Провал в прошлое

Роман ПриходькоПровал в прошлое

Я бежал из последних сил. Мышцы разрывались от перегрузок. Сердце, казалось, перекочевало в голову и принялось отчаянно ломиться наружу, намереваясь пробить виски. Лёгкие судорожно гоняли ещё прохладный утренний воздух сквозь пересохшее горло, напоминая работу кузнечных мехов в мастерской отца. Украшенные мутными розовыми кругами глаза заливало потом и слезами. Ноги стали свинцовыми, вот-вот норовя выйти из подчинения, чего я, как раз, и боялся больше всего.

— Стой, сучёнок! — донеслось позади. — Пристрелю урода!

— Кончай его, Мозоль, не догоним! — прокомментировал писклявый голос другого бандита.

Топот преследователей заглушили ружейные выстрелы. Над ухом прошелестело, и тут же в кромку вершины холма, куда я карабкался, хлюпнула порция картечи, вздыбив облачко коричневой пыли.

Ещё немного, несколько шагов до спасения. За гребнем они меня не достанут. Завалы Мёртвого леса я знаю, как свои пять пальцев. Главное оббежать холмовейник, расположенный справа в самом начале длинного гребня возвышенности…

Сухо защёлкал револьвер. Правая нога предательски теряет опору. Со всего маху падаю лицом в колючее крошево иссохшей глины. Руками успеваю схватиться за обрывистый край вершины холма, что спасает от сползания вниз. Над головой просвистела пуля, другая обожгла бедро. Всё, я покойник!

Боль в разбитом носу, досада, горечь недавней утраты — на миг сковали сознание, парализовали загнанное тело. По инерции втягиваю воздух ртом и тут же, задрав голову, захожусь в приступе кашля от пыли, что попала при вдохе.

— Стреляй, Мирон, у меня патрон перекосило! — проорал у подножья Мозоль.

Благо, что есть у человека такая штука, как злость. Именно она дала мне силы и собрала волю в кулак. Срывая ногти, подтягиваюсь. Носки ботинок упорно скребутся по склону. Ещё немного, несколько отчаянных рывков и я на другой, покатой стороне холма.

Запоздало ахает револьвер. Кувырком перекатываюсь вперёд. На карачках семеню некоторое время, чтобы не угодить под пули. В резко наступившей тишине приглушенно доносится матерная тирада бандитов, затем грузные шаркающие шаги по склону. Со стороны дома послышался рёв приближающихся мотоциклеток.

Эти твари некрозные, похоже, так просто не отстанут. Если парочка на колёсах догадается заехать на холм с другой стороны, то могу и не успеть. Нужно спешить…

Утирая кровавые пузыри над губой, что есть мочи, припускаю под горку. До завалов из обгорелой полусгнившей древесины рукой подать. Только вот звук моторов совсем не радует. Догадались уроды и прут в объезд. Придётся взять поближе к холмовейнику. Хоть бы ползуны попрятались, а то ненароком заплюют кислотой.

Меняю направление к подножью высокой кучи окаменевших палок, костей, обломков бетона и кусков проржавевшего железа. Кое-где чернеют не закрытые с ночи проходы. Вот же твари! Чего им не спится?

Я, конечно, знаю ответ. Ведь солнце только-только показалось из-за горизонта и тут ещё тень от холма. Но на душе-то не легче — наоборот.

Стараюсь делать шаги шире, царапина на бедре трётся о грубый шов штанины, вызывая дополнительную боль. Боковым зрением замечаю движение слева — вот и мотоциклетки. Навскидку оцениваю свои шансы — не густо: похоже к началу завалов прибудем одновременно. А у отморозков ведь ещё и оружие; правда, стрелять на ходу да при такой тряске…

Полностью переключаюсь на себя, вернее на отрезок пути, от которого зависит моя жизнь. Вот и холмовейник. В одной из нор, кажется, что-то мелькнуло. Только не это! Душу обдало холодом. Лучше умереть от пули, чем заживо раствориться в кислотных плевках солдат-ползунов.

Новая порция страха открыла второе дыхание. Боль, смертельная усталость, кровавые сопли, мешающие нормально дышать, приближающийся рёв моторов — всё отодвинулось на задворки восприятия окружающей действительности. Главное теперь: не оступиться, не упасть и добежать…

Четыре ружейных выстрела буквально слились в один — это подключились обрезы мотоциклистов. По холмовейнику сыпанула картечь. Но я уже миновал мерзкую кучу мгновение назад и не видел последствий. В двух десятках шагов щетинистые дебри завалов. Вот он, древний Мёртвый лес. Остался последний короткий рывок. Бандиты явно не успевали, на скорость их приближения повлияла неровная поверхность склона.

Окрылённый почти состоявшейся победой в гонке на выживание, перепрыгиваю обломок бетонной плиты и… проваливаюсь сквозь землю. Единственное, что отметило сознание — это, мелькнувшую перед глазами, ровную кирпичную кладку и тупой удар затылком обо что-то твёрдое.

Тонкий мерзкий звон взорвал голову. Мутные яркие круги поплыли перед глазами, словно волны от брошенного в воду камня. Тело качнуло на этих волнах и, сжавшиеся, было, внутренности хлынули из организма наружу. Меня рвало. Нет, выворачивало наизнанку. Каждый новый вдох ядовитого едкого воздуха мёртвой хваткой тянул желудок к горлу, не давая возможности насытить лёгкие необходимым пропитанием. Сколько это продолжалось — не знаю. Время начинало свой ход в момент очередной попытки дышать и тут же обрывалось чередою спазмов. Даже мыслей никаких не возникало, некогда было думать, только память урывками записывала происходящее, и всё — на этом разумные функции оканчивались. В какой-то миг подключились рефлексы: я согнулся, попытавшись встать на колени. Тело сразу же выстрелило болью во всех своих органах и конечностях, снова ввергнув сознание в очередной омут небытия.

Второе пробуждение оказалось мучительно медленным. Сначала я ощутил слабые пульсирующие толчки в затылке. Затем они постепенно усилились, охватывая всё большие участки тела, и превратились в монотонный колючий зуд. Во рту резко проявился кислый привкус. Крылья носа, подёрнутые засохшей коркой, горели огнём.

«Где я»? — первое, что пришло на ум. Глаза безуспешно таращились в темноту, не имея возможности подсказать ответ.

На призыв откликнулась память. Яркие образы рокового утра услужливо стали складываться в общую картину, нагоняя скорбь, тоску и омут отчаянья.

Неприятности нахлынули с рассветом. Пока я мыл посуду после завтрака, отец поспешил в мастерскую, чтобы закончить ремонт багги, за которой вот-вот должны были нагрянуть отморозки из шайки Зазлобы — местного бандита и жестокого убийцы. Нам частенько приходилось восстанавливать технику и оружие этих шакалов в обмен за так называемое «покровительство великодушного воина Приозёрья». Так вот, пока я хозяйничал по дому, в мастерской случилось несчастье: лопнул крюк лебёдки, и отцу придавило руку. Услышав крик, благо окно на кухне было открытым, я со всех ног бросился к ангару, а увидев окровавленную изуродованную ладонь родителя, чуть не грохнулся в обморок. С трудом остановили кровь и уже собрались ехать к лекарю, жившему по другую сторону Сухого залива, как на двух мотоциклетках пожаловали пятеро бандитов. Сколько мы не просили, сколько не уговаривали «зазлобинцев», подождать денёк — нивкакую. Вместо своей багги «покровители» требовали наш грузовичок. Такой обмен был смерти подобен для ремесла мастеровых, коим мы зарабатывали на жизнь.

В отчаянье, переломив гордыню, отец бросился в ноги Сурену, помощнику Зазлобы с мольбою: подождать до вечера. Но тот лишь улыбнулся презрительно, сильным ударом опрокинул просителя наземь и отдал команду подчинённым забирать грузовик.

Когда я устремился на помощь родителю, Сурен перехватил меня за волосы и прокричал:

— Мозоль, этого берём с собой! За мутафагами будет приглядывать…

В следующую секунду отец достал из-за голенища длинную отвёртку и вогнал бандиту под рёбра по самую рукоять.

— Беги, сынок! К Мёртвому лесу…

Сдвоенный выстрел дробовика безвозвратно отнял жизнь у единственного близкого мне человека на этом свете.

Дальнейшее вспоминалось, будто нечёткий полузабытый сон. Я сбиваю с ног убийцу, встречаю зуботычиной Мирона и несусь что есть мочи к холму, выполняя последнюю волю отца. Свист пуль, топот погони, вкус глины вперемешку с кровью, не уснувшие толком жители холмовейника, рёв мотоциклеток, прыжок и провал…

Я не заметил, как по щекам вовсю текут крупные капли слёз, как до боли сжаты кулаки, как сдавило невидимым обручем бешено колотящееся сердце…

«Соберись, Владимир! Негоже плакать мужчине. Из любой ситуации есть выход, любое горе нужно пережить» — вспомнились вдруг слова отца над могилой матери, которая умерла два сезона назад.

— Обещаю, пап, — бормочу чуть слышно и пытаюсь вытереть лицо.

Все мышцы руки ответили ноющей болью. По очереди испытываю каждую конечность. Вроде ничего не сломано. Осторожно щупаю царапину от пули — нормально, покрылась подсохшей коркой. Попутно ладонь натыкается в кармане на коробок спичек, оставшийся после розжига кухонного примуса. Непослушными пальцами достаю одну палочку с толстой головкой серы и чиркаю…

Свет на мгновение ослепил, не смотря на то, что я предусмотрительно зажмурил глаза.

— Срань ползунья! — восклицаю ошарашенный. — Что это за шахта? Откуда здесь? — последний вопрос уже шепчу обречённо и, превозмогая боль в затылке, оглядываюсь.

Круглая бетонная труба, диаметром метра полтора, почти отвесно уходит вверх, опираясь основанием на прямоугольную шахту. Выхода на поверхность почему-то не видно. Может уже наступила ночь?.. Подо мной стопа металлических решёток, сбоку чёрное жерло горизонтального ответвления.

Огонь обжигает пальцы. Роняю спичку и замираю в ступоре. Я почему-то абсолютно уверен, что по трубе не подняться. Ладно, отложим этот вариант, как запасной. Конечно, проще обследовать боковую ветку; может где-то есть выход у подножья холма. Правда в потаённом уголке сознания засела какая-то важная деталь, ставящая под сомнение оба направления, как альтернативу спасения. Но что это за скрытный фактор такой — мозг выдавать отказывался.

Плюю на раздумья и сомнения. Не лежать же здесь до старости? Осторожно встаю на четвереньки. Прячу драгоценные спички во внутренний карман куртки. Громко звякнув решётками, трогаюсь в путь.

Израненное и побитое тело возмутилось привычной тупой болью. Стараюсь по возможности не обращать на это внимание, чтобы меньше уставать. И так, через каждую пару шажков приходиться шарить перед собой, во избежание новых ушибов.

Вопреки ожиданиям — намаяться не успел. Под коленями с грохотом свибрировал металл решётки, а ладонь нащупала впереди тупик. Опасаясь провалиться, сдал немного назад. Настала пора осмотреться.

Чиркаю спичкой, ярко пылает серная головка и тут же тухнет, задутая сквозняком. Чуть не плачу от радости и досады одновременно. Раз есть движение воздуха, значит близко выход наружу. Обидно только, что ничего не успел разглядеть.

Повторяю попытку, но теперь старательно укрываю пламя ладонью. Удаётся с трудом изучить задвижки на креплениях решётки да узреть ребристое металлическое дно под ней. Уже в темноте наощупь извлекаю преграду и пробую на прочность стенки прохода. Хлипковато, но должно выдержать. Есть правда и неприятная новость. Похоже, лаз сужается.

Ужом заползаю в гофрированную трубу и понимаю, что та постепенно провисает под моим весом. Вдобавок начинают застревать плечи. Мной овладевает паника. В страхе вытягиваю руки вперёд, чтобы понять: далеко ли удастся продвинуться…

О чудо! Ладони нащупывают край трубы. Отчаянно извиваюсь телесами навстречу свободе. И тут происходит непредвиденное. С жутким скрипом огромная гофра, начинённая мной, изгибается к низу, и я едва не выпадаю неизвестно куда. Лишь в последний момент успеваю схватиться за какую-то металлическую конструкцию, о которую со всего маху и прикладываюсь коленями.

Всплеск невыносимой боли парализовал мышцы. Громко ругаюсь самыми отборными матюгами, постепенно переходя на жалкий тихий скулёж. Неожиданно правый ботинок в чём-то застревает, даруя мне, так необходимую сейчас, точку опоры.

Переношу вес на ногу, другой тоже нащупываю упор. Теперь можно и осмотреться. Достаю коробок, зажигаю спичку…

— Ох, ма!.. Пот мутафага мне в кружку! — восклицаю невольно.

Большое помещение занимал громадный двигатель, и я стоял прямо сверху него. Вдоль стены тянулся ряд железных шкафов с паутиной проводов по стене, в торце комнаты виднелись высокие двустворчатые двери — и всё, больше ничего.

Спичка погасла, а я продолжаю тупо висеть под потолком, обняв крепёжную конструкцию под трубой, откуда недавно выбрался. «Кому понадобилось делать такой двигатель, для чего? А тем более строить для него комнату под землёй… Стоп! Значит, где-то есть топливо?!

На ощупь спускаюсь вниз. Нога натыкается на что-то, опрокидывает его; слышится глухой грохот. Сердце колотится от испуга. Трясущимися руками чиркаю спичкой.

На бетонном полу лежит опрокинутая жестяная банка, из которой высыпались болты и гайки. Рядом в беспорядке валяются инструменты: ключи, отвёртки, воротки. Всё кругом покрыто слоем серой пыли.

Обжигая пальцы, считаю оставшиеся спички. Осталось четыре штуки. Нужно искать топливо, чтобы сделать факел или что-то наподобие коптилки.

— Эх, отца бы сюда! Сколько здесь добра пропадает! А главное — это богатство всё время было рядом с домом…

Нахлынули печальные воспоминания, когда они ездили на грузовике в ближайший город Древних предков, чтобы хоть что-нибудь откопать под развалинами. Редко везло и находилось что-то стоящее. Самым удачным трофеем был ржавый двигатель, который после долгого ремонта стал вырабатывать электричество. Как же радовался отец, когда в мастерской впервые засверкала лампочка, купленная у торговцев на многолетние сбережения…

Закусываю губу и возвращаюсь к делам насущным. Зажигаю спичку, медленно обхожу железного исполина, выискивая шланги, трубки; всё, что может подводить топливо к двигателю. Искомое сразу же обнаруживается на противоположной стене. Это отстойник, от которого по выемке в полу протянута топливная магистраль. А главное, на самом двигателе перед фильтром торчит крошечный кран с вентилем.

Уже без «подсветки» возвращаюсь обратно, высыпаю из жестянки остатки болтов, в крышке делаю дырку отвёрткой и, оторвав полоску портянки, вставляю вместо фитиля — лампада готова.

Настал самый ответственный момент. Если топлива в магистрали нет, то придётся сливать по капле с фильтров и отстойника, искать ёмкость, где на дне может «заваляться» немного горючего — при том, всё это на ощупь. Иначе, без света мне отсюда не выбраться.

С неимоверным усилием вентиль поддаётся. Оборот — ничего. Несмотря на прохладу подземелья, меня заливает пот. Нервы на пределе. Прокручиваю ещё…

Ласкающее слух, журчание жидкости о дно банки снимает камень с души. Всё внутри поёт, вторя бульканью топлива. Приторный запах подобен лучшему на свете благовонию. Я спасён! Свет выведет меня!

Натекло примерно половину жестянки — пока хватит. Макаю фитиль, поправляю так, чтобы выглядывал только кончик. Вытираю испачканные пальцы о штанину. И, вот он — момент торжества.

Чиркаю спичку, подношу к тряпице — вспыхивает яркий столбик огня, вырывая из мрака большую часть помещения. Теперь можно осмотреться и получше. Замечаю почти под самым двигателем припавшую пылью книгу. Аккуратно поднимаю, подношу к свету. На обложке еле различимая надпись — «Руководство по эксплуатации дизель-генераторной установки (ДГУ)»…

— Вот это — да! Наверное, мощный генератор, не то, что в мастерской…

Поднимаю взгляд к потолку. Четыре стеклянных колбы в проволочных решётках — мы с отцом находили одну из таких, только треснутую. Но торговец всё равно неплохо за неё заплатил. А здесь целые, да возможно и с лампочками внутри.

Прячу драгоценную книгу за пазуху. Только сейчас замечаю, что руки и вся одежда измазаны сажей. Осматриваю трубу, из которой попал сюда — тут же осеняет догадка о предназначении гофры. Это для отвода выхлопных газов. Значит, тот рукав, что болтается рядом, служит для забора воздуха, правда непонятно, почему он тянется к боковой стене, а не к потолку. Ладно, пора искать выход, а потом наведаться сюда с отцом…

Мысли тут же споткнулись, напомнив последние минуты у мастерской сегодняшнего утра. Сглотнув комок, подступивший к горлу, медленно направляюсь к двери, попутно размышляя о своей дальнейшей судьбе.

То, что обнаружилось за тугой железной преградой, повергло в шок, отодвинув горестные думы на задний план. Огромнейшее длинное помещение с ровной шеренгой страшных чудовищ выхватило из темноты пляшущее пламя лампады. Я хотел было ретироваться обратно, но тишина и внешний вид крайнего монстра вселили крупицу отваги перед неизведанным чудом.

Боясь потревожить громадины громкой поступью, на цыпочках делаю несколько шагов вдоль стены. По мере продвижения улучшается обзор, и я понимаю, что вижу железную машину на гусеницах с длинным толстым штуцером, торчащим из обтекаемой башни наверху мощного корпуса. Что-то похожее выплыло в памяти…

Точно! Это же танк древних людей! В книжке, найденной под развалинами, есть несколько картинок похожих машин. Сколько же их здесь стоит?

Уже смелее продвигаюсь вдоль глухой бетонной стены, с восхищением оглядывая зачехлённые концы штуцеров и покрытые брезентом корпуса остальных танков в отличие от первого, где ржавчина успела основательно поработать над металлом, окрасив поверхность рыжим цветом. Сверху машины присыпало бетонной пылью и мелкими крошками щекотурки. Время работало на разрушение. Если бы древние люди не укрыли эти сокровища чехлами, то всё пришло бы в негодность. Я поймал себя на мысли, что уже представляю, как разъезжаю по пустошам на танке, перемалываю гусеницами лагерь Зазлобы, крушу холмовейники, вселяя ужас в души местных фермеров.

Здравый смысл ехидно смеётся над несбыточными мечтами, резко обрывая эйфорию сладкой мести за смерть отца. Конечно, мне и с места не сдвинуть древнюю машину. Для этого мало разбираться в моторах и уметь их чинить. Здесь более сложные механизмы и чтобы ими управлять, нужно учиться.

Незаметно упираюсь в глухую стену. По дороге насчитал двадцать танков. Но что мне это даёт? Ничего! Где же выход? Обхожу крайнюю машину. Свет лампады проявил несколько закрытых дверей, выделявшихся рыжими пятнами на серой бетонной стене. Читаю пыльную табличку на первой — «Аккумуляторная». Сюда можно не заходить: за такой промежуток времени не один свинцовый накопитель энергии не останется работоспособным.

Далее располагалось «Караульное помещение». Вхожу. Взору открылся небольшой коридор с тремя дверьми. За каждой из них тупик, правда, кругом полно ценных вещей в хорошем состоянии, что грузовиком не увезти. Но не это сейчас волнует. Выхода-то — нет!

С плохим предчувствием обследую остальные призрачные шансы покинуть подземелье — ничего. Перед последней дверью с надписью «Помещение для экипажа» начинают дрожать колени, бешено колотится сердце.

Щёлкает язычок замка, жалобно скрепят петли. В нос бьёт приторный запах затхлости и ещё чего-то более отвратительного. Перешагиваю порог, свет лампады мечется по углам, выхватывая ужасные картины смерти. Две ссохшиеся мумии с противогазными масками на лицах скорчились в причудливых позах возле дивана, стоящего слева от входа. Три похожих трупа оккупировали нижние боксы двухъярусных спальных ниш, вделанных прямо в правую стену широкой длинной комнаты. Посреди помещения громоздился массивный деревянный стол, за дальним торцом которого на спинку стула откинулся ещё один безобразный скелет с клочком волос над зловещим оскалом жёлтых зубов.

Приближаюсь к середине комнаты, поднимаю лампаду высоко над головой — выхода нигде не видно, и здесь тупик. Последняя надежда развеялась, как дым по просторам пустошей. Теперь понятно, почему здесь трупы: у людей не было выбора.

Интересно, почему они в масках? Что явилось причиной такой мучительной смерти, судя по положениям тел? А этот, почему с открытым лицом?

Подхожу к мумии за столом. Ответ на последний вопрос валяется между ножками стула. Ржавый пистолет, прицепленный ремешком к поясу покойника, выполнил последнюю волю хозяина и фактически тоже умер.

Неужели меня ожидает подобная участь? Нет, я так просто не сдамся! Есть шанс выбраться наружу через выхлопную трубу генератора, по которой попал сюда. Только не опускать руки, бороться…

Взгляд скользнул по столу. Перед трупом стояла запечатанная бутылка, а рядом лежала раскрытая тетрадь. Вид ёмкости напомнил о чувстве жажды, которое уже давно терзало пересохшее горло. Стираю пыль с тяжёлой холодн…