Правильное будущее

Все было неправильно и плохо, настроение — хуже некуда. Павел со связкой удочек и легким рюкзачком шел вдоль кирпичного забора к реке Истра, за которой доживала свой век деревушка Никулино.

Вокруг расхлябанной тропинки пестрел мусор, обнажившийся после таяния снега. Зато за этим высоченным забором — мусора, наверняка, не найти. Проклятый забор! Его возвели совсем недавно вокруг трехэтажного особняка очередного новоиспеченного олигарха. Ну, ладно, наворовал ты бабла, купил в ближнем Подмосковье землю, построил хоромы, но зачем же, буржуйская твоя морда, забор до самого уреза воды доводить! Не пройти же теперь по берегу любимой речки ни с удочкой, ни просто прогуляться — перегорожен берег, хоть и запрещено это законом.

Хорошо хоть правый берег пока еще окончательно не застроен. Но прежде чем перейти на него, Павел задержался на самой середине шаткого подвесного моста. Вытащил из кармана жилетки несколько исписанных листков и коробок спичек.

Говорят, что рукописи не горят. Еще как горят! Шутят, что рукописи не тонут. Павел обо всем этом не думал, просто один за другим поджигал бумагу, и когда она почти полностью, до обжигания пальцев, сгорала, давал волю пеплу, который в итоге приводнялся и, наверное, все-таки тонул.

Он сжигал и топил свое рукописное творение, которое накануне дал прочитать любимой девушке. А сегодня, после обеда пришел к ней домой и пригласил на рыбалку. Она ни о какой рыбалке даже слышать не захотела. Ну а по поводу его творения, в котором Павел выявил себя самого, свои мысли об идеальном будущем, в котором хотелось бы жить, отозвалась тремя словами: придурок, мечтатель гребаный.

С тем, что мечтатель, Павел не спорил, но вот — «гребаный» и тем более — «придурок»… Он обиделся и ушел, хлопнув дверью.

Когда последний лист сгорел, Павел перешел на правый берег и спустился к воде. Рыбачить лучше было бы ниже по течению, под Ново-Иерусалимским монастырем. Но он сомневался, что до тех мест можно пройти вдоль реки, наверняка, тоже имеются заборы, огораживающие дворцы новоиспеченных буржуинов и доходящие до самой воды.

Здесь, правда, тоже имелся симпатичный омут, в который Павел и забросил поплавочек с тонкой красной антенной. И стал смотреть только на него, чтобы не видеть ни дряхлый, готовый вот-вот обрушиться мост, ни загаженных берегов, ни заборов, ни особняков за ними.

Не клевало, да и река выглядела мертвой — ни всплеска, ни намека на присутствие рыбы. Но Павел вновь и вновь перебрасывал удочку, иногда меняя червя на более свежего, постепенно впадая в некую прострацию и едва ли не засыпая…

Что-то заставило Павла вздрогнуть — не испугаться, нет, но как-то мгновенно взбодриться. Наверное, задрожавший и резко нырнувший поплавочек. Рыболов подсек, и — есть! На другом конце снасти возникла живая тяжесть. Павел вспомнил, что не взял с собой подсачек, который очень бы сейчас пригодился, и стал высматривать место, куда удобнее было бы вывести рыбу.

Кажется, берег чем-то изменился, но заострить на этом внимание не получилось, — отвлек мощный всплеск и окативший рыболова фонтан брызг. Павел машинально вытер лицо рукавом, проморгался и увидел прямо напротив себя выходящую из реки обнаженную девушку. Она смотрела ему в глаза, улыбаясь и в то же время морщась. Почему девушка морщится, сразу стало понятно — из ее левой груди, прямо из соска, насквозь пробитого рыболовным крючком, шла кровь. Так вот, значит, кто оказался его трофеем!

Павел тут же прекратил тянуть на себя леску, которую девушка зажимала в кулачке.

— Извините! — взмолился он. — Аккуратненько выходите, сейчас все будет в порядке. Пожалуйста, не волнуйтесь.

— Я не волнуюсь, Пашенька, — ответила девушка.

— Йордань? — донельзя удивился рыболов, подавая ей руку и помогая выбраться на берег. — Данечка?

— Узнал?

Господи, да как же ее было не узнать!

— Сейчас, подожди секундочку, я тебя освобожу, — пообещал Павел.

Ему самому не раз приходилось извлекать рыболовные крючки из чужих и своих пальцев, плеч, даже из головы — опыт имелся большой. Но чтобы — из женской груди…

— Потерпишь?

— Быстрей уже, — вздохнула она.

Грамотнее всего было бы вытащить крючок, воспользовавшись плоскогубцами, но сегодня такой нужный инструмент, как и подсачек, Павел оставил дома. Пальцами же с маленьким крючочком, жало которого торчало из соска, справиться вряд ли бы получилось с первого раза — а это означало лишние страдания Данечки. Не долго думая, он наклонился, обхватил сочащийся кровью сосок широко открытым ртом, аккуратно смыкая челюсти, ухватил жало крючка зубами, покрепче сжал и резко дернул его на себя.

Получилось. Крючок полностью пробил нежнейшую плоть и теперь болтался на леске, которую Павел тут же перекусил.

— Спасибо, — Данечка вскользь погладила рыболова по голове, а Павел не удержался и вновь припал губами к ее груди, теперь уже не осторожно, а жадно.

— Хватит, Пашенька, хватит, — мягко отстранилась она от него. — У меня уже все прошло, ничего не болит.

— Мне это снится? — спросил он, беря Данечку за руки и сразу вспомнив все подробности первой и единственной встречи с ней…

…Это случилось несколько лет назад, и тоже на берегу Истры. Только тогда рыбу на удочку ловила она, а он пришел на речку с металлоискателем, надеясь накопать что-нибудь ценное. Рыбачка назвала себя Йорданью — именно так величали Истру верующие старушки, в том числе и родная бабушка Павла. А еще Йордань-Данечка сказала, что она-то и есть эта самая река и предложила новому знакомому помощь в его кладоискательстве. Она разделась, велела усесться на себя, и они стали вниз сплавляться по течению — он на ней, как наездник на плывущем коне.

Заплыв закончился напротив скита патриарха Никона, когда карманы Павла вдруг сами собой стали наполняться разными металлическими предметами: гильзами, пробками, подковами, монетами, даже золотыми украшениями. Приключение закончилось тем, что Данечка словно бы растворилась в воде, а он, расставшись с металлоискателем и отяжелевшими рюкзаком и жилеткой, еле-еле, на пределе сил выбрался на берег…

— А прошлая наша встреча тебе тоже приснилась? — улыбнулась девушка-река.

Данечка повзрослела и похорошела, она и раньше была миловидной, теперь же выглядела настоящей красавицей. Или это ему только кажется?

— Пашенька, ты лучше не на меня, а вокруг посмотри.

Рыболов послушался и сразу понял, что берега не просто изменились: от мусора не осталось и следа, словно никогда ни один человек не ронял здесь окурок или фантик от конфеты, не бросал пустые бутылки. Вместо подвесного мостика, который вот-вот развалится, — солидный мост со стальными опорами и деревянным настилом по которому два велосипедиста разъедутся. Поля вокруг — не безбожно заросшие бурьяном, а вспаханы, обработаны. Трехэтажных дворцов, окруженных огромными заборами — словно не было. И в деревушке Никулино не видно ни одного забора, зато домики — один другого краше. А в Ново-Иерусалимском монастыре, сияющим золотом куполами и крестами, красовалась высоченная колокольня.

…Бабушка рассказывала Павлу, что в хорошую погоду с верхотуры колокольни можно было увидеть купола московского кремля. В декабре сорок первого отступающие фашисты дотла сожгли Истру, а весь монастырь: стены, башни, Воскресенский собор, колокольню заминировали и взорвали. Сколько Павел себя помнил, монастырь медленно, но все-таки реставрировали: постепенно восстановили и стены с башнями, и подземную церковь «Константина и Елены», и собор с большой главой и ротондой, но до колокольни руки не доходили, видимо, архитекторы опасались, что даже при современных технологиях не смогут воссоздать то, что сделали простые люди второй половины семнадцатого века, строившие монастырь. И вот, надо же, возвели колокольню!

С противоположного берега, где компания молодых людей жарила на костре шашлыки, и кто-то душевно пел под гитару, донесся заливистый детский смех. А в реке громко плеснулась рыба, и Павел, увидев сразу в нескольких местах расходящиеся по воде круги, вспомнил про свою удочку и что вообще-то пришел сюда на рыбалку. Да, бог с ней, с рыбалкой…

— Данечка, что происходит?

— Ты окунулся на несколько минут в свои мечты, в будущее, в котором хотел бы жить, и которое наступило примерно через полсотни лет.

— Откуда ты знаешь про мои мечты?

— Я же — река, Пашенька, и пепел, который ты бросал в воду, оказался во мне — со всеми твоими мечтами и мыслями.

— А… будущее?

— Йордань как текла, как течет, так и будет течь. Я могу сплавиться по времени и по течению вниз, или подняться до самых истоков, или задержаться вот в этом омутке, чтобы поговорить с тобой.

— И?

— Будущее, Пашенька, стало таким, каким ты описал его в своем творении. Сегодня твоя любимая девушка назвала тебя придурком и гребаным мечтателем. В сердцах ты сжег рукопись, но потом восстановил по памяти, и ее приняли к публикации. Сначала — в газете, потом текст разошелся по интернет-сайтам, потом… Если не вдаваться в подробности, почти все твои мечты… не знаю, правильно ли я скажу, в общем, все твои мечты обрели статус закона. При этом закона, который неукоснительно контролируется и имеет действенную силу.

— Иначе говоря… — Павел вновь внимательно посмотрел вокруг.

— Да-да, — предвосхитила вопрос Данечка. — В своем творении ты предлагал снести все особняки и заборы, построенные незаконно, на ворованные деньги. Как видишь, твоя мечта осуществилась.

— Но кто это сделал?

— Нашлись люди. Много честных, неподкупных, умных, талантливых, верящих в справедливость людей, объединившихся в союз под названием «Правильное будущее». Благодаря этому союзу, был принят закон, главным девизом которого стало название твоей нетленки…

— «Преступник должен быть уничтожен» — так называлась моя рукопись, уточнил Павел.

— Все верно. Основополагающие пункты нового закона были дословно списаны с нее. И с момента вхождения закона в силу, преступники стали уничтожаться.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Залез вор в карман, украл кошелек — расстрел. Ограбил квартиру — электрический стул. Взял взятку — голову топором с плеч. Для каждого типа преступлений — своя казнь. Это уже члены Союза «Правильное будущее» доработали.

— Но как…

— Ни один невиновный не пострадал. Уничтожали только преступников, вина которых была полностью доказана и подтверждена безошибочным детектором правды. Приговор в исполнение приводили машины-роботы…

— А если он изнасиловал или убил? — спросил Павел, догадываясь, что услышит в ответ.

— Все как в твоей рукописи, — просто ответила девушка-река. — Для начала, на глазах у насильника или убийцы четвертовали его родителей — независимо от их возраста, состояния здоровья и общественного положения. Нечего родителям было свое дитятко таким уродом воспитывать. Потом казнили самого преступника. Все — по закону, который заранее был доведен до всех и каждого.

И ты ведь все очень правильно предсказал. Подавляющее количество людей, видя, с какой неумолимостью действует новый закон, перестали воровать и брать взятки, насильничать и убивать. Да, кровищи пролилось много, но вскоре Союз «Правильное будущее» стал очень популярен в народе, и преступности в любых проявления почти не осталось.

— Я там еще про дуэли писал…

— Разрешены дуэли новым законом, разрешены. Но только чтобы все было по делу и по-честному, с секундантами и соблюдениями установленных правил. Кстати, дуэли, хотя и редко, но случаются.

— А проституция?

— Не запрещена. Так же, как и однополая любовь — считается личным делом каждого. Кстати, законом не запрещено изготавливать и употреблять наркотики. Помнишь свои слова: «Если хочешь — кури и колись, пока не сдохнешь. Только другим жить не мешай». Но распространять наркоту нельзя. За это — публичное сжигание на костре.

А проституция — в правильном будущем вообще непопулярна. Торгующих своим телом и тем, кто за это платит, подавляющее большинство считает «полным отстоем» — если я верно употребила эти слова.

— Это хорошо, — кивнул Павел. — Еще я про расплодившихся олигархов-миллиардеров писал…

— О, да! Это один из первых пунктов нового закона, продвинутого Союзом «Правильное будущее». Прежде чем закон вступил в силу, Союз добился того, что все банковские счета олигархов оказались заморожены. При этом каждому олигарху официально предложили добровольно вернуть государству все наворованное. Люди с нормально работающими мозгами согласились и встали на сторону Союза, но таковых оказалось мало. Остальные думали, что с ними шутки шутят, что деньги решают все, а они, олигархи — круче всех. Решили противодействовать. Но, если я верно говорю — они обломались, попали под раздачу…, в общем, оказались в полной заднице…

— Полная задница — лучше, чем задница тощая, — машинально вставил Павел.

Не оценив юмора, Данечка продолжила:

— Союзом было проведено глобальное исследование на предмет наличия у миллиардеров их капитала. В том смысле — законно капитал был приобретен или нет. И с момента вступления в силу нового закона бывшие ворюги-олигархи потеряли все. Их миллиарды получило государство, они превратились в ничто.

— Это очень хорошо, — вновь кивнул Павел. И тут же нахмурился. — А куда пошли все эти миллиарды миллиардов?

— Ха! На нужные дела пошли. Мы, то есть, вы уже Марс освоили, к другим планетам подбираетесь. В науке, — что ни день, то новое изобретение! В медицине — тоже все в порядке. Люди любят друг друга, рожают детей, воспитывают внуков, радуются жизни…

— Но — как? Как все это могло произойти?

— Не без моего вмешательства, конечно, — улыбнулась Данечка. — Я же река — существую вне времени: сплавляюсь вниз по течению, поднимаюсь вверх, могу задержаться в любом омуте, на любой отмели. Я — прародительница жизни. А жизнь должна быть насыщенной всем хорошим, должна быть красивой, счастливой и долгой.

Ты, Пашенька, о такой жизни мечтал и высказал свои мечты в рукописи. Я тебя поняла и прониклась. И вместе со мной твоими мечтами прониклись десятки, сотни тысяч нормальных людей. Людей, захотевших жить в другом, правильном будущем. И теперь мы в этом будущем живем.

— А как же я? — встрепенулся Павел. — Что мне сделать, чтобы жить в будущем своей мечты?

Данечка ответила не сразу. Смотря Павлу в глаза и улыбаясь, отступая от него короткими шажками, вошла в речку — сначала по щиколотку, потом — по колени, по пояс.

— Для начала, Пашенька, — сказала она, вдруг, посерьезнев. — Для начала надо дословно восстановить свою рукопись и добиться ее публикации. А потом — все от тебя зависит…

Данечка с головой погрузилась в воду. Хотя, вернее было бы сказать, что она просто воссоединилась с рекой, которую верующие в бога старушки называли Йордань.