Пустое путствие

I

Становилось душно. Тени на дюнах чётко выделялись в дрожащем, будто расплавленном пейзаже пустыни. Ветра не было совсем. Казалось, воздух куда-то пропал, выгорел, исчез за те часы, пока небесное светило душило эту пустыню. Было тихо. Лишь время от времени то там, то здесь шелестели пески. Возможно, это сердце планеты мерно билось, разгоняя кипящую магму по каменным жилам, и эти струйки песка осыпались от толчков пульсирующих капилляров, несущих под землёй расплавленный металл. А может, это просто воздух, всё же существовавший в пустом пространстве, ненавязчиво напоминал о себе лёгким бризом, вызывая масштабные и в то же время микроскопические камнепады своими могучими мягкими дуновениями.

Когда человеку нечем дышать, теоретически он может задуматься, стоит ли покориться. Но наш герой не мог выбрать, бороться ему или нет, по причине того, что ещё не проснулся. Ему ничего не снилось: он спал мёртвым сном, так как очень устал после побега. Поэтому инстинктам самосохранения пришлось проделать всё самостоятельно, без всякого разрешения на то их хозяина, как, впрочем, обычно и бывает. Спящий широко открыл рот и стал жадно глотать раскаленный воздух пустыни, а тот в ответ на это придавил его лёгкие своей жаркой смертоносной тяжестью. Спящий тут же проснулся и стал проснутым: проснувшимся его было назвать нельзя.

Проснутый поспешно выплюнул из себя горячую жижу воздуха и приоткрыл глаза. Глаза тут же защипало от яркого света; острые лучи словно кололи их, продираясь через слой налипшего песка. Зажмурившись, проснутый свыкся с неприятным ощущением и вновь открыл глаза, но на этот раз осторожнее.

Он лежал рядом с камнем, где и лёг вчера. Видимо, в надежде на то, что утром тень валуна бережно скроет его от лучей светила. Он не прогадал, но сейчас солнце стояло уже высоко, и камень не мог сдержать его изнуряющий жар. «Странно, я не знал, где будет солнце, а солнце знало, где буду я?» – подумал проснутый и тут же удивился: «Я умею мыслить?» Как он мог понять, что есть мыслить, до того, как в первый раз о чём-то подумал? Видимо, такое у свободы неотъемлемое свойство – создавать мысли, ведь что ты есть на свободе без мыслей? Песок.

Проснутый нащупал лежащую рядом шляпу и сонно приподнялся на локте, чтобы оглядеться вокруг. Рядом не было ни хижин, ни бараков, ни ангаров, ни полей со скотом всех видов и рас, ни мелких господ, ни огромных заборов. Были только барханы, которые всю жизнь бродят и меняются, как жидкость, и ничего с них не возьмёшь. Где все? Где всё?

Тем времени его руки сами нащупали на шляпе лоскут и попробовали его отодрать. Тут проснутый стал проснувшимся: руки больше не обгоняли его, это он обгонял руки. Руки замерли в нерешительности, предоставляя проснувшемуся возможность оценить их действия. Оказалось, что они пытались оторвать небольшой клочок ткани с номером шляпы и незатейливой припиской «исполнитель ГЗ-1883 прилагается». К сожалению, проснувшийся не умел читать. Тут он понял, что руки опередили его, знали больше, чем он. Он это не вполне одобрял. Либо это были неправильные руки, либо испорченные, либо не руки вовсе.

Из-за дюны вынырнул порыв ветра. Он понёсся, вздымая песок, по горячей земле. Проснувшегося немного удивило то, что ветер нёсся прямо на него. Вместо того, чтобы сойти с его пути, он встал и твёрдо упёрся ногами в рассыпающийся песок, с тревожным безразличием глядя перед собой. Ветер летел так быстро, будто его кто-то запустил из пращи. Когда он настиг проснувшегося, то сразу повалил его наземь и понёсся дальше, оставив его лежать в облаке микрокамней. Глаза его были полны песка, но у него, как всегда, не возникло желания вычищать его. Вообще говоря, из-за этого он видел довольно плохо. Думать он до этих пор не умел, а механизм очищения глаза его предки утратили давным-давно; да и жить так было ненамного сложнее. Плакать он тоже не умел, а ведь плач – это отличный способ очистки глаза.

Рефлекс кашля у нашего героя сохранился, и он закашлялся. Тут герой снова подумал и осознал, что благодаря этому кашлю он вспомнил, как дышать. До того момента, когда он случайно вдохнул горячий воздух, он ещё ни разу этого не делал.

Тут он скорее почувствовал, чем услышал какой-то смутный звук. Так как глаза его были забиты песком, поначалу он не понял, что происходит. Он привык слышать только простые звуки – удары молотка, свист хлыста, ленивые окрики хозяев. Другие звуки были для него экзотикой. Говорить он тоже не умел, да и зачем? Исполнители всегда жили в молчании.

И он проигнорировал звук.

Это было в высшей степени странно – игнорировать звук. Тем самым он принимал решение, поступал наперекор своим инстинктам. Скорее всего, он делал и то, и другое первый раз в сознательной части своей жизни. И он делал это настолько хорошо, что вскоре он уже думал, будто звук ему всего лишь послышался. Конечно, его мозг ещё не вспомнил, как генерировать столько мыслей сразу. Последний раз он работал в таком режиме не одно и не два поколения назад…

Обычно игнорирование предстоящих событий не помогает с ними справиться. Игнорирование не в силах сломить ни волю других людей, ни бюрократическую машину. Это вещь чисто символичная. Сейчас оно тоже не помогло, и все свершилось, как и должно было: в пыльном облаке, щурясь и прикрывая глаза руками, возник человек, обеспечив тем самым остальное течение путствия.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что в облаке пыли теперь было два человека, но этот самый наблюдатель не знал, что один из них был исполнителем – тогда он бы, возможно, взял свои слова назад. Вот облако пыли уже улеглось, и можно увидеть, как человек помогает исполнителю встать. Эту трогательную сцену отлично видно на километры вокруг, но её, как обычно, некому запечатлеть.

Человек выглядел самым обычным человеком. Черные сосульки почти каменных от пота волос сосульками сползали на лоб, как засыхающие чернила. Нос тянул туда-сюда сухой воздух. Рот был приоткрыт от усталости. Проснувшийся, сильно испугавшись появлению неизвестного человека, застыл, с первобытным ужасом вперившись в него взглядом.

Уставшие глаза незнакомца с неохотой избрали своей целью грязное тело исполнителя. Зрелище было так себе. Различив некое грубое подобие эмоции, он быстро проговорил:

– Не бойся ме…

Сухие губы снова разомкнулись в молчании, когда человек увидел, как вздрогнул от его слов проснувшийся. Сквозь забитые песком глаза тот плохо видел лицо говорящего, поэтому ему стало очень страшно, когда тот внезапно стал говорить. Человек нагнулся, не сгибая ног, взял шляпу проснувшегося, пробежал глазами по надписи, лениво отбросил головной убор, выпрямился и продолжил:

– Исполнитель ГЗ-1883… Долго. Интересно, это инициалы утраченного имени или просто серийный номер? Да что за глупые вопросы… Буду называть тебя просто ГЗ, хорошо? Пока что ты не выглядишь, как нечто, достойное более длинного названия, прости меня за прямоту. Хотя… нет, не прости, я слишком много извинялся за прямоту у людей, чтобы извиниться ещё хоть раз. Тем более перед тобой. Меня зовут… Да как хочешь. Какая разница, ты же всё равно не умеешь говорить…

Долгая пауза.

– Ну ладно, называй меня… Неолог. Можно просто «Нео», хотя нет, тебе нельзя. А может, и можно. Дарю тебе такое право. Каково на свободе-то, а?

Всё это время ГЗ молчал, глядя на лицо Неолога. Он мало что видел сквозь пелену песка, хотя мало что изменилось бы, видь он лучше. Он слышал лишь странный поток звуков; возможно, они даже имели смысл, но его мозг впервые в жизни анализировал такую ерунду так тщательно.

– Выглядишь напряжённо, – заметил Неолог. – Вы же не общаетесь между собой, исполнители (на этом слове ГЗ бессознательно встрепенулся), верно? А ведь правда, зачем это? Хотя ты должен был понимать приказы от хозяина… Хоть он и немногословен и слегка туповат. Я знаю, о чём говорю, уж поверь, – добавил он, будто исполнитель мог ему не поверить.

Видя, что ГЗ совсем ничего не понимает, Неолог замолчал и медленно нагнулся к нему, не спуская с него глаз. ГЗ застыл от ужаса. Он ждал наказания. Вдруг Неолог тихо, но настойчиво стал повторять: «Нео, Нео, Нео, Нео, Нео…» Он испытующе смотрел на ГЗ, и тот наконец догадался, что ему делать. Сработали древние инстинкты – инстинкты подражания.

– Нэ!..

Тут ГЗ испуганно схватился за рот, прервав самого себя. Что-то треснуло, щёлкнуло, сломалось? Почему он выдохнул воздух с каким-то своим, особенным звуком? Почему ему от этого не больно? Разве он может создавать такие звуки? Испуг прошёл, и он вопросительно посмотрел на Неолога. Это был ещё один осознанный вопрос. Лицо Неолога скривила гримаса отвращения.

– Ну и тупая морда! Как они смогли?.. Да ты пародия на человека, ты не человек! Олицетворение позора всему нашему роду… Даже слова выговорить не можешь!

Увидев страх неподвижного ГЗ, Неолог нисколько не смягчился. Он ухмыльнулся и спросил, аккуратно нагнув к нему лицо:

– Интересно, сможешь ли ты мне ответить, если я начну тебя бить? Ногами? Об камень головой? Может быть, попробовать до полусмерти? Заложено ли в тебе понятие самосохранения, или в существовании исполнителя уже настолько мало опасностей, что твои предки утратили инстинкт как очередную безделушку?

Глаза Неолога внезапно потускнели, он снова поднялся во весь рост и немного помолчал, посмотрев куда-то вдаль.

– Что на меня находит иногда… Чёрт возьми, как всё сложно в этом мире, а! Да ну тебя, в общем, пойдём в город. Я зря тебя спасал, что ли?

Неолог махнул рукой на ГЗ, поправил свой рюкзак и пошёл. Обернувшись через несколько шагов, он увидел, что ГЗ всё ещё сидит на песке и с робким любопытством смотрит на него.

– Ну ты и животное, ты же совершенно ничего не понял. Пойдём! Нет, ничего не выйдет, – тихо добавил Неолог.

Он поманил ГЗ одной рукой, указывая куда-то вперёд второй. На этот раз ГЗ довольно быстро понял, в чём дело, машинально надел на наголо выбритую голову брошенную шляпу и двинулся за Неологом. У него ещё недостаточно разогрелся мозг, чтобы спросить, зачем он идёт. Он просто шёл, повинуясь тому, кто сильнее. В жизни люди зачастую сознательно выбирают этот сценарий; для ГЗ же это был единственный возможный вариант.

II

Валун скоро скрылся за очередной дюной. Они шли молча. ГЗ пробовал думать. Вокруг не было ни одной непривычной вещи, за которую можно было зацепиться, кроме Неолога с его рюкзаком. Поэтому первые мысли ГЗ базировались на своём предводителе. Мысли Неолога, наоборот, были абстрактны, не принадлежа ни этой пустыне, ни ГЗ. И то, и другое было для него не больше чем пейзажем. Скоро Неолог снова начал говорить, ведь начинать больше было некому.

– Видишь эти дюны? Они всегда были, но постоянно составляются заново сами из себя. Удивительно, да? Интересно, какова длина волны этого бесконечного океана песка? Сто метров, двести? Не верится, что он когда-либо закончится. Хм. Такое частое ощущение в моей жизни. Но во всех предыдущих случаях я был неправ. Я же сейчас здесь, а не там. Правда, сейчас мне хотелось бы быть там, а не здесь.

Неолог повернулся к ГЗ и тяжело вздохнул. Конечно, он ничего от него не ждал – никакой реакции, никакого интереса. Лишь тупая, бессмысленная ходьба по песку. Некоторое время Неолог просто смотрел на него, как на нечто движущееся.

– Знаешь, это вот блуждание вдали от всего, – вновь начал Неолог, отвернувшись от ГЗ, – заставляет меня задуматься об обществе. Вот спрашивается, зачем обществу правила? Нет, я не про закон, я про те неписаные правила, которым следуют все. Всё это, начиная с простых приветствий и прощаний и заканчивая осуждением шуток над мертвецами – всё это нужно вынести на всеобщий суд, в ходе которого каждый может, прислушавшись к себе и другим, принять своё решение и сделать свой вывод. Проблема в том, что это невозможный суд, его никогда не созывали и вряд ли когда-нибудь… – тут Неолог запнулся, осознав, что потерял суть своего же предложения. – Короче говоря, невозможно сделать так, чтобы всё общество согласилось на этот суд. Непонимание – корень недоверия. Но здесь, – взглянул он на ГЗ, – общество состоит из одного судьи, так что суд будет простым. Простым настолько, что я даже не буду оглашать его заключение: все и так будут с ними согласны.

Неолог остановился, с ним остановился и ГЗ. Немного помолчав, Неолог скинул рюкзак и приблизился к ГЗ. В голове ГЗ мысли стали возникать ещё быстрее, чем во время ходьбы; что-то ему подсказывало, что Неолог затеял недоброе. Ну и что же? Для ГЗ мир был всего лишь повествованием. Как можно в него вмешаться?

Мощный удар под дых сбил ГЗ с ног. Исполнитель даже не попытался подняться. Он помнил, как его бил хозяин. Помнил, что главное – не сопротивляться. Он лишь немного изменил частоту дыхания, чтобы быстрее восстановиться. Но Неолога молчание ГЗ лишь взбесило. Он стал пинать ГЗ, бить кулаками куда попало, как боксерскую грушу. Он вымещал на нём всю свою бессильную, паршивую, безобразную ненависть к самому себе и к окружающим; но после сильного пинка в грудь он услышал хруст и остановился. ГЗ в первый раз в своей жизни закричал, сразу замолкнув от неожиданности. Растерянный Неолог тут же опустился на колени рядом с телом исполнителя и прощупал место последнего удара. Одно из рёбер прогибалось дальше, чем должно было. ГЗ терпел молча, немного подвывая. Слёзы навернулись на глаза Неолога. Он не переносил чужих страданий. Пусть это были страдания исполнителя, всё равно они выглядели, как человеческие. «Что со мной? Что я делаю? Я же вызволил его, чтобы показать, что в нём жива личность. Но как мне доказать ему, что он человек, если он доказывает мне обратное?..»

III

Солнце зашло за очередную дюну. Рюкзак Неолога тяжело упал на землю. Он осторожно усадил шедшего под руку с ним ГЗ. Пару минут Неолог приходил в себя. Потом он покопался в рюкзаке, вытащил оттуда карту, размёл песок и расстелил её перед собой. Подозвав к себе ГЗ, он некоторое время рассматривал её молча. Букет специфических запахов, годами накапливаемых исполнителями, буквально оглушал уставшего, насквозь потного Неолога, но он терпел.

– Значит так. Права на ошибку у нас нет. Ну то есть, что я несу, есть, конечно, это глупейшая фраза, которую я когда-либо слышал!

ГЗ удивлённо взглянул на Неолога. Даже ему показалось странным, что тот накричал сам на себя.

– …Но эта планета просто безнадёжно пуста. Вот карта единственного «исследованного» сектора. Есть несколько поместий – вот они отмечены – оттуда я тебя украл, то бишь спас. Не суть важно; ты оттуда, твои родители, твои деды и твои прадеды – все оттуда. А нам нужно попасть в один-единственный город, чёрт его знает, как он там зовётся, никому в мире нет до этого дела! – Неолог снова перешёл на крик. – Это просто чёрная точка с подписью «город», тут даже нет его очертаний! Зачем меня вообще понесло в такое захолустье?!

ГЗ вопросительно смотрел на Неолога. Его смущало, что тот то понижал, то повышал голос, при этом не обращаясь ни к кому, кроме, возможно, самого себя. Неолог заметил взгляд ГЗ. Посмотрев на него, он сильно изменился в лице .

– Погоди… Ты что… Ты что, думать научился?.. Уже?!

ГЗ молчал, выражение его лица не изменилось. Он ещё не понимал, что на вопросы иногда надо отвечать. После всего случившегося Неолог настолько не верил в способность оторванного от жизни исполнителя думать, что не поверил и сейчас.

– Ладно. В общем, проблема в том, что я не понимаю, где мы. Во-о-обще не понимаю. Я знаю, что мы где-то на этой карте, но где?.. Нам нужно найти дорогу, которая обязательно приведёт в город или, на худой конец, в какое-нибудь поместье. Интересно, а почему я с самого начала так не сделал? Ха-ха… Ха-ха-ха… А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Неолог зашёлся в приступе дикого смеха. ГЗ немного отодвинулся, не изменив, однако, выражения лица. Неолог хохотал, катаясь по песку, пока не закашлялся от множества камней в его горле; сплюнув их, он душераздирающе заорал:

– «Почему я с самого начала не пошёл по дороге?» Ха-ха-ха! Как же это похоже на ВСЮ МОЮ ЖИЗНЬ!

После крика в пустыне снова воцарилась непроницаемая тишина, изредка шуршащая песком.

IV

Был невыносимый день. Ребро у ГЗ уже было исцелено чудесными препаратами из аптечки в рюкзаке Неолога. Шли они в молчании. Но вскоре молчание было прервано, и первые слова прошлись катаной по ушам сосредоточенного на пустоте ГЗ.

– Знаешь, я понял, в чём разница между нами. Твои глаза застланы песком, а мои – забиты. Этот песок забит мне обществом как предосторожность, как предохранитель, чтоб я не болтал что вздумается. А потом они говорят – это твои глаза в песке, а вот наши видят ясно, видят яснее сокола твою неправоту и недальновидность. Но даже с песком в глазах я могу смело утверждать, что у них в глазах свежая глина. Сплошная, приятная, слегка прохладная, немного льстящая…

Тут Неолог услышал глухой удар, будто мешок с щебнем свалился на доски. Обернувшись, он увидел, что его предположения в корне неверны: это доска свалилась на мешки с щебнем. Лицо его вытянулось, глаза испуганно округлились, рот застыл открытым. Горячий от солнца пот на лбу сменился холодным. Неолог ринулся к ГЗ.

– Ты чего? Тебе плохо?

Повернув к себе лицо ГЗ, он почувствовал резкий запах изо рта. Он не сразу сообразил, в чём дело, а когда догадался, то зарычал от злости. Слёзы вновь заблестели в его глазах.

– Твой мерзкий хозяин! Ну конечно, как я мог забыть! Он же подсадил тебя на еду! Чёрт возьми, что же делать… Хочешь, у меня есть крахмал? Сейчас… Потерпи…

Неолог полез в рюкзак и стал в нём рыться. Он проверял всё пачками; ненадолго застывал и проверял снова. ветра. Он рывками выкидывал вещи из всех отделений. Вот она – маленькая баночка с крахмалом. Дрожащей рукой он налил в миску уксуса. Две ложки крахмала, четыре ложки песка. Перемешав, Неолог быстро влил смесь в иссохший рот ГЗ. Рука дрогнула от боли – немного уксуса попало на недавнюю ссадину. На бесконечно короткий миг он отдалился мыслями от ГЗ и снова пришёл в чувство. Опасаясь, что у ГЗ случится солнечный удар, он не раздумывая кинул ему рюкзак прямо на лицо. Хлопнув себя по голове, он тут же выругался: рюкзак был очень тяжёлым. Неолог поднял его и увидел, что у ГЗ идёт кровь носом, капая на горячий песок. Тот был уже без сознания. От отвращения к себе, от ужасной досады и обиды Неолог бессильно упал рядом, закрыв руками лоб и нос ГЗ. Ладони коснулась горячая вязкая от обезвоживания кровь, и Неолог забылся – солнце настигло и его. К счастью, уже вечерело, и через полчаса местная звезда уже краснела на горизонте, устав пытать путников. Неолог очнулся и осторожно отнял руку с сухим багровым пятном на ладони. Он лежал рядом с ГЗ, опустошённый и обессилевший, пока сумерки не сменились чёрной ночью. Ночь в очередной раз убила все мысли Неолога, и он наконец-то заснул тяжёлым, гулким сном.

V

– А помнишь, куда мы вообще идём?

Был очередной жаркий, душный день. Неолог не раз представлял, как однажды в пустыню явятся облака; всё вокруг потемнеет, раздастся гром, и ливень ополоснёт его тело и душу, заставив идти с новыми силами; приятный аромат озона будет подгонять его, он будет дышать полной грудью, а отовсюду вылезет всякая живность вроде лягушек, насекомых, змей, фенеков… Но, увы, это была другая планета – без воды, без лягушек, без грозы. Лишь с песком. А ещё с поместьями и чёрной точкой какого-то города.

– Я не удивлён. Ну ты хотя бы не врёшь, как другие. Они говорят, что знают, куда идут. Они не уточняют, что лишь допускают это знание. Они принимают за знание уверенность в знании, но никак не знание. А что мы знаем? Любят говорить: «Мы знаем лишь то, что ничего не знаем», но и это ерунда. Если б мы не знали ни о чём, как бы мы планировали собственные поступки? Разве нет знания в том, что огонь горячий? Разве это не знание, если всегда можно и предсказать ожог, и получить ожог?

Неолог оглянулся на спутника, не поворачивая головы. Тот, как обычно, просто шёл.

– Но как обманчиво бывает знание… Я знаю, что ты не умеешь думать, но не знаю, можно ли ты обучить тебя этому… Даже если умеешь, мысли пока ненадолго уродуют твоё невинное лицо.

Тут Неолог различил странный звук. Звук был тихим, монотонным; он явно появился не сейчас, а гораздо раньше, просто Неолог его не замечал. Это был какой-то мягкий, текучий шелест. Он доносился из-за дюны. Было бы дело в другом месте, этот звук вряд ли привлёк бы его, но в пустыне неоткуда взяться таким звукам. Долгий, непрекращающийся искусственный звук в пустыне вообще, да и тем более в такой пустынной, был сам по себе абсурден. ГЗ не потребовалось о чём-то думать, чтобы пойти за Неологом к странной загадке. Неолог заметил проблеск удивления и любопытства на лице исполнителя. «Он проявляет сложные эмоции! – подумал он с трепетом. – Неужели я его действительно могу его освободить?»

Дюна препятствовали её покорению, осыпаясь под ногами шустрее обычного, но уже через пару минут они были на вершине. Прежде всего они увидели огромное ржавое мельничное колесо, беззвучно вращающееся на уровне песка, загребая все новые и новые порции и после полного круга неохотно возвращая его пустыне. Несмотря на непрекращающееся копание песка, под колесом не было ямы. Песок будто расходился волнами при каждом заборе, не обращая внимания на свою природу. Возле колеса виднелся край металлической коробки, представляющей из себя куб со стороной чуть меньше полутора метров. Металл коробки, наоборот, блестел на солнце, как новый. Песок замел большую её часть, но оставшуюся даже не испачкал. Неолог подошел поближе. Куб не казался цельным: была видна обшивка, блестящие колпачки болтов, хорошо подогнанные границы листов, следы немного небрежной сварки.

Неолог посмотрел на ГЗ и вновь увидел на его лице легкую заинтересованность. Заинтересованность на самом деле была чрезвычайной, но столь же мощным был и барьер, сдерживающий как проявление у ГЗ чувств, так и возникновение любого рода выводов и суждений. Этот барьер был прочным, но не нерушимым, впрочем, как и любая основополагающая вещь в нашем мире. Поэтому он менялся: будучи твердым и непроницаемым, как задубевшая на морозе резина, он то и дело нагревался под действием мыслительной работы ГЗ, не уменьшаясь и не ломаясь, но становясь при этом подвижнее и гибче. Так или иначе, ГЗ следовал за Неологом; то же он сделал и в этот раз.

Присмотревшись к коробке, Неолог не удовлетворился ее видом и, положив рюкзак на землю, стал разгребать миллионы микрокамней. Случайно прикоснувшись к коробке, он мгновенно отдернул руку – металл была раскалён до предела под лучами беспощадного светила.

– Я защищён от твоих атак, звезда, но ты всё равно обжигаешь меня – прошипел Неолог.

Вскоре коробка была откопана. Стало видно, что она соединена с огромным колесом через две массивные шестерни, скрепленные общим жгутом. Обе шестерни были насажены на разные стержни: стержень, вращающий колесо и стержень, уходящий вглубь коробки. Стержень колеса поддерживала четверка столбов по два с каждой стороны. Неолог обошёл коробку, увидел небольшой люк с тыльной от колеса стороны и решил, что этот люк нужен для работ по техобслуживанию мощного двигателя, вращающего колесо. Вдруг двигатель поломается к черту, и колесо перестанет пересыпать песок бескрайней пустыни? И что тогда? Неологу стало крайне интересно посмотреть на двигатель в особенности потому, что двигателя не было слышно. Это была, в целом, обыденная ситуация, но для бесшумного двигателя нужно много денег, а дело происходило на очередной никому не нужной планете на отшибе – глупо было бы вкладываться в нее. Тем более в двигатель, работающий неизвестно зачем посреди пустыни. Он взял лямку своего рюкзака вдоль ладони, как теплоизолятор, и дёрнул за ручку люка на себя. И тут произошло нечто странное.

Резко открывшийся люк, который, на удивление Неолога, не был заперт, скрипуче лязгнул несмазанной деталью. В ответ на это внутри темноты что-то мощно стукнулось об потолок коробки, который гулко принял на себя удар, раздался дикий вопль, и по всей коробке началась безумная возня, сопровождаемая ударами об стены и потолок с сопутствующими криками. Неолог отшатнулся и захлопнул дверь, ожидая конца этого абсурдного барахтанья. ГЗ отбежал на несколько шагов, после чего остановился, бросив испуганный взгляд на коробку. Впервые за столь долгое время они встретили что-то несомненно живое.

Неолог проверил карту. Ни в одной точке того пути, который он выбрал, не было ничего отмечено. Откуда же взялось какое-то подобие мельницы? Быть может, это и есть «город»?

Дверь слегка приоткрылась. Изнутри послышался сиплый, тихий голос, еле отличимый от шелеста песка на колесе. Горло говорящего явно обходилось без воды не первый день.

– Аиыа… – он по привычке начал говорить в полный голос, но его начисто пересохшее горло выдало пустой шелест, будто зашипел после подпалины утюг. Повторив ещё раз, он замолчал на время, с болью сглотнул воздух и перешёл на шёпот. – Прости меня, добрый господин, совсем не думал, что меня кто-то сейчас посетит. Я испугался голоса; понимаешь, я так привык, что в пустыне пусто. Я немножечко обжегся об стены моего рабочего помещения, а еще у меня сейчас сильно заболели кости, но это ничего, пустяки.

У Неолога за время этой нелепости накопилось с десяток вопросов. Он присел, приоткрыл щелку и посмотрел внутрь. Прямо перед его носом сидел на полу, обняв колени и склонив голову, человек средних лет в выцветшей и, видимо, затвердевшей от пота форме. Изнутри коробка точно подходила по размеру человеку в такой позе. Из этого Неолог сделал вывод, что за всё время пребывания здесь человек ни разу не разогнул ни ноги, ни руки, ни спины, ни даже шеи. Человек резко и испуганно взглянул на Неолога, повернув голову в его сторону; в его шее что-то хрустнуло, он зажмурился и ахнул от боли. Тотчас же он попытался загладить свою невежливость, еще раз извинившись перед незнакомцем. Они молча смотрели друг на друга – снаружи и внутри. Вдруг губы Неолога зашевелились.

– Двигатель…

– Извиняй?..

Неолог с лёгкой растерянностью посмотрел на человека.

– Что вращает колесо?

– Не знаю, – пожав плечами, сказал человек.

– А зачем вы здесь сидите?

Человек посмотрел на Неолога мягким, снисходительным взглядом, каким обычно смотрят на детей.

– Ну смотри, – начал человек. В его глазах, давно лишённых воды, заиграли искорки радости – видно, что ему было тяжело держать в себе столько новостей, сколько (должно быть) накопилось за это время. – значит, прогнали меня с учительской должности, дескать, не знал ни черта, а детям дичь толкал. А я не понимаю, кто из этих учителей хуже меня, ну пусть я рассказывал про свою жизнь вместо того, чтобы учить какой-то… какой-то… да я уж и не помню, как зовётся этот предмет-то, и чёрт с ним… Но я же раздавал детям пятёрки направо и налево, не знаю, что такого, вон другие учителя чему-то учат, портят аттестат, и потом эти учёные, тьфу ты, никуда не проходят… А вот мои везде поступали, ко мне вот приходили из комиссий, спрашивали, как ученики предмет, значит, знают, а я им, значит, говорю: «Твёрдо знают, молодцы!». Они понимали, хвалили меня и уходили, и так из года в год. В общем-то, я так и не понял, почему меня после моей успешной карьеры уволили; благо, выпускники, все крупные, важные люди, пустили в ход свои связи какие-то, да и всё тут – даже штрафовать не стали, просто отпустили всякие завучи-директора, говорят: работу ищи, господин ты хороший. Ну и вот, один из выпускников, значит, имеет в партнёрах бизнесмена, так тот мне предложил вот что: идёшь, значит, сюда, и следишь, чтобы с колесом всё было в порядке. Ну вот я и сижу, смотрю, чтобы с колесом, значит, всё в порядке было. Он сказал, через пять лет придёт, посмотрит. А до тех пор! Не, не надо. Вот я, значит, здесь сижу, наблюдаю, да. Вот так. А вас он послал, чтобы поменять, да? – глаза учителя заискрились ещё пуще.

– А что случилось с того момента, как вы сюда попали? – нетерпеливо спросил Неолог.

– А ничего, работает себе и работает. Вон, здесь глазок, я в него смотрю; если днём в глазке что-то мелькает, это значит, что колесо работает, спицы вращаются… А ночью я сплю, ха-ха, я же не дурак брать работу на ночь; иначе не пришёл бы, и точка! – человек рассмеялся, но вместо смеха у него вышел лишь какой-то скрипучий лай. Неолог не выдержал.

– А зачем за ним смотреть? Что будет, если оно сломается? И как ты сможешь его починить, если вы сидите тут одни, город чёрт знает где, дорог рядом нет, инструментов при вас нет и вылезти вы не можете?

– Остынь, дружок, – испуганно и со странным придыханием вымолвил человек, – я делаю свою работу. Колесо работает, я слежу. Вот моя работа. Остальное – к начальству.

– А когда придёт ваше начальство?

– Не знаю, я не считаю дни.

– В каком году оно вас оставило?

Человек назвал год. Неолог несколько ошарашенно попросил повторить год. Человек повторил год. В глазах Неолога изобразился ужас, сменившийся злобой. Он повернулся к старику, всё не решаясь говорить и вместо этого быстро открывая и медленно закрывая рот.

– Вы… вы знаете, что с того момента прошло сто сорок лет?

– Ха-ха-ха, ну ты шутник.

– Я не шучу! Вас обманули!

Человек сдвинулся с места в сторону Неолога. От движения у него в нескольких местах хрустнула нога. Лицо его было опущено, глаза, словно стыдясь непонятно чего, скрылись под веками.

– Шёл бы ты отсюда, сынок… Зачем почём зря клеветать на начальство? Оно знает, что делает, а ты даже не знаешь, что говоришь.

Старик поднял лицо. На нём была злость, но Неолог различил и сомнение. Он знал, что старик смутно ощущал приближение некой угрозы, которая только что была такой сказочной и далёкой. Он цепляется за каждую мысль; он начинает думать о последствиях. Это чувство можно отогнать усилием воли, стряхнуть со своей шеи, но если ему внять, оно будет безудержно расти, а угроза будет становиться всё ближе и ближе, ближе и ближе…

– Не-е-е-ет! – зашипел старик, и лицо его покраснело от крика.

Страх словно расплескался по глазам старика. Неолог опешил. Он не хотел уходить вот так вот. Он судорожно искал какой-либо выход, который перевернул бы с ног на голову исход разговора. И тут он его нашёл.

– Спасибо за искренние ответы. Вижу, что вы до сих пор нам верны. Можете быть свободны.

Человек застыл в удивлении. Страх застыл в недоумении – всякое движение в глазах остановились, словно на фотографии.

– Вы всё забыли за пять лет. Сегодня конец вашего срока. Вы можете идти.

– Но вы не мой начальник, я помню его лицо. – страх плавал в неуверенности.

– Я – его агент. Я сообщаю вам об окончании вашей смены и провожу нового сотрудника на ваше рабочее место.

– Это похоже на него, – завороженно прошептал человек.

– Ваш преемник ждёт снаружи. Поведайте ему о тонкостях вашей экстраординарной службы, чтобы оптимизировать его труд, – выстрелил Неолог.

Старик некоторое время молчал; когда до него дошла суть высказывания, он схватился за шиворот Неолога, хрустнув пальцами и радостно рванулся наружу, попутно обжигаясь об раскалённые стены коробки. Но окоченевшим ногам и локтям, видно, уже не дано было сменить своего положения, и он застыл на месте, в то же время беспорядочно дергаясь и кряхтя от боли. Он весь был в плену не только куба, не только униформы, но и собственного тела. Он взглянул на Неолога полными слёз глазами.

– Пусти меня… Пусти меня к нему, – прошептал он. Неолог сразу изменился в лице – ему стало безмерно обидно за то, что он так жестоко подшутил над стариком, кем бы он ни был.

– Нет его там… – сказал Неолог, опустив глаза. Старик замолчал, уставившись себе под ноги и пытаясь понять, что происходит.

– Не понимаю… Кто теперь будет следить за колесом?..

– Да нет же! – резко подняв голову, быстро заговорил Неолог. – Вы не понимаете… Там стоит раб!

Неолог заметил в его гаснущих глазах игру сильных чувств, и прокричал ещё несколько раз, будто что-то доказывая:

– Исполнитель! Исполнитель! Раб! Пустышка!

Не в силах смотреть на рабочего, он сорвался с места и побежал прочь, забыв про рюкзак и про всё на свете. ГЗ ринулся за ним. Наступив на песок возле колеса, Неолог провалился в него. Испугавшись, что это зыбучие пески, он застыл, чтобы его не затягивало глубже, но так и остался плыть по поверхности, как палочка в реке. ГЗ нырнул за ним, и вскоре оба путник стали медленно отдаляться от колеса. Их нёс широкий ручей из абсолютно сухого текущего песка, который и крутил колесо. Все камушки в песке были идеально круглыми.

Неолог не смотрел на ГЗ. Он смутно вспоминал случай, только что врезавшийся в его сознание. Жидкий песок быстро одурманивал его, погружал в негу, сопротивляться которой было… Да и зачем сопротивляться… Неолог погрузился в раздумья, совершенно не связанные с недавним происшествием. Всё вокруг снова стало пейзажем для его бесконечных размышлений…

– Мне когда-то сказали, – промолвил наконец Неолог, провожая взглядом колесо, – что, если я буду задумываться о происходящем вокруг меня мире, я стану сумасшедшим. Знаешь, что они мне сказали?

Он повернулся к ГЗ и горько улыбнулся, забрав немного жидкого песка в ладонь.

– «Просто плыви по течению».

VI

Суть путешествия не изменилась, что они шли по карте, что плыли в песчаной реке. Не изменилось ровным счётом ничего. Те же дюны и тот же песок, та же жара днём и тот же холод ночью, та же бесполезность и, как выяснилось позже, тот же результат.

Проснулся Неолог как-то нехотя. В очередной раз его слепил свет местной звезды. С удивлением отметив, что яркий свет уже не раздражал его, он не подумал, что привыкает – он подумал, что и в его глаза начал набиваться песок. «Возможно, это какая-то особая черта жителей этой планеты», – подумал он.

Обнаружив себя лежащим на спине в песочной луже посреди дороги, Неолог почувствовал что-то столь туманное, что не смог определить, что именно. Он так устал плыть в бесконечном, бескрайнем, выкачивающем все соки потоке жидкого песка, что чувствовал только скованность и ломоту в теле, сопровождающуюся усталостью и явным облегчением от того, что он наконец почувствовал опору. У него не было ни сил, ни желания огорчиться тому, что ГЗ рядом не было – вероятно, в ходе безмолвного дрейфа его отнесло в какое-то другое место или вынесло на берег раньше Неолога. По крайней мере, дальше Неолога его не унесло: здесь река кончалась, стекая в ржавую решетку канализации. Это было поистине странное, противоестественное зрелище: песочная река, успевшая с момента поглощения Неолога расшириться до двух десятков метров, целиком утекала в сточную канаву. Неолог многократно видел в разных местах на границе между миром чужим и миром человеческим, как люди жестко и бескомпромиссно укрощали природу, но сцена обрыва целой реки одной канавой его поразила.