Прокурор дьявола. Жатва

Пролог На ничейной земле

Этот сон — с самыми различными вариациями — снился ему с самого детства. Сон был ярким, цветным и протяженным по времени. Иногда он видел все события как бы со стороны, иногда — был персонажем собственных сновидений. Порой он не понимал речи тех, кого видел, порой понимал — хотя не во сне, а в жизни так и не выучился чисто говорить на этом языке, да и понимал слова с трудом, с пятого на десятое. Но то в жизни, а во сне все было совершенно, абсолютно иначе.

В детстве он не мог представить себе, к чему все это снится. Вот только спросить было совершенно не у кого.

С некоторых пор — примерно, когда ему исполнилось шестнадцать — начал догадываться. Теперь — знал почти наверняка.

Да и в самом деле — если кому-то снится один и тот же сон, это наводит на некоторые подозрения, не правда ли? Врачи — приземленные материалисты — начнут искать проблемы со здоровьем. Но проблем-то у него не было! Никаких проблем!

А может, дело совсем в другом? Может, перед ним прокручивалась некая информация? И он должен ее отыскать?

Во всяком случае, те места, которые он видел в своем сне, действительно существовали — хотя он никогда в них не бывал. Одежда людей совершенно не соответствовала нынешнему времени, но это совсем не означало, что она была плодом фантазии. О нет, — была в стране из его сна эпоха, в которую одевались именно так. Говорили именно так. Оружие было именно таким.

Все мельчайшие детали сна оказывались реальностью — стоило только раздобыть очередное пособие по истории. Хуже того, он мог бы кое в чем нынешних историков подправить — в тех самых мелочах. Почему-то была твердая уверенность — прав именно он со своими странными снами. Только зачем их подправлять, да и кто он такой перед этими кандидатами-докторами?

Почему-то сон погружал его в состояние безысходной тоски. Но, как сказал мудрец, «и это пройдет». И тоска действительно сменилась бульдожьим упорством — желанием понять, что все это означает.

А потом появилось то, что он назвал «Дар», — и все стало на свои законные места.

И все же, сон иногда навещал его и теперь — детальный, подробный. И отчего-то — сжимающий сердце…

…Небо было серым и унылым. Невероятно унылым и невероятно серым — чему удивляться совершенно не приходилось. Осень. Дожди. Холодный ветер. Да и в солнечный день в этом городишке вряд ли было бы сейчас намного радостнее.

Маленький старинный городок казался пустым. Вымершим. Такого, наверное, не случалось и в стародавние времена после моровых поветрий — не всех же выкашивала чума, кто-то же должен был выжить!

А вот сейчас, похоже, жители его покинули. Надолго ли? Этого сказать не мог никто…

Изредка тишину городка нарушали звуки, к которым не были привычны эти тянущиеся ввысь дома с остроугольными крышами, маленькие церковки и ратуша с часами (часы сейчас стояли, словно бы время на главной площади замерло с уходом последнего из горожан). Порой в небе, за облаками раздавался очень характерный гул, а иной раз в разрыве среди туч мелькал черный силуэт. В таких случаях где-то на окраине городка слышался грохот, и стекла ратуши опасливо звенели, словно бы предвещая недоброе.

Но такое случалось далеко не всегда. Чаще в тишину и шелест дождя вламывались совершенно иные, более понятные звуки. Например, крадущиеся шаги солдат, раздававшиеся по ночам. Но уж такого-то город наслушался вдоволь — за все века, что он стоял здесь. Римляне, варвары (а до римлян — неведомые историкам расы и народы), потом франки, германцы, рыцари всех мастей, восставшие горожане. Потом были солдаты Великой Революции, Наполеон… А уж за последние полвека — и подумать-то страшно. И вымирал-то этот городок уже не раз: жители бежали перед наступающим врагом. Сейчас-то, хотя бы, им дали спокойно эвакуироваться. Впрочем, враг почему-то не торопился — он спокойно отсиживался за своей линией укреплений — совсем рядом отсюда. Свои не спешили тоже. Укрепления, — да еще какие! — были и у них. Словом, две крепости осадили друг друга. Иногда постреливали, в иные дни — отмалчивались.

Странно?

Еще бы не странно! Да и саму войну уже успели окрестить «странной».

Были в этом городе и иные звуки. Негромкие щелчки выстрелов, тихие, отрывистые команды…

Покинутый город не мог знать, что он теперь стал — «ничейной землей». Не могли этого знать и существа, которые были единственным его постоянным населением…

…Когда Джордж Хэнкс почувствовал, что теряет равновесие и мягко приземляется прямо в лужу грязи у ветхой стены какой-то лавки, которую хозяева заботливо заколотили, прежде чем уехать из города, он еще не понял, насколько близко была его смерть. Он осознал это не в тот момент, когда что-то мягкое бросилось ему под ноги, и даже не в ту секунду, когда он сжал зубы, чтобы не высказать все, что он думает об этой чертовой темноте и этих чертовых запутанных переулках, — шуметь было нельзя, и он отлично об этом знал.

Он понял все только мгновение спустя — над его головой что-то щелкнуло, и на него посыпалась каменная крошка. Означать это могло только одно — снайпер! Чей — можно даже и не спрашивать.

Еще секунда — и быть ему трупом. Потом его, конечно бы нашли, похоронили бы честь по чести, может быть, даже в газете написали бы — мол, героически погиб во время действий патруля!.. Толку-то! Мертвому ничего не нужно — ни славы, ни почета, ни даже Креста Виктории. Мертвому нужно лежать. И тихо разлагаться в могиле. Джорджу Хэнксу было двадцать лет, и его такое будущее очень не устраивало.

Он замер, все также лежа у стены. Было холодно, сыро и промозгло.

Выстрелы больше не повторялись. Возможно, немецкий снайпер решил, что он «сделал» своего противника — тот упал, и не подает признаков жизни. А возможно, он просто выжидал тех самых признаков жизни — чтобы довершить начатое.

Почему-то злость ушла, вместо нее появилась обида. Лежа в грязи, Джордж неожиданно представил себе своего врага. Этот-то наверняка выбрал огневую позицию не в луже грязи. Должно быть, поглядывает на улицу из окна заброшенного дома, совершенно незаметный в эту безлунную сумрачную холодную ночь. Интересно, ему столько же лет? Может быть, а может, он еще и младше. Сидит там, на посту, голова — в каске-«ведре» — и поджидает жертву. Охотничек чертов!

А ему, рядовому Хэнксу, приходится лежать здесь, в грязи, под моросящим дождем. Вот гадость-то!

А все-таки — что же это ему под ноги бросилось — да еще так кстати? Вообще-то, единственными жителями покинутых приграничных городов были бродячие кошки и собаки — ну, если не считать парней вроде Хэнкса или этого поганца-снайпера. Но их-то как раз можно и не считать.

Правда, вот именно здесь он никаких собак-кошек не видел. Может, крыса? Просто довольно крупная крыса…

Словно бы в такт его мыслям, рядом что-то зашевелилось. Джордж осторожно повернул голову. Нет, ничего нельзя разглядеть. Во всяком случае, это животное не напугано, если не убежало сразу.

— Уррм! — тихо прозвучало рядом. А потом что-то потерлось мокрой шерстью о его руку.

Все понятно — то не крыса, а кошка.

Он невольно погладил свою нежданную спасительницу. Пальцы нащупали что-то вроде ошейника. Все понятно — брошенная кошка! Поэтому и не убегает, поэтому и выскочила — как же, человека увидела, о двух ногах! Ходит по городу, тычется в забитые окна и закрытые двери, хочет есть — под мокрой шерсткой явственно нащупывался хребет. А хозяева-сволочи удрали, жизнь свою спасали — а кошку забыли, как ненужную вещь.

Джордж искренне пожелал хозяину этой кошки встретиться со снайпером — с тем самым, который, наверное, все еще торчит в окне и ждет, будет ли противник двигаться или нет. «Они хуже Гитлера!» — с раздражением подумал он.

Раздражение вернуло его к текущей реальности.

А реальность была такова. Снайпер мог торчать в окне еще несколько часов — ночи сейчас длинные. И было бы очень хорошо, если он там — один. Но, скорее всего, это совсем не так. Скорее всего, немцы выждут какое-то время, поймут, что никакого шевеления нет — и выползут обыскать убитого. А снайпер, в случае чего, их прикроет.

И вот тогда за жизнь рядового Хэнкса никто и четверти пенни не даст.

Нужно было выбираться из этой поганой лужи. И выбираться прямо сейчас. Еще чуть-чуть — и будет поздно.

Он еще раз осторожно повернул голову, стараясь, чтобы стальная каска не звякнула в самый неподходящий момент.

Ну, да, кошка — почему-то теперь он смог рассмотреть нечеткий силуэт своей спасительницы, которая еле слышно мурлыкала, будто и не под моросящим дождем сидела, а около камина, в котором потрескивают дрова.

— Ну, что делать-то будем? — одними губами проговорил Хэнкс.

— Уррм! — снова задумчиво пробормотала кошка, как будто спросить хотела — а как выбираться-то? Улица простреливается, человек. Зашевелишься хорошенько — и конец тебе, и я без тебя останусь… Что делать-то будем?

А оставаться здесь было не менее опасно. Только сейчас Джордж стал осознавать, в какую переделку он попал с тех пор, когда этой чертовой темной ночью отбился от своего маленького отряда. Его наверняка уже ищут. Но ищут не здесь. И хорошо, что не здесь — вот только еще недоставало, чтобы они попали под огонь снайпера.

— Урррм! — чуть более требовательно повторила кошка — но тихо, очень тихо, как будто сама боялась привлечь излишнее внимание снайпера.

И тут же Джордж почувствовал, что острые коготки впились в его рукав. Впились не слишком сильно, но очень требовательно — словно бы животное пыталось тащить его за собой.

Но одно неосторожное движение — и ему крышка! Вероятно, простреливался весь переулок.

Где-то вдали он расслышал — точнее, едва уловил, — какой-то новый звук. Осторожные, почти крадущиеся шаги. Хотя, возможно, ему почудилось. Он напрягся, прислушиваясь. Нет, не надо и думать, что они будут переговариваться между собой или, хотя бы, станут топать по мостовой. Топать они станут у себя на параде — а здесь подойдут тихо и незаметно.

Конечно, есть еще один выход — притвориться мертвым, а уж когда они окажутся близко… Ладно, одного он прикончит, может быть, даже двух — это если очень повезет. А в патруле их может быть и пятеро…

Джордж попытался отползти, и при первом же движении ему показалось, что он способен перебудить весь город — если бы здесь было кого будить. Он сделал еще пару судорожных движений, каждую секунду ожидая выстрела. Нужно было попробовать добраться к узкому переулку, который, вроде бы, находился совсем недалеко. Там могла оказаться непростреливаемая зона, там он был бы в безопасности… Или — почти в безопасности, конечно. Можно бы попробовать заползти в какой-нибудь дом — только вот беда, здесь сейчас не видно никаких дверей.

Он и так уже хорошая мишень!

— Мя-ау! — протянула кошка, — и Джорджу показалось, что ее голосок отразился от стен домов (что было, разумеется, не так). Кошка все так же следовала рядом, не отпуская человека ни на секунду. Кажется, невольная спасительница хотела стать его погибелью. Если она привлечет внимание… Он и без того каждое мгновение ожидал выстрела, — а тут еще это шевеление сбоку.

«И чего тебе надо?!» — зло подумал Джордж, хотя, конечно, вслух ничего не сказал.

И вот тут его настиг ответ.

Нет, никаких «слов, раздающихся в голове» он не услышал. Скорее, это были не слова, а четкая чужая воля. И другого выхода, как подчиниться этой воле, у него не оставалось. Нужно было проползти еще футов десять — и не просто проползти, а во вполне определенном направлении — в том самом, куда тащила его эта чертова кошка — или чем там еще она была.

Зачем, почему — сейчас об этом не время было думать. Вместе с ответом пришла и уверенность — там его ждет спасение. Уверенность совершенно дурацкая — кажется, его тянули в самый центр простреливаемой зоны, прямо под огонь снайпера. Хотя даже этого наверняка понять он не мог — слишком темно здесь было.

Большей глупости, чем рассчитывать на неведомое спасение, сделать было просто невозможно. Но ничего другого все равно не оставалось — похоже, немцы были где-то совсем рядом.

Он приподнялся на локте и, стараясь не шуметь (насколько это было возможно) осторожно двинулся ползком в сторону, противоположную той, куда хотел уползти.

Пара футов… еще… еще…

Выстрела все не было.

А потом — совершенно без всякого предупреждения — мир поменялся. Поменялся настолько, что Джордж Хэнкс даже не сообразил, что с ним случилось.

Неожиданно стало гораздо светлее. Неожиданно прекратился дождь. Неожиданно он понял, что лежит на совершенно сухой булыжной мостовой — при том, что сам он как был вымокшим с головы до ног, так и остался. И вообще — он остался прежним, это с городом, с окружающей местностью что-то случилось.

Что-то совершенно непонятное.

В этом новом городе было столь же тихо. Но теперь в этой тишине почти не было ничего угрожающего.

И снайпера не было — и об этом Джордж знал совершенно точно, даже не успев задуматься, откуда приходят эти знания. Когда же он это понял, то в голове немедленно мелькнуло два предположения.

Он по-прежнему лежал на мостовой, а кошка была рядом. Маленькая и, судя по всему, довольно облезлая. И она пристально, слишком пристально и не мигая, смотрела на него.

Неужели эти мысли исходят от нее? Что ж, тогда всё понятно. Значит, снайпер не промазал. Попал точнехонько ему в голову. И он, Джордж Хэнкс, уже покойник. Вот, значит, какие сны нам в смертном сне приснятся. Кошки, светлый город, в котором нет нацистов…

Это было первым предположением. Второе было проще — так или иначе, но он сошел с ума. И сейчас вовсе не находится «где-то во Франции», на ничейной земле. Да может, и нет никакой войны и британских экспедиционных войск — как он теперь о том узнает наверняка?! Может, он давным-давно лежит в палате в смирительной рубашке — а его вышедший из-под контроля разум гуляет сам по себе…

Как кошка.

Зверек будто бы почуял его мысли. Кошка неторопливо поднялась, исчезла из его поля зрения — а через секунду он ощутил — и довольно болезненно — прикосновение коготков к его руке.

Она мяукнула — теперь уже вполне громко, и снова кольнула его коготками.

Ощущают ли покойники боль? Джордж не был в этом уверен. Вероятно, все же нет.

Значит… Значит, он не покойник!

Он осторожно посмотрел в ту сторону, где, предположительно, мог спрятаться снайпер. Он увидел тоненькую ажурную башенку с островерхой крышей, залитую лунным светом. Никаких облаков на небе не было и в помине.

А он находился на самой середине улицы, и любой снайпер, окажись он в башенке, очень обрадовался бы такой цели, как Джордж Хэнкс.

И что это могло значить?

Да только одно — никакого снайпера здесь не было.

Все еще не в силах в это поверить, он осторожно сел на мостовой. И ничего не последовало.

— Мрррн! — настойчиво проговорила кошка.

— Может, скажешь, где это мы? — буркнул Хэнкс.

В силуэте этой кошки было что-то неправильное, то, чего не должно быть. Но что именно, он понять не успел.

Его мозг снова поразил поток чужой воли — на этот раз куда более четкий.

Он может подняться во весь рост — ничего страшного не произойдет. Более того — он должен не просто подняться, а еще и пройти в том направлении, в котором будет нужно. И не задерживаться, что бы не увидел. И не удивляться. Главное — не останавливаться. Остановился — смерть. Здесь опасно, очень опасно. Почему — он все равно ничего не поймет. Опасно — и все тут.

Поэтому надо идти — не останавливаясь. Поднять винтовку, спокойно встать — и идти. И тогда все будет хорошо…

— Это ты? — он совершенно растерянно посмотрел на кошку. Не будь этого потока сильной воли, он наверняка уверился бы, что сошел с ума.

Вместо ответа последовал столь сильный импульс, что не подчиниться ему было просто невозможно.

Он поднял винтовку, прекрасно понимая, что здесь, в этом мире она в случае какой-то неведомой опасности ему совершенно не пригодится.

Он выпрямился, а потом шагнул вслед за странной кошкой. На какую-то секунду Джорджу показалось, что шерсть кошки блеснула в свете луны. И это была вовсе не шерсть…

Но пугаться или удивляться в очередной раз ему уже не приходилось. Та неведомая сила (и наверняка — самая что ни на есть нечистая), которая утащила его от верной смерти на ничейной земле, словно бы взяла его за воротник — и тащила за собой, вовсе не интересуясь его, Джорджа Хэнкса, мнением.

Все же он оглядывался по сторонам.

Город был пустынным и неправдоподобно красивым. Дома — готические, тянущиеся вверх, к лунному свету — казались ажурными и легкими, ни в одном из них не было какой-то тяжеловесности. Иногда между лепящимися друг другу домами открывался небольшой, засаженный деревьями сквер. Почему-то ему показалось, что листва на ветках деревьев была серебряной — или это было всего только игрой бликов? Он было остановился на мгновение — и тотчас же неведомая сила словно бы дала ему пинка. Вперед, не задерживаться! Бегом марш!

Почему «бегом марш», он догадался тотчас же — когда одна из веток решительно потянулась к нему. А ведь на улице не было ни ветерка…

Видимо, здесь росли хищные деревья. После всего случившегося и это было неудивительно.

Пару раз нечто, что приняло руководство его сознанием, заставляло остановиться, вжимаясь в стену здания. Во второй раз это продолжалось довольно долго, и в лунном свете он разглядел тень, бесформенный силуэт, свернувший куда-то в переулок. Но что именно это было, он так и не понял.

Закончилось его путешествие столь же резко, как и началось. Совершенно внезапно стало темно, а с неба упали мелкие и противные капли дождя. Мир наполнился привычными звуками, а луна исчезла напрочь. И та железная воля, которая подчинила его сознание, тоже исчезла.

А около ног раздалось почти жалобное:

— Мя-ау!

Он быстро осмотрелся — конечно, тьма стояла невероятная, но каким-то шестым чувством он понял — та улица, на которой его попытался подстрелить снайпер, осталась где-то очень далеко. И как он оттуда ушел — не все ли равно.

— Мя-ау!

Он наклонился к кошке. Самая обычная шерсть — только свалявшаяся и мокрая. И что ему почудилось в лунном свете? Придет же такое в голову — чешуя!..

Зверек тотчас же попытался запрыгнуть ему на руки.

Джордж постоял мгновение, соображая, что же предпринять. Расставаться со зверушкой, которая спасла ему жизнь — ну, насчет того, было его странное путешествие реальным или нет, он уже стал сомневаться, но снайпер-то был. И кошка, которая очень вовремя кинулась ему под ноги — тоже была. И есть.

Один раз люди уже ее бросили. А что с ней делать теперь? Снова бросать…

Правда, у них при части регулярно кормились несколько кошек и собак — таких же заброшенных. Никто их гнать и не думал, а повар — тот вообще иногда подкармливал. Джордж вспомнил брезгливое удивление какого-то французского лейтенанта, которому что-то понадобилось у них. Союзничек брезгливо сморщил нос при виде подбежавшего к нему пса, который радовался абсолютно всем посетителям. А лейтенант Патрик Смитсон, сопровождавший француза, ничего не говоря, легонько потрепал пса по загривку, а потом, как ни в чем не бывало продолжал разговор с «бравым союзником».

Тем-то англичане от французов и отличаются. Не все и не всегда — но как правило.

Все эти мысли мелькнули в голове у Джорджа Хэнкса, когда он осторожно спрятал кошку под шинелью.

В ту ночь случилось еще два события.

Через пять минут Джордж Хэнкс натолкнулся на своих — к счастью, ни он, ни его отряд не пальнули по дури друг в друга.

Кошка была осторожно принесена с патрулирования туда, где квартировала его часть. Никто и слова не сказал.

Правда, животное оказалось исхудалым, облезлым и страшно некрасивым, но когда Джордж рассказал свою историю (нет, касалась она только лишь выстрела снайпера, кое о чем еще он решил на всякий случай умолчать), повар, поглядев на кошку, заявил, что ничего непоправимого в ее худобе нет.

Да, а вот ее легонький ошейник с металлической пряжкой…

…Сон оборвался.

«На самом интересном месте», — усмехнулся человек, глядя в тени на потолке.

Ну, он-то отлично знал, что случилось дальше. Видел — не раз и не два. И что к чему — тоже отлично знал.

Но сон тотчас вылетел из его головы, когда взгляд наткнулся на щель среди занавесок, скрывающих окно. Отражаясь в стеклах дома напротив, оттуда лился приглушенный малиново-красный свет.

Уже темнеет. Значит, надо вставать и поторапливаться. У него на сегодня намечено одно очень важное дело.

Кто-то очень хочет несчастий себе на голову и на прочие части тела. Так хочет, что просто грех отказывать человеку. А раз оно так, значит надо просьбу исполнить, да поскорее.

И — как можно более качественно.

Глава 1 «По Пушкинской на Лиговку в обход…»

Той весной, когда в городе началась эта странная цепочка событий, почти в каждом киоске звукозаписи, перекрывая обычный заунывный блатняк и еще более тоскливую попсу, из динамиков лилось нечто куда более приятное:

— Пел Бутусов.

Вообще-то, по иным песням можно очень точно датировать события. Очень редко можно вспомнить, когда именно ты услышал ее в самый первый раз — а потом песня взяла и стала частью твоей обыденной жизни. Так было с пугачевским «Арлекино», так было с «Ламбадой». Ну, и Бутусов с Шевчуком тоже постарались на рубеже тысячелетий.

Однако, вот вопрос — а куда же шагала по городу та самая девушка? На этот счет у господина Бутусова есть очень точное указание — «по Пушкинской на Лиговский в обход». Конечно, если он дает концерт в Москве или в ином городе, слова эти мало говорят фанатам. Но петербуржец, а уж тем более — любящий рок вообще, а Бутусова с Шевчуком и БГ — в частности, — отлично обо всем догадается. На Литовском есть отличный рок-магазин, а по Пушкинской в обход девушка наверняка отправилась, чтобы поболтать с подругами с тусовки, которые разместились на скамейках у памятника Поэту. Благо весенняя погода к тусовкам как раз располагает…

Итак, девушка шагала по городу — именно так, по Пушкинской и на Лиговку, именно к тому самому магазину. Не босиком, нет, конечно — это Бутусову легко такое сочинять, а вот попробовал бы сам прошагать хоть метров двести… Наступил на осколок стекла — и привет, отбегался, и хорошо еще, если просто глубокая царапина!

Так что на ногах у девушки были легкие кроссовки, одета она была в джинсы и черную куртку, а ее темные волосы развевались на ветру. Вообще-то, в таком виде можно было идти на тусовку или рок-концерт, а можно — на работу в какую-нибудь фирму, где нет особых выкрутасов по поводу внешнего вида. Ничего особенно примечательного в девушке не было — стройненькая, но не фотомодель, симпатичная — но наверняка не первая красавица. Вот, пожалуй, слишком внимательный взгляд зеленых глаз мог и в самом деле запомниться.

И ни в кого влюблена она не была — тут песня тоже не совсем права. Некогда было ей влюбляться — с тех пор, как в прошлом году ее жизнь закрутилась в сумасшедшем водовороте, стало совершенно не до того. По крайней мере, сейчас она о том совершенно не думала — какая бы весна на улице не цвела.

И на тусовку девушка тоже не шла. Справа от нее остался памятник Пушкину, обсиженный пенсионерами и панками, которые, судя по всему, как раз собирались пить разбодяженное настойкой боярышника пиво. Пожалуй, девушка была так погружена в свои мысли, что даже не заметила их. Или же — заметила, но никакого значения не придала.

Она свернула в переулок, который как раз выходил на Литовский. Но, когда до проспекта оставалось шагов двадцать, она внезапно на мгновение остановилась. Пожалуй, было отчего.

Как правило, надписи на домах лаконичны. Видимо, авторы по сердечности своей и доброте берегут нервы археологов будущих тысячелетий. Впрочем, если те археологи будут охотиться за каменными скрижалями с таинственным Древним Знанием, то им придется жестоко разочароваться. В большинстве случаев их ждет короткая трехбуквенная надпись, иногда — странные математические примеры. Пожалуй, это почти всё.

А вот надпись, перед которой остановилась Марина (так звали девушку), оказалась совершенно иной. Кто-то, не пожалев маркера и ярких мелков, вывел на стене четко и красиво:

Рядом красовалась столь же красочная морда гуманоида — из тех, что обожают охотники за НЛО и голливудские режиссеры. Большеглазый инопланетянин, казалось, и в самом деле выискивал жертву среди прохожих.

Впечатление было таким ярким, что Марина невольно вздрогнула. Кто бы это не нарисовал, у него явно был талант — причем, какой-то очень неприятный. Надпись царапала подсознание.

Впрочем, через мгновение девушка направилась вперед и свернула за угол — на Литовский, в обход, к тому самому рок-магазину. А еще через пару минут надпись позабылась — как выяснилось позже, не напрочь, а лишь до поры…

Так что Марина спокойно двинулась в ту сторону, где маячила прикрытая забором огромная проплешина в самом центре Петербурга. Сию проплешину вполне можно было бы назвать долгостроем — если бы там вообще хоть что-то строилось. Лет десять назад хотели сооружать новый вокзал для скоростной магистрали — да так и не собрались. То ли денег не хватило, то ли помешали экологи, запричитав, что новая магистраль — страшно и подумать! — перережет привычные тропы животных! А старые дома на Лиговке снести уже успели — тоже не без причитаний, на сей раз, правда, голосили не экологи, а ревнители старины. Словно бы жуткие ветхие коробки — пристанище алкашей — могли что-то значить с точки зрения истории.

Нынешнее начальство Марины по этому поводу лишь пожало бы плечами и горько усмехнулось бы — добрые и безобидные экологи? Ну-ну, знаем мы таких экологов!.. И какие у них бывают рожки, хвостики да вилы — тоже знаем!..

Марина не стала переходить проспект — к забору и нынешнему вокзалу, — а направилась по другой его стороне — как раз туда, где в лабиринте дворов и располагался рок-магазин…

Неизвестно, почему и по сей день Лиговка имеет какую-то особо криминальную репутацию. Проспект как проспект, вполне себе охраняемый, даже отделение милиции рядом есть. Вот лет восемьдесят назад Лиговка, говорят, наводила ужас на весь Петроград. А теперь получить удар по затылку можно хоть на Лиговке, хоть в самом центре города, хоть в новостройках. Полная демократия, однако!

Впрочем, Марина с некоторых пор могла бы безбоязненно зайти в любой, самый неприятный и криминальный квартал — и выйти оттуда целой и невредимой. И вовсе не потому, что она знала приемы восточных единоборств или была чемпионкой в женском боксе. О, нет — в этом плане она ничем не отличалась от прочих девушек. Просто гопники, случись им оказаться рядом, миновали бы ее, не обратив никакого внимания.

Но сейчас был день, и опасаться гопоты не было особой надобности.

Сказать по правде, если бы год назад кто-то намекнул бы Марине, где она будет работать, и (что в ту пору для нее было бы особенно важно) сколько она будет получать, то девушка, наверное, решила бы — над ней издеваются утонченно-садистским способом. Она же, в конце концов, не какая-нибудь любовница олигарха! У нее и самого обыкновенного парня нет, между прочим! Да и родителей нет…

А если бы самозванный пророк начал распространяться о нынешнем характере ее работы, то вполне рисковал бы схлопотать по шее. Просто потому, что такого не может быть. Не бывает это так!

Но (к счастью для всех и всяческих гадалок) никто и ничего ей пророчить не стал. Просто прошлым летом судьба начала распоряжаться девушкой, не то что не спросив ее разрешения, но даже не поставив в известность! Как говорит ее нынешний начальник, слегка перефразировав древних, «знающего судьба ведет, незнающего — тащит». Вот ее и потащило.

Началось все вполне нормально — с дня рождения у подруги. А потом события начали закручиваться — до тех пор, пока Марина не осознала, что она — сотрудник мало кому известной организации под названием «Третья стража». С окладом, о котором невозможно и мечтать, с разрешением всех проблем, с новыми друзьями… Ну, вот разве что парня у нее по-прежнему не было — да это небольшая беда, если беда вообще. В конце концов, ее работа — пока что лишь отчасти работа, все больше напоминает учебу в универе, когда завтра-послезавтра ожидается сессия — и так что ни день. К примеру, надо учить шесть иностранных языков (правда, по замечательной методике). Какие уж тут романы!

Но как раз сегодня у нее был выходной. А завтра — день рождения у подруги из «Третьей стражи». И было бы неплохо позаботиться о подарке.

Какой именно подарок устроил бы Таню, Марина пока что не представляла, и шла, скорее, наобум — авось, что-нибудь уникальное да найдем.

Она глубоко задумалась, что бы такое все-таки купить, когда кто-то ее окликнул:

— Привет!..

Марина подняла голову. Перед ней около серой арки, ведущей к тому самому рок-магазину, стояла какая-то совершенно незнакомая рыжеволосая девица года на три помладше Марины. Одета она была не по сезону — в какой-то плащ, который (давным-давно и не в здешней галактике) когда-то был черным, а сейчас превратился в серо-коричневый. Да и сама девица, чье лицо во множестве украшали веснушки, опрятностью отнюдь не отличалась.

— Слушай, у тебя рубля два есть? — просительно протянула девица. — А то на жетон не хватает…

По ее лицу было понятно, что жетон метро будет, скорее всего, сэкономлен, а вот деньги пойдут на еду.

Мелочи к карманах у Марины не было, с другой стороны, почему-то ей захотелось помочь этой… скажем так — просительнице. Конечно, в свое время Марине не случалось вот так стоять на тусовке и выпрашивать деньги (на англо-нижегородском жаргоне это называется «аскАть деньги»). А вот недоедать ей доводилось.

А посему пришлось достать мятую десятку и протянуть рыжеволосой. Та победно улыбнулась, а потом слегка заискивающим тоном сказала:

— А я тебя, кажется, помню!

Вот сие было странным. Конечно, у Марины водились друзья из «неформалов», — но не из таких же. К тому же, она совершенно не помнила эту любительницу мелких монет.

— Ну, прошлой осенью… В «Гремлине» — там еще народа столько было. А ты с какой-то подругой сидела в углу, вы там гоготали, как по укурке…

Понятно!

Марина внимательно посмотрела на собеседницу. Значит, их заметили и запомнили. Вот оно как! А что мы еще запомнили?

— А-а, — пожав плечами, протянула Марина, напустив на себя лениво-равнодушный вид, свойственный почти всем «неформальным» девицам. — Там же народу много было.

— Ага, а потом такое началось! — хмыкнула девица. — Пиво там такое «веселое» было, что ли?!

— Наверно. С коноплей! — поддакнула ей Марина.

— Я не помню, как вообще до вписки дошла, — подтвердила рыжая.

Марина внутренне облегченно вздохнула. Не помнит — и хорошо. Ни к чему ей помнить то, что на самом деле случилось в прошлом году в клубе «Гремлин». А то, что ее запомнили в лицо, — ладно, главное, не в том качестве, в котором она там находилась.

…Это хорошо, что рыжеволосая не помнила, что творилось в тот момент в клубе под вывеской «Гремлин». Например, того, как почти все посетители (за малыми исключениями вроде Марины и Тани) слились сознанием с тем, кто человеком, по правде сказать, и не был. Кое-кого после контакта с этим существом (внешне ничем от обычной земной двуногой фауны оно не отличалось) пришлось довольно основательно лечить. Так что рыженькой очень повезло.

Не помнила она и другого — как именно это существо «брали». Того, что в одном из самых неформальных клубов прозвучали выстрелы, рыжеволосая девица в грязном плаще тоже, кажется, не подозревала.

Кстати, операцию тогда провели на скорую руку, и начальство было не слишком-то ею довольно. По крайней мере, слишком многого о таких странных существах они не узнали…

— Вот, а сейчас так вышло — денег нет, сплошная жопа, — доверительно болтала рыжая. Марине приходилось все это выслушивать: и о вписке — то есть, о месте, где рыжеволосая изволит жить, и о том, что какая-то Моргана (а в таких тусовках это имя распространено не меньше, чем среди обыкновенных девушек — Наташа или Лена) заработала кучу денег, а работа у нее непыльная — что-то там рисовать по трафарету, а вот ей приходится на жетоны деньги стрелять, и вообще жизнь тяжелая пошла…

Зато Марина убедилась лишний раз — реальные события девица не помнит. Что ж, устроить небольшое промывание мозгов с амнезией может уже и она сама — а в том достопамятном клубе в тот недоброй памяти день работали отличные специалисты.

Девица в заляпанном плаще могла бы болтать бесконечно — но и она была кое в чем опытным специалистом. В отдалении показалась какая-то счастливая парочка хипповского вида, и рыжеволосая, оборвав свои речи про стерву-Моргану и даже не попрощавшись с Мариной, опрометью кинулась к ним — наверняка просекла, что некоторые, пусть небольшие деньги у парня с девушкой имеются, и уж в мелочи «на жетон» они не откажут.

Ну, а Марина шагнула под арку во двор, который чем-то неуловимо напоминал плащ рыжеволосой. Должно быть, чистотой…

Сколько помнила Марина этот двор, в нем всегда были лужи — даже в самую засушливую погоду, даже тогда, когда дождя не было месяц. Не двор, а находка для бродячих кошек и собак. К тому же, справа располагалась помойка, так что бесхозные животные явно не умирали от голода.

Теперь нужно было миновать еще одну арку — сплошь уклеенную афишами всяческих концертов в великом множестве клубов и клубиков. Девушка не спеша осмотрелась — здесь оказалась даже реклама того самого «Гремлина», словно и не заметившего (да и на самом деле — не заметившего) событий прошлой осени.

Рядом кто-то очень красиво изобразил на стене полуголую панковскую девицу — должно быть, свою подружку. Правда, этот портрет уже успели наполовину заляпать афишами.

Магазин располагался во внутреннем дворике, в подвале, куда можно было попасть по разбитой лестнице. Это — весной и летом, а вот зимой на том месте можно было порой (и с гораздо большими шансами) попасть в местный травмпункт — со сломанной ногой или рукой. Конечно, иногда лед со ступенек все-таки сбивали — но далеко не всегда.

Но если уж рисковый человек попадал в магазин, то он вряд ли бы остался разочарованным. Здесь было все, что необходимо для счастливой и интересной неформальной жизни — и куртки с заклепками, и невероятное число украшений, и кассеты, и даже пособия по магии. Ну, насчет последних у Марины было свое мнение — ничего, кроме иронии эти книжонки вызвать не могли.

Украшения — другое дело. Но сперва она хотела посмотреть записи всевозможных рок-групп.

Марина долго разглядывала ряды кассет со множеством названий. Нет, честное слово, теперь она была в полном затруднении — что подарить? Ну, во первых, доходы у Тани уж никак не меньше, чем у нее самой. Значит, важен не подарок, а внимание. Хорошо, конечно, только вот что может понравиться ее подруге? Украшения — ну, это само собой, мы до них еще доберемся. А вот кассеты…

— Девушка, вы что-то ищете? — обратилась к ней через прилавок продавщица.

— Да, — неожиданно для себя выпалила Марина. — Группа «Ойкумена» у вас есть?

Продавщица ответила не сразу. Ладно бы спрашивали «ДДТ» или все того же Бутусова, или «Кино» — так ведь нет.

Хотя в последнее время старый и добрый рок-н-ролл стал… нет, не то чтобы надоедать, — конечно, нет. Просто пятидесятилетние дяди немного отстали от жизни. И слишком долго тусовались на своем Олимпе. А некоторые даже удостоились высочайшей чести устроить высочайший концерт в Кремле.

В Кремле — это было, конечно, здорово, просто прекрасно. Вот только времена, когда всего этого не было, когда по радио, когда бы ты его не включил, пели Пугачева, Антонов и Кобзон, а сами властители умов молодежи играли в захудалых домах культуры — те времена как-то ими забылись. И забылись напрасно — потому что были они тогда молодыми и искренними.

Поэтому, когда в хит-параде на одной рок-радиостанции появилась никому не известная группа «Ойкумена», игравшая простую, без акустических вывертов музыку, да при этом в тех песнях были еще и слова — то эта командочка к неудовольствию всего «Олимпа» и самих ведущих, не ожидавших такого вот поворота, взлетела на первое место. Пилюлю пришлось проглотить — глас народа, сами понимаете…

Свежая кровь — вот что сейчас было нужно.

С некоторых пор «Ойкумена» стала любимой группой Марины.

— А… есть, — наконец, сообщила продавщица. — Только-только привезли, а то сейчас многие спрашивают.

Она ушла куда-то и вернулась через минуту, держа в руке кассету в неяркой обложке, изображавшей, как заметила Марина, арку и фонарь. Наверное, именно это, а не Адмиралтейство с Эрмитажем, и могло быть символом города.

— Вам проверить? — спросила для проформы продавщица, и, не дожидаясь ответа, поставила кассету.

Послышалась гитара, а потом негромкий девичий голос запел:

«Пожалуй, Таня это оценит», — подумала Марина.

— Качество нормальное, — сообщила продавщица.

Что ж, теперь предстояло выбрать украшение. И тут надо было полагаться только на собственную интуицию. Перво-наперво — отмести все якобы магические амулеты, разные пентакли и прочее в том же роде. Если магические амулеты и в самом деле понадобятся, то они прекрасно делаются самими сотрудниками «Третьей стражи».

В конце концов, Марина остановилась на кулоне с серебряной фантастической птицей — вероятно, фениксом. Пожалуй, это — как раз то, что нужно.

Продавщица сообщила цену, но девушка только кивнула, чем вызвала некоторое слегка раздраженное уважение — как правило, зарплаты у продавцов очень небольшие.

Конечно, откуда девице за прилавком знать, что большие деньги и решение многих проблем — это не слишком большое вознаграждение за их работу. Конечно, все они относятся к бойцам очень незримого для простых граждан фронта. И хорошо, что незримого — вот только не хватало вызвать панику! Что бы случилось с теми же тусовщиками из «Гремлина», когда бы они узнали правду — о том, кто или что сделало их своими марионетками?! Хорошо бы им было тогда жить? От ночных кошмаров до конца дней своих не избавились бы!

А что до решения финансовых и очень многих прочих проблем… Да, среди сотрудников «Стражи» есть те, кто живут долго, очень долго. А были и те, для кого все и всяческие проблемы решились раз и навсегда — в одну секунду.

Стажеров, включая Марину, поначалу было трое. А теперь их — двое. Такие, знаете ли, дела…

Марина вышла во двор, тщательно уложив в куртку подарки.

Казалось бы, пробыла она в магазине всего ничего. Но за это время редкие облачка на небе успели собраться в тучу, погода слегка испортилась. Пожалуй, следовало побыстрее пойти в метро и ехать с пересадкой до «Петроградской» — туда, где и располагался офис «Третьей стражи». Но ей отчего-то хотелось пройтись пешком.

Девушка вышла на проспект, секунду подумала, осматриваясь — а не ухватит ли ее снова за рукав рыжая тусовщица. Но нет, та, видимо, решила, что сегодня милостыни… то, есть, нет, конечно, честно заработанных денег! — на еду хватит. А про завтра она и не думала.

Поэтому Марина спокойно направилась обратно, свернув к Пушкинской. Можно было выйти на Невский, так оказалось бы быстрей. Но сегодня она могла не торопиться, гуляя по городу, а слишком многолюдный и суматошный Невский она не очень любила. Тихие улочки центра нравились ей куда больше. Она шла, «уйдя в себя» и собственные размышления, но не забывая внимательно примечать все вокруг. Это уже становилось привычкой — одной из многих полезных привычек, которые быстро обретаешь, оказавшись в «Третьей страже». А впрочем, что значит — оказавшись? Случайных людей там не было и быть не может. Это очень непростой офис…

…С неких пор самым любимым в России числом стало «300». Триста лет флоту, триста лет Петербургу, триста лет морской пехоте, триста лет первой газете… Много указов издал за свою жизнь Петр I, и каждый второй указ — повод для юбилея. Как будто до петровского указа относительно флота русские по морям не плавали. Как будто в устье Охты, на том месте, которое занимает Петербург, не стояло шведского города Ниеншанц. Как будто таможенников и пограничной охраны до Петра не существовало, и не было при Иване Грозном «засечной черты». Но главное было — найти указ, а потом отмечать, отмечать…

А вот кое-чего до Петра на Руси и в самом деле не водилось. Правда, никакого указа царь в этом случае не издал — все было на уровне распоряжений, да и то отданных с глазу на глаз. И в то время отлично понимали — лишние свидетели — лишние неприятности.

Поэтому, и только лишь поэтому никто и никогда не додумался готовиться к 300-летнему юбилею «Третьей стражи».

Просто однажды кто-то из умных и приличных советников (каковых было немного, и тут все подозрения падают на Якова Брюса) довел до молодого царя, не терпевшего всяческих колдунов, одну нехитрую истину. Колдовство, сиречь магия — оно разное бывает. Бывает то, от которого одни беды. Например, правил-правил монарх — а потом взял да и помер во цвете лет — ни с того ни с сего. А бывает — полезная магия. И государям — в том числе.

А посему — полезную привечать надобно.

Во всяком случае, «Третья стража» в Петербурге возникла как раз в те не слишком доброй памяти времена. После чего случилось множество очень разных событий. К примеру, при Анне Иоанновне пришлось «стражникам» скрываться. А начиная с государыни Елисавет Петровны ими никто особенно не интересовался. По крайней мере, из царей. Вот в двадцатом веке интерес был — и масса очень крупных неприятностей.

После чего с некоторых пор как питерское, так прочие выжившие отделения «Стражи» приняли решение: от политики, конечно, не деться никуда, но специально в нее соваться с головой — нет уж, хватит… Темное это дело. И своей епархии довольно…

…Марина покачала головой. Маги — подумать только! Ведь современному, нормальному, не обремененному болезнями человеку очень сложно представить, что есть такие вещи, которые не очень-то помещаются в его сознание. То есть, он, конечно, не прочь поболтать за бутылкой пива про НЛО и «снежного человека», про эффект Кашпировского… Но вот понять, что совсем рядом с ним существует совершенно другой мир — вот это, знаете ли, слишком.

Вот если завтра его сцапают на свою «тарелку» господа центавряне… Вот если лох-несское чудовище стегнет его хвостом, скажем, по спине… Вот если он возьмет, да и провалится в тот самый совершенно другой мир…

Вот если после такого «провала» в другую, непохожую на здешнюю, реальность, он выживет. Если выжив, он не отправится в комнату с мягкими стенами, где никогда не будет острых предметов. Если он при всем при том еще и любознательность не порастеряет, не станет зарекаться — чтоб я!.. Да ни за что!.. Да никогда!..

Вот тогда он, пожалуй, может стать стажером «Третьей стражи».

С Мариной примерно так и случилось.

За два года до событий,

Санкт-Петербург.

Когда пьешь много и часто, привидеться может что угодно. Истина сия очень простая и нехитрая.

Сергей Петрович Князев пил часто и много еще в бытность свою на службе. А уж выйдя на пенсию — и подавно.

Алкоголиком он себя, впрочем, не числил (как любой уважающий себя алкоголик). Помилуйте, да какой же он алкоголик?! Алкоголики — эти… которые бомжуют, которые всякую «льдинку» жрут — да без закуски. А он — водочку, чистый продукт. Благо денег хватает. А почему — оно тоже ведь понятно. Развалили сволочи страну? Развалили! И что теперь делать?

Ответ на странный вопрос у Сергея Петровича был один — пить! В гордом одиночестве, ибо собутыльников у него не было. Друзей — тоже. Как-то раз, когда только-только отменили окончательно талоны на водку, он принялся соображать на троих с какими-то мужиками одних с ним лет. Ну, слово за слово, стали трепаться о том, кто где и как работал — ну и рассказал Сергей Петрович про свою службу. Ничего ж секретного не было, да и вообще — гордиться надо такой службой! Вон, до орденов не дошло, а медалей заработал немало!..

А они взяли, не сговариваясь, молча поднялись да и уползли. Слова не сказавши, как с врагом!

Ну как тут не пить одному!

В последнее время стал Сергей Петрович побаливать. К врачам, правда, не обращался — авось, еще сто лет проживет. Жена померла, детей не было, добра осталось много — чего ж не пить-то?

Словом, ничто не предвещало ни галлюцинаций, ни белой горячки. Только забыл Сергей Петрович еще одну старинную мудрость: «белочка» — это странный предмет. Вчера — еще нет, а сегодня…

И вот как прикажете это понимать. Включил телевизор — вроде, как и не один, ленинградская программа, диктор что-то про юбилейные торжества толкует — как Константиновский дворец обустраивают, сколько гостей ожидается… А потом он вроде как замолкает, смотрит куда-то вверх, и говорит:

— Кстати, у меня есть одно сообщение… Для Князева Сергея Петровича. Я надеюсь, Сергей Петрович, вы нас слышите? Так вот — Сергей Петрович, сегодня ночью вас должны убить. Да-да, вы правильно поняли. Вы имеете право хранить молчание, вы имеете право бежать куда глаза глядят, вы имеете право сопротивляться или не предпринимать ничего. Вы дали право убить вас. Это право будет использовано. А теперь — прогноз погоды на завтра, двадцать третье апреля… Спонсор программы…

На последних словах этого сумасшедшего обращения в голосе ведущего послышался очень нехарактерный для него металл.

А потом голос стал совершенно обыкновенным. Будничным.

Во время этого странного выступления Сергей Петрович будто бы обмер. Он как раз собирался поднести рюмку ко рту — да так и не решился. Он решительно не представлял, как это понимать.

Хулиганство? Террористы?! Или — все-таки…

Из глубины проспиртованного мозга вылезал зловещий призрак. Белая горячка?! Нет, не может такого быть!

Он щелкнул переключателем (не любил Сергеи Петрович всяких там новомодных пультов).

Переключил на Москву. Выступал какой-то юморист. Можно было его и не слушать.

Да Сергей Петрович и не слушал. Он опорожнил рюмку не закусывая. Потом — еще. Кажется, отлегло. И какого хрена он о себе такое подумал?! Мало ли чего примерещилось — с перенедопоя. А вот сейчас будет самый допой. И ведь по-культурному он пьет, из рюмки, как белый человек! Да какой алкаш пьет из рюмки. А раз он не алкаш — значит, нет у него никакой «белочки». Просто не может быть.

Логика у Сергея Петровича была железной.

Мало ли, отчего примерещилось. Годы уже не те, не мальчишка.

И все шло хорошо, пока программу время не сменил комментатор.

Комментатора этого Сергей Петрович очень даже уважал, и с многими его мыслями был согласен. Редко в телевизоре бывает такой вот настоящий мужик.

И уж предательства от этого «настоящего мужика» Сергей Петрович никак не мог ожидать.

Комментатор, как всегда, уселся в свою излюбленную позу, оседлав стул — и совершенно неожиданно произнес своим отрывисто-хрипловатым, якобы доверительным (а на самом деле — просто хорошо поставленным) голосом:

— Однако… Князев Сергей Петрович меня слышит? Вот и хорошо. До начала программы должен еще раз передать вам, Сергей Петрович — сегодня ночью вас должны убить. Приговор отмене и обжалованию не подлежит. Вы сами приговорили себя, Сергей Петрович. Можете сами исполнить приговор — так будет лучше для вас. Всего хорошего…

Вот тут Сергей Петрович понял одно — это хулиганство. Чистейшей воды хулиганство. И отчего-то ему захотелось позвонить в милицию. В конце концов, он — военный пенсионер и имеет право!..

А вот сейчас, вот прямо сейчас…

Он вскочил — как был, в майке и трусах. Подбежал к телефону, даже не подумав, будут ли в отделении слушать его пьяный голос. Сейчас он был почти что правозащитником — по крайней мере, в том, что касается его прав.

— Слушаю, — раздался в трубке несколько сонный и спокойный голос.

— Ало, милиция? — уточнил, слегка задыхаясь от праведного гнева, Сергей Петрович. — Тут это… Недоразумение вышло…

Он вдруг задумался — а что именно ему говорить? Диктор… по телевизору… угрожает ему, Сергею Петровичу…

Как бы он ни был пьян, он отлично понял, что ему на это скажут, и в каком направлении пошлют.

Но тот, кто был на другом конце провода, сам пришел ему на помощь.

— Князев? Сергей Петрович? — осведомился все тот же ленивый заспанный голос. — Никакого недоразумения нет. Сегодня ночью вас должны убить. Никто вам не угрожает, вас просто предупредили. По-доброму предупредили, по-человечески. И помешать этому — не в нашей компетенции.

— Как? — почти выкрикнул Сергей Петрович. — Это… сговор?!

Он, кажется, даже слегка протрезвел.

— Никакой не сговор, как вы не можете понять, гражданин Князев. Мы не можем вмешиваться в юрисдикцию высшего суда. Конечно, вы можете попытаться дать взятку. Вы ведь сами когда-то брали — и много брали, Сергей Петрович. Но эти судебные органы взяток не признают. Прощайте, всего вам хорошего.

В трубке послышались гудки.

Некоторое время Сергей Петрович бессильно сидел перед телефоном. Возможно, так прошел час. Из комнаты в коридор доносились звуки, издаваемые телевизором — но ему теперь было совершенно все равно. Ему вообще все вдруг стало все равно.

Сергей Петрович поднялся — разом обрюзгший, довольно неприятного вида старый человек с красным лицом и маленькими бегающими свиными глазками. Впрочем, наблюдать за ним здесь было совершенно некому.

Он, слегка пошатываясь, медленно направился в ванную. Слишком медленно.

Нужно было освежиться, попробовать согнать с себя хмель — а уж потом думать, что все это значит.

В ванную. За эту мысль он и ухватился.

Он скинул с себя порядком засаленную одежду, пошатываясь, шагнул в ванную, включил душ. Вода была холодной, почти что ледяной — но нисколько не освежала. Ему вдруг стало еще хуже.

И тут же его отвлек какой-то посторонний звук, раздавшийся в квартире. Сергей Петрович сперва даже не понял, что это может означать, он повернул голову, запнулся ногой о край ванны…

А потом была темнота. И боль, адская боль в ноге.

Кажется, он еще и головой приложился. Сергей Петрович некоторое время лежал неподвижно, не в силах сделать хоть какое-то движение. Потом открыл глаза. В них ударил свет электрической лампочки под потолком. Где-то у ног журчала вода. Должно быть, душ.

Он попытался сесть. И тут же взвыл от боли, пронзившей, как казалось, не только бедро, но и весь левый бок.

Сергей Петрович обессилено откинулся на спину.

Что же делать, что же ему теперь делать? Надо — врача. В больницу. Срочно.

И в этот момент он с ужасом понял, что не один в этой квартире. Здесь был кто-то еще. Кто-то посторонний. Он явственно услышал звук шагов в коридоре, потом тихонько приоткрылась дверь в ванную.

Кто-то стоял на пороге.

Он хотел позвать на помощь — ну, пускай это вор забрался в квартиру, но он же тоже человек. Неужели возьмет — и бросит?!

Но крик о помощи отчего-то замер у него в глотке, так и не родившись.

«Сегодня… ночью… вас должны… убить…»

Он снова сделал отчаянно усилие, попытавшись развернуться, чтобы увидеть этого человека. И снова бессильно взвыл.

Вошедший голоса не подавал. Стоял и молча смотрел на человека, извивающегося в ванной. Потом произнес только одно слово:

— Свинья.

Прозвучало это презрительно и как-то очень буднично. Голос принадлежал мужчине — это единственно, что смог понять Сергей Петрович.

Потом человек сделал несколько шагов — так, чтобы оказаться в поле зрения Сергея Петровича.

Его лицо было совершенно незнакомым. Хотя… Быть не может, чтобы он был из тех! Этого просто не может быть!

— Ну, тебя ж предупреждали по-хорошему, — слегка растягивая слова произнес человек.

И это пробудило в Сергее Петровиче тот самый пыл, который заставил его звонить в милицию и требовать прекратить хулиганство.

— А что это вы мне тыкаете?! — из последних сил рявкнул он.

— А почему бы и не тыкать? — спокойно сказал незнакомец. — Думаешь, тыкать могут только такие свиньи вроде тебя? И не на кого-нибудь, а на пацанов, у которых нет богатых родителей, чтобы тебе платить?

Он был — из тех!

Сергей Петрович осторожно выдохнул.

— Водярой от тебя шмонит, — с неодобрением поморщился незнакомец. — Думаешь, зачем тебя предупреждали, козел? Да затем, чтобы ты пошел — и повесился. Или — чтоб из окна прыгнул. И мне легче, и тебе не так обидно. А ты — не внял.

— Я… да я могу…

— Знаю, знаю, что ты можешь. Денег мне предложить можешь. Верно, бывший майор? Откуда у простого советского майора, начальника отделения военкомата, такие денежки, что он водяру до сих пор глушит тоннами? И не беднеет. Может, объяснить тебе? Думаешь, я возьму что-то из твоих свинских денег? Знаешь, как оно в Писании сказано? «А на добро их не простерли руки своей».

Князев лежал молча. Возражать было нечего. Хотя… оставалась одна надежда. Может, вошедший пожалеет его возраст?

— Я мог бы оставить тебя умирать от цирроза. Может быть, ты мучился бы гораздо дольше, — задумчиво говорил незнакомец. — Только ты не понял бы, за что мучаешься. Тебе же надо все объяснить-разжевать. Вот и приходится… — он почти дружелюбно пожал плечами. — Так что, вспоминай, дружок, вспоминай. Вспоминай, как ты одного парня с невестой в медовый месяц разлучил. Как ты орал на домашних, нормальных парней, как ты угрожал, как ты угрозы исполнял. Ты для них был преддверием ада, козёле! И сдохнешь ты у меня по-козлиному.

— Так сколько лет прошло… И потом — я же военный, я же приказ выполнял! — Сергей Петрович едва дышал, слушая речи незнакомца.

Тот усмехнулся.

— Приказ, говоришь? Твари в Нюрнберге тоже про приказ говорили. На покойничка все хотели свалить. Приказ по-разному можно выполнять. И на садизм тебе приказа не было. И взятки брать тебе никто не приказывал.

— Да кто… ты… такой?.. — отчаянно спросил Сергей Петрович, — его ногу вновь скрутило болью.

— Твой звездец. Персональный. Не только твой, правда, — улыбнулся незнакомец.

— И ты… А они? В телевизоре? Как это?.. — Сергей Петрович с ужасом смотрел на человека.

— Ну, что там с телевизором — не твоего пропитого ума дело. Тебя предупредили, время дали — а ты не внял. И только-то.

Никакого раскаяния бывший военком не чувствовал — только страх. Правда, он неожиданно понял, что страх был с ним давным-давно — едва ли не с того самого дня, когда его отправили на пенсию — совершенно неожиданно и досрочно. Мол, времена поменялись, перестройка с человеческим фактором и все такое… И даже в звании перед увольнением не повысили.

Вот тогда-то страх и родился. Но если его заливать водкой, он спрячется и не проявит себя. До поры до времени…

— Ладно, мне пора, пожалуй. А ты… Можешь, конечно, на помощь звать. Только квартира у тебя хорошая, стены крепкие — кричи-раскричись, никто тебя не услышит. Правда… — он на минуту задумался.

Сергей Петрович почувствовал, что это его последний шанс на спасение — и ухватился за эту соломинку.

Он застонал — совершенно натурально, без притворства:

— Нет, не надо…

— Вот и я о том, — кивнул человек. — Не хочу я тебя просто так тут оставлять. Еще выживешь, чего доброго. А сделаем-ка мы вот что, — он наклонился и поднял душ. Сергей Петрович заметил, что на руках у человека — перчатки, глаза его показались темно-серыми, а в лице, вроде бы, ничего запоминающегося не было. — Я ж говорю — ты свинья? Отвечай!

Он держал в руках душ и смотрел на Князева — мрачно, не мигая, будто змея, готовая к смертельному броску.

— Впрочем, имеешь право хранить молчание. Только тебе сейчас будет не до этого права, я так думаю. Раз ты свинья, отчего же ты не визжишь? Непорядок…

Он резко выключил кран с холодной водой. Потом молча повернул другой кран — до отказа. Повернулся, словно бы полностью потеряв интерес к своей жертве, и неспешно вышел, прикрыв за собой дверь.

…Незнакомец оказался совершенно прав — дом был с отличной звукоизоляцией.

Он вышел на улицу, вдохнул свежий апрельский воздух. Кажется, в городе стало легче дышать. В его городе. В его мире.

Дул легкий ветерок с Финского залива. Впереди плясали тени деревьев. Они звали, манили к себе — в тот мир, который однажды открылся ему. И он сделал шаг, включившись в танец теней.

Глава 2 Любопытство — двигатель прогресса

2005 год,

Санкт-Петербург.

Дождь все-таки начался. Но Марине он был совершенно не страшен — скорей, наоборот. Она любила гулять по городу в дождливую погоду. Ну а в мае и зонтик был совершенно ни к чему.

Она медленно шла по старинным улицам и переулкам, стараясь избегать слишком людных мест. И при этом — совершенно не уставала. Говорят, что дорога к дому друга длинной не бывает. А если это — дорога в доме друга, а друг — твой город? Какая уж тут усталость…

Дом.

Еще год назад она ненавидела это слово. Дом — это вечное безденежье, вечные выкрутасы младшей сестры, которая вместо учебы предпочитала мальчиков, это — перспектива жить, едва сводя концы с концами — и так до самой старости.

А что теперь? Теперь сестра живет одна — и (вот после такого можно поверить в какую угодно магию!) взялась за учебу, послав подальше прежних приятелей с их пьянками-гулянками. Ну, о безденежье уже и не вспоминается. А перспективы… Вот тут все зависит только от нее, от Марины.

Учиться приходится и ей. И как! И чему!

Само собой — то, что называется «общими дисциплинами». Например, языки. Правда, для этого есть гипноз, есть множество методик, о которых и не слыхивали ни на каких курсах. Работающие методики. Хороший сотрудник «Стражи» должен говорить на всех основных европейских языках, и, что желательно — на двух-трех восточных. Пока что ей до этого идеала далековато.

Но все приходит со временем.

Куда интересней было со специальными дисциплинами. Вот тут ее ждало множество сюрпризов.

Кого могут считать магом?

Человека, владеющего чем-то сверхъестественным.

То есть, все очень просто. Берем среднего фельдшера из 2005 года, даем ему в руки чемоданчик с антибиотиками — и отправляем век в пятнадцатый. И там он непременно станет магом (и — кандидатом на костер, естественно, но это — печальные частности).

Потому что о микробах в пятнадцатом веке никто ничего не знает, об антибиотиках — и подавно, о гигиене — самые смутные представления.

А в двадцать первом веке этот парень — всего лишь фельдшер, даже не доктор.

Вот и с тем, что зовется магией сейчас, происходит то же самое.

А на самом деле ничего сверхъестественного не бывает. Просто кое-кто кое о каких методиках не знает. Или же — знать не хочет, поскольку уже дослужился до больших научных званий — а со званиями знания нужны далеко не всегда.

А кое-что и вообще не стоит открывать до поры до времени.

Но все естественно, что происходит в действительности.

Вот это и было первым и основным правилом мага.

Ну, а прочих правил было во множестве.

И самым странным оказался род занятий «стражников».

С самого начала существования мыслящих существ на планете Земля — а были серьезные подозрения, что человечество — это не первая, и даже не вторая разумная раса, — появился и еще один мир. Мир, на который влияют мысли и эмоции разумных.

Мир этот называется по-разному, но чаще всего использовался термин — кромка.

Естественно, в городах эта кромка уплотнена, в малонаселенной местности — почти не чувствуется (хотя она охватывает всю Землю).

На эту кромку можно выйти. Способен на это не всякий. К тому же, случайного человека в этом изнаночном мире непременно ждет беда — он может быть опасен даже для подготовленных. Потому что кромка — мир весьма и весьма населенный. И далеко не все ее жители приятны в общении. То же касается и местной флоры-фауны.

Случаи прорывов кромки были, в один из таких прорывов едва не угодила в свое время Марина. Правда, ее вовремя спасли, и спасительницей оказалась как раз та самая Татьяна.

Кто обитает на кромке? Иногда это люди. Иногда — существа, похожие на людей только внешне. Иногда — совсем не похожие. Проще всего взять энциклопедию мифов и легенд и ткнуть наугад в любого персонажа — и ошибки не будет.

Опасен ли прорыв кромки?

Еще как опасен!

Порой в Средние века случались очень странные вещи. Скажем, вымирал целый город. Конечно, можно было списать все на чуму или на какое-то иное моровое поветрие. Но это было бы совершеннейшей неправдой.

Так что первая задача «стражников» — предотвращать прорывы кромки, которые грозят людям.

Но есть и иная задача.

Увы, самый опасный хищник на свете ходит на двух ногах. И зовется он человеком разумным (порой — совершенно неоправданно). Так что опасность исходила не только от кромки, но и от людей. Притом — от людей, неплохо знающих и использующих то, что непосвященные зовут магией.

Сеть группировок, условно именующихся Сообществом, была известна издавна. Самое интересное, что сеть эта была чрезвычайно мощной и живучей. Иногда (хотя в очень редких случаях) она почти что не таясь выплывала на поверхность. Такое, к примеру, случилось в Германии в 30-е годы. Порой Сообщество затаивалось. Иной раз выпускало метастазы — в виде совершенно легальных «ведьм», «потомственных колдунов в 333-м поколении», разных странных типов вроде небезызвестного «оживителя мертвых» с характерной фамилией Могильный.

Вся эта дрянь имела вполне реальную цель существования. К примеру, «потомственные колдуны» должны были внушить легковерным, что власть над ними, над простыми людьми, заполучить очень легко и просто. А недоверчивым, тем, кто привык доверять, но проверять, всяческие легальные ведьмы доказывали только одно — никакой магии на самом деле нет, есть мошенничество в особо крупных размерах.

А на самом деле целью Сообщества была именно власть над людьми. Прекратить развитие техники, сделать Землю полуфеодальным мирком — и спокойно править покорными, периодически «выпалывая» непокорных. Простейшая цель, надо сказать.

Во имя этого тратились миллиарды и миллиарды. Поддерживались крикливые экологи, готовые орать про озоновые дыры, про гибельность развития. Поддерживались продажные политики, оравшие до хрипоты, что в интересах налогоплательщиков — срезать средства на космические полеты, например. Поддерживались не менее продажные ученые (конечно, не из тех, что развивают науку). Эти заявляли об опасности того или иного продукта, устраивали массовые истерики по поводу кофе и холестерина. Потом доказывалось, что все не так — и доверие к науке постепенно подрывалось на корню.

Даже в мире музыки и молодежной моды чувствовались взмахи все той же дирижерской палочки. Здесь важно было прививать глупость сызмальства, заставлять людей жить самыми простыми инстинктами.

Словом, кое-чего Сообщество достигло. Вот только до захвата власти было очень и очень далеко.

Потому что этот захват лежал через большую войну со «Стражей» (впрочем, во многих странах эти организации звались по-разному — в Дакии утвердилось название «Господарский эскадрон», в Англии — «Стража Мерлина», в Штатах — «Мэйфлауэр»).

И «стражники», возможно, будут перебиты все до единого. Но перед смертью они очень хорошо позаботятся о Сообществе — так хорошо, что власть над человечеством, возможно, брать будет попросту некому.

Пока большой войны не было, но «бои местного значения» шли постоянно. И в них гибли и стражники, и маги из Сообщества.

Словом, Марину сразу предупредили, чем ей грозит вступление в «Стражу», и с кем она столкнется.

Гораздо интереснее было то, что она узнала о «цвете» магии и о «силах добра и зла»…

…Дождь все усиливался, и Марина подумала, не следует ли ей все-таки ехать на метро. Хотя, пожалуй, делать этого все-таки не следовало. Нет, конечно, она не сможет теперь провалиться на кромку непроизвольно. А вот осознанно… Даже ей, после почти года подготовки, оказаться в метро на кромке — верная гибель. Далеко не все «стражники» могли бы там выжить, да еще и путешествовать. Так что лучше дойти до остановки трамвая на Сенной.

Она перешла мост через Фонтанку и неторопливо двинулась по Гороховой. Неторопливо — потому что вымокла в любом случае, и тут беги — не беги, — все равно уже не высохнешь.

К тому же, дождик был теплым, почти что летним…

Шестьдесят пять лет тому назад,

«где-то во Франции».

«Где-то во Франции» — это адрес такой. Сильно приветствуется военной цензурой. «Где-то» — а большего знать не велено. Меньше знаешь — крепче спишь. Конечно, все всё знают — стоит только посмотреть на карту, где проходит знаменитая и непобедимая «линия Мажино». Вот примерно эти районы — и есть то самое «где-то во Франции». А где точно — да какая разница?!

Так вот — «где-то во Франции» примерно часа через два должно было настать время обеда. И во дворе школы во временно эвакуированном городке (теперь в школе квартировали британские солдаты) вовсю работала полевая кухня. Том МакКорман, повар, готовил еду (понятное дело, овсянку) и беспрестанно ворчал. Кажется, он ворчал всю жизнь — еще с первой Великой войны, случившейся четверть века назад. Ту войну окрестили «последней» — и, судя по всему, очень ошиблись.

— И куда в тебя столько лезет! — возмущался повар. — Худая, как незнамо кто, уже неделю жрешь в три горла. Тебя бы к Гитлеру с его Герингом — враз бы разорила! Ну, на, на, только больше не проси, бесстыжая тварь!

Его замечания относились к кошке, вертевшейся около кухни. Кошка — почти что котенок — и в самом деле была худой — кожа да кости. К тому же — со свалявшейся шерстью. Вид у нее был так себе. И если бы не этот парень, Джордж, который клятвенно заявлял — мол, этот зверь спас ему жизнь, и вообще неплохо бы сделать его талисманом их отделения — то, пожалуй, кошку можно было бы и прогнать.

Хотя… Жалко же зверушку. Хозяева, эти «лягушатники», ее бросили, эвакуировавшись сами. Наверняка прихватили всё добро — а кошку выкинули. Здесь не одна она такая, бедолага. Что ж делать, приходится подкармливать. Заодно — показать пример этим французам. Британец — он на то и британец, чтобы хорошо относиться к любой скотине. Вон, даже к пленным нацистам — и к тем прилично относятся. Что уж о тварях безгрешных говорить!

К тому же, у Тома МакКормана вскоре появились оч-чень серьезные основания подкармливать именно эту кошку. Буквально через день после появления она обнаружилась около склада с громадной задавленной крысой в зубах — едва ли не с нее ростом. Кошка победно швырнула свой трофей на крыльцо — и гордо удалилась.

Потом последовали и другие подобные же боевые сцены.

Киска явно включилась в военные усилия, притом — на стороне Британских Экспедиционных Сил, — и это вызывало уважение. Поэтому старина Том ворчал на нее просто так — из своей шотландской вредности.

Пожалуй, она и в самом деле стала счастливым талисманом не только для Хэнкса. Кстати, о Джордже — ведь в ту ночь именно благодаря ему немецкий патруль так и не добрался до своей «линии Зигфрида». Хэнкс доложил про снайпера, были вызваны подкрепления — именно в тот район. И с вражеским патрулем покончили.

Хотя кое-что в этой кошке вызывало подозрения. К примеру, отношение к ней других животных, обосновавшихся здесь же. Разумеется, собаки не упускали возможности загнать какую-нибудь кошку на дерево — просто так, для порядку и ради развлечения. Конечно, кошки в долгу не оставались, и носы у собак были вечно расцарапанными. Но животные здесь жили вполне дружно.

А вот маленького облезлого котенка сторонились все. И не просто сторонились, а, скорее, с испугом, как будто он, стоило ему захотеть, мог загрызть даже очень крупную и сильную собаку.

Но это никого не смущало. Ни Джорджа Хэнкса — признанного хозяина кошки, ни повара, ни солдат.

Никого не смутил и странный медальон на кошачьей шее.

Металл отливал зеленоватым цветом, и на нем была какая-то надпись. Сперва Джордж решил, что это — по-французски, и что там написано имя кошки.

И ничего подобного!

Среди солдат было несколько знающих французский. И никто не прочел ничего.

На немецкий это тоже совершенно не походило.

Наконец, решились показать медальон лейтенанту. Тот пожал плечами, сообщил, что это даже не латынь, а какая-то совершеннейшая тарабарщина.

Странно было и то, что снять медальон с кошачьей шеи оказалось делом совершенно напрасным. Сниматься он не хотел, кошка рвалась и царапалась — и так его и оставили.

Если бы этот кусок металла с непонятной надписью попал хотя бы к кому-то из небольшой британской организации, совершенно себя не афиширующей, там со здешним лейтенантом никто бы не согласился. Вряд ли после этого мировая история пошла бы по иному пути — но личная история Джорджа Хэнкса очень бы поменялась. Но вся беда была в том, что эта маленькая и незаметная организация почти в полном составе уже год работала «где-то в Германии» — по крайней мере, ее оперативный отдел. Нужно было лечь костьми, но нанести удар по мистической составляющей нацизма. И этим приходилось заниматься на месте.

Так что никого из «Стражи Мерлина» поблизости не оказалось — до самого окончания «странной войны». А уж потом — и тем более.

Это, конечно, не полный перевод текста. А полный перевод никакая «Стража Мерлина» не дала бы. Еще чего не хватало! Гораздо безопаснее рассказать, где именно находится то самое «где-то во Франции». По крайней мере, вреда будет гораздо меньше.

Но Джордж Хэнкс ничего подобного не знал, когда окрестил кошку не кошачьим именем «Дэринг» — что-то среднее между «Отважная» и «Отчаянная». Пожалуй, после того, как она стала охотиться на гигантских крыс, это имя ей очень даже подходило.

Прошла осень, настала холодная и очень мерзкая зима. И молнии вот-вот должны были разорвать в ярости небо Востока и небо Запада — но когда и как это произойдет, никто еще не представлял.

2005 год,

Санкт-Петербург.

«Самое дурацкое, что можно сделать — это создать „офицерскую“ и „солдатскую“ столовые. Вот с этого все поражения и начинаются!» — так или примерно так заявлял начальник Марины.

И его правоту признал Совет директоров фирмы «Третья стража».

Да-да, именно — фирмы. Под такой вывеской она и была известна компетентным налоговым органам. Исправный налогоплательщик, образцовый арендатор.

В те дни, когда никаких фирм не было и в помине, приходилось ютиться в других офисах и под другими вывесками. Впрочем, что значит — «ютиться»? «Стража» всегда устраивалась со всеми удобствами — даже когда приходилось уходить в подполье.

Но огромный дом, в котором были помещения еще и для жилья сотрудников — это было приобретением нынешней эпохи. Причем, питерская «Третья стража» сделала такое приобретение раньше москвичей — чем законно гордились.

Те, кому было положено контролировать «образцовых арендаторов», видели то, что им показывали — и не больше. Так что здесь, порой, бывали самые разнообразные посетители, которые ни о какой магии не подозревали. И правильно делали — у них была совсем иная работа…

Так вот — столовая была еще одним предметом гордости. Общая, на всех и для любых подразделений. А впрочем, еде, которую там подавали, могла позавидовать и генеральская столовая.

Дни рождения, как правило, отмечались там же — да и вообще любые праздники. Просто надо было предупредить начальство, а заодно — и поваров (тоже, кстати, сотрудников «Третьей стражи» и специалистов в магии).

Начальство, как правило, не возражало. Чаще (а если речь шла о своем подразделении — всегда) присоединялось. Во всяком случае, начальник Марины и Татьяны поступал именно так. Да и вообще, если не брать какие-нибудь боевые операции, начальником он не выглядел. Правда, Марине случалось видеть его в деле.

Были у него имя и отчество — Ростислав Всеволодович. Поговаривали, что этот «творческий псевдоним» выбрал он неспроста — а чтобы довести до белого каления зарубежных коллег.

Марина, не столь давно оказавшись в «Третьей страже», однажды его так и назвала. Смеялись все очень долго. А потом долго поясняли разницу между именем «для официального пользования» — и настоящим. Настоящее было похоже на прозвище — Рэкки. Так его и велено было звать.

Что же до внешности «своего парня». «Если так выглядит — значит, так и есть, — говорила Марине ее подруга. — А вообще-то, никто не знает, сколько ему и Стрешневу лет…»

Это было правдой. Иные сотрудники «Стражи» живут очень долго. Между прочим, и сама Таня — тоже. Нет, возраст ее по человеческим меркам был вполне еще нормален — только в таком возрасте людей обычно мучают артрозы и артриты. А Татьяна выглядела ровесницей Марины. «Если выглядит — значит, так и есть».

По крайней мере, среди своих никто иллюзорной внешностью не пользовался — ни к чему.

…День рождения уже успели отпраздновать, Татьяна искрение восхитилась подарками от Марины, разумеется, не обошлось без тостов и без поздравлений Рэкки — да и всех, кто в тот момент оказался в столовой. Ну, а теперь Марина задержалась, чтобы помочь Тане убрать со стола.

А заодно — задать мучивший ее уже неделю вопрос.

— Слушай, а почему они все такие… смурные, что ли? — спросила она, вытирая стол.

Таня, укладывавшая в холодильник то, что не было съедено за сегодня (похоже, праздник мог продолжаться еще дня два), на секунду остановилась.

— Кто — смурные? — переспросила она.

— Ну, все… — пожала плечами Марина. — Вроде радуются — а вроде, думают о своем. И Рэкки, и Корвин…

— А, вот ты о чем… — вздохнула Таня. — Правильно заметила. У Кора — очередные предчувствия. У Рэкки — тоже.

Что это могло означать, Марина уже знала. Тогда, прошлой осенью, у Корвина тоже были предчувствия — будто странная цепочка самоубийств, случившихся в городе, имеет некоторое отношение к их работе. Так оно и оказалось — к самоубийствам имело отношение то самое существо, которое им удалось остановить. Но с той поры все было спокойно.

Нет, конечно, в Петербурге жизнь текла своим чередом — были и убийства, и самоубийства, не обходилось без бандитских разборок… Но все они оказывались самыми что ни на есть обычными, никак не относящимися ни к магии, ни к кромке. Сообщество тоже не слишком-то себя проявляло.

— Понимаешь, близится год проклятия, год Пророчества. По идее, на нас сейчас должно обрушиться черт знает что. А все спокойно… Как-то неправильно это.

Пророчество. Есть такая питерская легенда — будто юродивая старуха крикнула молодому царю Петру, строившему на костях свою столицу — через триста лет и три года быть Петербургу пусту!

На самом деле это, конечно, легенда — в том, что касается старухи, не убоявшейся грозного царя. Но вот само Пророчество, причем именно такое, и в самом деле существовало. Об этом отлично знали в «Страже», знали и в Сообществе. Большой прорыв кромки в реальный мир — и Петербургу не то что быть пусту — быть ему плацдармом для тех еще сил… Тогда надо будет думать уже не о городе, а о человечестве. Но, опять же, для этого придется перешагнуть через трупы «стражников» — всех до единого. А они сдаваться не собирались. Больше того — в тот самый год, когда случилось великое юбилейное торжество с лазерным шоу и наплывом всех и всяческих гостей, по Сообществу города был нанесен серьезный и решительный удар. С тех пор оставшиеся маги из Сообщества проявляли себя очень мало — за исключением, пожалуй, одного случая.

А ведь и в самом деле — если верить Пророчеству, большие неприятности должны были начаться уже сейчас.

— Понимаешь, когда полный штиль — всегда жди какой-нибудь гадости, — говорила Татьяна. — А гадостей все нет и нет.

И в самом деле — задержание двух контрабандистов с кромки за целую зиму — это меньше, чем ничего. К тому же, контрабандисты промышляли всего лишь антиквариатом — а ведь могли, пользуясь кромкой, переправлять наркотики. Или — оружие. Само существование кромки могло заинтересовать многих, очень многих здесь, в мире текущей реальности. И такой интерес порой возникал. Но не сейчас, не этой зимой…

Почему — оставалось только гадать. И чем больше «стражники» гадали, тем мрачнее становились. Впрочем, такую мрачность не всякий бы разглядел.

Во всяком случае, когда дверь столовой отворилась, и на пороге возник Рэкки. Выглядел он точно так же, как и на дне рождения — высокий молодой человек со светлыми волосами и в неизменных очках. Пожалуй, его, скорее, можно было принять за хорошего и толкового компьютерщика, чем за того, кем он на самом деле являлся — главой подразделения.

Как правило, люди, не знающие о том, что такое магия, зато насмотревшиеся мистических фильмов ужасов, пытаются определить магов по цветам. Светлые — они добрые, приятные в общении, помогают людям, — и вообще просто замечательный народ.

Темные — ну, у этих любимое развлечение — наслать моровое поветрие. Или же — прикончить кого-то просто так изощренным способом. Вот такой у них поганый характер.

А уж чтобы Светлые и Темные маги действовали заодно… Вот такого и представить-то себе невозможно.

Между тем, все было именно так.

Речь шла просто-напросто об использовании разных видов энергии. Ну, а это уж накладывает отпечаток и на характер — малозаметный для непосвященного.

Так что есть Светлые, есть Темные, а есть еще и нейтралы, коих особенно много в странах Востока.

Ведь никто в здравом уме не станет утверждать — магнит разделен на два полюса, и полюса эти — суть добро и зло. Положительный — он тяготеет к добру, отрицательный — воплощение зла.

Вот то же самое — и с видами магии. Ничего изначально плохого в Темных нет. Ничего изначально хорошего нет в Светлых. А Нейтралам в равной степени доступны любые виды энергии — но это не делает их ни «добром», ни «злом». Да и вообще с добром и со злом все гораздо сложнее. К примеру, для контрабандистов или для Сообщества (а там тоже есть и Темные, и Светлые) нет худшего зла, чем «Третья стража».

Три вида магов — светлые, нейтральные и темные — создали когда-то три подразделения: «Асгард», «Митгард» и «Утгард» соответственно. Ну, а их отношения — это дело хозяйское, бывало разное. Случались и ссоры — но никогда разборки не связывались только с «цветом» магии. А работа подчас требовала участия всех подразделений.

Скорее, между Темными и Светлыми поддерживался уважительный нейтралитет — «вы не суетесь в наши дела, мы не лезем в ваши, а если надо — работаем сообща». Это тоже было правилом, с которым немедленно знакомили новичков-стажеров. Мало того — зайти в офис другого подразделения, не сообщив по внутренней связи, считалось чем-то неприличным — если, конечно, не было ЧП.

Столовая была общей территорией, как и зал для собраний, но и здесь были свои столики для всех подразделений.

Но особо напряженных отношений Марина не замечала. Не говоря уж о том, что у нее перед глазами был совсем иной пример: Таня и ее друг, которого звали Алекс. Очень симпатичная пара. Она — из Темных, он — из Светлых. И ничего, жили вместе уже не один год, хотя такой союз был чем-то выдающимся даже по меркам «Третьей стражи».

Так исторически сложилось — Марина с самого начала подружилась именно с «Утгардом», с Темными. Возможно, оттого, что они казались ей своими. А Светлые — за малыми исключениями вроде Алекса — казались холодными и отстраненными.

Правда, окончательный выбор подразделения должен был произойти позже, но Марина не сомневалась, каким этот выбор будет. Да и ни у кого сомнений не было. Вот Игорь — парень, который оказался в «Страже» в один день с ней, склонялся то к Светлым, то к Нейтралам. С ним, пожалуй, было сложнее…

— Ну, что, пора вам, сударыня, знакомиться с нашими отдаленными офисами, — изрек Рэкки слегка насмешливо, обращаясь к Марине. — На небольшую практику тебя командируем. Прямо с завтрашнего дня.

В этом был он весь — какое-нибудь задание Рэкки мог дать неожиданно, как бы между прочим.

— А что это такое — дальние офисы? — спросила Марина. Честно говоря, рассчитывала она на несколько иные вещи — о том, что будет стажировка за границей, ее предупреждали давно. А тут речь шла о чем-то другом.

— Увидишь. Думаешь, у нас только это здание на весь огромный Петербург? — усмехнулся Рэкки. — Просто, я думаю, что тебе надо побывать в нашем центре общественных связей. Заодно — опыта поднабраться.

— Лихо… — покачала головой Таня. — Может, что-нибудь полегче?

— Пора, — убежденно сказал Рэкки. — Две недели в центре — не помешают.

— У Казарского, что ли? — ахнула Таня.

— А то ж! Я уж не помню, когда Казарский последний раз положительно говорил хоть об одном стажере. Так что для тебя есть шанс служебного роста, Марина, — весомо произнес Рэкки. — Заслужить доброе слово от Сережи Казарского — это, знаешь ли, суметь надо. Думаю, сумеешь. К тому же, он свой, из «Утгарда».

Марина была заинтригована в высшей степени. И немного встревожена. Одно дело — свои, «стражники», оперативный отдел. С ними легко и приятно, и учеба какая угодно, но не скучная. А центр общественных связей… Что это вообще такое?

— Значит, так, — говорил Рэкки. — Как всякая уважающая себя контора, мы имеем центр общественных связей.

— И сходство на этом — заканчивается, — дополнила его Татьяна.

— Правильно. Обычно центр создают для рекламы и афиширования. У нас он — для наблюдения и для войны на невидимом фронте. Очень, знаешь ли, полезная вещь. А остальное — сама увидишь, не буду торопить события, — он неожиданно строго поглядел на Татьяну. Мол, пускай помучается любопытством, ей — полезно.

Марина поняла, что ее подруга теперь больше не скажет ни единого слова ни о центре, ни о загадочном господине Казарском, который им заправляет. Оставалось только одно — прийти завтра в тот самый центр, где ее будут ждать, и увидеть все самой. Тем более, что вчера она как раз гуляла неподалеку — на набережной Фонтанки. Там — «где-то на Фонтанке» — и находилась эта более чем странная контора невидимого фронта.

За полтора года до событий,

Санкт-Петербург.

Михаил Геннадьевич Калмыков имел все основания сказать — жизнь удалась. Конечно, в новогоднюю ночь почти каждый может сказать то же самое — ну, разве что кроме подопечных Михаила Геннадьевича. Но тут уж ничего не поделаешь — судьба такой, как говорится.

А вот у него судьба сложилась более чем удачно. Деньги — в наличии. Отличная семья — жену с дочкой он отправил на праздники в Финляндию, давно уж обещал Светке, что на каникулах она поедет на родину Деда Мороза. Благо и стоит такой тур совсем недорого.

Прекрасная карьера, на погонах — уже давно не звездочки, но звезды. А в следующем году, если все пойдет удачно, звезды могут смениться одной-единственной, но Звездой. Именно так, с большой буквы.

Человеку несведущему могло бы показаться — Михаил Геннадьевич отослал свое семейство, а сам собирается на Новый год устроить какое-нибудь безобразие. Ну, к примеру, пригласить девочек по вызову. Или, хотя бы, пригласить своих друзей — еще со школьных времен — и напиться до свинского состояния, благо — без женщин.

Ну, это надо совершенно не знать Михаила Геннадьевича, чтобы предполагать подобные пакости. Во-первых, и жену, и дочку он по-настоящему любил. По крайней мере, желания изменять — не испытывал. Лишний компромат — он, знаете ли, при его положении совершенно ни к чему. А что же до друзей… Да не было их у Михаила Геннадьевича. То есть, конечно, не совсем так. Друзья были — по интересам. Одни перед ним заискивали, перед другими приходилась угодничать ему. Ну, что поделать, жизнь — она такова. Дружбы нет, есть взаимные интересы. По крайней мере, Михаил Геннадьевич был в этом убежден.

Так что Новый год он собирался встречать в гордом одиночестве. Конечно, можно было уехать с семьей и самому. Но сейчас такая поездка могла бы вызвать — не вопросы, нет, конечно, так, ерундовые вопросики. Но и вопросиков ему совершенно не хотелось.

Коньяк с закуской уже стояли на столе, в комнате работал телевизор, но Михаил Геннадьевич приглушил звук, и эстрадные певцы кривлялись и корчили рожи молча, по принципу «раскрывает щука рот, а не слышно, что поет».

Так, пожалуй, было лучше.

И вот это молчание прорезал телефонный звонок — неожиданно резкий и неприятный.

Михаил Геннадьевич подошел к аппарату. Вообще-то, сегодня ему вполне могли позвонить, хотя в его управлении все поздравили друг друга еще позавчера, после чего успешно разошлись. Но высокое начальство вполне могло вспомнить о подчиненном и позвонить. Почему бы и нет — знак был отличным и верным. Да и звонок вполне походил на межгород.

— Калмыков, слушаю, — строгим голосом проговорил Михаил Геннадьевич. Если это высокое начальство, пусть знает — он и сейчас не расслабляется, стоит на страже народной… то есть, конечно, федеральной собственности. Ну, а после первой фразы можно будет и расслабиться — ах, спасибо вам сердечное, не забыли — позвонили…

Но голос в трубке оказался совершенно незнакомым, что было очень и очень странно — чужие по этому телефону не звонили. Никогда. Даже если речь шла о срочных делах, использовались другие пути.

— Михаил Геннадьевич? — уточнила трубка.

— Да, — немного удивленно протянул Калмыков. Он еще предполагал, что звонивший будет его поздравлять.

— Очень хорошо, что вас застали дома, Михаил Геннадьевич, — искренне обрадовались на том конце провода. — Конечно, плохо, что приходится вас отрывать, вы, наверное, собираетесь праздновать… — голос, казалось, стал слегка заискивающим.

— В чем дело? — ледяным тоном осведомился Калмыков. Только не хватало, чтобы ему сейчас делали предложения, от которых сложно отказываться. Перед его мысленным взором замаячил отвратительный призрак Управления собственной безопасности. А вдруг — проверка? Решили, что расслабился человек под Новый-то год. Ведь за кое-кого сейчас, вроде бы, взялись капитально. Правда, они утратили чувство осторожности…

— Дело в вас, Михаил Геннадьевич, — вздохнул звонивший. — Именно в вас, ни в ком ином. Надеюсь, вы не подумали, что я собираюсь… Нет, напрасно, напрасно. Просто сегодня ночью, Михаил Геннадьевич, вас должны убить. Право на убийство предоставили вы сами. Вы имеете право хранить молчание, оказывать любое сопротивление, предпринимать побег… Но предупреждаю — это вряд ли вам поможет.

Михаил Геннадьевич молча выслушал эту тираду, но брови на его крупном лице поползли вверх.

— Кто вы? Кто вам дал право… — прошипел он, наконец.

— Повторяю — вы, — ответила трубка. — Оружие у вас есть? Вам оно по рангу положено. Советую использовать по назначению. Счастливого вам Нового года.

И тут же послышались гудки.

Михаил Геннадьевич стоял, недоуменно вертя трубку в руке. Ничего себе, проводы старого года. Но, по крайней мере, можно было не опасаться Управления собственной безопасности — это не его работа и не его методы. А все остальное — пустяки. Все остальное можно вполне пережить.

Скорее всего, это кто-то из его бывших «подопечных» — из тех, которых не следовало отпускать просто так. Вот теперь он и развлекается…

Чушь какая!

Михаил Геннадьевич выдернул телефонную вилку. Пожалуй, надо было пойти и ополоснуть горло коньяком. Сразу полегчает. А если эти шутники попробуют еще раз себя проявить — что ж, им же хуже. У них на него ничего нет — наверняка. А вот у него есть — и власть, и влияние.

Коньяк был лучшим из того, что можно достать в Петербурге. И шел он чудесно, особенно под легкую закуску. И очень скоро неприятный осадок, вызванный звонком, куда-то исчез, растворился без остатка.

Он включил телевизор. Концерт сменился обращением Президента, потом заиграл гимн… Все было как всегда, все было отлично.

Но стоило только закончиться гимну — и Михаила Геннадьевича сдернул с места резкий и пронзительный звонок во входной двери.

Неожиданно неприятные минуты, связанные с «поздравлением», словно бы вернулись, а чудесный греческий коньяк (выпита была уже не одна рюмка) на какое-то мгновение колом стал в пищеводе.

Хотя — с чего бы? Наверное, это кто-то из соседской молодежи. Кому же еще и звонить в такую ночь?! Чужие здесь все равно не ходят — внизу есть консьерж.

Михаил Геннадьевич осторожно выглянул в глазок. Нет, никого. Но ведь не показалось же?

Он осторожно приоткрыл дверь.

На лестничной площадке никого не оказалось. Зато прямо перед дверью лежал небольшой конверт — самый обыкновенный.

Адрес сомнений не оставлял: «Калмыкову Михаилу Геннадьевичу» — а дальше шли его должность и звание.

Минуты две Михаил Геннадьевич колебался, прежде чем взять конверт в руки. В конце концов, история со спорами сибирской язвы случилась в Штатах, но кто знает, что и кому могло прийти в голову здесь.

Наконец, профессиональный интерес все же победил. Михаил Геннадьевич вернулся, надев перчатки, и осторожно взял в руки конверт. Повертел его в руках. Судя по всему, там была вложена какая-то бумага.

Он перевернул конверт. С другой стороны было отпечатано: «Можете не опасаться, сибирской язвы нет».

Вот оно, значит, как — кто-то его мысли читает?!

Это только раззадорило Михаила Геннадьевича.

Он вернулся в квартиру, осторожно положил конверт на стол, потом зачем-то снова выключил телевизор.

Некоторое время он довольно тупо смотрел на адресованный ему пакет, потом не удержался, потянулся к початой бутылке с коньяком, налил и залпом выпил.

Слегка полегчало, можно было приступать к вскрытию.

Он достал ножницы, поправил перчатки и осторожно отрезал край конверта. Он ожидал чего угодно — от неизвестного серого порошка до письма с обвинениями и угрозами. Только не того, что обнаружилось.

В конверте оказался чистый лист бумаги.

Самый обыкновенный лист самой заурядной бумаги.

Некоторое время Михаил Геннадьевич тупо смотрел на это безобразие. Повертел лист в руках, на всякий случай, не снимая перчаток.

Нет, все верно. Лист был девственно белым.

Отчего-то накатила противная слабость. Он снова потянулся за коньяком, снова выпил залпом, не закусывая. Он все еще не в силах был понять, что именно происходит.

Когда Михаил Геннадьевич вновь потянулся за содержимым конверта, то едва не вскрикнул от удивления. На бумаге были отпечатаны — вероятно, на компьютере, — убористые строчки, которые сейчас начали проступать наружу, с каждым мгновением становясь все отчетливее.

Это было даже не досье. Это был самый настоящий роман, да такой, который не оставит и мокрого места от человека с какими угодно звездами на погонах.

Здесь перечислялись все подвиги и деяния Михаила Геннадьевича. Все коммерсанты, которые вынуждены были давать взятки. Все, кого по его распоряжению подвергали пыткам, бросали в пресс-хаты, заражали туберкулезом в тюрьмах — дабы были посговорчивей.

Впрочем, таких как раз было немного. Большинство предпочитали откупаться. И здесь об этом говорилось вполне открыто и без прикрас.

Почему-то пришло удивление — как такой огромный список мог уместиться на одном-единственном листке бумаги. Пожалуй, он был достоин множества томов уголовного дела. Такого дела, которое стало бы его надгробием.

Строчки расползались, извивались, будто змеи, норовя ужалить Михаила Геннадьевича. Он тупо смотрел на проклятый лист, готовый разорвать его к чертовой матери — и все же не решаясь сделать это…

— С Новым Годом, Михаил Геннадьевич, с новым счастьем, — послышался за его спиной голос — кажется, это именно он звучал в телефонной трубке.

Полковник резко обернулся.

Перед ним стоял вполне молодой и совершенно незнакомый ему человек.

Странная была внешность у этого незнакомца. Серо-стальные глаза на слегка монголоидном скуластом и смуглом лице глянули на Михаила Геннадьевича немного насмешливо — и даже почти что по-доброму. Но лицо человека отнюдь не было тонким — довольно массивная нижняя челюсть никак не вязалась с восточными чертами лица. Одет он был в джинсы и в черную утепленную куртку.

— Вам это, наверное, интересно? — почти равнодушно спросил незнакомец.

— Вы кто? — подскочив и слегка попятившись к двери, спросил Михаил Геннадьевич. — Вы… этим…

Было вполне понятно, что еще один экземпляр досье очень даже может стать новогодним подарком Управлению собственной безопасности. А там умеют проверять факты и фактики…

— Думаете, наверное, что я буду вас шантажировать, Михаил Геннадьевич? — сконфуженно улыбнувшись, проговорил молодой человек. — Нет, конечно, зря вы так меня разочаровываете. А кто… Да как вам сказать. Я ваш прокурор. Персональный прокурор. Он же — исполнитель наказаний. Видите, — он горестно вздохнул, — работа у меня такая: без отгулов, без выходных; даже без праздников.

— Вы… — еще раз невнятно пробормотал Михаил Геннадьевич — и вдруг понял, что не может сделать ни шагу. Он сразу как-то обмяк и обрюзг, и раскрыв рот, тяжело дыша, смотрел на незнакомца.

— Я, — проговорил тот. — А вы, что, Деда Мороза ждали? — голос его стал резким и металлическим, в нем не осталось ничего от прежней напускной мягкости. — Я знаю, вы сейчас готовы произнести речь. Про себя, про дочку, про жену? Так ведь? А у этих людей, между прочим, тоже жены были. И дети. И матери. А может, вам хочется сказать про христианское прощение? — человек зло усмехнулся. — Так это вы зря. Если вы религиозны, то неправильно понимаете религию. На самом деле это — справедливость. Но религия — дело личное… Так что, Михаил Геннадьевич, я вам дал шанс умереть по-мужски. Даже способ подсказал. А вы не стали слушать. Тоже дело ваше.

Он развел руками.

— Собирайтесь, полковник Калмыков. Нам с вами предстоит долгий путь.

Михаил Геннадьевич не двинулся с места. Он стоял и ошалело смотрел в немигающие глаза незнакомца.

— Да кто вы такой? — прохрипел он наконец.

— Вам так это интересно? Я — просто оборотень, самый обыкновенный оборотень. А вот вы — оборотень в погонах. В том — вся разница между нами. Так что — следуйте со мной.

И отчего-то Михаил Геннадьевич понял, что ему придется подчиниться.

Просто иначе невозможно.

Он прошел через прихожую, даже не остановившись, чтобы одеть гражданское пальто или полковничью шинель. Его словно бы подгонял взгляд сверлящих затылок немигающих глаз.

— А в квартиру вашу я прошел, пока вы брали пакет. Отвести глаза — самое простое дело, — равнодушным тоном бубнил незнакомец. — Поторапливайтесь…

Они прошли вниз, не пользуясь лифтом. Как выяснилось, консьерж спал беспробудным сном за своим столиком.

На улице Михаил Геннадьевич почувствовал холод. Но почему-то этот холод словно бы выпил из него все силы. Ворочать языком было лень. Ему потребовалось полное напряжение сил, чтобы выдавить один-единственный вопрос:

— Куда?

— Нам — недалеко, — с готовностью ответил его конвоир. — Минут десять — и мы на месте.

Где-то в небе вспыхивали ракеты, за соседними домами весело рвались петарды. Михаил Геннадьевич подумал, что будет очень хорошо, если сейчас кто-нибудь попадется им на пути — мало ли подвыпивших компаний гуляет в праздники. А это — шанс убежать.

Но когда они поравнялись с такой компанией, никто даже не стал кричать привычное «С Новым годом!» На них просто не обратили внимания — словно и не было на свете ни полковника, ни его конвоира. А кричать или бежать Михаил Геннадьевич не мог — он лишь тупо переставлял ноги, словно бы подчиняясь командам извне. Да так оно, по сути, и было.

Они свернули во двор, прошли несколько арок.

— Здесь, — сказал конвоир, и Михаил Геннадьевич покорно остановился. — Пришли.

— Куда? — еле слышно спросил полковник, понимая, что сейчас человек, стоящий слегка позади слева от него, достанет бесшумный пистолет, и…

— Сюда, — скрипнув сапогами по снегу, незнакомец подошел к нему. — Видите — вон тот бак?

Михаил Геннадьевич покорно повернулся. И верно — шагах в пяти от них стоял большой мусорный бак с приоткрытыми люками.

— Поясняю — это место для мусора, — четко и назидательно произнес незнакомец. — Значит, вам туда, гражданин Калмыков. Есть честные хорошие ребята — зовутся милиционерами, всякую пакость ловят. А вы — мусор. Мусор — к мусору, прах — к праху. Вперед!

И Михаил Геннадьевич покорно полез в бак…

…Чувствовать холод он вскоре перестал. Больше того — ему вдруг показалось, что вся эта история — какой-то дурацкий сон. Здесь было кресло, где он сидел, был стол, с едой и закуской. Всё было просто замечательно — и Новый год, и жизнь, которая удалась… удалась…

Только через два дня в заброшенном мусорном баке обнаружился окоченевший труп неизвестного мужчины — скорее всего, бомжа. Никто его не убивал. Вероятно, бедняга забрался в бак, решив отметить праздник в каком ни есть, но жилище. Сиденьем ему служил рваный матрас, а что он ел и пил, лучше и не перечислять. Ничего хорошего, во всяком случае.

А потом бомж замерз. Видно, даже не смог выползти из бака, чтобы добраться до дома с теплой батареей.

Так решили в самом начале.

И только потом «бомжа» опознали…

Глава 3 Наколка самоубийцы

2005 год,

Санкт-Петербург.

Охранник при входе полагается любой уважающей себя конторе. Даже, скорей, не охранник, а привратник. Мало ли кому и зачем нужно прийти. Или, скажем, выйти…

Да-да, именно так. К примеру, в офисе на Петроградской иногда и задержанных приходилось поселять — временно, разумеется. Да и вообще, такая ситуация — это самое настоящее ЧП.

Когда Марина впервые оказалась в офисе (а случилось это почти год назад), ей было сказано, что раз она — стажер, то, естественно, доступ ей открыт в любое время дня и ночи. И, кроме того, что совершенно незаметная охрана будет знать ее в лицо, на нее настроят и «привратника».

«Привратником» служила небольшая статуэтка древнеегипетской кошки. И когда Марина оказалась в офисе «Стражи» в первый раз, ей показалось, что кошачьи глазки засветились — правда, не слишком ярко.

«Привратник» запомнил еще одну хозяйку. Мало того — теперь ей был открыт доступ во все офисы «Стражи» с такими же привратниками. Правда, о существовании еще каких-то удаленных отделов она узнала лишь вчера.

Здание «где-то на Фонтанке» — ей долго объясняли, где именно; надо было петлять через дворы, — нашлось достаточно быстро. Естественно, никакой вывески на дверях на первом этаже не было и в помине.

Марина постучалась. Дверь, как ни странно, оказалась незапертой и открылась от одного легкого движения.

За дверью оказался коридор, откуда-то из глубины помещения слышались голоса. Здесь же не было никого — кроме кошки-привратника. Марина сделала шаг, кошачья голова развернулась к посетительнице, а в глазках вспыхнул зеленоватый огонек.

Девушка остановилась, не решаясь идти дальше — обычно, нарушитель, как ей объясняли, просто не сможет двинуться с места. А вдруг здесь другая система, пострашней?

Но нет, огонек в кошачьих глазках погас, и привратник снова стал с виду безобидной статуэткой. Путь был открыт.

Но ее по-прежнему никто и не думал встречать — как будто и не ждали.

«Ну и ладно, — подумала девушка и шагнула в коридор. — Может, дела у них срочные…»

Она решительно отворила дверь, за которой слышались негромкие голоса.

Внимания на нее никто не обратил, поэтому Марине ничего не оставалось делать, как осмотреться.

В небольшом помещении стояло несколько компьютеров. За одним из компов сидел высокий парень в очках — наверняка здешний системный администратор, одетый в домашний свитер и джинсы. Он сидел вполоборота к Марине, но, видимо, не замечал ее присутствия. Это было вполне объяснимо — на экране происходило захватывающее зрелище: несколько космических кораблей атаковали мощную станцию, настоящую звездную крепость. По судорожным движениям мышки в руках парня Марина поняла — дело плохо, атака, кажется, захлебывалась, нашим сегодня не везло.

Немного в стороне от парня, чья бренная оболочка дергала мышку и нажимала клавиши, тогда как дух парил где-то в туманности Ориона, размещался еще один комп. Там собралось исключительно женское общество.

На компе маячила заставка, и была она там, должно быть, давным-давно. Прекрасную половину центра общественных связей компьютерные игры совершенно не интересовали. Дама лет тридцати оживленно беседовала с девушкой — примерно ровесницей Марины. Их голоса и были слышны в коридоре.

Обсуждался очень важный вопрос — до Марины долетали «петли», «накиды» и прочие спецтермины, которые она не знала, поскольку никогда не увлекалась вязанием.

Девушка поняла одно — если она сейчас кого-нибудь оторвет от важных занятий, чтобы узнать, где можно найти господина Казарского, на нее обидятся. Очень. До конца ее практики здесь.

Поэтому она снова оказалась в коридоре. Кажется, здесь было не одно помещение.

Марина сделала еще пару шагов — и неожиданно закашлялась. Кажется, в каком-то из здешних помещений был пожар — во всяком случае, дымом несло очень ощутимо.

Девушка и сама не относилась к некурящим, но во всем же надо знать меру!..

А никакой меры здесь, судя по всему, не знали. Во всяком случае, молодой человек — опять же, в свитере и джинсах, — и светловолосая невысокая девушка, сидевшие на диванчике рядом, смолили, словно два паровоза. А в пепельнице, стоявшей перед ними, окурков было уже полным-полно. Разговор, кажется, шел о фильме «Турецкий гамбит», — но, судя по тому, как парочка поглядывала друг на друга, держась за руки, беседовать они могли вообще о чем угодно — лишь бы слушать друг друга.

Естественно, на Марину ни он, ни она даже и не посмотрели. Это было так странно, что девушка подумала — а не приобрела ли она, совершенно случайно, такое магическое качество, как невидимость.

Примерно через минуту терпение Марины иссякло, и она немного смущенно кашлянула.

Первой к реальной действительности возвратилась блондинка.

— Вам кого? — спросила она, не выпуская руки своего парня.

— Мне надо к господину Казарскому, — проговорила Марина.

— A-а, вы наш новый стажер, — любезно улыбнулась блондинка. — Я вас провожу. Дима, покарауль сигарету, я сейчас…

И через мгновение Марина оказалась в том же зале с компьютерами.

— Сережа, к вам пришли, — небрежно заявила блондинка, подойдя к «админу», чье галактическое воинство было все же разбито — сейчас шла перегруппировка сил.

Парень в очках обернулся и невыразительным взглядом уставился сквозь очки на посетительницу. Марина решила, что он, должно быть, ожидал увидеть кого-нибудь из своих компьютерных инопланетян.

После вчерашних намеков и недомолвок она была готова увидеть кого угодно, хоть монстра — вот только не этого добродушного, одетого по-домашнему парня в свитере. Свитер очень четко говорил — его хозяин не так давно пил пиво. И закусывал. Кажется, сосиской в тесте. С кетчупом. Хотя в последнем Марина уверена не была.

Наконец, лицо господина Казарского прояснилось.

— Ага, Марина Крутицкая, — он широко улыбнулся. — Как раз, как раз, вас-то мы и ждем…

Марина могла быть уверена в чем угодно — вот только не в этом. Но решила благоразумно промолчать.

— Отлично. Идемте на небольшое собеседование, а потом для вас будет задание. Самое легкое — просто надо посмотреть, как вы умеете обрабатывать информацию.

«Никак не умею», — подумала Марина, — и опять же, ничего не сказала вслух.

— Оля, — требовательно произнес начальник центра куда-то в пространство.

— Зря зовете, Сергей, она там, — дама, что постарше, прервала беседу и показала рукой куда-то в сторону курилки.

— Понятно, — вздохнул Казарский.

— Давайте, я чаю сделаю, — предложила дама.

— Да не трудитесь… — махнул рукой Казарский. — Идемте, Марина.

Чем дальше, тем больше Марина удивлялась. В свое время была она администратором в одном спортклубе и на нищенской зарплате. Но чтоб там кому-то было позволено вот так — взять и не явиться на начальственный призыв, а вместо этого любезничать со своим молодым человеком… в рабочее время…

Да и в самом офисе «Стражи». Нравы там, конечно, были очень даже добрыми. Но — лишь до той поры, пока дело не касалось работы и учебы. Тут уж — шутки в сторону.

Она ждала встретить здесь монстра, а не добродушного увальня.

«Да он же их распустил, — изумлялась девушка, сидя в начальственном кабинете напротив Сергея Казарского. — Сейчас еще возьмет и скажет — можете звать меня просто Сережей…»

— Да, можете звать меня просто Сережей, — проговорил глава центра. — Не люблю по отчеству, честное слово, — он слегка поморщился. — Мы же здесь, вроде, все свои.

Марина молча кивнула — удивляться чему-либо она устала. Ну, читает человек мысли — что ж с того…

— Вообще-то, среди журналистов еще принято и на ты… Но, пока что вы лишь практикант, увы, — он вздохнул. — Так что начнем сначала. Что вам известно о составлении информационных сообщений?

Вообще-то, Марина за свою не очень длинную трудовую жизнь прекрасно поняла великий принцип — говорить начальству слово «нет» нельзя ни в коем случае. Нужно отвечать — «да, но…»

Но здесь отвечать было нечего.

— Ну и не страшно, — миролюбиво пришел ей на помощь Казарский. — Начинать с чистого листа — всегда приятно. Да, выпить не хотите? Ради знакомства…

Через полминуты на столе стояла бутылка с очень приятным ликером, отдававшим мятой, и тарелка с бутербродами. И пока Марина управлялась со своей порцией, она узнала о великом принципе, придуманном когда-то в Новом Свете.

Принцип был настолько прост и ясен, что было просто удивительно — как до этого не додумались раньше. Информационное сообщение начинается с главной фразы о событии. При этом надо иметь в виду вопросы — «где?», «что?», «кто?», «когда?» — и «чем дело закончилось?» На последний вопрос отвечают следующие фразы сообщения. Все это зовется «принцип перевернутой пирамиды».

Вот, собственно, и все репортерские хитрости.

— Но, — проговорила Марина, — я думала, что…

— А, понятно, какое это имеет отношение к нашему с вами общему делу? А знаете, самое прямое, — серьезно сказал Сергей. — Во-первых, магия — всегда работа с информацией. А во-вторых, иногда можно узнать совершенно интересную зацепочку — а раскручивает клубочек наш дорогой Рэкки. Или — Стрешнев. Или весь наш триумвират в полном составе. Но вам, Марина, зацепочка сегодня вряд ли грозит. Сегодня у нас с вами ознакомительный тур. Сколько сейчас на моих золотых? — он, усмехнувшись, посмотрел на часы на руке — самые дешевые из электронных. — Ага, одиннадцать двадцать. Значит, до двенадцати вы успеваете. Вам надо пойти в городской дом журналиста, это здесь, совсем недалеко. Что там у нас сегодня? Кажется, пресс-конференция каких-то турфирм. Да это и не важно. Зато там непременно будет небольшой банкет. Публику посмотрите, послушаете, запишите, придете и наберете на компьютере небольшое Информационное сообщение. Вот и все — просто и мило. Как я понимаю, вы работаете у Рэкки, а там приходится дружить с компьютерами?

Это было точно подмечено — Рэкки и в самом деле обожал технику и старался, чтобы его сотрудники относились к ней так же.

— Ну, а после будет знакомство с народом, — улыбнулся Казарский. — Или — на завтра перенесем… — добавил он.

На улице Марина отчего-то почувствовала себя неважно. Возможно, все дело было в духоте в помещении центра. Или же — в том, что там беспрестанно курили.

Идти пришлось по набережной — мимо «Лениздата» к Невскому проспекту.

Марина успешно миновала само здание «Лениздата» — этакий архитектурный памятник прошлого века, коробку среди старинных домов, — прошла через сквер, откуда начиналась если и не самая красивая, то уж наверняка самая гармоничная и правильная в городе улица Зодчего Росси.

А дальше до Невского было подать рукой. И до «Дома журналиста» — тоже. Нужно всего лишь пройти по мосту, на котором бронзовые юноши укрощают бронзовых коней.

Уже почти что сойдя с моста, Марине пришлось миновать группку довольно неприятных молодых людей, настойчиво протягивающих прохожим какие-то не то рекламные листовки, не то карточки. Ей буквально перегородили дорогу, так что Марине пришлось сделать шаг в сторону, чтобы рука с карточкой зависла в воздухе.

Рожа у раздатчика была отвратительной на редкость, с такой рожей нужно сидеть в тюрьме, а не ходить по центру города. Профессия его была еще хуже, и Марина об этом прекрасно догадалась. Сейчас молодым людям попадет в сети какой-нибудь дурак или дура, которые не читают газет и не знают, что есть такая штука — «лохотрон». Конечно, дурак тут же что-нибудь «выиграет», конечно, среди прохожих найдется еще один «выигравший» с тем же номером карточки — ошибка, видите ли, вышла… А через минут десять вся наличность дурака перейдет к продувным рожам.

Можно было бы применить какое-нибудь почти что безобидное заклятие — ну, к примеру, заставить продувных рож бросить свой бизнес и бежать сломя голову к ближайшему возможному туалету, где они и пробыли бы остаток дня. Но Марина не стала расходовать на «лохотронщиков» магическую энергию. В конце концов, их добыча — дураки. А глупость надо наказывать. «Глупость — грех первейший и вреднейший», — это было одной из заповедей «стражников». К тому же, время пресс-конференции уже подходило, а опаздывать не хотелось.

Посему, «лохотронщики» продолжали дурить народ и дальше, а Марина спокойно перешла Невский.

И снова с ней что-то произошло — будто в сон неожиданно потянуло. Она медленно прошла в холл, мимо вахтерши, которая ее ни о чем не спросила, а потом поднялась по лестнице на второй этаж. Ноги слушались плохо, и девушка никак не могла сообразить — с чего это на нее нахлынула такая усталость.

Где именно находится та самая Зеленая гостиная, Марина совершенно не представляла, поскольку оказалась здесь в первый раз. У столика с телефоном, где должна была дежурить еще одна вахтерша, никого не было, так что приходилось разбираться самой.

На счастье Марины, по лестнице послышались шаги, кто-то оживленно переговаривался друг с другом. И через секунду на лестничной площадке обнаружился курчавый и чернявый парень в очках — точь-в-точь как у господина Казарского. В одной руке у парня была полуоткрытая сумка, откуда торчал блокнот, в другой он держал свою спутницу — миниатюрную девушку, — казалось, подует ветер — и она улетит.

— Простите, а где здесь турфирма… — Марина произнесла название едва ли не по складам — оказывается, она еле могла ворочать языком.

— А, это рядом, идем, — рассеянно сказал парень, хотя Марина заметила его внимательный взгляд. Похоже, он отлично подмечал всех «не своих».

— А ты откуда? — спросил парень, когда они вошли в довольно большое помещение с вытянутым столом в форме буквы «Т».

— Так, агентство, практика, — пожала плечами Марина.

— А, журфак, — догадалась миниатюрная девица. — Понятно… — протянула она не очень-то одобрительно — кажется, Марина сразу же и очень низко упала в ее глазах.

— Что есть воробей? Это соловей, окончивший журфак! — изрек курчавый юноша.

— Не с журфака, а на испытательном сроке, — Марина вовремя догадалась исправить ситуацию.

— А, — понимающе кивнул парень. Похоже, ответ был правильным — правда, дался он Марине с большим трудом.

Молодые люди могли задавать вопросы дальше, и, в конце концов, привести Марину к провалу как тайного агента, но тут их внимание было отвлечено каким-то субъектом, протискивающимся через двери гостиной.

Субъекта было сложно не заметить, а заметив — не запомнить. Строго говоря, первым появился не он сам, а его огромных размеров живот. А уж после в дверь пролезло все остальное.

— О, Брусницын, — восторженно протянула миниатюрная. — Значит, обед будет хорошим…

— Еще бы, — заявил курчавый. — Этот куда попало точно не пойдет. Кстати, запоминай, раз уж на практике, — наставительно обратился он к Марине. — Вот товарищ Брусницын. Неважно, какое он там радио Гондураса представляет, но обедает всегда вкусно и хорошо. У него на разные презентации — нюх. Это, знаешь ли, легенда, таких, как он, надо знать в лицо…

Брусницын, тем временем, сел. Марина опасалась, что сейчас в гостиной раздастся треск ломающегося стула — но нет, каким-то невероятным образом все обошлось.

Потом вошли еще несколько человек, о Марине, к счастью, окончательно забыли.

О том, как проходила сама пресс-конференция, девушка помнила очень плохо и очень смутно. Она сосредоточенно ковырялась в блокноте, пытаясь записать слова выступающих, — те, вроде бы, особенно подчеркивали безопасность и дешевизну туров. Марине показалось, что главное — выписать в блокнот их фамилии, но оказалось, что и этого не нужно — присутствующим раздали рекламные проспекты и релизы.

Так что теперь самым важным было — не уснуть.

Марина стоически сопротивлялась сну, не понимая, что за мерзкую шутку выкинул так неожиданно ее организм. Вроде все было в полном порядке — по крайней мере, утром. Она отлично отдохнула у себя, на Петроградской. Прекрасно позавтракала там же, в «Страже». А вот теперь что-то происходит, а она совершенно ничего не может сообразить. И — что хуже всего — у нее полностью рассредоточено внимание.

Пожалуй, для сопротивления сну нужно было попытаться применить кое-что из того, чему ее научили за год в «Страже»…

Вопросов задавали немного. А когда кто-то дотошный все же начал их задавать, его коллеги-журналисты посмотрели на него с таким видом, будто хотели сказать: «Если это — не последний твой вопрос, то сейчас мы сделаем так, что он станет последним. Съедим на презентации — и вся недолга…» А кто-то — негромко, но очень различимо — произнес:

— Кончайте, водку пить пора!..

Когда все поднялись, Марина подумала, что, пожалуй, можно и уходить, но ее остановили курчавый со своей подружкой:

— А ты куда? Пошли на банкет…

Вскоре Марина узнала несколько вещей. Во-первых, три четверти присутствовавших пришли не за информацией, а за хорошим обедом, а кое-кому требовалось еще и похмелиться — и такая возможность здесь тоже была. И те, кто пресс-конференцию задумал, прекрасно о том знали — но очень рассчитывали на оставшуюся четверть.

Во-вторых, новых знакомых Марины звали Юра и Света, и трудились они в довольно желтоватых изданиях, которые вряд ли бы стали публиковать что-то про турфирмы. Оба занимались вещами куда более интересными — а именно, криминальной хроникой, — и были давними друзьями (похоже, и не только друзьями) именно на почве своей работы.

Марина рассеянно слушала, медленно расправляясь с бутербродами, присыпанными красной икрой, и понимая, что дома, то есть, в «Страже», еда и лучше, и здоровее. Но когда еще она сегодня туда доберется.

Что касается Юры, то казалось, что у него не две руки, а добрый десяток — как у какого-нибудь индийского божества. Он одновременно делал сразу несколько дел: подливал девушкам легкого вина, рассказывал о каких-то случаях из своей богатой практики, заодно тихонько комментируя для Марины деяния всех присутствующих. Кроме того, он же взял на себя обязанность подавать девушкам бутерброды и всяческие деликатесы — чтобы их пластмассовые тарелки не опустели. У него на тарелке бутерброды возвышались горкой, и горка эта периодически исчезала — когда и как, Марина даже не могла рассмотреть.

При этом Юра ухитрялся еще и рассказывать что-то о своей работе.

— Так вот, тут все голову ломают — что за самоубийства такие? Как эпидемия. То в прошлом году — как начали выкидываться из окон на Московском — и все один и тот же дом. А потом все успокоилось… Квартира там нехорошая, что ли?

Пожалуй, вот насчет самоубийств прошлой осени Марина могла бы кое-что и рассказать. Квартиры в том доме были очень даже хорошими — чего нельзя сказать о жильцах. Точнее, об одном жильце, на которого очень вовремя обратила внимание «Третья стража». Не обратила бы — и, может быть, и пресс-конференции с банкетом сегодня не было бы.

— Это ладно, — на тарелках у Светы и Марины появилось еще несколько бутербродов с ветчиной, а Юра продолжал трещать. — Тут вот мне бы материальчик один сделать — про неопознанные трупы, — он сделал перерыв на то, чтобы проглотить шампанское, и продолжал:

— И никаких следов насилия. И — никаких разборок. Помер человек — и все тут. Недели две назад выловили из Волковки… Труп мужчины — в состоянии гнилостного разложения, так и было в сводках сказано…

— И что? — немного лениво дожевывая бутерброд, спросила Света, которой, кажется, не очень-то нравилось внимание ее приятеля к новенькой.

— И ничего! Ни по каким картотекам не проходит! Татуировка на плече — двуглавый орел без корон и косая пентаграмма. Вот и все документы…

— Может, «гастролеры»? — предположила Света.

— Вряд ли. Говорю же — такое впечатление, что он сам взял и утопился — это в Волковке-то! У проспекта Славы!

Марина немного представляла себе, что такое Волковка у проспекта Славы. Топиться в такой… гм, скажем, речке, мог не просто самоубийца, а законченный мазохист.

— Это ладно, — продолжал Юра, плеснув в бокалы девушкам какую-то темно-красную жидкость и передав бутылку кому-то еще. — Они его возраст не могли определить. То ли тридцать мужику было, то ли все семьдесят. Какая-то у него ерунда с организмом.

— Так он же разложившийся, — проговорила Света, искоса глянув на Марину — а как там новенькая, ничего, часом, не приключилось с ней и с ее желудком?

С Мариной было все в порядке — если не считать, что слушала она вполуха. Голова кружилась, мир хотел сорваться с места и куда-то улететь, поэтому приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы он оставался где положено.

— Да все равно определили бы — даже после Волковки… — уверенно ответил Юра. — А тут — не могут, и все. Перекос-парадокс!

— Молодые люди, не поможете, — к ним подошел какой-то бородатый человек, тоже, судя по всему, журналист. — Тут надо бы кое-что взять…

«Кое-что» оказалось непочатой бутылкой водки, которую бородатому очень хотелось унести домой.

Военная операция разворачивалась очень просто и быстро: бородатый, Света с Юрой, а заодно и Марина подошли с пустыми бокалами к столу, делая вид, что очень заняты беседой, и неплохо бы для продолжения важного разговора его «размочить». Бутылка была взята со стола, компания отошла в уголок, — якобы, соображать на четверых, — а бутылка аккуратно перекочевала бородатому в сумку.

— Тяжек журналистский хлеб, — подмигнул Юра Марине. — Ничего, научишься…

На улице ей лучше не стало — скорее, наоборот. Немного подумав, Марина решила свернуть на узкую и не очень многолюдную улицу, идущую от Невского, а не идти по Фонтанке. Пожалуй, такого с ней еще не творилось — чтобы так напиться? Да с чего! Вроде, и выпито было совсем немного.

Ноги подкашивались, и различив под очередной аркой дворик со скамейкой, девушка решила свернуть туда. Нужно было хотя бы чуть-чуть отдохнуть и привести себя в порядок. А то так и неяркий (к счастью) макияж мог потечь — ей казалось, что ее лицо просто пылает.

Она достала зеркальце, внимательно осмотрело лицо — вроде, ничего страшного с ней не происходило. Да и дошла сюда она, вроде, не шатаясь — просто мысли куда-то улетучивались. А ведь надо было еще и сделать это дурацкое информсообщение об этой дурацкой турфирме. Как его набирать, с чего начинать — сейчас она решительно этого не представляла.

Убрав зеркальце, она поняла, что в этом пустынном дворе она была не одна. Пожалуй, такого соседства надо было испугаться любой девушке — вид у парней, стоящих в арке, был самым криминальным. Но Марина могла попытаться отвести глаза. К тому же, как она через мгновение поняла, этих троих бандитского вида типов никакие девушки сейчас не заинтересовали бы — хоть стриптиз на скамейке устраивай. К тому же, она вспомнила, где видела одного из них. На Аничковом мосту, около бронзовых коней — не далее, чем пару часов назад. Ну, да, это были «лохотронщики». И сейчас они разбирались между собой.

— Значит, отдал, бля? — сквозь зубы вопрошал один из них, взявши за отворот куртки своего сотоварища. — Отдал — и не помнишь?!

— Кенарь, да это же из твоих был… Ты чё?.. — оправдывался его подельник.

Но Кенаря с зековской рожей было не так-то просто сбить с толку.

— Из каких-таких из моих?! Сказано было тебе — где, как и что отдавать, козлина! А ты… Значит, так, бери где хочешь, но чтоб сегодня через три часа… А не то быстро — на счетчик…

Марине все-таки пришлось отвести глаза, чтобы пройти под аркой — совсем рядом от разбирающихся «лохотронщиков». Кажется, вор у вора дубинку все-таки украл. Оно, пожалуй, и хорошо.

Плохо было другое — простенькое заклятие почти совершенно лишило ее сил. Девушке хотелось упасть прямо на мостовую — и заснуть. И все-таки она, каждый раз делая над собой усилие, шла к центру общественных связей. И едва не упала в коридор — прямо на кошку-привратника, которая осталась совершенно равнодушна к этому явлению — самая обыкновенная кошачья статуэтка «а ля древний Египет».

Марину ожидал сам Казарский.

— Ну, как обед? — бодро осведомился он. — Вижу, нормально… Ну, теперь располагайтесь за компом. От сердца отрываю, — усмехнулся он, показывая туда, где с утра экран был полем боя с коварными и неприступными инопланетянами.

Нормального, как раз, было очень мало — особенно, если брать в расчет состояние Марины.

— Вы, главное, не спешите — и все будет о-кей… — посоветовал Казарский и удалился. Дамочек — любительниц вязания здесь тоже не наблюдалось, так что помочь было некому. И Марине пришлось включать «виндоуз» и доставать из сумки рекламные проспекты.

Примерно часа через полтора все было готово, а девушка сидела за компом почти без сознания. Она даже не обернулась, когда в комнате за ее спиной оказался начальник этого странного заведения.

— Так-так, — он быстро пробежал глазами сообщение, набранное Мариной. — Пара грамматических ошибок — какая ерунда! А остальное — вроде, верно! И не с пресс-конференции начали, а со снижения цен на туры и с защиты от террористов. Похвально, — задумчиво бормотал он.

— А надо было про банкет писать? — спросила Марина, с ужасом понимая, что говорит, будто с кляпом во рту.

— Нет, не надо, — отрезал Казарский. — Да вы и не написали. Значит, Рэкки не соврал! Марина, идемте в кабинет. Хотя… Ни к чему, я сейчас.

Он выскочил и вернулся через минуту, когда девушка уже почти что спала у компа.

— Выпейте это, — сказал Казарский, протягивая ей какой-то бокал. — Сейчас же… Это вам поможет. И вообще, Марина Крутицкая, я должен перед вами очень извиниться…

— За что? — девушка отхлебнула из бокала жидкость. Сразу же защипало язык, а через мгновение ее голова начала медленно проясняться.

— За небольшую проверку. Что поделать, у меня свои методы. Та штука, которую вы пили у меня в кабинете, была не совсем мятным ликером. Точнее, для любого нормального человека это — просто ликер. Но для того, у кого есть способности к магии…

— А зачем? — Марина не чувствовала себя обиженной — скорее, удивленной до крайности.

— Я же говорю — свои методы. Кстати, в головном офисе меня, поди, расписали, как зверя? Это не совсем так. Просто эта вещь — ее состав вы потом узнаете — расслабляет внимание. Если человек не нацелен выполнить задание, то он его и не выполнит. Сопротивляться этому можно, стоит только захотеть. Словом, сила воли у вас есть. Это хорошо. Да, обещаю, — больше таких проверок не будет. Так что ваше пребывание здесь, Марина, будет спокойным и приятным. Думаю, остальные задания для вас окажутся легче.

Действие неизвестной странной штуки и на самом деле почти прошло. Теперь Марина чувствовала только легкое головокружение. Спать совершенно не хотелось.

— Знаете что, Марина, отпущу я вас, пожалуй, домой. Вы живете при «Страже» или дома?

— При «Страже», — откликнулась Марина.

— Тогда я вас отвезу. Может быть, это меня немного извинит, — Казарский казался слегка растерянным и смущенным. «И вовсе он не зверь», — подумала Марина.

В машине, которой пришлось ожидать в пробках (конечно, «стражники» на то и маги, чтобы эти пробки расчищать, если надо куда-то проехать, но сейчас торопиться было ни к чему), они разговорились.

— Я даже подружилась там с репортерами, — похвасталась Марина, после чего стала рассказывать про своих новых знакомых. Казарский слушал молча, кажется, его занимали какие-то свои мысли. Но всякий раз, когда Марина надолго замолкала, он говорил:

— Да-да, я слушаю…

Скорее из вежливости.

И продолжалось это до того самого момента, пока Марина не помянула об утопленнике со странной татуировкой.

— Что-о? — взвился Казарский так, что Марине показалось — сейчас он резко развернет машину. — Как ты говоришь — пентаграмма и орел? Двуглавый?!

Он даже про вежливое «вы» забыл. Марина вздрогнула — ей показалось, что она ляпнула по незнанию что-то не то.

Она взглянула на Казарского. Теперь в этом парне не осталось ровным счетом ничего от добродушного увальня, игравшего в компьютерные космические войны. Рядом с ней сидел зверь — сгруппировавшийся и уже готовый к прыжку. «Оборотень, — решила Марина. — Конечно, оборотень. Из кошачьих…»

— Ты понимаешь, что это такое?! Они ж там, у вас не работают, давно надо было по моргам службу организовать, по всем интересным трупикам. Ты хоть понимаешь, что эти твои приятели отыскали?! Орел…

— Без корон, — добавила Марина, ничего еще не понимая.

— И это запомнила? Ну, точно, Рэкки — он тебя еще недооценил, когда расхваливал. — Ну, устрою ему сейчас…

Ряд машин перед ними вдруг получил возможность беспрепятственно проехать — и водители воспользовались редким везением, не понимая, в чем тут дело. А потом Казарский рванул на всей возможной скорости — к офису «Стражи», на Петроградскую.

«Где-то во Франции»,

1940 год.

День, когда молния прорезала небо с Востока на Запад и с Запада на Восток, наступил совершенно неожиданно. А ведь говорили, писали, предполагали… Говорили, что Гитлер может ударить через Швейцарию. Говорили, что может пройти через Бельгию. Но французы не очень сильно беспокоились на сей счет — ведь у них была замечательная укрепленная «линия Мажино». И потом — сами посудите! — если уж Советы не смогли полностью победить небольшую и очень плохо вооруженную Финляндию, то уж какие-то там «боши» должны просто-напросто разбиться о французские укрепления. Да они ни за что не решатся нападать. А потом как-нибудь загнутся сами. Или свергнут Гитлера, что тоже вариант. И война будет выиграна малой кровью!

Свергать Гитлера или загибаться «боши» не захотели. Вместо этого они устроили «день ноль»…

…Зима оказалась суровой и тяжелой. Пожалуй, из тех бродячих животных, которым не повезло подобраться поближе к английским частям, вымерла половина. Они просто не умели находить себе пропитание — ведь кошки и собаки были домашними.

Странноватый зверь по имени «Дэринг» оставался все тем же — он не прибавил в росте, не стал более раскормленным. И это при том, что кошка ела за десятерых.

Зимой среди солдат ходили самые разные слухи. Сперва поговаривали, что их часть вот-вот должны бросить в заснеженную Финляндию, на помощь маленькому народу, который в гордом одиночестве сдерживал орды с Востока. Потом, когда война в Финляндии завершилась, полыхнуло у соседей Финляндии. И вот тут уж британцам и союзникам волей-неволей пришлось идти в бой. Но их часть все не двигалась с места, а Джорджу Хэнксу оставалось прикидывать, что делать со зверем, с которым он решительно не хотел расставаться — несмотря на то, что тот был облезлым и довольно страшненьким.

— Не во внешности дело! — поддерживал Хэнкса повар. — Такой бы кошке — да стаю крыс!..

— Может, в Германию ее заслать? — предлагали солдаты. — У Гитлера, говорят, собаки, — так она их передавит. Глядишь, хозяин-то от огорчения помрет…

…Предсказания — даже те, которые никто не смог перевести, — могут сбываться самым любопытным и невиданным способом. И с самыми странными последствиями.

Как раз в тот день, когда на Западном фронте начались решительные перемены, случилось то, что никто не заметил. Кошачий ошейник, который явно мешал зверю, и который никто так и не смог снять, развалился сам собой.

Но в тот день никому ни до чего дела не было. Часть получила приказ — выдвигаться к бельгийской границе.

Враг не стал бить напрямую по «линии Мажино». Зачем, если есть множество способов ее просто обойти?

А для Хэнкса этот день был печальным и вот еще почему — он никак не мог найти ту самую кошку, свою спасительницу. Вообще-то, он уже решил, что по возможности отправит ее домой, с какой-нибудь оказией. Но оказии все не случалось и не случалось — приказ выступать пришел раньше.

И временные казармы остались далеко позади — механизированная колонна рванулась в Бельгию, в отчаянной попытке не пропустить врага дальше. А Джордж Хэнкс нет-нет, да и поглядывал назад… Странно, от какой ерунды может зависеть человек с его настроением.

Впрочем, иные англичане, особенно — из «Стражи Мерлина» — не сказали бы, что это — какая-то ерунда.

Над головой раздавался рев самолетов. Начинался «блицкриг» — «война-молния». Но в тот момент это название еще мало кто знал…

Санкт-Петербург,

Лето 2004 года.

Следующая жертва должна была оказаться довольно нехарактерной. Честно говоря, ему пришлось долго проверять и перепроверять все, что он о ней знал. Слишком симпатичной она выглядела. Точнее, не симпатичной, конечно, — а просто красивой дурой, из тех, что нравятся мужчинам с большими кошельками и маленькими мозгами, спрятанными под мощной броней лобной кости.

И все же факты — вещь слишком упрямая. И говорили они о вещах крайне неприятных. Настолько неприятных, что здесь зачистка была просто необходима.

А он твердо решил — зачистка быть обязана. Тотальная. И то, что он сейчас делает — это лишь начало. Мразь должна бояться порядочных людей, должна бежать и прятаться по углам. И если у него есть то, что он называет «Даром» — значит, это дано ему не просто так. Значит, если он этим не воспользуется, он будет виноват. И перед собой, и перед Богом.

А в Бога он верил. Правда, совсем не так, как это принято. В церковь чистильщик не ходил. Просто знал, что на свете есть Бог, который зовется Справедливость. И не молиться ему надо, а служить — по мере всех возможностей.

Поэтому, выходя из квартиры вечером, он тихо проговорил:

— Да будет воля твоя…

Сегодня его путь лежал к огромной гостинице на берегу залива. Там должен был сниматься рекламный ролик. И ролик будет снят, и будет прокручиваться. Но больше никаких роликов с этой моделью не появится. Никогда.

Операция была тщательно разработана, и никаких сбоев не должно было случиться. А это значит, что когда все завершится, воздух в Петербурге будет чище.

Когда мотор «Ауди» резко заглох, Сашенька решила, что это какая-то ерундовая поломка. И вообще — ну какая поломка может произойти с новенькой машиной?!

Конечно, копаться в двигателе она не стала. Вместо этого набрала номер на миниатюрном мобильнике. И убедилась — мобильник, как назло, тоже отказал!

Вот это было уже настоящей эпидемией неприятностей. И вообще — сегодня был на редкость неудачный для нее день. И со съемками что-то не ладилось, и с утра с Сержем разругалась, а вот теперь еще и это!

Однако, что-то надо было предпринимать. Не сидеть же так в «Ауди» весь вечер и всю ночь.

«Белые ночи» уже успели кончиться, и в городе было довольно темно — тем более, что фонари на проспекте горели далеко не везде. Но как раз в этом месте фонарь был. Да и вообще, Сашеньке повезло хотя бы в том, что ее автомобиль предал хозяйку не в каком-то захолустье, а около стеклянной будки остановки в довольно оживленном месте. И — хочешь — не хочешь — ей пришлось подойти к остановке, где стояло два-три человека, не обратившие на нее никакого внимания.

А ведь могли бы и обратить! Не каждый день можно вот просто так на улице встретить героиню рекламных роликов с шампунями и колготками.

Никто к ней даже головы не повернул. Ни баба с авоськой — на вид лет пятидесяти, ни парень в джинсовой куртке, похожий на нищего студента, да еще наверняка из каких-то раскосых нацменов, ни мужики — типичные работяги, негромко говорящие о чем-то своем. Никому до нее, Сашеньки, не было дела.

Что ж, значит, придется вот с этими ехать в одной маршрутке. Ну, уж когда она приедет домой, то закатит Сержу хорошенький скандал. И будет он, дурашка, как шелковый!

Сам же говорил — «это люди не из нашего круга, и нам нечего делать около них».

Это он понимает, Сержик. А вот чтобы купить своей любимой исправную машину…

Сашенька постояла на остановке, слегка ёжась под ветром, дующим с залива. Вот только еще не хватало простудиться! Ей же в Штаты через месяц…

Пожалуй, следовало отойти под защиту стеклянной будки. Сашенька так и сделала, только сейчас соображая, хорошо ли она закрыла дверку «Ауди». А то вот такие работяги, как эти, с остановки… От них сейчас всего можно ждать. Серж говорит — злой народ сейчас.

А через минуту ей пришлось забыть про начинку «Ауди». О, нет, никакой затаившийся маньяк не выскочил на беззащитную красавицу, чтобы покуситься на ее девичью честь (коей не было у Сашеньки, наверное, лет с пятнадцати). И злобные хулиганы до нее не докопались — все же улица была достаточно людной.

Словом, никто другой, кроме Сашеньки, не обратил бы внимание на надпись на единственной железной стенке остановки.

Потому что надпись была предназначена лично ей.

Кто-то вывел по трафарету крупные готические буквы, хорошо заметные под фонарем:

Рядом красовался портрет какого-то монстра — не то дракона, не то инопланетянина, злобно ухмыляющегося в пространство.

Но не это привлекло внимание Сашеньки.

Рядом с надписью была приклеена фотокарточка. Очень небольшая фотокарточка девушки с довольно симпатичным лицом.

И Сашенька встала перед этой фотокарточкой, будто окаменев…

…Когда стало ясно, что именно эта сучка по имени Люда должна победить в конкурсе красоты (а победительницы в таких конкурсах всегда становятся известными заранее), Сашенька устроила не просто истерику — а самый настоящий скандал — с битьем посуды, с воплями и причитаниями, с обмороками.

И заставила итоги конкурса подправить. Как именно — надо спросить у тех, кто подчиняется ее другу. По крайней мере, выяснилось, что вступиться за поганую стерву будет некому. А после этого план был приведен в исполнение.

Она даже заехала в больницу, где оказалась Людка — все-таки, бывшая подруга. Врачи говорили, что все случившееся — навсегда. Изнасилование, разрывы — это заживает. Лицо будет безобразным навсегда, но и с этим люди живут. А вот с такими заболеваниями психики — не живут точно. По крайней мере, вне больницы.

— Да как они могли?! — рыдая, возмущалась Сашенька в кабинете у врача. Возмущалась недолго — тяжелый больничный запах гнал наружу — и чем скорее, тем лучше.

Само собой, маньяков-насильников не нашли.

И вот теперь Сашенька стояла и хлопала глазами, не в силах оторвать глаза от портрета своей бывшей подруги и соперницы, которая, должно быть, уже год как померла в той больнице.

— Ну как, нравится? — послышался у нее за спиной негромкий насмешливый голос.

Она медленно обернулась. Джинсовый стоял чуть поодаль и внимательно смотрел на девушку с рекламы.

— Ее мать уже умерла. Она сама — тоже. Так что вам не о чем беспокоиться, Саша. Во всяком случае, о ней вам точно не надо беспокоиться.

— А вы… а вы кто? — злобно спросила Сашенька, готовясь пустить в дело что угодно — и зубы, и когти, и голос — если только он посмеет…

— Прокурор, — просто ответил джинсовый. — Не бойтесь, не из органов. У них к вам вопросов нет. К вашему Сержу — тоже. А у других органов, — более компетентных… У них к вам тоже вопросов нет. Есть — ответы, — джинсовый говорил мягко и спокойно.

— Вы… ты… Вы ей кем-то приходились, да? — злобно сказала Сашенька. — Так вот слушайте, я совершенно не знаю, кто это и как…

Словарный запас у Сашеньки был небогат и иссяк очень быстро.

— Думаете, девочка, я сейчас возьмусь за кислоту, за нож, затащу вас в машину и там изнасилую? Не дождетесь. У меня и машины-то нет, — он помолчал, а потом добавил — все тем же спокойным и слегка даже добродушным тоном:

— А трахаться с такой, как ты — себя не уважать!

Сашенька хотела было открыть рот, чтобы что-то возразить — но почему-то не смогла произнести ни слова.

— Вон идет твоя маршрутка. Езжай отсюда, пока цела, — приказал джинсовый.

«Девушка с обложек» покорно переставляла ноги, садясь в подошедшую «газель». Кажется, эта «газель» шла именно туда, куда ей было нужно, хотя сейчас она готова была броситься куда угодно — лишь бы избавиться от этого типа в джинсовой куртке, и никогда, никогда больше не видеть его глаз, показавшихся ей в неверном свете фонаря серо-стальными.

Взяла себя в руки она достаточно быстро — тем более, что джинсовый (и вот это было странно) остался на остановке. Просто внимательно смотрел на отъезжающую маршрутку — только и всего.

Значит, это была пустая угроза — и не больше того. Видимо, это кто-то из Людкиных друзей. Ну, если что, Серж с ним разберется!

В маршрутке было тесно и душно.

— Не наваливайтесь! — грубо сказала Сашенька той самой бабе-кошелке, которая тоже была на остановке, но, кажется, ничего не слышала из разговора с джинсовым.

— Да и не собираюсь! — сказала баба, проходя, согнувшись в три погибели, по салону. А Сашенька рылась в своей сумочке, ища деньги, чтобы заплатить за поездку.

Конечно, десяток у нее не нашлось. Только тысячная купюра, которую она и передала водителю.

Тот чертыхнулся — едва ли не вслух, — после чего очень долго искал сдачу и еле-еле наскреб, — как раз к тому моменту, когда Сашенькины нервы окончательно не выдержали, и она не произнесла:

— Да сколько можно еще ждать!

Водитель задел рукой за табличку «Остановок „здеся“, „тута“ и „тама“ не бывает!» Мелочь рассыпалась на сиденье, но Саше и в голову не пришло ее подбирать;

— Девюшка, а девюшка! — послышался голос парня с Кавказа, сидевшего на переднем сиденье. — Деньга подберы, слюшай!

Сашенька не удостоила его вниманием, и сделала вид, что отвернулась к окну. Маршрутка, тем временем, проделав положенный путь по Васильевскому, пронеслась по мосту через Неву, в ту сторону, где у причала летом всегда стоят огромные, с дом величиной, зарубежные лайнеры.

Кавказец, который хотел было пристать к Сашеньке, отчего-то резко замолчал. А когда «газель» проехала мост, он вскочил, почти без акцента сказал водителю про Английскую набережную — и очень торопливо вышел из маршрутки, бормоча под нос что-то, касавшееся шайтана.

Потом постепенно стали выходить и остальные пассажиры, — но они никакого внимания на Сашеньку более не обращали.

До Витебского вокзала — до кольца — в «газели» доехала только одна пассажирка.

— Приехали! — гаркнул водитель едва ли не ей в ухо.

Сашенька даже не обернулась и вообще никак себя не проявила.

— Ну, вылезай, фифа размалеванная! Или ты там что — под наркотой, что ли?! — водителю очень хотелось хоть как-то уязвить эту девку из «новых русских» — уж больно поганый у таких шлюшек бывает характер.

И вновь его ждало молчание.

Не выдержав, водитель зашел в салон, чтобы выставить пассажирку. Он открыл дверь. Пожалуй, только известная фраза про «мать» не лишила его разума: недаром говорят, что черное слово беду гонит — это если его вовремя сказать.

Еще более вовремя и не бывает!

На водителя смотрела безумными вылупившимися глазами восьмидесятилетняя старуха в девичьем платье. Ее лицо было изрезано морщинами, худая шея покрылась складками и пигментными пятнами, а ноги под модной юбочкой были в варикозных венах.

Старуха пробормотала что-то совершенно нечленораздельное и бессмысленное — а потом выплюнула в водителя выпавший зуб…

Врачи еще не научились лечить внезапные случаи геронтофагии — болезни, когда вчера еще молодой и здоровый человек пожирается старостью. Наука даже не очень хорошо знает, отчего это случается. И научатся лечить эту редкую болезнь еще очень нескоро. К тому времени рекламные ролики с Сашенькой в главной роли будут забыты и погребены в архивах — если сохранятся вообще.

Глава 4 Заговор на кромке

2005 год,

Санкт-Петербург.

— Шляпа! — воскликнул Казарский, едва завидев Рэкки. — Старая шляпа!

Конечно, Рэкки был «свой парень», но чтобы вот так обращаться к нему, к начальнику, да еще и при посторонних. Честное слово, или обстоятельства были совсем уж крайними, или он сошел с ума. Марина еще в машине именно это и заподозрила.

— Что? — Рэкки с неудовольствием уставился на главу филиала. — Стажер не выдержала твоих проверок?

— Да, нет, выдержала, более чем выдержала, — Казарский снял очки и с какой-то бешеной радостью посмотрел на шефа Темных. — Настолько выдержала, что мы оба с тобой в луже оказались…

Марина поняла, что самым мудрым будет сейчас куда-нибудь удалиться — главное, подальше. Если господин Казарский не знает, как вести себя с начальственными лицами при подчиненных — это его, господина Казарского, личные проблемы. И не надо, чтобы эти проблемы стали еще и ее.

Но любопытство оказалось гораздо сильнее мудрости, и девушка не стала слишком плотно прикрывать дверь и слишком далеко отходить. Вообще-то, с магами, а особенно, если они — класса Рэкки, — такие штучки проходят плохо.

— Что случилось-то? — расслышала она голос Рэкки.

— А то — проворонили мы одну крупную птицу. А она вычислила. Случайно… Представляешь, ей там, на задании репортеры нарассказали — Ребров…

— Что? Он что — в России, а Питере?! А ей откуда это знать?! Дело-то очень давнее, — Марина представила, как Рэкки весь внутренне подобрался.

— А она и не знала. Просто случайно набрела на журналиста, который занимался криминальной хроникой. А тот ей и начал болтать — странные, мол, самоубийства, нашли какого-то типа без документов — с наколкой. Двуглавый орел без корон, косая пентаграмма… Узнаешь?

— Еще как! — воскликнул Рэкки. — Надо проверить, я сейчас своих ребят запущу… И если это Ребров…

— То жди действий наших дорогих противничков, и объявляй осадное положение. Думаешь, они нас в покое оставят? Наверняка же решили, что наших рук дело…

— Да уж… Но за такую новость!..

— Да, твоя стажер Крутицкая нехитрый тест прошла — на пять с мелким минусом. С микроскопическим…

— По-моему, такого еще не было, — проговорил Рэкки.

— Сам удивляюсь, — сказал Казарский, и к неудовольствию Марины, дверь закрыли — на сей раз плотно.

Девушка отправилась на свое рабочее место (впрочем, гораздо чаще таковым служил компьютерный столик в «общежитии») в надежде отыскать Таню, Корвина или кого-нибудь еще, кто мог бы ответить на ее недоуменные вопросы. Нет, конечно, ее хвалили, было просто замечательно — но любопытство становилось сильнее всяких похвал. Ребров… Она даже не слышала такой фамилии. Кто-то из Сообщества?

— Ну как? — Татьяна посмотрела на свою подругу и ученицу немного удивленно. — А мы тебя только к ужину ждали! Что, провалила? Испытания, небось, устраивал?..

— Да нет, все нормально, — Марина слегка махнула рукой. — Может, ты знаешь такую фамилию — Ребров?

— А с чего это ты вспомнила?

— Да так… — и волей-неволей девушке пришлось рассказать сегодняшнюю историю — и даже то, что она услышала, стоя у двери.

— Подслушивать нехорошо, — Татьяна погрозила пальцем, но никакого назидания не получилось, и обе девушки громко рассмеялись. — А то возьмут — и превратят во что-нибудь. В сову, например. Будешь, как у Гарри Поттера — послания разносить. Или — в виде чучела на полке стоять. Ладно, слушай… Как ты знаешь, мы, конечно, выглядим одинаково, но я все-таки, немножко постарше…

Это «немножко» у Тани было разницей на несколько десятков лет — и Марина об этом знала. «Стражники», просто маги, живут и не стареют очень долго. А если они еще и не совсем люди…

Вот Таня была как раз из «не совсем».

Поначалу Марину смущала эта невидимая глазу разница в возрасте, потом она привыкла, тем более, что Таня выглядела вполне современной девушкой. Даже модной.

— Так вот, когда я здесь оказалась, тот самый Ребров, Михаил Аркадьевич, был начальником «Утгарда». Да-да, Темных. Между прочим, и меня сюда принимал. Вообще-то, имен у него было много, но все помнили именно это — Ребров.

— А Рэкки? — спросила Марина.

— А Рэкки в Вильнюсском отделении тогда был. Его сюда после большого совета и прислали. Весь «Утгард» заново пришлось восстанавливать…

Конечно, историю магических искусств Марине изучать приходилось — но касалось это лишь далекой древности и средневековья. По крайней мере, пока. А вот об истории самой «Третьей стражи» в Питере она знала очень и очень немного.

— В общем, Ребров этот был из Сообщества, — сказала Татьяна. — Весьма выдающийся маг, между прочим. Операцию одну он нам обрушил, в пятьдесят третьем. Тогда все могло вообще иначе обернуться — если бы в политические игры не ввязались, точней, если бы он нас во все это не втянул. Так ведь мало того, что втянул — многих тогда просто перебили.

Слова Татьяны были на редкость туманными, и ничегошеньки не объясняли, о чем Марина и сказала.

— Просто наш город должен был стать полностью неподконтрольным Сообществу. А потом — не только Ленинград, но и вся страна. Деталей операции я и сама не знаю, была тогда… Даже не стажером, вроде тебя, а так — девочкой «подай-принеси, спасибо, можешь идти». Но этого Реброва я помню. А потом… Потом стрельба была. Кто ушел на кромку — тому повезло, Сообщество там почти бессильно. Ну, кто не ушел — тех перебили. В тот же год и в «органах» перетряска была. А у нас тогда с «органами» был и контакт, и союз. Это потом мы для них как бы существовать престали — после того, как восстановились, когда Стрешнев из подполья вышел, когда Рэкки сюда прибыл. Знаешь, так, как сейчас — оно, пожалуй, лучше. Сообщество тогда тоже проиграло. Это отдельная история. А виной всему — тот самый Ребров. Тот еще шпион. Значит, и на него управа нашлась…

— А что это за татуировка — орел без корон, пентаграмма…

— А, это, — улыбнулась Татьяна. — Он же в «Страже» давным-давно был. А до того — в одном теософском обществе. Наверняка — оттуда. Ты лучше расскажи, что за испытание тебе устроил этот самый Казарский?

— А ты и предупредить заранее не могла? — обиженно спросила Марина. — Опоил какой-то штукой, разрушающей внимание…

— А потом заставил внимание напрягать? Ну, это еще нормально. Я уж боялась, не пошлет ли он тебя брать интервью с какими-нибудь тварями с кромки…

— А что — мог?

— С него станется, — покачала головой Таня. — Знаешь, все тут вздохнули, когда ему офис выделили. Парень он, конечно, хороший, но придумать может что угодно. От его розыгрышей одно время все выли… Ладно, тебе совет — отдохни. Все равно с моргами и ГУВД сейчас без тебя разбираться будут. А уж если подтвердится — ну, получишь свои заслуженные лавры. За ужином, я думаю.

— В виде лаврового листа в супе? — поинтересовалась Марина.

— Почему бы и нет — вещь полезная…

«Где-то в СССР»,

задолго до событий.

Он и сам поначалу не знал, что такое Дар, что он означает. Рос себе — вполне нормальный мальчик-отличник из вполне приличной семьи. Из атеистической, между прочим, где ни в Бога, ни в чудеса верить было не принято. Да и вообще — что это еще за штука такая — магия? Это, знаете ли, для цыганок-гадалок да темных деревенских бабок.

По крайней мере, его представления о магии этим и заканчивались.

А жилось ему скверно — как любому мальчику-отличнику из приличной семьи. Потому что такова здешняя жизнь, что мальчиков-отличников нужно обязательно сталкивать с прочими. Тогда он еще не понимал, что это — несправедливо. Нельзя нормальному человеку каждый Божий день встречаться с падлом. Раз уж падлу не сколотили гроб — пускай живет, как хочет, только пускай будет за железным занавесом, за границей на замке.

Впрочем, кроме приличной семьи, были и другие моменты. К примеру, то, что приличная семья «находилась на временно оккупированной врагом территории». И не важно, что и сам город находился на той самой территории, и что он не помнит ни оккупантов, ни оккупацию — по малолетству. Все равно — клеймо есть клеймо. Тем более, в городе было много приезжих — не с оккупированной территории.

А лет в двенадцать он неожиданно понял, что может управлять людьми. Исподволь, тихо, почти незаметно. Началось все с малого — с того, что его главные обидчики разодрались между собой. Разодрались в прах, один даже в больницу загремел. И это сбылось по его желанию.

Может, и было оно совпадением. Но дальше такие совпадения случались все чаще и чаще.

Пожалуй, кто другой на этом бы и успокоился. Тем более, что он входил в тот самый возраст, когда на девочек начинают обращать внимание — пока что просто так. К тому же, идиотскую систему раздельного обучения, наверняка придуманную тайным сексуальным маньяком и введенную (вот, заняться-то в тылу было кое-кому нечем!) как раз во время войны, уже успели отменить.

А еще лучше — начать экспериментировать на учителях: пускай-ка поработают, оценки позавышают.

Кто другой, пожалуй, и стал бы устраивать такие эксперименты — влюбил бы в себя всех одноклассниц, заставил бы математичку вместо тройки ставить «пять» неизвестно за какие успехи…

Ничего подобного не произошло. Девочки ему пока что были неинтересны, к тому же, они поддерживали мальчишек в издевательстве над ним — а вот этого простить было нельзя. Что же до учителей, то ему и в голову такого не пришло — незачем, он и так хорошо учился.

А вот исследовать свои способности, понять откуда, что и как берется — это было по-настоящему интересно. И очень хотелось их по-настоящему применить. Так применить, чтоб враги кровью умылись.

Но вот с этим ему пришлось подождать. Всего лишь два года.

Той весной взрослые были мрачнее обычного, беспокойство передалось и детям, и подросткам. Однажды их класс отпустили с уроков, поскольку у учителей было какое-то спешное собрание. Причем, судя по всему, речь шла не об оценках и не о поведении учеников — обсуждалось что-то гораздо более важное и значительное.

Он, как всегда один, отправился домой, размышляя совсем не об отмененных уроках. Как раз примерно в то время он стал видеть Сны. Именно — Сны. О войне. Всегда одни и те же, лишь с некоторыми вариантами. И ладно бы, если бы о войне, знакомой по рассказам взрослых и по учебникам истории. В конце концов, это было бы вполне понятно и объяснимо — конечно, он ничего не помнил о том времени, но ведь не помнил — не значит, что не видел.

Но нет, война была какой-то совершенно иной. И солдаты были непохожими на здешних.

К чему все это, он пока что не представлял.

Из размышлений его вывел знакомый и очень неприятный голос, принадлежавший человеку, который изводил и его, и его мать — местному управдому.

— Ну, гайки теперь закрутят по новому, — говорил управдом какому-то человеку в полувоенном пальто. — Как пить дать. А у меня, сами понимаете, контингент, на четверть вон такой, — он протянул узловатый палец в сторону мальчишки, то ли считая, что тот ничего не расслышит, то ли наоборот — рассчитывая, что расслышит, и даже очень. — Отец, видите ли, без вести на фронте пропал, — он хмыкнул — мол, понятно, какие такие бывают пропавшие без вести, наверняка попал в плен, и, чего доброго, остался за рубежом. — Сами — под немцами были. Доверяй, но проверяй…

Собеседник управдома сдержанно кивал.

Почему-то школьнику, отпущенному с уроков, захотелось подойти — и врезать как следует здоровенному управдому промеж глаз — а если он упадет, то топтать сапогами, пока эта мразь не смешается с почерневшим снегом в кроваво-серую кашу.

Конечно, управдому не сделалось бы ничего, он, пожалуй, даже не пошатнулся бы от удара.

Но хоть словом задеть его было просто нужно. Чувствовалось, как стучит в висках кровь, когда он поравнялся с управдомом, обернулся к его собеседнику — и громко сказал:

— Не надо ему верить, он — подонок!

Слова прозвучали тихо, по-взрослому, безо всякой истерики.

Управдом аж язык от возмущения на какие-то секунды проглотил, а потом разразился руганью.

— Погодите, Петр Данилович, — перебил его излияния собеседник, когда управдом сделал шаг к мальчишке. Тяжелая рука легла на плечо управдома. — Говорите, его отец пропал без вести? А вы сами, Петр Данилович, где во время войны служили?

Человек в шинели военного образца молча кивнул мальчишке — проходи, не задерживайся, здесь люди взрослые, сами во всем разберутся…

…А наутро случилось несколько событий.

Школа переменилась разительно — обязательный бюст, присутствовавший в вестибюле, обязательные портреты в классах исчезли, да так, словно и не было их вовсе. Кто-то из учителей не скрывал радости, кто-то старался спрятать злобу.

А вечером, когда к матери зашла соседка, он узнал еще об одном событии. Тот самый управдом погиб — еще вчера вечером. Возвращался домой, был пьян. Кто и за что его зарезал — так и осталось совершенно неизвестным. Вроде бы, его еще можно было спасти, если бы вовремя отвезли в больницу. Только этого не случилось — обнаружили его только утром. На серо-красном снегу.

Жертва эта стала первой. Но далеко не единственной и не последней. В тот день он понял, как именно можно убивать.

За что — он знал уже очень давно.

А через несколько недель ему открылась и еще одна часть Дара.

Он, отойдя от дома буквально на несколько шагов, оказался в совершенно ином городе…

Санкт-Петербург,

2005 год.

— Ну что, теперь надо выяснить два вопроса. Во-первых, зачем Ребров пожаловал в Петербург, да еще и в мир текущей реальности. А во-вторых, надолго ли теперь растянется наша спокойная жизнь, — высокий седоватый человек, похожий на отставного военного, испытующе поглядел на своих собеседников. Присутствовал расширенный триумвират, как назвал это собрание Рэкки — то есть, сам глава Темных, Казарский из центра общественных связей, тот самый «настоящий полковник» по фамилии Стрешнев, и миловидная женщина восточной внешности. Она руководила самым небольшим и самым загадочным отделом «Стражи» — Нейтралами.

— А насколько мы уверены, что это именно Ребров? — спросила женщина.

— На все сто, — хмуро подтвердил Рэкки. — Все необходимые расспросы были уже проведены. В ГУВД, среди врачей проводивших вскрытие… Это он, никаких сомнений.

— Опрос проводился по методике? — на всякий случай уточнила дама.

— Разумеется, — кивнул Рэкки. — С частичной амнезией, как положено. Не за чем нам светиться.

— Понятно, — коротко сообщил Стрешнев. — Тогда уж расскажите, что еще выяснили?

— Да уж выяснили. Это ГУВД у нас не могло докопаться, кто там в Волковке утонул. В общем, так. Приехал он сюда прошлой осенью…

— Приехал? — брови Стрешнева взметнулись вверх.

— Может быть, прибыл с кромки, — дополнил Казарский. — Билетов мы не видели. Снимал жилье…

— Квартиру осмотрели?

— Конечно. Ничего интересного, полный голяк. Да, не очень большая сумма в рублях, чуть побольше — в евро. Ни оружия, ни единого магического артефакта. И вот что — жизнь он вел довольно замкнутую, вообще мало с кем контактировал.

— Откуда известно? — спросил лидер Светлых.

— От квартирной хозяйки, — это прежде всего.

— Ну, уж не может быть, чтоб со своими не контачил, — усмехнулся Казарский.

— Все может… — проговорила женщина. — Что-то же его заставило в Волковке утопиться.

— Уж не думаю, что сам, — Стрешнев еле заметно улыбнулся. — В то, что совесть его замучила — и подавно не поверю. А вот то, что Сообщество пока никак себя не проявляет — это странно. Пора бы…

— Говорите, он здесь с прошлой осени? — спросила женщина. — Не значит ли это, что он был как-то задействован…

— Вряд ли, — Рэкки покачал головой. — Здесь могло быть другое. К сожалению, посредник был тогда застрелен…

— Вашими, Рэкки, людьми, — в голосе Стрешнева послышалась едва заметная нотка торжества.

— По необходимости, — быстро парировал Рэкки. — Другого выхода не было…

— Выход есть всегда, — возразил Стрешнев. — Ниточку хорошо оборвали, хотя искали совсем не посредника. Надеюсь, ваш вольноотпущенник был с вами откровенен? Кстати, с ним можно связаться?

— Можно, — Рэкки сохранял спокойствие. — Только нового ничего мы от Яна не узнаем. Я сильно опасаюсь, что Ребров ему знаком не был.

— Может быть, может быть… — Стрешнев задумчиво повертел в руке карандаш.

Речь шла все о том же событии минувшей осени, когда дело могло кончиться очень большими неприятностями. Существо, лишь внешне похожее на человека, обнаружилось здесь, в Петербурге. И это было далеко не самое страшное. Если бы ему позволили окрепнуть, и обыкновенный захват власти мог бы показаться сущей ерундой.

В процессе охоты, закончившейся стрельбой в клубе «Гремлин», выяснилась и еще одна интересная подробность — о существовании мира кромки узнал кто-то из здешних, из тех, кем неплохо бы заняться компетентным органам. Возможно, это были какие-то террористы. Возможно — торговцы наркотиками. Выяснить этого не удалось — посредника пришлось застрелить в том же клубе, о чем Рэкки искренне жалел.

Во всем этом был только один плюс — сами террористы или кто там еще по кромке разгуливать не могли. Большинство магов из Сообщества — к счастью, тоже. А значит, наполеоновские планы насчет безопасной транспортировки наркотиков и оружия через кромку пока что так и оставались планами.

— Знаете, что я предложил бы, — сказал Рэкки. — Прежде всего — тебе, Сережа, — обернулся он к Казарскому. Надо просмотреть все загадочные и экзотические случаи самоубийств по сводкам ГУВД. Пожалуй, так будет недолго и на истину набрести.

— Уже делается, — кивнул Казарский. — Послезавтра — доложим.

— Тогда — объявляем тревогу, якобы учебную, пускай ваши, Сергей, люди поменьше гуляют поодиночке. И носом землю роем. Ведь для какой-то надобности он сюда прибыл.

— Пока только одно предположение — чего-то не поделил с Сообществом, — пожал плечами Рэкки. — Да, придется держать в полной готовности все наши выходы на кромку.

— Ну, это уж как положено по тревоге, — Стрешнев явно считал, что совещание уже закончено.

Когда Рэкки спускался по лестнице, на его губах играла едва заметная улыбка. Сейчас никто не смог бы назвать его «смурным». Кажется, неприятности готовы были вот-вот разразиться. А это — пожалуй, все же лучше, чем полный штиль с неизвестностью.

«Где-то во Франции»,

май 1940 года.

Такой стремительности врага не ожидал никто — даже те, кто не доверяли хваленой «линии Мажино». Предполагалось, что война не выйдет из неких рамок — как четверть века назад. Войска установят твердую линию фронта, потом будет долгая череда битв, небольших отходов и наступлений.

Реальность оказалась совершенно иной. Французов просто отбросили на юг. А с ними — и британцев.

Случилось так, что в том самом городке, в котором квартировал британский отряд, и произошел его последний бой…

…Джордж открыл глаза. Перед ним было небо, заслоненное каким-то темным предметом. Он все никак не мог сообразить, что это — как будто это представляло для него важность.

Почему-то было очень тихо. А когда он потерял сознание, все было не так. Шел бой, лейтенант приказал выбираться из развалин школы — но было уже поздно. Командира убило через пятнадцать минут, а что стало после, Джордж не видел.

Он попробовал пошевельнуться. Это, как ни странно, получилось — почти нормально, тут же вернулись ощущения, резкая боль пронзила ногу, и он непроизвольно сел. Нет, кажется, всего лишь царапина. Значит, руки-ноги целы — уже хорошо. Но что же с ним случилось? Он никак не мог этого вспомнить, как ни старался.

Джордж привалился спиной к каким-то обломкам, пытаясь сообразить, что с ним и где все свои. Они должны были покинуть город сегодня и попробовать пробиться к побережью. Ничего больше не оставалось — бой был проигран, это понимали все. Но и отступить не получилось…

Он еще раз посмотрел вверх, и вдруг с ужасом понял, — пока он сидит здесь и пытается хоть что-то вспомнить, балка над его головой не держится почти ни на чем. Небольшое сотрясение — и все это грохнется на него.

Джордж поспешно отполз, стараясь не устроить этого самого сотрясения. Тут же он понял, что малейшее движение вызывает головную боль — нет, это было не ранение, похоже, что его контузило.

Двор школы, где стояла полевая кухня, сейчас был завален обломками. От самой кухни не осталось практически ничего. И никого не было поблизости — ни своих, ни врагов.

Может быть, отряд решил, что он, Джордж, погиб, или его не смогли найти — и ребятам все-таки удалось прорваться? Трупов, вроде бы, нет.

Он, конечно, понимал, что это — вряд ли, что, скорее всего, трупы лежат под завалами, что по ним била артиллерия, и если его не ранило осколками, то это чудо. И теперь оставалось думать, что ему делать дальше.

Дорог было несколько. Самая простая — отыскать противника и сдаться. Собственно, можно и не отыскивать — его найдут и так.

Или же попробовать дойти до побережья… Только что он там найдет? И сможет ли дойти — по территории, которой он, в общем-то, не знает. К тому же, враг просто обязан быть повсюду.

Можно еще и так — идти на юг, там французы пытаются сдержать врага. А если их разгромили, тогда надо добираться до испанской границы. Опять-таки, рядом будут враги. А с его несколькими французскими фразами он, конечно, уйдет очень далеко. Это уж не говоря про одежду, которую придется раздобыть как можно скорее, лучше — прямо сейчас. Вот только где?

Он вовремя успел спрятаться в развалинах, заслышав голоса. Говорили видимо, довольно громко, иначе он ничего не расслышал бы — слух еще не восстановился. И речь была чужой…

Враги!

Вероятно, у немецких солдат было задание — осмотреть развалины школы и прилегающих зданий. Скорее всего, они не ожидали застать живых — иначе, все же, пришлось бы соблюдать меры предосторожности. Но Джордж был бы наверняка обнаружен.

Его спасло то, что едва не погубило.

Тяжелая деревянная балка, которая держалась на честном слове, наконец решила, что — хватит. И с грохотом сползла вниз, — до Джорджа долетело облачко пыли.

Кто-то из солдат издал резкий выкрик — должно быть, ругательство. Некоторое время они о чем-то спорили, стоя в десятке футов от Джорджа. Наконец, послышались удаляющиеся шаги.

Видимо, было решено, что осматривать эти развалины не следует: экая глупость — пережить бой, и погибнуть оттого, что на тебя грохнулась сверху какая-то гадость! И немецкая пунктуальность уступила место немецкому же здравомыслию — пускай потом это здание разбирает специальная команда.

Немецкое здравомыслие дало Джорджу передышку — хотя бы на время. Больше до самого заката никто его не беспокоил. Несколько раз ему казалось, что он слышит звуки стрельбы — но в очень большом отдалении. Должно быть, линия обороны откатилась далеко к западу и к югу.

Страшно хотелось пить. Голод пока что, как ни странно, его не мучил, а вот жажда становилась просто невыносимой. Но попробовать отыскать воду можно было только ночью, никак не раньше. А сейчас следовало час-полтора спокойно полежать здесь, и желательно — издавать как можно меньше шума.

Шорох послышался совершенно неожиданно. Джордж медленно повернул голову. Неужели здесь остался еще кто-то из отряда?!

Но никакого шевеления он не заметил — до тех пор, пока его руки не коснулась мягкая шерсть. Кошка!

— Даринг? — шепотом позвал он. Вот этого уж никак не могло быть! Кажется, здесь не должно было остаться ничего живого.

Вместо ответа послышалось тихое мурлыканье.

Джордж приподнялся на локте, дотянувшись до зверя. Да, судя по размерам, это была именно его кошка — и никто иной. Даже след от ошейника на шерстке сохранился.

Как ни странно, головная боль куда-то делась, словно бы зверь мог вытянуть из него эту мерзость. Сухость во рту и жажда оставались, нога слегка саднила — зато мысли прояснились. А кошка перебирала лапками, будто пыталась что-то ему сказать. Как в ту ночь, когда он оказался под прицелом снайпера.

— Выбираться будем, зверь? — одними губами произнес Джордж. И ему показалось, что кошка не только услышала его слова, но еще и поняла их.

Она что-то тихо промурлыкала. И снова, как в тот момент, когда он, сам не зная как, спасся от снайпера, чья-то воля мягко коснулась его сознания. Он понял одно — не сейчас. Нужно еще немного выждать, когда окончательно стемнеет.

Иначе — гибель.

Прошло еще часа два, когда Джордж осторожно выполз из развалившегося здания. Здравомыслящие немцы были бы, пожалуй, поражены, если бы поняли, что англичанин выбрал себе в проводники кошку. Наверное, они сказали бы, что он слаб духом, коли после боя сошел с ума, причем настолько капитально. Возможно, даже презрительно посочувствовали бы.

Но в том-то все и дело, что Джордж с ума не сошел. Во-первых, выбора у него все равно никакого не было. А во-вторых… Уж коли эта кошка спасла ему жизнь один раз, почему бы этому не произойти дважды? Но дело было даже не в этом. Просто он не мог не подчиняться. Чужая воля тащила его за собой — так кошка тащит в зубах своего беспомощного малыша, унося его подальше от опасностей.

Правда, Джордж даже не подозревал, какие именно опасности могут его поджидать дальше. Он думал о немцах, о шальных пулях и снарядах, о каком-нибудь французском фермере, который может выдать его нацистам, если он будет у него прятаться.

То, что с ним случилось, оказалось куда загадочнее и непонятнее.

А началось все, когда он проковылял несколько ярдов от своего убежища, когда ночь неожиданно осветилась, и город стал совсем непохожим на прежний. Он будто бы потерял свои очертания, стал иным, нереальным…

Но больше всего Джорджа поразила не эта перемена. Он остолбенел, забыв обо всех прежних опасностях, стоило ему только посмотреть на кошку…

Санкт-Петербург,

2005 год.

— Привет, — он заметил девушку, еще подъезжая к остановке. Ради такого случая приходилось договариваться по мобильнику и садиться на автобус или трамвай. Не следовало показывать, что ты можешь позволить себе дорогой автомобиль. Конечно, от номера машины можно отвести глаза, делается это быстро и просто — вот только рисковать лишний раз все равно было не нужно. К тому же, машина автоматически сделала бы его «не своим».

— Привет, — проговорила она. Обычная девчонка из неформальной публики, из бедных, разумеется, не из ново-русской прослойки. Вот и хорошо — меньше вопросов будет.

Они поздоровались — тем самым странным рукопожатием, которое принято в определенных кругах — что у хиппи, что у готов, что прочих обитателей тусовки на Лиговке.

Собственно, и нашел-то он ее именно там — в тот момент, когда она выводила на стене под аркой какие-то затейливые кельтские узоры.

— Принес? — спросила девица, которую звали Морганой, и слегка шмыгнула носом.

— Никак простыла? — спросил он. — Май на дворе… Ладно, давай-ка в кафешку, там все дела и решим.

Девушка кивнула, и оба двинулись к подземному переходу на площади Труда. Там, среди подземных магазинов, была и кафешка — притом, почти всегда полупустая. Это было как раз то, что нужно.

Впрочем, сегодня народ в кафе был.

Гуляла какая-то компания крепких парней, но совершенно не бандитского вида. На посетителей они не обратили внимания, тем более, что парни были не одни. При них была какая-то дама, второй же дамой, уже основательно напоенной, оказалась не кто иная, как барменша, одетая в отвратительную розовую кофту. Посему, пива пришлось подождать.

Он вернулся к столику с заказанным пивом, потом, бросив взгляд по сторонам (Моргана и не знала, что после этого в самом переполненном кафе можно смело решать все дела, например, бросить на стол пачку «зеленых» и спокойно, без излишней спешки их пересчитать).

— Готово, — сказал он, вынимая довольно толстый конверт.

— За три, — напомнила практичная Моргана.

— Именно. Кстати, будет еще работка. И довольно много.

Девушка кивнула.

Вот чего у него не было, так это способностей к рисованию. Вообще никаких. И по чистописанию в свое время были сплошные «тройки» — вот тебе и отличник! Он посмотрел на девушку. Знает ли она, что был когда-то в школе такой предмет — чистописание? А про чернильницы-невыливайки что-нибудь слышала?

Подумать только — никто не мучает нынешнюю молодежь такой дрянью. А молодежь счастливой почему-то так и не стала.

Впрочем, ответ на этот вопрос он знал — или ему так казалось.

Выяснилось, что пиво они взяли как раз вовремя — барменша включила видик с караоке. Кампания затянула — кто в лес, кто по дрова — про «ой, мороз, мороз» и еще что-то там про коня. Песня была как раз по сезону.

Моргана («в миру», то есть по паспорту — Марьяна, о чем он успел узнать) немного нервно пересчитала деньги, убрала их в карман плаща.

— Ты бы плащ не носила сейчас. Перегреваешься — и простужаешься, — посоветовал он.

— Да брось, ерунда, — она сделала большой глоток пива. — Лучше скажи, где теперь…

— Во-первых, на Дыбенко, это Правый берег.

Девушка задумалась — похоже, она была не из тех, кто знает каждую улицу своего города.

— Адрес подскажу, конечно, — сказал он. — Потом — в центре. Знаешь, за Витебским есть бульвар. Там афиши, газеты расклеивают. Вот там и надо сделать. И потом — здесь, на Конногвардейском.

— Тоже на афишах? — уточнила Моргана.

— Именно. Не портить же, я думаю, Манеж. Вон, в Москве Манеж уже сгорел, если еще у нас будет загажен… Нехорошо-с, — он слегка улыбнулся.

«Тебе еще там выставляться — лет через двадцать», — мысленно напророчил он.

— Слушай, я все-таки не понимаю — зачем все это?

— Знаешь, я и сам не понимаю, зачем это моему сдвинутому на детективах братцу, — доверительно сообщил он. — Деньги есть, мозгов… сама понимаешь. В общем, платит — и ладно…

Как правило, это нехитрое объяснение вместе с деньгами действовало очень убедительно.

— Ну что, пойдем потихоньку? — спросил он, когда пиво было допито.

— Ну да… — согласилась Моргана. Он отлично ее понимал. Что это за странный молодой человек, который не оказывает почти никаких знаков внимания? Для современной девушки, да еще и неформальной, такой парень был совершенно непонятен. К тому же, она наверняка считала себя симпатичной.

Вот только не в его вкусе. К тому же, что ей о нем известно? Только то, что он потрудился сообщить. А сообщил он очень немного — а уж действительности не соответствовало почти ничего. Ни имя, ни возраст… Про род занятий и говорить не приходилось.

Он немного торопливо расстался с девушкой около трамвайной остановки, не забыв передать тот самый адрес, где рисунок и надпись должны были появиться раньше прочих. Рисунок всегда был разным, буквы — тоже, об этом договаривались каждый раз отдельно. Вот содержание надписи никогда не менялось:

— А ты тоже едешь? — спросила девушка с некоторой надеждой. И он слегка удивился. Вот только не хватало, чтобы она в него влюблялась. Это в его планы совершенно не входило.

— Нет, мне сейчас — пешком, — он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону острова Новая Голландия, чьи мрачные темные здания виднелись за площадью. — Так что извини, не провожу.

— Ну, бывай…

Он немного постоял, глядя, как трамвай движется в сторону моста. Теперь было пора идти. Моргана не была добровольной помощницей. Но это не значило, что добровольцев не было совсем. Были, еще как были — по крайней мере, один. Этот готов был работать за спасибо. Лишь бы только сделать гадость, да побольше неким союзам магов, которые существовали в мире текущей реальности. Да такую гадость, чтоб помнили его долго и основательно.

Для него и Сообщество, и «Стража» были врагами. Врагами опасными и деятельными.

И тот, кто решил восстановить справедливость, прекрасно об этом знал, когда шел по набережной мимо Новой Голландии, мимо того самого злополучного клуба «Гремлин», где прошлой осенью случилось столько неприятностей…

А потом человек свернул под арку одного из домов — и не вышел с той стороны. Точнее, конечно вышел — просто не в мире текущей реальности.

…Эти окрестности острова Новая Голландия только в здешнем мире считаются центром города и неплохим, в общем-то, районом. На кромке эти места почти что безлюдны. Даже ночью здесь мало кого встретишь. А уж днем — и подавно.

К слову сказать, самым опасным временем в мире кромки считается как раз день. Тому есть много объяснений. Как правило, разумные существа в этом мире спят ночью, а бодрствуют днем. А кромка в некоторой мере — это отражение мыслей и чувств разумных существ.

Не очень-то приятное объяснение для людей и для человечества в целом. Зато — справедливое. Впрочем, не единственное.

Во всяком случае, монстры на кромке чаще всего встречаются именно днем. Впрочем, тому, кто случайно попал туда даже ночью, мало все равно не покажется. Того, что люди зовут чудовищами, там хватает всегда. И даже если они не причинят зла, человек может сам стать себе наихудшим врагом — и, возвратившись в реальный мир, отправиться в больницу. Бывает, что и навсегда.

Ну, а если провалиться на кромку в окрестностях Новой Голландии, в местах, которые «стражники» прозвали «Собачьей слободой» — да еще и сделать это днем, — то шансы возвратиться (в любом виде) стремятся к нулю. В принципе, такого бедолагу можно не искать даже на предмет похорон. Как правило, псы кромки обглоданных скелетиков не оставляют.

Но дружить с такими собаками — это, знаете ли, надо уметь. Пожалуй, даже родившиеся на кромке посмотрят на такого умельца с уважением — или с некоторой оторопью. Он, несомненно, должен быть опасен.

И будут очень неправы.

Сейчас Ян стал совершенно безопасным. А мог бы стать мертвым — и если не стал, то должен был бы благодарить Рэкки. Благодарить за то, что можно назвать «следственной сделкой». Мол, натворил ты. Ян, художеств: контрабандой занимался, предметы антиквариата переправлял с кромки в реальность и обратно, магические артефакты… Это бы ладно, так еще и живых собак. С кромки. В качестве охранников для богатых пустоголовых хозяев, понятия не имеющих, откуда такие собачки берутся. Нет, объяснять им уже ничего не надо, им в аду, должно быть, черти объясняют, что глупость — это грех. А правда, Ян, что тебе приплачивали еще и за то, чтобы этих хозяев собачки покусали? Да не смотри так удивленно, это ведь правда… А за такую неприятную правду придется отвечать. Знаешь, есть такая страна — Швейцария? Так вот — там, в городе Женеве, есть такая организация, называется Посредники. Международный суд в Гааге — он для людей. А для нас — милая политкорректная Женева. И никто там тебя убивать не станет. Магических способностей лишат — это они могут. А потом — живи не хочу…

Вот именно — «не хочу». Ян отлично знал, что после такого жить именно не хотят. И не живут, что характерно, больше полугода. А в Женеве руками разводят — мол, сами-то не убиваем, жизнь разумного — это предмет священный и неприкосновенный.

Вот точно так же инквизиторы не любили пролития крови.

А потом Яну сказали и кое-что иное. Да, преступлений на нем висит — во множестве. Но ведь он честно помог обнаружить и уничтожить существо, которое куда как более опасно, нежели он сам. Он даже пострадал при боевой операции. А это требует награды. В его случае — оставления магических способностей. С некоторыми ограничениями. Отныне он сможет выбрать, где ему жить — здесь или на кромке. Но если уж выберет кромку, то оттуда — никуда! Хватит кровь портить «Страже»!

У Рэкки было в запасе достаточно сдерживающих магических артефактов.

Вот так Ян и оказался в пустых дворах Собачьей Слободы — в своем родном мире.

Но даже и не подумал жить, радоваться и благодарить судьбу и Рэкки…

Те, кто считает, что оборотней не бывает в природе, просто никогда их не видели. Потому что те, кто видели, говорят очень редко, а иногда — совершенно не по существу.

Ну еще бы — жил себе спокойно человек, а потом взял — и превратился в зверя. И хорошо, если в обыкновенного зверя.

Тот, кто шел сейчас по Собачьей Слободе на кромке, среди пустующих домов с выбитыми стеклами, неизвестно, почему и как здесь оказавшимися, не был похож на обычного зверя. Пожалуй, его можно было бы сравнить с каким-нибудь крупным леопардом — или же, с пантерой. Но у пантер растет шерсть, а не слегка серебрящаяся в сумерках чешуя. У пантер не бывает таких длинных клыков, торчащих из пасти. И хвоста, заканчивающегося острой стрелкой, — ядовитым оружием, — у них тоже нет.

Это был мантикор, зверь, встречающийся лишь в легендах и мифах (видимо, кто-то когда-то все-таки кое-что видел — и даже рассказать сумел). Конечно, он мог и не перекидываться. Но собаки, которых прозвали Адскими Гончими… С ними вечно случаются проблемы. А проблем ему сейчас было совершенно не нужно.

Теперь нужно было протиснуться еще под одну из арок, и как раз в этот момент перед мантикором возникли два крупных черных пса. Вообще-то, сейчас было для них не время, но это существо — каким бы сильным и могучим оно ни было, следовало задержать. Ведь оно наверняка хотело нарушить покой их Хозяина. А это было плохо, чрезвычайно плохо.

Тварь коротко рыкнула на псов — беззлобно, но совсем не добродушно. Это значило — убирайтесь, я пришел не по вашу душу.

Конечно, вся стая скопом, вылезшая из многочисленных подвалов, могла бы стать угрозой и для мантикора. Большинство псов полегло бы в бою, но оставшиеся вполне могли стать покалеченными победителями.

Послышался чей-то голос, и псы застыли на месте.

Мантикор тоже остановился.

Теперь надо было дождаться того, кого псы с кромки, по крайней мере, здешние, слушались безукоризненно. Яна.

Вскоре показался и он сам — довольно видный и симпатичный парень — и по меркам реальности, и по представлениям кромки. Высокий, чуть скуластый, черты лица довольно тонкие. Он посмотрел на мантикора, на собак, отдал короткий приказ, и Адские Гончие нехотя убрались.

— Что, опять решил истинный облик принять? — усмехнулся бывший контрабандист.

Вместо ответа мантикор в какую-то неуловимую долю секунды поменялся — его силуэт расплылся, сделался нечетким — а через мгновение перед Яном стоял вполне обычный человек.

— Привет, — сумрачно поздоровался он. — Списочек составил — чего тебе сюда притащить в следующий раз?

— Составил, — вздохнул Ян. — Только знаешь, муторно все это… Как в тюрьму — передачки.

— Догадываюсь, — кивнул оборотень. — Сам хорошо представляю. По-моему, они немного перегнули планку…

— Немного?! Ты считаешь, что вот это — немного?! — Ян провел рукой по подбородку, где виднелся тонкий и слабо различимый в сумерках ошейник. — Понимаешь, ты сейчас уйдешь, а мне — оставаться здесь…

— Вообще-то, ты родился здесь, — напомнил оборотень. — А первый раз в том мире был для тебя очень неприятным…

— Правда твоя, — кивнул Ян. — И все равно — у меня нет теперь свободы!

— Знаешь, мог бы прикончить твой ошейник — давно бы это сделал. Не получится пока, — вздохнул оборотень.

— А что они там? Небось, с облегчением вздохнули? — в голосе Яна прозвучала горечь.

— Не очень-то. Кто как, конечно. Да, вот что — я все-таки постараюсь этот ошейник с тебя снять. А ты после этого постарайся не вредить. Не им, не кому-то вообще… Захочешь там появиться — пожалуйста, дело твое. Но не больше…

— А то что?

— А то же, что с одним не очень приятным типом недельки две назад. Кстати, он тебе должен быть знаком, правда, не лично. Большой был специалист по интригам и по терактам — самым разным. Вплоть до прорывов кромки.

— Погоди, ты о ком? Если я правильно понял?..

— Правильно, правильно, — заверил Яна оборотень. — Очень ему хотелось оружие транспортировать — твоими руками, например. И хорошо, что ты на это, в конце концов, не пошел. Иначе у нас с тобой был бы короткий разговор.

— И что с ним?

— Утонул. В сортире, можно сказать, — коротко хмыкнул оборотень. — С такими как он иначе нельзя. А вот ты — готовься воевать. Придется тебе сыграть на стороне твоих обидчиков…

— Я уже слышал. Не верю я тебе. Как бы ты…

— Не оказался таким же, как они? А кто они такие, друг Ян? Они все — разные. Рэкки — один, Стрешнев — другой, маги из Сообщества — они тоже разные, хотя поганые до жути, что да, то да. Так что даже если бы я был из них… Это мало что изменило бы. Так вот, не исключено, что между «Стражей» и Сообществом очень скоро начнется большая и затяжная война. И начнется она в Петербурге — и там, и здесь, на кромке. А когда Сообщество ляжет костьми (вот тут нам придется хорошо постараться), «Стража» тоже станет немножечко другой. Посправедливее, что ли. Не будет того врага, который давил на них. Вот тогда и за тебя словечко замолвим.

— Долго ждать, — проговорил Ян.

— А быстро, знаешь ли, только мухи плодятся. Значит, вот что — завтра постарайся быть здесь в район ближайшей станции метро. Туда ты, конечно, не полезешь — и правильно сделаешь. Мне нужно другое — если один человечек бросится оттуда бежать, то далеко уйти он не должен.

— Что за человечек?

— Из Сообщества. Довольно мерзкий тип. И у меня есть предчувствие, что он завтра провалится на кромку как раз на «Адмиралтейской». И без разницы, что там такой станции пока что нет.

— Ну, оно понятно. Я его знаю?

— Не думаю. Он, между прочим, зарубежная птица. Прилетел проверять, что тут творится. Обратно не улетит.

— Ты понимаешь, что сделает Сообщество, когда узнает, что важные персоны… Я — не из ваших, и то знаю.

— А я — еще на это и рассчитываю. Не надо бояться войны, если ты прав. Наоборот — это шанс все очень быстро вычистить. «Стража» связана разными запретами, есть всякие Посредники, их наблюдатели здесь… А когда случится война, все запреты отправят куда подальше. А победят — будут диктовать волю Посредникам.

— Хорошо задумано. А если проиграют? Мне-то без разницы, мне вашей «Стражи» век бы не видеть. Но ты…

— Знаешь, если не победят — значит, ничего они не стоят, и туда им дорога… — резко сказал оборотень.

Глава 5 Покушение

2005 год,

Санкт-Петербург.

Марина думала, что ее жизнь должна каким-то образом перемениться после того, что ей удалось услышать и узнать. В конце концов, объявление тревоги — это дело серьезное.

Но ничего особенного не последовало. Ей было велено явиться в центр общественных связей — точно так же, как и накануне. Ее познакомили с народом (оказалось, что в центре работают и Светлые, и Темные, но при этом все каким-то образом сумели сдружиться, и никаких трений не возникало вообще). А потом Сергей — да, теперь его можно было вот так, запросто именовать, — предложил ей очередное задание.

Оно было вовсе не связано с беготней и репортерской работой. Как раз наоборот — нужно было долго и вдумчиво сидеть за компьютером.

Кстати, если господина Казарского можно было именовать теперь Сергеем, то про свой неожиданный переход на «ты» он предпочитал не вспоминать. Все же, пускай Марина и справилась с заданием, и принесла интересную и даже весьма, новость, — но все же девушка оставалась пока что стажером.

— Я только одного понять не могу, — честно сказала она Казарскому. Тот слегка удивленно поднял на нее глаза.

— А при чем здесь магические искусства? — продолжала она.

— Во-первых, — он слегка улыбнулся, — эти материалы — опровержение работы Сообщества. А даю я вам их как раз потому, что вы этой темой никогда раньше не занимались. Эти твари пишут статьи, рассчитанные на не-специалистов. И отповедь им должен давать не-специалист. А во-вторых — а что такое, по-вашему, слово? Тем более, печатное или произнесенное по телевизору? Разве Рэкки вам не говорил? Это ведь та же самая магия! «Словом можно полки за собой повести…» Ничего себе, сотрясения воздуха, звуковые колебания! Как это вам?! Но вам полки вести не потребуется. Пока что.

Это было верно — к военной отрасли материал не относился. Был он опубликован в газете, которая, как выяснилось, поддерживалась неким зарубежным фондом («Перебили бы наши тамошние коллеги все такие вот фонды!» — в сердцах сказал Казарский). Материал назывался — «Космонавтика — за гранью человеческих возможностей», — и был опубликован немалым тиражом.

«Лучшее доказательство того, что человек и Человечество не готовы пока к космическим полетам, — говорилось в статье, — это даты смерти землян, побывавших в космосе. Мы пока что не берем катастрофы космических кораблей — это могло бы стать темой для особой статьи: человеческие жизни ставятся в зависимость от малейших технических неисправностей и неполадок. Нет, речь пойдет пока что только о тех, кто успешно выполнил задание и целым и невредимым вернулся на Землю. Но это лишь слова. Целым — возможно, а вот невредимым — вряд ли…»

А дальше шли детали — даты жизни и смерти космонавтов, примерные причины смерти. Ну и делался вывод — полеты в космос крайне вредны для здоровья, человек так устроен, чтобы быть привязанным к земле.

— А материалы для опровержения? — спросила Марина.

— В Инете, где же еще. Адреса сайтов у меня есть. А вы сегодня их внимательно просмотрите, все что нужно — выпишите. Я бы сам за это взялся, да боюсь, что растекусь мыслию по древу…

Марине предоставили компьютер — и спокойствие.

Статья оказалась грамотной — вот что скверно. Марина перечитала все это раз, потом — еще один… вроде, и не подкопаешься. Но Сергей сказал, что это — довольно легко. Интересно, почему?

Первый же просмотр соответствующих сайтов подсказал и решение, и Марина принялась за подсчеты и вычисления. Тут же и выяснилось множество подробностей. Ну, к примеру, что один из астронавтов, скончавшихся на Земле, погиб во время восхождения на Эверест — причем, в крайне преклонном для альпиниста возрасте. Несколько человек, летавших на Луну, действительно умерли, но другие — живы, здоровы и полны сил. Словом, ничего сверхкошмарного не происходит. А автор статьи — что характерно, обладатель каких-то научных званий — просто занимался передергиванием фактов.

К вечеру контр-статья была готова, и Марина явилась в кабинет Казарского, держа в руках распечатку. Сергей быстро просмотрел написанное, сделал два или три росчерка красным карандашом, а потом снял очки и улыбнулся.

— Ну вот, — сказал он, — совсем и не сложно. Привыкайте, Марина, наша служба — не только путешествия по кромке и задержания разных подозрительных типов.

Честно говоря, Марина представляла службу совсем не сидением в кабинете за компьютером. И Сергей, кажется, понял, что она хочет сказать.

— Не беспокойтесь, Марина, успеете еще навоеваться. Может, очень даже скоро… — Казарский снял очки, его глаза как-то по-особенному блеснули, сейчас они выглядели ярко-зелеными. — Кстати, могу вас и сегодня довезти. Мне дальше, на север, а вас высажу на Петроградской…

Все-таки любопытство было у Марины, видимо, в крови, поскольку, когда они уже были в машине, она не удержалась и задала давно беспокоивший ее вопрос:

— А что там с этим самым… Ну, которого из Волковки выловили?

— А, вот вы о чем… — улыбнулся Сергей. — Он в свое время сдал «Стражу». Давняя и очень некрасивая история. Задолго до вашего, Марина, рождения… Сдал — и исчез. Да вы это, наверняка уже выяснили…

Марина украдкой беспокойно посмотрела на Казарского. Его лицо было совершенно спокойным и безмятежным — ну, если не считать того, что он внимательно следил за дорогой.

— Его, конечно, очень хотели найти, а он хорошо лег на дно. Видите ли, тут все дело в другом. Насколько он был человеком Сообщества, и насколько Сообщество сочтет нужным принять ответные меры… Кстати, поэтому хотел бы вас предупредить… Вы ведь по кромке ходите уже достаточно хорошо? Вас ведь Корвин обучал, не кто-то другой? Так вот — если тревоги не объявлено, а вы заметили что-то очень опасное и подозрительное — советую уходить на кромку, а там уж видно будет.

— Что, так серьезно? — беспокойно спросила Марина.

— Серьезней некуда. Если что-то случится — очень не хочется рисковать молодежью…

— А вы сами?..

— Ну, — он улыбнулся, — какая же я молодежь? Только — с виду. Ну вот, зеленый, наконец-то…

Машина мягко тронулась вперед.

На сей раз он не стал подъезжать прямо к офису «Стражи», а остановил автомобиль у обочины.

— До завтра…

Он некоторое время смотрел, как девушка идет ко входу в офис. Потом достал из бардачка пачку сигарет, взял одну, затянулся. После чего резко сдернул с места машину.

Санкт-Петербург, кромка,

май 2005 года.

Ненависть к любому, кто претендует на роль хозяина, была у Яна в крови. Хотя, пожалуй, немного не так — ненависть появилась, когда он, еще совсем подростком, провалился в тот мир. Хорошо, хотя бы, уже одно то, что он не угодил под колеса, не погиб по глупости. А ведь вполне мог.

Вместо этого он, не имея ни документов, ни денег, попал в отделение милиции. А потом оказался у человека, который назвался его спасителем.

Человек отлично знал о мире кромки, но попасть туда не мог. К тому же то, что ему было там нужно, порой требовало значительного риска.

Так что Яну пришлось очень хорошо поработать на этого человека. А заодно — освоить азы профессии контрабандиста. И — временно — смириться с положением раба.

А его хозяин и не подозревал, что парнишка умнеет на глазах. Он позволил себе расслабиться, и это стало непростительным грехом. А за грехом последовала и расплата.

Обескровленный труп бывшего хозяина Яна — мага из Сообщества — вызвал в свое время у стражников не меньшую сенсацию, чем труп, выловленный в Волковке. Конечно, этот тип не был супер-предателем, но вреда нанес немало. Правда, с именем Яна его труп никто не связал. Да и ладно, не очень-то нужна была такая слава начинающему вольному контрабандисту.

И несколько лет Ян был головной болью «Стражи» — пока в прошлом году его не подвела излишняя самоуверенность. Вот тогда и пришлось ему отправиться в ссылку на кромку. Навсегда — в свой родной мир.

Вообще-то, хотя его хозяин из Сообщества был отпетой гадостью, можно было бы его пощадить — ведь без него Ян был бы самым заурядным вампиром на кромке, из тех, что, как правило, даже плохо представляют себе, что есть еще какой-то там мир. Таких довольно много, и ничего особенного они из себя не представляют. Контрабандистом Ян стал тоже с нелегкой руки этого человека с неприятными бегающими глазками и добродушным лицом.

Что касается «стражников», то те вообще сделали Яну огромное одолжение. А могли бы и не делать — и были бы в полном праве.

Беда в том, что такого добра Ян не ценил. Да и не принимал.

Точно также он относился и к своему новому союзнику. Еще одна сила, вмешавшаяся в конфликт «Стражи» и Сообщества? Да хоть сотня сил — но пусть он снимет ошейник, а не занимается долгими обещаниями! А так — ничем он от них не отличается. Помогать этому мантикору, пожалуй, надо — до поры до времени.

Ян погладил загривок одного из своих псов, задумавшись над тем, как бы примирить исконных обитателей Собачьей Слободы с их исконными врагами — кошками. Пожалуй, единственные, кого Ян искренне любил и в ком не сомневался — это животные. К людям он относился немного иначе. Даже девица из реального мира, как выяснилось, любила его за то, что у него водились деньги. Ну, а среди контрабандистов никакой дружбы не бывает — есть деловое партнерство (и то очень редко) или откровенная вражда (гораздо чаще).

Прав был его новый союзник: мир — штука не очень справедливая. Вот только этот мантикор был частью несправедливого мира.

Впрочем, сейчас надо было действовать. Значит, если некий человек, о котором говорил оборотень, выберется из метро (что вряд ли), то он не должен уйти?

Пожалуй, собаки — это излишняя предосторожность. Достаточно будет и одного Яна. Хотя нет, двух-трех собак стоило бы с собой прихватить — надо же впечатление произвести. А то от вида всей стаи несчастная жертва, пожалуй, сойдет с ума и станет непригодной для дальнейшей работы.

Санкт-Петербург,

Май 2005 г.

Честно говоря, он предпочел бы убить эту поганую тварь, которая ехала с ним сейчас в одном вагоне метро. Просто взять и убить — без всяких церемоний. Он уже начал жалеть, что согласился на эту многоходовку.

Смуглый человечек небольшого роста, который сидел сейчас перед ним и делал вид, что читает газету, а сам, похоже, внимательно наблюдал за окружающим, не производил впечатления какой-то слишком уж большой гадости. Пожалуй, он и вообще никакого впечатления не производил — если отвлечься от его послужного списка. А список был весомым до жути — впрочем, почти у каждого большого чина в Сообществе он будет немалым.

Этот тип начинал работать в одной из развивающихся (добавим — не в ту сторону) стран. Известно, что там велись очень неприятные эксперименты с «человеческим материалом». Формально эксперименты курировал какой-то фонд; когда его работа вышла наружу, в сети Интерпола попала мелкая сошка. Те, кто курировал эксперименты, благополучно исчезли. Ну, а до Сообщества никто тогда так и не докопался.

Потом была работа еще в нескольких фондах — самого разного профиля, чаще — связанных с экологическими разработками. И вот теперь тип решил навестить Россию. Что ж, можно пообещать ему преинтереснейшие впечатления. Из России — с любовью… на кромку! Небось, этого-то ты не умеешь, дружок — по кромке передвигаться. Значит, понадобится тебе проводник. И проводник найдется — только ты в штаны десять раз перед тем наложишь.

Оборотень почти что весело посмотрел на будущую жертву. Главное — чтобы эта тварь могла снять ошейник со старины Яна. В том, что Ян не станет выполнять его просьбу и убивать этого типа с помощью своих собак, оборотень нисколько не сомневался. Хотя… если даже и убьет, это будет тоже неплохо. По крайней мере, еще один шажок к большой войне между «Стражей» и Сообществом будет сделан. К справедливой войне. К войне, в которой «Третья стража» просто обязана победить. А победить она сможет лишь тогда, когда перестанет почивать на лаврах, как сейчас. Придется работать по-настоящему, и не от случая к случаю, а постоянно.

В конце концов, что такое война? Кто там сказал — продолжение политики иными средствами? Правильно, в общем-то, сказано — только вот какими средствами? А такими, которые позволят спокойно перешагнуть через жизнь твоего врага. Пока что «Стража» и Сообщество хранят вооруженный, готовый в любую минуту взорваться нейтралитет. Иногда устраиваются молниеносные акции, вроде той, что случилась в юбилейный год. Случилась — и что же?! Сообщество в Питере уже почти восстановило силы. А «Стража» их стремительно теряет. А пройдет некоторое время — они еще и передерутся: Светлые с Темными, например. Уже сейчас отношения там не очень хорошие — если судить отстраненным взглядом.

А война будет означать будущий мир. Гораздо более справедливый — даже если лично ему до этого мира не придется дожить…

— Следующая станция — «Василеостровская». Осторожно, двери закрываются, — донеслось до оборотня. Что ж, значит, сейчас будет пора действовать. Хорошо, что час пик давно прошел, иначе работать было бы гораздо сложнее.

«Гостиный двор» был одной из тех станций, которыми петербуржцы обожают удивлять москвичей, да и вообще, любых гостей. Пути здесь закрывались специальными дверями, которые распахивались только когда подходил очередной поезд — и пассажиры входили в вагон через двойные двери. Но мало кто пока что знал, что между «Гостиным» и «Василеостровской» должна располагаться еще одна станция. Ее пока что так и не достроили. А вот на кромке эта станция существовала. Вообще говоря, метро на кромке — это совершенно отдельная вещь, достойная великой поэмы. Были там станции и переходы, куда оборотень не сунулся бы и в виде мантикора — слишком мало там было шансов выжить. Пожалуй, «Адмиралтейская» была еще не самой страшной из станций.

Пора было начинать работу, тем более, что сиденье рядом со смуглым иностранцем оказалось свободным.

— Добрый вам вечер, господин Руонг Чеа, — внятно и громко произнес на английском оборотень, усевшись на свободное место.

Тот слегка удивленно посмотрел на соседа и пожал плечами.

— Простите, но вы ошиблись…

Самообладание у смуглого было на высоте. И это — при том, что его назвали именем, которое знал далеко не всякий — даже из тех, кто расследовал дело о концлагерях в одной очень далекой стране.

— Боюсь, я не ошибся. Как я могу ошибиться — простой исполнитель приговоров. Вы сюда прибыли как турист, мистер Руонг? Или у вас есть некая цель? Если так, то вам ее уже не выполнить…

— Простите, я вас не понимаю, — пожал плечами смуглый иностранец. И в тот же момент он попытался сделать какое-то почти неуловимое движение рукой — кажется, в куртке у типа было оружие. Оборотень прекрасно понимал, что это — не пистолет, а кое-что посильнее.

— Сиди спокойно, ублюдок. Попробуешь произнести заклятие — будет хуже, — предупредил он иностранного гостя. На этот раз — на чистейшем русском языке. Но мистер Руонг его отлично понял. И даже верно рассудил — если его не собираются убивать сразу — значит, не все еще потеряно.

В этот момент поезд замедлил ход, — почти незаметно, как всегда случается, когда он проходит через недостроенную станцию. Именно этого момента оборотень и ждал.

— Подымайся, скотина. Иди передо мной.

Это был самый опасный момент — оборотню приходилось контролировать не только свою жертву, но и всех, кто оказался сейчас в вагоне. Они должны были погрузиться в собственные мысли или уткнуться в книги — для собственной же пользы. И при этом оборотню надо было еще и совершить мгновенный переход.

И маг из Сообщества почуял слабину. Он уже стоял возле двери, когда вдруг дернулся всем телом, извернувшись, будто змея — и, едва не сбив оборотня с ног, бросился вдоль вагона в последней, отчаянной попытке вырваться.

Сделал он все правильно — только поздно. Именно в это мгновение случилось сразу несколько вещей. В вагоне погас свет, и в окне оказался ясно виден силуэт вестибюля станции метро — вполне достроенного, но пустующего. Возможно, кто-то из находившихся в трансе пассажиров даже рассмотрел этот совершенно невероятный пейзаж за окном. Хотя все произошло очень быстро — послышался звон разбитого стекла, и отчаянный вопль. А потом поезд снова набрал ход.

Когда свет загорелся, одним пассажиром в вагоне стало меньше — но этого никто не заметил. Как и выбитого стекла. Что же до оборотня, то он спокойно сидел на своем месте — будто бы ничего не случилось.

Он прекрасно знал, что сейчас должно начаться. Вероятно, сегодня же Ян будет введен в ту большую игру, которая уже вовсю набирала обороты. Перепуганный тип из Сообщества сделает что угодно, лишь бы ему помогли вырваться в текущую реальность. И Ян — поможет, но не задаром. А в том, что сил и умений господина Руонга хватит, чтобы Ян сбросил ошейник и обрел свободу передвижений, оборотень не сомневался. Иначе мерзавцу-магу сейчас пришлось бы гораздо хуже.

«Где-то во Франции» — кромка,

1940 г.

Иногда Джорджу казалось, что он сошел с ума. Иногда — что немецкий снаряд попал гораздо точней, и все, что сейчас с ним происходит — это или предсмертные видения, или — то, что должно наступить после смерти.

Хотя, как знать — у мертвецов, вообще-то, раны не болят. По крайней мере, не должны болеть. А вот ему приходится не идти, а ковылять. Значит ли это, что все происходящее с ним — действительность?

Он затруднялся с ответом, а после — махнул на это рукой. В конце концов, надо было куда-то идти и избегать каких-то совершенно неведомых опасностей. Причем, опасностей этих, как подозревал Джордж Хэнкс, здесь находится во множестве. Он чувствовал себя так, словно оказался на минном поле. И наверняка пропал бы, если бы не чужая воля, которая вела его… А куда? К спасению? Он искренне на это надеялся.

Здесь было отчего сойти с ума. Да уже, хотя бы, от самого вида этого города! Никаких развалин, никаких разрушений здесь пока что не случилось — и означало это только одно: он оказался в совершенно другом мире, почти что непохожем на тот, который остался у него за спиной.

Кажется, этот город был населен. Но, когда под утро он услышал автомобиль, движущийся по дороге, ему пришлось броситься к пустующему зданию и прижаться спиной к двери — настолько сильным был переданный ему импульс страха. Было, пожалуй, отчего испугаться, хотя, с другой стороны, не настолько же. Ну да, грузовик двигался сам, без водителя и без пассажиров…

В том же доме он и остановился, уже зная: день в этом мире — это опасность, идти здесь нужно только ночью..

Перемены с кошкой стали происходить почти сразу же, как они оказались здесь. Она стала больше, и при тусклом свете никакой шерсти он не разглядел. Кошка — размером с крупную овчарку — была словно бы закована в стальную броню. А ее клыки, пожалуй, были достойны какого-нибудь небольшого леопарда. Но самое странное — хвост, заканчивающийся шипом. Он невольно потянулся, чтобы рассмотреть этот самый шип, но кошка сделала шаг назад — и зашипела, словно бы предупреждая об опасности. А потом импульс в мозгу подсказал Джорджу — шип ядовит, лучше к нему не прикасаться.

Он не слишком четко понимал, в какую сторону они держат путь. Сперва нужно было просто как можно скорей покинуть город, а потом они шли наугад — мимо каких-то болот, по петляющим тропинкам, и в его мозгу звучал приказ — не останавливаться! По сторонам не глазеть! Иначе — как он понял — дело примет очень плохой оборот.

И когда из ближайшего «окошка» трясины послышалось бульканье, а кошка встала на задние лапы, и издала то ли урчание, то ли шипение — он бросился почти бегом, несмотря на легкое ранение в ногу. Не потому, что очень испугался — виной тому вновь была воля, пришедшая извне. Похоже, против здешних чудовищ не помогла бы никакая винтовка. Да сейчас у него и не было винтовки, он оказался полностью безоружным. И приходилось только подчиняться воле, идущей извне — больше делать ему ничего не оставалось.

Потом они оказались еще в одном городе — здесь Джордж даже смог осмотреться, — до тех пор, пока они не наткнулись на этот странный грузовик. Вроде бы, город как город, но состоял он только из старинных, тянущихся ввысь зданий с острыми крышами и узкими окнами. Ни одного современного здания он не увидел.

А вот теперь они оказались в пустом доме, где не было почти ничего, кроме пыли и ощущения давным-давно покинутого жилья. Хотя, пожалуй, это было и к лучшему: если в этом мире кошки таковы, как этот зверь, который свернулся рядом с ним, то какими же должны быть хозяева? Знакомиться с ними, тем более, сейчас, Джорджу не слишком-то хотелось. Поэтому он предпочел заняться перевязкой раненой ноги — все-таки, это ранение оказалось царапиной, хотя бы это радовало.

Потом он задумался, в какую, собственно, передрягу попал, и как из нее выбраться, но, не надумав ничего утешительного, заснул.

Когда он проснулся, за окном сгущались сумерки. Кошки рядом не было…

Санкт-Петербург, кромка и текущая реальность,

Май 2005 года.

Ян знал, что это должно произойти, что он непременно окажется на свободе. Но чтоб так скоро…

Он потер пальцами шею, словно бы не в силах убедиться — ошейника на нем больше нет. Свобода! И возможность спокойно гулять и по родной кромке, и по миру, который его жители считают реальностью.

Что делать теперь, он отлично знал, с этим вообще было все ясно. Он должен сделать отличный подарок «Третьей страже» — за все хорошее! И этим надо было заняться прямо сейчас.

А потом можно будет немного удивить этого мантикора, который решил стать его очередным хозяином. Что, не вышло? Не вышло, дорогой друг и союзник!

Ян не только мечтал об этом полгода — как выяснилось, он был отлично готов именно к такому повороту событий.

Еще зимой он приобрел почти все необходимое для большого и хорошего сюрприза. Теперь осталась сущая ерунда.

Первое, что он сделал, оказавшись в мире текущей реальности — зашел в аптеку — в самую обыкновенную аптеку, каких в Петербурге великое множество. И когда он спросил у продавщицы шприц, она ничуть не удивилась, только хмыкнула про себя — надо же, хорошо выглядит — но явно наркоман! Лихорадочный блеск в глазах его выдает.

Теперь дело оставалось за малым. Сперва надо было вновь навестить свое жилище на кромке — все, что требовалось для необходимых приготовлений, было именно там. Потом оставалось самое сложное — оказаться на Петроградской, и, не привлекая ничьего внимания, дождаться подходящей жертвы. Заодно — изучить возможные маршруты «стражников» и сделать кое-какие выводы. Вот тут Яну могло бы прийтись очень даже тяжело — но не поздней весной, переходящей в лето.

Во-первых, никто из стражников его здесь не ждал — все-таки, они оказались достаточно самоуверенными. Поэтому можно было с самого утра занять наблюдательный пост в скверике около ДК Ленсовета, и вовсю изображать из себя студента, готовящегося к сдаче экзаменов, сочетая приятное с полезным — то есть, штудировать пособия на свежем воздухе.

И это «штудирование» сошло ему с рук — во всяком случае, никаких неприятных встреч не случилось.

Хорошо было и то, что очень многих «стражников» Ян знал в лицо — никто не догадался стереть его воспоминания о том, как он сидел под арестом в офисе. И это тоже было упущением «Стражи».

Подходящая жертва обнаружилась на третий день.

Яну было известно, что часть сотрудников живет при офисе, но не все. И молодой человек, который имел отношение к «Страже», видимо, предпочитал ходить на работу.

Кроме имени «Игорь» Ян о нем ничего не знал. Судя по всему, парень был из молодого поколения, да и его магические способности, как прикинул бывший контрабандист, оказались не самыми большими. Ну да, на кромку выходить умеет, правда, наверняка еще под контролем. А большего от него ждать было и не нужно… Теперь осталось одно — привести план в исполнение. А заодно — и наказать еще кое-кого, кто очень сильно досадил Яну в прошлом году. Пренебрежения к себе он не терпел…

Когда в дверь позвонили — причем, как положено, дважды — Лара как раз заканчивала приготовления к походу на пляж. Ехать за город она не собиралась, пляж располагался в городе, на берегу Финского залива. Вообще-то, это было не в ее стиле, но отчего-то именно сегодня ей не хотелось никуда ехать. И с подругой из универа, Варей, она сговорилась встретиться у ближайшей станции метро.

Так что, вроде бы, никто сейчас ей звонить не должен.

Да, с Варей следовало дружить — хотя бы из-за ее старшего брата, менеджера в какой-то довольно серьезной фирме. Правда, был он вечно занятым, Лара и видела-то его раза два, и ни о каком романе речи пока не шло. Но девушка была убеждена — только лишь пока. Рано или поздно этому трудоголику придется отдыхать, и вот тогда… В том, что она сумеет его очаровать, у нее и сомнений не было.

Лара с неудовольствием вспоминала своих друзей по прежней тусовке — и куда она смотрела! Сплошь никчемные и ненужные люди. За зиму она окончательно забросила тусовку — и отнюдь не ради учебы. Было два небольших и скоротечных романа, но оказалось, что все не то… Бедноватых молодых людей сейчас хоть пруд пруди, но ей такие были не нужны. Лара органически не могла принять мысль о том, что, если уж она хочет богатства, то деньги надо зарабатывать, иногда — собственной кровью. А вот прийти на все готовое — это был ее стиль. И не оригинальный, надо заметить…

Когда она открыла дверь, то на какую-то секунду непонимающе уставилась на посетителя.

— Яник, ты…

Да. На пороге был тот самый парень, с которым она вдрызг рассорилась прошлой осенью. А потом, как она узнала, он куда-то пропал — как сквозь землю провалился. Впрочем, Лара его и не искала — а зачем бы… К тому же, конечно, денежки у него водились, но работал он совершенно непонятно кем и где. Очень может быть, что у него был какой-то криминальный бизнес.

— Я самый, — проговорил Ян, и без приглашения протиснулся в дверь.

Он испытующе посмотрел на Лару. Пожалуй, если бы она сейчас кинулась ему на шею, сказала бы, что страшно соскучилась, что умирала от беспокойства, спросила бы, где он пропадал — дело пошло бы иначе. Может быть, Но — не спросила.

Только проговорила оторопело:

— Ты это откуда?..

— От велбуда, — ответил Ян. — Знаешь, зверь такой есть — велбуд. Вообще-то, видишь ли, я по делу.

— Я тебя не жду… — твердо проговорила Лара, намереваясь выпроводить гостя, который даже не догадался купить цветов. Тем более, она из-за него могла опоздать на встречу.

Собственно, это было последнее, что Лара проговорила по собственной воле.

Ян внимательно посмотрел на нее, и девушка поняла, что не может сопротивляться его воле. Она уселась на стул, черты лица сделались безвольными и какими-то дряблыми.

«И я был от нее в восторге! Вот от этой вот… Ну и дурак же!» — упрекнул себя Ян.

— Ты куда-то спешила? — спросил он.

— Да. Я должна была встретиться с подругой. Она… — Лара говорила, словно робот, совершенно невыразительным тоном.

— Мне это неинтересно, — сказал Ян. — Ты сейчас туда не идешь. А пойдешь ты сейчас на Петроградскую. К скверику с памятником Попову — знаешь, есть такой за метро. Не знаешь — провожу. В руках у тебя будет вот это, — Ян вытащил из своей сумки небольшой пакет с несколькими апельсинами. — А дальше ты должна будешь сделать для меня кое-что… Тебе понравится, ты оценишь. Ты же любишь богатеньких мальчиков, шлюха?!

Некоторое время он с наслаждением смотрел на нее, представляя, что бы она сказала в ответ на такое чудесное обращение, если бы обладала сейчас хоть капелькой свободной воли.

Но в том-то и дело, что нет. Все равно, что на резиновую куклу орать — толку-то!

«Ладно, девочка, от куклы ты все-таки отличаешься, — с удовольствием подумал Ян. — По крайней мере, ты можешь быть мне кое-чем полезной. А убьем мы сразу несколько очень жирных зайцев… А уж когда „стражники“ докопаются до тебя, дорогая и любимая…»

— Ой!

Лара едва устояла на ногах, налетев на прохожего. Тот тоже слегка отпрянул, но все же немедленно помог ей сохранить равновесие.

Вообще-то, виновата была именно девушка — если так выскакивать из-за угла, то кого послабже можно и до инфаркта довести! Правда, молодой человек не мог представлять, что такое инфаркт. И о том, что у него есть сердце и какие-то органы, которые могут болеть, он тоже знал чисто теоретически.

— Девушка, вы не ушиблись? — спросил он с тем же самым выражением, с каким герои голливудских фильмов спрашивают: «С тобой все в порядке?»

— Нет… кажется! — запыхавшись, проговорила девушка. Она огляделась вокруг.

— Ой, кажется, апельсины рассыпались!

Молодой человек, как истинный джентльмен, кинулся собирать рассыпавшиеся апельсины.

— Вон еще один! И еще!

Когда последний апельсин оказался в пакетике у девушки, оба уже смеялись над столкновением.

— И куда вы так торопились? — спросил молодой человек. — Я, понимаете, иду, никого не трогаю, даже примус не починяю — а тут…

— Примус? — Лара не читала Булгакова, но программа, которой она сейчас полностью подчинялась, заставила ее издать несколько смешков. — А может, это я на встречу с вами бежала, — предположила она.

— В таком случае, встреча уже состоялась, — заявил молодой человек.

Минут через пять они уже курили на скамейке около памятника профессору Попову. А еще минут через пять, Лара узнала — молодой человек одновременно обучается и работает в некоей фирме, а вдобавок у него есть хобби — он пишет романы-фэнтези о похождениях некоего героического воина (он даже его назвал, да имя тут же вылетело у Лары из головы). А зовут аккуратного молодого джентльмена Игорем.

— Хотите, я вас мороженым угощу? — предложил молодой человек. — Надо же вам компенсировать моральный ущерб…

— Что вы, что вы, ну какой там ущерб?! — защебетала Лара. — Это я виновата, такая невнимательная… И вообще, что за старомодная манера — «вы».

Мороженое Игорь все-таки купил. А в качестве компенсации ущерба со стороны Лары получил несколько апельсинов из пакета. Он пробовал было отнекиваться, но Лара настаивала на своем. Вместе с апельсинами она передала и маленькую визитку, на которой черкнула номер своего мобильника.

Они договорились встретиться в ближайшие выходные, хотя Игорь пожаловался на занятость.

— Вот, — вздохнула девушка, — вечно оно так. Хороший молодой человек — и обязательно трудоголик. У тебя, наверное, и девушки нет?

Это было правдой, и Игорь воспринял это как намек. Совершенно верно, кстати, воспринял.

Расстались они около перехода на «Петроградской» — почти что добрыми приятелями. Причем Игорь совершенно не обратил внимания на покуривающего в переходе молодого человека с не очень-то знакомой внешностью. Лара могла бы просветить его насчет этого молодого человека — если бы только не находилась под полным его контролем. Мало того — ей было приказано полностью забыть о том, что некий Ян заходил к ней в гости сегодня утром. А вот об Игоре она, наоборот, должна была помнить. Даже позвонить ему завтра на мобильник.

Хотя Ян подозревал, что делать этого не придется. До нее доберутся значительно раньше.

Документов с Игоря (да и с остальных) не требовал при входе никто. Незачем — чужие в офис «Стражи» и без того не ходят. А если уж ходят — то в сопровождении, и увидят они только то, что им позволено будет увидеть. Для одних это будет частная фирма, для других — негосударственный университет. А если «Страже» будет надо — они просто-напросто забудут о своем посещении.

Что же касается сотрудников, то они давно не обращали внимания ни на охранника, ни на магического привратника.

Игорь спокойно прошел в помещение — и тут же услышал голоса, доносящиеся из курилки под лестницей.

— Да что ты говоришь? Это же самый что ни на есть сумасшедший! Вообразил себя бог весть кем…

Голос принадлежал Алексу из «Асгарда». Его всегдашний веселый и беззаботный тон очень плохо увязывался с историей Алекса и его появления в «Страже». И уж никто из непосвященных не догадывался, что под темными очками у этого парня нет практически ничего. Парень полностью лишился зрения, но, видя его бодрые и ловкие движения, такого сказать не смог бы никто. Скорее уж, зрячие в сравнении с ним могли выглядеть близорукими.

Еще более странным стало другое — Алекс был Светлым, а вот его подруга, Татьяна — совсем наоборот. Всем питерским «стражникам» оставалось лишь руками разводить при виде этой очень дружной пары — чего только не случается в этом мире.

— А зачем сумасшедшему понадобился этот Ребров? — спросила Татьяна.

— Да просто так, — ответил Алекс. — Знаешь, был у меня знакомый… А, привет, Игорь, — Алекс перебил сам себя, кивнув спустившемуся в курилку стажеру.

Игорь уже не удивлялся таким вещам. Магическое зрение, какого не было ни у одного из зрячих сотрудников «Стражи», полностью заменяло Алексу глаза. Впрочем, не только зрение — слух у него тоже был отменным.

— Да, так вот, — продолжал Алекс, — этот знакомый был неплохим специалистом по Средневековью.

— А, инквизитор… — догадалась Татьяна. — Этот, пожалуй, мог прикончить кого угодно… если только ты ничего не преувеличил.

— А с чего мне преувеличивать?! Сошел с ума человек, крыша у него подвинулась. Сперва все уши прожужжал насчет того, что святую инквизицию замазали черной краской, что никто не посчитал тех несчастных инквизиторов, которых прикончили колдуны…

— Ну, тут он был не так уж и не прав, — послышался с лестницы слегка задумчивый голос Рэкки. — Кое-кто из прибитых мог бы сказать, что легко отделался… Кажется, маги никого из них не сжигали, а это все-таки, гуманизм, как-никак.

— Вот-вот, — подтвердил Алекс. — Вот ты бы это ему и объяснил. В общем, потом он перешел от слов к делу. Сперва изнасиловал свою знакомую — «экстрасенса»…

— Наверняка беса из нее изгонял своим… орудием труда, — ухмыльнулась Татьяна. — Эх, где ж батька Распутин!

— Кстати, зря смеешься, он потом почти так и говорил, — кивнул Алекс. — Правда, та ведьма была из салона магии, сама знаешь, какие там бывают «экстрасенсы». А потом он, вместе со своим братом, заявился к какому-то барыге-коммерсанту и устроил у него погром.

— А барыга, никак, тоже был колдуном? — спросил Рэкки. — Кстати, правильным он был инквизитором, твой знакомый. Помнится, святая инквизиция не брезговала обтрясанием торговцев. С простого подмастерья какой монахам толк?

— Барыга был самым обычным, вот только инквизитор говорил потом, что это был вампир! — изрек Алекс, многозначительно посмотрев на Таню. — Да, так вот, «вампиру» повезло больше, чем «ведьме». Они там только мебель покрушили да хозяину синяков наставили. И зачем-то компакт-диск Бьёрк уволокли. Нет бы доллары или золото припрятанное — так ведь нет, на музыку их потянуло. Да, самое смешное — я недавно выяснил, что этот псих — на свободе! Мало того — у нашего «инквизитора» и на самом деле есть способности…

— Ты хочешь сказать… — Рэкки удивленно покачал головой.

— Именно! Он — в Сообществе, на побегушках, конечно, никто его в избранный круг не пустит, хуже придумать уже нельзя. Там у них чуть ли не строевая подготовка…

— Значит, теперь каждый день с вампирами за ручку здоровается, — рассмеялась Таня.

— Да уж, Алекс, знакомые у тебя! — проговорил Рэкки, щелкнув зажигалкой. — У меня, конечно, их не меньше, но… как давно все было.

Вот как раз в этот момент, Игорь, стоявший чуть поодаль, неожиданно вспомнил о своей новой знакомой — и о подарке, который она ему оставила.

Он вынул апельсины из сумки.

— Угощаешь, что ль, — спросил Алекс.

— Ну, да, — ответил Игорь. — Мне все равно нельзя, аллергия…

— И ты о том молчал! — с видимым укором ухмыльнулся Рэкки. — Сегодня же не будет, хорошо, что сказал…

— Кидай сюда, — предложил Алекс, когда один из апельсинов оказался в руке Игоря.

— Лови!

Все остальное происходило очень быстро, в считанные доли секунды, но Игорю показалось, что время растягивается, рвется на какие-то фрагменты.

Вот Алекс ловит шар, отблескивающий темно-оранжевым под неоновой лампой. Ловит ловким проворным движением — так не всякий зрячий отреагирует. Ловит… а потом тут же отбрасывает под ноги, словно бы это не апельсин, а раскаленный слиток металла.

Апельсин летит вниз. Алекс резким движением отталкивает Татьяну — та буквально вылетает в коридор, не успев ничего понять.

Апельсин ударяется об пол с неприятным чавкающим звуком, но не катится, а рассыпается. Еще миг — и над распавшейся кожурой появляется нечто, похожее на слегка колышущееся чернильное пятно.

А Алекс уже тянется к Игорю, что-то пытается крикнуть, но тот не слышит — стоит и смотрит, как пятно медленно приближается к его ногам… Как прямо в центр пятна летит горящий окурок сигареты… Как пятно с треском вспыхивает, и моментально сгорает, почти не оставляя пепла…

— Вот теперь неплохо, чтобы кто-то все объяснил, — голос Рэкки вернул Игоря к жизни — время пошло в нормальном темпе. — Да, сумку дай сюда, только осторожно…

Алекс помогал Татьяне подняться, когда сумка с подарком некоей Лары оказалась в надежных руках Рэкки.

— Идем! — повелительно сказал Рэкки, и Игорю ничего не оставалось делать, как подчинится.

— Тревогу объявлять? — спросил Алекс.

— Погодим пока, — ответил шеф Темных.

— Мне показалось, или это… — слегка взъерошенная Таня появилась на лестнице вслед за приятелем.

— В том-то и дело, что нет…

Допрашивать Игоря с пристрастием не пришлось. Рэкки сразу стало понятно, что никаким диверсантом этот перепуганный парень быть просто не может. Да, Игорь был напуган, но еще даже и не осознал, что случилось.

— Ты хоть понимаешь, что тебя — тебя, Игорь, — кто-то хотел убить? — спросил Рэкки, осторожно поставив сумку на стол около открытого окна.

Игорь молчал.

— Тебя угостили, или ты их купил?

— Угостили… Одна знакомая девушка…

Через пять минут Рэкки знал всю краткую историю знакомства Лары и Игоря. А стажеру пришлось понять, насколько близко к очень мучительной смерти он только что оказался. Тварей, подобных той, что уничтожил Рэкки, можно встретить на кромке, но, как правило, не в Старом Свете. Боятся они только открытого огня и солнечного света, электрический им не страшен, так что бойня в курилке случилась бы почти наверняка.

— Потом можешь поинтересоваться у Корвина, каково прикоснуться к такой гадости. Он больше месяца без сознания пролежал. Да, этой Ларе было известно, что у тебя — аллергия? — спросил Рэкки.

— Н-нет, н-наверное, — протянул Игорь, слегка заикаясь.

— Понятно, — хмуро кивнул шеф «Утгарда». — Значит… Значит, так, — он все же улыбнулся. — Ведь стоишь и думаешь — выгонят тебя сейчас или нет? Так?

На сей раз Игорь молча кивнул.

— Так вот, парень, у тебя контроль реальности сработал сегодня, как надо. Такие, как ты, опаздывают на «Титаники». Что еще раз подтверждает наш верный выбор. Вот только один тебе совет: с девушками на улице впредь не знакомься, это до добра тебя не доведет. Я сам это понял много лет назад…

— Когда? — почему-то почти непроизвольно спросил Игорь.

— В Византии, — отрезал Рэкки. — Была там такая… Ладно, потом как-нибудь расскажу. Да, эта Ларочка, которая Крофт, координат не оставила?..

Визитка была извлечена из сумки со всеми предосторожностями.

На одной стороне оказался телефон — судя по всему, той самой Лары. А вторую сторону Игорь рассмотрел только сейчас. Там очень четким почерком было выведено:

— Ну, вот оно и началось, — лицо Рэкки как будто посветлело. — Вот что, давай-ка сейчас поработаем. Постарайся взять себя в руки, а потом — звони этой самой Ларе Крофт. Назначь ей свидание — прямо сейчас. Очень надеюсь, что ее мобильник не выключен. Погоди, — остановил он Игоря, потянувшегося было к своему мобильнику. — Наш техотдел должен ее запеленговать…

Почему-то Рэкки выглядел почти радостным. Кажется, неприятности беспокоили его гораздо меньше, чем их полное отсутствие.

Глава 6 О вреде уличных знакомств

2005 год,

Санкт-Петербург.

«А все-таки, он не такой застенчивый, как показался», — с удовольствием подумала Лара, убирая в сумочку мобильник. Да, кажется, этот молодой человек, Игорь, — не из нищих. И не из «ботаников». Это хорошо, это значит, что можно рассчитывать на приятное продолжение знакомства.

Значит, он подъедет на машине… Воображение Лары немедленно нарисовало джип. Нет, конечно же, нет, джип — это слишком. Это для бритоголовых мускулистых типов, которые, конечно, имеют деньги — но не обладают ни каплей интеллекта. Вот, пожалуй, «ауди»… или «форд»… На этом познания Лары в автомобилях заканчивались.

Он попросил подождать ее на улице и выходить прямо сейчас. Судя по его голосу, это означает или ресторан, или хороший элитный клуб. Ну, в этом случае Лара всегда во всеоружии.

Вообще-то, сегодня она не ждала его звонка. Вот завтра — это было бы понятнее. Но, видно, Игорек «запал» на нее. Почему бы и нет?! Она нравится молодым людям.

Лара переоделась, очень быстро справилась с макияжем. Пожалуй, надо было выходить. Если он уже подъехал, пускай подождет самую малость. Да, пока неплохо бы легонько и очень быстро перекусить. Девушка посмотрела вокруг, ее взгляд упал на пакет, который стал невольной причиной знакомства. Да, пожалуй, апельсином фигуру не испортишь… Она потянулась к пакету, и в этот момент раздался звонок.

Кто бы это мог быть? Ведь Игорь не знает номера ее квартиры. Да если бы и знал, то звонить, когда договорились встретиться на улице, было бы немного бестактно с его стороны.

Она приоткрыла дверь на цепочке. На площадке действительно был Игорь — а рядом с ним какой-то совершенно незнакомый молодой человек, и кто-то еще, кого она не разглядела.

— Кто там? Игорь? — по инерции спросила Лара.

— Леонтьева Лариса Вадимовна? — спросил незнакомец. — Прошу вас открыть, — и он показал удостоверение. Слишком серьезное удостоверение, чтобы его можно было просто так взять и проигнорировать.

Лариса покорно, словно в полусне, сняла цепочку и отошла чуть в сторону.

— Здравствуйте. Буду краток, — проговорил, усмехнувшись, незнакомый молодой человек в очках, представившийся сотрудником органов. — Сегодня произошло ЧП, и отношение к нему имеете вы, Лариса Вадимовна.

— О чем вы? — непонимающе надула губки Лара.

— О попытке убийства. Думаю, вам кое-что должно быть известно, — он приподнял очки, и Лара неожиданно обмякла под взглядом незнакомца. — Начнем с малого — с орудия убийства.

У Лары подкосились колени, она отступила на два шага, пройдя из прихожей на кухню.

— Какого убийства?! Я не понимаю, вы с кем-то меня путаете! — вскрикнула она, но без должной уверенности в голосе. — Игорь, что происходит?!

— Именно его и должны были убить, — отрезал незнакомец. — Вы присаживайтесь, не чинитесь, Лариса Вадимовна, в ногах правды нет.

Пока Лара с расширившимися от ужаса глазами уселась на табурет на кухне, Игорь, не глядя на девушку, сказал что-то человеку в очках. Тот кивнул.

— А вот и орудие, — весело проговорил сотрудник органов. — Алекс, давай-ка контейнер…

Еще один незнакомец из ворвавшихся в квартиру — тоже в очках, но в черных, — держал в руках нечто, показавшееся Ларе большой квадратной коробкой с герметичной крышкой. Он осторожно подошел к подоконнику, на который Лара поставила пакет.

— Это апельсины, — слабо запротестовала Лара. Ее взгляд бесцельно блуждал по стенам, а вид был таким, будто она хотела спросить — кто я, где я, и что здесь делают все эти люди?

— Знаю, знаю, — кивнул сотрудник органов. — Кстати, можете называть меня Ростислав Всеволодович. А уж чем они начинены, ваши, Лариса Вадимовна, апельсинчики! Пакетики с сибирской язвой — это, знаете ли, полнейшая ерунда в сравнении с ними. Полагаю, сами вы их не кушали…

— Я хотела… — неожиданно сказала Лара, судорожно пытаясь уловить в происходящем хоть какой-то смысл.

— Она говорит правду, — сказал Алекс, закончивший возиться с контейнером. — Хорошо, что мы не опоздали.

— Возможно, — кивнул назвавшийся Ростиславом Всеволодовичем. — Сейчас все узнаем. Если это так, значит, покушались на жизнь Ларисы Вадимовны, что еще более странно. Вот что, Лариса. Вам или придется проследовать с нами, или… Или ответить на наши вопросы прямо здесь. Вы согласны?

— А Игорь? — тихо спросила Лара.

— А Игорь служит у нас же, — слегка мстительно улыбнулся Рэкки. — Тем интереснее та каша, которая заварилась. Так где вы купили апельсинчики?

— Я их купила… сегодня… — Лара задумалась, честно пытаясь вспомнить, где именно она купила эти проклятые фрукты — но в голову так ничего и не пришло.

Почему-то ей неожиданно захотелось спать, а раздражение, испуг и любопытство куда-то полностью исчезли, растворились. Осталось — непонимание: кто эти люди, что они тут делают, в ее квартире? Надо было бы спросить их об этом — но язык во рту ворочался лениво, и произнести хоть одно слово было бы для нее непосильным трудом.

— Регрессивный гипноз? — спросил Алекс.

— Именно, — кивнул Рэкки. — Если только он хоть что-нибудь даст. Если все так, как я думаю, ее память девственно чиста. Это — раз. А вот и два: Игорь, скажи, пожалуйста, у тебя всегда был такой неважный вкус? Я был прав, если бы мы стали дожидаться ее на улице, никого бы мы не дождались.

Пожалуй, вопрос был циничен, но цели достиг — смертельная бледность исчезла с лица стажера. Теперь он покраснел.

Через несколько минут Рэкки сокрушенно произнес:

— Память промыта. Промыта грамотно, несколько дней у девочки выпали из биографии. А помедли мы немного — и выпала бы из жизни она сама. Но это не самое интересное… Алекс, глянь более дальние слои. Или мне кажется, или она…

Через мгновение Алекс только изумленно присвистнул:

— Это — он!

Для Игоря их разговор был совершеннейшей загадкой, поэтому он, наконец, не выдержал:

— Он — это кто?

— Ян. Старый, добрый контрабандист, который отправлен на кромку, притом — навсегда, — проговорил Алекс.

— Ну да, еще одна жертва для анекдотов от Алекса, — хмыкнул Рэкки. — Так вот эта Лариса Вадимовна была девушкой того самого Яна, которого, наверное, и ты, Игорь, еще помнишь. Очень интересно, правда? Судя по всему, она не представляла, с кем имеет дело, и знать не знала о кромке. Ну, да мы ее еще порасспросим. А это значит вот что… — Рэкки поднялся из-за стола, а Лара так и продолжала сидеть с открытыми, но ничего не видящими глазами.

— Это значит, — продолжал Рэкки, — что наша подруга Лара Крофт должна была остаться в живых. Вероятно, ее программировали апельсинов не кушать. По крайней мере, по замыслу убийцы, она должна была дожить до встречи с нами. И навести нас на след. Ян на кромке, его даже можно не проверять — чтобы снять ту милую игрушку, которую я на него нацепил, нужен очень сильный маг, притом — из текущей реальности. Убийца, вероятно, знал, что Ян — это наша головная боль. А вот о поимке и ссылке Яна он не знает.

— Думаешь, убийца — откуда-то из Сообщества? — спросил Алекс.

— Может быть, и оттуда. А может — это тот самый псих, который прикончил Реброва. И я поверил бы в это скорей…

— Лучше скажи, что с ней делать будем. Вторичная чистка памяти за одни сутки… — Алекс сумрачно кивнул в сторону Лары.

— Повредит ее интеллекту, — насмешливо сказал Рэкки. — Что, в общем-то, на истории мировой цивилизации не скажется — нечему там особенно вредить. Но, так и быть, поиграем в гуманизм. Придется ее забрать с собой… в закрытый пансионат спецслужб, разумеется. Все равно ей там быть недолго — до промывки памяти.

«Где-то во Франции», кромка,

1940 год.

Только природное здравомыслие позволило Джорджу не сойти с ума сразу после попадания в мир кромки. Впрочем, и названия этого он не знал — просто неожиданно для себя оказался в безлюдном мире, в котором все происходит по каким-то иным, неведомым ему законам. Зато, кажется, законы этого мира хорошо знала «кошка». Кошка ли — вот вопрос? Не бывает на свете больших кошек вот с таким чешуйчатым обликом. И больше того, это существо тоже находилось в постоянном изменении, как и окружающий мир.

В первый раз Джордж заметил танки на второй день пребывания в этом мире.

Над поселком, где он оказался, клубились столбы пыли, хотя ветра, вроде бы, не чувствовалось. И сам поселок производил странное впечатление в предутреннем сумраке. Эти наклонные дома с башенками, казалось, не должны были устоять — но почему-то, подобно Пизанской башне, они возвышались над окружающей равниной.

Джордж уже понял, что его время — ночь, а днем лучше всего где-нибудь спрятаться, забиться как можно глубже. Но любопытство на сей раз оказалось сильнее, и он подполз к щели в растрескавшейся от времени стене, попытавшись посмотреть, что же происходит в этом заброшенном поселке днем.

Улица была совершенно пустынной, так что Джордж начал сомневаться, а не выйти ли наружу? Конечно, в подвале этого здания, словно бы по волшебству, нашелся бидон с довольно чистой водой. Но ни крошки еды в этом доме не было.

Больше того — здесь не было никаких вещей. Всего лишь комнаты с полуоблупившимися стенами. Было совершенно непонятно, кто мог здесь когда-то жить — и жил ли вообще. Казалось, эти искривленные и полуразрушенные дома были такими с того момента, как их построили — для совершенно непонятных целей. И почему-то это пугало больше всего.

Джордж посмотрел на свернувшееся в углу таинственное существо, которое вызвалось быть его проводником по этому миру. Но, кажется, оно не обращало на него никакого внимания — по крайней мере, волю, которая вела его по незнакомому миру, он сейчас не ощущал. И поэтому он спокойно прошел по скрипучей лестнице наверх, к провалам окон. Оттуда, со второго этажа, хорошо просматривался весь поселок.

Если исключить полное отсутствие людей, можно было подумать, что ничего особенно необычного здесь не происходит. По крайней мере, так показалось Джорджу на первый взгляд — да и на второй тоже. Уже рассвело, но поселок по-прежнему казался совершенно безжизненным. А на главной площади, перед полуразрушенным зданием с башенкой-минаретом, которое, вероятно, было здешней ратушей, вертелись песчаные смерчики. Почему-то Джордж почувствовал, что если и есть здесь угроза, то исходит она именно от этих смерчиков. Он размышлял, почему это так и, наконец, понял — они двигались хаотично и во многих направлениях, и утренний ветерок был здесь, похоже, совершенно ни при чем. Ему показалось, что если человек окажется сейчас в центре этой площади, то он неминуемо попадет в центр такого внешне безобидного пылевого вихря — и будет немедленно разметан на мелкие части.

А потом произошло то, что заставило Джорджа замереть в своем не слишком-то надежном укрытии. Из-за ратуши выдвинулся танк. Потом еще один…

Джордж готов был поклясться, что минуту назад не слышал никакого танкового гула — а уж приближение такой техники он наверняка почувствовал бы загодя. Похоже, что и сейчас танковые моторы издавали ровное урчание только для виду, что эти громадные сухопутные корабли отлично умели двигаться бесшумно.

И вот что странно — он никак не мог определить, чьи именно это танки. На какое-то мгновение ему показалось, что это — свои. Но нет — угловатые башенки говорили, что это нацисты. Еще через минуту Джордж понял, что снова ошибся — никакой немецкой символики на танках не было. И все же он различил какие-то символы на башнях, намалеванные белой краской.

Джордж напряг зрение. Черная перевернутая восьмерка, пробитая белой молнией! Ни в одной армии мира такой символики не было! Ни у британцев, ни у французов, ни у бельгийцев, ни, тем более, у немцев.

Была в этом и еще одна странность. Танки не сопровождались пехотой, как это должно было происходить. Не было ни малейшего намека хотя бы на один грузовик с солдатами. Похоже, танкисты действовали самостоятельно.

«Если танкисты вообще существуют», — неожиданно подумал Джордж.

Он продолжал наблюдать за маневрами танков на городской площади. Две машины, которых не было, не могло быть на вооружении армий мира, некоторое время стояли неподвижно, затем их башенки стали медленно, словно бы нехотя разворачиваться, как будто бы в поисках цели. Несколько мгновений дула двух орудий были направлены на дом, где находился Джордж, и он невольно замер, стараясь не выдать себя ни малейшим движением. Наконец, орудия замерли, после чего танки на огромной, немыслимой скорости поползли по улице — в ту сторону, откуда несколько часов назад пришел Джордж.

— Будь осторожнее, — услышал он голос за своим плечом. — День — не наше время…

Он порывисто обернулся — и встретился глазами с совершенно незнакомой девушкой, которой неоткуда было здесь появиться.

— Эти… машины, — она как будто с трудом подбирала слова, — они соткались из воздуха. Здесь очень неустойчивый мир.

Девушка говорила так, будто бы удивителен весь остальной мир, а вот ее присутствие — нечто вполне само собой разумеющееся.

— Ты кто? — резко спросил Джордж, Меньше всего он ожидал, что здесь окажется кто-то еще.

— Странный вопрос, — мягко сказала незнакомка. — Я тебя сюда привела…

Волосы девушки были черными, а сама она нисколько не была похожа ни на англичанку, ни на жительницу Европы. Скорее уж, родом она была откуда-то с Востока. И слишком правильно выговаривала английские слова — так не станет их произносить и знатная леди.

— Я — оборотень, — продолжала девушка. — Это тебя беспокоит? После всего, что ты уже видел, после того, как попал в этот мир? Я знаю, что обыкновенные люди обременены странностями, но не настолько же…

Она замолчала, уставившись на Джорджа темно зелеными раскосыми глазами.

Девушка показалась ему какой-то угловатой. Похоже, что единственной ее одеждой была старая занавеска, чудом сохранившаяся в этом здании и сорванная с какого-то окна. Девушка казалась исхудавшей, почти что истощенной. Ее лицо ни в коем случае нельзя было назвать красивым, но при этом проглядывало в нем и обаяние, и внутреннее спокойствие, которое невольно передалось Джорджу.

— Идем вниз, — требовательно, словно бы перед ней был непослушный ребенок, а не здоровый британский солдат, проговорила девушка.

Джордж еще раз посмотрел вниз, на пустынную улицу, потом осторожно поднялся и прошел к деревянной лестнице. И все это — молча, не говоря ни слова.

Он, слегка прихрамывая, спустился по лестнице, зашел в подвал и так же молча, не задав больше ни одного вопроса, улегся в своем углу.

Чтобы задать хоть один вопрос, нужно было знать хотя бы часть ответов. Но вот этого-то у Джорджа и не получалось. Его мир был страшен, но привычен и познаваем — немцы атаковали, свои — отступали, танки с крестами несли смерть… Это было просто и понятно. Здесь же реальность стала текучей, недостоверной. А явление странной незнакомки оказалось лишь последней каплей.

Джордж зевнул, ему отчаянно захотелось спать. Какие уж тут вопросы — его бедный мозг собирался защищаться из последних сил. Кто другой на его месте, возможно, уже сейчас сошел бы с ума, ему оказалось бы вполне достаточно случившегося.

Он из последних сил огляделся, совершенно напрасно пытаясь отыскать глазами странную кошку. Разумеется, ее не оказалось. Зато за дверью, ведущей в подвал, послышались легкие шаги, в дверях возник силуэт незнакомки.

Джордж в отчаянии закрыл глаза, попробовал резко их открыть — а вдруг морок рассеется. И вновь напрасно — наваждение было в полном порядке, чего никак нельзя было сказать о мозгах Джорджа.

Почему-то его разум уцепился за слышанные когда-то, давным-давно, строчки:

Он вспомнил, что это стихи Киплинга, отлично знавшего Восток. «Он, наверное, и с такими дело имел… Мог бы объяснить, что это такое», — подумал Джордж, и это было его последней мыслью перед тем, как заснуть.

Его разум все-таки решил дать себе хотя бы короткий отдых.

Девушка молча постояла рядом со своим неподвижным спутником, пытаясь понять, что произошло. Она была готова ко всему — к тому, что он попытается наброситься на нее, что с диким хохотом или воплем рванется на улицу. Но вот произошедшего она не ожидала.

«Странный народ эти люди», — подумала она, уходя в свой угол. Может быть, он отреагировал совершенно правильно — в конце концов, день действительно был самым опасным временем в этом мире. И лучше всего было бы использовать его, чтобы отдохнуть где-нибудь в укромном месте.

Санкт-Петербург,

Май 2005 года.

И все же, даже опытный маг не может предсказать последствий своих действий на несколько ходов вперед. Ну, на два хода, ну, на три — но никак не на десять. Так получилось и с оборотнем — знакомым Яна. Он прекрасно понял, что, получив свободу, Ян непременно захочет первым делом отомстить «Третьей страже». Правда, он не представлял, как именно будет проделана месть, но догадывался — контрабандист станет действовать исподтишка и не устроит открытой атаки.

Но вот относительно другой жертвы Яна оборотень не догадывался. А напрасно.

Во многих сказках говорится так — откупорил мужик бутылку, выпустил из нее джинна, а тот и говорит, разминая мускулы: «Эх, слишком я здесь засиделся! Надо бы для начала кого-нибудь убить! Например, вот тебя…»

Незадачливый освободитель, как правило, остается жив, но при одном специально оговоренном условии — он умеет очень быстро бегать.

Господин Руонг Чеа быстро убегать не умел. Больше того, оправившись от своих потрясений, он даже не уехал подальше из Петербурга и вообще из России. А потрясения были немаленькими. Сперва его бросили в ужасный новый мир, о котором магу из Сообщества приходилось лишь слышать. Потом в этом мире появился некто и сделал предложение, от которого невозможно отказаться: «Ты с меня эту гадость сними, надоела уже… Тогда я тебя верну обратно. А не снимешь — ну и ладно, мои собачки, знаешь ли, очень проголодались…» Потом господин Чеа, кожа которого была теперь уже не смуглой, а бледно-серой, очутился на одной из городских площадей, — а если быть точным, то неподалеку от острова Новая Голландия.

И вот тут он сделал оплошность. Надо было срочно прыгать в маршрутку, потом еще в одну — и как можно скорее оказаться в аэропорту «Пулково» или, на худой конец, на одном из вокзалов.

Была и еще одна оплошность. Господин Руонг Чеа сам выболтал странному типу, где именно он живет в Петербурге. Хотя, если бы даже и не выболтал, магу из Сообщества это не особенно бы помогло.

Лишь влетев в гостиницу и изрядно перепугав служащих на ресипшене, когда он дрожащим голосом попросил никого к нему не пускать, господин Чеа слегка успокоился. Да и его роскошный номер представлялся ему теперь чем-то вроде крепости.

Он опустился в кресло и глубоко задумался. Произошедшее не укладывалось ни в какие рамки.

Да, он был наслышан о происходящем в Петербурге. Не так давно была проведена операция «Юбилей», от которой получили свои очки и «Третья стража», и Сообщество. Первые смогли отомстить за долгую серию безответных ударов, вторые же… О, Сообщество ни в коем случае не проиграло от устранения нескольких магов-недоучек. Ну, нескольких десятков, конечно, к тому же, занимавших неплохие посты… Порядком разжиревших на этих постах. Сообщество не жалует слабых.

Те, кто должен прийти им на смену, должны стать настоящими хищниками. Правда, с тех пор Сообществу в Петербурге не удавалось провести ни одной по-настоящему крупной операции, но попытки уже делались. И попытки серьезные. Так что господин Чеа должен был отслеживать работу своих российских коллег, периодически направляя их, — это что касается нелегальной части его миссии. Легальная же была тоже связана с управлением одним из международных фондов, работавших в Петербурге уже не первый год. Порой фонд устраивал лекции и семинары, приглашали журналистов, и «учителя» из Европы и Нового Света начинали рассказывать о простейших вещах — так, словно бы читали лекцию дикарям, еще вчера лазившим по деревьям, а ныне спешно поотрывавшим свои хвосты и решившим создавать независимую прессу.

Журналисты слушали, делали вид, что записывают, потом шли на очередной банкет. «Преподаватели» (среди которых тоже были коллеги мистера Чеа) получали деньги и уезжали, а фонд функционировал — неспешно и незаметно подкупая журналистов, «деятелей культуры», порой — даже сидящих без гроша в кармане ученых. Появлялись на свет выгодные заказные статьи, от чего-то внимание отвлекалось, к чему-то — притягивалось. И очень немногие знали, что фонд работает даже не ради Запада, а ради некоего Сообщества — тайного, и оттого — еще более сильного.

Что-то странное начало происходить несколько недель назад, но мистер Чеа никак не предполагал, что это должно хоть как-то затронуть и его. Пропал один из видных участников Сообщества, причем — практически отошедший от дел (о чем оставалось только сожалеть). Потом он нашелся — в одном из самых отвратительных водоемов города. Почему — оставалось лишь предполагать.

А вот теперь пострадал и господин Чеа. Но откуда тот, кто сбросил его в мир кромки, был так хорошо осведомлен о его биографии? Об экспериментах, которые ставились в некоей развивающейся стране? Пожалуй, для этого нужно было обладать серьезной информационной сетью, а это значило, что незнакомец действовал не сам по себе. Означает ли это, что за его спиной стоит «Третья стража»? Возможно, хотя это не их методы. «Стражники» обыкновенно пытались изображать из себя рыцарей — в большей или меньшей степени. Рыцарей, а не разбойников с большой дороги!

Означает ли это, что «Третья стража» перешла к каким-то активным действиям? Здесь нужно разобраться. На следующий же день нужно поднять все досье по «Страже», работающей в Петербурге — все, что только возможно. Впрочем, возможно сделать это и сегодня.

Мистер Чеа достал мобильник и набрал номер своего московского коллеги, с которым был связан чем-то вроде дружбы — ну, в той степени, которая вообще может существовать между людьми Сообщества.

— Господин Сергей Цибуленко? Добрый вечер! — он намеренно растягивал слова, копируя английский акцент.

Дальнейший разговор с московским главой Сообщества состоял из сплошного потока восточной вежливости и недоговоренных фраз.

«Мы несколько встревожены… Некоторые досадные недоразумения — вы ведь сами понимаете, что я имею в виду… Необходимо подготовить ряд комплексных мер по управлению ситуацией…»

На том конце провода наверняка сразу стало понятно — случилось нечто странное, если коллега звонит достаточно поздно и в неурочный день. По чьей вине случилось — тоже ясно.

Разумеется, не обошлось и без вопросов о продвижении заказных статей. Это был самый болезненный для Цибуленко вопрос — посвященные втихомолку шутили, что самый страшный ночной кошмар для московского мага — это высадка людей на Марс: спит, видит и просыпается в холодном поту. Впрочем, для него, при всех способностях и феноменальном богатстве так и не научившегося даже выходить на кромку, любое расширение людьми реальности казалось невыносимым. Пожалуй, и на смелого психолога-экспериментатора Чеа он поглядывал с некоторым подозрением.

Но сейчас интересы Чеа и Цибуленко совпадали, к тому же, московский маг уже слышал о таинственных убийствах в Питере.

Мистер Чеа отложил трубку, а потом, немного подумав, и вовсе отключил телефон.

Жить ему оставалось всего несколько часов.

До того самого мгновения, когда он, решив совершить утреннюю прогулку, дошел до одной из самых известных городских площадей. Здесь уж точно не должно было произойти ничего страшного. К тому же, никакого «хвоста» за магом не было, он знал это совершенно точно.

А нескольких то ли панков, то ли бомжей на скамейке можно было проигнорировать.

Метко пущенная чьей-то рукой бутылка разбилась прямо у его ног. Солнце еще не поднялось высоко, но света было вполне достаточно, чтобы содержимое бутылки, выплеснувшееся магу под ноги, очень захотело убраться в тень. Например — под куртку стоящего рядом человека.

Черное шевелящееся чернильное пятно под ногами — это было последнее, что запомнил в нынешней жизни мистер Руонг Чеа. Потому что потом пришла боль, которая начисто смела и его память, и сознание вообще…

Ян, усмехаясь, вглядывался в происходившее на площади. Значит, не зря он в свое время приобрел этих законсервированных тварей. Вот теперь они очень пригодились. И — не подвели. Судя по всему, местные врачи даже не поймут, отчего умер этот отвратительный тип. Возможно, определят сильнейшие ожоги — но где же, позвольте, кислота?

Впрочем, контрабандиста сейчас это не слишком-то и интересовало. Гораздо важнее было преподнести тварей «стражникам». А потом — как можно быстрее свалить обратно, на кромку.

Санкт-Петербург,

Май 2005 года.

Очередной рабочий день подходил к концу — впрочем, как и практика в центре общественных связей.

Марину никто не спрашивал, не хочет ли она задержаться на своем новом рабочем месте, но такие разговоры витали в воздухе. Замечательные дамы центра, — большие специалисты в вязании (особенно — на работе) и эксперты по кулинарии, — не то чтобы стали ее подругами, — но относились к девушке весьма и весьма благосклонно.

Отчего-то особое одобрение вызвали почти ежедневные (скорее — ежевечерние) поездки Марины до Петроградской в компании господина Казарского. Никто из прекрасной половины коллектива и не думал ревновать. Больше того, как-то в курилке девушке пришлось выслушать как бы между прочим:

— Сереженька… Вы знаете, Мариночка, он на самом деле — такой одинокий и неустроенный. Это он с виду начальник, а вообще-то — очень ранимый… ну, не совсем человек, конечно. Можете поверить мне, старой ведьме, я отлично знаю мужчин, — и дама, которую звали Раиса Ивановна, весело и кокетливо посмотрела на Марину. Насчет «старой» — кто знает, маги сохраняются очень хорошо, что же касается «ведьмы» и всего прочего, то за это можно было поручиться.

Больше к этому разговору никто не возвращался, но Марина и без того поняла все намеки. Но никаких серьезных видов на Сергея Казарского у нее не было. Больше того, разговоры во время поездок на Петроградскую никак не касались личного. Порой Сергей был весел, шутил и рассказывал всевозможные забавные истории из журналистской жизни. Порой об этих трагикомедиях никто из непосвященных не знал, иногда до читателя что-то доходило.

Так случилось и в тот день.

— …Опечатки? Это раз на раз не приходится. Был однажды такой случай…

Марина невольно посмотрела на Сергей, сравнивая его с Алексом, у которого в запасе тоже было неисчислимое множество всяческих случаев и знакомых. Но Алекс говорил от души, его серьезность была чисто внешней. Сергей был совершенно не таков. Он рассказывал о чем-то, но было видно, что его интересует в этот момент и множество иных дел, о которых он вряд ли когда-нибудь будет говорить своему собеседнику.

Правда, анекдот, который пересказывал Сергей, был не слишком-то приличным.

— На заре перестройки у нас было модно писать о фермерском движении — о всяких птицеводах и кролиководах. Статьи шли на первую полосу, правда, не читал этого никто. Да главное — чтобы они выходили, обком требовал, и все такое. Ну вот, и в крупнейшей городской газете помещают очередную скучнейшую статью — о разведении кроликов. «Эти длинноухие животные…» В общем, ошиблись, поменяли местами две буковки — «у» и «х»… Так газета и вышла. Скандал был — на весь город вместе с областью.

Марина несколько мгновений раздумывала, потом, когда поняла, во что именно превратили несчастных кроликов, девушка рассмеялась. Сергею же стало не до смеха, когда зазвонил мобильник.

— Привет… Что говоришь?! Да нет, не беспокойся, здесь она, под надежным присмотром. Какое еще покушение? Дела…

Он повернулся к Марине.

— В «Страже» — ЧП, — произнес Сергей.

Марина непонимающе смотрела на него.

— Пытались убить Игоря, стажера…

— Игоря?

Более безобидного сотрудника «Стражи» Марина не могла и вообразить. Его-то за что? И кому такое могло понадобиться?

— Думаю, действовали, на кого бог пошлет, — пояснил встревоженный Сергей. — Не беспокойся, никого не убили, даже не ранили. Но то, что они придумали… — он покачал головой.

— Кто придумал? Да что там сотворилось?

— Слышала про «чернильные пятна»? — как всегда, Сергей в тревожные минуты обращался ко всем на «ты».

— Ну, мы специально не изучали, но Корвин рассказывал…

— Понятно, — кивнул Сергей. — Он в свое время сильно пострадал, только не в Питере. Знаешь, это вообще очень редкие твари… к великому нашему счастью. Откуда их могли взять здесь, да еще и в текущей реальности — ума не приложу. Вообще, твари должны здесь погибать, но не сразу.

— А кто их мог добыть? И как там Игорь?

— Судя по всему, ничего с нашим стажером не случилось. А вот добыть… Вообще-то, кто угодно, кто о них знает и может заплатить. Может быть, даже обычный человек. Или — маг из Сообщества, который не бывал на кромке, зато кое-что слышал.

Машина, тем временем, выехала на Кронверкский. На сей раз здесь не было пробок, поэтому Сергей решил, что можно проехать почти до конца проспекта, не сворачивая в лабиринты прилегающих улочек.

Еще раз сработал мобильник.

Сергей молча выслушал собеседника, сказал: «О-кей».

— Ты подумай, — усмехнулся он, — этот тип любит театральные эффекты.

И он коротко пересказал историю с апельсинами и коротенькой записочкой: «Сегодня ночью вас должны убить».

Марине неожиданно показалось, что она помнит эту надпись притом очень явственно. Вот только с чего бы?

Некоторое время она сидела в задумчивости, пока Сергей не повернул на Зверинскую. Автомобиль промчался мимо «Камчатки» — той самой котельной, где когда-то работал Виктор Цой, великий рок-музыкант… Стоп! Рок-музыка — рок-магазин…

— Я помню такую надпись! — решительно заявила Марина.

— Откуда? — Сергей удивленно сдвинул брови.

— Рок-магазин… Тот, что на Лиговке… Неподалеку от него. Точно такая же надпись, еще и рисунок какой-то — то ли гуманоид, то ли существо из параллельного мира.

— Ну, наш мир — это мир совпадений, — рассмеялся Сергей. — Это пока что никакая не версия. Просто какие-нибудь панки развлекались…

— Панки?

— Конечно, — беззаботно махнул рукой начальник информцентра. — Ну, подумай, кому там еще непотребства творить?! А с покушавшимся — совсем другое дело.

— Ох, не знаю. Может…

— Дело в другом, — заявил Сергей. — Раз началось с покушений на самых младших — дело может дойти и до тебя. Ты ведь живешь на Петроградской, верно? Так вот — я постараюсь тебя не только отвозить, но и забирать. По крайней мере, сейчас. По-моему, тебе небезопасно ходить одной по улицам, пока все не утрясется. Сама подумай — сперва кто-то убил мага из Сообщества. Теперь оно решило отомстить. И — пожалуйста — попытались убить стажера. Такого и прежде-то не было…

Марина хотела было поблагодарить Сергея за заботу, но решила промолчать. Теперь она вообще не представляла, как к нему обращаться — на «ты» или на «вы». И значит ли это его обращение, что Сергей считает ее пусть младшим, но профессионалом?

Почему-то ей этого очень захотелось.

Офис «Третьей стражи» походил на растревоженный улей. Игоря на месте не было, Рэкки и Алекса — тоже. Зато оставшийся свидетель происшествия — Таня — пересказала Марине всю историю, наверное, уже в пятый раз.

— И если бы не Алекс и не Рэкки, я бы с тобой не разговаривала, — заключила она. Таня и обычно была бледной, но сейчас ее лицо казалось белым, словно полотно. — Знаешь, Кор, — обернулась она к длинноволосому парню, который сидел за их столиком в столовой, — вот теперь я тебя могу понять! Ты же тогда чуть ли не месяц пролежал…

— Чуть больше, — отозвался Корвин. — Знаешь, не очень-то мне это приятно вспоминать. Так что будем радоваться — все обошлось. Хорошо бы, Рэкки вышел на след того, кто это сделал…

— А кстати, версии уже есть? — спросила Марина.

— Ну, версия есть всегда — Сообщество. Сейчас вся компания прибудет — и мой благовредный все нам расскажет. Мол, был еще и такой случай… — Таня рассмеялась, но как-то слишком настороженно. — Я только одно пока знаю: к этим чертовым апельсинам была приложена записка.

— Вот-вот, — заявила Марина. — Я уже кое-что высказала, а Сергей только отмахнулся… Точно такая же надпись есть в переулке у рок-магазина.

— Что за надпись? — встрепенулась Татьяна.

Марина хотела было рассказать, что именно за надпись, но в этот момент дверь столовой отворилась, и на пороге появилась вся команда: торжествующий Рэкки, невозмутимый Алекс и очень пристыженный и смущенный Игорь.

— Ну что — убийцы нет, зато есть много зацепок, — произнес Рэкки.

— Думаю, девочка не годится на роль безжалостного террориста, — развел руками Алекс. — Пришлось ее доставить к нам — в изолятор, конечно.

— Она не съела эту гадость? — первым делом спросила Таня.

— Нет, конечно, иначе не выжила бы. Кстати, что характерно, эта самая Лара — бывшая девушка нашего старого доброго Яна. Как думаете, леди и джентльмены, это случайность — или как? — Рэкки ухмыльнулся.

— Думаю — или как, — предположил Корвин. — А ты не считаешь, что Яна просто подставили?

— Вот именно! Мы же не стали заявлять всему Сообществу — опасный контрабандист обезврежен! А слухи идут медленно. Они знают, что Ян доставлял нам неприятности. Вот, видимо, и решили вывести нас на ложный след.

— А зачем девочку в изолятор? И кто она вообще? У нее есть хоть какие-то способности? — спросила Таня.

— Есть, — кивнул Рэкки. — Обтрясать кошельки молодых людей. Заметно это сразу. Попадись такой миллиардер — вмиг бы из него миллионера сделала. А больше способностей — никаких! Интеллект — ноль! Думаю, Ян был наказан еще до ссылки, и примерно наказан! И куда ты только смотрел? — обернулся он к Игорю. — Личико хорошенькое? Хоть бы магическим зрением взглянул разок!

— Да я же с ней первый раз встретился, — заявил вконец смущенный молодой человек. — Просто поговорили…

На сей раз рассмеялись все — даже сам Игорь.

— А в изоляторе этой девице придется побыть пару деньков, — слегка поморщился Рэкки. — Ей кто-то промыл память, если бы после нашего визита мы проделали то же самое, закончилось бы все эпилепсией. Да заодно и спокойнее — важного свидетеля никто не уберет.

— Думаешь, теперь здесь безопасно? — хмуро спросил Алекс.

— Для нее — да, — ответил Рэкки. — А для нас — как всегда. Думаю, сегодняшние события — это объявление войны.

— А я бы проведала нашего контрабандиста, — сказала вдруг Татьяна. — Может, и его попробовали убрать?

— Это — вряд ли, — покачал головой Рэкки. — Скорее, все наоборот — его оставили так, чтобы мы до него смогли добраться…

Марина больше не вспоминала собственную версию. Ей неожиданно показалось, что обстановка за столом стала гораздо менее напряженной, чем обычно. Казалось, что с прошлой осени те, кто собирался в столовой — и Светлые, и Темные, и остальные — чем-то слегка подавлены, завалены всевозможными делами, которые мало что на самом деле стоят. Конечно, отношения оставались прежними, но сплоченность, которую Марина застала, когда оказалась здесь впервые, начала — почти что незаметно — улетучиваться. Возможно, понадобилось бы лет десять, а то и намного больше (маги все же живут долго), чтобы зрелые, возмужавшие — и куда более чужие люди — сказали бы: «А вот прежде все было как-то иначе… Лучше, что ли…»

Может быть, такое случилось бы очень нескоро. Но процесс уже шел.

А теперь все вернулось на круги своя.

Марина и предположить не могла, как обрадовали бы ее наблюдения одного из убийц… А может, и второго — Ян ценил достойных противников.

И все же, поскольку наступали выходные, Марина решила пренебречь советом Сергея. Ей очень хотелось прогуляться в гордом одиночестве. Просто походить по городу — ну, к примеру, дойти до Лиговки. А заодно — все обдумать.

Что-то еще, кроме надписи, ее смущало. Но что именно — она не помнила. Да и об опасности как-то не стала думать. Ведь приказа оставаться в офисе «Стражи» ей никто не отдал.

Глава 7 Операция «Крыса» на поле чудес

Санкт-Петербург,

2005 год.

«Математика — мера всех вещей», — любил он повторять фразу Пифагора. И это было действительно так. Только вот, похоже, те, кого он уничтожал, жили по законам больших чисел. Мало того, что их было много, так ведь существовало множество видов и подвидов всей этой мрази.

Он открыл папку-досье. С фотографии смотрел «в меру упитанный» мужчина под сорок, с уверенным, если не сказать наглым взглядом. Его поклонницы говорят, что этот взгляд «пронизывает насквозь». Врут, конечно. Точнее, им это кажется.

«Кажется, а креститься забывают», — поморщился убийца.

Впрочем, поклонницы будущей жертвы его нисколечко не интересовали — разве что в том плане, что этот тип, когда его настигнет судьба, должен оказаться один. Это — очень важно. Конечно, Дар позволяет стирать из памяти свидетелей кое-какие события — но лучше до этого не доводить.

Он перевернул фотографии, целую подшивку газетных статей. Ругательные статьи, говорите? Да это же его реклама! Какая только бестолочь все это пишет!

Хотя завтра пускай поработают и толковые «акулы пера», и бестолочи — будет вам сенсация, ребятки, ешь не хочу!

А вот и распечатка сайта нашего кумира публики. Дипломы, дипломы, членство в академиях. «Гм, а чего проще — зарегистрировать фирму, назвать „академией“, выпускать яркие бумажки? Если есть средства, можно сделать и свои ордена — сейчас все прокатит!» — человек вздохнул, глядя на самовосхваления будущей жертвы. Этот тип не захотел быть просто экстрасенсом. Теперь он — инкарнация Иисуса Христа на Земле. Не больше и не меньше, хотя на его личном сайте об этом говорится очень глухо и туманно. Но ведь есть еще и сайты его адептов и его организации.

Человек отложил досье и задумался. В последнее время у него появились не то чтобы сомнения в своей правоте — нет, скорее, понимание: до полной и окончательной чистки еще очень и очень далеко. Мир плодил все больше и больше самых разнообразных крыс, а котов было слишком мало. Мало того — большинство котов давно разленились, они даже не замечали ползающих вокруг мерзких серых тварей. Или — делали вид, что не замечают.

Впрочем, все очень скоро должно было измениться. Убийства последних недель заставят крыс перейти в атаку, которая станет для них началом гибели. Для Сообщества — но и не только. Вряд ли победители станут терпеть мерзость, захлестнувшую и город, и страну. После Сообщества настанет черед всех, кто заставлял людей стискивать зубы от страха, унижения или бессильной ярости. Пускай все они, — от уличных хулиганов, не обученных нормальной человеческой речи, до твердящих заумные словеса либерал-рыночников, — пусть они знают: их очередь наступит, и очень скоро. И не только в этом городе и в этой стране. В очередь, крысячьи дети, в очередь!

Но вот типа из досье желательно отправить на тот свет лично. Отличный бонус для расторопного кота — особо жирная и вкусная крыса на обед.

Итак, что у нас имеется? А имеется человек с великолепной для его профессии фамилией — Могильный. Имеются его заявления о том, что он может оживлять людей, а также — предупреждать землетрясения с наводнениями и даже менять полюса планеты. Но полюса — это для рекламы, это для господина Могильного — слава. А вот «оживления» умерших людей — это деньги.

Схема обработки очень напоминает лохотрон. За Могильного работает его команда, на собрании демонстрируется видеофильм с якобы оживленным человеком, выступают свидетели. О, у этих некоторый Дар есть — на первых же собраниях отсекаются и берутся на карандаш убитые горем люди, у которых не так давно умер кто-то близкий. Потом с этими людьми начинается долгая и трудная работа. Важно, чтобы у них водились деньги (впрочем, соратники Могильного могут, если надо, помочь продать квартиру), но еще существеннее, чтобы будущая жертва воспринимала мир некритично. Чтобы больше стремилась к вере, чем к знанию. Тогда и деньги появятся.

Потом все происходит просто: адепты Могильного говорят, что покойник уже оживлен. Было несколько случаев, когда в «доказательство» разбивали надгробия на кладбищах. А жертве сообщается, что бывший покойник должен сменить внешность и документы, пройти адаптацию в специальных, невидимых простому глазу учреждениях, подвластных все тому же Могильному. Люди верят и такому!

…Убийца усмехнулся. Судя по всему, господин «экстрасенс» отлично знает, что такое кромка. Но вряд ли он или кто-то из его подельников может там оказаться. Это им уже не по зубам.

Эта тварь поработала и в Москве, и на юге — и лишь теперь решила, что холодный и недоверчивый Петербург тоже созрел для «оживлений».

Что ж, на сей раз предупреждение придется продублировать. Одно уже сделано — отличная красивая надпись на стене, спасибо Моргане, недаром она деньги получает. Надпись номер два придется сделать за кулисами того самого ДК, где будет сегодня вечером выступать господин экстрасенс.

Убийца еще раз вгляделся в портрет «исцелителя». На него глянул наглый человек, для которого переступить через труп или чьи-то страдания — сущий пустяк. Что ж, сегодня ему самому придется немного пострадать.

Он отложил портрет и задумался. Откуда в России, стране достаточно образованных людей, взялось столько именно подобной дряни? Мошенники, приватизаторы разных мастей — с ними все более или менее понятно. Но вот «экстрасенсы»…

А ведь все понятно и с ними! В 60-е самый темный деревенский мужик повертел бы пальцем у виска да выругался бы нецензурно, если бы услышал про «заряженную воду» или про «опыты» Могильного. Про какого-нибудь студента-физика и говорить не приходится.

А сейчас в сектах этой дряни множество людей с высшим образованием. Верят, на собрания бегают, квартиры продают, если «гуру» приказал!

Просто в начале 70-х случилось нечто, что сделало науку беззубой. Много всего творилось — массовые выезды «доцентов с кандидатами» на картошку, например. Зачем, разве стране это было так уж нужно? Нет, конечно — просто науке указывали ее место.

В науке шла битва за звания, а не за знания. Порой звания получали на пустом месте, безо всяких открытий — зато с великим множеством интриг.

Яблони на Марсе так и не зацвели, лекарство от рака не создали… Так что очень скоро многие решили — ничего эта наука решить не способна. Мало того — эти ученые настоящих целителей не желают признавать!

А слушки о «настоящих целителях» циркулировали все успешнее: с кухонь — в очереди и институтские курилки, а далее — везде. «А вы знаете, она всех старцев из политбюро лечила… Просто они это от народа скрывают…» «А на самом деле он использует методы филиппинских хирургов — ну, знаете, операции без скальпеля и без наркоза! Да, они рак умеют лечить на любой стадии!.. Только от нас это скрывают!»

Слухи были разными, а припев — одинаковым. Ведь до чего ж обидно, когда от тебя, честного трудяги, какие-то гады «наверху» что-то скрывают! И если бы военные тайны — еще куда ни шло. Но вещи, которые помогут просто сохранять здоровье или победить неизлечимую болезнь!..

А потом грянул Чернобыль — и над наукой стало можно издеваться как угодно! Вот тут и повылезли изо всех щелей сектанты, потомственные колдуны и специалисты по заряжаниям воды. Для них настало золотое время. Для их дирижеров из Сообщества — тоже.

Ну, а теперь дошло до «инкарнации Христа» и оживителя мертвых. Что ж, посмотрим, сумеет ли он оживить сам себя, когда жареный петух возьмет да и клюнет мерзавца куда следует!

Человек захлопнул досье. Что ж, к этому он начал готовиться очень долго — с тех пор, как узнал, что Могильный наконец-то решил почтить Петербург своими лекциями и семинарами. Что ж, придется посидеть на этом собрании — игра того стоит.

…Он вышел из дома, не торопясь подошел к своей машине, открыл дверцу, уселся за руль. Потом не торопясь закурил сигарету, — просто для того, чтобы собраться с духом. Предстоящее убийство его нисколько не страшило, но охотничьим азартом нужно было управлять. На то он и оборотень, в конце-то концов — а оборотень должен обладать не только инстинктами, но и разумом.

Наконец, полностью совладав с собой, он включил зажигание.

Автомобиль неспешно двинулся по направлению к центру, к Лиговке. Охота на жирную крысу из Сообщества началась.

В то время, когда автомобиль убийцы двигался в потоке машин по переполненному Лиговскому проспекту, Марина выходила из метро. Рассчитывала она только на собственную удачу. Честно говоря, она не очень хорошо представляла, как ей следует использовать крохотную зацепку, которую девушка когда-то уловила в одном из разговоров. Да и зацепка вряд ли могла привести ее к убийце. Хотя почему бы не использовать все шансы? Если бы девушка рассказала обо всех подозрениях Рэкки, тот, наверное, улыбнулся: «Ну, и где же твои доказательства?»

Никаких доказательств не было. Имелись смутные, неясные для нее самой подозрения. А больше — ничего. Кроме надписи на стене:

Кого именно — должны?

На сей раз она не стала идти в обход, а просто перешла Невский. А потом решительно направилась все к тому же рок-магазину.

И удача немедленно возникла у Марины на пути! Около остановки автобусов стояла ее рыжеволосая тусовочная знакомая, которая, надо думать, искала возможностей стрясти с кого-нибудь немножечко денег.

— Ой, привет!.. А что ты так редко сюда ходишь?

Судя по всему, рыжеволосая бывала здесь каждый день — с одной-единственной целью.

— Ну, — Марина пожала плечами, — времени не хватает. Вечно все дела, — она досадливо махнула рукой. — Работа, учеба, уже про личную жизнь забыла… Не помню, когда в последний раз с парнем была. И вообще — я здесь случайно.

— Сочувствую, — протянула рыжеволосая, которая, видимо, пребывала в раздумьях: знакомая, у которой жизнь — сплошная работа, не должна отделаться только десяткой. Похоже, девушка решала, как бы пограмотнее выпросить побольше денег. Жетон на метро в качестве предлога явно не подходил.

— Слушай, есть так хочется, — простодушно сказала девица. — А денег — ни хрена…

— Ладно, у меня как раз зарплата вчера была. Пошли в кафешку, здесь, рядом…

— А у тебя найдется еще и на жетон? — быстро спросила рыжеволосая, которая успела немного опьянеть от собственного нахальства.

— Найдется, — проговорила Марина. «На много жетонов — только если ты мне сейчас поможешь», — подумала она.

Болтая ни о чем, они перешли Лиговку и добрались до летнего кафе около вокзала. Если точнее, то болтала одна рыжеволосая, а Марина внимательно прислушивалась, надеясь отыскать хотя бы крупицу полезной информации. На сей раз — напрасно…

— Сперва — два салата, потом — две отбивных и кофе. И пирожные — с ванилью, — распорядилась Марина. — Ну, я столько не съем, — удивленно посмотрела на нее рыжая. Точнее, не на саму Марину, а на пятисотрублевую бумажку в ее руках.

— Очень даже съешь, — рассмеялась Марина. — Поищи лучше столик.

Это оказалось довольно легкой задачей — кафе в этот час наполовину пустовало.

Девушки терпеливо дождалась, пока принесут салат. И только дождавшись, когда рыжеволосая утолит первый голод, Марина проговорила — очень серьезно и разборчиво:

— А теперь расскажи все, что ты знаешь про некую Моргану с тусовки…

Рыжеволосая оторвалась от тарелки — и встретилась взглядом с внимательными глазами Марины.

— Информация — это деньги, — сказала Марина, когда девица под ее взглядом слегка оцепенела. После чего рыжеволосая была тут же временно отпущена — гипноз гипнозом, но будет лучше, если она сейчас выложит все сама, почти что по собственной воле. Надо быть мастером, чтобы человек под гипнозом выдал всю полезную информацию, не пропустив ничего важного. А Марина пока что мастером себя не считала.

Поэтому воздействие надо было закрепить.

— Знаешь, мне надо статью о тусовке сделать, — сказала девушка самым обыкновенным тоном. — Я ведь на журфаке учусь, а это — вроде курсовой…

Теперь она врала безбожно, но такое вранье ее собеседница проверять не станет.

— Ладно, — рыжеволосая принялась за отбивную, слегка задумчиво поглядывая на Марину. — Тебя какая Моргана интересует? Та, которая на гитаре играет, та, у которой парня зовут Фиолетовый Упырь — ну, знаешь, такой, со скособоченной мордой…

— Та, которая хорошо рисует, — подсказала Марина. — Которая — большая стерва.

— А-а, — девица слегка поморщилась. — Так она с нашими теперь и не здоровается… Вот уж на самом деле — стерва.

— Вот и расскажи о ней, — почти теряя терпение, сказала Марина. — Кто она такая, где появляется, где живет…

— Да зачем она тебе?

— Надо, — Марина загадочно улыбнулась. — Для статьи. Может, еще отбивную заказать?

— Пожалуй, — пожала плечами рыжая, в которую, вопреки ее словам, отлично уместился легкий ланч.

Выяснила Марина очень немногое. Моргана была прославлена двумя вещами — во-первых, умела хорошо рисовать, во-вторых — хорошо отбивать чужих парней. Последнее качество Марину нисколько не интересовало, зато рисование очень хорошо подходило для ее версии.

Что до места обитания Морганы, то когда-то она и в самом деле тусовалась здесь, у рок-магазина. Но сейчас стала появляться все реже и реже. Во-первых, большинство здешних девиц очень ее недолюбливали, во-вторых — она нашла какую-то денежную работу и окончательно возгордилась. Причем «денежная работа» заключалась в рисовании граффити. Каких именно — рыжая не знала.

— А заказчика ее ты не видела? — уточнила Марина.

— Откуда? Наверное, ее новый парень… Да у нее их всегда было много. И вообще…

— А где она сейчас бывает, ты не знаешь? — Марина поняла, что поговорка «из кувшина можно вылить только то, что было в нем» — это великая мудрость. Скорее всего, так она Моргану никогда не найдет. Но из рыжей надо вытрясти все, что она знает — а то и больше.

— Дай подумаю, — сказала рыжеволосая, ковыряясь в уже опустевшей тарелке. — Она бывает в клубах… Что-то когда-то говорила… Ну, конечно, — в «Антарктиде», на Ваське…

«А неплохой вкус у этой Морганы, — подумала Марина. — В „Антарктиде“ на Васильевском острове (который некоторые отдельные штатские очень любят называть дружески-фамильярно) бывает много хорошего народа. Ладно, если отдыхать — так по полной программе».

Честно говоря, Марина сама сомневалась в собственной версии. Скорее, это расследование было для нее чем-то вроде отдыха. Если она не отыщет никаких новых зацепок, ведущих к убийствам, то, по крайней мере, сможет потанцевать и послушать музыку. Заодно — облагодетельствует эту несчастную рыжую девчонку. Ерунда, конечно, но так накинуться на еду может только полуголодный человек. Точнее — полуголодный человек в Питере, в начале третьего тысячелетия.

Странная какая-то жизнь получается…

— Вот что, подруга, — решительно сказала Марина, когда исчезли и отбивные, и кофе, и мороженое, — сегодня в «Антарктиде» наверняка хорошая программа. Вот я и думаю — а не пойти ли нам туда? Заодно — Моргану мне покажешь. Только погоди…

Рыжая почти испуганно посмотрела на нее.

— Ты знаешь, какие там билеты?

— Знаю, — проговорила Марина. — Нам хватит. Давай-ка, пока время есть, посмотрим одну вещь. Это тут, рядом…

Они снова перешли через Лиговку, миновали рок-магазин и свернули в переулок. Все та же надпись вместе с гуманоидом присутствовали на стене — никто и не подумал стереть граффити.

— Ты мне скажи, вот это Моргана могла нарисовать? — спросила девушка.

— Ну, да, наверное, — согласилась рыжеволосая, и тут же вспомнила: — Да она что-то такое и делала — только не для граффити, а для одного журнала.

Выяснилось, что с полгода назад на тусовке существовал самиздатский журнал, в котором публиковался всяк кому не лень — непризнанные авторы писали повести и рассказы, непризнанные художники делали иллюстрации. Вот среди последних была и Моргана.

— Ну, тогда тем более, надо бы на эту стерву поглядеть, — заявила Марина. — Пошли, что ли?

— А жетоны? — забеспокоилась девица, которая, как выяснила Марина, звалась Мориэль (а вне тусовки — Аськой).

— Будут и жетоны, — решительно отрезала Марина. — Сейчас дойдем до «Маяковской» — будут и они.

Почему-то Евгений Павлович Могильный нервничал с самого утра. Причина казалась ему совершенно неясной.

Вроде бы, все было договорено. Вроде бы, схема действий давным-давно отработана и в провинциальных городах, и даже в первопрестольной. И полный зал гарантирован, хотя особой рекламы было решено не давать.

Может, все это связано с его коммерческим партнером, которого, как он выяснил, убили здесь, в Петербурге. Убили совершенно по-дурацки — какой-то бомж швырнул бутылку с кислотой. И случилось это, что характерно, в самом центре города, у шикарной гостиницы.

Бомжа, конечно, не нашли. Вроде бы, как удалось выяснить, и кислота оказалась какой-то странной. Почему-то это больше всего тревожило Евгения Павловича.

К тому же, теперь сорвалось одно очень выгодное и необходимое предприятие. Ведь заработать деньги на этих самых бессмертниках — дело нехитрое, нужно их выгодно вложить. Для этого существовал серьезный механизм. И теперь из-за глупой и случайно гибели представителя фонда механизм дал сбой. К счастью, очень небольшой сбой.

Тревожило Евгения Павловича и другое. Питер — город недоверчивый. Москва не верит только слезам. Петербург — не верит без проверки ничему. Правда, времена изменились, теперь и здесь много тех, кого Евгений Павлович и верхушка его организации называли между собой «клиентура». Но все же в зале могли оказаться и противники. Поэтому приходилось особенно хорошо поработать и над домашними заготовками, и над имиджем.

Могильный надолго задумался, что ему следует надеть. Обычно он выходил на сцену в строгом деловом костюме, но здесь, опять же, этот номер мог не прокатить. Может быть, остановиться на темном свитере и джинсах? Поиграть, так сказать, в демократизм? Хотя, нет, и это — неверный ход.

В дверь постучали.

— Войдите, — проговорил Могильный. Чужие здесь обычно не ходили. По крайней мере, такое условие он поставил дирекции дворца культуры.

В дверях возник один из «учеников» — точнее, ассистентов.

— Евгений Павлович, какую кассету ставим?

Вообще-то, Могильный требовал, чтобы помощники называли его «учителем» — но это на людях. Сейчас можно было не чиниться.

А вот насчет видеокассеты с показаниями «бессмертников» или «живых мертвецов» — это серьезно.

— Третью, — после некоторого раздумья сказал Могильный.

— Без спецэффектов? — удивленно спросил помощник.

— Именно, — твердо проговорил Могильный. — Здесь они не прокатят…

Помощник развел руками — мол, хозяин — барин, — после чего удалился, оставив «гуру» пребывать в медитации.

Могильный посмотрел ему вслед. Помощник был из молодых, в провинции ему кое-что удалось сделать, а здесь — глаз да глаз за такими. Нет, все верно — никаких спецэффектов для здешней аудитории. Достаточно будет воспоминаний о смерти и воскрешении. Молнии, бьющие в надгробия, мы, пожалуй, оставим для кого-нибудь другого.

Да, заодно и вопрос об одежде. Неброский, но достаточно дорогой серый свитер придаст ему уютный и домашний вид. Но все же — несколько холодный и отстраненный, такой «гуру» вызовет большее доверие «клиентуры». И никаких джинсов — брюки от строгого делового костюма.

Он переоделся, посмотрел на себя в зеркале. Что ж, на роль современного мессии вполне сгодится.

И в этот момент зазвонил мобильник, лежащий на столе.

«Надо будет отключить», — раздраженно подумал Могильный, но все же протянул руку к трубке.

— Евгений Павлович? — спросил его молодой голос, смешно растягивая слова.

— Могильный слушает, — подтвердил «гуру».

— Вас прокуратура беспокоит, — продолжал голос.

— Как-кая еще прокуратура?! — резко выдохнул Могильный.

— Да не беспокойтесь вы так, — ласково продолжал голос. — Не российская, будьте в том уверены.

— Но… — Могильный судорожно припоминал, что он мог нарушить в Европе. Нет, вроде бы, все было чисто.

— И опять не угадали! Слишком вы недогадливы для мессии, Евгений Палыч. Вами интересуется прокуратура Нижнего Мира, так сказать.

— Что за глупые шутки? — рявкнул Могильный, собираясь дать отбой. — Что вы себе позволяете?!

— Да не шутки это, Евгений Палыч. Адская прокуратура, если вам это так интересно. Вас там ждут, чтобы задать пару-тройку вопросов… не скажу — «не дождутся». Как раз очень даже дождутся — сегодняшней ночью.

— Что за… — еще раз зарычал «мессия».

— Учтите, Евгений Палыч, — сегодня ночью вас должны убить. Это произойдет обязательно. И вы очень облегчите нашу работу, если сделаете это сами.

И в трубке раздались гудки. Разумеется, номер определить было невозможно.

«Гуру» яростно заметался по комнате. Чьи это шутки, хотелось бы знать? Конкуренты?! Но ведь есть соглашение о разделе сфер влияния, в конце-то концов, все же из одного корыта кормятся, начальство у всех — одно (пускай начальством себя и не зовет). И кто мог нарушить соглашение?

Могильный представил, как сейчас раздувает щеки старый «заряжатель воды» Юшмак. «Выступление в Питере сорвано, теперь — наша с вами очередь», — докладывает ему помощник. А может, этот, телегипнотизер? Вроде бы, он опять всплыл на поверхность, опять хочет добраться до телеканалов…

А если это — враги, те, о ком и хозяева предпочитают помалкивать. Но он-то, Могильный, знает — есть вражеская организация, она существует в каждом крупном городе и в России, и за рубежом. Эти ребята не очень любят высовываться, но если у хозяев дела не идут на лад, то, возможно, виноваты те самые таинственные «стражники».

А может, они прикончили и Руонга Чеа? И теперь хотят сорвать выступление в Питере?

В любом случае, придется приказать «ученикам» усилить охрану и бдительность. А после выступления — скорее в Москву!..

Вообще-то, Марина сильно рисковала полностью забыть настоящие цели своего путешествия — стоило ей только оказаться около клуба «Антарктида». Среди перечня групп, объявленных на сегодня, значилась «Ойкумена». Это прикажете считать совпадением — или чем еще?! В кои-то веки выбраться в клуб (причем твердо решив поработать следователем) — и буквально налететь на любимую группу!

За спиной что-то пискнула Мориэль, но Марина ее даже не расслышала. Она смотрела на афишу, опасаясь, что вышло какое-то недоразумение. Но нет — «Ойкумена» должна была выступать именно сегодня.

— А билеты? У нас же нет флаера! — твердила рыжеволосая.

— Не беда! — махнула рукой Марина. Деньги у нее еще оставались, а если бы даже не было, — какая разница! Отвести глаза при ее способностях можно всегда, хотя такие вещи и не приветствовались.

И все же Марина решила заплатить — и за себя, и за Мориэль.

Народу в помещении собралось немало. Кое-кто — в обычной одежде, видимо, пришедшие с работы или после учебы. Некоторые успели переодеться — кто в кожаные «доспехи» с металлическими заклепками, а иные — и вовсе в странные одеяния, похожие на средневековые (по крайней мере, так могло показаться здесь, в полутьме).

— А теперь — покажи мне Моргану, — скорее приказала, чем попросила Марина.

— Ну, если она здесь, — пробормотала Мориэль. — Да на что она тебе сдалась?

— Если надо, значит — надо, — отрезала Марина. Она подозревала, что сейчас рыжеволосая пристанет к какой-нибудь компании знакомых, потом — еще к кому-нибудь (благо Мориэль была весьма и весьма общительной) — а потом просить ее о чем-либо будет совершенно невозможно.

Мориэль огляделась, потом указала куда-то ближе к сцене.

— Вон она, — сказала рыжеволосая. — Там стоит, а парень при ней — это бывший парень Лил. Знаешь Лил, она обычно на «Черной речке» тусуется? Ни фига себе! Ну, стерва!..

Последнее замечание относилось, разумеется, все к той же Моргане.

— Она тебя знает? — спросила Марина, постаравшись взять рыжеволосую под контроль. — Быстренько веди меня туда.

Но ее план тотчас же рухнул — на сцену вышел ведущий, какой-то молодой человек, уже не слишком твердо держащийся на ногах.

Увы, добраться до Морганы сейчас не получилось, зал притих, разве что у столиков, где пили пиво, царил шепоток.

Впрочем, первая группа, как всегда, была запущена для разогрева. Марина даже не запомнила название этой команды — настолько убогой она оказалась. Слов было не слышно, музыки, в общем-то, тоже не было — просто из гитар извлекались какие-то звуки.

Тем временем Моргана и ее нынешний кавалер проследовали к столикам в глубине зала — видимо, и им выступавшие не слишком-то нравились.

Теперь можно было высвобождать Мориэль из-под контроля — все равно, свое дело она уже сделала.

Разумеется, рыжеволосая почти тут же крикнула, перекрывая «музыку»:

— Я сейчас! — после чего исчезла в каком-то одной ей ведомом направлении.

А Марина двинулась к бару. Сперва она заняла очередь за Морганой, потом тихонько подгадала тот же самый столик — при определенных магических способностях это не так уж и сложно. Теперь надо было разговорить.

Она оглядела зал, как бы случайно остановившись на лице «подозреваемой». Лицо Морганы показалось ей каким-то тяжеловесным, и это впечатление только усиливали черная куртка и большая металлическая пентаграмма. Но девушка не производила впечатления угрюмости. Скорее, наоборот — она пришла сюда явно для того, чтобы радоваться жизни. Радоваться пока приходилось только пиву и общению с молодым человеком, похожим на немного повзрослевшего и пьющего Гарри Поттера: очки еще сохранились, но лицо уже стало слегка одутловатым.

— И когда будет «Ойкумена»? — спросила Марина как бы в пространство, сделав небольшой глоток пива.

Сидящая напротив нее Моргана подняла голову.

— Не знаю, вроде, должны третьими выступать, — слегка скучающим голосом проговорила она. — Они редко выступают… — добавила она.

Теперь разговор следовало перевести на интересующую тему. Каким образом это можно было бы сделать, Марина совершенно не представляла. И вдруг в ее голове мелькнула совершенно сумасшедшая догадка. А что, если вот этот юноша в очках — и есть тот самый убийца?! А может, и Моргана имеет ко всем преступлениям некоторое отношение?

В общем, осторожность, осторожность и еще раз осторожность!

И все же, вялотекущая беседа продолжалась. Молодой человек не принимал в ней никакого участия — его собеседницей стала пивная кружка.

Моргана тоже оказалась поклонницей «Ойкумены», хотя прежде никогда не слышала команду «вживую». А это уже могло стать темой для разговора. Постепенно беседа перетекла на тусовку, тут бы ей и заглохнуть, поскольку у Морганы и Марины общих знакомых не было. Но тут Марина сообщила, что умеет более-менее неплохо рисовать, что слышала про все эти самиздатские журналы, но не знает, как на них выйти.

— А очень просто, — сказала Моргана, — их, вообще-то, несколько. Самый лучший — «Роза ветров», сама иногда туда рисунки относила. Ну, есть еще «Цитадель», да их много… Дай-ка адрес запишу, — она достала откуда-то из кармана клочок бумаги и стала старательно, печатными буквами, записывать эмейл.

А Марина в это время пыталась прощупать на предмет магических способностей и ее, и молодого человека. Выходило, что никаких таких способностей нет — по крайней мере, у «Гарри Поттера». Ну, если не считать феноменальной способности к поглощению пива: за время разговора юноша успел дважды сходить за «еще».

Значит, можно было попытаться взять их под контроль — как Мориэль. Правда, с Морганой проделать это оказалось куда сложнее.

Марина почувствовала ломоту в затылке — такое всегда случалось, когда она перерасходовала магическую энергию. Нет, определенно, девушка, сидящая перед ней, была весьма и весьма непростой.

— Мне надо узнать — кто взял тебя на работу? — спросила Марина, опасаясь, что контроль вот-вот закончится.

Моргана подняла голову.

— Это не совсем так. Он дает заказы. Он звонит сам.

— Это не твой молодой человек? — продолжала Марина допрос, радуясь, что «Гарри Поттер» ее не слышит — он опять встал в очередь в баре.

— Нет, — на губах Морганы появилось что-то вроде улыбки. — Это не он. Тот — настоящий, хотя я не понимаю, зачем все это ему нужно.

— А этот — ненастоящий? — невольно изумившись, спросила Марина.

— Нет, конечно. Знаешь, по большому счету, он мне не особенно нужен. Могу тебе уступить…

Марина только головой покачала. В этой тусовке царили какие-то очень странные нравы, но сейчас ей было не до того. Она вернулась к теме допроса:

— И ты рисуешь надпись, всегда одну и ту же?

— Да. Только он просит всегда по-разному. Иногда — готическими буквами. Иногда — славянской вязью. Иногда — цветную, иногда — нет. Каждый раз — по другому.

— А сам он не умеет?

— Умеет. Но не так. Он сказал, что у меня — Дар.

— Что такое Дар?

Марина начала догадываться, почему Моргану так сложно поставить под контроль. У нее тоже были магические способности, пусть в совершенно другой области и не самые сильные.

— Дар — это сродни магии. Так он объяснил, — проговорила она.

— Как его зовут и как он выглядит? У него есть номер телефона?

Ломота в затылке сделалась почти невыносимой. К тому же, молодой человек вот-вот должен был подойти с кружкой.

— Номер телефона я не знаю. А как выглядит… — Моргана надолго задумалась.

Марина едва не упала в обморок от нового приступа головной боли. Нет, это не просто перерасход энергии. Тут было что-то еще. Кажется, тот, кто заказывал Моргане надписи, поставил в ее мозгу какой-то защитный блок. Для того, чтобы этот блок пробить, нужна Таня. Или — Корвин. А еще лучше — Рэкки. Только и он не смог бы гарантировать результат.

— Знаешь, я не помню, — слегка удивленно проговорила Моргана. — Я даже не смогу сказать, старый он или молодой.

Кажется, осознание этого ее слегка испугало:

— Помню, как с ним говорила, что он заказывал… и всё.

— Ладно, — Марина поняла, что дальнейший разговор станет не только бесполезным, но, скорее, вредным — по крайней мере, для нее. Контроль надо было снимать — притом, немедленно.

— Жарко здесь, — сказала Моргана, слегка растерянно озираясь вокруг.

— Ага, — подтвердила Марина.

Головная боль немедленно прошла, стоило ей только оставить в покое свою собеседницу. Теперь надо было понять, что все это может значить.

Во-первых, точно ясно одно — убийца обладает магическим Даром, особыми психическими способностями. Например, может заблокировать память человека. Во-вторых — это и в самом деле убийца, причем, скорее всего, тот самый, который подбросил тварей в офис «Стражи». В-третьих… А вот она, Марина, не сумеет пока что блокировать сознание Морганы. А значит, убийца может узнать, что его личностью кто-то сильно заинтересовался.

«Все-таки, наверное, Сергей был прав — надо было сидеть и не высовываться», — в Марине закипало недовольство собой, она готова была броситься сейчас домой, в офис «Стражи» — не столько из-за провала, сколько от стыда.

А в следующий момент ей стало совсем уж не по себе. Ведь если внимательно подумать, то в этом случае убийцей мог оказаться кто угодно! Почему, например, не этот парень Морганы? Только потому, что Марина не нашла у него ни малейших способностей? А может, это блок, игра?! А с чего она решила, что убийца — непременно мужского пола?..

Если бы очередная незапоминаемая команда не убралась к тому времени со сцены под жиденькие аплодисменты, если бы не объявили «Ойкумену», Марина, наверное, кивнула бы Моргане и исчезла бы в толпе, пробиваясь к выходу. Но сейчас девушка все же решила остаться.

— …Мы представляем студийную команду, ради которой многие здесь и собрались. Встречаем «Ойкумену»! — донесся до нее голос ди-джея.

Вот на сей раз аплодисменты получились впечатляющими.

На сцене оказалась девушка, которой было примерно столько же лет, сколько и Марине. Длинные черные волосы были перехвачены серебристой ленточкой. На такой же ленте, только шире, была и гитара. Несколько молодых людей — рок-команда — заняли места на сцене, оставаясь как бы в тени.

— Добрый всем вечер, — проговорила девушка. — Чем бы вас сегодня удивить? Наверное, надо исполнить то, что никогда не звучало раньше…

Вот теперь зал затих. Столики около пивбара опустели. Даже «Гарри Поттер» проследовал поближе к сцене вслед за своей подружкой. И Марина оказалась там, на некоторое время почти что позабыв о своем провале и досадной оплошности.

— Иногда песни возникают после прочтения книг. Есть такая книга — про всевозможных индийских богов, про их очень непростую и печальную жизнь, — продолжала девушка из «Ойкумены». — Это книгу надо бы прочесть, каждый найдет там свое. А у нас вот появилась такая песня…

Она дала отмашку своим — было видно, что петь ей гораздо легче, чем что-то вещать со сцены. А голос у девушки оказался таким же чистым и красивым, как и в тех записях, которые уже были знакомы Марине.

Как раз в тот момент, когда «Ойкумена» начала свое выступление, в нескольких километрах от «Антарктиды» собралась совершенно иная публика.

Люди здесь были, как правило, постарше, притом — намного. Некоторые и передвигались-то еле-еле, поднимаясь по истертым ступеням лестницы, ведущей в главный зал дворца культуры. Некоторым хотелось продления молодости, другие, прочитав пару книжек Блаватской и прочих «великих учителей», считали себя людьми духовными, а значит — вполне созревшими для общения с новым мессией. Третьих вело самое обыкновенное человеческое любопытство, хотя, надо сказать, такие были в меньшинстве.

Попадались и люди, одетые в траур — они готовы были поверить во что угодно, лишь бы получить надежду на воскрешение своих близких. Их тоже было немного, но именно их должны были «отсекать» в первую очередь «ученики» Могильного. А потом предстояла долгая и кропотливая работа по медленному и верному отъему денег.

Сам Могильный в этой работе практически никакого участия не принимал, вся грязная деятельность лежала не на мессии, а на его учениках.

В этот момент произошло два события, которые повлияли на все, что последовало дальше. Но никто из публики о них так и не узнал.

Во-первых, в квартире одного из журналистов, сотрудничавших и в желтой, и в обыкновенной прессе, раздался телефонный звонок.

— Слушаю, — хмуро сказал журналист. Вообще-то, сегодня его рабочий день уже давно закончился. К тому же, голос в трубке был совершенно незнакомым.

— Антон, — проговорили на том конце провода, — для вас сегодня будет сенсационный материал. Уточнять, кто вам звонит, не нужно, я вам все равно не представлюсь.

Почему-то Антону захотелось сослаться на головную боль, на желание побыть рядом с семьей. И почему-то он этого не сделал.

— И что дальше? — спросил вместо этого репортер.

— Вам надлежит быть в двадцать два ноль-ноль у аптеки на Невском, — звонивший назвал адрес. — Как я представляю, это — одна остановка от вашего дома. За собственную безопасность можете не опасаться, разве что вы рискуете умереть от удивления.

— Вы можете сказать, с чем — хотя бы приблизительно! — это связано? — теряя терпение, спросил Антон.

— Пожалуй, да. С крахом одной очень неприятной вам персоны, одного из тех, кого вы искренне и за дело ненавидите. Я изучал ваши материалы. Жаль, что таких как вы, мало — иначе люди давно уже летали бы на Марс. В общем, в остальном вы разберетесь сами. Да, если опасаетесь за свою безопасность, можете прихватить кого-нибудь из своих коллег. Сейчас еще не поздно им позвонить. Всего вам хорошего.

— Подождите… — растерянно проговорил журналист, но в трубке уже раздавались гудки.

Он повертел трубку в руках. Честно говоря, не верил он подобным звонкам. Но любопытство, любопытство было сильнее всего. К тому же, звонивший, судя по всему, действительно читал его статьи — по крайней мере, те, что были посвящены космонавтике. Но если это не розыгрыш…

Через полминуты Антон осознал — не розыгрыш. Ничего похожего на магический Дар у него не было, и телефонный звонок поставил его под контроль. А все остальное было делом техники.

Второе событие оказалось куда более громким — и очень хорошо, что из-за кулис ничего не было слышно. Господин Могильный распекал своего помощника, отвечающего за сегодняшнюю встречу словами, которые совершенно не годились для великого мессии. Зато для «шестерки» в мелкой банде они подходили идеально.

— Это что, я тебя спрашиваю…?! — орал он на «ученика», тупо уставившегося на надпись на стене.

— Ну, мальчишки какие-нибудь нахулиганили, — тот только плечами пожимал.

— Ах, мальчишки?! Час назад этой… надписи не было?! Кто должен за все отвечать?!

Надо ли говорить, что надпись (на сей раз автором была не Моргана) гласила:

— Чтоб этого больше не было! — рявкнул Могильный, после чего прошествовал к сцене, стараясь напустить на себя надлежащий вид.

И ведь что характерно — все его опасения насчет питерской аудитории оказались совершенно напрасными! Он почувствовал это с первой же минуты, с момента, когда вышел на сцену и слегка кивнул публике. Зал разразился бурной и продолжительной овацией, люди повскакали с мест, приветствуя его. Да такое не в каждой провинции встретишь!

Евгений Павлович начал с сугубо «научного» доклада — об изменениях расположения полюсов Земли. И кто-то даже пытался записывать ту галиматью, которую он нес с трибуны:

— …Как вам, вероятно, известно, наступление новой эры, эры Водолея, должно сопровождаться резким изменением магнитного поля Земли. Последствия этих изменений могли привести к катастрофе не только для нашей страны, но и для человечества в целом. Подобные катастрофы уже происходили — могу, в частности, назвать гибель Атлантиды и связанный с этим Всемирный Потоп, а также исчезновение огромного количества видов в конце мезозоя. Моей задачей стало введение этого процесса в приемлемые рамки, установление контроля над ним… — вещал «великий экстрасенс», стоя у доски с мелом в руке и вычерчивая схемы расположения полюсов.

Он говорил медленно и плавно, хорошо поставленным голосом — тем самым, которым пару минут назад орал матерные слова.

— Конечно, меня часто спрашивают о воскрешении мертвых, хотя это лишь частный случай моей деятельности. Фактически же речь идет о полном бессмертии человека. Оно не только возможно, это — реальность. Реальность, которая сбудется к 2010 году, — повсеместно и без всяких исключений. Пока же случаи воскрешения носят не массовый, а выборочный характер, это, практически — генеральная репетиция. И, пожалуй, наиболее убедительными доказательствами служат свидетельства самих воскресших.

Он кивнул одному из «учеников». Видеомагнитофон уже был готов.

— Я прошу, нет, скорее, даже требую — критического осмысления всего, что вы сейчас увидите и услышите.

Обманываться не стоило — это был всего лишь ораторский прием. Впрочем, даже здесь никаких открытий не было — когда-то в нацистской Германии некий деятель (не без тайной поддержки Сообщества) уже разработал принцип: ложь должна быть огромной, а объявить ее надо как можно наглее и убедительнее. И тогда в эту ложь непременно поверят — хотя бы на недолгое время.

Впрочем, ничего сенсационного на экране не было. Выступал какой-то мужик средних лет в спортивной футболке. Мужик заявил, что он умер на операционном столе, даже задрал футболку, под которой и впрямь обнаружился красно-фиолетовый рубец очень неприятного вида. Потом в воспоминаниях мужика наступил провал, который завершился тем, что он «как будто проснулся после похмелья». Как именно просыпаются после похмелья, говоривший, без сомнения, знал — и в это поверить было вполне возможно. Завершилось выступление самой искренней благодарностью «товарищу Могильному, который, не жалея себя, помогает людям».

Следующей выступающей оказалась довольно молодая девушка. Эта погибла в автокатастрофе, получив перелом основания черепа. (Обычно на этом месте записи часть мужской половины публики разочарованно вздыхала — задирать футболку девица не собиралась). Разумеется, смерть выглядела как «очень долгий и тяжелый сон без сновидений». Потом она проснулась — и вот тут начались самые настоящие проблемы: у нее не было ни прописки, ни временной регистрации! Бедняжка испытала великие мытарства — но, наконец, устроилась в новой жизни — естественно, благодаря заботе «человека величайшей доброты и величайшего интеллекта — Евгения Павловича Могильного».

— Да, именно это в настоящее время и является наибольшей проблемой, — подытожил выступления Могильный. — К моему великому сожалению, декларация прав человека, все наши устаревшие законы никак не учитывают воскресших людей. И здесь необходима очень большая работа. Должен вам сказать, что некоторые подвижки уже видны — в частности, в самое ближайшее время вопрос о воскресших будет поставлен перед Генеральной ассамблеей ООН. Кроме того, я должен вести разъяснительную работу и с российскими властями…

Он настолько увлекся, что даже забыл о звонке от «адского прокурора». Ну, мало ли кто там мог развлекаться?! Какая разница — все идет по плану. Никто его не перебивал, поэтому сидящие в первых рядах сектанты, верные своему «гуру», могли расслабиться.

Но все хорошее когда-то кончается, закончилась и его лекция о живых мертвецах. Следовало решить всего лишь несколько оргвопросов — они-то и были самыми важными.

— Оживлять людей может каждый. Пройдет несколько лет, и в мире появятся тысячи и тысячи Могильных, — говорил он. — Многие из моих учеников по всей России, в том числе — присутствующие здесь, — уже получили возможность оживлять своих близких. Некоторые из них станут преподавателями на семинарах «Методика бессмертия». К сожалению, у меня очень много работы, но я убежден, что это — не последняя наша встреча. Что же до семинаров, то всех желающих прошу оставить свои координаты моим соратникам и ученикам.

По рядам пустили списки, а сам Могильный еще раз кивнул и скрылся за кулисами.

Почему-то ему стало тревожно. Слишком уж гладко все идет в этом недоверчивом городе. Ему неожиданно показалось, что не он был дирижером зала, что людьми управлял кто-то другой — тот, кто находился среди публики и играл с ним, как кошка с мышью.

«На вокзал. Поскорее на вокзал», — думал он, проходя за кулисы. Сейчас все его ученики были на сцене, а здесь, в этой комнате, кошмарную надпись уже завесили. Ну, молодцы, постарались.

Он обернулся — слева стоял небольшой шкаф со стеклянными дверками, которые не открывали, вероятно, со времен основания дворца культуры. Луч закатного майского солнца отражался на запыленных створках, и «гуру» вдруг с ужасом осознал, что в пыли кто-то вывел надпись:

Он почти что вскрикнул, усевшись на пружинный диван.

И в этот момент дверь без стука отворилась.

— О, вы, кажется, собрались в Москву? — насмешливо спросил тот же самый голос, который Евгений Павлович слышал в телефонной трубке. — Так вы туда вряд ли доедете, товарищ Могильный.

— Кто вы такой? — собрав остатки мужества, зло проговорил «гуру».

— Не бойтесь, не ваш конкурент, — усмехнулся вошедший. — Я же вам, кажется, представился: сотрудник адской прокуратуры, отдела по особо крупным мошенничествам.

Вошедший вынул удостоверение в черных корочках. Фамилию Могильный не разобрал, да и фотография расплывалась, точно также, как черты лица незнакомца. Но вот за печать со следом копыта и пентаграммой он поручился бы.

— Это удостоверение несколько ценней, чем ваши дипломы всяческих академий, Евгений Палыч. Да, так вот, я хотел вам рассказать один древнегреческий миф. Был такой бог — Гермес. И была у него обязанность — сопровождать на тот свет души умерших. А поскольку не всякая душа шла добровольно, имелось у него некое орудие труда — кадуцей. Вообще-то, это был жезл особой формы, но при желании хозяина он превращался в двух змей, обхватывающих шею жертвы.

— К чему вы это? Последний раз повторяю — кто вас послал?! — отчего-то слова давались Могильному все с большим и большим трудом.

— Посылать меня довольно опасно, дорогой Евгений Палыч. Вам я этого очень не советую. Что же до «к чему все это»… — незнакомец на мгновение задумался. — Ах, да, бог Гермес. Так вот он, к сожалению, умер. Почти по Ницше, знаете ли. Был такой бог — и скончался, такая жалость. Остался, так сказать, навеки в памяти народной. Не думайте, что я попрошу вас его воскресить, — нет, конечно. Но, видите ли, кто-то должен исполнять его работу. И в вашем случае, Евгений Палыч, этот кто-то — я. Идемте. Ваши ученики сейчас очень заняты — снимают обильный урожай. Бедняжки, они еще не догадываются, что станет с их учителем.

Могильный поднялся на негнущихся ногах. Ему хотелось подойти и врезать каким-нибудь тяжелым предметом вошедшему по голове. Вместо этого он сделал тяжелый шаг к дверям. А потом — еще несколько.

— Да, Евгений Палыч, к месту назначения мы пойдем через кромку. Возможно, вы о ней что-то слышали от своих приятелей по Сообществу. Только не делайте вид, что ничего о нем не знаете.

— Кто вы, все таки? — почти прошептал Могильный.

— Идите-идите, — подтолкнул его в спину незнакомец. — Я же вам представился. Прокурор дьявола, к вашим услугам. Заодно — судья и судебный исполнитель. Так что — вперед.

И мир вокруг Евгения Павловича Могильного поплыл.

Он даже не мог сказать, что произошло. В одно мгновение дворец обезлюдел, да и не дворец это был, а какой-то деревянный заброшенный сарай. Скрипучая лестница вела наружу, к мрачноватым рядам домов, освещенным солнцем, выскальзывающим из-за туч.

— Я бы мог вас здесь и бросить — за все хорошее, — проговорил все тот же голос, который вроде бы слегка изменился. — Но ваша гибель должна послужить назиданием и в текущей реальности. Так что придется нам с вами очень быстро маршировать.

Могильный обернулся в последней, отчаянной попытке вырваться из морока — и в этот момент вокруг его шеи обвилось то, что показалось ему шлангом со стрелкой на конце.

— Не советую, — прошелестел голос. — Придется идти рядом. Предупреждаю — стрела ядовита. Так что без фокусов.

С кем именно он оказался рядом, Могильный увидел в следующее мгновение. Шланг оказался длинным хвостом странного животного, которое могло прийти только из наркотических видений. «Или — из Преисподней», — решил Могильный.

Это был огромный размеров кот, но отчего-то покрытый не шерстью, а чешуей. Имелись у кота и крылья, правда, вряд ли они могли поднять в воздух столь массивную тварь.

Могильный закрыл глаза, покорно шагая рядом с этим ночным кошмаром. «Это сон, — думал он. — Всего лишь сон. И вообще — я сейчас не здесь…»

— И что вы там бормочете? — раздраженно спросила его адская тварь. — Сон? Как бы не так! Вперед и с песней!

И хвост сжался вокруг шеи «гуру», едва не перекрыв дыхание.

— Куда… мы… идем?.. — вопросил «великий ученый» сиплым шепотом.

— Туда, где вы будете доказывать, что вы тот, за кого себя выдаете — чудотворец.

Возражать было нечего. Приходилось выполнять приказ. Что же касается песни, то ее мурлыкала сама тварь. Песенка была смутно знакомой, вроде бы, Евгений Павлович слышал ее когда-то в Москве.

— Да, Евгений Павлович, все верно, хотя сейчас не Новый год. А жаль, нет, в самом деле, жаль, — перебила тварь саму себя. — Вот мы, кстати, и дошли. До аптеки. Теперь — ваш выход, Евгений Павлович. А я — так, погляжу на все происходящее.

И вновь в какую-то неуловимую долю мгновения мир изменился. Порядком потрепанный «гуру» оказался на Невском, а петля, сдавливающая шею, куда-то подевалась. Но незнакомец был здесь, никуда он не делся — просто приобрел обычный человеческий вид.

— Все равно вам ничего не поможет, — проговорил он. — Вы имеете право кричать, звать на помощь, бежать, сопротивляться. Имеете право не воспользоваться вашими правами. Даже имеете право воскреснуть — видите, насколько я гуманен! Идите, вас ждут великие дела…

И столь же послушно, как будто его шею вновь сдавила петля, Евгений Павлович двинулся к аптеке, стоявшей тут же, рядом. Он еще не знал, что должен сделать. Он ничего не мог понять — до того самого момента, как оказался перед окошечком кассирши.

Могильный медленно протянул руку к карману и в одно мгновение достал оттуда продолговатый металлический предмет (позднее следствие установило, что это была зажигалка).

Предмет он направил на аптекаршу, у которой от ужаса подкосились ноги.

— Не дергайся! — рявкнул Могильный.

Аптекарша и не собиралась дергаться, она всего лишь протянула руки к кассе, пытаясь осторожными и плавными движениями достать оттуда выручку.

— Нах мне твои деньги! — прорычал «гуру». — Градусники сюда! Живо!

Растерявшаяся женщина даже не сразу поняла, что от нее требуется, так что приказ пришлось повторять.

— Всем — ни с места! Она — на прицеле! — заорал Могильный на посетителей, среди которых оказалось и несколько журналистов. — А ты — живей, сука! Шевелись!

Аптекарша дрожащими руками передала грабителю пару десятков градусников. И упала в обморок, когда поняла, что он собирается делать дальше.

Могильный, грозя пистолетом, развернулся вполоборота, проорав:

— Всем — стоять!

А потом откусил от одного из градусников ртутный столбик. За первым градусником последовал второй, третий…

— Все равно я воскресну! — весело орал Могильный, плюясь кровью. — Я — мессия!..

На самом деле было Евгению Павловичу совсем невесело. Он прекрасно понимал, что делается. Осколки болезненно вонзались в язык, десны, в гортань, по пищеводу стекало в желудок что-то холодное, скользкое и тяжелое. Что именно — о том лучше было даже не думать.

На улице заорала милицейская сирена, но Могильному сейчас было совершенно все равно. Он тупо переводил свой «пистолет» с одного посетителя на другого, и продолжал пожирать градусники — все, принесенные насмерть перепуганной аптекаршей.

Он еще что-то орал — уже совершенно нечленораздельное. Потом рухнул на пол. Зажигалка выпала из его руки.

Последнее, что услышал от «великого гуру» вбежавший милиционер, было совершенно невероятным мычанием и воем. И все же, стражу порядка показалось, что это были слова: «А вдруг я не воскресну…»

Евгений Павлович даже в этот момент еще понимал происходящее. И прекрасно знал — никакого «вдруг» больше для него не будет.

Медицина оказалась бессильной. «Ученики» устроили несколько разборок из-за наследства Могильного. Сектанты разбежались, оплакивая свои сбережения. А уж какие статьи появились в газетах!

Но все это произошло чуть позже.

Глава 8 Переговорный процесс

Санкт-Петербург

2005 год.

— Ну, вот теперь можно и тревогу объявить, — мрачно сказал Рэкки в столовой на следующее утро. — Новость по телевизору уже слышали?

И он коротко пересказал небольшое сообщение о происшествии в одной из центральных аптек.

— Знал я об этом типе, и был он кем угодно, только не психом, — уверенно заявил глава Темных. — Поздоровее нас всех…

— Разве из-за какого-то мошенника Сообщество начнет войну? — с сомнением протянул Алекс.

— Не «какого-то», а особо крупного мошенника. Во-вторых, по телевизору помянули о некоей надписи за кулисами дворца культуры. Догадываетесь, что было за сообщение?

Марина вздрогнула. Значит, пока она вчера ходила по ложному следу и «допрашивала» Моргану, убийца прикончил кого-то еще. Мошенника и, вероятно, большого гада — больше ничего о Могильном она не знала. Но, если убийца казнит отпетых мерзавцев, почему он покушался на Игоря?

— А что с ним сделали? — спросила девушка.

— О, это вопрос любопытный, — улыбнулся Рэкки. — Пожалуй, Могильный очень этого заслужил… Да сама посмотришь, в Интернете уже и фотографии выложили — мерзкого вида мужик с градусниками в зубах. Думаешь, журналисты там просто так оказались? Это только на сайте сказано, что случайно, я уверен, что наш убийца и о них позаботился…

— А зачем? — Таня отпила кофе. — Ему что, нужна была огласка?

— Видимо, нужна. Возможно, решил напугать остальных собратьев Могильного — мол, глядите, как в Петербурге управляются с мошенниками, только попробуйте сюда сунуться! А может, есть и другая цель — восстановить против города все Сообщество. Пока оно действует отдельными стаями — но только пока.

— А что наша подопечная? — спросила Марина. — Ну, которая с апельсинами…

— Ах, эта, — Таня только поморщилась. — Знаешь, сегодня, кажется, уже можно будет сделать ей промывку памяти и отправить на все четыре стороны. Достала, честно говоря, своими истериками. То ей глянцевых журналов надо, то помаду не такую, а этакую… Объясняешь ей, что задержание — для ее же пользы, так и понимать того не хочет!

— Ну, у нас были постояльцы и побеспокойней, — ухмыльнулся Рэкки. — Например, ее бывший… как это теперь называется, бой-френд.

— Ну, он-то, по крайней мере, знал, что, как и почему. И прав не качал, — возразила Татьяна. — И не вредничал — по крайней мере, здесь.

— Да что вы знаете о вредничаньи?! — проходивший мимо их столика парень самой что ни на есть бандитской наружности остановился около Рэкки. Судя по всему, парень хотел заказать вторую порцию ростбифа. Даже при его немаленьких размерах это было как-то чересчур.

— Ешь ты, как волк, вот в чем твоя вредность, — шеф «Утгарда» поздоровался с ним за руку. — Скоро хозотдел «Стражи» разорится… Кстати, а где Колян?

— Я за него, — осклабился парень, и в его ухмылке и в самом деле прорезалось нечто волчье. — Не придет сегодня Колян. Заболел…

— Чего? — Алекс слегка подался вперед. — Чтобы кто-то из вас — да заболел?

— Ага, — подтвердил волколак. — От хорошей жизни… его отравить хотели! И меня…

— Что-о?!

— А вот то… — волколак, которого звали не иначе как Вованом, вытащил из-под куртки какой-то округлый черный предмет, который оказался ничем иным, как подобием африканской маски.

— Ну и пакость! — сморщился Рэкки, глядя на эту штуку. — И откуда оно у тебя?..

История, рассказанная парнем с волчьей внешностью и волчьими же манерами, оказалась трагикомичной.

Все началось с того, что Колян, то есть, его брат-близнец, позвонил их однокласснице, с которой не виделся, наверное, года два. В компании, которая образовалась примерно классе в десятом, он (хотя оба брата уже и тогда выглядели начинающими гангстерами) считался кем-то вроде слабенького экстрасенса. В основном эти способности были предметом шуток, хотя прозвище «братцы Кашпировские» едва не приклеилось к Вовану и Коляну.

Но было это давно — и почти что неправда. Тем более, что никто из бывших одноклассников не знал, кто учился с ними на самом деле. Узнали бы — пожалуй, перепугались бы не на шутку.

Так или иначе, Колян позвонил, совершенно случайно вспомнив про день рождения Иры. И после обычных «привет, ну как там твое ничего?» выяснилось, что дела у подруги юности идут плохо, притом — очень. Притом — по всем направлениям.

На работе — сплошные неприятности, фирма не платит денег уже третий месяц. «Может, приехать и потолковать с ними… по душам?» — задумчиво проговорил в трубку Колян — ему иногда приходилось выполнять и такие поручения, притом — по линии «Стражи». Для этого было даже необязательно перевоплощаться в кромешный облик. «Нет, что ты, что ты, Коля…» — в ужасе воскликнула Ира, после чего продолжила перечисление неприятностей. Муж — запил. У ребенка — сплошные тройки в табеле. Да еще и со здоровьем нелады… А денег на лечение нет…

«Знаешь, я вот что думаю… Тут полгода назад мне подарили африканскую маску. Вот как-то так оно пошло с тех пор. Если бы ты заглянул. Можешь — вместе с братом. Он как?»

«Он — нормально. Если день рождения отмечаешь — заскочим…»

«Ладно. Там моя тетушка чего-нибудь приготовит…»

Если бы Колян с Вованом хорошенько подумали, то наверняка приняли бы некоторые меры, чтобы стол был не таким уж скромным. Но — не случилось. Второй брат был предупрежден слишком поздно, как раз перед выходным поломалась одна из их машин — а никакой автосервис помочь автомобилю из «Стражи» не в силах. К тому же, если муж у Иры был пьющим, то никакого алкоголя привозить с собой не стоило, к тому же, оба брата, несмотря на криминальную внешность, были трезвенниками. Как-то не принято пить среди оборотней вообще, а среди волков-оборотней — в особенности.

И то, что на день рождения они прибыли налегке, и стало фатальной ошибкой. В пригородном деревянном доме, где жила Ирина, праздничной еды не водилось. Но поняли это слишком поздно.

С неприятностью разобрались на удивление быстро. Колян повертел в руках маску, заодно определив, что, во-первых, длинная черная маска с прорезями для глаз изготовлена вовсе не в Африке, а, в лучшем случае, где-нибудь в Китае. Во-вторых, на нее наведена порча — мелкая, гадкая и отвратительная.

— Дай-ка мне эту штуку, — попросил он. — Разберемся…

Ирина с некоторым сомнением отдала маску.

Способности к магии у братьев и впрямь были слабыми. Они могли ходить по кромке, могли принимать свой облик — но вот в таких искусствах, как снятие порчи или отведение глаз, не преуспевали. Оно и понятно: магия — это не некая единая наука, это, скорее, курс наук. И точно так же, как школьники к определенному классу делятся на будущих «гуманитариев» и «физиков», подразделяются и маги. И редко кто-то может преуспевать по всем предметам сразу.

Тем временем, Колян и Вован дожидались, пока их позовут за стол. Ириного мужа не было, что, пожалуй, и к лучшему — по крайней мере, для него.

Честно говоря, они рассчитывали на небогатый, но вполне сносный обед. Хотя бы с каким-то подобием мяса.

Увы, тут-то оно все и случилось. Та самая тетушка, оказавшаяся дамой весьма среднего возраста и не слишком приятной внешности, торжественно внесла в гостиную огромную кастрюлю риса — клейкого и отвратительного даже на вид.

Блюдом номер два стал салат со снытью и прочими майскими травками, приготовленными все той же тетушкой.

Был подан и чай — жидкий до белесоватости.

Если бы Колян и Вован были хорошими психологами, они бы заметили и еще кое-что — Ира при появлении замечательной родственницы сделалась какой-то полностью мрачной и угрюмой. Но и это они заметили не сразу. Гораздо больше их занимала мерзкая перспектива есть этот рис.

— А может, мяса прикупить? — наконец, не выдержал Вован. — Мы без проблем, у вас там на станции торговая точка…

— В нашем доме есть мясо не принято! — не терпящим возражений тоном сообщила старуха. — Это нельзя — божьих тварей в пищу потреблять!

— А божьи растения, стало быть, можно, — угрюмо пробурчал Колян, давясь рисом со снытью. «Добрая тетушка» сделала вид, что не расслышала.

И несколько раз она порывалась завести с молодыми людьми «душеспасительную беседу». То начинала говорить о Боге и Писании, то вкрадчиво расспрашивала, где они работают.

Под конец Колян не выдержал, и на очередной вопрос весело ответил:

— В бригаде, бабушка, стало быть, в натуре!

«Бабушка» слегка оторопела.

— Ну, э… на стройке в бригаде, да? — спросила вконец смутившись, Ирина.

— М-гм, — хмыкнул Колян, что могло означать и «да», и «нет». Ему показалось, что главным поводом для недовольства стала не мифическая бригада, а «бабушка».

Наконец, когда с салатом и рисом было покончено, — просто из-за желания не обидеть Иру, — Колян и Вован одновременно поднялись.

— Ну что, гости дорогие, поели-попили — теперь можно и уезжать? — скривилась вредная старушенция. Братьям пришлось волей-неволей выслушать и это. Колян смолчал, а Вован все-таки не вытерпел:

— Да знаете, сколько волка не корми, он все равно понятно куда смотрит…

— Маска у тебя откуда? — спросил Иру на прощание Колян, когда они уже подходили к станции.

— Да двоюродная сестра подарила…

— Этой вот «бабушки», стало быть, дочка? Ну-ну…

— Ну вот, а он теперь заболел… — закончил свой рассказ Вован.

— Понятно, — кивнул Рэкки. — Ну-с, стажер Крутицкая, вам задание, — обернулся он к Марине, — разобраться вот с этой пакостью. Это — когда приедешь с практики, — Рэкки, как правило, не выдерживал больше двух-трех фраз в официальном тоне. — Сейчас Казарский тебя на работу захватит… Пора.

В машине Сергея Марина пересказала утреннюю историю. Казарский только поморщился:

— Оно и так было понятно. Нормальные верующие — это одно, а вот святоши… Не терплю. Жалко только ту женщину.

Он помолчал. Потом как-то странно посмотрел на Марину.

— И как выходные?

— Ну, нормально, — пробормотала девушка.

— Тебе же пришлось остаться в «Страже»?

Марине пришлось промолчать, она залилась краской стыда.

— Вообще-то, нет, — отчего-то ей захотелось посоветоваться по поводу своего самодеятельного и самонадеянного расследования. И посоветоваться именно с Сергеем — не с Таней, не с Корвином.

— Ты рискуешь, — вздохнул Сергей. — Хотя мне отчего-то казалось, что ты захочешь рисковать.

— Сергей, — она терялась в догадках, как к нему обращаться. Ведь вроде уже и на «ты», а вроде бы, он все-таки, начальство. — Я… Я просто захотела кое-что проверить.

— Проверить? Что проверить? Набросится ли на тебя Сообщество, если ты одна выйдешь из офиса? Или — что?

— Проверить свою версию по поводу убийств! — выпалила Марина.

Сергей изумленно воззрился на нее.

— И что же?

И Марина — совершенно неожиданно для себя — принялась рассказывать: о странной надписи в переулке, о визитке, полученной вместе с апельсинами, о том, как была найдена Моргана, и что из этого вышло — точнее, чего не вышло…

Сергей слушал молча, не перебивая.

— Однако, Марина, ты смелый человек. Или — отчаянный. Ты хотя бы понимаешь, что теперь убийца будет кое-что о тебе знать. Возможно, если он знаком с чтением мыслей — а я считаю, что это так и есть — он уже знает тебя в лицо. Ты с кем-нибудь говорила, что и как?

— Ну, Тане я сказала про поход в клуб — и всё.

— Ладно… Ты бы лучше прикинула другое — а к чему он охотится на магов из Сообщества, потом подкидывает этих тварей в «Стражу», потом… Ты слушала, что сегодня говорили в утренних новостях? Убит экстрасенс, объявивший себя мессией?

Марина молча кивнула, не зная, куда провалиться из-за своего непрофессионализма.

— Короче, он опять принялся трепать Сообщество. И как ты думаешь, Марина, а кто он может быть и чего ему от жизни надо?

Автомобиль сделал резкий поворот.

— Вот подумай, кто это может быть. И, кстати, один ли это человек? У тебя есть какие-нибудь варианты?

Марина молчала. Вариантов не было.

— Знаешь, это любопытная тактика. Представь, что есть две воюющие стороны. Постреливают они друг в друга, но делают это без особого напряга. И без особой крови. И без особого желания. И вот-вот пойдут на какие-нибудь переговоры, уступки, на утрясание конфликта… А потом появляется — как бы из ниоткуда — снайпер. Сперва палит по одним, потом — по вторым. Кто он такой, чью сторону держит — никто не знает. А мочит всех без разбора. Если его попытаются поймать, он покончит с собой, никаких документов не оставив. Знаешь, такая тактика была опробована не раз… Даже у нас.

— Где? — Марина не сводила глаз с Сергея.

— Конкретно — в Москве, во время событий двенадцатилетней давности. Хотя, думаю, и не только там, — лицо Казарского стало жестким и суровым. — А уж в других странах — и подавно. Так вот, после этих снайперских ударов начинается большое мочилово…

— И кто-то хочет этого и здесь? — выдохнула девушка.

— Вероятно — очень хочет. А почему, как ты думаешь?

— Он — за Сообщество? — быстро проговорила она.

— Версия номер один. Какие еще?

— Неужели — из наших?

— Версия номер два. Что еще?

Девушка глубоко задумалась.

— Подсказываю — есть версия номер три. Он — третья сила, которая очень хочет большого конфликта между Сообществом и «Стражей».

— Но зачем?

— А вот здесь мы пока можем строить только догадки. Ну, например, такие. Сообщество, как хотите — сила большая, но не слишком организованная. Там так или иначе каждый — сам за себя. Так оно повелось, дисциплина там держится либо на деньгах… либо она палочная. У нас несколько не так. Если устранили этого Могильного — обрадуются его конкуренты. Горевать особенно никто не станет — разве что те, кто был связан с ним общими финансовыми делами. Горевать он будет о потерянных деньгах. Конкуренты, конечно, начнут принимать меры — но только для спасения своих шкур.

— А мы?

— А мы уже раззадорены — после апельсинов. Но сложно раскачиваемся. В прошлом году Сообщество угробило одного из лучших стажеров — не тебе в обиду, конечно. Да, все были в ярости. А почему тогда маги из Сообщества еще живы в Петербурге?!

— Ну, есть же сдерживания… равновесие, — Марина и сама не знала, как ответить на эти вопросы, которые — почти непроизвольно — она задавала и себе самой.

— Вот-вот, равновесие, — вздохнул Казарский. — Ты говоришь почти как Стрешнев — Рэкки у нас, конечно, более боевой. Но и он это равновесие признает. А кто-то — возможно, видя все со стороны — признавать не захотел. И решил — если «Третья стража» раскачается как следует — то и мокрого места от всей этой гадости из Сообщества не останется. А возможно — и не только от Сообщества, а и от их протеже. Да, кровь будет немалой. Но будет и победа.

— И кто-то решил заплатить чужими жизнями…

— А свою он не ставит под удар? Мариночка, а представь себе, что он — или она — не столь предусмотрителен. И что Моргана вывела бы тебя на его след? А он ведь вряд ли станет бить по тебе. Одно дело — прислать тварей «на кого Бог пошлет». Другое дело — выстрелить в тебя. Или, скажем, в меня. Или — в того же, едва не пострадавшего Игоря. Так что он может оказаться в полном распоряжении таких, как мы. Ведь никто из нас не дал ему права убивать. И что бы ты тогда сделала?

И вновь Марине пришлось промолчать.

— Скажу — ты бы выполнила боевую стойку, закричала бы «ату!», бросилась бы со всех ног к своим — ура, есть доказательства! Верно? И убийцу бы завалили — и даже вряд ли бы узнали о его мотивах.

— А почему ты думаешь, что он симпатизирует нам? — спросила Марина, с трудом выговорив это «ты».

— А почему бы и нет? Заметь, он не убил никого из «Стражи». Очень сильно напугал — да, верно. Но — не убил. А Сообщество он выкашивает. Ребров — вероятно, его работа. Теперь — Могильный, но было и еще одно удачное покушение, у меня была информация. М-да, вот только кто сказал, что убийца — один?

— Ты как будто на стороне убийцы, — Марина внимательно посмотрела на Казарского. Ей почудилась, что в глазах, скрытых очками, промелькнул веселый огонек. Однако лицо шефа центра общественных связей оставалось серьезным.

— Ну, что ты, я просто пытаюсь понять его логику. А для этого нет средства лучше, чем влезть в его шкуру, только и всего.

— И кем же он может быть?

— Любым человеком, который хорошо знает о Сообществе… и о нас. Ну, разумеется, не без известных способностей, но без них и информации не будет. А способности у него есть, взять хотя бы случай с этой Морганой. Память ей потерли основательно, как я понимаю… Да, что еще — любит театральные эффекты. Ему обязательно надо предупреждать своих противников — мол, «иду на вы». Этакий князь Святослав… Все, приехали. Но теперь, учти, все будет под моим контролем, — Казарский усмехнулся.

— То есть как?

— Да так, — он вздохнул. — Не хочется, чтобы ты погибла по глупой случайности. В общем, из офиса не высовываемся, преступника, пока нет приказа, не ловим. А я попробую кое-что уточнить.

— А если… — Марина так и знала, что этим все закончится. А еще — большим нагоняем от Рэкки.

— Хотела спросить — если я сообщу о действиях стажера Крутицкой кому следует? — хмыкнул Казарский. — Не бери в голову. Во-первых, с моей стороны все это не приказы, а просьбы. Во-вторых, ничего страшного ты не совершила. Больше того: когда его поймают по твоей наводке — если поймают, — вот тогда, пожалуй, с удовольствием доложу. Не раньше… А теперь — за работу.

«Где-то во Франции», кромка,

1940 год.

— Ты слишком, слишком много спрашиваешь…

Оцепенение тела и разума, в котором находился Джордж Хэнкс, улетучилось, будто его и не бывало. Теперь он принялся задавать вопросы, надеясь понять хоть что-то и выяснить — где он оказался, кто его спутница, что означает все происходящее…

Она молча слушала его речь, не перебив ни словечком. И только когда Джордж замолк, — не иначе, чтобы набрать в легкие воздуха для новой порции вопросов вперемешку с богохульствами, — девушка произнесла:

— Ты слишком много спрашиваешь…

— А ты как думаешь?! — бросился в атаку Джордж. — С этого же можно рехнуться запросто, ты что, не поняла? Где мы сейчас? Что это были за танки? Да кто ты такая, дьявол нас обоих побери?!

— Можно сказать, ты прав, — дьявол меня уже побрал. И довольно давно, — если то, что люди называют дьяволом — это силы зла…

Девушка произнесла это совершенно спокойным тоном, от которого у Джорджа почему-то мурашки пошли по коже.

— Вот только со своими заклинаниями они немного переборщили, — продолжала она. — Если бы это было не так, ты, наверное, уже был бы мертв. С твоим характером тебе здесь не выжить, а я в прежнем облике не смогла бы тебя хорошенько контролировать…

— Что значит — контролировать? — снова взорвался Джордж.

— А то и значит… — неопределенно произнесла девушка. — Если опять будешь кричать, как раз и придется тебя проконтролировать — иначе ничего не поймешь, будешь перебивать. Ну, как, слушать готов?..

Джордж был готов, почему-то он тут же успокоился. Может, она и вправду как-то на него подействовала?

— Нам с тобой отсюда не выбраться до вечера. Так что придется тебе меня выслушать… С чего начнем — с того, где мы, или с того, кто я такая? Пожалуй, первое сейчас важнее, — решила девушка, и Джордж не возражал.

Дальнейшее он не только слышал. Иногда перед его глазами появлялась вполне реальная картинка (а его спутница предупредила, что это не имеет ничего общего с тем, что люди зовут «синема»). Иногда объяснения возникали как бы сами собой в его сознании, и так, пожалуй, было даже легче.

Сколько существуют разумные существа на Земле; столько же существует и мир кромки. Хотя он, пожалуй, постарше людей — когда-то были другие расы, другие народы, и вот их, пожалуй, понять очень сложно, если вообще нужно понимать.

Может быть, впервые кромка начала складываться еще в эпоху звероящеров, возможно, некоторые из них обладали зачатками разума и воображения. Но точно это никто не проверял.

Так или иначе, есть параллельный мир, который существует совсем рядом с человечеством.

— А почему мы туда не проваливаемся? — тупо спросил Джордж.

— А ты думаешь, ты сейчас где? И где ты оказался, когда меня встретил? — рассмеялась девушка. — Только ты сам не смог бы здесь оказаться. Только с проводником. Со мной. И вернуться сможешь только со мной.

— Почему?

— Слушай дальше, постарайся не перебивать. Время у нас еще есть, все равно днем мы отсюда никуда не двинемся. Хотя здесь опасно сейчас любое время. Так вот, мир, куда ты попал, называется кромкой. И на нее очень сильно влияет то, что происходит в твоем мире, Джордж. В мире реальности…

Через минут пятнадцать Джордж выяснил для себя достаточно много. Например, о том, что ходить по кромке и по реальному миру могут очень немногие. Может быть, несколько человек на миллион. Но мир кромки тоже населен.

— Ты же слышал о вампирах, оборотнях, о том, что люди называют нечистой силой?..

— Ну, это же детские сказки! — раздраженно сказал Джордж.

— А кто сейчас о чертях говорил?! — парировала девушка.

— Так это к слову пришлось! — махнул рукой вконец ошалевший Джордж.

— Говоришь, к слову? А слово — оно просто так существует? Так ты думаешь? Перед тобой — оборотень, понимаешь, оборотень — и ты все равно готов в меня не верить?! Ты не беспокойся, я кое-что знаю о твоей стране — вполне достаточно, чтобы судить: у вас были те, кто ходил по кромке. И таких людей было достаточно много. Эльфы, единороги, драконы — ты думаешь, это откуда? Кто-то сидел себе и все это воображал? Ну-ну…

Большинство людей знает о кромке — но только в виде мифов и сказок. И это хорошо — порой, случайно оказавшийся в этом мире человек мог оттуда уже не выйти. А если бы и вышел, то отправился бы в сумасшедший дом.

— Так что тебе сильно повезло, — сказала девушка.

— Значит, ты — оборотень? — мрачно проговорил Джордж, даже не сделав никакого отстраняющего движения. Он понимал, что надо бы бежать — но не мог и шевельнуться. На него навалилась совершенно непонятная усталость.

— Верно, оборотень. Подожди, дойдет дело и до меня.

Мир кромки чрезвычайно опасен для человека. Достаточно прогуляться по ней днем. «Здесь было еще не так страшно, а вот в больших городах — просто невозможно. Но теперь идет война, и неизвестно, где опаснее… — говорила девушка. — Взять, к примеру, автомобили…»

— Погоди… Мне показалось, что в тех танках не было людей?

— Не было. Скорее всего, не было. Они движутся сами по себе. И возникают здесь сами по себе… Но это — не совсем морок. Если бы ты выбежал на улицу, ты бы это понял. Даже мне туда нельзя, даже в облике… Теперь слушай дальше. Мы идем к побережью. Может быть, через день-два мы будем там. Я не могу объяснить, но мне кажется — там спасение для тебя. Слишком долго жить на кромке ты не сможешь. Ты не маг, ты не из тех, кто взял меня в плен, и не из тех, кого они называют своими врагами — их я, к сожалению, не знаю.

— А кто?.. — Джордж не мог продолжать, ему показалось, что если он задаст полный вопрос: «А кто тебя взял в плен и почему ты была вначале кошкой, а потом — и вообще черт знает каким зверем?» — то покажет себя самым настоящим психом.

— Ладно, уж если ты так хочешь знать… Тебе хорошо известно о твоих врагах?

— В смысле — о нацистах? — удивленно переспросил Джордж.

— Именно — о них.

— Они захватили Польшу, потом Норвегию, потом бельгийцев с голландцами, собираются подмять под себя всю Европу и установить диктатуру… Да, еще евреев притесняют — и у себя, и во всех завоеванных странах.

— Насколько я знаю, все правильно. Только — не до конца. У них есть организация магов…

Этого Джордж не знал. Мало того, в такие вещи и верилось-то с трудом.

— Организация магов?.. — растерянно повторил он.

— Ну, они себя так не называют. Это высший тайный орден знаний арийской расы — или что-то в том же духе. А еще самые важные персоны из них входят в какое-то Сообщество. Некоторые из них могут оказаться даже здесь, на кромке. Но меня взяли в плен контрабандисты. Это было… в одной восточной стране. Я до того достаточно жила среди людей, как видишь, даже могу объясниться с тобой. Но мой обычный облик в вашем мире — кошка. А здесь — иногда такой, иногда — мантикора, если уж хочешь знать, как называется диковинный зверь. Так вот, меня доставили им в виде кошки…

— А что за контрабандисты? — спросил Джордж.

— О, это отдельная история. Обыкновенно, они — из родившихся на кромке, но получили доступ в ваш мир. Иногда они перевозят особые вещи для магических действий, иногда — предметы искусства. Но те, кто меня взяли, получили особое задание…

— От нацистов?

— Да, можно сказать и так, хотя на самом деле это какая-то их тайная внутренняя организация. Я и сама не очень хорошо знаю, зачем им понадобилась. Но они решили меня изучать.

— И твой ошейник…

— Ну, это совсем особая история. На ошейнике было записано одно заклинание. Очень сильное заклинание. Благодаря ему я не могла бы стать собой и на кромке. Да и уйти туда самостоятельно не смогла бы. Только они не учли одной вещи…

— Какой? — только сейчас в Джордже начало просыпаться любопытство.

— Ну, видишь ли, они использовали множество заклинаний. И немного переборщили. Ты же знаешь, как они называют эту войну?

— «Блицкриг», — автоматически сказал Джордж.

— Именно. «Молниеносная война», «война-молния». И молнии должны были освободить меня. А это название для своей войны, видимо, придумало их Сообщество. Только я успела убежать здесь, на границе. А потом границу перекрыли, и я смогла отдышаться.

— Погоди-ка, — в рассказе девушки что-то не сходилось. — Ты говоришь, что в ошейнике ты не могла ходить по кромке. Но когда я…

— Ты хотел сказать: «когда мы с тобой познакомились», верно? — она рассмеялась. — Ну и сказал бы! Ты даже не понял, чем выручил и меня, и себя. Я же говорю — я не могла уйти на кромку сама. И использовала твою энергию, чтобы увести тебя подальше от их стрелка. Вот и все! А потом ты решил, что меня стоит подкармливать… Правильно, кстати, решил. Такой оборотень, как я, готов съесть больше, чем здоровый человек.

— Но я думал, что ты — обыкновенная брошенная кошка, — проговорил Джордж.

— Знаешь что? — она лукаво посмотрела на своего спутника. — Ты ведь и сейчас так думаешь. Мол, кошка осталась в том мире, а здесь — какая-то непонятная девчонка, которая пудрит твои мозги.

Джордж молча потупился — именно так он и думал. Да и может ли нормальный человек вообразить все то, о чем она ему поведала.

— Вот что, — сказал он, наконец, не зная, как назвать девушку.

— Можешь называть меня Дэринг, — подсказала она, и заставила Джорджа вздрогнуть — кажется, эта чернявая девчонка и на самом деле читала его мысли. — Мое настоящее имя все равно очень трудно запомнить…

— Вот что, Дэринг, — проговорил он с некоторой запинкой, — я тебе не верю, не могу верить, но как ты читаешь мои мысли? И как ты могла показать эти картинки?

— А как движется призрачный танк без водителя за окном? — вопросом на вопрос ответила она. — И как ты дышишь, человек Джордж Хэнкс? Ты ведь об этом даже и не думаешь, верно? Вот точно также и я… Ладно, давай собираться, нам скоро пора. Сегодня обязательно надо раздобыть еды, иначе не сможешь передвигать ноги…

Санкт-Петербург,

май 2005 года.

Утром, примерно в то же самое время, когда Сергей Казарский отвез Марину на работу, на Московском вокзале около входа на платформы кучковалось несколько встречающих. То есть, встречающих-то было довольно много, но эти отличались от прочих. Строгие и очень недешевые деловые костюмы, галстуки (это в мае-то!), каменные хмурые лица… Сразу было понятно — это весьма и весьма деловые люди, и лучше на всякий пожарный случай обойти эту компанию — от греха подальше.

Народ ее и в самом деле обтекал, даже непонятно, почему.

— Поезд Москва — Санкт-Петербург прибывает… — раздался голос в репродукторе. И в ту же секунду молчаливая компания, не обмолвившись и словом, двинулась к указанной платформе, туда, где должен был остановиться третий вагон от головы состава.

Их лица не выражали ничего — ни радости от предстоящей встречи, ни ожидания близкого разноса. Но стоило только поезду показаться вдали, черты встречающих слегка смягчились, в них появилось одинаковое выражение боязливой угодливости. Произошло это в один миг, так что стороннему наблюдателю могло показаться, будто вся компания — это отряд клонов.

Клоны, однако, атаковать не спешили, застыли перед поездом навытяжку, ожидая дальнейших событий.

События не замедлили последовать.

Поезд остановился, двери вагонов отворились, показались первые прибывшие, вышедшие проводники напоминали пассажирам о багаже.

Компания ждала. И дождалась.

Из второго вагона вышел человек — довольно примечательный даже внешне. Больше всего он напоминал сытого и довольного жизнью усатого кота — в меру упитанный, моложавый, бодрый, но каждое его движение делалось с легкой ленцой. Будто бы всем своим видом он хотел сказать: «Don’t worry, be happy!»

Вышедший осмотрел встречающих, ухмыльнулся в усы, и проговорил:

— Здорово, орлы!

Орлы довольно стройно откликнулись в ответ, но теперь их подобострастие еще более усилилось. Никто из них и не подумал протянуть руку прибывшему, а тот не захотел затруднять себя этим обрядом.

— Ну, говорите, что у вас и как! — сказал он.

— Мы же все сообщили, Сергей Святославович! — ответил один из «клонов», в его голосе послышалось отчаяние.

— И что, с тех пор — без изменений? — все так же добродушно спросил Сергей Святославович, но в его голосе послышалось некоторое раздражение.

— Именно, — подтвердил его собеседник.

— Плохо, стало быть, ищете, — наставительно сказал прибывший. — Ладно, на то я и есть в природе, верно?.. — он осмотрел «орлов» еще раз. — Каков план действий?

— Ну, сперва вам в гостиницу, отдохнуть с дороги. Номер уже заказан. Потом — ресторан. А ваш багаж… — затараторил главный из «орлов».

— Вот теперь понятно, почему у вас ничего не вышло, — наставительно сказал высокий гость. — Ресторан, подумать только!.. Я что, жрать сюда приехал?! — его голос неожиданно стал жестким. — Номер, говорите, заказан?! Думали, тонну багажа взял, носильщиков собрали, лбов здоровых… Забыли, что я все свое ношу с собой, — он потряс небольшой спортивной сумкой, висевшей на плече. — Вам бы землю носом рыть, докопаться до того, кто здесь все подстроил! А вы? Могильного уже осматривали?

— Вас ждали, Сергей Святославович! — пробормотал один из «орлов».

— Ах, меня?.. Конечно, конечно… Думаете, голубчики, вещдоки тоже меня подождут? Так вы совсем неправильно думаете… — он прекратил разнос и внимательно посмотрел на «клонов». Вот сейчас можно было заметить, что в глубине глаз сытого и самодовольного кота проскакивают искорки всамделишного беспокойства, а разнос — это так, ерунда, способ разрядки.

— Значит, вот что, — произнес прибывший. — Доктор сказал — в морг, значит — в морг. Только нам Могильный без надобности, ты, дружок, туда кого-нибудь из «орлов» своих зашли, — обратился он к главному. — А мы с тобой посмотрим сейчас на кое-кого другого. Надеюсь, этого кое-кого в родной Нью-Йорк пока не отправили?

— Нет, здесь он пока, — решительно изрек главный, светлоглазый и светловолосый мужчина неопределенного возраста.

— Це добре, — кивнул Сергей Святославович.

— Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить, — все в той же быстрой манере затрещал светлоглазый. — Мои ребята…

— О чем говорить, пока я его не видел? — усмехнулся прибывший. — Поехали, и сами узнаем, что там заподозрили твои ребята. Заодно там же выпьем и закусим, если… Если ты, к моей радости, будешь неправ со своими подозрениями. Мертвецов, надеюсь, не боишься? — расхохотался он.

Светлоглазый стоически промолчал. Сергей Цибуленко, лидер московского Сообщества, мертвецов не боялся. Вот насчет живых можно было сомневаться.

Чуть позднее главный из «орлов» и сам Цибуленко прошли в неприятного вида здание в одной из больниц.

— Туда не положено! — гаркнул на них вахтер. И тут же он угодливо заулыбался, будто неожиданно увидел высокое начальство с широкими лампасами и большими звездами на погонах. Вахтер вытянулся в струнку, словно готовясь рапортовать: «В подчиненном мне морге все в порядке, все трупы на месте, ни один не ожил, служу Российской Федерации, та-арищ генерал!..»

— Хорош, голубчик, расслабься. Лучше узнай-ка ты мне, кто тут может показать один ва-ажный такой трупчик, — попросил Цибуленко, с ухмылкой наблюдая за суетливыми действиями вахтера.

Патологоанатом нашелся быстро, его поведение оказалось таким же, как и у вахтера.

— А покажите-ка нам жертву бомжей, господина Руонга Чеа, — слова Цибуленко прозвучали скорее как приказ.

— Слушаюсь, — хрипло проговорил патологоанатом.

В морге было холодно и мерзко. Труп представителя фонда — почти что черный — был выложен на стол, патологоанатома удалили в сторонку — чтобы не путался.

— Знаешь что, голубчик, — обратился Цибуленко к светлоглазому, у которого уже начались легкие позывы к тошноте. — Вот как хочешь, а это — никакая не кислота!

— Да, но что тогда…

Цибуленко еще раз внимательно склонился над трупом.

— Скажи-ка мне, что ты слышал о дакийских событиях? — спросил шеф Сообщества Москвы, подняв на него глаза.

— Ну, ээ… а при чем тут это, Сергей Святославович?

— Я не просил тебя переспрашивать, голубчик! Я задал вопрос — что тебе известно о дакийских событиях?

— Ну, революция там была, — вспомнил светлоглазый. — Диктатора свергли… Да, он обладал особым даром…

— И вообще был не совсем человек, — докончил за него Цибуленко. — И это все, что тебе известно? При том, что один из питерских — вечная ему память — в то время был там? Хор-роши… Ну, ладно, я тебя не виню. Так вот, при том диктаторе на кромке в Дакии возникло очень много милых и забавных зверушек. Вроде бы, их сейчас переловили тамошние… сам знаешь кто. Только я в это не верю — они там все молодые да ранние, нашим оппонентам пришлось заново строить всю организацию… Но я не к тому. Среди милых зверушек были и очень любопытные. Мне в свое время даже довелось видеть ожоги, которые возникают после знакомства с ними. С этим, знаешь ли, не живут, а если и живут, то очень плохо. И сдается мне, у господина Руонга Чеа — точно такие же ожоги.

— И что это означает?

— Хотел бы я знать. Видишь ли, мне немного знакомо то, что называется миром кромки. И скажу вот что — этих милых тварей не водится ни у вас в Питере, ни в Москве, ни в Прибалтике, ни на Украине. Это — гарантированно. Значит, кто-то их завез. Или — из Дакии, или — из мест обитания, из Нового Света. Их завезли и применили…

— Неужели «Стража»? — последнее слово светлоглазый произнес, едва ли не страдальчески сморщившись.

— Не думаю, что это почерк наших друзей. Могильного я мог бы списать и на них. Хотя его проще списать вообще, зарвался паренек. А вот его… Вряд ли. Ты же помнишь, как они действовали два года назад? Заставили здешних идиотов перебить друг друга. Излюбленный метод господ «стражников»-кромешников. А здесь — не то… Ладно, голубчик, здесь без поллитры не обойдешься…

С этими словами Цибуленко достал «поллитру», то есть, объемистую флягу с горилкой. Закуска — бутерброды — были разложены прямо на столике, около руки покойного.

— Ну что, за упокой мистера Чеа. Мне его жаль — такую карьеру сделать при всех собаках, которые на него навесили! Сложись обстоятельства по-другому — быть бы ему вторым доктором Менгеле. Ан не сложилось! — тон Цибуленко стал почти веселым. Возможно, в лице мистера Чеа было устранено некое препятствие, известное лишь главе московского Сообщества да нескольким его доверенным лицам. Светлоглазый в их число не входил, а задавать лишние вопросы было опасно.

Цибуленко сделал объемистый глоток, передал флягу светлоглазому, который со страдальческой миной поднес горилку ко рту.

— Ты выдохни, голубчик, легче пойдет, — ухмыльнулся Цибуленко, проглотив бутерброд.

Светлоглазый так и поступил. Горло обжег жидкий огонь, он закашлялся, отвернулся, при этом его взгляд упал на бутерброды, на покойника, на то, что сотворила «кислота»… Всего этого оказалось достаточно.

— Слабенькие вы, однако, — хмыкнул Цибуленко, видя его страдания и ничем не желая их облегчить. — То ли дело прежде… Взять, к примеру, Игорька. Тоже уже не с нами, ну да ладно… Ты на свежий воздух выйди, я лучше с доктором-опослялогом выпью, он меня поймет. Иди-ка сюда, — подозвал он патологоанатома.

Светлоглазый очень плотно затворил дверь, проклиная про себя московское Сообщество во главе с его шефом. Никаких магических способов подслушать происходящее в морге он не мог применить, да и не стал бы — его все еще передергивало от отвращения.

Он не слышал, как патологоанатом, сияя, взял флягу — не каждый день приходится пить с человеком, у которого под пиджаком такие большие звездочки на погонах! А Цибуленко вынул из кармана мобильник и набрал номер… Тот самый номер, который очень удивил бы многих членов Сообщества.

— Алло? Господин оппонент? — насмешливо произнес Цибуленко. — Надеюсь, вы меня узнали… Ростислав Всеволодович? Да-да, Цибуленко, он самый. И звоню я насчет очень пикантной ситуации, о которой, я полагаю, известно и вам…

— Мне не очень нравится, когда меня так называют… те, кто меня хорошо знает, — произнес Рэкки.

— А мне, например, не очень нравится, когда убивают наших людей. И добро бы — просто наших. С международными представителями, знаете ли, не шутят…

— И вы решили, что мы каким-то образом…

— Ну, вы еще скажите — «и вы поверили»? Я ни во что не верю, дорогой Ростислав Всеволодович, но очень хочу знать. Мало того, интуиция мне подсказывает, что часть трупиков — по крайней мере, часть, — не ваших рук дело. И мне очень интересно — если не вы, то кто же?

— Мне тоже интересно. И знаете, господин Цибуленко, к какой мысли я склоняюсь?

— Знаю. Даже озвучу ее: «Сергей Провокаторович Цибуленко убрал нескольких своих же „лишних людей“, чтобы иметь повод перейти к открытой войне с „Третьей Стражей“». Я угадал?

— Какая разница? Все равно мы…

— …На разных сторонах баррикад. А знаете, что пришло мне на ум? У вас трупиков не было в последнее время? В «Страже», я имею в виду. Ну, шел человек, шел, ему кирпич на голову упал — совершенно случайно. И совершенно случайно трещинки на кирпиче сложились в буковки… Ну, к примеру, «сегодня ночью вас должны убить».

— Трупиков, милостивый государь, нет! — отрезал Рэкки.

— Экие вы везучие! Ну, на нет суда нет. А кирпичик посмотреть дадите?

— Если вы что-то знаете…

— Ничегошеньки я не знаю. И только что убедился, что и вы — тоже ничего не знаете. А ведь это хороший повод…

— Для чего?

— Встретиться, выпить-закусить, обменяться мнениями — о своем ничегонезнании, например. Естественно, без лишних ушей и лишних сотрудников.

— У нас лишних сотрудников нет.

— Ну, и без нелишних — тоже, — голос Цибуленко стал почти что печальным. — Так вы согласны?..

— Где и когда?

— Ну вот, слышу речи делового человека, — удовлетворенно промурлыкал москвич.

Это кафе было словно специально придумано так, чтобы никто никому не смог помешать. Уютные кабинки могли вместить четырех человек, но собеседников было двое.

— Думаю, по рюмочке можно, — усмехаясь, говорил Цибуленко. — По рюмочке, по две… Полагаю, не думаете, что здесь нам поднесут отраву?

— Нет, я так не думаю, — спокойно проговорил Рэкки. — Но от спиртного откажусь.

— Не пей в доме врага своего? Но это — не мой дом. Ладно, очень обрадовались смерти Реброва?

На сей раз в голосе Цибуленко не было и тени напускной шутливости.

— Сказать по правде — очень. Хотя о нем давно никто ничего не слышал.

— Ну, было бы странно, если бы вы по нему объявили траур. Ладно, если не хотите — можете не говорить, где и как произошло покушение на кого-то из ваших? Или, на вас лично, Ростислав Всеволодович?..

— Нет, на меня никаких покушений не было, — Рэкки пришлось все же смириться с тем, что его враг будет называть его по имени-отчеству.

— Отрадно, отрадно, хотя здравствовать вам я не слишком желаю, — кивнул Цибуленко. — Хотя… Не стало бы вас, на вашем месте был бы кто-то другой — только-то и всего. Поймите, мы — народ достаточно мирный, нас почти все устраивало. И общая ситуация, и даже ваше существование. Вы разгромили питерское Сообщество? Что ж, неприятно, конечно, зато теперь оно потеряло автономию. А вот в этом ничего неприятного для меня нет… У нас — свое дело, у вас — свое.

— Давайте к делу, — напомнил Рэкки.

— Можно и к делу, — согласился Сергей Святославович. — Как я понимаю, почерк убийств — не ваш. Из этого делаю вывод — имеется третья сила. Возможно, это один человек, возможно — не один, и его цель — столкнуть нас лбами…

— Или — покарать тех, кого он выбрал.

— Ну, может быть, оно и так. Я бы и эту версию принял, если бы… Так что, ни на кого в «Третьей Страже» не было за это время ни одного покушения?

— А если б даже и было, что бы это поменяло…

— Это бы отменило версию о том, что кто-то решил покарать нас и только нас.

— Предположим, была одна неприятная ситуация, — проговорил Рэкки.

— Ну-ну, так я, в общем-то, и думал, когда звонил вам. Из морга звонил, между прочим. Лежит там одна ситуация — якобы, связанная с кислотой и ожогами. Ну, официальное следствие разочаровывать мы не станем. Смех сказать, мои определили то же самое! Но вы-то были в Дакии лет пятнадцать назад, совсем недавно, ваши воспоминания еще свежи…

— Хотите сказать, что это были…

— «Чернильные пятна»? У нас их зовут так. Чрезвычайно редкие маленькие тварюшки. И очень, очень опасные.

— Согласен. Хорошо, что ваши любимые экологи не создали конвенцию об их защите. А то бы здесь и ее подписали — вслед за Киотским протоколом и за всем прочим…

— Не трогайте святого! — обиженным тоном протянул Цибуленко, и тут же рассмеялся. — Я готов подписать конвенцию о защите… наших людей от этих тварюшек. Причем, готов признать второй договаривающейся стороной даже вас.

— А если я скажу, что подумаю?

— Думайте. Когда у вас кого-нибудь все-таки убьют — не поленитесь позвонить мне. Ну, надо же будет попрыгать от радости и покричать: «А я же говорил! А я предупреждал!»

— И что вы предлагаете? — Рэкки слегка склонил голову набок.

— Предлагаю разделение труда. Вы понимаете, что милые маленькие зверушки могли быть пронесены только с кромки — и ниоткуда еще? А мы на кромку, как правило, не выходим. Мы действуем иначе.

— А кто сказал, что у вас нет никаких вещей с кромки? Ни зелий, ни артефактов… Даже не смешно это, Сергей Святославович.

— Есть, отчего же. И вы можете прекрасно отрабатывать свою любимую версию: убийца — провокатор из Сообщества. И хорошо бы, если бы так и оказалось, и этот тип попался бы мне в руки.

— А вы отбросили версию о нас?

— Ну что вы, нет, конечно. Мы с удовольствием будем развивать версию: убийца — провокатор из «Стражи». Но поверьте моему опыту — я вижу, что вы лично не имеете к этому отношения. А вы — все же более компактная организация, чем мы, хотя вас и гораздо меньше. Словом, я предлагаю начать с того, что мы не станем мешать работе друг друга. Вы — на кромке, мы — в мире реальности. Поймите, убийцу найти необходимо и вам, и нам…

— Вам хочется отомстить? — в голосе Рэкки прибавилось яду.

— Ну, поскольку некто попытался оборвать… да вы и без того можете догадываться, что он попытался оборвать, уничтожив Руонга Чеа.

— Полагаю, некоторые финансовые потоки?

— И некоторые международные связи… Одним словом, если бы я, узнав о гибели Могильного по своим каналам, не отправился бы немедленно сюда, меня бы все равно вынудили это сделать. Обстоятельства… — Цибуленко тяжело вздохнул. — Что вы можете сказать о личности убийцы? Склонность к театральным эффектам, не так ли?

— Думаю, так, — с сомнением произнес Рэкки.

— Да уж, более театрально, нежели Могильного… Кстати, как вы полагаете, почему сразу несколько «акул пера» оказались на месте… ну, скажем, самоубийства. Я уже слышал выступление в ваших новостях. Журналистов в городе не так уж много, ничего там, вроде, не планировалось — а вот успели заблаговременно… Как вы думаете, к чему бы это?

— Полагаете, их кто-то вызвал? Или они причастны?

— Ну, последнее — вряд ли. Но кто-то наверняка о них позаботился. Кто-то, кому потребовалось поднять шум. Заодно — развалить это сборище.

— Вы, кажется, сами их презираете и не терпите? Но ведь он был вашим человеком?

— Ростислав Всеволодович, я вижу, вы проявляете наивность. Да, презираю. Но — терплю. Потому что вся эта экстрасенсорно-сектантская шатия служит нашему делу. Если хотите — делу человечества, уставшего от нестабильности. А вас, уважаемый, я отнюдь не презираю. Но терплю, только поскольку у нас сейчас — одна беда. Такова жизнь… В общем, так или иначе, нам с вами придется подписать временное перемирие. Неформальное, разумеется.

Самое поганое во всем этом было то, что глава Сообщества Москвы был прав, абсолютно прав. Но искать убийцу на кромке — это искать иголку в стоге сена. И Рэкки отлично об этом знал.

— Итак, кого мы ищем, — говорил Цибуленко, допивая принесенный коньяк. — Театральные эффекты — это раз. Желание любым способом покончить с тем, что ему особенно сильно не понравилось — это два. Возможность выйти на кромку либо получить оттуда что-либо — это три. А есть и четыре… — он замолчал, надолго задумавшись.

— Что же в-четвертых? — напомнил Рэкки.

— А в четвертых — неплохая осведомленность о наших делах. И, судя по вашему задумчивому лицу — не только о наших…

Прийти днем в Собачью Слободу — наглость неслыханная. Этим любой пришедший как бы подает сигнал — я готов к тому, что меня здесь ждет. Но уж тогда, увидев жителей Слободы, не следует делать ноги. Это не поможет: догонят и разорвут на части без разговоров. Самое разумное — вовремя убраться с кромки. Но именно этого пришедший и не стал делать.

Больше того, он даже не стал принимать свой истинный облик — мантикора. Просто стоял и смотрел, как к нему приближаются три здоровенных пса.

Будто хотел ближе познакомиться с Адскими Гончими.

Псы молча взяли человека в клещи — двое начали обходить его, средний шел прямо. Но человек (а точнее — оборотень) продолжал стоять на набережной канала, за которым виднелась полуразрушенная крепость.

Отступать ему было некуда, разве что он сумел бы взлететь. Конечно, можно было бы прыгнуть в сам канал, но лучше было бы этого не делать. Конечно, Адские Гончие могли бы управиться с несколькими обитателями канала, но и их шансы не оказались бы стопроцентными. Прочие же — хоть люди, хоть оборотни — погибли бы очень быстрой, но мучительной смертью.

Тем не менее, пришедший и не думал пугаться. Стоял, скрестив на груди руки, и внимательно смотрел на псов. Мер для обороны он также не предпринимал.

Первыми не выдержали Гончие. Угольно-черный пес, шедший на чужака, остановился и зарычал низким голосом, словно бы спрашивая, кто такой этот человек и чего ему здесь надо.

— Твоего вожака, — спокойно произнес оборотень. Разумеется, не просто произнес, а транслировал в мозг псов картинку. — Он знает меня. Мне нужно с ним встретиться…

Пес снова заворчал, но остался на месте. Пожалуй, не следовало уничтожать пришельца сразу, не разузнав о его намерениях.

— Значит, его здесь нет?! — почти что утвердительно сказал оборотень. — Так я и думал. Тогда у меня есть нечто для него. Когда он вернется…

Средний пес возобновил движение.

Теперь в руках оборотня появился какой-то сверток.

— Возьмете и передадите, — говорил человек. — От этого зависит его жизнь.

Вот последнее для жителей Слободы было очень существенно.

— И чем скорее он это возьмет, тем лучше будет для него, — подтвердил пришедший.

Пес, словно загипнотизированный, подходил все ближе и ближе. Сейчас он был практически во власти пришедшего, но эта власть была не слишком-то нужна. Важно было одно — передать записку этому свихнувшемуся собачьему вождю.

Пес осторожно взял зубами сверток.

— Теперь можете идти. Вожаку зла не будет. Вам — тоже. Разрешаю удалиться…

А вот это было уже запредельной наглостью. Но сейчас псы не могли ослушаться мысленных приказов пришельца. Важность этого визита для их вожака они отлично осознавали, хотя и не понимали, в чем именно эта важность.

К тому же, этого пришельца Гончие видели и прежде.

Записка гласила:

Адские Гончие и в самом деле удалились. Теперь и человеку было пора. Наступал вечер, а значит, надо было возвращаться в мир текущей реальности и приступать к своим обычным обязанностям.

Глава 9 Вести из реальности и с кромки

Санкт-Петербург,

май 2005 год.

Сергей куда-то уехал, весь день на работе его не было. Но рабочий день у Марины шел как обычно: нужно было работать над статьями, учиться редактированию — то есть, таким вещам, которые совершенно не казались необходимыми для мага из «Третьей Стражи». Но это — лишь на первый взгляд.

Хуже всего было то, что ей было не велено выходить даже на обед. Больше того — никаких «особых заданий» со времени похода в Дом журналиста, для нее не было. Вся работа начиналась за компом — там же и заканчивалась.

И это было не слишком-то приятно. С одной стороны, у Марины (особенно после не слишком удачного расследования) появилась жажда бурной деятельности. С другой же — она начала понимать, что Сергей заботится о ней, как-то выделяет из общей массы. Но почему? Или у него такое отношение к каждому? Или Марина, сама того не зная, докопалась до чего-то, что сделает ее жизнь опасной? Почему бы ему не сказать об этом прямо?

Девушка терялась в догадках. Ни одной правильной не было. Да и работа как-то не клеилась. А все мысли сводились либо к Сергею, либо к ситуации с расследованием.

Что она сделала не так? Да всё! Нужно было найти Моргану — и не начинать расспросы, а обратиться за помощью к своим.

Это понятно.

Но почему именно ей надо быть под «домашним арестом»? Ведь тот же пострадавший, Игорь, никаких подобных распоряжений не получал.

Девушка была уверена в одном — Сергей, когда окажется здесь, вряд ли станет говорить, почему это так, а не иначе. И все же нужно было его расспросить.

Случай представился в обед. Незадолго до того Сергей заехал в офис, поинтересовался работой Марины, вместо того, чтобы устраивать разносы, только рукой махнул:

— Бросай это безнадежное дело. Пора перекусить.

До ближайшей пирожковой было минут пять, поэтому подъезжать туда на машине было совершенно необязательно. Тем не менее, Сергей усадил Марину в свой автомобиль, который сделал круг по кварталу.

— А зачем такие предосторожности? — удивилась девушка, которая даже не успела как следует расположиться в машине.

— А затем, — махнул рукой Сергей. — Береженого Бог бережет!

— А все-таки, — не унималась девушка, — что-то случилось?..

— Конечно, случилось. Во-первых, активизировалось Сообщество. Мало того, кажется, они готовы предложить нам свои услуги. Эта информация не секретная, я после обеда сообщу всем. Во-вторых, по городу расхаживает самый настоящий убийца, который очень интересуется стажерами «Стражи» — по крайней мере, так показали нынешние события. В-третьих — а с чего это мы решили, что убийца — это маньяк-одиночка?

— И что с того, если у него есть сообщник? — Марина пока что ничего еще не понимала.

— Не сообщник. Просто — еще один убийца, который может копировать первого. А может и действовать самостоятельно — это как придется. Нет, не думай, это только мои подозрения. И, если хочешь, интуиция.

Вот оно, значит, как — интуиция!

Отчего-то Марина почувствовала злость и обиду, и Сергей это заметил.

— Ты не думай, что сделала что-то не так, — абсолютно серьезно сказал он. — Я на твоем месте поступил бы точно так же… Ты другое лучше скажи — почему от твоей сумочки с самого утра фонит какой-то пакостью? Что там у тебя такое? Надеюсь, не апельсинчики с какими-нибудь тварями?

— В сумочке? — удивленно проговорила Марина. И только сейчас вспомнила об утреннем разговоре в столовой. — A-а, там африканская маска. Как сказали, какую-то порчу навели…

— Порчу?.. Это уже интересно! Ну-ка, ну-ка… Покажи-ка, что это за штуковина?

— Здесь же, что ли?

— Конечно. Думаешь, мы кому-то интересны? Особенно, если людям глаза отвести…

Марине ничего не оставалось делать, как достать из сумки шедевр «африканского искусства». Сергей повертел маску в руках.

— Да уж, на предмет культа Вуду не тянет! Хотя некоторым здешним вудуистам и это было бы не страшно. Откуда это у тебя?

Марина рассказала об истории, случившейся с братьями-волколаками.

— Ну и молодцы! Могли бы сами понять, что к чему! — покачал головой Сергей. — Кстати, заклятье есть, но наложено непрофессионально. Что делает его еще гаже… Стало быть, подарок двоюродной сестры этой несчастной женщины?

— Ну, да.

— В общем, так. Что ты сама об этом скажешь? Посмотри на эту пакость внимательно — случай характернейший.

Марина, как ее обучали, постаралась включить магическое зрение, чтобы рассмотреть, что из себя представляет коварный подарок. Давалось это искусство с трудом, но все же через полминуты она смогла разглядеть световое пятно.

— Спектр — оранжевый с коричневым и красным, — немного неуверенно произнесла она.

— Вот именно, — вздохнул Сергей, — оранжевый — с красным. Кажется, люди никогда не станут умнее!..

Он замолчал, глядя на маску.

— Погоди, оранжевый — это след приворота? — спросила Марина.

— Вот именно, — след приворота! — хмыкнул Сергей. — Что там про нее, бедную, рассказывал Вован? Муж пьет, у дитя проблемы со школой?..

— Именно, — Марина еще не понимала, к чему он клонит.

— Знаешь, что бы я сделал на месте человека, который чувствует — ему подарили вот такую гадость? Я бы эту гадость выкинул. Возможно, утопил бы в Неве — вода все примет. Но вот одного я точно не стал бы делать…

— Не стал бы…

— Вот именно. Я не стал бы звать хорошего старого приятеля, у которого, вроде бы, есть способности к экстрасенсорике, не стал бы показывать ему эту маску — разберись мол, сделай милость. Так что передай Вовану следующее: пускай эта дама впредь заклятий не творит! Все равно ничего хорошего не сделает!

— Погоди, так в чем же дело было? — Марина с удивлением уставилась на Сергея («Как доктор Ватсон на Шерлока Холмса», — подумала она).

— А дело вот в чем. Видимо, у этой милой дамы, не имею чести ее знать, муж стал… скажем так, посматривать налево. И она решила сделать приворот — на предмет, который можно повесить в комнате. Не знаю, сама или нет — очень возможно, что и сама. Муж посматривать перестал — сейчас ему не до того, он в бутылку смотрит. Коричневый — самые низменные вещи. Хорошо, она его хотя бы на наркотики не подсадила, спасибо и на том!

— Но она говорила про двоюродную сестру… — вспомнила Марина.

— Ну, тогда, в общем-то, понятно, куда именно смотрел ее муженек. Ладно, гадость надо уничтожить. Сама сможешь?

— Попробую, — Марина взяла в руки черную маску.

Любое магическое усилие стоит энергии, и лишь непосвященному могло бы показаться, что девушка просто провела рукой над маской.

— Не старайся, умей расслабляться, — напомнил ей Сергей, когда операция была завершена. — Будешь стараться, будет хуже… Дай-ка, взгляну. Нет, никаких мелочей не забыла, поздравляю!

Марина гордо положила на стол маску, и тут же почувствовала легкую усталость. Все-таки, подобные усилия даются с трудом.

— Давай-ка кофе с коньяком, — предложил он.

— Тебе же машину вести! — изумленно посмотрела на него Марина.

— Ничего, я обожаю приносить добро нашим дорожным инспекторам. Знаешь, у меня в бардачке — множество листовок всяких сект. Специально для этих красавцев собираю. Подойдет господин из ГИБДД, потребует деньги на карман — а я ему листовочку. Синие сойдут за тысячные купюры, черные — за пятисотенные, красные — за стошки. Да цвет и неважен… Важно — спасение душ заблудших взяточников!

Марина рассмеялась, представив, с каким видом инспектор достанет из кармана листовку «Добрые вести о близком царствии небесном». И сам Сергей улыбнулся шутке.

— Слушай, ведь предупреждали же — такие фокусы не одобряются… — девушка разом посерьезнела.

— Знаю. А как еще прикажешь учить этих типов? Каждому должно воздаться по делам, — возразил Сергей. — Они нарушают свой же закон?

— Ну, нарушают, конечно… — с некоторым сомнением протянула Марина.

— Значит, они дают мне право сделать с ними то же самое, — твердо проговорил Казарский. — Ладно, допивай свой кофе, поехали в редакцию. Сегодня придется отвезти тебя назад пораньше. Только общее собрание проведем — и назад…

Послание оборотня дошло до Яна в тот же день. Оборотень вполне мог дождаться бывшего контрабандиста — тот оказался в Собачьей Слободе через пару часов.

— Сюрприз, — хмыкнул Ян, пробежав глазами ровные строчки. — Значит, «стражники» разволновались? Ох, боюсь-боюсь!..

Он еще раз бросил взгляд на записку. Стало быть, время и место тоже назначили. Ну что ж, можно предположить, что «стражников» там не будет. Самое неприятное для оборотня — это если ссыльный Ян окажется у «стражников». И на месте оборотня…

На месте оборотня Ян убрал бы вредного свидетеля. Убрал бы чисто и спокойно, без всяких надписей. А потом на мертвого можно свалить все что угодно, тем более, что Ян — сам отнюдь не безгрешен.

Вряд ли оборотень захочет отдавать Яна Сообществу — там, конечно, могут быть очень разозлены гибелью этой твари, которая тряслась здесь и молила о пощаде, обращаясь попеременно к Яну и его собакам. Но Сообщество не будет само собой, если не допросит Яна хорошенько, прежде чем уничтожить. И, опять же, итоги допроса будут для оборотня печальны.

На некоторое время Ян задумался — что бы предпринять. Может, следует отследить, где сейчас оборотень? Нет, пожалуй, это опасно, слишком опасно. Возможно, именно на это мантикор и рассчитывает. А потом гордо предъявит труп охотникам — мол, вот он, убийца!

Так что же делать?

Оборотень назначил встречу назавтра — в летнем кафе в двух шагах от Невского, напротив Казанского собора. Конечно, вряд ли его там и убьют. Место слишком людное, а если что — можно запросто уйти на кромку.

На кромку. На Невском. Днем.

Это примерно равносильно прыжку с одной крыши на другую — и без страховки. Если Ян, уйдя на кромку, не будет раздавлен первым же из автомобилей, это еще не гарантирует его жизни. Вероятно, тогда случится много других неприятностей. А спрятаться в этом районе будет почти негде.

Значит, надо придумать кое-что иное.

Во-первых, следует прийти туда не самому. Передать послание. А заодно — переназначить встречу. Она состоится — но только там, где Ян будет чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности.

А во-вторых, напишем-ка мы некое письмецо — на всякий случай, для пущей предосторожности… И попробуем его завтра отослать — с оказией.

…Это послание оказалось куда большим, чем то, что отправил ему оборотень. Ян обдумывал каждое слово — в случае чего, он должен быть полностью чист перед «Третьей Стражей». Апельсины? Твари с кромки? Вы что, господа, как можно! И слыхом не слыхивали про такие подставы! Да, свободу получить хочет каждый, ошейник с меня и в самом деле сняли. Только-то и всего…

Куда именно надо будет в случае чего доставить это письмо, Ян отлично знал. Есть на Витебском вокзале очень небольшой проход в мир текущей реальности. Сам Ян им никогда не пользовался — это был именно один из тех выходов, которые контролируются «Стражей». Порой и жители Петербурга в текущей реальности подмечают — слишком уж странно выглядит Витебский ночью, будто меняет свои очертания. И это не просто так — в Петербурге не так много мест, где оба мира существуют почти что бок о бок.

Есть там и те, кто работает со «Стражей», так что письмо, в случае чего, передадут.

Однако, еще немного подумав, он решил, что если что-то делать хорошо — то делать надо самому. И не далее, как завтра. А оборотень-«доброжелатель»… Добра он мог желать сколько угодно — но даже не потрудился снять с Яна ошейник. И это бывший контрабандист очень хорошо запомнил…

Ну, а самому Яну теперь придется сменить место жительства. Временно, конечно. Но уж слишком беспокойно становится в Собачьей Слободе. Оборотни, опять же, шастают туда-сюда. Пожалуй, набережная Фонтанки в мире кромки сейчас гораздо более надежное место. Там есть обитатели, можно даже попробовать затеряться среди них. В конце концов, его сослали именно на кромку, а уж тут никто не может ему запретить выбирать место жительства. Хоть в Хельсинки уйди по здешним дорогам! (Хотя именно по дорогам — напрямик — идти и не следует, если, конечно, хочешь жить. Зона боев, пусть даже очень давних — это всегда опасное место. Существует множество обходных путей, о которых Ян знал, и которые проходил не раз).

— Без меня никого сюда не пускайте! — строго сказал Ян собакам. Впрочем, такой приказ был излишним — оно и без того понятно: Адские Гончие свое дело знали. Даже оборотня-мантикора к дому, где обитал Ян, они не подпустили. Ну, разве что если пожалует сам начальник «Утгарда» или Светлого подразделения «Стражи». Но в этом Ян серьезно сомневался.

Если бы оборотня, называвшего себя прокурором, беспокоили только маги из Сообщества — это было бы еще полбеды. Но порой и самые обычные, мало чем выдающиеся граждане попадали под его очень пристальный и внимательный взгляд. Они еще ни о чем не подозревали, а между тем, их судьба уже оказывалась решенной.

Леонид Викторович Смирнов был по всем статьям неприметным — не то что новый мессия Могильный. О таких, как Леонид Викторович, в газетах не пишут — по крайней мере, теперь, когда никому не нужны заметки о скромных тружениках, когда всем нужны «жареные» факты.

А Леонид Викторович был именно скромным. И именно — тружеником. И запросы у него были — скромней некуда.

Ни в каких оборотней он не верил, что же до Могильного — то да, конечно, он вволю посмеялся, когда услышал по телевизору историю поедания градусников. Впрочем, долго смотреть телевизор ему не пришлось — дела, знаете ли! Пациенты не ждут! Притом — не одного легкого пациента…

Впрочем, их-то как раз можно поручить сестрам, работающим с ним в одну смену. А вот перепуганных родственников Леонид Викторович непременно брал на себя, беседовал с ними, утешал… как мог, конечно.

Бывают и у таких тружеников, как доктор-реаниматор Смирнов, некоторые недостатки — куда же без них, в конце-то концов! Нет на свете праведников.

Любил Леонид Викторович выпить. Притом, как правило, в гордом одиночестве. Разумеется, алкоголиком он себя не считал — что вы, как можно! Алкоголик — он идет в аптеку покупать настойку боярышника. Или же пьет «льдинку», да и вообще все что горит. А вот культурно, разложив на столе закусочку, может выпивать только приличный человек. Да ведь можно же это понять — работа с людьми, сплошные стрессы, надо их как-то снимать.

…Закуска уже была на столе. Медсестра получила обычное в таких случаях распоряжение — в кабинет входить со стуком и только в случае крайней необходимости. Была она непьющей, но Леонида Викторовича, который жил по закону «живешь — давай жить другим» и «Бог велел делиться», никогда не осуждала за его маленькую слабость. Скорее, наоборот — ей было гораздо лучше работать именно с Леонидом Викторовичем, а не с этими вечно занятыми сухими людьми из других смен.

Доктор посмотрел на нарезанную колбасу, улыбнулся своим мыслям. Потом отпер шкаф и достал уже порядком початую бутылку дорогого коньяка! Нет, такие напитки — не для каких-нибудь там алкоголиков. Качественная работа — качественное питье!

Мурлыкая что-то себе под нос, доктор поставил на стол бутылку. И даже не сразу сообразил, что с благородным напитком творится что-то не то. Точнее, это самое «не то» сотворилось с этикеткой.

Он взял бутылку, осмотрел, пробормотал: «Ничего не понимаю!»

Собственно, этикетки не было. Она была заклеена желтым клочком бумаги с аккуратно выведенной черной надписью:

Вместо подписи были нарисованы череп и кости — и тоже очень аккуратно.

Леонид Викторович отставил бутылку в сторону, затем снова придвинул ее, зачем-то понюхал содержимое. Пахло дорогим коньяком, и ничем иным.

Он поморгал, повертел бутылку в руках, словно бы надеясь, что странная надпись исчезнет. Понятное дело, ничего не произошло.

Доктор уселся за стол и на сей раз надолго задумался. Что это может быть? К его шкафчику ни у кого доступа не было. Или, может быть, кто-то из «дорогих коллег», завидующих ему, решил таким образом подложить свинью? Корчат из себя святош, поганцы…

Видимо, эту фразу он произнес вслух. Во всяком случае, она получила немедленный отклик:

— Никакие они не святоши, Леонид Викторович. Просто живут на свою зарплату — маленькую, что характерно, И коньяков дорогих не пьют…

Доктор резко оглянулся.

— Как вы вошли? Кто вы такой? — он даже вскочил с места.

— Не рычите и успокойтесь, иначе больных перебудите, — сказал с грустной улыбкой незнакомец — молодой человек в темном домашнем свитере и джинсах. — Я ваш посетитель, не скажу — собутыльник.

— Здесь реанимационное отделение!.. — рявкнул на него Леонид Викторович.

— Знаю-знаю, не дошкольная группа детского сада, — ухмыльнулся незнакомец. — Кстати, если вам угодно позвать сестру, чтобы та позвонила куда следует, то она не придет. Она сейчас с одним из больных — желательно, чтобы рядом с ним был кто-нибудь. Постоянно. Вообще-то она хорошая женщина, только работать не очень любит. Так что пришлось включить ей материнский инстинкт. Теперь она с теми, кто в ней нуждается. А вы, дорогой доктор, как я вижу, очень нуждаетесь во мне…

— Кто вы? — хрипло каркнул Леонид Викторович, против воли садясь на место.

— Я — ваш собеседник, — просто сказал незнакомец, бесцеремонно придвинув к себе еще один стул. — Заметьте, понимающий собеседник… То есть, такой, который многое понимает.

— Из налоговой? — зло осведомился Леонид Викторович.

— Ну, что вы, как можно! — незнакомец даже всплеснул руками от негодования. — Я вообще никаких государственных органов не представляю. Нет, эти органы никак не связаны с государством, милый доктор. Да вы расслабьтесь, все хорошо… Коньячку себе налейте.

Видя, что Леонид Викторович не шевелится, человек подождал пару мгновений, затем голос его резко изменился:

— Я сказал — наливайте! Живо!

Доктор дрожащими руками стал наливать из бутылки коньяк. Его руки заметно дрожали, бутылочное горлышко выбивало мелкую дробь по краю рюмки.

— Так-то лучше, — голос незнакомца вновь стал добрым и задумчивым. — Вы хотели узнать, как я сюда проник? Знаете, есть такая вещь — кромка, параллельный мир, если угодно, точнее — мир-отражение. Вообще-то, это сведения не для всех, но лично для вас, Леонид Викторович, можно сделать одно маленькое исключение.

— Что вы хотите? — пробормотал доктор.

— Если я скажу, что хочу вашего раскаяния, это будет неправдой. Оно не будет искренним. Так что, пожалуй, не раскаяния, а наказания… Так будет вернее, — усмехнулся незнакомец. Его глаза при свете неоновой лампы на потолке казались темно-синими. И в этой синеве сквозили ненависть, презрение и усталость.

Полминуты прошло в молчании.

— Что ж вы не спрашиваете — за что? — поинтересовался незнакомец.

Доктор по-прежнему молчал, сжимая в руке рюмку, как последнюю соломинку.

— Я сам отвечу. Вы нашли замечательный способ наживы, не так ли? У вас всегда один и тот же метод — но он, как правило, безотказен. Хотите, расскажу, как это делается? Очень просто: вы пугаете до смерти родственников вашего пациента, а потом говорите — нет, конечно, некоторые шансы есть. Но нужны деньги… на лекарства. Ну и некоторая благодарность за хорошую работу. Сумма превышает нужную примерно раза в четыре. Кстати, у вас на руке неплохие часы. При вашей-то зарплате…

— Кто вы? — в голосе Леонида Викторовича послышался испуг.

— Гм, интересный вопрос, — по-кошачьи ухмыльнулся пришелец. — Я, как правило, называюсь прокурором, но сегодня у меня другая работа. Я адвокат. Адвокат больных и тех, кто ждет их из вашего отделения. Заметьте, Леонид Викторович, я пришел не к вашим, вполне приличным коллегам, а к вам. Момент выбран верно.

— В-вы х-хотите меня шантажировать? — сообразил, наконец, Леонид Викторович. — С-сколько? — он начал заикаться от испуга.

— Сколько? Много! Очень много людей вы обобрали, милый Леонид Викторович.

— Но я же их лечу! Вы понимаете, они все получают нормальное лечение!

— Понимаю. Но это — ваша обязанность. А все остальное, как сказано в одной великой Книге — от лукавого. Ну да вы ее не читали, а если читали — то ничего не поняли. Иначе не стали бы предлагать мне деньги. Все равно я их не возьму.

— И что?

— Вы теряете разум, Леонид Викторович, а ведь даже и не выпили. Что толку говорить, не промочив горла. Нет, мне наливать не надо. А сами — пейте. Ну, смелее, смелее! Не бойтесь, коньяк не отравлен. Ну, разве что слезами ваших жертв.

— Это были люди богатые, — пробормотал Леонид Викторович, залпом выпив содержимое рюмки. Это действительно был коньяк, хотя он ожидал чего угодно — вплоть до серной кислоты. Но под пронзительным взглядом незнакомца выпить ему все же пришлось.

— Вот так-то лучше, — одобрительно улыбнулся пришелец. — Говорите, богатые, раз в состоянии заплатить? Во-первых, это совсем не так. Во-вторых, даже если богатые — то это их деньги, их труд вы сейчас пьете.

Леонид Викторович с ужасом смотрел, как мгновенно помутнела жидкость в бутылке — теперь ему казалось, что там плавают темно-красные сгустки.

— Правильно соображаете, кровь! — голос незнакомца стал злым. — А посему будет гораздо лучше, если сегодня ночью вы свое бренное существование прекратите — раз и навсегда. Не думайте, что попадете в ад — скажу вам по секрету, таких, как вы, на горячие сковородки не принимают. Вы просто исчезнете.

— Но…

— Но у вас жена и дети, вы хотите сказать. Есть жена и сын. Жена развелась с вами года три назад. Как видите, мне о вас достаточно хорошо известно. Поверьте, не будь у меня веских доказательств, я бы к вам не явился.

— Вы ничего не понимаете! — быстро заговорил доктор, словно бы внутреннее напряжение, заставлявшее его говорить односложно, вдруг куда-то исчезло. — Меня в любую секунду могут вызвать к пациенту…

— Нет, это вы не понимаете. Медсестра прекрасно обойдется и без вас. Что касается новых поступивших… — незнакомец задумался на минуту, затем продолжал: — Нет, сегодня их не будет. К тому же, ваша больница сейчас не на дежурстве. И вы не слишком-то пеклись о больных, когда тянулись за коньячком. Какая им польза от пьяного врача?

И лишь теперь Леонид Викторович решился позвать на помощь. Он даже открыл рот — но вместо крика у него вырвался глухой кашель. Почему-то заныло сердце.

— Ай-яй-яй, не бережете вы себя, не бережете, — сокрушенно покачал головой пришелец. — Труженик вы наш высокооплачиваемый! Учтите, что вы можете не только звать на помощь. Вы имеете право оказать мне любое сопротивление, бежать, броситься на меня с любыми инструментами… или с этой вот бутылкой. Ну и умереть вы имеете право, естественно. Видите, насколько широки ваши права! А меня — всего лишь одно право. Убить вас. Согласитесь, это очень мало. А впрочем, ладно, — тон человека стал обыденно-деловым, — включите-ка вытяжку и откройте форточку, здесь душновато. Курите?

— Да, — ответил Леонид Викторович, выполняя распоряжения незнакомца, словно автомат.

— Тогда можете покурить. Держите — это все вам, на бедность, — он выложил на стол целый блок сигарет. — Я, пожалуй, тоже покурю с вами.

Мутные кольца дыма быстро уходили в вытяжку. Леонид Викторович следил глазами за незнакомцем. Но тот молчал и ничего не предпринимал. И, как показалось доктору, при этом человеке не было никакого оружия.

Леонид Викторович потушил в пепельнице окурок и тут же потянулся к следующей сигарете. Незнакомец все так же загадочно улыбался. Молчал и доктор.

За второй последовала третья, а потом и четвертая сигарета… Леонид Викторович все еще думал, что курит по своей собственной воле, «снимая стресс». Но на пятой он понял, что это далеко не так.

А на седьмой сигарете он обнаружил, что сидит один в запертом кабинете. Здесь никого больше не было.

Он хотел подняться, подойти к двери, повернуть ключ. Но даже встать было невозможно, ноги словно бы налились свинцом. И голос тоже перестал слушаться Леонида Викторовича. Двигалась лишь рука, поднося сигареты ко рту — одну за другой, одну за другой…

…Когда утром дверь в кабинет была взломана, пачки в блоке сигарет еще оставались. Но доктор уже не смог бы стать даже пациентом собственного отделения — в таких случаях реанимация бесполезна.

А вот на бутылку коньяка (в которой, конечно же, не нашлось никакой крови) все же обратили внимание. Точнее, не на саму бутылку, а на «этикетку».

Внештатно сотрудничать с «Третьей Стражей» можно по-разному. Были у организации и такие сотрудники, которые не подозревали о ее существовании. Зарплату они не получали, но, однако же, и внакладе не оставались.

Происходило все примерно так. Представитель «тех, кого следует» звонил Рэкки или старшим в оперативном отделе, сообщал нужные сведения, — и тут же забывал о своем звонке. Как правило, это были милицейские следователи. Конечно, такой звонок, не санкционированный начальством — должностное преступление, и оправдать его можно только состоянием своеобразного гипноза.

Но дальше «Стражи» сообщение не шло, а ее сотрудники отлично разрешали все эти любопытные и загадочные вопросы. Так что порой на совершившего «должностное преступление» сыпались не кары, а поощрения, благодарности, премии, а то и звезды на погонах. Еще бы — удачливый следователь, раскрыл совершенно невероятный «глухарь»!

Так что, такое сотрудничество было вполне подходящим для всех.

Случалось и иное — информация была напрямую не связана с криминалом, во всяком случае, с таким, который подпадает под статьи Уголовного Кодекса, На этот раз сообщение было именно таким.

— Ростислав Всеволодович, — медленно, словно в полусне, выговаривал слова информатор, — имеется странный случай самоубийства в больнице… Врач, тридцать семь лет. Реаниматор. Выкурил несколько пачек сигарет за один раз — и умер. Никаких следов борьбы. Ничего существенного, кроме одного — на столе найдена бутылка с коньяком, вместо этикетки прилеплена бумага с надписью: «Сегодня ночью вас должны убить!»

Информатор говорил что-то еще, но Рэкки уже не слушал. Он припоминал, где именно находится та больница. Нужно было как можно быстрее прибыть туда. Предупредить Стрешнева, прихватить кого-нибудь из оперативников — и вперед! Убийца вновь проявил себя — и на сей раз след совсем свежий…

— Возможно, Смирнов Леонид Викторович допускал финансовые злоупотребления, иными словами, брал взятки, — монотонно бубнил голос информатора. — Уголовное дело не открывалось…

— Пока все? — спросил Рэкки.

— Все, — ответили ему.

— Спасибо, благодарим за информацию, — сказал шеф «Утгарда», спускаясь вниз, к оперативникам. Похоже, сегодня кое-кому не придется толком позавтракать!

— …Что еще сказал следователь? — спросила Татьяна, когда машина с оперативниками выехала на Загородный проспект.

— Сказал, что есть подозрение: врач брал взятки… — сказал Рэкки. — Погоди, интересное дельце вытанцовывается! Кто у нас убиты? Ребров…

— Ну, с этим-то все понятно, — промолвил Алекс.

— Твое счастье, что ты его не застал, — зло усмехнулся Рэкки. — Кто у нас еще? Могильный. Клейма ставить некуда!

— И господин Руонг Чеа, международная сволочь высшего масштаба, — сказал молодой человек, который мог бы напоминать хиппи, если бы он был хоть чуть-чуть более жизнерадостным.

— Правильно. А теперь — доктор-лекарь из-под Каменной горы аптекарь, — продолжал Алекс. — Я так понимаю, с магией он вряд ли был связан. А насчет Сообщества — можно будет осведомиться у Цибуленко.

— Думаешь, не успел связаться с ним, пока вас в столовой да в курилке искал? — Рэкки слегка улыбнулся. — Нет там такого. Зато доктор, вероятно, брал взятки. Значит, так: осматриваем место убийства, а потом трясем архивы, сводки ГУВД, информационщиков во главе с Казарским подключаем… Пусть выдадут на-гора все странные убийства и самоубийства за последние месяцы. Авось что-то и отыщется.

— Полагаешь, он не одних магов?.. — спросил Корвин.

— Возможно, маги из Сообщества — это только эпизод. Правда, есть одно странное обстоятельство. Игорь… Его-то за что?

— За компанию, — хмыкнул Корвин.

— Или — за кампанию, — усмехнулся Алекс. — Тебе не кажется, Кор, что у него какая-то своя, сумасшедшая логика? И он эту логику будет выдерживать — тютелька в тютельку.

— То есть?

— То есть — маги из Сообщества — это просто эпизод. А Игорь… Знаешь, мне кажется, он знал, что тварей обезвредят. Я бы сказала — убийца очень хотел подставить эту Ларочку. И скажу вам, — Таня поморщилась, — я бы на его месте с нее и начала! Достала уже!

— Ее тоже можно понять — лишили свободы, пускай и на несколько дней, — возразил Корвин.

— Видел бы ты, что она по телеку смотрит, — хмыкнула Таня. — Сериалы, «Дом-2», попса… И требования выставляет. То ей косметику, то зеркало в апартаментах слишком маленькое…

— Эх, Танюша, советский ты человек, — рассмеялся Рэкки. — Не понимаешь ты современную молодежь! Ладно, приехали, — машина свернула в переулок между небольшим сквером и больницей. Место действия ночью было здесь…

«Где-то во Франции»,

1940 год.

В следующем городке Джордж впервые увидел жителей кромки.

Все города, до сих пор встречавшиеся на их пути, были пустынными, словно вымершими. Его спутница говорила, что это не так, что им просто везет. Не все жители кромки станут приветствовать появление незваных гостей.

— Конечно, ведь идет война, — с готовностью согласился Джордж.

— Вряд ли они знают, что в твоем мире идет война, — возразила девушка. — Здесь изменения не так заметны. Просто не все из них любят незваных гостей…

Так что, когда они оказались в следующем городке, Джордж постарался уверить себя, что готов ко всему. Кто бы здесь ни обитал, пусть даже и двуногие чудовища — его сложно будет напугать, и не такого навидался.

Но никаких чудовищ как раз и не обнаружилось.

Когда они, в утренних сумерках, вышли на окраину городка, стало ясно — здесь имеются обитатели. Причем — самые обыкновенные. Несколько мальчишек увлеченно играли на улице, причем, судя по тому, что они пытались работать шпагами, как мечами, играли они в войну. Джордж чуть внимательней посмотрел на них — ребятишки как ребятишки, ничего особенного, вроде бы, в них не было, но вот их глаза… Они светились красным!

— Кто это? — Джордж остановился, ничего подобного он не ожидал. Он уже понял, что находится в опасном и жутковатом мире, что здесь водятся чудовища — и механические, и живые. Но чудовища не должны быть похожими на людей!

— Местные жители, — пожала плечами девушка. — Удивлен?

В этот момент у одной из калиток показалась женщина. Одета она была точно так же, как одеваются и в его мире, но и ее глаза неярко светились красным.

Женщина прокричала детям что-то на французском, один из «славных мушкетеров» с видимым сожалением распрощался с друзьями, впрочем, те тоже собрались расходиться.

— Домой зовет, — сказала девушка. — Скоро день. Нам надо успеть где-нибудь укрыться… Прибавим-ка шагу.

Последнее оказалось не так-то просто. Боль в ноге у Джорджа не прошла, она сделалась тупой и привычной. Но идти было очень тяжело, ночные переходы давались ему все с большим и большим трудом.

Вскоре они стояли около небольшого двухэтажного дома на улице, выходившей к главной площади городка и к ратуше — точно такой же ратуше, как и в других городах, но не покинутой и не превращающейся в руины.

По дороге они встретили еще нескольких местных жителей — те спокойно шли по своим делам, хотя порой удивленно оглядывались на путников.

Девушка решительно постучала в дверь дома — судя по всему, это был здешний постоялый двор.

Через минуту дверь отворилась, показался хозяин — в предутренних сумерках его глаза светились особенно ярко, и Джорджу стало не по себе.

— Кто вы? — резко спросил он, и это Джордж еще мог понять, его знаний французского для этого хватало.

— Путники, — односложно объявила девушка на английском. Хозяин покачал головой, но все же перешел на привычную Джорджу речь. Впрочем, привычную ли? Говорил он с невероятным акцентом, и его слова едва можно было разобрать.

— Будь по твоему, сестра, тебя я пущу. Но вот его, — хозяин скосил глаза на Джорджа, и тому стало совсем нехорошо, — его я не смогу впустить. Здесь не любят таких, как он. Откуда он взялся?

— Из второго мира, — все также отрывисто пояснила девушка.

— Вот оно как? Человек? Просто человек, сестра?! — хозяин расхохотался, и Джордж, к своему ужасу, увидел резко выступающие острые клыки. — Да еще и человек оттуда, из оборотного мира! Пусть отправляется, куда хочет. Зачем он тебе?..

— Не просто человек, брат-вампир, — возразила девушка. — Посмотри на него внимательней. В нем — кровь Древних, Туата. Ему можно доверять…

— Вот как, значит? Прибывший из-за моря? — хозяин хмыкнул. — Что ж, пускай войдет… Ты будешь в безопасности, — обратился он к Джорджу. — Что скажешь, или ты — немой?

— Благодарю, — хмуро ответил Джордж. Ему было не до того. Вампиры… Значит, это не какие-то сказки, они действительно существуют?!

— Мы действительно существуем, человек из народа Туата, — хозяин улыбнулся, причем даже слегка ободряюще, но его клыки могли насторожить кого угодно. — А ты… Ты слишком громко думаешь. Разве там, в оборотном мире, людей не учат хорошим манерам?

— Не в том его вина, брат-вампир, — произнесла девушка. — Должно быть, ты давно не видел никого из оборотного мира. Люди изменились, очень изменились.

— Хорошо, проходите же. Платить вам, как я понимаю, нечем?

Это было правдой. Можно было, конечно, пожертвовать чем-нибудь из вещей или из порядком потрепанного обмундирования, но Джордж не знал, нужно ли хозяину хоть что-нибудь.

— Заплатите тем, что расскажете о новостях оттуда, — решил вампир. — Что-то тревожно здесь в последнее время. Может быть, мы поймем, почему… Проходите пока сюда, вниз, — распорядился он. — День будет долгим, успеете отдохнуть.

И Джордж со своей спутницей оказались в небольшой и по-своему уютной гостиной.

Конечно, парень из мира реальности, видя местных жителей, уже вообразил запыленные гробы, в которых те должны были отдыхать, паутину по углам, запах затхлости — то есть, все то, что молва приписывает жилищу вампиров. Но ничего подобного не было и близко.

Это могла быть гостиная отеля в небольшом городке на континенте — если бы не плотные занавески на окнах, сквозь которые пробивался очень слабый свет.

— Огня нет, мы же не знали, что здесь будет человек, который не видит в темноте, — мрачно проговорил вошедший вслед за ними хозяин. — Я распоряжусь насчет еды, — сказал он. — А уж потом послушаю, что вы расскажете о том, что происходит в оборотном мире.

Джордж не понял из его речей почти ничего, и с сомнением покосился на девушку. Та оставалась вполне спокойной.

— Слушай, это не опасно?

— Что? — непонимающе спросила она.

— Ну, вампиры… Ты же знаешь, что…

— А, вот ты о чем. Страшные людские легенды… Когда-то их создали сами вампиры — думали, что люди после этого оставят их в покое. Конечно, ошиблись. Ничего плохого нам не сделают, тем более, если пустили. Можешь их не опасаться. Самое главное — мы в доме, и днем с нами ничего не случится.

— А почему он не хотел нас пускать? — спросил Джордж, еще раз присматриваясь к обстановке.

— А из-за тебя. Здешний городок населен одними вампирами, если ты успел заметить. Они не очень-то жалуют чужаков, особенно — людей. Не беспокойся, на кромке есть и люди, почти что обыкновенные люди. Просто здесь их видеть не хотят. Это — старинная вражда.

— А что ты говорила… Какой-то «народ Туата»…

— Ах, вот ты о чем… Скажи-ка, кто из твоих предков был ирландцем?

— Мой дед переехал из Ирландии, — ответил Джордж.

— Тогда понятно. Видишь ли, мы ходим по кромке очень долго, будь ты самым обычным человеком, ты бы давно сошел с ума. Некоторых способностей для того, чтобы здесь выжить, я в тебе не вижу. Значит, остается одно — древняя кровь.

Упоминание о крови не добавило Джорджу спокойствия, скорее — наоборот. Что же такое здешние вампиры, если они не пьют кровь? И почему они враждовали с людьми?

— Они пьют кровь — животных, — терпеливо разъяснила девушка. — А хозяин прав — ты действительно очень громко думаешь. Правда, и это пойдет на пользу — он не станет переспрашивать, когда ты будешь говорить о своем мире. А насчет вражды с людьми… Вы же тоже враждуете между собой — и что с того?

В коридоре послышались легкие шаги, и на пороге появилась горничная с подносом. Девушка была бы даже симпатичной, если бы впечатление не портили глаза, отблескивающие красным. Горничная поставила поднос перед гостями, но уходить не собиралась, с любопытством разглядывая гостей, в особенности — Джорджа.

Тот смутился. Потом все же нашел в себе силы произнести:

— Что вы так смотрите, вы что, людей не видели?

— Нет, — горничная сделала три шага назад, опасливо, но в то же время с любопытством посматривая на гостя. — Не видела, конечно. А это правда?.. — она замолчала.

— Что правда? — удивленно сказал Джордж.

— Ну, то что про вас говорят, — на сей раз смутилась горничная.

— И что говорят…

— Я не хочу вас обидеть, — запинаясь, произнесла девчонка, — но я слышала, будто вы… Ну, не вы сами, а люди вообще… В общем, считаете нас охотничьими трофеями, — горничная окончательно сконфузилась.

— Нет, милая, неправда, — рассмеялась спутница Джорджа, пока тот пытался подобрать слова. — Вот видишь, — обратилась она к нему, — здесь свои легенды, людей — твоих соплеменников, между прочим, — здесь считают бессмысленно кровожадными.

— Ступай, ступай, Жаклин, дай нам поговорить, — за спиной горничной возник хозяин.

Жаклин дважды упрашивать не пришлось. Видно, любопытство заставило ее обслужить гостей, но теперь страх все же взял верх.

Меж тем, девушка открыла один из принесенных горшочков с едой. Джорджу ничего не оставалось, как последовать его примеру.

В горшочке оказалась самая обыкновенная гречневая каша. С мясом.

«Надеюсь, это — не человечина», — подумал Джордж, и тут же вспомнил о том, что он «слишком громко думает». Но или хозяин не заметил этих подозрительных мыслей, или предпочел не заметить. Как ни странно, любопытства у этого худощавого человека… нет, все же не человека, — было больше, чем у горничной.

— Вижу, вы проголодались, — проговорил он. И это было правдой. Джордж понял, что у него нет никакой возможности для того, чтобы отставить горшочек с подозрительным мясом. Голод и переживания последних дней взяли свое.

— Ну, а плата — это плата, — сказал хозяин. — Просто в последнее время мы видим многое, слишком многое. Двадцать пять лет назад опустело несколько городов — на севере и там, откуда вы пришли, на востоке. Никто не понял, отчего умирали жители… Можно было бы порасспросить заезжих контрабандистов, но они посещают нас редко, очень редко — еще реже, чем вы. И только потом мы узнали — между людьми оборотного мира шла война.

— И сейчас идет война, — проговорил Джордж.

— А эти странные машины…

— Это — военные машины. Я еще удивляюсь, почему они здесь не стреляют.

— Должно быть, это им ни к чему, — резонно проговорил хозяин. — Но скажи, почему вы, люди, не можете жить в мире? Мы и вы — разные расы, древнюю вражду и всяческие небылицы, которые слушает Жаклин, хоть как-то можно объяснить. Но зачем вам убивать друг друга?

И Джорджу ничего не оставалось делать, как рассказывать — о Гитлере, о нацистах, о том, как целые страны оказались раздавленными железным сапогом, о тех, кто должен был это движение остановить… и не смог остановить.

Хозяин слушал молча, не перебивая, затем стал набивать трубку табаком. Затянулся, с наслаждением выпустив кольцо дыма.

Джордж, наконец, замолчал, вглядываясь в своего собеседника. Значит, вот как выглядит старинный враг рода людского? Но в нем нет сейчас ничего опасного! Даже ничего пугающего. Самый обыкновенный хозяин постоялого двора, пускай и старомодно одетый. Только-то и всего.

За окном послышался приближающийся лязг и грохот.

— Ну вот, опять началось, — ворчливо проговорил хозяин. — И так — каждый день. Не дают покоя, и ничего с ними не сделаешь…

— А кто водит эти машины… танки? — поинтересовался Джордж.

— Никто, сами ездят, — проговорил хозяин, слегка приподняв брови. — А зачем им кто-то еще?..

— Ничего не могу понять! — совершенно искренне сказал Джордж. — Им же нужен водитель, бензин! А они — то появятся, то исчезнут!

— Успокойся и помни — это мир-отражение, он живет по другим законам, — мягко ответила девушка. — Мой спутник рассказал вам то, что знал, уважаемый мэтр…

— Мэтр Жирарду, — подсказал хозяин.

— …Да, мэтр Жирарду. Но он много не знает и не видит. То, что он говорил, известно всем в оборотном мире. Но есть и еще кое-что. Его враги связаны с теми, кто когда-то настроил вас против людей, а людей натравил на вас. В его мире это называется Сообществом, но о нем известно далеко не всем.

— Значит, они опять хотят вернуть в мир Древние Силы, — с сомнением покачал головой хозяин. — Приходилось мне слышать о Копье и Рунах. Если они окажутся в руках врага — плохо твое дело, приятель. Тогда вам — крышка… А потом — и нам. Они не остановятся.

— Мне пришлось быть в плену у них, — сказала девушка. — Они считали, что при мне можно говорить о чем угодно. И я точно знаю — до того, как война началась, они не владели Древними Силами. Что сейчас — я не знаю.

— Возможно, сейчас они нашли что-то одно. Тогда — еще не беда. Или они овладеют всеми Силами — или проиграют.

— Они не смогут не проиграть, — отчего-то совершенно убежденно сказал Джордж. — Ведь против них — все нормальные люди.

И девушка, и вампир посмотрели на него с печальными улыбками.

— Мы говорим не совсем о твоих врагах, Джордж. Ведь они тоже кое-кому подчинены, — сказала его спутница.

— Ну, да, Гитлеру, — и снова Джордж понял только одно — что ему вообще ничего не понятно.

— Но и сам Гитлер… Ты же знаешь, что этот человек — маленький невзрачный калека. Как он может подчинить себе огромный народ, двигать армиями, почему ему так доверяют в его стране? Ты никогда не думал об этом? О том, что и он сам может быть кому-то подчинен?

— Но кому?

— Врагам, — не сговариваясь ответили его собеседники.

— Тем, с кем действительно идет вечная вражда. Тем, кто хочет повернуть время вспять в мире, который уважаемый мэтр зовет «оборотным», который родной для тебя, — продолжала девушка. — А после этого они дотянутся и сюда, на кромку. И тогда здесь будет настоящая пустыня.

— Но если есть враги, должен же кто-то с ними бороться? Или, может быть, здесь какая-то военная тайна?

— Может, и тайна, — вздохнула девушка. — А те, кто борется, наверняка есть. И у тебя, в Англии, и не только там. Мне доводилось слышать о них, но я ни разу с ними не встречалась. Но их победа станет частью общей. Так что, не все потеряно, Джордж.

Некоторое время они говорили о другом — кажется, и хозяину хотелось отвлечься от мрачных мыслей. Он расспрашивал Джорджа, был ли тот когда-нибудь в Париже — оказалось, что и в этом мире есть Париж. Впрочем, и не только — все поселения кромки так или иначе связаны с городами обыкновенного мира.

Постепенно разговор свелся к тому, что происходило в мире Джорджа до войны, к машинам, заводам, кораблям…

— А у нас по морю не много-то поплаваешь, — заметил мэтр Жирарду. — Схватит спрут — и всё! Маршруты нужно знать…

Неслышно подошла Жаклин, некоторое время стояла молча, потом, когда хозяин сделал очередную затяжку, наступила очередь и для ее вопросов. Впрочем, девушку интересовала совсем не война. Куда важней для нее были моды. Правда, Джордж здесь был не слишком большим специалистом, да и его спутница — тоже. Так что любопытство юной горничной было удовлетворено не вполне.

— Пожалуй, вы действительно устали с дороги, — проговорил мэтр Жирарду. — Номер для вас уж приготовлен, а вечером сможете отправиться в путь. Вы идете к морю?

— Да. Там может оказаться безопасный выход в его мир, — ответила девушка. — Мы не собираемся путешествовать по морю, хотя, как знать, может быть и придется. А идти по дорогам, захваченным врагом, Джорджу смертельно опасно.

— Кто знает, где опаснее, — философски заметил мэтр Жирарду. — Может, там, а может — и здесь. Никогда этого не угадаешь…

Номер — небольшая комнатка с плотными занавесками и огромной кроватью — и в самом деле был уже приготовлен. Джордж стоял, не зная, будет ли это наглостью — попросить второй номер с такой же кроватью. Или же ему придется ночевать на полу — в конце концов, бывало и хуже.

Но его спутница решительно закрыла дверь.

— Я тебе так противна? — усмехнулась она.

— Нет, но…

— А если нет, зачем нам второй номер? И потом, это должно было случиться — так необходимо. Я плохо знаю, что должно быть потом, когда ты доберешься до моря. Я не смогу всегда оставаться с тобой. Твой мир — там, мой — здесь. Но пока мы — рядом…

…Когда в вечерних сумерках они покидали постоялый двор, и Дэринг уже была на улице, мэтр Жирарду потянул за рукав Джорджа:

— Молодой человек, на минуточку…

Джордж удивленно посмотрел на него — но подчинился.

— Я просто хочу вам сказать — вы, люди, многого не замечаете, хотя я могу быть не прав, — тихо проговорил хозяин гостиницы. — Ваша спутница…

— Что? — Джордж попытался пройти, но вампир удержал его.

— Она отмечена печатью жизни. И печатью смерти. Я не знаю, как вам это объяснить. Словом, вам надо быть осторожнее… а ей — вдвойне. Идите же, удачи вам!

Глава 10 День города

Санкт-Петербург,

май 2005 год.

— И у кого какие предположения? — спросил Рэкки, когда осмотр на месте был закончен.

— Предположение первое — нас хотят сбить со следа, — задумчиво протянул Алекс. — Вот был такой случай пару лет назад…

Досказать, какой именно случай, ему на сей раз не дала Татьяна.

— Все бы тебе случаи… Мне кажется, это неверно. Как ты думаешь, почему выбрали именно этого доктора? Не потому ли, что он не стеснялся брать взятки? И этикетка — именно на коньячной бутылке — наверняка ведь взятки он и коньячком получал. Вряд ли это случайность.

— И что ты думаешь? — спросил ее Рэкки.

— Думаю, он просто уничтожает всех, кого считает врагами. И неважно, маг это или простой смертный. Ему существенно, что человек совершил то, что он считает преступлением — и не был осужден за это.

— Я, пожалуй, считаю также, — сказал Корвин. — Он должен бы все тщательно подготовить: дело даже не в коньячной бутылке. Нужно было выбрать именно этого реаниматора — а ведь в больнице их много. И остальных докторов хватает. А у кого-нибудь из хирургов наверняка были неудачные операции, да не по одному разу. Но их он не выбрал. Возможно, по его логике, неудачная операция — это всего лишь случайность. А вот взятки — преступление…

— Может быть и так, — Рэкки хранил непроницаемый вид.

— Именно. За один день такого доктора не отследишь, даже если нас захотели сбить со следа. Значит, это какие-то плановые акции. В любом случае, сейчас надо поднимать материалы по обычным убийствам, — решительно заявила Татьяна.

— Так и сделаем, — Рэкки набрал номер телефона. — Сергей, тут у нас возникли проблемы… Ты сейчас где? А, в центре… Ладно, слушай, что получается…

Он в двух словах пересказал ситуацию.

— Сможешь поднять архивы?

— С удовольствием, — ответили на том конце линии.

— Тогда жду результатов, — Рэкки дал отбой и обернулся к своей команде.

— По машинам… Я еще и наших информаторов запряг. Пусть ищут аналогичные случаи — убийства, самоубийства, несчастные случаи. Пускай перетрясут весь город, нужны материалы.

— Надеюсь, не для отчета перед Цибуленко? — насмешливо спросила Татьяна.

— Не думаю. Полагаю, они там сами носом землю роют, потом можно будет сравнить, что и как накопали. Думаю, нас ждет небольшой сюрприз…

Сюрприз не замедлил случиться уже к обеду. После первых же звонков информаторов выяснилось, что прошлая зима и весна были совсем не таким полным штилем, как казалось «стражникам». Странных убийств и самоубийств в городе происходило великое множество, и в пятнадцати случаях фигурировала фраза:

Иногда это было надписью на стене, иногда — запиской, полученной от анонимного адресата.

Но никакого единого уголовного дела никто не заводил. Более того, по большинству случаев и вообще не заводились дела — просто с людьми происходили самые разнообразные несчастья.

— Неплохо бы раскопать биографии хоть кого-нибудь из них, — проговорил Рэкки, когда на его столе появилась груда распечаток из центра общественных связей. — Ведь наверняка окажется какое-нибудь очень темное пятно…

— Уже есть. Информатор сообщил, что некто Григорьев — падение с крыши в пьяном виде — привлекался по подозрениям в торговле наркотиками. Но материалов было недостаточно…

— Это для милиции недостаточно, — усмехнулся Рэкки, — а вот для нашего убийцы — в самый раз!

К вечеру выяснилось, что «темные пятна» биографии действительно есть почти у каждого, кому досталась предупредительная записка. Правда, не все фигуранты могли быть осуждены. Больше того — иные «честно работали» на государство, правда, выполняли свою работу так, что жуть брала.

— Есть еще один странный случай, не смертельный, хотя, пожалуй, хуже, — докладывал Алекс. — Одна девица, бывшая фотомодель, которая сидит в сумасшедшем доме… Сидит крепко, никакой регрессивный гипноз там уже не поможет. Дело в другом — у меня есть показания водителя маршрутки, который ее подвозил. Честное слово, как сам мужик туда же не загремел! Мне Корвин прочел — это нечто!

— Геронтофагия? — спросил Рэкки, пробежав глазами протянутую ему очередную распечатку.

— Именно. Вот только наши волколаки живут неподалеку от той остановки маршрутки, о которой говорил водитель. Я попросил Коляна оторваться от его печальной «маяты животом», выглянуть на улицу и посмотреть, что да как. Догадываешься, какая надпись была на остановке? Конечно, ее уже заклеили объявлениями, но все равно видно…

Рэкки невольно усмехнулся, представив, как Коляну пришлось выполнять просьбу — бегом, и как можно быстрее.

— Он ничего не напутал впопыхах?

— Нет, это исключено. А теперь представь, много ли в Питере людей, способных взять — и просто так вызвать у нестарого человека мгновенную геронтофагию? Круг сужается, убийцу надо искать среди очень сильных магов.

— Полагаю, из Диких?

Алекс помедлил с Ответом.

— Да, наверное — из диких. А может — из Сообщества, думаешь, там нет недовольных? Или… — он, не договорив, очень серьезно и почти что мрачно посмотрел на Рэкки.

— Я бы не стал подозревать кого ни попадя, — отозвался шеф «Утгарда». — Ты думаешь, у нас тоже есть… недовольные?

— Недовольные, Рэкки, могут быть везде. Я, конечно, молод рассуждать, но не стал бы никого сбрасывать со счетов. Даже — тебя. Даже — себя самого. Думаешь, почему так быстро заработала наша машина именно сейчас? Потому что прибыл высокий московский гость, об этом все знают, все хотят показать, что мы лучше, чем Сообщество, не только в моральном плане, но и в работе. Хотят переиграть врага на его же поле. А до того? Кор — тот весь звереет, когда выясняется, что мы где-то мышей не ловим. Я, — голос Алекса стал ниже, — даже свое собственное начальство, даже главу «Асгарда» не стал бы сбрасывать со счетов.

— Да, Алекс, должно быть, рак на горе таки свистнул, — пробурчал Рэкки. — Раз уж ты такое говоришь… Самое интересное — у всех наверняка будет твердое алиби. А обижать людей подозрениями мы не должны.

— И что ты предлагаешь сделать?

— Попробуем один метод. Контролируемую утечку информации.

— Это тебе Кор предложил?

— Он и Таня. Не беспокойся, больше об этом вообще никто не должен будет знать. Да, москвичу тоже необязательно сообщать. А потом мы вчетвером отследим ситуацию… Ты девицу этого самого Яна из изолятора выпустил?

— Тьфу ты, черт! Не до нее было сегодня, не до промывки ее мозгов! Вот зараза, только этого и не хватало. Ладно, я сейчас…

— Погоди. А может, не надо ей мозги промывать, — лицо Алекса стало неожиданно хитрым. — Пускай эта Ларочка немного поработает на нас.

И он тихо сообщил Рэкки детали своего плана.

— А если убийца не выдаст себя?

— Значит, круг подозреваемых сузится до нас четверых. Или же — до неизвестного дикого мага…

— Придумано неплохо. Только, сдается мне, убийства будут продолжаться и впредь, — задумчиво проговорил шеф «Утгарда».

— Вряд ли. Не забывай о психологии. Как мне кажется, наш убийца помешан на идее всеобщей справедливости. И если он узнает, что невиновному хоть что-то угрожает…

— А с чего это вы так решили?

— А вот с чего. Ни в одном из случаев не было и намека, чтобы пострадал хоть кто-то, не относящийся к делу. Все убийства — это, так сказать, точечные бомбардировки. Это не террорист, готовый положить уйму народа, лишь бы взорвать какого-нибудь ненавистного персонажа. Здесь дело в другом…

— И что он сможет предпринять?

— Да хоть нападение на наш офис — если будет уверен, что невиновный — у нас. Или же — а это еще очевидней! — совершит громкое убийство. В любом случае, мы можем смело говорить — поиск преступника завершен, наше дело — взять его. А Сообщество, заметь, туда не полезет, у них с кромкой отношения не самые лучшие, так что брать «преступника» придется именно нам. И ему ничего не угрожает.

— А тебе известно, где он сейчас?

— Ну, не на данный момент, конечно, — проговорил Алекс, — но, в принципе, известно. Он — едва ли не единственный двуногий в Собачьей Слободе, и уходить оттуда, вроде, не собирался.

— Ладно, пускай будет так, — решил Рэкки. — Иначе мы будем ловить убийцу до второго пришествия, а Сообщество и сейчас-то еле удерживается от войны…

— Как это — уже нашли? — Казарский помотал головой, слыша голос в трубке. — Установили только что? И кто же это? Ни фига себе! А что, ты его уже допросил? А, поймать еще не успели? Тогда понятно!.. — он отложил трубку, и обернулся к Марине, сидевшей в машине рядом. Девушка ужасно устала за этот день, кажется, столь ударными темпами ей не приходилось работать за всю практику.

— Ну вот, преступник вычислен, — улыбнулся ей Казарский, но в его голосе не было ни капли веселья. — Классический случай — как поймать льва в пустыне. Делим пустыню на две половинки, потом еще на две — и так далее…

— И кто это?

— Ян, контрабандист. Ты должна его знать. Так что, собирали мы информацию — и все зря. Оказалось, Рэкки достаточно было как следует промыть мозги его бывшей подружке.

— Погоди, но ведь у него же — тот самый ошейник. Он не должен был уйти с кромки!

— А вот тут он нас взял и переиграл. Или кто-то помог ему сбежать. Вот только ума не приложу, а зачем ему все это понадобилось…

— А вы уверены в своей версии? — спрашивал по телефону Цибуленко.

— По крайней мере, это рабочая версия номер один. Сегодня же наведаемся в Собачью Слободу — днем там лучше не появляться, а вот вечером — безопаснее, — отвечал Рэкки. — Не желаете присоединиться? Пожалуй, можно будет провести вас на кромку.

— Ага — а потом ищи-свищи! — московский гость рассмеялся. — Нет уж, дорогие мои, ваше упущение — вы и ловите. А я уж как-нибудь здесь… А остальные версии прорабатываются? Или маньяки-убийцы — сплошь бывшие контрабандисты?

— Прорабатываются, — успокоил его Рэкки. — Но, процентов девяносто — это он.

— Ну, удачи вам, коли сами брать его идете, — хмыкнул в трубку Цибуленко. — Смотрите, чтоб не было как с тем мужиком, который медведя поймал…

— Уж как-нибудь постараемся, — хмуро произнес Рэкки, а затем отложил телефон. — Ну что, господа оперативники, все в сборе? Тогда — добро пожаловать в Собачью Слободу!

Найти кого-то, кто передал бы ответ Яна на письмо, было легче легкого — ну, разумеется, при условии, что умеешь воздействовать на сознание и желания людей. А Ян это умел.

Поэтому бывший контрабандист, выйдя из метро на канале Грибоедова, не пошел дальше здания с башенкой, где не так давно размещался Дом книги. Прохожих в летний день было много, и он, не торопясь, стал выбирать людей.

— Девушки, вы недавно в этом городе?

Молодой человек в кожаной куртке был, пожалуй, немного мрачновато одет. Но его обаятельная улыбка заставила двух подруг откликнуться.

— Мы, вообще-то, здесь живем, — сказала одна из них немного обиженно. Понятно почему — должны же истинные петербуржцы отличаться от всех остальных! И этот парень — наверняка приезжий — мог бы знать такие простые вещи!

— Вот и хорошо! — приезжий парень широко улыбнулся. — Тогда не подскажете, как пройти на Малую Конюшенную?

— Конечно, подскажу, — сказала девушка, которая выглядела чуть постарше подруги. — Это тут, рядом…

Больше по своей воле она ничего ему не сказала. Проконтролировать сознание двух подруг для Яна было легче легкого. Девушки остановились, ожидая дальнейших приказаний. Но, к их счастью, парень вовсе не был маньяком.

— Значит, так — вот письмо, которое нужно отнести одному парню. Он сейчас сидит в летнем кафе. Довольно молодой, скорее всего, будет в очках… — он постарался дать как можно более точное описание оборотня. — С этим управишься ты. Ответ передашь мне часа через два на «Маяковской», на выходе.

— …На «Маяковской», на выходе, — машинально повторила девушка.

— Молодец, выполняй!

И девушка отправилась с курьерским поручением. При этом выглядела она так, словно бы это поручение и было всем без остатка смыслом ее жизни. Мальчики, универ, клубы — ни о чем подобном она сейчас и не задумывалась.

— Теперь ты, — обратился Ян к старшей девушке. — С тобой мы проедемся сейчас до «Петроградской». Я поеду дальше, а ты выйдешь и отыщешь одно неприметное такое здание. Просто отдашь вахтеру пакет.

Девушка только согласно кивала.

Все было сделано именно так, как Ян и задумывал — однако же, случилась небольшая накладка, которой он не ожидал. Наверху, на выходе из «Петроградской», старшую девушку совершенно случайно перехватила одна из ее подруг. У подруги никаких магических данных не было и близко, но женские разговоры ни о чем — это вещь, иногда напоминающая стихийное бедствие. А распрощавшись со своей хорошей знакомой, девушка позабыла о задании Яна. Позабыла не напрочь: весь оставшийся день и весь вечер ей что-то мешало — так мешает камешек, случайно попавший в сапог. Наконец, придя домой поздним вечером, она вынула из сумки пакет — и поняла, что именно ей мешает. Нужно было… Нужно отнести… Почему-то это казалось ей очень важным и существенным. Но идти домой было поздно, а на пакете не было надписано никаких телефонов.

И девушка резонно решила, что пакет можно отнести и завтра. В конце концов, если эта контора работает в субботу, то она будет работать и завтра, в воскресенье. К тому же, этот странный парень говорил про какого-то вахтера. Значит, можно будет избавиться от пакета — и спокойно уехать.

Но утром снова были какие-то телефонные звонки и какие-то сверхнеотложные дела. В результате, пакет оказался у вахтера «неприметного здания» только на следующий вечер.

Если бы она выполняла задания точно и в срок, оперативная группа «Стражи» не отправилась бы в Собачью Слободу, а попыталась бы застукать настоящего убийцу врасплох. Но этого как раз и не случилось.

Если оборотня Адские Гончие собирались держать, не пущать, а в случае чего — разорвать, то в случае с оперативной группой во главе с самим Рэкки ничего подобного произойти просто не могло бы.

Рэкки стоило только шагнуть к стае — и псы попятились, понимая, что нашелся кто-то посильнее и помогущественнее их вожака. Но на этом торжество «стражников» и закончилось. Самого вожака не оказалось в Слободе.

— Значит, подались это мы в бега, — разочарованно произнес Рэкки, когда сознания псов были просмотрены, и выяснилось — Яна нет не только в Слободе, но, возможно, и на кромке.

Он был прав — последние «кадры» считанного сознания показали очень искаженное лицо Яна, который был без ошейника. И это значило, что контрабандист получил возможность передвигаться, куда ему вздумается.

Голос Рэкки прозвучал так, что стало понятно — попадись контрабандист сейчас, ничего хорошего его не ожидает.

— Неужели наша версия оказалась правдой? — пробормотал Алекс. — Вот уж никогда бы в такое не поверил! Во все что угодно, но не в это…

— Тогда тем более объявляем перехват, — сказал Корвин. — Он, судя по всему, недавно был здесь, значит, вряд ли успел ускользнуть…

— Думаю, и не ускальзывал вовсе. Сидит где-нибудь в Питере — у нас, в реальности, — и посмеивается, — у Рэкки был к Яну свой счет, поэтому он предпочел бы, чтобы контрабандист оставался в ссылке навсегда — или, по крайней мере, как можно дольше.

— А завтра — День города, — задумчиво проговорил Корвин. — Как правило, большие неприятности случаются именно в праздники…

Возражать ему никто не стал.

— Ну вот, преступника отыскали без меня.

Марина была не чтобы сильно разочарована или огорчена, нет, конечно. Скорее, ею овладела легкая досада. Ведь казалось же, что она — на верном пути. А тут — убийца уже разоблачен, осталось только его взять. Как именно происходят такие операции, она уже знала. Но одно дело — участие в большом «боевой крещении», в котором принимает участие весь штат «Стражи». И совсем другое — пойти по следу самой.

И победить. И рассказать об этом… не кому-нибудь, а именно Сергею. Почему-то этот парень, не очень следящий за своим видом и похожий на системного администратора в каком-нибудь слабеньком Интернет-клубе, все больше и больше начинал ее интересовать. И далеко не только в качестве временного начальника.

И только сейчас девушка смогла признаться в этом себе самой.

— Да не огорчайся ты, — Сергей проговорил это утешительным тоном. — На наш век преступлений и преступников уж точно хватит! Поменьше бы их было. А этот парень, если не считать той истории с покушением на Игоря, сделал не самую плохую работу. Ты же сегодня сама убедилась — в его списке нет ни единого человечка, которого нельзя назвать сволочью.

— Но убивать — это не метод, — решительно сказала Марина.

— Да ну? Слушай, ты бы меня не разочаровывала, — Сергей немного напряженно рассмеялся. — Это ведь не твои слова, ты их где-то слышала… Ну, хоть бы процитировала что-нибудь известное, Толкиена, например…

— Это там, где Гэндальф говорит о том, что никого убивать — даже врага — нельзя, потому что этим не воскресить того, кого убил он?

— Верно. Ну, да, я совсем забываю, у тебя же множество друзей-неформалов. Только Гэндальф не прав. И профессор не прав.

— Почему? — Марине и самой казалось, что знаменитое высказывание чем-то неприятно. Но чем именно, она понимала не вполне.

— Потому что убивают вовсе не для того, чтобы кого-то воскресить. О том речи нет. А вот чтобы остановить того, кто губил души — надо иногда убивать. Чтобы живы и здоровы остались будущие жертвы. Чтобы они шли завтра на работу, даже не подозревая, что могли бы сделаться жертвой маньяка или террориста. Надо убивать, чтобы запугать тех, кто уже готов убивать, но все никак не может решиться. Он увидит, чем это кончается — и не решится, и до конца жизни своей останется нормальным человеком. Да, чтобы отомстить — тоже надо убивать… Иначе можно стать размазней — вроде нынешних европейцев. Учти, будет им политкорректность, и даже скорей, чем они, бедные, думают. Полыхнет там скоро, очень жестоко полыхнет. Может, уже в этом году.

Таким суровым лицо Сергея Марина еще никогда не видела. В нем промелькнуло что-то чрезмерно жесткое, что-то, что могло бы и напугать. И снова Марина невольно подумала, что он, вероятно — оборотень, причем — из кошачьих.

Впрочем, через мгновение и лицо, и голос Казарского стали беспечными, как почти всегда.

— Прости, ты и так сегодня устала, а тут еще я со своими нравоучениями…

Марина проговорила что-то вроде «нет-нет, ничего».

— Ладно, завтра, скорее всего, отдохнешь и от работы, и от меня, — рассмеялся Казарский. — И от моей опеки — тоже. Только лучше оставайся в офисе, а то… Пойми, убийцу пока еще не поймали, а этот типчик может действовать, как крыса, загнанная в угол. А впрочем, ты об этом и без того знаешь… Ты же его видела.

— Да уж, хорошего мало, — сказала Марина. — Ладно, будем завтра отдыхать культурно.

— Вот и замечательно. Приехали, теперь — до послезавтра, — улыбнулся ей Казарский. — Счастливой дороги, попутного ветра!

Марина успела как раз к возвращению оперативной группы. Все четверо вернулись очень недовольными и заинтригованными пропажей «ссыльнопоселенца».

— Ошейник он снял, — пояснила Таня, когда Марина спросила, пойман ли убийца. — Снял — и убег. Так что покушение — его работа, я почти в том не сомневаюсь. Ничего, долго не пробегает…

Марина только вздохнула завистливо. Убег — не убег… Но ведь Татьяна работает в оперативной группе, а она, стажер Крутицкая, сегодня весь день крутилась с бумагами. Сводки, данные… Скука, безобразная скука! И такое будет продолжаться изо дня в день — до некой загадочной поры, когда она обретет необходимый опыт.

«Да я к тому времени состарюсь!» — думала Марина, на секунду забыв, что та же самая Таня совсем не собирается стариться и выглядит лишь чуть старше самой Марины. А ведь по дате рождения она ей в бабушки годится.

Эти трезвые мысли пришли Марине перед сном. Впрочем, среди них была и одна нетрезвая: «А вот назло ему завтра пойду на эти самые народные гуляния!..»

Именно эта мысль и сбылась.

С утра Марина твердо решила нарушить добрый совет Сергея. Нарушить было просто, выполнить нелегко. Она набрала номер сестры.

— Алло, — послышался сонный голос Алки. — А, Мариночка, привет…

— Ты чего там спишь?

— Ой, знаешь, вчера в два ночи легла. Надо же готовиться, ты же понимаешь, что сейчас конкурс там — упаси Боже! — сестра, кажется, начала просыпаться.

«Конкурс… надо готовиться…» Если бы всего лишь год назад Марине сообщили, что Алка смогла произнести такие слова, Марина плюнула бы в наглую рожу тому, кто посмел над ней столь утонченно издеваться. Хорошо, если младшая сестра не готовилась делать аборт — спасибо и на этом!

Но этот год стал для Алки роковым. Точнее, даже не год, а те несколько дней, когда после посещения кромки Марине пришлось болеть, лежа у себя дома под присмотром Алекса и Татьяны. Какие такие магические привороты-отвороты они использовали, Марина так и не знала, но факт остается фактом — Алка готовилась поступать! В вуз! В физмат! А своих довольно гнусных кавалеров послала ко всем чертям!

«Это был приворот к учебникам и книгам. Очень хорошая вещь. Проэкспериментируем на твоей сестре, а потом массово внедрим по всей стране», — полушутя-полусерьезно заметил Алекс, когда Марина в очередной раз готова была рассыпаться в благодарностях.

— Слушай, погода сегодня хорошая, — как бы между прочим заметила Марина по телефону.

— Ну… — Алка замялась. — Слушай, а ты не могла бы мне кое-что разъяснить. Там ведь еще и русский сдавать. Ты бы приехала…

— У тебя голова не болит? — спросила Марина.

— Если честно — болит, — призналась Алка.

— Значит так, — Марина решила, что все же на правах старшей сестры имеет право иногда покомандовать этим суматошным ребенком. — Мы поступим следующим образом. Закрываем учебники — это раз. Одеваемся по погоде — два. Выходим и ждем меня на выходе с «Владимирской» — это три. После чего идем вместе проветривать мозги…

— А как же?.. Я же должна, — попробовала возражать сестра.

— Ты должна быть здоровой, иначе никуда не поступишь! — значительно произнесла Марина, после чего и сама начала собираться.

Да, если бы Марина не знала ничего ни о «Страже», ни о Сообществе, ни о магии — то, увидев изменения, произошедшие с Алкой, поверила бы в какую угодно магию. Такого быть просто не могло — и, однако же, было!

Сестра показалась Марине и в самом деле заспанной и не слишком-то здоровой. Поначалу их разговор не клеился — все вертелось вокруг экзаменов, кажется, вокруг них вращался весь земной шар. Марина с трудом вспоминала школьный курс литературы, догадываясь, что сестренке сейчас приходится несладко. Сочинение, дорогие господа — это дело серьезное. Да и все остальное…

Марина вспомнила, что были такие странные времена, когда по одному учебнику для одного класса учились что в Калининграде, что на Дальнем Востоке. И ей показалось, что это было вполне правильно и логично. Теперь же с учебниками творился полный бардак — по крайней мере, так выходило со слов сестры. А с программой — и тем более. Теперь все можно было выбирать — вот только непонятно, зачем.

— Ох, и какой же дурой я была! — говорила Алка, ругая себя саму и время, когда она чаще держала в руках клубный билет-флаер, чем книгу. Теперь приходилось наверстывать упущенное. — Столько надо всего!.. Слушай, ты объясни, почему говорят, что третья тема — вольная — чуть ли не автоматически снижает оценки? Мне знакомые девчонки говорили…

М-да, год назад знакомые девчонки говорили только про моды да про мальчишек. Наверное, и теперь об этом говорят — только не с Алкой.

— А почему снижает? — непонимающе спросила Марина.

— Ну, считается, что ты не знаешь первых двух, и берешься за вольные рассуждения… — неуверенно проговорила сестра.

— Ага, а если берешься за первые две — значит, не умеешь рассуждать. А будущий физик должен уметь рассуждать. Скажи, тебе самой-то будет интересно писать про «Горе от ума» или про Онегина? Об этом же все уже сказано!

— Может, ты и права, — пожала плечами Алка.

Сестры решили пойти к Невскому пешком, благо это совсем недалеко. Конечно, перспектива оказаться в праздничной (и порядком поддатой) толпе Марину не особенно прельщала. Ну да чего не сделаешь ради здоровья родной сестры («И ради собственной независимости», — подумала она). А потом можно будет отправиться куда-нибудь в более тихий уголок города — просто побродить по Петербургу. Марина уже не помнила, когда она с сестрой последний раз вот так гуляла по городу. Может быть, когда Алка была маленькой…

— Слушай, ты была когда-нибудь у арки Новой Голландии? — спросила Марина.

— Нет, — замялась Алка. — Погоди, там был какой-то клуб, только с другой стороны… Да и там я не была сотню лет…

— Зато я была, — усмехнулась Марина, вспомнив пальбу в том самом клубе.

— Ну ни фига себе! Я учусь, а Мариночка по клубам! — Алка звонко рассмеялась, как будто и в самом деле поменялась с Мариной ролями.

— Не просто же так. Как-нибудь потом тебе расскажу… Так пойдем к Новой Голландии?

— Давай. А то я ведь плохо город знаю. Иногда девчонки между собой о чем-то говорят, а я даже врубиться не могу, о чем…

— Это пройдет, — успокоила ее Марина.

Они успели как раз вовремя — к карнавальному шествию. Когда-то, в далекие-далекие времена, на машинах, затянутых алым кумачом, провозили макеты на демонстрации. Теперь все было иначе — по Невскому проезжали актрисы в костюмах «века золотого Екатерины». Напрочь забыв о том, что их предков в «век золотой» пороли на конюшне разные Салтычихи. Поменялось все — только дух казенщины остался. Праздник проведен успешно, галочки где надо поставлены…

Марина поморщилась, глядя на это зрелище.

— Вроде должен быть парад духовых оркестров, — проговорила она.

— Давай посмотрим, — попросила сестра, правда, как-то не очень уверенно — она все еще как будто находилась там, в квартире, за учебниками.

Они неторопливо пошли к Адмиралтейству.

По дороге Алла пыталась узнать, кем все-таки устроилась Марина. Ясно, что работа у сестры — хорошая и подходящая, да к тому же еще и учеба…

— И когда ты все успеваешь? — удивлялась она.

— И сама не знаю, — улыбалась Марина, которая, естественно, не стала делиться с сестрой профессиональными тайнами «стражников». «Да уж какие там тайны, — думала она про себя. — Одно-единственное расследование — и то до конца провести не смогла…»

Когда они прошли по Аничкову мосту, миновав памятное Марине розовое здание Дома журналиста, позади послышалась барабанная дробь. Оркестры начали свой марш по Невскому.

— Как раз успеем дойти до Казанского, — сообщила Марина. — Там все будет и видно, и слышно…

Они и в самом деле остановились у бывшего Дома книги, когда первые из оркестров поравнялись с ними. Самым главным во время марша было не заглушать друг друга. Первыми, конечно, шли наши, а за ними выступали иностранные оркестры. Прошли странным, рваным и совсем не строевым шагом итальянцы с перьями на шляпах. За ними последовали голландцы — в яркой форме и меховых шапках не по сезону. Спокойным и медленным шагом выдвинулись вперед финны. У этих форма была серой и невзрачной на вид, зато, когда они начали залихватски отбивать рок-н-ролл на ударных инструментах, сразу стало ясно: байки о флегматичных и медлительных финнах — это байки и ничего больше.

И в тот момент, когда финны поменяли мелодию и заиграли марш времен Второй Мировой, Марина оглянулась — и оторопела. Шагах в десяти от нее стоял не кто иной, как Сергей — правда, не в своем вечном свитере, а во вполне приличной легкой куртке.

— Ал, подожди, я сейчас! — сказала сестре Марина и — сама не зная, зачем — двинулась к Казарскому.

Тот тоже заметил ее.

— Та-ак, безобразия нарушаем? — хмыкнул он. — Я так и знал, что ты пойдешь гулять, притом одна и без охраны. Хочешь на преступника нарваться? Его, между прочим, не словили…

— Ну, во-первых, не одна, а с сестрой… — начала было Марина.

— Ну, и девочку подставишь, — голос Сергея был слегка раздраженным.

— Что-нибудь случилось? — спросила Марина, которой отчего-то расхотелось возражать.

— Именно, — сообщил Казарский. — Только что, примерно час назад, один из наших союзничков-неприятелей — ты понимаешь, о ком я, — был тяжело ранен. Яном, кем же еще!.. Правда, выходной нам из-за этого не отменили… и на том спасибо. Так что тебе придется знакомить меня со своей сестрой — и давайте-ка держаться вместе…

Иногда все меняет какая-нибудь случайность и ерунда.

Например, то, что Ян не стал слишком долго отсиживаться на кромке. Причина была следующей. Конечно, в Собачьей Слободе у него был укрепрайон и новый дом — взамен старого, уничтоженного прошлой осенью. Конечно, сунуться к нему мог только кто-нибудь достаточно сильный, чтобы не испугаться милых обитателей Собачьей Слободы. Но сидя в Слободе, не узнаешь никакой информации о том, как обстоят дела в текущей реальности. А Яну именно этого и хотелось.

Интуиция его не подвела — стоило только покинуть Слободу и уйти с кромки, как туда наведалась делегация «Стражи». Интуиция не подвела и оборотня, когда тот отправил с курьершей послание: «Я полагаю, тебя наверняка начнут искать — и „стражники“, и Сообщество. Думаю, уже ищут…»

Но на этот случай у Яна было кое-что припасено — так, на всякий пожарный. Адские Гончие могут жить в текущей реальности не слишком долго — как правило, несколько недель. Но такого срока Яну было вполне достаточно. Поэтому он, перечитав послание оборотня и ухмыльнувшись про себя, отправился не в метро, а прошел по той самой Пушкинской улице, так хорошо знакомой Марине. Сперва спустился в небольшой магазинчик в подвальном этаже. Затем зашел во дворы, поднялся на чердак одного из домов.

Здесь еще до прошлой осени была его тайная ухоронка. Как правило, этот чердак посещался местными дворниками раз в год, а бомжи о нем знали не слишком-то хорошо. Оставалось одно — сделать ключ. На это способностей Яна хватало.

За дверью раздалось шевеление и глухое ворчание.

— Сейчас, Макс, сейчас… Все у нас будет в порядке, — говорил он.

Стоило только открыть дверь — и на бывшего контрабандиста налетел самый настоящий сгусток угольно-черной тьмы. Налетел не просто так, а с тихим ворчанием.

Ян погладил шерсть собаки.

— Ну, куда ж я без тебя! Ты же обратно в свой мир не попадешь, — говорил Ян, гладя жесткую шерсть зверя. — Поешь вот, подкрепись, нам с тобой ночь здесь пересидеть. Ищут они меня, сволочи! Ща найдут, конечно!..

Насколько велика опасность, Ян не подозревал. Больше того, он надеялся на совсем иное: истинный убийца уже отловлен по его наводке (впрочем, Ян предпочел бы, чтобы мантикор бежал — куда-нибудь подальше, желательно — в другую страну), «Третья Стража» готова окончательно простить Яна. Случай с господином Чеа они, пожалуй, спишут — «стражникам» такие типы поперек горла. Яну скажут что-нибудь вроде «иди и больше не греши!» (как же, разбежались!), а заодно — возьмут его под защиту от Сообщества. Что ж, так будет правильно, и все окажутся довольны — кроме оборотня, конечно. Но тому и поделом — ведь мог бы сразу снять с Яна чертов ошейник — и получить вполне искреннего союзника! Так ведь нет — решил, видите ли, затеять игру «ты мне — я тебе… может быть… когда-нибудь потом…» Вот пускай сам и отдувается.

Именно с этими мыслями Ян и решил отдохнуть.

О промахе второй курьерши и о том, что его действительно начали разыскивать всерьез, Ян не догадывался. Тем более, не могло ему прийти в голову, что на его поимку брошены объединенные силы Сообщества и «Третьей Стражи». И чем это может обернуться для него, он тоже не знал…

Володя Малышев из силового подразделения Сообщества Петербург не очень любил. Как-то гораздо больше нравилась ему первопрестольная. Но оснований для его перевода в столицу не было. Впрочем, он старался рассчитывать на лучшее. Например, взять и отловить человека, на которого Сообщество получило вчера ориентировку.

От кого получило — это отдельный и непраздный вопрос.

Достаточно было вчерашней сцены, когда сам главный босс московского Сообщества провел им смотр.

— Ну, орлы, кто готов в бой? — шутливо спросил Цибуленко выстроившихся оперативников.

Понятное дело, с кем именно затевался тот самый бой. Давно было пора приструнить кое-кого — мало того, что эти кто-то распоясались окончательно, они еще и «силовые акции» устроили! Против наших! Ибо, если не они — то кто же?!

Среди молодых оперативников было достаточно тех, кто все еще продолжал верить — ликвидировать «Стражу» нужно во имя свободы, добра и будущего процветания. Старшие коллеги посматривали на такое рвение с усмешкой, но разочаровывать не спешили: лет десять — и сами все поймут, коли живы останутся.

— Ну, значит, и пойдете в бой, — довольно улыбнулся Цибуленко. — Вместе со «стражниками». На одной, так сказать, стороне баррикад…

А вот это было совершеннейшей неожиданностью. Но приказ есть приказ, а сам московский шеф так хитро усмехался, что было понятно — союзничками Сообщества «Третьей Страже» суждено быть недолго. До тех пор, пока не отыщется убийца. А там еще посмотрим, к кому и к чему он причастен.

Оказалось — причастен, да еще как! Не сдали его вовремя посредникам — вот и творит непотребства. И если этого типа отловить, с ним очень хорошо разберутся. Да еще и спасибо скажут — и питерское Сообщество сделает первый шаг к победе после множества поражений. А уж тот, кто поймает, будет вознагражден…

Да только где ж его поймать!..

Каждому из оперативников дали район патрулирования. Володе достался самый центр города — Пушкинская, Литовский и прилегающие переулки. Но это было почти безнадежной акцией. Володя вздыхал про себя, ожидая звонка мобильного с командой «отбой тревоги».

Ничего иного он и представить не мог. Красивой эта акция была только на словах, на деле же заботу о преступнике наверняка возьмет на себя «Стража», которая будет работать на кромке. Может быть, и в этом районе. Только что толку — не было у Володи способностей выбираться в этот мир, который, как было известно, кишел всяческими опасностями. Поэтому он неторопливо обходил переулки, курил на скамейках около памятника Пушкину и грустно размышлял, что этот шанс — увы, не его.

Но час проходил за часом, а мобильник молчал. Как видно, убийца прятался очень умело и успешно. А впрочем, почему бы и нет — он контрабандист и должен уметь прятаться. Конечно, в случае появления похожего человека оперативникам было приказано его сопровождать и непременно сообщить о местонахождении. Но Володя понимал — приказ дан на всякий случай, а Цибуленко делает хорошую мину при не слишком удачной игре.

Вдалеке слышалась музыка, она доносилась с Невского. Начиналось шествие в честь Дня города.

И Володя уже почти что решил, что может посмотреть на все, формально не покидая свой пост. Он затушил сигарету, собираясь встать со скамейки — и совершенно неожиданно увидел выходящего из арки дома напротив человека, который вел без поводка огромную угольно-черную собаку.

И человек этот был в точности таким же, как в ориентировке. Володя вынул бумажник с распечатанной фотографией, стараясь хоть как-то скрыть дрожание рук. Никаких сомнений у него не оставалось. И он понял, как можно быстро и без особых хлопот добиться перевода в Москву. Причем не когда-нибудь в далеком будущем, а сегодняшним вечером!

О том, что нужно набрать на мобильнике дежурный номер и произнести условную фразу, он даже не вспомнил…

Ян хорошо выспался на своем чердаке. Проснулся он от солнечного луча, бившего в щель.

Мурлыкая какой-то веселый мотивчик, Ян встал.

А вот его псу было не до смеха.

Конечно, Адские Гончие — существа мистические. Но как любым собакам, им иногда требуется прогулка. Пес стоял около двери, ведущей на лестницу, и с надеждой смотрел на своего вожака.

— Ладно, дружище, пошли, пожалуй. Потом придется тебя оставить здесь, а самому пойти сдаваться. Думаю, дорогие «стражники» простят меня за мелкие неудобства… Простят, еще как! Убийцу наверняка уже повязали…

Он спустился по лестнице во двор, пес побежал по своим собачьим делам, изредка поглядывая — здесь ли вожак.

— Учти: загрызешь кошку — пеняй на себя! — прикрикнул на него Ян — на всякий случай. Людей он не жаловал (впрочем, вампиров и оборотней — тоже), а вот к кошкам и собакам относился совершенно иначе. Правда, его любимые звери существовать друг с другом решительно не могли.

Кошек поблизости, к счастью, не было, а пес решил, что будет очень неплохо выйти на улицу и продолжить «читать» метки здешних собак. Так он и поступил, а вслед за ним на улицу вышел ничего не подозревающий Ян.

И через минуту его настиг дикий окрик:

— Стоять!..

Ян оглянулся — к нему со всех ног летел какой-то коротко стриженный парень. Парень был довольно мощного сложения и наверняка надеялся свалить с ног и Яна, и его собаку.

Ян оценил положение мгновенно. Ему было совершенно все равно, что это за тип и откуда он — из «Стражи», из Сообщества или из уличных грабителей. Нужно было спешно принимать меры.

Вслед за воплем на Яна обрушилась волна оцепенения — только на долю секунды, на большее у парня не хватило сил. Вот оно как, значит?! Это какой-то маг!

Ну и без разницы…

— Фас, — коротко приказал Ян. Но и без всякого приказа Адские Гончие знают, что надлежит делать, если кто-то посмел угрожать их вожаку.

Все остальное заняло считанные секунды. Прохожие заметили, как огромная собака бросилась на парня — она, вздыбив шерсть, словно бы выросла в размерах. И по тротуару покатился клубящийся, рычащий и орущий ком.

Если бы Ян не успел позвать собаку, одним оперативником Сообщества в этот день стало бы меньше.

Пес встал на грудь неподвижно лежащему на земле противнику, когда к нему неспешной походкой подошел Ян.

— Кто таков? — спросил он. — По мою душу?

Парень не отвечал, он, кажется, потерял сознание.

Надо было спешить. Метрах в двадцати заохала какая-то сердобольная старушка. Привлекать внимание местных жителей было совершенно ни к чему. Но все же Ян не удержался, чтобы быстрым движением не обыскать карманы нападавшего. Бумажник и мобильник он прихватил с собой, даже не осмотрев.

— А теперь — ноги, — приказал он псу, и оба моментально исчезли в подворотне.

Приехавший наряд милиции на всякий случаи проверил здешние проходные дворы — и не нашел ничего.

Милиция на кромке не работает, так что Ян смог спокойно забраться на чердак похожего здания и внимательно рассматривал трофеи. А среди трофеев обнаружились не только деньги и документы, но еще и распечатка с фотографии самого Яна.

Значит, Сообщество его ищет вовсю? Что ж, тогда придется отсиживаться на кромке и ждать, что случится дальше.

Таню и Алекса Алка посчитала некими дальними родственниками и совершенно не удивилась, когда совершенно незнакомые ей парень и девушка привели в дом старшую сестру в почти что бессознательном состоянии и остались там на некоторое время. Что же до Сергея, то он был представлен как коллега по работе.

Но тут же Алка смекнула, что это не просто коллега, что между ним и Мариной есть какая-то иная связь. Но, естественно, расспрашивать об этом сестру она не стала, решив, что для расспросов время еще придет.

— И куда мы направлялись? — весело спросил Сергей.

— Гуляли просто так, — честно ответила Марина. — Хотели до Новой Голландии дойти…

— До Новой Голландии? — Казарский улыбнулся, но посмотрел на Марину так, как смотрят на неудавшихся самоубийц.

Намек Марина отлично поняла. Заходить днем в Собачью Слободу и было самым настоящим самоубийством.

— До арки, — уточнила девушка. — И вообще, мы действительно гуляем просто так.

— Ну, коли оно так, можно пойти вместе.

Алла обрадовалась возможности поболтать с человеком, который показался ей очень образованным, а стало быть — интересным. А Марина подумала, насколько случайной или же закономерной могла оказаться эта встреча, но так и не поняла, что здесь делал Сергей. И только потом, когда День города остался далеко в прошлом, ей все стало гораздо понятнее.

Сергей обладал очень развитой интуицией. И часть будущих событий он мог если и не предвидеть, то почувствовать.

Глава 11 Террорист

Дюнкерк,

1940 год.

Кромка оборвалась внезапно. Мир словно бы хрустнул и раскололся.

Впрочем, он и в самом деле раскололся, когда в небе, которое только что было чистым и ясным, послышался гул пролетающих самолетов. А потом мир захлестнул взрыв бомбы, упавшей где-то неподалеку.

Джордж не смог устоять на ногах и рухнул, уткнувшись лицом в песок. Почему-то его ноги подкосились сами собой — и дело было не только и не столько в усталости или в близком взрыве. Сейчас он даже не думал, что представляет собой отличную цель для нацистских воздушных стрелков. Голова болела так, что ему казалось — еще чуть-чуть, и очередь из пулемета прошьет лишь бездыханное тело.

А Дэринг рядом не было. И не будет. Она осталась на кромке.

Никакого прощания тоже не было. Только несколько слов. Легкие объятия. И больше — ничего. «Зачем долгие расставания? Я же говорю — ты не сможешь выжить на кромке, ты принадлежишь своему миру. А воспоминания принадлежат тебе. А, может быть, кроме этих двух миров есть еще один, в котором мы сможем встретиться? Никто не знает своей судьбы…»

Говорила она это — или ее голос звучал в его воспаленном мозгу? Сейчас Джордж не мог бы этого сказать. Да и вообще не мог бы сказать ни слова. Песок забивал рот, прилипал к векам, но было невозможно сделать хотя бы одно-единственное движение.

Но и головная боль была совершенно ничтожной перед болью потери. Дэринг… Неужели их пути разошлись навсегда?

Он просто не хотел в это верить.

А потом снова раздался грохот бомбы, воздух задрожал, и Джордж потерял сознание. Пожалуй, это было милосердно…

…Он не остался в этих дюнах, как многие из тех, кто искал здесь спасения. Совершенно случайно его обнаружил британский патруль — такие же оборванные и истерзанные долгим отступлением парни.

— Кажется, живой, — проговорил один из патрульных. — И крови почти нет, только на ноге.

— Контузия, — предположил сержант. — Если не умрет — будет жить!

И Джорджа осторожно отнесли в укрытие.

Он не пришел в себя, когда в проливе появилось множество кораблей — даже тех, которые не были предназначены для морских путешествий. Он был без сознания, когда его перенесли на борт лодки. Он не открыл глаз, когда его осторожно подняли на борт британского эсминца. Он безмолвствовал, когда эсминец атаковали пикирующие бомбардировщики.

Джордж Хэнкс пришел в себя только в Англии. Впрочем, стоит ли говорить об этом — пришел в себя.

Оставались только обрывки воспоминаний.

Он в больнице, очень слаб, едва может слегка поднять кисть руки. Рядом — доктор и незнакомый офицер. Джордж вглядывается: у офицера на погонах — короны. Майор… Он что-то говорит, и Джордж силится понять, что именно.

— …Поскольку никто из вашего подразделения не дошел до Дюнкерка… Еще раз — когда вы будете готовы к опросу?

Офицера едва ли не отталкивает женщина в очках с властным и волевым лицом. Она тоже в военной форме, но без знаков различия.

— Майор, я бы очень попросила вас… Подозревать вы будете изменников и шпионов, а это — честный британский солдат, попавший в непростую ситуацию. Вы погубите его! Вы должны немедленно передать его нам! Именно этот солдат весьма важен для страны, майор. Даже если вы этого не понимаете…

И майор с некоторым усилием соглашается.

«Передать нам… Нам — это кому?..» Мысли — короткие и отрывистые — роятся в голове Джорджа. Он не может ничего понять. Или сейчас и не нужно понимать. Если бы рядом оказалась Дэринг, она все смогла бы объяснить.

Дэринг. Она навсегда осталась в том мире.

Потом в его сознании был огромный провал. Что происходило в это время, он совершенно не помнил. Кажется, все это время он был без сознания в какой-то больнице.

Иногда этот провал заполнялся какими-то странными видениями, чаще всего в них фигурировала все та же леди в очках. Кажется, она говорила с ним и даже пробовала смягчить свой привычный неумолимый тон. Она пыталась расспросить его о чем-то, пыталась хоть как-то привести в себя.

Окончательно очнулся Джордж только тогда, когда за окнами его госпитальной палаты — почему-то, отдельной, — шел снег.

— Завтра — Рождество, — сказала ему медсестра. — Леди Джоанна Ховарт хотела вас видеть. Вы сможете говорить?

— Да, — вяло сказал Джордж и удивился, насколько хриплым стал его голос.

— Вам не следует ничего опасаться, — говорила с улыбкой медсестра. — Леди Ховарт вытащила вас с того света…

— Это доктор? — все так же безразлично спросил он.

— Нет, не совсем, — покачала головой медсестра. — Хотя для вас она стала доктором. Ваша болезнь совершенно особенная, это не ранение и не контузия.

И вновь он оказался перед дамой в сверкающих очках. Точнее, она пришла к нему в палату.

— Я в госпитале? — спросил он.

Дама покачала головой:

— Нет, это не совсем госпиталь. Вы — в организации «Стража Мерлина». Мы — единственные, кто мог вам помочь. У нас есть много вопросов, но сегодня вам еще трудно говорить…

— Нет, неверно, леди. Говорить я могу…

— Что ж, тогда мы можем начинать. Нас интересует — сколько дней вы были на кромке. И как смогли туда попасть?

— Кромка? — удивленно переспросил он.

— Может быть, вы не знаете этого названия… Не беда. Обычно все жертвы говорят «странный мир». Впрочем, вы смогли пройти по кромке весьма долго.

— Но со мной была Дэринг! — неожиданно для самого себя воскликнул Джордж.

— Дэринг? — переспросила женщина.

Он замолчал, почти умоляюще глядя на нее.

— Возможно, у вас была какая-то версия вашего путешествия для «Интеллидженс сервис» — хотя я сомневаюсь, что вы смогли бы в вашем состоянии создать хоть какую-то версию. Возможно, вы боитесь что-то рассказать, поскольку думаете — мы запрем вас в сумасшедший дом. Это не так. Мы сами — настолько сумасшедшие, что готовы принять все, что вы расскажете, если это будет правдой. Расскажите нам все с самого начала. Вам бояться нечего…

То ли леди Ховарт говорила очень убедительно, то ли у него возникла потребность говорить, но он начал рассказывать — с того самого момента, когда он оказался под прицелом снайпера. Дама записывала что-то в своем блокноте, задавала уточняющие вопросы — и ни единожды не улыбнулась.

— Говорите, ошейник? Вы сможете изобразить знаки на медальоне?

— Попробую, — ответил Джордж. Он смог нарисовать в блокноте дамы только какие-то жалкие каракульки, но и этого оказалось вполне достаточно.

Древний язык, — произнесла она. — О, Боже! Нет, не думайте, что я вас упрекаю, мистер Хэнкс. Скорее, себя… Впрочем, пожалуй, на сегодня хватит. Вы еще очень больны…

Это было правдой. Джордж выходил из своей странной болезни очень медленно, словно бы его организм не слишком-то сильно ей сопротивлялся.

— Что со мной? — прямо спросил Джордж, когда леди Ховарт появилась не следующий день.

— Сколько вы были на кромке, мистер Хэнкс? Несколько дней? Вам, должно быть, неизвестно, что для обычного человека смертельными могут оказаться несколько часов, если он впервые попал туда полностью неподготовленным. У вас отменное здоровье… и лучший из возможных проводников. Но то что вы выжили — чудо!

Он все еще сомневался, не оказался ли в сумасшедшем доме. На этот счет его разубеждала и леди Ховарт, и ее медсестры. «Если это, по-вашему, психиатрическая больница, то где смирительные рубашки? Где решетки на окнах? Где дюжие санитары? Считайте, что вы — в госпитале после ранения. Редкого ранения, которое стало медицинским прецедентом… Это, конечно, не совсем так, но суть примерно такова…»

— Но кто вы тогда? — спрашивал Хэнкс.

— Нечто вроде «Интеллидженс сервис», только занимаемся немного иными вопросами, — следовал уклончивый ответ. — Мы — немного старше, чем эта замечательная служба…

Джордж окончательно убедился, что он не в сумасшедшем доме, только когда его стали выпускать на прогулки по небольшому городку, где располагался госпиталь. Правда, его всегда сопровождала одна из медсестер.

На вопрос «а зачем?» она неизменно отвечала: «Вам нельзя вновь провалиться на кромку».

Джордж вышел из госпиталя (а впрочем, можно ли назвать это госпиталем? Других больных или раненых он там не видел) лишь весной. Дела на фронтах шли вроде бы неплохо, правда его очень сильно расстроило известие о сдаче Франции (хотя это было очень и очень старой новостью). Жизнь продолжалась, и Джордж спокойно вошел в нее. Но вот забыть Дэринг он был не в силах.

Перед выходом из госпиталя от него потребовали подписать бумагу, обязывающую хранить тайну. Леди Ховарт сказала:

— Мистер Хэнкс, вы были и остаетесь непосвященным. Поверьте, для вас это лучше всего. И было бы лучше всего, если бы мы с вами провели промывку памяти. Но я не смогу этого сделать. Это — ваши лучшие воспоминания, берегите их…

Через несколько лет Джордж Хэнкс, уже сержант, снова оказался в тех же краях. Теперь роли поменялись — больше британцы не отступали. А гитлеровцы со свистом катились прочь.

Джордж хотел лишь одного — найти хоть что-то, напоминающее ему о Дэринг. Может быть, какое-нибудь указание на то, где можно ее отыскать. Бесполезно — она словно бы сквозь землю провалилась. «Не сквозь землю, а на кромку», — поправлял он себя, но легче от этого не становилось.

После войны он бывал в тех краях еще не раз. Но ни о каком выходе на кромку не было и речи.

Иногда он считал, что все случившееся привиделось ему в бреду, когда он был контужен под Дюнкерком. Порой он сожалел, что не упросил леди Ховарт избавить его от воспоминаний. Но почти сразу же приходило понимание — лучше лишиться руки или ноги, чем памяти — части самого себя.

Дальнейшее может уместиться в одну строчку — дату смерти. А впрочем, важна ли эта дата?

Он так никогда и не узнал, что примерно через год после встречи она погибла. Глупо и случайно — под бомбежкой, на другом краю Европы. Но она, сама не зная того, успела отомстить тем, кто когда-то взял ее в плен. Да и не только им, а многим подлым тварям, по какой-то фатальной ошибке существующим на Земле. У нее родился сын. И сын остался в текущей реальности…

«Печать смерти и печать жизни»…

Санкт-Петербург,

май 2005 года.

— Здесь и вправду хорошо и уютно, — говорил Сергей, стоя на набережной канала у арки. Рядом с ним была Марина. Алка только что уехала. Они вместе дошли до Новой Голландии, постояли около арки, а потом сестренка пожаловалась на то, что стерла ноги — и тут же исчезла.

Тактичная Алка! Звучит как анекдот, но это было правдой.

Однако ни Сергей, ни Марина, оставшись вдвоем, так и не сказали друг другу того, что накопилось на душе. Она все еще пребывала в нерешительности, он… Возможно, Сергея одолевали какие-то мрачноватые предчувствия — если это так, то он ничем их не выдал.

— Пойдем на метро? — наконец спросил он.

Марина согласно кивнула.

Они так и отправились — держась за руки, словно школьники. Путь до метро был довольно долгим, они решили идти не по многолюдным улицам, а по набережной канала.

— Сейчас — на «Петроградскую»? — спросил он.

— Да. Наверное, — немного растерянно ответила Марина.

— Я, пожалуй, тебя провожу, — он слегка улыбнулся. — Мало ли что…

Марина на сей раз не возражала против этой опеки.

Как раз в этот момент охранник в офисе «Третьей Стражи» получил некий пакет. После случая с апельсинами к такого рода вещам стали относиться с подозрением, но в пакете никак не могло быть спрятано живое существо. Ну, разве только «неизвестный серый порошок»…

Пакет был надписан: «Для Рэкки. Срочно. Лично в руки!»

— Девушка, подождите! — крикнул охранник, открыв дверь. Но недобровольной курьерши и след простыл.

Так что ничего не оставалось делать, как отнести подозрительный пакет на стол Рэкки — того, как на зло, в офисе не было.

Вскрывать пакет самостоятельно охранник не стал.

Как раз к этому моменту оперативная группа все в том же составе — Рэкки, Алекс, Татьяна и Корвин — уже возвращалась с места происшествия. Разумеется, свежий и едва успевший затянуться прокол кромки был обнаружен немедленно. Конечно же, все четверо последовали на кромку, махнув рукой на то, что бросились туда днем. Никаких результатов эта вылазка не дала. А парень из Сообщества едва-едва смог говорить.

— В больницу, к нему, — распорядился Рэкки.

— Ты бы хоть Цибуленко позвонил. Нас там совсем не ждут и не хотят видеть, — предупредила Татьяна.

— Ничего, сейчас захотят, — беспечно проговорил Рэкки, набрав номер своего врага-союзника. — Сергей Святославович! Нам бы надо повидать вашего паренька… раненого.

— Нет проблем, — отозвался Цибуленко. — Где лежит, знаете?

— Да, но я не о том. Там же наверняка ваши люди…

— А зачем? — удивился шеф московского Сообщества. — Что им там делать?

— Ну, как зачем…

— Понятно с вами… Нет, там никого нет. Можете вытрясти из этого остолопа всю информацию. Я не возражаю.

— Но ведь… — даже Рэкки не знал, что ответить, видя откровенный цинизм.

— Вы поймите, — говорил Цибуленко, — у нас закон один, этот парень оказался слабым, а слабых — бьют. Так что если вы вытряхнете всю нужную информацию вместе с его душой — я тоже не стану возражать, не поймите меня превратно…

— Нет, Сергей Святославович, точно не поймем превратно…

— Нет, ну каков! — присвистнул Рэкки, отложив мобильник…

— Да уж, такое водится только у них, — сказала Таня, занимавшая переднее сиденье и слышавшая весь разговор.

— Тем лучше, — решил Рэкки. — Будет сговорчивее…

Но ничего нового от пострадавшего оперативники так и не узнали. Татьяна попыталась облегчить его боль, но он лишь посмотрел на оперативников с отвращением.

— Идейный! Крепкий марксист! — зло рассмеялся Рэкки, выйдя из больницы.

— Ты лучше скажи, какие у нас теперь будут версии? Я не имею в виду версии официальные… — сказал Корвин. — Думаешь, только Ян творил все эти дела? Мы копали материалы за несколько месяцев. А могли бы — и за год, и за два. И наверняка нашли бы что-то похожее…

— Твое мнение, Кор?

— Я же говорю — подозреваются все. В Питере магов такого плана — человек двадцать. Включая всех здесь присутствующих. Или это — заезжий гастролер, или…

— Или — кто?..

— Или, Рэкки, не пора ли нам создавать систему внутренней безопасности?..

— Кор, но почему ты так убежден? Ты посмотрел информацию в его мозгу? Ведь это же Ян и никто иной!

— Вот поэтому и убежден. Слишком много на нем висит собак. И поэтому убийца — не он…

Истина в этом споре так и не родилась.

— Какое будешь мороженое? — спрашивал Марину Сергей.

— Давай в стаканчике. Воспоминания детства, — улыбнулась девушка.

Легкая, почти незаметная тень пробежала по лицу Сергея. Но от Марины тень не укрылась.

— Я что-то не то сказала?

— Нет, просто у каждого — свои воспоминания. Ничего страшного, абсолютно ничего…

Они съели мороженое, а потом прошли мимо плотного ряда продавщиц пирожков к станции метро.

— Ладно, вот теперь — к «Петроградской». Хотя, знаешь, там все озверели, ищут этого Яна — и, конечно, не нашли. И будут они звереть с каждым часом…

— Меня все равно не возьмут в оперативную группу, — вздохнула Марина.

— Ну и радовалась бы! По крайней мере, отдохнешь…

— Да как тебе объяснить?.. Зачем бы мне тогда в «Стражу» поступать?!

— Успеешь еще набегаться, стажер Крутицкая. И здесь, и по кромке. Куда тебе торопиться? И зачем?

Они спустились по эскалатору, все еще держась за руки. Так и ждали поезда.

Именно в этот момент, в какую-то секунду, произошло то, что стало роковой встречей.

Рука Сергея неожиданно почти до боли сжала ладонь Марины. Девушка испуганно посмотрела на него. Рядом с ней был не человек, а разъяренный хищный зверь в человеческом образе. Причем этот зверь явно почуял добычу.

— Что с тобой такое? — спросила девушка, все еще не понимая, что происходит.

Вместо ответа Сергей очень тихо проговорил:

— Смотри… Только не туда, а чуть левее. Видишь?

Марина повернула голову в ту сторону — но ничего особенного не увидела, если не считать компании из трех расхристанного вида парней — помоложе Марины, но постарше Алки. Парни весело и громко переговаривались между собой, причем, как принято в подобных компаниях, беседа состояла из междометий и хохота. Гамадрилы в зоопарке — и те ведут более содержательные разговоры.

— Я этих тварей с наркотой за километр чую, — прошипел Сергей. — Это — дилеры. Понимаешь? И отправляют на тот свет таких, как твоя сестренка…

— И что? — Марина все еще не могла понять, куда он клонит.

— Садимся в поезд, — буркнул он. — Там посмотрим…

А когда двери захлопнулись, он пробормотал:

— А этим тварям — не жить.

И вдруг Марина поняла, с кем она ездила на машине на работу и обратно, с кем рядом она стояла у Новой Голландии. Ужасная догадка высветилась в голове, словно ярко-синяя молния.

Убийца — маг. Сильный маг. Один из лучших в городе.

— Я должен их остановить, — спокойно сказал он, перекрикивая шум колес. — Не бойся, все будет хорошо… — он с тревогой посмотрел на нее. — Главное — не бойся сейчас.

И Марина поняла — по этому взгляду, по его тону, — что перед ней — оборотень, хищник, кто угодно — но не сумасшедший маньяк. Этот парень отлично знал, что он делает.

Народу в вагоне было немного, и это, пожалуй, могло бы обрадовать. Но девушка предпочла бы, чтобы здесь не было никого вообще — кроме гогочущей троицы, ее и Сергея.

— Ты хочешь помочь выставить людей? — спросил он. — Не надо, все будет гораздо быстрее… Они ничего не поймут — по крайней мере, сразу.

И в этот момент в вагоне погас свет.

Марина невольно схватила Сергея за руку, и так и стояла — пока не раздался какой-то резкий удар, звон выбитого стекла, и чей-то жуткий, но моментально оборвавшийся вой, который перекрыл шум колес. Что-то тяжелое просвистело мимо — и тут же все успокоилось.

Свет загорелся.

Зрелище, которое предстало перед пассажирами, оказалось все той же троицей. Только парни теперь не гоготали. Вообще было трудно понять, кто и где находится. Точнее, что и кому принадлежит. Расквашенные головы и тела — вот что увидели пассажиры. Больше никого не задело, даже случайно.

Марина невольно отступила назад, когда поезд резко дернулся, и по вагону потекла струйка крови.

В конце вагона завопила какая-то женщина, но Марина не слушала и не слышала никого.

— Ты? — спросила она Сергея.

Тот лишь кивнул.

— Но это значит… — он мог разобрать ее слова лишь по губам, она говорила шепотом.

— Значит, Марина, — серьезно ответил он. — Сейчас поезд остановится — давай пройдем наверх, не хочу быть свидетелем. Да и тебе надо на свежий воздух.

Девушка молча подчинилась ему.

— Пошли в парк, — сказал он, когда они поднялись наверх. Милиционеры поторапливали пассажиров — станцию закрыли на некоторое время. Однако Сергея и Марину никто не остановил.

— Ты бледная, как мел. Будто мертвецов никогда прежде не видела. Значит, ты убивал всех тех…

— Именно я, — совершенно спокойно согласился Казарский. — Если ты думаешь, что я убил и важную свидетельницу по имени Моргана, ты сильно ошибаешься. Она жива и здорова, хотя еще чуть-чуть — и ты бы до меня самостоятельно добралась. Вон тут летняя кафешка, давай-ка кофе или чего-нибудь покрепче…

Марина молчала, пытаясь справиться с собой.

Наконец, когда она выпила рюмку коньяка, мысли потихоньку приняли хоть какое-то направление — верное или нет, она не задумывалась.

— Ты не думай, я не стану никому сообщать… — начала она.

— А ты смелая, — сказал Сергей. — Я думал, ты попытаешься бежать. Я бы не стал гнаться…

— Нет. Я совсем не про то… — девушка попыталась собраться с мыслями, но смогла спросить лишь одно: — А что это было?

— Мгновенное погружение на кромку. А потом — мгновенное выныривание. А с тварями метро у меня вполне добрые отношения. Это их работа.

Марина молча пила кофе.

— Но зачем? — спросила она.

— А затем. Пока дело дойдет до суда, они еще сотню-другую на наркотики подсадят. Увидишь еще, в газетах сообщат, какая при них была доза! Непростые ребятишки, очень непростые. Но они больше не будут. Без всякого суда и следствия. Может, им даже повезло. На зоне они бы умерли медленно и мучительно, а здесь — раз и нет!

— Ты и вправду убил остальных?

— Я же сказал — да. Кроме трех дел все — мои. А вот уж апельсинчики — это, простите, не мой почерк.

— Но почему?

— Ну кто-то же должен карать за то, что творили мои подопечные! А творили они немало, уверяю тебя! Один Могильный чего стоит — со своими предложениями воскрешать жертвы терактов. Знаешь, за такое ему подошла бы любая казнь. Глумись, но не над этим!

— А почему именно ты?

— Но я же объясняю — кто-то должен делать этот мир лучше. Вот эти детки — они уже никого не подсадят на иглу. А конкуренты Могильного поймут, чем окончится «большой обтряс» денег, и снова станут лечить понос и золотуху — глупо, но безвредно. И смерть реаниматора-взяточника заставит кое-кого подумать. А кто-то после этого останется жив, а кто-то — не увязнет по уши в долгах. Разве нормальная жизнь приличных людей — это не цель, ради которой можно убить всякую грязь?

— Но ты делаешь это с удовольствием!

— А почему бы и нет? Что это за кот, который душит крыс без удовольствия? Что это за солдат, который воюет без удовольствия? Заметь — солдат убивает простых крестьянских парней, таких же, как он сам. Крыса не виновата в том, что она — крыса. Но я не убил ни одного невиновного…

— Только пассажиров сейчас насмерть перепугал…

— И что поделать? Нужно было убрать их любой ценой.

— А если они не…

— А если не — я сам приеду на следующий день в Лозанну и буду осужден Посредниками. Только они, эти три типа — очень даже да: вид наркодилер обыкновенный.

— И что ты собираешься делать?

— Сейчас видно будет. Думаю, не только ты встала на мой след. Так что спасибо тебе за прогулку по городу, смелый оперативник Марина Крутицкая.

Он замолчал, отхлебнул кофе из чашки.

— Ладно, у меня здесь, неподалеку припаркована машина. Там — мои записки, досье и все подобное. Вот отдам — а там видно будет…

Впрочем, все произошло быстрее, чем он думал.

Рэкки взял в руки пакет. Хмыкнул, разобрав чей-то знакомый почерк.

Ну-ну, приехали. Нам теперь подследственные, которые ударились в бега, письма пишут. Или, может быть, это все-таки серый порошок, похожий на споры какой-нибудь заразы?

В пакете оказался не порошок — оттуда выпало довольно объемистое письмо. Рэкки осторожно взял в руки бумагу и углубился в чтение.

Вначале он просто ничего не понял. Перечел еще. Подробности. Здесь было слишком много подробностей, о которых Ян никак не мог знать — если только не общался… Но такого же просто не может быть! Это сплошная чушь!

Он закурил, подумал некоторое время. Затем решительно убрал письмо — не хватало только, чтобы кто-нибудь увидел на его столе эту пакость.

Потом он потянулся к телефону, набрал номер мобильника.

В трубке сразу отозвался знакомый, слегка печальный голос.

— Рэкки? Приветствую…

— Сергей, тут пришло послание… догадайся от кого.

— Предположим, догадался.

— Какая-то чушь про тебя! Приезжай, прочти — такой мерзодряни я еще не видывал.

— Это не мерзодрянь, Рэкки. Это — правда. Ян написал правду. Исповедь… на заданную тему. Надеюсь, ты его простишь окончательно? Он славно поработал на собственное освобождение.

— Ты… Ты с ума сошел, Серега!

— Это ты не хочешь рассмотреть очевидных истин. Да, к моему послужному списку можешь прибавить небольшой теракт в поезде метро. Не беспокойся, убито всего лишь три наркодилера.

— Да ты издеваешься!

— Ничуть. Вот рядом сидит Марина Крутицкая, она тебе все подтвердит.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что брать меня сейчас не надо, — неожиданно резко произнес Сергей. — Я хочу сказать, что ваша братия может следовать за мной за километр. Ну, если для вас жизнь стажера ничего не значит…

— Сволочь… — прошипел Рэкки.

— Знаю и это, — отозвался Сергей. — Так меня называл каждый третий из моего списка. Ничего нового ты мне не сказал. И не скажешь. Так что прощай.

— А теперь идем к машине, и как можно быстрей, — сказал Сергей.

Марина молча встала из-за столика кафе и столь же молча пошла рядом с Сергеем. Они напоминали отдыхающую парочку, отпраздновавшую День города и возвращающуюся домой.

Стоянка и в самом деле находилась рядом.

Сергей открыл дверку, долго рылся в бардачке. Потом подал ей несколько объемистых папок.

— Держи. И не поминай лихом. А я, может, успею проскочить…

Он уселся на водительское сиденье и уже взялся за ключ зажигания. И тут Марина со всей силы вцепилась в ручку второй дверки.

— Ты чего? Ты думала, я действительно возьму тебя в заложники?! — от самоуверенного вида Сергея мгновенно не осталось и следа. — Перестань, ты что!

— А вот теперь — не перестану! — почти прокричала она. — Я хочу, чтобы ты взял меня в заложники, понятно?! Не знаю, как ты собрался проскочить…

Она едва не расплакалась.

Он молча открыл дверцу машины.

— Садись. Но если захочешь выйти — ты только скажи. Я не хочу тобой рисковать, понимаешь, не хочу!

Его рука заметно дрогнула, когда он поставил на место зажигания.

— Это не я сумасшедший, — проговорил он, — это — ты…

Машина миновала мечеть, справа осталась Петропавловская крепость. Сергей все увереннее вел машину вперед. Он уже догадывался, что его наверняка успели отследить. И теперь машины «стражников» следуют за ним на некотором отдалении. Эти, впрочем, приближаться пока и не станут, и пальбы не устроят. Вот Сообщество — совсем другое дело.

— Если будет стрельба — пригнись, — посоветовал он Марине. — Ну почему ты не захотела меня послушать?..

— Потому что… Потому что… — зло выкрикнула девушка и тут же залилась слезами.

— Но зачем?! Неужели было непонятно — я для тебя опасен, понимаешь, опасен!

Она не отвечала.

Снова зазвонил телефон.

— Ты… лучше сдавайся, — проорал Рэкки.

— С чего бы это? — спросил Сергей.

— Если сдашься — буду думать, как отмазать…

— Даже знаю твой способ — наденешь ошейник и сошлешь на кромку.

— Это было бы лучше, чем…

— Чем то, что меня ожидает? А ты подумал, собираюсь ли я завязывать? У меня, знаешь ли, много идей есть хороших. И заставить тебя воевать с тварями из Сообщества — это всего лишь одна из них…

— Марина точно у тебя? — вместо ответа спросил Рэкки.

— Точней не бывает.

Автомобиль Сергея тем временем пересек Невский, оставив его позади, и теперь уверенно двигался к югу.

— Куда мы едем? — спросила Марина.

— В Пулково, в аэропорт. Так что тебе придется совершить небольшую загранпоездку. Вообще-то, ты этого хотела.

Снова зазвонил мобильник. Сергей с неудовольствием взял его в руки.

— Марина у тебя? — спросил Рэкки.

— Сказано же, да!

— Дай ей трубку!

— Прямо сейчас, — ответил Сергей.

— Рэкки, ты меня слышишь! — прокричала девушка в трубку. Ей не пришлось как-то специально делать испуганный голос — события последнего часа все выполнили за нее. — Он убил троих парней… в метро… а потом взял меня в заложники. Я не знаю, куда мы едем! — панически выкрикнула она.

— Ну что, убедился? Теперь доволен? — насмешливо спросил Сергей.

— Если с ней хоть что-то случится, — рыкнул Рэкки.

— …То ты меня из-под земли найдешь? Напрасно, Рэкки — из-под земли можно откопать только трупик. А тебе, я полагаю, это ни к чему.

Он отбросил трубку на заднее сиденье и удивленно посмотрел на Марину.

— А если узнают, что ты — добровольно? — спросил он.

— Мне все равно, — проговорила девушка.

Ты действительно не хочешь остаться около машины? — еще раз проговорил он, когда автомобиль остановился около аэропорта.

Марина решительно помотала головой:

— Нет. Если меня не будет, они смогут отложить рейс.

— Тогда идем, — он на всякий случай прихватил мобильник.

Здание аэропорта они миновали бегом, Сергей лишь мельком посмотрел на табло. Через десять минут заканчивалась посадка на самолет Санкт-Петербург — Лондон. Это было именно то, что надо.

Вероятно, он был лучшим специалистом по мгновенным — на доли секунды — выходам на кромку. Чуткая электроника на таможенном и пограничном контроле даже не пикнула, когда они проскочили ее.

— Но тебя же возьмут в Англии! — запыхавшись, проговорила Марина.

— Пусть попробуют сперва взять здесь.

К счастью, салон был полупустым.

— Дай-ка я с ними поговорю, — сказал он, вновь набирая номер Рэкки.

— Ты в самолете? — спросил шеф «Утгарда».

— Именно. И Марина рядом. Мы собираемся в Лондон, на мою историческую родину, где я никогда не бывал. Так что — большой привет! И отбой.

Последние пассажиры спешно занимали места. На Марину с Сергеем никто не обращал внимания.

— Ну, по местам. Тронулись, — и он совершенно неожиданно обнял Марину и ласково поцеловал ее в губы.

Что произошло в дальнейшем, девушка запомнила плохо. Как раз в этот момент самолет начал движение к взлетной полосе. И в этот момент Сергей отвел руку и тихо сказал:

— Прощай…

Марина потерянно оглянулась — но в кресле рядом с ней никого не было. Не было его и в салоне. Словно был на свете такой человек — Сергей Казарский — и вдруг исчез.

Самолет начал разгон.

В Лондонском аэропорту уже готовились встретить опасного террориста. Но подготовкой к достойной встрече занимались не полиция и не спецслужбы, а крепкие ребята, беспрекословно подчинявшиеся командам женщины в очках с властным и волевым лицом. Леди Ховарт, уроженка небольшого портового городка, то ли Инсмута, то ли Данвича, руководила спецоперацией, не позволяя никаких эмоций. Эмоции будут потом — когда удастся освободить заложницу.

Рэкки, все еще сидевший в машине около аэропорта, вяло переругивался по мобильнику с Цибуленко. Тот рвал и метал, требовал решительных действий — и, судя по всему, напрочь забыл про Яна. И это было хорошо — бывшего контрабандиста предстояло не только «амнистировать», но и вывести из-под удара Сообщества.

Сам Ян еще не знал о произведенном эффекте. Он вновь занял свою выжидательную позицию на чердаке (на сей раз — в другом районе города), решив не высовываться. Ну, а большая черная собака охраняла его покой.

Мир вертелся вокруг нее, но Марина не чувствовала этого. Она держала на коленях папки с записями Сергея, но посмотреть, что в них, у нее не было ни желания, ни сил. Слезы закрыли ей мир, и она даже не думала о том, что надо отводить глаза стюардессам и пассажирам. Сейчас для нее существовало только одно — надежда на счастье, которая погибла в какие-то считанные минуты.

Эпилог 1

— А все же, Марина, ты сможешь рассказать, что произошло? — Рэкки выглядел хмурым и усталым, Марина никогда не видела его таким.

— Что именно?

Она подозревала, что он вызвал ее в кабинет не случайно. Все будет сказано и в столовой, и в ее отделе, куда девушка возвратилась как к себе домой.

— Ты знаешь, о чем я. Насколько недобровольно ты стала заложницей? Учти, никаких «детекторов мысли» я применять не хочу и не стану.

Ну вот и все. Ответ будет означать только одно — ее отчислят из стажеров. Закончится интересная жизнь. Собственно, так вот она и заканчивается — одним разговором в кабинете начальника. А Рэкки сейчас — не старший собрат по «Страже», а именно — начальник. Должность у него такая.

А ответить надо. И ответить — честно. Потому что иначе… «Иначе я предам Сергея. Да и черт с ним, что ему сейчас мои предательства! Был бы жив! Нет, иначе я предам саму себя», — подумала она.

— Я скажу, Рэкки, — тихо проговорила Марина. — Я добровольно согласилась ехать с ним. Он не хотел… До последней минуты не хотел. Даже в аэропорту предложил остаться в машине.

Она замолчала. Рэкки тоже молчал, внимательно глядя на девушку. Потом еще раз спросил:

— Это — правда?

— Да, — твердо ответила она и встала, чтобы сразу уйти — как только он произнесет что-нибудь вроде «вы уволены».

Но Рэкки медлил, лицо его постепенно светлело, как будто он потихоньку брал верх над усталостью.

— Так это же замечательно! — воскликнул он. — Значит, я не ошибся — ни в нем, ни в тебе! Я всегда знал, как правильно подбирать штат.

Он вскочил, обнял ее.

— Значит, все идет правильно!

Впрочем, он тут же отступил на шаг, убрал руки и решительно заявил:

— Стажер Крутицкая, вы свободны. Сегодня свободны, а завтра — приступаете к занятиям, у вас впереди практика! В Англии, кстати. Вам все ясно?

Он тут же не выдержал и рассмеялся.

Известная истина «Третьей Стражи» гласит: официального тона у шефа подразделения «Утгард» хватает ровно на полторы фразы — и не более.

Эпилог 2

Вот уж чего он не ожидал — так это пройти мимо посольства России, точнее, дома, где живут работники посольства — и услышать в открытом окне эту песню. Группа «Ойкумена». Та самая, которую обожала Марина.

Подумать только — кто-то догадался взять кассету «Ойкумены» в эту африканскую забытую богом страну!

Отчего-то ему захотелось остановиться. И он остановился, вслушиваясь.

Очаг, поленья… Какие тут очаги — эту страну следовало назвать Сковородкой! К тому же, адской. На которой жарится и вымирает несчастный местный народ.

Здесь его считают «белым господином» при деньгах. И это хорошо — можно получить доступ куда угодно, хоть во дворец диктатора. И не только получить доступ, но и внимательнейшим образом изучить обстановку. И лишь изучив, начать принимать меры.

В России он действовал второпях — пытался отправить на тот свет как можно больше тех, кто убивал, кто грабил, кто ежедневно топтал достоинство людей, их судьбы. Ему казалось, что он поступает верно, да так оно, в сущности и было — дышать в Петербурге стало намного легче. Но всех мерзавцев все равно не удалось перебить.

Здесь было хуже, гораздо хуже. Страна плавала на нефти и на крови, нищета, погромы, ежечасное унижение миллионов и миллионов — вот что он видел уже не первый месяц, с тех пор, как незаметно исчез из аэропорта «Пулково» на совсем ином самолете, летевшем в эту якобы развивающуюся страну.

И пока что он вел неприметный образ жизни, обирая мошенников, которые готовы были отдать магу свои деньги добровольно. Он вспомнил свои питерские эксперименты с лохотронщиками, которых частенько оставлял без выручки. Гипноз, господа, и никакого мошенства!

Нет, теперь все будет совершенно иначе. Очень скоро здесь должно перемениться все. Здесь появится новый черный правитель и новый белый советник. Он уже присмотрел кандидата — из военных, почти мальчишка. Сирота — почти как он сам. И вместе им придется строить то, что станет чудом. Да таким, что «азиатские тигры» умрут от зависти. Это — вещь вполне достижимая. Конечно, без крови не обойдется, но что уж тут поделать — слишком много расплодилось тех, кто дает право эту кровь проливать, не мучаясь укорами совести.

Но совесть — коварная вещь. И она укоряла его, укоряла постоянно — но совершенно по другому поводу. Та девушка из «Стражи». Марина… Как-то она там, в Питере… Что с ней сейчас?

Он много раз порывался написать ей — и каждый раз откладывал бумагу в сторону. Но сейчас, остановившись у окна, из которого доносилась музыка, он принял твердое решение. Но каким оно будет — было совершенно непонятно для всех, кроме него. А может быть, кроме него и Марины.

В романе использованы стихи Майи Астаховой, Вячеслава Бутусова, Юрия Нестеренко, Михаила Щербакова, Редьярда Киплинга (перевод. М. Гутнера).

Санкт-Петербург,

2005 год.