Принцесса, которая не знала горя

Такие слова как: печаль, страдание, несчастье были чужды для принцессы. Они, словно запертые в сундуках сокровища, будоражили впечатлительную особу и вызывали в воображении совершенно удивительные картины.

Подчас они были настолько реальными, что у принцессы перехватывало дыхание и начинала кружиться голова.

Хоть эти слова и были под запретом, все же изредка она натыкалась на них то тут, то там. Они были похожи на диких зверей из далеких-далеких королевств. Не зная их имен и происхождения, она сперва от них отскакивала, но потом подходила ближе, гладила их вздыбленную шерстку и завороженно смотрела в глаза.

Книги мало помогали с тем, чтобы узнать мир лучше и полнее.

Вся ее библиотека была тщательным образом отобрана целым отрядом из философов, историков и гудящих клириков на предмет всего, что могло отравить принцессе душу, заразить еще неокрепший ум опасными идеями, которые раз и навсегда определят ее судьбу.

Цензура действовала систематично:

Несчастная любовь – исключить!

Голод и все виды болезней – исключить!

Неправедная война – исключить!

Все подлое и низкое – исключить!

В представлении строгой комиссии, которую отбирал лично король, каждый рыцарь был благороден и честен.

Все мачехи добры и учтивы.

Все слепые прозревали, все хромые вставали на ноги, все глухие вновь могли слушать по утрам песнь соловья.

А если находился некто, кто пытался взбунтоваться против естественного хода течения жизни, он был беспощадно наказан.

Принцесса об этом конечно не знала.

Она безвыходно жила в просторной комнате на самом верху одной из замковых башен, под остроконечной крышей, уходящей в заоблачные дали, казалось, что торчащий серебряный шпиль упирается в край неба, иногда лазурного, похожего на морскую гладь иногда темно-синего, мрачного и неотвратимого.

Людей принцесса почти не видела, а если и видела, то это были не случайные знакомства в коридорах или на званых обедах. К ней допускались лишь те, кто проходил жестокую проверку.

Никаких страдальцев, больных, кривых

Никаких сплетников

Никаких пошляков

Когда были выполнены все условия, выдвинутые королем, только в том случае, гость мог попасть к принцессе, поднявшись по винтовой лестнице высоко вверх.

Никак иначе пробраться к ней было нельзя. Только изнутри, через королевскую спальню.

Три десятка стражников охраняли вход в ее башню. И еще три десятка охраняла вход к всевластному монарху.

И мышка не проскользнет.

Были случаи в истории посещений принцессы, когда кто-то что-то да ляпнет или покажет, что не стоило показывать.

Невозможно все контролировать, будь ты хоть трижды великий самодержец.

Однажды заезжий паяц, мужчина уже преклонных лет, в забавно расшитых штанах и застегнутой до самого подбородка ярко-белой с черными помпонами рубашке, показал принцессе одно совершенно неуместное представление – на ее глазах расцветала прекрасная роза, такого удивительного цветка принцесса не видела за всю свою жизнь, но только распустился его бутон, как тут же цветок начинал стремительно чахнуть, он весь скукожился, а потом и вовсе рассыпался, словно то было изваяние из песка, от него осталась лишь жалкая горсточка черного пепла.

Принцессу это повергло в шок.

Все, что рождено – рано или поздно вынуждено вновь превратиться в прах.

Всю ночь она плакала горькими слезами и никак не могла смириться с потерей сиюминутной красоты.

Паяца вскоре задержали и без суда и следствия повесили на въезде в замок, висел он в компании пьяниц и плутов.

Через какое-то время он и сам стал горсть черного пепла.

Всех, не было в этом правиле исключений, кто хоть намеком, случайно или намеренно, говорил о людских страданиях или просто мог ляпнуть, что жизнь скоротечна и пуста, как пивная бочка после праздника, ждала незавидная судьба.

История о паяце яркий тому пример.

– Принцесса не должна знать о боли и страданиях! – гласил указ короля.

Вызванные с работ каменотесы выдолбили эту фразу над входом в ее покои. Словно сам Господь Бог водил их рукой, заключая в камень безмятежное существование юной особы.

Не было цены у счастья принцессы – ни в золоте, ни в мехах, ни в сверкающих драгоценных камнях.

Все богатство, коим располагал король, а после похода на восток, было оно еще шире и цветастее, шло целиком на радости единственной дочери.

– Нет ничего, чтобы я пожалел ради нее! – уверенным голосом говорил король своим подчиненным, а для пущего эффекта бил кулаком по столу.

Те кивали и хором, нараспев, будто тянули ноты из псалма, повторяли:

– Все ради юной принцессы!

С самых ранних годов принцессу окружали богатство и роскошь.

Покои ее отличались редкой для тех земель изысканностью и пестротою красок. Фрески на стенах были выполнены лучшими мастерами из Флоренции и Падуи, пасторальные сцены успокаивали любопытного ребенка, казалось, что природа на них дышала, как дышит человек, который преисполнен возвышенных мечт и дум. Еду подавали на тарелках с инкрустацией из редких драгоценных камней. Привезенный нумидийский мрамор блестел также ярко, как звезды на ночном небе. С окон свисали темно-зеленые богато расшитые восточными узорами бархатные занавески. На увешанных по стенам картинам вздымались на дыбы черные кони, рыцари в искрящихся доспехах сражались с огнедышащими драконами. С потолка спускались по белоснежным облакам лучезарные ангелы, ручками они тянулись к лежащей на кровати принцессе и благословляли ее на любую детскую шалость, которая могла только прийти в ее чудную головку. Куда бы не падал взгляд принцессы все говорило о красоте и благородстве, о радости и счастье.

В комнате, где принцесса проводила все свое время, было три окна.

Одно выходило на запад.

Другое на восток.

Третье на север.

Изначально, оттуда открывался приунылый пейзаж. Худые сосенки тянулись рядками вдоль дороги к пшеничным полям. Дырявые крыши в крестьянский домах возвышались над равниной, как могильные плиты. А о пруде, где на выгон сгоняли гусей, коров и куриц, говорить не приходилось. Все это было грязно и не благородно. Навевало тоску и лишний раз тянуло из груди мысль о том, что человек на этой земле лишь тварь божья и не больше.

Не должно думать об этом принцессе.

В голове короля, так же, как из куколки вылупляется прекрасная бабочка, родилась одна любопытная идея.

Пригласил к себе король своих лучших землемеров, которые отмеряли границы его владений и были весьма учеными особами.

Дал король им поручение – тщательно замерить, куда попадает взгляд принцессы из тех трех окон, чтобы в этих местах возвести три прекрасных чуда, которые будут восхищать ее с пробуждением и до самой ночи.

Услышали поручение землемеры, слегка почесали свои седые ученые бороды и с присущим им педантизмом выполнили поручение короля.

Пока росла принцесса, сперва кроха лежала в кроватки, потом ползала на коленках и была такой маленькой, что не могла достать до окон, все это время велись работы по созданию трех чудес, от вида которых даже самый печальный поэт должен был преисполниться радости и веселья.

И вот, что это были за чудеса:

К востоку, где раньше пролегала дорога к пшеничным полям, был высажен прекрасный сад. Не поскупился король и было куплено множество диковинных цветов и кустарников. Чего только не было в саду – миндаль, липа, смоковница, царственные пальмы, величественные кедры, раздирающие небо, словно античные колоссы, каучуконосные фикусы; мириады цветов – лилии, фиалки, гиацинты, привезенные с Ближнего Востока розы, мелькали ряды самшита, словно рассыпанные детской рукой камешки. Сад буквально взрывался перед взором юной принцессы. А среди этого цветения мраморные изваяния Аполлонов и Дионисов, сатиров и фавнов, фонтаны с плавающими в них кувшинками, укромные гроты, увитые плющом колонны. В медных вольерах ютились многоцветные птицы – фазаны, скворцы, павлины.

Два остальных чуда были такими же прекрасными и волнующими.

Это огромная статуя сделанная из чистого золота – фигура атлета тянулась высоко к небесам, словно жаждала ухватиться за них, встряхнуть, как ковер покрывшейся вековой пылью, чтобы иные узоры покрыли его темно-синюю поверхность.

А к западу на многие пяди тянулась дубовая роща. Туда поселили диких зверей, вырыли озеро и огородили высокой стеной; иногда король наведывался в рощу вместе со слугами, чтобы отдохнуть от дел и поохотиться на оленей и куниц.

Подрастала принцесса, из хрупкого ангелочка она превратилась в весьма грациозного и статного лебедя. День и ночь она мечтательно смотрела вдаль. Казалось ей, что весь мир таков, как те три чуда, что она лицезрела из своих укромных покоев. Не приходило ей в голову, что люди могут жить иначе и что мир не таков, как она могла прочесть в тех немногих книгах, что стояли подле нее. Не знала она, что не все блестит так же ярко и ослепляюще, как золотая статуя, на отдаленном возвышении гордо бросающая вызов богам, что не все так сочно и живо цветет, как гиацинты и ландыши в любимом саду принцессы, что не все так красиво и чисто, как ключи бьющие в чаще дубовой рощи.

Но откуда было знать это принцессе?

Все, кто ее окружал, кто был вхож в ее покои, только и говорили, как за стенами замка прекрасно и волшебно.

– Там дома сделаны из горного хрусталя, – говорила одна очень важная и деловитая дама.

– Там в каналах течет розовая вода, – говорил один из ученых и просвещенных господ.

– Там все милосердны и добры, как милосердна и добра принцесса, – говорил один из сановников и как-то странно у него дергался глаз.

Принцесса сидела с открытым ртом и ловила каждое слово, каждый звук, исходящий из посетивших ее гостей.

– Хочу! Хочу Хочу! – как капризный ребенок восклицала она.

Все три особы нервно смотрели по сторонам и про себя думали: не сморозил ли я что-то не то?

Каждый из них ходил по тонкой грани, где на конце было благополучие принцессы, а по сторонам, словно актеры драматического театра, мелькали разные соблазны, готовые увлечь принцессу не туда, куда следовало.

Все, что вылетало из неприкрытых, иногда увлеченных ртов гостей, тут же звонко отзывалось в груди принцессы. Ей хотелось вплотную, как если бы они были прямо перед ней, посмотреть на любимые гиацинты, ощутить их пряный, слегка горьковатый медовой аромат, почувствовать прохладу утренней росы на синих и розовых лепестках. Ей хотелось вместе со всеми, под звон труб и лай голодной своры, сопровождать короля на охоте. Прислушиваться к дыханию леса, к пению птиц, треску деревьев. Чтобы все эти умозрительные конструкции вдруг стали реальными и ощутимыми. Хотелось всего и сразу – нестись словно неистовый ветер по цветочным лугам, петь песни перед приезжими из-за моря чужестранцами, плясать до упаду на королевских пиршествах, забираться на извилистые кроны деревьев, кричать, что есть мочи, гоняться за оленями и кабанами и еще много-много всего.

И как бы не хотелось королю уберечь свою любимую дочь от этих соблазнов – построить для нее собственный не ведающий о страданиях и печалях рай, все же сердце принцессы влекло ее далеко за пределы замка, туда где заканчивается долина и откуда восходит ярко-красное солнце.

Даже через все барьеры возведенные между принцессой и внешним миром, до нее иногда доходили отголоски людских страданий.

Были они смутными, едва различимыми, словно силуэт прячущийся в утренней туманной дымке.

Однажды, принцесса услышала, как под стенами башни, в небольшом, окруженном деревьями парке, кто-то горько и жалобно плачет. Это было необычно и странно, принцесса никак не могла понять, что именно могло вызвать к жизни такие слезы.

Разве тот мир не прекрасен?

Когда вошла одна из ее прислужниц, принцесса спросила:

– Кто это так горько плачет под моими стенами?

Женщина преклонных лет, со сморщенным, как финик, лицом, сперва растерялась и не знала, что ответить на столь провокационный вопрос, но потом сообразила:

– Разве кто-то плачет, моя госпожа? Я совсем старая и ничего не могу расслышать. – она вся сжалась и с самодовольной улыбкой добавила, – Может это ветер завывает? Иногда он любит поплакаться о своих… – женщина на секунду замолкла. – Впрочем, все это вздор, – она была хоть и не очень умной женщиной, но годы опыта взяли свое, она прекрасно знала, что ляпнуть чего лишнего значило попрощаться со своим языком. Как бы он ни был гадок и противен даже для нее самой, но все же выполнял важную функцию, без которой жизнь ей была не мила, она любила поболтать на кухне и поделиться всякими сплетнями.

Принцесса задумалась ненадолго, но потом уверенно произнесла:

– Нет! Это не ветер. – лобик принцессы весь сморщился, она усердно думала, хотя учителя говорили ей, что так делать нельзя, иначе к тридцати годам, та будет, как эта старая женщина, – Я прекрасно знаю, как шумит ветер. – Принцесса изобразила это перед служанкой. – Ни капли не похоже.