Вообще-то ворота у нас остались чисто номинально, как часть средневековых оборонительных укреплений. Стены, опоясывавшие некогда Мистиктаун, сохранилась лишь фрагментарно, а двери в город оставались открытыми весь день и лишь на ночь исправно закрывались по инициативе господина Капелюша. Он же назначил себя привратником и соорудил при них сторожку, а жил в коттедже неподалеку.
Если к городу подъезжал незнакомый транспорт, что, надо сказать, случалось реже, чем дожди в пустыне, он затворял ворота, интересовался личностью и целью гостей и лишь потом торжественно отворял их. Приезжие в основном были из числа фриков, которые тащатся от глубинки и мелких скучных городков, или же любители истории, желающие взглянуть на развалины башни и могилу принца. Иными словами, до недавнего времени у большинства жителей страны не возникало желания не то что захватить и уничтожить Мистиктаун, но даже просто его посетить. Исключение составляла ежегодная ярмарка накануне бала и, собственно, сам бал, на который съезжалась вся округа.
Я провела Касинеля и Феникса козьими тропами в сад, примыкавший сзади к нашему коттеджу. Стараясь не производить шума, принесла из сарая веревку, которой мы привязали коня к яблоне. Густая листва, не пропускавшая лунный свет, снова сделала его невидимым.
– Вот там растет морковка, можешь нарвать и покормить его. А это, – я ткнула в темный прямоугольник на втором этаже, – моя комната. Сейчас зайду домой через центральную калитку и, если все в порядке, открою окно. Тогда сможешь залезть. Только сперва убедись, что поблизости нет никого из соседей.
– Старая ведьма столь строга? – уточнил Касинель, скармливая Фениксу только что сорванное яблоко, и похлопал по невидимой морде. Плод уменьшался прямо на глазах, лишаясь боков под укусами незримых зубов.
Мне даже стало обидно за бабушку.
– Никакая она не ве… в смысле да, сейчас не лучший момент для знакомства с ней и объяснений. И не лучший вид. – Я выразительно посмотрела на единственную деталь его одежды.
– Ах да, твоя куртка… – Охотник потянулся к бедрам.
– Нет! – спешно вскинула ладонь я. – Потом отдашь, когда подберем тебе что-нибудь более подходящее.
Пальцы послушно отпустили ткань.
– Тогда я жду знака, Виски.
Кивнув, я уже собралась идти, но помедлила:
– На всякий случай: не волнуйся, если услышишь крики, звон разбитой посуды, угрозы расправы или что-нибудь в таком духе.
И не дожидаясь ответа, поспешила к главному входу, держась тени. Вслед раздалось тихое ржание Феникса, как пожелание удачи.
* * *
Калиткой пришлось хлопнуть как можно громче, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, откуда я пришла. К моему удивлению, в гостиной на первом этаже горел свет, и слышались голоса. На фоне задернутых занавесок четко прорисовывался перманент Флорис Кранах и сухопарый профиль Цирцеи Хук. А визгливый лай мог принадлежать только Пикси – значит, и Друзила Гримсен здесь. Совет в почти полном составе, только мэра не хватает.
Я поднялась на крыльцо, невольно улавливая приглушенные отрывки разговора из приоткрытой форточки.
– И когда приедет?
– Говорят, в конце недели. А до тех пор продолжатся поиски отрядами.
– Это недопустимо! Мы обязаны найти его раньше инспектора!
– Да ты нам просто новый мир открыла, Цирцея!
– Как новость-то дошла до столичной полиции? Суперинтендант ведь обещал, что все своими силами.
– Наверное, та кладбищенская проверка капнула.
– Нечего было кричать «маньяк» на каждом углу!
– Тебя не спросили.
– Уже два дня, и все без толку. Не думала, что это когда-то случится… Понимаю, для чего мы… но не думала.
– Никто не думал и не был к такому готов, Фло. – Похлопывание по плечу. – Мэр созывает завтра внеочередное заседание.
Когда я вошла, голоса стихли.
– Виски, это ты? – позвала бабуля после паузы, но не грозно, а устало и чуть… встревоженно.
Непохоже, чтобы она собиралась вылететь сейчас на метле и покарать меня за нарушение раз и навсегда заведенного порядка.
– Да, бабуль, я вернулась. Прости, что задержалась, была у Нетты и забыла про время.
Оставалось надеяться, что подруга, разыскивая меня, не звонила на домашний.
– Хорошо, рыжик. У тебя все в порядке?
– Все отлично, ба. Только очень устала, поэтому сразу поднимусь к себе, если не возражаешь.
– Конечно, иди, я загляну перед сном.
Поставив в уме зарубку напротив этого предупреждения, я завернула на кухню, прихватила из холодильника закрытую сковородку с равиоли (чистые, проверила) и пластиковую бутылку сока и поспешила наверх, обдумывая про себя услышанное. Похоже, Совет не на шутку взбудоражен пропажей Варлога, но их можно понять: символ города как-никак. Даже госпожа Гримсен пришла, которая никогда не переступает порог нашего дома из-за какой-то давней ссоры с бабушкой, случившейся ещё до моего рождения. Но на последней ступени эти мысли вылетели из головы, вытесненные моими собственными проблемами.
Закрыв дверь, я прислушалась к голосам внизу, но то ли соседки теперь молча жевали кексы, то ли перешли на совсем не различимый шепот. Выждав для верности ещё пару минут, подошла к окну и подняла раму.
От кромки сада к дому метнулась тень и ненадолго пропала из виду внизу. Скрипнули перила веранды, ухнули столбики, и на крышу на фоне неба приземлился в эффектном кульбите силуэт. Черепица жалобно вздрогнула, но выдержала. Довольно пологий скат примыкал прямо к окну. Я попятилась, пропуская Охотника, быстро опустила раму и задернула занавески. Нащупала кнопку ночника, и облако из «ИКЕА» озарило комнату мягким светом.
Касинель, стоя на лоскутном коврике в центре, повернулся кругом. В тот же миг я увидела свое жилище чужими глазами: нелепые тапочки из конопли, подаренные родителями незадолго до того, как сами они пропали в урагане, зацелованный постер кинозвезды, цветной бюстгальтер на спинке стула, крошки от чипсов на покрывале…
Я заметалась, собирая разбросанные вещи.
– Извини, у меня слегка не прибрано, не ожидала сегодня гостей.
Касинель с интересом переходил от вещи к вещи, внимательно рассматривая каждую мелочь, впитывая информацию.
– А это кто?
Он повертел нашу с Арием фотографию: огромный моток розовой сахарной ваты – как сейчас помню её клубничный вкус – и наши липкие улыбающиеся лица по бокам с по-дурацки разинутыми ртами, позирующие на телефон, который я держала в вытянутой руке. Сердце сжалось.
– Так, никто. Мимо проходил и попал в кадр.
– Он ещё и твою еду ел, – осуждающе заметил Охотник и поскреб ногтем гладкое покрытие. – Удивительно точная миниатюра.
Я вырвала у него рамку, кинула в коробку, куда только что побросала все лишнее, и толкнула её ногой под кровать.
– У нас все такие. Давно собиралась от неё избавиться, но всё забывала. Теперь давай подумаем, во что тебя одеть. А пока я ищу, воткни, пожалуйста, телефон вот в те две дырочки. – Я протянула ему сотовый с подключенным зарядником, указав на розетку, а сама раскинула мозгами.
По итогам размышлений пришлось лезть обратно под кровать за коробкой. Завтра попрошу Чезаре принести что-нибудь из его гардероба, а сегодня придется обойтись своими силами. Я извлекла со дна новую футболку с коротким рукавом, которую собиралась подарить Арию на трехмесячную годовщину наших отношений, и встряхнула. Купила пустую и сама нанесла принт акриловыми красками: просвеченная, как рентгеном, грудная клетка, а в ней – сердце, которое держит в руках табличку с надписью «занято».
– Вот, попробуй, должно налезть.
Арий трижды в неделю посещает качалку, но Касинель от природы наделен более выдающимися пропорциями, вдобавок на голову выше. Он поблагодарил и принялся бороться с горловиной.
– Дай помогу.
Звук треснувшей под напором мышц ткани доставил мне злорадное удовольствие.
– Прости…
– Ничего страшного, её я тоже давно собиралась выбросить.
Вниз одолжила старые дедушкины шорты, которые носила дома в дни Великой Стирки. Куртка наконец обрела свободу и повесилась в шкафу.
Фосфоресцирующая стрелка будильника задребезжала, раскачивая пружину, щелкнула и переместилась на двенадцать. Каждый день такое светопредставление – можно подумать, сейчас в комнату въедет Золушка в тыкве.
Неужели уже полночь?
Хорошо, что завтра выходной. Плохо, что у соседа газонокосилка. Я очистила журнальный столик от всего лишнего, подкатила к кровати, водрузила на него наш поздний ужин и сняла крышку со сковородки. Даже в холодном виде равиоли оказались восхитительными, что подтверждалось благодарным урчанием, почмокиваниями и отрывистыми восклицаниями моего сотрапезника, а также скоростью, с которой они исчезали.
– М-м, ты и впрямь кудесница.
Вилка в моей руке замерла – про равиоли речи не шло, тут уж он сам додумал… Я вздохнула и сунула её в рот.
– Когда мы поведаем госпоже Финварра о Сыне Шакала? Завтра? – Касинель наколол и заглотил сразу пять квадратиков с волнистыми краями и шумно запил соком.
– Нет! Я решила, что мы не станем ей ничего говорить. С этой мелочью справлюсь сама.
Меня окинули сомневающимся взглядом.
– Сын Шакала опаснее, чем тебе мнится.
– Справлюсь, – упрямо повторила я. – Иначе она никогда не будет воспринимать меня всерьез и до конца жизни станет попрекать тем, что я натвори… тем, что случилось.
Да и чем она поможет против метающего молнии Варлога? Пирогами закидает?
– Лучше скажи, почему ты называешь его Сыном Шакала? Откуда такое прозвище?
– Точно больше не будешь? – Я помотала головой, и Касинель подгреб к себе сковородку. – Один его далекий предок, очнувшись раненым на поле после битвы, обчистил павших товарищей по оружию, – вилка воровато пробежалась между макаронинами, выцепляя кусочки сыра, – а после добил своего военачальника, вырезал у него печень и съел. – Рассказчик театрально пронзил последнюю равиолину и отправил себе в рот.
– Фу! Гадость! Зачем он это сделал?!
– Чтобы забрать силу и мужество. И для ускорения заживления ран.
– Регенерация… – прошептала я.
Печень – орган, способный восстанавливать первоначальный размер даже из оставшейся четверти, как мне теперь известно после заваленной лабораторной по биологии. Неужели предок Варлога надеялся распространить это свойство на весь организм?
– Он провернул мародерство и ритуал ещё не раз, прежде чем его поймали и выжгли на шее знак в форме паскудного зверя, чьим повадкам он вторил. Но даже тогда он не повинился в грехах, заявив, что теперь неуязвим против любого оружия и потому бессмертен.
– Это было правдой?
Касинель пожал плечами:
– Он скончался, подавившись вишневой косточкой. Но с тех пор шакала в их роду взяли за гербовый знак, и отцы сами клеймят прошедших обряд сыновей, – Касинель подался вперед и легко дотронулся подушечкой пальца пониже уха, – вот здесь.
Прикосновение неожиданно обожгло, как только что поставленное клеймо.
– Вот уж точно талант извлекать пользу даже из невыгодной ситуации, – пробормотала я, неловко потирая шею.
Охотник снова отодвинулся и невозмутимо докончил:
– Они веруют, что при инициации юношам передается не только веками накапливаемая способность быстро исцеляться от ран, но вся родовая сила, а также частичка души зверя заодно с его хитростью, наглостью и злобой, после чего те теряют последние крохи человечности.
Теперь все ясно с белочкой: у принца генетическая предрасположенность к сыроедению. Но вспомнить, имелось ли на шее клеймо, не удалось.
– А Варлог… уже съел, гм, имею в виду: он прошел инициацию?
– Сие мне неведомо, – нехотя признал Касинель, вновь хмурясь в тщетной попытке доискаться ответа в памяти. – Теперь твой черед рассказать все, что знаешь о нем.
– Вообще-то знаю я не так чтобы много, – я дотянулась до сумки, извлекла дневник и положила ему на колени, – но надеюсь найти часть ответов здесь. Скажи, ты понимаешь, что тут написано?
Неслучайно ведь тетрадь привела к нему. Касинель погладил кожаную обложку, задумчиво обвел пальцем букву «И» и открыл.
Пока он листал проявленные страницы, я не дышала. Наконец не выдержала:
– Ну как?
– Это шифр.
Сердце упало.
– То есть ты его…
– Понимаю.
– Что?! Хочешь сказать, что можешь прочесть? – не поверила я ушам.
– Вполне. Здесь, к примеру, – большой палец прошелся по строчкам в середине страницы, – приведены благоприятные фазы луны для посадки сладкого лука. А вот тут заговор, чтобы унять боль от укуса.
– Вот так удача! Но откуда ты знаешь шифр?
Охотник лишь вздохнул.
– Ладно, позже мы обязательно разберемся с пробелами в твоем прошлом. Раз здесь есть заговоры против укусов, наверняка, есть что-то и для восстановления и укрепления памяти.
– Ты и впрямь так думаешь? – воспрянул он.
– Конечно! Похоже, у нас в руках настоящий кладезь ведьмовской информации. Что там ещё сказано? – Я жадно придвинулась, не замечая, что тесно прижимаюсь к нему плечом.
Мы чиркали спичкой, проявляя страницы, и повеселевший после моих слов Касинель читал вслух про способы определить худые намерения у попросившегося на ночлег путника, про врачевание различных недугов, про подкормку роз и пользу от появления дома сверчка – его пение отгоняет злых фей. Иногда это были отвлеченные размышления женщины, её планы на предстоящей день, а то и просто рисунки со сценками из повседневной жизни.
В общем, перед нами был самый настоящий дневник, столь же подробный, сколь сумбурный. Правда, раньше я не встречала зашифрованных дневников, написанных невидимыми чернилами, но кто знает повадки и умения ведьм прошлого? Вдруг им не нужна была проявка теплом, чтобы увидеть текст? Будь у меня побольше времени, с удовольствием изучила бы полезное и увлекательное содержимое подробнее, но сейчас на первом месте стояла другая задача, поэтому я подтолкнула локтем Касинеля, зависшего над способами извлечения наконечников стрел.
– А про Кольцо там ничего?
Мы пролистали около трети, но он ни разу не упомянул его, бегло просматривая страницы и в паре слов пересказывая содержимое каждой.
Охотник просканировал взглядом следующий разворот и потянулся перевернуть страницу.
– Пока нет.
Внезапно лестница исполнила предупреждающую симфонию скрипов. Бабушка! Значит, гостьи ушли, да и пора бы уже. Одной рукой я вырвала у Охотника дневник и засунула под подушку, а второй погасила икеевский светильник.
– Скорее, под кровать! Нет, там коробка, лучше сюда! – Подбежала к окну, рванула наверх раму и шепотом докончила, вталкивая Каса в проем. – Там слева удобный уступ.
Едва успела задернуть занавески, как в дверь тихо постучали.
– Виски, ты спишь?
Я выдержала паузу, чтобы унять дыхание, и ответила, имитируя сонный голос:
– Да, бабуль, ты что-то хотела? Это может подождать до завтра?
Недолгое колебание.
– Нет, ничего важного, отдыхай, рыжик.
Подождав, пока шаги удалятся, и в конце коридора хлопнет дверь, я повернулась к окну и впустила Охотника обратно. Да-да, знаю, не самое зрелое поведение, но лучше так, чем крики и объяснения посреди ночи.
Мы возобновили занятие, но вскоре буквы начали расплываться у меня перед глазами, а строчки – заплетаться в косички. Толком ведь не спала двое суток. Охотник внимательно рассматривал набросок замка: с ещё целыми стенами, какими-то дворовыми постройками и лохматым одноухим псом.
– Больше не могу, – зевнула я. – Сейчас лягу и заведу будильник на пораньше.
– Я продолжу, пока не кончатся. – Касинель, не отрывая глаз от страницы, указал на похудевшую щепотку спичек в коробке.
– Ага. – Я постелила ему на полу одеяло, кинула вторую подушку и уже в полудреме протянула руку и провела кончиками пальцев от лба до губ. – Снов без сов.
И аж проснулась от смущения, осознав, что повторила жест, которым желала Арию доброй ночи. Отдернула было руку, но Касинель перехватил её и требовательно сжал:
– Почему ты так сказала? Именно эти слова?
– Не знаю, – я нервно высвободила пальцы, слегка подивившись столь бурной реакции, – просто дурацкая семейная присказка на ночь.
– Без сов… – повторил Касинель, – что-то такое знакомое…
Во избежание дальнейших расспросов я поскорее забралась в постель и перевернулась на другой бок. Хорошо, что мысли слипались от усталости, иначе бы точно полночи ворочалась, вспоминая неловкую ситуацию и теплоту губ под пальцами.
Во сне гонялась вокруг башни за одноухим псом и пыталась отнять у него кольцо в виде соски – одно из тех, что продают в отделах со сладостями: пластиковый ободок и огромный леденцовый изумруд со вкусом дюшеса. А птицы с янтарными глазами галдели и подбадривали меня. Мимолетно проснувшись, увидела смятое одеяло на полу и пустую комнату, но, не в силах сопротивляться зову сновидений, снова провалилась в их объятия. Как ни странно, все продолжилось с прерванного момента. Пес внезапно прекратил беготню, двинулся мне навстречу, поднялся на задние лапы и на ходу вырос, превратившись в Варлога. Дыхание перехватило – такой он был красивый в своем сказочном костюме с плащом и шпагой на боку. Глаза сияли черными бриллиантами, с каждым шагом принца заполняя мой мир, пока не заслонили его целиком.
Отвернуться, бежать! Но тело не повиновалось, поэтому я только зажмурилась, а в следующий миг губы обжег знакомый поцелуй со вкусом леса, горячей стали, пшеницы и дыма. Я тонула и терялась в нём, утаскиваемая в сладкую бездну. Птицы внезапно поднялись в воздух, превратились в одинаковых воронов в кольчугах и закружили над нашими головами так быстро, что образовали блестящее кольцо.
В ушах раздавался треск их костяных крыльев, а упоительный поцелуй высасывал волю, не позволяя пошевелиться. Он прервался, как и в прошлый раз, внезапно, оставив внутри ощущение пустоты и жажду добавки.
– Благодарствую, ведьма, – прошелестели над ухом, и вороны со стуком упали на землю.
Я распахнула глаза в тот самый миг, когда Морок вылетал в окно с дневником Имельды в когтях.
– Нет! Касинель, тетрадь!!
Выпрыгнув из кровати, я вцепилась в другой конец дневника. Схватка с инфернальным вороном вышла жаркой, но короткой. Охотник очутился рядом как раз вовремя, чтобы предотвратить мое выпадение из окна.
Мы оба рухнули на пол, вернее, он на пол, а я на него, прижимая к груди то немногое, что удалось спасти. Оставалось только бессильно наблюдать, как Морок исчезает в лиловом предрассветном небе, энергично работая крыльями и злорадно каркая. Клюв у него изредка заедал. Я поднялась, неверяще перебирая жидкую стопку из трех-четырех листов.
– Как это могло произойти? Откуда принц узнал про дневник? – Хлопнула себя по лбу. – Вот я шляпа! Наверное, он все это время следил за мной через Морока!
Касинель поднялся, растирая плечо, в которое пришелся укол моего локтя, и яростно ударил кулаком в стену:
– Повинен в том лишь я один, ведьма!
Что-то в его тоскливом взгляде вкупе с воспоминанием о пустом одеяле на полу и о том, как внимательно он рассматривал рисунок замка, заставило меня подозрительно прищуриться:
– Ты ведь ездил туда, да? Несмотря на мое предостережение и наш договор, решил-таки проверить башню?
Он сокрушенно кивнул.
– В твоей власти наказать меня, ведьма.
Я представила, как Варлог прятался в стене и потешался, наблюдая за Касинелем, бродящим по развалинам в футболке с рентгеном грудной клетки и старых дедушкиных шортах. А потом пробрался в дом через сон, чтобы… поцеловать меня. Пальцы невольно коснулись губ, хранящих ощущения, от которых по телу до сих пор порхали теплые бабочки. Хотя чувствовала я себя довольно уставшей. Будто и не спала.
– Что с тобой? – вмешался в лиричные воспоминания Касинель. – У тебя щеки красные, и рот распух.
После его слов лицо запылало с удвоенной силой.
– У меня часто губы во сне… пухнут. Реакция такая на сон. И на все остальное. Добро пожаловать в двадцать первый век: краситель на консерванте сидит и улучшителем погоняет, плюс стрессы, глобализация, плохая экология, а результат – на губах.
Я правда не знала, как объяснить произошедшее. Ведь принца в комнате не было, он послал за дневником своего приспешника-ворона, но воспоминания казались такими яркими и… настоящими! Может, это нечто вроде поцелуя на расстоянии? Какое-то колдовство. Общаются же теперь люди, живущие в разных концах планеты, через скайп. В средние века его ещё не было, приходилось по-другому выкручиваться, вот и придумали колдовские поцелуи. Зачем Сыну Шакала целовать меня после угроз о расправе оставалось неясным. Но так приятно-неясным… Я тут же встряхнула себя. Не время млеть от ласки злодея с таким беспорядочным питанием!
– Что до наказания, – пошла я в наступление, – моя предшественница из твоего времени наверняка превратила бы за такую оплошность во что-нибудь квакающее, но я современная толерантная ведьма, чуждая подобной импульсивности. К тому же мы оба виноваты: нельзя было оставлять дневник на виду. Лучше переведи, что здесь…
Протянув отвоеванные листы, я положилась на чудо. Чуда не случилось. Нам остался черновик письма с заказом для монастыря на пять дюжин восковых свечей и дотошное описание родов у кошки.
– Не верю, что это все! А Варлог сумеет прочесть дневник, как думаешь?
– Не могу знать.
Волосы на голове зашевелились: если он откопает там информацию про Кольцо…
– Постой, сохранилось ещё кое-что.
Охотник пошарил под одеялом и извлек несколько потрепанных листов.
– Я отложил те, что показались занимательными. Но ни в них, ни в похищенных не встречал упоминания о Кольце.
Занимательными ему показались: рецепт орехового пирога «Альпийская долина», виды компрессов при ножевых ранах и детский стишок.