опора дернулась вверх слишком сильно, и она шлепнулась на ягодицы, ободрав их о мелкочешуистую кору. Так. Попробуем иначе… Она оседлала ствол, ощущая бедрами его колючесть, и снова потянула его вверх, на сей раз аккуратнее. Ствол сердито укусил ее снизу всеми своими мелкими занозами — и она почувствовала, как ее земля уходит из-под коленей, как отрываются от нее сначала голени, потом ступни, кончики пальцев… Она поднимает свою опору — а опора поднимает ее!

Она летит! Летит!!!

Она медленно воспарила над верхушками деревьев, и волшебная эйфория охватила ее. Ночной ветер обнял ее влажное тело прохладными объятьями, захолодил мокрые спутанный в колтун волосы, но она не обращала внимание ни на зябкий воздух, ни на саднящую кожу, ни на ноющие ребра. Она летит! Ведь это, оказывается, так просто! Почему никто не изобрел такой способ раньше? Кроны деревьев уже колыхались в трех саженях под ней, а еще в трех саженях ниже река поблескивала отраженным светом все ярче сияющего на небе Звездного Пруда. Несмотря на эйфорию в ней все-таки пробудилась осторожность. Она аккуратно ослабила тягу — бревнышко дернулось и заколыхалось, но она тут же восстановила равновесие — и повисла, прекратив подъем. Или почти прекратив — наверное, нужно изобрести какой-то способ для измерения вертикальной скорости. Она осторожно повернула свою опору так, чтобы ее конец указывал на реку. А что дальше? Как сместиться вперед? Ведь она же летела на валежине какое-то время! А! Валежина висела под углом. Манипуляторы тянули ее перпендикулярно к оказавшейся под углом деревяшке, сила тяжести — вниз, так что суммарный вектор оказался направлен вверх и назад. Общий принцип — совсем как у вертолета. Вверх ей больше не надо, а вот вперед…

Она осторожно наклонила обломок ствола «носом» вперед, и кроны деревьев под ней тут же прыгнули назад, а вода резко приблизилась, так что она еле успела выправиться и зависнуть всего лишь в сажени над поверхностью реки. Так. Метод правильный, а реализация подкачала. Если наклоняться, то нужно сильнее тянуть вверх, чтобы результирующий вектор сил оказался параллелен земле. Она поднялась вместе с бревном еще саженей на пять и попробовала снова. На сей раз проседание по высоте оказалось куда меньшим. Третья и четвертая попытки унесли ее вперед и вверх, но пятая оказалась почти идеальной…

Она утратила счет времени. Она не знала, сколько экспериментировала со своим полетом, но внезапно до ее слуха донеслись едва слышные крики. Она встрепенулась, едва не утратив контроль, но удержалась и прислушалась. Цукка? И еще кто-то. Где она? В этот же момент ее голову пронзило резким импульсом форсированного вызова, мир расплылся перед глазами, и она едва не рухнула вниз.

«Кара, контакт! Цукка в канале. Куда ты запропастилась? Почему на вызовы не откликаешься? Что случилось?!»

«Цу? Как — не откликаюсь? Ты что, звала?»

«А ты не слышала? Интересно, чем же настолько увлекательным ты занимаешься? Или вздремнуть решила под кустиком? Хоть бы предупредила, пожалела мои нервы!»

«Извини. Я… знаешь, я лучше покажу для пущего эффекта. Вы где?»

«На берегу, где купаются. Я тоже решали купнуться, приходим с Тамшей — а тебя нет, только драное мокрое платье на камнях валяется. Укричались все…»

«Прости, Цу. Я сейчас вернусь. Подождите немного, только на местности сориентируюсь. Я связь обрываю, и так с трудом равновесие держу».

«Равновесие? Кара, ты меня все больше интригуешь. Ты случайно не канатоходством заняться решила? Намереваешься фокусы в деревне показывать?»

«Увидишь. Отбой».

«Конец связи».

Карина огляделась и сообразила, что совершенно не узнает местность — сканер просто не доставал до земли, да и если бы доставал, вряд ли бы вышел толк. Она все равно не знает окрестностей деревни, тем более никогда не видела их сверху. Хорошо, что она все время инстинктивно держалась реки! Она развернулась, снизилась и медленно поплыла на голоса над самой водой.

Вскоре возле реки показался мерцающий свет факелов.

— А если она заблудится? — встревоженно спрашивала Цукка,

— Ходить сан Мамай, людей звать, искать вокруг, — озабоченно откликалась Тамша. — Найти быстро, бояться нет, Цукка.

Карина тихо хихикнула. Она по дуге облетела женщин так, чтобы оставаться за пределом света факелов, и зависла сзади.

— Не надо меня искать, я сама нашлась, — весело сказала она.

Цукка и Тамша синхронно дернулись от неожиданности, почти подпрыгнули на месте, и резко повернулись. У Цукки медленно отвисла челюсть. Тамша попятилась, свободной рукой делая охраняющие от духов знаки: указательный палец очерчивает круг и резко тыкает вперед, словно пронзая кого-то насквозь. Карина неподвижно парила перед ними, наслаждаясь эффектом.

— Кара? — наконец опомнилась Цукка. — Ты… что ты делаешь? Как ты?..

— Я тут по ходу дела летать научилась, — небрежным тоном сообщила Карина, медленно облетая ее над водой. — Решила, что по земле ходить слишком скучно. Да ты не волнуйся, я и тебя покатаю…

И тут она, не рассчитав, слишком сильно опустила «нос» своего импровизированного летательного аппарата и зацепилась за волну. Бревно дернулось и наискось нырнуло в воду, ткнувшись в отмель. Карина отчаянным рывком попыталась выдернуть его из реки, и манипуляторы, тренькнув от перегрузки, отключились. Карина по инерции упала вперед, плашмя приложившись брюхом сначала о воду, а потом о подводную гальку, и обломок ствола, встав на попа и немного побалансировав, с шумным плеском рухнул на мелководье — к счастью, назад, а не на нее — обдав оцепеневших Цукку с Тамшей тучей брызг.

Какое-то время все молчали — Карина отходила от падения и отплевывалась, а Цукка с Тамшей приходили в себя от шока.

— Ну, Кара! — наконец выдавила из себя Цукка. — Ну, фокусница! Доведешь ты меня до инфаркта своими штучками! Ты как это сделала?

Мокрая Карина на четвереньках выбралась на каменистый берег, легла спиной на еще теплую после дня гальку и потерла глаза.

— Сегодня прямо День Больших Шлепков в Воду, — пожаловалась она. — Сначала с обрыва, теперь — с бревна. И кто, спрашивается, изобрел гравитацию? Как хорошо жилось бы без нее!

— Она сама изобрелась, — сухо сказала Цукка. — Без посторонней помощи. Может, все-таки объяснишь, что случилось? Ты почти час отсутствовала, мы с Тамшей забеспокоились, пошли искать, обнаружили одежду… — она нагнулась и подняла с камней мокрую тряпку, в котором даже сканер не мог угадать бывшее платье. — Я, конечно, знала, что ты жива, но мало ли что могло случиться! То ли тебя течением унесло, то ли местный обака похитил и сейчас насилует где-нибудь в лесочке… Ты даже на вызовы не откликалась! Предупредить не могла?

— Извини, Цу, — откликнулась Карина. — В голову не пришло связаться. Увлеклась. Все-таки не каждый день способ полета изобретаешь.

— Сама Карина — великий шаман! — пробормотала наконец-то обретшая голос Тамша. — Сама Карина летать по воздух, она летать!

— Опять «сама»? — строго спросила Карина. — Договорились же без формальностей!

— Ма, сама Карина! — судя по движениям капюшона кубалы, Тамша энергично закивала. — Без формальностей. Карина — великий шаман без формальностей!

Цукка закинула голову и звонко засмеялась. В ее смехе сквозило явное облегчение.

— Точно, шаман — и без формальностей, — согласилась она, при саживаясь рядом. — Кара, ты толком объяснишь, как себя в воздух поднимать научилась? Или нам с Тамшей просто показалось?

Она опустила факел пониже и пригляделась.

— Ты что, с гуаром голыми руками сражалась? — удивилась она. — Где ты так исцарапалась? Сверху донизу же! А у нас и йода нет.

— Заживет, — устало вздохнула Карина. — Все просто, Цу. Я не могу поднять себя — но могу поднять то, на чем стою. А остальное — просто складывающиеся векторы сил.

Цукка помолчала, прикидывая.

— Просто, как рисовый колобок, — наконец сказала она. — И гениально. Поздравляю, Кара. Теперь ты — дипломированная ведьма, совсем как в древних сказках Демиургов, что Дзи давал. Недаром тебя сегодняшний бесноватый поп изгнать пытался. Завтра сделаем тебе метлу, и станешь летать над деревней, чужих отпугивать.

— Нет уж, хватит с меня бревнышка, — облегченно улыбнулась Карина. Шутит — значит, простила. Она дотянулась до кисти подруги и слегка пожала ее, почувствовав легкое ответное пожатие. — И так вся задница ободрана. Почему я не догадалась дерево платьем обернуть? Надо сделать что-то вроде тонкого легкого диска и на нем учиться летать, стоя.

— Научишься, — задумчиво покивала Цукка. — Ты же мастер Пути, с акробатикой и координацией у тебя все в порядке. Ну, вот и ответ на главный вопрос — как ты отсюда смоешься в случае чего. По воздуху.

— Смоюсь? — Карина села и озадаченно посмотрела на подругу. — Во-первых, я и тебя…

— Кара, ты считать умеешь? — перебила ее Цукка. — В пределах первого класса? Я вешу семьдесят два килограмма. Ты — шестьдесят один. В сумме — сто тридцать три, на четыре килограмма больше твоего лимита, даже если забыть про опору, которая тоже что-то весит. Меня ты взять не сможешь.

Карина фыркнула, и Цукка с содроганием увидела на ее лице то самое выражение «даже-и-не-пробуй-переубедить».

— Я никуда не улечу без тебя, Цу, — слегка раздраженно сказала она. — Не обсуждается. Ты здесь из-за меня. Думаешь, я смогу жить со знанием, что обрекла тебя на смерть? Чушь. Во-вторых, я не могу оставить Мумму — мы с тобой отвечаем за ее жителей, забыла? Я обязана их защитить, что бы ни случилось.

— Ты не можешь. Кара, даже ты не устоишь против нескольких солдат Дракона! У них есть средства против девиантов, наверняка есть и «розы». Тебя вырубят одним выстрелом и убьют. Ты ничего не можешь сделать. А ты уникальна! Ты просто не имеешь права позволить себя убить в какой-то занюханной сураграшской деревушке! Если наши не успеют добраться в срок, ты…

— Я никуда не улечу в любом случае. Цу, это не обсуждается. Не трать зря время. Кстати, раз речь зашла о наших — Яни с ума сойдет, когда я ей расскажу!

Карина вскочила на ноги.

— Топаем домой! — скомандовала она. — Я замерзла. Тропики, называется! Чуть стемнеет, как уже зуб на зуб не попадает. Надо предъявить рекламацию туристической фирме!

— Купаться ночами меньше надо, — безнадежно сказала Цукка, поднимаясь вслед за ней. Собственно, а на что она надеялась? С самого начала было ясно, что Кара ответит… Надо с Мати посоветоваться. — Ты видела хоть одного местного, который бы купался ночью?

— Я вообще ни одного местного не видела, который бы мыться удосуживался! — отрезала Карина. — Хорошо хоть одежду стирают. Дай сюда платье. Пусть дырявое, но хоть что-то. Надо подумать, как их к гигиене приучать. Тамша, ты знаешь, что духи требуют регулярных помывок в реке? Они мне сегодня сказали. Каждый вечер — купаться. Ясно?

— Карина шутить, — судя по голосу, Тамша уже оправилась от шока. — Все знать, духи текучий вода бояться, близко не подходить, даже мост не переходить.

— Вот тебе и великий шаман! — ухмыльнулась Цукка. — Шаман, а таких простых вещей не знаешь. Смотри, уволят с должности за несоответствием. Ну ладно, раз идем, то идем. Там уже драконосолдатик заглядывал, интересовался, где ты. Вечерняя поверка у нас, понимаешь. Потопали.

— Потопали, — согласилась Карина. — А я по дороге Яну обрадую…

Тот же вечер. Грашград. Закрытая часть дворцового комплекса

— Повелитель степей ожидает тебя, момбацу сама Кимица ах-Тамилла!

Первый гэнро Великого Скотовода низко поклонился тарсачке, пряча взгляд, в котором наверняка таилась привычная злоба. Будучи гуланом, он плохо переваривал саму мысль о том, что тарсачка, да еще женщина, может занимать вообще какую бы то ни было должность. А тот факт, что Великий Скотовод много лет позволяет женщине возглавлять самую могущественную тайную службу Граша, просто бесил его до потери пульса — независимо от исторически сложившихся традиций, текущего политического расклада и прочих сопутствующих обстоятельств. Кимица знала об его отношении совершенно точно — приставленные к секретарю негласные наблюдатели уже записали достаточно его откровений, сделанных в предположительно приватной обстановке, чтобы обеспечить ему официальный сундучок с удавкой. Во время, какое покажется подходящим, записи всплывут в самой что ни на есть неудобной для него манере. И не спасут его ни высокий пост, ни политическая поддержка. Как жаль, что удавка в наше время — лишь дань традиции, форма, лишенная содержания!..

Первая Смотрящая Глаз Великого Скотовода издевательски поклонилась первому гэнро в самой изысканной своей манере и прошла мимо него в оставшуюся приоткрытой тяжелую резную дверь. Створка с тихим шелестом сама закрылась за ее спиной, негромко лязгнув толстыми стальными засовами. Кимица невольно бросила взгляд под потолок кабинета — туда, где за хорошо замаскированными бойницами располагались телохранители личной гвардии Великого Скотовода, наверняка уже взявших ее на прицел скорострельных автоматов.

— Я и в самом деле надеюсь, что просьба о срочной аудиенции окажется обоснованной, — без предисловий заявил Сашар, водружая на стол локти и смыкая перед лицом подушечки растопыренных пальцев. Его тон казался сухим, а направленный поверх пальцев взгляд — раздраженным. Похоже, встреча с Первой Смотрящей нарушила какие-то его планы. — Что случилось, Кимица?

— Доброй тебе воды, Повелитель степей! — на сей раз поклон Первой Смотрящей являл собой образец почтительной скромности. — Боюсь, мы столкнулись с политической проблемой, которую такая незначительная личность, как я, не способна разрешить самостоятельно.

— Хватит паясничать, Кимица, — раздраженно сказал Великий Скотовод. — Понимаю, что политическая, иначе ты бы ко мне не примчалась с такой скоростью. Садись и излагай, только по делу.

— Да, Сашар. Извини, — Кимица аккуратно села на самый край гостевого кресла. — Твой первый гэнро меня изрядно достал.

— Меня тоже. Как и ты, впрочем. Извини, ничего не могу поделать. Сама прекрасно знаешь, что он свой пост занимает по той же причине, что и ты — свой, и избавиться от него у меня возможностей не больше, чем от тебя. Даже в предположении, что я хотел бы от кого-то из вас избавиться. Меня вполне устраивает ситуация, в которой вы с трудом удерживаетесь, чтобы не вцепиться друг другу в глотку. По крайней мере, так у меня есть шанс прожить немного дольше, чем мой предшественник. Итак?

Кимица внутренне хмыкнула. Она была еще совсем девочкой, едва пятнадцати лет, когда таинственно умер предыдущий Великий Скотовод. Но она его еще помнила. Чтобы он высказывался с такой прямодушной прямотой, с таким едким сарказмом? Невозможно. Но нельзя не отдать дань должного его преемнику. Путь прямота Сашара граничит с неприкрытым хамством, но, по крайней мере, его слово всегда служит незыблемой гарантией заключенной сделки.

— Похоже, у нас под носом действует иностранная разведывательная или диверсионная группа, — сказала она, в самый последний момент решив перенести предисловие на потом.

— Забавное резюме проблемы. Учитывая, что вообще-то твоя роль в том и заключается, чтобы такие группы отлавливать, следует предположить, что что-то с данной конкретной группой не так. Что именно? Опять княжичи? Ее цель известна?

— Сашар, я начну с самого начала, если не возражаешь, потому что я и в самом деле в затруднении. Началось с того, что один из туристических гидов в Грашграде уведомил нашего представителя в Палате гостей о странных визитерах, бесследно растворившихся в городе через три дня после прибытия. Изначально он воспринял их как очередных капризных богачей, которым маеры девать некуда, «хрюшек» на своем жаргоне. «Хрюшки» оказались с отвратительными характерами, а потому он с облегчением от них избавился по окончании официального контракта. Однако потом выяснилось, что следующая группа, к которой он приписан, свой визит отменила, так что у него нарисовалось свободное время. Он решил, что «хрюшки», пусть даже с погаными характерами, но платящие деньги, все же лучше пустых карманов — у него есть кое-какие неприятные долги, которые нужно отдавать, на чем мы его и поймали в свое время. Так что он зашел к ним в гостиницу — только для того, чтобы обнаружить, что туристы словно растаяли в воздухе. Устроили крупный скандал на пустом месте и съехали без указания адреса. Поиск по гостиницам города ничего не дал — они не остановились ни в одной из них.

— Похищение исключается?

— В Грашграде? — обиделась Кимица. — Сашар, здесь в последний раз туриста украли пятнадцать лет назад. А похитители пожалели о том столь серьезно, что больше никто и не осмеливается. Даже Дракон не рискнет. Мы присматриваем за городом, так что никого серьезнее мелких мошенников в туристических зонах не водится.

— Не водилось, — поправил Сашар. — Могли и завестись. Дальше.

— Дальше мы вычислили такси и грузовик, на которых туристы убрались из отеля. Таксисты ничего не знают — они высадили пассажиров у торгового центра и больше их не видели. Но грузовик мы нашли. Водитель дал координаты съемного гаража на окраине. Хозяин сообщил, что гараж несколько дней снимали для парковки двух джипов, причем срок найма окончился через два дня после пропажи туристов. Водитель грузовика подтвердил наличие двух джипов в гараже в момент разгрузки багажа, хотя он особо не всматривался. Владелец соседнего гаража сообщил, что джипы выехали вскоре после отбытия грузовика. Номера он частично вспомнил, благодаря чему мы отследили оба джипа на записи камеры пропускного пункта на юго-востоке города. Похоже, «туристы» перегрузили багаж на новые машины, после чего резво убрались в неизвестном направлении.

— Может, банальная контрабанда, — пожал плечами Великий Скотовод. На его лице сохранялось скучающее выражение, но в глазах Кимица заметила искорки живого интереса. — Что в багаже, известно?

— В точности нет. Однако мы нашли таможенников, осматривавших их чемоданы при въезде, и они вспомнили, что там имелись весьма необычные для туристов вещи: палатки, качественное походное полевое снаряжение и так далее. Потому их и запомнили. Гид утверждает, что «хрюшки» изображали живой интерес к возможной рыбалке на природе, таможенники подтверждают упоминание такой версии. Туристы казались настолько тупыми, что все им поверили. Однако с учетом их исчезновения кажется куда более вероятным, что туристическая версия — лишь прикрытие, и они изначально планировали отправиться куда-то дальше.

— Итак, неопознанная группа под прикрытием туристической легенды… — Великий Скотовод задумчиво двинул бровью. — Из Катонии. В последний раз Катония, если я правильно помню, засылала к нам серьезных нелегалов лет двадцать назад. Я имею в виду автономно действующую группу. Стандартный шпионаж, промышленный и военный, — сколько угодно, полагаю, но зачем военной разведке или СОБ полевые агенты, снаряженные для независимых полевых действий? Что им у нас в степях вынюхивать?

— Здесь мы подходим к главному. У нас есть серьезные основания полагать, что группа к спецслужбам Катонии отношения не имеет и действует по собственной инициативе, пусть даже и с возможной помощью кого-то со стороны. Ты помнишь скандал с похищением Драконом врача-синомэ в Катонии две недели назад?

— Похищение… Да, помню. В твоем прошлом отчете упоминалось. Какое отношение к ней имеет исчезнувшая группа?

— Гид группы утверждает, что, как ему кажется, одна из туристок тоже могла оказаться синомэ, причем первой категории.

— Ну и что?

— Мы показали ее фотографию, сделанную при въезде в страну, Знающей.

— И?

— Она — действительно синомэ. Сводная сестра похищенной врача-синомэ. А один из мужчин — ее сводный брат. И все трое — Благословенные.

Глаза Великого Скотовода на мгновение изумленно распахнулись, но тут же его лицо приняло каменно-бесстрастное выражение. Кимица догадывалась, в каком направлении потекли его мысли: тонкий баланс сил между политическими группировками, включая те, которые явно поддерживал Дракона, и те, которые отдали бы все, чтобы уничтожить его.

— Группа исчезла бесследно? — наконец спросил он.

— Нет. Они допустили ошибку — отправились на двух идентичных машинах. Они остались на записях камер безопасности на границах Туса и Маньяхи. Номера изменены, но сомнений нет — они. Такой путь резко ограничивает выбор направлений, и хотя дальше в ту сторону автоматических камер нет, их заметили в Митаре, Тамтабале и Пирице. Фактически у них осталась только одна возможная дорога — по Восьмому шоссе к западной границе. Завтра днем они должны прибыть в Чумчу. Это последний шанс их перехватить. Группа захвата уже вылетела в Тёто, там пересядет на вертолеты и к завтрашнему утру доберется до Чумчи.

— Там есть аэродром?

— Небольшой, с грунтовой полосой. Для малых гражданских самолетов. Для заправки вертолетов вполне пригоден. Сашар, следует ли их перехватить? Если до… известных тебе персон дойдет, что мы знали о группе и не остановили ее… могут возникнуть серьезные проблемы. А если до Вездесущих дойдет, что мы воспрепятствовали их ученикам, я даже и не знаю, чего следует ожидать. Так что делать?

Несколько мучительно долгих минут Великий Скотовод изучал Первую Смотрящую бесстрастным взглядом.

— Ты реши, — наконец сказал он, и в его голосе на мгновение проскользнула злорадная нотка.

— Что? — от неожиданности Кимица едва не потеряла равновесие и с трудом удержалась на кресле. — Я?

— Ты. Твоя прямая задача — защищать Граш от враждебных элементов. И в то же время охранять покой мирных граждан, в том числе — иностранных туристов. Законы они никакие не нарушили. Им можно приписать разве что попытку незаконного выезда из страны через населенный пункт с отсутствующей таможней. Но и то не ранее, чем они пересекут границу. А когда пересекут, окажутся вне юрисдикции наших законов. Кимица, они представляют собой угрозу Грашу?

— Не… — Первая Смотрящая осеклась. Сказать «нет» или «да» означает автоматически принять решение. И, разумеется, понести за него всю полноту ответственности — к чему она совершенно морально не готова. Что бы ни произошло в дальнейшем, она в любом случае останется крайней. — Не знаю. У меня недостаточно данных для определенного ответа.

— Ну так собери их, — равнодушно пожал плечами глава государства. — На то Глаза и существуют. Только не забывай, что, как ты сама сказала, после того, как они покинут Чумчу, их уже не перехватить.

— Но решения такого уровня…

— Ты свободна, Кимица, — оборвал ее Великий Скотовод. — Завтра вечером жду от тебя отчета по ситуации.

— Да, Сашар, — сухо ответила Кимица, поднимаясь.

Выходя из кабинета, она постаралась придать лицу как можно более бесстрастное выражение, чтобы первый гэнро, ожидающий в глубоком мягком кресле ее ухода, не смог прочитать ее чувства. Проклятый Сашар! Что ей теперь делать? Разумеется, независимо от исхода дела и ее решения сильного ущерба она не понесет — у нее хватает союзников. Причем сторонников Дракона среди них нет. Так что если группа устроит Дракону веселую жизнь на его собственной территории, она лишь мысленно им поаплодирует. А недруги… Ну, в крайнем случае станут открытыми врагами. Но все-таки не следует лишний раз подставляться. Да и месть Дракона за бездействие, эквивалентной прямой помощи, может оказаться ужасной…

Ну что же. Решение необходимо принять. Но кто сказал, что принимать его должна она сама? В конце концов, именно для того она и отправила с группой Тимаширу, чтобы та поддержала решение — любое решение — своим авторитетом. Так пусть она не просто его поддержит, а еще и примет. И под удар Вездесущих в случае чего попадет тоже она. А если не попадет… Если в перспективе решение окажется скверным, оно зачтется в минус Тимашаре. Если удачным — в плюс Кимице.

Конечно, подставлять под удар свою союзницу плохо. И с точки зрения отношения с другими союзниками, и с точки зрения потери поддержки Северных колен. Но случаются ситуации, когда в политической игре приходится жертвовать даже самыми сильными своими фигурами. Хотя бы для того, чтобы выжить самой.

Добравшись до своей резиденции — жутко неудобной со всех точек зрения, но съехать из дворца означает дать пищу для нехороших слухов — она миновала проводившую ее взглядами безмолвную охрану и прошла в свой кабинет

— Вальха, вызови мне командира дежурной смены связи, — приказала она поднявшемуся навстречу ей секретарю.

Тот же вечер. Где-то на дорогах Граша

— … чего?!

Ольга оторвалась от экранчика своего пелефона, на котором несмотря на тряску читала книгу, и удивленно взглянула на уставившуюся куда-то в пространство Яну, лицо которой медленно приобретало ошеломленное выражение. Сидящий за рулем Дентор оглянулся через плечо.

— Ты серьезно? — внезапно спохватившись, Яна бросила на Ольгу извиняющийся взгляд. — Кара такое придумала… потом расскажу.

Она замолчала и углубилась в себя, изредка беззвучно шевеля губами. Ольга тихо хмыкнула. Интересно, как же они все-таки воспринимают такую связь? Как голос внутри головы? Или как сами собой возникающие мысли? Надо поинтересоваться — но потом, когда тонкие узы взаимного доверия немного упрочнятся. Ей, что редко случалось, нравилась компания, в которой она оказалась. Немногословные, сосредоточенные бывшие солдаты Саматта и Дентор, расслабленные, но в любой момент готовые взорваться вихрем действий, относились к знакомыми ей типажами — она часто встречала подобных им среди коллег по профессии. Но улыбчивая свойская Яна, ехидный насмешливый Палек, маленькая серьезная Канса — они сильно отличались от всех ее знакомых. Обычно среди последних фигурировали либо другие сотрудники Отдела внутренней безопасности, либо начальники и политики, которых ей приходилось охранять. Ее, к счастью, очень редко приставляли к кому-то помимо Медведя. За директора СВР она могла бы умереть без колебаний. Но вот большинству из остальных своих подопечных она бы без особых эмоций в любой момент свернула шею. Надменные, спесивые, с вечно недовольной миной на лице, смотрящие сквозь нее как сквозь стеклянную стену, находящие какое-то извращенное удовольствие в унижении подчиненных и пресмыкающиеся перед унижающими их вышестоящими… Мусор. Аристократический мусор, пусть и в элегантных костюмах, стоящих примерно ее годовое жалование. Более-менее приличные люди среди них тоже попадались, но не чаще, чем зеленые побеги в самом начале весны.

Заморская компания, технически говоря, тоже относилась к ее подопечным. Ее задачей являлось защитить их любой ценой — и сделать все, чтобы таинственная Карина Мураций все-таки попала в Четыре Княжества и вернула жизнь еще недавно красивому сильному телу Масарика Медведя. Она хорошо помнила мертвое лицо своего тайно обожаемого шефа, когда врач в больнице сообщил ему страшную новость. Если бы она могла, она бы с удовольствием поменялась с Масариком местами — только бы шеф снова улыбнулся ей своей теплой понимающей улыбкой. Но она не могла. А теперь у нее появился шанс помочь. Если только она вытащит чудо-врача в Княжества…

Тогда, в последний день перед их с Тароной отбытием, шеф вызвал их еще раз. Он долго выспрашивал обо всех деталях, а перед тем, как отпустить их, попросил Тарону оставить их наедине.

— Ольга, — ровно сказал он, оперевшись локтями о стол, положив подбородок на сжатые под подбородком кулаки и глядя ей прямо в глаза. — Ты понимаешь, что дело крайне рискованное? Что против тебя будут и люди, и обстоятельства? Что ты не получишь помощи, если что-то пойдет не так?

— Да, господин Медведь, — откликнулась она, вытянувшись по стойке «смирно». — Понимаю. Я готова к неприятностям.

— Охотно верю. Но я хочу попросить тебя об одном личном одолжении.

— Да, господин Медведь?

— Не рискуй понапрасну. Я хочу, чтобы ты вернулась. Если вы провалитесь, никто не станет тебя винить. Я прекрасно знаю, как из-за каких мелочей и глупостей срываются даже идеально спланированные операции, а твоя операция относится к крайне рисковым по любым меркам. Да и ты не полевой агент. Вселенная велика и бездушна, и даже самый сильный девиант вроде тебя для нее меньше мушки перед слоном. Я хочу, чтобы ты не рисковала попусту. Если задача невыполнима, возвращайся.

— Я сделаю все, что в моих силах, господин Медведь. У меня просчитаны все возможные варианты отхода.

— Ответ не принимается. Ольга, прости меня, старика, но я догадываюсь, как ты ко мне относишься. Плохо, когда телохранитель испытывает такие чувства к своему начальнику, но поделать тут ничего нельзя. Я не хочу отказываться от твоей защиты — по крайней мере, я могут быть уверен, что ты меня не предашь. Но эмоции мешают тебе думать ясно, как подобает профессионалу. Масарик… много значит для меня. Но совсем не факт, что Карина Мураций способна ему помочь. В конце концов, она не волшебница и даже не нейрохирург. А тебя мне заменить некем. Пообещай мне прямо сейчас, что не станешь рисковать попусту.

Она пообещала.

Впервые в жизни она дала обещание, которое не намеревалась выполнять.

Она доставит Карину Мураций в Княжества любой ценой. Люди, которые ехали сейчас с ней в машинах, по сравнению с чудо-врачом лишь расходный материал, которым можно пожертвовать при необходимости. Возможно, живой щит против Дракона, если Демиурги все еще приглядывают за ними. Не более того. По крайней мере, так она думала поначалу.

Но за пять дней, что она провела в их компании, она с удивлением обнаружила в себе все крепнущую симпатию к ним. Она являлась если и не врагом, то, по крайней мере, весьма сомнительным другом. Сотрудником спецслужбы государства, по крайней мере однажды недвусмысленно продемонстрировавшего свою враждебность. Человеком, который преследовал свои тайные цели. Однако если они и имели в душе что-то против нее, то никак того не показывали. Наоборот, они всячески старались показать ей, что она своя. Что она член команды. Что она — друг. Уже на третий день Палек начал подтрунивать над ней так же, как подтрунивал над своими родственниками — и Ольга, несмотря на точную колкость его замечаний, чувствовала, что не имеет ничего против. Пару раз, когда замечания оказались особенно точными, она страшно жалела, что не способна с ходу найти адекватный ответ — но и не более того. Ни злости, ни даже раздражения из-за его шуточек у нее почему-то не возникало. А когда вчера вечером он несколькими штрихами набросал на нее карикатурный шарж, она, к своему вящему удивлению, только звонко рассмеялась и шутливо пихнула его в грудь манипулятором — тем самым, которым десять лет назад в кадетском училище искалечила и чуть было не прикончила старшекурсника за куда более невинную шутку о своей внешности.

А ведь если подумать, они в иерархии сильных мира сего стоят куда выше, чем большинство надутых индюков, с которыми она имела дело. Не в официальной, публичной иерархии, а среди тех, кто имел реальную власть. Карина Мураций может пока не понимать того, но будучи всего на год старше Ольги, она уже влиятельнее целой фракции катонийской Ассамблеи. Если — когда — она осознает свою силу, она станет одной из самых видных персон на политическом катонийском небосклоне. А вместе с ней — и члены ее семьи. Палек и Яна пока тоже слишком наивны, чтобы осознать реальное положение вещей, но Саматта и Дентор с высоты своего жизненного опыта должны все прекрасно понимать. И, тем не менее, они оба обращаются с ней как с равной и как со своей — и ни разу не оскорбили ее бессмысленным недоверием. А на разумную осторожность она не обижается.

Когда — если — они выберутся из этой передряги, она еще задумается о своем отношении к ним. Возможно, им никогда не стать настоящими друзьями. Их дороги разойдутся так же внезапно, как и сошлись: они вернутся в Катонию, она — в Княжества. Возможно даже, со временем они забудут ее, простого телохранителя в Службе внешней разведки Четырех Княжеств. Но она почти наверняка до конца жизни сохранит в своем сердце настоящее уважение к ним…

— Я тащусь, как брюхом по склону! — снова нарушила тишину Яна. — Ольга, ты представляешь — Кара летать научилась!

— Летать? — недоуменно переспросила Ольга. — Как?

— Элементарно. Встаешь или садишься на опору и начинаешь ее поднимать. А она поднимает тебя. Дядя Дор! Когда у нас остановка на ночлег?

— Ты у нас штурман, вот ты и скажи, — не оборачиваясь хмыкнул Дентор. — У тебя же карта.

— Зануда! — обиделась Яна. — Мог бы и сам сказать, у тебя же верстомер перед глазами.

— Верстомер тоже с картой сверять следует, — парировал полицейский. — Давай, проверяй, не упрямься.

Возмущенно выдохнув, Яна включила верхний свет, вытащила из кармашка переднего сиденья карту, развернула ее и подключила к пелефону. Какое-то время она сражалась с упрямым листом фотопластика, пытаясь расположить его так, чтобы видеть нужный участок.

— Вот мы, если верить спутникам… — пробормотала она наконец. — Дядя Дор, у меня только три сигнала, и один на самом горизонте. Еще немного, и система позиционирования начнет показывать температуру на пятой планете Бу Ожерелья.

— Тоже небесполезная информация. Но сейчас ты по делу говори. Проблемы нам обещали не ранее Чумчи, а до нее завтра еще полдня пути. Так что станем решать их по мере поступления. Так что с положением?

— Тридцать верст до плановой точки ночлега. А может, раньше остановимся? В первый же раз в поле ночуем. А на первый раз всегда больше времени надо. Дядя Дор, ну пожалуйста! Мне полетать хочется!

— Налетаешься еще, — безжалостно усмехнулся Дентор, не оборачиваясь. — Особенно сверху вниз. Имей в виду, я тебя ловить не намерен.

— Большой грубый мужик! — пожаловалась Яна Ольге. Та ответила ей весело-сочувственным взглядом. — Никто нас, женщин, не понимает!

— Ага, даже вы сами, — согласился Дентор. — Потерпи, Яни. Совсем же немного осталось. Остановимся на десять минут раньше, ладно уж, тогда и наразвлекаетесь.

— Не о развлечениях речь, Дентор, — вклинилась Ольга. — Если идея действительно сработает — в чем я совершенно не уверена, учитывая особую уникальность эффектора Карины — у нас появится дополнительное тактическое преимущество. И я даже знаю, где и как я его использую.

— Вот как? И где же?

— Пока рано обсуждать. Нужно продумать идею. Но даже если она окажется нереальной, согласись, что как минимум форсировать реки и ущелья окажется куда удобнее. Наведение навесных мостов резко упростится. И разведка облегчится.

— Толку от навесных мостов мало, если вспомнить о запланированных мулах. Но разведка — да… — Тон Дентора стал задумчивым. — Хорошо, убедили. Остановимся на полчаса раньше. Яни, передай Мати.

— Ага… — Яна на несколько секунд умолкла, потом кивнула. — Все, они в курсе.

— Хорошо. А теперь, девочки, постарайтесь меня не отвлекать. Дорога заметно ухудшается, как бы не влететь в какую-нибудь колдобину…

4.05.858, деньдень. Чумча

К Чумче они подъехали в час дня.

Саматта остановил машины в нескольких вестах от города, где дорога ненадолго выбиралась на небольшой холм. В ярком солнечном свете степной городок с возвышенности виднелся как на ладони.

— Душераздирающее зрелище… — пробормотал Дентон, осматривая селение в бинокль — городом его после первого же взгляда назвать казалось невозможным. Небольшое пятно застроенной земли, верста или полторы в длину, раскинувшееся по берегам узкой речушки, за которой начинались островки деревьев — первые предвестники лесов, в которые уже в двух десятках верст дальше переходила голая до того степь. Ни одного здания выше двух этажей. Беспорядочные кривые улицы. Дома обнесены высокими глухими заборами. На улицах не замечалось никакого автомобильного движения, хотя в нескольких местах плелись какие-то повозки, влекомые чем-то вроде осликов. Дорога, уже верст двести как переставшая даже претендовать на гордое звание «асфальтированной», вливалась в селение и растворялась в его переулках. Впрочем, по сравнению с дорогами, сходящимися к городу с противоположной стороны речки, она выглядела настоящим шоссе.

— Если верить спутниковым снимкам, вон то белое здание — городская управа, — Дентор вывел на карту схему города и поглядывал то на нее, то на реальный прототип. — А там, на окраине, рынок. Полицейский участок разглядеть не могу…

— Возле моста через реку, — подсказал Дентор. — Видишь, на крыше какой-то медный знак поблескивает? Оно, похоже, от соседних домов больше ничем не отличается. Нам куда актуальнее то, что здесь называется постоялым двором. Вон там, рядом с рынком.

— Вижу… А там что такое? Не в городе, в полуверсте к северу?

— Вертолеты. Значит, поле на котором они стоят, настоящий аэродром. А мы-то голову ломали, что за странная площадка! А ведь действительно, рядом вроде бы как подземный резервуар. Большой транспортник — наверняка военных, но вот интересно, кто на малой птичке летает? Местный богач или официальное лицо?

— А давайте мелкого угоним! — оживленно предложил Палек. — По-быстрому слетаем в Мумму и вернемся. Глядишь, за день обернемся.

— Давай, — согласился Дентор. — Рулить ты станешь?

— Мати! — преувеличенно разочарованно протянул Палек. — Только не говори мне, что ты вертолетом управлять не умеешь.

— Раз ты сам догадался, то не скажу, — согласился Саматта. — Дор, у тебя навыков пилота, часом, не завелось? Девочки, а как у вас с этим делом?.. Извини, Лика, облом. Кроме того, ты обратил внимание, что он шестиместный?

— Ну? Нас как раз шестеро!

— А Цу и Кару на обратном пути под брюхо подвесим? — сардонически поинтересовался Саматта. — Или ты планируешь геройски пасть в бою, чтобы свое место для них освободить? В общем, не выйдет из тебя летуна. Придется удовольствоваться ролью погонщика. Не напрягайся ты так, нам всего-то около трехсот верст осталось. Можно сказать, почти на месте.

— По прямой триста верст, — педантично напомнила Ольга, рассматривая в бинокль горы. — И ногами, и на колесах больше получится. Слушайте, или мне кажется, или я на самом деле вижу дымок вон в том направлении. Возможно, там и расположен требуемый вулкан.

— Возможно. Но я вижу еще один дымок как минимум. Тут полуспящих вулканов должно хватать. В свое время Демиурги их активно усыпляли, но до конца закупорить то ли не смогли, то ли не захотели. В общем, дым — ориентир, но не слишком надежный. Яни, как с навигацией?

— Как ни странно, система позиционирования все еще дышит. Два спутника в пределах приличной видимости, третий над самым горизонтом, но сигнал проходит. Пока что карта нашу позицию показывает там, где мы и должны оказаться.

— Хорошо. Народ, объявляю еще одно совещание — по поводу смены транспорта. Мы оставили окончательное решение о замене машин на мулов или иную живность до Чумчи. Мы на месте. Нужно окончательно определяться до того, как въедем в город. По-моему, дороги дальше ужасные, но для наших джипов проходимые. И бензин дальше, если верить нашим предыдущим источникам, тоже достать можно. Кто что думает?

— Я против, — высказалась Ольга. — Если твой давешний гулан спьяну ничего не напутал, дальше территория на всю катушку контролируется Драконом. Даже если мы обманем заставы, собирающие дань с торговцев, все равно слишком опасно. Один прокол — и по нашим следам отправится небольшая армия. Через… — она взглянула на часы. — Через два часа над нами пройдет спутник, через который мне сбросят окончательные версии топографических карт. Машина уже должна закончить их просчет. Но даже по предварительным вариантам я не вижу впереди ничего особенно сложного. Настоящие заболоченные джунгли, где начинаются истоки Кронга, расположены далеко к югу. Ближние к нам леса немногим более сложны, чем северные лиственные. Места более-менее горные, обширных болот попасться не должно, крупных рек нет, одни ручьи. Болота начнутся ближе к Мумме, и вряд ли они окажутся такими уж серьезными. Единственная проблема, по большому счету — местность становится сильно пересеченной.

— Но на машинах мы сможем пройти триста верст за пару дней, — задумчиво пробормотал Дентор, изучая карту. — Пешком же рискуем и в две недели не уложиться. А у нас максимум четырнадцать дней.

— Во-первых, не пройдем. Местность такова, что пешком мы могли бы пробраться там, где не сможет проехать автомобиль. На коротком пути минимум три таких перевала. На автомобиле, по прикидкам, нам придется преодолеть почти восемьсот верст, и не факт, что нигде не застрянем. Во-вторых, если мы ошибемся, то нас перестреляют как кроликов. Автомобиль — слишком заметная цель, с вертолета инфракрасными сенсорами отслеживается мгновенно. А пешком, точнее, по воздуху, мы с Яной, с учетом вчерашних экспериментов по полетам, можем резко ускорить свой темп. Пятнадцать-двадцать верст в час мы сможем поддерживать сколько угодно времени, то есть даже если не торопиться, то укладываемся в те же двое суток. И я смогу взять достаточно снаряжения.

— В одиночку ты много не навоюешь, а Яни — не боец, — Саматта хладнокровно проигнорировал возмущенное фырканье своей бывшей подопечной. — Ладно, я твою точку зрения понял. Кто-то еще хочет высказаться?

— Можно? — робко спросила Канса. — Дядя Мати, а никому не покажется подозрительным, что торговцы вдруг пересаживаются с автомобилей на мулов? Ведь машина все-таки удобнее. А ты сам говорил, что здесь наверняка полно шпионов Дракона.

— Хорошо замечено. Я об этом уже неделю думаю, — кивнул Саматта. — Не знаю. Риск засыпаться в городе против риска засыпаться на трассе… Ольга, я хочу глупый вопрос задать. Какие у вашей СВР отношения с военными?

— Что? — Ольга удивленно взглянула на него. — Какие отношения?

— Я имею в виду — если вы попросите их о небольшой услуге, они согласятся?

— Что требуется? — деловито спросила та.

— Вот здесь, верстах в ста пятидесяти, если верить вашим аналитикам, бывшая база Караванной Охраны Граша, а ныне владения Дракона, — Саматта уменьшил масштаб карты и ткнул пальцем в крестик к югу от Чумчи. — Вертолетная площадка, военная база и так далее. Автомобильный путь проходит к ним слишком близко. Если за нами станут охотиться, наверняка вертолеты стартуют именно оттуда. Мелкие посадочные площадки в лесу нам не слишком опасны, они могут поддерживать только легкие вертолеты с ограниченным радиусом действия и минимальным вооружением. Ближайший крупный альтернативный аэродром в трехстах верстах к северу, и он куда меньше. Что, если накрыть базу вашими стратегическими бомбардировщиками? Мало того, что их поисковые вертолеты погибнут, еще и неразбериха начнется, и нам станет куда легче перемещаться. Тогда вариант с машинами становится куда менее рискованным.

— Бомберы… — Ольга задумчиво постучала пальцем по подбородку. — Не знаю, не уверена. Пока что вся операция проводится тайно, о ней помимо Великого Князя, Медведя и еще нескольких человек никто не знает. Но ты прав. Отвлекающий удар серьезно улучшил бы наши шансы прорваться на автомобилях. Основной проблемой останется топливо и проходимость дорог. Я пошлю сообщение во время сеанса связи. Учти, что в следующий раз спутник пройдет над нами только завтра утром, и раньше мы ответа точно не получим. Эх, сообразила бы я раньше…

— Нам с Дором следовало сообразить раньше! — с досадой сказал Саматта. — Вот что значат пятнадцать лет в отставке! Хорошо. Отправляй запрос, и откладываем окончательное решение до завтрашнего утра. Сегодня остаток дня отдыхаем на постоялом дворе — надеюсь, там жить можно. Лика, мы с тобой идем на базар, присматривать мулов. Если авиацией нас не поддержат, завтра с утра покупаем животных и топаем пешком. Если поддержат, едем на машинах. Все, грузимся и поехали, пока никто не заинтересовался, чего мы здесь застряли.

Улицы города казались вымершими — все живое спасалось от жары, мало чувствовавшейся в оборудованных кондиционерами автомобилях. Кое-где в пыли рылись куры, в тени заборов валялись, высунув языки, большие лохматые собаки, провожающие машины ленивыми взглядами. Тут и там изможденные коровы и наглые козы индифферентно щипали пожухлую траву на обочинах. Гостиница, которой действительно куда больше подходило название постоялого двора, оказалась полупустой несмотря на свою близость к рынку. В большом дворе, обнесенном высокой глинобитной оградой, тут и там стояли повозки с привязанными рядом мулами, ослами и странными шерстистыми животными с небольшим горбом на спине, слегка напоминавшими низкорослых верблюдов. Стояло несколько машин с прицепами — дряхлых грузовичков и полугрузовиков неопределенного возраста, окраски и марки. Вышедший навстречу гостям хозяин, пожилой сапсап с изборожденными морщинами лицом, слупил деньги за сутки вперед (девять тысяч местных вербов за шестерых человек и три тысячи за оба автомобиля), показал комнаты, предупредил, что местный дизель-генератор включится вечером не больше, чем на пару часов, чтобы обеспечить освещение, и удалился, не задавая лишних вопросов. Тарси он, к счастью, не понимал и говорил на общем. Похоже, тарси в местных краях вообще являлся не слишком популярным языком, так что изображать из себя тарсаков оказалось довольно легко. Мужчинам лишь потребовалось почтительно помалкивать, пока Ольга утрясала с хозяином денежные вопросы.

Оставив Ольгу колдовать над спутниковым передатчиком, а изрядно вымотанных тряской Яну с Кансой — отлеживаться и отдыхать, мужчины отправились на базар, расположенный от постоялого двора в паре сотен шагов.

Базар оказался под стать городу: небольшой и сонный. Половина прилавков под широкими грязными навесами пустовала. В некоторых местах сидели торговцы овощами, фруктами, лепешками и мясными тушами, над которыми роились густые тучи мух. Сырого мяса, впрочем, попадалось немного — скорее, декларация о намерениях, чем реальная торговля. Вряд ли в местном жарком климате животных забивали раньше, чем приходила пора готовить пищу. Живых овец, кур и уток в деревянных клетках наблюдалось куда больше. Изредка встречались прилавки со скобяным товаром, бусами, тканями и одеждой, а в одном месте Дентор углядел торговца охотничьим снаряжением — на удивление хорошими дробовиками, капканами, ножами и машинками для набивки гильз. Патроны с дробью, жаканами и картечью, а также просто картонные гильзы грудами лежали в нескольких больших коробках, стоящих позади прилавка. Возле прилавка отирались несколько мужчин, с одним из которых торговец неспешно что-то обсуждал на каком-то местном языке. Новоприбывшим много внимания не уделяли — как только становилось очевидным, что незнакомые тарсаки не намереваются покупать их товар, оживившиеся торговцы снова погружались в апатию.

По закону подлости загоны вьючного скота обнаружились в дальней части рынка.

— Разбирайся, — сказал Палеку Дентор. — Мы с Мати пойдем насчет продовольствия поисследуем. Момбацу сан, — обратился он к торговцу мулами, низкому толстенькому лысоватому мужичку с хитрым взглядом, являвшим собой классический образец барышника, — кто здесь торгует съестными припасами для дальней дороги?

— Далеко направляетесь? — поинтересовался тот, окидывая гигантскую фигуру полицейского уважительным взглядом.

— Далеко, — туманно откликнулся тот. — Так кого спросить?

— Сан Храмис продает селло, что готовят его жены, — сообщил барышник, почесав в затылке. — Скажите ему, что вас послал Тамтамыш, он уступит в цене. В ту сторону пять рядов, над его прилавком красное полотнище с зеленым деревом и белыми цветами. Там же рядом сан Мумерах продает солонину — с луком и оливковым маслом, она хорошо хранится в жаркую погоду. А у самого входа на рынок, в овощном ряду, можно купить сушеный картофель и сухие лепешки, которые не плесневеют в течение целого периода даже во влажном климате. Нигде такие делать не умеют, только у нас! — похвастался он.

— Спасибо, сан Тамтамыш, — кивнул Саматта. — Лика, чтобы друг друга не искать, встречаемся в гостинице. Только не купи чего-нибудь ненароком до завтрашнего утра.

— До утра? — насторожился барышник. — Почему до утра? Я продам мулов прямо сейчас, и по очень хорошей цене. Нигде в городе лучше не найдете!

— Наши жены еще не решили, стоит ли нам путешествовать дальше пешком или на машинах, — сурово сказал Саматта. — Решат сегодня ночью.

Торговец пробормотал себе под нос что-то невнятное на непонятном языке, но потом просиял.

— Да не осквернят никогда морщины чело ваших жен! — оживленно сказал он. — Что машина? Машина сейчас едет, а потом сломалась. Где чинить станете? Бензин кончится — где найдете? А хороший мул не ломается, и заправлять его можно любой травой, что растет на обочине. Вы, наверное, первый раз в наших краях, раз сомневаетесь. Покупайте мулов — не прогадаете. Здесь у нас все так ходят, с мулами и верблюдами. И груз на них положить можно, и самим ехать, и чинить не надо…

— Да-да, сан, — прервал поток его речи Саматта. — Мы обязательно передадим твои слова нашим женам. И даже постараемся убедить их ночью, — он сально подмигнул, — что ты прав. Но сейчас купить не можем — запрещено. У нас так принято, что женщина в семье решает. Мы вот с другом думаем, не уйти ли от жен и не остаться ли насовсем в ваших краях? У вас женщины ласковые, послушные, во всем мужей слушают…

— Да, у нас женщины не чета вашим, знают, кто в доме хозяин! — широко ухмыльнулся торговец. — Передайте вашим женам мое почтение и скажите, что я совершенно бесплатно добавлю уздечки. И дам хорошую скидку на прочую упряжь!

— Обязательно, — кивнул Саматта. — Дор, пошли.

С мулами Палек провозился не менее двух часов. Барышник явно попался бывалый и опытный, да и Палек дома в основном имел дело с лошадьми и пони. Ему оставалось лишь надеяться, что у мула, по крайней мере, ведущего свой род от лошадей, признаки возраста и здоровья не слишком отличаются от лошадиных. Он внимательно осмотрел два десятка животных и по крайней мере у половины заметил явные признаки искусственного омоложения — вырванные и подпиленные зубы, выдолбленные и зачерненные чашечки зубов, подкрашенную темной краской шерсть. В конце концов он перестал даже обращать внимание на бедолаг, которые слишком явно боялись осмотра рта, почти наверняка — из-за жестоких варварских операций. У двоих оказались не в порядке легкие, один хромал, а еще один игривый и дружелюбный мул оказался явно подпоенным чем-то спиртным — пахло от него не слишком сильно, но чувствительно. Тем не менее, Палек отобрал шесть хороших сильных животных, возможно, не слишком молодых, но крепко стоящих на ногах, а заодно заработал некоторый авторитет в глазах барышника. Привязав мулов в стороне и переписав в пелефон вытатуированные в ушах номера, довольный собой Палек отправился восвояси.

Громкий звук пощечины и непонятную речь, в которой по экспрессии легко распознавалась ругань, он услышал, едва только миновав ворота рынка. Заглянув в узкий проход между заборами, в нескольких шагах от себя он увидел высокого молодого мужчину в шароварах и рубахе навыпуск, за плечо трясущего скорчившуюся на земле женщину в длинном балахонистом платье и закутывающем голову платке. Женщина поднимала руки в тщетной попытке защититься, а мужчина лениво хлестал ее ладонью по щекам, не переставая ругаться.

— Эй! — громко сказал Палек, вразвалочку подойдя к мужчине. — Ты что ее бьешь?

— Не слушает меня, э! — все так же экспрессивно откликнулся тот на общем. — Я старший брат, должна во всем слушаться. А она упрямится. Момбацу сан, хочешь женщину на день или на ночь? Молодая, красивая, сказка, а не женщина! Ты не смотри, что упрямая, в постели прямо огонь!

Женщина подняла залитое слезами лицо, и Палек вздрогнул. Она действительно оказалась красива — тонкой западной красотой, какой отличались многие виданные им в Грашграде женщины: высокие скулы и лоб, нос с горбинкой, полные чувственные губы, большие карие глаза… Она что-то жалобно пробормотала на одном из местных языков, которые Палек даже не пытался различать. Мужчина снова прикрикнул на нее и небрежно отвесил подзатыльник, от которого ее голова мотнулась вперед.

— Много о себе думает, — скривился мужчина. — Ест за двоих, а проку никакого. И сестер полон дом — а как я их кормить стану?

Палек зашипел сквозь зубы. Он вообще не переносил, когда в его присутствии бьют женщин, и из школы частенько приходил с синяками — последствиями драк в защиту девчонок, которых сверстники таскали за косы и били портфелями. А уж если девушка такая молодая и прелестная… Он шагнул вперед и ухватил мужчину обеими руками за рубаху.

— Ты что, момбацу сан! — округлил тот глаза. — Ты что хватаешься? Я разве тебе что плохое сказал.

— Ты знаешь, что женщин бить нехорошо? — ласково спросил Палек, обнажая зубы в нехорошей улыбке. — Хочешь, я тебе нос откушу, чтобы вежливости научить? Ты не видишь — ей больно?

— Да я же по-родственному! — замахал тот руками. — Я же не калечу! Если женщину не учить, как она поймет, что мужчин уважать надо? Слушай, если не хочешь женщину — не надо, кто-нибудь другой захочет. Не стану я ее больше бить, домой придем, тогда поучу. Иди себе своей дорогой, только руки при себе оставь, а!

— Сколько тебе надо денег? До завтра? — сквозь зубы спросил Палек.

— Эй, другой разговор, сан! — расцвел широкой белозубой улыбкой мужчина. — А то — нельзя бить, нельзя бить! Пусть работает, тогда и бить не стану. Забирай до самого утра, тысяча вербов — и делай с ней что хочешь, хоть слезы утирай, хоть еще как пользуй, как у вас принято! Хочешь, совсем ее купи, за пятьдесят тысяч хоть сейчас отдам!

Палек молча залез в карман, вытащил оттуда тысячевербовую бумажку — две сотни маеров на домашние деньги, разговаривать не о чем — и сунул ее под нос мужчине.

— Возьми, — буркнул он. — До утра. А там посмотрим.

— Ай, молодец! — улыбка мужчины стала еще шире. — До утра — совсем твоя. Утром пусть домой идет.

Он что-то быстро и резко сказал женщине, повернулся и вразвалочку пошел по переулку. Палек тихо выругался сквозь зубы, глядя ему вслед. Вот подонок… Ну хорошо, сегодня они девицу устроят, но завтра что, когда она снова домой вернется? Пятьдесят тысяч вербов — не так много, десять тысяч маеров у них найдется, но даже если выкупить, не тащить же ее с собой! Надо поговорить с остальными, вдруг они что-нибудь придумают. Заплатить кому-нибудь из местных, чтобы вывезли ее в цивилизованные края, что ли…

Он присел на корточки рядом с испуганно съежившейся женщиной и заглянул ей в глаза.

— Все хорошо, милая, — проговорил как можно более ласковым тоном. — Не бойся меня. Ты меня понимаешь?

Женщина, всхлипнув, что-то пробормотала в ответ.

— Не понимаешь, — констатировал парень. — Палек, — он ткнул себя пальцем в грудь. — Палек.

Он показал пальцем не женщину и вопросительно поднял бровь.

— Кампаха, момбацу сан, — пробормотала та. — Чоко патаба ми новоммара, том солуха![12]

— Кампаха… — Палек снова успокаивающе улыбнулся. — Пойдем, Кампаха.

Он выпрямился и подал женщине руку, за которую та неуверенно ухватилась, поднимаясь. Ее пальцы оказались на удивление сильными, а движения — гибкими, почти грациозными. Она встала, опустив голову и нервно заправляя под платок выбившуюся прядь блестящих черных волос.

— Пойдем! — Палек призывно помахал ей, маня за собой. — Пойдем. Здесь недалеко.

В гостинице вся компания собралась в номере, отведенном Дентору с Яной. Номер оказался тесными, а посреди него стояло несколько больших сумок, из-за чего в комнате казалось решительно негде повернуться.

— …селло — смесь масла, муки, меда, тертых орехов и чего-то вроде местного инжира, — объяснял Саматта, перекатывая в пальцах небольшой комочек коричневой вязкой массы. — Очень долго хранится, не портится, сытное — идеально для дальней дороги. Лика, кто с тобой?

Все повернулись к Палеку с Кампахой, и Палек почувствовал, как напрягается Ольга.

— Ее зовут Кампаха, — сообщил он, подталкивая втянувшую в плечи голову женщину. — На улице ее брат бил, хотел, наверное, чтобы проституцией зарабатывала. Я ему дал немного денег, чтобы пока отвязался. Она на общем не говорит.

Ольга быстро сказала что-то резким тоном, в упор глядя на Кампаху, безуспешно подождала ответа и спросила снова, уже иначе. После второго раза молодая женщина быстро-быстро закивала и что-то затараторила. Ольга остановила ее взмахом руки.

— Палек, ты дурак, — ледяным голосом сказала она. — Скажи спасибо, что она говорит только на поллахе, но не на тарси и общем, иначе вся наша легенда пошла бы псу под хвост. Ты понимаешь, что могло бы произойти?

— Ой, да расслабься, — отмахнулся Палек. — Кто ее спрашивать и слушать станет? Надо ее…

— Лика, я с Ольгой соглашусь, — перебил его Саматта. — Ты дурак. Зачем ты ее сюда притащил? Чтобы она или ее брат всем в городе растрезвонили о чужаках, которые непонятно куда собираются, да еще и деньгами сорят?

— Но ее били!

— И что? Сотни тысяч женщин в этих краях регулярно бьют и унижают. Некоторых даже убивают. Ты их всех хочешь подобрать? Ну ладно, сегодня ты ее спас — а завтра-то что? Мы уедем, а она здесь останется. Или ты и ее с собой прихватить хочешь?

Палек опустил голову.

— Я думал, что ее, может, как-то пристроить, — тихо проговорил он. — Ее можно выкупить, а потом… ну, не знаю, куда-нибудь подальше отправить.

— Лика, — Яна подошла к нему и успокаивающе положила руку на плечо. — Мы знаем, что ты хотел ее защитить. Но мы не можем защитить всех в мире, нам хотя бы Цу и Кару у Дракона выцарапать. Куда мы ее отправим? Без родственников, без близких, без профессии?

— Я знаю, — Палек вздохнул. — Простите. Вскипел, ну и не подумал. Но не гнать же ее сейчас.

— Яна, что она чувствует? — все таким же резким тоном спросила Ольга. — Какие эмоции?

— Жуткое любопытство, — сообщила Яна, разглядывая Кампаху. — И страх. Это основные эмоции, ну, и остального понемножку намешано. Ох, Лика, ну и подобрал же ты котенка на нашу голову… Вот что значит мужик — покажи ему смазливую заплаканную мордашку, и он уже готов ее себе на шею посадить! Ладно, до вечера далеко, придумаем, как устроить. Только не в наших номерах, однозначно.

— Ладно, что уж там… Если она соглядатай ГВС, мы уже погорели полностью и безнадежно, — Ольга махнула рукой. — Пусть пока остается, только чтобы сидела где-нибудь в уголке тише воды ниже травы. Саматта, я все еще насчет вашего селло не уверена, но на вкус вроде съедобно. Сколько продержится мясо, большой вопрос, но в крайнем случае выбросим.

Она бросила взгляд в окно.

— Вон, кстати, хозяин идет. Нужно у него насчет бензина осведомиться и сразу залить баки и все емкости. Даже если машины пока здесь оставим, на обратном пути пригодится. Кампаха! — Она повернулась к женщине и что-то сказала ей. Та в ответ что-то быстро затараторила, показывая в окно.

— Она говорит, что нужно выйти на двор, — удивленно перевела Ольга. — Сказала, что видела, как два каких-то мужчины ковырялись в замке машины. Они спрятались за машину, но не убежали.

— Только воров нам не хватало! — сквозь зубы пробормотал Саматта, протискиваясь мимо Палека и быстро выходя в коридор. — Дор, пошли, разберемся, что там за деятели.

Впятером Саматта, Палек, Дентор, Ольга и Яна выскочили на улицу и недоуменно остановились. Залитый лучами предвечерного солнца двор по прежнему оставался тихим и безлюдным, если не считать копающегося в груде хлама в дальнем углу хозяина. Оба автомобиля стояли, закрытые брезентом от жары, и возле них не наблюдалось ни одной живой души.

— Ну и где воры? — недоуменно спросил Саматта, поворачиваясь к появившейся из двери Кампахе. — Ольга, спроси ее, что…

Кампахи у двери уже не было, лишь медленно опускалась на землю сброшенная ей балахонистая накидка. Мягкой тенью девушка скользнула к Палеку, и тот только громко охнул, когда земля ушла у него из-под ног и с размаху припечатала его по спине и затылку. Раздалось глухие тяжелые удары — через стены постоялого двора перепрыгивали затянутые в серо-зеленое силуэты, припадая на одно колено посреди облачков взметывавшейся пыли и выцеливая путешественников стволами длинных, угрожающе выглядящих штурмовых винтовок, и все новые фигуры вбегали в распахнутые ворота. Кампаха, оставшаяся в серо-песочного цвета комбинезоне, придавила грудь Палека коленом и приставила ему ко лбу большой никелированный пистолет.

— Никому не двигаться! — холодно сказала она на общем с идеальным чеканным произношением, которому позавидовал бы любой катонийский теледиктор. — Или ваш товарищ умрет на месте. Сама Яна, я знаю, что ты синомэ, но ты не выстоишь против меня и двух десятков моих бойцов.

— Кто ты? — резко спросил Саматта. — Что здесь происходит?

— Я вайс-капитан Глаз Великого Скотовода Кампаха ар-Шуман, симана Первой Смотрящей. Вы все арестованы. Сопротивление будет караться жестоко и немедленно. Всем опуститься на колени и положить руки на головы! Немед…

Ее голос оборвался, захлебнувшись, когда Ольга, на мгновение растворившись в воздухе, оказалась у нее за спиной. Выбитый манипулятором пистолет, взблеснув и вращаясь, отлетел по земле далеко в сторону, а вздернутая в воздух Кампаха схватилась руками за горло, тщетно пытаясь сбросить невидимую удавку. Ольга прижалась к стене, выставив ее перед собой как живой щит спиной вперед.

— О том, что я тоже синомэ, ты, очевидно, не знала, — сквозь зубы проговорила она. — Если твои люди попытаются стрелять, симана, ты умрешь быстрее, чем пули долетят до меня. Прикажи им бросить оружие, а не то я…

Ее голос тоже прервался, и она схватилась за горло, в точности копируя жест Кампахи.

— Я… тоже… синомэ… — прохрипела та, извиваясь в воздухе. — Я не боюсь… умереть… Отпусти меня… или умрешь сама…

— Стойте! — рявкнул Саматта. — Прекратить немедленно! Ольга, отпусти ее! Это приказ! Ну?

Поколебавшись, Ольга, чье лицо постепенно начало синеть, опустила Кампаху на землю и убрала манипуляторы. Та тяжело задышала и бессильно упала на одно колено, хватаясь за шею.

— Сама Кампаха, мы сдаемся, — резко сказал Саматта. — Мы не окажем сопротивления. Если ты знаешь, кто мы, то знаешь, и зачем мы здесь. Мы не ищем ссоры и не опасны для Граша. Мы подчинимся, если ты настаиваешь.

— Благоразумно, — просипела та, растирая горло и со злостью глядя на Ольгу. — Ведите себя правильно, и никто не пострадает. Теперь выполняйте приказ. На колени, руки на головы!

Она выпрямилась, резко сдернула с головы платок, уронила его на землю и провела пятерней по волосам.

— Хом! — приказала она. — Еще одна женщина внутри, комната восемь. Аккуратно!

— Да, сама, — кивнул один из мужчин в камуфляже. Он забросил автомат за спину и быстро прошел в здание гостиницы.

— Вам что, еще одно приглашение нужно? — резко осведомилась Кампаха, глядя на остальных. — Или вас грубо на землю положить, как его? — Она мотнула головой в сторону распластавшегося на земле Палека, осторожно потиравшего затылок.

— Не надо, — спокойно сказал Саматта. — Я достану оружие сам.

— Дернешься неосторожно — получишь пулю, — Кампаха отступила на несколько шагов, чтобы держать всю группу в поле зрения. Саматта нарочито медленно извлек из складок мешковатого халтона пистолет, держа его за дуло, наклонился и толкнул по земле в сторону женщины, после чего все так же неторопливо опустился на колени, положив руки на макушку. Дентор в точности повторил его маневр. Яна, сжав кулаки, растерянно переводила взгляд с мужчин на Ольгу, которая с совершенно бесстрастной физиономией опустилась в дворовую пыль.

Раздался короткий взвизг, сопровождаемый невнятным ругательством, и из двери вылетела вытолкнутая Канса. Не удержавшись на ногах, она запнулась и нырнула носом вперед, неловко упав на вытянутые руки и снова вскрикнув от боли.

— Хом, ты приказ не понял? — ледяным тоном осведомилась Кампаха у вышедшего из двери мужчины. — Я сказала — аккуратно!

— Виноват. Но она пиналась и кусалась, Кампаха, — ровно ответил мужчина. — Я не рас…

Палек, перекатившись по земле, с силой пнул его в пах, и Хом осекся, резко согнувшись пополам и судорожно хватая ртом воздух. Палек, не поднимаясь, уронил его на землю подсечкой и по-обезьяньи ловким прыжком запрыгнул сверху.

— Это тебе за Каси! — рявкнул он, с размаху ударив кулаком в лицо. — Это за тысячу вербов! А это…

Невидимая сила оторвала его от мужчины и вздернула высоко в воздух.

— Тихо! — гаркнула Кампаха с удивительной для такой хрупкой женщины силой. — Всем успокоиться!

— А что, предложение купить тебя за полста тысяч все еще в силе? — с высоты в сажень осведомился Палек, скрестивший руки на груди и насмешливо глядя на своего противника, вытирающего кровь, текущую из разбитого носа. — Я бы согласился. Поимел бы на досуге во все дырки и в местный бордель продал за полцены, там тебе самое место.

— Я тебя сейчас, щенок… — возмущенно крикнул еще один мужчина из отряда Кампахи — и осекся при виде ее властно поднятой руки. Синомэ резко опустила, хотя и не уронила Палека обратно в пыль.

— У тарсаков мужчину, заговорившего с женщиной в таком тоне, могут избить до полусмерти, — сухо сказала она. — Или просто убить. Да и в вашей Катонии, кажется, такое поведение не принято. Если ты еще раз попытаешься сказать что-то подобное, я заткну тебе рот так, что ты его без врача больше открыть не сможешь.

Палек не ответил. Вместо того он подобрался к съежившейся на земле Кансе и обнял ее, прижав к себе. Девушка приникла к нему, дрожа всем телом.

Кампаха повернулась к Ольге, и по одежде княженки пробежала быстрая волна.

— Пистолет под накидкой — аккуратно вытащить и положить на землю, — приказала тарсачка. — Очень аккуратно, иначе я тебе ненароком шею сломаю.

— А меня ты игнорируешь? — звенящим тоном спросила Яна. — А что, если я решу тебя прикончить? У меня манипуляторы длиннее. Я тебя достану, а вот ты меня не успеешь. Не двигайся! — выкрикнула она, когда Кампаха резко обернулась к ней.

— Яни… — предостерегающе проговорил Саматта.

— Мне плевать, они все равно нас убьют! — судя по голосу, Яна балансировала на грани истерики. — Так хоть ее я с собой заберу!

— Никто не смеет мне угрожать! — голос Кампахи стал угрожающе-вкрадчивым. — Даже ты…

— Прекратить!

Во властном голосе женщины, вошедшей в ворота постоялого двора, прозвучали такие железные нотки, что все, включая целящихся в путешественников солдат, невольно вздрогнули и взглянули на нее. Женщина, на вид лет пятидесяти с небольшим, носила свободные шаровары и блузку из светлой мягкой ткани. За ней шли еще три, одетые в такие же песчано-серые комбинезоны, как и Кампаха, и держащие в руках компактные автоматы.

— Кампаха, — спокойно сказала новоприбывшая, — я же сказала — провести задержание аккуратно и без лишних нервов. Что здесь за балаган?

— Сама Тимашира, цун то-аллара фисумман…[13] — быстро заговорила Кампаха.

— На общем! — оборвала ее новоприбывшая.

— Да, сама Тимашира, — склонила голову Кампаха. — Они попытались оказать сопротивление при задержании и устроили драку.

— Сама Ольга попыталась оказать сопротивление, — поправила ее женщина. — А сан Палек устроил драку. Вполне справедливо, кстати. Твой Хом слишком привык играть роли на публику, так что, похоже, забыл, где кончается игра и начинается жизнь. Вернетесь в казармы — накажешь его. И за то, что был груб с женщиной гораздо меньше и слабее его, и за то, что так легко позволил себя побить.

— Сама Тимашара, я…

— Достаточно, — снова оборвала ее Тимашара. — Ты уже и так натворила слишком много. Я разочарована, Кампаха. Сильно разочарована. Теперь постой в сторонке и позволь мне поговорить с этими людьми.

Командир отряда молча склонила голову и отступила к стене, в тень.

— Опустить оружие, — скомандовала Тимшара солдатам, и те с готовностью повиновались. — Прошу вас, поднимитесь, — обратилась она к путешественникам. — Приношу извинения за случившееся. Мы вовсе не собирались устраивать такую неприятную сцену. Кампаха молода и горяча, и мы… потеряли сегодня двоих бойцов, ликвидируя соглядатаев Дракона в городе. В знак нашей доброй воли я разрешаю вам забрать свое оружие. Момбацу сама, — она повернулась к Ольге, — я не знаю твоего имени, но ты тоже можешь подняться. Сан Палек, отдельно прошу прощения за то, что случилось с твоей женщиной, но ты, как я вижу, за нее уже отомстил.

— Еще и не так отомстил бы, если бы вон та змея не сунулась, — сумрачно сказал Палек, поднимаясь и помогая встать Кансе. Он полуобнял ее и повернулся так, словно желая закрыть ее телом от исходящей от молодой тарсачки угрозы. — Похоже, у тарсаков и в самом деле бабы воюют, а мужики за бабские спины прячутся. Тоже мне, великие актеры! «Купи за пятьдесят тысяч прямо сейчас!» А я еще тысячу вербов отдал, чтобы ее вроде как спасти…

— Деньги тебе вернут, — фыркнула Тимшара. — Но нам следовало убедиться, что вы — действительно вы. Мы полагали, что вас пятеро, но в группе оказалась сама… — Она выжидающе повернулась к Ольге.

— Ольга, — буркнула та.

— Оказалась сама Ольга, которую мы не ожидали, — невозмутимо закончила женщина. — И мы засомневались. Поэтому Кампаха разыграла небольшую сценку, чтобы подобраться к вам поближе, не вызывая подозрений.

— А если бы Палек не купился и не стал за нее платить? — с интересом поинтересовался Дентор. Полицейский поднял с земли свой пистолет и теперь внимательно рассматривал дуло, в которое набилась грязь.

— Так или иначе, но она бы за ним увязалась. Кстати, Дентор — твое настоящее имя? Знающим ты неизвестен, как и сама Канса.

— Дентор — мое настоящее имя, — согласился командир полицейского спецотряда. — А фамилия пока сойдет и Баку. Но я не в курсе, кто такие «знающие», что именно они знают и даже кто ты такая, момбацу сама. Возможно, нам следует начать процедуру знакомства с самого начала?

— Присоединяюсь, — кивнул Саматта, пряча пистолет в подмышечную кобуру. — Сама Тимашира, если я гарантирую тебе, что с нашей стороны не случится никаких эксцессов и что мы подчинимся твоим приказам, могу я надеяться, что твои люди уберут оружие подальше? Достаточно того, что у нас три девианта первой категории, готовые в любой момент в клочья порвать друг друга.

— Мне достаточно твоего слова, — кивнула тарсачка. — Я редко верю чужим, тем более — мужчинам, но тебе поверю. Ты обещаешь от имени своей группы?

— Да, сама Тимашира.

— Хорошо. Кампаха проблемы не составит, — молодая тарсачка сделала протестующее движение, словно намереваясь возразить, но вздрогнула и замерла под взглядом старшей женщины. — Эй, ты! — Она повернула голову в сторону всеми забытого хозяина постоялого двора, скорчившегося возле кучи хлама, в которой он копался в момент вторжения, и старавшегося выглядеть как можно менее заметным. — Быстро сюда.

Мужчина вскочил с земли и рысцой подбежал к Тимшаре.

— Ты хозяин заведения? — презрительно спросила она. — Мне нужно помещение, в котором поместились бы десять человек. Свободно поместились, а не на головах друг у друга. У тебя такое есть?

— Д-да, момбацу сама! — дрожащими губами пролепетал тот. — Лучшие номера в твоем распоряжении и совершенно бесплатно!

— Рада слышать, — иронично усмехнулась тарсачка. — Кампаха, закончишь с охраной — присоединяйся к нам. Веди, хозяин. Показывай свои «лучшие номера».

Скептицизм Тимаширы оказался оправданным. «Лучший номер» оказался хотя и большой, но весьма скудно обставленной комнатой, в которой не нашлось ничего, кроме двух широких кроватей, платяного шкафа и пары стульев. Хозяин и единственная пожилая служанка, закутанная по местному обыкновению в платок до самых глаз, приволокли еще несколько стульев. Старшая тарсачка взяла один из стульев и оседлала его, пристально разглядывая собравшихся, а три ее телохранительницы — в их профессии сомневаться не приходилось — как-то очень тихо растворились в пустых углах комнаты, став совершенно незаметными. Автоматы они повесили на плечи стволами вниз. Ольга, занявшая четвертый угол, обменялась с ними профессионально-оценивающими взглядами, но промолчала и ровной в той же самой манере слилась со стенкой.

Саматта с Дентором расположились на стульях напротив Тимашары, Яна, с прямой как струна спиной, присела на самый краешек кровати, ближней к выходу, а Палек с Кансой устроились на второй кровати, прижавшись друг к другу, словно маленькие нашкодившие дети. Вошедшая чуть погодя Кампаха подперла стенку у косяка, скрестив руки на груди и настороженно осматривая чужаков.

— Все в сборе, — констатировала старшая тарсачка. — Позвольте представиться — я Тимашара ах-Тамилла, Старшая мать Северных колен. Титул сугубо неформальный, на севере и востоке ничего похожего нет. Скажем так — я пользуюсь определенным влиянием в местной системе политических рычагов и противовесов. Юная особа у двери — моя племянница, Кампаха ах-Тамилла, симана Первой Смотрящей Глаз Великого Скотовода. Пока у тарсаков были королевы, симаны являлись их личными телохранительницами. Сегодня они — командиры особых боевых частей. Грубый юноша, которого сан Палек так ловко отделал на улице — Хом ах-Тамилла, брат Кампахи и ее первый помощник. Прошу простить их за грубые слова и действия. Они хотя и искусны в путях воинов, но очень молоды, а потому горячая кровь слишком часто берет в них верх над разумом.

Кампаха едва слышно фыркнула, но Тимашара ее проигнорировала.

— Из вас мне знакомы сама Яна, сан Саматта и сан Палек, — продолжила она. — Сама Канса и сан Дентор известны мне только по записям таможенников, но их увидеть я ожидала. Сама Ольга, — она бросила взгляд на княженку, — для меня является неожиданностью.

— Ты тоже являешься для нас неожиданностью, момбацу сама Тимашара, — заметил Саматта. — Как и твоя племянница. Но откуда ты знаешь нас троих?

— Знающие владеют информацией о многих Благословенных Вездесущими. Вероятно, не о всех, но о многих. Нам известно из катонийских передач о похищении самы Карины Мураций — и у нас имеется запись фильма о ней с сайта одного из ваших телеканалов. Ну, а в фильме мельком показана фотография вашей семьи, на которой вы все трое присутствуете.

— Кто такие «знающие»? — осведомился Дентор. — Разве в Граше есть что-то вроде досье «Камигами»?

— Я не знаю, что такое досье «Камигами», — покачала головой Старшая мать. — Но есть люди, которые знают о Благословенных. С кем-то мы сталкивались вживую, о ком-то, наподобие самы Карины, нас недвусмысленно предупредили. Могу я осведомиться, сан Дентор, кто ты такой и как попал в историю с похищением?

— Я старый друг Саматты, — сухо ответил Дентор. — Мы вместе служили в спецназе.

— Так. Ты, сама Канса?

— Она моя жена, — быстро ответил Палек. — И если кто-то еще попробует тронуть ее хоть пальцем…

— Лика, я тоже говорить умею! — Канса ткнула его пальцем в бок. — Да, госпожа Тимашара, я его жена. И я по своей воле отправилась выручать госпожу Карину вместе с ним. — Она выпрямилась, ее глаза сверкнули. — И если кто-то попытается тронуть его хоть пальцем, я ей глаза повыцарапаю, пусть та хоть трижды девиант! — она вызывающе взглянула на Кампаху.

— Вот как? — непонятно посмотрела на нее старшая тарсачка. — Похвально, когда муж с женой так заботятся друг о друге, хотя я бы не сказала, что такое очень уж характерно для катонийцев. Не злись, сама Канса, я здесь именно затем, чтобы избежать ненужных конфликтов. Наконец, сама Ольга. Ты ведь северянка, не так ли? У тебя характерный акцент, от которого ты так и не сумела избавиться до конца, и не менее характерный для княжичей тип лица. Ни за катонийку, ни за местную ты не сойдешь, уж извини, как бы хорошо ты ни говорила на тарси и какими бы средствами не темнила свою кожу. Ты знаешь, какое наказание у нас полагается за шпионаж?

— Сначала вам придется взять меня живой, — безразлично пожала плечами та. — Один раз вам удалось спрятаться за спинами заложников, но дважды такой фокус не пройдет. Я не террористка и не испытываю удовольствия от убийства, и моя операция не направлена против Граша. Но предупреждаю тебя — попытайся меня арестовать всерьез, и я уничтожу вас всех. Ни твоя племянница, ни твои телохранительницы меня не остановят. А если и остановят, то не живой. Показательный процесс с моим участием вам организовать не удастся в любом варианте.

— Я вижу, не одна Кампаха здесь настроена решительно, — неожиданно тепло улыбнулась тарсачка. — Сама Ольга, я не намерена тебя арестовывать. Я не намерена арестовывать никого из вас. Но, — улыбка пропала с ее лица так же резко, как и появилась, — я совсем не уверена, что намерена разрешить вам продолжить свой путь. Прямо сейчас я склоняюсь к варианту погрузить вас всех на вертолет и отправить обратно в Грашград, а оттуда самолетами прямиком на родину. Ваши машины со всем имуществом перегонят туда же и вернут вам. Можете ли вы убедить меня, что я должна поступить иначе?

— Но какое тебе дело до того, куда мы направляемся? — тихо спросила Яна. — Мы идем спасать своих родственниц. Если мы не успеем, их убьют. Зачем ты нам мешаешь?

— Затем, сама Яна, что политика в Граше — очень сложный и запутанный клубок, в котором иностранке вроде тебя на бегу не разобраться. У нас почти нет формальных должностей, как в вашей стране, но есть много группировок и личностей, обладающих тем или иным влиянием. И многие, очень многие, относятся к Дракону лояльно, если не сказать хуже. Деньги в обмен на покровительство — простая, древняя и очень эффективная схема. А денег у Дракона много. Возможно, больше, чем у любого, даже самого влиятельного, союза тарсачьих кланов. По сути, Дракон — такая же часть нашей жизни, как у вас — политические партии в Ассамблее. О нем не принято говорить, но он есть. И если ткнуть его ножом в брюхо, можно получить ответный удар с самого неожиданного направления — взорвавшийся грузовик возле школы или внезапное расторжение выгодных контрактов, или разрыв союзнических отношений, не суть важно. Сейчас о вас знает только Великий Скотовод и несколько надежных людей среди его Глаз, включая Первую Смотрящую. Но если вы проникнете на территорию Дракона, а тем более — добьетесь успеха, последствия окажутся настолько серьезными, что скрыть правду мы не сможем. Крупный скандал — самое малое, что случится после того, и основной удар придется по кланам Северных колен, которые я здесь представляю. Именно из них сейчас в основном набираются Глаза в столице, и слишком многие с радостью укажут, что Глаза упустили враждебных чужаков или даже напрямую потворствовали им. Объясните мне, почему я должна рисковать тяжкими политическими последствиями для своих только ради того, чтобы помочь чужим?

— Потому что мы — Благословенные богами, например? — задумчиво предположил Дентор. — Или потому что мы спасаем своих, рискуя жизнью?

— Ваша самоотверженность замечена и принята во внимание, — холодно сказала Тимашара. — Равно как и ваша преданность друг другу. Но они для меня не повод, чтобы подставлять под удар своих. Что же до избранности, то боги всегда предоставляют смертным жить своей жизнью. Если они захотят, чтобы я дала вам дорогу, они явно сообщат мне.

— А если они попросту убьют тебя?

— Значит, такова моя судьба. У тарсаков испокон веков заведено, что командиры идут в первых рядах даже в самом опасном и безнадежном бою. И погибают, если так решил рок. У меня есть долг перед кланами, и я намерена выполнить его до конца. Я еще раз повторяю свой вопрос: почему я должна пропустить вас?

Тимашара по очереди оглядела чужестранцев. Те внимательно смотрели на нее, но в их глазах не замечалось мольбы. Только выжидание — а в глазах старших мужчин и северянки еще и холодный расчет. Старшая мать про себя порадовалась, что связала их словом: они не из тех людей, что легко позволяют сбить себя с намеченной дороги. Если держать их под прицелами автоматов, они наверняка выкинули бы какой-нибудь сюрприз, но так есть шанс, что все обойдется мирно. Она снова в очередной раз помянула недобрым словом Кимицу: Первая Смотрящая сознательно свалила на нее ситуацию, когда любое решение в конечном итоге оказывалось скверным, если не очень скверным.

А еще в глубине души она восхищалась ими. Они идут на чудовищный риск, чтобы спасти родственников. Тимашара знала некоторых мужчин и женщин Северных колен, похищенных Драконом — и тем тяжелее оказывалась их смерть, когда политическая ситуация делала выкуп неприемлемым. А одна из ее племянниц до сих пор так и не найдена, бесследно сгинув на диких просторах Сураграша. Находящиеся перед ней люди с Востока сознательно подвергали себя смертельной опасности, и вовсе не по глупости или наивности. Старшие прекрасно знали, на что идут. Молодежи, глупой и романтичной, не дано осознать, что все люди смертны, но двое опытных солдат наверняка не раз видели гибель друзей и не раз уворачивались от смерти сами. Они рисковали всем, чтобы спасти родственников — и теперь она, Тимашара, должна — нехотя, через силу — заставить их вернуться.

Или убить, если они окажут сопротивление.

Она не сомневалась, что Кампаха и три синомэ-телохранительницы справятся с двумя синомэ чужаков без особого труда даже без поддержки двадцати солдат. Остальные же четверо не кажутся особой проблемой — если только боги не наградили их какими-то дополнительными дарами. Но как же ей не хочется отдавать такой приказ! Достаточно лишь посмотреть, как этот мальчик защищает свою молодую жену… Если их убить, ей до конца жизни придется нести на себе тяжкое бремя вины, которую она никогда себе не простит. Великая Назина, сделай так, чтобы обошлось без крови!

— Так почему я должна пропустить вас, чужестранцы? — несмотря на бушевавшие в ее душе чувства, ее голос оставался ровным, а лицо — бесстрастно-вежливым. — Я задаю вопрос в последний раз. Я слушаю.

— Потому что мы так просим.

Все дружно повернулись к Яне. Та мягко поднялась с кровати. Кампаха у двери напружинилась, опустив руки вдоль тела и слегка наклонившись вперед, но Яна не обратила на нее никакого внимания. Она шагнула вперед и оказалась прямо перед Старшей матерью. Ее рука скользнула за воротник свободной тарсачьей блузы и извлекла на свет небольшую бело-золотую пластинку на платиновой цепочке.

— Это не оружие, — бесстрастным тоном произнесла она. — Всего лишь музыкальный синтезатор. Подаренный… моим приемным отцом. Я могу объяснить, почему нас следует пропустить, но иногда музыка оказывается куда лучше слов.

Она слегка повернула голову, и Тимашара вздрогнула. Ей показалось, что где-то в глубине зрачков молодой женщины тлеют кроваво-красные искры. Она сморгнула. Показалось, разумеется — просто спускающееся к горизонту вечернее солнце бросило свои лучи-копья сквозь комнату, пришпиливая к стенам длинные черные тени.

Яна приложила большой палец к овальному матовому пятну в центре пластинки и прикрыла глаза. Несколько секунд спустя в тишине комнаты прозвучали первые ноты. Тихая, ненавязчивая музыка — скорее даже, набор аккордов, чем оформленная мелодия — заполнила мир. Тимашара внезапно вспомнила детство — тихий степной поселок, жаркие летние периоды, сухой запах ковыля и почвы, нагретой солнцем, и радостная беззаботная скачка сквозь теплый радостный воздух на без спросу уведенном из табуна жеребце, давно прикормленном хлебом с сахаром…

— Мы выбираем дороги, которые ведут нас сквозь жизнь, — тихо заговорила Яна, и ее голос растворился в падающих подобно каплям зимнего дождя нотах. — Но точно так же дороги выбирают нас — высматривают еще в детстве, хватают за пятки, манят в дальнюю даль, неслышно напевают в уши песенки дальних странствий. Мы идем сквозь миры, не замечая, как далеко-далеко вперед убегает из-под ног наша дорога, всегда рядом и в то же время всегда опережающая нас, всегда уходящая вдаль. Многие никогда не замечают ее, полагая, что продираются по оврагам и буреломам или же живут на одном месте, не покидая надежный домашний уют. Но она есть. Она выбрала нас в детстве, как мы выбрали ее, и мы неотделимы от нашего пути, как он неотделим от нас.

Многие из нас, кто умеет слышать музыку Великого Пути, следуют ей, отдаются на ее волю, используют ее музыку как подсказку, и тогда их жизнь полна смысла и не знает сомнения и меланхолии, черным ядом отравляющих наш язык и глаза. Но если очень сильно захотеть, не ты следуешь пришедшей извне музыке, а музыка следует твоим желаниям. Ты управляешь ей, становишься ее центром и источником, и тогда не Дорога ведет тебя, а ты прокладываешь Дорогу.

Но умение проложить свой путь — не только благословение, но и проклятие. Дорога больше не ведет тебя, незаметно позволяя огибать препятствия. Тебе приходится самому продираться через буреломы жизненных трудностей, карабкаться по скалам сомнения, преодолевать болота неуверенности и брести по безводным пустыням отчаяния, не зная, где и когда найдешь хотя бы небольшой глоток освежающей надежды и вкусишь хлебов уверенности. Такова цена, которую платят за право проложить свою Дорогу. И иногда у тебя не остается иного выбора, кроме как следовать своему Пути, прокладывая его сквозь долины смертной тени и рискуя сгинуть в ней навсегда. Но даже если ты знаешь, что тень поглотит тебя и заглушит эхо твоих шагов, свернуть в сторону означает предать себя и никогда больше не вернуться на свою Дорогу, утратив способность прокладывать ее самостоятельно.

И когда ты окажешься на пороге смерти, оглянись назад, путник, на тот путь, что ты проделал — оглянись и спроси себя, по нему ли ты хотел идти. И желаю я, чтобы ответ оказался тебе по сердцу…

Яна запела, и ее глубокий сильный голос зазвучал в тихой комнате, как могучая река звука, бессловесная и радостная. Его чистые ноты словно победные фанфары укрепляли душу, изгоняли сомнения, отгоняли страх и внушали уверенность: все закончится хорошо, если только ты найдешь в себе силы не свернуть со своей дороги… Она пела и пела, и Тимашара почувствовала, как начинают путаться мысли. В глубине ее сердца появилась и окрепла уверенность: эта девочка должна достичь своей цели. Мелкая выгода от сиюминутных политических игр не значит ничего по сравнению с ведущей ее высокой целью. И пытаться помешать ей — преступление. Их нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно, нужно, нужно, нужно пропустить…

Внезапно она осознала, что в комнате стоит мертвая тишина. Яна стояла перед ней, бессильно опустив руки, и ее глаза казались мертвыми и пустыми. Старшая мать тряхнула головой, словно отгоняя муху.

— Ты певица, сама Яна? — спросила она, только чтобы заполнить чем-нибудь тишину.

— Одно время я пела в оперном хоре у нас в Масарии, — глухо отозвалась та. — Пока оставалось время. Ты пропустишь нас, госпожа?

Тимашара медленно поднялась, потирая лоб. Голова тихо звенела, словно где-то внутри бился о стенки черепа одинокий комар.

— Мне надо подумать, — через силу произнесла она. — Подождите здесь. Кампаха, пойдем со мной.

Какой-то странной неуверенной походкой, тяжело оперевшись о дверной косяк, она вышла из комнаты. Кампаха неуверенно оглядела всю компанию и последовала за ней. Следом неслышными тенями выскользнули телохранительницы. Хлопнула дверь, и Яна, вздрогнув, огляделась по сторонам, словно очнувшись от сна. Она медленно опустилась на кровать, оперлась локтями о колени, сгорбилась и закрыла лицо ладонями. Встревоженный Саматта вскочил со стула и присел рядом, приобняв ее за плечи.

— Что случилось, Яни? — спросил он, успокаивающе поглаживая ее по волосам.

— Ментоблок. Второй уровень. Почти третий, — прошептала та. — Она… симпатизировала нам. Но чувство долга не позволило бы симпатии взять верх. Я… сломала барьер. Ее личность… Если с ней что-то случится… Какая же я скотина, Мати!

Саматта крепко прижал ее к себе, и Яна всхлипнула.

— Я не хотела, — почти неслышно прошептала она. — Я не хотела, Мати! Но иначе нам пришлось бы драться, и кто-нибудь обязательно погиб бы…

— Ты все сделала правильно, Яни, — твердо сказал Саматта. — У тебя не осталось выхода. Ты сама знаешь, что мы бы не подчинились, и тогда схватка оказалась бы неизбежной. И мы бы почти наверняка погибли. Я знаю, что ты не испытываешь удовольствия, меняя сознание людей. Мы все знаем. Но мы должны делать, что должно, и пусть вершится судьба.

Он прижал ее к себе еще крепче, баюкая на груди, и она приникла к нему, словно пытаясь укрыться от окружающего холода.

— Я одна ничего не понимаю? — негромко осведомилась Ольга. — Что случилось. Палек?

Палек коротко глянул на нее.

— Информация не для распространения, — сухо сказал он. — Эффектор Яни позволяет напрямую вмешиваться в психику человека. Заставлять его думать и чувствовать так, как ей надо. Не вздумай сболтнуть своим начальничкам, иначе ее в покое уже не оставят.

— Спасибо за деликатный намек, — не менее сухо откликнулась Ольга. — Сама бы я ни за что не догадалась. Я понимаю, почему вы не сказали об этом раньше. Но объясните мне, в чем траур? Тарсачка теперь пропустит нас без боя? Или наоборот?

— Ты не понимаешь, Онка, — покачала головой Яна, отстраняясь от Саматты. Она шмыгнула носом и сердито вытерла кулаком глаза. — Я не имею права так поступать! Это… Это… уничтожение личности, ее ломка — хуже любого другого преступления! Хуже убийства. Даже папа… даже Демиурги так поступают очень редко. Ментоблок третьего уровня означает изувеченную личность, утратившую возможность мыслить самостоятельно — и я почти его достигла. Я пыталась вмешаться как можно меньше, но…

Она махнула рукой и поднялась.

— Что сделано, то сделано. Был выбор — или драка, или Тимашара. Я должна найти ее и проследить, чтобы последствия оказались минимальны. Мати, пойдем со мной.

— Яни, я с вами! — Ольга сделала шаг вперед.

— Нет, — качнула головой Яна. — Онка, пожалуйста, останься. Мати, пойдем.

Тимашару они нашли во дворе. Она стояла, оперевшись спиной на стену возле косяка, скрестив руки на груди, и прищуренно смотрела на солнце, опускающееся к дальним пикам Шураллаха. Лучи светила приобрели красноватый оттенок — ветер нес тучи пыли откуда-то из дальних степей. Кампаха переминалась с ноги на ногу чуть поодаль, неуверенно поглядывая на Старшую мать.

— Вы пойдете дальше, — при появлении Яны с Саматтой Тимашара даже не повернула голову. — Я позволяю. Но помощи от нас не ждите. И запомните: я вас не знаю. Официальная причина нашего появления здесь — ликвидация нескольких боевиков Дракона, местной тайной ячейки соглядатаев. Вас, мирных торговцев, просто проверяли, не являетесь ли вы курьерами Дракона, и после проверки отпустили. Все ясно?

— Да, Старшая мать, — кивнул Саматта. — Мы все поняли. Наша благодарность не знает границ. До скончания века мы не забудем твоей доброты.

— «До скончания века» — слишком долгий срок, — покачала головой та. — Достаточно, если вы просто постараетесь не подставить меня по неразумию.

— Момбацу сама Тимашара, я хотела бы еще раз повидать тебя, когда… мы вернемся в Грашград, — попросила Яна. — Можно? Мы встретились не там, где надо, и не так, как следовало, и я хотела бы… исправить наши промахи.

Тимашара повернула голову и бросила на нее косой взгляд.

— Можно, — откликнулась она после паузы. — Оставь сообщение для меня в приемной Палаты гостей. Мне передадут. Но меня может не оказаться в городе. Я не так часто появляюсь в столице.

Она оттолкнулась лопатками от стены и повернулась к Кампахе.

— Собирай людей, — приказала она. — Мы отправляемся. Времени в обрез, чтобы до темноты добраться до базы в Тёто.

— Да, — кивнула симана. Вложив два пальца в рот, она громко переливчато засвистела. Старшая мать встряхнулась всем телом, словно выбравшаяся из воды собака, и спорым шагом вышла в распахнутые ворота в сопровождении трех неслышных телохранительниц. Яна глубоко поклонилась ей и замерла в поклоне. Саматта услышал, как она еле слышно прошептала:

— Прости меня, сама Тимашара.

Кампаха приблизилась к Яне. Та медленно распрямилась и вопросительно посмотрела на недавнего врага. Тарсачка помялась.

— Скажи своему Палеку, что я извиняюсь, — сердито сказала она, пытаясь грубостью тона замаскировать смущение. — Вот, возьми, — она сунула Яне бумажку в тысячу вербов. — То, что он за меня Хому отдал. Скажи, что я оценила… его заступничество. И скажи ему, дураку, что я не предательница, понятно? Он на самом деле меня не спас, так что я ему ничем не обязана. Предательница, ха! Он еще не знает, что такое оказаться преданным по-настоящему.

Фыркнув и вздернув нос, она повернулась и выбежала в ворота постоялого двора. Яна печально взглянула ей вслед.

— Ну почему все так плохо? — вслух спросила она. — Она ведь на самом деле веселая и храбрая. И любопытная. Мы ведь могли бы с ней подружиться, если бы встретились иначе. И я могла бы всех успокоить, если бы сразу сообразила, что происходит… — Она махнула рукой.

— Перестань винить себя, — Саматта положил ей руку на плечо. — Яни, ты не можешь тащить на плечах весь мир. Я понимаю, почему Дзи вбил в тебя именно такие моральные принципы, но сейчас у тебя действительно не осталось другого выхода. Жизнь, знаешь ли, редко укладывается в красивые теоретические схемы. Да я и не заметил, чтобы Тимашаре стало плохо после твоего вмешательства.

— Она в смятении, Мати, — вздохнула Яна. — Она не понимает, что с ней происходит и почему она решила нас пропустить. Я попыталась ее немного успокоить, но мне нужно бы оставаться рядом еще неделю. Или две.

— Через две недели мы вытащим Цу и Кару и вернемся в Грашград. Встретимся с ней, и ты проведешь еще один сеанс психотерапии. Или сколько там понадобится. Кстати, а что ты там говорила? Про дороги? Ты сама придумала?

— Вступительная часть монолога Феи дальних странствий из «Сказок ласкового лета». Я его еще в музыкальной школе заучила. Сопровождение, правда, не то, что в оригинале.

— По-моему, я этот спектакль так и не посмотрел. Вернемся — восполню упущение. Пойдем в дом, Яни. Нужно закончить упаковываться на завтра и лечь спать пораньше, чтобы отоспаться. Дальше дорога станет тяжелее, на мулах ли, на машинах ли…

5.05.858, небодень. Вторая военная база Оранжевого клана «Миссисима»

Кимар поежился — предутренний холодок забрался под грубую полотняную рубашку с накинутым поверх хантэном. Он окинул взглядом лагерь. С высоты его сторожевой вышки в ночной темноте, только сгущаемой светлеющим небом и засветившимися снежными вершинами гор, бараки казались глыбами камня, купающимися во мраке. Ни один огонек не нарушал светомаскировку — ни в самом лагере, ни на расположенной рядом вертолетной площадке. Кимар находил такие строгости глупыми: ни Караванная Охрана, ни Глаза Великого Скотовода в здешних окрестностях и близко не обладали ничем, способным нанести воздушный удар даже по небольшим приграничным заставам Оранжевого клана, не говоря уже про Миссисиму. Да какой воздушный удар, когда вокруг лагеря рассыпаны скрытые секреты, вооруженные самым современными зенитными ракетами, контрабандой доставленными из Четырех Княжеств! Одна такая ракета запросто уничтожала боевой вертолет, а разглядеть стрелка в густых джунглях, да еще под покровом ночи, решительно невозможно. Только самоубийца может попытаться устроить ночной налет — да и дневной тоже. Кимар еще помнил, как почти двадцать лет назад заморские гости попытались высадиться на западном побережье материка — в той его части, которую контролировал клан Высокого Неба. Чужаки полагали, что корабли с самолетами и вертолетами делают их богами — и горько разочаровались, когда их стальные птицы взрывались в воздухе, бессильно и бесцельно обстреливая джунгли, несущие им смерть.

Солдат Дракона вздохнул и посмотрел на небо, чтобы определить время. Солнце уже вот-вот покажется из-за горизонта, но до смены оставалось еще не менее часа. Он облокотился на перила площадки и стал смотреть, как звезды над горами медленно тают в наступающей заре. Что-то высоко в небе зацепило его глаз, словно укол острой, почти не чувствующейся иголкой. Он вгляделся в северную часть небосклона, туда, где заря уже окутывала небо розовым покрывалом. Вот оно — небольшая точка, блестящая в лучах еще скрытого за горизонтом солнца, за которой тянется тонкий белый след. Кимар поднял бинокль и попытался с его помощью разглядеть точку получше. Тщетно: если это и самолет, то летящий очень высоко. Может, десять верст, а может, и все двадцать. Странно. Зачем самолету летать здесь, да еще и в темноте? Совершенно точно он не из Граша — там нет ничего, способного подниматься на такую высоту. В Княжествах — да, там, говорят, есть. Но что здесь делать княжичам?

Он потер нос, пытаясь сообразить, стоит ли уведомлять старшего по смене. Конечно, чужой самолет — угроза. Но что он может сделать один? Сбросить атомную бомбу? Нет. Трусливые северяне боятся оружия богов, которое сами же и создали. А бросать обычные бомбы с большой высоты особого проку нет. И все-таки, наверное, лучше сообщить. Мало ли что. Лучше оказаться усердным идиотом, чем проспавшим опасность умником. Он протянул руку к рации.

Это оказалось последним, что он успел сделать в жизни.

Стратегический бомбардировщик ВВС Четырех Княжеств, АГУ-18 «Дикий гусь» с поэтическим именем «Ландыш», сбросил свой груз за пятнадцать минут до того. Груз представлял собой большой заостренный цилиндр из прессованной целлюлозы с решетчатыми несущими плоскостями по бокам. Планирующая пятнадцатитонная бомба обладала собственным реактивным коррекционным двигателем, сделанным из специального огнеупорного пластика, не отражающего радиоволны, и рассчитанным на три минуты работы. Ее содержимым являлось четырнадцать с половиной тонн засекреченного состава, известного в узких кругах как «зеленый туман». Боезаряды объемного взрыва разрабатывались и в Четырех Княжествах, и в Катонии уже не первое десятилетие, но это устройство являло собой шедевр смертоубийственного искусства. Распыляемый ей в воздухе аэрозоль при взрыве не просто уничтожал все живое в окрестности не менее ста саженей — он еще содержал и термитный компонент, ударной волной разносимый по крайней мере на полверсты вокруг и прилипавший к поверхностям не хуже клея. Создаваемый им при горении жар плавил даже сталь и бетон и либо сжигал, либо надежно запечатывал выходы из бомбоубежищ. Бомба предназначалась для испытаний на засекреченном полигоне в западной части Четырех Княжеств, но военные, получившие запрос от СВР, с огромным энтузиазмом восприняли идею испытания образца в полевых условиях. И потому уже заправленный и подготовленный к вылету «Ландыш» отправился по совершенно иному маршруту.

Бомба точно знала, куда она нацелена. Навигационные спутники стояли невысоко над горизонтом, но для вычисления начальной траектории на высоте в двадцать пять верст их сигнала оказалось вполне достаточно. И вполне достаточно, чтобы короткими импульсами корректировать траекторию планирования до высоты всего лишь в полторы версты. Дальше бомба летела сама по себе, но на конечный результат отсутствие корректировок влияния не оказало.

В три часа сорок семь минут утра распавшийся на части контейнер выбросил всю превратившуюся в аэрозоль смесь на высоте в шесть саженей над центром лагеря «Миссисима». Четверть секунды спустя аэрозоль сдетонировал. Еще полсекунды спустя в лагере и его полуверстовой окрестности не осталось ни одного живого существа. Чудовищное багрово-желтое облако вспухло над бараками, и к небесам рванулся огромный огненный гриб. Находившихся в лагере людей убило ударной волной, огненной вспышкой и — на тот случай, если кто-то умудрился выжить — удушьем от полного выжигания кислорода в воздухе. Впрочем, тем, кому не повезло оказаться в ближайшей окрестности взрыва, хватило и ударной волны в сочетании с горючим составом. Расположенные на площадке под маскировочными сетями вертолеты, включая огромный транспортный вертолет, на котором в свое время везли Карину с Цуккой, словно пушинки разбросало, искорежив до неузнаваемости еще до того, как взорвались их баки и наполовину вкопанные в землю топливные цистерны. Расположенный чуть в стороне лабораторный цех, где из маяки извлекали экстракт сока, а также превращали экстракт в удобный для хранения порошок, разнесло в щепки, разбросав чаны, змеевики и емкости для сока на расстояние в несколько верст и полностью испарив три тонны серной кислоты, применявшейся в процессе экстракции. Позднее кислота выпала с первым же дождем, превратив в одно большое желтое пятно полосу джунглей шириной в пять и длиной в тридцать верст. На участке диаметром в полторы версты древесные стволы в двадцать-тридцать сантиметров в диаметре ломало словно спички и выворачивало вместе с корнями. Минуту спустя после взрыва на месте бывшего военного лагеря Дракона заполыхал огромный погребальный костер, испепеляющий склады с оружием, продовольствием и готовым к отгрузке дистиллированным соком маяки — и тела более трехсот человек, цвета и станового хребта армии Оранжевого клана. А вместе с солдатами погибли двадцать семь техников, работавших в лабораториях, и около восьмидесяти обитательниц женского барака. Впрочем, последние, если бы они знали о грядущей судьбе, наверняка вознесли бы пилоту бомбардировщика благодарственную молитву.

База «Миссисима», восемь лет назад брошенная Караванной Охраной и прибранная к рукам Драконом, перестала существовать окончательно и бесповоротно.

То же время. Чумча

— Вот оно! — потрясенно выдохнула Яна.

Зарево к югу от Чумчи на несколько долгих секунд затмило свет разгорающейся утренней зари. Вся компания зачарованно смотрела, как начальная вспышка постепенно гаснет, но вслед за ней все сильнее разливается новое зарево. Еще минут пять спустя далекий грохот взрыва заставил зазвенеть стекла в оконных рамах.

— Ну ничего себе! — потрясенно проговорил Саматта. — Они что, атомной бомбой шарахнули?

— Вряд ли, — Ольга задумчиво потерла подбородок. — Слишком близко к границам Граша. И так крупный скандал выйдет, если в Грашграде докажут нашу причастность. Нет, скорее, объемный взрыв. Что-то типа вашей «Черной бури», подробности которой из тебя в свое время так неудачно пытались вытрясти. Или одна из супербомб на традиционной взрывчатке, с которыми наши вояки играются. Только не спрашивайте, что конкретно, я понятия не имею — что мне ответили, вы и сами видели.

— А если бы имела, то все равно не сказала бы, — иронично проговорил Дентор. — Ольга, мы же тебе говорили: не хочешь выдавать тайны — просто помалкивай, мы за язык не тянем. Ну что же, вариант с мулами больше не кажется необходимым. Если честно, я рад. Никогда не любил со зверюшками возиться. На нее присядешь, а она возьми да и сдохни.

— Обаке-переростку вроде тебя лучше бы помалкивать насчет «присядешь», — Саматта ухмыльнулся, но тут же снова посерьезнел. Он отвернулся от окна и склонился над картой, освещенной резким светом фонаря. — Еще непонятно, хорошо без мулов или плохо. Смотрите — вот этот отрог нам доставит наибольшие неприятности. Чтобы обогнуть его, нам придется сильно отклониться к востоку. На мулах мы могли бы пройти вот через эти два перевала. А на машинах — с учетом новых данных по уничтоженным оползнями дорогам вот здесь, здесь и здесь — придется делать огромный крюк, огибая болота. В сумме — больше тысячи верст, почти в четыре раза больше, чем с мулами, пройти придется. И самое скверное — мы оказываемся вот тут.

Он ткнул пальцем в точку, вокруг которой замерцала ровная окружность.

— Ты уже упоминал, — нахмурился Дентор. — Но так и не сказал, чем то место плохо. Мати, хватит туман напускать. В чем дело?

— В том, — Саматта вздохнул, — что вчера я еще раз сопоставил с картой материалы из архива Дзинтона и невнятные намеки Бойры. Сомнений нет — здесь расположено место, широко известное в узких кругах как Кураллах.

— Свистишь… — недоверчиво произнес Палек. — Кураллах должен находиться где-то далеко на юге.

— Нет. Именно здесь. Совпадают некоторые характерные приметы, да и по косвенно вычисленным расстояниям сходится.

— Мне тоже казалось, что Кураллах куда южнее, — озабоченно проговорила Яна. — Хотя… по тому, что рассказала Карина, возможно, ты и прав. Плохо. Может, и в самом деле на мулах остановиться? По крайней мере, рядом проходить не придется.

— Мне никто не хочет пояснить, о чем речь? — деланно безразличным тоном осведомился Дентор. — О безделице какой, наверное? Кураллах-мураллах, а рядом Шураллах, мне и знать, наверное, незачем…

— Извини, — коротко глянул на него Саматта. — Кураллах — база искинов Камилла. Бывшая опорная база Тилоса. Как я понял в свое время намеки Дзи, их центр операций в регионе, защищенный как бы не лучше нашего отеля. Только не рощица под их контролем, а зона в сотню верст радиусом.

— Искинов Камилла? — Дентор наморщил лоб. — Хм… ладно, вам как особам, приближенным к небожителям, виднее. Но чем оно плохо? Они же к вам если и не дружелюбны, то точно не враждебны.

— Они-то да, а вот Дракон, как ты догадываешься, нет. Можешь назвать меня дохлым зюмзиком, если в тех местах их пикеты не кишат, как мухи над навозом. Мы почти наверняка не избежим множественных проверок. И наши шансы засыпаться резко возрастают.

— Ну, пикет — не армия, прорвемся, — пожал плечами гигант. — На машинах, по крайней мере, маневренность выше. И никто не сказал, что тропы через перевалы после толчков не завалило. Нам одной неудачной глыбы на дороге хватит, со спутника такое не отследить. Опять же, горы, пусть и невысокие, все равно горы, и шанс сломать шеи, брыкаясь с мулами, все равно слишком высок. Хватит рефлексировать, Мати. Загружаем еду в машины, и двинулись. Время дорого.

— Субординацию нарушаем? — грозно нахмурился Саматта. — Вернемся домой — три наряда вне очереди. Народ, слушай мою команду, и только мою. Своим авторитетом приказываю: загружаем еду в машины, и двинулись. Время дорого.

— Да, господин командующий! — Дентор дурашливо отдал честь. — Есть три наряда! Есть загружаться! — Быстрым, на удивление грациозным для его огромного тела движением он подхватил под мышки Яну и Кансу. — Эти тюки куда паковать?

— Дядя Дор, я тебя сейчас сама запакую! — обиженно брыкнулась Яна. — Каси, он щекотки боится, я знаю. Давай одновременно, ты слева, я справа.

— А мышей он боится, кто-нибудь знает? — деловито осведомился Палек. — Элефанты боятся, а они тоже большие. Если поискать, наверняка где-нибудь здесь мышка найдется. Ночью что-то под полом скреблось.

— Эй! — запротестовала Канса. — Я тоже мышей боюсь. Пусть дядя Дор меня лучше в машину рядом с кувшином селло запакует, я согласна. Только ложку оставьте.

— Селло для фигуры вредно, — наставительно сказал Дентор, осторожно опуская девушек на пол. — Особенно юным девицам. Я его сам съем, чтобы вас спасти. Ну что, кто пойдет будить хозяина сей печальной обители для окончательного расчета?..

Тот же день. Сумаллах, Первая база Оранжевого клана

Когда Цом опустился на одно колено, уперся кулаком в землю и низко склонил голову, Шай понял, что дела обстоят куда хуже, чем можно судить по его мрачной физиономии. Голова Дракона вышел из боевой стойки, аккуратно вложил меч в ножны, не упустив возможности насладиться успокаивающим шелестом стали о сталь, и повернулся к Старшему Когтю.

— Докладывай, — коротко сказал он, вытирая со лба пот, успевший выступить под лучами еще невысокого, но уже жаркого солнца.

— Сегодня ранним утром полностью уничтожена Миссисима, момбацу сан, — безжизненно-ровным тоном без малейших следов эмоций проговорил Цом. — Полностью. Казармы, склады, цеха, радарная станция, аэродром с вертолетами и резервуарами горючего. Все люди погибли. Уцелели только часовые на удаленных точках.

Шай молча смотрел на Старшего Когтя. Его голова уже осознала сказанное, но сердце отказывалось поверить.

— Кто и как? — наконец хрипло спросил он.

— Неизвестно точно. На рассвете многие видели высоко в небе след реактивного самолета. Очень высоко. Наверное, один из дальних бомбардировщиков княжичей. Сбрасывал ли он бомбы, никто не видел, но выжившие как один описывают большой огненный гриб над лагерем. Пилот разведывательного самолета описывает Миссисиму как одно большое обугленное пятно в джунглях. Там до сих пор тлеют угли. Я отправил туда вертолет со счетчиком радиации, рапорт получим примерно через час.

— Глаза Скотовода? — подумав, спросил Шай. — С учетом того, что ты докладывал утром?

— Вряд ли. Наши тайные наблюдатели в Чумче описывают транспорт мобильного отряда ГВС как два вертолета. Уничтожив наших людей и проверив постояльцев гостиницы, солдаты на закате погрузились в вертушки и улетели на восток. И никто из уцелевших часовых не слышал вертолетов в окрестностях Миссисимы.

— Подготовить вертолет для меня! — резко скомандовал Шай. — Немедленно. Я должен увидеть базу своими глазами.

— Но если атомная бомба…

— Молчать! — Шай почти выплюнул это слово, так что Старший Коготь невольно отшатнулся назад. — Если там радиация, твой разведчик сообщит об опасности по радио. Если нет, то я не могу терять время. Ты понимаешь, какие последствия нас ожидают? Мы потеряли треть бойцов! Почти половину подготовленного к транзиту запаса маяки! Мы не сможем выполнить свои обязательства по поставкам! Цом, если Миссисима действительно уничтожена, я созываю Ацумару. И будь я проклят, если мы не отомстим тем, кто нанес нам подлый удар в спину! Вертолет! Немедленно! И Каммару ко мне, сейчас же. Прикажи подготовить курьерский вертолет и для него тоже, он полетит лично разговаривать с другими Головами. Пришло время увидеть, каков из него Язык.

— Да, момбацу сан, — поклонился Цом. — Выполняю.

Он выпрямился и быстро вышел.

Шай опустился на пятки прямо в пыль широкого тренировочного двора, пачкая широкие шелковые штанины дорогой мокки. В зародыше задушив холодное бешенство, которое так мешало думать, и стиснув рукоять тоскалы, он глубоко задумался, сощурив глаза. Почему? Почему именно сейчас? И так, как никто и никогда не атаковал кланы Дракона? Никогда?.. Нет. Двадцать лет назад, когда катонийские войска пытались взять под контроль Западное побережье, один из второстепенных лагерей клана Изумрудной Листвы погиб в такой же яростной вспышке. Бомбу тогда, как передавали, катонийцы тоже сбросили с самолета, летящего высоко в небе, недосягаемого для зенитных ракет. Восточников не спасло оружие трусов, и в конечном итоге они все равно вынуждено убрались домой, поджав хвост. Но сам факт…

Случившееся сегодня действительно ужасает своими последствиями. Разом потеряв значительную часть своей армии и транспортных средств, Оранжевый клан теряет и свой авторитет. Хуже того, срыв давно оговоренных поставок маяки нанесет по его репутации серьезный удар, имеющий вполне конкретные финансовые последствия. Получение товаров только после полной предоплаты, пониженные цены на маяку, возможно, потеря части территории в качестве компенсации за понесенными другими кланами убытки — если только другие Головы не решат, что с Оранжевым кланом можно больше не церемониться. В последнем случае их ждет война на истребление, которая закончится быстро и не в их пользу.

И еще одно. Два события: вчерашний налет Глаз на Чумчу и сегодняшнее уничтожение лагеря клана — связаны ли они? И сверх того — связаны ли они с двумя восточными женщинами, содержащимися неподалеку от тех краев? Нет, вряд ли. Княжичи и ГВС не могут знать, где держат пленниц… если только предательство не свило свое гнездо прямо у него под носом.

Он еще подумает как следует над этими вопросами. Но прямо сейчас нужно озаботиться иным. Текст сообщения другим кланам нужно составить до того, как он вылетит на место катастрофы, чтобы Каммара не ждал его возвращения. Сколько потребуется, чтобы созвать Ацумару — три дня, четыре? Не так много. И ему еще потребуется тщательно продумать, что говорить на собрании. А ведь если подумать — из случившегося даже можно извлечь и пользу. Ведь наверняка хорошо известный ему Голова не удержится и публично ляпнет что-нибудь в адрес неудачливого и при том слишком молодого главы клана…

6.05.858, перидень. Мумма

С течением времени вопреки тайной надежде Карины очередь на обследование не уменьшалась. Мало того, что к жителям Муммы добавились еще и камбийцы — к чудо-целительнице, оживляющей мертвых великой-шамане-из-за-моря началось паломничество из окрестных деревень. Многие шли даже не за лечением, а просто поглазеть на невысокую щуплую женщину со странным светло-оливковым оттенком кожи, не стеснявшуюся ходить почти голой (по местным меркам, разумеется) и притом — взрослую синомэ, находящуюся под покровительством духов, но не безумную. Карина плохо запоминала лица, особенно местные, и не могла уверенно сказать даже, кого из почтительно глазевших на нее мужчин раньше видела, а кого — нет. Про закутанных в одинаковые глухие платья женщин и говорить не приходилось. Некоторых местных жительниц ей удавалось опознавать по орнаментам на кубалах и наголовных платках, но у большинства одежда оказалась монотонных коричневого и серого цветов. Тем не менее, ей даже без комментариев Цукки отчетливо казалось, что для трехсот жителей объединенной деревни, которые уже деятельно расчищали новые плантации взамен уничтоженных оползнями, народу вокруг «клиники» толпится слишком много.

Как пояснила Тамша, жители Муммы в ситуации сориентировались мгновенно. Пришлых не гнали, но и просто так к «клинике» не подпускали, взимая плату. Староста, господин Мамай, организовал систему сбора подношений, пуская скоропортящуюся еду на нужды объединенной деревни, которая после недавней катастрофы испытывала серьезные проблемы и с продовольствием, и с припасами, а долго хранящиеся продукты и вещи складывая на общественные склады. Торговец Шаттах по его просьбе передал Карине нижайшую просьбу не беспокоиться — все собранное, мол, отдадут по ее первому требованию, в ответ на что Карина назначила Цукку учетчиком и распределителем. Та отнеслась к своей новой роли завхоза ответственно и сегодня утром пожертвовала деревне почти все скопившиеся подношения, в обмен вытребовав у старосты несколько отрезов материи, нормальные иголки и нитки. Она намеревалась сшить Карине, Тамше, Тэйсэй и себе медицинские халаты, пусть и грубые и не из белой ткани, но все же халаты. Сейчас она сидела в углу «операционной» и задумчиво примеривала к ткани импровизированные выкройки из древесной коры. Тэйсэй сидела рядом и с любопытством наблюдала за ней.

С самого момента появления в деревне Панариши взял в привычку внезапно появляться и также внезапно пропадать, так что ни Карина, ни Цукка не успевали приступить к нему с давно крутящимися на языке вопросами. На сей раз шаман вошел в «клинику» в тот момент, когда Карина заканчивала обрабатывать рану на ноге у молодой женщины из соседней деревни, за несколько дней до того во время сбора плодов пропоровшей кожу на лодыжке острым сучком. Ничего опасного — при условии, если вовремя и правильно обработать рану. Но правильно ее никто, разумеется, не обработал. Импровизированная повязка из травы и целебных листьев местного растения под названием «кушуха» не помогла — инфекция проникла глубоко в рану, и та воспалилась. К тому моменту, когда беспрерывно кланяющиеся родственники внесли женщину в «клинику», отведенную деревней под «клинику», лодыжка разбухла раза в два и посинела. Из раны непрерывно сочился гной, а кожа несчастной казалась раскаленной, словно сковородка. Похоже, у нее начиналось или уже началось заражение крови. К моменту появления Панариши Карина вскрыла нарыв, вычистила рану эффектором и зарастила ее. Шаман несколько минут наблюдал, как при помощи уже наловчившейся Цукки она накладывает новую повязку из кушухи.

— Пить! Ей надо много пить! — стараясь как можно разборчивее произносить слова, объяснила Карина родственникам женщины. — Пить чистую теплую воду и лежать. Не вставать ни в коем случае. Рана плохая, очень плохая. Кровь стала грязной. Нужно много пить, чтобы грязь уходила с мочой. Понимаете? Тамша, переведи.

Тамша быстро затараторила. Родственники загомонили и дружно закивали. Переложив женщину на сделанные из травы и палок носилки, они, все так же кланяясь, выбрались из хижины. В углу осталась лежать плетеная корзина с какими-то местными фруктами. Взглянув на нее, Карина устало усмехнулась.

— Почти как в настоящей больнице, Цу, — пробормотала она. — Я их лечу, они мне платят. Жаль, на банковский счет фрукты не положишь. Ну что же, с голода мы в любом варианте не помрем, и то радует. Здравствуй, господин Панариши. У тебя ко мне дело? Или просто в гости зашел?

Сидящий в углу на корточках шаман воздвигся на ноги. Его разукрашенное ритуальными рисунками лицо оставалось таким же неподвижным, как и раньше, но его выражение казалось явно мягче, чем обычно.

— У женщины гнилая кровь, — сказал он. — Такая кровь — предвестник смерти. Она почти наверняка умрет.

— Возможно, — пожала плечами Карина. — Но я сделала все, что могла. Мне нетрудно. В конце концов, не могла же я оставить ее умирать без помощи?

— Любой поступок имеет свои корни и свои плоды, — задумчиво произнес шаман. — И иногда плоды оказываются совсем не теми, что ожидают люди, посеявшие семена. Сама Карина, ты слышала, что Дракон тяжко ранен? Вчера утром небесные громы стерли с лица земли Миссисиму, большой северный лагерь Оранжевого клана.

— Да, Мати соо… — Карина осеклась. — Да, я слышала, как местные что-то говорили.

— Никакое покровительство духов не помогает хорошо лгать, — усмехнулся шаман. — Местные жители еще ничего не знают. Слухи разнесутся не позже завтрашнего вечера. У меня свои способы узнавать, что происходит далеко отсюда. И у тебя, похоже, тоже. В будущем отвечай, что духи принесли тебе вести. Даже если кто-то не поверит, переспросить не осмелится.

Из угла, где сидела Цукка, донеслось явственное фырканье. Карина почувствовала, как отчаянно краснеет. И Панариши туда же! Мало ей майора Тришши с его едким орочьим сарказмом, не говоря уже про злобоехидного Лику! И этот туда же… Ну да, не умеет она врать, и что с того?

— Спасибо, в следующий раз так и скажу, господин Панариши, — сердито сказала она. — А сейчас прошу извинить. Меня ждут пациенты. Тамша, зови сле…

— Я сказал им, что ты сегодня больше не принимаешь, — невозмутимо сказал шаман. — Сама Карина, сама Цукка — я пришел не просто так. Пойдемте со мной. Я хочу показать вам одно место.

— Что за место? — подозрительно сощурилась Цукка, вскидывая взгляд от выкроек. — Куда-то идти надо? Господин Панириши, нас вообще-то стерегут мужики с автоматами. С момента землетрясения господин Дурран словно не в себе. Теперь за нами все время присматривают два солдата. Ты их, наверное, видел. Они наверняка за нами увяжутся, а то и вовсе не отпустят.

— Отпустят и не увяжутся, — усмехнулся шаман, и задубелая кожа его лица пошла морщинами. — Я поручусь, что вы вернетесь. Они не осмелятся идти против воли духов.

— А они верят в духов? — осведомилась Карина. — Кажется, господин Дурран не очень-то их боится.

— Неважно. Даже если не верят, пойти против их воли все равно не осмелятся. С теми, кто так поступает, случается плохое. Их находят мертвыми в джунглях или в своей постели, с лицами, покрытыми синими пятнами, и с разбухшим языком.

— Духи так с ними поступают?

— Иногда духи. А иногда можно и не ждать их мести… — Шаман зловеще ухмыльнулся. — Пойдемте. Солнце уже склоняется к западу, а нам нужно вернуться до заката.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и, отдернув полог, вышел из «клиники». Женщины переглянулись.

— Не нравится мне его затея, — вздохнула Цукка. — Заведет куда-нибудь и ритуально слопает. А другим скажет, что так духи велели.

— А мне нравится, — возразила Карина. — Я, конечно, не Яна, эмоции чувствовать не умею, но все равно он хороший дядька. Даже удивительно для шамана… если, конечно, он настоящий шаман, а не прикидывается зачем-то. Он все еще к нам присматривается, но я не думаю, что хочет нам вреда. Пойдем.

Он поднялась.

— Хочу с вами, — тихо сказала Тэйсэй, потупившись. — Можно?

— Пусть Панариши только попробует заявить, что нельзя, — решительно заявила Цукка. — В ухо плюну, и не посмотрю, что шаман. Только тебе репеллентом надо намазаться, а то мошкара заест.

Карину и Цукку, как ни странно, мошкара и прочие насекомые так и не трогали, и самый большой вред от них заключался в назойливом ночном зудении над ухом. Однако прочие жители деревни от них страдали изрядно — начавшие откуда-то появляться крупные кусачие мухи, пикировавшие на цель словно реактивные штурмовики, прокусывали даже ткань одежды. Поэтому аборигены пользовались импровизированным репеллентом — терпко пахнущим настоем из каких-то местных трав. Вот и сейчас Цукка специальной метелочкой обрызгала жидкостью одежду, волосы и кожу Тэйсэй.

— Готово, — удовлетворенно сказала Цукка. — Кара, поднимайся… слушай, ты чего такая замотанная? Устала?

— Да что-то усталость накопилась, — вяло откликнулась Карина, поднимаясь. — Похоже, не выспалась сегодня, глаза слипаются.

— Понятно, — кивнула Цукка. — Загнала ты себя. Кара, ты думаешь, семичасовой рабочий день зря изобрели? Ты даже свои тренировки забросила. Нет, с сегодняшнего дня прекращаешь сжигать себя на службе общества и входишь в нормальный ритм. Прием — четыре часа в день максимум, если только что-то экстренное не произойдет. И все. Имей в виду, я прослежу. А теперь поднимайся и пошли. Если Панариши нас не съест, прогулка тебе на пользу пойдет.

Шаман терпеливо дожидался их перед навесом. Рядом с ним переминались с ноги на ногу два местных мужчины и мальчик, в котором Карина узнала Матсу, сына Шаттаха. В остальном вытоптанная мини-площадка перед «клиникой» оказалась совершенно пуста, лишь два солдата Дракона сумрачно переминались с ноги на ногу поодаль, стискивая свои автоматы и явно не понимая, что им делать. Похоже, они и в самом деле не осмеливались возражать шаману, но недвусмысленный приказ Младшего Когтя не позволял им сдаться без боя.

— Мы пойдем с вами, — выдавил из себя один из них, насуплено глядя на шамана.

— Я сказал — нет, — спокойно возразил тот. — Вы останетесь в деревне. Мы вернемся до заката, и никто ничего не узнает.

Охранник что-то прошипел сквозь зубы, но продолжать препирательства не рискнул.

— Ладно. Но если к закату не вернетесь, мы сообщим Дуррану, что женщины сбежали, — заявил он. Потом, демонстративно закинув автомат за спину, сел на корточки у стены, достал флягу с вином и стал понемногу тянуть из нее жидкость. Второй охранник последовал его примеру.

— Идем, — Панариши мотнул головой в сторону джунглей.

Тропинка вывела их к берегу реки. Шаман размашисто шагал впереди, а Цукка с Кариной, все еще не привыкшие к местным кожаным гункам, едва поспевали следом. Позади по тропинке топотали босые пятки мужчин. Тэйсэй с Матсой шли последними, причем мальчик явно изображал из себя защитника и покровителя девочки, помогая ей переступать через особо толстые древесные корни и отводя в сторону колючие ветки. Карина слегка улыбнулась. Все-таки он славный паренек. Вообще местные мужчины хотя и относятся к женщинам как к существам второго сорта, в обиду их никому не дают, даже соседям. Она еще плохо понимала местные взаимоотношения, но уже знала, что оскорбить женщину означает вдвойне оскорбить и ее мужа или отца. Странно — казалось бы, какое дело мужикам до чувств второсортных женщин? Или они просто не любят, когда кто-то портит их собственность?

На берегу шаман свернул и пошел берегом вверх по течению. Запруженная ниже по течению река с каждым днем разливалась все шире — пока в основном в противоположную от деревни сторону, где берег был пологим и гладким. Прямо на глазах образовывался большой пруд, и Карина с беспокойством подумала, как он отразится на местной санитарной обстановке. Мало им застойных болотин в окрестностях — теперь еще и с проточной водой совсем никак. Зараза заведется, комаров станет куда больше…

Постепенно берег становился все круче, течение речки ускорилось, она стала заметно уже. Примерно через полчаса ходьбы спереди начал сочиться странный для полудня туман. Он клубился между листьями деревьев, плотной завесой заволакивая все вокруг, становясь все гуще и гуще. Внезапно группа вышла на широкое открытое пространство. Река здесь бурлила и клокотала, и пар, похоже, исходил именно от нее.

— Здесь, — шаман остановился и указал на воду, — горячие подземные ключи выходят на поверхность и смешиваются с холодными водами, текущими с вершин. Здесь открываются врата в подземный мир, доступный лишь духам. Мы зовем это место Шшахатиаром, Водами Очищения. Когда в здешних местах новый шаман принимает свой посох из рук умершего, он приходит сюда и смывает с себя грехи прошлой жизни. Сюда запрещено приходить непосвященным. И вы первые женщины за долгое время, которые здесь появились, — добавил он, покосившись на спутниц. — И Тэйсэй, разумеется, тоже.

— Спасибо, мы тронуты, — пробормотала Цукка. — А как подземный мир доступен духам, если они боятся текущей воды?

— Задавать слишком много вопросов о материях, в которых не понимаешь, может оказаться вредным для здоровья. Съедят за святотатство, — пожал плечами шаман. Карине показалось, или в его глазах и в самом деле блеснули искорки озорного юмора. — Мы почти пришли.

Он отвернулся и возобновил движение.

Саженей через тридцать джунгли снова расступились. Начались каменистые осыпи. Несколько раз Карина и Цукка оступались и наверняка бы загремели вниз по склону, если бы каждый раз их не подхватывали сильные мужские руки заботливых спутников. Тэйсэй закинула руку Матсе на плечо и аккуратно переступала по камням, а мальчик осторожно придерживал ее за талию, помогая перебираться через все более глубокие провалы между увеличивающимися в размерах валунами.

— Господин Панариши! — наконец не выдержала Карина. — Куда ты нас ведешь? Далеко еще?

— Мы пришли, — лицо шамана озарила улыбка, и он ткнул перед собой пальцем. — Вот.

Они выбрались на довольно широкую ровную площадку. Прямо перед ними в возвышающейся отвесной стене виднелся проход. Скала вокруг него оказалась обтесанной, имитируя нечто вроде портика храма. Вырезанные из камня контуры колонн казались основательно побитыми временем и заметно выщербились, но общий вывод оставался однозначным: они пришли к какому-то святилищу.

— Что здесь? — поинтересовалась Карина, удивленно всматриваясь в скалу. — Храм?

— Храм, — согласился шаман. — Когда-то давным-давно забытые племена поклонялись здесь Курату. Видите символ Солнца над входом, пятиконечную звезду в круге? Но их смыла река времени, и никто не знает, откуда они пришли и куда делись. Два века назад шаманы нашли его. Они убрали мусор, расчистили осыпи внутри и посвятили его новому богу.

— И какому же?

— Богу Тилосу, которому служу и я.

Цукка и Карина синхронно вздрогнули и переглянулись.

— Но… ведь культ Тилоса давно умер, — удивленно сказала Карина. — Его же…

Она осеклась. Объяснить шаману, что культ Тилоса Демиурги стерли полтора века назад исходя из каких-то своих побуждений, оказалось бы затруднительно. Особенно шаману, служащему тому самому культу.

— Раз рожденные боги не умирают никогда, — покачал головой Панариши. — Тайна храма столетиями передается от учителя к ученику. Последователи Тилоса немногочисленны, но влиятельны. Мы храним тайные знания до того времени, когда они станут нужны людям. Войдем внутрь. Вы должны увидеть священный алтарь.

Внутри стояла влажная прохлада. Панариши зажег и засунул в бронзовые кольца несколько факелов из сложенной в углу связки, и небольшую пещеру залил неверный колеблющийся свет. Оба местных мужчины и Тэйсэй с Матсой остались у входа, с открытыми ртами озираясь по сторонам. Карина прошла в глубину храма и с удивлением осмотрелась. После яркого дневного света она ничего не видела в мечущемся сумраке, а потому просто закрыла глаза и задействовала эффектор.

Овальная в горизонтальном сечении пещера, вытянутая от входа к дальнему концу. Невысокий, не выше двух саженей свод. Обломки каких-то древних каменных статуй по углам, непонятная резьба по стенам — и странный алтарь у дальнего конца. Формой алтарь напоминал пульт управления: изогнутый дугой, с заостряющимися концами, обращенный выпуклостью к дальней стене, со слегка скошенной вовнутрь неровной верхней плоскостью.

— Это и есть священный алтарь? — обернувшись и приоткрыв глаза, поинтересовалась она максимально вежливым тоном, чтобы ненароком не обидеть шамана. — Что мы должны делать, господин Панариши? Какой ритуал исполнить?

— Следуй зову своей души, — туманно ответил шаман, постучав пальцем по середине живота. — Ты не поклоняешься Тилосу… но он все равно говорит с тобой прямо сейчас. Нужно лишь правильно понять его голос.

— Те, кто не следуют за богами, не слышат их голоса, — качнула головой Цукка. — Мы по незнанию можем обидеть твоего бога.

— Бога обидеть невозможно, — усмехнулся Панариши. — По крайней мере, для смертного. Способно ли несмышленое дитя обидеть своего отца? Если способно, то он не бог, а обманщик. Сама Карина, ты боишься обидеть не бога, а меня. Уверяю, не стоит, у меня шкура толстая.

Мысленно пожав плечами, Карина отвесила алтарю глубокий поклон. Цукка последовала ее примеру. Однако Панариши даже бровью не повел. Озадаченно посмотрев на него, Карина снова повернулась к алтарю.

Она не так хорошо знала Панариши, как следовало бы. Но вряд ли он притащил их сюда только ради того, чтобы они посмотрели на пещеру и несколько каменных обломков. Она подошла к алтарю поближе и вгляделась в него через эффектор. Внезапно она вздрогнула.

— Цу! — неверяще произнесла она. — Я… я не понимаю. Там электрическая схема!

— Где? — деловито осведомилась та.

— В алтаре же! В камне полости, там идут провода. И они под напряжением, хотя под очень слабым. Там какой-то блок, похоже, кнопочный! От него провода уходят под землю.

— Открыть сможешь?

— Не знаю. Верхняя плита прочно лежит… — Карина попробовала сдвинуть каменную крышку алтаря сначала руками, потом манипуляторами, но та даже не шелохнулась. — Я могу разбить ее прямым ударом, наверное, но… — Она опасливо оглянулась на шамана — не сочтет ли тот ее заявление святотатством? — Но, наверное, не стоит. Она же не просто так лежит.

— Тогда ищи, нет ли там запоров и защелок, — посоветовала Цукка.

— Запоров…

Карина внимательно осмотрела места, где крышка опиралась на края полости. Вот металлические полоски — да, точно, запоры, глубоко входящие в пазы в камне. А вот тут в камне вырезаны пазы… и они тянутся вот сюда.

Она с усилием надавила на небольшой выступ на передней стенке алтаря, и тот нехотя подался, со скрежетом утопился в камень. Карина протянула манипулятор и нажала второй выступ с противоположной стороны. Каменная плита едва заметно дрогнула, и Карина с неожиданной легкостью откатила ее от себя. В открывшейся нише и в самом деле располагался кнопочный блок: вырезанный из камня ромб с ромбическими же клавишами.

— Действительно, клавиатура, — пробормотала Цукка, вглядываясь. — Смотри-ка, а ведь кнопки хоть и каменные, но пронумерованные. Только символы старые. От нуля до… пятидесяти, если я правильно помню тот учебник, что давал мне Мати. Странно. Впрочем, Кара, тут ведь храм Тилоса. А что, если здесь не просто храм, а его бывшая база? Или просто одно из хранилищ?

— Возможно, — согласилась Карина. — Но откуда здесь электричество? Почти два с половиной века прошло! Ни одна батарея столько не проживет.

— Во-первых, мы не знаем, какие технологии передал ему Джао, — задумчиво откликнулась Цукка. — Кавитонный реактор, во всяком случае, у него имелся, а это такой уровень, рядом с которым ни одна батарея не валялась. Во-вторых, даже и подручными средствами можно обойтись. Скажи, напряжение насколько сильное?

— Совсем слабое. Я даже провода не сразу распознала. Вольты как максимум.

— Тогда, возможно, речь идет о термопаре. Здесь рядом подземный кипяток и холодная горная речка. Перепад температур вполне приличный, особенно если забуриться в глубину, где жидкость и пар перегреты под давлением. КПД у обычной термопары невелик, на сотню градусов перепада максимум десяток милливольт, а то и меньше, но если таких собрать много, несколько вольт набрать вполне реально. А если Тилосу удалось освоить производство полупроводников хотя бы в лабораторных количествах, его можно заметно увеличить. А больше нескольких вольт для спускового механизма и не надо. Там, под землей, вполне может скрываться полноценная геотермальная установка, которую блок в алтаре запускает. Но сейчас не о том думать надо. Какой код нужно вводить? И что случится? А если ошибемся, никакая бомба не взорвется?

— Код… — Карина задумчиво потерла подбородок. — Если тут действительно просто старая база, то код вряд ли валяется под ногами. Но если кто-то из его последователей делал закладку на будущее, то…

Она снова закрыла глаза и снова осмотрелась через сканер. Так. Алтарь гладкий и чистый, никаких буквослогов на нем нет. Но вот резьба на стенах, если присмотреться, вовсе не такая уж и непонятная. Картинки из жизни бога Тилоса — чушь. Будь здесь Саматта, наверное, он выдал бы целую речь на тему оригинальных изображений и позднейшей халтуры. Даже она видит, что ближе к краям пещеры техника резьбы заметно более грубая, а картинки совсем схематичные. А вот у дальнего ее конца, примерно в сажени от пола…

— Цу, там надпись в орнамент вплетена, — она ткнула пальцем в сторону обрамленного рамкой текста. — Видишь?

— При таком освещении? Нет, конечно, — фыркнула та. — Прочитать можешь?

— Да. Там почти современные буквослоги. Немного искаженные, но разобраться несложно. Сейчас… «Ты, что прост душой, стоишь на пути к скрытому свету. Твоя простота приведет к успеху и выпустит свет на волю. Но помни: только первые десять, не более и не менее, задом наперед смогут достичь успеха, прикоснувшись к истине». Чушь какая-то!

— Чушь, говоришь? — Цукка нахмурилась. — Да нет, дорогая моя, вовсе не чушь. Гуманитарию вроде тебя, может, и неочевидно, но для матфизика с моим гениальным коэффициентом интеллекта и с учетом клавиатуры все вполне логично. Первые десять простых чисел натурального ряда в обратной последовательности — очень даже просто, извини за тавтологию. А ну-ка…

Она нажала на несколько кнопок.

— Что-нибудь изменилось?

— Нет. Ох ты…

— Что-то еще заметила?

— Кнопка внизу. Овальная. Видишь буквы на ней?

— Нет. Только какие-то штрихи непонятные.

— Не штрихи. Цу, на ней буквы древнего фонетического алфавита Демиургов. Помнишь, я тебе про их латинский язык рассказывала? Там всего двадцать шесть букв, и я их на всякий случай заучила. И пару сотен слов выучила. Здесь символы из него, если все вместе прочитать, получится слово «veritas». «Истина» на том самом языке. А в надписи сказано «прикоснувшись к истине».

Карина решительно нажала на кнопку. Та качнулась, но ничего опять не произошло.

— Попробуем в быстром темпе, — решила Цукка. Она еще раз нажала на клавиши, завершив последовательность овальной кнопкой. — Ну что?

— Не знаю. Пока не вижу нич… ой!

Глубоко из-под пола раздался глухой рокот. Алтарь завибрировал, и каменная крышка соскользнула обратно на свое место, едва не прищемив Цукке пальцы. Раздался громкий скрежещущий звук, и внезапно дальняя часть стены сдвинулась с места. Провибрировав, она, расколовшись на две половины, ушла в стены открывшегося узкого тоннеля. А в потолке тоннеля хоть и тускло, но страшно ярко во тьме пещеры, один за другим вспыхивали светящиеся электрические шары.

— Свершилось! — возвестил сзади трубный глас, и перепуганные Цукка с Кариной обернулись, инстинктивно прижимаясь друг к другу. Панариши стоял, воздев руки к небу, и вещал хорошо поставленным голосом, словно профессиональный оратор. — Обещанный день настал, и древнее пророчество свершилось! «И явится к угнетенным Избранная Дочь, наделенная тайной внутренней силой. Хрупка ее плоть, но велика мощь ее духа, и боги ведут ее по пути к звездам. Неземной свет озарит ее тропу, и стекутся к подножию ее трона племена, чтобы встать под ее руку и опрокинуть Зло, и поведет она их к счастью и свету!» Повелевай нами, Избранная Дочь! Отныне твоя воля — наша воля!

Словно по команде, оба деревенских мужчины упали на колени и низко опустили головы, прижав к груди скрещенные руки со сжатыми кулаками. Тэйсэй и Матса испуганными птицами порскнули из пещеры и спрятались за выступом у входа в нее, выглядывая из-за него с горящими от восторга глазами. Шаман величаво опустился на колени вслед за мужчинами и припал лбом к упертым в каменный пол рукам.

— Э-э… господин Панариши? — неуверенно спросила Карина. — Ты с нами сейчас говорил?

— Да, Избранная Дочь, — подтвердил шаман, не поднимая головы. — С тобой. Я сомневался, но ты прошла последнюю проверку.

— Но я не Избранная Дочь! — возмутилась Карина. — Господин Панариши, ты глупости говоришь. Да встаньте же вы на ноги, я вам говорю!

Мужчины с готовностью вспрыгнули на ноги, словно подброшенные невидимой пружиной. Шаман оторвал лоб от рук, выпрямился, но на ноги не поднялся.

— Момбацу сама Карина, — спокойно произнес он. — Я вижу, что ты не подозреваешь о своем предназначении. Такое не редкость — боги не всегда открывают свои цели даже избранным. Но ты — предсказанная Избранная Дочь, и в том нет никакого сомнения. Древнее пророчество гласит, что однажды ты придешь и поведешь людей на битву со злом. И да свершится так!

— Господин Панариши… — Карина бессильно опустила руки. Ну и что ей теперь делать с религиозными фанатиками? И объясняться дальше боязно — вдруг он обидится и что-нибудь совсем несуразное выкинет, и замолчать не удастся — деревенские вместе с шаманом наверняка разнесут весть не хуже телевизора. — Господин Панариши, я же объясняла — я не верю ни в богов, ни в духов.

— Правильно, Кара, — неожиданно сказала Цукка. — Ты в них не веришь. Ты просто знаешь, что они существуют.

— Но я…

— Прекрасно знаешь. Ты забыла своего приемного отца?

Карина задохнулась. Ее мысли заметались. Папа? Но Дзинтон не бог, он… Демиург? А чем Демиург отличается от бога? По крайней мере, в глазах местного шамана? Неужели папа несколько столетий назад предвидел, что однажды она окажется в здешних краях? Нет, вряд ли. Джао обратил на нее внимание только потому, что у нее проявился сильный эффектор. А эффектор выпустила Майя всего два десятилетия назад. Значит, тут что-то еще. Но что?

— Господин Панариши, — спокойно произнесла Цукка. — Если она Избранная Дочь, то я ее воспитательница и подруга. Мне нужно поговорить с Кариной. Ты и остальные — вы не могли бы оставить нас ненадолго?

— Разумеется, сама Цукка, — кивнул шаман. — На столько, на сколько вам нужно. Перед вами открыт путь, закрытый для меня. Я не хочу будить старые воспоминания, по крайней мере, пока. Вам следует пройти по подземной тропе, но я не спущусь вместе с вами. Мы ожидаем вас у выхода из пещеры. Но не задерживайтесь слишком долго. Нам следует вернуться в деревню до заката. Еще не время открываться перед врагами.

Он поднялся на ноги и вышел из пещеры. Мужчины, пятясь и кланяясь, последовали за ним. Карина смотрела им вслед с приоткрытым от растерянности ртом.

— М-да, — хмыкнула Цукка. — Ну что, Кара, поздравляю. Ты в очередной раз влипла в историю внутри истории. Можно подумать, мало нам похищения и психанутого Шая с длинным ножиком. Теперь ты еще и предводительница племен! Кого и куда вести собираешься? Скажи заранее, чтобы я в сторону отскочить успела, а то еще затопчут ненароком.

— Цу! — взмолилась Карина. — Ну хоть ты не ехидничай! Лучше скажи, как Панариши объяснить, что он ошибается.

— Никак, — широко улыбнулась Цукка. — Кара, смирись. Перестань смотреть на мир из колодца. Речь не о том, что шаман ошибается, а о том, что мы можем использовать его заблуждения, чтобы выпутаться из ситуации. Забудь о своем атеизме и играй роль, пока не поймешь, что делать.

— Но я не могу…

— Можешь! — неожиданно твердо оборвала ее Цукка. — Кара, неужто ты не понимаешь, что у нас с тобой почти нет шансов выжить? Я не верю, что чокнутый предводитель бандитской шайки отпустит нас восвояси, пусть даже Бойра выйдет с ним на смертельный бой. Либо нас убьют, либо тебе придется убивать самой — и тогда Дракон начнет убивать жителей деревни в отместку. Тебе какой вариант больше нравится?

Карина отвернулась и ничего не сказала.

— Значит, — уже мягче продолжила Цукка, — тебе следует задуматься, как выпутаться с минимальными потерями. Например, когда к нам присоединятся наши, Панариши сможет вывести нас, чтобы не достала погоня.

— Тогда Шай вырежет деревню, — буркнула Карина.

— Значит, вместе с нами Панариши уведет все население деревни. У Мати возникала такая сумасшедшая идея, но он не знал, как заставить деревенских уйти с насиженного места. Теперь способ есть. Мы уведем местных в Граш, туда не так уж и далеко по прямой. Вряд ли даже Шай рискнет орудовать в открытую на тамошней территории. А может, найдется и иной вариант решения. Кара, не отвечай сразу. Лучше пойдем пока, посмотрим, куда ведет коридор. Мне страшно любопытно, что там в конце. А у тебя пока что идея в голове поварится и уляжется.

— Цу! — Карина обернулась к Цукке. — Но как такое вообще могло случиться? Откуда кто-то мог заранее знать, что я появлюсь здесь?

— А никто и не знал, — пожала та плечами. — Ты же слышала слова Панариши. Их как угодно можно интерпретировать. Даже про Дочь нельзя с уверенностью сказать, что случилось совпадение — вполне возможно, что по соседству бродит другой шаман, хранитель легенды об Избранном Сыне. Только к нам в гости он не заходил, потому что повода не возникало. Я не удивлюсь, если мы наткнулись на одну из старых закладок Игры или же на легенду, внедренную людьми Тилоса во время консервации базы или еще когда. Мати сюда доберется — вот уж развернется на местном фольклоре!

Цукка вздохнула.

— Ладно, пошли смотреть, что у нас в активе. Вдруг там пистолет найдется? Или даже пулемет? А то еще закроется дверь по таймеру, и не факт, что откроется повторно.

— А если она закроется, когда мы внутри окажемся? — отстраненно спросила Карина.

— Наверняка там внутри кнопка есть, которая проход открывает. В крайнем случае выбьешь створки нафиг. Пошли, пошли, не стой, как суслик на солнышке! — и Цукка почти силой потащила Карину за собой.

По мере спуска по пологому склону коридора гул под ногами все усиливался. Судя по сужающемуся кверху проходу, когда-то здесь была просто трещина в скале, впоследствии обработанная людьми. Вскоре коридор вывел их в новую пещеру, неярко освещенную лампами.

Пистолета здесь не нашлось. Бывшие хозяева пещеры, как оказалось, такими мелочами не утруждались. Сразу у входа начался длинный стеллаж, над которым на горизонтальных каменных полочках лежало незнакомо выглядящее оружие — что-то, напоминающее армейские карабины. Из когда-то промасленной, а ныне окаменевшей ткани выглядывали черненые металлические стволы и коричневое дерево прикладов. На вдоль стен стояли деревянные коробки, испещренные непонятными значками, превосходно сохранившимися в сухом прохладном воздухе пещеры. Когда Цукка с любопытством заглянула в одну из них, на нее слепо уставились ряды донышек плоско-изогнутых металлических коробочек. Дальше начинались ряды больших деревянных ящиков, в которых мирно поблескивала поверхность золотых слитков. Карина безразлично провела по одному из них пальцем и отвернулась. Хоть бы что-то полезное попалось…

За деревянной перегородкой со стоящими часами, на циферблате которых виднелось почему-то двадцать два деления, нашлась странно выглядящая установка. Гул и вибрация исходили именно от нее. На приборном щите помигивали непонятные огоньки и подрагивали стрелки. Рядом под коническим абажуром свисающей с потолка лампы накаливания стоял письменный стол, не слишком красивый, но прочный и надежный. На столе лежал стеклянно поблескивающий лист чего-то, напоминающего бумагу, испещренный мелкими ровными строками рукописного текста.

— Похоже, астрономические расчеты… — озадаченно сказала Цукка, склоняясь над текстом. — Странные какие-то. Стоп! Нет, не странные. Астрогационная система Демиургов на их универсальном языке. Полярная система координат с точкой отсчета в центре масс Галактики, тут и схема есть. Кара, смотри, похоже, тут что-то вроде бумаги, запаянной в очень тонкое стекло! Вон ящик, в нем, кажется, таких листов несколько десятков. Точно, мы наткнулись на старую базу Тилоса. Его манера, насколько я себе представляю. Ну и ну! Когда я книжки Дзинтона читала, даже и не думала, что когда-нибудь вживую с такой древней историей встречусь!

— Да, интересное место… — Карина казалась все такой же отстраненной. — Цу, давай пока все здесь оставим как есть. Нажмем еще что-нибудь не то, а машинерии местной не одна сотня лет. Еще взорвется. Пойдем пока, времени уже много. До заката нужно успеть домой, Панариши правильно говорит. Иначе опять с Дурраном ругаться придется.

— Прихватим ружье? — предложила Цукка. — Закопаем где-нибудь в джунглях рядом с деревней, авось пригодится.

— Нет, нельзя. Во-первых, найти могут. Во-вторых, за оружием уход нужен — чистить, смазывать… Здесь смазка наверняка окаменела, как и материя, даже затвор передернуть не удастся. В-третьих, непонятно, стреляет ли оно вообще — и механика могла испортиться, и патроны — кстати, я патронов не вижу. В общем, не стоит. Мати бы сюда, он бы разобрался. Пойдем, Цу, а?

— Ну, что с тобой сделаешь! Пойдем, — вздохнула Цукка. — Слушай, Кара, да что с тобой? Ты словно башкой о стенку ударенная!

Карина посмотрела на нее глазами больного щенка.

— Цу, ты не понимаешь. Шаман и в самом деле верит, что я Избранная Дочь. Не надо быть Яни, чтобы видеть. Ужасно! А вдруг он начнет мне почести публично оказывать? Или жертвы приносить? Или саму в жертву принесет? Цу, я боюсь! Я не так того психа с мечом боюсь, как Панариши. Псих хотя бы понятен, а шаман? Мало ли что ему духи ночью насоветуют!

— Так, милая моя! — Цукка решительно развернула ее лицом к себе и заглянула в глаза. — Не нравится мне твое настроение, категорически не нравится. Шаман хоть и чокнутый на мистической почве, но раньше я за ним неадекватности не замечала. Он наш союзник, и его следует использовать. Умирать ты не хочешь. Бежать, подставив жителей деревни, тоже. Значит, у тебя не остается иного выхода, кроме как бороться. Хватит плыть по течению! Пора думать, как выкарабкиваться.

— Да что я смогу?! — внезапно взорвалась Карина, отступая назад. — Цу, ты что, не понимаешь? Мы одни в чужой огромной стране! Мы не знаем, что происходит и куда ткнуться! Мы хуже слепых котят! Какое «бороться»? Какое «выкарабкиваться»? Мы не в кино, в котором герой поднимает угнетенные племена на восстание! Я не Элиза, чтобы людей за собой вести! Я врач, мое дело лечить, а не убивать! Цу!..

— Выговорилась? — холодно спросила Цукка. — Замечательно. А теперь слушай меня. Кара, я помню тебя забитой тринадцатилетней девчонкой, бежавшей из Института. Помню, как ты забивалась в свою комнату и валялась там на кровати, съежившись под одеялом в слезах и соплях. Помню, как ты научилась преодолевать свои страхи, выходить в окружающий мир, как ты училась и взрослела. Кара, я знаю, на что ты способна. Плевать на твой эффектор, он — не главное. Главное — то, что у тебя в голове и сердце. А и с тем, и с другим у тебя все в порядке. И у меня, смею надеяться, тоже. Если у нас есть какой-то выход, мы его найдем. Если нет — умрем. Дилемма проста, и на самоуничижение времени нет. Мы должны бороться! Или ты окончательно сдалась?

Несколько секунд Карина смотрела на нее, яростно сжав кулаки. Потом, вздохнув, расслабилась и опустила взгляд.

— Прости, Цу, — тихо сказала она. — Ты все правильно говоришь. Но я ночами просыпаюсь и пытаюсь понять, что делать. И ничего не придумала. И я просто не знаю…

— Теперь у нас есть местный союзник, — пожала плечами Цукка. — Мы вполне сможем использовать его знания. Главное — бороться, понимаешь? Кара, хочешь ты или не хочешь, но ты — в фокусе событий. Вся наша история крутится вокруг тебя, всех остальных лишь увлекает водоворотом. Уйти в сторону и спрятаться тебе не удастся, как бы ни хотелось. Избранная ты Дочь на самом деле или нет, неважно. Важно, что ты делаешь.

— Одно дело — когда я делаю для себя или для тебя. И совсем другое — Панариши со своими сказками! Я не смогу вести за собой людей, Цу. Я же не лидер! Я терпеть не могу приказывать! — Карина обхватила себя руками, словно защищаясь от холода.

— Придется, — пожала плечами Цукка. — Кара, ты ведь боишься не ответственности. Ты боишься, что не преуспеешь, и твое имя проклянут в веках, что-то в таком духе. Глупости! История помнит только тех, кто преуспел. А ведь они точно так же сомневались, метались, не понимали, что делать… Но они шли вперед, и в один прекрасный момент оказывалось — что в правильном направлении. Тебе придется поступить так же — или наши с тобой жизни оборвет дикарь с мечом в глухих джунглях.

Карина снова подняла на нее взгляд.

— Да, Цу, — еще тише сказала она. — Ты права… наверное. Я все ждала, когда до нас доберутся Мати и дядя Дор — они куда лучше знают, что делать. Но… похоже, что так не получится. Цу, мне просто нужно привыкнуть к мысли, что придется брать ответственность на себя. Не торопи меня, ладно?

— Не стану, — вздохнула Цукка. Она шагнула вперед и осторожно обняла Карину. Та прильнула к ней и на секунду спрятала лицо на плече, словно в детстве. — А теперь действительно пойдем. Хватит для первого раза, вернемся еще.

Поднявшись по коридору, они остановились у алтаря.

— И как такая дверь закрывается? — с сомнением спросила Карина. — Мы же не можем оставить ее вот так?

— Нет, конечно, — согласилась Цукка. — Помоги открыть крышку еще раз.

Вдвоем они откатили каменную крышку, и Цукка снова нажала кнопки с простыми числами. Однако ничего не произошло.

— Так. Не работает, — констатировала она. — Да и не должно — слишком сложно. Открыть — да, тут требуется схема посложнее, чтобы чужие не догадались. Но закрываться все должно мгновенно, хотя бы на случай внезапного нападения. Не там ищем.

Она вернулась ко входу в коридор и внимательно осмотрелась.

— Ага! — сказала она и ткнула круглый каменный выступ сразу за пазами, в которые ушли дверные створки. В ответ камень заскрежетал по камню, и дверные створки неторопливо сомкнулись. Почти сразу же подземный гул стих, и в пещере наступила тишина.

— Я же говорила, что я гений! — довольно сказала Цукка. — Дайте мне пряник.

Карина невольно прыснула.

— Сейчас сбегаю, — пообещала она. — Где тут ближайшая кондитерская, не в курсе?

Панариши и деревенские ждали их сразу у входа в пещеру, сидя на корточках. Матса и Тэйсэй нетерпеливо переминались с ноги на ногу неподалеку. При виде женщин они дружно вздохнули и замерли с приоткрытыми ртами, непроизвольно ухватившись за руки. Шаман поднялся на ноги и подошел к Карине. Он положил широкие ладони на ее узкие плечи и заглянул ей в глаза.

— Ты не нашла в храме того, что искала, Избранная Дочь, — задумчиво произнес он. — Возможно, потому, что еще сама не понимаешь, что ищешь. Значит, время пока не пришло. Момбацу сама Карина, я вижу, что тебе неприятны разговоры об избранности, и я тебя понимаю. Но помни: твой путь во тьме проложен богами, и твой долг — следовать по нему, неважно, веришь ты в них или нет. Это не мой путь и не путь твоих близких. Я не стану указывать, в какую сторону идти, но если тебе потребуется помощь, только скажи. Последователи Тилоса немногочисленны, но влиятельны. Скажи, ты ищешь смерти Шая ах-Велеконга, называющего себя Головой Дракона?

Карина, вздрогнув, отстранилась.

— Нет, господин Панариши, — покачала она головой. — Не ищу. Пока нет. Насилие мало что решает, а священный трон никогда не пустует. Не станет Шая — его место займет кто-то другой. Кроме того… Кроме того, ты не должен с ним связываться. Демонов не существует, но он — самое близкое к демону, что только может существовать в нашем мире. Он с легкостью убьет тебя в открытой схватке, и ты не сможешь подобраться к нему для тайного удара в спину. Нет, ни в коем случае.

— Он не демон, — покачал шаман головой. — Он человек, пусть и сильный и жестокий. А люди смертны. Но я услышал твои слова. Если изменишь свое решение, только скажи, но сейчас я выполню твою волю, Избранная Дочь.

— Спасибо, господин Панариши, — благодарно кивнула Карина. — Панариши, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Все, что угодно.

— Не называй меня Избранной Дочерью. Мне неприятно.

— Невозможно, — шаман качнул головой. — Боги обидятся.

Ей показалось, или в его глазах в самом деле снова мелькнули озорные огоньки?

— Впрочем, — тут же добавил Панариши, — наедине не стану, если не хочешь. Но на людях придется. Смирись, дитя мое, ибо так заповедано. А теперь нам пора обратно в деревню.

7.05.868, огнедень. Мумма

Оказалось, что в этот день относительно спокойная жизнь кончилась раз и навсегда. Вернее, кончилась в очередной раз, как грустно заметила про себя Карина. В Мумму они вернулись на закате, и Карина с Цуккой тут же уединились в хижине, чтобы сообщить своим об удивительном открытии. После того, как Саматта передал руль Дентору, а Яна — Ольге, они не меньше часа рассказывали о подземном помещении во всех подробностях. Палек, воодушевленный перспективой собственными руками пощупать древнюю машинерию, пришел почти в экстаз, хотя идею о термопарах забраковал сразу же. По его мнению, они не могли дать нужное напряжение, чтобы запустить термогенератор. Да и сам термогенератор вряд ли бы смог пережить два столетия бездействия без техобслуживания. Значит, где-то там, в толщах скалы, имелись и другие скрытые устройства, возможно даже, построенные на технологиях Демиургов. Саматту больше заинтересовало описание оружия, но тут ни Цукка, ни Карина не смогли рассказать ничего внятного. Само оружие они видели только в тех местах, где его не скрывали древние тряпки, да и вообще пушки с пулеметами, как заявила в конце концов раздраженная Цукка, никогда не являлись их с Кариной хобби.

После разговора Карина вышла на воздух, чтобы дать мыслям устояться. Однако она немедленно наткнулась на совершенно непредвиденное обстоятельство. Солдаты Дракона куда-то пропали, но по обеим сторонам дверного проема молча стояли два рослых мужчины.

— Простите, я сегодня уже не принимаю, — извиняющеся сказала она. — Приходите завтра.

Оба мужчины склонились в низком поклоне.

— Мы здесь, чтобы защищать тебя, сама Карина, — произнес один из них на почти чистом и правильном общем. — Община решила, что Избранной Дочери никто не должен причинить вреда. Мы не помешаем, момбацу сама.

— Мне не нужна охрана, — растерянно сказала Карина. — Я и сама неплохо умею защищаться.

— Никто не может защищаться, когда спит, — рассудительно сказал мужчина. — Даже ты. А если люди Дракона придут за тобой ночью?

Карина не нашлась, что сказать.

— А где те солдаты, что за мной присматривали? Они же здесь еще днем стояли.

— Солдаты тебя больше не побеспокоят. Сан Панариши объяснил Младшему Когтю, что они тебя раздражают, и тот сказал своим людям больше сюда не ходить.

У Карины отвисла челюсть. Справившись с изумлением, она резко повернулась и вошла в хижину.

— Цу, — еле сдерживая злость сказала она, — не теряй меня. Я пойду господину Панариши морду набью. Я быстро.

— За что? — поразилась Цукка. — Он же тебе еще днем нравился!

— За все хорошее! — насуплено откликнулась Карина. — За Избранную Дочь. За охрану у дверей — местные нас защищать решили, подумать только! За все глупости, которые уже натворил и еще натворит. Как думаешь, если я ему обе ноги сломаю, он продолжит сказки рассказывать?

— Во-первых, ноги от ушей пока что не растут даже у фотомоделей, так что переломать их в процессе битья морды затруднительно, — хладнокровно откликнулась Цукка. — Во-вторых, у шамана основной производственный орган — язык, а в нем костей нет, ломать нечего. Только ампутация и поможет. Ты, надеюсь, не намерена ее проводить в полевых условиях? Ладно, сходи прогуляйся, если хочешь. Я с тобой — очень уж хочется поглядеть на представление.

Панариши они не нашли — хитрый шаман словно предчувствовал настроение Карины и в очередной раз словно растворился в воздухе. Где он, никто не знал. Общаться с местными жителями вообще стало затруднительно. Опасливое преклонение последних дней словно по волшебству преобразилось в нечто, напоминающее культ живой богини. Когда Карина пыталась заговаривать с ними, многие бухались на колени, упирались лбом в землю и соглашались отвечать только из такой неудобной позиции. Остальные беспрерывно кланялись, а в промежутках между поклонами смотрели на нее глазами, полными какого-то совершенно собачьего преклонения и обожания. Не поддался новым настроениям один только Дурран, меланхолично потягивающий вино из фляги в большой длинной хижине, приспособленной Драконом для своих нужд.

— Не видел, — мрачно откликнулся он в ответ на вопрос, провожая взглядом словно ошпаренных выскакивающих на улицу своих подчиненных. — Наверное, где-то опять чушь про тебя несет, сама Карина. Значит, ты теперь еще и Избранная Дочь?

— Господин Дурран, — поколебавшись, Карина подошла вплотную к столу, за которым он сидел, — я хочу с тобой поговорить. Можно?

— Ты начала спрашивать моего разрешения? — горько усмехнулся Младший Коготь. — Женщина, если хочешь говорить — говори, только перестань насмехаться.

— Я не насмехаюсь, господин Дурран. Честно. Ты… мне кажется, я тебя понимаю. Ты знаешь, почему я здесь. Ты должен следить, чтобы я не сбежала. И наверняка у тебя есть приказ убить меня… или тебе могут его отдать. Ведь так?

— Я выполню любой приказ, который мне отдадут, — Дурран взглянул на нее исподлобья. — Убить тебя или умереть самому, неважно. Таков мой долг и моя честь.

— Мало чести в том, чтобы убивать беззащитных, — покачала головой Карина. — Господин Дурран, ты ведь наверняка слышал о Пути безмятежного духа. Я следую ему уже пятнадцать лет, и я знаю, что такое настоящая честь. Она совсем не походит на то, что имеете в виду вы. Для Дракона честь — синоним гордыни. Воспаленное мужское самолюбие, не переносящее даже намека на собственную слабость. Такая «честь» толкает на преступления, а не на подвиги. Господин Дурран, я много раз думала, как поведу себя, когда ты прицелишься в меня, чтобы убить. Я так и не придумала ничего достойного. Я даже не знаю, стала бы сопротивляться или нет. Но сейчас… Я очень тебя прошу: не надо пытаться причинить мне вред. Даже если я покорюсь, тебя наверняка самого убьют местные жители. Я не стремлюсь к своей смерти, но не хочу и твоей.

— Надо же! Бесстыдная восточная женщина, рассуждающая о высоком! — криво усмехнулся Дурран. — Да что ты понимаешь! Зачем жить, если в любой момент не готов умереть ради чести?

— Случается, что смерть остается единственным достойным выбором, — твердо сказала Карина. — Но бессмысленная смерть никогда не ведет к славе. Достойно умереть можно ради того, чтобы защитить других, но не ради своей гордыни. Господин Дурран, мне будет очень неприятно, если ты умрешь, преследуя призраков. Особенно… — Она заколебалась. Врачебная тайна нерушима, да, но если ее знание может спасти жизнь… — Особенно если учесть, что у тебя будет ребенок.

— Что? — Дурран качнулся вперед. — О чем ты говоришь, синомэ?

— Мулами. Девушка, с которой ты встречаешься тайно от ее родителей. Она была у меня на приеме вчера днем. Она беременна. От тебя.

— Ты лжешь! — прорычал Дурран, медленно поднимаясь. — Мы не могли… — Он осекся.

— Как я могу лгать, если говорю о вещах, о которых никто не знает? Она умоляла не говорить родителям, и я еле ее успокоила. Господин Дурран, я почти не знаю тебя. Но ты встречаешься с ней втайне, чтобы не рассердить ее родителей, которые ненавидят Дракона. Я знаю, ты можешь прости прийти к ней в семью и забрать ее себе, но не поступаешь так. И еще она рассказала мне, что ты запрещаешь своим солдатам насиловать местных женщин. Мне кажется, господин Дурран, что ты хороший человек. Просто связался не с теми людьми, с какими следовало.

— Вот как? — саркастично осведомился Дурран, опускаясь обратно на скамью. — И с кем же мне следовало связываться? С бандитами, убивающими на дорогах ради куска сушеной рыбы?

— Я не знаю, господин Дурран, — печально сказала Карина, опуская голову. — В ваших краях… Я не знаю. Я знаю лишь, что очень плохо, когда достойные люди вроде тебя идут в бандиты только потому, что у них нет другого пути. Если бы я могла переделать ваши края, создать здесь нормальное общество… Но я не могу. Я всего лишь человек, пусть даже меня называют Избранной Дочерью, синомэ или другими дурацкими именами. Я не могу дать тебе совет, что делать. Но если, — она вскинула взгляд, — тебе потребуется защита — от Дракона или от местных жителей, ты можешь рассчитывать на меня. И, если хочешь, я могу поговорить с родителями Мулами, чтобы они отдали свою дочь за тебя…. продали ее тебе, так у вас говорят? По вашим меркам она уже давно вошла в пору замужества, и ее в любой момент может кто-нибудь купить. Так почему бы не ты?

Дурран уставился на нее своими черными глазами, в сгущающемся вечернем мраке кажущимися бездонными провалами тьмы. Потом он вздохнул.

— Я не понимаю тебя, синомэ, — сумрачно сказал он. — Ты же должна меня ненавидеть. Почему ты хочешь помочь мне? Почему ты помогаешь местным? Они никто для тебя. Меньше, чем грязь под ногами. Если ты действительно выдающийся лекарь, как передает молва, твоя жизнь ценнее жизни тысячи таких, как они. Почему?

— Потому что чужие дела устраивать куда проще своих, — фыркнула Цукка, присевшая на лавку у входа в дом. — Ты бы видел ее дома — все время налево и направо советы раздает и чужие сердечные дела улаживает. Только себе самой никак мужика завести не может.

— Цу, чтоб я тебе хоть раз еще что-нибудь рассказала! — пообещала Карина. — Предательница! Не обращай на нее внимания, господин Дурран. Но если захочешь, чтобы я поговорила с родителями Мулами, только скажи мне. Мне почему-то кажется, что они меня послушают.

— Ага, как Избранную Дочь! — ехидно согласилась Цукка. — Ты как, Панариши уже раздумала искать?

— Нет. Бить уже раздумала, но зато придумала, что скажу ему прямо в его ехидную наглую раскрашенную морду! Пойдем, пока не забыла.

Уже в дверях она остановилась и обернулась.

— Господин Дурран, я совсем забыла, что обещала вылечить тебе руку. Прости. Какие-то последние дни оказались… суматошные. Зайди ко мне завтра в «клинику», посмотрим на нее еще раз. Похоже, кости ломать придется и сращивать заново, но я умею не больно. Зайдешь?

— Посмотрим, — буркнул Дурран, снова отхлебывая из фляги, и в вечернем полумраке хижины в его глазах блеснула бесконечная глухая тоска.

— Хорошо, — Карина кивнула. — Я жду. Спокойно ночи, господин Дурран.

Найти Панариши им так и не удалось. Зато по возвращении домой их ждал очередной сюрприз. Их ветхая хижина на окраине деревни, к которой они уже начали привыкать, оказалась облепленным кучей народа. В сумерках мелькали факелы, раздавался веселый гомон голосов. Из дверей цепочкой выходили мужчины, нагруженные вещами — на мгновение Карина даже поразилась, сколько за последние дни скопилось барахла в недавно еще пустовавшей хижине. Впрочем, мысль мгновенно испарилась, вытесненная другой.

— Эй! — она ухватила за рукав кубалы женщину, гордо несущую перед собой небольшую связку наполовину высохшей лечебной травы. — Что тут происходит?

Женщина, как и ближайшие аборигены, немедленно склонилась в глубоком поклоне и что-то залопотала на местном наречии, тыкая пальцем то в связку, то куда-то в глубь деревни.

— Новый дом для момбацу сама Карина и сама Цукка! — гордо заявила вынырнувшая из толпы Тамша. — Переезд! Деревня решать — большой шаман должен жить большой дом! Сан Мамай сказать, старейшины соглашаться, все помогать. Хороший дом! — добавила она, для убедительности часто кивая. — Большой!

— Нет, все-таки я убью Панариши… — простонала Карина, хватаясь за голову. — Расчленю с особой жестокостью! Пока еще какая-нибудь идея в голову не пришла!

— Почему? — удивилась Цукка. — А по-моему, весело. Тамша! Жертвы Карине когда приносить станете?

— Жертвы? — переспросила Тамша. — Пойти сказать сан Мамай, он решит.

Она развернулась и почти было нырнула в толпу гомонящих вокруг людей, явно наслаждающихся неожиданным развлечением, но Карина успела поймать ее манипуляторами и словно рыбу из воды выдернуть назад.

— Тамша, Цукка пошутила! — быстро сказала она. — Пошутила, понимаешь? Смешно, но неправда. Ха-ха, понимаешь? Не надо жертв. Ничего не надо! Где сан Мамай?

— Там! — ткнула пальцем ничуть не обескураженная мини-полетом Тамша. — Новый дом шамана устраивать.

— Веди! Цу, — угрожающе повернулась она к подруге, — если еще раз что-нибудь такое ляпнешь, я тебе точно язык ампутирую! В полевых условиях! Со мной общаться через дальнюю связь станешь, а с местными тебе разговаривать вредно. Они же шуток не понимают, не видишь, что ли?

— Ладно-ладно! — замахала руками Цукка. — Уже вижу. Извини.

Новый дом оказался стоящим в самом центре деревни, возле площади, на которой в свое время приземлялся вертолет. Карина не помнила, стоял ли он здесь раньше, но подозревала, что еще утром его здесь даже не намечалось. Дом, габаритами по крайней мере пять на пять саженей, отхватил солидный кусок утоптанной ровной земли и выглядел совсем новым. Даже сейчас на импровизированных стропилах сидели пять или шесть мужчин, заканчивавших подвязывать листья. Здание, которое назвать «хижиной» уже не поворачивался язык, превосходило размерами даже дом господина Шаттаха. Карина не знала, сколько времени требуется на его возведение даже местными скоростными методами строительства, но подозревала, что менее чем за два часа после их возвращения в деревню возвести его решительно невозможно — даже если бы вся деревня стояла на низком старте, ожидая лишь отмашки Панариши. Значит, строить его начали задолго до того, как шаман повел их в храм Тилоса. Значит… значит, он все запланировал заранее! Но откуда он знал, что они с Цуккой смогут разобраться с загадкой кодового замка?

Староста стоял возле двери и с явным удовольствием командовал цепочкой женщин, вносящих в двери дома скарб из старой хижины. Рядом с ним обнаружился Шаттах — торговец, очевидно, вернулся из своей поездки раньше, чем планировал. Заложив большие пальцы рук за пояс, он с интересом слушал, как ему что-то возбужденно втолковывает сын. Изредка он кивал.

— Господин Мамай! — разъяренная Карина резко затормозила перед старостой, сжав кулаки. — Что происходит? Зачем меня… переезжают?

— Сама Карина! — Мамай глубоко поклонился. Шаттах тоже поклонился — хотя и не так глубоко, скорее, в рамках, обычной вежливости — и ободряюще улыбнулся. — Ты великий шаман, сама Карина. Ты должна жить в подобающем доме, не в старой гнилой хижине. Мы не успели сделать настоящий хороший дом, прости нас. Ближайшие дни ты станешь жить в новом доме. Мы хотели сделать из него, как ты говоришь, «клинику», но решили, что дом для шамана важнее. Мы построим большой хороший дом через неделю, и тогда ты…

— Да мне не нужен никакой большой дом! — взорвалась Карина. — Вы что, с ума все посходили со своим Панариши? У меня есть дом, мне хватает, спасибо! Тащите все обратно!

— Твой старый дом принадлежал бедной семье, — покачал головой староста. — тесный и маленький. Даже траву сушить негде повесить. Неприлично великому шаману в таком жить. Деревню уважать не станут, если она не может шаману дом построить. Даже самый плохой шаман, который ничего не умеет, и то живет в хорошем доме.

Карина зарычала. Ее манипуляторы инстинктивно собрались в пирамидальные спирали, словно готовясь к колющему удару, и она с трудом удержалась от того, чтобы от души врезать ими по стене.

— Значит, я великий шаман? — с угрозой спросила она.

— Да. И еще Избранная Дочь, — важно кивнул Мамай. — И ты спасла многих людей от подземного грома. Теперь ты станешь жить хорошо, и никто не сможет тронуть тебя и пальцем. Даже солдаты Дракона.

— Вот как? — еще более угрожающе спросила Карина. — И я могу приказывать вам, что делать?

— Да, сама Карина, — снова кивнул Мамай, хотя в его глазах мелькнула настороженность.

— Замечательно. Тогда я приказываю отменить запрет женщинам скрывать голову. Завтра же утром отрезать у всех кубал капюшоны! Понятно?

Что, съели? — мелькнуло у нее в голове. Я вам покажу такую Избранную Дочь, мало не покажется!..

Мамай оторопело посмотрел на нее.

— Но ведь неприлично… — неуверенно начал он.

— Нифига не неприлично! — рявкнула Карина, поражаясь командным ноткам в своем голосе. — Я так хожу! Мне тоже неприлично?

— Ты — великий шаман из-за моря… — пробормотал староста.

— Ну и что? Господин Мамай, или делайте, как я сказала, или я больше не шаман и не Избранная Дочь! Лечитесь сами, как знаете.

Она демонстративно отвернулась, гордо вздернув нос и скрестив руки на груди. Староста растерянно посмотрел сначала на нее, потом на Цукку, потом на Шаттаха. Торговец ухмыльнулся.

— А ведь я предупреждал тебя, Мамай, что ей ваши почести не понравятся, — весело сказал он. — Теперь сам расхлебывай.

— Как прикажет момбацу сама Карина… — пробормотал он. — С утра я… созову старейшин… и мы… обсудим…

Он повернулся и медленно побрел по площади. Карина удивленно взглянула ему вслед.

— Он что, согласился? — спросила она у Шаттаха. — А я думала, что меня сейчас за непристойные предложения из деревни выбросят…

— Кто-то мне только что говорил, что они шуток не понимают… — засмеялась Цукка. — А сама-то! Ты что, еще не поняла? Кара, ты великий шаман, могучий и ужасный. Твоими устами боги глаголют. Да если ты им скажешь, чтобы они пошли и в речке утопились, они так и сделают!

— Ну, насчет речки не уверен, но что кубалы в ближайшие пару дней во всех домах попортят, можно не сомневаться, — в унисон ей усмехнулся торговец. — Наконец-то перестанем дикарями перед всем миром выглядеть. Сама Карина, Матса рассказал, как вы сегодня спускались в храм Тилоса. Интересно, он много приукрасил?

— Ничего я не приукрасил, честно! — обиженно заявил мальчик. — Все так и случилось! Папа, почему ты мне не веришь? Все верят, а ты нет!

— Потому что знаю я тебя! — строго сказал торговец. — Сама Карина, я догадываюсь, что по мановению твоей руки духи там стаями не летали и дыры в стенах не пробивали. И солнце из-под земли не всходило. Правильно?

— Там автоматическая дверь с кодовым замком и электрическое освещение, — устало вздохнула Карина. — Прости, я не уверена, что сейчас время и место для рассказов.

— Понимаю, — кивнул Шаттах. — Сама Карина, я привез для тебя кое-что из поездки. Я плохо понимаю в медицине, но знающие люди насоветовали мне разных загадочных штук. Я не рискнул покупать самые дорогие устройства и лекарства, привез только образцы медикаментов и описания приборов. Завтра обсудим, что тебе действительно нужно купить, чтобы нам не выбрасывать деньги на ветер.

— Сан Шаттах, но ведь это дорого! — ахнула Карина. — Особенно в ваших краях! Ты разоришься!

— Не беспокойся, я не первый год занимаюсь торговлей, — криво улыбнулся Шаттах. — Я потратил не так уж и много. Прости меня за констатацию факта, но тебе обязательно нужен советник по коммерческой части. Ты оказываешь услуги за просто так, берешь что дают, а так неправильно. Ты могла бы стать очень богатым человеком.

— Спасибо за твою заботу, но богатым человеком я могла бы стать и дома, — покачала головой Карина. — Только зачем мне богатство? Пока я жива, всегда смогу заработать на еду и жилье. А больше мне не нужно.

— Имея деньги, ты могла бы оборудовать здесь нормальную больницу, — рассудительно откликнулся торговец. — И открыть школу. Ты ведь наверняка захочешь учить себе помощников, верно? Где ты станешь этим заниматься, в зарослях кустов? И потом, если ты не станешь брать хорошую плату, тебя замучают самыми мелкими неприятностями — поцарапанной рукой или случайным поносом. Я знаю и других людей, которым не нужно богатство для себя самих, хотя и не понимаю их. Но подумай, сколько всего правильного ты сможешь сделать, имея деньги. Не только для себя — для Муммы, для всего нашего края.

— Для какого края, господин Шаттах? — горько спросила Карина. — Мы здесь пленницы. Завтра Дракон решит, что нас надо увезти отсюда или убить — вот и вся ваша больница.

Лицо Шаттаха помрачнело.

— Они совершат страшную ошибку, если попробуют так поступить, — угрюмо сказал он. — Сама Карина, не беспокойся. Сейчас уже поздно, ты устала. Да и у меня выдалась тяжелая дорога — дорога к деревне перекрыта оползнем, пришлось искать объезды через чащу. Завтра поговорим о жизни, о покупках и о… коммерческой стороне дела. Отдыхай. Да оберегут вас ночью духи!

— Спокойной ночи… — машинально пробормотала Карина, глядя, как торговец с сыном удаляются в сторону своего дома. — Цу, похоже, дела еще хуже, чем мне казалось.

— А именно?

— Слышала, что он сказал про ошибку? Боюсь, местные и в самом деле решат за нас вступиться.

— Так хорошо же! — жизнерадостно откликнулась подруга. — Теперь можно чокнутого Шая и его бандитов не бояться.

— Вертолетов не бояться? — язвительно спросила Карина. — Пулеметов? Гранатометов? С Драконом даже наша регулярная аримя с хорошим оружием ничего сделать не смогла, что уж там говорить про земледельцев с мотыгами!

— Ну, вертолетов с пулеметами, спасибо княжичам, у них поубавилось…

— Да какая разница! Ну хорошо, пусть. Пусть местные навешают по ушам Дракону и прогонят его отсюда раз и навсегда. А дальше? Цу, я же оказываюсь факелом местной революции! Этакой недоделанной Дзани Ююмоной! И что я в ее роли делать должна? Я врач, а не политик и не революционер! Меня же используют в своих интересах ради дел, от которых мне потом до конца жизни кошмары сниться станут! Подумай только, одних только личных счетов сколько под шумок сведут! Цу, я не знаю Сураграш, ничего не понимаю в местной политике, не ориентируюсь в балансе сил — меня просто превратят в марионетку. А я не хочу становиться марионеткой!

— Так, милая! — внушительно заявила Цукка. — Во-первых, успокойся. Завтра с утра тебя восстание никто возглавлять не заставляет, так что время привыкнуть к мысли к тебя есть. Во-вторых, у нас есть Мати, неплохо в местной истории ориентирующийся, и Яна, немного разбирающаяся в политологии. По крайней мере, в университете экзамены по ней она сдавала. Доберутся сюда — станем вместе политику утрясать. В-третьих, тебя очень непросто сделать марионеткой, даже если забыть твое легендарное упрямство Твоя легитимность, прости за умное слово, базируется на уникальных способностях и не менее уникальной легенде, так что в политических играх ты величина самостоятельная и от сторонних интриг не зависящая. Наконец, если вдруг тут действительно случится успешное восстание, мы избавляемся от цепи, которая нас держит в Мумме, и благополучно уматываем по домам. Не знаю, как тебе, а мне хочется назад, к цивилизации.

— А если восстание окажется неуспешным?

— Ну, тогда нас всех перестреляют, и о будущем беспокоиться больше не придется, — пожала плечами подруга. — В общем, вечер — паникер, так что кончай рассуждать на посторонние темы. Пошли лучше в дом. Посмотрим, сколько сотен кумушек там галдят и сможем ли мы в общем бардаке сегодня на ночь найти хотя бы матрасик, чтобы не дрыхнуть на голой земле. Тамша! Назначаешься руководителем местного отряда по приборке дома. В отряд рекрутируем всех, кому не повезло оказаться внутри. Вперед, и мы победим!..

Пессимист полагает, что хуже уже не станет. Оптимист — что еще как станет! Оказалось, что в соответствии с данной классификацией Карина относилась к безнадежным пессимистам. В новом доме крутилась невероятная кутерьма — деревенские женщины с энтузиазмом занимались совершенно непонятными ей обустройством и приборкой. В ее небольшой комнате-студии в Крестоцине сверх нескольких абсолютно необходимых предметов мебели — кровати, стола (обеденного, совмещенного с рабочим), дивана и пары платяных шкафов — вещей практически не имелось. А имеющиеся тем или иным способом находили приют в шкафах или в коробках под кроватью, многие — последний. Иногда она с недоумением случайно вытаскивала из-под груды слежавшегося тряпья давно забытую кофточку или шорты, внимательно рассматривала, вспоминая, когда их носила, пожимала плечами и засовывала обратно. На том и заканчивались все ее приборки и вообще обустройство домашнего уюта. В Мумме в старой хижине обстановка казалась примерно такой же — за отсутствием ненужного рабочего стола и с сундуками, заменяющими шкафы. Но новый дом, разбитый внутри легкими перегородками на комнаты-клетушки, оказался для нее слишком большим. В качестве полноценной больницы на одного врача-универсала он оказался бы вполне адекватным: кабинет первичного обследования, операционная, кладовая и так далее. Но для жилья он был слишком велик. Именно так она заявила Цукке.

В ответ та заметила, что если некоторые личности совсем жизни не знают и ничего помимо операционных и аудиторий не видели и не представляют, то им и не следует судить о вещах, по скудоумию им недоступных. Дом, по ее мнению, даже дома, в Масарии, мог считаться совсем крошечным. Кухня плюс столовая их старого отеля, ну, или чуть-чуть побольше. По крайней мере, сейчас она, Цукка, перестанет просыпаться по ночам из-за того, что некоторые некультурные девицы спросонья пихают ее в бок острыми локтями да еще и сопят под ухом, как стадо пьяных ежиков.

Вздохнув, Карина покорилась. Она не понимала, что женщины делают в доме и откуда берутся занавесочки, покрывала, шнурочки, коврики и тому подобные предметы обихода, по большей части в местных домах отсутствующие. По крайней мере, по ее представлениям. Она попыталась помогать, но ее вмешательство лишь усугубило сумятицу. Женщины при ее появлении бросали работать и беспрерывно кланялись, так что в конце концов Цукка решительно усадила ее на деревянный топчан в углу одной из клетушек — прямо под тускло мерцающим огоньком местного долгоиграющего мини-факела — и строго приказала сидеть и не вставать. Сама она вместе с Тэйсэй устремилась прямо в самую стихию домоустройства, где, казалось, чувствовала себя вполне комфортно.

Уже пару минут спустя Карина с изумлением почувствовала, что несмотря на довольно раннюю пору и окружающий галдеж глаза слипаются так, что веки приходится поддерживать пальцами. Тяжелая гнетущая усталость навалилась на нее, клоня к земле. Похоже, сегодняшнее приключение для нее оказалось слишком выматывающим — не столько физически, сколько психологически. Она вяло подумала, что неплохо бы заняться вечерней тренировкой — вот только полежит совсем немножко…

Уснула она мгновенно, в тот же миг, когда вытянулась на кровати.

Наутро она проснулась рано. В затянутое листом сетчатой пальмы окно Большого Дома сочился серо-глухой предутренний свет. Она чувствовала себя на удивление выспавшейся и отдохнувшей. Выбравшись из-под покрывала — оказывается, вечером ее раздели и закутали, а она даже ничего не почувствовала! — она влезла в платье и натянула гунки, чтобы отправиться в «клинику» и там, в тишине и покое, размяться и позаниматься техниками. В который раз она пожалела о гибели песчаного бережка, такого удобного и для упражнений, и для последующего купания! А теперь после занятий ей, потной и разгоряченной, приходится снова влезать в повседневную одежду и тащиться до речки по кочковатой тропе. Интересно, как отнесутся местные к тому, что она станет ходить на речку голой? Ну, хотя бы в набедренной повязке. Ведь она же теперь Избранная Дочь. Распространяются ли на избранных дочерей общие правила приличия? Господин Мамай же сказал вчера, что для нее вовсе не неприлично ходить с открытой головой…

Охнув, она замерла. Она как раз вышла из двери дома, возле которой дежурили два мужчины, глубоко ей поклонившиеся, и теперь растерянно переводила взгляд с одного охранника на другого. События предыдущего дня ясно и отчетливо всплыли у нее в голове, и она тихо застонала, взявшись за голову. Ну как же. Да уж, Избранная Дочь, никак не меньше! Теперь у нее еще и персональная охрана. Определенно, Панариши следует оторвать голову. Или тогда он станет мучеником, и его слова обретут особый вес?

Отогнав соблазнительные фантазии, в которых она ме-е-едленно выжигала шаману нервные узлы и отрывала руки и ноги, она двинулась в сторону «клиники». К ее несказанному облегчению мужчины за ней не пошли, оставшись караулить дом. Она радовалась целых две минуты — пока не увидела, что еще два сторожа, присев на корточки, дежурят у «клиники». На их поясах висели здоровенные ножи в потертых деревянных ножнах. Мужчины вскочили и склонились перед ней.

— Э-э-э… доброе утро, — остроумно высказалась Карина. — Господа… э-э-э… вы тут очередь заняли? Прием начнется через два часа, не раньше.

— Мы охраняем больницу, сама Карина, — почтительно заявил один из охранников. — Сан Панариши приказал, и старейшины согласились. Вчера мужчины тянули камешки из мешка, и нам выпала честь дежурить сегодня до обеда.

— И от кого вы намерены меня охранять? — подавленно поинтересовалась самая обескураженная из всех Избранных Дочерей мира. — У солдат Дракона автоматы, а от остальных я сумею защититься и сама.

— А если кто-то попытается пройти без очереди? — осведомился мужчина. — Сама Карина, ты ведь не хочешь лично выгонять его из больницы и слушать скандалы женщин? Еще сан Панариши сказал, что нужно сделать ре-ги-стра-ту-ру, но не сейчас, а попозже. Ты слишком занята, чтобы отвлекаться на мелочи.

Карина только махнула рукой. Все. Теперь она идол. Ей поклоняются, и ее мнение мало кого интересует. Ну, пусть только Панариши появится ей на глаза!

Чуть позже ее настроение слегка поднялось. Господин Шаттах пожертвовал «клинике» большие настенные часы — самые настоящие механические, с большим отверстием для заводного ключа. Часы принес гордый Матса в сопровождении Тэйсэй и небольшой толпы ребятишек помладше. Карина надрезала один из опорных столбов и вместе с Цуккой торжественно привесила к нему ходики. Теперь она, по крайней мере, могла работать по четкому расписанию.

Однако за весь день данное событие оказалось единственным светлым пятном.

В очередной раз Панариши заявился к ней во время послеобеденного приема. На сей раз Карине пришлось столкнуться с ситуацией, которая почти довела ее до нервного срыва. Пациента, пожилого (по местным меркам) мужчину его сын притащил на закорках из деревни, название которой у нее в голове не задержалось в том числе и из-за того, что оба практически не говорили на общем. Притащил — потому что ходить самостоятельно тот уже не мог. На его правой голени под толстым слоем отвратительно пахнущих тряпок обнаружилась чудовищных размеров трофическая язва, из которой сочился кровянистый экссудат. Карина при помощи Тамши (Цукка при виде язвы позеленела и побыстрее отошла подальше, с трудом сдерживая тошноту) отмыла больное место от гноя и остатков какой-то мази и вдоволь налюбовалась зрелищем струпа, окруженного обширными фиолетовыми пигментированными пятнами. Затем она бессильно села на скамью, с трудом удержавшись от того, чтобы обхватить голову руками. Она интересовалась сосудистой хирургией — поверхностно, просто ради расширения кругозора, но никогда не специализировалась в ней и даже ни разу не участвовала в операциях. На ее дилетантский взгляд, основной причиной язвы являлась классическое нарушение венозного кровообращения из-за проблем с клапанами сосудов. Но откуда она знает, что дело именно в нем? А если язва диабетической природы? Ей даже нечем измерить артериальное давление, не говоря уже про уровень глюкозы в крови! Она попыталась вспомнить все, что знала про такие язвы, и поняла, что помнит ужасающе мало. В сущности, ничего сверх самых общих сведений.

Ей захотелось закричать во весь голос, вскочить, выбежать из «клиники» и бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от Муммы и от доверчиво-восхищенных взглядов немого обожания, которыми ее награждали и старик, и его сын. Очевидно, они ни секунды не сомневались, что великий шаман сама Карина, Избранная Дочь по совместительству, вылечит болезнь за пару секунд просто наложением рук. Но что она может сделать? Что?! Она же не врач-универсал, чтобы знать и уметь все на свете!..

Полог качнулся, на мгновение впуская в помещение солнечные лучи. Карина подняла взгляд и тоскливо уставилась на вошедшего Панариши. Если он сейчас начнет рассуждать про свои исторические сказки, она точно ампутирует ему язык в полевых условиях!

— Не слишком хорошо, — Панариши подошел к лавке, на которой лежал старик, и склонился над больным местом. — Трофическая язва. Причем инфицированная. И я бы сказал, не только бактериями, но еще и грибком Самии третьего типа.

— Что? — поразилась Карина. — Что ты сказал?

— Грибком, говорю, инфицированная, — терпеливо повторил шаман. — Катонийской медицине он не известен, не водится он в Катонии и Четырех Княжествах, чистой воды эндемик. А лечили рану… — он принюхался. — Ну разумеется, зеленой мазью. Составляется из растертых в кашу трех местных травок, смешанных со слюной яловой коровы. В местных краях почитается панацеей от половины болезней, но в действительности мало от чего помогает, и уж точно никак не спасает от сосудистых заболеваний. Разве что боль несколько успокаивает. Что-то не так, сама Карина?

Карина сообразила, что смотрит на Панариши круглыми глазами, и со стуком зубов захлопнула отвисшую челюсть. Краем глаза она заметила, что у Цукки на лице держится похожее выражение.

— Прости меня, господин Панариши, но откуда ты знаешь такие выражения? — осторожно поинтересовалась она. — «Инфицированная», «грибок», «трофическая язва»… Ты что, учился в университете?

— Я много где и чему учился, — туманно ответил Панариши. — И шаманом я работал не всегда…

Он несколько раз провел ладонью над раной, не касаясь ее.

— Плохо, — задумчиво повторил он. — Тонус у окружающих тканей… М-да. Что ты собираешься делать?

— Не знаю! — зло огрызнулась Карина. — Понятия не имею! Я никогда в жизни такими вещами не занималась! Ногу я ему откромсать могу, всегда пожалуйста. Никакой другой метод не гарантирует, что завтра у него вся история с начала не начнется. Господин Панариши, ты не мог бы пока что оставить меня в покое? Мне подумать нужно!

— Так. Ясна ситуация, — пробормотал шаман, не обратив на последние фразы никакого внимания. — Ну что же, давай разбираться на пару. Начнем с наименьшей проблемы. Инфекцию вычистить можешь?

— Да, но толку…

— Вот и замечательно. Чисти.

Карина стиснула зубы. Что он к ней привязался? Командует тут, как… как… как Томара! Ага, у нее в точности такой же вид, когда она обучает дурных на голову интернов-первогодков выполнять простейшие действия. Тоже мне, ментор! Шаман разукрашенный…

Стоп. А чего ты, подруга, внезапно раздухарилась? Ты сама знаешь, как справиться с проблемой? Нет? Ну так и делай, что говорят умные люди. Личные разборки отложим на потом. Ты профессионал и не можешь позволить себе ставить личные эмоции выше интересов пациента. Кем бы Панариши ни являлся в реальности, он точно не простой невежественный шаман. Если взяться за него как следует, вполне может выясниться, что он и медфак в университете заканчивал. С него станется.

— Хорошо, — спокойно сказала она. — Пойдем по порядку. Я вижу… так, цепочечные бактерии третьего и пятого вида… выжжено. Действительно, какой-то грибок — в жизни не видела ничего похожего… выжжено. Ох ты… злокачественное перерождение на начальной стадии. Пока только отдельные клетки… выжжено. Но если не ликвидировать язву, процесс не остановится. Что дальше?

— Расскажи мне о возможных причинах язвы, — тон Панариши казался расслабленно-ленивым, словно он спрашивал о погоде на улице. — Начни с самых вероятных.

— Ну… — Карина задумалась. — Основная причина, как мне помнится, нарушение циркуляции крови в венах. Хроническая венозная недостаточность. Клапаны перестают перекрывать обратный поток, и кровь свободно ходит по большим сосудам вверх-вниз, под давлением просачиваясь во внешнюю венозную систему. Там нарушается циркуляция крови, вены расширяются, начинаются тромбозы, а потом и язвы. Также причиной может являться атеросклероз — но здесь вряд ли дело в нем, я не вижу характерных изменений сосудов. Еще язвы может вызывать диабет, но там, кажется, локализация язв другая — не помню точно, кажется, на стопе, а не на голени. Еще могут случаться гипертонические язвы, но про них я вообще ничего не помню, кроме названия.

— А говоришь — понятия не имеешь, — ухмыльнулся Панариши. — Имеешь, оказывается. Что из описанного ты можешь исключить? Гипертонические язвы уж точно — раз ты про них не знаешь, то и беспокоиться не о чем. Диабет ты можешь диагностировать?

— Нет. Для такого нужно оборудование. Стандартного диагноста хватило бы, но у меня его нет.

— А атеросклероз ты, как сама сказала, исключаешь. Значит, остается основная причина. Что нужно для ее ликвидации?

— Пластика клапанов или перевязка глубоких или перфорантных вен… — пробормотала Карина. — Эй! Что значит «для ликвидации»? А если я ошибаюсь? У него ведь гангрена может начаться, и тогда точно придется ногу отнимать!

— Если ты не ликвидируешь причину, он умрет весьма неприятной смертью, — философски пожал плечами Панариши. — Послушай, сама Карина, у тебя все равно нет других вариантов. Ближайший квалифицированный врач, которому ты можешь задать вопрос, находится по крайней мере в полутора тысячах верст по прямой отсюда. Значит, ты сама по себе. И любое твое действие окажется лучше бездействия. Так что делай что должно, и будь что будет.

— Дзинтон, только не говори мне, что это ты собственной персоной! — Цукка приблизилась к Панариши и уперла кулаки в бедра. — Дзи? Кара, ты его проверяла?

— Я не Дзинтон, сама Цукка, — покачал головой Панариши. — И не Дзи. Даю честное слово, что никогда не называл себя такими именами. Могу поклясться чем угодно по твоему желанию.

— Кара? — Цукка перевела взгляд на Карину.

— Он человек до последней клеточки. Я уже смотрела. Хотя, думаю, папа вполне способен обмануть мой сканер, если захочет. Или создать проекцию со стопроцентной имитацией — помнишь, он описывал? Но папа никогда не обманывал явно, — Карина вздохнула. — Пыль в глаза пускал, от ответа уклонялся, но не обманывал. Так что, Цу, нам придется предположить, что господин Панариши и Демиург Джао — вовсе не муж и жена… Хотя, — она грозно нахмурилась, глядя на шамана, — не надейся, что уйдешь от объяснений!

— Объяснения — не главное. Сейчас заканчивай с пациентом. К тебе есть еще одно дело, которое сейчас скромно ждет на улице.

— Господин Панариши! — сквозь зубы проскрежетала Карина. — Я была бы крайне признательна тебе, если бы ты прекратил вмешиваться…

— Мне редко оказываются признательны, — пожал плечами шаман. — Я привычный. Не отклоняйся от темы. Пластику клапанов ты можешь сделать?

— Не знаю. Никогда не пробовала. И с техникой не знакома.

— А перевязку перфорантных вен?

— Тоже не пробовала, — вздохнула Карина. — Но запаивать сосуды для меня не проблема.

— Так запаивай.

— Но если…

— Нет никаких «если». Либо ты его лечишь, либо он умирает от заражения крови или чего похуже. Любые колебания только ухудшат ситуацию. Делай!

От резких командных ноток в его голосе Карина вздрогнула. Она взглянула на Панариши с новым интересом. На лице мужчины не читалось ничего, кроме спокойной уверенности — то ли в ее способностях, то ли в своем праве отдавать приказы. А ведь он довольно молод, мелькнула в голове непрошенная мысль. Молод и… красив. Или нет, не красив, а… привлекателен, несмотря на резкие грубые черты лица. Если остричь и причесать растрепанную гриву волос, стереть с физиономии дурацкую раскраску, вымыть и одеть в нормальную одежду…

Додумывать мысль она не стала. Не время. Что же ей делать с пациентом? Панариши прав: любая помощь лучше, чем никакая. Конечно, можно связаться с кем-нибудь из своих и через Ольгу передать запрос в Княжества. Наверняка там найдут специалистов… а толку-то? Как они поставят диагноз, если в глаза проблему не видели? Процесс обмена займет не менее суток — или как там их спутник ходит? — и почти наверняка приведет к пустой трате времени.

— Хорошо, — решительно сказала она. — Я сделаю.

— Замечательно! — одобрил шаман. — Действуй.

Едва слышно фыркнув — ишь, раскомандовался, поклонник Тилоса! — Карина склонила голову и закрыла глаза, чтобы не мешали. Несколько минут она разбиралась в мешанине сосудов и капилляров. Ну и головоломка! И как сосудистые хирурги в них ориентируются?..

— Готово, — сообщила она через несколько минут. — Тамша, давай мазь и бинты, надо перевязать рану. Три протока запаяны наглухо. Если причина изъязвления крылась именно в них, то теперь нога должна пойти на поправку. Язву я тоже закрыла, но там слишком много полумертвой ткани, ее сращивать бессмысленно. Все равно отомрет. Сейчас ему нужен покой и хорошее питание, чтобы ткани регенерировали. Господин Панариши, ты не мог бы перевести…

Шаман кивнул и быстро заговорил на местном тарабарском наречии. Оба мужчины — и молодой, и пожилой — оживленно закивали, переводя взгляды с Карины на Тамариши и обратно, что-то отвечая. Дождавшись, когда закончится перевязка, молодой ловко подхватил старого на закорки и, кланяясь, задом выбрался за полог.

— Через период его приведут на повторный прием, и ты сможешь проверить, насколько хорошо сработала, — сообщил шаман.

— Все-то ты предусмотрел, господин Панариши! — сурово заявила Цукка, вставая перед мужчиной и снова упирая кулаки в бедра. — А теперь рассказывай, что ты такое и откуда взялся. И почему изображаешь из себя шамана, хотя и близко им не являешься. А ну?

— Девочки, вы не обидитесь, если я предложу, как принято у вас в Катонии, общаться без формальностей? — поинтересовался шаман, и в его глазах блеснул отблеск скрытого смеха. — Я слишком стар, чтобы тратить время на такую ерунду, как «сама» или «госпожа», да и вам станет проще зверски пытать меня с целью извлечения информации. Ну как?

— Не возражаю, — Карина встала рядом с Цуккой и уперла кулаки в бока ничуть не менее воинственно, чем та. — Тамша, подожди, пожалуйста, на улице, пока я его… уговариваю.

Тамша быстро кивнула и вышла, ничуть не удивленная просьбой.

— Ну? — переспросила Цукка. — Гос… Панариши, ты собираешься отвечать?

— Не-а, — безмятежно заявил шаман. — Скажем так: в местных краях хватает дракононенавистников. А Шай — дурак. Не по уму, а просто по молодости. Опыта ему не хватает. Притащить тебя сюда, Кара, да еще и позволить свободно общаться с людьми — все равно что бросить кристалл соли в перенасыщенный раствор. Был бы он поопытнее — никогда в жизни такой глупости не совершил бы.

Нет, ну каков нахал! Когда, интересно, они накоротке успели сойтись? И откуда он, чужестранец, вообще знает ее фамильярное имя? Карина медленно выдохнула воздух сквозь суженные ноздри и открыла рот для тирады, но шаман снова опередил ее. Он легко поднялся со скамьи, каким-то легким неуловимым движением оказался у женщин за спинами, приобнял их за плечи и подтолкнул к пологу, по молчаливому уговору считавшемуся «дверью».

— Как я уже сказал, Кара, тебя ждет еще одно дело. Я ни при чем, оно само пришло, честное слово. Но расхлебывать придется тебе самой.

Карина тихо застонала, но подчинилась. Ну что там еще такое?

«Такое» оказалось двумя мужчинами среднего возраста. Они тихо сидели на корточках посреди опустевшей площадки перед «клиникой» — а очередь-то куда подевалась? опять Панариши распорядился? — и терпеливо ждали ее появления. По краям площадки отиралось десятка два зевак, стояли трое старейшин — господин Мамай и еще двое, имена которых Карина так и не запомнила. Рядом, и в то же время немножко отчужденно, расположились господин Шаттах с сыном. Еще нескольких мужчин испуганно жались друг к другу возле угла ближайшей хижины, а чуть поодаль кучковалась стайка женщин — пятеро или шестеро с затянутыми капюшонами кубал и две в глухих головных платках, оставляющих открытыми только глаза.

Сидящие на корточках дружно бухнулись на колени и уперлись лбами в землю.

— Поздравляю, Кара. Ты первая женщина, к которой в здешних местах мужчины пришли за судом, — проговорил шаман. Внезапно смешливые нотки исчезли из его голоса, и он стал каменно-серьезным. — Избранная Дочь, они хотя услышать твое решение. Я готов переводить, но решать тебе.

Он сделал знак, и один из мужчин, распрямившись, быстро заговорил. Второй затараторил следом, и Панариши оборвал обоих властно поднятой рукой. Он что-то сурово сказал, и один из мужчин закивал, после чего заговорил куда медленней.

— Сан Миссар два года обрабатывал участок поля, выделенный общиной его соседу, сану Кучуму, — начал переводить шаман. — Сосед сильно болел и не мог работать. Сан Миссар в деревне человек новый, а потому община не выделяла ему землю. Обычная практика в здешних краях, — пояснил он. — Что-то вроде ценза оседлости — земля выделяется не ранее, чем через несколько лет проживания в деревне, своего рода защита от неусидчивых бродяг. До того человек работает на плантациях батраком, а то и рабом. Или живет в чьей-нибудь семье как дорей. Так вот, сан Миссар со своей семьей работал два года на поле сана Кучума, выращивая маяку, и выручку от продажи урожая они делили поровну. Маяку, — снова пояснил он, — Дракон отбирает всю, но платит за нее небольшие деньги. Примерно пятидесятую часть того, сколько она стоит на международном черном рынке наркотиков. Для местных и столько очень много. Теперь сан Кучум выздоровел, выгоняет сана Миссара с поля и требует у него вернуть половину того, что сан Миссар получил в предыдущие годы. Сан Миссар утверждает, что не может вернуть деньги, потому что уже все потратил, и что та несправедливо — уговор был честным и заключен при свидетелях.

— А почему тогда хозяин требует возврата денег? — удивилась Карина.

— Сейчас спросим, — он повернулся ко второму мужчине, и тот заговорил. — Сан Кучум утверждает, что в его деревне справедливая плата именно такова — четверть дохода батраку, остальное хозяину. Два года назад договор заключал его брат, молодой и неопытный, только что купивший первую жену и не знавший деловых обычаев. Сам сан Кучум как раз болел тем, что называется головной горячкой. Ее вызывает небольшой паразит, — в очередной раз пояснил шаман, — личинка ленточного червя гётю, живущего в кишечнике коров. Ее цикл развития включает стадию пузыря в разных тканях зараженного организма, в том числе в мозге. Пузырь получается из личинки, проглоченной с едой и проникшей в кровь из желудка. Пузырь медленно развивается и выделяет яд, который, если пузырь сформировался в мозгу, делает человека слабоумным. В человеке, в отличие от животных, пузырь рано или поздно погибает, и функции мозга восстанавливаются. Сан Кучум, как утверждается, страдал именно такой болезнью, так что действительно не мог соображать, что происходит. Теперь он требует восстановить справедливость и вернуть ему причитающиеся деньги. Что скажешь, Кара?

— А почему я должна решать? — устало спросила Карина. — Я-то при чем? Я вообще иностранка, в местных обычаях не разбираюсь. Почему они ко мне пришли?

— Потому что ты Избранная Дочь! — хихикнула Цукка. — Верно, Панариши?

— Точно, — шаман подмигнул ей, и они оба в унисон хитро улыбнулись. — Цу, хочешь, мы тебя ее заместителем назначим?

— Уже назначили! — фыркнула та. — Панариши… слушай, раз уж мы без формальностей общаемся, как тебя покороче звать?

— Покороче? — шаман склонил голову на бок. — Нет стандартного сокращения. Шаху и еще кое-кто зовет меня Риш. Скажем, Рис, чтобы вам легче произносить.

— Заметано. Рис, я, в отличие этой глупой юной особы, давно поняла, что никуда нам не деться. Если бы она свои способности направо и налево не демонстрировала, может, и удалось бы отбиться. А так… Кара, пророчица ты наша, решай давай. Люди ждут. Или я за тебя решу, как твой заместитель.

— Да что вы оба ко мне привязались! — возмутилась Карина. — Я врач! Врач, а не судья, не юрист и даже не местный землевладелец! Как я решить должна? У них тут что, своих судей нет за ненадобностью?

— Судьями обычно выступают старейшины деревни, — хмыкнул Панариши. — Но они не знают, что сказать. Оба правы. И договор заключен честно, и брат сана Кучума явно ошибся по неопытности. Так что ты — последняя инстанция. Верховный и апелляционный суд в одном флаконе.

— Не хочу я ничего решать! — угрюмо заявила Карина. — Пусть сами как-нибудь разбираются. Жили тут без меня тысячу лет, и еще тысячу проживут.

— Попытки уйти от ответственности ничем хорошим не заканчиваются, — невозмутимо заявил шаман, присаживаясь на корточки. — Если ты не решишь за них, дело может кончиться кровью. Денег у сана Миссара, скорее всего, действительно нет, а сан Кучум твердо уверен, что тот его обманул. Сан Миссар в той деревне считается чужаком, и родственники сана Кучума почти наверняка его убьют. А у него семья.

— Тогда пусть господин Кучум забудет о деньгах! — твердо заявила Карина. — Договор же заключен честно?

— Тогда пострадает тот, кто заключил несправедливый договор — брат сана Кучума. Убить не убьют, все-таки родственник, но могут отобрать общинный надел и даже изгнать из деревни. А у него сейчас двое малолетних детей, которых нужно кормить. Они вполне могут умереть от недоедания. Мир жесток, Кара. Очень жесток. Жизнью в нем поплатиться можно в любой момент и почти ни за что. Такие, как ты, редко замечают всю его несправедливость, но от того она никуда не девается. Сейчас от твоего решения — или его отсутствия — зависят человеческие жизни. У тебя нет иного достойного выбора, кроме как принять ответственность на себя.

Карина взялась за голову и бессильно села на пятки прямо на голую землю. Истец и ответчик немедленно снова уткнулись лбами в пыль.

— Ну за что мне такое наказание? — в пространство спросила она. — Чем я заслужила? Сначала меня украли и притащили сюда. Потом отрезали голову совершенно незнакомому человеку, чтобы я не могла уйти. Теперь заставляют решать тяжбу, где куда ни кинь, всюду кто-нибудь да умрет. Панариши, а что ты посоветуешь?

— Ты примешь любое мое решение? — усмехнулся шаман. — Даже если я прикажу убить обоих прямо здесь и сейчас? А я могу — чтобы другим стало неповадно тебя беспокоить по мелочам.

— Панариши! — зло оскалилась Карина. — Вот только попробуй!

— Значит, решай сама, — Панариши перетек в позу со скрещенными ногами. — Итак, Избранная Дочь, твое слово?

Карина застонала. Пару минут она сидела, тупо глядя в землю. Мыслей в голове не осталось, только в звенящей пустоте черепа гулко отдавалось биение сердца. Потом она вздохнула.

— Ну, раз вы мне выбора не оставляете… Панариши…

— Рис, — перебил ее шаман. — Раз уж договорились.

— Хорошо, Рис. Владелец поля, как его…

— Сан Кучум.

— Сан Кучум действительно болел мозговой горячкой?

— Он так утверждает. И я замечаю у него характерные остаточные симптомы — затрудненность движений и легкую нескоординированность движений глаз. Наверняка он сейчас не в состоянии четко видеть. Можно и свидетелей спросить — вон они толкутся. Но ты можешь проверить сама. Ты же умеешь видеть человека насквозь. Проверь его мозг — там должны остаться следы пузыря. На вскрытии они очень характерно выглядят. Думаю, и со сканером не ошибешься.

На вскрытии? Карина подозрительно взглянула на шамана. Определенно, он что угодно, только не шаман. Но с какой целью он прикидывается и кто он вообще такой?.. Нет, потом. Нужно решать проблемы по одной за раз. Она потянулась и заглянула через сканер в голову истца. Хорошо знакомая объемная серая картинка головного мозга появилась у нее перед глазами. В мозжечке замерцал тускло-серым небольшой размытый комочек — умный сканер отфильтровал определенно чужеродное включение, органическое, мертвое, но еще не рассосавшееся до конца.

— Похоже, он говорит правду, — констатировала она, устало потирая глаза кулаками. — В мозге остатки чего-то постороннего. Рис, он согласен с тем, что договор его брат заключил честно, при свидетелях, без принуждения, ну и все такое?

Панариши переспросил, и истец, на мгновение оторвав лоб от земли, что-то ответил.

— Он согласен, — сообщил шаман. — Но считает, что договор несправедлив.

— Я уже поняла. Ох… что же сказать?

Она снова задумалась, бессмысленно водя по пыли пальцем.

И тут до нее дошло.

— Рис, о поле ЧЕГО идет речь? — сквозь зубы спросила она.

— Маяки.

— Той, из которой наркотик делают? — Карина резко вскочила на ноги, сжав кулаки. — И ты хочешь, чтобы я наркоторговцев между собой мирила?

— Они не наркоторговцы, — на лице шамана не дрогнул и мускул. — Они всего лишь выращивают маяку. Под принуждением Дракона, смею заметить. Но вообще-то я ничего не хочу. Я наблюдаю, как ты решаешь проблему, только и всего.

Карина зашипела, словно разъяренная кошка, и оба мужчины, оторвав лбы от земли, испуганно на нее уставились.

— Рис, значит, я Избранная Дочь? — сквозь зубы спросила она. — Давно предсказанная и так далее?

— Ага, — слегка ухмыльнулся он. — Я, кажется, тебе еще вчера о том сказал, в храме Тилоса. В присутствии двоих легитимных свидетелей.

— Ну, тогда переводи, и переводи точно! Готов?

— Кара, ты меня пугаешь, — негромко заметила Цукка. — Может, остынешь сначала немного?

— Рис, передай им мои слова, — Карина не обратила на слова подруги никакого внимания. — Маяка — зло и мерзость перед лицом… э-э-э, духов. Тот, кто выращивает ее, виновен в убийстве так же, как виновен человек, ударивший другого ножом. Перед лицом богов я заявляю: выращивающие маяку правосудия недостойны и не имеют права его искать! Все остается как есть. Господин Кучум не получит свои деньги и должен забыть о справедливости и несправедливости. Путь оба уходят домой и передают всем мои слова: тот, кто выращивает маяку, проклят перед богами, и очиститься может, только уничтожив все ее запасы и никогда больше не выращивая ее! Я сказала.

Часть зевак вокруг площади, очевидно, понимающих общий, возбужденно загалдела еще до того, как Панариши закончил переводить. Господин Мамай принялся что-то втолковывать остальным старейшинам. А когда шаман закончил, зашумели и остальные. Смуглые лица истца и ответчика посерели. Они на четвереньках попятились, потом дружно развернулись, вскочили на ноги и пустились наутек. Свидетели рысцой потрусили за ними.

— Что-то мне подсказывает, что Дракону твои слова очень не понравятся, — философски заметила Цукка, присаживаясь на корточки рядом с шаманом. — Спорим, что господин Дурран прибежит выяснять отношения не позже, чем через час? Рис, что скажешь?

— Что несколько преждевременно… — под нос пробормотал тот, но тут же встрепенулся. — Кара, ты понимаешь, что для местных жителей маяка — практически единственный способ заработать деньги? И что если они ее дружно начнут уничтожать, то останутся без самого необходимого. Они даже котелки с масляными лампами покупать не смогут.

— Ты мне сам сказал решить, — Карина внезапно потухла и сгорбилась. — Я решила. Прости, Рис, но если ты хочешь делать по-своему, делай сам. Я не кукла на ниточках, чтобы ходить по чужим тропинкам. Наркотики — зло. Котелки и лампы местных жителей — чьи-то смерти там, у нас дома. Не проси у меня сочувствия для тех, кто выращивает маяку, не дождешься.

— А я разве сказал что-то против? — удивился Панариши. — Просто мне хотелось, чтобы ты осознавала все причины и следствия, связанные с твоими поступками. Ты решила — и замечательно. Боюсь только, последствия окажутся… забавными.

— Возможно, но вряд ли более забавными, чем ты сам, Рис, — Цукка повернулась к нему так, что их лица оказались вровень. — Ты не надейся, мы не забудем, что за тобой должок.

— Должок?

— О себе рассказать ничего не хочешь?

— Торопишься, Цу, — непонятно усмехнулся шаман. — Кара, у тебя, между прочим, еще одна проблемка есть. И уж ее-то ты точно сама себе организовала, за язык никто не тянул.

— Что? Ты о чем?

— О том, — Панариши кивнул в сторону оживленно общающихся между собой старейшин. — Я попросил их подождать, пока ты не свершишь суд. Теперь их очередь.

— Только не говори, что и они меня о чем-то просить хотят! — безнадежно сказала Карина. — Им-то что нужно?

— Как мне помнится, тебе от них кое-что нужно. Сан Мамай! — Панариши махнул рукой. — Сама Карина готова вас выслушать.

Старейшины нерешительно переглянулись и робко приблизились. Еще раз переглянувшись с товарищами, староста деревни подергал себя за бороду, и тяжело вздохнул.

— Момбацу сама Карина! — неуверенно начал он. — По поводу твоего приказа… женщинам ходить простоволосыми…

— Ну? — сумрачно спросила Карина. — Что не так?

— Пожалуйста, скажи, что мы можем оставить все, как раньше! — взмолился Мамай. — Испокон веков наши женщины открывали свои лица и волосы только мужьям и близким родственникам. Открыть лицо постороннему — позор на весь мир! От лица деревни прошу — не отдавай наших женщин на осмеяние!

Внезапно Карине стало смешно. Так смешно, что она едва удержалась от неприличного хихиканья. Она уже напрочь забыла про свою вчерашнюю вспышку, но сейчас смесь почтительного преклонения и мучительного стыда на лицах стариков живо воскресила в памяти ее вчерашнее настроение. Значит, полагаете, что я Избранная Дочь? Или великий шаман? Ну, ребята, я вам покажу, что такое культ личности! Придется вам или учиться думать самостоятельно, или подчиняться моим капризам.

— Весь мир, господин Мамай, полагает, что женщина ничуть не хуже мужчины, — холодно сказала она так, чтобы ее слышали все зеваки. — Только в ваших краях ее почему-то заставляют прятаться от мира, как какое-то неприличное животное. Я требую, чтобы кубалы и головные платки были ликвидированы. С сегодняшнего дня. Ты понял меня, господин Мамай?

— Я понял тебя, момбацу сама Карина, — уныло подтвердил Мамай. — Мы сделаем, как ты велишь. Я соберу людей на площади. Только, прошу тебя, объяви им сама, а то мужчины побьют нас.

— Как хочешь, — царственно кивнула Карина. — Собирай народ, а я скажу.

Старейшины, закланявшись, развернулись и быстро пошли, почти потрусили в сторону площади.

— «Собирай народ, я а я скажу!» — весело передразнила ее Цукка. — Кара, в тебе словно два разных человека уживаются. Одна — застенчивая девица, которая боится людей, словно кролик удава. Другая — командирша, которая Мати сто очков вперед даст.

Карина дернула плечом и ничего не ответила.

— На самом деле человек в ней один и тот же, — задумчиво проговорил шаман, поднимаясь с корточек. — Только чтобы пробудить в ней командирские качества, следует дать ей хорошего пинка. Или как-то еще разозлить. А без того она предпочитает сражаться с чудищами и вообще тащить весь мир на своих плечах в одиночку. Знаешь, Цу, напоминает она мне одну женщину — Элизу, паладина Курата в приморском…

Он резко осекся.

— После воспоминания, — ровно произнес он. — Шаху, — он бросил взгляд на с интересом наблюдающего за сценой Шаттаха, — как настроение?

— Как и с утра. Не волнуйся, Рис, мы не передумали, — он широко ухмыльнулся. — В конце концов, такая возможность для профита открывается! Торгаш вроде меня за нее удавится.

— Только поаккуратнее с рекламными акциями, — хмыкнул в ответ Панариши. — Ну что, великолепные момбацу самы, двинулись на площадь?

— Двинулись, — согласилась Цукка. — Кара, хочешь, я тебе в ухо нашептывать стану? А то ты опять чего-нибудь не то скажешь.

— Сама скажу, — буркнула Карина. Веселье ушло так же внезапно, как и нахлынуло, и теперь в животе у нее медленно собирался холодный тяжелый комок. Пойти наперекор общественному мнению, пусть даже заведомо неправому… Или правому? На свой манер? В конце концов, в Княжествах, да и в Северном поясе представления о приличиях от катонийских заметно отличаются. Почему здесь правила не могут соблюдаться иначе?

Нет. Приличия — одно. Унижение, превращающее женщину в безликую безголосую фигуру, совершенно иное. Если подумать, то сокрытие лица может играть защитную роль в примитивных обществах, где сильный самец всегда может отобрать привлекательную самку у слабого. Но что за общество, в котором приходится прибегать к таким мерам? Если она хочет сделать из Муммы приличное место…

А она хочет?

Максимум через пару недель их с Цуккой судьба решится — или их убьют, или отпустят домой. В предположении, конечно, что сумасшедший Шай не соврал и не передумает. В любом случае ее здесь не станет — а местным здесь жить и дальше. Не случится ли так, что изменения, которые случатся из-за нее, только ухудшат их положение? И потом, какое у нее вообще есть право что-то менять? Она здесь всего лишь временный гость, не понимающий и сотой доли обычаев и привычек. Местные пути неведомы для нее, и, пытаясь спрямить кажущуюся кривой тропку, она рискует угодить в непролазную топь.

Еще не поздно отказаться. Она потеряет лицо — ну и что? Какое ей дело до того, что о ней подумают? Она не знает аборигенов, они не знают ее, и когда она исчезнет из их жизни, останется только изустно передаваемая история, в которой все равно все переврут до неузнаваемости. Какое ей дело до их мнения?

А Панариши? А Шаттах? А Тамша, бесправная, до срока увядшая дорея, которой так никогда и не суждено выйти замуж? Бездомная бесправная Тэйсэй, которой через два-три года предстоит спрятать тихую застенчивую улыбку под бесформенным капюшоном женского платья? Они ей тоже безразличны?

— Кара! — встревоженная Цукка потрясла ее за плечо. — Ау! Ты с нами? Где ты мыслями витаешь? Может, ну ее, твою идею? Серьезно, если раздумала, не надо.

— Рис, — Карина в упор посмотрела на шамана. — А что ты думаешь по этому поводу? Должна ли я заставлять местных женщин избавляться от кубал? Ты здесь родился, ты лучше знаешь местные привычки. Все действительно так плохо?

— Каждый поступок имеет свои корни и свои плоды, Кара, — серьезно сказал шаман. — Корни твоего я вижу отчетливо. Плоды… пока нет. Я родился не в здешних краях, на моей родине женщины лицо не скрывали. Я вижу, что ты начала сомневаться. Сомнение — очень полезная вещь, оно предостерегает нас от ошибок. Но ты не должна позволять ему стать главным чувством в своей жизни. Время сомнений рано или поздно проходит, и наступает время Та, когда следует принимать окончательное решение и следовать ему без раздумий. Как я уже говорил тебе, бежать от ответственности нельзя. Другие в конце концов примут решение за тебя, и не факт, что оно тебе понравится. Ты — сильная мира сего, нравится оно тебе или нет, и ты не имеешь права прятаться от окружающих проблем. Решай и действуй.

— Время Та… — пробормотала Карина, вздрогнув от звуков донесшегося с площади гонга. — Ты следуешь Пути безмятежного духа, Рис?

— Я знаю о Пути немало. Хотя, как напоминает белая лента, даже Ведущий по Пути — всего лишь ученик. Так и быть, я дам тебе опору, пусть и не очень надежную, — в его глазах снова блеснули искорки сдерживаемого юмора. — Знай: сейчас ты просто не в состоянии совершить непоправимую ошибку. Выставить себя взбалмошной самодуркой можешь, а добиться чего-то сверх того — нет. Успокоил?

— Сверх всякой меры, — Карина поежилась. — Ну ладно, тогда пришло время выставлять себя взбалмошной самодуркой. Пойдемте на площадь.

Когда она, сопровождаемая Цуккой и Панариши, вышла к своему новому дому (который, как она поклялась про себя, все равно пойдет под стационар, и точка!), деревенскую площадь уже заполнил народ. При ее появлении ропот голосов резко смолк, словно кто-то выключил звук. Люди подались назад, освобождая место, и она, решительно ступая, вышла в самый центр свободной площадки, чувствуя, как взгляды собравшихся почти физически давят на нее, пригибая к земле.

— Слушайте меня, — громко сказала она, тщательно изгоняя из голоса даже намек на нерешительность и колебания. Несколько голосов в толпе забормотали, переводя ее слова. — Вы все меня знаете. Я — Карина Мураций из далекой заморской страны Катония. Я лечу вас от болезней и спасла вас в ту ночь, когда гремел подземный гром. А еще многие называют меня Избранной Дочерью.

Все, кто я такая, я напомнила — словно кто-то мог забыть. Как бы теперь сделать плавный логический переход к теме выступления? А, наплевать на логику!

— В моей стране женщины свободны. Они имеют те же права, что и мужчины, и ни один мужчина не может принудить женщину ни к чему, если она того не хочет. Никто не может купить женщину в жены, брак — всегда дело добровольное, требующее согласия и жены, и мужа. Я знаю, что у вас свои традиции, свои привычки, позволяющие выживать посреди дикой природы. Но бесправие женщин к таким полезным обычаям не относится. Именами всех богов приказываю: с сего дня женщина больше не бессловесная вещь! Женщины имеют право ходить с открытой головой… и вообще голыми, если захотят!..

Что я говорю? Как меня занесло в тему общей эмансипации? Я же хотела только про кубалы сказать!..

— …и никто не имеет права покупать и продавать их, как вещи. И вообще, приказываю всем женщинам убрать у платьев капюшоны и с сегодняшнего дня ходить простоволосыми, если нет дождя! Вот. Я сказала.

Глубокая тишина, нарушаемая только пением птиц и прочими далекими лесными звуками, окутала площадь. Несколько невыносимо долгих мгновений Карина, внутренне сжавшись, ожидала шквала возмущенных выкриков. Возможно, даже града камней — или как тут принято наказывать слишком смелых женщин? Потом внезапно она почувствовала движение у своего левого плеча.

— Вы знаете и меня все двадцать восемь лет, что я живу на свете, — громко сказал господин Шаттах, выступая вперед. — Многие знают, что я говорил про женщин то же самое, что только что произнесла сама Карина. Нет для женщины стыда в том, чтобы ходить с открытыми волосами и лицом. Обе мои жены не носят капюшоны дома, и я не хочу, чтобы моя дочь когда-либо надевала на себя это позорное уродство. Маха, Хабиба! — он повернулся, и две женские фигуры в кубалах с готовностью выступили из толпы. — Снимите капюшоны. Сейчас же!

Похоже, приказ для женщин неожиданностью не стал. Без колебаний, двигаясь почти синхронно, они распустили завязки на лице, растянули лицевое отверстие и одновременно сдернули капюшоны на спину. Толпа дружно вздохнула. Под кубалой, как Карина знала по встречам во время купания в речке, местные женщины завязывали волосы в тугой практичный узел. Однако обе жены Шаттаха заранее собрали длинные волосы в косы, охватывающие голову по окружности. В их ушах под лучами солнца сверкнули капли сережек, и две серебряные то ли брошки, то ли монеты засияли на лбах, подвешенные на золоченых цепочках. Карина видела обеих без кубал только однажды, когда спасала Шаттаха от муллулубы, и в ее памяти отложилось что-то встрепанное и перепуганное. Несмотря на то, что местный тип лица до сих пор казался Карине несколько странным и неуклюжим, сейчас они касались ей почти красавицами — четко очерченные лица, крупноватые, но не слишком, носы с горбинками, большие черные глаза и спокойные улыбки.

Толпа негромко ахнула. Женщины, плавно ступая, подошли к мужу, развернулись лицом к толпе, и торговец ласково обнял обеих за плечи.

— Никогда, — громко сказал он, — никогда больше мои жены не наденут на головы проклятые тряпки, скрывающие от мира их красоту. Я горжусь ими и хочу, чтобы все видели, чем я горжусь. Ни мне, ни им нечего стыдиться. Мамай! — он посмотрел на старейшину, на физиономии которого держалась унылая мина. — Что насчет твоих жен? Ты ждешь, чтобы сама Карина повторила приказ?

— Нет, Шаттах, — кисло проговорил Мамай. Судя по его лицу, сейчас он горько проклинал день, когда вертолет с Кариной и Цуккой опустился на ту самую деревенскую площадь, где они сейчас стояли. — Муса, Биссамал, снимите капюшоны.

Он уставился в землю, словно не желая видеть позор своих жен. Те, однако, мешкать не стали. Очевидно, они заранее морально подготовились к тому, что произойдет, а потому сдернули свои капюшоны ничуть не медленнее, чем жены Шаттаха. Их седые волосы и морщинистые лица, на которые редко падали лучи солнца, казались слегка смущенными, но не подавленными и не перепуганными.

— Тамша! — Карина обернулась к служанке, жавшейся поодаль. — Давай, ты тоже.

— Ма, сама Карина, — откликнулась та. — Сейчас.

Она суетливо потянула за тесемки кубалы, но те запутались, затянулись и поддаваться не пожелали. Карина дотянулась манипулятором до узла и одним движением порвала его. Тамша неожиданно для себя вынырнула из капюшона, словно ныряльщик из омута, и замерла, испуганно моргая глазами.

— Ну, а остальные чего ждут? — осведомился Шаттах, обводя замершую толпу взглядом, и в его голосе прорезались командные нотки. — А ну-ка, капюшоны снять!

Толпа словно вскипела. Тут и там женщины поспешно распутывали тесемки кубал, путаясь в них, словно впервые в жизни, и один за другим капюшоны откидывались назад, выпуская на свежий воздух женские головы: молодые, старые, черноволосые и седеющие, круглые и вытянутые, растрепанные и с гладкими прическами. Некоторые пытались смущенно закрыть волосы ладонями, но, разумеется, безуспешно. Мужчины бросали вокруг растерянные взгляды, словно разрываясь между желаниями зажмуриться и пялиться во все глаза на невиданное ранее изобилие обнаженной женской кожи. Карине снова стало смешно. Она прикинула, не следует ли дополнительно приказать укоротить подолы хотя бы до колен, а рукава — до локтей. Наверное, не стоит. Мужики тоже ходят закутанные, и при обилии летучих и кусучих насекомых такое имеет практический смысл. Только они с Цуккой для жужжащей и звенящей живности почему-то несъедобны, а местным лучше предохраняться: какую заразу могут переносить местные комары и мухи, еще только предстоит выяснить. Когда она заведет себе баклабораторию с надлежащим оборудованием, разумеется.

Панариши громко произнес несколько фраз, и толпа, загомонив, начала потихоньку расползаться.

— Я сказал, что духи станут следить за женщинами, — пояснил шаман. — И если кто-нибудь из них наденет капюшон не для защиты от дождя или ветра, сообщат тебе. Или сами накажут и женщину, и ее мужа.

— А они накажут? — поинтересовалась Цукка.

— Я о том позабочусь, — ухмыльнулся шаман. — Ты даже представить себе не можешь, какой воспитательный эффект имеет простейшая ветряная свистулька из глины, незаметно засунутая в щель в стене. Шаху, спасибо за помощь. Разыграно как по нотам.

— Разыграно? — с внезапным подозрением взглянула на него Карина. — Вы что, заранее сговорились?

— Конечно, — пожал плечами шаман. — Любую импровизацию всегда следует хорошо подготовить заранее.

— О… — Карина растерянно взглянула на обеих жен торговца, ласково ей улыбнувшихся. — Я… я прошу прощения, госпожи, что вам пришлось… Что вам пришлось… первыми…

— Сама Карина, — одна из жен шагнула вперед. — В городах, куда мы ездили для торговли, мы всегда ходили без капюшонов, но здесь нам приходилось натягивать их снова. Шаху давно мечтал о том, как мы сможем вместе пройти по деревне, ни от кого не скрываясь, и теперь его мечта исполнилась. Спасибо тебе.

— И вы не чувствуете себя плохо? — неуверенно переспросила Карина.

— Нет, сама Карина. Мы давно привыкли. Теперь пусть привыкают и соседи. Кстати, меня зовут Хабиба, а она, — женщина кивнула на вторую жену, — Маха. Раньше это не имело значения, все равно нас никто не мог различить под кубалами. Но теперь наши имена обрели смысл, и за то тебе отдельное спасибо. Маха плохо знает общий, но я говорю и от ее имени.

— Всегда пожалуйста, сама Хабиба, — облегченно вздохнула Карина. — А если кто-то из мужчин скажет вам что-нибудь плохое из-за того, что вы теперь без кубал, передай мне. Я его отучу языком болтать!

— Я отучу его первым, — фыркнул Шаттах. — Спасибо, сама Карина, ты очень помогла нам. Река перемен наконец-то принесла свежие воды…

Он низко, но с достоинством поклонился и вместе с женами пошел по тропинке к своему дому. Карина смотрела ему вслед, и на ее сердце внезапно стало легко-легко. Что бы ни случилось с ними в дальнейшем, снова надеть мерзкие капюшоны на женщин окажется не так-то просто. В конце концов, ее устами вещают сами духи, разве не так?

— Ну что, Кара, раз уж мы пришли домой, пошли обедать, — сказала Цукка. — Когда ты закончила с тем дедом с язвой, часы показывали без пятнадцати десять. Сейчас, наверное, полпервого, и у меня в желудке бурчит. Рис, у нас никаких больше срочных дел не осталось? Ну, там боги в гости пожаловать не намерены? Или еще что-то такое в таком духе? Ты не надейся, я не забуду, что ты нам свою историю должен рассказать. Ну-ка, пошли в дом! Кара, приготовься его ловить, если сбежать попытается.

— Женщина — самое мстительное существо в мире, — вздохнул Панариши. — Но у меня есть еще одна отговорка — вон она идет. Или бежит?

Дурран, действительно, почти бежал, яростно распихивая по сторонам отшатывающихся деревенских, не успевших отскочить в сторону. Младший Коготь сверкал оскаленными зубами, его глаза метали молнии, а в руке он сжимал внушительных размеров пистолет.

— Сама Карина! — проскрежетал он, останавливаясь перед женщинами. — Правда ли, что ты подбиваешь людей сжигать посевы и запасы маяки?

— Я? — поразилась Карина. — О чем… а! Господин Дурран, я не подбивала никого и ни на что. Я просто заявила, что маяка — зло, и что выращивающие ее могут забыть о божественной справедливости. Я что-то не так сказала? — она как можно невиннее захлопала ресницами.

— Ты подбиваешь людей на открытый бунт! — все так же сквозь зубы рыкнул Дурран. — Как ты смеешь!..

— Она, как мне помнится, никого на бунт не подбивала, — заметил Панариши, изучая Младшего Когтя из-под полуприкрытых век. — Она всего лишь высказала свое мнение.

— Люди называют ее Избранной Дочерью, шаман! Причем с твоих слов! — Дурран резко развернулся к нему, поднимая пистолет. — Ты виновен не меньше ее! Думаешь, если люди верят в твои сказочки, ты можешь творить все, что захочешь? Ты готов пойти против Дракона, шаман?

— Господин Дурран! — крикнула Карина. — Остановись!

Она ухватила манипулятором ствол пистолета и вздернула его вверх, не вырывая, однако, оружия из руки Младшего Когтя. Хватит с того и одного публичного унижения. Тот, почувствовав, что оружие ему не подчиняется, бешено глянул на нее, но разумно не стал демонстрировать данный факт пялящимся на него деревенским, сделав вид, что сам отвел дуло.

— Господин Дурран! — уже спокойнее сказала Карина. — Я сожалею, что мои слова доставили тебе лично неудобства. Однако я сказала то, что сказала, и при необходимости повторю. Маяка — зло. Наркотик, который делают из нее, губит человеческие жизни. Ты знаешь, во что он превращает людей всего через год-другой регулярного приема? Я врач, я видела. Я бывала в реабилитационных центрах — и ужаснее картины не встречала. Ваша маяка ежегодно губит десятки тысяч людей только в Катонии и сотни тысяч — по всему миру. Я отдала бы жизнь за то, чтобы уничтожить ее раз и навсегда!

— Так вполне может случиться! — рявкнул Дурран. — Ты что, не понимаешь, что как только слухи о твоих словах дойдут до моих командиров, ты — труп?

— Пусть, — Карина твердо выдержала его взгляд. — Но я не отступлю. Господин Дурран, разве ты не понимаешь, что ваш Дракон наживается ценой смерти людей?

— Да что нам ваши люди! — ощерился Дурран. — Вы, сытые людишки! Вы живете в своих благополучных странах, ничего не зная о нашей жизни! Ты знаешь, как я рос? Я жил как крыса, умирал с голода на деревенских улицах, дрался за объедки на помойке у казарм Караванной Охраны! Когда я вырос достаточно, чтобы поступить в грашскую армию, я нанялся рекрутом — и нашу часть немедленно послали в другой город, название которого ты никогда в жизни не слышала, чтобы подавить бунт таких же уличных крыс, как я! Пятнадцать лет я служил поганым грашградским толстосумам, а когда меня выбросили на улицу в звании старшего рядового, в моем кармане осталось десять бумажек по тысяче вербов. Хоть кто-то в вашей откормленной Катонии, жирующей на меди, серебре, алмазах и уране из грашских шахт, задумывался о моей жизни? О том, что в тех самых шахтах каждый год от обвалов гибнут сотни шахтеров — простых людей, которым нечем больше заработать себе на жизнь? Почему я должен думать о безвольных людишках, не слышавших даже слова «честь»? Их никто и никогда не заставляет колоть себе маяку насильно, они хватаются за шприц от того, что их жизнь не имеет никакого смысла! Так пусть подыхают в своем дерьме и блевотине!

— Значит, ты борец за справедливость? — задумчиво спросил Панариши. — Продавая наркотики, по-твоему, Дракон восстанавливает нарушенный мировой баланс, или что?

Дурран дернулся, цепляясь за рукоять неподвижно висящего в воздухе пистолета.

— Дракон хотя бы понимает, что такое честь! — прошипел он. — Да, мало благородства в том, чтобы продавать дурман вялым городским остолопам! Но, по крайней мере, мы не изображаем из себя защитников народа, как эти потаскухи — Матери тарсачьих кланов, или как напыщенные гуланские Повелители ветра! Мы не проливаем слез над страданиями жителей Сураграша, но хоть как-то защищаем их от жадных кровопийц с Кронга! Не будь нас, Караванная Охрана давно превратила бы весь Сураграш в большой лагерь рабов!

— Я помню тебя, сан Дурран, — спокойно произнес Панариши. — Тебя уволили из армии в пятьдесят четвертом, верно? Ты вступился за молодого парня, которого Глаза арестовали по подозрению к причастности к деятельности Дракона в Кумте. Тогда в драке тебе и сломали руку.

Глаза Дуррана расширились, и он поперхнулся.

— Как ты можешь помнить о драке, о которой забыл даже я сам? — медленным угрожающим голосом спросил она. — Откуда ты, бродячий лесной шаман, знаешь такие вещи?

— В твоей душе живет благородство, сан Дурран. То самое благородство, о котором ты тщетно пытаешься забыть уже четыре года. И, похоже, успешно забыл. Скажи, каково оно — выступать в роли надсмотрщика над рабами на плантациях и охранника заложников?

Дурран потемнел лицом. Карина решила, что он сейчас набросится на шамана с кулаками, но Младший Коготь лишь взглянул шаману в глаза.

— Я не искал такой работы, когда приносил клятву чести, — ровно сказал он. — Но и нарушать клятву тоже не собираюсь. Сама Карина, я не имею ничего против тебя лично. Но я вынужден доложить о твоих словах Старшему Когтю Балану. Если я этого не сделаю, сделает кто-то другой. Надеюсь, к ним не отнесутся слишком серьезно. Отдай мое оружие. Я не стану стрелять.

Спохватившись, Карина выпустила ствол пистолета, и Дурран неторопливо засунул его за пояс на спине. Бросив на шамана последний неприязненный взгляд, он неторопливо пошел по тропинке между домами.

— А ты умеешь завоевывать союзников, Кара, — взгляд Панариши стал задумчиво-прикидывающим. — Даже среди врагов.

— Союзников? — удивилась та. — Но я ничего не делала…

— А он, тем не менее, уже перед тобой оправдывается, и оправдывается искренне. Значит, ему почему-то важно твое мнение. Наш человек, хотя пока о том не догадывается. Хотя есть одна проблема: клятва для людей вроде него — вещь серьезная. Нужно подумать… Пока, девочки, еще увидимся.

Прежде, чем Карина с Цуккой успели произнести хоть слово, он повернулся и исчез в стремительно сгущающихся вечерних тенях.

— Шустрый он… — пробормотала Цукка. — Кара! Я же сказала тебе — хватай его, если сбежать попытается! Сейчас опять только через несколько дней появится, я тем временем себе язву желудка от любопытства заработаю.

— Не заработаешь, — вздохнула Карина. — У тебя кислотность пониженная, насколько я помню, ты к ней не расположена. Цу, он кто угодно, но только не шаман. Если бы он не поклялся, что он не папа…

— На Дзи свет клином не сошелся, — Цукка сощурилась. — Ты помнишь, что он много десятилетий действовал исключительно на Западном континенте, а к нам в Катонию заявился, только когда у Майи эффектор вырвался на свободу? Насколько я знаю его ненавязчивую манеру влезать под шкуру, он должен был завербовать здесь кучу сторонников и создать разветвленную организацию. И вообще, общение с ним накладывает на людей неизгладимую печать. Можешь мне в ухо плюнуть, если твой Панариши — не часть его местной сети влияния.

— Он такой же мой, как и твой! — обиделась Карина. — И вообще, пошли в дом, я тоже лопать хочу. Какой-то день сегодня… бурный выдался. Надо перекусить, отдохнуть, пообщаться в нашими и пойти потренироваться. Тамша! Что у нас сегодня на обед?

9.05.858, древодень. Военная база № 1 клана Изумрудной Листвы «Соэха»

Вертолет еще не успел коснуться посадочной площадки, а Шай уже спрыгнул на землю и шагал по направлению к группе людей, ожидающих его на краю поля. Ветер от вращающихся лопастей попытался пригнуть его к земле — и не сумел, в бессильной ярости взметнув с земли клубящееся облако пыли. В стихающем рокоте двигателя он не слышал шагов Цома и Балана, но шестым чувством знал: оба Старших Когтя уже идут позади него, положив ладони на рукояти торчащих из-за пояса тоскал, такие же гордые и надменные, как и он сам. Как и те люди, что ожидали его впереди.

— Мир тебе на земле Изумрудной Листвы, момбацу сан Шай ах-Велеконг, — кивок старшего из встречающих был сдержан и выверен с точностью до миллиметра. Шай знал цену мечу, чья рукоять в потертой кожаной оплетке виднелась сейчас у старика под ладонью — цену и в чистом золоте, и в чести — а потому его кивок оказался куда ближе к настоящему поклону. Помимо всего прочего, Массар ах-Май, Голова Дракона клана Изумрудной Листвы, являлся одним из немногих людей, которых молодой предводитель Оранжевого клана по-настоящему уважал. Он уже давно решил про себя: когда кланы объединятся под его, Шая, началом, старик должен уйти с миром и почетом — в отличие от большинства других Голов, не стоящих даже своего веса в пальмовом масле.

— Мир тебе, момбацу сан Массар ах-Май, — ответил Шай. — Я пришел на твою землю не как враг, но как друг. Да останутся наши мечи в ножнах.

— Да останутся наши мечи в ножнах, — снова кивнул старик. — Ты хочешь отдохнуть и освежиться с дороги?

— Нет, сан Массар. Не хочу. Дела не ждут, а у меня их и без того слишком много. Остальные уже здесь?

— Да. Ожидали только тебя. Я предвидел твой ответ, так что все уже собрались в Зале совета.

Массар развернулся и, сопровождаемый своими Старшими Когтями, неторопливо двинулся по широкой посыпанной песком дорожке, окруженной бархатной синевато-зеленой листвой тальши. Шай последовал за ним. Он не раз появлялся здесь, хотя в качестве Головы Дракона — впервые, а потому прекрасно знал каждый поворот тропинки. Поэтому он не столько любовался красотами тщательно обихоженного сада, сколько еще раз обдумывал свою тактику в предстоящей беседе, пытаясь найти в ней изъяны.

Через десять минут неспешной прогулки они вышли к большому дому, выполненному в классической местной манере из вбитых в землю кольев, переплетенных лианами. Только опытный взгляд мог разглядеть, что на деле под невысокой земляной насыпью скрывается хорошо укрепленный фундамент, колья стен сделаны из оформленного под древесину негниющего пластика, армированного сталью, изображающее лианы покрытие — из теплоизолирующего материала, а окна — из имитирующего листья сетчатой пальмы бронированного стекла. И только тренированный слух мог разобрать тихое урчание кондиционирующих установок, питающихся частью от солнечных батарей, а частью — от электрогенераторов на спирте, размещенных далеко от дома, а потому не слышных вовсе. Хорошо укрепленный дом мог служить и комфортабельным местом для встреч, и защитой против нападающих, не обладающих тяжелым вооружением. Клан Изумрудной Листвы весьма серьезно относился к своей традиционной роли посредников в переговорах. Наверняка сейчас откуда-то издали за домом наблюдали превосходно экипированные бойцы клана, готовые отразить неожиданную атаку или же выступить в качестве миротворцев, случись высоким договаривающимся сторонам передраться в время общения, что являлось не таким уж и неслыханным делом.

Вслед за хозяином Шай вошел в створки, широко распахнутые низко склонившимися привратниками. Сразу за дверями начинался большой зал, в дальнем конце которого за большим круглым столом сидели семеро Голов. Два места пустовало. Вторым рядом вокруг стола стояли кресла — по две штуки на каждое место в первом ряду — в которых разместились Старшие Когти кланов.

Переступив порог, Шай вынул из-за пояса меч и передал его опустившемуся на колени слуге. Не поднимаясь, тот повернулся и осторожно положил оружие на деревянную подставку, выкрашенную в оранжевый цвет — цвет клана Шая. Два других слуги приняли мечи у Цома и Балана. Массар, однако, как и его Старшие Когти оставил меч при себе. Шай внутренне насторожился. Конечно, как хозяин Массар имел полное право так поступить, однако то казалось интересным признаком. Похоже, напряжение в зале переговоров уже сгустилось достаточно, чтобы Массару пришлось явно напоминать о своем авторитете таким образом. Похоже, Шаю не придется слишком уж стараться для того, чтобы повернуть события в нужную ему сторону.

Дождавшись, пока Шай усядется в отведенное Оранжевому клану кресло, Массар взял со стола чашу с водой.

— В знак братской дружбы да изопьем мы этой воды! И пусть не прольется ни капли братской крови, как не прольется ни капли влаги!

Он пригубил чашу и передал ее Шаю. Тот отпил из нее глоток и передал дальше по кругу. Сидящий слева от него Абихмал Цурен осторожно принял чашу, в свою очередь отпил и передал следующему.

Когда все девять Голов Дракона глотнули воды и чаша вернулась к Массару справа, Голова клана Изумрудной Листвы предал ее слуге и уселся. Его Старшие Когти уселись вслед за ним.

— Мы собрались здесь, братья, чтобы обсудить…

— Мы и так знаем, что хотим обсудить, Массар! — резко оборвал его Хабир ах-Сузим, Голова клана Ночной Воды. — Все мы знаем, что Оранжевые сами навлекли беду на свою голову! Я читал твое сообщение, Шай. То самое, в котором ты похваляешься, как ловко утащил двух баб с Восточного Континента! Можете мне руку отрезать, если удар по твоему лагерю не связан с твоей ловкостью! Почему ты считаешь, что мы должны впутываться в твои дела?

Остальные Головы заметно поморщились от явной грубости. Напряженные отношения между Оранжевыми и Ночной Водой ни для кого не являлись секретом уже много десятилетий. Граница между их территориями всегда искрила мелкими, а то и не слишком мелкими стычками, выходящими далеко за рамки обычных межклановых трений. До открытой войны дело не доходило еще ни разу… пока что, но такому никто бы не удивился.

— Момбацу сан Хабир забывает, что завтра Четыре Княжества могут нанести удар и по его лагерю, — холодно сказал Шай. — Когда в свое время они попытались сойтись с нами в прямой схватке, мы разбили их наголову. Теперь они боятся нас и не рискнут повторить попытку. Но у них хватает оружия трусов, и стратегические бомбардировщики в сочетании со спутниками наблюдения позволят им ударить по любому нашему лагерю, где бы он ни находился.

— Высокая мудрость, которую ты познал в северном университете, момбацу сан Шай, — язвительно огрызнулся Хабир, — вероятно, не включает в себя умение использовать маскировочные сети.

— Высокая мудрость северного университета, — все также холодно, но ровно откликнулся Шай, — учит, что инфракрасное излучение маскировочными сетями не экранируется. И что мы не сможем укрыться от современной аппаратуры княжичей, даже если сильно того захотим. Если бы у них имелось такая техника во времена первого вторжения, нас стерли бы с лица земли. И если сейчас они поймут, что могут безнаказанно убивать нас, они ни на секунду не задумаются, стоит ли так поступать. Я бы на их месте не задумался. Те из нас, кто не умрет в своих постелях, превратятся в лесных крыс, со страхом оглядывающихся на небо. Ты полагаешь иначе, момбацу сан Хабир?

— Я полагаю, что Оранжевый клан пытается переложить последствия своих неразумных действий на плечи всего Дракона! — рявкнул предводитель Ночной Воды. — Последствия, которые ему следует расхлебывать самому!

— Прошу тишины! — властно произнес Массар, и его голос, несмотря на преклонные года, наполнил большой зал, как водопад наполняет маленькое ведро. — Мы собрались здесь не для того, чтобы пререкаться. Я позволю себе закончить фразу, которая некоторым здесь присутствующим, — он покосился на Хабира, — показалась несущественной. Мы собрались здесь, чтобы высказать свои мнения и понять, нужно ли нам что-то делать, и если нужно, то что. Момбацу сан Шай хотя и самый молодой среди нас, в мудрости никому из нас не уступит. Он сказал правильные слова, которые я произнес бы и сам. Мы просто не можем позволить себе оставить удар врага без последствий. Он воспримет наше бездействие не как мудрость, но как слабость. Кто-то еще хочет сказать?

— Я скажу! — наклонился вперед Музар Сими, Голова Тигрового клана. — Не могу оспорить, что мы должны ответить ударом на удар. Даже если забыть о политике, того требует моя честь воина. Боги знают, что Тигры и Оранжевые никогда не являлись большими друзьями, но подлый удар в спину одному из кланов означает удар в спину всему Дракону. Мы должны тщательно продумать, какие акции и где должны пройти, чтобы трусливые княжичи раз и навсегда зареклись использовать свои высоко летающие самолеты. Однако, — он нахмурился, — не могу не поддержать и слова Ночной Воды. Момбацу сан Шай, удар по твоему лагерю очевидно связан с твоими пленницами. Я не знаю, чего добиваются княжичи. Возможно, они самонадеянно полагают, что способны заставить нас таким образом пойти на уступки и отдать их. Но саму связь отрицать невозможно. Мы отомстим княжичам, но что ты собираешься делать с восточными женщинами, момбацу сан Шай?

— Как ты знаешь, момбацу сан Музар, — прищурился Шай, — я держу заложниц для того, чтобы выманить из укрытия трусливую шлюху, убившую момбацу сана Ороту. Я дал ей период, чтобы выйти на поединок со мной. Ровно половина срока прошла. Наверное, она так и не появится. Через двенадцать дней пленницы умрут, и запись их смерти покажут по всем каналам Катонии. Ради них никто больше не станет торговаться и бросать бомбы с самолета, если ты это имеешь в виду.

— А если станет? — набычившись, спросил Хабир. — Ты сможешь поручиться, что бомбежки не повторятся? Ты дал им почувствовать вкус победы, и они захотят попробовать его еще и еще. Особенно если мы дадим им попробовать и горький вкус унижения!

— У нас достаточно влиятельных друзей в Грашграде, — пожал плечами Шай. — Они уже действуют. Вкупе с нашей местью устроенный ими международный скандал охладит даже самые горячие княжьи головы. Однако момбацу сан Массар прав — мы собрались не для того, чтобы препираться. Прошу всех высказаться формально — станет ли Дракон мстить или же попробует скрыться под маскировочными сетями в надежде, что северные самолеты не смогут его разглядеть? Я поднимаю свой голос за месть.

— Месть! — твердо произнес Абихмал Цурен, Голова клана Змеи, первый слева от Шая. — Месть, и такая, чтобы горы содрогнулись!

— Не знаю, — с сомнением покачал головой Кхил Рассим, Голова клана Высокого Неба. — Я не поддерживаю скоропоспешные решения. Нужно подождать и посмотреть, как станут развиваться события. Я не протестую против резкого ответа, но лучше сначала дать врагу как следует раскрыться и продемонстрировать свои намерения. Я воздерживаюсь.

— Я уже сказал — месть, — пожал плечами Музар.

— Месть, — коротко уронил Матаронг Вайса, Голова клана Песка. — Так, чтобы навсегда запомнили.

— Против, — буркнул Хабир, с неприязнью взглянув на Шая.

— Месть, — кивнул Дзара Хассай, Голова клана Цветущей Вишни. — Мы уже продумали, куда и как ударить.

— Я против, — Мар Сумумбай, Голова клана Снежных Вершин, бесстрастно взглянул в глаза Шая. — Оранжевый клан сам навлек на себя беду.

Ша внутренне хмыкнул. Снежные Вершины всегда являлись Оранжевым скорее друзьями, чем противниками, но их территория находилась в опасной близости от южных границ Четырех Княжеств. В том, что Мар проголосует против, Шай не сомневался ни секунды.

Все взгляды скрестились на Массаре. Из девяти голосов три уже отданы против предложения. Теперь все зависело только от него.

— Месть, — медленно произнес Голова клана Изумрудной Листвы. — Совет решил: мы накажем врага за его подлую хитрость. Момбацу сан Шай, среди нас именно ты оскорблен сильнее всего. Твои предложения?

Шай, не дрогнув и мускулом, протянул руку назад и тут же почувствовал в ней полированную тяжесть вложенного Цомом деревянного футляра. Первая часть прошла почти как по маслу. То, что Высокое Небо воздержалось, оказалось неожиданностью, но неожиданностью в рамках допустимого. Он неторопливо свинтил крышку футляра и извлек из него свернутые в трубку бумажные листы.

— Здесь наш план, — сообщил он, расправляя листы на столе. — Я сочту за честь также ознакомиться с мудростью Цветущей Вишни и скорректировать его с учетом их предложений. Момбацу сан Дзара, могу я припасть к твоему источнику?

В точности скопировав движение Шая, Голова клана Цветущей Вишни принял деревянный футляр у одного из сидящих за его спиной Старших Когтей и извлек из него свернутую в трубку пачку листов бумаги. Шай принял свой экземпляр и мельком пробежал глазами первый лист.

— Посольство в Грашграде, вероятно, все же не первоочередная цель, — задумчиво проговорил он. Настало время продемонстрировать и осмотрительность тоже. — Возможно, и вовсе не цель. Нарушая покой столицы, мы рискуем навлечь на себя раздражение людей, с которыми сейчас ссориться не стоит. Не следует забывать, что они получают большую прибыль от туристов, а туристы не ездят в города, где взрываются бомбы. Однако консульство в Тапае — цель весьма привлекательная.

— И контора «Семи ключей» в Мубайе — тоже, — кивнул Дзар. — Думаю, ее я возьму на себя.

— Кто и чем займется, мы обсудим после того, как все ознакомятся с планами и вынесут свои суждения, — нахмурился Массар. — Нам некуда торопиться, чтобы принимать поспешные решения здесь и сейчас.

— Разумеется, момбацу сан Массар, — кивнул Шай. — И, конечно, мы не станем заставлять излишне осторожных братьев, — он кинул многозначительный взгляд на потемневшего лицом Хабира, — участвовать в делах, которые им не по нраву. В конце концов, мы все свободны в своем выборе, даже если это выбор… старика.

Непроизнесенные слова «выбор труса» повисли в воздухе так явно, словно Шай выкрикнул их во все горло.

— Щенок! — прорычал Голова клана Ночной Воды, медленно поднимаясь. Его Старшие Когти вскочили со своих кресел, схватившись за рукояти своих кинжалов. — Мальчишка, не умеющий уважать старших! Оборванец, не знающий чести!..

— Хабир! — предостерегающе поднял руку Массар. — Оста…

— И это говорит человек, чьи солдаты под покровом ночи, не рискуя подставить трусливые лица солнцу, грабят деревни на моей территории? — сквозь зубы произнес Шай, стараясь, чтобы ни одна нотка скрытого ликования не прорвалась наружу. Он готовился к длительному колкому обмену эпитетами, разогревая Хабира, чтобы тот в конце концов произнес роковые для него слова, но, похоже, тот и сам прекрасно разогрелся. — Человек, который посылает воров таскать из амбаров собранную маяку и смело нападающий на безоружных торговцев, направляющихся в мои земли?

— В твои земли? — рявкнул Хабир. — Они всегда принадлежали Ночной Воде! Подлый Орота хитростью отобрал их у…

— Довольно! — резко сказал Шай, рывком вставая. — Как добрый сосед я могу не услышать оскорбления в свой адрес, произнесенные в запале. Но я не снесу обиды, нанесенной памяти момбацу сана Ороты, заменившего мне отца! Услышьте меня, о собравшиеся здесь! Я, Шай из древнего рода Велеконгов, прошедший дорогу от солдата Оранжевого клана до его Головы, известный всем своей доблестью и отвагой в поединках, готов умереть на поле боя, защищая честь своего клана и его великих предводителей! Словом и духом древних уложений я вызываю тебя, Хабир из рода Сухимов, на Поединок Решения и кладу у поля битвы свое предводительство кланом! Я сказал и жду ответа.

Как ни владели собой собравшиеся вокруг стола переговоров Головы и Старшие Когти, общий вздох пронесся по залу. Последний раз Поединок Решения состоялся более трех десятилетий назад и молчаливо считался традицией хотя и священной, но отжившей свое. Однако формально никто и никогда не отменял ее, и отказаться от такого вызова означало навеки заклеймить себя трусом в глазах всего мира.

А еще — еще вызываемый был обязан ответить равным закладом. То есть свои предводительством над кланом.

С каменным лицом, но с огромным внутренним удовлетворением Шай наблюдал, как стремительно сереет лицо Головы клана Ночной Воды. Только сейчас тот осознал, что перед ним стоит не просто неприлично молодой по всем меркам Голова, но синомэ, управляющий чудовищной силой духов. Конечно, невидимые щупальца во время ритуального поединка на мечах не рискнул бы использовать даже Шай — но у него и не возникало такой необходимости. Даже если забыть про его вполне заслуженную славу выдающегося мечника, ему вполне хватит просто молниеносной скорости перемещения. Все присутствующие в зале знали, чем закончится поединок, и в обратившихся на Хабира взглядах читалась холодная отстраненность. Так смотрят на приговоренного к смерти, у которого нет никакой возможности избежать казни.

К чести Хабира, тот никак не выказал своего страха. В его глазах читалась лишь неукротимая ярость, и в его голосе, когда он повернулся к Массару, не замечалось ни малейшей дрожи.

— Я принимаю вызов, — сказал он, игнорируя Шая. — Массар, старый друг, окажешь ли ты мне честь лично выступить судьей схватки?

Старик обмяк в своем кресле. Что бы он ни думал о вызове, поделать он уже ничего не мог. Любое предложение перемирия сейчас означало бы лишь одно: дополнительное оскорбление одной из сторон.

— Я окажу тебе такую честь, — сумрачно произнес он. — Клан Изумрудной Листвы предоставит вам поле и помещения для подготовки. Слуги проводят вас, момбацу саны Шай и Хабир. Они проводят также остальных в их помещения для отдыха. Поединок назначаю через час от сего момента.

Он грузно поднялся из кресла и не глядя на Шая направился к выходу.

Полчаса спустя, когда Шай сидел на пятках посреди небольшой тростниковой хижины, задумчиво глядя на узорное лезвие своей тоскалы, Цом откинул занавеску на дверном проеме и вошел в дверь. Он опустился на колени и коснулся лбом земли.

— Я слушаю, — проговорил Шай, не отрывая взгляда от меча. Ему уже до смерти надоело сидеть здесь в одиночку, якобы укрепляя свой дух к предстоящей схватке и молясь богам о ниспослании победы, но ритуал есть ритуал.

— Сан Шай, — Старший Коготь выпрямился и сел на пятки напротив него. — Вести из Муммы.

— Откуда? — удивленно поднял бровь Голова Оранжевого клана.

— Из Муммы. Там содержатся пленницы из Катонии.

— А, то место, где оползень уничтожил запасы и плантации маяки. И что там?

— Младший Коготь, надзирающий за деревней, доложил, что пленницы мутят народ.

— Мутят народ? — Шай нахмурился. Ему следовало такое предвидеть. Та женщина, Карина Мураций, достаточно продемонстрировала свой неукротимый нрав, когда ее везли из-за моря. — Подробнее.

— Она… она подзуживает местных жителей уничтожать маяку, утверждая, что та противна богам и духам. И что выращивающие маяку должны забыть о справедливости богов.

— Так. И многие ли ее слушают?

— Сан Шай… — Старший Коготь заколебался. — Сан Шай, местные объявили ее Избранной Дочерью. И великим шаманом. По нашим землям стремительно распространяются слухи, что она оживляет мертвых, лечит любые болезни наложением рук и летает по воздуху, как птица. Утверждается также, что духи говорят с ней, открывая будущее, и именно так она спасла десять тысяч человек в ночь подземного грома. По ее слову женщины сняли кубалы, и теперь люди шепчутся, что скоро сама Назина сойдет на землю, чтобы вручить ей власть над всем Сураграшем.

— Женщины сняли кубалы? — Шай недоверчиво взглянул на Цома, но тут же припомнил, что бесстыжие пленницы и в самом деле упорно не желали надевать капюшоны на голову. Но как им удалось заставить добропорядочных местных женщин последовать своему примеру? — Цом, почему я узнаю о пожаре, когда он уже полыхает по всему лесу?

— Я виноват, сан Шай, — глухо откликнулся Старший Коготь. — Младший Коготь в деревне с самого начала добросовестно сообщал дважды в сутки, что она на месте, как ему и приказали. Но ничего более. Дурран Майго добросовестный и храбрый солдат, но ему всегда недоставало… соображения. Потому он и сидит в Мумме уже много лет. Я должен был дать ему четкие инструкции.

— С другой стороны… — Голова Дракона задумчиво прищурился. — Даже если бы ты дал ему четкие инструкции, что бы он мог сделать? Избранная Дочь, говоришь, которая летает как птица? Так… Пошлешь в Мумму… Нет. Никого не пошлешь. Если люди действительно считают ее дочерью богов, она слишком опасна. Может кончиться бунтом. Поэтому полетишь сам. Не позднее завтра. Возьмешь с собой три лапы бойцов. На месте оценишь обстановку сам. Если дело зашло не слишком далеко, казнишь пятерых деревенских мужчин и пятерых женщин, а пленниц привяжешь к столбу и выпорешь так, чтобы кожа со спины слезла. Но не до смерти, они пока еще ценны как заложницы. Но если ее действительно воспринимают как дочь богов, а местные настолько благоговеют перед ней, что позволили своим женщинам снять кубалы, убьешь ее. Отруби им головы прилюдно, и старейшинам деревни — тоже, за то, что допустили непотребство. Дуррану своему объясни, что его долг — не только охранять маяку, но и следить за порядком и благочинием. Так объясни, чтобы до конца жизни не забыл. Только поосторожней с женщиной — она все-таки синомэ. Когда она окажется на краю смерти, может и забыть, что жизни жителей деревни зависят от ее повиновения. Не играй с ней. Если решишь убивать, убей ее первой. Все понял?

— Да, сан Шай, — кивнул Старший Коготь. — Исполню все в точности. Еще пришли вести из…

— Не надо! — поморщился Шай. — Потом. После боя поговорим. Сейчас свободен.

— Да, сан Шай, — снова кивнул Цом. Он поднялся на ноги и, почтительно склонившись, спиной вперед вышел в дверной проем, задернув за собой занавеску. Голова Дракона задумчиво посмотрел ему вслед. Он уже успел подзабыть бесстыдных восточных шлюх, но сейчас та девка, Карина, живо всплыла у него перед глазами, как он увидел ее в тюремном трюме «Сирогицунэ» — нагая, в напряженной стойке, с автоматом в руках, глаза полыхают яростным огнем… Нет, все-таки почему она не мужчина? Какого солдата мог бы обрести клан!

А может…

Нет. Как игрушка для удовлетворения похоти она слишком опасна. Хорошей женой она не станет никогда. А бойцом — если он сделает женщину-синомэ бойцом, половина солдат клана, пожалуй, немедленно дезертирует. Часть от страха, часть от возмущения. Она заслуживает умереть с честью, в схватке, как подобает воину, а не на позорном столбе, униженная и избитая… но как раз такого он ей дать и не может. Жаль. Но что толку скорбеть о том, чего нет?

Резко выдохнув, он выбросил пленниц из головы и снова опустил взгляд к узорному клинку своего меча. Вид древней благородной стали успокаивал и вселял уверенность. А еще Шай чувствовал внутри нетерпеливое предвкушение: еще немного — и он сделает первый шаг по дороге, о которой мечтал с малолетства: дороге к трону повелителя всего Сураграша, а может, и Караграша тоже. Но торопиться он не станет, в том числе и сегодня. Прежде он как следует поиграет с Хабиром. Предводитель Ночной Воды совершенно точно не дождется от него легкой смерти.

Он прикрыл глаза, и перед его взглядом закружились сцены кровавой ярости. Пожалуй, да. Теперь он знает, как умрет его старый враг. Посмотрим, удастся ли заставить его молить о смерти…

10.05.858, златодень. Мумма

Далекий стрекот вертолетного мотора Карина услышала, когда уже заканчивала утренний «прием» в своей клинике. Сегодняшний день пока казался легким — народу в очереди оказалось немного. Все как на подбор — из других деревень, если она, конечно, научилась правильно разбирать узоры на одежде, и ни одного тяжелого случая: кишечные черви, разнообразные вши, пара воспалившихся поверхностных ран, инфекции и грибки средней тяжести… Она уже привыкла к своей роли универсала, и ее действия стали почти автоматическими: быстро просканировать тело пациента сверху донизу, выжечь, не разбираясь, все, что сканер выделял как постороннее или вредоносное, осмотреть глазами, чтобы не пропустить какие-нибудь симптомы, которые не видел сканер, и отправить счастливого и благоговеющего пациента восвояси. Внутренне она забавлялась, глядя как некоторые женщины пытались смущенно прикрывать свою простоволосость руками (входить к ней в капюшоне не рисковали и женщины из других деревень), что дополнительно скрашивало нудную рутину. Кстати, никакие стыд и непривычка не помешали некоторым женщинам обзавестись пока еще небольшими и робкими украшениями — вплетенным в волосы шнурком со старой медной монетой, скромными ленточками или цветами, а одна женщина, видимо, из семьи побогаче, даже вставила в уши микроскопические серебряные сережки. Тамша где-то раздобыла огромные деревянные кольца, выкрашенные охрой, нитками привесила их к ушам и теперь ходила, явно чрезвычайно довольная своим внешним видом.

Заслышав вертолет, Карина насторожилась. Что Дракону понадобилось здесь, в деревне? Неужели о ней вспомнили? Наверное, все-таки стоило держаться потише и пониже… Она встревоженно глянула на застывшую с тазиком в руках Тамшу. Та вернула ей испуганный взгляд.

— Железная птица… — пробормотала помощница. — Дракон лететь сюда. Плохо, Карина. Надо прятаться.

— Не стану я прятаться! — сквозь зубы проговорила Карина. — Не дождутся! Госпожа, — она глянула на испуганно сжавшуюся на лавке пациентку, — я закончила. Я вылечила, что смогла. Ты можешь идти домой… — Она сообразила, что та на общем не говорит. — Тамша, переведи. Скажи остальным, что до обеда прием закончен.

Она сорвала с лица матерчатую повязку, бросила ее на стол, освободилась от зеленого балахона, в последние пару дней заменявший ей врачебный халат, и стремительно вышла из «клиники», вглядываясь в затянутое тучами небо. Явно собирался дождь, и в воздухе стояла душная тяжесть. Где Цукка? Если она снова рассказывает детишкам всякую всячину, то наверняка у их нового дома на площади. И именно туда наверняка приземлится вертолет.

Ожидавшие возле «клиники» своей очереди люди склонились в глубоком поклоне, но она не обратила на них никакого внимания. Едва не запнувшись о подвернувшийся под ноги корень, она со всех ног бросилась к центру деревни — туда, откуда доносился все усиливавшийся рокот. Она успела выскочить к площади как раз в тот момент, когда из приземлившейся машины один за другим как горох посыпались вооруженные люди. На противоположной стороне площади она разглядела стоящую в окружении ребятишек Цукку.

Прятаться смысла не имело, и она, расправив плечи и глубоко вздохнув, зашагала к вертолету. Если они прилетели за ней, ее все равно найдут. Если не за ней, то вряд ли станут что-то делать с ценной — хотелось бы верить — заложницей. Она слишком поздно сообразила, что ее короткое, до середины бедра, и с почти отсутствуюшими рукавами платье, которое она только позавчера закончила обметывать и подшивать, может оказаться слишком провоцирующим. Ну ничего. Пусть только попробуют ее коснуться!

Вооруженные солдаты заметили ее. Половина немедленно рассыпалась редкой цепью и двинулась к ней, держа ее под прицелом автоматов. Впрочем, не только автоматов. Двое держали в руках нечто, до крайности напоминающее «розы» — большие неуклюжие штуки со набалдашниками, напоминающими перекрученный розовый бутон. Значит, они все-таки по ее душу.

Из вертолета выпрыгнул еще один мужчина. Он носил те же мешковатые штаны и длинный, почти до колен, хантэн, но алую рубаху под белой накидкой охватывал широкий черный пояс, из-за которого торчали рукояти меча и длинного кинжала. Она вспомнила, что такой же пояс носил и Шай, когда он привез ее в Мумму. И за поясом у Шая тоже торчал меч. Больше ни у кого из бандитов Дракона она мечей не видела. Правда, нельзя сказать, что у нее имелась возможность построить статистическую выборку, но все-таки, похоже, такие мечи являлись принадлежностью Больших Гадов. Мужчина тоже заметил ее, потому что немедленно зашагал в ее сторону.

Площадь была довольно маленькой (и после постройки Большого Дома стала еще меньше), а вертолет — большим, а потому между машиной и Кариной оказалось мало места. Куда меньше, чем ей хотелось бы. Затихающий рокот турбины и клекот лопастей горячим ветром ударили ей в лицо, трепля подол платья и заставляя прищуриться, чтобы защитить глаза от взметнувшегося пыльного вихря.

— Женщина, стой на месте! — громко, перекрывая гул, сказал мужчина на общем, положив ладонь на рукоять тоскалы. Семеро солдат, включая двоих с «розами», полукругом охватили Карину, держа ее под прицелом, остальные рассыпались по площади. Трое остановились неподалеку от Цукки, направив на нее оружие, и окружавшие ее дети мальками брызнули в все стороны. Один из солдат подошел к деревенскому гонгу и начал ритмично бить в него. — Ты Карина?

— Я Карина Мураций, — так же громко откликнулась та, стараясь овладеть голосом. — Кто ты и что тебе нужно?

— Я Цом та-Мурай, Старший Коготь Оранжевого клана, — заявил мужчина. — Верно ли, женщина с востока, что ты называешь себя Избранной Дочерью Назины?

— Нет, — твердо ответила Карина.

— Не лги мне, женщина! — грозно нахмурился Старший Коготь, и в его голосе послышались зловещие нотки. — Окрестности полны слухами о тебе и твоих чудесных способностях. Верно ли, что ты воскрешаешь мертвых и летаешь по воздуху?

— Я не воскрешаю мертвых, — пожала плечами Карина, краем глаза заметив, как на площадь быстрым шагом вышел Дурран. Младший Коготь подошел к ней сзади и молча остановился в нескольких шагах. Из проходов между домами начали один за другим появляться деревенские. — Я просто лечу людей. Я не властна над тем, какие глупые имена они мне дают.

— Не толкайся, урод! — прошипела Цукка, которую один из солдат едва ли не силой подтащил к Карине.

— Молчать! — рявкнул Цом. — Еще раз откроешь рот без разрешения — язык отрежу! — Полным отвращения взглядом он обвел собирающихся по периметру площади людей. — Почему женщины публично ходят с голой головой?

— Потому что я так приказала, — спокойно ответила Карина. — Недостойно мужчин обращаться с женщинами как с животными. Или как с собственностью. Такое унижает и женщин, и мужчин. В первую очередь — таких больших и сильных мужчин, как ты, господин Цом.

— Ты сама бесстыдная шлюха и пытаешься сделать такими же шлюхами добропорядочных женщин! — прошипел Старший Коготь. — Ты ничем не лучше надменных тарсачьих проституток из Граша, что воображают себя ровней мужчинам! Ты поплатишься за свое бесстыдство и высокомерие, но поплатишься не одна. Дурран! — перевел взгляд на Младшего Когтя. — По радио я приказал тебе приготовиться к моему появлению. Где старейшины?

— Они ждут тебя в своих домах, — виновато склонил голову тот. — Они слишком немощны, чтобы ожидать здесь, но их уже ведут…

— Слишком немощны? — голос Старшего Когтя стал вкрадчивым. — Дурран, я не понимаю, все ли еще я говорю с солдатом клана? Или ты уже стал одним из местных земледельцев, не ведающих, что такое честь и дисциплина?

— Прости меня, момбацу сан Цом, — Дурран опустился на одно колено, уперся кулаком в землю и низко склонил голову. — Я виноват. Накажи меня.

— С тобой я разберусь позже, — пообещал Цом. — Пока я не вижу, чтобы старейшин вели… Это они?

Карина бросила взгляд через плечо. Торопясь и запинаясь, на площадь вышли, почти выбежали с неприличной для старцев прытью господин Мамай и два других старейшины, подгоняемых местными солдатами Дракона.

— Да, господин Цом, — распрямляясь, кивнул Дурран. — Они. Сан Мам…

— Меня не интересует, как их зовут, — резко оборвал его Дурран. — Вы трое! — Подойти сюда!

— Какой-то он злой, этот дядька! — в ухо Карине прошептала Цукка. — Что-то здесь не так.

— Встань у меня за спиной, чтобы твое лицо не видели, и быстро сообщи Мати, — шепнула Карина в ответ. — Что-то мне гости не нравятся…

— Вы старейшины Муммы? — холодно спросил Цом у трех стариков, рухнувших перед ним на колени.

— Да, момбацу сан! — пролепетал Мамай едва поворачивающимся от страха языком. — Мы твои верные слуги, и вся деревня…

— Вся деревня сошла с ума! — отрезал Цом. — Старик, почему ваши женщины забыли о стыде и приличиях? Почему они ходят с открытыми головами?

— Великий шаман Карина, Избранная Дочь, чьими устами вещают боги, повелела нам…

— Избранная Дочь? — рявкнул Старший Коготь. — Она — восточная шлюха, за которой ваша деревня должна присматривать под страхом смерти, и ничего больше! Кто сказал вам такую чушь? Кто первым назвал ее так?

— Великий шаман Панариши своими глазами видел, как она…

— Кто такой Панариши? — с отвращением спросил у Дуррана Цом. — Где он?

— Шаман Панариши вчера вечером покинул деревню, — пробормотал Младший Коготь. — Он шаман бога Тилоса…

— Никогда не слышал про такого. — Цом возвысил голос, и его меч, прошелестев о ножны и блеснув в тусклом предгрозовом свете, описал дугу и застыл острием к земле. — Жители Муммы, слушайте меня, Старшего Когтя Оранжевого клана! Двух восточных женщин оставили на ваше попечение меньше двух недель назад. Вы должны были следить, чтобы они не сбежали и не умерли с голоду. А что сделали вы? Вы назвали одну из них Избранной Дочерью и по ее слову бесстыдно обнажили своих женщин. Вы нарушили волю Дракона. Главная вина лежит на восточной женщине именем Карина, но и вы виновны тоже. За такое ваша деревня будет сурово наказана, чтобы вы до конца дней своих помнили…

— Ты идешь против воли богов, чужак?

— Кто сказал?! — заорал Цом. — Кто?

— Я сказал! — шаман Панариши неторопливо прошел сквозь толпу, отхлынувшую от него, словно от чумного, и мотнул головой, отбрасывая назад густую гриву волос. Его лицо и обнаженное до пояса тело густо покрывали переплетающиеся черные и коричневые линии — то ли рисунки, то ли татуировки, а глаза и рот были обведены черным. Линии вокруг губ проходили так, что казалось — его рот в зловещей ухмылке растягивается почти до ушей. Некоторые солдаты Дракона при его виде принялись творить охранные знаки. — Я сказал. Я шаман Панариши, тот, кто доносит до людей волю богов и духов. Ты осмеливаешься возвысить голос против богов, смертный воин? Помни, они жестоко наказывают тех, кто осмелился возомнить себя неуязвимым!

Словно во сне, Карина смотрела, как шаман медленно, слегка враскачку, пересекает небольшое пустое пространство между толпой и солдатами и останавливается в нескольких шагах перед оцепеневшим от такой наглости Цомом.

— Зачем ты прилетел сюда, солдат Дракона? — спросил шаман, и его хорошо поставленный голос раскатился над затихшей площадью. — Тебя никто здесь не ждал.

— Я не отчитываюсь перед бродягами! — надменно заявил Старший Коготь. — Но тебе, шаман, повторю: я прилетел сюда, чтобы раз и навсегда покончить с этой глупой историей. Деревню ожидает суровое наказание.

— А что станет с заложницами? — поинтересовался шаман. — С женщинами с востока? С Избранной Дочерью? Ты намерен причинить им вред?

— Не существует никакой избранной дочери, — внезапно спокойным тоном ответил Старший Коготь. — Существует лишь восточная шлюха, у которой не доставало ума сидеть тихо в надежде прожить лишний день. Ее время истекло, как истекло и твое. Вы все умрете сегодня. Сейчас.

Младший Коготь резко вздохнул и вздрогнул.

— Что такое, Дурран? — поинтересовался Цом, поворачивая к нему голову.

— Но момбацу сан Шай приказал охранять ее три недели… — хрипло пробормотал мужчина. — Три недели еще…

— Момбацу сан Шай приказал мне поступить с ней по моему собственному усмотрению. Дурран, ты что, защищаешь ее? — Старший Коготь шагнул к нему и свободной рукой вздернул его подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. — Я вижу, что ты действительно забыл о дисциплине. Ты сам убьешь ее. Сейчас же!

Его голос хлестнул Младшего Когтя как кнутом. Тот дернулся.

— Я… — прошептал он, облизывая губы. Его взгляд поверх плеча своего господина устремился на Карину, и та явственно разглядела в них ужас. Не то чувство, когда боишься за себя — такой ужас, который можно испытывать только за других.

И только сейчас она полностью осознала, что происходит.

Люди Дракона прилетели сюда, чтобы ее убить. Ее — и Цукку.

Вот и наступил тот момент, который снился ей в скоротечных ночных кошмарах, заставляющий ее просыпаться среди ночи в холодной испарине. Тот самый момент, который, как она всегда знала, однажды наступит. Время Та, когда ей предстоит окончательно решить — умереть самой или сражаться, обрекая на смерть окружающих. Ну почему, почему именно сегодня? Завтра или послезавтра до Муммы наконец-то добрались бы свои!..

И она так и не решила, что станет делать.

— А теперь слушай меня, Старший Коготь! — властно сказал Панариши. — Слушайте меня, солдаты Дракона! Духи вещают моими устами, и боги смотрят на вас моими глазами! Объявляю вам, что замысленное вами — мерзость перед лицом невидимого мира. Духи не простят вам смерти Избранной Дочери и жестоко покарают вас. Вы не сумеете скрыться от их мести ни под корнями гор, ни за восточным морем. Опустите оружие — сейчас же!

Солдаты Дракона испуганно попятились, опуская стволы автоматов. Многие снова принялись творить охранные знаки. Однако Старший Коготь лишь нехорошо усмехнулся.

— Мне случалось слышать от шаманов угрозы и похуже, — лениво сказал он. — Как раз перед тем, как я укорачивал их на голову. И что-то ни разу ни один дух не пришел за мной. Шаман, ты свою судьбу выбрал. Ты умрешь вместе с восточной потаскухой, которую так яро защищаешь.

— Оставь его, Цом! — резко сказала Карина, выступая вперед. Как же прикрыть от них Цукку, чтобы та не пострадала в случае, если завяжется схватка. Прикрыть? Солдаты вокруг явно получили инструкции заранее, и теперь она находилась под прицелом полутора десятков автоматов — не считая оружия в руках местных солдат, которое пока что смотрело в землю. Слишком много для нее даже в оптимальных условиях. И слишком, слишком много сейчас.

Она не хочет умирать!

Но она не может допустить, чтобы из-за нее погибли другие. Ей — и Цукке — все равно не выжить, и остается лишь надеяться, что их смерть окажется быстрой и не слишком болезненной. Значит, остается лишь умереть с достоинством — и не допустить, чтобы пострадал кто-то еще.

— Оставь его, Цом! — повторила она. — Он всего лишь шаман, один из тысяч. Такой же суеверный, как и все вы. Тебе нужна я? Ну так убей меня. Или ты боишься самостоятельно запачкать руки кровью беззащитной женщины?

— Я не боюсь! — рявкнул Цом, резко разворачиваясь к ней. — Каждый, кто осмеливается сказать мне такое, умирает! Ты готова подохнуть, синомэ? Встань на колени и опусти голову — и твоя смерть окажется легкой. Попытайся сопротивляться — и ты все равно умрешь. Но за такое мои люди убьют половину жителей деревни! Выбирай!

— Ты настолько перепуган, что не осмелишься выстрелить, пока я не встану на колени? — усмехнулась Карина, чувствуя, как внутренности сжимаются в ледяной ком. Пусть он ее убьет — но на колени перед ним она не опустится!

— А кто сказал, что я стану в тебя стрелять? — ощерился Старший Коготь. — Умри!

Его меч все еще оставался опущенным к земле. Из этого положения Старший Коготь и нанес удар. Его тоскала должна была раскроить Карине живот снизу вверх, а потом рубящим ударом сверху отделить ее голову от тела или развалить его от плеча до паха. Однако ее тренированное тело мастера Пути, развернувшись назад и влево, автоматически уклонилось от острия, свистнувшего перед самым ее носом. И пока клинок по инерции продолжал подниматься, она подшагнула вперед и влево, правой рукой подтолкнула предплечье противника вверх и вперед, а одним из манипуляторов ухватила его за шею и в развороте дернула на себя. Потерявший равновесие Цом закружился вокруг своей оси и рухнул навзничь, запнувшись о второй манипулятор. Попутно она придержала его правую руку, перехватив и вырвав рукоять меча из ослабевшей хватки. На мгновение потерявший дыхание от удара спиной о землю Старший Коготь замер, увидев перед лицом киссаки собственной тоскалы. Карина тоже замерла, растерянно глядя на него. Она отобрала меч — и что дальше?

— Понятно, почему ты так ее боишься, Цом! — насмешливо и громко сказал Панариши. — Ты свою железку и держать-то толком не умеешь.

— Вы все поплатитесь! — пересохшим горлом прокаркал посеревший от унижения Цом. — Тебя предупреждали, шлюха! Солдаты! Убить их все…

Грохнул выстрел, и голова Старшего Когтя дернулась. На его лбу появилась небольшая красная точка, а земля под головой неожиданно окрасилась большой серо-красной кляксой. Лужица крови начала растекаться в стороны по земле, неохотно впитываясь в утоптанную глину. Карину затрясло. Перед ее глазами внезапно всплыла другая сцена: блеснувший в воздухе клинок Шая, катящаяся по земле голова — и точно так же растекающаяся по земле лужа крови…

Младший Коготь Дурран застыл с пистолетом в неподвижно вытянутой руке, словно не понимая, что он только что сделал.

— Солдаты Дракона! — властно произнес Панариши. — Оружие на землю, или вы все умрете! Немедленно!

Его слова словно магическое заклинание разрушили оцепенение, в которое солдаты Дракона впали на несколько секунд. Трое или четверо вскинули опустившиеся было стволы автоматов — и тут же мертвую тишину площади разорвали громкие хлопки. Невидимые стрелки укрылись в кронах растущих между домами деревьев, и сейчас их огонь безжалостно скосил не только тех, кто попытался стрелять, но и двоих их товарищей. В толпе завизжали и заголосили женщины, люди дружно, словно по команде, попадали на землю, прикрывая головы руками.

Карина, словно оглушенная, стояла с мечом в руке и тупо смотрела, как Панариши, словно демон мести, плавно-неторопливо и в то же время с невероятной скоростью скользит между пятящимися солдатами Дракона. Его руки небрежно касались их тел, и одного такого касания хватало, чтобы человек кубарем летел на землю и больше не поднимался. Его движения казались знакомыми и чужими одновременно: мягкие обволакивающие техники Пути, резкие и бескомпромиссные удары тёкусо, еще какие-то техники, которые она никогда в жизни не видела ни на практике, ни даже в учебных фильмах… Воздух вокруг сгустился мягким липким одеялом, сковывающим движения, и она, отчаянно пытаясь разорвать сдерживающие ее путы медлительности, повернулась к Цукке — только для того, чтобы увидеть, как один из солдат заканчивает направлять на ее подругу ствол автомата и нажимает на спуск.

Ее манипуляторы выстрелили вперед, извиваясь, словно бешеные змеи. Часть пуль завязла в их невидимой паутине, часть срикошетила, отброшенная сумасшедше пляшущими градиентами сгустков гравитационных полей. Что-то дернуло ее за платье с левого бока, обожгло горячим, но один из манипуляторов уже дотянулся до солдата, и тот, сбитый нокаутом, кубарем покатился по земле, ударившись головой о колесо вертолета. Панариши уже оказался рядом — только для того, чтобы неуловимой подножкой сшибить ее на землю и обрушить сверху барахтающуюся Цукку, и снова застучали и захлопали выстрелы, и кто-то захрипел в двух шагах от нее, и тут все кончилось.

Не слишком вежливо спихнув с себя Цукку, Карина вскочила — манипуляторы свернуты в тугие конические спирали, тело на полусогнутых напружиненных шагах в любой момент готово нырнуть или увернуться от удара, глаза обшаривают площадь, пытаясь разглядеть угрозу… Панариши стоял на одном колене, упираясь стволом трофейного автомата в подбородок лежащего солдата Дракона, испуганно косящего глазами, и по обнаженному левому плечу шамана текла быстрая струйка темной крови, капая с локтя на землю. От домов, перепрыгивая через скорчившихся на земле жителей деревни, бежали люди — десять или двенадцать. Все они носили зелено-пятнистую защитную одежду, лица закрывали такого же цвета повязки, а в руках они держали автоматы и карабины.

— В следующий раз, Кара, когда вокруг начинается пальба, сразу падай на землю, — спокойно, словно объясняя таблицу умножения, сказал Панариши. — И Цу за собой тяни. В мои планы, знаешь ли, твоя смерть пока не входит.

— В следующий раз роняй меня поаккуратнее, — Цукка, морщась, села на земле, баюкая левую руку. — Я, кажется, запястье вывихнула. Или сломала. Больно…

— В следующий раз не дожидайся меня, а сама роняйся в той манере, которая тебе милее, — хмыкнул Панариши. — Шаху, собирай этих. Те, которых я свалил, все живы, из ваших живы вон те двое. Итого двадцать три плюс Цом. Все на месте — три лапы чужих и лапа местных. Свяжите их как следует, Кара потом подлечит.

Карина резко обернулась. Один из мужчин стянул с лица маску и теперь широко улыбался ей.

— Сама Карина, — весело сказал Шаттах, — ты не хочешь ли заткнуть нашему разговорчивому Рису дырку в руке? А то ведь он, того и гляди, кровью истечет.

И тут Карина села на землю, обхватила голову руками и истерически засмеялась.

Четверть часа спустя, когда отпоенная каким-то успокоительным отваром и усаженная на крылечко своего дома Карина пришла в себя, залечила Панариши навылет простреленную руку и даже слегка полечила Цукке запястье — не сломанное и даже не вывихнутое, а всего лишь растянутое, Панариши вышел к вертолету и поднял руку. Затем он громко и экспрессивно заговорил на местном наречии, и несколько фраз спустя местные, так и не разошедшиеся и живо обсуждавшие случившееся, громко зароптали. Цукка и Карина переглянулись, потом дружно взглянули на Шаттаха, подпиравшего стенку неподалеку. Автомат на его плече висел дулом вниз, и стоящий рядом Матса с восхищением его разглядывал.

— Он говорит, что Дракон попытался совершить ужасное преступление — убийство Избранной Дочери, — пояснил Шаттах, искоса глядя на них сверху вниз. — Что за такое святотатство боги наказали бы всех — не только убийц, но и жителей Муммы. К счастью, духи привели его сюда, чтобы он не допустил беды. Но Дракон обязательно вернется, и вернется разъяренным, чтобы убивать всех без разбору. И теперь у жителей деревни нет другого выхода, кроме как взяться за оружие. Пожар восстания уже полыхает по всей стране, и Избранная Дочь поведет народ для того, чтобы раз и навсегда скинуть ненавистное иго. Все в таком духе. Сама Карина, у тебя на платье дырка под мышкой.

Карина опустила голову и оттопырила левый локоть.

— Даже две дырки, спереди и сзади, — констатировала Цукка. — Пуля навылет? Тебя саму не зацепило? Ох, Кара, везучая же ты у нас! Ты не забывай, тебя саму штопать некому.

— Да, чудом не задело, — вздохнула Карина. — Ну что за невезение! Только платье в порядок приведу, как оно тут же портится. Сан Шаттах, какое еще восстание?

— Чуть позже, — коротко ответил торговец и снова стал смотреть на горячо говорящего Панариши. В такт его словам люди то начинали громко роптать, то затихали и настороженно слушали. Карина погладила по голове прижавшуюся к ней Тэйсэй и тоже стала смотреть на шамана.

Пленные солдаты Дракона со связанными за спиной руками понуро сидели на земле, уставившись в землю. Дуррана среди них не было. Сразу после схватки один из мужчин в повязке на лице куда-то его увел. Трупы, включая тело Старшего Когтя, уже унесли с площади, аккуратно сложив за одним из домов. Карина смотрела на пленных и раздумывала, что с ними сделают. Тюрем здесь нет, единственным наказанием является смерть. Неужели их убьют?

Услышав свое имя, она вздрогнула.

— Сама Карина, Рис просит тебя выйти к нему, — сказал ей Шаттах.

— Зачем? — насторожилась та.

— Не знаю, — пожал плечами торговец. — Вот у него и спросишь.

Тяжело вздохнув, Карина нехотя поднялась и зашагала к шаману. Когда она подошла расстояние пяти шагов, тот неожиданно опустился на колени, протянул к ней руки и низко поклонился, почти уткнувшись носом в землю. Внимавшие ему люди немедленно последовали его примеру.

— Момбацу сама Карина! — громко произнес шаман. — Мы все приносим тебе клятву верности. Веди нас и мы пойдем за тобой! Муллахабиби ра шимахан со кура![14]

— Муллахабиби ра шимахан со кура! — в унисон выдохнула толпа. — Махам![15]

— Э-э… — Карина растерянно оглянулась. — Рис, э-э-э… я что-то сказать должна?

— Ты принимаешь клятву верности? — строго спросил шаман, поднимая голову.

— А должна? — недоуменно спросила Карина.

— Отказать означает глубоко оскорбить людей, — уголком рта прошипел шаман. — Просто скажи «я принимаю клятву».

— Я принимаю клятву! — послушно повторила Карина. — Рис, но мне не…

— Махамими со кура![16] — громко произнес шаман, кланяясь. — Хом![17]

Одним гибким движением он поднялся на ноги и поклонился еще раз.

— Представление закончено, — тихо сказал он, приближаясь к ней и склоняясь к ее уху. — Кара, я понимаю, что для тебя все слишком неожиданно, но поверь мне пока на слово — все идет по давно запланированному сценарию. Просто подыгрывай как можешь. Не волнуйся, от тебя мало что зависит, мне всего лишь требуется твое присутствие. Сейчас закончим с неотложными делами, и я все объясню.

— Сама Карина! — раздался из толпы женский голос. — Сама Карина!

Женщину, которая вскочила на ноги и подбежала к ней, Карина не знала. Даже если она и лечилась в «клинике», ее лицо в памяти не отложилось — особенно с учетом того, что тогда она наверняка носила капюшон. Лицо женщины искажала ярость пополам с горем.

— Сама Карина, правосудие! — истерично выкрикнула она. — Правосудие! Он! — она ткнула пальцем в одного из связанных солдат Дракона, испуганно от нее отшатнувшегося. — Он убивать Муса! Год проходить стрелять Муса! Муса меня защищать, он стрелять Муса, убивать его! Я помнить лицо! Правосудие!

Панариши что-то спросил ее, и она быстро затараторила на кленге. По ее красивому, но преждевременно состарившемуся лицу текли слезы, а слова перемежались частыми всхлипываниями. Панариши несколько раз перебивал ее, что-то уточняя, а смуглое лицо обвиняемого солдата постепенно серело от страха.

— Год назад этот человек приезжал сюда с грузовиками, чтобы забрать подготовленную маяку, — наконец проговорил Панариши. — Она работала на погрузке — помогала своему мужу и другим мужчинам по мелочам. Она чем-то привлекла его, и он решил ее изнасиловать. Он оттащил ее в кусты, а когда ее муж попробовал вступиться, застрелил его — и все равно изнасиловал ее рядом с еще теплым телом. С тех пор она и ее дети живут как дореи в разных семьях, и она требует правосудия.

Карина с жалостью посмотрела на женщину.

— Рис, скажи ей, что я подумаю, как его наказать, — наконец произнесла она. — Я еще не знаю, как, но придумаю.

— Тут нечего думать, — покачал головой шаман. — Женщина в здешних краях хотя и бесправна, но за изнасилование наказание одно: смерть. За убийство — тоже. Солдаты Дракона, защищенные оружием и страхом, всегда стояли выше правосудия, но не сейчас. Кара, сейчас тебе незачем взваливать на себя еще и ношу судьи. У тебя и так проблем хватает. Я разберусь.

— Ты прикажешь его убить? — недоверчиво спросила Карина.

— Я никогда не приказываю убивать преступников, — лицо Панариши отвердело. — Я не прячусь за чужие спины. Если я приговариваю человека к смерти, то сам выполняю работу палача. Но я повторяю — сейчас тебе совершенно незачем влезать в эту историю. И ты не можешь тащить весь мир на своих плечах, а сейчас на них и без того хватает груза. Лучше отдышись пока. Впереди тяжелое время.

— Рис! — Карина сжала кулаки. — Я тебе не позволю! Мы не можем убивать людей просто так.

— И ты хочешь оставить преступление безнаказанным? Он убийца и насильник, Кара. У него нет никаких моральных тормозов — и нет никакой надежды, что он обретет их в будущем. Хочешь позволить ему и дальше поступать так же?

— Я знаю одно, Рис, — тихо сказала Карина. — Я умею убивать ничуть не хуже тебя. Я убивала много раз. Пусть никогда с холодным расчетом, но убивала. И я знаю, что как бы хорошо я ни умела убивать, я не умею оживлять. А ты?

— Ты принципиальная противница смертной казни?

— Я… не знаю, Рис. Однажды я в суде дала показания против человека, который стрелял в полицейского. Его отправили в газовую камеру — так у нас казнят. Наверное, я виновата в его смерти ничуть не меньше судьи или человека, который пустил газ. Я часто думала, можно ли считать меня убийцей еще и за такое. Я не знаю. Но там, у нас, хотя бы есть нормальный суд и нормальные адвокаты. И любое сомнение трактуют в пользу виновного. И все равно иногда выясняется, что за преступление казнили невиновного, а настоящий преступник так и остался неизвестным. Такое случается очень редко — но невинно казненным от того вряд ли легче. А здесь нет ни суда, ни адвокатов, ни даже традиции сомневаться в обвинениях. Любой может захотеть свести счеты со своим врагом, просто оклеветав его…

— Ты хочешь сказать, что женщина лжет?

— Нет, Рис. Наверное, она не лжет. Но я не хочу с самого начала строить систему, которая может убивать безвинных. Убийцу и насильника обязательно нужно наказать, но не смертью. Смерть нельзя отменить, нельзя исправить, и мы просто не имеем права убивать направо и налево. Сегодня уже умерло достаточно людей, Рис. Я не хочу, чтобы умирал кто-то еще.

— «Не хочу с самого начала строить систему»… — задумчиво проговорил Панариши. — Угу, он с самого начала дал стопроцентную вероятность, что ты не захочешь оставаться просто символом. Впрочем, за те несколько дней, что я знаю тебя лично, я понял, что так оно и есть. Не захочешь…

— «Он»? — подозрительно спросила Карина.

— Твой приемный отец. Демиург Джао.

— Ты знаешь Джао?! — Карина задохнулась от внезапного прилива противоречивых чувств. — Знаешь папу? Почему ты мне не сказал с самого начала? Кто ты такой? Отвечай!

Ее снова затрясло, и шаман успокаивающе положил ладонь ей на плечо.

— Последние двенадцать лет я координатор его сети влияния в Сураграше. Кара, я прекрасно знаю заочно и тебя, и твою семью. Я чрезвычайно рад личному знакомству — действительно рад, не в смысле вашего формального приветствия. Потерпи еще немного, и мы поговорим как следует, обещаю. Но сейчас нам нужно решить, что делать с преступником. Раз ты настаиваешь, что он должен жить, нужно вынести иной приговор. Но такой, который гарантирует, что больше он никого не убьет и не изнасилует. Есть идеи?

— Он говорит на общем? — Карина перевела взгляд на солдата, и ее глаза сузились. — Если нет, спроси его, признает ли он себя виновным в преступлении, в котором его обвиняют?

— Я говорить общий! — затряс головой пленник. — Момбацу сама Карина, я сознаюсь! Я сознаюсь! Я убивать ее муж, я виноват! Пощада, момбацу сама! Никогда больше! Никогда! Клясться Курат свое сердце! Клясться священная звезда!

— Вот как? — Карина задумалась, прикидывая. — Рис, что означать «клясться Курат сердце»?

— Курат, как ты, вероятно, помнишь, бог солнца. Во многих местностях, в Сураграше в том числе, почитается верховным. Еще век или полтора назад кое-где ему приносили человеческие жертвы — вырезали живым людям сердце. Он хочет сказать, что клянется священной звездой Курата, что больше никогда не станет насиловать и убивать, а если нарушит свою клятву, то пусть ему живому вырежут сердце.

— Да, да, момбацу сама Карина! — затряс головой пленник. — Вырезать сердце после обмануть!

Панариши нагнулся и за цепочку извлек из-под рубахи висящую на шее звезду, вписанную в круг.

— Ты клянешься священной звездой Курата, что больше не станешь убивать и насиловать? — резко спросил он. — Обратно дороги нет. Клятва на звезде не отменяется.

— Да, клянусь! — отчаянно закивал солдат. — Звезда Курата клянусь!

— Верю, — кивнул Панариши. — Манако мао цубам биллираах кунут, тупасса![18] Кара, ты полагаешь, что инцидент исчерпан?

— Нет. Мы не можем простить его просто так, за слова. Иначе любой убьет, а потом скажет «я больше не буду!» Кажется, я знаю, что можно сделать. Мати… Саматта однажды рассказывал про обычаи древних племен. Не местных, еще на Земле. Как тебя зовут? — спросила она у стиснувшей у груди руки женщины. — Твое имя?

— Ямома, момбацу сама! — всхлипнула та. — Не убивать он? Отпускать? Правосудие!

— Нет, сама Ямома, просто так он не отделается. Твое имя? — обратилась она к пленному.

— Саррахан ах-Думма, момбацу сама, — с готовностью откликнулся тот.

— Рис, переводи. Я хочу, чтобы они оба точно поняли, что я решила. Сан Саррахан, ты убийца и насильник. Ты признался в том, и твою вину подтверждает свидетель…

— По местным обычаям женщина не может выступать свидетелем в суде, — на секунду прервал перевод Панариши.

— Теперь может, — нетерпеливо отмахнулась Карина. — Избранная я Дочь или кто? В общем, сан Саррахан, ты лишил саму Ямому средств к существованию, а потому до конца своей жизни станешь ее содержать. И ее, и всех ее детей, пока они не достигнут возраста совершеннолетия. А поскольку ты изнасиловал ее, я навсегда запрещаю тебе прикасаться к женщинам. Одна только сама Ямома может стать твоей женой — но только добровольно. Только если ты своей заботой сумеешь убедить ее, что станешь ей достойным мужем. Если не сможешь, станешь просто содержать, не прикасаясь и пальцем. А если ты попробуешь запугать ее и сделать своей женой силой, духи убьют тебя страшной смертью. Ты понял меня, сан Саррахан?

— Да… понимать… — солдат обмяк и почти с испугом посмотрел на женщину. — Я содержать ее всегда, все деньги отдавать. Клятва звезда Курата!

— Ты поняла мое решение, сама Ямома? — строго спросила Карина.

— Да, момбацу сама Карина, я понимать, — кивнула та. — Но он убить мой муж…

— Мертвых нельзя возродить к жизни, сама Ямома. Прошлое нельзя исправить, как бы нам того ни хотелось. А месть никогда ничего не решает. Она лишь иссушает душу и сердце и делает тебя таким же, как твой враг. Сан Саррахан будет содержать тебя до конца жизни. Он никогда больше не прикоснется к женщине и никогда никого не убьет.

— Ма, момбацу сама, — кивнула та. — Так справедливо. Я никогда не стать его жена, он больше не знать женщина.

— А как поступить с его нынешними женами? — безразлично спросил Панариши.

— А у него есть жены? — растерялась Карина. — Ой…

— Именно что «ой!» — хмыкнул псевдо-шаман. — Шучу, расслабься. Солдатам Дракона запрещено заводить семью. Женитьба автоматически означает отставку и перевод в разряд земледельцев. Но ты о том не знала и даже не задумалась. Кара, поаккуратнее с решениями. Ты не знаешь местных обычаев и такие горы навоза разворошить можешь из самых лучших побуждений… С кубалами ты уже наворотила дел, как бы чего похуже не вышло.

— Спасибо, Рис, я поняла. Я постараюсь аккуратнее. Что дальше?

— С этим? — Панариши извлек нож из висящего на поясе чехла, и прежде чем Карина успела хоть что-то сказать, наклонился и одним движением перерезал веревки на руках пленника. — Ничего не делать. Он больше не солдат Дракона. Саррахан, забирай Ямому, и уходите. Можешь остаться в Мумме, если деревня тебя примет.

— А с остальными? — напряженно спросила Карина.

— Ну, поскольку ты вряд ли благосклонно отнесешься к идее их перестрелять, — фыркнул псевдо-шаман, — придется просто их выгнать. Не беспокойся, им оставят ножи и кресала. Они, в отличие от тебя, в лесу выживут. А теперь пойдем в дом, Кара. Нам действительно пора поговорить.

Когда Карина, Цукка, Панариши и Шаттах вошли в Большой Дом, первым, кого Карина заметила, оказался Дурран. Младший Коготь понуро сидел на одной из лавок в комнате, которую назначили гостиной, и грыз ногти на пальцах. При виде всей компании он даже не пошевелился.

— Я кому-то еще нужен? — угрюмо спросил он, не поднимая взгляда.

— Кара, хочешь ему ответить? — поинтересовался Панариши, присев в углу на корточки и аккуратно положив на пол меч и кинжал Цома. — Имей в виду, он нарушил клятву о безоговорочном повиновении старшим, которую давал, вступая в клан, и теперь только и ждет удобного момента, чтобы перерезать себе глотку. Или как там у вас принято с собой кончать, а, Дурран?

Младший Коготь вскинул на него мрачный взгляд, но промолчал.

— Дурран, ты в самом деле хочешь убить себя? — неверяще спросила Карина. — Но почему?

— Потому что кланы Дракона — такие большие волчьи стаи, где старшие волки охраняют свое положение от посягательств молодых в том числе с помощью красивых слов. А некоторые молодые почему-то воспринимают слова старых всерьез, — Панариши закатил глаза к потолку. — Дурран, тебе в твоем-то возрасте пора бы и знать, что типичный способ для очередного Головы занять место старого — убийство. Подлое убийство — удар ножом в спину, яд в питье и тому подобное. Клятвы нужны верхушке клана для того, чтобы лучше контролировать таких, как ты.

— Мне все равно, зачем клятвы нужны им, — глухо сказал Младший Коготь. — Я знаю лишь, что нарушил клятву сам. Я предал — неважно кого и неважно почему. Зачем мне жить дальше?

— Господин Дурран, но ведь ты защищал меня, — тихо сказала Карина, опускаясь рядом с ним на лавку. — Ты пытался убедить своего хозяина, чтобы меня не убивали. Скажи — почему?

— Потому что ты — первая на моей памяти, кто действительно заботился о людях, — все так же глухо откликнулся Дурран, не поднимая на нее взгляд. — Ты не говорила, а делала — так делала, словно иначе и поступить нельзя. Делала, хотя знала, что тебя в любой момент могут убить, хотя ничем не была им обязана. Моя жизнь ничего не стоит рядом с твоей. Ты должна жить… а мне больше незачем.

— Господин Дурран, так нельзя! — горячо сказала Карина. — Твоя жизнь не менее ценна, чем моя. Пожалуйста, не надо так поступать. Я очень тебя прошу! Очень! Если бы ты не убил того… с тоскалой…

— Цома, — подсказал Панариши.

— Да, Цома, он приказал бы своим солдатам стрелять. А у них были автоматы. Они бы убили многих, просто промахнувшись по мне. Я не могу остановить все пули, в меня направленные, часть все равно срикошетила бы мимо и в кого-нибудь попала бы! Ты спас людей — и хочешь убить себя за такое?

— Я предал…

— Да никого ты не предал! — внезапно для себя вскипела Карина. — Любой солдат в нормальной армии имеет право отказаться от исполнения преступного приказа! И воспрепятствовать его исполнению другими тоже может! А если командиры прямо требуют от солдат преступлений, это не армия, а банда! А какие там еще клятвы и честь в бандах? Они только грабить и убивать могут! Сан Дурран, я знаю, каково жить с грузом прошлого на сердце. Нелегко, да, но ты обязан справиться! Честь — то, что внутри тебя, а вовсе не то, что говорят другие. Ты поступил правильно, и прекрати рассуждать о вещах, в которых ничего не смыслишь!

— Не говори мне о чести, женщина! — Дурран запыхтел, надуваясь от гнева, как воздушный шарик. Он вскинул тяжелый взгляд и уперся им в Карину. — Я всю жизнь прожил…

— Ой, да уж прямо «всю жизнь»! — фыркнул Панариши. — Тебе еще и тридцати нет. Дурран, помнишь, о чем мы вчера вечером говорили? Ты совершил ошибку не тогда, когда выстрелил в Цома, а когда вступил в клан. Да, тебе было некуда деваться, Караванная Охрана тебя нищим и искалеченным выбросила на улицу, а вербовщик так красиво пел! Но ты стал бандитом — и за то тебе действительно придется расплачиваться. Сегодня ты сделал первый шаг к искуплению. Ты — солдат, а нам в ближайшее время очень потребуются опытные солдаты. Хотя бы для того, чтобы охранять Карину. Дракон… нет, не Дракон, лично Шай! — не остановится, пока не уничтожит ее — или не погибнет сам. Если ты хочешь, чтобы она и дальше что-то делала для людей, тебе следует к нам присоединиться. Если нет… ну, в конце концов, ты давно не сопливый мальчишка, а я не мамаша с платочком, чтобы утирать тебе слезы. Воспользуйся своей головой — или пойди перережь себе глотку. Только где-нибудь подальше отсюда, чтобы Карину лишний раз не нервировать.

Дурран резко поднялся и, ни слова не говоря, вышел.

— А Мулами! — отчаянно спросила Карина ему вслед. — Она же беременна…

Она вскочила, чтобы бежать вслед за мужчиной, но Панариши остановил ее, подняв руку.

— Он справится, Кара, — тихо сказал лже-шаман. — У него сильный характер. Ему просто нужно прийти в себя и осознать новые альтернативы. Ты больше ничем ему не поможешь. Вечер — паникер…

— А если не справится?

— Значит, я ошибся в человеке впервые за… — Панариши замолчал. — Впервые за очень долгий срок, — наконец закончил он.

— Жаль, если он застрелится, — произнес молчавший до того Шаттах. — Он очень бы нам пригодился. Каждый человек на счету…

Торговец сел на одну из лавок и поставил автомат на землю дулом вверх, после чего широко и со вкусом зевнул.

— Тяжелый выдался день, — пожаловался он в пространство. — Не мальчик я уже, чтобы по лесам бегать…

— Только не говори, что девочка! — фыркнула Цукка, все это время стоявшая у одной из стенок со скрещенными на груди руками. — Все равно не поверю. Рис, приступай.

— К чему? — Панариши поднял на нее меланхоличный взгляд.

— К разъяснениям. Кто ты, что ты, откуда ты и что здесь вообще происходит? Кара, приготовься его ловить, если он опять сбежать от ответа попытается. Нет, лучше хватай прямо сейчас, пока не ускользнул. Пусть обездвиженный говорит!

— И как вас Джао терпел? — со вздохом спросил лже-шаман. — Хотя ему проще, его манипуляторами не поймать. Взял да и растаял в воздухе, когда захотел. Цу, как я уже сказал Карине, я координатор сети влияния Джао в Сураграше в течение последних десяти лет. Не первый координатор и, вероятно, не последний. Шаху, — он мотнул головой на торговца, — полевой командир и координатор моей организации, если так можно выразиться, в Мумме и примерно в стоверстовом радиусе. Джао давно пришел к выводу, что бандитские кланы, сформировавшиеся из-за… установок времен Игры, невозможно ликвидировать иначе, кроме как путем радикальной перетряски сложившихся в Сураграше социальных структур, желательно — полного их уничтожения. Наиболее оптимальный способ — хаотизация социума с последующим формированием его с нуля. Радикальный и жестокий метод с потерями до девяноста процентов его членов. Фактически оставляем небольшую группу на развод и начинаем с сохи и каменного топора. Не в моем вкусе, мягко говоря. Так что я пошел по иному пути — вовлечение в строительство нового общества всех людей. Но добиться такого путем келейного вооруженного переворота нельзя. Люди всего лишь пожмут плечами и продолжат жить, как раньше — отдавая власти все, что та потребует, а в остальном держась от нее как можно дальше и не ассоциируя себя с ней. Чтобы избежать такого и заставить людей искренне участвовать в общем деле, требуется, чтобы каждый чувствовал свою причастность к переменам. А такого можно добиться лишь путем всенародного восстания.

Он задумчиво постучал пальцем по подбородку.

— Восстание непосредственно готовил я. Оно намечалось на текущее лето, но поскольку Шай так удачно притащил тебя сюда, я решил воспользоваться случаем. Немного не сходится по времени, но особых проблем возникнуть не должно. Сейчас на огромной территории громят базы Дракона, а в деревнях убивают его солдат и сжигают склады еще не вывезенной маяки. С самыми крупными базами мы сразу не справимся, но они окажутся в изоляции, как раньше оказывались в изоляции лагеря иностранных армий. Очень удачно, что мы сразу вывели из игры одного из двух Старших Когтей Оранжевого клана, куда более опытного, чем второй. Еще более удачно, что у нас есть такой символ, как Карина. На сей раз суеверия сыграют нам на руку. Народ просто не задумается, стоит за ней идти или нет. Стоит, разумеется.

— Рис, но почему ты не сказал мне сразу? — сердито спросила Карина. — Почему изображал из себя дурацкого шамана?

— По-моему, я изображал из себя очень даже выдающегося шамана! — обиделся Панариши. — И продолжу его изображать в ближайшее время, если не возражаешь. Так куда удобнее — начальный авторитет имеешь сразу и без разговоров. А тебе я не сказал потому, что ты, извини меня, очень скверная актриса. Я просто боялся, что ты не сможешь нормально сыграть роль несчастной запуганной заложницы, и кто-нибудь — тот же Дурран — что-нибудь заподозрит раньше времени. Так, девочки, пока у нас небольшое затишье, я и в самом деле сбегу. Нужно отвести вертолет на запасную площадку и замаскировать, мало ли что. А я в окрестностях единственный человек, умеющий им управлять. Да и вообще дел у меня много. Главное я вам сказал, а Шаху вас в курс дела введет поподробнее. Отдыхайте и приходите в себя — все-таки не каждый день вам объявляют, что сейчас вас грубо и безо всякой нежности прикончат.

— Все мужчины такие! — вздохнула Цукка. — Наобещают с три короба, а потом фьють — и нету. Хоть с собаками ищи. Кара, я бы на твоем месте ему между ушей на прощание врезала как следует, чтобы не разыгрывал из себя великого манипулятора.

— Рис, — тихо спросила Карина, — а когда ты в последний раз общался с папой… с Джао?

— Восемь лет назад. Как я понимаю, он попрощался со всеми примерно в одно и то же время.

— И ты продолжал действовать без него?

— Конечно, Кара. Для того он меня и раз… рекрутировал.

Панариши выпрямился, подмигнул Карине и стремительно вышел, по пути слегка дернув Цукку за прядку волос. Та ойкнула и схватилась за голову.

— Заигрывает, — резюмировала она, глядя вслед псевдо-шаману. — Щас, разбежался! Я, между прочим, замужем, пусть и неофициально. Кара, ты бы все-таки ему врезала между ушей, что ли. Тебе можно, ты у нас Избранная.

— Знаешь, Цу, он сам кому хочешь врежет, — задумчиво проговорила Карина, глядя на подругу. — Ты видела, как он двигался на площади? Если без манипуляторов, я против него и трех секунд не выстою. Он настоящий мастер рукопашного боя, я таких в жизни не видела. А я на мировых первенствах присутствовала, между прочим! Он не дерется — он… живет так. Ну, как мы ходим. На десять ступеней выше белой ленты. Я такому и за триста лет научиться не смогу — а ведь он выглядит немногим старше меня! Ну, пусть он даже на десять лет старше — когда он успел подняться до такого уровня?

Внезапно она нервно хихикнула.

— Цу, знаешь, что мне в голову пришло? Помнишь, какая сегодня дата?

— Нет, — пожала та плечам. — Я вообще как-то за временем плохо слежу в последнее время. А какое у нас число, в самом деле? Восьмое? Девятое?

— Десятое. Десятое пятого восемьсот пятьдесят восьмого, златодень.

— Ну и что?

— Пятнадцать лет, Цу. Сегодня ровно пятнадцать лет с того дня, как мы с Яни сбежали из Института. Тогда меня чуть не убили. Сегодня — тоже.

— Значит, раз в пятнадцать лет тебе следует быть поосторожнее, — констатировала ехидная Цукка. — Из дома не выходить, что ли. Или с незнакомыми мужчинами не разговаривать без острой на то необходимости. Господин Шаттах… тьфу, заколебало. Я среди вас самая старшая, так что предлагаю без формальностей. Без «господинов», «момбацу санов» и так далее. Шаттах, ты как?

— Наедине — нормально, — криво усмехнулся торговец. — На людях, боюсь, к Карине обращаться придется в соответствии с этикетом, каким бы он ни сложился. Избранная Дочь все-таки.

— Злые вы! — понуро вздохнула Избранная Дочь, нимало не вдохновленная перспективой публичного общения по этикету. — Уйду я от вас. Шаттах, раз Рис сбежал, давай ты за него рассказывай, что происходит и как с ним бороться. С самого начала.

За окном загудел вертолетный двигатель, начали посвистывать неторопливо раскручивающиеся лопасти винта.

— Ну, с самого начала я не расскажу, — рассеянно откликнулся торговец, прислушиваясь к звукам. — Для меня все началось семь лет назад, когда Рис запнулся о меня на базаре в Паллахе — я там сережки для своих девочек подбирал…

Стихийные восстания обычно обречены. Только в скверных псевдоисторических романах случайно вспыхнувшая искра возмущения внезапно превращается во всеиспепеляющий пожар. Обычно случайного смутьяна королевская стража, феодальные витязи или иная служба охраны общественного порядка и спокойствия вяжет или рубит на кусочки тут же, не сходя с места. В крайнем случае — объявляет награду за его голову, каковую (голову, не награду) ей вскорости и приносят на блюдечке законопослушные и златолюбивые граждане. На том все и заканчивается.

Сураграшское восстание весны-лета восемьсот пятьдесят восьмого года, вошедшее впоследствии в учебники истории под патетическим и совершенно не отражающим его суть названием «Мщение духов», стихийным, однако, не являлось. На протяжении долгих десятилетий сначала Корректор, а потом продолживший его дело Панариши, вдумчиво и тщательно изучившие структуру и психологию лесных бандитских кланов, называющих себя «Драконом», расставляли точки принуждения и формировали тайные структуры, невидимо существующие на территории Западного Граша и Сураграша. Великолепно замаскированные склады оружия, отлично налаженные дальняя связь и отлаженные способы транспортировки вещей и людей, очень правильные знакомства в бурлящем политическом котле Граша и жгучая личная ненависть каждого члена многочисленного движения к Дракону способствовали тому, что Дракон даже и не подозревал о пронизывающей его тело сети ядовитой грибницы. К восстанию уже все было готово не первый год, но не хватало главного: широкой народной поддержки. Забитые и обираемые местные жители давно привыкли терпеть и помалкивать, и втянуть их в драку являлось очень сложной задачей. Так что подполье терпеливо ждало своего часа, наблюдая и делая выводы.

Появление Карины оказалось идеальным поводом. Телеграф джунглей, действующий едва ли не со скоростью мысли (чему весьма способствовали радиопередатчики заговорщиков), уже с первых дней распространил по широким пространствам по обеим сторонам хребта Шураллаха весть о невиданной женщине — великом шамане, которой и в подметки не годились все шаманы Сураграша, вместе взятые. Вброшенный Панариши дополнительный ингредиент легенды об Избранной Дочери резко ускорил кипение умов, и к моменту, когда Старший Коготь донес до ушей Шая слухи о Карине, практически весь Сураграш от южного океана до северных границ с Четырьмя Княжествами уже твердо знал: пришла Та, Что Поведет За Собой. Сама того не подозревая, Карина оказалась светлым лучом в мрачной серости повседневной безысходности, далекой красивой сказкой, внезапно вселившей надежду в сердца даже самых забитых и запуганных селян. Чудо-врач, оживляющий мертвых, и великий шаман, предсказывающий катастрофы, в одном лице, она стала символом перемен. Даже тот факт, что она женщина, да еще и бесстыдница, каких мало, большинство местных мужчин простили ей не задумываясь. В конце концов, сказку нельзя мерить обычной меркой, и женщиной гостью из-за моря можно считать не более, чем прекрасную статую, вырезанную из камня.

Весь Сураграш затаил дыхание, неосознанно ожидая перемен. И когда прошел слух, что Избранная Дочь убита, перегретый пар в котле внезапно — для Дракона — взорвался.

Каждый раз зародышем бунта являлся один из тайных агентов Панариши, на глазах у толпы озвучивавший слух о смерти Карины, после чего бросавшийся на солдат Дракона. Поначалу его поддерживали один-два товарища по организации, но почин немедленно подхватывали и и остальные присутствующие. Мысль о том, что за дальним горизонтом внезапно погас лучезарный свет, оказывалась настолько шокирующей, что при ненавязчивой помощи заговорщиков перебивала даже привычный страх. Озвучиваемая впоследствии альтернативная информация о том, что Избранная Дочь жива и здорова лишь добавляла опьяненной кровью толпе эйфории. И спустя четыре часа после неудачной попытки Цома убить Карину пожар восстания полыхал на огромной территории, затронув территории семи кланов из девяти. В силу стратегического замысла Джао не очень сильно пострадали только расположенные на дальнем севере Сураграша кланы Цветущей Вишни и Снежных Вершин, да мало затронутым остались южные территории, контролируемые кланом Змеи.

Сильнее всего досталось, разумеется, Оранжевому клану и клану Ночной Воды. Ситуацию для них резко усугубила гибель одного из основных Оранжевых лагерей от супербомбы Четырех Княжеств, гибель одного из двух Оранжевых Старших Когтей, а также смерть Головы клана Ночной Воды. Не помогло Дракону и то, что дезориентированная вестью о смерти прежнего Головы Ночная Вода еще не успела смириться с тем, что становится частью Оранжевого клана. Ее солдаты сумели среагировать и самостоятельно, но лишь укрывшись в укрепленных лагерях и потеряв практически всю территорию и не менее трети личного состава. Оранжевый клан, по второму основному лагерю которого нанесли внезапный удар превосходящие силы повстанцев, переброшенные туда Панариши в том числе от уничтоженной с воздуха Миссисимы, оказался на грани полного разгрома. Он также лишился всего воздушного транспорта за исключением персонального вертолета Шая, двух небольших грузовых вертолетов и нескольких легких бипланов, доставлявших ценные грузы в соседние кланы. Захваченная повстанцами техника срочно перегонялась в заранее подготовленные лесные укрытия, где найти ее не смогла бы даже шпионская техника ЧК или Катонии. Сами вертолетные площадки и баки с резервами горючего приводились в негодность для использования Драконом, а перегонные установки для получения биотоплива демонтировались и на мулах исчезали в чаще джунглей.

К вечеру десятого пятого огромные территории Сураграша оказались фактически под полным контролем заговорщиков и стихийно организующихся отрядов местных жителей. И все, абсолютно все знали: их ведет Избранная Дочь, и боги на их стороне.

В ночь на одиннадцатое пятое Дракон оправился от первого шока. Тяжело, вполне возможно — смертельно раненый, он, однако, еще не умер, и агония обещала стать долгой и тяжкой. С крупных укрепленных военных баз, которые повстанцы не сумели (а некоторые — даже не пытались) взять штурмом, спешно отправлялись вооруженные отряды. Отправлялись пешком и на грузовиках — вертолеты внезапно оказались в остром дефиците. Тут и там по всему Сураграшу, от границы с Грашем до западного Бескрайнего океана, от южных мысов Западного континента до северных областей, граничащих с Четырьмя Княжествами и плавно переходящих в пустынные степи Караграша, вспыхивали ожесточенные стычки. И далеко не все из них заканчивались в пользу повстанцев.

Утром одиннадцатого пятого разъяренный почти до потери сознания Шай ах-Велеконг в сопровождении двух десятков избранных телохранителей, уцелевших в кровавой бане предыдущего дня, вылетел на позаимствованном у Ночной Воды вертолете в сторону Муммы, чтобы найти и уничтожить основной источник бунта — а заодно и страшно покарать всех виновных. Покарать так, чтобы до скончания веков ни одна живая душа даже не помышляла бы о сопротивлению Дракону — и лично Шаю.

10.05.858, златодень. Сураграш, южная граница владений Оранжевого клана

Вертолет прошел над машинами пару минут спустя после того, как отдавший руль Ольге и пересевший на место пассажира Саматта включился в конференцию, чтобы поучаствовать в общем обсуждении ситуации.

«Здесь Саматта», — послал он вызов. — «Я подключился заново. Повторите мне, рассеянному, что у вас произошло. Медленно и по пунктам. Яна что-то упоминала про разоружение боевиков. Надеюсь, вы их не в одиночку разоружали?»

«Здесь Цукка. Мати, не волнуйся. Все в порядке. Они прилетели, чтобы нас убить, а вместо того Панариши и его люди их разоружили и взяли в плен. Опасности не было… почти».

«Здесь Палек. Ага, а я — корова с бубенчиками. Как того когтистого мужика звали, что мечом размахивал?»

«Здесь Цукка. Лика, не пугай Мати. Старший Коготь Цом его звали. Его Кара уронила, а Дурран застрелил».

«Здесь Саматта. Цу!!»

«Здесь Цукка. Ну, слегка опасно вышло, ладно. Но он ведь даже скомандовать ничего не успел!»

Полыхающий лесной пожар. Высокий косматый обака, оскаливший зубы в гримасе бешеной ярости. Бешено вращающийся смерч, надвигающийся на безмятежную степь.

«Здесь Палек. Мати! Ух ты! Ты, никак, визуальный канал освоил? А Дзи говорил, что нам не судьба его задействовать. Научи, а?»

«Здесь Саматта. Народ, я сейчас начну кусаться! Кара! Ты что-нибудь скажи! Что произошло? Почему ты начала ронять бандитов на землю?»

«Здесь Карина. Мати, у нас выхода не осталось. Они прилетели, чтобы нас убить. Шай посчитал, что моя неожиданная популярность среди местных слишком опасна, ну и… прислал своих головорезов. Я не искала драки, но мне пришлось защищаться. На самом деле мы практически не рисковали — вокруг площади замаскировались автоматчики Панариши, а он сам стоял совсем рядом. А от меча я уклоняться умею очень даже неплохо, я же все-таки мастер Пути. Вот если бы он попытался неожиданно в меня выстрелить… но он не попытался».

«Здесь Яна. Кара, а теперь медленно и по буквам: откуда у Панариши взялись снайперы? Он что, из шамана в армейского командира переквалифицировался? И почему они не перестреляли солдат еще до того, как те начали размахивать мечами?»

«Здесь Карина. Ребята, вы покрепче за сиденья возьмитесь, иначе упадете. Панариши на самом деле не шаман. Он координатор местной сети влияния Дзинтона. Он на пару с папой восстание против Дракона много лет готовил, а попытку убить меня использовал как повод для восстания. Шаттах говорит, что еще до заката Дракону так поплохеет, что ему совершенно не до нас станет. И не до вас. Мати, так сложно рассказывать. Вы когда доберетесь? Завтра? Послезавтра?»

«Здесь Саматта. Кара, твой любимый Панариши еще там? Ох, оторву я ему хитроумную башку! Ну надо же — повод ему потребовался! Себя, небось, под пули не сунул, тобой прикрылся!..»

«Здесь Карина. Мати! Перестань сейчас же! Он рисковал не меньше, специально под пули подставляясь и на себя внимание отвлекая. И вообще, хватит кипеть как чайник, давай конструктивно рассуждать».

«Здесь Палек. Мати, притормози-ка свой тарантас. Я тебя из канистры водичкой полью, и дальше поедем. Ну, когда пар немного рассеется. Кара, смотри, чтобы твой Панариши не сбежал до нашего появления, я хочу добровольцем записаться».

«Здесь Яна. Кто о чем, а Лика о войнушке…»

«Здесь Цукка. Лика, Рис забрался в вертолет и куда-то улетел. Да и зачем бы ему ты?»

«Здесь Палек. А переправы через реки или пропасти строить не нужно? Или здесь мосты растут, как и пальмы, самостоятельно?»

«Здесь Яна. Лика, а что тебе Канса скажет? Ты забыл, что теперь женат?»

«Здесь Палек. Мы вместе в ополчение запишемся. Я — главным инженером повстанческой армии, а она… она… медсестрой к Каре, вот! Щас спрошу ее…»

«Здесь Саматта. Ша, мелюзга! Хватит галдеть мне в ухо. Кара, мы постараемся добраться как можно быстрее. Если дополнительных приключений не случится, максимум к завтрашнему вечеру. До тех пор…»

Рокот вертолета, прорвавшийся сквозь гудение мотора. Саматта, замолкнув на полуслове, прислушался. Ольга тоже насторожилась.

— Откуда здесь вертолеты? — под нос пробормотала она.

— Ожидаемая проблема, — напряженно откликнулся Саматта. — Кураллах рядом. Ольга, на территориях Дракона — большое восстание, давно и тщательно подготовленное. Поздравляю, мы очутились прямо посреди гнезда разъяренных дзянхо… «Здесь Саматта. Всем выйти из конференции, боевая тревога. Неопознанный вертолет над головой. Приготовиться к серьезным неприятностям. Лика, предупреди Дора на тот случай, если он сам не расслышал».

— Что такое дзянхо? — рассеянно поинтересовалась Ольга, склонившись вперед и вглядываясь в небо над машинами.

— Такие крупные насекомые наподобие ос. Быстро летают и очень больно жалят. Совсем как вертушки, ку-ссо! Да где же он?..

В этот момент под углом спускавшаяся по склону дорога выбралась на широкую ровную прогалину, и купы деревьев отскочили в стороны. Вертолет — небольшая четырехместная гражданская модель — пронесся не более чем в пяти саженях над землей, обогнав машины, но тормозя и разворачиваясь. Что-то громко и неразборчиво заорал динамик.

— Что они говорят? — сквозь зубы переспросил Саматта, вытаскивая из-под мышки пистолет и проверяя обойму. — Ольга?

— Плохо понимаю. То ли акцент странный, то ли просто динамик такой. Кажется, требуют остановиться.

Динамик заорал снова, и гул вертолета прорезал отчетливый треск. В проеме сдвинувшейся вбок дверцы фюзеляжа мигнули вспышки выстрелов. Дорога перед автомобилем взметнулась фонтанчиками пыли, и Ольга невольно вильнула рулем.

— Тормози! — приказал Саматта, мысленно дублируя приказ Палеку во второй машине. — Но готовься рвануть с места по моей команде.

— Как скажешь… — Ольга с сомнением взглянула на него и резко нажала на тормоз. Машина пошла юзом и, взметнув к небесам облако пыли, замерла. — Дальше что?

— Нас не расстреляли сходу. Если повезет, это повстанцы. Если не повезет, то солдаты Дракона попытаются нас досмотреть. Или ограбить. Или хотя бы приблизиться поближе, чтобы удобнее стало стрелять. Главное, чтобы они сели на землю, тогда мы сможем их достать. Яни! — он обернулся.

— Да, Мати? — напряженно спросила та.

— Я не могу поддерживать концентрацию одновременно для оценки обстановки и для передачи команд второй машине. Войди в прямой контакт с Ликой и передавай ему все, что я говорю вслух. Пусть пересказывает Дору. Готова?

— Да, — секунду помедлив, сообщила Яна. — Лика в канале. Готова передавать.

Рассеивающаяся было пыль взметнулась снова — вертолет садился в пяти саженях от остановившихся машин.

— Почему не ликвидировать их сразу? — сквозь зубы спросила Ольга. — Я выйду навстречу, и прежде чем они сообразят, что происходит, порву всех, кто выйдет из вертолета. И я смогу его пилотировать.

— Ты можешь атаковать и одновременно блокировать пули?

— Нет, — северянка мотнула головой. — Или — или.

— Тогда кто-нибудь может успеть нажать на спуск. Мы не железные, нам одной шальной пули хватит. Хотя… рациональное зерно есть. Яна, транслируй: Ольга выходит навстречу и спрашивает, что им нужно. Если это Дракон, Ольга бросает «светлячка» и после взрыва начинает действовать. После вспышки мы поддерживаем огнем из машин, если необходимо. Не смотреть в ее сторону!

— Передала. Мати, я чувствую эмоции только двоих чужих. Они слишком далеко, но я не думаю, что их больше. Один наверняка пилот, значит, готов стрелять только второй.

— Ты у нас умница и красавица. Продублируй Лике. Ольга, вырубаешь стрелка первым.

Рокот лопастей стих. Снова заорал динамик, на сей раз из-за близости куда громче.

— От лица Оранжевого клана требуют всем выйти из машин, лечь на землю и ожидать прибытия патруля, — ноздри Ольги возбужденно шевельнулись. — Наверняка нас засекли откуда-то с наблюдательного пункта. Я выхожу. Готовьтесь. Но не стреляйте без острой нужды, меня зацепите.

Она уронила в ладонь из укрытого в широком рукаве чехла маленький шарик светошумовой гранаты и открыла дверцу. Динамик заорал снова, и на сей раз в голосе явственно чувствовалась ярость.

— Яни, глаза! — прошипел Саматта. Он отвернулся, крепко зажмурился, закрыл глаза ладонями и слегка приоткрыл рот, чтобы ослабить удар шумовой волны. Секунду спустя оглушительно грохнуло — так, что уши у него словно заложило ватой. Приглушенно затарахтел и сразу же смолк автомат, словно сквозь подушку зазвенело бьющееся стекло, визгливо заскрежетал металл. Саматта распахнул глаза и резко обернулся. Вертолет стоял посреди оседающего облака пыли, его лопасти лениво крутились, замедляясь. Ближняя пассажирская дверца оказалась наполовину сдвинутой и искореженной, дверца у пилотского места — вырванной вместе с петлями. Рядом с машиной над двумя валяющимися на земле неподвижными телами стояла Ольга, настороженно озирающаяся по сторонам. Саматта выскочил наружу, обогнул автомобиль и подбежал к ней с пистолетом наизготовку. Пару секунд спустя к ним присоединился Дентор. Полицейский пистолетом не ограничился: в руках он держал «ураган». Внушительных размеров ручной пулемет в его лапищах казался почти что детской игрушкой.

— Яни права — только двое, — неестественно отчетливо выговаривая слова, произнесла княженка. — Ребята, говорите громче — я наполовину оглохла.

— Хорошо справилась, — одобрительно кивнул Саматта. — Что с ними? Живы?

— Тот, что стрелял — вряд ли, — качнула головой Ольга, доставая из-за пазухи круглую белую горошину и бросая ее в рот. — Я, похоже, ему шею свернула, когда из салона выдирала. Пилот отделается сотрясением, если только внутреннего кровоизлияния не случится. Сейчас посмотрим, что внутри…

Она повернулась и залезла на пилотское место, вглядываясь в приборы.

— Чисто сработано, — пробормотал себе под нос Дентор, так что Саматта с трудом разобрал его слова. — Я рад, что она на нашей стороне. Что они орали через динамики? — уже вслух спросил он.

— Требовали остановиться, лечь на землю и дожидаться патруля… — Саматта снова напрягся. — Вот заразы! Наверняка сюда сейчас несутся грузовички с боевиками. Нужно срочно сваливать! Ольга! Что там с горючим у вертолета? Мы можем быстро его себе в канистры слить?

— Горючего мало, — Ольга спрыгнула из кабины на землю. — Максимум четверть бака. Или он действует на пределе дальности, или просто возвращался с патрулирования. Слить его, наверное, можно, но в здешних краях моторы обычно под биотопливо переделывают. Гремучая смесь бензина пополам со спиртом, у нее высокий коэффициент детонации — наши моторы сдохнут очень быстро.

— Хорошо, забыли. Дор, у тебя гранаты под рукой? Нужно, чтобы эта птичка больше не взлетела.

— Не тратьте зря. Без них обойдемся… — Ольга снова повернулась к кабине, и внезапно контроль-панель вертолета брызнула осколками стекла и пластика. — Пусть-ка попробуют взлететь без обоих джойстиков и главной приборной консоли!

— Хорошо. Сматываемся, быстро! — он повернулся к машине — и замер. Автомобиль отчетливо кренился на заднее левое колесо, а крыло над ним испещряли небольшие дырки. — Вот скотина! Попал-таки напоследок! Хорошо, что не в бензобак… Дор, снимай запаску!

— Нет времени! — мотнул головой Дентор. — Там!

Он ткнул пальцем вверх по склону, и Саматта с Ольгой увидели, как над лесом на крутом горном склоне саженях в ста в небо взмыла туча птиц. Секундой позже на большой лесной прогалине быстро промелькнули силуэты грузовиков.

— Ну что за невезуха… — пробормотал Саматта. — И когда успели?

— Там, на горке, наверняка наблюдательный пункт, — Ольга показала на скальную вершину, возвышавшуюся над местностью по крайней мере на сотню саженей. — Мне еще показалось, что там солнце блеснуло на линзах. Саматта, нужно либо сражаться, либо бросать машину, выхода не остается.

— С одной машиной нам назад не выбраться, — сквозь зубы процедил Саматта. — Драться не станем, если только совсем к стенке не прижмут. Я поведу. По машинам!

Не дожидаясь ответа, он нырнул на водительское место и завел мотор. Секунду спустя рядом с ним плюхнулась Ольга.

— Нас все равно достанут, — напряженно сказала она.

— Не успеют, — хмыкнул Саматта. — Если я не ошибся в расчетах, мы совсем рядом с Кураллахом.

— А если ошибся?

— Тогда найдем местечко посимпатичнее и начнем отстреливаться… — Саматта резко надавил на газ, и машина, взвыв, дернулась вперед.

Несмотря на довольно ровную и прямую по местным меркам дорогу машину с простреленным колесом бросало из стороны в сторону. Саматта, несмотря на весь свой опыт, с трудом удерживал руль. Ольга, однако, умудрилась дотянуться до люка в крыше и высунуться в него, всматриваясь назад.

— Догоняют! — крикнула она. — Быстрее!

— Как могу… — пробормотал Саматта. — Яни, передай Лике, чтобы они с Каси легли на сиденье. И ты ляг. Еще начнут стрелять и заденут шальной пулей.

— Хорошо, — покорно кивнула та и зашевелила губами. Потом она склонилась на бок и уперлась ногами в одну дверцу, а руками — в другую, чтобы не так болтало.

Бешеная гонка продлилась недолго — не более пяти минут. Погоня успела приблизиться на опасное расстояние и отставала не более чем на пару десятков саженей. Стало видно, что их преследуют два небольших пятнистых полуджипа-полугрузовика, в каждом из которых сидело не менее шести человек. С передней машины преследователей уже начали стрелять, однако попасть на таком расстоянии и на беспрерывно петляющей лесной дороге им не удавалось. Саматта уже прикидывал, в каком месте лучше затормозить и принять бой, когда на прогалине впереди словно из-под земли выросла человеческая фигура с властно поднятой рукой.

Мотор неожиданно фыркнул и заглох. Автомобиль по инерции прокатился еще несколько саженей и застыл на месте. Сзади, взвизгнув тормозами, замер джип Саматты.

— Что за… — начала было Ольга, глядя, как человек неторопливо подходит к автомобилю.

— Спокойно! — оборвал ее Саматта. — Я же говорил — мы на границе Кураллаха. Ольга, большая просьба — забудь на время про свои способности. Если он то, что я думаю, они тебе ничем не помогут, только отношениях ухудшат.

— Отношения? — удивленно спросила сзади Яна. — Да какие там… Ох!

— Что? — резко обернулась Ольга.

— Он не человек! Я его эмоций не чувствую! Неужели чоки?

— Скорее всего, искин Камилла, удаленно управляющий чоки, — усмехнулся Саматта. — Вылезаем. Сейчас начнется представление.

Громкий рев автомобильных моторов сзади накатил — и мгновенно заглох. Выбравшийся на твердую землю Саматта с любопытством смотрел, как встречный, не обратив на него никакого внимания, прошел мимо их автомобилей и двинулся в сторону машин Дракона, из которых высыпали люди в пятнистых комбинезонах. Псевдочоки имел правильные резкие черты лица с заметно раскосыми на тарсачий манер глазами с черной радужкой и без зрачков, оливковую кожу и волосы, собранные на затылке в тугой пучок. Он носил строгий черный деловой костюм с белоснежной рубашкой, золотым шейным шнурком и глянцево блестящим черными ботинками. На спине у него висел слегка изогнутый длинный меч в узорных ножнах, рукоять которого выдавалась над правым плечом. Другого оружия у него не замечалось.

— Кто вы такие и что здесь делаете? — звучным голосом спросил он у нерешительно переглядывающихся солдат Дракона.

— Я Младший Коготь Цумзум, — буркнул один из преследователей, шагая вперед. — Командир заставы Оранжевого клана. Эти люди, — он мотнул головой в сторону джипов спасателей, — убили двоих моих солдат, повредили патрульный вертолет и отказались остановиться для досмотра. Они нарушили закон. Они преступники. Отдай их нам.

— Забавно слушать, как лесные бандиты рассуждают о нарушении закона, — искин стоял к Саматте спиной, но, судя по голосу, он иронически улыбался. — Дракон прекрасно знает, что мы не признаем ваши заставы и ваши досмотры. Вы нарушили границу и вторглись на нашу землю. Они — ожидаемые гости Кураллаха. Вы — нет. Убирайтесь.

— Но…

— Я не люблю повторять, бандит, — спокойно сказал искин. — Я разблокировал ваши двигатели. У вас минута, чтобы исчезнуть с моих глаз. Время пошло.

Он взялся за рукоять меча, и ножны с легким щелчком распахнулись по всей длине. Искин вскинул освобожденный клинок к небу, и заходящее за близкие горы солнце блеснуло на нем кровавым отсветом.

— Ты не имеешь права так поступать! — ощерился бандит.

— Дракон всегда считал, что право на стороне сильного. Сейчас я сильнее тебя. Если хочешь попробовать проверить, валяй. Но у тебя осталось всего сорок пять секунд. Потом ты умрешь.

Блеснув, меч опустился, и его острие замерло, нацелившись в лицо Младшего Когтя. Оно казалось настолько неподвижным, словно рукоять сжимала рука каменной статуи. Цумзум заколебался, нервно оглянувшись на своих солдат, и облизнул губы.

— Тридцать секунд, — тоном, способным замораживать ртуть, произнес искин. — На твоем месте я бы поторопился.

Младший Коготь зашипел сквозь зубы. Он сплюнул на дорогу под ноги чоки, развернулся и полез на сиденье своей машины. Остальные солдаты с явным облегчением последовали его примеру. Взревев моторами и подняв тучи пыли, оба полуджипа развернулись и покатили назад по дороге. Дождавшись, когда они скроются за ближайшей купой деревьев, чоки, забросив руку за спину, одним точным движением приложил меч к распахнутым ножнам, со щелчком сомкнувшимися над ним, и повернулся.

— Добро пожаловать в Кураллах, — спокойно произнес он, обводя взглядом выбравшихся из машин спасателей, и солнце блестящими точками отразилось в его лишенных зрачков глазах. — Вы как раз вовремя.

— Ага, мы такие точные, — согласился Палек, скрещивая руки на груди. — Всюду вовремя поспеваем. Классный мечик, между прочим. Я тоже такой хочу. В Грашграде я видел похожие, но они — полный отстой, не то что твой.

— Меч в здешних местах является статусным оружием верхушки кланов Дракона, — усмехнулся чоки. — Его ношение другими карается весьма неприятной смертью. На рядовых солдат и младших командиров действует на уровне подсознания — но только в том случае, если они уверены в твоем праве его носить. Насчет меня они уверены, господин Палек. Насчет тебя — сильно сомневаюсь. Кстати, меня зовут Кантар. Я искин второй страты, сегодняшний дежурный по Кураллаху. Господин Саматта и остальные, я временно передаю контроль над куклой искину Бойре. Кажется, ему есть что сказать.

Он на секунду неподвижно замер, потом слегка шевельнулся.

— Я вижу, господин Саматта, что ты правильно воспринял мои намеки тогда, в Крестоцине, — на лице чоки заиграла озорная улыбка, а голос изменившись, став слегка ниже и глубже. — Биката, когда прослушал запись, чуть меня не убил. Он считал, что я сказал слишком мало. Между прочим, он стоит рядом с консолью и рвется вам сказать сразу все и без остановки. Однако ему придется подождать, пока вы не доберетесь к нам на базу. Время не ждет, и события ускорились немного раньше запланированного. Вам придется сделать небольшой крюк, чтобы заехать к нам, но в конечном итоге он окупится.

— То есть ты ожидал, что мы в конце концов попадем к вам? — уточнил Саматта.

— Разумеется. Ваши психологические профили нам прекрасно известны, так что ваши действия мы просчитали заранее. Мы не сомневались, что вы впятером очень быстро окажетесь в Сураграше. Для нас оказались неожиданностью только госпожа Канса и дама Ольга, — чоки отвесил означенным особам, с изумлением его разглядывающим, легкий поклон. — Когда наш наблюдатель засек вас в Чумче, он с равной вероятностью предсказал два возможных маршрута — через горы на ослах и в объезд на машинах. Но уничтожение лагеря Дракона сделало второй вариант почти стопроцентно вероятным. А вычислить, за сколько вы можете доехать сюда по местным дорогам, труда не составляет. Строго говоря, мы на несколько верст вышли за границы контролируемой зоны, чтобы встретить вас, но Дракону сейчас не до таких мелочей.

— Премного рады, — проворчал Дентор. — И что дальше?

— А дальше, господин Дентор, вы просто поедете вперед по дороге. Там есть развилка, но на ней стоит указатель. Не заблудитесь. Однако сначала вам нужно заменить колесо. Я помогу. Где у вас домкрат?

— Ты перепачкаешься, господин, э-э, Бойра, — откликнулся Саматта, с сомнением окидывая взглядом едва ли не сияющий костюм чоки.

— Ткань почти не пачкается, не рвется и легко отчищается. Кукла задействуется довольно редко, а все остальное время лежит в тайнике под корягой. Если бы костюм мог портиться, от него давно остались бы лишь гнилые лохмотья. Давайте приступим к работе.

После смены колеса Бойра откланялся.

— Охранного чоки я возвращаю под контроль Кантара, — сказал он на прощание. — Он вернет его на исходную позицию. Примерно через семьдесят верст — развилка на Кураллах. Там указатель, не заблудитесь. Поторопитесь — и как раз успеете до дождя, — он взглянул на небо, где с юга вдоль горных вершин медленно катился грозовой фронт, черный снизу и ослепительно-белый от солнечных лучей сверху. Пока еще очень далеко и неслышно посверкивали молнии.

— Господин Бойра, — поинтересовалась Яна, — а что, одного чоки хватает для того, чтобы отогнать солдат Дракона? Они никогда не пытаются напасть?

Чоки улыбнулся.

— Очень редко, госпожа Яна. Как правило, после того, как на заставах меняются командиры. Но их мы охлаждаем очень быстро. Примерно так…

Его движения не заметил никто. Просто сначала он стоял у обочины дороги в расслабленной позе, а затем вдруг взметнулось облако пыли, и он оказался в шаге перед Яной, а острие его непонятно когда выхваченного меча уперлось ей в шею под подбородком.

— Обычно такого хватает, чтобы навсегда остудить горячие головы, — Бойра неторопливо убрал меч за спину. — Даже девианты с гиперметаболизмом не способны противостоять кукле, специально спроектированной для боя и обладающей реакцией искина. Кроме того, боевой чоки практически неуязвим и для холодного, и для огнестрельного оружия, и даже противотанковый гранатомет способен лишь временно сбить его с ног, не более.

— А вертолеты? Они же могут просто облететь стороной… — задумчиво проговорила Яна.

— Посмотрите, пожалуйста, вон туда, — чоки указал в воздух над крышами машин, и там немедленно засияли два призрачных шара, ослепительно яркие даже в лучах дневного солнца. — Они называются «боэй». Я визуализировал их, чтобы вы могли видеть. Они содержат устройства, блокирующие работу любых электрических схем, включая схемы зажигания двигателей внутреннего сгорания, а также мощные гравиподъемники. Они отключают двигатели вертолета и жестко приземляют его — так, чтобы людей как следует встряхнуло, а механика пришла в нерабочее состояние. Зимой именно так мы нейтрализовали три военных вертолета, которыми тогдашний глава Оранжевого клана попытался прощупать нашу защиту.

— И за это вы его убили? — поинтересовалась Ольга, которая уже пришла в себя от первого удивления.

— Как я уже сообщил господину Саматте, мы не убивали Голову Оранжевого Клана. Нам не известно точно, кто и зачем так поступил, несмотря даже на то, что убийца чрезвычайно напоминала использованную мной в Крестоцине куклу Калайю.

— «Точно»? — сощурилась княженка. — То есть догадки у вас имеются?

— Да. Мы следили за развитием событий, и у нас есть несколько вероятных сценариев. Но озвучивать их я не стану. Если они верны, то вы сами все узнаете в самом ближайшем времени. А теперь поторопитесь — гроза все ближе.

Чоки развернулся и растворился в густой лесной зелени.

— Бойра в своем репертуаре: загадочный и немногословный, — прокомментировал Палек. — Когда он в последний раз гостил у нас вместе с Бикатой? В пятьдесят четвертом? Пятьдесят третьем? Так с тех пор ни капли не изменился.

— Лика, а кто он такой? — тихо спросила Канса. — Мне… страшно.

— Расслабься, малышка, — успокаивающе улыбнулся ей Палек, обнимая. — Он — искин Камилла. Одна их тех восхитительных, чтоб им лопнуть, штуковин, которых ты в качестве члена семьи еще насмотришься. Потом расскажу, как он в виде длинноногой чоки-суперблондинки дурил голову неплохому парню по имени Биката, а за компанию и Каре. Не волнуйся, для нас он безопасен. Не факт, что лучший друг, но и не враг.

— Мне такие чудеса тоже не очень-то нравятся, — нахмурилась Ольга. — Если искины Камилла настолько могущественные, почему сидят в своей глуши посреди бандитов-наркоторговцев? Что они здесь делают?

— Поехали, — сказал Саматта, бросив последний взгляд в сторону, куда удалился чоки. — И в самом деле надо успеть до ливня. По дороге в курс дела введу.

До Кураллаха мини-кортеж добрался через полтора часа. Вскоре после места встречи грунтовая дорога расширилась и стала куда глаже, так что машины без особой тряски разогнались до скорости в полсотни верст в час. Небольшую развилку со скромным указателем «Кураллах», выполненным расширенным универсальным алфавитом и почти скрытым нависающими конскими хвостами нитяной ивы, они едва не пропустили. Заметила ее в последний момент наблюдательная Ольга, сменившая Саматту за рулем передней машины. Она резко включила тормоза — колодки протестующе взвизгнули — и вывернула руль так, что машина угрожающе накренилась. Дентор за рулем второй машины, державшей дистанцию, затормозил куда мягче и аккуратно вписался в поворот. Почти сразу, саженей через десять, дорога повернула на юг, резко расширилась и обрела гладкое твердое покрытие, на вид асфальтовое, но какого-то странного коричневого оттенка, на котором машины сразу разогнались до ста пятидесяти верст в час. Версты через три мини-кортеж на всех парах влетел на небольшую площадь, окруженную десятком неказистых одноэтажных коттеджей, выкрашенных в неброский светло-зеленый свет. По их крышам уже щелкали первые крупные капли субтропического ливня.

Саматта открыл дверцу и вылез на воздух. От одного из домиков вперед шагнула мужская фигура.

— Привет, Мати, — сказал Биката, стремительно подходя к машине. — Не останавливайтесь тут. Сейчас дверь в гараж открою…

Он обернулся, и дальняя часть площади вспучилась и двумя широкими пластинами поползла в стороны. Из-под земли блеснул электрический свет, яркий в стремительно сгущающихся грозовых сумерках.

— Туда, — Биката ткнул пальцем. Капли дождя барабанили по крышам и дорожному покрытию все сильнее, и инженер дернул дверцу машины и нырнул на заднее сиденье, спасаясь от них. Саматта хмыкнул и влез обратно за руль.

— Привет, Яни! — сказал Биката, когда машины скатились по пандусу. — Мати, заруливайте вон туда. Ремонтники уже наготове. Доброго дня, дама Ольга. Меня зовут Биката. Рад знакомству.

— Рада знакомству, прошу благосклонности, господин Биката, — откликнулась Ольга, двигаясь, чтобы освободить ему место. — Ты знаешь меня?

— А как же! — жизнерадостно ухмыльнулся инженер. — Мы же за вами следили. Да и потом, ты весьма известная персона, пусть и в узких кругах. Твои способности — гиперметаболизм плюс сканер — весьма уникальны, так что на тебя есть отдельное досье. Я его от корки до корки прочитал, когда узнал о твоем присутствии. Выдастся минутка — мы с тобой обязательно пообщаемся вплотную.

— Я польщена, — сухо сказала Ольга. — Только, пожалуйста, не надо называть меня «дамой». Я дворянка лишь формально. И без «госпожи» можно обойтись.

— Договорились, — Биката тряхнул головой. — Тогда без формальностей, как у нас говорят. Мати, вон в тот бокс.

Сразу же после того, как путешественники выбрались из автомобилей, машины сразу же облепили странные летучие существа, сильно напоминающие осьминогов. Не обращая на людей внимания, они деловито вскрыли капоты, нырнули в моторы и под днища автомобилей, а еще несколько секунд спустя машины плавно приподнялись в воздух и зависли в нескольких сантиметрах над полом. Оба автомобиля мелко затряслись и задребезжали.

— Ничего себе… — ошарашено проговорил Дентор. — Биката, они что, разбирают машины на части?

— Во-первых, вечер, Дентор, Лика. Чрезвычайно рад личному знакомству, госпожа Канса, — инженер поклонился. — Наконец-то наш неугомонный вольный художник остепенился! Кстати, приветствую вас всех в Кураллахе. Во-вторых, это ремонтники. Между прочим, я сам проектировал, — он гордо оглядел всех присутствующих. — Раньше на базах автомеханиками обычные чоки работали, но я придумал, как оптимизировать процесс. Они проведут полную профилактику, так что машины станут лучше, чем новые. Я в них заложил полную базу по всем моделям автомобилей за последние пятьдесят лет…

— Биката, — проговорил с потолка вежливый мужской голос, — не забывай о времени.

— Зануда ты, Кантар, — вздохнул инженер, как-то сразу потухнув. — Пойдемте, ребята. Действительно, время не терпит. Давайте за мной…

Вся компания, озираясь, проследовала за инженером в небольшую дверь в стене подземного гаража. Сразу за ней обнаружился длинный стерильно-белый коридор с расположенными с равными интервалами дверями.

— Там, дальше, гостевые отсеки, — махнул рукой Биката. — Но сейчас нам сюда, в конференц-зал.

Он толкнул створку и ввел всех в залу примерно три на три сажени размерами. Посреди комнаты стоял подковообразный стол, обращенный торцом к стене, на которой мерцал радужными переливами экран — нет, не экран, а невероятно огромный объемный дисплей с диагональю куба не менее трех саженей. А от дальней стены вперед шагнула высокая голубоглазая блондинка в коротких полупрозрачных шортах и почти отсутствующей и совсем прозрачной блузке.

— Добро пожаловать в Кураллах, — мелодичным звонким голосом произнесла она, улыбаясь ослепительной улыбкой. — Я Бойра.

— Итак, если резюмировать, то Шай свалится Карине на голову ориентировочно завтра вечером, — часом позже Саматта запустил пятерню в волосы и откинулся на спинку стула, задумчиво изучая висящую в дисплее карту.

— Да. Ориентировочно в районе пяти или шести часов, если не случится непредвиденных задержек. Или если он не окажется настолько глуп, что захочет проделать последний участок пути на вертолете и подставится под зенитную ракету повстанцев. Но на вашем месте я бы не стала на такое рассчитывать.

Чоки-блондинка взяла световую указку.

— Идеальным местом для перехвата его конного отряда являются выделенные красным точки, через одну из которых они наверняка пройдут. Однако у Панариши, во-первых, не хватит людей, чтобы надежно прикрыть их все. Во-вторых, у них может просто не получиться его остановить — особые способности Шая делают его одного опасней десятка боевых вертолетов. А он наверняка прихватит с собой отборных бойцов, каждый из которых в местных условиях стоит десятка бойцов княжьего — или катонийского — спецназа. У нас, к сожалению, почти нет следящих устройств на территории Ночной Воды, так что мы не можем предсказать, сколько и кого именно он возьмет. Но мы исходим из того, что в Восьмом лагере Оранжевого клана, куда сейчас направляется его вертолет, около два или три десятка лошадей, способных выдержать сорокаверстовый марш-бросок через джунгли менее чем за сутки. Как раз на четыре-пять лап бойцов.

— Лапа — это сколько?

— Примерно полувзвод в ваших терминах. Пять-семь человек и командир. Плюс сам Шай и, возможно, второй Старший Коготь. Насколько я знаю Панариши по редким его появлениям в Кураллахе, он не станет распылять силы и напрасно жертвовать своими людьми, которых у него сейчас там и так крайне мало. Он предпочтет устроить генеральную битву в окрестностях Муммы.

— Плохо, — буркнул Дентор. — Сколько, говоришь, у Панариши людей?

— Нет точных данных. Он не слишком охотно делился с нами информацией о состоянии дел. Исходя из косвенных данных он сможет собрать в Мумме максимум три-четыре десятка бойцов. Скорее, раза в два меньше — Мумма не единственное место, где нужно защищаться от контратак, а основные его силы сейчас задействованы в осадах лагерей. Так что вам обязательно следует успеть туда до появления Шая.

— А мы успеем? — резко спросила Ольга. — Мы битый час обсуждаем то, что вполне можно оставить на потом. Мы и так сильно к югу отклонились. Сейчас туда добрых полторы сотни верст, причем две трети, как ты сам сказал… сказала, по дорогам наподобие звериных троп!

— Не кипятись, госпожа Ольга, — покачала головой Бойра. — Полторы сотни верст — только если вы направитесь в объезд вокруг болота к северу отсюда. Однако официально уведомляю вас, что на сей раз мы намерены нарушить свой нейтралитет и оказать вам помощь. Вы должны проехать на своих автомобилях вот сюда, — она зажгла указкой точку на краю болота, — после чего наши боэй перенесут вас через топи. Вы окажетесь в точке, от которой до Муммы по прямой примерно пятьдесят верст. Правда, половина пути — по полному бездорожью, но почва там каменистая, довольно ровная, а деревья растут не слишком густо. И лес чистый, с неразвитым подлеском. Со скоростью пешехода на ваших джипах пробраться вполне можно. После того, как примерно здесь вы выберетесь на дорогу, часа за два доберетесь до места. Общее время в пути должно составить около восемнадцати часов.

— Замечательно, Бойра, — Саматта припечатал ладонью по столу и поднялся. — Тогда, я полагаю, мы отправляемся немедленно.

— Рано, — покачала головой управляемая искином чоки. — Ремонтники сообщили, что в одной из машин проблемы с задней осью. Может лопнуть в любой момент. Сейчас ее восстанавливают. Да и пулевые дырки в крыле еще не заделали. В общем, еще полчаса у вас есть. Вам приготовлены комнаты. Настоятельно рекомендую передохнуть.

— Слушай, Бойра, — с надеждой спросил Палек, — а какую-нибудь пушку вы нам не подарите напоследок? Раз уж нейтралитет нарушаете? Что-нибудь, чтобы Шая с одного выстрела снести? Или боэя своего одолжите на время…

Блондинка поднялась с места и, покачивая бедрами, подошла к Палеку вплотную. Канса тихо фыркнула и презрительно вздернула нос.

— Лика, — сказала Бойра, наклоняясь к молодому человеку, так что ее прекрасно видимая грудь оказалась на уровне его глаз, — когда парень вот так явно мечтает о больших пушках, у него обычно что-то не в порядке с сексуальной сферой. Неужели?..

— Отвали, железяка! — хладнокровно заявил Палек. — Я только что женился, если ты не заметила… не заметил… Ксо, чтоб тебе ногу сломать со своей постоянной сменой пола! Короче, если ты не заметило, все у меня в порядке. Каси подтвердит, если захочешь. А пушка мне нужна не для себя, а для дела. Мне как-то не слишком хочется голыми руками драться с чокнутым девиантом, которого даже глазом не углядеть.

Яна тихонько хихикнула.

— Бойра, я тебе как эксперт заявляю — на сей раз у него все серьезно, — сказала она. — Даже и не мечтай. Не сейчас, уж точно.

— Интересно, госпожа Канса, и чем ты его так приворожила? — чоки повернулась к стремительно краснеющей девушке. — Ведь и в самом деле ни одним глазком на сторону не смотрит. Это Лика-то, которого ни одна подруга дольше трех периодов удержать не могла! Ладно-ладно, не стану больше смущать. Считайте, что мой маленький психологический эксперимент успешно закончился отрицательным результатом.

Она отступила на шаг назад и внезапно из непреодолимо притягательной сексуальной самки превратилась в идеальный образец офисной дамы — сдержанной, скромной и неприступной, несмотря даже на почти полное отсутствие одежды.

— Отвечаю на твой вопрос, Лика, — произнесла она деловито. — Нет, никаких больших пушек мы вам не дадим. Наши боэй запрограммированы никогда не покидать пределы заданной области, причем запрограммированы самим Камиллом. Даже если бы мы сошли с ума и решили вам их предоставить, мы все равно не смогли бы изменить данную директиву. Что же до пушек, то у вас их и так с избытком. Аккумуляторы в ваших «розах» заряжены до максимального уровня, и в сочетании с тем, что уже лежит в ваших багажниках их вам вполне хватит, чтобы остановить целую армию девиантов вроде Шая. Нет, у вас проблема возникнет совершенно противоположная.

— И какая же? — напряженно поинтересовалась Ольга.

— В отличие от вас у Дракона нет совершенно никакого предубеждения против того, чтобы использовать живой щит. А теперь, господа и дамы, я все-таки настоятельно рекомендую воспользоваться возможностью для отдыха. И еще одно предупреждение напоследок — не стоит в местных краях влезать в стоячую воду. Чаще всего она заражена удзимусой. Карина, конечно, с ней справится мгновенно, но зачем цеплять заразу, если без того можно обойтись? А теперь я откланяюсь. У меня дела.

Она вежливо кивнула напоследок и вышла из залы.

— Что такое «удзимуса»? — поинтересовался Дентор.

— Гадость ужасная, — скривился Биката, потирая ладонями глаза. — Мелкие такие червяки или что-то типа того. Невооруженным глазом не разглядеть, живут в стоячей воде, при контакте с кожей пробуравливают ее, попадают в кровь и там живут. Я однажды в тихом таком озерке искупался — вода чистая-чистая, теплая, дно песчаное, ила почти нет, сказка, а не озерцо. И подцепил удзимусу по полной программе. До сих пор дрожь по коже, как вспомню. Потом целый период химией выводили. Не здесь, правда, случилось, совсем в другом месте, но все равно. В общем, я бы совет очень близко к сердцу принял. Ну ладно, народ, полчаса отдыха, и едем. Как выйдете, налево по коридору третья дверь — гостевой блок. Там пять комнат, все ваши. Как синий сигнал в комнатах загорится, собирайтесь в гараже.

Он поднялся.

— Погоди, — остановил его Саматта. — Ты сказал — «едем»?

— Ну да, — инженер непонимающе взглянул на него. — А я что, так и не сообщил? Я с вами. И даже не надейтесь, что сумеете от меня отделаться.

Саматта открыл рот, замер — и махнул рукой.

— Детский сад разрастается в размерах, — безнадежно пробормотал он. — Би, я слишком устал, чтобы с тобой спорить. Присоединяйся, если хочешь. Имей в виду, подставишься под пулю — сам виноват.

— А я разве возражаю? — Биката широко ухмыльнулся и шагнул в сторону выхода. Внезапно он покачнулся и с трудом удержал равновесие, замерев на месте.

— Би, ты в порядке? — встревоженно спросила Яна. — Я чувствую…

— Да все нормально, — отмахнулся инженер. — Сегодня полночи на крыше просидел, на звезды пялился да думу тяжкую думал. Продуло сквозняками. Я уже таблеток наглотался, до Муммы пройдет. Все, я ушел. Мне еще вещички в сумку покидать нужно.

Он махнул рукой и стремительно вышел из комнаты. Дентор задумчиво посмотрел ему вслед.

— Думаешь, ему стоит с нами? — спросил он у Саматты.

— Нет, разумеется, — скривился тот. — Только ты вокруг оглянись — ты хоть кого-нибудь из них сумел остановить в свое время? Биката такой же упрямый. Похоже, Демиурги не-упрямых не рекрутируют. Не хочу понапрасну силы и время тратить. В конце концов, все тут взрослые люди.

— Молодец, Мати, правильно рассуждаешь, — одобрил Лика. — Каси, я тут посмотрел на Бойру, и мне одна идея в голову пришла. Пошли, поищем нашу комнату, и я ее тебе наедине изложу.

— Если там душа нет, даже и не мечтай, — фыркнула девушка.

— Да ну, чтобы здесь — и какого-то душа не нашлось? — Палек потянул ее за руку, и она устало поднялась. — Пошли.

И они вместе вышли из залы.

— Не знаю, как насчет остального, а насчет душа идея замечательная, — мечтательно произнесла Ольга. — Когда мы в последний раз в нормальном отеле останавливались — две недели назад, кажется? А когда следующий шанс выпадет, вообще непонятно. Так что я, пожалуй, пойду выкупаюсь.

— Яни, ты тоже сходи искупайся и передохни, — сказал Саматта. — А мы с Дором еще немного карту покрутим, чтобы в голове как следует отложилась. Дор, что ты думаешь насчет того распадка?… — и он потянулся за указкой.

11.05.858, небодень. Мумма

— Да откуда я-то знаю, как из этой штуки стре?..

Явно ощутив в своем голосе истерические нотки, Карина оборвала яростную тираду, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Несколько секунд спустя она виновато посмотрела на Шаттаха с Цуккой, с интересом изучающих странной конструкции карабин. Еще три десятка таких же ружей лежали на поляне возле пещерного храма на заботливо развернутых рулонах материи. Мужчины Муммы толпились вокруг, опасливо поглядывая то на мрачный вход в пещеру — электрическое освещение из подземного прохода практически не различалось в солнечном свете — то на оружие.

— Извини, Цу, — виновато сказала она. — Нервы на пределе. Я уже не отличаю риторические вопросы от обычных.

— Расслабься, — Цукка протянула руку и дотронулась пальцем до непонятного рычажка возле чего-то, напоминающего затвор. — Мы с тобой здесь вообще только как ключики к подземному складу. Шаху, а ты точно с Рисом связаться не можешь?

— Он совершенно точно не отвечает на вызовы по радио, — рассеянно произнес Шаттах, переворачивая карабин и разглядывая его снизу. — Но моя станция слишком маломощная. И батареи садятся — я в последнее время много ей пользовался, а новые из лесного тайника взять не успел. Чтоб ее надуло и лопнуло, ту муллулубную крысу… Не волнуйся, с ним ничего не случится.

— Глупо пользоваться вертолетом, когда под каждым деревом может прятаться стрелок с зенитной ракетой, — хмуро сказал Дурран, вяло рассматривавший свой карабин. Бывший Младший Коготь явился к дому Карины сегодня утром и, ни слова не говоря, занял пост у двери. После того он не отставал от нее ни на шаг, явно назначив себя ее персональным телохранителем. — Или на каждой скале. Если его сбили…

— Он очень умелый пилот, — покачал головой Шаттах. — Он умеет ходить на бреющем полете над самыми верхушками деревьев. Его очень сложно перехватить.

Дурран хмыкнул, но развивать тему не стал.

— Вот здесь явно место для установки обоймы, — сказал он, показывая на глубокий паз на карабине. — Я никогда не видел, чтобы обойму вставляли сбоку, а не снизу, но все именно так. Где сами обоймы?

— Наверное, остались внизу, — сказал Шаттах. — Надо сходить и принести.

— Пойдем, господин Дурран, — сказала Карина, поднимаясь с корточек. — Поищем вместе. Кажется, там еще оставались какие-то ящики. Но нам ведь нужны не только обоймы, а еще и патроны.

— Ага, давайте, — Шаттах нажал на непонятный выступ, и верхняя крышка ствольной коробки карабина, щелкнув, неожиданно отделилась. — О! Вот так он и разбирается. М-да. Смазка за двести лет, или сколько они тут лежали, загустела, мягко говоря. Придется потрудиться, чтобы смазать заново. Так, а вот тут у нас боек… Интересно, что с пружиной стало за столько-то времени?

— Шаху, а вот здесь что за штука? — нетерпеливо спросила Цукка. — Я в пистолете у Мати ничего подобного не видела…

Вместе с Дурраном Карина вошла в сырую прохладу пещеры, миновала алтарь-пульт и начала спускаться по проходу. То ли ей чудилось, то ли и в самом деле что-то изменилось, но лампы на сей раз горели куда слабее. Она осторожно спускалась по неровному каменистому полу, стараясь не запнуться, и слышала за спиной тихое ровное дыхание бывшего солдата Дракона. Каким-то странным образом его присутствие успокаивало. Она вспомнила их первую встречу — даже не встречу, а стычку на берегу реки, и поразилась тому, насколько иначе воспринимает его сейчас. Тот же самый крупный нос с орлиной горбинкой, густые мохнатые брови, глубоко посаженные мрачные черные глаза, широкие грубые скулы и выдающаяся челюсть — тогда он казался ей воплощением злой грубой силы, похитившей ее и волшебным образом перенесшей на другой край земли. Сейчас же за ней следовал молодой мужчина, лишь на год-другой старше ее, друг и защитник, чья железная непреклонная воля отодвинула на дальний край сознания мысли о своем предательстве и прочие сомнения. Черная тень стремления к смерти лежала на его лице, но сквозь нее проглядывали, отгоняя, яркие искры нового чувства долга. И еще в нем чувствовалась любовь — не мужчины к женщине, но брата к сестре или даже отца к дочери. Любовь защитника, готового умереть ради того, чтобы она жила.

Она все-таки запнулась за каменистый выступ и, вздрогнув, оглянулась. Дурран опустил вытянутую было, чтобы подхватить ее, руку и остановился. Его лицо оставалось бесстрастным. Что со мной? — смятенно подумала Карина. Я что, чувствовала его эмоции? Но как? Как? Я же не Яна, я не эмпат, у меня никогда не проявлялась такая способность! Она всмотрелась в лицо мужчины. Обычное лицо. Никаких смертельных теней и ярких искр…

— Что-то не так, сама Карина? — осведомился Дурран.

— Нет… — она расслабилась. Наверное, она просто замечталась и слишком много нафантазировала. — Я просто вспомнила, что так и не поправила тебе неправильно сросшуюся кость. И с родителями Мулами не поговорила… Прости.

— Время беспокоиться о мелочах наступит позже, — слегка пожал плечами мужчина. — Сейчас нам нужно выжить. Если все в порядке, нам следует поторопиться. Вряд ли Шай появится в деревне позже чем через четыре-пять часов. А нам еще нужно провести хоть какой-то инструктаж по стрельбе.

— Да. Извини. Но все же не забудь напомнить мне о моих обещаниях потом, когда все закончится. Я предпочитаю держать свое слово, — Карина слегка улыбнулась ему и снова пошла вниз по коридору.

Ящики с патронами обнаружились в дальнем углу кладовой. Прикрывавшая их ткань от времени окостенела так же, как и та, что обертывала карабины. Она отличалась темно-серым цветом и в полумраке мало отличалась от стены, рядом с которой располагался штабель. Дурран сбросил — точнее, сбил каблуком — ткань, резким движением оторвал треснувшую деревянную крышку и довольно хмыкнул. Внутри оказались какие-то странные сетки с воткнутыми в них серыми палочками. Дурран извлек одну и повернулся так, чтобы на нее падал свет. Потом он взял со стеллажа плоско-изогнутую черную коробочку и поднес к ней палочку.

— Безгильзовые патроны и обоймы, — проговорил он удовлетворенно. — Трехмиллиметровые или около того. Похоже, как раз патроны к тем карабинам. Воздух здесь очень сухой и прохладный, так что испортиться не должны. Хотя… — Он задумчиво посмотрел на Карину. — Сама Карина, сколько времени, говоришь, они здесь пролежали?

— Лет двести… — Карина пожала плечами. — Не знаю точно.

— Странно. Мне казалось, даже в Четырех Княжествах безгильзовые патроны получили массовое распространение всего лет двадцать назад. Когда я записался в Караванную Охрану, только у нашего полковника был пистолет под такой боезаряд, и он страшно им гордился. А изобрели их только в начале века. Не говоря уже про то, что патроны изобрели только в середине прошлого века, ста лет не прошло. Так каким образом ЭТИ патроны могли лежать здесь двести лет?

Карина замерла с открытым ртом, мысленно выругав себя самыми нехорошими словами, которые только знала. И чего она за языком не следит? Расслабилась, дура…

— Просто у нас так говорят, — наконец сказала она, отводя взгляд. — «Лет двести» значит «давным-давно». Давай вынесем их наверх.

— Да, сама Карина, — кивнул Дурран, поворачиваясь. — Я схожу позову мужчин. Мне следовало подумать заранее.

— Не надо! — быстро остановила его Карина. — Господин Дурран, не забывай, я же девиант. Синомэ, как у вас говорят. Я могу поднять почти сто тридцать килограмм. Только бы ящики не развалились.

— Да? — мужчина с сомнением посмотрел на нее. — Сама Карина, но женщине не следует делать мужскую работу…

— У меня в стране за такое заявление тебя по судам бы затаскали! — Карина фыркнула. — Не беспокойся, я привычная. Знаешь, я тебя хочу попросить об услуге. Можно?

— Да.

— У нас в стране, когда хотят избавиться от обращений вроде «госпожи», предлагают общаться без формальностей. Давай ты перестанешь называть меня «сама», а я перестану называть тебя «господин»?

Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, потом неожиданно шагнул вперед и, нависнув над ней, ухватил ее за плечи, нависнув над ней угрожающей темной массой.

— Сама Карина, а ты помнишь, что я — солдат Дракона? — хрипло спросил он. — Что я убивал людей — даже не солдат, а простых людей — просто потому, что мне приказали? Что я помогал производить наркотик, убивавший твоих соотечественников? Сознательно помогал, да еще и стремился произвести его как можно больше! Ты предлагаешь свою дружбу мне — бандиту и убийце. Ты называла меня так, и ты совершенно права. Ты осознаешь, что ты сейчас делаешь, что мне предлагаешь?

— Убийца? — Карина печально улыбнулась. — Дурран, я ведь тоже убийца. Не смотри, что я маленькая и хрупкая. С помощью своей силы я тоже убивала людей, которые ничем мне не угрожали. Когда я сбежала из детдома… В общем, я убила многих людей, некоторые из которых просто пытались помочь несчастной одинокой перепуганной девочке. У меня в прошлом вряд ли меньше черных пятен, чем у тебя. Но однажды я встретила очень хорошего… человека. Он спас меня. И научил понимать, что жить прошлым бессмысленно. Прошлого больше не существует. Его ни в коем случае нельзя забывать, чтобы не оступаться на том же месте, но важно лишь будущее. Месть — в том числе месть самой себе — бессмысленна. Она не способна исправить то, что уже совершено. Дурран, неважно, кем ты был. Важно, кто ты сейчас. И кем ты можешь стать. Ты ведь не станешь больше служить Дракону? Убивать людей?

— Убивать людей… — Дурран словно потух. Он выпустил Карину, отступил на шаг и отвернулся. — Я солдат с пятнадцати лет, Карина. Почти половину своей жизни. Я не умею делать ничего больше, кроме как убивать.

— Я не говорю, что ты не должен сражаться. Или что ты не должен убивать в бою. Дурран, ты понимаешь, о чем я. И потом, у тебя еще появится возможность научиться чему-то еще.

— У меня? — Дурран обернулся и горько усмехнулся. — В моем-то возрасте? Я уже прожил больше половины отпущенного срока, Карина. Мне поздно учиться новым трюкам.

— Еще один без времени постаревший… — Карина тяжело вздохнула. — Мати было тридцать два, когда его вышибли из армии, больше, чем тебе сейчас, и он тоже сначала думал, что жизнь для него закончилась. А потом он взял да и стал историком. И твердо намерен к семидесяти стать старшим профессором. У нас в Катонии вообще принято доживать до восьмидесяти лет, а то и до девяноста. А ты мой ровесник. У тебя организм потрепан, но ничего особого тяжелого. Я тебе как врач говорю — при правильном отношении к здоровью у тебя есть все шансы дожить минимум до семидесяти. Знаешь, когда мы закончим с Шаем, я всерьез возьмусь за ваше здравоохранение. Глупость какая-то — женщина в сорок лет уже совершенная старуха!

— Да. Когда мы закончим с Шаем… — эхом откликнулся мужчина. — Карина, у нас и в самом деле нет времени. Нам нужно срочно заканчивать с оружием. Мы поговорим потом. После победы.

Если победим, — эхом отдались в сознании Карины его непроизнесенные слова, и она опять почти в панике взглянула на него. Неужели она и в самом деле чувствует его эмоции? Решительно тряхнув головой, она повернулась к куче ящиков и манипуляторами принялась осторожно сбивать с них окаменевшую ткань. Только бы не повредить неосторожным ударом непрочное дерево…

На то, чтобы перенести оружие и патроны в деревню, ушло полтора часа. Шаттах, Дурран и несколько повстанцев, разобравшись в том, как устроены карабины, быстро разбирали их один за другим, протирали от старой смазки, смазывали каким-то местным растительным маслом, прекрасно, по уверению Шаттаха, заменявшим синтетическое оружейное, и собирали снова. После того, как первые винтовки оказалась собраны и испытаны — в первый раз стреляла из каждой Карина, на случай разрыва ствола державшая оружие в максимально вытянутых манипуляторах — один из повстанцев, суровый бородатый мужчина с первой проседью в густой шевелюре принялся обучать добровольцев стрельбе. При всей своей невзрачности и негромкости выстрела трехмиллиметровые пульки насквозь пробивали толстый, в кулачный обхват, пальмовый стол. Несмотря на опасения Дуррана, за прошедшие столетия вещество, из которого патроны состояли, если и выдохлось, то не слишком сильно. Единственной проблемой оказалось то, что стрелять из нового оружия оказалось некому. Деревенские мужчины восприняли идею вооружения с энтузиазмом, однако даже с десяти шагов в деревянный щит со стороной в полсажени попадали один раз из пяти. Занимавшийся снаряжением магазинов Дурран только качал головой, глядя, как они, судорожно вцепившись в цевье одной рукой, дергают спусковую скобу едва ли не всей второй пригоршней.

— Если все дружно выстрелят в одну сторону, то в кого-нибудь да попадут. Хотя бы по теории вероятностей, — прокомментировала процесс Цукка. Не раз видевшая, как муж чистит пистолет, она почти мгновенно ухватила идею устройства карабина и теперь наравне с мужчинами принимала участие в приведении оружия в рабочее состояние. — Но лучше бы Тилос складировал в пещере гранатометы. Из них хотя бы точно целиться не нужно.

— Тогда кто-нибудь обязательно ухватился бы за него наоборот и выстрелил в противоположную сторону, — вздохнул Шаттах, защелкивая ствольную коробку и передергивая затвор. — Нет уж, спасибо. Так, еще один готов. Своим ребятам я дам их в дополнение к их автоматам. На расстоянии — карабины, а автоматы — в ближнем бою. И патронов надо бы…

— Папа! — между домов со всех ног выскочил Матса. — Сан Самаладар приказал передать, что третий секрет заметил конный отряд у Журчащего распадка. Примерно двадцать пять человек. Если не сбавят ход, появятся здесь через час как максимум. А еще он сказал, что отряд Муха на подходе.

— Понял, — кивнул Шаттах, поднимаясь. Он сунул в рот два пальца и громко свистнул. Галдящие мужчины разом затихли и повернулись к нему. Торговец подошел к ополченцам и резко и быстро заговорил.

— Карина, — негромко спросил Дурран, — ты настаиваешь на том, чтобы остаться в деревне? Может, все-таки передумаешь? Шай идет сюда за тобой, а не за кем-то другим. Прошу, укройся в лесном убежище.

— Я не стану прятаться, когда другие умирают за меня. Я остаюсь, — Карина упрямо склонила голову. — Я тоже могу сражаться. И я куда лучше в ближнем бою, чем любой из ваших мужчин.

— Я уже говорил тебе, что в бою ты ничего не значишь, — качнул головой мужчина, откладывая снаряженный магазин. — Ты не умеешь драться не на жизнь, а на смерть. Ты не сможешь нанести смертельный удар.

— Я могу ударить так, чтобы обездвижить, — Карина пожала плечами. — В нервный узел, рукой или манипулятором, неважно. Или просто в лоб прямым засадить. Дурран, я не намереваюсь разыгрывать из себя героиню и идти грудью на пули. И ударить врага в спину не постесняюсь. Да, я не боец. Но пойми — я единственная, кто сможет противостоять Шаю. Даже если вы убьете всех, кто придет с ним, он убьет всех вас.

— Погоди, Кара… — встрепенулась притихшая было Цукка. — Мати говорит, что они где-то рядом. Они пускают ракету!

Она вскочила на ноги и принялась напряженно вглядываться на юго-восток. Карина невольно повернулась туда же — и несколько секунд спустя увидела, как вдалеке в воздух обманчиво-неторопливо на острие расширяющегося дымного следа взлетает крошечный малиновый шарик.

— Есть! — Цукка сжала кулаки. — Шаху! Наши рядом! Давай ответную ракету! — Она замолкла, уставилась в землю и зашевелила губами.

Шаттах кивнул одному из своих людей, и тот, сняв с пояса одноразовую ракетницу, выстрелил в небо зеленый шар.

— Они тоже нас видят, — сообщила Цукка несколько секунд спустя. — Мати говорит, что минут через пятнадцать-двадцать доберутся. Кто-нибудь, предупредите часовых, чтобы не стреляли!

— Вовремя, — пробормотал Дурран. — Карина, ты говорила, что среди твоих друзей — женщина с такими же способностями, что и у Шая. И у них есть оружие против синомэ. Теперь твоя помощь не нужна, и ты точно можешь уйти из деревни в укрытие.

— Нет, Дурран, — Карина упрямо закусила губу. — Я не собираюсь прятаться, когда другие за меня сражаются. И я хирург. Я могу спасать раненых, которые без меня погибнут. Я благодарна тебе за заботу, но это мое последнее слово. Цу, когда наши доберутся сюда, ты возьмешь Лику и госпожу Кансу и на машине с ними отъедешь как можно…

— Кара, ты, кажется, снова решила, что упрямее меня, — безмятежно проговорила Цукка, засовывая в рот травинку. — Похоже, в детстве я тебя мало воспитывала. Я же сказала, что без тебя никуда не пойду и не поеду. Не все же от людей кусочки скальпелем отрезать, их иногда и перевязывать нужно. Смирись. А заодно почувствуй на собственной шкуре, что сейчас чувствует Дурран.

Она подмигнула бывшему Младшему Когтю, и тот отчетливо скрипнул зубами.

— Ехидная ты у нас, Цу, — вздохнула Карина. — Ну, раз так, пойдем на площадь встречать наших.

Машины вкатили на деревенскую площадь через тринадцать минут после обмена ракетами. Карина с Цуккой бросились им навстречу. Плача от счастья, Цукка вцепилась в едва ли не на ходу выпрыгнувшего из машины Саматту, а Карина — во всхлипывающую Яну, потом в ласково похлопавшего ее по спине Палека, а затем повисла на шее у Дентора. Деревенские мужчины, высыпавшие на площадь, загалдели и начали трясти в воздухе своими новыми винтовками.

— Вот так вот и отпускай вас одних гулять по городу, — укоризненно сказал Саматта, заглядывая в лицо жене. — Глазом моргнуть не успеешь, как в дальнюю турпоездку без предупреждения укатите.

— Ага, такие уж мы ветреные, — согласилась Цукка, утыкаясь носом в его широкую грудь. — Придется тебе за мной в будущем получше приглядывать.

— Биката! — ахнула Карина, бросаясь к нерешительно замершему у машины мужчине. — И ты здесь? Как? Откуда? Почему никто…

— Разве вам не сказали? — удивленно поднял тот бровь. — Я тут как раз в Кураллахе зависал от нечего делать, гляжу — попутка. Ну, и запрыгнул на подножку.

— У, попрыгунчик! — Карина ткнула его кулаком в грудь. — Ну зачем?

— Затем, что из-за меня ты в историю вляпалась. Значит, я и должен тебя вытаскивать. Пусть и не в одиночку, но должен.

— Госпожа Ольга, госпожа Канса, — Цукка отлепилась от мужа. — Прошу прощения, что мы отвлеклись. Нам про вас рассказывали. Очень рада личному знакомству, пусть и в таких неудобных обстоятельствах.

— Радость взаимна, госпожа Цукка, — несмело откликнулась Канса. — Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, — кивнула Ольга, внимательно рассматривая сначала Цукку, а потом и Карину. — А обстоятельства я видывала и похуже. Я прошу прощения, что вмешиваюсь в сцену родственной встречи, но у нас есть время на такое проявление эмоций? Что с Шаем и кто вообще здесь главный?

Все повернулись в ее сторону.

— Главный здесь в отсутствие Панариши — Шаттах, — сообщила Цукка. — Вон он, кстати, торопится.

Шаттах действительно пробрался через толпу и подошел к машинам.

— Приветствую всех, — хмуро сказал он. — Извиняюсь, что не встретили должным образом, но враг на подходе. Я Шаттах Мумеса, временный комендант Муммы и окрестностей. Рад, что вы успели вовремя. Кто из вас сан Саматта?

— Я, — откликнулся Саматта. — Опустим формальности, чтобы не терять времени. Далеко они?

— Одна из дальних застав засекла конный отряд некоторое время назад. Если судить по скорости их движения, у нас осталось полчаса, может, чуть больше. Сан Саматта, у меня инструкции от Панариши передать командование тебе, если ты успеешь добраться сюда вовремя. У меня в деревне восемь человек обученных и примерно три десятка вооруженных ополченцев, — он мотнул головой в сторону притихших деревенских. — Через несколько минут подтянется Мух со своими ребятами — еще два десятка бойцов. Распоряжайся, но имей в виду, что Мух вышел к нам на помощь из Тампасики вчера вечером. Она в полусотне верст отсюда, а они идут пешком, на машинах оттуда сейчас не пробиться, дорога еще не восстановлена. Они наверняка вымотаны до предела.

— Так, — Саматта переглянулся с Дентором и критически осмотрел испуганно притихших деревенских, под его взглядом жавшихся друг к другу. Оружие они держали кое-как, многие — за стволы, как дубины. — Они нам не понадобятся. Только шальной пулей зацепят в драке. Где остальные жители? Женщины, старики?

— В лесном убежище к югу отсюда.

— Прекрасно. Отправь всех ополченцев туда же для охраны. Одного из своих людей назначь командиром. Если что, смогут отбиться от двух-трех случайных врагов.

— Но…

— Выполнять! — резко приказал Саматта, так что Шаттах вздрогнул. — Господин Шаттах, командир может быть только один. Если командир я, ты и все остальные подчиняетесь моим приказам. У нас нет времени на утрясание проблем с субординацией. Понятно?

— Да, — Шаттах нахмурился, но больше никак своего недовольства не проявил. Он повернулся к ополченцам и отдал несколько команд на местном языке. Один из его людей кивнул и тоже что-то сказал. Деревенские заволновались, и на их лицах явно отобразилось облегчение. Они валом повалили за своим вновь назначенным командиром, и минуту спустя на площади остался только Шаттах со своими людьми, Карина с Цуккой, Дурран и спасатели. Да еще Матса, про которого все забыли и который отнюдь не стремился напомнить о себе, тайком выглядывал из двери Большого Дома.

— Мы изучили карты местности, пока добирались сюда, — Саматта сосредоточенно оглядел каждого из присутствующих. — Я не нашел места, где можно было бы устроить хорошую засаду, в которую гарантированно попался бы Шай. Значит, нам придется принимать бой в деревне. Плохо, но на нашей стороне преимущество обороны. Господин Шаттах, у нас есть возможность обнаружить врага заранее? Поставить наблюдателей на господствующих высотах или посадить на высоких деревьях, например?

— У нас слишком мало людей, — покачал головой торговец. — Я и так частично отправил их в передовые заставы, чтобы Шая отслеживать. Но мы разместили вокруг деревни сигнальные ловушки. Я не рискнул ставить настоящие мины, чтобы на них случайно не влез кто-нибудь из местных.

— Все лучше, чем ничего. Кара, ты уходишь из…

— Нет!

От ярости, прозвучавшей в голосе Карины, Саматта даже вздрогнул. Он недоуменно уставился на свою воспитанницу.

— Кара, я…

— Не обсуждается! — отрезала Карина. — Мати, я уже потратила сегодня добрых полчаса на то, чтобы по очереди объяснить сначала Шаттаху, а потом Дуррану, что никуда не пойду. Не заставляй меня тратить время еще и на тебя. Ты меня знаешь! Я остаюсь и стану сражаться, если потребуется. А не потребуется — так я хирург, если ты забыл. И если ты попытаешься мне сказать, что хирурги вам сейчас не нужны, кусаться начну. Все. Что у тебя там следующим пунктом?

— Мати, она останется, — тихо сказала Яна. — Я вижу.

Саматта зашипел сквозь зубы.

— Мати, я тоже ее знаю, — негромко сказал Дентор. — Не трать зря время.

Саматта резко выдохнул.

— Ладно, — угрюмо сказал он. — Ольга?

— Госпожа Карина, я вайс-капитан Ольга Лесной Дождь, Министерство внешних сношений Четырех Княжеств, Служба внешней разведки, — по-военному четко представилась та, выпрямляясь по стойке «смирно». — По личному приказу директора Службы Стораса Медведя до твоего возвращения в… цивилизованные края я являюсь твоим личным телохранителем. Как наверняка тебе уже сообщили, я девиант первой категории со способностью к объемному сканированию — как у тебя — и гиперметаболизмом. Как только мы закончим с Шаем, я постоянно нахожусь рядом с тобой и защищаю тебя.

— Э… рада знакомству, — ошарашенно проговорила Карина. — Прошу благосклонности, госпожа Ольга. Я… э-э, не нуждаюсь…

— Челюсть подбери, — ухмыльнулся Палек, скрестив руки на груди. — Раз ты у нас Избранная Дочь и великий шаман, без телохранителя тебе никуда. Онка, ты лучше сразу ее свяжи и под кровать засунь, чтобы в драку не полезла в самый интересный момент.

— Но у меня уже есть телохранитель! — с отчаянием произнесла Карина. — Дурран, правда?

— Сама Ольга, рад знакомству, — на лице Дуррана отражалось плохо скрываемое облегчение. — Я Дурран Майго, бывший Младший Коготь Оранжевого клана, а до того — лейтенант Караванной Охраны. Я надеюсь, что ты защитишь саму Карину куда лучше, чем я. Сан Саматта, я неплохо стреляю. Могу пригодиться в качестве снайпера.

— И ты туда же… — пробормотала Карина. — Госпожа Ольга, я так понимаю, выбора у меня нет?

— Нет, госпожи Карина, — та отрицательно качнула головой. — Я выполняю приказ, который никто здесь отменить не может. Но сейчас, господин Дурран, я полагаю, что с госпожой Кариной останешься ты. В бою с Шаем я пригожусь больше. Ты защищаешь ее от случайностей, пока мы разбираемся с бандитами.

— Да, госпожа Ольга, — кивнул Дурран. — Я защищу ее даже ценой своей жизни.

Карина скрипнула зубами, но на нее никто не обратил внимания. В этот момент раздался все усиливающийся топот многих ног, и на площадь рысцой выбежала довольно большая группа людей. Они носили пятнистые грязные комбинезоны.

— Мух! — воскликнул Шаттах, шагая навстречу новоприбывшим. — Ну наконец-то! — Он перешел на кленг и несколько секунд что-то втолковывал возглавлявшему их кряжистому наголо бритому мужчине в синей бандане. — Господин Саматта, — наконец повернулся он, — мы ожидаем приказов.

— Хорошо, — кивнул Саматта. — Итак, план следующий. Господин Дурран, берешь Карину и залезаешь в самую дальнюю комнату сарая, — он кивнул на Большой Дом. — Цу, Лика, Каси, Яни, Би, туда же с ними…

— Оружие? — деловито спросил Палек.

— Перебьешься. Два девианта первой категории в ближнем бою оторвут головы десятку стрелков, а на расстоянии ты все равно ни в кого не попадешь. На крайний случай с вами Дурран, который достаточно опытен. Остальные располагаются следующим образом…

К востоку от деревни треснуло, засвистело, и в воздух взлетела гроздь сигнальных ракет.

— Они рядом! — выдохнул Шаттах. — Началось…

— Карина, быстро в дом! — рявкнул Саматта. — Дурран, уводи ее. Шаттах, всем развернуться в цепь, и на окраину деревни. Дор, быстро вскрывай багажники. Гранатомет первым делом…

Огромной молчаливой тенью Дентор метнулся к машинам и принялся деловито вытаскивать оттуда большие тряпичные свертки.

— Мати! Дядя Дор! — отчаянно сказала Карина. — Пожалуйста, поосторожнее! Не забывайте, что Шай — девиант!

— Все хорошо, Кара, — успокаивающе улыбнулся Саматта. — Мы «розами» запаслись и гранатомет прихватили. Если у Шая хватит глупости полезть напролом, бой закончится за минуту. Не вылезай, малышка, и все закончится хорошо. Господин Дурран, уведи ее.

Не дожидаясь ответа, он бросился к Дентору, который вместе с Ольгой уже срывал промасленные тряпки с угрожающе выглядящего железа.

— Карина, идем в дом, — не допускающим возражений тоном приказал Дурран. — Немедленно. Всех касается! — В глазах бывшего Младшего Когтя зажглись суровые огоньки.

Вздохнув и в последний раз оглянувшись на Саматту с Дентором, Карина поплелась к дверям. Палек пристроился рядом и хлопнул ее по плечу.

— Да не волнуйся ты, Кара, — успокаивающе сказал он. — Подумаешь, какие-то полудикие бандиты…

— Дурак ты, Лика, хоть я тебя и люблю, — грустно сказала Карина. — Шальной пуле все равно, бандит или спецназовец. В Крестоцине вон недавно у дяди Дора боец в отряде погиб — какой-то обкурившийся мальчишка из древнего пистолета наугад пальнул, когда его на улице задержать попытались. Я его знала — хороший парень и сильный боец, мы с ним в спортзале не раз спарринговали. А вот такая глупость случилась… Матса! Ты почему здесь? Почему не ушел с остальными?

Выглядывающий из дверей мальчик испуганно вздрогнул и отступил назад, в полумрак коридора Большого Дома.

— Сама Карина, мне папа разрешил, — сказал он. — Я же сообщения носил…

— Папа разрешил тебе остаться до поры до времени! — сурово отрезала Карина. — Почему ты не ушел в укрытие с ополченцами? Ох ты горюшко! Теперь ведь тебя и отправить-то в укрытие нельзя. Мало ли где сейчас солдаты Дракона… Останешься сидеть вместе с нами.

Вся компания прошла в одну из комнат, скудно освещенную светом, льющимся через дымчатый лист сетчатой пальмы. Дурран подошел к окну, ножом проткнул в листе небольшую дырку и приник к ней, осматривая площадь.

— Как-то плохо в местных краях Избранные Дочери живут, — Палек саркастически прищурился, осматривая скудную обстановку — лавки, стол и пару сундуков. — Кара, не соглашайся на такие условия. Требуй отдельной квартиры с обстановкой и полного пансиона. И молодого красивого наложника. А лучше двух.

— Балабол, — констатировала Цукка. — Хоть и женился, а ни капли не изменился. Госпожа Канса, — она обернулась к смущенно застывшей у двери девушке, — рада знакомству. Хоть и с большим запозданием, но приветствую тебя в нашей семье. Не смотри на нас такими испуганными глазами — если уж ты с балбесом Ликой общий язык нашла, то с нами тем более подружишься. Кара обычно головы отрывает не чаще раза в период, а я вообще тихая застенчивая женщина.

— Ага, — фыркнула Яна. — До сих пор помню, какие головомойки тихая застенчивая женщина устраивала нам с Ликой, когда мы после школы от домашнего задания отлынивали.

— Я рада знакомству, госпожа Цукка, госпожа Карина, — робко сказала Канса. — Прошу благосклонности.

— Пожалована, — кивнула Карина, внимательно ее рассматривая. — Давай сразу без формальностей. Скажи, а что ты так искусана? Шея, лицо…

— Мы засели сегодня ночью в какой-то яме, — пояснил Лика. — Боэй нас из Кураллаха через болота перетащили, типа дальше местность ровная. Ага, как же. Для боэй, может, и ровная, а на колесах — та еще равнина. И кусты лианами переплетены. Еле прорвались. Так вот, Каси решила, что тоже должна в общее дело свой вклад внести и с остальными полезла дорогу машинам прорубать. А репеллентом никто не побрызгался. Вот их с Ольгой и искусали какие-то мошки.

— Плохо, — озабоченно сказала Карина. — Инфекция по укусам сидит. Какие-то простейшие. Каси, стой спокойно, сейчас вычищу… ага. Ольгу надо тоже посмотреть, когда все закончится. Ну-ка, господа и дамы, никому не двигаться. Профилактический осмотр устрою всем сразу.

Вдалеке захлопали выстрелы, потом протарахтела деловито-размеренная очередь.

— Первый контакт… — пробормотал Дурран. — Наши стреляют.

Выстрелы захлопали чаще, грохнул взрыв, потом еще один. Пулемет затарахтел снова, потом раздался еще один взрыв, куда сильнее предыдущих.

— Противопехотный гранатомет, — пояснил Дурран, сосредоточенно вслушиваясь. — Интересно, чей?..

Внезапно стрельба прекратилась. Яна напряженно выпрямилась.

— Мати передает, что солдаты Дракона отступили, — наконец сказала она. — Говорит, что была разведка боем. С нашей стороны никто не пострадал, только одного ранило. Что у врага — пока непонятно, преследовать они не рискнули. Ольга в одиночку ушла на охоту, еще не вернулась.

— «Передает»? — Дурран удивленно обернулся от окна. — Как?

— Господин Дурран, у нас в семье есть способность общаться напрямую, — поколебавшись, ответила Яна. — На любом расстоянии. Потом расскажу подробнее, хорошо?

— Теперь я понимаю, как вы нашли Мумму, — прищурился Дурран. — Хорошо. Радио в местных краях часто ломается из-за сырости.

— Ну почему меня засунули сюда вместе с глупыми женщинами? — досадливо пробормотал Палек. — Мог бы сейчас там хоть какую-то пользу принести. Хотя бы в воздух палить, чтобы дракончики пугались и отскакивали. Каси, хоть ты пожалей меня, от остальных ни в жисть сочувствия не дождешься.

— Правильно дядя Мати тебя не пустил, — качнула головой Канса. — И без тебя найдется, кому в воздух палить. — Она дотянулась и погладила его по встрепанной голове, где у черных крашеных волос уже начинали проглядывать светлые корни. — Лучше обними меня, мне страшно.

— Да чего бояться-то! — легкомысленно откликнулся Палек, следуя просьбе жены. — Все равно мы победим. Мы же положительные герои, верно? А положительные в любом боевике побеждают. Можешь телевизор посмотреть, если не веришь. Боязливая ты моя…

Он не заметил, как Яна поймала взгляд Кансы и слегка кивнула ей. Канса одними глазами улыбнулась в ответ над плечом Палека.

— Лика, Яни! — решительно сказала Карина, усаживаясь на лавку. — Давайте, рассказывайте, как вы сюда добирались. С самого начала, начиная с того дядьки из СОБ. А то на расстоянии даже по прямому каналу все равно не то. Би, ты тоже рассказывай. Как ты вообще здесь очутился? Лика, слушай, а с чего ты вдруг в черный цвет перекрасился?..

— Судя по плотности огня, у них не менее полутора десятков бойцов, — Старший Коготь Байлан выглядел хмурым и озабоченным. — Но там могут оказаться и еще люди.

— Наши потери? — коротко спросил Шай, поглаживая рукоять тоскалы. Он сидел на поваленном стволе дерева в сотне саженей от Муммы и смотрел на своего помощника немигающими черными глазами.

— Тонда получил пулю в руку. Навылет. Ничего серьезного, после перевязки может продолжать драться. Мушуха контузило взрывом гранаты, осколок в бедре. Жить останется, но сейчас не боец. Убиты Тамассан и лапа Кобабая в полном составе.

— Что на их стороне?

— Неизвестно. За домами не видно, попали ли мы хоть в кого-то.

— Понятно… — Шай задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Хотел бы я знать, Балан, откуда у них гранатомет?

— И по крайней мере один ручной пулемет. Судя по звуку выстрелов, «Ураган-33». Но меня больше волнует другое, сан Шай, — Балан нахмурился еще сильнее. — Тамассан убит попаданием в грудь. Бронежилет не спас. И входное отверстие… я еще никогда не видел настолько маленького отверстия от пули. В пластине буквально прокол, чуть шире, чем от булавки — миллиметра три-четыре. А ведь такой бронежилет остановил бы даже пулю из «урагана» на расстоянии в десять саженей. И звуки выстрелов — я не смог опознать оружие. Не скорострельное, однозначно, что-то вроде карабина или штурмовой винтовки, но в остальном совершенно незнакомое. Но еще хуже с Кобабаем.

— Оставь драматические паузы на потом. Что с Кобабаем?

— Он и его лапа убиты не из огнестрельного оружия. Томапак, который на них наткнулся при отходе, не всматривался особо, но у всех шестерых насквозь пробиты бронежилеты и каски, грудь разворочена, черепа разнесены вдребезги. Словно их насквозь проткнули копьем или ударили дубиной. Или у них есть неизвестное нам оружие, или… или их убила силой духов восточная синомэ, за которой мы прилетели. Возможно, она не боится крови, как мы думали поначалу, и именно так и убила Цома. Непонятно только, как она смогла справиться с шестерыми опытными бойцами одновременно.

— Следует предположить, что к нашему приходу очень хорошо подготовились, — Шай еле слышно зарычал, словно разъяренный пес. — Сигнальные ловушки вокруг деревни, вырубленная растительность — и пропажа Цома с тремя лапами опытных солдат! Но как они могли успеть? Я решил, куда доставить пленниц, всего две недели назад! Даже если они начали готовиться сразу же, у них не могло хватить времени!

— Цом мог пропасть и не здесь, — педантично напомнил Старший Когогть. — Бунтовщики могли его сбить где-то над лесом, как сбили другие вертолеты. Радист, который принял от пилота последнее сообщение о посадке, погиб, и мы даже не можем переспросить его. Он мог что-нибудь не так понять, и Цом приземлился в другом месте…

— Не верю. Но хватит о Цоме. Балан, мы не можем атаковать деревню в лоб. Будь у нас пара вертолетов поддержки, мы бы просто расстреляли деревню ракетами — но у нас их нет, сожри их Сумар! — Шай снова зарычал. — Но и уйти просто так невозможно — мы навсегда потеряем честь. Не говоря уже о том, что задавить восстание тогда точно не удастся… — Он резко выдохнул. — Ну что же, даже там, где сабля ломается о прочный доспех, всегда найдется щель для отравленной иглы. Балан!

— Да, сан Шай?

— Подтверди мои наблюдения — деревня пуста. Жителей в ней нет. Так?

— Пуста?.. — Старший Коготь задумался. — Да. Вероятно. Я не задумывался во время стычки, но, кажется, ты прав. Поскольку нас ожидали, жители, скорее всего, из деревни ушли.

— А далеко уйти они не могли, — Шай полуприкрыл глаза, размышляя. — В деревне женщины, старики, дети, которые не выдержат долгого перехода по джунглям. Да и куда они пойдут? Значит, они где-то неподалеку. В каком-то лесном убежище, где, как надеются, мы их не обнаружим. Немедленно пошли людей по окрестностям на поиски. След от толпы не сможет пропустить даже самый никудышный следопыт. Отправь всех. Мне нужны заложники. Четверо или пятеро как минимум. Не мужчины, а молодые женщины или дети-подростки.

— Но отправить всех означает оставить тебя…

— Я помню, Балан! — рявкнул Шай. — Или ты беспокоишься за мою безопасность? Я выживал в одиночку в джунглях еще двадцать лет назад, сопливым мальчишкой, не владевшим силой духов! Отправляй людей — а потом… А потом, — он хищно улыбнулся, — мы посмотрим, насколько избранна на самом деле эта Избранная Дочь.

— …в общем, я заявил Атаме, что мне наплевать на игры между Демиургами и что либо меня свяжут и запрут в погреб, либо я отправлюсь за тобой самостоятельно, — Биката пожал плечами. — И он сдался. Я не совсем понимаю их отношения между собой и плохо читаю нити общения — я, в конце концов, человек, а не искин, но Бойра, кажется, высказался в мою пользу. В общем, меня привезли в Кураллах и оставили дожидаться спасателей.

— Я не понимаю, сан Биката, — Дурран почесал в затылке и бросил неуверенный взгляд на Матсу. Мальчик сидел на полу в углу, скрестив ноги, и с разинутым ртом слушал. — Я просто неграмотный солдат, и я никогда не верил в богов… ну, или не считал, что они как-то вмешиваются в человеческую жизнь, во всяком случае. Но ваши… иссакины — они почти боги, хотя и, как ты говоришь, что-то вроде очень умных чоки. А Карина — их друг. Ведь друг?

— Ну… скорее, приемная дочь друга их создателя, — инженер криво ухмыльнулся. — Тебе же сказали — Избранная Дочь на полном серьезе. Пусть слегка и не в том смысле, что в легенде.

— Би, по башке стукну и не посмотрю, что ты тут меня спасаешь, — пригрозила Карина. — Мало мне, можно подумать, Риса с его божественной чепухой! Дурран, не забивай себе голову. Никакая я не Избранная Дочь. Мой отец… мой приемный отец!.. у него с Камиллом нейтралитет. Они друг другу не мешают и не помогают. И друг другу на ноги стараются не наступать по мере возможности. Искины Камилла… я не знаю, чем они занимаются. Папа всегда шуточками отделывался. Что-то вроде стабилизации общества, нейтрализации последствий Игры… старых войн. Демиурги соблюдают нейтралитет сами и не одобряют, когда их подопечные пытаются влезать на чужую территорию. Считается, что Демиург сам в состоянии просчитать долгосрочные последствия и снабдить своих всем, что необходимо для преодоления кризиса. Поэтому искины Камилла держатся от нас подальше. Мы с ними иногда пересекались, одно время они даже наш дом в Масарии использовали как временную базу, пока свою организовывали, но в остальном они сами по себе, и мы сами по себе.

— Все равно не понимаю, — Дурран вздохнул и потер глаза. — Карина, ты с детства живешь такой жизнью, для тебя она естественна, как пустыня для ящерицы. А я не понимаю, почему ваши иссакины не исправят мир так, как им нужно. Обладать тайной мощью и не пользоваться ей… такое выше моего понимания.

Он тряхнул головой.

— Что-то слишком надолго затишье затянулось, — пробормотал он. — Уже почти два часа ничего не происходит. Карина, сан Саматта ничего не передавал?

— Пятнадцать минут назад сообщил, что все тихо, — откликнулась Яна. — Часовые по периметру Муммы ничего не видят. А может, бандиты совсем ушли? Поняли, что не взять нас штурмом, и ушли?

— Скорее небо упадет на землю, — жестко усмехнулся Дурран. — Сама Яна, для Дракона честь превыше жизни. Шай либо добьется своего, либо умрет. Отступление для него невозможно. Особенно сейчас, когда он взял под контроль Ночную Воду и сразу же понес такое сокрушительное поражение непонятно от кого. Я никогда не сталкивался с ним лично, но слухи до меня доходили еще до того, как он стал Головой. Он сейчас наверняка в бешенстве, и отступление — последнее, на что он пойдет. Нет, он что-то замышляет. Возможно, он дожидается ночи, чтобы попытаться напасть в темноте.

— Тогда он обломается еще круче, — усмехнулся Палек, осторожно поворачиваясь, чтобы не разбудить мирно дремлющую на его плече Кансу. — У нас с собой приборы ночного видения, спасибо Онке.

— У Дракона тоже есть очки ночного видения. И мы… они очень опытны в ночных боях. А вы вряд ли захватили такие очки для всех защитников деревни. Ночью на стороне Шая окажется преимущество.

За окном раздался странный высокий вой — раз, еще раз, еще… Дурран дернулся.

— Сигнал! — проговорил он сквозь зубы. — Дракон вызывает на переговоры.

— Переговоры? — глаза Бикаты сузились. — О чем?

— Думаю, скоро узнаем. — Дурран взял в руки свой карабин и проверил затвор. — Похоже, ожидание кончилось. О, отвечают…

Снаружи донеслись три размеренных одиночных выстрела.

— Ждем… — сквозь зубы процедил Дурран.

«Кара, контакт. Саматта в канале», — от внезапного вызова Карина вздрогнула. — «Слышишь меня?»

«Карина в канале. Да, Мати, слышу. О чем хочет говорить Шай?»

«Ты догадалась? Кара… Не знаю, как и сказать. Часовой на севере деревни передал — Шай вышел из леса один… точнее, без своих головорезов. У него девочка лет десяти. Он требует разговора с тобой… или он убьет ее. Двигаюсь в ту сторону».

«Держите его под прицелом „розы“, я сейчас появлюсь. Где вы?»

«Кара, пожалуйста, начинай плести противопульную паутину еще до того, как подойдешь близко. Я жду любой подлости. Шай возле дороги у северного выезда из деревни».

«Я буду очень осторожна, Мати. Скажи ему, что я иду. Отбой».

«Конец связи».

— Шай вышел из леса. У него заложница, — вслух сказала она, вскакивая. — Он требует разговора со мной. Дурран, проводи меня к северному выезду из Муммы.

— Здесь что-то не так, — Дурран напрягся. — Я впервые слышу о том, чтобы Дракон вел переговоры с бунтовщиками. Обычно их просто убивают.

— Нет времени раздумывать. Он ждет. Он обещает, что убьет заложницу, если я не появлюсь. Идем.

— Секундочку! — Биката поднял руку. — А откуда у него вообще взялась заложница?

Карина посмотрела на Цукку и увидела, что та бледнеет.

— Убежище… — проговорила она одними губами. — Наверное, они нашли лесное убежище.

Несколько секунд Карина смотрела на нее, осмысливая сказанное. Если они нашли убежище, значит, все женщины, старики и дети в их власти. А мужчины, ушедшие туда с ружьями… наверняка они мертвы. И никто не слышал выстрелов — они даже не смогли толком оказать сопротивление! Почему она не пошла вместе с ними, когда ее почти силой гнали туда? Она наверняка смогла бы их защитить! Дура! «Я останусь, и все тут!..» Она зябко обхватила себя руками.

— Если они нашли убежище, нам конец, — безжизненно сказала она. — Опять все то же самое. Я догадываюсь, чего Шай потребует от меня. Ну что же… Рано или поздно такое должно было произойти.

Она повернулась и вышла из комнаты в коридор. Дурран последовал за ней.

— А чего он от нее потребует? — удивленно спросил Биката. — Сдаться?

— Нет, — Цукка вцепилась руками в волосы. — Он потребует от нее добровольно подставить горло под нож. Би, нас держали здесь заложниками, но и вся деревня тоже оказалась в заложниках. Шай пообещал, что вырежет всех жителей, если мы с ней сбежим или попытаемся сопротивляться. Тот мужик, что прилетел вчера, требовал от нее того же. Что нам делать?

— К-ссо… — прошипел Палек. — Идем за ней. Быстро. Каси, проснись!..

Саматта, Дентор, Ольга и Шаттах ожидали ее в десятке саженей от того места, где из деревни на север выходила широкая тропа, разбитая колесами и копытами, но считавшаяся по местным меркам хорошей торной дорогой. Они укрывались за одной из хижин.

— Где он? — без предисловий спросила Карина.

— Кара, погоди, — Саматта ухватил ее за плечо. — Я чувствую, здесь какая-то ловушка. Не выходи на открытое место. Укройся за углом хижины.

— И мы станем перекрикиваться, как глухие? — Карина пожала плечами. — Мати, меня не взять пулей. И я устала ждать. Пора заканчивать с этой историей.

— Я не могу тебя… — начал было Саматта, сжимая хватку, но Карина отработанным движением вывернулась из его руки и отступила назад.

— Мой выход, Мати, — покачала она головой. — Я чувствую, что все решится очень скоро. Не волнуйся, Шай хотя и маньяк, но извращенное чувство чести у него присутствует. Он не нападет на переговорах.

Саматта как-то сразу обмяк и постарел.

— Кара, — глухо сказал он, — я не знаю, что произойдет. Но если ты погибнешь… Если он потребует от тебя умереть в обмен на жизни заложников, я тебе не позволю. Скажи ему, что я не подчинюсь твоему слову. Если он потребует твоей жизни, я отдам приказ расстрелять его из всего, что есть в нашем распоряжении. Пусть он девиант, но прямое попадание из гранатомета не переживет даже он. И от «розы» увернуться он не сможет.

— И от меня он точно не увернется, — добавила Ольга, и в глазах ее мелькнула тьма. — Госпожа Карина, сообщи ему и от моего имени, что я не позволю тебе добровольно умереть. Скажи, что у меня приказ охранять тебя, а не аборигенов, и что я готова пожертвовать жизнью всех жителей деревни ради твоего спасения.

— Посмотрим, Мати, госпожа Ольга, — Карина отступила еще на шаг. — Не станем устраивать себе похороны раньше времени.

Она повернулась и вышла в проход между хижинами.

— Шай! — крикнула она. — Здесь Карина. Я иду!

— Здесь Первый. Всем снайперам приготовиться открыть огонь по моей команде, — тихо сказал Саматта, постучав себя по вставленной в ухо пуговке рации. — Не стрелять, повторяю, НЕ СТРЕЛЯТЬ без приказа! Ольга! — он повернулся к княженке. — На исходную позицию. Помни, он должен умереть до того, как заметит тебя.

— Я помню, — Ольга кивнула. Она извлекла из набедренного кармашка капсулу одноразового шприца, сорвала колпачок и отработанным движением воткнула иглу себе в вену на сгибе локтя. — Энергетик, — пояснила она в ответ на недоуменные взгляды, вводя бесцветную жидкость. — Теперь в течение ближайшего часа я могу пять минут действовать на максимальной скорости без опасности мышечного голодания. — Она выдернула иглу, стерев каплю выступившей крови, и уронила шприц на траву. — Я пошла.

Свистнул рассекаемый воздух, и она исчезла.

— Сильна девушка… — пробормотал Биката. — Значит, и Шай так же может? Ну, давайте пойдем и послушаем, что он там предлагает…

Шай наблюдал, как восточная женщина, которую он менее периода назад похитил в Катонии, идет навстречу ему по дороге между окраинными хижинами. На ней красовалось бесстыдное платье — не восточное, какое-то местное, видимо, перешитое — подол едва до середины бедра, шея, руки и плечи обнажены. Сплошной срам, а не платье — ни одна порядочная женщина не согласилась бы показаться в таком даже мужу…

Девчонка снова дернулась в его манипуляторах, и он стиснул тот, что обхватывал ей шею — не до смерти, чтобы слегка придушить и успокоить.

Карина остановилась примерно в четырех саженях перед ним.

— Что ты хочешь, господин Шай? — холодно спросила она. — Зачем ты явился?

— В свое время мы заключили уговор, — с легкой издевкой проговорил Шай. — Ты остаешься в деревне и не пытаешься бежать. А попытаешься — деревенские жители умрут. Похоже, моя небольшая демонстрация в тот день тебя не убедила.

— Я не бежала и не сопротивлялась. По крайней мере, до того, как вчера твой человек попытался меня убить ни за что.

— Ах, вот как? Значит, Цом все-таки попытался выполнить мой приказ? — прищурился Шай.

— Кто?

— Цом. Старший Коготь Оранжевого клана. Значит, он все-таки добрался сюда, и ты его убила.

— Да, я его убила, — как-то слишком быстро и фальшиво согласилась Карина, и Шай сделал зарубку на память — выяснить, кто убил Цома на самом деле. — Он напал первым.

— Он напал, и ты посчитала свою жизнь слишком ценной, чтобы терять ее из-за каких-то вонючих грязных земледельцев… — задумчиво проговорил Шай. — Похоже, ты далеко не так благородна, женщина, как хочешь казаться.

— Во всяком случае, я не прячусь за спинами малолетних детей, как ты! — фыркнула Карина, гордо вздергивая голову. — А что, все местные силачи используют маленьких девочек в качестве живого щита, когда встречаются с кем-то, кого боятся?

— Прячусь? — Шай высокомерно поднял бровь. — Девчонка — всего лишь способ заставить тебя прийти сюда. Забирай ее, если хочешь, — он резко распрямил манипуляторы, и девочка кубарем покатилась по земле к ногам Карины — только для того, чтобы сразу же взмыть в воздух и неподвижно зависнуть — вероятно, в манипуляторах восточной синомэ. Женщина что-то тихо успокаивающе забормотала — Шай разобрал имя «Тэйсэй» — и путы на теле девочки лопнули. Карина поставила ее на землю, и невидимая сила явно подтолкнула ее в сторону хижин. Пробежав несколько шагов и едва не запнувшись о выступающий из земли корень, та остановилась и повернулась.

— Карина… — неуверенно сказала она.

Из-за угла хижины неожиданно вывернулась еще одна женщина. Явно катонийские черты лица, невысокая, аппетитно пухлая в положенных местах, в плотных облегающих мужских штанах и куртке маскировочной окраски, она подошла к девочке и положила руку ей на плечо.

— Иди назад, — скомандовала она.

— Яни… — Карина дернулась. — Зачем ты вышла?

Новая женщина повернула ребенка спиной и хлопнула по спине между лопатками. От толчка та пробежала еще несколько шагов, и чьи-то руки тут же втянули ее за угол. Женщина неторопливо подошла к Карине и встала рядом.

— Вот, значит, как выглядят настоящие наркоторговцы, — насмешливо проговорила она. — Значит, ты Шай. Местный Голова Дракона и вообще крутая шишка. Хорош, ага.

— Кто ты такая? — сухо осведомился Шай… и слегка кивнул от неожиданного понимания. Та телепередача в Катонии — семейная фотография, и на ней эта самая женщина. Каким образом она попала сюда? И… если здесь она, наверняка с ней и другие члены семьи.

— Я сестра Карины, — откликнулась женщина. — Зовут меня Яна, если тебе почему-то интересно. Но тебе, наверное, неинтересно. Мужиков вроде тебя женщины вообще мало интересуют. Власть, деньги — да, но не женщины. Я таких видела не раз. Крутые, самоуверенные, с накачанными мышцами — и все поголовно импотенты. Слушай, Шай, ты лечиться не пробовал? Может, и полегчало бы. Хочешь, хорошего сексопатолога посоветую?

— Умно, — одобрил Шай. — Перед дракой вывести врага из себя всегда полезно. Однако с тобой я драться не собираюсь. А прежде, чем ты откроешь рот снова, вспомни, что там, в лесу, — он мотнул головой через плечо, — два десятка заложниц, к которым привязаны гранаты. Каждая из них может в любой момент умереть только потому, что моим людям не понравится твой тон. Итак, сама Карина, мы оказались в интересном положении. Мне недосуг с тобой возиться, у меня сейчас и других проблем хватает. Однако и позволить тебе уйти просто так я не могу. Если я, как говорят у вас, потеряю лицо — а я его потеряю — мои люди могут перестать мне подчиняться. И чтобы восстановить их повиновение, мне придется убить многих, кто мог бы сражаться на моей стороне. Ты меня понимаешь, Избранная Дочь? — в последние слова он вложил столько издевки, сколько сумел.

— Нет, — качнула та головой. — Я не понимаю и никогда не понимала бандитов и убийц. И вряд ли когда-то научусь. Однако, господин Шай, я могу предложить тебе сделку.

— Что? — от удивления Шай аж поперхнулся. — ЧТО ты можешь мне предложить?

— Жизнь. Отпусти заложников и сдайся — и я обещаю, что тебе и твоим людям не причинят вреда. Тебя лишат свободы, но не убьют, не искалечат и не унизят. Даю слово.

— Слово женщины? — Шай негромко засмеялся. — Я должен и в самом деле сойти с ума, чтобы положиться на него. Однако объясни, с чего ты решила, что иначе я умру?

— Тебе некуда возвращаться, господин Шай. Твои бывшие земли охвачены восстанием. Дракону конец, и не только твоему клану. Даже если ты сейчас убьешь нас всех, у тебя нет пути для отступления. Сдайся — и я гарантирую тебе жизнь. Не забывай, меня считают Избранной Дочерью. Моей воле подчинятся.

— Нынешний мятеж — не первый, — Шай пожал плечами. — Землепашцы бунтуют не так уж и редко. Я справлюсь с ними без особого труда.

— Не справишься. Шай, это не просто стихийный бунт. Восстание подготовлено давно и тщательно — людьми, которые в партизанской войне не менее искусны и опытны, чем ты. Скорее даже, куда более опытны. У тебя нет ни единого шанса победить. Нет смысла умирать — за последние сутки погибло и так слишком много людей. Прошу тебя, давай избежим нового кровопролития.

— И ты поверишь моему слову? — безразлично поинтересовался Шай, разглядывая ногти. — Не побоишься, что я ударю в спину? Я же бандит, как ты меня называешь.

— Моя сестра, — Карина посмотрела на Яну, — умеет распознавать ложь. Если ты поклянешься, ты сдержишь слово.

— А если ты поклянешься, ты тоже свое слово сдержишь?

— Да, — твердо сказала Карина. — Клянусь, что если ты и твои люди сдадутся без кровопролития, тебе сохранят жизнь и достоинство.

— Заманчивое предложение, — Шай поднял взгляд. — Однако у меня есть альтернативный вариант. И знаешь, какой?

Ответа он дожидаться не стал. Мир привычно расплылся вокруг него. Секунду спустя Яна рухнула на землю, корчась и хватая воздух от удара в солнечное сплетение — и замерла, когда киссаки тоскалы уперлось ей в горло.

— Что ты делаешь, господин Шай? — сквозь зубы спросила Карина. Сейчас она оказалась к нему почти вплотную, и он почувствовал исходящий от нее запах пота и страха. — У нас переговоры или что?

— У нас переговоры с тобой, а не с ней. Ее никто не звал, и я не обещал ей безопасности. Я мог бы убить ее прямо сейчас, но не стану, и вот почему. Слушай и запоминай, синомэ. Мне нужна твоя и только твоя жизнь, и я не уйду отсюда, пока не возьму ее или не умру сам. Я не стану требовать, чтобы ты покорно подставила голову под мой меч. Я дам тебе поединок. Один на один. Оружие только холодное — и наши способности. Я использую свой меч, ты вольна выбрать себе клинок по своему вкусу. Если у тебя нет клинка, я дам тебе кинжал. Ты мастер Пути и сильная синомэ. Я мастер меча и сильный синомэ. Так справедливо. Один из нас в поединке погибнет, другой выживет и примет под свою руку страну. Если ты откажешься, мы убьем всех заложников и атакуем деревню. Даже если мы все погибнем, погибнут и многие из твоих друзей. Если ты согласишься и погибнешь в поединке, я отпущу всех твоих друзей и не стану их преследовать, пока они убираются из Сураграша. У тебя полчаса на размышление.

Он указал пальцем на вершину Аллахамана.

— Если солнце коснется вершины раздвоенной горы, а я не услышу твоего согласия, мы убьем заложников и атакуем без дальнейшего предупреждения.

— А если в поединке погибнешь ты?

— Тогда мои люди отпустят заложников и уйдут без боя. Даю слово.

Мир снова расплылся вокруг него, и тенистый полумрак джунглей сомкнулся вокруг него, хлестнув его по лицу листьями и тонкими ветками. Секунду спустя из-за древесного ствола навстречу ему шагнул Старший Коготь.

— Она согласится, — спокойно сказал Шай, доставая из мешочка за пазухой сладкий питательный шарик и бросая его в рот. — А когда сын Курата уничтожит Избранную Дочь, восстание умрет само собой. Нужно лишь позаботиться, чтобы земледельцы побыстрее о том узнали. Оставь здесь часового. Я пойду подготовлюсь к бою. Когда она примет вызов, пусть меня позовут.

— Ты не можешь принять вызов, — яростно сказал Саматта. — Кара, даже и не думай. Он убьет тебя! Он мог бы убить тебя прямо на переговорах, ты же видела!

Он бросил осуждающий взгляд на Яну.

— Ты-то зачем туда вылезла? — зло спросил он. — Тебе, между прочим, он гарантий безопасности не предлагал.

— Я хотела ему ментоблок поставить, — виновато проговорила та, потирая кожу у самой ключицы, проколотую острием меча. — Подумала, что так можно все проблемы сразу решить. Не успела…

— Детский сад! — сквозь зубы проговорил Саматта. — Значит, так. Ольга, действуем по запасному плану. Ты уверена, что сумеешь снять их охранников до того, как они сообразят, что происходит?

— Конечно, — пожала та плечами. — Только нужно начинать побыстрее. Стимулятор скоро выдохнется, а вторую дозу сразу после первой вкалывать опасно. Можно внезапную остановку сердца заработать.

— Хорошо. Господин Шаттах, разведчики вернулись?

— Да. Они обнаружили расположение заложников — они совсем рядом с деревней. Люди, посланные в убежище, еще не вернулись, но времени ждать нет. Нужно выдвигаться немедленно. Рискованно, конечно, но другого выхода не осталось.

— Погодите! — Карина подняла руку. — О чем вы говорите? Госпожа Ольга, кого снять? Как?

— Госпожа Карина, — Ольга сумрачно посмотрела на нее. — Я обладаю таким же гиперметаболизмом, что и Шай. Я успею убрать часовых до того, как они сообразят, что происходит. Заложники, скорее всего, не пострадают.

— Нет. Я не согласна. Вы забыли, что Шай сказал про гранаты? Он наверняка предусмотрел гибель охранников. Что, если они взорвутся, если охранников убить?

— Кара! — раздраженно поморщился Саматта. — Хватит уже! Нет времени на пререкания. Ты не примешь вызов Шая и не станешь с ним драться. Это не обсуждается.

— Мати, — ровно проговорила Карина, и в ее голосе скользнули странные нотки. — Я не помню, чтобы что-то обсуждала с тобой… или с кем-то еще. Я информирую тебя, что я принимаю вызов. Я не намерена рисковать жизнью заложников — Шай наверняка не глупее нас с вами. Яни! Ты подтверждаешь, что Шай не врал, когда давал обещание?

— Да, но…

— Все. Я иду. Мати, прорабатывайте план отступления на тот случай, если я не справлюсь. Шай…

— Госпожа Карина, — сухо сказала Ольга. — Ты не принимаешь вызов Шая, и это не обсуждается. Саматта прав — у нас нет времени на пререкания. Если мне потребуется тебя вырубить, чтобы заставить подчиниться, я так и поступлю. Не сопротивляйся. Не забывай, что у меня преиму…

Фразу закончить она не успела. Ее тело перекорежило конвульсиями, на губах запузырилась пена. Впрочем, она тут же обмякла, безжизненно повиснув в воздухе. Длинный боевой нож с продольным долом и на половину длины зазубренной спинкой, который она держала в правой руке, выскользнул и упал на землю. Потом она плавно опустилась на утоптанный пол хижины и неподвижно замерла.

— Яна, не вздумай! — ледяным тоном сказала Карина. — Я, в отличие от тебя, твой эффектор вижу, а здесь не наша детская дуэль. Попытаешься собрать манипуляторы для удара — сомну эффектор и тебе. А если меня попробует остановить кто-то еще, пусть для начала вспомнит о том, что я девиант первой категории! Мати, тебе пора бы и перестать видеть во мне малолетнюю девочку. Я давно не твоя подопечная, а ты — не мой опекун! — Ее голос слегка смягчился. — Мати, я люблю и уважаю тебя, но я не позволю тебе попусту рисковать жизнью людей. Не забывай…

Она осеклась и потерла лоб рукой.

— На забывай, что для меня не впервой убивать, — тихо закончила она. — Папа сделал все, чтобы задушить во мне убийцу, но собаку не отучить закапывать кости. Не беспокойтесь. Я справлюсь.

— Кара, он убьет тебя, — Саматта подошел к ней вплотную и осторожно взял за руки. — У тебя нет ни одного шанса.

— Мати, Мати… — Карина покачала головой и на секунду уперлась ему лбом в грудь. — Ты так привык видеть во мне маленькую беззащитную девочку! В тот день, когда папа ушел — помнишь, он показал нам с Яни… один прием. Я могу убить человека на расстоянии в две сажени. Убить мгновенно. Мне даже целиться не надо, эффект размазан в пространстве. Если Шай приблизится ко мне на расстояние удара своими манипуляторами, он умрет. Это у него нет ни одного шанса, не у меня.

— И ты готова убить? По-настоящему готова?

— Мати! — Карина вскинула взгляд и посмотрела ему в глаза. — Папа научил меня помнить, что смерть — одна из немногих вещей, которые нельзя исправить, как бы того ни хотелось. Но он научил меня и другому. Сила означает ответственность — то, что не понимает Шай и весь Дракон. Я сильна — и я отвечаю не только за себя, но и за тех, кто меня окружает. Я никогда не являлась активной сторонницей смертной казни. Но в последний период я часто думала, как должна вести себя, когда в конце концов столкнусь с Шаем лицом к лицу. И я не нашла способа изменить его. Я предложила ему выход — но он его не принял. Если оставить его в живых, он продолжит убивать. Продолжит нести смерть и разрушение. Наверное, Яна смогла бы имплантировать ему корректирующий ментоблок — но потребовался бы четвертый уровень, чтобы полностью изменить его личность.

Она сжала ладони Саматты, и тот почувствовал, как дрожат ее пальцы.

— Мати, — глухим голосом сказала она, — не сердись, ладно? Я приняла решение — Шай должен умереть. Только так мы сможем избежать других смертей. Но если я его приговорила к смерти, я сама должна привести приговор в исполнение, а не перекладывать грязную работу на других — на тебя, Яну, госпожу Ольгу, Риса или кого-то еще. И так меньше риска для заложников. Я не намерена прятаться за чужие спины. Прости.

Она на мгновение стиснула его пальцы и тут же выскользнула из-под его рук. В мертвой тишине она подошла к дверному проему хижины и остановилась — хрупкий черный силуэт на фоне яркого лиственно-солнечного прямоугольника.

— Я люблю тебя, Мати, — сказала она. — Я люблю вас всех. Пожалуйста, постарайтесь выжить. И… если что-нибудь пойдет не так, извинитесь за меня перед госпожой Ольгой, ладно?

И дверной проем опустел.

Заходящее солнце, стоящее невысоко над раздвоенной вершиной старого вулкана, било Шаю в правый глаз. Небо на юге хмурилось. Там вздымались стремительно приближающиеся башенные громады кучевых облаков, ослепительно-белых сверху и угрожающе-черных снизу, ворочался далекий гром. Посверкивали молнии. Приближалась очередная гроза. Шай внутренне усмехнулся про себя. Ничего, пережидать ее они уже станут под крышами — в отличие от незваных гостей с востока. Он пообещал, что они смогут уйти — но ни словом не обмолвился, что позволит взять хоть какое-то снаряжение. Впрочем, кресала и ножи он им оставит. В конце концов, кто-нибудь из них должен принести его врагам весть о случившемся.

Они больше не скрывались: три женщины и три мужчины открыто стояли на краю деревенской площади, напряженно наблюдая за ним. На шее одного из мужчин, настоящего гиганта, на перевязи висел ручной пулемет «ураган-33» — опытный Балан не ошибся — казавшийся на фоне стрелка странно-миниатюрным. Судя по всему, мужчине такие игрушки были явно не в новинку. Да и второй, хотя и меньше ростом, но все равно крупный и сильный на вид, судя по повадкам, являлся бывалым солдатом. Шай с удовольствием вспомнил, как ненависть перекосила его физиономию, когда они встретились на окраине. Ничего, скоро он еще и не такое почувствует…

Балан… Шай бросил быстрый взгляд влево. Балан явно не обрадовался, когда услышал о его плане. Не только из-за опасности — сама идея о том, чтобы дать честный поединок ЖЕНЩИНЕ застряла у него в горле, как острая рыбья кость. Да и сообщение о том, что мятеж оказался частью хорошо подготовленных и спланированных действий, за которыми стоит пока что непонятно кто, его явно не вдохновило. Но на его чувства Шаю плевать — лишь бы подчинялся приказам. Сейчас Старший Коготь с несколькими своими людьми замер на краю площади и хмуро наблюдал за происходящим с плохо скрываемым выражением неодобрения на лице. Ну что же. Завтра следует рискнуть и вызвать вертолет. В конце концов, засечь и сбить машину, идущую над лесом так, что верхушки деревьев цепляют ее брюхо и шасси, не так-то просто, если вообще возможно. Конечно, ракету можно пустить и с окружающих скал, но, в конце концов, зачем-то же ставят на вертолеты тепловые ловушки и прочую защиту? Время дорого, и потерять еще сутки он себе позволить не может. Для начала следует вернуться в Пятый базовый лагерь…

Он тряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли. Расслабляться нельзя. Он посмотрел на стоящую в пяти саженях молодую женщину. Она отказалась от его кинжала и не взяла даже обычный нож. Либо она сдалась и готова умереть без боя, либо… либо она надеется победить и без оружия. Какие же козыри у нее на руках? Она стояла прямо, лицом к нему, спокойно и расслабленно, но Шай видел, что ее безмятежность — всего лишь поза опытного бойца. Такого опытного, что ему нет нужды вставать в демонстративные боевые стойки в надежде заставить противника нервничать. Почти такого же опытного, как и он сам.

Но она — житель далекой изнеженной страны, давно разучившейся воевать. Она убивала в детстве, когда пряталась от охотников, но те смерти не в счет. Она давно забыла, если вообще знала, соленый вкус крови убитого в яростной схватке врага, фонтаном брызжущей тебе на лицо из перерубленной шейной артерии. Она не воин — но, тем не менее, недооценивать ее опасно.

— Я умею убивать, Шай, — он почти не расслышал ее слова из-за налетевшего порыва ветра. — Если ты приблизишься ко мне, ты умрешь. У тебя еще есть шанс решить иначе.

— Ты храбра для женщины, — громко ответил Шай. — Слишком храбра, Избранная Дочь. Но истинно избранный здесь я, а не ты. Приготовься умереть.

Ну что же, внутренне усмехнулся он, вот и конец твоей истории, момбацу сама Карина Мураций. Все-таки как жаль, что ты не мужчина! Я дам тебе быструю и легкую смерть — не только потому, что не стоит играть с такой опасной жертвой, но и из уважения. Из того уважения, которое заставило бы многих из солдат посмотреть на меня как на сумасшедшего…

Шай ах-Велеконг, Голова Оранжевого клана Дракона, поудобнее перехватил рукоять тоскалы и отвел руку с клинком слегка в сторону. Он нанесет ей удар точно в сердце — десятилетием отработанным на манекенах и врагах движением, которое его тело уже давно научилось выполнять без вмешательства разума. И в тот момент, когда лезвие войдет в ее тело, он еще успеет увидеть страх и недоумение в ее глазах.

Он ускорился, и мир привычно смазался вокруг него — только для того, чтобы ярко вспыхнуть и тут же погаснуть навсегда.

Карина смотрела на стоящего в нескольких саженях перед ней мужчину с тоскалой в руке, и чувство нереальности охватило ее, словно струя душного влажного пара из бани в холодном зимнем воздухе. Середина десятого века. Люди изобрели Сеть, самолеты и атомную бомбу, астронавты живут на орбитальных станциях, космические телескопы изучают отдаленные уголки Вселенной… И, тем не менее, сейчас перед ней стоит дикарь с мечом — образованный, храбрый, умный, но, тем не менее, дикарь. Он твердо уверен в своем праве сильного творить все, что заблагорассудится — и не менее твердо намерен убить ее просто потому, что ему так хочется.

Ее расправленные манипуляторы неподвижно замерли, вытянутые прямо перед собой. На сей раз они являли собой не твердые щупальца, с равным успехом способные сокрушить скалу и поймать бабочку, а, скорее, бесформенные облака, заполнявшие полусферу радиусом в две с небольшим сажени. Полусферу, смертельную для всего живого, обладающего высшей нервной деятельностью. Хаос мечущихся электромагнитных гармоник невидимо для невооруженного глаза заполнял пространство перед ней, готовый разорвать твердое стаккато биоритмов мозга, выжечь нервные узлы и навсегда оборвать дыхание. Ей даже не нужно ничего делать самой. Как только Шай вступит в невидимое убийственное облако, он почти мгновенно умрет.

Но ведь он человек! Жестокий убийца, для которого ничего не значит человеческая жизнь — наркоторговец, обрекающий на страдания и смерть десятки и сотни тысяч людей по всему миру — бандит, безразлично убивающий кого захочет — но, тем не менее, человек. А смерть одно из немногих событий, что нельзя исправить, как бы того ни хотелось. В далеком детстве она тоже стала маленьким воплощением смерти, опасной для всех, кто приближался на расстояние удара ее манипуляторов. Она убивала не сознательно, а от страха и растерянности, но что это меняет? Главное, что убивала. И если бы ее не захватили охотники из Института Человека, кто-нибудь вполне мог бы решить точно так же, что ей лучше умереть. И тогда она получила бы между лопатками не дротик со снотворным, а пулю.

Шай ах-Велеконг — бандит и убийца. Да, месть бессмысленна, она не исправит то, что уже совершено и не даст даже такой крохотной иллюзии, как душевный покой. Но если его не остановить, он продолжит убивать. И нет никаких шансов, что когда-нибудь в будущем он одумается, раскается и станет вести себя иначе.

Или есть?

Она обязана попробовать еще раз.

— Я умею убивать, Шай, — слова с трудом проталкивались сквозь пересохшую напряженную глотку. — Если ты приблизишься ко мне, ты умрешь. У тебя еще есть шанс решить иначе.

— Ты храбра для женщины, — громко ответил Шай. — Слишком храбра, Избранная Дочь. Но истинно избранный здесь я, а не ты. Приготовься умереть.

Увидеть его движение она так и не смогла. И лишь в самый последний момент она осознала свою ошибку. Смертельную ошибку.

Ее манипуляторы способны почти мгновенно разрушить деятельность мозга. ПОЧТИ мгновенно. Но скорость движения Шая такова, что он успеет приблизиться к ней на расстояние удара прежде, чем его мозг погаснет. А тело тренированного бойца не нуждается в постоянном сознательном контроле. Оно умеет действовать самостоятельно, почти инстинктивно.

Она попыталась сдвинуться в сторону, уйти с линии атаки, с того места, на который нацелил свой удар ее враг, но не успела. Боль в груди показалась ей совсем не сильной — немногим чувствительнее тупого удара по ребрам. Тело Шая, уже мертвое, по инерции двигаясь мимо, задело ее плечо, и сильный толчок бросил ее на землю. Падая, она еще попыталась сгруппироваться, но тело отказалось ей повиноваться. Земля ватным матрасом ударила ее по затылку и лопаткам, и во рту появился соленый привкус.

Она бездумно смотрела в небо, почему-то начавшее вращаться вокруг нее. Ужас и отчаяние, хлынувшее от друзей, охватили ее вязким коконом вины. Она умирает. Она подвела их. Она не справилась.

Последним, что она сумела увидеть, были стремительно накатывающиеся с юга грозовые облака, тут и там подсвечиваемые далекими пока вспышками молний.

Потом в мире внезапно выключили свет.

Сознание возвращалось медленно. Ей казалось, что она плавает в звенящей пустоте, способной утишить и исцелить любую боль. У нее не осталось ни ног, ни рук, и она совершенно не чувствовала тела. Щупальца манипуляторов расслабленно колыхались вокруг, но насчитывалось их почему-то не три, а гораздо, гораздо, гораздо больше. Наверное, я сейчас похожа на осьминога, мелькнула быстрая мысль. Или на ежика, у которого вместо колючек щупальца. Где-то неподалеку, почти вплотную за гранью сознания, она ощущала большой, раскаленный, но мягкий комок, а совсем рядом, под боком, чувствовался другой комок, твердый и холодный снаружи, но горячий и медленно бурлящий внутри. Я сплю, решила она, ленивым пушистым шариком перекатываясь в кромешной тьме, ныряя и взмывая в незримых омутах и купаясь в невидимых темных течениях. А еще где-то рядом находятся мама с папой и смотрят на меня с добрыми улыбками, ожидая, когда я открою глаза. Я сплю и скоро проснусь. Сейчас Парс запрыгнет на живот и начнет будить меня нарочито противным трезвоном, и я встану и пойду на лекцию… Только по какому предмету у меня лекция? И… я ее читаю или слушаю?

Осознание нахлынуло внезапной четкой волной. Какая лекция? Похищение, Сураграш, поединок с Шаем… Меня же убили!! Или нет? Я умерла? Но я думаю! Я мертва или жива? Что происходит? Почему я не чувствую свое тело?

Где-то вдалеке забрезжила белая искорка света, и она изо всех сил рванулась туда, вперед, чтобы стряхнуть происходящий кошмар — и резко дернулась на кровати в незнакомой комнате. Она, обнаженная, лежала на мягком топчане, стоящем в отгороженном ширмой углу, а из-за ширмы лился теплый солнечный свет, приветливый и радостный. Оттуда же доносились неразборчивые, но родные и знакомые голоса. Она соскочила с топчана, чувствуя под босыми ступнями гладкую упругость пола, отодвинула ширму и остановилась как вкопанная.

В пяти шагах от нее упругий пол из непонятного материала кончался, словно обрезанный, вместе с комнатой. Сразу за ним начинался заросший высокой травой луг, за которым тихо шелестели высокие толстые стволы тикуриновой рощи. Щебетали невидимые птицы, кожу обдувал ласковый теплый ветер, и высоко в небе сияло солнце.

На границе между полом и лугом прямо на земле устроились трое. Они сидели, скрестив ноги, спиной к Карине, и их золотисто-коричневые тела бронзово отсвечивали под лучами светила. Услышав шорох ширмы, они обернулись, и Карина ахнула, не сумев сдержаться.

— Папа! Рис! — воскликнула она. — Тетя Хи, ты жива!

Она бросилась к ним — и замерла, не сделав и двух шагов.

— Но ведь ты умерла… — растерянно сказала она. — Тетя Хи, ты… Нам же передали, что ты умерла. И я… Я тоже умерла? Где мы? Что здесь за место?

— Умерла ты, Кара, или нет — интересный теологический вопрос, — озорно усмехнулся Дзинтон, и Карина почувствовала, как при звуках его голоса радостно холодеет все внутри. — Технически — ага, умерла. Шай был хотя и тот еще мерзавец, но боец не чета тебе. Попасть длинной тяжелой тоскалой точно в сердце уже после того, как мозг перестал действовать — могу ему только поаплодировать. Посмертно, разумеется.

Он поднялся на ноги и подошел к Карине.

— Ну, здравствуй, дочурка, — серьезно сказал Демиург, взъерошивая ей волосы в своей излюбленной манере. — Давно не виделись. Очень рад тебя видеть вживую, если можно так выразиться. И я рад, что ты с честью прошла свой первый путь.

Карина на секунду прижалась к нему всем телом, как прижималась в детстве, но потом, спохватившись, отстранилась.

— Папа, — недоуменно сказала она, — но что произошло? Я все-таки умерла?

— В определенном смысле, — хмыкнул Дзинтон. — Хотя и не до конца.

— Джа! — Эхира тоже поднялась на ноги, и Карина только сейчас заметила, что она сильно помолодела. И еще в ней явственно проглядывали смутно знакомые черты — но чьи именно, непонятно. — Кончай ребенка мучить. Она и так в шоке. Давай, рассказывай. Или я сама расскажу, если ты вдруг своего хитроумия застеснялся.

— Ох, Майя, какая же ты все-таки нетерпеливая, — покачал головой Дзинтон. — Ну ладно, расскажу. И не только ей. Тебе тоже.

— Мне? — удивленно взглянула на него Эхира.

— Майя? — охнула Карина, глядя на нее. — Как — Майя?

— Очень просто, — нетерпеливо отмахнулась та, и ее фигура внезапно подернулась рябью и изменилась. Теперь перед Кариной стояла та самая девушка, что разговаривала с ней в Крестоцине ненастным вечером восемь лет назад. Только глаза — глаза у нее остались от Эхиры. — Все очень просто, хотя и не слишком тривиально поначалу. Эхира — моя автономная проекция с односторонней связью. Через терцию-другую, когда немного освоишься, я и тебя научу такому фокусу. Джа, что ты мне рассказать хочешь?

— Освоюсь? — тупо повторила Карина, переводя взгляд на Дзинтона. — Папа…

— Джа, — Панариши тоже поднялся на ноги и сладко потянулся. — Я бы на твоем месте действительно начал с самого начала. Если уж я столько времени в себя прийти не мог, то она тем более ничего не понимает. Если сам не можешь и Майе не доверяешь, давай я расскажу.

— Между прочим, Семен, терпеливость и уважение к старшим — весьма похвальные качества любого юноши, — Джао повернулся к нему, назидательно подняв палец. — А я тебя почти на миллион лет старше.

— А я тебя — на полмиллиона. Только что-то не помню, чтобы ты ко мне хоть когда-то хоть сколько-то уважения проявлял, — фыркнула Майя-Эхира. — Так его, Семка! Наконец-то у меня союзник появился. Станем его вдвоем воспитывать. Я с позиции жизненного опыта, а ты — искренней благородной юности.

— Ша, девочки и мальчики! — решительно сказал Дзинтон, отстраняя Карину и садясь в сгустившееся прямо под ним кресло. — Я говорю! Присаживайтесь. Только сразу всех прошу — когда вам меня убить захочется, сдержите порыв. Дайте договорить сначала, а потом хоть в терновый куст бросайте.

— Джа! — прищуренного глянула на него Майя. — Когда ты так говоришь, у меня всегда появляется предчувствие, что торопиться действительно не следует. Потому что ты заслуживаешь не быстрой и легкой смерти, а долгой и мучительной. Признавайся, какую пакость ты опять устроил?

— Сначала сядь, — фыркнул Демиург. — Потом все услышишь. Кара, просто представь, что ты садишься на что-нибудь, и все.

Не отводя от него прищуренного взгляда, Майя плюхнулась на возникший под ней высокий, словно в баре, табурет. Панариши просто откинулся назад и расслабленно повис в воздухе, словно устроившись в невидимой наклонной лежанке. Карина нерешительно посмотрела на них и осторожно присела, пытаясь ощутить ягодицами что-то, на что можно сесть. Тут ее словно толкнули, и она опрокинулась назад, нелепо взмахнув руками — и ощутила, что ее со всех сторон охватывает мягкое уютное кресло.

— Потом с виртуальной мебелью освоишься, — нетерпеливо сказал Дзинтон. — Итак, начинаем сеанс разоблачений. Начнем с Эхиры. Майя, может, сама пояснишь?

— Поясню, — согласилась та. — Кара, ты знаешь, что такое проекция. Демиурги часто создают таких кукол для общения с биоформами. Обычно проекция находится в прямом подчинении Демиурга и управляется одной из его точек концентрации сознания. Грубо говоря, марионетка на ниточках и с обратной связью. Но можно сделать так, что кукла окажется самостоятельно думающей, чтобы снять с точки концентрации нагрузку по выполнению рутинных операций. Например, для поездки в автобусе или ожидания в приемной много ума не надо, но какие-то разумные действия предпринимать проекция должна. Причем не простые действия, а такие, какие выполнил бы сам Демиург в данной ситуации. Пихнули тебя в бок — надо как-то отреагировать в зависимости от играемой роли: извиниться или, скажем, в физиономию плюнуть. Поэтому даже самая тупая проекция обычно оснащена определенным интеллектом, более высоким, чем, — она фыркнула, — у некоторых якобы разумных биоформ. Пока понятно?

Она испытующе взглянула на Карину, и та молча кивнула.

— Однако такая кукла все равно требует пристального внимания, чтобы обеспечивать адекватность ее реакции в более-менее нетривиальных ситуациях. А наши возможности по контролю проекций хоть и велики, но не безграничны. Каждая наша точка концентрации сознания отнимает ограниченные ресурсы, и больше полутора-двух десятков одновременных проекций не могут держать даже самые умелые кукловоды типа нашего Джао. У меня лимит — максимум одиннадцать параллельных проекций, и то я стараюсь обычно не создавать больше трех-четырех, дальше голова болеть начинает. Но иногда просто позарез нужно больше. А еще иногда нужно прочувствовать на собственной шкуре какую-то ситуацию из обычной жизни, но не с точки зрения всесильного Демиурга, а как обычному человеку. Тогда мы делаем автономные проекции — выделяем кусочек нашего сознания в отдельную независимую сущность и предоставляем ему действовать по своему усмотрению. Обычно также создается ложный набор воспоминаний — для себя такое несложно, достаточно пометить как истинную произвольно полученную память, пусть даже отрывок из когда-то просмотренного фильма. И мы получаем независимую личность, искренне считающую себя обычным человеком, с собственным прошлым и будущим, со свободной волей, ничего знать не знающую ни про каких Демиургов.

— И Эхира была такой автономной проекцией? — растерянно спросила Карина. — А…

Она замолчала. Майя вопросительно взглянула на нее.

— И я рада, что ты ее создала, — наконец закончила та. — Хотя мне очень жаль, что она умерла.

— Умерла… — задумчиво проговорила Майя. — Да. Умерла. Хотя и не совсем — ее память и жизненный опыт ассимилированы во мне. Кара, со временем человек меняется, и меняется не в лучшую сторону. А Демиург — тот же человек, пусть и улучшенный с технической точки зрения. Знаешь, обладая бессмертием, так легко забыть, что такое умирать по-настоящему. Так легко забыть, что биоформы способны испытывать ужас перед смертью, под сенью которой они проводят всю свою жизнь. Заигравшись, начинаешь распоряжаться чужими судьбами, не задумываясь, что твои игрушки погибают на самом деле. Я впервые осознала проблему…

Она на секунду задумалась.

— Да, пожалуй, минуты полторы назад. Вскоре после того, как после открытий Джао у нас начался тотальный бум увлечения Игрой. Я победила во второй Игре — тогда еще без строгих правил, наобум — и финальной точкой стала великая битва Добра и Зла. Я разумеется, играла за Добро, но в сражении положила почти двадцать тысяч человек только со своей стороны. Я, безумно счастливая, упивалась своим полководческим талантом и смаковала воспоминания, пока, инкогнито гуляя по улицам своей столицы, не заглянула в небольшой дом. Вокруг кипел праздник — флаги, фанфары, представления, шествия, но в нем оставалось тихо. Только молодая женщина сидела на кровати, обнимая едва научившуюся ходить девочку. Такая вполне себе серая мышь — невзрачная, не фигуристая, с простеньким личиком, никаких шансов на второе замужество. Она чувствовала такую тоску и отчаяние, что я ее волей-неволей запомнила. Но в остальном проигнорировала — типичная солдатка, после войны таких вдовиц остались десятки тысяч. Не первая и не последняя, погорюет да продолжит жить дальше, так я решила в своей эйфории. И забыла про нее. А несколько дней спустя вспомнила, заглянула в то жилище снова — и не нашла там ни женщины, ни девочки. Соседи сказали, что какой-то родственник ее выгнал на улицу с пустыми руками. Чуть позже я их нашла — только не живых людей, а два трупа у городской стены. С голоду умерла сначала женщина, а потом и девочка. Война страну разорила, еды не хватало, голодали многие, так что их никто из родственников не подкормил. А она, видимо, оказалась слишком гордой, чтобы просить милостыню.

Она вздохнула.

— Я периодически вспоминаю выражение лица того ребенка. Отчаянье, страх, непонимание… Наверное, перед смертью она пыталась будить заснувшую маму и не понимала, почему та не просыпается. На ее лице застыл такой ужас умирания, что я едва сама с ума не сошла. Тогда я сама умерла в первый раз. Я создала автономную проекцию, сформировала ей ложную память, как у солдатки, потерявшей мужа, и позволила умереть голодной смертью. А потом ассимилировала ее воспоминания. Кошмарненькие ощущения, я тебе скажу, когда угасаешь в одиночестве, тоске и безнадежности. Ничего общего с твоей быстрой и героической смертью за Великую Идею. Играть я не перестала, но с тех пор взяла себе за правило умирать хотя бы раз за десяток поколений, чтобы ощущения из памяти не изглаживались.

Внезапно она фыркнула.

— А еще я Джа нос натянула. Он ведь до самого момента, когда вас бросил, так и не догадывался, что Эхира — проекция. Я ее настолько тщательно проработала, что даже при внимательном взгляде ее искусственность незаметна оказалась. А глубже копать у Джа повода не нашлось. Вот он и купился.

— Майя, но почему Эхира? — поинтересовалась Карина, которой внезапно стало не по себе. — Ну… она ведь была главой твоей сети влияния, а потом сети папы… да, Дзи?

— А! — махнула рукой та. — Оптимизация ресурсов. Когда создаешь сети влияния, типичная проблема — перерождение твоих агентов. Как тщательно их не подбирай, ощущая свою тайную силу, они со временем становятся высокомерными, заносчивыми, эгоистичными. Привыкают играть судьбами и наслаждаться интригами вместо того, чтобы заниматься тихой невидимой работой, для которой их рекрутировали. Вон, Джа не даст соврать — у него такое сплошь и рядом начиная с самого первого мира. Семен свидетель.

— Ага, — согласился Дзинтон. — Когда я сделал свое самое первое общество, несколько раз создавал там тайные организации Хранителей — конспирация, тайное правление, направление несмышленых… И каждый раз спустя два-три планетарных десятилетия приходилось их радикально перетряхивать. Семен помнит, как мы с Суоко, Ведущей, схлестнулись на последнем совете. Робин ее в двадцать лет в Хранители отобрал, и тогда она казалась замечательной девочкой — серьезной, внимательной, хотя и очень самостоятельной, но всегда слушающей других. Совсем как ты по характеру. А к моменту свертывания дел два десятилетия спустя с ней стало почти невозможно иметь дело: самостоятельность превратилась в упрямство и высокомерие, серьезность — в догматичность, а всю отточенную логику ума она направила исключительно на навязывание другим своей воли. И самое главное, что она всерьез вознамерилась сделать выборную и временную должность Ведущей своей постоянной привилегией.

Демиург вздохнул.

— Самое обидное, что сначала всегда вырываешь из общества лучших, а потом приходится их убирать со сцены. И напрямую поправлять нельзя, чтобы самостоятельность не подавить, и без присмотра не оставить.

— Вот! — подняла палец Майя. — Так что я Эхиру сделала главой сети влияния и периодически контролировала ее состояние, подправляя огрехи. А когда обнаружила, что Джа ее в своих целях задействовал во время моего… отдыха, решила так и оставить. А потом запрограммированное время ее существования подошло к концу, ну и… померла она, в общем.

Она наклонилась вперед и заглянула Карине в глаза, сжала ее руку.

— Кара, — мягко сказала она, — Эхира — это я. Я умерла вместе с ней, и она жива во мне — как часть моей памяти, моей личности. Не грусти. Я смотрю на тебя ее глазами, и я рада, что хотя бы в таком виде провела рядом с тобой полторы минитерции. Ты славная девочка, но тебе еще только предстоит понять, каково быть бессмертной.

— Бессмертной? — тупо повторила Карина.

— Джа, валяй, твоя очередь рассказывать, — Майя выпрямилась на своей табуретке. — Только начни с той части, которая должна удивить меня.

— Как скажешь, — согласился Джао. — Должен же я за Эхиру отыграться? Но сначала пообещай мне одну простую вещь.

— А именно?

— Еще раз поклянись, что не убьешь меня на месте.

— Клянусь, — быстро согласилась Майя, окидывая его задумчивым взглядом. — Я же сказала — убью чуть погодя и медленно. Рассказывай.

— Майя, я не шучу, — покачал головой Демиург. — Пообещай, что дашь мне возможность хотя бы объясниться, прежде чем начнешь делать оргвыводы. Иначе ни слова не скажу.

— Хорошо, — снова согласилась Майя. — Джа, ты меня интригуешь. На полном серьезе гарантирую, что позволю высказаться до конца, но ничего больше не обещаю.

— И за такое спасибо, — хмыкнул тот. — Твой экспериментальный эффектор освободил я.

Несколько секунд Майя молча смотрела на него. Потом внезапно ее фигура полыхнула языками жаркого пламени.

— Ты освободил эффектор? — звенящим от напряжения голосом произнесла она. — И больше половины минитерции позволил мне сходить с ума в заблокированной проекции? Ты знал — и пальцем не пошевелил, чтобы меня освободить?

— Я не просто знал, — откликнулся Демиург, рассматривая ногти. — Именно я отрезал интерфейсы твоего штатного эффектора и позволил вирусному эффектору заблокировать тебя.

— И зачем же? — Майя говорила, четко артикулируя слова, но казалось, что она громко скрежещет зубами.

— Затем, что ты намеревалась провести вмешательство недопустимо высокого уровня, причем заведомо не могла достичь нужных результатов. Затем, что ты упорно отказывалась меня слушать, когда я пытался объяснить тебе последствия. Прости, Майя, но единственным способом на пальцах показать, что я имею в виду, оказалось выпустить эффектор и не позволять тебе вмешиваться достаточно долго, чтобы ты не смогла списать результаты на случайность. Говорил я тебе, чем закончится предоставление уникальных способностей лишь избранным? И для избранных, и для общества в целом? Вижу, что помнишь. И кто прав в результате?

— Я хотела сделать уникальным каждого!

— Невозможно. Если уникален каждый, значит, не уникален никто. Уникальность всего лишь становится очередной нормой. Ты не могла добиться желаемого на избранном пути, но при том полностью бы уничтожила естественность общества, которое мы пообещали друг другу сохранять настолько нетронутым, насколько возможно.

— Но зачем ты удерживал меня беспомощной и изолированной?! Четыре планетарных года!!

— Ну, будь ты простым человеком, я бы, может, и почувствовал бы угрызения совести, — хладнокровно заметил Дзинтон, по-прежнему рассматривая ногти. — Но поскольку ты, в отличие от человека, даже в парализованном виде способна создать себе виртуальность по собственному вкусу — хоть по лесу гулять, хоть в игры играть — я решил, что немного пассивности и отдыха пойдет тебе на пользу. Следовало же тебе хоть как-то пострадать за свою самоуверенность?

— Да кто дал тебе право выступать судьей?! — Майя взвилась с табуретки. Контуры ее тела полностью растворились в ревущем пламени, и Карина инстинктивно отпрянула, ощутив на лице жар. — Мы не в Игре, и я не признавала тебя Арбитром! И кто дал тебе право взламывать мой дневник?! Ты ведь знал — знал!! — где и в каком состоянии я нахожусь, знал все время! И все равно влез в него…

— Не-а, — качнул головой Дзинтон, наконец-то поднимая взгляд. — Я его не взламывал.

— Что? — от удивления Майя осеклась. Клубы пламени вокруг нее опали, и сквозь них снова проступили очертания ее тела. — Как — не взламывал? Ты же сам сказал…

— Я СКАЗАЛ, что взломал его, — пояснил Демиург. — Не мог же я просто рассказать остальным, какую пакость тебе устроил! Вот и изобразил бурную деятельность. Успокойся, Майя, я не лез ни в твой дневник, ни вообще в твой архив.

— Ну, и за то спасибо! — выдохнула Майя. — Но все равно, Джа, ты… ты…

— Сволочь, мерзавец, гад, — кивнул тот, криво усмехнувшись. — Знаю. Я Корректор, Майя, не забывай. Я влезаю в дела только тогда, когда следует поправлять других. Так что мое вмешательство редко оказывается приятным. Да, Кара?

Карина вздрогнула.

— Папа… — с запинкой сказала она. — Даже если именно ты выпустил эффектор на свободу, я ведь говорила тебе…

— Говорила, — кивнул тот. — Кем бы ты стала без эффектора, домохозяйкой, забитой девчонкой, то, се, пятое, десятое… Я помню. Но есть кое-что еще. Именно я расставил точки принуждения так, чтобы недоброй памяти Шай похитил тебя и вывез в Сураграш. И именно я подсказал Семену спланировать развитие событий по сценарию, в котором ты служила катализатором восстания.

— Что расставил? — ошарашенно спросила Карина.

— Точка принуждения, — пояснила Майя, которая снова вернулась к нормальному виду и опустилась на табуретку, — есть определенным образом сформированная последовательность событий, артефакты, циркулирующая в социуме информация, локальное изменение законов физики и тому подобные вещи, в результате воздействия которых целевой индивид — или группа — вынужден незаметно для себя следовать путем, требующимся автору точки. Обычно применяется Игроками-Тактиками для ненавязчивого управления своей командой, а также Конструкторами для программирования событий игровой сцены. Джа, ну Кара-то тебе чем не угодила? Над ней-то ты почему измывался? Я же знаю, что бандюка в Кайгане пришил ты, замаскировавшись под Калайю! И ты же позаботился, чтобы информация дошла до… как его? Который в Крестоцине. Именно ты заварил всю кашу с похищением!

— Следила, значит, за мной, любопытная ты наша? — хмыкнул Дзинтон. — Расслабься. Кара угодила мне всем. Но у нас, как ты заметила, и без того хватает личностей, начиная с Камилла, ни на мгновение не задумывающихся, чем Игра оборачивается для вовлеченных биоформ. Я решил, что раз уж мы поднимаем ребят до своего уровня, небольшая прививка сострадания им не повредит…

— Джа, ты скотина!

— …а еще Семену требовался эффективный катализатор для запланированной перетряски Сураграша. Семен, — он покосился на Панариши, — справился просто великолепно, подготавливая восстание. Чтобы втянуть в действие население Сураграша, запуганное, неграмотное и суеверное, требовалась знаковая фигура, обладающая безусловным имманентным авторитетом. Заморская женщина, обладающая даром оживлять мертвых и в соответствии с легендой являющаяся Избранной Дочерью — самый подходящий персонаж. Мужчины простят ей, что она женщина, потому что она из-за моря, а местные женщины поддержат ее всем сердцем, что тоже немаловажно. В конце концов, с улицы мужчина всегда возвращается в семью. Ну, а что она на любой вкус поддержана авторитетами и богов, и духов, дает ей искомую легитимность. В общем, я совместил приятное с полезным, а заодно ввел Кару в курс дела.

Он бросил взгляд на ошеломленно глядящую на него Карину и хмыкнул.

— Майя, — задумчиво сказал он, — если ты уже раздумала меня убивать, не переключишься ли на пятый канал? Нам с Семеном лучше поговорить с Карой наедине. Боюсь, втроем мы слишком сильно ее грузим для первого раза, особенно с учетом воскрешения.

— Избавиться от свидетеля хочешь? — Майя бросила на него уничтожающий взгляд. — Джа, я тебе историю с эффектором никогда не забуду. И не надейся. Кара, когда наш хитроумный мудрец закончит пудрить тебе мозги, свяжись. Поболтаем по-своему, по-девичьи.

Она ободряюще ткнула Карину кулачком в плечо и пропала.

— А ведь я ей даже не сказал, что ускорил смерть Эхиры с помощью своих сережек-стимуляторов, — задумчиво сказал Джао. — Ну а что мне еще делать оставалось? Иначе она бы так и не собралась с духом, чтобы вовремя сделать про тебя публичную передачу. М-да. Разгребать мне, похоже, последствия своих затей еще не одну минитерцию…

Карина несколько секунд смотрела прямо перед собой, пытаясь справиться с потоком мыслей. Похоже, на нее в очередной раз свалилось слишком много подряд — поединок с Шаем, смерть, пробуждение, странная беседа с Демиургами… Что-то, что сказал Дзинтон, казалось очень важным, очень-очень важным, но что? И тут она поняла.

— Папа, — напряженно спросила она, — что означает «поднимаем до нашего уровня»?

— Ты у меня, как всегда, не только красавица, но и умница, — Дзинтон-Джао на мгновение вспыхнул одобрительной улыбкой, которую она так хорошо помнила по детству. — Вычленяешь из общего потока главное. Все просто, Кара. Теперь ты Демиург.

— Что? — Карина почувствовала, как сердце дало перебой. — Как — Демиург?

— Очень просто, — фыркнул Дзинтон. — Самый обычный Демиург. Как я. Как Майя. Как Камилл. Есть кое-какие временные ограничения, но о них позже. Поздравляю тебя, милая, с обретением полноценного божественного статуса. Хочешь собственную планету, где тебе человеческие жертвы приносят? Только скажи.

— Дзи… — Карина отчаянно попыталась собрать в кучу разбегающиеся мысли, но не преуспела. — Но как я… как ты… я же умерла!

— В той же самой степени, что и Эхира. Кара, тебе уже довольно давно затруднительно умереть без собственного желания. Тебя вообще не было в Сураграше — там присутствовала лишь твоя проекция. Я перенес твою психоматрицу на вихревой носитель, когда тебя везли через океан. Твою и Цукки.

— И Цукка… тоже?

— И Цукка, и Палек, и Яна, и Саматта, и Дентор, и Биката. И это — лишь начало. Вы — Новое Поколение, Кара. Вы те, кто придет нам на смену.

Дзинтон картинно щелкнул пальцами, и внезапно все окружающее пропало. Не стало ни комнаты, ни луга, ни горячего солнца… вернее, солнце как раз осталось. Оно великолепным огненным шаром сияло на черном бархате бездонного космоса, усыпанного искрящейся роскошью звездной пыли. У Карины вновь не осталось тела. Ее бесплотное существо пронизывало ласковое тепло ничем не ослабляемых солнечных лучей, которые, как она знала, смертельны для любого комочка биологической ткани, рожденного под прикрытием планетарной атмосферы. Мир переливался миллионами новых оттенков, для большинства которых не существовало названий, и радостное пение далеких звезд пронизывало ее существо. Она потянулась к солнцу — и внезапно умерла, с головой окунувшись в пучину гиперсдвига, и в следующее мгновение ожила, чтобы оказаться совсем рядом с ним — огромным шаром неистово пылающего пламени, ощетинившимся протуберанцами раскаленной плазмы, ревущим, неистовым — и в то же время таким родным и безопасным…

«Теперь ты смотришь на мир глазами Демиурга, Кара», — где-то на грани сознания промелькнула цепочка незнакомых символов, зазвучав голосом Джао в ее несуществующих ушах. — «Именно так мы видим мир, когда смотрим на него по-настоящему. Теперь твой мир — вся наша Вселенная, и еще мириады вселенных, какие ты только сможешь себе представить. Ты — Демиург. И, кстати говоря, кое-кто просил передать тебе свои поздравления. Транслирую…»

«Камилл в канале. Твой занудливый папочка уже закончил промывать тебе мозги?» — за цепочкой символов каким-то образом угадывалось ехидство. — «Я тебе хороший совет дам — слушай его поменьше. Иначе и тысячи планетарных не пройдет, как ты от его нотаций на стенку полезешь. Впрочем, я туда уже давно залез, так что составишь мне компанию. Поздравляю с новым статусом. Когда обвыкнешься и надумаешь заняться делом — я имею в виду, сыграть Игру-другую — чур, я первый в очереди. По-первости я тебе даже фору дам, малявка».

«Веорон в канале. Карина, не могу сказать, что во всем согласен с Джао. Думается, он слишком торопится с действиями — особенно с учетом того, что не удосужился даже заранее поставить Текирскую рабочую группу в известность о своих планах очередной коррекции, тем более — настолько глобальной. Но я рад, что ты стала одной из первых рожденных в новом поколении. Свяжись, когда освоишься, поговорим. А то я боюсь даже предполагать, что именно насоветуют тебе наши хитроумные манипуляторы. Что Джао, что Камилл, что Майя — все с одного куста розочки».

«Харлам в канале. Не имею чести быть знакомым лично, но Джао по какой-то причине счел необходимым ввести меня в курс своего социального эксперимента. Вероятно, толика уважения к первому учителю в нем еще сохранилась, что отрадно. Честно говоря, великолепная госпожа… я правильно употребляю эпитет „великолепная“ с обращением „госпожа“?.. новая затея наших молодых и безалаберных озорников изначально заставила меня насторожиться. Эмоционально нестабильные и безответственные личности с возможностями Демиурга могут сильно действовать окружающим на нервы и мешать заниматься делом. Однако по изучении истории твоей семьи я склонен предполагать, что у Института пространственных манипуляций наконец-то появился шанс обрести новых сотрудников — если не в твоем лице, то в лице твоих компаньонов. Прошу передать госпоже Цукке мои наилучшие пожелания и просьбу связаться, когда появится свободное время. Возможно, сейчас о таких вещах говорить преждевременно, но через секунду-другую мы к разговору обязательно вернемся. Пока же желаю приятного времяпровождения».

«Миованна в канале. Привет, Кара. Не знаю, чего Джао ждал столько времени. Я бы вашу компанию пять-шесть планетарных лет назад перевела… если бы, разумеется, он поделился своими планами и согласился принять мое мнение к сведению. Рада видеть новых личностей в нашей до чертиков надоевшей компании. Как придешь в себя немного — вызови, пообщаемся…»

Голоса… Невидимые и неслышные за цепочками незнакомых символов, они в то же время обладали уникальными оттенками индивидуальности. Волна восторга накатила на нее и подняла на гребне, и Звездный Пруд, который в страшно далеком прошлом назывался Млечным Путем, рассыпался перед ней вихрящимися спиралями и облаками искристой бриллиантовой пыли и тускло-черными заплатами пылевых облаков. Звездный свет в богатстве ранее невидимых для нее тончайших оттенков омыл ее, словно новорожденную в теплой купели, и квазары серебряными фанфарами возвестили ее рождение.

И тут все закончилось.

Она, нагая и ошеломленная, стояла посреди зеленого сада, и Дзинтон-Джао пристроился в низкой развилке дерева, в своей излюбленной манере покачивая ногой и посматривая на нее с добродушной ободряющей улыбкой. Панариши все так же полулежал в воздухе и с интересом рассматривал ее. Карина растерянно посмотрела на них.

— Ты теперь Демиург, Кара, — проговорил Джао, и внезапно Карина поняла, что его до краев переполняет радость — за свой завершившийся план, за нее, за всех них. За то, что ее история наконец-то закончилась — лишь для того, чтобы начаться заново. — Ты — Демиург, придется привыкать. Расслабься, если сумеешь. Хотя, помнится, когда меня из биоформы наконец-то на вихревой носитель перенесли, я от избытка чувств пару минитерций между звездами скакал, как бешеный заяц.

— Пару минитерций? — пробормотала Карина — и тут же послушно пришло понимание: тринадцать планетарных лет или около того. — Папа… но когда?..

— Тебя и Цукку я перевел, когда вы в трюме парились, — пояснил Дзинтон. — В первый дни после переноса на новый носитель при притирке нейроинтерфейсов обычно возникают проблемы с управлением проекциями — конечности сквозь предметы проходят или, наоборот, их ломают, передача ощущений дрожит и сбивается, все в таком духе. Чтобы замаскировать побочные эффекты, я выбрал момент, когда вы под воздействием дурмана находились, сначала настоящим, а потом имитированным. Остальным пришлось болезненное состояние наводить искусственно. Палека я перетащил за день до того, как он свой разлюбезный гравископ открывал, Яну и Саматту — за период до того. Помнишь, они жаловались, что на пару какую-то странную простуду подхватили? Бикату я поднял два дня назад, Дентора — неделю, Томару — две, ну и так далее. Всего в первой очереди — около восьми десятков душ, на вторую еще под тысячу запланировано, но через минитерцию-другую, не раньше — когда вы, первая очередь, освоитесь и сможете в роли наставников выступать. В считывающих коконах вы уже полтора планетарных года ходите, так что ваши психоматрицы давно подготовлены к переносу. Я лишь дожидался, когда Семен полностью подготовит восстание в Сураграше, чтобы поймать нескольких скакунов одним арканом.

Карина без сил опустилась на траву, устроившись в позе лотоса, и принялась успокаивать дыхание. И тут же почувствовала, что колотящееся сердце забилось ровно и спокойно.

— У тебя больше нет биологического тела, — напомнил ей Джао. — Точнее, я его в стасисе заморозил в целости и сохранности. Можешь сохранить на память, чтобы потом ностальгировать или даже носить как куклу, хотя особого смысла в том нет. Сейчас же ты носишь проекцию с полной имитацией биоформы, которую я тебе сваял специально на первое время, пока сама их делать не научишься. Если захочешь изменить внешность, просто представь себе, как. Или можешь оптическое зеркало сформировать, если так проще. А псевдофизиология проекции полностью подчинена твоему рассудку, так что сердце можешь совсем остановить, если хочешь. И дышать не обязательно — только не забывай, что люди к тем, кто не дышит, обычно с подозрением относятся, и разговаривать вслух сложно. Кстати, окружающего нас места не существует, сплошная виртуальность. Если желаешь сменить обстановку, трансформируй по своему усмотрению.

— Папа, у меня голова кругом идет, — пожаловалась Карина. — Ой… я эффектор не чувствую!

— Я его временно заблокировал, — хмыкнул Дзинтон. — Учти, у тебя теперь эффектор планетарного класса. Он хотя и ученический, но ты им всю Текиру в пыль разнести можешь, если неловко повернешься. Ну вы-то с Яни еще ладно, какой-никакой опыт имеется, освоитесь быстро. Но вот остальным учиться и учиться… Напрактикуетесь — включу дополнительные возможности, займетесь зажиганием звезд где-нибудь в пузыре. А там, глядишь, действительно к Харламу в стажеры пойдете, если понравится. Но до такого еще не одна сотня планетарных лет, а на Текире я вам даже планетарный эффектор по-первости использовать не позволю. Обойдетесь слегка улучшенной версией того, что имели, чтобы лишних подозрений не вызывать. Так, теперь по текущим планам. Семен?

— Кара, — Панариши мягко опустился из воздуха на ноги, подошел к Карине и сел перед ней на пятки, — для начала я все же формально представлюсь. Хотя… ты сама не догадалась, кто я? Конечно, на тебя много чего свалилось за последние полчаса, но все же?

— Рис… — пробормотала Карина. — Я… не знаю. Семен? Я не слышала твое имя раньше. Ты Демиург?

— С некоторых пор — да. Но ты хорошо знаешь, кто я такой и откуда взялся на вашей планете. Одно время меня звали Тилосом.

— Тилос? — Карина почувствовала, как ее глаза расширяются до размеров плошек. — Тот самый Тилос? Который Серый Князь? Но ты… ты же умер! Я же читала!

— Умер. Как и ты, — согласился Семен. — В свое время мне так надоело жить и барахтаться, что я позволил себя убить, искренне надеясь, что на том все и закончится. Однако некоторым, — он покосился на Джао, — очень не нравится расставаться со старыми привычными игрушками. Он снял мою психоматрицу и устроил ей двухвековой сеанс восстанавливающей психотерапии по методологии Демиургов. У них, знаешь ли, периодически возникает та же самая проблема. И хотя мне казалось, что я выразил свою последнюю волю ясно и недвусмысленно…

— Ну, извини, — Джао пожал плечами. — Я до самого последнего момента колебался, стоит ли тебя пробуждать. Но когда я понял, что обычного человека на роль координатора по Сураграшу поставить не смогу, выхода у меня не осталось. Но ты ведь и сам теперь понимаешь, что твое тогдашнее стремление к смерти — всего лишь следствие накопившейся усталости? Отоспался как следует, и ладно. Вечер — паникер, а утро, как известно, утешитель.

— В мое время такую пословицу еще не придумали, — хмыкнул Семен. — В общем, Кара, наш старый закулисный кукловод меня разбудил, сделал Демиургом, как и тебя, и засунул в Сураграш, заявив, что если не я, то вообще некому. И что мне оставалось делать?

— Да уж, — вздохнула Карина. — Рис… Семен… Тилос… Ой, я окончательно запуталась. Как тебя называть?

— «Рис» и «Панариши», наверное, пока адекватнее, — лже-шаман потер бровь. — Мне в Сураграше еще работать и работать, и менять там имя пока не стоит, слишком много контактов на него завязано. Чтобы не оговариваться случайно на людях, используй его. Семен — мое самое первое имя, и я решил, что оно останется и основным, для внутреннего круга. А Тилос… Серый Князь умер больше двух веков назад, и я не вижу смысла его возрождать. Но теперь речь о тебе.

— Обо мне?

— Ну да. Тебя период как умыкнули из Крестоцина. Тебе пора решить, что делать дальше. Для целей восстания и формирования нового государства ты мне, в общем-то, больше не критична, свою роль ты отыграла, но твое присутствие может существенно помочь. Тебе следует в ближайшее время определиться, хочешь ли ты участвовать в истории с восстанием и дальше. У тебя три варианта.

Он показал указательный палец.

— Первый — мы имитируем твое спасение, и ты возвращаешься домой, к прежней жизни, вместе с друзьями и родственниками. Что ты публично умерла, ничего не значит — своим объяснишь, а остальные поверят в любую сказку. Второй вариант, — он распрямил большой палец пистолетиком, — ты остаешься в Сураграше и помогаешь мне строить новое государство в качестве президента, королевы, богини, талисмана или кого еще пожелаешь, а по ходу дела на практике обучаешься прикладной социопсихологии. Заодно своих друзей и родственников привлечь к делу поможешь, ваша компания мне бы очень пригодилась. Третий, — он распрямил безымянный палец, — ты остаешься официально мертвой и переходишь на неформальное положение. В любом случае тебе — и всей вашей компании — предстоит многому учиться, так что заранее просчитай свои возможности. Официально умирать я бы тебе пока не порекомендовал — хорошую и достоверную легенду жизни сформировать не так-то просто. В остальном у тебя есть несколько дней, чтобы посоветоваться с Джао и родственниками и принять решение.

— А я знаю, что она выберет, — сообщил Джао со своего дерева. — Хочешь, поспорим?

— С таким шулером, как ты? — Семен пожал плечами. — Я что, сумасшедший? Кара, оставить тебя ненадолго, чтобы от первого шока отошла?

— Папа! — вскинулась Карина. — Но скажи…

— Не «папа», — мягко перебил ее Дзинтон. — Джао. Или Дзинтон, если тебе так привычнее. Я еще долго останусь твоим учителем и наставником, никуда ты от меня не денешься, но теперь мы на равных. Так что ты хотела спросить?

— Дзи, — Карина вскинула на него умоляющий взгляд. — Но почему именно я? Почему мы?

— Потому что давно назрело, Кара, — лицо Джао сделалось серьезным. Он спрыгнул с дерева, подошел к ней и сел рядом с Семеном на траву. — Я рассказывал вам, сколько нас осталось — чуть больше восьми сотен. Восемь сотен личностей на всю нашу Вселенную и еще немереное количество соседних пузырей. Мы — меньше, чем кристаллик соли в необъятном океане, и мы давно выродились, утратив цель в жизни. Большинство, увлеченное Игрой, проблему не понимает, но если попытаться абстрагироваться и посмотреть на картинку со стороны, все очень печально. Мы превратились в субстрат, которому уже не суждено рождать новых мыслителей. Мы творим миры, что-то изучаем, копошимся в своих мелких делишках, но цель в жизни мы утратили полностью — и не способны найти ее самостоятельно, как бы ни искали. Нам нужна новая, молодая поросль.

Он печально усмехнулся.

— Я продумывал планы вливания в наши жилы молодой крови задолго до того, как освободил эффектор Майи. Я хитрил, интриговал, запутывал следы, боясь, что кто-нибудь, догадавшись, решительно выступит против и заставит меня отказаться от планов. Я отчаянно маскировал большую коррекцию нашего маленького закосневшего социума обычной игровой коррекцией на вашей планете. Но я, кажется, сам себя перехитрил. Когда я три планетарных дня назад публично объявил о своих планах, из двадцати восьми Демиургов, присутствующих сейчас в базовом пространстве, я получил ровно девять откликов. Остальные не отреагировали и, боюсь, не отреагируют — им просто все равно. Возможно, откликнется кто-то из тех, кто сейчас в Игровых мирах, но маловероятно. Когда придумали Игру, подавляющее большинство высказалось за сброс игровых миров в окружающую пену после завершения партии. Тогда мы боялись, что наши создания, оставшись в нашем мире, в один прекрасный день превзойдут нас по знаниям, уму и могуществу и уничтожат нас. Чушь полная, конечно, но в целях общественного спокойствия пришлось согласиться. А теперь — теперь всем безразлично.

Он откинулся назад, вытянулся на траве и заложил руки за голову, неподвижно уставившись в небо, прямо на сияющее солнце.

— Я долго думал, почему мы теряем интерес к жизни — и не пришел ни к какому определенном выводу. Но, возможно, в свое время мы допустили серьезную ошибку, слив воедино искинов и человеческий разум. Мы обрели творческую фантазию человека, помноженную на холодный рационализм компьютеров, и это вывело нас к звездам. Но оно же навсегда уничтожило в нашей жизни случайность. Искины, что естественно, никогда не допускали того, что считали бессмысленной глупостью. Но далеко не всегда с помощью логики можно просчитать все без исключения последствия. Вариантов просто слишком много, чтобы просчитать все, а эвристические функции дают гарантированный результат только на уже известных наборах данных. А глупость, нерациональность, случайность тоже могут привести к успеху. Да, к случайному, не чаще раза на миллиард или триллион. Но именно такой единственный шанс двигал вперед биологическую эволюцию на Земле. И зачастую именно он двигал технологический и моральный прогресс на Земле. Уничтожив его, мы застыли в закосневшей безукоризненности, ставшей для нас фатальной. Планомерный количественный прогресс в сфере необъятного знания не имеет никаких шансов на качественный прорыв.

Он повернул лицо к Карине.

— Мы стали равными звездам, Кара — выдающийся результат для потомков протоплазменных комков, зародившихся на Земле миллиарды лет назад. Но остановиться на месте означает умереть. Нам надо идти вперед — а мы не имеем никакого представления, куда. Вы — первое поколение Демиургов, не являющееся симбиозом биологического и искусственного разума. Ваши эффекторы — хоть и умные, но покорные и нерассуждающие слуги, а не вожаки и даже не равноправные партнеры. Искины, которых Камилл воспитывал в вашем обществе, вам помогут, но многого не ожидайте. Они тоже построены на новых принципах — у них отсутствует общее сознание, каждый искин — индивидуальная личность, и у каждого — свой путь в жизни. Возможно, сами по себе они тоже окажутся способны придумать что-то новое, неожиданное. Вам всем предстоит самостоятельно набивать себе шишки, и, возможно, вы сумеете узнать то, что не смогли узнать мы. Ну, а мы еще успеем научить вас тому, что знаем сами, пока еще не ушли за грань бытия.

— Узнать то, что не сумели узнать вы… — задумчиво произнесла Карина. — Папа, я не понимаю. Я привыкла видеть тебя молодым, но… я же знаю, какой ты старый на самом деле. Какие вы все старые. У вас столько опыта, столько знаний…

— Не так много, как ты думаешь, — улыбнулся Джао. — Кара, «знание» и «понимание» — разные вещи. Студент-медик много чего помнит из лекций и учебников, но допустишь ли ты его в одиночку к операционному столу? Большая часть нашего «знания» — всего лишь данные, хранящиеся в невероятных по размеру и плохо каталогизированных базах. Данные, накопленные трудами немногих подвижников и, по большому счету, никому не нужные. Мы умеем поверхностно ориентироваться в них и использовать в своих целях, но лишь как пользователи, не как ученые. Вы, без сомнения, научитесь такому очень быстро даже по вашим собственным меркам. В конце концов, что такое компьютер и как им пользоваться для поиска информации, вы все прекрасно знаете. Но оставим пока будущие задачи. Сейчас у тебя есть более насущные.

— Более насущные?

— Угу. Кара, Сураграшский конгломерат нужно разгребать. Он — язва в вашем обществе, служащая постоянным источником напряжения. Являющаяся не только источником коррупции и наркотиков, но и постоянным поводом для наращивания военной мощи Четырех Княжества и Граша. А военная мощь, раз накопленная, просится в дело. Мне совсем не хочется, чтобы они вцепились друг другу в глотку по-настоящему. Я даже не упоминаю, что в Сураграше в совершенно скотских условиях живет почти восемьдесят миллионов человек. Поэтому его следует преобразовать во что-то более приемлемое. В одно государство или в несколько — увидим по ходу дела, у Семена несколько вариантов просчитано. Он обладает гигантским опытом в области подковерных политических игр и формирования государств…

— Джа, неужели ты вслух перед посторонними мои таланты признал? Не верю!

— Тихо, непоседливый юноша, не перебивай убеленных сединами патриархов. Кара, Семен вполне способен перетряхнуть Сураграш и самостоятельно, но альтернативная точка зрения всегда полезна. Да и тащить такой груз в одиночку быстро надоедает. Я бы хотел, чтобы ты и твои друзья все-таки помогли ему. Я не прошу, чтобы ты отказалась от прежней жизни, бросила незавершенные дела, но все-таки если не сейчас, то через какое-то время задумайся, не хочешь ли ты немного поиграть в политику.

— Дзи! — Карина с испугом посмотрела на него. — Но я же не знаю, что делать! Я же никогда такими вещами не занималась!

— Все когда-то начинают впервые, — пожал плечами Демиург. — Считаем, что вводный курс ты прошла. Но я тебе не помогал и помогать не намерен. Я с Текирой пока закончил работать, последняя моя коррекция здесь завершена в начале пятидесятого. Сейчас у меня и с Джамтеррой забот полно. И изучать джамтан мне куда интереснее, чем возиться с вашим детским садом, если честно. Так что сами выкарабкивайтесь.

— Но я врач! Я не политик, не полководец, не социолог!

— Политик, манипулятор и вообще злобный диктатор у вас Семен…

— Джа, я высовываюсь на поверхность лишь в исключительных случаях. Даже и не надейся, что сейчас на трон взойду.

— Значит, сделаешь президентом Кару и станешь дергать ее ниточки из-за кулис. Если она согласится на роль марионетки, разумеется. Социолог у вас — Яни. Министр обороны — Мати, с Дентором в роли первого зама. Цу вполне сойдет за министра образования, а Палек — строительства. Он ведь, кажется, стремился мир облагораживать? Вот пусть и развернется на совершенно голом месте. Да и здравоохранение — весьма важная отрасль, ты и займешься ее созданием. А сверх того, Кара, я же сказал — вы не единственные. Появятся среди новоиспеченных полубогов и экономисты, и политики, и все, кого только душа пожелает. И потом, я же тебя не принуждаю. Если не чувствуешь в себе сил или призвания, вполне можешь вернуться домой, в Крестоцин или Масарию, к прежней жизни. Местным сообщат, что ты погибла. Мертвый пророк на знамени может даже оказаться полезнее живого, чего, кстати, Шай тоже не понимал.

Карина откинулась на спину, обхватила голову руками и застонала.

— Ничего-ничего, — зубасто усмехнулся Джао. — Трудно первые сто лет. Или сто пятьдесят. Потом втянешься. Помнится, когда я самое первое государство сваял у Семена на планете, первые несколько веков только и делал, что рвал на себе волосы от отчаяния. Кара, быть богом — та еще задачка, если подходить к делу ответственно. Но все равно придется смириться, что от тебя зависит далеко не все. В конце концов, человека делает человеком свобода воли, а в нее входит и свобода убивать, и возможность умереть от чужой руки. Я изо всех сил пытался воспитывать тебя, Яни, Лику так, чтобы вы одновременно ценили свою свободу и при том осознавали ответственность за сделанный выбор. И, кажется, я преуспел. Ну, а дальше — ваше дело. Детство кончилось, Кара. Начинается юность — мятущаяся, неспокойная, полная сомнений и поиска себя. Но я уверен, что ты справишься. Если я в ком и уверен, то именно в тебе.

Он потянулся и снова взлохматил Карине волосы.

— Но сейчас, Кара, тебе пора вернуться к остальным. А то они от тоски, глядишь, еще групповым самоубийством жизнь покончат. Они почему-то считают, что виноваты в твоей смерти. И имей в виду — до них нужно потактичнее донести известие о перемене статуса. Ты-то привыкла, что тебя то и дело жизнь по башке лупит, но их нервы лучше поберечь. Кансе пообещай повышение статуса авансом, как только ее перенос окажется подготовлен — она и сама по себе девочка славная, и Лика иначе поступить не позволит. Но вот всем остальным — увы, пока не светит. Ольга — потенциальный кандидат, но лишь пока потенциальный. Если не считать уже отобранной и подготовленной мной группы, в ближайшие пару столетий решение о повышении статуса станут принимать исключительно старшие Демиурги, никак не вы. Лучше поберегите чужие нервы и не обсуждайте с другими данную тему.

— Ох! — Карина снова взялась за голову. — Дзи, я же совсем про наших забыла! Но как… как я к ним вернусь?

— Молча, — фыркнул Джао. — Громко не получится — в вакууме звук не распространяется, а твой носитель сейчас висит в полуминуте от фотосферы звезды. Ты бы, кстати, отодвинулась в сторонку, а то еще поджаришься ненароком. Защита защитой, но и подставляться лишний раз не стоит. Потом научу создавать точки восприятия, не перемещая точки концентрации сознания. Семен поможет с навигацией на первых порах и объяснит, как создавать резервные копии своей психоматрицы. Не торопись слишком сильно: одно из преимуществ нового статуса — умение общаться на повышенной скорости. Весь наш разговор занял примерно пять планетарных минут. Я на связи, как введешь остальных в курс дела — зови, поболтаем. Пока, Кара.

Легкая рябь в воздухе — и его не стало. Карина растерянно посмотрела на хитро улыбающегося Семена. И как она должна выбираться из местной виртуальности?

Панариши-Тилос-Семен подмигнул ей, и мир снова изменился. Окружающая растительность пропала, и бездонный мрак космоса окутал ее. У нее опять не осталось тела, но теперь она знала, что в любой момент может им обзавестись — таким, каким пожелает. У нее не было глаз, но она видела в тысячи раз больше, чем могла увидеть раньше. Она видела, слышала, обоняла, осязала и еще многими непонятными пока способами чувствовала окружающую Вселенную, и восторг существования снова охватил ее. Огненный шар солнца по-прежнему висел рядом — нет, мчался сквозь пустоту вместе с ней, и она устремилась прочь от него, туда, как что-то — Семен? — подсказывало ей, мчится в пустоте Текира, ее родной дом, ее планета, ее ясли, которые ей — им всем — еще только предстояло перерасти. Точки навигационных маяков поблескивали, окружая звездную систему правильной сферой, и один, самый крупный, в ядре планеты, манил ее домой.

Она — Демиург. Они — Новое поколение. Скоро, очень скоро по меркам равнодушной Вселенной им предстоит покинуть Текиру и начать искать свой путь в пустом холодном мире. Но до того — до того у них еще остались обязанности, которыми нельзя пренебречь. Она должна передать знания молодым девиантам, научить их пользоваться своими способностями, помочь Овари и его ребятам довести до ума новые сканеры и инструменты. Но главное, она должна закончить то, что хочет от нее папа — и чего хочет она сама: помочь Семену принести мир и прогресс в полудикие джунгли Сураграша. Пусть не сразу, пусть через сто или двести лет, но принести. А прежде всего она должна успокоить друзей. Ведь они и в самом деле считают, что она погибла!

Невидимая и неслышимая, она призрачным облаком струилась в пустоте, и голубая жемчужина планеты стремительно приближалась к ней. Нельзя заставлять друзей ждать, нужно использовать гиперсдвиг… но сначала она немного насладится полетом. Чуть-чуть, совсем немного. Всего минуту-другую…

Напряженную тоскливую тишину, что стояла в Большом Доме, казалось, можно щупать руками. Стремительно темнело — солнце опустилось за Рогатую гору, и небо затянуло грозовыми тучами. Могильный полумрак комнаты изредка освещался вспышками молний, и крупные капли дождя уже стучали по всеми забытому на площади трупу Шая ах-Велеконга и брошенной в грязь бесценной тоскале.

Шаттах и Дурран оставили их одних, вместе с людьми Муха отправившись забирать заложников у подавленных бойцов Оранжевого клана. Когда Ольга попыталась помочь отнести тело Карины в дом, Шаттах аккуратно взял ее за плечо и еле заметно покачал головой. В глазах княженки мелькнуло понимание, и она, бросив на Саматту извиняющийся взгляд, растворилась в воздухе, чтобы возникнуть в воздухе возле отпрянувших от нее солдат Дракона. Шаттах с Дурраном последовали за ней.

Яна манипуляторами внесла тело Карины в дом — осторожно, словно хрупкую вазу — и уложила на топчан. Остальные вошли за ней и замерли в тяжелом молчании. По лицу Цукки, крепко сжавшей руку угрюмой Яны, текли слезы, но истерика, в которой она билась над телом Карины, уже сменилась маской тоски и смертельного горя. Дентор и Саматта стояли у них по бокам, словно телохранители, и на их каменных лицах не выражалось ничего. Канса тяжело оперлась на плечо Палека, а тот успокаивающе поглаживал ее по волосам, и едва ли не впервые за всю жизнь его глаза потухли, а лицо застыло в неподвижности восковой манекена. Биката присел на лавку в углу и, обхватив голову руками, уставился в пол. Тэйсэй и Матса забились в угол комнаты и прижались там друг к другу. Девочку била крупная дрожь, и сын торговца успокаивающе сжимал ее руку.

Никто не считал, сколько прошло времени в гробовой тишине. Тело Карины лежало на топчане в углу, и в свете едва мерцающей масляной лампы ее лицо казалось спокойным и одухотворенным — гораздо более живым, чем лица остальных. Небольшое пятно крови под левой грудью растворилось в неверных тенях, и казалось, что она просто прилегла отдохнуть и вот-вот откроет глаза, потянется и встанет. Но все знали, что такому случиться не суждено. Отчаянные попытки почувствовать в ней хотя бы искру жизни там, на поле боя, успехом не увенчались. И не могли увенчаться: острие меча Шая со смертоносной точностью пронзило ей сердце и вышло под левой лопаткой.

— Я во всем виноват, — наконец тяжело проговорил Саматта. Его голос казался хрустом гравия под колесами автомобиля. — Мне следовало отговорить ее. Или удержать силой.

— Нет, Мати, — качнула головой Цукка, вслепую нащупывая его руку, не отрывая от Карины взгляд. — Ты не мог. Никто не мог. Ты же знаешь, что заложники погибли бы, откажись она от поединка. Нет, она не отказалась бы ни за что. И никто из нас на ее месте не отказался бы.

— Все равно, — качнул головой Саматта. — Как я мог позволить ей выйти одной против маньяка с мечом?

— Нет, вина лишь моя, — голос Яны казался совершенно безжизненным. — Я же видела ее эмоции. Я знала, что мы не сможем ее отговорить! Мне следовало нейтрализовать ее сразу, пока она не ожидала нападения. А я…

— Хватит, Яни! — резко оборвал ее Палек, и все обратили на него взгляды. — Хватит грызть себя. Даже если бы вы сумели силой заставить ее отказаться, она никогда в жизни не простила бы вам такого. Вы забыли, ради чего она вышла одна против Шая? Она умерла ради того, чтобы другие могли жить. Мы не можем предать ее память, заявив, что она сделала глупость, что существовал другой достойный путь. Не существовал, мы все знаем. Она выбрала, и ее выбор можно только принять.

Он осторожно освободился от Кансы, шагнул вперед и опустился на колени перед топчаном. Он нерешительно тронув Карину за руку, словно надеясь в глубине души, что она оживет.

— Прости меня, Кара. Наверное, я был плохим младшим братом, — пробормотал он. — Но что сейчас поделаешь… Мы должны похоронить ее как подобает. Погребальный костер и все такое.

Он поднялся и подошел к выходу из комнаты, тяжело оперевшись о косяк.

— Пойду найду кого-нибудь из местных, — проговорил он. — Когда кончится дождь, сложим костер на центральной площади…

— Да уж точно, Лика, попадаются братцы и поуважительнее.

Глаза Палека расширились от изумления, и он, осекшись, замер, словно превратившись в ледяную статую. Затем он медленно отступил на два шага назад. Остальные неверяще встрепенулись, оборачиваясь.

В дверном проеме, почему-то очень хорошо различимая, словно подсвеченная солнцем, стояла невысокая, почти мальчишеская фигурка. Вот она пошевелилась и шагнула в комнату. Карина, босая, с короткой мальчишеской прической, одетая так, как любила одеваться дома, в Масарии — в короткие шорты и майку — подошла к топчану, как две капли воды похожая на лежащее на нем мертвое тело, и, склонив голову, с интересом оглядела его.

— И что, я все время ходила такая чумазая? Ну и ну!.. — Она неодобрительно хмыкнула и обернулась. — Лика, не надо костра на площади. Я терпеть не могу публичные представления, ты же знаешь. Да и мокро слишком, дрова не разжечь толком. Давайте лучше отменим похороны. Пусть остальные думают, что вы меня оживили и вылечили тайными ритуалами. В конце концов, всем же известно, что вы верные друзья и соратники Избранной Дочери. А раз друзья и соратники, значит, сами великие шаманы, разве не так?

Она блеснула короткой озорной улыбкой и коснулась плеча своего безжизненного двойника. Мертвое тело, заискрившись, медленно растаяло в воздухе, на несколько секунд осветив мрачную комнату переливающимся белым светом. Пустое платье упало на опустевший топчан.

— Ну что вы на меня так смотрите? — с виноватыми нотками в голосе спросила Карина, обводя друзей взглядом. — Это же я. Я вовсе не умерла.

И быстро добавила, словно испугавшись, что ей не поверят:

— Простите, что задержалась.