Рафаэль

Лорел К. Гамильтон «Рафаэль», 2021

Оригинальное название: Laurell K. Hamilton. «Rafael», 2021

Перевод: Андрей surgeon96 Ледов

Бета-ридер: Андрей surgeon96 Ледов

Переведено сайтом www.laurellhamilton.ru

1

Я занималась в тренажерном зале вместе с Клодией, которая могла тягать куда больший вес, чем я когда-либо смогу, но она учила меня доверять моей новой сверхъестественной силе. В кино ты обращаешься в вампира, оборотня или в кого там еще, и просто автоматически понимаешь, как это все работает. В реальной жизни все не так, ну, или, по крайней мере, для меня это не так. Если честно, работа с определенным весом в качалке меня пугает, а значит, я не могу поднять его, потому что мой мозг утверждает, что это невозможно — как раз поэтому я и стала проводить часть субботнего дня в зале с Клодией. Она помогала мне справиться с нервами и терпеливо поясняла, что у многих людей возникают такие же проблемы после того, как они становятся оборотнями. Я не настоящий оборотень, но нечто очень близкое к тому. О чем мы болтали, тягая железо? О мужиках. Ты можешь выдрать человеческую сущность из девчонки, но ты не можешь выдрать девчонку из веркрысы, ну, или что-то вроде того.

— Но Рафаэль же действительно высокий, темный и красивый («высокий, темный и красивый» — нечто вроде устойчивого словосочетания для определения привлекательности — прим. переводчика). У него прекрасный дом, там чудесный бассейн — мне даже самой захотелось такой же. Он вежлив, у него хорошо подвешен язык, и он джентльмен.

— Все так. — Согласилась Клодия.

— Тогда почему у него там мало друзей среди девушек?

— Спроси у него сама. — Ответила она и легла на скамью для жима, после чего обернула свои темные руки вокруг реально стремной железяки. Ростом Клодия была шесть футов и шесть дюймов (198 см. — прим. переводчика), а мускулов вокруг ее спортивного лифчика и двойных шорт было достаточно, чтобы я знала, что она сможет поднять эту махину. Я уже видела, как она это делает, но меня по-прежнему пугало то, сколько она может выжать от плеча. У меня есть тачки легче того веса, который она способна поднять на этом усиленном грифе. Будь она человеком, и если бы эта штука упала ей на шею, то она бы пробила ей гортань, и Клодия была бы мертва еще до того, как подоспели бы медики. Если бы штанга упала ей на грудь, я бы, возможно, успела позвать на помощь прежде, чем она задохнется от того, что ее грудная клетка не может подняться для вдоха, но сама я эту штуку с нее снять не смогу. Я не могу страховать ее с таким снарядом. Я сказала ей об этом, на что получила ответ:

— Я бы тагала этот вес и в твое отсутствие. — Она был права, так что я решила забить.

Мне казалось, я поднимаю достаточно приличный вес для женщины ростом в пять футов и три дюйма (160 см. — прим. переводчика), но, тягая что-либо в одной комнате с Клодией, я всегда чувствую себя какой-то мелкой. Конечно, и Халк показался бы себе мелковатым, пытаясь поддерживать с ней один темп, так что, наверное, мне не стоило переживать.

Она сняла штангу с держателя. Медленно опустила ее на себя, идеально контролируя. Единственным признаком напряжения были ее туго натянутые мускулы и звук дыхания — такой, будто она слегка запыхалась, — после чего она снова подняла штангу вверх. Я знала, что мы занимались по принципу пирамиды для наращивания мышечной массы, так что она сделает от трех до пяти подходов на последнем весе, но какая-то часть меня хотела, чтобы она просто вернула эту штуку на место и покончила с этим. Я не сомневалась в том, что она осилит задуманное, я просто сомневалась в том, что мои нервы выдержат, если я буду наблюдать за ней в процессе.

Она сделала пять подходов, ее мышцы двигались гладко, без заминки, не демонстрируя ни единого усилия помимо едва сбитого дыхания под конец. Она вернула штангу на место, и я поняла, что не дышала все это время, потому что выдох у меня был такой, словно это я сама тягала железо.

Она села и улыбнулась мне.

— Ты ведь знаешь, что это для меня не опасно. Если бы я считала иначе, то либо не стала бы заниматься этим, либо взяла бы с собой того, кто сможет меня подстраховать.

— Я знаю, что ты понимаешь свои пределы в зале, но не думаю, что хоть когда-то привыкну наблюдать за тобой и другими оборотнями, в то время как вы тягается что-то настолько нечеловечески тяжелое.

— Ты теперь тоже можешь тягать больше. — Заметила она, потянувшись за полотенцем, которое висело на краю стойки. Вытирать скамью после того, как ты закончил с упражнениями — это просто признак хороших манер.

— Да, но не настолько много.

— Ты меньше меня.

Я рассмеялась.

— Большинство охранников-мужчин меньше тебя.

Она улыбнулась мне в ответ, оскалив белые зубы на своем смуглом лице.

— Твоя правда. — Ответила она мне с дерзкой и счастливой улыбкой — такую могла бы выдать пантера, если бы могла улыбаться по-человечески, хотя это не был проблеск ее зверя, но почему-то тот факт, что она — веркрыса, не передавал всей опасной красоты Клодии.

Она позволила мне помочь ей вернуть большую часть ее снарядов обратно на держатели, потому что я настаивала на этом, но для меня это было частью тренировки. Я тоже позволила ей помочь мне вернуть мои снаряды на место, потому что это было честно.

— Просто чтобы ты знала: я бы не стала тягать их без того, кто мог бы меня подстраховать.

Она вновь выдала мне ту дерзкую улыбку в ответ, издав глубокий грудной смешок. Я совсем недавно узнала, что у Клодии был хрипловатый контральто когда она пела, и что она вообще умела петь. Услышать ее стоило того, чтобы сходить в караоке.

Я легла на скамью и примостилась под грифом штанги. Я слишком недавно обзавелась суперсилой, чтобы действительно поверить в то, что она у меня есть. Я посмотрела на штангу и подумала о том, что собираюсь тягать махину, которая была в три раза тяжелее меня, и что это просто смешно, если, конечно, забыть о том, что я уже это делала. Клодия держала руки под грифом штанги, готовая мне помочь, если понадобится. Без нее я бы на такое не решилась.

Я обхватила гриф руками, используя шероховатую поверхность, чтобы понять, в каком месте мне лучше держаться, и чтобы руки не соскальзывали. Снять такой вес с держателя — это вопрос не столько силы, сколько веры в то, что ты сможешь это сделать. Я уже знала, что мне не стоит слишком долго разглядывать блины штанги, потому что какая-то часть меня начинала орать: «Это невозможно! Я не смогу поднять эту штуку!». Я могла выполнять большинство упражнений с нечеловечески тяжелыми снарядами, и справлялась с этим просто отлично, но жим от груди и жим у стойки сидя одинаково пугали меня, потому что, если что-то пойдет не так, то меня покалечит, или вообще убьет, будь я человеком, и эта мысль тоже постоянно вертелась у меня в мозгу. Насколько я была человеком? Как сильно связи с вампирами и оборотнями помогут мне здесь? Благодаря им меня было гораздо труднее ранить. Они позволяли мне быстрее исцелять порезы, колотые раны и раны от пуль, а также мозговые травмы, но насколько они помогут мне здесь, когда меня банально могло раздавить? Я правда готова рискнуть только для того, чтобы поднять какой-то вес в зале? Эта мысль делала саму ситуацию просто идиотской.

— Ты сможешь, Анита. Я знаю, что ты сможешь сделать это. — Сказала Клодия, наклоняясь немного ближе ко мне, чтобы я могла лучше видеть ее.

Я посмотрела наверх, в ее карие глаза, в эту твердую уверенность на ее лице. Она была права. Я знала, что она права.

— Я могу это сделать. — Сказала я.

Она вновь улыбнулась мне той дерзкой улыбкой и наклонилась ближе, чтобы шепнуть:

— Мы не одни, так что заставь меня тобой гордиться.

Я не стала говорить ей о том, что, кто бы ни зашел сейчас в тренажерку, это был оборотень, а значит, он мог поднять такой же вес, как и я, и даже больше, но, как я успела узнать, еще будучи человеком, в качалке речь не всегда идет о том, кто сильнее физически — иногда это был вопрос желания воплотить задуманное. Я этого хотела, потому что, если бы те охранники, которые сейчас вошли в зал, нравились Клодии, она бы не стала понижать голос — она бы вслух подколола их на тему того, что я круче их. Тот факт, что она говорила шепотом, означал, что эти ребята ей не нравились, а значит, и я от них вряд ли буду в восторге.

Внезапно железо уже не показалось мне таким пугающим. Со мной была Клодия — она может поймать все, что я могу поднять, к тому же, я и правда хотела, чтобы она мной гордилась. Она стала моим партнером по железу несмотря на то, что я не была достаточно сильной, чтобы страховать ее в ответ. Она обучала меня справляться с моей новой сверхъестественной силой и, между нами, девочками, просто наслаждалась тем фактом, что в зале была еще одна женщина, которая тоже занималась в поте лица.

Я сняла штангу с держателя, задержала дыхание, и начала опускать гриф. В какой-то момент мое тело будто бы поинтересовалось: «Ты что, прикалываешься?», когда мои руки согнулись в локтях, а гриф коснулся груди — не лег на нее, а просто коснулся. Когда я начала поднимать штангу вверх, мои руки дрожали. Тот локоть, на котором у меня было больше всего шрамов, пошатнулся на секунду, и вот я уже делаю жим, используя дыхание, чтобы справляться с весом, как будто я могла сдуть его на выдохе. Я чувствовала, как мои мышцы напрягались и двигались так, как не бывает ни при каких других упражнениях, или, может, тот факт, что я занималась с железом, заставил меня уделять этому больше внимания. Мне нравилось чувствовать, как мое тело борется, чтобы поднять эту штуку, и вот я сделала это, выпрямив руки. Я справилась! Я почувствовала всплеск адреналина, облегчение, а следом пришла мысль: «Смогу ли я сделать это еще раз?». Мне пришлось серьезно контролировать руки, чтобы штанга опустилась ровно. Я коснулась своей груди — на этот раз прикосновение было более ощутимым, — и настал тот момент, когда штанга просто не хотела подниматься вверх. Я приложила усилие и почувствовала, как локоть на моей левой руке снова вздрогнул, как будто суставы размышляли над этим действием, а потом в игру вступили мышцы, и гриф начал подниматься. Пришлось бороться с искушением прогнуться в спине и груди, чтобы задействовать большую часть тела, чем мне было положено. В этот раз при подъеме штанги мои руки дрожали сильнее. Я размышляла о том, чтобы сделать третий подход, но финальная дрожь в моих мышцах сказала «нет». Все, что мне нужно теперь сделать, это вернуть гриф на место. Теперь мои руки дрожали так, что это было заметно. Клодия уже собиралась перехватить у меня штангу, но я зарычала:

— Нет! Не трогай ее!

Она убрала руки достаточно далеко, чтобы все в комнате видели, что она мне не помогает.

Я никак не могла попасть грифом в держатель, словно пыталась продеть в иголку нитку весом в тонну, а мои руки превратились в спагетти. На секунду мне показалось, что я не справлюсь — я даже пожалела, что не позволила Клодии помочь мне, но в следующий миг гриф скользнул на место, издав приятный щелчок. Я тяжело дышала, но на губах у меня сияла улыбка, и Клодия улыбалась в ответ, глядя на меня сверху вниз. Она предложила мне руку, чтобы помочь выпрямиться. У меня ушло две попытки на то, чтобы, наконец, схватиться за нее своими дрожащими руками.

— Твой лучший результат. — Поздравила меня она.

— Два жима — и это все, на что она способна с этим весом, а ведь ей полагается быть нашей королевой. — Мужской голос обвинительно прозвучал через всю комнату. Это был Кейн — один из моих наименее любимых людей. Блеск.

— Иди сюда и докажи, что можешь лучше. — Бросила ему Клодия.

Я осторожно села, стараясь не задеть головой держатель для штанги, и если вам кажется, что врезаться в него невозможно, то вы слишком редко бываете в зале. Я сидела на скамье, и мои руки все еще подрагивали. Мы закончили полный комплект упражнений с железом еще до того, как приступили к тем, что строились по принципу пирамиды, так что мои руки-макарошки и спина уже полностью покрылись потом. Я сидела, пытаясь взять под контроль свои пульс и дыхание. Тот факт, что я дышала так, будто делала кардио, означал, что я реально напряглась ради своего нового рекорда в жиме от груди. Молодец я! Но, глядя на Кейна через всю комнату, я не чувствовала себя победителем — я чувствовала себя побежденной. Кейн был проблемой, и я не знала, как ее решить, к тому же, он был прав — технически, я должна была стать королевой для всех, а Кейн был не единственный, кто считал, что я не дотягиваю до этой должности. Но он был единственный, кто заявлял об этом вслух. Я уже дважды надрала ему задницу, один раз при помощи магии, и один раз — без нее. В последний раз я приставила дуло к его башке, потому что только это я могла сделать против оборотня, который мог отрастить свои собственные когти и клыки. Я была почти такой же быстрой и сильной, как они, но я не могла выращивать оружие из своего собственного тела.

— Хватит, Кейн, мы пришли сюда, чтобы позаниматься. — Сказал другой мужчина, который пришел с ним.

— Она слишком человек, чтобы стоять во главе у всех нас — ты сам так говорил, Гелиос.

Взгляд Гелиоса, когда он на меня посмотрел, был почти умоляющим.

— В лицо я ей этого не говорил. Простите, миз Блейк, мне очень жаль, Клодия.

— Почему передо мной ты извиняешься больше, чем перед Анитой? — Поинтересовалась Клодия.

— Она, может, и станет моей королевой, но задницу в рукопашке мне надерешь именно ты.

Когда Гелиос назвал спарринг рукопашкой, я поняла, что он был из числа военных, которых мы нанимали в охранники. Положительный тест на ликантропию, простите, териантропию, по-прежнему означал автоматический вылет из любых военных подразделений, так что мы любезно подбирали отлично натренированных ребят, которые ускользали от близорукой политики Дядюшки Сэма (Дядя Сэм — персонифицированный образ Америки, связанный с военными действиями — прим. переводчика).

— Думаю, на ринге Анита тебя побьет. — Сказала Клодия.

Гелиос, блондин шести футов ростом (182 см. — прим. переводчика) в чертовски хорошей форме, ухмыльнулся.

— Я не сказал, что она не сможет победить меня по очкам, но она не вдавит меня в маты так, как это сделаешь ты.

— Аните не одолеть тебя без грязных приемчиков. — Заявил Кейн, с важным видом приближаясь к нам через стойки со снаряжением, разнообразные установки и металлические рамки для жима сидя. В нем было примерно шесть футов, как и в Гелиосе, но парень из военных, закончив службу, позволил своим блондинистым волосам отрастать, а Кейн ходил бритым практически под ноль — черная щетина у него на голове остро выделялась вдовьим пиком в районе лба, так что я всегда гадала, начал он брить волосы потому, что лысел, или это была дань моде. Я знала, что это не военная стрижка, потому что Кейн никогда не носил форму — ему для этого дисциплины не хватало.

— Кейн, мы здесь для того, чтобы поработать над твоей формой, а не для того, чтобы искать неприятности. — Предостерег его Гелиос.

Кейн моргнул, глядя на меня своими большими темно-карими глазами, которые я могла разглядеть, потому что он стоял достаточно близко.

— Не будет никаких неприятностей. — Ответил он другому парню, но при этом смотрел на меня. Отсутствие волос обнажало его лицо, так что можно было разглядеть хорошую костную структуру и тот факт, что он был красив, даже миловиден. Тело под майкой, шортами для тренировок и обувью для пробежек тоже было хорошим, но это было то тело, которое обладало стройностью от природы, а не было вышколено тренировками в зале и строгим контролем питания.

Клодия протянула мне мое полотенце, которым я воспользовалась, чтобы вытереть скамью для жима. Она начала снимать со штанги блины.

— Предполагалось, что я буду делать подходы с этой штукой. — Сказал Кейн.

— Эта штука в три раза тяжелее Аниты. Ей удалось сделать два подхода после полноценной тренировки в зале со мной, после чего мы приступили к упражнениям по принципу пирамиды. Либо ты делаешь полную тренировку с железом по моему выбору лично для тебя, либо ступай к стойке со штангой, которая в три раза превосходит твой вес. — Она улыбнулась, и эта улыбка была похожа на оскал. Кейн ей не нравился, потому что он должен был быть нашим охранником, а она не считала, что он хорошо справляется с этой работой. Я была солидарна, но у нас с Кейном был конфликт из-за мужика, если можно так сказать. Тяжко, когда новый парень твоего бывшего — ревнивая сучка.

Я подобрала свою бутылку с водой и глотнула из нее, чтобы восстановить водный баланс в организме.

— Это нечестно. — Возразил Кейн, и его приятное лицо исказилось недовольными линиями, сделав его таким, каким он выглядел всегда — по крайней мере, в моем присутствии. Эти линии стерли его обидчивую красоту, показав то, каким он был на самом деле — неприятным.

Клодия вернула штангу на место и уставилась на него.

— «Нечестно»? Серьезно? — В ее тоне появились опасные нотки. Не в смысле насилия опасные, а в смысле это-ты-сейчас-выебнулся-на-своего-инструктора/папочку?

Гелиос поспешил к нам, на ходу встревая в разговор:

— Он не это имел в виду.

Клодия повернула голову так, чтобы перевести взгляд на Гелиоса. Он замер на месте.

— Сегодня ты его нянька?

— Мне не нужна нянька. — Встрял Кейн.

Ни взгляда, ни тона Клодии он не понял.

— Нет, мэм. — Ответил Гелиос.

Они оба проигнорировали комментарий Кейна.

Я начала снимать блины со своей стороны грифа. Если я буду достаточно осторожна, то ничего на себя не уроню. Руки все еще напоминали мне о том, что я переусердствовала, но они больше не тряслись.

Клодия взяла еще один блин со штанги. С ее стороны на грифе больше ничего не осталось, так что она могла сосредоточиться на парнях. Я продолжала разбирать штангу со своей стороны и не вмешивалась.

— Кто велел тебе привести Кейна в спортзал? — Спросила Клодия.

— Бобби Ли. — На какой-то момент Гелиос растерялся, но в следующую секунду он выпрямился, расправил плечи и опустил руки по швам. Он скорее пялился на стену на другой стороне комнаты, чем смотрел на Клодию.

— Как именно звучал его приказ?

Охранники — это тебе не военные, формальностей с ними меньше, но теперь их у нас было так много, что военный жаргон экономил время и избавлял от конфузов.

— «Отведи Кейна в зал и поработай над его формой, потому что она у него хреновая. Если она все еще будет хреновой, когда ты с ним закончишь, я лично вздрючу вас обоих».

Со мной Бобби Ли никогда так грубо не разговаривал, но ему и не приходилось просить меня налегать на тренировки.

— Значит, вы с Кейном сегодня боевые товарищи. — Сделала вывод Клодия все тем же ну-ты-и-облажался тоном.

Гелиос сглотнул так, что было заметно, как дернулся его кадык, но он по-прежнему держал себя в руках, когда ответил ей.

— Да, мэм.

— Какие еще боевые товарищи? — Не понял Кейн.

— Анита, объясни Кейну, что значит «боевой товарищ». — Сказала Клодия, даже не глядя на меня, потому что она просто знала, что я ей отвечу.

Я не придала этому значения, но замерла, все еще складывая блины от штанги.

— «Боевой товарищ» — это военный термин для обозначения того, кто прикрывает тебя по старой дружбе, либо того, кто видел тебя в бою и может поддержать тебя, как собрат по оружию. Термин также может означать старшего офицера или инструктора по строевой подготовке, который приставлен к менее опытному солдату. Боевой товарищ должен помогать ему и следить за тем, чтобы он не облажался.

Гелиос покосился на меня, после чего вновь уставился в какую-то невидимую точку на стене. При этом он моргнул так, что стало ясно — он был удивлен, заинтересовал или просто впечатлен моим ответом.

— Ты не служила в армии. Откуда ты знаешь? — Спросил Кейн.

— Мне было у кого спросить. — Ответила я.

— Анита, что произойдет, если боевой товарищ, приставленный к парню, который лажает, позволит ему продолжать в том же духе? — Слова Клодии звучали в приказном тоне, и, хотя технически я была ее начальницей, в тренажерном зале и во время спаррингов она была главным экспертом — а значит, и боссом.

— Боевой товарищ будет наказан вместе с тем парнем, который лажает.

— Я не лажаю. — Возразил Кейн. Он почти прокричал это, а его руки уже сжимались в кулаки по бокам от его тела.

Я втянула воздух носом раньше, чем успела себя остановить. Его гнев пах, как пища. Есть две вещи, на которых я могу питаться, как энергетический вампир — похоть и гнев, два смертных греха. В жизни я встречала настоящих вампиров, которые могли питаться на страхе, насилии и даже на смерти. При таком раскладе мне еще повезло с меню.

— Мэм, я могу вступиться прежде, чем он сделает то, о чем мы оба пожалеем? — Спросил Гелиос.

— Можешь. — Разрешила Клодия.

— Мне не нужна твоя помощь. — Прорычал Кейн, разворачиваясь к другому парню.

— Я помогаю себе, а не тебе. — Ответил Гелиос, и немного отвлекся от точки на стене, как будто позволил себе расслабиться и вернуться к своему обычному состоянию.

— Мы — вергиены, мы не должны выполнять приказы от крыс!

— Нарцисс, наш Оба, велел нам ходить на тренировки с другими охранниками. Это значит, что мы будем слушать приказы от тех, кто выше рангом. В том числе от Клодии, Бобби Ли и от Фредо.

— Для разных групп животных неестественно работать сообща. — Парировал Кейн, но теперь он хотя бы не кричал. Его гнев начал затухать, что тоже было хорошо. Однажды я уже на нем кормилась — хватит с меня. Я сделала это, чтобы показать ему, что я доминант, но этого урока он не усвоил, как, впрочем, и большинство других.

Гелиос выступил вперед, но не так, чтобы приблизиться к Кейну, а так, чтобы немного оградить его от Клодии. Не думаю, что он хотел бы выяснить, какое наказание его ждет, если Кейн на нее замахнется.

— Меня многому научили тренировки в Сент-Луисе. Я — командный игрок, и отнюдь не новичок, но у Джейка за плечами несколько веков практики в бою. От него я получаю знания, которым никто другой обучить не может. И мне все равно, что он вервольф.

— Джейк прожил столько лет только потому, что он привязан к своему вампирскому мастеру. Он — вампирский раб.

— Ой, да ладно тебе, ты — moitié bête Ашера, его зверь зова, так же, как и Джейк для своего хозяина. — Вмешалась я, и тут же пожалела о том, что открыла рот.

— А ты не лезь! — Рявкнул Кейн, и вот он снова был зол. Его типичная реакция на меня.

Гелиос попытался отодвинуть его подальше от нас, но Кейн обогнул скамью и направился ко мне. Оружия у меня при себе не было, даже ножа, потому что я находилась в тренажерном зале под Цирком Проклятых. Если я не могла чувствовать себя в безопасности в нашей святая святых, то, значит, что-то явно было не так. Я только надеялась, что этим чем-то не был шестифутовый высокий, темный и тупой.

Движение Гелиоса было таким быстрым, что оно смазалось у меня перед глазами, а в следующий миг он уже оказался между мной и Кейном. Военная подготовка делала членов особых подразделений круче, чем просто лучшими. Добавьте к этому нечеловеческую скорость верживотного, и вы получите весьма пугающую крутость.

— Осади назад, Кейн. — Велел Гелиос.

Я использовала тело Гелиоса, чтобы скрыть тот факт, что я сама отступала назад, огибая стойки со снарядами. Не хотелось мне, чтобы Кейн замахнулся на меня тогда, когда я буду зажата между железом, и никуда не смогу вырваться. Я победила его однажды в рукопашной, но тогда я использовала подлянку, пока он продолжал спорить о правилах. Пока любитель спрашивает, что за хрень здесь творится, профессионал действует. Иногда быть профессионалом означает не нанести удар первым, а избежать драки как таковой.

— Будешь прятаться за одним из своих охранников, Анита?

— Она и должна прятаться за нами. Мы — ее телохранители. — Заметил Гелиос.

— Тогда почему она тренируется вместе с нами? Почему она все время торчит здесь и тренируется?

Я уже была на приличном расстоянии от них. Я видела, что Клодия и Гелиос могут скрутить Кейна и без моего участия. Он, конечно, стал больше внимания уделять боевым спаррингам с тех пор, как я надрала ему задницу, но ничем другим он не занимался. Думаю, он хотел реванша, но я не хотела. Он был как минимум в полутяжелом весе, может, даже в тяжелом, а я — в легчайшем, и то с натягом, а при одинаковых навыках вес решает многое.

— Я — маршал сверхъестественной ветви США. Я тренируюсь, чтобы дать отпор монстрам и выжить.

— Она только что назвала всех нас монстрами — теми, кого она убивает.

— Я видел, что бывает, когда кто-то из наших слетает с катушек. — Сказал Гелиос. — Мы и есть монстры. Нам нужны люди вроде Блейк, которые способны справиться с нами, если мы озвереем.

— Почему ты встаешь на ее сторону? Она трахает тебя так же, как трахает остальных?

— Ты выходишь за рамки дозволенного. — Ответил Гелиос.

— Ясно, значит, ты ее трахаешь!

— Бога ради, Кейн, не моя вина, что Ашер бисексуал, а не гей, каким ты бы хотел его видеть. — Вмешалась я.

— Он был бы геем, если бы не ты. — Ответил Кейн, переместившись так, чтобы видеть меня за другим парнем.

— Ашер такой, какой есть, и ему больше шести веков. Я никак не влияла на его сексуальные предпочтения.

— Врешь! — Рявкнул он.

— Я не сплю с твоим парнем, Кейн.

— Но он все еще хочет тебя!

— Я в этом не виновата. — Парировала я.

— Лживая сука! — Кейн подался в мою сторону, но Гелиос вклинился между нами. Кейн пихнул его достаточно сильно, чтобы тот покачнулся. Гелиос сжал руку в кулак, и часть меня хотела, чтобы он действительно замахнулся для удара.

Кейн, кажется, подумал о том же, потому что он вдруг успокоился и сказал:

— Прости, Гелиос, это не твоя вина, а ее. — После чего его спокойствие вдруг исчезло, как будто его никогда и не было, и Кейн вернулся к своей ярости — ярости на меня.

— Позволь Ашеру спать с другими женщинами, и тогда, может, я перестану числиться в его меню.

— Нет! Не женщин он хочет, он хочет тебя, он гетеро только для тебя.

Я попыталась найти у него на лице человека, с которым можно было договориться, но там ничего не было — только ревнивая ярость. Все черты его лица заострились вниз, стирая привлекательность. Некоторые люди и правда красивы, когда злятся. Кейн не был из их числа.

— Кейн, ты ведешь себя так, словно я — единственная женщина, с которой он когда-либо спал. Я знаю, что он спал с Дульсией, главой твоего бывшего клана гиен.

— Только потому, что Жан-Клод приказал ему соблазнить ее.

— А как насчет Белль Морт и Джулианны?

Низкий звук раздался из груди Кейна, и жуткий высокочастотный рык пролился с его человеческих губ.

— Анита, ступай, иди в душ. Он успокоится, когда тебя не будет рядом. — Вмешалась Клодия.

— Ашер бисексуален, Кейн. Ты не можешь изменить это.

Его человеческая речь пролилась наружу вперемешку с гиеньим визгом, и от этого звука у меня на загривке волосы встали дыбом.

— Я могу любить его так сильно, что никто другой ему не понадобится.

— Говоришь, как женщина, которая вышла замуж за гея, убежденная в том, что ее любовь превратит его в гетеро. — Мне не следовало говорить это, но я ужасно от него устала.

Он рванул ко мне, но Гелиос обхватил его руками со спины. Я ожидала, что Кейн будет драться с Гелиосом, но он просто продолжал пялиться на меня и пытался добраться до меня, как пес, которого удерживает цепь.

Я смотрела на взрослого мужчину, который чуть ли не пеной у рта исходил от гнева. Теперь его ярость не казалась мне такой вкусной, как будто гнев перешел здоровую черту и стал чем-то большим, чем-то худшим. Что бы ни разрывало Кейна изнутри, это явно было не то, на чем я могла бы покормиться.

Клодия приблизилась ко мне достаточно близко, чтобы можно было говорить тихо, и я могла слышать ее сквозь крики Кейна.

— Иди, я сделаю так, чтобы боевой товарищ был рядом с ним двадцать четыре часа в сутки. — Взгляд у нее был очень серьезный. Она намекала, что мне было небезопасно оставаться с Кейном наедине.

Я не стала спорить — просто взяла свое полотенце и оставила бутылку с водой у скамьи. Не настолько сильно я ее хотела, чтобы приближаться к Кейну, когда он был готов броситься на меня с кулаками. Я начинала верить, что его ревнивое собственничество было настолько безумным, словно что-то внутри него сломалось и нуждалось в терапии или таблетках, а может, и в том, и в другом. В случае с Ашером и Кейном, «сходить с ума от любви» было не просто фразой — собственно, как раз поэтому я с Ашером и не спала. При иных обстоятельствах мы бы просто уволили Кейна и отослали его в другой город, чтобы он стал чьей-то чужой проблемой, но из-за того, что Ашер сделал его своей звериной половиной, уход Кейна означал бы также и уход Ашера, и, хотя я с ним не спала, с ним спали другие, или хотели спать и усердно работали в этом направлении. У нас здесь были те, кто был влюблен в Ашера. Жаль, что все мы ненавидели Кейна, а он ненавидел нас.

2

По дороге к шкафчикам я завернула за угол и едва не врезалась в Рафаэля. Ему пришлось поймать меня, в противном случае я бы впечаталась лицом ему в грудь. Очевидно, Кейн беспокоил меня больше, чем я думала, потому что я не почувствовала ни энергию Рафаэля, ни его главного телохранителя Бенито, который стоял рядом с ним. Даже без своей потусторонней энергии они оба были высокими, смуглыми, мускулистыми и красивыми, если говорить о Рафаэле, про Бенито же я бы скорее сказала «зловещими». Волосы у них обоих были короткие и черные, а глаза — карие, но у Бенито на лице были глубокие шрамы вроде тех, которые остаются от акне, однако дело было не только в шрамах. В моей жизни были и другие люди со шрамами на лице, но никто из них не производил впечатление злодейского прихвостня из фильма про супергероев, а Бенито производил. Может, он просто очень старался выглядеть пугающим на своем посту главного телохранителя Рафаэля.

Я начала отстраняться от Рафаэля — частично потому, что ситуация застала меня врасплох, но и потому, что я всегда так реагировала на затянувшиеся обнимашки. К счастью для всех нас, я уже достаточно долго работала над своими проблемами, чтобы осознавать, что объятие может быть приятным — не в романтическом смысле, а потому, что ненависть Кейна уже основательно потрепала мне нервы. Нет ничего хорошего в том, что кто-то тебя ненавидит, но когда это происходит по причине того, что ты изменить не в силах — например, потому, что ты женщина, или потому что у тебя были отношения с чьим-то нынешним бойфрендом… с этим ничего не поделаешь.

Была у меня еще одна причина не обниматься с Рафаэлем: он не входил в список любовей моей жизни. Предполагалось, что он был мощным источником пищи для ardeur’а, и это действительно было так, но из-за того, что я не понимала, как можно вступать в регулярные интимные контакты с тем, с кем ты не встречаешься, границы между нами замылились, и я не очень понимала, как себя с ним вести. Если Рафаэль просто мой друг и секс-перекус, будет ли честно с моей стороны искать в нем эмоциональную поддержку? Где вообще проходит граница между другом с привилегиями и бойфрендом?

Поскольку ответа на этот вопрос у меня не было, я позволила себя расслабиться в объятиях Рафаэля — позволила силе его рук окутать меня. Учитывая, что я стояла спиной к помещению, в котором находился Кейн, мне следовало развернуться, чтобы я могла заранее увидеть, что он приближается, но Рафаэль и так смотрел в ту сторону, к тому же, с нами был Бенито, и если Кейн вздумает что-нибудь выкинуть, я делаю ставку на нас. В этот момент я подумала: я что, пытаюсь спровоцировать Кейна? Надеюсь, что нет, потому что это было бы слишком по-детски, и слишком опасно для нас обоих.

— Я слышу, в зале кто-то разглагольствует. — Заметил Бенито.

— Это Кейн. — Ответила я в один голос с Рафаэлем.

Он плотнее прижал меня к своему телу, и я скользнула руками по его талии, чтобы нащупать его спину, взмокшую от пота. Грудь, к которой я прижималась щекой, тоже была немного влажной. Это заставило меня слегка отстраниться, посмеиваясь.

— Я тоже сейчас занимался. — Сказал Рафаэль, посмеиваясь вместе со мной.

— Пойдемте к шкафчикам. — Предложил Бенито. — Не хочу, чтобы мы оказались в поле его зрения, когда он выйдет из зала.

Никто из нас не стал спорить. Я просто обняла Рафаэля за талию, а он меня — за плечи, после чего мы позволили телохранителю увести нас подальше от шума нарастающих голосов. Мы с Рафаэлем уже достаточно долго были любовниками, чтобы знать, куда девать руки, ноги и носы, независимо от того, чем мы занимаемся. Ни с кем из тех, в кого я не была влюблена, мне еще не было настолько комфортно физически. Это казалось странным, потому что какая-то часть меня верила, что такой уровень физического комфорта возможен лишь после того, как вы уже влюбились друг в друга. Меня немного беспокоил тот факт, что он может возникнуть просто потому, что вы достаточно часто бываете вместе.

Кейн больше не орал, но он уже не мог видеть меня или еще кого-то, к кому он ревновал. Как только объект его ненависти скрывался из поля зрения, все резко улучшалось.

— Он опасен. — Заметил Бенито таким тоном, словно не собирался говорить этого вслух.

— Согласна. — Ответила я.

Рафаэль приобнял меня на ходу одной рукой.

— Тебе нужно все время держать рядом с собой охранника, Анита.

— Значит, не только мне кажется, что вспышки ревности Кейна с каждым разом становятся все более стремными. — Сказала я.

— Они действительно становятся хуже. — Подтвердил Бенито.

— Не будь Кейн гиеной зова Ашера, я бы предложил меры посерьезнее, прежде чем он успеет навредить кому-то из тех, кто мне небезразличен. — Заметил Рафаэль, целуя меня в лоб.

— Я с тобой даже соглашусь. Нам бы ничего не понадобилось делать: достаточно просто позволить ярости Кейна пролиться не на того человека, и природа все бы решила за нас. — Сказала я. — Вот только если умрет Кейн, Ашер может умереть вместе с ним.

— Анита, меня восхищает, что Ашер так серьезно относится к своей терапии, но он привязал к себе Кейна еще до нее. — Напомнил Рафаэль.

— Я не одобряю ни терапию, ни лекарства, но перемены в Ашере с тех пор, как он стал заниматься этим, действительно впечатляют. — Произнес Бенито.

— Я и сама-то не слишком верю в пилюли счастья. — Сказала я. — Но, наблюдая за переменами в Ашере, я, наверное, могу действительно поменять свое мнение.

— Мне кажется, дело было в биохимическом дисбалансе. — Предположил Рафаэль.

— Ага, а значит, Ашер и правда не отдавал себе отчета в некоторых своих действиях.

— Как ты относишься к тому, что Жан-Клод вернул Ашера в свою постель? — Спросил Рафаэль, снова целуя меня в лоб.

— Если тебя интересует, спросил ли он моего мнения, то мы это уже обсудили. И с Натэниэлом я это тоже обсудила.

От развернул меня рядом с комнатой со шкафчиками так, чтобы посмотреть мне в лицо, и спросил:

— И как ты относишься ко всей этой ситуации с Ашером?

Мне пришлось отвернуться, чтобы не смотреть в эти большие карие глаза, пока я пыталась разобраться со своими чувствами и с тем, хочу ли я вообще их обсуждать.

— В каком-то смысле мне его не хватает, но я искренне верю в то, что если ты не в состоянии вынести человека в его худших проявлениях, то ты не заслуживаешь его лучших сторон, а я его худших проявлений не выдерживаю.

Палец Рафаэля приподнял мое лицо за подбородок, чтобы он мог посмотреть в мои собственные карие глаза. Его темные глаза и черные волосы были мексиканским наследием, как и мои. От отца-немца мне досталась бледная кожа, но все остальное во мне было от матери, как мне говорили, и как я могла сама убедиться по фотографиям. Мама умерла, когда мне было восемь, так что я не очень хорошо ее помню, а то, что осталось в моей памяти, размылось через призму детского сознания, потому что на момент ее смерти я была ребенком, и без фотографий я не могла понять, что мы с ней действительно были похожи.

Как и мои родители, Рафаэль был первым ребенком в своей семье, который родился на территории этой страны. Я была вторым поколением. Мы оба считали себя американцами, и большинство людей даже не замечали во мне испанского наследия. По их словам, я могла сойти за американку, хотя для моей мачехи-блондинки я никогда не буду достаточно белой, но эту печальную расистскую историю лучше оставить для другого раза.

Я посмотрела в смуглое лицо Рафаэля, столь подходившее его волосам и глазам. Он не мог скрыть того, кем являлся, а я просто не пыталась этого делать — я даже не задумывалась на эту тему, пока что-нибудь не напоминало мне об этом. Но я стала чаще вспоминать о своей семье, когда мы с Жан-Клодом начали планировать свадьбу. Пока что мой отец не собирался вести меня к алтарю, потому что я выхожу замуж за вампира, а значит — проклинаю себя на веки веков в глазах католической церкви. Все мое семейство было набожными католиками.

— У тебя в глазах столько серьезных мыслей. — Произнес Рафаэль.

Я покачала головой.

— И ни одна из них не заслуживает того, чтобы ею поделиться.

Он подарил мне тот взгляд, который часто бывает у моих относительно серьезных знакомых — взгляд, говорящий о том, что они мне не верят, когда я отмахиваюсь от темы, утверждая, что она незначительная.

— Все нормально, если ты любишь Ашера. Я в нем не вижу ничего такого, что видите вы, но мне и не надо — он же не моя детка.

— И не моя. — Сказала я, гадая, не слишком ли явно я протестую.

Рафаэль посмотрел на меня так, словно задавался тем же вопросом, и это меня выбесило — заставило приблизиться к его лицу вместо того, чтобы позволить ему и дальше придерживать меня за подбородок.

— Если Ашер для тебя ничего не значит, тогда почему ты рискуешь жизнью Рафаэля из-за того бардака, который он натворил с местными вергиенами? — Спросил Бенито.

— Бенито, тебя это не касается… — Начал Рафаэль.

— Если не меня, то кого, мой царь? Я поклялся беречь твою жизнь, но я не могу драться вместо тебя, когда тебе бросают вызов. Если Анита сделает тебя крысой своего зова, то ты получишь достаточно силы, чтобы победить любого противника.

— Почему у тебя так быстро появился новый противник? — Удивилась я.

На этот раз уже Рафаэль ответ взгляд, как будто он не был уверен в том, что я могу увидеть в его глазах. Я потянула его за майку, чтобы развернуть к себе.

— Ты бился за городом всего две недели назад. Ты хороший царь и отличный лидер, почему тебя снова вызывают на бой так скоро?

Я уже знала, что любой, кто хочет бросить вызов другой веркрысе в родере, должен иметь для этого причину, и эта причина должна быть достаточно веской, чтобы другие веркрысы поддержали вызов своим голосом. Если у претендента была фиктивная причина для драки, другие крысы могли использовать голосование, чтобы отменить поединок, потому что он не стоил того, чтобы рисковать жизнью их царя.

— Скажи ей, Рафаэль. — Подал голос Бенито.

— Я здесь царь, а не ты! — Гнев Рафаэля протащил его зверя вспышкой жара по моей коже. Мне нужно было отпустить его и отойти подальше, чтобы я смогла сделать несколько глубоких, успокаивающих вдохов. Я не могла перекидываться, как настоящий оборотень, но я все-таки несла в себе внутренних зверей, и один из них был крысой.

— Ты мой царь, но она должна знать, что происходит.

— Кто-нибудь, объясните мне, что за херня, потому что у меня уже нервишки пошаливают.

Рафаэль кивнул Бенито.

— Ты хотел рассказать ей, так говори.

Бенито выглядел так, словно слова Рафаэля застали его врасплох, но он быстро пришел в себя и посмотрел на меня очень серьезно. Что бы он ни собирался мне рассказать, он не ожидал, что я буду в восторге от этой информации.

— Причина для этого вызова — их страх перед тем фактом, что, если ты сделаешь Рафаэля крысой своего зова, то все веркрысы Соединенных Штатов станут рабами вампиров через твою связь с Жан-Клодом, потому что ты — его человек-слуга.

— Местный клан должен понимать, что это не так. — Возразила я.

— Я больше не царь клана Сент-Луиса. Я царь всех веркрыс в этой стране, так что они все голосуют.

Я нахмурилась.

— Как все веркрысы могут одновременно голосовать за сегодняшнюю схватку?

— Онлайн, мы повесили голосование онлайн. — Ответил он.

— И как обстоят дела?

— Я проигрываю.

— Боже, думаю, я могу понять, что, если они не знают лично меня или Жан-Клода, то действительно могут переживать. Они ведь понятия не имеют, что мы с ним отнюдь не злобные ублюдки.

— Они знают твою репутацию легального ликвидатора таких, как мы, и они видели съемку из Колорадо, когда ты подняла там армию зомби. — Сказал Рафаэль.

— Если я скажу, что армию мертвецов первым поднял плохой некромант, и мне пришлось остановить его, это что-то изменит в лучшую сторону? — Улыбнулась я, делая ставку на то, что я была миниатюрна, и, пользуясь этим, могла казаться очаровательной. Я годами ненавидела в себе это, но некоторые женщины моей жизни научили меня тому, что женские хитрости — это не всегда про секс, и что миловидность имеет свою собственную суперсилу. Хотелось бы мне узнать об этом хотя бы пару лет назад, или просто захотеть использовать это чуть раньше.

Рафаэль рассмеялся, но Бенито был непробиваем.

— Твоя репутация пугает, Анита. Если бы ты была женщиной Рафаэля, это сделало бы его могущественным, но ты помолвлена с Жан-Клодом, и ты будешь королевой вампиров в этой стране. Эта мысль пугает наш народ.

— От оборотня во мне не меньше, чем от вампира. — Возразила я.

— Они видели тебя и твоих зомби онлайн, когда люди снимали вас на телефоны. Они видели тебя под руку с Жан-Клодом на видео с помолвки, на интервью, которых с приближением свадьбы становится все больше, и в то же время ты не перекидываешься, они не видят тебя с нами. Они не чувствовали твою силу, как королевы леопардов для твоего короля Мики. Они не чувствовали тягу твоей внутренней крысы. Однако они почувствовали, как ты кормишься на них через Рафаэля, и это пиздец как их напугало.

— Думаю, это самая длинная речь, которую я от тебя когда-либо слышала. — Констатировала я.

— Я могу говорить за Рафаэля, если он сам этого не делает.

— Угроза должна быть по-настоящему серьезной, если ты так говоришь, Бенито. Этот новый противник реально настолько хорош или в чем там прикол?

Бенито кивнул.

— Насколько? — Уточнила я.

— Достаточно, чтобы я боялся за своего царя и друга.

Эта фраза меня напугала, потому что Бенито так никогда не говорил.

— Твоя вера в меня на поединках в бойцовской яме настолько слаба? — Спросил Рафаэль.

— Ты хорош, ты невероятно хорош, мой царь. Ты был свиреп сегодня на тренировке.

— Но недостаточно свиреп для того, чтобы победить Гектора.

— Думаю, ты можешь победить его, но если ты проиграешь в голосовании, то каждый следующий претендент может воспользоваться той же причиной для нового вызова. Никто не выдержит такого напора. Рано или поздно все проигрывают. В драке до первой, или даже до третьей крови, ты теряешь свою репутацию, но это не несет угрозы для жизни.

— А нельзя сделать так, чтобы драка за корону была только до третьей крови, не такой опасной? — Спросила я.

Я не удержалась и покосилась на черную корону на предплечье Рафаэля. Это был знак его права на трон в родере, и он же давал название клану веркрыс Сент-Луиса — Клану Темной Короны.

Бенито покачал головой.

— Если еще что-то, что я должна узнать, пока мы тут болтаем? — Поинтересовалась я.

— Да. — Ответил Бенито.

— Нет. — Возразил Рафаэль.

— Бенито. — Обратилась к нему я.

— Прошу тебя, мой царь, друг мой, она должна знать, что ты нарушил одно из наших самых священных правил.

— Она не перекидывается, она не настоящая веркрыса, так что это правило тут не работает.

— Кто-нибудь, объясните мне уже, что это за правило такое, и я сама решу, работает оно со мной или нет.

Ребята переглянулись между собой. Со стороны коридора раздался голос Клодии:

— Анита имеет право знать.

Я покосилась в ту сторону, чтобы понять, нет ли рядом с ней Кейна, но она была одна. Она, наверное, поняла, что я его высматриваю, потому что добавила:

— Гелиос повел Кейна на его новую тренировку с железом. Я приставила к ним еще двух охранников. Они все потягают столько, сколько должны потягать за сегодня, а у Кейна будет достаточно людей вокруг, чтобы придавить его, если понадобится.

— Если Кейн представляет такую опасность для Аниты, его нужно убрать. — Сказал Бенито.

— Мы не можем рисковать жизнью Ашера. — Возразила я.

— Но можем рисковать жизнью Рафаэля. — Парировал он.

— Хватит, Бенито. — Приструнил его Рафаэль.

— Прошу тебя, Рафаэль, пожалуйста, Анита должна знать. — Взмолилась Клодия.

Клодия никогда никого ни о чем не молила. Мой желудок внезапно завязался узлом. В этот момент до меня дошло, что Бенито и Рафаэль уже дали мне достаточно подсказок.

— Я знаю, что стать частью родере можно не только пережив нападение или несчастный случай. Можно заслужить свое место там, победив в драке. Я не думала, что это касается меня, потому что я не планировала присоединиться к родере.

— Да, если бы ты была обычным человеком, который хочет стать одним из нас, ты могла бы взять холодное оружие и биться против кого-то из нас в полузвериной форме.

— Не биться, Клодия. — Поправил ее Рафаэль. — Достаточно всего лишь раз пустить кровь, после чего один из нас может сделать это в ответ трижды.

Любопытно, что для Рафаэля это не было дракой, но я не стала спорить, просто сказала:

— Вот почему вы все так круто деретесь — потому что вам нужно было уметь драться просто для того, чтобы попасть в клан.

— Именно так, но наш царь привел тебя в клан так, словно он был львом, леопардом или другим животным со своей любовницей. — Сказал Бенито.

— Это единственная форма териантропии, которую я приняла добровольно — все остальные я получила случайно или во время нападения.

— Ненавижу этот новый политкорректный сленг. — Заметил Рафаэль.

— Смысл в том, что «ликантропия» — это только про вервольфов, а «териантропия» затрагивает все формы. — Пояснила я.

— Я знаю, что это значит, но мы все и так понимает, что ликантропия стала общепринятым термином для всех нас.

— «Териантропия» — это достаточно простой термин. — Сказала я.

— Да, но они на этом не остановились, эти борцы за социальную справедливость, они создали для нас целую кучу других терминов. Язык сломаешь, пока выговоришь «ароураиотропия» (скорее всего, это слово означает веркрысиную ликантропию, но точно может знать только Лорел — прим. переводчика), а большинство из нас еще даже с вариантом произношения этого слова не определились.

— Я согласна, что новый сленг — это просто смешно, но мне, как маршалу, приходится его использовать, либо на меня напишут жалобу.

— А на тебя уже писали жалобы? — Поинтересовалась Клодия.

— Ага.

— Кто? Потому что никто из нас точно не жаловался. — Заметил Рафаэль.

— Другой маршал. — Ответила я.

— Если Анита будет драться в яме до первой крови с кем-то из нас, то она получит место в клане, и это осадит претендентов. — Сказал Бенито.

— Как ее телохранитель, я против. — Вмешалась Клодия.

— Ты охраняешь ее, но ты обещала служить Рафаэлю.

— Если мы позволим им вынудить Аниту сражаться в бойцовской яме, наши враги могут также вынудить ее участвовать в настоящем поединке. Не против кого-то из нас, а против кого-то из тех веркрыс, кто не постесняется воспользоваться ситуацией и серьезно ранит ее.

— Они могут убить человека, который с ними сражается? — Уточнила я.

— Нет. — Ответили Клодия и Бенито в один голос.

— Но веркрысы вправе требовать, чтобы человек бился до третьей крови так же, как и они. — Возразил Рафаэль.

— Что будет, если я проиграю? — Спросила я.

— В обычной ситуации тебе бы просто не позволили стать одной из нас. Если во время следующей полной луны побежденный человек не перекидывается, то все заканчивается. — Пояснил Рафаэль.

— А если проигравший все же перекинется во время полнолуния?

— Его выследят и убьют. — Ответил Бенито.

— Потому что он не заслужил права быть веркрысой. — Догадалась я.

Он кивнул.

— Так у нас заведено. — Добавил Рафаэль.

— Я не перекидываюсь, я просто не могу перекинуться, так что, если я проиграю, все должно быть нормально.

— Жан-Клод никогда не позволит тебе рисковать своей жизнью на песках в наших бойцовских ямах. — Возразил Рафаэль.

— Он мне пока не босс. — Ответила я.

Рафаэль улыбнулся.

— Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь сможет стать тебе боссом, Анита Блейк, но я не стану рисковать тем альянсом, который мы построили, ради шанса остановить дуэли за право на трон.

— Но это докажет, что ты уважаешь законы родере, и что Анита тоже их уважает. Это поможет успокоить страх перед тем, что ты предашь нашу культуру, оставив нас на милость Мики и его леопардов. — Заметил Бенито.

— Почему речь о Мике? — Не поняла я.

— Он путешествует по стране, как глава Коалиции, которая призвана объединять все группы животных между собой. — Ответил Бенито.

— Ага, Мика — наш мальчик с плаката, призывающий людей, териантропов и оборотней всех расцветок жить дружно. — Сказала я.

— Некоторые из моего народа считают, что это я должен стоять во главе Коалиции.

Я посмотрела на Рафаэля.

— Ты теперь ездишь по делам Коалиции почти так же часто, как это делает Мика.

— Но я не стою во главе Коалиции, а значит, для некоторых я — его правая рука. И Мика становится более сильным королем для всех зверей, а я — более сильным царем для всех веркрыс.

— Но веркрысами правишь ты. Мика не лезет в дела родере, если только ты сам не просишь его тебе помочь.

— Ты это знаешь, я это знаю, но многие из моего народа напуганы и не верят в это, а мои враги продолжают твердеть о том, что я просто марионетка в руках Мики и его любовника Жан-Клода.

— Они не любовники. — Автоматически поправила я, но не то что бы ожидала, что в это кто-то поверит. Нельзя доказать, что кто-то чего-то не делал, особенно если об этом постоянно витают слухи.

— Все мы это знаем. — Ответил Рафаэль.

— Проблема не в том, трахает ли Мика Жан-Клода, а в том, что наши враги утверждают, что Рафаэль его трахает. — Пояснил Бенито.

Я вылупилась на него.

— Это что-то новенькое. — Заметила я.

Они втроем с Клодией покачали головами.

— Ладно, это новенькое для меня.

— Этот слух только усиливает теорию о том, что, если Рафаэль будет еще сильнее привязан к тебе и Жан-Клоду, тот сможет запросто поработить нас. — Сказал Бенито.

— Жан-Клод не интересуются изнасилованием. — Ответила я, про себя подумав о том, что он слишком многое пережил, и за все эти столетия слишком часто оказывался в руках более сильных вампиров. Это отбило у него всякое желание навязать себя там, где его не хотят, хотя, учитывая, что ему было порядка шести веков, его представления о соблазнении были не слишком политкорректными, но изнасилованиями он не увлекался. Прежде, чем будет сделан решающий шаг, человек должен был дать ему свое согласие.

— Опять же, мы знаем, что Жан-Клод справедлив, а наши враги этого не знают. — Напомнил Рафаэль.

— Анита, сделай Рафаэля своим moitié bête. Дай ему силы, чтобы победить наших общих врагов настолько вчистую, чтобы они побоялись бросить ему новый вызов. — Попросил Бенито.

— Ты знаешь, почему я этого не делаю.

— Потому что Нарцисс поклялся убить Кейна, если ты сделаешь меня крысой своего зова раньше, чем его — своей гиеной. — Сказал Рафаэль.

— А это — риск для жизни Ашера. — Добавила я.

— Я повторюсь: Рафаэль важнее, чем вампир. — Бросил Бенито.

— Не тебе это решать. — Парировал Рафаэль.

— Погоди, если я сделаю Рафаэля крысой своего зова, разве это не спровоцирует новые вызовы по той же причине, что и сегодняшний? В смысле, он ведь реально станет еще больше привязан к Жан-Клоду.

— После они бросят ему вызов, но как только они увидят, как возросла его сила, и что он будет способен сделать со своим противником, дуэли прекратятся. — Пояснил Бенито.

— Никто не может знать этого наверняка, Бенито. — Возразил Рафаэль.

— Я это знаю.

— Проблема в Ашере. — Сказала я.

— Тогда сделай Нарцисса гиеной своего зова, а потом Рафаэля — своей крысой. Ты не такая, как большинство вампиров, Анита, и зверей зова у тебя может быть столько же, сколько и внутренних.

Хотелось бы мне возразить на тему того, что меня приравняли к вампирам, потому что кровью я не питалась, но мне приходилось питаться гневом и похотью — в противном случае я больше не могла исцеляться. С точки зрения закона вампиром меня это не делало, но ни один энергетический вампир не попадал под законное определение.

— Я не хочу привязывать себя к Нарциссу — он практически так же помешан на Ашере, как и Кейн, так что нет, спасибо. Не хочу я вариться в этой драме целую вечность.

— Тогда объясни это Нарциссу и закрепи сделку с нами, Анита. — Сказал Бенито.

— Все не так просто, Бенито.

— Все просто, если ты не пытаешься усложнять. — Возразил он.

Понятия не имею, что бы я ему на это ответила, потому что вмешался Рафаэль:

— Я приму твои поцелую и все, что ты готова мне дать этой ночью. Я не хочу тратить время, которое у нас осталось, на споры.

— Ты правда переживаешь. — Сказала я, изучая его лицо.

— Позволь мне выйти на битву с ощущением твоего тела, как щита вокруг меня. Пусть мой соперник почувствует тебя на моей коже. Позволь мне отравить его шлейфом твоего дыхания на моих губах. — Он прикоснулся к моему лицу, приподнимая его для поцелуя.

Что мне оставалось делать? Я приподнялась на цыпочки и встретила его на полпути. Отстранившись после поцелуя, я сказала:

— План остается в силе, но сперва мы приведем себя в порядок и вымоемся, а после приступим к нашему… свиданию перед битвой. — Технически это не было свиданием, но я не могла назвать это перепихоном, по крайней мере не перед Клодией и Бенито.

— Будет практичнее, если мы примем душ вместе. Мы сможем вымыть друг друга и начать наше свидание пораньше.

Я знала, что у Мики с Натэниэлом сегодня было запланировано свое «свидание», а Жан-Клод занимался фехтованием — он учредил этот вид тренировок вместе с некоторыми старыми вампирами и оборотнями. По факту сегодня я могла провести время за тренировкой, работой или как угодно еще.

— Если только тебя не ждет кто-то другой из твоих любовников. — Добавил Рафаэль. Ему удалось прозвучать практически нейтрально.

— Нет, по плану у меня только душ, и ты прав — принять его вместе будет эффективнее, да и воду сэкономим. — Я старалась быть серьезной, когда отвечала ему, но в конце все-таки не сдержала улыбку.

Его ответная улыбка стоило того, чтобы сказать «да». Она прогнала всю мрачность и обреченность с его лица, оставив его просто счастливым. Мы взялись за руки и направились к душевым, и на этот раз не собирались останавливаться ради дискуссий.

3

Мы с Рафаэлем держались за руки и все было дико романтично, пока мы не приблизились к душевым, откуда услышали гомон мужских голосов, и поняли, что не только мы четверо собрались помыться. Если бы я была одна, я бы просто сходила в душ в той комнате, которую делила с Микой и Натэниэлом, но было немного странно использовать его, когда я собиралась раздеть в нем другого мужчину. К тому же, я не знала, началось ли уже их свидание, и, поскольку Мика по-прежнему работал над своими проблемами по части встреч с Натэниэлом без девушки в качестве буфера, я не хотела портить им свидание. Натэниэл был для Мики тем, кем Кейн пытался выставить меня для Ашера — единственным исключением для его ориентации, вот только Мика был гетеросексуален до того, как влюбился в Натэниэла.

— Что не так? — Спросил Рафаэль.

До меня дошло, что я застыла на месте, а он немного ушел вперед, хотя мы все еще держались за руки.

— Как-то тесновато там для романтики.

Он вскинул взгляд к потолку, как будто только что осознал, что в душевых шумит вода, а голоса других мужчин звучат все громче, когда они беззлобно подкалывают друг друга, после чего в разговор вмешалась Клодия:

— Анита, мы — верживотные, нас не смущает нагота.

Я уставилась на нее.

— Все вы так говорите, и в большинстве случаев это правда, но стоит только одному-единственному охраннику увидеть в комнате голую девчонку, как все становится пиздец каким неловким.

— Кто это был? — Спросила она, и ее голос вернулся к тому тону инструктора/адского босса/родителя, который сейчас всыплет тебе по первое число.

— Вервольф, Рикки. — Ответила я.

— Вот потому мы его и уволили. — Сказала она.

— Он и как охранник со своими обязанностями не очень-то справлялся. — Добавила я.

— И не занимался в зале, чтобы стать лучше. — Продолжила Клодия.

— Ага, и ныл почти так же, как Кейн. — Сказала я.

— Если этого Рикки здесь больше нет, почему ты переживаешь? — Спросил Рафаэль.

— Я могла бы просто помыться в присутствии других людей, и я уже так делала, но мы с тобой собираемся раздеться и заняться в душе как минимум прелюдией. При таком раскладе мне публика не по душе.

— Как и мне, но мы можем просто воспользоваться одной из закрытых кабинок с занавеской. — Предложил он.

— Как и сказала Клодия, вы — верживотные, и проблема не только в том, что нас могут увидеть. Для большинства из вас звуки и запахи не менее интимны.

Мне нравились закрытые душевые кабины, и не только мне. Я была не единственной, у кого были проблемы с тем, чтобы мыться в присутствии мужиков. Я даже несколько раз натыкалась на других мужчин в закрытых кабинках. Парням нужно больше личного пространства, чем вы думаете, ну, или, по крайней мере, некоторым из них. Скромность — это не только женское качество. Ага, еще один двойной стандарт накрылся медным тазом.

Рафаэль шагнул ко мне и притянул меня за руку в объятие.

— Это правда, но сегодня я хочу получить столько тебя, сколько смогу, Анита. Я хочу воспользоваться закрытой кабинкой.

Я положила свободную руку ему на грудь — там, где ее не прикрывала майка. Его кожа была гладкой и теплой, а пот почти высох.

— Если мы займемся сексом в одной комнате с охранниками, возникнет еще одна проблема: они задумаются о том, можно ли и им делать так же.

— Они не посмеют к тебе прикоснуться. — Возразил Рафаэль.

— Вероятно, нет, а вот нашим охранницам в душевых придется несладко.

— У меня проблем не будет. — Сказала Клодия.

— Тебя и меня они боятся по разным причинам, но большинства других девчонок из числа охранников они не боятся вообще. К тому же, мы что, реально хотим дать всем вокруг понять, что можно заниматься сексом в общих душевых?

— Это будет не первый раз для тебя и одного из твоих… людей. — Ответила Клодия, и выглядела при этом почти смущенной, а это случалось нечасто. В основном она была такой же, как и большинство телохранителей — чем бы клиент ни занимался, ее это не смущало.

— Да, но в тот раз ты убедилась, что кроме меня и Никки в душевых никого не было, к тому же, тогда я чуть не высосала его до смерти. — Сказала я, нахмурившись.

Рафаэль обнял меня покрепче.

— Анита, я не твоя Невеста Дракулы, чтобы ты могла высосать из меня жизнь ardeur’ом.

— К тому же, сейчас я лучше его контролирую, чем тогда. — Добавила я.

— Мы можем выпроводить всех, кто там сейчас есть. — Предложил Бенито.

— Но они же моются. — Запротестовала я.

— Я пойду туда и скажу им, чтоб поторапливались.

Клодия кивнула.

— Сделай это.

— Стой, погоди. — Я остановила Бенито, когда он собирался пройти мимо нас. Он обернулся и посмотрел на меня.

— Что не так, Анита? — Спросил Рафаэль.

— Как-то это слишком нагло, выгонять их вот так из общего душа.

Рафаэль рассмеялся и чмокнул меня в лоб.

— Это так мило, что ты продолжаешь забывать о своем статусе их работодателя и королевы.

Я нахмурилась, глядя на него. Большинство низкорослых людей терпеть не могут, когда их называют милыми. Даже «прелестный» уже вызывает проблемы.

— Я их босс, но технически им платит Жан-Клод, так что именно он их работодатель, а я пока что не королева — до тех пор, пока не выйду за него.

— Ты — королева тигров. — Заметил он.

— Только потому, что мне не нравится, когда меня называют матерью всех тигров. — Возразила я.

— Почти все бывшие члены Арлекина зовут тебя своей темной королевой. — Сказал Бенито.

— Они привыкли подчиняться королеве и тысячу лет ходили в элитных охранниках Королевы Всей Тьмы. — Я поежилась, назвав ее по имени.

Я убила вампирскую королеву старого Совета, если того, у кого нет тела, вообще можно было убить. Она была мертва во всех человеческих и нечеловеческих смыслах.

— Анита пыталась отучить их звать ее своей темной королевой. — Заметила Клодия.

Я вздохнула и немного привалилась к Рафаэлю, прижавшись щекой к его майке и приятной твердости под ней.

— Большинство из них мне удалось отучить называть меня своей злой королевой.

Рафаэль прижал меня поближе и чмокнул в лоб.

— Мне жаль, Анита, я не хотел поднимать неудобные темы.

— Хороший выбор слов. — Похвалила я, все еще прижимаясь к его груди. Я не стала говорить, что «пугающие» было более уместным для обозначения этих тем. Матерь Всей Тьмы я убила, поглотив ее сущность, в то время как она пыталась завладеть моим телом и использовать его в своих собственных интересах. В тот миг как будто бы объект, который невозможно передвинуть, столкнулся с непреодолимой силой, и большинство ставок было сделано на нее. Она, вероятно, была самым первым вампиром — такая древняя, что ее изначальное тело было давно утрачено, а последним она завладела насильно. Его подорвала группа наемников, которых наняли убить ее, но все, что они сделали — это уничтожили тело, в которым она была заперта целую тысячу лет. Они выпустили ее из тюрьмы, оставив бродить по миру ночным кошмаром, который искал себе новое тело. И она захотела мое.

Рафаль погладил меня по волосам и тихо сказал:

— Она мерта, Анита, ее больше нет. Тебе больше не нужно бояться ее.

Я высвободилась из кольца его рук.

— Она не вторгалась в твои сны и не пыталась завладеть твоим телом.

— Это правда. — Согласился он.

Он закрылся — его лицо было благоразумным и пустым, скрывая то, что он на самом деле думал и чувствовал.

— Кажется, я должна извиниться перед тобой, хоть и не очень хорошо понимаю, за что. — Сказала я.

Рафаэль едва заметно мне улыбнулся, но его глаза остались печальными.

— Если бы я был настоящим джентльменом, то предложил бы нам помыться раздельно, после чего пошел бы готовиться к предстоящему бою, но сегодня я слишком сильно хочу быть с тобой, чтобы играть в эти игры.

— Я тоже хочу тебя, Рафаэль. — Сказала я, потому что именно так надо отвечать, когда кто-то настолько прямо говорит тебе о своем влечении. Это как если бы человек сказал, что любит тебя. Нужно сказать то же самое в ответ, даже если это не совсем правда, в противном случае придется иметь дело с одной из этих максимально неловких ситуаций на современных свиданиях, когда ты пытаешься объяснить человеку, что не все нужно сводить к любви.

— Я могу лишь поверить тебе на слово, могу лишь высматривать на твоем лице доказательства того, что это действительно правда, потому что я не способен читать твой разум и ощущать твои эмоции.

— Ты можешь почувствовать их на моей коже — все оборотни это умеют. — Возразила я.

— Сейчас я знаю, что ты не охвачена похотью, потому что, как ты и сказала, я бы почувствовал ее на тебе.

Я очень старалась не выдать своего смущения и даже малейшего неудобства. Я уставилась в пол, а потом заставила себя посмотреть наверх, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Твоих эмоция я чувствовать не могу, но по лицу вижу, что ты тоже сейчас не очень-то похотлив.

— С этим я не могу поспорить, и в любой другой день я бы просто отпустил тебя в душ в твоей комнате, где ты могла бы побыть с другими твоими мужчинами, или в ту огромную ванну в покоях Жан-Клода, но сегодня особенный день. Я хочу тебя, как мужчина хочет женщину, но я также хочу, чтобы ты покормила на мне ardeur.

— Разве тогда ты не будешь слишком слаб, чтобы драться сегодня ночью?

— Если бы ты кормилась только от меня — возможно, но я дам тебе покормиться на всех, кто зовет меня своим царем. Если это последний раз, то я хочу, чтобы ты забрала от нас столько силы, сколько Жан-Клод способен разделить между своими людьми.

Я прикоснулась к руке Рафаэля, изучая его лицо и пытаясь понять, что он думал и чувствовал.

— Я тебя спросила, считаешь ли ты, что победишь сегодня, и ты сказал мне, что да. Я что-то упускаю? Не те вопросы задаю?

— Он — это я тридцать лет назад, Анита. Ему почти нечего терять, но он столько всего может получить. Я же могу потерять столько всего, а получу лишь его смерть, которой я не желаю. Думаю, он верит, что ты поработишь всех нас — ты и Жан-Клод. Он твердо намерен сбросить меня с престола. Я защищаю то, что мое, но во мне уже давно нет такой веры, как в нем.

— Понятия не имею, что это значит.

Он улыбнулся и коснулся своей большой ладонью моего лица, чтобы я могла потереться об ее тепло и приятный вес.

— Ну конечно же имеешь, ведь в тебе она все еще есть.

Я отстранилась, нахмурившись.

— Уже не так много, как раньше.

— Ты на пороге нового этапа своей жизни, Анита. Ты повзрослела слишком рано благодаря своей работе истребительницы вампиров и федерального маршала. Гектор не знает жизни за пределами своего клана. Внутри своего родере он поднялся так высоко, как только мог, и теперь нацелился на самое высокое место в рядах моего народа.

— Ты сказал, что он — это ты тридцать лет назад.

— Очень на то похоже.

— И сколько ему лет?

— Хочешь знать, сколько лет мне?

Я уставилась на его волосы цвета вороного крыла, на лицо, не испещренное морщинами. Не будь в его глазах этой мудрости и терпения, я бы не дала ему больше тридцати, но глаза его были такими же, как у некоторых вампиров. Не было в них возраста, но они могли показать эхо тех лет, что прожиты, как если бы можно было повзрослеть, не постарев при этом телом.

— Я знаю, что оборотни стареют медленнее людей. — Сказала я.

Он улыбнулся.

— Я старше пятидесяти.

Мой шок явно был написан у меня на лице, потому что он рассмеялся.

— Прости, просто… я бы ни за что не догадалась.

Он притянул меня в очередное объятие, все еще посмеиваясь.

— Мы расчистим вам душевые. — Сказала Клодия, и они с Бенито двинулись ко входу в общий душ, из которого, торопливо одеваясь, уже выбиралась небольшая кучка охранников. Они бормотали: «Анита, Рафаэль, Клодия», некоторые поприветствовали и Бенито, но он не был их боссом, как и не был тем, кто тренировал их, да и царем тоже не был. Он не обиделся на это, потому что хороший телохранитель должен оставаться незамеченным до тех пор, пока не понадобится — это часть его работы.

— Думаю, они нас слышали. — Сказала я, не очень понимая, как отношусь к тому, что нашего с Рафаэлем желания расчистить душевые было достаточно, чтобы все потихоньку оттуда свалили, или это было потому, что Клодия с Бенито начали выгонять их оттуда? Я знала, что Клодию многие побаиваются, что до Бенито, то если бы он не был таким же пугающим, каким выглядел, то вряд ли бы он занимал пост главного телохранителя у Рафаэля.

Когда массовое бегство высоких качков, прижимавших к себе одежду и оружие, сошло на нет, Рафаэль протянул мне свою руку.

— Пойдем?

Что еще я могла сказать, кроме «да»?

Клодия настояла на том, что она должна войти в душевые первой, хоть мы здесь и были в полной безопасности. С некоторыми телохранителями я могла спорить. Клодия была не из их числа. Бенито проследовал за своим царем и за мной, хотя я знала, кого он бросится защищать в случае чего, но, поскольку у меня была Клодия, я не парилась.

4

В душевых все же кое-кто остался. Пьеретта по-прежнему была там — ее темные волосы были все еще влажными, а из одежды на ней оказалось только огромное полотенце из числа тех, что мы держим в общих душевых для всех. Полотенца были такими здоровыми, что могли прикрыть человека под семь футов ростом (213 см. — прим. переводчика), как Клодия, так что на Пьеретте, которая была лишь на пару дюймов выше меня, полотенце смотрелось как вечернее платье, и прикрывало даже лодыжки. Мне эти полотенца вообще приходилось подворачивать, чтобы не наступать на ткань. Универсальный размер подходит далеко не всем.

Пьеретта припала на одно колено, и ей удалось сделать это настолько изящно, как будто она и правда была одета в настоящее платье. Если бы я попыталась припасть на колено в этом полотенце и хоть чуть-чуть ошиблась бы с движением, оно наверняка размоталось бы, но у меня-то не было нескольких веков практики в искусстве быть изящной, а у нее было.

— Моя королева, царь Рафаэль, как я могу услужить вам? — Она смотрела в пол, пока говорила это, так что выражения ее лица я не видела, а это очень помогло бы мне понять, какого хрена здесь происходит.

— Пьеретта, я ведь тебе уже говорила, что мне не нравится, когда ты кланяешься и подметаешь пол. — Сказала я.

Она подняла лицо и посмотрела на меня, и даже без макияжа она все еще была очень симпатичной. Ее глаза были огромными даже без косметики, но их карий оттенок казался бледнее без подводки и теней для век — светлее, чем у меня или Рафаэля. Ее лицо было изящным треугольником, а губы бледны, но все равно взывали к поцелуям — даже без красной помады, которую она обычно носила, чтобы сочетаться с моей, но на мне ведь ее сейчас тоже не было. Я подумала о том, чтобы наклониться и поцеловать ее, но мне хотелось узнать, почему она уже стоит на коленях, хотя я только вошла. Она была моей любовницей и мне нравилось, что она была частью нашей полигруппы, но иногда она вгоняла меня в ступор.

— Это так, моя королева, но я не знала, как мне следует обратиться к тебе и к царю Рафаэлю одновременно, так что это показалось мне хорошим вариантом. — Она смотрела на меня так, как будто говорила что-то разумное.

— Обратиться по поводу чего? — Не поняла я.

— По поводу того, чтобы присоединиться к вам двоим в душе. — Опять же, она говорила это так, словно я должна была понять ее, и я, вроде как, догадывалась, что она имеет в виду, но меня это не слишком радовало.

Я почувствовала, что Рафаэль смотрит на меня, еще до того, как повернулась и уставилась на него в ответ. Он вскинул брови и поинтересовался:

— Анита, что происходит?

— Дай мне минутку, ладно?

Он кивнул и отпустил мою руку, как будто для того, чтобы поднять с колен женщину, которая стояла перед нами, мне могут понадобиться обе.

— Во-первых, встань. — Велела я и протянул Пьеретте свою руку. Она приняла ее и даже позволила мне ощутить часть ее веса, когда поднималась на ноги, хотя для этого ей вообще не нужна была моя помощь.

Она стояла рядом с нами, держа меня за руки, и мне вновь захотелось поцеловать ее. Не будь здесь Рафаэля, я бы, наверное, так и сделала, или если бы она была из числа моих главных любовников, или… а, к черту.

— Пьеретта, я хочу тебя поцеловать.

Она улыбнулась и потянулась ко мне, но я остановила ее, вроде как махнув ее рукой, зажатой в моей ладони.

— Но сперва я хотела бы узнать, почему ты решила, что присоединишься к нам в душе.

Она застыла и выглядела озадаченной.

— Мне казалось, что те из нас, кто желают разделить ложе с царем Рафаэлем, должны поведать ему об этом.

— Что она сказала? — Переспросил он из-за моей спины.

Я вздохнула, прикрыла глаза и попыталась понять, как лучше ему ответить. Ничего хорошего мне в голову не пришло. Я отпустила руку Пьеретты и повернулась к Рафаэлю.

— В общем, я все гадала, почему ты больше ни с кем не встречаешься.

— Ты намекаешь на то, что устала от меня? — Спросил он с пустым лицом, но я хорошо знала эту напряженную линию его плеч, чтобы понять, что к чему.

— Нет, совершенно нет. Боже, в моей голове это звучало гораздо лучше. Мне нравится быть с тобой, секс у нас чудесный, дружба тоже, и все всегда было замечательно. Я знаю, что в случае необходимости ты прикроешь не только меня, но и всех нас, а мы прикроем тебя в ответ.

— Звучит как прелюдия к «давай останемся друзьями».

Я раздраженно вздохнула и попыталась объяснить ему все еще раз.

— Нет, я клянусь, что это не так, но ты клевый, и мне казалось логичным предположить, что ты строишь серьезные отношения и с другими женщинами, но ты такой скрытный, когда речь заходит об этом.

— Ты думала, что я тебе изменяю? — Спросил он, нахмурившись, искренне озадаченный.

— Нет, нет, я не это имела в виду. Ладно, в общем, я поговорила со своей полигруппой на тему того, что ты спишь только со мной, и что я не могу уделять тебе достаточно внимания, потому что я, вроде как, и так перегружена отношениями, поэтому я спросила, что они думают по поводу того, что ты будешь спать с другими девушками из нашей группы, которые заинтересованы в тебе в этом плане.

Теперь он казался еще более озадаченным.

— Что из того, что я сказал или сделал, заставило тебя думать, что мне нужен секс еще с кем-то, кроме тебя?

— Ничего, просто… Мне бы понадобилось больше секса. Мне бы хотелось больше, и я собиралась поговорить с тобой об этом, но сперва я хотела убедиться в том, что некоторые женщины в моей полигруппе согласны с этим.

Пьеретта вновь рухнула на колени.

— Моя королева, мне так жаль, ты с ним еще не говорила об этом.

— Не-а. — Подтвердила я.

Она попыталась еще сильнее вжаться в пол, но я вовремя поймала ее за руку.

— Пьеретта, пожалуйста, не надо унижаться, меня это правда напрягает. Мы ведь уже говорили об этом.

На этот раз мне не пришлось просить ее подняться — она сделала это сама.

— И все же я искренне сожалею. Я не знала, что ты еще не поговорила с ним об этом.

— Мы обсуждали эту тему всего два дня назад. За это время я не успела повидаться с Рафаэлем.

— Мои глубочайшие извинения вам обоим. — Сказала она.

Я вздохнула и повернулась к мужчине, о котором шла речь. Я не могла прочитать выражение его лица, потому что оно было каким-то новым для меня.

— Этой ночью ты бьешься за свою корону. Я бы не стала поднимать эту тему сегодня.

Пьеретта попыталась вновь упасть на колени, но я рявкнула:

— Пьеретта!

Она застыла, не успев опуститься на пол в своем полотенце, и казалась чрезвычайно сокрушенной, но все равно очаровательной. Странно, что я нахожу других женщин очаровательными, но так оно и было. Я задумалась о том, что, вероятно, мне следовало извиниться перед некоторыми мужчинами за то, что я выбешивалась на них, когда они годами называли меня очаровательной или милой.

— Мне жаль, что я не мила вам, царь Рафаэль. — Сказала Пьеретта, опустив глаза, так что она не видела выражения, которое промелькнуло на его лице.

Он улыбнулся.

— Ты красива и, я уверен, во многих смыслах восхитительна. Пожалуйста, не думай, что я колеблюсь потому, что тебе недостает очарования.

Пьеретта посмотрела на него, и я знала этот взгляд, потому что на мне он работал. Она старалась показаться ему милой и заинтересовать его.

— В таком случае, я не понимаю, ваше величество.

Он нахмурился — вероятно, из-за обращения, но не стал поправлять ее, либо он, как и я, не был уверен в том, что должен это делать.

— Анита, ты хочешь сказать, что если я соглашусь, то это случится прямо сейчас?

— В смысле, что мы трое разделим душ и, вероятно, еще что-нибудь? — Уточнила я.

— Да, в этом смысле.

Я пожала плечами.

— Как я уже говорила, я собиралась обсудить с тобой это.

— Значит, это «да». — Подытожил он.

Я кивнула.

— Ага, я не планировала, что это произойдет так скоро, но — да.

Он покачал головой.

— Это ловушка.

Я нахмурилась.

— Что ловушка?

— Это предложение о сексе втроем.

— А ловушка-то в чем? — Не поняла я.

— Прежде женщины, с которыми я встречался, уже делали мне такое предложение, и это всегда была ловушка.

— Да в чем там ловушка? — Не унималась я.

— Все девушки использовали это, как способ проверить, стану ли я изменять…

— Это не измена, если девушка сама предлагает тебе тройничок с участием другой женщины. — Парировала я.

— Она смотрела на все иначе. — Возразил он.

— Тогда это нечестно. — Ответила я.

Рафаэль улыбнулся.

— Спасибо, я солидарен с тобой.

— Это может быть ловушкой. — Заметила Пьеретта.

Я посмотрела на нее, а потом мы вместе кивнули.

— Есть еще вариант, при котором после удачного секса втроем, даже если все прошло хорошо, на утро обе девушки приходят к выводу, что это была ужасная идея, а вина за нее почему-то лежит на мне. — Произнес Рафаэль.

— Каким образом? — Не поняла я.

— Вероятно, потому, что я — мужчина, а значит, достаточно похотлив, чтобы хотеть удовлетворить двух женщин сразу. Анита, Пьеретта, я не знаю — в тот день я понятия не имел, что мне думать.

— Значит, всякий раз, когда женщина предлагала тебе переспать с ней и еще с одной девушкой, это была ловушка? — Подытожила я.

— Да. — Ответил он.

— Ну, Пьеретта, так-то, моя девушка, поэтому…

Он покачал головой.

— Я это проходил, и все закончилось тем, что меня ревновали всякий раз, когда я был с кем-то из них, и это все разрушило.

— Они были полиаморами? — Спросила я.

Он задумался на секунду.

— Нет, они были бисексуальны, но не полиаморны.

— Вот мы и нашли твою проблему. — Сказала я.

— Анита, я верю в серьезность твоих слов, ты всегда стараешься говорить то, что думаешь, и я ценю твое предложение, но неважно, как хорошо все начнется — все всегда заканчивается драмой, разрывом, а то и насилием.

— Каким еще насилием? — Не поняла я.

— Одна из них меня пырнула.

Я вылупилась на него.

— Жесть, это… Скажи мне, что ты подал в суд. Терпеть не могу двойные стандарты, что женщина якобы может причинить вред мужчине, и ей за это ничего не будет, потому что она — женщина. Вот что означает равенство. Ты делаешь что-то плохое, и огребаешь за это в полной мере.

Он покачал головой.

— Это был обычный столовый нож, даже не серебряный. К моменту приезда полиции раны бы уже не осталось, к тому же, я — царь веркрыс, и подобный поступок выставил бы меня слабым.

— Ты чувствовал, что получил за дело? Не в смысле, что она справедливо тебя пырнула, а в смысле, ты и правда чувствовал, что изменяешь ей или что-то в этом духе?

— На утро после секса втроем, который она же и предложила, и сама выбрала для него девушку, она проснулась последней. В этот момент мы с ее подругой целовались.

— Ты был уверен, что получил ее разрешение. — Сказала я.

— Нам с ее подругой действительно так казалось, но она выбралась из постели расстроенной, а я побежал за ней, пытаясь понять, что я сделал не так.

— И что же? — Спросила я.

Он улыбнулся.

— Думаю, к тому моменту, как все закончилось, ее претензия сводилась к тому, что я поцеловал первой не ее. Она хотела разделить меня со своей подругой, но не желала оказаться на вторых ролях.

— Что ж, теперь понятно, почему тебя напрягает перспектива секса с двумя женщинами сразу. Мне правда жаль, что Пьеретта вывалила это на тебя, мы можем забыть об этом или обсудить позже, или как тебе будет удобно.

— Спасибо. — Поблагодарил меня он.

— Погоди-ка, а что ты сделал с той девушкой, которая тебя пырнула, если к делу не подключалась полиция?

— Я расстался с ней, что еще я мог сделать?

— Если это не официальный вызов, то попытка убийства главы всех групп оборотней одного вида автоматически означает смертный приговор.

— Некоторые из моих людей предлагали мне это, но она не хотела меня убивать. Она была в ужасе, когда увидела кровь. Молила о прощении, клялась мне в любви. Думаю, это было искренне.

— Абьюзер всегда сожалеет после, но это не имеет отношения к любви. — Парировала я.

Рафаэль изучал мое лицо.

— Ты утверждаешь, что ее поступок равносилен тому, как если бы мужчина ударил женщину?

— Если ты пырнул кого-то из ревности, то это ненормально и абьюзивно, независимо от того, какого ты пола — мужчины не могут так делать, женщины не могут, никто не может так делать из ревности.

— Очень деловой подход. — Заметил он.

— Ты выглядишь и ведешь себя так, словно тебя это не выбесило, как будто это в порядке вещей. Ты же понимаешь, что это неправильно? Ты понимаешь, что это не твоя вина, что ты не должен был отвечать за это, понимаешь ведь? — Спросила я.

— Теперь — да, но мне потребовались годы, чтобы понять это.

— Рафаэль, как можно не понимать, что это неправильно?

— Меня привлекают сексуальные, ненормальные, неуравновешенные женщины, и это моя вина.

— Мне оскорбиться? — Поинтересовалась я с улыбкой.

На этот раз он выглядел сконфуженным.

— Нет, нет, отношения с тобой — одни из самых стабильных, что у меня были.

Я не знала, что ему сказать, потому что это казалось мне печальным.

— Правда?

Он рассмеялся.

— Видела бы ты свое лицо, Анита, да, правда. Неважно, какими адекватными и собранными они казались поначалу, если меня к ним влекло, то на самом деле они были неуравновешенными. Некоторые скрывали это лучше других, но оно всегда было внутри них. Чем сильнее меня влечет к женщине, тем больше в ней сумасшествия.

— Даже в твоей бывшей жене? — Удивилась я.

Он кивнул.

— О, да. После того раза я понял, что не стоит спешить с женитьбой.

— Мне так жаль. — Сказала я.

— Не стоит, я выучил урок. Я просто не встречаюсь, если только кто-то другой не выбирает для меня женщину.

— Ты что, серьезно? — Не поняла я.

— Очень даже серьезно.

— У тебя настолько дурной вкус в женщинах?

Рафаэль снова кивнул.

— Это ужасное бремя. — Заметила Пьеретта.

Он посмотрел на нее.

— Спасибо, что понимаешь это.

— Значит, со мной ты получал секс, и тебе не надо было париться об отношениях.

— Ты занимаешься сексом как сумасшедшая, но отношения строишь настолько логично и прагматично, как ни одна другая женщина, что я встречал.

— Спасибо, пожалуй, но насчет второго — сомнительного. Я не кажусь себе чертовски логичной, когда влюбляюсь.

— Никто не кажется. — Заметила Пьеретта.

Рафаэль повернулся к ней с улыбкой.

— Спасибо тебе за то, что ты желаешь побыть с нами третьей, Пьеретта. Это чудесное предложение, и ты — чудесная женщина, но нынче ночью я должен обсудить с Анитой, как это повлияет на наше соглашение, а она обещала, что это не свалится мне на голову, как кирпич. — Он взял ее за руку и коснулся губами костяшек ее пальцев, словно так и должен был — едва ли это можно было назвать поцелуем.

Жан-Клод объяснил мне разницу, так же, как объяснил, что я должна позволить ему поднести мою руку к губам, а не поднимать ее самостоятельно и тыкать ему в рот.

Пьеретта забрала свою одежду и оружие из маленького шкафчика, а потом ушла так же, как это сделали другие охранники — со своими вещами в охапку, как будто мы бы не дали ей одеться. Это было неловко, но не так неловко, как весь наш разговор.

Когда мы остались одни, я сказала:

— Прости, что она вывалила это на тебя.

— Это была чудесная идея, Анита, но спасибо, что понимаешь, как я пуглив в подобных вопросах.

— Дело же не только в той, которая пырнула тебя после того, как сама же и предложила тройничок, да?

Он улыбнулся, пожал плечами и только потом ответил:

— Меня влечет к женщинам, которые желают попробовать все, либо же к тем, которые уже занимаются нестандартными практиками в сексе, но я также и царь своего клана. Наши женщины склонны драться за место в моей постели.

— Они реально за это дерутся? — Удивилась я.

Рафаэль улыбнулся и показался смущенным, потом он кивнул.

— Если выбор царя очевиден, то в этом нет нужды, но когда я перестал строить серьезные отношения внутри родере, начались драки. Это часть нашей культуры — битвой решаются многие проблемы. Если только это не драка за титул царя, она не обязана быть смертельной — она может быть и до первой крови, но это то, как наш народ привык решать многие вопросы.

— Впервые слышу, чтобы женщины твоего клана дрались за тебя. — Сказала я.

— Это вредило моему родере, так что я постановил, что если они будут биться за меня, то никому не достанется место в моей постели. В конце концов мне пришлось прекратить встречаться с кем-либо из моего клана, а потом я стал царем других крысиных групп, но возможности для отношений все равно были исчерпаны. Стабильность и власть были для меня важнее, а когда я стал править большим количеством людей и мои земли расширились, я обнаружил, что у меня просто не осталось времени на отношения, так мы и пришли к тому, что имеем сейчас.

— Ох, теперь мне, вроде как, неловко, что я подняла эту тему со своей полигруппой, потому что она прошлась практически по всем твоим больным мозолям.

— Кто еще, помимо Пьеретты, выразил согласие? — Спросил Рафаэль, и сам факт, что он это сделал, означал, что моя идея его все же заинтриговала.

— Эйнжел вскинула руку так быстро, что я была уверена, что она порвет себе связки.

Он рассмеялся.

— Фортуна выразила интерес, но, думаю, Эхо считает, что в последнее время они слишком отдалились друг от друга.

— Они веками были парой — это достаточно явно говорит о расстановке приоритетов. — Заметил он.

Я кивнула.

— Ага, смерть может чертовски долго не разлучать вас, если один из вас вампир.

— Только если этот вампир сделает тебя своим человеком-слугой, либо животным своего зова — только тогда ты сможешь разделить с ним его нестареющее бессмертие. — Произнес он.

— Даже если я сделаю тебя крысой своего зова, то не смогу гарантировать, что обеспечу тебе бессмертие. Я не настоящий вампир, я просто разделила свои силы с одним из них.

— Я знаю, но я не поэтому хочу, чтобы ты привязала меня к себе.

— Ты хочешь силы. — Сказала я.

Он кивнул.

— Хочу.

— Все не так просто, Рафаэль.

— Некоторые люди в твоей жизни боятся, что если ты привяжешь меня к себе, то это отнимет у них твое время и внимание. — Заметил он.

Я, наверное, выглядела удивленной, потому что он добавил:

— Я довольно подробно обсудил это с Микой. Он сказал, что некоторые из твоих побочных любовников уже чувствуют себя обделенными.

— Думаю, именно по этой причине я и хотела предложить тебе начать спать с другими женщинами. Я решила, что это поможет снять с нас с тобой клеймо отношений и успокоит неуверенных в себе людей. — Ответила я.

— Это хорошая идея, Анита, но если меня чему и научили отношения с неуравновешенными и пылкими женщинами, так это тому, что даже хорошая идея не способна вразумить неуверенного в себе человека. Неважно, что ты сделаешь — этого всегда будет недостаточно, потому что неуверенность сидит внутри них, и только они сами могут исправить это.

— Мудрые слова. — Заметила я.

— Я стараюсь быть мудрым, но сейчас я бы хотел оставить мудрость за порогом.

— Что у тебя на уме? — Спросила я, улыбаясь.

— Трахни меня так, как будто ты одна из моих ненормальных бывших.

Я рассмеялась.

— А после покормись на мне, покормись на всех крысах — возьми столько энергии, сколько сможешь взять.

— Ты не захочешь, чтобы я взяла так много. — Возразила я.

— Да, но я все же прошу тебя взять столько, сколько ты сможешь.

— Надо предупредить остальных, что у меня намечается сытный мясной обед, чтобы в процессе никто не оказался за рулем или еще где-нибудь, где им необходимо оставаться сосредоточенными. — Сказала я.

— Бенито уже кинул клич, чтобы мои люди узнали об этом.

Я хотела возмутиться, что он должен был поговорить со мной, прежде чем сообщение разлетелось, но не стала. Он действовал на опережение, что я, вроде как, ценила. Практичность и уверенность в себе сексуальны, а у Рафаэля было и то, и другое.

5

Мы избавились от одежды, попутно обмениваясь рьяными поцелуями и лихорадочно лаская друг друга, но как только мы зашли в душевую кабинку, все замедлилось, и наши руки заскользили, исследуя и оглаживая мокрую кожу.

Рафаэль отстранился, чтобы посмотреть вниз, на меня, и вода стекала ручьями по его волосам и лицу. Я подвинулась так, чтобы оказаться в том безопасном от воды пространстве, которое создавало его тело, и теперь меня ударяли лишь редкие капли, которые падали с него вниз.

— Я хочу, чтобы это произошло вдумчиво и постепенно, Анита. Я не в настроении для быстрячка. — Сказал он, немного повысив голос, чтобы его было слышно за шумом воды.

— Хорошо. — Ответила я. — Хотя лучше нам не занимать душевые, чтобы не мешать остальным. — Я пыталась шутить, но его лицо оставалось торжественным, а взгляд был тяжелым от переполнявших его эмоций.

— Если только тебе не нужно идти к кому-то из твоих любовников. — В конце фразы он улыбнулся, но это было лишь движение губ — глаза и выражение лица остались тяжелыми и закрытыми. Не в смысле, что он прятал от меня свои мысли, а как если бы его мысли были слишком темными, чтобы скрывать их от меня.

— Я тебе уже ответила на этот вопрос, Рафаэль. Нет, сейчас меня больше никто не ждет. Все либо тренируются, либо заняты другими людьми.

— Если ты хочешь позаниматься еще…

Я коснулась пальцами его губ. Он уставился на меня с глазами, полными поражения. Да что за хрень здесь творится? Почему предстоящая драка так сильно отличается от других?

— Рафаэль, я здесь, с тобой.

Его руки обернулись вокруг меня — он обнял меня, прижав так близко, как это только было возможно за пределами секса, но это не было эротично. Его тело все еще прижималось к моему. Прежняя пылкость исчезла, как если бы ее смыла вода вместе с потом после тренировки в зале. Я прижалась щекой к груди Рафаэля, повернув голову и используя его тело так, чтобы струи воды не мешали мне дышать. Можно запросто наглотаться воды, если вдохнуть слишком глубоко, стоя под душем, а я этого не хотела.

Рафаэль шепнул в мои мокрые волосы:

— Анита, ты придешь посмотреть мою битву этой ночью?

— Я думала, туда пускают только веркрыс. — Удивилась я.

— Обычно это так, но мне позволено привезти партнера, который находится за пределами структуры власти.

— В смысле — за пределами структуры власти?

— Я — единственный царь в истории, у которого проблемы с тем, чтобы встречаться с членами своего клана. Мне позволено иметь девушку и даже супругу, которая не была бы веркрысой.

Я осторожно потерлась щекой об его грудь, стараясь не наглотаться воды.

— Если это не повлечет за собой неприятностей ни для кого из нас, то хорошо, я приду, чтобы поболеть за тебя сегодня.

— Я хочу, чтобы ты узнала, что представляет из себя поединок, хочу, чтобы ты увидела Гектора до того, как начнется бой.

— И почему ты хочешь, чтобы я увидела его до начала драки? — Спросила я.

Он прижал меня к себе чуть крепче, а я в ответ обняла его за талию, стараясь держать его так же крепко, как если бы это помогло исправить весь этот бардак. Вряд ли поможет, конечно, но и хуже не сделает.

— Тебе стоит увидеть его чистым и сильным до того, как я его раню.

— Рафаэль, ты же не собираешься убивать его, так какая разница, как он выглядит, будучи живым и здоровым? — Не поняла я. Мне хотелось увидеть его лицо, но мы прижимались друг к другу слишком близко. Если я вскину голову, то просто захлебнусь.

— Если я выиграю, то да, но если победит он, то ты должна будешь соблазнить его, Анита. Тебе придется сделать все возможное, чтобы защитить тех членов моего клана, кто дорог нам обоим.

— Ну хватит. — Сказала я и попыталась отстраниться, но он удержал меня на месте. Я подняла голову, стараясь увидеть Рафаэля, и мне все лицо залило водой. Что ж, я хотя бы не наглоталась ее — этим я себя успокаивала, когда вновь прижалась щекой к его груди. — Рафаэль, почему ты так говоришь?

— Анита, всегда есть шанс, что я проиграю, и ты это знаешь.

— Твою мать. — Выругалась я и принялась возиться с выключателями у него за спиной. Я повернула что-то не то, и нас обдало ледяной водой. Он прижал меня ближе к себе, положив ладонь на мой затылок, так что я не могла отстраниться, чтобы увидеть его лицо. Я могла бы сопротивляться и, вероятно, заставила бы его отпустить меня, либо же он просто отпустил бы меня, начни я сопротивляться, но в тот момент я чувствовала силу его рук, обнимающих мое тело подобно броне из плоти и крови, укутанной в мягкую, чудесную темную кожу. Руки, которые меня удерживали, были подобны стали, а мое лицо прижималось к его груди. Я слышала его сердцебиение — мощное и уверенное.

Я позволила ему держать себя, но не стала обнимать в ответ. Я пристроила руки у него на бедрах — в других обстоятельствах это было бы сексуально, но не сейчас.

— Рафаэль, что происходит?

Я чувствовала себя просто смешно, разговаривая с ним вот так, прижимаясь к его груди, но ответ на этот вопрос я хотела услышать больше, чем силой вырваться из его объятий.

— Я уже сказал тебе, что случится сегодня ночью. — Ответил он, и его голос грохотал в грудной клетке, к которой я прижималась щекой.

— Я уже видела тебя перед драками, Рафаэль, и что-то не так, с тобой сегодня что-то не так. Я не знаю, в чем дело, но ты должен отложить этот бой.

— Почему? — Спросил он и поцеловал мою мокрую макушку.

— Потому что если ты внушил себе, что ты проиграешь, то ты проиграешь — это правило работает для любого боя.

— Анита, этой ночью я приложу все усилия ради моего народа.

— Скажи мне, что ты победишь. Скажи, что надерешь ему задницу. Скажи мне, что ты убьешь его, Рафаэль.

— Я попытаюсь. — По его голосу было ясно, что он лгал. Он попытается, но он не верил, что это сработает.

Я начала отстраняться. Я больше не могла прижиматься к нему вот так — мне нужно было его увидеть, я должна была отодвинуться.

— Не заставляй меня вырываться силой, Рафаэль.

— Думаешь, ты бы смогла? — Спросил он с ноткой веселого высокомерия, какое часто слышишь от больших и атлетичных парней. Неплохо, по крайней мере, это было в стиле человека, который планирует победить, хоть мне и не нравилось, что он разговаривал в таком тоне со мной.

— Мне придется серьезно ранить тебя, но пока ты не планируешь навредить мне в ответ, то да, я могу заставить тебя отпустить меня, однако я не хочу, чтобы ты пострадал. — Сказала я, а потом у меня возникла идея. — Ты пострадаешь, если драку отложить?

Он рассмеялся и выпустил меня, отступая так далеко, как позволяла ему душевая кабинка. Его лицо просветлело от смеха и осталось таким даже когда он замолчал. Уже лучше — во многих смыслах.

— Не стоит ранить меня, чтобы удержать от сегодняшней битвы, Анита. Если все поймут, что ты способна всерьез навредить мне, это лишь станет новым пунктом в списке моих слабостей, который составляют мои враги.

— А ты не можешь сказать, что получил травму во время тренировки? — Предложила я.

— Зачем мне лгать?

— Потому что сейчас ты на пределе своей уверенности, а я не хочу посылать тебя в битву, если ты не уверен, что можешь победить.

Он посмотрел мне в глаза, и это был лучший прямой взгляд из тех, что у нас были, когда мы находились наедине, будучи обнаженными, но сейчас речь шла не о сексе, а потому отсутствие одежды не имело значения.

— Я не переживал о первых вызовах, которые получал — они не имели большого значения для родере, как и для организации, которую я построил (речь о Пушистой Коалиции — прим. переводчика), но сейчас мы рискуем лишить наш народ будущего. Я уже не первый год наблюдаю за Гектором. Я даже подумывал о том, чтобы привезти его сюда, тренировать и когда-нибудь назначить своим наследником.

— Разве для этого ему не пришлось бы убить тебя? — Спросила я. Я стояла, обняв себя руками, потому что без горячей воды здесь стало холодновато.

— Нет, ему пришлось бы убить того, кто убьет меня.

— Я не понимаю.

Рафаэль протянул мне одно из полотенец, которые он взял снаружи кабинки. Я взяла его и начала вытираться, пока мы разговаривали.

— Я хотел найти молодую веркрысу, которую мог бы назначить своим преемником. Гектор был в списке претендентов. Через пять-десять лет он стал бы тем, в ком нуждается родере и Коалиция, но на данный момент он слишком молод и неопытен, чтобы вести нас. Если сегодня ночью он победит, это будет катастрофа.

— Ага, потому что ты будешь мертв. — Сказала я, аккуратно промакивая свои волосы, стараясь не растирать их и не заворачивать в полотенце, потому что это испортило бы мои локоны. С тех пор, как свадьба начала приближаться, мы с Микой неделями слушали от Жан-Клода лекции о полотенцах. Я буду невестой, а Мике надо будет стоять рядом с нами, и господь в этот день велел нашим волосам выглядеть потрясающе и никак иначе. Даже сейчас, когда я слушала Рафаэля, я старалась помнить об этом. Глупо, но это порадует Жан-Клода.

— Сейчас, когда некому встать на место, моя смерть и правда будет катастрофой, но когда-нибудь я проиграю, Анита. В какой-то момент каждый воин стареет и слабеет, а когда речь идет о двух соперниках одного размера и уровня подготовки, иной раз все решает удача. В боксе и смешанных боевых искусствах проигравший остается в живых, чтобы больше тренироваться и стать лучше, чтобы учиться на своих ошибках и однажды вернуться, завоевав себе победу, но сегодня проигрыш для одного из нас будет фатальным.

— Прежде чем ты опять начнешь затирать, что не сможешь выиграть сегодня — он действительно настолько лучше тебя?

Рафаэль покачал головой.

— Нет, я так не думаю, но для меня его смерть — это растрата потенциала. Я буду оплакивать его проигрыш, а он будет праздновать мою гибель. Сегодня я не могу позволить себе рассуждать, как это полагается царю — видеть в нем великого воина и его потенциал. Я должен быть бойцом — не только телом, но и разумом, и вести себя соответствующе. Мне нужно сузить свое восприятие до уровня Гектора, потому что он верит в свои причины для битвы. Он верит, что через тебя и Жан-Клода я продаю веркрыс в рабстве вампирам.

— Это неправда, и ты это знаешь.

— И все же я не могу доказать это Гектору или кому-то еще из моих врагов. Даже сейчас я хочу, чтобы ты кормилась на мне этой ночью и высосала из них силу.

— Физическая приближенность к объекту усиливает все вампирские способности, Рафаэль. Если сейчас, когда Гектор находится так близко от нас географически, я покормлю на тебе ardeur, это только сильнее убедит его в том, что я собираюсь отдать вас всех Жан-Клоду в качестве рабов и еды.

— Сексуальных рабов. — Поправил Рафаэль.

— Прости, что?

Он улыбнулся, но это была не слишком веселая улыбка.

— Ходят слухи, что искусительная сила Жан-Клода превратит нас всех в сексуальных рабов для него и его вампиров, а также для тех верживотных, которые близки с ним и с тобой.

— Я слышала, что для того, чтобы присоединиться к любой сверхъестественной группе в Сент-Луисе, якобы нужно переспать с кем-то из нас, но прикол про сексуальное рабство — это что-то новенькое. Они что, думают, мы тут сутенеры какие-то, или как, по их мнению, это работает?

— Я не знаю, как и Гектор, но он гомофоб, и сам факт, что я, вероятно, сплю с Жан-Клодом, пугает его и других молодых самцов из наших кланов. В последней битве тот, кого я победил, был похож на Гектора — в нем я тоже видел потенциал и будущего царя. Анита, даже если сегодня я выиграю, я невольно начну разрушать то будущее, которое сам же построил, ведь королевство хорошо лишь настолько, насколько хорош его король. Если тот, кто займет мое место, будет плохим королем, то он уничтожит все, над чем я так долго и упорно работал, а если я продолжу убивать самых сильных и талантливых молодых самцов, то моя победа будешь лишь в битвах, а войну я проиграю. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я кивнула, заворачиваясь в полотенце, и подогнула верхний край, чтобы потом, когда я выйду из душа, ткань не волочилась по полу.

— Думаю, да. Ты победил всех потенциальных плохих царей, из которых вышли бы паршивые лидеры, но теперь ты вынужден биться против тех, кто, по твоему мнению, смог бы править хорошо, просто их время еще не пришло.

— Именно так — даже если сегодня я выйду победителем, это все еще будет потерей для будущего моего народа.

— Мне плевать, если это потеря для будущих поколений, Рафаэль. Мне поебать, что Гектор когда-нибудь станет великим царем. Этой ночью он не должен убить тебя. Он не должен получить твою корону на десять лет раньше положенного. Сегодня речь не о нем, а сегодня, Рафаэль, это все, что имеет значение.

— Твоя речь такая пылкая. Ты правда будешь скучать по мне так сильно, или станешь оплакивать меня только потому, что я — твой союзник и часть твоего оплота?

— Ты сам знаешь, что для меня ты больше, чем союзник и друг.

— Меня влечет к психованным сукам, Анита. Это значит, что для меня любовь полна драмы, криков и отвратительных поступков. Только это заставляет меня чувствовать себя любимым. Как бы дико ни звучало, но это правда, и прежде, чем ты спросишь меня об этом — да, я обсуждал эту тему с психотерапевтом, которого посоветовал Мика. Я даже знаю, что меня вырастил человек, который был нестабильным и сумасшедшим — как раз поэтому я и сам стремлюсь к таким людям. Но то, что я это знаю, не меняет моего понимания любви, или того факта, что это разрушает мою жизнь и раз за разом разбивает мое сердце. Я царь, и я не могу позволить кому-то нестабильному стать моей царицей, но ты, Анита, такая разумная, такая прагматичная в те моменты, когда я не понимаю, что ты чувствуешь, или что чувствую я сам.

— Терапия требует времени. — Заметила я.

— Я надеюсь, что когда-нибудь смогу полюбить женщину, которая не играет со мной и не сжигает мои вещи во дворе.

— И не тыкает в тебя ножом. — Добавила я.

Он улыбнулся.

— Да, это тоже, но мне все еще не хватает тех женщин, которые способны на подобные безумия.

— Мне тебя пожалеть или ты хочешь, чтобы я собрала те твои вещи, которые не слишком тебе нужны, и разожгла костерок? Можно, кстати, хот-доги на нем пожарить или маршмеллоу.

На этот раз он улыбнулся моей шутке. Я накинула себе за это пару очков.

— В этом нет необходимости, но, возможно, было бы здорово как-нибудь летом собраться на барбекю на заднем дворе у бассейна и приготовить жареные маршмеллоу.

Я улыбнулась.

— Звучит отлично.

— Это да.

Я протянула ему одно из чистых полотенец.

— Если ты сейчас же не начнешь сушить свои волосы, тебе придется намочить их и начать все заново, а если я не нанесу кондиционер на свои, то Жан-Клод заставит начать заново уже меня.

Он продолжал улыбаться, когда начал вытирать свои волосы.

— Давай найдем кровать и займемся еще какими-нибудь вещами, которые вызывают у нас улыбки.

Я уже собиралась согласиться, когда Жан-Клод прошептал в моей голове:

«Ma petite, как скоро ты начнешь кормиться на Рафаэле?»

Я осторожно послала ему мысль в ответ:

«А что?»

Внезапно я смогла увидеть его — Жан-Клод был все еще одет в форму для фехтования, хотя он и другие старые вампиры практиковали более традиционные боевые искусства. Я в основном практиковала кали — филиппинское боевое искусство, но мой главный инструктор, Фредо, помогал мне объединить его с техниками, которые я долгие годы использовала с ножами, так что это не были Синавали в чистом виде, но, как говорит Фредо, что есть кали? Кали — это я. А значит, ты должен заниматься так, как подходит именно тебе. Кали — это не просто боевое искусство, это стиль драки, а значит, его нужно практиковать так, чтобы это помогло тебе сохранить свою жизнь (Пекити-Тирсия Кали — полное название, старинное боевое искусство с упором на владение оружием, а не на рукопашную; Синавали — упражнения для тренировки координации движений, техники, силы и скорости ударов — прим. переводчика). Боевые искусства больше про судей и набранные очки. В драке же вопрос стоит только один — ты выжил? Мне нравились упражнения с холодным оружием — от различных типов мечей и ножей до топоров, владению которыми обучали остальных Нечестивец и Истина. Некоторые люди уверены, что холодное оружие сегодня не актуально, но им стоит посмотреть тренировки по самообороне. Обычный человек безо всякой сверхъестественной скорости все еще может пырнуть тебя раньше, чем ты успеешь выхватить пистолет, прицелиться и выстрелить, если между вами меньше 21 фута (6 метров — прим. переводчика). Если между вами 18–20 футов, то вы еще можете успеть пристрелить его, и тогда умрете вместе, но при расстоянии в 16–18 футов, если вас собираются пырнуть или ударить, вы уже точно не успеете выстрелить. Впрочем, даже без учета статистики мне всегда нравилось то, что связано с лезвиями. По субботам у нас были занятия с вампирами и верживотными, которые застали те времена, когда меч был оружием джентльмена. Одна из немногих тренировок с холодным оружием, которую я не посещала.

Жан-Клод улыбнулся, глядя на меня снизу вверх, потому что в своих видениях я всегда смотрела на него сверху вниз, как будто была летающей камерой — именно так было устроено мое зрение в моменты подглядывания в чужой разум. Черные кудри Жан-Клода были убраны в свободный хвост, но даже без обрамления из волос его лицо по-прежнему казалось слишком красиво, чтобы быть настоящим. Когда-то я считала, что вампирские трюки делают его таким прекрасным, но это просто был он сам.

«Мне скоро предстоит выйти на ринг, где мне понадобится вся моя концентрация. Сладость вашего обоюдного высвобождения будет более, чем отвлекающей».

Я даже не стала пытаться отвечать ему — просто опустила свои щиты так, чтобы он смог увидеть Рафаэля и понять, что у нас сейчас происходит.

— Чего хочет Жан-Клод? — Поинтересовался Рафаэль.

Это застало меня врасплох и заставило перевести взгляд на него, из-за чего я потеряла картинку с Жан-Клодом. Я уже начала было спрашивать, откуда он знал, что со мной кто-то связался, не говоря уже о том, что он понял, что это Жан-Клод, и только тогда я заметила, что он потирал свои руки, покрытые гусиной кожей.

— Ты ощутил энергию. — Сказала я.

— Я чувствую, когда Жан-Клод в твоей голове.

У меня не было шанса оставить этот вопрос на потом, потому что Жан-Клод просто знал то, что знала я, потому что он был в моей голове.

«Интересно» шепнул он и исчез, оставив нас с Рафаэлем в душе одних. Наши мысли и чувства снова были только нашими.

— Он на занятии с мечами, которое ведут старшие вампиры и оборотни. Не хочет, чтобы мы кормили ardeur, когда он на ринге.

— Не знал, что они используют настоящие мечи. — Удивился Рафаэль.

— Они и не используют, но можно получить травму даже от тупого меча для тренировок.

— Это верно. — Согласился он.

— Я знаю, что веркрысы пользуются настоящими лезвиями в большинстве своих трненировок. — Заметила я.

— Когда лезвие не серебряное, то рана залечивается почти мгновенно, если ты достаточно сильный оборотень.

— Ага, ты-то пиздецки силен, так что ты вылечишься, но я видела твоих ребят после тренировок, в которых участвуют только веркрысы, и они восстанавливаются не так быстро, как ты.

Он улыбнулся и в этом жесте проскользнуло высокомерие или, быть может, уверенность, которую он большую часть времени скрывал за своими дипломатичными и почти скромными манерами. Поскольку я была его любовницей, я заставала его и в моменты, когда он себя не контролировал, да и невозможно быть царем без уверенности в себе или даже некоторого высокомерия.

— Ты не залечиваешься так быстро, как это делаю я, и все же ты принимаешь участие в тренировках вместе с нами.

Я пожала плечами, чувствуя себя гордой и смущенной одновременно.

— Я удивилась, когда Фредо пригласил меня на свои частные уроки.

— Тебе следует быть польщенной — Фредо приглашает только самых лучших.

Я улыбнулась и почувствовала, что краснею. Обычно для того, чтобы заставить меня покраснеть, нужно что-нибудь околосексуальное, а значит, приглашение на частные уроки Фредо значило для меня больше, чем я думала. Глупо было рисковать своей шкурой на тренировках с настоящими лезвиями, хотя даже на частных уроках мы не всегда ими пользовались, но иногда мы брали ножи, покрытые серебром — после таких ран даже оборотни и вампиры будут восстанавливаться с человеческой скоростью. Веркрысы и золотые тигры верили, что если ты хотя бы иногда не тренируешься с серебряными ножами, то ты понятия не имеешь, насколько ты хорош или как бы ты вел себя в настоящей драке. Я получала травмы в реальных битвах и знала, каково это и как я буду себя вести, но сама философия мне нравилась.

Рафаэль рассмеялся.

— Жаль, что у меня не было возможности ходить на тренировки с тех пор, как ты к ним присоединилась.

— Что смешного? — Спросила я, чувствуя, что ощетинилась, как это бывало раньше, когда я еще не переросла в себе привычку так реагировать.

— Я не хотел огорчать тебя.

— Прости, я знаю, что не хотел, но на секунду мне показалось, что ты надо мной смеешься. Ну, типа я самая мелкая в классе и все такое, единственная женщина в мужской профессии — это нехило меня доканывало.

Рафаэль коснулся моего обнаженного плеча — очень нежно, как будто он не был уверен, что я не стану возражать. Я не велела ему убрать руку, но и не улыбнулась. Он наступил на мою больную мозоль случайно, но это все еще было больно.

— Я никогда не стал бы смеяться над тобой, Анита. Я слишком обязан тебе. Ты бросила вызов Мастеру Зверей, когда он освежевал меня заживо. Я никогда не забуду, что ты рисковала своей жизнью, чтобы спасти меня. Я не смел и мечтать, что мы когда-нибудь станем ближе, чем просто друзьями, которыми были тогда, но даже если бы мы никогда не стали любовниками, я все еще был бы в долгу перед тобой за твою тогдашнюю храбрость.

Я накрыла своей ладонью его руку в том месте, где он касался моего плеча. У меня перед глазами все еще стояла его спина — красная, как мясо, в то время как он сам был закован. К двери в качестве послания была прибита кожа. Я все еще видела, как Рафаэль лежит лицом вниз на столе, а на запястьях, лодыжках и шее у него серебряные скобы. Они крепились прямо к столу. Рафаэль был обнажен, но не только одежду с него сняли. Вся задняя часть его тела была кровавым месивом. Я нашла хозяина кожи, которая висела на двери. Красивое и смуглое лицо Рафаэля было поникшим, он был без сознания.

Среди всего, что я видела, это была одна из самых жутких вещей, которую один человек сотворил с другим.

— Рафаэль, ты был достаточно силен, чтобы выдержать пытку до того, как мы прибыли. Если бы ты сделал то, чего от тебя хотели, и отдал контроль над веркрысами, им бы хватило сил, чтобы захватить весь город.

— Я бы не отдал свой народ такому чудовищу — неважно, что бы они со мной сделали.

Я не стала ему говорить, что большинство людей, даже очень сильных людей, сдались бы под такой пыткой. Как говорит мой друг Эдуард, рано или поздно все ломаются. Вслух я ответила:

— Мне жаль, что я не убила Мастера Зверей до того, как он уехал из города.

— Ты убила его единственного сына. Для такого старого вампира, как Мастер Зверей, это достаточно серьезная месть.

— Ага, его шансы завести потомство в таком возрасте ничтожно малы.

— Арлекины еще не нашли его?

Я покачала головой.

— Мы освободили его от Матери Всей Тьмы, но после этого он исчез. Думаю, он боится того, что мы, да и все его враги, можем с ним сделать, если найдем его.

— Члены старого Совета вампиров веками наживали себе врагов. — Заметил Рафаэль.

— Ага. — Подтвердила я и отступила назад. — Пойдем оденемся и найдем себе спальню.

— Я испортил настрой своими разговорами о старых врагах. — Сказал он.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Чуть-чуть. Ладно, может, сильно испортил, но давай все-таки найдем спальню и проверим, сможешь ли ты вернуть мне настрой.

Честно говоря, воспоминания о пытках над Рафаэлем, которые мелькали в моей голове, отметали секс на задворки моего сознания. Будь он просто моим любовником, я бы сказала: «Давай отложим», но этой ночью ему предстоит драться не на жизнь, а на смерть. Будь я в него влюблена, я бы хотела заняться сексом просто потому, что это может быть наш последний шанс, но я не поэтому предложила ему найти спальню. Если это последний раз, когда я могу на нем покормиться, последняя возможность разделить с Жан-Клодом и нашими ребятами энергию веркрыс со всей страны, то я должна это сделать, хотя это была не единственная причина. Если Рафаэль сегодня умрет, то я пожалею, что отказалась. Друзьями мы с ним были гораздо дольше, чем друзьями по койке, и именно дружбы с Рафаэлем мне будет не хватать.

6

Мы с Рафаэлем оделись, вернули на место свое оружие и теперь шли по коридору в сопровождении Клодии и Бенито, держась за руки. Я пыталась уговорить их остаться и принять душ, но они были твердо намерены проводить нас до спальни. Рафаэль отнесся к этому спокойно, так что я тоже решила не спорить. Он все-таки их царь, и в этом мне его не превзойти, что бы я ни сказала или ни сделала.

Мы с Рафаэлем передвигались без каких-либо проблем — никакой неловкости, которая бывает, когда прогулка рука об руку на свидании становится настоящим вызовом ритму ходьбы, как если бы ваша внутренняя музыка не сочеталась, но это все еще не было романтично. Я снова почувствовала, как меня напрягает тот факт, что мне физически комфортно с любовником, в которого я не влюблена. Мысль об этом ранила ту маленькую и лиричную часть меня, которая искренне верила в белое платье и единственную любовь на всю жизнь. Я смирилась с тем, что у меня было больше одной любви, но какая-то часть меня по-прежнему держалась за мысль о том, что некоторые вещи происходят только когда в твоей жизни случается Любовь с большой буквы. Очередная разрушенная иллюзия.

Рафаэль покачивал моей рукой, зажав ее в своей ладони, как он всегда делал, если считал, что я слишком глубоко задумалась над чем-то помимо его присутствия рядом со мной. Я знала, что сейчас он что-нибудь скажет, потому что это было то самое покачивание.

— У тебя есть какие-нибудь предпочтения относительно гостевой комнаты, которую нам следует выбрать? — Поинтересовался он.

У себя в голове я подумала: «комната, в которой я ни разу не была с кем-то еще», но это казалось совсем уж бестактным, так что вслух я сказала:

— В двух гостевых теперь есть душ. Думаю, стоит выбрать одну из них.

— Мне казалось, ты хочешь, чтобы сегодня мы были в постели. — Заметил он, улыбаясь мне.

Я послала ему улыбку в ответ и сказала:

— Так и есть, но после всего мы сможем спокойно помыться и нам не придется никого выгонять из общих душевых.

Он приподнял мою руку и потерся об нее губами, пока мы продолжали идти. Это движение было мягким и не нарушило темпа нашей ходьбы.

— Ты каждый раз так переживаешь о том, что доставляешь неудобства другим. Но скоро ты станешь королевой. Тебе следует пользоваться этим, Анита.

Я покачала головой.

— Не думаю, что официальный титул сильно меня изменит.

— Будь ты моей царицей, я бы хотел наряжать тебя, как мою леди, и завалил бы тебя подарками.

Я рассмеялась.

— Жан-Клоду повезло, что он уломал меня на свадебное платье, сшитое дизайнером на заказ. Он знает, что не стоит давить на меня в плане шикарных шмоток каждый божий день.

— Думаешь, свадьба ничего не изменит? — Спросил Рафаэль.

— Уж лучше бы не изменила. — Ответила я, и в моем тоне было немного угрозы, которую я и не пыталась скрыть.

— Желаю тебе больше удачи, чем я получил на этом поприще.

Я уставилась на Рафаэля, изучая его лицо. Не знаю, что бы я ему ответила, но в этот момент я ощутила всплеск энергии в противоположном конце коридора. Чудесной и радостной энергии двоих любовей всей моей жизни.

Мика с Натэниэлом показались на том конце коридора, держась за руки, и это было как будто солнце взошло внутри моей грудной клетки — настолько трудно мне стало дышать. Моя реакция была настолько бурной, что это было просто смешно. До того, как в моей жизни появились Жан-Клод и эти двое, меня никогда так не уносило от чувств. Мика был моего роста — единственный настолько же невысокий мужчина, как и я, с которым мне доводилось встречаться. Натэниэл был повыше — где-то пять футов и девять дюймов (175 см. — прим. переводчика). С тех пор, как я его встретила, он вырос на три дюйма и неплохо раздался в плечах. Его темно-рыжие волосы когда-то спускались к лодыжкам. Сейчас они были лишь чуть ниже плеч — сияющие и абсолютно прямые. Темно-каштановые волосы Мики были такой же длины, но они так сильно вились, что в намоченном состоянии становились гораздо длиннее. Обычно я не считаю Мику более изящным из них двоих, но, может, это потому, что чаще всего они находятся рядом со мной, и мне редко удается увидеть их вдвоем со стороны.

Мика был сложен, как пловец, с той самой V-образной линией плеч, которая спускалась к узкой талии и бедрам. Он мог бы проводить столько же времени в качалке, сколько и Натэниэл, но ему никогда не светит нарастить такой же мышечной массы, как у нашего общего парня. Они оба были сильными, но за футболкой, джинсами и ботинками Мика мог это скрыть, а Натэниэл — нет. Он был этакой мужской версией старомодного пин-апа — сочный и мускулистый, но лицом скорее красивый. До того, как он подрос и набрал мышц, его красота была практически андрогинной. Сейчас он по-прежнему был красив, но даже со спины и с длинными волосами казался исключительно мужчиной. Мика по-прежнему маячил где-то на границе с андрогинностью, и это его немного бесило. Нам с ним обоим уже за тридцать, и никаких скачков роста нам больше не видать.

Рафаэль сжал мою руку, и это заставило меня посмотреть на него. На секунду мне показалось, что я перегнула палку с полиаморией, потому что откровенно влюбленно пялилась на своих мужчин, но в следующий миг Рафаэль улыбнулся.

— Ступай к ним. Мое сердце радуется, когда видит, как вы счастливы вместе — это дает мне надежду, что когда-нибудь я и сам найду свое сумасшедшее счастье.

Мне не надо было повторять дважды. Я оставила Рафаэля с Бенито и Клодией, а сама чуть ли не рванула к своим мальчикам. Мы были вместе уже пять лет, но я по-прежнему хотела оказаться как можно ближе к ним, стоило мне их увидеть. Бежать я не стала, но двигалась достаточно быстро, и вот я уже у них в руках, потому что это были именно их руки. С самого начала мы были втроем и никогда не были парой. Мы прислонились друг к другу лицами перед тем, как поцеловаться — мы с Микой лбом ко лбу, а Натэниэл над нами, и все мы стояли в кольце наших общих рук. После этого Мика поцеловал меня в щеку, и это заставило меня повернуться к нему так, чтобы он мог поцеловать меня уже в губы. Это был хороший поцелуй — нежный и полноценный, но все еще достаточно приличный с точки зрения публичности. Мы могли бы просто стоять и целоваться вот так в коридоре, и никого бы не смутили своим поведением. Я отстранилась, чтобы посмотреть в шартрезовые глаза Мики — золотые и зеленые одновременно, такие, какие могли бы быть у кота, потому что это были глаза его леопарда, запертые в его человеческом лице. Если слишком долго проторчать в животной форме, то однажды ты вернешься в человеческую уже не полностью. Из-за этого Мике приходилось носить очки с диоптрием, потому что леопарды плохо видят вдали — если что-то находится слишком далеко, чтобы охотиться на него или напасть, то это уже не так интересно, как то, что двигается прямо у тебя перед носом. Солнечные очки, которые он все еще носил на публике, чтобы спрятать глаза, тоже были выписаны по рецепту, и я этого не знала. Но это объясняло, почему он так часто носил очки в помещении.

Я уставилась на него, практически глаза в глаза, хотя мои ботинки были скорее военного типа, так что микины клубные туфли добавляли ему пару дюймов. Но он носил их не для того, чтобы казаться выше, а потому что их выбрал для него Натэниэл. По своему же выбору Мика обычно носил кроссовки или хорошие модельные туфли. У нас обоих в гардеробе были вещи, которые выбрал для нас наш третий.

Натэниэл воспользовался кольцом наших рук, чтобы развернуть меня к себе так, словно в его голове играла какая-то музыка, которую я не слышала, и он приглашал меня на танец. Мика отпустил нас обоих и отошел в сторонку, чтобы дать нам пространство для реализации того, что задумал Натэниэл, потому что одного только этого танцевального движения хватило, чтобы понять: у него в планах нечто поинтереснее микиного поцелуя.

Издалека глаза Натэниэла казались темно-фиалковыми, но с близкого расстояния становилось ясно, что они просто сиреневые. В водительских правах ему пришлось указать голубые, потому что фиолетовых там просто не было. Естественным цветом его глаз был светло-лавандовый, а нынешний более темный оттенок дал мне понять, что Натэниэл в приподнятом настроении. Одну руку он положил мне на поясницу, а другой обхватил мою ладонь, и буквально начал со мной вальсировать. На секунду я стушевалась, как это всегда бывает, когда мне приходится, но заставила себя перестать закрываться так сильно от него и от нашей связи, и вот я уже нормально танцую, потому что Натэниэл знал, как это надо делать.

Мы танцевали в коридоре и он смотрел вниз, на меня, а его глаза сияли от счастья, и это настроение заполнило меня, как и его навыки в танцах. Я рассмеялась вслух, переполненная счастьем, которое буквально пузырилось из него наружу. Интересно, что сделало его таким счастливым? Он притянул меня ближе, используя ладонь, которую держал на моей пояснице, и я почувствовала, в каких еще местах у него было приподнятое настроение. Ощущение его, прижатого так близко ко мне спереди, заставило меня оступиться. Меня накрыло флешбэком о том, что они с Микой делали сегодня днем, и от этого у меня подогнулись колени — так, что я бы упала, если бы он меня не подхватил. Мне нравилось быть зажатой между ними двумя во время секса, но с приближением их свадьбы наш по большей части гетеросексуальный Мика старался работать над своими проблемами по части свиданий с мальчиками без девочек.

Мне удалось выговорить голосом, хриплым от накативших воспоминаний:

— Прости, что я это пропустила.

— У тебя еще будет шанс. — Ответил Натэниэл, поднял меня над полом и закружил, смеясь.

— Это не просто штучки между парами, вы разделили свои чувства и мысли. — Заметил Рафаэль.

Натэниэл поставил меня на пол, но продолжал обнимать, а я обнимала его. Колени у меня больше не подкашивались, но мы ведь еще не поцеловались. Натэниэл хотел поделиться со мной своей радостью, но он еще не закончил.

— Да. — Ответил он Рафаэлю, но продолжал смотреть на меня. Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и я привстала на цыпочках, чтобы помочь ему в этом.

Мои глаза были закрыты, но я знала, что Мика позади меня отошел к веркрысам. Он не был привязан ко мне так, как Натэниэл, и все-таки он — мой Нимир-Радж, а там своя магия. В следующий миг Натэниэл поцеловал меня, и я забыла обо всем остальном.

Наши рты будто бы продолжительно замкнулись друг на друге, его руки прижимались к моей спине, а мои куда более маленькие ладони оглаживали его мускулистую спину. Руки Натэниэла старались обойти мою плечевую кобуру с девятимиллиметровым Спрингфилдом EMP и большой нож, который крепился вдоль моего позвоночника, а также дополнительные патроны справа от моей кобуры и внутреннюю набедренную кобуру с Зиг Сойером. Натэниэл предположил, что я все еще чувствую себя так, словно изменяю своему старому Браунингу BDM, потому что девятимиллиметровый Спрингфилд ношу каждый день, а Спрингфилд сорок пятого калибра — когда я на вызове, как маршал. Я почувствовала, что он скучает по моему телу под своими руками безо всех этих ремней и оружия. В какой-то момент я не была уверена в том, чьи мысли, руки, рты и тело кому из нас принадлежали. Я попыталась вернуть себе контроль или что-то типа того, но вдруг почувствовала, как проснулся Дамиан. Внезапно мир сузился до нас троих, и я ощутила его первый вдох — как у пловца, который почти захлебнулся, но боролся за свою жизнь.

В следующий миг мы уже смотрели на него, и самые яркие зеленые глаза, что я когда-либо видела у человеческих созданий, уставились на нас снизу вверх, пребывая в объятиях молочно-белой кожи, которую можно получить только если у тебя от природы рыжие волосы и ты провел тысячу лет в темноте. В его волосах не было золотистого проблеска, как это обычно бывает у рыжих, и цвет казался темнее — настоящий красный вместо того или иного оттенка оранжевого, которым он мог бы быть.

— Что это? — Спросил Рафаэль.

— Дамиан проснулся. — Ответил ему Мика в тот же миг, как мы с Натэниэлом разорвали поцелуй и посмотрели друг на друга.

Глаза у Натэниэла были зелеными, и, поскольку я все еще могла видеть и чувствовать сквозь него, я знала, что мои были такими же. В какой-то момент это меня напугало, но Дамиан оборвал эту нить, оставив нас одних в наших собственных телах посреди коридора с осознанием того, что третий член нашего триумвирата силы, вампир, был обижен на то, что меня напрягала его сила, которую я увидела в наших общих глазах.

7

— Вот так все и будет, если Анита сделаем меня крысой своего зова? — Спросил Рафаэль.

— Нет, эта связь глубже, потому что Дамиан зависит от нас обоих. Только триумвират вроде того, что у меня с Жан-Клодом и Ричардом, позволяет достичь такого уровня… слияния. С животными зова все иначе, если только мы не задействуем нашу связь.

— По крайней мере, у нас с Анитой карие глаза, так что если ее сила проявится, это не будет так очевидно. — Заметил Рафаэль.

— Мы что-то пропустили? — Поинтересовался Мика.

Натэниэл изучал мое лицо.

— Я не увидел окончательного решения в твоей голове.

— Тебя немного отвлекли. — Сказала я.

Он ухмыльнулся.

— Ты всегда меня отвлекаешь. — Натэниэл вновь потянулся ко мне, но Мика вклинился между нами.

— Я люблю вас обоих, но у нас тут кое-что серьезное происходит. Если Анита собирается сделать Рафаэля крысой своего зова, то я должен об этом знать, как и Жан-Клод с Ашером.

Натэниэл уже не улыбался, когда покачал головой.

— Она еще не приняла решения по этому поводу.

— Откуда ты знаешь? — Спросил Бенито.

— Оно еще не сформировалось в ее голове. — Его ответ прозвучал так, словно он сказал что-то обыденное.

— Тебе известно все, о чем она думает? — Уточнил Рафаэль.

— Нет, но такое серьезное решение всплыло бы поверх остальных ее мыслей, а его не было. — Его голос вновь прозвучал так, словно он говорил о погоде. Натэниэл освоил новый уровень силы внутри нашего триумвирата куда быстрее меня, и даже быстрее, чем Дамиан.

— Я ни разу не видел, чтобы твои глаза горели синим пламенем, когда просыпается Жан-Клод. — Заметил Рафаэль.

— Он лучше контролирует такие вещи. — Ответила я.

— Дело не только в этом. — Вмешался Натэниэл. — У некоторых членов Арлекина глаза вспыхивают, когда просыпаются их мастера, а у них контроля предостаточно.

— Так бывает, когда они узнают, что происходило в течение дня, пока они спали. Мы же можем просто сказать об этом Жан-Клоду или Дамиану.

— Почему тебя так парит, когда это происходит? — Спросил Натэниэл. Его глаза постепенно светлели, возвращаясь от счастливого фиалкового оттенка к естественному для них цвету лаванды.

— Без понятия. — Ответила я.

— Тебе известно все, что знают твои moitié bêtes? — Спросил Бенито.

— Нет. — Сказала я.

— Но ты можешь читать их мысли, если захочешь. — Заметил он.

Я задумалась об этом на секунду, потом кивнула.

— Да, но это скорее обмен воспоминаниями, а не мыслями.

— Очевидно, я не понимал всех возможностей, которые откроются нашему царю, если он станет твоим moitié bête, Анита. — Признал Бенито.

— Связь не будет такой же глубокой, как у Аниты с Натэниэлом и Дамианом, если только в цепочку не включить вампира, чьим зверем зова также будет крыса. — Пояснил Мика.

— Откуда ты знаешь? — Спросил Рафаэль.

— Я не раз обсуждал эту тему с Жан-Клодом.

— Но Дамиан не мастер, а значит, у него нет зверя зова. — Сказал Рафаэль.

— Один из них мастер. — Мика кивнул на меня и Натэниэла.

— Значит, это Анита. — Сделал вывод Бенито.

— Не уверена. — Сказала Клодия, изучая Натэниэла так, словно увидела в нем что-то, чего не замечала раньше.

— Анита, если мы сделаем этот шаг, будут ли наши секреты в безопасности друг от друга? — Спросил Рафаэль.

— Трудно сказать — любой другой ответ был бы ложью. Правда в том, что я не уверена. То, что происходит между мной, Натэниэлом и Дамианом, сильно отличается от той связи, которая есть у меня с Жан-Клодом и Ричардом, так что я понятия не имею, как все будет.

— Ричард слишком сильно ненавидит в себе вервольфа, и это мешает ему быть полноценным третьим в вашем триумвирате. — Заметил Натэниэл.

Спорить с этим никто не стал, а Рафаэль вообще был приятелем Ричарда задолго до того, как подружился со мной.

— Ты считаешь, что то, насколько тебе комфортно быть верлеопардом, влияет на разницу в связи? — Уточнил Рафаэль.

— Ага, я знаю, что внутренние конфликты Ричарда калечат силу, которую Жан-Клод мог бы получить от их триумвирата, и… — Натэниэл замолк, не договорив.

— Он хотел сказать, что Жан-Клод слишком осторожен с нами обоими, и это не позволяет ему сделать связь между нами тремя более глубокой и сильной. — Пояснила я.

— Ты закончила мысль вместо него? — Удивился Рафаэль.

— Нет, просто мы это уже обсуждали. — Ответила я, и не то чтобы я была от этого в восторге.

Рафаэль уставился на всех нас, включая Мику, который тщетно пытался сохранить непроницаемое лицо.

— Что я пропустил?

Как ни странно, ответила ему Клодия:

— У Натэниэла нет проблем с тем, кто он и чего он хочет.

Мы все уставились на нее.

— Не знал, что ты внимательна к тому, чего мне хочется. — Сказал Натэниэл.

Она выглядела смущенной, но все же ответила:

— Ты едва не затеял драку с Бобби Ли, когда получил силу триумвирата. Он передал остальным охранникам, что нам не следует тебя недооценивать.

На этот раз смущенным выглядел Натэниэл, а это редкое зрелище.

— Я не знал, что сила может быть подобна наркотикам. Я словно улетел от наркоты, а я не очень хорошо себя веду в таком состоянии — это одна из причин, почему я бросил и больше возвращался к веществам.

— Те, кто слаб, порой хороши лишь потому, что недостаточно сильны, чтобы стать злом. — Произнес Рафаэль.

Натэниэл удивленно уставился на него, потом отвернулся и кивнул.

— Соблазн был прямо у меня в руках, но Дамина и Анита заслуживают большего, чем мое мудачество.

— Но ты единственный, кого не смущают его сверхъестественные способности и… предпочтения в сексе. — Заметила Клодия таким тоном, словно ей не хотелось этого говорить. — Я не понимала, насколько это ограничивает силу Жан-Клода в случае с Анитой и Ричардом, пока ты не показал нам, как много силы можно получить, если не колеблешься.

— Тактичность тоже притупляет силу. — Добавил Натэниэл.

— Возможно. — Согласилась она. — Но это все равно демонстрирует нам потенциал триумвиратов.

— Я жажду той силы, которую мне может дать статус крысы твоего зова, Анита, в этом у меня нет сомнений.

— Если у нас нет вампира в этой связке, то с метафизической точки зрения это не так уж и важно.

— Я рад, что Жан-Клод способен призывать только волков.

— Как и я, потому что ты был бы куда более сговорчивым, чем Ричард. — Вмешался Мика.

— Это ты к чему? — Не поняла я.

— Я имею в виду, что если бы Жан-Клоду вместо волка зова нужна была бы крыса, то с Рафаэлем, который не сомневается в своем желании силы и не имеет внутренних конфликтов по поводу своей сущности, связь была бы куда больше похожа на ту, что у тебя сейчас с Натэниэлом и Дамианом.

— Было бы больше силы. — Сказала я.

— И, вероятно, ни единого угла не осталось бы для других людей в твоей жизни. — Добавил Мика.

— Не поняла.

— Наш царь не позволил бы Жан-Клоду таких вольностей, которые ему позволяет Ульфрик. — Сказал Бенито, и его гнев был настолько явным, что его зверь скользнул по моей коже, но, поскольку я стояла рядом с Натэниэлом, меня это беспокоило не так сильно, как раньше.

— Успокойся, Бенито, нет стыда в том, чтобы любить того, кого ты любишь. — Вмешался Рафаэль.

До Бенито, кажется, доперло, что он только что оскорбил нескольких человек в коридоре этим пассажем на тему того, что секс между двумя парнями — это что-то, чего следует стыдиться, и попытался исправить положение:

— Я не хотел… то, чем занимается Нимир-Радж — его личное дело, а Натэниэл это Натэниэл. Я просто хотел сказать, что… я…

Клодия закашлялась, с трудом спрятав в этом звуке свой смешок.

— Ради той силы, что сейчас имеет Жан-Клод, раньше я бы на многое согласился.

Кажется, Рафаэль только что признался, что ради триумвирата он бы занялся сексом со мной и с Жан-Клодом. Думаю, я была шокирована, а потом мне вспомнилось то, что много лет назад говорил нам Ричард.

— Ричард как-то сказал, что ты был тем, кто уговорил его вернуться ко мне и к Жан-Клоду, и что если бы ты мог предложить себя для сохранения всеобщей безопасности, ты бы это сделал.

— Ричард отбросил столько сверхъестественной силы, сколько многим из нас даже не было предложено. — Заметил Рафаэль.

— А ты бы не отбросил. — Сказал Мика.

Рафаэль посмотрел на него, и этот момент молчания был наполнен пониманием между этими двумя. Я не очень догнала, что именно они друг о друге поняли, но они явно пришли к какому-то пониманию.

— Теперь через Аниту я могу получить часть этой силы.

— Ты стал набирать силу в тот момент, когда Анита начала кормиться через тебя на всех веркрысах. — Сказал Мика.

— Так же, как Анита и все люди Жан-Клода набирают силу через кормление. — Добавил Рафаэль.

Мика кивнул.

— Ты давал очень много силы через родере, но с тех пор, как среди внутренних зверей Аниты появилась крыса, ее стало еще больше.

— Это превзошло все мои ожидания. — Согласился Рафаэль.

Поскольку я понятия не имела, что у него вообще были какие-то ожидания на этот счет, я прикусила язык и позволила Мике вести эту беседу. Он куда дипломатичнее, чем я когда-либо буду.

— Мы решим проблему, которую создал нам Нарцисс, и тогда ты станешь крысой зова Аниты.

— Но успеете ли вы решить ее, пока я бьюсь на дуэлях, которые мне предстоят, потому что родере бунтует против той силы, которую мы возводим? — Спросил Рафаэль.

— Мне жаль, что тебе предстоить биться с Гектором сегодня, Рафаэль. Я знаю, что он для тебя значит. — Сказал Мика.

— А ты его встречал? — Поинтересовалась я, поворачиваясь к Мике.

Он кивнул и потянулся ко мне, чтобы коснуться — не так, как это сделал Натэниэл, а так, словно я была нужна ему для успокоения. Это дало мне понять, что Мика тоже переживал о предстоящей драке. Вот дерьмо, насколько же хорош этот Гектор?

— Рафаэль хотел узнать мое мнение о новоприбывших крысах. Я согласился с тем, что Гектор — один из самых многообещающих кандидатов в будущие лидеры, но я не верю, что он когда-нибудь вырастет в достойного преемника и сможет занять место Рафаэля в Коалиции.

— Он нравится тебе меньше, чем мне. — Согласился Рафаэль.

— Ага, Лука мне понравился больше.

— Гектор лучше дерется. — Возразил Рафаэль.

— А Лука лучше думает. — Парировал Мика. Он обнял меня чуть крепче и протянул руку за моей спиной так, чтобы коснуться Натэниэла, а потом отстранился от нас и подошел к Рафаэлю.

— Если мне будет позволено высказаться… — Начал Бенито.

Рафаэль кивнул и сказал:

— Конечно.

— Нестор был лучшим бойцом из тех, что мы видели.

Рафаэль и Мика оба кивнули. Клодия нахмурилась почти так же сильно, как сделала это раньше в тренажерном зале. Нестор ей категорически не нравился.

— Он бьется как животное. — Сказала она.

— Но он побеждает. — Возразил Рафаэль.

— Только если это бой не на жизнь, а на смерть. — Парировала она. — Если же драка до крови, то мы уже видели, как он проигрывает.

— Его нрав помогает ему проявить себя. — Заметил Рафаэль.

— Если он возьмет под контроль свои эмоции, то я бы не хотел биться против него. — Сказал Бенито.

Я уставилась на него, потому что если забыть про Рафаэля, то Бенито был одним из лучших бойцов среди веркрыс.

— По мне так Лука и Гектор куда более опасны. — Сказала Клодия. — Потому что они умеют держать себя в руках.

— Возможно, но лучше уж столкнуться в яме с ними, чем с Нестором.

— Мика, почему ты так говоришь? — Спросил Рафаэль.

— Я верю, что мог бы победить его, если бы сделал это в первые секунды драки, потому что он видел бы во мне лишь миниатюрного парня, который даже не член родере, но если я не прикончу его достаточно быстро и у него получится взять под контроль свой пылкий характер, то я солидарен с Бенито.

— А что насчет остальных? — Поинтересовался Рафаэль.

— Гектор хороший боец — умеет держать себя в руках, хорошо обучен, но если драка затянется, то его внимание рассеется, и он налажает. С ним надо либо быстро покончить, либо затянуть драку, чтобы вывести его из себя.

Рафаэль кивнул.

— Хороший совет.

— Ты ведь для этого хотел показать мне всех юных воинов, которые могут представлять для тебя угрозу. Я удивлен, что Гектор вызвал тебя первым. Я ждал, что это сделает Нестор.

— С этим я соглашусь. — Подтвердил Рафаэль.

Настала моя очередь подойти к ребятам. Натэниэл свободно держал меня за руку и следовал за мной, но не он задал вопрос — это сделала я.

— Так почему сегодня драка будет с Гектором, а не с Нестором?

— Потому что он первый бросил мне вызов.

— Я поняла, но почему? Почему он сделал это первым?

— Нестор заносчив и он настоящий гомофоб. Он боится и ненавидит Жан-Клода даже когда просто видит его интервью или фотографии в интернете. — Сказал Мика.

— Прям как та дама, которая слишком много протестовала. — Заметила я.

— В каком смысле? — Не понял Бенито.

— Возможно, он ненавидит Жан-Клода потому, что его просто влечет к нему.

— Боже, не вздумай сказать это там, где Нестор может тебя услышать. — Сказал побледневший Бенито.

Клодия ухмыльнулась.

— Думаю, Анита права.

Бенито повернулся к ней.

— С Анитой Нестор биться не может, но тебя он может вызвать ради защиты своей чести. Por favor («пожалуйста» по-испански — прим. переводчика), Клодия, не искушай судьбу. Больше, чем симпатичных мужчин-геев Нестор ненавидит только женщин, которые способны дать отпор в драке.

— О, да, он явно скрытый гей. — Подытожила я.

— Возможно, даже от самого себя. — Сказал Натэниэл. Я уставилась на него, ожидая, что он просто подначивает, но его лицо было чертовски серьезным. Я уже собиралась спросить у него, в чем дело, когда заговорил Рафаэль.

Он улыбнулся, качая головой.

— Анита, как бы ни позабавило меня твое обвинение в адрес Нестора за его ненависть к женщинам по той причине, что ему самому в тайне нравятся мужчины, por favor, пожалуйста, я скажу тебе то же, что сказал Бенито — не искушай судьбу.

— Погоди, ты хочешь сказать, что Нестор сегодня будет вместе с Гектором? — Уточнила я.

— Нет, но даже если я сегодня одержу победу над Гектором, Нестор бросит мне вызов позже.

— Лука подождет пару лет, но я согласен, что у Нестора проблемы с терпением. — Подтвердил Мика.

— Меня беспокоит, что Гектор вызвал меня сейчас, потому что его лидер, Виктор, науськивает его.

— А Виктору какой прок с того, что Гектор станет царем? — Не поняла я.

— Он посадит Гектора на трон в Сент-Луисе, а другим кланам позволит драться между собой до тех пор, пока мы снова не превратимся в мелкое королевство. Гектор станет царем, но он во всем будет слушаться Виктора.

— Гектор — его агнец на заклание, он недостаточно умелый воин, чтобы победить сегодня. — Сказал Мика.

— Вероятно. — Согласился Рафаэль.

Мика схватил его за плечо и развернул к себе лицом.

— Рафаэль, победить тебя сегодня можешь помешать лишь ты сам. Я не знаю, почему ты так цепляешься за Гектора, потому что не вижу в нем потенциала для хорошего лидера.

— Ты уже говорил мне об этом.

— Однажды Лука сможет стать куда лучшим правителем.

— Но в драке он хуже. — Возразил Рафаэль.

— Лука все еще учится биться, но ничто не научит Гектора трезво мыслить.

— Гектор не глуп. — Ответил Рафаэль, и в его голосе было чересчур много обиды для разговора о малознакомом парне.

— Я не говорил, что он глуп.

— Почему ты так защищаешь его? — Спросила я.

Присутствующие обменялись взглядами, и на этот раз в этом участвовал Мика.

— Что ты нам не рассказываешь? — Спросил Натэниэл.

Рафаэль посмотрел на меня и в его глазах было очень много боли.

— Тебе известно, что нам разрешено иметь связи с людьми.

— Да, как раз поэтому мне и можно прийти на сегодняшнюю драку.

— Подожди, что? — Встрял Натэниэл.

— Когда ты успел пригласить Аниту смотреть сегодняшнюю битву? — Спросил Мика.

— Когда мы были в душе, но это сейчас неважно. Рафаэль, я хочу знать, почему Гектор для тебя такой особенный. Почему он так ценен, что ты готов позволить ему убить себя, только бы не пришлось убивать его?

— Помнишь тех психованных бывших, о которых я тебе рассказывал?

— Ага.

— Одна из них была матерью Гектора.

— Значит, Гектор… — Я не хотела договаривать. Все это звучало как какой-то греческих миф или, возможно, греческая трагедия?

— Мой сын. — Закончил за меня Рафаэль.

8

— Ты не знаешь этого наверняка. — Возразил Бенито, а остальные просто молча уставились на Рафаэля.

— Суелита говорит, что он мой. Зачем ей позорить своего мужа, если это неправда?

— Когда она сказала тебе об этом? — Уточнил Мика.

— Она позвонила мне после того, как Гектор бросил мне вызов.

— Суелита боится за жизнь своего сына. — Вмешалась Клодия. — Она сделает все что угодно, чтобы спасти Гектора — даже соврет, что он твой.

— Я не думаю, что она лгала. — Возразил Рафаэль.

— Чего она хочет от тебя? — Спросила я.

Рафаэль посмотрел на меня так, как будто не слышал, что я сказала. Он понял, что я что-то ему говорю, но смысл моих слов от него ускользнул.

— Чего Суелита ждет от тебя, как от отца Гектора? — Уточнила я.

— Она ждет от меня обещания, что я не убью нашего сына.

— И просит позволить ему убить тебя? — Спросила я.

— Нет, она просила сделать наш поединок до третьей крови вместо того, чтобы биться до смерти.

— И это выставит тебя слабаком. — Добавил Бенито.

— Она говорила об этом с Гектором? — Поинтересовался Мика.

Рафаэль покачал головой.

— Ее муж — единственный отец, которого он знал, и она хочет, чтобы все оставалось по-прежнему.

— Получается, она рассказала тебе о нем, и ты теперь не хочешь причинять ему вред, но самому Гектору она этого не сказал, так что он по-прежнему хочет тебя убить? — Уточнила я.

— Она пытается манипулировать тобой, Рафаэль. Если она и правда хотела, чтоб ты относился к мальчишке, как к своему сыну, ей следовало рассказать ему о том, что ты — его отец. — Сказал Бенито.

— Поддерживаю. — Согласилась я.

— Даже я считаю, что морочить себе голову перед дракой — это плохая идея, а ведь я совсем недавно узнал об этом. — Добавил Натэниэл.

— Суелита — мать, которая боится за своего ребенка. Она скажет и сделает что угодно. — Стояла на своем Клодия.

— А Гектор похож на свою мать? — Поинтересовался Мика.

— Какое это имеет значение? — Не понял Рафаэль.

— Потому что на тебя он вообще не похож.

— Не все дети похожи на своих родителей. — Возразил Рафаэль.

— Твой сын от бывшей жены на тебя похож? — Спросила я.

— Я не видел их обоих так долго, что не уверен, что смог бы вообще узнать его. — Он не мог скрыть боли на своем лице, когда отвечал мне.

— Рафаэль, мне так жаль. — Сказала я.

— Если мать Гектора лжет, то выходит, что она хочет подставить тебя и помочь своему сыну убить тебя, забрав твой трон. — Сделал вывод Мика.

— А если она говорит правду?

— То эта правда направлена на то, чтобы подставить тебя и помочь ее сыну убить тебя, чтобы захватить твой трон.

— Ты повторяешься. — Сказал Рафаэль.

— Нет, не повторяюсь. Я лишь указал на то, что здесь не имеет значения, правду она говорит или лжет, вывод один: мать Гектора в обоих случаях надеется на то, что ее сын останется жив, а ты умрешь.

— Мудро, Мика, как и всегда. — Ответил Рафаэль, но таким тоном, словно это ничего не меняло.

— В душевых ты сказал мне, что хочешь, чтобы я соблазнила Гектора, если ты умрешь. Ты правда хотел бы, чтобы твоя любовница спала с твоим сыном? Это звучит как-то немного… не знаю… стремно?

— Я не хотел говорить тебе. Я знал, что так тебе будет сложнее с ним переспать.

Я взяла его за руки и заставила посмотреть мне в лицо.

— Выиграй сегодня и я буду спать только с тобой.

Он посмотрел мимо меня на Мику и Натэниэла.

— Ты никогда не будешь спать только со мной, Анита.

Мне так сильно захотелось встряхнуть его, что пришлось отпустить его руки и сделать шаг назад.

— Ты понял, что я имею в виду, Рафаэль. Мать Гектора морочит тебе голову перед дракой, и ты ей это позволяешь.

— Возможно, ты и права, но я не могу игнорировать тот факт, что он может оказаться моим сыном, что я могу иметь не только одного ребенка.

— Ты просил меня прийти и посмотреть, как ты дерешься сегодня. Так вот, я не собираюсь идти только для того, чтобы увидеть, как ты сдался и сдох.

— Я не сдался. — Возразил он.

— А звучит так, будто сдался.

— Мы с тобой слишком долго сражались бок о бок, чтобы лгать друг другу, Рафаэль. — Вмешался Мика.

— Что это значит? — По тону Рафаэля было ясно, что он разозлен.

— Нам обоим известно, что если ты не веришь в победу, то это фактически самопровозглашенное пророчество. Если ты пойдешь туда сегодня, думая о том, что не хочешь причинить вред Гектору, пока он всерьез намерен убить тебя, то ты проиграл еще даже до начала драки.

— У тебя нет детей. Ты не знаешь, каково это — иметь ребенка и не иметь права увидеться с ним. Шанс на то, что у меня есть сын, который рос у меня на глазах, кое-что для меня значит.

— И Суелите об этом известно. — Встряла Клодия.

— Она так и не простила тебе, что ты не женился на ней много лет назад. — Добавил Бенито.

— Она не была влюблена в меня.

— Рафаэль, она хотела стать царицей. Она влюблена в силу и статус. — Сказал Бенито.

— Откуда ты знаешь об этом?

— Потому что я приглядываю за женщинами, которые, по моему мнению, могут стать проблемой.

— И почему ты считаешь, что именно она ею станет?

— Сейчас очень удачный момент. Я был уверен, что она предъявит тебе мальчишку еще очень давно, но она вышла замуж за другого, и я решил, что ребенок может быть и от него.

— Почему не сказал мне, что допускал, что Гектор может быть моим сыном?

— Если бы Суелита могла доказать, что Гектор от тебя, она бы представила тест на отцовство когда он был еще ребенком, но она этого не сделала, потому что знала: результат докажет, что ты ему не отец.

— Она сказала, что не хотела втягивать меня в брак без любви.

— Чушь собачья. — Фыркнул Бенито.

— Да ты как смеешь?

— Ты платишь мне за то, чтобы я берег твою жизнь. Это включает в себя необходимость приглядывать за твоими женщинами.

— Суелита никогда не причиняла мне вреда.

— А теперь она пытается тебя убить. — Сказала Клодия.

— Хватит! — Рявкнул Рафаэль, и Клодия с Бенито умолкли.

Он повернулся ко мне.

— Сперва я напомнил тебе о Мастере Зверей и о его пытках, а теперь это. Если бы сегодня я не должен был выйти на бой, я бы даже не попытался заняться с тобой сексом, но время на исходе, Gatito Negra.

Он сказал «черный котенок» на испанском — это было почетное прозвище, которое я получила у местных веркрыс за то, что была маленьким хищником, который мог сожрать их. У нас с Рафаэлем это прозвище стало просто моим позывным. Из его уст оно звучало, как постельная кличка, как должно было звучать ласковое прозвище для любовницы. Уже от этого пульс подскочил ко мне в глотку и осушил ее. Я и понятия не имела, что он способен так влиять на меня, и ему достаточно просто назвать мою кличку, чтобы я завелась. Никогда не знаешь, в какой момент абсолютно невинные вещи становятся прелюдией.

Мика обнял меня, и это было так внезапно, как если бы я слишком сильно сосредоточилась на Рафаэле. Я обняла Мику в ответ. Понятия не имею, что бы я сказала, потому что он заговорил первым:

— Вы можете воспользоваться нашей комнатой.

Я прижалась к нему покрепче, запоминая ощущение его тела в моих руках и этой мягкой силы, которая всегда всегда казалась мне такой правильной. Одной рукой я коснулась его волос, а другой продолжала обнимать его.

— Не стоит, мы пойдем в комнату для гостей.

Он отстранился достаточно, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Ты уверена?

Я кивнула. И не стала говорить вслух о том, что не хотела, чтобы на наших простынях остался запах кого-то еще, кроме нас троих. Будь Рафаэль реально возлюбленным кого-то из нас, все могло бы сложиться иначе, но он не был нашей деткой, так что — нет.

Я поцеловала Мику, и Натэниэл обнял нас обоих. Мика высвободился, чтобы дать нам немного пространства для нас двоих. Натэниэл улыбнулся мне сверху вниз, и в его лавандовых глазах поблескивало озорство. Я знала, что он планирует сказать что-то такое, о чем мы все можем пожалеть, ну, или я могу пожалеть, но он не сказал этого вслух — просто посмотрел мне в глаза, и я вдруг увидела, что он себе представлял, думая обо мне, Рафаэле и… о самом себе.

Я рассмеялась и высвободилась из объятий.

— Ты неисправим, а эту картинку я оставлю при себе.

— Так и задумывалось, но ведь ты все равно любишь меня? — Он произнес это очень спокойно, но была в нем какая-то очень маленькая часть, которая сомневалась, когда он сам казался уверенным. Именно она задала этот вопрос, хотя тон был подначивающим.

— Я глубоко, со всей страстью и абсолютно безумно люблю тебя, сейчас и всегда.

— Сейчас и всегда. — Тихо сказал он и поцеловал меня так же мягко, как прозвучал его голос.

Я прижалась к нему, обнимая его за плечи так, словно могла бы простоять так целую вечность. Мои пальцы прочертили густую прямоту его волос. Я могла сколько угодно копаться в них, и они бы все равно не спутались. Волосы Мики такого обращения не пережили бы.

— Люблю тебя. — Сказал Натэниэл.

— Я люблю тебя больше. — Ответила я.

Мика подошел к нам и обнял нас обоих за талию.

— А я вас — еще больше.

— Люблю тебя больше всего на свете. — Сказал Натэниэл и поцеловал нас обоих по очереди.

Настало время захватить Рафаэля и отправиться на поиски гостевой комнаты. Его ладонь в моей была теплой, но казалось странным оставлять двух других мужчин в коридоре, чтобы уйти с ним. У меня были любовники, которые не заставляли меня чувствовать себя настолько неловко по поводу наших отношений, но я, наконец, поняла, что Рафаэль был единственным в нашей полигруппе, кто взаимодействовал только со мной. Может, была еще одна причина, по которой я предложила ему секс с другими нашими женщинами? Разумеется, картинка, которую показал мне Натэниэл, дала понять, что он чувствовал себя так, словно его оставили за бортом по части тройничков, когда Рафаэль присоединился к нашей группе. Конечно, я не забыла, что Натэниэл бисексуален, просто Рафаэль максимально гетеро, и — да, теперь я могла признаться в том, что Натэниэл не был единственным мужчиной моей жизни, который подкатил бы к Рафаэлю, если бы такая возможность была предложена.

— Ты слишком сосредоточилась на Мике и Натэниэле. — Заметил Рафаэль.

Я сжала его ладонь и посмотрела на него. Позволила ему увидеть на моем лице, что нахожу его привлекательным и аппетитным. Этого оказалось достаточно, чтобы он улыбнулся.

— Спасибо тебе за это, Анита, но, думаю, нам надо найти способ получше сосредоточить твои мысли на мне.

— Есть идеи на этот счет? — Поинтересовалась я.

— Поиграем в прятки.

Я нахмурилась.

— Ты — веркрыса. Даже в человеческой форме ты учуешь меня и услышишь мое сердцебиение за несколько ярдов (ярд чуть меньше метра — прим. переводчика). Мне от тебя не скрыться.

— Да, если бы я действительно хотел, чтобы ты спряталась, но я ведь хочу найти тебя.

— Я не очень уверена, что поняла.

— Спрячься под кроватью, а я вытащу тебя оттуда и возьму силой. — Он помахал мне бровями.

Я покачала головой.

— Извини, но нет. Слишком часто плохие парни вытаскивали меня из моего укрытия. Это будет скорее триггер, чем прелюдия.

Он так внезапно остановился, что я едва не споткнулась, потому что все еще держала его за руку.

— Анита, мне так жаль. Я забыл, что некоторые игры с ограничением движений слишком сильно напоминают тебе реальность.

— Все хорошо — ты спросил, я ответила «нет», можем перейти к другому варианту.

Он отвернулся, его лицо вновь стало серьезным. Если он продолжит в таком духе, когда я пытаюсь накормить ardeur, то секса у нас сегодня не получится. Я мягко коснулась его лица и развернула к себе.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Рафаэль. Если ты в настроении для догонялок, то мы что-нибудь придумаем.

— Время поджимает, Анита. У нас нет возможности подробно распланировать нашу совместную деятельность.

— Тогда, может, будем проще? — Предложила я.

— Что ты имеешь в виду? — Спросил он.

Я качнула головой.

— Рафаэль, я прям вижу вопрос у тебя в глазах.

— Какой вопрос? — Не понял он.

— Задай его и узнаем.

Он набрал побольше воздуха в легкие и выдохнул. После этого его взгляд немного сместился в сторону, как будто он не хотел задавать свой вопрос, глядя мне в лицо.

— Я хочу заняться с тобой любовью, Анита.

— Рафаэль, я уже дала тебе согласие на секс.

Он покачал головой и посмотрел на меня так, что я в полной мере ощутила тяжесть взгляда его темно-карих глаз.

— Позволь мне заняться с тобой любовью сегодня.

Мне пришлось приложить усилие, чтобы не нахмуриться.

— Ладно, но разве я уже не согласилась на это?

— На этот раз я не хочу связывать тебя или играть в те игры, в которые мы обычно играем в постели. Я хочу просто заняться с тобой сексом.

— Не могу сказать, что я фанатка миссионерской позы. — Сказала я, не очень понимая, к чему он клонит.

— Я так и подумал, поэтому мы и нашли способ доставить удовольствие нам обоим.

У него был нормальный голос, но он отвернулся, когда говорил это, чтобы спрятать глаза.

Я стиснула его руку и попыталась притянуть его в объятия, но он продолжал стоять на месте, отвернувшись от меня. Я схватила его за пиджак и развернула к себе лицом. В глазах Рафаэля стояла боль, и если я сказала что-то, что причинило ее, то понятия не имела, что произошло, и что добавило печали в его и без того тяжелую ситуацию сегодня.

— Рафаэль, у меня такое чувство, что мы ведем два параллельных разговора. Пожалуйста, скажи мне все, как есть. Мы с тобой дружили задолго до того, как стали делить постель, так что, пожалуйста, поговори со мной хотя бы пять минут так, как говоришь с другом, с которым ты спишь, а не как с одной из своих сумасшедших любовниц.

Он улыбнулся и рассмеялся.

— Анита, ты не сумасшедшая, возможно даже, что в тебе недостаточно сумасшествия для того, чтобы мне в принципе было комфортно.

— Эй, я же уже предложила устроить костер из твоих вещей, если ты хочешь, чтобы я вела себя, как ненормальная.

Он обнял меня.

— Нет, пожалуйста, не стоит.

Я обняла его в ответ и прижалась щекой к его груди.

— Тогда поговори со мной, поговори прямо, не нужно ходить вокруг да около, не надо додумывать, что у меня там в голове происходит. Относись ко мне так, как относился раньше — до того, как мы стали заниматься сексом. Поговори со мной, как с другом, а там разберемся.

Рафаэль потерся лицом об мои волосы.

— Если бы ты была моим другом, я бы сказал тебе, что встречаюсь с женщиной, которой нравится жаркий секс с элементами бондажа, и сперва это было прекрасно — именно то, чего я хотел, но сейчас я хочу просто заняться с ней любовью. Я бы хотел заняться с ней сексом, не связывая ее, не преследуя, не срывая с нее одежду, хотя именно это мне захотелось бы сделать после.

Я прижалась к нему настолько сильно, насколько нам позволяли наши ножи и пистолеты. Натэниэл был прав — они действительно мешают.

— Согласна на разрыв одежды потом, но нам вовсе не обязательно каждый раз заниматься грубым сексом или бондажем, Рафаэль. Если ты хочешь заняться любовью без всего этого, то мы можем попробовать.

— Попробовать. — Повторил он и начал отстраняться.

Я схватила его за пиджак, не позволяя уйти слишком далеко.

— Мать твою, Рафаэль, хватит цепляться к каждому слову. Прислушайся, наконец, к тому, что я говорю, а не к тому негативному дерьму, которое возникает в твоей голове, когда я это делаю.

— Я не понимаю, что это значит. — Сказал он.

Мне пришлось приложить усилие, чтобы не вздохнуть слишком тяжко.

— Это значит, что если ты хочешь заняться любовью без всяких там бондажей, то давай просто сделаем это.

— Мне казалось, что ты практикуешь исключительно бондаж.

— Не всегда.

— Либо же делаешь это с несколькими людьми одновременно — как тот тройничок, который ты предлагала мне ранее.

— Слушай, это мы с тобой обсудим потом, но сейчас, если ты хочешь заняться со мной любовью, мой ответ — «да».

— Да, именно так. — Сказал он, изучая мое лицо.

— Именно так. — Согласилась я, улыбаясь его серьезным глазам.

— А сейчас ты должна сказать, что мне следовало спросить тебя об этом раньше?

Я покачала головой.

— Нет, сейчас я напоминаю тебе, что я согласилась заняться с тобой любовью, а ты почему-то все еще чешешь языком.

Он улыбнулся, и эта улыбка переросла в полноценную ухмылку, которую я не ожидала увидеть на лице Рафаэля.

— Больше никаких разговоров. — Сказал он, взял меня за руку и повел вниз по коридору.

9

Рафаэль помог мне избавиться от одежды, так что теперь я стояла перед ним обнаженная, прямо рядом с кроватью, а на нем все еще были штаны. Даже его ремень по-прежнему был застегнут. Рафаэль стоял босиком на ковре, и его штаны казались слишком длинными сейчас, когда на нем не было обуви. Я скользнула руками по его груди. По сравнению с его смуглой кожей моя казалась еще бледнее, чем обычно, и мне нравился этот контраст. Рафаэль взял меня за руку.

— Твои ладони такие маленькие, но ты единственная женщина, которую мне доводилось раздевать, и у которой при этом был еще более внушительный арсенал оружия рядом с кроватью, чем у меня. — В конце этой фразы он улыбнулся и поднял мои руки к своему лицу, чтобы оставить легкие поцелуи на каждой из моих ладоней.

— Ты знал, что я не похожа на других девчонок, еще до того, как раздел меня.

— Знал. — Согласился он и поцеловал сперва одно мое запястье, а потом другое. Губы у него были нежными, а дыхание — теплым. Он начал процеловывать дорожку по моим рукам — сперва на правой, потом на левой, — пока не дошел до локтя. Там он поцеловал сгиб сперва правой руки, а потом левой. Я ожидала, что он продолжит целовать мои руки, но вместо этого он опустился передо мной на колени и поцеловал меня в живот.

Я проговорила с придыханием:

— На тебе слишком много одежды.

— Это первый раз, когда я занимаюсь с тобой любовью — не просто сексом, а именно любовью. — Рафаэль посмотрел на меня снизу вверх, и что-то в его лице было таким нежным и уязвимым, или каким-то еще, чему я не могла подобрать название. — Я не хочу забывать о твоем удовольствии прежде, чем получу свое. Штаны напоминают мне об этом.

— Умно. — Похвалила я, огладив его лицо кончиками пальцев.

Рафаэль подался вперед и вновь поцеловал меня в живот — ниже, чем в предыдущий раз, а потом еще ниже. Он прокладывал дорожку нежных поцелуев по моему животу, держа руки на моих бедрах — то ли для того, чтобы я оставалась на месте, то ли потому, что не знал, куда еще их деть. Он покрыл поцелуями мой лобок, и ощущения были еще ярче от того, что я была выбрита, и не было ни единого волоска между его губами и мной. Поцеловав меня так глубоко, как только мог, не раздвигая при этом мои ноги, он вновь посмотрел на меня снизу вверх. Его выдох, скользнувший по моим бедрам, был почти горячим. Я вздрогнула и уперлась руками ему в плечи, чтобы найти себе опору.

Поцелуи Рафаэля сдвинулись немного в сторону — туда, где заканчивалось мое бедро, — после чего он повторил то же самое с другой стороны. Он придерживал меня спереди одной рукой. Его кожа была горячее моей, и я вжалась в его ладонь, словно мое тело молило об этом прикосновении. Я даже не задумалась над этим движением — так цветок поворачивается к солнцу в поисках тепла.

— Ты так нетерпелива. — Пробормотал Рафаэль.

Я распахнула глаза и поняла, что даже не заметила, как закрыла их, пока не опустила взгляд на мужчину, стоящего у моих ног.

— Разве ты не такой меня хочешь?

— Да, такой и хочу. — Ответил он, решительно прижимая свою ладонь ко мне спереди и поглаживая меня ею так, что это движение поддразнивало, хоть он и не прикасался к моим самым чувствительным местам.

Поцеловав меня в бедро, он скользнул руками вверх по моему телу — до тех пор, пока не накрыл ладонями мои груди. Он начал мягко сжимать их, и для это была слишком нежная ласка. Я не всегда нуждаюсь в бондаже, но мне нужно нечто большее, чем это.

Накрыв его руки ладонями, я попросила:

— Пожалуйста, будь жестче.

Брови Рафаэля приподнялись, а следом его пальцы сжались чуть сильнее, сминая мою грудь и потягивая ее. С моих губ сорвался непроизвольный стон. Рафаэль встал и накрыл одну мою грудь ладонью, чтобы присосаться к соску. Он вновь начал довольно мягко, и я почувствовала необходимость объяснить ему, что занятие любовью не означает, что нужно обязательно действовать нежно — по крайней мере для меня.

— Жестче, пожалуйста.

Он выполнил мою просьбу, ужесточая свои манипуляции до тех пор, пока я не сказала, что достаточно. Мне не было больно, но это было довольно ощутимо: я чувствовала тягу его рта. Как раз этого я и хотела. Он сосал мою грудь до тех пор, пока с моих губ не стали срываться счастливые звуки, после чего переключился на другую, и продолжал ласкать ее до тех пор, пока мои ноги не начали дрожать, а сама я не вцепилась в него для устойчивости.

Тогда Рафаэль отстранился и положил свою руки мне на талию, снова встав передо мной на колени. На этот раз он процеловывал и пролизывал себе дорожку по моему телу до тех пор, пока его язык не скользнул между моих ног.

Я ахнула, и он отстранился со словами:

— Я хочу, чтобы ты села на кровать.

Я не ожидала, что он попросит меня об этом, но сделала так, как он сказал. Он развел мои ноги в стороны и наклонился, чтобы лизнуть меня — это было забавно, но угол оказался не совсем подходящим для нас обоих. Тогда я легла спиной на кровать, спустив ноги по краям, а Рафаэль подхватил мои бедра руками и начал с нежных, невесомых поцелуев сперва по одному бедру, а потом по другому. Он действовал так медленно и осторожно, что я начала издавать нетерпеливые, возбужденные звуки, пока он, наконец, снова не оказался у меня между ног, но все же не спешил ко мне прикоснуться. Сперва он поцеловал впадинку на внутренней стороне моего бедра, а потом проделал то же самое с другим, используя язык так, словно целовал мой рот или другие, более интересные части тела. Это были чудесные ощущения, но это все еще было поддразнивание — близко к делу, но все же недостаточно.

Наконец, Рафаэль лизнул меня по центру, и верхняя часть моего тела невольно вскинулась на кровати, как если бы он вдруг приподнял меня.

— Такая чувствительная. — Пробормотал он, вылизывая меня по краям.

— Пожалуйста. — Попросила я.

— Пожалуйста — что? — Уточнил он.

— Сам знаешь, что.

Его язык скользнул чуть глубже с одной стороны — это было прекрасно, но… а в следующий миг он проделал то же самое с другой стороны, после чего начал зеркалить свои движения, вылизывая все вокруг и везде, кроме той самой точки, к которой я хотела, чтобы он прикоснулся. Это было потрясающе, и в то же время мне хотелось заорать от разочарования.

— Пожалуйста, Рафаэль, пожалуйста.

— Ты об этом? — Его язык мельком скользнул по той точке, которую он избегал, и от одного этого движения у меня перехватило дыхание. — Или об этом? — Спросил он, скользнув языком под это место так, что прикосновение шло практически по краю того, чего я действительно хотела. Это было изысканное наслаждение и такое же изысканное разочарование.

— Рафаэль! — Прокричала я, но не от удовольствия, а скорее от отчаяния.

С его губ сорвался глубокий мужской смешок, после чего он лизнул меня поперек, заставив снова выкрикнуть его имя, но уже с удовольствием. Он начал вылизывать меня, и его язык вертелся вокруг той самой точки, время от времени описывая большие круги, а потом он вдруг лизнул меня именно там, где мне хотелось, и повторял это до тех пор, пока я не забалансировала на грани, и тогда отстранился.

— Проклятье, либо сделай это, либо не делай вообще! — Заорала я на него.

Рафаэль отстранился еще немного, и его лицо сияло от осознания того, каким счастливым он делал мое тело, после чего спросил:

— Тебе не нравится, когда тебя дразнят?

— Не так сильно.

— А я наслаждался процессом.

— Садист. — Буркнула я.

Он вновь подарил мне этот глубокий смешок, а после его рот вновь оказался между моих ног, и тогда он начал сосать. После всего, что он уже проделал, это был почти перебор, и в то же время недостаточно, как будто мое тело не знало, что происходит. Рафаэль понял, что эта тактика не работает, и его язык завертелся по той заветной точке, а потом он, наконец, использовал пальцы, чтобы раздвинуть в стороны все, что ему мешало к ней присосаться. Кричать я начала еще до того, как кончила, потому что это было практически чересчур после такой яркой прелюдии, но вот я, наконец, скользнула за грань удовольствия, и Рафаэль будто бы держал сосредоточие меня у себя во рту, перекатывая меня в нем, как если бы весь мир сосредоточился на ощущении его рта на моем теле. Я кричала и извивалась до тех пор, пока мир не обрамился белым по краям, как будто теперь я видела все сквозь туман. Мое тело опустилось на кровать, подрагивая, и я была не в силах двигаться или сфокусировать взгляд, а потом почувствовала, как Рафаэль встал и отстранился от меня. Следующее, что я ощутила, это как он протискивается между моих ног. Это заставило меня вскинуться на постели и вскрикнуть. Я увидела его темную плоть сквозь бледную пленку презерватива, пока он помогал себе одной рукой, направляя себя в меня. Обычно ему приходилось попотеть, чтобы протолкнуться, но сейчас я была настолько мокрой, что вся эта темная, напряженная длина легко скользнула в меня.

Он что-то пробормотал — кажется, какое-то ругательство на испанском.

— Такая мокрая.

— Займись со мной любовью. — Мой голос прозвучал с придыханием и казался почти чужим, но все же мне удалось сказать это.

Он сделал то, о чем я просила, мягко проталкиваясь внутрь и выходя наружу, повторяя это до тех пор, пока не нашел тот ритм, который был самым нежным из всего, что мы когда-либо делали вместе. Рафаэль помог нам переместиться повыше на кровати, оставаясь на мне, но держался так, чтобы не мешать мне самой двигаться под ним. Вместе мы нашли ритм между его толчками и движениями моих бедер, которые я поднимала ему навстречу — раз за разом, внутрь и наружу. Я не могла видеть, как он выходит из меня и погружается обратно, но чувствовала каждый дюйм, встречая его толчки своими.

— Я близко. — Пробормотал он.

— Я тоже. — Я задыхалась и боролась за сохранение ритма наших тел, и наконец почувствовала приближение оргазма. — Почти. — Сказала я ему.

— Кормись, когда мы кончим.

— Да. — Ответила я, и со следующим толчком он вырвал из меня вопль. Я откинула голову назад, чтобы не оглушить Рафаэля, пока кричала его имя.

Он тоже вскрикнул, вколачиваясь в меня в последний раз, и все щиты рухнули. Я кормилась на его силе, пока он был на мне, на его коже во всех местах, где он ко мне прикасался, и через него, как через дверь, я кормилась на всем родере.

Я научилась делать это мягко, когда речь шла о людях, которых я знала, чтобы не врываться к ним в душу с ноги. Ненароком я уже получала воспоминания, мысли и эмоции — это было с теми, кто наслаждался энергетическим оргазмом. Они приветствовали эту силу — это был их сознательный выбор, хотя Жан-Клод поделился со мной воспоминаниями о том, как Белль Морт могла заставить ощутить удовольствие и против воли — это было метафизическое изнасилование. Я очень старалась не делать ничего подобного. Жан-Клод научил меня скользить и парить, как на крыльях, над энергией тех, от кого я питалась — кормиться, но не слишком рьяно, и не погружаться глубоко. Передо мной замелькали лица, чья-то рука протянулась, чтобы коснуться меня, другая попыталась отмахнуться, но никто не мог полностью избавиться от меня, потому что Рафаэль отдал их мне. Пусть я и оседлала эту чудесную энергетическую волну, которая подталкивала меня вверх, словно я и правда могла летать, выплескивая полученное, как золотистую магию, по всем каналам, которая соединяла меня с теми, кто был связан с моей силой, во мне все-таки осталось достаточно осознанности, чтобы понять, почему они нас боялись. В какой-то момент я вдруг наткнулась на кого-то, от кого не смогла покормиться, как будто какой-то камень попался мне в потоке этой силы, и я поступила так, как поступает вода: обогнула этот камень и двинулась дальше, к другим лицам, телам и различным эмоциям — от радости до счастья, — удерживая себя, чтобы не пожирать эти чувства, и ко мне начали подниматься лица, озаренные весельем и принятием, и это был лучший пир из всех, потому что они делились со мной своей энергией. Делиться мне нравилось больше, чем забирать. Я прошла тысячи и тысячи людей, а потом вернулась обратно, как возвращается океан, отступая от берега, и снова напоролась на этот камень, который не могла поглотить. Я застыла, как если бы океан мог застыть, напоровшись на одну-единственную гальку. Что это было? Кто это? Я толкнулась в этого кого-то, сконцентрировала на нем всю свою силу… ему было слегка за двадцать, симпатичный, приятные черты лица, светло-коричневая кожа и серо-зеленые глаза. Не будь у меня для сравнения микиных глаз, я бы назвала их экзотичными. Их взгляд был высокомерным, непокорным, яростным, но подо всем этим был… страх и… что-то… что-то еще. Я нырнула глубже в эти лесисто-зеленые, туманно-серые глаза, встретила их взгляд и поймала это что-то. Энергия Гектора, потому что это был именно он, пульсировала, пытаясь оттолкнуть меня, пытаясь защитить что-то от меня, от нас — я не очень понимала, от кого, но это не имело значения. Энергия была горячей только сверху, как глазурь на торте, а то, что лежало под ней, казалось холодным — гораздо холоднее оборотня. Гектор попытался вытолкнуть нас наружу, и ему почти удалось подтолкнуть нас к поверхности. Мы вернулись обратно, глядя ему в лицо, и его глаза были как лес и туман, и вдруг они наполнились коричневым светом — таким темным, что он казался почти черным, как если бы лес накрыла ночь и начала пожирать его. Гектор был moitié bête мастера вампиров. Мастера, который не принадлежал к вампирам Жан-Клода.

10

— Как это вообще возможно, чтобы мастер вампиров умудрился полностью скрыть от нас свое присутствие? — Спросила я, направляясь к изножью кровати Жан-Клода.

Я пришла к нему за сочувствием и обнимашками, а также для того, чтобы попутно обсудить мерзкий сюрприз, который подложил нам Гектор. Однако я не могла залезть на кровать, чтобы получить свою дозу комфорта, потому что вместе с Жан-Клодом там уже находился Ашер, а он не был в моем списке для обнимашек. Поскольку Жан-Клод мог ощущать большую часть моих эмоций, если только мы не закрывались друг от друга щитами сильнее, чем обычно, он знал, что я хочу обниматься, но не стал приближаться ко мне сам и не велел Ашеру подвинуться, что меня выбесило. Я и так была напугана. Гнев был не лучшей добавкой к этому состоянию.

Жан-Клод устроился на огромной, сделанной на заказ кровати, и наблюдал за мной. На нем был один из его любимых халатов — черный с оторочкой из черного меха. Это был также и мой любимый халат из числа тех, что у него были. Есть что-то особенное в том, как смотрится его абсолютно белая кожа на груди в обрамлении черного меха, с которым его черные кудри смешиваются до такой степени, что местами уже трудно сказать, где кончается одна тьма и начинается другая. Жан-Клод распахнул халат достаточно, чтобы я могла видеть бледно-коричневный ожог в форме креста у него на груди. Он сделал это намеренно, зная, как сильно я наслаждаюсь этим видом, и это выбесило меня еще больше.

— У нас тут чрезвычайная ситуация, Жан-Клод, или ты не почувствовал вампирского мастера, который цепляется за Гектора?

— Ты знаешь, что почувствовал.

— Тогда почему ты не паришься по этому поводу?

— Я кинул клич всем нашим, чтобы собраться здесь и распланировать стратегию на сегодня, ma petite. Рафаэль отправился оповестить своих людей лично, после чего он присоединится к нам. Мы ничего не можем сделать, пока все не соберутся, так что почему бы тебе не присоединиться к нам на кровати, чтобы мы могли обняться и подарить друг другу немного комфорта?

Я вылупилась на него, разинув рот и не очень понимая, что на это сказать. Я не знала, огорчает ли меня сильнее тот факт, что он не воспринял угрозу всерьез, или что он пытается подбить меня на обнимашки втроем с Ашером, который, как ему было известно, так и не получил от меня прощения за свое отвратительное поведение.

— Ты лишил ее дара речи. — Заметил Ашер, лежа на кровати рядом с Жан-Клодом.

Я очень старалась игнорировать Ашера, потому что он все еще был в моем черном списке из-за своих паршивых жизненных выборов, которые в итоге привели его к тому, что мы все его бросили. Не так давно Жан-Клод вернул его к себе, но это было единственное исключение — все остальные по-прежнему были злы на него. Сперва эта злость сделала Ашера менее привлекательным для меня, но с тех пор, как он стал вести себя адекватнее, мне становилось все труднее злиться на него, и еще труднее не замечать того, насколько он был красив.

Его волосы обрамляли лицо пушистыми золотыми волнами. Они оба уже успели принять душ и высушить волосы после тренировки, хотя обычно они занимались после этого сексом в ванной, но сегодня им пришлось ограничиться короткой программой, потому что я кормилась на Рафаэле, и Жан-Клоду нужно было сосредоточиться, чтобы удостовериться, что вся энергия, которую мы получили, распределилась как надо, вместо того, чтобы просто омыть всех наших, а именно так бы и произошло, если бы он не помог мне с контролем в процессе. Впервые я покормилась на Рафаэле в чрезвычайной ситуации, когда речь шла о спасении жизней Жан-Клода и Ричарда. В тот раз я точно знала, куда направить энергию, но все-таки я не была в этом деле профи.

Рука Жан-Клода скользнула по волосам Ашера, под золотой вуалью которых скрывалось его лицо. Вот почему они потратили время на то, чтобы высушить волосы, а не заняться сексом — потому что в противном случае Ашер не смог бы закрыть ими шрамы на правой стороне своего лица. Святая вода прожигает вампирскую плоть, как кислота. Несколько веков назад церковники пытались выжечь дьявола из Ашера. Жан-Клод спас ему жизнь, но шрамы от святой воды спускались вниз по левой стороне его тела. В данный момент они скрывались под коричневым парчовым халатом с коричневой же и золотой оторочкой из меха. Поскольку оторочка на парчовом халате Жан-Клода также сливалась с волосами, они походили на пару еще больше, чем обычно. Белль Морт коллекционировала красивых мужчин с голубыми глазами. У Жан-Клода были самые темные, а у Ашера — самые светлые из тех, что я встречала у людей. Глаза Жан-Клода напоминали мне о том, что небо всегда синее, независимо от того, насколько глубока ночь, а глаза Ашера походили на зимнее небо — бледное и холодное, но в данный момент оно поблескивало шутливыми искорками. Я не хотела, чтобы мое оторопевшее молчание стало поводом для смеха, поскольку только гнев удерживал меня от того, чтобы забраться к ним на кровать и получить свою дозу обнимашек от них обоих. Так как Жан-Клод вернул Ашера в свою постель, я могла получить не только обнимашки. Обычно мне не трудно стоять на своем, когда речь идет об отказе, но я не видела их вдвоем вот так, когда кроме нас в комнате никого нет, с тех самых пор, когда большая ссора стала последней соломинкой, сломавшей мое терпение по поводу Ашера. Кажется, я начала вспоминать, почему избегала сталкиваться с ними, когда эти двое вместе.

— Ma petite, ты меня слушаешь?

Я вспыхнула и отвернулась, стараясь скрыть свое смущение.

— Нет, в смысле, да. Но, пожалуйста, повтори то, что ты сказал.

Ашер рассмеялся — не тем ощутимым сексуальным смехом, на который был способен Жан-Клод, а просто счастливым. Мне тут же захотелось улыбнуться в ответ, потому что я любила его, или потому что Жан-Клод его любил. Мы так и не смогли понять, как много моей собственной любви было в чувствах к Ашеру, и насколько она состояла из чувств, которые сочились из Жан-Клода, любившего его на протяжении нескольких веков. Они могли сходиться и расходиться, но оставались любовями всех своих жизней.

— Прости, Анита, я правда извиняюсь за свой смех, но это первый раз, когда я действительно вижу, что ты скучала по мне не меньше, чем я скучал по тебе.

Я попыталась нахмурился в его сторону, но трудно выглядеть суровой, когда твои щеки еще остывают после вспышки румянца.

— Ладно, ты выглядишь потрясающе, а когда вы вдвоем — еще лучше, но даже если я все прощу и забуду, чтобы мы могли снова стать любовниками, это не изменит того факта, что я не могу сделать Рафаэля крысой своего зова, не получив в ответ войну с Нарциссом и его вергиенами.

— Он не станет начинать войну, ma petite. Нарцисс уже успел остыть с тех пор, как Ашер оскорбил его своим решением оставить его ради Кейна. Ему пришлось бороться, чтобы сохранить уважение своего клана, и это занимало его большую часть времени.

— Ты же только вчера мне сказал, что я не могу сделать Рафаэля крысой своего зова из-за Нарцисса.

— Oui, но это было до того, как мы узнали, что мастер вампиров, достаточно сильный, чтобы скрыть от нас свою энергию, превратил последнего из соперников Рафаэля в проводник для своей силы. Если этот Гектор выйдет сегодня победителем, то его мастер получит всю ту силу, которой кормит нас родере. Допустить этого мы не можем. Нарцисс поймет, насколько сильна сейчас угроза нашей власти.

— Он поймет, что это угроза, но я не уверен, что он увидит в ней достаточную причину. — Сказал Ашер.

— Ты правда считаешь, что Нарцисс продолжит угрожать Рафаэлю и его крысам даже после того, как узнает об этой новой напасти? — Поинтересовался Жан-Клод, повернув голову на подушке так, чтобы посмотреть на Ашера.

— Нарциссу придется что-то сделать, чтобы сохранить лицо. Он мог бы убить Кейна, рискуя убить меня и навлечь твой гнев. — Ответил Ашер.

— Либо он может попытать удачу с веркрысами.

— Ты имеешь в виду войну? — Уточнила я.

— Война — это слишком громкое слово, ma petite, но для верживотных естественно, когда противостояние между двумя видами перерастает в дуэль между избранными чемпионами.

— Нарцисс мог бы бросить Рафаэлю прямой вызов. — Сказал Ашер.

— Такое случается крайне редко. — Возразил Жан-Клод.

— Но если Нарцисс все же бросит ему вызов и Рафаэль откажется, то это будет воспринято как слабость или даже трусость. Если я верно понимаю крысиную культуру, то это может спровоцировать еще больший поток вызовов Рафаэлю от других амбициозных веркрыс. — Заметил Ашер.

— Если Нарцисс не самоубийца, то ему стоит отвязаться от Рафаэля. — Вмешалась я.

Ашер достаточно сильно покачал головой, чтобы его волосы шевельнулись на плечах. Всего лишь блеск золотых прядей в свете настольной лампы, и вот я вновь потеряла концентрацию из-за его красоты. Мать его.

— Ты видишь то, что Нарцисс желает, чтобы ты видела — разодетого щеголя, трансвестита, который заткнет за пояс самую эпатажную королеву среди геев. Частично он сам выставляет себя на посмешище для того, чтобы другие не могли найти повод над ним посмеяться. Он очень близко к сердцу воспринимает тот факт, что был рожден интерсексом (интерсексуальность — это когда пол человека не совпадает с традиционным мужским или женским — прим. переводчика).

— Я видела его обнаженным и, если честно, большой разницы не заметила.

— Но ведь это не мы смотрим из его тела в зеркало каждый день.

Я уставилась на красивого мужчину, чья завеса волос скрывала половину его лица так, что была видна лишь ангельская красота не тронутой шрамами стороны, и знала, что он говорит не только о Нарциссе.

— Я ощутила силу его зверя, но в физической драке Рафаэль его убьет.

— Все не так просто, ma petite.

— Ты о чем?

Мне ответил Ашер:

— У вергиен самки крупнее самцов, прямо как у настоящих гиен, но женские особи вергиен значительно превосходят по размеру мужские. Обычно у них только одна форма — бипедальная (двуногая, т. е. человек-зверь — прим. переводчика), потому что они пользуются руками не только для физической драки.

— Значит, из-за того, что Нарцисс наполовину женщина и у него есть женские части тела, его животная форма — это здоровенный и сильнющий получеловек или полуженщина, не знаю, как он предпочитает ее называть. В любом случае, я все равно ставлю на Рафаэля.

— Самки вергиен владеют магией. Буквально — они могут творить заклинания, как это делают сказочные феи из легенд.

— Впервые об этом слышу.

— Потому что они держат это в секрете от чужаков. Я не понимал, насколько необычны гиены здесь, в Сент-Луисе, пока меня не отправили в земли Дульсии. Она правит своим кланом в традиционной манере. Способность лидеров вергиен творить магию — это то, что позволило им вознестись над другими группами верживотных в этой стране.

— Погоди, вергиены в этой стране — редкость. Магия или что там у них еще, вовсе не дала им достаточно сил, чтобы захватить главенство в большинстве городов, где я побывала. — Возразила я.

Ашер сел, позволив халату соскользнуть и продемонстрировать глубокие шрамы на его груди. Дело было не в том, что он был расслаблен в моем присутствии и забылся, показав их, а в том, насколько сильно он был вовлечен в то, о чем рассказывал. Это заставило меня слушать внимательно, потому что большую часть времени Ашер терпеть не мог демонстрировать свои шрамы.

— Большинство первых вергиен были рабами. Порой их собственное племя оборачивалось против них, подчиняло их при помощи магии и продавало в рабство, потому что их боялись убивать — считалось, что дух убитой гиены просто захватит другую особь или даже человека. Нужные чары передавались новым хозяевам. Однако эти чары были не то забыты, не то утеряны после нескольких чертовски кровавых восстаний, которые оказались подавлены, а сами вергиены ушли в подполье. Они скрыли то, чем являлись, ото всех. Вот почему это такая редкость — чтобы клан вергиен существовал на виду в этих землях. Они не хотят привлекать к себе внимание, если живут по своим традиционным обычаям.

— Нарцисс владеет широко известным БДСМ-клубом на реке в Иллинойсе. Он даже одевается так, чтобы привлечь к себе внимание.

— Дульсия не слишком хорошо о нем отзывалась.

— Могу себе представить. Но погоди минуту, гиены ведь способны заражать людей — так же, как и другие верживотные, каким же образом им удается скрывать свою магию? Или она больше похожа на парапсихическую способность?

— Их магия естественна и открывается с переходом, когда оборотень берет под контроль своего зверя. Если гиены хотят натренировать свою самку, они тренируют ее. Если же они считают, что самка не заслуживает права знать об этом секрете, ее казнят еще до того, как она войдет в свою полную силу. Долгие годы любая белая женщина, пережившая нападение, была обречена на смерть, и всеми кланами вергиен правили только цветные самки. Самые старые и могущественные кланы до сих пор такие. Нарцисса там воспринимали как мужчину — до тех пор, пока он не перекинулся, и тогда он был обучен магическому искусству. Никто из тех, кто бросил ему вызов, не выжил.

— Я всегда гадала об этом, в смысле, он ведь ненамного выше меня, худой, я бы даже сказала, утонченный, и у него в клане куча накачанных мужиков.

— У вергиен мужчины боятся женщин, и у них есть для этого все основания.

— Так вот почему он не хотел, чтобы в его клане появлялись женщины — боялся, что полноценная самка его побьет? — Озвучила свои мысли я.

Ашер кивнул.

— Но этого не случилось. Он по-прежнему самая большая сучка на районе.

— Ты что, всерьез заявляешь, что Нарцисс побил бы Рафаэля в реальной драке? — Усомнилась я.

— Я видел, как Нарцисс бился против двух самок, которые пришли в его клан, и не видел, как бьется Рафаэль, но если он не способен творить магию в процессе рукопашной, то я не думаю, что ему светит победа. — Ответил Ашер.

Я попыталась представить, как хрупкий на вид Нарцисс способен выиграть против куда более крепко сложенного Рафаэля. В смысле, если бы они были профессиональными боксерами или специалистами по смешанным боевым искусствам, то Рафаэль был бы в полутяжелом, или даже в тяжелом весе, а Нарцисс в лучшем случае в легком, а то и в наилегчайшем. Единственной причиной, по которой я разбиралась во всех этих категориях, был приезд в Сент-Луис новой верлиги по борьбе — они хотели знать, не хочет ли кто прийти и поиграть с ними. И ни при каких обстоятельствах двое мужчин из настолько разных весовых категорий не могли оказаться на одном ринге. Ни при каких.

— У Ашера всегда глаз был наметан на мужские тела, ma petite. Если он ставит на кого-то в драке, то обычно побеждает. В те времена, когда с нами еще была Джулианна, победы Ашера на ставках помогали нам троим существовать безбедно и ни от кого не зависеть.

Это был первый раз, когда кто-то из них упомянул имя Джулианны без удушающей тоски. Она была человеком-слугой Ашера и любовью всей жизни для них обоих. Двадцать лет благословенного счастья оборвались в тот момент, когда церковь сожгла ее, как ведьму, за связь с вампирами, и изуродовала Ашера, облив его святой водой. Ее смерть могла бы убить и его, но он выжил. Это заставило меня гадать, способен ли он пережить смерть Кейна. Вслух я об этом не спросила — слишком уж это было холоднокровно, даже для меня.

— Значит, ты считаешь, что если Ашер верит в победу Нарцисса, то так тому и быть?

— Oui.

— Знаешь, до того, как я узнала, что Гектор — крыса зова некого вампира, я бы волновалась о том, что Нарцисс убьет Рафаэля и оставит зияющую дыру на вершине иерархии веркрыс. — Сказала я.

— Или что он возглавит гиен и крыс одновременно. — Добавил Жан-Клод.

— Погоди, это же невозможно. Они не допустят смешанного лидерства.

— Так было до того, как Коалиция начала привлекать всевозможные группы животных под управлением одного лидера. Наш Мика ведет кампанию по сплочению их всех в единый голос в борьбе за человеческие права. Для решения своих локальных проблем теперь многие обращаются к нему и к ныне сформированной большой и смешанной группе различных верживотных.

— Ты хочешь сказать, что Коалиция создала прецедент, который позволит Нарциссу совершить подобный переворот?

— Он угрожал, что сделает это. — Заметил Ашер.

— Господи, когда ты собирался рассказать мне об этом?

— Я сам только что узнал. Жан-Клоду я рассказал, как только его увидел, и теперь говорю об этом тебе. Вам решать, кто еще должен узнать.

— Мика должен. — Сказала я.

— Мы расскажем всем, как только они придут. — Успокоил меня Жан-Клод.

— Мы не можем позволить Нарциссу так задирать нас. Не тогда, когда на нас наезжает другой вампир. — Заявила я.

— Мы уже пришли к соглашению по этому вопросу, ma petite. Начнем дискуссию о том, какие у нас есть варианты, как только придут остальные.

— Я прошу прощения за свою роль в этой проблеме с Нарциссом. — Сказал Ашер.

— Твою роль? Твою? Да это полностью твоя вина.

Ашер вздохнул так глубоко, что я увидела, как приподнялась и опала его грудь, а учитывая, что ему не надо было дышать, это был очень глубокий вздох.

— Мой гнев жаждет отрицать это, чтобы найти повод свалить вину на прореху во власти, которую создала смерть Райны и Маркуса, после чего Ричард взял под контроль вервольфов, и это позволило Нарциссу взрастить свои силы, сделав вергиен полноценными соперниками для волков и крыс. Обвинить Ричарда в том, что если бы он держал свою стаю в узде так, как это делал Маркус, Нарцисс бы не был для нас такой угрозой сегодня.

Часть моего собственного гнева рассеялась.

— Ладно, ладно, в этом ты прав. Ричард работает над своими ошибками, но многие из них исправлять уже поздно.

— Он начал заниматься этим до того, как это сделал я. Я выставлял его на посмешище, и я стыжусь этого — того, что я, как говорится, бросил его под автобус, пытаясь спасти свою шкуру.

— И ты не был неправ. — Заметила я.

— Да, но это не отменяет того факта, что я сыграл большую роль в этом кризисе.

— Ma petite, иди к нам. — Жан-Клод похлопал по постели между ними двумя.

— Почему ты продолжаешь предлагать мне это, хотя я уже сказала «нет»? — Возмутилась я.

— Потому что ты напугана и нуждаешься в комфорте.

— И вовсе я не напугана. — Автоматически парировала я, как будто Жан-Клод не имел доступа к моим чувствам.

— Ma petite, когда-то я мог бы пропустить эту ложь сквозь пальцы, но пока другие важные для нас люди учились брать под контроль свои проблемы, я научился обращаться к тебе и просить у тебя то, в чем я нуждаюсь, вместо того, чтобы собирать со стола крохи твоей любви. — Он вновь похлопал ладонью по постели.

— Это еще что значит?

— Разве ты не можешь ощутить то, что я чувствую?

— Нет, ты слишком сильно закрылся щитами.

— А ты — нет. — Заметил он.

— Если я закроюсь достаточно, то отрежу от себя всех остальных, и рискую отрезать Дамиана с Натэниэлом, а это может стоить им жизни.

— Тогда просто проверь, ma petite, что это сделает меня безмерно счастливым, если ты сдашься и присоединишься к нам.

Я скрестила руки на груди, насколько мне позволяла наплечная кобура, одновременно нахмурившись в его сторону.

— Я не прошу тебя заняться с нами сексом здесь и сейчас, ma petite, просто позволь нам обнять тебя. Позволь нам дать тебе тот покой, в котором ты нуждаешься и который мы жаждем предложить тебе, пока ждем остальных. Как только они прибудут, мы начнем наш маленький военный совет, но до тех пор мы можем полежать, обнимая друг друга и успокаивая, пока война еще не началась.

— Ты же не о том, что Нарцисс развяжет войну?

— Non, ma petite, этот мастер вампиров проник в нашу страну, в то время как мне полагается быть королем всех вампиров. Моя власть должна быть абсолютна. Даже если мы уладим этот конфликт и сохраним при себе веркрыс, другие вампиры узнают, что кому-то из них удалось найти брешь в моих доспехах, и, подобно Рафаэлю, который не имеет права показаться слабым перед лицом других претендентов на свой трон, я должен действовать соответствующе. Если я не использую этот случай, чтобы сделать из него пример, другие станут искать мою слабость и обязательно найдут ее, потому что ничья защита не совершенна.

— Ты тоже напуган. — Осознала я.

— Да, и очень.

— Почему «очень»? Что я пропустила?

— Мне известно, что рядом с нами находится некий мастер вампиров. Я знаю, кто его moitié bête, знаю, где этот зверь сейчас, но при всех этих знаниях я все же не могу почувствовать самого вампира. Ты понимаешь, что это значит, ma petite?

Внезапно пульс застрял у меня в глотке, а кожа покрылась мурашками.

— Вот дерьмо. Этот вампир, должен быть, чертовски силен.

— И чертовски стар. Вероятно, намного старше меня.

Я вылупилась на него, а пульс забился у меня в глотке с такой силой, что я чуть не задохнулась, и в этот момент я поняла, что это был не мой страх, а страх Жан-Клода. Он сидел на кровати, уверенный и спокойный, как море во время штиля, но под этой маской Жан-Клод не просто бултыхался в воде — он буквально тонул.

Он протянул ко мне свою руку.

— Пожалуйста, ma petite, позволь нам обняться и успокоить друг друга прикосновением прежде, чем мы встанем на тропу войны.

Я посмотрела на его протянутую ладонь, а после подняла взгляд, что увидеть его лицо. Может, это и не было лицо того, кто потопил тысячи кораблей, но это было лицо того, кто открыл мое сердце заново, вернув мне способность любить. Я перевела взгляд на Ашера. Он пялился на свои колени и волосы закрывали практически все его лицо, как если бы он не мог смотреть на меня, или просто не мог позволить мне смотреть на него. Если бы он смотрел мне в лицо, весь такой дерзкий и потрясающий, я, может, и засомневалась бы, но он вел себя разумно и рассуждал здраво, и он правда старался. Разве это не то, что пытается делать каждый из нас?

Я подошла к постели и поставила на нее свое колено. Кровать была достаточно огромной, чтобы мне пришлось буквально ползти, чтобы добраться до них. Жан-Клод улыбнулся мне, и его лицо озарилось счастьем так, как он никогда не показывал на публике, потому что для старых вампиров настолько явная демонстрация нежных чувств означала слабость. Я начала ползти к ним, по-прежнему увешанная оружием и полностью одетая, потому что наш маленький военный совет должен был начаться с минуты на минуту. Я даже не пыталась ползти сексуально — просто двигалась в их сторону, но, может, и этого было достаточно, потому что Ашер поднял на меня свой взгляд, показав мне бледно-голубой глаз, похожий на потерянную звезду в зарослях золотых облаков его волос. Я знала, как выглядят шрамы вокруг этого глаза, потому что целовала их достаточно часто.

Я приняла руку Жан-Клода, и он подтянул меня к себе, сокращая расстояния между нами. Ашер сидел рядом со мной, напряженный и немного смущенный, его волосы были подобны щиту между нами. Жан-Клод протянул руку над моим плечом в его сторону, но Ашер не смотрел ни на кого их нас, как, впрочем, и не попытался от нас отстраниться. Он все так же сидел, держа руки у себя на коленях, укрытых парчовым халатом, и избегал смотреть на меня.

Я свернулась в клубок на груди у Жан-Клода, смотрела на золотистый водопад этих волос, и понятия не имела, что делать. Наконец, я сказала:

— Ашер, ты сам позвал меня сюда, помнишь?

— Мне так стыдно за то, как я вел себя прежде.

Я потянулась к нему и позволила себе прикоснуться к его густым, сияющим волосам, а после отвела их в сторону, чтобы увидеть не тронутую шрамами часть его лица. Я попыталась убрать волосы Ашера так, чтобы открыть все его лицо, но он перехватил мое запястье и сказал:

— Пожалуйста, не сейчас.

— Хорошо. — Согласилась я и опустила свою руку.

В конце концов мы с ним взялись за руки и смотрели друг на друга с расстояния в несколько дюймов. Первая слеза скатилась по его щеке — она была розоватой от крови того, кто отдал ее ему добровольно этой ночью.

Я поймала слезинку кончиком пальца до того, как она соскользнула к подбородку.

— Не плачь. — Попросила я.

Его слезы потекли еще сильнее, и вдруг Жан-Клод обнял его, а Ашер принялся твердить, как заведенный:

— Мне так жаль, так жаль, так жаль…

Я сказала то единственное, что могла сказать в такой ситуации:

— Все в порядке, Ашер. Я тебя прощаю.

Такими нас и застали недостающие члены нашего «военного совета». В прежние времена я бы устыдилась того, что меня застали в слезах и в чьих-то объятиях, но в этой комнате не были никого, кто не знал бы нашей истории. Либо они нас поймут, либо могут катиться ко всем чертям.

11

Мы высушили наши слезы и составили план действий, а Нарцисс удивил нас всех, когда согласился с тем, что загадочный вампир представлял серьезную угрозу.

— Я отступлю и позволю тебе сделать Рафаэля крысой своего зова, если ты дашь мне слово, что позже покормишь на мне ardeur.

— Мы это уже проходили, Нарцисс. Ты — гей, а я — женщина, так что секса у нас не получится.

— Если с нами будет Жан-Клод, чтобы отвлечь меня, я постараюсь сделать все, чтобы закрыть глаза и думать об Англии (известная фраза-напутствие, которой якобы сопроводила к брачному ложу свою дочь королева Виктория — прим. переводчика).

Этот комментарий вызвал у меня смех.

— Думать об Англии? В смысле, закрыть глаза и надеяться, что это скоро закончится?

— Да. — Ответил он совершенно серьезно.

— Я в курсе, что у тебя есть оба набора органов, но для меня тебе понадобится мужской. Разве тот факт, что тебя не привлекают женщины, не собьет тебя с настроя?

— Ради того, чтобы получить больше силы для себя и своих гиен я готов попробовать.

Вмешался Жан-Клод:

— Проясним кое-что: ради одного кормления ardeur ты готов отступить и не станешь выдвигать никаких претензий, когда мы с Анитой сделаем Рафаэля ее moitié bête?

— Я не дурак, Жан-Клод. Вампир, который способен скрыться от тебя и Аниты, должно быть, чертовски силен. Тот факт, что он находится в Сент-Луисе, в самом сердце твоей территории, и полагает, что останется незамеченным не только для тебя, но и для всех представителей местного сверхъестественного сообщества, означает, что он либо сумасшедший и крайне высокомерен, либо настолько могущественен, что не боится никого из нас. Это означает, что древний. Я не хочу, чтобы в Сент-Луисе заправлял древний вампир. В отличие от тебя и Рафаэля, это моя единственная территория. Я не могу оставить город и податься к какому-нибудь другому мастеру вампиров, чтобы перегруппироваться. Если я покину этот город, то меня и мой клан попросту уничтожат или поработят. Мы пережили иго Химеры только потому, что Анита вместе с веркрысами пришла к нам на помощь. Я знаю, по мне не скажешь, что я помню об этом долге, но я помню. Я постараюсь быть тем лидером, в котором нуждается мой клан, а не каким-то идиотом, которому любовь отшибла мозги.

Я посмотрела ему в глаза и увидела серьезного мужчину в объятиях силы, которая перекатывалась по нему. Мы согласились покормить на нем ardeur позже, когда разберемся с угрозой, которая нависла над нами и угрожала всем, кто нам дорог, и даже тем, кого мы ненавидели.

12

— Анита не пойдет к бойцовским ямам без телохранителей. — Заявил Мика.

— Ты один из немногих, кого мы допустили в нашу святая святых, хоть ты и не из нашего рода, но это не означает, что у тебя есть право диктовать нам условия. — Возразил Рафаэль.

— Я бы ни за что не отпустил туда Аниту, если бы допускал мысль, что ей придется подчиняться стандартным правилам.

— Ребят, ребят, я, кажется, чего-то не улавливаю. — Подала голос я.

— Лидерам родере запрещено брать с собой телохранителей на склад, где расположены бойцовские ямы. — Ответил Мика.

— И что? Я часто хожу без телохранителей. — Сказала я.

Мика покачал головой.

— Анита, ты не понимаешь. С того момента, как ты выйдешь из машины, тебя окружат веркрысы, и если кто-то из них затеет с тобой драку, тебе придется принять вызов. И никто не имеет права вмешаться. Никто тебе не поможет.

— Если ты не можешь пробиться сквозь толпу, то не заслуживаешь права быть лидером. — Пояснил Рафаэль.

— Но Анита — не настоящий оборотень, у нее нет нашей силы и скорости, и она совершенно точно не способна исцеляться так хорошо, как это делаем мы. — Возразил Мика.

— Рафаэль, я не давал согласия на расклад, при котором Анита так сильно рискует. — Вмешался Жан-Клод.

— Я бы не не стал предлагать, если бы сомневался в том, что она выдержит.

— Ценю твою веру в мои силы, Рафаэль, но Мика прав. Я, конечно, хороша, но с вами, ребята, мы в разных лигах. Во мне все еще слишком много человеческого.

Жан-Клод обратился к Мике:

— Mon chat (мой кот, фр. — прим. переводчика), ты пробивал себе путь сквозь родере, чтобы принять участие в драках?

— Да, но я же оборотень — я могу выпустить когти, не перекидываясь, что допускается, пока ты продираешься сквозь толпу. И мне разрешили взять с собой Брэма. Он не мог защищать меня, но был рядом, чтобы прикрыть меня, если дело обернется туго. Мы также разработали план побега на случай, если я утрачу контроль над ситуацией.

— Аните разрешат взять с собой кого-то вроде Брэма? — Поинтересовался Натэниэл.

— Мика — лидер, который находился у нас в гостях. Его пустили только для того, чтобы он лучше понял устройство родере, и это помогло бы ему представлять наши интересы в Коалиции. — Пояснил Рафаэль.

— Анита — Нимир-Ра у леопардов, а значит, она тоже лидер. — Заметил Натэниэл.

— Истинно так, mon minou (мой котик, фр. — прим. переводчика).

— Тот, кто с ней идет, не может быть лидером. Ему также запрещено участвовать в драках вместо нее. Если он вмешается, то их обоих выпроводят наружу. Будь они оба членами родере, их бы заставили драться в яме, чтобы завершить прерванную драку с вероятным смертельным исходом. — Сказал Рафаэль.

— Насколько все было плохо, когда туда ходил ты? — Спросил Натэниэл у Мики.

Мика пожал плечами.

— Не особо. Тем более после того, как я в качестве примера поставил на место одного из задир.

— Каких еще задир? — Не поняла я.

— Здоровяк, который видит миниатюрного парня и удивляется, с чего это он вдруг лидер, ведь он недостаточно крут для этой роли.

— Полагаю, ты показал ему, как сильно он ошибается, mon chat. — Заметил Жан-Клод.

— Да, но Анита не умеет выпускать когти, чтобы повторить то, что сделал я.

— Ей разрешат использовать холодное оружие, потому что технически она по-прежнему человек. — Сказал Рафаэль.

— Все, кто показал себя достойно, на тренировках используют холодное оружие, Рафаэль. — Запротестовал Мика.

— Да, но на тренировку разрешено приносить только два ножа. Анита же может взять сколько хочет.

— Я могу взять любое оружие, какое захочу? — Уточнила я.

— Никакого огнестрела. — Ответил он.

Я посмотрела на Клодию и Бенито, которые все это время вели себя очень тихо.

— Вы оба были за то, чтобы я пошла туда сегодня ночью. Ничего не хотите мне сказать?

Они переглянулись, после чего Клодия жестом показала, что Бенито может ответить первым.

— Я был уверен, что тебе разрешат привести с собой охрану. — Сказал он.

— И почему же мне нельзя ее привести?

— Анита, мы были уверены, что тебе позволят взять с собой телохранителей, как было заведено в прежние времена, но в последний раз, когда царица родере сидела рядом с царем, женщинам было запрещено драться с мужчинами, чтобы оградить от этого царицу, и она выбирала воинов, которые дрались за нее. Я бы не просил тебя присутствовать там сегодня, если бы знал, что старое правило больше не действует. — Сказал Рафаэль.

— В каком-то смысле, это моя вина. — Заметила Клодия.

— Как так? — Не поняла я.

— Да ты глянь на меня. Я способна побить мужика, и я уже это делала. И я не одна такая.

— Я в курсе, что ты не единственная женщина среди наших веркрыс-телохранителей. — Сказала я.

— Да, и потому от них ожидают, что они пойдут туда на тех же правах, что и мужчины.

— Но не ото всех жен ожидают, что они будут сражаться сегодня ночью. — Заметил Бенито.

— Если бы Анита была моей женой, я мог бы выступить в качестве ее защитника, но она слишком часто появляется на публике с другими, так что мы не можем лгать об этом. — Сказал Рафаэль.

— Старшие женщины не обязаны драться. — Напомнил Бенито.

— Потому что они застали те времена, когда такой расклад еще не был привычен, они буквально бабушки-некомбатанты (некомбатанты — лица, обслуживающие и обеспечивающие военные силы, а также входящие в их состав, которым разрешено применять оружие только для самообороны — прим. переводчика). — Пояснил Рафаэль.

— Прости, Анита. — Сказал Бенито. — Если бы я знал, что от тебя ожидают участия в драках, я бы не стал настаивать на твоем визите сегодня.

— Я ценю то, что ты извиняешься, но делать-то теперь что? Весь наш план защитить Рафаэля от большого и страшного вампира, который цепляется за Гектора, сводился к тому, чтобы я со своей некромантией присутствовала там и дала возможность Жан-Клоду видеть и действовать через меня.

— Я не ожидал, что будет так много тех, кто голосовал против тебя. Это застало меня врасплох, а ведь моя задача, как царя, знать, о чем они думают и что чувствуют. Я подвел тебя сегодня, Анита.

— Что значит «голосовал»? — Не поняла я.

— Они создали систему онлайн-голосования для родере по всей стране, чтобы влиять на те или иные изменения в политике, которые касаются их всех. — Пояснил Мика.

— Мика предложил сделать это для того, чтобы остановить поток жалоб на мой фаворитизм в адрес Сент-Луиса, поскольку он является моей изначальной территорией.

— А за что конкретно они голосовали? — Уточнила я.

— Я сообщил всем о том, что этим вечером буду сидеть рядом с тобой. Что я хочу, чтобы ты смотрела мой поединок.

— Они не могли решать, придешь ты или нет. — Пояснила Клодия. — Но в случае с Микой они голосованием решили, что он может привести с тобой еще одного леопарда, который помог бы ему пройти сквозь толпу.

— И меня это устраивало, потому что в теории я согласен с мнением, что концепт быть достаточно сильным, чтобы пробиться сквозь толпу, это просто способ спровоцировать тебя и запугать, внушить тебе, что ты недостаточно хорош, чтобы иметь статус лидера той или иной группы. — Сказал Мика.

— Это потому, что технически Анита — Нимир-Ра? — Спросил Натэниэл.

— Или Регина для львов у Рекса Никки. — Добавил Мика.

— Я сказал, что хочу, чтобы Анита сидела рядом со мной, на царском троне, что он слишком долго стоял без дела. Мне показалось, это пробудет ностальгию и… Понятия не имею, о чем я думал, но я позволил им решать, должна ли она, как наша королева, подчиняться правилам, в том числе, вероятно, и пробиваться силой к трибунам.

— Вероятно? — Переспросила я.

— Многие веркрысы тебе симпатизируют, Анита. Они помнят, как ты спасла нас от Николаос, от Мастера Зверей. Они могут поздороваться с тобой, поблагодарить тебя, но нападать не станут. — Ответила Клодия.

— Но другие из нас боятся тебя. — Возразил Рафаэль. — Боятся того, что чувствуют, когда ты кормишься на них через меня. Они полагают, что это — зло. И они используют эту возможность, чтобы навредить тебе, если сумеют.

— Как именно навредить? — Уточнила я.

— Анита, нет. — Встрял Мика.

Я уставилась на него, потому что он редко мне в чем-либо отказывал.

— Думаешь, я не потяну?

Он вдохнул поглубже, задержал дыхание и медленно выдохнул. Я практически видела, как он считает про себя, пока делает это, пытаясь сконцентрироваться и успокоиться перед тем, как ответить.

— Мне хочется сказать «нет», но если у тебя будут ножи и тебе позволят драться настолько жестко, насколько ты умеешь, как маршал сверхъестественной ветви, то, думаю, потянешь.

— В таком случае, почему ты переживаешь? — Спросила я.

— Анита, они не могут убить тебя, но и ты их тоже. Ты такая же миниатюрная, как и я, но, помимо всего прочего, ты — женщина, и, независимо от того, насколько тебе противен этот факт, это все-таки имеет значение. Ты тренируешься не для того, чтобы ранить, ты тренируешься для того, чтобы убивать. Я боюсь, что ты забудешься и убьешь там кого-нибудь.

— Что если я сделаю это случайно?

— Правила изменятся. — Ответила Клодия.

— Как именно? — Уточнила я.

— Если ты убьешь кого-то из наших в ближнем бою, то они получат право убить тебя. — Сказала она.

— Вот поэтому я и переживаю. — Вздохнул Мика.

— Сегодня я буду твоим проводником, поскольку это твой первый раз, и если это произойдет, я буду сражаться вместе с тобой. — Сказала Клодия.

— Я останусь при Рафаэле, так что не смогу вам помочь, но пошлю за помощью, если потребуется. — Добавил Бенито.

— Получается, ты боишься не потому, что считаешь, что я не способна себя защитить, а потому, что тебе кажется, что я перегну палку и кого-то убью?

— Ты тренируешься не для того, чтобы спасать жизни, Анита, а для того, чтобы их отнимать. — Ответил мне Мика.

— А ты — для того, чтобы убивать своих соперников. Какая разница?

— Такая, что я также обучен наказывать людей, когда нет нужды убивать их. Твой вариант при таком раскладе — это пырнуть человека ножом, в лезвии которого отсутствует серебро, либо же использовать стальные пули, чтобы он смог исцелиться.

— Мне взять с собой стальные ножи? — Спросила я.

— А у тебя они есть?

Я моргнула.

— Вряд ли.

— О чем и речь. — Мрачно ответил он.

— Ты носила лезвия без серебра на уроки Фредо. — Напомнила Клодия.

— Они для меня тренировочные, а когда речь идет о кали, то тренировочные ножи — это те, у которых лезвия алюминиевые или вообще пластиковые, да еще и тупые, и весят они меньше, чем настоящие. — Сказала я.

— Но на частных уроках тренировочные ножи — это просто те, в которых не содержится серебро, и они не тупые. — Заметила Клодия.

— В любом другом месте такой нож будет считаться нормальным. — Согласилась я.

— Сегодня ты можешь нанести им порез или рану, и все заживет. Практически невозможно убить кого-то из нас лезвием без серебра.

Я кивнула, но все же добавила:

— Я возьму с собой пару ножей с достаточно высоким содержанием серебра на тот случай, если мне понадобится нанести раны, которые не будут исцеляться мгновенно. Просто если придется напомнить кому-то, что я могу.

— Согласна. — Сказала Клодия.

— Я бы хотел, чтобы сегодня ты оделась, как моя царица. — Заметил Рафаэль.

— Поясни?

— Сексуальное платье, каблуки. — Это был тот самый пространный ответ, который дают большинство стопроцентно гетеросексуальных мужчин, когда у них спрашивают совета насчет одежды.

Я покачала головой.

— Ты же понимаешь, что я не могу одеться вот так и при этом нести с собой ножи. Проклятье, на каблуках я даже драться не могу! По крайней мере, не так хорошо, как без них. Если ты хочешь, чтобы я пришла расфуфыренная, то ты должен обеспечить мне достаточно телохранителей, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

Про себя я подумала, что мне бы все равно не хотелось одеться как-то иначе, кроме как для драки, но, может, у меня просто нервишки шалят.

— Будет ли это чересчур, если я попрошу тебя накраситься и распустить волосы? — Спросил он.

— Накраситься — пожалуйста. Волосы обсудим. Они мешают мне во время драки.

— Ты на меня злишься. — Заметил Рафаэль.

— Злюсь? Нет. Расстроена? Охренеть как.

Мика вскинул руку.

— Меня ты тоже расстроил. Если ты знал, что Аните, вероятно, придется побивать себе дорогу сквозь толпу так же, как это пришлось делать мне, тебе следовало упомянуть об этом, когда мы обсуждали наш план.

— Я уже сказал — если бы я мог представить, что посредством голосования они вынудят ее пробиваться ко мне силой, я бы не стал приглашать ее сегодня. — Ответил Рафаэль, и я ощутила, как его сила протанцевала по моей коже теплым дыханием.

— Извинения — это очень мило, Рафаэль, но если что-то случится с Анитой до того, как она войдет в твой мир и сядет рядом с тобой, то мы незамедлительно нанесем тебе визит. — Сказал Жан-Клод.

— Это угроза?

— О, да.

— Эй, мы тут все в одной лодке. — Напомнила я.

— Нет, с этого момента мы — мужчины, которые помолвлены с любимой женщиной, и мы оставляем за Рафаэлем право решать, достаточно ли хорошо он знает свой народ, чтобы рисковать твоей жизнью.

— В точку. — Подтвердил Натэниэл, и его сила вспыхнула жаром, чтобы столкнуться с энергией Рафаэля — это произошло настолько внезапно, что я увидела проблеск черного меха во тьме внутри меня самой, там, где затаились мои звери. Мой собственный леопард вскинул голову, мелькнув золотыми глазами, а глаза моей крысы были подобны темной вспышке в лунном свете.

Крыса потянулась на свет и леопард присоединился к ней, как если бы он вышел на охоту. Большой черный силуэт следовал за маленьким, а в следующую секунду крыса вдруг стала большой — такой же внушительной, как леопард.

Я моргнула и оторвалась от своего внутреннего движняка, сосредоточившись на том, что происходит в комнате, и обнаружила, что Рафаэль переместился ближе ко мне. Меня как будто подключили к розетке — толчок энергии пронесся сквозь меня по направлению к моей крысе. Так много было силы, что это ощущалось почти болезненно. Внезапно крыса так резко прыгнула на леопарда, что у меня подкосились ноги. Рафаэль схватил меня за руку, чтобы помочь устоять, но крыса продолжала подниматься к поверхности, и мои звери разрывали меня изнутри.

Я отшатнулась от него, и внезапно рядом оказался Натэниэл, удерживая меня. В тот миг моя пантера издала громкий рык, и он ударил по ушам моей крысы, но они все еще разрывали меня на части. Я знала, что боль, которую они причиняют, не реальна, знала, что они вовсе не разрывают мои внутренние органы, но ощущения были такие, словно именно этим они и занимаются.

Мне не надо было смотреть на Рафаэля, чтобы понять, что он упал на колени вместе с нами, а моя крыса поднялась вновь, заставив леопарда покатиться кубарем. Натэниэл перекатился через меня, и леопард дал сдачи, но мне было нужно, чтобы это остановилось.

— Рафаэль, отвали! — Рявкнула я.

— Что происходит? — Спросил Мика.

— Я чувствую крысу внутри нее, прямо сейчас. — Ответил Рафаэль, и я не заметила в его голосе сожалений по поводу того, что он причиняет мне боль. Скорее он был удивлен, как будто происходило нечто хорошее.

— Все должно быть не так. — Прокряхтел Натэниэл. По голосу было слышно, что ему тоже больно, как и мне. Они оба должны были страдать — это одна из способностей moitié bête, забрать часть боли мастера себе.

— Я — царь. — Рафаэль произнес это таким тоном, как будто это все объясняло.

— Ей ты не царь, я ее царь. — Вмешался Мика и коснулся моего лица, стоя над нами. Его леопард пролился в мою тьму и затащил в нее моего леопарда. Мика даже не попытался сражаться с крысой — он просто позвал к себе моего леопарда, как большая черная тень, и больше ни для кого там не было места, особенно когда рядом с нами был Натэниэл.

— Ее глаза. — Пробормотала Клодия.

Кожа Натэниэла вспыхнула жаром и он поднял на меня серые глаза своего леопарда. Среди всех оборотней, кого я встречала, он был единственным, чей человеческий цвет глаз был куда более экзотичным, чем у его зверя.

— Смотри на меня. — Позвал Мика.

По-прежнему стоя на коленях, мы посмотрели на него, и я знала, что сейчас мы втроем впервые смотрели друг на друга глазами наших леопардов.

13

Когда все успокоились достаточно, чтобы мои глаза больше не горели желтым огнем леопарда, я повернулась к Рафаэлю.

— Это что за хрень была?

— Я и не знал, что твои глаза могут меняться вот так. — Ответил Рафаэль.

Он выглядел потрясенным и извинился, но для этого было уже как-то поздновато, по крайней мере, если вы хотите знать мое мнение.

— Это началось совсем недавно. — Сказал Мика.

— Почему? Почему, Рафаэль? Почему ты продолжал давить, хотя знал, что причиняешь мне боль?

Все, что я могла сделать — это удержаться от того, чтобы не коснуться его физически, и речь тут совсем не о романтике. Мне хотелось как минимум пихнуть его, но я была выше этого. Если я его толкну, а он в ответ сделает хоть что-нибудь агрессивное, то я уже не отступлю. Мне хотелось большего. Я была зла, мне предстояло рискнуть своей шкурой, а может, и того больше, если Рафаэль будет ближайшим из зверей моего зова. И если он еще хоть раз что-нибудь такое выкинет, никто другой уже не сможет успеть ко мне вовремя.

— Сила, Анита. Мне жаль, но сила была просто невероятной. Она ощущалась потрясающе, и я понимал, что ее будет больше. Что если мы соприкоснемся сильнее, то силы между нами станет больше.

Он потянулся в мою сторону, вроде как чтобы коснуться моих волос, и я зашипела на него, как кошка. Меня саму это напугало, так что я отошла от него подальше.

— Он мог бы вытащить ее крысу, если бы мы не были с ней? — Спросил Натэниэл.

Это остановило склоку. Мы все переглянулись между собой. Жан-Клод озвучил суть:

— Если ma petite предстоит выбрать конечную форму своего зверя, то нам следует найти способ, при котором она сама будет решать, каким зверем ей стать.

— У нее может быть больше одной формы — так же, как и у меня. — Заметил Мика.

— Мы не можем на это рассчитывать. — Покачал головой Натэниэл.

— Что плохого в том, что она станет веркрысой? — Не понял Рафаэль.

— Мне казалось, ты наш друг. — Сказал Натэниэл.

— Так и есть.

— Тогда ты понимаешь, что ради нашего счастья ей нужно стать верлеопардом.

— Здесь, в Сент-Луисе, мы все практикуем межвидовые связи. — Возразил Рафаэль.

— Ой, Рафаэль, вот давай без этого. — Вмешалась я. — Если я перекинусь, то это должен быть леопард.

— Не стану спорить — ты куда лучше разбираешься в отношениях, чем я, но я действительно не знал, что твои глаза начали изменяться настолько легко.

— Не так уж часто это происходит. — Парировала я.

— Но чаще, чем было раньше. — Заметил Мика.

Я кивнула, соглашаясь с его словами.

— Почему наша связь сходу была такой сильной? — Поинтересовалась я.

— Поскольку у нас троих триумвират с Дамианом, никто из прочих зверей зова Аниты не имеет такой сильной связи с ней, как у меня. По крайней мере, до сих пор не имел. — Сказал Натэниэл.

— Здесь кто-нибудь еще лидер группы? — Спросил Бенито.

— Мика. — Ответила Клодия.

— Нет, Мика не ее moitié bête, он — ее Нимир-Радж, а это другой тип связи. — Возразил Жан-Клод.

— Как он может быть ее королем-леопардом, если она — не настоящий леопард? — Озадачился Рафаэль.

— Большая часть того, что делает ma petite на метафизическом уровне, невозможно. Это всего лишь одна загадка из многих.

— Но Рафаэль — это первый зверь ее зова, который также является лидером группы животных своего вида. — Сказал Мика и притянул меня в кольцо своих объятий.

Я позволила ему обнимать меня, но никак не могла расслабиться рядом с ним.

— Почему это имеет такое значение? — Спросил Натэниэл.

— Понятия не имею. — Ответил Мика.

Я мысленно приказала себе растаять в его объятиях и отпустить это ужасное напряжение, этот узел в моих кишках, который завязали мои внутренние звери. Что-то мне подсказывало, что из-за этого расслабиться было особенно трудно.

— Что мне делать, если это повторится сегодня ночью?

— Мне разрешили взять с собой одного леопарда. Нам надо выбрать тебе еще одного сопровождающего — кого-то помимо веркрыс. — Сказал Мика.

— Я пойду. — Вызвался Натэниэл.

— Нет, Натэниэл, и ты знаешь, почему. — Возразила я.

— Я не очень-то хорош в драке. — Ответил он.

— Это не твоя сильная сторона. — Согласилась я.

Мика чмокнул меня в шею, и я прижалась к его лицу. Мы оба одновременно потянулись к Натэниэлу, и он подошел к нам, чтобы подарить нам обоим свои объятия. Какое-то время мы постояли, обнимаясь втроем, и сила леопардов между нами походила на урчащую энергию. Это было так правильно. Так похоже на дом. Если и существовал зверь, чья энергия ощущалась для меня, как дом, то это был леопард.

— У тебя есть зверь зова, который достаточно хорош в драке, чтобы сопровождать тебя сегодня? — Спросил Бенито.

— Это не имеет значения, потому что она — моя царица, и только веркрысы могут быть на ее стороне. — Вмешался Рафаэль.

— Ты же чувствуешь эту силу. Я знаю, что чувствуешь. — Сказала я. — Ты правда хочешь, чтобы сегодня я осталась без нее?

Рафаэль набрал воздуха в легкие и медленно выдохнул.

— Нет, разумеется, нет.

Мне не надо было быть полноценным оборотнем чтобы знать, что он лжет.

— Ты хочешь, чтобы она стала твоей царицей по-настоящему. — Сказал Мика.

В его тоне не было обвинения — просто констатация факта.

— После соприкосновения с той силой, что я ощутил, кто бы не захотел?

— Сукин ты сын. — Выплюнула я и подалась к нему, но Мика с Натэниэлом удержали меня. Я утонула в теплой и вибрирующей энергии, но в нее начал вплетаться мой гнев, а он был отнюдь не расслабляющим.

— Ты не хотела, чтобы я лгал, а теперь ты не хочешь слышать правду. Чего ты хочешь от меня, Анита?

— Царь ты или нет, не думай, что можешь на мне ездить только потому, что теперь ты — зверь моего зова, Рафаэль.

— Будь я человеком-слугой или слугой-вампиром, понадобились бы клятвенные слова и обмен телесными жидкостями, но я всего лишь зверь, а потому твоя сила воззвала ко мне, и я ответил — потому что захотел ответить. Все прочие звериные половины стали твоими случайно, либо это вообще не был их выбор.

— К чему ты клонишь, Рафаэль? — Уточнил Мика.

— Сила Аниты позвала меня, как подзывают собаку, но я — царь родере, и никто не станет призывать меня к ноге.

— Мы это сделали, чтобы спасти тебе жизнь сегодня, не своди все к своему задетому эго. — Парировала я.

— Я имею в виду, что твоя сила сработала со мной так же, как и с остальными, но я желал этого единения. Вполне допускаю, что это не единственное отличие между мной и другими зверями твоего зова.

В разговор, наконец, вмешался Жан-Клод, который все это время наблюдал за нами и, вероятно, отнесся к всплеску энергии, как метафизически незаинтересованный наблюдатель. Раньше меня бы это выбесило, но теперь я знала, что когда он озадачен, то порой чувствует меньше обычного. И сейчас я нуждалась в его проницательности больше, чем в нашем групповом объятии.

— Ma petite не пойдет с тобой сегодня, если ей не будет позволено привести с собой других moitié bêtes.

— Ты имеешь в виду, что это — лучший способ помешать тому вампиру, который пытается захватить нас через крыс. — Догадалась я.

— Именно так. — Согласился он.

— Если Рафаэля убьют, то нас всех поработят. — Сказала Клодия.

— И могут настроить против вас. — Добавил Бенито.

— Мы найдем другой способ победить вампира, который прощупывает наши силы. — Произнес Жан-Клод с совершенно пустым и непроницаемым лицом.

— Но в таком случае вы потеряете родере как источник пищи и как военную силу. — Возразил Рафаэль.

— Если сегодня ты победишь, то мы ничего не теряем.

— Не ты ли весь день говорил мне о том, насколько опасны могут быть moitié bête?

— Ты и сам теперь один из них, Рафаэль. У тебя появились дополнительные силы, доступные тебе даже в том случае, когда ma petite нет рядом. Мы свою часть уговора выполнили.

— Жан-Клод, пожалуйста, не надо. — Вмешалась Клодия.

— Мы ни о чем не просим вампиров. — Зарычал на нее Рафаэль.

— Если сегодня там будет вампир, у которого зверь зова — крыса, то считай, что ты теряешь половину своей силы без меня, а ведь я даже не настоящий вампир. — Напомнила ему я.

— Насколько сильнее я буду в твоем присутствии?

— Намного. — Ответили мы в один голос с Натэниэлом.

— Позволь ей привести с собой еще одного телохранителя. — Попросила Клодия.

— Это подорвет ее статус царицы.

— Не так сильно, как если она вообще не придет. — Возразил Бенито.

Рафаэль посмотрел на своих веркрыс.

— И ты туда же, Бенито?

— Мой царь, я не понимаю всех этих метафизических штук, но знаю, что если она станет одной из нас, то потеряет ту связь, которую я ощущаю между ней и леопардами, а это паршивая плата за то, что сегодня она ради нас рискнет своей жизнью.

— Она рискнет своей жизнью только для того, чтобы сохранить то, что воздвигли Жан-Клод и Мика. — Парировал Рафаэль.

— Мой царь. — Только и сказал Бенито, но этого оказалось достаточно, чтобы лицо Рафаэля смягчилось благодаря той высокомерной привлекательности, которую он временами скрывал, особенно когда знал, что ему не выиграть в споре.

— Жан-Клод, Мика, Натэниэл, Анита, я даю вам слово, что этой ночью я не сделаю ничего, чтобы призвать крысу Аниты и позволить ей взять верх над другими ее зверями. Я был пьян от той силы, которую несет в себе власть, но я царь, и я буду выше этого. Я не придам ваше доверие.

— И как мне доверять тебе, если у меня все еще кишки зудят от того, что ты сделал? — Спросила я.

— Анита, я дал тебе свое слово. Нарушал ли я его хоть раз за все те годы, что мы знаем друг друга?

Я уставилась на него и, наконец, сказала:

— Нет, не нарушал.

— Ты свое слово держишь. — Подтвердил Мика.

— Ты держишь свое слово, но я чувствую твою мощь и силу воли. — Вмешался Натэниэл. — Я знал, что ты царь, но до сих пор я не осознавал, что это значит.

— Все цари сильны, иначе мы бы не стояли во главе своих групп. — Ответил Рафаэль.

Натэниэл покачал головой достаточно явно, чтобы волосы заструились вокруг его лица.

— Я не о том. Я имею в виду, что я буквально ощущаю твою волю — она давила на меня в тот момент, когда мы были… внутри Аниты, только что. Твоя целеустремленность пугает, Рафаэль.

— Это претензия или комплимент? — Не понял Рафаэль.

— Ни то и ни другое.

— Мне нужно переодеться для драки и морально подготовиться к тому, что меня ждет, так что если тебе есть, что сказать, не тяни. — Это было сказано с раздражением, почти злобно, что нехарактерно для него. Вот дерьмо, надеюсь, Рафаэлю не передались мои проблемы с гневом.

— Позволь Аните взять с собой еще кого-нибудь — так же, как было позволено Мике.

— С ней может остаться Клодия.

— Кого-то не из веркрыс.

— Я дал свое слово.

— Я не сомневаюсь в твоей части. Я сомневаюсь в энергии того количества веркрыс, которые окружат Аниту сразу после того, как она сделала тебя крысой своего зова.

— Никто не говорил, что это может стать проблемой. — Сказал Рафаэль.

— Прежде я не ощущал ее крысу такой сильной, как сейчас.

— О чем ты? — Переспросил Мика.

— Мы помогаем Аните оставаться человеком, отвлекая ее зверей. Один из нас позволяет ей чувствовать запах своей кожи и другого зверя — это помогает удержать ее от реальной перемены.

— Мы в курсе. — Сказал Рафаэль, и вновь в его голосе прозвучали нотки нетерпения, столь нетипичные для него.

— Когда Анита приходил в наш пард, то у нее есть Мика и я. Когда она отправляется в лупанарий, с ней там Ричард, а порой и леопарды, и волки вместе. Она еще ни разу не вступала на территорию крупных вергрупп без кого-либо из нас.

— Mon minou, ты хочешь сказать, что ей необходимо оставаться рядом с Рафаэлем этой ночью?

— Нет, я знаю, что это невозможно, но я считаю, что Аните нужно взять с собой сегодня хотя бы еще одного зверя другого вида, чтобы при необходимости можно было провернуть трюк с отвлечением.

— Ни один другой зверь ее зова не может туда войти — это подорвет мой авторитет почти так же сильно, как если бы вместе с ней пришел другой ее царь.

— Пьеретта может пойти с Анитой и Клодией.

— Нет, никаких леопардов — это будет воспринято как символ Мики.

— Нет, если ты представишь ее как свою потенциальную любовницу.

— Почему вы все пытаетесь склонить меня к тройничку?

— Рафаэль уже отказался этого, он отказался от нее. — Пояснила я.

Натэниэл уставился на него. Удивление на его лице было весьма красноречивым. Рафаэль выглядел смущенным и начал было объяснить свою позицию в манере крутого мачо, который отвергает то, что ему не по зубам:

— Я не сомневаюсь в том, что она очаровательна, но ни одна женщина не предлагала мне тройничок так, чтобы это потом не вышло мне боком.

— Я пыталась ему объяснить, что все в порядке и никакого двойного дна тут нет, никаких женских штучек с проверками на верность. В его защиту могу сказать, что одна из его бывших пырнула его, а другая сожгла его вещи после того, как они занимались сексом втроем. — Сказала я.

— Ты явно встречаешься не с теми. — Заметил Натэниэл.

— Как я уже объяснял Аните, я встречался не с теми много лет подряд.

— Мы все были с Анитой и Пьереттой, и никто ни в кого не тыкал ножом и не пытался поджечь. — Сказал Мика таким тоном, как будто это казалось ему максимально маловероятным.

Натэниэл помахал в воздухе рукой, как если бы пытался стереть все, что было сказано прежде, а после добавил:

— Ты не обязан спать с Пьереттой, если не хочешь, хотя почему бы тебе этого не хотеть? Ладно, неважно… Рафаэль, я это к тому, что Анита может привести ее с собой в качестве своей девушки, и потенциально — твоей. Пьеретта может потискаться с вами обоими перед толпой.

— Тогда наши женщины опять начнут драться за меня.

— Но эти женщины не спят с Анитой, а Пьеретта спит. — Возразил Натэниэл.

— Типа что Рафаэль готов спать с теми женщинами, с которыми уже сплю я, а у остальных нет шанса?

— Да, к тому же, если ты приведешь ее и как своего телохранителя, и как любовницу, то ей будет разрешено прикасаться к тебе. Таким образом, если тебе потребуется вдохнуть запах ее леопарда, она может спокойно потереться голой кожей об твое лицо, и все решат, что это флирт.

— Mon minou, ты стал таким коварным.

Натэниэл улыбнулся.

— Я всегда был коварным. Просто не очень хорошо получалось реализовывать это на практике.

— Это и правда хорошая возможность для Аниты иметь под боком дополнительную мощь, чтобы пробиться сквозь толпу, где ты не можешь помочь ей, и одновременно энергетическая подпитка для сохранения человеческой формы после того, как вы окажетесь у ям. — Подытожил Мика.

— И не было еще мужчины, чью репутацию бы подмочило общество двух красивых женщин. — Добавил Жан-Клод.

— Зависит от мужчины. — Возразил Рафаэль. — Но я понял вашу точку зрения. — Он посмотрел на Клодию и Бенито. — А что вы двое думаете об этом?

— Я рад, что у Аниты и Клодии будет с собой еще одна пара ножей. — Сказал Бенито.

— Пьеретта тоже получила приглашение на частные уроки Фредо. Она чертовски быстрая и отлично управляется с холодным оружием. — Добавила Клодия.

— А насколько она хороша в рукопашной? — Спросил Рафаэль.

— Весьма хороша. — Ответила Клодия.

Рафаэль кивнул.

— Хорошо, я согласен.

— Спасибо за это. — Поблагодарил его Натэниэл.

— Ты стал куда более решительным, чем я тебя помню, Натэниэл.

— Помнишь проблемы с гневом у Ричарда, которые настолько затянулись, что разрослись до гнева Аниты внутри него?

— Я помню, мы все испытали облегчение, когда она узнала, как справляться со своей яростью.

— Думаю, я позаимствовал у нее немного решительности.

— Анита одна из самых решительных людей, что я знаю. — Сказал Рафаэль.

— Да, она такая.

Они переглянулись между собой, глядя друг на друга дольше, чем это казалось необходимым, после чего Рафаэль сказал:

— Отныне мне следует приглядывать за тобой внимательнее, не так ли?

— Лучше прекрати выносить меня за скобки, когда ведешь с нами переговоры.

— Я этого не делаю.

Натэниэл бегло улыбнулся.

— Все в порядке, большинство именно так и поступают, или поступали.

— В таком случае, прими мои извинения, Натэниэл. В будущем я исправлюсь.

— Спасибо.

— К вопросу чести — если мы почувствуем, что ma petite в опасности, то придем ей на помощь даже в том случае, если нам придется пройти по головам всех веркрыс.

— Меньшего я и не ожидал, и если я умру, то делайте все, что необходимо, чтобы вызволить ее оттуда живой и невредимой.

— Не волнуйся, сделаем. — Сказал Мика.

Мои кишки все еще зудели от метафизических игр, в которые Рафаэль втянул нас с Натэниэлом, так что я не чувствовала себя особо дружелюбной, но…

— Мне больше нравится расклад, при котором ты выживешь, а сукин сын умрет.

— Я тоже предпочту такой расклад. — Улыбнулся Рафаэль.

— Если ты планируешь подготовиться, то нам пора идти. — Бросил Бенито.

Улыбка Рафаэля угасла, после чего он кивнул.

— Я могу рассчитывать на поцелуй, или ты все еще слишком расстроена из-за меня?

— Ты читаешь меня по лицу или по эмоциям? — Уточнила я.

— Полагаю, по лицу.

Я кивнула.

— Поскольку я собираюсь быть на твоей стороне, то — конечно, почему бы и нет.

— Звучит не слишком воодушевленно. — Нахмурился он.

— Ты просто взял и причинил мне боль, пользуясь тем, что находился в горячке силы — такого уговора не было. Я ожидала от тебя лучшего.

— Мне жаль, Анита.

— Слышали уже.

— Я выбит из колеи, признаю. — Его лицо вдруг сделалось таким же серьезным, каким было ранее. Он должен был держаться молодцом, а не впадать в меланхолию, и я вдруг поняла, что какая-то часть Рафаэля по-прежнему верила в то, что Гектор — его сын. Господи.

Это дало ему поблажку, так что я подошла к нему. Я посмотрела в это мрачное и торжественное лицо, и сказала то единственное, что, как мне казалось, могло ему помочь:

— Я сожалею обо всех этих ссорах. И искренне верю в то, что мать Гектора тебя газлайтит, чтобы пошатнуть твою решимость (газлайтинг — это внушение человеку того, чего не было, или отрицание того, что было — прим. переводчика).

— Разум подсказывает мне, что ты права, но мне бы хотелось смотреть на него, такого сильного, с таким потенциалом, и верить в то, что он может быть моим.

— И теперь тебе надо убить его. — Сказала я.

— Есть слабый шанс, что ни один из нас не умрет сегодня. Я высказал это предложение, но сомневаюсь в том, что его одобрят, ведь если драка не будет со смертельным исходом, то при его победе я по-прежнему остаюсь царем.

— Он вряд ли на это пойдет. — Согласилась я.

— Не пойдет.

— Тогда дерись до победного, потому что сегодня там буду я, и если ты проиграешь, то он придет за мной.

— В каком смысле?

— Рафаэль, если этот вампир захватит крыс и убьет меня, то фундамент силы Жан-Клода будет разрушен.

— Я не подумал об этом. Тебе нельзя быть там сегодня. — Он взял меня за руки чуть выше локтей, и я ощутила его страх почти физически.

— Если она будет там, то также буду и я. — Подал голос Жан-Клод.

— Это позволит силе Жан-Клода присутствовать там незаметно для этого вампира, ведь в противном случае он может понять, что я, как некромант, куда лучший проводник для вампирской силы, чем обычный человек-слуга.

Рафаэль уставился на меня, и его лицо было практически искажено болью, а потом он обнял меня, прижав к себе, и повернулся, чтобы посмотреть на Жан-Клода.

— Я сказал Аните, что в случае моей смерти ей придется соблазнить Гектора. Я понятия не имел, что она может быть следующей целью.

— Даже если он одержит победу и убьет тебя, он не сможет просто пойти в толпу и начать мочить там всех подряд. — Заметил Бенито.

— А если он это сделает, ему не долго быть нашим царем. — Добавила Клодия.

— В смысле? — Не поняла я.

— Если претендент убивает царя, но остальные веркрысы его ненавидят, то мы убьем его прямо там, пока он ранен. — Объяснила она.

— Ого, да вы жесткие ребята. — Протянул Натэниэл.

— Среди всех групп верживотных в Сент-Луисе наша культура самая полноценная, и один из способов, который позволил нам оставаться сильными и едиными, когда другие группы были разобщены силами прежних правителей вервольфов и верлеопардов, заключался в том, чтобы стать настолько безжалостными, чтобы никто не смел перегибать с нами палку.

Я обняла Рафаэля за талию одной рукой.

— Выходит, я не в такой уж большой опасности, как мне казалось, и это хорошо, но все-таки я бы предпочла, чтобы ты выжил, а не мстить Гектору за твою смерть.

— Приятно знать. — Ответил он, глядя на меня сверху вниз и почти улыбаясь.

— Теперь поцелуй меня по-взрослому, а после я приду посмотреть, как ты дерешься.

Это заставило его, наконец, улыбнуться. Он наклонился ко мне, а я подалась навстречу его поцелую. Рафаэль поцеловал меня, а его руки уверенно блуждали по моему телу, так что когда я вернула ему должок, его рот оказался более чем рад встретить меня там, и от этого у меня перехватило дыхание. У меня из головы вылетело, где мы и что вообще происходит — был только он в моих руках, только наш поцелуй и то, как мы изучали тела друг друга. И лишь тогда, когда он вытянул рубашку из-под моего ремня, на котором висела кобура, я со смехом прервала поцелуй, с трудом восстанавливая дыхание и немного волнуясь, но все же чувствуя себя очень счастливой.

Рафаэль тоже дышал тяжело и посмеивался.

— За такой поцелуй я буду биться изо всех сил.

— Круто, потому что я все еще надеюсь уломать тебя на тройничок.

Он рассмеялся в голос, и этот смех озарил его лицо. Бенито кивнул мне на прощание, прикрывая дверь, когда они уходили.

Все остальные вдруг притихли, и тогда Жан-Клод заговорил:

— Ma petite, это было хорошо. Он ушел, воспряв духом.

Я обернулась и посмотрела на него.

— У меня теперь слишком много твоих воспоминаний. Я видела тысячи женщин и нескольких мужчин, которые подрывали твой авторитет своим неподобающим и склочным поведением перед большой битвой. Проклятье, да тот же Ричард все время так делал. Я не стану поступать так с кем-то другим.

— Кстати, а где Ульфрик? Разве он не должен быть здесь, когда происходит такое? — Поинтересовалась Клодия.

— Он сейчас за пределами штата, на больших семейных каникулах. — Ответила я. — А доминантные верльвы сейчас на выезде с палатками, тренируют свои управленческие качества.

— Я попросил их проверить новую компанию, которая занимается вопросами отмены исполнительных приговоров в отношении сверхъестественных.

— Никки и Мефистофель выбесятся, когда узнают, что остались за бортом. — Заметил Натэниэл.

— Магда тоже не обрадуется. — Добавила я.

— Почему культура львов не такая целостная, как у веркрыс? Их не захватывали ни Райна с Маркусом, ни кто-то вроде Химеры. — Озвучил свои мысли Натэниэл.

— Прежний Рекс был недостаточно силен, чтобы править ими по стандартным обычаям для прайдов. — Ответил Мика.

— Его бы убили намного раньше, если бы в этой стране было больше верльвов. — Добавила я.

— У них принято убивать друг друга, если вдруг заметят кого-то, кто не является членом своего прайда. — Пояснил Мика.

— Только потому, что они боятся, что другие прайды будет поступать точно так же. — Заметила Клодия.

— Но в Коалиции им открыли другой способ взаимодействия друг с другом и объяснили, что если кто-то получил новую работу и должен переехать, ему в любом случае придется появиться на территории другого прайда. — Добавил Мика.

— Ты много чего изменил в лучшую сторону, Мика.

— Спасибо, Клодия, я стараюсь.

— А теперь нам с тобой надо переодеться и подобрать тебе оружие. — Сказала она, посмотрев на меня.

— И помочь со всем этим Пьеретте. — Добавила я.

— Ага. — Сказала Клодия, и ухмыльнулась так, как я почти ни разу не видела.

— Что? — Не поняла я, улыбаясь просто потому, что вижу такое выражение на ее лице.

— Если мы сегодня выживем, то это будет лучший девичник, что у меня был.

Я рассмеялась и ответила:

— Давайте после сегодняшнего спланируем какой-нибудь менее смертоносный девичник.

— Договорились. — Сказала она и протянула мне кулак.

Я по-дружески ударила по нему своим, после чего мы отправились на поиски Пьеретты, чтобы рассказать ей, во что мы ее втянули.

14

Оделись мы втроем почти идентично, хоть и сделали это не нарочно — как будто мы подбирали себе одежду в одном шкафу, с поправкой на размер и расположение оружия. На мне были черные военные штаны, черная футболка и черные кроссовки. Клодия выбрала для себя черные военные штаны, белую футболку и черные кроссовки. Штаны на Пьеретте были обычные, но тоже черные, она также надела белую футболку и белые кроссовки. Решить, куда мне засунуть свои серебряные ножи с креплением на запястьях, было легко. Они могли отправиться туда же, где я носила их много лет подряд. А вот после этого стало сложнее. Я тренировалась с мечами, но никогда не носила их с собой. Я изучала кали, филиппинское боевое искусство, и там используются палки и ножи. У меня была сумка для того, чтобы носить их с собой, но креплений для них не было. Для ножа от Спидерко у меня было крепление на талии — я купила его специально для занятий. Большинство людей носят поясной нож так, что его рукоятка подпирает ребра, но у меня для этого слишком короткая талия, так что приходится крепить его горизонтально, рукояткой вперед для перекрестного хвата. Я также добавила пару складных ножей Эмерсон в карманы на штанах, хотя наручные ножи я использую в первую очередь. Еще я взяла два изогнутых ножа-керамбита, но не очень-то на них рассчитывала. По идее они должны имитировать форму когтей тигра или леопарда, и функционал у них соответствующий — они нужны, чтобы разрывать и вспарывать. Маленький нож отправился в крепление на шее, а тот, что побольше — в один из многочисленных карманов на моих штанах. Если я потянусь за керамбитами, значит, дела совсем плохи, и я вынуждена играть серьезно.

У Клодии был обычный нож на талии — в стандартном креплении, потому что талия у нее достаточно длинная, и меч в спинных ножнах. Свои длинные черные волосы она заплела в косу, чтобы они не мешались. Я оставила волосы распущенными, потому что меня попросил об этом Рафаэль, и да — я накрасилась. В один из карманов я положила резинки для волос, на случай если решу, что волосы слишком сильно закрывают мне обзор в драке. Я всегда могу распустить их до того, как Рафаэль меня увидит, а может, к тому моменту, как я до него доберусь, мне будет уже все равно, что он обо мне подумает. На автомате я захватила с собой пару резиновых жгутов и боевые повязки, чтобы в случае чего можно было остановить кровотечение. Я начала носить их в карманах своих штанов с тех пор, как стала выходить из дома с большой тусовкой людей, будь то собратья маршалы или SWAT, с которыми мы отправлялись на задания по выполнению ордеров, оформленных на сверхъестественных граждан. Никаких людей сегодня ночью не будет, а оборотни могут залечить практически любые повреждения, так что я уже хотела было вытащить жгуты и повязки, но слабый голосок в моей голове, который не раз спасал мне жизнь в суровые времена, настоял на обратном. Я не стала с ним спорить, и просто засунула жгуты и повязки обратно в карманы. Пришлось пожертвовать одним из складных ножей, но голос в моей голове убедил меня, что это хорошая сделка. К тому же, пяти ножей должно быть достаточно. Сегодня мне чертовски не хватало пушек.

Пьеретта надела изготовленное на заказ крепление, в котором у нее было два меча с рукоятками, торчащими с одной стороны. Я спросила ее, не будет ли удобнее, если рукоятки расположить над каждый плечом. Она ответила, что проще сделать разворот через плечо, если одно из них свободно. Мне явно не помешают такие же крепления для мечей. Поясной нож у Пьеретты был закреплен так же, как у меня, по тем же причинам. Она была лишь чуть повыше меня, а ее волосы были настолько короткими, что ей не придется переживать о том, что они будут ей мешать в драке. Когда она поняла, что я накрасилась, то слелала то же самое, и предложила помочь с этим Клодии. Клодию я ни разу не видела накрашенной, так что предполагала, что она просто не любит носить мейк-ап, а не то, что она не умеет краситься. Но она удивила меня, позволив Пьеретте наложить ей тушь и подводку, а также нейтральные тени на веки. Они не бросались в глаза, и все же притягивали взгляд — этот трюк с косметикой мне никогда не удавался. Я густо накрасила свои глаза и нанесла яркую помаду, потому что это хорошо смотрелось, и, если честно, я понятия не имела, что еще можно было сделать. Может, нам стоит закатить пижамную вечеринку, где Пьеретта научит нас всяким трюкам с макияжем? И я это серьезно.

Мы втроем ехали заднем сидении внедорожника, а спереди сидели двое веркрыс-телохранителей. Я знала, что в поле зрения, запаха и слуха будут другие тачки, ждущие моего сигнала в случае чего. Они были до отказа набиты телохранителями не из числа веркрыс, потому что все они должны будут биться на нашей стороне, если придется.

Я также знала, что члены Арлекина скрываются в тени, делая то, чем они занимались на протяжении тысячи лет: были лучшими шпионами и ассасинами, которых только мог предложить вампирский мир, хотя половина из них — верживотные, как Пьеретта. Ее мастер, Пьеро, тоже был там — он видел и слышал все, что видела и слышала она. Их связь была одной из самых складных и близких, что я встречала у мастера и moitié bête.

Бойцовские ямы располагались на складе, который стоял на берегу Миссисипи, но я ощутила энергию родере еще до того, как мы пересекли реку. Она напоминала энергию лупанария, когда все вервольфы были там и ждали в лесу, стоя вокруг трона, вырезанного прямо в скале — единственного памятника их культуры, пережившего разрушения, которые принесли их старые лидеры. Я и не думала, что за сделанным из натурального камня троном, принадлежащим группе верживотных, может стоять какая-то история. Эта штука была такой тяжелой, что ее невозможно было сдвинуть с места, так каким образом она оказалась посреди миссурийских лесов? Внезапно я задумалась о потерянных культурных наследиях других групп верживотных. Можем ли мы их вернуть? Хотим ли мы этого?

— Ты ведешь себя очень тихо, моя королева. — Подала голос Пьеретта.

— Я ощущаю силу.

— Силу чего?

— Родере.

— Уже? — Удивилась Клодия, сидевшая с другой стороны от меня.

Я посмотрела на нее.

— Ага, а ты — нет?

Она покачала головой.

— Почему я ощущаю ее сильнее, чем ты?

— Не знаю. — Ответила она.

— Вервольфов ты ощущаешь так же? — Спросила Пьеретта.

— Да, но не так сильно. Похоже на леопардов, но ее больше, очень много силы. — Я потерла свои руки и поняла, что они уже покрылись мурашками.

— Нам стоит рассказать об этом Жан-Клоду? — Поинтересовалась Клодия.

— Он знает. — Ответила Пьеретта.

— Тогда Мике?

— Жан-Клод ему скажет, если посчитает нужным. — Сказала я.

— Почему ты ощущаешь силу на таком расстоянии? — Спросила Клодия.

— Не уверена, но, думаю, это потому, что Рафаэль стал моим moitié bête, и он царь в значительно большей степени, чем Ричард у волков.

— Мика был бы таким же для леопардов, если бы ты не была такой… — Пьеретта замолчала.

— Что? Просто скажи это, Пьеретта.

— Сломленной.

— Каким образом сломленной?

— У нашего народа тоже есть свои ритуалы и обычаи, моя королева.

— Поговорим о том, что мы упустили в культуре леопардов, когда все это закончится.

— Если ты желаешь.

— Желаю. — Сказала я, взяла Пьеретту за руку и стиснула ее. — Я хочу стать лучшей королевой для всех. Помоги мне с этим, Пьеретта.

Она улыбнулась, и ее красная помада не просто подходила к моей — она и была моей. Мы разделили один тюбик на двоих, как будто пошли в клуб на свидание, и с собой у нас была только маленькая сумочка для всего необходимого, и дележка помады стала просто практичным решением. Для Пьеретты это не был стандартный оттенок, но если мы планируем целоваться сегодня, и не повредить при этом друг другу макияж, то цвет должен подходить или хотя бы сочетаться.

— Я помогу тебе вознести луну на небе, если ты пожелаешь, моя королева.

Это заставило меня улыбнуться и потянуться к ней за осторожным поцелуем. Когда я отстранилась, то поняла, что энергия веркрыс уже не так сильно танцует на моей коже, и это началось с того момента, как я прикоснулась к Пьеретте. Я сообщила об этом ей и Клодии, и оставшиеся минуты пути мы провели, экспериментируя. Прикосновений одними пальцами было недостаточно, однако моей руки, прижатой к ее коже, или ее руки, прижатой к моей, было достаточно, чтобы подавить эту силу. Когда мы держались за руки, целовались или обнимались, поток энергии казался лишь эхом.

— Думаю, будь рядом больше не-крыс, я бы смогла полностью заглушить ее.

— В таком случае, я еще больше рада тому, что сегодня рядом с тобой Пьеретта, потому что если ты так рьяно реагируешь на нашу энергию сейчас, то представь, как оно будет, когда ты окажешься среди нас.

— Теперь это меня слегка беспокоит. — Согласилась я.

— Возможно, что энергия не призовет твоего зверя, моя королева. Быть может, это просто та сила, которую чувствует Рафаэль, и ты ощущаешь ее сквозь него.

— Возможно. — Сказала я, и вдруг почувствовала силу, как огромное бьющееся сердце — оно не было в моей груди, и все же оно было моим. Оно пульсировало и билось для меня. Я коснулась ладонью своей грудной клетки, как будто могла синхронизировать с этим сердцем свой собственный пульс.

Пьеретта все еще держала меня за другую руку. Она стиснула ее покрепче и положила сверху вторую ладонь.

— Моя королева, что не так?

Мой голос был тихим, потому что я все еще прислушивалась к пульсации этой силы.

— Я не уверена, что что-то в принципе не так. Если это то, как ощущает себя Рафаэль, то неудивительно, что он ходит, задрав нос.

— Наши прикосновения все еще помогают тебе? — Уточнила Пьеретта.

— Уже не так сильно. Давай проверим, что будет, если мы не будем соприкасаться.

— Теперь и я чувствую силу всех наших в одном месте. — Подала голос Клодия.

— Дело не только в этом. — Сказала я, и высвободила свою руку из хватки Пьеретты. В ту же секунду, как ее кожа перестала соприкасаться с моей, сила омыла меня, подобно гигантской океанской волне. Так. Много. Силы. На секунду я перестала дышать, как будто задержала дыхание, дожидаясь, пока волна сойдет, и я смогу высунуть голову на поверхность.

— Анита. — Позвала меня Клодия, и ее голос был резким.

Это застало меня врасплох, и я вдруг начала дышать — так, как если бы и вправду все время это была под водой и только что вынырнула.

— Что там еще помимо бойцовских ям? — Спросила я.

— О чем ты?

— Такой объем силы не может исходить только от поединков.

— Пролитая кровь священна, моя королева, а пролитые жизни еще более священны.

Я как будто сражалась за каждое движение грудной клетки, необходимое, чтобы вдохнуть. Надо разобраться, как контролировать эту силу, до того, как мы выйдем из машины. У себя в голове я позвала:

«Жан-Клод, ты это чувствуешь?»

«Чувствую»

Его голос отдавался эхом.

«Как мне с этим справиться?»

«Я могу рассказать тебе, как оседлать эту силу, как заблокировать ее, но плыть сквозь нее гораздо труднее — она такая живая, ma petite, это не моя компетенция»

— Сила — это сила и есть, помоги мне с ней справиться. — Буркнула я.

— Мы постараемся, моя королева.

— Прости, я не собиралась говорить это вслух.

— Опять твои телепатические штучки? — Поинтересовалась Клодия.

— Ага.

— С Жан-Клодом?

— Ага.

— Мы подъезжаем к воротам. — Предупредила она.

Это была высокая ограда с колючей проволокой наверху.

— Время на исходе, Жан-Клод. Если у тебя есть какой-то совет, самое время его озвучить. — Я сказала это вслух, потому что мне было уже наплевать.

Он не стал тратить время на слова — просто показал мне свои знания и навыки управления сверхъестественными силами. Жан-Клод полагал, что века практики смогут мне помочь. У меня перед глазами замелькали воспоминания на эту тему, но они были как колода карт, которую ты тасуешь — ты видишь лишь подсказки и картинки вместо карты целиком, но я вдруг как будто бы смогла запомнить эти карты. Если что-то из того, что он знает, может мне помочь, я это что-то найду. Тут все дело в практике, потому что метафизике мы обучаемся точно так же, как и физическим навыкам. Все происходит не так формально, и группы поменьше — больше упора на индивидуальную подготовку, но мы еще никогда не были так хороши в этом деле, если забыть про Ричарда, который был для нас недостающим кусочком паззла. Я отмахнулась от этой мысли и поняла, что она не моя — это была мысль Жан-Клода. Потеря Ричарда сказалась на нем сильнее, чем на мне, потому что я нашла себе тех, кто заменил мне его в сердце и в постели, а Жан-Клод по-прежнему искал способ заполнить те дыры, которые оставил ему наш отсутствующий вервольф. Жан-Клод втянул свои чувства и мысли обратно, после чего осторожно закрылся от меня щитами. Он неплохо поднаторел в выборе тех вещей, которые разделял со мной метафизически. Я же по-прежнему ненароком сливала ему то, чем не собиралась делиться.

«Я рядом, если понадоблюсь, ma petite, а если нужда станет невыносимой, то буду рядом во плоти»

«Не вздумай рисковать собой»

«Я буду сама осмотрительность, ma petite»

Охранники, стоявшие у ворот, открыли их для нас, после чего внедорожник проскользнул внутрь, и поток силы вновь выбил у меня дыхание из груди.

«Помни о том, чему ты научилась, ma petite, je t’aime» (я люблю тебя, фр. — прим. переводчика)

«Je t’aime»

Только я успела об этом подумать, как у меня так сильно перехватило дыхание, что я с трудом сглотнула. Мы проехали сквозь магический круг из числа тех, что создавали мои друзья виккане и ведьмы, когда работали с магией, и, как все подобные круги, он был предназначен для усиления энергии и наполнения ею. Я словно очутилась внутри гигантского бьющегося сердца — сила была вокруг меня и ощущалась, как гудящая машина, но я знала, что она не была реальной. Магия подобна эмоциям — и то, и другое ощущается реальным до тех пор, пока ты не попытаешься объяснить их другим людям, и в этот момент они теряют всякий смысл.

— Для чего здесь постоянный магический круг? — Спросила Пьеретта. Она смотрела наружу сквозь затемненное окно внедорожника так, как будто искала источники угрозы или того, кто создал этот круг.

Я ответила ей, и мой голос прозвучал с придыханием, как будто я бежала.

— Чтобы удерживать силу внутри него.

— Мы же говорили тебе, что это наше место силы. — Сказала Клодия.

— Лупанарий ощущается иначе.

— Волки сильны здесь, в этом городе, но они — не мы. Родере ни разу не покоряли. Мы никогда не были разбиты настолько, чтобы забыть, кто мы такие — мы стояли единым фронтом на протяжении тысячи лет. — Клодия ответила с такой гордостью, и учитывая тот ревущий пульс силы, в котором я купалась, ей было чем гордиться.

Я ощутила, как глаза наполняются слезами, и не совсем поняла, почему. Я повернулась к Пьеретте и вцепилась ей в руку. Это дало мне своего рода якорь под напором прибоя из магии.

— Так вот что ты имела в виду, когда говорила, что все мы здесь, в Сент-Луисе, сломлены?

— Да. — Ответила она.

— Родере не сломлено. — Сказала я, и ощутила, как первая слеза непрошенной горячей дорожкой скатилась по моей щеке.

— Нет, они сильны и едины.

— Мы все должны ощущаться вот так?

— Я ничего не знаю про всех, но — да, это то, как должно быть.

— А леопарды могут стать такими?

— Только если мы вновь обретем наших волшебников.

— Волшебников?

— Без наших бруха мы бы не были родере. — Пояснила Клодия.

— Я ни разу не встречала ваших колдунов. — Удивилась я.

— А с чего бы? Ты не была здесь раньше, а они тебе не телохранители.

Я почувствовала себя такой маленькой под напором этой силы вокруг меня, как будто я должна была иметь в себе мощь, чтобы ответить, но ее не было. Мои звери зашевелились внутри меня — не как если бы они попытались подняться, а как будто они поняли мою мысль. Где же наша магия?

Гиена уставилась на меня своими карими глазами со зрачками-щелочками. Я посмотрела в них и поняла, что только сегодня узнала о том, что гиены тоже никогда не теряли свою магию. Какого хрена произошло со всеми остальными?

15

Когда я выбралась из внедорожника, Клодия была с одной стороны от меня, а Пьеретта — с другой. Водителю и штурману не разрешили остаться с нами — вернее, со мной. Они должны были отъехать и убраться с главной дороги вместе с остальными машинами. Мы ведь не хотим, чтобы полицейские, которые совершают объезд, засекли слишком много припаркованных тачек в складском районе.

Нас троих окружили огромные здания складских помещений, а за нашими спинами остались ворота и ограда. Совершать необдуманных действий я не собиралась. Мой взгляд скользнул в сторону реки, мимо тех немногих людей, которые остались за пределами склада. Сент-Луис слишком большой город, чтобы здесь было по-настоящему темно, но я бы почувствовала реку даже без дополнительного освещения. Миссисипи настолько огромная, что ее невозможно игнорировать на таком расстоянии. Ее энергия, поток — звук был слабым, но отчетливым, и шум воды был таким, как это бывает, когда ты точно знаешь, что неподалеку раскинулось большое озеро или, может, даже океан. И река создавала именно такое ощущение.

Я вдруг поняла, что ритм и скорость течения энергии были как-то связаны с рекой. Может, маги родере, их бруха, как-то использовали реку при создании своего защитного круга, или, может, река просто текла под боком, и у них не было выбора, кроме как использовать ее? Некоторое вещи слишком могущественны и огромны, чтобы их игнорировать. Думаю, это что-то из разряда вопроса про курицу и яйцо, и над этим не стоит особо заморачиваться. Пульс силы использовал реку, как поток крови, чтобы биться. Она была подобна огромной метафизической батарейке.

— Анита, ты в порядке? — Спросила Клодия.

Я кивнула.

— Магия… очень громкая.

Пьеретта взяла меня за руку, и, поскольку мы обе были правши, ей пришлось пожертвовать той рукой, которой она стреляла, потому что она знала: я своей не пожертвую. Не здесь и не сейчас, когда повсюду эта странная магия, и некоторые уже начинают коситься в нашу сторону.

— Она бьется в твоем теле вторым пульсом. — Заметила Пьеретта.

— И твое прикосновение не слишком помогает. — Сказала я.

— Я ощутила энергию и раньше, но теперь ее больше. — Ответила она.

Я стиснула ее ладонь и отпустила.

— Если тебе это мешает, а мне не помогает, я лучше оставлю тебя с ясной головой.

Пьеретта встретила мое решение без единого вопроса. Мы были любовницами, но в первую очередь она была моим телохранителем, и никогда не забывала об этом — это была одна из причин, почему мы могли встречаться. Небольшая группа незнакомцев косилась на нас, стоя у дверей ближайшего амбара. Я должна была почувствовать их энергию, понять, люди они или оборотни, но я не могла. Магия окутала меня настолько плотно, что я была слепа ко всему, что было хоть немного меньше нее.

Клодия уверенно прошла мимо группы незнакомцев в сторону первого амбара, и мы изо всех сил старались излучать ту же уверенность — дескать, у нас тут дела, и нет времени на разговорчики, но один из мужчин окликнул ее:

— Эй, Клодия, ты чего кошку в наш дом притащила?

Я затупила на секунду, а потом поняла, что он говорит о Пьеретте, или, может, он имел в виду нас обеих. Хотя, нет — тогда бы он сказал во множественном числе: «кошек». Клодия ответила ему на ходу:

— Рафаэль в курсе, что она придет.

Я ощутила, как энергия среагировала подобно потревоженной воде. Я знала, что кто-то из них двинулся в нашу сторону. Он был похож на неуклюжего пловца, который создает слишком много волн, или на парня, который пытается незаметно пробраться сквозь чащу, но по пути ломает кусты, как слон. Озвучивать свои мысли я не стала — просто развернулась и встретила его до того, как он смог коснуться Пьеретты. Она тоже к нему повернулась. Ему не удалось к ней подкрасться, а энергия вокруг нас будто бы заставила его двигаться медленнее, или, может, меня — быстрее.

Этот парень считал, что его скорость хороша, потому что он явно удивился, когда мы обе уставились на него. Роста он был такого же, как мы, и выглядел утонченно для мужчины, а его типаж напоминал скорее азиатский, нежели испанский, как у Рафаэля.

— Никаких драк у дороги, Денни, и ты это знаешь. — Произнесла Клодия, нависая над нами.

— Я ведь не достал нож. — Возразил он.

— Только попробуй, и отправишься в ямы на разогрев. Таковы правила. — Отрезала она.

Этого правила я не знала, но дождалась, пока Денни отойдет назад и присоединится к группе своих друзей, и только потом обратилась к Клодии, понизив голос:

— Есть еще какие-то правила, которые бросят нас на съедение волкам, крысам, или кому там еще? — Спросила я.

— Наказания только для тех, кто уже здесь бывал, а не для новичков.

— Приятно знать. — Заметила я, а Пьеретта добавила:

— Отрадно слышать.

Мы с ней переглянулись и обменялись улыбками. Это были скорее дружеские улыбки, но мы с ней были больше, чем просто друзьями.

Мы оказались в темном переулке между двумя амбарами, и я ощутила мягкие волны силы, но энергии все еще было слишком много. Что-то большое «плыло» в нашу сторону.

Я подвинулась к Клодии и шепнула:

— Впереди нечто сильное.

— Нева. — Громко сказала Клодия. — Ты почтила нас своим присутствием.

— Я знала, что ты меня почуешь, Клодия, но как обо мне узнала ты, Анита Блейк? — Из тени вышла женщина, или, может, тень расступилась, чтобы мы могли увидеть ее, но она, так или иначе, была выше Пьеретты, хотя все еще оставалась в пределах шести футов, так что, полагаю, рост у нее был средний. Ее кожа была глубоко коричневого цвета, и возраст отпечатывался на ней так, как это бывает у людей, которые провели всю жизнь на солнце, не особо парясь о защитном креме. Ее волосы все еще были густыми и черными, и мягко спадали на тонкие плечи. Осанка была чертовски прямой — ни единого намека на горб, но тело уже изнашивалось. Кости у нее были сильными, но мускулы истончались, как это бывает только после семидесяти.

— Я не знала. — И это была правда.

— Зачем ты привела к нам леопарда? — Спросила она, и я не очень поняла, к кому она обратилась — ко мне или к Клодии.

— Она со мной. — Сказала я, хоть это и не был ответом на поставленный вопрос.

Женщина улыбнулась мне, и вокруг нее будто бы сгустились тени — так, что ее глаза засияли, как черные бриллианты, а лицо практически скрылось во тьме, словно эти глаза висели в воздухе отдельно от тела. Я призвала свою силу — просто потянула за ниточку, и ощутила на другом конце этого метафизического провода Жан-Клода: он помог мне. Тьма истончилась, и теперь я могла четче видеть контуры лица этой женщины, но ее глаза по-прежнему поблескивали чем-то большим, чем ее внутренний зверь.

Пьеретта передвинулась, и это далось ей с некоторым трудом — она смотрела за наши спины, как будто там тоже была какая-то угроза. Я хотела спросить ее, в чем дело, но решила не упускать из вида женщину передо мной. Клодия просто стояла рядом, стараясь вести себя непринужденно, но не пыталась скрыть напряжение в своем теле.

Я вновь почувствовала, как что-то плывет сквозь поток силы. Что-то такое же большое, как и эта женщина, а может, больше нее, и это что-то как будто бы отделилось и поплыло самостоятельно, и…

— Нева, это гости нашего царя, а не злоумышленники. — Сказала Клодия.

— Ножей тут будет недостаточно, моя королева. — Послышался за моей спиной голос Пьеретты.

— Недостаточно для чего? — Не поняла я. Я чувствовала что-то, но не очень понимала, что именно.

— Ты разве не чуешь их?

— Нет. — Но как только она сказала «их», я поняла, что это была группа существ, которые плыли сквозь магию — их было так много, что они сформировали некую фигуру, подобно скворцам, летящим в воздухе, и я поняла, кто это, еще до того, как услышала клацанье когтей по мостовой.

Я повернулась медленно, как в фильмах ужасов, потому что была практически уверена в том, что увижу позади нас, и не хотела, чтобы это оказалось правдой. Крысы — тысячи крыс.

16

Я ждала, что они ринутся к нам, но они остановились в нескольких ярдах от нас, как будто наткнулись на барьер, которого я не видела. Некоторые из них поднялись на задние лапки и обнюхивали воздух, но большинство молча ждали, практически не двигаясь в замершем потоке темных, пушистых тел. Только поблескивающие в полумраке глазки и доказывали, что мы вовсе не спим под звуки колыбельной гамельнского крысолова. Крысы должны были попискивать, копошиться, чесаться — делать хоть что-нибудь. Их неестественная неподвижность нервировала меня больше, чем все остальное.

Я с трудом проглотила свой пульс, который пытался меня задушить, а может, это просто мое сердце пыталось выбраться наружу через глотку.

Пьеретта спросила:

— Что они сделают, если я вытащу нож?

— Все, что пожелает Нева. — Ответила Клодия.

Ее голос был тихим и осторожным, как будто она не хотела создавать лишние звуки или движения в пространстве. Приятно знать, что не только я одна чувствую, что мы стоим на пороге серьезной драки, и достаточно будет малейшего движения — любого движения, — чтобы случилось какое-нибудь непоправимое дерьмо.

— Это что, какое-то стремное посвящение, о котором меня забыли предупредить? — Поинтересовалась я, пытаясь шутить, но мой панический пульс был слышен в моем голосе: фраза прозвучала совсем тихо, полупридушенно.

— Нет. — Ответила Клодия, как будто мой вопрос не был риторическим.

— Почему наша магия узнает тебя, Анита Блейк? — Спросила Нева.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — Ответила я вопросом на вопрос.

— Правду.

— Я уже сказала тебе правду, так что просто ответь, что ты хочешь от меня услышать, и я это скажу.

— Ты что, боишься братьев наших меньших? — Поинтересовалась она.

— Ты слышишь, как быстро бьется мое сердце, так что ты в курсе, что я боюсь.

— Посмотри на меня, Анита Блейк.

На мой взгляд, это было слишком похоже на команду, но я решила, что потом побеспокоюсь о том, кто здесь самый крутой, так что просто посмотрела на нее. Пушистую орду я решила доверить Пьеретте и Клодии, даже если пользы от этого было не слишком много. Нам потребуется серьезная огневая мощь, чтобы удержать этих крыс на расстоянии — что-то вроде шотганов, пулеметов или даже огнеметов. Поскольку ничего такого у нас с собой не было, я посмотрела на Неву. Признаюсь, это было приятнее, чем пялиться на выжидающих крыс. Забавно, как ты не осознаешь, что боишься чего-то, пока не встретишься с этим чем-то лицом к лицу. Я и забыла, как сильно я не люблю крыс.

Глаза Невы были как черные бриллианты, вот только они не просто отражали сумрачный свет, как у настоящих крыс — у них был собственный свет, как если бы Нева была вампиром. Такие глаза я видела только у тех оборотней, которые ходили под мастером вампиров. Вот дерьмо, неужели она принадлежит тому же мастеру, что и Гектор? Я была не единственным «вампиром», который мог иметь несколько зверей зова. Если мастер Гектора такой же, то мы по уши в дерьме.

— Анита Блейк. — Она выплюнула мое имя так, словно оно было горьким.

— Нева. — Сказала я, чтобы сказать хоть что-то, пока внутри себя я кричала по всем своим метафизическим каналам, надеясь, что Жан-Клод поймет, о чем я думаю.

Нева повернула свою голову так, чтобы смотреть на меня одним глазом, как это делают птицы, и я увидела проблеск света, который не был черным. Моргнув, я шагнула к ней, немного подумала и спросила:

— Я могу подойти поближе, чтобы получше рассмотреть твои глаза?

— Шаг или два, но не больше. Не хочу, чтобы у тебя возник соблазн потянуться за ножом. А то придется объяснять нашему царю, что случилось с его наложницей.

Мне не очень-то понравилось, что меня называют наложницей, но за спиной у Невы была пара тысяч крыс, которые только и ждали, чтобы наброситься на нас, и пока это не изменится, она может называть меня как угодно. Я сделала два очень медленных и взвешенных шага, которые она мне позволила. Я не хотела, чтобы у нас с ней возникло недопонимание.

Она уставилась на меня агрессивно, теперь уже двумя глазами, в упор, и вот оно — сияние звезд в ее черных глазах. За этими звездами была тьма — они мерцали в бесконечной ночи миров.

— Я уже видела такие глаза. — Сказала я тихо и осторожно — просто на всякий случай.

— Ты прежде не была в сердце нашего народа, и не могла видеть глаза, подобные моим.

— Думаю, теперь я знаю, почему наши с тобой силы так хорошо понимают друг друга.

— Ну так расскажи мне.

— Может, я лучше покажу?

— Покажешь что?

— Я призову немного своей магии, чтобы ты поняла, как сильно она похожа на твою.

— Мы здесь не некроманты.

— Это не некромантия. Я просто не хочу, чтобы ты психанула, когда я открою дверь своей силе, окей?

— Покажи мне что-нибудь достойное, Анита Блейк.

Я приняла на веру, что она не психанет, и призвала ту силу, которая пришла ко мне не через Жан-Клода и не через оборотней, с которыми я была связана, а через самопровозглашенную богиню. По моей коже пробежала сила, которой она поделилась со мной. Магия вокруг нас запульсировала и замерла, как сердце, пропустившее удар.

— Твои глаза. — Сказала Нева. — Не может быть.

Магический пульс вокруг нас восстановил этот потерянный удар, и это было как если бы все мое тело стало гонгом, а магия ударила меня прямо в грудь. У меня перехватило дыхание и я отшатнулась назад.

Если бы Клодия не поймала меня, я бы упала.

— Нева, тебе запрещено причинять ей вред.

— Я ничего не сделала. — Сказала она.

Мне пришлось побороться за вздох, прежде чем я смогла произнести:

— Она… не виновата. — Я подняла глаза на Клодию, когда говорила это, и увидела ее побледневшее лицо.

— Нева, что ты наделала?! — Она обернулась к другой женщине, и ее гнев и страх взметнулись вместе с ее зверем настолько резко, что я вздрогнула от волны жара.

— Глаза Анита — не проделки ведьмы. — Сказала Пьеретта.

— Я сама все вижу. Нева, что ты сделала?

— Тебе и нашему царю следовало сказать мне, что она несет в себе нашу магию. — Гнев и страх Невы читался в жаре ее силы, как если бы я открыла доменную печь.

Я отпрянула от них обеих, и Пьеретта схватила меня за руку прежде, чем я впечаталась в стену.

— Следи за своими зверятами, ведьма. — Сказала Пьеретта.

Я оглянулась и увидела, что крысы поползли вперед — они все еще были неестественно молчаливы и благовоспитанны. Я уставилась на них глазами, полными космоса и звезд, и поняла, что их энергия какая-то неправильная. Они не были обычными животными. Они наблюдали за всем вокруг с толикой разума, и это было не слишком по-крысиному. Крысы умные, очень умные, но они — просто животные, и неважно, насколько разумными они кажутся, они не могут смотреть на тебя глазами, в которых ощущается вес личности.

— Таких маленьких веркрыс не бывает. — Прошептала я.

— Это просто крысы, которыми управляет ведьма. — Сказала Пьеретта.

— Нет, это не просто крысы. — Я не знала, чем они были, так что не могла подобрать слова, но я знала, чем они не были — обычными животными.

— Что ты видишь, Анита? — Спросила Нева.

У меня ушла секунда, чтобы понять, что она обратилась ко мне только по имени.

— Не знаю точно, но с ними что-то не так, или так, но, в любом случае, они другие.

Я глянула в ее сторону, и физически она была прежней, но теперь я могла «видеть» кончик короткого меча за ее спиной — он выглядывал из-за края рубашки. Ее густые, свободно висящие волосы скрывали рукоятку над другим плечом. Как он крепился? Сама мысль об этом помогла мне визуализировать ремневое крепление под ее блузкой с короткими рукавами. Я посмотрела на Клодию, и теперь знала, что она прячет маленький нож на лодыжке, потому что сейчас я могла видеть малейшие отличия одной ноги от другой. Все было как в нашу первую встречу с Обсидиановой Бабочкой, когда она запустила в меня свою силу, и больше такого не повторялось. Я набрала разных сил, но это суперзрение, которое позволяло замечать оружие и любую опасность, больше ко мне не возвращалось. Если Нева могла видеть то, что вижу я, то она знала о каждом оружии, которое было припрятано у Пьеретты и у меня. От этой штуки ничего не скроешь.

Нева и Клодия спорили. Клодия допрашивала Неву о том, что она со мной сделала, а Нева злилась, потому что никто не предупредил ее, что я несла в себе кусочек их магии. Я покосилась на крыс и поняла, что они слушали. Не так, как слушают собаки, а так, как слушают люди. Они слышали и понимали все, о чем говорили эти две женщины.

— Обсидиановая Бабочка. — Произнесла я. Мне пришлось сказать это чуть громче, чтобы они услышали меня и прекратили препираться.

— Что ты сказала? — Переспросила Клодия.

— Итцпапалотль. — Нева озвучила оригинальное ацтекское имя.

— Ага, она самая. — Подтвердила я.

— А что с ней?

— Она — мастер Альбукерка в Нью-Мексико. Несколько лет назад, когда я ее встретила, она поделилась со мной своей силой. Вот откуда у меня такие глаза. А у тебя откуда, Нева?

— Людские боги не были вампирами.

— Не могу говорить за весь ацтекский пантеон, но я тебя уверяю, что Обсидиановая Бабочка — вампир, однако, если вы с ней когда-нибудь встретитесь, ни в коем случае не говори ей это. Она считает себя богиней. Ничего страшного в том, что она продолжает так думать, нет, к тому же, так будет безопаснее для тебя.

— С чего Итцпапалотль делиться с тобой своей силой? — Спросила Нева.

— Она хотела, чтобы я помогла ей избавиться от нашего общего врага. А кто поделился этой силой с тобой? — Поинтересовалась я.

— Наши предки.

— Это еще что значит? — Не поняла я.

— Наша магия происходит от наших предков и богов, с которыми они ходили рядом. — Она сказала это так, как будто это все проясняло.

— Среди этих богов, часом, не было ацтекских? — Уточнила я.

— Некоторые из них были ацтеками — наш народ соприкоснулся с богами всех земель, через которые мы прошли.

— А крысы? — Поинтересовалась я.

Нева уставилась на меня, и в какой-то момент я пялилась в мерцающую темноту ее глаз. Когда я впервые посмотрела в такие глаза, вампир оседлал меня и мог творить со мной все, что угодно, но теперь я смотрела в них и не падала, потому что в моих глазах была та же сила. Кажется, я задолжала «спасибо» одной самопровозглашенной богине из Нью-Мексико.

— А что с братьями нашими меньшими? — Спросила Нева.

— Я думала, что твоя магия контролирует обычных крыс, но эти, кем бы они ни были, точно не обычные.

— Они всегда были здесь. — Ответила Нева.

— Крысы — это часть здешней силы. — Сказала Клодия.

— Магия изменила их, как и меня. — Пояснила Нева.

— Просто хочу уточнить: Клодия, ты утверждаешь, что глаза у Невы всегда вот так вот сияли, и в этом нет ничего необычного?

— С тех пор, как я присоединилась к родере в свои восемнадцать.

— И у всех магов в родере такие глаза? — Уточнила я.

— Когда их седлает сила.

— Приятно быть в курсе. — Я сказала это вслух, а про себя подумала: «Приятно знать, что она не одержима вампиром, который управляет Гектором».

— Время поджимает, надо провести Аниту внутрь. — Сказала Клодия.

— Ага, мне еще себе путь сквозь толпу пробивать, пора бы уже начать. — Добавила я.

— Бой уже начался, Анита Блейк. — Сказала Нева.

Она прошла мимо нас, и крысы расступились, позволяя ей пройти так, чтобы она не наступила на них. Нева ушла, не оборачиваясь, но одна крыса встала на задние лапки и посмотрела ей в спину. Могла ли она видеть сквозь их глаза? Я посмотрела на крысу, а она посмотрела на меня. Мы уставились друг на друга. Мех у нее был черный — темнее, чем у остальных. Крыса вытянулась, показав маленький белый воротничок на груди и беленькую лапку. Она принюхивалась и ее носик подергивался. Пахла ли моя магия для нее иначе, или же магия Обсидиановой Бабочки пахла для нее домом? Крыса опустилась обратно на все четыре лапки и уставилась на меня. И опять появилось это чувство чрезмерной разумности, запертой в этом маленьком теле.

— Эта крыса смотрит на тебя. — Заметила Пьеретта.

Клодия подошла к нам и встала рядом со мной.

— Нам нужно идти внутрь. — Сказала она.

Я кивнула, по-прежнему глядя на эту чертовски серьезную крысу.

— Для местных крыс это нормально?

— Нет, они никогда не уделяют так много внимание никому, кроме бруха.

— Чего ты хочешь? — Спросила я.

— Я хочу, чтобы пошла со мной внутрь. — Ответила Клодия.

— Я спрашиваю его. — Пояснила я.

— Крысу?

— Да. — Сказала я, глядя в эту маленькую мордочку.

Крыса издала звук, который можно было бы назвать писком, но он прозвучал ниже, как будто бы она пищала басом в крысином хоре. Потом крыса развернулась и убежала, а ее тело казалось длиннее и стройнее, как если бы она немного потеряла в весе за пару секунд.

— Пока. — Сказала я, как будто она могла меня понять.

Крыса остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на меня и пискнуть, прежде чем скрыться в тени.

— Это было похоже на звук прощания? — Поинтересовалась я.

— Нет. — Ответила Пьеретта.

— Они не разговаривают. — Пояснила Клодия.

— Ну, если ты так считаешь. — Сказала я.

— Твои глаза снова обычные. — Заметила Пьеретта.

— Тогда пошли.

— Ты можешь призвать те глаза по своему желанию? — Поинтересовалась Клодия.

Я поразмыслила над этим и кивнула.

— Хорошо, потому что все в родере уважают магию наших бруха.

— Уважают или боятся? — Уточнила я.

— И то, и другое.

— Хочешь, чтобы я сверкнула глазами, когда мы войдем внутрь?

— Прибереги их на случай, когда мы будем в заднице. — Посоветовала она.

— Что будет, если я случайно высосу энергию из кого-то?

— Это ослабит их?

— Нет, они начнут высыхать, как мумии.

— Как ты сделала с Химерой? — Уточнила Клодия.

— Ага.

— Не делай так. — Сказала она.

17

После встречи с Невой и крысами снаружи, я была уверена, что готова ко всему, что могу увидеть внутри, но я ошибалась. Они хотели меня потрогать, и вовсе не для того, чтобы причинить мне вред — женщины, мужчины, дети, старики, они трогали мои руки, сжимали мои плечи, пожимали мои ладони. Первого, кто попытался меня обнять, я едва не ударила, но Клодия вовремя коснулась моей руки, так что объятие осталось безнаказанным.

— Приятно встретить тебя вживую. — Сказала какая-то женщина и обняла меня так, словно я была ее давно потерянной подругой.

Я улыбнулась, кивнула ей и ответила:

— Я рада быть здесь сегодня ночью.

Какой-то мужчина весьма рьяно притянул меня в объятия и попытался поцеловать. Я повернула голову так, чтобы его губы впечатались в мою щеку, а Клодия оттащила его от меня прежде, чем я успела решить, насколько сильно мне стоит приложить его за это вынужденный поцелуй.

— Прости. — Сказал он. — Прости.

Женщина с наполовину выбритой головой и таким количеством татуировок и пирсинга, какое я уже давно не видела, взяла меня за руку и сказала:

— Когда ты кормишь на нас ardeur, это потрясающе.

— Спасибо. — Ответила я, не зная, что еще можно было на это сказать.

Она шагнула чуть ближе, держа мои руки в своих. Сперва мне показалось, что глаза у нее черные, но теперь я поняла, что они были самого темного оттенка серого, который я когда-либо видела.

— Меня зовут Марисоль, это значит «бабочка».

Я посмотрела на татуировку в форме бабочки на ее левом плече и улыбнулась. Кажется, эта улыбка придала ей слишком много уверенности, потому что она подошла еще ближе и сказала:

— Я бы очень хотела, чтобы ты покормилась на мне лично.

Должно быть, на моем лице отразилось мое замешательство, потому что она рассмеялась и добавила:

— Только не говори, что я первая, кто попросил тебя об этом.

Я кивнула. Она вновь рассмеялась, и ее рот раскрылся достаточно, чтобы я увидела, что у нее проколот язык.

Пьеретта обхватила меня одной рукой за оба плеча и притянула к себе в объятия. Марисоль ухмыльнулась и отошла, пропуская вперед следующего, кто хотел пожать мне руку. Она была первой, кто предложил мне кормиться, но далеко не последней. Я знала, что на ardeur можно подсесть, но надеялась, что Рафаэль достаточно силен, чтобы устоять перед этим соблазном. Мне и в голову не приходило подумать о том, что может произойти с другими веркрысами. Я поняла, что была слишком беспечной, упустив эту мысль. Дыхание Жан-Клода пронеслось в моей голове, дав понять, что он тоже об этом не думал, и это помогло мне почувствовать себя менее тормознутой и непредусмотрительной.

Какой-то мужчина схватил меня за руку, но в последние минуты меня перетрогало такое количество людей, что я просто обернулась к нему с улыбкой, стараясь быть дружелюбной или хотя бы дипломатичной. Я почувствовала, как он сделал выпад, раньше, чем увидела нож в его руке. У меня не было времени достать свой, поэтому все, что мне оставалось, это использовать свободную руку, чтобы пропустить его удар мимо меня. Он вложил в свою атаку слишком много энергии, так что, когда я увернулась от его руки, он пролетел мимо меня даже дальше, чем я планировала. Я схватила его за руку, которой он все еще цеплялся за меня, и использовала ее, как рычаг, чтобы превратить его заминку в падение, и поставить его на колени.

Он попытался развернуться ко мне с ножом, но его рука все еще была в моей. Я изменила хват и использовала ее, чтобы заблокировать его руку в локте. Я давила достаточно сильно, чтобы он понял, что я сломаю ее, если он не прекратит двигаться.

Однако он продолжал тянуться ко мне, и я сломала ему локоть. Раздался сочный мясной треск. Нормальные люди после такого орут и прекращают драку, но он даже не пискнул. Он продолжал поворачиваться ко мне, и сломанная рука больше не была для него препятствием. Он позволил мне выломать ему руку, и тут же метнулся к моему бедру, а я попыталась перехватить его одной рукой за плечо, чтобы не дать ему добраться до меня.

18

Я почувствовала, как его нож ударил меня в бедро с наружней стороны, потому что успела повернуть ногу, и он промахнулся мимо бедренной артерии на внутренней стороне, и в тот момент, когда я почувствовала, как лезвие впивается в мою плоть, я использовала его руку и плечо, чтобы распластать его на земле и удержать ту его руку, в которой был зажат нож, подальше от меня. Я уже пробовала этот прием на тренировках и в реальной жизни, но я забыла одну вещь: теперь я была сильнее, гораздо сильнее. Его рука оторвалась от тела, разбрызгивая повсюду кровь — она была такой свежей и ее было так много, что она показалась мне горячей, когда коснулась моей кожи. Я заорала, и этот тип, наконец, тоже заорал, но все, о чем я могла думать, это о том, где сейчас его нож. Кровь была такой густой, и она расплескалась настолько внезапно, что я не успела увидеть, чем занят плохой парень, и, поскольку его сломанная рука теперь держалась на лоскутке кожи, я не могла использовать ее, чтобы понять, куда он дернется. Пальцами я нащупала его спину, и это было хоть что-то, что я могла прочесть. Я выпустила его бесполезную руку и оседлала его, прижав к полу. Колено я вдавила ему в спину, потому что была недостаточно тяжелой, чтобы удерживать его на полу только своим весом, и пригвоздила его уцелевшее плечо к земле, чтобы нож, который он по-прежнему сжимал в руке, оставался на расстоянии от меня. Свободной рукой я выхватила из крепления на талии свой собственный нож, и прижала его к шее этого парня, после чего крутанула лезвие. Крови почти не выступило, и это было неправильно. Я повидала достаточно ран на горле, и знала, что крови из них хлещет до хрена. Я слышала, как кто-то выкрикивает мое имя, но продолжала пялиться на нож в своей руке и на эту рану, которая почти не кровоточила. Что происходит? Почему так мало крови? — Анита! — Клодия сидела на корточках и орала на меня. Я моргнула в ее сторону и хотела спросить: «Почему его глотка почти не кровоточит?». Пусть мое лезвие из стали, но даже до того, как он залечит рану, крови должно было быть больше. — Анита, ты меня слышишь? — Спросила Клодия. Я снова моргнула и кивнула ей. — Ты ранена? — Нога, он достал мою ногу. — Мой голос был не просто спокойным — в нем вообще не было никаких эмоций. Я ощущала себя отстраненно и так, словно все мои чувства притупились. Рана была недостаточно серьезной, чтобы спровоцировать шок. Что за хрень со мной творится? — Насколько все плохо? — Спросила Клодия. Я покачала головой, не зная, как ответить на ее вопрос. — Он хотел достать мою бедренную артерию, но я успела развернуться, так что он просто пырнул меня в бедро снаружи. — Произнесла я пустым, лишенным эмоций голосом. — Забери у него нож, а я осмотрю рану. Я опустила взгляд на руку парня, в которой он все еще сжимал свой нож. Его рука как будто бы лежала дальше от меня, чем на самом деле, и все казалось мне каким-то далеким. Подобное искажение пространства — это плохой признак. Возможно, я ранена серьезнее, чем думала. Я посмотрела на Клодию, и на секунду ее лицо смягчилось. — Он будет считаться мертвым, когда ты заберешь у него нож. Я хотела возразить, что не собиралась его убивать — я ведь даже не вытащила ни одного серебряного ножа. Как этот парень может быть мертв? Я убрала колено, которым упиралась в его спину, и он никак не среагировал на изменение давления, но пока его голова и сердце на месте, нельзя считать, что он действительно мертв, поэтому я прижала коленом его уцелевшее плечо, чтобы в случае чего почувствовать, как он дернется, и только после этого потянулась к его руке, в которой он по-прежнему сжимал свой нож. Где-то в середине этого действия неестественное искажение реальности прекратилось. Может, это просто был шок? Я забрала нож из мягкой, абсолютно покорной руки, и только тогда убедилась, что этот парень действительно мертв. Я не хотела его убивать, и если этот нож, который я только что забрала, не содержит достаточное количества серебра, то и он меня тоже. Господи.

19

Нож, который я вынула из трупа, оказался серебряным. Этот парень собирался меня убить. Хорошо, потому что благодаря этому факту я чувствовала себя чуточку лучше после всего, что только что натворила. Если бы мне нужно было продолжать драться, я бы взяла в себя в руки и сделала все, что от меня потребуется, но сейчас никто не хотел со мной биться. Естественно, флиртовать и обниматься со мной тоже никто не хотел. А учитывая, что я была покрыта кровью, я не могла их винить. Затишье после жестокой драки на смерть означало, что адреналин упал, оставив меня слабой, на грани обморока и тошноты — сейчас мне было необходимо несколько минут наедине с собой, чтобы прийти в норму.

Я вытерла свой нож о рубашку мертвеца и вернула лезвие в ножны. Места для серебряного ножа, который я отняла у этого парня, у меня не было, поэтому он по-прежнему оставался у меня в руке. Я молча протянула его Клодии.

— Ты вправе забрать себе все оружие и снаряжение, которое на нем найдешь. — Сказала она.

Мой взгляд упал на тело, которое лежало в огромной луже крови. Теперь я поняла, почему глотка этого парня так слабо кровоточила: к тому моменту, как я добралась до шеи, его тело уже потеряло слишком много жидкости. Кровь все еще поблескивала жизнерадостно красным цветом, который бывает, когда ее натекает действительно много, и свет падает удачно. Скоро она начнет темнеть.

— Здесь есть место, где я могу привести себя в порядок? — Спросила я тем отрешенным голосом, который кажется безразличным людям, не понимающим насилия, но на самом деле это не так. Такой голос означает, что ты действительно сильно паришься — так сильно, что твой разум пытается обрубить это чувство, чтобы оно не поглотило тебя целиком, потому что если это случится, то ты просто развалишься на месте.

— Есть зона, в которой бойцы готовятся к дракам, и есть ванная. — Ответила Клодия.

— Где больше шансов, что я останусь одна?

— В ванной. — Сказала она.

— Тогда туда. — Ответила я.

Она повела меня в сторону от занавеса, который был на пути к центральной бойцовской яме. Меня это устраивало. С меня было достаточно драк — по крайней мере сейчас. Пьеретта догнала нас сбоку и взяла меня за левую руку. Я сжала ее ладонь, чтобы она знала, что я ценю этот жест, но руку высвободила. Если кто-нибудь будет со мной слишком мил, то я просто расклеюсь, а сейчас, перед всеми этими веркрысами, я не могла позволить себе подобного.

Они провожали нас взглядами — некоторые избегали смотреть в глаза, но остальные пялились, кто-то даже кивнул. Я понятия не имела, следует ли мне кивнуть в ответ или игнорировать их, так что я сделала вид, что ничего не заметила, и просто шла вслед за высокой фигурой Клодии. Она шагала впереди меня, как хороший телохранитель, расчищая толпу, и мы двигались в маленьком овале пустоты. Народ держался подальше от нас — от меня. Они не были в ужасе, но старались держаться осторожно с женщиной, которая только что оторвала руку мужику.

Туман в голове стал проясняться, а тошнота усилилась, поэтому мне пришлось приложить усилие, чтобы сконцентрироваться и держать под контролем дрожь в руках. Порез на ноге жалил. Я не хромала, но он болел.

— Здесь есть врач? — Спросила я.

Клодия оглянулась на меня.

— Нога болит?

— Начинает. — Уклончиво ответила я.

Она остановилась и повернулась ко мне.

— Врачи есть в зоне для бойцов.

Я вздохнула и с трудом подавила в себе желание ткнуться лбом в Клодию, как уставшая пятилетняя девочка. Я просто оторвала руку какому-то парню. Я не сломаюсь, если потерплю еще пару минут.

— Хорошо.

Секунду она смотрела на меня, как будто знала, что я не уверена, но уточнять не стала — просто развернулась и повела нас обратно к огражденной занавесом зоне для бойцов. Мне следовало догадаться, что не стоит покидать место битвы так рано — это никогда ничем хорошим не заканчивалось. Ножками, мать вашу, ножками.

20

Клодия придержала занавес, который прикрывал узкий коридор, но он больше походил на стену спортивного стадиона. Ограждение колыхалось с обеих сторон, и я слышала движение кучи народу за пределами своей видимости. Это был ропот — как шум океана, созданный из множества звуков, исходящих от людей, которые уверены, что вообще не производят никакого шума. Клодия свернула налево, и мы прошли вдоль других занавешенных проходов, ведущих на стадион — вернее, в бойцовскую яму.

Мы вошли в первый же проход, но он вел не туда, откуда доносился шум толпы, а в противоположную сторону. У закрытой двери стоял высокий и мускулистый охранник. Он выглядел впечатляюще, но стоило Клодии оказаться рядом с ним, как стало очевидно, что он был как минимум на шесть дюймов ниже ее (15 см. — прим. переводчика). Трудно казаться самым большим парнем в комнате, когда ты им не являешься.

— Клодия. — Поздоровался он коротким кивком вроде тех, что мне кидали в толпе после драки. В родере этот жест означал больше, чем просто подтверждение того, что тебя видят.

Клодия не стала кивать ему в ответ, и это навело меня на мысль, что данный жест был чем-то вроде армейского приветствия. Ты салютуешь офицерам, но для того, чтобы получить подобное приветствие самому, ты должен быть рангом выше. Она просто сказала:

— Франко. — И больше ничего. Очевидно, она считала, что он не заслуживает ответного кивка.

Он приоткрыл дверь для нее, но как только я попыталась пройти следом, он выставил передо мной руку. Я уставилась на нее и призадумалась о том, как поступить.

— Франко, почему твоя рука у меня на дороге? — Голос у меня был нормальным, почти что вежливым. Я узнала этот тон — он означал, что я готова к драке, но пока стараюсь решить дело разговором. Берегу силы, так сказать.

Позади меня раздался голос Пьеретты:

— Мне убрать его для тебя?

— Тебя здесь, киска, быть не должно. — Сказал Франко.

Клодия оказалась по другую сторону от его руки.

— Франко, ей нужен врач.

— Тот, кто получил такие травмы снаружи, еще даже не дойдя до ям, не заслуживает врачебного осмотра. Есть правила, Клодия, и тебе они известны.

— Это не ее кровь. — Ответила Клодия, встав в проходе так, что мне пришлось отступить, а Франко — опустить руку. Пьеретта осталась позади, сбоку от меня. Я отступила достаточно далеко, чтобы у меня было пространство для драки, если придется пробивать себе дорогу через Франко, чтобы получить медицинскую помощь. Пьеретта встала подальше от меня, чтобы у нас появилась возможность напасть на него с флангов, если это будет дозволено. Я восхищалась тем, что у веркрыс такая богатая культура и традиции, но начинала уставать от того, что они вечно выходят мне боком.

Я решила, что драматичный жест поможет нам разрулить ситуацию, и просто задрала свою футболку. Она была мокрой и липла к телу, так что я с трудом подавила в себе желание заорать: «Да отлепись ты от меня!», потому что до сих пор я усиленно игнорировала всю ту кровь, которая пропитала мою одежду до такой степени, словно я прямо в ней искупалась в кровяном бассейне. Логически я понимала, что бывало и хуже. В смысле, я ведь истребительница вампиров, к тому же, я годами обезглавливала цыплят и кого покрупнее, чтобы поднимать зомби. Должна же я была хоть раз обляпаться с головы до ног, верно? Но если такое и бывало, я не могла вспомнить, когда.

Я высвободила достаточно ткани из своих штанов, чтобы выжать футболку, как это делают с мокрой одеждой после стирки, вот только из моей на пол полилась кровь.

Я подняла глаза на Франко, пока она заливала мои руки.

— Кровь не моя.

— Ты явно не пользуешься популярностью, если тебя вызвало столько народу. — Заметил он.

— Там, снаружи, меня пытался убить только один парень, всего один. — Ответила я.

Взгляд Франко стал еще презрительнее и высокомернее.

— Если тебя настолько сильно поранил всего один парень, то ты точно не увидишь докторов. Они здесь для бойцов.

Я ощутила, как поднимается мой гнев, как это всегда бывало, если я не работаю над тем, чтобы держать себя в руках, но стоя здесь, по уши в крови парня, которого я только что разорвала на куски — совершенно случайно, только потому, что не понимала, насколько я сильна, — я знала, что не хочу оставаться спокойной. Мне хотелось забиться в угол и сорваться, кричать, возможно, даже расплакаться, а после сходить в душ и переодеться во что-нибудь чистое, но никто не собирался предоставить мне такую возможность, а если я не могу испытывать свои настоящие эмоции, то я выберу другие.

— Анита, тебе придется объяснить ему или заставить его отойти. Мне жаль, но здесь так принято. — Сказала Клодия.

— Блеск. — Ответила я и посмотрела на здоровяка. Он был как минимум на семь дюймов выше меня (17 см. — прим. переводчика). Секунду я смотрела в его темно-карие глаза, после чего опустила взгляд в центр его тела. Если он что-то сделает, то движение пойдет оттуда. Будь это удар, пинок или попытка вытащить нож, сперва он сдвинет центр своего тела. Смотреть в глаза — это, конечно, круто, но глаза могут соврать, а вот середина его грудной клетки не может. Забавно, это было почти то же самое место, где располагалась его сердечная мышца, а значит, даже в насилии нас ведут наши сердца.

Гнев был теплым — он смыл желание рыдать и биться в истерике. Ярость так долго служила мне щитом от всего мира, что это было как надеть свой любимый свитер — чертовски удобный во всех местах, в него можно было закутаться и чувствовать себя в безопасности.

— Я покрыта кровью своего врага, который пытался убить меня серебряным ножом.

— Серебряным? Как долго тянулась драка, если дело дошло до серебра? — Спросил Франко.

— Этот парень сам с него начал, причем за пределами ворот.

— Покажи ему нож. — Подсказала Клодия.

Я уже и забыла, что он у меня есть, и висит в креплении на боку моих штанов. Тот факт, что это вылетело у меня из головы, означал, что шок был сильнее, чем мне казалось. Я сняла ножны и вытащила само лезвие.

Франко уставился на него.

— Ты грохнула Тони?

— Если это его нож, то да.

— Как ты можешь быть настолько хороша с холодным оружием, чтобы убить Тони? Ты ведь даже не настоящий оборотень.

— Я убила его не ножом. — Ответила я, и гнев отступил, смытый волной усталости, которая накатила на меня с такой силой, что я едва не пошатнулась.

— Что? Ты убила его голыми руками? — Тон Франко сделался ироничным, типа он такой большой и сильный мужик, а я — слабая и маленькая девочка. Я слышу этот тон всю свою жизнь, и он меня чертовски заебал.

— Да. — Ответила я.

— Как? — И снова эта ирония.

— Я вырвала ему руку из плечевого сустава и он истек кровью.

— Человек на это не способен.

— Нет, не способен. — Мягко согласилась я. Гнев, который давал мне чувство безопасности, исчез.

— Рафаэль дал тебе то, за что остальные из нас вынуждены драться. Теперь у тебя есть наша сила, хоть ты и не перекидываешься. Чем еще он тебя одарил, за что мы все вынуждены платить своей кровью?

Мои внутренние звери зашевелились, но из темноты на меня уставилась только крыса — ее черные глаза поблескивали в моей внутренней тьме. Вокруг было слишком много резонирующей энергии для остальных моих зверей. Магия, которая истончилась, как только мы вошли в амбар, вдруг запульсировала сквозь мое тело с такой силой, что это было похоже на удар в гонг, от которого пошла вибрация. Но это был не просто звук и резонанс — все внутри и снаружи меня пело, и это была сила.

Франко отшатнулся к стене так, словно упал бы, если бы ее там не было. Клодия даже не пошевелилась. Чем бы ни была эта магия, ее можно было направить, или, может, она просто следовала за моими эмоциями. Франко стоял между мной и местом, в которое я хотела попасть. Он стоял между мной и медицинской помощью. Между мной и возможностью смыть с себя всю эту кровь.

Мой гнев вернулся, но не удобным свитером, а доспехами, однако что за доспехи без меча? И тут я подумала, что понятия не имею, как работает эта магия. Если я нацелюсь на него, смогу ли я ее контролировать? Что если она случайно убьет его, как это вышло с тем парнем снаружи? Я вдруг увидела все ножи, которые висели на Франко. Единственным местом, которое я не видела, была его спина, так что он мог прятать что-то и там, но все остальное я видела.

— Твои глаза, глаза… никто не говорил мне, что ты бруха. — Он вжался в стену, к которой отшвырнула его моя магия, но держала его там не она — это был страх.

— Ты собираешься помешать нам пройти через эту дверь? — Поинтересовалась я.

Франко покачал головой, еще сильнее вжимаясь в стену.

— Бруха могут идти куда пожелают.

— Приятно знать. — Заметила я.

Клодия придержала для нас дверь. Мы с Пьереттой прошли сквозь нее, а Франко все продолжал жаться к стене. Он был веркрысой, ему не следовало бояться маленьких крыс, так что же такого сделали бруха, чтобы навести подобный ужас, и почему Рафаэль не рассказывал, что у веркрыс есть своя магия? Если он полагал, что это не имеет для меня значения, то нам надо поговорить. Если он скрыл это умышленно, то нам тем более надо поговорить, но не сейчас, а после того, как он победит Гектора, и мы выведем на чистую воду вампира, который пытается захватить родере. А перво-наперво мне нужно, чтобы мою ногу осмотрел врач, и еще неплохо было бы раздобыть чистую одежду. Также хотелось бы верить, что я смогу принять здесь душ, но я была не настолько оптимистично настроена.

21

Не знаю, в чем было дело — в моем контакте с Франко или в магии, но я чувствовала себя спокойно до тех пор, пока не увидела свое отражение в зеркале, которое занимало половину стены. Конечно, я не была похожа на Кэрри во время выпускного (персонаж книги Стивена Кинга — прим. переводчика), только кончики волос с одной стороны были испачканы кровью, а брюнеткам проще скрыть подобное, чем тем, у кого клубничный блонд (цвет волос Кэрри — прим. переводчика), как и тем, кто носит черную одежду. Если вы не попадали в переделки с большим количеством насилия, вы могли и не заметить, что мои шмотки покрыты кровью, но я-то попадала, и совершенно точно знала, куда надо смотреть. Я чувствовала, как кровь высыхает на моей коже, как ткань моей футболки становится жестче в тех местах, где мое тело не прикрывал лифчик. Раньше мне не приходило в голову, что спортивные лифчики созданы для того, чтобы впитывать пот, и что кровь для них была просто еще одним видом жидкости. Надо запомнить на будущее.

Клодия помахала рукой у меня перед носом. Я моргнула и уставилась на нее. Для меня все как будто бы двигалось в замедленной съемке.

— Ты в шоке. — Констатировала она.

Я подумала об этом и, наконец, сказала:

— Да.

— Не могу сказать, как много крови я на ней чую. — Заметила Пьеретта, стоя рядом со мной. Она и раньше там стояла или только что подошла? Это происходит со мной только от шока?

Клодия позвала кого-то, и к нам зашла доктор Лилиан. Свои густые седые волосы она стригла очень коротко, подчеркивая изящную костную структуру лица. Она выглядела старше, но не слишком старо, если можно так сказать, но учитывая, насколько старше был Рафаэль, чем мне когда-то казалось, я вдруг поняла, что с такими данными ей может быть и восемьдесят, или даже больше. Ей может быть больше ста?

Она улыбнулась, и ее серо-голубые глаза наполнились той серьезной теплотой, которая часто встречалась у самых лучших врачей и медсестер.

— Как ты себя чувствуешь, Анита?

— Я в порядке. — Автоматически ответила я.

Ее улыбка померкла и она посветила маленьким фонариком мне в глаза, после чего заставила меня проследить за движением своего пальца.

— Ты не в порядке. У тебя шок. — Она посмотрела на Клодию. — Ты сказала, что эта кровь не ее.

— Большая ее часть.

Доктор Лилиан вздохнула.

— Огражденные места переполнены, но нам нужно осмотреть ее рану.

У них были три огражденные занавесками зоны в раздевалке — нечто-то вроде импровизированных травмпунктов. Кто-то кричал, кто-то матерился на испанском так громко, что было слышно даже сквозь крики. В третьей зоне кровь текла из-под занавесок, как… Я отвернулась от нее. На сегодня с меня было достаточно крови. Остальная часть помещения выглядела как обычная раздевалка в большинстве залов для смешанных единоборств, с той только разницей, что на одной из стен висело большое зеркало, а такое чаще встречаешь в женских раздевалках.

— Анита, мне нужно осмотреть твою рану. — Напомнила доктор Лилиан.

— Хорошо. — Согласилась я.

— Это значит, что тебе придется раздеться, чтобы я смогла увидеть ее.

Я кивнула.

— Не вопрос.

— Анита, чтобы это сделать, мне нужно, чтобы ты спустила штаны.

Я вновь кивнула.

— Ты можешь сделать это прямо сейчас? — Уточнила она.

Я потянулась к своему ремню и начала расстегивать его. Я смутно понимала, что в обычной ситуации не стала бы спускать с себя штаны на виду у всех, но сейчас это не казалось мне такой уж большой проблемой.

Доктор Лилиан опустилась рядом со мной на колени. Незнакомый мужчина появился с лотком, полным медицинских инструментов. Когда-то меня бы обеспокоило, что незнакомец оказался поблизости, когда мои штаны спущены до колен, но этот парень был в халате и вел себя, как настоящий профессионал. К тому же, Пьеретта была моей любовницей, и дни, когда меня могли смутить исключительно мужчины, давно прошли, а если кого-то заведет вид моего нижнего белья и обнаженного бедра, то это кто-то может пойти нахер.

Нога у меня даже не болела до тех пор, пока Лилиан не облила ее антисептиком. Резкая боль пронзила туман в моей голове, а когда Лилиан протирала мою ногу куском марли, та прилипла к краям раны. Это ощущение заставило мой желудок сделать сальто.

— Все не так уж и плохо. — Заметила Лилиан. — Однако придется наложить швы.

Мне пришлось проглотить комок тошноты в горле, прежде чем я смогла ответить:

— Можно мне сперва обезболивающее?

— Твое тело все еще воспринимает лекарства, как человеческое? — Уточнила она.

Мне пришлось поразмыслить над этим.

— Если это обычная рана, то она заживает слишком быстро для стандартного медицинского ухода, но эта как-то тормозит, так что, может, попробуем?

— Лезвие было серебряным. — Сказала Клодия.

— А сперва было обычное? — Спросила Лилиан.

— Нет. — Ответила Клодия. — Думаю, Тони хотел убить ее.

— Он хотел пырнуть меня в бедро с внутренней стороны, но я успела повернуться, так что бедренную артерию он не задел. — Пояснила я.

— Ты развернулась, чтобы рана была нанесена снаружи. — Догадалась Лилиан.

— Ага.

— Думаю, можно обезболить прежде, чем я начну тебя зашивать.

— Блеск. — Ответила я, и это было всерьез, потому что я терпеть не могла, когда меня зашивают без обезбола.

— Можем подождать, пока освободится огражденное место. — Добавила Лилиан.

Я покачала головой. Лучше я просто стисну зубы и вытерплю это, так что…

— Я маленькая. Я могу растянуться на скамейке рядом со шкафчиками.

Она улыбнулась мне так, словно гордилась тем, какая я храбрая. Доктор Лилиан работала со мной и раньше, и она знала, какая я ужасная пациентка, но сейчас на это не было времени. Мне нужно было добраться до Рафаэля. Не знаю, может, из-за лужи крови на полу, но я вдруг почувствовала острую необходимость оказаться рядом с ним. В этот момент я поняла, что он беспокоится обо мне, гадает, где я сейчас. Я чувствовала его необходимость, а не свою. Связь между нами я могла контролировать, но он был достаточно силен, чтобы пробиться через мой контроль. В любом случае, он был прав.

— Как много еще осталось драк до основного поединка? — Спросила я, когда доктор Лилиан объясняла, как именно мне нужно держать поврежденную ногу, пока я полулежала на узкой скамье.

Пьеретта села рядом со мной и сказала:

— Я буду твоей подушкой, моя королева.

— Раз уж я кладу голову к тебе на колени, может, будешь звать меня Анитой, а не своей королевой?

— Ты имеешь в виду, сегодня?

— Ага. — Сказала я и положила голову ей на бедро. Раньше мы с ней никогда так не делали, и это было что-то типа первого поцелуя, когда ты не очень понимаешь, куда деть носы, но вот моя щека нашла то удобное местечко, где голова могла спокойно отдохнуть на бедре Пьеретты.

Она предложила мне свою ладонь, чтобы я могла подержаться за нее, когда доктор Лилиан приготовила шприц. Я не пыталась выглядеть крутой — просто взяла предложенную мне руку. Я также постаралась найти какую-нибудь точку, в которую могла бы смотреть, пока доктор вводила обезбол. Я уже говорила, что терпеть не могу иглы? Занавески на одной из отгороженных зон колыхались так, словно внутри шла драка. Я уставилась туда и попыталась понять, что происходит за ними. Это позволило мне отвлечься, пока игла проникала внутрь, после чего Лилиан начала спрашивать, чувствую ли я, как она трогает мою кожу.

Мужчина в халате оступился и начал падать из-за занавесок. Я открыла рот, чтобы крикнуть: «Берегись!» медбрату, державшему лоток с инструментами, но он так ловко увернулся, что даже ничего не уронил. Одновременно с этим другой медбрат едва не упал назад — на меня и Пьеретту, но она успел выставить руку, и этого было достаточно, чтобы парень поймал равновесие.

— Он тебя задел? — Спросила Лилиан.

Медбрат поднял руку. Она кровоточила.

— Нож или когти? — Уточнила доктор Лилиан.

Лицо медбрата исказилось презрением.

— Он недостаточно силен, чтобы выпустить когти.

— А ему можно ранить медперсонал? — Спросила я.

— Нет. — Ответила она.

Медбрат, которого порезали, сказал:

— Да.

Я уставилась на Лилиан.

— У меня правило: если ты причиняешь вред моему персоналу, мы с тобой не работаем.

Раненый медбрат возразил:

— Правило здесь такое, что если ты не можешь себя защитить, то ты заслуживаешь того, чтобы тебя ранили.

Лилиан коснулась моей ноги.

— Все еще чувствуешь?

— Только давление. — Ответила я и поинтересовалась. — Как вы справляетесь, если тут все время кто-то дерется?

— Я начну тебя зашивать.

— Только предупреди, когда начнешь — я не хочу дернуться и испортить шов. — Сказала я. Я постаралась сконцентрироваться на занавеске, из-за которой упал медбрат, а потом посмотрела на его руку.

— Почему рана не затягивается?

— Серебро. — Ответил он, и, казалось, его совершенно не оскорбил мой вопрос. Я бы взбесилась.

— Почему он тебя порезал? — Спросила я.

— Анита, я начинаю. — Предупредила Лилиан.

— Давайте, док. — Ответила я.

Я почувствовала давление иглы, а потом неприятное ощущение, когда она начала проникать сквозь кожу. Это чувство не было острым, так что боли я не словила, и была благодарна за это, но от того, как игла проникает сквозь кожу, мой желудок слегка кувыркнулся. Я покрепче вцепилась в ладонь Пьеретты и мне стало чуть-чуть полегче.

— Почему он тебя порезал? — Снова спросила я.

— Диего. — Сказала Клодия, стоя над нами. Очевидно, она собиралась не допустить, чтобы еще кто-нибудь из персонала свалился на Пьеретту.

Я повторила:

— Диего, почему он тебя порезал?

— Он мудак.

— Помимо этого. — Сказала я и улыбнулась, а потом Лилиан начала затягивать стежки на моем бедре. Мой желудок сделал еще одно сальто.

— Этот малыш не смог выдержать пару стежков. Сказал, что я нарочно причиняю ему боль.

Вмешалась Клодия:

— Обезбол на нас не работает.

— Меня зашивали без обезбола, это реально больно. — Я постаралась сконцентрироваться на том, что тогда мне было хреновее, чем сейчас. Оно и правда было.

— Ты причинил ему боль умышленно? — Спросила Пьеретта.

— Пока нет. — Ответил Диего.

Лилиан натягивала стежки, и это заставило меня напрячься от ощущения тугой нитки под кожей. Желудок дернулся и попытался одновременно кувыркнуться. Я посильнее сжала ладонь Пьеретты.

Диего вынул нож из-под халата и скрылся за занавесками. Ткань колыхнулась достаточно, чтобы он проскользнул внутрь, и произнес:

— Давай попробуем еще раз, Педро.

— Педро мудак. — Сказала Клодия.

— Он задира. — Добавила Лилиан, заканчивая стягивать вместе края моей кожи. Желудок сделал еще одно сальто, и я посильнее вцепилась в ладонь Пьеретты. Она наклонилась ко мне и шепнула:

— Ты сломаешь мне кости, моя… Анита.

Я разжала ладонь и попыталась отпустить ее руку, но она удержала ее.

— Все хорошо, Анита, ты привыкнешь к своей новой силе.

— Я мужику руку оторвала. Как мне к этому привыкнуть?

— Время. — Сказала Клодия. Она опустилась на колено, чтобы мне не пришлось поднимать голову ей навстречу. Ее лицо было переполнено сочувствием и чем-то еще — возможно, разделенной горечью, как если бы мои нынешние страдания пробудили каких-то призраков из ее прошлого. Она тоже случайно разорвала кого-то на части? Мне хотелось спросить ее об этом, но, глядя в ее карие глаза, видя в них эту боль, я усомнилась. Делиться плохими воспоминаниями не всегда хорошо. Иногда это только ухудшает ситуацию для всех, а не улучшает ее.

— Все, готово. — Сказала Лилиан. Ее голос заставил меня посмотреть в ее улыбающееся старческое лицо. Я видела спокойствие в ее глазах и завидовала ей. Смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя настолько спокойной?

— Спасибо, док. — Поблагодарила ее я. — У кого-нибудь есть ненужная футболка? Мне бы не хотелось всю ночь разгуливать в крови.

— Могут быть халаты.

— Я бы предпочла футболку, но если ничего другого нет, то подойдет и то, на чем меньше крови.

— Схожу посмотрю, что смогу для тебя найти. — Она ушла вместе с медбратом и его лотком с инструментами, как будто единственная работа этого парня была следовать за ней повсюду и оставаться полезным. Может, это и правда была его работа, а может, он просто действительно уважал ее.

Я села на скамье и начала натягивать штаны. Хотелось бы мне и их сменить, но на военных штанах крепится целая куча оружия. Лучше уж пусть ко мне кровь присохнет, чем я останусь без своего арсенала этой ночью. Я вдруг поняла, что это был первый раз, когда я настолько сильно обляпалась кровью в присутствии большого количества оборотней, и никто из них не отреагировал на то, что я пахну едой. Я встала и Клодия поднялась вместе со мной. Я поняла, что она держалась рядом, чтобы помочь мне устоять на ногах, если что. Она была на сто процентов в режиме телохранителя. Пьеретта по-прежнему сидела на скамье, глядя на нас, и я поняла, что она делала это для того, чтобы тоже подать мне руку при необходимости. Они обе так сильно обо мне заботились, но если начнется драка, то правила запрещают им вмешиваться, если только речь не идет о спасении моей жизни.

Пьеретта отреагировала на мой взгляд — она положила свою ладонь мне на бедро и улыбнулась. Я ничего не могла поделать, кроме как улыбнуться ей в ответ. На секунду мне показалось неправильным, что я тороплюсь надеть штаны вместо того, чтобы снять их, когда она рядом со мной — такая. Когда у тебя появляются подобные мысли насчет кого-то, эти люди переходят из разряда обычных любовников куда-то еще. Куда именно — нам еще предстояло выяснить, но было приятно думать, что у нас с ней есть какое-то «еще».

Очевидно, эти мысли отразились на моем лице, или мой запах изменился, потому что улыбка Пьеретты стала шире, наполнила ее глаза рвением, которое заставило меня улыбнуться тоже, и ответное стремление заполнило мои собственные глаза. Я уже стала наклоняться к ней для поцелуя, но ощутила некую перемену в воздухе, как будто кто-то открыл дверь. Это заставило меня остановиться и побыстрее застегнуть свой ремень.

Я ощутила, как напряглась Клодия, еще до того, как она повернулась к двери.

— Гектор, что ты здесь делаешь?

— Вот как ты разговариваешь со своим будущим королем, mi cariño («моя дорогая, милая, крошка» по-испански — прим. переводчика)?

— Я не твоя cariño.

— Как только Рафаэль умрет, ты ею станешь.

Я еще даже не видела Гектора, но уже ненавидела его. Просто отлично.

22

Мы с Пьереттой отошли немного назад, поближе к Клодии, чтобы видеть Гектора и единственный выход из помещения. Забавно, что до сих пор меня это не волновало. Ростом Гектор был как минимум шесть футов, и все же ему не хватало шести дюймов до Клодии, так что он даже близко не казался настолько внушительным, насколько пытался выглядеть. Одет он был лишь в шорты для боя, которые обтягивали верхнюю часть его бедер. Они были ярко-оранжевые с черным, с разрезами по бокам, и эти цвета хорошо сочетались с его смуглой кожей. Шорты выставляли напоказ большую часть его мускулистого тела. Волосы у него были длинные и заплетены в косу на спине. Если бы он не ворвался в комнату с таким видом, словно он всем здесь владеет, я бы даже подумала, что он симпатичный. Если он ведет себя так, еще даже не будучи царем, то помоги нам, боже, если он выиграет сегодняшний бой. Мы потеряем не только Рафаэля, но и столкнемся с высоким, темным и заносчивым незнакомцем во главе стола. Возможно, что я сужу о нем предвзято, но я не думала, что ошибаюсь.

— Полагаю, Рафаэль убьет тебя этой ночью, но я в любом случае никогда не стану твоей девушкой. — Сказала Клодия.

— Я не хочу быть твоим парнем, Клодия. Я просто хочу тебя трахнуть. — Он стоял достаточно близко, чтобы я рассмотрела его глаза и поняла, что они были еще зеленее, чем мне показалось в тот момент, когда я на нем кормилась. Сказать по чести, глаза у него были красивые, а сам он был в хорошей форме, с гладкой светло-коричневой кожей, которая обтягивала каждый мускул на его теле, и смотрелось это весьма аппетитно, но внешность — это еще не все. Она плохо сочеталась с тем взглядом, которым он окинул тело Клодии — такой взгляд ясно говорил, что в своей голове он делает куда больше, чем просто раздевает ее. Руки Клодии сжались в кулаки.

— Ну же, Клодия, ты ведь в курсе, что не можешь вызвать меня до тех пор, пока я не убью Рафаэля.

— Клодия, он подначивает тебя, не поддавайся на манипуляцию. — Встряла Пьеретта.

Похотливый взгляд Гектора метнулся к ней, но за секунду желание в нем сменилось ненавистью. Это не было преувеличением — он смотрел на Пьеретту так, словно ненавидел ее. Слишком личный взгляд для людей, которые встретились впервые.

— Что ты здесь забыла, киска? У тебя с нами не может быть дел.

— Она со мной. — Сказала я.

Его взгляд, переполненный ненавистью, остановился на мне.

— У тебя, Анита Блейк, здесь тоже не может быть никаких дел.

— Рафаэль считает иначе.

— Когда он умрет, твое право безопасно разгуливать здесь умрет вместе с ним.

— Никто не обеспечивал мне безопасность снаружи. Я пробилась сюда так же, как и все остальные.

— Стало быть, ты разорвала одного из нас на части голыми руками? У тебя изящные ручки, так что верится с трудом. Наверняка испугалась и сразу же потянулась за серебряным ножом?

— Я не вынимала серебра.

— Врешь.

— Не врет. — Вступилась Клодия.

Он посмотрел на нее, и на этот раз в его взгляде был разум и что-то еще, словно он просчитывал свои шансы или над чем-то размышлял. Я не могла прочесть его лицо.

— Если она не одна из нас, то она не могла провернуть то, о чем мне рассказали.

— Тони истек кровью насмерть, и она сделала это голыми руками, клянусь.

— Ты пахнешь правдой, но я знал Тони. Человек не смог бы убить его без оружия.

— Я никогда не утверждала, что я — человек. — Сказала я, но тон моего голоса не был радостным. Я по-прежнему ненавидела тот факт, что не являюсь человеком. Нет, не так — я ненавидела от факт, что я никогда не была человеком, никогда не была нормальной.

— Ты не одна из нас, но ты и не вампир, а значит, ты — человек. — Сказал он.

— Мне было десять, когда я увидела своего первого призрака, а первого зомби я подняла в четырнадцать. Не думаю, что это типично для людей.

Гектор изучал меня своими зеленовато-карими глазами. Его взгляд не был заигрывающим или высокомерным — он был задумчивым. Если заносчивый мудак — это только вершина айсберга, под которой скрывается умный, расчетливый тип, то Рафаэль в куда большей заднице, чем я думала, но, может, это была та часть Гектора, которую он уже видел — часть, которая заставила его поверить, что этот парень когда-нибудь станет царем. Умный будущий лидер — это хорошо. Умный враг, которого необходимо истребить — не очень.

— Я тебя понял, Анита. — Он произнес мое имя так, как оно должно было звучать: А-ни-та (в английском варианте имя скорее всего читается как «Энит» — прим. переводчика). Гектор попытался обойти Клодию, чтобы подобраться ко мне поближе, но она передвинулась так, чтобы он не смог обойти нас.

Он вновь уставился на нее.

— Я думал, что не нравлюсь тебе, Клодия.

— Так и есть.

— Тогда почему ты привлекаешь мое внимание к себе всякий раз, когда я смотрю на другую женщину?

— Я должна проводить Аниту к Рафаэлю.

— Проводить? Ты ее телохранитель — здесь, где каждый должен драться сам за себя?

— Я не охраняла ее снаружи.

— Но охраняешь сейчас?

Она заколебалась, но сказала то единственное, что могла сказать:

— Нет.

— В таком случае, я обойду тебя, чтобы говорить с Анитой напрямую. Если ты еще раз вклинишься между нами, я буду считать, что это вызов.

Лилиан вернулась со стороны шкафчиков с белой футболкой в руках.

— Сегодня тебе запрещено вызывать кого-либо, кроме Рафаэля, Гектор, ты знаешь правила.

— Я также знаю, что никто не может биться со мной до тех пор, пока я не убью его.

— Ты продолжаешь повторять это слово. Не думаю, что ты понимаешь его значение. — Сказала я. Лицо у меня было нечитаемым, и я гадала, узнает ли он фразу из фильма (фильм «Принцесса-невеста» — прим. переводчика).

Гектор нахмурился в мою сторону.

— Это звучит как бред.

— Я должна была догадаться, что ты не фанат «Принцессы-невесты».

— О чем ты говоришь?

— Мы считаем, что Рафаэль убьет тебя этой ночью. — Пояснила Пьеретта.

— Я не обязан говорить с тобой, кошка.

— Отлично. — Сказала я. — Мы все считаем, что этой ночью Рафаэль надерет тебе задницу. Так лучше? Твои предвзятые мелочные чувства были задеты, потому что с тобой заговорил большой плохой верлеопард? — Да, я сказала все это подначивающим детским голоском.

На этот раз его руки сжались в кулаки.

— Этой ночью я стану царем, Анита, и тогда все, что принадлежит Рафаэлю, станет моим, включая его любовниц.

Я покачала головой.

— Я Рафаэлю не принадлежу, и ты это знаешь.

— Ты принадлежишь своему вампирскому мастеру, Жан-Клоду, мы все это знаем, но сейчас ты в нашей святая святых. Тебе не следует здесь находиться, Анита Блейк.

— Тони был с тобой солидарен. — Ответила я.

Гектор моргнул и нахмурился чуть сильнее, после чего его глаза сузились.

— Ты мне угрожаешь?

— Думаешь, я бы стала?

— Она тебе не угрожает. Анита, ступай переоденься. — Вмешалась Лилиан, пихнув мне в руки футболку.

— Здесь мы с гордостью носим на себе кровь наших врагов. — Сказал Гектор.

— Тебе когда-нибудь приходилось всю ночь разгуливать в чужой крови и драться, пока она высыхает на твоем теле?

— Разумеется. — Ответил он.

— Ложь, наши драки скоротечны. Они никогда не длятся всю ночь. — Возразила Клодия.

— Ты так горяча, когда ведешь себя, как заноза в заднице, Клодия. Раньше я хотел трахнуть тебя, потому что ты хороша, но теперь я просто хочу заткнуть тебя нахрен.

— Своим членом? — Уточнила я.

— Иди переоденься. — Сказала Лилиан, и подтолкнула меня в том направлении, в котором я должна была идти — подальше от Гектора.

— Что ты сказала? — Переспросил он.

— Ничего, она пошла переодеваться, так ведь, Анита? — Спросила Лилиан.

С большинством людей я бы поспорила, но она лечила и зашивала меня бесчисленное множество раз, а это чего-нибудь да стоило. Так что я действительно попыталась пойти переодеться, но уловила краем глаза движение, и Гектору не удалось до меня дотянуться. Он не замахнулся — просто попытался меня схватить. Очевидно, из-за раны он воспринимал меня как потенциальную жертву, а не как потенциального оппонента.

— Ни один человек бы этого не заметил.

— Здесь только ты постоянно твердишь, что я человек, Гектор. Я не пытаюсь притворяться тем, кем не являюсь.

— Я стану царем, Анита, и если ты не собираешься испортить мне праздник, то тебе стоит убраться до начала боя.

— Рафаэль хочет, чтобы я была рядом, так что я буду.

— Это твой последний шанс, Анита.

— Сколько же в тебе дерьма, Гектор.

Гнев пробежался по его лицу, а мускулы на его плечах, груди и одной руке напряглись. Его тело готовилось метнуться в мою сторону. Какая-то часть меня надеялась, что он так и сделает, потому что у меня было право защищаться. Может, драку в полную силу я бы и проиграла, но я знала, что успею ранить его до того, как нас растащат. Если он ранит меня первым, то причинить ему в ответ серьезный вред будет дозволено правилами — в этом я была почти уверена. Если Гектор выйдет из игры, у нас появится больше времени, чтобы найти его мастера. Мне нужно было это время.

— Если ты ударишь ее, она получит право защищать себя. — Встряла Клодия.

— Хочешь сказать, я не смогу победить малявку?

— Тони напал на нее с серебряным ножом, и она грохнула его, даже не вытащив оружие.

Он покосился на Клодию, а потом снова посмотрел на меня, размышляя.

— Ты пахнешь правдой, но я все еще в это не верю.

— Попробуй сам на меня напасть, и я тебе докажу. — Сказала я, и слабая улыбка изогнула мои губы. Она была непроизвольной. Такая улыбка появлялась у меня перед тем, как я кому-нибудь врежу. Мой лучший друг Эдуард называет ее сейчас-я-тебе-переебу улыбкой. Я бы скрыла ее, будь это в моих силах, потому что если бы вы меня знали, вы бы поняли, что я настроена серьезно. Естественно, Гектор меня не знал.

— Какого черта ты лыбишься, малявка?

Я хотела, чтобы он напал на меня первым. Он должен был начать эту драку.

— Это что, лучшее оскорбление, которое ты смог придумать? «Малявка»? Мало того, что не обидно, так еще и правда. Если бы я хотела оскорбить, я бы сказала…

— Анита. — Клодия произнесла мое имя тем предостерегающим тоном, который в какой-то момент разучивали все мои друзья.

— …что ты просто мальчишка, который даже не тянет на свою лигу.

Его грудная клетка напряглась сильнее, как и рука. Если этой рукой он планировал замахнуться, то Рафаэль предугадает его движения за милю. Его голос был тихим и осторожным, как это бывает у меня, когда я осознаю, что если потеряю над собой контроль, то сделаю нечто ужасное, и пока не готова к этому.

— Я не мальчишка, и я в одной лиге с Рафаэлем.

— Гекторюш, я говорила вовсе не о Рафаэле.

Он нахмурился, как будто мое подначивание оказалось для него слишком сложным. Кто здесь настоящий Гектор — сконфуженный мальчишка или расчетливый мужчина, который периодически проглядывал сквозь него?

— О чем ты говоришь, Анита Блейк?

— О нас — обо мне, Пьеретте и Клодии. Ты не тянешь на нашу лигу.

Его тело расслабилось. Вот дерьмо. Высокомерие Гектора вернулось, и он снова стал уверен в себе.

— Вы все годитесь для свиданий.

Я улыбнулась, и на этот раз улыбка вышла счастливой.

— Я не про свидания тебе говорю, Гектор, а про драку, но, раз уж ты поднял эту тему, то мы трое за пределами твоей лиги в обоих случаях.

Он рассмеялся. Это был смех крупного, атлетичного, красивого мужчины, который всю свою жизнь был больше, быстрее, сильнее и лучше все остальных мужиков. Чувство, что тебе все должны, потому что никто никогда не говорил тебе «нет», может сделать мужчину чертовски заносчивым.

— Видел моих женихов? — Поинтересовалась я. — Ты, конечно, симпатяжка, но не настолько хорош, как они.

Он вновь нахмурился, как будто я все время заставляла его мозг усердно работать. Я задумалась, не был ли он из этих городских спортсменов, которые хороши на ринге или в поле, но во всех прочих сферах жизни их вечно обходят по головам, так что они просто недостаточно социализированы и не понимают очевидных вещей.

— Когда я захвачу веркрыс, красота твоего вампирского мастера его не спасет, а как только он умрет, то все, что останется после него, будет принадлежать нам.

Я недоуменно моргнула, потому что это было чересчур громкое заявление на данном этапе игры.

— Значит, ты прямо сейчас расскажешь нам свой трусливый план по захвату города вместо того, чтобы приберечь злодейскую речь на потом?

— Ты бы предпочла, чтобы я сделал вид, что считаю тебя и Жан-Клода глупцами?

— Думаю, нет. — Ответила я, но мой пульс бился немного чаще, чем следовало.

Гектор сделал глубокий вдох.

— Я чую твой страх, Анита. Теперь, когда ты меня боишься, это мне нравится куда больше. — Он улыбнулся, но его улыбка больше походила на оскал, когда ты показываешь зубы, чтобы напомнить другому, что даже в человеческой форме они все еще способны разорвать плоть.

— Ты заявляешь, что используешь веркрыс, чтобы атаковать Жан-Клода и его вампиров? — Уточнила Пьеретта.

— Я с кошками не разговариваю.

Я повторила ему ее вопрос.

— Веркрысы составляют основную массу пехоты Жан-Клода. Стоит их захватить, как преимущество сразу окажется на нашей стороне. Он это знает. Мы все это знаем. К чему притворяться?

— Если ты получишь веркрыс и вампиров, то что ты будешь делать потом? — Спросила я.

— Стану истинным царем.

— Тебе не стоит быть таким самоуверенным. — Заметила Клодия.

— А может, этой ночью Жан-Клоду и всем вашим милым мальчикам стоит следить за тем, что происходит у них за спиной. — Сказал Гектор. Он наклонился вперед, когда говорил это, и я ему позволила, потому что смотрела ему в глаза, а не на его тело. Сейчас они были темно-карими — ни единой зеленой крапинки, — и там, в глубине этой тьмы, была сила, которая потянулась ко мне.

Я ощутила, как мои собственные глаза налились уже моей силой, и ответила:

— Кем бы ты ни был, глазами тебе меня не захватить.

Я ощутила, как Гектор двинулся, за секунду до того, как его локоть попытался впечататься мне в висок. Я отклонила голову и использовала свою руку, чтобы отпихнуть от себя его локоть, после чего позволила ему по инерции проскользнуть мимо меня. В то же время я впечатала свою подошву ему в ногу. Будь он человеком, то был бы перелом, но Гектор просто упал на колени, а я уже наступала на него сзади, чтобы пырнуть двумя ножами в горло, пока он приходит в себя на полу, поднимается на одно колено, вскидывает руки и готовится дать мне отпор.

Мы остановились друг перед другом, немного запыхавшись, но не от физической нагрузки, а от эмоций. Я бы убила его, если бы он не передвинулся, и он это знал.

— Твоя скорость и навыки рукопашной стали лучше.

— Лучше, чем что? Мы не встречались раньше. — Сказала я, все еще находясь в боевой стойке с двумя ножами в руках.

Он моргнул, и его глаза снова стали зеленовато-карими, как у Гектора — вампирская сила из них ушла.

— Лучше, чем мне говорили. — Он выставил руки ладонями вперед — универсальный жест, которым ты говоришь, что не хочешь причинять вред, ну или, как минимум, что с тебя хватит. — Возможно, с тобой слишком опасно играть, Анита Блейк. — Он медленно поднялся на ноги, держа руки поднятыми, чтобы у меня не было повода напасть на него.

Я расслабилась и медленно отступила назад, однако ножи убирать не стала. Он только что угрожал тем, кого я люблю. Если я могу убить его здесь и сейчас — до того, как развернется война между веркрысами и вампирами, я это сделаю.

— Я пойду посмотрю малые бои, а ты можешь подумать и решить, хочешь ли ты наблюдать за моим поединком с Рафаэлем сегодня, или тебе важнее оказаться рядом с мужчинами, которых ты любишь больше всего на свете, пока они сражаются за свою жизнь.

Мое сердце забилось чертовски быстро — адреналин пролился сквозь меня, как шампанское из взбитой бутылки. У себя в голове я шепнула, чтобы проверить, что Жан-Клод здесь и слушает нас, и он был там, как прохладный берег спокойствия. Мне не нужен телефон — он всех предупредит.

— Лжец. — Заявила Клодия. — Все было правдой, но не это. Жан-Клоду и остальным не придется биться за свои жизни, тут ты блефуешь.

— Правда? — Спросил Гектор, и в нем вновь проступило ощущение другой личности — более старой, менее задиристой.

— Мы способны почуять ложь. — Сказала Лилиан.

Пьеретта подошла к нему, держа руки по швам, чтобы он понял, что она не задумала ничего плохого, но Гектор встал так, чтобы оставить в поле зрения нас обеих. Другим веркрысам он уделял куда меньше внимания, чем нам. Это казалось странным. Их культура была построена на боях — каждый из них был опасен.

— Это того стоило. — Сказал Гектор. — Но теперь я уйду, чтобы ты могла переодеться. Я могу быть джентльменом, когда нужно. — Он отступил к двери, держа руки на виду, чтобы не дать нам повода.

Жан-Клод вздохнул в моей голове:

«Толкни в него силу — сейчас, прежде, чем он уйдет.»

«Зачем?» — Не поняла я.

«Доверься мне, ma petite.»

Я так и сделала — пихнула силу в Гектора. Жан-Клод не уточнял, какую именно силу мне выбрать, так что я взяла самую родную — некромантию. Я впихнула ее в это высокое и привлекательное тело, но искала я не веркрысу. Под ней словно протекал холодный подземный ручей — вампир скрывался под горячей энергией оборотня, и как только я это почуяла, меня отпихнуло назад так сильно, что я впечаталась в шкафчики спиной.

Глаза Гектора вспыхнули темно-карим огнем, как солнце, проступившее сквозь бурую траву.

— Мерзкая некромантка, ты сделала Рафаэля крысой своего зова, иначе тебе бы не удалось вот так пробиться сквозь Гектора, но это уже не будет иметь значения, когда Рафаэль умрет. — Он развернулся и самоуверенно направился к двери — Гектор снова рулил этим телом.

Кто-то из медперсонала спросил:

— Что у него с глазами?

— Это вампир, он зверь зова какого-то вампира. — Пояснила я.

— Ранее ты уже встречала этого вампира. — Заметила Пьеретта.

— Ага, мне тоже так показалась. — Пробормотала я.

— Нет, я имею в виду, что точно знаю это — ты уже встречала его раньше.

Я уставилась на нее, и глаза Пьеретты были темно-угольного оттенка серого. У нее на лице были глаза глаза ее мастера — Пьеро.

— Я надеялся, что твоя сила сделает ошибку, и она ее сделала.

— Какую еще ошибку? — Не поняла я, глядя в лицо, которым дорожила, и видела, как сквозь него на меня смотрит кто-то другой. Не знаю, привыкну ли я к этому когда-нибудь.

— Он слишком бурно откликнулся на твою некромантию и выдал себя.

— Я не смогла понять, кто держит поводок Гектора. — Возразила я.

— Я почуяла в нем что-то, что не было Гектором, но это все, что я могу сказать. — Заметила Клодия.

— Пьеретта может сказать больше, не так ли, дорогая?

— Да, мастер. — Ответила она, и они использовали один рот для своего диалога — это казалось настолько странным, что я едва не забыла спросить:

— Пьеретта, что ты чувствуешь?

— Это был тот. — Ответил Пьеро, и это был он, потому что ему нравилось тянуть резину. Пьеретта была куда более прямолинейной — вот почему она состояла в нашей полигруппе, а он — нет.

— Кто?

— Падма, Мастер Зверей.

— Член Совета вампиров, который в прошлый раз едва не поработил нас? — Уточнила Лилиан.

— Да. — Ответили они.

— Блядский сукин сын. — Выругалась я и направилась к двери. Я собиралась убить Гектора, убить его прямо сейчас. Веркрысы могут вызвериться на меня позже.

23

Клодия поймала меня на выходе, впечатав ладонь в дверь, чтобы я не смогла ее открыть. Я знала, сколько она выжимает лежа. Если она хотела, чтобы дверь оставалась закрытой, я с этим ничего поделать не смогу.

— Ты не можешь убить его, пока он не сразится с Рафаэлем.

— Черта с два я не могу.

— Если бы наши законы позволяли убить его сейчас, вот так, я бы тебе помогла. Я с удовольствием порвала бы на кусочки эту заносчивую задницу, но пока он бьется за корону, нам нельзя его трогать.

Позади нас раздался голос Лилиан:

— Нам дозволяется защищать себя, но ничего более, пока он сражается с нашим царем.

За спиной Лилиан я разглядела Пьеретту: она стояла там с таким видом, будто слушала то, чего никто из нас слышать не мог — очевидно, это был Пьеро в ее голове.

— Скажи им, насколько он опасен, Пьеро или Пьеретта, кто угодно, просто скажите им.

Пьеретта повернулась ко мне, и в тот момент, когда она моргнула, ее глаза из насыщенных карих сделались темно-серыми. Интересно, мои собственные глаза хоть раз менялись настолько плавно? Хочу ли я вообще об этом знать?

— Он — один из старшейших членов Совета, но мы понятия не имеем, делала ли его сильнее наша покойная королева с помощью своей магии, или же она держала его без подпитки. Если первое, то мы сразим его, но если второе, то мы в ужасной опасности.

— Он — тот сукин сын, который в качестве пытки освежевал Рафаэля, потому что тот не захотел отдавать ему кого-то из вас. — Добавила я.

Будь у меня свободная рука, я бы потянула на себя дверную ручку, но мои ладони по-прежнему были заняты ножами, а значит, возникал вопрос, как я собираюсь открыть дверь. Я знала, что это были ножи из креплений на запястьях. Тот, что был у меня в левой руке, я убрала в ножны на правой — они крепились с наружней части предплечья. Те, что были на левой, крепились с внутренней стороны — таким образом я могла выхватить оба ножа одновременно. Их я носила дольше, чем любое другое оружие в своем арсенале. Они также были первым серебряным оружием, которым я обзавелась после пуль. Я попыталась пристыдить себя за то, что сразу полезла за чем-то смертоносным, но все, о чем я могла думать, так это что если мы убьем Гектора, то это может убить и Падму, а так нам всем будет безопаснее.

— Анита, я в курсе, кто он и что сделал. — Ответила Клодия. В ее глазах застыло нечто среднее между болью и печалью, но она по-прежнему держала свою руку на двери, так что я не могла пойти за Гектором.

— Тогда давайте покончим с этим. — Сказала я.

— Если ты убьешь Гектора до того, как он сразится с Рафаэлем, то все родере обернется против нашего царя. В их глазах это не будет его победа, так же, как в глазах многих вампиров победа над Колебателем Земли и Матерью Всей Тьмы была твоя, а не Жан-Клода, однако вампирская культура не строится на сражениях, а наша строится, Анита. Если они потеряют веру в Рафаэля, то будут бесконечно бросать ему вызовы, а также тем из нас, кто состоит в его близком кругу, до тех пор, пока все мы не умрем, и тогда кто-то другой будет править тем, что от нас останется, и этот кто-то уже не будет так расположен к тебе и Жан-Клоду.

Я вдруг почувствовала себя ужасно уставшей — весь адреналин, подскочивший за последние пару минут, словно утек из моего тела в пол сквозь ноги. Смертельные схватки имеют свою цену, но если ситуация накаляется, а до дела не доходит, то это истощает тебя почти так же сильно, как и реальная драка.

— Ты пахнешь поражением. — Заметила стоящая позади нас Лилиан.

— Почему все не может быть проще?

— Это очень детский вопрос, Анита. — Упрекнула меня она.

Мой гнев взревел из той ямы, в которой он ютился, и заполнил меня, как усталую пустую чашку. Я смотрела на доктора, и знала, что выгляжу злее, чем она того заслуживала, но гнев поможет мне продержаться этой ночью, а хорошие манеры — нет.

— Такая ярость… как повезло, что я тебя знаю, и понимаю, что она направлена не на меня. — Сказала Лилиан.

Гнев начал угасать, и усталость ждала этого момента, чтобы охватить меня. Мне предстоит еще куча всего, прежде чем я смогу лечь спать, поэтому я скормила своей ярости мысль о том, что Гектор в любом случае этой ночью умрет. Если он убьет Рафаэля, то мы покончим с ним немедленно — никаких игр, никаких правил. Я сказала это себе и заставила себя поверить в это, после чего пронесла с собой эту мысль через дверь. Только когда мы вышли на стадион до меня дошло, что я по-прежнему была в окровавленных шмотках. Я забыла сменить футболку, но назад возвращаться не стану. Слишком поздно было идти назад. Я пойду вперед, покрытая кровью своего врага — пусть это будет предупреждением для остальных, чтобы мне не пришлось еще кого-то случайно убить этой ночью. Нет уж, если сегодня я и убью еще раз, то только намеренно.

24

Бедро не болело до тех пор, пока я не начала подниматься по лестнице вслед за Клодией, чтобы добраться до Рафаэля. Она назвала это место стадионом — так оно и было, просто поменьше того, который используют для бейсбола или футбола. Обезболивающее еще даже не перестало действовать, но стежки уже дали мне почувствовать, как они стягивают кожу, пока я поднимаюсь по ступенькам. Швы на руках никогда меня так не беспокоили, как на тех частях тела, которые помогали мне двигаться вперед.

Сотни веркрыс столпились внутри большого амбара. Мне пришлось посильнее укрыться щитами, но даже так воздух вокруг нас вибрировал и гудел их энергией. И как я не почувствовала ее раньше? Магия снаружи будто бы потускнела, когда мы зашли в амбар, а эта словно сдерживалась на входах в стадион. Понятия не имею, как они это сделали, но я могу узнать хорошие магические ограничители, когда прохожу сквозь них.

Со стороны открытых трибун к нам потянулась рука, и Пьеретта переместилась ближе ко мне — не как телохранитель, который пытается защитить меня, а просто чтобы поспевать за мной. Рука опала, и мы продолжили идти наверх вслед за Клодией, пока мои новые швы продолжали натягивать мою кожу. Я покосилась на толпу в поисках угрозы, да и просто потому, что энергия заставила меня захотеть это сделать. Среди зрителей мелькали оборотни в крысиной форме. Я задумалась о том, что всплеск энергии мог захватить их и заставить перекинуться, но, может, они просто пришли сюда и сделали это по своей собственной воле.

Мы с Пьереттой были достаточно маленькими, чтобы она могла взять меня за руку, пока мы поднимались по ступенькам, и не задеть при этом толпу. Она наклонилась и шепнула мне на ухо:

— Натэниэл говорит, что ты слишком сильно закрылась щитами. Ты вот-вот отрежешь себя от него и Дамиана.

Глаза у нее снова стали серыми, так что это было послание от Пьеро и моих мальчиков.

Я медленно выдохнула и позволила своим щитам раздвинуться. Я хорошо с ними управлялась. Но не так хорошо, когда надо было укрыться от чего-то конкретного. Я запнулась на очередной ступеньке, и только рука, сжимавшая мою ладонь, не дала мне упасть. Я сжала руку Пьеретты достаточно сильно, чтобы мы остановились на месте, и наклонилась ближе, чтобы шепнуть ей в ответ:

— Я не могу заниматься тонкой работой со щитами на ходу.

Пьеретта потерлась своей щекой о мою так, как это делают кошки, оставляя метку, но это было нормально — ее прикосновение помогло мне прийти в себя. Приятно прикасаться к животным своего зова, и леопард был у меня среди них первым. Это помогло мне подумать о Натэниэле и Дамиане. Я визуализировала свои щиты не как металлические стены, а как каменные, и по ним мои ребята вились, как лоза, что позволяло им коснуться меня сквозь камень. Энергия Натэниэла вздохнула сквозь меня, и лоза покрылась шипами и розами, потому что он любил боль и все красивое. Это вызвало у меня улыбку.

Я распахнула глаза и обнаружила, что Клодия спустилась обратно к нам с Пьереттой, чтобы встать на две ступеньки выше нас. Она оглядывала толпу по обе стороны от нас, и это заставила меня осмотреть свою сторону, где был проход, а Пьеретта уже делала то же самое со своей стороны.

Рядом со мной оказался веркрыс. Его мех был бледно-серым вперемешку с белым — не как у пятнистого животного, а как у человека, чьи волосы сперва поседели, а после побелели. Его черные глаза-пуговки были почти такими же огромными, как моя ладонь. Ты не задумываешься о том, насколько большие глаза у животных по сравнению с их головой, пока не увидишь воочию их более крупную версию. Это было почти как в аниме, словно на этого веркрыса наложен какой-то спецэффект. Мех выглядел мягче — может, из-за цвета, но мне захотелось протянуть руку и погладить его, чтобы узнать, действительно ли он такой мягкий, каким кажется.

Я отодвинулась, чтобы коснуться бедром ноги Пьеретты, и это помогло стряхнуть тягу. В последний раз, когда я видела веркрыс в их первородной звериной форме, меня к ним так не тянуло — даже к Рафаэлю, но в те времена веркрыса еще не была зверем моего зова.

Я оглядела толпу и поняла, что многие наблюдают за мной. Некоторые казались враждебными, но в большинстве своем они просто были очень напряжены. Я что-то не припомню такого эффекта на леопардах и волках в свои первые визиты в их группы после того, как они стали зверями моего зова, но, может, дело в количестве? Пард леопардов был просто крошечным по сравнению с этой группой животных: их даже меньше пятидесяти, однако вервольфов было почти столько же, сколько и крыс, так почему же сейчас все ощущается иначе?

Сверху началось какое-то движение, и моя рука потянулась за ножом прежде, чем я успела себя остановить. Наверху стояла высокая и стройная женщина с черными волосами, заплетенными в косу. Одна прядка была белой, но не так, будто она поседела, а так, словно она всегда была такой. Женщина смотрела на меня сверху вниз своими большими черными глазами — не крысиными, а просто настолько темно-карими, что они казались черными до тех пор, пока я не разглядела границу между радужкой и зрачком. Ее руки свободно висели по бокам от ее тела, но энергия, исходившая от нее, покалывала мне кожу и давила на горло. Как только у меня мелькнула эта мысль, я расчистила энергию в районе своей шеи, и после этого мне удалось сглотнуть. Я отпихнула ее магию, или что это там было, от своих щитов. Мне даже не пришлось визуализировать стены с розовой лозой — все, что мне нужно было сделать, это приложить усилие воли, но эта женщина использовала против меня магию. Это вообще разрешено в поединках? Я спросила Клодию:

— Ей можно использовать магию против меня?

— Если ты хочешь стать царицей родере, то ты должна столкнуться со всеми видами силы, что у нас есть. — Ответила мне эта женщина вместо Клодии.

Позади нее на ступеньках появились еще две женщины. У них в руках были ножи — так же, как и у меня. Хорошо, что они не пытаются их прятать. Может, тот факт, что я выхватила свой нож, дал им право поступить точно так же? Проклятье, я слишком плохо разбиралась в местных правилах.

— Клодия, объясни мне, как тут все устроено.

— Они хотят сесть возле Рафаэля и получить шанс стать его царицей.

— Никто не предупреждал, что этой ночью мне придется драться за то, чтобы просто сесть.

— Мы не ожидали, что они бросят тебе вызов, ведь ты не веркрыса. — Ответила она.

— Как тебя зовут? — Спросила я ту женщину, чья энергия по-прежнему давила на мои щиты.

— Роза.

— Что ж, Роза, видишь ли, я тут только на сегодня, поэтому если ты и твои подружки хотите драться за Рафаэля — валяйте, но я-то не веркрыса, и не могу стать местной царицей.

— Если ты уйдешь, мы не причиним тебе вреда. — Ответила она. Она попыталась использовать свой рост, чтобы грозно маячить надо мной, но рядом с Клодией это уже было не так внушительно. Две ее подружки встали чуть ближе друг к другу, и мне показалось, что это больше похоже на оливковую ветвь мира, чем на желание начать драку.

— Она первая воспользовалась магией, могу я сама использовать свою? Нож? Что-то еще? Клодия, объясни мне правила.

— Покажи ей свои глаза, Анита. Пусть Роза поймет, что ты можешь с ней сделать.

Я пару раз моргнула прежде, чем поняла, что она имеет в виду, а после призвала ту силу, которой поделилась со мной Обсидиановая Бабочка. Я знала, что мои глаза стали чернее ночи и поблескивали звездным светом, потому что теперь я могла видеть нож на поясе у Розы. Она его не вытащила, но он у нее был. Я предполагала, что она вооружена, но теперь я это знала наверняка.

Две другие женщины были вооружены серьезнее — я могла видеть это под их одеждой: как минимум по три ножа на каждую, включая те, что они держат в руках. Я вдруг поняла, что магия Розы давила на меня все то время, что я выискивала оружие. В былые времена она бы стала для меня серьезной проблемой в магическом плане, которую я бы решала с помощью оружия, но эти времена прошли.

Я посмотрела на нее, вместо того, чтобы пялиться в центр ее тела, как я обычно делаю во время физической драки. Как только Роза увидела мои глаза, ее лицо побледнело, а сама она оступилась, врезавшись в женщин, стоявших позади нее. Тогда и они увидели мои глаза, и та, что стояла позади всех, вскинула руки вверх, словно просила у меня прощения, и отступила еще дальше.

Другая женщина что-то быстро сказала на испанском. Думаю, это было заклинание защиты или молитва. Она бы не спасла ее, потому что я не была злом. Ее спас бы здравый смысл, если бы она просто вернулась на свое место, и никакого божественного вмешательства бы не понадобилось.

— Возвращайтесь на свои места. — Сказала я.

— Ты не можешь быть одной из наших бруха. — Возразила Роза.

Я уставилась на нее глазами, которые мне подарила самопровозглашенная богиня, и увидела ее магию, как слабое сияние фонарика, чья батарейка вот-вот сядет.

— Не пытайся использовать на мне свою магию, Роза, просто вернись на свое место.

— Ты боишься драться со мной. — Сказала она, но ее голос прозвучал не так уверенно, как ей того хотелось.

— Тебе известно, что это не так, Роза, не заставляй меня доказывать тебе, что боишься здесь ты.

— Я тебя не боюсь! — Ее сияние стало красным, как огонь, горящий под водой.

— Мы чуем твой страх, Роза. — По голосу Клодии было слышно, что она едва сдерживает смех.

— Нет! — Крикнула Роза и пихнула в меня свою красную энергию.

Я шагнула навстречу этой энергии так, словно ее вообще не было, и она ощущалась подобно туману, который разбился о скалы моих щитов. Свободной рукой я схватила Розу за запястье, а другой прижала лезвие ножа к ее грудине прежде, чем она успела двинуться с места. Это я была такой быстрой или просто она стала слишком медленной, потому что колдовала? Как когда мне пришлось остановиться, чтобы восстановить щиты для доступа к Натэниэлу и Дамиану?

Я потянула жизнь Розы сквозь ее кожу в тех местах, где она соприкасалась со мной. Ее сияние померкло так, словно его просто стерли.

— Нет! — Закричала она.

— Сдавайся. — Велела я, но, хоть я и дала ей шанс, меня уже накрыло опьянением от выпитой жизненной силы.

Вмешалась Клодия:

— Скажи ей, что ты сдаешься. Скажи, что этой ночью ты не станешь драться за внимание Рафаэля.

Кожа Розы стала потихоньку обтягивать ее кости. Лицо сделалось похожим на скелет: кожа высыхала, пока я питалась. Она так резко рухнула на колени, что если бы я вовремя не убрала свой нож, она бы напоролась на него по инерции. За своим ножом она не потянулась — для этого было уже слишком поздно. Я продолжала держать ее за запястье, но убрала свой нож, чтобы она не поранилась об него.

— Скажи, что сдаешься, пока еще можешь говорить. — Велела я.

— Сдаюсь, сдаюсь, я… сдаюсь. — Прошептала она наконец, когда ее веки затрепетали. Повезло ей, если она может вырубиться. Никогда не видела, чтобы кто-то терял сознание в процессе этого дела — неважно, я эту штуку проворачивала или Обсидиановая Бабочка. Если я не остановлюсь, эта женщина превратится в иссохшую шелуху, как пустынная мумия, и при этом сохранит способность кричать.

— Анита. — Позвала меня Клодия. — Она сдалась.

Я поняла, что не остановилась, и по-прежнему пила ее, кожа об кожу. Пришлось набрать побольше воздуха в легкие и медленно выдохнуть — только тогда я смогла запустить энергию в обратную сторону. Для того, чтобы забрать силу, необходимо стремление, и его же ты используешь, когда возвращаешь ее назад. Жизнь и смерть — две великие силы, что заставляют вертеться этот мир.

Ее кожа стала разглаживаться, а тело вновь становилось юным и прекрасным, однако, стоя на ступеньках, где она рухнула на колени, Роза смотрела на меня своими темными глазами, и высокомерие в них сменилось ужасом. Мне никогда не нравилось смотреть на то, как мои действия вгоняют кого-то в ужас, но, может, в этот раз подобное остановит других от попыток напасть на меня и помешает им рискнуть своими шкурами этой ночью? Если, напугав кого-то до чертиков, ты спасешь жизнь ему или кому-то еще, то это того стоит.

— Возвращайся на свое место, Роза. — Сказала я, и мой голос был нежным, как будто она была больной, а я пыталась отправить ее обратно в постель, чтобы она отдохнула.

— Никогда больше меня не трогай. — Полупридушенным от страха голосом пробормотала она.

Я отпустила ее запястье и шагнула на ступеньку ниже. У Розы по-прежнему был нож, и она наверняка знала, как им пользоваться. Чувства вины и жалости за то, что я с ней сделала, было недостаточно, чтобы рискнуть своей жизнью, или даже просто возможностью получить новую рану. Меня чертовски задолбали веркрысы со своими бесконечными боями.

Спиной я ощутила ведьм еще до того, как обернулась и увидела их. Сила Невы плыла впереди нее, как группа марширующих, которые заранее оповещали всех, что надвигается нечто стремное.

Клодия вклинилась между мной и Розой.

— Здесь я разберусь. — Сказала она, и это означало, что либо она и вправду меня защищает, как положено телохранителю, либо просто не горит желанием якшаться с ведьмами. Я тоже не горела, но Клодия первой застолбила это место.

Вместе с Невой по ступенькам поднялись две молодые ведьмы — они шли по обе стороны от нее. У одной из них были короткие и волнистые черные волосы и бледно-смуглая кожа, а темные волосы другой были такими же волнистыми, но длинными, и ее кожа была глубокого оттенка коричневого. Учитывая цвет кожи Невы, эти трое смотрелись как цветовой диск, который демонстрировал разные варианты.

— Некроманты не могут возвращать жизнь. — Сказала Нева.

— Заклинание так и работает. — Возразила я.

— Нет, не работает. — Парировала она.

Мы уставились друг на друга. Спутница Невы с длинными волосами прервала наше молчание:

— Ты насладилась перегоном энергии. Она наполнил твою ауру силой.

— Тот факт, что это приятно, не означает, что мне нравится это делать.

— Разве это не одно и то же?

— Не тогда, когда речь идет о магии вроде этой. — Ответила я.

— Зачем ты использовала заклинание, которое ненавидишь? — Спросила девушка с короткими волосами.

— Я попросила ее. — Встряла Клодия.

Строго говоря, это было не совсем правдой, но и ложью тоже не было. Чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю, что правда и ложь отнюдь не черно-белые — все зависит от того, как ты на них смотришь или как их слышишь.

— Зачем ты попросила ее использовать это заклинание на ком-то беззащитном, вроде Розы? — Спросила Нева.

— Потому что мы с Анитой уже подустали от того, что ей каждые пять минут приходится что-то доказывать. Ей нужно было сделать нечто пугающее, чтобы вызовы прекратились.

Нева посмотрела на стоящих вокруг нас веркрыс, которые видели то, что я сделала.

— В таком случае, вы своей цели достигли. Так же, как и в тот момент, когда веркрысы увидели, как Анита оторвала руку Антонио — очевидно, что они вряд ли так легко нападут на нее в ближайшее время.

Я даже не сразу поняла, что она говорит о Тони.

— Я правда устала все время что-то доказывать.

Нева уставилась на меня, и я немного пожалела о том, что раскрыла свой рот.

— Разве Рафаэль не объяснил тебе, что здесь будет?

— Мне сказали, что нельзя доставать серебро за пределами бойцовской ямы.

— Это действительно нетипично, чтобы серебряный нож был использован вне схватки. — Согласилась она.

— И Рафаэль ничего не говорил мне о том, что придется драться с другими женщинами просто за право сесть рядом с ним.

— Рафаэль плохо понимает женщин, у него с детства с этим проблемы.

Я уже знала, что Рафаэлю за пятьдесят, так сколько же было Неве, если она знала его ребенком? Хотелось спросить, но среди вампиров такие вопросы считались грубостью, и я решила, что это правило работает и у других долгоживущих сверхъестественных существ.

— Он мог просто встретить тебя и спокойно проводить до твоего места. — Сказала она, глядя мимо меня на Рафаэля. Это был взгляд родителя, подаренный стоящему в стороне ребенку, от которого ждут вежливого поведения и лучших манер, чем те, что он уже продемонстрировал.

Рафаэль встал и спустился к нам по ступенькам. Я, наконец, увидела его в боевой форме. Он казался выше, стройнее и крепче, чем я привыкла видеть, и на нем были черные компрессионные шорты. Они доходили почти до колен, и разрезов, как у Гектора, на них не было, но сидели они лучше. Рафаэль выглядел свирепо и сексуально, но мне было все равно. Я хотела вернуться к своим мужчинам, которые ждали меня дома. Я ведь грохнула какого-то парня без особой на то причины.

Клодия отошла в сторонку, позволив Рафаэлю встать передо мной и Пьереттой, которая отступила назад, чтобы оказаться между мной и тремя ведьмами, или бруха, или как их там.

— Этой ночью ты убила, что защитить себя — это хорошая причина. — Сказал он.

— Ты прочел мои мысли. — Заметила я.

— Да.

— Ты провернул это очень тонко. Я даже не заметила, что ты был в моей голове.

— Я не хотел причинять тебе боль так, как сделал это ранее с Натэниэлом.

— Спасибо. — Я вдруг поняла, что он наверняка слышал мои мысли о том, что я хочу вернуться домой, к мужчинам, в которых влюблена, потому что если я и планирую убивать, то это должно быть ради тех, кого я действительно люблю. Я моргнула и даже не попыталась извиниться, потому что это была правда, и если я не могу помешать Рафаэлю слышать мои мысли, то правда — это все, что нам остается на сегодня.

— Могу я взять тебя за руку? — Спросил он, никак не комментируя тот факт, что я его не люблю. Умный мужик.

— Конечно. И спасибо за то, что спросил.

— Ты в шоке, но под ним ты зла на меня. Сейчас я не хочу строить каких-либо предположений насчет тебя.

Мой гнев прыснул фонтаном где-то за немой стеной шока.

— Ты чувствуешь то, что чувствуя я, и знаешь большую часть того, что я думаю.

— Да.

— Я от тебя ничего не чувствую, только осторожность. Раньше я даже не думала, что это такая эмоция, но в твоем случае — да.

Он осторожно взял меня за руку и поднял ее к своим губам, чтобы поцеловать костяшки.

— Я сожалею, что твое знакомство с нашим миром было окрашено болью и смертью.

— Ага, мы еще обсудим это «нет, они не станут пытаться убить тебя этой ночью».

— Я слышал, что Тони напал на тебя с серебряным ножом.

— Ага, больше ему такого шанса не представится.

Я все еще не была уверена в том, что чувствую по поводу того, что провернула с этим парнем, поэтому я просто запихнула эти мысли подальше — в то место, где хранились штуки, насчет которых я сомневалась. Когда-то это место было набито битком, но теперь там было свободнее, потому что многие вещи в себе я приняла, однако убийство Тони отправилось в коробку с поступками, которые заставляли меня чувствовать себя чудовищем.

Рафаэль попытался обнять меня, но замер и уставился на нож, который я все еще держала в своей правой руке.

— Я обниму тебя и подарю тебе покой, если ты позволишь мне это.

— Переживешь, он не серебряный. — Ответила я.

Он уставился на меня, удивленный, потому что внутри себя я ничего не чувствовала, когда сказала ему это — только пустоту, в которой должны были находиться мои эмоции, где они были раньше, потому что некоторые вещи настолько ужасны, что ты просто не можешь на них концентрироваться, если, конечно, хочешь продолжать двигаться вперед.

— Анита, я не подставлял тебя. Клянусь, я думал, что здесь ты будешь в большей безопасности.

Я изучала его лицо, эти темно-карие глаза, а потом взяла и опустила щиты — убрала для него кирпич из стены, чтобы убедиться, что он говорит искренне. Он был правдив, но легчало от этого совсем чуть-чуть. Это означало, что он не понимал, насколько его народ боится меня и вампиров. Правители должны знать такие штуки. Жан-Клод бы знал, или хотя бы признал бы, что не уверен.

Рафаэль изучал мое лицо — ловил мои эмоции или их отсутствие, слышал мои мысли, или, как минимум, часть из них. Он был очень осторожен и старался ни о чем особо не думать и ничего не чувствовать.

— Как я могу исправить эту ситуацию?

— Убей Гектора и помоги нам убить его мастера.

— И это повлияет на тот факт, что теперь ты веришь мне меньше прежнего?

— Это поможет.

Я все еще ничего не чувствовала. Я поняла, что этой ночью мне придется убивать еще. Рафаэлю я уже не настолько верила, чтобы доверять его суждениям о последствиях, поэтому закопала поглубже свои эмоции, чтобы не чувствовать себя плохо за то насилие, которому предстояло случиться. Я даже призналась самой себе, что не побоюсь еще раз использовать свою новую сверхъестественную силу, если речь пойдет о спасении моей жизни, наших жизней, жизни Рафаэля, Клодии. Если это освободит родере от Мастера Зверей, я пойду вброд по морю из крови и слез десятков врагов, разорванных на части моими же собственными руками. Я сделаю все, что от меня потребуется, чтобы выиграть, потому что если мы проиграем… У Мастера Зверей был кинк на изнасилование — не то, которое происходит в игровой форме и по согласию. Когда-то я заставила его согласиться на казнь его единственного сына, и он бы заставил меня и всех, кого я люблю, поплатиться за это. Эту цену я платить не хотела, так что я решила сделать другую ставку, назначить победе иную цену, потому что не имеет значения, сколько народа я убью, сколько кровавых и бесчеловечных поступков я совершу — это все равно будет лучше, чем наблюдать за тем, как Падма пытает, насилует и убивает всех, кого я люблю.

Иногда необходимость быть чудовищем пиздецки меня пугает, но в таких случаях, как этот, я понимаю, что лучше уж я тысячу раз буду монстром, чем отдам себя не милость одного из них.

25

Нева и ее ведьминская свита удивили нас всех, когда сказали, что останутся. Рафаэлю даже не удалось скрыть, насколько это было необычно — удивление и замешательство пробежали по его телу, почти как страх. Это показалось мне интересным, но я решила спросить его об этом позже, когда три ведьмы не смогут нас слышать. Они стояли позади нас, и со стороны Рафаэля их теснили Клодия с Бенито, а с моей — Пьеретта.

Мы с Рафаэлем сели на два трона, вырезанных из дерева, при этом спинку его трона украшали высокие шпили, словно он был родом из какой-нибудь королевской семьи из Европы, с той только разницей, что резьба на троне изображала множество крыс, ползающих по цветам и грызущих человеческие кости. Там также был вырезан как минимум один чумной доктор в заостренной маске, шляпе и плаще. Трон был красивым и жутковатым. Это было место для киношного колдуна или злого короля, одетого во все черное, со всякими побрякушками, а не для того, кто носит спортивную форму. Разумеется, мой прикид тоже не соответствовал моему трону. Мое кресло было куда меньше и не такое внушительное, скорее изящное, его стройные ножки были сделаны в форме крыс, а в изголовье спинки две крысы держали огромный рубиновый кабошон. Камень был крупнее моего большого пальца, а этот оттенок голубиной крови уже практически невозможно было найти среди современных рубинов. Только когда сквозь него прошел свет, я поняла, что внутри камня сияла шестиконечная звезда. Звездные сапфиры и рубины такого размера я видела только в музейных коллекциях. Даже зная, что у рубина девять баллов по шкале твердости среди камней, и он следует сразу за бриллиантом, я все равно боялась поцарапать его. Беспокойство о том, что я могу испортить камни и резьбу на дереве было настолько обыденном, что переломило мой шок, и я смогла сосредоточиться на настоящем, поглядев вниз, в бойцовскую яму. Это место выглядело так, словно маленький стадион женился на арене для корриды: там был песок, и его частично огибали стены, словно нечто в песке могло вызвать желание спрятаться от него. Я понятия не имела, зачем могут понадобиться стены против быков в том месте, где должны были сражаться люди и веркрысы. После обращения они вовсе не такие огромные, и хорошо лазают, так что такие маленькие препятствия для них не проблема. Я хотела озвучить свои вопросы, но движение в левой части арены привлекло мое внимание.

Я узнала Гектора — частично потому, что в толпе только на нем были бойцовские шорты, но его энергия для меня теперь выделялась на фоне других. Если бы он не нанес визит в раздевалку, может, его сила бы и смешалась с гулом и движением остальных веркрыс, однако теперь вкус его силы не мог от меня укрыться. Моя магия шепнула: вампир, рядом с нами вампир. Тот же слабенький голосок помогал мне оставаться в живых все те годы, что я охотилась на них. Я бы уже раз сто сдохла, если бы не слушала этот предостерегающий голос.

— Ты усадил человека-слугу вампира выше всех женщин родере. Как ты можешь так унижать их? — Я не сразу поняла, что это был Гектор — он говорил в микрофон.

Бенито протянул другой микрофон со шнуром Рафаэлю. Тот встал и ответил:

— Этой ночью Анита проплатила свой путь кровью и смертью. Она почтила силу родере, которую я ей дал.

— Но леопардиха, что стоит рядом с Анитой, не заплатила за свой путь, и все же она находится выше всех женщин родере. Ты поставил кошку над крысами, Рафаэль — какой же царь так поступит? — Парировал Гектор.

В толпе послышался гомон — народ соглашался с ним. Энергия изменилась, как будто воздух стал гуще от их негодования.

— Нам редко наносят визит лидеры других групп, но если это случается, им дозволяется привести с собой кого-то из своего народа, чтобы избежать случайных убийств, которые могут развязать к войну между нами и другой группой животных.

— Сперва ты позволил Аните сесть на трон царицы нашего народа, а теперь ты заявляешь, что она — королева с визитом, чужая королева. Веркрысы, скажите мне, чья она королева? Кому она принадлежит?

Большая часть народа, столпившегося вокруг него, прокричала:

— Жан-Клоду!

На самом деле, многие голоса со всех сторон так ответили, но были и те, кто кричал: «Мике!», и эти голоса выделялись. Кто-то неподалеку от нас крикнул: «Никки!».

Гектор возразил:

— Никки она не королева, она его мастер, а вместе с Жан-Клодом они станут мастерами над всеми нами!

Толпа протестующе заулюлюкала, кто-то кричал: «Нет, никогда!». Даже мне на секунду захотелось разозлиться.

— В его голосе сила. — Заметила Пьеретта.

Рафаэль встал — гордо выпрямился во весь рост, и я впервые ощутила присущую ему силу. Эта энергия шла от связи с каждой веркрысой в стране, и от некоторых за ее пределами. Это была не просто та сила, на который мы с Жан-Клодом могли кормиться, это была магия, магия владения, потому что большинство людей понятия не имеют, как следовать за другими, не уступив в ответ частичку своей собственной силы, но это было даже больше. Для того, чтобы по-настоящему стать частью родере, нужно было отдать Рафаэлю ключи от своей энергии, от себя самого. До сих пор я не понимала, как близка эта связь к той, что была у Жан-Клода с его вампирами. Я ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил, насколько узы главы группы оборотней похожи на вампирские, но сила не может лгать.

— Я здесь единственный мастер. — Сказал Рафаэль.

— Мы чувствуем, как вампиры высасывают наши жизни, когда ты позволяешь ей кормиться на нас!

От слова «высасывают» я ощутила слабость, а когда он сказал «кормиться», боль вгрызлась в меня, как воспоминание, которое пытается отожрать от меня кусок. Я постаралась плотнее укрыться щитами, но Жан-Клод шепнул мне:

«Non, ma petite, мы должны знать, на что он способен».

Я позволила силе пройти сквозь меня, и не пыталась блокировать ее, хотя она и не цеплялась, но я-то знала, как отпускать и не давать за себя зацепиться, а большинство людей этого не знает, как и большинство в этой толпе.

— Я ничего не скрываю от вас, когда я с Анитой. Я делюсь той силой, что мы взрастили, со всеми вами. — Но голос Рафаэля был просто голосом. Он не мог нести за собой толпу так, как это делал голос Гектора.

Нева склонилась между нашими тронами и произнесла:

— Наполни глаза своей силой, Анита, и скажи мне, что ты видишь.

Это больше походило на приказ, но мне нужна была вся информация, которую я могу добыть этой ночью, так что я послушалась. Вокруг Гектора был черный орел, и это не была его аура, потому что она жалась к его телу и была темного, краснокирпичного цвета. Мне говорили, что моя аура местами вспыхивает красным, и это не по вкусу многим психопрактикам, но грязный оттенок красного у ауры Гектора означал болезнь. Аура должна быть чистой и яркой, независимо от своего цвета или сочетания цветов. Если она темнеет или становится грязной, значит, что-то не так. В данном случае не было ощущения физического заболевания — скорее ментального или эмоционального, однако, каким бы оно ни было, это было серьезно.

— Что это за черное сияние вокруг его ауры? — Спросила я.

— Хорошо, значит, ты видишь то же, что и мы. — Сказала Нева.

— Прежде у Падмы не было силы голоса. — Заметила Пьеретта.

— Гектор не бруха. — Вмешался Бенито.

— Это не его сила. — Ответила Нева.

— Тогда откуда она взялась? — Поинтересовалась Клодия.

Ей ответила Пьеретта:

— От Падмы.

В один голос с ней ответила и я:

— От Мастера Зверей.

— Тьма, что внутри него, исходит не от вампира. — Заметила молодая ведьма с короткими волосами.

— Эта тьма не похожа на силу тех вампиров, что ты встречала, mija («дочка» по-испански — прим. переводчика), и все же это вампир. — Возразила Нева.

— Ты уже видела эту тьму раньше. — Заметила я, глядя на Неву. Она как будто светилась изнутри, словно по ее нервам бежал золотистый свет. Он был слабым, но напомнил мне о том, что звезды — это просто очень далекие солнца.

— Да, много лет назад она приходила к нам, притворяясь Санта Муэрте («святая смерть», культ персонифицированной смерти в США и Мексике — прим. переводчика), но она ею не была, как и богиней, которой себя провозгласила, однако она была могущественна. Мы называли ее Madre de la Oscuridad.

— Я не знаю, что значит «oscuridad». — Сказала я.

— Это значит «тьма». — Ответила Клодия.

— Madre de la Oscuridad, то есть, Мать Тьмы, ты говоришь о Матери Всей Тьмы, о первом вампире?

— Так она себя называла. — Сказала Нева.

Я чуть было не спросила ее, не была ли она той бруха, которая сказала Мамочке Тьме, что она вовсе не святая и не богиня, но, скорее всего, это был предок Невы, потому что вампиры, которые решают поиграть в богов, не любят, когда им перечат. Лучше просто подыгрывать этой иллюзии и убить их как можно скорее. Конечно, один раз я ее уже убила, но, как и в случае со всеми опасными монстрами, одного раза могло быть недостаточно.

Мне вдруг стало так страшно, что по коже побежали мурашки, и я просто не могла больше смотреть ни на темную силу, окружавшую Гектора, ни на сияющую энергию под кожей Невы. Я знала, что мои глаза вернулись в норму. Я выпила силу Матери Всей Тьмы и считала — мы так считали, — что это ее убило, но, очевидно, что-то мы упустили, и эти остатки сохранились внутри Мастера Зверей, чья метафизическая лапа держала за задницу Гектора. Блядь.

26

Пьеретта коснулась моего лица, и когда я посмотрела ей в глаза, они вновь были угольно-серыми, как штормовые облака. Пьеро заговорил ее губами, покрытыми помадой:

— Это не она, Анита. Мы бы знали, если бы наша злая королева была жива, ведь мы по-прежнему были бы преданы ей.

В моей голове его слова звучали разумно, но какая-то часть моего мозга, очень древняя, знала, что тьма реальна и вполне себе существует, и она сопротивлялась этой логике. Особенно теперь, когда магия в голосе Гектора подействовала на меня и на публику. Через меня Жан-Клод хотел узнать, насколько силен Гектор, или насколько силен Падма, он чувствовал эту магию, но на меня саму слова не подействовали. Когда Гектор сказал, что Рафаэль отдаст их на растерзание вампирам, это ощущалось ужасно, но так, словно я сама не могла или не хотела прочувствовать смысл сказанного в полной мере. Когда он сказал, что Рафаэль отдаст их, это ощущалось так же, как во все те разы, когда тебя оставляют нежеланным, бросают.

— Нам нужно отвлечь мастера, который использует Гектора. — Сказала Пьеретта или Пьеро.

Я посмотрела в эти глаза цвета штормовых облаков на ее лице, и поняла, что мне не хватает ее родных карих.

— Как? — Спросила я.

— Как нам отвлечь его, не нападая? — Уточнил Бенито.

Пьеро улыбнулся губами Пьеретты, после чего она скользнула ко мне на колени, обвив одной рукой за шею, а другую оставив свободной, чтобы сохранить возможность потянуться за оружием, хотя никто из них не сделал это намеренно. Для моей руки было естественно скользнуть по ее талии, в то время как другой я придержала ее за бедро, чтобы помочь ей удержаться на моих коленях, пока она усаживалась поудобнее. Этот процесс взволновал бы меня сильнее, будь я мужчиной, но все же она меня отвлекала. Возможно, в этом и заключался смысл, потому что все эти прикосновения и ее пристраивание на моих коленях помогли мне успокоиться. Я снова могла думать, и голос Гектора не пробивался ко мне. Пьеретта ведь даже не была моей moitié bête, значит, дело было только в том, что она — леопард, мое первое животное зова? Касаться своих зверей всегда было приятно. Жан-Клод шепнул в моей голове:

«Она — наша любовница, ma petite, в этом и заключается сила нашей линии крови.»

Пьеретта покосилась на Бенито, который наклонился к нам, пока Клодия следила за толпой, а Рафаэль пытался опровергнуть обвинения Гектора.

— Мастер Гектора всегда имел слабость к дамам. — Заметила Пьеретта.

— У него кинк на изнасилования. — Сказала я.

— Не думай о плохом, Анита. — Ответила мне Пьеретта, и ее глаза по-прежнему были серыми. — Нам нужно соблазнить его, и твой хмурый настрой в этом не помощник.

— Ему нравятся партнеры, которые сопротивляются. — Возразила я.

— Это правда, но больше всего ему нравится, когда женщина, которая счастлива с кем-то другим и влюблена в кого-то другого, украдена от этого кого-то. Еще лучше, если при этом он может заставить ее партнера смотреть.

Гнев нахлынул на меня, словно с тех пор прошли минуты, а не годы. Я все еще видела Ханну с окровавленным лицом, в разодранном платье, слышала смех Фернандо в ответ на ее мольбы к Жан-Клоду с просьбой помочь. Вилли МакКой, любовь всей ее нежизни, стоял там, в одном из своих ярких костюмов и уродских галстуков, которые ему так нравилось носить еще с тех самых пор, как он был человеком. Жан-Клоду пришлось удерживать его, иначе Вилли попытался бы спасти Ханну и погиб. У меня был пистолет, которым я угрожала и выиграла нам время, но, в конце концов, нам просто повезло, потому что маленькие личные распри внутри Совета сыграли нам на руку, но Падма выбрал Ханну, потому что они с Вилли очень сильно любили друг друга. Его и его сына забавляло то, насколько для них была мучительна эта пытка, потому что они влюблены друг в друга. Нам удалось помешать Падме и его сыну, Фернандо, взаправду изнасиловать Ханну, но мне не удалось спасти Сильвию — вторую в иерархии стаи вервольфов, и Вивиан — одну из наших верлеопардов. Я спасла их уже после того, как все случилось, и нам удалось убить сына Падмы, который был главным насильником Сильвии, но месть не способна исправить вред, который уже причинен.

Рафаэль передал микрофон Клодии и наклонился к нам.

— Твой гнев будоражит мой. Я был вынужден наблюдать за пытками над ними до того, как меня самого начали резать. Я жажду его смерти.

— Это и есть наш план. — Ответила я, улыбаясь ему так, чтобы только он мог видеть, как мои глаза потемнели от ярости.

Он улыбнулся мне в ответ, и эта улыбка была так похожа на мою собственную, что я не до конца была уверена в том, чья она. Потребуется время, чтобы разобраться в том, как сильно мы смешиваемся друг с другом, но, может, это просто была наша общая ненависть?

Пьеретта подняла глаза навстречу гневу Рафаэля. Я задумалась над тем, заметил ли он, что ее глаза были не того цвета, что обычно, или он просто видел перед собой симпатичную девушку, которая уставилась на него. Он наклонился мимо нее ко мне, игнорируя ее приглашение к поцелую, однако сказал:

— Первый танец всегда принадлежит той даме, которую ты сам пригласил на бал.

Рафаэль поцеловал меня нежно, и я подалась к нему навстречу, покрепче прижимая к себе Пьеретту, чтобы случайно не сбросить ее со своих колен.

— Рафаэль, что ты делаешь? — Поинтересовался Гектор, и я поняла, что за Рафаэлем я могла не увидеть того, что происходит.

Он отстранился от меня, чтобы посмотреть в глаза Пьеретте. Я не видела, какого цвета они были, потому что она встала, чтобы встретить его губы в их первом поцелуе.

— Как ты смеешь оскорблять прекрасных женщин родере, отдавая предпочтение верлеопарду и вампирской шлюхе?!

В толпе послышался одобрительный ропот, но мне было наплевать, потому что в паре дюймов от меня целовались Рафаэль и Пьеретта. Мне нравилось наблюдать за тем, как мои любовники целуют друг друга, перегибаясь через меня, особенно когда они находятся в кровати, по обе стороны от меня, но так тоже было недурно. Это помогло мне собраться и отогнать от себя мерзкие мысли о смерти и крови, что было кстати, поскольку кровь на мне начала высыхать. Может, позже мы примем душ втроем?

Рафаэль прервал поцелуй и посмотрел на меня.

— Я ощутил твое наслаждение, когда ты наблюдала за нами.

— Я же говорила. — Ответила я, и выражение его лица заставило меня улыбнуться.

— Как же нужно ненавидеть свою суть, чтобы повернуться спиной к своим истинным царицам. — Слово «ненавидеть» буквально горело и шипело на моей коже.

Когда Рафаэль отвернулся от нас, на его губах еще блуждали остатки улыбки, а после он снова взялся за микрофон.

— Мне нравится быть частью родере. Я люблю свой народ и то, что мы воздвигли все вместе. — Магии в его голосе не было, но его искренность достигла сердец в толпе с почти вампирской силой.

— Как ты можешь поворачиваться к нам, когда на твоей коже еще горят их поцелуи, и заявлять о своей любви к собственной сути веркрысы?

— Этой ночью ты слишком поэтичен для самого себя, Гектор.

— Мои слова только мои!

— Я так не думаю. Я думаю, что ты пахнешь кем-то чужим под твоей кожей.

— Ты несешь чушь, старик.

— Тогда хватит трепаться и начнем бой. — Ответил Рафаэль.

Перемена в нем была такой резкой и необычной, что фактически сбивала с ног — это было видно по телу Гектора, и удивило не только меня.

Пьеретта наклонилась к моей шее так, словно хотела меня обнюхать, но таким образом она скрыла свой шепот:

— Еще рано для драки. Ее нужно отложить.

— Мы не бьемся за место царя перед лицом чужаков. — Заявил Гектор, но его голос уже не был таким пленительным.

— С этим можно работать. — Шепнула Пьеретта, как будто она сама могла как-то работать с тем фактом, что Гектор не хотел начинать драку здесь и сейчас.

— В раздевалке ты угрожал Аните. Если бы к тому моменту, как ты меня убил, она бы все еще была здесь, ты бы овладел ею, уничтожил вампиров и всех, кого она любит, руками веркрыс.

— Я этого не говорил.

— Ты угрожал Аните изнасилованием после того, как убьешь меня?

— Ей не следует здесь быть.

— Ответь на вопрос, Гектор — позволь нам почувствовать правду.

— Этой ночью ее привел сюда ты. Ее едва не убили снаружи.

Рафаэль изменил свой вопрос:

— Ты угрожал изнасилованием Клодии после того, как станешь царем?

— Как царь я получил бы право просить любую женщину, какую захочу.

— Просить, но не брать. — Возразил Рафаэль.

— Царь не просит о том, что принадлежит ему по праву.

Рафаэль повысил голос, отстранив от себя микрофон, так что эхо получилось отличное:

— Ты сказал Клодии, что изнасилуешь ее?

В толпе послышался гомон: «ответь ему», «почему ты не отвечаешь?» и «почему он не отвечает?». Женщина, стоявшая рядом с нами, заметила:

— Если бы он изнасиловал Клодию, то ни одна из нас не была бы в безопасности.

Она была чертовски права. А толпа скандировала: «ответь, ответь, ответь»…

Гектор тоже повысил голос, но он свой микрофон не отстранил, так что его ответ прозвучал как скулеж:

— Да! Я убью тебя, а потом трахну Клодию и Аниту, и ту кошку, что вы притащили сегодня!

Это было дерзкое заявление, но я даже не разозлилась и не испугалась, потому что совершенно точно знала, что никого их нас троих он не получит, особенно если мы не захотим с ним сотрудничать.

Сидевшая у меня на коленях Пьеретта выпрямила спину:

— Падме не стоило угрожать мне, а вас двоих ему нужно оставить в покое.

Рафаэль рассмеялся, и не он один. Народ в толпе присоединился к нему — немногие, но их было достаточно.

Гектор оскалился в его сторону и сказал:

— Этой ночью я убью тебя, Рафаэль, и когда я стану царем, никто больше не будет смеяться.

— Даже если ты убьешь меня сегодня, Гектор, тебе уже никогда не стать царем.

— Хватит болтать, старик, пришло время умирать.

— Гектор, ты говоришь так, словно не знаешь наших законов.

— Чтобы стать царем, мне нужно просто убить тебя, старик, вот и все, что мне нужно знать.

— Позволь Клодии объяснить тебе твою ошибку. — Ответил Рафаэль и передал ей микрофон.

— Ты должен вызвать нас троих на публичные драки в бойцовских ямах, Гектор. А тебя послушать, так если ты сможешь убить Рафаэля, то с нами тремя сойдешься одновременно.

Пьеретта поднялась с места и потянула меня за руку, так что мы обе встали ближе к Клодии. Она обняла меня за талию, и я сделала то же самое. Я решила, что у нее есть причина для такого обилия тактильности на публике, потому что обычно за пределами спальни она вела себя куда более сдержанно.

— С вами я разберусь. Кошку я буду насиловать до тех пор, пока ее мастер не наполнит собой ее глаза, а после убью их обоих. — Заявил Гектор.

— Ты говоришь, как вампир, а не как крыса. — Заметила Клодия.

— А ты говоришь так, словно боишься биться со мной один на один.

— Одну меня ты и не вызвал, ты вызвал меня вместе с Анитой и Пьереттой, так что мы будем биться против тебя втроем.

— Я не это имел в виду.

— В бойцовских ямах слово имеет вес. — Ответила она, и в этой фразе было нечто старинное.

Кто-то из толпы стоявших рядом с Гектором двинулся к нему, но он отмахнулся:

— Поди прочь, сумасшедшая старуха!

— Мы не причиняем вреда старшим. — Сказала Клодия, и знания об этом правиле дошли до меня через Рафаэля. Если кто-то из членов родере доживал до старости, к ним относились с почтением и избавляли от необходимости драться за право находиться в клане. Это случалось так редко, что стариков в рядах веркрыс почитали почти с благоговением.

Рафаэль забрал микрофон у Клодии.

— Она в порядке? — Спросил он.

Народ столпился вокруг беловолосой женщины, которую толкнул Гектор, и у него забрали микрофон, оттеснив подальше с немой угрозой — мол, если не отдашь, будет хуже.

Старик с почти такими же белыми волосами, как и у той женщины, ответил:

— Она цела, но говорит, что этот пахнет чужаком.

— Он под контролем вампира, чей зверь зова — крыса, как это было у Николаос, но этот сильнее нее в сотни раз. — Сказал Рафаэль.

И вновь его утверждение было чертовски внезапным и нетипичным для всех групп сверхъестественных граждан, с которыми я имела дело — от вампиров до вервольфов. Бесконечные драки мне не по нутру, но я люблю, когда переходят сразу к делу.

В толпе послышались редкие ахи, но по большей части веркрысы стояли в немой тишине. Я думала, что они отойдут от Гектора настолько далеко, насколько это в принципе было возможно, но я их недооценила. Они столпились вокруг него, хотя знали, что прикосновение усиливает вампирскую магию.

— Что вы делаете? Рафаэль пытается настроить вас против меня. Он хочет избежать драки, потому что знает, что ему не выиграть! — Закричал Гектор.

Я была уверена, что веркрысы схватят его, и все закончится, но они не прикасались к нему. Они вообще держали руки по швам, демонстрируя, что не собираются причинять вред, когда приближались к нему. Я вдруг поняла, что они пытались его обнюхать. Среди всех оборотней у крыс было чуть ли не самое острое обоняние. Очевидно, что они могли работать с ним и в человеческой форме.

— Ты забыл законы бойцовских ям, Гектор? — Поинтересовался Рафаэль. — Так же, как ты забыл об уважении к старшим?

— Я ничего не забываю, старик! А вы все что делаете? Отойдите от меня! — Орал Гектор на толпу народа вокруг него.

Нева наклонилась, чтобы по-тихому переговорить со мной и Пьереттой, потому что мы стояли слишком близко, чтобы она могла говорить только со мной.

— Каждый раз, когда вы прикасаетесь друг к другу, или к Рафаэлю, красный центр ауры Гектора пульсирует и наполняет его тьмой.

— Он уже даже не звучит, как Гектор. — Заметила Клодия, на всякий случай отодвинув микрофон подальше, или, может, она вообще его выключила. В любом случае, он не работал.

— Мы можем доказать, что Гектор принадлежит Падме? — Поинтересовалась Пьеретта.

— В этом нет необходимости. — Ответил Рафаэль.

— Но если мы докажем, что он — крыса зова Падмы, тебе не придется с ним драться. — Заметила я.

— Кто сказал? — Спросил Рафаэль.

Я вылупилась на него. Он смотрел на меня в ответ, и лицо у него было таким спокойным, как будто то, что он сказал, должно было быть для меня очевидным.

— Если он будет весь из себя такой вампирский, тебе же не придется с ним драться, верно?

Вмешалась Нева:

— Вызов был брошен и принят. Рафаэль должен драться.

Я посмотрела на нее, и она стояла ближе, чем я думала. Глаза у нее по-прежнему были черными с проблесками серебристого света звезд. Они вообще когда-нибудь выглядят нормально или всегда такие, как это было с леопардовыми глазами Мики?

— Но Гектор же как троянский конь — он тут не для того, чтобы драться с Рафаэлем и стать царем, он хочет уничтожить нас всех.

— Сперва он должен убить меня, а это не так уж просто. — Сейчас Рафаэль был так уверен в себе, словно все прежние сомнения оказались иллюзией, которую он просто стряхнул.

— Это будет считаться читерством, если он использует вампирские силы? — Уточнила я.

— Зависит от того, какие именно силы. — Ответил Рафаэль.

— Бред какой-то. — Сказала я и отпустила Пьеретту, чтобы прикоснуться к нему. Мне хотелось схватить его за рубашку и встряхнуть, но, поскольку на нем не было рубашки, я решила коснуться его руки и верхней кромки его шорт.

— Рафаэль, ты уже знаком с его силой, а теперь он стал еще опаснее. Мы не можем позволить ему использовать эту силу здесь, на тебе, на родере.

— В тот раз он воззвал к моему зверю, и я не смог воспротивиться, но сейчас он находится в нашем святилище, и у нас есть силы, которые недоступны снаружи.

— Какие еще силы? — Не поняла я.

Нева подошла к нам и понизила голос:

— Боюсь, теперь наша магия сюда не достанет.

Рафаэль повернулся к ней, одновременно скользнув рукой по моей талии — даже не задумываясь, словно это было нечто естественное. Не знаю, так ли это было на самом деле, но я прижалась к нему в ответ, делая вид, что меня все устраивает. Честно говоря, я слишком нервничала, чтобы нормально обниматься. Мы все здесь были в чертовски серьезной опасности, неужели он этого не понимал?

— Небольшая магия у нас есть. — Возразил Рафаэль.

— Нет, мой царь, не этой ночью — не тогда, когда ее сила внутри тебя, и сила богини внутри нее, так похожей на нашу.

Я хотела открыть рот, чтобы поспорить, потому что Обсидиановая Бабочка не была богиней, а я — монотеистка, но, если честно, мне гораздо интереснее было послушать Неву, потому что у них была богиня, похожая на Бабочку. Я точно знала, что у них тут не спрятан такой же мощный вампир, как она, так о чем же говорила Нева?

— Что ты имеешь в виду, говоря о силе богини внутри Аниты? — Спросил Рафаэль.

— У всех женщин есть сила Богини. — Ответила Нева таким тоном, словно озвучила то, что ему и без того было известно.

— Разумеется, но ты говорила о ком-то конкретном. — Возразил он.

— Вы все, отойдите от меня! — Заорал Гектор.

— С нами он больше говорить не станет. — Заметила Клодия, протягивая микрофон Рафаэлю.

Молодая бруха, которую Нева назвала дочкой, вышла вперед и сообщила:

— Карлос пишет, что Гектор пахнет, как чужак, а бабушка Флора говорит, что он пахнет тлауэльпучи (особый вид кровососов в мексиканском фольклоре — прим. переводчика).

— Это слово означает вампира? — Уточнила я.

— Молодые так считают. — Ответила Нева.

— Эти рождаются, а не создаются, и их жажда крови приходит с половой зрелостью. — Пояснила молодая бруха.

— Приятно знать, что ты умеешь слушать так же хорошо, как и говорить, mija. — Заметила Нева.

— Gracias, abuela («спасибо, бабушка» по-испански — прим. переводчика). — Ответила девушка, и выглядела при этом весьма довольной собой. Я задумалась, было ли слово «абуэла», что, как я знала, означает «бабушка», каким-то особым титулом, или имело стандартное значение. Потом спрошу. Свою собственную абуэлу я в последний раз видела, когда мне было четырнадцать.

— Если всех сверхъестественных кровопийц считать вампирами, то да, тлауэльпучи — это тип вампира.

— Мы можем использовать этот факт, чтобы упечь его за решетку? — Поинтересовалась я.

— Ты не можешь находиться здесь, как маршал, Анита. — Возразил Рафаэль.

— Я не в том смысле, чтобы буквально посадить его в тюрьму. Я имею в виду, что вы, ребята, скрутите его и запрете куда-нибудь, где мы сможем вытрясти из него местонахождение Падмы.

— Вызов был брошен и принят, Анита. — Повторил Рафаэль слова Невы.

Вмешался Бенито:

— Ничего я так сильно не хочу, как скрутить этого ублюдка, но на территории бойцовских ям не может быть оправданий для отмены драки.

— Даже если мы в курсе, что он — троянский конь и злобный вампир? — Уточнила я.

— Троянский конь опасен лишь тогда, когда ты не ведаешь, что он полон врагов. — Сказала Нева.

Я посмотрела в ее черные глаза и поняла, что у двух других ведьм, которые пришли с ней, глаза были обычными — только у Невы они оставались наполненными силой.

— Что ты собираешься делать? — Спросила я.

— Победить. — Ответила она.

— Рафаэль! — Рявкнул Гектор. — Мы будем драться или ты всю ночь будешь трепаться, старик?

Рафаэль вскинул руку так, чтобы клеймо на ней было видно всем.

— Если ты хочешь мою корону, мальчишка, подойди и забери ее.

— Ты первый, мой царь.

Рафаэль коротко кивнул. Гектор поклонился, и его коса скользнула вперед, а значит, он сделал это неправильно. При настоящем поклоне нужно сгибаться в талии, а не наклонять шею. Правила поклонов и реверансов я изучала для свадьбы.

Рафаэль отдал свой микрофон Бенито, сбежал по ступенькам к ограждению, оперся на него ладонью и перескочил через него. Толпа возликовала.

— Там же футов двадцать (6 метров — прим. переводчика). — Сказала я, и мое сердце застучало быстрее просто от того, что я наблюдала за этим прыжком.

— Ага. — Согласился Бенито таким тоном, словно в этом не было ничего необычного.

Я огляделась по сторонам, но прыжок Рафаэля никого не смутил, так что я постаралась сделать вид, что и меня тоже, хотя на самом деле мне хотелось сбежать вниз и узнать, не сломал ли он ногу. Вместо этого я осталась на месте и наблюдала за тем, как Рафаэль шел по песку к центру арены. Он ничего не сломал — лишь потратил немного времени на то, чтобы отряхнуть песок со своих черных шорт.

Под нами на песок ступил Фредо, направляясь в сторону Рафаэля. Он был худощавым, а его волосы цвета перца с солью были подстрижены аккуратно и коротко. Такая же короткая и аккуратная бородка с усами, которые он отрастил совсем недавно, были настолько непривычны, что с ними он казался мне незнакомцем. Не уверена, привыкну ли я к ним когда-нибудь. Фредо казался ниже своих пяти футов и шести дюймов (167 см. — прим. переводчика), хотя я знала, что именно столько в нем и было, когда он встретился с Рафаэлем в центре арены. В этот момент я задумалась о том, насколько же крошечной выглядела бы там я сама. Рафаэль по-прежнему был без оружия, как и Гектор, но серебристый свет прожекторов сверху блеснул на бандерилье (копье с крючками, используется в корриде — прим. переводчика) и маленьких ножах, висевших поперек черной футболки Фредо. Некоторые из них были метательными, остальные — просто ножи. Фредо — один из немногих моих знакомых, кто был по-настоящему опасен, когда речь идет о метании ножей. Если и есть способ бросить нож так, чтобы это оказалось смертельно, то Фредо это умел.

Гектор протиснулся между скамьями и сбежал по лестнице, а внизу взметнулся в воздух так, словно у него были невидимые крылья. Я бы рухнула на задницу еще во время бега по лестнице, но Гектор вытянулся, сгруппировал руки, а ноги вытянул, и изящно перевернулся в воздухе, как если бы нырнул в бассейн, а не прыгнул на твердую землю, которая не прощает ошибок. Я честно думала, что приземление пройдет неудачно, и драка закончится, так и не начавшись, но в последнюю секунду его тело изогнулось, и он перекатился через голову так же, как это сделал Рафаэль, с той только разницей, что Гектор укатился дальше, потому что у него оставалась инерция от полета по воздуху.

Он приземлился на ноги почти как в балете, раскинув руки в тот момент, когда его ноги коснулись земли. Улыбнувшись толпе, Гектор еще раз взмахнул руками — в этом жесте было что-то от танца или гимнастики, чего-то такого, чему не обучают в боевых искусствах.

Толпа одобрительно взревела — вот переменчивые сукины дети! Чертов ублюдок оказался быстрым, и мой живот завязался узлом, пока я наблюдала за тем, как он плыл к центру арены, где его ожидали двое других мужчин.

27

Фредо охлопал Гектора, проверив его шорты по бокам, и даже заставил его раскрыть рот, чтобы убедиться, что он ничего там не прячет. То же самое он проделал и с Рафаэлем. Он даже проверил их обнаженные руки и пробежался пальцами по волосам. Обыск больше напоминал тюремный, чем тот, который проводят обычные копы.

Когда Фредо убедился, что никто из соперников не принес с собой ничего, кроме того, что бог дал им для битвы, он прочертил между ними линию на песке. После этого он отступил назад и нажал какой-то выключатель на своей талии, которого я не замечала до тех пор, пока он к нему не прикоснулся. Я поняла, что это был беспроводной переговорник, когда Фредо заговорил в маленький микрофон. Тонкую черную линию у его рта я едва заметила — она терялась в бороде, но теперь-то я знала, что искать.

— Наш царь и его оппонент сошлись на одном ноже и когтях до тех пор, пока один из них не упадет замертво.

Рафаэль что-то тихо сказал, но Гектор не был настроен на разговоры. Он качнулся на месте, и амплитуда вновь показалась слишком большой. Мне опять пришли в голову мысли о танцах, которые он, вероятно, совмещал с боевой подготовкой.

Гектор протянул руку за микрофоном, и Фредо отдал ему провод с маленьким приборчиком на конце.

— После того, как я убью тебя, я срежу корону с твоей кожи, старик!

Рафаэль молча протянул руку Фредо, и тот вытащил один из многих ножей, которые на нем висели, и подал своему царю рукояткой вперед. Гектор швырнул микрофончик Фредо, но тот даже не попытался его поймать — просто позволил ему повиснуть на проводе. Затем Фредо вытащил нож, похожий на тот, что он только что передал Рафаэлю, и предложил его Гектору.

Они оба встали в стойку — каждый на своей стороне от линии на песке. Фредо отошел назад, на край ямы, и к тому моменту он, видимо, отключил микрофон, потому что прокричал что-то, что я не смогла разобрать с такого расстояния. Рафаэль отсалютовал Гектору ножом. Гектор сделал ответный жест, но лезвие его ножа указывало в землю. Во время тренировок лезвие направляют чуть вбок, но никогда вот так — это означает, что драка будет насмерть, словно ты намекаешь сопернику, что зароешь его в землю. Рафаэля я разглядеть не могла, но, думаю, он ответил таким же приветствием. Это была не тренировка, не практическое занятие — здесь все было по-настоящему. Они оба метнулись вперед так быстро, что превратились в размытые пятня, и бой начался.

28

В кино драка на ножах идет долго, потому что так полагается по законам кинематографа: все должно быть красиво и держать зрителя в напряжении. В реальной жизни такие драки очень короткие, потому что ты бьешься насмерть, и тебе плевать на эстетику — ты просто хочешь выжить. Рафаэль и Гектор метнулись друг к другу в одно и то же время, но то, как они сталкивались лезвиями ножей, блокировали удары руками, двигались и уворачивались — все это происходило слишком быстро, что мои глаза могли за всем уследить. Это был словно какой-то спецэффект, и вот предплечье Рафаэля уже кровоточит, а у Гектора кровь текла по боку. Размытое движение и снова кровь. Рана на боку кровоточила сильнее — она была ярко-красной, и я надеялась, что порез глубокий, но точно знать не могла. Они оба игнорировали свои раны, как будто в этом не было ничего особенного. Никто из них не колебался. Большинство людей мешкают, когда их ранят, и многие в этот момент погибают, потому что в такой момент тот, кто остался цел, получает преимущество, но никто из этих двоих на песке не совершил ошибку новичка. Первое столкновение развернуло их на арене, так что теперь Рафаэль стоял к нам лицом, а Гектора я наблюдала со спины.

Рафаэль был полностью сосредоточен на мужчине, стоявшем напротив него. В спальне я знала, что это такое — когда он полностью на мне сосредоточен, но вот так — никогда. Мир как будто сужается до того человека, который стоит перед тобой. Люди уверены, что секс — это просто интимный физический акт, но они ошибаются. Интимность для большинства людей означает удовольствие. Эти люди никогда не бывали в серьезных драках. Когда кто-то пытается убить тебя в ближнем бою, с помощью ножа или голыми руками — это чертовски интимно, и интимность такого рода способна подарить тебе кошмары.

Гектор и Рафаэль мелькали на песке размытыми пятнами, и я вновь ругнула себя за то, что не могла понять, что именно они делали. Я, вроде как, хорошо управляюсь с ножами, но их скорость просто ослепила меня и сбила с толку, так что я понятия не имела, что у них там происходит. Они скользили, уворачивались и использовали свободные руки, чтобы ставить блоки и уходить от ударов. Внезапно по плечу Гектора потекла кровь. Порез на боку уже дотек до края его оранжевых шорт и окрасил ткань темным. Эта рана казалась серьезнее всего, что они успели друг другу нанести за это время. Она глубокая? Или просто неудачное место? Я могла бы спросить Клодию, но Гектор метнулся к Рафаэлю, и тому пришлось отступить. Сперва я раны не заметила, потому что его длинные черные шорты ее скрывали, но ткань была разрезана на бедре. Цвет и закрытый фасон шорт мешали мне понять, насколько там все паршиво, но это был еще один порез, что само по себе достаточно плохо.

Я подумала о том, что Рафаэлю нужно закончить все это как можно скорее. Чем дольше идет драка на ножах, тем выше шансы, что тебя ранят или еще чего похуже. Только потому, что они оба были чертовски хороши, бой длился так долго, но постепенно они выводили друг друга из строя. Если в ближайшее время не произойдет чего-то из ряда вон выходящего, мелкие порезы могут повлечь за собой ошибки.

Я услышала шепот Клодии:

— Прикончи его.

Мне даже не надо было переспрашивать, чтобы знать, что наши мысли сходятся.

Гектор сделал выпад, нацелившись в печень, а Рафаэль использовал нож и свободную руку, чтобы пропустить его мимо себя, и я знала, что нож что-то задел, потому что в свете огней мелькнула пролитая кровь. Рафаэль каким-то образом задел его ногу, потому что теперь Гектор стоял на коленях, а рука Рафаэля, которой он держал нож, оказалась заблокирована на уровне груди. Свободной рукой он потянулся к горлу Гектора. Что, блядь, он там собрался делать?

Рука Рафаэля коснулась шеи Гектора, после чего хлынула кровь — темная, и ее было много. Рука Гектора метнулась к паху Рафаэля, но удар пришелся на внутреннюю сторону бедра, и кровь полилась оттуда тоже.

— Что за хрень? — Не поняла я.

— Когти. — Пояснила Клодия, прежде, чем Рафаэль выдрал их из глотки Гектора, а Гектор проделал то же самое с бедром Рафаэля. Он разорвал ему ногу, и длинные шорты повисли клочьями, хлынула кровь, но она брызнула и из глотки Гектора, окрасив песок мокрым всплеском в форме дуги.

Рафаэль с трудом удерживал свой вес на ноге, одновременно контролируя руку Гектора, которую держал у груди, ножом сдирая на ней кожу, и все еще резал дальше. Будь они людьми, драка была бы окончена, но людьми они не были, и я знала, что сильные оборотни способны вылечить раны на горле — даже такие серьезные.

— Его рука. — Заговорила Пьеретта. — Рафаэль выпустил когти только на одной руке. Это большая редкость.

— Никогда не видела, чтобы кто-то так делал. — Согласилась я.

Рафаэль по-прежнему держал свой нож, но Гектору пришлось бросить свое оружие, когда он выпустил когти, даже если бы его рука была в порядке, потому что с такими длинными когтями невозможно держаться за рукоятку.

— Рафаэль muy macho («такой самец» по-испански — прим. переводчика). — Сказал Бенито, и я знала, что это было сказано в хорошем смысле — типа, что он такой сильный и могучий.

Рафаэль использовал руку, как рычаг, чтобы прижать к себе Гектора. Кровь брызнула на песок с такой скоростью, что мигом сделалась черной. Свободной рукой и телом Рафаэль держал равновесие, ну, или так это выглядело, когда придвинулся ближе к Гектору. Он сломал ему руку в локте с влажным, мясистым звуком, который прорезал внезапную тишину, прежде чем Рафаэль позволил себе опуститься на одно колено, упираясь им в поясницу Гектора, и раненная нога неловко ушла в сторону. Она кровоточила достаточно сильно, так что ему нужно как можно скорее исцелиться, пока он не потерял слишком много крови. Когтями он схватил Гектора за волосы, оттягивая ему голову назад. Я ожидала, что кровь забьет фонтаном, но этого не произошло. Может, ее просто осталось не слишком много? Прижимая тело Гектора коленом, Рафаэль оттянул его за волосы, заставив поднять грудь над песком, и приложил нож к его шее, чтобы перерезать уцелевшую часть глотки.

Глаза у Гектора по-прежнему были открыты. Я стояла недостаточно близко, чтобы увидеть его предсмертных взгляд, но внезапно я поняла, что он моргнул. Мне хватило времени, чтобы сказать:

— Он моргнул.

— Его глаза. — Успела сказать Клодия.

Уцелевшей рукой Гектор швырнул песок в лицо Рафаэлю, одновременно изогнувшись и взбрыкнув под ним, используя ноги, которые у него были целы, чтобы стряхнуть с себя оппонента, но Рафаэль по-прежнему держал Гектора за волосы одной рукой, а в другой у него был нож. Благодаря хватке на волосах он потянул Гектора за собой, так что в итоге тот упал ему на грудь, и Рафаэль вонзил ему нож в ту часть шеи, которая еще оставалась нетронутой. Здоровой ногой он придержал Гектора за талию, чтобы тот оставался на месте, пока Рафаэль орудовал ножом и вскрывал ему глотку — то же самое он уже проделал когтями с другой стороны, но в этот раз крови не было.

Сила вздохнула легчайшим ветерком, пытаясь скрыть то, что происходит, но я знала.

— Вампир. — Сказала я.

— Что? — Не поняла Клодия.

— Вампир. Падма накачивает силой малыша Гектора.

— Какой силой? — Уточнил Бенито.

— Исцеляющей. — Ответила Пьеретта.

Здоровой рукой Гектор потянулся, чтобы помешать Рафаэлю вскрыть ему горло, а на сломанной руке вновь появились когти. Они рассекли Рафаэлю икру, повредив мышцы и сухожилия. Эта нога больше не могла удерживать Гектора, так что он перекатился подальше от своего соперника. И поднялся на ноги, демонстрируя свои когти, как десяток отменных складных ножей.

Рафаэль лежал на песке, и в одной руке у него был нож, но когти на другой исчезли, а значит, он был ранен сильнее, чем мне казалось отсюда, а отсюда оно уже выглядело пиздец серьезным.

— Мы должны помочь. — Сказала я.

— Вампир использовал слишком много силы. Он оставил нам лазейку. — Заметила Нева.

Я уставилась на нее и заметила, что все три бруха смотрели на меня черными глазами, полными холодного света звезд.

— Пришла пора умирать, старик. — Голос Гектора раскатывался, а этого не должно было происходить. Верживотные не умеют в такие трюки с голосом, зато умеют вампиры.

Рафаэль приподнялся, насколько это было возможно, и поманил Гектора одной рукой — мол, давай. Потом он едва не рухнул обратно на песок, удержавшись на одном локте той руки, в которой у него был нож, готовый к использованию, вот только какой теперь от него прок?

Гектор рванул к своему противнику размытым пятном.

— Рафаэль! — Заорала я, но мой голос утонул в реве толпы.

29

Если бы ноги Рафаэля были в порядке, он мог бы дать отпор или хотя бы выбить Гектору коленные чашечки, но в таком случае он бы не лежал на песке, пока другой веркрыс направлялся к нему, вооруженный аналогом десятки складных ножей. Поскольку Рафаэль подняться не мог, Гектор должен был подойти к нему сам и прикончить его.

Несмотря на свои раны, Рафаэль поднял нож, но Гектор отмахнулся от его руки и ножа, а сам склонился над ним, и его рот был полон острых клыков. Ими он собирался разодрать Рафаэлю горло.

Рядом с нами кто-то вскрикнул, и это была не я. Я бы себе такого не позволила, и отворачиваться бы тоже не стала — я просто молилась о чуде, о чем-нибудь, что спасло бы Рафаэля. Он попытался пырнуть Гектора в руку, но это бы все равно не сработало — это просто его последний отчаянный выпад. Блядь.

Зубастый рот Гектора приближался к его лицу, а не к горлу. Ублюдок собирался прикончить его медленно. Рафаэль умудрился царапнуть Гектора ножом — это заставило того повернуться и сосредоточиться на том, чтобы распороть Рафаэлю руку, заставить его выпустить нож. Тело Гектора вздрогнуло и замерло на мгновение. Его лицо начало меняться — возвращаться обратно в человеческую форму, а изо рта хлынула кровь. Разрыв сердца, но как же так вышло?

Гектор рухнул на колени поперек тела Рафаэля, а тот использовал вес парня, как рычаг, которым не могли послужить ему его собственные искалеченные ноги, так что он сел и вонзил Гектору нож между ребер — под грудиной, силясь добраться до сердца. Это был тот самый нож, который обронил Гектор, когда выпустил свои когти. Видимо, Рафаэль нашел его на песке. Рукоятка ножа упиралась в кожу Гектора, но Рафаэль хотел достать до сердца, нет, он уже до него достал — самым кончиком ножа. Теперь он пытался вспороть его, пока нож находился в грудной клетке Гектора — это бы положило конец драке.

Я невольно зааплодировала, и тут Гектор вдруг выпрямился, словно его подняла невидимая рука, и нож выскользнул из его тела. Он стоял на коленях, кашляя темной кровью и еще чем погуще, прямо на песок, но это извержение иссякло почти мгновенно. Он вновь исцелялся, мать его.

— Ступай к нему, Анита — помоги нашему царю дотянуть до того момента, когда наша магия найдет своего хозяина.

Я обернулась и посмотрела в темные, поблескивающие глаза Невы. Она указала мне в сторону арены.

— Анита не может помочь ему драться, никто из нас не может. — Вмешалась Клодия, и ее голос был полон страдания.

— Мастер Гектора поднял его на ноги и избавил от ножа, а значит, мастер Рафаэля также может помочь ему. — Ответила Нева.

— Я понятия не имею, что из того, что делает Падма, мешает Рафаэлю исцелиться, и я не знаю, как мне в случае чего быстро исцелиться самой.

— Делай то, что у тебя получается лучше всего, Анита Блейк.

— Не поняла.

— Сражайся за него.

— Только если я пойду вместе с ней. — Встряла Пьеретта.

— Анита — твоя вампирская королева, разумеется, ты можешь сражаться вместе с ней.

— Если вы собираетесь драться, то идите сейчас. — Поторопила нас Клодия.

Гектор встал. Он издал ликующий клич. Взмахнул исцеленной рукой, поднял их обе над головой и потянулся, как кот, словно мог карабкаться по воздуху на кончиках своих человеческих пальцев. Кровь от нанесенных ран все еще высыхала на его теле. Спереди его шорты были черными от нее.

— За ограждением есть оружие. — Подсказал Бенито. — Поскольку насчет тебя эта часть не оговаривалась, ты можешь взять любое.

— Как и Гектор. — Заметила Клодия.

Гектор уже направлялся по песку в сторону Рафаэля. Времени было в обрез.

— Прыгай и беги к нему. — Поторопила меня Нева.

Я уставилась на ограждение и подумала о том, как мне прыгнуть с двадцати футов и не сломать себе ноги или еще что-нибудь.

— Я пойду вперед, моя королева. Присоединяйся ко мне как можно скорее. — Сказала Пьеретта и побежала так же, как это сделал Гектор, вот только когда она добралась до ограждения, то перемахнула через него в стиле Рафаэля.

К тому моменту, как Пьеретта исчезла из поля моего зрения, я уже тоже бежала к ограде. Когда я оказалась рядом с ней, то поняла, что мне стремно прыгать так высоко. Это как с железом в зале — я все еще казалась себе слишком человеком для этого. Клодия крикнула мне вдогонку:

— Прыгни и перекатись, как на тренировке.

Внезапно я услышала звук метала, и этого было достаточно, чтобы понять: мечи. Моя рука коснулась ограждения, и я перебросила себя через него. На секунду я увидела Пьеретту с ее мечами, которые она обычно носила в ножнах на спине — сейчас они были у нее в руках. У Гектора тоже было два меча. Моя заминка дала ему фору, и он успел забрать их возле деревянных ограждений. Потом я уже ничего не видела — только вихрь из своей одежды и свое тело, когда я сгруппировалась и кувыркнулась в воздухе. Я молилась, чтобы за те секунды, которые мне понадобятся, чтобы оказаться на песке, с Пьереттой ничего не случилось, и что я не вывихну и не сломаю себе ничего важного, когда приземлюсь.

30

Полет показался мне одновременно очень быстрым и очень долгим, так что пришлось бороться с собой, чтобы не разгруппироваться раньше времени, но вот я уже кувыркалась на песке, и при таком долгом падении я явно перевернулась через себя не раз и не два, так что мне не удалось подняться на ноги так же изящно, как это сделали остальные. В итоге я оказалась на одном колене, в голове был туман и она немного кружилась. Я была удивлена, как и остальные, когда поняла, что в каждой руке у меня был нож из креплений на предплечьях. Я находилась слишком далеко от места драки, так что у меня не было необходимости доставать оружие так рано. Ребята находились на другом конце арены, и их мечи блестели на свету. Пьеретта стояла перед Рафаэлем, который все еще истекал кровью на песке. Гектор пытался пробиться к нему через нее, чтобы закончить драку.

На одном из деревянных ограждений я увидела оружие. Там была пара мечей для кали — один был прямой, а другой изогнут волной, которая начиналась большими изгибами, а заканчивалась малыми. Это был мой любимый тип мечей для тренировок, и они были у меня под носом. Я убрала ножи в крепления на запястьях, и схватила мечи. Они оказались заметно тяжелее тех, что я использовала на тренировках. Я примерилась к ним, покрутив в руках, и побежала по песку в сторону драки. Причины, по которым веркрысы использовали настоящие ножи для тренировок, не сводились только к тому, что у тренировочных были тупые лезвия — дело было в весе. Как только я побежала по песку, напрягая мускулы, чтобы не подвернуть лодыжку или колено на неустойчивой почве, я чертовски обрадовалась тому, что занималась с настоящими мечами. Было бы ужасно, если бы мне пришлось впервые размахивать реальным мечом, когда я нападу на Гектора сзади.

Если вы думаете, что я дала ему шанс обернуться, чтобы драка была честной, то вы слишком много смотрите кино. В реальности хитрый маневр спасает тебе жизнь.

Гектор слышал, как я наступаю, потому что, когда он развернулся, описав круг, один его меч указывал на Пьеретту, а другой — на меня, оттесняя нас от него, чтобы он мог оказаться между нами. Я узнала этот маневр. Мы с Пьереттой рванули к нему одновременно, и ему пришлось защищаться от нас обеих.

Я нырнула ему под руку, и меч просвистел над моей головой — я могла бы испугаться того, как близко ко мне он оказался, но двигалась слишком быстро и была слишком сосредоточена на том, чтобы вспороть Гектору бедренную артерию одним мечом, пока другой вскинула вверх, чтобы защищаться — на тот случай, если он попытается достать до моего горла, пока я кружусь рядом.

Гектор развернулся, так что мой порез пришелся ему на бедро с внешней стороны вместо того, чтобы задеть артерию, но по пути я резанула его бок, потому что какой-то урон лучше, чем никакого. Он подался вперед, но я оказалась у него за спиной, и у меня не было времени гадать, зачем он попытался развернуться ко мне, размахивая мечами, и в этот момент Пьеретта оказалась перед ним, в то время как я напала сзади, целясь ему в горло с боковой стороны.

Он слегка отклонил голову, и этого оказалось достаточно, чтобы я промахнулась мимо жизненно важной точки, но кровь все равно проступила на его коже, когда я пронеслась мимо него и оказалась перед ним, в то время как Пьеретта скользнула вокруг него с другой стороны, так что мы с ней поменялись местами, и теперь я стояла лицом к лицу с Гектором.

Один из его мечей метнулся к моему горлу, в то время как другой приготовился вспороть мне живот и проколоть мою печень. Я отклонилась, уворачиваясь, и выставила свой собственный меч, чтобы заблокировать выпад в сторону печени. Гектор запнулся, но мне все равно пришлось блокировать один из его мечей, пока я уворачивалась. Он рухнул на колени, и мой меч нацелился на его незащищенное горло, когда чье-то лезвие вдруг встало у меня на пути, спасая его.

Я отступила от коленопреклонного Гектора, стоящего на песке, держа свои мечи лезвиями вверх, готовая встретить новую угрозу. Пьеретта сделала то же самое. Это оказались Клодия и Бенито — они удержали нас от убийства.

— Какого черта вы творите? — Поинтересовалась я.

— Нева говорит, что он нам нужен живым. — Ответил Бенито.

— Чтобы найти его мастера. — Добавила Клодия.

— Ты нарушила наши правила, эта схватка не засчитывается, я — царь. — Заявил Гектор, и ему пришлось сплюнуть кровь на песок. Это явно не было следствием тех повреждений, что нанесла ему я. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не покоситься на Пьеретту и не спросить ее, что она такого сделала у него со спиной, чтобы теперь он плевался кровью.

Фредо встал между двумя упавшими воинами. Сперва он пытался для вида сохранять нейтралитет, потом включил микрофон и заговорил в почти оглушающей тишине толпы:

— Если мы способны исцелить любые раны, то навыки боя уже не имеют значения. Вампир осквернил нашу святая святых. Он выдвинул на место царя своего претендента. Те, кто стояли рядом, почуяли вампира на коже предателя. Это достаточно, чтобы заслужить смерть. Мы должны уничтожить его мастера.

Толпа возликовала, а некоторые издали утробный, шипящий звук, который, как мне показалось, был крысиным эквивалентом ликования, а может, значил что-то еще. Плевать, что это значит, пока они согласны, что мы можем сделать с Гектором и Падмой все, что посчитаем нужным.

— Мы должны навеки покончить с этой угрозой. — Голос Невы раздался ближе, чем я ожидала. Все три бруха стояли на песке. Как я упустила из виду пятерых человек, которые вышли на арену? Подобная беспечность в бою может стоить тебе жизни. Проклятье, я ведь слушала Фредо и толпу. Я даже не могу свалить все на драку.

Гектор поднялся на ноги. Раны, нанесенные Пьереттой, он залечил. Мы все — Клодия, Бенито, Пьеретта и я, встали в боевые стойки.

— Четверо на одного — вот что теперь такое честность в родере?

Нева выкрикнула какое-то слово, которое я не смогла понять, и впечатала ногу в песок. Я ощутила, как что-то несется под ним, и в следующее мгновение Гектор оступился, как будто кто-то поставил ему подножку. Клодия и Бенито оказались рядом с ним еще до того, как он обрел равновесие. Понятия не имею, что произошло, но они знали. Мы с Пьереттой направились к ним, а Клодия с Бенито обезоружили Гектора почти идентичными взмахами, от которых пролилось еще больше крови, когда его мечи упали на песок. Они отпихнули их подальше, чтобы он не смог до них дотянуться. Гектор подался в сторону Бенито, уворачиваясь от руки и меча, но тому удалось подцепить его ногу и заставить прогнуться назад, вновь теряя равновесие. Клодия впечатала свой локоть Гектору в висок, что еще сильнее дезориентировало его, после чего она ударила его вторым локтем с другой стороны. Гектор вздрогнул, его глаза закатились. Бенито подхватил его за руку, когда он начал оседать на песок. Незнакомый мужчина подошел к нам, держа в руках пару особых наручников. В толпе никто не стал возмущаться. Когда Гектора заковали, Нева заговорила вновь:

— Над этим поработает наша магия. Ступай к нашему царю.

— Теперь ему могут помочь врачи?

— Еще нет. — Ответила она.

— Ему можно перекинуться и исцелиться?

— Нет, пока Гектор не покинул поле боя.

— Когда в сражениях между вампирскими мастерами человек-слуга совершает убийство, оно приравнивается к убийству руками его мастера.

— Гектор должен оставаться в живых, чтобы мы могли использовать нашу магию на нем и его мастере. — Сказала она.

— Но если после этого финальный удар нанесу я, это будет считаться убийством руками Рафаэля?

— Нет, потому что Рафаэль тебе не мастер, это ты его мастер. Если ты убьешь вместо него, он все равно потеряет свою корону.

— Вот дерьмо. — Выругалась я.

Жан-Клод шепнул в моей голове:

«Мы можем поделиться с ним силой, необходимой для исцеления — так же, как в прошлом делились ею с нашими другими половинами.»

— Что говорит твой мастер? — Поинтересовалась Нева.

Я даже не удивилась, что она смогла почувствовать Жан-Клода.

— Мы можем дать Рафаэлю силу, чтобы исцелиться. Ваши законы это позволяют?

— В обычной ситуации никакая сторонняя сила не допускается до чемпионов в качестве первой помощи.

Другая ведьма, которая молчала до сих пор, подала голос:

— Рафаэль несет в себе достаточно силы, как наш царь, чтобы исцелить и более ужасные раны, особенно здесь, в центре сосредоточия нашей энергии.

— Так почему же он не исцеляется? — Спросила я.

— Мы считаем, что этому мешает Мастер Зверей, хотя это не должно быть возможно, особенно здесь. — Ответила Нева.

— Если вампирские силы ломают Рафаэля, пожалуйста, позвольте мне самой использовать вампирские силы, чтобы исцелить его.

— Нам придется поговорить между собой и разобраться, будет ли это разумный баланс сил, либо ты можешь просто исцелить Рафаэля, и тогда он потеряет свою корону.

Мне хотелось кричать от бессилия.

— Во время поединков за место царя еще ни разу не случалось ничего подобного, Анита. Дай нам время покопаться в наших законах и обычаях. — Сказала Нева.

— Поменяйся местами с Фредо и отправь его к нам. — Добавила молодая бруха с длинными волосами. — Он один из хранителей наших знаний.

Я могла бы спросить, что это значит, но по названию и так было понятно, так что я просто развернулась и направилась к Рафаэлю, потому что Фредо стоял рядом с ним на коленях. Отправлю его к ведьмам, подержу Рафаэля за руку, и все образуется. По дороге к ним я очень старалась в это поверить. Еще я старалась не смотреть на окровавленный песок вокруг Рафаэля, и не подсчитывать у себя в голове, сколько крови можно потерять прежде, чем станет слишком поздно. Я и представить себе не могла, что оборотень способен истечь кровью до смерти, но этому мешала исключительно их способность к регенерации. Убери ее, и они просто будет сильнее и быстрее обычных людей. Это просто смешно, что мы собираемся позволить Рафаэлю истечь кровью, тогда как самая обыкновенная первая помощь даст ему достаточно времени, чтобы мы могли исправить то, что наворотил с ним Падма, и тогда Рафаэль сможет исцелиться уже своими собственными силами. Я не собиралась позволить ему умереть, даже если это будет стоить ему короны, я не позволю ему сдохнуть из-за этих правил — не тогда, когда могу спасти его. Я пообещала себе это, направляясь в его сторону по песку, глядя на кровь вокруг него. Пообещала, что спасу его, и похуй на правила.

31

Я шла по песку, и оба меча по-прежнему были у меня в руках. У меня не было для них ножен, а до тех пор, пока битву официально не закончат, я лучше оставлю их при себе. Я знала, что идея заключалась в том, чтобы отложить смерть Гектора, поскольку это дало бы нам шанс найти Падму, и устранить более серьезную угрозу, но мне по-прежнему казалось, что лезвия этих мечей должны быть покрыты кровью — например, кровью Гектора, чтобы потом можно было бросить его голову к ногам Рафаэля. Вот он, твой враг — он мертв. Даже если ты умрешь, он умер первым. Полагаю, это будет не самый романтичный подарок, но если говорить о выживании и той ярости, которую мы разделяли, он был бы практически идеальным, впрочем, может, у меня просто в голове помутилось?

Фредо держал Рафаэля за руку, и когда он поднял на меня глаза, они были полны непролитых слез. Когда я это заметила, мой желудок завязался узлом. Никогда не видела, чтобы Фредо плакал.

Я сосредоточилась на его лице, не позволяя себе пока взглянуть на Рафаэля. Рано или поздно мне придется это сделать, но сперва я должна донести послание от ведьм.

— Бруха ждут своего хранителя знаний, чтобы кое в чем разобраться.

Фредо кивнул. Он поднял руку Рафаэля и прижал ее к своему лицу, закрыл глаза, после чего по его щеке скатилась первая слеза. Он так и сидел, когда произнес:

— Мой царь.

— Все хорошо, Фредо, ступай. Я буду здесь, когда ты вернешься. — Голос Рафаэля звучал почти обыденно.

Я, наконец, позволила себе посмотреть на него. Я держалась молодцом до тех пор, пока не увидела его, лежащего там, бледного и окруженного морем крови — его крови и крови Гектора, но по большей части это была кровь Рафаэля. Песок лип к ранам. В обычной ситуации от него бы избавились в первую очередь, потому что как только Рафаэль начнет исцеляться в привычном темпе, песок может застрять внутри плоти. Инфекцию от этого не подцепишь, но тело отторгает инородные предметы так же, как это делает устрица, с той только разницей, что ты получишь не жемчужину, а доброкачественное образование, которое иногда приходится удалять.

Я стояла и пялилась на Рафаэля, стараясь сохранять пустое выражение лица, словно я нахожусь на каком-нибудь ужасном месте преступления, но Рафаэль не был незнакомцем — он был моим любовником и другом.

Он выдавил мне улыбку, но его глаза остались наполнены болью.

— Твое лицо, Анита… Теперь я знаю, насколько все плохо.

Я с трудом подавила в себе желание разрыдаться. Хоть это я могла для него сделать. Я начала опускаться на колени и вдруг поняла, что мне придется положить окровавленные мечи на песок, так что я вытерла кровь о штаны, чтобы песок не прилип к лезвиям — на тот случай, если мне придется еще ими воспользоваться. Возможно, в этом не было смысла, но, во-первых, это были не мои мечи, так что я относилась к ним бережно, а во-вторых, порой мелочи оказывают большое влияние на то, как легко рассекает лезвие, или как хорошо оно впивается. От него ты ждешь четких разрезов, чистых и равномерных. Эти мысли помогли мне сосредоточиться на мечах. Мне удалось опуститься на колени и сложить их по бокам от себя, не расплакавшись.

Я коснулась плеча Рафаэля и он потянулся ко мне другой рукой, но в этот момент по его телу пробежала волна дрожи, так что ему пришлось прикрыть глаза и сосредоточиться на дыхании, чтобы не застонать. Он царь. Он не позволит им увидеть свою слабость. Я с трудом проглотила застрявшие в горле слезы. Если он может быть сильным, я тоже могу.

— Не шевелись, Рафаэль. Я иду к тебе. — Я взяла его за руку — за ту же руку, которую держал Фредо.

Рафаэль открыл глаза, улыбнулся мне и вновь прикрыл их, с трудом дыша сквозь волну боли. Его ноги дрожали. Я сталкивалась с такими повреждениями только когда речь шла о нападении верживотного на людей, и они уже были мертвы к тому времени, как я выследила убийцу и удостоверилась, что он больше никогда и никому не причинит вреда.

— Жан-Клод говорит, что мы можем дать тебе силу, чтобы исцелиться.

Он сглотнул и постарался сфокусироваться на моем лице.

— Что говорит Нева?

Я заколебалась, думая над тем, чтобы солгать ему, но я просто не могла с так ним поступить. Если мы вылечим его, и при этом он потеряет свое право на титул царя… Рафаэль должен знать, чем рискует.

— Она говорит, что если вампирские силы мешают тебе восстановиться, то, в принципе, мы можем использовать собственные вампирские силы, чтобы исцелить тебя.

— Это будет стоить мне трона? — Спросил он голосом, будто бы охрипшим от крика, хотя я знала, что он не кричал.

— Они проверяют ваши законы и прочее, вот для чего им нужен был Фредо. До этой ночи я даже не предполагала, что у вас есть хранители знаний.

— Мы сложный народ.

Я улыбнулась.

— Еще какой.

Рафаэль улыбнулся мне в ответ, но его взгляд начал блуждать, как будто он больше меня не видел или просто не мог сфокусироваться. Он был бледен. На лбу проступили капельки пота. Я прислонила его руку к своему лицу, и она все еще была теплой, но в этот момент я поняла, что за эту руку его держал Фредо. Когда я коснулась его плеча, оно было теплым или холодным? Я не могла вспомнить, так что развернула его руку ладонью и прислонилась к ней щекой. Его кожа была прохладной и влажной. Вот дерьмо!

Я крикнула толпе веркрыс, стоящих возле Гектора:

— Мне можно наложить жгуты на раны Рафаэля?

Бенито крикнул мне в ответ:

— Врачам пока нельзя сюда спускаться.

— Я могу оказать первую помощь?

Клодия направилась в мою сторону рысцой — с такими длинными ногами она преодолела расстояние между нами в два счета.

— Ты можешь использовать только то, что принесла с собой. Врачей сюда звать нельзя.

Я выпустила руку Рафаэля и мысленно поблагодарила себя за то, что прихватила с собой жгуты и повязки.

— Ты принесла с собой жгут? — Удивилась Клодия.

Я достала еще один бандажный набор из другого кармана.

— Ты умеешь использовать жгут быстрого наложения? Это Gen 2 (речь идет о R.A.T.S. GEN 2 Rapid Application Tourniquet System, что иронично, потому как «rats» — это «крысы» по-английски — прим. переводчика).

— Умею. — Ответила она. Я протянула ей второй набор.

Пропустив три пальца в петлю жгута, я поняла, что сперва мне надо было поднять ногу Рафаэля, чтобы сунуть под нее жгут, а не оборачивать его вокруг своей руки. Одной руки мне было недостаточно, чтобы поднять его бедро, так что я встала на колени и обхватила его ногу обеими руками. Кровь полилась по моим ладоням, и это был весьма обыденный сюрприз: когда она льется в таких количествах, то всегда кажется горячей. Нога Рафаэля была слишком легкой или слишком тяжелой, либо ее вес просто казался мне каким-то неправильным. Все двигалось как-то неправильно, а когда кусочек плоти из его ноги качнулся и шлепнул меня по руке, мне пришлось с трудом проглотить комок в горле. Нет, меня, блядь, не стошнит. Если Рафаэль может такое вынести, то я заставлю себя помочь ему пройти через это. Будь он человеком, он бы уже потерял обе ноги ниже колен, но человеком он не был. Если мы унесем его отсюда живым, он исцелится.

Я вернула три пальца в петлю жгута и затянула его потуже. Рафаэль застонал, и я решила, что это хороший знак. Клодия со своими большими ладонями и длинными руками справлялась куда быстрее меня, поэтому другую ногу она обернула уже несколько раз. Мне мешала не столько кровь, сколько кусочки плоти с ноги Рафаэля, которые покачивались и временами задевали меня. То, что Гектор сотворил с его ногами, было просто ужасным. Ты никогда не знаешь, что может выбить тебя из колеи, пока не столкнешься с этим. То, что я видела, меня беспокоило. Я с трудом сглотнула и постаралась дышать глубже, пока заканчивала последний оборот жгута, чтобы затянуть его потуже, после чего застегнула на маленькую защелку. Единственное, чего не предусматривали жгуты RATS Gen 2, в отличие от большинства других, так это окошко, куда можно было записать время наложения. Если оставить эту штуку надолго, то можно уничтожить конечность, которую пытаешься спасти, но правила тут такие, что жизнь дороже конечности, хотя я не была уверена в том, что Рафаэль со мной согласен. Но я знала, что, в случае с ним, как и с любым другим оборотнем, если мы сохраним ему жизнь, можно будет отсечь ногу над поврежденным местом, и он отрастит себе новую. У нас будут варианты, если он выживет.

Та нога, с которой я работала, больше не кровоточила. Я покосилась на другую и поняла, что там ситуация была аналогичной. Сперва я обрадовалась, но потом ругнула себя за то, что не подумала о первой помощи раньше. Я начала разворачивать упаковку с бинтами, остановилась и уточнила:

— В вашем случае эта штука поможет?

— Да. — Ответила Клодия.

Я разорвала упаковку и поняла, что не знаю, куда пристроить повязку. Ногу Рафаэля буквально расчленили, так что ран на ней было слишком много. Я порадовалась, что захватила два пакета с марлей и Квиклотом (QuikClot, боевой кровоостанавливающий бинт — прим. переводчика), но, глядя на ногу Рафаэля, я предпочла бы иметь охапку Квиклота. Господи, я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь пережил такие раны, и вдруг поняла, что я в принципе таких ран не видела. Когда оборотни слетают с катушек, то на ногах они не зацикливаются. Они не останавливаются до тех пор, пока есть уцелевшие куски. И это не как в «Челюстях», где изо рта у акулы торчат фрагменты тела. У млекопитающих пищеварение работает быстрее, так что им приходится пережевывать откусанное и разрывать его на мелкие кусочки.

— Наложи здесь. — Посоветовала Клодия.

Она взяла меня за руку и переместила ее в нужное место — я позволила ей сделать это, потому что мне никогда еще не приходилось обрабатывать рану с таким большим количеством подвижных фрагментов. Рафаэль стонал, когда мы обрабатывали рану Квиклотом. И вновь я решила, что это хороший знак. Пока он реагирует, он жив.

Бенито приблизился и встал над нами.

— Бруха зовут тебя. Я останусь с Клодией и помогу Рафаэлю. Жгуты и Квиклот продержат нашего царя на этом свете достаточно долго, чтобы бруха успели поработать со своей магией. — Он предложил мне руку, и я приняла ее, но моя ладонь была такой скользкой от крови Рафаэля, что я не смогла толком удержаться, и Бенито пришлось схватить меня за запястье, чтобы я не потеряла равновесие.

— Так много усилий ради изящества и хороших манер. — Пробормотала я.

Бенито улыбнулся и похлопал меня по спине, прежде чем я ушла.

— Пьеретта и Фредо тебя прикроют, пока ты будешь помогать нашим бруха.

В этом я не сомневалась, так что просто направилась к другой маленькой группе народа на песке.

32

Гектор по-прежнему лежал на земле, а его запястья и лодыжки были прикованы к длинной металлической перекладине. Эту штуковину полиция разработала специально для сверхъестественных заключенных, так что теперь некоторых из них можно было содержать в тюрьмах вместо того, чтобы ликвидировать всех подряд. Фредо и Пьеретта стояли наизготове с ножом и мечом. Когда Нева и две другие ведьмы уставились на меня, их глаза были чернее ночи и сияли холодным светом далеких звезд, а Гектор все смеялся.

— Величайшая магия, что есть у крыс, и ее все равно недостаточно. Вам не победить моего мастера.

— Что я должна сделать? — Спросила я.

— Покататься на моем члене. — Ответил Гектор, смеясь.

Я проигнорировала его, как будто его вообще здесь не было, и посмотрела на Неву.

— Наполни свои глаза межзвездным светом. — Произнесла она.

Я сделала так, как она сказала, и смогла увидеть красную ауру вокруг Гектора — она походила на рану, словно реальные повреждения были прямо у него на спине. Я видела внутреннее кровотечение там, где Пьеретта проколола ему почку. Это не было похоже на зрение в инфракрасном спектре, но смотрелось так, словно в его ауре произошла утечка, и красный с черным смешались, как содержимое двух пролитых банок с разной краской.

— Что мне нужно для вас сделать? — Спросила я.

— Мы можем использовать его, чтобы найти его хозяина. Мы видим, как он сидит в номере отеля, но нам не пробиться сквозь тьму вокруг него. Это кусочек Madre de la Oscuridad, и он встал стеной между нами и тем, что необходимо сделать.

— Мой мастер надеялся, что у тебя уже есть ребенок от одного из твоих мужчин. Он говорит, что ты должна ему сына. — Усмехнулся Гектор.

— Он отдал Фернандо ради спасения своей собственной шкуры, и он любил его гораздо больше тебя. — Бросила я.

— Только наследники линии Белль Морт станут говорить о любви и зверях зова в одном предложении. — Произнес он, и его ореховые глаза замерцали, став полностью карими.

— Вы знаете, в каком он отеле? Видите название, блокнот, карточку — что-нибудь из физической локации? — Спросила я Неву.

— Как только ты объединишь свои силы с нашими, ты увидишь то, что видим мы.

— И как нам это сделать? — Поинтересовалась я.

— Мне говорили, что все твои способности усиливаются от прикосновений, это правда?

— Большая их часть.

— Тогда опустись на колени и коснись его кожи руками, а мы положим свои руки поверх твоих. Ты будешь нашим тараном, который мы понесем к стене его замка.

— Ты несешь в себе слишком много зверей, Анита, коснешься меня — и моя сила овладеет тобой. Ты станешь моей так же, как это было с Гектором.

— Чушь собачья. — Парировала я.

— Тьма поглотит тебя, если ты до меня дотронешься.

Я улыбнулась, и моя реакция ему не понравилась. Сомнение у него на лице, замешательство — это было то, что я помнила с последнего визита Падмы. Забавно, что мимика сохраняется независимо от того, в каком теле ты сидишь.

— У тебя всего лишь крохотный кусочек ее силы, Падма, а у меня — все остальное.

Сказав это, я зарылась рукой в тьму, в красноту ауры Гектора, чтобы в итоге коснуться голой кожи на его груди и животе, и в этот момент я увидела нить связи, как метафизический поводок, идущий от Гектора в пол, в пустоту, в… Голос Невы раздался прямо у моего лица:

— Найди вампира, Анита, найди вампира на другом конце.

Моя некромантия раскрылась цветком, и тьма расступилась перед ней, после чего я вдруг увидела комнату, в которой Падма сидел на краю кровати. Это не был дорогой отель, скорее так-себе-отель. Как низко пали сильные. Я ощутила трепет Жан-Клода от этого открытия прежде, чем он отстранился и скрыл от меня свою реакцию. Мне даже не надо было мысленно спрашивать, что он делает — я знала, что он говорит с Пьеро. Арлекин выйдет на охоту за Падмой. Если мы выиграем время, они его выследят.

Падма посмотрел вверх, как будто я парила перед ним в воздухе.

— Стало быть, ты меня нашла. Я покину этот город задолго до того, как Арлекин найдет меня.

— Во время нашей последней встречи ты был одет в шелка и драгоценности. А теперь как-то поизносился.

Я ощутила движение, подобное бурлению океана силы за моей спиной — так же, как я ощущала ее на улице перед амбаром. Мне даже не надо было оглядываться, чтобы понять, что это вновь были те маленькие крысы, а я осталась прежней. Вместо пляжного песка у меня под ногами был черный мех — больше, чем в тот раз снаружи, куда больше. Тысячи крыс заполонили половину стадиона. Они сели и выжидали, наблюдая — слишком тихие, слишком сосредоточенные для обычных животных. Крыса с белым пятнышком на груди и белой лапкой приподнялась на задних и уставилась на меня.

— Я пережил смерть своего человека-слуги и своего тигра, когда мне пришлось бежать в Европу. Переживу и то, что ты сотворишь со мной на этот раз.

— Я сожалею о смерти Гидеона и Томаса.

Это были имена зверя его зова и человека-слуги. Вместе с ними когда-то Падма сформировал свой собственный триумвират силы. Тот факт, что он пережил их гибель, был равносилен тому, что Жан-Клод пережил бы мою смерть и смерть Ричарда. Это было впечатляюще.

Падма выглядел удивленным.

— Благодарю тебя, Анита Блейк.

— Не за что. Они заслуживали кого-нибудь получше тебя, куда лучше.

Он зашипел на меня, обнажая клыки, а по-настоящему старые вампиры делали это крайне редко. Они считали, что это недостойно — сверкать клыками, как животные.

— Ты оставил их так же, как оставил Гектора?

— Он знал, чем рискует.

— Значит, ты оставишь его умирать, как оставил своего сына.

Падма встал с кровати, гладя на меня и сжимая руки в кулаки. В воздухе вокруг него дрожала черная рябь.

— Я дождусь, когда у тебя появится ребенок, Анита, и тогда я вернусь, чтобы отомстить.

— Ты сам решил обменять свою жизнь на жизнь своего сына, Падма. Я бы с радостью убила тебя вместо него.

— Согласно информации, которой владеет Гектор, в ночь выборов нового царя веркрысы еще ни разу не допускали в бойцовские ямы посторонних. Сегодня тебя не должно было здесь быть, Анита.

— Без твоих подлянок Гектор бы не победил. Поднять его в воздух, сняв с лезвия, было перегибом. Ты себя выдал, и это никак не связано с моим присутствием. Даже если бы он убил Рафаэля, веркрысы бросали бы ему вызовы до тех пор, пока кто-нибудь не убил бы его. Он никогда бы не сел на трон и не принял тех клятв, которых тебе нужны, чтобы поработить их народ. Все это было напрасно, Падма. С долгосрочными планами у тебя всегда случались накладки.

— Ты слишком молода, чтобы знать об этом. — Возразил он.

— Я разделяю кучу воспоминаний с теми, кто видел, какой ты на самом деле слабак.

— Когда-то я был слаб, это правда, но это было до того, как Мать явилась ко мне, а вместе мы гораздо сильнее.

Воздух вокруг Падмы завибрировал, как темный туман, и в следующий миг тьма будто бы отделилась от него, замаячив у него за спиной. Я не могла решить, на что она больше похожа — на черное пламя или на темного призрака, но это была не просто темнота, это даже не была та межзвездная тьма, которая наполняла мои глаза и глаза бруха.

— Мне будет жаль потерять своего крыса, но у меня будут и другие крысы зова — другие животные, которых я смогу поработить.

— В чем-то ты прав. — Сказала я.

Я ощутила, как тьма шевельнулась во мне — жидкая и живая. Я испила саму ночь, и если у меня и мелькнули опасения на тему того, что Она была внутри меня все это время, дожидаясь того момента, когда сможет объединиться с потерянным кусочком себя, я знала, что что-то было не так. В Ирландии я встретила одного вампира, который нес в себе часть Ее силы, но там все было иначе — Ее способности усиливали те, что были, но тьма не могла отделиться.

— Тьма отступила от тебя. — Заметила Нева.

— Она ему не принадлежит. — Сказала я.

— Она принадлежит самой себе. — Добавила бруха, которую Нева называла дочкой.

— Она ищет, кого использовать. — Предупредила я.

Нева шепнула:

— Сейчас наша сила коснется тебя, не бойся.

Я не понимала, о чем она, до тех пор, пока не ощутила прикосновение кого-то куда меньшего, чем человек. Это застало меня врасплох, так что я посмотрела вниз, и моя концентрация на Падме сбилась. На меня уставилась черная крыса с белыми пятнышками. Остальные животные столпились вокруг нашего маленького островка, некоторые карабкались на ведьм, а одна лезла по моей руке. Я уставилась в эти маленькие бусинки глаз и, клянусь, веса личности в них было больше, чем у любой крысы, которую я встречала. Я о том, что они, конечно, умные, но не до такой степени.

— Они не причинят вреда другой крысе. — Подал голос Гектор.

Я рассмеялась, и на его лице появилась неуверенность — я знала, что она исходит от Падмы, а не от бахвалящегося парня, которым был Гектор.

— Тебе что-нибудь известно о настоящих крысах? — Поинтересовалась я.

Вмешалась Нева:

— Заставь его посмотреть тебе в глаза, Анита.

Я сделала так, как она просила, и уставилась в карие глаза Падмы на лице Гектора.

— Вампир здесь я, Анита, а не ты. — Его глаза замерцали карим огнем, как коричневый стакан, сквозь который просвечивают лучи солнца.

— Удерживай Богиню в своих глазах, Анита, нам предстоит захватить его не так, как это делают вампиры. — Сказала Нева.

Я постаралась сохранить в себе ту тьму, которой обучила меня Обсидиановая Бабочка. Наклонившись к Гектору, я посмотрела в мерцающие глаза Падмы тьмой своих собственных глаз.

— Они показали мне свои темные глаза, и это им не помогло. — Произнес Гектор, но это был голос Падмы — так же, как голос Пьеро исходил от Пьеретты.

— Это иная тьма. — Возразила Нева. — На небесах богиня вовсе не одна, Мастер Зверей.

— Понятия не имею, о чем ты бормочешь, женщина.

В следующий миг я увидела крыс в темноте и поняла, что она вовсе не была межзвездной тьмой — это была чернота, созданная из крыс, как если бы они сплелись со вселенной, или во вселенной не было ничего, кроме крыс: черных и теплых. Тьма обратилась в лавину из крыс и протекла сквозь глаза Невы, мои глаза, в глаза Падмы на лице Гектора.

— Что ты делаешь? — Спросил он, и в его голосе прозвучали первые нотки страха.

Нева ответила ему:

— Она открыла нам путь.

Я чувствовала, как падаю вместе с крысами во тьму карего сияния глаз Падмы. Гектор закричал, и мне хотелось к нему присоединиться. Я повторяла у себя в голове, что доверяю Неве, доверяю родере и их магии, я доверяю Рафаэлю, Клодии, Бенито, и в этот момент крысы, которых я направляла, пролились в номер отеля, где находился Падма, вот только они не были метафорическими кусками тьмы — они были настоящими, они пищали, карабкались и извивались, заполоняя комнату.

— Ты не можешь навредить мне при помощи крыс, они — мой первый зверь зова. — Заявил Падма.

Он был прав — крысы слонялись по комнате, но не трогали его, однако в следующую секунду я ощутила, как эхо, прикосновение черной крысы с белой грудкой к моей руке: ее усы пощекотали мне кожу. Это напомнило мне о том, что я стою на коленях на песке, прямо над Гектором, и еще кое о чем.

— Крысы теперь и мои звери зова тоже. — Сказала я.

— Ты просто дитя, играющее в игрушки, которых не понимает. — Усмехнулся Падма.

Я почувствовала, как крысы взбираются вверх по моей окровавленной футболке, продирают себе путь сквозь мои спутанные от крови волосы, и им было все равно. Им нравилось находиться рядом со мной, и я вдруг поняла, что мне приятно ощущать вес их тел на своем плече и то, как они нежатся у моего лица. Я впервые взаимодействовала с реальной формой зверя своего зова — во всех остальных случаях это были только верживотные, и никогда зверь без частички человека внутри него.

Все это время я будто бы задерживала дыхание, и вот, наконец, отпустила его. Я смогла расслабиться так, как ты расслабляешься рядом со своей собакой или кошкой, потому что они не судят тебя, как это делают люди. Скопление крыс на моей шее и возле моей челюсти стало заметно тяжелее. Если прикосновение к верживотному твоего зова было расслабляющим, то в случае с реальной формой животного ощущения были еще более успокаивающими.

В этот момент все стало каким-то правильным — было очень правильно ощущать эту тьму, созданную из миллионов крыс. То, что крысы текли сквозь меня, были мной и не были мной, наполняли комнату в отеле и надвигались на Падму — все это было чертовски правильно.

— Я запрещаю вам причинять мне вред. — Приказал он.

Крысам было плевать, чего он хочет, как и мне, потому что я хотела, чтобы он сдох. Я не хотела, чтобы он следил за нами, и уже тем более не хотела, чтобы он приближался к нашему ребенку. Мы жаждали его смерти, и крысы прониклись мной еще больше, потому что ему они не нравились. Ему даже веркрысы не нравились, потому что с его точки зрения они были просто зверьми.

Первая крыса осмелилась укусить его.

— Хватит, я приказываю! Ты не причинишь мне вреда. Ты не можешь мне его причинить. Я твой хозяин. — Он звучал так уверенно, но мы чувствовали его страх — ощущали запах страха на его коже, чувствовали, как он трепещет под нашими лапками и животами, пока мы карабкаемся на него. Страх означал еду.

Крысы принялись кусать его — сотни маленьких ртов начали жор. Падма закричал:

— Вы не можете! Я ваш мастер!

— Ты здесь не мастер. — Сказали мы в один голос с Невой и ее помощницами. — Не в нашей святая святых. Тебе не победить здесь, где у нас есть другой вампир, способный призывать крыс, другая бруха, способная видеть межзвездную тьму, и другая веркрыса, способная стать проводником для Богини. Ты хочешь украсть силу и не более того, Мастер Зверей, Анита же хочет поделиться ею. Тому, кто делится, всегда рады больше, чем тому, кто берет.

Речь Невы все это время текла сквозь пасти жрущих крыс, которые были мной. Если бы она не сдерживала меня своей силой, нашей силой, их силой, силой Богини, Бога или кого там еще, я бы пришла в ужас и шок, меня бы поглотило чувство вины, но Падма угрожал нашему ребенку — тому, которого у нас еще не было. Он бы убил нас всех, поработил нас, и мы не могли этого допустить.

Обычные крысы не смогли бы навредить ему — это было бы как стрелять по нему свинцовыми пулями, но магия изменила их, сделала чем-то похожим на пули в серебряной оболочке, которые могли пронзить сверхъестественную плоть. Пламя в глазах Падмы потухло, а крысы все еще драли и терзали его плоть, отделяя ее от костей. В следующий миг мы вновь оказались на песке, и свет в глазах Гектора померк еще до того, как мы окончательно вернулись обратно. Ему не удалось пережить смерть своего мастера.

Часть меня ожидала, что крысы посыпятся на песок и на тело Гектора так же, как это было с Падмой, но зверек на моем плече издал нежный, почти воркующий звук у моего уха, как бы говоря мне, что они не такие.

— Не так мы избавляемся от тел здесь, в бойцовских ямах. — Сказала Нева.

Я это знала, потому что знал Рафаэль — знала о потайной двери, которая вела через реку, и там было что-то, что не было крысой или человеком, что-то, что находилось там задолго до того, как веркрысы пришли в Сент-Луис. Они опирались на мощь этого места и на то, что скрывалось под ним. Мертвецы из бойцовских ям становились жертвами того, что скрывала река, и это что-то было частью магии бруха, частью силы их святилища.

Я знала, что Рафаэль уже исцеляется самостоятельно, еще до того, как обернулась и увидела, что он сел. Когда я к нему подошла, глаза у меня снова стали нормальными. Мне хотелось бежать к нему, но на моем плече по-прежнему сидела крыса, и я не была уверена в том, насколько крепко она там держится. У меня никогда не было питомца-крысы, и в следующий миг крыс в моей голове преисполнился отвращением к мысли о том, что его можно было считать питомцем.

— Прости. — Сказала я вслух.

Рафаэль протянул мне свою руку, я приняла ее и встала на колени на песке, держа спину ровно, чтобы не уронить большого серьезного крыса со своего плеча. Рафаэль улыбался. Его ноги исцелялись, и это напоминало цветы, которые распускались в ускоренной съемке. Смотрелось красиво и немного стремно одновременно.

— Ты убила для нас еще одного мастера-вампира. — Сказал он.

— Это были общие усилия. — Поправила его я.

— Которые были бы тщетны, не будь с нами тебя. — Возразил он, подняв мою руку к своим губам, и поцеловал мне пальцы.

Мне так много хотелось ему сказать и расспросить его о стольких вещах, но я забила на все это и провела пальцами по контуру его лица. Зверек с моего плеча принялся спускаться по моей руке навстречу Рафаэлю.

— А это кто? — Поинтересовался он.

— Ему не нравится, когда его считают питомцем, так что я не уверена, что имею право дать ему кличку.

— Он говорит, что ты можешь выбрать для него человеческое имя. — Сказала Нева, направляясь к нам. — И он даст тебе знать, нравится ему оно или нет.

— Справедливо. — Согласилась я.

— Я надеялся принять ваше с Пьереттой предложение, но, даже несмотря на то, что я исцеляюсь, этой ночью я не смогу оправдать ожиданий, тем более, когда речь идет о тебе и еще об одной прекрасной женщине.

— Все в порядке, не думаю, что после всего пережитого я буду в настроении.

— Мне жаль, что ты увидела наш мир таким жестоким.

Я покачала головой.

— Он такой, какой есть, к тому же, если бы Падма не напал на нас здесь, мы не смогли бы победить его с такой легкостью. Он недооценил мощь родере.

— Не только его он недооценил, Анита. — Рафаэль потянулся ко мне — настолько, насколько позволяли ему его ноги, которые все еще находились в процессе исцеления, так что я преодолела остаток расстояния между нами сама.

— Я же сказала, что иду к тебе.

— Это так, но я знал, что ты любишь, когда твои мужчины встречают тебя на полпути.

Я улыбнулась и мы поцеловались.

Благодарности

Спасибо Мэтту Штумпфу за то, что помог мне возродить в себе воина, и Гуро Дан Иносанто за то, что поделился своими знаниями и умениями со всеми нами. Это честь, сэр.