Привычка

На вид это был обычный корабль, стандартное грузовое судно, на которых перевозилось большинство грузов с Земли на другие планеты. Когда-то он и впрямь был грузовым кораблем — на его гладком борту до сих пор сияло золотыми буквами название — «Венерианка». Только опытный глаз профессионального космонавта мог бы заметить странной формы трещины, чернеющие на фоне сверкающего металла. Только профессиональный космонавт с группой физиков впридачу рискнул бы выдвинуть догадку о том, что находится внутри.

В круглой раме тамбурной двери возникли два человека. Первый из них, проигнорировав трап, спрыгнул с высоты десяти футов, мягко приземлился, чуть согнув ноги в коленях. Второй двигался более степенно, медленно спустился по наклонной дорожке на потрескавшийся бетон. Он осуждающе произнес:

— Тебе надо быть поосторожнее, Тиллот. В конце концов мы улетаем сегодня вечером.

— Был бы я осторожным, — ответил второй, в позе его невысокой легкой фигуры было что-то угрожающее, — меня бы здесь не было.

Высокий, по имени Эбботсфорд, — он был начальником Отдела Исследований Межпланетной Транспортной Комиссии, — сердито упрекнул его:

— Я рад, что ты со мной, Тиллот. Я рад, что среди пилотов, работающих в Комиссии, нашелся один доброволец. Как раз поэтому я прошу тебя — будь осторожнее. Слишком много зависит от успеха нашего испытательного полета…

— Ол райт, доктор, — ответил Тиллот тоном издевательского самоуничижения. — Я буду осторожен. Я подниму вашу штуковину вверх и выведу ее из атмосферы так осторожно, словно это корзина с яйцами, и таким же образом верну ее назад. Все остальное зависит от вас. — Голос у него был насмешливым: — Я надеюсь, вы будете внимательны в промежутке между взлетом и посадкой.

— Конечно, — жестко ответил Эбботсфорд.

— Конечно, — передразнил его Тиллот. И добавил: — Не смешите меня, доктор. Это будет первый корабль, достигший скорости света, первый межзвездный корабль… Какого черта вы говорите, что будете осторожны, как вы сможете?

Потом их диалог был прерван; с ними хотели поговорить коллеги Эбботсфорда и члены исполнительного штаба космодрома.

Группа мужчин и женщин медленно шла через широкую полосу бетона к зданиям кладовых и ремонтных мастерских, к оазису культуры и человеческого мастерства, затерянному в безжизненной пустыне.

Поздно вечером Эбботсфорд позвал к себе Тиллота, сославшись на то, что им надо много о чем поговорить о предстоящем полете. Они сидели в комнате, скромно, но довольно комфортабельно обставленной, больше похожей на кабинет или лабораторию, чем на жилое помещение, и потягивали виски.

Эбботсфорд произнес:

— Мне любопытно…

— Собственно, это обычное состояние для ученого, не так ли? — спросил Тиллот.

— Да, конечно. Но мое любопытство вызвано вопросом, относящимся скорее к психологии, чем к физике.

— Почему бы вам тогда не сходить к доктору Венделлу? В конце концов в Комиссии он — трюкач номер один.

— Доктор Венделл, — ответил Эбботсфорд, уже слегка пьяный, — наговорит кучу чепухи про Эдипов комплекс, Желание Смерти и тому подобное. Он мне ничего не скажет.

— Я всего лишь ракетчик, — произнес Тиллот.

— Это вы — объект моего любопытства.

— Вам не кажется, что ваши изыскания довольно нахальны, доктор?

— Нет, я так не думаю. В конце концов мы будем заперты в этом тесном гробу в течение длительного времени. Мы должны знать кое-что друг о друге.

— И что вы хотите знать? — требовательно спросил Тиллот.

— А вот что. Предполагается, что космонавты должны быть искателями приключений. На службе Межпланетной Транспортной Комиссии находится две сотни пилотов. Но на дело, которое может стать первым межзвездным полетом, вызвался пойти лишь один доброволец. Вы.

Тиллот горько засмеялся:

— Если бы я не пошел добровольцем, меня попросили бы об этом. Это должен был быть я. Все очень просто.

— Но почему?

Космонавт вновь рассмеялся.

— Я расскажу тебе. Политика Комиссии всегда была такова — они брали на работу только женатых мужчин. Женатый мужчина не испытывает недостатка в храбрости или желании приключений. Но он не станет зря рисковать — ни кораблем, ни жизнью.

— Мне кажется, я начинаю понимать… И вы?

— В прошлом году я не пошел бы ни добровольцем, ни по приказу, — жестко закончил Тиллот.

— Пусть так, риск не является ни великим, ни неоправданным. Нейтрализованная гравитация и сила отталкивания света — их движущая сила менее рискованна, чем сила ваших ракетных моторов. Самая опасная часть полета — старт и приземление, где используются ракеты.

— Согласен, но…

— Что «но»?

— Теперь я хочу задать вам вопрос, доктор Эбботсфорд. Вы были когда-нибудь влюблены? У вас была когда-нибудь женщина?

— Женщины никогда меня сильно не занимали. У меня была работа и…

— Хорошо. Я объясню. Космонавт улетает — на Луну, Марс, Венеру — куда угодно. Если дела пойдут неудачно, он не вернется назад. Если все сложится хорошо, он вернется назад, потеряв, самое большее, месяцы. Я не физик. Для меня астронавтика — всего лишь баллистика, космический корабль — это лишь управляемый человеком снаряд, летящий по траектории, которую экипаж не может держать под контролем. Но полет к звездам со скоростью, близкой к скорости света — совсем другое дело. Насколько я понимаю, время, в котором будет жить экипаж корабля, будет отличаться от земного. Путешествие может продлиться всем лишь несколько месяцев, но по возвращении окажется, что Земля обернулась вокруг Солнца пятьдесят раз или больше…

— Это не совсем точно, но близко к истине, — ответил Эбботсфорд.

— Тогда спросите себя, что будет чувствовать женатый человек, думая о своем возвращении домой?

Корабль гордо высился на полосе бетона, сияя в ярком потоке света. Высоко в небе плыли Крест и Центавр, и было обидно, что его нос не был устремлен на Альфу Центавра — цель первого звездного полета. Даже Тиллот, подходя к судну, ощутил это, хотя и понимал абсурдность такого чувства. Так же странно было бы ожидать, что нос «Лунар Ферри» перед взлетом был бы направлен точно на Луну, а острый корпус судна «Мартиана Мейла» смотрел точно в сторону сверкающей искры в небе, красной планеты. Подходящее время, чтобы вывести корабль на нужную траекторию, но было ли слово «траектория» достаточно точным для обозначения курса корабля, летящего в космос, — после того как он вышел на орбиту вокруг Земли.

Внезапно Тиллот обернулся, пожал руки тем, кто вместе с ним подошел к кораблю. Все желали ему удачи. Некоторые из них задумчиво строили догадки, какой мир он увидит по возвращении из полета. Он позволил себе порассуждать по этому поводу, а сам думал: «Возможно, сейчас живет себе какая-нибудь школьница, которая подрастет и станет почти такой же, как Валери. Может быть, я ее найду. И может быть, она будет ждать меня».

Космонавт взобрался по трапу вверх, вошел в небольшой отсек, нажал кнопку, убиравшую полосу металла, бывшую трапом, потом другую, которая герметично закрывала круглую наружную дверь. Он знал, что Эбботсфорд дожидается его в Рубке Управления. Эбботсфорд мог догадаться о значении огней, горевших на корпусе, а если и нет, это было неважно. Несмотря на свою ученость и высокую должность, он был плохим астронавтом.

Тиллот мог подняться вверх на лифте, но не захотел. Он не знал, сколько времени ему придется провести в состоянии невесомости, это был последний шанс размяться, напрячь мускулы. Он лез из отсека в отсек, вверх по лестнице, мимо тяжелого, почти безликого монстра, свай, мимо баков с топливом, через «ферму», где стояли гидропонические баки с водорослями, дрожжами и живой тканью, через отсеки, которые были когда-то грузовыми или пассажирскими, а теперь там стояли машины Эбботсфорда.

Тиллот пожалел, что не знает о них почти ничего. Моторы, которые выталкивали и расправляли большие паруса, — с ними все было ясно, но генераторы, уничтожающие гравитационные поля (изобретение Эбботсфорда), оставались тайной; там были еще сложные запутанные колеса, расположенные под разными углами, гироскопы, вставленные друг в друга, блестящий маятник, похожий на украшение, но определенно выполняющий какую-нибудь функцию.

Наконец он протиснулся сквозь узкий люк в нужную комнату. Как он и догадывался, Эбботсфорд был уже там, сидел в кресле, пристегнувшись ремнями.

— Вы готовы, Тиллот? — испытующе спросил он.

— Готов, — коротко ответил космонавт.

Он пристегнул себя к сиденью, произнес в микрофон:

— «Венерианка» вызывает Командный Пункт Космодрома. Прошу разрешения на взлет.

— Говорит Экспериментальная Станция Космодромного Командного Пункта. Продолжайте по плану — и удачи вам.

— Спасибо. Начинаем.

Огромный огненный цветок расцвел под кормой «Венерианки», и она устремилась вверх, нежно покачиваясь на «стебле» добела раскаленных газов.

Тиллот, доверяя вспомогательным механизмам, глядел в иллюминаторы на удаляющуюся Землю — моря и континенты, плывущие облака, искры больших городов, — и взволнованно думал, увидит ли он вновь свою родную планету.

Он сказал себе, что ему наплевать, хотя сам знал, что это ложь.

После того как первое замешательство прошло, Эбботсфорд заявил, что он смотрит на произошедшую катастрофу скорее как на дар, а не несчастье, что она займет место в ряду случаев, которые привели к великим научным открытиям.

— Представь только! — в восторге кричал он.

— Представляю, — ворчал Тиллот, — твой полет провалился. Мы не знаем, где мы и куда летим. И что в этом хорошего?

— Ты не прав, мой полет вовсе не провалился, наоборот.

— Вы уверены, доктор, что удар по голове не был слишком сильным?

— Вполне уверен. Послушай, Тиллот. В течение долгих лет я работал над проблемой антигравитации и добился того, что уничтожил гравитацию, но не более того. Поэтому я состряпал эту смешную штуковину с перекладинами и парусами, времянку, которая больше никогда не будет использована. В сущности, слепой случай! Нарушение связи, случившееся по вине одной из ракет. Ось раздавлена под воздействием ускорения… Фантастика!

— Да, — угрюмо согласился космонавт.

— Ты говоришь без особого энтузиазма.

— Честно говоря, я не в восторге. Может быть, я слишком консервативен, но я считаю, что основная функция корабля — доставить груз из пункта А в пункт В и вернуться в пункт А…

— Я думал, что вы особо не беспокоитесь об этом.

— Я тоже так думал. Но наступает момент, когда ты вспоминаешь все вино, которое не выпил, всех девушек, которых не успел полюбить…

— Проблема вина меня нимало не беспокоит, — признался ученый, — полагаю, что я достаточно хороший химик, чтобы состряпать что-то подобное из овощей и дрожжей, лежащих в наших цистернах.

— Ну, — потребовал Тиллот, — что мы будем делать?

— Я остановлю гравитационные аннигиляторы. Потом настанет твой черед кое-что сделать. Ведь ты у нас навигатор.

— Межпланетный, а не звездный. Но я сделаю все, что к моих силах…

Тиллот пристегнул ремни, проследил взглядом, как Эбботсфорд протиснулся в люк и исчез в недрах корабля. Оставшись один, он сконцентрировал все свое внимание на таинственной тьме за иллюминаторами, на мерцающей пустоте. Скорость не ощущалась. Корабль свободно падал, и, кроме того, благодаря силе отталкивания он должен был ускоряться. Тиллот решил, что инерция каким-то образом исчезла. Если бы она была, его размазало бы по комнате, как земляничный джем.

Зазвонил внутренний телефон, послышался спокойный голос Эбботсфорда:

— Приготовься, Тиллот, я все закончил.

— Ол райт.

Слабый шум механизмов прервался, потом внезапно исчез. С поразительной, ужасающей быстротой космос за стеклом иллюминатора приобрел знакомую бархатную черноту, стали видны яркие маяки звезд. Но не звезды заставили Тиллота вскрикнуть. Планета, огромный сверкающий глобус, сияла впереди «Венерианки», пугающе увеличиваясь прямо на глазах.

— Эбботсфорд, — закричал пилот, — включи свои моторы! Впереди планета!

Он услышал, как ученый выругался, услышал, как тот пробормотал:

— Проклятый дурак!

— Что-то не так?

— Все! Все разваливается на куски!

— Тогда держись, я воспользуюсь ракетами. Попытаюсь вывести нас на какую-нибудь орбиту.

Он привел в движение большой гироскоп, успокоился, когда услышал знакомое жужжание машины, когда увидел дрожащие звезды и этот раздутый и все увеличивающийся шар планеты. Видел, как странная планета исчезла, потом ее изображение появилось на экране перископа. Он остановил гироскоп, включил ракетные двигатели, взглянул на стрелку акселерометра. Одно «g»… два… три… четыре… Его тело глубоко вдавилось в кресло. Он подумал, как там Эбботсфорд, прижатый к жесткому столу в рубке. Но это был единственный шанс спасти их обоих. Слишком плавное торможение уничтожало всякую надежду.

Тиллот увидел бахрому атмосферы, двигатели все еще ревели. Он облетел вокруг ночной стороны планеты как метеор, корпус корабля накалился докрасна, потом вновь улетел в космос. Он совершил виток, потом еще один и с растущим ужасом смотрел на датчики ракетного топлива. Должно быть, течь, трещина в баках. Ясно, что достаточной массы горючего для того, чтобы вывести корабль на какую-нибудь орбиту, не будет. Ее хватит, чтобы приземлиться, но и это сомнительно.

— Эбботсфорд, — заорал он, — мы снижаемся!

В ответ ему послышался стон, но он не был в этом уверен.

Корабль пролетел над солнечной стороной планеты, на этот раз уже в атмосфере. И краем глаза Тиллот увидел очертания мира, вокруг которого летел корабль.

— Нет, — пробормотал он, — нет.

Но это было так. Нигде во Вселенной контуры морей и континентов не могли быть воспроизведены с такой точностью. Нигде во Вселенной не было планеты, чей спутник был бы так велик, что мог быть сестрой-планетой.

А потом времени для наблюдения не осталось. Потом была «вечность» борьбы падающего корабля, который писал безумные огненные слова на ночном небе. Был последний безнадежный всхлип ракет, у которых кончилось топливо. Потом на Тиллота нашло озарение, и он поставил огромные паруса, предназначенные для ловли почти нематериальных фотонов, паруса, которые были слишком хрупкими, чтобы выдержать атаку молекул атмосферы. Но они помогли, хоть и ненадолго. Они выдержали и до того, как разорвались на лоскутки, замедлили падение «Венерианки», и она вошла в море почти мягко.

Почти.

Сила удара согнула обшивку корабля, сломала в нем все, за одним исключением — этим исключением были кости пилота. Тиллот спасся, даже не потерял сознания. Потом он расстегнул ремни, и шатаясь, так как от удара корабль накренился, полез в люк, спустился вниз по лестнице в инженерную рубку Эбботсфорда. Ученый лежал, неуклюже растянувшись, среди обломков своей машины. Он был мертв, в этом не было никаких сомнений. Ни один человек в мире, потеряв столько крови, не мог остаться в живых. Кровь струилась по обшивке.

Тиллот посмотрел на мертвеца и прислушался к журчанию воды в нижнем отсеке, увидел, как через открытый люк вода поднимается, разбавляя кровь Эбботсфорда. Он знал, что больше ничего не сможет сделать.

Он быстро полез вверх, в Рубку Управления, вытащил из шкафчика спасательный костюм, влез в него. Тиллот начал сбивать защелки, чтобы открыть один из больших иллюминаторов. Вдруг он выглянул наружу, увидел корабль, длинный, низкий и какой-то зловещий, увидел людей, их лица казались ему бледными из-за тусклого света в рубке, они махали ему руками и жестикулировали.

Тиллот сбил последнюю защелку, стекло упало, вылез через иллюминатор, сильные руки подняли его на спасательное судно. Он услышал звук, похожий на глубокий вздох — последний воздух выходил из «Венерианки». Он не видел, как она утонула.

«Морские ужи» плавали недалеко от холмистого берега. У берега сияла длинная вереница огней — это сверкали пригороды — от Сиднея до Габо Айленда.

— Это, — произнес шкипер «Морских ужей», — последнее место, куда мы можем тебя доставить. В спасательном костюме ты доберешься до пляжа. Мы хорошенько смазали его средством, отпугивающим акул. Выбрось костюм, как только доберешься до пляжа, он в это время ночи пустой. И помни, никому не рассказывай о нас. Никому. Нам не нужна публичная огласка того, что мы подобрали потерпевшего крушение космонавта.

— Я понимаю, — ответил Тиллот.

Он, конечно, слышал о контрабандистах, совершавших рейсы между Австралией и Теократической Республикой Новой Зеландии, о торговле спиртным, табаком и другими предметами роскоши, запрещенными в Теократии. Также он знал, что австралийское правительство собиралось уничтожить этот промысел. Никогда раньше Тиллот не смог бы представить, что будет обязан жизнью контрабандистам. Но моральная сторона контрабанды волновала его меньше всего.

Попав на борт корабля, он начал задавать вопросы, но затем понял, что его спасателям кажется, будто он бредит. Тогда Тиллот погрузился в молчание, пытаясь сам получить ответы на интересующие его вопросы.

Прежде всего он вновь был на Земле.

«Венерианка», конечно, могла лететь по кругу, большому или маленькому, но…

Но в каюте он увидел газету, почти свежую «Сидней Морнинг Геральд». На первый взгляд, она была годичной давности, но когда Тиллот сказал об этом одному из контрабандистов, тот взглянул на него так, словно пилот был немного не в себе.

Да, прежде всего он вновь был на Земле.

Во-вторых, он попал в Прошлое.

Но как?

Как?

Может быть, «Венерианка» достигла скорости, превышающей скорость света? И, следовательно, полетела назад, в Прошлое? Возможно ли другое объяснение? Могло ли быть, что благодаря слепому случаю она прилетела именно в точку, где Земля была год назад? Может ли быть, что Время является функцией расширяющейся Вселенной или что расширение Вселенной какими-то путями связано со Временем? Тиллот хотел бы знать ответ на эти вопросы, но при этом думал, что не имеет большого значения, знает он или нет. Значение имела лишь одна вещь, только одно было делом высшей важности. Может быть, ему будет дан еще один шанс.

Он попрощался с экипажем «Морских ужей», тихо скользнул за борт. Энергично заработал руками и ногами, костюм скорее помогал, чем мешал его движениям. К берегу подходило течение, и внезапно он осознал, что длинная вереница огней находится совсем близко. Он опустил ноги, почувствовал песок под ластами. Перешел через пляж.

Как и говорили контрабандисты, вокруг было пусто. Тиллот стянул костюм, остался в рубашке, шортах и сандалиях, которые ему дали на корабле. В кармане лежали деньги и ключ, он всегда носил его с собой. Наверное, ключ подходит к его дому. Должен. Ведь другого мира не существует — или он есть? Знать бы наверняка…

У самого моря стояло ночное кафе. Тиллот вошел, на больших настенных часах стрелки показывали чуть больше трех, первый выпуск утренних газет лежал на прилавке. Он купил одну, взял гамбургер и чашечку кофе у сонного хозяина. Кофе был вполне сносный. Сел за ближайший столик и стал читать газету, прихлебывая из чашечки.

Он вспомнил заголовки — таинственный метеорит, возможно, это корабль пришельцев из-за границ системы, волнения в Венербурге, открытие Атлантического туннеля. Он вспомнил заголовки — и вспомнил, что еще случилось в тот день. Тиллот был на Земле, отдыхал после обычного полета на Марс. Вместе с Валери они пошли на вечеринку. Он выпил слишком много, но настоял на том, чтобы поехать домой, хотя их семейным автомобилем управлял куда хуже, чем космическим кораблем. Он настоял, и на дороге ему попался другой водитель, возможно, такой же трезвый, как он сам. И…

И Валери погибла, а он выжил, и благожелательно настроенный следователь, зная, что публикация правды перечеркнет карьеру Тиллота, заявил, что катастрофа произошла из-за поломки в управлении машины.

Но это еще не произошло.

И никогда не произойдет.

Что он должен сделать? Пойти домой, встретить там себя и заявить: «Послушай, Тиллот, ты не пойдешь сегодня на вечеринку к Уэлдонам», или сказать: «Слушай, Тиллот, я старше тебя на целый год. Уходи, и я займу твое место».

Но тот же ли самый это мир, во всех подробностях?

Был только один способ узнать, так ли это. Он не стал есть гамбургер, а пошел звонить. Бросил монету в автомат, набрал свой номер телефона. В последний момент вспомнил и включил сканер. Услышал, как прозвенел звонок, экран засветился, он увидел собственное лицо, сонное и озадаченное, услышал странный голос (свой голос всегда кажется странным со стороны): «Тиллот слушает, что вы хотите?»

— Прости, — пробормотал он, — я неправильно набрал номер. — Медленно повесил трубку и вышел из кабинки.

Потом вспомнил, что в то утро его разбудил такой же странный звонок.

Итак…

Он вернулся к столику. Попытался вспомнить события того дня. Они с Валери постоянно были друг у друга на глазах, а встреча с самим собой на глазах у жены вела к самым запутанным неожиданностям. Но я должен увидеть ее. Я должен.

Он захотел оживить прошлое. Вместе с Валери рано вечером они поехали к Уэлдонам. Уэлдоны были состоятельными людьми, у них, у одних из немногих, был свой дом, своя земля — недалеко от Авалона. После обеда никто не захочет двигаться, Тиллот выйдет побродить по саду, насладиться пейзажем, поглазеть на завораживающий простор Тихого океана.

Это будет самый удобный момент.

Между тем день надо было чем-то заполнить. Он занялся этим. Ходил из киношки в киношку, ездил в общественном транспорте, все ближе и ближе продвигаясь к цели. Вечером он вышел из последнего автобуса, метро и небольшая пешая прогулка приведут его к месту назначения вовремя.

Так и случилось. Он открыл ворота усадьбы, чувствуя благодарность к Уэлдонам за то, что они не побеспокоились поставить сигнализацию. Он увидел освещенные окна первого этажа и пожалел, что не может остановиться и внимательно рассмотреть Валери — высокую, стройную, красивую, она стояла с бокалом, и разговаривала с хозяевами. Он обошел дом, вышел на край обрыва, увидел тень и горящий кончик сигареты.

— Тиллот, — окликнул он.

Его «другое я» повернулся к нему.

— Кто там?

— Ты. Или я.

— Что такое? Ты с ума сошел?

— Нет, Тиллот. Я пришел сказать тебе, что ты не должен сегодня вести машину.

Другой был пьян. Когда такое случалось, он быстро возбуждался. И сейчас он вспылил:

— Я не знаю, кто ты, но убирайся вон отсюда!

— У меня столько же прав, сколько у тебя. Возможно, больше.

— Вон! — зарычал Тиллот.

— Сам убирайся! — проскрежетал Тиллот, хватая другого за руки. Последовала краткая борьба, хотя противники были одинаково сильны. Она была бы длиннее, если бы один из них не споткнулся о корень, не упал и не ударился головой о камень.

Он подумал:

— Мертв. Но он — я? — всерьез хотел покончить жизнь самоубийством после того, как Валери погибла. Так что же произошло? Я спас его — себя? — и я спас Валери…

Стараясь ни о чем больше не думать, он раздел труп — к счастью, на одежде не было крови — переоделся, одел на другого свою рубашку и шорты. «Как предусмотрительно поступил Джим Уэлдон, построив свой дом на краю утеса. Думаю, акулы сегодня голодны…»

— Милый, — спросила Валери, — ты думаешь, нам надо ехать?

— Он в порядке, — заверил Джим Уэлдон, — только помни, что твой драндулет — это не ракета!

— Как я могу забыть? — протянул Тиллот.

Он открыл дверцу Валери, обошел машину и сел сам. Включил зажигание, нажал сцепление и поехал. Это произошло на первом повороте петляющей дороги, катастрофы, возможно, могло не быть, если бы колесо не спустилось в критический момент.

В полубреду, в больнице, он смутно вспомнил о корабле «Венерианка» и об ученом по имени Эбботсфорд. Он говорил себе, что нужно только подождать, в следующий раз он сыграет более умело. Он говорил об этом сиделкам и всем, кто его слушал, но психиатр с помощью тщательного внушения избавил его от галлюцинаций, так что после того, как его выписали, он ничего не помнил, кроме аварии и своей непосильной утраты.

Когда стали набирать добровольцев для первого межзвездного полета, он пошел туда.

Это стало привычкой.