Алексей Летуновский Простой сборник

Большое приключение

Глава 1

По заплывшему зеленоватой махровой пленкой стеклу бил толстый неприятный дождь. Степан, серая цапля с ярко-желтыми глазами, схватил с тумбы чешуйные перчатки и подбежал к окну чердака. Небо загородили больные тучи. Их мутило от недавнего путешествия через промышленный район города. Степан вымерил незаметную щель между четвертой и седьмой тучами, которые не успели срастись до конца, и, присвистнув, схватил солнце за нерасторопный луч. Он наслюнявил одну из перчаток и схватил солнце за луч уже двумя крыльями. Изрядно напрягшись, он потянул на себя и отошел к стене из дырявой сосны. Чтобы не сдаться на исходе сил Степан зацепился за ржавую трубу лапой. Вскоре он почувствовал, как горячее застряло в щели между тучами. Тучи завизжали от жжения и, раздвинувшись, впустили в жилой каменный район скромную горсть лучей. Степан вновь подбежал к окну и схватил свежие лучи охапкой, он закрутил их, и они стали вибрировать по спирали и, образовывая горячий радиус, разгонять тучи одну за другой. Третья и вторая оказались слабее остальных и упали на землю, раздавив два или три жилых дома в кашу. Остальные удержались в вышине, но разбежались. Тогда Степан бросил лучи на пол и придавил их свободной лапой. Они зажужжали и устремились с чердака к низкому солнцу, которое почувствовало защемленные лучи и поспешно удалилось в шалосферу.

За дверью, которой служила прибитая дверца от нездешнего шкафа, послышался топот и на чердак забежал невысокий полноватый парень, лет двадцати. Он снял шапку и, взъерошив рукой темные торчащие волосы, возгласил. – Степа, я влюбился!

Степан снял перчатки с крыльев и почувствовал дикую боль в мышцах, будто она приехала с визитом из Эфиопотапии. – Неужели это, наконец, произошло, Боян!

– Это произошло! – подтвердил парень и снял пальто, обнажив синий облегающий свитер.

Степан встрепенулся, полез на тумбу и, содрав с потолка две доски, наспех развел костер. – Поставлю чайник, – сообщил он. – За это надо выпить чаю из крыжовника.

Боян привел в порядок дыхание: последние минут пятнадцать он бежал. Подойдя к серым от черепичной пыли матрасам, Боян распластался в воздухе и упал. – Eе зовут Рада. Такая красивая! – он не мог скрыть восторга. – Поверить не могу, два года я искал жену, а теперь будто двести пудов с души слегло. Причем как! Неведомо, безо всяких ожиданий и надежд!

Степан вскипятил чай в железной банке и пропустил его через сито в две деревянные кружки. – Я очень рад за тебя, Боян. Но не уж то ты собираешься жениться, не узнав ее получше?

Боян принял кружку и, сдув зеленоватые пары кипятка, отпил с кислым привкусом. – Я уже все решил, пока бежал. Как увидел ее, на выставке мебели, два часа назад, так и все. Она та самая.

Степан устроился удобнее, сложив лапы по-кокетски, и ждал рассказов. Боян долго водил глазами по дырявому потолку, не зная что и спеть. Его разрывало от неожиданной радости. Будь он фруктом, то, должно быть, уже насквозь промок от сока. – Она лежала на одной из греческих кроватей, проверяла ее уют. Белая от чистой красоты! Я не знал, о чем с ней начинать разговоры, поэтому сразу позвал замуж, поймав ее взгляд, и, знаешь, что она ответила?

Степан мычал.

– Я не против, ответила. А я увлекся ее хрипловатым голосом, знаешь, как у ветра в пустынях Кадары. А ее лиловые губы! Мягкие, как изюм. Мы целовались, а все вокруг смотрели на нас, как на выставочных манекенов.

Он замолчал, выпив залпом остывший чай. – Завтра мы встречаемся и обговариваем свадьбу. Она обещала, что ее родители оставят ей квартиру, как она найдет себе жениха.

– Это хорошо, – заворчал Степан. – Я чувствую, что мне придется поработать над твоим костюмом, а то после выпуска из детского дома ты ходишь в одном и том же.

Боян подобрался к цапле и обнял его. – Спасибо, Степа. Я так хочу, чтобы эта свадьба стала началом нашего большого приключения! Мы поедем в Косоглазию, будем рыбачить при сиреневой луне и потеть при поцелуях!

Степан усмехнулся и похлопал Бояна по спине. – Все будет, дружище. Все будет.

Глава 2

Было уже далеко не утро, и в комнату Рады постучались. Она лежала на кровати и рассматривала голубой потолок. Ей было немного тревожно, однако стук в дверь предвещал легкое облегчение. Она издала протяжный ноющий звук и в комнату вошла высокая женщина со спрятанной осанкой. – Я принесла платье, – сказала женщина.

– Спасибо, мам, – еле уловимо протянула Рада.

Женщина достала выглаженное платье из-за пазухи и положила его на белоснежное кресло: рыжее от медной ткани, оно растеклось по креслу как джем по творогу.

– Волнуешься? – сказала мама, ища повод для нечаянного разговора.

Рада подвигала головой. Платье уже находилось в комнате, а, значит, тревоге можно было исчезнуть. Когда мама вышла, Рада медленно поднялась и потянулась. Она была совсем нагая: вечером ей было лень переодеваться в пижаму, да и Боян решил устроить ласки. Рада посмотрела в зеркало и сморщилась от своего помятого вида. Боян ждал ее в соседней комнате вместе с цаплей и родителями. Работница ЗАГСа еще, скорее всего, не пришла, иначе бы Раду торопили. Сорвав несколько одуванчиков с подоконника, Рада чихнула и запачкала соплями ковер. – К счастью, – прошептала она тишине.

Затем она села за трюмо и стала растирать одуванчики в фарфоровой миске. «Чудеса, еще бы месяц назад я и не подумала, что буду выходить замуж.» – думала она.

«Если бы родители не вытолкнули меня из постели на улицу, так ничего бы и не случилось. Забота до добра не доведет.» Получившееся солнечное пюре Рада нанесла на густые синяки под глазами. Затем она накрасила и без того длинные ресницы китовой тушью, вылила на гладкие светлые волосы стакан яблочного сока и почистила большие беличьи зубы раствором меда. Теперь ее серые глаза казались вечными озерами на неровной веснушчатой долине, а волосы и улыбка пытались перехитрить друг друга в простоте.

Платье она надела на голое тело, после чего поправила грудь так, чтобы соски смотрели на Восток.

Боян сидел на кресле в гостиной и стучал зубами. Он боялся, что работница ЗАГСа придет раньше, чем Рада выйдет к нему. Степан уплетал залитого холодным желе фореля за накрытым, в основном, алкоголем столом. Мама и папа (высокий лысоватый прыщ) играли в шашки. Боян встал с кресла и начал ходить по комнате, дабы потратить лишнюю энергию. «А если я забуду слова?» – боялся он и начинал вспоминать. «Да. Согласен. Потом поцелуй. Нет, козья башка, сначала кольца, потом поцелуй.» Он достал из кармана бордового пиджака кольца из лазури океана и выдохнул: они стоили удачной продажи чердака.

Когда Рада вышла, в квартире раздался звонок и сразу же, наглая, вошла работница ЗАГСа – толстая тетя в длинных кудрявых волосах, покрывающих все тело. Молча она перекивалась с родителями, которые в спешке накрыли доску с шашками эротической газетой. Степан, не придавая происходящему значения, неспешно и старательно ел.

Боян взял за руку Раду. Они подошли к порогу, и работница ЗАГСа расставила руки, запрокинув голову к потолку. Молчание спустя Боян не выдержал прибывающей энергии безосновательного страха и пискляво сказал: – Да! Согласен.

Он потянулся к губам Рады, она улыбнулась и Боян опешил. – Черт, кольца. – Вот именно, – подтвердила работница ЗАГСа.

Боян и Рада обменялись кольцами и неуклюже поцеловались. Рада облизнулась. Ей понравилось то, что Боян недавно ел клубничное варенье.

Глава 3

На удивление все разошлись быстро, и Боян не успел сообразить, как квартира оказалась в распоряжении его и Рады. По всему телу под кожей приятно покалывало и, стоя перед закрытой дверью, Боян смаковал уходы. Работница ЗАГСа, например, ушла сразу же, а родители Рады, расцеловав свежеженатых и оставив адрес деревни, ушли за ней. Степан решил уехать к родственникам в Болоград, Боян чувствовал вину перед ним, ведь теперь тот лишился чердака, на котором жил долгие годы. Но, взглянув на сервированный алкоголем стол, Боян успокоился, поверив в то, что Степан простил светлые чувства его сияющего смысла жизни.

Проследовав в спальную, Боян заметил, что Рада уснула. Быть может, перенервничала. Он разделся до гола и сел с ней рядом. Под рыжим платьем виднелись красивые творения голого тела. Он обнял Раду и поцеловал в шею. Она крепко спала и тяжело дышала. Боян поглаживал ее по ногам, по животу, забирался под платье и осторожно пощипывал бока мягкого. Данного ему на постоянное пользование. Боян возбудился и, задрав платье, безнаказанно овладел Радой, но быстро заскучал и разочарованно вышел из нее.

Он рассмотрел себя в зеркало и решил, что похудеет. Нарастит две или три горбинки на носу. И подкачает мускулы. «Вот только устроюсь на работу.» – решал он. «Куплю штангу и за каждое удачное упражнение буду кушать рисовое печенье.»

До полуночи Боян просидел в гостиной и опустошил две бутылки греческого вина (красного сухого). А затем вернулся в кровать к жене и мигом заснул. С утра, пока Рада еще спала, Боян приготовил фаршированный красной смородиной омлет и оставил его на постели. Затем он посчитал, сколько денег нужно на путешествие в Косоглазию, и, не дождавшись пробуждения Рады, ушел искать работу.

На путешествие нужно было два миллиона золотых. Пятьсот тысяч оставили родители Рады. – На первое время супружеской жизни всегда нужна какая-никакая мелочь, – говорили они. С продажи чердака (бандитам на карамельный притон) оставалось триста тысяч, но их забрал Степан, чтобы добраться до родственников.

С первой попытки у Бояна получилось устроиться на молочный завод. Это была большая удача. Она радовался, что теперь сможет приносить Раде свежее молоко. В неделю он бы получал по пятьдесят тысяч золотых. При должном поведении два миллиона соберется не дольше, чем через восемь месяцев (при учете коммунальных выплат и кондитерских увлечений). Боян хотел отправиться в путешествие как можно скорее и думал привлечь к работе Раду. «Она могла бы печь торты на дому» – думал он. «Обрадую ее этой новостью!» – думал.

Рада лежала на мягкой постели и смотрела в голубой потолок. Иногда ее беспокоила отрыжка от холодного безвкусного омлета со смородиной. «Мог бы и догадаться, когда я проснусь. Сготовил бы омлет попозже, и отрыжки бы не было!» – корила она Бояна. Но когда он вошел в комнату и улыбнулся ей, она перестала быть недовольной. И заснула.

Боян будил ее всю следующую ночь, но не мог добудиться. Тогда он решил разбудить ее во сне. Лег рядом и пытался заснуть. Но навязчивые мысли о Косоглазии, о зеленой стране с мраморными равнинами, не давали ему покоя. Застревали в густой жиже в голове и не могли раствориться.

Заснул, все же, он под утро, но во сне Раду так и не повстречал. Да и сам сон был каким-то некрасивым. Про гепатит.

Глава 4

После месяца работы на молочном заводе Боян не узнавал себя в зеркале.

На месте его больших щек теперь зияли темные углубления с черной щетиной. Многочисленные ожоги от ядовитых паров молока покрывали все тело, и Боян замазывал их слюной Рады. Она слишком много спала, и Боян отчаялся ее будить. Ему приносила облегчение мысль о том, что когда жена проснется, то будет в восторге от скорого отбытия в Косоглазию. Он радовался, кроме всего, тому, что устроился работать в карамельный притон по ночам, охранником. Там платили больше двухсот тысяч за смену, и теперь в семейной казне было свыше четырех миллионов золотых. По выходным он сидел у кровати и ждал, когда Рада проснется. Но он боялся. Отчаянно боялся того, что этого не произойдет.

В один из участившихся дождливых вечеров Боян прочитал из книги снов, что войти в сон постороннего человека можно, только если человек желающий соединиться с желаемым своим молекулярным строением. Бросив книгу в потолок, Боян отстриг себе прядь волос и сунул в раскрытое ухо Рады. Затем он принял полбутылки козявочного рома и, обняв жену, заснул.

Он очутился в сухой траве где-то в жарких прериях. Не успев рассмотреть масштабные пейзажи, он наткнулся на морду антилопы, и та его пожрала. Боян очнулся в ее желудке. Посреди мягкого мясного пространства находился темный пруд, над ним летали стрекозы, покрытые кровью. Пахло гадко. Рада сидела на скамье у дерева из вен и читала книгу. Боян присел рядом. Его переполняли пустые переживания. Он хотел плакать от того, что Рада и без него прекрасно развлекается. – Что читаешь? – спросил Боян.

– Твою книгу. О нашем путешествии, – улыбнулась Рада. – О нашем путешествии? – переспросил Боян, потупившись. Она молчала, погрузившись в чтение. – Рада, давай ты проснешься, милая, – застонал Боян и продолжил. – Мне тебя не хватает, Рада.

– Почему же? – удивилась она. – Я же рядом с тобой, всегда. – Нет, ты не рядом. Ты далеко. Рада, давай ты проснешься и мы поедем в Косоглазию. Я собрал все необходимые деньги.

Она была красива.

Будто Боян идеализировал ее во сне. Впрочем, он не видел ее живой уже долгое время. Она дышала, иногда забавно пукала и сопела. Но не жила. Не было в ней жизни, которую так хотел видеть Боян,

– Я люблю тебя, Рада, – заплакал он.

– Я тоже тебя люблю, дорогой. Она улыбнулась и поцеловала его в нос. – Приходи ко мне почаще, – сказала она. – да как ты вообще можешь вот так! – обозлился Боян. – Как?! Эгоистка.

А затем он проснулся и заплакал наяву. Только слезы в этот раз приносили больше боли.

Глава 5

Третий месяц жизни женатого мужчины Боян провел безработным. На заводе он попал под сокращение, а из карамельного притона его выгнали, сломав ухо за то, что он облизал одну из покрытых карамелью стриптизерш из любопытства. Теперь Бояна радовало только то, что на столе все еще стоял алкоголь. Бренди и джин. Эль и валерьянка.

Он засыпал, обняв Раду, и искал ее во снах. То в парке аттракционов, то в дремучем лесу Греции. А когда находил, не мог сдержать слез. Она отвечала ему с острым холодом, таким, к которому нельзя привыкнуть, постоянно увлекалась картографией и пением ручьев. А он ходил за ней по пятам. По сланцевым горам и облакам из приторного зефира. А когда просыпался и не мог заснуть вновь, напивался и пропадал в котлах. В тех, где Рада варила суп детям.

Боян выучил имена и портреты детей. Один из них был мальчиком, лет шести. Дерзким пухляком с зелеными глазами и носом матери. Рада рассказывала, как он был зачат при веселом сексе в высокой траве рядом с родительским домом. Как им было щекотно, и они смеялись то ли от веселья, то ли от страсти, непонятно, отчего. А Боян этого не помнил. Он помнил только то, как громил квартиру в бешенстве, как напивался и завязывал узлы из проникающих в квартиру редкий лучей солнца сквозь бесконечные дожди. Ему надоело, и он не мог ничего поделать. Он любил Раду, честно и безысходно. Он проверял любовь, заводил любовниц и ходил к проституткам, пытался целовать мужчин на платных вечеринках в богатых домах, но все эти связи не приносили ему ничего, а двадцатипятиминутный сон – все и больше, чем все. Он хотел остаться с Радой во сне навсегда. Воспитывать детей. Вторым ребенком была маленькая девочка. Они в каждом сне учили ее ходить, по чуть-чуть. У нее были папины глаза. И смешной смех.

Боян вспомнил про Степана однажды и забыл про него насовсем. Пожелав Степану счастья, забыл, как забывают обычных перелетных птиц. На такое мнимое всегда, в которое верил Боян.

Шел уже четвертый месяц супружеской жизни и, завидев в магазине альбом с пейзажами Косоглазии, Боян потратил последние деньги. А еще он купил две пачки снотворного, пообещав накануне Раде во сне, что переедет наконец-таки к ней со всеми своими вещами (и даже с сознанием) на как можно подольше.

Рассматривая пейзажи Косоглазии, Боян дрочил. Закончив, он принял душ впервые за четыре месяца и приготовил чечевицу, перемешав ее со сверкающими таблетками снотворного. Запил ужин он большим количеством бренди и побежал впопыхах в спальную, боясь опоздать.

Заснул он не быстро. После мучительной боли в животе и фатальной нехватки воздуха. Но он улыбался, когда призрачные очертания Рады стали проявляться вдалеке.

Рада проснулась в одну из тех дождливых ночей, про которую пишут плохие стихи. В комнате витал отвратный запах, она отшлепала Бояна за испускание газов. Оставив открытым окно, она забрала одеяло и, вяло разминая затекшую шею, отправилась в гостиную. Оценив беспорядок, она разложила диван, улеглась и моментально уснула, раскрыв усталый рот. Чтобы воздуха хватало.

Загрузка...