Предтечи будущих побед

Моему горячо любимому соавтору и критику,

моей маме – Морозовой Тамаре Павловне

посвящается

«Говорят, что Россия сердится. Нет, господа.

Россия не сердится, Россия сосредотачивается».

А.М.Горчаков

Пролог

Сегодня подниматься на четвертый этаж своего (вернее, еще вчера своего) здания СБУ Василию Васильевичу Бурбе было особенно тяжко. И дело даже не в том, что лифт не работал по причине обесточивания электросети, а в том, что ему с огромным трудом удалось вообще попасть внутрь помещения, в котором он еще вчера был полновластным хозяином. Это было вчера. А сегодня, он – бывший генерал-полковник и бывший начальник СБУ, одетый в гражданский костюм с тяжелым сердцем поднимался на последний этаж, чтобы хоть как-то прояснить свою дальнейшую незавидную судьбу. Лишенный всех званий и прежних наград, оскорбленный до глубины души тем, что провальную операцию ВСУ, разработанную Генштабом на фронте Донбасса целиком и полностью «повесили» на него, экс-генерал не нашел ничего для себя лучшего, чем предложить свои услуги истинным хозяевам Украины. Пока поднимался по мраморным и скользким ступеням невольно отметил про себя царящую вокруг суету. На лестнице туда и сюда сновали янкесы в форме морских пехотинцев. В руках они таскали какие-то коробки и ящики. Создавалось впечатление. Будто бы он попал не учреждение, занимающееся обеспечением безопасности государства на всех уровнях, а на какую-то перевалочную станции с суматошными служащими, плохо осознающими реальность, а потому бестолково суетящихся, или паче того – эвакопункт в ожидании прорыва немецких танков. Подумав о немецких танках, Василий Васильевич грустно улыбнулся про себя: «Немецкие танки, сейчас, как раз бы и не помешали». Суета и бестолковость представителей самой могущественной иностранной спецслужбы была такова, что у него в полуэтаже между третьим и четвертым этажами «службы бэспеки» даже не удосужились, как обычно, проверить документы, поэтому он совершенно беспрепятственно поднялся в «апартаменты» занимаемые цэрэушниками и, пройдя несколько шагов по коридору, оказался в приемной резидента из Лэнгли. В плане царящего вокруг бедлама приемная резидента мало чем отличалась от лестничной клетки. Здесь также сновали клерки с военной выправкой, порой бесцеремонно задевая плечами украинского визитера. Откуда-то явно попахивало горелым. Спрашивать у спешащих сотрудников о местонахождении босса Василий Васильевич не стал, а просто молча прошел приемную по диагонали, переступая через свернутые ковры, и открыл заветную дверь, за которой его ждало еще пока неизвестное будущее. Первое, что бросилось вошедшему в глаза, так это варварски разведенное кострище прямо в кабинете из обломков дорогущего паркета, который он когда-то самолично приказал выложить из набора редких пород дерева. Он скривил рот в неприязни к наглости и неуважению постояльцев. Жгли какие-то ценные, судя по всему, бумаги, не доверив их уничтожение шредеру. Большие – в два человеческих роста окна были открыты нараспашку, поэтому дым не скапливался внутри помещения, а уносился на улицу. Процессом руководил, стоящий к нему спиной лысый человек с величавыми манерами английского лорда.

– Мистер Сковин… – обратился бывший глава СБУ к лысому. Тот резко, всем корпусом повернулся на голос. Сразу узнав визитера, он хищно прищурился, впрочем, нисколько не торопясь приветствовать украинского коллегу.

– Мистер Сковин, – еще раз повторил свое обращение Бурба, – я рад видеть вас в бодром здравии. Однако я вижу, что у вас тут наблюдается подготовка к передислокации?

– Да, черт бы вас побрал! – рыкнул нелюбезно резидент, не сочтя для себя нужным даже поздороваться.

Несмотря на полное отсутствие хотя бы тени дружелюбия со стороны собеседника, Бурба был категорически не настроен на конфронтацию с ним, поэтому пропустил резкие слова мимо ушей. В его планы это никак не входило ссориться со своим подельником и даже возможно компаньоном в будущем.

– А я вот прогуливался по городу, увидел дым из окна, дай думаю, зайду, узнаю, что там у них случилось, – начал издалека Бурба, явно кося под беззаботного обывателя, необремененного ничем кроме банального любопытства.

– Как будто вы не знаете, что случилось? – ядовитой гадюкой прошипел на него Сковин.

– Догадываюсь, – пожал плечами экс-руководитель армейской разведки. – Но стоит ли представителю могущественных Соединенных Штатов пороть горячку?! Неужели вы всерьез восприняли угрозы русского генерала стереть с лица земли здание СБУ?

– Те, кто не воспринял всерьез слова этого сумасшедшего Рудова, уже на небесах жалуются на нечестивость русских самому привратнику Петру, – угрюмо процедил сквозь зубы резидент.

– И все-таки спешка, да еще среди белого дня может подорвать авторитет наших заграничных друзей, в глазах колеблющихся украинцев, – предположил Бурба, чем невольно привел своего собеседника в ничем не сдерживающуюся ярость.

– Да кто вы такой, чтобы иметь право рассуждать об авторитете тех, с чьих рук вы вкушали манну небесную все эти годы?! – взревел он, не обращая внимания на то, что стал предметом пристального внимания своих сотрудников, на какое-то время замешкавшихся со своими коробками. – Не по вашей ли милости мы сейчас вынуждены в срочном порядке паковать вещи?! Бестолковые туземцы! – орал, все больше распаляясь, американец. – Это не мои, а ваши подчиненные не сумели ни разработать операцию, ни провернуть ее толком. Я уж молчу о том, что утечка информации произошла именно из вашего ведомства. Я и раньше предполагал, что вы бездарность, но не предполагал, что вы бездарность ярчайшая.

Слова этого янки больно задели за живое бывшего начальника СБУ. И хоть он в душе и не отрицал полностью своей вины за конечный провал операции «Чистое поле», однако считал ее весьма небольшой на фоне ошибочных действий генералитета при ее выполнении. Но все же упрямый дух славянства, не выветрившийся из него до сих пор, не давал покорно сносить оскорбления от этого полукровки-выкреста1:

– Господин Сковин, я являюсь так же, как и вы, гражданином Соединенных Штатов, а потому, попросил бы вас…

– Что?! – на полуслове перебил его заграничный куратор. – Какой еще гражданин?! Наличие паспорта еще не делает вас полноценным гражданином Штатов. Паспорт – всего лишь аванс, опрометчиво выданный вам Госдепом в счет будущих заслуг, которых у вас не оказалось.

– И все-таки мой опыт, и знание вашего эвентуального противника нельзя сбрасывать со счетов, тем более, что и заслуги в этом деле у меня имеются немалые, о чем говорит мой послужной список. Вы же не станете отрицать, что заинтересованы в специалистах по России. Поэтому не вашей, более чем скромной, персоне судить об опрометчивости вышестоящего начальства, выдавшего мне гражданство. Ему виднее, представляю я, какую либо ценность или нет.

Янки уже не сдерживаясь от подступившей злобы, прошипел на манер разъяренной змеи:

– Именно благодаря вашей, так называемой ценности мы сейчас и вынуждены в спешном порядке покидать это здание!

– Я отвечал за армейскую разведку, – тут же парировал Бурба гневное обвинение резидента, – а не за спонтанные решения московских генералов. Мое ведомство сделало свою часть работы точно и безукоризненно, свидетельством чего стало отдельное постановление военной прокуратуры, снявшей с меня все обвинения в халатности и профессиональной некомпетентности.

– И, тем не менее, – перебил его Сковин, – от службы вас отставили, как щенка напрудившего на юбку влиятельной дамы, – не без ехидства заметил он, несколько приходя в себя после бесконтрольной вспышки негодования.

– Это интриги из аппарата президента, – слегка поник Василий Васильевич, но тут же воспрянул духом. – Кстати, вы мистер Сковин, не забыли, чья это была идея – использовать в качестве провокации химические боеприпасы?

По моментально пробежавшей тени на лице собеседника он понял, что, пожалуй, зря брякнул тому в глаза про его давешнее предложение, но слово, как говорится не воробей. Никому не хочется причислять свою персону к провалившейся операции. Не хотелось этого и американцу. Его лицо тут же закаменело, а взгляд, как будто отрешенный, устремился куда-то за плечо нежданного визитера. Эсбэушник не придал этому значения, никак не ожидая подвоха со стороны кураторов. А зря…

– Что вы хотите? – процедил он сквозь сомкнутые челюсти.

– Да, в общем-то, ничего особенного, – пожал тот плечами, явно желая разрядить взрывоопасную обстановку. – Просто я слышал, что вы собираетесь в Штаты, вот я и хотел присоединиться к вам, дабы на месте предложить вашему руководству данные моей личной картотеки на высших должностных лиц Украины, а также представителей деловых кругов.

– Материалы у вас с собой? – быстро спросил резидент.

– Разумеется, нет! – широко улыбнулся отставник, возомнивший себя обладателем «золотой акции». – Такие вещи с собой не носят.

– Ну да, ну да, – покивал американец, полностью соглашаясь и опять бросая мимолетный взгляд за плечо Бурбы, что на этот раз заставило того слегка насторожиться. Он уже начал оборачиваться, чтобы рассмотреть предмет, который так заинтересовал Сковина, но не смог завершать это телодвижение.

За его спиной неизвестно как оказался громадный негр, ловко накинувший тонкую и острую металлическую струну на шею, хитрого, но все же в какой-то степени наивного соискателя объедков с барского стола. Ни уклониться, ни провести контрприем Василий Васильевич не успевал. Шлепогубый и громадный негр с силой рванул за концы накинутой на шею удавки, да так, что струна буквально перерезала тому горло, почти отделяя ее от туловища. Теперь только позвоночник не давал ей упасть к ногам его бывших хозяев. Хрипя и булькая кровью, хлынувшей на остатки паркета, Бурба медленно оседал на пол, а в глазах, распяленных от ужаса и непонимания, но уже начинающих потухать, где-то далеко затаилась обида обманутого судьбой человечка.

Сковин с жадностью пожирал взглядом дергавшееся в предсмертных конвульсиях тело подопечного. Даже для него, немало повидавшего на своем веку, такое зрелище было в новинку. Негр с нашивками сержанта морской пехоты бросил на пол концы металлической удавки и вытянулся по стойке «смирно» перед боссом:

– Масса Сковин, – обратился он к нему так, как обращались его предки к представителям Конфедерации Южных Штатов, – ваше распоряжение выполнено! Какие будут дальнейшие указания?

Все еще не отойдя от увиденного, Тимоти поднял мутный взгляд на исполнительного сержанта, туго соображая, что тот спрашивает у него. Когда сержант повторил свой вопрос, он только вяло покачал головой, не отрывая взгляда от кровавого трупа у ног и произнес, как сомнамбула – тихо и не вполне внятно:

– Упакуйте, и это… Вывезите вечером на мусорку. Куда-нибудь подальше.

Откуда ни возьмись появился О΄Берн. Критически оглянув трагическую сцену, прошептал, наклоняясь к уху невысокого ростом соратника:

– А не поторопились ли мы с ликвидацией опасного свидетеля нашего промаха? Новое руководство СБУ может превратно истолковать наши действия.

Эти слова, произнесенные полушепотом, словно «живая» вода, привели в чувство представителя ЦРУ. Хищный блеск промелькнул в глазах Сковина:

– Отнюдь, коллега. Отнюдь. Мы сделали это даже с опозданием, позволив ему дать показания военной прокуратуре. И хоть у него хватило ума не заикаться о нашем соучастии в этом деле, согласитесь, мы многим рисковали. Что же касается возможного недопонимания со стороны нового руководства в лице мистера Буданова, то смею вас заверить, что с его стороны также не последует никаких возражений. Скажу даже больше: инициатива ликвидации своего оплошавшего начальства исходила именно от самого Кирилла Алексеевича. Но это, сами понимаете, абсолютно конфиденциальная информация.

– И все равно, не поторопились ли мы с его ликвидацией? Я слышал, что он говорил о какой-то там картотеке…

– Эээ, коллега, – поморщился, как от кислого резидент, – не стоит обращать внимания на попытки коммивояжера всучить нам просроченный товар. Вы здесь находитесь чуть больше года, а я почти шесть лет. И смею вам заметить, что местную плутократию уже никаким компроматом не смутишь. Все прекрасно знают, что нет такого преступления, в котором не была бы замешана местная «элитка». Какие бы неудобные факты из прошлого и настоящего вы бы им не предъявили, они только нагло рассмеются в лицо. Их интересуют только баксы, причем наличные. Здесь и сейчас. На перспективу они не думают. И тем более им чужды интересы своего государства.

– Не могу не согласиться с вами, коллега, – поддержал его О΄Берн, – это конечно будет иметь печальный финал для их страны, но нам грех будет не воспользоваться сложившейся ситуацией.

Глава 32

I.

После того, как Украина попыталась штурмом овладеть территориями непризнанных пока «народных республик Донбасса» и получила в ответ от России почти, что нокаутирующий удар в виде уничтожения всего руководящего состава ВСУ, ее военная активность понизилась до точки замерзания. Как и ожидалось в высоких кремлевских кабинетах, лишенные централизованного руководства, ВСУ стали представлять собой автономные воинские формирования, плохо управляемые командирами не знающими военной обстановки в целом и абсолютно неподконтрольные киевским властям. Это создавало реальную угрозу не столько для «мятежных» республик, сколько для местных властей. При отсутствии централизованного снабжения из-за разрыва логистических цепочек, предоставленные сами себе, воинские части, не говоря уже о добробатах, все больше и больше скатывались в анархию. Каждый из более или менее крупных военачальников частей, расположенных в зоне АТО, да и не только там, но и по всей территории «нэзалэжной», не уповая уже на Киев, с которым теперь опасно было связываться, быстренько старался подмять под себя все мелкие воинские соединения, находящиеся в ареале своей дислокации. Покончив с этим делом, почти каждый из полевых командиров «закукливался» на данной территории, объявив ее чуть ли не своей вотчиной, и начинал на ней править исходя из своих собственных представлений об истинной самостийности. Такое поведение, естественно, никак не могло нравиться местным гражданским властям, полномочия которых не просто подвергались сомнению со стороны военных, а элементарно игнорировались. Посылаемые по этому поводу «челобитные» в столицу, все еще пребывающую в прострации, не имели никакого практического значения. Киев в своих ответах либо бормотал что-то невнятное, либо просто отмалчивался, что никак не добавляло оптимизма местным властям. А военные, тем временем, от требований взять их «на полный кошт», немного погодя, стали переходить к банальной экспроприации, сиречь ограблению, не обращая внимания на вопли населения и областных руководителей. В надежде привести к послушанию зарвавшихся военных, и кое-как заштопать расползающееся одеяло государственности, Киев направлял в такие регионы своих эмиссаров, снабженных «грозными» полномочиями. Но, в лучшем случае, от них просто отмахивались, как от назойливых мух, а в худшем, если они уж слишком досаждали своим гудением самостийным панам-атаманам, они просто исчезала, будто их и вовсе тут не было. В общем, Украина и сама не заметила, как стала превращаться в Гуляй-поле. Вся недолгая история независимой Украины начиналась с фарса, продолжалась, как трагедия, и заканчивалась, опять-таки фарсом. А знаменитая «Свадьба в Малиновке» уже смотрелась не как художественный фильм с элементами комедии, но как сугубо документальный. И если видимость подчинения центральным властям еще сохранялась в таких областях как Киевская, Черниговская, Полтавская, Сумская, Кировоградская, Черкасская, Винницкая, Хмельницкая и Житомирская, то с областями расположенными к западу, югу и востоку от них ситуация приобретала характер перманентной катастрофы. Мало того, что юг и восток традиционно тяготели к Матушке-России, более чем неохотно, посылая своих сыновей в АТОшную мясорубку, да тут еще отбившиеся вконец от рук военные, своими необдуманными поступками усугубили положение, настроив против себя местное население. Обстановка, по донесениям с мест, готова была взорваться в любой момент. Учитывая наличие у населения большого количества огнестрельных средств широчайшего ассортимента, ближайшее будущее грозило вооруженным конфликтом внутри государства, по сравнению с которым донбасский мятеж выглядел, как игра в песочнице. Достойно удивления было только то, что Москва до сих пор не воспользовалась подвернувшимся случаем, чтобы раз и навсегда закрыть украинский вопрос. Такая малопонятная заминка со стороны противника сначала весьма обескуражила киевскую верхушку, уже сидевшую на чемоданах в Борисполе, а затем и вовсе воодушевила, вселяя уверенность в том, что Москва просто не посмела перейти границу, в опасении неисчислимых потерь в личном составе. Запад страны являл собой не менее гремучую смесь, чем юг и восток. Но если на юге и востоке существовала вероятность того, что военные, самостийно объявившие себя главами территориальных образований, кроваво и страшно все-таки подавят любые поползновения к сепаратизму, пока численный перевес не оказался на стороне недовольных, то на западе все оказывалось гораздо печальнее. Самовольно покинувшие расположение в зоне АТО тер и нацбаты, сформированные из добровольцев «западэнских» областей и вернувшиеся на «малую» родину с прихваченным оружием, они моментально спелись не только с тыловыми частями в своих областях, но и с местной властью, всегда тяготевшей к государствам, находящимся по ту сторону границы. Поэтому никакого внутреннего конфликта между ними не произошло. Напротив, поощряемые внешними спонсорами извне, они взяли твердый курс на отделение от «нэньки». Взяв дурной пример с русских, поляки, мадьяры и румыны, щедро множили своих сторонников, раздавая паспорта налево и направо. В итоге, даже в такие дремучие головы, как у нового секретаря СНБО Данилова, невольно закрадывались мысли о некоем тайном сговоре между москалями и прочими пшеками о расчленении Украины. И поделать с этим уже было ничего нельзя. Весь мобилизационный резерв был израсходован на затыкание дыр в обороне на востоке, образовавшихся в результате массового дезертирства военнослужащих. Однако несмотря на ужасающее положение украинских вооруженных формирований по всему периметру границ, правительство изо всех сил старалось выглядеть бодрячком, заверяя мировую общественность, а еще больше собственное население, что дела идут, как никогда успешно. Ситуация в информационном пространстве дошла до абсурда. Сначала конфиденциально и шепотом поползли слухи из офисов президента и кабмина, а затем уже и во всеуслышание было заявлено о том, что де уничтожение всего офицерского состава аппаратов Министерства обороны и Генштаба оказалось отнюдь не катастрофой гомерического масштаба. Напротив, как открыто, заявил некий советник президента Арестович «живительным благом, расчистившим авгиевы конюшни, доставшиеся в наследство от советской эпохи». Народ от таких слов впал в полнейшую прострацию. Со слов неизвестно из какой выгребной ямы вынырнувшего советника выходило, что единовременное уничтожение почти тысячи представителей офицерского корпуса оказалось благом, дающим возможность занять, образовавшиеся вакантные места, истинным патриотам Украины, до этого безжалостно затираемым окопавшимися там наймитами московлян. Его словеса были никем не опровергнуты из официальных представителей властной верхушки. Паче того, назначенный, вместо ушедшего в отставку руководителя администрации (офиса) президента Андрея Богдана, новый руководитель – Андрей Ермак подтвердил это спорное высказывание в одном из своих последних интервью, заграничным СМИ. Вскоре этот тезис поддержали и в кабинете министров. После чего в широких народных массах появилось стойкое убеждение в том, что в состоянии неадекватности находится не только сам президент, но и все его окружение, включая депутатов от «слуг народа». Тут, к слову надо сказать, что «широких народных масс», заметивших неадекватность своего руководства, было не так-то уж и много. Наиболее вменяемые из них, либо уже успели сбежать от прелестей национального возрождения страны «вышиванок», либо предпочло благоразумно придержать свое мнение при себе в надежде на то, что молчание, как и всякий драгоценный металл лучше всего хранить при себе. Воспользовавшись актом «неприкрытой агрессии» власти наряду с объявлением «военного положения» под истерические вопли патриотов о защите «ридной Краiни» прикрутили гайки не в меру распоясавшейся оппозиции закрыв целый ряд телевизионных и радио каналов широкого вещания. Этим не преминули воспользоваться нацисты всех мастей и оттенков, заполонив собой пустующее пространство эфира. Благодаря их самоотверженной работе по промыванию мозгов, очередная «зрада» превратилась в эпохальную «перемогу». На короткий срок телевизор победил-таки своего извечного оппонента – холодильника. Ну да оно и неудивительно: урожай озимых был неплохим, яровые культуры так и вообще обещали побить все рекорды урожайности, зима была еще далеко, а МВФ, чтобы хоть как-то подбодрить своих опростоволосившихся ставленников пообещал реструктуризировать задолженность. Правда, картину несколько подпортили данные по эпидемиологической обстановке, связанной с covid-19, но заботливые «слуги народа» и тут выкрутились, срочно засекретив всю статистику, поступающую с мест. Итак, к каким же результатам подошла Украина за год с небольшим правления ею комиком, подрабатывающим в качестве президента?

Еще год назад ему были открыты двери во все международные организации от Евросоюза до ООН. Выданный народом карт-бланш и высокий первоначальный рейтинг доверия, основанный на не в меру распиаренном образе Голобородько2, дал новому президенту все шансы на реализацию предвыборных обещаний. Однако дорвавшийся до власти, артист разговорного жанра быстро сменил не только навеянный кинематографом образ защитника народа от несправедливостей и повальной коррупции, но и отказался от выполнения обещаний закончить войну на Донбассе, действуя в духе прежнего сидельца в этом кресле. Паче того, вместо борьбы с коррупцией он возглавил негласный рейтинг самых матерых коррупционеров. Постоянные скандалы с ним самим и его окружением, замешанным в теневых схемах, не замедлили вылезти наружу. А уж рассказы о его выходках в состоянии наркотического опьянения могли бы возбудить приступы дикой зависти со стороны, вертящегося в гробу Борьки-пьяницы. Все это не прошло незамеченным, мимо представителей местной и зарубежной общественности. В итоге всего этого международный престиж украинской власти младореформаторов резко пошатнулся и стремительно пополз вниз. А русская ракета, выпущенная месяц назад по зданию Генштаба окончательно подорвала веру народа, как в состоятельность вооруженных сил страны, так и всей власти в целом. Таким образом, политика администрации президента Зеленского за год с небольшим привела к тому, что Украина испортила отношения не только со всеми своими соседями, но подорвала доверие к себе со стороны еще недавних и безоговорочных спонсоров. Исключением осталась Турция, с правителем которой Зеленский умудрился найти общий язык на платформе обоюдной ненависти к России, но их общение скорее продиктовано экономическими интересами самой Турции, чем дружеским отношением.

Что же касалось внутренней политики, то в этой области успехи президента Зеленского выглядели примерно так же, как и в политике внешней: гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Рейтинг Зеленского после ограниченного удара возмездия со стороны России не просто упал, а рухнул, скатившись до уровня статистической погрешности. Очевидными причинами этого были помимо русского ответа, прилетевшего на гиперзвуке, невыполнение данных ранее обещаний по окончанию войны на Юго-Востоке, а также посадки воров и коррупционеров из предыдущей власти. Кроме всего прочего, ударили по уровню поддержки Зеленского и другие проблемы. К ним можно отнести провалы в тарифной политике, которая шла вразрез с интересами и реальными финансовыми возможностями населения и привела к колоссальному росту задолженности домохозяйств по услугам ЖКХ, а также падение уровня промышленного производства и сокращение экономики, рост безработицы, обрушение уровня жизни украинцев. Остался нерешенным вопрос по углублению раскола общества в языковом пространстве. После принятия дискриминационного закона о повсеместном использовании украинского языка в ущерб конституционных прав русскоговорящих граждан Украины он настолько усилился, что на него обратили свои взоры даже ангажированные ранее международные правозащитные организации, включая Венецианскую комиссию. Ну и в качестве заключительного акта полной несостоятельности властей стало фиаско в борьбе с пандемией и попыткой произвести собственную вакцину.

К таким печальным результатам пришла Украина к концу июля 2020 года. Видя, что ни на одном из направлений, будь то военная сфера, политика, социально-экономическое обустройство, не происходит ровным счетом никаких улучшений, команда президента решила сосредоточить свое внимание на разведывательно-диверсионной деятельности и пропаганде, с целью вконец «замылить» глаза электорату.

Было бы верхом наивности считать, что посланный Москвой «привет» украинскому Генштабу никак не отразился на ней самой. Отразился. Еще как отразился. Москве прилетело со всех сторон, как говорится, «по самое не могу». Как и предсказывали аналитики Генштаба при помощи ИИ3, запрятанного в недрах Центра Национальной обороны, «цивилизованные» страны, после недолгого паралича постарались применить к России все, что было в их обширных арсеналах. Началось все, как уже стало нормой, с того, что страны ЕС (включая Норвегию и Швейцарию), США, Канада, Австралия и примкнувшая к ним на этот раз Япония, дружно повысылали наших дипломатов. Где-то, двоих, где-то троих, а где-то и вообще одного, ради соблюдения приличия и солидарности, как это было в Черногории. Россия, в ответ на это, стиснув зубы, пообещала дать в скором времени симметричный ответ, как и положено по неписаным правилам дипломатического этикета. На этом можно было бы, и успокоиться, но гей-ропейцы, вкупе с неугомонными янки и прочими пристяжными уже начинали входить в раж. Решив не останавливаться на достигнутом, западные «партнеры» совершили попытку «добить», и так не слишком твердо стоящую на ногах, экономику России. Пользуясь обвалом цен на нефть и ее переизбытком в своих хранилищах, они просто объявили эмбарго на ввоз из России любых нефтесодержащих продуктов. И так не слишком высокие биржевые котировки российской нефти марки Urals, после этого решения и вовсе рухнули, колеблясь в районе 25 $ за баррель. Это потянуло за собой и радикальное удешевление природного газа, в связи с тем, что формула расчета его цены по долгосрочным контрактам с европейскими контрагентами была привязана именно к стоимости нефти. Россия промолчала в ответ. Но жадным до чужого добра европейцам и этого показалось мало. Поэтому тут же, как по заказу, подоспело решение шведского Арбитражного суда по иску польской нефтегазовой компании PGNiC к нашему «Промгазу». Оно не только обязало вернуть ей якобы переплату за проданный ранее газ, в размере полутора миллиардов долларов, но и вынудило привязать все дальнейшие поставки газа на европейский рынок к спотовым ценам с лагом в 180 календарных дней. Ободренные этим обстоятельством, европейцы решили продлить свое веселое пиршество, а, посему не стряпая, решением собрания министров иностранных дел запретили поставки в Россию солидного перечня промышленной продукции, мотивируя это тем, что она может иметь двойное назначение. При этом их совершенно не смутил тот факт, что в подавляющем большинстве случаев продукция уже была оплачена. Таким образом, западные фирмачи оказались в двойном выигрыше – и денежки получили, и от поставки по контрактам отказались. Россия опять смолчала. Уязвленная успехами русских в деле восстановления своего сельского хозяйства, бывшая Monsanto, а с недавних пор поглощенная немецким Bayer, уже изрядно подсадившая на свою продукции многих сельхозпроизводителей в России, тоже решила присоединиться к травле русского медведя, внезапно разорвав соглашение о поставках семенной продукции, чем нанесла ощутимый удар по фермерским хозяйствам, рассчитывавшим на порядочность бюргеров. Россия вновь промолчала, едва слышно скрежетнув зубами. Ободренные русской пассивностью, страны «демократий» пуще прежнего стали тыкать палками в медвежью берлогу, в неоправданной надежде, что если русский медведь еще и не сдох окончательно, то уж во всяком случае, находится в предсмертной агонии. Дабы усилить эффект от и без того «убойныъ», по мнению многих аналитиков, санкций, коллективный Запад все-таки решился на применение долго обещанной угрозы – отключить Россию от SWIFT. Каждая из этих санкций была сама по себе вещью более чем неприятной, но вкупе они составляли просто зубодробительный коктейль. Но даже и эта, казалось бы запредельная смесь, бьющая сразу по многим отраслям экономики – от финансов и до производства могла быть, хоть и с трудом, но переварена новой российской властью, если бы не одно но… В числе длинного перечня запретительных мер незаметно на фоне остальных промелькнул запрет на поставку продукции со стороны Eli-Lilly, Novo Nordisk и Sanofi, которые лидируют во всем мире и занимают около 93% российского рынка инсулина емкостью в 350 млн. долларов в год. Последние две компании, кстати, имеют свои заводы в России, но подчиняясь принятым вышестоящими органами решениям, вынуждены были приостановить производство. Вот это уже действительно был удар в солнечное сплетение. Последнее обстоятельство резко усилило угрозу повышенной смертности в истерзанной пандемией стране. Необходимо было принимать срочные решения по всему спектру возникших проблем. Откладывать решение было никак нельзя, поэтому Афанасьев, как Глава Высшего Военного Совета, сиречь хунты, созвал на завтра экстренное совещание Президиума, на которое пригласил и некоторых профильных министров из наиболее пострадавших от санкций отраслей народного хозяйства.

II.

28 июля 2020г. г. Москва, Национальный Центр обороны.

Получить в свои шестьдесят пять свидетельство «О расторжении брака», в котором пребывал более сорока лет – дело непростое, с какой стороны на него ни глянь. Потерять человека, даже и нелюбимого, но привычного за такой немалый срок, было тяжело не столько физически (телесной близости давно уже не было), сколько морально. Вечером в воскресенье заехал по дороге домой в отделение ЗАГСа и получил на руки листок сиреневого цвета, подведший черту на совместном проживании под одной крышей с бывшей уже теперь супругой. А сегодня с утра уже заметил у многих из числа приближенных этакие озорные огоньки в глазах – смесь одобрения и похабничества. «И как узнали-то за один день?» – удивлялся Верховный игривым поползновениям соратничков. Все это, конечно, никак не добавляло настроения Валерию Васильевичу, и без того издерганному донельзя последними событиями.

На сегодняшнее совещание помимо уже устоявшейся «пятерки», составляющей ближайшую свиту диктатора, были приглашены: Хазарова – министр иностранных дел; Глазырев – министр финансов и одновременно председатель Центробанка; Новиков – министр энергетики еще в прошлом составе правительства, а теперь еще и назначенный Юрьевым курировать вопросы, связанные с ТЭКом; Чегодайкин – министр здравоохранения; Трояновский – министр сельского хозяйства; Кириллов – генеральный директор Фонда Перспективных Исследований4 и начальник Департамента развития IT-технологий при министерстве экономического развития. Лица у собравшихся, были угрюмо-сосредоточенные, если не сказать, что ожесточенные. У некоторых из них глаза были красные и слегка припухшие, что говорило о хроническом недосыпе их владельцев. Да и то сказать, с последними санкциями Россия оказалась в одном шаге от уже настоящей войны, хоть и не объявленной, но уже осуществляемой почти по всем направлениям. После того, как все приглашенные лица расселись за круглым демократическим столом в небольшом, но уютном кабинете Главы Высшего Совета и разложили перед собой объёмистые папки, Афанасьев открыл заседание, предварительно надев очки на вздернутый курносый нос. Стенограмма заседания не велась, но верный Михайлов пристроился в самом дальнем углу с блокнотом на коленях. А в приемной, тем временем, коротали время уже два носителя «черного чемоданчика».

– Товарищи! – начал он буднично, как будто на заводском парткоме в очередной раз рассматривалось обыденное и уже набившее оскомину дело о беспробудном пьянстве какого-нибудь сторожа дяди Леши. – Последние события, разворачивающиеся в мире вокруг России создали серьезный повод для беспокойства по поводу дальнейшего существования, как самой России, так и ее граждан в новых условиях ужесточения санкционного режима. Именно это обстоятельство и вынудило нас собраться здесь и в этом составе для выработки решения в плане оперативного реагирования на быстро меняющуюся обстановку.

После произнесения этих слов Глава замолчал, сделав небольшую паузу, и как строгий учитель оглядел собрание поверх очков, дабы убедиться, что все присутствующие с должным пиететом прониклись духом ответственности исторического момента. «Старая гвардия» в лице членов Президиума уже привыкла и к такому обзору поверх очков и к такой манере начала диалога, поэтому сохранила на своих лицах некое подобие беспристрастия и отстраненности, а вот гости сразу почувствовали неловкость от подобного «сканирования» и слегка начали ерзать в своих креслах.

– Судя по тем папкам, что сейчас лежат на столе, у вас имеется готовый алгоритм ответов на поставленные ребром вопросы нашего выживания в немилосердных объятиях наших заграничных друзей, – не столько спросил, сколько утвердил свое предположение Верховный.

Профильные министры вновь зашевелились, как бы соглашаясь с этой сентенцией.

– Вот и отлично, – правильно поняв их шевеление, продолжил Афанасьев. – Давайте тогда сразу и начнем не стряпая. Кто из вас готов начать первым, товарищи?

– Позвольте мне, – поднял руку кверху как благонравный ученик, министр сельского хозяйства.

– Прошу вас, Михаил Геннадиевич, – поощрительно склонил голову Валерий Васильевич, – к барьеру, так сказать…

– Я не займу много времени, – заверил всех Трояновский, – а скажу коротко и по существу вопроса. Начну с того, что не стану излишне драматизировать обстановку, складывающуюся вокруг нашего сельского хозяйства. И как бы мы не ругали прежний состав правительства за коррупционные схемы, нерациональное использование средств и громоздкость управления в сфере обеспечения населения продуктами питания, надо признать, что курс, взятый им на импортозамещение, так или иначе, но дал свои положительные результаты. Целевое субсидирование собственного сельского хозяйства, наряду с объявленными контрсанкциями в отношении заграничной продукции, позволили нам быть более независимыми от капризов иностранных монополий, уже почти захвативших наш рынок в конце 90-х. По основным видам зерновых культур, мясу птицы и свинины мы полностью перешли не только на самообеспечение, но и существенно подвинули наших естественных конкурентов на их же, как говорится, игровом поле. Конечно, иностранцам, окопавшимся тут с незапамятных времен, это как острым шилом в одно место, но ничего поделать с этим они уже не могут, по большому счету. Глупым пришлось уйти с нашего рынка, уступив свои позиции нашим доморощенным производителям, а тем, кто оказался чуть похитрее, как финский Valio, не осталось ничего, как перенести свои производственные мощности к нам и локализовать производство на месте, чтобы окончательно не остаться на обочине. В общем, там, где можем – срочно переводим производство к нам и пытаемся внедрить отечественные аналоги. Разумеется, не везде все сразу получается. Торговые сети кривятся «и пармезан де не тот и хамон не того качества». Но тут надо учитывать некоторые факторы. Наши с позволения сказать торговые сети тоже до недавнего времени имели иностранную прописку в большинстве случаев. Оттого у них и такое предубеждение по отношению к нашим производителям только-только начавшим осваивать новые виды продукции. Кривятся, конечно, но все-таки берут, хоть и по заниженным ценам, потому как в условиях складывающейся обстановки выбор инструментариев у них невелик: либо брать, что дают, либо оголять прилавки. Разумеется, сельхозпроизводителям, есть, еще куда расти, но тут надо принимать в расчет и то обстоятельство, что для большинства из них, спрос порождает еще не освоенные компетенции. Ведь, к слову сказать, тот же самый пармезан, он как марочное вино, должен быть выдержан на протяжении не менее десяти лет, а нашей программе импортозамещения едва-едва шесть лет исполняется на днях. Главное, я считаю, заключается в том, что наши отечественные производители не теряют духа и буквально молятся на то, чтобы контрсанкции не прекратили свое действие. Во всяком случае, в обозримом будущем, чтобы была возможность им встать на ноги и окрепнуть. Что же касается фруктов, то тут надо признать, что дела обстоят не самым лучшим образом. И проблема тут встает не в злокозненности Европы, а в нашем географическом положении. Ну, не хотят бананы расти в тундре, климат им видишь, не подходит. И с этим ничего, к сожалению, нельзя поделать. Но если раньше – во времена Советского Союза нас здорово выручали страны Северной Африки, то теперь об этом можно забыть. После прокатившихся там цветных революций, начавшихся десять лет назад, они сами шатаются от голода. Им не до экспорта сейчас. Да и пандемия резко оборвала все торговые связи. Все сидят по домам и носа боятся высунуть наружу. Мировая торговля, считай при смерти. Мы пытаемся, как-то исправить подобный перекос. В этой связи, не побоюсь похвалить своего предшественника на данном посту. Он хоть и с опозданием, но все-таки озаботился о выделении около миллиона гектаров под разведение садов. Но сами понимаете, саженцы не растут по мановению волшебной палочки. Тут надо сказать отдельное спасибо Абхазии, а паче того – Ирану. Они нас сильно выручают. Иран, так же, как и мы, со всех сторон задавленный санкциями, остро нуждается в широкой номенклатуре промышленных товаров. И мы уже успешно налаживаем с ним бартерный обмен. Персы грозятся завалить нас всеми видами цитрусовых, по крайней мере. Однако во всем полагаться на Иран тоже не следует, ибо настроения клерикального режима аятолл может меняться с калейдоскопической скоростью. Нужно развивать собственное производство. Особенно тепличные хозяйства. Та же самая Европа половину собственного спроса на овощи и фрукты формирует за счет внедрения тепличных технологий, закупая на стороне только экзотические виды флоры. А мы чем хуже? Теперь, что касается пресловутой Monsanto. Тут проблема больше информационная, нежели техническая. Не вникая в подоплеку истории с эмбарго на поставку нам семенного фонда, газетчики развопились о неминуемом голоде в России, спровоцированном действиями одной недобросовестной фирмы, работающей в сфере генной инженерии. Да, бойкот на поставки семенного фонда – мера весьма огорчительная и она, безусловно, скажется на урожайности следующего года, но не слишком сильно, если мы с вами примем правильные решения. Экспорт зерновых мы снизим в этом году, хотя внутренний рынок и не должен сильно пострадать. Но снижение будет обусловлено отнюдь не бойкотом на поставку семенного фонда, так как его последствия рассчитаны на будущую посевную кампанию. Это произойдет из-за последствий пандемии, которая косит не только жителей города, но и села. И вместе с тем следует признать, что бойкот – оружие одноразового действия. Высоколобые умники из менеджмента этой недобросовестной фирмы, в скором времени убедятся, что не только потеряли окончательно наш рынок, но и поставили под глубокое сомнение свою надежность на рынке международном. После этого, вряд ли найдется много желающих, по крайней мере, из стран Третьего мира, подпадать в полную зависимость от политически ангажированной корпорации. Так что господа из Bayer явно просчитались, думая, что поставили нас в безвыходное положение. К счастью эта фирмочка не так глубоко пустила свои корешки на нашей территории, как об этом принято считать. Зерновые производители в европейской части России пострадают, а вот те, которые находятся за Уралом – ничуть, потому что всегда были настроены консервативно к новым методам повышения урожайности, более уповая на мичуринский опыт, чем на генетическое вмешательство в естественный отбор. В этом году у сибиряков был неплохой урожай озимых, а по прогнозам, если не случится погодных аномалий, то и яровые будут хороши. Да и энтузиасты на местах, те, которые, несмотря на внешнее давление, не прекратили селекционную работу еще остались в достаточном количестве. Местные селекционные станции обладают некоторым запасом высокоурожайных сортов злаковых и бобовых. Если их деятельности придать общегосударственное значение, то мы в кратчайшие сроки сможем восстановить нашу агрокультуру.

– Это конечно все звучит довольно оптимистично, но на среднюю и дальнюю перспективу. А вот что нам делать сейчас? – буркнул вечно чем-то недовольный Рудов, считающий себя специалистом чуть ли не во всех сферах народного хозяйства, начиная от ракетно-космической отрасли и заканчивая акушерством и гинекологией. Порой складывалось впечатление, что дай ему волю, и он начнет собственноручно составлять инструкции для молодых матерей по грудному вскармливанию младенцев. Но в данном случае он правильно сформулировал вопрос, с чем согласились все члены Президиума, дружно закивав головами. Трояновский вначале слегка замялся, а затем, словно решившись нырнуть в омут с головой, выпалил:

– Я на этот пост пришел из Госрезерва, а потому для меня не составляет секрета то, что хранится у нас в закромах Родины.

– И что?! – сначала запереглядывались члены Президиума и приглашенные, а затем дружно набросились на министра. – Неужели вы хотите растеребить и разбазарить неприкосновенные запасы хранящегося там зерна?!

– Что значит, разбазарить?! – обиделся Михаил Георгиевич.

– Ну-ну, Михаил Геннадиевич, – постарался утихомирить страсти Глава, – не принимайте близко к сердцу сказанное нами в порыве. Просто поясните вашу мысль до конца.

– И поясню! – вскинулся Трояновский, которому, как он сам полагал, уже нечего было терять. – Прежде всего, позвольте заметить вам свое недоумение! Вроде взрослые люди и специалисты, а терминологией не владеете. То, что вы называете неприкосновенным или так называемым «неснижаемым запасом» является мука высшего и первого сорта. А зерно является мобилизационным резервом. Чуете разницу или мне вам на пальцах объяснять?! – дерзко бросил он упрек коллегам и продолжил. – Мобилизационного! Как раз у нас сейчас такое время и наступило – мобилизационное. Еще со времен Иосифа Виссарионовича, в районе Верхоянска начали делать зерновые закладки особо продуктивных сортов семян различных агрокультур на случай уничтожения семенного фонда в ходе предполагаемой ядерной войны. Это дело вождя не умерло вместе с ним. Фонд постоянно пополнялся, даже во времена приснопамятного Борьки-пьяницы. Пополняется и сейчас за счет сортов исключительно российского происхождения. Скажу по памяти. Основой мобилизационного резерва злаковых, в частности мягкой пшеницы являются запасы сортов «Воронежская 18» и «Донская элегия». Их урожайность вплотную приблизилась за многие годы к европейским стандартам и составляет почти 52 центнера с гектара. По моим прикидкам там этого зерна хватит на две посевные кампании в масштабах всего государства. А нам всего-то и надо, что обеспечить европейскую часть страны данным посевным материалом. И потом, я не приемлю сам термин «разбазаривание»! При такой урожайности, мы легко сможем пополнить эти запасы вновь. Конечно, львиной долей экспорта придется пожертвовать в этом году, возможно даже и в начале будущего, но думаю, что к концу 2021-го все вернется на круги своя. Зато будем со своим хлебом, и не придется больше кланяться засранцам-иностранцам.

– Хмм… А почему мы тогда вообще связались с этой Монсантой, коли у нас самих имеется конкурентоспособные семена? – подал голос Барышев.

– А это уже не ко мне вопрос, – съехидничал главный крестьянин страны, – но насколько я в курсе дела, то это было одним из ключевых условий Запада на открытие своего рынка сельхозпродукции для наших поставщиков. Теперь же, после того, как мы с ними перебили все горшки, в результате взаимной санкционной войны, данный пакт уже не имеет никакого практического значения.

– Хорошо. Что требуется от нас в срочном порядке? – опять возник Сергей Иванович.

– Что-что?! – передразнил всесильного «серого кардинала» Трояновский, похоже махнувший рукой на свою карьеру. – Санкция, конечно, на «разбазаривание», как тут некоторые выразились, мобилизационного резерва. Такие действия, сами знаете, можно совершать только за подписью высшего должностного лица страны, – развел он руками.

– Что касается санкции, – медленно растягивая слова и одновременно оглядывая соратников, произнес Афанасьев, – то мы вам ее дадим, если Президиум не возражает.

Дождавшись утвердительных кивков со стороны собравшихся, резюмировал:

– Сегодня же и оформим, как полагается.

– Тогда вопрос снимается с повестки, – повеселел министр.

– Ну а вообще, какие у вас еще имеются предложения, которые мы могли бы решить исходя из нашей компетенции? – спросил диктатор.

– Если коротко и не размазывая сути по краям тарелки, то можно перечислить буквально по пунктам, – еще больше приободрился Трояновский.

– Отлично. Давайте, – пришпорил его Валерий Васильевич.

– Во-первых, ни в коем случае не поддаваться на шантаж и не снимать контрсанкции, как бы иностранцы не просили, используя свою челночную дипломатию. Нам нужно твердо поставить на ноги своих производителей. Паче того, я считаю необходимым ваше публичное заверение в том, что мы не пойдем не только на попятную, но и на размен, если таковой будет негласно предложен нам европейскими партнерами. Тем самым мы усилим уверенность наших сельхозпроизводителей в их поддержке государством. А то до меня уже начали доходить шепотки и возможной сепаратной сделке. Во-вторых, простите за невольный каламбур, сказать ФАСу5»фас!», велев ему начать антимонопольное расследование в отношение картельного сговора торговых сетей на предмет занижения закупочных цен, делающих продукцию нерентабельной для крестьянских и фермерских хозяйств. Причем сделать это надо в пожарном порядке, пока не завершился сезон сбора урожая.

– Борис Борисыч, ты там записываешь? – окликнул Афанасьев адъютанта, пока Трояновский набирал в грудь воздух для следующей своей тирады.

– Так, точно, товарищ Верховный! Все как есть, чтобы не забыть.

– Продолжайте-продолжайте, Михаил Геннадиевич, – обратился диктатор к министру, видя, что тот замолк. – Не обращайте на меня внимание.

– В-третьих, – кивнув, продолжил Трояновский, – всячески стимулировать тепличное производство, хотя бы основной номенклатуры овощей и фруктов. А в особенности в районах рискованного земледелия, либо вообще отсутствия такового. Я имею в виду районы Крайнего Севера и приближенные к ним. С этой целью, активнее использовать методы гидропоники, при дефиците плодородной земли. Это не просто красивые слова и прожекты, а реальная внутренняя политика, призванная сразу решить несколько насущных проблем.

– Ну-ка, ну-ка, поясните свою мысль чуть подробнее, – заинтересованно подался вперед Афанасьев.

– С удовольствием, – со вкусом причмокнул тот, так как эта проблема была весьма близка к его сердцу. – Развивая тепличное хозяйство, мы избавляемся не только от пресловутого вопроса импортозамещения, но и попутно решаем такие социальные вопросы, как проблему северного завоза, которая влечет за собой экономию сил и средств по доставке продуктов питания в труднодоступные районы, а также экономию денежных средств. Многочисленные опыты показали, что при наличии правильной постановки дела, в тепличных условиях можно выращивать не только традиционные кормовые культуры, но и экзотические для нашей местности, такие как, например гранаты, ананасы, бананы, я уж молчу про цитрусовые, которые умели выращивать еще в XVII веке монахи Соловецкого монастыря. Как ни крути, а это экономия валюты. Паче этого решаются и социальные вопросы. Ведь ни для кого из нас не секрет, что н Крайнем Севере работают не только вахтовым методом, но там еще и живут семьями. Да-с. И это очень большая проблема. Спросите об этом службы соцзащиты и занятости. Буровики, стало быть, работают на своих местах, а их жены в условиях ограниченного производства маются дома от безделья, получая пособия по безработице. А тут-то как раз и подвернутся наши тепличные хозяйства, которые решат эту проблему. Если будут развернуты в достаточном количестве. Я понимаю, что первоначально это потребует вложения некоторых средств, но поверьте мне, что вскоре они окупятся с лихвой. Наши технологии уже сейчас позволяют сооружать тепличные хозяйства площадью до двадцати гектаров. К тому же это не просто тепличные фермы, а целая логистическая цепочка. Она призвана включать в себя не только выращивание агрокультур, но и осуществлять контроль над их качеством, доставкой до розничных точек продаж, включая появление самих новых точек, а значит и увеличение занятости населения, а отсюда и налоговые поступления, как от юридических, так и физических лиц.

От подобных перспектив у окружающих, включая даже таких флегматиков, как Барышев и Костюченков, постепенно начали разгораться глазенки.

– Борисыч, пиши-пиши! – прикрикнул Афанасьев в порыве неподдельного энтузиазма.

– Пишу-пишу, – в тон ему отвечал секретарь-адъютант.

– Еще есть, какие предложения?! – обратился диктатор вновь к министру.

– Да, – коротко бросил Михаил Геннадиевич.

– Говорите! Слушаем внимательно.

– Необходимо простимулировать работу и развитие крупных садоводческих хозяйств, которых у нас, к сожалению, не так уж и много. Многие из них прекратили свое существование, когда на наш рынок хлынули «польские яблоки» и иже с ними, не выдержав конкуренции. Остались в основном только энтузиасты, но сами понимаете, на голом энтузиазме нельзя добиться стабильности и обилия. Для увеличения их количества нужно не так уж и много. Всего-то снизить налогооблагаемую базу, и снабдить их твердым госзаказом на длительную перспективу. Ну, и в качестве совсем уж простой меры, не требующей никаких усилий со стороны государства, можно предложить оставить в покое мелких частных производителей, а именно, дачников. А то в последнее время их просто-таки замордовали всяческими преследованиями, то за дачные сараи, то за капитально устроенные теплицы. Да еще полицию приспособили устраивать облавы на бабушек, торгующих выращенной своими руками клубникой, за якобы не декларируемый доход. Как будто полиции больше заняться нечем?! А наше государство забеспокоилось, как бы у старухи лишняя копейка на похороны не завалялась. И, что, – спрошу я вас, – сильно помогли госбюджету копейки, полученные с оштрафованных бабулек?! Тьфу ты, прости Господи! – бросил в сердцах распалившийся министр. – Я вон, недавно получил статистику. За последние пять лет количество садово-дачных участков сократилось едва ли не на 40%. А что получили взамен? Что появилось на месте заброшенных участков? Автомойки, шиномонтажки и складские ангары IKEA. Отмена всех этих ограничительных и запретительных мер не только повысит авторитет нового правления, но и в значительной мере окажет вспомоществование насыщению рынка продовольствия. При Хрущеве, дачи во многом спасли страну от неминуемого голода, и сейчас окажут ей помощь. У меня все, товарищи.

– У кого-нибудь будут вопросы к докладчику? – дежурно поинтересовался Глава Совета.

После недолгой паузы, как прорвало. Вопросы посыпались со всех сторон, один за другим. Причем, вопросы были довольно дельными и по существу, чего Афанасьев, честно говоря, никак не ждал от своих облеченных в мундиры соратников. Тут были вопросы по районированию сельскохозяйственных культур, по наполняемости хранилищ основными видами продукции сельхозпроизводства, по экспортным и импортным мощностям, по видам на предстоящий урожай и прочие. Многих интересовала финансовая политика министерства, а именно, какие виды продукции нуждаются в дотировании, а какие государственном регулировании цен. Не обошли своим вниманием принятую ранее программу «дальневосточного гектара», потому что с некоторых пор программа по переселению соотечественников из дальнего и ближнего зарубежья, когда-то громогласно провозглашенная прежней властью, постепенно затухла. Трояновский охотно отвечал на все поставленные вопросы. Было видно невооруженным глазом, что он «в теме» всех задаваемых вопросов и имеет по каждому из них аргументированную точку зрения. Для всех присутствующих было понятно, что человек находится на своем месте, раз за месяц смог войти в курс дела по всем животрепещущим проблемам своего ведомства. Невольный брифинг мог бы продолжаться и далее, если бы Афанасьев, зная, что предстоит заслушать и других докладчиков, не решил подвести черту.

– Ну, что ж, – подвел итог главарь хунты, – изложенная вами информация, представляется нам исчерпывающей. Решения, предложенные вами, тоже кажутся весьма убедительными. Я, наверное, не ошибусь, если попрошу присутствующего здесь Бориса Ивановича, сделать все возможное по своей линии, чтобы претворить в жизнь громадье ваших планов. Ему, наверное, не составит большого труда отменить законодательные инициативы прежнего состава правительства, направленные на ущемление прав и свобод отечественных сельскохозяйственных производителей. Со своей же колокольни, обещаю вам всяческое содействие в делах по улучшению состояния наших аграрных дел, а также отмену тех Указов Президента, которые идут вразрез с интересами народного хозяйства. По поводу санкционирования использования мобилизационного семенного резерва, как я уже говорил выше, тоже можете не волноваться. Завтра с утра закрытое Постановление Президиума Высшего Военного Совета будет лежать у вас на письменном столе.

Трояновский, который уж и не чаял выйти из этого кабинета, не лишившись должности, робко заулыбался. Все присутствующие поддержали недавно назначенного на этот пост Михаила Геннадиевича ободрительными улыбками и жестами. Даже вечно скептически настроенный ко всему вокруг, и озабоченный, только ему известными делишками, Барышев, попытался изобразить на своем лице некое подобие одобрения.

– Я могу уйти? – сделал попытку подняться из своего кресла Трояновский.

– Сидите-сидите, Михаил Геннадиевич, – махнул ему диктатор. – Неужели вам не интересно послушать, как идут дела у ваших коллег?

Глава аграриев плюхнулся на свое место, застенчиво краснея лицом. Он еще не успел заматереть в своей чиновничьей циничности.

III.

– Ладно. Давайте продолжим, – вернулся к теме совещания Афанасьев. – Кто будет следующим кандидатом на лобное место?

– Вообще-то, «лобным местом» называлось возвышение в центре городской площади, откуда зачитывались царские указы, – не удержался и решил показать свою начитанность глава Фонда Перспективных Исследований.

– Да?! – сделал вид, что изумился Валерий Василевич. – А я то всегда думал, что это то место, где всем желающим дают по лбу.

По кабинету прокатился довольный смешок.

– Раз вы у нас такой грамотный, – хитренько улыбаясь начал Глава хунты, – то, стало быть вам и карты в руки. К барьеру-с, Александр Дмитриевич.

Кириллов уже не первый год находился на своем посту, поэтому чувствовал себя в этой компании гораздо увереннее, чем прежний докладчик. Он не торопясь раскрыл принесенную с собой папку, и поминутно заглядывая в заранее приготовленный конспект, затараторил бодрым голосом:

– Начну, как и предыдущий докладчик – с неприятностей. Дела у нас отнюдь не блистают радужными красками, но и впадать в уныние по этому поводу, считаю преждевременным. Да, западные партнеры сильно подгадили нам в этот раз с санкциями. Наиболее ощутимыми для нас стали последствия запрета на экспорт нам карусельных станков обработки микрометрической точности, микрочипов, адаптированных для работы в космосе и авиационных композитных материалов. И если с импортозамещением украинских двигателей для ВМФ и ВВС мы худо-бедно, но разобрались, так как уже имели свои собственные разработки и компетенции, то тут дела обстоят несколько иначе. Еще в начале нулевых, мы полностью утратили нашу станкостроительную промышленность, безоглядно доверившись коварным западным партнерам. К 2005 году наше собственное производство станков с ЧПУ составляло всего 5% от общего числа и это при том, что к началу «перестройки» в этой отрасли мы от Европы и Штатов практически не отставали, полностью насыщая нашу промышленность продукцией собственного станкостроения. Спохватились только в 2008, когда приспела пора перевооружения нашей армии после событий в Осетии. Уже тогда наши визави начали не только потихоньку перекрывать нам кислород, отказывая в поставках по тем или иным позициям, но и откровенно занимались вредительством, выводя из строя уже поставленные станки, путем срабатывания электронных «закладок». А мы, спохватившись, схватились за голову. Мало того, что предприятия изготавливающие станки пришли в упадок и позакрывались в своем большинстве, железо – дело наживное. Самое печальное было в том, что люди, занимавшиеся этим делом всю жизнь за двадцать лет разрухи или поумирали, или разбежались по всему белому свету. Сейчас, понемногу дела налаживаются. Прошли процесс реанимации такие мэтры как крупнейший в России станкостроительный завод Саста, ООО «Стан», АО «Станкопром», НИТИ «Прогресс», БелЗАН. Появились и новые производства, созданные с нуля, такие как компания Unimatic. Она с момента своего основания не занималась производством станков, а оказывала инжиниринговые услуги и поставляла импортные станки. Но в 2019 году началось проектирование своего собственного завода по производству станочного оборудования и автоматизированных гибких производственных линий. Но вот с особо крупными станками карусельной обработки пока наблюдается полный затык. Завод в Перми по их производству пока еще только строится, а сами станки, тоже еще пока находятся в чертежах. Завод мы конечно построим ударными темпами, но пройдет, пожалуй, не менее двух лет, пока первые образцы появятся в натуре. Так что производство особо габаритных конструкций типа особо мощных турбин, котлов и прочего, придется отложить. Увы. Использовать китайские аналоги считаю делом контрпродуктивным, так как они не обладают достаточной надежностью и производственным ресурсом, а по стоимости не уступают западноевропейским. Так что менять шило на мыло не имеет смысла. Уж лучше потерпеть и дождаться своих. А пока вместо 300-т мегаваттных турбин будем производить в Рыбинске 110-ти мегаваттные. Теперь, по поводу авиационных композитных материалов для создания «черного крыла». Скажу честно, что не ожидал такой подставы, по крайней мере, от японцев – вторых кроме американцев обладающих данной технологией. По этой причине остановилось производство не только Суперджетов, но и наших, полностью отечественных МС-21. Дело в том, что лишь только такое крыло способно обеспечить решение двух главных задач, поставленных перед конструкторами этого самолета – создать повышенный комфорт для пассажиров, для чего фюзеляж расширен по отношению к общепринятому стандарту, и максимально снизить расход горючего. Для этого необходимо обеспечить прекрасную аэродинамику самолета. Крыло необходимого удлинения и формы можно сделать лишь из полимерных материалов. Короче говоря, если такого крыла не будет, то и самолет никому не нужен. По топливным затратам он будет сильно проигрывать и «Боингу», и «Аэйрбасу». И все предварительные заявки на МС-21 могут быть аннулированы. А заявок, кстати, уже немало. Крыло разработала компания «АэроКомпозит», входящая в ОАК. И производит его она же на своих заводах в Казани и Ульяновске. Но для производства необходимы исходные материалы. Главным компонентом этих материалов является углеродная лента, производимая янкесами и косоглазыми.

– Я в курсе этой проблемы, – вставил премьер-министр. – Недавно стало известно, что «Росатомстрой» уже несколько лет занимается на своей промышленной базе производством углеволокна. Его качество приближается к тому, которое необходимо для получения углеродной ленты для «черного» крыла. «Росатомстрой» сейчас дорабатывает технологию, чтобы получить полуфабрикат, который полностью устроил бы «АэроКомпозит» по качеству. Для чего строится вторая очередь производства углеволокна, обладающего повышенными характеристиками. Предполагается, что произойдет это в следующем году. И тогда начнется строительство полностью «российских» авиалайнеров.

– Да-да, – поддержал Юрьева директор РФПИ, – задержки производства самолетов из-за отсутствия необходимых компонентов «черного» крыла быть не должно, потому что в «АэроКомпозите» есть запасы полуфабрикатов японского производства, минимум на пять-шесть самолетов.

– Сроки ввода в эксплуатацию полностью отечественного МС-21 с двигателем ПД-14 отодвигается вправо, но не критически, – вновь подхватил Кириллов. – Теперь перейдем к еще одной печальной странице – микроэлектронике. Тут у нас сложилась парадоксальная ситуация. Все одновременно плохо и в то же время – хорошо.

– Как это? – вскинул брови Афанасьев.

– Поясняю. Благодаря объявленному нам эмбарго на поставку микрочипов, принятой архитектуры и стандарта, приспособленных для работы в условиях космической радиации, наш Роскосмос прочно встал на прикол. Имеющегося запаса едва хватит на обслуживание МКС. А вот серия геодезических спутников «Ямал», боюсь, еще долго не сможет выйти на орбиту. По этой же причине срывается график запуска российско-германского космического телескопа «Спектр-Д». Отечественных микрочипов, работающих в экстремальной среде, мы никогда не то, что не изготавливали, но даже и не проектировали, целиком и полностью полагаясь на международную кооперацию.

Видя, как недовольно засопел и заворочался в своем кресле «серый кардинал» Рудов, директор РФПИ поспешил заранее успокоить его:

– Нет-нет, Сергей Иванович, успокойтесь. Военно-космическую тематику эта проблема никак не коснется. Там совсем другие подходы, архитектура и стандарты, не требующие сопряжения с иностранной аппаратурой. Мы, конечно, дали уже техническое задание на разработку подобных микрочипов нашим столпам микроэлектроники – МЦСТ и «Байкалу», но пройдет не менее двух, а то и трех лет, пока получим продукцию, отвечающую всем заданным параметрам.

– К китайцам не пробовали обращаться? У них, я слышал, имеются неплохие достижения в этой области? – поинтересовался главный нелегал страны.

– Все их разработки, это не что иное, как тупое копирование intel-овской продукции. Как только на Западе пронюхают, что они нам поставляют что-то из санкционного списка, так сразу и припомнят своим китайским товарищам о пагубности нелицензионного копирования. Поэтому китайцы сейчас тихо-тихо сидят, боясь дыхнуть в сторону евро-американцев, тем более им сейчас и так хватает скандалов, связанных с HUAWEI, – опять пришел на выручку Кириллову премьер-министр.

– Вот именно, – подтвердил его слова директор РФПИ. – Так что тут нам опять остается только ждать и платить неустойку за срыв ввода в эксплуатацию международной научной спутниковой программы, несмотря на то, что объективная вина за это лежит именно на наших партнерах. И вместе с тем, не все так уж плохо складывается на этом фронте.

– Что вы имеете в виду? – поверх очков взглянул на него Афанасьев.

– Я говорю об общей обстановке, складывающейся вокруг отечественной микроэлектроники. Сначала мы прошли этап, когда о ней можно было говорить, скорее как о покойнике, нежели как о нечто существующем. Особенно после того, как мы оказались практически без квалифицированных разработчиков во главе с академиком Бабаяном, в полном составе отчаливших из МЦСТ в Силиконовую Долину. Кстати, PENTIUM, целиком и полностью на их нечистой совести. Мы тогда, вообще, остались со студентами старших курсов, как цыган в чистом поле. Но именно на их плечи и выпала честь возрождения нашей микроэлектроники. Потом мы пережили времена, когда над нами потешались в том плане, что «российская микроэлектроника – самая крупная микроэлектроника в мире». Да, мы и сейчас можем самостоятельно производить микрочипы по 60-нм техпроцессу, что, казалось бы, весьма далековато до 7-нм рекордов. Но, во-первых, это уже не столь критичное отставание, какое было в прошлом, а во-вторых, по иронии судьбы, Россия осталась единственной в Европе, кто осуществляет на своей территории полный цикл создания всех электронных компонентов, начиная с материнских плат и заканчивая самими «камешками».

– Камешками, это простите, что? – не к месту встрял любопытный по натуре сельскохозяйственник.

– На сленге IT-шников, так принято именовать сами микрочипы, – с ленцой в голосе сообщил жандарм, никогда не чуравшийся новых технологий.

– Совершенно верно, – согласился Кириллов, – но я все-таки продолжу, с вашего позволения. Так вот, все это касалось вчерашнего дня. Сегодня картина выглядит совершенно иначе. Речь идет о новейшем российском процессоре Baikal-S. Это серверный 48 ядерный процессор. Процессор построен на архитектуре ARM Cortex-A75 и 16-нм техпроцессе, поддерживает до шести каналов DDR4 3200 МГц и может предложить 80 линий ввода/вывода PCIe Gen 4.0. Впервые за всю историю советских, а теперь уже и российских процессоров, по основным показателям мы сравнились с процессором Intel Xeon 6148, работающем на тактовой частоте 2.4 ГГц и процессором AMD Epyc 7351, работающем на частоте в 2.8 гигагерца. Правда чуть не дотягивает до процессора Huawei Kunpeng 9206, ну да Москва ведь тоже не сразу строилась. То есть наш процессор и характеристики имеет не хуже, и цену адекватную, хоть пока и великоватую для нас.

Но техпроцесс, у нас 16-нм, хотя мы же знаем, что давно уже в обиходе 7-5-нм, а скоро и 3 будет. Думаете, что опять мы отстали?! Но снова вспоминаем, речь о серверных процессорах, там никогда за самыми тонкими техпроцессами не гнались. И у интеловского аналога 14-нм, чуть лучше, чем у нашего, но в целом не критично. Итого, что мы видим? Мы можем наблюдать, что наше отставание в целом преодолено, и наши современные процессоры находятся на уровне импортных аналогов. И да, я знаю, что производят их на Тайване, на фабрике TSMC. И да, я в курсе, что в основе Baikal-S лежит лицензированное ядро ARM. Но и здесь мы в тренде, так как именно эта фабрика крупнейшая в мире, и там производят свои процессоры и Китай и США, и остальной мир. И ядро ARM сейчас так же в тренде. Американская Apple его давно использует в своих процессорах, и даже переводит на него десктопы. Так что, Россия действует здраво и логично. Что же касается стратегической безопасности, так у нас для этого есть "Эльбрус", который на нашей архитектуре и производится в России на фабрике "Микрон", а также есть разработки на архитектуре RISC-V и MIPS7. Так что, если прижмет, у нас есть "план Б". А пока не прижало, глупо отказываться от самых эффективных путей развития. Теперь по поводу производственных мощностей. Недавно при нашей поддержке был открыт завод «Макро-АМС», буквально следом за этим в Арзамасе открыли завод «Рикор», производящий ноутбуки, планшеты и сервера. Но и это еще не все. Группа российских высокотехнологических компаний объединенных под названием «Ядро» создает в Дубне крупнейший в России завод полного цикла производства вычислительной техники и телекоммуникационного оборудования. Планируемая мощность составит до 1 млн. единиц продукции в год. Ориентировочно, к марту-апрелю будущего года завод выйдет на полную мощность. Может, некоторые из вас помнят, нашумевшую два года назад историю с обанкротившимся заводом по производству чипов «Ангстрем-Т»? Тогда было закуплено у AMD оборудование для производства микрочипов по 48-нм техпроцессу. Не Бог весть что, конечно, но для нас и это было прорывом. Но что-то у них там не сложилось с финансированием, и оборудование осталось даже не распакованным. И вот мы приняли решение по возобновлению деятельности данного предприятия. У нас даже кадры для комплектации персонала имеются. Компания «НМ-Тех», которой теперь принадлежит «Ангстрем-Т» при нашей поддержке, а также при содействии Минпромторга, наняла несколько десятков специалистов из тайваньской фирмы UMC, кстати, третьего в мире производителя полупроводников, предложив им достойную оплату и проживание, для того чтобы они наладили производство и подготовили кадры. Наши китайские товарищи, узнав об этом, естественно покривились, но так как сами ничего не смогли предложить нам в этом плане, то смирились и никаких явных претензий высказывать не стали. В общем, надо стиснуть зубы и как-то пережить год-два, потом станет легче.

– Это все понятно, Александр Дмитриевич, – подал реплику молчавший до этого Глазырев, – но меня как министра и банкира, например, больше интересуют вопросы не размера техпроцесса, а дела с нашим программным обеспечением и состоянием интернета в целом. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я?! Ведь всем ясно, что следующий удар, который не за горами, будет нанесен именно в этой области, как наиболее уязвимой, с точки зрения защиты.

– Безусловно, Сергей Юрьевич, – кивнул Кириллов. – Что касается гражданского интернета, то мы получаем его с корневых серверов, находящихся в Швеции. Наши data-центры8, в районе Норильска, еще только строятся. Первые из них, укомплектованные 8-ми ядерными микропроцессорами «Эльбрус-8с», заступят на дежурство не раньше, чем года через 2, если не позднее. Ибо сам процессор, на который мы так уповаем, изготовлен пока в ограниченном количестве и проходит испытания. Мы, конечно, в своих расчетах, учитываем дальнейшую эскалацию событий в неблагоприятном для нас ключе. И вполне себе можем предположить, что нас на каком-то этапе попытаются отключить от «всемирной паутины». Тем более, что прецеденты этого уже имели место быть – в Венесуэле и Иране. На этот случай у нас имеются предварительные договоренности опять же с Китаем, маршрутизаторами которого мы можем пользоваться, хотя бы первое время. Ну да это все для обывателя, чтобы сбить накал недовольства от того, что его лишили возможности просмотра зарубежного контента. Свой-то контент мы уже несколько лет храним у себя в доменной зоне «ру». Она еще пока далека от совершенства, разбита на кластеры, но мы работаем в данном направлении и надеемся, что в скором времени обретет монолит и сможет без проблем существовать вне зависимости от своенравных иностранцев из ICANN9. А вам, Сергей Юрьевич, как чиновнику высшего ранга, я бы посоветовал обратиться к присутствующими здесь военными, в лице хотя бы того же Сергея Ивановича и Валерия Василевича.

– И? – недоуменно вскинул брови Глазырев.

– … и договориться с ними о сотрудничестве, – закончил Кириллов за него. – Вы-то, может быть, не догадываетесь, но я-то точно знаю, что военный интернет под названием «Андромеда» успешно функционирует уже больше десяти лет и показывает выдающиеся результаты. Поток информации, проходящий по их каналам, вполне сопоставим с гражданским потоком. И только их профессиональная скромность не дает им заявить об этом во всеуслышание. Наша армия обладает не только высокозащищенными линиями передачи информации, но и мощными серверами на которых она хранится. И если на то будет их добрая воля, то они, думаю, без особых напрягов смогут выделить и вам некоторые из своих линий. Конечно не всем, но хотя бы наиболее важным государственным учреждениям.

При этом Кириллов хитренько посмотрел на Афанасьева с Рудовым. Лицо диктатора оставалось каменно-непроницаемым, будто дело его и вовсе не касалось, а вот Рудов нервно дернул головой, в том смысле, что «если конечно, то, разумеется».

– Но не думаю, что это дойдет до такой крайности, – поспешил Кириллов разрядить невольное напряжение.

– Вот именно, – старым вороном каркнул Рудов на это последнее предположение. – Пусть только попробуют отключить нас от интернета! Мы не постесняемся и живо вырубим им все электричество и «кина не будет».

– Хорошо. Я воспользуюсь вашим советом Александр Дмитриевич, если и не самолично, то через Бориса Ивановича, вхожего на самые верха, – усмехнулся председатель Центробанка. – А вот еще по поводу софта? Как с ним быть?

– У нас имеется «Фантом» – прямой конкурент Linux, но ее внедрение на замену «окон»10идет со скрипом. Хотя, на мой взгляд, она и удобней и практичней детища Билла Гейтся, не будь помянутого к ночи.

– С чем вы связываете трудности по ее внедрению на ПК госпредприятий? – поинтересовался премьер-министр.

– Прежде всего, с ценой. Удаление и переустановка программного обеспечения в масштабе государства – весьма затратная вещь. Такая же затратная, как и переход на отечественные микропроцессоры, которые пока стоят гораздо больше «железа».

– И что, в связи с этим, вы можете нам предложить? – задал риторический вопрос Афанасьев, так как ответ был очевиден для всех.

– Мы находимся в состоянии войны, – вздохнул директор РФПИ, – а как говорил Наполеон наш Бонапарт «для войны нужны три вещи»…

– Деньги, деньги и еще раз деньги, – блеснула эрудицией единственная сидящая здесь женщина.

– Да, Мария Владимировна, – согласился с ней Кириллов. – А если говорить применительно к нашей ситуации, то нам до зарезу нужны две вещи: государственная программа по переоснащению, хотя бы всех госучреждений на отечественное оборудование, и софт, с жесткой привязкой по срокам и персональной ответственностью каждого отраслевого министра, а во-вторых, массовый государственный заказ. Иначе так и будем делать штучные образцы.

– Насчет госзаказа, конечно, без сомнения вы правы, – с осторожностью начал Барышев, – ибо тут, как ни крути, но только большой опт способен сбить цену. А вот насчет обязательной к исполнению госпрограммы, да еще и привязанной по срокам с персональной ответственностью… Как бы это сказать… Не перегнем ли мы палку с этой штурмовщиной. Может, стоит лучше сконцентрироваться на особо чувствительных для жизнеспособности государства учреждениях и производствах, а не размазывать кашу по всей тарелке? Не думаю, что наши противники обрушат сразу все коммуникационные системы. Для этого им нужно будет отмобилизовать громадную армию хакеров.

– На ваши опасения у меня есть, что возразить, – ничуть не смутился Александр Дмитриевич. – Начну с последнего. Вы напрасно полагаете, что для того, чтобы обрушить всю сеть необходимо задействовать огромное количество хакеров. Должен вас разочаровать. Эти представления пришли из вчерашнего дня. Если закладки в персональные компьютеры уже были сделаны заранее, то достаточно послать всего один зашифрованный сигнал со спутника для их срабатывания. А если нужно атаковать сети, то современные виды вирусов распространяются по сети со скоростью гиперзвуковой ракеты и для компьютера, не снабженного соответствующей защитой, достаточно быть просто включенным в сеть, чтобы выйти из строя. Теперь второе. Всем вам известно, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Вам, как руководителю нелегальной разведки это должно быть понятно, как никому другому, – уел Барышева директор Фонда. – Ну и наконец, третье. Пока нашим чиновникам не дашь божественного пенделя сверху, они никогда сами не почешутся. А наших современных чинуш, даже пендель под мозолистые чресла не сподвигнет к работе. Их проймет только зрачок ствола революционного маузера, приставленного к носопырке. Так вот, ныне дела делаются.

– Ладно, сдаюсь! – поднял руки кверху разведчик и изобразил тень улыбки на своем лице, едва ли не первый раз за весь разговор. – Ваша взяла. Признаю себя замшелым ретроградом.

Его шуточную сдачу в плен поддержали все присутствующие улыбками и одобрительными жестами.

– А вот я слыхал, – вновь возвращая к теме собеседников Глазырев, который любил на досуге полистать научно-популярную литературу, – что и сами нынешние компьютеры уже являются пережитком прошлого. Вроде как уже существуют квантовые компьютеры. Не просветите ли, вкратце, хотя бы?

– Просвещу, – опять не растерялся Кириллов. – Квантовые компьютеры это очень перспективное направление в развитии информационных технологий. И к нему надо готовиться уже вчера, дабы не отстать в технологической гонке. И у нас, признаюсь честно, имеются все шансы возглавить эту гонку. Во всяком случае, быть в числе ее лидеров. Как такового, квантового компьютера пока не существует. Имеются прототипы образцов, созданные в лабораторных условиях и заточенные на выполнение сугубо конкретных задач, не требующих широты охвата всеобщего видения, приписываемого ИИ11. Но и имеющиеся в распоряжении ученых малокубитные конструкционные схемы поражают своими потенциальными возможностями. Прикладные задачи, ныне действующими опытными образцами решаются со скоростью превышающей самые быстродействующие компьютерные системы на порядки. Так, скажем, если современному суперкомпьютеру для решения какой-либо задачи понадобится сто-сто пятьдесят лет, то квантовому собрату на это хватит час-полтора. Это поистине гигантские возможности, практически ничем не ограниченные. И еще раз подчеркну, нам есть чем гордиться. Так, в ходе Международной квантовой конференции, прошедшей не так давно в Москве российский учёный Михаил Лукин представил самый мощный на сегодняшний день 51-кубитный квантовый компьютер12. Число 51 было выбрано не случайно: Google уже долгое время работает над 49-кубитным квантовым компьютером, а потому обойти конкурента было для Лукина, как для азартного учёного, делом принципа. Но пока это все опытные образцы – до серийного производства весьма далеки, ведь природу кубита еще сами ученые до конца не выяснили. Пока даже создатели мощнейших квантовых компьютеров не могут сказать наверняка, зачем человечеству понадобятся настолько мощные вычислительные машины. Возможно, с их помощью будут разработаны принципиально новые материалы. Могут быть совершены новые открытия на ниве физики или химии. Или, возможно, квантовые компьютеры помогут, наконец, полностью понять природу человеческого мозга и сознания.

После этих слов небольшое помещение погрузилось в задумчивую тишину. Этой невольной паузой не преминул воспользоваться Афанасьев, глядя со значением на свои командирские часы:

– Дискуссия была чрезвычайно плодотворной. Не знаю, как вам, а лично я для себя вынес из нее много полезного. Но предусмотренное Кодексом о Труде обеденное время пропускать из-за нее не рекомендуется Минздравом. А посему я, пользуясь своими диктаторско-сатрапскими замашками, объявляю перерыв. А наших гостей призываю воспользоваться случаем и посетить местную столовую, дабы воспользоваться гостеприимством наших столовых работников и иметь возможность сравнить качество питания между отраслями. Через час, прошу вас обратно для продолжения разговора.

Присутствующие весело загомонили, как стадо проголодавшихся гусей и стали вставать, попутно разминая затекшие ноги.

– А вас Игорь Олегович, – хитренько улыбаясь одними глазами, произнес диктатор, – я попросил бы задержаться на пять минуток.

Рудов бросил вопросительный взгляд на товарища, но тот только мотнул головой, давая понять, что разговор будет носить сугубо личный характер, а значит, третий будет явно лишним. А чтобы тот не сильно обижался, напутствовал его:

– Сергей Иванович, голубчик, будьте так любезны, сопроводите наших гостей. А то они в наших катакомбах не разберутся.

Но Рудов, к его чести, и не думал обижаться, понимая, что у руководителя страны могут быть конфиденциальные разговоры с кем угодно.

Глава 33

I.

Когда за последним из уходящих министров, включая Михайлова, закрылась дверь, Костюченков, как примерный первоклашка сложил руки на столе, приготовившись к серьезному разговору. В глазах промелькнула тень тревоги. Не любил военный разведчик спонтанных разговоров, к которым специально не готовился. И хотя никаких серьезных прегрешений он за собой не чувствовал, но все равно внутри присутствовало некое напряжение от неизвестности. Однако вскоре он заметил, что и Афанасьев заметно нервничает. Это было видно по тому, как слепо и бесцельно он передвигает предметы, лежащие перед ним, не решаясь заговорить первым. Решив про себя, что шеф все же находится в более нервозном состоянии, Игорь Олегович рискнул подстегнуть ситуацию, одновременно приободряя руководство:

– Говорите, Валерий Васильевич. Сами знаете, дальше меня информация никуда не пойдет.

– Да я не о том, – поморщился Афанасьев из-за того, что приходится обращаться с личной просьбой к руководству такого могущественного ведомства, как военная разведка (смех и грех). – Просто не знаю, как и с чего начать…

– С самого начала, – вновь попытался смикшировать ситуацию Костюченков.

– С самого начала – слишком долго будет, – возразил Афанасьев. – Ну да ладно. Постараюсь изложить самую суть.

Адмирал всем корпусом подался вперед, буквально навалившись на столешницу.

– В общем, так. Ты, Игорь Олегович, извини, что на «ты», просто хочу с тобой, как мужик с мужиком поговорить. Без званий и чинов, так сказать.

Дождавшись утвердительного кивка продолжил:

– Да, так вот. Ты, Игорь Олегович, наверное, тоже уже в курсах, что за неподобь приключилась в моем семействе? – пытливо воззрился он на разведчика. У того тут же отлегло на сердце, но он сдерживая облегченный вздох, не торопясь склонил голову.

– Краем уха, – подтвердил он.

– Дело некрасивое и довольно постыдное. Ну, да не об этом речь. Я о другом хотел с тобой поговорить.

– Слушаю.

– Помнишь, месяц назад, когда мы у тебя всем гамузом пребывали в Ясенево?

– Отлично помню, – закивал сухопутный адмирал.

– Так вот, после той головомойки, что устроили ваши архаровцы, довелось мне побывать в вашей местной столовой.

На этом месте Валерий Васильевич сделал паузу. Было видно, как трудно ему даются слова. Но все же он сумел быстро собраться и преодолеть неловкость.

– В-о-о-т, – протянул он, собираясь с духом и очередной порцией мыслей.

На этот раз Костюченков не стал торопить события, а смиренно и моча ждал продолжения, которое не замедлило с приходом.

– Ладно! – хлопнул ладонями по столу Глава хунты. – Нечего сиськи мять! Мы тут не кадеты. Говорю, как есть. Там, в столовой, на раздаче встретил женщину, которая меня чем-то зацепила. Я и сам понимаю, что конь уже старый, однако и подковы сдирать с меня вроде бы еще рановато. Дочери взрослые, внуки тоже уже не дети. У всех своя жизнь, а я вроде того тополя на Плющихе – ни Богу свечка, ни черту кочерга. Ну, в общем, сам понимаешь, – заглянул он прямо в глаза собеседнику, будто жалом впился.

– Понимаю, – тихо проговорил Игорь Олегович, не отводя глаз. – Как не понять.

– Да. Я и поговорить-то толком с ней не успел, да и сам был в состоянии нестояния, после твоих измывательств.

–Не моих, – вставил адмирал.

– Ладно, не цепляйся к словам, – махнул рукой Афанасьев. – Да, так вот. И поговорить-то толком не сумел с ней. Знаю только имя ее. Вероника. Да. Вероника, – еще раз с какой-то непонятной ноткой в голосе еще раз повторил он это имя, которое уже не раз произносил в течение этого месяца, лежа на одинокой подушке.

– Вероника, – эхом отозвался Игорь Олегович, отмечая про себя редкое имя женщины.

– Я бы хотел с ней поближе познакомиться, – трудно произнес он эти слова и, сделав очередную паузу обронил. – Осуждаешь?

– Да нет, – мотнул головой Костюченков, которому тоже уже было за пятьдесят с немалым хвостиком. – Не осуждаю. Кто я такой, чтобы осуждать подобные душевные порывы людей?

– И все-таки я чувствую в твоем тоне некое непонимание и осуждение, – настаивал на своем Валерий Васильевич.

– Да нет. Что ты, Валерий Васильевич? – тоже перешел на «ты» адмирал. – Какое уж тут осуждение? А только…

– Что?! – уставился на него Афанасьев. – Говори, не стесняйся.

– Еще раз говорю, не мое это собачье дело лезть в души людей. А только, зря ты Валерий Васильевич, хочешь связаться с ней, – задумчиво и как бы нехотя произнес он.

– Почему?! Ты ее знаешь?!

– Нет, – пожал плечами разведчик. – А только ты и сам должен понимать, что в таких учреждениях как наше, простых, а тем более случайных людей не бывает.

– Что ты этим хочешь сказать? Завербованная вами или из контингента «медовых ловушек»?

– Не исключено, – потупился Костюченков.

– Ну да не большая беда, – хмыкнул Афанасьев. – Чай не вражеской разведкой завербована. А я домой секретных документов не таскаю, да и с домашними на служебные темы разговоров не веду. А скоро и вообще не с кем будет и словом перемолвиться, хоть ходи по квартире и кричи «Ау!». В чем вопрос-то?

– Вопрос в том, что даже в нашей столовой работают специально подготовленные люди, вся деятельность которых направлена далеко от создания семейного уюта. Боюсь, Валерий Васильевич, что не обретешь ты с ней душевного покоя. Да и почему ты решил, что она не замужем?

– Найду или не найду, это, как говорится, из области предположений, а оно имеет спектр от минус и до плюс бесконечности, как статистика. А по поводу моей уверенности в том, что она свободна, так это не ко мне. С этим обращайся к артисту Баталову из «Москва слезам не верит». Он довольно точно вычислил женщин, находящихся в поиске. Ну, так что? Поможешь?

– Я, собственно говоря, готов, всем, чем могу, – слегка подрастерялся разведчик, – только вот не могу взять в толк, чем же помочь? Провести с ней беседу?

– Ну, что ты, ей Богу, говоришь такое, Игорь Олегович? – поморщился Афанасьев. – Какие еще беседы? Мы же не на парткоме.

– А что, тогда? – недоумевающе вскинул брови собеседник.

– Мне от тебя нужно совсем другое.

– Что?

– А вот что. Сам видишь, какой высокий и ответственный пост я занимаю. К тому же возраст у меня тоже не юношеский. Осечку в этом деле я себе позволить не могу, и временем на пригляд уже, к сожалению, не располагаю. Пост, еще раз подчеркну, у меня большой и ответственный, а значит и женщина, которая будет находиться рядом со мной, должна как-то соответствовать этому моему положению. Это я в том смысле, что у нее не должно быть никаких пятен в биографии, чтобы мне на старости лет не позориться, если ушлые журналюги на нее что-нибудь раскопают.

– В нашем ведомстве не работают люди с запятнанной или неоднозначной репутацией, – попробовал деланно оскорбиться Костюченков.

Но Афанасьев только отмахнулся от этой реплики:

– Твой коллега, кстати, тоже адмирал, по этому поводу сказал однажды что?

– Отбросов нет – есть кадры, – уныло процитировал Канариса13 Игорь Олегович.

– Вот именно, – со значением произнес диктатор. – Поэтому ты Игорь Олегович, не в службу, а в дружбу подготовь-ка на нее подробное досье. Где? Что? Как? Знакомые. Привычки. Ну и всякое такое, сам понимаешь. Сможешь?

– Смогу, – коротко ответил Костюченков.

– Как скоро? – спросил Афанасьев и даже слегка застыдился своего мальчишеского нетерпения.

– Разрешите ваш сотовый? (В здание Национального Центра обороны никому не разрешалось проносить сотовые телефоны. Исключение составляли только Министр обороны и Начальник Генштаба).

– На, – протянул ему свой коммуникатор Афанасьев.

Костюченков набрал какой-то невероятно длинный номер и приставил динамик к уху. Абонент, судя по непродолжительности гудков, был на месте.

– Петрович, это я – Костюченков. Да, звоню не со своего. Дельце у меня к тебе. Подготовь-ка мне подробное досье на работницу нашей столовой в Центральном аппарате. Фамилию не знаю. Зовут Вероника. Да нет, ничего не натворила. Да нет, ни в чем не подозревается. Просто подготовь материалы, желательно не привлекая никого лишнего. А лучше всего, сам займись. Как скоро сможешь управиться? К завтрашнему утру? Отлично. Тогда откопируй в двух экземплярах. За одним я сам зайду, а за вторым утром зайдет Рассохин, ему передашь лично в руки. Хорошо. Спасибо, Петрович. Отбой.

– Оперативно! – не сдержал восхищения Афанасьев и тут же полюбопытствовал. – Петрович, как я понял, заведует кадрами или что-то в этом роде, а Рассохин это кто?

– Да, Петрович это наш кадровик-архивариус. Один из старейших сотрудников. А Рассохин это начальник службы внутренней безопасности. Разрешите сделать еще один звонок?

Афанасьев, молча кивнул на просьбу. Костюченков опять быстро-быстро пробежал пальцами по клавишам коммуникатора. На этот раз длинных гудков было гораздо больше. Видимо абонент был занят или далеко от телефона, но Костюченкову было не занимать упорства, которое было, в конце концов, вознаграждено.

– Саша, привет! – поздоровался он с невидимым собеседником. – Узнал? Да-да, не со своего. Слушай, Саш, у меня к тебе шкурное дело, неслужебное, но по твоей специфике. Завтра утром зайди к Петровичу и возьми у него дело на некую Веронику – работницу нашей столовой. Да нет же. И ты туда же?! Ничего она не натворила. Что вы все, какие параноики?! Просто ее личность меня сильно интересует. Да не гогочи ты, как стоялый конь! Не в этом плане. В общем, так, получишь дело, ознакомишься и понаблюдай за ней деньков этак с пяток. Выясни: с кем общается, куда ходит, кто у нее родственники, привычки, каким маршрутом ходит домой, ну и прочее. Постарайтесь не засветиться и если можно, то привлеки к этому как можно меньшее число людей. Материалы наблюдения – мне на стол. Да, вот еще, чуть не забыл. Сделайте негласный осмотр ее квартиры. Хорошо. Спасибо. Пока.

– Пять дней на выпас – не слишком ли маленький срок? – спросил Афанасьев. Принимая мобильный коммуникатор из рук разведчика.

– А больше и не надо. Если что-то есть, то сразу будет видно, а тянуть со слежкой тоже опасно – может заметить, что ее «пасут». Еще не дай Бог глупостей наделает. Их ведь всему обучали, даже приемам рукопашной борьбы.

– Да ты что?! – округлил глаза Афанасьев.

– А что в этом такого? – пожал плечами Игорь Олегович. – Я же говорил, что в нашем ведомстве случайных лиц нет. Мы ведь специально готовим кухонных работников для наших заграничных дипломатических представительств. В целях оптимизации, так скажем.

– Ну, вы даете?! – покачал головой не то, осуждая, не то, одобряя, Афанасьев. – В любом случае, спасибо. И за помощь, и за понимание.

– Да, ладно, чего уж там? – засмущался адмирал. – Мужская солидарность – она и в Африке мужская. Так что, завтра до обеда я вам доставлю первый экземпляр досье на гражданку Веронику. Разрешите идти? – снова перешел к субординации Костюченков. – А то не успею свой стомах14 набить.

– Ступай-ступай, – усмехнулся Валерий Васильевич.

– А вы?

– У меня сегодня все с собой, – кивнул Верховный куда-то за плечо и пояснил. – Дочка наготовила своего, домашнего.

II.

Не прошло и часа, как все приглашенные на совещание уже начали подтягиваться. Последними пришли Костюченков и Тучков, о чем-то оживленно беседуя. Афанасьев еще никогда не видел бурно жестикулирующего Костюченкова. Любопытство одолело Валерия Васильевича, и он решил, пока гости приходили в себя после щедрот генштабовской столовой, подключиться к оживленной беседе двух силовиков.

– Гой, еси, добры молодцы! А о чем это вы так оживленно беседовать изволите? Просветите, если не секрет?

– Да какие там секреты, Валерий Васильевич?! – вскинулся Костюченков. – Я вон, Николаю Палычу рассказываю, как вчера приходил ко мне Клочков.

– Это который Клочков? Не тот, что устраивал покушение на Чайбуса в 2006-м?

– 2005-м, – уточнил Костюченков. – Он самый. Притащил слезницу о своей реабилитации, как пострадавший за народные чаяния. Тем более, что самого Чайбуса повязали за шпионскую и подрывную деятельность. Вот он и посчитал себя невинно осужденным и подвергшимся необоснованным репрессиям со стороны прежних властей.

– И что же вы ему ответили?

– Да просто турнул его из кабинета, – хохотнул адмирал.

– Просто так турнули и даже без напутствия? – удивился Афанасьев.

– Почему же без напутствия?! Сказал, конечно. Жаль только, что не дал коленом под дряблое седалище, – с явным сожалением в голосе ответил Игорь Олегович.

– И какими словами отправили его, я так понимаю, в долгий эротический поход? – улыбаясь во всю ширь лица, продолжал любопытствовать Афанасьев. – Только учтите, среди нас находится дама.

– Да нет, – решил успокоить Верховного военный разведчик, – разговор был коротким и нецензурными словесами не сопровождался. Просто я ему сказал: «Ты, Владимир Васильевич, благодари Бога, что тебя просто отправили в отставку, не лишив ни пенсии, ни звания. Ты до седых волос дожил, а ума так и не нажил, поэтому и не понял, что срок тебе дали не за то, что совершил покушение, а за то, что не завершил, да еще попался к тому же».

– Ага. Понимаю-понимаю, – одобрительно закивал головой Афанасьев. – Не за то цыгана били, что лошадей воровал, а за то, что попался.

– Вот-вот. И я о том же, – согласился с ним Костюченков. – Если человек всю жизнь занимался подготовкой профессиональных диверсантов в тылу врага, а сам не смог провести подобное мероприятие, то грош цена и ему самому и всем тем, кого он обучал этому ремеслу.

– Да уж, Илья Старинов15, наверное, уже весь извертелся в гробу, краснея, за своего преемничка, – задумчиво произнес Афанасьев. – Думаю, что вы правильно поступили в данной ситуации, Игорь Олегович.

– К тому же поощрять робингудство одного государственного служащего в отношении другого – не есть хорошо, – пробурчал под нос Юрьев, раскладывая перед собой какие-то бумаги и тут же пояснил. – На этот случай имеется государственный репрессивный аппарат в лице нашего Николая Павловича, или на худой конец – Околокова.

– Верно. Все верно говорите, товарищи. Но давайте все же приступим к заседанию, – подвел черту Афанасьев. – Кто у нас там на очереди?

– Позвольте, мне? – поднял руку Чегодайкин.

– Прошу вас, Павел Викентьевич, – сделал пригласительный жест рукой Верховный.

– Я поддержу сложившуюся традицию, поэтому тоже начну с плохих известий. Санкции, которые на нас обрушила «гуманистическая и демократическая» Европа очень больно задела нашу отрасль, а, следовательно, и всех, кто нуждается в лечении. Жаловаться на нехватку медицинского оборудования не стану, ибо потребность в современных аппаратах и инструментах более-менее решена путем появления отечественных аналогов, произведенных, прежде всего, на предприятиях оборонно-промышленного комплекса, а также в соответствие с программой импортозамещения. Но нам перекрыли буквально все поставки, которые осуществляли европейские и американские фармацевтические компании. Угроза тотальной зависимости от зарубежных фармацевтических гигантов встала на горизонте не вчера, а тогда когда рухнуло наше собственное производство, не выдержав конкуренции с нахлынувшим товаром. Ко второму десятилетию правления покойного президента, дошли, наконец, руки и до этой проблемы. Кинулись исправлять ситуацию, где и как только можно. По многим позициям закрыли острую потребность путем либо лицензированного производства, либо заменой на отечественные аналоги. Как грибы после дождя стали появляться и наши отечественные фармацевтические производства, обновляться и расширяться старые. А там, где пока не смогли, то постарались локализовать производство иностранных препаратов на нашей территории, но с участием зарубежных фирм. На этом нас и подловили, воспользовавшись тем, что мы вздохнули спокойно, уповая на международную интеграцию в сфере производства лекарственных препаратов. Наиболее остро эта проблема встала при производстве инсулинов для поддержания больных сахарным диабетом. Страдающих этим заболеванием в России по предварительным подсчетам на сегодняшний день более восьми миллионов человек.

– Ничего себе! – не удержался и присвистнул Рудов.

– Да-да, и прогнозы, к сожалению, говорят об ухудшении статистики. Не стану скрывать: положение близко к катастрофическому. Имеющихся запасов инсулина на централизованных складах хватит от силы на месяц.

– Вы обращались к странам не входящим во враждебные нам блоки? – подала голос Хазарова.

– Это первое, что мы сделали, Мария Владимировна.

– К кому вы обращались? – сжала губы министр в узкую полоску, что выдавало в ней крайнюю степень раздражения и досады.

– По своей линии мы обращались к соответствующим министерствам Индии и Китая, ибо только у этих стран имеются соответствующие производственные мощности. Ответ был довольно расплывчатым и сводился к тому, что, так как производители инсулина являются частными компаниями, поэтому у министерств нет рычагов влияния на них, следовательно, и обращаться с подобной просьбой нужно непосредственно к ним.

– И? – продолжала она настаивать. – Они сказали вам, что свободных мощностей для наращивания выпуска нет?

– Отнюдь. В помощи нам они не отказали, но при этом заломили цену, едва ли не вчетверо больше среднемировой. Сами понимаете, мы на бюджете и естественно такими средствами не располагаем.

– Твою ж мать! – не удержался и воскликнул опять импульсивный Начальник Главного Оперативного Управления.

– Ладно-кось! – крякнул Верховный. – Попросят они еще у нас хлеба в голодный год.

– Я слышал, где-то краем уха, что у нас развернуто собственное производство инсулина, – попробовал встрять в разговор неугомонный живчик Трояновский.

– Да. Это то, что я имел в виду, когда упомянул лукавство международной кооперации, – скривился Чегодайкин. – У нас имеются совместные предприятия с Novo Nordisk и Sanofi. В связи с тем, что головные офисы этих фирм находятся вне нашей юрисдикции, а в европейской, то соответственно, они подчиняются командам оттуда. Они не смеют игнорировать директивы ЕС, а потому перестали отгружать нам свою продукцию.

– Это покушение на жизнь наших граждан! В соответствие с недавно принятым законом о том, что все иностранные предприятия, расположенные на нашей территории обязаны соблюдать российское законодательство, надо просто прийти туда и заластать все местное руководство! – зло ощерился Тучков. – Хватит, натерпелись их высокомерия в своем дому! Почему вы не сказали нам об этом раньше?! – набросился он на министра здравоохранения.

– В самом деле, почему вы не обратились с этим раньше? – вопросил Афанасьев, строго уставившись на Чегодайкина.

Другой бы растерялся от напора сразу с нескольких сторон, но министр даже не вздрогнул:

– Ну, пришли бы, ну арестовали, а дальше-то что? Они сами сидят на давальческом сырье. Производство, расположенное у нас это всего лишь конечная стадия, нечто вроде «отверточной сборки». Какое первичное сырье им из-за бугра привезут, тем они и пользуются. Так что, арестами тут делу не поможешь. Сырья у них нет. Я сам проверял. Или вы думаете, что они сами довольны из-за того, что остались без работы?

– И что, по-вашему, нет никаких перспектив? – с надеждой в голосе обратился к нему премьер-министр.

– Перспективы-то всегда найдутся, – тяжко прокряхтел еще совсем не старый Павел Викентьевич. – Другое дело насколько они далеки во времени.

– Не тяните кота за причиндалы, Павел Викентьевич, – не слишком ласково поощрил его Верховный.

– Помнится в бытность мою еще в должности заместителя министра, этак году в 2013-м, с большой помпой анонсировали открытие в Серпуховском районе Московской области гигантский завод по производству инсулина полного цикла – от создания субстанции до упаковки продукции. Анонсировать-то анонсировали, да до открытия дело так и не дошло. Видишь ли, конкуренты подсуетились, дали кое-кому на лапу, говорят аж десять миллиардов рублей, и все затихло. А ведь готовность была свыше 95%. Уже и оборудование завезли. Оставалось только отладить, да установить регламент. Оно и сейчас там все стоит в законсервированном виде. Я тогда попробовал было поерепениться, докладную даже на имя министра сочинил, да вызвали меня к шефу на ковер, а там у него уже сидели представители Eli-Lilly, Novo Nordisk, Sanofi и нашего ОАО «Герофарм-Био», в качестве их представителя, да ласково так предложили угомониться. Ну, я умишком-то раскинул, да и смекнул, что лучше тихо сидеть на своем месте, чем попасть в автомобильную катастрофу. Потому как дядечки, ворочающие миллиардами долларов, не остановятся ни перед чем, а уж через меня-то и вовсе перешагнут не запнувшись. Признаюсь, смалодушничал. Ну, так я и не Марат Казей, а всего лишь Чегодайкин.

Тучков, что-то шустро строчивший в своем блокноте, не поднимая глаз, процитировал известную крылатую фразу, несколько ее видоизменив, проникновенным голосом почти себе под нос:

– Казеем можешь ты не быть, но гражданином быть обязан.

Все обернули свои взоры на «Малюту Скуратова», ожидая продолжения сентенции. А когда тот приостановил свою писанину и поднял глаза на министра, то присовокупил:

– Малодушный поступок еще можно попытаться исправить, пока он не превратился в предательство. Вы, Павел Викентьевич, не сочтите за труд, свяжитесь со мной в самое ближайшее время. Мне хотелось бы с вами поподробней поговорить о событиях тех давних лет. Вот вам мой личный мобильный, – протянул он вырванный из блокнота листок Чегодайкину.

– Хотите привлечь прежнее руководство Минздрава? – сразу сообразил Павел Викентьевич.

– Да, – не стал отпираться Николай Павлович. – И его привлечь, и нынешнее руководство «Герофарма», хоть вы и говорите, что они всего лишь конечное звено в цепи. Нужна публичная порка для тех, кто на примере АО «Кавминстекла»16 все еще не понял, что находясь в России нужно выполнять российские законы.

– Что вы хотите этим добиться? – не понял Чегодайкин.

– Чего добиться? – переспросил Тучков и тут же ответил. – Конфискации предприятия.

– Но это в будущем негативно скажется на наших отношениях с партнерами! – ужаснулся робкий министр здравоохранения, уже представивший, как будут рушиться годами отработанные связи с зарубежными поставщиками.

– Да что вы так разволновались, Павел Викентьевич? – довольно резко, чего от него никто не ожидал, высказался Глазырев. – Белый свет не сошелся на европейских и американских производителях. Те, кто поумнее будут, а их большинство, понимают, что лучше играть по правилам привлекательного рынка, чем ввязываться в санкционную войну с непредсказуемым итогом.

– Вы так говорите, Сергей Юрьевич, как будто Третья Мировая война уже на пороге, – поежился Чегодайкин.

– Вынужден вас разочаровать, милейший Павел Викентьевич, – вмешался в перепалку Афанасьев, – но Третья Мировая война уже перешагнула порог нашего дома.

– Да, но ведь пока ни они по нам, ни мы по ним еще не бабахаем ядерными боеголовками!

– «Обязательно бахнем! И не раз! Весь мир в труху!.. Но потом»17, – зло хохотнул Рудов и от его зловещего смеха мурашки побежали по спине абсолютно мирного человека по фамилии Чегодайкин, который, ну, никак не Марат Казей.

Решив разрядить накаленную обстановку, грозившую перерасти в нечто большее, чем спор на профессиональные темы, Верховный обратился к министру здравоохранения:

– Давайте, все же вернемся к основной теме нашего разговора. Так, что вы там говорили про завод в Серпуховском районе?

– Ах, да, – спохватился Чегодайкин, вовремя поняв, что в стае волков, надо выть по-волчьи или хотя бы не блеять бараном во избежание дурных последствий для себя. – Так вот. Завод находится на консервации. Расконсервировать его и запустить производство инсулина не на основе поджелудочной железы свиней, как это было в Советском Союзе, а основываясь на генно-инженерных технологиях, думаю, будет не слишком проблематично. Зато мы получим отечественное производство мощностью до 350-ти миллионов доз в год, что более чем на 85% покроет наши потребности. Правда…

– Что?! Говорите, не стесняйтесь. Здесь все свои, – подбодрил его Афанасьев, видя заминку со стороны министра.

– Правда, это вконец испортит наши отношения с этими тремя монополистами, оккупировавшими наш рынок, ведь условием их поставок, как раз и было замораживание этого проекта. Но тут уж выбирать не из чего. Отношения и так уже испорчены – дальше некуда после объявления нам эмбарго, – развел он пухлые ручки в стороны, как бы признавая неизбежность дальнейшей конфронтации.

– Отлично. Я рад, что вы все же прониклись пониманием сложившейся обстановки, – без улыбки ответил Афанасьев. – Но я вижу в ваших глазах какую-то недоговоренность. Нужны дополнительные ассигнования? Я ошибаюсь?

– Нет. Расконсервирование и запуск не потребуют больших вложений. Но как бы вам это объяснить попонятней, – опять замитусил Чегодайкин.

– Вы говорите. А мы уж как-нибудь постараемся понять.

– Нельзя ли будет провести эту операцию не по нашему ведомству? И переподчинить его, хотя бы все тому же Министерству обороны, в качестве оборонного предприятия, что, по сути так оно и есть?

– Ага, – сразу раскусил его Верховный. – Хотите и на этот раз остаться в стороне?

– Просто не хочу обрубать все концы, – не стал вилять Павел Викентьевич. – Вдруг Третья Мировая закончится и возникнет необходимость в примирении?

– Я вас понял. Хорошо. Я думаю, что мы сможем пойти вам навстречу в этом вопросе. Но все равно, так или иначе, вашим специалистам придется участвовать и в разработке техрегламента и в налаживании выпуска продукции. Хотя бы на первоначальном этапе.

– Это не проблема, – заулыбался Павел Викентьевич, пожалуй, впервые с начала этого разговора. – Специалистов можно будет временно откомандировать в распоряжение Минобороны.

– Если начать немедленно процедуру расконсервирования, то когда, по-вашему, можно будет ожидать первую партию инсулина в аптеках страны? – поинтересовался Юрьев, который все это время испытывал неловкость за трусоватость своего подчиненного.

Чегодайкин поднял глаза в потолок, прикидывая так и сяк возможные сроки запуска, а затем нехотя выдал:

– Меньше года, а если быть точнее, то что-то около десяти месяцев точно понадобится.

– Что так долго-то?! – почти хором удивились все.

– Товарищи, товарищи, я тут не виноват, – сразу начал оправдываться он за упреки в нерасторопности. – Вы просто далеки от понимания специфики данного производства. Расконсервировать и запустить производство – дело нехитрое. Месяц-полтора и завод может выйти на заявленную мощность. Но все упирается в выращивание первичной субстанции, на основе которой будет потом произведен конечный продукт путем генной инженерии. Вон, товарищ Трояновский меня поймет. Это как бульон. Его мало приготовить. Его еще надо вырастить до масштабов промышленного производства. А это потребует времени. Вы же не можете требовать яблок от только что воткнутых в землю саженцев. Надо чтобы они превратились в яблони. Восемь-девять месяцев – минимальный срок. И это при том, что мы уже завтра начнем все восстановительные работы в авральном режиме.

– А запасов у нас только на два месяца, – с грустью резюмировал Новиков, упорно молчавший все время, пока длилось это совещание.

– А что будем делать остальные восемь месяцев? – в тон ему вопросил Кириллов и с тем же немым вопросом поглядел на Юрьева.

– Тут нечего думать, товарищи! – встрепенулся премьер-министр. – Жизнь и здоровье наших граждан не должны подвергаться риску и быть разменной монетой в межгосударственных спорах. Поэтому я предлагаю профинансировать закупку инсулина исходя из годовых потребностей, у наших азиатских партнеров. Как, Сергей Юрьевич, – обратился он к Глазыреву, – потянем?

– Потянем, – уверенно кивнул министр финансов. – А наши «друзья» нехай подавятся нашими кровными сбережениями. Пишите, Павел Викентьевич, запрос на выделение дополнительных ассигнований для централизованной закупки лекарственных средств. Посчитайте там все, как следует, и направьте на мое имя. За неделю управитесь?

– Собственно говоря, – немного стушевался Чегодайкин, – докладная со всеми выкладками у меня уже готова и по счастливой случайности находится при мне. Правда, не на ваше имя, а на имя Бориса Ивановича.

– Не критично, – кивнул Юрьев и протянул руку за документами.

Чегодайкин быстро сунулся в свою объемистую папку и достал оттуда туго набитый бумагами прозрачный файл.

– Вот, – бережно передал он его премьер-министру.

Тот не глядя переправил его, сидящему рядом Глазыреву, со словами:

– Сергей Юрьич, рассмотри в порядке приоритета.

– Вот так бы у нас все дела решались! – весело прокомментировал Афанасьев процедуру передачи бумаг между ведомствами. – Считайте, что вопрос закрыт. Но с расконсервированием поторапливайтесь. Я скажу Начальнику Тыла, и он с вами свяжется завтра по поводу передачи ему на баланс этого завода, а вы тем временем, готовьте специалистов для откомандирования их в распоряжение Министерства обороны. А Николая Павловича мы попросим обеспечить спокойную обстановку, чтобы никто палки в колеса не вставлял, да и вашу безопасность обеспечил заодно.

– Огромное спасибо! – расцвел в улыбке Павел Викентьевич.

– Теперь давайте затронем еще более животрепещущую тему, – мигом посерьезнев, предложил Афанасьев. – А именно, проблему пандемии в стране. Что там у нас вытанцовывается?

– А вот тут-то у нас дела обстоят гораздо лучше, чем с инсулином. И я даже беру на себя смелость заявить, что наши дела в этой области идут даже лучше чем у зарубежных коллег.