Пришелец (Антон Ловканов) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Ловканов Антон Пришелец

Антон Ловканов, ученик Мастера

ПРИШЕЛЕЦ

ПРЕДИСЛОВИЕ

"Каждый писатель, работающий в жанре "ужастиков",

должен написать как минимум по одному рассказу,

как о похоронах заживо, так и о Комнате Призраков в Гостинице".

"1408" С. Кинг.

Я решил выйти на более серьёзную прямую: "Дом с Привидениями". Но... вопросом я задался: Что же такого с этим Домом можно нафантазировать, чтоб было никак не банальнее Особняка "Красная Роза" или Оверлука (детищ Великого Писчего)? И вдруг мне в голову пришли образы ползающих по этому Дому маленьких скелетиков; скелетов детей. Я тогда подумал, что это было бы оригинально: скелеты не взрослых людей, а именно детей. Это должен был быть призрак какого-то старинного дома, который способен исчезать, летать, и появляться - то здесь, то там. А также призрак этот (злой дух) способен вселяться в тела нормальных зданий. В такой Дом Привидений может зайти какой-нибудь человек, который обратит внимание на настенные рисунки (графити); рисунки эти покажутся ему очень необычными и интересными, и человек в недра Дома будет погружаться всё глубже и глубже. А потом... он увидит, как под ногами его что-то ползает. Он очень удивится, заметив, что это скелетик ребёнка: "Ёлки-палки, как в фильмах ужасов - ползающий скелет; оживший мертвяк!" Но... вовремя он успеет себя успокоить, когда догадается, что наверняка где-то неподалёку (за углом) кто-то стоит с дистанционным управлением и хочет разыграть того, кто вошёл в его Дом. Однако, не всё так просто: Вскоре выяснится, что скелетики эти могут ползать не только по полу, но и по стенам и по потолку, а ещё... они способны летать (плавать по воздуху, как поцелуи воздушные). Появится несколько резиновых надувных кукол-баб, одна из которых будет прозрачной и человек заметит, что куклы эти ходят не сами по себе, а ими наверняка управляют сидящие внутри них младенцы. То есть, многие младенцы будут не только в виде скелетов, но и вполне обросшими мясом и кожей.

В общем, нафантазировать на эту тему можно немало. Однако тема не показалась мне оригинальной. Я человек очень придирчивый; ко всему отношусь критически и постоянно нахожусь в мучительных поисках (идей, сюжетов). Да и вообще: что это за скелеты? Какой в них здравый (интересный) смысл? Конечно, ответ очень прост: Это следы мастурбаций. Человек очень много и упорно занимался онанизмом (был чудовищно одинок), что в итоге столкнулся с таким вот странным явлением. Но, если уж писатель я ревностный, то я не мог не вспомнить, что у Кинга уже была знакомая история, и рассказана она была куда лучше. Это "Плот" (из сборника "коллекция скелетов":). Экранизация короткометражного фильма ("Крипшоу-2") куда нагляднее показала, что вся та студенистая масса, плававшая в Каскадном Озере, являлась ничем иным, как сгустком соплей и резинок (презервативов), и её оживил своим крайне богатым воображением тот паренёк, который приехал на озеро со своей компанией. Также можно предположить, что оживлена "студенистая масса" была ещё задолго до него; что последнее время на озеро мало кто решался ездить, так как бродили слухи, будто в районе Озера водится маньяк, похищающий всех, кто ни приедет на озеро. Люди просто пропадают. В основном это студенты, так как неподалёку расположен студенческий городок. В "Сердцах Атлантиды" студентов отчисляли с путёвкой во Вьетнам, а у студентов "Плота" путёвка более покрыта тайнами.

Но я всё равно решил взяться за эту тему и... поработать над ней ну хоть как-то. Хоть что-то из себя выдавить-выкряхтеть. Стивен ведь приказал: нужны обязательные творения (пробы пера) по теме Дом с Привидениями. А более оригинального в голову мне ничего больше не приходило.

Большое спасибо за внимание.

А. Ловканов.

Пётр Первый

ПРИШЕЛЕЦ

Пролог

Располагалась детская больница на окраине города; высокое девятиэтажное здание стояло в приличном удалении от жилых мест, внутренне чем-то напоминая собой лагерь,... если учитывать, что рядовым прохожим пройти мимо данного лечебного учреждения будет явно не по пути.

Кого-то сюда привозят, кто-то сам приходит; выписываются - если выписываются - максимум через несколько месяцев. Такова система, если взглянуть на неё со стороны - издалека ("свысока"). Но если, например, рассмотреть в некоторых подробностях... Взять какой-нибудь из обыденных дней... и посмотреть со стороны на новичка, пришедшего в эту больницу; новичка этого никто ни на каких "скорых" не привозил, состояние позволило ему самому прийти.

Итак, представьте себе, что в один из обыденных дней больница встретила девять новичков, пришедших в неё в разное время, из разных концов; девять этажей больницы встретили по новичку (новичок на этаж). Вот мы и возьмём один из этажей (седьмой, например; хорошая цифра, семь) и посмотрим, каково новичку этого седьмого этажа, как его встретят и - самое главное - как он себя отрекомендует...

А из прохожих никто так и не осмелится пройти мимо данной больницы...

Часть первая

- Пацаны, - вбежал в палату Вася Сеенко, - новичка ведут!

Все замерли в предвкушении...

Палата была небольшой - шесть коек, заняты из которых были только пять. И вот он, шестой. Сеенко осведомился у знакомого санитара, когда к детской больнице причалила скорая и из неё вывели подростка, внешний вид которого безоговорочно утверждал, что этот парень отъявленный козёл отпущения; так вот, Сеенко спросил санитара Гешу (они с ним жили по соседству и Вася всегда снабжал соседей "дустом", который его мама варила чуть ли не каждый день; Гена в ответ снабжал васину маму обилием медицинского спирта), куда положат этого новичка.

- Хочешь, чтоб он к вам лёг? - тут же осведомился Геша. Если б к нему не подбежал этот десятилетний пацанёнок, новичку была бы уготована пустынная трёхместная палата (многие палаты в данной больнице пустуют), которая впоследствии наполнится нормальными детьми, а не такими подарками природы, как палата Васи Сеенко... да как весь седьмой этаж, не только одна 715-я палата; весь этаж хорош. - У вас, по-моему, койка свободна? А то зав отделением собирался его на четвёртом разместить. Но я с ним поговорю, Васёк.

И вот он уже поговорил и Сеенко стоял под дверью, перед тем как за пять секунд преодолеть два этажа и влететь в палату, чтоб сообщить потрясающую новость.

Когда новичка оставили наедине со всей палатой, 14-летний Мишаня Мелков аж подпрыгнул с места:

- Пацан, по-моему я тебя где-то видел, - обратился он к новенькому. Ты не в центре, случайно, живёшь?

- Да, - робко ответил тот.

- И в седьмой школе учишься?! - узнал его и Шурик Кротов.

- Там, - не менял тот тона.

- Ё-моё! - узнал его и 15-летний Серёга. - Это твою старшую сестру изнасиловали и убили?

- Мою. - Робость этому тринадцатилетнему мальчику не позволяла показать всем этим ребятам, что он гораздо выше своего внешнего облика.

- Тогда ты шестой, - заметил ему Рома Горов. - Как тебе такой номер?

- Не знаю, - ответил тот.

- Это у нас игра такая, - объяснял ему Сеенко, - "трамвай № 6". Ты выиграл, поэтому ты у нас самый великий человек. Твоя сегодняшняя задача, помыть пол. Исполняй её сразу.

- Так пол же чистый, - посмотрел на пол новичок.

- Чистый?! - удивился Горов, пока Кротов зашёл за дверь, постоять "на шухере", и расстегнув ширинку, справил на пол малую нужду. - По-моему, не очень чистый. Неплохо было бы подтереть, пришелец.

- Как ты меня назвал? - не понял новичок.

- Ха! - усмехнулся Вася. - Пришелец!, клёвая кликуха!

- Помой пол, - напомнил новичку Серёга.

- А почему я? - не сопротивлялся тот, а всего лишь не понимал.

- Такая игра, - ответил Вася. - Ты же король-трамвай. Или не хочешь быть Королём?

- Ну ладно, - пожал новичок плечами, - подотру, если такая игра.

Когда он всё подтёр, к нему подошёл Роман.

- Трамвай, это вовсе не игра, - заметил он ему. - Это значит, что ты козёл, опущенный. Ты понимаешь, о чём я говорю?

- Понимаю, - как-то горестно вздохнул тот в ответ. - Вы меня обманули.

- Ты овечка, пришелец, - поправил он его, - а овечек никто не обманывает. Они и сами неплохо блеют.

По коридору в это время проходил возвращающийся из столовой Сеня Говлинович. Вся 715-я палата ненавидела его за правильность. Он был маменькиным сынком, лежал в 701-й, и никто из 715-й не мог его проучить, не потому что он был не слабым и 14-летним, а потому что мама его была лейтенантом милиции. И вот час расплаты настал настолько неожиданно, что никто из 715-й не мог догадаться, чем всё закончится, когда Серёга, заходя в палату, обратил внимание, как дверь столовой открылась и из неё вышел этот чёртов еврейчик, а коридор седьмого этажа в это время был полностью пуст.

- Шурик, - позвал Серёга ровесника, коротенько объяснив ситуацию, подкрадываемся к пархатому незаметно, чтоб он нас не увидел и заталкиваем в палату к девчонкам!

И они, выждав момент, когда Говлинович проходил мимо их двери, молниеносно вылетели, толкнули Семёном дверь параллельной палаты, тут же захлопнули её (дверь открывается внутрь) и затолкали под дверную ручку заранее приготовленную ножку от табуретки, так что дверь теперь не откроется, и заскочили назад, к себе в палату, хохоча во всю глотку, услышав какой прокатился по соседней палате визг. Они помнили, что палата та десятикоечная и все 10 коек заняты в основном детьми, если не обращать внимания на троицу девчонок-15-леток; все трое с детства занимаются дзюдо...

Вечер. Девочки готовятся ко сну. По палате витает этакая райская миролюбивая обстановка, пока не выписали знаменитых на весь этаж спортсменок (с тех недавних пор, как спортсменки в эту палату поступили, юмористы из разных палат седьмого этажа моментально позабыли про свои хохмочки, после того как в одну из ночей кто-то из ребят, укутавшись простынью, вошёл в эту 714 палату походкой зомби (старая, надоевшая всем шутка с "мумией фараона"), рыча и позабыв о том, что со вчерашнего дня в данной палате присутствуют трое бесстрашных девиц, и через пять-шесть минут вылетел из палаты без простыни; вылетел не полностью - сначала крепко-накрепко связанная в узел простынь, в которую спортсменки запутали трико с трусами этого шутника, затем, через пару минут, вылетел и он сам, в одной майке). Так что теперь, когда девочки готовятся ко сну, они могут не подпирать дверь шваброй чтоб никто случайно именно в это время не перепутал палаты; единственная на весь этаж женская палата была для обитателей всего седьмого этажа страшнее смерти.

И вот к ним влетает этот чёртов еврей, которого ненавидит наверное вся больница, и застаёт кого-то из девчонок в нижнем белье, кого-то без нижнего белья, одевающих ночные рубашки и с визгом прячущихся под одеяла.

Говлинович, вместо того, чтоб заслонить глаза руками и броситься к двери, давая всем понять, что его втолкнули сюда злопыхатели и заперли снаружи дверь, выставился на девчонок, на лице его тут же появилась вожделенная улыбка, показывающая, насколько он уверен в связях своей любимой мамочки, и что никому ничего с ним не сделать. Но разве он мог ожидать, что сзади кто-то накинет на голову ему одеяло и уже десять человек набросятся на него, не обращая на свой внешний вид не малейшего внимания. Несколько рук расстёгивали ему ремень и стягивали с него штаны вместе с трусами. Дзюдоистки связывали ему ремнём руки, приковывая его к батарее, пока раздетые девчонки одевались, и закручивая на голове одеяло, чтоб тот ничего не увидел.

- Отпустите меня, гадины! - визжал Говлинович. - Я матери всё расскажу!! Она вас... АААААА! - взвыл он, когда ему сдавили мошонку.

Всё, больше он ничего не мог делать, после пронзившей его невыносимой боли, только задыхаться от спиравшего дыхание одеяла и одеревеневшей промежности.

- Никому твоя мамочка ничего не сделает, - отвечали ему искажённым голосом, - ты ведь не знаешь, кто с тобой всё это делает.

- Дверь закрыта! - известила всех одна из девчонок, подбежав к двери, чтоб открыть и посмотреть, нет ли никого поблизости из медперсонала, чтоб никто не прибежал на вопли Говлиновича.

- Чё его, затолкал к нам кто-то? - предположила ещё одна.

715-я палата.

- Ребята, - обратился ко всем новичок своим робким голосом, - надо открыть дверь, пока не поздно.

- Заткнись, - отреагировало на него сразу несколько голосов, - а не то щас тебя разденем и затолкаем следом за евреем!

- Да нет, - объяснял он им, - я не за еврея, я просто предчувствую недоброе. Если мать его...

- Э! - молниеносно перебили новичка, - а откуда ты знаешь про его мать?! - Действительно, это было очень удивительно; о матери Сени знали исключительно в пределах больницы. В каких районах проживал этот стукачонок и маменькин сынок, никому не было известно, хоть и много кто желал узнать.

- Я раньше жил с ним по соседству, - ответил тот.

- Где ты жил? - тут же налетели на него с расспросами.

Он ответил, где.

- Во здорово! - обрадовались все, узнав адрес еврея. - Молодец, пацан, - стали все протягивать новичку руки. - Ты нас выручил!

- Теперь ты не трамвай, - известил его Сеенко, - теперь ты свой парниша! Как тебя зовут-то хоть?

- Пришелец, - пожал тот плечами.

- Да ладно тебе! Обиделся! Мы ж шутили!

- Я не обиделся, - сказал им новичок, - просто имя Пришелец мне понравилось. Только дверь откройте, пока не поздно.

- Точно! - согласился с ним Вася, - дверь надо открыть. По-моему еврея там уже заантисемятировали!

Он вышел из палаты, вытащил ножку от табуретки и уже заскакивал назад в палату, как параллельная дверь распахнулась и в коридор вылетел обнажённый Говлинович со связанными ремнём руками и мешающей видеть наволочкой на голове.

- Ха, пацаны! - захохотал Вася, - смотрите!! Пархатый голый!

Все тут же подбежали к двери. Кто-то из соседних палат повыскакивал, так громко Сеенко крикнул.

- Это вы затолкали его к нам?! - злобно спросила пятёрку из 715-й одна из спортсменок. - Вы заперли дверь?

- Да нет, что вы! - отвечал за всех Вася. - Это я случайно проходил мимо и увидел, что ваша дверь заперта...

- Это они! - заорал из-под наволочки Говлинович. - Я видел! 715-я! Мать от всех вас живого места не оставит!

- Чё ты врёшь!! - отвечал ему Вася. - Наговариваешь на нас! Напраслину наводишь!

- Кто это сделал? - возник неподалёку суровый голос старшей медсестры.

- Они, - указывали толпой девчонки на 715-ю. - Они сговорились, и когда мы переодевались, он заскочил к нам в палату, а они закрыли следом дверь. Он думал, что мы забоимся его мамочки!

- Не знаю, может и забоитесь, - развязывала та ремень и узел на наволочке, - только всё это начнётся завтра утром, после того, как я позвоню его маме. А сейчас все марш по палатам! - обращалась она не только ко всему седьмому этажу, но и к другим этажам, поскольку с лестничной площадки за происходящим наблюдали дети и с других этажей.

- Чёрт, - ломали все в 715-й себе головы, - что же делать? Завтра нас всех могут заставить раздеться, и каждого по очереди...

- А Геша, кореш твой! - неожиданно уставились все на Васю.

- Он же три через три - посменно - работает, - ответил Сеенко. - Смена его сегодня днём закончилась. Так что он уже в дупель болдой.

- Что же делать? - опять схватились все за ломаемую голову, - может из больницы на время удрать?...

- Не надо никуда удирать, - произнёс новичок, - когда есть выход гораздо попроще.

Все удивлённые посмотрели на него. Кто-то с кем-то переглянулся.

- Только с условием, - продолжал новичок, - если вы завтра будете молчать... потому что произойдёт кое-что страшное. И если вы меня не будете спрашивать, что произойдёт, то... то оно просто произойдёт, и всё. Ну как, согласны?

Те смотрели на него как на инопланетянина, даже и не зная, что произнести в ответ.

- Вы останетесь целы и невредимы, - сказал им новичок, - и вообще, жизнь пойдёт как и прежде. Но вы должны делать вид, что ничего не знаете.

В общем, закончилось всё тем, что Пришельцу не поверили, решив, что он выпендривается, но поймали на слове. Так что завтра утром...

После того как измученный и униженный Семён Говлинович (такого с ним ещё никогда не происходило: почти вся больница видела, в чём его мать родила) оделся, он вошёл в свою палату и тут же с молниеносной скоростью пробежался по лицам перепуганных малышей, но так и не встретив ни одной улыбки (ещё одной жертвы завтрашней маминой разборки со всеми этими гадёнышами; желательно, чтоб гадёнышей было как можно больше: Сенина мама чувствует свою ораторскую силу гораздо лучше, когда перед ней вместо пяти детей находятся 55 детей), шлёпнулся в койку и на несколько секунд закрыл глаза... Потом подскочил с постели со скоростью взрыва и заорал. - Кто сейчас хихикал?! Кто?! Все хихикали!! Я лежал прищурившись и всё видел!

- Да мы б тем девчонкам наковыляли! - заоправдывались восьми-девятилетние пацаны. - Если б не самбистки! Семёнчик, мы ж за тебя всегда!

- Я-то видел, как вы смеялись! - гнул тот своё. - Вы думали, что я сквозь наволочку ничего не видел? Ошибаетесь. Наволочка с дырочкой и я всё видел. Так что завтра вам больше всех достанется.

Спорить с упрямым Сеней было бесполезно.

- Слезами горю не поможешь! - резко повернулся Семён в сторону соседней койки, на которой съёжившись сидел Костя Попов, - Попка!

- Какие слёзы! - удивился тот. - Я не плачу вовсе.

- Я говорю на будущее, - пояснил ему Сеня, - на завтра.

- До завтра мне ещё дожить надо, - отреагировал Костя.

- ПОВЕЗЁТ тебе, если не доживёшь! - усмехнулся Сеня.

В четвёртом часу ночи Пришелец легонько привстал, осмотрел палату, убедился что все спят, на цыпочках вышел за дверь...

- Видели?! - подскочили все пацаны, через несколько секунд после того, как дверь за новичком как можно бесшумнее захлопнулась и шлёпания тапочек удалились на приличное расстояние. - Чё это он?!

- Давайте подсмотрим! - подскочил Сеенко к двери. Но его схватили за шиворот:

- Нафига! А вдруг он и правда чё-то путёвое придумал, а нас заметит... Мы ж обещали ему, что спать будем как сурки. Пусть действует один.

- Да вы дураки, - шёпотом орал на них Вася, - а вдруг он сейчас ноги делает из больницы. Ему это сейчас куда как выгодно! - уговорил-таки он всех. - Я незаметно! В коридоре ведь полутемно, вот он меня и не заметит.

Он высунулся из-за угла краешком головы и увидел, как новичок входит в палату Говлиновича...

- Чёрт, он и правда к еврею в палату вошёл! - шёпотом известил он друзей.

- Значит не делает ноги, - сказали ему. - Кончай шпионить и ложись спать.

- Но он же может всё и предугадывать, - не отходил тот от двери, - и спецом зашёл в палату, чтоб нас надурить и потом сделать ноги. Надо до конца всё досмотреть...

Но с постели вскочил Шурик Кротов и сдавил Васе затылочную часть шеи двумя пальцами: - Ты ляжешь или нет! Параноик хренов!

Так Вася лёг в постель. Кротов лёг...

...И дверь палаты распахнулась... Вошёл новичок, осмотрел всех и медленно-беззвучно улёгся на свою койку...

"Что за фигня! - никак не мог понять посапывающий Сеенко. - Он же не мог так быстро прибежать назад! Какой-то странный у нас новичок!"

Восьмилетнего Костю Попова как всегда пробудила яркая вспышка света флуоресцентных ламп. Только в этот раз, вместо зова "на уколы!", над ним склонялась... мать Семёна...

- Где мой сын? - гаркнула она ему, едва только Костины глаза открылись.

- Не знаю, - пожал он плечами.

- А кто знает? - не отставала от него та. - Ты рядом с ним находишься или дядя с улицы? Встать! - гаркнула она всей палате, заметив что кто-то начал просыпаться.

- Где мой сын? - повторила она свой вопрос с особой требовательностью, обращаясь теперь ко всем.

- Мы спали, - отвечали ей, - не видели. А где он?...

Но в палату вошла старшая медсестра.

- О! - обрадовалась она, - Вы уже пришли, Надежда Тихоновна, а я только собралась Вам звонить. Будите своего... А где Ваш Сенечка?...

- Это я у тебя хотела бы спросить, - как можно сдержаннее ответила ей милиционерша.

- А почему на ты? - больше почувствовала та задетое самолюбие, чем удивилась отсутствию Говлиновича.

- Потому что я тебя сейчас за волосы при всех оттаскаю! - получила она ответ на вопрос.

Но дверь открылась и в палату вошёл новичок из 715-й...

Васе Сеенко как всегда снились голые женщины, которых он лицезрел по своему любимому старому-доброму видику, скучая по "воле" и по видеопрокату, что располагался между цирком и ДВГУ, где ему легко выдавали в прокат порнографические видеопрограммы. Но в это утро сон его прервали на самом интересном месте. Такого с ним ещё никогда не было; всегда Вася сны свои досматривал.

- Ментовка пришла, - разбудили его полшестого, - мать жида.

До этого Роман Горов проснулся от сильного позыва, и выходя из палаты, увидел спину милиционерши. Его счастье, что он не выскочил на 5-6 секунд раньше. И Рома тут же принялся всех будить, начиная с Сеенко.

- Я с ней буду разговаривать, - проснулся новичок одновременно с Васей. - Вы не лезьте!

Он обулся в тапочки и, выйдя за дверь, двинулся в сторону бывшей палаты Говлиновича.

С тех пор милиционерша не то что не таскала за волосы старшую медсестру, а вообще ушла из больницы и больше не возвращалась туда, как не приходила никогда она в эту больницу, пока её сынулька был здоров.

- Чё ты ей сказал?! - тут же налетели на него с расспросами, когда он вернулся в палату через пару минут после того как вышел. Он возвращался следом за направляющейся к выходу милиционершей.

- Сказал, что в больнице её сына нет, - ответил тот.

И, не успело прозвучать ни одной реплики, как дверь открылась и в палату вбежала медсестра.

- Слушай, мальчик, здорово ты это! - восхищалась она своим спасителем. - Как это ты её так отговорил?

- А что он ей сказал? - добивались все от медсестры более достоверного ответа, чем от скрытного новичка.

- Да я даже и не расслышала, - откровенно отвечала та. - Что-то пробормотал и она ушла.

- Я и не ожидал, что всё так удачно закончится, - единственное, чем поделился новичок с ребятами по поводу произошедшего, после того как медсестра вышла, поняв что от немногословного новенького ничего не добьёшься.

Новичок именно в четвёртом часу прошедшей ночи вышел из палаты как будто не просто так, не для того, чтоб разобраться с одним еврейским мальчиком, а для того, чтоб пройти мимо соседней 713-й палаты и воочию убедиться в том, что ему ничего зря не показалось, что за закрытой дверью действительно раздаются "трясущиеся" звуки. Как будто до этого новичок спал и видел отвратительный сон, как в этой 713-й один 14-летний паренёк прислушался... решил, что все спят и никто ничего загадочного не услышит, аккуратно сунул под одеяло руку, которая моментально уткнулась в горячий, напряжённый, требующий немедленного движения и зовущий намозоленную с годами руку, пенис, спустил до колен трусы, что его ещё больше возбуждало (в эти моменты он воображал себя какой-нибудь девственной, но уже достаточно зрелой девушкой, и она не хочет, сопротивляется, но овечья податливость делает все сопротивления незаметными, и он стягивает с неё - с себя - трусики; когда он занимался этим дома, он обычно раздевал "её" догола, но в больнице он спускал с "неё" трусики только до колен, мало ли что) и делал пальцы колечком, воображая, что она у него берёт в рот (сам счастлив бы был дотянуться головой до своего возбуждённого члена, но... и шея и член больно коротки были. И это всё, что касалось его отношения к себе; у другого кого-нибудь он ни за что не взял бы даже в руку, не то что за щеку; с самим собой для него всё было гораздо приятнее) или держал себя за запястье и воображал, что это рука "её" - что он ласкает себя "её" рукой. Он всегда завидовал тому типу людей, который кончает быстро, не успев как следует разогреться. Сам он всегда очень долго достигал эякуляции, а как бы хотелось, чтоб всё происходило не дольше чем за полминуты ускоренного движения "колечком" (её губами) и семяизвержение пронизало всё тело эйфорией и действовало как снотворное (иногда он, осчастливленный, засыпал, забыв где-нибудь у щиколоток или под подушкой (иногда вожделение настолько задурманивало ему голову, что он забывал где находится и прятал её трусики под подушку) свои плавки (внешне его плавки очень сильно походили на женские трусики той формы, которую больше всего предпочитают извращенцы); но, слава чёрту, никто его ещё не застал всего уделанного спермой (он любил на "неё" кончать), со спущенными до колен трусами - никто в его палате утром не шутил, сдёргивая одеяло и крича во всё горло, что пожар начался).

Всё это новичок как будто чувствовал, перед тем как проснулся - перед тем как тот парень разогрелся и рука под одеялом заработала всё быстрее и быстрее. Он проходил мимо двери 713-й и словно смотрел сквозь эту дверь, но проникался глубоко внутрь ощущений этого конченного онаниста-нарцисса, наматывая кое-что на ус. Позже он вернётся к этому моральному уроду, а пока надо было разобраться с пребыванием на Земле помехи для ребят из 715-й палаты (он им хотел сказать, когда предчувствовал недоброе, что мать этой "помехи" должна прийти утром)... Да для всей больницы, не только для 715-й. 715-я - пылинка по сравнению с пылесосом.

- Подняли всех раньше времени из-за этого Говновича! - пробурчал один из ребят другому, когда они проходили мимо возвращающегося из столовой новичка. В данный момент была половина десятого.

Новичок застал самый разгар спора, когда вошёл в палату.

- Я тебе говорю, что мать моя первой заметила кишки! - твердил Сеенко всей палате. - Она бутылки собирала и прямо на помойке...

- А я тебе говорю, что у матери твоей белая горячка! - возражал ему Серёга театральным голосом.

- О чём спорим? - тут же влез новичок в разговор. - Какие кишки?

- Да мать этого оболтуя по помойкам возле нашей больницы лазила, взялся Серёга ему объяснять, - потом вдруг не с того ни с сего звонит в ментовку и что-то бормочет в трубку. Брат мой как раз за ней наблюдал. Менты приезжают, брат наблюдает за ними из засады, но его засекают и везут в ментовку. Но дядька его, само собой, отмазал. Менты нашли разбросанные по всей помойке человеческие кишки, но брат-то слышал, какую ахинею мать этого придурка несла. А утром в больнице они встретились. В смысле, мать к Сею пришла и брат мой одновременно, как раз из ментовки возвращался и по пути ко мне заскочить решил. Вот спор и получился.

- А какую именно ахинею его мать несла? - осведомился новичок.

- Звонила в ментовку, - отвечали чуть ли не все со смехом (со слов, разумеется, Серёгиного старшего брата), - и плакала, что она убийца, что мол она не помнит, но уверена, что это именно она убила человека и разбросала кишки по помойке, указала точное месторасположение помойки. Пьяная дура, одним словом. А сегодня утром доказывала Серёгиному брату, что она не то говорила, когда звонила; что она первой обнаружила кучу кишков, и обвиняла его, что он получил за неё вознаграждение и требовала вернуть ей деньги. А Сей сейчас защищает её...

- Ладно, перестаньте спорить, - сказал им новичок. - Нет в этом смысла. Владивосток давно уже "город брошенных трупов". Просто мне нужна ваша помощь, ребятки.

- Что случилось? - тут же прониклись все вниманием.

- Помощь очень простая, - отвечал он, - до смешного простая. Начну с того, что в больнице нашей лежит извращенец. Один на всю больницу. Больше таких как он уродов здесь не существует. Это коротко. А теперь по порядку. Слушайте...

Влетает в 707 палату "термоядерный мутант", старшая медсестра; влетает в самый разгар игры "в плешь" максимально развеселившихся детей, и начинает "кайфоломку":

- Так, а ну все в коридор! - усмирила она детей своим приказным голосом. Но загородила им дорогу, как только "послушные овечки" направились к выходу, раз им скомандовали выйти в коридор:

- Куда в одежде?! Разделись все догола!

- Мы больше не будем шуметь! - поняли те суть обращения. - Светлана Олеговна! Пожалуйста! - взмолились они.

- Никаких пожалуйста! - была Светлана Олеговна безапелляционна, разделись и вышли! В следующий раз не будете шуметь! Раздевайтесь немедленно, я жду!!

Раньше Светлана Олеговна к подобным формам наказаний не прибегала. Видимо, идея пришла к ней только вчера, когда она совершенно случайно наткнулась на раздетого девочками 14-летнего парня, Семёна Говлиновича.

И дети уже снимали с себя футболки, трико, трусы и приготавливались к выходу в коридор, на обозрение всего этажа, а возможно и других этажей, как дверь в палату распахнулась и за спиной старшей медсестры неожиданно образовался Пришелец...

- Светлана Олеговна, - заговорил он очень мягким, улыбчивым голосом, как разговаривает, например, пожилой и опытный директор школы с каким-нибудь мудаком-практикантишкой, - я думаю, Вам необходимо передумать. Незачем пристыживать детей. А то мама Сени предполагает вернуться для дурацкого нюанса, а я предполагаю загородить ей проход... задний.

- Ладно, дети, одевайтесь, - произнесла-таки Светлана Олеговна, после долгого взгляда на новичка, - я пошутила.

- Вы не договорили, - загородил Пришелец ей проход, заметив, что она собирается выходить.

- Продолжайте играть, дети, - постаралась она сделать как можно естественный вид.

- А халатик расстегнуть, снять трусики и показать всем свои прелести не желаете? - поинтересовался он у неё тихим голосом, когда они вышли из палаты и поблизости никого не было - ничего не мешало разговору тет-а-тет.

- Что? - переспросила она, словно не расслышала. Но не могла она не расслышать.

- Вы ведь ещё молодая совсем, - заговорил он ещё тише. - Не тронутая плева. "Муж объелся груш". Не делайте из детей извращенцев. Вот от чего я хотел Вас предостеречь. Они станут взрослее - познают все формы комплекса неполноценности, и всё из-за того, что Вы сегодня вывели бы их в коридор, не дав им доиграть в свою игру. Вы меня здорово понимаете?

- Вообще-то не надо так со мной разговаривать, мальчик, - ответила она ему почти таким же тихим голосом, но, опять же, выглядеть старалась естественно и непринуждённо. - Можно нормально всё объяснить и я прекрасно пойму. Так что...

- Я объясню прекрасно, - заметил он, - если Вы нормально не поймёте. Ладно, Света Олеговна, не обращайте на меня внимания. Считайте, что мы ни о чём не разговаривали. - И он направился в сторону своей 715-й палаты, под прицелом удивлённого взгляда Светы Олеговны. Пока ей было чему удивляться: её врождённые организаторские способности ещё никому не удавалось нарушить - всегда и везде она была права, и с самых малых лет старалась выглядеть взрослой; стало ей годков поболее и она вошла в образ сильной личности и ещё замужней женщины, нося на безымянном пальце позолоченное обручальное кольцо; пусть никто не догадается, что её до сих пор не лишили девственности. А тут какой-то сопляк пришёл в больницу (пришёл к ней на работу) и чуть ли не шантажирует её! Чего только он добивается?

Пришелец объяснил ребятам, чтоб те заставили пацанов из 713-й наклеветать на своего старшего (14-летнего) товарища, внедрив им, что они живут в одной палате с реальным извращенцем. Товарищ этот (Женя Коньков его звали), пока его соседей по палате подговаривали, находился в душевой, и когда он из этой душевой возвращался, Пришелец завершал разговор со Светой Олеговной, и шёл следом за Коньковым; следом за ним заходил и в палату.

Входя в палату, Женя Коньков никак не мог ожидать, что помимо постоянных восьми-девятилетних клиентов 713-й палаты, там будут не только располагаться "взросляки" из 715-й, но и все до единого будут смотреть в глаза вошедшему Жене... У Конькова аж душа улетела в пятки от внешнего вида этих неприятных взглядов.

- Ты, зёма, чего-то испугался? - тут же отреагировал Рома Горов на изменившееся лицо Жени.

- А что? - произнёс тот, вовсю стараясь демонстрировать обратное.

- Да я смотрю, - ответили ему, - у тебя коленки трясутся. Ну-ка, вытяни вперёд руки.

- В чём дело, ребята? - осведомился Женя.

- В шляпе, - ответили ему. - В дымовой шляпе.

- Не понял.

- Кстати, - неожиданно осенило Кротова, - а чё ты в душевой так долго делал?

- Затнись с душевой! - вполголоса шикнул на него Пришелец. И обратил всё внимание к Жене. - Итак, ты не понимаешь, о чём я? - И взгляд его перевёлся на мальцов.

- Джон, - произнесли те, - мы всё видели этой ночью. Мы не спали.

- Что вы видели? - до сих пор не мог он уразуметь сути.

- Они видели, - ответил за них Пришелец, - как одеяло твоё содрогалось. Что ты под ним делал? Вот что нас всех, здесь собравшихся, интересует.

- Я спал ночью, - ответил он.

- Ты случайно не лунатик? - полюбопытствовал Пришелец.

- Слушайте, ребята, - проговорил он им всем сдержанным голосом, зачем вы меня провоцируете?

- То есть, ты пытаешься нам сказать, что с дунькой кулаковой ты прошлой ночью не спал? - резюмировал Пришелец.

- С кем не спал? - опять не понял тот.

- Он тебя спрашивает, - перевёл ему Серёга, - не онанировал ли ты прошлой ночью под одеялом?

- А он сам прошлой ночью под одеялом... Я точно так же его могу спровоцировать.

- Значит, тебя провоцируют, - сказал Пришелец, - А если мы проверим тебя на предмет онанизма?

- Что ты сделаешь? - опять не понял он.

- Спустим тебе штаны, - отвечал Пришелец, - позовём кого-нибудь из взрослых девчонок и заставим её сделать стриптиз. У нормального мужика при виде обнажённого женского тела эрекции не происходит.

- Ага, - согласился с ним Мишаня Мелков, - чтоб у меня встал, девчонке моей нужно изрядно поработать, и тысячи стриптизов не помогут. Стриптизы только для дрочил.

- Ну как? - поинтересовался у него Пришелец. - Если я приведу сюда стриптизёршу, тебе это недёшево обойдётся, чем ты сейчас во всём чистосердечно признаешься. Не отпирайся, приятель, тебя ведь видели.

- Вы, пацаны, с ума сошли, - ответил им Женя всё, что мог.

И Пришелец тут же подскочил с места: - Он не верит, что девчонка сейчас тут перед всеми разденется! - выскакивал он за дверь с такими словами.

И ровно через пять минут заводил в палату... одну из троих дзюдоисток.

- Разденьте его догола, - отдал Пришелец распоряжение своим друзьям, как он это любит делать.

Те, в течении одной минуты оставили Конькова без ничего, привязав за руки к его койке. Эрекции пока не наблюдалось.

- Раздевайся теперь ты, - обратился Пришелец к спортсменке в таком тоне, будто он был её сутенёром, а она - его "вещью".

- Чего?! - протянула та, не веря в то, что только что услышала. - Вы, сопляки, - обращалась она ко всем, - думаете, что я одна с вами со всеми не справлюсь?

- Ты одна с одним мной не справишься, - неожиданно изменился тон Пришельца, став ледяным, зловещим и прогоняющим по коже мурашки.

Он подошёл к ней вплотную и прошипел неузнаваемым голосом: - Тебе помочь, или ты сама?

У дзюдоистки тут же сработала ответная реакция: она схватила этого хлипкого парнишку за воротник, чтоб произвести обычный бросок, но воротник в самый последний момент выскользнул у неё из рук, и Пришелец молниеносно пропал из её поля зрения. Теперь он стоял за её спиной и ещё более молниеносно раздирал сзади халат, приговаривая, "Неприятно ей! А вчера приятно было ни за что ни про что позорить человека? Из-за вас ведь его не стало!"

В общем, не прошло и пяти секунд, как спортсменка стояла привязанная к противоположной Конькову кровати. И из глаз её покатились слёзы.

- Заткни фонтан, чувиха! - рявкнул на неё Вася Сеенко, - никто твою целку трогать не собирается!

- Смотрите! - заорали в голос Пришелец, Серёга, Мишаня и Кротов, тыча пальцами в сторону гениталий нагого Жени Конькова, - ВСТАЁТ!!!

Светлана Олеговна и сама не понимала, как её угораздило перепутать палаты. Вместо 711, она открыла дверь 713...

- Что вы делаете? - моментально отреагировала она не своим голосом.

- Ё-моё! - воскликнул Рома Горов, - мы же забыли "шухер" у двери поставить!

- Затаскивайте эту дуру сюда, - скомандовал всем Пришелец.

- Что ты сказал? - опять сделала медсестра вид, что не расслышала, пока исполнители подбегали к двери, запирали её, проталкивая Светлану Олеговну в центр палаты. - Ты кого дурой назвал, соплёнок!... Да не трогайте меня!! - вырвалась она из рук ребят.

- Всё нормально, Светок, - известил её Пришелец, - идёт разборка. А ты стой смирно и не рыпайся, если не хочешь...

- Да ты знаешь как это называется? - зацедила та ему в угрожающем тоне. - Что вы вообще себе позволяете!!

- Света, - зловеще проговорил Пришелец, пока дзюдоистку развязывали и она укутывалась в одеяло, так как её халат и нижнее бельё были не пригодны для пользования, - а ты упрямая, как ослица!

Он подошёл к двери, вышел из палаты и через несколько секунд вернулся обратно, с целым халатом и трусиками (больше на спортсменке ничего не было) в руках.

- Не плачь, Жанна, - сказал он ей, кидая стопроцентную копию её порванной одежды, - сработал закон бумеранга. Не блюй в колодец - не воротится.

- Да я и не плачу, - пожала та плечами, пока 15-летний Серёга подкрался сзади к медсестре, накинул ей на голову одеяло, а Мишаня принялся скручивать руки, - просто у вас у всех скоро будет куча проблем.

- Не говори "гоп" - не перепрыгнешь, - отреагировал Пришелец на слова спортсменки Жанны.

- Чё-то ты, Пришелец, сёдня афоризмами блещешь! - заметил ему Кротов в весёлом тоне, - прям как Колян Хохменко!

- Глупа та птица, которой гнездо своё на мыло, - кивнул он в сторону закрывшейся одеялом и натягивающей трусики спортсменки; кивнул в то время, как одеяло нечаянно обнажило её промежность.

- Ну ты, Пришелец, весельчак! - воскликнул Кротов. - Чё с извращенцем делать будем?

- Разберёмся, - достал тот из-за пояса "кнопарь", в тишине раздался щелчок и выскочило лезвие... - отвяжите его.

- Ну чё, пойдём в туалет, - сказал пришелец Жене, когда того отвязали от кровати, руки оставив связанными, - сделаю тебе местный наркоз, отрезание. Пошли, чтоб дети кровяки не видели. - По его тону было заметно, что он сильно шутит.

- А там есть кто-нибудь, в коридоре? - промямлил Женя, когда Пришелец по-дружески положил руку ему на плечи и повёл в сторону выхода из палаты.

- Вряд ли, - ответил тот, - я их всех зарезал.

И пацаны захихикали остроумной шутке Пришельца.

- Не подглядывать за нами! - предупредил всех Пришелец строгим, но театральным голосом, перед тем как дверь за ним и за обнажённым Коньковым закрылась.

Жанна в это время застегнула последнюю пуговицу на халате и двинулась к выходу, вслед за Женей с Пришельцем.

Она уже подходила к двери, как та молниеносно открылась и закрылась. Перед ней стоял Пришелец.

- Пока ещё рано выходить, - заметил он ей.

- Дай мне выйти! - потребовала та.

- Перебьёшься, - незаметно метнулась его рука в сторону груди спортсменки и та отлетела аж в конец палаты, приземлившись на кровать.

- Я думаю, Свету тоже надо вывести из палаты, - посмотрел он на извивающуюся, привязанную к батарее медсестру. - Отвяжите её, поднесите к двери, но сами дверь не открывайте. Я всё сделаю.

Серёга, Кротов и Мелков исполнили требование Пришельца - отвязали от батареи медсестру и поднесли её, связанную по рукам и ногам, к двери. Выражения их лиц были уже изменены, словно им хотелось удовлетворить любопытство - выглянуть за дверь, но они чего-то боялись; ещё страшнее было задать подобный из вопросов Пришельцу.

Пока кляп приглушал вопли старшей медсестры, которую Пришелец выволакивал в коридор, открыв дверь так, чтоб никому из 713-й палаты ничего не удалось увидеть из того, что происходит в коридоре седьмого этажа, девять девчонок в 714-й играли в карты. Вообще-то, трое играли, остальные исполняли роли советчиц. Не принимала в этом массовом мероприятии участия только Маша Нашина, хоть и сидела вместе со всеми.

- Чё-то Жанка не возвращается, - проговорила Инна (спортсменка) скорее сама себе, чем своей подруге, Инге. - Понравилось ей там, что ли?

- А может сбегать кому-нибудь за ней, - отозвалась Инга, тоже, с таким видом, будто разговаривала с потолком.

- Вот, - произнесла третья участница игры, 13-летняя Зина Короленко, пусть Наша Маша и сходит на разведку, - с улыбкой посмотрела она в сторону Нашиной. И все как по команде приковали взгляды к Нашей Маше, белой вороне 714-й палаты. Даже двое оставшихся спортсменок прекратили игру, чтоб изобразить на лицах искусственные улыбки, дожидаясь от Маши ответа.

- Нет, - скованно ответила та (её голос всегда был скованным и неуверенным в себе, даже с родителями). - Не надо.

- Почему же не надо?

- Не нравится мне этот новичок, - ответила она как через нехочу. Наверное, не вернётся Жанна оттуда. Надо про неё забыть, и самим не выходить из палаты.

Инна бросила карты и поднялась с кровати.

- Ты куда? - спросила её Инга.

- Да надоела мне уже сегодня эта дура, - кивнула она на Нашину, пойду за Жанкой, чтоб это лялякало заткнулось.

Говорила она тихо, чтоб Наша Маша ничего не слышала, и не могла знать, куда собралась идти эта девушка. Но Маше слышать совсем ничего и не надо было; она хоть и выглядела закомплексованной неудачницей, но под "маской" имела совершенно иной облик, и вместо того, чтоб прислушиваться к тому, о чём шепчутся за её спиной девчонки, она могла обыкновенно обо всём догадаться хотя бы по внешним признакам, необязательно при помощи интуиции. Просто эта патологическая закомплексованность помещала её в своеобразную невидимую оболочку, сквозь которую человека видно, но не слышно (не слышно, например, о чём думает его душа); эта оболочка всю Машину жизнь приковала к несвоей тарелке. Но Маша не завидовала раскованным людям, которые побороли неуверенность в себе, взобрались на высокую трибуну и высказали всё наболевшее (пока они высказывались, большая и высокая трибуна заслоняла им глаза, так что откуда эти потерявшие застенчивость люди могли знать, что их глас вопиющего в пустыне со стороны выглядит как трепотня со стенкой, ведь громкий раскатистый голос этих людей заглушает собой царящую вокруг тишину); она понимала, что такое кривой гвоздь, и что иногда его лучше ещё больше искривить.

Инна вышла за дверь и... вся палата моментально погрузилась в чарующую тишину...

...Продолжалось это не долго, пока за дверью не послышались восторженные возгласы Инны, "О! КЛАСС!!! ЗДОРОВО КАК... КЛЁВООО!!".

Инга тут же подскочила к двери, дёрнула за ручку, но дверь не открывалась...

- Ингочка, потерпи пока, - донеслось из-за двери, - не выходи из палаты... а не то ты... ОООО!!! ...охереешь... ...Тут такое!...

Инга стояла перед дверью так, словно умела смотреть сквозь неё; как баран перед новыми воротами.

Но вот дверь открылась и в палату вошла совершенно голая Инна. На теле её повреждений никаких не было видно. Она вошла и вид её был такой, словно ей что-то необходимо было захватить с собой.

- Инка, ты чё? - уставились все на неё, кроме, разумеется, Нашиной.

- Девчонки, у вас бритвочка есть? - спросила она суетливым голосом.

- Да что такое? - не понимали те, - объясни ты толком.

Инга в это время, как марионетка, полезла в тумбочку, распаковала "Gillette" и несла подруге, пока та бормотала что-то вроде, "прекрасно, но очень тяжело со всех сторон: давит - невозможно вытерпливать".

- Молодец, Ингочка, - взяла та у неё распакованную бритву и... с каким-то облегчением полоснула себе по венам...

- Ты чё, сдурела!!! - завопила Инга сквозь взвизг всей палаты. Одна только Маша не визжала.

Инга схватила двумя руками подругу за запястье, поливающее тёмно-красной жидкостью обнажённое тело Инны. Но та вырвалась из её рук, у неё ещё хватало сил, - шепча, "не мешай мне, я улетаю в рай".

- Это наверняка Говлинович, - пыталась объяснить всем Наша Маша, игнорирующая свой робкий, противный (ей самой было противнее всего мира) голос, - он без кишков. Мне этой ночью страшный сон про него приснился, но я не стала его рассказывать - думала не сбудется. А он - наоборот - сбылся. - Говорила она не слышащим её девчонкам с перекошенными от ужаса лицами. И он за всеми нами пришёл, этот Говнович. Не надо было вчера с него трусы снимать!

Часть вторая

- Не, ну ты ж знаешь весь лес! Что ты мне говорил! А теперь я не то что опоздала на Санту-Барбару; вообще заблудились! - пилила сестра брата. Объехали бы на трёх автобусах, как всегда...

- Я ведь не миллиардер, - попытался тот вставить хоть словечко, - на автобусников работать! Кормить их, дармоедов!

- Жадность фраера сгубила! - затыкала она ему рот. - Никогда больше с тобой никуда не пойду! Надо же, пошла с неудачником. Заблудились в результате в трёх соснах!!!

- Я не неудачник.

- А кто же ты! - насмехалась она над ним. - Двадцать два года, а он всё ещё живёт с мамой - с папой!

- Но ты-то тоже с мамой - с папой живёшь, - отпарировал он.

- А мне ещё девятнадцать, я ещё молодая. А тебе давно уже пора. Работаешь всё на своём заводе, как придурок, и у мамы клянчишь деньги...

- Я писатель, - повторял он ей каждый раз, как она начинала его на подобные темы доставать, - и на заводе мне удобнее работать, там часто нечего делать и много свободного времени. А если я женюсь, то и завод придётся сменить на какую-нибудь утомительную херню, и писать некогда будет.

- Тоже мне, писака! - усмехалась она в ответ всякий раз. - Ты хоть бы людей не смешил! Кто будет читать твои враки!?

- Это не враки, - продолжал он повторять одно и то же, - а фантастика!

- Да хоть сказки, - отвечала она ему то же что и раньше, почти слово в слово, - хоть фэнтези, но во всём должен присутствовать здравый смысл. А у тебя сплошное враньё и никому ненужная, безынтересная галиматья. Эти твои тщедушные рассказики даже в гроб с тобой не положат; тьфу-тьфу-тьфу, конечно, но чего не бывает; только одно место ими вытерут...

- Смотри-ка! - перебил он её. - Больница! - Сквозь деревья проглядывалось старое знакомое девятиэтажное здание. В детстве он раза четыре там лежал.

Сестра тоже узнала это небезызвестное во всём городе здание.

- Куда ты меня завёл, идиот?! Как мы теперь домой попадём?! - Она помнила, что от больницы до ближайшей автобусной остановки дальше чем до луны пешком; от ближайшей автобусной остановки до их дома - дальше чем пешком до солнца.

- Ты смотри! - не обращал он внимание на "идиота", хотя в другой ситуации обязательно сделал бы своей сестрёнке словесное замечание, больница-то изменилась! Корпус её смотри что напоминает...

- Чего? - посмотрела она на него как на инопланетянина, - чё ты городишь, идиот?

- Ты посмотри на больницу! - пытался он привлечь её внимание. Так его взбудоражил этот неожиданный вид больницы. - Все окна зашторены чёрными шторами! Что там у них происходит!?

- БОЛЬНИЦА!!! - неожиданно дошло до сестры; она словно вместо больницы смерч увидела. - Удираем отсюда!!!

- Что с тобой? - спрашивал тот её на бегу, спеша за ней следом, словно был марионеткой. - Что тебя так напугало?

- Оттуда мертвецов каждый день вывозят! - отвечала она ему сквозь частое глубокое дыхание. - Людей ловят в городе и... - споткнулась она и подвернула ногу.

- Да враньё это всё! - остановился он, даже и не догадываясь, что сестра его сильно вывихнула ногу, - что ж ты дурочка у меня такая - веришь всем этим городским байкам и россказням? Ну нашли возле больницы человеческие внутренности, вот все и начали трепаться... Э!, что у тебя с ногой?... Подвернула?

- Чёрт его знает, - прокряхтела та, попытавшись пошевелить ногой. Интересно, помогут ли мне в той больнице... Она ведь детская!

Она как будто не ногу вывихнула, а голову, и из головы этой вылетело то, отчего она мчалась по лесу как ненормальная пару секунд назад.

- Вряд ли помогут, - говорил брат, - у детей ведь совершенно другие организмы. Но, всё равно, пошли, до травмпункта-то они должны доставить, в любом случае.

- Конечно, пошли! - усмехнулась она. - Полетели! Я сейчас только летать умею.

Брат понял, в чём дело и подставил ей своё плечо.

Когда они вышли из леса и подходили к больнице, брат обратил внимание, на что больше всего смахивает этот девятиэтажный корпус.

- Летать! - усмехнулся он, вспомнив её последние слова (после этого они выходили из леса молча, словно боялись произнести хоть слово - нарушить царившую вокруг больницы абсолютную тишину: даже ни единой вороны не было слышно). - Я думаю, в больнице этой удастся полетать! То-то она смахивает на НЛО!

Сестра не обращала на слова брата ни малейшего внимания, словно была загипнотизированной марионеткой... Хотя, нет, скорее всего, всё её внимание сосредотачивала на себе ноющая боль ноги.

Двери больницы были открыты, так что стучаться, как предполагал брат по пути, не пришлось...

709-я палата.

- Куда ты подскочил, козёл! - гаркнул 13-летний Паша Тидоров на 11-летнего соседа по палате, Гошу Кучко, - доигрывай, давай!

- Да я срать хочу! - объяснил ему Кучко как можно откровеннее, - а не то вонять у нас в палате будет.

- Ладно, ублюдок, Чукчо, бежи в туалет, дрочи там...

- Ты только карты мои не поднимай!

- Конечно-конечно! - ухмыльнулся Тидоров. - Я в замочную скважину буду подглядывать и на видеокамеру запишу твою мастурбацию.

- Подъе...ёшь, когда я срать сяду, - ответил исчезающий за дверью Кучко.

Павел тут же поднял брошенные рубашкой карты своего единственного соседа по палате, изучил все до единой, просмотрел все до единой карты в коло-де, разложил как положено, на своё усмотрение, подождал Гошу ещё немного... Потом ещё немного подождал... Гоша из туалета так и не возвращался...

- Точно дрочит! - поднялся Паша с места, чтоб отправиться в сторону туалетной комнаты и выдавить дверь, если что. Он часто хлипкую туалетную дверь выдавливал по разным причинам.

Вот он подошёл к двери, взялся за ручку, собрался дёрнуть на себя (дверь открывалась вовнутрь), и чуть не потерял сознание, отлетев от толкнувшей его двери на два метра.

Гоша в это время тоже заходил в палату. Только он вовсе не заходил, а врывался, словно что-то страшное и зловещее пыталось удержать его в больничном коридоре. Поэтому-то сосед его и отлетел на пару метров...

- Ты чё, ублюдок проклятый!!! - вне себя от ярости взревел поднимающийся на ноги Павел. Он поднимался и не видел, "ЧТО" входит в палату, поэтому орал. А если б он увидел, "что" входит в палату, орать бы не стал. - Я ж от тебя сейчас живого места не оставлю!!! Я тебя сейчас... Э! - попал ему в поле зрения вошедший, перед тем как он (Паша) загоготал во всю глотку. - Чё это ты?!

Недолго он не мог успокоиться. Когда смех его стал пробирать чуть меньше обычного, он поинтересовался у Гоши, - ты чё, толчок с 714-й перепутал?! - всё ещё держался он за живот. - И тебя девчонки, как вчера Говнюковича, изнасиловали?!

- Нет, - затравленно отвечал тот, даже и не думая прикрывать руками свои ещё не обросшие природной растительностью гениталии, как он всегда делал из стеснительности (а в бане он мылся в трусах), а спокойно стоял в "младенческом одеянии", и коленки его дрожали.

- Не нет, а да! - твердил тот. - Признавайся как на духу, не стесняйся никого, здесь все свои.

- Я просто... - хотел было тот что-то произнести, как Тидоров его перебил:

- Э, а чё это ты так похудел-то?! - пригляделся он к нему. - Ты ж, когда выходил, не был таким худым! Чё с тобой стряслось, ну-ка расскажи.

- Я не могу ничего рассказывать, - проговорил он каким-то ослабленным голосом - каким-то бессильным и истощённым. - Там очень тяжело и время течёт быстрее.

- Чё ты городишь!? - посерьёзнел Паша - так уж ему не понравился вид соседа по палате. - Давай, оденься во что-нибудь, сядь и расскажи всё по порядку.

- Не хочу я одеваться, - опять проговорил он своим слабеньким голосом обезвоженного организма, - без одежды лучше.

- Если кто-то тебя незаслуженно обидел, - попытался Паша войти в доверие соседа, - то ты меня знаешь, я даже тех троих дзюдоисток могу вырубить. Рассказывай и ничего - никого не бойся.

- Без одежды ведь лучше, - произнёс он, словно пропустил последние Пашины слова мимо ушей.

- Почему без одежды лучше? - спросил тот. - И ты никого не стесняешься?! Даже девчонок?!

- Причём здесь девчонки! - не менялся его голос (всё также, с трудом выдавливал он из себя слова). - Просто обнажённое тело лучше соприкасается с космосом.

- С космосом? - переспросил Тидоров, словно решил, что ему послышалось.

- С мирозданием, - поправился Кучко.

- Насколько мне известно, - говорил Паша, - то лучше всего обнажённое тело соприкасается с противоположным ему полом, или... или, как у вас, соплячков, с рукой. Так что там всё-таки происходит-то? - Поднялся он с места и направился к двери.

- НЕ ХОДИ ТУДА!! - отчаянно вскрикнул Георгий, тоже подскочив с места и приготовившись стоять до последнего, но этого самоуверенного здоровяка не выпустить в коридор.

- Да что такое-то, я не пойму?! - остановился он - так сильно крикнул Кучко. - Объясни ты толком!

- Лучше тебе ничего не знать, - ответил он. - Лучше сидеть в палате и никуда не выходить. И желательно зашторить чёрные шторы.

- Какие чёрные, - посмотрел он на шторы. - Они же разноцветные. Ты что, дальтоник?

- С улицы будут казаться чёрными. Я знаю.

Тидоров сел на пустую, (ждущую новичка) койку. - Ну хоть намекнуть можешь, что там делается?

- Там... - говорил Кучко, - ...там... ...там...

- Там-толька-там-толька-там... - скороговорочно пропел он "Блестящих", - знаю я такую песню, "Кореец, Анатолий Там" называется. Больше ты ничего сказать не можешь?

- Там кошмар, - вырвалось вдруг у Кучко. - Видишь, какой я пришёл? А тебе достанется ещё больше...

- МНЕЕЕЕ??? - протянул он. - Да я же всю больницу урою! Я же каратист, сынок! Ты забываешься! - бахвалился он, поднимаясь с места и направляясь к двери. - Опять, небось, эта дура, санитарша! (вспоминал он о Свете Олеговне) Вот по ком палка-колокол плачет!

- НЕ ОТКРЫВАЙ ДВЕРЬ!!!!! - разрывался оттолкнутый в сторону Кучко. ОНИ тебя в такого же как я инопланетянина превратят!!!! - но Тидоров его уже не слышал. - Там всё с ума посходило, и больница превращается в космический корабль. Скоро улетим отсюда к чёртовой матери. - Хоть голосочек его был и истощён от обезвоживания, но он старался как мог игнорировать свою "беспомощность" и орать, чтоб этот придурок-Тидоров мог услышать хоть словечко и вернуться назад, переспросить, а не ослышался ли он.

- Ох ты, полегчало! - произнесла сестра (звали её Лизой) брату (звали его Петром), войдя в проникнутые зловещей настораживающей тишиной коридоры детской больницы.

- Нога, что ли? - осведомился Петя.

- Ну! - не верила та сама своему состоянию. - Как-то меньше болит. Как будто больница эта какая-то целительная.

- Какая-то в ней, значит, хорошая энергетика, - изрёк Петя. - Где-то я читал про это. Может пройдём чуть-чуть вглубь больницы, так у тебя нога вообще пройдёт?

- Да я тебе наврала, дурак! - вскрикнула Лиза. - Дочего же ты у меня тупорылый!

- Как, наврала?! - остановился он и отдёрнул её руку с своего плеча. Ты за дурака-то и за тупорылого у меня ответишь!...

- Нога на самом деле стала болеть ещё больше, - объяснила она ему, стоя на одной ноге, - как мы сюда вошли. Ты ж к оттенку того, что я говорю приглядывайся-то, не только слушай слова, и не будешь тогда таким лохом.

- Слушай, ты прямо наказание у меня какое-то! - отреагировал Пётр на все вместе взятые совокупности её поведения. - И я должен после этого помогать тебе идти?

- Всё равно, больница-то добрая, - проговорила она. - Разве ты по царящей вокруг атмосфере не чувствуешь доброты? Она ведь так и веет вокруг, так и летает вместо воздуха.

- Ты что, напердела? - принюхался он и Лиза в одно мгновение разразилась хохотом.

- Боже мой, какая же ты всё-таки дура! - пытался он перекричать её хохот. - Не выросла с трёх лет ни на сантиметр!

- Сам ты дурак! - перестала она хохотать. - Ты привёл меня сюда зачем?, чтоб пешком бродить по всем девяти этажам; лифты в этой заброшенной больничке наверняка не работают!

- Почему, заброшенной? - полюбопытствовал он.

- А ты посмотри вокруг. Или, хотя бы, прислушайся...

- Опять воздух испортить собралась?

- Я серьёзно, - сделала она серьёзную мину.

- Ну почему же, - отозвался он на её серьёзность, - я, когда мы сюда входили, что-то слышал... Не то, что беззвучно прозвучало позже, а... По-моему, чьи-то голоса слышал.

- Детские или взрослые?

- Кажется, взрослые.

- А ты перекрестился? "Кажется"!

- А чё ты испугалась-то тогда? - решил он, или сменить тему, или ответить на её вопрос.

- Решила тебе подыграть, - ответила она.

- Слушай, пошли отсюда! - наскучило ей это присутствие в "пустынной" больнице, поскольку старший брат её безмолвствовал.

- Да подожди ты! Пешком что ли пять километров пойдёшь с вывихнутой ногой?!

- Ничё, доберёмся как-нибудь!

- Давай ещё поищем чуть-чуть, - уговаривал он её, не представляя, как он потащит её на себе в гору пять километров, а в травмпункте она обязательно расхохочется ему в лицо и скажет, что он опять лопухнулся; а он в ответ сестрёнку свою даже мизинцем не тронет, благодаря воспитанию (если ему в детстве и удавалось отшлёпать свою зловещую сестрёнку, то ни мама ни папа не верили не единому его слову, а молча снимали ему штаны - это было в каждом случае обязательно, хоть на улице, хоть в школе, хоть где - и долго драли двумя или тремя - если Лиза им помогала - ремнями. Но, несмотря ни на что, Петя на жизнь не озлобился, и до сих пор поддерживал с сестрой приятельские отношения). - Медики сейчас бастуют и поэтому мало кто работает. Но ведь чтоб полностью пустая больница, без врачей, такого ведь не может быть! Хоть кого-нибудь, да... - Он машинально отскочил в сторону, как будто ему что-то показалось, и худосочная старуха в белом халате пролетела мимо. Лиза громко взвизгнула - едва ей удалось разглядеть в старухиных пальцах окровавленный скальпель. Она была бы рада убежать отсюда (она почувствовала недоброе ещё с тех пор, как из лесу увидела эту замысловатую больницу, но виду старалась не подавать, - принимая почувствованное за "приступ паранойи", - всячески старалась выглядеть вомного раз нормальнее своего братца), но нога её действительно была вывихнута.

- Я тебе покажу, педики бастуют!! - прошипела старуха, развернувшись и изготовившись повторить неудавшееся нападение, - я тебе устрою пустую больницу, щенок чёртов!!! - Судя по её голосу, она, как и Кучко из 709-й, была хорошо обезвожена.

- Петя, убегай! - взвизгнула Лиза. - Я защищусь.

- Я тебя вместе с твоим петушком... - хрипела она, молниеносно выкидывая сжимающую скальпель руку в сторону Петиного лица, - ...вылечу! Все внутренности вам херургирую!

Пётр успел отбежать в сторону и даже краешком скальпеля его не задело.

- Не дёргайся никуда отсюда, петух жареный, - цедила старуха, ухмыляясь обезображенным яростью, злобой и отъявленным сумасшествием лицом, - пока тебя в сраку не клюнули! Далеко ты не убежишь - скорая помощь тебя быстренько догонит!

Пришелец вытащил связанную медсестру в коридор, вернулся через секунду, подошёл к окну и задвинул разноцветные шторы.

- Нафига ты это? - усмехнулись ребята.

- Время пришло, - ответил Пришелец. - Все сейчас так делают.

- А в коридоре, чё там? - не выдержали-таки и спросили у него.

- Не скажу, - ответил тот. - Вы мне не поверите, даже если я вам навру.

- Ну скажи! - начали канючить все, кроме, разумеется, понимающей свою беспомощность (любой приёмчик против этого странного новичка окажется нулевым) Жанны.

- Хорошо, - согласился он, - я скажу вам чистую правду, но только с условием. Принимаете ли вы условия?

- Рассказывай, - заинтриговались все, - плевать на всё!

- Тогда моё условие: пусть каждый из вас забожится на защекана, что сегодня вы из палаты не выйдете.

- Божатся только защеканы, - отреагировали ему. - Да и как мы выберемся "через твой труп"? Самбистка, и та не сумела преодолеть барьер...

- Тогда я молчу.

Все поклялись, кто чем мог. Осталась очередь за Жанной.

- А мне что, - подала она саркастический голос, - тоже божиться?

- А как же! - последовал от Пришельца ответ. - Что ты, особенная? В крайнем случае, принесу отрезанный хер Концова, он у него до сих пор стоит от твоих прелестей.

- Да хрен с ней! - последовали возгласы, - пусть хоть сейчас выходит! Всё равно, она нам не даст, не будем же мы насиловать её.

- Нельзя терять людей! - объяснил им Пришелец, как недоразвитым существам. - По углам - по щелям нужно прятаться. Может так только и выживем. Тараканов ведь не давят, если их не видно, а с людьми корабль не полетит.

Все молчали, не перебивая, будто каждый боялся, что рассказчик обидится и прервётся на самом интересном месте, или многие понимали "принцип хорошей книги" - не поймёшь ни смысла ничего, пока всё не дочитаешь до конца (самое главное ведь всегда в конце!).

- Вы, друзья мои, странного с начала моего прихода в больницу, ничего не заметили? - спросил всех (и Жанну в том числе) Пришелец.

- Ну и что дальше? - Вообще, разные ответы последовали.

- А то... - заострил он их внимание, - сейчас будет моя "чистейшая правда"... Мне сдаётся, что мы скоро полетим. Вся больница. В прямом смысле слова, "полетим".

- Что значит "сдаётся"?! - налетели некоторые на него с вопросами. Ты полагаешь, что мы "полетим", но не до конца уверен?

- Понимаете, в чём дело, - решил он рассказать всё по порядку. Началось это ещё вчера... Я вам говорю, - тут же прервался он, - если буду рассказывать правду, то... будет лучше, если я стану врать. Так что не обращайте особого внимания, если услышите нечто донельзя неправдоподобное...

- Да рассказывай, - уговаривали его, - чё мы тебе, не друзья поверим!

- Итак, началось это вчера, - начал он рассказывать безо всяких "обиняков". - Я проснулся. Назовём это "проснулся". Хотя, больше мне чувствовалось, что я родился, потому что не помню, чтоб я перед этим засыпал, или "умирал", если речь идёт о клинической смерти. "Родился" я не один. Неподалёку от меня находилось ещё восемь человек. Таких же как я... В смысле возраста, таких же. И все "проснулись". Поскольку вокруг нас никого не было и друг с другом знакомы мы не были, то тут же сдружились. Начали рассказывать много интересных вещей. И "раз пошла такая пьянка", то один из нас решил "пошалить"; сказал, что знает классный розыгрыш. Показал нам больницу, не объяснил правила игры, только сказал, что всем нам нужно прикинуться новичками и - кто во что горазд; и в разное время, в течении дня, разместиться на всех девяти этажах - по этажу на человека. И вот только теперь до меня начинает кое-что доходить... Такое у меня создаётся впечатление, что нечто свыше - что-то невидимое и могущественное - начинает контролировать все мои действия, потому что одно цепляется за другое, как я заметил. Я веду себя соответственно ребёнку - веду свою собственную бессмысленную, импровизированную игру - а всё вокруг происходит, словно ЭТО-НЕВИДИМОЕ дёргает меня за такие же невидимые ниточки. У меня, например, хорошо развита интуиция, в сравнении со всем окружающим нас человечеством, много силы, отличающейся от всех людей, какими бы тренированными они ни были. Много ещё разных других качеств, долго всё перечислять. И вот я начинаю задумываться, а на Земле ли я "родился"? А не принёс ли мой "эмбрион" космос. Конечно, я понимаю, что с логической точки зрения, всё это "детский лепет", но... я ведь отличаюсь от остальных, как я чувствую. Так вот, что это?

- И ты, своим мощным чутьём чувствуешь, что наша больница должна полететь? - спросили его, решив, что всё что хотел, он рассказал.

- Я вам не могу объяснить то, что я ощущаю, - ответил Пришелец на вопрос, - это может быть долгим и нудным рассказом.

- Ну и расскажи, - предлагали ему. - Ты ведь здорово рассказываешь! Всё равно, судя по твоим рассуждениям, нам тут ещё долго куковать.

- А по-моему, - выразила своё мнение по поводу услышанного Жанна, - ты всё врёшь, новичок. Выпендриваешься перед всеми. Ты ж у них теперь КОРОЛЬ!

- Не будь ты такой стервой, Жанка, - отреагировали ей. - В жизни ведь тяжело тебе будет.

- Ага, - усмехнулся Пришелец, отвечая Жанне, - я помню, Король-Трамвай-шестой.

Жанна прыснула.

- А чё ты к нам таким тормозом пришёл? - поинтересовался у пришельца Сеенко. - Не развился?

- Ну почему же, я развит был с "пробуждения" не меньше чем сейчас. Просто я не понимал ещё, кто вы и как с вами надо себя вести. А потом постепенно стал вашим "зеркальным отражением". Попал бы я к чмырям, был бы чмырём. Но НЕВИДИМКА хоть как не переставал бы "дёргать меня за ниточки".

- Ты считаешь, - обратилась к нему Жанна, - что для каждого надо быть его "зеркальным отражением"? Это твоя мудрость? А просто - самим собой нельзя быть? - без "отражений", вести себя со всеми так как тебе нравится, если, конечно, тебе не нравится быть отражением, но ты выжимаешь из себя все соки. Так нельзя?

- Ты уже всё сказала, - ответил он, - мне нравится быть отражением; особенно я счастлив, когда "зеркало" кривое. Только иногда я сам не понимаю, зеркало ли во мне находится или что-то другое. Вот сейчас, например, начинаю задумываться, а правильно ли я сделал, убив Конькова.

- Так ты его убил?!

- Да, - грустно ответил Пришелец, - по глупости. Дурацкий сон приснился моей молодой-бестолковой черепушке, в которой мозгов ни на грамм, вот я и... решил, что наше общество должно истреблять искривление уродство, изготовляемое кустарным методом. А сразу, как убил, и задумался.

- А Говлиновича куда дел? - любопытствовал Сеенко, хоть и давно уже догадывался.

- Не будем об этом, - ответил Пришелец. - Безумен я тогда был, как снег...

- Как кто?

- "Снежные кресты" Абазина не читали? Там тоже, - снег с небес выпал среди лета, чувствуя себя стопроцентным инопланетянином, и давай пожирать народ толпами, пока вокруг никого не осталось, кроме двух-трёх компашек. Глупый рассказ. Так вот, снег тот был только сначала безумен. А потом, отлежался на Земле, набрался от неё мудрости и стал дотого нормальным, что автор аж рассказ не дописал, остановившись на самом интересном месте.

- Пришелец, - обратился к нему Сеенко, - так ты так и не ответил, что там в коридоре происходит.

- Я отвечу, - ответил он через не хочу, в то время, как Жанна удивилась имени новичка и ей всё объяснили о этом прозвище.

- А ты, цыпочка, - повернулась зловещая старуха к Лизе, - ножку подвернула? А давай я вывих твой тебе вырежу скальпельком своим?

- Ты вывих в мозгах своих вырежь! - ответила ей Лиза своим бесстрашным, отчаянным голосом, пока брат её наносил старухе боковой удар в голову (занятия боксом в поздней юности - это перед теми порами, когда его мать с отцом забыли про ремень - помогли ему сейчас справиться с этой худосочной тварью, не прибегая к поискам чего-нибудь металлического и увесистого, чего в подобных ситуациях никогда не подворачивается под руку). Старухина голова относила всё тело в сторону, примерно на три-четыре метра; старуха падала на пол, ударялась по пути головой о угол бетонной стены, но тут же поднималась на ноги, как зомби, оживающие мертвецы, из одноимённых фильмов, и продолжала атаку.

Пётр энергию вовсе не тратил, нанося ей во многие части тела молниеносные удары, - как только старуха поднималась с пола и размахивала скальпелем, так и этак пытаясь хоть куда-нибудь попасть, - это для него было неописуемейшим удовольствием - давно он уже свои натренированные кулаки ни об кого не чесал.

Недолго продолжалась эта процедура, пока старухе не надоело такое убивание времени (до вечера нужно было успеть переделать ещё массу дел) и пока она не оставила их двоих в покое, испарившись в ближайшем коридоре с бормотанием, "ничего, таких как я мало; больше - страшнее меня!".

- Всё, - с облегчением произнесла Лиза, - пошли отсюда. В лесу скроемся, если старая карга говорила правду про "скорые помощи".

- Да погоди ты, - задумался о чём-то Пётр.

- Что ещё? - не понимала она его.

- Я что-то вспоминать начинаю, - вырвалось из его уст.

- Что ты вспомин... Ты с ума сошёл, Петя! Уносим отсюда ноги!! Я-то думала, враньё всё то про детскую больницу, а тут вон аж как! УХОДИМ, ПЕТЯ!!! - проорала она ему в самое ухо.

- Не, ну ты секунду можешь подождать? - задумчиво бормотал он.

- Да что с тобой такое?! Ты не чокнутый, случайно?, не понимаешь, что...

Их двоих окружали восемь огромных санитаров... Лиза не могла больше разговаривать - она находилась в полуобморочном состоянии.

- Дай ты мне вспомнить! - бормотал Петя, не видя вокруг себя ничего. Если я вспомню, то мы сможем не только уехать отсюда на персональной "скорой помощи", но и спасти многих... детей. Да, кажется, детей... так они нынче называются...

Ещё он вспоминал несколько считанных секунд, пока не заорал во всю глотку, "ВСПООООМНИИИИИИИЛЛЛ!!!!!!!"

Когда же он осмотрелся по сторонам, в поле зрения ему попали восемь санитаров очень молниеносно...

- "Шалуны" разошлись не на шутку, - рассказывал Пришелец. - Здание больницы превратилось в какой-то чёртов "космический приёмник" - отовсюду идут импульсы, которые вомного раз улучшено принимаются кожей обнажённого тела. Все просто-таки импульсивно раздеваются, выходя в коридор. А по коридорам бродят "врачи", и они оперируют обнажённых детей - вырезают им внутренности. Внутренности свою задачу выполняют, мумии забальзамированные дети - свою. Во всяком случае, так мне показалось; может со мной можно поспорить, может я вижу не то. Вообще, как я вам сказал, я чувствую, потому что не всегда верю своим глазам. И я чувствую, что НЕВИДИМКА - назовём Это невидимкой - делает из детей инопланетян, готовит корабль к взлёту. По всей видимости, он решил, что его окружают марионетки. Но я-то живой! И, я думаю, что и все остальные восемь человек тоже считают себя Живыми, и надеюсь, что и они попытаются что-то предпринять, зависящее от каждого из них. Раз мы почувствовали, что "родились" на Земле, то должны хотя бы пытаться уважать традиции этой планеты, и отдать все соки, всю душу, чтоб не пустить корабль в полёт. Вот такой рассказ о происходящем в коридоре.

- А на другие этажи спуститься ты уже не можешь? - поинтересовался у него кто-то из малышей.

- Боюсь, - ответил им Пришелец, чтоб понятно было, - пытаясь выжить. Получается в этой ситуации страх стимулом выживания.

Они ещё долго сидели, разговаривали, пока Пришелец не оборвал разговор всего одной фразой:

- Ой, ребята, - охнул он, словно неподалёку от себя почувствовал привидение, - кажется, нас скоро вытурят отсюда!

- Как это, вытурят?! - налетали на него подобные вопросы.

- По-моему, НЕВИДИМКА приближается! - всё, что ответил он.

- Чё ты вспомнил? - поинтересовался у него один из санитаров. - Для нас оно полезно, то что ты вспомнил?

- Ещё как! - с удовольствием ответил Пётр. - Я вспомнил о том, что Богу было угодно, чтоб я сюда пришёл со своей сестрой. Все ведь стараются обходить эту детскую больницу сто сорока улицами. А мы с сестрой получаемся сумасшедшими?

- Скорее всего, - ответили ему, поигрывая скальпелями. - А что это ты там говорил про "уехать на персональной скорой"? Что конкретно ты имел в виду?

- Это я для сестры, - прошептал Пётр в ответ, - чтоб не паниковала, она ж у меня дура. Но только, дорогие ребята, мы с сестрой никакими психами не получаемся. Если вы ещё не поняли, то получаемся мы... - заострил он их внимание, - ...детьми! Бестолковыми, любознательными детьми!

- То-то я смотрю, они дурачьё какое-то! - хмыкнул один санитар другому.

- Взрослые дети? - спросил их другой санитар, чтоб до конца убедиться.

- Нет, - ответил Петя, - не взрослые, в том-то вся и суть. Взрослые дети так по-дурацки себя не ведут. Биологический возраст человека не в том, сколько ему лет, а в том, ЧТО данный человек собой представляет.

Санитары долго смотрели в глаза Пете, пока восьмой приводил нашатырём Лизу в чувства. Шла этакая игра "в гляделки", словно и санитары были детьми, но не понимали этого. Но один из санитаров "проиграл":

- Ой, что-то не нравится мне этот парень... Не в том смысле, что я не педераст, - пояснил он сказанное, - а в том, что он какой-то хитрый.

- Может замочим его и точка? - предложил второй таким шёпотом, чтоб Пете слышна была каждая буква. - А бабёнку его пожарим. Чё-то головка у меня зачесалась.

- Неплохо бы, - пожал плечами его собеседник. - Вырежем этому чертиле внутренности. А дальше что?

- А дальше чё?

- А дальше разборка с патроном, - напомнил он ему то, что тот всегда забывал, пока его не потыкают носом. - Ништяк?

- Не-а, - достал он из-под халата сотовый, набрав номер. - Надо, да?... Ага. Будет сбацано!

- Так, чертило, - обратился он к Петру, - раздевайся и чуве своей объясни.

- Конечно! - обрадовался Петя, подбегая к сестре и шепча ей что-то на ухо.

- Что?! - вскричала та, - перед мужиками?!! - Но брат ей всё шептал и шептал на ухо, пока она не начала расстёгивать кофточку и - всё остальное, веря своему старшему брату на слово (раньше она себя считала старшей, но как только брат её кое-что вспомнил, он аж изменился внутренне весь, и она почувствовала его старше той себя, которой она являлась в своём лице до сих пор, во много-много крат).

- Не облажаемся? - обратился к разговаривающему с патроном один из здоровяков. - Не нравятся мне эти... двое.

- Заткнись! - шепнул ему тот. - Патрон нас всех насквозь чувствует, а ты ТАКОЕ вякаешь!!!

Петя и Лиза разделись догола, оставили на полу одежду и двинулись вверх, на седьмой этаж; когда санитары спросили их, на каком из девяти этажей они желают обосноваться, Пётр наугад назвал седьмой.

Инга и Тидоров выходили из палат одновременно. Первое, что бросилось в глаза Инге, был полностью обнажённый Женя Коньков (она его почти не знала). Он, длинноволосый, лежал на спине, вся голова его была разбита, на стене остались от этой головы следы (как будто кто-то пытался пробить ей стену).

Взвизгнула Инга не потому, что не сразу поняла, что это обнажённое тело парня а не девушки (промежность Конькова была в крови - кровь ещё всё стекала на пол - и свойственных мальчику гениталий на этой промежности не присутствовало) (отрезанные скальпелем половые органы, она заметила сразу, как перевела свой проникнутый ужасом взгляд в сторону), а потому, что кроме тела увидела ещё много чего.

- Ну что ж ты так орёшь, глупая ты баба! - услышал её смотрящий до этого в другую сторону Тидоров и направился к ней. Инга в это время схватилась за ручку двери своей 714-й, так, на всякий случай, чтоб никому не вздумалось выскочить на её крик из палаты; раз она в этот капкан попалась одна, то и одна должна проводить в нём свои последние минуты, или выкарабкиваться, но опять же, не впутывая в это дело никого.

- Зачем же орать, если вышла! - подходил к ней Тидоров. - Надо сначала во всём разобраться! Но ничего, подруга, я тебе помогу: две глупых головы умнее одной умной.

- Кто это? - вырвалось у Инги, когда палец её, словно сам по себе начал тыкать в сторону лежащего на спине голого тела с разбитой головой.

- Коньков, - ответил приблизившийся к ней вплотную Тидоров. - Чтой-то не очень хорошее врачи с ним проделали. За то и поплатились, - кивнул он в сторону разорванного на две части тела старшей медсестры. Не обращай на это внимания.

Помимо старшей медсестры, коридор был наполнен какой-то странной на вид зеленоватой не имеющей запаха дымкой (она словно была призрачной) и несколькими обнажёнными худосочными детьми. Все они смотрели на этих двух "пришельцев", как на... точно, как на пришельцев. Кое-кто из детей приближался к "пришельцам".

- Раздевайтесь немедленно догола! - требовали от них приближающиеся, не то ляжете вместе с этой упрямой Олеговной!

- А она тоже не хотела раздеваться? - полюбопытствовал у детей Павел. - То-то я и смотрю, Чукчо, сосед мой, вернулся "из туалета", в чём мама носила в утробе.

- Она сопротивлялась, когда её раздевали, - ответили дети Паше на вопрос, - вот и накликала на себя беду. Она не верила, что человек в одежде, это не человек.

- А кто же? - поинтересовался Паша.

- Инопланетянин, - ответили, - а мы все люди: мы спасаем больницу от превращения в НЛО, а тараканы, попрятавшиеся по щелям, живут в мире иллюзий и боятся выползать на свет божий. Раздевайтесь, пока вам не помогают в этом!

- Подруга, - посмотрел на неё Павел, - придётся нам скинуть с себя шмотки, а то чёрт знает этих детишек - составим компанию санитарше.

- Поторопитесь! - требовали от них дети. - Помощь, она иногда унизительна. Но, несмотря ни на что, мы вам поможем.

- Мне плевать на всё, - ответила Инга и Тидорову и детям, - но я даже пуговочки ни одной не расстегну, не то что... догола...

- Зря ты кобенишься, - заметил ей Паша. - Разделась бы...

- А ты вообще заткнись! - ответила она ему.

- Ты, девочка, - изменился его тон, - ты базарчик-то фильтровать не забывай!

- Да пошёл ты, - изрекла она.

- Не вместится туда, - отпарировал Паша, - куда я пойду.

- Вы ещё долго перебраниваться будете? - интересовались дети.

- Слушайте ребятишки, - оторвался он от диалога с Дзюдоисткой, ведите сюда вашего Главаря. Что-то уж мне нетерпится отбивную конфету из него сделать.

В коридор в это время входили обнажённые женщина и мужчина.

- Естественно, путь будет нелёгким, - предупреждал Петя сестру по пути, поднимаясь по лестницам всё выше и выше, - но мы должны приложить все свои силы... Вывих-то уже проходит?

- Да, - ответила она, - чуть-чуть. Господи, как мне стыдно!...

- Перестань ты! - говорил он. - Здесь, в этой больнице, закомплексованность надо в первую очередь искоренять.

- Да не закомплексованность! - пыталась она объяснить ему. - Просто, понимаешь, не очень приятно себя чувствуешь, когда из-за угла в любой момент выбежит куча сопляков и начнёт на тебя пялиться... В смысле, на меня пялиться...

- Лизка, - пятый или десятый раз повторял он ей, - ну сколько тебе уже можно повторять, что детей здесь всех зарезали; что они забальзамированы, мумии. Это всё равно, что ты дома например переодеваешься, а мухи на тебя смотрят.

- Ты думаешь, я тебе поверила? - усмехнулась она. - Ходячие мумии! Не смешно ли?... Слушай, а что ты такое вспомнил?

- То, что постарался забыть в юности, - ответил он. - Ты, конечно, не верь мне как всегда, но... Понимаешь, я в юности писал рассказ. Назывался он "Пришелец". В нём я описывал... представляешь?!... эту детскую больницу, как в один из дней в больницу пришёл новичок; над ним издевались все кому не лень, трусы ему перед девчонками снимали. Но с тех пор, как в окрестностях больницы нашли кишки его самого главного истязателя, еврея... Забыл его фамилию...

- Говлинович? - напомнила Лиза. - Ты рассказываешь то, что было: вешаешь мне лапшу на уши! А для чего всё это, не понятно. Сегодня утром нашли внутренности, после того как пропал без вести Семён Говлинович. Так сопоставили факты, если не обращать внимание на подтвердившую всё судмедэкспертизу, что внутренности принадлежали этому Говлиновичу. Об этом нетрудно было узнать... Что это?! - перед этим взгляд её нечаянно метнулся на стену, мимо которой они проходили. На стене крупными буквами вычерчено, ПРИШЕЛЕЦ - Х...Й!

- Вот тебе, подтверждение! - усмехнулся он. - Всё по-написанному!, я тебе говорю!

- Что ты там про пришельцев говорил?

- Это кличка новичка, - объяснил он. - Его прозвали Пришелец № 6, потом в моём рассказе из больницы исчез этот Говлинович. Тут всё и стало меняться: Пришелец постепенно становился героем в глазах ребят седьмого этажа. Потом он им наврал про то, что он инопланетянин; что он не один пришёл в эту больницу; что на каждом этаже есть такой как он. Но на самом-то деле он один и никаких ему подобных... Так я делал рассказ: пацан якобы врёт напропалую, а вокруг всё происходит как бы само собой, и - что странно - всё совпадает с его трёпом.

- Помоему, это просто совпадение! - неожиданно осенило Лизу. - Ты увидел на стене это слово и начал опять приседать мне на уши.

- Я тебе говорю, не хочешь - не верь. Но скоро должно всё измениться. Ведь я не дописал рассказ, потому что матери видите ли приспичило сделать "чистку" в моей комнате, всё лишнее повыкидывать! Так и пропал мой Пришелец. И я постарался забыть о этом рассказе. Это было одно из самых удачных произведений всей моей писательской жизни, не то что эта сегодняшняя моя писанина.

- Ну наконец-то ты стал к себе самокритичен! - похвалила его сестра. Ты мне уже начинаешь нравиться!

- Понимаешь, - пропускал он мимо ушей её похвалы, - я тогда был ещё ребёнком. Одиннадцать лет. Описал громадину - огромное здание детской больницы. Когда я лежал в этой больнице, мне оно, естественно, казалось громадным. Сама знаешь, детям всё кажется огромным.

- А сейчас не кажется? - подтрунивала опять она. - Ты ведь, как ты выразился, не повзрослел ни на грамм.

- А сейчас не кажется, - признался он. - Ни наш Белый Дом на площади, ни какой-нибудь американский небоскрёб по телевизору. Сейчас мне ничего не кажется огромным, пусть хоть дом будет в миллиарды километров высотой, всё одно.

Сестра, хоть и с каждым этажом чувствовала как вывих становится менее ощутимым, всё равно не отпускала плечо брата. Потому поднимались они медленнее. И вместо пятого этажа проходили третий.

Когда Инга вышла из палаты и захлопнула за собой дверь, то девчонки толпой кинулись к двери (если шесть человек можно назвать толпой), как будто в палате неожиданно образовалась некая невидимая водяная волна. Так пронзительно завизжала Инга. Инга, когда натянула на себя ручку, даже и не заметила, что с обратной стороны двери в ручку вцепились чуть ли не все шесть рук. Как будто бы этот сверхъестественный коридор наводнил Ингу своей могучей силой уже с самого её появления.

- Что такое? - непонимающе уставились те на дверь.

Но недолго они изучали эти "новые ворота" (изменившуюся дверь), вопрос Кати Сергеевой оторвал их от дверной ручки, всех.

- А кто шторы зашторил?

Все повернулись, словно ни одна из них не верила на слово, и... увидели чёрные шторы. И тут же взгляды шестерых девочек мгновенно переместились на Нашину Машу, оставшуюся сидеть на месте, словно визг Инги её не касался.

- А какие шторы были до этого? - спросила сама у себя Зина Короленко, словно забыла о цвете штор и пыталась вспомнить.

- Она чё, шторы поменяла?! - спросила у всех (шестерых) семилетняя Лиля Глотко. - Как она успела?

- Да я не знаю, что произошло! - блеяла вконец растерянная Нашина; теперь её голосок стал вомного раз закомплексованнее. - До этого мне казалось, что шторы так и были зашторены всегда... Честно, я не виноватая!

- Не виноватая я! - тихо передразнила её Зина Короленко, - он сам пришёл! Кто сам пришёл, Маша-Наша-Говняша?

- Не обзывайся на меня! - вдруг сжала губы Нашина (такой злобы за ней ещё с самого рождения не замечалось). - Я не виновата! Шторы сами... И не смотрите вы все так на меня! Я вам не новые ворота!

- Опа-на! - усмехнулась от удивления Короленко. - Что-то новое от Парашиной послышалось! Ты только не бей нас, Какаша! - театрально заслонялась она руками.

- Надоели вы уже всем!! - злобно вскрикнула Маша, рывком подскочив с кровати и быстрой-нервозной походкой двинувшись к двери.

- Кому, всем? - прыснула Зина и все её поддержали в смехе, пока Маша тщетно дёргала за ручку.

- Я уверена, что скоро настанет такая минута и дверь откроется, отпустила Маша ручку и приняла выжидательную позицию. - Я буду ждать, пока не дождусь!

В это время брат и сестра преодолели уже пять этажей, как Петя отвлёк Лизу от смотрения в ступени.

- Посмотри-ка на стену, сестрёнка, - попросил он её.

Та взглянула. И долго читала надписи:

ПРЕШЕЛИЦ - ВРУН, НЕ ВЕРЬТЕ ЕМУ! ОН ОДИН. АДИН НА КАЖДОМ ЭТАЖЕ. ТАКОЙ ЭТО ПАДОНОК. И ИЩЁ: У НЕВО ШИЗАФРИНИЯ: РАЗВОСЬМЕРЕНЕЕ ЛИЧНОСТИ. ОН ИЗ НАШЕЙ БОЛЬНИТСЫ СТРОЕТ ЛЕТУЧИЙ КАРАБЫЛЬ, НАДЕЯСЬ, ШТО ЧТО-ТО У НИВО ПОЛУЧЕЦА. ВОТ ТАКОЙ ОН ИДЕОТ!

- Кажется, взрослый кто-то писал, - заметила Лиза, - кто-то из санитаров, наверняка. Написано без ошибок.

- Так может сам Пришелец и писал, - сказал Петя.

- Да нет же! - не соглашалась с ним Лиза, - ребёнок просто не способен наделать таких ошибок. А это, "...надеясь, что что-то у него получится...", разве напишет ребёнок такое?

- А ты думаешь, у Пришельца нет ни ума ни фантазии? Он ведь хитрый, не забывай...

- По-моему, ты от кого-то услышал про этого пришельца, - перебила его Лиза, - а сейчас врёшь мне...

- Ну ладно, - зловеще усмехнулся Петя, - вот поднимемся на седьмой, увидишь, что там происходит, и задумаешься над тем, сможет ли кто-нибудь в течение вчерашнего и сегодняшнего дня удрать из этой прОклятой больницы, а потом отыскать такого идиота как я, у которого даже друзей нет, и рассказать про Пришельца!

- Да ладно тебе, - урезонивала она его, - я пошутила.

- А я тебе не верю! - весело произнёс он, заставив сестру рассмеяться.

Через семь минут, они уже были на седьмом, хотя душераздирающий визг какой-то девушки и последовавшие за ним голоса, слышны были уже на шестом.

Услыша всё это, Лиза мгновенно перехотела продолжать подниматься, но настойчивость её брата взяли над упрямым лизиным характером верх.

- Подруга, ты ручку-то хоть отпусти, - посоветовал Паша Инге, в то время как дети всей толпой выставили указательные пальцы на вошедшего в коридор Петю (Лиза его, увидев неподалёку от себя этого улыбчивого юнца, тут же выскользнула из коридора, постыдившись своей наготы, так что брат её остался один, и когда дети протягивали пальцы в его сторону, то в виду они соответственно имели его одного и никакой там Лизы), показывая Главаря, - а то вцепилась в неё, как будто улетишь.

- Это чтоб из палаты моей никакя дура не выскочила, - объяснила Инга ему, - мог бы и сам догадаться, не строить из себя ЛОХА!

- Ты ничего не чувствуешь? - спросил Пётр Лизу, перед тем как они вошли в коридор и голые сухощавые дети начали тыкать в их сторону пальцами. До открытого дверного проёма в это время оставалось четыре шага пройти по лестничной площадке.

- А что я должна чувствовать? - отозвалась Лиза, вместо того чтоб ещё раз повторить своим умоляющим голоском канючащей маленькой и капризной девочки, "ну пошли отсюда!, Петька! Пойдём вниз, я тебя умоляю!!!"

- Никакой энергетики не чувствуешь? - пояснил он свой вопрос.

- Никакой энергетики не чувствую! - нервозно ответила она, - я чувствую только то, что нас очень скоро укатят в подвал, в морг.

- Вот и правильно, - игнорировал он её богатое воображение на тему морга. - Мы ничего не должны чувствовать, потому что мы не дети. А дети чувствуют уже сквозь одежду, что её необходимо всю снять (в это время они входили в зону коридора седьмого этажа), а когда снимают её всю, то зеленоватая дымка... Э, ты чё, Лизка?! - обратил он внимание на то, как сестра его поспешно запрыгала на одной ноге на лестничную площадку, сразу как попала в поле зрения детей, но не успела попасть в глаза юнцу.

- Чё ты мне врал, что там все раздеты! - отвечала она ему.

- Да не стесняйся ты никого! - советовал ей старший брат. - Плюнь на всех и занимайся своим делом!

- Там пацан стоит, - объяснила она ему, - и он меня знает. Я не хочу, чтоб он меня видел голую! Ты-то, ладно, подглядывал за мной часто в ванную, тебя я не стесняюсь.

- Вон Главарь, - проговорили в это время все до единого дети в один голос, поскольку их первичные указывания пальцами Павел не заметил.

Теперь же на Главаря посмотрели и Паша и Инга, тут же прыснувшая, но дверную ручку так и не отпуская.

- А чё у этого главаря между ног даже в микроскоп нечего разглядеть? обратилась Инга ни к кому, просто проговорила для приличия.

- Ну не было у человека ещё женщины, - объяснил ей Паша, - что здесь смешного? Не всем же с меня брать пример. У каждого свои причины. Вот вам, спортсменкам, тренер тоже запрещает, и у тебя, стало быть, не было ещё мужика, а ты над себе подобным смеёшься...

- С тебя пример брать, - повторила она с недоверием в голосе. Наверняка врёшь. А ну-ка, спусти штаны, у тебя наверное ещё меньше чем у этого плюгавенького Главаря! Ну спусти, поугараем!

- Не надо ничего спускать, - подходил к ним Пётр. - Нельзя сегодня раздеваться.

- А ты-то чё разделся? - отреагировала Инга, - решил повыбражать своим мужским "достоинством"?

- Нет, - раздался за их спинами голос Пришельца, - он решил прекратить всё это безобразие. Инга, отпусти ручку.

И Инга отпустила, словно её загипнотизировали. Повернулась она в сторону Пришельца, после того как отпустила ручку.

Из 714-й тут же выскочила Нашина и захлопнула за собой дверь.

- Так это ты и есть, Пришелец? - уставился на него Петя. - А я тебя другим описывал.

- Ситуация вышла из-под контроля, - проговорил Пришелец. - Ты выкинул свой рассказ, а другой его поднял и дописал. Но, как ты знаешь, "искусство, это всегда недосказанность", так что зайди в 708-ю палату, она пуста, и до вечера постарайся уложиться: напиши продолжение рассказа, на своё усмотрение.

- Э! - выбежал из 713-й Вася Сеенко, - Пришелец, ты ж говорил, что этот мужик НЕВИДИМКА!

- Он похож на НЕВИДИМКУ, - ответил Васе Пришелец. - Как две капли воды похож...

- НЕВИДИМКА что, мой двойник?! - не веря своим ушам спросил Пётр у Пришельца.

- Да, - ответил тот, - твой "тёмный бог", как это называлось в твоём "Пришельце".

- Чёрт! - задумчиво бормотал Петя, - я его выдумал, а он... "сотворил меня по образу и подобию своему"! Это же сущая галиматья! Я, когда писал "Пришельца", даже и подумать не мог, что всё это реализуется!

- Некоторые вещи действительно сбываются, - подала свой робкий голосок Нашина, - как у Пушкина, например... у Высоцкого, или как у Нострдамуса. Только нужно для этого родиться по воле божьей, и - самое главное преодолевать все преграды и не зарыть свой талант.

- Надо же! - усмехнулась Инга, - Машина что заговорила! А с виду не скажешь...

- Она всё верно говорит, - перебил её Пришелец, обращаясь больше к Пете. - Ты зарыл свой талант тем, что выкинул на помойку "Пришельца"...

- Да это же не я! - по-детски заоправдывался тот, - это мать моя его выкинула на...

- А это никого не волнует, - сурово заявил ему Пришелец. - Ты в мусорное ведро не полез, только потому, что папа с мамой тебя ремнём отучили лазить по помойкам и подбирать на улицах всякую дрянь. А настоящий автор, одарённый богатой интуицией, летел на самолёте в то время как мама твоя выкидывала "Пришельца". Ты можешь в это поверить? Чутьё его не подвело; он нашёл твой дом. И - поверишь / нет - он незаметно залез в мусорную машину, она как раз в это время забирала мусор, и пацан тот едва успел...

- Так он был пацаном? - перебил его Петя.

- Да, твоим двойником, - ответил Пришелец. - Он всю дорогу, пока грузовик не доехал до Горностая, рылся в темноте, искал наощуп твою тетрадь с "Пришельцем". А ты...

- Чёрт! - выскочила на своей одной ноге из-за угла дверного проёма лестничной площадки Лиза (где-то она нашла пару больших газетных листов и заслоняла ими нужные части своего тела), - да я же видела этого пацанишку! - Пока она подходила ближе, она вовсю старалась игнорировать восхищения вслух Паши Тидорова, с которым она училась в одной школе (он-то эту школьную белую ворону быстро узнал, хоть и учился тогда в третьем классе, а она в восьмом; после того, как она закончила школу, она часто натыкалась на этого балагура и всякий раз он её безнаказанно высмеивал перед друзьями и являлся в её глазах Паршивцем № 1), - Я тот день запомнила на всю жизнь. Он залазил в мусоровозку, я видела! Но только он не был похож на Петьку.

- Значит ты не того видела, - отреагировал её брат.

- Того она видела, - произнёс Пришелец, - просто к лицу не пригляделась как следует.

- Так он не поворачивался ко мне лицом! Но я-то помню, что за несколько дней до того, мать с отцом выпороли моего брата, за то что он возникал, что мать убиралась в его комнате и выкинула в мусорное ведро его тетрадь...

- Ну вот, видишь, - обратил Пришелец внимание Петра на то, что не остался голословен, - можно, оказывается, верить мне на слово. Не всегда враньё доносится из моих уст.

- Так значит тот пацан, мой двойник, изменил твой характер? задумчиво произносил Пётр, пока сестре его предложили накинуть халат. - Он заново переписывал весь мой рассказ, превращая тебя из вруна в настоящего инопланетянина...

- Ладно, хватит болтать, - прервал Петра Пришелец, - а то так до послезавтрашнего утра проболтаем...

- Хорошо, - согласился с ним тот, направляясь в сторону 708-й палаты, - давай, неси мне какую-нибудь тетрадь, попробую написать что-нибудь.

- А по-моему, она там есть, - заметил Пришелец вслед подходящему к 708-й Петру, - я вчера заходил туда и там на столике... кто-то, наверное, забыл и ручку и общую тетрадь.

- Ну и отлично, - проговорил Пётр, толкая дверь и заходя в палату.

- Может ты оделся бы для начала? - крикнул ему Пришелец, перед тем как тот толкнул дверь, - а то не прилично как-то... да и прохладно, осень.

- Ничего, - ответил Петя, толкнув дверь, - я не закомплексованный, и не стесняюсь того, что естественно, а когда телу холодно, то мозг начинает лучше работать.

Он вошёл в палату и захлопнул за собой дверь.

В палате действительно был столик и на столике этом и в самом деле лежала общая тетрадь и рядом с ней ручка. Выходит, опять Пришелец не обманул.

Пётр сел за стол, открыл тетрадь... А там уже было кое-что написано... Причём, места свободного в тетради этой не было. Вся была заполнена корявым детским почерком с грамматическими ошибками.

После заглавия, ПРИШЕЛЕЦ, шёл текст примерно такого содержания:

"Располагалась детская больница на окраине города; высокое девятиэтажное здание стояло в приличном удалении от жилых мест, внутренне чем-то напоминая собой лагерь..., если учитывать, что рядовым прохожим пройти мимо данного лечебного учреждения будет явно не по пути..." и т.д. и т.п. (см. "Пришелец" сначала)

Пётр читать всё это не стал, а решил показать эту находку Пришельцу, который, если ещё не зашёл в палату, то продолжал стоять в коридоре, дожидаясь Петю.

Он поднялся с заправленной койки (странно, но в этой пустынной палате все восемь коек были заправлены, словно палата была вовсе не пустынна, а наполнена невидимыми детьми... или ещё не "придуманными" детьми), взяв в руки тетрадь, и... почувствовал, что в палате он не один...

Из-под его койки выбирался какой-то юнец.

- Пацан, - проговорил Петя как по привычке, - ты чё...

Но когда Петру обнажилось лицо этого пацана...

- Не торопись выходить, - сказал ему пацан голосом Пришельца, если не обращать внимание на то, что сам он был абсолютной копией Пришельца.

- Это ты написал? - кивнул Петя на тетрадь, которую положил на стол, как только увидел лицо этого юнца и кое о чём догадался.

- Не важно, - ответил тот, извлекая из кармана скальпель. - Я не как та вялая старуха, которую ты боксировал на первом этаже. Понимаешь, о чём я?

- Не совсем, - признался Петя, всем своим видом показывая, что не собирается ничего делать - никаких резких движений, никаких глупостей.

- Ты должен посидеть здесь немного, - объяснила ему копия Пришельца, пока я выйду в коридор. Понял? Сидеть и не выходить, даже если срать захочешь. И в тетради ничего не чиркай, а не то руки поотрезаю.

И "Пришелец" вышел из палаты.

- Ну чё, ребята, - обратился к собравшимся Пришелец, как только Петя захлопнул за собой дверь 708-й, - по палатам? Там его и дождёмся. Он долго будет писать. Искусство суеты не терпит. Но до вечера управится, так что больница наша не успеет превратиться в инопланетный космический корабль и улететь куда-нибудь на солнце.

Все, как по команде, двинулись - каждый в свою палату, даже обнажённые худосочные дети - для них явился Главарь, так что нет больше причин находиться под влиянием иллюзий и ошибочно спасать больницу от подготовки к взлёту.

Пришелец входил в свою 715-ю палату последним, когда в коридоре не осталось ни одного (живого) человека, кроме того, что располагалось вокруг. Он уже захлопывал за собой дверь, как... приостановился, прислушиваясь.

- Чё ты там услышал? - тут же поинтересовались у него соседи по палате.

- Да нет, ничего, - вернулся он назад - в коридор. - Не выходите пока, пацаны.

- А чё там? - подскакивал к двери Сеенко, но отпружинивался назад Пришелец толкнул его в грудь.

- Я сказал, сидеть и не выходить никому! - строго наказал он всем и захлопнул дверь.

Перед тем как зайти в палату, он услышал доносящиеся из 708-й разговоры. И ему подумалось, что Петя там не один.

Из 708-й тем временем выходил... Петя... Только на этот раз он был одет.

- Чё ты там, и одежду даже нашёл? - спросил Пришелец у вышедшего из палаты. - А не пишешь почему? Не успеешь ведь до...

- Всё уже успел, - произнёс ему Петя. - Классный рассказ получился! Но тебе он, Пришельма, вряд ли понравится.

- Чего?! - скривил Пришелец удивлённую мину, - как ты меня назвал?!!

- Как слышал, - ответил тот, - у тебя совершенный слух, как описал я в повести. Видишь, какой я добрый, не сделал тебя глухослепым. А ты мне чевокаешь!

- Погоди, - не понял Пришелец, - ты что, не Петя?

- Не Петя - не Петя, - ответил ему тот, - я Пётр! Натуральный и взаправдашний Пётр, а не та глупая выдумка, что сидит сейчас без трусов в 708-й!

- Ты сумасшедший, - поправил его Пришелец, - возомнивший себя Творцом. А я-то думал, Пётр нормальный парень, без привета! А он обыкновенный злобный шизофреник. Раздвоение личности.

- Именно так я и описал! - усмехнулась копия Петра, - что ты назовёшь своего Автора психом. Люблю, когда всё по-написанному. Ты у нас по-написанному супернормальный! Я тебя одарил сверхъестественной интуицией и много чем ещё. И вот для тебя проверка: догадайся, выйдет сейчас кто-нибудь из палаты или не выйдет?, и, если выйдет, то из какой палаты и кто?

- Я могу их позвать, - ответил Пришелец, - позвать кого угодно. Позвать?

- Не сможешь ты, выдумка, позвать кого угодно, - заметил ему "Пётр", потому что описал я совсем другое и жить не по-написанному ты не сможешь. А я тебе намекну, кто сейчас выйдет из вашей палаты.

- Я поворачиваюсь спиной, - проговорил "Пётр", поворачиваясь, пока Пришелец направился к двери в свою 715, чтоб "сделать не по-написанному" чтоб из палаты этой никто не вышел, - такой намёк.

Но, только он собрался взяться за ручку, как дверь открылась и одетая в халат сестра Пети приготовилась к выходу.

- Что там такое? - обошла она стороной Пришельца - не удалось ему загородить дорогу или толкнуть её назад своим пружинящим ударом. - Кто там?

- Вернись назад, - попросил он её.

- Нельзя назад, - ответила та и... замерла.

- Так это же тот самый мальчишка, - узнала она повёрнутого к ней спиной человека, - который одиннадцать лет назад в мусоровозку тайком залазил! Я его на всю жизнь запомнила. Но ведь одиннадцать лет прошло...

- Ты видишь мальчишку?! - переспросил Пришелец. Сам-то он видел повёрнутого спиной "Петю". А она, стало быть, видит что-то не то...

- Ну да, это тот самый! - отвечала она. - Это что, призрак? Он за 11 лет не изменился. Что это такое?

- А ты попроси его повернуться лицом, - сказал Пришелец вместо ответа. - Я думаю, это твой брат, только одиннадцатилетний.

- Точно! - повернулся мальчик и Лиза взвизгнула от неожиданности; больше от испуга. Пока этот мальчуган стоял к ней спиной, ещё можно было позадавать различные глупые вопросы, типа "Это что, призрак?", обнаруживая некоторую (за 11 лет истёршуюся в памяти) схожесть. Но теперь, когда перед ней стоял... 11-летний Петя... Но перед Пришельцем-то, хоть убейся, находился 22-летний Пётр, и Пришелец понятия не имел, что видит эта Лиза и не придуривается ли она.

- Каждый видит по-своему то, что происходит в этом мире, - заметил двойник Петра Пришельцу. - Я перед этим хотел выплыть из палаты по воздуху, как наполненный гелием воздушный шарик, но передумал, решив, чтоб всё было похоже на действительность, не к чему чудеса. Чудеса для наркоманов.

- Слушай, приятель, - раздался у самого уха Пришельца голос Паши Тидорова, - а он ведь, пацан тот (указывал он пальцем в сторону двойника), не похож на одиннадцатилетнего того мужичка, что ушёл в 708-ю. Я его только сейчас узнал: мой старший брат учился с ним в одном классе, и единственная из фотографий его класса, это фотография пятого класса. Понял? Так что я стопроцентно знаю, как мужик этот выглядел в 11 лет. Не пойму только, чё его сеструха взвизгнула так.

- Значит это мальчик, - сделал Пришелец вывод, даже и не думая интересоваться у этого шустрого парня, как ему удалось так незаметно выбраться из палаты и ещё незаметнее подкрасться, - но он капитально не похож на 11-летнего Петра. А сестра его видит своего старшего брата, но только таким, какой он был в 11 лет. Здорово.

Пришелец не замечал, как все выходили из палат - выходили не только те, кто возвращался в коридор... словно загадочное "многоликое" (если для индивидуально каждого оно способно выглядеть по-своему) существо усилием мысли вызвало всех... Хотя, каким там "усилием мысли"!; просто всё шло по задуманному "сценарию", если верить "многоликому" на слово.

- По-написанному! - восхищался Многоликий (одетый Пётр - в глазах Пришельца; незнакомый никому подросток - в глазах всех остальных, и двойник 11-летнего Пети, что залазил однажды в мусоровозку на глазах у восьмилетней Лизы - в глазах девятнадцатилетней Елизаветы). - Люблю, когда всё по-моему!

Все подростки, дети и молодёжь - все выходили из палат и собирались вокруг Пришельца и "многоликого двойника"... Действительно, такое можно только выдумать; в реальности такое невозможно, чтоб обнажённые худосочные дети несколько минут назад посидев в своих палатах, вышли в коридор в прежнем виде, так и не одевшись. Только в этот раз выражения их лиц имели несколько иную форму: по ним было видно, что дети стесняются своей наготы, но ничего не могут с собой поделать...

- Дети, - известил их многоликий (незнакомый подросток), - я отключил Космический Приёмник: корпус больницы уже не принимает космическую энергию. Так что не обязательно вам выставлять напоказ свои хозяйства. Но, раз вы вышли, то слушайте.

- А надолго это? - тут же посыпались вопросы от обнажённых сухощавых детей, среди которых был и Гоша Кучко (он был донельзя реален, но... судя по всему, его выдумали, так что по иному он вести себя не мог, и выйдя в коридор, - наполненный одетыми детьми и, разумеется, девочками из 714-й, не заслонял руками свою самую постыдную часть тела), и он, как и все, тоже интересовался, хоть и, возможно, ответ на данный вопрос не имел для него ни малейшего значения; возможно, в данный момент этому Гоше Кучко хотелось только единственного, чтоб ВСЁ ЭТО поскорее закончилось, с положительным результатом.

- Нет, - отвечал им Многоликий, - не надолго. Когда корпус больницы начнёт подниматься в воздух, я вынужден буду вновь подключить "систему жизнеобеспечения". Вы ведь хотите полетать? Представляете, - мечтательно произносил он, - открываете свои чёрные шторы и... как на самолёте!... Только эти ощущения с самолётом не сравнишь. Мы поднимемся в космос, дети! Ну как, хотите полетать?

- ДААААА!!!! - пронеслось по коридору многоголосие "загипнотизированных" детей, в то время, как Пришелец направился в ту сторону, откуда несколько минут назад выскочила на одной ноге, прикрывающая свои прелести двумя огромными листами от "Дальпресса", Лиза.

- Куда это ты направился? - полюбопытствовал у него двойник 22-летнего Петра, когда он проходил мимо.

- А ты мог бы и не задавать вопросов, - ответил Пришелец, - раз ты сам всё это выдумал, что меня именно в этот момент приспичит пойти прогуляться по другим этажам.

- Я, конечно, описывал этот фрагмент, - сказал ему Многоликий, надеясь, что ты именно сейчас станешь действовать "не по-написанному" и сам догадаешься, что других этажей в этой больнице не существует - они не выдуманы - не описаны в "Пришельце" - по-настоящему реален лишь седьмой этаж.

- Ну как же? - подала голос Лиза, - а мы с братом поднимались...

- Знаю-знаю, - ответил тот, - и про восемь санитаров знаю и про всё на свете. Вы поднимались мимо закрытых дверей в коридоры этажей, а вы пробовали хоть одну из этих дверей открыть?

- Не открыли бы? - осведомился Пришелец.

- Ну иди, - разрешил тот ему, - спустись или поднимись - узнай. Ты ведь умный у нас, на слово не веришь.

- Да не собираюсь я...

- Именно так я и описывал! - опять воскликнул Многоликий. - Если кто-нибудь из здесь присутствующих мне не верит на слово, может пойти в 708-ю палату и почитать настоящий текст "Пришельца".

- А его, этот текст, сейчас никто не читает? - осенило вдруг Пришельца. - Или - не исправляет в нём некоторые из ошибок? - обращался он непосредственно к Многоликому.

- Не может он даже притрагиваться к тетради, - ответил тот, - не потому что я описал, как пригрожу этой "обнажённой выдумке" расправой, а потому... что его, Пети, там в данный момент не существует. Я описал, что, как только я выйду из данной палаты, она исчезнет - перестанет существовать в действительности, останется только дверь. Ну что, Пришелец, не желаешь ли попробовать открыть эту дверь и посмотреть, что там за ней?

Пришелец тут же двинулся в сторону 708-й палаты. Но остановился, не дойдя до конца - из палаты этой выходили семь ребят... Выходили они по одному. И остановился он только потому что узнал этих ребят, своих ровесников (не было среди которых восьмого), с которыми он вчера договорился о участии в РОЗЫГРЫШЕ, систему которого им всем коротко объяснил тот восьмой, которого в данный момент как раз и не было.

- Пожалуйста, - представил Многоликий Лизе группу подростков, - восемь санитаров, если вместе со мной. - И "многоликий" повернулся к новичку палаты 715. - А ты, Пришелец, так нефига и не понял?

- Да понял я всё ещё до этого...

- Ничерта ты не понял! - перебил его тот, и предстал перед ним в новом облике, когда он (Пришелец) вернул взгляд с семёрки (в глазах всех остальных этот "восьмой друг" присутствовал уже давно, но вот в глазах Лизы это был всё тот же Петин двойник 11-летней давности). - Когда ты вчера заходил в нашу палату, ты видел только пустые койки и полное отсутствие на намёки о какой-либо жизни. Но под койки заглянуть ты не догадался. В этом и состоит главная часть смысла РОЗЫГРЫША.

- Патрон, - обратился к нему один из семерых, - я не хотел тебя перебивать, но... протеже твой в 708-й...

- Что там?! - почувствовал Многоликий тревогу в голосе. - Что с ним? До этого он хотел произнести совсем другое, "НЕ ПО-НАПИСАННОМУ!", но не стал...

- По-моему, он решил пройти по карнизу до лестницы, - ответил тот ему. - Как бы не сорвался!

- По какому карнизу? - удивился тот, направившись в сторону 708-й. До какой лестницы?! Это здание нового образца - не барак - здесь не существует карнизов и наружных лестниц... - Прервал его взвизг Лизы - она его обогнала и вбежала в палату первой... Брата её в палате уже не было, словно он спрятался под одну из "коек-невидимок".

Многоликий подбежал к прикрытому окну (до этого оно было закрыто на все шпингалеты, как он ранее обратил внимание), распахнул его и... обомлел, когда выглянул и увидел как обнажённый Петя пробирается по узенькому карнизу, даже не обращая внимание на то, что до ржавой металлической лестницы ему ещё далеко.

- Сорвёшься ведь, дурак! - заметил ему Многоликий (когда Петя посмотрел на него, это был всё тот же двойник Пришельца), - давай назад!

- Не-а, - ответил Пётр. - Ты отрежешь мне скальпелем руки. Я читал окончание твоей повести, и лучше мне сорваться чем... испытать то, что со мной произойдёт "по-написанному".

- Ну что ты за идиот! - объяснял ему Многоликий, - это же всё РОЗЫГРЫШ! Как ты не поймёшь!

- Я понял, - сказал Пётр, не останавливаясь, - потому и пробираюсь к лестнице... Кстати, вам всем не помешает последовать моему примеру, если захотите выбраться из этого здания, которое кстати скоро взорвётся...

- Чё ты мелешь! - уставился он на Петра как на шизофреника, - как это оно взорвётся?! Ты что, исправлял концовку "Пришельца"?!

- Естественно, - ухмыльнулся в ответ Петя. - Всё, кроме вашего долбанного седьмого этажа зачеркнул и описал карниз и лестницу, к которой я сейчас и направляюсь. Всего остального в реальности больше не существует. Выходов у вас никаких нет. Так что поторопитесь, ребята, ибо сразу как ты притронешься карандашом к тетради, раздастся взрыв.

- По-написанному, да? - уточнил Многоликий.

- По нему, - утвердительно кивнул в ответ Петя. - А если я притронусь, то взрыва не раздастся - здание останется цело.

- Ладно, - снизошёл Многоликий, - чёрт с тобой, вылазь и пиши, что я тебя вместе с твой долбанной сестрёнкой отпускаю на волю...

- А я именно это и написал! - удивила Многоликого "эта смышлёная обнажённая Выдумка".

(эпилог)

В общем, не долго ещё длилась эта нудная надоедливая болтовня, при самом большом желании автор которую ни в какую не стал бы описывать, но его, то есть меня, словно что-то дёргало за невидимые ниточки...

Итак, закончились разговоры тем, что Лиза и Петя покинули-таки эту странную детскую больницу, нижние - и выше седьмого - этажи которой наводняла жуткая гробовая тишина, а к дверям этажных коридоров подходить было страшно, тем более - дёргать за их ручки, рискуя не устоять и улететь в бесконечность невыдуманного.

Одежда продолжала оставаться там же, где они её и бросили, перед тем как подняться на седьмой этаж.

Нога Лизы прошла полностью (раз она не обращала на свою ногу внимания, когда обгоняла Пришельца, услышав, что брат её собрался пройти по карнизу до лестницы), словно вывиха никакого и не было (словно его кто-то придумал), и Лиза могла спокойно добираться с братом до автобусной остановки, вдыхая свежий, чуть-чуть морозный воздух поздней осени; теперь он казался гораздо приятнее той призрачной зеленоватой дымки "жизнеобеспечения".

Они поднимались в длинную горку, чтоб успеть добраться до автобусной остановки быстрее, чем стемнеет и автобусы на ночь прекратят свою работу. Им неинтересно было оглядываться на корпус больницы, чтоб убедиться, поднимется ли он в воздух или исчезнет, как переставший существовать в реальности. Неинтересно им было скорее всего по той простой причине, что в любой момент с территории этой детской больницы запросто может выскользнуть какая-нибудь молниеносная "скорая" и из-за своего детского любопытства они вдвоём могут навсегда исчезнуть в чреве этой зловещей "скорой" ("не оглядывайся назад - не вернёшься", как говорят освобождающиеся уголовники). И Лиза и Пётр понимали, что всю жизнь оставаться детьми не всегда имеет приятный смысл, иногда полезно и повзрослеть.

Им повезло, они успели на последний автобус и просочились сквозь закрывающиеся двери, словно водитель их не видел, когда они бежали и махали ему руками, чтоб он подождал секунду.

В автобусе было полупустынно. Пассажиры пропускали мимо глаз этих двоих, как впрочем всегда и происходит - никто ни на кого не смотрит, словно вокруг никого не существует. Даже если б Петя разделся в этом автобусе догола...

- Смотри-ка! - вырвала Лиза из пустоты взгляд брата, когда автобус остановился на остановке и из него вышло трое пассажиров, перешагнув через бездыханное тело подростка с распоротым животом (судя по всему, это был Семён Говлинович: лежал в одних трусах и внутри его обезображенного тела никаких органов не было), - они что, его не видят?, он такой же не существующий?

- Не знаю, - пожал Петя плечами, - может и видят, но считают, что это не их тело (дело). Владивосток - город брошенных трупов, и если парня этого никто не узнает, не позвонит в спецсервис, то...

- Да я знаю, - сказала она, - понятно. Мне просто показалось, что его не видит никто.

Автобус в это время закрывал двери и продолжал свой рейс, нечаянно задевая задним колесом ногу бездыханного тела подростка.

1998 год. 5 - 11 август.