Пыль далеких звезд

Глава 1

Генри Белт, прихрамывая, вошел в конференц-зал, поднялся на кафедру и с почти оскорбительным равнодушием быстрым взглядом скользнул по лицам восьми юношей. Генри Белт порылся в кармане и достал карандаш и тетрадь в однотонно-красной обложке. Восемь молодых людей в полной тишине наблюдали за ним. Все они походили друг на друга: здоровые, крепкие, сообразительные. У всех на лицах одинаковое выражение тревожной настороженности. Каждый из них слышал легенды о Генри Белте, и каждый имел о нем свое мнение.

Генри Белт являл собой личность совсем иного сорта. У него было широкое плоское лицо с кожей, напоминающей шкурку бекона, жесткие седые волосы, торчавшие на макушке, узкие проницательные глаза, нос картофелиной, могучие плечи и короткие кривые ноги.

— Прежде всего, — начал Генри Белт, ухмыляясь щербатым ртом, — хочу, чтобы вы сразу уяснили: я не ожидаю от вас любви ко мне. Случись такое, я был бы весьма удивлен и огорчен. Это означало бы, что я недостаточно требователен. — Он откинулся на спинку креса, наблюдая за безмолвной группой.

— Вы, конечно, слышали про меня разные истории. Почему меня до сих пор не выкинули со службы? Неисправимый, самонадеянный, непредсказуемый Генри Белт. Пьянчуга Генри Белт. (Последнее, конечно, клевета, Генри Белт никогда в жизни не притрагивался к спиртному.) Почему они меня терпят? По одной простой причине: незаменимость. Никто не желает брать на себя мою работу. Только человек вроде Генри Белта пойдет на такое: год за годом болтаться в пространстве, где не на ком остановить взгляд, кроме полудюжины молокососов. Он забирает их, и он их возвращает. Не всех. И не каждый вернувшийся становится астронавтом. Но когда они видят его на улице, они переходят на другую сторону. Услышав имя Генри Белта, они бледнеют или краснеют. И ни один не улыбнется. Некоторые из них теперь занимают высокие посты. Они могли бы запросто вышвырнуть меня, если б захотели. Спросите их, почему они этого не делают? Генри Белт — это ужас космоса, скажут они, он — злобный тиран, безжалостный, как топор палача, непостоянный, как женщина. Но полет с Генри Белтом раскрывает все карты. Он погубил многих, он лично прикончил несколько человек, но те, кто вернулся, с гордостью говорят: “Я летал с Генри Белтом”.

Еще вы, наверное, слышали, что Генри был удачлив. Не обольщайтесь. Удача приходит и уходит. Вы моя тринадцатая группа — это дурной знак. Я летал с семьюдесятью двумя мальчишками, вроде вас, и двенадцать раз возвращался. Отчасти это заслуга Генри Белта, отчасти — удача. Полеты длятся около двух лет. Какой человек способен это вынести? Только один: Генри Белт. Я налетал дней и миль больше, чем кто-либо из ныне живущих, и теперь открою вам секрет: я начинаю просыпаться по ночам от странных видений. Это мой последний полет. После него я ухожу. Надеюсь, ребята, вы не суеверны? Одна колдунья предсказала мне смерть в космосе. Она наговорила много других вещей — и все они сбылись. Нам нужно научиться хорошо понимать друг друга. И вы, очевидно, хотите знать, по какому принципу я буду вас оценивать? Насколько я объективен и честен? Моя система такова. У меня есть красная тетрадь. Вот она. Прямо сейчас я занесу в нее ваши имена. Итак. Вы, сэр?

— Кадет Льюис Линч, сэр.

— Вы?

— Эдвард Кулпеннер, сэр.

— Маркус Верона, сэр.

— Видал Уэск, сэр.

— Марвин Макграт, сэр.

— Барри Острэндер, сэр.

— Клайд фон Глюк, сэр.

— Джозеф Саттон, сэр.

Генри Белт записал все имена в красную тетрадь.

— Теперь, когда кто-то из вас начнет делать то, что меня раздражает, я поставлю ему минус. По окончании полета я суммирую все минусы, добавлю еще кое-что и на этой основе напишу отзыв. Все очень просто.

Что меня раздражает? О, на такой вопрос трудно ответить. Если вы слишком много говорите — минус. Если вы мрачны и молчаливы — минус. Если вы неумелы и нерадивы, увиливаете от грязной работы — минус. Если вы пассивны и медлительны — минус. Как видите, границу очертить трудно. Вот намек, который спасет вас от многих минусов. Я не люблю сплетен, особенно когда они касаются меня. Я человек чувствительный, и сразу открываю красную тетрадь, когда чувствую, что меня задели. — Генри Белт опять откинулся на спинку кресла. — Есть вопросы?

Никто не издал ни звука.

Генри Белт кивнул:

— Разумно. Лучше всего не выставлять свою глупость в начале игры. Отвечу на вопрос, который сейчас возник в каждой из ваших голов: Богом я себя не считаю. Но вы можете, если хотите. А это, — он взял красную тетрадь, — можете рассматривать как Книгу Грехов. Вот так. Есть вопросы?

— Да, сэр, — сказал Кулпеннер.

— Говорите, сэр.

— Есть какие-либо возражения против алкоголя на борту, сэр?

— Для курсантов — разумеется. Конечно, вода необходима в любом случае, и органические соединения можно использовать многократно, но, к сожалению, бутылки весят слишком много.

— Я понял, сэр. Генри Белт встал.

— И еще. Известно ли вам, что у меня на корабле железная дисциплина? Когда я говорю: “Все на борт!”, вы все немедленно выскакиваете. Конечно, это опасно. Я не гарантирую вам безопасность. Я далек от этого. Тем более что мы приписаны к этой старой развалине под номером двадцать пять. Вас здесь восемь. В полет отправятся только шесть кадетов. До конца недели я проведу отбор. Еще есть вопросы?.. Отлично. Тогда будьте здоровы.

Ковыляя на своих худых ногах, словно у него болели суставы, Генри Белт спустился с кафедры и вышел в боковую дверь.

Несколько мгновений стояла тишина.

Потом фон Глюк тихо произнес:

— Боже мой!

— Сумасшедший тиран, — проворчал Уэск. — Никогда не слыхал ничего подобного! У него мегаломания!

— Полегче, — посоветовал Кулпеннер, — помните: никаких сплетен.

— Вот еще! — возмутился Макграт. — У нас свободная страна, и будь я проклят, если не стану говорить все, что мне захочется.

Уэск встал.

— Странно, что никто его не прикончил.

— Я бы не стал пробовать, — заметил Кулпеннер, — вид у него довольно внушительный.

Он задумчиво нахмурился, встал, подошел к двери, через которую вышел их командир, и открыл ее. В коридоре стоял Генри Белт.

— Да, сэр, — учтиво обратился Кулпеннер, — я забыл спросить, когда вы хотите собрать нас снова?

Генри Белт вновь взобрался на кафедру.

— Сейчас вполне подходящий момент. — Он занял свое место и раскрыл красную тетрадь. — Вы, мистер фон Глюк, сделали замечание “Боже мой” оскорбительным тоном. Один минус. Вы, мистер Уэск, употребили по отношению ко мне выражения “Сумасшедший тиран” и “мегаломания”. Три минуса. Мистер Макграт, вы сказали, что свобода слова является официальной доктриной нашей страны. У нас сейчас нет времени обсуждать эту теорию, но полагаю, в настоящем контексте подобное высказывание несет в себе нарушение субординации — один минус. Мистер Кулпеннер, ваше невозмутимое самодовольство меня раздражает. Я бы предпочел, чтобы вы проявляли меньше спокойствия и уверенности.

— Сожалею, сэр.

— Однако вы воспользовались случаем и напомнили вашим коллегам о моем правиле, поэтому я не буду ставить вам минус.

— Благодарю, сэр.

Генри Белт откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

— Слушайте хорошенько, повторять я не собираюсь. Записывайте, если хотите. Тема: солнечные парусники, теория и практика. Это материал, который вы проходили, но я повторю, чтобы избежать неясностей.

Первое. Зачем возиться с парусами, если корабль с ядерными двигателями быстрее, маневреннее, надежнее и легче в управлении? Ответ состоит из трех частей. Во-первых, парусник — неплохое средство перемещения тяжелых грузов в космосе: медленно, но дешево. Во-вторых, размеры паруса неограниченны, потому что для движения используется механическое давление света, и нам не надо ни двигателей, ни топлива. Солнечный парус гораздо легче, чем ядерный реактор, и способен перемещать большие корабли с большими командами. В-третьих, для тренировки астронавтов нет лучшего способа, чем манипуляции с парусом. Конечно, компьютер рассчитывает наклон паруса и прокладывает курс; без компьютера мы были бы как слепые котята. Но управление парусом дает навык работы с космическими стихиями, такими, как свет, гравитация, электромагнитное поле.

Есть два типа парусников: простые и сложные. Первые используют только солнечную энергию, у вторых имеется вспомогательный двигатель. Нам достался номер двадцать пять — первого типа. Он состоит из корпуса; большого параболического рефлектора, который служит радаром, радиоантенной, а также рефлектором генератора энергии; и самого паруса. Конечно, световое давление очень мало, порядка одной унции на акр на данном расстоянии от Солнца. Необходимо, чтобы парус был очень большим и очень легким. Мы используем флуоросиликоновую пленку толщиной в одну десятитысячную дюйма, покрытую литием до состояния непрозрачности. Толщина литиевого слоя — примерно тысяча двести молекул. Вес такой фольги — около четырех тонн на квадратную милю. Она крепится к ободу из тонкостенной трубки, от которого идут растяжки из монокристаллического железа.

Мы стараемся достичь давления в шесть тонн на квадратную милю, что дает ускорение между одной сотой и одной тысячной в зависимости от расстояния до Солнца, угла наклона паруса, орбитальной скорости и отражающей способности поверхности. Это ускорение кажется ничтожным, но расчеты показывают, что оно позволяет получить огромную скорость. Одна сотая дает увеличение скорости на восемьсот миль в час через каждый час, то есть на восемнадцать тысяч миль в час каждый день или на пять миль в секунду каждый день. Таким образом, межпланетные расстояния вполне доступны — разумеется при надлежащем обращении с парусом.

Достоинства паруса очевидны. Он не требует больших затрат на изготовление и эксплуатацию. Ему не надо ни горючего, ни окислителя. Двигаясь в космическом пространстве, парус захватывает ионы газа, которые с помощью параболического рефлектора направляются в плазменный реактор, что дает дополнительное ускорение.

Недостатки космического парусника такие же, как у планера или парусного судна. Мы должны использовать силы природы точно и аккуратно.

Размеры паруса практически неограниченны. На двадцать пятом он около четырех квадратных миль. Для полета нам нужно поставить новый парус, потому что старый износился.

Все. До завтра. — Генри Белт заковылял к выходу и скрылся за дверью. На этот раз комментариев не последовало.