Проклятый дар

Пролог

– Твоя жизнь висит на кончике моего пальца. Бум! И тебя уже нет.

Холодное дуло пистолета надавило на висок.

– Поразительно, как один маленький кусок металла способен родить первобытный страх перед смертью, уничтожить бытие и сотворить хаос.

Его хрипловатый голос вкупе с привычкой растягивать слова заставляли душу выть от нестерпимой пытки.

– Скажи, ты видишь ее там?

Она подняла на него опухшие от слез глаза.

– Смерть. Ты видишь ее внутри?

И с этими словами он заглянул в дуло сам, лишив ее возможности ответить. Он сосредоточенно вглядывался в удлиненный ствол Хеклер-Коха, словно там и вправду кто-то прятался.

– Я вижу. Она там…. Застыла в ожидании. Безмолвный хищник. Молниеносная и всегда наготове. Я чувствую ее запах. Слышу ее скрежет. Между нами лишь мгновение. Оно дразнит ее, возбуждает, злит.

Он прижался ноздрями к стволу и силой втянул аромат.

– Предвкушение конца – захватывающее чувство.

Внезапно он смолк, позволив тишине окутать их в холодном мраке пустой комнаты с голыми кирпичными стенами и холодным бетонным полом. Ночной ветер завывал в пустых оконных проемах, а ритм пульса отбивал секунды в бесконечной черноте. Казалось, что с каждым ударом сердца его палец все сильнее давил на курок. На мгновение она поверила, что он и впрямь застрелится.

Но рука с пистолетом опустилась. В его глазах блеснули слезы.

Он присел возле нее. Теплое дыхание обдавало запахом табака. Кубинские Пор-Ларранага. Так пах только он. Характерный запах, позволявший выслеживать его сквозь расстояние и время. И сколь бы мерзким и пугающим ни было это дыхание, мрачные глубины ее души всегда тянулись к притягательному аромату садизма, что он источал.

– Но ты, – продолжал он, – ты не боишься смерти. Я каждый день задавался вопросом: почему? Ты была моей надоедливой загадкой без ответа. Я так много и навязчиво думал о тебе, что терял счет времени.

Она чувствовала, как в нем растет раздражение.

– И ты хороша. Ты бесстыдно пользовалась моими мыслями. Тебе практически удалось вбить сюда, – с этими словами он яростно ударил себя стволом по лбу, – мысли о моей слабости, немощности!

Его слеза скатилась на ее ободранное плечо, которое тут же засаднило.

– Это не мои мысли. Они – твои. А знаешь, как я понял? – он приблизился губами к самому ее лицу. – Предательство смердит, Нина.

Он грубо впился в ее губы, словно сопротивляясь самому себе. Вымученный поцелуй длился недолго. Он резко оттолкнул ее лицо рукой, так, что она не удержалась и завалилась набок. Пластиковые наручники больно врезались в запястья.

– Мне кажется, я знаю ответ. Я раскрыл твою загадку.

Он вытащил магазин, взглянул на, блеснувший на свету патрон, и задвинул магазин обратно.

– Ты не боишься смерти, потому что ты и есть смерть.

Ком встал в горле. Она задержала дыхание в попытке снять онемение. Лишь бы скрыть смятение! Лишь бы не дать ему поверить в то, что он на правильном пути! Но предательская слеза скатилась по щеке, и утереть ее или спрятать было невозможно.

Он победоносно улыбнулся, осознав, свою правоту.

– Высший разум, или Бог, или кто бы там ни сидел наверху схватил свою давнюю подругу за глотку, поместил в тленную плоть и повелел: «Весели!» Чем же ты его так разозлила? Может, возгордилась? Возжелала сама стать богом? Ведь это – чистой воды кара самым изощренным способом, придумывать которые Бог – мастер!

Он погрозил пальцем небесам, словно раскусил Господа, которого так ненавидел. А потом вновь приблизился к ней в желании донести до ее ушей каждое произнесенное слово.

– Твоя омерзительность просачивается сквозь поры и заражает все вокруг мором!

Она подняла на него свои ядовитые глаза. Он ухмыльнулся, узрев в них отчаяние.

– Они все мрут! Родители, друзья, любовники…. Всё, что ты оставляешь после себя, это зловонные поля гниющих трупов!

Она выдала плачевный стон.

Нет, он вовсе не сломил ее. Это невозможно. Ее душа измучена настолько, что сломить ее может только могила. Однажды и безвозвратно.

Но плакала она из-за того, что он снова оказался прав. Мор – имя, которое подходит ей, как нельзя лучше.

– Но как говорят? Достоинства – продолжения недостатков? В божьем наказании – твое спасение. Ты земная пыль и в пыль превратишься¹.

Металлическое дуло снова пронзило висок стрелой холода, как и физическое ощущение непоколебимости его духа, даже сейчас, когда он так близок к срыву. Он уже почти касался ответа, что искал всю свою сознательную жизнь. И она была готова сыграть заключительную партию своей роли в пьесе его жизни.

Причина, которая свела их вместе – ее долг помочь ему обрести катарсис.

– Не хочешь говорить со мной?

Она лишь тихо всхлипнула.

Он схватил ее мокрое от слез лицо за подбородок и дернул кверху. Она зажмурилась.

– Ну, давай же! Вот он – я! – зарычал он. – Взгляни на меня! Воспользуйся своим даром!

Смачный плевок ударил ему в лицо.

– Довольно бесконечных слов, Томас! Делай, что задумал! – прошипела она.

Томас растянулся в довольной улыбке, спокойно достал из кармана платок и вытерся.

– Да ведь ты понятия не имеешь, что я задумал.

Он присел перед ней.

– По какой-то причине именно мои мысли с трудом поддаются чтению, не так ли?

– Я вижу, что ты хочешь. И это невозможно. Ты не получишь меня, – хрипела она.

– Нина, но ведь ты – мое сокровище, – его твердый голос дрогнул. – Ты и я вместе, помнишь?

Разумеется, она помнила. По возращении она только о нем и думала. Но насколько сладостными были воспоминания для одной стороны ее сознания, настолько же чудовищными они были для другой. Как уродливый червь они насыщались сочной мякотью ее гуманности, заражая остатки человечности гнилью.

Твердая ладонь нежно, насколько он умел, провела по щеке.

– Ты и я вместе. И целый мир у наших ног! Я пролью кровь во имя тебя. Ты будешь лить ее сама! И только наша воля, лишь наше слово будет законом!

Он – единственный, кто понимал ее сущность. Он – змий, сладко звучат его подкупающие речи. Вот только финал его соблазнов уже известен – она будет изгнана из рая. Здесь бы ей рассмеяться по-дьявольски громко над собственной наивностью. Со всем дерьмом в ее жизни она продолжала верить в существование утопичного рая, созданного для нее. Место, где ждут родители, место, где она оставила Тори.

– Нина, – его зов вырвал из воображаемого мира, куда она так часто уходила.

– Нина, почему ты упорствуешь? – искренне удивлялся он.

– Потому что я вижу своих Монстров, а ты своих – нет.

Он едва ли задумался о буквальности ее слов, и она понимала, почему. Ему всегда нужны физические доказательства. Вот только как показать человеку его безумие? Благо, Нина обладала талантом рождать образы из воздуха.

– Оглянись, Томас. Вон он, – она указала головой куда-то позади него.

Дрожь родилась на затылке и пробежала по спине к самым пяткам. Томас – один из тех редких типов людей, отличающихся поразительным бесстрашием. И сейчас он бы просто ухмыльнулся жалкой попытке запугать его. Но его сильная сторона личности, благодаря которой он стал во главе преступного синдиката – фантастическое чутье. И сейчас мурашки на затылке говорили от имени чутья: «Осторожно! Сзади кто-то смотрит на тебя!»

Но это невозможно! Они здесь – одни!

И все же, обернись.

И Томас обернулся. Там, в углу, даже сквозь плотную стену мрака четко проступали костлявые контуры бледного до синевы уродца. Его голова лысая и непропорционально громоздкая, у него нет лица, а только широкая скальпированная пасть, обнажающая десятки длинных, подобно кинжалам, зубов, с которых капала кровавая слюна. Он пресмыкался на изломанных конечностях, обтянутых кровавыми лохмотьями, некогда бывшими кожей. И все то время, что он неподвижно и молча сидел в углу, взгляд его был устремлен на Томаса. Нет, у него не было глаз, но Томас готов был поклясться, что чудище смотрит на него.

Томас медленно отвернулся. Его лицо побледнело от подступающей тошноты.

– Этот – мой, и он далеко не один, – тихо шептала Нина, словно пыталась утаить слова от монстра.

– Он – ненастоящий, – настороженно произнес Томас.

– А разве ты не чувствуешь его вонь?

И Томас понял, что приступ тошноты возник именно из-за этого трупного запаха, что, по всей видимости, источал уродец. Но как это возможно? Ведь он нереален!

– Они – изувечены по моему образу и подобию. И внутри тебя, Томас, есть такие же, и изуродованы они по твоему подобию.

Томас снова обернулся, но на этот раз в углу никого не было, и только запах продолжал создавать иллюзию его присутствия. Томас знал, что Нина способна создавать картины из воздуха и дурачить людей. Но с этим уродцем он почувствовал какую-то едва уловимую связь, которую не в силах был объяснить. Он был уверен, что этот монстр ему не чужой.

– Они – мертвы, Томас, но продолжают жить. Это неправильно. Их нужно уничтожить.

Томас резко встал и возбужденно прошагал туда, где только что был уродец, пытаясь отыскать его следы.

– Чего ты боишься? – спросила она.

– Я? – ухмыльнулся Томас. – Я ничего не боюсь! Это ты их боишься, Нина!

И он был прав. Да, она всю жизнь боялась Монстров, несмотря на то, что они присутствовали лишь в ее голове. Это не мешало им калечить ее тело и обезображивать разум. И никто из настоящих живых людей не мог ей помочь! Они всегда были то слепы, то глупы. Она ревела навзрыд – ей давали лекарства, буйствовала в припадках – заставляли поверить, что тот параллельный мир нереален, а когда она начала убивать – ее просто спрятали, потому что были не в силах понять ее болезнь. Отложили, так сказать, в ящик до появления очередного супер-лекарства, который превратит ее в сомнамбулу без эмоций и памяти, витающую на границе сна и яви. Они не замечали немую мольбу, тенью лежащую на бледном лице. Они продолжали равнодушно называть ее больной.

Томас прошагал к пустому дверному проему, ведущему в ночную пропасть.

– Ты покинешь это место либо со мной, либо в черном мешке. Время твое на исходе, – заключил Томас, уставившись на бетонное дно парковки далеко внизу с высоты десятого этажа.

Его холодный взгляд сохранял невозмутимое спокойствие, но она-то чувствовала, как душа его вибрировала в растерянных порывах. Томас был озадачен, и Нина видела в этом хороший знак.

– Томас, – позвала она.

Он посмотрел на нее так, как ей всегда нравилось – дерзко и хладнокровно.

– Пойдем со мной. Я покажу тебе всё, – шепотом пригласила она в путешествие длиною в ее жизнь.

«Любой девушке перед смертью хочется услышать свою историю…» ²