Птенцы Виндерхейма

Альдис Суртсдоттир

Корабль причалил к гавани Йелленвик уже на закате. Это было устаревшее тихоходное судно, построенное почти полвека назад. Не оснащенный даже простеньким механизмом парусник полностью зависел от прихотей ветров и сноровки экипажа. Перед отплытием капитан принес положенные жертвы Ньёрду, и поначалу казалось, что бог прислушался к просьбам смертных. Но в последнюю неделю пакостный морской хозяин решил показать свой нрав. Море штормило все семь дней, яростный шквальный ветер гнал свинцовые волны на штурм пирсов, вновь и вновь окатывая камни клочьями серой пены.

Кораблю повезло: умудренный опытом капитан при первых признаках непогоды направил судно в ближайшую гавань. Экипаж и немногочисленные пассажиры пережидали шторм в сухости и тепле. Вот только дни летели, неумолимо приближался последний срок, и Альдис с тоской вглядывалась в окно, где свинцово-серое небо мешалось с морем.

Во всем была виновата опекунша. Крохотная пассажирская каюта на неспешном почтовом паруснике стоила всего парой солеров дешевле, чем билет второго класса на современном, быстром корабле, но госпожа Ауд терпеть не могла тратить лишние деньги.

Жизнь Альдис весь последний год была подобна туго стянутой пружине гарпунного ружья. Незримая рука все крутила и крутила ручку, преодолевая сопротивление металла. Страхи, надежды, чаяния, месяцы отчаянных тренировок через «не могу», долгие дни молчаливой покорности, обид и унижений непреклонно и неизменно вели к конечной цели.

И теперь из-за скупости тетки все это грозило пойти прахом. В душе рос протест, и только осознание бессмысленности любого возмущения и упреков удерживало девушку от бунта.

Лишь за два дня до окончания срока небо очистилось и выглянуло солнце. Капитан не стал терять времени, каждая минута промедления приближала выплату неустойки. Весь последний день пути Альдис провела на палубе, вглядываясь в даль.

Она видела не так много городов в своей жизни, и позолоченный закатным солнцем Йелленвик показался ей хоть и чужим, но прекрасным. Белые каменные постройки, серебристые нити канатных дорог, зеленые террасы, широкие мраморные ступени, уводящие от портовых кварталов вверх, в горы — к храмам и дворцам. И море вокруг было чистым. Ни огромных плантаций сине-зеленой лауфары, бурого торрака и других съедобных водорослей, ни огороженных под вскармливание рыбы территорий. Йелленвик — город инженеров и военных, здесь добывают металлы, и прежде всего золото, создают сложные и прекрасные механизмы, но прибрежные воды слишком глубоки для фермеров.

После Акульей бухты Йелленвик казался ожившей сказкой, сошедшим со страниц книг заколдованным городом.

Альдис первой соскочила с трапа на прогретый солнцем камень набережной. Все ее существо стремилось вперед, вверх, на поиски здания министерства, но пришлось ждать, пока эрла Ауд закончит скандалить с капитаном, вымогая компенсацию за задержку. Только когда все пассажиры почтового парусника уже покинули судно и матросы начали разгрузку трюмов, эрла спустилась, торжественно сжимая в одной руке полученный от капитана солер, а в другой — потрепанный саквояж.

— Куда собралась, красавица? — ехидно поинтересовалась опекунша, когда племянница зашагала было вверх по кривой улочке, уходящей в гору.

— Я поищу министерство, если вы не против.

— Милочка, время — девятый час. Надо снять комнату подешевле и ложиться спать.

— Но ведь последний день! — Девушка еле справилась с собой, чтобы не дать эмоциям прорваться сквозь вежливые слова. — А вдруг завтра мы заблудимся? Давайте я разузнаю дорогу.

— Не ной. Никуда без тебя не уедут. Завтра с утра сходим, я тебя терпеть еще год в Акульей бухте не собираюсь.

Альдис стиснула зубы. Сейчас ей казалось, что каждая минута промедления уменьшает ее шансы на поступление. Но надо было слушаться.

«Еще один день, — напомнила себе девушка. — Последний день, и у нее больше не будет надо мной власти».

Они сняли неподалеку от порта простенькую и бедно обставленную комнатушку, в которой обычно останавливались небогатые купцы, а то и зажиточные фермеры. Перед сном Альдис долго ворочалась, глядя на темно-синюю полоску неба в зазоре ставней. Она пыталась представить себе, на что будет похож завтрашний экзамен. Наконец ей удалось задремать под шелест ночного моря.

Здание министерства обращало на себя внимание нарочитой неприметностью. Вход в него находился на задворках, со стороны тупика. Приземистое каменное строение с полукруглыми окошками-бойницами выделялось в окружении изысканно вычурных зданий, как аскет в толпе расфуфыренных кавалеров.

У входной двери дежурили два солдата в парадных черно-белых мундирах.

— Вы куда, госпожа? — поинтересовался один из них — высокий и тощий.

— Не видишь — веду ребенка на экзамен. — Тетка выразительно помахала направлением.

— Боюсь, вы опоздали. — В голосе солдата проскользнуло сочувствие. — «Солнечную сотню» набрали еще неделю назад. В этом году очень много желающих.

Альдис показалось, что мир вокруг покачнулся. В животе все скрутилось в тяжелый, промерзлый комок. Она впилась себе ногтями в руку, чтобы не закричать от чудовищной несправедливости происходящего.

И чтобы не вцепиться в горло эрле Ауд.

Тетка уже приоткрыла рот, чтобы начать скандалить, когда вмешался второй солдат — смуглый коренастый крепыш:

— Погоди. Ты что, не слышал? Три дня назад объявлен дополнительный набор. Специальным распоряжением выделено еще десять мест.

Облегчение было таким сильным, что девушка разом обмякла и еле устояла на ногах.

— И чего они? — вяло удивился первый. — Ну, проходите тогда, госпожа. Направо по коридору, комната номер двенадцать.

Кабинет был погружен в сонное тепло. Солнце ложилось косыми лучами сквозь узкий оконный проем, и мелкие пылинки плясали в его ярком свете. Негромко капала вода в клепсидре. Чиновник за столом, как и часовой, был одет в черно-белую форменную куртку. Нашивки на рукаве говорили, что он пребывает в звании лейтенанта, а объемное брюшко и густо присыпанные словно солью баки намекали, что длится это пребывание уже не первый десяток лет. Лицо чиновника хранило выражение вселенской скуки, глаза лениво следили за полетом большой черной мухи. Появление Альдис с опекуншей вызвало у лейтенанта только короткий зевок.

— Чего так поздно-то? — ворчливо осведомился он. — Последний день, вечером отплытие. У нас и экзаменаторы, поди, разбежались.

— Как же я ее в начале сезона повезу? — возмутилась тетка. — Набьют они рыбы без меня, как же!

— Ну-ну, — лениво протянул лейтенант. — Ваше счастье, что Храм просил об увеличении квот и у нас недобор шесть человек. Иначе пришлось бы тебе, красавица, возвращаться обратно.

Альдис поморщилась. Мысль о том, что путешествие могло окончиться ничем и пришлось бы возвращаться в Акулью бухту, была невыносима.

— Ладно, давайте ваши бумаги.

Тетка с готовностью достала тубусы с бумагами.

— Имя?

— Альдис Суртсдоттир.

— Сурт? Дали же боги имечко! Возраст?

— Пятнадцать зим.

— Дочка ваша?

— Племянница, — хмыкнула тетка. — Моего беспутного братца отродье.

— А родители где?

— Умерли.

— Родня по матери?

Тетку передернуло:

— Не из благородных. Рыбаки.

— Ага. Байстрючка, значит? — уточнил лейтенант. Уточнил без презрения, равнодушно и деловито, но девушка все равно вспыхнула.

— Не совсем, — поправила тетка.

— Это как — не совсем?

— Женился мой братец. В Храме, все по правилам. Документы есть. Но в Геральдическую палату не сообщал.

— М-да… — Чиновник поглядел на девушку с сочувствием. — Трудно тебе будет доказать, что не байстрючка. — И, уже обращаясь к тетке: — Вы единственный опекун?

— Да. Вот документы.

Альдис терпеливо ждала, пока чиновник переносил содержание документов на официальные бланки и задавал нудные уточняющие вопросы. Рывки от отчаяния к надежде отнимали слишком много сил, незримая рука докручивала пружину на последние обороты. Девушка запретила себе надеяться на удачный исход событий до того, как ступит на берег Виндерхейма, чтобы страх неудачи не лишил ее остатков мужества.

Но лейтенант больше ни к чему не придирался, поставил печать, отдал документы и сообщил:

— Сначала медосмотр в третьей комнате. Потом на экзамен во вторую и на собеседование в шестую.

— Раздевайся, — велела белокурая женщина в форме военного медика.

Альдис покосилась на вторую женщину — невысокую, крепко сбитую, с раскосыми черными глазами. Чжанка или ниронка. Скорее все-таки ниронка — у чжанок лица более плоские. Женщина сидела, вольготно развалившись в кресле, и выходить или отворачиваться не собиралась.

— Чего смотришь? — хмыкнула она. — Привыкай, в армии ломакам не место.

Девушка кивнула и покорно стянула с себя тунику. Попыталась снять штаны. Пальцы скользили по завязкам. Сегодня она впервые надела похожие на юбку широченные штаны, подаренные Такаси на прощание, и с непривычки слишком туго затянула узлы. Альдис умоляюще взглянула на докторшу, дергая проклятые шнурки.

— Да не нервничай ты так, — вздохнула та. — Не съедим.

— Где хакама отхватила, белобрысая? — с беззлобной насмешкой поинтересовалась ниронка.

— Это подарок моего учителя. — Противный узел наконец-то поддался, и просторные брюки скользнули вниз.

— Не, ну ты глянь! Сразу видно здорового ребенка. — Ниронке хотелось поболтать.

Докторша только отмахнулась и достала металлическую трубку.

— Так… Дыши. Не дыши. Покашляй…

Альдис не дышала, кашляла, подставляла коленку, дотрагивалась пальцем до кончика носа, вставала на большие медные весы, напрягала необходимые мышцы.

— Отличные рефлексы, — резюмировала докторша.

— А я что говорю? — снова влезла ниронка. — Чего детей, как тюленей, на убой откармливать? Тебя драться учили, белобрысая?

— Да, немного. И еще кобудо.

— Ай, молодца!

Альдис почувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбке. Ей нравились такие женщины — простые, чуть грубоватые, уверенные в себе. Похожие на мужчин. С ними не нужно играть в странные двусмысленные игры, от них понятно чего ждать. С ними она чувствовала себя как-то… спокойнее, что ли. И пусть поведение ниронки посчитали бы нахальным и недопустимым в приличном обществе, девушке оно было по душе.

— Потом проверю, как учили.

— А вы у нас что-то вести будете?

— Буду, если тесты не завалишь. Три шкуры сдеру.

— Кейко, не мешай. Быстрее закончим.

Нудные вопросы о здоровье. Нет, Альдис ничем не болеет. Самочувствие отличное. За последний год? Два раза простудилась. Да, зрение хорошее…

— Что?

— Ты девственница? — терпеливо повторила докторша.

— Ну да, разумеется, — все, что смогла выдавить из себя оторопевшая девушка после паузы.

— Сейчас проверим, пошли за ширму.

— Может, не надо…

— Надо!

— Я не хочу…

— Слушай, это доставит мне не больше удовольствия, чем тебе. Но есть правила. Так что или иди за ширму, или сама разбирайся с нашими бюрократами.

От альтернативы в виде возвращения к сонному лейтенанту и разговора с ним на эту щекотливую тему Альдис почувствовала тошноту.

— Кто с мамашами, за тех родительницы все утрясают. Не повезло тебе, подруга, — прокомментировала ниронка.

— Я устала наблюдать эту сцену каждый день в кабинете, Кейко.

— Да ладно тебе, подмахни бумагу. По глазам вижу, что не врет белобрысая. Не врешь ведь?

— Не вру! — Альдис горячо закивала. Неужели отвратительной процедуры удастся избежать?

— Тебе же хуже, если врешь. Медосмотр каждый год, за такие дела гауптвахтой не отделаешься.

— Кейко, я не буду нарушать инструкцию. Если хочешь, сходи с ней и поскандаль.

— Вот еще!

— Тогда, — докторша снова перенесла внимание на Альдис, — иди за ширму. И привыкай — это обязательная процедура. Больно не будет.

Больно не было — было противно.

Экзамены показались ей пустяковыми. Усталый и равнодушный преподаватель задал несколько задач по математике. Альдис такие еще два года назад как орешки щелкала. Вопросы по географии и истории, на которые и десятилетние дети ответят. Она до последнего ожидала какого-то подвоха, боялась, что он специально усыпляет ее внимание, чтобы потом подловить, и поэтому страшно волновалась.

На собеседование девушка шла в приподнятом настроении: все преграды пройдены, оставалась чистая формальность. Она будет учиться в академии! Она стремилась к этому почти год. Восемь месяцев интенсивной, яростной подготовки, зубрежки, изматывающих упражнений. Отец сказал: «Ты сможешь. Ты же моя дочь».

Она сможет. Она прославит свой род, и тогда никто не посмеет назвать ее полукровкой.

Дверь в шестую комнату была приоткрыта. Альдис просунула голову в щель.

— Заходи, дитя, не стесняйся.

Внутри сидел храмовник, и поначалу Альдис даже обрадовалась. В самом Храме Солнца ей бывать не приходилось, в Акульей бухте рыбаки хранили верность старым богам. Но отца Джавара из ордена Блюстителей на острове любили и уважали — он был добрым человеком.

Только на середине комнаты девушка обратила внимание на небесно-голубые одежды храмовника и вышитый на мантии треугольник с глазом в центре. О нет! Орден Небесного Ока! До этого она видела такие символы только на картинках.

— Садись, милая, не бойся меня. — Храмовник уловил ее нерешительность и доброжелательно улыбнулся.

У него было мягкое, незапоминающееся лицо и очень светлые, почти белые брови. От висков к затылку через короткий ежик соломенных волос тянулись две чисто выбритые полоски загорелой кожи. Альдис уставилась на них, не в силах скрыть любопытство. Она плохо разбиралась в сановной атрибутике, но загар говорил о том, что снуртинг — посвящение в жреческий сан — храмовник прошел давно.

— Садись же. Можешь называть меня отец Гуннульв. Я хочу немного узнать о тебе, Альдис. Тебя ведь зовут Альдис? Посмотри на меня, дитя.

Она с трудом оторвалась от изучения прически храмовника, понимая, что ведет себя не совсем прилично, пристроилась на краешке стула и посмотрела ему в глаза.

Глаза были внимательные, изучающие. Глаза акулы, глаза вивисектора. Альдис с внутренним холодком осознала, что вот он — настоящий экзамен. Не учитель, не докторша и не чиновник, но только этот и именно этот человек будет решать, достойна ли она стать пилотом. Достойна ли повелевать летучим великаном-турсом — волшебным механизмом, даром Бога-Солнца.

— Расскажи про себя, Альдис, — сказал храмовник. Голос у него был удивительный — густой, звучный, вкрадчивый.

— Меня зовут Альдис Суртсдоттир. — Звук собственного голоса показался ей каким-то чужим и слишком детским. — Я из Акульей бухты.

— Это далеко?

— Полторы недели на кнорре. Или две с половиной под парусом. Если погода будет хорошая.

— Ты родилась там?

— Нет. Я родилась и жила с отцом в Фискобарне.

— Почему?

— Мой отец не ладил с эрлой Ауд — это его сестра, моя тетя.

— Почему?

— Дед завещал Акулью бухту тете. Из-за того, что отец женился на маме.

— Расскажи, чем вы там занимаетесь?

— Я ходила бить рыбу. По вечерам отец учил меня, потом нанял учителей.

— А твоя мама?

— Она умерла, когда я была маленькой.

Заданный храмовником ритм вопросов завораживал. Девушка поняла, что теряет концентрацию, и ущипнула себя.

— Ты любишь свою тетю?

Альдис помедлила. Будь перед ней обычный храмовник, она могла бы солгать. Дети должны почитать и любить своих опекунов — это угодно Богу-Солнцу.

Что-то внутри подсказало, что отцу Гуннульву врать не стоит.

— Нет, — призналась она. — Не люблю.

— Ты ненавидишь ее?

— Скорее она ненавидит меня. Я не знаю за что.

— А ты?

— Я просто хочу быть от нее как можно дальше.

— Значит, ты хочешь поступить в академию, чтобы сбежать от тетки?

— Нет! — Она осеклась, испугавшись своего яростного протеста.

Говорят, душеведы могут узнать о человеке все что угодно, просто поговорив с ним достаточно долго. Можно ли переиграть храмовника? Как глубоко готов он залезть в чужую душу и что нужно сделать, чтобы скрыть от него самое сокровенное, самое важное и болезненное?

— Чтобы сбежать от эрлы Ауд, не нужно поступать в академию, отец Гуннульв. У меня есть другие родственники. Я хочу быть пилотом. Очень хочу. Я год готовилась.

— Успокойся, дитя. Не надо нервничать, я тебя не обижу. Лучше скажи…

Голос у храмовника был ласковым, на тонких губах играла теплая, чуть рассеянная улыбка. Он весь излучал внимание и симпатию. С ней никто не был так ласков уже очень давно. Но все это было только ширмой, а глаза не лгали. Пытливый, ищущий взгляд после каждого вопроса — храмовник словно что-то пытался нащупать, проникнуть в душу Альдис, разобрать на части и посмотреть, как она устроена. Расслабляться было нельзя.

— …потому что я обещала отцу, что поступлю в академию и стану пилотом. Такаси учил меня кобудо и кэмпо. Но у меня плохо получалось…

— А почему плохо?

— У нас было всего шесть месяцев, а Такаси любит повторять, что к мастерству идут всю жизнь…

Вопросы вежливые, вопросы нейтральные, вопросы-ловушки… Храмовник плетет сеть из вопросов, как паук паутину. О чем ты мечтала в детстве? С кем дружила? Что ты больше всего любишь? Чего боишься? Мягкий, вкрадчивый голос, пытливые голубые глаза. Храмовник что-то ищет в Альдис. Отворачиваться нельзя, нельзя закрываться, нельзя паниковать, ее защита — это наивность и спокойствие.

— Почему ты боишься меня, дитя?

— Потому, что моя судьба и жизнь в вашей власти. Я чувствую себя беспомощной.

— Тебе не нравится это чувство?

— Не нравится. Слишком часто мне приходится его испытывать.

Время остановило свой бег. Осталась только эта комната, остался улыбчивый мужчина и вопросы, вопросы, вопросы…

— Значит, ты хочешь выполнить последнюю волю своего отца?

— Да! И еще я хочу послужить своей стране!

Что-то очень личное прорвалось сквозь все препоны, которые воздвигла Альдис в своем сознании, и храмовник откинулся на спинку стула. Паук доволен, он поймал жирную муху в свои сети.

— Ты хорошая девочка, Альдис, и хорошая дочь. Из тебя получится славный солдат.

Девушка кивнула, чувствуя, как наивно-глуповатая улыбка прилипает к губам — не отдерешь. Что сумел увидеть храмовник-душевед? К чему были все эти вопросы? Не ляпнула ли она чего-то такого, за что потом придется расплачиваться?

— Можешь вернуться в двенадцатый кабинет. — Храмовник подписал зачетный лист. — Там оформишь бумаги. Увидимся на Виндерхейме. — Он успокаивающе улыбнулся, а Альдис снова кивнула, как чжанский болванчик.

Только когда за спиной захлопнулась дверь, она позволила себе выдохнуть и взглянуть в полученные бумаги. Куча врачебных пометок и замечаний, понятных только специалисту, пятерки по всем экзаменационным предметам. Напротив графы «собеседование» стояло одно слово «одобряю», написанное мелким, убористым почерком. Это слово означало, что Акулья бухта осталась позади. Позади серые скалы, поросшие низкими деревцами, неласковое северное солнце, острые плавники, режущие ровную гладь воды. Позади мелочные придирки эрлы Ауд, вонь рыбьих потрохов, занятия с Такаси. Впереди небо, свобода и великаны-турсы, послушные ее воле.

Только царапало слегка, на донышке души, воспоминание о записях, которые вел душевед-храмовник во время разговора. Но Альдис решила не думать на эту тему. Сегодня ее праздник, и ничто не сможет его испортить.

Экзамены заняли чуть больше трех часов, поплавок в клепсидре успел подняться только на три с половиной деления, но обстановка в кабинете разительно поменялась. Документы были сдвинуты в сторону, в центре стола красовался пузатый медный чайник, рядом на блюдечке лежало несколько рогаликов. Чиновник и тетка прихлебывали чай из больших металлических кружек с клеймом министерства на боку. Глаза опекунши блестели, вечно недовольная складка около губ разгладилась, и даже на желтоватых обветренных щеках откуда-то появился румянец. Альдис остановилась в дверях и перевела подозрительный взгляд с опекунши на лейтенанта. Тот выглядел слишком уж довольным для человека, которому пришлось провести больше двух часов в обществе тетки Ауд.

— …тогда я ему говорю: «Дорогуша, акула и должна быть тухлой», — завершила свой рассказ тетка и тонко захихикала. Ее смеху вторил басовитый хохот чиновника.

— Я закончила, — намеренно громко сказала Альдис. Ей ужасно хотелось добавить какую-нибудь колкость, чтобы хоть немного отплатить тетке за месяцы подколок и издевок. Устоять перед соблазном теперь, когда ее жизнь больше не зависела от эрлы Ауд, было необычайно тяжело, но девушка сумела сдержаться.

— А! Вот и ты! — Показалось или тетка действительно смутилась? — Быстро как-то. Провалилась?

— Нет!

— Тогда давай бумаги. — Чиновник тоже выглядел слегка смущенным, как воришка, застигнутый на месте преступления. — Мы это… соседи почти. От моего родного фордора до Акульей бухты всего четыре часа плыть, — пояснил он, словно извиняясь за неуместное чаепитие.

— А что это вы тут делали? — Девушка постаралась, чтобы вопрос звучал невинно и по-детски.

— Глаза разуй. Чай пили, — фыркнула эрла Ауд. Она уже вполне взяла себя в руки, виноватой себя не чувствовала и даже несколько напоказ улыбнулась толстенькому лейтенанту, что решительно не понравилось Альдис.

— Я скоро домой поеду. Мне пятьдесят в следующем году. Заеду, соседей навещу, — продолжал вслух размышлять чиновник, делая пометки.

Эрла Ауд благосклонно кивнула, и Альдис снова еле сдержалась, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Чаепитие, перемигивания, теперь он еще и в гости собирается… Всеотец, ну почему тетка осталась ждать в кабинете? Почему лейтенанту вздумалось угощать ее чаем? Вернуться в Акулью бухту на каникулы через десять месяцев и обнаружить, что толстяк стал ее опекуном! Ну уж нет!

— Вот и все. — Лейтенант поставил на гербовой бумаге оттиск и протянул эрле Ауд. — «Морской змей» отбывает с третьего причала за час до заката. На борту быть не позднее чем за полчаса до отплытия.

Встревоженная Альдис наблюдала за излишне теплым прощанием тетки и чиновника. Эрла Ауд еще не так стара, ей едва исполнилось сорок. Пусть тетка даже в молодости не блистала красотой, но и лейтенант мало похож на сына конунга. Вряд ли он будет очень разборчивым.

— У него половины зубов нет. И волосы сальные, — высказалась она сразу после того, как захлопнулась дверь кабинета.

Нет, ну конечно, пытаться отвадить тетку подобным образом от лейтенанта — просто глупо. Ответным взглядом эрлы Ауд можно было заморозить всю воду в гавани Йелленвик до дна.

— Тебя не спрашивали, — отрезала опекунша. — Поговори мне еще. Давай, шевелись быстрее.

— Куда мы идем?

— На рынок.

«Ах да!» — вспомнила Альдис. Тетка, как всегда, собиралась уложить одним гарпуном сразу несколько рыбин. Пахучие южные специи, тонкие и легкие ткани для праздничной одежды, изысканные духи и прочие праздные мелочи стоили в Йелленвике много дешевле, чем в Акульей бухте или на прилегающих островах. Эрла Ауд не была бы собой, если бы не запаслась товарами. У нее было выкуплено несколько ячеек на грузовом кнорре, и можно не сомневаться, что все места для своего багажа она набьет под завязку.

— Ну, пошли уже. Чего встала?

— Я хотела бы посмотреть город. Вы же обещали, что мы его увидим.

— Не будь дурой! — Тетка начала кипятиться. — Пока ты возилась, полдня прошло, а завтра с утра кнорр уплывает. Сама видишь — поздно приплыли.

— Я не пойду!

— Пойдешь как миленькая. — Опекунша выразительно помахала в воздухе гербовой бумагой. — Или поплывешь обратно.

— Вы не посмеете.

— Еще как посмею. Это научит тебя хорошим манерам. — Тетка сделала вид, что собирается разорвать бумагу на две части. Альдис издала полузадушенный крик.

— Знаешь, мне даже очень хочется это сделать, чтобы проучить тебя — наглая, невоспитанная девчонка, — продолжала Ауд.

— Но так нельзя! Вы же обещали!

— Ты тоже кое-что обещала. Помнишь?

Альдис помнила. Послушание. Она клялась быть послушной и не доставлять проблем.

Отец на прощанье сказал: «Не высовывайся. Никогда не высовывайся, будь как все». Альдис плохо умела «быть как все», но старалась изо всех сил. И еще он сказал: «Будь вежлива и слушайся взрослых». Ох, знал бы он, как тяжело быть вежливой с эрлой Ауд…

Альдис научилась. Так было надо. Надо было быть тихой, послушной, и она стала такой. Надо было молчать в ответ на упреки, и она молчала. Надо было выполнять не всегда приятную, временами грязную работу, недостойную знатного человека, и она выполняла. Она знала слово «надо», она обещала.

Но изменить свою сущность Альдис была не в силах, и безмолвие стало для нее крепостью, а равнодушие — оружием, осудить и наказать за которое невозможно. Эрла Ауд хорошо умела читать эти немые знаки, и они только усиливали раздражение, которое испытывала женщина от присутствия юной девушки в своем окружении. Игра в злую мачеху и бедную сиротку началась почти с первого дня. Если бы Альдис покорилась, признала главенство тетки, ее силу и власть, жизнь девушки стала бы много легче. Но уступить было равносильно полному самоотречению.

Даже в сказках бедные сиротки побеждают потому, что злая мачеха не смогла уничтожить в них остатки самоуважения.

Эрла Ауд была изобретательна в этой войне и праздновала победу всякий раз, как ей удавалось вывести Альдис из себя. И да, она могла бы разорвать бумагу и навсегда закрыть для Альдис путь в академию просто из желания в очередной раз уесть «маленькую гордячку».

— Так нечестно, — с тоской сказала девушка. — Я ведь тоже человек.

— Ой, вот не надо мне тут вселенскую драму разводить! Город как город, насмотришься еще за пять лет. А мне нужна помощь.

Альдис прощалась с Йелленвиком, стоя на палубе «Морского змея». Город так и остался непознанной сказкой. Она вернется сюда почти через год, но тогда все будет по-другому. И Альдис станет совсем другой.

Граница. Прошедший год лежал как на ладони. Прощание с отцом, тренировки на грани возможностей, изматывающие душу и тело, знакомство с эрлой Ауд, серые скалы Акульей бухты, единственный друг — Такаси, и снова тренировки, тренировки, тренировки…

Незримая пружина в душе раскручивалась, выпрямлялась, ослабляя почти непереносимое давление. Не было сожалений. Все было не зря, и было так, как надо.

Кнорр отходил от причала на одних парусах, раскинув золотые весла-крылья. Он с разбега разрезал носом волны и был похож на гордую морскую птицу, готовящуюся взлететь. Вот «Морской змей» вышел из гавани, и рулевой развернул его почти навстречу ветру. Потом внизу, в трюме, что-то закряхтело, затряслось, опали белые покрывала парусов, золотые весла единым слаженным движением вошли в толщу воды, и корабль поплыл-полетел. Легко и плавно опускались и поднимались неутомимые весла, ведомые сложным механизмом, а ветер полоскал косички Альдис и рвал крики чаек в клочья.

Хельг Гудиссон

Лис проснулся. Поморщился, недовольно оглядываясь. Что его разбудило? Йотунство! Он так хорошо спал, и ему ничего не снилось. Вернее, он так хорошо спал, потому что ему ничего не снилось. Отличное времяпровождение, между прочим. Уставший разум не тревожат таинственные образы, спешащие обратиться в многозначительные символы, да и реалистическое сновидение с его каруселью знакомых и незнакомых людей не мешает отдохнуть. Несомненно, лучший сон — никаких снов.

Изменившийся шум двигающих корабль механизмов подсказал, где искать причину. Хельг заснул под похожие на мурчание кота звуки движителя, но резкий треск подрубленного дерева, падающего на землю, мог разбудить кого угодно.

Иггдрасиль рухнул, не меньше.

Дерева, разумеется, не было. Был лишь движитель.

Хельг потянулся, зевая, и недовольно покосился на огромное устройство, состоящее из движущихся шестеренок, надувающихся и сдувающихся шлангов, катящихся по трубкам шариков и комбинирующихся друг с другом кристаллов. В самом центре агрегата располагалась стеклянная трубка, в которой билась, словно живая, пурпурная электрическая дуга. От трубки к стенам тянулись цепи, по которым то и дело проскакивали искры, похожие на больших краснокрылых бабочек с южных островов Архипелага. Однако стоит прикоснуться к скользящей по цепи бабочке, желая полюбоваться ею поближе — и острые клыки боли вопьются в тело от макушки до пят.

Хельгу хватало ума не проверять свое предположение.

В конце концов, свое прозвище он заслужил не просто так. Альгирдас хоть и та еще скотина, но он сразу заметил, когда младший брат изменился.

— Да ты, я посмотрю, стал хитер, как лис, — сказал он задумчиво, совсем по-другому глядя на Хельга.

Так и прилепилось. Даже мать и та Лисом назвала пару раз. А уж прислуга, такое ощущение, забыла, что его Хельгом зовут. Разумеется, слуги называли Лисом только за глаза. А так «молодой господин» да «молодой господин». Только Стейнмод смеялся и дразнил Лисенком, говоря, что до настоящего Лиса Хельгу еще расти и расти.

Движитель фыркнул, словно недовольная морская лошадь, и начал чихать. Корабль замедлял ход. Значит, «Морской змей» подходит к берегу.

К берегу Виндерхейма.

Так в свое время драккар Харальда Скаллагримссона подошел к бхатскому острову, навсегда разделив историю Архипелага на «до» и «после». До великого обретения турсов в подарок от Всеотца первым конунгом на далеких южных островах и после провозглашения Объединения.

Ну вот, начинается. Начинается новая игра, надевается новая маска, готовится новый образ. Сейчас необходимо избавиться от эмоций и подчинить все разуму. Анализ, классификация, синтез. Использование полученной информации на полную катушку. Он должен смотреть и думать, слушать и понимать, стараясь никак не проявлять своего отношения к происходящему. Вот только Ульд и Свальд…

Хельг поморщился. Пускай предстоящее ему не нравится, но оно неизбежно. Уже хорошо, что Свальд не сумел отыскать его раньше времени. Наверняка этому здоровому лбу даже и в голову не пришло искать Лиса в машинном отделении. А если даже и пришло, то он точно сразу попался на глаза снующим по отделению матросам. Хельг умел прятаться, отыскивая незаметные закоулки, а вот за остальными парнями и девчонками, плывущими на корабле, такого умения он не заметил. Хотя Лис, конечно, видел не всех, но достаточно, чтобы создать впечатление о нынешнем наборе в академию.

Впечатление так себе. Чада мелкопоместных эрлов шумны и наивны. Дети Дольних Домов внимательны и задумчивы. Отпрыски Горних Домов горды и недалеки. Лис бы всех вымел с кнорра поганой метлой, будь на то его воля. Послушать только их разговоры! Хвалятся друг перед другом подвигами предков, корчат из себя чуть ли не самого Харальда Великого, направляющегося на юг. Боги неба, земли и моря, они просто не понимают, куда направляются. Они совершенно не представляют, что такое академия!

«А ты представляешь? — спросил Хельг себя. И ответил: — Надеюсь, что представляю…»

Военная академия имени Харальда Скаллагримссона, первого конунга Мидгарда и, согласно учению Храма, сына Бога-Солнца. Открыта двадцать лет назад, спустя два года после унизительного поражения в войне с Ойкуменой. Принимает только отпрысков Домов и эрлов — последних лишь благодаря особым привилегиям, полученным еще от Харальда Великого. Готовит первоклассных пилотов «валькирий», в первую очередь «Молнии», «Молота» и «Бури». Есть еще училища, выпускники которых допускаются к управлению грузовой «Колесницей» и простенькой «Пирамидой», но именно первые три «валькирии» являются основой военно-небесных сил Мидгарда.

Двадцать два года назад именно профессиональных пилотов не хватило Архипелагу для победы над Континентом. Храм Солнца незадолго до вторжения в Ойкумену нашел Солнечные Диски — машины древних людей, живших в гармонии с богами, мощные летательные аппараты, на основе которых жрецы создали первые прототипы «валькирий», быстро запущенных в производство Гильдией инженеров. Как тогда говорили: дар Всеотца, подарок Бога-Солнца Мидгарду. Дар, за который следовало отплатить победой над варварами, живущими за Северным Обрывом, преодолеть которых с помощью «валькирий» оказалось довольно легко. Морские суда не могли пройти по кишащим опасностями полуночным владениям Ньёрда, которые до сих пор несли на себе печать Катаклизма, но при сопровождении летательных машин это оказалось проще простого. Сначала были уничтожены наиболее крупные близлежащие гнезда чудовищ Северного Обрыва. Далее последовал десант на побережье Континента и победный ход армии конунгата. Полгода побед — а затем паническое бегство, когда битва на Кесалийской дуге завершилась полным разгромом воздушного флота Мидгарда, посланного в поддержку застрявшей в сражениях с противником наземной армии.

Тогда в пилоты брали любого военного. Только Солнечные Диски доверили мэйджорам Горнего Дома. Месяц подготовки — и новоявленных водителей «валькирий» посылали на фронт. В Мидгарде царила эйфория, вызванная легкими победами над Ойкуменой, и мало кто предполагал, что богоизбранный конунгат проиграет в войне.

Однако проиграл. Проиграл, потеряв девять десятых турсов в битве на Кесалийских полях. Проиграл, в панике бежав с Континента. Проиграл, подписав мирный договор и соглашение о сотрудничестве с Ойкуменой, предварительно выплатив немалую репарацию.

Непрофессионализм водителей «валькирий» объявили основной причиной поражения в сражении при Кесалийской дуге, когда плохо обученные пилоты не сумели скоординировать свое наступление с действиями наземной армии. В этой битве Мидгард потерял все пять Солнечных Дисков, и семьи водителей, сгинувших вместе с машинами древних, лишились дворянства, военных званий и земель, превратившись в бесправных трэллов. А спустя полтора года открылась военная академия, цель создания которой конунгат пафосно обозначил как «подготовку истинных воинов небес».

Около сотни юношей и девушек в возрасте пятнадцати лет каждый год поступали в академию. Спустя пять лет только двадцать из них получали чин лейтенанта и право водить «валькирию». Споткнувшись о количество, конунгат решил брать качеством. С другой стороны, Мидгард обязался соблюдать обоюдный договор об ограничении военных сил. Лишить конунгат права защищать своих граждан от порождений моря Мрака и Северного Обрыва Ойкумена не решилась, но цифра в двадцать пилотов вполне устраивала основное государство Континента. По сравнению с армадами, которые были уничтожены над Кесалийскими полями, это была сущая мелочь.

Хельг улыбнулся. Официальные версии и окутавшие войну с Ойкуменой не менее официальные легенды он знал чуть ли не дословно. Не зря же проводил время в библиотеке отца, где можно было найти такие документы, что историографы Мидгарда схватились бы за сердце, узнай, как Хельг беспечно разбрасывал их по полу, отыскивая нужную ему книжку.

Да, война с Ойкуменой, а еще больше поражение изменили Мидгард. Архипелаг словно погрузился в спячку, не торопясь просыпаться. Военная карьера, ранее считавшаяся в Мидгарде самой престижной, вдруг начала уступать позиции дипломатической и — кто бы мог подумать?! — купеческой. Большинство майноров Домов шли на службу в армию, лишь малая часть стриглась в послушники Храма или занималась наукой, но контакт с Континентом открыл новые перспективы. Карьера искусных дипломатов, романтика шпионских приключений, захватывающие дух авантюры на Континенте — это стало привлекать майноров больше, чем служба в армии или постижение духовных истин. Что уж говорить об эрлах и бондах, повально принявшихся возить мидгардские товары в Ойкумену и обратно.

Храму Солнца все это очень не нравилось, некоторые иерархи в определенных кругах даже высказывались в том ключе, что такой поворот событий не входит в планы Всеотца, но открыто выступать против политики нынешнего конунга, решившего мирно уживаться с северо-западным соседом, никто не смел. Тишком, по углам, оглядываясь за спину — так могли. В открытую побаивались. Потомок Бога-Солнца все-таки.

В конце концов, потеря Солнечных Дисков — вот это уж точно не по нраву Всеотцу. А ведь о необходимости послать дар Всеотца в самую гущу битвы больше всего вопили храмовники, неистово уверовавшие чуть ли не в бессмертие каждого солдата Мидгарда. Вопили, вопили, ну и довопились. А пострадали в итоге семьи, по сути-то и не имевшие никакого отношения к Дискам. Отбор пилотов к машинам древних проводили сами храмовники. И сами же потом этих пилотов посмертно и осудили.

«Неисповедимы пути Всеотца, но не слуг его», — с ухмылкой подумал Хельг, окончательно проснувшись. Парень выполнил несколько физических упражнений, изгоняя остатки сна и разминая мускулы. Виндерхейм ждет. Сбор информации, напомнил Хельг себе. Следить и сопоставлять. Вот чем он сейчас должен заниматься. Проявлять себя как можно меньше… хотя скоро придется себя проявить чуть ли не с салютом и фанфарами. Хельг улыбнулся. Ульд, Свальд, я готов. А вы — нет.

Он осторожно обогнул движитель, направляясь к двери, ведущей в коридор, и прислушался. Тишина. Хельг выскользнул в коридор, стараясь держаться в тени. Никого не было. Отлично. Стараясь оставаться незаметным, Лис поспешил к выходу на палубу.

С высоты птичьего полета академия наверняка впечатляла. Об этом Хельг подумал еще до того, как «Морской змей» пристал к причалу. Когда Лис спускался по трапу корабля, то только убедился в своей правоте.

Виндерхейм, один из четырех островов, на которых расположилась военная академия имени Харальда Скаллагримссона, встретил «Морского змея» грохотом бродивших по порту турсов.

Боевые машины типа «Дварф» использовались как грузчики. Железные гиганты, скрежеща и лязгая сложными механизмами, переносили с массивного длинного кнорра в двухэтажный склад огромные ящики. Хельг, видевший «Дварфов» полностью снаряженными, пусть и для военных парадов, смотрел на «эйнхерии» не так, как остальные. Парни и девчонки глазели на турсы с восторгом и трепетом. Даже отпрыски Горних Домов. Фамильными «валькириями» обладают только наиболее отличившиеся перед конунгатом знатные семьи, большинство сыновей и дочерей аристократов могли быть знакомы только с наземными «эйнхериями», а эрлы так вообще впервые видели боевые машины Мидгарда. Конечно, во время плавания можно было услышать, как некоторые хвастаются, что уже водили турсы, но сейчас даже они завороженно следили за неторопливым ходом «Дварфов».

Прямо со склада тянулась канатная дорога в сторону единственной на Виндерхейме горы. С виду неприступная, гордо царапающая голубой бархат небес верхушкой гора была осыпана постройками, а струи дыма, текущие с аэродромов, окутывали ее сизым плащом.

Туда-сюда спешили люди. Некоторые отдавали на ходу приказы, другие бросались приказы выполнять. Несколько старшекурсников стояли неподалеку от работающих «Дварфов», переговариваясь и смеясь. Прибывших новобранцев они старательно игнорировали, однако у Лиса четко возникло ощущение, что старшие неотрывно следят за новым набором.

И вот как раз курсанты заинтересовали Хельга куда больше, чем турсы. Старше новичков всего лишь на три-четыре года, но впечатление от них, как от взрослых. И дело даже не в том, что они рослее и крепче — при взгляде на старшекурсников возникало чувство зрелости. Они выглядели уверенными в себе, в каждом их движении скользила сила, упругая вязкая сила, зримая не потому, что старшие хотели ею покичиться, а потому, что она просто есть. Можно было не сомневаться: они твердо знают, чего хотят и что получат от жизни.

Неплохо, неплохо. Хельг улыбнулся. Один этот вид стоил того, чтобы поступить в академию. «Впрочем, — подумал Лис, — в мире все имеет свою цену. Даже такой вид. Интересно, чем пришлось им расплатиться? А еще интереснее: чем придется расплатиться мне?»

Трое жрецов Храма Солнца, в официальных желтых сутанах ордена Святого Знания, появились со стороны разгружаемого кнорра. Несколько старшекурсников подошли к ним, испросили благословения. Жрецы осенили их кругом с крестом внутри — символом Бога-Солнца. Завязался оживленный разговор, старшекурсники принялись о чем-то спорить с храмовниками, размахивая руками, а те благосклонно выслушивали и доброжелательно отвечали, не обращая внимания на разницу в возрасте и статусе.

Оглушительный свист заставил Хельга и весь остальной набор задрать головы. Ткань небес, исполняя сложное построение, прорезали «валькирии» типа «Молния». Их вытянутые хищные формы, стремительный полет и замысловатая небесная пляска, их близость в конце концов заставили Хельга осознать, что он уже не дома. Что он уже вне своего рода и своего титула. Такое количество турсов можно встретить только в гарнизонах на границах Мидгарда с морем Мрака и Северным Обрывом. Но тут, в академии, они используются даже как рабочие машины, и это, понял Лис, вполне вписывается в здешние порядки.

Человекоподобные «эйнхерии» и птицеподобные «валькирии». Могучие боевые машины, сила и мощь которых создали Мидгард. Элитные войска Объединенного Архипелага, заставлявшие в ужасе дрожать врагов конунгата. А здесь, в академии, обычные машины. И с сегодняшнего дня Лис и еще около сотни парней и девчонок будут учиться управлять этими машинами. Чтобы стать элитой, которая продолжит гордо нести знамя Мидгарда. Чтобы стать частью повседневности, где «эйнхерии» и «валькирии» находятся просто рядом — протяни руку и уткнешься в горячую броню.

Хельг расплылся в улыбке от переполнивших его чувств. Ему здесь нравилось! Ему здесь очень нравилось!

От сильного удара в челюсть Лис чуть не упал. Он успел заметить, как Свальд появился справа, но не успел отреагировать. Впрочем, сначала Хельг и не должен был реагировать.

Лис улыбнулся. Потер занывшую от удара скулу, сплюнул под ноги и успел отметить, что слюна перемешалась с кровью из разбитых губ. А потом его снова ударили. Но в этот раз Хельг успел ударить в ответ.

Драка была нечестной. Крепкий Свальд Вермундссон, на голову выше Хельга, и худющий Ульд Сварссон, одного с Лисом роста, напали на него одновременно. Ульд старался подобраться сзади, ударить в спину. Свальд, атакующий так, чтобы и успеть ударить, и сразу уйти от контратаки, несомненно, пребывал в ярости, иначе бы не позволил Сварссону вмешаться в драку. Ведь когда Свальд терял голову от ярости, то почти ничего не замечал вокруг, точно легендарный берсерк. К такому выводу Хельг пришел к концу первого дня на «Морском змее», когда увидел, как Вермундссон чуть не набросился на матроса, рассказывавшего товарищам анекдот о Доме Огня. Не окажись рядом сержант Хрульг, неизвестно, чем все могло закончиться. А так старина Вальди положил руку на плечо Свальда и утащил подальше. Успокаивать. Как — неизвестно, но на следующий день Вермундссон разгуливал по палубе тише воды ниже травы. Спокойный и умиротворенный.

Ульда Лис выбрал из-за комплексов этого нескладного парня. Можно было только удивляться, как он вообще с таким набором неуверенности, разочарований и обидчивости прошел экзамены.

А бил Вермундссон от души! Силушкой Бог-Солнце не обидел майнора Дома Огня. Таких крепышей, как Свальд, обычно готовят водить «Ярость» — «эйнхерий» с прыжковыми механизмами, где требуется недюжинная физическая сила, чтобы сбалансировать прыжок турса. Такие, как Свальд, редко управляют «валькириями», их место — на земле, в гуще боя, а не в небе, где мчится Дикая Охота и странствуют боги…

Левый глаз уже начал заплывать, ныла разбитая губа, живот будто взорвался, но Хельг еще мог стоять. Это хорошо. Это по плану. Правда, оказалось больнее, чем Лис ожидал. Но ничего. Бывало и хуже, знаете ли. Он привык терпеть и не такое.

Остальные новобранцы не вмешивались. Вокруг избиваемого образовался полукруг, границы которого очертили не собиравшиеся вмешиваться парни и отворачивающиеся, но то и дело с интересом поглядывающие девчонки. Три дня вместе на «Морском змее», но все равно они чужие друг другу.

«Валькириями» будут управлять только лучшие. Мусор — отсеется.

Никто не хочет оказаться мусором.

Хельга удивили только старшекурсники. С того места, где они стояли, драку можно было увидеть хорошо. Но они резко потеряли интерес к новичкам и вообще, кажется, принялись во что-то играть…

Бац!

На миг в глазах Хельга потемнело. И на мгновение он подумал о том, какой же он дурак, ведь в академии он должен завести друзей, учиться, играть, веселиться, а не вот так вот глупо получать в морду в первый же свой день здесь…

Бац!

Следующий удар привел Хельга в себя, в глазах прояснилось. Ощерившийся Ульд заносил кулак для нового удара, а во взгляде Свальда трезвый рассудок и удивление начинали теснить ярость.

Это военная академия имени Харальда Скаллагримссона. Здесь выбирают лучших из лучших, не обращая внимания на то, кто ты есть. Здесь всем плевать, кем ты был раньше. Здесь всем плевать, к какому Дому ты принадлежал до поступления и принадлежал ли вообще. Стейнмод, помнится, сказал, что даже последний крестьянский сын, попади он чудом в академию и прояви недюжинный талант к управлению «валькириями», будет почитаться больше, чем член семьи конунга.

Что ж, если здесь надо стать лучшим, Хельг станет лучшим. Он соберет лучшую команду бойцов, несмотря ни на что! И Мидгард содрогнется, когда узнает, на что он, Хельг Гудиссон, способен!

Лис стиснул зубы. И рухнул на колени, сжался. Свальд возвышался над ним, точно турс над пехотинцем. Ульд засмеялся отрывисто, будто выплевывая смех из себя. Ему, наверное, нравилось видеть поверженного и униженного Хельга. Наверняка Сварссон воображает, как будет рассказывать другим о своей победе. Его, так самозабвенно радующегося, можно было даже пожалеть. Не часто, видимо, ему доводилось побеждать. Но Хельг никого не собирался жалеть.

Перед тем как упасть на колени, Лис успел заметить, что сквозь толпу новобранцев пробирается наставник, судя по голубому мундиру и знакам различия.

Времени оставалось мало.

Хельг быстро вытянул руки вперед, обхватил лодыжки не ожидавшего этого Свальда. Резко дернул на себя и вверх. Свальд упал красиво, точно подбитый «Разрушитель». Хельгу даже показалось, что дрогнула земля.

Показалось. Свальд ему все-таки крепко врезал. Вот и чудится всякое…

Лис вскочил, пошатнулся. Ульд еще давился радостью, когда локоть Хельга точно заехал ему в висок.

И когда наставник подошел к дерущимся, из трех парней на ногах стоял только Хельг. Пошатываясь, плохо видя заплывшим левым глазом, но стоял. Ульд и Свальд валялись возле его ног.

— В чем дело? — Наставнику было за тридцать. Белые, точно снег на вершинах гор, волосы выдавали в нем выходца с северной окраины западных островов, где встречаются Вастхайм и Садхебейл. В голубых глазах клубилось недовольство. — Я спрашиваю, курсант, — в чем дело? Из-за чего произошла драка?

О, Хельг мог рассказать, из-за чего. Мог. Но не стал.

Люди всегда делятся на компании. Это Лис понял давно. Общие интересы, общие привычки, общие цели, общий страх, общая ненависть. Все это заставляет людей объединяться. И взрослых, и подростков. А в компаниях всегда есть лидеры.

На «Морском змее» Хельг тщательно следил за формированием союзов, не примыкая ни к одному из них. Парни и девчонки искали одинаковые увлечения, тянулись к похожим характерам и отталкивали несхожие. Слабые собирались вокруг сильных, сознательно или бессознательно надеясь на защиту. Некоторые девчонки вклинились в компашки, чьи «лидеры» не только выглядели сильными, но и могли покрасоваться смазливым личиком.

Присутствовали еще и изгои, которых не приняла ни одна группа. Кучка парней и девчонок. Кто-то излишне самоуверен, кто-то не хочет ни с кем быть, а на кого-то просто никогда не обращают внимания. Лис запоминал всех. Точнее, старался запомнить: некоторые прятались или следили за набором точно так же, как и он. Это наводило на неприятные размышления, но Хельг был уверен, что в итоге в его сети попадутся и они.

Всегда надо быть уверенным в себе. Так говорил Стейнмод. Лис не сразу понял, что это значит — никогда не сомневаться в том, что делаешь. Быть уверенным, думал он сначала, это значит быть спокойным. Но спокойствие и уверенность — не одно и то же.

Вот, например, Ульд. Ходячая радость душеведа. С виду спокоен и доброжелателен, но готов вспыхнуть в любой момент, точно старый ссохшийся солнцегриб. Постоянно нервничает и обижается на любую шутку в свой адрес. Сварссон примкнул к компании, образовавшейся вокруг Свальда, на третий день плавания, почти перед самым прибытием в академию — как и рассчитывал Хельг. Лис подшучивал над Ульдом уже в конце первого дня, когда тот крутился вокруг красавца Арджа Гаутамы, потомственного и чистокровного бхата из риг-ярлов Дома Серебряного Лучника. Непреклонный авторитет Арджа собрал вокруг него почти всех выходцев с южных островов, а тонкие черты лица, пышные ресницы и грациозные движения — пяток девчонок-свандок. И Лис не преминул этим воспользоваться.

— Ты прямо шестая девчонка здесь, — как бы в шутку говорит проходящий мимо Хельг, но Ульд бледнеет.

— Не знал, что тебя тянет на бхатов! — смеется Хельг, дружески похлопывая Ульда по плечу, но Сварссон чуть не плачет.

— Слушай, может, тебе в платье переодеться?! Уверен, тебе пойдет! А то еще и понравится. — Хельг подмигивает Арджу, и бхат ухмыляется в ответ. Шутка понравилась южанину. И остальные бхаты тут же начинают шутить над Ульдом, поспешившим уйти подальше. Сгорающий от стыда и обиды юноша больше не показывался рядом с Арджем, чего Лис и добивался.

Ульд — полукровка, и примесь крови юга давала знать о себе легким бронзовым отливом кожи. Хельг не позволил ему примкнуть к компании Арджа, и Ульду не оставалось ничего иного, как присоединиться к группе Свальда, такого же метиса, но из более древней семьи. Дом Огня, Дом воинов запада, бравших в жены южанок. Их дети были первыми, кто вел «эйнхерии» на захват южных островов, а позже — и на захват островов свандов.

А дальше Лис начал откровенно оскорблять и скрежетавшего зубами Ульда, опасавшегося в одиночку кидаться на обидчика, и Свальда, который Хельга просто игнорировал. Еще бы! Пускай Хельг чистокровный западник, но для Свальда он всего лишь потомок тех, кого его предок во времена Объединения размазал тонким слоем по всему родовому острову. Так что до поры до времени Вермундссон не обращал внимания на Лиса.

До сегодняшнего утра. До того часа, когда Хельг с тщательно выверенным презрением на лице не высказался в кругу тех, кто должен был обязательно донести до Свальда его слова о непохожести Вермундссона на остальных членов его семьи. И об удивительном сходстве Свальда с конюхом, а не с нынешним главой рода. Впрочем, добавил Хельг с ехидной ухмылкой, если посмотреть на фамильные портреты, то ничего необычного в судьбе Свальда не увидишь. Слуги, видимо, не раз помогали его роду.

Этого Вермундссон не стерпел. Кровь запада вскипела от оскорбления рода, а кровь юга — от оскорбления матери. На это Лис и рассчитывал. Он не раз слышал разговоры старших братьев, обсуждавших подобные оскорбления и следовавшие за ними поединки-хольмганги со смертельным исходом.

Конечно, Хельг рисковал. Даже Ульд был доведен им до белого каления, а уж Свальд стал похож на «Разрушителя», оба водителя которого разом сошли с ума. На «Морском змее» было много мест, подходящих для того, чтобы спрятаться от разъяренного майнора Дома Огня, но Хельг опасался, как бы Вермундссон не нашел его до прибытия на Виндерхейм. А еще Хельг беспокоился, что Ульд может довольствоваться простым наблюдением за тем, как Свальд изобьет проклятого насмешника. Но нет! Когда на берегу Свальд метнулся к Хельгу, наконец-то отыскав свою жертву, Ульд тенью последовал за ним. А Свальд оказался слишком зол, чтобы запретить своему «вассалу» вмешиваться. Он просто не видел Ульда. Он видел только Хельга. И поэтому проиграл. Не с Хельгом должен был он драться в первую очередь, а со своей яростью.

— Я… — Слова выходили с трудом, Хельг почти хрипел. — Я защищался… — Он махнул рукой в сторону молчаливо стоявших парней и девчонок. — Они подтвердят… я защищался…

Лис махнул рукой как бы невзначай, но точно в сторону Гурды, на которую наставник машинально посмотрел. Рыжая высокая девчонка, выглядевшая старше своих пятнадцати, на всем протяжении пути «Морского змея» выказывала неприязнь по отношению к Арджу и Свальду. Антипатия Гурды была довольно сильной, как рыжая ни пыталась ее скрыть. Она благосклонно следила за тем, как Лис оскорбляет Сварссона и Вермундссона. Причину такого отношения Хельг не смог выяснить, но не воспользоваться им было грех.

Он напрягся. Давай же, Гурда. Давай…

— Это правда! — выпалила девушка. — Эти двое сами набросились на него!

— Что послужило причиной драки? — Теперь наставник неотрывно смотрел на Лиса. Ему, видимо, было интересно, почему сразу двое избивали Хельга, хотя один Свальд должен был разобраться с ним. По крайней мере, Лис думал, что наставник так считает.

— Причиной… — Хельг постарался улыбнуться. Губам было больно. — Очевидно, что причиной послужила уверенность в моих силах… и их неуверенность в своих…

Свальд уже поднялся и теперь помогал встать Ульду. Холодный взгляд в сторону Хельга. Взгляд врага, решившего любой ценой всадить меч тебе в грудь.

— Он посмел оскорбить мой род и меня, — отчеканил Свальд. — Я требую хольмганга.

Хельг улыбнулся, несмотря на боль. Эх, Свальд, тебе не «Яростью» управлять, а на простом «Дварфе» в бой идти!

В глазах наставника — лед. Голубой лед. Словно снежный великан смотрит на Вермундссона.

— Курсант, тебе напомнить первый параграф Устава академии? — спросил, хмурясь, наставник.

Свальд нахмурился в ответ.

— Не надо… — процедил он сквозь зубы.

— А я все-таки напомню. — Наставник оглядел стоящих вокруг новичков. Хельг вздрогнул, когда цепкий взгляд взрослого скользнул по нему. Будто разорвал тщательно приготовленную личину Лиса и заглянул внутрь, в самую сердцевину души. Бред. Это невозможно. Всякие паранормальные штучки вроде чтения мыслей — это в Садхебейле, на северных островах гальтов. Телепатия не для свандов. На западе Архипелага давно восторжествовала наука, освященная Храмом Солнца, и ведьмовство полностью искоренено храмовниками. Жрецы строго следят за магическим спокойствием, дозволяя только лечебную соматику.

— Итак, новички, — голос наставника перекрыл даже грохот турсов, — я напомню то, что вы должны помнить в академии всегда. Род, семья и Дом здесь не имеют значения! Это первый и основной параграф Устава. И это значит, что, пока вы в академии, пускай даже вся ваша семья умрет и вы останетесь единственным, кто будет претендовать на родовое имя Дома, вам плевать на это. Вы теперь — «птенцы»! Вы теперь — ученики академии! Ваша знатность тут никого не впечатлит. Ваша родовитость важна не больше, чем родовитость рыбака. Вы станете кем-то значимым в тот момент, когда управляемая вами «валькирия» выполнит чудесный танец, который восхитит даже богов.

Наставник резко взглянул на Свальда.

— Впрочем, курсант, ты всегда можешь вызвать этого юношу на хольмганг, когда покинешь академию. Однако это возможно только в одном случае: если ты не справишься с обучением и мы тебя отчислим. Тогда можешь снова переживать за гордость своего рода и Дома.

— Не будьте так суровы, наставник Ингиред. — Доброжелательный и мягкий голос неожиданно появившегося рядом жреца резко контрастировал с пронзительными фразами наставника. — Эти двое юношей вместе могут отстаивать честь своих родов и в том случае, когда оба покинут академию превосходными пилотами «валькирий». Если, конечно, к тому времени у них останется хоть капля разногласий.

Ингиред усмехнулся, глядя прямо в глаза Хельга.

— Я не думаю, что эти драчуны продержатся дольше одного семестра. Те двое, — небрежный кивок на Свальда и Ульда, — потому что не справились с одним противником. А этот, — пристальный взгляд голубых глаз мог заморозить на месте, — потому что мне не нравится. Пресветленный Ойсин, вы же знаете, что случается с теми, кто мне не нравится?

Ойсин? Гальтское имя, хотя храмовник русыми волосами, серыми глазами и вообще чертами лица больше походит на сванда. Смешанная кровь, видимо. Вот тот же Свальд — в его жилах течет южная кровь, а все равно вылитый западник.

— Знаю. — Жрец печально улыбнулся. — Они обычно покидают академию в первый же год.

Хельгу стало не по себе. Этого еще не хватало!

— Впрочем, те из них, которых вы просто ненавидите, заканчивают академию с отличием, — закончил жрец и неожиданно подмигнул Хельгу. Пресветленный Ойсин неожиданно взял подбородок Лиса левой рукой и повертел в разные стороны, рассматривая левый глаз и разбитые губы.

— Так дело не пойдет, — сказал жрец. — Как его таким можно допустить к церемонии Посвящения? Нет-нет, сейчас мы все исправим… — С этими словами он легонько надавил Хельгу большим пальцем на точку за ухом.

Ульд тихо охнул. Свальд поежился. Наставник Ингиред хмыкнул. Вокруг Ойсина начал распространяться дымно-землистый запах. Хельг ощутил покалывание в кончиках пальцев, посмотрел на руки и внезапно понял, что видит обоими глазами! Больше не болели губы, живот перестал ныть, а ноги — подкашиваться!

Лис сглотнул. А вот и та самая соматика, о которой он недавно вспоминал.

— Вот так, — довольно сказал жрец, похлопав Хельга по плечу. — Синяки останутся, но теперь ты можешь принести клятву академии в подобающем виде.

— Я надеюсь, что в следующий раз, пресветленный Ойсин, вы не будете зря тратить благодать Всеотца на первого попавшегося. — Ингиред осклабился. — Я чувствую, что он еще не раз попадет в переделку, и что, вы каждый раз будете лечить его? Нет уж, пускай полежит в лазарете, пройдет процедуры, помучается от боли. Так, вы двое — в ту сторону. А ты, умник, в противоположную. И чтобы до конца дня никаких драк. На первый раз прощаю, но в будущем получите по выговору. Поверьте, вам этого не надо.

Из слов наставника Хельг понял для себя два важных момента. Во-первых, драки как таковые в академии не запрещаются. Во-вторых, если не запрещаются, значит, кому-то это нужно. Нужно, чтобы ученики могли драться друг с другом. А это значит…

Додумать мысль он не успел. К новоприбывшим подошли еще наставники, начали разделять новичков по росту и строить в шеренги. Хельга определили в одну из средних шеренг, между ниронцем Судзуки и северянкой Наас. Они с интересом поглядывали в его сторону, пока новичков выводили из порта, а затем сосредоточили свое внимание на более занимательных вещах.

Вот справа появился парк. Вынырнули из-за липнувших друг к другу зданий порта уютные кипарисовые аллеи и журчащие фонтаны. Роща темных елей высилась позади памятников выдающимся мидгардцам. Хельг успел разглядеть статую первого конунга, прежде чем новички прошли мимо.

А вот слева открылась огромная площадка, огороженная высокой сеткой. У дальнего края поля выстроились учебные модели «эйнхериев». На «Морском змее» поговаривали, что их будут обучать не только вождению «валькирий», но и умению управлять человекоподобными турсами. Лис думал, что это только слухи, потому что академия специализировалась на выпуске пилотов «валькирий», а не водителей «эйнхериев». Однако получается, что слухи могли оказаться правдой. Иначе для чего здесь тренировочная площадка с «эйнхериями»?

Интересно, интересно. Хельг внимательно разглядывал боевые машины. Возможно ли, что академия теперь начнет готовить и первоклассных водителей «эйнхериев», не отчисляя тех, кто провалился, а переводя на обучение классом ниже? Кто знает, хорошие командиры подразделений наземных турсов так же важны, как и эскадрилья «валькирий».

За площадкой расположился крупный ангар. Когда новобранцы проходили рядом с ним, они старательно всматривались внутрь, пытаясь разглядеть висевшие под потолком на специальных рамах «валькирии». Это тоже были учебные модели, лишенные вооружения и брони, но и они вызывали вздохи восхищения. Ведь это будут первые воздушные турсы, которыми позволят управлять новичкам. Правда, детально разглядеть учебные «валькирии» не удавалось из-за двух громадных «Колесниц», которые занимали собой почти весь ангар.

— Наставник Лангас! — раздался впереди звонкий девичий голос. — Мы будем здесь учиться летать?

Учиться летать! Ха! Что за детство? Хельг покривил губы. Все-таки в академию должен быть более строгий отбор, а не просто экзамены для отпрысков Дольних Домов и эрлов или простой прием майноров Горних Домов.

— Здесь находится не так много «валькирий». — Наставник Лангас, невысокий темноволосый старик, отвечал медленно, подчеркивая интонацией каждое свое слово. — Они принадлежат старшекурсникам, доказавшим свое право на личный турс.

— Ого! Здорово! А когда у нас будут такие? А что надо сделать для этого? Я тоже хочу! — наперебой заговорили вокруг.

— Надо прилежно учиться и прикладывать все усилия, чтобы стать одним из лучших учеников! — торжественно ответил Лангас.

Хельгу стало противно, когда почти все загалдели о том, что будут обязательно хорошо учиться. Сопливые дураки! Ну что с них взять? Просто дети, честное слово!

А затем потянулись монументальные здания, чей строгий вид сразу выдавал в них учебные корпуса. Выверенные геометрические формы, канонические изображения Бога-Солнца, колонны в виде поддерживающих балконы «Дварфов», «Яростей» и «Вулканов». И на крыше каждого здания — развевающиеся флаги с изображением солнца.

Хельг шел и улыбался. Было от чего. План удался. Его появление на Виндерхейме сопровождалось скандалом, который запомнит весь набор. Более того — когда кто-то вспомнит Хельга, а точнее, когда Хельгу надо будет, чтобы о нем вспомнили, то вспомнят, как он выстоял в драке против двоих, одним из которых был Свальд. Вспомнят, как Лис стоял, а они лежали перед ним. Первое впечатление, говорил Стейнмод, всегда обманчиво. Но оно всегда запоминается. Запоминается навсегда. Всегда запоминается навсегда, вот даже как.

Теперь можно продолжать воплощать в жизнь основной план. Затаиться, не выделяться, подбирать себе команду. Следить, кто действительно лучший из этой сотни ребят. Они еще не знают, но они будут верно служить Лису.

И воплотят в жизнь его цель, ради которой Хельг поступил в академию.

Альдис Суртсдоттир

Путешествие до Виндерхейма было почти таким же скучным, как более раннее плавание от Акульей бухты до Йелленвика. «Почти» потому, что длилось оно всего три дня, а не четыре недели, к тому же во второй день Альдис удалось удрать от наставницы и всласть излазить корабль. Она даже успела найти вход в машинное отделение, но прямо у двери ее перехватил какой-то матрос, подверг строгому допросу и отконвоировал в заботливые объятия наставницы Кейко Ноды, которая отвечала за дисциплину среди девочек на корабле. Кейко пришла в полный восторг при виде арестантки:

— Правильно, белобрысая, так и надо. Я в свое время тоже туда лазила. Только, в отличие от тебя, не попалась. А вот тебя придется наказать.

— А может, вы меня отпустите? Я больше не буду… — начала мямлить Альдис. Быть наказанной на второй день пути за проступок — это совсем не согласовывалось с данным отцу обещанием «не высовываться и быть послушной».

— Э-э-э, какая хитренькая! — расхохоталась ниронка. — Нетушки, в следующий раз будешь умнее. Учись не попадаться.

Наказание, впрочем, оказалось совсем не страшным — вымыть полы и начистить рыбы к ужину. После муштры у эрлы Ауд это было плевым делом. Круглощекий кок-балагур почти всю работу сделал сам, да еще и развлекал морскими байками. Но в глазах остальных девчонок и без того невеликий авторитет Альдис упал ниже ватерлинии. Что же, ее это вполне устраивало. Она привыкла быть одна.

Хоть «Морской змей» и числился в составе военного флота, строился он на гражданских верфях и даже несколько лет мирно курсировал между островами Южного Мидгарда, пока не был выкуплен министерством. «Гражданское» происхождение особенно ощущалось в расположении жилых отсеков. Юноши и девушки размещались в бывшей каюте третьего класса. Ранее единое огромное помещение в трюме ныне было разделено на две половины деревянной переборкой.

По тому, как реагировали девушки на простецкую обстановку общей спальни, сразу можно было вычислить, кто из ровесниц привык к роскоши, и Альдис втайне развлекалась, наблюдая за возмущенными гримасами высокородных майноров.

Для наставников, возвращавшихся на Виндерхейм после отпуска, были подготовлены каюты второго и первого класса.

Проживание бок о бок с другими и скука путешествия заставляли девчонок сбиваться в стайки. Просторная спальня с утра до вечера была заполнена щебетанием, смешками, разговорами. То здесь, то там разгорались подушечные бои, подружки хвастались друг перед другом влиятельными родственниками, одежками и украшениями. Волнующая близость юношей, обитавших за стенкой, провоцировала на разговоры о романтических отношениях, а обсуждение внешности и манер сокурсников не прекращалось даже ночью, после отбоя.

Альдис наблюдала за всем этим как бы со стороны. Она плохо умела сходиться с ровесницами. Сомнительное происхождение всегда делало из нее изгоя, а девчачьи разговоры казалась откровенно скучными и надуманными.

Утро прибытия было холодным и солнечным. Под руководством Кейко девушки построились парами, спустились вниз и выстроились на причале. Однако практически сразу наставницу отвлекли каким-то вопросом, и ровный строй перемешался. В довершение суматохи с кнорра спустились мальчишки. Молодежь разбилась по кучкам, и в воздухе повис уже привычный гомон, крики и смех.

Альдис отошла к самому краю причала и с тайным восторгом и ужасом наблюдала, как машины играючи переносили неподъемные мешки и ящики. Завороженная неуклюжей грацией турсов и первобытной мощью, исходившей от железных великанов, она не сразу обратила внимание на тишину вокруг.

На причале шла драка.

Двое парней, здоровый светловолосый крепыш и невысокий темненький парнишка, били третьего. Били не так, как обычно бьют в мальчишеских драках. Уж в драках-то Альдис толк знала. Так бьют, когда хотят убить, покалечить, уничтожить. И светловолосый, похоже, знал, как это сделать. Он использовал незнакомую, но эффектную технику, осыпал противника градом ударов в живот, пах, солнечное сплетение. Однако избиваемый оказался крепким орешком. Его тоже учили. Возможно, тот же учитель. Парень умело предугадывал и отводил большую часть ударов и стоял, стоял один против двоих. Альдис даже восхитилась — она знала пределы своих возможностей и не была уверена, что продержится хоть минуту против светловолосого врукопашную. Вот со шпагой или бокеном еще можно попробовать…

А парень пока держался. Может, помочь? Она возьмет на себя второго — не ахти, но все-таки помощь. Но нужно ли вмешиваться? За что они его бьют?

Не успела Альдис додумать эту мысль, как мальчишка упал. Темненький коротко хохотнул, и Альдис решила рвануть на помощь: неважно, кто виноват в драке, молча смотреть на то, как двое избивают упавшего беспомощного противника, она не собирается.

Однако юноша справился и без помощников. Она даже не увидела движения, которым он опрокинул светловолосого, успела заметить только короткий и точный удар назад локтем, после которого упал второй парень. Через секунду все было кончено.

Тут наконец подошел кто-то из взрослых, и Альдис порадовалась, что не влезла в драку. Плохо лишний раз привлекать к себе внимание.

Победитель оказался типичным свандом — беловолосым, голубоглазым. Он так и стоял, пошатываясь, и вызывающе улыбался разбитыми губами.

Да, с него явно не брали обещания «не высовываться». Вон какой довольный, только что не сияет. Хоть и пытается скрыть торжество.

Альдис честно призналась себе, что тоже сияла бы, как начищенный солер, если бы смогла уложить двух таких противников. Да если бы только светловолосого уложила, все равно сияла бы. Особенно если еще потом добрый дядя-жрец избавит от неприятных последствий вроде отбитых почек.

Она даже не сразу поняла, что происходит, когда служитель Бога-Солнца возложил руку на голову победителю. Только через минуту до Альдис дошел смысл действий жреца, и ее бросило в жар. Соматик!

Раньше девушке не приходилось видеть, как работают обученные соматики. В самой идее подчинять окружающий мир с помощью энергий было столько кощунственного, хаотичного и непостижимого, что от близости жреца накатывала невольная дрожь. Возможность менять мир вокруг мановением руки пугала. В подсознании просыпались детские страхи: отблески огня в камине, смуглое морщинистое лицо нянюшки, хриплый голос рассказывает темные сказки о злых шаманах и тварях Хаоса…

Поймав себя на том, что слишком уж пялится на жреца, она отвела взгляд.

«Не высовывайся, будь как все!» — снова прозвучал в ушах повелительный голос отца.

«Не буду, папа».

Что бы ни делал соматик на Виндерхейме, Альдис это не касается. Ее задача — выучиться и стать отличным пилотом.

Наконец наставник закончил читать нотацию, шумную стайку подростков согнали в подобие строя. Курсантов повели на Посвящение.

Торжественный ритуал для Альдис пролетел как одно мгновение. Она привыкла к тому, что официальная часть любой церемонии может заставить скучать даже Локи, и здесь ожидала подобного. Но руководитель академии не позволил этому произойти.

Генерал Вебьёрн Ольфссон словно сошел живьем с эпических полотен, изображавших Смутные времена. Не просто высокий — высоченный. Не просто крепкий — военная форма трещала на его мускулах. Не просто вылитый западник — идеал Вастхайма. Он был подобен собравшемуся в морской рейд древнему викингу. Усиленный динамиками голос генерала зазвучал над площадью, где выстроились девочки и мальчики, и даже пожелай кто-то отвлечься от речи Ольфссона, просто не смог бы.

Гремела речь генерала, соседки Альдис слушали, затаив дыхание, а девочка старательно вылавливала крупицы действительно ценной информации в океане воодушевляющего пафоса.

— Тот, кто выйдет из академии пилотом, выйдет не простым человеком. Он будет отмечен богами. И даже больше — он будет отмечен самим Всеотцом! Благородная кровь в его жилах вспомнит, что природа ее божественна, что эта кровь — кровь богов! Вы те, кто сегодня переступит порог. Нет, не порог академии — порог нового бытия! Вы будете учиться, и будете своей учебой служить стране и конунгу!

Генерал ни словом не упоминал о том, что не все закончат академию, что лишь часть из них станет пилотами. Даже наоборот, он обращался к новоприбывшим ребятам так, будто точно знал, что все они покинут академию с фамильными боевыми машинами. Он умел говорить, генерал Вебьёрн Ольфссон.

— Все вы знаете, что древние люди разочаровали богов своими делами и боги наказали их Катастрофой. — Оратор хохотнул. — Знайте, что если разочаруете меня, мой гнев будет страшнее Катастрофы! Вы все — будущая элита, которая продолжит укреплять славу Мидгарда перед Богом-Солнцем и нести Его Слово по всему миру! Именно вы избраны — да, ИЗБРАНЫ! — для великих дел, которыми будет гордиться Мидгард.

«Мною будет гордиться отец, — отрешенно подумала Альдис. — В первую очередь — отец…»

Как же ей хотелось, чтобы он видел сейчас свою дочь! Видел, чего она достигла. Хотелось сказать: «Смотри, папа, — это я! Я помню о долге, я делаю то, что ты велел! Я думаю о тебе, папа!»

После выступления генерала его место занял храмовник, зачитавший Символ веры. Повторяя слова молитвы, Альдис думала о том, что теперь будет слышать ее каждое утро. Эрла Ауд не отличалась особой приверженностью Богу-Солнцу, ее вера была привязана к старым морским богам, как и вера почти всей Акульей бухты. Пока Альдис жила там, ей казалось, что она может забыть тщательно выученное славословие Всеотцу. Не забыла. И слава Богу-Солнцу.

А затем была клятва Посвящения, скучная и переполненная громкими пафосными словами.

Единственное, что только и запомнилось Альдис, было одно из положений клятвы: «Отныне буду стремиться я, чтобы душа моя и душа моего будущего турса стали едины».

Хельг Гудиссон

Сзади шумели, вспоминая торжественную церемонию и речь генерала Ольфссона.

— Генерал говорил, что мы — будущая элита…

— Здорово!

— Вечная служба на земле и в небесах конунгу и Мидгарду…

— А помнишь, он сказал, что в наших руках судьба всей страны?

— Немного пафосно, но по делу, правда?

— …так что запомните, теперь я и вы должны стать лучшими в академии. Мы дали клятву Посвящения, но кроме этого должны поклясться, что будем помогать друг другу всегда и везде, независимо от обстоятельств.

Хельг прислушался и скользнул взглядом по говорившему. Так-так, северянин Катайр Круанарх, бледнокожий парнишка с крупными чертами лица, стриженный «ежиком». Собрал вокруг себя группу в семь человек, все гальты. Понятное дело, северяне предпочитают держаться вместе. Это у них в крови осталось от фианн, древних священных дружин.

«Надо будет понаблюдать за ними, — подумал Хельг. — Солдаты северян — хорошие бойцы, может, и из этих выйдет толк…»

Он еще раз оглядел зал, куда их привели после церемонии Посвящения. Когда отзвучала речь генерала Ольфссона, полная воззваний к божественному духу сыновей и дочерей Мидгарда и патетических призывов отдать свою жизнь за Бога-Солнце, конунга и Мидгард, новичков отвели в высокое здание рядом с площадью и провели в зал. Сиденья в зале были расположены амфитеатром, то есть шли снизу вверх полукругом. Наставники рассадили учеников на верхних скамьях, затем притушили свет, а на помост был вывезен огромный макет академии. Отличный, между прочим, макет. Все четыре острова с расположенными на них зданиями и тренировочными зонами были сделаны так искусно, что их можно было принять за настоящие. Казалось, еще чуть-чуть — и оживут маленькие фигурки турсов, расставленные на макете, взметнутся вверх игрушечные «валькирии» и понесутся по залу, словно стая задиристых воробьев.

Лис внимательно рассматривал модель академии, стараясь запомнить как можно больше. Неплохо было бы подойти к макету, но наставники строго-настрого запретили приближаться к помосту. Причина запрета объяснена не была, хотя никто, впрочем, не спрашивал. У Хельга имелись предположения, но делиться ими он не собирался.

Хотя, по сути, делиться было не с кем. На «Морском змее» он ни с кем не подружился и даже особо не знакомился. Лис был уверен, что мало кто знает его имя, не говоря уже о семье и роде. Впрочем, он сам так и не узнал имя каждого новичка. Сотня парней и девчонок — за три дня не справишься, как ни старайся. Вот если бы был доступ к храмовой картотеке с делом на каждого… Но о таком Лис мог только мечтать.

А еще ему интересно было взглянуть на свое дело. Как и другие майноры Горних Домов, Хельг получил допуск в академию после короткой беседы с храмовником. Но храмовники — знатные душеведы. Стейнмод говорил, что опытный жрец с одного взгляда может разобраться в человеке. Лис надеялся, что ему удалось провести храмовника, что тщательно созданный образ Хельга Гудиссона, сына Гуди Торссона, обманул жреца. Память всколыхнулась, совсем не вовремя напомнив о беседе…

— Майнор Хельг, вы же знаете, что можете выбрать не только военную карьеру, но и научную?

Храмовник вежлив. Храмовник обращается на «вы», хотя остальные дети не дождутся от него ничего, кроме «ты». Не потому, что храмовник считает их хуже. Просто жрец обязан «выкать» отпрыскам Домов. А простолюдинам — только «ты». Храм ниже Домов, но выше сословия военных, служащих не аристократам, а Мидгарду. И куда уж выше сословия общинников: юристов, врачей, оружейников, строителей, банкиров, купцов и прочих. Правда, Гильдия инженеров в последнее время пытается подняться вровень с храмовниками, но жрецы противятся этому. Лишние конкуренты Храму Солнца не нужны. Это неудивительно. Конкуренты вообще мало кому нужны.

— Научная карьера скучна, — отвечает Хельг. — Многократные эксперименты, неудачные эксперименты, бессмысленные эксперименты. Создание теорий, которые будут опровергнуты другими теориями, которые так же падут под натиском следующих теорий. Нет, это не для меня. Я хочу послужить Мидгарду.

— Ученые служат Мидгарду не меньше, чем солдаты, — замечает жрец.

«Ага, именно поэтому вы так помогаете Гильдии инженеров получить право владения землей и крестьянами!» — не сдерживается Лис. И мысленно ругает себя. Даже думать так в присутствии храмовника небезопасно. И совсем не потому, что может прочитать мысли. Беседу с Хельгом проводил чистокровный сванд, ну, может, с капелькой инородной крови, а чтение мыслей — это из псионики гальтов. Чистокровных гальтов. Без капелек инородной крови.

Просто от этой беседы зависит очень многое. В коридорах приемной комиссии Хельг заметил подростков в сопровождении охраны с гербами Горних Домов на мундирах, и это крайне не понравилось ему. Горние Дома обычно игнорируют академию, предпочитая обучать майноров военному делу собственными силами или посылая в училища, которые готовят офицеров для наземной армии Мидгарда. Высокородные дворяне издревле предпочитали водить «эйнхерии», еще с тех пор, когда Харальд Скаллагримссон вел за собой в «Дварфах» тех, кто в итоге стали основателями Домов. Когда же были найдены машины древних и Храм Солнца сотворил «валькирию» по образу и подобию Солнечных Дисков, Горние Дома с настороженностью отнеслись к летательным турсам. Традиция была превыше всего, и майноры Горних Домов отправлялись в Ойкумену в «эйнхериях». Лишь некоторые рискнули довериться «валькириям», как, например, Дом Молнии, чьих майджоров из хёвдингов отобрали для вождения машин древних.

Хельгу не нравилось, что Горние Дома прислали майноров поступать в академию именно тогда, когда он наконец-то достиг возраста, позволяющего осуществить его тщательно разработанный план. Набор ограничен: сто пятнадцатилетних парней и девчонок. Майноры Горних Домов, изъявившие желание поступить в академию, проходят в независимости от результатов собеседования — такая практика негласно проводится в приемной комиссии. До этого поступало два, максимум три отпрыска Горних Домов в год. Это немного. Иногда их вообще не было. Однако припрись сюда больше сотни майноров Горних Домов — и что тогда? Кого из них отсеют и по каким критериям? Вдруг Хельг как раз будет признан неподходящим?

Чтоб их Хель побрала! Сидели, не чесались, а стоило Лису устремиться в академию — опаньки, тут как тут. И ведь это простое стечение обстоятельств, не мог никто знать о Хельге, он очень тщательно подчистил за собой хвосты, да и отец не был против и помог. А раз отец помог, то уж точно никто не знает, кто такой Хельг Гудиссон и зачем он стремится в академию. Последнего, кстати, не знал и отец. Думал, что знает, но ошибался. Специально для него Лис сочинил такую байку, что батюшка от умиления даже слезу пустил под конец разговора с сыном.

— А чем вас не устраивает карьера полицейского?

— Давайте я сразу отвечу, почему я не хочу и в жрецы податься. И вообще попробую осветить на все вопросы. — Хельг подался вперед, ладони открыты, смотрит собеседнику прямо в глаза. — Я хочу фамильный турс. А для этого, как известно и вам и мне, необходимо совершить великий подвиг во славу Мидгарда. И я хочу совершить подвиг. Хочу подвиг и турс. Ученый, полицейский, дипломат — это не для подвигов. Это для простой службы. Только военный может совершить что-то достойное. Я хочу совершить что-то достойное, подобное делам Харальда Великого. И как же свершать, как не под эгидой академии? Море Мрака, Северный Обрыв, а может, в будущем и новые земли, на которые надо будет нести свет учения Храма. Только став пилотом, я смогу достойно послужить Мидгарду.

Эгоизм со здоровым чувством патриотизма. Много эгоизма. Как раз на подвиги и толкающего. В основном безрассудные, но именно подвиги. В это храмовник-душевед мог легко поверить.

Поверил?

Храмовник мягко улыбается:

— Если сердце ваше хочет славы, то хочет ли слава вашего сердца?

Это еще что за загадка в чжанском духе? Неужели жрец почувствовал фальшь? Это плохо — но только если Горние Дома вознамерились под завязку забить нынешний набор майнорами.

— Возможно, и не хочет. — Хельг улыбается и откидывается на стуле. — Но я заставлю ее захотеть.

Храмовник неожиданно перестает улыбаться. Резкий вопрос:

— Вы хотите быть пилотом?

Спокойная обстановка резко меняется. Комната словно превращается в дальний западный остров, где царят льды и снега. Вопрос вроде как вопрос, без подвоха, без всяких двусмысленностей. Но почему хочется обдумать ответ, прежде чем говорить, и почему возникает чувство, что отвечать надо быстро, очень быстро, что уже надо было ответить…

Хельг кивает. Просто кивает, злясь на себя неимоверно. Тебе же пятнадцать лет, Лис. А Храм Солнца уже несколько столетий является духовной основой Мидгарда. Кто из вас хитрее и умнее, а?

Храмовник задает еще несколько незначащих вопросов о семье, о друзьях. Хельг отвечает на автомате. Был ли вопрос о желании стать пилотом основным? Или — что стояло за этим вопросом?

— Корабль уходит через неделю. Прошу вас не опаздывать.

Лис, погрузившийся в размышления, даже сначала не понимает, что именно ему сказали. И это хорошо. Очень хорошо. Потому что он просто встает, благодарит за беседу и уходит. Так бы поступил уравновешенный эгоист, маску которого надел на себя Хельг.

А вот злая радость нахлынула потом, когда Лис на выходе из комнаты осознал, что корабль, о котором шла речь, — это «Морской змей».

Он поступил.

Новички зашумели громче, и Хельг очнулся от воспоминаний. На полутемных подмостках появился наставник в форме офицера военно-небесных сил, он встал возле макета, и тотчас копию академии осветили мощные прожекторы. Офицер внезапно хлопнул в ладоши, так неожиданно и громко, что разговоры моментально стихли, точно унесенные ураганным порывом ветра. Наставник ухмыльнулся.

— С сегодняшнего дня, — наставник говорил негромко, но благодаря акустике зала его было слышно всем, — вы становитесь первогодками академии. «Птенцами».

«Генерал уже это говорил…» — скучающе подумал Хельг.

— На ближайшие пять лет академия станет вам родным домом, поэтому вы должны знать, что где находится. Я ознакомлю вас со структурой академии.

«Это уже интереснее!» — Лис приготовился внимательно слушать.

— Академия расположена на четырех островах, каждый из которых четко выполняет одну функцию. На нашем острове, Виндерхейме, расположены учебные помещения, жилые корпуса, а также залы и территории для тренировок. На Виндерхейме вы продолжите обучаться как обычным наукам, так и умениям, необходимым для пилотов «валькирий».

Виндерхейм по форме напоминал клешню, вытянувшуюся в сторону зрителей. Прямо посредине острова расположилась огромная гора.

— На Бьёрсфордоре, — наставник указал на второй остров, который расположился правее и чуть дальше Виндерхейма, — находятся полигоны для обучения боевому вождению турсов. Здесь вас будут учить в условиях, приближенных к действительности. Отработка маневров, командные и групповые сражения, бой один на один — все это здесь, на Бьёрсфордоре.

Бьёрсфордор напоминал впавшего в спячку медведя, шерсть которого вздыбилась: по острову растянулось множество горных гряд с узкими ущельями. Возможно, подумал Хельг, летая между ними, пилоты «валькирий» оттачивают свои умения.

— На Хеллугьяре расположены ангары с турсами, ремонтная база, жилые корпуса техперсонала и специальный учебный корпус. Там вас научат обращаться с технической стороной турсов и ремонтировать их при необходимости.

Третий остров выглядел обыкновенно, точно простой блин слегка неправильной формы. На нем не было ни гор, ни лесов, только различные строения.

— И последний остров — Маркланд. — Наставник мечтательно улыбнулся, будто вспомнил что-то приятное. — Весь покрыт лесом, на нем водятся звери и птицы, некоторые его части труднопроходимы. Это территория, на которой будут проводиться различные военные игры, где вы будете демонстрировать то, чему научились. Когда попадете туда, будьте осторожны: синяками можете не отделаться.

Маркланд разместился за треугольником, который образовывали Виндерхейм, Бьёрсфордор и Хеллугьяр. Самый крупный из островов, он занимал большую часть макета.

— Обратите внимание, — наставник поднял правую руку, и свет, падавший на макет академии, превратился в узкий луч, сконцентрировавшийся на длинном пятиэтажном здании, расположенном на Виндерхейме. — Это главный учебный корпус. Здесь вы получите основные знания по военной теории и турсоведению, а также гуманитарным и естественным наукам.

Как ни старались ученики вести себя тихо, но сдержать печальные вздохи смогли немногие, и по амфитеатру будто прошла волна разочарования. Наставник рассмеялся:

— Я понимаю, многие из вас думали, что в академии будут обучать в основном управлению «валькириями». Зачем вам, к примеру, философия или биология? Однако я, как и основатели академии, считаю, что наша цель — подготовить не простое дополнение к турсу, а высококлассного воина, готового нестандартно мыслить в самых неожиданных ситуациях. Чем лучше отточен ваш ум, тем лучше вы постигнете тайны управления «валькириями». И запомните: в сражении главное — не оружие! — Наставник выразительно постучал себе костяшками пальцев по лбу. — Основа основ в сражении — разум.

Тихий шум пронесся по рядам учеников. Кажется, не все разделяли точку зрения наставника. Хельг же полностью был согласен. Он знал эпизоды из военной истории Мидгарда, когда войска Объединения терпели поражение в боях за восточные острова. Против хитростей ниронцев, бывало, не помогали даже «эйнхерии».

— Первый год вы будете учиться только в главном корпусе. Физические упражнения, фехтование и безоружный бой — в этих трех залах и на этих пяти открытых площадках. По истечении трех месяцев начнутся занятия по турсоведению. Основам управления турсами вы будете обучаться вот здесь. — Наставник показал на огороженную территорию, которая находилась неподалеку от порта. По всей видимости, мимо нее новобранцы проходили после прибытия. — Спустя несколько месяцев на Маркланде вы пройдете специальное испытание. Какое? Будет решено, исходя из общего рейтинга набора. Ну а под конец года будет проведено итоговое испытание, в ходе которого определится, кто из вас достоин продолжить обучение в академии, а кто будет отчислен.

Упоминание об отчислении заставило заволноваться весь зал, но наставник не обратил на это внимания. Хельг самодовольно хмыкнул. Отчисление? Ха! С ним этого точно не произойдет!

— Сообщение между островами происходит посредством паромов и «валькирий» класса «Колесница». — Наставник на миг задумался, а затем продолжил: — Это основное, что вам нужно знать о структуре академии. Если есть вопросы, то я готов ответить. Можете обращаться ко мне — наставник Валдир.

Первым вопрос решился задать Ардж. Хельг вообще заметил за ним желание вылезать на первые позиции и светиться где только можно. Явно считает себя лидером и жаждет, чтобы каждый в наборе уяснил его лидерство. Ну, тут таких «лидеров» много.

— Наставник Валдир, — поднявшись и уважительно сложив ладони перед грудью, сказал бхат, — позвольте спросить. Вы говорили об общем рейтинге набора. Я хотел бы попросить вас уточнить, что это такое.

— Конечно, более подробно вам расскажут о рейтинговой системе учителя на лекциях, однако я попробую объяснить в общих чертах. У каждого из вас будет три шкалы для набора баллов: личная, командная и групповая. То есть во время учебы вы будете получать баллы как за индивидуальные достижения, так и за совместную работу с другими учениками. Во время тренировок и игр вас будут делить на группы от трех человек, и балл, заработанный группой, делится на количество составляющих ее курсантов. Личные усилия каждого при этом не учитываются. Всегда перед тренировкой или игрой состав групп будет меняться, и каждый из вас сможет поработать со всеми остальными.

Новость вызвала оживление рядов, которое прервало деликатное покашливание Валдира.

— Действия в разных по составу группах необходимы для формирования навыков совместной работы в независимости от того, с кем придется взаимодействовать. А теперь немного о командах. В отличие от групп, команды на протяжении ближайшего года-полтора будут состоять из двух человек без изменений. Тем не менее члены одной команды могут оказаться в разных группах и во время тренировок противостоять друг другу.

«Хитро придумано, — подумал Хельг. — Постоянная борьба всех против всех, когда и близкому товарищу нельзя доверять, потому что ради баллов он может пойти на что угодно. Так почти невозможно создать альянс или сохранить успешную компанию!»

Лис мельком глянул на северян. Те выглядели расстроенными, а их вожак Катайр раздраженно сжимал и разжимал пальцы.

— Баллы начисляются за ваши успехи и снимаются, если вы не продемонстрируете хороших результатов. Наивысшее индивидуальное количество баллов к концу первого года — пять тысяч. Это рекорд, который еще никто не смог побить. А общий рейтинг набора — это общая оценка вашего курса, сумма всех ваших баллов. Все понятно?

— Да, наставник. Благодарю за ответы. — Ардж поклонился и сел на место.

— Есть еще вопросы?

— А как нас будут распределять по командам?! — выкрикнул с места рыжеволосый парень, сидевший неподалеку от Хельга. Его имени Лис не знал. Один из тех, кто ни к кому не прибился, да и вообще особо не мелькал на корабле.

— На основе анализа ваших психопрофилей сделают вывод, насколько каждый из вас сможет раскрыть потенциал другого. Иными словами, чем выше психический и ментальный резонанс двух учеников, тем больше шансов у них объединиться в команду. Это понятно?

— До слова «психопрофиль» я вас понимал… — уныло протянул рыжий.

Часть учеников засмеялась.

— Наставник Валдир, наставник Валдир, а жить мальчики и девочки будут вместе?! — вскочила темноволосая девчонка на другом конце зала от Хельга. Ульна Рагнарсдоттир. После ее вопроса засмеялись почти все, даже Валдир слегка улыбнулся. Ульна покраснела, показала неизвестно кому язык и быстро уселась на место.

— Нет, проживание раздельное, как и душевые комнаты. Впрочем, бассейн общий.

— Наставник Валдир, а как мы будем узнавать свой рейтинг? — спросили из рядов ниже, кто — Хельг не успел заметить.

— На первом этаже главного учебного корпуса расположена таблица, где каждый курсант может увидеть свои и чужие баллы, не только своего курса, но и других. Чем ниже вы находитесь в таблице — тем ближе вы к отчислению. Однако последнее итоговое испытание может все изменить, за него дают много баллов.

— А что это за итоговое испытание?

— Это секрет. Для каждого набора испытание создается каждый раз заново. Исходя, как я уже говорил, из общего балла курса…

Хельг вполуха слушал вопросы учеников и ответы Валдира, всматриваясь в макет академии. Он хотел бы получше разглядеть ее, более точно запомнить, что где располагается. Насколько Хельг видел, макет был точен относительно порта и пути от него до учебных корпусов, а это значит, что и остальные территории обозначены правдиво. По крайней мере, на это можно было надеяться.

Со своего места Хельг не мог разглядеть макет во всех подробностях. «Надо будет пробраться сюда как-нибудь и лучше все изучить, — решил он. — По крайней мере, сейчас это невозможно, когда здесь такой галдеж. И не зря ведь мы только смотрим на макет, а не ходим по территории? Может, академия показывает не все, что у нее есть, а это уже само по себе интересно…»

— Хорошо, если вопросов больше нет, то вы можете быть свободны. — Валдир взмахнул рукой, и помост погрузился в полумрак, в то время как остальной зал ярко осветился. — Наставники проводят вас до жилого корпуса, там вас разведут по комнатам, и вы познакомитесь со своими товарищами. До вечера можете отдыхать и знакомиться с окружением. Завтра с утра начинаются занятия.

Альдис Суртсдоттир

На выходе из зала юношей и девушек опять разделили. Куда повели парней, Альдис не видела. Ее вниманием без остатка завладела высокая женщина в летней форме с нашивками сержанта на рукаве.

Таких женщин ей раньше видеть не приходилось. Поджарая, мускулистая, похожая на большую хищную кошку. Трудно было сказать, сколько точно ей зим — она могла оказаться как моложе эрлы Ауд, так и старше. Волосы на голове были коротко острижены и поднимались едва ли на два пальца. Но примечательнее всего было ее лицо. Правая половина была прекрасна — миндалевидный глаз, резко очерченные губы, нос правильной формы, скульптурная линия скулы. И тем более жуткое впечатление производила левая половина, перечеркнутая тремя уродливыми багровыми шрамами. От того места, где у всех нормальных людей находится левое ухо, начинался еще один шрам, который тянулся наискось к темени. Левый глаз незнакомки был прикрыт черной повязкой.

Альдис была не единственная из девчонок, кто засмотрелся на удивительную женщину. Однако толком разглядеть незнакомку они не успели.

— Чего уставились, «птенчики»? Знакомьтесь — Сигрид, ваш ротный командир. Теперь от нее люлей будете получать, еще помяните старушку Кейко добрым словом, — объявила наставница Нода и, уже обращаясь к незнакомке, добавила: — Вот, полный комплект — пятьдесят голов и не знавших розги задниц. Разгуляешься…

— Спасибо, Кейко, — кивнула женщина. Голос у нее был под стать внешности — в нем звенела сталь и похрустывал лед.

Еле слышный вздох разочарования пронесся над стайкой девушек. За три дня пути Кейко успела завоевать искреннюю привязанность своих подопечных. При всей своей напускной строгости она была человеком незлым и не слишком серьезно относилась к правилам, чем девчонки беззастенчиво пользовались. Страшная незнакомка же совершенно не производила впечатления человека, способного оставить без внимания какую-нибудь шалость.

— Итак, я — сержант Сигрид Кнутсдоттир, — продолжила незнакомка, не обращая внимания на смутный ропот и явное отвращение, с которым многие девушки разглядывали ее изуродованное лицо. — Я буду вашим ротным командиром на протяжении всех пяти лет обучения. Моя задача — в кратчайший срок сделать из сопливых избалованных малолеток лучших бойцов Мидгарда. Те из вас, кто действительно захочет не вылететь из академии, должны будут усвоить несколько правил. И первое из них… — Тут она повысила голос так, что у Альдис даже в ушах засвербело. — КОГДА Я ГОВОРЮ — РОТА МОЛЧИТ!

Смешки и шепоток, летавшие над строем, примолкли. Когда Сигрид кричала, она выглядела жутко.

— Уже лучше, — продолжила женщина так же спокойно и неторопливо, как говорила до этого. — Я не люблю кричать. Если я кричу, значит, рота меня вынудила. Если рота меня вынудила, она будет наказана. Целиком. Вникать, кто конкретно виноват, я не буду. — Она помолчала и в установившейся тишине обежала взглядом лица девочек. Большинство курсанток предпочло потупиться под прицелом ее единственного глаза, серого, как хмурое осеннее небо.

— Итак, правило номер два: ко мне обращаться «сержант» или «сержант Кнутсдоттир». Никакой фамильярности я не потерплю. Правило номер три: дисциплина важнее всего. Она — ваша мать, отец и Закон Небесный на ближайшие пять лет. Я никогда, запомните, никогда не наказываю просто так, без причины. И я никогда не оставляю виновных безнаказанными. Можете сколько угодно ныть, хныкать и просить прощения. На меня это не действует. Я ясно выражаюсь?

— Ясно, сержант! — выкрикнула Альдис.

Девочки рядом подхватили за ней:

— Ясно.

— Понятно…

— Ясно, сержант! — послышался нестройный хор голосов.

— Хорошо. Правило номер четыре: мои приказы исполняются беспрекословно и не оспариваются. За невыполнение приказа или спор с командиром полагается наказание. Какое — определяет командир. И наконец, правило номер пять. — Она прошлась широкой, мощной ладонью по своей голове. — Это — ваша стрижка на ближайшие годы. Не длиннее двух ладоней, понятно.

— Как?!

— Почему?

— Так же нельзя… — загалдели девушки. Особенно громко возмущались Гурда, обладательница роскошных, тяжелых кос необычного для западных островов золотисто-рыжего оттенка, и две незнакомые Альдис южанки.

Альдис только усмехнулась про себя. И креветке понятно, что их заставят подстричься — достаточно поглядеть на короткие волосы наставниц. Своих крысиных хвостиков до середины лопаток ей было не жалко. Учеба стоила и больших жертв.

— ТИХО! — гаркнула Сигрид, и рота снова испуганно примолкла. — Вы опять заставили меня повысить голос, а это значит, что вся рота наказана. На первый раз наказание будет легким. После стрижки подметете плац. Если кому-то не нравятся мои правила, то имейте в виду: «Морской змей» отправляется обратно через два дня, и на нем полно места.

Слова Сигрид камнем повисли в воздухе. Девушки испуганно переглядывались. Никому не хотелось с позором вылететь из академии, даже не приступив к учебе.

— Отлично, желающих уехать нет, — констатировала женщина. — Тогда сейчас на стрижку. Потом — подметете плац, и на получение формы. Потом — заселение в корпус и обед. После обеда будем отрабатывать построения. Посмотрите на себя — это не армия, а балаган. Позор.

Позор, мысленно согласилась с ней Альдис. Девчонки даже не смогли ровно построиться.

— Пока все. Вопросы есть?

Девушки переглянулись. Вопросов накопилось множество, но задавать их было боязно: привлекать внимание грозного сержанта не хотелось никому. Альдис так и подмывало спросить женщину про шрамы на ее лице, но она скорее откусила бы себе язык, чем сделала бы это.

Стригли их прямо тут, на плацу. Женщины из числа обслуги принесли скамью, на которую запускали по пять девушек. Всем надевали на головы глубокие глиняные миски и обстригали волосы ровно по контуру посудины. Скоро территория вокруг скамейки была засыпана локонами, а поднявшийся ветер разметал легкие прядки по всему плацу.

«Да, подмести плац и правда не помешало бы», — отметила про себя Альдис.

А ведь сержант Сигрид знала, что так и будет, когда объявила подопечным о стрижке. Умно — наказанием она одновременно утвердила свою власть и решила проблему с уборкой.

Девушки разглядывали друг друга, теребили подруг вопросами: «Ну как? Мне идет?» Кому-то действительно шло, но большинство походили на встрепанных «птенцов», выпавших из гнезда.

Не зря их тут «птенцами» называют.

Гурда чуть ли не плакала, стоя над своим золотым сокровищем. Вместо рослой, красивой девушки она в одночасье превратилась в неуклюжего подростка, с тоненькой шейкой и трогательно торчащими в разные стороны розоватыми ушками.

Альдис прислушалась к себе. Ощущения после стрижки были… непривычными. Всегда, сколько Альдис себя помнила, она ходила с косами. «Бублики», «плетенки», «колоски» — ежеутренняя морока с заплетанием, особенно в отсутствие зеркала. Теперь задувший с моря бриз ерошил остриженные пряди, а шею за воротником слегка покалывали волоски. Девушка решила, что ей так даже больше нравится. Короткая стрижка подчеркивала ее новый статус. Она теперь тоже солдат.

Метелок, разумеется, на всех не хватило, но сержанта Сигрид это не смутило:

— На первый-второй-третий-четвертый-пятый рассчитайсь!

Девочки озадаченно переглянулись. Командир устало закатила глаза.

— Ну и «птенчики», даже этого не знают. Вот ты, — она ткнула пальцем в стоявшую в начале строя низкорослую чжанку, — будешь первой. Повтори: первый.

— Первый, — покорно повторила чжанка.

— Ты второй. Повтори.

— Второй.

— Ты третий.

— Третий.

— Дальше сами.

Произошла некоторая заминка. Четвертая девушка неуверенно оглядывалась по сторонам.

— Четвертый, — тихонько шепнула ей стоявшая рядом Альдис.

— Четвертый, — повторила за ней соседка.

— Пятый! — звонко выкрикнула Альдис.

— Шестой, — подхватила ее соседка слева.

— Чего? Какой «шестой»? — изумилась сержант. — Я ясно сказала: на первый-второй-третий-четвертый-пятый. Никаких шестых. Ты — первый.

Наконец с горем пополам курсанты закончили со счетом.

— Запомните ваш номер — это номер вашего взвода. Когда я буду говорить «первый взвод», это означает, что я обращаюсь ко всем, кто сейчас называл номер «первый». Это ясно?

Над ротой пронесся разочарованный стон. Подружившиеся на корабле девушки и на плацу выстроились рядом, из-за чего оказались в разных взводах.

— Ясно или нет?

— Ясно, сержант, — хором ответила рота.

— Хорошо. Делим мысленно плац на четыре части. Левый верхний квадрат убирает первый взвод, правый верхний — второй и так далее. Пятый взвод относит мусор к печке и убирает метлы. Если работа на участке будет выполнена плохо — отвечает весь взвод. Рота, к работе приступай…

Хельг Гудиссон

— Думаю, нам знакомиться незачем. — Сержант Вальди Хрульг усмехнулся. — Так что, думаю, занимайтесь, парни, своими делами. Походите тут, осмотритесь. Возле жилого корпуса красивый парк… Впрочем, зачем вам, настоящим мужикам, его красоты, верно? Короче, кто хочет — может идти селиться, а остальные пусть шляются до вечера, территорию исследуют.

Парни одобрительно зашумели. Они не сразу поняли, что их отделили от девчонок, когда наставники повели новобранцев к жилому корпусу. Там парней ждал сержант Вальди Хрульг, старый знакомый по «Морскому змею».

Сержант не выглядел воякой. Низенький, толстый, постоянно небритый. Крупный нос сломан в нескольких местах. Волосы, похоже, никогда не знали, что такое расческа. Одевался сержант небрежно. Новенький мундир лучше выглядел бы на медведе, чем на Вальди Хрульге. Когда сержант говорил, он всегда улыбался, а когда шел, то казалось, что сейчас покатится.

По первому впечатлению Хельга, сержант больше походил на завсегдатая портовых кабаков, нежели на военного. Впрочем, это не мешало Вальди быть душой компании, а парни его просто обожали. Сержант навещал родню в Йелленвике и возвращался на Виндерхейм вместе с набранными в академию новичками. На «Морском змее» он постоянно травил байки о военной жизни, а также рассказывал множество старинных легенд. А как он исполнял драпы! Боевые песни о подвигах древних конунгов разрывали спокойное течение времени и окунали благодарных слушателей в те дни, когда славные воины боролись с чудовищами, порожденными Катастрофой. Затаив дыхание, парни и девчонки слушали о том, как Грон Краснозубый поражает царя кракенов, как Эйвинд Оборотень похищает мед поэзии из Асгарда и как королева альвов воюет с Мани, богом луны…

В общем, несмотря на внешний вид, Вальди Хрульг сумел завладеть сердцами парней. Хельг видел, что все они обрадовались, когда оказалось, что именно он будет их ротным. Сам же Лис, памятуя о первом обманчивом впечатлении, к Хрульгу относился с подозрением. Учитывая случай на «Морском змее» со Свальдом, сержант был не так прост.

— В мои обязанности входит следить за вашим поведением и проверять, как вы чистите зубы, — под общий смех сказал Вальди Хрульг. — Я вас попрошу только об одном: если будете проказничать, то делайте это так, чтобы подумали на девчонок, ясно?

— Ясно! — ответил нестройный хор голосов.

— Вечером я пройдусь по вашим комнатам и проверю, все ли на месте. И не обессудьте: кто опоздает к закрытию корпуса, тот будет ночевать под открытым небом, а ночи на Виндерхейме холодные.

— Ротный, а вы будете еще рассказывать истории?! — спросил лопоухий Кананда. Он больше всех любил слушать легенды и драпы, исполняемые Вальди, и все три дня на борту «Морского змея» рыбой-прилипалой торчал возле сержанта. Хельг знал, что эпические сказания южных островов не хуже песен западных скальдов, но бхат прямо прикипел сердцем к чудесным историям свандов.

— Конечно, буду! — порадовал парней Хрульг и похлопал Кананду по плечу. — Вам же каждый день голову всякой учебной ерундой забивать будут, как же вы без моих историй расслабитесь-то? Лопнут ваши головы от переизбытка знаний, а мне потом влетит. Начальству лопнувшие головы не нужны, начальству нужны здоровые парни, вот вроде него. — И ротный указал на Свальда, выделявшегося среди одногодков, как дуб среди осин.

Посмотрев на Свальда, многие глянули и на Хельга. Повисла тишина.

— Что такое? — удивился Хрульг. — Чего вы замолчали?

— Ротный, скажите, а какое наказание бывает за драку?

Хельг взглядом отыскал спросившего. Фридрик. Один из тех, чей Дом Хельг так и не смог определить или хотя бы разузнать, к какому роду он относится. Но не эрл, видно уже по тому, как держится.

— За драку? — Ротный нахмурился. — Ну, чистка туалетов, душевых. Может, работа на кухне или в ангаре. Уборка прилегающих территорий. Однако если драка будет серьезной или неоднократно повторяющейся, могут возникнуть серьезные последствия. Например, значительное снижение рейтинга. Не говоря уже об отстранении от занятий.

— Ну а если мы свалим вину на девчонок? — спросил рыжий парень, тот самый, который спрашивал у наставника Валдира о том, как будут создаваться команды. — Скажем, что это они нас избили?

Хрульг расхохотался:

— Ну, тогда вас не накажут, однако говорить о побитых девчонками парнях будет вся академия!

— Ну, зато рейтинг не снизят, — рассудил рыжий, почесывая нос.

— Ладно, смех смехом, однако у меня есть еще сегодня дела. — Ротный начал выбираться из окружившей его толпы, хлопая парней по плечам и взъерошивая им волосы. — Напоминаю, к вечеру вы все должны быть в своих комнатах.

— Да! Хорошо! Будем!

— Однако перед тем как уйти, я назначу старшего. И советую вам, парни, слушаться его. Это приказ. — Вальди пробежал взглядом по осветившимся надеждой лицам и, недолго выбирая, ткнул пальцем в Гривара Скульдссона.

Скульдссон тут же надулся от важности и высокомерно стал посматривать на парней. Гривар был почти одного роста со Свальдом, но не таким крепышом. Ничем особенным он не выделялся и авторитетом особым не обладал, к тому же был эрлом. Стоило ротному уйти, «птенцы» разбились по компаниям, совершенно игнорируя Скульдссона.

— Всем построиться! — кричал Гривар, пытаясь перекричать гам разговоров. — Все пройдем в холл на поселение!

Но его никто не слушал. Часть парней ушла бродить по окрестностям, часть зашла в корпус, остальные стояли перед входом и шумно обсуждали прибытие в академию. Покрасневший Гривар попытался навести порядок кулаками, но «старшего» пинками отогнали и продолжили заниматься своими делами. Обидевшись, Гривар куда-то убежал. Возможно, искать Хрульга и жаловаться ему.

Тяжело глянув на Хельга, Свальд зашел в корпус. Лис только хмыкнул. В ближайшее время Вермундссон не будет его трогать. Свальд не сумел победить Хельга при помощи Ульда. Свальд опозорен. И он будет выжидать подходящего момента, когда сможет отомстить Хельгу. Наверняка Вермундссон так думает. Потомки Дома Огня все как один похожи на своего основателя Дома — Ульвара Льётссона, обидчивого, но гордого, для которого честь была дороже всего.

Жилой корпус первокурсников был построен в старом стиле четвертого конунга. Двухэтажное здание с рядом колонн перед входом, плоская крыша, квадратные окна. Все монументальное, на века. Никаких украшений. На крыше, понятное дело, развевается флаг Мидгарда.

Хельг обнаружил, что находится в полном одиночестве. Никто не хотел заводить с ним разговора. Усмехнувшись, Лис зашел в корпус. На первом этаже рядом с дверьми за столиком сидела смуглая черноволосая женщина и строго следила за входившими новичками, спрашивая имена и направляя в нужную комнату. Ее взгляд цепко пробегал по лицам, запоминая всех. Когда Хельг подошел к ней и представился, он почему-то подумал о том, что она сняла с него визуальную копию и поместила в специально отведенное для этого в сознании место.

Номер его комнаты был 2-13, то есть 13 комната на втором этаже. Йотунова дюжина, надо же. Ну да ладно. Хельг не был суеверен.

Коридор расходился вправо и влево, в обеих сторонах заканчиваясь лестницами. Женщина следила, чтобы парни шли только в левую сторону: в противоположной части корпуса располагались комнаты девочек.

Напротив входа (или выхода?) на стене висела огромная таблица. Это было расписание на первое полугодие. Хельг внимательно изучил его, прежде чем отправиться в свою комнату. Каждый день недели полон занятий. С утра — зарядка и физические упражнения. Затем — лекции. Много занятий по метафизике и логике, а еще больше — по военному делу. Иностранные языки, поэтика, геральдика, математика, физика… Так, а вот и занятия по безоружному бою, фехтованию и стрельбе. Будут проводиться во второй половине дня. Да уж, график получался довольно насыщенным, только в воскресенье, день солнца, вторая половина дня полностью свободна.

Так, а где турсоведение? Хельг еще раз внимательно прошелся по расписанию, но данного предмета так и не нашел. Странно, ведь Валдир говорил, что на учебные турсы их переведут через три месяца, значит, какие-то зачатки знания управления боевыми машинами им должны дать? Не будут же их, так сказать, кидать в море и смотреть, выплывут они или нет? Ладно, на лекциях этот вопрос, наверное, прояснится.

Чувствуя дискомфорт от того, что чего-то не знает, Хельг поднялся на второй этаж, отыскал нужную комнату. Но он даже не успел постучать в дверь с цифрами «2-13», когда она сама распахнулась. Лис осторожно вошел.

— Будем знакомы! — Рыжий балагур, запомнившийся Хельгу еще по залу-амфитеатру, хлопнул себя растопыренной ладонью по левой стороне груди и протянул руку Хельгу. — Я — Фридмунд Кнультссон.

То, как рыжий встретил Хельга, сразу выдало в нем принадлежность к Ожерелью Виндланда. Именно на этих островах принят подобный способ приветствия — прикосновение к груди со стороны сердца и последующее рукопожатие означали что-то вроде: «Я делюсь с тобой своим сердцем».

Прикоснувшись к груди в ответ и крепко сжав ладонь Фридмунда, Лис быстро окинул взглядом комнату. Здесь ему предстояло провести будущий год.

Первым делом Хельг отметил, что кроме Фридмунда ему в соседи достались еще северянин Катайр и незнакомый парнишка-сванд, которого он раньше нигде не замечал. Судя по количеству кроватей, а именно пяти, к новичкам должен был присоединиться еще один.

Средних размеров комната, шесть на семь метров, однако этого хватало, чтобы поместились кровати, тумбы рядом с кроватями и книжный шкаф. Даже оставалось еще достаточно свободного пространства.

Незнакомый парень возился возле шкафа. Доставая книги из рюкзака, он сосредоточенно расставлял их по алфавиту. Хельг мельком успел увидеть пухлый томик Ранглейва Сигурдссона, выдающегося героя и знаменитого стратега эпохи присоединения восточных островов. Ранглейв лично участвовал в боях, управляя вначале «Яростью», а затем, когда его повысили, и «Разрушителем». В первую очередь он прославился победой над воинственным кланом Ода, чья военная мощь и удивительная способность лучших бойцов этого клана чуть ли не голыми руками сражаться с «Дварфами» долгое время сдерживали продвижение Мидгарда на восток Архипелага.

Все эти знания мигом промчались в уме Хельга, пока он прикидывал, как будет строить отношения с соседями.

— Хельг Гудиссон. Приятно познакомиться.

— Тот, который сидит на кровати, это Катайр. А тот, который таскается с книгами, это Рунольв. — Фридмунд деловито вводил Лиса в курс дела. — Представляешь, он притащил с собой целый рюкзак книг! Как будто их здесь нам мало дадут!

— Думаю, не мало, — сказал Хельг, размышляя, как себя вести. Стараясь разглядеть товарищей по комнате и при этом не показаться назойливым, Лис думал, кто из них может ему пригодиться.

Фридмунд Кнультссон. Сванд, хоть и рыжий. Лицо без веснушек. Простоватое такое лицо. Из эрлов, судя по всему. Раздолбай. Точно раздолбай. Вряд ли закончит академию, вылетит после второго года, а если особенно постарается, то попрощается с «валькириями» уже после первого.

Катайр Круанарх. Гальт. В планах Хельга уже отмечен как потенциальный союзник. Угрюм и недоволен. Видимо, расстроен, что его не поселили ни с кем из сородичей. Вряд ли принадлежит к северному Горнему Дому, скорее из хёвдингов Дольнего Дома.

Рунольв, непонятно откуда. Если приглядеться, как он осторожно достает книги, как аккуратно раскладывает их в шкафу, как почти благоговейно перечитывает имена авторов, шевеля губами, то можно сделать однозначный вывод: книжный червь. Что он забыл в академии?

— Слушай, Хельг, ты где хочешь лечь? Рунольв занял одну у окна, а мы с Катайром хотим спать возле двери. Осталась одна у окна и одна у двери.

— Я, пожалуй, у окна, — сказал Хельг. — Мне там больше нравится.

«Да и покидать корпус в случае надобности будет легче, — добавил он мысленно».

— А ты что, совсем без вещей? — удивился Фридмунд.

— Ну да… — Лис обратил внимание, что на кроватях Кнультссона и Круанарха лежат рюкзаки. Более того, Катайр расставлял на тумбочке резные фигурки из дерева.

Большинство парней и девчонок взяли с собой вещи из «старой жизни». Перед плаванием их сдали наставникам, а теперь те, кто собирался скучать по дому, получили свои безделушки обратно. Хельг ничего не взял с собой. Он не хотел, чтобы в академии ему что-то напоминало о доме.

Фигурки, которые расставлял Катайр, при ближайшем рассмотрении оказались статуэтками северных богов. Ставя фигурку на стол, гальт закрывал глаза и бормотал неразборчивые слова. Может быть, просил богов помочь ему учиться в академии. А может, просил богов отчислить всех свандов, бхатов, ниронцев и чжанов еще после первого курса и оставить только гальтов.

Если бы Хельг верил, что боги отзовутся на просьбы, он бы тоже обращался к ним с молитвами. Но боги заняты более серьезными делами, чем человеческие желания. Без толку их просить, если сам ничего не можешь сделать. Небожители помогают только тем, кто сам стремится схватить удачу за хвост. А все остальные могут молиться, сколько хотят.

— Слушай, — Фридмунд хитро подмигнул Хельгу, — я тут пытаюсь Катайра заставить рассказать об ихних друидах, а он молчит, точно его голос альвы украли!

— Никто мой голос не крал, ты, рыжий чурбан! — вскипел гальт, прерывая обращение к богам. — В который уже раз тебе повторяю, что говорить о друидах у нас запрещено, поэтому я и молчу!

— Так то у вас! — беспечно махнул рукой Фридмунд. — Мы ж теперь в академии. Вспомни второй параграф Устава.

Вспомнил ли этот параграф Катайр — неизвестно, но Хельгу он сразу пришел на ум: «Учащиеся академии освобождены от всех обязательств своего происхождения и подчиняются только законам академии».

— Через пять лет я хочу служить на родном острове, а у нас не очень любят болтунов, — буркнул северянин.

— Ну, куда нас распределят, зависит не от нас, — заметил Хельг. Круанарх вызывал у него все больший интерес. Помимо его гальтского происхождения, было что-то еще в этом мрачном парне интригующее. Хельг не мог пока понять, что именно.

«Хорошо, что нас поселили вместе, — подумал он. — Катайр — стихийный лидер северян, а когда он под боком, то легче будет на него влиять».

— Лично я буду служить на Крух-Айтане! — непреклонно заявил Круанарх.

— Крух-Айтане? — переспросил Хельг. Было в названии родины северянина что-то знакомое…

В разговор неожиданно вмешался Рунольв:

— Крух-Айтан? Остров, который находится на самом краю Северного Обрыва?

Северный Обрыв! Ну конечно же! Огромная аномалия на дальнем севере Архипелага, нарушающая все привычные законы мира. Разлом прямо посредине Серого моря, протянувшийся на сотни километров на восток и на запад. Дыра, в которую без остановки выливаются океанские воды, бездна, которая никак не заполнится. И из этой пучины постоянно лезут чудовища, один вид которых заставляет задуматься о безумии бога, который дает им жизнь.

— Ну да… — недовольно, будто злодей, которого поймали на месте преступления, сказал Катайр. — Ну и что?

— Как — ну и что? — поразился Рунольв. — Это же Северный Обрыв! Реликт эпохи Катастрофы! Наследие Катаклизма! Я всю жизнь мечтал увидеть нечто подобное!

— Поверь мне, — помрачнел Катайр, — на самом деле ты этого не хочешь.

— А это правда, что у вас еще водятся левиафаны и кракены? — спросил Фридмунд с заблестевшими от любопытства глазами.

— Жир левиафанов и радужные чернила кракенов являются основой экспорта Крух-Айтана, — с умным видом сказал Рунольв. — Конечно же они там водятся!

— Левиафаны… — проворчал Катайр. — Могу вам сказать, что левиафаны — самые безобидные зверушки Обрыва. А ведь есть еще акулы-единороги, не говоря уже о летающих китах.

— Летающие киты… — мечтательно произнес Рунольв. — Вот бы увидеть их вживую…

— Увидишь вживую Воздушную Смерть — умрешь. — Голос гальта стал жестким. — Только «Молния» может совладать с летающим китом. Без драупниров и скорости «валькирии» с Воздушной Смертью не справиться. Из «эйнхериев» им не страшны даже «Разрушитель» и «Громовержец».

— Ого, — сказал Хельг.

— Ого? — Катайр скептически прищурился. — «Молния» может справиться с летающим китом, а может и не справиться. А если появится целая стая, то не поможет и эскадрилья. На «валькирий» надежда потому, что они могут заставить мигрирующего летающего кита свернуть с привычных воздушных путей. А это означает спасение десятков жизней. На Крух-Айтане турсы необходимы!

— Может, проще покинуть этот ваш Крух-Айтан? — поинтересовался Фридмунд. — Подумаешь, жир! Я так понимаю, жизнь у вас там не мед.

— Что ты можешь понять, сванд? — Катайр смерил Фридмунда взглядом. — На Крух-Айтане находятся Святые Камни моего народа! Это великая честь — жить рядом с Айве-лон-Гахен!

— О, друидские камушки! Расскажи о них!

Хельг прикрыл глаза. О Всеотец, этот Кнультссон — полный идиот.

— Если ты, рыжий чурбан, еще раз назовешь Айве-лон-Гахен «камешками», — глаза Катайра опасно сузились, — я переломаю тебе все кости. И посмотрим, как хорошо ты будешь учиться после этого.

— Чего? — набычился Фридмунд. — Ты мне угрожаешь?

— Ребята, вы что? — пролепетал Рунольв, на всякий случай отступая к своей кровати.

Катайр зло смотрел на Фридмунда, его правая ладонь сжалась в кулак. Он действительно готовился атаковать, хоть и сидел на кровати, а Фридмунд стоял, находясь в более выгодной позиции. Но Круанарху, как видел Хельг, было все равно. Сванд посмел оскорбить святое место гальтов, сванд должен поплатиться.

Впрочем, судя по тому, как внезапно расслабился Фридмунд, а его ноги начали подрагивать, рыжий тоже собирался разобраться с нахальным северянином. И это плавное покачивание с носка на пятку и с пятки на носок подсказывало, что Хельг не совсем правильно оценил вначале рукопашные (точнее — «ногопашные») навыки рыжего.

И кому из них помочь? Йотунство, Хельг не знал, что делать, а обстановка накалялась. Катайр уже чуть напряг плечи, слегка поменял позу Фридмунд, они уже готовы были начать действовать, а Хельг не знал, ну никак не мог рассчитать, кто из них окажется полезнее…

Хлопнула дверь.

Фридмунд и Катайр вздрогнули, оглянулись на вошедшего.

Хельг тоже вздрогнул, но не от звука, а потому, что в комнату зашел Свальд. С ярким зеленым рюкзаком за плечами.

«Как? Почему? Нас поселили вместе? Что за ерунда? Наставники не могли… — От удивления Лис потерял самообладание и никак не мог взять себя в руки. — Он не должен был…»

Вермундссон подошел к свободной кровати возле двери, положил возле спинки рюкзак, молча на всех посмотрел, задержав взгляд на Хельге, лег на кровать и…

И моментально заснул.

И захрапел. Да так, что, казалось, стекла в окнах задрожали.

— Он что… — вылупился Фридмунд.

— …будет вот так вот… — Катайр заткнул уши руками.

— …и ночью? — завершил общую мысль Рунольв.

Хельга же храп Свальда беспокоил меньше всего. Он пытался привести в порядок разбушевавшиеся мысли. Выбросив из головы образ, в котором Свальд ночью душил его подушкой, Лис попытался прийти в себя.

Не получилось. Снова хлопнула дверь, и в комнату влетел стройный бхат. Первым делом в глаза бросались его волосы — чередующиеся белые и черные пряди. Вторым — золотистая хламида. Никто в академии не ходил в хламиде. Тем более золотой. Наставники и старшекурсники носили мундиры, жрецы были одеты в традиционные белые рясы.

Оглядев всех присутствующих, южанин задрал голову и возопил, не обращая внимания на храп Свальда:

— Дошли до меня слухи, что в комнате этой поселили великого бойца одних со мной лет, который одолел другого великого бойца одних со мной лет, который проиграл первому великому бойцу, хоть и помогал второму великому бойцу третий боец, простой! И хоть считался второй великий боец лучшим бойцом в этом наборе, но проиграл он, а это значит, что первый великий боец является лучшим великим бойцом!

— Чего? — У Фридмунда задергался правый глаз. Кажется, для его нервов храп Свальда и эта речь выходили за пределы допустимого.

— Я — Дрона из рода Махавидья! Я — сын Дома Небес, и я заявляю, что из первокурсников этого года я буду лучшим бойцом! Поэтому я требую, чтобы тот, кто носит имя Хельг, сразился со мной за звание лучшего бойца.

Лис отреагировал мгновенно.

— А Хельг спит, — сказал он, указав на Свальда. — И просил его не будить, он очень устал, победа над вторым великим бойцом далась ему нелегко.

Фридмунд уставился на Хельга, пытаясь понять, что происходит. Катайр залез в свой рюкзак с головой и, кажется, принялся хрюкать. Рунольв сидел на кровати, просто вылупив глаза.

— Не будет чести тому, кто будет сражаться с уставшим воином! — вскричал Дрона. — Знайте, что знаю я, что в этой комнате находится также и второй великий боец, который считался лучшим! И если не могу я сразиться с лучшим великим бойцом, то я сражусь с тем, кто носил этот титул! Где именующийся Свальдом?

Лис осклабился. И указал на Рунольва:

— Вот он.

Рунольв чуть не выскочил в окно, когда Дрона величаво двинулся к нему. Катайр в рюкзаке, по всей видимости, организовал свинарник. Фридмунд стоял и хлопал глазами, ничегошеньки не понимая.

— Великий боец! — взвыл Дрона, схватив побледневшего Рунольва за руку. — Я понимаю, что ты тоже устал! И поэтому, вызывая тебя на бой, я желаю сразиться с тобой не сегодня! Пусть поединок состоится завтра! И пусть поединок состоится в парке! Покажи мне лучшее, на что ты способен, и я уважу тебя, показав лучшее, на что способен я!

Поцеловав Рунольва в лоб, Дрона быстро покинул комнату.

— Ничего не понимаю… — пробормотал Фридмунд и сел на свою кровать.

Рунольв потерял сознание.

Свиньи в рюкзаке Катайра размножались в геометрической прогрессии.

Свальд захрапел еще громче.

Хельг подошел к своей кровати и задумчиво посмотрел на открывающийся за окном вид.

Виндерхейм.

Академия.

«А здесь весело, — подумалось Хельгу. — Пожалуй, мне здесь и правда очень нравится…»

Чуть позже Фридмунд снова отличился.

Хельг, Катайр и Рунольв, чье второе имя оказалось Хаймссон, вернулись от интенданта с обмундированием. В комнате все так же храпел Свальд, а Фридмунд, постриженный под ноль, сидел на кровати.

— Каждый, кто спросит что-либо по поводу моих волос, — предупредил он, — будет мною покалечен.

Впрочем, Кнультссон скоро не выдержал и сам все рассказал.

Оказывается, пока Хельг и остальные отсутствовали, в комнату заглянул Фрост Игмундссон, знакомый Фридмунда, и позвал его с собой посмотреть на «зрелище что надо». Ротная девочек постригла их на плацу прямо перед залом-амфитеатром, а теперь они подметали свои же волосы.

— Ротная у них — вообще зверь! — махая руками, рассказывал Фрост, пока они шли к плацу. — Не повезло девчонкам! Наш ротный куда лучше!

— Да, Вальди — классный мужик. — Фридмунду не терпелось посмотреть на стриженых девчонок, и он ускорил шаг.

Когда они пришли, девчонки уже почти все вымели. Кроме Фроста и Фридмунда поглазеть на постриженных девочек пришли еще несколько парней. Увидев, как смешно девчонки выглядят без своих роскошных причесок, Фридмунд не смог удержаться и захохотал. Девочки вздрагивали, косились на него, но никто из них не переставал подметать, а те, кто не подметал, не выходили за некие пределы отведенных им частей площади.

Фрост хихикнул вслед за Фридмундом.

— Ну что, Гурда, кому ты теперь нужна?! — крикнул Игмундссон. — Ты без своих кудрей вообще страшная! Никто тебя замуж не возьмет!

Гурда заплакала. Она как раз подметала свои волосы, и слова парня, видимо, сильно задели ее. Фридмунд перестал смеяться и хотел сказать, чтобы и Фрост прекратил, но не успел. В следующий миг словно железная рука «эйнхерия» схватила рыжего за волосы и вытащила на плац. Рядом взвыл Фрост, волосы которого оказались в такой же мертвой хватке.

Сержант Сигрид Кнутсдоттир неторопливо протащила воющих от боли парней по площади, остановилась в середине и отпустила их.

Фрост еще кричал, держась за голову, а Фридмунд, как только пальцы ротной разжались, попытался удрать. Однако удар по ногам, такой быстрый, что его невозможно было заметить, остановил попытку бегства.

— Итак, рота, — сержант схватила парней за воротники рубах и приподняла, — на время можете прерваться. Посмотрите внимательно, что можно сделать с противником, если сосредоточиться на его голове.

И она небрежно вырвала клок волос из головы Фроста. Крик Игмундссона, наверное, слышали даже на Маркланде.

Девчонки смотрели во все глаза.

— Противник обезврежен, — констатировала женщина. — Боль мешает ему оценить ситуацию и быстро принять решение. Теперь с ним можно сделать следующее…

Она ударила Фроста в живот, да так сильно, что Игмундссона подкинуло в воздух. При этом сержант продолжала держать Фридмунда, он ей совершенно не мешал. Фрост моментально потерял сознание и упал. Удар ротной оказался для него слишком силен.

— Вот что еще можно сделать с противником, — холодно продолжила Кнутсдоттир.

Подтолкнув Фридмунда вперед и отпустив, она быстро переместилась, оказавшись перед ним, присела, схватила его за растрепавшиеся волосы. Одновременно рванув голову парня вниз и приподнимаясь, сержант ударила коленом в горло рыжего. Такой удар мог убить. Ротная остановилась в самый последний момент, когда коленка почти соприкоснулась с кадыком.

— Надеюсь, теперь вам все понятно. — Кнутсдоттир холодно оглядела завороженно следящих за ее действиями девчонок. — Думаю, вам больше не стоит сожалеть о бесполезных волосах. Хороший солдат думает об эффективности, а не эстетике.

Снова схватив Фридмунда за волосы, ротная легко, рывком, приподняла его.

— Думаю, мы поможем юноше стать эффективным солдатом, — задумчиво произнесла сержант и взмахом руки подозвала женщину из обслуги. Взяв у нее бритву, Кнутсдоттир несколькими быстрыми движениями обрила Фридмунда налысо…

— А потом она сказала, чтобы я шел плакаться Вальди… — угрюмо закончил Кнультссон. — И еще Фроста заставила тащить. Правда, я его в парке оставил, он тяжелый. И это из-за него мне досталось!

— И что ты теперь думаешь делать? — спросил Рунольв. — Так же, наверное, нельзя…

— Думаю, пойду смотреть на турсы, — задумчиво сказал Фридмунд. — Я еще никогда не видел ни одного так близко. Думаю, успею сбегать к ангару и обратно до вечера.

— Я имел в виду волосы… — неуверенно заметил Хаймссон.

— Ты знаешь… — рыжий внезапно улыбнулся, — я должен быть благодарен этой ротной. Теперь я знаю пару приемчиков, которые на мне другие не смогут применить. — Он выразительно посмотрел на шевелюру Катайра. — И вам, парни, я советую тоже налысо постричься. Девчонки, как мне кажется, запомнили все, что им Сигрид показала.

— Ни одна девчонка не сможет меня победить, — фыркнул Катайр.

Хельг кивнул, поддерживая его слова. А Рунольв замялся.

— Наверное, я тоже постригусь, — сказал он.

Фридмунд вскочил.

— Пошли, я проведу тебя к брадобрею. Он тут неподалеку. Повстречал его, когда Фроста оставил в парке и шел в корпус. Брадобрей еще спросил, кто меня так хорошо обрил. — Фридмунд засмеялся. Он будто позабыл об испытанном унижении и снова был полон энтузиазма. — Потом вместе пойдем смотреть на турсы. — Он подмигнул остальным. — А еще надо будет сходить ближе к вечеру посмотреть на старшекурсниц! Я тут порасспрашивал, говорят, их корпус неподалеку. И душевые тоже на втором этаже! Можно будет… гы-гы-гы… подсмотреть… — Кнультссон покраснел, глупо улыбаясь.

— А ты не думаешь, что старшекурсники этого не одобрят? — поинтересовался Хельг.

— Так мы же тайно!

— А-а, ну, тогда это в корне меняет суть дела. — Хельг усмехнулся. — Вечером увидимся.

Фридмунд и Рунольв ушли. Гальт и сванд сложили форму в тумбочки, и, не сговариваясь, уставились на храпящего Свальда.

— Что теперь будем делать? — спросил Катайр. Уточнил: — С храпом что будем делать?

— Я даже не знаю, — пожал плечами Хельг. — Предлагаю пока пойти осмотреться. Можем сходить в читальный зал, посмотреть, что у них здесь за литература, взять абонемент.

— Можно, — согласился Катайр. — Если честно, я думал, нас сразу тренировать начнут, а вон сколько времени свободного оказалось.

— Девчонкам так не повезло. — Хельг подумал, что с сержантом Сигрид Кнутсдоттир лучше не связываться. Они вышли из комнаты, заперли ее и пошли по коридору. — Однако не думаю, что нам стоит радоваться попустительству Вальди.

— Почему?

— Потому… — Хельг усмехнулся. — Не удивляйся в будущем, Катайр, когда на второй курс перейдут почти что одни девчонки.

— Гм… — Во взгляде Катайра скользнуло недоверие. — Ты их видел? Почти все они — самовлюбленные дуры, ведущие себя так, будто они мэйджоры чуть ли не самого Дома Солнца. Вряд ли кто-то из них держал в руках оружие.

— А ты держал?

— Ну, приходилось. — Гальт смутился. — Меня учили стрелять из лука и сетестрела… брахмапаши то есть. И немного бою на топорах.

— На топорах?

— У нас на севере мечу и шпаге предпочитают топоры и секиры. Ты разве не знал?

— Откуда мне знать?

— Ты почти всегда ведешь себя так, будто ничему не удивляешься. Словно ты не первый год в академии. Я бы даже сказал: ты будто и о других знаешь все.

«А ты проницательный парень, Катайр…»

— Мне кажется, ты ошибаешься.

— Правда?

— Конечно же. Я не знаю всего. Например, я совершенно не могу себе представить, как нам избавиться от храпа Свальда.

Круанарх рассмеялся.

— Ладно, Хельг. Мы еще слишком мало знакомы, чтобы делиться своими тайнами друг с другом, верно?

— Ты прав, — Хельг отметил, что Катайр неосознанно (или осознанно?) проговорился, что и у него есть тайна. — Надеюсь, скоро мы станем друзьями и у нас не будет тайн.

— Я надеюсь на то же самое. — Катайр улыбнулся.

А Лис глубоко в душе осклабился: «Да, Катайр. Надейся. Теперь я знаю, чем ты заинтересовал меня. У тебя тоже есть цель. У тебя тоже есть тайна. Мы отчасти похожи. Я вижу — ты станешь хорошим бойцом. И я сделаю все необходимое, чтобы помочь тебе в этом. Мне нужны такие, как ты!»

Хельг улыбнулся и остановился.

— Тогда давай дадим обещание помогать друг другу — даже когда будем врагами в играх. Будем биться друг с другом, не сдерживаясь, будем учиться на ошибках друг друга, будем честными врагами и верными друзьями. — И он протянул Катайру руку.

Гальт замешкался, удивленно глядя на западника. Кажется, он не ожидал такого прямого предложения дружбы. Но затем он быстро и крепко пожал протянутую руку.

— Будем честными врагами и верными друзьями, — повторил он вслед за Хельгом. И широко улыбнулся, радуясь новому другу.

Альдис Суртсдоттир

На складе было пыльно и пахло лавандовым порошком. У Альдис сразу засвербело в носу, и она неудержимо расчихалась. Впрочем, не она одна. Полненькая, добродушная интендантша перед выдачей обмундирования добросовестно обмеряла каждого курсанта, из-за чего у входа поднялся шумный гомон и давка. Самые языкастые из девушек уже успели придумать для сержанта Кнутсдоттир прозвище — Мурена и сейчас на все лады склоняли привычки и внешность своего командира.

— …потому что она страшная, как чума. Завидует всем, кто хоть немного красивее каракатицы…

— …но вы видели, как она его за волосы!

— Я майнор Горнего Дома! Чтобы подметать, есть слуги…

Альдис с молчаливым презрением игнорировала подобные разговоры. В этом вороватом обсуждении было что-то холуйское, недостойное дочери эрла. Ни одна из девчонок не посмела бы повторить и десятой доли своих слов в лицо Сигрид Кнутсдоттир.

Сигрид поразила Альдис. И не просто поразила. Альдис призналась самой себе, что восхищается этой женщиной — сильной, спокойной, уверенной в себе, несмотря на жуткое уродство. О, она многое бы отдала, чтобы стать похожей на сержанта Сигрид.

Наконец дошла очередь и до нее. Интендантша вручила Альдис два комплекта формы. Темно-синие брюки и куртка из плотной немаркой ткани с вышитой золотистыми нитками на рукаве эмблемой академии. К форме прилагались высокие ботинки, белая рубаха, короткий плащ с прорезями для рук, шейный платок, фуражка и перевязь с множеством разнообразных карманчиков и петелек.

Несколько сокурсниц тут же попытались примерить обновки. Альдис тоже очень хотелось, но она терпела. Они все еще успеют набегаться в форме, гражданскую одежду в академии никто не носил.

Вскоре выяснилось, что она поступила правильно. В самый разгар веселья заявилась сержант Сигрид и все испортила:

— Рота, стройся! Отправляемся на поселение!

Ждать, пока подопечные снимут мундиры, она, разумеется, не стала, и им пришлось догонять остальных в форме, кое-как напяленной поверх обычной одежды.

— Заходим по одному и строимся в холле в три шеренги, — скомандовала сержант Сигрид. — Если будет табор вместо строя, заставлю вылизывать корпус и прилегающую территорию.

Угроза возымела действие, девушки построились удивительно быстро. Не было ни пиханий, ни просьб к соседкам «поменяться местами», ни суматохи.

— Это — корпус для первокурсников. Ваш дом на ближайший год. Девочки проживают в правом крыле. На первом этаже — десять жилых комнат, на втором еще четырнадцать. Каждая комната рассчитана на пятерых. Еще на втором этаже находятся душевые кабины и класс для самостоятельных занятий. Ежедневно в первой половине дня приходит уборщица. Обычно в эти часы вы на занятиях. Грязное белье и форму нужно сдавать кастелянше в прачечную. Теперь знакомьтесь. — Она кивнула в сторону смуглой черноволосой женщины, сидевшей за столом у входа. — Это — Амрита Джохи, ваш комендант. Она отвечает за то, чтобы в корпус не ходили посторонние и следит за порядком там, где это не делаю я. Со вторым комендантом я вас познакомлю позже. Сейчас Амрита скажет, кто из вас в какой комнате будет жить.

Женщина встала, коротко, по-военному кивнула:

— Итак, — она достала список. — В комнату один-десять отправляются Джинлей Ли, Лакшми Сингх, Гурда Тьерсдоттир…

Альдис перестала вслушиваться. В отличие от остальных девчонок, ей было все равно, с кем ее поселят и на каком этаже.

— …Хитоми Ода, Томико Накамура и Альдис Суртсдоттир в комнату один-восемь.

— Но мы не хотим жить с ней! — возмутилась высокая, стройная и гибкая как тростинка ниронка.

Две соотечественницы поддержали ее негромкими одобрительными возгласами. Третья, невысокая и хрупкая, безразлично скользнула взглядом по Альдис.

— Я не ослышалась — ты собираешься оспорить приказ своего командира? — ледяным тоном поинтересовалась Сигрид Кнутсдоттир. — Тебе напомнить, что за это полагается?

— Нет… не надо, — сглотнула ниронка.

— Нет, сержант Кнутсдоттир, — поправила ее женщина все тем же ледяным тоном.

— Нет, сержант Кнутсдоттир, — покорно повторила девушка. — Я все поняла.

— Тогда не отнимай мое время. На заселение дается тридцать минут. — Она коротким кивком указала на часы в углу. — Через полчаса жду вас всех в холле. В мундирах. Кто опоздает, останется без обеда.

Что здорово, десятая комната находилась на солнечной стороне. Альдис любила солнце, а могущественное божество было редким гостем среди серых скал Акульей бухты.

— Так, я сплю у окна, — сразу объявила ниронка, только что спорившая с сержантом Сигрид. — Нанами и Риоко рядом. А вы, — она кивнула в сторону Альдис и еще одной девочки, — у входа.

Альдис пожала плечами. Кровати были совершенно одинаковыми, как и тумбочки рядом с ними. Если этой девчонке так необходимо восстановить в глазах подружек растоптанный Сигрид Кнутсдоттир авторитет, пусть командует. Все равно от окна дует.

Она быстро разложила свой немудреный багаж и наконец-то смогла примерить форму.

Взглянув в зеркало, девушка испытала удивительное чувство отчуждения. Из зазеркалья на нее с любопытством глазел худенький парнишка с торчащим во все стороны пушистым облачком пепельных волос. Косой крой форменной куртки скрывал и без того небольшую девичью грудь, придавая фигуре Альдис мужские очертания. Было тому виной освещение или новая прическа, но лицо словно стало более угловатым и резким. Заострились скулы, губы сложились в упрямую линию, темные глаза и брови на бледном лице притягивали к себе взгляд.

«Я похожа на мальчика!» — зачарованно подумала Альдис.

Это было так необычно и так… здорово!

А мундир был невообразимо прекрасен. Он являл собою овеществленную мечту, воплощение идеального Мундира. Короткая темно-синяя курточка сидела так, будто была сшита специально на Альдис. И пояс с тяжелой хромированной бляхой был хорош. И темно-синие прямые брюки были не длинны и не коротки, и ворот белой рубахи выглядывал из-под куртки ровно на положенные два сантиметра. А как классно смотрелся золотой кант и блестящие тяжелые пуговицы на темно-синем фоне! Как стильно дополняли куртку широченные отвороты на рукавах и воротнике!

Раньше Альдис не слишком-то себе нравилась в зеркале, но теперь… О, теперь она могла любоваться на отражение долго. Минут десять или даже пятнадцать.

Десять минут девушка добросовестно вертелась перед зеркалом, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон. Соседка-ниронка снова вспомнила о ней как раз в тот момент, когда ей почти надоело это занятие.

— Эй, ты, послушай! Я — Томико Накамура, майнор Дома Белой Хризантемы. Это мои вассалы: Нанами Кобаяси, Риоко Тагути и Хитоми Ода. — Она сделала многозначительную паузу и выжидающе посмотрела на Альдис.

— Альдис Суртсдоттир из Акульей бухты, — вежливо ответила девушка. Ей не очень хотелось общаться, но раз уж судьба свела ее с этими девчонками, надо постараться найти общий язык… Или хотя бы научиться их различать.

Не врут, что ниронцы все на одно лицо! Альдис поняла, что уже не может вспомнить, как кого из них зовут. Одинаковые короткие стрижки усугубляли ситуацию.

Она постаралась сосредоточиться. Так, Томико — самая высокая и самоуверенная. Хитоми, наоборот, самая маленькая. Девушка с встрепанной шапкой каштаново-рыжеватых волос, что с обожанием льнет к Томико, — Нанами. А Риоко — задумчивая красавица с фарфорово-бледной кожей и огромными темными глазами.

Томико еще тянула паузу и смотрела на Альдис так выжидающе и пытливо, что та даже задумалась, не упустила ли она какую-нибудь важную деталь ритуала знакомства.

— Э-э-э… очень приятно, — добавила девушка, чтобы прервать затянувшееся молчание и, решив, что исполнила свой долг вежливости, повернулась к двери.

— Ты не сказала, из какого ты Дома, — напомнила Томико.

А! Так вот что ее тревожит. Ну, по знатности Альдис и не собирается с ней конкурировать.

— А я и не из Дома. Мой отец был просто эрл.

— Тогда кому присягал глава твоего рода?

— Насколько я знаю, никому, кроме конунга. — Альдис чуть не засмеялась, представив эрлу Ауд, дающую вассальную клятву. Прямо в заштопанном платье, заляпанном рыбьей чешуей.

— И ты никому не приносила клятвы? — продолжала допытываться ниронка.

— Нет.

— Это хорошо. Тогда ты можешь стать моим вассалом, — объявила Томико.

— Ты это серьезно?

— Да. — Томико кивнула с важностью. — Присягу на верность Дому Белой Хризантемы может дать любой воин, вне зависимости от знатности его рода. В войске моего отца не каждый самурай носит громкое имя, но трусов среди них нет, и он со всеми одинаково любезен и милостив.

— Звучит соблазнительно. — Альдис мужественно сохранила серьезное лицо, хотя смех так и распирал ее изнутри. — Но я, пожалуй, откажусь.

— Почему?

— Потому что не хочу.

Томико недовольно сощурилась:

— Ты хочешь присягнуть другому Дому?

— Я вообще никому не хочу присягать.

— Послушай! — Голос ниронки зазвучал выразительно и даже страстно. — Думаешь, нас просто так поселили всех в одной комнате? Сейчас все майноры Горних Домов собирают вокруг себя вассалов. Вассальная клятва даст тебе защиту и позволит войти в наш Дом. Ты не сможешь быть одна. И мы не потерпим в нашей комнате чужого самурая.

Альдис на секунду задумалась. Не было ли это правдой? Еще на корабле девушки собирались в группы, враждовали и заключали союзы, но тогда ее это мало интересовало. Означало ли данное отцу обещание «не высовываться», что она должна примкнуть к группе Томико и произнести вассальную клятву?

Но Альдис до смерти устала плясать под чужую дудку. С нее хватило эрлы Ауд, подчиняться незнакомой девчонке, которая не имеет за душой ничего, кроме знатного имени, — это уже перебор.

— Я не буду ничьим самураем. Ты вообще слышала, что сказал наставник? На Виндерхейме все эти штучки-дрючки с Горними Домами не имеют силы. Так что отвяжись от меня. Иди вон сержанту Кнутсдоттир предложи вассальную клятву принести.

Наградой за последнюю колкость стала робкая улыбка на лице Хитоми и ярость Томико.

— Ты совершаешь ошибку, — произнесла она свистящим шепотом. — Дочери худородной свиньи была предложена великая честь. Но в следующий раз тебе придется очень долго упрашивать, чтобы я приняла твою клятву.

«Какого йотуна! — подумала Альдис. — Отец бы меня понял».

— Отвяжись, а? Все знают, что когда турсы громили дворец микадо, на островах вашего Дома не осталось ни одной пары чистых хакама. Нет большего позора для эрла, чем служить Дому Белой Хризантемы. Если у вас есть хоть капля мозга, — теперь Альдис обращалась к трем девчонкам-«вассалам», которые молча стояли рядом, — то вы пошлете эту каракатицу с ее клятвами в Мировую Язву вместо того, чтобы таскаться за ней и целовать ее именитую задницу.

Иногда на Альдис накатывало… В такие минуты ее рвало словами — злыми, ехидными, переполненными ядом и насмешками. В такие минуты она действовала не рассуждая и не думала о последствиях. В такие минуты она вообще не думала. Она была как взведенный арбалет, как заряженная баллиста. Кто-то незримый и неощутимый спускал тормоз, отпускал рычаг, и она становилась стрелой, становилась словом, движением, ударом, плевком, толчком, криком…

Но расплачиваться за это приходилось всегда.

В комнате повисла тяжелая пауза. Томико побледнела и до хруста сжала зубы. Альдис плюхнулась на кровать. Как и всегда после таких вспышек, накатила слабость.

«Кажется, сейчас придется драться, — мелькнула мысль где-то на краешке сознания. — Только бы мундир не порвали…»

Шесть ненавидящих раскосых глаз прожигали ее насквозь. И еще — скользнул интерес в безразличных глазах Хитоми.

«Зря я все это сказала. Теперь не высовываться будет сложнее…»

Томико молчала, остальные девочки вопросительно поглядывали то на нее, то на Альдис.

«Интересно, справлюсь ли я одна с ними всеми?»

— Мы заставим тебя жрать землю, выть от боли, ползать, рыдать и просить прощения, — наконец прозвучали слова Томико. — Ты проклянешь тот день, когда осмелилась запачкать своим грязным языком имя Горнего Дома…

«Нет, без оружия я со всеми не справлюсь».

— Ну, давай, — угрюмо согласилась Альдис. — Вы, ниронцы, похоже, только вчетвером на одного побеждать умеете.

— Я накормлю тебя помоями и в одиночку!

«О! Это уже хорошо. Если я побью ее, все эти игры в Горний Дом можно будет прекратить».

— Не дело сюзерена марать руки о зарвавшегося смерда, — раздался голос молчавшей до этого Риоко. — Для того существуют вассалы. Пусть твой самурай накажет наглеца.

«Умно, — со злостью подумала Альдис. — Если одна из девчонок побьет меня, то почет и уважение всей компании. А если я ее побью, то авторитет Томико не пострадает».

— Да, ты права. — Томико обернулась к Хитоми и что-то сказала ей по-ниронски.

Альдис напряглась, пытаясь уловить смысл. Такаси обучал ее основам ниронского, но она слишком мало успела усвоить…

Хитоми отрицательно покачала головой. Томико отмахнулась и повторила свои слова еще более настойчиво. К ней присоединилась Риоко и Нанами. Наконец Хитоми сдалась и кивнула.

— Мой самурай будет драться с тобой, — объявила Томико.

Остальные девушки как по команде забрались с ногами на кровати, и в центре комнаты внезапно стало очень просторно. Альдис медленно встала.

Хитоми еще не успела переодеться, и просторная ниронская одежда только подчеркивала ее хрупкость. Она была почти на голову ниже Альдис. Но когда Альдис увидела, каким слитным, плавным движением маленькая ниронка скользнула в традиционную для начала схватки позицию, она поняла, что не выиграет в этой битве.

Все завершилось меньше чем за минуту. Короткий поклон, обжигающая боль в правой руке. Внезапно очень близко, прямо перед глазами, оказалась ножка кровати, и Альдис ощутила холодный поцелуй каменного пола на правой щеке.

Она лежала на полу, а маленькая ниронка держала ее в простом, но очень эффективном захвате. Можно было бы попробовать вырваться, но для контрприема была нужна правая рука, а Альдис ее почти не чувствовала.

Послышались шаги, и перед лицом появились чьи-то ножки, обутые в гэта — ниронские деревянные сандалии.

— Ну, что ты теперь скажешь про мой Дом, грязная собака? — раздался откуда-то сверху голос Томико.

— Все, что я хотела сказать, я уже сказала, — прохрипела Альдис, глотая выступившие от боли слезы.

Подошва сандалии аккуратно опустилась на пальцы правой руки.

— А теперь? — доброжелательно и почти нежно поинтересовалась Томико.

Всеотец, больно-то как!

— Иди к йотунам!

— А теперь? — Носок гэта с размаху врезался в плечо.

Альдис выругалась словами, которые не раз слышала от рыбаков, но никогда ранее не произносила вслух, и дернулась, пытаясь скинуть Хитоми со спины. В ответ хватка клещей на запястье и у локтя усилилась.

— Где тебя воспитывали, тварь? — показательно возмутилась Томико. — Твой язык грязнее, чем мои сандалии. Позже я заставлю тебя вымыть его с мылом.

Как в подтверждение своих слов, она прошлась подошвой по губам Альдис и даже попыталась запихнуть ее девочке в рот.

— Продолжим обучение хорошим манерам…

— Томико! — низкий звучный голос Риоко прервал экзекуцию. — Полчаса почти прошли. Мы можем опоздать.

— Хорошо. На этот раз тебе повезло. — Подошва гэта легла на щеку Альдис. — Но помни: я заставлю тебя взять назад слова о моем Доме и убраться из нашей комнаты.

— Томико, оставь ее. Мы не успеем переодеться.

Тяжесть, давившая на спину, внезапно исчезла, и Альдис обнаружила, что может двигать левой рукой. С правой все было сложнее — она до сих пор отзывалась короткой пульсирующей болью. Закусив губу, чтобы не стонать, девушка стянула куртку и ощупала руку. Все-таки повезло — перелома не было, хотя в районе локтя уже наливался здоровенный кровоподтек. На предплечье краснел второй кровоподтек, повторяющий форму сандалии Томико. Еще несколько синяков поменьше обещали вскоре появиться на левой руке — пальцы у малявки Хитоми оказались стальными. Но здесь Альдис сама виновата — не стоило трепыхаться.

Соседки успели переодеться и уйти, значит, можно было уже не сдерживаться. Если бы Альдис не прошла драконью школу эрлы Ауд, она бы разревелась от унижения, обиды и жалости к себе.

Прошедший год был щедр на уроки. Слезы ничего не значили и ничего не решали, тратить на них время и силы было расточительством, а она не могла позволить себе стать расточительной или слабой.

Кое-как натянув мундир, Альдис побежала на обед.

IntermediusКураторы

— Что скажете, наставник? Как вам новый набор?

Наставник Ингиред обернулся и досадливо поморщился:

— Гуннульв, твоя манера подкрадываться сзади раздражает.

— Ну, прости. — Храмовник подошел к краю террасы и проследил за взглядом собеседника. Внизу на плацу новенькие девочки под руководством ротного командира отрабатывали построения.

— Зрелище, достойное слез, — понаблюдав пять минут за неуклюжими движениями «птенцов», прокомментировал храмовник. — Даже Всеотец хмурится, глядя на это непотребство.

Действительно: безоблачное с утра небо во второй половине дня заволокло серыми облаками.

— Так бывает всегда, ты же знаешь, — пожал плечами Ингиред.

— Знаю, — кивнул храмовник. — Я сам отбирал их и в своих детях вполне уверен. Но двадцать один отпрыск Горних Домов… Я не помню такого урожайного года.

— Слухи ползут, несмотря на все усилия Храма. Каждый Горний Дом захочет иметь пилота «берсерка».

— Будь моя воля, я бы вообще запретил поступление без одобрения Храма, — сердито заметил храмовник. — Большинство этих майноров ни на что не годны. Мусор, шлак.

— А вы ожидали, что нам пришлют лучших, пресветленный Гуннульв? — Ингиред мастерски скопировал вкрадчивые интонации собеседника, что заставило храмовника еще больше нахмуриться.

Несколько минут они стояли в молчании.

— А где мальчики? — нарушил тишину отец Гуннульв.

— У Вальди своя методика.

— Дом Небес и Дом Огня прислали своих майноров. Вальди об этом знает?

— Прибудь к нам хоть все майноры Дома Солнца, для Вальди нет разницы между учениками. — Ингиред усмехнулся.

Снова пауза. Не томительная и неловкая, когда собеседники не знают, о чем говорить. Двое на террасе молчат потому, что понимают друг друга без слов.

— Мы дали им лучших ротных и создали все условия.

— Все равно до пятого курса дойдет только двадцать. — Храмовник покачал головой.

— Если бы не условия мирного договора… — Ингиред нахмурился. — Мне не очень-то приятно переводить половину будущих пилотов на «эйнхерии». Ты бы видел лица этих детишек.

Душевед издал тихий смешок:

— Зато остаются лучшие из лучших.

— В такие минуты я рад, что до пятого курса доучивается только половина, хотя обычно мне жаль ресурсов, потраченных на бездарных курсантов.

— Не жалей. Храм не всеведущ и тоже ошибается. Иногда и здоровое зерно не дает всходов.

— Половина здоровых зерен не дает всходов, — пробормотал наставник. — Столько напрасной работы…

— Ты знаешь метод лучше нашего? — резко спросил отец Гуннульв.

— Нет.

— Тогда не критикуй. Мы больше ста лет строим турсы, но до сих пор не понимаем, что делает человека пилотом. Сила воли? Да. Воля к победе? Да. Лидерские качества? Да, йотуны меня побери. Но есть что-то еще. Умение командовать, умение подчиняться… Т-фактор.

— Т-фактор?

— Так называют его мои братья. Он не выявляется стандартными тестами. Мы можем предположить после беседы, что ребенок способен стать пилотом. Но раскроет ли он свой потенциал, не знает никто, кроме Всеотца.

— Возможно, стоит разработать тесты получше.

— Да? — Храмовник скептически прищурился. — Наставник Ингиред, я же не учу вас, как нужно преподавать фехтование. Орден бьется над этой проблемой уже сто лет, но не смог предложить ничего лучше. Т-фактор — это смутная тень будущего величия. Он не улавливается приборами. Только человек может почувствовать его в другом человеке. И то не всегда.

— Может, стоит спросить у Всеотца?

Отец Гуннульв отрицательно покачал головой:

— Если бы Он, в великой милости Своей даровавший Мидгарду турсы, пожелал открыть нам это знание, Он сделал бы это сразу. Он хочет испытать нас…

— Тогда стоит признать, что мы не оправдали Его надежд.

— Испытание еще не закончено, а «берсерки» — знак, что мы следуем верным путем. И все же — как тебе эти дети?

— Дети как дети. Разные. Завтрашнее испытание покажет, кто чего стоит.

Из дневника Торвальда

День в очередной раз оказался никаким. Нас опять гоняли на симуляторах, но симуляторы только раздражают.

А мне хуже всех. Никто из моих товарищей меня не поймет — потому что никто из них не был богом неба.

Я скучаю по лазурной глади, по которой мог скользить; скучаю по густоте облаков, которые мог трогать; скучаю по игре со звуком, с которым мчался наперегонки, пытаясь доказать, что я быстрее.

На земле — пресно. Я рожден на земле, но я рожден для неба. Я хочу еще раз потягаться с богами небес, я хочу еще раз рвануться к Обители Бога-Солнца, я хочу…

Я должен выиграть турнир. Пишу эти строки, зная, что обманываю сам себя. Я уже не выиграю его. Буду честен. Пускай я весь день готов ругать наставников последними словами (и ругал, как же без этого!), но виноват я сам. Это моя вина, что у меня, оказывается, есть навыки воспитателя. Об этом я узнал рано утром. А к моменту прибытия «птенчиков» об этом знали уже все. Все — это мой курс. Козлы. Хоть бы кто пожалел. Скалили зубы и ехидничали, что, мол, Тор, который терпеть наставников не может, сам наставником станет. Чтоб их всех! И сокурсников моих, и наставников, которых я действительно терпеть не могу. Но терплю. Так терплю, что мне медаль дать надо!

— При поступлении и во время обучения ты проявил неплохие лидерские навыки, при этом как раз в нужном нам ключе — педагогические. Ближайшие три года ты будешь вожатым команды.

Когда наставник Рунгард сказал это, я еще подумал, что продолжаю спать и видеть кошмар. Но когда мне вручили значок вожатого и пальцы ощутили холодный металл, я отчетливо понял, что не сплю и это кошмар наяву. Во сне я бы обратил йотунов значок в прах огненным плевком. А следом — и наставника Рунгарда. В прах. Обратил бы.

Во сне я частенько такое проделываю.

А в реальности что-то не получается…

Теперь из экипажа Брунхильды выведут твейра и фрира. Оставят только эйна, меня. Лишат нашу Брунхильдочку лучшего на курсе спеца по защитным полям и второго (после меня, правда) оружейника! А взамен — неопытных детишек, сопливую ребятню, малолетних балбесов, которым до идеальной синергии с «валькирией» еще года четыре учиться. Это если они еще останутся в академии к тому времени.

Так что прощай, турнир, прощайте, небеса, где я мог стать богом. Прощай, моя мечта… (Неразборчиво. Зачеркнуто.)

Днем мы ходили смотреть на «птенцов». Неужто и мы выглядели такими… наивными? Неужто были настолько восхищены академией, что за деревьями не видели леса? За волнами — моря. За каплями — дождя. За… (Зачеркнуто. На полях приписка: «Кончай придуриваться, Тор. Скальдом тебе не быть!»)

— Кому-то из них ты скоро станешь роднее матери, — скаля зубы, сказал прыщавый Торвар.

Мне захотелось вырвать все его зубы и сделать из них ожерелье. Я ограничился коротким замечанием по поводу прыщей Торвара. Он ужасно из-за них мучается. Теперь до конца дня будет ходить и страдать, ха! Пусть знает, как задирать меня!

— Как бы ты к этому ни относился, ничего с этим не поделаешь, — пряча улыбку, возникшую при виде обиженных гримас Торвара, сказала Рангфрид. — Считай это не тяжкой ношей, а почетной обязанностью. Ведь из всех нас выбрали только тебя.

— Угу, — только и промычал я в ответ.

Рангфрид мне нравится. А особенно — ее длинные золотистые волосы, которые она заплетает в толстую косу. Великий Бог-Солнце, как же мне нравятся ее волосы! Я готов отдать многое, лишь бы… (Тщательно заштриховано. На полях приписка: «Держи себя в руках!»)

— Ну и что теперь, Тор? — спросил Хрут, с виду сонливый и готовый захрапеть на ближайшем удобном пригорке. В первый и второй годы этот его вид постоянно вводил в обман противников Хрута. Мало кто в нашей академии имеет такие успехи в безоружном бою и фехтовании, как он. Наставница Нода не раз ставила его в пример даже ниронцам со старших курсов. И эти ниронцы так обиделись на Хрута, что решили устроить ему темную. Наша Хальберушка, медик наш ненаглядный, хоть и злюка, потом неделю их в лазарете держала. Идиоты. Кейко же не зря Хрута им в пример ставила!

Как хорошо, что его определили ко мне твейром. Такого чуткого к силовым полям пилота попробуй еще найди в нашем наборе! Да и в других наборах отыскать подобного Хруту будет трудно. А вот сделали бы Хрута эйном — быть мне его твейром или фриром. И ничего бы я с этим не смог поделать.

Не темную же ему устраивать!

— Ты так надеялся на Великий турнир. — Хрут лениво смотрит на драку, которую затеяли «птенчики». — И что теперь, откажешься участвовать?

— А с кем ему участвовать? — Вандис, моя великолепная оружейница, презрительно фыркнула. А презрительно фыркать — это у нее от Всеотца. Даже Великий конунг, да хранят его боги неба, не сумел бы вложить в свое фырканье столько спеси и презрения к мелким людишкам, мельтешащим вокруг. — Мы теперь сами по себе, а он будет этих воспитывать.

Столько недовольства было в ее словах, что «этих», которые попадут под мое «вожатство», мне даже стало жалко. Вандис такая, что еще поймает их и выпорет, хорошенько так выпорет — собственноручно стащенной у наставника Ингиреда плеткой-семихвосткой.

Я ее боюсь, да. Есть в ней что-то схожее с морем Мрака — таинственное, мрачное и разрушительное. Когда мы мчим нашу Брунхильдочку по полям небесных богов, Вандис полностью послушна и иногда даже предугадывает мои команды. В небе я ее обожаю. На земле — боюсь.

— Без Великого турнира у тебя мало шансов получить… ну, ты знаешь…

Вандис, мое грозное великолепие, которое делает Брунхильду непобедимой в поединках один на один и даже один против двух, конечно, я знаю. И ты знаешь, и Хрут знает. Знаете, чего я хочу больше всего на свете.

Как же я ненавижу академию!

Как же я не могу без академии!

Только она может сделать меня богом в небесах, и она же может превратить меня в червяка под лязгающей «подошвой» турса.

Судя по всему, последнее как раз и пытаются сделать. Иначе как понять назначение меня вожатым, если все наставники, а может быть, и сам Вебьёрн Ольфссон, в общем, все, кто тут руководит, знают, для чего я собирался участвовать в Великом турнире.

Козлы. Все. Абсолютно все. Кроме разве что Рангфрид. Она — хорошая.

(Торопливая приписка на полях: «Хрут, Вандис, если вы это когда-нибудь найдете и прочитаете — вы не козлы! Вы тоже хорошие!»)

Хрут и Скегги ни с того ни с сего затеяли перекидываться мячиками. Есть такая забава у твейров — бросать друг в друга маленькие мячи, старательно вырабатывая ритм бросков, а потом резко его меняя и начиная рваные подачи. Но зачем они принялись этим заниматься прямо в тот момент — ума не приложу.

Пока мы все молча созерцали игру Хрута и Скегги (и Скегги, на удивление всем, явно выигрывал!), драка «птенчиков» закончилась. Вмешался наставник Ингиред. У, я его…

(Тщательно замазано.)

В общем, козел он. Предводитель всех козлов.

«Птенцов» увели на церемонию Посвящения, а мы, «ястребы», неторопливо потащились обратно в жилой корпус. Новый набор впечатления не производил. В целом, как заметил Торвар, ни одной симпатичной девчонки. На что Линэд заметила, что даже будь там симпатичные девчонки, Торвар с его прыщами им и к йотуну не сдался. Торвар помрачнел пуще прежнего, а Скегги добил его вопросом:

— Ты чего на малолеток засматриваешься, Тори?

В общем, остаток пути мы провели, подробно обсуждая вкусы и пристрастия Торвара.

Зря мы так. Он среди нас лучший в технике. Подкрутит гайку где не надо — и развалятся наши «валькирушки» прямо в воздухе. В самый неподходящий момент.

В целом вот так прошел сегодняшний день. Никак. И день дурацкий, и «птенцы» дурацкие, и вообще. Разве что Сигрид порадовала, устроив очередной спектакль со стрижкой первокурсниц. Нашим девочкам повезло, им ротной досталась Хельда, а не эта меченая бестия.

Но все равно скучно.

На сегодня хватит. Пора спать.

(Мелкая приписка на полях: «Все-таки мне стало немного жаль этих ребятишек. Они прибыли стать пилотами „валькирий“ и совершенно не подозревают, что их ждет. Начинаю уже с завтрашнего утра, м-да…»)