Роджер Макбрайд Аллен Преследуемая Земля

КОЛЬЦО ХАРОНА

– В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!

Белая Королева, Льюис Кэрролл «Алиса в Зазеркалье».

Dramatis Personae

ЙЕНСЕН АЛЬТЕР. Геолог с Марса.

СОНДРА БЕРГХОФФ. Молодая сотрудница Станции гравитационных исследований, Плутон.

ВОЛЬФ БЕРНХАРДТ. Научный сотрудник Лаборатории реактивного движения, дежуривший в ночные смены, позже глава Управления пространственных исследований ООН (УПИ).

ТАЙРОН ВЕСПАСИАН. Директор Орбитальной транспортной службы. Луна.

ЛЮСЬЕН ДРЕЙФУС. Технический сотрудник Орбитальной транспортной службы. Луна.

ХИРАМ МАКДЖИЛЛИКАТТИ. Штатный физик Венерианской исходной зоны оперативных разысканий (ВИЗОР). Всегда находится в дурном расположении духа.

ДЖЕРАЛЬД МАКДУГАЛ, муж Марсии Макдугал. Канадский экзобиолог, глубоковерующий.

МАРСИЯ МАКДУГАЛ, жена Джеральда Макдугала. Планетарный инженер ВИЗОРа. Подростком бежала из Пурпурной исправительной колонии Тихо, принадлежащей Движению Обнаженного Пурпура.

ВЕЛИКИЙ КЛЕШНЕВИДНЫЙ ОГЛУШИТЕЛЬ, известный также под именем Фрэнка Барлоу. Радиотехник Района Обнаженного Пурпура.

ОГАЙО ШАБЛОН ПУСТОЗВОН. Большой Пустозвон, или руководитель Района Обнаженного Пурпура.

Доктор САЙМОН РАФАЭЛЬ. Директор Станции гравитационных исследований на Плутоне, немолодой, раздражительный.

МЕРСЕР САНЧЕС. Геолог с Марса.

ДИАНА СТАЙГЕР. Пилот грузового буксира «Рабочая лошадка». Впоследствии капитан корабля «Терра Нова»[1].

Доктор ДЖЕЙН УЭБЛИНГ. Научный руководитель Станции гравитационных исследований, Плутон.

КОЙОТ УЭСТЛЕЙК. Независимый горняк, владелица горнотехнического корабля «Девушка из Вегаса». Занимается разработкой астероидов.

ЛАРРИ О'ШОНЕССИ ЧАО. Младший научный сотрудник Станции гравитационных исследований, Плутон.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. Конец

Сила тяжести – миллион и продолжает расти. Ларри О'Шонесси Чао торжествующе улыбнулся и развалился в кресле. Кольцо не закрыли, пока не закрыли. Может быть, это заставит кое-кого изменить свое мнение. Сила тяжести – миллион десять тысяч. Миллион двадцать. Миллион двадцать пять; Миллион тридцать тысяч. И – замерла. Ларри нахмурился, потянулся вперед и постучал пальцем по нониусу[2].

В Первой диспетчерской Станции гравитационных исследований было темно и безлюдно, тут хозяйничала звенящая тишина. На Плутоне вообще царит покой. Ларри не обращал внимания на тишину, на сосание под ложечкой, на туман перед глазами. Еда и сон подождут.

Секунду цифры на индикаторе ползли вниз, потом снова полезли вверх. Миллион пятьдесят тысяч, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, девяносто…

Сила тяжести – миллион сто тысяч. В миллион сто тысяч раз больше, чем на Земле. Ларри задумчиво смотрел на приборную панель, на ней светилось: 1100000.

Он поднял глаза и устремил взгляд вверх, как будто сквозь потолок диспетчерской, сквозь давящий купол Станции, сквозь холод пространства можно было увидеть висящее в небе огромное Кольцо. Именно там, а не здесь, все и свершилось. Ларри просто нажимал на кнопки и снимал показания, а в тысячах километров над ним, в Кольце, окружающем Харон, происходило невероятное.

Ларри ликовал. Он использовал это Кольцо и победил. Конечно, он работал в диапазоне нескольких микрон, и эффект неустойчив, ну и черт с ним. Главное, сгенерированное поле достигло огромной мощности. Теперь вся Станция вернется к этой теме, и доктор Рафаэль вынужден будет признать: они близки к созданию виртуальных черных дыр и решение проблемы не за горами.

ВЧД вызовет небывалый шум и позволит справиться со множеством финансовых трудностей. Может быть, даже Рафаэль смягчится, хотя это и трудно себе представить – похоже, угрюмый, чопорный и злой сухарь-директор начисто лишен способности радоваться. Рафаэль напоминал Ларри его отца. Старику тоже нельзя было угодить, все-то он ворчал да хмурился.

Впрочем, пока все это мечты, виртуальной черной дыры пот-прежнему нет, и даже при напряженности поля тяготения в миллион сто тысяч земных до нее еще очень далеко. Размеры поля и его стабильность – вот за что придется побороться. Цифры на гравитометре вдруг замигали и почти сразу сменились нулями. Крошечное поле пропало.

Ларри покачал головой, вздыхая. Искусственное поле тяготения исчезло, но, черт возьми, оно достигло напряженности в миллион сто тысяч нормальных и существовало полные тридцать секунд, а это означало прорыв, небывалое чудо.

Жаль, что все спят. Успех по-настоящему окрыляет лишь в присутствии свидетелей, когда есть с кем отпраздновать открытие, когда под его воздействием у других рождаются новые сумасшедшие идеи. Но Ларри, хотя и обретается тут уже пять месяцев и причина пошуметь вполне уважительная, едва знаком с сотрудниками Станции и не отважится растолкать кого-нибудь среди ночи. Одиноко здесь, как дикарю на тотемном столбе.

Ну ничего, подождем до утра. И как знать, быть может, сегодняшний смелый опыт привлечет к нему всеобщее внимание, вот тогда-то, на волне этого интереса, и можно, будет с кем-нибудь получше познакомиться. Ларри встал, дотягиваясь, проверил, все ли самописцы вычертили ход процесса, дал задание компьютеру подготовить к утренней летучке печатный текст отчета и напоследок нажал на кнопку, уменьшая расход энергии.



Наблюдатель что-то почувствовал.

Короткое, мучительное ощущение. Оно было слабым, мимолетным, это ощущение, но несомненным. Впервые за бесчисленные годы он почувствовал прикосновение, которого так долго ждал.

Наблюдатель не видел раздражителя, это был не свет, но ощущение вызывало зрительные образы – эта способность была заложена в самой природе Наблюдателя. Образ представал в виде сверкающей точки, яркого, но далекого маяка. Наблюдатель правильно истолковал его как маленький, но очень сильный источник энергии, удаленный на большое расстояние.

Наблюдатель забеспокоился. Он так долго ждал этого сигнала.

Но это все же не тот сигнал. Мощность недостаточна, направление неопределенно. Наблюдатель засомневался и попытался справиться с волнением.

Ему хотелось ответить, для того он и был создан, но этот сигнал не удовлетворял параметрам сигнала, на Который следовало немедленно отвечать. Поведением Наблюдателя управляли жесткие законы, которые за неимением лучшего термина можно было назвать инстинктом (а еще точнее – программой), у него не было права выбора, права самостоятельного решения. Ответить нужно было только на строго определенный раздражитель и не отвечать ни на какой другой.

Наблюдателя сковало смятение, но в конце концов программа одержала верх и он смирился.

Время не пришло, решил Наблюдатель, пока еще не пришло.

По крайней мере, время действовать. Но, бесспорно, пришло время насторожиться и следить более внимательно. Может быть, скоро будет пора.

Наблюдатель обратил все органы восприятия на источник энергии и сосредоточился.



Через десять минут после окончания опыта Ларри вышел в коридор. Он чувствовал себя измученным и очень одиноким. Теперь, когда догадка подтвердилась, возбуждение, вызванное экспериментом, стало проходить. После короткого ликования Ларри всегда впадал в уныние.

Он подумал, что это, наверное, из-за того, что всякое открытие в области современной субатомной физики крайне трудно разъяснить другому человеку. Проблемы тут настолько сложны для понимания, а решения так мудрены и замысловаты, что Ларри представлялось едва ли возможным обсуждать их с посторонними. По правде говоря, Ларри в своих теоретических построениях ушел слишком далеко вперед и испытывал затруднения даже в беседах с коллегами, не говоря уже о непосвященных.

«Вот цена гениальности», – иронизировал он. Ему было двадцать пять, и из возраста вундеркинда он уже вышел. Он выглядел моложе своих лет, а лицом был обязан скорее китайским предкам по отцовской линии, чем ирландским по материнской, разве что бледность кожи напоминала о европейских корнях. Небольшого роста, стройный, изящный молодой человек. Он коротко стриг прямые волосы и всегда словно бы удивленно взирал на мир выразительными миндалевидными глазами. В числе немногих сотрудников Станции Ларри иной раз облачался вместо обычного костюма в серый рабочий комбинезон. Комбинезон был ему великоват, в нем он выглядел почти ребенком. Обычно же ходил в своих любимых гавайских рубашках, которые тоже не прибавляли ему солидности. Ларри никогда не приходило в голову, что люди могут недооценивать его из-за внешности.

Он осторожно ступал ногами, обутыми в тапочки со специальной липкой подошвой. Сила тяжести на Плутоне составляет всего четыре процента от земной, и усталый или невнимательный человек рискует оступиться. Станция гравитационных исследований – самое подходящее место для применения искусственной силы тяжести, если конечно, она не заумные бредни ученых.

В газетах на все лады кричат, что Станцию финансируют в первую очередь в надежде использовать потом искусственную силу тяжести для повседневных нужд. То и дело появляются «концепции специалистов», живописующие, как абстрактные научные станции скользят в мощных или ничтожно слабых гравитационных полях, а внутри космических лабораторий неизменно остается нормальная сила тяжести, создаваемая отнюдь не вращением станций, а как-то иначе. В лучшем случае, это дело далекого будущего, в худшем – заведомый вздор и очковтирательство. Ах как ладненько все в этих «концепциях»! А когда выяснится, что красивые прожекты неосуществимы, и «специалисты» сядут в лужу, то-то над ними посмеются.

До сих пор исследователи не научились генерировать даже точечное устойчивое поле тяготения. О том же, чтобы создать в атмосфере Юпитера пространственно ограниченное, мобильное гравитационное поле, нет и речи.

Вздор вздором, но сейчас Ларри был бы несказанно рад, будь на Станции такое искусственное поле тяготения вместо до смерти надоевших тапочек на липучках. Тяготение в четыре процента от земного – вообще какое-то недоразумение, сочетание худших свойств невесомости и силы тяжести при полном отсутствии всех их достоинств. В невесомости нельзя упасть, при достаточной силе тяжести можно твердо стоять на ногах. Здесь все наоборот.

Ларри чувствовал себя совершенно измотанным. Он вспомнил, что уже полчетвертого утра, и вдруг отчетливо, с какой-то пугающей ясностью понял, что дом где-то в миллиардах километров. Перед мысленным взором возник непрошеный образ улицы в родном городке Скрэнтоне, штат Пенсильвания. И одолела хандра.

Он был счастлив, когда с головой уходил в работу, но как только отыскивалось решение, игра заканчивалась. Как с задачками по математике в школе. Еще в начальных классах математика стала его особой любовью, а потом в средней школе, в колледже и аспирантуре Ларри с жадностью штудировал ее разделы, один за другим. Сначала он решал трудные задачи и вычислял функции для забавы, любопытство сменялось интересом, интерес – пониманием и торжеством. Но потом задачи стали повторяться, типовые упражнения теперь утомляли – он уже заранее знал ответ. Скучное, пустое занятие. Все равно что снова и снова перечитывать один и тот же детектив, когда конец уже известен.

Пока одноклассники Ларри корпели над вариантами одной и той же задачи, оттачивая навык, он, оставив их плестись сзади, с бешеной скоростью расправлялся со вторым, третьим, сотым уравнением. И снова чувствовал опустошение.

Лишь когда преподаватель наконец переходил к следующему типу задач, Ларри испытывал краткий прилив вдохновения, хотя заранее знал его ненадежность.

Аспирантура, где он занялся физикой высоких энергий, принесла ему неведомую прежде свободу от шаблонов, здесь каждая проблема была «новой – и не только для него, а для всех. Раньше все ответы были известны, стоило лишь заглянуть в конец учебника, теперь стало по-другому. Но все-таки, как только Ларри разделывался с очередной головоломкой, приходило неизбежное разочарование.

Ларри не был склонен к самоанализу и даже такую очевидную закономерность своего характера воспринял как открытие. Перед отправкой на Плутон все кандидаты проходили долгую психиатрическую проверку – начальство хотело убедиться, что командируемый не свихнется. Так или иначе, но и самые неспособные, подобно Ларри, к самоанализу, учились наблюдать за работой собственного мозга. На Станции пристально следили за душевным здоровьем сотрудников.

На Плутоне малейшая слабость, микроскопический разрыв в броне, заслоняющей человека от холода и тьмы, приводил к тому, что здоровые мужчины и женщины медленно сползали в леденящую пустоту безумия.

Здоровая психика испытывалась здесь на прочность гнетущим чувством изолированности: словно тебя заманили и заперли в клетке со ста двадцатью другими смятенными душами, а сбежать нельзя. Некуда.

Сам вид планеты способствовал мрачному расположению духа, но это было не самое плохое. Хуже всего было знать, что путь домой закрыт на многие месяцы или даже годы, и это превращало жизнь в настоящий кошмар.

Правда, каждые полгода с Земли прибывал грузовой корабль. Но когда он уходил, оторванность переживалась еще тяжелее. На Плутоне была всего одна ракета, способная достичь Внутренней системы. При необходимости «Ненья» могла бы взять на борт весь персонал Станции, но перелет домой был бы изнурительно долгим и занял бы многие месяцы. Другой вариант: корабль мчится на полной скорости и достигает Земли через шестнадцать суток, но в этом случае на его борту могло находиться не более пяти человек – остальные же до его возвращения остались бы брошенными на произвол судьбы. До сих пор это была страховка, которой никто ни разу не воспользовался. Так что «Ненья», олицетворяя дорогу домой и вселяя уверенность, что возвращение на Землю возможно, имела лишь психологическую ценность.

Станция гравитационных исследований – единственный заселенный людьми уголок на миллиард километров вокруг; обитатели Станции ни на миг не забывали об этом.

В тишине плутонианской ночи Ларри пришла в голову мысль о том, что сама планета не хочет смириться с присутствием на ней людей. Здесь, в стране мертвого холода, нет места жизни, свету, теплу, движению. При одном воспоминании о ледяной пустыне за стенами Станции по спине Ларри пробежал озноб.

Ноги сами несли его в обсерваторию. Ему надо было выглянуть наружу, посмотреть на небо.

Обступающий лишенную окон Станцию мрак, пустота и холод угнетали. Проектировщики, понимая это, предусмотрели яркое внутреннее освещение и веселую окраску стен. Но время от времени сотрудникам нужно было видеть и бесплодный пейзаж, и пустынное небо. А в обсерватории стоял небольшой телескоп, ведь еще важнее было с его помощью найти иногда далекую Землю, убедиться, что она на месте, что жизнь, свет и радостная суета теплого родного дома все так же ждут тебя.

«И всякий идиотизм тоже», – усмехнулся Ларри. Например, всевозможные группы и группки злых, охрипших от крика, одуревших от собственной агрессии горлодеров, которые не знают, за что они выступают, но твердо усвоили, против чего. В Массачусетском технологическом институте таких было немало, Ларри боялся и страшился их. Еще страшнее ему стало, когда они появились в его родном городке в Пенсильвании, напугав тамошних жителей. Полувоображаемый Крах Знания способствовал бурному росту радикальных группировок.

Ларри пробирался по темному тоннелю к зданию обсерватории. Путь был долог, и приходилось идти на ощупь. Дорогу к обсерватории нарочно оставили без света, чтобы за время пути глаза привыкали к унылой мгле на поверхности Плутона.

Наконец Ларри оказался в большом помещении, накрытом куполом. Тут было просторно – настолько просторно, что все сотрудники станции собирались здесь на важные совещания.

Ларри прижался к стене и посмотрел вокруг сквозь прозрачный купол. Перед ним лежал серый, печальный пейзаж, тускло освещенный скудным светом звезд; на Плутоне царили мертвая тишина и покой.

В сущности, раскинувшаяся перед его глазами твердь не была твердью в земном смысле, на Земле она в мгновение ока превратилась бы в жидкость или газ. Поверхность Плутона состояла из замерзших метана, азота и вкраплений некоторых легких элементов. Рельеф местности был покатым, приглушенных тонов. На западе из низины тянулась вверх гряда ледяных холмов желтоватого аммиака.

В других направлениях почву покрывал тонкий морозный узор метана. Только через сто лет, в перигелии, метан вновь обратится в газ.

Но ближе, на равнине, Станция своим теплом растопила метановый снег, обнажив мрачный бурый ландшафт. Поверхность Плутона здесь, как и в низине, состояла из застывшей воды, соединений углерода, прожилок аммиачного льда и простой горной породы. До сих пор ни одна теория удовлетворительно не объясняла ни процесса, благодари которому из этих компонентов образовалась поверхность планеты, ни происхождения ее спутника, Харона.

Ларри смотрел на замерзший пейзаж, поеживаясь от холода, – изоляция прозрачного купола не была безупречной. От его дыхания на внутренней поверхности купола выросли ледяные кристаллики.

Картина, представшая взору молодого физика, состояла не только из естественных объектов. Ближе к горизонту в свете звезд поблескивали искореженные, разбитые обломки – остатки первых двух попыток разместить здесь Станцию. Ларри знал, что тут есть и маленькое кладбище, тщательно скрытое от глаз, – из купола его не было видно.

Психологи и консультанты проекта энергично возражали против того, чтобы в поле зрения сотрудников попали следы неудачных попыток, но выбора не было. Два предыдущих здания развалились на мелкие кусочки, словно раскаленные камешки, брошенные в студеную воду. Уборка обломков влетела бы в копеечку, не говоря уже об опасности и вообще возможности этого предприятия, потому их оставили в покое. А маленькая долина оказалась единственным плутонотермально-устойчивым участком, откуда открывался ничем не заслоняемый вид на Кольцо. Вглубь уходил мощный слой горной породы, которая, в отличие от застывшей воды и метана, могла выдержать вес Станции.

Только в этом месте порода подходила так близко к поверхности, что служила строительной опорой». В любой другой точке весь комплекс под действием излучаемого им тепла провалился бы вниз.

Даже при наилучшей изоляции и лазерной системе охлаждения температура внешней обшивки Станции опускалась ниже —170 °С. Этого достаточно, чтобы мгновенно убить человека, но, по сравнению с температурой окружающей поверхности, это было просто обжигающе горячо, холмы могли бы запросто расплавиться от такого жара.

«Только бы Станция мягко осела вниз, – глядя на печальные развалины у горизонта, подумал Ларри. – Первым двум не удалось, жаль».

Но эта стоит уже пятнадцать лет. Можно считать, что третья попытка вышла успешной.

Пока успешной…

Ларри перенес внимание от разбросанных по округе обломков на телескоп. Прибор с тридцатисантиметровым зеркалом и системой слежения автоматически фокусировался на крошечном голубом шарике Земли всякий раз, когда планета появлялась над местным горизонтом. Изображение можно было получить на любом видеомониторе, но каждому обитателю Станции изредка хотелось прийти сюда и, склонившись над окуляром, увидеть далекую родину своими глазами.

Это как-то успокаивало – смотреть на живую планету без электронного посредника, не в записи на пленке или голограмме, и вновь убедиться, что Земля и все с ней связанное существуют на самом деле, а не порождены болезненным воображением или легким расстройством психики, столь обычными на Плутоне.

Ларри наклонился вперед и заглянул в окуляр. Телескоп был настроен на слабое увеличение. Вот она – голубая точечка! Секундного взгляда оказалось достаточно, Ларри почти сразу отошел от телескопа. Сегодня он искал на небе нечто другое, ему хотелось увидеть Кольцо. Громадное Кольцо Харона.

Плутон путешествует вокруг Солнца не один. Богу подземного царства составляет компанию покрытый льдом Харон. Диаметр Харона 1250 километров, он самый крупный из спутников, в смысле отношения размеров планет и их лун. Орбита Харона проходит очень близко к Плутону, период обращения – 6,4 суток. Луна обращена к Земле всегда одной и той же стороной, и Харон тоже всегда являет Плутону один и тот же лик.

Но не сам Харон занимал сейчас мысли Ларри. Он даже не замечал затмившую звезды мрачную тень спутника. Он высматривал в небе другой объект.

Харон окружало кольцо бегущих огней. Они светились в темном небе, словно надетая на спутник диадема из драгоценных камней. Кольцо – самый крупный объект, когда-либо построенный людьми (1600 километров в диаметре), – опоясывало крошечный мир Харона.

Ларри вот уже в который раз охватил восторг. Выдающееся сооружение! За него стоило заплатить любую цену. Вот ради чего было затрачено столько времени, денег и усилий, принесено в жертву столько жизней на Плутоне. По сравнению со стоимостью Кольца цена Станции просто пустяк. Орбитальный центр обошелся бы еще дешевле, но необходимость точных измерений требовала управления Кольцом с поверхности планеты, поскольку относительная неподвижность точки отсчета – первое условие точности.

Кольцо было развернуто под прямым углом к направлению на центр Плутона – идеальный круг, выделяющийся на угрюмом темно-сером фоне Харона, блестящий золотой обруч, надетый на унылый, грустный мир, мир столь маленький и легкий, что эта планетка так и не стала шаром. В самом деле, под действием притяжения Плутона форма Харона исказилась, и он был похож на яйцо, острым концом указывающее на Плутон.

Кольцо – самый крупный из существующих ускорителей частиц, и крупнее уже не будет. Предназначенное для изучения тончайших взаимодействий вещества и энергии, Кольцо было задумано таким массивным и громадным, что выстроить его можно было только здесь, на задворках Солнечной системы. Здесь ему не угрожало действие солнечной радиации и мощных полей тяготения Внутренней системы, да и само оно было здесь безопасно для внутренних миров – слишком велики до них расстояния.

И Ларри доказал сегодня: это Кольцо способно создавать искусственное поле невиданной мощности и управлять им!

Ни одна другая установка не способна на такое. Уже сегодняшнее открытие Ларри окупит, и с лихвой, всю дальнейшую работу Станции. На Станции можно проводить фундаментальные исследования, не выполнимые больше нигде.

Но попробуйте убедить в этом Астрофизический фонд ООН. Там все носятся с нелепой мыслью о том, что управление тяготением – дело ближайшего будущего.

И в этом, по мнению Ларри, виноват не кто иной, как доктор Саймон Рафаэль. Когда Рафаэля назначили директором Станции (Ларри еще учился в начальной школе), он нараздавал поспешных обещаний, и теперь большинство пресловутых «концепций специалистов» основано на описании перспектив после открытия научным коллективом на Плутоне тайны силы тяжести. У Рафаэля было все, кроме работоспособной системы искусственной гравитации, и теперь и он, и Финансовый комитет начинали понимать, что сулившие великий прорыв прогнозы оказались мыльным пузырем.

До сегодняшнего вечера мощность создаваемых Кольцом Харона полей тяготения не превышала земной нормы, и то в ограниченном объеме. Но хуже всего было то, что время существования этих полей исчислялось тысячными долями секунды, и говорить об их практическом применении не приходилось.

Астрофизический фонд ООН резонно вопрошал: если кусок металла диаметром в 1600 километров генерирует ничтожное неустойчивое поле тяготения в объеме в несколько кубических метров, и даже такой гигантский генератор настолько чувствителен, что способен работать только на огромном удалении от Солнца, на Плутоне, то какой прок от искусственной гравитации? И для чего можно использовать гравитационные волны, приходящие с Плутона?

А Рафаэль устал и давно хотел уехать домой – это знали все. Как подозревал Ларри Чао, почтенный директор смекнул: чтобы поскорее вернуться на Землю, надо прикрыть эту надоевшую до чертиков лавочку.

Сила тяжести в миллион сто тысяч продержалась тридцать секунд. Ларри пристальнее вгляделся в далекое Кольцо и чуть-чуть разволновался, гордость распирала его. Он ухватил чудище за хвост, оно сдает позиции. Разве это не лучший довод в пользу продолжения работы?



Утро не лучшее время на Станции гравитационных исследований. С тех давних пор, когда астрономы еще не покидали Землю, они привыкли работать по ночам и утром чувствовали себя не в своей тарелке. Так и повелось.

Может быть, потому-то Рафаэль и назначил летучку для научных сотрудников на 9:00. Ему доставляло удовольствие видеть перед собой двадцать хмурых физиономий и слышать ворчание подчиненных. Администраторы и техники, наверное, радовались, что избавлены от необходимости посещать эти совещания.

Распахнув дверь зала заседаний, доктор Саймон Рафаэль устало вздохнул и прошел на свое место. Ему предстояло провести последнее общее совещание научного персонала Станции. Рафаэль машинально ответил на приветствия, разложил перед собой бумаги. Лицо его выражало смесь облегчения и сожаления.

Странно думать, что все это – в последний раз. Последнее совещание, последний график проведения опытов и последний научный отчет. А потом – укладываться и загружать корабль, отключать оборудование и закрывать Станцию. Пора домой. И все это станет прошлым.

Руки доктора Рафаэля непроизвольно сжались в кулаки, он медленно разжал их и расслабил пальцы. Осторожно положил раскрытые ладони на стол. Болтовня прекратилась, все ждали, когда он заговорит; он же хранил молчание. Несколько храбрецов снова забубнили, приглушенные голоса становились громче. Рафаэль, казалось, пытался просверлить взглядом дырку в лежащей перед-ним докладной записке – клочке бумаги, полном ненужных слов.

В глубине его существа давно таилось что-то угрюмое и недоброе, в душе засела заноза. И с годами она незаметно вонзалась все глубже и глубже, тревожа и причиняя неутолимую боль.

Он знал: это ненависть. Он ненавидел Станцию, которая стала для него тюрьмой, ненавидел бессмысленную погоню за управляемой силой тяжести, ненавидел свою жизнь, попусту истраченную на бесплодные поиски, ненавидел свой провал. Он ненавидел Финансовый комитет, вынуждавший его оставить работу, ненавидел собравшихся за столом людей, которые были так глупы, что верили ему. Он ненавидел эту проклятую мерзлую планету и это проклятое Кольцо, сломавшее ему жизнь и погубившее его карьеру.

Он ненавидел Крах Знания с той силой, с какой только можно ненавидеть нечто воображаемое. Наверное, самое смешное заключалось в том, что никто до конца не уверен в реальности этого Краха. Некоторые полагают, будто сама постановка вопроса: «Было или не было?» – означает, что «было».

Теория Краха Знания утверждала, будто земляне доразвивались до того, что нынешняя система образования, совершенствование (но и удорожание) технологий, рост объема и качества информации приносят вместо пользы и улучшения жизни только вред.

По этой теории при удачном развитии событий мировая информационная система была бы упорядочена, и это свидетельствовало бы о продолжении эволюции. Неопределенность же и неразбериха указывают на допущенную в какой-то момент ошибку. Следовательно, налицо Крах Знания, что и требовалось доказать.

Наступил экономический кризис, это несомненно. Теперь, когда экономика развалилась, ученые-экономисты, каждый на свой лад, объясняют случившееся. Задним числом оказалось, что глубокомысленных предостережений и предсказаний хватало, но их никто не слушал. Теория Краха Знания была одним из объяснений, а шумиха вокруг нее возникла просто оттого, что эта концепция получила самую широкую огласку.

Неизвестно, насколько верна эта теория, но как научная гипотеза не хуже других объясняет, что случилось с экономикой: Земли. Конечно, причина всемирного экономического спада существует. И, разумеется, накопилось огромное количество неупорядоченной информации, в течение длительного времени поступающей из разных источников и потребляемой множеством людей. Но это вовсе не доказывает истинность самой теории.

Все движения культурных радикалов – Обнаженный Пурпур, Последний Клан и прочие – возникли как реакция на информационный невроз, следствием которого и стал Крах Знания. Огромное количество людей отвергло перенасыщенную информацией жизнь на Земле и стремилось к чему-то другому, зачастую не зная – к чему. Рафаэлю не нравились радикалы. Но он мог понять, почему они свихнулись.

Психиатрические лечебницы Земли переполнены инфоневротиками, людьми, которые просто подавлены избытком знаний. Информационный психоз официально признан опасным заболеванием, угрожающим каждому. Для жизни в современном мире нужно усвоить столько сведений, что мозг не выдерживает. В ответ на информационное перенапряжение включаются механизмы отторжения, аутизма, навязчивых страхов и деградации.

В последнее время психоз приобрел характер эпидемии, охватившей всю Землю.

Подготовка к выполнению технической работы средней сложности занимает времени столько же, сколько сама работа. Бывало (и не однажды), что рабочие, обучившись, выходили прямо на пенсию, так и не приступив к производительному труду. Это, конечно, из ряда вон, но по многим специальностям курс обучения и впрямь дольше времени последующей работы, а необходимость периодической переподготовки усугубляет положение.

Такое обучение требует не только временных, но и непомерных денежных затрат. Независимо от того, дотируется оно целиком или обеспечивается программой стипендий и пособий, распределяемых в определенной пропорции, образование стало дорогим, на него уходит значительная часть дохода от валового планетарного продукта.

Раздутая от избытка непереваренной информации, связанная необходимостью содержать всемирную бюрократию, которая отслеживает сведения и пускает их в оборот, задушенная сетями безопасности, отвечающими за то, чтобы знания не попали в преступные руки, почти уже дезориентированная экономика Земли остановилась в своем развитии. Мир был так занят получением требуемых для работы знаний, что у него не оставалось времени на саму работу. Планета теряла столько энергии на сбор жизненно важных сведений, что не оставалось сил применить эти сведения на практике. Экономика билась в агонии. Земле в целом и Астрофизическому фонду ООН, в частности, едва хватало средств на самое необходимое. Разумеется, они не могли позволить себе ничего лишнего, особенно если это лишнее давало дополнительную информацию. Скажем, Кольцо Харона.

Сердце Рафаэля колотилось в груди, взгляд на секунду помутился, черты лица исказила свирепая гримаса. Его душил гнев. Он ненавидел Крах Знания, ненавидел Финансовый комитет, ненавидел Кольцо, ненавидел своих сотрудников…

И, конечно, себя. Себя в первую очередь.

Все эти годы он был брошен на произвол судьбы, ему разрешались лишь редкие, очень короткие поездки домой, его держали в этой гнусной ледяной ловушке, и чертово Кольцо смотрело на него сверху вниз, а внутри Кольца, как темный слепой зрачок невидящего глаза, висел спутник Харон и гипнотическим взглядом пригвождал доктора к Станции, непрестанно напоминая о провале.

Проект, Станция, Кольцо не справились с задачей, ради которой он поставил на карту свою научную и человеческую репутацию. Управлять силой тяжести невозможно, в этом он убежден. Он дорого заплатил за свою убежденность. Заплатил погубленной жизнью.

Усилием воли Рафаэль заставил себя успокоиться и посмотрел на сидящих за столом людей. Он знал, что должен думать о них, как о «своих» людях; долгое время он и пытался так думать. Но он, Рафаэль, их подвел. Они стали ему живым укором, и он их за это ненавидел. В погоне за искусственной гравитацией он исковеркал их судьбы вместе со своей и тем заслужил их ненависть.

Последний транспортный корабль навестил Станцию пять месяцев назад, доставив на Плутон новичков и увезя домой нескольких счастливчиков. Рафаэль вместе со всеми провожал корабль и поразился выражению лиц своих сотрудников. Тоска, страшная тоска и беспомощность были на этих лицах. В небо, где на орбите стояла «Ненья», устремлялись их взгляды.

Теперь домой поедут все.

Они уедут домой, зная, что они неудачники, и четырехмесячный полет на Землю будет очень невеселым путешествием.

Новая волна гнева ослепила доктора.

– Дамы и господа, позвольте мне начать, – заговорил он сильным, хорошо поставленным голосом.

Люди за столом выпрямились, шепот затих.

Сондра Бергхофф, откинувшись на спинку кресла, смотрела, как Рафаэль приступает к работе. Наблюдение за ним давно уже стало для нее своеобразным хобби, она научилась заранее угадывать его слова и даже жесты. И сейчас Сондра примерно догадывалась, о чем пойдет речь; ее занимало лишь, насколько искусно сыграет Рафаэль сегодняшнюю роль. Старик – непревзойденный мастер эмоционального шантажа, умелый манипулятор, этого у него не отнять.

– Если вы не против, сегодня я нарушу заведенный порядок, – сказал Рафаэль и, помолчав немного меньше, чем было нужно, чтобы дать кому-либо возразить, продолжал: – Я должен сделать одно объявление, имеющее для нас первостепенное значение. Согласно полученной мною сегодня утром с Земли лазерограмме, я приказываю закончить работу на данном объекте.

Мгновение люди за столом ошеломленно молчали, затем раздались протестующие возгласы. Сондра вздохнула. Она знала почти наверняка, чем все закончится, но радости это знание не прибавило. Доктор Рафаэль властно прервал обсуждение неожиданной новости.

– Могу ли я продолжать, – с угрозой в голосе спросил он. – Все вы знаете, что закрытие грозило Станции уже довольно давно, и я всеми средствами пытался его предотвратить. Но экономика Земли на пороге хаоса, а определенные политические движения в системе Земля – Луна, представители которых дали бы богатый материал для психиатрической науки, приобретают, к сожалению, огромное влияние. Мы не в силах противостоять им. Финансовый комитет считает, что расходы на Станцию не окупаются количеством и качеством вашей работы. Нашей работы. – Он великодушно поправился, лицо его выражало огорчение. Сондра прекрасно понимала, что означало это выражение. «Как ваш руководитель, я, конечно, вынужден называть вашу работу „нашей“, несмотря на всю ее неудовлетворительность. Таков крест руководителя». Не только Сондре, но и всем присутствующим был очевиден иезуитский подтекст. – Надо признать, что люди на Земле ожидали от нас слишком многого. Им были даны невыполнимые обещания.

Несколько человек беспокойно заерзали в креслах, на Рафаэля смотрели сердитые лица. Сондра с трудом подавила искушение размахнуться и через стол заехать по этой физиономии кулаком. «Похоже, ты забыл, дружок, кто из присутствующих раздавал эти обещания?» – подумала она с возмущением.

Рафаэль со значением оглядел лица сотрудников и продолжал:

– Разумеется, со стороны Комитета, это несправедливое и близорукое решение. Мы сделали великие открытия, и Кольцо навсегда останется выдающимся достижением в истории нашего столетия.

«Для отвода глаз – неплохо, – решила Сондра. – Обвиняй Финансовый комитет, обвиняй сотрудников, только себя не обвиняй, Раффи».

Рафаэль явно хотел уйти от обсуждения по существу, превратить дискуссию, требуемую правилами приличий, и само собрание в пустую формальность.

– Все мы можем по праву гордиться тем, что мы здесь делали. – Сондре пришло в голову, что Рафаэль уже говорит о Станции в прошедшем времени. – Некоторые из нас мечтали о победе над силой тяжести, о том, чтобы, подобно многим другим, уже обузданным человеком, силам природы, покорить ее нашей воле и поставить на службу человечеству. Но этому не суждено было сбыться.

«А кто выдавал мечту за действительность? Не ты, ну конечно, не ты!» – Сондре наскучил этот фарс. Несомненно, вешать людям лапшу на уши в последнее время стало для Рафаэля основным занятием, но все-таки в глубине души он не мог не понимать, что, перекладывая ответственность на других, играет нечестно.

Сондра оглядела комнату. Мужчины и женщины, способные управлять ускорителем частиц размером с малую планету, должны, по крайней мере, догадываться, что их дурачат. Рафаэль знал, что они знают об этом, а большинство сотрудников знали, что он знает, что они знают… и так далее.

Но Рафаэля все это совершенно не беспокоило. Сотрудники всегда оставались в дураках, всегда позволяли ему обманывать их. Доктор Саймон Рафаэль был большим знатоком определенных методов руководства, и они неизменно срабатывали. Без сомнения, он так же эффективно применял их и в других коллективах – за плечами у него была многолетняя практика одурачивания и запугивания подчиненных.

Но вопрос все-таки остается: почему люди с этим мирятся? Возможно, некоторые считают, что худой мир лучше доброй ссоры. Другие на горьком опыте убедились, что легче соглашаться, чем сопротивляться, даже если шеф – самодур из самодуров.

Остальные же, скорее всего, с готовностью исполняли в этой игре именно ту роль, которую и предназначал им Рафаэль, – испытывали чувство вины. Как маленькие дети, когда родители обвиняют их в тайных грехах. В человеческой природе заложена тоска по безгрешному авторитету; проще находить воображаемые недостатки у себя, чем реальные изъяны у людей, на которых хочется положиться и которым хочется доверять. Сколько детей винят себя в разводе родителей! Но лишь немногие родители намеренно стараются свалить на детей свою вину, чтобы держать их под каблуком, как это делает Рафаэль.

– Мы должны признать, что зашли в тупик, – продолжал Рафаэль. – Значит, пришло время осторожно отступить и заняться другими делами.

И тут все услышали звонкий голос:

– Может быть, не стоит, сэр. Я, кажется, нашел новый подход.

Сондра в изумлении осмотрелась и обнаружила новенького, Ларри Чао, сидевшего за столом в дальнем конце. Головы присутствующих дружно повернулись к нарушителю правил сегодняшней игры. Глаза доктора Рафаэля сузились, лицо побледнело от гнева.

– Ну, то есть я не все решил окончательно, но сегодня ночью я провел опыт и, возможно… – бедняга оказался в центре внимания и был ужасно смущен. – Я просто подумал: может быть, результаты этого опыта произведут впечатление на Комитет, и нам позволят продолжать исследования…

Ларри совсем потерялся и с беззащитным видом уставился на Рафаэля.

– Кажется, ваша фамилия Чао? – грозно спросил Рафаэль тоном школьного учителя, которого прервал непослушный мальчишка. – Я не знал, что на ночь был запланирован какой-то опыт.

– Он… он не был запланирован, сэр, – ответил Ларри. – Просто посреди ночи мне пришла в голову одна мысль. Я попробовал, и у меня получилось.

– Чао, вам известно, что написано в правилах о самовольном использовании оборудования Станции? Нет? Я так и думал. Вы представите мне полный список использованных вами материалов и оборудования с точным указанием продолжительности работы на этом оборудовании. Стоимость вашего опыта подсчитают, исходя из средних нормативов, и эту сумму вычтут из вашей очередной зарплаты. Если сумма превысит ваш заработок, а я этому не удивлюсь, на ваши деньги будет наложен арест до полной выплаты долга.

Лицо Ларри пылало, он сделал беспомощный жест.

– Но, сэр, опыт удался!

– Я очень сомневаюсь, что Финансовый комитет, решивший закрыть Станцию из соображений экономии, изменит свое мнение, поддавшись на доводы, пока еще очень сомнительные, младшего научного сотрудника, готового транжирить и без того скудные финансовые средства Земли. Того, что вы сделали, вполне достаточно, мистер Чао.

«Усек, в чем тут дело, Ларри? – подумала Сондра. – Ты еще просто „мистер“. Разве ты не знаешь, что глобально мыслить умеют только доктора наук?»

Рафаэль обвел комнату свирепым взглядом.

– Если больше ни у кого нет столь же важных сообщений, нам следует обдумать, в каком порядке провести закрытие Станции. Я собираюсь начать эвакуацию не позднее, чем через месяц. Через три дня прошу всех начальников отделов сдать отчеты и за это время определить очередность работ. Согласно указаниям Комитета, мы должны оставить Станцию, Кольцо и все оборудование в резервном режиме. Лазерограмма предписывает нам законсервировать Станцию, чтобы в будущем здесь можно было вновь поселиться и возобновить исследования. Дел очень много, а времени мало, поэтому я предлагаю на этом закончить совещание и приступить к составлению плана предстоящих мероприятий. – Рафаэль секунду помедлил, словно приглашая желающих высказаться. Но ответом было молчание. – Значит, договорились. Совещание начальников отделов в 9:00 через три дня, иметь при себе готовые предварительные графики работ.

Совещание закончилось, но Сондра Бергхофф продолжала сидеть и смотреть, как люди расходятся, осторожно двигаясь в условиях пониженной силы тяжести.

Никто не сказал ни слова.

Проект вот-вот полетит ко всем чертям у них на глазах, но ни один не возмутился. Чего они боятся? Что еще они боятся потерять, если самое ценное в их жизни – Станция – уже потеряно? Почему не заступились за этого Чао?

Возможно, его результаты не такие уж впечатляющие. Скорее всего ему удалось ненамного повысить силу тяжести – до двух или трех земных норм, или удержать поле чуть-чуть дольше теперешних десятых долей секунды. Но если даже так, это все равно достижение, и слава Ларри Чао! Этого недостаточно, чтобы изменить мнение тех, от кого реально зависит существование Станции, но почему человек не может высказаться, почему не имеет права на то, чтобы его выслушали?

Сондра забарабанила пальцами по столу. Впрочем, она-то ведь тоже промолчала…

2. Долги

Исчез. Яркий, сверкающий в темноте маяк исчез через мгновение. Наблюдатель напряженно ждал повторного сигнала, но его не было.

Как он мог пропасть, этот огонек? Чувство горечи и заброшенности охватило Наблюдателя. Снова один. Он постарался успокоиться и вернуть себя в тысячелетнюю спячку.

Но какая-то часть его существа по-прежнему не находила покоя. Он все еще продолжал наблюдать.

И надеяться.



Сондра стояла перед зеркалом. Вот она какая! Маленькая и толстая, лицо круглое, жесткие рыжие кудряшки торчат во все стороны. Она была одета как обычно: мятая блузка неопределенного цвета, бесформенные спортивные брюки и тапочки на липучках. Но сейчас она интересовалась не своей внешностью. Сейчас зеркало понадобилось для того, чтобы подвергнуть себя традиционному испытанию. Большинство людей понимают это испытание образно, но в ее семье всегда держались его буквального смысла. Она попыталась заглянуть в глаза своему отражению.

И отвела взгляд.

Сондра припомнила, как в пятилетнем возрасте соврала, что не лазила в банку с печеньем. Отец повел ее в ванную, поставил перед зеркалом и заставил, заглянув в него, повторить ложь. Тогда она не смогла, также, как и теперь. Хотя на этот раз она не лгала. Просто она поступила не по совести, и случилось то же самое.

Она повернулась и вышла из комнаты, твердо решив исправить дело.



Пять минут спустя Сондра, в немалом смущении и не вполне понимая, зачем это делает, стучала в дверь Ларри. Но ей с детства внушали, что следует исправлять свои ошибки, даже если это очень трудно, даже если нет никакой надежды на успех. Главное – не терзаться угрызениями совести, а что-то делать.

Она должна была выступить на совещании, но не выступила. Теперь нужно как-то все уладить. Правда, она пока не знала как.

– Войдите, – сказали за тонкой дверью.

Она распахнула ее и вошла в маленькую комнату. Ларри сидел на кровати, держа на коленях карманный компьютер. Он удивленно поднял глаза.

– Здравствуйте, доктор Бергхофф.

– Привет, Ларри.

Он поспешно отложил компьютерную записную книжку в сторону и встал в нерешительности, не зная, что делать дальше.

– Гм, позвольте, я вытащу для вас стул.

Он пошарил за спиной у Сондры, и из стены выскочил складной стул. Ларри снова уселся на узкую односпальную кровать, Сондра устроилась напротив него. Она всегда думала о нем, как о подростке, смотрящем на мир широко раскрытыми глазами. Возможно, в этом была доля истины. Сондре было двадцать шесть, а Ларри моложе ее на год, от силы на два. Нет, он не наивный мальчишка – те ерь она это ясно поняла.

На Станции работали высококвалифицированные исследователи. Физика высоких энергий – область, где полно вундеркиндов, но даже вундеркинд попадал на Плутон не раньше, чем ему исполнялось года двадцать четыре. Это в случае, если он признанный гений и в годы учебы перепрыгивал сразу через несколько ступеней. Когда Сондра приехала сюда два года назад, она была самой юной сотрудницей за всю историю Станции. Ларри сейчас примерно столько же, сколько ей было тогда.

Неужели она выглядела так же беззащитно?

Сондра повнимательнее рассмотрела Ларри. Просто у него такое лицо, что он кажется гораздо моложе своих лет. Большие серьезные глаза, черные как смоль волосы, подстриженные на Станции доморощенным парикмахером «под горшок», гладкая, без морщин, кожа, широкий, не по размеру комбинезон – вместе все это создавало образ ранней юности. Сондра готова была поспорить, что Ларри бреется не чаще раза в неделю.

Но дело не только в этом. Жизнь еще не наложила на его лицо отпечаток умудренности, не исказила наивного выражения, не изменила его глаз и не затронула души. Глаза его были чисты, а взгляд прям и ясен.

Сондра не имела понятия, откуда он приехал. Ей казалось, что у него сильный американский акцент, но что это значит? Может, он родился в Америке, а может, просто обучался английскому у преподавателя-американца. Она не знала.

А ведь он один из ста двадцати, всего лишь ста двадцати человек, заброшенных за миллиард километров от всего человечества! И один из двадцати, сидящих за столом на этих чертовых еженедельных совещаниях для научных сотрудников. Как она могла провести столько времени в таком маленьком коллективе и почти ничего не узнать об одном из живущих рядом людей? Тут Сондра подумала о других соседях по Станции и изумилась неожиданному открытию – она помнила многие лица, но напрочь забыла имена.

А ведь раньше она была так общительна… Плутон сделал ее угрюмой затворницей, ожесточил – и в этом она была похожа на Рафаэля. И совершенно не похожа на Ларри Чао – казалось, тот остался таким же, каким был на Земле. Сондра смотрела на него и не находила слов, чтобы начать разговор.

– Я как раз пытаюсь оценить свою работу с Кольцом, – проговорил Ларри, стараясь заполнить тишину. Голос у него был несчастный. – После утренней головомойки у меня такое ощущение, точно сегодня ночью я пустил на ветер все деньги Земли. Не знаю, что делать, черт возьми!

– Еще бы! Можно взглянуть на ваши расчеты? – спросила Сондра, благодарная за то, что он первым прервал затянувшуюся паузу.

Ларри пожал плечами.

– Конечно. Кажется, я довольно точно прикинул стоимость моего ночного эксперимента.

Сондра нахмурила брови.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вас ведь послал директор. Проверить, чем я занимаюсь.

Сондра от удивления раскрыла рот, потом закрыла, потом опять раскрыла и только после этого обрела дар речи.

– Послал? Рафаэль меня послал? Он бы послал меня только на поверхность Плутона. Без обогревателя или скафандра.

Теперь пришла очередь удивляться Ларри.

– Я думал, вы среди его любимчиков. На совещаниях вы всегда сидите рядом, – сказал он.

Сондра озорно ухмыльнулась.

– Просто рядом с ним всегда свободные места. Кроме того, я сажусь поближе, чтобы следить за ним. У меня это вроде хобби: я наблюдаю, как он провертывает свои дела.

– Во всяком случае, со мной он это проделал очень ловко, – грустно заметил Ларри. – Теперь я не знаю, как быть. Я никогда не смогу отдать этот долг, потому что и за всю жизнь столько не заработаю. Черт, я еще не вернул даже то, что мне ссудил Массачусетский технологический институт.

– Дайте-ка я посмотрю, насколько это серьезно, – мягко сказала Сондра. Ларри передал ей записную книжку. Она взглянула на цифры и глаза ее полезли на лоб. – Пять миллионов британских фунтов! Откуда вы веяли эту величину? Это превышает месячный бюджет всей Станции.

Ларри с печальным видом кивнул.

– Я знаю. Тут все написано.

Сондра просмотрела его вычисления, и ей стало немного легче. Может быть, этот парень и гениальный физик, но в области бухгалтерии он явный невежда. Числа были астрономические, завышенные даже для честного финансового отчета, а Рафаэля незачем радовать честным финансовым отчетом.

– Здесь наверняка ошибка. Вы учли шесть полных часов работы с Кольцом.

– Так оно и было. Время работы с Кольцом – основная статья расходов. Я проверил бухгалтерские отчеты на большом компьютере. В них используется расценка по семьсот тысяч фунтов за час.

– Во-первых, это для внештатных исследователей. Сейчас я проверю стоимость для сотрудников Станции. – Сондра нажала на кнопку управления в записной книжке, запросила по радиосвязи стационарные компьютеры и записала ответ. – Ну, я так и думала. Для сотрудников час работы с Кольцом стоит пятьсот тысяч. И даже эти цифры искусственно завышены для отчетности. Они не имеют ничего общего с действительной стоимостью.

– Здорово! Миллион двести тысяч долой, – сказал Ларри. Он опять плюхнулся на кровать и вздохнул. – Остается наскрести четыре восемьсот. Всего-навсего. Ха-ха, очень смешно.

Сондра подняла глаза от табло и улыбнулась. Было вовсе не смешно, но сама попытка пошутить обнадеживала.

– Во-вторых, вы внесли в счет использование энергии и оборудования, а они учитываются в почасовом тарифе. Это не так уж много, но все-таки кое-что. В-третьих, вы проводили опыт с Кольцом не шесть часов; согласно показаниям регистрационных приборов, шесть часов вы находились в диспетчерской. Вы не могли все это время управлять Кольцом. Если бы это было так, вы бы израсходовали месячный запас энергии. Могу поспорить, что девяносто пять процентов времени вы считали на компьютере и размышляли, что делать дальше. Разве не так?

– Вроде так.

– Ну вот. И на сколько минут вы вывели Кольцо из резервного режима?

Ларри на мгновение задумался.

– Минут на семь-восемь. Мне надо проверить по кривым самописцев.

– Проверим, проверим, погодите. Итак, допустим, Кольцо работало восемь минут. Час работы для сотрудников Станции стоит пятьсот тысяч фунтов, получается шестьдесят шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть британских фунтов.

– Это моя зарплата за два года! – воскликнул Ларри.

– Значит, мы состряпаем план десятилетних выплат и представим его на рассмотрение Рафаэля, – сказала Сондра. – В первый месяц вы выплатите свой взнос, как хороший мальчик, а ко второму месяцу Институт закроется. Если Станция прекратит работу и вы перестанете получать жалованье, то каким образом с вас взыщут недоимку? А кроме того, мы укажем, что выплаты будут производиться в израильских шекелях. На сегодняшний день это конвертируемая валюта с самым высоким процентом инфляции. Через год ваш долг уменьшится вдвое.

Ларри немного подумал и насупился.

– Мне кажется, это не совсем честно.

Сондра тихо выругалась.

– А то, что Рафаэль хочет наказать вас за интересную идею и проявление инициативы – честно? Это, по-вашему, честно?

– Но он прав. Мне не поручали проводить опыт. Я не внес его в график.

«Людям надо, чтобы авторитет был всегда прав», – подумала Сондра.

– Три четверти опытов проводятся здесь вне плана. Эту практику даже негласно поощряют, чтобы помешать сотрудникам выполнять левую работу для коммерческих лабораторий. Мы должны трудиться в интересах общества, а наши данные – общественное достояние. Если бы халтуру не ограничили таким образом, частные компании стали бы нанимать исследователей для проведения секретных экспериментов. Формальный запрет не предусматривает наказание» за вдохновение, и Рафаэль не вправе применять его против вас. Но, поскольку подавать ему жалобу бесполезно, мы должны найти способы обойти запрет. Предоставьте это мне, и могу поспорить, я сделаю ваш долг еще меньше.

Ларри снова ненадолго задумался.

– Черт, у меня нет выхода: я никак не смогу его выплатить. Будь по-вашему.

– Вот и хорошо. Наконец-то слышу глас не мальчика, но мужа, – Сондра отложила в сторону карманный компьютер. – Теперь о главном. В действительности я пришла к вам сейчас затем, чтобы извиниться: мне надо было поддержать вас на совещании. Давайте я подгоню ваши цифры и хоть как-то заглажу свою вину.

– Почему это вам надо было сегодня меня поддерживать? – удивился Ларри. – Мы ведь едва знакомы.

– Да, но старожилы должны помогать новичкам, это для меня абсолютная истина. Поэтому и всем сидевшим за столом следовало сказать свое слово, но, увы, никто этого не сделал. Мы все слишком запуганы Рафаэлем.

Ларри снова выпрямился.

– Это, пожалуй, правда. Он напоминает мне моего дядю Таля, тот всегда находил повод показать, что я недостаточно благодарен своим родителям. Что бы я ни делал, все вызывало его недовольство. Тысячу раз я собирался высказать ему в глаза все, что о нем думаю, но мне всякий раз не хватало смелости. А доктор Рафаэль своими повадками похуже моего дяди.

Сондра почувствовала себя не в своей тарелке. Ей было стыдно признаться, но в глубине души она восхищалась непокладистостью Рафаэля и испытывала к нему симпатию.

– Не судите его строго, жизнь его была не слишком сладкой. Двадцать пять лет назад он защитил докторскую диссертацию, почему-то намного позже своих ровесников. Они за это время ушли вперед, а он так и не сумел наверстать упущенное и чувствовал себя всю жизнь стариком. Он жил, наблюдая, как вундеркинды вроде нас добиваются успехов. Представьте себе, каково ему было всегда хоть немного, но отставать, всегда быть лишь толковым ученым в области, где некоторые его сверстники считались гениями. Неудивительно, что у него испортился характер, – Сондра помолчала и пожала плечами. – Но в любом случае мы не должны страдать за его собственные неудачи. Мы-то тут при чем?

– Просто не следует спускать ему, – со странной твердостью в голосе произнес Ларри. – Если бы мы ему не потакали, он не смог бы нами помыкать.

– Я уже давно говорю себе это, – согласилась Сондра. – Но через месяц это заведение закроется, и поздно поднимать бунт.

На лице Ларри блуждала робкая, застенчивая улыбка.

– А мои результаты? Возможно, они чего-нибудь стоят.

Сондра снисходительно улыбнулась. Чтобы произвести впечатление, нужны фантастические, невозможные цифры. Мелкое усовершенствование, еще один крошечный шажок никого ни в чем не убедят. Но она не скажет этого Ларри. Зачем разбивать его надежды?

– Да, вы правы. Возможно, стоят.

– Хотите посмотреть? – с волнением спросил Ларри.

Не дожидаясь ответа, он сорвался с кровати, пролетел над головой Сондры и, к ее огромному удивлению, отскочил от потолка. Словно циркач, с удивительной точностью приземлился перед письменным столом и прижал ноги к ножкам стула. Очевидно, он долго тренировался, и теперь пониженная сила тяжести ему не мешала. Ларри порылся в прикрепленных к столу бумагах и вытащил из толстой пачки один листок.

– Вот резюме, – сказал он. – У меня есть подробный отчет, но компьютер еще жует некоторые данные.

Сондра взяла листок.

– Почему так долго? – спросила она.

Ларри пожал плечами.

– Я смог запустить их на доработку только после совещания, а это сложное дело, оно отнимает уйму времени. Слишком большой объем для дистанционного терминала. Я скармливал управляющему компьютеру Кольца результаты моего опыта мелкими порциями в перерывах между плановыми работами, чтобы не перегрузить счетно-аналитическую систему. Не хочу, чтобы Рафаэль пришил мне еще незаконное использование компьютера.

Он смущенно усмехнулся. Сондра рассмеялась.

– Вы понемногу набираетесь опыта, – сказала она и небрежно заглянула в резюме. Потом прищурилась и посмотрела снова, более внимательно. Ей пришлось прочитать текст еще дважды, прежде чем она убедилась, что правильно все поняла. Этого не может быть. Не может.

– Здесь наверняка ошибка, – сказала она. – Вы не могли получить такое поле тяготения. Даже знай мы, как это сделать, у нас не хватило бы мощности на меньшую в сто раз силу тяжести.

– Цифры верны, – ответил Ларри. – Я не генерировал это поле тяготения – я собрал в фокус и усилил уже существующее. Поле тяготения Харона.

Сондра посмотрела на него. Он говорил спокойно, в его голосе не было настороженности, он не прятал глаза. Он был совершенно убежден в правильности результатов. Сондра опять заглянула в листок, чтобы уточнить время проведения опыта. Все это случилось за несколько часов до того, как Рафаэль бросил свою «бомбу». Нет, Ларри не успел бы подтасовать данные в безумной попытке добиться отмены решения о закрытии Станции. А кроме того, эти цифры чересчур хороши для подделки. Никто бы не поверил. Они настоящие.

Сондра вдруг заметила, что тупо таращится на страничку резюме. Она отложила листок и пристально, в упор посмотрела на Ларри. Если бы он хотел ее обмануть, он бы краснел, заикался и отводил взгляд, потому что не имеет опыта лжеца, это ясно. Но Ларри был спокоен. Итак, или данные верны, или Ларри сделал очень эффектную ошибку.

Он-то верит. Но больше никто не поверит.

– Рафаэль видел ваши расчеты? – постучав пальцем по бумажке с резюме, спросила Сондра.

– У меня до сих пор не хватает духу переслать эти данные на его терминал. Я собирался обнародовать их на совещании, но не решился, – невесело признался Ларри.

– Черт возьми! – Если бы Ларри послал их до совещания, сомнений в его честности было бы меньше. – Пошлите их прямо сейчас. И не только на его терминал, а сделайте по экземпляру для всех научных сотрудников Станции. Сейчас же. Не медля ни минуты.

– Но…

– Никаких «но», Ларри. Они увидят эти цифры после объявления о консервации Станции и решат, что вы подделали вычисления, чтобы предотвратить печальный финал. Если же мы распространим ваши данные немедленно, то подозрения легко будет опровергнуть – у вас просто не хватило бы времени для убедительной мистификации. Чем дольше вы будете тянуть, тем труднее будет что-либо доказать.

– Но эти данные верны, – возразил Ларри. – Я их не подтасовывал.

– Я это знаю, и вы это знаете, но кто нам поверит? Эти величины в пятьсот тысяч раз больше, чем можно было ожидать. Вспомним бритву Оккама. Что правдоподобнее: открытие, сделанное как на заказ, или подделка?

Ларри с минуту подумал, затем схватил компьютер и набрал ряд команд. Долгое время в маленькой комнатке слышалось только легкое постукивание клавиатуры. Сондра с волнением глядела на Ларри, сердце у нее часто билось, на лбу выступил пот.

«Мне страшно» – пронеслось в голове. Но почему?

И тут она поняла. Она боялась силы, которую обнаружил Ларри. Он сумел собрать ее в крошечном объеме и всего на несколько секунд. Но это было тяготение в тысячу раз мощнее солнечного. Сила, способная сокрушить Вселенную.

Да, она способна напугать кого угодно.



«Джесси, я возвращаюсь домой. Домой». Саймон Рафаэль отложил старомодную ручку, и взгляд его на секунду затуманился. Глупые стариковские слезы. Впрочем, стыдиться нечего – для того и существует дневник, чтобы втайне дать выход своим чувствам, излить душу единственной любимой женщине.

Временами, довольно часто, он спрашивал себя: может, это симптом безумия – вести дневник в форме писем к покойной жене? Но кто на Плутоне втайне не безумен? Лучше не расходовать запас благоразумия на мысли, о которых никто никогда не узнает. Лучше приберечь его для общения с другими.

«Вчера вечером поступила лазерограмма с извещением о закрытии Станции. Теперь уже скоро, совсем скоро я буду снова гулять под голубым небом Земли. Скоро я снова приду к тебе». Ее могила была в красивом уголке, прижималась к склону скромного холма; внизу лежали зеленые поля долины Шенандоа, а наверху высились холодные хребты Голубых гор. «Я брошу это проклятое место и вернусь домой – к тебе, дорогая».

Он снова отложил ручку, вздохнул и закрыл глаза. Рафаэль не мог понять тех, кто держался за мертвый Плутон, выдумывая причины для того, чтобы остаться здесь. Ненормальные! И если даже этот Чао серьезно считает, что сделал стоящее открытие, то это всего лишь непреднамеренное очковтирательство, прискорбное заблуждение. Хватит обманывать самих себя и друг друга!

Рафаэль знал, что Чао ошибается. Чао не мог ничего открыть, потому что и открывать нечего. Гравитационные исследования зашли в тупик, нужно найти мужество признаться себе в этом. Только поэтому после стольких слов и дел Рафаэль решил все бросить.

Он стянул губы в грустной улыбке и снова взялся за ручку. «Покидая эту планету, я не испытываю сожаления, – писал он. – Я сделал все, что мог, я всегда работал на пределе своих возможностей. Теперь остается лишь вспомнить слова Филдса[3] (Джесси всегда любила старинные кинокомедии, а Рафаэль был к ним равнодушен): «Если ты не преуспел сразу, попробуй второй раз. А потом бросай. Только дурак держится за гиблое дело».

3. Из пешек в игроки

Тысячелетней дреме Наблюдателя пришел конец. Теперь никому было не под силу загасить вспыхнувшую в нем надежду.

В глубинах космоса что-то происходило. После того как Наблюдатель ощутил слабый энергетический укол, чувствительность его обострилась. Он улавливал множество слабых движений и шорохов, исходящих из далекого уголка Солнечной системы – от источника, который медленно перемещался по тамошней орбите.

Наблюдателю нужно было сравнить новую информацию с чем-нибудь известным, попытаться понять ее по аналогии.

Он порылся в блоке памяти, обращаясь не только к своему собственному, хотя и долгому, но не богатому событиями опыту, но и к опыту всех своих предшественников. В жизни далекого предка он нашел случай, чем-то похожий на теперешний.

Но ничего, кроме разочарования, находка не принесла. В том давнем случае внезапный поток гравитационных сигналов оказался в конце концов лишь позывными, посылаемыми наугад одним из собратьев, в котором возникли неполадки.

Итак, первая гипотеза, будь Наблюдатель человеком, формулировалась бы им с той или иной степенью точности так: некая отдаленная подсистема, другой прибор в той же галактической ветви, где находился он сам, в некотором смысле двойник Наблюдателя, дала сбой.

Но следовал вопрос: мог ли находиться его двойник в той точке, откуда шли эти слабые сигналы? Он снова полез за информацией в блок памяти и нашел нужный ему участок неба.

Он ожидал увидеть маленькое, движущееся по орбите небесное тело, размером с астероид, с помещенным на него собратом. Но ничего такого там не было, а было тело естественного происхождения, замерзшая планета, вокруг которой обращалась большая луна. Наблюдатель был поражен.

Планета – источник искусственного гравитационного поля? Этого не может быть, это противоречит не только собственному опыту, но и опыту всех его предшественников. А того, чего никогда не было, не может быть никогда.

Наблюдатель изо всех сил сосредоточился на странной планете, и его постигло еще одно потрясение. Нет, это совершенно невозможно!

У спутника планеты имелось кольцо, не отмеченное в блоке памяти. Кольцо прерывисто мерцало, излучая все виды энергии.

И судя по всему было родственником Наблюдателя.



Ларри сидел как на иголках. «Приглашение» немедленно нанести визит директору Станции пришло полчаса назад, но Рафаэль, вероятно, хотел перед аудиенцией помариновать непокорного подчиненного за дверью.

Ларри в волнении сжимал и разжимал кулаки. Он знал, что надо делать, когда получал силу тяжести в миллион нормальных. Там работала физика, комбинация законов природы, все поддавалось управлению и пониманию. Ларри просто ухватил за хвост продуктивную идею, правильно поставил опыт, и законы с неизбежностью сработали. Они не могли не сработать.

Но вся эта мышиная возня вокруг эксперимента не имела никакого отношения к физике и была ему решительно непонятна. Прошло четыре часа с тех пор, как его краткий отчет поступил в банк данных, а на Станции все словно с ума посходили.

При помощи Кольца Ларри высвободил волшебную силу, но этой силой можно управлять. Отключите приборы, и она успокоится, а этот переполох… Споры выпустили джинна, которого не загнать обратно в бутылку.

Одни сотрудники воодушевились, другие разозлились, третьи и то, и другое вместе. Персонал разделился на две группы, никто не остался равнодушным, и никто не стеснялся высказывать то, что думал, прямо в глаза Ларри. Он герой. Он лжец. Он гений. Он дурак. Он заслуживает Нобелевской премии. Жаль, что Тихо больше не тюрьма, потому что по нему плачет тюремная камера. Лесть была ему так же неприятна, как и брань.

Станция бурлила, обычный порядок жизни пошел кувырком. Ларри не удалось завершить полный анализ эксперимента – он попросту не мог пробиться к компьютеру, ибо сотрудники, пользующиеся преимущественным правом доступа к нему, пытались сами воспроизвести его ночной эксперимент.

Рафаэль одобрил численные модели, придуманные двумя маститыми учеными. Ларри ничуть не удивился, узнав, что расчеты на основе этих моделей «подтвердили» ошибочность его результатов. В пику расчетам, одобренным Рафаэлем, группа научных сотрудников помоложе (среди них выделялась Сондра) подготовила анализ, доказывающий, что Эффект Чао существует. Ларри не знал наверняка, кто первый пустил в оборот это название, но подозревал, что Сондра.

Он молча взирал на бурление и суматоху, понимая, что и его противники и сторонники исходят из неверных посылок.

Но дело было даже не в том, на чьей стороне истина, истина отошла на второй план. В этой возне главенствовала уже не наука, а политика. Сотрудников разделил незримый барьер. От них требовали принять чью-либо сторону, и вовсе не по вопросу о правоте Ларри. Вопросы теперь ставились другие. Вы за или против Рафаэля? Вы за или против закрытия Станции? Вы за нас или за них? И в конечном счете все противоречия, столкновения характеров, нравственная ненормальность жизни, годами тлевшие, но притушенные видимостью общего дела, воплотились в одном нехитром вопросе: «Вы в это верите?» Научная проблема свелась к вопросу веры, к выбору между ортодоксией и ересью.

«И после этого, – с грустью говорил себе Ларри, – здесь не осталось ничего от науки».

Включился прибор внутренней связи, и голос Рафаэля властно произнес: «Войдите». Ларри не совсем уверенно встал. Старик даже не проверил, тут ли он. Ларри поднял голову и поискал глазами камеру. Если она и была, то тщательно замаскированная. Или смысл состоял в том, чтобы показать Ларри, насколько доктор убежден в неукоснительном соблюдении приказа? Слово доктора – закон, и никто не в праве его нарушить.

Ларри пришло в голову, что, не явись он к нему, и Рафаэль ничего не потерял бы, поскольку заметить его промах было бы просто некому. Он чуть не поддался искушению остаться на месте и посмотреть, как отреагирует шеф. Но это было бы неверной стратегией.

Ларри встал, открыл дверь и вошел в кабинет.

Рафаэль сидел за столом и делал вид, что поглощен сообщением на экране компьютера. Ларри остановился перед директорским столом и замялся в нерешительности.

С него хватит. Если Рафаэль хочет поиграть в свои игры, Ларри будет не пешкой, а игроком. С несколько театральным вздохом он уселся и вынул свой карманный компьютер. Ему есть чем заняться. По крайней мере, можно притвориться.

Ларри включил компьютер и вывел на дисплей рабочий массив. Его лицо было спокойно, но сердце сильно билось. Красноречивый, наглый, вызывающий жест. Такое было не в правилах Ларри, он не выказывал презрения к старшим. Отец назвал бы его теперешнее поведение рецидивом унаследованного от матери ирландского гонора и, вероятно, был бы недалек от истины.

Было мгновение, когда директор мог взять верх, если бы оторвался от работы и осадил его уничтожающим замечанием.

Но оно было упущено, директор продолжал притворяться, что считывает информацию с экрана компьютера, а Ларри сидел в кресле для посетителей, делая вид, что с головой ушел в работу.

И с каждой секундой Рафаэль терял возможность разыграть сцену встречи так, как он задумал.

Ларри показалось, что Рафаэль искоса бросает на него быстрые взгляды, но не спешил поднять глаза от своего экрана, чтобы убедиться в верности догадки. Ему стало любопытно, каким образом старик попробует исправить оплошность. Наконец Рафаэль встал, взял книгу и подошел к книжной полке. Он положил книгу на полку. Книга была явно с другой полки, просто Рафаэль сделал первый ход. Он вернулся назад и сел на угол стола. Столь непринужденная поза была для него совершенно нехарактерна. Но легко объяснима – так Рафаэль мог смотреть на своего подчиненного сверху вниз. Он захватил господствующую высоту.

– А, господин Чао! – холодно проговорил Рафаэль.

Ларри закрыл крышку компьютера и, подняв голову, встретил недобрый взгляд.

Директор кивнул, встал и вернулся к своему креслу. Игра продолжалась.

– Не вижу смысла тратить время на любезности, – начал Рафаэль. – Вот уже двадцать четыре часа, как работа Станции по вашей милости нарушена. Я не могу допустить, чтобы так продолжалось и дальше. Мы воспроизвели ваш так называемый опыт и выяснили, что это самое настоящее жульничество. Таким образом, нелепость ваших претензий становится очевидной. Я не вижу необходимости в том, чтобы и дальше тратить рабочее время персонала на поиски миража, не говоря уже об использовании Кольца и другого опытного оборудования. Я приказал немедленно прекратить всю дальнейшую деятельность по проверке вашего заявления. Станция должна вернуться к нормальному графику работы. Могу добавить, что я не знаю, какие юридические и научные инстанции занимаются подобными вопросами, но в ближайшие дни собираюсь выяснить это. Самоуправство не должно оставаться безнаказанным.

Ларри раскрыл было рот, но слова застряли в горле. Его начальник, его собственный шеф в глаза называет его лжецом, угрожает уволить и привлечь к ответственности за сделанное открытие!

Спустя минуту Ларри все-таки обрел дар речи.

– Вы хотите, чтобы Станция вернулась к нормальному графику работы? – спросил он. – А что это за график? График подготовки к закрытию? – Ларри в недоумении покачал головой. – Почему вам проще думать, что нанятый вами сотрудник – лжец и мошенник, чем признать сделанное открытие? Вы хоть мельком взглянули на мои данные, настоящие данные, а не на расчеты, сделанные людьми, не понимающими суть эксперимента?

Рафаэль пренебрежительно улыбнулся.

– Ваше открытие, господин Чао, сводится к тому, как быстрее всего и безвозвратно погубить свою карьеру. Наших численных экспериментов вполне достаточно, чтобы доказать невозможность результатов, о которых вы столь самонадеянно заявили. Наша система не способна продуцировать такое гравитационное поле.

– Я видел их уравнения! – резко ответил Ларри. Он встал и навис над столом Рафаэля. – Они даже не пытаются учесть фокусировку внешних гравитационных полей, а ведь в этом весь смысл опыта. Разумеется, такое поле нельзя создать при помощи одного Кольца, оно возникло, когда заработал гравитационный потенциал Харона! Я поймал его и сосредоточил в малом объеме. Обработка еще не закончена, но идея-то очевидна. Попробуйте опровергнуть ее! То, что вы делаете, все равно что слепое копирование радиопередатчика без антенны. Конечно, передатчик не будет работать! Неужели, доктор, вы не понимаете, что именно таков принцип ваших хваленых модельных расчетов?

Ларри посмотрел в горящие яростью глаза старика, повернулся и, не дожидаясь ответа, молча вышел из кабинета. Впервые в жизни им овладел гнев, настоящий, безжалостный взрослый гнев.

Ларри был взбешен не столько пустыми обвинениями Рафаэля, сколько его тупостью и твердолобостью.

Директор отвергал истину, отвергал то, ради чего все сюда приехали. У Ларри были компьютерные записи, цифры, показания приборов, доказывающие, что он прав. Но на Земле, в миллиардах километров от Кольца, это будет слабым утешением. Если Кольцо законсервируют, то все будет впустую, потому что начатую работу можно закончить только здесь, на Плутоне. И больше нигде.

Вот что так возмутило Ларри – слепое и бесполезное расточительство, упущенная возможность. Будь результаты его опыта признаны и подтверждены. Кольцо наконец-то заработало бы. Несмотря на экономический спад на Земле, Финансовый комитет нашел бы средства для продолжения исследований. В финансировании проекта приняли бы участие марсианские поселения и внешние спутники. Черт возьми, да разве только они! Все, абсолютно все дадут деньги на эту работу. Если искусственная гравитация существует, не останется ничего невозможного. Какое широчайшее откроется поле для научных поисков, какие невообразимые они сулят открытия! У Ларри заколотилось сердце.

И между ним и этим блестящим будущим стоит лишь уязвленное самолюбие вечно недовольного старика. Это нестерпимо.

У Ларри возникло желание немедленно отыскать Сондру, чтобы посоветоваться с ней о ближайших действиях. Но он подавил его. Позволить Сондре хозяйничать не лучше, чем позволить Рафаэлю унижать его. Он должен сам принять решение. Он придет к Сондре не смущенным беспомощным мальчишкой, а мужчиной, отвечающим за свои поступки. Ларри знал: если он хочет и дальше уважать себя, то должен сам решить, что ему делать.

Ноги сами привели его к своей комнате. Он толкнул дверь, вошел и заперся на ключ. Ему надо побыть одному в тишине и покое. Чтобы подумать. Чтобы не спеша прокрутить в голове все варианты этой проклятой игры.

Нужен еще один опыт, срочно! Он необходим не столько в интересах науки, сколько ради рекламы. Начнется шумиха, и закрытие Станции отменят. Или, во всяком случае, отложат до выяснения всех обстоятельств.

Если он этого не сделает, его карьеру с большой долей вероятности можно считать завершенной. Сила тяжести в миллион земных норм впечатляет, но Астрофизический фонд ООН не поверит ему на слово так же, как не верят здесь. На Земле скорее послушают Рафаэля, чем его.

И даже если Рафаэль добьется своего, Ларри в любом случае нужен материал для продолжения работы на Земле, хотя бы для того, чтобы подготовить качественную публикацию. А одного-единственного опыта тут, конечно, мало. Ларри нахмурился. Да, все-таки это скорее политика, чем наука. Ну так что ж?

Если он будет вести себя, как положено скромному молодому ученому» бескорыстно влюбленному в истину, его открытие останется непризнанным, и больше всего пострадает эта самая истина. То есть истина требовала, чтобы Ларри окунулся в интриги, хитрил, плутовал, истина отвергала наивный идеализм.

«Неужели все когда-нибудь соглашаются с тем, что цель оправдывает средства?» – с некоторой грустью подумал Ларри.

Теперь конкретно. Во-первых, нужно точно узнать положение дел на Станции. Прекращена ли проверка результатов его опыта? Что это не так, Ларри было ясно, не мог Весь научный персонал кротко подчиниться запрету самодура-директора. Но и Рафаэлю это наверняка было столь же ясно. Значит, тот, кто попытается провести испытание, замаскирует его под другой эксперимент.

Ларри вызвал на экран карманного компьютера график опытов с Кольцом. График был напряженнейший, ни одного просвета, по минутам расписаны все двадцать четыре часа. Это было очень необычно. Конечно, можно объяснить это тем, что люди спешат закончить свои эксперименты до закрытия Станции, но что-то в этом объяснении было неубедительное, очень уж неожиданно, в один день, так уплотнилась работа.

Нет-нет, все это связано с эффектом Чао, это элементарно. Ларри теперь нельзя было ошибиться в одном: кто из этих людей – нарушители директорского запрета?

Ларри подумал некоторое время. Наверняка он мог назвать только одного человека – Сондру Бергхофф. Значит, он поставит на Сондру.

Ларри поискал в расписании опытов эксперименты с участием Сондры. Их оказалось три, но лишь в одном она значилась ведущим исследователем. И этот опыт внесли в график как раз после того, как Ларри показал ей свои результаты. Разумеется, Рафаэль будет пристально следить за ходом этого эксперимента. Кроме того, опыт будет проведен только через неделю. Ларри не может ждать так долго.

Ну ладно. Ларри обратился к другому опыту – он тоже казался подходящим. Запланированный несколько недель назад, он должен был начаться в ночную смену, в 2:00 по Гринвичу. Сондра числилась здесь техническим оператором, а не экспериментатором. Ведущим же исследователем здесь была записана доктор Джейн Уэблинг, и это, пожалуй, удача. Уэблинг, заместитель Рафаэля, научный руководитель Станции, мягко говоря, не молода. Она может уйти спать, не дождавшись окончания опыта, а утром просто проверить результаты «ассистентки». По всей вероятности, Сондра будет у пульта управления одна.

Итак, если Сондра собирается что-то предпринять, лучшего времени не придумаешь. Так, а какова цель работы? Ларри посмотрел название по списку: «Испытание улучшенной методики гравитационной коллимации». И люди специально для Рафаэля научились такой псевдонаучной абракадабре! – отметил Ларри с неприязнью.

Гравитационная коллимация. Он видел один из предыдущих отчетов Уэблинг по этой теме – в сущности, тот отчет дал толчок его собственной мысли. Некоторое время Уэблинг пыталась придумать устройство для получения сфокусированного пучка гравитационных волн – «гразер». По аналогии с лазером. Если есть источник света, то в принципе все лучи можно собрать и сфокусировать в однонаправленный пучок. Подобным же образом можно попытаться сконцентрировать гравитационное поле – на этом и был основан использованный Ларри прием.

Гразер, над которым работала Уэблинг, – гравитационный аналог лазера. Уэблинг стремилась сфокусировать пучок гравитационных волн и направить его на приемники, расположенные на других планетах. Идея Уэблинг заключалась в том, чтобы получить два пучка, расходящихся под углом 180 градусов. Один из них должен быть направлен на цель, другой – в противоположную сторону. В этом случае приемник фиксирует гравитационный луч, но никакие неприятные последствия самому приемнику не грозят, так как сила гравитации – нулевая. Ведь разнонаправленные пучки сводят действие друг друга на нет, луч можно обнаружить, до он бессилен.

«А если увеличить силу тяготения? – подумал Ларри. – Скажем, в миллион раз? Результирующая все равно будет нулевой и не окажет никакого воздействия на другие миры, но позволит доказать, что мы на верном пути. Черт возьми, все гравитационные приемники зашкалит!»

И тогда Станция привлечет внимание других планет.

Что, собственно, и требуется.

4. Палец на кнопке

Наблюдатель не понимал поведения странного кольца, обнаруженного на окраине Солнечной системы. Кольцо очень узнаваемое, и действия его должны были походить на действия Наблюдателя. Но кольцо нарушало все законы, словно не подчинялось системам управления, определявшим деятельность Наблюдателя и всех его двойников.

Почему оно ведет себя так странно? Почему вращается вокруг никчемной замерзшей планеты на самой границе этой системы? Почему не скрывается от чужих глаз? Почему, напротив, понапрасну расточает энергию, демаскируя свое присутствие. Каждый час эта незнакомая машина теряет больше энергии, чем Наблюдатель позволил себе потерять за последний миллион лет.

Кольцо бессмысленно испускает малые порции гравитационных волн. Почему оно делает это так грубо, так неумело? Настоящее кольцо не должно быть таким. Этот непонятный механизм напоминает Наблюдателя только формой, размером и использованием гравитационных полей.

Вывод напрашивался сам собой: это новая машина, и потому сведения о ней не занесены в блок памяти. Но вопрос о происхождении объекта Наблюдатель, по своей природе, задать себе не мог. Он знал лишь одну-единственную схему образования гравитационных колец и не допускал возможности иных. Именно поэтому он и решил, что загадочный объект есть более или менее точное подобие его самого. Но Наблюдатель был не в состоянии объяснить нелогичность поведения кольца.

Он принял чужеродную машину за родственную. Только почему загадочное кольцо столь необычно? Почему его повадки, его действия так непредсказуемы?

Ответ вдруг явился из многовековой памяти далекого предшественника: чужак представляет собой каким-то образом измененную основную модель, мутанта. Кольцо построено давным-давно в сходной или более древней планетной системе.

То была вторая ошибка Наблюдателя.

А из нее вытекала третья, роковая ошибка, впоследствии перевернувшая с ног на голову всю Вселенную и положившая конец длившемуся миллионы лет привычному образу жизни.

Но для Наблюдателя беда была еще далеко.

Земле не так повезло.



– Да, жаль, что нам досталось такое позднее время, доктор Бергхофф, но, думаю, на вас можно положиться, – говорила доктор Уэблинг. – Это довольно простое рядовое испытание. Полагаю, нет смысла обоим не спать, а утром я с удовольствием взгляну на наши результаты. Вероятно, ответные сигналы с Земли поступят не раньше полудня.

– Да, мэм, – рассеянно ответила Сондра.

Ей было не до любезностей, она думала о другом.

– Вот, побалуйтесь ночью чашечкой хорошего кофе, – весело сказала Уэблинг, ставя на стол баночку, – это не помешает. Ну, спокойной ночи, доктор Бергхофф.

– Спокойной ночи, доктор Уэблинг.

Доктор Уэблинг осторожно, будто боясь упасть, выбралась из лаборатории. Многие пожилые ученые так и не освоили премудрости передвижения при пониженной силе тяжести.

Сондра дождалась, пока дверь за Уэблинг закрылась, и вздохнула с облегчением. А то ей уже казалось, что старушка никогда не уберется. Сондра встала и закрыла дверь на ключ. Она не хотела, чтобы ее беспокоили.

До начала опыта Уэблинг оставалось четыре часа. Черт! Едва хватит времени, чтобы перенастроить приборы, подготовленные для испытания Уэблинг, на воспроизведение результатов Ларри Чао. Сегодня ночью график составлен так, что не остается ни одной свободной минуты. Три другие диспетчерские заняты, работа в них идет полным ходом. В первой опыт уже проводится сейчас, вторая и третья ждут своей очереди. Диспетчерская Сондры (четвертая) получит Кольцо в свое распоряжение только после того, как закончится работа в третьей, а на 3:00 уже запланирован следующий опыт в первой.

Значит, у Сондры будет только один час. Один-единственный. Если она ошибется, исправлять ошибки будет некогда.

Конечно, Уэблинг обнаружит подмену и позаботится о том, чтобы утром Рафаэль оторвал Сондре голову, но тут уж ничего не поделаешь. Да и какое это имеет значение теперь, когда Станция официально закрывается? Как может Рафаэль наказать ее за самоуправство? Уволить?

Сегодняшнее испытание, наверное, единственная для Сондры возможность подтвердить результаты Ларри. Вот что важно.

Быть может, и не она одна в эти смутные часы стремится к этому, но ей предоставлена единственная попытка. Да и можно ли рассчитывать на то, что эти трусливые овцы отважатся пойти наперекор директору?

Даже знай она о ком-нибудь из коллег, что они намерены повторить опыт, ей все равно хотелось бы самой убедиться, увидеть на шкале прибора миллион земных норм. А увидит их Сондра лишь в том случае, если сама, не передоверяя его никому, проведет испытание.

Сондра села и начала настраивать приборы управления, перепрограммируя систему согласно описанию Ларри. В его заметках все было очень подробно расписано, но все равно подготовка всегда трудная задача.

Возясь с системой управления, проверяя счетчики и датчики, Сондра начала понимать ход мыслей Ларри. Теория всегда была ее слабым местом, хотя с приборами она обращаться умела.

Сондра так ушла в работу, что, когда раздался звонок в дверь, чуть не подпрыгнула до потолка. При такой небольшой силе тяжести земные рефлексы небезопасны.

Она нажала кнопку внутренней связи.

– Кто… – Сондра откашлялась. – Кто там?

Оставалось успокаивать себя тем, что обнаружить переналадку оборудования, которую она произвела, сможет только специалист. Все хорошо, беспокоиться нечего, как заведенная твердила она про себя.

– Это я, Ларри, – ответил глухой голос.

Он не воспользовался внутренней связью, а говорил сквозь дверь. Может, боится, что Рафаэль за ним следит?

Сондра шумно выдохнула – перед этим она, сама того не сознавая, затаила дыхание. Чувство облегчения, охватившее ее, означало, что секунду назад она себя обманывала. Сондра встала и отперла дверь.

В появлении Ларри она не увидела ничего удивительного. В конце концов он неплохо соображает. Он мог заглянуть в расписание и узнать, что она здесь. Она сама предложила стать его союзницей, хотя он и не сразу принял предложение.

Ларри вошел в комнату и быстро огляделся. Сондра вдруг поразилась тому, насколько Ларри изменился за последние несколько часов. Он стал более решительным, более жестким, более уверенным в себе.

Ларри подошел к приборной доске и проверил установку приборов.

– Ты наполовину сбросила данные, приготовленные для опыта Уэблинг, – заявил он.

Это был не вопрос.

– А, ну да, – неуклюже двигая руками, ответила Сондра.

Вот и специалист.

– Надо установить их снова, – сказал Ларри.

– Но я хочу подтвердить твои результаты, – возразила Сондра. – Сейчас это во сто раз важнее гразера.

– А кто принимает ваши сигналы? – спросил Ларри.

В его голосе звучали непривычные нотки, и Сондра поняла: лучше дать прямой ответ.

– На Титане, Ганимеде, потом на ВИЗОРе, это большая орбитальная станция на Венере, и на Земле в Лаборатории реактивного движения. На каждый приемник передаем по десять минут. Каждую секунду уходит по импульсу продолжительностью в тысячную долю секунды.

– Какой силы импульсы? – спросил Ларри.

– Как раз ее-то мы среди прочего и пытаемся измерить. Мы генерируем сферическое поле диаметром один километр, с силой тяжести в одну земную, оно удерживается около тысячной доли секунды. Пока мы успеваем его сфокусировать, получить пучок лучей и послать импульс, уже теряем почти всю исходную мощность. Волны, распространяясь, также ослабляют потенциал поля. Неплохо, если бы на другом конце приборы показали хотя бы одну десятимиллионную земной нормы, но неизвестно, получится ли это. В сущности, сегодняшнее испытание должно показать, что мы можем получить на другом конце. Кроме всего прочего, существует проблема самого пучка. Теоретически мы должны посылать идеально направленный гравитационный луч. Но на практике мы имеем дело с конусом, вершина которого приходится на наш источник. В общем, мы предполагаем, что сможем получить одну десятимиллионную земной нормы, но нас устроила бы и стомиллионная.

– А приемники поймают такие слабые импульсы?

– На станциях, с которыми мы работаем и которые я назвала, должны поймать, у них очень чувствительные приемники, того же типа, что и у нас. Станции на Титане и Ганимеде изучают взаимодействие гравитационных полей спутников Сатурна и Юпитера. Сотрудники станции на Венере составляют карту местного поля тяготения, их интересует внутреннее строение планеты. А в Лаборатории, реактивного движения разрабатывают используемые на всех этих станциях приборы. С отличными механизмами обнаружения и широким диапазоном чувствительности. Есть приборы сверхчувствительные, со средним диапазоном, мощные и сверхмощные, – закончила Сондра.

– И они смогут установить, скажем, резкую вспышку мощности пучка, длящуюся тысячную долю секунды? Ну, к примеру, увеличение в миллион раз по сравнению с тем, что они привыкли от вас получать?

Сондра внезапно поняла.

– Ты хочешь усилить поле тяготения по своему методу и послать усиленный гравитационный импульс!

Ларри ухмыльнулся с плутовским видом.

– Это всех немного расшевелит, правда?

Сондра задумалась, и чем дольше она думала, тем больше ей это нравилось. Опыт обязательно привлечет внимание к открытому Ларри эффекту. Ха, привлечет внимание! Да он повергнет в шок гравитологов по всей Системе. Через несколько часов вся армия исследователей будет в курсе работы Ларри, потребует объяснений и новых проверок открытия. Вот шум-то поднимется.

Да, Ларри все правильно задумал. Видимо, это единственно верное решение.

– Должно сработать, Ларри, – сказала Сондра. – Без сомнения, это должно сработать. Если мы сумеем при помощи Кольца усилить поле тяготения, преобразовать его и получить направленный гравитационный пучок.

– Сумеем. Меня тревожит только, успеют ли наш сигнал заметить на другом конце. И замерить.

– Не волнуйся. Во всех этих лабораториях приемники включены круглосуточно и постоянно регистрируют показания. Они работают в автоматическом режиме, чтобы свести к нулю вероятность ошибки. Если нам удастся послать сигнал, они его уловят.

– Тогда сейчас у них будет крупный улов, – сказал Ларри и сел к приборам управления.



Задолго до того, как Кольцо Харона заработало, метод наблюдения перестал быть основным инструментом астрофизики. Привычными стали активные эксперименты с применением высоких энергий. Не только Кольцо, но и другие крупные и мелкие системы, расположенные тут и там, служили для изучения энергетических полей.

Эксперименты эти проводились с величайшей осторожностью, потому что на Земле и в космосе находилось множество обсерваторий, предназначенных для обнаружения чрезвычайно слабых сигналов, которые поступали от источников, удаленных от Земли на несколько миллионов световых лет. Незначительная перегрузка могла запросто вывести из строя оборудование этих обсерваторий. Ученые, работавшие с высокими энергиями, хорошо усвоили, что нужно заранее широко оповещать о своих планах, чтобы другие успели отключить сверхчувствительные приборы. Необъявленный опыт грозил повредить их.

Существовала еще одна причина, заставлявшая заранее предупреждать о готовящихся экспериментах. В давние времена, когда все обсерватории располагались на Земле или на ее орбитах, проблемы согласованности между этими обсерваториями разрешались без труда, потому что во всякую минуту можно было связаться с коллегами по телефону. Даже когда требовались одновременные наблюдения, согласование осуществлялось практически мгновенно, не представляло большого труда, ибо обе точки находились на расстоянии не больше крошечной доли световой секунды друг от друга. Но потом человек шагнул далеко в космос, и теперь, когда обсерватории размещались на орбитах планет от Меркурия до Сатурна, о телефонных звонках и простом согласовании не могло быть и речи. Световая волна, проходящая через Сатурн, достигала Землю только через четыре часа. Двусторонняя связь – запрос и ответ – заняла бы восемь часов.

Связисты предложили ввести в обиход новое понятие – так называемый радиус событий, и астрономы с готовностью ухватились за это изобретение.

Всякий электромагнитный сигнал перемещается со скоростью света, и его можно представить как точку на расширяющейся со скоростью света сфере. Так вот, расстояние между этой точкой и центром изучения (центром сферы) стали называть радиусом событий.

Сведения о некоем событии могут быть получены, только когда по мере распространения информационной сферы точка (информация) пройдет через Наблюдателя. Радиусы событий могут обозначаться в обычных линейных единицах измерения, но, как правило, для удобства их длину оценивают в световых годах. Так, расстояние от Земли до Солнца – сто пятьдесят миллионов километров, то есть радиус события, равный приблизительно восьми световым минутам. Если Солнце взорвется, Земля узнает об этом лишь через восемь минут.

Но определить расстояние в световых годах – это еще полдела. Порой положение осложняется тем, что движение планет и гравитационные колодцы вызывают небольшое красное смещение и приводят к микроскопическому растяжению времени. Обнаружение погрешности в расчетах стоило карьеры одним и возносило других.

Уэблинг задолго по всей форме оповестила о планируемом испытании. Ларри и Сондра знали, что обязаны разослать уведомление об изменениях в опыте, но боялись это делать. Однако если они не предупредят, то навлекут на себя гнев многих и многих ученых. Не очень благоприятный исход для опыта, проводимого в основном с целью вызвать интерес общественности.

Сондра набросала сообщение в ЛРД:

ЛРД, ЛАБОРАТОРИЯ ГРАВИТАЦИИ, «МОЛНИЯ»: УВЕДОМЛЕНИЕ ОБ УЛУЧШЕНИИ МЕТОДИКИ ПОЛУЧЕНИЯ ПУЧКА ГРАВИТАЦИОННЫХ ВОЛН. ВРЕМЯ ПЕРЕДАЧИ СИГНАЛА ВАМ И В ДРУГИЕ ЛАБОРАТОРИИ ОБНАРУЖЕНИЯ ОСТАЕТСЯ БЕЗ ИЗМЕНЕНИЙ, НО НОВЫЙ СПОСОБ ПОЗВОЛИТ УСИЛИТЬ ВОЛНЫ В МИЛЛИОН РАЗ. ПРОСЬБА ПОДГОТОВИТЬСЯ К ПРИЕМУ БОЛЕЕ МОЩНЫХ ВХОДНЫХ СИГНАЛОВ И ИЗВЕСТИТЬ ЗАИНТЕРЕСОВАННЫЕ ЛАБОРАТОРИИ.

Они послали такие же уведомления в другие задействованные лаборатории, предупреждая их о приближении импульса большой мощности.

Казалось, безрассудно оповещать всех обычным путем о готовящемся втайне эксперименте. Но скорость света пришла на помощь Сондре и Ларри. Сондра постаралась послать «молнии» автоматической системе связи, которая действовала без вмешательства человека. Их сообщения станут известны множеству людей на других планетах, но на Плутоне никто ничего не узнает, пока не поступят запросы и ответы из лабораторий обнаружения. А к тому времени, разумеется, уже будет невозможно помешать проведению опыта.

С учетом всех задержек со времени отправки предупреждения на ближайшую лабораторию, расположенную на орбите Сатурна, до получения ответа пройдет самое меньшее около восьми часов. Этого достаточно, ведь на Станции никто не догадывается о том, чем они сейчас занимаются. Чтобы избежать риска, Сондра и Ларри решили как можно точнее придерживаться первоначального замысла Уэблинг, до поры до времени не привлекая к себе внимания.

Принимая в расчет трудность наведения непроверенной системы гразера, Уэблинг задумала первым делом направить пучок на ближайшую планету, а затем пытаться послать импульс подальше. Положение планет обусловило выбор в качестве первой цели Сатурн. Сондра ввела исходные данные для наведения и стала настраивать оборудование.

Это было далеко не просто. Проделав полработы, Сондра еще раз взглянула на хронометр. До той минуты, когда их диспетчерская получит доступ к Кольцу, оставалось три часа. Сондра вздохнула и снова принялась за трудную задачу переналадки ручек управления.



Раздался гудок, зажглась зеленая лампочка: приборы возвестили о том, что Кольцо готово для испытания гразера.

Через десять минут несметное число магнитов, охлаждающих насосов, двигателей массы, ускорителей частиц и других составных частей Кольца воспроизведут Эффект Чао – создадут колодец с повышенной во много раз силой тяжести, преобразуют этот гравитационный колодец в параллельные пучки волн и пошлют жесткие импульсы сведенной в параллельный пучок силы тяготения в направлении Титана.

«По крайней мере. Кольцо готово это сделать», – подумала Сондра.

Таймер начал обратный отсчет времени, оставшегося до начала эксперимента. Еще восемь минут. Ларри вздохнул и протер усталые глаза. Все. В последний раз проверить готовность к опыту – нажать на кнопку. Да, просто нажать на кнопку.

Они могли бы поручить последнюю проверку автомату, просто наблюдать, заставив компьютер проделать всю работу. Если бы речь шла о долях секунды, они бы так и поступили.

Но расчет времени здесь не так уж важен. Кроме того, позволить компьютеру завершить работу было бы неправильно. Это дело человека, торжество человеческой изобретательности над головоломками науки и техники и человеческого упрямства над дурацкими правилами. Это способ объявить об открытии всему человечеству и, что не менее существенно для Ларри, способ утереть нос Рафаэлю. Ни один компьютер этого не сделает.

Осталось семь минут.

В эти мгновения Ларри охватило еще одно чувство, чувство более сильное, чем заветное желание насолить директору. Ларри стало ясно: он проводит не просто эксперимент, не просто хочет привлечь внимание для спасения научной карьеры. Он творит историю. Никто никогда не пытался управлять гравитацией в крупных масштабах. Они попытаются первыми. Пусть попытка выйдет грубая, ограниченная. Но один этот миг может изменить жизнь всех людей.

Шесть минут.

Насколько он готов изменить ход истории? Ларри облизнул пересохшие губы и с беспокойством взглянул на Сондру. Не отрываясь, от показаний приборов, она кивнула. Все готово. В тревожной тишине последние несколько минут превращались в секунды. Время пришло.

И тут Ларри услышал свой испуганный внутренний голос, он вопил – не надо! не делай этого! Ларри на миг замер в нерешительности, а потом коротко вздохнул и быстрым движением нажал на кнопку.

В тысячах километров от него Кольцо сосредоточило огромное поле тяготения на небольшом участке, а потом выстрелило первым импульсом гравитационных волн в направлении Сатурна. Ларри отпустил кнопку и стал тупо озираться по сторонам. Напряжение отпустило. Здесь, в лаборатории, должно было произойти что-то волнующее, как в театре, чтобы стало ясно: свершилось. «Может, надо было запрограммировать, чтобы погас свет или что-нибудь в таком роде», – насмешливо сказал себе Ларри.

Разумеется, в диспетчерской ничего не случилось. Все произошло очень далеко, там, где в пространстве медленно плывет Кольцо Харона. Теперь действие перемещается на Сатурн.

Первый импульс уже преодолел миллионы километров пути. Дальше за дело возьмется автоматика. Программирующее устройство включилось снова. Это пошел второй импульс, потом третий и четвертый. Обратно их уже не вернуть, поздно. Слишком поздно. Остается лишь продолжать в том же духе. Им здорово достанется, что бы они сейчас ни сделали.



Наблюдатель не имел понятия о свободе выбора. Он мог делать, думать и решать только то, что ему было положено, каждый раздражитель вызывал соответствующую реакцию. В его существовании не должно было быть, не могло быть непредусмотренных событий. Его память и опыт, уходящие далеко в глубь тысячелетий, когда его самого еще не создали, хранили сведения на все случаи жизни, сведения эти были строго классифицированы, представляя собой стройную всеобъемлющую систему. Он знал: ничто не ново ни под этой, ни под какой-либо иной звездой.

Наблюдатель не боялся неизвестного, так как не ведал, что это такое. Незнаемое было для него непостижимо.

Поэтому он старался втиснуть новые явления в старые формы, например, рассматривал чуждое кольцо как мутацию, видоизменение своего аналога.

К этому ошибочному отождествлению Наблюдателя подтолкнуло представление об изменениях и мутациях, заложенное в его блоке памяти. Он изучил, какие формы могут принять изменения, и последствия этих изменений. Он мог сказать лишь, что чуждый предмет укладывается в допустимые параметры. Эти данные полностью удовлетворили Наблюдателя.

Оставалось определить, что делает его дальний родственник. И ответ пришел из блока памяти, ответ готовый и исчерпывающий.

Это реле. Оно передавало послание из дома, объявляло, что время пришло. Вероятно, обычные средства связи подвели, и это новое кольцо проделало путь от звезды к звезде, чтобы донести свое сообщение.

Ну конечно. Что может быть еще? Наблюдатель перерыл блок памяти вдоль и поперек и не нашел другого ответа.

Для существ типа Наблюдателя память имела решающее значение. Если в блоке памяти нет другого ответа, следовательно, другого ответа не существует.

Такая логика до сих пор никогда не подводила.



Следующим шел Юпитер, вернее Ганимед. Ларри держался мнения, что нельзя считать обитаемые спутники простым приложением к планетам. Жители поселений на газовых гигантах всегда возмущались таким отношением. В конце концов никто не говорил о Луне как о части Земли. Титан, Ганимед и другие обитаемые спутники были самостоятельными планетами. Ларри знал, что надо не забывать об этом: ведь если все получится, ему придется много общаться с экспертами по вопросам гравитации с Титана и Ганимеда.

«Да, сейчас это самое главное», – с иронией заключил Ларри. Он обдумывал другие беспокоящие мелочи, избегая охватывать мыслью положение в целом. Он ловил себя на том, что всю ночь только и делает, что старается отвлечься. Он не решался посмотреть правде в глаза и оценить значение и последствия своего поступка. В сущности, это было подсознательным нежеланием брать на себя ответственность за преобразование мироздания. Черт возьми.

Ларри опять нажал на пусковую кнопку. Луч возник снова и устремился к спутнику Юпитера. По крайней мере, Ларри и Сондра надеялись, что луч пошел в сторону Ганимеда. Сондра и раньше проводила опыты с гразером, но при силе тяжести в одну десятимиллионную. А столь мощным гравитационным пучком ей было управлять довольно трудно, сказывался недостаток опыта.

И по правде говоря, она немного боялась иметь дело с такой большой энергией. Даже учитывая все потери и частичное затухание сигнала из-за грубости системы наведения, они все же посылали импульсы силой в триста тысяч земных норм. Хотя источник был меньше амебы и сохранял устойчивость в течение всего нескольких секунд. В миллионе километров от системы Плутон – Харон импульс потеряет половину своей мощи, еще в миллионе – вторую половину.

Когда луч достигнет ближайшей цели, он лишится практически всей своей мощи, превратится в едва заметное мигание силой в одну десятую земной нормы, про исходящее каждую тысячную долю секунды. А поскольку он связан с лучом-отражением, чистая гравитационная энергия, направленная на цель, сведется к нулю. Физически невозможно, чтобы этот сигнал причинил какой-нибудь вред. К тому же слишком мала продолжительность импульса и слишком велика масса небесного тела, на которое он воздействует. «Луч типа „тяни-толкай“, – повторила Сондра. – „Тяни-толкай“ всегда останется „тяни-толкаем“, даже если их предположения о ходе опыта в чем-то ошибочны или что-то они не предусмотрели. Этот луч не может никому и ничему повредить».

Несмотря на настойчивое самоуспокоение, тревога не выпускала Сондру из своих лап.

– Ну как, Ларри? – наверное, в сотый раз спросила она.

– Все прекрасно, – ответил Ларри, пряча волнение.

Искусственное гравитационное поле с огромным потенциалом, служащее источником, не удавалось удержать более тридцати секунд, и всякий раз Ларри приходилось восстанавливать его. Это была нудная, кропотливая работа, и вскоре он почувствовал себя совершенно измотанным. Он хотел подключить автоматику, но при первой же попытке обнаружил, что едва успевает поднять глаза от приборной доски, как источник опять теряет стабильность.

Только когда импульс был на полпути к Юпитеру, Ларри удалось перевести приборы в автоматический режим. Он дал задание компьютеру проследить за действиями по восстановлению поля, и после седьмой или восьмой попытки компьютер в основном «изучил» методику и смог взять эту работу на себя. Ларри с облегчением вздохнул и расслабился в кресле. Хоть какой-то прогресс.

Он принялся фантазировать на тему ответных сообщений. Особенно его интересовала реакция Лаборатории реактивного движения.

Скорость света теперь только тормозила развитие событий. Гравитационные волны, подобно другим видам излучения, распространяются со скоростью света. В настоящий момент Плутон, Сатурн и Юпитер выстроились практически в одну линию с одной стороны Солнца, а Венера и Земля – с другой. Из этих планет к Плутону ближе всего находился Сатурн, Земля была самой отдаленной точкой.

Ларри нахмурился и, чтобы не запутаться, быстро нацарапал в блокноте таблицу. Наскоро сделав несколько расчетов, он вписал для каждой планеты время, за которое сигнал пройдет путь туда и обратно.


Положение планеты Земля Венера Солнце Юпитер Сатурн Плутон

Станция: …….. ЛРД .. ВИЗОР …… Ганимед Титан .. ЛГИ

Время прохождения сигнала туда и обратно в часах

.. 11,2 . 11,1 ……… 9,4 . 8,27 … О

(Отсчет с Плутона)


Значит, станция на Титане, ближайшая к ним, получит свою порцию гравитационных волн через четыре с небольшим часа. Даже если Титан ответит Плутону сразу же, как только гравитационные волны доберутся до цели, ответный сигнал придет на Плутон не ранее чем через девять часов.

А до получения ответа из ЛРД пройдет больше одиннадцати часов.

ЛРД для них важнее всего. ЛРД провела первый научный опыт в глубоком космосе 450 лет назад. И по сей день она сохраняет приоритет в такого рода исследованиях. Путь к успеху лежит через ЛРД. Это ведущее отраслевое учреждение на Земле и ведущее научное учреждение эпохи. ЛРД достаточно влиятельна, чтобы нажать на Астрофизический фонд ООН. А в руках у АФ ООН – чековая книжка.

До Земли шесть миллиардов километров. Туда и обратно – двенадцать.

«Долог путь к бюджету Фонда», – подумал Ларри.

Раздался сигнал хронометра, означающий, что работа с Ганимедом закончена. Время перенаводки, следующая цель – Венера. Пока Сондра закладывала новые данные для наведения, Ларри хрустел пальцами и следил за приборной доской.

– Все готово, Ларри, – сказала Сондра.

Ларри кивнул и опять нажал на кнопку.

Венера. Кое-кто мечтал превратить планету во вторую Землю – в сущности, ВИЗОР построили там именно для изучения этой возможности.

Что ж, проект только выиграет от применения искусственной гравитации в крупных масштабах. Ведь можно вывести на орбиту Венеры виртуальную черную дыру, и она всосет девяносто процентов ее непригодной для жизни углекислой атмосферы. Управляемая гравитация, кроме того, способна ускорить вращение планеты. Мечты. Прекрасные, несбыточные мечты.

Все это дела завтрашнего дня. А сегодня и вспышка силой в одну десятую земной нормы, длящаяся тысячную долю секунды, – огромное достижение. Компьютер уже ловко управлялся с гразером. Да и в восстановлении искусственного поля значительно преуспел. Десять минут стрельбы по Венере протекли быстро.

Наконец-то Земля. Там располагается не только ЛРД, там половина всех научных центров Системы.

Ларри с нетерпением следил, как Сондра меняет в компьютере данные для наведения. Но подгонять ее было не нужно, она уже набила руку и справилась с работой на этот раз даже на полминуты быстрее, чем в предыдущий. У них над головами Кольцо, как полагается, выполнило программу самопроверки и саморегулирования и установило линзы для фокусировки гравитационного пучка в направлении Земли. Все было готово.

Ларри натянуто усмехнулся и вдавил пусковую кнопку.

«Одиннадцать часов, – думал он. – Пять с половиной на то, чтобы луч добрался туда, и еще пять с половиной – обратно. И тогда мы узнаем, как понравится Земле наш маленький сюрприз».

Одиннадцать часов.

Тихий всхлип хронометра ознаменовал завершение опыта, в три часа ночи наступила остановка системы. Все закончилось, но еще ничего не началось. Ларри повернулся к Сондре и улыбнулся.

– Завтра придется поволноваться. Как ты?

Сондра покачала головой и потянулась, изо всех сил стараясь подавить зевок.

– Я еще об этом не думала. Но когда Рафаэль увидит, что мы сегодня натворили, устроит нам знатную головомойку.

Ларри поморщился.

– Ага. Придется туго. Сейчас он меня только ненавидит, а завтра с удовольствием выбросит в ближайший люк без скафандра.

Сондра смотрела на Ларри, следя за сменой выражений на его лице. Страх, мрачное предчувствие, вина. «Словно сын, который знает, что папочка снова расстроится».

Сондра несколько мгновений подумала и осторожно произнесла:

– Думаю, будет лучше, если с Рафаэлем поговорю я.

Ларри удивленно поднял на нее глаза.

– Не нужно, – сказал он. – Это спор между ним и мной.

– Нет, не между ним и тобой, – возразила Сондра, – и в этом вся штука. – Она постучала по пульту управления и взмахнула рукой, словно указывая на всю Станцию. – Это большая наука и большая политика, а не частный спор двух людей. И если мы сделаем вид, будто вы просто слегка повздорили, мы проиграем. Бытовая мелочь тут же вырастет до гигантских размеров и заслонит собой то важное, что мы сегодня сделали, превратит его в мелкое, несущественное.

Ларри закрыл глаза и откинулся назад. Мальчик – нет, мужчина – пытался собраться с мыслями, но это было очень трудно, мозг одолевала усталость.

– Ладно. Хорошо. Я понимаю. Но важно и другое. Дело не только в том, на какие мы нажали кнопки. Дело в том, как наша сегодняшняя работа повлияет на будущее? Я хочу сказать, что мы совершили великое открытие – научились управлять гравитацией.

Ларри открыл глаза и подался вперед. Даже после бессонной ночи настроение у него было приподнятое, и Сондра чувствовала, как ей передается его волнение.

– Подумай о будущем, – сказал Ларри. – Подумай, какую силу мы выпустили на свободу.

5. Результаты

Странный сигнал, несомненно, шел от посланника, по очертаниям и конструкции отдаленно напоминающего Наблюдателя.

Несомненно.

Вывод, сделанный Наблюдателем, был предопределен заложенной в него программой. Ошибки не могло не быть. Но это едва ли имело какое-либо значение, потому что в любом случае Наблюдатель, независимо от происхождения раздражителя, не имел права не ответить на него. К какому бы заключению он ни пришел, он должен был ответить на мощное гравитационное воздействие.

А сейчас необычное кольцо испускало огромные потоки энергии в сторону других планет этой звездной системы. Хотя луч не достигал пока Наблюдателя, он четко отслеживал его движение, его самые неуловимые искажения в гравитационных полях планет. Траектория луча и цели, к которым он стремился, были абсолютно ясны Наблюдателю. Он проанализировал и характер деятельности посланника. Чужак обследует одну планету Внутренней системы за другой.

Чужое кольцо что-то ищет.

А что оно может искать, кроме него, Наблюдателя? Оно найдет Наблюдателя, разбудит его гравитационным сигналом, заставит обнаружить себя и выполнить задачу. К чему он и готовился миллионы лет.

Наблюдатель знал: если луч направится к нему, он должен будет ответить, откликнуться.

Его охватило нечто похожее на смесь волнения и страха. Сейсмографы по всей Луне отразили эту вспышку чувства.

Наблюдатель хотел верить, что его звездный час наступает. Ему было одиноко, он стремился возобновить связь с внешней Вселенной, страстно желал начать новый этап своего существования. Он стал готовиться к приему луча, приводя в действие долго дремавшие подсистемы. Он подпитался резервной энергией, чтобы во всеоружии встретить то близкое уже мгновение, когда луч коснется его.



Вольф Бернхардт вдохнул прохладный воздух Калифорнии и сказал себе: это дело как раз для берлинца. В конце концов современная физика родилась в Берлине. Все взаимосвязано. И сегодняшний научный триумф был бы немыслим, если бы не великие прошлые открытия немецких ученых.

Положение требовало быстрого ответа. Вольф Бернхардт выслушал переданное с Плутона предварительное уведомление об эксперименте, и этого было достаточно. «Другие на его месте мешкали бы в нерешительности, – с гордостью подумал он. – Но не Herr Doktor[4] Бернхардт».

Первое сообщение о том, что открыт способ получения мощных гравитационных полей, пришло с Титана «четверть часа назад. Вольф взглянул на часы. До выхода осталось пять минут. Уйма времени. Хорошо, что он живет так близко от Главной диспетчерской.

В ванной комнате он оправил рубашку и стал разглядывать себя в зеркале. На него смотрел Herr Doktor Вольф Бернхардт, тридцати лет от роду, честолюбивый и решительный, с яркими голубыми глазами, зачесанными назад с высокого лба белокурыми волосами и немного выступающим вперед острым подбородком. На нем костюм с иголочки: светлая зеленовато-голубая ткань оттеняет легкий румянец лица. Гладкая кожа пышет здоровьем. Он провел рукой по щекам. Выбрит безукоризненно. Никто бы не догадался, что пятнадцать минут назад он в помятой одежде дремал за приборной доской дежурного. Теперь он был готов выйти в свет.

Вольф Бернхардт не мог оторваться от зеркала. Да, такое лицо заслуживает того, чтобы его обладатель вошел в историю. 1:25 ночи по местному времени, но он энергичен и свеж. И это самое главное. Сегодня ночью, сейчас он будет разговаривать с учеными, находящимися на Плутоне; может быть, его слова передадут и на другие внеземные станции. Но уже завтра Земля увидит записи этих переговоров в программах новостей. Журналистам понадобится сведущий человек, специалист, находящийся здесь, рядом с ними, а не на другом конце Системы, в нескольких световых часах отсюда.

И этим человеком будет он, Вольф Бернхардт, ученый с острым, живым умом, разбирающийся во всех тонкостях этого эксперимента. Нужны цифры? Пожалуйста, они у него под рукой. В прямом смысле под рукой, потому что компьютер выдаст ему любые сведения в области гравитации. А за толковым комментарием дело не станет, вот только нужно как следует потрудиться над базами данных.

Вольф Бернхардт все запомнит, подготовится как следует – игра стоит свеч. Он долго ждал этой минуты. Звездный час его жизни пробил.



На следующее утро Сондра, как сомнамбула, двигалась по закусочной. Она спала всего четыре часа и соображала довольно туго. В углу до неприличия выспавшаяся, полная сил Уэблинг с аппетитом уплетала фруктовый салат.

«А вот и Уэблинг, – заторможенно думала Сондра. – Учитывая то, что мы уже натворили, может быть, пора превратить потенциального врага в друга. Пора во всем признаться». Уэблинг легко воодушевлялась. Если Сондре удастся увлечь-ее замыслом мощного гразера, то отразить нападение Рафаэля будет намного легче. Надо вовлечь в эту игру Уэблинг и перетянуть на свою сторону.

Сондра взяла завтрак, большую чашку кофе и поплелась к столу Уэблинг, пытаясь сообразить, сколько сейчас времени. Сделать это ей удалось с трудом. Приблизительно через двадцать минут на Плутон придет первое ответное сообщение – с Титана. Ларри, наверное, уже в обсерватории – обычно послания из Внутренней системы ожидали там.

Главный щит связи соединялся со стеклянным куполом, так что любое полученное Станцией служебное сообщение автоматически проходило через обсерваторию. Первая утренняя смена в компьютерном центре, должно быть, уже видела отчеты о проведенных ночью экспериментах. Считалось, что эти отчеты не подлежат разглашению, но формального запрета почти никто не придерживался, к тому же многие со скуки не прочь были посплетничать. Вероятно, слухи уже ходят, по крайней мере среди младшего персонала, а может быть, поднялись и выше – ближе к ушам Уэблинг и Рафаэля. Сондра заметила, что когда она вошла в закусочную, к ней повернулось несколько лиц, на которых было написано явное любопытство. Впрочем, с недосыпу это могло и просто померещиться.

В любом случае, как только придет сообщение с Титана, слухи обретут реальную почву, и тогда начнется столпотворение. После этого привлекать Уэблинг на свою сторону будет уже поздно.

Как бы недипломатичнее рассказать Уэблинг об измененной методике опыта и заинтересовать ее возможными результатами, прежде чем придет сообщение и Рафаэль обо всем узнает? Ну, попытка не пытка. Сондра подошла к столу Уэблинг.

– Доброе утро, доктор Уэблинг! – изо всех сил изображая бодрость, сказала Сондра.

– А, доброе утро, Сондра, я не думала, что вы так рано встанете, – как всегда, немного визгливо ответила Уэблинг. – Как поработали сегодня ночью?

– Очень хорошо. В самом деле очень хорошо, – сказала Сондра. – Но, боюсь, мне надо вам кое в чем признаться.

Уэблинг, наслаждавшаяся в этот момент ломтиком грейпфрута, подняла голову и вопросительно посмотрела на Сондру.

– Продолжайте, – осторожно произнесла она.

Пытаясь сдержать волнение, Сондра начала говорить; она надеялась, что Ларри поймет политическую необходимость временно приуменьшить его роль в эксперименте. В интересах дела требовалось внести несколько довольно грубых поправок.

– Сегодня ночью мне вдруг пришла в голову одна мысль, и я несколько изменила начальные данные для гразера. Разумеется, это никак не отразилось на выполнении основных задач опыта. Но, наверно, перед тем, как что-то менять, надо было вас разбудить. Просто меня осенило так неожиданно, а времени оставалось так мало. Ведь время работы с Кольцом строго ограниченно, и я боялась не успеть провести испытание. Кажется, ваш опыт увенчался ошеломляющим успехом. – Она взглянула на часы. – Скоро придет первый ответ с Титана.

– С какой стати ошеломляющим? – спросила Уэблинг. – Это было рядовое испытание. – Она взглянула на свои часы. – И почему вы ждете немедленного ответа? Если сообщение придет сейчас, значит, его послали сразу же по получении нашего гразерного луча. С чего это на Титане будут так торопиться?

– Потому что если наши… если мои расчеты верны, то Титан получил ряд гравитационных импульсов типа «тяни-толкай»… – Сондра помедлила. – Мощность которых эквивалентна одной десятой земной нормы, – выпалила она.

У Уэблинг глаза полезли на лоб.

– Сколько?

Сондра встала из-за стола, Уэблинг завороженно поднялась вслед за ней.

– Доктор Уэблинг, я оставила запись итоговых результатов вашего опыта в обсерватории. Может быть, посмотрите на них, пока еще не пришел ответ с Титана?



Наблюдатель не отрываясь следил за гравитационным лучом.

Сначала луч направился к шестой планете, потом помчался к пятой, сейчас своей целью он избрал вторую планету. Теперь уже скоро, совсем скоро он устремится сюда, к третьей планете, к той точке, где столько времени скрывался от чужих глаз Наблюдатель.

Осталось недолго. После бесконечных тысячелетий счет пошел на минуты, на секунды.

Наблюдатель дрожал от нетерпения.



Когда Ларри вошел в обсерваторию, он сразу обратил внимание на два странных обстоятельства: во-первых, сейчас был завтрак, а в куполе «совершенно случайно» толкалось гораздо больше людей, чем всегда; и во-вторых, при его появлении приглушенный шум голосов усилился, хотя никто и не решился подойти. Когда вскоре к общей компании присоединились Сондра и Уэблинг, шушуканье превратилось в напряженный гул. Было ясно, что с тех пор, как пришел, отчет об опыте Уэблинг, слухи текли из компьютерного центра, как вода из сита. Часть сотрудников сразу поняла значение показаний приборов, и незамедлительно разгорелось энергичное обсуждение этих показаний.

Сондра пересекла комнату и уселась за столик напротив Ларри, Уэблинг расположилась рядом.

– Ларри, – с деланной небрежностью обратилась к нему Сондра, – расскажи, пожалуйста, доктору Уэблинг о коррективах, которые мы внесли в первоначальный план эксперимента.

Уэблинг окинула Ларри пристальным взглядом и несколько раз моргнула.

– А, это вы! – сказала она. – Мало вам было шума с фальсифицированными значениями интенсивности поля!

Сондра поморщилась. Уф! Не очень удачное начало.

– Вы ошибаетесь, доктор Уэблинг, – мягко проговорила она. – Его обвинили в фальсификации совершенно беспочвенно. В действительности они верны. Давай, Ларри, расскажи доктору Уэблинг, как ты это сделал. Убеди ее в своей правоте.

Ларри с трудом проглотил слюну и вытащил карманный компьютер.

– Ну… – неуверенно протянул он, – основная мысль заключается в том, чтобы использовать силу тяготения Кольца для фокусирования и усиления уже существующего гравитационного поля.

Уэблинг широко раскрыла глаза.

– Усилить уже существующее поле. Как, черт возьми, вам…

Она увидела уравнение, горящее на экране компьютера Ларри, и осеклась.

Через полминуты оба они с головой ушли в сложный математический спор, наперебой выпаливая в микрофон компьютера мудреные формулы.

Сондра пыталась уследить за их спором, но они были слишком большие доки в своем деле, и она не поспевала за их аргументами. Каждый раз, только она начинала улавливать смысл анализа, они уже перескакивали на новую тему, не давая ей вникнуть в суть предыдущей.

Решив, что сейчас все равно ничего не поймет, Сондра отвлеклась и рассеянно посмотрела вокруг. Людей в обсерватории прибавилось. В сущности, в куполе уже находился практически весь персонал Станции, а не только научные сотрудники. Техники, работники администрации, обслуживающий персонал – все собрались здесь. Никто уже не притворялся, что пришел по каким-то своим делам. Все стали просто зрителями, ожидающими начала представления.

Видимо, ждали появления Рафаэля. И он не замедлил явиться. Не прошло и десяти минут после прихода Сондры и Уэблинг, как Рафаэль ворвался в купол.

Никого не замечая, он прошествовал прямо к Ларри, навис над ним и стал злобно сверкать глазами.

– Я жду объяснений. Что это значит? – стараясь сохранять спокойствие, прошипел он.

Ларри и Уэблинг удивленно подняли головы.

– О чем вы? – спросил Ларри. В голосе его слышалась неуверенность.

– Не делайте из меня дурака, – сказал директор. Он помахал перед лицом Ларри бланком с изложением методики эксперимента. – Это сделанный компьютером стандартный отчет, в котором после каждого испытания указывается, каким образом были использованы приборы. В нем описано, как славно потрудились сегодня ночью две эти дамы… – он раздраженно ткнул пальцем в Уэблинг и Сондру. – Нелепая «модификация» запланированного Уэблинг опыта сразу бросается в глаза. Это ваша работа, Чао! Вы в открытую, умышленно нарушили мой приказ! – повысил голос Рафаэль. – Вы полностью пренебрегли моими указаниями. Все деньги, затраченные на этот смехотворный «эксперимент», до последнего цента, я вычту из вашей зарплаты. До последнего цента.

Ларри искоса посмотрел на Сондру. Хорошо бы ей сейчас вспомнить их ночную договоренность. Ночью Ларри не очень понравилась мысль прятаться за спиной Сондры, хотя это было разумное предложение. Теперь, если бы Сондра взяла ответственность на себя, он был бы только рад. Рафаэль просто рвал и метал, и желающих помериться с ним силами что-то не находилось. Ларри бросил взгляд на Уэблинг и увидел, как у нее на лбу проступают капельки пота. Да, это защитник никудышный. Только Сондра способна утихомирить директора.

– Нарушил приказ? Но, доктор Рафаэль, это не так, – спокойно вмешалась Сондра; она произносила слова с непонятно откуда взявшимся очаровательным южным выговором. Ларри смутно припомнил, что она родом откуда-то с американского юга, но он никогда не слышал у нее такого голоса. – Я уверена, что произошло недоразумение.

Ларри огляделся вокруг. Сондра явно играла на публику в надежде использовать ее как щит против гнева Рафаэля.

– Мистер Чао просто ассистировал доктору Уэблинг и мне при испытании гразера. Он действительно помог нам усилить сигнал, но я не вижу в этом никакого криминала. Собственно говоря, я вообще не понимаю, почему вы указываете мистеру Чао, чем ему заниматься. Вы – административный директор, но это не дает вам права определять, какие проводить исследования, а какие не проводить. А мистер Чао – научный сотрудник. Недавно я тщательно изучила устав Станции и выяснила, что научным сотрудникам обеспечивается свободный доступ к оборудованию. В уставе Станции особо отмечается, что научные эксперименты не требуют одобрения администрации. Эта функция возложена на ведущего ученого, доктора Уэблинг.

Недоуменное выражение лица Уэблинг свидетельствовало о том, что она давно забыла о своих правах ведущего ученого. Сотрудники Станции привыкли к тому, что вся власть находится в руках Рафаэля, и о формальном распределении обязанностей уже никто не помнил. Сондра заметила, как Рафаэль быстро посмотрел на Уэблинг. По его короткому беспокойному взгляду Сондра поняла, что победила. Она нашла в броне Рафаэля уязвимое место. Самодур, не подчиняющийся никаким правилам, пытается самодурствовать, ссылаясь на правила и в надежде на то, что их просто не знают.

– Но, может быть, я неправильно поняла? И у вас есть право руководить научной работой мистера Чао? Возможно, доктор Уэблинг уступила вам свои полномочия?

Рафаэль раскрыл было рот, но, не сказав ни слова, снова закрыл его. Ответила доктор Уэблинг.

– Разумеется, я не уступала своих полномочий ни доктору Рафаэлю, ни кому бы то ни было другому. Но это не извиняет вашу наглость, доктор Бергхофф. – Уэблинг повернулась и обратилась к Рафаэлю. – Оставим это, Саймон; соответствует это правилам или нет, но данные мистера Чао, кажется, верны. Не стоит с порога отвергать такую многообещающую заявку из-за некоторого несоблюдения научного этикета. Ответ с Титана вот-вот придет. Мне сдается, что сейчас мы получим либо подтверждение, либо опровержение, которое станет объективной оценкой работы мистера Чао, не правда ли?

«Так его, обухом по голове, – весело подумала Сондра, – старого козла в присутствии всего коллектива предала его главная союзница». Ларри как будто хотел что-то сказать, но Сондра пнула его ногой под столом. Сейчас не стоит приканчивать Рафаэля. Пускай помучается.

У Рафаэля уже не было времени переломить ход психологической игры в свою пользу. Раздались низкие гудки, звук шел как будто отовсюду. Сондра не сразу сообразила, что это гудит ее собственный карманный компьютер, предупреждая о поступлении сообщения на ее имя. Кроме того, гудели компьютеры Ларри, Уэблинг и Рафаэля.

Титан! Сондра вынула компьютер из висящей у нее на поясе сумочки и нажала на кнопку «Чтение сообщений».

Экран прояснился и высветил текст послания. Сондра стала читать сообщение, опережая Уэблинг, которая встала и торжественно зачитывала его вслух всему персоналу.

«ОТПРАВИТЕЛЬ: ЦЕНТР СВЯЗИ СТАНЦИИ НА ТИТАНЕ, СВЕРХСРОЧНО, ЛИЧНО В РУКИ.

АДРЕСАТ: РАФАЭЛЬ, УЭБЛИНГ, БЕРГХОФФ, ЧАО.

ТЕКСТ СООБЩЕНИЯ: СТАНЦИЯ НА ТИТАНЕ, ФИЗИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ ИМЕНИ САХАРОВА ОТВЕЧАЕТ СТАНЦИИ ГРАВИТАЦИОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ НА ПЛУТОНЕ. ГОРЯЧО ПОЗДРАВЛЯЕМ РАФАЭЛЯ И ВСЕХ УЧАСТНИКОВ ЭКСПЕРИМЕНТА. НЕВЕРОЯТНО! В СООТВЕТСТВИИ С ВАШИМ УВЕДОМЛЕНИЕМ О ПРОВЕДЕНИИ ОПЫТА ГРАВИТАЦИОННЫЕ ДАТЧИКИ ЗАРЕГИСТРИРОВАЛИ С МИНИМАЛЬНОЙ ПОГРЕШНОСТЬЮ ПРИЕМ ГРАВИТАЦИОННЫХ ИМПУЛЬСОВ НЕБЫВАЛОЙ МОЩНОСТИ. ДЛЯ НАС БОЛЬШАЯ ЧЕСТЬ ПЕРВЫМИ ПОЗДРАВИТЬ ВАШУ ЛАБОРАТОРИЮ С ЭТИМ ВЕЛИКИМ ДОСТИЖЕНИЕМ. МЫ ОБРАБАТЫВАЕМ ДАННЫЕ ДЛЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ПОДРОБНОГО АНАЛИЗА И ПЕРЕДАДИМ ИХ ВАМ СРАЗУ ПО ЗАВЕРШЕНИИ РАБОТЫ. ЭТО ОТКРЫТИЕ ПЕРВОСТЕПЕННОЙ ВАЖНОСТИ. МЫ ПОДНИМАЕМ РЮМКИ С НАСТОЯЩЕЙ «СТОЛИЧНОЙ» И ПЬЕМ ЗА ВАШЕ ЗДОРОВЬЕ. МОЛОДЕЦ, САЙМОН. С НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ, ДИРЕКТОР М.К.ПОПОЛОВ. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ».

Раздался оглушительный взрыв аплодисментов, человек десять подбежали к Ларри пожать руку. Сондра не могла сдержать ехидной улыбки: «Вот уж поистине „молодец, Саймон“! Директор Пополов решил, что Саймон Рафаэль руководил проведением опыта, в действительности же доктор всеми силами старался ему помешать. Ну и пусть, сотрудники-то Станции понимают, кто заслуживает поздравлений, от них правду не утаишь». Сондра видела, как растет кольцо улыбающихся людей вокруг Ларри. «Молодец, Саймон». Сондра посмотрела туда, где стоял Рафаэль, и не увидела его. Она перевела взгляд на дверь – пользуясь тем, что всеобщее внимание направлено на Ларри, директор, чтобы избежать унижения, потихоньку выскальзывал из комнаты. На какое-то очень короткое мгновение Сондре стало его жаль.

Затем толпа поглотила ее и увлекла в вертящийся вокруг Ларри людской водоворот. Смущенный, покрасневший, взволнованный, он принимал поздравления сослуживцев – среди них были и те, кто всего несколько часов назад публично называл его лжецом. Со всех сторон сыпались вопросы. Каждый вытащил свой карманный компьютер и пытался подключиться к данным Ларри, хранящимся в центральной вычислительной машине. Система связи с ней на минуту отключилась, перегруженная слишком большим количеством запросов. Тогда Ларри воспользовался собственным компьютером, которому подчинялись интересующие сейчас людей массивы и банки данных.

Ларри изнемогал от напряжения. Гордость, волнение, обычная неловкость на людях, боязнь предполагаемых действий Рафаэля – все эти чувства и многое другое смешались в его душе, а тут еще наседали с бесконечными вопросами ученые во главе с Уэблинг. Но все-таки главным ощущением было торжество, величие сегодняшнего события.

Кто-то (Ларри показалось, что это Эрнандес, эксперт по микронавигации) совал ему под нос свой компьютер и просил объяснить воспроизведенный на экране график последовательности технологических операций. Ларри принялся разбираться в графике. Его ответы вызвали следующие вопросы, и вновь разгорелся нешуточный спор. Было слишком много вариантов, слишком много теорий.

В какую-то секунду все почувствовали, что объяснения будут яснее рядом с экранами, счетчиками и ручками управления, и толпа двинулась из обсерватории в Главную диспетчерскую Кольца. Впоследствии Ларри не помнил, как он туда попал.

Оказавшись в диспетчерской перед кнопками, шкалами и приборами, сотрудники Станции повели себя строже и спокойнее. Голоса притихли, люди перестали перебивать друг друга.

Комната была маленькая, а людей набилось как сельдей в бочке. Экологическая система работала на пределе, воздух стал горячим и спертым. Никто не обращал на это ни малейшего внимания, слишком уж все были увлечены анализом эксперимента. Духота, напротив, даже подчеркивала драматизм и торжественность происходящего. Ларри оперся о спинку кресла и устроил импровизированный семинар.

Страсти понемногу уступали место спокойному обсуждению, но тут пришло следующее сообщение – со Станции на Ганимеде. Оно было еще восторженнее, чем ответ с Титана. Потом снова подключился Титан с подробным отчетом, и тут всеобщее воодушевление, казалось, уже достигшее предела, удвоилось.

А когда пришел полный отчет с Ганимеда, то, вкупе с предыдущим отчетом Титана, получился материал для серьезной работы. Раньше была точно известна лишь исходная мощность посланного луча, теперь же к ней добавились его характеристики еще в двух точках пространства – при прохождении Титана и Ганимеда. То есть динамическая картина изменения лучевых характеристик стала более или менее ясна.

Данные не только подтвердили, что гравитационный луч Ларри существует, но и сообщили много нового о природе самой гравитации, о поведении луча в пространстве-времени, о веществе и гравитационных полях, сквозь которые и рядом с которыми он проходил, и о взаимозависимости его показателей от скорости встреченных им в пространстве объектов. Эрнандес сразу доказал, что гравитационные волны подвержены эффекту Допплера. Ничего удивительного: теория так и предсказывала, но впервые это было установлено и подтверждено экспериментально.

Посреди всеобщей суматохи Ларри вдруг с поразительной ясностью понял: удовлетворительно понять силу, действующую в природе, можно, лишь научившись управлять ею. Раньше ученым никогда не удавалось воздействовать на гравитацию, повертеть, грубо говоря, ее так и этак и посмотреть, что из этого получится. Теперь у них появилась такая возможность, за последние четыре часа они узнали о гравитации больше, чем человечество за всю свою историю.

Их спасло то, что у них в запасе было некоторое количество энергии для работы. Науке всегда требуется больше энергии, чем может дать ей природа. Недалеко ушли бы люди в изучении магнетизма, если бы могли рассчитывать лишь на естественные магнитные поля Земли и случайные залежи магнитного железняка.

Это касается, конечно, не только магнетизма. Чтобы вызвать молнию, нужна целая гроза, для создания естественного поля тяготения с напряженностью в один «g» тело величиной с Землю, для осуществления термоядерного синтеза – масса Солнца. Сейчас люди научились получать ту же или почти ту же энергию, применяя гораздо более компактные приспособления.

Впрочем, Ларри было не до размышлений. С Ганимеда и Титана продолжали поступать послания, в них упоминалось и о том, что ВИЗОР и ЛРД уже в курсе событий.

Ларри мысленно представил, как напряженно сейчас работает лазерная и радиосвязь Внутренней системы, как пронзают ее просторы многочисленные послания, как следуют они один за другим, неся с собой новую информацию, которая устаревает еще до приема сигнала адресатом. К тому времени, как на Плутон пришло известие с Титана о том, что Титан уведомил Землю о предварительных результатах опыта, Земля уже получила гравитационный луч.

ЛРД вышлет сообщение сразу же после получения сигнала, это ясно. Ларри то и дело смотрел на часы и в сотый раз прикидывал время возможной задержки ответа. За двадцать минут до вычисленного им срока он решительно поднялся со своего места.

– Коллеги, вопросов для обсуждения еще масса, но вот-вот придет ответ из ЛРД, и когда поступит сообщение, я хочу быть в обсерватории, – сказал Ларри.

Шум и гам вспыхнули с новой силой, и вся группа вернулась в купол. Каждый хотел узнать содержание сообщения из первых рук. Слишком многое от него зависело, и прежде всего – быть ли Станции, продолжится ли их работа. Ларри в общей суматохе ускользнул в свою комнату, ему хотелось побриться и принять душ. Уже второй день он почти не спал. Если некогда отдыхать, нужно хотя бы наскоро привести себя в порядок.

Он пришел в купол за несколько минут до предполагаемого включения Земли. Представление уже началось. В куполе оставили лишь тусклый свет, над головами зрителей мерцали звезды. В небе царил Харон и его могучее Кольцо.

Вид Кольца вызвал у Ларри душевный подъем. Он, Ларри, все-таки нашел применение этому умнейшему и красивейшему произведению рук человеческих, сделал с его помощью открытие. А еще бы чуть-чуть – и все закончилось бы консервацией.

Ларри подождал, пока глаза привыкнут к полумраку и огляделся кругом. Связисты усердно трудились: по одну сторону они установили несколько больших видеоэкранов и теперь переставляли стулья так, чтобы экраны были видны всем. На одном экране светились часы, отсчитывающие время, которое осталось до получения ответного сигнала с Земли. Следующий экран был чем-то вроде огромной записной книжки: на нем были представлены предварительные результаты эксперимента, суммирующие данные Титана, Ганимеда и ВИЗОРа.

Ларри сообразил, что пока он был в душе, пришел сигнал с Венеры. На третьем экране была изображена картина системы Земля – Луна, как ее видно в телескоп. Обе планеты светились на небосводе, словно выпуклые звезды. Ларри сильно удивил четвертый экран. На нем выступал перед камерой подтянутый, строго одетый молодой человек. Строка в нижней части экрана пояснила, что это Вольф Бернхардт, говорящий от имени ЛРД по линии быстрой связи. С учетом стоимости трансляции и трудностей с передачей телесигналов на Плутон, было ясно, что на Земле Ларри принимают всерьез.

Он пробился между рядами и нашел свободное место возле Сондры.

– Ты почти ничего не пропустил, – театральным шепотом, слышным в самых дальних углах комнаты, проинформировала Сондра. – Парень рассказывает об ответе с Венеры.

С рассеянным видом кивнув, Ларри взглянул на часы. Осталось три минуты. Сзади люди вдруг зашевелились. Ларри обернулся и увидел, что в купол входит доктор Саймон Рафаэль. Он задержался у двери и стал озираться по сторонам. На мгновение его взгляд скрестился со взглядом Ларри.

У Ларри душа ушла в пятки – так бывало в начальной школе, когда в него вонзались глаза-буравчики директора. В этом смысле Ларри-взрослый недалеко ушел от Ларри-ребенка. Он панически боялся таких взглядов. Этот взгляд означал, что он влип. Опять. Еще раз. Всегда. Рафаэль отыщет способ его наказать.

Ларри снова вспомнил угрозу Рафаэля вычесть всю стоимость опыта «до последнего цента» из его зарплаты. Взгляд сказал Ларри, что угроза остается в силе. Рафаэль уж как-нибудь заставит Ларри заплатить. Это будет даже не наказание, а месть.

Рафаэль отвел взгляд, вошел в комнату и стал бочком протискиваться вдоль задней стены; он хотел следить за происходящим, но так, чтобы самому не маячить на виду.

Ларри облегченно вздохнул. Директор – сейчас по крайней мере – не собирается устраивать ему взбучку. Этот миг, здесь и теперь, принадлежит ему, Ларри. А это уже кое-что.



Наконец гравитационный луч сместился, нацеливаясь в третью планету. Наблюдатель неотвратимо оказывался на его пути. Луч прошел сквозь плотную массу Луны, как свет сквозь стекло. Но глубоко под лунной поверхностью затаилось, охватывая ядро земного спутника, громадное кольцо в виде тора – это и был Наблюдатель. Он содрогнулся, когда гравитационный импульс достиг его.

Это был сигнал, условный знак, приказ – все вместе, и именно ради этого мгновения Наблюдатель был создан.

Последовала непроизвольная, как у человека, отдергивающего руку от удара током, и безотчетная, как у любовника в момент оргазма, реакция на сигнал. Луч вызвал к жизни невероятно быструю последовательность действий, не подлежащих регулированию системой, которая заменяла Наблюдателю сознание.

Огромная энергия была накоплена Наблюдателем не для работы (для работы ее бы заведомо не хватило), а для того, чтобы открыть главный энергетический Канал, через который и должна поступить основная энергия. И вот Канал открыт. Связка заработала, и от первой же энергетической порции Наблюдатель испытал острое наслаждение.

Энергия. Теперь он обрел ее. Все его существо переполняло сознание собственной мощи, которой никто уже не в силах противостоять. Итак, его час настал. Теперь он может заняться Землей.

Наблюдатель втянул огромную порцию энергии и приступил к своей миссии.



Ларри нервно поглядывал на часы. Время шло уже на секунды. Он прислушался к выступающему.

– Мы получили еще одно подтверждение с Венеры. Полторы минуты назад по объективному времени луч направился к Земле, и теперь мы ждем его здесь. Все приборы готовы к запланированному приему луча.

Зрители засуетились в ожидании. Вот это и есть самое важное – прежде всего для Станции гравитационных исследований, их Станции.

Если они произвели благоприятное впечатление на ЛРД, то и за Астрофизическим фондом ООН дело не станет. А если АФ ООН будет на их стороне, то Станцию нельзя будет закрыть. По крайней мере, Ларри на это надеялся.

Выступающий отвернулся от камеры, чтобы посмотреть на часы. Часы в эти минуты были самым популярным предметом.

– Еще двадцать секунд, – явно наслаждаясь каждым мгновением, сказал он.

Ларри сглотнул слюну и подался вперед. Глупо беспокоиться, глупо волноваться. Он знает, что все получилось. Секунды утекали одна за другой.

– Пять, четыре, три, два, один, ноль. Мы получаем первый…

Связь с ЛРД прервалась.

Земля исчезла с видеоэкрана.

В телескопе висело только изображение Луны.

Одной Луны.

Ларри сидел и, похолодев от страха, следил за экраном монитора. Связисты уже вскочили с мест и бросились проверять оборудование.

– Все в порядке, – сказал один из них. – Видимо, линии связи с Землей вышли из строя.

– Бред какой-то. Проверь в центральной.

Все в порядке. Ларри сидел, не шевелясь, сердце гулко билось. Сейчас связисты найдут причину неполадок в своем оборудовании.

Но Ларри знал: никаких неполадок нет, все приборы исправны. Он и сам не мог бы себе объяснить, откуда в нем это твердое знание, ведь никаких доказательств у него не было, оно родилось на уровне интуиции. Но тем не менее он знал, что каким-то непостижимым образом луч, безвредный гравитационно-волновой луч, настолько слабый, что воды бы не замутил и комара не обидел…

Каким-то образом он испепелил Землю.

Глаза присутствующих обратились на Ларри. В этих глазах больше не светились симпатия и научный азарт. «Да, – подумал Ларри, – теперь все охотно признают мое авторство».

Самый страшный взгляд Ларри чувствовал затылком, он и не оборачиваясь мог назвать его хозяина. Позади него стоял одуревший от ужаса и гнева Рафаэль.

В голове у Ларри вертелись две мысли – одна невероятная, другая просто безумная.

Ларри Чао уничтожил Землю. Это была невероятная.

А вторая – про то, что не мытьем, так катаньем Саймон Рафаэль добьется удержания суммы ущерба из его зарплаты.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

6. Янтарь времени

Джеральд Макдугал протянул руку и нажал на кнопку звонка. Два часа утра. Ванкувер в провинции Британская Колумбия – прекрасный город, но есть у него один крупный недостаток: город расположен в непривычном часовом поясе. ВИЗОР, как, в сущности, и все другие космические сооружения, работал по всемирному времени. Гринвичскому среднему времени, как его здесь называют.

Два часа утра. Без учета поправок на скорость света, на ВИЗОРе десять часов. В десять часов утра по вторникам и субботам Марсия всегда, если было возможно, отправляла послания домой. Вчера вечером сразу после 10:00 по универсальному времени она прислала письменное извещение в двадцать слов о том, что они принимают участие в каком-то гравитационном эксперименте, проводимом на Плутоне.

Джеральд потянулся и зевнул. Венера сейчас расположена так, что получается десятиминутная задержка сигнала плюс несколько долей секунды, пока орбитальный спутник связи поймает сообщение и передаст его на Землю. Достаточно, чтобы как следует проснуться, прежде чем придет еженедельное известие от Марсии. Конечно, он мот включить приемник на запись видеосообщения и прокрутить его позже, но хотелось увидеть послание сразу же по прибытии. Так Джеральд узнает, что Марсия делала и говорила десятью минутами раньше. Господи, как он по ней скучает!

Джеральд встал, подошел к окну и посмотрел на раскинувшийся перед ним замечательный город. Его родной город. Если не считать неудачного часового пояса, не было лучшего уголка на Земле. Хотя специальность у Джеральда такая, что ему вообще нет места на Земле. Джеральд был высок, мускулист, с кудрявыми каштановыми волосами и тяжелым подбородком. Ожидание всегда вызывало в нем беспокойство, и ему не раз приходилось убеждать себя в том, что терпение – это добродетель.

«Скоро снова в космос, – не слишком уверенно пообещал себе Джеральд. Надежда все еще жила в нем. – Снова на Венеру, на ВИЗОР, к жене и работе».

Строго говоря, основного предмета работы Джеральда Макдугала вообще не существовало. А одной из задач его деятельности было истребить то, что с определенной долей условности можно все-таки отнести к этому предмету.

Джеральд был экзобиологом, изучающим внеземные формы жизни. Беда в том, что внеземных форм жизни попросту нет. Разумеется, кроме тех, что, будучи перенесены с Земли, продолжают развиваться за пределами планеты. Каждый человек, каждое растение, каждое животное, завезенные в поселения, приносили с собой миллиарды микроорганизмов.

Куда бы ни отправились люди, вместе с ними путешествовали вирусы, бактерии и другие микробы, болезнетворные и вполне безобидные. Были придуманы специальные медицинские процедуры, чтобы не выпустить опасных пришельцев из закрытых колоний, но некоторые микробы все-таки покидали купола, тоннели, корабли и жилища и проникали в окружающую среду. Почти все они погибали, как только оставляли Искусственную среду. Но небольшое число выживало. И уж совсем немногим из них удавалось размножиться и распространиться. Но если уж они начинали размножаться, то почти всегда в угрожающем количестве.

Завезенные с Земли микробы прятались в почве вокруг марсианских городов, кормясь просачивающимися из куполов воздухом, влагой и органикой; жили внутри горной породы разрабатываемых астероидов, питаясь дьявольским зельем из сложных углеводородов; лоскутками плесени покрывали воздушные шлюзы по всей Солнечной системе, непонятно как высасывая воздух, воду и кусочки органических веществ из загерметизированных шлюзов и образуя в безвоздушном пространстве живую оболочку.

Даже Джеральда, который по работе давно должен был привыкнуть к таким явлениям, поражала живучесть этих существ в совершенно, казалось бы, непригодных условиях. Для него это было еще одним доказательством бытия Божьего. Случайное сцепление событий не могло породить существ, способных на такие подвиги. Да, эволюция существует! Но эволюцию направляет рука Господня.

Рука Господня, действия которой неисповедимы и порой вселяют страх. Некоторые микроорганизмы проникали из внешней среды обратно внутрь куполов и космических кораблей. Большинство этих Вернувшихся опять-таки вымирало, не выдержав перемены среды обитания, но ничтожная часть вновь приспосабливалась. И тут наступало самое ужасное. Закаленные долгой жизнью снаружи, научившись питаться чем попало, эти мутанты плодились в огромных количествах, пожирая пластмассу, металл, каучуковые детали, полуорганические сверхпроводники. А некоторые из них, потомки болезнетворных бактерий, сохранили способность заражать человека.

Они возбуждали болезни и к тому же проедали насквозь скафандры и воздушные купола. Или портили провода энергетических сетей. Или забивали клапаны систем синтеза.

С точки зрения человека. Вернувшиеся – это кошмар. Но Бог – Джеральд это знал – не разделяет точки зрения человека. Господь Бог желает, чтобы все существа повсюду имели право на жизнь. Люди и микробы равным образом Его дети, одинаково удивительные. Он хочет, чтобы все Его дети, от самых больших до самых малых, могли жить. Если несколько особей одного вида должны умереть ради выживания другого вида, разве это не закон природы? Почему человечество должно быть исключением?

Впрочем, Джеральд не считал, что восхищение искусными навыками выживания Вернувшихся противоречит стремлению хладнокровно их умертвить. Волк поедает оленей, но самец-олень способен убить волка, защищая свое стадо. Разве можно решить наверняка, кто здесь прав, кто виноват. Даже ягненок объедает листву, и если вдруг ошибается, то тут же узнает, что такое острые шипы. Все особи во имя собственной жизни лишают жизни других и в то же время должны спасать себя от нападения более сильных. И человечество в этом ряду не исключение.

Целью Джеральда было истребить все внеземные формы микроорганизмов, развивающиеся за пределами созданной человеком нормальной среды. Он понимал, что эта цель недостижима, и понимание приносило ему какое-то странное облегчение. Но облегчение не было безусловным, потому что уничтожение жизни, пусть и оправданное эволюционными законами, все-таки не устраивало Джеральда.

Он хотел не уничтожать, а создавать живое, быть инструментом Господа Бога при сотворении новых, наполненных жизнью миров. И его мечта была близка к осуществлению. Но последние события на Земле, экономический кризис, политическая неразбериха отодвинули планы людей на неопределенное время, а может быть, и вовсе перечеркнули их. Надежды Джеральда постепенно угасали.

А связаны эти надежды были с предполагаемым преобразованием Венеры наподобие Земли. Технически оно возможно, никто больше не подвергает это сомнению.

Джеральду здесь тоже нашлась бы работа. Изолированная экзобиологическая установка служила бы прекрасным инкубатором для выращивания микробов, полезных для земных форм жизни. При помощи простейшей генной инженерии появились бы микробы, которые очистили бы пагубную для человека атмосферу, обогатили бы почву азотом, удалил» бы углекислый газ и накопили воду, превратив венерианские скалы в плодородную почву.

Но эпоха грандиозных проектов, едва начавшись, уходила в прошлое. Сначала закрыли проект постройки звездного корабля «Терра Нова», а теперь, говорят, пора расстаться с Кольцом Харона. Прекрасные планы рушатся на глазах. И скорее всего микробам, процветающим в Изолированной экзобиологической установке Джеральда, никогда уже не потрудиться на Венере.

Он оторвал взгляд от города и взглянул на ночное небо. Венера еще не скоро поднимется над горизонтом, но Джеральд знал, что она здесь, близко. И Марсия здесь, близко, на ВИЗОРе, который крутится вокруг этой горячей планеты. Почти целый год Джеральд готовился присоединиться к Марсии на Станции, но теперь оба поняли, что, по всей видимости, их планам не суждено сбыться, и Марсии придется вернуться к нему на Землю, поскольку человечество оказалось недостойно великих задач.

В центре связи раздался сигнал, Джеральд бросился туда и замер перед экраном. На нем часы, отсчитывающие время в обратном порядке, дотикали до нуля, и на их месте проявилось смуглое лицо Марсии.

– Привет, Джеральд, – нежно сказала она. – Слава Богу, я прорвалась, мы только что получили данные крупного эксперимента, и канал связи будет долго занят. С десяти часов любые частные сообщения запрещены, но мое послание давно стояло в расписании, и Лонни сделал для меня исключение. Во всяком случае, имей в виду, что связь может прерваться в любой момент. Беспокоиться не о чем: просто слишком много шума вокруг эксперимента, и всем нужен этот видеоканал. Прямо сейчас Лонни посылает текстовое сообщение по боковой полосе. В нем информация об эксперименте, так что все узнаешь сам. К сожалению, информация достаточно скудная, но большего мы пока не знаем. У меня не было времени закончить подробное письмо к тебе, но, думаю, к сегодняшнему вечеру все-таки закончу и сразу же отправлю.

Зажужжал принтер, и в лоток упала тонкая пачка бумаги. Джеральд, не обращая на нее внимания, протянул руку и коснулся экрана. Он мог побыть с Марсией лишь несколько минут и не собирался жертвовать ими ради чего бы то ни было. Тем более что канал могли отключить без предупреждения. «Больше никогда», – решил он. Он приедет к ней, или она к нему, и больше они никогда не расстанутся.

– Кроме этого опыта ничего нового пока нет, – сказала Марсия. – Макджилликатти терзает всех больше чем обычно, но я, кажется, уже к этому привыкла. Работа продвигается хорошо, мы все следим за невеселыми новостями и очень надеемся, что нас они не коснутся. – Рядом с камерой послышался приглушенный голос, и Марсия на секунду отвернулась. – О черт! – выругалась она так неумело, что было ясно; она нечасто прибегает к такой лексике. – Лонни говорит, что у меня осталось десять секунд. Я люблю тебя, Джеральд. Я не могу ждать, пока ты пришлешь следующее письмо. Заканчивай все дела и приезжай. Я люблю тебя. До свидания…

Экран погас, и Джеральд почувствовал комок в горле. Эта разлука доконает его. К счастью, скоро так или иначе они снова будут вместе.



В эту минуту на ВИЗОРе Марсия Макдугал грустно улыбнулась, поблагодарила Лонни и поспешила в коридор. «Но куда идти?» – подумала она. Марсия чувствовала себя заброшенной и опустошенной: Джеральд далеко, проект погибает. Куда ни пойдешь, ничего не изменится. Первое, что пришло ей в голову, – в комнату отдыха. Может быть, там будут люди, она поговорит с ними и забудет на время о своем одиночестве.

Но комната отдыха была пуста. Должно быть, Макджилликатти загнал всех в лабораторию пыхтеть над этим свалившимся как снег на голову экспериментом. Ну ничего, рано или поздно она, конечно, и сама придет в себя.

Оставшись одна, Марсия Макдугал постаралась побыстрее привести себя в порядок. Она подошла к большому смотровому окну и стала вглядываться в верхушки пылающих над Венерой облаков.

Марсия была удивительной женщиной: благодаря силе характера она даже казалась выше ростом. Гладкая чистая кожа цвета черного дерева, круглое, выразительное лицо. Блестящие темно-карие глаза как будто примечали все. Но за смотровым окном не было ничего примечательного.

Если смотреть невооруженным глазом, на освещенной стороне Венеры можно было увидеть лишь слившийся в нечто бесформенное слой облаков. Впрочем, у смотровых окон имелись регуляторы яркости, контрастности и спектра. При правильной настройке вершины облаков составляли упорядоченный рисунок.

Но сейчас Марсию, застывшую у окна, устраивали размытые очертания. Свет такой яркий, что ничего не видно. Отовсюду идет столько информации, что ничего не понятно. Категоричность этих утверждений как раз под стать эпохе Краха Знания. И, похоже, ВИЗОР станет ее следующей жертвой.

Венерианская исходная зона оперативных разысканий (ВИЗОР) должна была стать тем учреждением, о котором все мечтали, – штабом по созданию прекрасного нового мира, новой Венеры, которая в результате вдохновенного труда будет пригодной для жизни, живой планетой – со здоровой атмосферой, с реками и озерами, со своей флорой и фауной.

Никто точно не знал, как это сделать, как оживить эту планету. Для того-то и учредили ВИЗОР – чтобы узнать. Сумасшедшие идеи сыпались одна за другой: предлагалось сбрасывать на Венеру огромные зонды и распылители семян, доставлять ледяные астероиды для охлаждения и очистители для изменения состава атмосферы. Запускать на орбиту громадные солнцезащитные зонтики, строить с помощью исполинских дирижаблей химические фабрики и подвешивать их в верхних слоях атмосферы…

В головах самых безумных пироманов из Пояса астероидов роились свои планы. Эти психи вполне серьезно предлагали, применив страшную штуку под названием «Щелкунчик», взорвать Меркурий. Тогда близ Солнца образуется второй пояс астероидов – на предмет его использования имелась масса предложений. Сообщество Пояса астероидов пыталось продать этот проект ВИЗОРу, указывая, что второй пояс будет идеальным местом для постройки все тех же больших противосолнечных зонтов или ударных установок – ускорителей вращения. Были и другие замыслы, не столь откровенно сумасшедшие, и ВИЗОР готов был работать над ними, хотя конкретные предложения и как их реализовать пока не рассматривал.

Вот в чем все дело. ВИЗОР строился на века, чтобы расти, меняться и развиваться. Проектировщики Станции мечтали, что на ней найдут применение технологии, создатели которых еще не родились.

ВИЗОР. Последние два слова в аббревиатуре – ключевые. Оперативные разыскания. Прежде чем переустраивать Венеру, ученые и инженеры должны знать, как выполнить эту работу. Многие вещи можно выяснить при помощи компьютерных и уменьшенных действующих моделей, но, когда речь идет об окружающей среде целой планеты, их совершенно недостаточно. Инженерам и ученым нужны глобальные эксперименты, чтобы двигаться вперед методом проб и ошибок, чтобы преобразовать другую планету по образу и подобию Земли. Необходим огромный опыт, а он накапливается только в процессе настоящей экспериментальной работы.

Неужели ООН этого не понимает? Неужели не видит, сколь важна эта Станция? Какие беды принесет ее закрытие или даже временная консервация? Венера ставит задачи на десятилетия для многих поколений. Их нельзя решить наскоком.

Вдруг на Марсию гаркнул голос по внутренней связи. Марсия чуть не подпрыгнула от неожиданности. Голос был высок и капризен.

– Макдугал! Поднимитесь в Главную диспетчерскую! – говорил Макджилликатти. – Необходимо поработать на низких радиочастотах.

Прежде чем отправиться в лабораторию, Марсия закрыла глаза и досчитала до десяти. Она могла поспорить, что Хирам Макджилликатти вывел бы из терпения даже ее мужа. Когда Джеральд приедет, стоит провести такой эксперимент.



Хирам Макджилликатти был штатным физиком Венерианской исходной зоны оперативных разысканий. Станции он был нужен так же, как рыбе – зонт от дождя.

Впрочем, никто особенно не возражал против ставки штатного физика на ВИЗОРе, но задачи его здесь были похожи на задачи пожарной команды в маленьком городке. То есть быть на месте на случай чрезвычайного происшествия.

Макджилликатти был невысокого мнения о своих сослуживцах. Простые инженеры. Поручи им подставлять числа в уравнения, и они будут довольны. Им все равно, что означают эти числа и откуда они взялись. В девяноста девяти случаях из ста простым исполнителям не только нет до этого дела, они еще и возмущаются, если пытаешься их просветить на этот счет.

Хирам Макджилликатти полагал (хотя никто из служащих Станции с ним не согласился бы), что он философски относится к своему положению. Большинство считало его высокомерным эгоистом.

Но сегодня особый день. Сегодня благодаря смелым ребятам с Плутона это его Станция. Макджилликатти покачал лохматой головой и в грустной улыбке обнажил кривые зубы. Он видел предварительные данные с Ганимеда и Титана. Какую потрясающую штуку проделали с гравитацией эти ребята!

Он сверил время и быстро вычислил задержку сигнала. В соответствии с переданным планом эксперимента гравитационный луч направился к Венере как раз пять с половиной часов назад. Так что если опыт действительно проходит по графику, гравитационный луч будет здесь в любую…

– Господи Боже мой, вы только посмотрите! – крикнул он.

Хирам Макджилликатти легко загорался, но сейчас и правда творилось что-то невозможное. Измеритель гравитационных волн, стрелку которого редко кто видел даже просто подрагивающей, словно взбесился. Его зашкалило. Макджилликатти повысил шкалу деления в сто раз, и картина прояснилась.

Марсия Макдугал оторопела. Такого быть не могло, она ни за что бы в это не поверила, если бы не видела сейчас собственными глазами. Исследования в Области гравитации, несколько столетий назад заброшенные, как малоинтересная диковинка, и считавшиеся в мире физики высоких энергий совершенно неперспективными, вдруг оказались на самом острие науки.

– Вот так гравитационный луч! – сказал кто-то. – Что сейчас произойдет? Сила тяжести повысится или понизится? Я ничего не чувствую.

– А нас не притянет к Плутону? – слегка обеспокоенно спросил один из биологов.

– Этот луч действует по-другому, а точнее – никак не действует, – объяснил Макджилликатти. – Бог знает, как у них это получилось, но они смогли разбить один луч на два противоположно направленных – так, что они взаимоуничтожают воздействие друг друга. К тому же луч пришел сюда уже ослабленным.

Макджилликатти с хищным видом облизал губы.

– Черт, хотел бы я знать, как они это сделали! Но раз они научились так умело обращаться с гравитационными полями, то до настоящего управления гравитацией осталось несколько шагов…

– На эти шаги уйдет еще лет сто, – заметила Марсия. – Могу побиться об заклад: гравитационные волны еще очень и очень долго останутся бесполезной игрушкой.

– Может быть, и игрушкой, – ответил Макджилликатти. – Только очень полезной. Гравитационные волны позволят по-новому взглянуть на Вселенную. Стоит правильно настроить волны, и можно будет с их помощью прощупать внутренности Солнца или любой планеты до каких угодно глубин. Поставьте на одной стороне Венеры передатчик, а на другой приемник гравитационных волн, и внутреннее строение планеты – как на ладони. Это же как радар. Да, впереди счастливые времена. Несомненно, счастливые.

– Для гравитологов, надо полагать, – уточнила Ченло. – Пирог-то все меньше. Как вы думаете, что произойдет с нашим бюджетом, если у этого Кольца разгорится аппетит? Если мы хотим получить хоть какие-то гроши, надо придумать, как подключиться к этим опытам с гравитацией.

Марсия взглянула на часы.

– Осталось восемь минут. Потом они направят луч на Землю.

Она следила за экранами и думала: «Интересно, как теперь изменится наш мир?»



Когда гравитационный луч оставил в покое Венеру, Макджилликатти вздохнул с облегчением. О, эти десять минут, пока луч был направлен на них, на ВИЗОР! То были блаженные, волшебные мгновения. Но и напряженные сверх меры. Всегда чувствуешь себя неуютно, когда не знаешь, что случится в следующую секунду. Сигнал был столь мощный, что Макджилликатти опасался за сохранность приборов. Но теперь, слава Богу, все позади, и можно перенастроить оборудование на далекую Землю.

Чтобы получить истинное представление о явлении, всегда нужна какая-то дистанция. Тем более что сопутствующие явлению изменения различных характеристик, иногда более важные, чем само явление, можно наблюдать лишь на расстоянии. Как гравитационные волны искажают радиоволны? А световые? Теоретически гравитационный луч должен, вызвать либо голубое, либо красное смещение электромагнитных волн. Но произойдет ли это на самом деле? И как он повлияет на взаимодействующие с ним источники гравитации? Вызовет ли он резонансные волны в системе гравитационных полей Земля – Луна?

Макджилликатти страстно хотелось все это узнать. Ничего удивительного: всю сознательную жизнь, каждое мгновение он искал истину. И сегодня ему представилась хорошая возможность заняться любимым делом.

Но нужно поторопиться: несколько минут назад гравитационный луч ушел в новом направлении. У Макджилликатти осталось всего минут пять, чтобы настроить датчики Станции на прослушивание Земли. К счастью, большинство сотрудников Станции были рядом, и проблем с помощью не возникло.

Он вновь проверил пульт управления.

– Марсия, ввинтите эту чертову антенну. Будем принимать на волне двадцать один сантиметр. Я хочу посмотреть, будет ли какая-нибудь пульсация в нейтральной водородной зоне.

– Есть, шеф. Сию секунду, шеф. Я вся к вашим услугам, шеф, – ворчала Марсия, настраивая антенну.

Она не могла себе представить более бесполезного занятия, чем наблюдение за волной длиной двадцать один сантиметр. Ей казалось, что на этой волне ничего не может быть.

Макджилликатти хочет посмотреть, искривит ли гравитационная волна пространство – время настолько, что появится пульсация. Ну и что, какая разница? Марсия проследила за стрелкой, пока та не показала, что антенна направлена на Землю. Марсия перевела датчик в режим осциллоскопа. Да, вот оно. Несущая волна двадцать один сантиметр, совершенно ровная, как обычно. Марсия усилила звук, и раздался легкий свист.

– Готово, господин начальник, – сказала она, – и для меня это такая волнующая минута.

– Хорошо, – не обратив внимания на издевку, ответил Макджилликатти. – Ченло, что там с микроволновым приемником? Он нужен мне сейчас, а не через неделю!

– Ради Бога, Хирам, я не могу успеть за тридцать секунд.

– Почему? – удивился Макджилликатти. – Чтобы повернуть его на двадцать градусов, хватит и десяти секунд.

– Я должна прокрутить его в другую сторону на триста сорок градусов, – сквозь зубы проговорила Ченло. – Или вы хотите, чтобы он отключился?

Но Макджилликатти ее не слушал. Он уже трепался по внутренней связи с другой лабораторией об обратном нейтринном рассеивателе. Ченло обернулась и кивнула Марсии. Марсия в ответ пожала плечами. Что тут поделать? Невозможный человек.

– Ладно, девочки и мальчики, – громко сказал Макджилликатти, явно не представляя себе, сколько сослуживцев с удовольствием бы его придушили. Он сверил часы. – Земля уже семь минут находится под воздействием луча. Радиус события приближается к нам, осталось около трех минут. Включайте все измерительные приборы и записывающие устройства – нам надо знать фон до события. Проверьте, пожалуйста!

Макджилликатти на время заткнулся, чтобы посмотреть на свой пульт управления.

– Две минуты, – наконец объявил он.

«Семь минут под воздействием луча». Марсия внезапно подумала о Джеральде, находящемся сейчас на Земле, в Ванкувере. Даже двигаясь со скоростью света, до него можно долететь только через десять минут. Но это не просто цифры и не просто минуты. Джеральд в прошлом, его реальность отрезана от ее реальности стеной времени. Что бы он ни делал, что бы с ним ни случилось, она об этом не узнает до тех пор, пока неповоротливые световые волны не пересекут пустоту между мирами.

Он мог начать живое письмо к ней и вдруг умереть, а она узнает об этом лишь через десять минут.

Если для Марсии Джеральд в прошлом, то для него она тоже в прошлом. Друг у друга в прошлом. В этом было что-то тревожное, будто оба они застыли, словно насекомые, попавшие в древесную смолу в доисторический период, и остались на веки вечные в ловушке. А смола в конце концов окаменела и стала прозрачной, словно хрусталь, сохранив свою жертву, как живую, в янтаре времени.

– Двадцать секунд, – объявил Макджилликатти.

Марсия не понимала сути этого эксперимента и, сказать по правде, немного трусила. Это походило на колдовство, шаманство, здесь было нечисто. Как может луч состоять из гравитационных волн? Это даже звучит, как вздор, сапоги всмятку, турусы на колесах.

Она моргнула и заставила себя сосредоточиться на экране дисплея.

– Десять секунд.

Девять минут пятьдесят секунд назад луч ударил по планете ее мужа, но она почувствует этот удар лишь через десять секунд, девять секунд, восемь секунд – Марсия повертела регуляторы настройки, увеличения, резкости – четыре, три, две, одну, ноль…

На экране дисплея творилось что-то невероятное, а громкоговоритель терминала зашелся в мощном, оглушительном вое. Марсия отключила звук и с изумленным лицом вгляделась в след, оставленный на экране. Что-то давало сильный и сложный сигнал. Кривая, казалось, приобретает определенный рисунок, как будто сигнал повторялся вновь и вновь.

Через несколько мгновений Марсия подняла глаза от экрана и поняла, что все присутствующие находятся в каком-то шоке. Макджилликатти, казалось, был потрясен сильнее всех. Ей понадобилось еще несколько секунд, чтобы сообразить, что, кроме пронзительного визга на волне двадцать один сантиметр, от Земли больше ничего не осталось.



Подпрыгивая и дребезжа, буксир «Рабочая лошадка» вышел из дока грузового порта Лунный в Районе Обнаженного Пурпура. Диана Стайгер посмотрела на хронометр: 10:01 по Гринвичскому среднему времени, отлет четко по расписанию. Диане казалось, что она никогда не дождется этой минуты. Может, в Солнечной системе и есть более «чудные» уголки, чем ОбнаПур, но с нее хватит.

Включились корректировочные двигатели, «Лошадка», треща, дернулась назад, но тут сработали гироскопы, и она взяла новый курс. Справа в иллюминаторе появился большой ярко-голубой шар Земли.

Скрестив руки, Диана Стайгер застыла за пультом управления. В переднем окне грязноватой громадой маячил ОбнаПур. Он вращался по орбите, напоминающей восьмерку, которая сложным образом перемещалась вокруг Луны и Земли. «Лошадка» держала путь к Земле. Там она загрузится и отправится к следующему пункту назначения. Диана по каналу связи вызвала Управление транспорта и связи ОбнаПура.

– ОбнаПур, это Фокстрот-Танго 34, позывные «Рабочей лошадки». Отбываю порожняком в Верхний Нью-Йорк. Отлет в режиме автопилота, посылаю векторные данные об отправлении по боковым частотам. Прошу подтвердить получение.

– Слышим вас, «Рабочая лошадка». Ваши данные получены и записаны. Катитесь спокойно в Верхний Нью-Йорк. Доите жирных богачей, пока не отощают. До следующего включения.

Великий Клешневидный Оглушитель, известный также под именем Фрэнка Барлоу, был хорошим парнем, но иногда злоупотреблял режущим нормальное ухо жаргоном Обнаженного Пурпура.

– Спасибо, Фрэнк, – ответила Диана. – Буду ждать с нетерпением.

Конечно, она чуть-чуть покривила душой, но какое это имеет значение? На работе Диана Стайгер числилась пилотом-астронавтом, но всегда мечтала о большем. Пилот-астронавт – сегодня всего лишь подстраховка при автоматах, и в этом есть что-то унизительное. Роботы, автоматические устройства, искусственный интеллект – вот кто астронавты, они выполняют все основные операции. А она была здесь потому, что союз астронавтов все еще довольно силен, хотя и переживал кризис, и правил пока еще никто не отменял. А устав союза и правила безопасности требовали, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств, неожиданных повреждений автоматики были задействованы системы ручного управления. Только для этого и требовался на борту пилот. Хорошие правила, если забыть о том, что при выходе из строя автоматики «Лошадка» просто разлетится на куски, и никакое управление ей уже не понадобится. Однако правила есть правила.

На долю Дианы осталось всего несколько несложных операций, да и те легко могли выполнить машины, но считалось, что если пилот останется без дела, заскучает и расслабится, то в чрезвычайных обстоятельствах толку от него будет мало. По крайней мере, так гласила теория. Но Диана в укор теории все равно изнывала от скуки.

Полагали, что космические полеты связаны с романтикой, волнением, опасностями и требуют мужества. Диана училась восемь лет и в результате оказалась в славной Службе доставки. Достойный финал.

Ей было тридцать три года, но выглядела она старше. Длинные каштановые волосы наполовину поседели. Сегодня она туго заплела их в косу и завязала в пучок на макушке. Когда она их распускала, волосы торчали в разные стороны и напоминали «ершик» для посуды. Лицо у нее было худое и покрытое ранними морщинками, а глаза большие и блестящие. Люди, видевшие ее впервые, запросто могли подумать, что она неделю голодала. Но зато это было очень выразительное лицо. Стоило ей улыбнуться, и в комнате становилось светло; если же она немного хмурилась, надвигалась гроза.

На борту ей всегда не хватало сигарет. Когда-нибудь, мечтала Диана, построят корабль с такой вентиляционной системой, что можно будет курить. Впрочем, на Земле она быстро наверстывала упущенное. Между полетами курила одну сигарету за другой, так что пальцы быстро желтели от никотина. Она была небольшого роста и внешне хрупкого сложения, но обладала удивительной силой, что проявлялось в крепком рукопожатии и развитых, несмотря на миниатюрную фигуру, мышцах. Внешность и физическое развитие помогли ей получить эту работу. Корабельные компании любят маленьких шустрых астронавтов.

Но в душе она томилась своей работой – работой никому не нужного пилота орбитального челнока. Она была кандидатом в пилоты межзвездного корабля, но проект звездолета выкинули на помойку. Ей оставалось пройти последнее испытание, и ее бы зачислили резервным пилотом, до времени погруженным в сон в холодильной камере, на корабль «Терра Нова». Третьего пилота по программе следовало разбудить, когда первый пилот сдаст дела, а второй возьмет на себя бразды правления. Если бы второй пилот умер или спустя какое-то время удалился от дел по возрасту, Диана стала бы командиром. Вот такая работа по ней!

Но проект закрыли, он пал жертвой экономического спада, который поразил Землю и всю Солнечную систему и был вызван Крахом Знания. Наступила эпоха поражений и отступления человечества с передовых рубежей на безопасные позиции. И теперь почти готовый корабль «Терра Нова» был законсервирован на орбите Земли.

Угасающая экономика могла предложить бывшим пилотам межзвездных кораблей немногое. Новые пассажирские линии не открывались, грузовые рейсы между крупными планетами тоже отправлялись все реже. И Диане пришлось мотаться с грузами из ОбнаПура на менее удаленные орбитальные станции, в грязные космопорты, вновь в ОбнаПур и так далее без конца. Ей повезло, она сумела покинуть Землю и найти работу в поселениях. Но и для здешних пилотов в конце концов настала тяжелая пора.

Однако Диана об этом почти не думала. Ей хотелось вообще бросить астронавтику, выбрать одно из дальних поселений и смыться туда навсегда. Разумеется, тамошнюю жизнь не сравнить с разведкой новых звездных систем, но, по крайней мере, она жила бы в некотором роде на границе обитаемого мира. Диана перестала понимать людей, живущих на Земле или близ нее. Власть загребают сумасшедшие, и за примером недалеко ходить.

Диана задумчиво созерцала огромный объект, плывущий в темноте. Пурпуристы пришли сюда с Земли, завладели этим космическим пунктом – старой исправительной колонией Тихо, – и ООН странным образом признала их в качестве законного правительства.

Диана приняла решение. Если нельзя лететь к звездам, она найдет хоть что-нибудь, уголок или планету, раньше ей незнакомую. Навряд ли она сумеет всегда жить в космическом доме, этакой плавающей в пространстве консервной банке. Значит, надо ехать в одно из поселений. На Марс или, допустим, на Титан. А может, в Пояс астероидов.

Диана Стайгер еще раз проверила приборы «Рабочей лошадки» и еще больше погрустнела. Все в порядке. До такой степени в порядке, что совершенно нечего делать. Через десять минут пуск трансорбитального ракетного двигателя. «Лошадка» знала, как его осуществить, куда лучше, чем сама Диана.

Корабль включил моторы, с безупречной точностью отработал ракетным двигателем, а для Дианы никакого дела по-прежнему не находилось. «Ничего, осталось недолго, – сказала она себе. – Совсем недолго».



Великий Клешневидный Оглушитель взглянул на монитор. До свидания, «Рабочая лошадка». Вон она, маленькая светлая точечка в десяти градусах от мерцающего тела почти полной Луны, а вокруг тепло и ярко сияют старые знакомые – звезды. Он перевел взгляд вниз, на приборную доску связи с Луной. Везде зеленые огоньки, все каналы связи с Луной включены. Вот это ни к чему, за это он получит нагоняй от шефа.

Однако он не тронул тумблеры, а выключил только лишний свет – слишком уж красивый был вид. В зоне связи мигали сигнальные огни «Рабочей лошадки», обеспечивая Фрэнку хорошую видимость. Умница, Диана. Многие астронавты теперь не дают себе труда зажигать огни в зоне связи, особенно в Районе Обнаженного Пурпура. Фрэнк вздохнул и покачал головой. Что-то неладное творится в мире, где столько людей трудятся не покладая рук, а плодов почти никаких. И от пурпуристов мало толку.

Оглушитель выполнял разнообразные диспетчерские обязанности, но основной его специальностью была радиотехника; он отвечал за то, чтобы Район Обнаженного Пурпура в какой-то мере не терял связь с остальным миром. В поддержании этой самой меры и заключалась его работа. Если связь совсем нарушалась, он старался как-нибудь ее наладить. Но если связь работала чересчур хорошо, в его обязанности входило создание помех. И, конечно, иной раз требовалось сделать положение непредсказуемым. Ни в чем никакой устойчивости – важнейший тезис философии пурпуризма.

Обязанности, конечно, немного странные, но Оглушитель, известный в жизни до Пурпура как Фрэнк Барлоу, был мастером своего дела. Поэтому его прозвали Великим Оглушителем, и ортодоксальным пурпуристам, не одобрявшим проявление каких бы то ни было способностей, он казался подозрительным.

Но это не имело значения. Оглушитель (или Фрэнк, как он до сих пор называл себя мысленно) просто бескорыстно любил радио, электронику и системы связи. В эпоху Краха Знания в мире осталось немного рабочих мест для человека с такой квалификацией. Он приехал в Район Обнаженного Пурпура, потому что не имел возможности заниматься любимым делом в другом месте. В своей теперешней работе он находил то преимущество, что ему позволяли, от него даже требовали испытывать безумные методики, запрещенные в других центрах связи.

Но здесь он все-таки чувствовал себя неспокойно. Может быть, именно эта неотпускающая тревога и спасла его. Вот если бы он свыкся с этими людьми, то ему наступил бы конец.

Ему хотелось с кем-нибудь поговорить, и он снова настроил радиосвязь.

– Эй, Диана, ты еще здесь?

– Все еще здесь, Фрэнк, – прозвучал из верхнего динамика голос Дианы. – Что случилось?

Оглушитель уже собрался ответить, но тут его отвлек звездный пейзаж на экране. С ним творилось что-то необычное.

Сверкнула искра, и экран на секунду погас. Наверное, случайный солнечный зайчик. Изображение тут же вернулось, но все равно что-то в нем было не так. Оглушитель нахмурился и всмотрелся повнимательнее.

Нет, вроде бы все как надо. Корабль Дианы движется на фоне звезд. Господи, каких звезд? Чепуха какая-то. Ведь за «Рабочей лошадкой» должна быть видна Луна! Раздался сигнал тревоги, и система связи с Луной отключилась. Каналы связи с Землей работали исправно, а лунные пришли в негодность. Все до одного.

Фрэнк снова взглянул на экран и застыл от ужаса.

Там было другое небо, Луна пропала, и звезды тоже были не те.

7. Ударные волны

Люсьен Дрейфус, как и некоторые другие жители Луны, своими глазами видел исчезновение Земли. Свидетелями были и туристы. В любое время на поверхности Луны находились тысячи туристов, которые осматривали достопримечательности, гуляли в скафандрах или глазели по сторонам в куполах обсерваторий. Местные же жители редко выбирались наверх.

Люсьен работал космическим диспетчером (это было его основное занятие), но когда денег не хватало – а у него их обычно не хватало, – подрабатывал гидом. В тот день у него была назначена экскурсия в смотровой купол. Общаться здесь с шумной толпой туристов, с ахами и охами разглядывающих серый лунный пейзаж, было куда интереснее, чем возиться с ними снаружи, где они весело прыгали или от нечего делать отыскивали изъяны в скафандрах, беззаботно пытаясь совершить случайное самоубийство.

Солнце не мешало посетителям. Снаружи большой затемняющий диск на специально построенном рычаге, поворачиваясь вслед за светилом, неизменно занимал положение между ним и куполом и закрывал солнечный круг. Лунный пейзаж за пределами купола был ярко освещен, сам же купол всегда оставался в тени. В куполе вдоль плинтуса горели лампочки; света хватало как раз, чтобы туристы не сшибались лбами.

Но утренние экскурсии, как в купол, так и на поверхность, давались Люсьену нелегко. Он был совой, привык к ночным сменам в Орбитальной транспортной службе и к ночной жизни в казино. Люсьен взглянул на часы. Около 10:00 по универсальному времени. Конечно, вся эта компания только что сошла с корабля и жила по своему времени. Бог знает, какое для них сейчас время суток.

Люсьен был невысоким, гибким, атлетически сложенным молодым человеком. Он проводил много времени в гимнастическом зале, твердо намереваясь преодолеть свойственную жителям Луны склонность к полноте. Лицо у него было узкое и бледное, рыжевато-каштановые волосы подстрижены под «ежик». Взгляд синевато-серых глаз был проницателен и серьезен, вспыхивая иногда огнем.

Люсьен рассматривал пейзаж. Сейчас его глаза не пылали, а выражали лишь скуку. Возможно, новичкам пейзаж и казался торжественным, но местные жители – луняне, как они себя называли, – видели все это по сотне раз. Никто из них не стал бы без нужды выходить на поверхность. В конце концов поверхность Луны мало меняется. А точнее – совсем не меняется, но туристам этого не понять.

Люсьен заметил тучную матрону, которая обводила оценивающим взглядом своих товарищей, классифицируя, скорее всего, присутствующих здесь по произношению и одежде. Она со смешной озабоченностью на лице подошла к Люсьену. «Некая миссис Честер», – вспомнил Люсьен. Она еще не успела открыть рот, а он уже знал, о чем она спросит.

– Скажите, мистер Дрейфус, – начала она, – почему так мало аборигенов поднимается сюда, чтобы полюбоваться местными достопримечательностями? Я приехала сюда неделю назад и до сих пор не встречала на поверхности никого из местных, кроме экскурсоводов. Здесь такие прелестные пейзажи. Странно, что они, кажется, не интересны вам…

– На скалы достаточно посмотреть один раз, – устало ответил Люсьен.

Он не стал утруждать себя, комментируя эту популярную на Луне пословицу. Все новое когда-нибудь приедается, становится старым и никому не нужным.

И сейчас Люсьен это чувствовал. Уж ему эти скалы были точно не нужны. Он думал о другом. Сколько же еще ему придется изображать радушие и непринужденность, чтобы вернуть долг в казино!

Он взглянул на часы. Пожалуй, с них достаточно. Компания вволю побродила по куполу и повосхищалась красотами. Люсьен хлопнул в ладоши и взошел на невысокий помост.

– Ладно, друзья, хорошо. Будьте любезны, располагайтесь поудобнее. Я хочу обратить ваше внимание на несколько заметных отсюда ориентиров. Первый и самый главный из них, разумеется. Земля, которая сейчас прямо у меня над головой.

Головы в скафандрах дружно запрокинулись. В воздух взметнулся лес рук – туристы показывали друг другу родину. Люсьен уже давно не удивлялся этой реакции – она всякий раз бывала одинаковой. Неужели кто-то из них серьезно думает, что спутницы не в состоянии сами найти на небе Землю?

Люсьен тоже поднял голову, чтобы посмотреть, какой стороной обращен сейчас к Луне земной шар и какая там погода. В поле зрения попала Африка. Прекрасно. Симпатичный, всем известный, хорошо узнаваемый кусочек земного шара, и видимость хорошая, никакой облачности. Гораздо лучше, чем когда Тихий океан закрыт тучами, и Люсьену приходится показывать, где бы находились Гавайи, если бы не были так малы и если бы не было так пасмурно. Люсьен пытался ради приличия проявлять хотя бы капельку воодушевления.

– Как вы видите. Солнце как раз поднимается над американским континентом, и в Атлантике в основном стоит хорошая погода. Кто-нибудь может показать берег Африки?

Приглушенный шум голосов перешел в гул, туристы энергично показывали друг другу то, что и так сразу бросалось в глаза. Следующий шаг. Люсьен поднял глаза к Земле и начал:

– Очень хорошо. Теперь, если вы посмотрите на темную сторону планеты, вы увидите…

И он увидел. Он увидел, как это случилось. Только что Земля была на месте, а потом вдруг вспыхнула странная, изогнутая, как молния, полоса синего света, и планета исчезла. Люсьен моргнул, он не верил своим глазам.

Земли не стало.

Вокруг снова зашумели туристы, на этот раз немного недоуменно.

– Это что, затмение? – спросил один.

– Слушай, парень, что это за дела?

– Может, поляризаторы включились не там, где надо?

– Дуралей, их тут нет! Тут снаружи поворачивается на рычаге такая штука, которая загораживает Солнце.

– Наверное, это перебои в подаче энергии. На Земле погасли все огни.

– Ну да, а Солнце почему погасло?

– Эй, дружок, у вас раньше такое бывало?

– Молодой человек, скажите на милость, что здесь происходит? – повелительно вмешалась миссис Честер, как будто Люсьен отвечал за предотвращение стихийных бедствий.

Люсьен оставил без внимания невежественные гипотезы своих подопечных, он напряженно вглядывался в небо, а его ум лихорадочно искал объяснение. Что могло вызвать эффект исчезновения планеты? Может быть, Землю заслонило космическое пылевое облако? Или это шуточки молодых гениев какого-нибудь космического дома, сумевших внезапно выставить перед Землей огромный диск? Да нет, чушь собачья, этого просто не может быть!

Но раз нельзя объяснить исчезновение Земли иллюзией, значит…

Люсьен так и не успел додумать эту ужасную мысль. Началось первое лунотрясение.

Вся Луна содрогнулась. Внутреннее давление лунной коры существовало почти всегда, во всяком случае, задолго до того, как первый трилобит оказался в земных морях, но гравитационное взаимодействие Луны и Земли уравновешивало его и делало безопасным. И вот это равновесие катастрофически нарушилось, и скопившееся напряжение внезапно высвободилось, лунная кора с треском лопнула, как натянутая резиновая лента. От первого удара люди в куполе повалились друг на друга.

Стоявший на низком помосте для экскурсовода Люсьен подлетел в воздух и медленно перевернулся через голову.

Толчок заставил Люсьена поверить в невозможное. Неожиданное, страшное по силе сотрясение почвы у него под ногами, подбросившее его вверх, сделало несчастье осязаемым. Мягко опустившись на пол купола, Люсьен вцепился пальцами в резиновое покрытие.

И вдруг его ум прояснился. С ним заговорил голос из прошлого, этот голос принадлежал отцу Люсьена, и отец, как всегда, знал, что нужно делать.

Если бы Бернар Дрейфус, герой событий, связанных со страшной аварией в Третьей Внутренней Сфере, потерял тогда голову, то жертв было бы на тысячу, нет, на десять тысяч больше. Его-то голос и услышал сейчас Люсьен.

«Воспринимай происходящее, даже самое ужасное, спокойно, никогда не теряй разума и главное – действуй, – шептал голос. – Большинство людей, оказавшись в опасности, впадает в панику, а она ведет к гибели. Но мы не такие. Мы умеем думать и находить выход из самых безвыходных ситуаций. („Да, это наша семейная традиция“, – согласился про себя Люсьен.) Поэтому мы выживаем, мой мальчик, – продолжал голос. – Когда остальные не в силах оправиться от неожиданного удара, мы, оценив положение, уже начинаем действовать. Эта способность у тебя в крови. Доверяй своему чутью и действуй».

Люсьен поднял голову и посмотрел в небо. Всю его жизнь, все время, что человечество живет на Луне (а это несколько столетий), и все бесчисленные миллионы лет перед тем Земля висела в одной и той же точке лунного неба и была единственным неподвижным объектом среди звезд. Она была там всегда.

А теперь ее не стало. Как это принять, черт возьми? В это нельзя поверить, не то что принять! Что с ней случилось? Может, она взорвалась?

«Перестань. Прими невозможное. Сейчас неважно, как это случилось». Почва у Люсьена под ногами вновь содрогнулась, и он услышал детский крик. Крик направил мысли Люсьена в другую сторону. Для людей Земли он уже ничего не может сделать, но у него есть обязательства перед гостями, перед собравшимися в куполе людьми. Люсьен даже не заметил, когда перестал думать о них, как о бесящихся с жиру буржуа. Они вдруг стали для него родными, нуждающимися в помощи людьми.

Если почва снова встанет дыбом, купол может не выдержать удара. И тогда… Нужно срочно вывести их отсюда; спуститься вниз, в город, наверняка уже взбудораженный, словно потревоженный муравейник.

Люсьен сообразил, что внизу еще не знают про Землю.

Земля. Боже всемогущий, Земля! Люсьен сноба обвел взглядом испуганных людей, столпившихся вокруг него. Земляне. Главное сейчас – не дать безумию завладеть ими, зафиксировать мысли на том, что случилось с их планетой. Необходимо сосредоточить их внимание на непосредственной опасности.

Люсьен медленно встал и широко расставил ноги, приняв осторожную позу человека, готового к тому, что земля вот-вот уйдет из-под ног.

– Прошу всех внимательно меня выслушать, – в его голосе был металл, и люди притихли, поворачиваясь к нему. «Успокоить их. Приуменьшить опасность». – Вам ничего не угрожает, но правила безопасности требуют эвакуировать людей из купола даже при малейшем сотрясении почвы.

Толчок, который они только что испытали, был далеко не «малейшим», но Люсьен добросовестно стремился выполнить задачу.

– Будьте добры, встаньте цепочкой и спускайтесь друг за другом по лестнице. «Предупредить о том, что внизу суматоха». – Пожалуйста, учтите, что внизу все тоже испытали толчок, так что там может оказаться неспокойно.

«Замечательно, теперь они готовы ко всему, но это не значит, что они не сорвутся сразу же с тормозов, увидев, в каком волнении пребывают аборигены. Паника заразительна. Как не дать им поддаться безумию и не внушить его другим? Ну, конечно, надо воззвать к их гордости».

– Люди внизу испуганы, вы тоже испугались, но мы не дадим страху овладеть нами. Покажем всем, что земляне в тяжелом положении могут вести себя так же мужественно, как луняне. А сейчас пошли, быстро.

Люсьен спрыгнул с возвышения и пробрался вперед к выходу. Он стал пропускать людей по одному вниз и был приятно удивлен, как все стараются ему помочь. В голове очереди он заметил спокойную на вид молодую женщину. Он взял ее за руку. Как ее зовут? Дебора, да, Дебора.

– Послушайте, Дебора, – сказал Люсьен, – нам с вами нужно сделать так, чтобы мы все вместе вернулись в гостиницу. Задержите людей на открытой площадке у выхода, а я возьму на себя отстающих.

«Если мы дойдем до выхода», – Люсьен прекрасно знал, во что могло превратить лунотрясение ведущий от купола в Центральный город тоннель. Обвал, перепад давления, пробка – и они попались. Он выбросил из головы эту мысль. Сейчас надо только помочь всем сойти вниз. В суете и заботах он даже забыл про главное: Земля пропала.



Диана Стайгер боялась сойти с ума. Небо вспыхнуло ослепительной белизной, белизна нахлынула, захлестнула и вдруг исчезла – вместе с небом. Корабль закачался, словно пьяный, бешено завертелся на месте, закувыркался, падая непонятно куда. Диана справилась со взбесившимися рычагами управления и выровняла «Лошадку» по всем трем осям. Корабль вновь обрел устойчивость, и Диана в ужасе вгляделась в замершую картину. Эта белизна, которая, внезапно заполонив все, втянула в себя привычные звезды и тоненький серп Луны. По небу рассыпались новые, другие звезды. От прежней Вселенной напоминала лишь Земля и уродливый корпус ОбнаПура.

И тут последовала повторная вспышка, и белизна снова ринулась на Диану.

Нет, это была не белизна, а пустота. На долю секунды пустота показалась Диане черной бездной, но потом она поняла, что ошиблась. Ничего черного не было. А была либо ослепительная белизна, либо туман, пробравшийся непостижимым образом сквозь стекло иллюминатора и окутавший мозг Дианы. Но что бы это ни было, небо над кораблем вспыхнуло вновь. На этот раз «Лошадка» удержалась на месте. Перед Дианой открылась еще раз изменившая свой облик Вселенная. Снова незнакомое небо. Без Луны, без Верхнего Нью-Йорка, без привычных созвездий.

Но по крайней мере это было настоящее небо со звездами, а не черт знает что. Диана проверила хвостовые камеры. Позади и чуть ниже корабля светлая сторона Земли вдруг стала темной, едва заметной в мерцании звезд. Солнце исчезло? Прежде чем Диана успела удивиться этому превращению, новое небо опять куда-то провалилось. Невидимый кулак снова толкнул корабль, и «Рабочая лошадка» опять потеряла равновесие, завертелась, как сумасшедшая. Только Диане удалось выпрямить корпус корабля, как появилось еще одно новое небо. И белизна, и безумные кувырки. Потом настоящее небо. А затем все повторилось опять, весь этот кошмар.

Опять.

И опять.

И опять.

Небо вокруг корабля беззвучно громыхало, взрывалось, исчезало, разрушалось и восстанавливалось, и так много раз. Рассудок подсказывал Диане, что такие катаклизмы должны происходить с оглушительным грохотом, что корабль должен разлететься в щепки, не выдержав ударной волны, но вакуум не пропускает акустические колебания, и ужасное действо разворачивалось перед глазами Дианы в полном безмолвии.

Но нет, не совсем в полном. С каждым переходом от пустоты к небу, к трехмерному пространству осязаемой Вселенной, Диане чудилось, что она слышит и чувствует, как корабль мелко вздрагивает от еле слышного низкого гула.

У нее появилась мысль, что она просто свихнулась. Потому что в космосе, в пустоте невозможен звук. Невозможен? Это если она в обычном космосе. А что такое необычный космос?

Диана с опозданием поняла, что каждый сигнал тревоги на пульте управления «Рабочей лошадки» сопровождается светом и звонком. Она не решалась выпустить из рук рычаг управления и отключить сигналы. За иллюминатором по-прежнему бесновалась круговерть: белые, красные и бело-голубые звезды сменяли друг друга. Нет, не звезды, это было множество солнечных дисков, расположенных достаточно близко; их было хорошо видно, они ослепляли своей яркостью. Диана включила хвостовой монитор и увидела Землю, освещенную странными звездами, которых здесь не должно было быть.

Полагаясь больше на чутье, чем на логику, Диана включила передние двигатели «Рабочей лошадки» и попятилась от вертящегося яростного неба назад, под защиту родной Земли.

Черт! С передними двигателями что-то неладно. Наверно, первый удар повредил их; Диану швырнуло влево. Она не сдавалась, включила левые двигатели и сумела почти по прямой отлететь назад. Нос корабля слегка отклонился от курса, и Диана позволила «Лошадке» немного покрутиться. Пусть, силы Диане еще пригодятся. Снова возникла белая стена. На этот раз нос «Лошадки» смотрел немного в сторону, и Диана увидела край стены, резкую границу между ничем и обычным пространством. Диану вдруг осенило: может быть, пустота стоит на месте, а она сама, кувыркаясь, проваливается в открывающиеся в космосе дыры?

Она сама, ОбнаПур и Земля проваливаются в дыры. Господи Иисусе! И Земля!

Новая дыра разинула пасть. А затем возникла еще одна дыра. Под ней зависли Земля, ОбнаПур и «Рабочая лошадка» Дианы, а над ними раскинулась во все стороны, уходя в бесконечность, кроваво-красная пульсирующая плоскость, разлинованная штрихами, которые напоминали широты и долготы. Поверхность была слишком твердой, чтобы быть звездой, но отчего тогда Диане так обжигало лицо?

Тут открылась новая дыра, и видение исчезло.

Диана мертвой хваткой вцепилась в рычаг управления и подумала: слава Богу, если это она сошла с ума. Тогда как-нибудь переживем. Хуже, если с ума сошла вся Вселенная.



Небо падало. Джеральд Макдугал лежал на земле лицом вверх, вцепившись в траву; он боролся за жизнь и чувствовал, как жизнь уходит.

Посреди ночи небо стало синим, ярким, как в полдень. Но это был не настоящий дневной свет, слишком уж необычна была его окраска. Творилось что-то странное.

В небе появилось беловатое пятно и, разрастаясь, устремилось к Земле; пятно расплывалось, пока не заслонило собою весь мир. Оно продвигалось все ближе и ближе, проглатывая все на своем пути, наконец добралось до Джеральда, и тут же навалилась темная ночь. Сияли незнакомые Земле звезды, бросали холодный свет, от которого Джеральда пробрала дрожь.

Почва снова затряслась. Это был уже второй толчок. Джеральд закрыл глаза и стал молиться. Некоторое время он жил в Мексике и довольно хорошо знал, что надо делать во время землетрясения – там они были довольно часты. Поэтому, проснувшись после первого толчка, он сразу же выскочил из дома и вот теперь в ужасе лежал на траве, наблюдая за странными переливами света.

Небо опять упало, белое пятно разбухло и бросилось вниз. Дыра в небе поглотила Джеральда, поглотила землю, на которой он лежал, и открылось другое небо. От горизонта до горизонта оно занялось огнем, засверкало кроваво-красным светом, ярче всего на севере. Пышную, прекрасную зелень Ванкувера словно залило кровью.

В этот миг Джеральд осознал, что настал Судный день. Господь в своей Божественной мудрости назначил этот день для долгожданного, предсказанного тысячелетия назад Конца времен. Вот они Громы, и Гласы, и Трубы Суда. Джеральд снова закрыл глаза и стал молиться, истово молиться. Ибо кто уверен в Спасении? Он подумал о жене, Марсии, находящейся сейчас на ВИЗОРе, и чуть заметно улыбнулся, вспомнив, что разлученные семьи воссоединятся на небесах. Он помолился за Марсию и несколько утешился. Марсия не верит в Бога, но она хорошая женщина, добрая и ласковая, следует велению сердца и не закапывает в землю данные ей Господом таланты. Боже праведный, не лиши ее рая!

Усилием воли он заставил себя открыть глаза. Все еще с молитвой на устах, всем сердцем славя Господа, Джеральд осмотрелся по сторонам. Да, ему суждено одному из немногих стать свидетелем Конца света и Божьего суда. И он должен быть достоин такого избранничества.

Но при всем при том он бы с радостью уступил честь лицезреть эти события потомкам.



Астроном Вольф Бернхардт сидел в темном помещении на полу, даже не думая о небе. Он поднялся и двинулся на ощупь во внезапно наступившем мраке. Свет погас во время первого толчка. Вольф был убежден, что землетрясение и гравитационная волна как-то связаны друг с другом. У него не было доказательств, не было подтверждений, но он знал это. Гравитационный луч каким-то образом задел разлом Сан-Андрее, проходящий почти под ЛРД. Неудивительно, что землетрясение было таким мощным.

Но как могла микроскопическая гравитационная волна поколебать геологические разломы планеты? Это нелепость. Однако сейсмологи не предсказывали землетрясения. Калифорнийцы из ЛРД всегда хвастались перед заезжими учеными, что за последние пятьдесят лет ни разу не ошиблись в сейсмологических прогнозах.

А сегодня ошиблись.

Но как, как мог гравитационный луч это сделать? Здесь что-то не так. Физики с Плутона открыли что-то гораздо более мощное, чем они себе представляли. Чего-то они не рассчитали.

Зажегся свет, и Вольф вернулся к своему креслу. Автоматическая камера включилась, повернулась и вновь поймала его в объектив.

– Плутон, приветствую вас еще раз, – заговорил Вольф. – Похоже, вы тут все разворотили. У нас в Калифорнии произошло землетрясение, хотя никто не знает, чем оно вызвано.

Резервная энергетическая система возвращалась к жизни. Вольф посмотрел на пульт управления связью и увидел, что линия связи с Плутоном не работает. Черт! Вышли из строя все линии связи. И все запасные линии.

– Плутон, кажется, вы не сможете нам отвечать. Я продолжаю передачу в надежде, что у вас работают приемники.

Он взглянул на приборы с показаниями мощности гравитационного пучка и остолбенел. Немыслимо. Совершенно немыслимо! Считалось, что Кольцо Харона посылает устойчивый импульс из одной точки. Но датчики не могли ошибиться, а они показывали сейчас, что воспринимают не один, а несколько сигналов, идущих из разных источников. Спустя секунду цифры погасли, и на экране появилось предупреждение:

СИСТЕМА ПЕРЕГРУЖЕНА.

АВАРИЙНЫЕ ВЫКЛЮЧАТЕЛИ РАЗЪЕДИНЯЮТ СИСТЕМУ.

Раздался странный негромкий гул, пол под ногами закачался, и все здание содрогнулось. Еще один толчок? Непохоже. Слишком сильный, слишком резкий, как будто где-то рядом, в нескольких сотнях метров отсюда произошел сильный взрыв. Лаборатория гравитации? На экране высветилось новое предупреждение:

АВАРИЯ СИСТЕМЫ.

ПОВРЕЖДЕНИЕ ВСЕХ ГРАВИТАЦИОННЫХ ДАТЧИКОВ.

Господи Боже, что там еще такое?

– Плутон, мы получили какие-то необъяснимые результаты. Думаю, что землетрясение повредило оборудование. Не Прекращайте прием. Я не отключаю канал связи и уточню, что произошло.

Вольф встал и покачал головой. Хватит мечтать о славе. Долг требует, чтобы он проверил систему. Тем более что опыт не удался и никого не сделает знаменитым.

Вольф направился в лабораторию гравитации, а передатчик героически пытался послать импульс в пустоту к планете, которая уже находилась совсем в другом месте.

Там, где раньше была лаборатория гравитации, Вольф обнаружил огромный кратер, на дне которого еще тлели угли.



Когда открылся воздушный шлюз, Люсьен вздохнул с облегчением. Он сомневался, не глупо ли во время толчков пробираться в глубину тоннеля, но оказалось, что он был прав. Тем более что ничего другого не оставалось – мигающая желтая полоска на индикаторе шлюза означала, что в смотровом куполе происходит утечка воздуха. Люсьен никому не сообщил об этой опасности, но если бы они остались в куполе, то рано или поздно неминуемо задохнулись бы. Хорошо еще, что толчки не заклинили дверь воздушного шлюза. Вот тогда уж точно ситуация стала бы абсолютно безвыходной.

Люсьен заметил, что многие его подопечные пятятся назад, не осмеливаясь войти в узкую камеру воздушного шлюза. При опасности боязнь замкнутого пространства вполне объяснима.

– Пойдемте, друзья, – сказал Люсьен, пытаясь добросовестно доиграть роль утомленного работой экскурсовода, пастуха, уставшего пасти свое стадо. – Заходите внутрь. Чем раньше мы войдем в шлюз, тем раньше выйдем с другой стороны. Пойдемте.

Туристы продолжали упираться, пока Дебора («Молодчина!» – зааплодировал про себя Люсьен), глубоко вздохнув, не вошла решительными шагами в шлюз. Этого оказалось достаточно, чтобы почти все сдвинулись с места.

Люсьен собрал всех в тесной камере шлюза. В группе было двадцать восемь человек. Обычно для прохода воздушного шлюза Люсьен делил группу пополам, но еще одно сотрясение почвы, и можно навсегда остаться здесь. Надо торопиться, нельзя оставлять здесь ни одного человека. Люсьен загнал внутрь всю группу, втиснулся сам и протолкался к кнопкам управления. Он сорвал печать с аварийного выключателя и нажал кнопку. Загудела сирена, и вместо привычных белых огней зажегся ярко-красный аварийный свет. Люк купола медленно задвинулся. Туристы подались назад, испуганно прижимаясь друг к другу.

Насосный механизм лязгал и взвизгивал, издавая непривычные Люсьену звуки и действуя ему на нервы. Может, после лунотрясения в механизме шлюза не все в порядке? Что если камера остановится? На сколько хватит воздуха? В маленьком помещении, набитом людьми, и так было душно. Наконец раздалось желанное шипение насосов, выравнивающих давление на входе и выходе; это означало, что они благополучно приехали.

Двери в город отворились. С дружным вздохом облегчения толпа устремилась в проем дверей.

Главный город, выстроенный под поверхностью Луны, представлял собой растянувшийся на несколько километров ряд объемов в виде линзы, их называли Внутренними Сферами. Купол для туристов располагался на поверхности, в пятидесяти метрах над краем одной из них, и соединялся с городом длинным наклонным тоннелем, ведущим от поверхности к воздушному шлюзу. Выход из воздушного шлюза в город проектировали, думая о туристах. Одна стена от пола до потолка целиком состояла из огромных смотровых окон, которые выходили на Внутреннюю Сферу Амундсена, открывая прекрасную панораму суетящегося внизу города.

Но сейчас от смотровых окон остались груды валяющихся на полу стекол и торчащие из рам острые осколки. По помещению гулял пыльный ветер.

Раскинувшийся внизу город напоминал зону военных действий. В трех местах клубами поднимался густой дым и, подхваченный неистовым ветром, уносился к небесно-голубому потолку Сферы.

Больше всего луняне боялись утечки воздуха. Люсьен старался об этом не думать. Работают ремонтные бригады или нет? Он опять перевел взгляд с потолка на город. Пышная зелень, которой город так гордился, была более или менее на месте, но в нескольких местах деревья лежали. Оползни притащили деревья с холмов.

Там и сям толпились люди – то ли беспокойство сбивало их в кучу, то ли они просто гасили пламя и убирали следы аварии, Люсьен не знал. Городское освещение стало более тусклым, чем всегда. Горели аварийные огни, но они едва просвечивали сквозь клубы дыма. Многие высотные башни, которыми славился город, рухнули или были повреждены. Насколько Люсьен мог определить отсюда, больше всего пострадали богатые районы, расположенные на склонах.

«Прекрасно, – оглядываясь на своих подопечных, подумал Люсьен. – Как раз это им и нужно было увидеть».

– Пойдемте, друзья. Спустимся вниз и вернемся в гостиницу.

«Не давай им времени обдумать положение, – шептал ему голос отца, – если они задумаются, то недалеко до паники. Веди их домой». Люсьен пересчитал людей. По-прежнему двадцать восемь. Хорошо. По крайней мере не придется возвращаться за отставшими.

Люсьен повел группу по сбегающему вниз уклону к входу в город. Длинная извилистая дорожка начиналась от смотрового зала. Она, как и зал, тоже была заключена в стеклянные стены – не только для удобства туристов, но и потому, что на богатой кремнием Луне стекло было самым дешевым материалом. Как бы то ни было, теперь Люсьену пришлось вести двадцать восемь человек, большинство из которых не умели ходить в условиях лунного тяготения, по наклонному проходу, усеянному острыми как бритва осколками стекла. К тому же сквозь бреши в стеклянной стене врывался порывами сильный ветер, сбивавший с ног. К счастью, все сошло благополучно, и никто не порезался.

Хорошо хоть, путь в гостиницу «Олдрин» был коротким и шел по прямой. Вообще-то туристов туда должен был доставить автобус, но он почему-то не пришел. Нетрудно было догадаться, почему. На периферии основного яруса лежали камни и скатившиеся с холма руины зданий, дороги были завалены обломками. Люсьен уговорил людей идти пешком, и они почти бегом двинулись в путь.

Даже за время этой короткой прогулки Люсьен увидел, насколько серьезно положение. Внутренняя Сфера Амундсена пострадала очень сильно. Казалось, ни одному зданию не удалось избежать ущерба. На дороге через каждые несколько сотен метров громоздились завалы. Повсюду путники натыкались на брошенные машины, обломки зданий и поваленные деревья.

В конце концов добрались до гостиницы. Громадное здание как будто осталось цело. Лишь стоящая у входа кучка людей свидетельствовала о том, что и здесь что-то произошло. Похоже, гостей срочно эвакуировали и только теперь разрешили им вернуться обратно.

Люсьен стоял посреди засыпанной камнями улицы, наблюдая за происходящим, и вдруг почувствовал, что ему суют в руку какую-то бумажку. Люсьен посмотрел. Двадцать британских фунтов. Он сообразил, что рядом с ним стоит миссис Честер.

– Молодой человек, я так вам благодарна, – проговорила она. – Я так рада, что мы все благополучно спустились вниз.

Люсьен тупо уставился на нее. Чаевые. Эта женщина дала ему чаевые за то, что он спас ей жизнь. Ну хорошо. По крайней мере, ему сказали, что он достойно исполнил свой долг. Туристы никогда не платят вперед, они платят лишь тогда, когда получили свое. Люсьен выпустил из пальцев двадцатифунтовую банкноту, проследил, как она медленно спланировала вниз, и, не говоря ни слова, пошел прочь.

А он-то уже начал думать о них, как о людях.

«К черту этих туристов», – думал Люсьен, радуясь, что сегодня днем у него другая работа, и прибавил шагу.



От гостиницы «Олдрин» до Орбитальной транспортной службы было минут пять ходьбы. Но лунотрясение перевернуло все вверх дном: как Люсьен ни спешил, он все же затратил почти полчаса на то, чтобы пробраться через заваленные перекрестки, оборванные провода и перекрытые сломанными воздушными шлюзами проходы.

«Господи Боже, Земля, – Люсьена как током ударило, – Земля». – В суматохе он забыл про главное: «Здесь никто ничего не знает. В Службе сейчас все, наверное, сбиты с толку и не могут понять, что происходит. Ведь они не знают про Землю».

Орбитальная транспортная служба действительно превратилась в сумасшедший дом. Это было заметно даже сквозь дымчатое стекло окон, отделяющих собственно Службу от административной зоны. Слишком много людей стояло, размахивая руками. Гул голосов, казалось, был слышен даже на улице. Слишком много аппаратуры было включено, слишком много красных ламп горело там, где должны были гореть зеленые.

Люсьен показал у входа свое удостоверение. Увидев его, к нему, бешено жестикулируя, бросился Веспасиан. Люсьен, сделав вид, что не замечает своего начальника, схватил с полки головной телефон и стал искать незанятый пульт управления. Вон, в углу. Ему надо кое-что проверить.

Но прежде чем он успел пройти до середины комнаты, Веспасиан загородил ему дорогу.

– Проклятие, Люсьен, – без предисловий начал он. – Мы попали в переплет. Все наше навигационное оборудование полетело к чертям, как только Луну затрясло. Основное, запасное, аварийное. Все. Все-корабли сбились с курса или вообще потеряли связь с радиолокаторами. Приборы корректировки курса не действуют. Мы не можем вычислить ни…

– Приборы работают, Веспи, – сказал Люсьен. – Просто они делают поправку на гравитационное поле Земли, которого больше нет. Земля исчезла.

Тайрон Веспасиан, низкорослый полный человечек неопределенного среднеевропейского происхождения, вытаращил глаза.

– О чем ты, черт возьми, болтаешь?! – вскрикнул он. – Что за вздор?

– Говорю тебе: Земли нет на месте!

Люсьен прошел к пульту управления, Веспасиан не отставал. Не обращая внимания на старшего коллегу, Люсьен сел за пульт. Он попытался отвлечься от всего того страшного, что произошло, и сосредоточиться наделе, ему нужно было выбросить из головы все, что не касалось настройки пульта.

– Земля не может просто так взять и пропасть, – забубнил Веспасиан. – Знаешь, иногда я мечтаю, чтобы эти проклятые земляне провалились к чертям, но…

Люсьен вскочил с кресла, схватил начальника за плечи и встряхнул его.

– Земля исчезла. Я видел, как это случилось, собственными глазами. Я был в куполе, смотрел на нее, и у меня на глазах она пропала. Именно это вызвало лунотрясение. Вместе с Землей исчезло ее гравитационное поле, нарушилось равновесие сил, и лунная поверхность содрогнулась. Нужно быть готовыми к новым толчкам, и не слабее того, что был. Нужно быть готовыми ко всему.

Веспасиан посмотрел на Люсьена и с трудом сглотнул слюну. На лице его показались капли пота, и Люсьен как в зеркале увидел в его глазах отражение своего собственного страха.

– Планеты просто так не исчезают, Люсьен, – пытаясь говорить ровным голосом, пробормотал Веспасиан.

– А эта исчезла! – крикнул Люсьен.

Он еще крепче вцепился в плечи начальника, но потом ослабил хватку и снова плюхнулся в кресло. Люсьен закрыл глаза и постарался успокоиться. «Планета. Да, планета. И все, что на ней. Восемь миллиардов человек. Все океаны, все горы, леса и животные, все вулканы, дожди, пустыни и деревья. Расплавленное ядро, дно океана, снежные вершины и прерии. Все исчезло».

«Нет. Нет. – Он силился отвлечься от мыслей, от страха, от тревоги. – Не думай о Земле. Думай о том, что надо сделать, чтобы спастись самим».

Люсьен открыл глаза и включил камеру для наблюдения за поверхностью, эта камера всегда смотрела на Землю.

– Посмотрите, – зная, что ему никто не поверит, сказал Люсьен, – эта камера фиксирование нацелена на Землю. Там пусто, там ничего нет. Ничего, кроме звезд.

– Ее тряхнуло во время толчка, – бесстрастно ответил Веспасиан. – Послушай, Дрейфус, я понимаю, что мы только что пережили лунотрясение, но у меня нет времени на такие…

– Видите звезды на заднем плане? – продолжал Люсьен. – Это Близнецы. Земля сейчас должна находиться в Созвездии Близнецов. Если вы забыли об этом, проверьте по карте звездного неба. – Веспасиан нахмурился и опять посмотрел в объектив. Люсьен, не обращая на него внимания, нажал кнопку воспроизведения:

– Ну вот. Это повтор наблюдений за последний час в быстром темпе. Что вы на это скажете?

На экране монитора вновь появилась Земля, точнее – ее записанное на пленку изображение. Повтор шел на приличной скорости: друг за другом бежали облака, терминатор быстро продвигался по глобусу, и вдруг – бело-голубая вспышка, и все. На месте Земли ничего не осталось.

– Пресвятая Матерь Божья, – проговорил Веспасиан. – Этого не может быть. С камерой что-то не так.

– Черт побери, Тайрон, я видел это своими глазами, и вместе со мной это видели еще двадцать восемь человек.

– Это чушь. Чушь. Оптический обман.

– Докажите. Буду рад, если ошибся, – сказал Люсьен.

– И докажу, – ответил Веспасиан. – Настрой этот пульт на поисковый радиолокатор.

Он нашел кнопку на прикрепленном к поясу приборе внутренней связи. – Поисковый радиолокатор, это Веспасиан, – заговорил он в головной телефон. – Джейни, отложи на минуту другие дела и пошли мощный поисковый импульс на Землю. Да, сейчас же. Мне плевать, какая у тебя загрузка, делай, что велят.

Люсьен настроился наконец на поисковый радиолокатор, появились звук и изображение.

– …адно, вот этот чертов импульс, Веспасиан, – объявил сердитый голос оператора.

На экране промелькнуло сообщение: ПОИСКОВЫЙ СИГНАЛ НАПРАВЛЕН. Сетка поиска была пуста.

И так и осталась пуста. Через десять секунд на экране вспыхнуло новое сообщение: ОТРАЖЕНИЯ НЕТ, ПРЕКРАЩЕНИЕ ПОДАЧИ ИМПУЛЬСОВ.

– Господи, что же там сломалось? – спросила оператор. – Мы должны были получить отражение через 2,6 секунды.

В ее голосе зазвучал страх.

– Мы не знаем, Джейни, – хрипло ответил Веспасиан. – Люсьен говорит, что Земли больше нет. Сделай мне одолжение, проверь аппаратуру и докажи, что он спятил.

Веспасиан отключил линию и нажал другую кнопку.

– Связь, говорит Веспасиан. Каково состояние каналов связи с Землей?

– Не работают, ни один, – ответил в микрофон чей-то голос. – Вероятно, из-за лунотрясения. Мы ищем причину.

Веспасиан согнал Люсьена с кресла у пульта управления и включил внешнюю оптическую линию. На экране возникло изображение космического пространства. Веспасиан запросил в памяти компьютера карту звездного неба, координаты Земли на этот день и ввел эти данные в камеру. Камера стала плавно отслеживать положение, строка в нижней части экрана отмечала настоящие и заказанные координаты. Когда они совпали, картинка замерла, и на ней было то же пустое звездное небо, которое Люсьен видел три минуты назад через другую камеру.

Люсьен склонился над Веспасианом и сказал убежденно:

– Я тоже не поверил бы. Просто я видел, как это случилось. Я не знаю, почему это произошло, кто или что тому виной. Но я знаю, что без земного притяжения, служащего якорем, все орбиты и траектории на миллионы километров вокруг значительно исказились. Мы должны заново вычислить орбиту каждого корабля, спутника и космического дома, пока не случилось никакой аварии. Успокойтесь и попытайтесь трезво, без эмоций посмотреть на вещи. А я пока подумаю, что нам делать дальше.

Веспасиан, казалось, готов был лопнуть от гнева, и вдруг как-то сразу успокоился. Он знал, что он деспот и грубиян, но гордился своей способностью внять голосу разума и, если это необходимо, допустить даже некоторую грубость по отношению к себе.

Земля пропала. На то, чтобы заставить людей поверить в это, у него уйдет, пожалуй, целый день. Он себя-то самого еще не заставил.

8. Плач по Земле

Хирам раз за разом прогонял повтор записи, и, послушная его воле, раз за разом исчезала Земля. Подождите-ка. Под таким углом и при таком разрешении трудно что-нибудь сказать наверняка, но это облако как будто не похоже на объемный предмет, оно скорее напоминает диск, находящийся за планетой, между Землей и Луной. Хирам следил за монитором: облако скользило вперед, в направлении камеры, отделяясь от Луны и унося с собой Землю, а потом пропадало. Пропадало вместе с Землей.

Черт, что же это за облако?

Хирам сидел один в Главной диспетчерской, склонившись над компьютерами, довольный тем, что вокруг тишина и покой и ничто не мешает его работе. Он не очень-то знал и не хотел знать, куда делись Остальные сотрудники. Талантливый физик Хирам Макджилликатти многого не замечал и не понимал.

В какой-то степени это была фамильная черта. Он был потомственным ученым, он родился в знаменитой семье исследователей Марса, и его прадед был одним из пионеров внеземных поселений.

Хирам не унаследовал ни политических талантов своего предка, ни его умения ладить с людьми, но зато старик наградил правнука своим прямодушием. Правда, Хираму в полной мере досталась еще одна, несчастливая, семейная черта – почти полная неспособность прислушаться к точке зрения другого человека.

Все сотрудники Станции были потрясены, никак не могли свыкнуться с тем, что произошло, но Хирам не был в их числе. Его не связывали, как их, тысячи неразрывных связей с Землей, он родился на Марсе и даже ни разу не был на Земле.

К тому же он был ученым-фанатиком. Исчезновение Земли значило для него лишь то, что для науки открывается широчайшее поле деятельности, и это вдохновляло.

Хирам сидел один в Главной диспетчерской, наслаждаясь тем, что все приборы и все записи сейчас в его и только в его распоряжении. Он вновь прокрутил видеозапись и набросал новые столбики расчетов.

Он попробовал просмотреть запись в инфракрасном диапазоне, но не нашел облака. В видимых лучах казалось, что оно возникает из ничего, чтобы потом пропасть вместе с Землей, но в инфракрасных оно вообще не регистрировалось, но тем не менее Земля исчезала в тот же самый момент, что и в видимых лучах.

Хирам перешел в ультрафиолетовый диапазон. Слишком ярко. Но неизвестный объект, несомненно, испускал ультрафиолетовые лучи. Впрочем, ультрафиолетовые детекторы на ВИЗОРе были намного чувствительнее инфракрасных, так что поспешных выводов делать не стоило.

Хирам вернулся в видимый диапазон и в который раз внимательно рассмотрел картинку. Конечно, ВИЗОР был задуман не как астрономическая обсерватория, и дальняя оптика, при помощи которой были получены последние снимки Земли, не обладала высокой разрешающей способностью. Жаль, но придется обойтись тем, что есть. Сверхчувствительные камеры есть на Луне, и рано или поздно он сможет увидеть их снимки.

Хирам менял яркость и контрастность в ультрафиолетовом диапазоне, пытаясь получше рассмотреть явление, но изображение оставалось очень неясным и мало о чем говорило. Черт, нужны более четкие снимки. А приходится довольствоваться снятым с большого расстояния смазанным видом Земли размером с ящик для гольфа. Хирам уже в третий раз просматривал все с начала.

Справа на экране сменяли друг друга и повторялись в различных сочетаниях характеристики излучения в ультрафиолетовом, в видимом, в инфракрасном, в электромагнитном, в радиоизлучении, а слева Земля исчезала снова и снова. Грубая методика – компьютер, без сомнения, сообщил бы результаты сравнения разных вариантов через несколько долей секунды. Позже Хирам воспользуется и компьютером. Но скорость здесь не самое главное. Хирам хотел сначала сам проделать часть работы, почувствовать тонкости, чтобы потом, когда машина выдаст свои результаты, сразу понять что к чему.

Даже без компьютера он уже нашел несколько удивительных особенностей, не заметных при поверхностном наблюдении.

Во-первых, Земля пропала не в то мгновение, когда ее коснулся гравитационный луч, а 2,6 секунды спустя, что само по себе интересно, ибо это как раз время, за которое свет проходит расстояние от Земли до Луны и обратно.

Во-вторых, одновременно с исчезновением Земли родилась первая волна мощных гравитационных импульсов, гораздо более сильных, чем луч, посланный с Плутона; импульсы шли и после того, как планета пропала. Оборудование ВИЗОРа и сейчас обнаруживало гравитационные волны там, где была орбита Земли. Источником их должен быть достаточно крупный объект, ведь для того, чтобы их вызвать, требуется генератор размером с Кольцо Харона.

В-третьих, этот визг на волне 21 сантиметр начался в тот миг, когда Земля пропала, и продолжался еще очень долго. Индикаторы направления указывали, что источник звука находился на Луне, хотя ни один известный лунный передатчик не работает на этой волне.

Все это дает веские основания предполагать, что происшествие как-то связано с Луной.

И еще одно: прогноз очевиден. Орбиты всех планет Солнечной системы немного искривятся, но это не приведет к серьезным последствиям. Небольшие сдвиги испытают орбиты Венеры и Марса. Движение транспорта слегка нарушится, вот и все. Большие изменения произойдут только вблизи Луны.

«Однако на Луне этого, возможно, еще не поняли», – с гордостью сказал себе Макджилликатти.

Хирам улыбнулся. Приятно быть впереди всех. Но в науке важно не просто уйти вперед, а доказать всему миру, что ты первый.

– Он поручил компьютеру сформулировать выводы и передать текст с изображением по всем рабочим каналам связи на Луну, Плутон, Марс и крупные спутники.

Тамошним ученым будет над чем поломать голову. Хирам прочитал подготовленное компьютером резюме, кое-что подправил, выверил несколько диаграмм и разрешил машине действовать. После этого вернулся к экрану и снова начал прокручивать повторы. Он прекрасно проводил время.



У Орбитальной транспортной службы была своя система тоннелей и воздушных шлюзов, связывавшая ее с лунной поверхностью. ОТС установила на поверхности кучу приборов, и разумнее было иметь к ним прямой доступ, чем пользоваться муниципальными шлюзами.

Но Тайрон Веспасиан не собирался проверять приборы, разве что самым простым способом. Ему требовалось проверить один-единственный инструмент – собственные глаза.

Всегда имеется некоторая вероятность того, что камера, линза, электронная видеосистема неисправны. Эту вероятность он должен исключить. А исключается она просто – следует выйти на поверхность, поднять глаза в небо и увидеть, что Земли нет. Только и всего.

Он знал, что Земля пропала, но речь шла не о знании. Ему нужно было в это поверить.

Внешняя дверь воздушного шлюза отворилась, и Веспасиан, толстый и приземистый в скафандре, неуклюже ступил на лунную поверхность.

«Посмотри на небо», – сказал он себе, но не смог себя заставить это сделать. Ему нужно было кое-что продумать. Именно сейчас. Что может случиться с Луной, оставшейся без Земли? Глаза Веспасиана изучали горизонт, а не зенит. Компьютерные модели Люсьена показывали, что Луна сохранит прежнюю солнечную орбиту с несколько возросшим эксцентриситетом, который будет постепенно уменьшаться, и в конце концов все вернется на круги своя, лишь чуть-чуть изменится итоговая траектория Луны.

«Посмотри на небо». Что произойдет с вращением Луны? Будут ли фазы Луны повторяться с прежней периодичностью – раз в месяц? Он все еще не мог поднять глаза к Близнецам, туда, где должна, была находиться Земля. Может, вращение Луны ускорится? Или наоборот?

«Посмотри на небо». Глаза медленно поднялись вверх, и взгляд уперся в ничто – там, где всегда была Земля, теперь стало пусто. Ноги Веспасиана подкосились, он, чтобы не упасть вниз лицом, вовремя взмахнул руками и плюхнулся на поверхность упитанным задом.

Сколько он просидел так – раскинув ноги и задрав голову, – Веспасиан не знал. Серый, испещренный кратерами вулканов пейзаж, безжизненные холмы Луны, раньше казавшиеся почти родными, стали вдруг безобразными и враждебными. А все потому, что исчез с небес голубой шарик. Из правого глаза Веспасиана выкатилась слезинка, и он почему-то обрадовался, что шлем не дает ему смахнуть ее. Упала еще одна слеза, и еще. Это был плач по Земле. Это были слезы, которых Веспасиан не стыдился.



Доктор Саймон Рафаэль, не обращая внимания на посетителей, гордой поступью ходил взад и вперед по ковру в своем кабинете. Рафаэль впустил их пять минут назад, и с тех пор никто не проронил ни слова.

Наконец директор собрался с мыслями. Он замедлил шаг, повернулся, подошел к столу и сел.

– Что ж, прекрасно. Земля пропала. Восемь с половиной часов назад по истинному времени и три часа назад по нашим наблюдениям. Это подтверждают все наши приборы. Это подтверждают и все другие станции. И это произошло, когда волшебный луч мистера Чао коснулся планеты. Я прав? – угрожающе спросил он.

Сондра, Ларри и Уэблинг молчали.

Рафаэль опять встал, обошел вокруг стола и навис над Ларри, вперив в него уничтожающий взгляд. Он долго стоял так, тяжело дыша, словно пытался раздавить Ларри своим презрением. Потом медленно отступил.

– Я намеренно сдерживаю себя, и вы это знаете, я стараюсь не орать, не обвинять мистера Чао в случившемся несчастье. Мне думается, что все мы на этой Станции, включая вас, испытываем сейчас похожие чувства. Если не гнев, то страх и ужас. Доводы разума, научные доводы не позволяют мне дать волю своим чувствам, – Рафаэль снова склонился над Ларри, положил руки на подлокотники его кресла, приблизил свое лицо настолько близко, что Ларри ощутил теплое дыхание директора. – Буду откровенен. Мне хотелось бы обвинить вас во всем, Чао, очень хотелось бы. Вы мне не нравитесь. В сущности, сейчас я даже готов признаться, что терпеть вас не могу. Пропал мой дом, Чао. Моя семья, мои внуки, могила моей жены. Пропало восемь миллиардов человек, они исчезли, они уничтожены. И это каким-то образом связано с вашим идиотским опытом.

Ларри заставил себя посмотреть директору в глаза. От страха и гнева лицо убитого горем Рафаэля побелело как мел.

Директор вновь выпрямился и зашагал по комнате. Он словно не мог усидеть на месте, ему нужно было двигаться. Все были потрясены, тяжелее всего было то, что никто не знал, что делать. Рафаэль, по крайней мере, ходил по кабинету, остальным приходилось сидеть, уставившись в пространство, и мучиться.

– Мне хотелось бы обвинить вас, – повторил Рафаэль, – но я разбираюсь в гравитации и в гравитационных волнах. Это плохо исследованная область, тут много неясного, но я знаю довольно, чтобы понять очевидное: это сделал не ваш луч. Я понимаю, какой силой обладал, вернее не обладал, этот луч на таком расстоянии. У пролетающих астероидов и комет поля тяготения мощнее. Правильно посланный достаточно сильный луч мог бы, положим, слегка искривить орбиту Земли, но не более того. Так почему же ваш луч уничтожил Землю, если столько других, более мощных источников гравитации не оказывали на планету никакого влияния? Почему?

Доктор повернулся и снова посмотрел на сидящих перед ним людей.

– Мы не знаем, но должны это выяснить. Ирония судьбы состоит в том, что мне приходится обращаться к людям, которые заварили эту кашу. Вы трое скорее других найдете ответ, потому что вы лучше других знакомы с гравитационными волнами. Я хочу, чтобы вы разобрались, что произошло. Была ли Земля действительно уничтожена? Если да, то почему нет обломков? Мог ли луч сдвинуть планету? Как? Не может ли исчезновение Земли быть оптической иллюзией? Опять же, отчего она возникла?

Директор перестал мерить шагами свой кабинет и с глубоким вздохом присел на край стола.

– Выясните это. Простите меня за нарушение правил, доктор Бергхофф, но я приказываю вам найти объяснение всему этому… – Он провел ладонью по лицу и сгорбился. Перед подчиненными теперь был пожилой, смертельно уставший человек, находившийся на пределе своих сил. Сердитый директор превратился в испуганного и измученного старика; внезапное превращение было поразительно. – В вашем распоряжении вся Станция, любое оборудование, – глухим, сиплым голосом добавил Рафаэль.

Видимость силы и власти разрушилась на глазах сидевших в кабинете людей. Этот человек страдал так же глубоко, как они. «Он долго держал себя в руках, – поняла Сондра, – но сейчас мужество и выносливость изменили ему».

– А теперь, – сказал доктор Рафаэль, – если вы не возражаете, я оставлю вас. Мне нужно отдохнуть.

Не говоря больше ни слова, он встал и удалился. Сондра наблюдала за ним и думала, как она его недооценивала. За его напыщенностью скрывалось столько храбрости, самообладания, спокойного ума. Ее представление о Рафаэле оказалось карикатурой на него настоящего, но ей пришло в голову, что он сам был отчасти виноват в своей ошибке, потому что обыкновенно прятал себя настоящего под своей собственной карикатурой. Он так часто и так старательно играл роль надутого эгоиста, что в конце концов все поверили, что он и есть надутый эгоист. Сондра закрыла глаза и потерла лоб рукой. Теперь все это неважно.

Сондра повернулась к Ларри. Этого человека она тоже едва знала. Он не меньше других был потрясен и удручен случившимся. Рафаэль поставил несколько ясных и нужных вопросов, а правильно поставленный вопрос – это уже полдела. Чем ответит Ларри?

– Ларри, – мягко сказала Сондра, – Земля пропала. Что делать?

– Она не пропала, – уставившись в ковер, зло ответил Ларри. – Она не пропала.

«Он еще тешит себя иллюзиями», – подумала Сондра.

– Ларри, я хотела бы, чтобы она не пропала, но она пропала. Земли нигде нет.

Ларри резко поднял на нее сверкающие глаза.

– Я знаю, – сказал он. – Но она не уничтожена.

Сондра беспомощно посмотрела на доктора Уэблинг. Но к той вообще обращаться было бесполезно – Уэблинг находилась в состоянии прострации и было похоже, еще долго не сможет прийти в себя. А ведь она здесь почти ни при чем. Сондра и Ларри воспользовались ее совершенно невинным опытом и разрушили родную планету. Из-за них фамилия Уэблинг войдет в историю рядом с их именами, а их-то уж точно потомки назовут Геростратами. Сондра чувствовала, что у нее голова идет кругом, мысли скачут от одной темы к другой. История? Кого это сейчас волнует? Будет ли после этого вообще какая-нибудь история? Смогут ли уцелевшие поселения на Марсе, Луне и других планетах и спутниках обеспечить себя и выжить без Земли? А что если с ними произошло то же, что и с Землей?

Неопределенность. Вот отчего ноет ее сердце. Вот почему все так срочно, вот почему Рафаэль сразу же засадил их за работу. Но неопределенность – это еще не конец. Нужно быстро разгадать загадку и защитить хотя бы то, что осталось от человеческой цивилизации. Поэтому Ларри должен посмотреть правде в глаза – он с его быстрым умом и научной хваткой вероятнее всех найдет ответ. Нельзя ждать, пока пройдет его потрясение.

– Ларри, Земля на самом деле пропала. Погибла. Уничтожена. И мы должны понять, почему, прежде чем то же самое произойдет со всей Солнечной системой. Земля пропала. Согласись с этим.

– А где обломки? Где остаточное тепло? – спросил Ларри. – Нельзя разрушить планету, не оставив следов. Вещество и энергия неуничтожимы. Если масса Земли каким-то образом мгновенно обратилась в энергию, вспышка самое меньшее расплавила бы Луну. Отсюда это было бы похоже на второе, недолговечное Солнце, и нас, возможно, убило бы радиацией после ядерного взрыва. Если бы Земля просто разрушилась, остались бы осколки. Масса Земли была и есть, да, и эта масса больше массы ста Поясов астероидов, а мы ведь можем с точностью обнаружить Пояс астероидов. Где осколки? Самые большие обломки были бы величиной с Луну, другие поменьше, с астероид, и так далее. Повторяю, нельзя разрушить планету, не оставив следов. Даже если бы планета стала просто газовым облаком, состоящим из отдельных молекул, наши приборы уловили бы его. Оно заслонило бы Солнце, затуманило небо. Но ничего этого нет. Значит, Земля не уничтожена.

Сондра встала и прошла в дальний конец комнаты. Звучит трезво и логично, но это только ее впечатление. Ведь и Ларри в таком состоянии не очень-то способен рассуждать здраво. Сондра знала, что сейчас она не может оценить, насколько ясно мыслит другой человек. Но Ларри пробуждал надежду, которая так теперь была нужна.

– Тогда что же случилось? – спросила Сондра. – Мы ее нигде не нашли… Она… она просто исчезла.

– Червоточина, – раздался голос Уэблинг.

Сондра вздрогнула. Она почти забыла о ее присутствии.

Пожилая ученая дама подняла глаза, в которых стоял страх, и повторила:

– Червоточина.

Ларри рассеянно кивнул, а Сондра нахмурилась.

– Что? При чем здесь червоточина? – недоверчиво спросила она. – То, что называют этим неуклюжим словом, просто теоретическая трепотня. Никто пока не доказал, что червоточины существуют.

Ларри потер глаза и уронил руки на колени. Он сидел, скрестив пальцы и уставившись, прямо перед собой.

– Экспериментальное исследование законов гравитации не было для меня самоцелью, – медленно заговорил он. – Моей мечтой было создание переходной гравитационной пары, то есть двух гравитационных объектов, соединенных этой самой теоретической червоточиной. На первом этапе требовалось смоделировать черную дыру, то есть искусственное гравитационное поле, мощность которого достаточна для того, чтобы внутри него существовало независимое пространство-время. Далее, если такая виртуальная черная дыра – ВЧД – совпадает по своим основным характеристикам с некоей другой черной дырой, то их можно каким-то образом связать между собой, и в результате мы получим как бы одну черную дыру, одновременно существующую в двух разных точках нормального пространства. То есть объем, находящийся в сфере действия одной ВЧД, и объем, находящийся в сфере действия другой ВЧД, окажутся смежными, сообщающимися – такой способ сообщения и называется червоточиной. Две ВЧД могут находиться на расстоянии десяти метров или тысячи световых лет друг от друга – это совершенно неважно, они все равно будут сообщаться, и переход из одного объема в другой не представит никакого труда. Возникает вопрос – не вызвал ли я своим гравитационным лучом случайного образования червоточины? Как? Я не знаю. Бог знает как.

Уэблинг подняла голову, словно внезапно очнулась.

– Но это ведь немыслимо! Я знакома с гипотезами, на которых вы строите свои предположения, но все это просто не укладывается в голове. Однажды я читала работу, в которой вычислялась вероятность случайного образования червоточины. Мы дышим разновесной газовой смесью, молекулы которой находятся в непрерывном хаотическом движении. Какова вероятность того, что в какой-то момент все они вдруг полетят в одном направлении и улетят в окно, оставив нас погибать в вакууме? Так вот, вероятность случайного образования червоточины того же порядка, что и вероятность такого события. И как, скажите, после этого поверить, что Земля исчезла в результате практически невозможного?

Ларри кивнул, в последние минуты он как-то успокоился и стал более раскован, словно с его плеч свалилась огромная тяжесть.

– Я знаю, что вы правы. Но чутье все же подсказывает мне, что это червоточина. В конце концов все дело, видимо, все-таки в гравитационном луче.

Сондра прищурилась и посмотрела на Ларри.

– Погоди-ка. Наш луч – и правда, не обычная гравитационная волна. Природные поля тяготения действуют на Землю уже около четырех миллиардов лет, но она впервые столкнулась с искусственным гравитационным лучом. Ты считаешь, что он мог подстегнуть образование червоточины?

Ларри пожал плечами.

– Не исключено. Но наверняка я смогу ответить, лишь когда в моем распоряжении будет несколько черных дыр. Как минимум две. Одна дыра здесь, другая там, причем не имеет никакого значения, где именно. Пока что я не вижу ни одной.

Сондра всплеснула руками, выражая замешательство.

– Так, может быть, в ядре Земли все эти четыре миллиарда лет была спрятана черная дыра, а мы гравитационным лучом каким-то образом пробудили ее к жизни?

Ларри насупился.

– Гравитационная волна может так воздействовать на черную дыру, что образуется червоточина. Это в принципе возможно. Только если допустить, что ядро Земли представляет собой черную дыру, то придется согласиться и с прямым выводом из этого допущения: внутри Земли должна быть пустота. Я уверен, что любого геолога возмутил бы даже намек на этот вывод.

Сондра не очень-то разбиралась в геологии.

– Разве такого не может быть? – спросила она.

– Нет! – с жаром ответила Уэблинг. – Или вся теоретическая геология последние четыреста лет ошибалась. Во время каждого землетрясения геологи изучают ударные волны, они для них служат чем-то вроде сигналов радиолокатора. Уж такую очевидную аномалию, как пустоту в Земле, они бы за это время обнаружили, как вы думаете? Кроме того, вы громоздите одну невероятную нелепицу на другую, столь же невероятную. Черная дыра внутри Земли да еще естественная червоточина. Это ничего не объясняет, а только все запутывает. Откуда взялась черная дыра? Почему она не всосала в себя Землю? Как наш гравитационный луч вызвал образование червоточины? Нет, я не могу согласиться ни с одним из ваших предположений!

Сондра пересекла комнату и села рядом с Уэблинг.

– Все дело в том, доктор Уэблинг, что в жизни мы столкнулись с еще более странной вещью: как могло случиться, что целая планета исчезла? Ответьте мне на этот вопрос, и я больше не буду болтать глупости.

9. Падение Люцифера

Наблюдателю было хорошо.

После бесчисленных лет ожидания он исполнил свое предназначение. И теперь поднялся на ступеньку выше, получив более благородное имя, чем Наблюдатель. Теперь, когда работа началась, он стал настоящим Дирижером.

Дирижер.

Новое имя лучше прежнего.

Волна гордости захлестнула его громадное тело. Гордости вполне обоснованной, ибо Дирижирование и Слияние были полны опасностей и требовали напряжения сил. Хотя новоиспеченный Дирижер прокачивал через Связку огромные количества энергии, для самого Слияния ее было мало. Он израсходовал все силы на создание необходимого безмассового источника гравитации и остался всего с несколькими процентами отмеренной ему энергии. Безмассовым гравитационным полям присуща неустойчивость. Толчки, вызванные этой неустойчивостью, оказались очень неприятными, даже болезненными. Их можно было прекратить, только восстановив прежний гравитационный баланс. Кроме того, Дирижер нуждался в якоре, чтобы не потерять свой конец Связки.

Помощь придет, должна прийти через Связку. На окраинах этой Системы уцелело довольно много родственных ему объектов, и они сделали бы для него все, что в их силах, но Дирижер знал: вероятность успеха будет гораздо выше, если помощь и подкрепление придут через Связку.

Во-первых, и это самое главное, ему необходим настоящий источник гравитации, чьей энергией он мог бы воспользоваться. Если такого источника не найдется, дело обречено на провал. Неудача приведет скованного и изнуренного Дирижера к медленной мучительной смерти, ему останется только наблюдать, как по капле утекают его силы.

«Помощь должна прийти», – говорил себе Дирижер.

И она пришла.

ТРЕВОГА ТРЕВОГА ТРЕВОГА ТРЕВОГА

У Веспасиана чуть не выпрыгнуло сердце из груди, он протянул руку и выключил аварийный сигнал. Господи Боже, неужели опять?

Несмотря на неразбериху в бывшем околоземном пространстве, пока произошло не так уж много столкновений. Но каждое столкновение было трагедией.

Кто еще там, черт возьми, врезался? На экране вспыхнули данные. О нет! Боже мой, нет. Больше не надо.

Это был снова Люцифер – астероид, вращавшийся раньше вокруг Земли. Несколько часов назад Люцифер врезался в космический дом Верхний Дублин. По всей вероятности, все обитатели Верхнего Дублина погибли. Случись эта катастрофа несколько дней назад, то только и разговоров было бы, что о ней. Но по сравнению с пропажей Земли это казалось совершенно незначительным событием. Обломки Станции и астероида кружились в пространстве, сметая все на своем пути.

Даже после столкновения с Дублином Люцифер представлял очень серьезную опасность для Луны и орбитальных космических домов. Столетие назад прирученный людьми, он снова вырвался на свободу и помчался сквозь пространство, не разбирая дороги и угрожая другим небесным телам.

Компьютер вычертил траекторию движения астероида, и Веспасиан остолбенел – машина предсказывала столкновение Люцифера с Землей. На плоском экране светилось бело-голубое графическое изображение потерявшейся планеты, Люцифер приближался к ней по спирали. Видимо, компьютер не был перепрограммирован, для него Земля еще существовала, и, заметив, что астероид мчится в сторону ее бывшего местонахождения, компьютер бил тревогу.

«Если бы так», – подумал Веспасиан. Он согласился бы на столкновение астероида с Землей, только бы планета вернулась. Веспасиан поднял палец, чтобы нажать на кнопку и стереть предупреждение, но что-то его удержало.

Веспасиан нахмурился. Дело в том, что программа аварийного оповещения была разработана так, что заранее не учитывала гравитационные поля, влиявшие на движение объектов. Она просто отслеживала траектории по данным радиолокации и вычисляла силы, искривляющие эти траектории, то есть имела дело только с реальными гравитационными полями.

Тогда возникает вопрос: почему компьютер не предсказал грядущего столкновения Люцифера с Землей раньше? Если траектория Люцифера осталась неизменной, программа обязана была это сделать.

Час назад Веспасиан выверял эту траекторию. Разумеется, тогда нельзя было еще предсказать его движение совершенно точно, но то, что путь его лежал в стороне от прежнего местоположения Земли, сомнений не вызывало. Что же происходит, черт побери? Он вызвал траекторию астероида за последний час из памяти компьютера.

О Господи! Астероид круто свернул влево к той точке, где раньше была Земля. Веспасиан посмотрел, как меняется его скорость – Люцифер двигался с очевидным ускорением. Но это ведь невозможно! На этой чертовой фиговине нет ракетных двигателей – какая же сила толкала его? Люцифер явно вел себя как тело, попавшее в поле земной гравитации.

Веспасиан включил камеру слежения за Землей, но его безумные надежды не оправдались. Земли не было.

Он откинулся назад, мысли его смешались в голове.

И тут его выбросило из кресла, потому что поверхность Луны содрогнулась с новой силой.



Вторая серия толчков была такой же мощной, как и первая, и нанесла ничуть не меньший урон. Многие сооружения, выдержавшие первый толчок, теперь рухнули. Везде пылали пожары, сыпались разбитые стекла, но сами Внутренние Сферы, к счастью, остались целы. Большинство людей психологически были готовы к новому лунотрясению и потому действовали без паники. К тому же их больше тревожила пропажа Земли, в которую они только сейчас начинали верить. Когда пропадает родная планета, все остальное кажется мелкими пустяками.

Вторая серия толчков как будто нарочно подоспела, чтобы испортить Люсьену всю работу. Он как раз начал подбираться к вычислению новых траекторий движения, когда в Орбитальной транспортной службе отключилась энергия. Во время перебоя весь комплекс управления транспортом должен был перейти на аварийное энергетическое снабжение от аккумуляторов. Но аварийная система была перегружена еще во время первого лунотрясения, и сработало реле защиты. Программа управления тут же перевела энергосистему в режим консервации, электричество теперь отпускалось лишь на поддержание жизнеобеспечения.

Работа Люсьена к таковому не относилась, и его пульт управления погас. Пока он не включится, Люсьен даже не сможет перепрограммировать в своих целях систему энергоснабжения.

По всему окололунному пространству в сумасшедшей пляске носились потерявшие управление космические корабли и станции.

Все годы и века, с тех пор как в космос были выведены первые обслуживаемые людьми станции, прежде чем поместить в пространстве между Землей и Луной новый объект, компьютеры и инженеры кропотливо подыскивали ему наиболее безопасную орбиту. И вот вся эта работа пошла к чертям, потому что центром этого сложного и прекрасного танца была Земля, а ее вдруг не стало. Дирижер ушел, и без него танцоры принялись выделывать что-то невообразимое.

Люсьен хотел выяснить, насколько серьезно создавшееся положение, но с неработающим компьютером задача чересчур усложнилась. Он сидел, уставившись на пустой экран, и пытался что-нибудь придумать.

Люсьен продвинулся достаточно далеко и знал, что его первоначальные страхи оправдались. Исчезновение Земли не оптический обман. Он без компьютера рассчитал предполагаемые траектории для нескольких крупных космических домов с поправкой на исчезновение Земли и ввел их в управляющее устройство радиолокатора вместе с нормальными данными, зафиксированными в навигационном календаре. С небольшими погрешностями радиолокатор нашел эти космические дома на траекториях, рассчитанных Люсьеном, обычные же орбиты были пусты.

Все очень просто: для объектов, вращавшихся на околоземной орбите, Земля служила якорем, а теперь они беспорядочно носились где попало. Не лучше обстояло дело и со спутниками Луны, в расчете орбит которых важнейшим параметром была величина гравитационного поля Земли. Несколько спутников и космических домов уже упало на поверхность Луны, в том числе все объекты, расположенные в точках равновесия Лагранжа. Некоторые станции, вращавшиеся по сильно вытянутым эллиптическим орбитам, сейчас устремились в открытый космос, другие падали на Луну. Это зависело от того, в какой точке орбиты они находились в момент исчезновения Земли.

Вообще в космосе царил беспорядок, и нужно было готовить себя к тому, что из несметного числа орбитальных станций в ближайшем будущем ничего не останется. Небольшая часть станций, оборудованная мощными двигателями, возможно, уцелеет. Но большинство не обладало двигателями, или они были слишком слабы. Даже если Люсьену удалось вовремя вычислить их теперешние траектории, выправить их курсы не было никакой возможности.

Но не это сейчас мучило Люсьена, а некоторые странности, которые он понять не мог. Дело в том, что все должно было быть куда хуже. Многие несчастья, которые по логике событий обязаны были произойти, так и не произошли. Компьютер прогнозировал намного больше падений, столкновений, потерь курса космическими кораблями. Кроме того, множество спутников, космических домов и кораблей просто пропало. Что-то тут не так.

Вдруг вспыхнул свет и снова загудели вентиляторы – включилась основная энергетическая система. На пульте у Люсьена загорелись лампочки. Он нажал на нужные кнопки и прогнал несколько быстрых тестов. Его программы сохранились. Это утешало. А что там с пропавшими спутниками? Люсьен заказал информацию о них на момент пропажи Земли.

Трехмерный рисунок был четким и недвусмысленным. Пропала не только Земля, но и все объекты, находившиеся в определенной области околоземного пространства. Это выглядело вполне правдоподобным. Легче представить себе, что перестала существовать космическая станция, чем целая планета. Это было настолько правдоподобно, что делалось страшно.

Звякнула внутренняя связь, и Люсьен нажал на кнопку ответа. Его вызывала Джейни, оператор радиолокатора.

– Люсьен, у тебя найдется свободная минутка?

Люсьен поднял глаза и в дальнем конце огромной комнаты увидел Джейни. Она смотрела не на него, а на экран связи. Люсьен приладил наушники и заговорил в микрофон.

– Минутка, наверное, найдется, Джейни. Что случилось?

– Я передам изображение на твой экран. Это трудно объяснить. Ты просил меня отследить траекторию Мендара-4, так?

– Так, – ответил Люсьен.

– Ясно, – сказал голос Джейни. – Вот смотри. Такой была орбита Мендара.

На плоском экране Люсьена появилось графическое изображение орбиты. Посреди экрана находилась Земля, а путь движения Мендара-4 был изображен белой линией, близкой к окружности.

– А это его траектория, согласно показаниям радиолокатора, полученным нами после первого толчка.

С экрана исчезла Земля, и Мендар сдвинулся по касательной к предыдущей орбите.

– Я прочерчу предполагаемое направление его дальнейшего движения.

Люсьен смотрел, как прямая синяя линия устремляется в околосолнечное пространство.

– Ну и что? – спросил он.

– А теперь посмотри, что произошло после второго толчка всего несколько минут назад. Это новый курс Мендара на основании показаний радиолокатора. Я помечу его желтым цветом.

На экране возникла третья линия, уходящая от синей прямой, обозначающей предполагаемый курс.

– Боже правый! – произнес Люсьен.

Он понял, что это значит, даже без изучения орбиты. Путь движения Мендара заворачивал назад к какой-то крупной массе, расположенной как раз там, где была Земля. И эта масса по своим размерам должна была соответствовать размерам Земли.

– А с другими траекториями орбит произошло то же самое? – нажимая на клавиши пульта управления, спросил Люсьен.

Ему стало гораздо легче. Так и должно было случиться. Земля вернулась, неведомо откуда. Она должна была вернуться.

– Да, – ответила Джейни. – Подобные сдвиги орбит начались сразу же, как только мы испытали последнее лунотрясение.

– Это означает, что Земля вернулась, – с волнением проговорил Люсьен. – Ее возвращение и вызвало вторую серию толчков. Поле тяготения Земли возвращается и подчиняет себе Луну.

Он включил изображение от внешней камеры, до сих пор направленной в точку пространства с координатами Земли.

Но Земли там по-прежнему не было. Совсем не было. Только какие-то обломки.

– Люсьен, я тоже первым делом проверила, – произнесла извиняющимся голосом Джейни. – Там ничего нет.

– Дай мне радиолокационное изображение участка, – попросил Люсьен.

Может быть, Земля просто чем-то прикрыта? Пока Джейни наводила радиолокатор, Люсьен разделил экран надвое, чтобы наблюдать один и тот же лоскут неба в радио– и видимом диапазонах.

– Пусто, Люсьен, – сказала Джейни. – Ну хоть бы что-нибудь…

И тут на экране визуального наблюдения сверкнула бело-голубая вспышка, а на радиолокационном замерцало тусклое пятно. А следом появилась цель. Большая, насколько мог судить Люсьен, километра два в диаметре, и стремительная. Она быстро удалялась от нового источника гравитации, словно стартовавшая ракета…

– Ты делаешь запись? – спросил Люсьен.

– Конечно, – ответила Джейни.

– Дай мне посмотреть. Последние пятнадцать минут.

Люсьен прервал прямой показ и прокрутил запись, начиная с момента последнего лунотрясения.

Вспышка, и следом цель. И еще, и еще, и еще. Некоторые из них сразу же устремлялись вперед. Другие, прежде чем улететь прочь, описывали узкие параболы. Чтобы их перемещения были видны на таком расстоянии даже при быстром повторе, они должны были двигаться с бешеной скоростью. Люсьен проверил и установил, что цели выскакивали из голубоватых вспышек через одинаковые промежутки времени, равные 128 секундам.

Изображение что-то ему напоминало, но он не сразу сообразил, что именно. «Как спасательные шлюпки, которые спускают на воду с терпящего бедствие судна», – подумал Люсьен. На какое-то безумное мгновение он решил, что так оно и есть: население Земли бежит с погибающей планеты.

Но спасательные корабли длиной в два километра? На Земле никто никогда не строил такие огромные суда. Бред!

А когда из образовавшейся на месте Земли пустоты вылетают небесные тела размером с астероид – это не бред?

Люсьен уставился на экраны в поисках разгадки. Разгадки не находилось.



Дирижер видел, как посторонний астероид устремился к Якорю. В этом не было ничего удивительного: мощное гравитационное поле Якоря притягивало всякие обломки. Дирижер тотчас же послал через Связку сообщение с просьбой временно отменить операцию. Конечно, ни один предмет не способен повредить Якорю, но разрушающийся астероид, несомненно, может привести в негодность новых пришельцев, которые устремятся в червоточину. Неважно. Теперь Якорь стал источником энергии. Теперь у Дирижера есть все – и время, и необходимая мощь, и через несколько минут он уничтожит этот астероид.



Люсьен, все еще внимательно наблюдавший за голубыми вспышками, с изумлением заметил, что они прекратились, и с не меньшим изумлением увидел, как обломок размером с астероид метнулся туда, где прежде помещалась Земля. Радиолокатор вычертил его траекторию, а компьютер попытался идентифицировать его. Люцифер. Господи, Люцифер.

Люсьен выпрыгнул из кресла, снял головной телефон и поспешил к пульту управления Веспасиана.

– Веспи, вы следите за траекторией Люцифера? – спросил он.

– Не отрываясь, Люс.

Тайрон Веспасиан отвел взгляд от пульта управления и беспокойно поскреб подбородок. Люсьен стоял позади него и молча смотрел на экран радиолокатора, где во все стороны разлетались ошметки падающих и бешено кружащихся обломков Люцифера. Огромное небесное тело вертелось в пространстве как волчок. Что с ним происходило? Земли не было, но Люцифер падал в сторону какого-то объекта. И падал быстро. Веспасиан запросил характеристики его движения.

Ого! Люцифер падал в направлении источника гравитации со скоростью десять километров в секунду и еще ускорялся. По требованию Веспасиана компьютер вычислил время его возможного падения. Двадцать минут. Слишком быстро, если бы Люцифер падал на нормальную Землю. Тайрон Веспасиан долгое время управлял орбитальными транспортными системами. Он знал околоземное и окололунное пространство как свои пять пальцев. Чутье подсказывало ему, как должны действовать Земля и Луна на небесное тело, оказавшееся в том или ином месте невдалеке от них. Ускорение Люцифера было неправильным, слишком высоким.

Теперь, когда ускорение Люцифера известно, проще простого вычислить массу источника гравитации. Компьютер сделал это за доли секунды и высветил ответ: 1,053 массы Земли. Значит, это не Земля. Разве что за последние несколько часов планета прибавила в весе несколько гигатонн. Но как тогда объяснить ее невидимость?

«Черт знает что!» Невидимый источник гравитации. Веспасиан внезапно понял, в чем дело. Но не мог поверить. И не хотел.

Он взглянул на предполагаемый график падения. Еще восемнадцать минут он может не верить. Он привел в действие самый мощный телескоп и навел его на светящуюся точку, которая была Люцифером. Камера загудела, в действие пришли электронные увеличители, и в середине экрана завертелся астероид, своей формой напоминавший картофелину. В нижнем углу транслировались характеристики его движения. Веспасиан следил за падением Люцифера и не желал верить своим глазам.

Астероид погибал. Он вращался столь быстро, что под действием центробежной силы от него стали откалываться огромные камни и куски породы, и вскоре он уже мчался, окруженный тонким облаком пыли. Траектория его напоминала узкую параболу, а скорость по мере приближения к таинственному гравитационному источнику стремительно росла, достигая астрономических величин. Примерно в той точке, где раньше начиналась поверхность Земли, Люцифер был уже, похоже, разрушен до основания. Его затягивало в гравитационный колодец все глубже и глубже, быстрее и быстрее, по форме он уже ничем не напоминал астероид, это было теперь спиралевидное облако, плотность которого росла на глазах; наконец в глубине его засверкали яркие искры – это говорило о том, что более или менее крупные обломки астероида врезаются друг в друга на совершенно немыслимых скоростях.

Искры и взрывы становились все ярче, безумное действо вступило в новую стадию. Вспышки излучения фиксировались приборами по всему электромагнитному спектру, из глубин гравитационного колодца выплескивались гамма-, рентгеновские, ультрафиолетовые, видимые, инфракрасные и радиолучи. И вдруг неистовство улеглось так же неожиданно, как нарастало. Последняя вспышка, потом недолгое мерцание, потом последний язычок пламени, погасший с внезапностью задутого ветром огонька свечи.

И ничего не осталось. Совсем ничего.

– Пусть радиолокатор просканирует околоземное пространство, – попросил Веспасиан.

– Уже сканирую, – ответил голос Джейни. – Отражения нет. Повторяю, никакого ответного сигнала.

Люсьен нагнулся ближе к экрану.

– Черт возьми, Веспи, как это может быть? Что произошло с астероидом? Разве от него не должны были остаться обломки?

– Он исчез, – проговорил Веспасиан. – Подумай об этом хорошенько, Люсьен. Какой источник гравитации способен засосать весь астероид, не оставив и следа? Ни обломков, ни сигнала, ни радиации, ничего. Ну, догадался? Люцифер просто провалился в черную дыру.

Теперь Веспасиан знал, почему масса Земли увеличилась на пять процентов. Он только что видел показательный пример. Она так же обратилась в ничто, как и Люцифер. Возможно, Земля попала в черную дыру массой в пять процентов от ее собственной. Так или иначе, это неважно. Он знал, что произошло с Землей. Не как, не где, а что.

– Черная дыра с массой, равной массе планеты Земля, – прошептал Веспасиан. – Черная дыра, которая раньше была Землей.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

10. Логика Обнаженного Пурпура

«Обсуждение не удалось», – решила Сондра.

Ларри упрямо отказывался признать, что Земля уничтожена, Уэблинг, казалось, была в состоянии лишь отвергать чужие теории за неимением собственных, а Сондра беспомощно переходила от одной дурацкой идеи к другой. «Если мы крупнейшие специалисты по гравитации и от нас зависит спасение человечества, то человечество в большой опасности», – подумала Сондра.

Ларри все еще пребывал в унынии, а Уэблинг как раз собиралась выдвинуть очередное возражение, когда дверь распахнулась. В комнату, держа в руках карманный компьютер и толстую пачку распечаток, влетел доктор Рафаэль.

– Меня разбудила дежурная связистка, – без предисловия сообщил он. – Только что пришло с ВИЗОРа. – Он говорил слабым, задыхающимся голосом. – Связистка разбудила меня, чтобы передать это, и правильно сделала.

Сондра удивилась. Рафаэль не выносил, когда кто-то или что-то тревожили его сон. Она посмотрела на смертельно бледное лицо директора. Он испуган, и испуган всерьез. Но что может напугать больше, чем исчезновение Земли?

– Некий Макджилликатти, сотрудник ВИЗОРа, сделал некоторые подсчеты, касающиеся… Земли. Вы знаете этого человека? На него можно положиться? – спросил Рафаэль таким тоном, что стало ясно: он хочет, чтобы ему ответили: «Нет».

– Я знаю, что о нем говорят, – осторожно сказала Уэблинг. – Это человек, который годами не выходит из лаборатории. Не ладит с людьми, уделяет слишком большое внимание мелочам. Часто не понимает, в чем суть обнаруженного им явления, но его наблюдения и расчеты всегда выше всяких похвал.

– Здесь он, кажется, снова не понял, в чем суть, – мрачно проговорил Рафаэль.

Да, это был совсем другой Рафаэль. Сейчас невозможно было представить, что еще несколько дней назад этот человек подавлял всех присутствующих своими гневными выходками. Похоже, вместилище его чувств без остатка захватили страх и отчаяние. Он бросил бумаги на стол, за которым сидели его коллеги.

– Взгляните на распечатку, пока я выведу на дисплей этот массив. Прежде чем думать, надо сначала посмотреть, в чем дело, – бормотал он себе под нос.

Сондра взглянула на Ларри, а Ларри на Сондру. Бормотать себе под нос? Значит, Рафаэль совсем потерял самообладание. Значит, он окончательно раздавлен страхом.

– Интересно, какой вывод вы сделаете из этого отчета, – продолжал Рафаэль. – Не хотелось бы, чтобы наши выводы совпали.

Ларри и Сондра склонились над печатным экземпляром отчета Макджилликатти, а Уэблинг читала текст на мониторе из-за плеча Рафаэля.

Ларри сообразил первый.

– Гравитационное поле осталось, хотя Земля пропала и отсутствует какой-либо другой видимый источник. А на радиоволне двадцать один сантиметр появился сложный радиообъект, посылающий в пространство регулярные сигналы. Макджилликатти не описывает структуру сигнала. Он только говорит о его силе и искажениях, вызываемых гравитационным полем. Он упустил из виду, что сигнал сложный и повторяющийся. Этого не может быть. Сигналы естественного происхождения не могут… – Ларри на миг задумался, и тут до него окончательно дошло. – Значит, эти сигналы искусственные, – прошептал он. – Вот о чем мне говорят данные отчета.

Рафаэль бесстрастно кивнул.

– Я пришел к такому же выводу, – сказал он. – Я надеялся, что есть другое объяснение, но тщетно. Эти сигналы искусственного происхождения. Могла ли одна из радикальных группировок на Луне…

У Сондры поползли мурашки по коже.

– Искусственного происхождения. Подождите-ка…

Но Ларри не слушал. Он знал, какая техника требуется для создания гравитационных волн. Мощностью, по крайней мере, не меньше, чем Кольцо Харона. Невозможно, чтобы какая-то группировка соорудила устройство, хоть как-то способное выполнить подобную работу, и сохранила это в тайне. Этого не может сделать ни один человек.

– Сондра, эти сигналы и гравитационные волны искусственные. Значит, Земля не просто исчезла, – сказал Ларри. – Кто-то ее унес.



– Мы знаем, что источник до сих пор посылает гравитационные волны и этот радиосигнал. – Тайрон Веспасиан сидел за столом у себя в кабинете, силясь успокоиться. Он чувствовал, что его движения излишне ровны, словно он пытается не расплескать что-то в самом себе. Может, он чересчур старается быть логичным, рассудительным, благоразумным, когда от разума ничего не зависит?

– Сигнал подтверждает наши соображения. Это намеренное сообщение, а не естественные радиопомехи. Пусть мы и не можем его прочитать.

– А откуда исходит этот сигнал? – спросил Люсьен.

Веспасиан неловко заерзал в кресле.

– Отсюда. Откуда-то с Луны. Он будто идет сразу отовсюду, от целого ряда рассредоточенных по Луне передатчиков. Мы не можем найти источник.

– Вы не думаете, что из-за этого у нас могут возникнуть некоторые трудности? – сказал Люсьен. – Земля исчезла через 2,6 секунды после того, как ее коснулся луч; этого времени как раз хватает на то, чтобы световой сигнал прошел от Земли до Луны и обратно. Слишком уж все это связано с Луной, и кого-нибудь это может подвигнуть на нелепые подозрения. Если против нас выдвинут обвинение, Марс и Сообщество Пояса астероидов могут решиться на крутые меры.

Веспасиан кивнул, наклонился к Люсьену и понизил голос.

– Я тоже об этом подумал. Помнишь, лет десять назад они предлагали взорвать Меркурий, чтобы добраться до залегающих в ядре металлов? Они хотели создать второй пояс астероидов поближе к Солнцу и пользоваться солнечной энергией. Официально Сообщество так и не приступило к созданию бомбы-«Щелкунчика», а вдруг втихомолку ее давно соорудили? Луна почти такая же, как Меркурий, только массой поменьше.

– Но мы тут ни при чем, – возразил Люсьен.

– Пять минут назад я навел справки. Оказывается, уже шесть группировок взяли на себя ответственность за катастрофу. Три на Луне, две в уцелевших космических домах и одна на Марсе. Радикальные группировки состоят из психопатов, большинство из которых едва умеет держать отвертку. Ни одна из этих группировок не способна осуществить подобный замысел. Они просто пытаются путать карты, чтобы использовать несчастье каждый в своих целях. Возьми хотя бы космический дом «Последний клан». Он уцелел, а я читал, что болтают эти психи. Будто бы их терпению пришел конец, и потому они покончили с Землей, источником генетической деградации и колыбелью низших рас. Теперь никто не помешает им воспитывать своих суперменов. Десятилетиями никто не принимал эти группировки всерьез. Они всегда брали на себя ответственность за все случайные катастрофы, но раньше ситуация была другая, и выяснить, что это чистой воды блеф, можно было проще простого. Если же сейчас многие настолько спятили от страха, что поверят им, мы можем попасть под огонь, – сказал Веспасиан. – Из-за этого чертова болвана Макджилликатти, который посылает открытые сообщения с Венеры кому попало, включая этих чокнутых, теперь все знают о радиосигнале на волне двадцать один сантиметр, о двухсекундной задержке и о гравитационных волнах. И желающие могут с той или иной мерой убедительности настаивать на том, что это дело их рук. Но никто из них еще не знает о черной дыре, только те, кто действительно это сделал, и это наш козырь. Так что если мы будем пока помалкивать, это поможет обнаружить настоящих виновников, – заключил Веспасиан.

– Или, по крайней мере, докажет, что никто из местных психов этого не сделал, – сказал Люсьен.

– Тогда кто сделал? – спросил Веспасиан.

Люсьен нахмурился.

– Черт возьми, Веспи. Ты говоришь о самом страшном преступлении в истории человечества. Не могу себе представить, чтобы кто-то был способен на такое, не потому что чувства или разум не позволяют, а просто не вижу причины, которая могла бы на это толкнуть, – Люсьен немного помолчал. – Ученые с Плутона послали гравитационный луч. Но если они собирались разрушить Землю, зачем объявили об эксперименте заранее? Большинство из них родом с Земли, и Земля давала средства на их исследования. К тому же луч коснулся Венеры, спутников более далеких планет, Луны, если уж на то пошло, и все мы пока на месте. Это наводит на мысль, что луч – простое совпадение, а может, он привел в действие скрытый механизм, принадлежащий кому-то другому, или настоящие злоумышленники приурочили свою проделку к этому часу, чтобы подозрение пало на Плутон. У Плутона не было мотива. Если у кого-то и был мотив, так это у Марса и Сообщества Пояса астероидов, хотя я и не думаю, что виновники этой страшной катастрофы – они. Вокруг них в космосе полно странных жестянок. Никто не знает, для чего они. Избавившись от Земли, Марс и Сообщество автоматически становятся господствующими силами в Солнечной системе. И если бы, представим на секунду, они действительно это сделали, то вполне могли попытаться свалить ответственность на нас или на сумасшедших ученых с Плутона.

– Но Земля для них – крупнейший рынок «сбыта! – возразил Веспасиан. – У всех у них на Земле остались родственники! И, черт побери, они же люди. Ни одно человеческое существо не способно совершить это преступление.

– Тогда остается последнее объяснение, – проговорил Люсьен.

– О нет. Не говори об этом. – Веспасиан вскочил и начал расхаживать взад-вперед. – Успокойся, Люсьен. Не хочу слушать о враждебных пришельцах из внешнего космоса. Никого там нет. А то бы мы уже давно столкнулись с ними.

Все в душе Веспасиана отчаянно протестовало против мысли о пришельцах.

Люсьен не обратил внимания на смущение друга. Он устало провел рукой по лицу. Он чувствовал полную опустошенность, из него словно высосали все соки.

– Одно из двух: либо это люди, либо пришельцы, Веспи. Выбирай. Либо люди, которые не могли этого сделать, либо существа из другого мира, которые не существуют. Большеглазые пришельцы или безумные террористы. Санта-Клаус или сбившийся с круга Пасхальный кролик. Кто-то это сделал. Но сидя здесь, мы не узнаем, кто виноват. Только, ради Бога, не посылайте открытого сообщения о черной дыре на месте Земли, – сказал Люсьен. – Это только ухудшит дело, напугает людей еще больше. Пошлите шифрованные сообщения научным группам. Пусть они над этим поработают.

Веспасиан фыркнул.

– Ладно, пусть, – он покачал головой и посмотрел на стенные часы. – О Господи! Несчастные ублюдки!

– О ком вы? – спросил Люсьен.

– Да о команде на Плутоне. Я имею в виду эту хреновую скорость света. Подумай только: Земля провалилась ко всем чертям десять часов назад. Посланная ими гравитационная волна достигла цели через пять часов, они легли спать, встали и узнали, что натворили, лишь через пять с половиной часов после того, как мы увидели это собственными глазами. Сейчас мы пошлем сообщение о черной дыре. Они узнают о ней только поздно ночью. Для них все происходит, как будто во сне, по другую сторону Вселенной, – Веспасиан сделал паузу. – По чистой случайности люди совершают нечто ужасное. Через одиннадцать часов они узнают о последствиях, но не смогут остановить кошмар, виновниками которого оказались. Будь ты тем злосчастным сукиным сыном, который первым нажал на кнопку, сколько бы выдержали твои нервы?



В тот день, когда Пожарная команда Пурпурной исправительной колонии Тихо сожгла дом ее отца, Марсия испытала самую большую радость в своей жизни. Воспоминание пришло непрошенно, и поначалу Марсия удивилась. Но потом поняла, зачем оно явилось. Подсознание напоминало, как много ей уже довелось пережить.

«Вспомни, – говорила себе Марсия. – Вспомни, через какой бедлам, через какой хаос ты прошла, прежде чем попасть сюда. И через это ты тоже пройдешь. Вспомни, каким странным и ужасным образом ты спаслась и радовалась в тот день».

Память вернула ей эти мгновения. Черный дым клубился над почерневшим каркасом дома, вниз падал пепел, пожарники смеялись, укладывая свои приспособления. А Марсия наблюдала за всем этим со слезами счастья на глазах.

Это случилось за несколько дней до ее восемнадцатилетия; согласно законам Лунной республики, пожар сделал ее бездомной несовершеннолетней беженкой, и бездомной она стала по вине властей, а не по своей. Пожарная команда выдала ей расписку, служившую доказательством.

Пожар был платой за выезд из Пурпурной исправительной колонии Тихо, потому что легальные беженцы были одной из немногих категорий людей, которых пропускали через пограничные посты Лунной республики; только так из этого сумасшедшего дома попадали во внешний, разумный мир.

Когда она покинула дом, жизнь не стала легче. На Луне жили два народа: один населял Пурпурную исправительную колонию Тихо, другой – Лунную республику. Поладить со сварливыми жителями Республики, известными своей вошедшей в поговорку вздорной грубостью, было нелегким испытанием. Марсия с изумлением обнаружила, что скучает по родителям, с которыми рассталась навсегда. Почти все деньги она тратила на видеопереговоры с Тихо. Но жизнь среди пурпуристов все-таки дала ей кое-что полезное: приобретенный опыт помогал справиться с любыми трудностями.

Джеральд. Джеральд. Земля исчезла, и Джеральд, ее замечательный муж, исчез вместе с планетой. Неужели она справится и с этим горем?

Должно быть объяснение. Наверное, они что-то упустили, второпях пролистнули разгадку светопреставления. Наверняка что-то упустили. Свернувшись калачиком на кровати, Марсия безуспешно пыталась найти зацепку, точку, которая хоть чуть-чуть прояснила бы случившееся, вернула бы ей надежду. Марсия пыталась придать смысл безумию.

Желание найти разумное начало, чтобы преодолеть сумасшествие, глубоко засело в душе Марсии, воспитанной во владениях Обнаженного Пурпура, где она стремилась быть обыкновенным ребенком необыкновенных, точнее помешанных, родителей. Всякий раз, когда в детстве и в юности Марсия сталкивалась с безумием, а это происходило в бывшей колонии Тихо на каждом шагу, она изо всех сил старалась убедить себя, что вокруг странного Обнаженного Пурпура существует большой разумный мир. Воплощением этого Мира, о котором она столько мечтала, стал для нее Джеральд. «Нет, сейчас я не буду думать о нем, – говорила она себе. – Я попробую успокоиться». Но разум всемогущ. Она в это верила, и именно теперь эта вера была ей нужна.

Марсия родилась вскоре после того, как Движение Обнаженного Пурпура проникло из орбитального космического дома в бывшую Исправительную колонию Тихо, расположенную на Луне. Все восемнадцать лет жизни в Тихо Марсию кормили версией этих событий в изложении Пурпура, и позже подлинная история показалась ей удивительной.

Принадлежащая Пурпуру Исправительная колония Тихо была основана несколько столетий назад как советская лунная база и после окончательного распада Советского Союза перешла в ведение ООН. В недобрые старые времена, когда Луной правил Административный совет ООН по делам Луны, Тихо сделали исправительной колонией, и она быстро превратилась в свалку отбросов человечества, сосланных сюда с Земли, с Луны и с поселений на других планетах.

Исправительная колония Тихо была специально задумана, как место, откуда невозможно бежать. Режим там был установлен строжайший. Туда присылали лишь каторжников, приговоренных к пожизненному заключению без права освобождения.

Когда за восемьдесят лет до рождения Марсии была провозглашена Лунная республика, ее жители – луняне – всячески подчеркивали, что не претендуют на Исправительную колонию Тихо и ее окрестности. Они были рады предоставить ООН самой расхлебывать кашу, которую та заварила.

После образования Республики Исправительная колония Тихо продержалась в качестве тюрьмы еще несколько лет, пока Генеральная Ассамблея ООН не приняла резолюцию, запретившую отправку туда новых заключенных. Колония была переполнена стариками и старухами, которые просто из вредности не хотели умирать. Расходы на содержание тюрьмы стали непомерными, и, наконец. Административный совет нашел выход: объявить эту местность отдельной республикой, а всех обитателей – ее натурализованными гражданами.

Лунная республика сразу же приняла закон о том, что любой обладатель паспорта Тихо, обнаруженный на территории Республики, должен быть в кратчайшее время препровожден обратно к границе Тихо. Все народы Земли и поселений на других планетах тоже отказались признавать паспорта Тихо.

Таким образом, заключенные (а впоследствии их потомки), формально получившие свободу, фактически были по-прежнему лишены ее. А покинуть Тихо в обход законов было очень трудно. Впрочем, бывшие каторжники могли теперь принимать свои постановления и владеть собственностью. Лунная республика допускала законную торговлю в небольшом объеме, а под ее прикрытием расцвела контрабанда. Перед заключенными открылось окно во внешний мир.

Вообще-то оно было не таким уж и широким, но его вполне хватило для того, чтобы меньшинство населения Тихо разбогатело, а большинство скатилось в нищету. Спустя некоторое время произошло неизбежное: один из самых ловких и подлых заключенных ухитрился потеснить всех остальных и уселся на трон под именем короля Тихо Сида Первого Красноглазого.

Такова была история, подтвержденная документами. Остальное было наполовину легендой, наполовину прямой ложью, причем Марсия так и не смогла понять, где легенда, а где ложь. Говорили, что последний свободный участок Тихо Сид Красноглазый выиграл в покер. Ходили слухи, что игра была нечестной, но наверняка этого никто не знал, так как в живых из игроков остался лишь Красноглазый.

А потом, на десятом году своего правления, Сид Красноглазый умер (или его отравили) и оставил королевство своему сыну Джасперу, который слишком любил слушать радио других государств. Еще надо разобраться, кем он был, этот Джаспер Красноглазый, – придурком, сумасшедшим гением или политическим диссидентом. Короче, он наслушался Голоса Пурпура, вещавшего из ОбнаПура, и стал приверженцем этой религии. Или философии. Или параноидальной мании. Тут уж каждый выбирал определение на собственный вкус.

Но как его ни называй, Пурпур займет почетное место в истории бредовых идей, если таковая когда-нибудь будет написана. За что и против чего выступали пурпуристы, каковы их задачи, мало волновало даже их самих. Противопоставить себя обществу, оскорбить весь мир, а потом удивляться тому, что мир на них обижается, для них было в порядке вещей. Пурпуристы горели и сжигали себя в гневе, гнев стал для них самоцелью, нелепость – искусством и политикой, ненормальность – нормой. Таков был их путь к идеалу Обнаженного Пурпура.

Марсия вспомнила, откуда пошло название этого движения: разденься голым, говорили первые пурпуристы, раскрасься в ярко-красный цвет и выйди на улицу. Если люди удивятся, возмутятся, оскорбятся или развеселятся, то обругай их за буржуазную ограниченность. Если же они не обратят на тебя никакого внимания, то презирай их за слепоту, узколобость и неспособность замечать чудесное и необыкновенное. Любая реакция, равно как и ее отсутствие, дает основание для презрения.

Эта доктрина была словно специально создана для изгоев и неудачников, превращая их изгойство в непонятое глупым миром геройство. Она давала пурпуристам ощущение превосходства и уверенность в том, что понять и оценить их могут лишь такие же, как они, пурпуристы.

Именно гнев на все и вся и привлек безумного наследника сумасшедшего королевства.

Как и все новообращенные приверженцы Обнаженного Пурпура, Джаспер Красноглазый должен был завещать Движению все свои земные богатства. Так Движение Обнаженного Пурпура стало полноправным обладателем собственной территории.

К тому времени, как в Тихо поселились пурпуристы, колония, строго говоря, уже несколько десятилетий не считалась тюрьмой, но правительство Лунной республики продолжало придерживаться испытанной политики: въехать в Исправительную колонию Тихо мог каждый, но выезд оттуда был сопряжен с огромными трудностями. Даже спустя сто лет это правило действовало практически без исключений. По существу Тихо все еще была тюрьмой. Республика отнюдь не собиралась менять свою политику ради кучки психов, живущих в космическом доме.

Тем не менее пурпуристы провозгласили себя освободителями. Въехав сюда, они приняли бразды правления и официально переименовали местность в Пурпурную исправительную колонию Тихо. Новое название как в зеркале отразило противоречия, что бросались в глаза и в самом городе.

Живя бок о бок на территории прежней тюрьмы строжайшего режима, обнаженные пурпуристы и бывшие каторжники были обречены на вражду. В первый же год их совместного существования количество убийств резко подскочило, достигнув небывалой даже здесь величины. Но, к общему удивлению, чаще погибали бывшие заключенные. Пурпуристы завоевывали уважение своей живучестью и приверженностью к своим порядкам, и страсти понемногу улеглись.

Родители Марсии познакомились в Пурпурной исправительной колонии Тихо, отец – сын каторжников, мать – одна из самых воинственных руководительниц крыла пурпуристов, проповедовавших ненасильственную агрессию. Марсии пришлось бы очень сильно напрягать память, чтобы вспомнить что-либо, кроме продолжавшегося все ее детство, нередко переходящего в скандал спора между отцом и матерью, постоянно обвинявших друг друга во всех смертных грехах. У пурпуристов подобные словопрения почитались искусством, и Марсия, как любой ребенок, не видящий других примеров, считала их нормой.

В строгом соответствии с разработанной Обнаженным Пурпуром философией образования отрочество внесло в жизнь большее разнообразие. Убойные дозы любви, перераставшей в беспричинную злобу; всепоглощающее внимание, внезапно сменявшееся полным безразличием, – Обнаженный Пурпур воспитывал при помощи нервных потрясений, и вынужденная жить в этой атмосфере юная Марсия получила всего сполна.

Однажды она провела целое лето (или, вернее, тогда должно было быть лето, но инженеры-метеорологи решили, что времена года – буржуазное изобретение, и намертво заклинили терморегуляторы на 20 градусах Цельсия) под серым каменным куполом заброшенного исправительного лагеря, сея мертвые семена в бесплодную – она это точно знала – землю.

Марсия не помнила всех подробностей той смеси нигилизма и диалектики, которую должна была постичь на собственном опыте, но главное она затвердила на всю жизнь; главным же было положение о тщетности всех усилий – краеугольный камень мировоззрения Обнаженного Пурпура. Все было направлено на осознание этой тщетности. И тяжелым физическим трудом пурпуристы занимались тоже не ради результатов, а для того чтобы доказать себе, что работать бесполезно, бессмысленно.

Все, что осталось в памяти Марсии от этого лета, – сплошной серый цвет. Серый цвет и вялая, обреченная покорность судьбе. Безрадостный серый купол каменного неба. Холодный серый свет осветительных дирижаблей, висящих над головой, подобно покачивающимся в волнах дохлым медузам. Серая неудобренная лунная почва, при малейшем колебании воздуха вздымавшаяся серой пылью. Серая, удушающая жажда, которая непрестанно мучила учеников, пока они двигались вдоль прямых, как лезвия, грядок, бросая в землю мертвые семена.

И серая, пульсирующая боль в плечах, последствие нескончаемых сельскохозяйственных упражнений в три погибели…

Она выросла, испытав все прелести Обнаженного Пурпура, среди которых были и правда во лжи, и умеренность в крайностях, и ненасильственный бунт… Бесконечные споры с не желавшими перестраиваться заключенными казались еще одной стороной тамошней жизни, превращавшей ее в унылую нелепость. Принудительное гедонистское обжорство и пьянство сменялись полуголодным существованием. Любой художник, которого сегодня прославляли, мог быть уверен, что завтра его начнут поносить. От полиции требовалось при случае нарушать закон, а обычным наказанием за большинство преступлений было отбывание срока в должности полицейского. Почините разбитую машину без разрешения, украдите что-нибудь у соседа, не оставив эквивалента взамен украденному, оденьтесь, как это принято в нормальном мире, и по приговору суда вы станете полицейским.

С возрастом Марсию поджидало новое испытание. Ее мучил непрерывный страх, что вот-вот снова объявят День оргий, и она молилась о продлении Месяца безбрачия.

И все же, несмотря на пережитое, Марсия Макдугал неизвестно почему прониклась уверенностью, знала, что мир подчиняется разуму.

Во многом именно потому она и полюбила Джеральда и вышла за него замуж. Она не разделяла его религиозных убеждений, но для нее было утешением, что у него вообще есть убеждения.

Но Джеральд исчез вместе с Землей. У Марсии похолодело в груди: это случилось, и от этого никуда не деться. Усилием воли она вновь попыталась отвлечься от мыслей о Джеральде и сосредоточиться на поисках выхода.

– Мы что-то упустили, – твердила себе Марсия. Она что-то упустила. Она упрямо верила, что есть какой-то ключ к разгадке, все дело в нем, и никакие доводы рассудка не могли ее переубедить. Это душа подавала сигнал надежды.

Стоп, Марсия. Сигнал. Вот именно. Сигнал на волне двадцать один сантиметр. Макджилликатти совершенно упустил, что сигнал искусственный – не случайный всплеск, а именно сигнал, послание. Марсия ошарашенно села на кровати.

Пусть Макджилликатти не обратил внимания, но неужели не нашлось кого-нибудь посообразительнее? Наверняка такие нашлись.

Но пытался ли кто-нибудь из них расшифровать это послание? Сможет ли это сделать? Знает ли как? Марсия вспомнила, как училась в аспирантуре Лунного технологического института, где встретила Джеральда. Они познакомились на лекции по ксенобиологии, курс начинался с краткой темы, посвященной теории коммуникации и возможных методов связи с пришельцами. Аспирантам надлежало быстренько покончить с ней, чтобы, не отвлекаясь больше на пустяки, перейти к анализу плесневых грибков.

Теория коммуникации. В ее основе лежит мысль о том, что существует набор первичных понятий, известных цивилизации. Формы связи, основанные на использовании этих понятий, должны быть доступны любой другой цивилизации. Марсия встала, подошла к пульту управления и запросила справочные данные.

Она знала, что перед ней безумно сложная задача. Если этот сигнал действительно чужое послание, то его язык никому не известен.

Впрочем, может случиться и так, что все это сотворила кучка обыкновенных сумасшедших, которых видимо-невидимо развелось за последнее время в Солнечной системе, дорвавшихся до какой-нибудь технической новинки. Например, Восьмитысячники пересчитали знамения, снова сложили их по восемь и обнаружили ошибку в своих вычислениях даты Судного дня. Допустим, этот день настал, и они решили помочь Страшному суду свершиться. Или какая-нибудь банда технарей придумала способ захватить Землю заложницей. Это кажется невероятным, но все случившееся еще менее вероятно. Если всему виной происки людей, то и тогда сигнал на волне двадцать один сантиметр, должно быть, очень замысловато зашифрован. Если же этот сигнал связан с пришельцами, то его шифр, по всей видимости, разгадать будет еще труднее.

Глупо вот так, без подготовки садиться за компьютер в безумной надежде решить сложнейшую задачу. Все равно, что попытаться за один день раскрыть тайну Розеттского камня.

Правда, Марсия обладает несколькими явными преимуществами перед Шампольоном[5] и другими исследователями Розеттского камня. Эти преимущества связаны с компьютерами. В ее распоряжении усовершенствованные по последнему слову техники аналитические программы распознавания образов, возможность подключения к главной компьютерной сети ВИЗОРа. Сигнал на волне двадцать один сантиметр похож на двоичный, как будто состоит из ряда нулей и единиц – такой как раз пригоден для компьютерной обработки.

Но даже если предположение Марсии верно, на расшифровку уйдут месяцы, а возможно, и годы.

Если бы вместо того, чтобы слепо тыкаться в разные стороны, пытаясь хоть что-то сделать и подсознательно стремясь заглушить подступавшее отчаяние, Марсия трезво оценила положение, она бы это поняла и не взялась за это дело.

Смешно было даже пытаться.

Но самое смешное было в том, что спустя четверть часа после того, как Марсия села за работу, она уже разгадала смысл этого послания.

11. Люди вызывают демонов

Койот Уэстлейк проснулась на полу в углу каюты космического дома, голова у нее раскалывалась. Что же она пила вчера вечером, черт побери? Она лежала не шевелясь и напряженно вспоминала прошлую ночь. «Ах, да, – дошло до нее, – мне нечего выпить. Я уже несколько недель не пила спиртного». И по вполне понятной причине: ни в космическом доме, ни на корабле его не осталось ни капли.

Что-то определенно не так. Рефлексы опытного пьяницы научили ее всякий раз, когда она просыпалась на полу, оценивать положение, не двигаясь и не открывая глаз. В противном случае начнется ужасное головокружение, особенно если ты в невесомости. Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами, и старалась вспомнить вчерашнее.

Если вечером она не пила, значит, это не похмелье. Она легла спать рано, трезвая как стеклышко и даже в хорошем настроении. Тогда что, черт возьми, произошло? Нет, с закрытыми глазами не разберешься.

Койот осторожно приоткрыла один глаз, потом другой, и взгляд ее с изумлением уперся в переднюю переборку – далеко от койки, в противоположном конце каюты. Койот лежала у стены лицом вниз. Она почувствовала, что нос у нее болит и лоб тоже. Наверное, она ударилась лицом о стену. Это, по крайней мере, объясняло бы ушибы, но почему ее забросило так далеко? Может, ей приснился кошмар, она резко дернулась и вылетела из постели? Но движение должно было быть слишком уж резким, чтобы она ухитрилась отлететь так далеко. Даже в невесомости.

Поворачиваясь осторожно, чтобы избежать тошноты, которой она все еще опасалась, Койот обеими руками оттолкнулась от переборки. Отдалившись от стены, она на мгновение застыла, а в следующую секунду с ужасом поняла, что падает обратно. Она успела перекувырнуться в воздухе, чтобы приземлиться, хоть и неуклюже, на собственный зад, а не шмякнуться лицом о пол. Падение в невесомости? Невесомости больше не было. Койот прикинула в уме силу тяжести, та была приблизительно в 1/20 земной нормы.

Койот сидела, в полном недоумении уставясь на повернувшуюся на девяносто градусов каюту. Кормовая стена, к которой была прикреплена койка, теперь стала потолком. Койот осмотрелась – по передней переборке, на которой она теперь сидела, были рассыпаны обломки свалившейся аппаратуры. Постель удерживали зажимы, а то она бы тоже упала. Койот подняла руку и нащупала шишку на макушке. Должно быть, ее чем-то долбануло по голове.

Она встала как можно осторожнее и задумалась. Когда она ложилась спать, космический дом был пришвартован к астероиду АС125ДН1РА45, обломку скалы, менее полукилометра в диаметре, слишком маленькому, чтобы создать хоть сколько-нибудь ощутимое поле тяготения. Самое большее, на что он способен, это одна десятитысячная земной нормы. А теперь Койот вдруг оказалась в поле тяготения в сотни раз сильнее. Что же происходит?

Дом представлял собой цилиндр около пятнадцати метров в длину. Теперь длина стала высотой. Койот стояла на дне цилиндра и смотрела вверх. В среднем отсеке помещался воздушный шлюз. Там же были два иллюминатора, один, в воздушном шлюзе, выходил на астероид, а другой, в переборке напротив, – в космос. То, что не позволяли увидеть иллюминаторы. Койот могла наблюдать при помощи наружной камеры с дистанционным управлением. Рычаги управления были вмонтированы в стену рядом с воздушным шлюзом.

Со второй или третьей попытки Койот удалось подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы зацепиться за воздушный шлюз и привязать себя предохранительными ремнями, которыми обыкновенно крепился груз. Сперва она посмотрела в иллюминатор, выходящий на астероид, и вздохнула с облегчением. Темная глыба РА45 была на месте. Койот узнала не только суровый пейзаж, но и свое горное оборудование. Она готовилась бурить скважину в астероиде.

Потом Койот заглянула в другой иллюминатор, и ее кольнуло предчувствие беды. Чего-то тут недоставало. Чего? И вдруг она чуть не закричала от охватившего ее ужаса. Ее корабль! «Девушки из Вегаса» не было на месте. Она оставила «Девушку из Вегаса» на орбите, точно соответствующей орбите РА45. За время сна корабль не могло отнести так далеко, что он исчез из виду.

Неужели она проспала черт-те сколько? Койот посмотрела на часы и сверила их с хронометром космического дома. Она даже посмотрела, какое сегодня число, чтобы удостовериться, что не проспала целые сутки. Нет, всего несколько часов. Где же ее корабль? Она до рези в глазах напрягла зрение и только после этого сумела различить огни «Девушки»; расстояние до нее было более чем приличным.

Койот сняла с подставки радиолокационное ружье и через направленный в космос иллюминатор нацелила его на эти огни. Это был маломощный переносной прибор, не рассчитанный на большую дальность. Обычно Койот пользовалась им, чтобы установить расстояние до астероида и его скорость. Она поймала мигающий импульс и нажала на спусковой крючок.

Ружье дважды весело просвистело, дав знать, что оно засекло расстояние до цели и скорость. Койот взглянула на экран дисплея и открыла рот, ничего не понимая. «Девушка из Вегаса» находилась от астероида более чем в ста километрах и продолжала удаляться со скоростью триста метров в секунду.

Но стоп. С чего-это она взяла, что движется именно ее корабль? Следящее устройство показывает лишь относительную скорость, а не ту, с которой движется предмет. Койот опять выглянула в иллюминатор и нашла в пространстве трехламповый маяк, который оставила на астероиде РА46, где вела предыдущие разработки. Койот выругалась про себя – РА46 находился не там, где раньше. Она послала в сторону астероида импульс радиолокатора и получила, в сущности, ту же скорость. По отношению к РА46 «Девушка» оставалась на месте. Значит, двигался не корабль, а эта чертова скала. Она перемещалась со скоростью около тысячи двухсот километров в час относительно корабля! Но как, черт возьми…

Она попала вовсе не в поле тяготения, это просто ускорение в 1/20 «g». Койот знала, что скорость может нарастать бешеными темпами даже при умеренном ускорении. Пусть так, но когда Койот обдумала этот вопрос, ее поразили результаты. Если принять цифру 1/20 «g», значит, астероид ускоряется всего-то десять или одиннадцать минут. Больше всего Койот пугали цифры.

Каким же, черт побери, образом мертвая скала может так быстро ускоряться? Как она вообще может ускоряться? Если бы ее разгонял какой-нибудь корабль, Койот наверняка обнаружила бы его. Потребовались бы ядерные двигатели в два раза мощнее, чем ее космического дома, она бы наверняка почувствовала вибрацию грохочущего РА45. Но и самые лучшие горняки, которые иногда перебрасывали свои астероиды на более удобные орбиты, никогда не поднимали ускорение выше одной-двух сотых g. Чуть больше – и вибрация становится такой сильной, что грозит расколоть тяжелый астероид на мелкие куски.

И тем не менее РА45 мчался сейчас со скоростью, в три раза большей, чем предельно допустимая, и даже не подрагивал. Койот висела в воздухе, прикрепленная предохранительными ремнями, и, совершенно сбитая с толку, пялилась на крошечный пульт управления радиолокационного ружья.

Ее охватывал страх. Она арендовала казенный космический дом. Здесь не было достаточно мощного радиопередатчика, чтобы позвать на помощь, здесь не было даже аварийного отсека. А корабль свой она, похоже, потеряла безвозвратно. Теперь она намертво привязана к проклятому астероиду, и без чужой помощи ей отсюда уже не выбраться.

К каким же чертям собачьим движется эта скала?

И кто тянет ее за собой?



Ларри сидел один в Четвертой диспетчерской, уставившись в пустоту.

Сообщение с Луны не допускало разночтений: Земля вернулась в виде черной дыры.

Черная дыра. Удар следовал за ударом, один тяжелее другого.

Ларри вспомнил Поллианну[6], которая отказывалась верить в дурные вести. Он спрашивал, как Земля могла исчезнуть, не оставив обломков? Пожалуйста, вот ответ. Очень просто. Достаточно, чтобы планету затянуло в черную дыру. И каким-то невероятным образом его треклятая волна это сделала.

Ларри стиснул подлокотники кресла. Он обязан был знать, каков будет исход, должен был его предсказать. Вместо этого, когда Сондра заговорила о черной дыре, они с Уэблинг на нее зашикали. Просто они не решились посмотреть правде в глаза.

Теперь следует говорить не о пропаже Земли, а о ее разрушении, как это ни горько. Нечего хвататься за соломинку в надежде, что планета загадочным способом сдвинулась с места.

Но его доводы казались такими логичными, его рассуждения такими разумными.

Теперь это не имеет значения. Хороши ли, плохи ли его теории, они не соответствуют действительности, они ошибочны. Гравитационный луч вызвал катастрофу, Земля превратилась в черную дыру, точка. Родная планета уничтожена. Подробности еще не ясны, но в смысле события сомневаться не приходится.

Кто на станции способен адекватно воспринять эту новость? Как можно ее воспринять? Ларри оцепенел, потрясение будто пригвоздило его к креслу. Ну а как реагировать? Ничего тут успокоительного не придумать. И ничего уже не вернуть.

Волей-неволей Ларри думал и о своем положении. Оно немного отличалось от положения Сондры или доктора Уэблинг. Это он держал палец на кнопке. Это он задумал эксперимент и осуществил его. И основная ответственность за это преступление (а как еще назвать то, что он сделал?) лежит на нем одном. Намеренным или случайным был его поступок, неважно. Этот поступок обрек Землю на смерть, превратил ее в бездонную гравитационную яму, сжал до размеров горошины.

Но, черт возьми, каким образом? Ларри чувствовал, как в глубине его души все восстает против самой этой мысли. Разве гравитационный луч способен учинить такое? Он закрыл глаза и представил себе структуру гравитационного луча, провел его мысленно через схему Кольца Харона, вспомнил и тщательно проанализировал каждый шаг трагического эксперимента. Нет, это невозможно. В природе луча не было ничего загадочного, ничего необъяснимого, не было никаких причин для такого гравитационного возмущения, в результате которого могла бы образоваться черная дыра.

А другие космические тела – как они избежали подобной участи, когда луч коснулся их? Как мог этот луч сокрушить Землю, а Венеру оставить невредимой?

Куда делось поле притяжения Земли на те восемь часов, которые прошли между ее исчезновением и падением Люцифера? Гравитация – производное массы, это просто и ясно. Земля, черная дыра или швейцарский сыр с массой Земли создадут одинаковое гравитационное поле. Оно не должно исчезать, а раз оно исчезло, значит, в течение этих восьми часов на месте Земли ничего не было – ни черной дыры, ни швейцарского сыра.

И почему до сих пор идут гравитационные волны с Луны, да еще визжит этот чертов радиоисточник на волне двадцать один сантиметр? Что это такое?

А как могла Земля за восемь часов отсутствия гравитационного поля набрать пять процентов дополнительной массы? Ларри побился бы об заклад, что черная дыра с массой Земли не способна так быстро поглощать материю. Такая масса не втянется в дыру сразу. Она сначала вытянется в диск, а затем будет с постепенным ускорением втягиваться внутрь. Обломки Люцифера перед его гибелью начали вытягиваться в такой диск. Ларри проверил данные. Никаких сомнений: черная дыра поглощала обломки Люцифера довольно равномерно, в сто раз медленнее, чем нужно было, чтобы прибавить пять процентов массы за восемь часов.

И что это за синие вспышки, во время которых как будто бы из ничего появляются крупные тела? Такое впечатление, что они появляются из черной дыры, но это невозможно. Ничто не может вырваться из черной дыры, в том числе свет, потому-то она и называется черной. Тогда что это за вспышки?

Ларри встал и вышел из комнаты.

Ну, конечно. Возможно лишь единственное объяснение – вспышки сигнализируют о периодически открывающемся отверстии червоточины.

Но начинать все-таки нужно с Луны, с этих таинственных гравитационных волн. И тут может очень пригодиться мощь и универсальность Кольца Харона.

Кольцо Харона не просто ускоритель. Теоретически оно может служить устройством для получения гравитационных изображений, гравитационным телескопом с очень высокой чувствительностью. Такой телескоп способен не только собирать гравитационные волны, он может формировать их образы. Никто никогда не пытался применить его в этом качестве. Ларри решил, что пришло время проверить теорию.

Ему необходим последовательный ряд изображений Луны и окололунного пространства. Приборы на Венере, Ганимеде и Титане воспринимают идущие с Луны гравитационные волны, но не обладают силой и чувствительностью, достаточными для преобразования данных в ясную картину. Гравитационные датчики на Луне, разумеется, совершенно подавлены таинственным излучением. Короче говоря, ни одна из крупных научных станций не может получить нужный образ.

К тому же на этих станциях не работает Ларри Чао (Ларри усмехнулся). Он не был тщеславен, вернее, был не очень тщеславен, но знал себе цену.

Что-то должно генерировать эти мощные гравитационные волны, идущие с Луны. Ларри обязан обнаружить их источник, исследовать его подробно и изучить гравитационные поля вокруг проклятой черной дыры. Еще лучше, если он получит все числовые характеристики дыры. Вооруженный этими данными, он сумеет доказать, что дыра не может быть Землей.

Уже известно, что у дыры не та масса. Этот факт плюс интуиция подсказывали Ларри, что между черной дырой и Землей нет ничего общего. Но это не доказательство, и ему никто не поверит на слово. Он должен с цифрами в руках показать, что характеристики дыры не совпадают с характеристиками Земли, превратись она в черную дыру. Вот тогда все убедятся, что эта дыра вовсе не Земля, точнее, не ее останки.

Ларри засел за переделку Кольца. Два-три часа он доводил модель до ума, и его мысль подтвердилась: преобразование возможно. Это был тяжелый труд, сложные уравнения включали десятки переменных величин. Ларри был неприятно поражен, обнаружив, что работа доставляет ему удовольствие.

В такое-то время. Но что поделаешь, ему всегда нравилось решать мудреные задачки.

И тут ему пришло в голову, что он снова начинает необычную работу без формального разрешения начальства. Правда, директор отдал в их распоряжение все оборудование Станции, и все же… Ларри нажал на кнопку связи с директорским кабинетом.

Из громкоговорителя загремел голос Рафаэля:

– Рафаэль слушает.

– Сэр, это Ларри Чао, я в Четвертой диспетчерской. Я хотел бы поработать с Кольцом в режиме гравитационного детектора и посмотреть, что получится. Кажется, сейчас все равно больше никто не проводит эксперименты…

– Делайте, что хотите, Чао. Бога ради, что хотите, то и делайте. Впрочем, я не понимаю, что можно этим изменить.

Линия отключилась: Рафаэль прервал связь. Услышав в голосе старика безнадежность, Ларри поежился. Рафаэль сдался, смирился с тем, что Земля уничтожена, и впал в отчаяние. А может, старик просто трезво мыслит? Какой смысл что-то делать, к чему-то стремиться?

Но нет, Ларри не таков. Даже если это безумие, надо пытаться что-то сделать. Лучше прослыть сумасшедшим, но бороться, чем сидеть сложа руки, заранее согласившись на проигрыш.

Он начал вычислять нужную ориентацию Кольца.



Автократ Цереры сидел в своем очень скромном кресле, стоящем в очень скромном помещении, и с сожалением рассматривал двух очень встревоженных людей. Он собирался отдать приказ об их казни.

– Боюсь, что у меня нет выбора, – говорил он. – Каждый из вас должен был доказать, почему мне не следует предавать его смерти. И вы не сумели переубедить меня. Передо мной два человека, которые позволили мелкой ссоре из-за прав на разработку астероидов перерасти в еще одну бессмысленную войну. В данном случае права на разработку ни при чем: не они, а ваше самолюбие мешает торжеству справедливости. А Закон Автократа повелевает мне устранять все преграды на пути к торжеству справедливости. Дело закрыто.

Автократ кивнул судебным исполнителям, и те шагнули вперед.

Истец закричал, ответчик упал в обморок. Но судебные исполнители знали свое дело. Через несколько секунд обоих претендентов на разработку астероидов уже тащили в очень скромный, но очень знаменитый шлюз смертников, куда впускали без скафандров. Здесь «преграды», мешающие торжеству справедливости, устранялись в буквальном смысле.

Правосудие, как и многое другое в Поясе астероидов, оставляло желать лучшего; если его и можно было добиться, оно было не высшего качества, чересчур грубое, чересчур суровое и чересчур поспешное. Педантам из Внутренней системы, время от времени посещавшим Пояс астероидов, Закон Автократа казался варварским, жестоким и неправедным. Но для местных жителей, не имевших понятия о другой справедливости. Закон Автократа олицетворял цивилизованность. Во всем обширном, диком, неуправляемом пространстве Пояса астероидов существовало лишь одно место, одно имя, один закон, которым можно было доверять. Пусть он был строг и категоричен, но зато справедлив.

Ибо местные жители знали, насколько огромен Пояс. Закона без принуждения не существует, а там, где плотность населения составляет меньше одного дурака-мизантропа на миллион кубических километров, принудить кого-нибудь к чему-нибудь очень трудно, почти невозможно. На таком громадном пространстве мог затеряться не только закон, но и что угодно.

Здравомыслие, порядок, ответственность, чувство меры – это все хорошо, но откуда им взяться? Легко заболеть манией величия, когда любой может завладеть целой, хотя и маленькой, планетой, надо только до нее добраться. А если у тебя есть собственная планета, почему бы не установить на ней собственный закон и не создать собственную империю? Почему бы не присвоить себе божественное право королей и не начать расширять свою территорию, завоевывая земли соседей?

В Поясе происходили сотни войн между независимыми государствами-астероидами, населением каждого из которых был единственный хозяин-горняк, без лишних раздумий стреляющий в своего собрата. Если умалишенные стремились истребить друг друга, это считалось их личным делом, но здесь возникала куда более серьезная проблема. В войну часто вовлекались посторонние люди – сами того не желая, они просто попадали под перекрестный огонь. Уничтожая зачинщиков этой бессмысленной бойни. Автократ, вероятно, спасал десятки жизней.

Но несмотря на ясность дела. Автократ помедлил, прежде чем вынести решение. Автократ Цереры был очень осторожным человеком. Осторожность вообще была главным качеством обладателей этого места, других на него и не назначали.

От влиятельности Автократа зависели порядок, дисциплина и налаженность жизни не только на Церере, а и во всем Сообществе Пояса астероидов, но на Церере и ближайших спутниках и станциях – особенно. Церера плыла в океане анархии, но даже самые отчаянные анархисты в Поясе астероидов нуждались в том, чтобы на Церере сохранялось стабильное, спокойное и предсказуемое положение, и купцы могли безопасно вести торговлю.

Пусть где-то правила меняются каждый день, но на Церере закон должен быть неизменен. Требования, заверенные в канцелярии Автократа, выполнялись повсеместно, ибо за ними стояли не только Закон Автократа и Правосудие, но и Отмщение.

На Церере заключались лишь честные сделки. И назначались лишь честные цены. Никто даже не пытался ловчить и обманывать другого, потому что Автократ сам рассматривал все дела.

Закон предписывал, чтобы Автократ в каждом случае, идет ли речь о неразрешенных азартных играх, о захвате чужого участка или об убийстве, прежде всего искал причину, которая не позволила бы ему вынести смертный приговор одной или обеим сторонам. Если Автократ не мог или не хотел найти такую причину, осужденные умирали.

У Закона Автократа были длинные руки. Многим обвиняемым выносили приговор заочно, ибо они бежали в страхе предстать перед судом. Но местная поговорка гласила: если Автократ признает тебя виновным, то не скроешься от него и на дне морском (где его взять – море-то?). Охотники за вознаграждение находили виновных повсюду. Нигде не отваживались не подчиниться выписанному Автократом ордеру на арест, и каждый человек, не потерявший головы, понимал – бежать некуда.

Страх перед судом Автократа приводил к тому, что лишь самые достойные истцы дерзали искать у него справедливости, из остальных же лишь ослепленные жаждой наживы, несмотря ни на что, осмеливались искушать свою судьбу. Жалобы подавались редко, их было мало, ибо меч был скор и обоюдоостр.

Но сегодня творилось что-то необычное – Автократа одолевали просьбами. Отовсюду шли радиосигналы о нарушении прав. Опознавательные маяки передвигались с места на место, некоторые исчезали вовсе. Астероиды, помеченные как законная собственность с начатыми разработками, перемещались без ведома владельцев. Решив последнее на сегодня дело. Автократ вышел из судебной палаты и поспешил в личные апартаменты.

Кое-кто из его предшественников в подобной ситуации уже давно пришел бы в ярость от такого массового покушения на законные права. Возможно, они бы уже вызвали судебных исполнителей и отдали приказ о поимке нарушителей, суля за это немалое вознаграждение. Автократ и сам испытывал искушение сделать то же самое, но что-то ему мешало. Долг повелевал ему сначала думать, а потом действовать. Кто посмел нарушить Закон сразу во всем Поясе? У кого хватило энергии, чтобы сдвинуть с места столько астероидов? Откуда взялось столько мощных ядерных двигателей, необходимых для такой работы? Почему никто не заметил сложных приготовлений, без которых немыслимо осуществить акцию такого масштаба? Автократ добрался до своих апартаментов и почувствовал себя свободнее. Он был нелюдим. В трудные времена предпочитал ни с кем не общаться, а оставаться наедине со своими мыслями и раздумьями. Он сел за стол.

В середине укрепленной над столом приборной доски мигала лампочка сигнала тревоги. Случилось нечто серьезное. Автократ включил воспроизведение. Экран ожил, и Автократ с растущим удивлением стал читать бегущие друг за другом слова. Сообщения передавали в явной спешке, они производили впечатление странных, бессвязных и противоречили друг другу. Большинству из них он просто не верил. Ясно одно: в системе Земля – Луна произошло что-то необыкновенное.

Однако у Автократа были свои заботы. Он включил дисплей и вывел на него изображение всего Пояса астероидов; на этом изображении ярко высвечивались участки, где происходили нарушения. Автократ откинулся на спинку кресла и углубился в изучение картинки.

Жалоб было множество, вероятно, две или даже три сотни. Пока Автократ смотрел на экран, на картинке не переставали загораться все новые сигналы о нарушениях. Рисунок что-то напоминал Автократу, он напряг память и, наконец, вспомнил. Автократ вызвал на дисплей схему плотности населения Пояса и наложил ее на схему нарушений. Две карты почти совпали. Чем больше людей на данном участке пространства, тем больше сообщений о нарушении прав и передвижении астероидов. Откуда столько преступлений? Кто и куда тащит все эти астероиды? Пока неизвестно: прошло слишком мало времени, чтобы установить направление. Но у Автократа был наметанный глаз, и он сразу мог сказать, что астероиды разлетаются в разных направлениях.

Автократ задумался. Частота нарушений пропорциональна плотности населения. Но зачем двигать астероиды, на которые уже заявлены права, когда есть миллионы никому не принадлежащих? Он видел схему передвижения не всех астероидов, а только тех, за которыми люди следили.

А как другие астероиды?

Автократ включил канал связи.

– Представьте мне радиолокационные траектории всего сектора Цереры, – сказал он. – Проследите и отметьте пути движения всех астероидов, которые перемещаются без разрешения. Добавьте полученные данные к моей схеме.

Ждать исполнения приказа пришлось недолго. Вокруг яркой точки, изображающей Цереру, засверкало целое море огней.

– А теперь подсчитайте общее количество блуждающих астероидов для всего Пояса и сравните эту цифру с плотностью населения, с распределением астероидов и другими основными характеристиками Пояса. И побыстрее!

Замерцал весь Пояс астероидов.

– Господи! – воскликнул Автократ. – Сколько? Какова ваша оценка?

В ответ на экране высветились цифры: 10462.

Автократ закрыл глаза. Десять тысяч. Перемещалось более десяти тысяч астероидов.

Этого не может сделать никто, никто!

А тому, кто может, не страшен Суд Автократа.



«Сколько времени без сна?» – спрашивал себя Ларри. «Уже, должно быть, часов двадцать, – подумал он, – или тридцать?» В этом помещении, где день и ночь зависят от того, включил ты или не включил освещение, трудно ориентироваться во времени, даже при обычном распорядке дня.

Ларри потер усталые глаза. Чтобы настроить приборы вручную, потребовалась целая вечность. Если все получится так, как он задумал, то в следующий раз можно доверить наладку автоматике. Впрочем, осталось подождать совсем немного. Кольцо перейдет в новый режим, и тогда уже не нужно будет гадать на кофейной гуще.

Наблюдая, как мониторы отслеживают этот процесс в режиме телескопа, Ларри позволил себе немного отвлечься от узкой технической задачи и сосредоточиться на главном вопросе.

Пора трезво оценить положение. Сотни лет безуспешных поисков, сотни лет молчания убедили всех, что жизнь во Вселенной существует только на Земле. Это общепризнано и не подлежит сомнению. Но сейчас приемлемо лишь одно объяснение тому, что случилось с Землей. Вторжение пришельцев.

Даже думать об этом казалось безумием. Когда он отважится произнести это вслух, все сочтут его сумасшедшим.

И тем не менее он, кажется, прав. Теперь важно ответить вот на что: каким образом его дурацкий опыт вызвал это вторжение?

Монитор информировал о завершении преобразования, и Ларри включил рабочий дисплей, больше думая о пришельцах, чем о своих действиях.

Что если бы Галилей, впервые глядя в телескоп на Луну, думал совсем о другом? Ларри не приходило в голову, что он совершенно случайно сделал великое открытие – опроверг тезис об одиночестве землян во Вселенной.

Перед ним в объемном изображении предстало странное зрелище. В призрачном танце поблескивали тени, в закрытом облаками небе плавали черные завитки и тонкие полоски, как будто из застывшего в середине темного пятна текли ручейки черных чернил.

Черт возьми, что это такое? Ларри быстро осмотрел наводящую аппаратуру, чтобы удостовериться, что устройство сфокусировано и нацелено на Луну: Все было в порядке, но тогда что означает это зрелище?

Ларри глядел на Луну, как человек, впервые увидевший изображение в рентгеновских лучах и не понимающий, что означают эти странные, потаенные, призрачные формы и разводы, открывшиеся взору человека, когда он научился смотреть сквозь кожу, как сквозь стекло. Ларри напомнил себе, что он смотрит не на твердое вещество, а на невидимые узоры гравитационных волн, недоступные обычным приборам.

Он протянул руку к пульту управления и подрегулировал контрастность изображения. Полоски исчезли, а застывшее посередине темное пятно разделилось на две части: одна представляла собой пульсирующий кружок, а вторая – черный как деготь ободок, похожий на прядильное колесо. Кружок Ларри легко распознал: это была «земная» черная дыра, излучающая гравитационные волны. Пока Ларри наблюдал за ней, из дыры вылетела черная вспышка, и черная точечка помчалась вдаль, к Солнцу. Господи Боже! Гравитоскоп способен регистрировать только источники гравитационных волн, обычное поле было бы незаметно. Значит, точечка представляет собой какой-то гравитационный механизм.

А висящее в пространстве рядом с черной дырой прядильное колесо? Это еще что такое?

У Ларри волосы на голове встали дыбом. Луна, Боже правый, это же Луна! Или нет, что-то спрятанное внутри Луны. Странные очертания показались знакомыми. Ларри прикинул размеры, уточнил геометрию. Он был потрясен. У Кольца Харона объявился близнец, огромное колесо, затаившееся глубоко под горами и кратерами лунной поверхности. Оно опоясывало ядро спутника Земли.

Ларри увеличил призрак настолько, насколько позволяла разрешающая способность приборов. Он долго разглядывал изображение. Не очень четкая картинка на миг исказилась – это Кольцо Харона осуществляло саморегулировку, приспосабливаясь к собственному орбитальному движению. Темная громадина, забравшаяся внутрь Луны, вертелась в молочно-белых глубинах экрана.

Огромная машина, прятавшаяся внутри Луны, не была гладким колесом совершенной формы, это была незамкнутая конструкция с неровными краями и складками, она напоминала Ларри чертово колесо в парке, только без центральных опор, или каркас старой космической станции типа «прялки». Да, «Колесо» – подходящее название для этой штуки. Значит, Лунное колесо. Когда есть название, как-то легче.

Ларри наблюдал невероятное: изнутри Луны вылетают и кружатся сами по себе потоки гравитационной энергии. Значит, внутри Луны должна быть спрятана неподвижная материальная конструкция, каким-то образом производящая эту энергию.

Ларри уменьшил изображение и покачал головой. Теперь в пространстве рядом с Колесом висела черная дыра. Там происходила какая-то бурная деятельность, смысла которой Ларри не смог уяснить, и из дыры вылетела еще одна точечка. Вот черт, что же это такое? Никто никогда такого не видел.

Объекты представляли собой неразрешимую загадку: предметы размером с небольшой астероид, выскакивающие изнутри черной дыры. Как? Почему? Откуда? Сколько их уже вылетело из черной дыры? Нужно собраться, отвлечься на время от пропажи Земли и попытаться все-таки разрешить эти новые загадки. Быть может, именно от этого зависит судьба Земли.

Что там за узкие полосы расползаются во все стороны от Луны? Ларри на миг задумался, снова сдвинул изображение. Немного усилил контрастность, и чернильные завитки, расходящиеся от системы Земля – Луна, показались опять.

Ларри поддерживал контрастность на достаточно высоком уровне, чтобы были видны расходящиеся гравитационные лучи. При сравнительно небольшом расходе энергии он получил четкое изображение. Гравитационные лучи исходили из ядра Луны, естественного центра Лунного колеса. Вот одна полоска вытянулась и соединилась с темной точкой, которая только что вылетела из черной дыры на месте Земли. Ларри дал более общий план и увидел, как остальные полоски гравитационных волн вытягиваются и соединяются с другими темными точками. На глазах у Ларри кружочек, когда-то бывший Землей, а теперь ставший источником гравитации в черной дыре, вдруг увеличился, дыра выстрелила новой темной точкой, и мощный, дегтярного цвета гравитационный импульс ударил в Лунное колесо.

«Гравитационная энергия испускается черной дырой каждые 128 секунд, – сообразил Ларри. – Колесо поглощает эту энергию, накапливает ее и передает объектам, вылетающим из дыры».

И тогда эти предметы тоже становятся точечными источниками гравитационных волн. Согласно теории, это невозможно, но сейчас не до теории. Назовем их гравитационными точками. Что они собой представляют? Сколько их здесь? Ларри установил гравитоскоп под самым большим углом и отдал приказ показать все точечные гравитационные генераторы.

Программа заработала, Ларри сел и стал думать. Сколько их может быть? По одной приблизительно каждые две минуты в течение последних четырнадцати часов. Примерно так. Сейчас уже больше четырехсот гравитационных точек. Куда же их несет, черт возьми?

Наконец на экране появился результат, и Ларри раскрыл рот от изумления. Он видел то же, что и Автократ Цереры, но обзор Автократа был ограничен Поясом астероидов, он не мог знать, что десять тысяч стронувшихся с орбит астероидов, которые привели его в состояние шока, – это лишь малая часть по сравнению с общим их числом.

Кольцо Харона было повернуто к Внутренней системе и к Солнцу. Оно видело насквозь всю Солнечную систему и еще дальше. Но чем дальше, тем хуже. Впрочем, его чувствительности хватало, чтобы рассмотреть кусок внутренней поверхности Облака Оорта. Облако Оорта – полая сфера, состоящая из еще не рожденных комет, которая окружает Солнечную систему примерно на половине расстояния до ближайшей звезды.

Облако Оорта кишело сейчас темными точками, и они в несметном количестве направлялись во Внутреннюю систему. Вот отчего Ларри раскрыл рот.



Доктор Саймон Рафаэль сидел в кабинете.

Одиночество.

Полный покой.

Сейчас они ему нужнее всего. Он склонился над дневником и тщательно выписывал каждое слово. Рука не торопилась, но мысли быстро сменяли друг друга. Слишком быстро. Он давно обнаружил, что дневник больше всего помогает ему, когда он именно в таком состоянии: устал, расстроен и озабочен. Он научился расслабляться, сейчас ему не надо было усилием воли держать себя в руках, и перо само находило слова.

«Дорогая Джесси, – писал он. – Все пропало. Земля исчезла, и в этом виноват я».

Слова рождались в его душе и ложились прямо на бумагу. Он остановился, положил ручку и удивленно посмотрел на то, что написала его рука. «Виноват я?» Откуда это? Разве он в этом виноват?

Он вгляделся в стоящую на столе топографию Джесси. Этому снимку было несколько десятилетий. Как будто Джесси могла дать ответ.

Но он уже знал. Самообвинение шло из глубины его сердца, из того уголка, который почти умер вместе со смертью Джесси. С тех пор он изо всех сил старался не слушать эту часть своего сердца. Вот откуда его всегдашний гнев. Гневом он просто старался заглушить голос сердца.

Он виноват, потому что отверг первые опыты Ларри, вот что. Саймон уверял себя, что он не ответствен за исчезновение Земли; во всяком случае, не более ответствен, чем Ларри Чао. Обвинениями и запугиванием он только обострил чувство вины самого Ларри.

Но при чем тут Ларри? Ларри виновен столько же, сколько первобытный человек, открывший огонь и нечаянно спаливший при этом стоянку родного племени. Открыть новую силу – значит выпустить джинна из бутылки. Случилось так, что Ларри выпустил из бутылки джинна гравитации. Но рано или поздно его все равно бы выпустили. Иначе зачем люди построили Кольцо Харона?

Рафаэль бил лежачего. Если бы он был хорошим начальником, мудрым руководителем, он бы сразу признал открытие Ларри, поддержал бы его и способствовал продолжению опытов. Надо было засадить за эту тему весь коллектив. Пусть опыты ни к чему бы не привели, они все равно были бы чрезвычайно полезны для науки.

Если бы все участвовали в этом исследовании и изучили методы усиления силы тяжести в миллион раз, возможно, они сумели бы предсказать последствия и вовремя прервать эксперимент.

Конечно, скорее всего они все-таки послали бы гразерный луч, и Земля все равно бы исчезла, но, по крайней мере, и виноваты были бы все, и весь персонал был бы в курсе дела и после несчастья подробно обсуждал эксперимент, быстро провел бы необходимые исследования и мог осмыслить это невероятное событие. Черная дыра там, где была Земля! Фантастика!

На долю секунды мысль о черной дыре почти увлекла Рафаэля, но только на какую-то долю. Да, все-таки он стал другим. В прежние времена интереснейшая проблема захватила бы его, он бы с головой ушел в ее изучение, а не запирался в кабинете, желая только, чтобы все оставили его в покое. Саймон Рафаэль склонился над страницей и продолжал писать:

«Эта Станция испортила меня, Джесси. Ты бы никогда не вышла замуж за угрюмого старика, в которого я превратился. Ты всегда была поистине моей лучшей половиной, как ни банально это звучит. Ты ободряла юных, слабых, униженных и давала им почувствовать себя людьми. Ты учила меня поступать так же. Я забыл твои уроки и должен учиться снова».

Он писал и чувствовал, как в нем происходит переворот. Он становился менее грубым, менее злобным, менее жестоким; уголки души и сердца, где были похоронены его лучшие качества, вновь открывались. Он вспомнил то, что утратил, и захотел вернуть утраченное.

Ларри сердил его потому, что на примере молодого сотрудника он видел, каким мог стать, добившись успеха, он сам. Мог, но не стал. У него никогда не хватало способностей, не хватало смелости, не-хватало наивности для осуществления своей мечты.

Но разве хорошие отцы не желают, чтобы сыновья превзошли их?

Отцы? Еще одна странная мысль. Да, отцы. Он вдруг остался без своих детей, но Ларри Чао тоже потерял семью. Молодому человеку нужен добрый и опытный наставник. Нужен отец.

А человечеству нужен Ларри Чао. Гениальный мальчишка заварил эту кашу, и скорее всего только он способен найти выход из этого ужасного положения, в котором все они оказались. «Может быть, если ты перестанешь так люто ненавидеть этого паренька, то поможешь ему спасти нас всех, – говорил себе Рафаэль. – И за что его, собственно, ненавидеть?»

«Я хотел бы, чтобы ты познакомилась с Ларри, – написал он своей покойной жене. – Думаю, он бы тебе понравился».

И отложил ручку.

Хватит распускать нюни. Он, Саймон Рафаэль, не столь безнадежен, чтобы ставить на себе крест. И он должен работать, на посту директора Станции его еще пока никто не сменил. Рафаэль протянул руку и включил микрофон внутренней связи.



Ларри сидел одинокий и заброшенный, следил за траекториями гравитационных точек и ломал голову, пытаясь найти хоть какое-то объяснение и вычислить возможные последствия. Но тщетно. Это было ему не по силам, это было просто непостижимо для человеческого ума.

Рафаэль дважды вызывал его по внутренней связи, прежде чем Ларри услышал звонок. Он вздрогнул и пришел в себя.

– Да, слушаю, доктор Рафаэль.

– Мистер Чао, я хочу извиниться перед вами за то, что проявил резкость, когда вы попросили время для работы с Кольцом. Сейчас мы все… мы все в большом напряжении.

– Ничего, сэр, все в порядке.

Наступило неловкое молчание, точно Рафаэль ожидал, что Ларри скажет больше, и теперь сам искал слова, чтобы заполнить тишину.

– Я… Наверное, еще рано спрашивать, но вы что-нибудь обнаружили? То, что может нам помочь?

Ларри снова уставился на трехмерное изображение. Со стороны Пояса и Облака Оорта двигалось тысяч тридцать пришельцев, каждый размером с астероид. У Ларри заболел живот.

– О, я столько всего обнаружил, сэр, но поможет ли нам это, не знаю. Вы не могли бы спуститься сюда и посмотреть?

– Я сейчас приду.

Внутренняя связь отключилась. Ларри с минуту постоял в нерешительности. До него вдруг дошло, что сейчас ему предстоит его первый официальный отчет перед директором Станции. Раньше-то ему еще не приходилось отчитываться. Так, что нужно? Выкладки? Оценки? Кое-что есть. Он приказал компьютеру распечатать сводку его наблюдений и подготовить видеозапись. Такова была общепринятая подготовительная работа перед крупным устным отчетом.

Компьютер едва успел выдать весь бумажный ворох, как дверь отворилась, и Рафаэль вошел.

Директор по-прежнему выглядел подавленным и ушедшим в себя, словно потерял что-то очень дорогое. «Да, так оно и есть», – напомнил себе Ларри. Но на лице Рафаэля появилось и что-то новое, необычное. Ларри не очень хорошо улавливал такие оттенки, но сейчас увидел. С редкой для него проницательностью Ларри понял, что старик изменился. Он не сумел бы определить это точными словами, но ощущение было такое, будто Рафаэль не только потерял, но и обрел что-то, что-то давно забытое.

Директор прошел прямо к экрану. Он долго стоял и вглядывался в изображение. Потом мельком посмотрел на указатель масштаба, и у него захватило дух от того, какое огромное пространство представлено на экране.

– Что это такое? – спросил Рафаэль.

– Изображение всех источников гравитационных волн в Солнечной системе, сэр. Как их позволяет увидеть Кольцо, работающее в режиме гравитационного телескопа.

– У Кольца нет… – Грубый тон Рафаэля вдруг смягчился, доктор заставил себя сменить гнев на милость. – Да, понимаю. Теперь Кольцо может работать в таком режиме. Вашими усилиями. Очень хорошо, мистер Чао.

Ларри зарделся от смущения.

– Спасибо, сэр. Но я не понимаю, что это за источники. Все они очень слабые и сравнительно небольших размеров, не больше нескольких километров в диаметре. Они так ничтожны, что я просто не могу объяснить, как они могут генерировать волны. Нам, например, для этого нужно устройство величиной с Кольцо.

Ларри помешкал, затем подошел к пульту управления и набрал несколько команд.

– Я получил также хорошее изображение черной дыры. И еще… там, внутри Луны, что-то есть.

– Внутри Луны?

– Я распечатал основные данные, сэр, – подавая Рафаэлю пачку бумаг, сказал Ларри.

Рафаэль взял сводку и просмотрел ее, быстро перелистывая страницы. Ларри тем временем вывел на дисплей гравитационную картинку Луны. Потом он затребовал данные наблюдений через телескоп, расположенный в куполе Станции, и наложил прозрачное визуальное изображение Луны на эту картинку. Компьютер так подогнал масштаб изображений, что Колесо висело как раз внутри Луны и мерно вертелось, несмотря на высокую плотность планеты.

Рафаэль внимательно разглядывал эту комбинацию.

– Внутри Луны что-то есть, – согласился он. – Или кажется, что есть, – тихо и как-то отстранение добавил он. – И это «что-то» очень напоминает нашу собственную игрушку.

– Да, сэр. Иллюзия вращения возникает из-за циркуляции потока гравитационной энергии, мы видим не сам объект. Очевидно, само Колесо неподвижно.

– Очевидно, – так же отстраненно отозвался Рафаэль. Он сел за пульт управления и поднял глаза на Ларри. – Сегодня вечером вы сделали сразу целый ряд совершенно замечательных открытий. Но вместо того чтобы изумиться или испугаться, я чувствую в душе… пустоту. Меня ничто больше не трогает. Бог свидетель, я не знаю, что это за штука висит внутри Луны и что нам с ней делать. Вы ее обнаружили. Что-вы об этом думаете?

В его голосе слышалась мрачная бесстрастность, и казалось, он сам понимал, насколько неестественно его спокойствие.

Ларри посмотрел сначала на старика, а потом на-странные, внушающие страх образы на экране. Он думал о том, что астероиды покидают свои орбиты, и им нет никакого дела до наблюдающих за ними испуганных жителей Пояса. Ларри снова остановил свой взгляд на Колесе, на струящейся энергии, которая производила впечатление вращения массивного объекта в плотной породе Луны.

– Наверное, вся моя работа бессмысленна. Она нам никак не поможет, – с необычной дерзостью в голосе в конце концов произнес Ларри.

Он стоял за спиной у директора и чувствовал себя измотанным и злым, ему хотелось бросить вызов Рафаэлю. Но это чувство накатило на Ларри и быстро прошло. Черт побери, как это старик вдруг проявил такое благоразумие именно в тот момент, когда Ларри наконец обрел силы, чтобы бороться с ним?

Он взял у Рафаэля свои бумажки и перелистал их. Ничего полезного. Совершенно ничего. Ларри отбросил толстую пачку в сторону и даже не посмотрел, как под действием слабого поля притяжения Плутона листы медленно опускаются на пол. Рафаэль не сводил с него серьезных глаз, он не мог или не желал говорить.

– Все эти сведения сами по себе ничего не значат, – сказал Ларри. – За последние двадцать четыре часа я узнал о гравитации больше всех на свете, но этого мало! Все это никуда не годится. Гравитационный луч, который мы посылали, лишь случайный повод к тому, что сейчас происходит. Мы наблюдаем не трагический результат рискованного лабораторного эксперимента, не диковинное естественное явление. Давайте скажем прямо: так или иначе мы – нет, я вызвал вторжение пришельцев в Солнечную систему.

Ларри вздрогнул и замолчал, озираясь.

– Вот. Наконец-то я это произнес. Бог мой, это звучит глупо и напыщенно, но скажите мне, как еще это назвать? Мы старательно избегаем этой темы. Каким-то образом, не знаю как, я вызвал к жизни эту… эту штуку, спрятанную внутри Луны, как ученик чародея, который случайно вызвал демонов. Я разбудил эту штуку. Не знаю, что это такое, как эта машина работает и кто ее туда поместил. Но я точно знаю, что она связана с астероидами Пояса и объектами в Облаке Оорта, которые вдруг начали двигаться. И мне кажется, что они движутся к нам, ко всем уцелевшим планетам. На уцелевшие планеты Солнечной системы надвигается, по крайней мере, тридцать тысяч объектов, каждый размером с астероид. Неужели вы искренне полагаете, что они не причинят нам вреда? – спросил он, хотя доктор Рафаэль никак не выразил своего мнения. – Я не знаю. Возможно, они убрали с дороги Землю перед тем, как начать настоящую войну. Может быть. Земля как раз вне опасности. Они похитили ее, чтобы она не пострадала.

Ларри сел и развел руками, этот жест означал признание собственного провала.

– А может, это просто чепуха на постном масле, – он заставлял себя говорить спокойно. – Во всяком случае нужно что-то делать. К нам поступают отчеты из всей Солнечной системы, от специалистов по всем дисциплинам, а мы посылаем им свои сообщения. Но разговаривать с людьми, находящимися на расстоянии в несколько световых часов от нас, очень трудно. Я считаю, что нам всем надо собраться где-нибудь вместе и работать сообща.

– Вы хотите пригласить сюда другие научные группы? – спросил Рафаэль. – Чтобы они помогали в разработке наших опытов с Кольцом Харона?

Ларри покачал головой.

– Нет, сэр, эти опыты нам уже не помогут. Они посвящены только гравитации. А сейчас дело не в гравитации! Просто эти… эти существа используют гравитацию, как мы электричество. Перед нами в тысячу раз более сложная задача, чем проведение мелких экспериментов с гравитационными волнами. К тому же основные события происходят не здесь. Они разворачиваются в системе Земля – Луна. Нам надо собрать ученых со всех дальних станций на Луне, поработать на месте и как следует изучить Лунное колесо. И черную дыру тоже. Ведь кто-то построил это Колесо, поместил его внутрь Луны. Кто? Как? Зачем? Откуда эти существа? Сидя здесь, мы ничего не узнаем. Если получится, мы должны добраться до Колеса, чтобы понять, как оно устроено и для чего сделано.

Ларри встал и пристально посмотрел на очертания вертящегося внутри Луны Колеса, они показались ему зловещими.

– И выяснить, как его уничтожить, – шепотом договорил он.

12. После падения

Сфера должна быть умнее, чем Дирижеры, Якори, Пожиратели миров и все прочие представители иерархии. На Сфере лежала огромная ответственность, и потому ей приходилось соблюдать осторожность тщательнее, чем остальным. От нее зависело слишком многое: Сфера должна была осуществлять гравитационное управление Мультизвездной системой, вести учет множества Наблюдателей и Сторожей, укрытых в разных концах Вселенной, строить и воспитывать новые поколения семяносных кораблей. И еще тысяча, миллион других мелочей. Для того чтобы вершить все эти дела, нужны были специальные методы работы с необъятным количеством информации, замечательная гибкость и приспособляемость.

Но Сфера не была застрахована от потрясений, не была защищена от неожиданностей, и в таких случаях ничего от нее самой не зависело, все ее действия были рефлекторны, жестко запрограммированы – так же, как у Дирижера. Когда до мозга Сферы дошли послания Дирижера с просьбой о Связке, Сфере ничего не оставалось, как исполнить эту несвоевременную просьбу.

При обычном ходе событий Сфера сама должна была подать знак, что готова к приему новой планеты, и ждать ответа. Дирижеры редко просили о Связке, и имелось много способов помешать таким обращениям, но иногда они поступали – как следствие неисправности приборов или ложного сигнала. В редчайших случаях обращение посылалось, когда обитаемой планете угрожала опасность, например, столкновение с астероидом.

Неудача с установлением Связки могла уничтожить планету в пути, и более того, энергетический удар из-за неудачной Связки мог разрушить саму Сферу вместе с ее звездной системой.

Планета, застрявшая на полпути, будет вынуждена преобразовать всю свою массу в энергию, мощную неуправляемую энергию, сравнимую с энергией рождения сверхновой звезды, и перелить эту энергию в Сферу. Такой энергетический удар смертельно опасен для Сферы. А если Сфера будет разрушена, погибнет и ее звездная система, ведь движение звезд и планет станет неуправляемым. Сфера должна завершить Связку и принять новую планету либо погибнуть.

Сейчас, пожалуй, ситуация наиболее непредсказуема. Опасность окружала Сферу со всех сторон, она едва ли могла добыть энергию, необходимую для присоединения новой планеты. И что еще хуже, излучение такого количества направленной энергии может лишь усугубить опасность.

Но у Сферы не было выбора. Никакого. Хорошо хоть, что Дирижер послал вместе с новой планетой совокупность необходимых данных. Сделав огромное усилие, Сфера поместила новую планету в посадочный круг и стала передвигать ее по цепочке точек стабильности к месту назначения, одновременно подготавливая это место.

Но опасность оставалась. Опасность грозила не только владениям Сферы, но и планетной системе Дирижера. Была только одна надежда – на то, что Дирижер умеет строить быстро. В этом случае на его территории, возможно, возникнет новое, не отмеченное на карте убежище, куда можно будет отступить.

Дирижеру понадобится помощь Сферы. Чем больше поможет ему Сфера, тем больше будет вероятность успеха. Если им улыбнется удача, то риск и расходы окупятся сполна.

Сфера поспешила приготовить Якорь, способный осуществить Связку под управлением Дирижера, и устроила так, чтобы недавно выращенные Пожиратели миров незамедлительно отправились в новое владение.

Сфера также послала сообщение, содержание которого сводилось к одному слову.

Опасность.



Диана оглядела небо. Как будто все улеглось, хотя, несомненно, это незнакомое небо. Несколько желтых, светло-желтых и красных звезд сияли ярче Сириуса. Одна из звезд сверкала на фоне зловещего красного диска величиной с Луну. Каким же он должен быть исполинским, если кажется таким большим отсюда? Может, это красный гигант? Диана вспомнила, что читала о красных гигантах, огромных звездах с тонкой внешней атмосферой и диаметром не меньше орбиты Сатурна. У красного гиганта более тусклый, размытый ободок. Эта же звезда горела по краям чистым, резким светом.

Новая звезда (Диана была уверена, что это не Солнце) была выпуклая и яркая; Земля купалась в ее лучах, заметно отличавшихся по цвету от солнечных. Терминатор находился почти там, где надо.

Новая звезда на месте Солнца рождала в душе Дианы бессильную злобу. Солнце согревало Землю четыре миллиарда лет. Вместо него в земном небе теперь сиял этот суррогат. Ни одно самозваное светило не имеет права именоваться Солнцем. Диана решила называть его Солнечной звездой, чтобы отличать от настоящего Солнца и других расположенных поблизости звезд.

Она обвела взглядом небо и снова уставилась на Землю. Конечно, Солнечная звезда испускала не совсем обычное сияние, но и тьма над Землей была не так черна, как положено: несколько звезд и этот крупный диск лили на планету свой свет.

А там, где должна была быть Луна, завис предмет неясной величины, напоминающий по форме разомкнутый круг. В диаметре он был немного шире обручального кольца. Сколько до него от Земли, интересно? Это можно легко проверить. Диана направила к нему радиолокационный луч и получила отражение через 2,5 секунды. Компьютер быстро выдал результат – около 300000 километров. Незамкнутый тор находился приблизительно на том же расстоянии от Земли, что и Луна. Господи Боже! Значит, он почти такой же большой, как Луна.

За этот день Диана повидала много страшного и удивительного, но это, такое обыкновенное с виду разомкнутое кольцо испугало ее больше всего. Новые звезды, заменитель Солнца, даже сверкающая в небе красная штуковина – все это можно было как-то принять. Ничего невероятного не было в том, если бы все они оказались природного происхождения, а значит, доступными человеческому пониманию объектами. Но это разомкнутое кольцо было явно искусственным. Созданное, построенное кем-то колесо в небе величиной с Луну. Нет, это невозможно! Уму непостижимо.

Но хватит пялиться на звезды – ты не маленькая девочка в планетарии. Если хочешь выжить, пора браться за работу. Диана ненадежнее пристегнулась ремнями к креслу и начала проверять приборы.

Минуточку. ОбнаПур. Где же он, черт его побери? Ага, вот он. Крошечная жестянка, сейчас она сближается с Землей перед тем, как описать дугу и выйти на лунную часть орбиты-восьмерки. Но Диане от этого ни холодно, ни жарко. Она точно не сможет добраться до ОбнаПура, да и орбита его без Луны сильно искривится. Пурпуристам не позавидуешь.

Ладно, сначала следует позаботиться о себе. Вот будет корабль в порядке, тогда можно будет подумать и о других. Диана с головой ушла в работу.

Впрочем, автоматические, годами отработанные действия по проверке систем корабля не мешали ее мыслям. Кто-то их сюда притащил. Это не просто несчастный случай, это сделали намеренно. Землю похитили.

Вот только кто эти похитители?



«В связи с отсутствием интереса общественности конец света отменяется». Джеральд не знал, в каком уголке его мозга возникла эта непочтительная мысль, но она возникла. Он был все еще жив. Вселенная тоже не умерла. Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на спине и с тех пор даже не пошевелился. Наконец он осторожно поднял руку и ощупал свою голову – на голове была шишка, а пальцы стали липкими от крови. Наверное, во время землетрясения его стукнуло камнем и он потерял сознание.

Но это неважно. Главное, мир уцелел. Под Джеральдом все та же земля, все так же веет ночной ветерок, а в небе сияют звезды, проглядывающие сквозь дымку облаков, набежавших с Тихого океана. Раньше небо было ясным. Должно быть, прошло уже немало времени. Джеральду стало холодно.

Звезды. Джеральд подумал, что звезды выглядят как-то странно, хотя он никогда не был особым знатоком звездных карт. Слишком много ярких звезд видно сквозь туман. И с Луной что-то не то, она сильно изменилась. Туман не давал Джеральду подробнее рассмотреть ее.

Что произошло? Опыт. Марсия упоминала о каком-то опыте, о нацеленном на Землю луче, который должен был прийти после десяти часов утра по ее времени.

В чересчур ярком свете звезд Джеральд посмотрел на часы и произвел вычисления в уме. Да, луч должен был коснуться Земли в ту минуту, когда мир сошел с ума.

Совпадение? Слишком уж странное совпадение.

Джеральд вскочил на ноги и поспешил в дом. Из лотка принтера он вытащил документ, присланный Марсией, и начал было читать, но ощущал какую-то тревогу, она мешала понимать напечатанные на бумаге слова. После землетрясения находиться под крышей было неуютно. Джеральд отправился на кухню, достал из ящика со всяким старьем фонарь и вышел с бумагами во двор.

Кольцо Харона. Гравитационные волны. Высокая мощность. Адресат на Земле: Лаборатория реактивного движения. «Но каким образом гравитационный луч мог это сделать?» – спросил себя Джеральд.

И тут же уточнил вопрос.

«Что сделать? Что, собственно говоря, произошло?» Надо трезво оценить положение, осмыслить имеющиеся данные и уж тогда делать строго логические выводы. Его неверующих друзей всегда забавляло, что он, такой религиозный, склонен так доверять чистой логике. Но вера Джеральда, как это ни парадоксально, логически вытекала из многолетнего добросовестного изучения жизни. Бог, в той или иной форме, являлся бы для него единственно возможным объяснением всего живого.

Но это к делу не относится.

На небе новые звезды. Некоторые из них необыкновенно яркие. Настолько яркие, хоть читай под ними без фонаря. Громадный шар, который Джеральд видел раньше, теперь, наверное, скрылся за горизонтом. Джеральд опять поднял глаза туда, где висела Луна. Облака ушли, и Джеральд ясно увидел, что никакой Луны там нет, а есть какой-то кольцеобразный предмет.

Итак, вывод очевиден: Земля передвинута куда-то со своего обычного места.

Это сделал гравитационный луч? Нелепо. Возможно, опыт с гравитацией чисто случайно совпал с этим перемещением. А если не случайно?

Джеральд снова заглянул в бумаги. ЛРД. Нет, такое совпадение – чистое сумасшествие. Значит, надо обращаться в ЛРД. И выяснить, как же все-таки это произошло?

И что делать дальше?

«То, что можно передвинуть, можно вернуть и обратно, – Джеральд улыбнулся, это был юмор висельника. – Если вера способна сдвинуть горы, то почему бы вере не сдвинуть планету? Разница только в массе, а принцип тот же».

Джеральд принял решение.

Он встал и оглядел лежащую внизу долину. Везде царили тишина и покой. В нескольких домах горел свет. Наверное, там живут люди, бывавшие в странах, где часто трясет. И вот они проснулись и сейчас по старой привычке испуганно перешептываются.

Джеральд вдруг подумал, что многие, вероятно, все проспали. А если еще кто-то из них не слушает новости, то так и не заметит, что Вселенная преобразилась. Он посмотрел на чужое небо и поежился.

Он готов был позавидовать этим людям.



Мало-помалу люди, живущие на просторах Земли, начали понимать, что произошло невероятное. Правительства, агентства новостей, частные системы связи, фабрики слухов – сколько все выдвигали разных предположений, сколько диких сплетен распускали, сколько устраивали глубокомысленных дискуссий, сколько было испуганной болтовни!

Правительства подавали в отставку. На деревенских площадях, на тусклых видеоэкранах развелось несметное количество доморощенных проповедников. А для Последнего Клана и Обнаженного Пурпура случившееся стало лишь поводом для более активной ловли в свои сети душ человеческих.

Генералы мобилизовали армии, флоты вышли в море, воздушные и уцелевшие космические войска были приведены в полную боевую готовность. Все без толку. Что может сделать армия против силы, которая передвигает планеты?

Через несколько часов по всему земному шару уже проходили экстренные совещания международных организаций, начались демонстрации и беспорядки. Все тщетно. Иначе и не могло быть, пока люди не осознали, что случилось.

Мир, переживший Крах Знания, нуждался в информации; люди, которые могли ее дать, были нарасхват.

Но теперь эти люди были слишком заняты. И слишком немногочисленны.



Миновало несколько часов. Это все, что Вольф знал. Чтобы сказать, сколько именно, ему надо было очень сосредоточиться. Часы утекали, как секунды, будто во сне. Вольф Бернхардт оторвался от пульта управления и обратил усталый взгляд на настенный хронометр. Местное время – два часа пополудни. Значит, прошло около двенадцати часов.

Гробовая тишина, стоявшая в ЛРД ночью, уступила место дневному безумию, когда сюда нагрянули все, имевшие хотя бы отдаленное отношение к Лаборатории. Все они задавали вопросы, и все требовали ответов. Каждые несколько секунд принтер выплевывал телеграммы от Международного астрономического союза, а компьютеры ЛРД переваривали льющуюся широким потоком новую информацию. Телеграфное агентство МАС было центром анализа и синтеза информации обо всех открытиях в области астрономии.

Объем сведений обескураживал. Казалось бы, теория Краха Знания за последние годы почти полностью разрушила информационную сеть Земли. К тому же теперь, после катастрофы, было потеряно множество спутников связи, повреждена энергосеть из-за исчезновения энергетических спутников, и тем не менее земные обсерватории и уцелевшие орбитальные станции сообщали о стольких открытиях, что компьютеры ЛРД почти захлебывались поступающей каждую секунду информацией.

Вольф гордился своими способностями систематика; этим утром его способности подверглись серьезному испытанию. Ему на долю выпало связать все сведения воедино, ему – просто потому, что больше никто не мог в них поверить. Даже люди, которые сделали эти открытия.

Обсерватории оказались в очень трудном положении. Осуществлявшиеся тысячелетиями в Солнечной системе наблюдения оказались бесполезными: привычные объекты отсутствовали. Перестали работать стандартные системы координат. Фоновые звезды тоже пропали со старых мест и уже не могли служить ориентирами.

В новой звездной системе нужно было к чему-нибудь привязаться. МАС произвольно объявил плоскость орбиты Земли базисной плоскостью системы. И постановил, что вращение Земли происходит с запада на восток, с прежним наклоном оси к плоскости орбиты.

Это помогло немного определиться, но астрономам нелегко было прийти в себя, чтобы заработать в полную силу: по вполне понятным причинам они не верили собственным глазам. Однако Вольф быстро обнаружил, что электронное оборудование без труда приспособилось к изменившимся обстоятельствам. Большинство данных МАС поступало от автоматических наблюдательных станций. Роботы не задумывались, верить ли им своим глазам: открытия, и очень крупные, делались в прямом смысле слова автоматически.

С утратой почти всех находящихся в космосе аппаратов современная астрономия оказалась обезглавленной. Ее внезапно отбросило назад, в середину двадцатого столетия, когда люди вели наблюдения при помощи приборов с ручным управлением, расположенных на горных вершинах.

Некоторое новейшее оборудование пригодилось. Самыми полезными оказались установленные на Земле широкообзорные телескопы. Эти инструменты наблюдали за небом, отслеживая объекты, которые перемещались на фоне неподвижных звезд. Телескопы предназначались для обнаружения не отмеченных на картах и потенциально пригодных для разработки астероидов, приближающихся комет и предотвращения столкновений космических кораблей. Годами телескопы отыскивали кометы и астероиды, решая свои прямые задачи, но теперь класс объектов, за которыми они наблюдали, стал другим – теперь они находили десятки крупных планет, обращавшихся как вокруг нового Солнца, так и вокруг других звезд.

Говорить о характеристиках новых планет было еще слишком рано, бесспорно было одно: они существуют. Пока не удалось даже получить четкие изображения большинства из них. Они были просто световыми точками, движущимися на фоне звезд. Компьютеры ЛРД быстро вычислили местоположение и приблизительные орбиты многих из этих планет.

Вольф сразу же заметил, что орбиты эти чертовски странные. Казалось, здесь нельзя было найти двух планет с орбитами в одной плоскости. Их плоскости были наклонены под разными углами. Планеты двигались в разных направлениях. Различие в наклоне плоскостей орбит, вероятно, было вызвано естественными причинами. Если две планеты подходят близко друг к другу, их орбиты могут под воздействием полей притяжения исказиться, при этом каждая планета будет толкать другую в новую плоскость. Нечто подобное миллиарды лет назад произошло с Плутоном. Но Вольфа смутили малые расстояния и разнонаправленное вращение. Вот это было непостижимо.

Вычисленная на скорую руку орбита Земли соответствовала периоду обращения вокруг новой звезды, равному 370 суткам. Теперь придется добавить к календарю еще четыре дня.

Это еще куда ни шло, но удивляло странное соседство, в котором оказалась Земля. Большая полуось орбиты ближайшей соседки отличалась от большой полуоси новой орбиты Земли не более чем на три миллиона километров, но плоскость ее отклонялась от земной на сорок пять градусов. К тому же орбита была обратной – соседняя планета двигалась по ней в противоположном направлении. Сейчас планеты находились на минимальном расстоянии друг от друга, и в земные телескопы была видна красивая голубовато-зеленая поверхность новой соседки.

Через два часа после того как телескопы получили эти изображения, обсерватории объявили еще об одном потрясающем открытии. Земля находилась напротив полярной области нового Солнца. Вольф долго это переваривал. Ну, если у всех орбит разные наклоны, какой-то планете надо двигаться по полярной орбите, наконец решил он.

Еще одно донельзя странное наблюдение: насколько он мог судить по предварительным данным, все планеты были типа Земли. Ни одного газового гиганта, ни одного ледяного шара. И все они вращались по орбитам, которые, по всей видимости, не выходили за пределы «биологического радиуса» главной звезды, то есть на поверхности планет поддерживались приблизительно земные температуры.

И уж, разумеется. Земля тоже находилась внутри этого радиуса. Одним из немногих не претерпевших изменения показателей была солнечная постоянная, то есть среднее количество солнечной энергии, попадающее на квадратный километр земной поверхности. Оно как будто осталось прежним с точностью до нескольких знаков.

И это наводило на одну мысль, которой Вольф не хотел верить, слишком уж она была сумасшедшая.



Для Дианы Стайгер настал миг торжества. Долой роботов, бортовую автоматику и программы искусственного интеллекта. В эту минуту «Рабочей лошадке» нужен на борту настоящий человек из плоти и крови. Бедная старая посудина не могла справиться сама, ей требовался живой пилот и живой ремонтник.

Ну ладно, сначала ремонт. Диана пристально вгляделась в видеозапись аварии. Насколько она могла судить, в первые мгновения этого… в общем, неважно, что это было, но у «Рабочей лошадки» отлетел кусок носа. Диана прищурилась, поняв, что так и не знает, как назвать случившееся.

Что же это было? Что? Стоило ей об этом подумать, у нее холодела спина.

Ладно, оставим определение на потом, сейчас хватает других забот. Что бы это ни было, оно изрядно попортило ее корабль. Похоже, именно та чертова белая стена, возникшая перед самым носом «Рабочей лошадки», откусила от него сантиметров пять. Мелкие осколки, возможно, еще плавают в пространстве где-нибудь в Солнечной системе.

Ее мысли пытались убежать в сторону, но Диана была настороже. Так, пяти сантиметров носа «Рабочей лошадки» как не бывало, спрятанные глубоко внутри корпуса сопла передних двигателей искалечены, тяга наверняка ослабела. Счастье еще, что двигатели вообще не взорвались ко всем чертям. Диана увидела на корпусе обгоревшие участки, немые свидетельства того, что отработанные газы попадали не туда, куда им следовало попадать. Да уж, воистину катастрофа была на носу.

Итак, придется попрощаться с передними двигателями. Нечего испытывать судьбу, включая их снова, можно летать и без них. Это трудно, но возможно.

Однако изуродованный нос все же нуждается в починке. На корабле, лишенном нескольких листов термозащиты нельзя входить в плотные слои атмосферы. Даже если Диане не удастся добраться домой, то до ремонтной космической станции ей все равно добраться придется, и сделать это нужно с наименьшим риском. Установленные в носу чувствительные приборы не должны подвергаться воздействию низких температур в открытом космосе. Нос нужно залатать.

На наружном манипуляторе номер два установлен специальный распылитель пены, предназначенный именно для таких случаев. Диана подвела манипулятор как можно ближе к носу. Вот так.

Применяя тонкое распыление, она медленно клала слой за слоем теплоемкую пену. В безвоздушном пространстве пена быстро затвердевала. Предполагалось, что такое покрытие должно выдержать одноразовое вхождение в плотные слои атмосферы.

Эта работа требовала мастерства. Затвердевшая пена должна была прилегать плотно и как можно точнее восстанавливать старую форму носа. Диана хотела поскорее справиться с ремонтом и бежать сломя голову от странного места, где неизвестно откуда вырастающие белые стены откусывают куски космических кораблей. Но поспешишь – людей насмешишь, Диана знала эту хорошую пословицу и потому работала медленно и внимательно, заставляя себя сдерживать торопливость и волнение.

Наконец она все сделала и посмотрела на плоды трудов своих, глядя в дальнюю камеру, установленную на наружном манипуляторе номер три. Ей понравилось. Чистая работа.

Диана нажала на кнопки, и механические руки спрятались в корпусе корабля. Теперь вероятность того, что с кораблем во время вхождения в плотные слои атмосферы ничего не случится, стала побольше. Но стоит ли рисковать? Диана поглубже уселась в кресло и задумалась. Войти в плотные слои атмосферы – рискованнее, чем осуществить аварийную стыковку с одной из орбитальных станций. ОбнаПур для нее недостижим, да и вообще это не лучшее место. А другие станции? Со своей орбиты Диана не видела ни одной крупной станции, а каналы связи безнадежно заглохли. Вероятно, большинство спутников связи пропало. Диана даже не знала, остались ли на своих местах после того, что произошло, орбитальные станции, смогут ли они состыковаться с космическим кораблем и принять беженку.

С другой стороны. Земля-то здесь. Диана ее видела; Что бы там ни произошло, это произошло и с Землей. Некоторые орбитальные аппараты уцелели, другие нет, Диана была этому свидетельницей. Она очень сильно подозревала, что, находись «Лошадка» на несколько сотен метров дальше от ОбнаПура, немного ближе к Луне, корабля сейчас здесь не было бы.

А где, черт возьми, была бы «Рабочая лошадка»? Где Луна? Осталась в Солнечной системе?

Господи! А где Солнце?

Диана оглядела пространство. Да, это вопрос: где она находится? Что это за место? Нет, об этом лучше не думать, а то с такими мыслями живой до дому не доберешься. Диана снова сосредоточилась на пульте управления и включила навигационную систему. Работая только вручную, она запустила двигатель.

Неведомое окружало ее со всех сторон. Это самый опасный полет в ее жизни. Но она знала наверняка, что это отступление временное, тактическое. Она вернется, вернется сюда, в космос, и выяснит, что случилось и почему.

Обливаясь потом, полуживая от нервного перенапряжения и усталости, Диана готовила изувеченный корабль к рискованному полету домой и думала, что в один прекрасный день поборется с той силой, что передвигает планеты. И тогда-то уж она отыграется за это поражение.

Она была так счастлива, как никогда в жизни.

13. Червоточина

Дирижер был в восторге. Он, конечно, надеялся на помощь в форме Якоря. Но не смел и мечтать о сложном Портальном, не говоря уже о недавно выращенных Пожирателях миров. Он не смел мечтать и о том, что помощь придет так скоро.

Бывало, что Якори приходили быстро, но только не Портальные. Еще большей редкостью была доставка вспомогательных средств одновременно с Якорем. Обычно между этими событиями проходили годы, десятилетия и даже столетия.

Конечно, и обыкновенный, не Портальный Якорь неплохо служит выполнению главной цели. Обыкновенный Якорь тоже позволяет получить отверстие в пространстве, хотя и меньшее, чем Портальный. Но через такое отверстие может проникнуть все, что преодолевает обычное пространство. Например, радиосигналы. Дирижер снова и снова отправлял сообщения и получал ответные послания, содержавшие сведения, необходимые для возобновления сложной связи со Сферой после стольких тысячелетий молчания. В сущности, Дирижер и Сфера заново учились разговаривать друг с другом.

Но сейчас Дирижер получил сигнал, который заставил его забыть о языковых уроках. Как полагалось, он зеркально отразил сигнал в сторону его источника, показывая, что сообщение принято.

Это не требовало усилия мысли. Но содержание сигнала – требовало. Дирижер проанализировал послание.

И его охватил страх.



Путешествие с Плутона на Луну было долгим, хотя корабль летел быстро. Но теперь оно уже приближалось к концу. Посадка примерно через час. Сондра оторвала взгляд от экрана с новостями и пропагандой и оглядела крошечную кают-компанию, где они иногда собирались с Ларри и Рафаэлем, Сейчас кроме нее тут находился только доктор. Веселая история – оказаться взаперти с ними обоими и Кольером, неразговорчивым пилотом «Неньи».

Сондра подумала о себе, Рафаэле и Ларри. Поспешный отлет на «Ненье» показал, какими важными они вдруг стали персонами. И не только на Плутоне. Кольцо внезапно приобрело вес за пределами Плутона, об этом свидетельствовало то, что после прилунения осмотр и ремонт «Неньи» будет осуществляться вне очереди. Если учесть, что половина сооружений на Луне разрушена, это кое-что значит. Сондра уловила лейтмотив поступающих отовсюду сообщений: если Ларри Чао и Кольцо втянули их в это дело, значит, только Ларри Чао и Кольцо помогут им выкарабкаться.

– Вы уверены, что это правильная величина заряда? – раздался из спальной каюты слегка приглушенный голос Ларри.

Ларри в основном работал у себя, чтобы не мешать остальным, но его голос все же был слышен. Он, конечно, говорил в радиомикрофон, с которым последние дни не расставался. Большую часть путешествия он проспорил с каким-то парнем по имени Люсьен Дрейфус, они обсуждали каждый новый факт, касавшийся таинственной черной дыры. Хорошо хоть, сейчас Луна совсем близко, задержки сообщений становятся все меньше и уже не так выводят из себя.

Сондра всей душой стремилась к покою, к забытью, ей хотелось уйти от всех и побыть одной. Но возможности были невелики, потому что большинство помещений огромного корабля было опечатано – в них хранились эластичные емкости с горючим. Открытыми остались всего семь отсеков: кабина пилота, кают-компания, четыре спальные каюты величиной с гроб и туалетная комната, в которой желающие могли принять очень неудобный душ в невесомости.

Шестнадцать дней. Путь от Плутона до Луны занимает шестнадцать дней. Ларри по крайней мере работает как вол.

Так он искупает свою вину. А как она искупает свою? Без ее поддержки и одобрения у Ларри не хватило бы духу сделать то, что он сделал. А может, это не так? Несет ли она ответственность за разрушительные и совершенно непредсказуемые действия другого человека?

Сондра вздохнула и вернулась к экрану, на котором появилось официальное заявление Обнаженного Пурпура. Жуткая чепуха, но хотя бы можно отвлечься и не слушать, как Ларри бубнит что-то про тяготение.

«Мы с гордостью объявляем о своей победе, мы избавили Солнечную область от проклятия под названием „Земля“.

Сондра нахмурилась.

– Что такое Солнечная область? – спросила она доктора Рафаэля. – На жаргоне пурпуристов.

Рафаэль отложил книгу в сторону и с минуту подумал. Он стал спокойным и непринужденным в последнее время, словно обрел что-то ценное, давным-давно утраченное.

– Я это знал когда-то. Ну да, конечно. Пурпуристы не одобряют термина «Солнечная система», поскольку он подразумевает, что в природе существуют цель и порядок. Хаос, по их мнению, является изначальным, естественным состоянием, и попытки внести упорядоченность есть насилие человека над природой. Возможно, моя формулировка не совсем точна, но в общих чертах их логика именно такова. У пурпуристов, восьмитысячников и им подобных ужасный жаргон. Прочтите, пожалуйста, что они там вещают. Мне даже интересно, я, видите ли, уже много лет не слышал их откровений.

Сондра откашлялась.

– Я попробую, но сделать это довольно трудно, язык сломаешь. Чушь собачья. А произнесенное вслух, это, наверное, покажется невозможным. Итак: «Четыре миллиарда лет неестественное со-стояние существования портило Солнечную область, так как уменьшающее энтропию из-вращение жизни и эволюция противоречат торжественному и естественному движению к всеобщему упадку. Теперь, благодаря Движению Обнаженного Пурпура, Солнечная область очищена от рассадника этой заразы, и восстановлено/установлено истинное состояние природы. Этот техно-логический прорыв еще раз доказывает превосходство способа по-знания Мудрости через Невежество. Когда все научатся плевать на гнусное стремление человека к порядку и стабильности/дебильности, все культуры добьются огромных успехов и убьются.

Но сейчас люди обоих полов, дети разных планет повсюду могут начать новую жизнь, выйдя из-под деспотического/политического ярма культурного империализма Земли. Движение Обнаженного Пурпура предоставляет эту возможность бесплатно, новообращенные всегда физкульт-приветствуются…» Маразм, – сказала Сондра. – Полный маразм.

– Но звучит по-своему поэтично, – смягчил ее слова Рафаэль. – Самое удивительное, что найдутся люди, на которых этот бред произведет сильное впечатление. Их поразит мысль, что кучка чудаков, поселившихся в заброшенной тюрьме, способна уничтожать планеты. Некоторые примкнут к ним, другие пожертвуют деньги. Чтобы бессмысленная цель продолжала свое существование, достаточно одного приверженца на миллион противников и равнодушных. По крайней мере, так было, когда у пурпуристов была восьмимиллиардная аудитория на Земле. А сейчас в окрестностях Солнца живет меньше миллиарда человек, рассеянных по всей системе. Почему при общей тенденции к дроблению и рассредоточению эти чокнутые не вымерли?

– Да, это уму непостижимо. Но агитки пурпуристов хотя бы отдаленно напоминают человеческий язык.

– А у вас есть другие образцы? – улыбнувшись, спросил Рафаэль.

Сондра никогда не видела его таким открытым и раскованным. Господи, какой же обаятельный человек скрывается под панцирем вечного раздражения! Путешествие с Плутона, казалось, раскрепостило его.

– Есть, манифест Восьмитысячников. Они сделали встречное заявление, применив систему условных знаков, в основе которой лежит цифра 8. Думаю, компьютер сумеет расшифровать их сообщение.

– Не знаю, стоит ли тратить на это время. Даже расшифрованное, их заявление лишено смысла. Потому что и словесные конструкции у них условны, в основе их лежит все та же восьмерка.

– Откуда вы столько знаете об этих группах?

Рафаэль улыбнулся.

– Это все моя жена Джесси. Она была очень любознательна, любила все необычное, любила, как ученый любит предмет своих занятий. В наши времена в университетах кого только не было. Особый интерес у нее вызывали радикалы. Мы с ней тогда только защитили докторские диссертации. Она даже кокетничала с Говорунами. Этого движения больше нет, но они не слишком отличались от других групп и группок, вся идеология которых строилась на политическом пустословии. Для них не имело значения, что они делают или имеют в виду, главным было броско и необычно изложить свои мысли. Псевдомысли.

А пурпуристы – это особый случай. По крайней мере, раньше они выделялись среди остальных. Они забыли свои истоки, и в этом их трагедия. В основе Движения Обнаженного Пурпура лежало стремление к определенным целям, одна из них – ненасильственным путем привести к крушению человеческую цивилизацию. Конечно, сама цель возмутительна, но в том-то и дело, что ее недостижимость сознавалась зачинателями движения, более того она была краеугольным камнем их системы. Но – принципиальная недостижимость. Кажется, в самом начале пурпуристы называли себя людьми из Ламанчи или Донами К., в честь Дон-Кихота и его ветряных мельниц. Принцип недостижимости цели должен был побуждать членов группы к постоянным исканиям, вечным стремлениям, не давать им успокаиваться. Поиски идеала, абсолюта, по их мнению, заведомо обречены на провал, потому что невозможно полное воплощение идеала, а возможно лишь приближение к нему, и это последовательное движение заканчивается лишь со смертью. Человек должен был научиться дорожить тем малым, что ему удалось достичь.

Так что сначала Движение Пурпура ставило перед собой неглупые цели. Это был, конечно, эпатаж не самодостаточный, а вполне продуктивный. Он был направлен на-то, чтобы люди перестали благодушествовать и встряхнулись, вспомнили, что мир не так уж хорош, и устремились к высшим целям, по крайней мере, зашевелили мозгами. То есть было очевидное стремление к пробуждению личности, а это вовсе не плохо.

Джесси объяснила мне в свое время, что именно таков истинный, не лежащий на поверхности смысл Бессмысленной Цели.

Взгляд Рафаэля стал холодным.

– В наши дни философия пурпуризма выродилась в болтовню, которая требует от людей одного только самовыражения. К чему, зачем – этого они теперь не знают. Общение с каторжниками из Тихо испортило пурпуристов. Незадолго до своей смерти Джесси предсказывала такой финал, – Рафаэль покачал головой. – Но она бы огорчилась, узнав, что оказалась права. За душой колонистов Пурпурной колонии Тихо не осталось ничего, кроме гнева. Гнева и настойчиво культивируемой мысли, что вся Вселенная перед пурпуристами в долгу. Их философия стала игрой в слова, призванной оправдать их образ жизни.

В пурпуристах всегда был гнев, раньше он смягчался надеждой. Теперь надежды нет, и потому все это выглядит так грустно.

Сондру поразили даже не сами слова Рафаэля, а то, что говорит это человек, сам еще недавно снедаемый гневом и ожесточением.

– Наверное, Джесси была замечательная женщина, – наконец сказала Сондра.

– О да, – задумчиво ответил Саймон Рафаэль. – Замечательная. Я все время вспоминаю, какая она была замечательная.

Раздался сигнал, и прозвучал спокойный, уверенный голос пилота Кольера:

– Осталось полчаса до посадки на Луну. Если вы включите мониторы наружного наблюдения, то увидите довольно любопытное зрелище.

Сондра вздохнула с облегчением. Бесконечный полет подошел к концу. Она включила монитор, но больше по инерции; ее сейчас интересовал не лунный пейзаж, а работа двигателей, к шуму которых она напряженно прислушивалась. Появился Ларри, прошел к своему креслу и пристегнул ремни. Сондра взглянула на него. Ларри волновался так же, как и она. Они оба переживали за двигатели «Неньи». Весь полет с Плутона «Ненья» шла в форсированном режиме, а двигатели вряд ли были предназначены для таких перегрузок. Благодаря этому полет длился всего шестнадцать суток, но зато теперь путешественники оказались в очень неопределенном положении, когда оставалось уповать только на везение.

Первую половину пути ускорение корабля составляло 1,25 «g», вторую половину пути он замедлял свое движение с отрицательным ускорением той же величины. Перегрузка, хоть и небольшая, с непривычки отражалась на самочувствии пассажиров. «Зато теперь, – говорила себе Сондра, – если „Ненья“ благополучно прилунится, одна шестая земной силы тяжести покажется нам просто наслаждением».



Ларри смотрел, как навстречу им мчится покрытая шрамами и кратерами поверхность Луны, и вдруг вся возня вокруг природы черных дыр представилась ему такой пустой, такой мелкой. Он вцепился мертвой хваткой в ручки кресла, закрыл глаза и словно наяву увидел страшную аварию – «Ненья» на огромной скорости врезается в гору; вспышка, оглушительный грохот – и все. Нет, так не годится. Он открыл глаза. Двигатели гудели слишком устало. Они не в состоянии предотвратить падение. Хуже всего, если они совсем заглохнут. Ларри перевел взгляд на монитор: изборожденная кратерами поверхность приближалась с каждой секундой все быстрее.

Двигатели заработали на полную мощность, корабль тормозил, зависал над Луной. «Ненья» медленно опустилась на посадочную площадку. Двигатели отключились, и корабль мягко прилунился.

Ларри едва успел перевести дух, как внизу послышался стук и лязганье металла. Молодой человек просунул голову в приоткрывшуюся крышку люка и стал озираться в поисках пассажиров. Наконец его глаза привыкли к сумраку, и он увидел Ларри.

– Ларри О'Шонесси Чао? – спросил молодой человек.

Ларри встал, пошатываясь, и неуверенно шагнул, стараясь приноровиться к непривычному тяготению.

– Да, – узнав голос, споривший с ним по радио, ответил Ларри. – А вы – Люсьен Дрейфус.

Люсьен ловко запрыгнул в люк и улыбнулся. Он протянул руку, и Ларри энергично пожал ее, рассматривая Люсьена. Небольшого роста, гибкий, нервный молодой человек совсем не вписывался в традиционный образ беспечных пухлых коротышек-лунян. Узкое бледное лицо и очень открытая улыбка. Рыжевато-каштановые волосы, подстриженные длинным «ежиком», стоят на голове дыбом, как пружинки. Рукопожатие энергичное, крепкое. Рубашка с короткими рукавами не скрывает мускулистых рук. Он старше Ларри на год или на два, но улыбается так, будто между ними уже установилось соперничество и он уверен в своем превосходстве.

Люсьен повернулся к остальным.

– Доктор Бергхофф, доктор Рафаэль, добро пожаловать. Давайте поторопимся в космопорт, у выхода из шлюза в город нас ждет микроэлектромобиль. О своем багаже не беспокойтесь, сотрудники космопорта доставят его на место в целости и сохранности. В конференц-центре все, мягко говоря, немного суетятся. С ВИЗОРа до нас доходят какие-то дикие слухи, – он на секунду замолчал. – Как только вы приедете, совещание немедленно откроется.

Он показал в сторону люка, и его уверенный жест поразил Ларри своей профессиональностью, словно Люсьен работал экскурсоводом.

– Немедленно? – спросил доктор Рафаэль.

– Да, сэр.

– Ясно, – бросив озабоченный взгляд на Сондру и Ларри, сказал Рафаэль.

В суматохе посадки они забыли переодеться, их костюмы вряд ли подходили для официальной встречи. На Ларри была одна из его самых ярких рубашек, а уж малиновые шорты не подходили ни для чего. «Парадный костюм для исторической встречи», – подумал Ларри. Сондра в грязном черном комбинезоне выглядела получше, но было заметно, что она в нем спала, а к отвороту прилипло несколько крошек от завтрака. Рафаэль, в широких брюках и свитере, по сравнению с ними являл собой верх приличия.

– Думаю, всех интересует, что мы скажем, а не как мы одеты, – уловив общее сомнение, бросил Рафаэль.

– Вы правы, сэр, – взглянув на часы, произнес Люсьен; он не обращал внимания ни на что, кроме течения времени. – Идем?

Трое приезжих немного неуверенно последовали за ним. Он провел их в воздушный шлюз корабля, а затем вниз по длинному, крутому, извилистому проходу, идущему под землю, в сложный лабиринт шлюзов. Встреченные по дороге рабочие занимались проверкой своих скафандров.

– Это ремонтная бригада, – сказал Люсьен. – Собирается отладить двигатели вашего корабля, чтобы увеличить их мощность. Сдается мне, это не последний его скоростной рейс.

Ларри быстро посмотрел на встревоженное лицо доктора Рафаэля и почувствовал жалость к директору Станции. «Ненья» всегда олицетворяла для директора спасательный круг; билет домой, если случится что-нибудь плохое; талисман, охраняющий от неожиданных бед.

Декорации мелькали слишком быстро. Люсьен вывел их через воздушные шлюзы и городской тоннель к маленькому открытому электромобилю. Он сам занял место водителя, а остальные забрались в открытый салон.

Едва Ларри успел коснуться сиденья, как Люсьен нажал акселератор. Шины взвизгнули, и микроэлектромобиль полетел по узкому, тускло освещенному тоннелю. Десять минут назад Ларри дрожал, ожидая посадки космического корабля. Однако сейчас он понял, что посадка на Луну куда безопаснее поездки с Люсьеном в этой повозке.

– Вы прибыли последними, – Люсьен старался перекричать свист ветра. – События развиваются стремительно, даже со времени нашего последнего разговора по радио произошли изменения. Говорят, самые последние новости у Марсии Макдугал с ВИЗОРа.

– А наши расчеты подтверждаются?! – схватившись судорожно за сиденье, крикнул в ответ Ларри.

– Расчеты прекрасные, очень подробные. Но мне не нравятся ваши выводы.

– О выводах мы сейчас не говорим.

– Я все время о них думаю, – кричал Люсьен. – Что касается расчетов… Как раз перед тем как вы прилетели, я сделал последнюю проверку. Масса черной дыры, образовавшейся на месте Земли, определенно составляет 1,054 земной, никакого заметного увеличения массы не происходит, хотя теперь видно множество мелких обломков. Чтобы определить скорость вращения, мы применили метод оптического скаляра. Получили достаточно точные данные. Но можем ли мы с уверенностью сказать, что они означают? Я все еще сомневаюсь, стоит ли делать их достоянием гласности.

– Если данные верны, мы их обнародуем, – начиная раздражаться, прокричал Ларри. – Мы не можем терять время на четырехкратную проверку только потому, что вы предубеждены против наших выводов. Дайте мне другое объяснение, и я не буду настаивать на своем.

– Ладно, ладно. Меня вы, кажется, уже убедили. Остальные исследователи будут решать сами.

Сидевшая сзади Сондра не разбирала и половины слов, но это не имело значения, она и так знала, о чем они говорят. Уже больше двух недель все обсуждали одно и то же.

Микроэлектромобиль вырвался из тоннеля, нырнул под табличку «Внутренняя Сфера Амундсена», и взгляду, уставшему от однообразия каменной стены, открылся более интересный вид. Сондра увидела город, следы землетрясения; тут и там люди расчищали завалы. Больше она ничего не успела заметить: Люсьен так резко затормозил, что все чуть не вылетели из машины. Вероятно, они приехали в Университет им. Армстронга, куда всех вызвали на срочное совещание.

– Вот мы и на месте, – объявил Люсьен и выпрыгнул из машины.

Он ввел спутников в просторное, низкое университетское здание. Они быстро прошли по длинному коридору. Дверь в конце коридора была открыта.

Ларри вошел последним, и поначалу ему показалось, что комната заполнена одними глазами, и все они направлены на него, сверля взглядом человека, который уничтожил Землю. Ларри чувствовал себя так, словно он на бешеной скорости врезался в кирпичную стену. В кирпичную стену из глаз.

Он услышал, как за ним захлопнулась дверь и щелкнула задвижка.

Потом он ощутил мягкое прикосновение чьей-то руки, повернулся и увидел похожего на гнома человечка в желто-зеленом сюртуке простого покроя – вот это был типичный лунянин.

– Добро пожаловать, – сказал человечек. – Я Пьер Долтри, президент Университета и на сегодняшний день глава нашей научной группы. Займите, пожалуйста, свои места, и начнем. Мистер Чао, доктор Бергхофф, доктор Рафаэль.

Они уселись в приготовленные для них кресла во главе длинного стола, хотя Ларри с удовольствием занял бы менее заметное место.

Президент Долтри подошел к своему креслу в середине стола, но так и не сел.

– Я не буду тратить много времени на представления, – начал он, – позвольте мне только назвать основных докладчиков, кроме только что прибывших. Все они активно работают над проблемой, собравшей нас за этим столом, и уже кое-чего добились. Люсьен Дрейфус, вы все его знаете. Тайрон Веспасиан, тоже из Орбитальной транспортной службы. Марсия Макдугал и Хирам Макджилликатти из ВИЗОРа.

Он указал на каждого из них и затем широким жестом обвел весь стол.

– Здесь представлены все крупные правительства Солнечной системы, включая исчезнувшую Землю. Тут присутствует Нэнси Стэнтон, посол ООН в Лунной республике. Мы собрались здесь, чтобы найти выход из тупика. Несколько дней назад Саймон Рафаэль и Ларри Чао предложили созвать это совещание, и с тех пор события развивались так быстро, что необходимость нашей встречи еще более возросла. Поскольку времени на обсуждение очень мало, а что-то предпринять надо как можно быстрее, различные правительства договорились предоставить нашему объединенному комитету практически неограниченные полномочия. То, что мы решим за этим столом, будет не просто рекомендацией, но обязательным для выполнения распоряжением. Я прошу всех не забывать о той огромной ответственности, которую мы отныне несем за свои действия.

Долтри примолк и обвел взглядом стол.

– Мне приходит на память эпизод из истории Луны. Около столетия назад политические отношения между Землей и Луной, с одной стороны, и остальной Солнечной системой – с другой, оказались на грани межпланетной войны. Казалось, ничто уже не спасет от нее. И все-таки война не началась. Внезапно появился астероид, угрожавший Земле столкновением, и эта опасность сплотила человечество, показала всю несерьезность политических притязаний по сравнению с ней. Луна приняла на себя предназначавшийся Земле страшный удар, и теперь нам напоминают об этих днях Кратер завтрашнего дня и полученная нами независимость.

Неожиданное столкновение с астероидом всегда считалось самой большой опасностью для человечества и Земли. Теперь мы знаем, что бывает и хуже.

Человечество склонно верить в то, что ему известны все худшие несчастья, которых следует опасаться, и всякий раз оказывается, что этот список неполон. Голод, наводнения, экологические бедствия, ядерная зима, столкновения с астероидами… Но объявляется новое зло, гораздо страшнее прежнего. Вот и сейчас: можем ли мы быть уверены, что худшее позади?

Все молчали.

– Я прошу мистера Чао выступить первым.

Ларри Чао не знал, следует ли ему встать, и решил не вставать; он и сидя чувствовал себя не в своей тарелке. Слишком много вопрошающих глаз. Он вдруг подумал, что выглядит, как преступник на суде. Какого черта он должен разоряться перед этими чинушами? Стоило тратить столько денег и сил, лететь сюда сломя голову, чтобы теперь метать бисер перед свиньями. Ладно, черт с ними. Ларри расправил плечи и начал выступление, надеясь закончить его как можно скорее.

– Э, благодарю вас еще раз, президент, и э-э, члены объединенного комитета.

Ларри даже не был уверен, правильности он обращается к ним. Он вытащил из кармана свои заметки и принялся, ничего не соображая, их перелистывать; он старался потянуть время, чтобы привести в порядок свои мысли.

– Позвольте мне начать с самого главного вопроса: является ли черная дыра на месте Земли самой Землей? Виной ли наш… мой эксперимент тому, что Земля обратилась в ничто?

«Вот я и сказал это!», – подумал Ларри. Сердце гулко билось. Над столом пронеслось тихое шушуканье.

«Да, это сделал я, – думал Ларри. – Я это признаю». Он знал, что у него нет выбора, он должен признать очевидное. Ему не спрятаться от того, что произошло, от того, что он натворил. Он заклеймен теперь на всю жизнь, и нет смысла притворяться, что клейма нет, легче не станет.

Сондра сидела рядом и наблюдала за приятелем. Ларри очень волновался, но было видно, что за последние дни он изменился, стал зрелым человеком. Когда он говорил, то сидел чуть прямее, чем всегда, смотрел на слушателей чуть увереннее. Застенчивый подросток не исчез, но подросток этот взрослел на глазах.

Ларри продолжал:

– Во время путешествия с Плутона я постоянно поддерживал связь с расположенной здесь, на Луне, Орбитальной транспортной службой. Как вы все, без сомнения, знаете, это учреждение предоставило ценные сведения о положении в системе Земля – Луна, или, теперь правильнее сказать, в окололунном пространстве.

Слушатели вновь слегка зашевелились.

– Сотрудник ОТС Люсьен Дрейфус систематизировал имеющуюся у Службы информацию о черной дыре. Мы с ним проанализировали данные и пришли к одинаковым выводам.

Ларри видел, что сидящий за дальним концом стола Люсьен и бровью не повел, и невольно восхитился хладнокровием лунянина.

– Мы рассчитали, какой стала бы Земля, превратившаяся в черную дыру, и сравнили наши вычисления с параметрами черной дыры, находящейся сейчас на месте Земли, – увлекшись, Ларри перестал стесняться. – Беда в том, что у черных дыр не слишком много характеристик, выразимых в точных цифрах. Во многих отношениях можно сказать, что черной дыры как физического явления вообще не существует. У нее нет размера, цвета, спектра. Ее плотность бесконечна. Но некоторые оценки мы все-таки смогли получить. Первая и самая очевидная характеристика – это масса дыры. Сейчас всем известно, что она на 5% больше массы Земли. Это не так уж много, на поверхностный взгляд, но давайте вспомним, что масса Луны составляет лишь 1,2% земной. И не забудем, что масса черной дыры измерялась всего через восемь часов после исчезновения Земли. Земля не могла так быстро набрать такой дополнительный вес. Чтобы черная дыра на месте Земли на самом деле оказалась Землей, Земля должна была быть передвинута каким-то неизвестным способом, сгущена, сконцентрирована до объема абстрактной точки, стянута в сингулярность, напитана дополнительной массой, равной четырем лунным, а потом восстановлена на прежнем месте, и все это за восемь часов. Совершенно невероятно! Поэтому я считаю, что эта черная дыра не могла быть порождена Землей.

Ларри вспомнил, как он работал ассистентом на кафедре. Больше всего ему тогда нравилось читать лекции, ему нравилась логика, при помощи которой удавалось доказывать очень красивые вещи.

– Теперь я подхожу к довольно сложному вопросу. Для большей ясности я не стану строго придерживаться научной терминологии. Простите, если я немного упрощу дело; речь идет не об искажении данных, а о том, чтобы сделать их более прозрачными, что ли.

Мы можем измерить некоторые характеристики черной дыры: параметры вращения; электрический заряд и магнитное поле, если они есть; горизонт событий; массу и, конечно, силу самого поля притяжения. Разумеется, все эти величины связаны между собой. Так, магнитное поле или его отсутствие зависит как от электрического заряда дыры, так и от скорости ее вращения.

Чем мы располагаем? Начнем с вращения. Данные о вращении дыры можно получить методом анализа циркуляции магнитных полей и так называемым методом оптического скаляра. Ось вращения черной дыры перпендикулярна плоскости орбиты, в то время как земная ось составляла с ней угол в 66,5°. Чтобы повернуть ее почти на 25°[7] и удерживать в вертикальном положении, требуется громадная энергия. Планета воспротивилась бы таким попыткам, если бы их кто-то предпринял, подобно гироскопу, сопротивляющемуся любой попытке повернуть ось его вращения. Я не думаю, что можно заставить земную ось повернуться вертикально, избежав разломов коры и выброса в космос большого количества осколков. Однако мы не видели никаких осколков. Это только первое замечание, касающееся вращения. Второе. Если предмет уменьшится в размерах, скорость его вращения должна возрасти, это азы механики. Так фигурист, делая пируэт, прижимает руки к телу и вращается все быстрее и быстрее. Если Земля сжимается в черную дыру, эта дыра обязана вращаться с огромнейшей скоростью. Наша дыра вращается слишком медленно – со скоростью в один процент от расчетной. Кроме того, она вращается в противоположном направлении. Это что касается вращения. Далее. Исследуемая черная дыра обладает мощным отрицательным электрическим зарядом. Земля была… то есть Земля вообще электрически нейтральна. Еще одна странность: северный и южный магнитные полюса дыры перевернуты, по сравнению с земными. Масса, данные о вращении, электрический заряд и магнитные свойства – все характеристики этой черной дыры, которые мы сейчас в силах установить, противоречат тем характеристикам, которые были бы у черной дыры, превратись в нее каким-то образом Земля. Поэтому я обоснованно утверждаю: данная черная дыра не является бывшей Землей.

Слушатели зашептались – кажется, с облегчением. Ларри подождал, пока голоса затихнут, и продолжал:

– Тогда что случилось с Землей? Либо Земля находится где-нибудь в другом месте, либо она уничтожена. Если она уничтожена, где следы этого уничтожения? Где энергетический импульс? Если Земля раскололась на куски, взорвалась, распалась на элементарные частицы или обратилась в чистую энергию, мы узнали бы об этом, правда, при условии, что сами пережили бы это событие. Последствия были бы очевидны. На Луну обрушилось бы огромное количество осколков, или она раскалилась бы от выделенной энергии, или и то и другое вместе. Я считаю, что Земля не уничтожена, а перенесена в другое место.

– Подождите, подождите! – вмешался резкий голос. – В полученных данных нет и намека на такой вывод. Я-то знаю! Я сам собрал большинство сведений, – Макджилликатти брызгал слюной от злости. – Я не видел, конечно, вашу драгоценную черную дыру крупным планом. Но вы только сейчас высокомерно заявляли, что нельзя разрушить планету, не оставив никаких следов этого разрушения, а после этого небрежно бросаете, что можно без лишнего шума ее украсть. Где же логика? Каким же образом, вы полагаете, это сделано?

Сондра подалась вперед.

– Червоточина; черт возьми! Вот что такое эта черная дыра. Вход в червоточину!

– Червоточина – это идиотская чушь! – фыркнул Макджилликатти. – Никаких червоточин нет в природе. И не может быть. И, на мой взгляд, черных дыр тоже. А черных дыр такой величины – в особенности.

Сондра почувствовала, что теряет терпение.

– Ради Бога, вы ведь видели, как вслед за синими вспышками появляются объекты размером с астероид. Да вы же первый и получили их изображение!

– Да, я поймал изображение, – огрызнулся Макджилликатти, – но я не согласен с вашим толкованием. Несомненно, на месте Земли находится какая-то плотная масса, но вы безосновательно отождествляете ее с черной дырой. Я не вижу доказательств, подтверждающих эту гипотезу. Может, у этой массы просто очень высокая плотность, но нет горизонта событий, и поверхностное притяжение недостаточно для того, чтобы удерживать вещество. Я не успел изучить количественные данные, но мне кажется, что тело с массой Земли могло бы обладать плотностью, в тысячу раз меньшей плотности черной дыры, и в то же время иметь диаметр всего несколько метров, то есть быть очень маленьким, таким, что наши несовершенные приборы воспринимают его как точку. Возможно, луч вызвал превращение обычного вещества, образующего Землю, в вещество неизвестной нам структуры, и эта структура такова, что небесное тело с массой Земли, состоящее из такого вещества, может не превышать нескольких метров в диаметре и иметь необычно темный цвет. Я считаю, что дело обстоит именно так, а объекты размером с астероид каким-то образом покидают поверхность этой плотной массы. Предположим, что состояние ее вещества очень нестабильно, и эти объекты – просто его резкий переход в нормальное состояние.

– А синие вспышки? – спросила Сондра.

– Энергетические разряды, сопровождающие переход.

– Но что это за вещество? – задал вопрос Ларри.

– Еще не знаю, сынок, – рявкнул Макджилликатти. – Но это единственное узкое место в моей теории. А в вашей гипотезе насчет черной дыры все притянуто за уши. Моя догадка разумна. Ваша – нет.

Все заговорили, перебивая друг друга.

Ларри слушал этот гомон с упавшим сердцем. Все хотели, даже страстно желали верить, что Земля не разрушена. Но чего-то он не понимал. В гипотезе Макджилликатти было множество недостатков, она противоречила науке. Почему же этим людям она более удобна, чем предположение о некоей страшной силе, запихнувшей Землю в червоточину?

Ларри следил за спором. Пока не вмешался Макджилликатти, он чувствовал поддержку аудитории. Но когда эти люди услышали то, чего так боялись, но тем не менее, видимо, желали услышать, они отвернулись от него.

Ларри поглубже утопил себя в кресле, он снова ощутил себя ребенком во взрослой компании – как на недавнем научном совещании на Станции гравитационных исследований. Как давно это было! Семнадцать дней назад? Или восемнадцать? Позади столько событий, долгий путь с Плутона на Луну, и – ничего не изменилось. Он сидел, страдая от собственной неопытности и мучаясь сознанием одиночества.

Но вот общий шум перекрыл новый, сильный и решительный голос.

– Все это мелочь, – сурово произнес Саймон Рафаэль. – Черная дыра, червоточина, плотная масса… Как раз перед тем как мы покинули Плутон, мистер Чао напомнил мне, что все это не столь уж и важно. Важно же то, что нашей родной планеты нет на месте, а Солнечная система подверглась нападению враждебных сил.

Рафаэль встал, уперся кулаками о стол и окинул взглядом комнату. Стало тихо.

– Неважно, как это случилось. Мы чувствуем странное утешение, залезая в дебри научного спора о том, как все произошло, потому что этот спор позволяет нам с головой окунуться в научные подробности и забыть о самом страшном. Всем нам по душе позиция страуса, но давайте наберемся мужества и взглянем правде в глаза. На Солнечную систему совершено нападение. Наш опыт с гравитационными волнами каким-то неведомым образом послужил сигналом к вторжению. Я, как и все вы, осознаю, насколько нелепо это звучит: нападение со звезд, но есть ли у нас другое объяснение? Гипотеза доктора Макджилликатти противоречит абсолютно всем полученным нами данным. Может быть, у кого-то есть еще какое-то толкование случившемуся? – Рафаэль оглядел сидящих за столом людей. – Ваше молчание говорит о том, что другого объяснения нет. Мы не можем отвергать единственную логичную версию просто потому, что она не умещается в уме. Я знаю, о чем говорю. Пожилые люди часто отказываются принять вызов, недавно я и сам совершил такую оплошность. На нас напали, это очевидно. Но никто до сих пор не спросил: «Кто напал?» Мы так не хотим поверить в это невероятное несчастье, что опасаемся ступить на шаг дальше и спросить, кто это сделал или почему они это сделали. Мне кажется, что ответ на эти вопросы куда важнее ответа на вопрос о том, как это сделано или насколько технические методы нападающих не соответствуют той или иной нашей любимой теории. Я не знаю, каковы их цели, но трудно себе представить, что флот из тридцати тысяч космических кораблей, каждый из которых величиной с астероид, направляется к нашим планетам с добрыми намерениями.

Технические методы, допустимость которых здесь обсуждается, должны интересовать нас только в целях борьбы с пришельцами, кто бы они ни были. Но прежде нам надо узнать о них побольше. Если Землю переместили, то куда? Что пришельцы собираются делать в Солнечной системе? Угрожают ли они ее планетам? И почему? Последнее уточнение: количество крупных объектов, которые мы назвали гравитационными точками, приближается к тридцати двум тысячам, и они с постоянным ускорением движутся ко всем большим планетам, кроме Луны. Давайте подумаем, почему.

– Наверное, настал мой черед высказаться, – заговорил грузный, лысый мужчина, сидящий рядом с Люсьеном. – Я Тайрон Веспасиан, я изучал эти гравитационные точки.

Рафаэль кивнул и сел.

– Пожалуйста.

– Спасибо. Похоже, перед нами стоят два основных вопроса. Первый: что такое гравитационные точки? И второй: почему Луна является исключением? Позвольте мне остановиться на первом из них. Несколько самых быстрых гравитационных точек достигли Венеры и Меркурия. К сожалению, сообщения о них мало что проясняют. Расположенная на Меркурии Станция «Ртуть» отметила на экране радара крупные отметки, но они тут же ушли за горизонт. ВИЗОР тоже потерял из виду гравитационные точки, как только они приблизились. Ни на той, ни на другой планете не произошло значительных сейсмических толчков, и это позволяет предположить, что гравитационные точки совершили там мягкую посадку. Не знаю, хорошие это или плохие новости, но через несколько дней ожидается аналогичная посадка на Марсе. Когда она произойдет, мы постараемся следить внимательнее. Гравитационные точки, достигшие Венеры и Меркурия, двигались от находящейся на месте Земли черной дыры. – Веспасиан поднял голову и сверкнул глазами на Макджилликатти. – Или плотной массы, если кому-то угодно так ее называть. Так или иначе, несколько гравитационных точек перемещается из околоземного пространства к дальним планетам, но им предстоит более долгий путь.

Некоторые гравитационные точки направляются к газовым гигантам. Что они собираются делать по прибытии, нам неизвестно. Мы вообще не знаем, что их интересует – планеты, спутники или все крупные тела Солнечной системы. Гравитационные точки, находящиеся в Поясе астероидов, если смотреть на них в телескоп, ничем не отличаются от обыкновенных астероидов. Некоторые из них даже когда-то разрабатывались людьми. Но отличие все-таки есть, отличие существенное: все гравитационные точки являются источниками преобразованных гравитационных волн. Насколько мы можем судить, предметы, вылетающие из черной дыры, выглядят совершенно по-иному. Трудно получить их четкие изображения. Они немного меньше и похожи на искусственные объекты. Их поверхность лучше отражает свет, и они, по всей видимости, правильной формы. Эти гравитационные точки летят очень быстро, так что с нашими двигателями нелегко их догнать, хотя четыре или пять кораблей пытаются это сделать. В остальном гравитационные точки, вылетающие из черной дыры, ведут себя точно так же, как астероидоподобные. Думаю, что, в сущности, это одинаковые объекты.

– Какие же? – мягко спросил президент Долтри.

Лицо Веспасиана стало печальным, он долго молчал и наконец сказал:

– Я много над этим размышлял. Думаю, это космические корабли. Настоящие космические корабли. Те, что летят из Внешней системы, ждали сигнала в укрытиях, замаскированные под астероиды и кометы. Почему они прятались, не знаю. Как только эти объекты пришли в движение и стали набирать скорость, выяснилось, что они собой представляют. Маскировка стала бессмысленной. Поскольку объекты, вылетающие из черной дыры, до сих пор были недоступны нашему наблюдению, в их маскировке не было нужды. Поэтому они правильной формы и вообще, очевидно, искусственного происхождения. Они разгоняются где-то на другом конце червоточины и вылетают с высокой начальной скоростью. Кроме того, у них несколько выше ускорение. Но все эти отличия от штуковин, идущих из Внешней системы, на мой взгляд, совершенно несущественны. На самом деле это одно и то же. Большие космические корабли.

Он в последний раз помедлил и произнес:

– Корабли вторжения. Я пытался найти другое объяснение, но ни одно не подходит. Это космические корабли. Что за команды у них на борту, не могу сказать. Но когда самый первый из них прибудет на Марс, мы это узнаем.

14. Империя солнц

Возможно, конца света и не было, но Джеральд Макдугал наконец попал в рай. Или, по крайней мере, в Калифорнию.

Но и Калифорния, и Ванкувер, и вся Земля вдруг превратились в рай для экзобиолога. Переброшенная на новое место Земля не стала обителью мертвых, хотя люди и попали в царствие небесное, в королевство звезд, в Империю солнц.

Здесь было царство жизни. В этом Джеральд был убежден, а мир, полный жизни, для экзобиолога немногим уступает раю. Большинство планет находилось слишком далеко, чтобы получить их четкое изображение в наземные телескопы, но данные спектроскопии были хороши. Джеральд снова взглянул на документ, который держал в руке, и чуть не подпрыгнул от радости. Это был краткий обзор первых показаний земных спектрографов, установленных в обсерваториях по всему миру.

Обзор просто кричал о том, что на других планетах есть жизнь. Каждая, казалось, источала свободный кислород, водяной пар и азот.

Более того, все планеты располагались как раз на необходимом удалении от своих звезд. Вокруг каждой звезды существует особая зона, называемая биосферой; если планета находится в биосфере, то на ней создаются условия (температура на поверхности, уровень радиации), благоприятные для появления и существования форм жизни, подобных земным. Только некоторые типы звезд способны обеспечивать жизнь. Но вокруг Сферы все звезды были требуемого размера, температуры и цвета, то есть каждая имела свою биосферу, и все планеты в Мультисистеме вращались по надежной орбите, с точностью укладывающейся в пределы биосферы своих звезд.

Он должен добраться до этих планет. Любым путем.

Джеральд правильно поступил, приехав в Калифорнию, его расчет оказался верен. ЛРД была назначена ведущей лабораторией в исследованиях, посвященных выяснению сути происходящего. Джеральд едва успел перечислить свои заслуги на поприще экзобиологии, как его взяли в штат. Сотрудники ЛРД читали показания спектрографов так же хорошо, как Джеральд. Они знали, что рано или поздно им понадобятся знания и опыт экзобиолога. Но пока дело не дошло до непосредственных занятий по специальности, Джеральду пришлось заниматься бесконечной текучкой. Впрочем, он не противился, потому что понимал, что выживание Земли во многом зависит от того, смогут ли они разобраться в случившемся. Ученым вообще и сотрудникам ЛРД в их числе предстояло осуществить самую крупную и неотложную программу исследований за всю историю человечества, и как можно быстрее. Джеральд был хорошим организатором и с полной отдачей погрузился в кропотливую работу.

Но заботы, связанные с ней, не могли заглушить боли. Где-то в этом океане звезд он потерял Марсию.

И как ни чудесен новый мир, это не родина Земли. Несомненно, пребывание здесь позволит многое узнать, но место Земли в Солнечной системе. Джеральд твердо, решил добиться ее возвращения туда.



За десять дней, которые прошли с той минуты, когда ее вытащили из развалившейся «Рабочей лошадки» в космопорте Лос-Анджелеса, Диана Стайгер поняла: человек может привыкнуть ко всему.

Она уже привыкла к призрачным псевдоощущениям в новой левой руке. Возможно, политическое влияние Союза астронавтов и идет на убыль, но медицинское обслуживание у них чертовски хорошее. Она сидела у двери кабинета Вольфа Бернхардта и ждала. Мимо нее то и дело проносился кто-нибудь из сотрудников с обеспокоенным видом и пачками бумаги в руках. Все здесь были какие-то полоумные. Диана пошарила в кармане, вытащила еще одну сигарету и неловко, только правой рукой, прикурила.

Да, полоумные, но в то же время неестественно нормальные и спокойные.

Таков сейчас весь мир. Мощные невидимые силы похитили Землю, а жизнь продолжается. Если спешишь на работу, неважно, в какой звездной системе находится Земля. Все равно надо вставать, завтракать, пить кофе и идти на улицу. А на улице дневной свет немного другого цвета, и солнце не Солнце. Надо ходить в учреждения и выписывать счета, делать покупки в магазинах и лечиться у зубного врача. А вечером возвращаться домой под чересчур ярким небом, в котором вместо Луны и знакомых созвездий сияет штук пять затмевающих большую часть неба ослепительных звезд, и лишь кое-где остаются голубые просветы. Слишком мало неподвижных фоновых звезд, слишком много планет, таких больших и таких близких. И гораздо больше чем прежде метеоров. В небе все изменилось, а на Земле все осталось по-прежнему.

Даже при желании ничего нельзя сделать. Что можно сделать, если небо вдруг изменилось? А для повседневной жизни, если ты не астронавт, небо и вовсе не имеет значения.

Диана выпустила облачко дыма, вздохнула и попыталась уверить себя, что ей повезло. Конечно, астронавту всегда труднее, но Диана считала, что не имеет права жаловаться. Она попала домой и осталась жива. Многим ее друзьям-астронавтам повезло меньше.

Она подняла левую руку и осмотрела кисть. Слишком розовая, ногти растут неправильно, мышечный тонус ноль, гладкая, без морщинок кожа. Кисть ребенка, выращенная до размеров женской, но без малейших признаков зрелости. Диана закрыла глаза и приказала кисти сжаться в кулак. Не открывая глаз, она сосредоточилась на своих ощущениях. Она чувствовала, как сгибаются пальцы, кончики ногтей врезаются в ладонь, большой палец упирается в безымянный. Ощущения были такими четкими, что она могла мысленно видеть свою кисть, свой кулак.

Диана снова открыла глаза и уставилась на раскрытую ладонь с растопыренными пальцами. Еще одним усилием воли она заставила новую кисть вновь сжаться в кулак, на этот раз наблюдая за своими движениями. И почувствовала только онемение и легкое тепло в пальцах. Нервная система запуталась в противоречивых сигналах и дала сбой.

Диана осторожно положила руку на колено и мысленно выругалась. Опять то же самое. Как будто у нее две левые руки: одну она видит, но не чувствует, другую чувствует, но не видит.

Врачи успокаивали и обнадеживали. В прежние времена людей после ампутации преследовали фантомные ощущения: скажем, чесалась нога, которой нет. Умом Диана понимала, что смущавшая двойственность – явление того же рода. Ее новая левая рука посылала нервной системе правильные сигналы, но дубликат части тела, даже выращенный путем вегетативного размножения из собственных клеток больного, никогда полностью не соответствует оригиналу. Придет время, и в новой кисти разовьются мышечный тонус и координация, но сейчас она ведет себя не так, как старая.

Еще долго, пока Диана не научится пользоваться новой кистью, физические ощущения будут… внушать беспокойство. Нужно притерпеться к этой руке, затем привыкнуть к ней, почувствовать ее своей, и тогда пользоваться ею станет обычным делом.

Врачи внушали Диане, что жизнь продолжается. Надо только подождать, и рука будет в порядке.

Это второй урок, который она усвоила. Несмотря ни на что, жизнь идет вперед.

Совершенно неожиданно, без предупреждения, целую планету хватают и бросают в неизвестное; объяснений никаких. Никто не знает, почему и как это произошло. Тем временем у людей полно неприятностей, доступных пониманию, и они начинают разбираться с ними. Возможно, эта возня с мелкими неприятностями просто защитный рефлекс; погружаясь в нее, люди заставляют себя забыть о настоящей беде.

Но пусть это механизм неприятия, а Земля так или иначе столкнулась с очень серьезными трудностями, которые требуют к себе внимания. Утрата космических станций нанесла большой ущерб, привела к нехватке энергии, неполадкам в системе связи, перебоям с транспортом и доставкой грузов. Люди страдают. Газеты, телеграфные агентства и программы новостей постоянно сообщают о новых несчастьях, называют количество погибших, пропавших без вести, раненых, перечисляют потерянные космические станции. Никто не может в полной мере осмыслить похищение планеты, но все понимают, что означает смерть десяти тысяч людей во время аварии космического дома.

Однако если закрыть сердце на замок и взглянуть на дело трезво, широко, то нужно признать, что потери не такие уж значительные. Как общественный организм планета Земля еще достаточно сильна, она вполне способна к восстановлению и уже начала залечивать нанесенные ей раны. Общество не проявляет никаких признаков распада.

По крайней мере, все друг друга в этом уверяют. Правда это или нет, но человечеству необходимо в это верить, без этого все давно сошли бы с ума.

Возможно, люди нет-нет, да и посматривают на небо, но в остальное время они гуляют по улицам, встречают друзей, едят и ходят на работу. Если это тоже проявление механизма неприятия, то очень здоровое.

Бары переполнены, церкви тоже. Всевозможные объединения психов приобрели множество новых приверженцев. Любая группировка, предлагающая хоть какое-то мало-мальски приемлемое объяснение, не говоря уже о возможных выходах из положения, приобретает популярность. В то же время отмечаются случаи нападения на этих чокнутых – люди начинают искать виновных. Все в пределах нормы. Прочее население Земли, по крайней мере представленное в Лос-Анджелесе, относится к несчастью спокойно. Диана снова принялась разглядывать лежащую на коленях искусственно выращенную руку. Вот и она, Диана, относится к своему несчастью тоже спокойно и по тем же причинам. Что еще остается? Она потеряла часть тела, но продолжает жить. То же самое делает и весь мир. Он не может забросить свои дела, иначе Земля попросту вымрет.

А люди, которые устраивают марши протеста (Диана не понимала, против кого или чего), ни черта не добиваются. Измученные, уставшие лидеры народов и городов Земли, так и не успевшие оправиться от всемирного экономического спада и от бунтов эпохи Краха Знания, давно уже постигли на горьком опыте, что любые призывы могут породить лишь еще большие беспорядки, большие разрушения и больший страх. Правительства и крупные организации прилагают все усилия к тому, чтобы успокоить людей, вернуть их к нормальной жизни, какой бы ненормальной ни была сейчас эта норма.

Несмотря ни на что, жизнь идет вперед. Это не констатация факта, это официальная политика.

Но и констатация факта тоже. И у Дианы есть основания полагать, что это так. В конце концов люди привыкают ко всему.

Даже к тому, что в небе висит Сфера Дайсона. Люди думают, что, если дать чему-то название, объяснений уже не требуется. Диану это забавляло, но это был смех сквозь слезы. Она одна из очень немногих видела Сферу Дайсона, не заслоненную атмосферой, сверкающую от энергетических импульсов, и знала, что Сферы надо опасаться. Обыкновенным людям это было неизвестно. Они усвоили из информационных передач, что до Сферы Дайсона много миллиардов километров, и считали, что если она так далеко, то не может им навредить. А ведь она, вероятно, имеет отношение к похищению Земли. Ладно, черт с ней. Теперь-то Сферу больше не видно. Ее ярко-вишневое сияние превратилось в кирпично-красное и постепенно угасло; сейчас это было просто черное пятно в ночном небе, заслоняющее фоновые звезды. Конечно, в инфракрасном излучении увидишь совсем другое, в инфракрасном диапазоне треклятая штуковина так и горит.

А может, это вовсе не сфера Дайсона? Сферы Дайсона, названные в честь придумавшего их ученого XX века Фримена Дайсона, должны были представлять собой сферические оболочки диаметром в несколько сотен миллионов километров, построенные вокруг звезд. Та штука в космосе очень походила на сферу Дайсона: она была достаточно велика, но все инженеры как с цепи сорвались, доказывая, что ни один строительный материал не выдержал бы воздействий, которым должна подвергаться эта сфера.

Дайсон считал, что такие сферы следует строить для достижения двух целей: во-первых, чтобы обеспечить огромное жизненное пространство; и во-вторых, для накопления запасов энергии. Сфера Дайсона окружает свою звезду и собирает всю излучаемую этой звездой энергию, не допуская ее растранжиривания.

Разумеется, если космическая хреновина и есть растреклятая Сфера Дайсона, то это искусственный объект. Построенный. Отсюда вопрос: кто строители? И где они? Видимо, это те же чудики, которые похитили Землю. Так где же они?

Дверь кабинета мягко открылась, и из нее вышел высокий, симпатичный, но небрежно одетый человек.

– Диана Стайгер?

Диана уронила сигарету на бетонный пол, вскочила и затоптала окурок.

– Да. Вы доктор Бернхардт?

– Нет. Я Джеральд Макдугал, ведущий экзобиолог и начальник штаба Управления пространственных исследований.

– Начальник штаба? – стараясь говорить весело, переспросила Диана. – Несколько странно для экзобиолога.

Макдугал с легкой грустью улыбнулся.

– Здесь никто об этом не думает, у нас просто не хватает времени. Мы все набираемся опыта по ходу дела. Пойдемте со мной.

Джеральд провел Диану в кабинет, маленькую комнату без оконце голыми стенами. Комната выглядела как старая кладовая, которую вычистили и наспех приспособили под кабинет. Джеральд сел по одну сторону доски, положенной на козлы, и предложил Диане устроиться напротив.

– Доктор Бернхардт сейчас заканчивает срочную работу. Он примет вас через минуту. Я хотел бы сэкономить немного времени, и перед тем как вы пойдете к нему, ознакомить вас с предысторией, – сказал Джеральд.

– Предысторией чего? – спросила Диана. – Зачем меня сюда пригласили?

– Сейчас объясню. Могу поспорить, вы поймете, в чем дело, прежде чем доктор Бернхардт вас позовет, – ответил Макдугал.

– Кто такой доктор Бернхардт?

– Доктор Вольф Бернхардт – ученый, дежуривший здесь, в ЛРД, во время проведения опыта с гравитационными волнами, который привел к перемещению Земли. Совету Безопасности ООН нужен был человек, способный возглавить расследование случившегося, а они решили, что тут замешана гравитационная технология. Кроме того, подобрать кандидатуру надо было очень быстро. Вот они и свалили всю работу на Вольфа. Учредили Управление пространственных исследований ООН и сделали доктора Бернхардта первым директором и ведущим специалистом. Ему дали указание, я цитирую, «установить, причины и следствия передвижения Земли на нынешнее место». ООН предоставила Управлению первоочередное право пользоваться имуществом ЛРД и других научных учреждений и привлекать необходимые ресурсы и оборудование, которыми располагает наша планета. Мы берем все, что нам надо.

Диана подняла брови.

– Подождите. Вы сказали, что перемещение Земли как-то связано с гравитационными волнами. Это значит, что кто-то знает, почему это случилось? Из-за гравитационных волн? Но о них никто не упоминает.

– Да, потому что не все еще ясно. А мы хотим спокойно работать и не хотим, чтобы все кому не лень совались со своими догадками. Как раз во время Большого Скачка все детекторы на планете зафиксировали очень сложный всплеск гравитационных волн. Сразу же после этого они один за другим, с промежутком в пять секунд, вышли из строя. Мы предположили, что в Мультисистеме существуют тысячи источников преобразованных гравитационных волн.

– В Мультисистеме?

– Это звездная система, в которой сейчас находится Земля. Надо было придумать какое-то название. Звезд тут очень много, вот и придумали.

– И эти источники гравитационных волн настолько мощны, что вывели из строя все детекторы?

Макдугал кивнул.

– Похоже на то, но точно мы не знаем. Нам не известно, намеренно ли это было сделано или произошло случайно.

– Сделано? – повторила Диана. – Так вы уверены, что мы оказались здесь не просто так? Это не странная игра природы?

Доброе лицо Макдугала стало суровым.

– Нет. Кто-то это сделал, это абсолютно точно. Небесные тела удерживаются в Мультисистеме искусственно. Орбиты всех звезд, лун и других небесных тел так необычны и сложны, что такая система не могла возникнуть естественным путем. В естественных условиях ее стабильность нарушилась бы очень скоро. Наши первые расчеты орбит предсказывали неминуемые столкновения и близкое прохождение одних тел мимо других, влекущее за собой изменение их траекторий. Планеты должны были бы врезаться друг в друга, звезды выталкиваться из Мультисистемы. Но ничего этого не происходит. Орбиты звезд и планет постоянно корректируются и только поэтому остаются безопасными. Мультисистема настолько сложное и тонкое изобретение, что малейшая ошибка в управлении орбитой может иметь разрушительные последствия. Причем глобального характера. Мы считаем, что корректировка орбит производится при помощи гравитационной технологии. Равно как и похищения планет. Мы уверены, что все составные части Мультисистемы попали сюда таким же образом, как Земля. Не только планеты, но и звезды. Здесь создана Империя солнц.

Диане понравилось это словосочетание, но то, о чем говорил Макдугал, никак не укладывалось в голове.

– Значит, они, кто бы они ни были, управляют орбитами, чтобы не было столкновений планет.

Макдугал нахмурился.

– Почти непрерывно. Но, похоже, иногда они ошибаются. Тут есть несколько упорядоченных и явно искусственных поясов астероидов, состоящих из малых планет, но кроме того, множество небесных тел размером с астероид, обращающихся по случайным орбитам. На наших глазах произошло уже два столкновения таких астероидов с планетами, – он подался вперед и, подчеркивая важность своих слов, взмахнул рукой. – Это, кстати, еще одна причина хранить пока наши сведения в тайне. Жителям Земли ни к чему знать, что в любой момент в нас может врезаться астероид. Нам не нужен еще один переполох. Дела и так не слишком хороши, а паника совсем все испортит.

У Дианы поползли мурашки по коже. Как может этот человек, Джеральд Макдугал, так хладнокровно об этом рассуждать? Он что – робот?

– Понятно, – сказала она.

– В этих столкновениях нас больше всего тревожит то, что их не пытались предотвратить. И после них резко подскочило количество метеоров и метеоритов, некоторые довольно велики. Все это означает, что управление небесными телами в этой системе несовершенно. Но об этом должен знать только узкий круг специалистов – тех, кто непосредственно занимается возникшими проблемами.

Диана рассеянно кивнула.

– Что-нибудь еще перед тем, как вы скажете мне, почему я здесь?

– Да, еще несколько замечаний, – с деланной небрежностью ответил Макдугал. – На движение звезд и планет воздействуют невидимые искусственные спутники. Практически все звезды и планеты испытывают периодические колебания, не похожие на сдвиги орбит, вызываемые гравитационными волнами. Мы уверены, что колебания происходят под воздействием невидимых спутников, обращающихся по тем же орбитам. Колебания значительные, то есть спутники очень массивные.

– А дальше? – осторожно спросила Диана.

Она была уже переполнена тревогой.

– Дальше мы должны увидеть спутники. Вблизи от нас полно планет, но мы не видим их спутники. Так что спутники не только очень массивны, но и чрезвычайно малы. Кроме того, вблизи мест, где должны находиться некоторые спутники, мы обнаружили множество обломков и видели весьма странные выбросы энергии, которые совпадали с попаданием обломков в предполагаемые точки нахождения спутников.

Диане ужасно захотелось сигарету.

– Другими словами, Мультисистема полна черных дыр.

Макдугал снова кивнул.

– Одна из них совсем близко. Вероятно, в центре большого кольца, висящего в небе там, где должна быть Луна. Черная дыра с массой Луны служит для поддержания приливов, отливов и гравитационного равновесия, это ясно. Если бы ее не было, у нас до сих пор продолжались бы землетрясения, как сразу после Большого Скачка.

– И еще одно, – продолжал Макдугал. – Это не тайна, потому что любой, немного подумав, придет к таким же выводам. У нас есть рабочая гипотеза, впрочем, весьма обоснованная, что Сфера Дайсона, находящаяся посреди Мультисистемы, является не только источником энергии, но и центром управления всей системы. Поэтому мы очень хотим взглянуть на нее. Беда в том, что площадь внешней поверхности Сферы Дайсона приблизительно в четыреста миллионов раз больше земной. Из-за этого определить местоположение центра управления будет трудновато. А если учесть внутреннюю поверхность и объем Сферы, то и того сложнее.

Диана с минуту поразмышляла над этим и, подобно Макдугалу, изобразила полнейшее хладнокровие. Она вдруг поняла, почему он так себя ведет. Он был напуган не менее ее, а его спокойный вид напоминал напускную беспечность пилота, то была просто защитная реакция против страха.

– Ясно, – неожиданно очень твердым голосом сказала она. – И самый главный вопрос. Есть какие-нибудь догадки? Кто это сделал, и чего они от нас хотят?

– Не имею представления. Ни малейшего. Сами злоумышленники не показываются. Вольф думает, что, возможно, они даже не знают о нашем существовании, как мы несколько дней назад ничего не ведали о них. Что касается мотива, здесь можно выдвинуть разные предположения. Не исключено, что их интересует не человечество, а только Земля – например, в целях колонизации. Может быть, они думают, что Земля необитаема, или полагают, что мы слишком слабы для того, чтобы дать отпор, когда они явятся завладеть нашей родной планетой. Не знаю. Идемте, должно быть, он уже готов вас принять.

Он встал, Диана поднялась вслед за ним.

– УПИ предоставлены такие огромные полномочия, – сказала Диана. – Если всем руководит Вольф Бернхардт, значит, полномочия даны ему. Вы сказали, что УПИ получило от ООН преимущественное право на все ресурсы и оборудование. То есть этому Бернхардту доверили такую власть, о которой вряд ли мечтал кто-нибудь из ученых. Почему бы ему для начала не присвоить ту или иную приглянувшуюся земную лабораторию?

– Будь он дураком, он бы так и сделал. Если бы хотел попасть в тюрьму или получить пулю в лоб. Положение тревожное, и я бы не удивился, если бы люди ударились в жестокость и забыли о порядочности. Вольф знает: ООН наделила полномочиями, ООН может их и отобрать. Все надеются, что он найдет своему честолюбию лучшее применение. От него… от нас ждут ответов на вопросы, от которых зависит, быть или не быть Земле. И вы можете нам помочь.

Джеральд провел ее через коридор к кабинету Бернхардта, без стука открыл дверь и вошел.

Herr Doktor Бернхардт сидел за столом и увлеченно работал. Джеральд прислонился к двери, а Диана заняла кресло для посетителей. Судя по всему, Бернхардт работал без перерыва уже много часов, работал в бешеной спешке.

В комнате царил беспорядок, но такой беспорядок мог царить только у аккуратного человека, он свидетельствовал о безуспешной героической борьбе против хаоса. Везде громоздились пачки бумаг и груды кассет, но у каждой бумажки были расправлены края и на каждой кассете значился сделанный четким почерком шифр. Стол был завален сводками, свободным остался лишь небольшой кусочек в центре – там лежали карманный компьютер последней модели и лист бумаги, вероятно, со списком дел; половина пунктов в этом списке была вычеркнута. Справа от листа стояла китайская чашка с недопитым кофе.

Вольф всматривался в экран карманного компьютера, пальцы бегали по клавиатуре. Диана Стайгер успела за несколько минут хорошенько изучить внешность руководителя УПИ, которая вполне соответствовала его кабинету: опрятный, дисциплинированный человек, старающийся справиться с огромным наплывом информации, которая захлестывает его со всех сторон. Безупречно выбрит, волосы тщательно причесаны, рубашка чистая, глаза живые и ясные, и на всем облике печать страшной усталости. Бернхардт работал на компьютере какими-то вспышками, очень кратковременными. Затем моргал, качал головой и снова заставлял себя сосредоточиться.

Он глотнул холодного кофе и скорчил гримасу. Потом медленно поднял голову и, неожиданно увидев перед собой Диану и Джеральда, вздрогнул.

– Господи! Я даже не слышал, как вы вошли. Простите меня, я заработался. Вы астронавт Диана Стайгер, так?

«Астронавт». Так вот что его интересует. Она-то думала, что Бернхардту нужен космический свидетель Большого Скачка, но нет. Это кое-что получше. Диана посмотрела на Джеральда Макдугала, и ее сердце вдруг заколотилось от волнения. Выражение лица Джеральда, казалось, подтверждало ее догадку. Она вновь перевела взгляд на Вольфа Бернхардта.

– Да, – Диана секунду помешкала, а потом выпалила, – вам нужна «Терра Нова».

Сердце Дианы выпрыгивало из груди, в ушах шумело. «Терра Нова». Та награда, о которой она столько мечтала, а потом сочла потерянной навсегда и, чтобы напрасно не мучиться, не позволяла себе даже думать о закрытом проекте межзвездного полета. Всего несколько шагов отделяло ее от места запасного пилота, когда программу отменили.

Но теперь-то все становится интереснее в десятки раз.

Впрочем, приз даже вырос. Теперь ее ждут десятки миров, можно исследовать восемь звездных систем, находящихся в одной…

– У меня есть, «Терра Нова», – резко произнес Бернхардт, прерывая ее мечтания. – Сейчас бригады рабочих спешно готовят ее для полета к Сфере Дайсона. Мне хотелось бы… мне нужны… вы.

Диана осторожно подняла левую руку и попыталась как можно изящнее помахать ею. Вышло довольно неуклюже.

– О сэр, конечно же, я хочу полететь, но вряд ли я с такой рукой смогу управлять кораблем. По крайней мере, сейчас.

– Пилоты у меня есть, – отрезал Вольф. – Я хочу предложить вам пост капитана. Ни один человек на Земле не знает этот корабль лучше вас.

Диане показалось, что у нее лопнут перепонки, так зашумело в ушах, и она крепко зажмурилась. Хорошие сны обычно не сбываются, особенно если привиделись посреди кошмара. Землю похитили, и благодаря этому ей достался полет на межзвездном корабле. Прямо к Сфере Дайсона. Вдруг ее словно холодной водой окатили – да ведь это самоубийство! Вольф Бернхардт продолжал говорить. Диана заставила себя прислушаться.

– …«Терра Нова» очень сложный механизм. Для управления ею требуется гораздо более серьезная подготовка, чем даже для полета на крупном межпланетном корабле. Нам нужен человек, представляющий картину в целом. Мои сотрудники нашли узких специалистов – пилотов, способных управлять посадочным модулем, астронавтов-ученых, врачей, астрономов, техников по орбитальному наблюдению и так далее. Джеральд возглавит научную часть. Но на Земле сейчас чертовски мало тех, кого готовили в первоначальную команду «Терра Нова», людей, которые по-настоящему знают корабль, хорошо представляют себе, что он может, а чего нет. Большинство из них эмигрировало на другие планеты в поисках работы, и теперь нам до них не добраться, они остались в Солнечной системе. Прочие… знаете, среди астронавтов мы, быть может, имеем самые высокие потери.

Бернхардт замялся как будто размышляя, договаривать ли ему до конца. Диане неожиданно пришло в голову, что она никогда не видела списка этих потерь. УПИ скрывало множество тревожных данных.

– Короче говоря, из тех, кто не покинул Землю и остался в живых, для выполнения этой работы, несомненно, больше всех подходите вы.

Диана лихорадочно соображала, пытаясь решить, как ей ответить на предложение. Был соблазн просто согласиться, сделать широкий жест и очертя голову броситься на поиски приключений. Нет, не стоит этого делать. Показная храбрость польстит ее самолюбию, но Земля может заплатить за этот полет слишком дорого. Если Диане придется отказаться от своей мечты, да будет так. Она подалась вперед.

– Да, я здесь, и я жива. И хочу еще немного пожить.

Если она сейчас не возьмет разговор в свои руки, все пропало.

Вольф взглянул на нее с удивлением.

– Вы не беретесь выполнить это задание добровольно? Уверяю вас, мне дано право призыва на военную службу…

– Астронавтов-самоубийц? – перебила Диана. – Выполнить ваше задание – значит лишить планету Земля одного из немногих козырей, которыми она обладает в этой игре. Я полечу на «Терра Нова», но не прямо в пасть чудовища, которое в четыреста миллионов раз больше Земли! А в пасть я полечу только тогда, когда узнаю об этом чудовище побольше.

Вольф смотрел на Диану. Казалось, он впервые понял, что она не пешка в его руках.

– Что вы хотите этим сказать? – осторожно спросил он.

– Корабль «Терра Нова» строили долгие годы, и на постройку его двойника понадобится не меньше. Если сейчас, когда положение Земли просто катастрофическое, это вообще возможно. Вы сами знаете, насколько опасна Мультисистема, и посылать корабль без всякой подготовки к Сфере Дайсона – значит обрекать его на верную смерть. Неплохо бы сначала собрать хоть какие-то сведения, узнать, кто наш противник, что он собой представляет. И на это, я считаю, «Терра Нова» способна. После этого, если корабль будет уничтожен противником, его гибель будет, по крайней мере, оправданной.

– Вот и я говорю то же самое, Вольф, – вмешался Джеральд Макдугал. – Нам надо, насколько возможно, исследовать эту систему, а затем обдумать, как приблизиться к Сфере. Подумайте, как она велика. Даже если мы без особых на то оснований предположим, что центр управления существует и расположен на внешней поверхности Сферы (а почему не внутри?), то все равно остается огромное пространство для поиска. Площадь всех девяти планет старушки Солнечной системы вместе с Солнцем – это меньше одного процента поисковой площади.

– Я полностью согласна, – сказала Диана. – Ваш воображаемый центр управления может быть величиной с Землю и тем не менее затеряется на такой громадной поверхности. И как он выглядит? Что мы собираемся искать? И, наконец, пока мы будем обыскивать Сферу, что станут делать живущие на ней существа? Если, конечно, они там живут…

Вольф улыбнулся краешком губ.

– Я вижу, вы уже почувствовали себя капитаном. Оберегаете свою команду. Отлично. Как вы предлагаете использовать корабль?

Диана довольно долго думала, а потом заговорила, тщательно подбирая слова:

– Я бы изучила пробы, взятые с планет и звезд, расположенных в Мультисистеме, возможно, постепенно приближаясь к Сфере Дайсона, и, если полученные нами данные обеспечат хоть какую-то надежду на успех, риск полета к ней станет меньше. Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы избежать опасности для корабля и экипажа. Я бы совершала как можно меньше посадок и при малейшей угрозе пускалась бы наутек.

– А как бы вы поступили, если бы я приказал вам сделать по-моему? – спросил Вольф. – Если бы заставил вас в силу данных мне полномочий работать в УПИ и распорядился лететь прямо к Сфере?

Диана пожала плечами. Если ему хочется беседовать в сослагательном наклонении…

– В космосе капитан является полновластным хозяином корабля, особенно в том, что касается безопасности команды и судна. Я бы все равно сделала по-своему. Не знаю, кто был бы прав с точки зрения закона. Но с практической точки зрения, «Терра Нова» предназначена для дальних полетов, это вполне автономная система, ей не требуется помощь Земли. Вы не могли бы меня остановить.

Бернхардт ухмыльнулся, поднял глаза на Джеральда, а потом опять перевел их на Диану.

– Мне это нравится. Я всегда приветствую некоторую изворотливость, если она сочетается с упорством в достижении цели. Это неплохие качества, я думаю, они проявятся и в Джеральде. Я только что решил назначить его вашим первым помощником, сохранив за ним должность ведущего ученого.

Джеральд моргнул и застыл на месте.

– Что?!

– Это необходимо, – спокойно сказал Вольф. – В конечном счете основной задачей этого полета будет поиск внеземных форм жизни, в особенности существ, которые похитили Землю. А вы экзобиолог. Вы думали над этим. К тому же мы сейчас выяснили, что вы и Диана Стайгер мыслите совершенно одинаково.

– Но я не имею понятия об управлении кораблем, тем более столь сложным, я полнейший профан в кораблевождении и устройстве космических кораблей. Если с Дианой что-нибудь случится…

– Прошу вас позаботиться о том, чтобы, пока вы не обучитесь всем необходимым навыкам, с Дианой ничего не случилось. У нас нет времени припоминать сейчас технику безопасности и штатное расписание космического полета. Сведения нужны немедленно. И Диане потребуются ваши советы.

Вольф снова повернулся к Диане.

– Прекрасно, капитан Стайгер. Таким образом, я нанимаю вас на службу в Управление пространственных исследований и назначаю капитаном межзвездного корабля «Терра Нова»; ваше задание – проследовать прямо к Сфере Дайсона. Приятного путешествия! Когда вы вернетесь, нашим юристам будет над чем поломать голову, я в этом уверен.

Он склонился над столом, вычеркнул еще один пункт из списка дел и, предоставив Диане и Джеральду дальше действовать самостоятельно, снова углубился в работу.



ОбнаПур, Район Обнаженного Пурпура, напоминал сумасшедший дом, но в этом не было ничего удивительного, потому что сумасшедший дом он напоминал всегда. Чего там, обыкновенный хаос. Огайо Шаблон Пустозвон подумал, что немало членов брасестринства (последний одобренный вариант был «брасество», хотя многие предлагали произносить «брасечество» или «братсечество») даже не знают, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

Огайо сидел за спиной Великого Клешневидного Оглушителя в комнате управления и связи, стены которой были расписаны бессмысленными надписями. Глаза Огайо впились в главный монитор. Обхватив руками огромный живот, он уставился на изображение Большого кольца.

Прежде чем Земля пустилась в пляс и прихватила с собой ОбнаПур, он вращался по своей обычной орбите, описывая восьмерки между Землей и Луной. Орбита была неустойчива и нуждалась в многочисленных поправках. Когда прежние владельцы выстроили этот космический дом (задолго до того, как туда вселились пурпуристы), восьмерка была единственной свободной траекторией в системе Земля – Луна.

В момент Большого Скачка ОбнаПур приблизился к Земле, чтобы обогнуть планету и направиться обратно к Луне. Но лететь пришлось не к Луне, а к странному объекту, который теперь все называли Большим кольцом. Первый его облет, слава Богу, обошелся без приключений. Все-таки приятно улетать от страшноватой и подозрительной штуковины, направляясь обратно к знакомой, хотя и греховной Земле.

Но всему хорошему приходит конец, и, когда, облетев Землю, ОбнаПур снова повернул туда, где раньше была Луна, расчеты его траектории оказались пугающими. Оказалось, что по каким-то причинам орбита ОбнаПура сдвинулась, и теперь он должен будет войти внутрь Большого кольца.

Хуже того, по этим расчетам выходило, что даже если проход сквозь Большое кольцо закончится благополучно, то все равно несчастья не избежать, потому что на обратном пути ОбнаПур упадет на Землю севернее Йоханнесбурга. И от Земли помощи ждать не приходится. У нее сейчас, мягко говоря, свои трудности, а ОбнаПур никогда не стремился к популярности среди быдла. Все-таки все безумные политические движения на Земле вышли из ОбнаПура, а у всех психов основной пунктик – бесить нормальных людей.

Нет, помощь никак не может прийти вовремя, и в глубине души Огайо даже не-будет обвинять засевших на Земле обывателей, если они саданут в ОбнаПур ядерной боеголовкой. ОбнаПур все равно погибнет. Зачем портить при этом часть Южной Африки? Выбор между Йоханнесбургом и ОбнаПуром будет сделан незамедлительно, и в коллективную задницу пурпуристов полетит двадцать килотонн смерти. Разумеется, как Большой Пустозвон Огайо будет обязан осудить Землю за подлое преступление, но сделать это придется без внутреннего чувства правоты и заранее, потому что потом возможности уже не представится. Впрочем, есть еще надежда, что Оглушитель вытянет их из этой передряги.

– Итак, Оглушитель, поговори со мной, – начал Огайо. – Хватит нам пороху для нашей телеги?

Они могли говорить нормальным языком, но бывшему Фрэнку Барлоу нужно было освоить жаргон пурпуристов. Одной из главных заповедей философии пурпуризма было утверждение Шалтая-Болтая о том, что хозяином является не слово, а говорящий[8]. Оглушитель владел жаргоном плохо даже для временного служащего, работающего по контракту. Мешал чересчур логический ум или еще что-то.

Огайо видел, как, прежде чем ответить, Оглушитель шевелит губами, подбирая слова.

– Нет как нет, Боссмейстер. Только порох отсырел, в землю врезался пострел.

«Недурно, – подумал Огайо. – Для жаргона пурпуристов вполне ничего, может, разве что слишком понятно».

– Значит, мы жмурики, шурики и мурики? – спросил Огайо.

Оглушитель снова задумался.

– Держи хвост морковкой, а ноги в тепле. Мы пойдем другим путем. С нашим порохом мы заляжем на брюхе и останемся на орбите внутри Большого кольца.

– Внутри? Мы даже не знаем, что за черт сидит в центре Кольца.

– Ох, Боссмейстер, пусть сидит, что с того, масса есть у него, будь спок. Хотя мы эту массу и не видим. Гм-м… каждые 128 секунд оттуда вылетают беловато-синие вспышки, как отрыжки. И какие-то большие неизвестные штуки-дрюки, большие странные штуки, размером почти с космический дом, появляются на близкой-близкой орбите от срединной пыхалки. Они движутся страшножутко-стремительно. И после каждой синей вспышки вокруг пыхалки становится на одну большую штуку-дрюку меньше.

– Что, что? К черту все это, Фрэнк, переходи на нормальный язык. А то у меня сейчас разболится голова.

Оглушитель (Фрэнк) вздохнул с облегчением.

– Спасибо, Уолтер, у меня уже давно голова болит. Я пытался сказать, что в середине определенно что-то есть.

– Какова масса?

– Ну, я высчитал ее на основе нашей собственной траектории. Источник вспышек весит примерно столько, сколько Луна. Не слабо, ведь объект столь мал, что мы не видим его даже в огромные телескопы.

– А «большие странные штуки-дрюки»? Что это такое?

Фрэнк пожал плечами.

– Да назови их хоть «штуками-дрюками». Несколько сотен крупных предметов, величиной с наш космический дом, очень быстро вращаются по чрезвычайно узкой орбите вокруг странного источника синих вспышек. Провалиться мне на этом месте, если я знаю, что это такое. Но после каждой вспышки следящий компьютер сообщает, что один предмет исчез. Крупные предметы будто влетают в этот источник и пропадают там.

Огайо (Уолтер) вздохнул и с тоской вспомнил добрые старые времена, когда он преподавал в средней школе города Колумбуса, а не пытался спасти десять тысяч йеху в летящей по космическому пространству консервной банке. «Плохи наши дела, если единственное спасение – выйти на ближнюю орбиту вокруг червоточины. Лучше притвориться, что это не так. Лучше обманывать себя, чем сойти с ума».

– Фрэнк, я разумный человек и знаю, что ты вовсе не хочешь сказать мне то, что как будто хочешь сказать. Я отказываюсь верить в червоточины. Но все равно выведи нас на орбиту вокруг средней точки. Если ты думаешь, что это наш верный шанс.

– Нам теперь, как ни крути, лучше шанса не найти, – с некоторым беспокойством произнес Фрэнк. – Я не вижу другого способа выйти на безопасную орбиту.

– «Безопасную». Ты предлагаешь вывести нас на орбиту вокруг червоточины или черной дыры, или чего-то еще, во что я отказываюсь верить, вокруг этой хреновины, которая заняла место Луны. Ты предлагаешь вывести нас на орбиту, находящуюся внутри Большого кольца. И называешь ее «безопасной». – Огайо Шаблон Пустозвон грустно покачал головой: – Я беру назад все свои замечания насчет того, что ты плохо владеешь жаргоном Обнаженного Пурпура. Ты явно можешь заставить слово означать все, что тебе угодно.

15. Расколовшийся шар

Койот Уэстлейк вспомнила, как ее учили в детстве: примирись с тем, чего не можешь изменить. Странное, необыкновенное приключение стало ее жизнью, приобретая налет будничности. Койот попала в ловушку, без корабля и радио она оказалась привязана к астероиду, который непонятно каким образом продолжал ускоряться, хотя скорость его и без того была уже огромна. Койот привыкла к этому, привыкла к невозможному.

Еще несколько дней назад в космосе царил порядок, и Койот знала его законы. Она была горняком. Она охотилась за небольшими астероидами, слишком маленькими, чтобы заинтересовать мастеров высшего класса. Она бурила скалы насквозь, добывала полезные ископаемые и везла их на продажу. Потом недолго развлекалась на Церере или в одном из крупных космических домов и возвращалась к своим трудам. Устоявшаяся жизнь, доступная пониманию.

Окружавший ее мир тоже был доступен пониманию. Астероиды двигались по предсказуемым траекториям, и она знала, как управлять кораблем, знала, что ошибка может стоить ей жизни, знала, как торговаться с покупателями. Мир был устроен просто.

На Земле все было не так. Черт, там она даже не была уверена, кто она такая или что она такое. Человек ли она, пусть и не слишком красивый, но родившийся от живой матери, или просто дефектный биоробот. Она была ширококостная, чересчур высокая с чересчур резкими чертами чересчур белого лица.

Возможно, ее родители были парой бродяг, подкинувших ее на ступеньки приюта, а возможно, никаких родителей не было и в помине, а была лаборатория, сотрудники которой избавились от Койот, поняв, что напортачили с пробирками. В Неваде она перепробовала множество профессий: занималась проституцией, игрой в карты, мошенничеством, работала юристом по бракоразводным делам и никогда не была счастлива. К ней липли чудаки и уроды Земли, особенно Лас-Вегаса. Вольный город Лас-Вегас притягивал всех: киборгов, пурпуристов, ясноголовых, двоемысленников. И все они лезли к ней, будто чувствовали ее внутреннее сомнение: может быть, она такая же, как они.

Здесь Койот тоже не знает, какая она, но это не имеет, значения. Она стала самой собой. И сама о себе заботится, как это ни сложно при создавшихся обстоятельствах.

Она трудилась изо всех сил, но была сильно ограничена запасом приборов и инструментов в контейнере – так она теперь называла космический дом. Она проводила целые дни в нижней части цилиндра пяти метров в диаметре и пятнадцати в высоту и была полна решимости сделать свое существование как можно более сносным. Она сняла койку с потолка и поставила ее на пол. Она приладила провода и веревки так, чтобы без труда подниматься к пульту управления, и придумала целую систему ремней и поручней для удобства передвижения.

Сложнее всего было перепрограммировать крошечный компьютер, определить свое местоположение и обеспечить себя данными слежения. Ей было просто необходимо хотя бы приблизительно знать, куда ее черт несет. Если ее грубые астронавигационные расчеты верны, ускорение постоянно и поворот на 90 градусов имеет место, то РА45 летит прямо к Марсу.

Койот по-прежнему не имела понятия, почему он туда летит. Кто его тянет? С какой целью? И как? Она закрепила камеру внешнего наблюдения на самом длинном кабеле и размотала кабель наружу, до конца, надеясь, что камера заглянет за астероид, и Койот увидит двигатели, которые тащат его вперед.

Но двигателей не было, и вообще ничего не было. Только скала. Черт возьми, но что-то разгоняет эту скалу. Если снаружи ничего не заметно, значит, двигатель внутри астероида. Но тогда как они придают ему ускорение?

Страх, что она может свихнуться со скуки, засадил Койот за решение этой нелегкой задачки. Для начала она обдумала начальные условия.

Во-первых, неизвестный двигатель, приводящий в движение астероид, может по чьему-то желанию включиться и отключиться, это очевидно. Но принцип действия его не реактивный, это – во-вторых. А какой? Гравитационный? Может быть. Но если вокруг астероида каким-то образом создано внешнее искусственное гравитационное поле и он ускоряется под его воздействием, то на нее, Койот Уэстлейк, должна действовать та же сила тяжести, что и на астероид. Это значит, что Койот находится в состоянии невесомости.

Однако невесомости нет, а есть приблизительно пятипроцентное, по сравнению с земным, притяжение. Нужно подумать, как бы его измерить поточнее.

И все-таки. Каким образом ускоряется астероид?

Койот сидела на дне контейнера и билась над задачей, в полной мере сознавая, что в действительности она просто не хочет думать о ближайшем будущем. Ведь все равно изменить ничего нельзя. И неважно, какая сила тянет ее за собой, но, когда этот камень врежется в Марс, небо ей с овчинку покажется.



«Президент Долтри обладает выдающейся способностью к проведению трудных совещаний», – высокопарно подумал Ларри. Дела не стояли на месте.

Кроме того, он понял, что окончательное решение будет принято только с согласия Долтри.

– Теперь я предоставляю слово Марсии Макдугал, – объявил президент. – Сегодня мы уже услышали несколько ошеломляющих сообщений, но доктор Макдугал, я уверен, удивит нас не меньше. Мне удалось поговорить с ней накануне совещания, и должен признать, она пришла к замечательным выводам. Доктор Макдугал, прошу вас.

Ларри смотрел, как худенькая женщина с кожей цвета черного дерева встала и прошла в дальний конец комнаты к регуляторам изображения и звука. Она заметно волновалась.

– Спасибо, президент. То, что я сделала, может оказаться настоящим открытием, но даже если это и открытие, я все равно не могу удовлетворительно истолковать его. Конечно, это звучит глупо, но я думаю, мне лучше начать с конца, затем перейти к началу, а потом все пойдет по порядку.

Она ввела в компьютер свои данные и нажала на несколько кнопок. Свет погас, и над столом появилось голографическое изображение. В воздухе висел и медленно вращался крупный шар цвета запекшейся крови. Ларри нахмурился. Красный карлик? Но почему такой тусклый? И почему с такими резко очерченными краями?

Затем он увидел на поверхности объекта тонкие линии, едва заметные на темном-фоне.

– Вы не могли бы сделать линии на поверхности почетче? – спросил Ларри.

Марсия повертела регуляторы, и линии стали ярче.

– Параллели и меридианы, – произнес кто-то.

– Сначала я так и подумала, – сказала Марсия. – Во всяком случае, это первое, что приходит в голову.

– Объясните сначала, что вы нам показываете, – раздался голос Люсьена.

– Кино, – ответила Марсия Макдугал. – Стереофильм, снятый инопланетянами. О чем этот фильм, я не знаю. Посмотрите немного.

Внезапно шар перестал вращаться и стал беспорядочно раскачиваться из стороны в сторону. Два пятнышка в верхней его части словно набухали красным и вдруг вспыхнули ослепительным белым светом. Вспышка была кратковременной, вслед за ней откуда-то изнутри шара стремительно вылетели две светящиеся точки и исчезли. Сам бешено кувыркающийся шар удалялся, пара больших черных дыр будто разодрала его на части.

Изображение пропало, а затем шар показался снова, целый и невредимый.

– Это один из эпизодов послания, – сказала Марсия. – Он повторялся, по крайней мере, раз сто, гораздо чаще, чем все остальные эпизоды. Это наводит на мысль, что увиденное нами очень важно для харонцев.

– Для кого? – спросил Ларри.

Марсия пожала плечами.

– Для пришельцев. Мне надо было их как-то назвать. Так или иначе, но мы имеем с ними дело из-за сигнала, посланного с Кольца Харона, так что харонцы вовсе не плохое название.

– Откуда поступили эти изображения? – спросил Рафаэль.

– Из червоточины, – ответила Марсия. – Они были переданы двоичным кодом с другого конца червоточины. И простите, Хирам, но я уверена, что масса на месте Земли – это червоточина. Не знаю только, для кого или для чего на нашем конце предназначен этот фильм.

– Как его передали? – задал вопрос Люсьен.

– Его передали повторяющимися сигналами на волне сорок два сантиметра. Ответ на волне двадцать один сантиметр поступал с Луны.

– Как могут радиосигналы проходить через червоточину? – спросил Люсьен.

– Насколько я понимаю, этому ничто не мешает, – сказала Марсия. – Червоточина – это дыра, подобная двери из одного трехмерного пространства в другое. Когда дверь открыта, любой объект, в том числе и радиосигнал, без помех проходит через червоточину.

– Если в дыру можно протолкнуть планету, что говорить о нескольких паршивых радиоволнах? – заметил кто-то.

«Радиоволны». Ларри вдруг осенило, но обсуждение понеслось дальше, и он потерял ход мысли.

Макджилликатти встал и потянулся к голограмме, чтобы получше ее рассмотреть. Идущий от шара мрачный, багровый свет придавал его лицу угрожающий и несколько потусторонний вид.

– Марсия, я знал, что вы работаете над расшифровкой этих сигналов, но не представлял, как далеко вы продвинулись. Надо было обратиться за помощью ко мне. Изображение такой сложности допускает различные толкования, а у вас нет соответствующей подготовки, чтобы сделать правильный выбор. Я хочу только уточнить, насколько можно положиться на ваши данные?

– Они близки, очень близки к тому, что было передано, – ледяным тоном ответила Марсия. – Цвета воспроизведены с минимальной погрешностью. Если не считать усиления четкости параллелей и меридианов, сделанного по вашей просьбе, я вообще не меняла яркости и оттенков цветов. Что касается масштаба времени и пространства, то об этом я не имею понятия. Записанное может относиться к объекту величиной с детский надувной шарик с той же степенью вероятности, что и к планете или звезде. Я знаю только, что, видимо, для харонцев это важно.

– Что же это такое. Бог ты мой? – воскликнул в темноте Рафаэль.

Долгое время в комнате стояла тишина.

– Это чертовски причудливое четырехмерное изображение, – необычно громко сказал Макджилликатти. – Как же вам удалось его разгадать?

Марсия рассмеялась низким грудным смехом, в темноте блеснули ее зубы.

– Я сказала, что мне лучше начать с конца, – проговорила она. – Я хотела показать, что у меня на самом деле кое-что есть, а потом объяснить, как я пришла к таким выводам. Может показаться удивительным, что я так быстро получила изображения, и я, может быть, желала бы приписать себе честь разгадки кода противника, но все против меня. Дело в том, что эти сообщения практически не были зашифрованы.

В сущности, это меня больше всего и тревожит. Ваши пришельцы, доктор Рафаэль, не просто умышленно не обращают на нас внимания, все гораздо хуже. Я ясно поняла: они вообще не представляют себе, что мы можем им угрожать, даже досаждать. Думаю, им потребуются неимоверные усилия, чтобы просто осознать наше существование. Они передают сообщения в обе стороны прямо у нас под носом так, как мы обсуждали бы-при собаке, отвести ли ее к ветеринару. Мы полагаем, что собаки не понимают людей; примерно так же относятся к нам и харонцы. Может, они и правы. Я вот не понимаю, что они говорят.

В комнате снова воцарилось неловкое молчание. На этот раз скрипучий голос Макджилликатти принес чуть ли не облегчение.

– Черт возьми, Макдугал, как же вы раскололи этот орешек? – Способ разгадки никак не давал ему покоя.

– Методом, примененным в Аресибо, – ответила Марсия. – В двадцатом веке построили огромный радиотелескоп. Не то на Бермудах, не то на Кубе, не то где-то еще[9]. И использовали старую-престарую идею. Она состоит в том, что, если послать двоичный сигнал, основанный на довольно простых понятиях и образах, совершенно чуждая отправителю цивилизация сумеет его понять. Большая часть первого послания будет состоять из основных понятий: о числах, величинах и структуре атома – в схематичной форме. Цифры от одного до, скажем, десяти; затем ряд простых чисел; возможно, доказательство теоремы Пифагора. Когда послано достаточно для того, чтобы инопланетяне составили некоторое представление о цивилизации-отправителе, можно передать в общих чертах, как выглядит биологический вид, к которому относится отправитель, карту планеты. Солнечной системы.

Дальше имелось в виду, что, поскольку у братьев по разуму теперь есть набор основных сведений о числах, геометрических понятиях, масштабе и структуре атома, можно переходить к настоящему разговору, если, разумеется, предполагаемая цивилизация, откликнувшаяся на наш голос, не находится слишком далеко. Потому что если ждать ответа на какой-нибудь элементарный вопрос несколько лет, то разговор вряд ли получится плодотворным. Не думаю, что в двадцатом веке кто-то собирался посылать трехмерные динамичные образы, но принцип этого послания такой же. Первая серия сообщений, посланных на Луну и обратно, на другой конец червоточины, очень напоминает последовательность чисел, о которой я только что говорила.

– Погодите-ка, – возразил Ларри. – Описанный вами метод предназначен для посланий адресату, не знакомому с вашим языком.

– Правильно. В сущности, для начала вы посылаете введение в язык, чтобы сделать понятным все последующее.

– Но они посылают сообщения своим же агентам, – заметил Ларри. – Тут какая-то неувязка.

– Я знаю только то, что видела, когда расшифровывала сообщение. В поисках толкования первого послания мне пришлось полностью переработать программу. Как только компьютер ухватил идею, он перешел в автоматический режим и стал сам заучивать новый язык. Я просто сидела и наблюдала. Это был классический пример послания, о котором испокон веков мечтают все студенты на лекциях по ксенобиологии, только, пожалуй, несколько сложнее того, что они себе представляют.

Вы знаете, что откуда-то с Луны идет сигнал на волне двадцать один сантиметр. Радиопередатчик никто не может найти. Вероятно, этот сигнал и поступает к харонцам, находящимся на другом конце червоточины. Они посылают обратно повтор принятого послания на двойной длине волны, а затем собственное сообщение. Потом харонец-отправитель с Луны передает повтор этого сообщения. Вот такая у них связь. Но вот что важно. Один или два раза передатчик на Луне воспроизводил точную копию входящего послания, а вслед за тем измененный вариант. Я это поняла, лишь когда сравнила две копии. В измененном варианте исправлялись языковые ошибки харонцев, которые находятся на другом конце червоточины. Я могу с уверенностью сделать вывод: харонцу с Луны пришлось обучать адресата своему языку. И для адресата, кто бы он ни был, этот урок не был неожиданностью. Об этом говорит та очевидная готовность, с которой он ответил на сигнал с Луны. То есть он ожидал этого сигнала, хотя и не понимал языка. Он делал ошибки, пока ему не научился.

– Но вы здесь говорите не совсем о языке, – сказал Ларри. – Во всяком случае, мне так кажется. Не было ли среди сигналов условных знаков, которые вы не сумели расшифровать? То есть вот что меня интересует: не было ли в этих сообщениях, помимо изображений и экспериментальных данных, еще чего-то такого, что относится к области абстрактного мышления? Ну, там объяснений каких-то, приказов…

Марсия уже была готова возразить, но передумала.

– Нет, не было. Ничего необъяснимого. Только поток данных. Я смогла дешифровать все целиком, составив зрительные образы той или иной степени сложности. Но если вы хотите придраться, то это действительно не настоящий, естественный язык.

– Подождите, – вмешался Макджилликатти. – Эти сукины дети посылают сообщения. Почему же это не язык?

– Потому что, если действительно придраться, это даже не сообщения, – ответил Ларри. – Это картинки. Отправитель и адресат договорились исключительно о такой форме посылки сигналов.

– Ну и что?

– А то, что они могут посылать только данные, но полноценного общения нет. По крайней мере, полноценного в человеческом смысле. Нет советов, предложений и прочего.

– А какая разница?

– Разница, как между фотографией вашей тети Минни и письмом, раскрывающим, что вы думаете о старушке, – сказал Ларри. – По словам доктора Макдугал, в послании нет ни одного непонятного сигнала. То есть мы можем с полнейшей уверенностью говорить, что в сообщениях имеются изображения и данные, но нет слов, объясняющих, что все это значит.

– Возможно, они не нуждаются в языке, – заметила Сондра. – Потому что им не нужно толкование.

Ларри посмотрел на Сондру.

– Продолжай. Что ты хочешь этим сказать?

– Они не нуждаются в языке в нашем Смысле слова, потому что у этих существ не может быть разногласий. Все их реакции объясняются по Павлову. Если все особи их вида всегда отвечают одинаково на один и тот же раздражитель, язык не нужен.

– По сути, это коллективное сознание, которому не требуется общение с себе подобными. Разделенные временем и пространством, но очень похожие особи всегда приходят к одним и тем же выводам.

– Хорошо, – согласилась Сондра, – но зачем тогда нужны уроки грамматики?

– Языковая структура меняется со временем, – сказал Люсьен. – С тех пор как они в последний раз общались, прошло много времени, и они опасались, что не поймут друг друга. Быть может, они и мыслят почти одинаково, но в результате длительного независимого существования выявилось несовпадение либо символики, либо просто стиля.

– Сколько требуется времени, чтобы язык изменился? – спросил Ларри.

– Я не специалист, – ответил Люсьен, – но мы читаем и понимаем Шекспира, который жил восемь столетий назад, хотя с тех пор языковая структура определенно развивалась. Любая приличная ЭВМ замедляет этот процесс. Если речь идет о компьютерах с блоком памяти, то со времени их последнего разговора прошли, по крайней мере, тысячелетия. А может, миллионы лет.

– Миллионы лет? – изумленно переспросил Долтри.

Ларри откашлялся.

– Это не так невероятно, как кажется. Мы располагаем некоторыми доказательствами того, что харонцы находились в Солнечной системе в течение долгого, очень долгого времени. У нашей группы с Плутона есть совершенно новая информация, которую мы решили не раскрывать до приезда сюда, мы опасались сообщать ее по радио или передавать лазерограммой. Наша группа вообще решила, что мы не будем представлять эти данные комитету, пока не получим заверения, что они останутся в секрете. Мы не хотим паники.

– Что может вызвать большую панику, чем потеря Земли? – спросил Долтри.

– А если люди подумают, что это ваших рук дело? – сказала Сондра. – Пока что пурпуристы из Тихо взяли ответственность на себя.

– Но они не могли этого сделать! Никто им не поверит, – возразила Марсия. – Чтобы пурпуристы были способны на такое? Абсурд. Уж я-то знаю, – добавила она.

– Но, допустим, есть основания думать именно так, – мягко сказала Сондра. – Допустим, появляется правдоподобное доказательство того, что причину всей этой чехарды надо искать на Луне. Вам не приходит в голову, что кто-нибудь может психануть? Напасть на Луну, чтобы предотвратить дальнейшие бедствия?

– Никто этого не сделает, – ответила Марсия.

Сондра повела рукой над столом, указывая на всех.

– Мы представляем здесь все обитаемые планеты и крупные космические дома. Все ли из нас рискнут утверждать, что уверены в благоразумии своих правительств? Разве так уж невероятно предположение, что кто-нибудь захочет разделаться с виновниками катастрофы? Оружие возмездия найти нетрудно, и новоявленным защитникам человечества будет не важно, сколько невинных людей при этом пострадает. А вы, жители Луны, что сделаете вы, если узнаете, что одна из планет вот-вот на вас нападет? Что сделает ваше правительство?

Вновь наступила тишина.

Наконец президент Долтри прокашлялся.

– Что касается Луны, я могу взять с нашей делегации обещание молчать. Судите сами: сообщения в газетах и прочих средствах информации об этом совещании отсутствовали, и мы по-прежнему не намерены привлекать внимание к нашей работе. А как другие делегации?

Присутствующие (правда, не все слишком охотно) согласились хранить молчание, и Ларри удовлетворенно кивнул.

– Благодарю вас, – сказал он. – Думаю, очень скоро вы поймете, насколько необходимо это соглашение. – Он направился в дальний конец комнаты к регуляторам видеоэкрана. – Позвольте рассказать вам о Лунном колесе…



Призрачное, серое на черном, изображение Колеса, помещенного внутрь прозрачной Луны, зависло над столом рядом с застывшим, кроваво-красным образом расколотого шара. Ларри заметил, что несколько делегатов мельком взглянули на пол, вспомнив, что эта страшная машина находится у них под ногами. Чертовски неприятно думать, что где-то в глубине затаилось опоясывающее планету чудовище.

– Коротко говоря. Колесо – это предмет в виде незамкнутого кольца, спрятанный на глубине многих километров под поверхностью Луны. Оно расположено точно в пограничной плоскости, разделяющей ближнюю и дальнюю стороны Луны, то есть было обращено прямо к Земле. Колесо во многом напоминает Кольцо Харона и было обнаружено благодаря тому, что тоже генерирует гравитационные волны. Правда, его огромная мощность не идет ни в какое сравнение со скромными возможностями Кольца Харона. Колесо и есть источник радиосигналов, которые мы улавливаем с той минуты, как исчезла Земля. Очевидно, Колесо играло главную роль в том, что произошло с Землей, и в том, что сейчас происходит с Солнечной системой. Оно находится здесь в течение длительного времени. Это более или менее все, что нам известно о Колесе. Основная трудность состоит в том, что единственное устройство, при помощи которого можно наблюдать Колесо, находится на Плутоне. В принципе нам необходим мобильный гравитоскоп, но его создание сейчас – задача совершенно невыполнимая. Если бы мы смогли подобраться ближе к Колесу, мы, несомненно, получили бы гораздо более хорошее изображение, но пока придется обойтись этим. Мы пробовали различные методы компьютерного увеличения изображения, и в процессе этих исследований выявили одну весьма любопытную деталь. Внимание, я воспроизвожу увеличенную картинку.

От Северного и Южного полюсов Колеса протянулись две еле заметные серые иголочки. Обе, похоже, достигали поверхности Луны.

– Ну и что это такое? – спросил Макджилликатти.

– Подъездные тоннели, – предположил Долтри. – Тем, кто строил эту штуку, надо было как-то проникать внутрь и выходить наружу.

– Я тоже так думаю, – согласился Ларри.

– Значит, мы должны воспользоваться ими и посмотреть на это Колесо, – решительно сказал Люсьен.

Воцарилась мертвая тишина. Наконец заговорил Рафаэль, вид у него был грустный.

– Мы тоже пришли к такому заключению, – сказал он. – Нужно выяснить природу Лунного колеса. Исследовав Колесо, мы многое узнаем о харонцах, которые им управляют. Кто они? Где они? Есть ли они внутри Луны? Тем или иным способом мы должны пробраться к Колесу.

– Будем считать, что решение принято. Но у нас есть еще несколько неотложных дел, – заметил Долтри. – Надо получше изучить гравитационные точки и посмотреть, что происходит, когда они достигают планет. Марс дает нам отличную возможность сделать это.

– А наблюдатели успеют прибыть на Марс, прежде чем там появится первая гравитационная точка? – спросила Сондра.

Веспасиан сверился с карманным компьютером.

– Если, конечно, корабль полетит с постоянным форсированием двигателей. В этом случае группа будет на Марсе через четыре дня.

– В эту группу нам нужен один специалист в области гравитации, а других я просил бы как можно скорее вернуться на Плутон, – сказал Долтри. – Чтобы не терять времени: доктор Бергхофф, доктор Макджилликатти, доктор Макдугал. Специалист в области гравитации, физик и инженер, добившийся наибольших успехов в дешифровке посланий… э-э… харонцев. Корабль готов к полету на Марс. Я хотел бы, чтобы вы отправились на нем завтра утром.

Сондра, еще не успевшая прийти в себя после перелета с Плутона, достаточно громко чертыхнулась, но Долтри точно не расслышал.

Он повернулся к Ларри и доктору Рафаэлю.

– Мистер Чао, доктор Рафаэль, мне сообщили, что ваш корабль «Ненья» будет отремонтирован и подготовлен к полету через неделю. И вы сразу же вернетесь на Плутон.

Голос Долтри стал властным, и в нем появились металлические нотки. Видимо, он считал себя вправе отдавать необсуждаемые приказы, и все присутствующие, кажется, согласились с таким раскладом. Ларри претила сама мысль о возвращении на Плутон. Еще шестнадцать дней на борту «Неньи»… Хотя и тут никаких интересных заданий ожидать вроде бы не приходится.

– Однако у нас есть целая неделя, чтобы использовать вас здесь, мистер Чао, – продолжал Долтри. – Конечно, часть этого времени займет обсуждение с нашими учеными важнейших проблем. Но это не самое главное. Главное – это Колесо.

Президент Долтри оперся руками о стол и посмотрел в одну, а затем в другую сторону. Ларри сидел на одном, Люсьен на другом конце стола.

– Мистер Чао, мистер Дрейфус. Один из вас знаком с генераторами гравитационных волн, другой – с тем, как обстоят дела на Луне. Вы вдвоем сумеете проникнуть к Колесу. В вашем распоряжении одна неделя.

Люсьен как будто хотел возразить, но сдержался. Что там греха таить, он не желал работать с Ларри. Ларри это ясно чувствовал и страдал от этого. Он не мог объяснить, как это произошло, но они с Люсьеном вели себя так, словно чего-то не поделили.

– Очень хорошо. Предлагаю дать нашим гостям возможность привести себя в порядок и через час снова собраться здесь.

Люди начали вставать и разминаться, загудели голоса, совещание закончилось. Многие хотели побеседовать с Ларри, но он был не расположен к разговорам. Он медленно подошел к Долтри, стоящему посреди комнаты, там, где в воздухе все еще висели голографические изображения Лунного колеса и расколотого шара. Лунное колесо. Возникшая непонятно откуда вражда между Люсьеном и Ларри не предвещала ничего хорошего. Особенно если им предстоит вместе заниматься такой сложной штукой, как Лунное колесо.

– Сколько времени находится под нами это Колесо? – глядя на Люсьена и Ларри, спросил доктор Долтри. – Сколько оно дожидалось сигнала, который мы случайно послали? – Он кивнул на топографическое изображение шара. – И что же, черт возьми, это такое?

– Мы не можем ответить на эти вопросы, доктор Долтри, – сказал подошедший с другой стороны Люсьен. – Впрочем, можно послать небольшое радиосообщение харонцам и спросить их напрямую.

Ларри хлопнул себя по лбу.

– Вот именно! – воскликнул он. – Прямо в точку!

– Что? – язвительно усмехнулся Люсьен. – Попробовать с ними поговорить? Позволь заметить, приятель, что они не станут тебя слушать.

– Да нет же! Попробовать поговорить с Землей! Она ведь по ту сторону червоточины. В конце концов, если харонцы могут посылать радиосигналы через червоточину, то почему нам не сделать то же самое?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

16. Имена святых

– Меня есть кем заменить. Он незаменим. Первое путешествие вниз слишком опасно, зачем рисковать жизнью сразу двух специалистов? Я пойду. А он нет. – Люсьен едва не поддался желанию дотянуться через стол до президента Долтри и кулаком вдолбить в него немного здравого смысла. – Что может быть проще?

– Он изображает меня важной персоной, а я вовсе не такой, – стараясь говорить ровным голосом, произнес Ларри. – Ремонт «Неньи» затягивается, так что я все равно уеду не раньше, чем через неделю. Я рассказал здешним ученым все, что знаю сам, да и они сами не лыком шиты. И если я действительно такой большой знаток гравитационных генераторов, как вы утверждаете, значит, при непосредственном исследовании Колеса без меня не обойтись.

Президент Долтри ничего не ответил и перевел взгляд с одного молодого человека на другого. Довольно долго стояла тишина.

– Может быть, вы позволите мне высказать свое мнение? – нарушил наконец молчание Долтри. – В вашей перепалке, к сожалению, я не вижу ни логики, ни ответственности, а лишь уязвленное самолюбие, раздражение, гнев и чувство вины. И, откровенно говоря, если бы я не считал вас обоих незаменимыми в нашей борьбе против общего врага, я бы не терял времени, слушая вашу мелкую грызню. В конце концов у меня есть и другие важные дела. Каким-то чудом марсиане согласились сесть с вами за один стол в конференц-зале. Они разговаривали со мной только потому, что я не представляю правительство, а значит, не имею отношения к мнимому нападению. Они хотели бы, чтобы вас, мистер Чао, заковали в кандалы и судили за преступление против человечества. Я затратил немало сил, доказывая им, что они ошибаются.

– Может, они были правы, – еле слышно пробормотал Люсьен.

Долтри резко повернул голову и пронзил Люсьена недобрым взглядом.

– Правы, говорите? Хотите – верьте, хотите – нет, мистер Дрейфус, но я тоже так думал. И совсем еще недавно. Поэтому ваши чувства мне понятны. Но мы должны быть объективны, а объективно мы должны признать, что мистер Чао просто наткнулся на кнопку взрывателя, установленного задолго до появления первого человека. На его месте мог оказаться любой из нас. Умнее сейчас не кивать друг на друга в поисках виноватых, а бороться с теми, кто поставил этот взрыватель, запустивший адскую машину.

– Вот вы живете в Центральном городе, – сказал Люсьен. – А знаете вы, сколько людей погибло во время землетрясения? Сколько зданий было разрушено?

– Знаю. И скорблю не меньше вашего. Но мистер Чао не повинен в их смерти. Он виновен в такой же степени, как и все люди, связанные с проектированием и постройкой Кольца Харона, с исследованиями, которые проводились при его помощи в течение последних пятнадцати лет. Метод усиления, изобретенный мистером Чао, был бы невозможен без предыдущих опытов.

Долтри опять повернулся к Ларри.

– А вы, мистер Чао! Я кое-что о вас знаю. Как я уже сказал, я изучил все касающиеся вас сведения, включая личное дело с характеристикой, составленной на основе результатов психиатрического обследования. Прочитав все и встретившись с вами, я понял, какие побудительные причины заставляют вас вызваться на это задание. Чувство вины. Потребность ее искупить. И отчаянное желание доказать тем, чьи мысли совпадают с мыслями Люсьена Дрейфуса, что вы не избегаете ответственности за содеянное. Своей доблестью вы надеетесь убедить всех в своих добрых намерениях.

Ларри покраснел и махнул рукой.

– Конечно, я чувствую свою вину. Конечно, я хочу помочь. Что здесь плохого?

– Ничего. В этом вся беда. Передо мной два замечательных молодых человека, гораздо больше похожих друг на друга, чем они думают: оба полны храбрости, оба готовы принести в жертву свои жизни, у обоих есть причины, чтобы настаивать на своем. Вы правы, мистер Дрейфус. Хотя мы нуждаемся в ваших умениях, но вам легче найти замену, чем голове мистера Чао, его познания в области гравитации действительно уникальны. Вы в самом деле не настолько незаменимы. И мы в самом деле не должны рисковать жизнью двух человек. И вы правы, мистер Чао. Очень разумно, чтобы вниз спустился специалист по гравитации, – Долтри снова взглянул на свой карманный компьютер. – В вашем личном деле я отметил еще одну мелочь. У вас есть опыт работы с телеоператорами?

Ларри немного помедлил.

– Да, есть. На Станции гравитационных исследований мы используем их для ремонта Кольца.

– Подождите-ка, – проговорил Люсьен. – Телеоператор – это робот с дистанционным управлением? Но эти машинки недостаточно проворны для такой работы.

– Согласен, – сказал Долтри. – Мы не собираемся посылать вниз одного робота, без человека. Но у этих механизмов, помимо способности выполнять основную задачу, есть и еще преимущества. Они могут поднимать тяжести, могут переносить на себе телеметрические приборы. И они вполне заменимы. Правда, мы пока не нашли входа в так называемую Кроличью нору. Возможно, мы так и не найдем его вовремя, и тогда мистеру Чао не удастся управлять телеоператором с поверхности. Может, мы вообще никогда не найдем этот вход. Но если все-таки найдем, мистер Дрейфус, то мы пошлем вниз телеоператора и вас.

Люсьен свирепо взглянул на президента. Вот и доверяй таким типам, как Долтри, – никогда не получишь того, чего хочешь.



Как же создается тяга? Койот Уэстлейк пыталась восстановить в памяти страницы старого учебника физики для пилотов.

Независимо от места измерения, ракетный двигатель при неизменной силе тяги дает ускорение в одном направлении. Иное дело гравитация. Она расходится лучами во все стороны от источника. Чем до него дальше, тем она слабее. Поэтому замеры в разных точках гравитационного поля дадут различные показатели направления и величины ускорения.

И Койот приступила к экспериментам. Она сбрасывала грузы с потолка и засекала время падения, чтобы измерить величину ускорения. Другие грузы она подвешивала на веревках для определения его направления. Методы были достаточно грубыми, но и они свидетельствовали о чем-то невероятном. Сброшенные и с ближней, и с дальней от астероида стен, грузы двигались с одинаковым ускорением, и ни один предмет не летел по прямой. Все траектории искривлялись в сторону от астероида, самые крутые линии описывали грузы, сброшенные с ближней стены космического дома. Грузы на подвесах тоже отклонялись в сторону. Койот была в замешательстве.

Направленная гравитация – вот на что это было похоже. То есть картина, которую увидела Койот, была возможна только в том случае, если вне астероида установлен невидимый и очень мощный источник гравитации, но гравитации не естественной, не однородной, а направленной в виде луча на астероид. Кроме того, этот источник не неподвижен, а постоянно ускоряется в сторону Марса и гравитационным лучом тянет за собой астероид, а космический дом Койот, практически не попадающий в сферу действия этого луча, движется лишь потому, что жестко прикреплен к астероиду. Из-за этого постоянного ускорения Койот и фиксирует в цилиндре небольшую силу тяжести. В общем, дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку. Да, может быть, так и есть. Мифическому покровителю инженеров св.Рубену Голдбергу понравилось бы такое объяснение.

Однако вся теория упирается в один-единственный неразрешимый вопрос: что это за источник? Наружная-то камера показывала, что вне астероида ничего нет – ни чудесного источника впереди, ни ракетного двигателя сзади.

А вдруг что-то спрятано внутри скалы, ну какой-то источник излучения или приспособление, создающее и ускоряющее сфокусированное гравитационное поле, которое как будто тянет астероид за собой?

Но как только Койот пришла к этой мысли, на сейсмографе замигала лампочка сигнала тревоги. Да сигнала и не требовалось. Койот почувствовала, как содрогнулся астероид. Сначала она думала или, по крайней мере, надеялась, что микротолчки связаны с колебанием астероида вблизи точки нового равновесия, что это обычная реакция на весьма необычный источник ускорения. Если бы дело было в этом, через некоторое время толчки бы прекратились. Койот посмотрела на сейсмограф. Толчки были довольно сильны, повторялись каждые 128 секунд и напоминали дрожание земли, когда под ногами проходит поезд метро.

А может, что-то движется внутри астероида? Если это так, то она должна хоть краешком глаза поглядеть на эту диковинку. Возможно, от одиночества у Койот немного поехала крыша, но ей внезапно приспичило пробурить ход в скалу и увидеть, что там, внутри астероида, скрывается. Осталось только определить место будущей скважины. Как?

Сейсмограф. Можно снять показания в разных точках космического дома, а там уже будет несложно определить эпицентр в недрах астероида.

Следующие несколько часов Койот потратила на замеры, стараясь сделать их как можно больше.

Наконец координаты эпицентра были вычислены. Она старалась действовать почти бездумно, потому что такой труд давал ощущение прочности, изгонял из души страх. Койот заложила полученные координаты в память следящего устройства, влезла в скафандр и вышла через воздушный шлюз на поверхность.

Снаружи пятипроцентное ускорение было очень опасно. Один неверный шаг, упадешь с астероида и поминай как звали. «Будь осторожна, и с тобой ничего не случится», – как заклинание, твердила себе Койот. Пока астероид был просто очередной скалой для разработки. Койот приладила к нему множество поручней. Теперь она их не отпускала. Аккуратно закрепленный бур тоже лежал там, где она его в последний раз оставила.

С трудом залив в бур топливо, Койот почти наугад врубилась в скалу. Ей нужно было побыстрее углубиться в породу, только там, в лазе, она почувствует себя в безопасности и перестанет при малейшем неверном движении судорожно хвататься за камни. Бур, в действительности обыкновенный газовый резак, превращал скалу в порошок и с помощью электрического вытяжного насоса выбрасывал его на поверхность. Но механизм был несовершенен, часть горячей пыли оседала в тоннеле, и жара стояла ужасная. Скафандр Койот не был оснащен достаточно быстрой системой охлаждения, и глаза заливал пот. Хорошо хоть, что на шлеме скафандра были установлены дворники, а то бы к этим радостям прибавилось бы еще и запорошенное пылью, запотевшее стекло.

Внутри скалы жара и пыль досаждали не так сильно, но все равно вынести это мог только горняк. Рукоятки бура тряслись как сумасшедшие, рев проникал сквозь скафандр Койот. Шум оглушал ее, огонь зачастую ослеплял ее. Конструкция бура была задумана так, чтобы зажженная газовая струя была скрыта от глаз специальным кожухом, но языки пламени все-таки то и дело выбивались из-под него. Вот эти-то случайные вспышки да шахтерская лампочка разгоняли мрак, подступивший со всех сторон.

Но Койот продвигалась вперед. Она прикрепила к буру следящее устройство и теперь имела представление о своем продвижении внутри скалы – оно отмечалось на крошечном экране белой линией. Иначе как черепашьим назвать его было нельзя. Койот понадобилось два утомительных дня, чтобы вплотную приблизиться к предполагаемому источнику гравитации. Тогда она отложила в сторону бур и взяла в руки колотушку, специально предназначенную для отыскивания пустот в скалах. Со второй попытки эхолокатор колотушки отметил большую область с очень низкой плотностью всего в метре от Койот.

Теперь пришла пора воспользоваться бурильным молотком для работы в невесомости. Это был не такой мощный инструмент, как бур, и грыз породу он медленнее, но, по крайней мере, ее находка будет в целости и сохранности, а не сгорит в газовой струе. Койот не хотела рисковать, она не знала, каким газом наполнена полость и есть ли он там вообще. Пора установить прозрачный шлюз.

Шлюз представлял собой простое приспособление, состоявшее из надувного цилиндра с двойными стенками, сделанными из упругой пластмассы, и перегороженного тремя затворами. Предназначался он для того, чтобы заткнуть тоннель этакой пробкой и после накачки воздуха в замкнутое пространство позволить горняку снять скафандр и работать в атмосфере. Как раз то, что сейчас нужно. Койот втащила шлюз в тоннель и накачала воздух в первый отсек. Пластмасса приняла форму стен тоннеля. Койот пробралась через все затворы и надула обе камеры, оставшиеся позади. Они должны поддерживать давление воздуха, если, конечно, в той полости, к которой она стремилась, вдруг обнаружится газ.

Койот взялась за бурильный молоток, осторожно прикрепила распорки к стенам тоннеля, установила ограждение и включила инструмент. Неудобство бурильного молотка для работы в невесомости состоит в том, что между горняком и рабочей поверхностью необходимо ставить ограждение, иначе осколки камня повредят скафандр. В улучшенных моделях перед ограждением помещались бронированные видеокамеры, но такие модели были Койот не по средствам. Ей приходилось руководствоваться чутьем и часто останавливаться, чтобы отбрасывать искрошенную породу.

Когда молоток чуть не рвался у нее из рук. Койот поняла, что добралась до цели. Мимо нее хлынула, заполняя тоннель до самого шлюза, струя зеленого, дымного воздуха. Так, давление в этой дыре точно есть. Койот выключила молоток, убрала его с дороги, расчистила последнюю кучу мусора и, глубоко вздохнув, медленно двинулась вперед. Лампочка шлема высветила на дальней стене тоннеля отверстие величиной с кулак. Давление уравновесилось, воздух стоял неподвижно. Правда, Койот сомневалась, что этот газ можно назвать воздухом в обыкновенном понимании. В огне лампочки он поблескивал неприятным дымчато-зеленоватым светом.

В висках стучало от страха и волнения, тело ломило от усталости, но Койот заставила себя продолжить работу: она расширила отверстие сверхмощным лазерным резаком, и через несколько минут оно увеличилось до диаметра шлема.

Койот набралась храбрости и просунула голову в дырку.

Огромная впадина освещалась только ее лампочкой. На глаз полость занимала метров сорок в ширину и восемьдесят в длину, в общем, почти футбольное поле, выдолбленное в скале. Бур Койот пробил стену почти посередине продольной оси. Сначала Койот подумала, что эта пустота и в самом деле пуста, как вдруг ей почудилось какое-то движение в мутно-зеленоватом газе. На полу в задней части пещеры громоздилось нечто странное.

И оно шевелилось.

Наши глаза всего лишь оптические приборы, в истинном смысле зрительный процесс происходит в мозгу, ибо именно там образы распознаются и анализируются. Но человеческий мозг не способен воспринять того, чего не понимает. Он старается втиснуть неизвестное в привычные рамки. Тем или иным образом новый объект откладывается в памяти вместе со старыми и знакомыми, ему подыскиваются аналоги, мозг находит ему место в привычном ряду явлений. В девяноста девяти случаях из ста сравнение оказывается успешным, но мозг бессилен, когда сталкивается с тем, что вообще лежит вне категорий, которыми он оперирует.

Койот увидела, как во мраке ворочается что-то темное и влажно-блестящее, и решила, что перед ней кит. Она удивилась, откуда здесь голубой кит, и даже – какая глупость – воспылала праведным гневом на тех, кто так жестоко обращается с животным, внесенным в Красную книгу.

Но потом шахтерская лампочка высветила поблескивающий металлический провод, тянувшийся от «головы» смутно различимого «животного». Койот проследила взглядом за проводом – он шел вверх к передней стенке впадины, соединяясь там с крупным шарообразным предметом, жестко прикрепленным к скале специальными приспособлениями. Этот прочно укрепленный шар, очевидно, и был источником гравитации. И зачем-то был подключен к киту. «Зачем подводить кабель к живому существу? Или это не живое существо?»

Койот опять обвела взглядом пещеру и удивилась сама себе: с какой стати ей привиделся кит? Наверное, со страха. При повторном осмотре, сообразив, что это не живое существо, а механизм, она увидела округлые очертания блестящей машины. От машины шел не один, а множество проводов, они вились кольцами и соединялись с расположенными в пещере приборами. Из-под оболочки «существа» высовывалась рука-манипулятор, явно механическая. Она-то и шевелилась. Койот поправила лампочку, чтобы она давала более широкий обзор, и увидела целый лес рук-манипуляторов, занятых непонятными делами; все они вырастали из гладкой, бесформенной, синевато-серой поверхности огромного предмета, который лежал, свернувшись, на полу пещеры. Вокруг валялись странные приспособления, разбросанные механическими руками. Сама поверхность предмета, казалось, слегка волновалась и подергивалась, как будто под ней что-то перемещалось. Но все это были машины, только машины. «Здесь нет ничего живого». В этом Койот была уверена.

И тут одна из механических рук вытянула вперед режущее лезвие, склонилась над оболочкой крупного тела, из которого она росла, и разрезала оболочку. Из раны брызнула ярко-красная кровь. Через секунду она высохла. Под ножом обнажились блестящие, розовые мягкие ткани, оттуда вдруг вылезло хилое щупальце с круглым концом. Не успело щупальце полностью развернуться, как два других манипулятора принялись зашивать нанесенную рану.

А щупальце вдруг метнулось к Койот, но она не закричала, не побежала, не засуетилась, потому что просто не смогла этого сделать – она окаменела от ужаса. И тогда с выпуклого кончика щупальца сошла кожа, и показался громадный, широко раскрытый, застывший в темноте глаз, который с явным любопытством уставился на чужака.



Из иллюминатора спускаемого аппарата Ларри смотрел на холодную поверхность Северного полюса Луны. Черт, надо же было пролететь миллиарды километров только для того, чтобы оказаться еще на одной покрытой льдом планете. Преследуемые Солнцем пласты замерзшей воды съежились на полюсах Луны, прячась от его чудовищной силы. На карте ледяные поля выглядят микроскопическими, занимают лишь крошечную долю поверхности и почти не видны с орбиты. Но если посмотреть вблизи, как сейчас смотрел Ларри, то ледяной покров кажется необозримым. Кратеры, небольшие холмы и утесы поблескивали в свете звезд гладким, прозрачным льдом, скрытым в глубоких кратерах и ущельях. Солнце никогда не сияло над этими местами.

Первые сведения о полярном льде были получены, когда поселения на Луне уже стремительно разрастались. Некоторые ученые полагают, что лед появился вследствие деятельности человека, к его образованию привела утечка водяного пара из систем жизнеобеспечения Луны и ближайших космических домов. Согласно этой теории, водяной пар, кристаллизуясь, перемещался к полюсам Луны и там оседал. Другие теории допускают, что лед естественного происхождения, но он периодически появляется и исчезает, периоды очень длительны и не имеют никакого отношения к человеку.

Никто не помнил, кто первый окрестил гипотетический тоннель, ведущий к Лунному, колесу. Кроличьей норой, но название прижилось. Изображения, полученные гравитационным телескопом, были недостаточно четки, чтобы определить хотя бы приблизительное местоположение входа в нору. Может, это вовсе и не тоннель. Ларри придумал уже четыре объяснения тому, что выступы спрятанного Лунного колеса приближаются к полюсам. Нора это или не нора, неважно. Если они хоть как-нибудь подберутся к Колесу, человечество узнает о харонцах массу сведений.

Ларри вздохнул. Время теперь не так поджимает, как раньше: инженеры, ремонтирующие «Ненью», обнаружили сложную неисправность в главном топливонасосном агрегате. Чтобы ее устранить, им понадобится еще три дня. Хорошо, что ремонтники установили наружные баки для горючего, теперь ни к чему занимать для хранения цистерн внутреннее пространство корабля. На обратном пути будет гораздо просторнее.

Тишина, царящая на Северном полюсе Луны, чем-то напоминала Плутон. Ларри только здесь, на Луне, понял, как он тосковал по новым лицам, новым людям, как устал от однообразия Станции гравитационных исследований. Несколько дней, проведенных в сутолоке лунных городов, вылечили хандру.

Разумеется, были люди, по крайней мере один человек, без которого Ларри не скучал бы. Он искренне радовался отъезду Люсьена Дрейфуса на юг в Центральный город за дополнительным оборудованием.

Ларри заметил на горизонте одного из маленьких колесных роботов. Напичканные разнообразными датчиками, роботы могут выявить любую глубинную аномалию магнитных и гравитационных полей, термальной энергии, диэлектрической постоянной, сейсмических показателей, цвета, всякую неоднородность. В конце концов один из роботов, конечно же, найдет вход в Кроличью нору. Ларри посмотрел на карту поиска, на которой была отмечена уже исследованная территория. Заштрихованная область мало-помалу увеличивалась.

Роботы найдут, но только если будут знать, что ищут.



Едва на экране компьютера обозначились очертания сигнального зонда, как Тайрон Веспасиан дал аппарату имя.

Однако Люсьен Дрейфус не разбирался в святых. Он, Веспасиан и Рафаэль стояли у смотрового окна и напряженно следили за происходящим.

– Не понимаю, – сказал Люсьен, глядя, как разворачивают зонд. – Почему «Святой Антоний»? Разве не «Святая Иуда»? Она ведь была покровительницей пропавших вещей?

Саймон Рафаэль смотрел в окно. Тяжелый цилиндр уже устанавливали на пусковую площадку.

– Насколько я помню жития святых. Иуда был мужчиной, а не женщиной, но он тут ни при чем. При пропаже предмета молятся Святому Антонию. Как вы предпочитаете говорить о Земле? Как о погибшей или просто как о пропавшей, потерявшейся?

Люсьен не ответил.

Рафаэль продолжал:

– Я считаю, что «Святой Антоний» – точное имя для нашего маленького посланца.

Тайрону польстило, что его удостоил похвалы такой ученый, как доктор Рафаэль. Веспасиан слегка толкнул молодого человека локтем и ухмыльнулся.

– А ты, оказывается, вероотступник, Люсьен!

– Я никогда и не был католиком, – досадливо ответил Люсьен.

Двое пожилых людей недоуменно пожали плечами. За время поисков Кроличьей норы Люсьен не раз показывал коготки.

Спуститься вниз более чем на сорок километров, чтобы оказаться один на один с засевшей там хреновиной! Тайрон Веспасиан передернул плечами. Даже у лунянина, привыкшего жить под поверхностью, при одной мысли об этом начинался приступ клаустрофобии. «Неудивительно, что Люсьен психует, – думал Тайрон. – Спуститься прямо в пасть к дьяволу!»

Если Веспасиан правильно понимает старого друга, для Люсьена решение Долтри означало ничью в странном соперничестве с Ларри. Никто не пытался сделать вид, будто понимает причины их молчаливой битвы, причин этих, наверное, не знают даже сами Люсьен и Ларри, догадывался Веспасиан. Но странное поведение Люсьена объяснялось не только приговором Долтри. Веспасиан полагал, что объяснение надо искать в характере Люсьена.

Все знают, что кто-то похитил Землю. Все испугались, но некоторым хватает смелости сразиться с невидимым врагом, напрягая все свои силы в страшной борьбе с могучим противником. Люсьен в числе этих людей, но у него свои мотивы.

Эти мотивы личные. Веспасиана вдруг осенило, и он понял негодование Люсьена против Ларри. В том, что случилось, Люсьен винит, непосредственно, лично Ларри. Ларри нажал на кнопку и разрушил половину родного города Люсьена. Много лет назад отец Люсьена спас этот город. Люсьен унаследовал от него чувство ответственности, он считает себя в ответе за безопасность Центрального города.

Разумеется, это нелепо. Но так понятно. Черт побери! Веспасиан пожал плечами. Хотя, может, он истолковал все неправильно, за свою жизнь он уже не раз ошибался в логике человеческих поступков.

– Повторите, почему нельзя установить радиопередатчик рядом с червоточиной и подавать через нее сигналы? – попросил Люсьен. – Ведь первоначальная идея состояла в этом.

– Да, мы ее слегка видоизменили, – радуясь перемене темы, ответил Веспасиан. – Основная трудность заключалась в том, что червоточина открывается через каждые 128 секунд и остается открытой всего в течение трех секунд. Немного времени для радиопередачи. Кроме того, мы не представляем, в каком месте по ту сторону находится Земля, и потому не знаем, куда направить антенну. А если харонцы, почуяв опасность, закроют дыру? Тогда мы вообще потеряем надежду хоть что-нибудь узнать о Земле. Если же «Святой Антоний» проскочит через червоточину, он сможет «захватить» Землю и затем постоянно передавать и получать радиосигналы. На борту у него солидный банк данных, содержащий все, что мы знаем о харонцах. В случае нападения зонд может спастись бегством – тогда мы надеемся, что до гибели он успеет передать необходимую Земле информацию. Там «Святой Антоний» найдет червоточину при помощи собственной системы слежения. Каждые 128 секунд он будет посылать нам с того конца лазерограммы. Если, конечно, его не заглушат.

Веспасиан взглянул на часы.

– Запуск через пять минут. И два дня до прибытия «Святого Антония» на место.

– Два дня и 128 секунд до момента, когда мы точно узнаем, там ли Земля, – проговорил Рафаэль.

– А тем временем у нас будет еще не один повод для волнения, – заметил Веспасиан.

Люсьен посмотрел на него.

– Что вы имеете в виду?

– Черт возьми, вы тут на Северном полюсе ничего не знаете, – сказал Веспасиан. – Завтра первая из гравитационных точек, замаскированная под астероид из Пояса, прибудет на Марс. Макджилликатти, Макдугал и Бергхофф, должно быть, уже на Станции и ждут его.

Люсьен напряженно облизнул губы.

– Наконец что-то начинает происходить.

Веспасиан поднял бровь. Ему-то казалось, что событий произошло уже достаточно. Он предпочел не отвечать, повернулся к иллюминатору. На «Святом Антонии» тоже были установлены бортовые камеры, так что при запуске они смогут полюбоваться замечательной картиной.

Теперь тяжелый, бронированный зонд находился на пусковой площадке, автоматическое устройство пуска уже мерно отсчитывало оставшееся время. Веспасиан смотрел на зонд так, словно пытался загипнотизировать его. От этого прибора зависит очень многое, больше чем они себе в этом признаются. Ларри Чао как будто доказал, что Земля не разрушена, а только перемещена в пространстве. Но Веспасиан все еще не верил в это. А очень хотелось поверить. Может быть, «Святой Антоний» сумеет его убедить.

А вдруг зонд уничтожат в червоточине, или он не найдет Землю, или не сможет передать данные? Тогда ничего не прояснится. Даже если зонд останется цел и связь с ним не нарушится, но он не отыщет Землю, это будет означать провал. Это ведь только предположение, что червоточина (если это червоточина) соединена на другом конце с участком космического пространства, в котором находится Земля. «Святой Антоний» вполне может оказаться на расстоянии и в несколько световых лет от Земли.

Если же зонд обнаружит облако пыли и опознает его как мусор, оставшийся от Земли, то будет неоспоримо доказано, что Земля умерла. В противном случае можно до бесконечности посылать другие зонды и так и не найти подтверждения. Ни тому, что Земля жива, ни тому, что ее больше не существует в природе. Космос огромен.

И скорее всего «Святой Антоний» – единственная оставшаяся у людей возможность. Безусловно, те, кто следит за червоточиной, засекут проходящий через нее зонд и попытаются его уничтожить. И уж, конечно, найдут способ помешать другим зондам совершить такой же прыжок.

Зонд внезапно вздрогнул. Компьютер привел в действие пусковое устройство, и через секунду площадка уже была пуста.

Веспасиан повернулся к экрану монитора, на который передавалось изображение с бортовых камер. Они показывали, как со страшной скоростью удаляется лунный пейзаж, резкие границы света и тени размывались, сливались в почти однородный цвет поверхности Луны.

– «Святой Антоний», неси на своих крыльях наши молитвы, – прошептал Веспасиан.

Если двое коллег и слышали его слова, ни тот ни другой не ответил. Каждый думал о своем.

17. Глаз в камне

«Стоило так далеко лететь, чтобы полюбоваться обыкновенным астероидом», – думала Сондра. За передним иллюминатором лежал холодный Марс, огромный оранжево-красно-коричневый шар. Захватывающее зрелище, но пассажиров корабля оно не занимало, их интересовал сейчас лишь стремительно приближающийся астероид.

Словно для того, чтобы подтвердить мысль Сондры, Хирам Макджилликатти резко отстранил обеих женщин и прошел вперед: ему не терпелось получше разглядеть скалу.

– Сейчас наверняка уже должны быть видны подробности, – недовольно произнес он.

– Сейчас еще нет, доктор. В конце концов астероид не так уж велик, – вежливо возразила Сондра, не поддаваясь искушению отшвырнуть этого коротышку с дороги.

Сондра взглянула на Марсию, которая старательно сдерживала смех. Во время скоростного полета с Луны на Марс Сондра кое-что поняла. Во-первых, что терпению Марсии Макдугал нет предела. Во-вторых, что Макджилликатти – это все-таки предел. И в-третьих, что она, Сондра, по горло сыта космическими полетами. Даже если бы на борту не было несносного Макджилликатти, постоянная тряска и теснота в жилых помещениях делали путешествие невыносимым.

Ладно хоть этот полет близится к концу.

– Есть какие-нибудь соображения, что это за астероид? – спросила Сондра.

– Нет и не будет, – раздраженно ответил капитан Мтомбе. Ясно было, что ему все это до смерти надоело. – Это может быть любой из множества астероидов, которые вдруг ни с того ни с сего покинули свои орбиты. Мы могли бы поймать сигнал с регистрационными данными всех астероидов, который посылает радиомаяк Автократа, но сигнал зашифрован, а Автократ отказался раскрыть нам ключ к шифру. Да и что нам даст знание регистрационного номера этого астероида? Скала есть скала.

Капитан Мтомбе, смуглый, с суровым, непроницаемым лицом и легким западно-африканским акцентом, проверил мониторы. Казалось, он намеренно не обращал внимания на изображение астероида и сосредоточился на своих приборах.

– Мы поравняемся с астероидом через двадцать минут. Он летит сзади и догоняет нас, но его относительная скорость уменьшается. Я задал кораблю такую программу, что, когда астероид окажется рядом, наша скорость сравняется с его скоростью.

После этого я включу двигатели, и мы начнем тормозить вровень с ним, то есть будем держаться рядом, по крайней мере несколько часов.

– А что потом? – спросил Макджилликатти.

Мтомбе пожал плечами.

– Спросите у кого-нибудь другого. Если эта чертова скала такая же, как астероиды, летевшие к Венере и Меркурию, то она совершит мягкую посадку на Марсе. Как, не знаю. Пока никто не видел, как они это делают. Небось, колдовство. Мой корабль, к сожалению, не приспособлен для волшебных посадок. Хотите, последуем за этой скалой в атмосферу, до последнего мгновения будем рядом, а затем взмоем на орбиту? Это может получиться. Правда, возможно, и слегка долбанемся, тогда все погибнем. При благоприятном стечении обстоятельств пролетим мимо Марса на малой высоте, скользнем на орбиту и останемся живы. Тогда останемся там торчать целые и невредимые и увидим, как через восемь часов приблизится второй астероид, а еще через четыре – третий, а на следующий день весь флот. И мы даже не гробанемся, ну ни чуточки. Что вы предпочитаете?

На этот раз Макджилликатти понял, что над ним издеваются, и заткнулся.

– Плохо, что нельзя перестрелять эти проклятые астероиды, – пробормотал Мтомбе. – Я знаю, у нас недостает ядерного оружия, к тому же существует довольно большая вероятность, что нам отомстят, и отомстят жестоко. Так говорят. Но разве можно найти лучшее применение ядерному оружию, чем истребление атакующих пришельцев?

Сондра покачала головой.

– Заманчивая мысль. Но если мы ничего не добьемся, придется иметь дело с обозленными харонцами. Кроме того, в нашем распоряжении нет ракет с ядерными боеголовками. Во всяком случае, на Марсе. Конечно, марсиане могли бы переделать в бомбы несколько ядерных двигателей, но это ведь не выход. Чем просто взрывать эти астероиды, обрекая себя на верную гибель, не лучше ли попытаться перехитрить пришельцев? А для этого нам нужно побольше данных.

Внимательно глядя на маленький экран монитора, Сондра начала увеличивать изображение.

– Черт возьми, разрешающей способности не хватает, – сообщила она. – Если бы там что-нибудь было, мы бы уже заметили. Там не на что смотреть, вот и все. Это просто скала, самая обыкновенная. На ней ничего нет.

– А если есть, то с другой стороны, – предположила Марсия.

Мтомбе понял намек.

– Держитесь крепче, – предупредил он.

Он повернул корабль и начал медленно описывать дугу на почтительном расстоянии от астероида.

– Вот оно! – крикнул Макджилликатти и в нетерпении подался вперед, чтобы получше рассмотреть инопланетную технику.

Из-за ближнего горизонта показался крошечный ромбик. Сондра подкрутила усиление, увеличивая масштаб, и изображение заполнило весь экран. Макджилликатти захихикал от волнения и немедленно активизировал свой мощный ум, пытаясь определить то, что он увидел.

– Это явно топливный бак, – смекнул он. – Полагаю, в нем хранится горючее, используемое для ускорения астероида. Обратите внимание на мелкие предметы вокруг бака. Возможно, это приборы управления астероидом. Я вижу на баке какие-то рисунки. Если бы вы немного повысили резкость, мы бы смогли их рассмотреть.

Вспышка света. «Селекторный импульс?» – пришло в голову Сондре. Она нажала на кнопку и еще приблизила изображение.

Надпись. Там была надпись, порядковый номер на стенке цилиндра. Опять селекторный импульс. Обычный следящий маяк, прикрепленный к космическому дому.

– Потрясающая техника, Макджилликатти, – радостно вставила шпильку Сондра. – Это космический дом горняка, старая-престарая модель, ей уже лет двадцать, наверное. А надпись – это личный номер. Капитан Мтомбе, вы можете получить какие-нибудь сведения по номеру на стенке, или это тоже тайна Автократа?

– Подождите. Мне надо установить курс.

Мтомбе пристроился к астероиду на расстоянии в полкилометра. Как только компьютер взял на себя поддержание курса, Мтомбе по системе связи запросил у Марса последний вариант списка владений Сообщества Пояса астероидов.

– Это действующий номер, – сообщил Мтомбе. – Соответствует астероиду АС125ДН1РА45, который находится в собственности у горняка Койот Уэстлейк и разрабатывается владельцем единолично. Дальше идет полная характеристика оборудования и заявка на передачу астероида в собственность.

– Погодите, – сказала Сондра. – Действующий номер? Эту скалу все еще разрабатывают? Значит, этот Койот, он сейчас там?

– Она. Это женщина, да, она там.

– Черт, почему же она до сих пор не подала сигнал бедствия?

– При помощи чего? – спросила Марсия. – Что-то я не вижу здесь антенн. Посмотрите на ее список оборудования в декларации. Единственный длинноволновый радиопередатчик был у нее на борту корабля «Девушка из Вегаса», но я не думаю, что в это путешествие она прихватила с собой корабль. Капитан Мтомбе, радиомаяк «Девушки из Вегаса» действует?

– Нет, иначе мы давным-давно поймали бы его сигналы. Но с Уэстлейк можно связаться по коротковолновому радио. Если она жива, разумеется.

– Сомневаюсь, нужно ли посылать ей радиограммы, – сказал Макджилликатти. – А вдруг она участвует в заговоре? Может, она сама управляет этим астероидом?

– И еще тридцатью тысячами астероидов, которые устремились к нашим планетам? – задиристо спросила Сондра. – Адмиралу без длинноволнового радиопередатчика трудновато осуществлять дистанционное управление таким флотом. Мы ведь знали, что некоторые сместившиеся астероиды разрабатывались целыми бригадами. Это просто, случайность, что мы выследили один из них.

Мтомбе поднял глаза от ручек управления.

– Сделать вызов?

Сондра взглянула на Макджилликатти, потом кивнула. Мтомбе послал ряд позывных.

Ответа не было.

– Никаких признаков жизни, – констатировал Мтомбе. – Ни сигнальных огней, ни движения.

Сондра слушала, как автомегафон снова и снова повторяет вызов. Вероятно, как только астероид набрал скорость, космический дом разгерметизировался. Внезапное снижение давления. Сондра представила себе лежащий в каюте изуродованный вакуумом труп и вздрогнула.

– Вот вам доказательство, доктор Макджилликатти. Как она может управлять астероидом, если она мертва?



Глаз. Большой глаз. Настоящий большой глаз. Койот Уэстлейк сидела на полу в каюте, обхватив руками колени, и медленно раскачивалась взад и вперед. Воспроизведение записи, которую сделала установленная в ее шлеме камера, подтвердило, что это не галлюцинация. Она больше не вынесет этого зрелища, но значит, она все же не совсем сошла с ума.

Впрочем, сейчас это слабое утешение. Лучше помешаться, чем сознавать, что вместе с тобой на астероиде обитает чудовище величиной с голубого кита и с глазами-щупальцами.

Камера неопровержимо доказывала лишь то, что Койот увидела его не в припадке безумия. Уже несколько дней после своего путешествия в глубь астероида Койот отчаянно цеплялась за окружающую действительность и чувствовала, как реальность ускользает от нее. Разум мутился.

Придет ли чудовище за ней? А вдруг оно через тоннель, который она пробурила, протянет жуткую ложноножку и отыщет Койот в космическом доме?

Радиоприемник снова засигналил, но Койот только крепче обхватила руками колени. Нет. Это ловушка. Она не станет обнаруживать себя, не клюнет на приманку страшного монстра. Ей остается только свернуться калачиком и умереть. Первое она уже сделала.



Пожиратель миров был готов исполнить свое предназначение. До указанной Дирижером планеты-цели оставалось совсем недалеко. А крошечное существо (или механизм, быть может), появление которого на мгновение встревожило Пожирателя, теперь не могло ему помешать.

Потому что время пришло.

Пожиратель миров медленно, осторожно направлял огромный корпус астероида к планете. Пожиратель миров знал, что астероид очень ненадежная защита, он не приспособлен к тяжелым перегрузкам. Даже умеренное гравитационное ускорение, с которым Пожиратель миров двигался к Марсу, было значительным испытанием для структурной целостности астероида, и то, что астероид выдержал его, было удачей Пожирателя миров.

Надо двигаться еще медленнее, еще осторожнее.



Йенсен Альтер следила за серовато-розовым небом и ждала. Опускались сумерки, небо на западе багровело. Йенсен слегка поежилась, больше от предчувствия похолодания, чем от холода. Она была рада, что на ней сверхпрочный скафандр. Остаться ночью на открытом воздухе в обычном костюме даже на экваторе Марса – удовольствие ниже среднего. По ночам марсианские тропики чересчур охлаждались. Но Йенсен нравилось, что у нее есть возможность наблюдать марсианскую ночь, как она есть, вдали от городов и слепящих огней купола астрономической обсерватории Порт-Викинга. Может быть, ради подобных вечеров Йенсен и занималась до сих пор полевой геологией.

Ее партнерша Мерсер Санчес неторопливо вылезла из низкого куполообразного воздушного шлюза и встала рядом с Йенсен.

– Похоже, это будет необыкновенная посадка, – озорно проговорила Мерсер. Ее низкий голос выдавал волнение.

– Да, скалы тут разлетятся на куски, – ответила Йенсен. – Мы это увидим. Если останемся живы.

Мерсер беспокойно переступила с ноги на ногу. Ей было сорок с небольшим; еще энергичная и молодая женщина, но первые признаки старости напоминали, что всему приходит конец. На темной коже появились морщинки, в черных как смоль волосах проглядывали седые пряди.

– Есть смысл пытаться отсюда смыться? – спросила Мерсер.

– Никакого, – ледяным тоном ответила Йенсен. Она была на пятнадцать лет моложе Мерсер, высокая, худенькая, бледная блондинка; в ее манере общения часто проявлялась раздражавшая многих жесткость. – Наверняка мы знаем лишь, что находимся вблизи возможного места столкновения астероида с планетой. Астероид пока маневрирует в пространстве. Он может упасть здесь, или за сто километров отсюда, или на другом конце планеты, кто его знает. Я настроила шлемофон на канал аварийного оповещения, но по нему идет только болтовня. Никаких точных данных.

– Значит, побег в другое место все равно не гарантирует нас от неприятностей. То есть беги, не беги – не имеет значения, – сказала Мерсер. – Интересно все-таки войти в историю. Надо лишь остаться в живых и стать свидетелем этой истории.

– Мерсер, пойми, – перебила Йенсен. – На планеты ринулось тридцать тысяч этих чертовых астероидов. Если один из них шмякнется тебе на голову, эта новость очень скоро устареет. Сейчас каждый человек думает, переживет ли он…

– Смотри!

Взгляд Йенсен проследовал за дрожащей от волнения рукой Мерсер, показывающей на восток. В меркнущем дневном свете поблескивала белая точечка.

– Это всего лишь Фобос, – сказала Йенсен.

– Фобос зашел за горизонт полчаса назад, а Деймос появится только через час, – ответила Мерсер. – Это астероид.

– Бог мой, ты права, – проговорила Йенсен. – И он увеличивается. – Она потянула за ручку, регулирующую поворот бинокуляров, поймала в перекрестье астероид. Блестящая точка выросла в крупную скалу, она словно висела в небе. – Господи, как же он там держится?

– Не одна ты об этом спрашиваешь, – с мрачным смешком произнесла Мерсер. – Что там говорят на частоте оповещения?

Она включила канал в своем приборе связи.

»…бесспорно, что нарушитель вошел во внешнюю атмосферу».

– Вот теперь нам сообщают, – пробормотала Мерсер.

– Ш-ш, я хочу послушать, – оборвала ее Йенсен.

«Предполагаемые координаты столкновения или посадки приблизительно ноль градусов широты и сто сорок пять градусов долготы…»

– Сверзится как раз на нас! – сказала Мерсер.

Ей вдруг ужасно захотелось бежать, смыться отсюда, затем так же внезапно она решила остаться на месте. Она желала видеть все собственными глазами.

С запада показался гидросамолет, он лениво прочертил над горизонтом яркий след и взмыл в небо. Мерсер с минуту понаблюдала за ним, за этой крохотной фитюлькой, оставшейся в небе один на один с исполином. Потом снова приблизила к глазам бинокль и уставилась на небывалое зрелище зависшей в атмосфере горы.



Вниз, вниз. Поверхность планеты приближается. Скоро он коснется ее, освободится из своей тюрьмы и возьмется за дело.

Он первым прибудет на эту планету. Он станет маяком для тех, кто летит за ним.

Но спешить нельзя. Вхождение в плотные слои атмосферы на высокой скорости может легко расколоть астероид. При точном и жестком управлении гравитацией нет необходимости рисковать. Медленно, осторожно он выплывал из космического пространства. Когда астероид подхватили высотные воздушные потоки. Пожиратель миров почувствовал нарастающую вибрацию.



В космический дом проникали какие-то звуки.

Снаружи?

Койот немного пришла в себя.

Снаружи завывал ветер. Ветер. Безумно озираясь, Койот вцепилась в поручни, космический дом болтало из стороны в сторону, сила тяжести быстро нарастала. По подсчетам Койот, тяготение сейчас составляло одну треть или даже половину земной нормы, а при неожиданных встрясках подскакивало раза в два. От непривычного веса у Койот ломило все тело.

Но откуда ветер? Единственная камера наружного наблюдения давно не действовала. Возможно, ее вообще уже не было. Иллюминаторы имелись только в среднем отсеке дома, а у Койот не было охоты при таких перегрузках карабкаться на стену каюты.

Марс. Должно быть, она на Марсе. Каким-то чудом ее космический дом не расплавился при вхождении в плотные слои атмосферы. Чертова скала шла на посадку.

Может, даже такую мягкую, что Койот не погибнет.

Ей в голову пришла мысль, которой она не осмеливалась тешиться прежде.

Может быть, она выживет.

Может быть. Это будет рискованное предприятие. Но, черт возьми, она ведь девушка из Вегаса, а Вегас, как известно, земля самых рискованных предприятий на свете.

Пора сделать, что в ее силах, и повысить свои шансы на выигрыш. Как можно осторожнее Койот полезла к вешалке. Бог знает, как все выйдет, но если она надеется прогуляться по Марсу, надо надеть скафандр.



Мерсер нажала на педаль акселератора. Трактор развернулся и отправился на охоту за астероидом. Теперь в небе крутился целый флот гидросамолетов, самые смелые приближались к чудовищу и сновали у него под боком. Никто не знал, как туда попал пристыкованный к треклятой хреновине космический дом.

Астероид был виден уже без бинокля – громадная, заостренная книзу скала; она висела совсем близко, закрывая полнеба, – огромная серая масса из твердого камня, резкий силуэт на фоне темно-розового марсианского заката. Она медленно скользила вниз. Время от времени от скалы откалывался тяжелый обломок и падал, оставляя в небе облако астероидной пыли.

Мерсер больше не испытывала страх, только возбуждение охоты. Она решила увидеть как можно больше, подобраться как можно ближе, чтобы стать свидетельницей посадки и всего, что случится потом. Она глянула на Йенсен. Молодая напарница ловко управлялась с камерой, твердо держа ее в руках, несмотря на сильную тряску в подскакивающем на камнях тракторе.

Теперь, чтобы увидеть астероид, надо было просто задрать голову. Он находился очень близко, казалось, прямо над ними. Внезапно он прекратил скольжение вниз и на миг неподвижно застыл в воздухе. Затем нос его стал поворачиваться к западу, ловя лучи быстро заходящего солнца. Громадина медленно, неуклюже повернулась в небе и заслонила солнечный свет. Осколки величиной с валун градом посыпались на землю. Один камень плюхнулся метрах в ста от трактора, и Мерсер вдруг решила, что хватит: они уже достаточно приблизились. Она резко затормозила и встала в кабине открытой машины.

Астероид плыл мимо заходящего солнца, устроив полное затмение. Его крупная масса заслонила на западе все небо; гигантский продолговатый камень с острыми краями был так близко, что, казалось, заполнил пространство от горизонта до горизонта.

Наконец он медленно-медленно направился вниз, словно примериваясь к тому месту, куда решил садиться. Все это происходило в полном безмолвии, нарушаемом лишь завыванием ветра, столь мощного, что у него хватало сил чуть-чуть раскачивать астероид.

А потом молчание взорвалось грохотом – это астероид коснулся земли; в дребезжащем тракторе Йенсен чувствовала, как ее тело дрожит от этого рева.

Шум не умолкал, как будто его долго сдерживали, а теперь он наверстывая упущенное. Астероид несколько раз пошатнулся и осел в марсианскую почву, по ней во все стороны побежали широкие трещины. Светопреставление продолжалось – казалось, великан-астероид вот-вот рассыплется окончательно, с него градом сыпались огромные обломки, облака красноватой пыли поднялись вокруг, и ветер разрывал их на лохмотья. Но все-таки астероид уцелел – и вот он уже покоится в огромной воронке, окутанный оседающей пылью и освещенный багровыми лучами закатного солнца.

Мерсер глазела на это зрелище как зачарованная. Астероид упал на поверхность едва ли в километре от них. Йенсен схватила ее за руку и показала пальцем:

– Вон там! – крикнула Йенсен. – Вон этот горняцкий космический дом!

Мерсер заметила маленькую белую точку на бурой горе. Мерсер вдруг вспомнила сказку, которую читала в детстве, и представила себе белую мышку, вскарабкавшуюся на спину к слону.

– Видишь? – спросила Йенсен. – Там что-то шевелится!

– Обломок скалы, – предположила Мерсер осипшим голосом. Она резко подвинула к глазам окуляры и посмотрела еще раз. – О Господи! – воскликнула она. – Не могу поверить. Горняк жив.

Крохотная человеческая фигурка показалась из космического дома, спасенная от страшного плена, в который она попала.



Койот цеплялась за каждую расщелину, каждый выступ. Она вглядывалась вдаль, туда, где за плотными тенями, отбрасываемыми исполином, который доставил ее сюда, лежали пустынные коричневато-желтые пески Марса. Сзади садилось солнце, заливая холодную землю кроваво-красным светом. Койот робко примостилась на астероиде и стала смотреть на расстилающийся внизу такой понятный пейзаж. Он показался ей самым что ни на есть родным.

Но нет, все это теперь ненастоящее. Она чувствовала, как скала грохочет и трясется у нее под ногами. Что это – камень оседает глубже в почву или зверь уже выглядывает наружу? Чудище, собственной рукой вытащившее из своего живота глаз. Глаз в камне.

Вот это настоящее. А больше ничего.

Толчки становились сильнее. Койот встала на колени и что было мочи ухватилась за голую скалу, стараясь таким способом удержать остатки покидающего ее разума.

18. Гроверз-Милл, штат Нью-Джерси

Макджилликатти не доверял «стрекозам». Марсианские вертолеты казались слишком хрупкими, слишком изящными и слишком ненадежными. Задыхаясь, Макджилликатти уцепился за поручень и смотрел в открытый боковой люк на раскинувшуюся внизу необъятную равнину. Наконец какой-то предмет нарушил однообразие этой картины, и пилот бросил машину вниз, прямо на огромные валуны, грудами лежавшие на поверхности астероида. Посадочные лыжи коснулись грунта, один раз подпрыгнули, и вертолет замер. Пора выходить. Макджилликатти не решался.

Геолог Йенсен Альтер беззастенчиво подтолкнула его ногой под зад, и Макджилликатти ступил на безобразную поверхность. Альтер и Марсия Макдугал последовали за ним.

Вертолет постоял некоторое время, пока на борт взбирались члены санитарной бригады со своим неудобным грузом. Им было явно тяжело. Грузом была женщина в бронированном скафандре горняка, в состоянии полнейшего ступора.

Наконец винты закрутились.

Пассажиры обратного рейса расселись по местам, и вертолет поднялся в воздух.

Макджилликатти, Йенсен и Макдугал проводили его взглядами и повернулись к маленькому космическому дому. Койот Уэстлейк.

Проходя по острым камням, Макджилликатти слегка дрожал. Не годится плохо думать о новом месте работы, но очень трудно думать иначе.



Некоторым уже стало неловко называть скалу астероидом. Теперь она стала частью пейзажа, все к ней быстро привыкли и с трудом представляли себе пейзаж без нее. Теперь ее называли Гостем с неба. Изображения громадного астероида, ставшего частью марсианского пейзажа, мелькали на видеоэкранах по всей Солнечной системе. Это было невиданное зрелище.

Но на подходе был второй гость, а за ним и третий. Мерсер не могла оторваться, следя, как в предрассветном небе скользит вниз, чтобы совершить волшебную посадку, еще одна громада. Что это за необыкновенные объекты? Каковы их цели?

Мерсер испугалась, очень испугалась пришельцев, но в сердце поселился не только страх. Она стала свидетельницей чуда. Да, возможно, и даже скорее всего, гости с неба угрожают человечеству, но чем-то все это напоминало сказку, и этим завораживало. Они оставили далеко позади человеческую технику, они способны делать то, что для современного человека лишь мечта, как полет в небо во времена фараона Тутмоса. «Странное сравнение, но подходит, – подумала Мерсер, – ибо горы, сложенные из обтесанных камней, – это символ цивилизации Древнего Египта, а здесь, на Марсе, поднялся новый памятник из камня, и мастерство его создателей столь же непостижимо для нынешних людей, как искусство древних инженеров для современников Тутмоса».

И подобно гробнице Тутмоса, этот Гость с неба прячет в себе тайну. Что или кто, там, внутри, заставляет эти горы летать?

Появилась фигура в скафандре, отстранила Мерсер, прерывая ее раздумья, и двинулась к границе безопасной зоны вокруг первого Гостя с неба, неся к нему какие-то приборы. В первые же минуты после посадки астероида Мерсер и Йенсен потеряли исключительное право собственности на достопримечательность, но Мерсер до сих пор не могла забыть те несколько минут обладания чудом и потихоньку негодовала про себя на всех, кто теперь беспардонно распоряжался «их» открытием.

Тогда еще до полуночи первого Гостя с неба окружили кольцом мощных прожекторов. Камеры, индикаторы, всевозможные датчики были направлены на новую гору. Время от времени перед прожекторами, отбрасывая огромную зловещую тень, пробегал рабочий или проезжала машина. Гидросамолеты улетели, но их место заняли несколько «стрекоз». Сверкая в свете прожекторов, «стрекозы» парили над головой, меняя положение с внезапностью и грацией своих тезок.

Изящные вертолеты вонзали лучи своих осветительных приборов в верхние склоны Гостя с неба, стремясь найти хоть какой-то ключ к разгадке, хоть какую-то ненормальность в астероиде. Одна из «стрекоз» направила луч на брошенный космический дом. Там сейчас была Йенсен.

Ну да, конечно, кто-то должен был подняться в космический дом и обыскать помещение, и необходимо было включить в эту экспедицию геолога, но почему именно Йенсен? Мерсер стояла, уставившись на астероид, и переживала за подругу.

«Ладно, чему быть, того не миновать, – сказала себе Мерсер. – Йенсен там, потому что сама вызвалась». Мерсер старалась выбросить из головы тревожные мысли. Что-то такое было в этой тревоге. Что-то такое знакомое, такое простое, но она не могла понять что. Ну, да ладно. Рано или поздно она вспомнит.

Скоро рассвет.



Койот Уэстлейк знала, что видит сон, потому что наяву такого не бывает. Она лежала в теплой постели в наскоро устроенном полевом госпитале, где она была единственной пациенткой. Двухпалатный «госпиталь» на четыре койки был развернут в одном крыле здания крестообразной формы, такие обычно использовались в чрезвычайных ситуациях. Кто-то оставил дверь открытой, и в проеме то и дело мелькали люди; выглядели они очень озабоченными.

Стена позади Койот гудела и пульсировала – это пыхтел компрессор, нагнетая в госпиталь воздух. А может, это и не сон, подумала она, припоминая, как ее снимали с астероида и заносили в вертолет. Может быть, ей действительно удалось вырваться из ада. Господи, но тогда и этот страшный глаз тоже не сон!

Койот почувствовала, что ее трясет, тело само собой сворачивается в калачик, глаза крепко зажмуриваются, – снова накатывала волна уже привычного ужаса. Она заставила себя распрямить руки и ноги, лечь на спину и смотреть на успокаивающую бежевую пластмассу потолка. Кто-то с ней говорил:

– Мисс Уэстлейк? Мисс Уэстлейк, мы можем продолжить? – повторил доброжелательный голос.

Койот оторвала взгляд от потолка и увидела перед собой улыбку незнакомой полноватой женщины.

– Я знаю, что вам тяжело, но любая информация может оказаться жизненно важной.

– Кто… кто вы? – спросила Койот, сама удивившись слабому, надтреснутому голосу.

Женщина с явным огорчением нахмурилась.

– Я Сондра Бергхофф, вхожу в группу исследователей астероида. Мы с вами беседуем уже полчаса, вы и я. Вы не помните?

Койот моргнула и попыталась собраться с мыслями. Где сон, а где явь? Как долго она просидела в космическом доме, сколько времени она не спала, не ела, не пила и, парализованная страхом, боялась пошевелиться? Да, возможно, с ней происходит что-то не то.

– Помню, – на всякий случай соврала она.

Или… Сондра? Сондра Бергхофф, дружелюбная улыбка, теплая рука… Значит, это не сон, это было на самом деле. Потрясенная Койот с трудом выделяла реальные образы из того марева ужаса, в который был так долго погружен ее мозг.

– Мои коллеги обнаружили рядом с вашим космическим домом тоннель, – сказала Сондра. – Они хотели бы знать, куда он ведет и не опасно ли по нему спускаться.

Тоннель. Тоннель, ведущий вниз. Опасно! Очень опасно! – завопила каждая клеточка тела Койот. Там чудовище, пробудившееся от миллионнолетнего сна и открывшее свой страшный глаз как раз в тот момент, когда Койот была рядом. Этот глаз снова направил на Койот свой немигающий гипнотизирующий взор. И она потеряла сознание.

Сондра беспомощно уставилась на нее, затем, тяжело вздохнув, встала и вышла в центральное помещение крестовины. Там ее ждал медбрат с каменным лицом, черты которого словно застыли в гримасе гнева.

– Ничего не получается, – сказала Сондра. – Она не может рассказать нам о том… о том, что там, внутри. А эти сведения нужны нам сейчас как воздух.

Медбрат неумолимо покачал головой.

– Она наполовину в шоке, – сказал он. – По крайней мере, я так полагаю. Возможно, у нее развивается какое-нибудь органическое заболевание. Не знаю. Не могу сказать. Даже если это душевная болезнь, я всего лишь техник, я не психиатр. У меня нет диагностического оборудования…

Сондра вдруг вспылила и заорала на него:

– Вы уже сотый раз повторяете, что вы не психиатр! Идите к черту, милейший!

Нет, медбрат был тут ни при чем, просто прорвалось нервное напряжение последних дней, выплеснулся ужас пропажи Земли, проклятых астероидов, страх, чувство вины и беспомощность, которые так мучили Сондру.

– Идите к черту! – орала она, не в силах сдержаться. – Она знает что-то нехорошее и не хочет сказать! Если вы не сделаете ей один дрянной укол, люди погибнут.

Безобразная вспышка потрясла ее не меньше, чем техника. Неужели она действительно так напугана и в душе у нее накопилось столько? Впрочем, быть может, эта вспышка сломит тупое упрямство медбрата.

– С каждой секундой эта женщина все глубже уходит в созерцание собственного пупка. Я тоже не врач, но мне кажется, что от этого здоровья у нее не прибавится. Теперь наверху этой хреновой скалы у нас трое людей, двое из них, чтобы попасть сюда, пересекли Солнечную систему, побив все рекорды скорости. Им надо спуститься в тоннель, и чем больше они узнают о том, что там, внизу, тем с большей вероятностью останутся живы. Да и не только они, а и я, и вы, и Койот, и все остальные люди. Это нетрудно понять, стоит лишь чуть-чуть пошевелить мозгами.

Единственный человек, обладающий сведениями об этом тоннеле, лежит в соседней комнате и старается отключиться от действительности. Так что? Вы сделаете этой женщине необходимый укол или позволите моим друзьям умереть, прежде чем они узнают, как спасти эту пыльную, вшивую, захудалую планету, населенную высокомерными сукиными детьми, вроде вас?

Медбрат долго таращился на Сондру, затем взял шприц для подкожных впрыскиваний и, не сказав ни слова, отправился в палату Койот.



– В конце тоннеля должен быть переносной воздушный шлюз, – говорила Сондра. Сердце ее громко стучало. – Недалеко от выхода из шлюза вы найдете небольшое окно, которое пробила Койот, а за ним – огромную полость в скале, внутреннюю пещеру. Там-то, по ее словам, и сидит чудовище, окруженное множеством механизмов и роботов. Она все время повторяла про какой-то глаз, но никто ничего не смог понять. Я знаю, все это похоже на бред сумасшедшего, но сейсморезонаторы, установленные Мерсер Санчес, подтвердили: в скале есть большая полость и как раз в том самом месте, которое указывает Уэстлейк. Так что не все можно списать на галлюцинацию.

Йенсен слушала вместе со всеми.

– Это правда? – спросила она. – Так вот что там, внизу!

– Нужно проверить. Даже если все не совсем так, по крайней мере у вас будет…

Вдруг скала у них под ногами содрогнулась, и они схватились друг за друга, чтобы не упасть.

– Господи Иисусе, а это еще что такое? – воскликнула Йенсен. – Мерсер, ты на связи? Что говорят сейсмографы?

– Толчок внутри астероида. Сильный, гораздо сильнее, чем импульсы, поступающие раз в 128 секунд. Очаг как раз в полости. Похоже, именно там разгадка всего происходящего. И кстати, в небе появилось пополнение. Предполагается, что второй Гость с неба совершит посадку через пятнадцать минут приблизительно в десяти километрах к востоку от нашего. Ноль градусов широты, как и у него. Им нравится экватор.

– Сейчас некогда им заниматься, – сказала Марсия. – Сейчас нам нужно спуститься в тоннель и увидеть эту штуковину своими глазами.

– А толчок? – возразил Макджилликатти. – Если мы туда залезем, а тут снова тряхнет…

– Тогда мы будем довольны, что на нас бронированные скафандры, – мрачно проговорила Йенсен. – Макдугал права. Здесь, наверху, мы ничего не найдем. Пошли. Мерсер, мы будем на связи.

Йенсен прошла по неровной поверхности астероида вверх, ко входу в тоннель. Поставила импульсный повторитель на скалу, размотала кабель и прикрепила к нему свой блок связи. Умело вбила в скалу рядом с тоннелем костыль и обвила вокруг него альпинистский трос. Присоединив другой конец веревки к поясу, она повернулась и, не мешкая, спрыгнула в тоннель. Он круто уходил вниз, Йенсен смело пошла по нему. Марсия следовала за ней, Макджилликатти шел последним.

С самого начала они поняли, что Койот Уэстлейк замечательный мастер своего дела. Тоннель был прямой, с ровным полом и гладкими стенами – совершенное сооружение. Но идти по нему было нелегко. Тоннель бурили для пользования в невесомости, когда угол его наклона не имеет никакого значения, теперь же нужно было приноравливаться, чтобы путешествие не отняло слишком много времени. Йенсен вскоре эмпирически установила наиболее подходящую позу – сидя на заду и наклоном перенося центр тяжести вперед. Поза была немного нелепая, смешная, но странным образом именно она избавила от страха и преувеличения опасностей, которые их подстерегали внизу. Марсия и Макджилликатти быстро переняли ее изобретение, и теперь тоже ехали вслед за Йенсен на заду.

Минут через пять после прыжка в тоннель компания добралась до надувного воздушного шлюза, по-прежнему прочно стоящего там, где его оставила Койот.

Йенсен вбила в стену тоннеля новый костыль и привязала к нему конец веревки. Веревку нельзя просунуть в воздушный шлюз. И волоконный кабель тоже. Она вытащила кабель из своего прибора связи и вставила его во второй импульсный повторитель. Пластмассовый шлюз должен пропускать радиосигналы, Мерсер их, пожалуй, услышит. Йенсен разгребла кучу обломков, заваливших входную дверь в шлюз, и распахнула ее. Когда все оказались в первой камере, Йенсен восстановила там нормальное давление, и они цепочкой двинулись дальше. Вскоре они уже были у пробитого в скале окна, о котором Сондра сообщила по радио. Из дыры вился легкий, как дымок, зеленоватый газ. Здесь же валялся брошенный бурильный молоток.

– Выключите все на минуту лампы, – попросила Марсия.

Свет погас, и Марсия посмотрела в сторону неровных краев дыры.

Изнутри струилось слабое зеленое свечение. Марсия включила головные микрофоны и прислушалась.

Звуки доносились тоже. Легкий скрип, будто металлические ножки скребли по камню, и резкие чмокающие звуки, словно от тела отрывали куски плоти.

Марсия шагнула вперед, чтобы заглянуть в дыру, и вот тут-то астероид снова тряхнуло. Второй толчок был гораздо мощнее первого. Давление резко упало.



Время пришло. Пожиратель миров тщательно проверил свое состояние, провел небольшую саморегуляцию и теперь был безоговорочно готов к работе. Энергии достаточно, биологические компоненты в норме, а механические-части отлично отремонтированы. Идущие по его стопам собратья точно наводятся на цель.

Пора покинуть берлогу, дела не ждут. Он переместил свое основное тело вдоль камеры к самому тонкому месту в стене. Даже здесь скала была многометровой. Но для него это безделица. Наслаждаясь необъятной силой, игравшей в его организме, он навалился на камень и почувствовал, как тот послушно поддается напору.



В нескольких километрах от Мерсер садился второй Гость с неба, но ее это совершенно не занимало. Пусть другие поисковые экспедиции забавляются, гоняясь за ним на гидросамолетах и вертолетах.

Первый Гость с неба, вот этот Гость, что лежит перед ней, и есть ключ ко всему происходящему. В этом Мерсер не сомневалась. Она стояла в четверти километра от него и всматривалась в нависшую над пустынной равниной глыбу.

Йенсен была там, внутри, ее голос достигал Мерсер при помощи незамысловатой техники.

Внезапно земля вздрогнула, закачалась и ушла из-под ног. Гость с неба стряхнул с себя тяжелое облако пыли, с ближней стороны астероида обрушилась лавина камней и вырвалась струя зеленоватого дыма.

Астероид вновь содрогнулся. И там что-то двигалось.

Вдруг Мерсер осенило. Она поняла, что напоминает ей этот кошмар.

«Войну миров», вот что. Пресловутую «Войну миров». Давнюю историю, которая раздражала самонадеянных обывателей. Книга Г.Д.Уэллса, радиопьеса Орсона Уэллса и двумерный кинофильм Джорджа Пэла, пусть они причудливы и старомодны, всегда были очень популярны на Марсе, тамошний народ был неизменным поклонником такого искусства.

Мерсер стояла на коленях, и перед ее мысленным взором оживали образы из американской версии великой книги Уэллса: вот таинственные цилиндры падают в Гроверз-Милл, штат Нью-Джерси, вот из них вылезают жестокие захватчики-марсиане, вот они захватывают бедную Землю…

Марс Снова содрогнулся – сидящее внутри астероида существо выломило последний кусок каменной стены, преграждавший ему путь. Прежде чем вылезти из каменного кокона, существо, казалось, на миг замешкалось.

Мерсер, осторожно поднявшись на ноги, смотрела на явление первого пришельца.

Поначалу она не видела ничего, кроме смутного серо-голубого силуэта. Было неясно, один там пришелец или их много, машины это или живые твари.

А как же Йенсен? Они же…

– Йенсен, вы еще там? – спросила Мерсер в установленный в шлеме микрофон.

Ответ прозвучал невнятно, голос был еле слышен, но по крайней мере они живы. Еще не разобрав слов, Мерсер вздохнула с облегчением.

– Мы… порядке, …катти …льно трясло… но он цел и …редим. Что случилось?

– Ты то включаешься, то выключаешься, Йен. Могу поспорить, у тебя сломалась антенна. Похоже, тот, кто сидел там, внутри, решил прогуляться.

– Сейчас. – Связь восстановилась, и голос Йенсен стал нормальным. – Привет, прорвалась по передатчику Марсии Макдугал. Толчок нас здорово встряхнул, и в это самое время упало давление. Что-то отсюда вылезает и все крушит.

– Точно. Что бы это ни было, в нем не меньше метров ста в длину.

– Черт, а мы его упустили. Подойди поближе. Мере. Мы тут застряли и ждем хорошей погоды.

– Йенсен, я…

– Ради Бога, Мере, для нас ты ничего не можешь сделать, и в конечном счете все мы здесь для того, чтобы увидеть эту штуковину. Ну, поживее!. Я отключаюсь.

На секунду Мерсер замерла как вкопанная, потом припустила рысцой к пролому в астероиде с храбрым намерением увидеть как можно больше.

Но попасть туда оказалось нелегко. Толчки взметнули в воздух огромное количество пыли, а сильный вихревой ветер не давал ей осесть. Вокруг Мерсер все завертелось – бежали в разные стороны люди, лязгали гусеницы трактора, ревели моторы машин. Каждый преследовал свою цель: одни уносили в страхе ноги, другие пытались подобраться поближе, чтобы рассмотреть, что там, в астероиде, третьи спасали дорогостоящую технику. Мерсер неслась вперед, ни на что не обращая внимания, двигаясь почти вслепую и определяя направление наугад.

Наконец ветер унес пыль, и Мерсер оказалась возле пробитого угла астероида, как раз рядом…

Рядом с чем-то.

С чем-то огромным, серо-голубым, бесформенным. Но где же глаза на ножках, выбрасываемых вперед, чтобы взглянуть на человека? Может, эта часть истории Уэстлейк все же галлюцинация? Если так, Мерсер не будет в обиде. Существо отрывало от поверхности переднюю часть тела, вытягивало ее вперед и, найдя опору, медленно подтягивало все остальное.

Больше ничего невозможно было разобрать. Его поверхность (корпус? шкура?) блестела в лучах утреннего солнца. Оно живое или это машина?

Мерсер попыталась подвести к глазам бинокль. О черт! Поворотный механизм не работал. Да, закон подлости все-таки самый объективный закон на свете. Впрочем, ситуация не безвыходная… Мерсер знала свой скафандр, знала, что надо лишь понизить давление, открыть шлем и быстро повернуть ручку. Потом снова загерметизировать скафандр и быстро подкачать давление. Мерсер измерила наружную температуру и выругалась. На самом пределе. А точнее, на десять градусов ниже допустимой.

Но делать нечего, она обязательно должна увидеть подробности. Мерсер левой рукой открыла узкую пластину на скафандре там, где находился крошечный прибор контроля за окружающей средой. Нажала на кнопку, и тут же что-то засвистело и забулькало – воздух из скафандра начал уходить в разреженную марсианскую атмосферу. У Мерсер защипало в глазах, желудок судорожно сжался, в ушах зазвенело. По опыту она знала, что некоторое время может выдержать при таком низком давлении, во всяком случае успеет отрегулировать бинокль, но удовольствие это будет небольшое. Она открыла шлем, и тут из астероида ударила струя зеленоватого дыма и окутала ее зловонным облаком.

Мерсер чуть не задохнулась от вони.

Смрад проник в скафандр даже при столь низком наружном давлении. Из глаз потекли слезы, она высунула наружу руку и быстро наладила неуклюжий механизм. Захлопнув козырек, Мерсер нажала на кнопку замены воздуха: плевать на потери! Воздушные насосы загудели у нее за спиной, высасывая из скафандра всю мерзость. Мерсер задыхалась без воздуха – глаза ее вылезли из орбит, внутренности свело судорогой, но, наконец, давление в скафандре восстановилось. Она тяжело опустилась на марсианский песок и упала навзничь, уставясь в чистое розовое небо. Сильные перепады давления всегда переносятся тяжело, но это лучше, чем дышать этим… этим амбре.

Никогда в жизни ее не обдавало подобным смрадом. В нем смешались запахи испорченного мяса, гниющих трупов, прокисших овощей, гангренозных ран, сопревшего компоста, грязных пеленок, немытых тел и тухлых яиц.

Эти-то миазмы разложения и убедили Мерсер Санчес, что пришелец – живое существо. Ни одна машина не могла источать такую жуткую вонь.

Живое существо. Живое. Сколько, интересно, времени оно провело в этом астероиде? Сотни лет? Тысячи? Миллионы? Сколько нужно просидеть взаперти, чтобы накопить столько гадости? Даже если предположить, что оно все это время дрыхло и все процессы его организма были сильно заторможены.

И вот чудовище выбирается из склепа-утробы на белый свет. Наверное, можно без преувеличения назвать это рождением. Мерсер улыбнулась скупой улыбкой. В каком-то смысле она сейчас понюхала пеленку, которой миллион лет.

Ладно, хватит лирики, решила она и установила бинокль поудобнее. Увеличенная в несколько раз картина выявила необыкновенные подробности. Пятна на поверхности существа оказались рабочими механизмами, которые ползали по его коже, занимаясь непонятно чем. Две-три машины спустились на землю и теперь самостоятельно отправились назад, к астероиду. Другие, казалось, вылезали откуда-то из недр существа и вползали обратно в него. Видимо, на спине у него была система отверстий, не различимых в бинокль.

Тело существа постоянно меняло форму, одни части пропадали, другие вырастали прямо на глазах. Вот на его пути оказался валун размером с большой дом. Чудовище выбросило вперед конечность (руку или ногу) и легко отбросило его в сторону.

И еще кое-что. Нечто вроде детского воздушного шарика на веревочке. Крупный шарообразный предмет серовато-синего цвета висел в воздухе позади существа, прикрепленный крепким тросом.

Мерсер сидела на песке и глазела на ползущего по поверхности Марса пришельца. «Ну хорошо, – подумала она. – Бесформенное серо-голубое чудище величиной с космический корабль разгуливает по Марсу, а куча роботов-помощников занимается своими делами. А дальше-то что?»



Теперь уже не осталось ничего загадочного – с дальнего конца полости в дыру струился свет, яркий дневной свет. Харонец пробил брешь в астероиде и выбрался на поверхность планеты. В тоннеле Койот Уэстлейк стало светло. Марсия выключила лампочку, Макджилликатти сделал то же самое. Йенсен ушла на разведку к началу скважины, но интуиция подсказывала Марсии, что далеко девушка не пройдет.

– Тоннель закрыт, – уныло сообщила Йенсен, вернувшись. – Обвалился во время второго толчка. Я не смогла даже открыть дверь шлюза. Слава Богу, хоть импульсный повторитель работает, а то остались бы без связи.

– Потрясающее везение! – визгливо воскликнул Макджилликатти. – Внешний мир услышит, как мы умираем от удушья.

Марсия Макдугал с тревогой взглянула на упитанного ученого. Чтобы выбраться, потребуются общие усилия, а Макджилликатти ведет себя, как истеричка.

– Успокойтесь, Хирам. Сделайте несколько глубоких вдохов. Мы еще не умерли, и у нас есть выход.

Хирам повернул голову в скафандре, чтобы заглянуть Марсии в лицо.

– Выход? Вы имеете в виду, туда… в ту пещеру?

– А почему нет? – спросила Йенсен. – Прежний жилец освободил помещение. Назад-то дороги все равно нет. Или у вас другое предложение?

Макджилликатти прислонился спиной к стене и покачал головой.

– Нет.

– Тогда я иду, – сказала Марсия.

Она встала на колени, сняла с пояса скафандра отбойный молоток и, включив его, принялась за работу, пытаясь расширить дыру, ведущую в пещеру. Йенсен со своим отбойным молотком пристроилась рядом. Макджилликатти же совсем обессилел от собственной трусости, он сидел на полу и тоскливо наблюдал за действиями женщин.

Все дело заняло несколько минут. Йенсен ловкими ударами подровняла зазубренные края дыры и просунула в нее голову.

– Пусто, – объявила она. – Спуск довольно крутой, но метрах в десяти я вижу какой-то выступ. Я собираюсь спускаться способом «сидя на заду». Как в тоннеле.

Она повернулась, вбила в стену костыль, прикрепила к нему веревку и исчезла в пещере.

Макджилликатти секунду поколебался, очевидно, пытаясь решить, чего он больше боится – идти вторым или остаться последним. Вероятно, оставаться показалось ему страшнее, потому что он резко вскочил, прыгнул к дыре и протиснулся внутрь, спеша, пока не передумал.

Марсия последовала за ним с такой быстротой, что подумала, не движут ли ею и Макджилликатти одинаковые побуждения.

Добравшись до ровного места, она внимательно осмотрела покинутое логово.

Даже если бы снаружи не было пришельца, даже если бы пещера была естественного происхождения, все равно зрелище было впечатляющим. Они стояли почти на дне углубления, имеющего форму гигантского эллипса. Вдоль него тянулся желоб, продолбленный в скале и идущий от одного конца впадины до другого. Марсия заметила еще несколько желобов, равномерно распределенных по контуру углубления.

Одной стены у этой камеры уже не было. На ее месте зияла огромная дыра, сквозь которую сюда проникали снаружи солнечные лучи, окрашивая пространство в розовый с желтым цвет. Люди стояли словно внутри громадного только что расколотого яйца.

И если подумать, это было недалеко от истины. Снаружи находился первый из вылупившихся птенцов.

Но яйцо вовсе не было пусто. По нему передвигались десятки, сотни машин или существ, казавшихся машинами. К счастью, ни одно из них не обращало внимания на людей. Марсия попыталась получше рассмотреть одну промелькнувшую мимо них машину, но та двигалась слишком стремительно – Марсия заметила лишь мельтешащие руки и ноги и очертания корпуса, который чем-то напомнил ей тело скорпиона. Йенсен осторожно снимала все камерой, давая крупным планом суетящиеся механизмы. Внизу, в дальнем конце яйца, Марсия увидела ряд темных отверстий, которые вели в плотное тело астероида. Там сновало множество машин-скорпионов. Из некоторых отверстий тянулись транспортерные ленты, с них сыпались обломки скалы.

– Смотрите! – крикнула Йенсен. – Они распиливают астероид.

Марсия повернулась и присмотрелась. Группы роботов (если это были роботы) трудились по всей впадине, некоторые забрались на стены и потолок камеры. Они применяли что-то вроде газовых резаков и отрезали от астероида огромные куски. Время от времени какой-нибудь робот, неловко повернувшись, падал с высоты и разбивался. К жертве бросались многоногие машины-скорпионы с ящичками на спине, разбирали пострадавшего на части и всеми своими ногами запихивали эти части в ящички. Другие роботы, казалось, ничего не замечали.

Потом Марсия увидела нечто новое – роботов другой модели. Эти были помельче, двуногие и без головы, не больше метра в высоту. Они выходили колонной из отверстия в задней стене камеры. У каждого была пара рук с похожими на клешни захватами, а в клешнях они несли одинаковые коричневые свертки.

Внезапно Марсия поняла.

– Муравьи, – проговорила она. – Вспомните муравьев и посмотрите на этих роботов. Взгляните на все это и скажите, что вы об этом думаете.

– В мире животных! – Макджилликатти проявил способность к ассоциативному мышлению. – Когда-то я учился в школе здесь на Марсе. Помню, я удивлялся, зачем мы изучаем странных животных, которые обитают на планете, удаленной от нас на пятьдесят миллионов километров. На видеоэкранах в числе других нам показывали фильм о муравьях. Они носили… о Боже!.. муравьев, переносили свои яйца, чтобы спрятать их ненадежнее.

– О да, – подтвердила Йенсен. – Им приходится уносить яйца на поверхность, потому что скоро от проклятого астероида ничего не останется. Смотрите, они разрезают переднюю стену и роют ходы внутрь, чтобы разломать на куски все остальное.

У Марсии заколотилось сердце.

– У вас есть оружие?

– Только штурмовой лазер и армейский гранатомет, – съязвила Йенсен. – Вы что, не в своем уме? На кой черт нам оружие?

– Я и не надеялась, что у вас оно есть, просто думала, а вдруг. Послушайте! Нам все равно придется продираться сквозь эту толпу. Я не знаю, есть ли у нас надежда на успех, но, как вы думаете, сильно она понизится, если по дороге мы прихватим одного из этих роботов-носильщиков? Вместе с яйцом.

– Что? Это самоубийство! – брызжа слюной, выпалил Макджилликатти. – Их здесь тысячи! Если мы на них нападем, то живыми отсюда не выйдем. От нас мокрого места не останется!

– Не думаю, – возразила Марсия. Она была связана решением лунного совещания о секретности сведений, которые на нем обсуждались, и поэтому ей приходилось тщательно подбирать слова. – Эти роботы каким-то образом связаны с теми, кто посылает сигналы с Луны, а эти сигналы очень напоминают компьютерные программы, и притом не очень гибкие программы. Это дает нам право утверждать, что сфера действий этих механизмов жестко ограничена. То есть если перед ними встанет неожиданная трудность, они не смогут ее разрешить. Этим-то я и предлагаю воспользоваться.

– Так вы считаете, что наше появление будет для них неожиданностью? – спросила Йенсен.

– Могу поспорить, – ответила Марсия. – Я также считаю, что мы выиграем и узнаем кучу нового об этих уродах, если прихватим несколько образцов для аналитической работы. Нам необходимы данные, так что стоит рискнуть.

– Откуда вы знаете, что это яйца, в которых развиваются зародыши? – недовольно спросил Макджилликатти.

– Я этого не знаю, – твердым, решительным голосом ответила Марсия, но глаза выдавали ее, в них не было решительности, в них был старательно подавленный страх. – Но мне кажется, не так важно, что в них. Чем бы ни оказались эти предметы, мы получим множество сведений о наших новых друзьях.

Йенсен кивнула.

– Согласна, – сказала она. – Есть смысл попробовать.

У Макджилликатти застрял ком в горле. Он не привык к такому образу действий. Здесь не лаборатория, где можно прикрыть опыт и устраниться. Он всегда знал, что не очень умеет ладить с людьми, но верил, что его ум возмещает этот недостаток. Однако на этих женщин доводы разума не действуют, они точно взбесились и в погоне за какой-то мифической выгодой готовы поставить на кон свои жизни. А вместе с ними и его драгоценную жизнь, потому что сейчас все они связаны одной ниточкой, поодиночке им отсюда не выбраться. И самое страшное, что ему уже не удастся ни в чем их убедить.

– Очень хорошо, – прошипел он, поразившись, как неестественно прозвучал его собственный голос. – Каким образом вы предлагаете это сделать?

– Как можно проще, – сказала Марсия. – Желоб, в котором мы находимся, вероятно, ведет прямо к выходу. Кроме нас, в нем, кажется, никого нет, и это позволит нам пройти незамеченными. Мы спустимся насколько возможно и выйдем на поверхность. Там мы и начнем действовать. Похоже, эти роботы-носильщики не умеют бегать быстро, а, возможно, нам помогут наши товарищи. Йенсен, вы сняли достаточно?

– С этой точки достаточно. Пошли.

Еще не веря, что он способен на такое безрассудство, Макджилликатти отправился вслед за своими спутницами, то и дело вертя головой по сторонам. Слишком много странного и необъяснимого окружало троих людей. Машины, словно живые, шныряли по камере, бросаясь то туда то сюда. По стенам метались причудливые тени, отбрасываемые языками пламени, когда роботы орудовали своими газовыми резаками.

Макджилликатти почувствовал, что камень у него под ногами затрясся. Он включил наружные микрофоны и прислушался.

Стук, скрип огромных механизмов, грохот падающих обломков и рев оборудования – все это звучало глухо в разреженном марсианском воздухе, сливалось в фоновый рокот, хотя усилители звука, установленные в шлеме, были поставлены на предельную мощность. А визг и этот шелест – к чему они относятся? Макджилликатти не знал и не хотел знать. Впервые в жизни Хирам Макджилликатти столкнулся с загадкой, которую совсем не желал разгадать. Липкий, не отступающий ни на секунду страх превратил его в тряпку.

Желоб шел почти вдоль всей камеры, но метрах в тридцати от пролома удача изменила людям. Завал из огромных камней преградил им путь, и они были вынуждены выбраться на открытое место.

Йенсен воинственно размахивала геологическим молотком, это было единственное оружие, которое у нее имелось, Оружие, правда, было смешное, но не в нем было дело. Она пыталась, скорее, подбодрить себя, чем кого-нибудь напугать.

Тут царила еще большая неразбериха, чем на дне. Роботы-скорпионы носились повсюду.

– Надо держаться вместе, – сказала Йенсен.

Она двинулась вперед, к пролому, пытаясь держаться как можно дальше от хлопочущих бригад роботов. Путь стал еще труднее. Иногда путь преграждали обломки величиной с дом. Йенсен приходилось то и дело возвращаться и искать обход. К тому же не было спасения от камней, сыплющихся со всех сторон. Люди карабкались на каменные горы, цепляясь за любой мало-мальски пригодный выступ, протискивались в узкие щели, ползли на четвереньках там, где нельзя было пройти в полный рост. Но перед ними была цель – чистое небо Марса звало их и указывало путь вперед. Без этого ориентира они наверняка заблудились бы. Гораздо труднее было не потерять друг друга из виду.

Так, а где Макджилликатти? Йенсен оглянулась. Вон Макдугал спускается по шаткому валуну. Но она одна. Макджилликатти нигде не видно.

– Макджилликатти! – позвала Йенсен по рации. – Где вы?

– За… за вами. Кажется, – уточнил тонкий тихий голос. – Вернитесь немного назад, но ступайте очень осторожно. Один из них… один из них смотрит на меня.

– Господи Иисусе! Подождите, я сейчас.

Йенсен увидела, что Марсия тоже повернула обратно.

Обе почти одновременно взобрались на вершину валуна, взглянули вниз и остолбенели.

Макджилликатти стоял лицом к ним, застыв на месте. Прямо над ним навис скорпион. Сначала Йенсен поразилась, что у Макджилликатти хватило храбрости не отступить, но потом поняла, что он просто не в силах пошевелиться от испуга.

Скорпион на шаг приблизился к Макджилликатти, Йенсен затаила дыхание. Машина оказалась крупнее, чем она себе представляла. Скорпион стоял на пяти парах лап, на лапах были когти, а плоское тело возвышалось над землей на добрых два метра. Спереди помещался сложный набор датчиков, но Йенсен не заметила среди них ничего такого, что напоминало бы орган зрения. Робот поблескивал тускло-серебристым цветом, был угловат и явно очень силен. Вблизи он вовсе не походил на скорпиона и вообще на живое существо. Холодный, враждебный механизм.

Две тяжелые лапы потянулись к Макджилликатти. Клешни на концах лап раскрылись, осторожно двинулись вперед и толкнули человека.

Йенсен рванулась на подмогу, но Марсия ее остановила.

– Сейчас одна из этих тварей впервые заметила человеческое существо. Мы не знаем, что предпримет, робот, но, если подойдем ближе, он может решить, что мы ему угрожаем. Оставайтесь на месте, и будем надеяться на лучшее. Макджилликатти, как вы там?

Они различали лицо Макджилликатти за стеклом шлема, видели, как трясется его подбородок, капли пота на круглом лице. Он долго не мог ответить.

– Мне стра-страшно, – наконец выдавил из себя Макджилликатти.

И тут ему пришел конец.

Одна из рук вытянулась вперед и клешней аккуратно отрезала ему голову вместе со шлемом. Мгновение труп стоял на месте, затем стал клониться вперед, и на робота-убийцу брызнул фонтан крови.

Йенсен закричала. Марсия схватила ее и потащила вниз. Йенсен сопротивлялась, крича, что ей нужно досмотреть кошмар до конца, она словно обезумела, но вдруг обмякла в руках Марсии, и тогда Марсия ее отпустила. Дальше Йенсен побежала сама, в ней билась одна-единственная мысль: скорее, скорее прочь отсюда как можно дальше! Она на полном ходу врезалась в строй роботов-носильщиков, опрокинула двоих, но остальные словно ничего не заметили. Она бросилась дальше, конец пещеры был уже близок. Сзади бежала Марсия, кричала что-то, но Йенсен не разбирала слов, звучавших в наушниках, она вся была устремлена к последней груде камней, за которой открывалось чистое небо. Вот она уже была на этой груде, оступилась на краю пропасти, секунду помедлила и бросилась вниз, на родной марсианский песок.

Шмяк. Йенсен больно ударилась о землю и растянулась на животе, в голове у нее стало понемногу проясняться. Она подняла голову вверх и увидала Марсию – та стояла над пропастью, осторожно примериваясь к прыжку.

Было высоковато, потому что даже с учетом слабости марсианского тяготения ее падение показалось томительно долгим. Марсия приземлилась неудачно, прямо на спину, но быстро вскочила на ноги.

– Господи! Иже еси на небеси, – произнесла она слова молитвы. – Он там мертвый. Мертвый!

Йенсен тоже встала и огляделась, в ее мозгу продолжал надрываться сигнал тревоги.

– Мы в опасности, – объявила Йенсен.

Широкая равнина буквально кишела врагами. Вокруг суетились скорпионы, носильщики и другие роботы. На некотором удалении от них над поверхностью колыхался какой-то серо-синий объект величиной с гору. Еще дальше стояли надувные палатки, вездеходы, копошились люди. Туда. Надо идти туда.

– Он мертвый, – повторила Марсия. – Эта штуковина убила его.

Йенсен обернулась и посмотрела туда, откуда они пришли. Над ними вздымалась тяжелая громада полуразрушенного астероида. Метрах в тридцати от женщин, внимательно выбирая дорогу, строем спускались по щебню проклятые трутни-носильщики и затем шли через пески по пятам управляющего этим ужасным царством чудовища. Казалось, движение по сыпучим, усеянным разбросанными камнями пескам давалось роботам нелегко. Время от времени то один, то другой носильщик спотыкался. Йенсен поискала глазами скорпионов. Они тоже как будто замедлили ход.

«Нам по-прежнему нужны образцы», – сказала себе Йенсен, и лучшей возможности, чем сейчас, им, видимо, не представится. Йенсен опустила глаза и сообразила, что в руках у нее отбойный молоток. Она подняла молоток и воинственно взяла на изготовку.

– Да, они убили его, – проговорила она. – А мы пойдем и отомстим.

Размахивая молотком, Йенсен не очень уверенно направилась прямо к ближайшему трутню-носильщику. Она заставляла себя думать лишь о том, что предпримет даль те. В глубине души она понимала, что ее поступок вызван гневом и страхом, истерикой и лишним адреналином, но знала она и то, что делает важное дело. Еще шаг вперед, еще один и еще. И вот Йенсен стоит перед неуклюжим маленьким роботом, несущим свой жуткий груз. Спереди у него она заметила чувствительный узел, такой же, как у скорпиона, который убил Макджилликатти.

Йенсен подняла молоток и изо всех сил ударила. Машинка уронила свою ношу, проковыляла несколько шагов и свалилась в песок, продолжая слабо сучить ножками. Ее собратья не обратили внимания и просто обошли препятствие, преградившее им дорогу. Йенсен опустилась на колени, подхватила робота и подняла его. Робот был удивительно легким. Сзади Марсия тоже наклонилась, подобрала то, что они называли яйцом, и взяла на руки, как младенца. Она поймала взгляд Йенсен, и обе женщины долго смотрели друг на друга. Обе поняли друг друга без слов.

Они повернулись и заспешили к далекому лагерю, разбитому людьми.

19. Кроличья нора

– Я еще раз попробую вас убедить. Это просто кусок скалы, – невесело проговорила Мерсер Санчес. – Хирам Макджилликатти погиб, а вы рисковали жизнью ради куска скалы, и на то, чтобы в этом удостовериться, у нас ушло полтора дня.

Йенсен Альтер хмурилась, напряженно рассматривая яйцевидный предмет, установленный посередине операционного стола. Они находились в том же полевом госпитале, где лечилась Койот Уэстлейк. Пострадавших больше не было, и большую часть госпиталя переоборудовали в лабораторию.

– Ты уверена? – спросила Йенсен.

Конечно, на вид это было именно так. Простой коричневый обломок яйцевидной формы длиной в локоть Йенсен и вдвое меньше шириной.

Мерсер разочарованно покачала головой.

– Я все-таки геолог, и ты тоже. Разумеется, я уверена, что это скала. Мы просвечивали ее рентгеновскими лучами анализировали пробы, изучали под электронным микроскопом, сверлили дырки. Это обыкновенный образец скалы, обломок астероида. Кусок высококачественной органики, смешанной с неорганическими солями. Будь я горняком, я была бы рада обнаружить такую жилу, чтобы выкачать ее и продать руду на Церере. Руда, богатая водой. Но внутренней структуры у нее нет.

– Не понимаю, – протянула Йенсен. – Роботы носились с этими штуками как с драгоценностями.

– Может, им нравятся камни, – сказала Мерсер. – Может, они хотят построить из них красивую стену.

Дверь распахнулась, и вошла Койот Уэстлейк, облаченная в пижаму и широкий халат. Вид у нее был бледный и изнуренный, но все-таки гораздо лучше, чем раньше.

– Зачем вы встали? – спросила Йенсен. – Вам надо отдыхать.

– Не спорю, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответила Койот. – Но в моей палате устроили рабочих ночной смены. Один из них ужасно храпит. Спать невозможно, невозможно даже находиться в комнате, вот я и гуляю по коридорам. – Койот кивнула в сторону яйцевидного камня. – Чего-нибудь добились?

– Ничего, – внимательно глядя на Койот, сказала Йенсен. Видимо, Койот до сих пор напряжена, вся на нервах. Нужно с ней помягче и не болтать лишнего. – Мы собираемся оставить эту затею. Мерсер доказала, что наше драгоценное яйцо – просто кусок скалы. А что нового у вас?

Койот покачала головой.

– Наконец-то приехал робототехник Смитерс из Порт-Викинга, и сейчас в соседней операционной анатомируют робота-носильщика.

– Анатомируют? – переспросила Йенсен. – Роботов же просто разбирают на части.

– Не такого, как этот, – возразила Койот. – Сондра сказала, что в нем уйма биологических компонентов.

Койот прошаркала в глубину комнаты.

– Есть новости из внешнего мира? – спросила она.

– Полно, – ответила Йенсен. – У нас уже десять Посадочных зон, и скоро, возможно, будут еще. Пока они садятся точно на экваторе. В каждой зоне от пяти до сорока Гостей. Астероиды в зонах № 3 и № 4 образовали пирамиды. Точно такие же, как в нашей.

Койот побледнела.

Как и все остальные, Йенсен пристально следила за событиями в Посадочной зоне № 1, вызывавшими все большее недоумение. Казалось, сценарий в других зонах с некоторым опозданием повторял то, что разыгрывалось здесь.

Но, с другой стороны, пришельцы сильно разнились по цвету, величине и форме, сопровождающие их машины и существа тоже были неодинаковы. Первый пришелец привез с собой почти исключительно роботов, а с четвертым прибыли уменьшенные копии его самого.

Но судя по всему, разнообразные существа и механизмы, прибывшие в разных астероидах, различались внешним видом и второстепенными чертами, но не по существу.

В каждом приземлившемся астероиде помещался огромный пришелец. Во всех посадочных зонах эти существа вели себя одинаково. Пришелец выбирался наружу, пробив стену астероида, и следовал в центр посадочной зоны, таща за собой крупный, плывущий в воздухе шарообразный предмет. По общему убеждению, воздушные шары были генераторами гравитационных волн. Пока пришельцы собирались вместе, вспомогательные механизмы и существа-помощники распиливали астероиды на части.

Затем пришельцы соединялись, сливаясь и перетекая друг в друга, их тела превращались в гигантскую живую амальгаму. Потом из четырех, десяти, сорока пришельцев получалась одна четырехгранная пирамида с широким основанием. Гравитационные генераторы висели над вершинами пирамид, как детские воздушные шарики.

Йенсен выглянула в маленькое окошко операционной. С раннего утра в Посадочной зоне № 1 происходило нечто новое. В трех километрах от госпиталя роботы и существа-помощники строили вокруг и поверх пирамиды огромное сооружение, соединяя его прямо с живой амальгамой.

Ни в одной зоне дела пока не продвинулись так далеко, как в первой. Никто не знал, что случится, когда рабочие роботы закончат строительство. Все биоамальгамные пирамиды были так огромны, что самая маленькая превосходила величиной самую большую египетскую пирамиду.

Койот остановилась позади Йенсен и тоже выглянула в окно.

– Вот ведь сукины дети, – сказала она. – Что они там строят?

– Кто их знает, – ответила Йенсен. Она не хотела говорить об этом в присутствии Койот и переменила тему: – А какие результаты дало анатомирование робота-носильщика? Появились какие-нибудь догадки?

– Не знаю, – устало и рассеянно протянула Койот. Слишком много головоломок, с нее хватит. – Марсия и Сондра, кажется, экспериментируют, пытаясь выяснить, что заставляло этого жука двигаться.

Йенсен взглянула на Мерсер.

– Хочешь пойти посмотреть?

– Почему бы и нет? – ответила Мерсер. – Здесь все равно скучно. Куда деть этот кусок скалы? Может, просто выбросить?

Койот резко повернулась и поглядела на обеих.

– Оставьте его, а другим скажите, что продолжаете его изучать, – сказала она. – Пока обломок здесь, комната ваша, и никто не припрется сюда проводить другие опыты. Весь лагерь кишит людьми, не знающими, куда бы приткнуться. А здесь никто не храпит, и я хоть немного вздремну.

Йенсен усмехнулась и кивнула. Из Койот Уэстлейк вышла бы хитрая заговорщица.

– Койот, а вы коварны. Вам бы жить на Марсе. Пойдем, Мере, посмотрим, как Макдугал и Бергхофф разделывают инопланетянина.

Йенсен с Мерсер ушли, и Койот легла на пустой операционный стол спиной к стоящему в метре от нее второму столу, на котором покоилось каменное яйцо. Она страшно устала. Через полминуты Койот уже спала.

Иначе бы заметила, как оно вдруг вздрогнуло.



Вторая операционная была битком набита лаборантами, наблюдателями и учеными, которых интересовали внутренности робота-носильщика. Йенсен не смогла протолкнуться от двери, и, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, ей пришлось тянуться на цыпочках. Марсия Макдугал, имеющая диплом экзобиолога, резала, а стоящая рядом Сондра ассистировала ей. На обеих были хирургические перчатки и маски. Йенсен это очень удивило. Ей приходило в голову, что человек может заболеть, соприкоснувшись с живым пришельцем, но заразиться от робота? Маски лежали у двери в круглом стерилизаторе. Йенсен взяла одну для себя, другую для Мерсер.

Сондра и Марсия сняли с жука-носильщика почти всю кожу, обнажив механические детали, соединения и внутренние органы, поражающие сходством с легкими и сосудами. На боковом столике лежала небольшая коллекция сборочных узлов носильщика, и мужчина, вероятно, тот самый робототехник Смитерс из Порт-Викинга, рассматривал один из них в лупу.

По ходу работы Марсия как патологоанатом, производящий вскрытие, давала пояснения в ларингофон.

– Неудивительно, что нам не удается выяснить назначение механических деталей робота, большинство из них даже не с чем соотнести, – говорила она. – Но в радиосигналах, идущих с Луны, кажется, можно обнаружить ключ к пониманию конструкции этого типа роботов. Хотя, возможно, термин «конструкция» здесь неуместен. Взаимозаменяемые и на первый взгляд лишние части робота свидетельствуют о том, что конструкция этой машины является скорее итогом эволюции, чем сознательного замысла.

Сондра Бергхофф склонилась над жуком-носильщиком и ввела в него зонд.

– Вот это да! – воскликнула обрадованно она. – Эта штука мне знакома.

Она взяла скальпель и отрезала какую-то деталь. Затем осторожно подняла ее пальцами и показала всем.

Смитерс заинтересовался находкой и подошел поближе.

– Что это такое? – спросил он.

Деталь вроде бы ничем не отличалась от всех остальных, уже вынутых из носильщика.

– Это приемник гравитационных волн, – сказала Сондра. – Очень маленький и очень странный. – Она показала пальцем в перчатке на два блестящих конуса, вершины которых соединялись проволочной рамкой. – Некоторые механизмы, например, антенны, должны быть сделаны определенным образом и иметь определенную форму. Этот прибор представляет собой миниатюрную антенну для приема гравитационных волн. Но она не похожа ни на один известный нам приемник гравитационных волн. Значит, можно предположить, что до сих пор мы не встречались с тем типом волн, для приема которых она предназначена.

Сондра перевернула антенну, рассматривая ее со всех сторон.

– Раз есть приемные устройства, значит, на них посылают сигналы. Выяснив, как работает эта штука, мы могли бы смонтировать несколько таких антенн, настроить их на передатчики харонцев и, глядишь, разобраться что к чему.

Мерсер потянулась к Йенсен.

– Йенс, надо заснять эту штуку. У меня есть приятель в Порт-Викингском университете, ему это будет интересно.

– Подожди минутку. Я оставила камеру в соседней операционной, – сказала Йенсен.

Она выбежала из комнаты и заспешила по коридору.



Койот Уэстлейк вздрогнула и проснулась. У нее за спиной послышался шум. Она не сразу поняла, где находится. Это явно не ее космический дом. И тут она все вспомнила. И то. Что Земли больше нет, и то, что планеты Системы полны пришельцев, и то, что она спит на операционном столе в полевом госпитале. Но что это так шебаршит у нее за спиной? Койот оглянулась через плечо.

И остолбенела.

Каменное яйцо уже не было яйцом. Оно ожило.

Оно отрастило два глаза на ножках, рот и пару гибких конечностей. Остальное все еще походило на камень, но на глазах у Койот каменная скорлупа трескалась и отваливалась, открывая блестящую кожицу.

И этот камень смотрел на Койот глазами, вызывающими у нее в памяти страшный кошмар астероида. Глаз в камне.

С колотящимся сердцем Койот села и стала потихоньку отползать, надеясь слезть и укрыться от чудовища за операционным столом.

Надо убить его! – вдруг пришло ей в голову.

Чудище со странным пыхтением двинулось к ней. Оно нащупало край стола, скосило глаза на ножках вниз, изучая помещение.

Койот воспользовалась этой заминкой и, отодвинувшись еще дальше к стене, начала лихорадочно озираться в поисках оружия. Геологические инструменты Мерсер!

Из сумки торчала рукоятка лазерного резака. То, что надо! Прижавшись к стене, Койот медленно подбиралась к сумке с лазерами. Чудовище повернулось в сторону Койот и подозрительно следило за ее движениями. Еще три шага. Два. Один. Койот схватила лазер, и это не понравилось чудовищу. Оно враждебно зарычало и слегка приподнялось на столе.

Койот опустила взгляд на лазер и нашарила кнопки управления. Жесткий луч, максимальная мощность. Она подняла голову и увидела, как чудище раскрыло рот, обнажив острые зубы-лезвия.

Кто-то взялся за ручку двери, и Койот, напряженная до предела, направила лазер туда. Но это была Йенсен.

Войдя в комнату, она словно окаменела.

Чудище повернуло к ней глаза.

– О Боже! – наконец произнесла Йенсен. – Что это…

– Это не яйцо, можешь не сомневаться, – прошептала Койот.

Она быстро прицелилась в межглазье чудища и нажала на пусковую кнопку. В голову монстра вонзился ярко-красный луч, и он издал предсмертный вопль. Кожа вздулась и лопнула, чудище упало со стола на пол, во все стороны брызнула темно-коричневая слизь.

Койот Уэстлейк ликовала. Она убила его! Теперь-то она наверняка победит ежесекундно душащий ее ужас. Но она ошиблась. Этого оказалось мало, страх не оставил ее.

Однако, когда Койот переступила через лужу слизи и отдала Йенсен лазер, глаза ее горели торжеством.

– Проследи, чтобы оно опять не ожило, – сказала она.



Холодные звезды лунного полярного неба ярко освещали хлопочущих внизу людей. Взбудораженные инженеры набились в прозрачный купол с нагнетаемым давлением, наблюдая за табло анализатора деформаций, датчики которого были установлены на термобуре. Ларри стоял чуть поодаль, все еще держа в руках гравиантенну, которая и привела их к этому месту; он мечтал снять с себя скафандр. Но мечта была пока невыполнима, потому что в куполе до сих пор не было воздуха. Здесь все были осведомлены о Колесе, но мало кто верил в то, что наконец-то найден тоннель к нему. Вот если сейчас термобур войдет в пустоту, из отверстия ударит струя газа, или произойдет что-нибудь в том же роде, это будет доказательством их успеха.

Ларри устал, но это было понятно. Его подняли среди ночи, как только поступили марсианские новости. Люсьену все-таки дали чуть-чуть поспать. После спешной поездки в Центральный город и обратно он валился с ног от усталости, и ему нужен был отдых.

Ларри смотрел на суету в куполе. Всего четыре часа назад это место ничем не выделялось из бесплодного, однообразного лунного пейзажа. Но вот пришло сообщение с Марса, с описанием необычного типа гравиантенны, которую удалось извлечь из чужого робота, и ее конструкции. Антенну было нетрудно смастерить, ею было легко пользоваться, и как только ее привели в действие, она тут же указала людям это место.

– Деформация ноль! – крикнул оператор. – Мы пробились…

Раздались радостные возгласы, а из скважины вырвался фонтан пыли и отвратительного зеленоватого газа. Об этом марсиане тоже предупреждали, они и предложили установить защитный купол.

– Давление там есть, это точно, – подойдя к Ларри, сказал бригадир бурильщиков. – Только Бог его знает, что это за вонь. – Он помахал рукой в мутном воздухе. – Впрочем, на Марсе было то же самое. Вы знаете, что это за дрянь?

– По всей вероятности, биологические продукты распада.

– Вырабатываемые Колесом? Вы хотите сказать, что у Колеса есть задница, и газы сифонят оттуда?

Если бы на Ларри не было скафандра, он бы пожал плечами, в скафандре же оставалось только поднять вверх раскрытые ладони.

– Может быть. Ваша гипотеза ничем не хуже других. Но мы пробились? Теперь можно спускаться в Кроличью нору?

– Сначала опустим камеру и посмотрим, что там внутри. Но мы пробились, это точно. А куда – решайте сами! На вашем месте я бы разбудил вашего приятеля, а сам занялся бы комбинезоном.



Ларри наблюдал, как Люсьен с трудом надевает на себя бронированный скафандр.

– Вы поняли насчет нового типа гравиантенн? – спросил Ларри. – Он может изменить…

Люсьен раздраженно кивнул.

– Да, да, – сказал он. – Я знаю, что он может изменить.

Он повернулся, сверкнул глазами на техника, помогавшего ему надевать скафандр, и рявкнул: – А вы полегче с этим зажимом! Вам поручили застегнуть скафандр, а не резать мне руку.

Ларри посмотрел на часы. Ему придется скоро уйти, чтобы успеть подготовить спецкомбинезон.

– Послушайте, учтите еще вот что. Чудовище, вылупившееся из каменного яйца, за несколько секунд отрастило глаза, рот и ноги, сформировались нервная система и система кровообращения, а вместо мозга нечто электронное. Очевидно, подобные существа могут появиться в пещере в любую минуту. На Марсе это назвали скрытой возможностью, хотя на самом деле это черт знает что такое. Смысл в том, что чудище с самого начала находилось в скале. В сообщении с Марса говорится, что, пока оно не проснулось, его невозможно было отличить от обломка астероида. Доктор Мерсер Санчес полагает, что часть астероидов, которые мы разрабатывали в поисках органических веществ, на самом деле были пришельцами в стадии куколки. Только не спрашивайте меня, как они добились такой маскировки на молекулярном уровне. Этого не знает никто.

Люсьен нахмурился.

– Другими словами, все, что похоже на камни и скалы, способно внезапно ожить и укусить меня за ляжку, – сказал он. – Я не совсем представляю себе этот процесс…

– Важно не как, а почему. Эти штуковины величиной с гору могут сесть на планету и захватить ее. Но они маскируются под скалы и прячутся, видимо, миллионы лет. Так от кого или от чего они прячутся? Чего они боятся?

Люсьен вдруг резко выпрямился, техник тоже.

– Боже! – произнес Люсьен. – Я никогда над этим не задумывался. Но зачем? Зачем посылать на Марс астероиды и строить там пирамиды?

– И еще на Венере, Меркурии и крупных спутниках планет внешней системы, – добавил Ларри. – Новости поступают отовсюду: радиолокационные наблюдения с Венеры, итоги облетов светлой стороны Меркурия, отчеты наблюдателей с Ганимеда и Титана. Этих штук везде все больше и больше.

– Почему? И кто? Кто это делает? Существа-пришельцы сами всем управляют или они подчиняются Колесу, или еще кому-нибудь?

– Ответьте на эти вопросы и станете самым знаменитым ученым Системы, – сказал Ларри.

Кажется, они стали спокойнее относиться друг к другу, поменьше злились. Надолго ли?

– Есть новости от бурильщиков? – спросил Люсьен.

– Кое-что получили перед вашим приходом. Как раз несколько минут назад поступило подтверждение: мы пробились в. Кроличью нору. Бурильщики спустили на проводе камеру и нашли вход в шахту диаметром в пятьдесят метров; тоннель уходит на глубину шестьсот метров. Теперь рабочие расширяют скважину шахтным буром. Бригадир сказал, что это заурядная работа.

Люсьен кивнул без выражения.

– Да, обыкновенное дело, если не считать того, что вслед за камерой на веревочке подвесят меня и опустят в эту дыру на сорок километров, – проговорил он.

Ларри поежился, мысленно представив себе эту картину. Техник уже заканчивал надевать на Люсьена бронированный костюм. Но другого-то выхода не оставалось. Туда, в глубины Луны, не слетаешь на космическом корабле…

Такое предложение, кстати, тоже серьезно рассматривалось, и на всякий случай к Полюсу подгоняли небольшой посадочный модуль с ракетным двигателем. Спускать Люсьена на тросе было рискованно, но сажать модуль в замкнутом пространстве еще опаснее, это равносильно самоубийству.

А вдруг трос оборвется? А если нору сторожит один из роботов-скорпионов и перережет провод?

Ларри не сомневался, что, будь у них побольше времени, они нашли бы лучший выход. Но время поджимало. Проклятые пирамиды как грибы росли на всех планетах, кроме Луны. Человечество должно знать, что происходит в Солнечной системе.

И кроме того, есть крайний срок. Через день «Святой Антоний», медленно подкрадывавшийся к червоточине, будет на месте. Задержать зонд нет возможности, да если бы и была, задержка крайне нежелательна. Любые действия зонда могут привлечь к нему внимание пришельцев, и тогда все пропало. Впрочем, даже если «Святой Антоний» прорвется через червоточину, это еще не гарантия успеха.

Возможно, это будет единственный сеанс связи с Землей, потому что хозяева харонцев, кем бы они ни были, наверняка не допустят новых. И потому «Святой Антоний» должен уйти в черную дыру с максимальным объемом информации для землян. Земля нуждается в любых сведениях, в каждом клочке информации, которую ученые Солнечной системы успеют передать «Святому Антонию», прежде чем он войдет в черную дыру и начнет поиски планеты.

И можно поспорить, что ответы на важнейшие вопросы лежат на дне Кроличьей норы. «Вниз по Кроличьей норе»[10]. Ларри передернуло при одной мысли об этом.

Он моргнул и пришел в себя.

– Марсианские новости позволили нам добиться еще кое-каких успехов. Теперь мы знаем, как принимать их гравитационные сигналы. Механическая мастерская срочно ставит на поток производство приборов для перехвата. Теперь мы сможем поймать любое сообщение, посылаемое Колесом, преобразовывать его в радиосигнал и передать из Кроличьей норы на поверхность. Но здесь загвоздка: чтобы эти приборы работали, их надо прикрепить непосредственно к тому устройству, сигналы которого мы хотим перехватить.

Люсьен мрачно посмотрел на Ларри.

– И эта честь выпала мне. Потрясающе!



Клеть лифта представляла собой открытую решетчатую коробку с трехметровыми стенками и таким же квадратным полом; конструкцию наспех сварили и протащили через грузовой шлюз в купол. Облаченный в бронированный скафандр, Люсьен стоял возле шахтного ствола и смотрел на клеть в некоторой нерешительности.

Прозрачный купол был заполнен зеленоватой дымкой газа, которая не позволяла ясно видеть полный печали, холодный, серый пейзаж. Тяжелый бур был уже вынут из скважины, и бульдозеры убирали огромные кучи выброшенной из скважины измельченной породы.

Люсьен вошел в клеть, сел в кресло пилота и повернул голову, чтобы рассмотреть попутчика, с которым ему предстояло совершить эту милую прогулку. Его спутник неподвижно сидел на ящике с радиотрансляционным оборудованием. Человекоподобный телеоператор. И безобразного, надо сказать, вида: сплошные углы, провода и следящие устройства – больше похож на человеческий скелет, чем на человека. На вытянутом и гибком металлическом каркасе установлен предмет, который с большой натяжкой можно назвать головой.

На месте глаз – два основных телеобъектива, на месте ушей – два странной формы микрофона. Их чувствительность усиливали несколько вспомогательных микрофонов, как подвесных, так и дистанционных. Сейчас телеоператор находился в режиме «готов к работе», и Люсьен был рад, что рядом с ним никто не бормочет и не шевелится, ему хотелось полного одиночества.

Суетящийся телеоператор только мешал бы ему. Большинство людей назвали бы эту штуку роботом, и этим было бы сказано все – он действительно выглядел, как человекоподобный робот. Но большинству людей не надо отправляться с этой хреновиной в глубь Луны. Люсьену не следует забывать о разнице. Настоящий робот сам наблюдает и действует, сам думает прямо на месте. К несчастью, ни один робот не находчив и не сообразителен настолько, чтобы ему можно было доверять при подобных обстоятельствах.

Люсьен чувствовал, как его захлестывает волна гнева. Ларри остается наверху, ему ничто не грозит, и в то же время он как бы присутствует рядом с Люсьеном, а Люсьен-то рискует своей жизнью. Впрочем, Ларри вызывался идти вниз, но когда Люсьен поднял шум, Долтри не разрешил. Возможно, Ларри Чао своим дурацким экспериментом и накликал на их головы все эти беды, но честность не позволяла Люсьену назвать Ларри трусом.

Телеоператор предназначен для того, чтобы облегчить Люсьену работу. Любая связь между Люсьеном и сидящими наверху людьми будет осуществляться через телеоператора, то есть Ларри, так что во время путешествия Люсьен будет слышать только его голос. Зато камеры телеоператора запишут все на пленку, и Люсьену не нужно будет снимать самому.

Но самое главное, что благодаря телеоператору Ларри как будто следует за Люсьеном.

Рабочий, управляющий лебедкой, включил механизм, натянул канат и поднял клеть с земли. Мгновение она покачивалась из стороны в сторону, потом заработал амортизатор колебаний, и рабочий перекинул клеть через край скважины.

Люсьен поднял голову. Клеть висела на четырех тонких тросах, но ее вес способен был выдержать каждый из них. Сама клеть была оснащена еще и парашютом – в случае обрыва тросов он должен был удержать клеть в нормальном положении и медленно опустить ее на дно норы. Через каждые пятьсот метров, чтобы исключить возможность резонанса, рабочий будет включать прикрепленные к тросам амортизаторы колебаний. Если учесть, что все это соорудили очень быстро, то специалистов, пожалуй, стоило похвалить.

Люсьен помахал рабочему и небольшой кучке людей в скафандрах, собравшихся в прозрачном куполе. Странно прощаться с людьми, не разбирая их лиц, а сейчас все провожающие выглядели в своих скафандрах, как близнецы. Среди них ли Ларри? Или он уже у пульта управления телеоператором? Люсьен спросил себя, с чего бы это его так интересует? Лебедка заработала, и клеть начала сошествие во тьму.

Люсьену нельзя было вставать. Он бы с удовольствием поднялся на ноги и чем-нибудь занялся, но инженеры предупредили, чтобы он до предела ограничил свои перемещения по лифту. Чем меньше случайных колебаний, тем меньше вероятность резонанса, который может вызвать аварию. Но сидеть без движения было очень тягостно. Люсьен вздыхал.

Первые метров триста миновали без неожиданностей. Ствол шахты в точности походил на совершенно обычный вертикальный ствол, какие луняне бурили тысячами. Эта часть пути почти успокоила Люсьена, как будто в бледно-зеленом воздухе повеяло чем-то знакомым.

Но знакомое продолжалось, недолго. Люсьен перевесился через край и заглянул вниз. Прорытый людьми ход заканчивался, а под ним начиналась черная нора. Прожектор лифта не пробивал эту черноту. Там. Там переход в неведомое.

Сбоку вдруг забегали яркие огоньки. Люсьен от неожиданности чуть не выпрыгнул из кресла.

– Извините, пожалуйста, – голос Ларри. – Я не хотел вас испугать. Я всего лишь включил телеоператора.

– Черт, а он не… – Люсьен подавил еще одну волну гнева. – Да. Правильно. Ну и как вам кажется этот аппарат?

– Неплохой. У нас на Плутоне такие были. Но здешняя аппаратура немного проще в управлений.

Голос Ларри представлялся Люсьену странно отделенным от тела, возможно, потому, что у телеоператора не было устройства, изображавшего рот. Ларри сидел на поверхности Луны, соединенный через спецкомбинезон с телеоператором, а уж телеоператор был связан с Люсьеном по радио – таким образом, голос Ларри звучал прямо в наушниках его скафандра. В общем, это было нормально, Люсьен привык общаться с бестелесными голосами людей, которых никогда в жизни не видел. Но тут было чуть по-другому. Люсьен слышал голос, идущий с поверхности от Ларри, при помощи прямой радиосвязи с телеоператором, и голос подавался на обычный, установленный в скафандре прибор связи. Ему казалось, что он разговаривает с телеоператором, представлявшим собой некий образ Ларри. Мертвый механизм с живой душой Ларри! – вот что изумляло Люсьена.

Телеоператор наклонился в клети и начал пялиться вниз.

– Подходим к концу скважины, – объявил он.

– Правильно, – вяло подтвердил Люсьен.

Клеть шла вниз, погружаясь в глубину. Нора под пробуренной людьми скважиной, приближаясь, увеличивалась в размерах. Вырывающиеся из норы струйки зеленоватого газа клубились по краям ствола. Клеть как будто двигалась все быстрее. Люсьен знал, что это обман зрения, вызванный приближением к норе. Измеритель спуска, наоборот, показывал устойчивое снижение скорости.

Люсьен скосил глаза вниз и едва успел увидеть, как клеть входит в нору.

В бесконечную мутно-зеленую нору. Нездоровый воздух не просто подернут зеленой дымкой, это густая мертвенно-зеленая мгла, из-за которой видимость в тоннеле сократилась до десяти метров. Даже очертания телеоператора, который находился так близко, что Люсьен мог протянуть руку и коснуться его, стали несколько размытыми.

Стен этого чудовищного ствола вообще не было видно. Голова телеоператора с вытаращенными глазами вертелась туда-сюда: это Ларри отслеживал изображение, вспомогательные камеры робота вертелись волчками. Все это происходило в полнейшем молчании, будто и Ларри, и Люсьен проглотили языки.

Люсьен взглянул вверх и успел заметить последний подернутый дымкой отрезок верхней части норы.

– Ларри! Ваши камеры ловят потолок? Девственная порода, никогда не разрабатывалась.

– Ага, – ответил телеоператор. – Горные инженеры клянутся, что грунт здесь никогда не бурили и даже не тревожили. Видимо, это действительно так. Во всяком случае, на километры вокруг здесь нет следов буровых работ.

– Но как тогда Колесо попало внутрь Луны? – спросил Люсьен. – Откуда взялась нора? Почему на поверхности нет отвалов грунта?

Телеоператор пожал плечами, сильно напоминая при этом Ларри.

– Может быть, Колесо изначально было совсем крошечным существом и, врывшись на какую-то глубину в Луну, использовало породу в качестве материала для своего роста. Кроме того, оно могло спрессовать ее для укрепления стен тоннеля. Третья версия – где-то внизу прячется совсем игрушечная черная дыра, и порода, выбранная из ствола, попросту провалилась в нее. А близость верхнего конца тоннеля к поверхности можно объяснить тем, что Кольцо в один прекрасный день собирается вырваться наружу из недр Луны так же, как Гости с неба выходят из астероидов, и ему нужен аварийный люк. Кто знает?

Люсьен почувствовал, как волосы у него встают дыбом. Соображения Ларри Чао не обнадеживали.

Целую вечность они ехали в молчании; время утекало, пока клеть скользила мимо безликих стен. Люсьен подумал о Кроличьей норе Кэрролла и как долго Алиса туда падала. Достаточно долго, чтобы ей надоело падать, и она начала задавать себе глупые вопросы.

– Едят ли мошки кошек?[11] – тихо пробормотал Люсьен.

Телеоператор обернулся и посмотрел на него.

– Вы что-то сказали? – спросил он.

– Нет, ничего, – смущенно ответил Люсьен.

Снова молчание.

– Странно, – послышался голос Ларри. – По мере того как мы уходим вглубь, к ядру планеты, температура должна равномерно повышаться. Но она остается неизменной или даже падает.

– Может быть, для этого проклятого Колеса тепло ядра служит своеобразным источником энергии, и Колесо ее поглощает, – предположил Люсьен. – Не так много, чтобы это было заметно на поверхности, но достаточно для понижения температуры в стволе.

– Это вполне вероятно. – Телеоператор с минуту озирался вокруг. – Кажется, туман рассеивается, стены ствола видны яснее. Сейчас я скажу, сколько нам еще осталось до цели. – На миг стало тихо. – Мы приближаемся, – объявил голос Ларри. – Всего два километра до дна. Держитесь крепче, Люсьен, рабочий, управляющий лебедкой, собирается начать торможение.

Клеть замедлила движение вниз, и Люсьен почувствовал небольшую перегрузку. Секунду клеть швыряло из стороны в сторону, и Люсьен пережил неприятное мгновение, представив, как его кабина начинает колебаться в резонанс, раскачивается все сильнее, и вот-вот расшибется о стену ствола. Но тут включились амортизаторы колебаний, и раскачивание прекратилось. Люсьен вздохнул свободнее. По крайней мере, они не погибнут так глупо. Хотя внизу, наверное, представится еще не одна возможность для славной гибели.



Дирижер смутно осознавал, что в его владения вторглись посторонние. Он занимался великими делами, он руководил завоеванием Солнечной системы. Мелкие неприятности у северного входа – пустяки, с которыми его системы легко справятся. Сейчас ему требовалось сосредоточиться на другом – на согласовании деятельности Пожирателей миров. Время от времени они делали не совсем то; Пожиратели миров были способны вершить чудеса, но им не хватало гибкости мышления. Дирижер подумал, что Сфера, по всей вероятности, тоже была Дирижером, только выросшим. Вообще он стремительно развивал в себе способности к размышлению и самоанализу. Эти качества понадобятся ему на следующей стадии его существования. Стадии, на которой и Дирижер, и Солнечная система неузнаваемо преобразятся.



Со лба Ларри катился пот. Даже сейчас, когда основная работа еще не началась, для того чтобы торчать в этой штуковине, требовались огромные усилия. Что бы он ни говорил для успокоения Люсьена, управлять телеоператором – тяжкий труд. Ларри настолько обмотался проводами спецкомбинезона, что сидящие на другом конце комнаты связисты почти не видели его.

Спецкомбинезон висел в воздухе. Ларри мог бегать, прыгать, брыкаться, размахивать руками, делать все, что он пожелает, – спецкомбинезон оставался на месте, только вертелись конечности. Но телеоператор внизу повторял все движения Ларри.

Телеоператор был очень сложным образом связан с управлявшим им человеком. Система датчиков спецкомбинезона обеспечивала Ларри ясное ощущение физического присутствия на месте телеоператора – вплоть до самых тонких реакций. В случае, если бы действия Ларри стали угрожать безопасности телеоператора, его должен был предупредить мягкий электрический удар, заменяющий чувство боли.

На голове Ларри был огромный шлем. Два видеоэкрана демонстрировали картинки с камер телеоператора. В наушниках Ларри слышались слабые шумы, фиксируемые внешними микрофонами, и голоса по каналу внутренней связи.

Провода и механизмы, датчики и рукоятки – так выглядел снаружи спецкомбинезон.

Изнутри все воспринималось по-иному. Ларри не чувствовал, что он сидит в центре связи. Он спускался в открытой клети лифта рядом с Люсьеном в громадную яму, мрак затмевал тусклые огни, смрадный воздух свистел в ушах.

Но Ларри знал, что все, испытываемое им, иллюзия. Его не окружают ни тьма, ни ветер. Испуганный человек в скафандре, до которого Ларри может дотронуться, сидит не здесь. Это напоминало странное ощущение, которое иногда бывало у Ларри, когда ему снился кошмар: он знал, что это сон, но переживал происходящее как действительность, он понимал призрачность потустороннего мира и все-таки сражался с его жителями.

Кошмары всегда заканчивались пробуждением, и все страхи оставались за гранью сна. Теперь же было по-другому, теперь была самая реальная реальность, над которой поднялся огромный вопрос жизни и смерти. Ларри смотрел на сидящего рядом, в кресле пилота, Люсьена и видел застывший в глазах молодого человека страх. От него, Ларри, зависела жизнь или смерть – в данном случае Люсьена. А может, я всего человечества.

Нет, это не сон, это ужасный кошмар, который не закончится пробуждением.

Руки Люсьена стиснули подлокотники кресла.

– Пятьсот метров, – спокойно говорил голос Ларри. – Четыреста метров. Торможение сейчас более интенсивно. Держитесь, Люсьен, рабочий вскоре полностью остановит лифт, чтобы убедиться в его устойчивости перед тем, как мы опустимся на дно. Триста метров.

Клеть резко затормозила, на Люсьена навалилась тяжесть. Что ждет их там, внизу? Наверняка они знают лишь одно: где-то здесь источник гравитационной энергии, из-за которого и заварилась вся эта страшная каша.

– Полная остановка, – объявил голос Ларри. – До дна восемьдесят метров с хвостиком. Клеть устойчива. Тросы в порядке. Прекрасно. Спускаемся дальше.

Лифт пополз вниз, на этот раз с черепашьей скоростью. Теперь стены шахты были ясно видны, ствол представлял собой блестящий черный цилиндр, метров сто в диаметре.

– Люсьен, как только спустимся, я возьму все оборудование, а вы выходите как можно быстрее, – сказал Ларри. – Клеть собираются поднять на сто метров и оставить там, пока мы не будем готовы в обратный путь.

– Почему?

– Чтобы удостовериться, что мы будем единственными пассажирами. Мы ведь не знаем, что там внизу, вы не забыли?

– О да, я не забыл. Эту мелочь я как раз не забыл.

Ларри не ответил.

– Пятьдесят метров, – продолжал его голос. – Сорок. Тридцать. Опять замедление. Двадцать. Десять. Замедление. Три метра. Один метр над землей, полная остановка. Выходим.

Осторожно двигаясь, Люсьен поднялся с кресла. Он выглянул из клети.

– Здесь больше метра, – возразил Люсьен. – Здесь почти два.

Телеоператор повернулся и посмотрел на него.

– Ну, так прыгайте, – произнес голос Ларри. – Может, вы бы предпочли, чтобы инженеры ошиблись в другую сторону и лифт остановился в двух метрах под землей?

Люсьен заворчал, с опаской заковылял к краю платформы и прыгнул. При небольшой лунной силе тяжести приземление должно было пройти почти без толчка, но все равно у Люсьена на секунду перехватило дыхание, и он потерял равновесие. Чтобы удержаться, он расставил руки и только благодаря этому не упал лицом вниз.

– Я сделал первое открытие, – сообщил он. – Поверхность здесь очень темного цвета. И слоистая.

Телеоператор спустил на веревке оборудование и прыгнул вниз еще более неуклюже, чем Люсьен.

– Итак, она действительно слоистая. Словно идешь по аллее, засыпанной опавшими листьями. Вся поверхность какого-то темно-рыжего цвета, высохшая и слежавшаяся отдельными слоями. Ноги проваливаются.

– Чем-то напоминает сброшенную змеиную кожу. И везде мусор, – Ларри говорил скорее для записывающих приборов, чем для Люсьена. – Разбитые устройства или мертвые животные, не пойму. Кусочки и обломки, которые я не могу классифицировать. Поверхность цвета ржавчины, некоторые обломки, похоже, металлические.

Телеоператор встал и огляделся.

– Пока достаточно.



Дирижер испытывал ощущение неудобства. Что-то ему мешало. Некоторое время он не мог понять, в чем дело. Потом понял: по его коже передвигаются два явно чужеродных объекта. Ему это было неприятно…

В прошлые времена Дирижер просто отмахнулся бы от необъяснимой информации, заставил бы себя не обращать на нее внимания, словно ее вообще не существует. Но теперь он стал другим. Пробуждение дальних помощников, суета обслуживающих механизмов, снабжавших его сведениями из внешней среды, данные, получаемые с других планет, – все это развивало его исследовательские способности, требовало активного отношения ко всему новому, неизвестному. Чужеродные объекты нужно изучить, решил он. А вдруг они пригодятся в его работе?

Поблизости ни одного дистанционного устройства, только несколько маленьких мусорщиков обрабатывают остатки старой, омертвевшей кожи Дирижера, собирая кусочки и вещества, которые еще можно использовать. Но мусорщики сейчас не справятся, слишком уж они примитивны.

Неподалеку два грубых механизма покрупнее. Дирижер пошлет их посмотреть, что там такое. В случае чего они его защитят.

Ибо Вселенная недружелюбна.



Люсьен стоял, освещенный фонарями лифта, и пытался увидеть хоть что-нибудь, кроме своей огромной тени. Вдруг огни передвинулись, и тень стала уменьшаться: это лифт снова пошел вверх.

Люсьен с телеоператором стояли в огромном тоннеле. Люсьену вдруг пришло в голову, что по этому тоннелю можно обойти вокруг Луны – от Северного полюса к Южному и обратно. Еще более странно было сознавать, что они стоят на самом Колесе, на опоясывающей планету хреновине, глубоко под поверхностью Луны.

– Мы не одни, Люсьен, – спокойно сообщил голос Ларри.

У Люсьена душа ушла в пятки, он медленно повернулся.

По мусору к ним приближалось блестящее серебристое существо размером с большого кролика. Оно бежало, перебирая множеством маленьких крепких ножек. Люсьен отметил, что кое-что из мусора и хлама вполне подошло бы к этому механизму. Вон те пластинки могли бы служить щитками, другие обломки напоминали какие-то детали.

Тварь копошилась в мусоре, тыча в него парой длинных изящных щупальцев. Она брала ими некоторые детали, отделяла кусочки и бросала их в щель у себя на спине. Люсьен не мог понять, рот это или отделение для хранения материалов.

– Это живое существо или машина? – спросил Люсьен, в общем-то не надеясь услышать ответ.

Телеоператор повернулся к нему, поднял механические руки, одной из них коснулся груди и спросил голосом Ларри:

– А я кто?

– Только без шуток, – попросил Люсьен.

Что-то в голосе Ларри обескуражило Люсьена.

– Я серьезно. Подумайте об этом.

Люсьен помолчал, размышляя.

– Наверное, и то, и другое. Живое существо, которое управляет машиной.

– Совершенно верно. И они, мне кажется, то же самое. Правда, с Марса поступили сведения, что иногда у них, наоборот, машины управляют биологическими существами. Может быть, харонцы не делают такого различия между живыми существами и машинами, как мы. Но это лишь гипотеза.

Тревожная мысль. Люсьен уже собирался ответить, но тут его внимание привлекло еще одно существо – оно деловито семенило по обломкам и было очень похоже на первое. Две машинки поспешили навстречу друг другу. Их щупальца соприкоснулись, каждое потянулось к щели на спине другого и принялось перекладывать к себе в копилку мелкие предметы. Щупальца мелькали над двумя телами быстрее, чем мог уследить человеческий глаз, и Люсьен не понимал, зачем машинки это делают. А когда существа наконец разошлись, оказалось, что к тому же одна машинка променяла пару собственных ног на левое щупальце другого.

– Господи! – воскликнул Люсьен. – У них неизменен лишь модуль, все же остальное взаимозаменяемо! Пошли скорее, займемся нашими гравиантеннами, пока кто-нибудь не захотел обменяться какой-нибудь частью с нами…

Телеоператор поднял сумку с оборудованием и прицепил ее себе на грудь. Пошарив в сумке, он вынул гравиантенну, ту самую, которой пользовался Ларри, чтобы найти Кроличью нору. Теперь она должна была указать им место самого интенсивного излучения, там лучше всего установить приборы перехвата.

– Черт возьми! – сказал голос Ларри. – Можно бросить радиоперехватчики прямо на поверхность, Люсьен. Гравитационное поле очень мощное.

– Вы думаете, их можно просто бросить? – переспросил Люсьен. – А эти маленькие мусорщики не испортят нам все дело?

– Мне кажется, все обойдется, перехватчики неплохо защищены, а группа перехвата только что сообщила, что уже получает отчетливые сигналы. Но все-таки нам надо…

– Посмотри назад! – выпалил Люсьен.

Телеоператор быстро обернулся.

– О Боже! – проговорил Ларри.

Сзади стояли две машины покрупнее – машины, потому что на вид их можно было безошибочно определить как роботов. У животных нет колес. По две пары колес поддерживали приземистые тела в форме горизонтально лежащих цилиндров. У каждого робота было по четыре руки-манипулятора – длинные, крепкие, блестящие штанги на шарнирах, с обоюдоострыми клешнями на конце. Роботы находились метрах в пяти от Ларри и Люсьена.

Время вдруг словно остановилось.

– Они знают, что мы здесь, – наконец проговорил Ларри.

В этом не могло быть сомнений. В позе роботов читались настороженность и агрессивность.

И тут они бросились вперед. Не успел Ларри заставить телеоператора отреагировать, как роботы были уже возле Люсьена. Один из них обхватил жуткими клешнями бронированный скафандр и поднял Люсьена высоко над землей.

В этот страшный миг Ларри видел лицо Люсьена за стеклом шлема, видел величайший ужас, отразившийся в его глазах. Люсьен тянул руку к телеоператору и, казалось, силился закричать…

Робот повернулся на колесах и быстро укатил в тоннель, унося Люсьена с собой.

Люсьен исчез.

– Люсьен! – крикнул Ларри, и телеоператор побежал за роботом, выронив в спешке гравиантенну.

Но второй робот схватил его. Ларри, смотревший глазами камер наружного наблюдения, вывернулся из его объятий и изо всей силы ударил по руке-манипулятору робота. Рука отдернулась, прижалась к туловищу робота и в резком выпаде вонзилась глубоко в грудь телеоператору, терзая ее и разрывая на части.

Тело Ларри в спецкомбинезоне пронзили импульсы боли, молодой человек завопил. Электрический разряд не был настолько силен, чтобы причинить вред, но Ларри больше не чувствовал собственного тела. Он был телеоператором, и его грудь только что вспороли кинжалом. Это была настоящая боль. Ларри казалось, что его сердце вываливается из грудной клетки, сломанные ребра безобразно торчат во все стороны. Он почувствовал, что больше не управляет левой рукой. Отчаянно пытаясь защитить себя, он выбросил вперед правую руку, но острый как бритва меч отсек ее по локоть.

Теряя руку, Ларри вновь закричал от боли. Иллюзия и действительность смешались в его мозгу, Ларри увидел» как его рука превратилась в обрубок, а из перерезанных гидравлических трубок брызжет не техническая жидкость, а самая настоящая ярко-красная кровь. И рана в грудь была нанесена тоже ему и кровоточила сквозь искореженную металлическую обшивку. Тут последовал последний жестокий удар, и крик Ларри оборвался – голова телеоператора покатилась с плеч. Изображение автоматически переключилось на грудные камеры, мертвые глаза, которые все еще могли видеть, с ужасом наблюдали, как голова упала в грязь, и маленькие мусорщики не мешкая принялись разбирать труп на части.



Кричащего Ларри вытащили из спецкомбинезона и ввели ему самое сильное обезболивающее. Пока он спал, техники определили, что брошенные телеоператором приборы перехвата не повреждены. От них уже поступило огромное количество данных. Сначала аналитики пытались в них разобраться, но потом бросились передавать все подряд «Святому Антонию» и Земле.



Вскоре роботы доставили свою добычу Дирижеру. Едва приступив к исследованию находки. Дирижер был просто ошеломлен. На спутнике с безвоздушной средой не могло быть органической жизни. Дирижера крайне удивил грубый искусственный панцирь, в котором жило это существо. Ясно, что такой панцирь не способен поддерживать жизнь в течение длительного времени.

Но Дирижер не мог позволить себе тратить время на тщательное изучение своей находки. Первым делом он должен был привести эту хаотичную звездную систему хоть в какой-нибудь порядок.

Он знал одно: всякую новую форму жизни следует бережно сохранять. Каждый компонент симбиоза харонцев содержал элементы из сотни генетических кодов, и любое новое существо могло оказаться полезным. Дирижер решил погрузить это животное в состояние замедленной жизнедеятельности и заняться им, когда появится время. Через день, через год, через двадцать лет или через тысячелетие Дирижер на досуге вернется к решению этой задачки.



Марсия Макдугал швырнула на пол карманный компьютер и уставилась в окно на марсианскую ночь. Разгром. Полнейшая неудача. Люсьен Дрейфус мертв, и если ее страхи оправданны, то будет еще хуже. Никто не видел, как он умер, а она только что анатомировала одного из харонцев. Что же харонцы способны сделать с Люсьеном?

А Ларри Чао накачали успокоительным и перенесли, как мешок с картошкой, на борт «Неньи» для отправки на Плутон. Прийти в себя он должен будет по дороге домой.

Кровавая и притом совершенно бессмысленная драма. Приборы перехвата на дне норы прекрасно работали, лучших условий для их деятельности не сыскать. Только можно было просто сбросить зонды в шахту и добиться тех же самых результатов.

Но анализ этого несчастного случая даст ценную информацию, Марсия это чувствовала. Где-то среди расшифровок, среди видеопленок, среди записей перехвата таится ответ – ответ, который оправдает ужас этой истории.

Может быть, сам по себе этот ответ недостаточно ясен. Но вместе с данными перехвата, вместе с материалами, собранными на Марсе, возможно, он окажется последним ключом к разгадке.

И Марсия найдет его.

20. Связь Обнаженного Пурпура

Двигатели включены. Это уже не пробный пуск, впереди настоящий полет. «Терра Нова» дождалась звездного часа. Корабль вздрогнул, чуть накренился и рванулся к свободе. «Терра Нова», так долго бывшая пленницей земной орбиты, разорвала оковы и помчалась в открытый космос.

Диана Стайгер («капитан Диана Стайгер», – напомнила она себе) наслаждалась долгожданной минутой. Ускорение уже достигло 4 «g», и это был не предел. Корабль переполняла невероятная мощь, которая, выплеснувшись, превратится в скорость корабля и пройденное расстояние.

Разумеется, такое огромное начальное ускорение требуется лишь для кратковременного испытания двигателей, слишком долго находившихся в законсервированном состоянии. План полета предусматривал постоянное ускорение в один «g».

Планеты Мультисистемы пока еще не были наименованы. Здесь нужна продуманная система названий, чтобы избежать путаницы.

Штурманы, не мудрствуя лукаво, говорили о ближайшей планете как о цели № 1, их это устраивало. Путешествие к цели № 1 едва способно разогреть двигатели обычного межпланетного корабля. Для корабля, рассчитанного на преодоление триллионов километров, эта маленькая прогулка в несколько миллионов километров просто пустяк. Они долетят за два дня.

Пристегнутая ремнями к креслу, Диана упивалась каждым мгновением полета. Все шло хорошо.

Конечно, она была права, скомандовав срочный старт. Главное улететь. Неважно, что часть оборудования не смонтирована и кое-кто попал на борт, когда двигатели уже гудели. Нужно было опередить загадочного противника. Да и начальство вполне могло передумать.

Уже слышалось глухое ворчание, что последствия старта «Терра Нова» непредсказуемы, что нельзя бороться с невидимым врагом. Эти трусливые доводы могли все испортить, и Диана решила рискнуть.

Она, конечно, затеяла опасную игру, но в корабле была уверена абсолютно. Как в самой себе. Главную опасность представляли харонцы.

Официально корабль спешил к Сфере, но все прекрасно знали, что это вранье. Они направляются к ближней планете. Если все будет хорошо, Диана готова лететь оттуда дальше, но не к Сфере. Сфере придется ждать еще долго. Диана сидела совершенно счастливая. Лампочки приборной доски переливались всеми цветами радуги под стать ее настроению.

Ее первый помощник, пристегнутый к креслу напротив, был доволен куда меньше.

Летя к планете, где, по всей вероятности, в избытке обитали неизвестные живые организмы, экзобиолог Джеральд Макдугал клял себя за согласие участвовать в этой рискованной авантюре. Ревели двигатели, звенел и скрежетал металл, и богатому воображению Джеральда представлялись картины разваливающегося на куски корабля. Умом он понимал, что корабль рассчитан на десятикратные перегрузки, но ничего не мог с собой поделать. Ему не хватало настоящих окон, корабль казался ему тесным железным гробом, из которого уже никогда не выбраться. А он не хотел умереть, не повидавшись с Марсией.

Надо взять себя в руки, говорил он себе, корабль прекрасен, и все идет по плану. И вопреки логике возносил из глубины сердца страстные молитвы к Богу. Так горячо он не молился еще никогда.

«Нет смысла испытывать судьбу», – говорил он себе.

«Терра Нова», набрав необходимую скорость, отключила двигатели и продолжала мчаться через пространство к безымянной планете по инерции.



«Ненья» выстрелила с Луны и устремилась прочь от Солнца к Плутону, к Кольцу Харона. У приборов управления сидел Тайрон Веспасиан.

Доктор Саймон Рафаэль смотрел в каюте Ларри на экран, где быстро уменьшалась Луна. Его занимало, что чувствует человек, лишившийся головы.

Доктор Рафаэль никогда не надевал на себя спецкомбинезон «телеоператор», но знал – чем лучше спецкомбинезон, тем точнее ощущение присутствия, им создаваемое, тем вероятнее серьезная психическая травма, если с телеоператором происходит несчастный случай.

Спецкомбинезон, в котором работал Ларри, был одним из лучших.

Юноша заметался и застонал во сне. Левая рука свесилась с кровати. Рафаэль взял ее и задержал в своей. Ларри ощутит дружеское прикосновение и, быть может, немного успокоится.

Рафаэль посмотрел на видеомонитор. Нажав на несколько кнопок дистанционного регулятора, он сменил красивое изображение Луны скучной схемой. Но сейчас для Рафаэля не было ничего интереснее ее. На схеме вычерчивалась траектория полета «Святого Антония» к червоточине.

И зонд был сейчас совсем рядом с ней.

Он неуклонно падал, приближаясь к тому страшному месту, откуда вырывались странные синие вспышки, откуда до сих пор словно из ничего появлялись загадочные летательные аппараты и неслись к уцелевшим планетам. Этот маленький бронированный прибор нес в своей электронной памяти все последние данные с Марса, все перехваченные сообщения Лунного колеса, абсолютно всю информацию о захватчиках, поступавшую от других источников. Все это должна была узнать Земля.

Если Земля еще была жива.

«Святой Антоний» был машиной, и важность задачи, которую ему предстояло выполнить, его не волновала. Все его знания ограничивались тем, что он должен прибыть в точно определенное место, диаметром всего в несколько метров, в точно определенное время. Если «Святой Антоний» промажет или не успеет проскочить за долю секунды между появлением псевдоастероида и закупориванием червоточины, зонд будет просто съеден черной дырой.

Мгновение приближалось. «Святой Антоний» в последний раз выверил траекторию движения.

Червоточина раскрылась точно в рассчитанную секунду. Камеры зонда увидели это с близкого расстояния, транслировали изображение на Луну и записали его для предполагаемой передачи на Землю.

Словно из ничего возник псевдоастероид, на бешеной скорости выскользнул из дыры и, прошмыгнув в каких-нибудь ста метрах от «Святого Антония», улетел во тьму.

Дыра оставалась открытой.

Зонд упал внутрь.



Великий Клешневидный Оглушитель (Фрэнк. Барлоу) отвечал за поддержание связи Района Обнаженного Пурпура с остальной Вселенной. Но теперь Земля оказалась единственным объектом связи, и налаживать эту связь стало очень легко. Не мешало даже то, что система коммуникаций Земли, лишенная сети спутников, сильно пострадала.

Создавшееся положение очень беспокоило начальника Великого Клешневидного Оглушителя Шаляй-Валяя. В конце концов в обязанности оглушителей входило обеспечивать не слишком хорошую и не особенно плохую связь. Теперь определить эту золотую середину оказалось трудным делом. Означала ли легкость, с которой они могли посылать сигналы на Землю, что связь слишком хороша и нуждается в порче? Или ущерб, нанесенный космической сети коммуникаций настолько повредил линии связи, что оглушители должны трудиться с большим тщанием? «Сколько игл уместится на спине у ангела?» – ехидно спросил себя оглушитель Фрэнк. Он устал от пустых споров.

Он устал от всего. Устал от своего пурпуристского имени, устал намеренно запутывать свои рассуждения, устал от того, что ему не разрешали добросовестно выполнять свою работу. Больше всего его бесило пурпуристское имя. «Оглушитель» – это просто работник связи. «Великий» не такое нейтральное слово, оно издевательски намекало на то, как серьезно он относится к своим обязанностям. Но «Клешневидный»! Фрэнк знал, что пурпуристы вкладывают в это слово дополнительный смысл: очень решительный и энергичный человек. Однако вчера вечером он случайно выяснил у донельзя осведомленной и безжалостной молодой особы, что слово «клешневидный» имеет насмешливый оттенок, связанный с сексом. А Фрэнка называли так уже много месяцев!

К черту это все! К черту все правила! Когда власти предержащие растерялись, Фрэнк почувствовал себя свободным, он понял, что теперь волен честно работать. И никто не помешает ему использовать приборы для наблюдения за странными предметами, в одной Вселенной с которыми оказался ОбнаПур. Почти все время Фрэнк держал датчики настроенными на червоточину. На его глазах крупные летательные аппараты ныряли в нее и направлялись неведомо куда. Фрэнк был очарован этим зрелищем. Он часами сидел, словно прикованный к креслу, и, не отрываясь, пялился на дыру в пространстве.

Так он сидел и в ту минуту, когда в червоточину вошел «Святой Антоний».

Фрэнк Барлоу (Великий Клешневидный Оглушитель) в изумлении увидел, как от мощных видео– и радиосигналов загораются экраны связи, погасшие несколько недель назад. Он долго не мог понять, что случилось. А потом его пальцы замелькали над пультом управления, чтобы все записать.

Новости из дома шли лавиной. Фрэнк скосил глаза вниз и сообразил, что его рука ищет кнопку внутренней связи. Первая и вполне понятная реакция – вызвать начальника, Верховного Оглушителя Шаляй-Валяя.

Но что мог сделать Шаляй-Валяй? Усесться здесь и сочинить надлежащий ответ в духе пурпуристской философии? Или измыслить, как наилучшим образом обратить этот поток новостей на пользу Бессмысленной Цели? Или созвать собрание всего брасества?

«Ну уж нет!» – сказал себе Фрэнк. Плевать ему на пурпуристскую ответственность. Это послание предназначено для Земли, а не для пурпуристов.

Фрэнк отрегулировал лучшую антенну и ретранслировал сигнал на Лабораторию реактивного движения. Сотрудники ЛРД примут его сообщение.



Даже для столь защищенного прибора, каким был «Святой Антоний», путешествие через дыру не осталось безнаказанным. Некоторые системы получили повреждения. Но он был очень умной машиной и умел ремонтировать себя.

За считанные секунды «Святой Антоний» проверил все бортовые устройства и восстановил основные системы. А затем его видеодатчики начали искать тот единственный объект, который волновал всех больше всего.

«Святой Антоний» нашел все, что искал, и записал столько, сколько успел до того, как червоточина вновь открылась. И залпом выпустил через нее все собранные данные.



Ларри открыл глаза и обнаружил, что лежит в теплой постели.

– Что… что происходит? – спросил он.

– Ты на борту «Неньи», – ответил мягкий голос. – Мы везем тебя домой, на Плутон.

Ларри поднял голову. Рядом с ним сидел доктор Рафаэль. Ларри несколько раз моргнул и огляделся вокруг. В углу каюты он заметил видеоэкран.

Рафаэль проследил за его взглядом.

– Это «Святой Антоний», – сказал он. – Несколько секунд назад зонд провалился в черную дыру.

Ларри приподнялся в постели, не сводя глаз с экрана. Тем временем изображение зонда исчезло. У Ларри захолонуло сердце. Зонд уже встретил свою судьбу.

Часы на экране отсчитывали время. Ларри наклонился вперед и следил, едва дыша. Прошло 128 секунд.

– Теперь в любую секунду, – сказал Рафаэль.

Экран замелькал всеми цветами радуги и прояснился.

Установилось далекое, расплывчатое изображение. Это была Земля. Без сомнения, это Земля. Планета жива.

Ларри отчаянно заморгал, пытаясь сдержать слезы. Он взглянул на Рафаэля – тот вел себя точно так же. Они вздохнули и крепко обнялись.

Земля. Земля там, она уцелела в странной и страшной Вселенной. Родная планета живет, несмотря на таящиеся вокруг опасности.

Так было всегда.



Радиоастрономы Земли должны были бы радоваться: новое небо кишело множеством чрезвычайно сильных радиоисточников.

Но они не радовались, ведь сигналы этих радиоисточников ничего не означали. Насколько можно было судить, вокруг всех планет Мультисистемы по замкнутым орбитам обращались радиоизлучатели, которые сразу же, словно для того, чтобы сбить всех с толку, окрестили Орбитальными источниками радиоволн – ОРИ. Казалось, ОРИ выполняли единственную задачу – глушить любую радиосвязь в системе.

Вдобавок ко всем прочим бедам, на Земле не хватало подходящих параболических антенн-«тарелок» и радиоастрономов. Почти все они с давних пор работали в космосе.

Но несколько действующих наземных «тарелок» все же нашлось, осталось и несколько специалистов. Они держали антенны постоянно включенными, стремясь понять прекрасный и ужасный новый мир, в котором вдруг оказалась Земля. Большинство «тарелок» было нацелено на Сферу Дайсона, но ни одна не следила за черной дырой в Точке Луны.

Поэтому все прозевали позывные «Святого Антония», и переполох поднялся лишь после сигналов ОбнаПура.

Когда пришло послание Оглушителя (Фрэнка), Вольф Бернхардт крепко спал. Хотя он почти не отдыхал уже несколько недель, помощник пренебрег строгим приказом ни под каким предлогом не будить Вольфа и поднял его с раскладушки, как только поступило первое сообщение. Когда Вольф, рысью добежав до главной диспетчерской ЛРД, уселся перед пультом управления, «тарелки» Лаборатории уже поймали «Святого Антония» и общались с ним напрямую. Компьютеры записывали основной массив данных – все, что Солнечная система узнала о захватчиках. «Значит, харонцы», – подумал Вольф. «Ха-ронцы, – повторил он шепотом по слогам и усмехнулся: – Враг с именем уже не так страшен». Томительная неизвестность отступала.

Сведения были невероятны: о кидающихся на планеты астероидах, о черной дыре, занявшей место Земли. Фантастика.

Но усталому, взъерошенному, не совсем проснувшемуся Вольфу Бернхардту удивляться было некогда. Он думал, как послать ответное сообщение, как сделать это поскорее, прежде чем существа с мрачным названием «харонцы» успеют вмешаться. Но связь со «Святым Антонием» – дело непростое, хотя характеристики лазерного передатчика для трансляции информации на Солнечную систему передал все тот же зонд. Солнечная система делилась с Землей всеми своими знаниями, и Земля должна была ответить тем же. «Святой Антоний» вел передачу на Землю постоянно на всех частотах, но обратно, в Солнечную систему, мог отправлять лишь трехсекундные импульсы каждые две с небольшим минуты.

А сколько зонду осталось жить? Неизвестно. Значит, нужно действовать очень быстро, отбирая для передачи важнейшие сведения.

Вольф сгорбился в кресле и невидящим взглядом уставился на экраны дисплея. «Думай. Проснись и сосредоточься». Кто-то поставил ему на стол чашку кофе, и он, не глядя, кивнул в знак благодарности.

Ну ладно. Допустим, противник уничтожит зонд через пять минут и у них в запасе один-единственный сеанс связи. Что прежде всего нужно знать Солнечной системе? Черт возьми, это очевидно.

О Сфере. Все буквально и фигурально вертится вокруг Сферы. Нет, за пять минут толкового объяснения не составишь. Тогда в первую очередь вопросы помельче. Просто все, что известно о новом мире. Подряд. Как Бог на душу положит. А он пока займется составлением главного послания.

Вольф нажал кнопку на пульте связи.

– Тодд, разыщите все научные отчеты, сделанные после Большого Скачка, и начните передавать их на «Святой Антоний». Пометьте эти сведения как второстепенные. Сведения первостепенной важности я пошлю через несколько минут сам.

Вольф выдвинул клавиатуру. С чего начнем?

«Земля уцелела, – продиктовал он в микрофон. – Нас захватили в плен и поместили в огромную искусственную мультизвездную систему, в которой господствует Сфера Дайсона. На здешнем небе почти не видны звезды, находящиеся за пределами Мультисистемы. Вероятно, их заслоняет пылевая завеса. Попытки обнаружить Солнце пока безуспешны, местоположение Земли по отношению к Солнечной системе неизвестно. Минимальное расстояние до Солнечной системы мы можем оценить, исходя из того, что здешняя удивительная звездная система никогда с Земли не наблюдалась. Это несколько сотен световых лет, но, возможно, гораздо больше. Мы не знаем, кто похитил Землю. Мы также не знаем цели этого похищения…»



Приготовления еще не закончены. Похищенная планета до сих пор подвергается случайным опасностям и мелкому риску.

Вот и сейчас через червоточину проник предмет крупного размера. Время от времени из червоточины вываливались обломки, но этот был опаснее других, потому что на скорости двигался прямо к новой планете. И хотя осколок не мог принести ей значительного вреда, Сфера не привыкла рисковать.

Рядом находилась другая планета. Сфера связалась с Кольцом, охраняющим ближайшую планету, и приказала осуществить перехват. Почти тотчас же навстречу пришельцу устремился с орбиты Пастух.

Происходило что-то не совсем понятное. Чуть раньше от похищенной планеты отделился какой-то предмет и отправился по направлению к ее соседке, уступившей сейчас одного из своих Пастухов.

Впрочем, все это мелочи. Пастухи не дремлют и, если понадобится, планету защитят.

Сейчас огромная опасность угрожает самой Сфере. Чтобы предотвратить несчастье, важен каждый миг.

Да, каждый миг. Сфера отправила еще одно послание Дирижеру новой системы, прося его поторопиться.



Новость о появлении «Святого Антония» поступила на «Терра Нову», как раз когда Диана Стайгер отправилась отдыхать в каюту. Передаваемую зондом информацию нужно было заложить в компьютер, а уж тогда научный персонал будет спокойно ее переваривать.

Диана поручила эту работу своим подчиненным.

Лучше всего Диане Стайгер спалось в невесомости, она привыкла к этому за долгие годы пилотской работы. Запуск корабля потребовал много сил, и Диана чувствовала глубокую усталость. Она заснула, едва оказалась в постели.

Диана не знала, сколько прошло времени – пять часов или пять секунд, когда над ее койкой внезапно зазвенел звонок, и она проснулась. Нащупала незнакомые кнопки, зажгла свет и включила внутреннюю связь.

– Стайгер слушает.

– Мэм, это Леклерк. – Загорелся крошечный экран, на нем показалось серьезное юное лицо Леклерка. – Простите, что беспокою вас, но мне кажется, это важно. На табло радара появилась какая-то цель. Летит из района ОРИ по направлению к Земле.

Диана моргнула и резко села в постели.

– Откуда? Повторите.

– Простите, мэм. Я имею в виду один из радиоисточников, вращающихся вокруг Цели № 1. Один из них только что сошел с орбиты и ринулся к Земле. С невероятным ускорением, по меньшей мере 30 «g», правда, потом оно прекратилось. Подождите-ка, компьютер показывает точную траекторию. Теперь мне ясно: радиоисточник идет на перехват «Святого Антония». Посмотрите сами.

Лицо Леклерка исчезло, на экране возникла кривая траектории.

Диана вгляделась в нее и выругалась.

– О черт! Кончен бал. Сколько времени осталось до перехвата?

– Сорок восемь часов четыре минуты плюс-минус несколько секунд.

– На каком расстоянии от нас пройдет этот радиоизлучатель?

– Судя по теперешней траектории, меньше чем в десяти тысячах километров.

В голову Диане пришла неожиданная мысль.

– Погоди-ка. Я приказывала только регистрировать сигналы. Как же вы на таком расстоянии наблюдаете за радиоизлучателем?

– Трудно было бы не наблюдать, мэм. Эти проклятые штуки так и сверкают в радиочастотах. Мощность страшная. Они забивают все естественные радиоисточники.

– Ладно. Проверьте, знает ли Земля о том, что происходит, пусть используют эти сорок восемь часов. Есть какие-нибудь соображения насчет того, почему эти ОРИ не погнались за нами?

– Нет, мэм. Может, они просто ждут, пока мы подлетим поближе?

– Не очень утешительно. Спасибо, Леклерк. Правильно сделали, что разбудили меня. Следите за обстановкой.

Как будто человек способен уследить за тем, что творится в таком месте, как Мультисистема.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

21. Цепь мышления

Тайрон Веспасиан ласково поглаживал пульт управления «Неньи». Сколько лет он тоскливо смотрел, как другие отправляются в космос. Когда ему удалось убедить Долтри, что сейчас он больше всего нужен на Плутоне и что по-прежнему может классно управлять кораблем, он обрадовался как мальчишка.

Веспасиан помрачнел. Была еще одна, самая главная причина, которая заставляла его лететь на Плутон. После смерти Люсьена Веспасиану надо было уехать с Луны, ему казалось, что на далеком Плутоне его оставит в покое необъяснимое чувство вины, так измучившее душу за последние дни.

Он не мог предотвратить смерть Люсьена. И все-таки мог сделать что-то другое. Что? Бог знает. И теперь он вел этот корабль и ухаживал за все еще слабым Ларри Чао, надеясь тем искупить свой грех.

Ларри. Он там, у себя в каюте. Этот мальчик повидал такое, что иные не видели в самых страшных снах.

И сделал невозможное. Двадцатипятилетний паренек нажал на кнопку и изменил историю человечества.

Тайрон Веспасиан тщательно проверил приборы и удостоверился, что «Ненья» пока еще не разваливается на части. Если эти гениальные ребята не вернутся на Плутон, история человечества вообще может закончиться.



– Что было, пока я спал? – слабым голосом спросил Ларри.

– Довольно много всякого, – стараясь не выдать свое беспокойство, ответил Саймон Рафаэль.

Три дня Ларри почти непрерывно находился под воздействием успокоительных лекарств; очнувшись сейчас, он казался более спокойным и рассудительным, чем прежде. Но даже если он оправился настолько, что сумеет сесть на постели, ясно, что до поправки еще далеко. Жестокое душевное потрясение не могло не сказаться на его физическом здоровье.

Но Рафаэль говорил с ним, как со здоровым. Чем раньше Ларри сам уверит себя в том, что он здоров, тем раньше вернется в строй. А это очень нужно людям.

– Событий много, но в общем-то ничего существенно нового. Отовсюду поступают сведения о каких-то воздвигаемых сооружениях. Нам пересылают показания свидетелей и видеорепортажи с Марса, данные с Венеры и снимки солнечной стороны Меркурия. И конечно, со всех крупных спутников Юпитера и Сатурна. Все говорят об одном и том же: на экваторах планет поднимаются огромные конструкции. И все больше и больше гравитационных точек обоих типов – астероидов и быстрых аппаратов – выскакивает из червоточины. Они выходят на орбиты вокруг планет, одни спускаются на поверхность, другие чего-то ждут. Чего ждут, я не знаю. Кроме того, отмечено некоторое возмущение в атмосферном слое над экваторами Юпитера и Сатурна. Несколько астероидов вошли в атмосферу Юпитера. Бог знает, как харонцам удается это проделывать и что все это значит. Никому не понятно и то, как они выживают на Меркурии, Венере и Ганимеде. Биологи говорят, что это совершенно невозможно, а харонцы знай себе копошатся. Только что прибыли на Уран первые астероиды, а Нептун ожидает Гостей через несколько дней. Если сохранятся нынешние траектории, скоро придет черед Плутона. Луну по-прежнему не трогают, очевидно потому, что там находится Колесо. Сооружения на планетах отличаются по форме друг от друга, хотя я не думаю, что это играет роль, ведь существа-помощники и машины Гостей с неба тоже разные, но выполняют одну и ту же работу. На Марсе сооружения харонцев похожи на пирамиды. На других планетах они напоминают цилиндры, на третьих – купола.

– Дело близится к развязке, – сказал Ларри. – Последняя из марсианских пирамид будет закончена примерно через день. Что будет потом? Что произойдет, когда на других планетах строительство тоже будет завершено?

Рафаэль улыбнулся.

– Может быть, гравитационные точки на орбитах атакуют эти гигантские конструкции и разрушат их? И кошмару придет конец…

– Это было бы слишком хорошо, – вздохнул Ларри.

– Несколько Гостей с неба, – продолжал Рафаэль, – потеряли управление и, вместо того чтобы плавно сесть на планету, рухнули вниз. Подтвердились сведения об одном крушении на Венере, двух на Ганимеде и столкновении на Марсе, напротив Порт-Викинга, через несколько часов после прохода «Святым Антонием» червоточины. К счастью, врезавшаяся в Марс гравитационная точка была сравнительно небольшой и двигалась довольно медленно. На месте падения огромная воронка, но населенные районы не пострадали.

– Крушение Гостей с неба – единственная хорошая новость, не считая установления связи с Землей, – проговорил Ларри. – Значит, противник уязвим. Но если столкновение астероида с планетой теперь считается хорошей новостью, то плохие настали времена. Я чувствую, что падение астероидов должно о чем-то говорить, – продолжал он. – О чем-то важном. Но больше всего меня тревожит то, что гравитационные точки расположились на орбитах. Видимо, харонцы готовы к следующему этапу своей деятельности. Самое страшное, что мы не можем даже предположить, в чем она будет состоять. «Черт побери, что такое или кто такие харонцы? Кто управляет Сферой? И откуда?» – думал он, надолго замолчав.

– Извините, задумался, – сказал Ларри. – Слишком много вопросов. – Он вспомнил об изображении расколотого шара, которое Марсия Макдугал выудила из самых первых сигналов Лунного колеса. По крайней мере, с этим теперь ясно, хотя загадка все-таки остается. – Вы можете вывести сейчас на экран картинку, в свое время перехваченную Марсией?

Рафаэль нажал на несколько кнопок. Экран на стене прояснился, и в темноте засветился зловещий красный шар. А потом вспышка, две искры вырвались изнутри и умчались прочь.

Рафаэль установил голографическое изображение, а рядом появилась Сфера Дайсона – рисунок, переданный с Земли через «Святого Антония».

– Это одно и то же, – сказал Рафаэль. – Во всяком случае, очень похоже. На обоих кадрах одинаковые отметины на поверхности сфер. Будто кто-то начертил меридианы и параллели. Нет, это определенно одно и то же.

– Но в изображениях Сферы, переданных «Святым Антонием», нет и намека на то, что с этим шаром происходило что-то подобное, – рассматривая оба снимка, возразил Ларри.

– Возможно следы на другой стороне Сферы, а ее не видно с Земли, – предположил Рафаэль.

– Нет, Сфера Дайсона не качается. Она даже не колеблется, – заметил Ларри.

Рафаэль кивнул.

– Ты прав. Но что тогда означает образ расколовшегося шара? Это предчувствие? Предупреждение? Какой противник настолько могуч, что угрожает Сфере Дайсона? Существу, способному похищать звезды и планеты. Кто так силен, что осмелится напасть на Сферу?

Ларри беспомощно пожал плечами.

– А вот я думаю: почему внутри Сферы Дайсона было две звезды? – Он покачал головой. – Впрочем, это второстепенный вопрос. Физики займутся им позже.

– А какой вопрос не второстепенный? – с излишней горячностью спросил Рафаэль. – По сравнению с вопросом, каков будет следующий шаг харонцев, все остальное второстепенно. Попробуем взяться за решение задачи с другого конца. Может, нам что-нибудь подскажет время, когда произошли события, их порядок?

Он торопливо нажал на кнопку, воссоздавая на экране последовательность эпизодов.

– Нет, не надо все подряд, – остановил его Ларри. – Если харонцы не обращают внимания на людей, мы тоже не будем этого делать. – Он взял у Рафаэля микрокомпьютер. – К тому же мы понятия не имеем, какое из своих действий они считают важным, а какое – нет. Давайте пока забудем о людях и вспомним все действия лишь харонцев, какими бы мелкими они нам ни казались.

Рафаэль посмотрел на экран и ахнул. С того мгновения, когда исчезла Земля и пока Лунное колесо не получило первое изображение расколотого шара, действие развивалось крайне вяло. Но как только получило, все завертелось в бешеном водовороте, и вся Солнечная система превратилась в арену стремительных событий.

– Ясно, что эта картинка испугала Колесо до смерти, – сказал Ларри. – Но почему изображение Сферы вызвало у Колеса такой страх? И что мы знаем о Сфере?

Ларри снова лег.

Рафаэль забрал у него компьютер и еще раз просмотрел данные.

– Дайте-ка подумать. Сфера Дайсона окружена восемью звездами, и вокруг каждой от десяти до двадцати планет. Все они очень похожи на нашу Землю…

– Зачем харонцам эти планеты? – уставясь в потолок, спросил Ларри. – Их держат в плену? Над ними проводят научные эксперименты?

У Рафаэля вдруг мелькнула странная и страшная мысль.

– А может, для них это игрушки? Или существа вроде наших домашних собак и кошек? Если судить по Земле, о планетах, видимо, хорошо заботятся. Никто из нас и не думал, что Земля так замечательно сохранится.

Внезапно Ларри снова сел в постели.

– Вот-вот. Они держат Землю в безопасном месте. В этом все дело. Вы напомнили мне о глупой идее, с которой я недавно носился. Может, харонцы похитили Землю перед тем, как начать здесь, в Солнечной системе, жестокую войну. А Землю укрыли в надежном месте, чтобы с ней ничего не случилось. И война начнется не сегодня-завтра.

Рафаэль, посмотрел на Ларри. В глазах доктора стоял ужас, на лбу выступила испарина.

– Землю они утащили, как красивую игрушку, но главная добыча для них – наша Система… Так? – спросил Рафаэль.

«Ненья» с ревом мчалась сквозь тьму, уносясь к Плутону. Впереди было еще немало горьких потерь и тяжелых испытаний.



Джеральд Макдугал быстро вошел в переполненную кают-компанию «Терра Нова» и огляделся. В комнате Стоял гул голосов, люди, еще вчера незнакомые, оживленно разговаривали друг с другом. «Как во время школьного завтрака в первый день учебы», – подумал Джеральд. Множество новых лиц, ощущение праздника и новой жизни, ожидание каких-то приключений – знакомая атмосфера.

Он пробирался сквозь плотный ряд людей, чтобы выпить утреннего чаю, и слушал обрывки разговоров. Сегодня все говорили лишь об одном: о «Святом Антонии», о вестях из Солнечной системы.

И о Марсии. Имя жены упоминалось во многих сообщениях, и Джеральд ею гордился. Но самое главное – облегчение. Пусть он ее никогда не увидит (нет, он не смирится с этим!), но он знает, что Марсия жива и здорова. Уф, словно камень с души свалился.

Марсия вместе с другими видела врага, она сталкивалась с ним лицом к лицу. А Земля находится в самом сердце вражеской империи, и никто из землян до сих пор не встретил ни одного харонца.

Джеральд прошел с чашкой чая к незанятому столику, сел и задумался.

Люди не разгадали природы харонцев; всюду, куда бы они ни прилетали, пришельцы с высокомерной самоуверенностью щеголяли своей властью. Было очевидно, что людей они не боятся, а возможно, даже не замечают их. Как охотник на львов и думать не думает о том, что у львов есть блохи.

Тогда почему о Земле и ее биосфере так заботятся? Джеральду пришло в голову, что при перемещении в Мультисистему само человечество почти не пострадало, урон понесла главным образом человеческая техника. Все, что необходимо для жизни, здесь сохранено или воссоздано – солнечная постоянная, угол наклона оси, продолжительность года, даже приливы и отливы почти такие же, все совпадает. Гибли только спутники, космические корабли, связь и торговля.

Значит, жизнь для харонцев важна, и они бережно сохраняют ее.

Они презирают лишь разум, презирают и пренебрегают им…

У Джеральда пошел мороз по коже, и он зашептал слова молитвы.

Но мысль о разумной жизни всколыхнула что-то в его памяти. Что-то очень важное. «Марсия». Да, это имеет отношение к Марсии. К их прошлому. К тому времени, когда они учились в аспирантуре на Луне.

Глядя на суету в кают-компании, Джеральд откинулся на спинку стула. Н-да, не слишком подходящее место для серьезных размышлений.

Подсознание пыталось напомнить ему то, чего не подскажет ни один компьютер. Разгадка где-то там, в прошлом. Нужно расслабиться, не мешать своей памяти. Пусть заработает ассоциативный ряд. Так, взбудораженная кают-компания напомнила ему студенческие дни. Аспирантура. Лекция, Марсия сидит рядом с ним, они что-то обсуждают. Что?

Это была обязательная для Марсии лекция по инженерному делу. Лекторша быстро покончила с программным материалом и принялась излагать какую-то сумасшедшую теорию.

Какую?

Какую-то дикую идею о космических кораблях-автоматах. Придумал «фон» кто-то.

Джеральд резко выпрямился. Фон Нейман[12]. Вот оно!

У Джеральда кровь застыла в жилах. Машины фон Неймана. Все стало ясно. Пугающе ясно.

Нужно срочно сообщить в Солнечную систему и на Землю. Сейчас же, немедля ни секунды! До роковой встречи «Святого Антония» с радиоизлучателем.

Джеральд осторожно встал со стула и направился в центр связи. Все сходится. Он знал, что абсолютно прав в своей догадке. Но лучше бы он ошибался.



Сондра Бергхофф что-то пробормотала во сне и повернулась на бок. Марсия Макдугал заглянула в комнату и улыбнулась.

Марсия проводила очень много времени в лагере наблюдателей Посадочной зоны № 1, стараясь раздобыть побольше материалов. Ее так и тянуло прилечь в уголке на кушетку, что стояла напротив койки Сондры, и несколько часов поспать. Но сон подождет. Еще немного подождет. Просто очень много работы. Марсии все казалось, что еще чуть-чуть, еще маленький шажок, и ей откроется главный ответ. Пока никто не сумел собрать разрозненные части головоломки воедино. А без этого нельзя решить ее. Марсия Макдугал тешила себя надеждой, что именно ей удастся сделать это.

Решив перелопатить горы данных, собранных в Солнечной системе и на Земле, Марсия и Сондра заняли для работы кабинет в библиотеке Порт-Викинга. К несчастью для Марсии, любящей порядок во всем, Сондра добралась до этих гор первая.

Пол был завален кассетами. Всюду лежали стопки распечаток. Из колонок вырывались трубные звуки незнакомой Марсии музыки. Что-то классическое. Половина видеоэкранов показывала изображения, переданные «Святым Антонием» с Земли. На остальных застыли данные многочисленных перехватов. Приборами перехвата теперь были снабжены многие пришельцы – начиная с жуков-носильщиков и скорпионов и кончая самим Лунным колесом. Информация с этих приборов шла лавиной, но ничего принципиально нового выудить из нее не удавалось. Марсия догадалась, что после очередной убойной порции данных Сондра просто выбилась из сил и решила немного поспать.

В общем, Марсию не тяготило, что Сондра работает вместе с ней. Но сейчас была рада остаться наедине со своими мыслями. Сондре нужен был шум и свет, так ей легче работалось и, похоже, спалось. Иное дело Марсия.

Она выключила музыку и почти все видеоэкраны. Стало темно, тихо и спокойно, комнату заполнили тени. В такой обстановке Марсии Макдугал всегда хорошо думалось.

Банки данных, сверхмощные компьютеры, средства связи, справочная служба, удобные кресла. Без сомнения, оборудование здесь выше всяких похвал. Только объявите, что вы занимаетесь проблемой астероидов-пришельцев, и испуганное правительство Марса предоставит в ваше распоряжение все, что вы пожелаете.

Все, кроме сна.

Марсия встала из-за стола, потянулась и поплелась к двери. Может, она взбодрится, если плеснет в лицо холодной воды?

Она распахнула дверь кабинета и зажмурилась: яркий свет из коридора ударил в глаза. Марсия прошла по безмолвным залам в уборную и, пытаясь прогнать сон, принялась транжирить воду, которой так дорожат на Марсе. Потом вытерла лицо и отправилась обратно.

Она подошла к огромному, занимающему всю стену окну, расположенному как раз около входа в библиотеку. В городе царили темнота и покой; купол вырисовывался смутно, он собрал все дневное тепло и сейчас, ночью, отдавая его городу. Марсия хотела увидеть звезды.

Звезды. Господи, ее муж теперь там. «Джеральд, Джеральд, где, ты?» Раньше они страдали, разделенные ничтожными сотнями миллионов километров. Сейчас расстояние стало буквально неизмеримым.

Что там говорилось про это расстояние в первом послании с Земли? Марсия возвратилась к своему столу, порылась в бумагах и нашла это послание. Прочитала еще раз печальные слова «…Несколько сотен световых лет, а возможно, и гораздо больше». Быть может. Земля в другом конце Млечного Пути или вообще в другой галактике. «Мы не знаем, кто похитил Землю. Мы также не знаем цели этого похищения…» – читала Марсия.

Она выронила распечатку и вздохнула. Этот Вольф Бернхардт настроен, мягко говоря, не очень оптимистично. Но он хотя бы ясно изложил дело, а это главное.

Земля уцелела. Жители Земли живы, по крайней мере большинство. Это главное. Ничего лучшего и желать было нельзя.

Но выжил ли Джеральд? Марсия закрыла глаза. Вероятно, да, но как об этом узнать? Одно несомненно – она больше никогда его не увидит, не услышит его голоса, не коснется его руки. Может быть, когда-нибудь она получит от него письмо, но даже если «Святой Антоний» не погибнет и связь сохранится, миллиарды людей на Земле и в Солнечной системе будут наперебой добиваться права послать через зонд весточку. Образуется громадная очередь. Прежде чем Марсия сумеет отправить или получить хоть несколько слов, пройдет, возможно, целая вечность.

И тут Марсия успокоилась. С Джеральдом ничего не случилось. Она вдруг почувствовала, что знает это наверняка. Как это ни странно. Земля попала в очень хорошие руки, о ней прекрасно заботятся. Неизвестные похитители поместили планету на тщательно выверенную, идеальную орбиту и с точностью до третьего знака воспроизвели характеристики свойственных ей приливов и отливов и солнечной радиации.

Марсия потерла уставшие глаза. Она не отдыхала с тех пор, как пришли первые новости с Земли. Порожденные ими волнения давно улеглись, надежды пошли прахом и сменились полной неизвестностью. Новые данные, поступающие с Земли, еще больше запутали положение.

С противоположного конца комнаты послышался шорох. Марсия подняла голову и увидела, что Сондра ворочается во сне.



Экран потускнел, вспыхнул, прояснился. Сондра считывала данные с дисплея, считывала с экрана свои мысли об этих данных, считывала то, что думала об этом считывании… Мысли путались, складывались в какую-то мешанину. Кошмар!

Ее мозг откликнулся, зашевелился и раскололся надвое. Одна половина стала харонцем, роботом-скорпионом. Нет, видеоэкран оказался зеркалом в комнате смеха, и из него вышел настоящий огромный скорпион. Он протянул к Сондре жалящий хвост…

Сондра застонала, подняла руки, перевернулась и свалилась с койки. От удара она проснулась и долго лежала без движения, не в силах пошевелиться.

Потом открыла глаза и увидела, как Марсия гримасничает, пытаясь не расхохотаться.

– Доброе утро, или вечер, или что там еще, – проворчала Сондра.

– Кажется, сейчас глубокая ночь, – сказала Марсия.

С трудом выпутавшись из простыни, которая обвилась вокруг ее ног, Сондра осторожно встала; положение было дурацким.

– Как в недобрые старые времена в аспирантуре, – сказала она первое, что пришло ей в голову. – Набьешь мозги до отказа и засыпаешь от усталости где попало, а потом спросонок садишься писать курсовую. Мне пойти работать в другую комнату?

Марсия улыбнулась.

– В этом нет необходимости. Я зашла в тупик. Моим раздумьям невозможно помешать, потому что у меня в голове нет ни одной мысли. А что новенького у тебя?

Теперь улыбнулась Сондра. Как мило, что Марсия об этом спрашивает. Правда, Марсия вообще милая. Сондра никогда не будет такой милой, да и не хочет быть. Она подошла к столу на другом конце комнаты, села за терминал и вызвала на экран свои заметки.

– Странное дело, – начала Сондра. – Пока тебя не было, экзобиологические лаборатории сделали крупное открытие. В каждом изученном ими существе они обнаружили не только ДНК земного типа, но и еще по меньшей мере три совершенно незнакомых генетических кода. Это значит, что предки харонцев или предки тех, кто их создал, побывали на Земле и украли образцы ДНК, сделав то же самое как минимум на трех других планетах, где есть жизнь. – Сондра посмотрела на Марсию. – Ну что, жуть?

– Да, – выдавила из себя Марсия; она была настолько поражена, что больше ничего не могла сказать.

Сондра понимала ее огорчение. Не очень приятно думать, что харонцы использовали земную жизнь как генетический источник для создания своих монстров. Теперь, когда выяснилось, что харонцы в какой-то степени связаны с жизнью на Земле, они стали казаться более… враждебными.

– Подтверждается еще одна догадка, – продолжала Сондра. – Харонцы, живые существа, такого же искусственного происхождения, как и их роботы. Как будто изобретатели живых существ и механических устройств не делали различия между живыми и неживыми, создавая их из одних и тех же элементов. Теперь понятно, почему одних роботов мы обозвали скорпионами, а других – жуками, Просто они созданы на основе определенных земных прототипов.

Сондра отложила свои заметки. – Вот и все важные новости. А что там в поле? – спросила она.

– Мы научились гораздо лучше читать мысли харонцев, – забравшись в кресло с ногами, ответила Марсия. – За день получила массу сведений о мыслительных процессах у харонцев. Приборы перехвата доставляют информацию в избытке. А с Лунного колеса мы получаем просто потрясающие данные.

– К сожалению, читать мысли харонцев довольно скучно, – сухо продолжала Марсия. – Очень конкретные образы, прямая визуализация и почти полная неспособность к абстрактному мышлению. Их мысли без конца повторяются. Многие так называемые мысли, вероятно, являются лишь «воспроизведением» практического опыта других существ.

Сондра нахмурилась.

– Как это?

– Скажем, на пути робота-скорпиона оказывается камень, – стала объяснять Марсия. – Сначала робот вспоминает, когда он раньше сталкивался с камнем и как тогда себя вел. Затем приспосабливает старую мысль-картинку к существующим обстоятельствам и выясняет, как наилучшим образом обойти новый камень. После этого он посылает другим результаты своего опыта, и теперь каждый, кто наткнется на камень, знает, как с ним поступить. Все это они проделывают очень быстро. Полный цикл – встреча с препятствием, припоминание картинки, подстановка образа и последующая реакция – занимает тысячные доли секунды. Харонцы непрерывно делятся с собратьями результатами личного опыта, одновременно принимая сообщения от них. Если найденный способ не дает сбоя, накопленный и все расширяющийся опыт передается из поколения в поколение, – Марсия помолчала, а потом добавила: – Мне удалось доказать еще одно предположение, но оно настолько очевидно, что не знаю, стоит ли о нем упоминать. Чем крупнее эти существа, тем они умнее, независимо от того, животное это или машина. Это и так ясно, правда? Жуки-носильщики крайне примитивны. Они запрограммированы как прислуга. Животные и роботы типа скорпионов посообразительнее. Они могут перерабатывать больше информации и действовать в более разнообразных обстоятельствах, хотя и не всегда успешно. Гости с неба умнее скорпионов, но не настолько, как можно было ожидать. Это примерно уровень коккер-спаниеля. Я полагаю, что Лунное колесо по интеллекту далеко опережает Гостей с неба. Своеобразная цепь мышления. У меня возникла еще одна гипотеза, которую я пока не смогла подтвердить. Все существа и роботы низших уровней, вероятно, получают начальное «образование» у своих собратьев, стоящих в этой цепи ступенькой выше. Есть замечательная запись, на ней Гость с неба «учит» группу только что появившихся скорпионов, закладывая в их память блоки известной ему информации.

– Подожди! – Сондра встала. Где-то здесь был ответ, главный ответ. – Ты наблюдала за поведением харонцев на Марсе, а я здесь смотрела, что делают Колесо и Сфера. Теперь надо сложить наши половинки. – Сондра еще не закончила говорить, как вдруг ее осенило. Вот он, ответ, прямо перед ними! Она заставила себя успокоиться, чтобы не потерять ход мысли. – Перед сном я наблюдала, как Колесо посылает сигналы Гостю с неба. Эти сигналы вполне укладываются в твою теорию: Колесо делилось с Гостем с неба запасами известных ему сведений. Но где заканчивается эта цепь?

Марсия кивнула, ее лицо отражало нарастающее волнение.

– Значит, скорпионы обучают жуков-носильщиков. Гости с неба обучают скорпионов. Колесо обучает Гостей с неба. А кто обучает Колесо?

Сондра победно усмехнулась.

– То-то и оно! Должно быть. Сфера или те, кто управляет Сферой. Существа уровня Колеса обучать больше некому.

– Минуточку, – остановила Марсия. – По сообщениям с Земли, тамошнее Кольцо, расположенное сейчас в Точке Луны, как две капли воды похоже на наше Лунное колесо. Единственное отличие – оно не спрятано от глаз, потому что ему незачем прятаться. Но то Кольцо новое, оно нуждается в обучении. Возможно, Сфера прямо сейчас закладывает в его память необходимую информацию.

Сондра нетерпеливо кивнула:

– Я поняла! Если Земля сумеет подслушать эти сигналы, вся важнейшая информация будет у нас в руках. Ее дадут нам настоящие хозяева, настоящие харонцы, которые создали всех этих чудищ.

– Да! О Боже, да! Мы сможем перехватить указания, которые они будут давать своим машинам.

Марсия вскочила на ноги. Надо сейчас же передать это предложение на Луну, чтобы операторы, следящие за «Святым Антонием», послали ему необходимые инструкции через червоточину. Марсия взглянула на часы, вычисляя, сколько времени зонду осталось жить. Меньше тридцати шести часов. Они успеют, если сразу примутся за дело. Марсия открыла рот, чтобы сказать об этом Сондре.

И тут начались толчки.

22. Время жить и время умирать

Сфера приказала, и Дирижер не мог ослушаться.

А приказ гласил, что время пришло. Дирижер в последний раз проверил своих рассеянных по огромному пространству подчиненных. Лишь менее половины из них были готовы выполнить свою задачу. Успокаивало лишь то, что все-таки немало звеньев уже построено, хотя теперь это было неважно. Сфера призывала Дирижера приступить к работе безотлагательно. Странно, ведь обычно такое дело занимало десятилетия или даже столетия. К чему такая спешка?

Да, она необходима. Выживание, возможно, будет зависеть от часов, минут и секунд, выигранных сейчас.

Дирижер сфокусировал мощные гравитационные лучи и выстрелил ими по всем планетам. Дирижер больше не заботился о том, чтобы они не нанесли вред. Как раз наоборот.

Все сооружения, построенные в этой звездной системе, оказались в сфере действий Дирижера. Вместе с приказами гравитационные лучи несли им энергию. Пожиратели миров впитали ее всю и жаждали новой.

Настала пора Пожирателям миров, оккупировавшим Марс, Венеру, Меркурий, спутники Юпитера и Сатурна, оправдать свое название. Разбухшие от полученной энергии, они начали преобразовывать ее в направленные гравитационные поля, и все вокруг них закипело. Планетная кора лопалась, вздувалась, огромные ее куски взмывали вверх в облаках пыли. Сами Пожиратели, укоренившиеся глубоко под поверхностью, держались прочно и оставались на своих местах.

Но не все. Пожиратели миров тоже не были застрахованы от неудач – на Марсе один из них не справился со своей задачей, на Меркурии тоже. Это было ужасное зрелище. Собственные гравитационные поля сорвали их с якорей и зашвырнули высоко в небо. Покувыркавшись там несколько минут, они с неимоверным грохотом рухнули на поверхность и разбились вдребезги.

Остальные жестоко и размеренно продолжали разрушать планеты. Предметы, напомнившие людям детские воздушные шарики, на самом деле оказались источниками страшных гравитационных полей. Они делали первоначальную работу, разламывая поверхность планет, притягивая к себе ее куски. Потом вступали в дело собственно Пожиратели миров. Направленными гравилучами они ускоряли обломки до невероятных скоростей и забрасывали в космическое пространство.

Уже через несколько минут после того, как Пожиратели миров начали действовать. Марс и Ганимед, Венеру и Меркурий окутали плотные облака пыли и измельченной коры.

Над поверхностью Юпитера и Сатурна поднялись ревущие смерчи, помчались ураганы, охватывая все большую и большую площадь. Атмосферные смерчи выплеснулись в космос, унося туда мегатонны атмосферного газа. Атмосфера планет таяла.

На Сатурне эти смерчи пробили насквозь его кольца. Гигантские гейзеры взметнулись над Поверхностью. Казалось, вот-вот планета начнет медленно разваливаться на части.

По всей Солнечной системе разворачивалось невероятное действо. Пространство заполнялось веществом, выброшенным с несчастных планет. И вот тут-то настал черед Пожирателей миров, притаившихся на орбитах. Они хватали все это и загоняли в давно подготовленную ими гравитационную сеть.

Светопреставлению не было конца. Газовые факелы, фонтаны пыли и спиралевидные вихри становились все мощнее. От Меркурия до Сатурна Пожиратели миров вонзались в плоть планет и разрывали их на части.

Солнечная система стояла на краю гибели.



На видеоэкране страшные кадры сменяли друг друга. Над Марсом, Меркурием, Венерой, Ганимедом, Титаном вздымались в небо огромные столбы камней, пыли, льда и газа. С Юпитера и Сатурна поднимались чудовищные вихри. Гости с неба пошли в наступление. Развязка приближалась. Облака ионизованной пыли глушили лазерные и радиосигналы, линии связи с планетами обрывались одна за другой.

Ларри сидел в узле связи «Неньи» и потерянно качал головой. Что происходит? И как противостоять пришельцам, если люди даже не понимают, что происходит с Солнечной системой. Страх и усталость валили с ног, Ларри нечем было дышать. Невероятным усилием воли он заставил себя закрыть глаза и расслабиться. И вдруг почувствовал, что напряжение уходит. Становилось лучше. Лучше.

– Мы опять потеряли связь с Марсом, – угрюмо говорил Рафаэль. – Ионизованная пыль. Станции связи на Луне рассылают сообщения всем планетам и прослушивают все частоты, но пока безрезультатно. У «Святого Антония» тоже возникли проблемы. Земля предупредила, что к нему направляется какая-то харонская тварь.

– Скоро мы потеряем зонд, – обреченно сказал Веспасиан.

Доктор Рафаэль вспомнил, как гордился Веспасиан тем, что нарек зонд, как волновался он за своего крестника.

– Наш «Святой Антоний» помог нам куда больше, чем мы рассчитывали. Он вернул нам надежду, – Рафаэль разговаривал с Веспасианом, как с маленьким ребенком. – Благодаря ему мы снова обрели Землю. Если даже мы потеряем все остальное, это послужит для нас утешением.



Марсианское небо пылало.

Марсия Макдугал смотрела в ночь, но звезд сегодня не было видно. Грандиозное зрелище предстало ее взору. На юго-востоке поднялся пылающий столб. Этот факел разбрасывал в разные стороны раскаленные глыбы, они с грохотом сыпались на поверхность, поднимая фонтаны пыли. Случайные обломки падали и на город.

От взмывающих вверх потоков породы отделялись беспорядочные вихри, они чертили сумасшедший рисунок на фоне горевшего неба. Завертелась вдруг еще одна пыльная буря, она подняла массы красного песка в нижние слои атмосферы и понесла к югу. Планету словно залило кровью.

«Неужели вы и правда думаете, что они не желают нам зла?» – прошептала Марсия, вспомнив вопрос Ларри; его голос звучал в ее мозгу. Она прокручивала многочасовые записи и наткнулась на этот вопрос, обращенный к Рафаэлю. Самое страшное было в том, что харонцы ничего не имели против человечества. Они просто не принимали в расчет такую мелочь, такой пустяк. Марсия почувствовала себя микробом, глядящим на мир с предметного стекла микроскопа.

Марсия оглянулась – Сондра за пультом связи отчаянно шарила по радиодиапазону, пытаясь услышать хоть какое-нибудь сообщение.

Но слышать было нечего. Всякая связь с внешней Вселенной прервалась. Впервые на памяти Марсии полностью отказали все линии. Все пропало.

«Что же это творится?» – спрашивала она себя.

На юге в небе расцвели новые взрывы. Но Марсия глядела в окно, не замечая ужасного зрелища. Она старалась рассмотреть за ним будущее. Если бури будут продолжаться, даже Порт-Викинг не выдержит. Сегодня купол получил столько повреждений, сколько раньше не получал за год. Скоро воздух потечет наружу сквозь образовавшиеся щели. Оборудование выйдет из строя, купол будет завален песком и пылью, подача энергии прекратится. Харонцы добьются своего. Человечество будет сметено с лица Марса.

А потом то же самое произойдет на всех других планетах Солнечной системы. У человечества нет будущего. А потом… к горлу подступил комок, и Марсия расплакалась, уставясь затуманенными от слез глазами в горящее небо.

А потом… потом настанет мертвая тишина.



Сондра очнулась. Она задремала, сгорбившись в кресле около пульта связи. Откуда-то слышался гудок. Сондра заморгала спросонок и огляделась. Марсия лежала, словно мертвая, на одной из кушеток. Но что это там гудит? Вдруг Сондра поняла, что сигналит устройство связи. Коммутатор выдавал сообщение. «Примите текстовое сообщение лунной радиостанции».

Сонливость как рукой сняло. Кто-то прорвался к ним с Луны! Помех не было, во всяком случае, пока не было. Вспомогательная строка показывала, что сообщение повторяется уже более часа.

Стоп. Если можно получить сигнал, значит можно и послать. Вчера вечером они с Марсией составили длинное текстовое сообщение с просьбой перехватить послания, которые идут от Кольца, расположенного на орбите Земли в Точке Луны, и подготовили это сообщение к передаче. Сондра торопливо отправила его на Луну, установив приборы на постоянный повтор. Если повезет, они успеют вовремя обнародовать свою идею и подслушать Кольцо из Мультисистемы.

Так, а что же передают нам? Сондра нажала на несколько клавиш, оно проскочило по экрану, но так быстро, что она разобрала всего одно или два слова. Однако этого было достаточно.

– О Боже! – прошептала Сондра. Она вскочила и бросилась к кушетке. – Марсия! Марсия! Господи, Марсия! Проснись. – Сондра встряхнула Марсию за плечи. – Твой муж, Марсия!

Марсия открыла глаза, а в следующее мгновение уже была на ногах.

– Мой муж? Джеральд? Что с ним?

– Мы подучили от него сообщение, – сказала Сондра. – Что-то вроде технического доклада, он передал его через «Святого Антония». Текст как раз поступает.

Но Марсия уже сидела за пультом связи и барабанила по клавиатуре. Из принтера показалась первая страница, Марсия быстро вырвала ее.

– О Боже, он жив! – крикнула она. – У него все хорошо.

Сондра отступила назад, не желая мешать подруге в такую минуту. Марсия лихорадочно пробегала глазами страницу за страницей. «Интересно, что чувствуешь, когда так сильно кого-нибудь любишь?» – подумала Сондра.

– Это техническая докладная записка, – сказала Марсия. – Сугубо деловая. Но по ней видно, что он читал наши сообщения о Гостях с неба. – Она подняла голову и посмотрела на Сондру, глаза Марсии сияли. – И он отправил ее специально для меня. Это значит: «Я знаю, что ты жива».

Марсия нетерпеливо листала страницы. Вдруг выражение ее лица изменилось. Восторг сменился недоумением, потом – удивлением. Руки, сжимающие листки послания, безвольно упали вниз. Марсия подняла глаза и сказала очень задумчиво:

– Он все разгадал. Или большую часть. По крайней мере у него есть гипотеза.

– Разгадал? – переспросила Сондра. – Гипотеза насчет чего?

– Насчет того, кто такие харонцы, – ответила Марсия. – Это машины фон Неймана. Как мы сами раньше не догадались? Это же так просто.

– Чьи машины?

– Вот он ответ, объяснение. Ключ ко всему, – Марсия встала, взгляд ее невидяще уперся в стену, она взвешивала все «за» и «против». – Да, – наконец сказала она, – это, несомненно, машины фон Неймана.

– Перестань, пожалуйста, повторять, как попугай, одно и то же и объясни, что это за машины, – потребовала Сондра.

– Объясню, это нетрудно, – ответила Марсия. – Машиной фон Неймана называется любое устройство, которое способно создать свою точную копию, используя вещество окружающей среды. Например, тостер, который может не только поджаривать хлеб, но и из подручных кухонных принадлежностей сооружать своих близнецов, будет тостером фон Неймана. Очень старая идея, названа так по фамилии ученого, который ее придумал. Сам фон Нейман мечтал не о тостерах, а о межзвездных кораблях, – продолжала Марсия. – О роботах-исследователях, которые могли бы перелетать из одной звездной системы в другую, изучать их и там воспроизводить себя в нескольких десятках экземпляров, используя в качестве материала астероиды. Потом уже то же самое делал бы уже не один робот фон Неймана, а эти несколько десятков. Они бы постоянно размножались, а область исследований расширялась со всевозрастающей скоростью. Результаты работы каждая машина сообщала бы родной планете. Представляешь, какая грандиозная перспектива!

– Подожди! Харонцы ничего такого не делают, – возразила Сондра. – Они не путешествуют, не исследуют и не воспроизводят себя…

– Нет, они все это делают, – не согласилась Марсия. – Вспомни, экзобиологи нашли у них в генах три внеземных генетических кода. Это значит, что хотя, возможно, наши харонцы и не путешествуют, но их предки посетили как минимум три звездные системы, где была жизнь, не считая Земли. Чтобы отыскать эти звездные системы, нужно облететь громадное пространство, попутно изучая каждую встреченную на пути систему. И посмотри, сколько их здесь, несомненно, они воспроизводят себя!

Сондра пристроилась у пульта связи и задумалась.

– Ну, хорошо, хорошо. Я поняла. Но это еще не все. Кое-что все равно неясно. Почему Колесо спрятано внутри Луны? Зачем Гости с неба разъезжали столько времени в астероидах? И для чего похищать Землю и нападать на другие планеты? Постой-ка! Идея бессмертного космического корабля. Она мне что-то напоминает. Другую старую идею.

Она с минуту подумала. И наконец вспомнила.

– Семяносный корабль, вот что! Межзвездный корабль, больше рассчитанный на колонизацию планет, чем на их исследование. Логика подсказывала, что большую часть космического корабля займет система жизнеобеспечения, поэтому ее решили исключить. Вместо нее в корабль следовало поместить замороженные генетически совершенные зародыши или оплодотворенные яйца, а то и просто запас спермы и яйцеклеток. Не только разумных существ, но и животных, насекомых, любых форм жизни, которые есть под рукой. Да хоть, если разыграется воображение, тиранозавра[13]. Всех их предполагалось собрать и запустить в полет. Отыскав приемлемую для жизни планету, семяносный корабль садится на нее и оживляет свои зародыши. По мере их роста корабль, или специальные роботы, или еще кто-то обучает их. Так воспитывалось бы первое поколение поселенцев. Хорошие разработчики могли бы запрограммировать корабль на осуществление генной корректировки, чтобы первое поколение выжило на любой планете. Направленная эволюция.

– Но это не имеет никакого отношения к нашему случаю, – возразила Марсия.

– Прямого отношения, – уточнила Сондра. – Но давай приложим эту идею к идее фон Неймана. Допустим, мы решили построить семяносный корабль фон Неймана. Семяносный корабль, который знаком с генной инженерией; он может воспроизводить не только генетический код существ с родной планеты, но настолько умен, что анализирует другие найденные в пути коды и использует все, что может пригодиться. Например, земную ДНК. Представим себе машину, которая создает свои копии, машину, запрограммированную воспроизводить себя и разносить по звездам новые семена, распространяя жизнь повсюду. Машину, которая способна изменять и совершенствовать и себя и найденные ею формы жизни. Используя не астероиды, а живые планеты, подобные Земле. Извлекать из них в качестве сырья не только неорганику, но и саму жизнь.

Марсия кивнула.

– Согласна. Но наши харонцы не такие. У семяносных кораблей, которые ты описала, нет причин прятаться в астероидах.

– А может, есть, просто мы их пока не видим, – сказала Сондра. – Может, они на время впали в спячку, и гравитационный луч их разбудил. – Но тут она нахмурилась и покачала головой: – Подожди. Мы забыли про червоточины и их гравитационные способности.

– Давай вернемся немного назад, – сказала Марсия. – И обсудим предыдущие этапы развития харонцев, а не нынешний. Это было миллионы, десятки или сотни миллионов лет назад. – Она чуточку подумала: – Предположим, что в то время харонцы представляли собой семяносный корабль фон Неймана. Но вдруг что-то нарушилось, по крайней мере, с точки зрения проектировщиков. Скажем, эволюция корабля пошла в неожиданном направлении.

Марсия положила листки сообщения, которые до сих пор держала в руках, на стол и вернулась к своей кушетке.

– Перед первым кораблем ставилась основная цель – распространять жизнь, а воспроизведение и все остальное было подчинено главной задаче. Но потом про это забыли, или что-то изменилось. В конце концов ведь машины все делают. Допустим, машины решили, что важнее создавать собственные копии, и главная задача стала для них прикладной, подчиненной. Предположим далее, что корабли самочинно изменили программу воспроизведения и в новые поколения своих сородичей стали вкладывать, как основные, строительные навыки. Главная цель была переформулирована, и началось бессмысленное размножение. Создание новых кораблей стало инстинктом, превратилось в бессознательную потребность. Возможно, корабли кромсали и соединяли разные ДНК или то, что они применяли вместо ДНК. Брали гены тиранозавров, собак и коров и сливали их с генами разумных существ. Садясь на новую, полную жизни планету, корабли находили там подходящий наследственный материал и смешивали его в адской мешанине.

– Стоп, – Сондра не могла согласиться. – Ни одно человеческое существо не позволит, чтобы машина изменяла человеческую ДНК.

– Люди, конечно, не позволят. Нам претит сама мысль об этом. Но здесь мы говорим не о людях. Разве так уж невозможно, что инопланетянам чужды моральные запреты? Мне тоже противно об этом думать, но представь себе, как быстро все может измениться, какая трагическая эволюция может постигнуть вид, который допускает подобные опыты на себе.

Они продолжали развиваться, – продолжала Марсия. – Машины переделывали себя, формы жизни эволюционировали, машины изменяли собственные программы, направляя собственную эволюцию. Семяносные корабли создали машины, которые специально вывели и вырастили животных, до такой степени нуждавшихся в механических компонентах, что без них не смогли бы выжить. И наконец, грань между живым существом и машиной совершенно стерлась, харонцы попросту перестали ее различать. Все виды – и живые харонцы, и машины, и рабочие животные – слились в один чрезвычайно сложный симбиоз. Назовем его мультивидом.

– Ладно, – одобрила Сондра. – Но главными все же оставались корабли. Семяносные корабли стали господствующей формой харонцев. Они больше не нуждались в постороннем разуме, направляющем их деятельность. На каком-то этапе те, кто заварил всю эту кашу, полностью вымерли. Но они должны были быть! В конечном счете ведь первые корабли строили живые, думающие и чувствующие существа.

– Бесспорно, – сказала Марсия. – Возможно, мы не во всем правы, но если мы согласимся с гипотезой, что сегодняшние харонцы первоначально возникли как семяносные корабли фон Неймана, построенные существами вроде нас, то, чтобы стать такими, как сейчас, они, конечно, должны были измениться, подвергнуться мутации. И они продолжают развиваться. Непонятно только, какое место в нашей схеме занимают Лунное колесо и Мультисистема. При чем тут они?

Сондра почесала в затылке.

– Давай попробуем подобраться с другого конца. Подумаем об их биологии и технологии, о том, сколько времени занимает цикл выращивания, как они жили и умирали. Итак, корабль с компьютером, хранилищем программ для машин и трюмом, загруженным спящими животными или замороженными зародышами, стартует и путешествует от одной звезды к другой. Могут пройти десятки, сотни тысяч лет, пока он найдет систему с планетой, где есть жизнь. Возможно, первоначальная программа не разрешает кораблю тратить это время впустую, заставляя его заниматься генными и программными исследованиями. Наконец подходящая планета найдена, корабль садится на нее и при необходимости генетически переделывает привезенные растения и животных, пока только в целях выживания на новом месте. Полученные таким образом мутанты (одним из предков которых были разработчики корабля) выходят на планету, выращиваются как можно быстрее, добывают из планеты сырье и строят новые корабли, возможно, тысячи или миллионы кораблей. Кораблестроение, как и все остальное, становится рефлексом, сложным инстинктом. Только что созданные корабли берут на борт замороженных пассажиров или что-то в этом роде и выходят в космос на поиски новых миров. Может быть, лишь одному кораблю из тысячи или из миллиона удастся достичь новой звезды, уцелеть и воспроизвести себя, но этого достаточно, чтобы весь цикл повторялся снова и снова.

– Очень неэффективно, – возразила Марсия. – Населенные планеты удалены на расстояния десятков, а то и сотен световых лет друг от друга. И харонцы губят их. Посмотри в окно, что они сейчас делают с Марсом. Если их предки были даже вполовину меньше, высасывание жизненных сил планеты, необходимое для воспроизводства семяносных кораблей, все равно наносило громадный ущерб экосистеме.

– Ты права. Они пожирают все, что видят, – согласилась Сондра. – Изо всех сил стараясь размножиться, харонцы сокрушают все вокруг. Это в сто раз хуже всех наших экологических катастроф. Но катастрофы заставили нас бережнее относиться к своему дому. А харонцев не заботит экология. Они просто улетят. Их не интересует, какое опустошение они оставят после себя. – Сондра вдруг широко открыла глаза. – Боже! – пробормотала она. – Мы говорим о том, что произошло миллионы лет назад, а судя по обнаруженной у жука-носильщика ДНК, когда-то в далеком прошлом харонцы побывали на Земле. Нет ли связи между этим фактом и исчезновением динозавров?

Марсия заморгала от удивления.

– Вообще-то их исчезновение объясняют падением астероида в районе нынешней Исландии. Там найдены следы падения. Правда, это объяснение никого не удовлетворяет вполне. Мы знаем, что Гости с неба иногда терпят катастрофы при посадке. Вот хорошая гипотеза. Два семяносных корабля путешествовали вместе. Один потерпел крушение, а другой уцелел и размножился. Часть динозавров погибла при столкновении, а другие вымерли из-за разрушительной деятельности второго корабля.

Марсия помассировала глаза и попыталась сосредоточиться.

– Но вернемся к тому, о чем мы говорили, – сказала она. – Выращивание животных носило в основном паразитический характер и высасывало из планеты жизнь. Оно не только истощало флору и фауну планеты, но и разрушало экосистему. Харонцев это не волновало. И это странно. Планеты, на которых есть жизнь, встречаются очень редко. Будущие семяносные корабли должны иметь возможность повторно использовать для размножения оставленную планету. А массовое вымирание уничтожило бы генетический материал, необходимый харонцам.

Марсия помедлила, глядя в пространство.

– И мы опять забываем о гравитации. Мы упускаем из виду, что на какой-то стадии харонцы научились управлять гравитацией. Возможно, еще строители первых кораблей обладали этим умением и передали его своим питомцам. Или какой-то корабль подчинил себе вид живых существ, знавших, как это делается. Так или иначе, харонцы научились пользоваться червоточинами и черными дырами.

– Да, именно это сделало их такими, как сейчас, – сказала Сондра после долгого размышления. – С помощью гравитации они творят чудеса. Даже крадут планеты. Наверное, им не хватало планет, где есть жизнь, все остальное было у них в избытке. В их распоряжении было неограниченное количество камня, металла и летучих веществ, которых полно в открытом космосе. Их сдерживал только недостаток живых планет.

Она еще помолчала. И вдруг стукнула ладонью по пульту связи.

– Тогда они решили как-то справиться с этой трудностью. Вот оно! Точно. Это последняя деталь головоломки. Управление гравитацией дало им власть, безграничную власть. Они построили Сферу и Мультисистему и собрали в ней звезды и планеты. И, мне кажется, теперь мы знаем почему.

Сондра посмотрела на Марсию.

Марсия побледнела.

– Это заповедник живой природы, – произнесла она. – Харонцы построили Сферу Дайсона и Мультисистему как заповедник живой природы для планет, как место, в котором планеты будут выздоравливать после опустошения; как склад, где семяносные корабли всегда смогут найти планету для размножения своих семян.

Но не забывай, что харонцы продолжали сознательно изменять себя, направляя собственную эволюцию. Как далеко зашли эти изменения? Как далеко они могли зайти? Допустим, что Сфера сама стала наиглавнейшим харонцем, отобрала функцию управления у семяносных кораблей, как раньше корабли взяли власть у своих хиреющих творцов. Если Сфера заняла господствующее положение, она установила новый жизненный цикл, применяя старинные рецепты на новый лад. Сферу построили для удобства семяносных кораблей, чтобы сохранять живые планеты в Мультисистеме. Но если она начала работать на себя, ради собственных целей ей пришлось все изменить, взять на себя управление жизненным циклом и вытравить из семяносных кораблей любые проявления независимости.

– Это Сфера, – прошептала Сондра. – Сфера сама всем управляет. Мы хотели узнать, кто все это делает, а все это делает она одна.

– Подожди, – сказала Марсия. Она схватила карандаш, положила перед собой лист бумаги и приготовилась записывать выводы, к которым они пришли. – Значит, Сфера Дайсона использует группу живых планет для выращивания новых форм существ, которые помещает на борт семяносных кораблей. Хотя теперь существа стали такими большими, что в корабль влезает только одно. Корабли, как всегда, отправляются в полет. Они находят планету, пригодную для размножения. Что дальше?

– Вот тут теперь все не так, как было, – потянувшись к клавиатуре, чтобы набрать собственные заметки на компьютере, сказала Сондра. Может быть, старомодная Марсия привыкла думать с карандашом в руках, а Сондре нужен ряд клавиш. – Они высосали планету и улетают, но вместо того, чтобы рассеяться среди звезд, корабли-мутанты, которых мы называем Гостями с неба и гравитационными точками, впадают в спячку в глубоком космосе и ждут. Один из них превращается в нечто вроде Лунного колеса. Когда Колесо полностью разовьется, оно шлет сообщение, что все готово, и ожидает ответного сигнала от родной Сферы. Ожидание может длиться хоть миллион лет. А сигналом к действию является любой гравитационный луч искусственного происхождения. И Ларри случайно послал такой сигнал.

– Но что означает этот сигнал? – спросила Марсия.

– Сфера говорит: «Я готова принять новую планету», – взволнованно сказала Сондра. – Может, она поймала новую звезду, и у нее появилось место для планеты.

Марсия кивнула.

– Правильно, это объясняет, почему они похитили Землю и почему так о ней пекутся. Но зачем они разрушают другие планеты в нашей системе?

Сондра немного подумала. «Попробуй представить себя на месте Сферы Дайсона. Что важно для Сферы?» И тут ее осенило. Сердце гулко забилось, ладони вспотели.

– Марсия, это же просто! Первые харонцы строили семяносные корабли, чтобы расселить своих потомков на новых планетах, создать новые виды. Затем семяносные корабли взяли власть и решили, что самое главное – построить как можно больше кораблей и разбросать их среди звезд. Потом семяносные корабли построили Сферу Дайсона, а когда власть перешла к ней, она решила…

Наступила мертвая тишина. Собеседницам стало жутко.

– Сфера Дайсона решила, что важнее всего строить Сферы Дайсона, – наконец произнесла Сондра. – Поэтому миллионы лет назад она в очередной раз переработала программы кораблей и переворошила генетический фонд, превратив всех в своих подручных. И из чего, ты думаешь, строят Сферы Дайсона?

Ошеломленная Марсия покачала головой.

– Боже правый! А мы бросаемся спасать Землю. Спасать-то надо Солнечную систему!

– Из планет! – не слыша Марсии, закончила Сондра. – Их строят из обломков планет.

Марсия заговорила очень спокойно.

– Вот что делают Гости с неба. Теперь, когда Землю убрали от греха подальше, они раздирают на куски Солнечную систему для сооружения новой Сферы Дайсона. Они обратят планеты, спутники и астероиды в ничто, разорвут их на куски и используют как сырье для постройки оболочки вокруг Солнца. Здесь будет новая Мультисистема.

Сондра вскочила с места, снова села.

– Мы должны предупредить! – крикнула она. – Прежде чем вновь исчезнет связь, мы должны предупредить всех!

И она бешено застучала по клавишам.

Марсия отошла к окну. Небо по-прежнему пылало. Гости рвали на части Марс, взметая ввысь песок и камни. Теперь-то она понимает смысл их работы. Но что толку от этого понимания? Если бы можно было ее остановить» если бы можно было что-то сделать! От Марса останутся одни обломки.

Господи, как не хочется умирать. «О Джеральд, – глядя в небо, прошептала она. – Джеральд, я люблю тебя» Он жив, он дотянулся до нее своей весточкой. Это хоть как-то успокаивает перед неизбежной гибелью.

И тут Марсию охватила ненависть. Ненависть к собственному смирению, к проклятым пришельцам.

Нет!

Джеральд не погиб. И она не собирается гибнуть. Она, Марсия Макдугал, еще поборется.

23. Испытание действительностью

Трое сидели в кают-компании «Неньи» и читали распечатки сообщений и «Терра Нова» и Марса.

Ларри покачал головой.

– Я чувствовал, что крушение Гостей с неба на Марсе должно мне что-то подсказать. Смотрите, вот здесь о том, что, возможно, часть динозавров вымерла вследствие столкновения лжеастероида с Землей. Это та самая мысль.

Ларри продолжил чтение.

Наконец сообщение было изучено. Рафаэль отложил свой экземпляр и повернулся к остальным. В отсеке стояло гробовое молчание. Рафаэль посмотрел на Ларри и на Веспасиана и заговорил:

– Если предположения Сондры и Марсии верны, а я думаю, это так, то Солнечная система обречена. Гости с неба разорвут планеты на куски.

– Неужели нет средства их остановить? – проговорил Ларри.

– «Щелкунчик», – произнес Веспасиан.

– Что? – удивился Ларри.

– Огромная бомба, которую собирались соорудить в Сообществе Пояса астероидов, – пояснил Веспасиан. – У нас еще осталась связь с Церерой. Мы можем послать сообщение Автократу. Раньше они хотели взорвать Меркурий, чтобы обеспечить себя еще одним, большим по величине и более богатым ресурсами, поясом астероидов. Если мы раздобудем эту бомбу, то сможем сокрушить Луну, и тогда Лунное колесо погибнет. Без Лунного колеса харонцам придется туго, и Солнечная система будет спасена. Правда, заплатить за спасение придется очень дорого.

Рафаэль безотчетно кивнул и тут же спохватился. Господи, до чего же плохи их дела, если они серьезно рассматривают этот страшный, совершенно невероятный еще несколько недель назад, вариант. Коренной житель Луны предлагает уничтожить ее со всеми людьми и считает это наилучшим выходом.

– Это слишком высокая цена, Тайрон. Но, возможно, вы правы.

– Нет, – сказал Ларри. – Этого делать нельзя. Нельзя убивать столько людей, этому не может быть оправдания. К тому же у нас нет гарантии, что план сработает. Если бы я программировал харонцев, я бы сделал так, чтобы гравитационные точки и Гости с неба продолжали действовать даже в случае потери связи с Колесом. Совершенно ясно, что Колесо черпает гравитационную энергию из черной дыры, находящейся в Точке Земли, и питает ею гравитационные точки, но это вовсе не означает отсутствие резервной системы. Могу поспорить, что Сфера Дайсона способна посылать приказы и энергию непосредственно через червоточину и таким образом управлять всем. Кроме того, если даже план сработает, мы потеряем последнюю связь с Землей, и рано или поздно ее используют вместо сырья для размножения харонцев. Тогда погибнет гораздо больше людей, чем мы спасем, разрушив Луну. Да и существует ли «Щелкунчик» в реальности, это на воде вилами писано.

– А можем мы вывести из строя Колесо, разрушить его, не повредив Луну? – спросил Веспасиан. – Что если бросить в Кроличью нору небольшую ядерную бомбу?

Ларри покачал головой.

– Нет. Все равно остается резервная система.

– Тогда надо найти способ перехватить управление Колесом, – сказал Веспасиан. – Снова спуститься вниз, как-то переключить его, чтобы оно делало то, что хотим мы. А потом послать гравитационным точкам приказ прекратить наступление.

Ларри задумался.

– Мы не знаем кодов. А если бы знали, я не вижу способа их применить. Нам пришлось бы прибегнуть к тому же методу передачи сигналов, которым пользуется Сфера, но использовать более мощные сигналы. Вся трудность в том, что харонская связь осуществляется гравитационными сигналами, а в познаниях гравитации харонцы ушли намного дальше нас. У нас в руках лишь Кольцо Харона, а это детская игрушка по сравнению с техникой Сферы. Разве что у нас будет собственная…

Ларри на миг остановился. Он не просто перестал говорить, он замер, словно внезапная мысль ошеломила его настолько, что он не мог сдвинуться с места.

– Господи! Мы узнали достаточно, чтобы это сделать. Я мог бы… – Голос у него сорвался, и он тихо пробормотал: – Да, можно. – Ларри с горящими глазами повернулся к Рафаэлю и Веспасиану. – Пожалуй, мы сумели бы перехватить управление Колесом. – Но вдруг его лицо помрачнело. – Если бы знали код.

Веспасиан нахмурился, а потом вдруг схватил одно из старых сообщений с Марса.

– Они все разгадали, там, на Марсе, – сказал он. – Лунное колесо в точности соответствует Колесу, которое сейчас находится возле Земли в Точке Луны. Подключившись к тому, новому колесу, можно перехватить и расшифровать коды команд.

Ларри нетерпеливо потянулся к распечатке и перелистал страницы.

– Да, вы правы. Сондра и Марсия назвали это цепью мышления. Сейчас Сфера должна обучать новое Колесо. – Ларри отложил листки в сторону. – Может получиться. Если Земля сумеет установить прибор перехвата, мы подслушаем, как Сфера Дайсона дает наставления Кольцу. Луна уже просила установить приборы?

Веспасиан кивнул.

– Да. Луна обратилась с просьбой к Земле примерно через час после того, как Марсия и Сондра сообщили о своей гипотезе. С тех пор прошло пять часов. Луна прислала нам копию просьбы.

– А что если Сфера уже закончила обучение? – спросил Рафаэль.

– Тогда будет повтор, – ответил Ларри. – Я уверен на сто процентов. Вспомните изображения расколотого шара. Харонцы используют повтор, чтобы подчеркнуть мысль. Чем важнее мысль, тем чаще она повторяется. Если Земля правильно установит приборы, у нас появится реальная возможность узнать код.

Рафаэль посмотрел на часы, прикидывая, сколько осталось жить «Святому Антонию».

– Земля не успеет, – сказал он. – Даже если Земля сразу прочла сообщение, в ее распоряжении лишь восемнадцать часов, а сейчас осталось тринадцать. Земля не успеет подготовить срочный запуск, не говоря уже о том, чтобы смонтировать зонд.

– Черт возьми, – процедил сквозь зубы Ларри. – Если мы не получим нужные сведения, все пропало.

– Погодите, – проговорил Веспасиан. – В посланиях с Земли говорилось о том, что какой-то космический дом движется по траектории, проходящей рядом с Точкой Луны. Во всяком случае, достаточно близко, чтобы осуществить перехват, но им надо смонтировать приемник. Именно этот космический дом попросили подслушать сигналы. У меня тут где-то был экземпляр сообщения.

Он застучал по клавишам в поисках нужной страницы. Трое мужчин впились в экран и прочитали послание.

Широкое лицо Веспасиана исказилось гримасой отчаяния.

– О черт! Сукины дети! Ну надо же было им там оказаться! Именно им! Просто закон подлости!

Ларри Чао и Саймон Рафаэль потерянно молчали.

Попытаться перехватить сигналы и получить сведения, от которых зависело спасение Солнечной системы, мог только Район Обнаженного Пурпура.

Рафаэль вдруг почувствовал себя старым, невероятно старым и сломленным. Ему захотелось лечь и умереть. Зачем все это, если судьба Вселенной зависит от сумасшедших?

– Молитесь, Тайрон, – глухо сказал он.



Путешествие, проделанное просьбой о перехвате наставлений Сферы, было достойно уважения. С Марса на Луну, затем через червоточину на борт «Святого Антония», оттуда в Лабораторию реактивного движения и, наконец, на пульт связи Великого Клешневидного Оглушителя. Но это было не все. Оставалась еще одна ступенька – самая трудная. Просьбе предстояло пройти через собрание Высших пурпуристов.

Огайо не любил собрания Высших пурпуристов. Начать с того, что обычай предписывал проводить эти заседания в слишком тесных помещениях. По той же традиции во время собраний отключали вентиляционную систему. Обыкновенно, благодаря этому, собрания проходили быстро, но сегодняшнее стало исключением.

А времени было в обрез. На случай если собрание скажет «да». Великий Клешневидный Оглушитель уже монтировал прибор перехвата по чертежам, присланным с Марса вместе с просьбой. Огайо находил сложившееся положение весьма неловким. Он не был готов решать судьбу Земли и Солнечной системы.

Но сейчас возникла новая трудность. Собрание шло не так, как надо. Иначе говоря, слово взяла Шикарная Ленивая Конфетка.

Конфетка, несомненно, заслужила свой чрезвычайно похвальный эпитет «ленивая». За всю жизнь она не ударила пальцем о палец. Но слово «конфетка» подразумевало сексуальную привлекательность. Может, Конфетка и считала себя привлекательной. Но больше так не считал никто. Однако это было еще не все. Пример Конфетки показывал, во-первых, что даже самое лестное пурпуристское имя может быть придумано в насмешку и, во-вторых, что члены секты, столь искушенные в словесных играх, могли совершенно этой насмешки не замечать. К тому же у Конфетки было самолюбие, и не маленькое, и ни у кого не хватало духу посоветовать ей на время сменить имя.

Она была одной из немногих пурпуристок, понявших призыв раздеться догола и выкраситься в пурпурный цвет буквально, хотя, бесспорно, принадлежала к большинству членов секты, которым лучше бы вообще никогда не раздеваться и уж, конечно, не краситься в красный цвет. Впрочем, Огайо признавал, что ее внешность вызывает потрясенное молчание, а ведь это и провозглашалось целью в первом манифесте Обнаженного Пурпура. И Конфетку это устраивало, поскольку она была одной из самых рьяных и догматичных последовательниц учения. Но молчание молчанию рознь.

Сегодня вечером она была на редкость в отличной форме и кричала так, что временами переходила на визг. Она стояла во всем своем великолепии в чем мать родила, с кожей цвета спелой сливы, и метала громы и молнии.

– Пусть подыхают! – гремела она. – И земляне, и эти чертовы салаги в Солнечной области, все! Своей агитацией-гравитацией они загнали нас в эту дыру. С какой стати мы должны им теперь помогать? Сейчас, когда у нас появилась такая прекрасная возможность осуществить идеалы пурпуризма. Мы должны делать лишь то, что положено пурпуристам. То есть ничего. Ни вот столечко.

– Но харонцы совсем не похожи на пурпуристов, – заметил Прохладный Ветерок. Перебранка между Ветерком и Конфеткой могла длиться часами. – Они чего только не делают. Мы стремимся вернуться к природе, а она уж сама исполнит свое предназначение: энтропия приведет Вселенную к хаосу. Я просмотрел кучу данных, и. Конфетка, в этих харонцах нет ничего естественного. У нас дома, в Солнечной системе, извините, в Солнечной области, они распиливают на части планеты. Спроси меня: «Что, это мать-природа так делает?», – и я отвечу тебе: «Нет!». Я предлагаю выполнить просьбу для быдла на Земле и пижонов из Солнечной области, пускай они попробуют прикрыть харонскую лавочку.

– Ах, оставь этот бред. Ветерок, – ответила Конфетка. – Эти харонцы – ультрапурпуристы, пурпуристы с головы до пят. Ты хочешь знать, что они делают, я тебе открою. Они сдирают с Земли технологическую шелуху. Они помогают воцариться энтропии, чтобы природа погрузила нас в благословенный хаос. Посмотри на Землю. Спутники пропали. Ракеты почти все пропали. Космические дома, кроме нашего, все пропали, пропали, пропали. Нам надо просто тут отсидеться и не трепыхаться, а тем временем харонцы разберутся с землянами, и быдло снова вернется в хижины! А потом и на четвереньки опустится! А после того как накроют этот «Святой Антоний», мы все равно ничего не сможем сделать. В Солнечной области харонцы тоже крушат подряд всю технику. Вот идеал пурпуризма! Подчиниться природе! Братья и сестры! Мы поем эту песню с тех пор, как слой пурпурной краски впервые покрыл нашу кожу. Теперь Земля пляшет под нашу дудку, и Солнечная система тоже, а Прохладный Ветерок хочет сменить пластинку, потому что боится потерять какую-то чепуху. Кто не с нами, тот против нас!

Огайо Шаблон Пустозвон откинулся на спинку грязного, старого кресла и несколько раз моргнул. Удивительно! Ему приходилось мысленно переводить этот бред на нормальный земной язык. Он вдруг обнаружил, что больше не мыслит пурпуристскими терминами, а думает обычными словами. Возможно, он слишком долго торчал в центре связи вместе с Оглушителем (Фрэнком). Искусственные обороты странно резали слух Огайо. Когда-то эти речи казались ему умными, а сейчас он видел в них лишь идиотскую напыщенность, и это раздражало. К тому же выступавшие слишком громко орали. Может, его душа пытается что-то ему подсказать?

– Ты жаждешь крови, Конфетка? – спросил Прохладный Ветерок. – А если все в этом космическом доме, включая тебя, откинут копыта, потому что по твоему совету будут просто сидеть и протирать штаны?

Шикарная Конфетка окинула его свирепым взглядом.

– Мы все умрем, Ветерок, – презрительно проговорила она. – По этой причине мы и призываем наших братьев и сестер стремиться к Бессмысленной Цели. Бесполезно бороться против энтропии. Грядет тепловая смерть Вселенной, и…

– Эй, кончайте это филособлудие, – отважился прервать ее голос из заднего ряда. – И ты, и Ветерок. Все это мы уже сто раз слышали, хватит нам пудрить мозги. Огайо, какое у тебя мнение?

– Никакого мнения, одни сомнения. Кому отдать предпочтение.

Жаргонные словечки так и сыпались у него с языка, но он остро ощущал их фальшь. И Ветерок, и Конфетка были оба правы. С точки зрения философии пурпуризма, надо было устраниться и ничего не делать, ведь крушение старой, прогнившей земной цивилизации неизбежно.

Но вся корявая практика пурпуризма доказывала, что его цели утопичны, причем намеренно утопичны.

Такой была первоначальная задача пурпуризма. Поразить людей, чтобы они лишились благодушия и вспомнили, что мир не таков, каким мог бы быть. Пурпуризм должен был предложить людям цель, к которой можно тянуться, но до которой нельзя дотянуться, и таким образом подстегнуть их мысль. Если общество отвергало человека за самостоятельность мышления, он отворачивался от общества. Без сомнения, это было похвально и давало надежду на будущее. Огайо оглядел переполненную комнату. А какая цель у этих людей, кроме той, чтобы попасть на сегодняшнюю вечеринку? В Тихо не осталось ничего от пурпуризма. Его выхолостили, сохранилась лишь игра словами, но для чего она, когда никто не помнит о главной цели пурпуризма. Это не дело. Да, пурпуристами всегда двигал гнев, но когда-то была еще надежда. Правда, это было давно и не здесь, а теперь все забыто и испорчено психами из Пурпурной исправительной колонии Тихо. Надежда убита.

Колония Тихо. Вот причина всего. Если распространить среди уголовников в третьем поколении вероучение, цель которого – развитие личности, что останется от этого вероучения, кроме агрессивно-самовлюбленной болтовни? «Хватит, – думал Огайо. – Довольно нам носить клеймо Тихо: Пора вернуться к старым обычаям, прежние пурпуристы имели настоящую цель, хотя и не выпячивали ее напоказ. Гнев должен сочетаться с надеждой».

Настал серьезный миг, слишком серьезный, чтобы играть словами. Огайо кивнул: он принял решение. В конце концов ни одна философия не одобряет самоуничтожения. И пурпуризм не исключение.

– Оказывается, ты великий Пустозвон, Огайо, – язвительно сказала Конфетка. – Сидишь и киваешь. Никаких мнений, никаких мыслей. Это не по-пурпуристски.

Ее слова совершенно взбесили Огайо. Конфетка всю жизнь ни на шаг не отступала от ортодоксального пурпуризма.

Но за пределами космического дома лежала подлинная Вселенная, и она не очень соответствовала философии пурпуризма. «Пора устроить этим людям испытание действительностью», – думал Огайо. Он решил говорить обыкновенным языком. Может быть, это произведет на них впечатление.

– Ладно, пусть мы поступим по-твоему. – Его голос изменился, стал немного тише. – Конфетка не хочет говорить о том, что умрут реальные люди, что человечеству грозит полное истребление, потому что это не укладывается в ортодоксальные пурпуристские взгляды. Хорошо, мы не будем об этом говорить. Но если вы и вправду думаете, что мы одни из всего человечества заслуживаем спасения, то учтите, что мы умрем вместе со всеми. Если Земля погибнет, мы тоже погибнем. Можете назвать меня старым зябликом. – «Черт, опять сбился на жаргон». – Нам нужна Земля. Мы не способны обеспечить себя пищей или запустить собственные машины. Мы не умеем заботиться о себе.

Конфетка деланно фыркнула.

– Не преувеличивай. Мы закупим себе кое-какие шикарные штучки и наймем несколько землян вроде этого работяги-Оглушителя, чтобы они нажимали кнопки. Это предохранит наши мозги от засорения ненужными знаниями. Сейчас мы ввозим лишь безделушки для собственного удовольствия.

Огайо не мог не заметить, что из речи Конфетки почти исчез пурпуристский жаргон. Кажется, слова Огайо задели ее за живое.

– Все это так и было бы. Но с каждым годом мы все меньше и меньше работаем. Идеалы пурпуризма призывали нас работать по необходимости, но чем больше мы богатели, тем меньше видели эту необходимость. Наконец мы стали покупать предметы роскоши, еду и оборудование для ремонта воздушных шлюзов. Мы наняли людей со стороны, чтобы они работали за нас, и кончилось тем, что покупали у них воздух, потому что разучились сами управлять воздушной установкой. Когда я заступил на свой пост, я положил конец хотя бы этому. Я купил новую воздушную установку и обучил кое-кого работать на ней. Но это стоит денег. Грязных земных денег. Мы зависим от Земли. Мы должны покупать у Земли продовольствие или голодать. Теперь, когда погибло столько кораблей, доставлять нам пищу будет гораздо труднее. А в худшем случае и вообще невозможно. Радиоизлучатель вот-вот накроет «Святого Антония», и кто после этого рискнет привезти нам еду? Возможно, нас нужно будет эвакуировать отсюда, но как? Вот незадача, у нас нет собственных кораблей. Видимо, нам придется просить Землю, чтобы она прислала сюда аварийные запасы, поддержала нас, пока мы не начнем трудиться в полную силу и не сможем сами себя обеспечить. Так или иначе нам потребуется помощь Земли. И если люди Земли посчитают нас виновниками или пособниками гибели Солнечной системы… черт возьми, Солнечной системы! – эту помощь мы никогда не получим, – Огайо вдруг пронзило страстное желание называть вещи своими именами. – Нам нужно, чтобы Земля проявила добрую волю.

Огайо Шаблон Пустозвон обвел взглядом обшарпанную комнату и лица сидящих в ней, вызывающе чудных, но милых его сердцу людей. Эти лица выражали странную печаль. Она появилась на них не сейчас, она была всегда.

– Игра окончена, – сказал Огайо.

С внезапной горечью он вспомнил свое допурпуристское прошлое, свою учительскую работу в школе, вспомнил, какими расстроенными становились ребячьи лица, когда во время перемены начинался дождь.

Особенно страдали отверженные сверстниками дети, с которыми никто не хотел играть. Казалось, они больше всех наслаждались свободой в школьном дворе, больше всех любили это место, где они могли быть самими собой и, не боясь, что их кто-нибудь прервет, забавляться своими тайными, только им понятными играми.

Но неожиданно синее небо серело, на землю шлепались крупные капли, сверкали молнии, гремел гром, и тайный детский мир словно смывало водой.

– Пошел дождь, забавам конец, – прошептал Огайо, видя перед собой грустные детские лица. – Пора идти под крышу, – спокойно продолжал он. – Вернемся под крышу и снова начнем работать.

В комнате стояла тишина. Даже Шикарной Ленивой Конфетке было нечего сказать.

Огайо понял это как сигнал. Он нажал на кнопку внутренней связи, вызывая Великого Клешневидного Оглушителя.

– Фрэнк, – тихо сказал Огайо. – Я думаю, мы все тут пришли к согласию. Почему бы тебе не включить этот перехватчик?



У Сферы было навалом работы, и самой большой наградой за нее бывала новая живая планета. Риск требовал огромных затрат, но и добытое сокровище не имело цены, хотя, конечно, в нынешних условиях Сфера сама ни за что не выступила бы инициатором этой операции. Но мышление Сферы обладало гибкостью, и потому она решила обратить сложившееся положение себе во благо.

Игра стоила свеч, очень уж хороша была похищенная планета. Чтобы подготовить для нее место, потребовались большие усилия. Обычно создание Держащего Кольца и червоточины шло не спеша, но на этот раз Сфере пришлось сделать все за считанные секунды. Подобрать место, столь близко соответствующее прежней окружающей среде новой планеты, ее тепловым и приливно-отливным характеристикам, за такое короткое время – этим можно гордиться.

Самая большая трудность заключалась в установке Держащего Кольца. Его вырастили давным-давно, и с тех пор, необученное, оно пребывало в состоянии спячки. Оно было резервом на случай появления новой планеты, нуждающейся в попечении.

Когда поступило сообщение от Дирижера, Сфера быстро нашла черную дыру, отвечавшую приливно-отливным параметрам планеты, и разбудила Держащее Кольцо. Рискованным способом самоперемещения она установила их в нужное место.

Все время, пока планета проходила через целый ряд промежуточных пунктов. Сфера ловко удерживала ее. Наконец, новый Сторож был готов, и под непосредственным руководством Сферы вывел планету на безопасную и устойчивую орбиту.

Рискованная и трудная работа продолжалась – слишком много дел приходилось делать одновременно: и управлять Держащим Кольцом, и переправлять Пожирателей миров нового образца в звездную систему приобретенной планеты, и непрерывно давать наставления несколько устаревшему Дирижеру, который руководил разборкой планет в этой системе, и, наконец, нацеливать Пастуха на перехват большого обломка, падающего в сторону новой планеты.

Между тем она не забывала понемногу обучать Сторожа, бесконечно разъясняя ему его важнейшие функции и закладывая в него необходимые знания: изображения, дающие представление о происхождении и истории Сферы; картинки, демонстрирующие применение тех или иных приемов; примеры команд и результатов их выполнения.

Сторож оказался способным учеником, он охотно впитывал информацию Сферы и, жадно поглощая предлагаемые знания, на глазах пробуждался ото сна. Он просто упивался своим новым положением.

Ни Сторож, ни Сфера никогда бы не подумали, что их слушает кто-то третий. Сама мысль об этом была для них недоступна. Никто из них не был способен представить себе существо, подобное Фрэнку Барлоу, не говоря уже о действиях такого существа.

Но это не помешало Фрэнку Барлоу великолепно сделать свое дело.



Разогнавшись до нужной скорости после старта с Земли, «Терра Нова» перешла в режим свободного падения, Точка торможения находилась в нескольких сотнях тысяч километров от Цели № 1.

Может, во Вселенной за стенами «Терра Нова» и царила неразбериха, но жизнь на борту огромного корабля протекала спокойно, по заведенному распорядку.

Диана Стайгер сидела на своем капитанском месте, все внимание ее было приковано к экрану, где вот-вот должны были пересечься две траектории – «Святого Антония» и радиоизлучателя. Все произошло очень буднично – траектории наконец пересеклись, и на экране остался один-единственный объект. Он величественно поплыл дальше. Все. «Святой Антоний» погиб.

Диана вынула сигарету и задумчиво прикурила – одной левой рукой, чтобы потренироваться. Она глубоко затянулась и подчеркнуто не обратила внимания на тут же одолевший Джеральда Макдугала приступ кашля. Задержала дым в легких и удовлетворенно улыбнулась. У капитана межзвездного корабля есть свои привилегии. Построенной по последнему слову техники системе вентиляции не страшен дым одной сигареты, а поскольку Диана была капитаном, никто не мог ей запретить курить.

Одна небольшая тайна раскрыта: ОРИ преследовали выбранный объект при помощи радара – грубого и мощного. На корабле высказывалось множество предположений относительно того, каким образом радиоизлучатель уничтожит «Святого Антония». Наибольшей популярностью пользовалось мнение, что орудием уничтожения будет лазер или реактивный снаряд класса «корабль – корабль», однако радиоизлучатель просто врезался в зонд. Непосредственное динамическое воздействие, говоря по-научному.

Диану это не удивило. Методы харонцев не отличались тонкостью. Они были мастера прямого действия, основанного на грубой силе. Они нагло брали, что хотели, и делали то, что им было надо, никогда и не помышляя о возможном отпоре.

Диана повернула голову к Джеральду:

– Ладно, Джеральд. Скажи-ка мне, почему они так долго позволяли «Святому Антонию» действовать и не стали глушить его передачи? Почему не попытались поймать его, вместо того чтобы уничтожить?

Джеральд пожал плечами.

– Потому что радиоизлучателям неизвестны такие понятия. Я думаю, они неизвестны и главнейшему составителю всех харонских программ. А это, вероятнее всего, Сфера Дайсона.

«Конечно, Сфера Дайсона», – подумал Джеральд. Каким-то чудом Марсия и эта Сондра Бергхофф получили его сообщение о машинах фон Неймана и, основываясь на его идее, блистательно разгадали все загадки харонцев. «Это благословение Божье», – говорил себе Джеральд, он был бесконечно благодарен Богу за все. Но в особенности за то, что Марсия жива.

– Но было ясно, что «Святой Антоний» послан, чтобы собрать и передать информацию, – продолжала Диана. – Неужели разумные существа не могли сообразить, что он представляет для них опасность?

– Харонцы не разумные существа в том смысле, как мы это понимаем, – ответил Джеральд. – Они – машины, программируемые машинами. Нас смущает то, что некоторые машины напоминают живые существа. Но это иллюзия. Принцип-то одинаков: все они искусственные, все действуют строго по заложенным в них программам.

– Но какой во всем этом смысл? Зачем они все это делают?

Джеральд грустно улыбнулся.

– Вы сейчас как будто спросили: «В чем смысл жизни?». Этот вопрос очень важен и одновременно совершенно не важен. Харонцы живут, чтобы жить, и в этом ничем не отличаются от нас. И добавлю, они живут с размахом. Мы думаем о Мультисистеме, как о сети машин. Возможно, правильнее считать все эти машины частями одного большого существа.

Капитан Диана Стайгер надолго задумалась.

– Вы хотите сказать, что вся Мультисистема: Сфера, Кольца, ОРИ, искусственные животные и роботы, похищенные планеты и звезды – все они представляют собой единый организм?

– Возможно. Или единый организм, или тесно связанную общность родственных существ. Или что-то среднее. Но чем бы они ни были, нам придется попотеть, прежде чем мы поймем, откуда харонцы черпают силы для своей грандиозной деятельности.

– Ладно, но, если все они единое существо, тогда ОРИ всего лишь его подсистема. Они, подобно белым кровяным тельцам, нападают на пришельца… – Диана откинулась в кресле, задымила сигаретой и уставилась в пространство. Вдруг глаза ее чуть не вылезли из орбит. Она выпрямилась и вынула изо рта сигарету. – Они нападают на пришельца, как только он начинает угрожать!

Джеральд нахмурился, а потом подхватил ее мысль.

– Например, планете.

– Им было наплевать на «Святого Антония», их не интересуют зонды-шпионы. Они не понимают такие тонкости, – Диана погасила окурок в пепельнице. – Они увидели, что камень падает на Землю, и тут же ближайший «телохранитель» ринулся наперехват. Вот что такое ОРИ – это метеоры-перехватчики, которые защищают свои планеты от неприятных случайностей.

Джеральд побледнел.

– Если мы включим двигатели, чтобы задержаться у Цели № 1, они решат, что наш корабль угрожает ей. И тогда нам не поздоровится. Они просто обратят нас в пыль.

Диана Стайгер кивнула и постаралась держаться спокойно, хотя чувствовала, как волосы у нее на голове встают дыбом.

– Думаю, вы правы, однако теорию надо проверить. Будем надеяться, что путь «Терра Нова» пролегает на безопасном расстоянии от планеты. Но если наша догадка верна, мы никогда не сумеем приблизиться ни к одной из этих планет.



«Летучий Голландец», – снова подумала Диана. Слова всплыли у нее в мозгу, и она никак не могла от них отделаться. Что там с ним было, с этим «Голландцем»? Ага, он был обречен на вечные скитания!

Диана крепко зажмурилась и попыталась сосредоточиться.

– Запустить ложные цели, запустить их двигатели! – скомандовала она.

Голос не дрожит? Никогда не приставать к берегу… Была ведь какая-то подлинная история, послужившая источником для легенды о «Летучем Голландце». А какие легенды сложат о ее бесконечном путешествии? Будущее пугало ее.

Диана видела, как вылетела первая ложная цель. Очень простые штуки. В механическом цехе их смонтировали за пару часов. Огромные квадратные радиоотражатели, прикрепленные к маленьким ракетным двигателям. Если направить на рефлектор луч радара, он обеспечит прекрасное эхо. ОРИ легко обнаружат их.

Всего было восемь ложных целей, на их запуск требовалось несколько минут. Из сопла двигателя первого лжеметеора вырвался сноп пламени от загоревшегося ракетного топлива, и приманка полетела к Цели № 1. Две приманки были нацелены прямо на планету, остальные должны были пройти рядом с ней на разном расстоянии – от нескольких сотен до почти полумиллиона километров.

Вот уже все восемь объектов на пути к безымянной планете.

Летящие на немыслимой скорости приманки ползли по экрану дисплея, как ленивые мухи. Диана Стайгер устроилась в капитанском кресле и приготовилась к долгому ожиданию.

Ожидания не получилось. Всего через несколько минут после старта шесть радиоизлучателей ринулись со своих орбит к приманкам. Навигационные компьютеры быстро вычислили их траектории и точки встречи с шестью ложными целями. Две, самые дальние, перехватчиков не заинтересовали. Таким образом, минимальное безопасное расстояние до планеты – около трехсот тысяч километров. Чуть ближе, и от корабля останутся рожки да ножки.

Диана невесело усмехнулась. Первоначальный приказ обязывал ее обследовать Сферу Дайсона, и она отвергла его как слишком рискованный. Она настояла на более безопасном первом полете. А оказалось, она не может под лететь даже к ближней планете.

– Мэм, – тихо обратился к ней штурман. – Надо принять решение. Согласно вашему приказу, я рассчитал в качестве запасных вариантов траектории свободного обращения вокруг Солнечной звезды, движения по дальней орбите Цели № 1 и обратного пути на Землю. Что мы выберем?

Диана безотчетно оглянулась, думая об оставленной позади Земле. Все планеты в этой Мультисистеме, разумеется, краденые. Точно так же, как и Земля. И, подобно им. Земля скоро будет прикрыта. Вероятно, вылетать с планеты будет можно, хотя Диана и в этом не уверена. Но вот возвратиться – никогда, это уж точно. «Боже правый, а дело-то дрянь и даже хуже», – сообразила она. ОРИ ведь уже сейчас кинутся на любой летательный аппарат, который подойдет близко к Земле. Скажем, на спутник или космический дом. Необходимо всех срочно эвакуировать. Всех разнесут в щепки, только покажись.

ОРИ окружат Землю, и «Терра Нова» не сумеет вернуться домой. Никогда. Может быть, с Земли, боясь быть уничтоженным, тоже не взлетит ни один корабль. Никогда. Космическим полетам придет конец. Даже связь между Землей и кораблем прервется, потому что ОРИ своими радарами заглушат любую передачу. Но если ни один корабль больше не поднимется с Земли, то связь – это проблема одной «Терра Нова». А может быть, они успеют вернуться? Вряд ли.

Так-так. Правда, «Терра Нова» рассчитана чуть ли не на тысячелетнее межзвездное путешествие. Если никогда не подлетать к этим планетам, огромный корабль выдержит в рабочем состоянии еще много лет после того, как последний член нынешнего экипажа умрет естественной смертью.

Или все-таки рвануть назад, к Земле?

«Нет, не годится», – решила Диана. Кто знает, вдруг настанет день, когда люди победят ОРИ? Тогда понадобится корабль для работы в космосе. Или, скажем, жизнь людей будет зависеть от важного открытия, которое можно сделать, только находясь на удаленном от Земли корабле? Кто знает, какие двери могут захлопнуться, если «Терра Нова» пойдет сейчас на попятный? И какой судьбы заслуживают люди, какого будущего достойны, если малодушно отступят перед первой же опасностью?

Штурман терпеливо ждал ответа.

Диана расправила плечи и спокойно сказала:

– Приказываю движение вперед прекратить. Движемся по свободной орбите вокруг Солнечной звезды, главные двигатели на холостом ходу. Остаемся здесь. Мы не можем поступить иначе.

24. Как стать Шивой

Тучи пыли и обломков вздымались грязными клубами над Венерой. Бури, вызванные харонскими машинами-чудовищами, проносились одна за другой, пейзаж после них делался неузнаваемым, от этого становилось жутко. Среди сверкающих облаков появилось темное пятно, заметное с орбиты. Впервые за всю историю человечества из космоса можно было наблюдать часть венерианской поверхности.

Это была гора; невероятно огромная, она вырастала из облаков, с каждой секундой становясь все выше и выше, пик уже находился в космосе, за пределами атмосферы. Гора имела форму удлиненного конуса и напоминала вулкан.

Вдруг вулкан изверг дым и пламя, выплюнул в пространство столб огня, и в разные стороны полетели расплавленные камни.

Ядро. При помощи все той же гравитации харонцы пробили кору планеты, вытянули расплавленную магму и выбросили ее в космос.

Это был не вулкан. Это был сигнал о том, что планета вот-вот перестанет существовать.



Марсия Макдугал и Сондра Бергхофф сидели в темноте марсианской ночи и страшно мерзли. Опять перебои с электричеством. В бездействии Марсией овладевали тревожные мысли. Ей хотелось двигаться, выйти в город. Но это было невозможно. В куполе появилось слишком много опасных трещин, и инженеры, спасая воздух, понизили давление до минимума. Все жители Порт-Викинга, как мышки, забились в свои норки.

Марсия поплотнее завернулась в одеяло. Возможно, энергию все-таки дадут. Но потом какой-нибудь случайный булыжник с неба снова долбанет по генератору, и все повторится. И в конце концов настанет минута, когда опоры купола не выдержат ударов и рухнут. И тогда уж точно люди ничего не смогут поправить.

Не сейчас, так позже. Все равно гибель. Все равно эту дьявольскую силу им не сдержать.

Как долго это продолжается? Сколько времени минуло с тех пор, как погиб «Святой Антоний», унеся с собой надежду? На Земле, где бы планета сейчас ни находилась, прошло четверо суток. Луна неторопливо преодолела шестую часть месячного кругового пути. Там время текло почти как всегда, потому что харонцы не тронули Землю и Луну.

Но на Марсе, Венере и всех остальных планетах оно уже не измерялось по-старому, там все смешалось. На задыхающемся от пыли Марсе не было ни дня, ни ночи; в пыльной мгле, накрывшей планету, на людей обрушивались бедствия одно страшнее другого.

И время словно остановилось.



«Ненья» на полной скорости мчалась к Плутону, двигатели ревели, развивая запредельную мощность. Сейчас было не до техники безопасности. Веспасиан гнал корабль, не думая о возвращении. Если он благополучно доберется до Плутона, экипаж как-нибудь успеет подготовиться к обратному перелету. В худшем же случае они там и погибнут, тогда-то уж точно корабль не понадобится. Так что не стоит его беречь. Ларри с мрачным видом взирал на экран дисплея, намереваясь заняться обработкой данных. Ребята на Станции гравитационных исследований славно потрудились, молодчины. Без помощи коллег Ларри не получил бы столь впечатляющих результатов. Но самым большим подспорьем стал неожиданный подарок с далекой Земли.

Пурпуристы, Бог знает почему, все-таки пришли на выручку. Прежде чем погибнуть, «Святой Антоний» передал от них данные перехвата. Это был в прямом смысле голос Сферы.

Язык, на котором она обменивалась информацией с прочими харонцами, нельзя было назвать языком в обычном, людском, понимании. То был набор образов, больше всего похожий на язык программирования. Компьютеры «Неньи» не очень приспособлены для анализа подобных систем, но какие уж есть. И Ларри почти расшифровал язык Сферы.

Связь с планетами по-прежнему оставалась неустойчивой, но инженеры без устали отыскивали частоты, на которых новости пробивались к адресату. Новости были ужасные.

С Венеры сообщали, что огромное сооружение выкачивало магму из планеты. С Ганимеда докладывали, что Ио расползается на части. Крошечная планета таяла, образуя облако серы и сложных углеводородов. Харонцы каким-то, образом усилили воздействие приливов и отливов, которые всегда были бурными на этой большой Луне, сосредоточили напряжение в уязвимых точках и начали нагнетать внутреннее давление, так что спутник просто разорвало на куски. Несколько более мелких ледяных спутников Юпитера и Сатурна просто исчезли, их сожрали высадившиеся на них чудовища.

Ларри взглянул на часы. Четырнадцать дней назад они покинули Луну, до Плутона еще два дня лета. Если, конечно, корабль тоже не развалится.

Два дня. За два дня он едва успеет все подготовить.

Осуществимо ли то, что он задумал? Получится ли?

Черт возьми, получится! Гравитация сработает, в этом Ларри не сомневался. Он учился у харонцев, он внимательно наблюдал, как они заставляют гравитацию в два счета выполнять их требования. Теперь он знал все возможные варианты преобразования Кольца, знал до мельчайших подробностей.

Ларри отрешенно таращился на экран, потом заглянул в лежащие на столе заметки, повернулся и посмотрел в зеркало. Но ничего там не увидел. Его взгляд был направлен внутрь, в потайные уголки его души. Он опустил плечи, уперся локтями в колени и обхватил голову, запустив пальцы в шевелюру. Сколько планет он сейчас пытается спасти?

А сколько уже помог разрушить?

Ларри поднял голову и уставился на свои руки, словно никогда их не видел. Вот эти руки сделали все: они регулировали, они настраивали Кольцо, они вдавили проклятую пусковую кнопку. Эти руки отдали Землю врагу, завертели в Солнечной системе страшную круговерть, разбудили от миллионнолетнего сна жестоких чудовищ.

Он принялся перебирать в памяти прошлое и вспомнил, что намеренно совершил пуск гравитационного луча вручную. Но зачем? Разумом он знал: затем, что ткнуть пальцем в эту кнопку означало восстать против Рафаэля, но сейчас двигавшее Ларри чувство казалось глупым и ничтожным. Неужели несчастье произошло только из-за него? Из-за ребяческого желания Ларри О'Шонесси Чао показать, что он умнее всех? Сколько уничтожено планет, сколько погибло людей, и все потому, что он нажал на эту кнопку! Господи! Какой урон нанесен человечеству!

Неужели он – главный виновник катастрофы? Но ведь он выпустил джинна из бутылки по незнанию. Не он, так кто-нибудь другой рано или поздно сделал бы то же самое…

Нет. Ларри снова поднял голову, поймал свой взгляд в зеркале и посмотрел в глаза своему отражению. Сейчас не время устраивать показательные судилища. Сначала надо спастись. Потом-то люди, конечно, выяснят, кто прав, кто виноват. Взвесят улики, учтут смягчающие обстоятельства…

Ларри опять со страхом взглянул на свои руки. Во имя искупления он совершит еще одно страшное преступление. Никто не знает, что он задумал, а когда узнает, будет уже слишком поздно. Это преступление, эту вину, этот грех он понесет на своих плечах один с полным сознанием содеянного.

Но он не должен ошибиться.

На Плутоне изнывали от ожидания и одиночества. Сто двадцать человек на окраине Солнечной системы должны были завершить дело, затеянное гениями почти в ее центре. Научные сотрудники сутками не вылезали из диспетчерских, пытаясь справиться с потоком данных по гравитации. Они многое узнали, в сущности, знаний оказалось даже слишком много. У них не было времени на усвоение и обдумывание информации. Как только делалось очередное открытие, возникал десяток новых загадок, требующих срочного изучения и объяснения.

А теперь Чао и Рафаэль возвращаются. Легче с ними точно не станет.

Вот они! Яркая вспышка посередине между Кольцом и Хароном. Джейн Уэблинг увидела, как на «Ненье» включили маневровый двигатель.

Уэблинг нахмурилась. Что-то ей не понравилось. Она вытащила карманный компьютер. И правда, странный маневр. «Ненья» встала на рейд не на обычной своей орбите, а в барицентре системы Плутон – Харон. Неужто они хотят управлять Кольцом с корабля?

А если так, то почему не поставили в известность о своих намерениях сотрудников Станции? Джейн Уэблинг добралась до кресла и села. Чего же Ларри Чао добивается? Официальное сообщение гласило, что Ларри попытается использовать Кольцо для управления Лунным колесом. Другими словами, он посредством Колеса пошлет приказ харонцам прекратить атаку на Солнечную систему.

По иронии судьбы Гости с неба поджидали «Ненью» в ее собственном доме. Первые из них прибыли несколько дней назад. Теперь на поверхности Плутона и Харона шевелились десятки огромных чудовищ.

После отъезда Ларри, доктора Рафаэля и Сондры Бергхофф Джейн Уэблинг оказалась единственным научным сотрудником Станции изучения гравитации, который в тонкостях понимал работу Ларри. Чтобы перехватить управление Колесом, Кольцо должно будет послать ему сигнал мощнее того, что идет от Сферы Дайсона. Одолеть Сферу силой. Но это ведь абсурд. Кольцо Харона по сравнению со Сферой беспомощно.

Значит, если Ларри и не лжет откровенно, то вводит всех в заблуждение. Значит, он тайком что-то задумал.

Но что и зачем? Это важный вопрос. В конце концов Ларри однажды уже натворил дел своим самоуправством, и в результате Солнечная система растерзана. Она, Уэблинг, докажет, что план действий Ларри лишь прикрытие какого-то другого, тайного плана. Так, через несколько часов вернется Рафаэль. Посвящен ли он в замыслы Ларри? Если да, не должна ли она, как исполняющая обязанности директора Станции, арестовать их обоих?

И все-таки, что задумал Ларри?

Джейн Уэблинг была с ним едва знакома, но в первые суматошные дни после исчезновения Земли неплохо изучила его характер. Он производил впечатление очень открытого и порядочного человека. И, кажется, совершенно бескорыстного.

Видимо, так. Он придумал что-то такое, что, по его мнению, спасет Солнечную систему, но наверняка знает, что его предложение будет отвергнуто. Хочет под прикрытием объявленного эксперимента сделать по-своему.

«Другими словами, – решила Уэблинг, – он сделает то же самое, что и в первый раз, когда отменил опыт с гразером, пустил на Землю чертов луч и навлек беду на все человечество».

Тогда он тоже желал добра.

Черт возьми! Ей-то что предпринять?

Думать. Думать. Прежде всего у Ларри одна-единственная цель: остановить нападение харонцев на Солнечную систему.

И, без сомнения, он скрывает свой настоящий план, боясь, что, узнав его содержание, его попросту не подпустят к Кольцу.

И тут ее осенило. Доктор Уэблинг быстро произвела ряд вычислений на карманном компьютере и получила тот самый ответ, которого ждала. Она не сводила глаз с чисел, до глубины души потрясенная тем, что Ларри отважился на такое.

Она знает. Она все знает. Другого объяснения быть не может.

Осталось решить самое трудное: как поступить ей?

Джейн Уэблинг сидела одна и, ежась от холода, лихорадочно думала. Люди стоят на краю гибели, помощи ждать неоткуда, и уповать осталось лишь на Бога. Конечно, у Ларри немало причин попытаться сыграть роль Господа. Сама Уэблинг, мучительно выбирая, как поступить, чувствовала себя маленьким божком.

Если вдруг Ларри прав, а она перейдет ему дорогу? А если он непоправимо ошибается, а она своим молчанием развяжет ему руки? Вот дилемма-то!

В чрезвычайных обстоятельствах, а сложившиеся обстоятельства иначе назвать нельзя, «Ненья» способна в какой-то мере выполнять функции Станции. Корабль может вместить весь персонал, правда, условия жизни там были бы не из легких.

Джейн Уэблинг знала, что надо срочно принять решение, время не ждет. Наконец она встала, вернулась в кабинет директора и включила внутреннюю связь. Ей казалось, что, переданный из кабинета директора, столь неожиданный приказ будет более авторитетным.

Джейн Уэблинг вздохнула и заговорила медленно и четко, не поддаваясь искушению выпалить все залпом и, убежав куда-нибудь, спрятаться.

– Говорит исполняющая обязанности директора Уэблинг, – сказала она. – Всем сотрудникам подготовиться к срочной долговременной эвакуации. Уложить личные вещи и сделать копии всех документов для передачи на «Ненью». Закончить все дела как можно быстрее, взять с собой лишь самое необходимое. Я предполагаю, что мы сюда больше не вернемся.

Уэблинг отключила внутреннюю связь.

– Потому что не сможем вернуться, – прошептала она.

Станция скоро будет уничтожена, это страшно высокая плата, но, насколько понимала Уэблинг, меньшей не обойдешься.

Плата наличными. Векселя здесь цены не имеют.

И ущерб этот возмещать придется очень долго. Если, конечно, вообще будет кому возмещать.



Конструкция «Неньи» обладала еще одной особенностью, которая позволяла кораблю в случае аварии заменить Станцию: на нем была диспетчерская управления Кольцом, близнец основных диспетчерских. Не зная об объявленной эвакуации, Ларри сидел в диспетчерской и выверял свой план. Должно сработать. Обязательно должно сработать. Возможно, это его и беспокоило. Каждый пункт плана казался логичным и разумным. Но когда Ларри отвлекся от частностей и мысленно окинул план целиком, он понял, что это форменное безумие.

Раздался стук в дверь, и вошел Саймон Рафаэль.

– Хорошенькое дельце, – спокойно сообщил он. – Только я собрался приказать персоналу Станции немедленно эвакуироваться на «Ненью», как доктор Уэблинг доложила, что такой приказ ею уже отдан.

Рафаэль сел в кресло у стены и пристегнулся ремнем безопасности, как будто пришел надолго.

У Ларри поползли мурашки по спине.

– Что это значит? – спросил он.

– Если два человека думают над одной и той же задачей с одними и теми же условиями, они, бывает, находят одно и то же решение. – Рафаэль умолк. – А бывает, что его находят и трое. Во всяком случае, это не противоречит логике.

– Вы и доктор Уэблинг видите меня насквозь, – произнес Ларри. – Нет смысла даже пытаться что-либо утаить.

– Да, – с интересом рассматривая стену, сказал доктор Рафаэль.

Молчание тянулось долго, наконец стало ясно, что он больше ничего не скажет.

– И вы меня не остановили. Означает ли это, что вы одобряете мои действия? – изо всех сил стараясь выдержать спокойный тон, спросил Ларри.

– Нет, – ответил доктор Рафаэль, – никто никогда не одобрит твои действия. Твой план слишком похож на недавнюю авантюру, в результате которой все мы сейчас на краю гибели. Но ни доктор Уэблинг, ни я не видим другой возможности спасти Солнечную систему.

Очевидно, ты не хотел ничего говорить до тех пор, пока ничего уже нельзя было бы изменить. А позволь спросить: как ты собирался водить нас за нос? Мне просто любопытно. А?

Ларри покачал головой.

– Не знаю. Еще не решил.

– Тогда продолжай делать то, что решил, – заключил Рафаэль ледяным тоном.



«Энергия», – размышлял Ларри.

Энергия. В ней все дело. У харонцев сколько хочешь гравитационной энергии. Она позволяет им захватывать звездные системы, похищать одни планеты и рвать на части другие, не боясь какого бы то ни было сопротивления, даже не думая о нем.

Одновременно Ларри мысленно повторял последовательность действий и выполнял их. «Заменить автоматическое управление ручным». Именно благодаря своему невежеству в области гравитации люди остались беспомощными свидетелями разрушения Солнечной системы.

Итак, он все время возвращается к одному и тому же: как передать человечеству хоть малую долю этой энергии? «Повернуть фокусирующий пучок на 270 градусов». Разумеется, сравниться в гравитационной мощи со Сферой Дайсона и мечтать не приходится. Но почему бы не попытаться перехитрить ее?

Сфера Дайсона посылает энергию по определенным каналам. «Разогреть реакторы до третьей степени». Ларри с головой ушел в работу, он едва ли помнил о внешнем мире, для него не существовало ничего, кроме Кольца, диспетчерской и его собственных мыслей.

Что касается энергии. Лунное колесо тут ни при чем. Правда, оно ее использует, распоряжается ею, но вся энергия поступает извне.

Только ее источником не может служить черная дыра. Ни квант, ни частица не способны покинуть черную дыру в принципе.

Остается думать только, что Сфера Дайсона использует черную дыру в Точке Земли в режиме червоточины, как канал передачи энергии Колесу. Каждые 128 секунд червоточина на три секунды открывается. Тогда-то сквозь нее вместе с Гостями с неба и передается энергия. Ларри не знал, как Сфера Дайсона вырабатывает эту энергию, но сейчас это его не занимало. Об этом завтра можно подумать.

Если только завтрашний день-настанет.

Ларри выбросил из головы страх за будущее и сосредоточился на настоящем. Он не заметил, как доктор Уэблинг, проскользнув в диспетчерскую каюту, присела на стул рядом с доктором Рафаэлем. «Перевести ротаторы в рабочий режим». Энергия поступает к Колесу. Это важно. Когда Колесо работало в режиме гравитоскопа, Ларри видел, как оно наполняется этой энергией, как оно поглощает, накапливает и выбрасывает ее в Солнечную систему, питая всех этих монстров, рвущих на куски планеты. Он видел посылаемые Колесом команды-образы, приказы Гостям с неба построить на Венере жуткое сооружение для выкачки магмы, а на Ганимеде вгрызаться глубже.

Принцип деятельности харонцев был ясен.

Нам нужно вмешаться в нее. Лишить Колесо энергии. Настроиться на канал связи и сыграть великому войску отступление.

Эх, была бы у людей своя черная дыра!

Но для образования черных дыр требуется масса. Огромная масса.

«Пульт управления готов. Кольцо готово. Работа в ручном режиме». Ларри сообразил, что вполне мог запрограммировать автоматический пуск. Но нет, он снова установил приборы на ручное управление.

– Продолжайте, мистер Чао, – раздался хриплый мужской голос. – Сделайте с Хароном то, что намереваетесь сделать.

Ларри вздрогнул от неожиданности. Обернулся и увидел Рафаэля и Уэблинг. Ларри и думать забыл о Рафаэле. И откуда здесь Уэблинг? Сколько прошло времени?

– Сначала Харон, так? – спросил Рафаэль.

– Да… да, сэр. Но мне не совсем ясно, как долго это будет продолжаться. Когда начнется захват межзвездного вещества, мы не должны останавливаться…

– Станция эвакуирована, мистер Чао, – сказала доктор Уэблинг. Голос ее дрожал.

Что творится в ее душе? Что она испытывает? Страх? Тревогу? Ненависть?

– Все уже на борту «Неньи»? – удивленно спросил он.

Надо же так увлечься, чтобы не заметить, как причалил и отчалил космический паром! «Господи, неужто в моей жизни нет ничего важнее работы? Неужто мне все равно, что происходит вокруг?» Вопросы были риторическими.

– Пора начинать, – сказал доктор Рафаэль.

– И заканчивать, – шепотом прибавила Уэблинг.

Ларри поднял палец, подержал его над кнопкой и с силой опустил на нее.

Сигнал, простой радиосигнал мощностью всего в несколько ватт, устремился к Кольцу.

Могучее Кольцо, опоясывающее Харон, ожило. В самых смелых фантазиях его проектировщики не смогли бы вообразить того, что оно сейчас вытворяло. Это были буря и натиск. Кольцо буквально расплющило пространство вокруг Харона, ломая и деформируя спутник – так когда-то в кузницах ковали горячее железо. Кольцо захватило гравитационное поле Харона и стянуло его в точку.

Но не в центре тяжести спутника – Ларри сфокусировал всю его гравитацию в точку на поверхности. Точечное поле было стабильным – теперь Ларри знал, как удерживать его сколь угодно долго.

Несколько минут спутник отчаянно сопротивлялся мощнейшим деформациям, сохраняя шарообразную форму, но в конце концов не вынес страшного давления.

Он словно сорвался с якоря, которым миллиарды лет служил его собственный центр тяжести. Гравитационная точка с невероятной силой тянула все его вещество к себе.

Это было фантастическое зрелище. Древняя кора, усеянная кратерами, содрогнулась, пошла трещинами, вздыбилась и медленно поползла в направлении гравитационной точки. Слои замерзшего газа и горной породы выгибались вверх. Выделившееся при грандиозной подвижке тепло растопило лед и уже плавило камень. Все там зашипело, закипело, забулькало, и вдруг мощные фонтаны пара, перемешанного с каменной пылью, взмыли над поверхностью, разбрасывая в стороны пылающие брызги газа. И все это в конце концов проваливалось в ненасытную гравитационную точку.

Гости с неба, только что высадившиеся на спутник, гибли в бушующем огненном море.

Кольцо искусно управляло точечным источником, все сильнее и сильнее накачивая его гравитационной энергией.

Ларри приступил ко второму этапу операции. Теперь Кольцо медленно передвинуло точечный источник внутрь гибнущего спутника, проделав, словно гигантским шилом, сквозное отверстие от поверхности до центра. Огромная масса вещества потянулась вслед за источником, и, когда эта вторая волна сшиблась с первой, кора Харона не выдержала и раскололась.

Брызнувшая из искусственного вулкана лава ударила в Кольцо, но такие укусы были ему не страшны. Кольцо проектировалось в расчете на десятикратные напряжения. За Кольцо Ларри не беспокоился, тем более что в соответствии с его программой основные извержения произошли в стороне.

Тем временем точечный источник гравитации, захватывая массу, приблизился по своей плотности к нейтронной звезде и продолжал жадно засасывать вещество, еще более увеличивая эту плотность.

Харон начал втягиваться сам в себя. Температура быстро росла. Устойчивые химические соединения распадались, пошла цепная химическая реакция. Страшные красные и белые пятна расцвели на теле спутника, как ужасные бубоны. Шипели газовые гейзеры, из открывающихся тут и там бездонных провалов вырывались клубы пара. В бурлящем пространстве над поверхностью розовые и зеленые облака устроили хоровод, сливаясь друг с другом и бешено завихряясь. Впервые за миллиарды лет существования у Харона появилась атмосфера. Но скоро не станет ни атмосферы, ни Харона.



Часы показывали, что операция заняла 47,5 часа. Это было невероятно – за двое суток уничтожить целую планету.

Все это время Ларри не спал, но явь походила на страшный сон, на кошмар: бешеные, неистовые бури; ужасный вид раскаленной добела планеты – вот что натворило по вине людей Кольцо Харона, нареченное так в честь спутника, которого больше не было.

Кольцо без устали трудилось над спутником, мгновения длились вечность, а потом время исчезло. Вдруг Харон резко, без всякого видимого перехода (Ларри не успел и глазом моргнуть) уменьшился вдвое и засверкал странным светом.

Ларри наблюдал за разыгрывающейся на его глазах трагедией и был не в состоянии оценить свои действия. Это было выше его понимания. Он не постигал, каким образом такое грандиозное событие может иметь отношение к нему, как его слова, мысли и поступки могли привести к подобному катаклизму.

И все-таки сделал это он.

Взрывы, электрические бури, мощные всплески магнетизма, полярное сияние – Харон в предсмертных корчах не брезговал ни одним способом выбросить часть энергии из точки, где было сконцентрировано уже почти все его вещество. Сжимающийся спутник сиял все ярче, спектакль близился к финалу.

Наконец от планеты не осталось ничего, кроме яркого пятнышка света – это ионизированное облако последних осколков еще недавно огромного спутника неистово вращалось вокруг гравитационной точки. Внутренняя кромка Кольца мерцала отраженным светом, напоминая гигантский драгоценный перстень. Частица за частицей, атом за атомом последнее вещество неумолимо проваливалось в гравитационную пропасть.

Харона не стало. Лишь Кольцо, развернутое к «Ненье», угрожающе висело в пространстве. Корабль по-прежнему находился в барицентре системы, не сдвинувшейся ни на сантиметр со своего места. Ведь притяжение Харона сохранилось – правда, сила его теперь шла не от спутника, а от крошечного нейтронного сгустка, вобравшего в себя все вещество разрушенного Харона.

– Итак, теперь мы научились тому же, что они, – торжественно изрекла Уэблинг. – Как Шива, разрушитель миров. Целую планету, спутник возрастом в четыре миллиарда лет, стерли ради своих мелких надобностей в порошок.

– Ничего себе мелкие. Это необходимая оборона, Джейн, – поправил ее Рафаэль, хотя ему тоже было не по себе. Он повернулся и посмотрел на Ларри. – А нет ли хоть какой-нибудь возможности ограничиться Хароном? Нельзя ли оставить на месте Плутон?

Ларри сидел, оцепеневший от усталости, и смотрел в одну точку; он не видел ничего, кроме заполненных абстрактными числами экранов. Он никак не мог отождествить эти числа с тем, что происходит в действительности. Действительность была слишком неправдоподобной.

– Никакой. Я собрал в фокус гравитационное поле Харона и получил пока только нейтронную звезду. Сейчас гравитационная точка устойчива и, возможно, такой и останется. Но она не сможет увеличить свою массу сама по себе, а для того, что мы задумали, это просто пустяк.

Даже вместе с Плутоном у нас ее будет в обрез. Вы сами знаете: целой большой планеты может не хватить для перехода… – Ларри секунду помолчал, переводя дух, – для образования черной дыры.

Уэблинг чуть не задохнулась от злости.

– Ах, может не хватить? И что тогда? Если мы разрушим Плутон, а перехода в новое состояние не произойдет?

– Поищем другие планеты и спутники, – холодно ответил Рафаэль. – Мне кажется. Уран лучше, чем Нептун. Направив сфокусированное объединенное поле Харона и Плутона на выбранный объект, мы, вероятно, притянем его к себе. Правильно?

– Да, сэр, – механически подтвердил Ларри. – О таком мощном направленном луче мы и мечтать не могли. Разумеется, гравитационный луч вызовет взаимное притяжение. Как только луч сорвет спутник с орбиты Урана, мы полетим ему навстречу. Полет займет несколько недель. Встретимся примерно на полпути между Ураном и Плутоном. Я думаю, понадобятся Оберон, Титания и, возможно, Умбриэль. Все они гораздо меньше Плутона, но если Плутона окажется мало, то их общей массы уж точно хватит.

Получится ли что-нибудь? Сколько бы они ни разрушали планет, сколько бы массы ни поглотил источник гравитации, все будет зря, если не удастся перехватить управление Лунным колесом. Ларри вздохнул, и его голос дрогнул.

– Ну что, продолжим?

Рафаэль кивнул.

– Теперь отступать некуда. – Он включил корабельную связь. – Мистер Веспасиан, это Рафаэль. Давайте-ка отлетим в сторону, как договорились.

Теперь луч протянется к Плутону, прямо через точку барицентра. Лучше убраться отсюда подобру-поздорову, пока не поздно. Веспасиан, не мешкая, дал полный вперед и отодвинул корабль на благоразумные пять тысяч километров.

Ларри убедился, что Кольцо готово, и снова нажал на проклятую пусковую кнопку.

Кольцо Харона занялось Плутоном, как раньше его спутником. Оно выбрало точку на поверхности планеты и направило в нее мощнейший гравитационный луч. «Точь-в-точь как харонцы», – подумал Ларри.

Кора планеты вздыбилась и поползла, раскаленный трением поток камней и пыли рванулся наружу и устремился к источнику гравитации, осветил ледяную планету зловещим багровым сиянием. Нагрев продолжался, мчавшийся к Кольцу поток сверкал все ярче и ярче, словно ослепительное копье пронзило космос, метя прямо в центр Харона. Затем наблюдателям на «Ненье» стало казаться, что острие светового копья потускнело. Все поняли, в чем дело. Поток вещества, распавшегося на элементарные частицы, достиг релятивистских скоростей, оно двигалось так быстро, что произошло красное смещение излучаемого света.

Кольцо медленно поводило лучом, словно ощупывая им планету. Оно словно испытывало ее на излом, деформируя поверхность, и наконец кора растрескалась, лопнула, начала стремительно плавиться, а вверх пылающими фонтанами брызнуло вещество ядра.

По щекам Ларри текли слезы. Плутон был небольшой холодной планетой, астрофизики в свое время даже подозревали в ней удравший по каким-то причинам от своего хозяина спутник Нептуна… И все-таки это была планета, целый мир, творение Божье, пограничный столб Солнечной системы.

Планета жила, а теперь гибнет.

И Ларри – ее убийца.

– Станция все еще держится, – с трагической гордостью в голосе заметил Рафаэль. – Мы получаем впечатляющие картины по всем телеметрическим каналам. Мир под Станцией рушится, а она стоит. Мы хорошо построили ее, верно?

На него было жалко смотреть, такую боль выражало его лицо. Как, впрочем, и лицо Джейн Уэблинг. Рафаэль потянулся и взял ее руку в свою. Для них обоих Станция была родным домом.

Ларри отошел от пульта управления, предоставив Кольцу самому довершить разрушение Плутона. За дело взялась автоматика, и работа закипела по-настоящему.

Ларри присоединился к Рафаэлю и Уэблинг. Камеры Станции гравитационных исследований показывали малоузнаваемый пейзаж. Ларри перенесся мыслями в недавнее прошлое. Он увидел все как наяву: кратеры, пустынная равнина, у горизонта шероховатые обломки первых станций. И тщательно замаскированное кладбище с несколькими замерзшими трупами членов первых экспедиций, поспешно зарытых в мерзлоту лет тридцать назад.

Как все изменилось! Земля дрожала, раскаленные валуны ракетами взмывали в небо, там и тут просыпались вулканы и выбрасывали фонтаны кипящей лавы. Внезапно земля разверзлась, и обломки первых станций бесследно пропали в дымящейся пропасти. И на краткий, страшный миг мертвые встали из могил. Из-под кладбища вырвался пар, и Джейн Уэблинг в ужасе закричала, увидев, как взлетают вверх и уносятся за горизонт тела старых друзей.

Наконец и под Станцией почва поползла, от толчка камера упала на бок. В обсерваторию ударил валун, и купол раскололся. Стоящие в комнатах предметы мгновенно обратились в кружащийся вихрь осколков. Видеоэкран вспыхнул и погас. Все. Конец.

Ларри вернулся к пульту управления проверить характеристики гравитационной точки. Плотность ее значительно увеличилась, гравитационный луч достиг невероятной силы. Ларри подключил один из мониторов к камере наружного наблюдения, он хотел попрощаться с Плутоном.

Планета разрушалась на глазах. Облако пыли, газа и обломков стало погребальным саваном обреченной планеты. Огромная грязная конусообразная туча вещества вытягивалась вдоль луча, внутри ее бушевали смерчи. Луч шарил по планете, рвал ее на части. И чем сильнее он становился, тем быстрее выкачивал вещество из бедной планеты.

Космическое пространство переливалось фантастическими цветами.

Кольцо сжимало свои тиски, плотность гравитационной точки приближалась к пограничной отметке.

Ларри следил за гравиметрами. Показания приборов росли гораздо быстрее, чем он предполагал. Все ближе и ближе миг, когда ничто, даже свет, не сможет выйти из микроскопической точки, в Которой сосредоточена вся масса, бывшая раньше спутником, и которая сейчас заглатывала планету.

– Еще немного, – объявил Ларри.

Он закрыл глаза, не в силах бороться с одолевающей усталостью. Нет, еще не время.

Ларри сжал кулаки и с выпученными глазами стоял возле приборов. Губы пересохли, он то и дело нервно их облизывал. Сейчас. Сейчас. Ну и ненасытная утроба. Экран замерцал странным светом, гравитационный источник пожирал последние остатки Плутона.

И вдруг наступила тьма. Полная тьма.

Ларри постоял еще некоторое время, взгляд его остекленел. Потом повернулся и поплелся прочь из диспетчерской. Только собственными глазами. Он должен увидеть это собственными глазами.

В кают-компанию. Там иллюминатор. Ларри вошел в комнату, возле иллюминатора толпились люди. Заметив Ларри, все они дружно отпрянули в сторону. Его не интересовало сейчас, почему они уступили ему место. Только увидеть. Он должен увидеть это собственными глазами.

Он прижался лицом к иллюминатору, и тот сразу запотел, теперь это был не иллюминатор, а матовое зеркало, из глубины которого смотрели глаза Ларри.

В ту ночь, когда все это только началось, его дыхание тоже застыло на прозрачной стене купола. Господи, как он ликовал тогда, как радовался своей крошечной победе. Теперь он знает и умеет гораздо больше. Но он был бы счастлив, если бы мог повернуть время вспять и направить его по другому пути. Чтобы не было того мгновения. И сегодняшнего тоже. Он с радостью отказался бы от любой своей мечты за то, чтобы забыть умение, приобретенное такой страшной ценой. Умение разрушать.

Ларри поднял усталую руку, стер свое отражение. И, посмотрев на мир, увидел плоды трудов своих.

Харон исчез.

Плутон исчез.

Погибли, пропали, будто их никогда не было.

Только Кольцо, могучее и ужасное Кольцо уцелело.

А в центре Кольца затаилась совершенно невидимая точечка. Символ их бездумных надежд. Точечка, которая вмещала в себя весь Харон, весь Плутон, все Станции и тела некогда погибших землян.

Черная дыра.

Творение рук Ларри Чао.

Он закрыл глаза и разрыдался. А через несколько минут в своей каюте забылся тяжелым мутным сном.

25. Две половинки

Ларри спал мало и совсем не отдохнул. Кошмар действительности гнал сон прочь. Дела во Внутренней системе шли все хуже и хуже. Люди, целые города стояли на краю гибели.

И вот он снова сидел за пультом управления, и на экране горели слова:

СИСТЕМА ГОТОВА К ПОИСКУ И НАСТРОЙКЕ.

Хорошо. Ларри перевел управление в автоматический режим. Вспыхнула лампочка на дисплее, послышался тихий гудок, и программа поиска заработала. Компьютеры Кольца прекрасно изучили характер пульсаций черной дыры в Точке Земли. Погрешность была минимальной, практически нулевой. Осталось настроить свою, новорожденную черную дыру на зеркальное их повторение.

Все, первый этап закончен, теперь дело за машинами. Ларри отошел от пульта.

Начинается самое важное. И сколько неожиданных препятствий их ждет на этом пути, одному Богу известно. Управляющее устройство неутомимо изучало все возможные варианты, кропотливо обрабатывая данные перед каждой переналадкой. Ларри следил за работой Кольца и поражался своей самонадеянности. Его черная дыра была всего нескольких часов от роду, а они уже вовсю эксплуатируют ее, уповая на удачу. По идее, подобные эксперименты требуют годы, десятилетия специальной подготовки.

Но в запасе нет и месяцев.

Совершенно измученная доктор Уэблинг отправилась на боковую. Ларри остался в диспетчерской вдвоем с доктором Рафаэлем. Рафаэль не мешал ему, думал о чем-то своем.

Их одиночество было, разумеется, иллюзией. Ларри знал, что все сотрудники Станции, которых правильнее было бы теперь называть беженцами, сидят кто где, напряженно глядя на экраны мониторов. Мыслями они вместе с ним, и это хоть немного поддерживает, успокаивает перед поединком со страшным противником.

Ларри посмотрел на доктора Рафаэля. Нет, на Саймона. Ларри никогда не называл так этого человека. Но сейчас пришло время назвать его по имени. За последние дни Рафаэль стал для него старшим другом, самым близким человеком на свете.

– Саймон! – тихо окликнул Ларри.

Рафаэль удивленно поднял голову. Он все понял.

– Да, Ларри?

– Саймон, что с нами происходит? Я хочу сказать, вот если у нас получится, что нам это даст? Если мы их остановим, куда нам идти дальше?

Саймон мгновение подумал и грустно улыбнулся.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть, наша победа будет пирровой победой. Но по крайней мере мы выиграем время, получим возможность выжить, собраться с силами. Мы получим надежду, вот что главное. И хотя бы на какое-то время дадим Земле безопасность.

Ларри уже собрался было что-то сказать, но тут загудел гудок – значит. Система готова. Ларри взглянул на приборы и внезапно почувствовал, как его охватывает возбуждение.

– Ну, погоди у меня, – прошептал он.

Включив внешний монитор, он переместил камеру и увеличил изображение Кольца, в центре которого притаилась рукотворная черная дыра. Ларри подался лицом к экрану, пальцы его так крепко стиснули подлокотники кресла, что побелели. И тут его ослепила вспышка, яркая вспышка на черном фоне. Снова тем нота. Медленно, медленно ползли томительные секунды. «Этак я сойду с ума», – успел подумать Ларри, и его ослепила вторая вспышка, ровно через 128 секунд после первой. Ларри вскочил на ноги и издал торжествующий клич, напугав им Саймона Рафаэля чуть не до смерти.

– Мы подключились к Лунному колесу, – внезапно успокоившись, объявил Ларри.



Обучение Держащего Кольца для новой планеты почти закончилось. Правда, Сторож только-только начал самостоятельно управлять Связкой, но процесс уже входил в привычную колею. Сторож поддерживал Связку, управлял червоточиной, давал указания Пожирателям миров, давал им гравитационную энергию, полученную от Сферы. Это была незамысловатая работа, но Сторож, облеченный доверием Сферы (она практически перестала его контролировать), испытывал нечто похожее на чувство гордости.

Вроде бы все у него получалось, и тем не менее лучший учитель – время, а времени прошло очень мало.

И когда возникло непредвиденное. Сфере пришлось расплачиваться за неопытность Сторожа. Ему потребовалось всего несколько микросекунд, чтобы понять, что произошло неладное. Коснувшись Связки с новой звездной системой, он испытал странное ощущение. Резкая утечка энергии, двойное эхо на нескольких последних импульсах, точно Дирижирующее Кольцо на другом конце ответило дважды. Сторож восстановил энергетический баланс, высосав из Сферы сверх положенного, а между тем лихорадочно размышлял. Наконец он решил, что звать ее на помощь пока не стоит. Сторож был уверен, что справится сам.



Вероятно, то был плод его воображения, но Ларри казалось, что Кольцо Харона пульсирует, словно распираемое изнутри огромным количеством энергии. Вообще-то оно не было приспособлено для накопления такого гравитационного потенциала, но пока Ларри спал, сотрудники Станции многому научились. Они сумели направить часть гигантской энергии Точки Плутона на образование своего рода аккумулятора между Кольцом и черной дырой, в котором хранился избыток энергии.

Скоро она понадобится.

Ларри нервно забарабанил пальцами по пульту.

– Саймон, у меня нет полной уверенности в успехе. Я думаю, что довольно точно расшифровал систему команд-образов харонцев. Инженеры Станции со мной согласны, наши компьютерные модели, основанные на этой расшифровке, неплохо себя ведут. Но малейшая неточность может испортить дело, а на более аккуратную проверку нет времени. Мы не узнаем, правы ли мы, пока не начнем посылать приказы, но тогда, если мы ошибаемся, будет слишком поздно что-либо менять.

– Ладно. Давай обсудим все еще раз, – предложил Рафаэль. – Что ты сейчас собираешься делать?

– Во-первых, дать ложную команду Лунному колесу, команду большей мощности, чем настоящие. Мы должны перекричать Сферу Дайсона или ее помощника, которому она поручила управлять Колесом. Скорее всего это Кольцо Точки Луны, но мы не знаем наверняка.

Марсия Макдугал записала стандартные приказы «начать работу» и «остановить работу», которые Лунное колесо отдавало своей армии. Если наша хитрость удастся, то мы вынудим его остановить войска. Гости с неба перестанут атаковать планеты, а мы, воспользовавшись передышкой, получше выучим харонский язык. Овладев им в совершенстве, я уверен, мы найдем способ вернуть Землю.

– Звучит многообещающе. А если они поймут, что в их диалог вклинился чужак?

Ларри сложил руки на коленях и опустил глаза.

– У меня есть аварийный план. Но я не хотел бы к нему прибегать. Нужно договориться заранее.

– О чем договориться заранее? – как можно мягче спросил Рафаэль.

Ларри замялся. Наконец объяснил:

– Ну, о запасном варианте на случай если все пойдет плохо. Марсия обнаружила команду, выводящую механизмы из строя. Харонцы достаточно умны и заложили в каждую машину своеобразный выключатель. На случай если какой-то харонский объект выйдет из-под контроля и станет угрожать безопасности других. Марсия перехватила эту команду, когда она была послана потерявшим управление Гостям с неба. Помните катастрофу двух Гостей? Вот им. Так что на худой конец я могу дать эту команду, то есть приказать Лунному колесу, Кольцу Точки Луны и всем Гостям с неба умереть. Это очень простая команда. Мы уверены, что поняли ее правильно. Если мы передадим ее отсюда по общему каналу через червоточину, это повлечет за собой необратимое, полное и окончательное прекращение вторжения. Сомнений нет. Но, разумеется будут и другие последствия.

– Последствия? – вскричал Саймон Рафаэль. – Да это будет окончательная катастрофа! Без Колеса мы потеряем связь с Землей! Ты сам с пеной у рта протестовал против предложения тем или иным способом убить Колесо. Земля останется по ту сторону, и в будущем ее сожрут, когда начнут разводить новых чудовищ.

– Мы предупредили Землю об этом, – сказал Ларри. – Не думаю, что можно сделать что-нибудь большее, разве что случится чудо, и планета вернется на место. Независимо от того, сохранится ли у нас связь, Земле придется самой противостоять угрозе.

– Но ты же не раз утверждал, что у Сферы Дайсона должна быть резервная система связи, – заметил Саймон.

– Если она у нее есть, то в Мультисистеме, я уверен, ее обеспечивает Кольцо Точки Луны, – ответил Ларри. – А Кольцо Точки Луны погибнет одновременно с Лунным Колесом. Червоточина выйдет из строя. Сфера Дайсона никогда уже не отыщет нас…

– А мы – Землю… Господи, это невозможно, невозможно… – причитал Рафаэль, но тут взгляд его упал на строку новостей, бежавшую по экрану. Проснулись еще три вулкана на Венере и шесть на Меркурии. Купол Порт-Викинга трещал по швам, во все щели со свистом утекал воздух, страшный призрак смерти от удушья поднялся над городом.

– Прости меня, – Рафаэль взял себя в руки. – Если возникнут проблемы, будем решать их по ходу дела. А сейчас время не ждет. Начинай. И да поможет тебе Бог.

Ларри глубоко вздохнул и принялся за работу. Он приготовил все, чтобы, когда в Точке Плутона откроется червоточина, перелить в нее огромную энергию из гравитационного кувшина, созданного стараниями сотрудников Станции.

Саймон Рафаэль следил за главным экраном и время от времени посматривал на часы. До открытия червоточины оставались считанные секунды. Четыре, три, две одна, едва заметное голубое мерцание, следом ослепительная вспышка, и Точка Плутона выплюнула крупный предмет. Через мгновение он уже скрылся из глаз, но Рафаэль успел разглядеть его блестящий корпус в форме сигары.

– Господи. Мы поймали Гостя с неба! – крикнул Саймон.

Он словно пальцами пощупал эту материализовавшуюся идею, в реальность которой до сих пор до конца не верил. Они создали действующую червоточину!

– Что же теперь будет делать этот тупица? – радостно воскликнул Ларри, имея в виду только что промелькнувшего Гостя с неба. – Хорошее начало, не правда ли, Саймон? Гипотеза, подтвердилась: червоточина тянется к более мощному гравитационному сигналу. Теперь мы хозяева положения, – с воодушевлением закончил он.

– Но чем ответит Сфера? – спросил Рафаэль.

– Не Сфера. На это мы и надеемся, – сказал Ларри. – Сфера достаточно умна, чтобы отбить наше нападение. Но из присланных с Земли сообщений можно сделать вывод, что Сфера редко делает что-то сама, у нее полно помощников. Могу поспорить, что Кольцо Точки Луны уже работает самостоятельно.

– Ну, а что сделает оно?

– Бог его знает. – Ларри не отрывал глаз от монитора. – Вот! Вот его ответ. – Он вывел на главный экран запись перехвата. – Это команда, проходящая сейчас через червоточину. Я собираюсь, насколько это возможно, перетянуть сигнал на себя, чтобы в Точку Земли он дошел совсем слабым.



Неисправность! Очень серьезная неисправность. Утечка энергии через Связку. Держащее Кольцо честно пыталось сообразить, в чем дело, но ему недоставало опыта, а в наследственной памяти, которую оно в панике перетряхивало до дна, подобных случаев отыскать не удавалось. Сторож поспешил отменить запуск очередного Пожирателя миров.

Но главная проблема – энергия. Недостаток энергии не позволит Дирижеру завершить работу. Держащее Кольцо удвоило усилия.



На другом конце червоточины Дирижер тоже терялся в догадках. Что происходит? Страх сковал его, парализовал волю. Без энергии он был совершенно беспомощен.

– Ну, поехали, – сказал Ларри. – Посылаем гравитационный луч высокой мощности прямо сквозь червоточину. Команда о полном прекращении деятельности на Марсе. – Он нажал на кнопку и вытер пот со лба. – Черт! На той стороне увеличивают мощность своих сигналов. Они стараются перекричать нас. Мне придется ослабить их сигнал, откачав часть энергии.

– Но нам некуда ее девать, – возразил Рафаэль. – Надо как-то сбросить ее или использовать для усиления нашего приказа.

– Нельзя, – коротко ответил Ларри. – Сбросить энергию можно только через Кольцо Харона, а оно и так работает на пределе мощности. Еще чуть-чуть, и Кольцо попросту расплавится. Гравитационный кувшин тоже полон до краев…



Происходило что-то странное. Дирижер получил одновременно две команды, и обе были лишены смысла. Более слабый сигнал сообщал, что подача энергии увеличивается, но энергии прибывало все меньше и меньше. Второй сигнал был оглушительно громким, но слегка искаженным, к тому же в нем было что-то необычное, чужое, вызывавшее у Дирижера тревогу и подозрения. Безумный приказ незнакомца лишал Дирижера воли, и ему потребовалось сверхъестественное усилие, чтобы не подчиниться ему слепо. Теперь Дирижер испугался не на шутку. Что это? Что происходит? И он послал ответный сигнал обоим отправителям.

Держащее Кольцо было ошеломлено. Дирижер определенно получил чужой сигнал. Почему Дирижеру приказали остановить разборку одной из планет? Что или кто отдал этот приказ? Почему к Дирижеру не поступила дополнительная энергия, посланная Сторожем?

И Сторож еще больше увеличил подачу энергии Дирижеру.



– Черт побери! Сынок, у нас очень большой выброс, – говорил Рафаэль. – Гравитационный кувшин переполнен. Мы не можем больше подкачивать в него энергию. Придется все-таки отдать ее проклятому Колесу!

– Подождите минутку, – ответил Ларри. – Сейчас компьютеры дешифруют ответный сигнал. Вон он, – Ларри посмотрел на экран и окаменел. – О Боже! Мы пропали, – прошептал он. – Нас раскусили, Саймон! Колесо говорит, что наша команда неправильна и указывает на получение двух сигналов. Мы недостаточно заглушили сигнал, поступающий из Мультисистемы.

– Ладно, продублируй предыдущий приказ, – предложил Рафаэль.

Ларри покачал головой и изо всей силы нажал на кнопку «шифр». На главном экране возник чрезвычайно сложный зрительный образ, графическое изображение команды о прекращении работы на Марсе.

– В нем где-то ошибка. Мы не можем просто так послать его опять. Колесо снова откажется его выполнять.

Ларри уставился на картинку, забормотал что-то себе под нос, пытаясь с ходу найти неточность.

– Исправляй скорее ошибку, что же ты тянешь! – крикнул Саймон.

Ларри покачал головой, на лбу у него выступили капли пота:

– Я не успею, нет. Приказ слишком сложен, моего знания харонского языка явно недостаточно, чтобы разобраться в нем. Кажется, мы проигрываем, Саймон. Сейчас Колесо получит все, что ему нужно, – и энергию, которую нам уже некуда откачивать, и правильные команды. К тому же они поняли, что в систему связи вторгся чужак. И найдут способ нас отключить. Самый простой ход – изменить частоту связи. И все, мы в ауте. Все наши труды – коту под хвост. Что же делать, Саймон?

Ларри повернул к Рафаэлю бледное как мел лицо, в его глазах плескалось отчаяние.

– Разве что Лунное колесо перестанет существовать.

У Саймона Рафаэля заболел живот, он все понял.

Но другого выхода не было. Господи, ну зачем Ларри рассказал ему об этой возможности? Груз такой ответственности был для доктора Рафаэля непосилен. И все-таки Рафаэль взвалил его на себя.

– Сделай это, – еле слышно сказал он. – Сделай это. Пошли им приказ умереть.

Ларри решил не искушать судьбу и не переспрашивать. Он собрал всю, какую только мог, энергию, нашел в памяти компьютера образ необходимого сигнала и дал задание автоматике послать его через червоточину тому, кто управляет Лунным колесом. А также самому Лунному колесу. Он означал смерть каждому харонцу в Солнечной системе. Солнечная система жестоко карала захватчиков за совершенные здесь преступления.

Дирижирующее Кольцо никогда не испытывало такого ужаса. Что происходит? Кто это делает? Внезапно все его существо насторожилось: он получил сигнал огромной мощности. Дирижер узнал голос незнакомца, чужака. Но на этот раз команда была прекрасно, безошибочно построена.

И ей Дирижер был обязан подчиниться, этого требовала заложенная в него программа. Команда прошла через Дирижирующее Кольцо и отозвалась эхом в каждой линии связи, в каждом Пожирателе миров, высадившемся в Солнечной системе. И снова возвратилась к Дирижирующему Кольцу.

Смерть.

Отключить энергию.

Прекратить всякую деятельность.

Смерть.

Со странным равнодушием, словно со стороны. Дирижер зачарованно следил, как смертельный сигнал заполняет все его существо, все звенья сложнейшего организма.

Осталась лишь одна надежда. Прежде чем сигнал разрушит его окончательно, нужно попытаться перейти в режим спячки. Это идея! Подсистемы, впав в оцепенение, не услышат приказа и выживут. Счет пошел на доли секунды. Почти наугад Дирижер активизировал часть мозга, расположенную в районе Северного полюса, и, включив все имеющиеся в его распоряжении каналы, послал команду впасть в спячку.

Но было уже поздно. Сигнал добрался до сердцевины его сознания.

Смерть.

Смерть.

Сме…



Держащее Кольцо содрогнулось от боли и забилось в судорогах. Смерть. Смерть. Смерть. Оно боролось с лавинообразным импульсом, стараясь задержать его, не пустить дальше в Мультисистему. Если он прорвется туда, ей грозит страшная необратимая катастрофа. И сама Сфера тоже в опасности. Последним усилием воли Сторож все-таки подавил сигнал.

И умер.



Сфера поняла, что произошел какой-то сбой. Она бросилась на помощь Держащему Кольцу, но опоздала, уловив лишь последние фрагменты команды умереть. Чужая команда сделала свое дело, но дальше она не пойдет. Больше никто из подопечных Сферы не пострадает.

Но Кольцо было мертво. Кто-то напал на него и жестоко убил.

Без Сторожа Сфере теперь придется самостоятельно заниматься новой планетой, корректировать ее орбиту, а это дополнительная трата небеспредельных сил, дополнительное внимание. Ни одна из похищенных планет не причиняла Сфере столько неприятностей, сколько эта.

А новая звездная система! Упование на новую Мультисистему, которая стала бы надежным убежищем в случае внезапных неурядиц, оказалось пустым. Новая звездная система исчезла. Пропала. Связь с ней прервана. Кто это сделал?

Сфера сообразила, что новая звездная система не просто исчезла – ее намеренно забрали.

Впервые Сфера Дайсона поняла, что у нее есть враг.

И враг невероятно хитрый, ведь только хитростью он украл у нее звездную систему.

Сфера принялась тщательно исследовать обрывки памяти мертвого Держащего Кольца. Должен быть ключ к разгадке. Должен быть способ восстановить связь.

Если это невозможно. Сфера обречена. Ее враг не ограничится убийством Держащего Кольца. Ему нужна сама Сфера.



Фрэнк Барлоу всплеснул руками и побежал к иллюминатору. В Точке Луны вдруг прекратилась всякая деятельность. Проклятая штука замерла. Ни следа гравитационных возмущений. Черная дыра Точки Луны осталась без управления, червоточины больше не существовало.

Ребята из Солнечной системы каким-то образом угробили проклятое Кольцо.

Фрэнк долго сидел, уставясь в пустоту. Лучше позвать Огайо, хотя теперь, когда ОРИ пресекли сообщение с Землей, он занят с утра до ночи, пытаясь спасти космический дом. ОбнаПур должен обеспечивать себя сам или умереть.

Фрэнк нажал на клавишу внутренней связи.

– Огайо, это Фрэнк, – сказал он. – Тут кое-что произошло.

– Что? – спросил Огайо.

Фрэнк Барлоу облизнул губы, снова взглянул на молчащие приборы и сказал Огайо Шаблону Пустозвону слова, которые скоро будет повторять вся Земля.

– Понимаешь, Уолтер, – сказал он. – Похоже на то, что мы вдруг остались сами по себе.

26. Перед охотой

Приказ умереть, идущий с Луны, распространился по всей Солнечной системе. Гости с неба услышали его на Венере, Марсе и Меркурии, в Поясе астероидов, на спутниках Юпитера, Сатурна и Урана, услышали и погибли.

Гости с неба, раскинувшие в пространстве гравитационную сеть и деловито собиравшие в нее высосанное из планет вещество, бросили работу, едва успев начать ее. И внезапно наступила тишина. Словно ватным одеялом накрыло измученную Солнечную систему.

Пылевые облака над Порт-Викингом рассеялись. Под куполами жители городов выбрались из руин и обнаружили, что еще живы. Планета, вокруг которой вращался ВИЗОР, уже начала залечивать раны.

Но плата была высока. Ученым не удалось даже приблизительно определить местоположение Мультисистемы.

С гибелью Сторожа и Дирижера Земля затерялась среди несметного множества солнц.

Наконец пришел сон. Прерывистый, беспокойный, но все-таки сон. Заслуженный отдых после тяжелых трудов. Жизнь продолжалась.

Проснувшись, Саймон и Ларри встретились в кают-компании. Сидели, потягивая кофе, счастливо улыбались друг другу. Обеденный стол отражал сиявшие на экране звезды.

– Две половинки, – сказал Саймон. – И мы, и Земля живы, но оторваны друг от друга. Но я ошибся, когда назвал это несчастьем, Ларри. Даже если мы никогда не найдем ее, все равно мы все уцелели – и Земля, и Солнечная система. У нас все будет хорошо. И у них все будет хорошо.

– Вы, правда, так думаете? – спросил Ларри.

Рафаэль пожал плечами. После недавних ужасов он впервые чувствовал себя замечательно. Завтра или послезавтра он, оценив потери, окунется в гущу неразрешимых проблем, снова будет отчаиваться и грустить. Но главная угроза отведена. Сегодня можно позволить себе немного радости. Он почувствовал себя неисправимым оптимистом.

– А почему нет? Планета цела, климат устойчив. Во время Скачка пострадала лишь техника, но наши друзья почти оправились от этого удара. У них есть синее небо, зеленая трава, океаны, леса. Конечно, у них все будет хорошо. Правда, из-за этих радиоизлучателей, готовых сбить любой летающий предмет, нельзя запускать корабли в космос. Но у них есть ОбнаПур и «Терра Нова». Это два великолепных космических аппарата, способных тщательно исследовать Мультисистему.

– Наверное, вы правы. Но меня пугает, что мы засветились, – сказал Ларри. – До сих пор нам везло: Сфера даже не подозревала о существовании людей. А теперь она знает, что у нее есть могущественный враг. И это заставит ее мобилизовать все свои силы. А отчаяние только удесятерит их.

– Какое отчаяние? – со страхом в голосе спросил Рафаэль.

Ларри на мгновение замешкался.

– У меня из головы не идет образ расколотого шара. Я не думаю, что Сфера хотела заполучить Солнечную систему просто так, из любви к искусству. Мне кажется, что Солнечная система была ей жизненно необходима. Как убежище, укрытие или, может, как приманка, ловушка. Не знаю. Нам неизвестно, что означает расколотый шар, но мы знаем, что, как только Лунное колесо приняло это изображение, все харонцы в Солнечной системе страшно засуетились.

– Да, тут есть над чем подумать, – согласился Рафаэль. – И от кого-то же они прятались это великое множество лет. Иначе зачем харонцам маскироваться под астероиды, зачем Лунному колесу забираться в глубь Луны? Господи, но что же это за неизвестная силища, если даже всемогущая Сфера ее боится?

Ларри пожал плечами.

– Я предлагаю назвать неизвестное чудовище «Большим Щелкунчиком», – сказал он. – Но что оно такое? Что ему надо? Может, оно охотится за Сферами Дайсона так же, как харонцы за планетами? А вдруг наша Сфера Дайсона вот-вот расколется – тогда что будет с Землей? Представляете?

Ларри умолк и долго смотрел на экран. Кольцо Харона спокойно вращалось в темноте, как будто во Вселенной ничего не случилось. Наконец он снова заговорил:

– Не думаю, что Земле не грозит опасность. Ведь для Сферы Дайсона наша Земля просто законсервированная еда. А «Большой Щелкунчик» преследует Сферу.

– Опасность? – повторил Саймон. – А когда кто-нибудь из нас чувствовал себя по-настоящему в безопасности? Иногда люди тешатся иллюзией защищенности, но нашей жизни всегда что-нибудь угрожает. Назови мне хоть одного человека, который пережил испытание жизнью!

Ларри улыбнулся старой шутке, но потом опять загрустил, на него нахлынула тоска. Неужели он и впрямь никогда больше не увидит Земли, не увидит родного дома?

– Найдем ли мы их когда-нибудь, Саймон? Когда мы в первый раз потеряли Землю, нам удалось найти ее благодаря червоточине. Теперь нам снова придется искать Землю, но вслепую. Найдем ли мы ее сейчас, без Лунного колеса?

Саймон мягко улыбнулся и кивнул.

– Думаю, что да. Мы многое узнали о червоточинах и о Сферах Дайсона, в Солнечной системе полно техники пришельцев, которую мы можем изучить. В блоках памяти этих существ должна быть какая-нибудь важная подсказка. Кроме того, поиск будет вестись с двух концов – на Земле, конечно, тоже не будут сидеть сложа руки. Мы найдем друг друга. Через неделю, или к концу жизни нынешнего поколения, или через тысячу лет.

Ларри улыбнулся и посмотрел в иллюминатор. Мысль его неслась, опережая взгляд, мимо Кольца Харона, которое так много разрушило, а потом столько спасло, мимо Точки Плутона, в которой притаилась черная дыра, мимо мертвых пришельцев, разбросанных по всей Солнечной системе, мимо окутанных пылью истерзанных планет, где оставшиеся в живых люди сейчас осторожно выбирались из-под обломков, мимо призраков погибших в этой битве, мимо далекого сияния нежного Солнца, избежавшего, наверное, самой страшной в своей жизни опасности… Мысль улетала к ясным звездам и терялась где-то среди них.

Гравитационная энергия и червоточины – вот ключ к звездам, и Земля будет терпеливо ждать, когда ее дети вставят этот ключ в замок и найдут ее.

До звезд можно добраться. Последняя битва многому научила людей – они многое узнали от тех, кого разгромили. Разбитые машины и мертвые слуги врага раскроют человечеству еще много тайн.

А Земля, попавшая в мир чудес. Мультисистемы и десятков обитаемых планет! Поле для необыкновенных исследований безгранично. У Земли есть хорошие ученые, есть в конце концов «Терра Нова». В Мультисистеме должны быть червоточины, ведущие в другие мультисистемы к предкам и родственникам Сферы, они разбросаны по всему космосу, по всем уголкам Вселенной, освоенным харонцами за миллионы лет своего существования. О, они многое видели в своих бесконечных путешествиях. И людям имеет смысл заинтересоваться их достижениями.

Если посмотреть на события с этой точки зрения, то от перспективы, открывшейся перед человечеством, захватывает дух. Оно стоит на пороге удивительных приключений, и местом действия станет вся необозримая Вселенная.

Сегодня можно отдохнуть.

А завтра начнется охота за Землей.

Приложения

1. По поводу языка харонцев

Харонцы не пользуются языком в человеческом понимании и смысле; общаясь друг с другом, они почти целиком полагаются на зрительные образы. Поэтому те части книги, где описываются мысли и чувства, не передают адекватно их восприятие действительности, это просто удобное словесное описание этих зрительных образов.


2. О терминах, именах и словоупотреблении, принятых у пурпуристов

Каждый член общины Обнаженного Пурпура награждается именем, которое большей частью определяется его или ее занятием и личными качествами. Время от времени имена меняются или переходят от одного пурпуриста к другому.

Любой полезный труд рассматривается пурпуристами как необходимое зло, заслуживающее осуждения и в конечном счете полного искоренения. Как общество будет жить после этого, не уточняется. Язык считается непосредственным инструментом идеологии, поэтому ведется непрерывный поиск лучших или более правильных в социальном отношении способов высказывания. Высоко ценится игра слов и выражения с двояким смыслом, в особенности такие, которые способны обескуражить нормального человека. Часто эта игра становится самоцелью, но пурпуристам все равно. Пурпуристость высказывания ставится выше ясности. Это привело к тому, что значительная часть письменной и устной речи Обнаженного Пурпура почти не поддается истолкованию. В невразумительности видят большое достоинство. Более того, многие имена и названия даются в насмешку.


3. Словарь

АВТОКРАТ ЦЕРЕРЫ. Самодержавный властитель крупнейшего астероида и единственный авторитетный отправитель закона и правосудия в Сообществе Пояса астероидов. Вера в приверженность А. драконовским мерам обусловливает боязнь большинства граждан вызвать его гнев.

АДМИНИСТРАТИВНЫЙ СОВЕТ ООН ПО ДЕЛАМ ЛУНЫ (АСЛ ООН). Орган колониальной власти на Луне, свергнутой столетие назад. Соответственно упразднен и Совет.

БАРИЦЕНТР. Гравитационный центр двух, трех и более космических тел. В большинстве систем, например, Солнце – Марс или, в прошлом, Земля – Луна, в более крупном небесном теле сосредоточена столь значительная часть массы системы, что Б. находится внутри этого тела. Если речь идет о почти равных массах, как например, в системе Плутон – Харон, Б. может быть точкой в открытом космосе, расположенной между этими массами.

БИОСФЕРА. Воображаемый сферический слой вокруг звезды, в пределах которого возможна жизнь на планетах. Основные ограничивающие условия просты: солнечная радиация здесь не слишком сильна и не слишком слаба, и температуры на поверхности планет близки к земным; остальные параметры являются второстепенными.

ВЕНЕРИАНСКАЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЗОНА ОПЕРАТИВНЫХ РАЗЫСКАНИЙ (ВИЗОР). Орбитальная станция, задуманная как штаб преобразования Венеры в подобие Земли. Из-за финансовых трудностей Станция готовится к консервации.

ВИРТУАЛЬНАЯ ЧЕРНАЯ ДЫРА. В настоящее время лишь гипотеза. Согласно теории, это не обладающий массой искусственный источник гравитации. Устойчивая ВЧД вблизи и внутри большой массы может поглотить эту массу и таким образом стать реальной черной дырой.

ВНУТРЕННЯЯ СФЕРА. Обычный для Луны тип сооружения, представляет собой большую выемку под поверхностью, накрытую прозрачным куполом. Чтобы построить ВС, породу, как правило, расплавляют и в образовавшееся пространство нагнетают воздух. Основная часть Центрального города состоит из связанных между собой ВС.

ГЕНЕТИЧЕСКИЙ КОД. ДНК или любой ее внеземной эквивалент, то есть любой способ записи и хранения программы для создания и воспроизведения живых организмов.

ГОРИЗОНТ СОБЫТИЙ. Воображаемая сфера вокруг черной дыры, внутри которой понятие времени теряет смысл, а всякое излучение «заперто» гравитацией. ГС также можно определить как множество точек, в которых вторая космическая скорость равна скорости света.

ГОСТЬ С НЕБА. Гигантское существо, сидящее внутри астероида, внешне ничем не отличающееся от обыкновенных астероидов. Получив гравитационный импульс, посланный ЛУННЫМ КОЛЕСОМ, ГсН просыпается и движется к заданной цели, как правило, какой-то планете. Прибыв туда, несколько ГсН образуют единый организм, обладающий невероятной силой разрушения. См. ПОЖИРАТЕЛЬ МИРОВ и ГРАВИТАЦИОННАЯ ТОЧКА.

ГРАВИТАЦИОННАЯ ТОЧКА. Довольно мелкий объект, испускающий гравитационную энергию. Термин относится не только к ГсН, но также и к более крупным объектам со сходными функциями, вылетающим из ЧЕРВОТОЧИНЫ в ТОЧКЕ ЗЕМЛИ. См. ГОСТЬ С НЕБА и ПОЖИРАТЕЛЬ МИРОВ.

ГРАЗЕР. Гравитационный аналог лазера.

ДВИЖЕНИЕ ОБНАЖЕННОГО ПУРПУРА. Одно из эксцентричных общественно-политических движений. Также известно как Движение к Бессмысленной Цели. Присущая этому движению система взглядов намеренно зыбка и противоречива. Движение владеет космическим домом ОбнаПур и Пурпурной исправительной колонией Тихо на Луне.

ДЕРЖАЩЕЕ КОЛЬЦО. См. СТОРОЖ.

ДИРИЖЕР (ДИРИЖИРУЮЩЕЕ КОЛЬЦО). Харонское название ЛУННОГО КОЛЕСА. Близнец ДЕРЖАЩЕГО КОЛЬЦА.

ЖУК-НОСИЛЬЩИК. Одна из низших форм харонцев, способная выполнять лишь простейшие подсобные работы.

ОРИ. Радиоизлучатели, обращающиеся по орбитам вокруг всех планет Мультисистемы. Их мощные радиосигналы, испускаемые в широком спектре частот, являются действенным средством глушения. Кроме того, ОРИ являются перехватчиками любых объектов, угрожающих охраняемым ими планетам. См. ПАСТУХИ.

КОЛЬЦО ХАРОНА. Огромное устройство, сооруженное людьми для исследования гравитации; обращается по орбите спутника Плутона – Харона. По существу, громадный ускоритель частиц.

КРАХ ЗНАНИЯ. Хотя экономика Земли действительно пережила глубокий спад, не все согласны, что он был вызван избытком информации, как это объясняет теория КЗ. Согласно этой теории, простейшее экономическое решение теперь связано с перебором такого массива информации и принимается так долго, что заранее обречено на неэффективность. По этой же причине обучение многим профессиям занимает целую жизнь.

КРОЛИЧЬЯ НОРА. Вертикальный шахтный ствол, ведущий от Северного полюса Луны к ЛУННОМУ КОЛЕСУ.

ЛУННОЕ КОЛЕСО. Крупное сооружение харонцев, спрятанное глубоко внутри Луны и опоясывающее ее ядро. Харонцы знают его, как ДИРИЖИРУЮЩЕЕ КОЛЬЦО.

МАШИНА ФОН НЕЙМАНА. Любой механизм, способный создать свою точную копию.

МУЛЬТИСИСТЕМА. Искусственная звездная система, в которую поместили похищенную Землю. Посреди нес расположена СФЕРА ДАЙСОНА. М. включает в себя восемь звезд, вокруг каждой из них Обращается от девяти до двадцати планет. На всех планетах существует органическая жизнь.

НАБЛЮДАТЕЛЬ. Харонское название объекта типа ДИРИЖИРУЮЩЕГО КОЛЬЦА, находящегося в состоянии полуспячки. См. ЛУННОЕ КОЛЕСО.

«ТЕРРА НОВА». Межзвездный корабль, законсервированный на земной орбите, жертва Краха Знания; рассчитан на очень длительное путешествие.

ПАСТУХИ. Так харонцы называют ОРИ.

ПОЖИРАТЕЛЬ МИРОВ. Харонское название гигантского существа, известного людям как ГОСТЬ С НЕБА.

ПОРТ-ВИКИНГ. Столица Марса.

ПОСЕЛЕНИЯ. По сути, все заселенное людьми пространство вне системы Земля – Луна. В прошлом веке в ответ на их притязания Землей был образован Союз поселений, теперь это политическое объединение доживает последние дни.

РАДИУС СОБЫТИЙ. Расстояние между двумя точками, измеряемое обычно в световых минутах или часах. Не путать с ГОРИЗОНТОМ СОБЫТИЙ.

РАЙОН ОБНАЖЕННОГО ПУРПУРА (ОбнаПур). Большой и довольно ветхий космический дом, принадлежащий ДВИЖЕНИЮ ОБНАЖЕННОГО ПУРПУРА и населенный его представителями. В начале книги обращается по орбите в форме восьмерки, охватывающей Землю и Луну. Население 10.000 человек.

«СВЯТОЙ АНТОНИЙ». Зонд, запущенный через ЧЕРВОТОЧИНУ, которая соединяет Точки Земли и Луны.

СЕМЯНОСНЫЙ КОРАБЛЬ. Автоматический межзвездный корабль для доставки оплодотворенных яиц или их эквивалента на планету другой звездной системы. Корабль садится на планету, выводит из яиц потомство и таким образом заселяет эту звездную систему; при этом отпадает необходимость иметь на борту сложные приборы жизнеобеспечения и экипаж.

СКОРПИОН. Средний по развитию тип харонцев. Способен анализировать неожиданно возникшие задачи, принимать решение и действовать (хотя и не всегда правильно).

СОЛНЕЧНАЯ ЗВЕЗДА. Звезда в Мультисистеме, вокруг которой обращается Земля.

СООБЩЕСТВО ПОЯСА АСТЕРОИДОВ. Свободное политическое объединение самых сильных и разумных правительств крайне нестабильного Пояса астероидов.

СТОРОЖ (ДЕРЖАЩЕЕ КОЛЬЦО). Харонское название Кольца Точки Луны и подобных ему объектов, которые сопровождают практически каждую планету Мультисистемы.

СФЕРА ДАЙСОНА. Искусственная оболочка и содержимое ограниченного ею объема, в центре которого находится звезда. СД задерживает и использует всю энергию, излучаемую этой звездой. Названа в честь ученого XX в. Фримена Дайсона.

ТЕЛЕОПЕРАТОР. Прибор с дистанционным управлением, в общих чертах напоминающий человекоподобного робота. Т. не способен действовать самостоятельно и управляется человеком, работающим на большом расстоянии от Т. в спецкомбинезоне. С помощью систем спецкомбинезона человеку передаются все зрительные, слуховые и осязательные ощущения, испытываемые Т. Если, скажем, человек-оператор шевелит пальцем, Т. тоже шевелит пальцем. Как и для большинства приборов псевдореальности, ощущения, идущие от Т. к человеку, невозможно отличить от настоящих. Известны примеры так называемых стигматов псевдореальности, когда синяки и порезы на коже человека-оператора соответствовали повреждениям, полученным Т.

ТОЧКА ЗЕМЛИ. Точка в Солнечной системе, где раньше находилась Земля. Теперь же там черная дыра Точки Земли и вход в ЧЕРВОТОЧИНУ.

ТОЧКА ЛУНЫ. Точка в Мультисистеме вблизи Земли, на том же расстоянии от нее, что раньше была Луна. Теперь в ней находятся ДЕРЖАЩЕЕ КОЛЬЦО и вход в ЧЕРВОТОЧИНУ.

ХАРОНЦЫ. Инопланетяне, похитившие Землю и совершившие вторжение в Солнечную систему; названы по КОЛЬЦУ ХАРОНА, инициировавшему вторжение.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГОРОД. Главный город и столица Лунной республики. Ранее назывался Центральной колонией.

ЧЕРВОТОЧИНА. Связка между двумя точками в космическом пространстве, образованная при помощи двух черных дыр. Благодаря Ч. две точки пространства – времени, в сущности, сливаются в одну, независимо от действительного расстояния между ними.


4. Жизненный цикл харонцев

Харонцы – это путешествующий по космическому пространству мультивид, который объединяет в себе десяток или два различных видов живых существ, механизмов и роботов. Когда-то биологические компоненты мультивида были разумными в человеческом понимании, но теперь утратили это качество. Харонцы способны к решению задач, классификации, ведению направленных исследований, но очень слабы в том, что люди называют творческой или независимой мыслью. Так, они могут решить, как действовать, как работать над задачей. Но гораздо хуже соображают, зачем это нужно делать и почему. Пользуясь старинным термином, можно сказать, что они жестко запрограммированы и опираются на коллективную наследственную память прошлых поколений.

Вероятно, современные харонцы произошли от предназначенных для колонизации планет семяносных кораблей, которые везли первоначальных биологических харонцев в новые космические края; то ли по несчастливой случайности, то ли по злому умыслу роботов, охранявших зародыши, через какое-то время все изменилось.

Компоненты, обладавшие машинным интеллектом, перепрограммировали систему, неоднократно видоизменив и себя, и гены живых существ. В итоге харонцы превратились в разновидность машины фон Неймана, способную создавать свои бесчисленные копии.

Люди посвятили уйму времени изучению идеи фон Неймана, но, как ни привлекателен был его замысел, из-за дороговизны и инженерных трудностей он оказался неосуществимым.

Если провести аналогию между людьми и харонцами, то у людей харонская модель работала бы следующим образом. ДНК преобразуется так, чтобы у людей появилась доминирующая бессознательная потребность строить космические корабли определенного типа. Эти корабли автоматически развозят человеческие зародыши по другим планетам, в другие звездные системы, там выращивают их, и все повторяется. Процесс бесконечный. Человек становится машиной фон Неймана. В конечном счете не обязательно воспроизводить и отправлять по галактике сами машины фон Неймана, достаточно заложить программу, остальное произойдет само.

Мультивид включает в себя несколько типов живых существ и роботов. При воспроизведении и копировании биологические и механические компоненты смешиваются, это принципиальная черта харонцев.

Овладев технологией соединения с помощью червоточины пары искусственных черных дыр, совпадающих по своим основным характеристикам, харонцы доказали, что путешествие со скоростью выше скорости света возможно.


5. Этапы жизненного и механического цикла харонцев

Космические корабли-роботы, независимые семяносные корабли, выращиваются Сферами Дайсона. В конце концов каждый корабль покидает родную Сферу; данные о ее местоположении остаются в его наследственной памяти.

Семяносные корабли путешествуют от звезды к звезде в поисках планет, на которых есть жизнь. Обнаружив подходящую планету, корабль садится на нее. Собирает необходимые химические элементы и соединения и каким-то способом производит из них существа, находящиеся на низшей стадии развития. Эти существа можно сравнить с личинками. Личинки строят простые космические корабли.

Личинки очень крупные, самые мелкие – величиной со слона. Они быстро растут и впоследствии развиваются в несколько типов с различными функциями. Благодаря огромным размерам и стремительному росту они могут быстро разрушить биосферу живой планеты. Их поведение большей частью жестко запрограммировано и в известной степени определяется семяносным кораблем, но некоторая свобода воли им все же оставлена. Первые несколько поколений существ выращивается как обычные мужские и женские особи, дающие при спаривании потомство из шести – восьми детенышей. Взрослые существа, развившиеся из личинок, начинают под руководством семяносных кораблей строить новые корабли. Обыкновенно задолго до того, как личинки покидают планету, они разбирают на части и пожирают собственные семяносные корабли.

Обычно нашествие личинок приводит к массовому вымиранию живых существ на планете в сочетании с серьезным нарушением климата и ущербом для окружающей среды.

Используя энергию гравитации, корабли, построенные личинками, отправляются в космос, и хорошо, если к тому времени экосфера планеты еще не разрушена полностью. На борту каждого корабля помещается одна личинка. Если личинка умирает или становится слишком велика для корабля, корабль разбирают на части и поедают. Девять десятых личинок погибают в космосе. Их трупы служат пищей для оставшихся в живых.

Каждая выжившая личинка борется со своими соперниками за то, чтобы завладеть как можно большим числом мертвых тел и брошенных кораблей. В конце концов остается от тридцати до сорока тысяч крупных существ в стадии «гусеницы». Корабль и живое существо сливаются в одно целое. Все гусеницы – величиной с небольшие астероиды – не превышают нескольких километров в диаметре, с соответствующей массой.

Одна-две гусеницы садятся на ближайшую безжизненную планету и зарываются глубоко под ее поверхность, адаптируясь к местным условиям. Если они не погибают, то начинают выращивать Дирижирующее Кольцо.

Однако большинство гусениц впадает в состояние спячки, а их внешняя оболочка затвердевает до плотности скалы. Так они становятся не просто похожими на астероид, а точной его копией. Эти существа, из которых вырастают Пожиратели миров, должны скрываться. В Солнечной системе они прячутся в Поясе астероидов и в Облаке Оорта. Разбудить их может только искусственный гравитационный сигнал.

Сигнал, поданный Дирижирующему Кольцу, вызывает новую фазу повышенной активности. Дирижирующее Кольцо пробуждается от спячки в двух случаях:

– получив сигнал, идущий от родной Сферы Дайсона; этот сигнал показывает, что Сфера накопила достаточно энергии, чтобы помочь в строительстве дочерней Сферы, или

– в результате случайного или намеренного вмешательства со стороны; как сигнал могут быть восприняты гравитационные волны, генерируемые, например, в ходе экспериментов с гравитацией, которые осуществляют разумные существа.

Как только Дирижирующее Кольцо получает сигнал, побуждающий его к действию, оно устанавливает червоточину, соединяющую его с родной Сферой Дайсона. Затем Кольцо гравитационными импульсами будит спящих Пожирателей миров, направляя их на цели в звездной системе.

После соединения с родной Сферой Дайсона Дирижирующее Кольцо через червоточину перемещает живую планету в Мультисистему, управляемую родной Сферой. Если Сфера сама подала сигнал Кольцу, то место для новой планеты уже приготовлено, и все совершается по плану. Внезапное появление Земли не первое незапланированное похищение планеты – и Сфера Дайсона знает, как поступить и в таком случае.

Как можно быстрее Сфера устанавливает на место временной виртуальной черной дыры на своем конце червоточины постоянное Держащее Кольцо, создавая условия для более мощной и устойчивой связки Дирижирующим Кольцом. Новое Держащее Кольцо Сфера в процессе работы обучает.

Мультисистема обитаемых планет подобна полю под паром, Харонцы собирают планеты, где есть жизнь, чтобы использовать их в случае необходимости.

Если семяносный корабль посетил несколько неподходящих солнечных систем и, уже почти отслужив свой срок, прибыл в еще одну безжизненную систему, он может вызвать родную Сферу Дайсона и потратить остаток энергии на то, чтобы переместить в эту солнечную систему одну из запасных планет. Вместе с новой планетой переносится семяносный корабль, и жизненный цикл может быть продолжен.

Сфера Дайсона начиняет пропускать энергию через Дирижирующее Кольцо. Пожиратели миров, напитавшись этой энергией, высаживаются на всех крупных планетах системы и разрывают их на куски, превращая в материал для строительства новой Сферы Дайсона. Эта работа может занять сотни или тысячи лет, но в конце концов появится новая Сфера. Основная цель всякой Сферы Дайсона – воспроизводство. А значит, цикл повторяется бесконечно.

Загрузка...