Оранжевые чудовища упали в долину на исходе ночи, как этого и хотел Ален Прелли. Они соскользнули на землю — можно даже сказать, вылились — из ставшего вязким пространства. Ален давно ждал их; если точнее, то с одного из дней своего детства, а сейчас ему исполнилось почти сорок… Он знал, он всегда знал, что рано или поздно псы пространства появятся, чтобы потрясти этот древний мир и, может быть, пробудить тех, кто переживет его гибель.
Вскоре после государственного переворота ему удалось скрыться из города под чужим именем. Он обосновался далеко на юге страны, между Эспарберенком и Сайксом, в отдельно стоявшем домике. Здесь он встретил Марину, простую нежную девушку, которая согласилась жить с ним, даря ему любовь, когда у него возникало желание. Он рассчитывал пересидеть в этом забытом богом и людьми уголке сотню-другую лет — или вечность — например, до конца диктатуры генерала Ларчера. Он мог бы вернуться в город потом, когда там перестанут сжигать книги. Можно не уточнять, что он не слишком надеялся на это.
В конце концов секретные службы добрались до него. Разумеется, рано или поздно это должно было случиться. Он даже удивлялся, что политическая полиция, эта зловещая организация, которая явно продержится еще немало времени, не вычислила его гораздо раньше. Разумеется, он был для них жалкой добычей — что-то вроде дикого голубя для охотника на кабанов!
Жандармам пришлось побеспокоиться, чтобы доставить ему повестку — на завтра его вызывали в ближайший комиссариат. Повестка была выписана на его настоящее имя, то самое, которое можно было прочитать на обложках нескольких книг, заслуженно упоминавшихся в черном списке правительства Ларчера. Может быть, это была ловушка? Или, возможно, они хотели, чтобы он сначала убрался из этих мест, чтобы потом арестовать его и казнить… Он подумал: так или иначе, дело проиграно. Он даже не попытался отрицать, что его действительно зовут Ален Прелли.
Марина возилась во дворе со своими овцами…
В определенном смысле, он добился, чего хотел. Он налил жандармам по стаканчику белого вина; ведь они не были виноваты в том, что произошло — в конце концов, не больше, чем кто угодно другой. Где-то в глубине сознания он испытывал своего рода признательность этим посланцам судьбы, не сознающим своей роли. Ален Прелли, изгнанник, неожиданно почувствовал себя сильнее, чем разыскивавшая его всесильная служба. Я не дамся им в руки, клянусь!
Он позволил разрастаться в себе гневу и протесту, которые научился сдерживать, когда еще был подростком. Гнев и протест вырвались наружу, чтобы начать невидимую подрывную работу; вскоре они должны были потрясти основы вселенной.
Он осознал, что наконец принял решение, откладывавшееся день ото дня, год от года из-за незрелости, слабости или мелкой подлости. Но все, что случилось, было к лучшему. Настали день и час, Ален Прелли!
Тюрьма и лагерь не пугали его, по крайней мере, он так думал. И перспектива возможных пыток казалась ему совсем не такой страшной, как сразу после переворота. Впрочем, они вряд ли оставят его в живых. Тюрьмы режима переполнены, и военным не нужен такой заключенный второго класса, как Ален Прелли. (Но, может быть, у нас сейчас нет никого второго класса, мой генерал?) Неважно. Если его отпустят, ему придется… может быть, он окажется вдали от Марины… на поселении в городе… будет вынужден заняться тем, что осталось от обычной жизни и работать в конторе, в магазине или на фабрике…
Нет!
Нет, решил он. Ему осталось несколько часов, чтобы проникнуться своим решением и дождаться последствий. Ален Прелли, ты не должен терять время понапрасну. Он позвал в дом Марину и показал ей повестку. Девушка взглянула на него с тревожной напряженной улыбкой. Потом отбросила пряди, закрывавшие половину лица. В глубине зеленых глаз сверкал лихорадочный блеск. Ее влажные губы, казалось, жаждали губ Алена.
— Что ты будешь делать?
Ален не ответил. Он сам еще точно не знал, что именно будет делать, но не сомневался, что это будет нечто ужасное.
— Ты пойдешь?
— В комиссариат? Да… Впрочем, нет. Не думаю, что это необходимо. Может быть, завтра в этом вообще не будет никакого смысла. Поживем — увидим.
Он вспомнил дом своих игр и встречу с Ан-Год-Уном. Именно в этот день все и началось! О, Владыка! Владыка Ан-Год-Ун! Настало время, когда ты должен выполнить свое обещание…
Марина снова спросила его:
— Что ты говоришь?
— Не знаю… Я думал о времени. Время умерло или почти умерло, моя дорогая. Пожелаем себе удачи!
Заканчивался июнь, но лето еще не наступило. Казалось, солнце излучало тревожащую смесь вялости и гнева. Иногда землю овевали волны теплого воздуха, за которыми на равнины обрушивался холодный ветер.
— Выпусти овец, Марина. Пойдем, погуляем.
— Мне сейчас хочется любить тебя, — прошептала Марина.
Он уже был Алканом Пугаром, героем комиксов, от которых был без ума тридцать лет назад. Он подхватил принцессу Жаир на руки, поднял ее и отнес на брачное ложе.
Он вспомнил про дом для игр. В те годы, когда ему было от восьми до двенадцати лет, он пережил волнующие часы в этой лачуге, давно заброшенной и на три четверти развалившейся. Даже до встречи с божеством, с великим Ан-Год-Уном, он не проникал туда без соблюдения особого, в некотором роде магического ритуала. Изъеденный ржавчиной язычок замка покидал свое гнездо с пронзительным зловещим скрипом. Щелкала задвижка, насекомые и небольшие ящерицы разбегались по стенам и прятались в разросшейся вокруг траве. Свет проникал в помещение, освещая на земляном полу фантастическую карту, на которой над всеми странами господствовала великая Жюртал-Азория, где простирались бесконечные степи и знойные пустыни, и где Алкан Пугар, рыцарь с дальнего юга, искал приключения и славу…
— Я хочу любви, — сказала Модия-Мон.
И Ален Прелли стал Алканом Пугаром. Он легко поднял девушку и внес ее в дом для игр. Споткнувшись о циновку из рафии, он упал на колени, не выпустив из рук Модию-Мон, и громко рассмеялся. Резким движением поднялся на ноги и отнес любимую на устланное мехами ложе, которое приготовил для нее.
Он вытер лоб платком из майжиатахского шелка. Он был Алканом Пугаром. Ему было… сколько лет ему было? Тридцать, сорок? Высокий, мускулистый мужчина без единого грамма лишнего жира. Широкие плечи, мощные руки. Кожа, похожая на тонкую старую шагрень. Курчавая поросль густых бурых волос на груди и животе… С оттенком жалости и, пожалуй, презрения, он подумал о своем alter ego, о писателе Алене Прелли. Вот если бы ему удалось добиться стабильности изменений, то даже самые пронырливые сыщики Ларчера никогда не узнали бы его… Но сможет ли он достаточно продолжительное время сохранять свои метаморфозы, не причиняя при этом ущерба реальности, не затрагивая саму структуру вселенной?
Он медленно расстегнул и снял с Модии-Мон платье. Ему показалось, что девушка немного располнела с того времени, как он ушел в южные страны — это было год назад. Но нельзя было сказать, что это ему не нравилось. Живя среди абилийцев и ассинибуэнцев, он привык отдавать предпочтение пышным тяжелым телам женщин пустыни (в противоположность Алену Прелли, который ценил стройные талии, изящные бедра и тонкие лодыжки).
— Ален, любовь моя…
Великий Айрен! Почему Марина произнесла его настоящее имя? Он бросился к двери, выглянул в коридор. К счастью, ищеек Ларчера там уже не было.
Алкан Пугар. Ты — Алкан Пугар, и принцесса Жаир ждет тебя в Сержеюле. Твои рохиа лаха, солнечные сани, которые ты нанял в Бжахиди, за несколько минут доставили тебя в верховья долины Нуагишуу, перенеся через горы Акуи. Вот и река Нуагишуу в том месте, где через нее переброшен мост Беджорид… Ты на минуту посадил сани на голубые скалы поблизости от ущелья, на отдельно стоявший неприступный утес. Отсюда ты мог видеть пик Акуи, заостренный, словно клинок, вонзившийся в фиолетовое небо не менее, чем на десять тысяч метров. Потом ты разглядел возле моста Беджорид желтую башню Святого Стража, Губителя неверных. Путь казался свободным. Рохиа лаха возобновили полет, пронеслись над ощетинившимися скалами и вскоре достигли Съято, где паслись огромные стада вааров.
Ты спустился вниз и скользнул в нескольких метрах над стадом. Пастух из Майжиатаха, оседлавший нагоамского коня, направлял своих животных с помощью больших насекомых, жужжавших на концах длинных золотистых нитей. Когда он увидел твои сани он сначала хотел послать нескольких насекомых в твою сторону, но в последний момент удержал их и только проводил тебя взглядом.
Ты летел к своей деревне, к ждущей тебя Жаир. Ты уже различал возвышавшуюся над стенами квадратную башню дворца, а рядом — круглый купол храма Зербала… В этот момент ты обернулся: степняк-пастух выпрямился в седле посреди пасущегося стада, и его облик показался тебе олицетворением силы и гармонии. Одной рукой он держал поводья своего нагоама, другой — золотистые нити сторожевых насекомых, образовавших вокруг него нечто вроде ореола, сверкавшего, словно солнце!
Солнечный конь! Счастливое предзнаменование.
Наконец, ты оказался над Сержеюлом. Здесь тебе пришлось набрать высоту, потому что в твою сторону были выпущены юджитуии, и древняя химическая пушка открыла огонь по рохиа лаха. Но ты без труда уклонился от встречи с насекомыми-истребителями и железными ядрами. На мгновение ты увидел под собой всадников, столпившихся вокруг воздушного корабля: эти чудаки пытались поднять в воздух допотопный дирижабль, чтобы преследовать тебя!
Но рохиа лаха уже достигла дворца, цитадели внутри превращенного в крепость поселения, похожего на бесформенную груду перепутанного камня и металла, беспорядочного нагромождения сводов и башен, из которого на добрых сорок метров вздымался донжон принцессы, величественное сооружение из металла, то ли бронзы, то ли золота. Вотчина Жаир… Ты направил сани к основанию башни. Осенив стражей знаком Солнечного коня, ты заставил их пасть ниц перед тобой, демоном с огненными волосами, спустившимся с неба на загадочной машине…
— Мона, любовь моя, — произнес он и тут же вспомнил все о себе. Он был Аленом Прелли, и завтра они… Он подумал: никогда! Клянусь Тбором! Я не позволю убить себя или запереть на годы в лагере. Я — Алкан Пугар, и я…
— Что будет с нами? — спросила Марина.
— Мы спасены, дорогая. Не бойся ничего.
…Я настороженно прислушивался. Мне нужно было продумать, как организовать наше выживание, прежде, чем дать сигнал к нашествию. Я подумал про своих друзей — про Эву и Бена, Жордана, Ганса, Паулу, Фрэнка, Танаи, Танги и их близких. Я не мог предупредить их. Что будет с ними? И живы ли они? Некоторые из них сейчас наверняка оказались в трудной ситуации. Других могли убить еще во время переворота. Может быть, политическая полиция продолжала пытать Эву и Бена. Жордан, Ганс и Паула, несомненно, все еще вкалывали в каком-нибудь трудовом лагере. В общем, моим друзьям и терять-то было нечего… Может быть, я придумывал себе оправдания, не знаю… И, потом, они все равно должны были выбраться из этой ситуации тем или иным образом. Я хорошо знал их, и поэтому надеялся. Даже если некоторые из них должны были потерять при этом последние клочья своей шкуры, у них будет отличный реванш… Так или иначе, было уже поздно блокировать запущенный мной механизм. Поверхность старой Вселенной начала покрываться трещинами, и псы пространства уже направлялись к Земле. Даже пожелай я теперь остановить их, вряд ли у меня это получится. Никто не смог бы сделать это — ни НАСА, ни ВВС США, ни их советские аналоги.
— Ты помнишь, — спросил я Мариеллу, — ты помнишь первых людей на Луне? Конечно, воспоминания не сделают нас моложе, моя дорогая. Они набрали там камней и привезли их на Землю своим детям и детям своих знакомых. Они рассказали, как это красиво — свет Земли на Луне, хотя и не так красиво, как на старых обложках «Гэлакси» и «Виад тейл»…
— Это не имеет значения, — сказала Мариелла. — Все это — древняя история.
Она была права. Солнечная система, какой мы ее знали, перестала существовать. Или, скорее, она перестала когда-либо существовать.
Смерть Луне, Марсу, Венере, Юпитеру, всем планетам и звездам! Мы будем свободны в новой Вселенной.
Тихо журчал ручей. Змеи гибко скользили под кустами, шурша сухой травой. Миру было дозволено в течение еще нескольких часов кишеть змеями.
Старая Луна в начале последней четверти (для нее это действительно будет ПОСЛЕДНЯЯ четверть) пристально пялилась на Землю, повиснув над морем. Может быть, она уже выплюнула своих оранжевых монстров. Скоро псы пожрут змей!
Ален и Марина шли по узкой тропинке, держась за руки.
— Что будет дальше, Ален?
— У нас есть только одна возможность ускользнуть от них, — ответил Ален.
— Какая?
— Разрушить Вселенную и отдать ее псам.
— Но разве мы сможем спастись от псов?
— Мы поменяем шкуру и переместимся в другую Вселенную.
Они остановились. Стоя рядом, плечо к плечу, они слушали негромкие вечерние звуки. Они доносились сразу со всех сторон, поднимаясь над землей, уже укутанной тенью. Марина закрыла глаза.
— Ален, ведь мы не умрем, правда?
Он почувствовал, как напряглось тело девушки.
— Нет, — сказал он. — Конечно, они могут нас убить. Вернее, они попытаются нас убить, но мы уцелеем, поменяв оболочку.
Он хотел дойти до конца того, что было предписано ему судьбой. Только одно еще имело смысл: он должен покинуть Мадьямику, мирную область посреди страны, и достичь границы, чтобы склониться над бездной — темной или ослепительно яркой — чтобы разглядеть новый мир, затем посетить страну безумцев, даймонов, демонов…И вернуться, если только возвращение будет возможно. Но на что будет похожа жизнь после такого путешествия?
Дом его игр. В прямоугольнике света, падающего на пол через раскрытую дверь, лежала карта Азории со столицей Кианг, реками, городами, дорогами, горами… Реки были процарапаны в земле, засохшие комья грязи изображали горы. Ален рисовал на пыльной поверхности дороги и города, которые никогда не забывал стереть перед тем, как уйти. Таким образом, королевство становилось неуязвимым, когда Алена не было рядом, чтобы защитить его.
— Здесь находится Кианг, столица, — сказал он риа Темучену, великому вождю кочевников. А вот здесь — Дар-Кара и Ченг-Бор. Река Ярона орошает равнину Бора…
Риа Темучен кивнул с улыбкой. Он явно хотел показать, что знает все это лучше кого бы то ни было.
И тогда на них упала тень.
Ален вскочил на ноги и попятился. Вождь кочевников нехотя отошел в сторону… и перестал существовать. Тень переместилась на середину Азории, на мгновение исчезла и появилась снова. Она была светлой, почти незаметной в лучах солнца, такого яркого в послеобеденное время летнего дня.
— Я ждал тебя, тень, — произнес Ален.
— Я пришел, — ответила тень. — Ты ждал меня, малыш, и я пришел.
Ален потерся щекой о шершавую доску двустворчатой двери. Вокруг его головы упорно кружилась и громко гудела муха. Он слушал жужжанье и смотрел на тень, бесформенный край которой улегся на горы Центральной Азории.
Ан-Год-Ун.
Неожиданно он оказался лицом к лицу с божеством, ростом превосходившим обычного человека в два раза. Его охватило долгожданное вдохновение. Он подумал: все же эту жизнь стоит прожить (или что-то в этом роде).
— Ты любишь меня, малыш? — спросил Ан-Год-Ун.
Ален не ответил. Он восхищался Ан-Год-Уном, властелином всех богов. Он завидовал его беспредельному могуществу. Но не был уверен, что любит его. Он медленно кивнул, и бог удовольствовался этим доказательством преданности. Он мягко опустил руку — нечто вроде руки — на плечо Алена. Его тело походило на полое веретено, заполненное розовым туманом. Голова его, почти касавшаяся потолка, напоминала перевернутый конус.
За ним стоял гигантский оранжевый пес, коренастый, массивный, мускулистый, с огромной пастью, в которой светились белые клыки.
— Это мой пес Моон, — улыбнулся бог. — Это пес пространства…
Серебристые блики лунного света медленно трепетали на поверхности воды. Пушистые серые облака медленно плыли на север. С юга надвигалась волна холода. Мария задрожала в легком пальто. Время от времени она опиралась об руку Алена, словно стремилась найти защиту возле него. Но плечи Алена Прелли были недостаточно широкими, чтобы укрыть ее от ветра.
Они некоторое время забавлялись, по очереди указывая на редкие звезды, тусклые из-за лунного света, и называя их. Теперь это были просто огоньки, подвешенные к небосводу. Арктур, Вега, Альтаир, Регулюс, Антарес: фальшивые звезды в воображаемом пространстве, которое скоро превратится в погребальный саван.
Знакомое им небо должно было исчезнуть через несколько часов. Они были не в состоянии представить новую космогонию, которая возникнет на месте прежней в пространстве без горизонта, новый мир без прошлого и без будущего: может быть, нечто вроде Великого Юга?
Холод становился все сильнее и сильнее. Казалось, воздух был насыщен запахом погреба. Холодный ветер пустыни издавал через правильные промежутки времени зловещий свист, звучавший подобно невнятному призыву. Уцелевшая Луна рассеивала в пространстве ноты белой симфонии.
— Великий Айрен! — воскликнул Ален. И снова стал Алканом Пугаром.
Как все девушки Майжиатаха, Жаир была высокой и удивительно тонкой. Бледная кожа, испещренная голубыми жилками, длинные белоснежные изящные руки, серебристые волосы, обрамляющие овальное лицо и волнами спадающие на круглые обнаженные плечи.
Жаир стояла перед тобой, ласково глядя на тебя своими огромными зелеными глазами.
— Я ждала тебя, Алкан. Я узнала про твой побег и была уверена, что ты придешь.
Она повернулась и вошла в башню. Ты шагнул следом за ней. Складки ее опалесцирующего платья, по которым трепетно метались изменчивые отблески, спадали до туфелек, украшенных разноцветными камнями. Ты двигался за ней большими шагами, громко ступая босыми ногами по каменным плитам. Она взлетела по лестнице с легкостью девушек-насекомых Саларги и ты, хотя и несколько тяжеловесно, последовал за ней. Вы вошли в квадратный зал с потолком из массивных балок. Вместо мебели здесь были разбросанные по полу подушки и меховые ковры.
Жаир опустилась на колени. Она сгребла несколько подушек и мягко повалилась на бок. В этом положении, полусидя, полулежа, она коротким жестом предложила ему присоединиться к ней. Ты подчинился и сел у ее ног.
— Жаир…
— Расскажи мне все, — просто сказала она.
— Меня предала Миа-Ллана, фаворитка Журтала.
— Потому что спал с ней, но она не получила от этого удовольствия?
Назойливое бормотание, к которому примешивались крики и непонятный гул, разбудили его. Было уже позднее утро. Неуверенно светило красноватое солнце. Ледяной воздух осеннего утра вливался через приоткрытое окно, неся с собой странно неопределенный запах — одновременно сладковатый, пресный, соленый, пикантный, резкий, горький… Запах крови, запах смерти и дыма, запах разъяренных зверей и разодранных тел…
Алкан закрыл глаза и зажал нос. Несколько секунд отсрочки для пожилого человека. Ему приснилось, что он потерпел неудачу. Ан-Год-Ун (о, ужас, о, кошмар!) лишился власти. Псы пространства не добрались до Земли, и старый мир остался целым и невредимым. Его судьба определилась: не позже, чем через двенадцать часов он окажется в руках военных или агентов секретной полиции. Странно, но он чувствовал облегчение.
Еще минуту! Накрывшись простыней, стараясь, чтобы ни один лучик света не проник сквозь его плотно сжатые веки, он ждал. Он прислушивался, как в нем поднимался прибой страха и надежды.
Не думать не думать… найти улицу… она поднимается к замку… листва перебралась через стену… камни плохо связанные раствором… тенистая улица извивается змеей в нежной легкой тени… тишина госпиталя… боже мой это же цена соли… ровный шум… вершины обрушивают лавину снега… на тысяче асфальтовых дорожек… желтый дым… вырыта ступенька… тает… видно кожу… качели… пронзительные вопли машин… провести время чтобы не…
У меня уже нет выбора. Слишком поздно. Но если бы это был… если бы это был дурной сон… если бы я не… если бы Ан-Год-Ун не пришел в дом игр, когда мне было всего десять лет, если бы я не увидел его чудовищного пса, если бы он не научил меня разговаривать с ним, если бы он не наделил меня способностью приказывать псам пространства… Нет! Нет!
Еще минуту! Ален Прелли или Алкан Пугар — имя не имеет значения — снова натянул простыню на голову, уткнулся лицом в подушку. Не слышать криков, не ощущать холод… Сейчас теплое июньское утро и вокруг все заполнено пением птиц и треском насекомых. Может быть, жандармы сейчас придут за тобой и тебе придется уйти с ними, но мир останется материальным под твоими ногами, над твоей головой, вокруг тебя. Ты не будешь испытывать страх. Как можно бояться чего-то в этой стабильной и надежной вселенной, которая всегда была твоей — и всех других людей — вплоть до сегодняшнего дня?
Предположим, что ты не совершил эту невероятную глупость. Допустим, что ты не призвал псов… В конце концов, может быть, ты действительно не сделал это… Ты уверен? Ты только что вынырнул из страшного сна: может быть, ты спутал действительность с остатками ночного кошмара… Не нужно бояться. Сейчас июнь, это точно. Сегодня теплая, даже жаркая погода. Попробуй высунуть руку из-под одеяла — теплый воздух подтвердит, что ничего не изменилось, что все в мире остается на своих местах… Обожди несколько секунд. Не торопись. Тебе немного холодно — очевидно, это потому, что ночью прошел дождь, а у тебя только одно одеяло… Марина уже встала, она сейчас занята своими овцами. Если бы случилось что-нибудь серьезное, она давно разбудила бы тебя. Она оставила тебя дремать, подумав, что это твоя последняя спокойная ночь в теплой постели. Теперь это у тебя будет очень не скоро… Может быть, ты последние часы находишься на свободе, Ален или Алкан — как там тебя зовут…
Господи, до чего же холодно…