Распад

По лестнице я буквально взлетел, перепрыгивая через три ступеньки от распиравших меня эмоций. Даже не с первого раза смог попасть ключом в дверь.

Кристина одевалась в коридоре и отпрянула, когда я влетел в квартиру.

— Все получилось! — я схватил ее за плечи и немного тряхнул. — Представляешь, все получилось! Я прошел все этапы отбора, только что мне прислали приказ, меня направляют в Четвертую Звездную пилотом от России!

Кристина высвободилась и, отойдя от меня к шкафу, села на стул. Радости на ее лице не было.

— И что, теперь ты уезжаешь? — довольно холодно поинтересовалась она. — Надолго?

— Пока не знаю, — я присел рядом на корточки и взял ее руки в свои. — Предыдущие экспедиции уходили примерно на восемь месяцев, думаю наша будет такая же по сроку. Ты представляешь, какой конкурс был на это место? Я до сих пор не могу поверить!

— Лех, мне кажется, тебе уже пора повзрослеть, — Кристина выдернула свои руки и встала. — У нас были планы, помнишь? Отец твой болен, маме нужна поддержка. Ты действительно хочешь нас всех бросить именно сейчас?

Где-то глубоко внутри меня должна была загореться красная лампочка, предупреждающая об опасности. Но я был настолько одурманен открывшимися возможностями, что никакие сигналы через эту радость не пробивались.

— Это всего на восемь месяцев. Я смогу увидеть не только песочницу Солнечной системы, а выйти в большой космос! Представляешь, только три экспедиции, всего шесть пилотов со всего мира пока были в дальнем космосе!

— Что сможешь ты — понятно, — она потянулась к шкафу за пальто. — А что сможем мы? Остановить жизнь и подождать годик, пока ты вернешься? Ты сделал мне предложение, помнишь? У нас же свадьба в конце августа должна быть!

— Крис, — я хотел помочь ей надеть пальто, но она быстро накинула его сама. — Ты пойми, такой шанс выпадает раз в жизни! От таких возможностей не отказываются. Я вернусь — и сразу поженимся.

— Ты уверен? — она изогнула брови в искреннем удивлении, после чего подхватила сумку и вышла из квартиры.

Я еще некоторое время смотрел на захлопнувшуюся дверь. Обида боролась с сожалением, но я разогнал их по углам. Нет времени. В входные выберемся в какой-нибудь уютный ресторан и спокойно обсудим планы за бокалом вина. А пока нужно успеть слетать в Калугу на встречу с экипажем и первичный инструктаж, потом вернуться назад — пройти предполетную подготовку.

Для первого знакомства российскую часть экипажа Четвертой Звездной собрали в большом зале калужского центра управления полетами. Кроме меня там был врач из Москвы, а также физики и специалисты по корабельным двигателям, прилетевшие из новосибирского Академгородка.

Из зала мы подключились к видеоконференции, в которой участвовал уже весь экипаж. Команда из Китая была многочисленна и в основном состояла из многопрофильных технических специалистов. Также командами были представлены Англия, Франция и Япония, а из других стран — по одному-два человека. Я вглядывался в лица, пытаясь запомнить имена и профили.

После конференции мы перебрались в местный буфет — просторный, светлый с большими окнами и яркими салфетками на столах. Решили перекусить, а заодно познакомиться поближе.

— Ух ты, пилот! — Виктор с любопытством разглядывал меня. — Вот это повезло, у вас конкурс был адский.

— Ну врачей-то тоже просеяли будь здоров, — я протянул руку для рукопожатия.

— Нет, — Виктор внезапно смутился. — Я не участвовал в конкурсе. Меня просто назначили без прохождения конкурсных процедур.

— Как это? — один из новосибирских физиков присел с рядом нами. — У всех конкурс был.

— Не знаю, — Виктор развел руками. — Но отказываться нелепо, так что я с вами. Хотя это все очень странно.

Мы хмыкнули.

Для участников экспедиции было разработано специальное мобильное приложение. Через него прямо на телефоне можно было посмотреть расписание тренировок, контакты коллег, чаты по профессиональным категориям. Сидя в скоростном поезде, я листал состав экспедиции и с удивлением обнаружил, что кроме физиков, астрономов, биологов с нами летит еще группа лингвистов.

Адреналин хлынул в кровь, и я чуть не подскочил на месте. Предыдущие экспедиции не садились на планеты. Первая Звездная подтвердила наличие двух планет — Проксима b и Проксима c. Зафиксировала общие сведения — составы атмосфер, карты температур, сделала снимки поверхности. Позже планетам дали более подобающие имена — Проксиму b переименовали в Бьенор, Проксиму с — в Циллар. Вторая экспедиция обнаружила на Бьеноре развитую биосферу, но высадок не делала. Может лингвисты в нашей экспедиции означают, что мы планируем впервые наладить контакт с обитателями планеты?

Кристина встречала меня на вокзале. Мрачная и сосредоточенная. Всю дорогу в машине она молчала, но, когда мы припарковались у дома, махнула рукой в сторону сквера. Мы какое-то время молча шли по узкой аллейке, потом она вздохнула, глядя куда-то в сторону.

— Нам надо поговорить, Лех. Я понимаю, что уже ничего изменить нельзя, Наверное, я должна быть рада твоим успехам, но пойми меня тоже: мы знакомы почти пять лет, и все это время я тебя жду. Сначала ты заканчивал академию, потом набирал летные часы — носился по всей солнечной системе, сейчас — экспедиция. Моя жизнь проходит, я год за годом жду, когда она полноценно начнется, но ничего не меняется, а время утекает как песок сквозь пальцы. Я очень тебя люблю, но давай договоримся, эта экспедиция — последнее мое ожидание. Либо ты возвращаешься через восемь месяцев ко мне, либо дальше строишь свою карьеру без меня.

Я обнял ее и поцеловал.

— Возвращаюсь к тебе. Обещаю.

Проксима Центавра увеличивалась на экране, превращаясь из точки сначала в пятно, а затем в алый диск с короной протуберанцев. Я даже дыхание задержал, вглядываясь в ее приближение. Сейчас мы шли к точке Лагранжа между звездой и ее первой планетой — Бьенором. Там сбросим несколько зондов, а затем перейдем на орбиту вокруг планеты, где уже задержимся надолго.

Потрясающе быть основным пилотом корабля в такой экспедиции! Едва касаясь приборной панели, почти не дыша, я аккуратно выводил корабль на координаты, отмеченные компьютером на экране.

— Все ради этого вида, да, Алексей? — Леона Дюкре, лингвист из французской части экспедиции, заглянула в рубку и замерла, глядя на экраны.

— По-моему, вид стоит двух с лишним месяцев полета, — улыбнулся я, оглянувшись.

— Внимание! — раздался в динамике голос капитана. — Объявлена предфинишная готовность. Заблокировать рубку пилотов. Всем членам экипажа занять свои места. Приготовиться к запуску зонда S-28.

Послышался мягкий щелчок закрывшегося шлюза, и я сосредоточился на приборах.

Достаточно погасить скорость в нужной точке не получилось. Я чуть добавил тяги планетарным двигателям и стал внимательно смотреть на навигационный экран, пытаясь загнать контур корабля в центр отмеченной области. Внезапно корабль тряхнуло, он мелко и неприятно завибрировал. Мне даже показалось, что я вижу вибрацию невооруженным глазом — контуры предметов на секунду расплылись, а затем плавно стянулись к нормальному состоянию. Это, конечно, невозможно — видимо, от толчка поплыло зрение.

Я протер глаза. Активировался корабельный передатчик.

— Что это было? — судя по голосу, вопрос задал Райли Эванс, технолог английской части экспедиции. Если, конечно, я не ошибся — общались мы с ним мало.

— Столкновения не было. И сенсоры не регистрируют никаких объектов вблизи корабля.

— Тогда что? — шлюзовой люк рубки пискнул и отъехал в сторону.

В проем вошли капитан и лидер китайской команды Ву Жоу.

— Не знаю, — я кивнул в сторону резервного экрана, куда пустил повтор записи с камер и датчиков.

Ву Жоу пристально вглядывался в изображение, пару раз останавливал и перезапускал повтор, потом пожал плечами и повернулся к нам.

— Действительно ничего нет. Хотя, в момент толчка пропадает картинка со всех камер. На доли секунды. Это странно. Но никаких объектов рядом с кораблем не было, обшивка тоже не повреждена. И двигатели работали ровно — это не случайный импульс.

— Да, странно… Выпустите зонды вокруг корабля, может они смогут что-то увидеть, — капитан кивнул мне и вышел.

— Займусь зондами. Райли — со мной? — Ву Жоу притормозил у экрана и поставил воспроизведение на паузу прямо перед моментом, когда пропадает изображение с камер. — Смотри, Алексей — как рябь прошла по звездам.

— Иду в зону запуска, — отозвался Райли в коммуникатор.

— Видишь? — Ву Жоу кивнул на экраны, но я не заметил ничего особенного — обычный дефект сжатия картинки.

Больше ничего интересного в этот день не происходило. В данных с зондов, как и в показаниях корабельных датчиков все было чисто, и мы в итоге решили двигаться в сторону Бьенора.

У планеты началась уже настоящая работа. Расконсервировали и запустили большую лабораторию. Она делилась на несколько секторов, в каждом из которых располагалось оборудование под свой вид исследований. Слева от входа висели огромные мониторы, на которые динамически выводились данные по находящимся в активной фазе экспериментам.

Не научным сотрудникам там, конечно, делать было нечего. Но корабль сейчас полностью висел на автоматике, за которой следил резервный филиппинский пилот, и ноги сами принесли меня в лабораторию.

Я наблюдал за суетой у приборов, ловил обрывки многоязычных переговоров, впитывал в себя эту атмосферу страсти познания.

— Алексей, — откуда-то из глубины лаборатории меня окликнула Леона. — Иди сюда. Посмотри, не запускается у нас система, а подключение к Земле только через несколько часов будет.

Я едва успел скрыть усмешку, сел за ее рабочее место, нашел не установленный пакет из архива, развернул и запустил интерфейс лингвистической базы.

— Что это? Словарь?

Я разглядывал колонки на экране. Леона расхохоталась, глядя на меня.

— Ну что еще можно подумать о лингвистах, да, Алексей? — она отобрала у меня клавиатуру. — Между прочим тут одна сплошная математика. Эта программа может разделить семплы любого языка на фонемы, объединить их в контекстные группы и сопоставить с наиболее близкими группами любого из земных языков.

— А если у местных речь не звуковая, справится ваша программа?

— На местных мы пока не очень рассчитываем. Хотя, конечно, если зонды смогут поймать что-то интересное для нас, мы будем это изучать и анализировать. Но наша основная цель — изучение экипажа. Это самый многонациональный проект из существующих на Земле, мы исследуем трансформацию языков при совместной работе.

Пока я пытался понять сказанное, к нам подошел Ву Жоу в окружении нескольких своих коллег.

— О, ты свободен? — обрадовался Ву. — Мы сейчас отправили несколько зондов в верхние слои атмосферы, они сливают данные в общую базу — пойдем настроим обработку и вывод графиков.

— Ты точно пилот? — Леона отодвинулась, давая мне встать.

— Пилот, — я улыбнулся. — Просто у нас в пилоты попадают только имея хорошую математическую базу, а у меня еще вторая специализация — программирование, так что скучать не буду.

— Леона, — кивнул ей Ву.

— Лео, обычно меня так называют. Спасибо за помощь, — она несколько секунд смотрела нам вслед, после чего вернулась к работе.

— Я странно себя чувствую, — пожаловался на следующий день Ксавье Бушар, погодный аналитик из французской части экспедиции. — Вроде бы к врачу идти повода нет. Просто мысли путаются, не могу сосредоточиться.

Мы сидели в зоне отдыха и пили чай из похожих на пиалы огнеупорных кювет, позаимствованных в биологической лаборатории.

Ву Жоу бросил на Ксавье быстрый взгляд и пожал плечами.

— В космической экспедиции не стоит игнорировать странное. До земных клиник четыре световых года. А нам нужно не только вернуться, но еще и сделать все, что запланировали. Так что любые проблемы лучше решать до того, как они из мелких перерастут в крупные.

— И что я скажу? — Ксавье неловко улыбнулся. — Я слышу шорохи и не могу сфокусироваться на цифрах.

— Слышишь шорохи? — Ву Жоу встал. — Ну, это уже симптом. Пошли сходим в медблок.

Я отставил кювету и тоже встал. За мной поднялись еще несколько человек из французской группы. В итоге, в медблок мы пришли шумной толпой.

Ксавье прогнали через МРТ. По итогам диагностики программа выдала бодрые зеленые графики состояния. Ксавье был абсолютно здоров.

— Переутомление? — Акихиро, главный врач экспедиции, еще раз пересмотрел все данные и финальный вывод. — Голова болит?

— Да нет, — Ксавье поежился. — Просто странное состояние, так и думал, что ерунда.

— Сейчас дам снотворное, хорошо поспишь и завтра будешь как новенький, — Акихиро достал блистер с таблетками из шкафчика, одну таблетку выдавил в баночку-дозатор и протянул ее Ксавье. — Заходи завтра — если лучше не станет, подумаем, что можно еще сделать.

Ксавье кивнул, сунул баночку в карман и быстро ретировался. Мы с Ву задержались в коридоре, глядя ему вслед.

— Не нравится мне это, — тихо сказал китаец.

— Ничего не нашли же. Все в порядке, — беспечно махнул рукой я.

На следующий день Ксавье выглядел еще более уставшим и осунувшимся. Он сознался, что теперь болит голова и появились сенсорные галлюцинации: кроме шорохов он стал ощущать прикосновения, изменение температуры, дуновение воздуха там, где абсолютно точно ничего такого быть не могло.

Акихиро встревожился. Сделал еще несколько обследований, но графики состояния по-прежнему оставались в зеленой зоне. Медицинская техника никаких проблем не находила.

— Погодному аналитику погода нужна, которой на корабле нет. Вот организм сам ее придумывает, — пошутила Лео, когда мы вечером шёпотом обсуждали происходящее.

Капитан через мобильное приложение провел опрос на самочувствие среди всего экипажа, и выяснилось, что проблемы есть не только у Ксавье. Из семидесяти восьми членов экспедиции четырнадцать подтвердили, что и у них есть похожие симптомы.

Я скачал журналы предыдущих полетов и внимательно просмотрел записи. Ничего похожего на наш случай не было. Пролистав файлы дважды, я решил спуститься в основную лабораторию. Там собирались показания с зондов, может за прошедшие сутки они что-то накопали.

В лаборатории я нашел глазами Ксавье. Он вяло прокручивал данные по атмосфере Бьенора, собранные предыдущими экспедициями. Пришла мысль, что надо бы его снова отправить в медблок. Пока я раздумывал об этом, мне навстречу вышел Ву Жо.

— Я обработал данные с зондов за все время их работы, но по-прежнему не вижу никаких аномалий. Было подозрение, что короткая фотосферная вспышка пробила нашу противорадиационную защиту. Но датчики зафиксировали бы ее, да и остаточной радиации нет. — Ву кивнул в сторону Ксавье. — А его бы в медблок.

Неожиданно Ксавье странно дернулся, привстал и затравленно огляделся. Мы с Ву восприняли это как команду к действию и двинулись в его сторону. Внезапно он закричал. Громко, пронзительно, как в последний раз. И прямо на наших глазах начал меняться. Стирались черты лица, куда-то исчезала кожа, вместо нее на поверхности оказывались мышцы и кости. Лаборатория наполнилась криками ужаса.

— Не трогай его, — Ву остановил мою руку. — Врача срочно в главную лабораторию, — произнес он уже в коммуникатор.

Мельтешение тела закончилось и Ксавье, точнее то, что от него осталось, мешком осел на пол.

— Разойдитесь все, — к нам пробивались Эванс и капитан.

Я отвернулся. Хотел отойти, но меня схватил за руку Ву Жоу.

— Ты хорошо видел, что происходило, надо все зафиксировать и сверить наши данные, — он кивнул в сторону камеры. — Проговорим между собой под видеозапись, чтобы ничего не упустить.

— Что это? — Акихиро и Виктор замерли у стола.

— Райли, выводите людей из лаборатории, — капитан указал на замерших в ужасе ученых.

Акихиро наклонился над телом.

— В опросе еще несколько человек говорили, что чувствуют себя плохо. Нужно их всех изолировать в медблоке, — я посмотрел на Виктора.

— Да, делайте, — капитан тоже кивнул ему.

Виктор дождался подтверждения от Акихиро и быстро вышел. Акихиро выпрямился.

— Я не знаю, что это, — он кивнул на тело. — И как это.

Утром из приложения я узнал, что еще два человека умерли так же, как и Ксавье. Корабль двигался вокруг планеты, но исследованиями больше никто не занимался. Капитан приказал всем находиться в каютах, сделав исключение только для врачебной бригады и пилотов. Медики расположились в медблоке вместе с больными, а мы со вторым пилотом заперлись в рубке.

С Земли по нашей ситуации тоже ничего вразумительного пока не ответили. От безделья я вывел показания всех нательных датчиков членов экспедиции на один экран. Теперь, даже без переклички, мы видели живы люди или нет.

Смерти продолжались. Я поймал себя на том, что довольно истерично прислушиваюсь к своему организму и ищу признаки распада. Именно так мы между собой называли то, что происходило с людьми — распад.

На второй день Акихиро поддался уговорам Виктора. Тот предлагал сделать смесь из психотропных препаратов, хотя внятно объяснить, как они могут помочь в текущей ситуации, не мог. Внезапно от смеси успокоительных больным стало лучше. Галлюцинации практически прекратились, прошла головная боль, хотя в составе смеси не было обезболивающих. Но несмотря на все эти усилия люди продолжали умирать.

Я сидел в рубке, и чтобы занять время прокладывал в симуляторе трассы до Земли, когда включилась общекорабельная связь.

— Коллеги, — голос капитана разносился по всему кораблю, — мы возвращаемся на Землю. Земля согласилась нас принять, причем не просто в отстойнике на орбите, а нам разрешена посадка. На юге Западной Сибири есть научная база, которую для нас сейчас освобождают. Сколько времени мы пробудем в изоляции пока неизвестно. Выпустят нас только по решению специальной комиссии, которая должна будет подтвердить, что мы безопасны для остального населения планеты. Чтобы не провоцировать панику, информация о распаде сейчас закрыта — близким никаких подробностей не сообщаем.

Я посмотрел на симулятор и быстро стер все трассы, чтобы никто не увидел витиеватых маршрутов через половину галактики.

Утром следующего дня ко мне заглянул Виктор.

— Прикинь, Акихиро подобрал дозировки лекарств так, что теперь наш компот из транквилизаторов полностью останавливает распады. Правда успех только после двенадцатой смерти случился, но теперь наши шансы добраться до Земли живыми сильно повысились.

Он показал видео, на котором при начале распада одному из членов экспедиции сделали укол и процесс остановился буквально на глазах. Органы, которые к тому моменту успели сместиться, на место не вернулись, но и дальнейшего развития распада не случилось.

— Как вы догадались, что нужно мешать транквилизаторы? — я удивленно посмотрел на Виктора.

— У меня были кое-какие данные, — он смущенно улыбнулся. — Гипотетические, не точные. Хорошо, что помогли.

Для информирования о состоянии здоровья экипажа сделали отдельный раздел в мобильном приложении, где Акихиро теперь регулярно публиковал новости о распадах и состоянии заболевших. Смесь помогла — смерти прекратились.

Когда корабль вышел на курс, у меня появилось свободное время и мы с Ву Жоу начали делать мониторинг, с помощью которого можно было оперативно отслеживать начало распада у членов экспедиции. Врачи накидали перечень параметров, которые нужно отслеживать. Ву собирался сделать браслет, для отслеживания состояние организма, а на мне была программная часть контроллера.

Через несколько недель все члены экипажа были наряжены в наши браслеты, у каждого с собой был шприц с лекарством, и все знали, что делать, чтобы сохранить жизнь себе или человеку поблизости.

Осень. Вот что ждало нас на Земле. Холодный дождь. Опавшая листва. Корпуса старых лабораторий, наскоро отреставрированные к нашему прилету. Парк, утонувший в осени, оплаканный холодным дождем, усыпанный опавшей листвой. А еще нас ждало одиночество. Меня-то уж точно.

— Ты помнишь, о чем мы с тобой договорились? — тяжело спросила Кристина в трубку. — Я не буду больше ждать. У тебя был выбор, ты мог остаться со мной. Понимаешь?

Ее голос до сих пор звучал в моих ушах. И встревоженный голос матери, которая сообщила, что отец попал в больницу с сердечным приступом.

Я тонул в этой осени.

Вместо большого космоса.

Вместо звезд.

Новых открытий.

Вместо романтики новых маршрутов.

У меня была только она, дождливая, хмурая, холодная осень.

— Ну что, Алексей, — Ву Жоу встретил меня при возвращении с пробежки в парке. — Чем займемся в ближайшие месяцы?

— Да не так много вариантов, Ву, — я оглянулся на парк. — Будем вести хроники наблюдений. Чтобы было, что потом передать потомкам.