Правило имен

Мистер Андерхилл вышел из своей пещеры у подножия холма и улыбнулся. Он глубоко вдыхал в себя морозный воздух, и клубы пара вырывались из его ноздрей, сверкая снежной белизной в лучах утреннего солнца. Мистер Андерхилл взглянул на безоблачное декабрьское небо и улыбнулся еще шире, блеснув белоснежными зубами. Затем он спустился в деревню.

– Утро, мистер Андерхилл, – приветствовали его жители деревни, когда он проходил мимо них по узкой улочке, петляющей между домами с коническими, нависающими над дорогой крышами, которые сильно смахивали на мясистые красные шляпки мухоморов.

– Утро, утро, – добродушно отвечал он каждому. Иначе и быть не могло, так как пожелание кому-нибудь доброго утра считалось дурной приметой. Просто упоминания времени суток было вполне достаточно, тем более здесь, на острове Саттин, где Влияния столь сильны, что беспечно брошенное прилагательное могло испортить погоду на всю неделю.

Одни жители разговаривали с ним тепло, другие с плохо скрытым пренебрежением. Он был единственным чародеем на острове и хотя бы поэтому заслуживал уважения, но как можно принимать всерьез маленького пухленького пятидесятилетнего человечка, который ходит вразвалочку и чуть-чуть косолапит, выдыхает пар и постоянно улыбается? К тому же, он явно не был великим чародеем. Фейерверки получались у него еще неплохо, но зато эликсиры были слишком слабы. Бородавки, которые он заговаривал, частенько появлялись снова дня через три; помидоры, над которыми он колдовал, вырастали не крупнее канталуп, а в тех редких случаях, когда в гавани Саттина бросало якорь судно с другого острова Архипелага, мистер Андерхилл предпочитал отсиживаться под своим холмом, ссылаясь на боязнь дурного глаза. Иными словами, он был таким же чародеем, как косоглазый Ган – плотником: за отсутствием лучшего. Жителям деревни (во всяком случае, этому поколению) приходилось мириться со скверно подвешенными дверьми и слабо действующими чарами. Их неудовлетворение мистером Андерхиллом проявлялось в том, что к нему относились так же, как и к любому другому жителю деревни. Они даже приглашали его к себе пообедать. Однажды и он позвал кое-кого на обед, накрыл роскошный стол: серебро, хрусталь, запеченный гусь, искрящееся андрадское урожая 639-го года и пудинг с черносливом. Однако он так при этом нервничал и суетился, что согнал с гостей все веселье, а, кроме того, через полчаса все снова проголодались. Мистеру Андерхиллу не нравилось, когда кто-либо заходил к нему в пещеру, и он никого не пускал дальше передней. Увидев, что кто-то подходит к холму, он выбегал навстречу:

– Давайте посидим лучше под соснами, – мог, например, сказать он, махая рукой в сторону леса, или, когда шел дождь: – А не сходить ли нам в таверну, пропустить по стаканчику? – хотя вся деревня знала, что он не пьет ничего крепче родниковой воды.

Некоторые деревенские ребятишки, которых притягивала вечно запертая пещера, следили за мистером Андерхиллом и, выбрав момент, когда чародея не было дома, несколько раз пытались проникнуть в нее. Однако на маленькую дверцу, что вела в жилище волшебника, было наложено заклятье и, по крайней мере, уж оно-то было добротным. Как-то раз, думая, что чародей в это время лечит на Западном Берегу больного ослика миссис Рууны, двое мальчишек пытались взломать дверь с помощью ломика и топора. Но при первом же ударе по двери изнутри донесся гневный рев, и наружу вырвалось облако раскаленного пара. Мистер Андерхилл вернулся домой раньше, чем они ожидали. Мальчишки убежали прочь со всех ног. Чародей так и не вышел из пещеры, да и ребята нисколько не пострадали, хотя и уверяли потом, что если сам не услышишь, то никогда не поверишь, какой невыносимо жуткий и свирепый рев способен издавать этот толстячок.

В тот день мистер Андерхилл зашел в деревню за тремя дюжинами яиц и фунтом печенки. Он также задержался у дома старого морского волка – капитана Фогено, чтобы в очередной раз наложить целебные чары на глаза старика, которые вряд ли могли помочь при отслоении сетчатки, но мистер Андерхилл упорно продолжал свои опыты. И, наконец, он поболтал со старой тетушкой Гулд, вдовой музыкальных дел мастера. Мистер Андерхилл дружил, в основном, с пожилыми людьми. Он побаивался задиристых деревенских парней, а девушки сами его сторонились.

– Он действует мне на нервы, разве можно все время улыбаться? – говорили они, надув губки и теребя колечко длинного шелковистого локона, намотанного вокруг пальце. «Действовать на нервы» – это было модное с недавних пор выражение, за которое матери сурово выговаривали своим дочерям: – Что за глупость ты несешь? Мистер Андерхилл – почтенный чародей.

Попрощавшись с тетушкой Гулд, мистер Андерхилл отправился к школе, занятия в которой проводились сегодня на общинном выгоне. Поскольку грамотных людей на Саттине не было, то не было и книг, чтобы по ним учиться читать, не было также парт, на которых можно вырезать свои имена, не было школьных досок, которые нужно вытирать, да и самого здания школы не было. В дождливые дни дети устраивались на сеновале общинного амбара, и все потом ходили с соломинками на штанах, а в хорошую погоду учительница Палани вела их туда, где ей самой нравилось бывать. Сегодня, в окружении тридцати заинтересованных детей из сорока двух и сорока незаинтересованных овец из сорока пяти, она объясняла один из важнейших разделов школьной программы – Правила Имен. Мистер Андерхилл, застенчиво улыбаясь, остановился послушать и посмотреть. Палани, пухленькая, хорошенькая двадцатилетняя девушка, являла собой очаровательную картинку в этот холодный солнечный день, окруженная овцами и детьми, которые сгрудились у подножия облетевшего дуба, на фоне моря и песчаных дюн, под чистым бледно-голубым небом. Рассказ ее был серьезен и увлекателен, лицо порозовело от ветра и значимости произносимых слов:

– Теперь, дети, вы знаете Правила Имен. Их всего два, и они одни и те же на любом из островов Мира. Каково же первое правило?

– Невежливо спрашивать у кого-либо его Имя, – выкрикнул толстый подвижный мальчик, но его тут же заглушил пронзительный крик маленькой девочки:

– Никому никогда не говори своего Имени, так говорит мама.

– Правильно, Суба. Да, Попи, дорогая, не визжи. Все верно. Никогда не спрашивай никого о его Имени. Не говори никому свое. А теперь подумайте минутку и скажите мне, почему мы зовем нашего чародея мистером Андерхиллом? 01 – и она улыбнулась поверх кудрявых головок детей и покрытых шерстью спин овец мистеру Андерхиллу, который ответил ей ослепительной улыбкой и нервно прижал к себе мешочек с яйцами.

– Потом что он живет под холмом! – закричали дети.

– А это его Настоящее Имя?

– Нет, – сказал толстый мальчик и ему эхом вторил пронзительный визг маленькой Попи:

– Нет!

– А откуда вы это знаете?

– Потому что он приплыл сюда один и никто не знает его Настоящее Имя, значит некому и назвать его, а сам он не скажет...

– Очень хорошо, Суба. Попи, не визжи. Верно. Даже чародей должен хранить в тайне свое Настоящее Имя. Когда вы, дети, окончите школу и пройдете обряд Посвящения, вы оставите свои детские имена и сохраните только Настоящие, которые вы не должны спрашивать друг у друга и никогда не говорить сами. А зачем нужно это правило?

Дети молчали. Овцы тихо блеяли. На вопрос ответил мистер Андерхилл:

– Потом что имя отражает предмет, – произнес он своим мягким застенчивым, с небольшой хрипотцой, голосом. – А Настоящее Имя есть сущность предмета. Назвать Имя – значит повелевать этим предметом. Я прав, госпожа учительница?

Она улыбнулась и сделала книксен, слегка смущенная его вмешательством. А мистер Андерхилл поспешил к своему холму, прижимая к груди мешочек с яйцами. Он отчего-то здорово проголодался за ту минуту, пока наблюдал за Палани и детьми. Прикрыв внутреннюю дверь, он торопливо наложил на нее заклятие, но в чарах, видно, была парочка изъянов, поскольку вскоре пустая передняя наполнилась запахом яичницы и шипением печенки.

В тот день с запада дул свежий ветерок, и около полудня, качаясь на легкой волне, лодка вошла в гавань Саттина. Едва она точкой появилась на горизонте, какой-то остроглазый мальчишка заметил ее и, зная наизусть, как и каждый ребенок на острове, паруса и мачты всех сорока лодок местных рыбаков, побежал по улице, крича:

– Чужая лодка! Чужая лодка!

Этот одинокий остров редко посещали рыбачьи лодки с таких же маленьких островков Восточного Предела или баркасы предприимчивых торговцев с Архипелага. К тому времени, как лодка достигла пирса, ее там уже встречала добрая половина деревни: рыбаки гребли за ней; пастухи, собиратели трав, ныряльщики, запыхавшись от ходьбы вверх-вниз по каменистым холмам, окружавшим гавань, спешили поглазеть на редкого гостя.

Но дверь мистера Андерхилла была по-прежнему заперта.

В лодке сидел только один человек. Услыхав об этом, старый морской волк Фогено нахмурил густые седые брови над незрячими глазами.

– Только люди определенного склада, – сказал он, – плавают по Внешнему Пределу в одиночку. Волшебники, чародеи или маги...

Неудивительно, что жители деревни следили за приближением лодки, затаив дыхание: они надеялись хоть раз в жизни увидеть воочию одного из могущественных Белых Магов с обширных густонаселенных островов Архипелага. И тем сильней они были разочарованы, увидев довольно молодого, красивого чернобородого парня, который радостно приветствовал всех со своей лодки и легко спрыгнул на берег, торопясь, как и любой моряк, ощутить под ногами долгожданную сушу. Жителям деревни он представился странствующим торговцем. Однако когда капитану Фогено сказали, что пришелец не расстается с дубовым посохом, старик покачал головой.

– Два чародея в одной деревне, – сказал он. – Плохо! – И рот его захлопнулся, как у старого карпа.

Так как чужеземец свое имя хранил в тайне, то обитатели острова так и прозвали его – Чернобородый. Внимания ему уделяли предостаточно. Товар у него был самый обычный для бродячего торговца: одежда и обувь, перья письви для украшения накидок и дешевые благовония, веселящие камни и пряности, крупные стеклянные бусы с Венвея – в общем небольшой, но разнообразный товар. Жители острова охотно приходили к нему просто поболтать, поглазеть на заморские диковины, а иногда и купить что-нибудь.

– Просто на память, – хихикала тетушка Гулд, пораженная как все женщины и девушки деревни мужественным обликом Чернобородого. Мальчишки тоже вертелись вокруг него, жадно впитывая его рассказы о путешествиях на далекие и загадочные острова Предела; об обширных и богатых островах Архипелага; Внутренних Проливах; рейдах, белых от парусов кораблей; золотых крышах Хавнора. Его рассказы охотно слушали и мужчины, но некоторые удивлялись все же, с чего это торговец плавает в одиночку, и задумчиво поглядывали на его посох.

Но все это время мистер Андерхилл не высовывал и носа из-под своего холма.

– Впервые вижу остров, на котором нет чародея, – сказал однажды вечером Чернобородый тетушке Гулд, которая пригласила его, а также своего племянника и Палани на чашечку тростникового чая. – А что вы делаете, когда у вас болят зубы или у коровы пропадает молоко?

– Отчего же, у нас есть мистер Андерхилл, – ответила старая женщина.

– Лучше бы его не было, – пробормотал ее племянник Бирт, затем густо покраснел и пролил свой чай. Бирт был рыбаком. Это был высокий молодой человек, отважный и молчаливый. Он любил учительницу, но самое большое, на что он осмеливался – это иногда принести корзину свежей макрели на кухню ее отцу.

– О, так у вас есть чародей? – спросил Чернобородый: – Он что, невидим?

– Нет, просто он очень застенчив, – сказала Палани: – Вы ведь у нас всего неделю, а чужеземцы бывают здесь так редко.

Легкий румянец коснулся ее щек, но чай, однако, она не пролила. Чернобородый улыбнулся ей.

– Он, конечно, коренной житель острова?

– Нет, – возразила тетушка Гулд. – Не более чем вы. Еще чашечку, племянничек? Смотри, не пролей опять. Нет, мой дорогой, он приплыл к нам на маленькой лодке четыре года назад, не так ли? Как раз на следующий день после конца хода сельди, они тогда растянули сети для просушки в Восточной Бухте, а Понди-пастух сломал в то утро ногу – должно быть лет пять назад... Нет, четыре... Нет, все-таки пять – в тот год чеснок не удался. Так вот, приплыл он на лодке, битком набитой сундуками и ящиками, и спросил у капитана Фогено, который тогда еще видел вполне прилично, хотя, грех жаловаться, за свои-то года мог уже два раза ослепнуть. «Я слышал, говорит, у вас нет ни волшебника, ни чародея. Может, он вам все-таки нужен?» «Конечно, если магия белая», – ответил капитан, и не успели мы и глазом моргнуть, как мистер Андерхилл устроился в пещере под холмом и заговаривал паршу у кошки миссис Белтоу. Мех, правда, вырос серый, а кошка была рыжая и выглядеть после этого она стала довольно забавно. Она замерзла прошлой зимой. И, между прочим, миссис Белтоу убивалась по своей кошечке куда сильнее, чем по мужу, который утонул на Длинной Банке в год большого хода сельди, когда мой племянничек Бирт был еще маленьким проказником и носил юбочку...

Тут Бирт снова пролил свой чай, Чернобородый ухмыльнулся, а тетушка Гулд продолжала болтать, как ни в чем не бывало, и умолкла лишь когда стемнело.

Весь следующий день Чернобородый проторчал на пирсе, ремонтируя поврежденный борт своей лодки, которую поставил на прикол, как видно, надолго и заодно донимал расспросами неразговорчивых жителей Саттина.

– Так какое же из этих суденышек принадлежит вашему чародею? – допытывался он. – Или его лодка из тех, что маги уменьшают до размеров скорлупки, когда они не нужны?

– Не-е, – замотал головой флегматичный рыбак. – Она в пещере, под холмом.

– И что ж, он один затащил ее туда?

– Ага. Ясное дело. Я помог... Тяжелая, как свинец, она была. В ней ящиков полным-полно было, а ящики те битком набиты книгами. О магии и со всякими заклинаниями. Он сам сказал. Тяжелая, как свинец, она была.

Тяжело вздохнув, рыбак отвернулся. Племянник тетушки Гулд, чинивший поблизости сеть, оторвался от своей работы и спросил безразличным тоном:

– Может, вы хотели бы повидаться с мистером Андерхиллом?

Чернобородый в ответ внимательно посмотрел на него. Его черные умные глаза на какое-то мгновение впились в голубые простодушные, затем чужеземец улыбнулся и кивнул:

– Да. Ты проводишь меня к нему, Бирт?

– Ладно, вот только закончу с этим, – сказал рыбак. И когда сеть была починена, он вместе с человеком из Архипелага направился по деревенской улице к высокому зеленому холму, который возвышался посреди деревни. Но когда они пересекали общинный выгон, Чернобородый сказал:

– Погоди немного, друг Бирт. Я должен кое о чем рассказать тебе, прежде чем мы встретимся с вашим чародеем.

– Рассказывай, – сказал Бирт, усевшись в тени дуба.

– История эта началась сто лет тому назад и пока не имеет конца, хотя конец ее близок, очень близок... В самом сердце Архипелага, где острова натыканы так же густо, как мухи на капле меда, есть небольшой остров Пендор. В те давние времена, когда Союз еще не возник, и по всему Архипелагу бушевали непрекращающиеся войны, Владыки Пендора славились своим могуществом. Награбленное добро, выкупы и дань золотой рекой стекались к ним, и за долгие годы на Пендоре скопились несметные сокровища. Однажды откуда-то с Западного Предела, с лавовых островов, на которых живут и плодятся драконы, прилетел могучий и страшный дракон. Не какая-нибудь ящерица-переросток, которых большинство из вас, жителей Внешнего Предела, называют драконами, а огромное, мудрое и коварное чудовище, полное сил и ловкости. Как и все драконы, больше всего на свете оно любило золото и драгоценные камни. Дракон убил Повелителя Пендора и всех солдат, а население острова бежало на своих кораблях под покровом ночи. Они все удрали, а дракон свернулся кольцом в Башне Пендора и пролежал там много лет, зарывшись брюхом в изумруды, сапфиры и золотые монеты. Он вылетал оттуда раз или два в год, чтобы утолить голод, опустошая в поисках пищи ближайшие островки. Ты знаешь, чем питаются драконы?

Бирт кивнул и прошептал:

– Девушками.

– Верно, – сказал Чернобородый. – Так вот, это не могло продолжаться вечно, да и мысль об оберегаемых драконом сокровищах многим не давало покоя. Со временем, когда возник и окреп Союз, и когда войны и пираты перестали быть главной заботой жителей Архипелага, было решено напасть на Пендор и прогнать дракона, а золото и драгоценности забрать в казну Союза. Он вечно нуждался в деньгах, этот Союз. Итак, был собран мощный объединенный флот пятидесяти островов, на носах семи самых больших кораблей встали семь Магов, и все отправились к Пендору... Приплыли. Высадились. Вокруг ни малейшего движения. Все дома стоят пустые, тарелки на столах покрыты столетним слоем пыли. Лишь кости старого Повелителя Пендора и его слуг белеют во дворе и на ступеньках замка. Дракона же и след простыл, одна вонь осталась в залах Башни. И никаких сокровищ – ни крохотного бриллианта, ни серебряной бусинки... Дракон, зная, что ему не выстоять против семерых Магов, удрал. Они выследили его, узнав, что он улетел на пустынный островок Удрат, расположенный далеко на севере Архипелага. И что ж они там обнаружили? Снова кости, на сей раз кости дракона. Но снова никаких сокровищ. Какой-то неизвестный чародей должно быть сразился с ним один на один и одолел его – а потом скрылся вместе с сокровищами прямо из-под носа у Союза!

Рыбак слушал внимательно, но без особого интереса.

– Это был, наверное, мудрый и могущественный чародей. Во-первых, он сумел убить дракона, а во-вторых, ему удалось ускользнуть, не оставив никаких следов. Правители и Маги Архипелага так и не смогли узнать, откуда он появился и куда потом удрал. Они были вынуждены отказаться от поисков. Это произошло прошлой весной; я три года странствовал по Северному Пределу и как раз к этому времени вернулся. Они попросили меня помочь им найти неизвестного чародея. И они поступили мудро. Ведь я не простой чародей, о чем, мне кажется, догадываются даже некоторые из местных дураков, но вдобавок еще наследник Повелителей Пендора, поэтому сокровища эти принадлежат мне по праву. Они мои, и сами знают, что это так. Эти болваны из Союза не могли найти их, так как они им не принадлежат. Эти сокровища – собственность Дома Пендора, и огромный изумруд – Зеленый Иналкиль – знает своего хозяина. Чернобородый поднял свой дубовый посох и громко воскликнул: – Иналкиль!

Верхушка посоха вдруг вспыхнула ярким зеленым пламенем, ее окутала искрящаяся дымка цвета апрельской травы. В тот же миг посох завибрировал в руках чародея и начал клониться вниз, пока наконец не замер, указывая на склон холма прямо перед ними.

– Там, далеко, в Хавноре, он сиял не так ярко, – пробормотал Чернобородый, – но направление указывал верно. Иналкиль откликается на мой зов. Камень узнает своего повелителя. А я знаю вора, и я должен одолеть его. Он – могучий чародей, если смог победить дракона. Но я сильней его. Хочешь узнать почему, дубина? Потому что я знаю его Имя!

Чем дольше длился их разговор, тем высокомернее становился тон Чернобородого, а Брит, напротив, принимал все более тупой и озадаченный вид. Но тут он вздрогнул, захлопнул открывшийся от удивления рот и уставился на чародея.

– Откуда... ты узнал его? – еле-еле выговорил он. Чернобородый ухмыльнулся, но ничего не ответил.

– Черная Магия?

– А как же еще?

Брит побледнел, но промолчал.

– Я – Владыка Пендора, дубина, и я хочу отобрать золото, которое завоевали мои предки, и драгоценности, которые носили их женщины, и Зеленый Камень! Потому что все это мое... Ну, а ты можешь поведать эту историю вашим деревенским дурням, после того, как я покараю этого чародея и уйду. Жди меня здесь. Или, если не трусишь, пойдем со мной. Никогда в жизни у тебя больше не будет возможности увидеть настоящего Мага во всем его могуществе.

Бирт поплелся за ним. На порядочном расстоянии от пещеры он остановился, присел за кустом боярышника и приготовился к самому худшему. Пришелец с Архипелага остановился, его неподвижный темный силуэт отчетливо выделялся на фоне зелени, покрывавшей пригорок перед разверстым зевом пещеры. Некоторое время он стоял совершенно неподвижно. Внезапно чужеземец вскинул посох над головой и, озаренный ярким изумрудным сиянием, закричал:

– Вор, укравший сокровища Пендора, выходи!

Из пещеры раздался грохот, словно кто-то уронил на пол целый сервиз, и наружу вырвалось огромное облако пыли. Перепуганный до смерти Бирт кулем рухнул на землю. Когда он набрался смелости вновь открыть глаза, Чернобородый стоял так же неподвижно, а из пещеры, покрытый пылью и взъерошенный, появился мистер Андерхилл. Выглядел он довольно жалко: маленький человечек с короткими кривыми ногами, обтянутыми черными штанами; носки башмаков, как всегда, повернуты чуть вовнутрь, даже посоха у него не было – да у него никогда и не было посоха, внезапно подумал Бирт.

– Кто ты? – спросил мистер Андерхилл своим тонким хрипловатым голоском.

– Я – Владыка Пендора, вор, и я пришел за тем, что по праву принадлежит мне!

Тут мистер Андерхилл начал медленно заливаться краской, как это всегда бывало, когда кто-то из жителей деревни принимался грубить ему. Однако дальше произошло что-то необычное. Он вдруг весь пожелтел, волосы его встали дыбом, и в следующий миг страшный лев издал оглушительный рев и бросился, оскалив белые клыки, вниз по склону холма на Чернобородого.

Но Чернобородого там уже не было. Гигантский тигр цвета ночного неба, исчерченного грозовыми молниями, прыгнул навстречу льву...

Лев исчез. Возле пещеры вдруг выросла роща высоких деревьев, черных в слабом свете зимнего солнца. Тигр замер в воздухе на самой границе отбрасываемой ими тени и превратился в огненный смерч, который хлестал языками пламени сухие черные ветки...

Но там, где только что высились деревья, склон холма неожиданно вспучился, и потоки отливающей серебром воды устремились вниз, угрожая залить пламя. Но огня уже не было...

В одно мгновение перед широко раскрытыми глазами рыбака предстали два холма – зеленый, знакомый ему с детства, и новый, невесть откуда взявшийся, голый коричневый холм, готовый поглотить падающую воду. Все это произошло быстрее, чем он успел моргнуть, но то, что он видел теперь, открыв глаза, заставило его застонать и зажмуриться еще крепче. Там, где только что струился водопад, уже парил дракон. Черные крылья заслоняли весь холм от солнечного света, открытая пасть извергала огонь и дым.

Под этим ужасным чудовищем стоял, презрительно ухмыляясь, Чернобородый.

– Принимай любой облик, какой тебе нравится, маленький мистер Андерхилл! – ехидно сказал он. – Я не слабее тебя. Но эта игра начинает меня утомлять. Я хочу взглянуть на мои сокровища, на Иналкиль... Ну, большой дракон – маленький колдун, прими свой подлинный облик. Я заклинаю тебя силой твоего Настоящего Имени...

– Еавуд!

Бирт был не способен не то что пошевелиться, но даже моргнуть. Он съежился за кустом, безвольно наблюдая за происходящим, хотелось ему того или нет. Он видел, как черный дракон распростер крылья и повис в воздухе над Чернобородым. Языки пламени трепетали в его чешуйчатой пасти, из кроваво-красных ноздрей вырывались струи раскаленного пара. Он видел, как постепенно бледнело лицо Чернобородого, пока не стало белым, как мел. Губы его дрожали.

– Твое Имя – Еавуд!

– Да, – ответил громкий шипящий голос. – Мое Настоящее Имя – Еавуд, и это мой подлинный облик.

– Но дракон был убит, они же нашли его кости на острове Удрат...

– Это был другой, – сказал дракон и, выставив когти, рухнул вниз, как сокол на добычу. Бирт закрыл глаза.

Когда он снова открыл их, небо было чистым, а склон холма – пустым, если не считать темно-красной кляксы и следов когтей на траве.

Бирт-рыбак вскочил на ноги и понесся во весь дух. Он промчался по общинному выгону, распихивая овец в разные стороны, и устремился вниз по улице деревни к дому отца Палани. Девушка работала в саду, пропалывая настурции.

– Пошли со мной! – выдохнул Бирт.

Она недоуменно вскрикнула, но не сопротивлялась. Когда они прибежали на пирс, он втолкнул ее в свой рыбацкий шлюп «Королева», отвязал фалинь и исступленно, как демон, заработал веслами. Последнее, что мог видеть остров Саттин, это парус «Королевы», исчезающий в направлении ближайшего острова на западе.

Жители деревни думали, что никогда не прекратятся разговоры о том, как племянник тетушки Гулд, потеряв рассудок, уплыл вместе со школьной учительницей в тот самый день, когда чужеземный торговец Чернобородый бесследно исчез, оставив все свои бусы и перья. Но прошло всего три дня, и разговорам об этом примечательном событии пришел конец. У них нашелся другой предмет для бесед, когда мистер Андерхилл вышел наконец из своей пещеры. Он решил, как видно, что поскольку его Настоящее Имя уже не является тайной, то таиться не имеет больше смысла. И вообще, ходить гораздо труднее, чем летать, а, кроме того, он уже начал забывать, какова на вкус любимая пища драконов.