Преступление Мервина Грея

Мервин Грей, прозванный в США Чудом Делового Мира, не стал бы миллионером в двадцать девять лет, если б страдал нерешительностью.

Вот почему, получив срочную телеграмму от своего лондонского представителя Эдгара Кэссона, сообщавшего, что ему с трудом удалось продать по три шиллинга акции, которые еще накануне котировались по девять шиллингов шесть пенсов, он первым же самолетом вылетел из Багамы, центра своей финансовой империи, даже не потрудившись известить о своем прибытии.

Впрочем, медлительный и невозмутимый маклер ничуть не удивился, увидев, что перед его домом остановился «роллс» с шофером за рулем. Он попросил жену заняться гостями и, распорядившись не беспокоить его ни под каким предлогом, принял Грея в библиотеке.

Маленький, светловолосый, возбужденный и всегда — даже когда он сидел за своим письменным столом — выглядевший так, словно он вот-вот сорвется с места и устремится к некоей неведомой далекой цели, Грей занял лучшее кресло, взял наиболее полный из двух бокалов хереса, налитых Кэссоном, и спросил:

— Что там стряслось, черт возьми, с «Лептон энд Уайт»?

Это было именно то, чего ожидал Кэссон, однако издали он, как всегда, переоценивал свои силы, надеясь, что сумеет спокойно противостоять рассерженному Грею. Он нервно облизал губу и сказал, переходя на оборонительный тон:

— Знаете, это еще не все. Они дошли до шиллинга шести пенсов к исходу дня, и завтра никто уж не захочет их покупать. В этих обстоятельствах…

— Что произошло? — спросил Грей. — И налейте мне еще один бокал этого пойла, которое вам всучили под видом хереса.

Кэссон, вздохнув, поставил бокал и порылся во внутреннем кармане своего безукоризненного смокинга.

— Бог что с ними произошло, — сказал он без обиняков и положил сложенный вдвое листок бумаги в протянутую руку Грея.

— «Пятый бюллетень», — прочел вслух Грей, — Я не улавливаю связи.

— Прочтите, — сказал Кэссон, — и вы будете знать столько же, сколько я.

Грей угрожающе поднял бровь, однако последовал совету своего маклера. Это было нечто вроде объявления, выполненного офсетным способом с оригинала, напечатанного на машинке, и напечатанного к тому же неаккуратно, с неровными полями и множеством опечаток.

Бюллетень состоял из десяти или двенадцати коротких параграфов, начинавшихся с названия какой-либо компании, выделенного прописными буквами. Почти все фирмы были известны Грею. С трудом сдерживая накипавший гнев, он принялся читать:

— ДЕЙЛ, ДОККЕРИ Н ПЕТРОНЕЛЛИ, фабриканты мороженого. За шесть истекших месяцев 3020 детей, потреблявших их продукцию, заболели желудочными болезнями.

«ГРАНД ИНТЕРНЕЙШНЛ ТОБАККО КОРПОРЕЙШН». Сигареты «Престиж», «Каше» и «Шилимент». 14 186 случаев заболевания раком легких диагностированы за прошлый год среди потребителей этих марок.

И вот наконец то, что он искал:

— «ЛЕПТОП ЭНД УАЙТ», торговое оборудование для продуктовых магазинов. В течение того же периода 1227 служащих фирм, использующих машины для резки ветчины и другие аппараты, поставляемые компанией, лишились одного или нескольких пальцев.

Грей передернулся, представив себе руку, из которой хлещет кровь на белую эмаль машины для резки ветчины, однако он еще не переварил потерю двадцати тысяч фунтов стерлингов.

— Эта… эта бумажка разорила «Лептон энд Уайт»?.

— Выходит, что так.

— Но… господи боже! Как можете вы думать, что все это случилось из-за какого-то клочка бумаги! Ерунда! Это просто абсурдно!

— Абсурдно или нет, но я вас уверяю, что многие люди принимают это всерьез. Если угодно, я объясню.

— Валяйте, — сказал Грей.

— Мне пришлось потратить немало усилий, чтобы получить этот номер бюллетеня. Среди прочих я обратился к одному моему старому приятелю, который сказал мне, что, если только бы он знал, что у меня есть акция Лэптона, он заранее предупредил бы меня. Я спросил его, каким образом получилось, что он в курсе, и тогда он показал мне этот листок. Он не имеет ни малейшего представления, почему ему посылают его, и не знает, кто отправитель. Он получает бюллетень начиная с третьего номера, который он швырнул в корзину, мельком просмотрев. Однако он запомнил заметку об интересовавшей его консервной фабрике, в которой говорилось, что там пренебрегают санитарными требованиями. А несколько дней спустя в Лидсе вспыхнула эпидемия брюшного тифа, которую приписывали мясным консервам, выпускаемым этой фирмой.

— Продолжайте, — сказал Грей, теперь с жадным интересом.

— Когда он снова получил бюллетень, то, разумеется, прочел его с величайшим вниманием. У него не было акций фирм, упоминавшихся там, однако из любопытства он в течение некоторого времени следил за ними. Одна из заметок была аналогична той, что вы прочли о мороженом, — множество детей, пользовавшихся игрушками, импортируемыми фирмой «Кид Дии Фан», заболели. Вы слышали об этом?

— Разумеется. Куклы и новинки, импортируемые из Гонконга и Японии. Это ведь они имели неприятности с Ассоциацией защиты потребителей?

— Совершенно точно. Оказалось, что краска, используемая для кукол, содержала мышьяк. Им пришлось забрать у розничных торговцев более чем на десять тысяч фунтов товара и уничтожить его.

— Дайте-ка мне еще взглянуть на этот листок!

Грэй вырвал бюллетень из рук Кэссона и погрузился в чтение; подняв голову, он сказал:

— Он совсем не глуп, в этом ему не откажешь.

— В каком смысле? — спросил Кэссон.

— Послушайте! Это же ясно, как день. Это — ловкое мошенничество, одна из самых блистательных операций по манипулированию рынком, какие я когда-либо видел. Неужто вы в самом деле не понимаете?

Вместо ответа Кэссон лишь слабо покачал головой.

— Да думайте же, черт вас подери! Ну же! Что вы думаете о человеке, который печатает этот набор глупостей? Вы действительно считаете, что автор бюллетеня — рыцарь в сияющих доспехах, объявивший крестовый поход против опасных для потребителя товаров? Надеюсь, вы не до такой степени наивны?

Охваченный унизительной растерянностью, Кэссон чувствовал, как под хлестким, презрительным взглядом Грея кровь приливает к его лицу. Он был вдвое старше Грея и пользовался большим уважением в профессиональных кругах. Однако было в Грее что-то такое, что вызывало у него желание стушеваться и бежать на край света. Возможно, это было то самое, что восхищенные светские репортеры беззастенчиво называли «его безжалостной грубостью», или та бесстыдная алчность, которая делала его столь восприимчивым к алчности клиентуры. Это началось с злектрохозяйственных товаров и с открытия, что, хотя люди очень неохотно платят большие деньги за машины, предназначенные для выполнения столь прозаической задачи, как стирка, они тем не менее стремятся приобретать самые роскошные и дорогие марки, потому что это сообщает некую видимость престижа возне с бельем. Затем — автомобиль, самая высокая статья расхода в семейном бюджете. Началось с аксессуаров, которые должны были придать дешевой серийной машине видимость роскошного автомобиля, затем блестящий ход Грея по завоеванию шинной промышленности, основанный на открытии, что водители очень не любят раскошеливаться на предметы, о достоинствах которых могут судить лишь эксперты, и высококачественным покрышкам предпочитают светозащитное ветровое стекло или могучий клаксон…

— Что ж… нет, конечно! Я никогда не думал, что редактор бюллетеня всеобщий благодетель. — Быстро справившись с минутной растерянностью, Кэссон продолжал: — С другой стороны, разве не может быть, что он слегка тронутый, а? Этакий чудак-идеалист.

Выражение лица Грея смягчилось, пока он прикидывал эту возможность.

— Не думаю, хотя это вполне правдоподобно. Нет, по всему видно, что это ловко организованная кампания. Воспользуемся ею.

Он поудобнее устроился в кресле и сцепил пальцы:

— Первое, что вы должны сделать, чтобы исправить свои ошибки, это отыскать мне человека, который печатает эту штуку. Он изобрел очень ловкий трюк. Я хотел бы использовать его. Пусть никто не скажет, что я не умею оценить оригинальную идею, особенно если она выгодна.

Он поднялся и направился к двери.

— Даю вам сроку до выхода следующего номера, мой маленький Кэсси, — бросил он через плечо. — Иначе вы будете уволены.

После секундной паузы Кэссон, откашлявшись, подал голос:

— У меня есть одна идея, но я не решался…

— Я вас слушаю.

— Может быть, стоит дать объявление? В «Файненшл таймс», например? Мы могли бы также поместить анонимные объявления в других.

— Анонимные? — прервал Грей. — Что за глупость! Если публика узнает, что Мервин Грей интересуется бюллетенем, это придаст ему авторитет, к которому он стремится, разве нет? И последние скептики попадутся в ловушку! Валяйте, Кэссон, немедленно организуйте объявления!

ШЕСТЬ ДНЕЙ спустя Грей получил по почте записку, отпечатанную на машинке и вложенную в обычный авиаконверт:

«Я узнал, что вы интересуетесь следующим номером моего бюллетеня. У вас для этого есть все основания. Я буду счастлив показать вам новый номер. Я бы попросил вас, однако, явиться ко мне лично».

В левом верхнем углу листка стоял адрес — какой-то маленький городок, расположенный в десяти километрах севернее Лондона. Внизу была подпись: Джордж Хэндлинг.

Чрезвычайно довольный, Грей попросил секретаршу забронировать ему билет в Англию. Он решил никого не предупреждать о своем прибытии.

На глухой окраине городка, с трудом отыскав улицу, Грей поставил машину, но медлил выходить. Запущенный дом с заросшим сорняками садом нисколько не соответствовал сложившемуся у него представлению о блестящем создателе бюллетеня. Может быть, его просто разыграли? Нет, письмо было напечатано на той же машинке, что и бюллетень. Он пожал плечами и направился к дому.

Ночь уже спустилась, и в слабом свете уличных фонарей дверь едва виднелась. Грей шел медленно, чтоб не споткнуться о ступеньки. Но их не было: дверь находилась на уровне земли. Он сам не знал, почему это так поразило его.

Он долго шарил по стене, пока не нашел звонок. Почти тотчас же над входом зажглась лампа и дверь открылась.

— А, это вы, мистер Мервин Грей. Входите же. Погода сегодня довольно скверная.

На мгновенье Грей оцепенел. Этот… это существо было так непохоже на все, что он рисовал в своем воображении…

Начать с того, что хозяин дома сидел в кресле-каталке, приводившемся в движение аккумуляторами. Его левая рука была скрючена. Ноги накрыты серым одеялом, носившим следы соуса и яичного желтка. Половина лица заросла лохматой темной бородой, другая была изуродована шрамом, идущим от скулы к подбородку. Но глаза были очень живые, и от их напряженного взгляда ему стало не по себе.

— Вы Джордж Хэндлинг? — произнес он наконец.

— Совершенно верно.

— Это вы издаете бюллетень?

— Да. Но послушайте, не стойте же на пороге. Все тепло выдует, если держать дверь так долго открытой, а в нынешнем году топливо дорого.

«Но благодаря бюллетеню вы должны бы зарабатывать более чем…»

Он проглотил эти слова. Ошеломленный догадкой, что его предположения абсолютно ошибочны — возможно, это просто сумасшедший, — он вошел. Такого странного дома он никогда не видел. Причина отсутствия ступенек перед входом была очевидна, и та же логика обнаруживалась во всем. Перегородки между комнатами были сняты, чтобы обеспечить свободное передвижение кресла-каталки. Поодаль — литографский пресс, кипы бумаги и картонки с конвертами.

Механическим шагом заводной куклы Грей проследовал за Хэндлингом к письменному столу, рядом с которым стояла печка, топившаяся мазутом и представлявшая собой хромированный рефлектор, излучавший тепло и свет на раскаленную металлическую решетку. Несмотря на это, в доме было очень холодно. Возможно, впрочем, это было лишь субъективное ощущение, вызванное потрясением, которое он испытал.

— Садитесь, — сказал Хэндлинг. — Не хотите ли чаю?

— Нет, благодарю вас, — выговорил Грей, стараясь держаться естественно. Итак, вы узнали из моих объявлений, что я чрезвычайно заинтересовался вашим изданием?

— Каких объявлений? — спросил Хэндлинг.

— Но позвольте! Почему же вы написали мне? Мы поместили объявления в «Файненшл таймс», «Экономист» и… — не закончив фразы, он поискал глазами розовую обложку «Файненшл таймс», но ничего не нашел.

— Признаться, я не в курсе, — сказал Хэндлинг.

— Но откуда же вы узнали в таком случае, что я интересуюсь вашей работой?

— Это профессиональный секрет, мистер Грей, — сказал Хэндлинг, засмеявшись каким-то особенно неприятным жеманным смешком. — Вы читали, по крайней мере, один из моих бюллетеней, не так ли? Вам, стало быть, известно, что у меня немало профессиональных секретов.

— Да, на меня это произвело огромное впечатление. — Он сцепил пальцы и только теперь заметил, что забыл снять перчатки, но решил оставить их из-за холода. — Располагая подобной информацией, можно разбогатеть, если только умело взяться за дело…

— Вы, разумеется, удивлены, увидев, что я живу в таком убогом доме, в самом унылом квартале этого жалкого провинциального городка? Но здесь легче сохранить анонимность. К тому же, что бы я делал с богатством? У меня были жена и сын. Оба погибли в результате несчастного случая, превратившего и меня в калеку.

— Я… мне очень жаль, — сказал Грей.

— Благодарю вас.

Грей попытался переменить тему:

— Вы… а многим ли вы посылаете ваш бюллетень?

— Я начал с пяти сотен. В этом месяце мой бюллетень получат уже свыше тысячи человек.

— Кстати… я бы тоже хотел получать.

— О, вы не относитесь к числу лиц, для которых я издаю бюллетень! Все это очень строго продумано. Я отбирал администраторов, ведающих основными фондами промышленных ассигнований, экспортеров, действующих в самых широких масштабах, скупщиков, покупателей, отвечающих за выбор марок, которые будут продаваться по всей стране, — короче, людей, чье решение, купить или нет товары какой-либо фирмы, означает для последней жизнь или смерть. Понимаете?

— А почему вы выбрали именно этих людей? — осторожно спросил Грей.

— В связи с характером информации, которую я получаю.

— Гм… Но почему именно такая информация? И как вы ее получаете?

— Я психометрик. Психометрия — это особая отрасль ясновидения. Порой у меня бывают совершенно неожиданные откровения — занавес приподнимается, как говорится. Иногда я предвижу будущее, иногда чувствую мысли другого человека, но главная моя специальность — улавливать возможную связь какого-либо предмета с болезнью или смертью. Я предполагаю, что у меня всегда был этот дар. Например, я был против покупки этой стиральной машины, из-за которой мой малыш остался без руки, но она была дешевле других, а мы люди небогатые. У этой машины не было автоматического отключателя. Знаете, такого устройства, которое не давало бы винту вращаться, когда крышка поднята. А без воды она крутится с ужасной скоростью. Бедняжка Бобби сумел запустить машину, приподнял крышку и… Да, а Мег долго не могла работать после того, как донышко утюга упало ей на ногу — рана от ожога нагноилась. И когда я повез ее в больницу, все это и произошло. Шины, понимаете. Они не вызвали у меня доверия, но денег у нас в самом деле было в обрез с тех пор, как Мег не работала, и вот я купил самые дешевые. Мег плакала, у нее болела рука, на заднем сиденье плакал малыш, потому что…

— И что же произошло?

— Согласно показаниям полицейского, при повороте на большой скорости шины сошли с обода и машина перестала подчиняться управлению. Мы врезались в фонарный столб… Только я остался жив… В больнице я впервые догадался о своей новой способности. Однажды они собирались сделать мне укол, и я вдруг сказал: «Последний человек, которому вспрыснули этот состав, умер, не так ли?»… Позднее я обнаружил, что могу также чувствовать будущее. Вот тогда-то все и началось…

Захваченный почти гипнотической силой Хэндлинга, Грей не мог отвести глаз от его изможденного лица.

— Что… как, собственно, вы это делаете? — спросил он, подумав с парадоксальным безразличием, что впервые в жизни ощущает себя во власти другого человека.

— У меня такое впечатление, что факты и цифры рождаются в моем подсознании, — объяснил Хэндлинг. — Я записываю результат и публикую в своем бюллетене. Сначала я подумывал о других способах распространения, но отказался от них. Ведь газеты находятся под контролем лиц, которые платят за объявления, не так ли?

— Гнусный вздор, — взорвался Грей. — Брать какой-то предмет и утверждать, что в следующем году он убьет столько-то человек? Нужно быть ненормальным, чтобы верить в это!

— По-видимому, вы мне не верите. — сказал Хэндлинг, нисколько не сердясь, — однако большинство моих абонентов поверят, когда завтра ознакомятся с утренней почтой. Шестой бюллетень уже отправлен. Неужели вам не любопытно узнать, что в нем?

Грей взял протянутый ему листок и уже собирался было скомкать его, да так и оцепенел, краешком глаза прочтя три слова: «Предприятия Мервина Грея…»

Стиральные машины «Турбийон-Миракл» убили током столько-то человек из-за неисправности проводки; утюги «Вит-Нет» вызвали столько-то пожаров и обожгли столько-то человек, распавшись во время утюжки; шины «Олтрэк» явились причиной такого-то числа автомобильных катастроф со смертельным исходом…

Голова у него пошла кругом, когда он подумал о всех тех, кто получит этот список обвинений. Он едва слышал, как Хэндлинг говорил:

— Да, именно из-за стиральной машины «Турбийон-Миракл» мой мальчик лишился руки, и один из ваших утюгов изувечил Мег, а ваши шины «Олтрэк» были причиной автомобильной катастрофы, случившейся, когда мы ехали в больницу. На ваших руках кровь, мистер Грей! Каждый день вашей жизни вы раните по меньшей мере одного человека.

— Грязный негодяй, — прошипел Грей сквозь зубы. Он яростно запихнул листок в карман своего пальто, — Вы не имеете права! Это подлая, мерзкая, отвратительная клевета!

— Говорить, что какое-нибудь изделие неисправно, не значит клеветать, сказал Хэндлинг, улыбаясь. — О, я не сомневаюсь, что вы можете подать на меня в суд! Но я не совершил никакого преступления.

— Пройдоха!!! — заорал Грей, бросаясь на него.

От толчка инвалидное кресло покатилось назад, с размаху налетело на печку и опрокинуло ее; в то же мгновенье горящий мазут растекся по полу, покрыв поверхность в несколько квадратных метров. Языки пламени доходили до лица Хэндлинга. На сетчатке Грея навсегда отпечаталась эта картина: сведенное судорогой, искаженное лицо с совершенно круглыми глазами и широко открытым ртом, опаленная борода и торчащие дыбом, извивающиеся, словно змеи на голове Медузы, волосы…

Он был уже на улице, закрыл за собой дверь и побежал к машине. Он вскочил в нее, включил мотор и яростно прибавил газ. Доехав до поворота, он обернулся. Никаких признаков пожара пока еще не было видно. По всей улице занавески были задернуты.

Он остановился в шестидесяти километрах от городка, на краю пустынной дороги. Он еще дрожал от холода, но уже взял себя в руки и заставил себя трезво проанализировать ситуацию. В общем, она была не такой уж скверной. Конечно, он не сможет скрыть тот факт, что был в Англии, но нет абсолютно никаких оснований для того, чтобы публика узнала о его поездке в город, где жил Хэндлинг. Никто не видел, ни как он приехал, ни как уехал, и это просто чудо, что он не снял перчатки и не оставил, следовательно, отпечатков пальцев. Он мог спокойно возвращаться в Лондон, провести вечер в клубе, где его знали, затем пообедать или отправиться на какой-нибудь хороший спектакль. А завтра в десять часов утра он сможет сделать публичное заявление, что в бюллетене сплошная ложь, что финансовой империи Мервина Грея ничто не угрожает и что…

Бюллетень!

Грей лихорадочно обшарил карманы своего пальто и извлек клочок бумаги. Это было единственное доказательство его отношений с Хэндлингом. Он должен избавиться от него, не теряя ни минуты. Он вынул зажигалку. Через мгновенье от листка останется лишь горсточка пепла, которую разнесет ветер, и он вне опасности. Он щелкнул зажигалкой и поднес бюллетень к язычку пламени. Он уже собрался его поджечь, но замер, словно парализованный. На этот раз он усидел обратную сторону листка. И, в частности, параграф, окаймленный жирной черной чертой, проведенной неуверенной рукой.

В рамке был следующий текст, напечатанный с обычной для Хэндлинга неловкостью:

«Этот номер бюллетеня будет последним. Его издатель, мистер Джордж Хэндлинг, 29 Уиберд Клоуз, Блентам, был убит вчера вечером мистером Мервином Греем, пытавшимся помешать огласке этой информации».

Он долго думал о тысяче влиятельных лиц, которые завтра в час утренней почты вскроют анонимный конверт, содержащий… Обдумав все это, он просто остался сидеть в машине совершенно неподвижно.