Рассказы. Часть 3

Проклятие дома

— Вы когда-нибудь слышали о домах с привидениями?

Я медленно кивнул.

— Ну, это другое. Я не боюсь домов с привидениями. Моя проблема в том, что дом сам преследует меня, словно призрак.

Я долго сидел в молчании, тупо глядя на Уилла Бэнкса. Он спокойно повернулся ко мне, его удлиненное худое лицо оставалось бесстрастным, а серые глаза блестели вполне рассудительным огоньком, когда он наугад фокусировал взгляд на разных предметах в моем кабинете. Однако незначительные, почти незаметные подергивания губ явно указывали на неврастенические изменения, скрывавшиеся за его спокойным внешним видом.

Тем не менее, думал я, у этого человека есть мужество. Жертвы галлюцинаций и навязчивых идей обычно совершенно расслаблены, и их шизоидные наклонности как правило проявляются бесконтрольно. Но у Уилла Бэнкса хватало смелости. Эта мысль пришла мне в голову прежде всего, но затем ее сменило любопытство, ведь он сказал: «Меня преследует дом».

Бэнкс произнес эти слова буднично и спокойно. Даже слишком спокойно. Если бы он впал в истерику или слезливый припадок, это означало бы, что он осознал свое положение жертвы навязчивой идеи и пытается бороться с ней. Но такое признание подразумевало безоговорочную веру в свое заблуждение. Дурной знак.

— Возможно, вам лучше рассказать мне все с самого начала, — предложил я, сам немного волнуясь. — Полагаю, за всем этим скрывается какая-то история?

На лице Бэнкса отразилось неподдельное волнение. Одна рука бессознательно поднялась, чтобы откинуть светлые прямые волосы со вспотевшего лба. Его губы дрогнули еще сильнее, когда он сказал:

— Да, доктор, такая история есть. Мне будет нелегко рассказывать ее, и вам будет трудно поверить во все. Но это правда. Боже мой! — воскликнул он. — неужели вы не понимаете? Вот почему это так ужасно. Это произошло в самом деле.

Я профессионально принял учтивый вид, проигнорировав его эмоции и предложив пациенту сигарету. Он принялся вертеть ее в нервных пальцах, не зажигая, и умоляюще посмотрел мне в глаза.

— Вы ведь не посмеетесь надо мной, доктор? В вашей работе… (он не мог заставить себя сказать «психиатрия») приходится выслушивать множество вещей, которые звучат своеобразно. Понимаете, о чем я, не так ли?

Я кивнул, предлагая ему прикурить.

Первая затяжка придала пациенту сил.

— И еще, доктор. У вашей братии есть какая-то медицинская клятва, верно? О нарушении конфиденциальности и тому подобном? Потому что есть определенные…

— Рассказывайте, мистер Бэнкс, — сказал я отрывисто. — Обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, но, чтобы достичь успеха, мне нужна ваша абсолютная искренность.

Бэнкс начал рассказ.

— Я уже сказал, что меня преследует дом. Что ж, это правда, как бы странно ни звучало. Но обстоятельства дела еще более странные. Для начала я попрошу вас поверить в колдовство. Поняли, доктор? Я хочу попросить вас поверить. Я не собираюсь спорить с вами, чтобы убедить в этом, хотя думаю, что можно. Просто прошу. Это само по себе должно убедить вас в моей искренности и здравомыслии. Если не ошибаюсь, верный признак психотической личности — это когда заблуждающийся выдвигает длинный, фантастический аргумент, чтобы убедить своего слушателя. Я прав?

Я кивнул. Это была правда.

— Что ж, я просто прошу вас поверить в колдовство на время моего рассказа. Так же, как верил я много лет назад, когда ездил в Эдинбург. Я изучал забытые науки, которые называют тёмными искусствами. Меня интересовало, как древние маги использовали математические символы в своих церемониях, я подозревал, что, возможно, они бессознательно использовали геометрические узоры, содержащие ключи к миру извне, даже к четвертому измерению, существование которого признается современными учеными.

Я провел годы в увлекательной погоне за древним культом поклонения дьяволу, путешествуя в Неаполь, Прагу, Будапешт, Кельн. Не буду говорить, во что я поверил, и не сделаю ничего, кроме намека на то, что в современном мире верования в демонов сохранились. Достаточно того, что через некоторое время я связался с обширным подпольем, контролирующим скрытые культы. Я изучал коды, сигналы, тайны. Меня приняли. Накапливался материал для будущей монографии.

Потом я отправился в Эдинбург — город, где когда-то все верили в колдовство. Кстати, о новоанглийских охотниках на ведьм!

Это ребячество по сравнению с шотландским городом, где когда-то жили и скрывались не двадцать или тридцать старых ведьм, а тридцать тысяч ведьм и колдунов. Только вдумайтесь: триста лет назад их было тридцать тысяч, они собирались в старых домах, крались по подземным туннелям, в которых были сокрыты черные тайны их кровавых культов. Макбет и Тэм О'Шантер намекают на это, но смутно.

Здесь, в старом Эдинбурге, я надеялся найти окончательное подтверждение своим теориям. Здесь, в истинном средоточии колдовства, я приступил к исследованиям. Мои связи с подпольем сослужили хорошую службу, и через некоторое время меня стали принимать в некоторых домах. Там я встречал людей, до сих пор живущих своей тайной жизнью под самой поверхностью тихого современного шотландского города. Некоторым из этих жилищ много сотен лет — они все еще используются — некоторые используются оттуда. Нет, не буду объяснять.

Потом я встретил Брайана Друма. Его называли Черным Брайаном Друмом, и на шабашах он носил другое имя. Это был гигант, бородатый и смуглый. Когда мы встретились, мне вспомнились описания, касающиеся Жиля де Рэ, — он во многих отношениях напоминал его. В нем действительно текла французская кровь, хотя предки поселились в Эдинбурге сотни лет назад. Они построили Дом Брайана, и именно этот Дом я особенно хотел увидеть.

Потому что предки Брайана Друма были колдунами. Я знал это. В печально известной тайной истории европейских культов клан Друма занимал особенно отвратительное положение. Во время великой охоты на ведьм триста лет назад, когда солдаты короля искали убежища, где прятались колдуны, Дом Друмов был одним из первых, кто подвергся гонениям.

Друмы возглавляли поистине ужасный культ, и в их огромных подвалах тридцать членов семьи погибли от мушкетов разъяренного ополчения. И все же сам дом уцелел. В то время как тысячи разграбленных жилищ сгорели в те ужасные ночи, Дом Друмов остался мрачным и заброшенным, но нетронутым. Некоторые из Друмов сбежали. И, выжившие, вернулись. Поклонение продолжалось, но теперь втайне; Друмы были родом фанатиков, и их нелегко было заставить отказаться от своих религиозных догматов.

Дом стоял, и стояла их вера. До сего дня.

Теперь из всей семьи остался только Брайан Друм. Он жил один в старом доме, известный знаток магии, который редко посещал собрания на холмах, где выжившие верующие все еще призывали Черного отца. Мои связи обеспечили мне знакомство с ним, так как мне очень хотелось увидеть древнее жилище и посмотреть на некоторые надписи и рисунки, которые, согласно легенде, были выгравированы на каменных стенах подвалов.

Брайан Друм. Смуглый, бородатый, с горящими глазами! Его личность была столь же притягательна, как взгляд змеи — и столь же зловеща. Поколения превратили его в воплощенного колдуна, волшебника, искателя запретного. Наследие четырехсот лет сделало Друма настоящим магом.

В детстве он читал черные книги в своем старом доме; в зрелом возрасте бродил по теням его залов в осязаемой атмосфере колдовства. И все же он не был молчаливым человеком, он умел говорить без умолку и был на удивление хорошо эрудирован и образован — словом, приобщен к культуре. Но он не был цивилизованным. Брайан Друм был язычником, и когда он говорил о своих убеждениях, то вел себя как бесстрашное дитя.

Я встречался с ним несколько раз на собраниях. Затем попросил разрешения навестить его у себя дома. Признаюсь, мне пришлось уговаривать его, потому что он чертовски сопротивлялся.

Под предлогом того, что покажу ему кое-какие свои записи, я, наконец, получил его неохотное согласие. Другие выразили искреннее изумление, когда я рассказал им об этом; похоже, Друм никогда не позволял чужакам находиться в большом доме в одиночестве, в том смысле, что он не принимал человеческого общества.

Поэтому я позвонил Брайану Друму. Когда я отправлялся на встречу, я, как уже говорил, верил в колдовство, верил, что это искусство практиковалось и имело научную основу, хотя и не признавал, что его достижения каким-либо образом связаны со сверхъестественным.

Но когда я увидел Дом Друмов, мое мнение изменилось. Только позже я осознал всю глубину перемены, но даже в тот момент первый взгляд на жилище Брайана Друма наполнил меня ужасом!

Последние слова, казалось, вырвались из Уилла Бэнкса. Он продолжал еще тише, чем прежде.

— Теперь вы должны запомнить следующее. Дом стоял на склоне холма на фоне кровоточащего закатного неба. Это был двухэтажный особняк с двумя фронтонами по обе стороны остроконечной крыши. Дом поднимался из холма, как гигантская голова из могилы. Фронтоны казались рогами на фоне неба. Два выступающих карниза смахивали на уши. Дверь была широка, как ухмыляющийся рот. По обе стороны двери виднелось по окну. Не скажу, что окна были похожи на глаза. Это и были глаза. Сквозь узкие щели они смотрели на меня, наблюдали за тем, как я приближаюсь. Я чувствовал это так, как никогда прежде ничего не ощущал, — что этот дом, это вековое жилище живет своей собственной жизнью, что оно знает обо мне, видит меня, слышит мои шаги. И все же я шел по тропинке, потому что не знал, что меня ждет. Я подошел, открылся рот — я имею в виду, открылась дверь — и Брайан впустил меня. Говорю вам, дверь открылась сама. Брайан ее не открывал. Это было ужасно.

Я словно вошел в голову чудовища, причем разумного. Я почти чувствовал, как вокруг меня гудит его мозг, пульсируя мыслями, такими же черными, как тени в длинном, узком, похожем на горло коридоре, по которому мы шли. Потерпите, я расскажу кое-какие подробности. Длинный коридор с лестницей в дальнем конце разветвлялся на боковые комнаты. Первая из них, левая боковая, была кабинетом, куда меня отвел Брайан. Как хорошо я знаю теперь структуру этого дома! Почему бы и не знать? Ведь это снится мне каждую ночь.

Мы разговаривали с Брайаном. Конечно, важно помнить, о чем шла беседа, но я и правда не могу вспомнить. Брайан, при всей его необычайной силе, побледнел под тяжестью этого ужасного дома.

Если Брайан Друм был продуктом двенадцати поколений, то этот дом был воплощением этих поколений.

Это было нечто, что простояло триста восемьдесят лет, все эти годы наполненное жизнью. Зловещей жизнью, сопровождаемой странными экспериментами, безумными криками, хриплыми молитвами и еще более хриплыми ответами. Сотни футов прошагали по его полу, сотни посетителей приходили и уходили. Некоторые, а их было много, не ушли. И легенда гласит, что некоторые из них не были людьми. Кровь текла в недрах этого дома медленным пульсирующим потоком.

И дом — не Брайан Друм, а именно Дом — был старым существом, которое видело рождение, жизнь, смерть и то, что простиралось за их пределами. Вот кто был настоящим колдуном, истинным хранителем всех тайн. Этот Дом видел все. Он жил и наблюдал с холма за миром.

Пока Брайан говорил, я автоматически отвечал, но продолжал думать о доме. Этот огромный кабинет, чудовищная комната, заставленная массивными книжными шкафами и длинными столами, отягощенными множеством томов, этот громадный кабинет со старинной дубовой мебелью вдруг показался мне лишенным всех посторонних предметов. Он снова превратился в пустую комнату — просто огромное обшитое деревом пространство с массивными балками, которые образовывали стропила над головой.

Я представлял себе его таким — пыльным и пустым, лишенным всяких признаков жизни. И все же эта проклятая печать жизни осталась. Пустая комната никогда не бывает полностью пустой.

Эта мысль взволновала меня, да так, что мне пришлось поделиться ею с Брайаном Друмом. Он медленно улыбнулся, когда я описал свои ощущения.

— Это дом гораздо старше, чем вы можете себе представить, — сказал он низким, хриплым голосом. — Я, проживший здесь всю свою жизнь, до сих пор не знаю, какими еще тайнами он может обладать. Первоначально он был возведен Корнаком Друмом в 1561 году. Возможно, вам будет интересно узнать, что в это время холм, на котором он стоял, поддерживали несколько камней друидов, первоначально составлявших часть круга.

Некоторые из них легли в основу фундамента. Другие все еще стоят в верхнем подвале. И еще одно, мой дорогой Бэнкс — этот дом не строился, он рос. Да, он был выстроен с двумя этажами.

Фронтоны, карнизы и крыша выглядели так же, как сейчас, да и второй этаж остался прежним. Но когда-то в доме имелся только один подвал. И только после того, как стал процветать ведьмовской культ, мы возобновили стройку. Мы строили внизу.

Подобно тому, как церковный шпиль возносится к небу, мы, верующие, должным образом углубляли свое собственное царство. Сначала второй подвал, потом третий; наконец, проходы под холмом для тайных вылазок, когда бывают облавы.

Когда власти ворвались в Дом Друмов, они так и не обнаружили нижних подвалов, и это было хорошо, потому что им не понравилось бы то, что они увидели, поскольку все были неверующими и святотатцами. С тех пор мы с опаской относимся к посетителям, и шабаши больше не устраиваем; нижние подвалы заброшены.

Тем не менее, мы провели много частных церемоний, потому что у Друмов были свои тайные соглашения, требующие определенных регулярных ритуалов. Но за последние триста лет мы с Домом Друмов жили в полном одиночестве.

Уилл Бэнкс замолчал и перевел дыхание. Его губы дрогнули, и он продолжил:

— Я с нетерпением выслушал его признания относительно подвалов, которые мне так хотелось осмотреть. Но что-то в его речи озадачило меня — он попеременно употреблял слово «мы», так что иногда оно означало семью, иногда его самого, а иногда, казалось, подразумевало сам дом!

Друм встал и подошел к стене, и я заметил, как его пальцы нежно поглаживают древнее дерево. Это была не ласка знатока, держащего в руках редкий гобелен, и не ласка хозяина, поглаживающего собаку. Это была нежность любовника — мягкое поглаживающее движение понимания и скрытого желания.

— Этот старый дом и я понимаем друг друга, — буркнул Друм, и в его улыбке не было веселья. — Мы заботимся друг о друге, хотя сегодня мы одни. Дом защищает меня, пока я храню его секреты.

Он нежно погладил деревянную панель.

Бэнкс снова помолчал, тяжело сглотнул и продолжил:

— К этому времени во мне проснулось отвращение. Либо я сошел с ума, либо Брайан Друм. Мне была необходима информация, а потом нужно было выбраться оттуда. Я понял это, потому что не хочу больше видеть этот дом. Я не хотел даже думать об этом снова. И это не являлось хорошо известной боязнью замкнутых мест — это не была клаустрофобия, доктор. Я просто не мог выносить это место, вернее, неестественные мысли, которые оно вызывало. Но упрямство еще жило внутри меня. Я не хотел уходить без информации, за которой явился.

Я все испортил из-за беспричинной паники, охватившей меня, поднявшейся в сердце, когда Друм зажег свечи в сумеречной комнате и наполнил дом живыми тенями. Я спросил его почти напрямую, могу ли я посетить подвалы. Объяснил ему почему, рассказал о том, как изучал некоторые символы на стенах. Он стоял у канделябра на стене и зажигал восковую свечу. Когда та вспыхнула, в его глазах отразилась такая же вспышка.

— Нет, Уилл Бэнкс, — сказал он. — Вы не можете видеть подвалы Дома Друмов.

— Только это мне нужно и ничего больше.

Все, что я получил — быстрый взгляд и категорический отказ.

Он не давал никаких объяснений, не намекал на тайны, которые я не имел права знать, не угрожал мне, если я буду настаивать. Нет, Брайан Друм ничего этого не делал. Но дом … дом! Дом намекал.

Дом угрожал. Тени, казалось, сгустились на стенах, и на меня навалилась давящая тяжесть, охватила неосязаемыми щупальцами, давящими душу. Я не могу выразить это иначе, как в столь мелодраматической манере — дом ненавидел меня.

Я молчал и больше ни о чем не спрашивал. Брайан Друм подергал себя за черную бороду. Его улыбка означала, что инцидент исчерпан.

— Вам пора уходить, — сказал он. — А перед этим выпейте со мной.

Он вышел из комнаты, чтобы приготовить напитки. В этот момент меня охватил безумный порыв. И все же у этого импульса были причины. В конце концов, я приехал в Эдинбург только ради этого. Много лет я учился, и вот ключ, в котором я отчаянно нуждался. Это был единственный шанс получить нужную мне информацию, и, если надписи были именно такими, как мне хотелось, я мог записать их в блокнот в одно мгновение. Такова была первая причина.

Со второй оказалось сложнее. Дом угрожал мне. Как мышь в лапах у кошки, я знал, что меня ждет, но не мог усидеть на месте.

Мне пришлось выворачиваться, извиваться. Лишившись общества Друма, даже на мгновение, я ощутил панику, как беспомощная мышь, на которую набросилась кошка. Я чувствовал, будто чьи-то глаза смотрели на меня, словно пронзали невидимыми когтями, торчащими со всех сторон. Я не мог оставаться в этой комнате, я должен был двигаться. Конечно, я мог бы последовать за Брайаном Друмом, но меня влекло совсем другое.

Я решил спуститься в подвал. Тихо поднялся на цыпочки и пошел по коридору. Было темно. Не поймите меня неправильно.

Там не было привидений. Это был не такой особняк, какие описывают в бульварном чтиве с паутиной, летучими мышами и зловещим скрипом. Было просто темно, и эта темнота была древней.

Уже триста лет это место не видело света, и его тишину не нарушал смех. Это была тьма, которая должна была быть мертвой, но она жила. И это угнетало и пугало в тысячу раз больше, чем вид призрака.

Я обнаружил, что дрожу, когда нашел дверь подвала с лестницей внизу. Свеча, которую я сунул в карман перед уходом из кабинета, оказалась у меня в руках, мокрая от пота. Я зажег ее и спустился по лестнице. Итак, я покинул голову дома и вошел в его сердце.

Буду краток. Подвал был огромен, там имелось много комнат, но без следов пыли. Не буду дальше описывать подробности.

Просто там находилось святилище с длинными стенами, покрытыми символами, которые я искал, и алтарь, который, несомненно, был одним из камней друидов, о которых говорил Брайан.

Но я этого не заметил. Я никогда не увидел того, ради чего пришел. Потому что все время смотрел на стропила во второй комнате. Длинные коричневые балки над головой на фоне крыши подвала, увешанные большими крюками. Огромные стальные крюки, на которых висели какие-то штуки! Белые болтающиеся штуки! Человеческие скелеты!

Скелеты, слегка колеблемые сквозняком, тянувшим из открытой двери. Человеческие скелеты, настолько свежие, что висели целиком на сухожилиях. Свежие скелеты, подвешенные на крюках к длинным коричневым стропилам. На полу виднелась кровь и лоскуты плоти, а на алтаре все еще лежало что-то эдакое. Крюк был свободен, но существо лежало на алтаре перед черной статуей дьявола.

Я вспомнил, как Брайан Друм упомянул о тайных обрядах, все еще проводимых его семьей. Я подумал о его не гостеприимности по отношению к посетителям и о том, что он не позволил мне войти в подвал. Подумал о дальних подвалах, расположенных внизу; если это сердце дома, то что может скрываться в его душе?

Потом я оглянулся на танцующие скелеты, которые топтались по воздуху костлявыми ногами и размахивали блестящими руками, насмешливо улыбаясь мне. Они висели на стропилах Дома Друмов, и он охранял их, как хранят тайну.

Дом Друмов пребывал со мной в подвале, наблюдал за мной, ожидая моей реакции. Я не осмеливался показать этого. Просто стоял, чувствуя, как вокруг меня колеблется сила, исходящая от окровавленных стен, сила, вырывающаяся из диковинных узоров, вырезанных на камнях. Сила, поднимающаяся из-под пола, из потаенных глубин. Потом я ощутил на себе чей-то взгляд. В дверях стоял Б…