Происшествие в доме No 5

В. САПАРИН

ПРОИШЕСТВИЕ В ДОМЕ No5

Я был очень рад, когда мне дали квартиру в новом доме. Правда, седьмой этаж - немного высоковато для моего возраста, но лифт устранял все неудобства, а из окна моего рабочего кабинета открывался чудесный вид на город.

Первый день, как всегда, прошел в хлопотах. На другое утро вся семья сидела в столовой за чаем, когда это вдруг началось.

Встав из-за стола, чтобы принести газету, я почувствовал, что пол под моими ногами заколебался. Громко звякнула ложечка в пустом чайном стакане; ей отозвалась посуда в буфете.

- Землетрясение, - подумал я и бросился к окну.

Внизу расстилалась широкая улица, залитая асфальтом. Автомобили, как морской прибой, катились волнами, послушно замирая у светофоров. Пешеходы спокойно шли по своим делам. Здания стояли прочно и фундаментально, нигде не было никаких признаков чего-либо необычайного.

...А ложечка в стакане продолжала вздрагивать вместе с столом и полом. Люстра, подвешенная к потолку, трепетала всеми своими висюльками. Дом испытывал подземные толчки.

Точно какая-то мощная машина сотрясяла все здание. Но в нашем доме были сплошь квартиры и, кроме мясорубок, никаких других, более мощный установок в них не было. Все это было странно и необъяснимо.

Это узко ограниченное в пространстве "землетрясение" продолжалось часа два, затем дом успокоился.

На другой день все возобновилось: семиэтажное здание было точно в ознобе.

- Дом простудился, - объявил мой младший сын Игорь.

Но такое объяснение не удовлетворяло остальных жильцов. Тем более, что приступы лихорадочного состояния охватывали наше жилище и в последующие дни. Дом при этом покачивался, да покачивался, словно это был маятник, а не семиэтажная каменная махина. Особенного размаха достигли эти колебания в верхней части здания: не седьмом этаже чай выплескивался из стаканов, в одной квартире даже упала и разбилась бутылка с молоком, стоявшая на краю стола.

Понемногу начали раздаваться голоса протеста и возмущения. Но против кого и против чего? Наиболее горячие головы предлагали подать в суд на архитектора, строившего здание. Особенно возмущался бухгалтер Епифанов, живший через площадку от меня.

- Ну что же это такое? - кричал он, врываясь ко мне в одном жилете с самопишущим пером в руке. - Я жил у сестры в доме, который передвигали. Так представляете себе, никто даже не почувствовал что мы едем. Дети сестры были просто разочарованы. Проснулись и - на другой улице. А тут...

Он хлопал дверью и убегал, задыхаясь от негодования.

Наконец решили создать специальную комиссию для расследования причин этого непонятного явления. В нее вошел инженер Иван Матвеевич Ляпунов, а от жильцов седьмого этажа, наиболее страдающих от "землетрясения", выдвинули меня.

- Все это - чепуха, - объявил Иван Матвеевич, -все эти нарекания против строителей - сплошное недоразумение. Дом сделан как надо. Я смотрел чертежи: на редкость добросовестная постройка. Причину надо искать не в доме, а вне его.

Иван Матвеевич, как оказалось, сделал уже некоторые наблюдения над "подземными толчками" и с помощью хронометра определил даже их период получились очень правильные колебания. На чертеже, продемонстрированном Иваном Матвеевичем, они имели вид аккуратной волнистой линии - "синусоиды", как навал ее инженер. С записью этих колебаний мы и отправились на поиски их таинственного источника.

Прежде всего Иван Матвеевич тщательно обследовал все соседские дворы и сооружения, заглядывал даже в подвалы. Но ничего подозрительного обнаружено там не было.

Сами эти дома не проявляли ни малейших признаков неустойчивости, хотя среди них был один совсем старый, опиравшийся, словно на костыли, на какие-то бревна. Этот доживавший последние дни домишко стоял на краю пустыря, где уже был начат котлован для постройки большого нового дома.

На другом конце пустыря маячил маленький сарайчик, похожий издали на собачью будку. Из сарайчика раздавалось пыхтение слабосильного моторчика внутреннего сгорания. Голубые кольца дыма выскакивали из выведенной наружу черной трубы.

Иван Матвеевич вдруг насторожился и, вынув блокнот и хронометр, стал прислушиваться к работе "движка". Я стоял скучая рядом, не видя, что могло заинтересовать его в жалком "предприятии". Но вот инженер, наконец, удовлетворенно кивнул головой и уверенно сказал:

- Оно самое. Вот причина "землетрясения" в нашем доме.

Я оглянулся. Наш дом был едва виден отсюда и то лишь благодаря тому, что возвышался на другими зданиями. "Причина землетрясения" находилась так далеко от него и выглядела такой мизерной по сравнению с производимым ею действием, что я принял слова Ивана Матвеевича за шутку.

Но он приступил уже к обследованию "предприятия". Движок приводил в действие насос, откачивавший грунтовую воду из котлована. Строители очень удивились требованию Ивана Матвеевича заменить этот мотор другим двигателем. Между ними возник довольно длительный спор, в котором обе стороны не скупились на технические термины, но я, как специалист по истории средних веков, в этом споре ничего не понял.

Иван Матвеевич все же настоял на своем.

На другой день движок убрали. И - это было похоже на колдовство! - дом перестал качаться. Он стоял незыблемо, и казалось невероятным, как его вообще можно было вывести из этого состояния абсолютной устойчивости.

Прошло три дня.

Я зашел по одному делу к Ивану Матвеевичу и застал его за какими-то вычислениями, которые он делал, сидя за столом.

- Над чем трудитесь? - спросил я, когда мы покончили с делом, ради которого я пришел.

- Да это любопытная история с нашим домом, - охотно ответил он. - Делаю кое-какие записи для памяти. Все-таки редкий сравнительно случай.

- Скажите, пожалуйста, в чем же тут собственно секрет? Я хоть и был в комиссии, а по совести говоря, ясно себе этого не представляю.

Иван Матвеевич принялся растолковывать мне суть дела в популярной форме. По его словам, движок, ритмично сотрясаясь во время работы, передавал толчки земле, а эти колебания, распространяясь по поверхности земли, достигали нашего дома. А так как они случайно совпали с периодом собственных колебаний здания, то и раскачали его, как мы раскачиваем качели серией мелких толчков.

- Это - фантастика какая-то! - воскликнул я. - Неужели вы хотите, чтобы я поверил, что эти ничтожные толчки, да еще пройдя такое расстояние по земле, способны были расшатать от подвала до верхнего этажа огромный дом? Да этак вы, пожалуй, станете утверждать, что я смогу сдвинуть с места Эфелеву башню!

- Теоретически говоря, да, - возразил инженер и , протянув руку к полке, достал толстую книгу. -Вот посмотрите. Это - не научно-фантастический роман. Это - учебник для студентов, будущих инженеров, строителей вполне реальных сооружений.

Книга была в темно-сером коленкоровом переплете. "Общий курс сопротивления материалов", прочел я.

- Взгляните на это место!

Палец Ивана Матвеевича остановился на абзаце, озаглавленном, словно заметка о происшествии в газете: "Катастрофа на Египетском мосту через Фонтанку в Петербурге".

В заметке, то-бишь в учебнике описывалось событие, произошедшее в начале нынешнего века. Эскадрон конных гренадер следовал по мосту, подвешенному на цепях, причем лошади, отбивая такт, шли в ногу. "Тот такт, говорилось дальше, случайно оказался в резонансе с собственными вертикальными колебаниями моста. От совпадения колебаний все строение расшаталось так, что цепи лопнули, и мост вместе с людьми обрушился в воду".

Прочитав еще несколько абзацев, я узнал о целой куче других не менее поразительных историй. Казалось, эта страница учебника была вырвана из сборника "Мир приключений". Здесь описывалась, например, катастрофа, произошедшая в 1890 году с океанским пароходом "Город Париж": от совпадения ничтожных вибраций у него "неожиданно" поломался массивный гребной вал и разлетелась вдребезги трехцилиндровая машина мощностью в девять тысяч лошадиных сил, причем осколками была выведена из строя другая машина и пробито днище. Рассказывалось о случаях гибели самолетов, которые во время испытаний рассыпались в воздухе только из-за того, что их мотор по случайному совпадению работал в такт с собственными колебаниями крыльев.

Причиной многих других аварий были легчайшие, как дуновение, колебания, почти неощутимые порознь, но приобретающие огромную разрушительную силу в результате сложения.

Это, как в математике, подумал я, где из беконечно малых величин можно получить любую самую большую величину.

- Таким образом, - сказал, улыбаясь, Иван Матвеевич, - можно и дуновением воздуха изо рта раскачать Эйфелеву башню. Даже крупное здание может разрушиться от... фабричного гудка. Все дело в попадании в резонанс.

- Но почему наш огромный дом так качался, а мелкие и старые здания вокруг на те же толчки совершенно не реагировали?

- Да просто потому, что период их состенных колебаний был другим. Раз толчки не попалают в резонанс, они просто глохнут и никакого сложения сил не получется.

- А что это такое за период собственных колебаний?

- Это - ахилесова пята многих современных сооружений. Если какое-либо тело мы выведем из состояния внутреннего равновесия, - например, растянем или согнем пружину, согнем балку и т.п., - то в нем возникнут внутренние силы упругости, которые стремятся восстановить нарушенное равновесие и вернуть тело к его прежним размерам и форме. Под влинием этих внутренних сил в теле возникают колебания около положения равновесия. Вот они-то и называются свободными или собственными колебаниями тела. Что получается, если внешнее воздействие на тело сопадает по ритму с собственными его колебаниями, вы уже знаете.

- Но ведь это просто ужасно, - воскликнул я. - До сих пор все в мире представлялось мне таким прочным. А оказывается мосты, пароходы, самолеты могут разлететься в куски от самой пустяковой причины.

- Не бойтесь, - засмеялся Иван Матвеевич, - на практике такие сопадения бывают очень редко. И ведь для того и учат будущих инженеров всем этим вещам, чтобы они случались еще реже.

По натуре я очень впечатлительный. Весь вечер я находился под влиянием разговора с Иваном Матвеевичем. А под ночь мне приснился странный сон...

*

... Я находился на холмистой местности, покрытой кое-где лесом. Я узнал опытный участок фронта, на котором в прошлую войну испытывались новые образцы оружия. Мне вместе с одним доцентом-филологом пришлось тогда нести охрану опытного полигона.

Сейчас здесь тоже происходили какие-то испытания. Я увидел бойцов в металлических шлемах с выпуклыми бугорками наушников. У некоторых бойцов впереди на шлемах торчали, как растопыренные пальцы, два коротких отростка антенны, догадался я. У одного из них эти рожки вдруг убрались, втянулись внутрь.

На каждом был надет тонкий, но по-видимому непробиваемый для обычных пуль панцирь в форме жилета-безрукавки. Все это делало бойцов похожими на каких-то жуков, впрочем очень подвижных. Они быстро перебегали ложбину между лесом и холмом и исчезали у его подножья.

Затем промелькнуло несколько смутных видений, которые не сохранились в моей памяти...

... Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернув голову, я увидел двух бойцов: они смотрели на меня. На их лицах, какие бывают у наших молодых парней, я прочел изумление. Бойцы подбежали ко мне и , схватив за руку, потащили к подножью холма. Открылась замаскированная дверь и я очутился внутри каземата.

Один из находящихся в каземате людей, сержант, как я увидел по его погонам, бегло взглянул на меня, открыл стенной шкафчик и выбросил мне полный комплект обмундирования.

- Уже двадцать минут, как получен приказ надеть новое обмундирование, сказал он, - а вы еще не готовы.

Товарищи помогли мне одеться. Панцирь оказался очень легким и на мягкой прокладке. На спине у него был привинчен плоский ящичек с надписью "электропитание", а сбоку расположены три кнопки с надписями: "радио", "отопление", "оружие". Из этого можно было заключить, что костюм бойца -очень легкий и совершенно не связывающий движений - мог отапливаться в холодное время.

Мне дали в руки короткий автомат с магазином в форме шара и с гибким шнуром в резиновой оболочке. Кто-то включил вилку шнура в штепсель, имевшийся на моем поясе, который представлял одно целое с панцирем. Чем стреляло это оружие - шаровыми молниями или электрическими зарядами еще в каком-нибудь виде, я не понял. Во время любопытного сна мне не пришлось ни стрелять самому , ни видеть, как стреляют другие.

Но больше всего мне понравился шлем. При желании он мог надвигаться глубоко на глаза и тем не менее все было видно. Рожки, выдвигавшиеся из передней его части, служили не только антенной, но и перископом и даже стереотрубой, для чего они могли раздвигаться в стороны.

В таком шлеме можно было безопасно наблюдать за полем боя, спрятавшись за укрытие, а радио позволяло разговаривать с кем нужно на несколько километров. Вся рация размещалась на "дне" или, точнее сказать, в верхушке шлема. Микрофон находился в выступе панциря, закрывавшем подбородок.

Внезапно раздался короткий и низкий гудок сигнала боевой тревоги. На потолке каземата зажглось одно слово: "Самолеты".

- Приготовиться, - сказал сержант, - поступило предупреждение: самолеты уже в пятистах километрах от нас.

Все бросились по своим местам.

Меня сержант послал на наблюдательную вышку с приказанием докладывать все, что я вижу.

"Вышка" помещалась под землей, но на вершине холма, так что вокруг все было видно. Мое наблюдательное место было прикрыто прозрачной броней в форме неправильного купола.

Боец из испытательного батальона, проводивший меня сюда, объяснил, что прозрачный материал, из которого сделана броня, пропускает свет только в одном направлении, поэтому меня не будет видно - снаружи купол сливается с местностью и кажется естественной вершиной холма.

Он начал говорить еще что-то, но тут я проснулся.

Повернувшись на другой бок, я опять заснул и, как это иногда случается, увидел продолжение сна. Я находился внутри того же прозрачного колпака один. Повидимому, прошло некоторое время.

Вблизи от себя я увидел выдвинувшиеся из земли низкие "уши", окрашенные пятнами под цвет травы и песка. Я понял, что это уши звукоулавливателя.

- Произвести настройку, - услышал я приглушенную команду из недр каземата. - Определить частоту собственных колебаний головного самолета.

Уши звукоулавливателя чуть заметно вращались. Снизу, из каземата, чей-то голос произносил громко цифры.

- Приготовить вибратор, - раздалась команда.

На поверхности холма, обращенной в сторону ожидаемого появления неприятельской авиации вдруг обнаружилась щель; она быстро росла, дерн убирался, точно скатерть со стола. Наконец обнаружился большой круг или, вернее, яма с неровными, очевидно в целях маскировки, краями. По виду, оно напоминало углубление, которое могло образоваться в холме, если бы здесь, например, брали песок. Однако, эта иллюзия создавалась искусной раскраской, и, приглядевшись внимательнее, я понял, что эта "яма" и есть вибратор - новое оружие, о котором я не имел до сих пор никакого представления.

- Поизвести настройку вибратора, - услышал я команду. - Согласовать с звукоулавливателем. Точнее!

В этот миг я заметил в воздухе короткие черточки, быстро приближавшиеся. Это были самолеты противника. Они шли на большой высоте. Головная машина вырвалась заметно вперед.

- Включить генератор колебаний, - скомандовал кто-то внутри каземата.

По тому, как стенки "ямы" стали вдруг расплывчатыми, я понял, что они дрожат, сотрясаются в вибрациях.

"Ага, вибратор работает", - подумал я.

Опять кошмар - мгновения провала памяти вдруг я увидел поразительную картину. Головной самолет, который я хорошо различал теперь в длинноствольный бинокль, укрепленный на подставке внутри моего купола, внезапно "клюнул" носом как бумажный "голубь", пущенный неумелой рукой. В следующий момент у него отвалилось левое крыло. Затем отвалился хвост, и остатки машикы камнем полетели на землю.

Повидимому действовали и другие вибраторы, спрятанные по соседству в складках местности. То одна, то другая вражеская машина летела вниз, ломаемая невидимой силой. Я не успевал докладывать о "сбитых" самолетах, если их можно было так назвать.

Впереди на земле раздался взрыв, другой, третий... Это рвались бомбы, которые враг готовил для наших городов.

Но бомбы падали на... пустынную полосу земли, специально для этой цели предназначенную - этот своеобразный полигон тянулся впереди пояса замаскированных вибраторов.

Броневой колпак защитил меня от действия воздушной волны. Но я видел, как гнулись деревья точно под внезапно налетевшим штормом.

Шторм бушевал минут десять, затем все стихло. Вся местность была усеяна обломками вражеских самолетов...

- Ну, вот, - послышался чей-то голос, - пора вставать.

Я проснулся.

Жена поднимала штору на окне. Солнечные лучи ворвались в комнату...

*

Иван Матвеевич, которому я рассказал о своем сне, выслушал меня с большим вниманием.

- А вы знаете, - сказал он, - ведь это вполне возможно. Конечно, это только один из способов уничтожения самолетов, но теоретически он так же обоснован, как и многие другие.

- Ай да специалист по истории средних веков! - шутливо добавил он. - Вы, оказывается, изобретатель.