Поведи крылом…

Черная пантера лежала у подножия мраморной лестницы в просторном холле Арнхеймского Специального учебного центра и играла с жестянкой из-под пива. То она заставляла сплющенную дырявую банку с надписью «Tuborg» порхать в воздухе, то с лязгом припечатывала к мраморному полу когтистой лапой. Нефритовые глаза зверя полнились скукой.

— Перестань маяться дурью, Кали. А то Дэви расскажу! — Молодой человек с нечесаными рыжими волосами до плеч и одетый по жутковатой «кислотной» моде прошел мимо и поднялся по лестнице. Пантеру он увещал по-итальянски, но с тем же успехом мог обращаться по-тунгусски — та и ухом не повела. Жестянка под серповидными когтями превратилась в блин.

— Кали, бесстыдница! Немедленно прекрати хулиганить! — Звонкий голос раздался с верхней площадки лестницы. Миниатюрная прехорошенькая девушка индийского типа в желтом сари качнула угольно-черными, заплетенными в длинную косу волосами. Несмотря на женственность облика, обнаженные смуглые руки в чеканных бенаресских браслетах были крепки, с великолепными мускулами под тонкой кожей. Девушка говорила на тамильском наречии.

— Как маленькая, нельзя на минуту оставить! — Пантера отшвырнула игрушку в угол, прижала уши и с опущенной головой побрела наверх. Ткнула шершавым носом в колени девушки. Особой виноватости не морде зверя не было.

Впрочем, девушка гневалась недолго. Шепча какие-то ласковые слова, она принялась почесывать черный мех на челюсти пантеры. Та забила хвостом от удовольствия.

Пара удалилась в сторону лифтов. В кремовом коридоре по одной из стен шел ряд дубовых дверей аудиторий с золочеными номерами, но без табличек. Другая стена представляла собой огромное панорамное окно на автостоянку центра. Тут девушку с пантерой встретили двое молодых людей.

Молодые люди были непохожи друг на друга, как пустыня Гоби, откуда все трое недавно вернулись, и побережье Черного моря, родина старшего.

Смуглолицый двадцатипятилетний красавец с тонкими нарисованными усиками над изящными и твердыми губами. Огненные черные глаза гордо и насмешливо смотрели с этого лица, словно выступившего на миг из мавританского сумрака Гранады. В нем и впрямь была доля испанской крови, и одет он был со щегольством идальго, но двадцать первого века. Мягкие шелковые брюки цвета морской волны и жемчужно-серая рубашка с коротким рукавом. Дорогая золотая «Омега» на правом запястье и туфли из крокодиловой кожи.

Второй — моложе, лет двадцати двух, не более. Юноша походил на молодого Блока. Узкое, породистое лицо, чуть сонное, с шапкой вьющихся светлых волос, но глаза темные, странно спокойные под припухшими веками. Одежда самая обыденная — коричневая замшевая куртка, черные джинсы и такие же высокие ботинки.

Под курткой на груди юноши что-то непонятно шевельнулось.

— Дэви, милая! — на безукоризненном французском воскликнул турок, блестя зубами. Владеть собой он умел, однако внимательный наблюдатель сказал бы, что к девушке он неравнодушен, и это более, чем дружеская симпатия. — Мы тут соскучились без тебя! Кали, умница, здравствуй. Скучно тебе?

Пантера повела на него равнодушным взглядом. Зевнула, показав пятисантиметровые клыки и черное ребристое небо.

Второй молча кивнул.

— Добрый день, Камил, Влад. Как вам, мальчики, прошедшее лето? Высохли в Гоби, верно?

Высохли так, что живот к хребту прилип! — засмеялся красивый Камил.

Трое помнили тот гобийский август.

— …Не люблю я, мальчики, этих лягушачьих костюмов.

Девушка привычно тряхнула головой. Из стянутых на затылке волос выбилась черная прядка и упала на смуглый висок. Дэви раздраженно отмахнулась от пряди, как от мухи и оглядела свой желто-коричневый камуфляж.

— Хозяин — барин! — неожиданно произнес по-русски вечно спокойный Владислав. И перевел поговорку.

На них с Камилом топорщились красно-коричневые сейчас, посреди моря красноватого под солнцем, а в тени уже черного песка, спецкостюмы — «хамелеоны». Трое стояли на вершине бархана.

Гоби — идеальный полигон для выживания. Маленькая пустыня создана адом для человека.

Черная пантера, вывесив язык, лежала у ног подруги. Даже на закате ей было жарко…

— …А помнишь Тибет, Дэви? — Камил погасил улыбку. — Я там чуть не дал дуба. (По-французски это прозвучало забавно) И есть эту цзампу!

— Мне снится свист ветра Лхасы, — мечтательно проговорила девушка. — А цзампа очень даже полезна для сгона твоего сала…

…На заснеженном склоне горы, под плетями ледяного ветра, сидела странная компания. Пять молодых обнаженных мужчин, завернутых в мокрые простыни. С лиц их катился пот, из ноздрей вылетал пар.

Наблюдал за испытанием бритоголовый смуглый монах в желтой рясе, сидящий по-тибетски на пятках прямо на снегу. Ученики древней техники «тумо» должны трижды высушить мокрые простыни на зимнем ветру внутренней энергией обнаженного тела.

Монах поднял ладонь дощечкой. С радостными воплями молодые люди вскочили на ноги и побежали, покатились по склону, хлеща друг друга простынями. Снег под их телами мгновенно таял…

…Из-за борта замшевой куртки Влада выглянула заспанная мордочка молодого кота, почти котенка. Длинношерстный, с серо-черным полосатым лобиком и белыми подусниками. Серебристо-топазовые глаза широко открылись, розовый носик задвигался. Котенок увидел Дэви и мяукнул.

— Ой, Сигурд, моя лапочка! — заворковала девушка, поглаживая довольного котенка. Пантера ревниво отвернулась. Владик с нежностью, преобразившей замкнутое лицо, пощекотал зверька за ухом.

— Вы знаете, кто к нам приехал? — Девушка округлила глаза. — Сам Токугава! И с ним друг, тот самый…

— Рыцарь Апокалипсиса, ага! — подхватил Камил.

— Это секретная информация[1]. — Влад уже казался невозмутимым. Котенок спрятался за пазуху.

— Да брось! Шило в мешке — вот их секреты. Дикие слухи ходят об этом деле… Ядерная осень какая-то. Он и его пес, говорят…

На полуфразе автоматические стеклянные двери в конце коридора разошлись. Явились только что упомянутые лица. Низенький квадратный азиат с бесстрастным плоским лицом самурая, готовящегося к сэппуку. Из-под длинного нелепого плаща белой болоньи выглядывали черные дипломатические брюки и лаковые туфли.

Второй нес папку тисненой кожи и одет был по сезону. В темной кожаной куртке, темно-серых джинсах и высоких кроссовках. Он ерошил короткие светлые волосы и что-то быстро говорил по-японски.

Обернулся, на мгновение уставился прозрачными глазами сквозь молодую компанию. Едва заметно, только для одного, кивнул Владиславу.

Пара нелюдей свернула на лестницу. Через несколько минут на присыпанной жухлой листвой стоянке центра чуть слышно взревел двигатель. Серебристый спортивный «понтиак» рванулся с места. Желто-красные листья взвихрились, и ветер обрадовано потащил их прочь.

«Узнал», — чуть не ляпнул Влад. То далекое лето.

Девушка у дверей все никак не могла достать деньги из сумочки. Контролер, унылый неряшливый субъект неопределенного возраста, терпеливо дожидался с протянутой рукой. Как на паперти стоял.

Владик улыбнулся — сценка была забавная. Солнце пробивало лучами облака над Петербургом и обещало не допустить дождя. Солнцу в северной Пальмире никто не верит — у всех были зонтики. Кроме Влада. Он ехал легко одетым, в серой курточке — ветровке и со спортивной сумкой.

Хоп! Парень соскочил со ступеньки. Желтый городской «Икарус» пропылил дальше. Юноша зашагал к стеклянным башням Пулковского аэропорта, насвистывая песенку британских бомберов: «На честном слове, и на одном крыле». Здесь он уже ненадолго, а в Сочи стоит хорошая погода. Впервые на отдых Влад отправлялся один, без друзей и родственников, как вольный ветер. Друзей он найдет и там, можно познакомиться с хорошенькой особой уже в самолете.

Бархатный сезон еще далеко. В такое время громада современного и, в общем-то, красивого аэропорта бывает малолюдна. К тому же от Питера легко добраться до курортов Кавказа поездом — это не то, что ехать из Сибири.

В зале и впрямь пустовало большее число кресел. Маленькие группки провожатых все не отпускали отъезжающих, а те пытались скрыть легкое нетерпение перед полетом. То чувство, которое почти каждого теребит желанием поскорее подняться в воздух, а там превращается в навязчивое желание поскорее долететь, уже томило этих людей.

Около книжного киоска стоял человек в летнем белом костюме с собакой на поводке. Светловолосый молодой мужчина не привлек бы внимания, но пес был импозантен. Крупный, мускулистый стандартный шнауцер в седой шерсти. Морду с усами и бородкой можно было бы счесть забавной, но уж очень не собачьи жили на ней глаза. Жестокие, с яшмовым блеском и странно пронизывающим взглядом. Беспокоящие глаза. Скорее такой взгляд можно встретить у некоторых старых и мудрых обезьян.

Владислав на минуту задержался у стекла киоска, оглядывая стопки бездарного чтива, каким почему-то всегда затоварены аэропорты. Полистал книгу с симпатичной овчаркой на обложке, убеждаясь в полной и беспросветной бездарности автора с ласковым псевдонимом «Злой». Искоса глянул на странноватую пару, и встретил ответный взгляд обоих — светлые глаза человека дико, пронзительно блеснули, собаки — стали темнее и глубже. Владу показалось, что от двоих исходит излучение, сродни радиации, от которого тупо запульсировал затылок. Какая чушь мерещится — вот и уверуешь в сглаз.

Ни в какие такие штуки Владислав Загорин не верил. Даже когда с экранов полезли всяческие кудесники, недоношенные любимцы богов, как сразу окрестил их Влад. Все это было недоказуемо, как существование Всевышнего, и вызывало у него здоровый скепсис. Нет, конечно, он был современен. Он вполне допускал, что «там чего-то есть». О большем он, вполне благополучный молодой человек, как-то не задумывался.

Влад уселся в кресло, искоса глянув на клумбу с зеленью посреди зала ожидания. Развернул свежие «Аргументы». И тут же мягкий глас свыше объявил регистрацию рейса 217 «Петербург — Сочи». Ничего не оставалось, как чертыхнуться и сложить газету. Получив штампик в билет и наклейку на ручку сумки («Нет, это ручная кладь, вы не поняли!»), юноша возвращался на место, бормоча: «Вот олухи!»

До места он не дошел. Возле сочной клумбы пронзительный взмяв ввинтился в уши и оборвался. Здоровенный рыжий котище, бандит и первый парень аэропорта, стоял против совсем молоденького котенка с грязно-серой длинной шерстью. Драка — обязательный ритуал богемной жизни котов, но тут силы были уж очень неравны — рыжий вдвое крупнее и втрое старше. Но котенок не отступал. Взъерошив полосатый серо-черный мех на спине, выпятив белую грудку, он смотрел врагу в глаза дымчатым с зеленью взглядом. Он не боялся. Совершенно.

Влад никогда не мог спокойно смотреть, как обижают слабого. Наверное, это пошло еще из раннего детства, от матери. Она была крайне справедливая женщина. Котенок явно влип, оказавшись на чужой территории. Влад шагнул вперед, собираясь шугнуть рыжего разбойника.

Шагнул… Боль полоснула по глазам ножом. Он зажмурился, но успел увидеть, как рыжий подлетел на метр вверх, заорав так, словно лишался неких причиндалов организма. А серый котенок… На его шерсти вспыхнуло желто-зеленое пламя, метнулось к противнику… Когда Влад разомкнул горящие глаза, рыжий уносился вскачь по мраморному полу, а пушистый котенок, настоящий сибирский, терся мордочкой о штанину Влада.

…Галлюцинаций у него никогда не было, и он действительно испугался. Правда, теперь все прошло. Влад поглядел на мордочку котенка. Котенок ответил топазовым взором. Носик у него был розовый, белые лапки, грудь и подусники. Что-то происходило между ними. О чем говорили элегически спокойные глаза хорошенького зверька? О чем говорил карий взгляд еще очень молодого человека?

Святые старцы считали ни одно событие в жизни человеческой не случайным. Вероятно, это правда.

Потому что, когда белокурый юноша шел к выходу на посадку, на груди куртка его иногда шевелилась.

Они привлекли внимание Влада еще в тоннеле с движущейся лентой, идущем под летным полем. Кот словно все понимал — он притих и не шелохнулся, пока человек проходил контроль. Влад подумал, что имеет все шансы подцепить от бродячего кошака какую-нибудь заразу, но ничуть не обеспокоился, хотя обычно бывал почти патологически чистоплотен. На черном гудящем полу рядом стояли мужчина и женщина. Ярко выраженные южане, скромно одетые, с двумя клетчатыми сумками. Женщина лет тридцати была бы недурна собой, если бы не выражение лица. У нее и у мужчины чуть постарше были суровые, неподвижные горбоносые лица и остановившиеся глаза. Взглянув на темную одежду пары, Влад подумал, что повод их поездки, наверное, печальный. Похороны.

Он ошибался.

В стеклянном аквариуме павильона посреди лётного поля висела жара. После прохлады кондиционированного тоннеля солнце, казалось, раскалило бетонку и фюзеляжи лайнеров, как кухарка калит сковородку. Вот только люди не котлеты и потому заморенно утирались платками. Особенно страдали несколько ребятишек, раскинувшись на руках родителей. Рассудок Влада кольнуло что-то тревожно-резкое, холодное. Казалось, оно исходило от котенка. «Лишь бы не вылез на глазах стюардессы», — подумал Влад, но кот и не шевелился, хотя ему должно было быть жарко. На радость, терзать их не стали — через несколько минут Влад в толпе пассажиров шагал к остроносому Ту-154 с надписью «ПУЛКОВО».

Он всегда любил самолеты — красоту откинутых серебристо-серых крыльев, яркие эмблемы компаний и простое изящество интерьеров этих маленьких мирков в высоте. Но к 154-м относился с предубеждением, считая их тесными, чадными и ненадежными жестянками, что недалеко от истины.

Привередничать не приходилось, хорошо, хоть три кресла у входа во второй салон оказались свободны: кто-то не явился на рейс. Вообще, самолет казался странно полупустым. Тогда Владислава это не удивило — рейсы были часты, а пляжный сезон еще не наступил. Только потом он задумается, припомнив иные необъяснимые факты. Толстая слоеная дверь встала в проем. Котенок зашевелился под ветровкой, почуяв, что его уже не выгонят — запоздавший самолет тронулся с места и покатил по рулежке.

Развернулся, как коршун, у начала полосы, на белой «зебре». Небо затягивало хмарью, и когда бочки двигателей во всю мощь ударили назад струями раскаленного газа, первые капельки разбились об иллюминатор Влада. Он рассмеялся тому, что успел до дождя. Хорошенькая стюардесса, крашеная под блондинку, удивленно глянула на него, проверяя ремни. Задержала взгляд, немного смутившись — парень был беззаботен и красив.

Разбег — под сдавленный вой самолет затрясло.

«Скорость принятия решения», — про себя произнес Влад. Не ошибся — секунду спустя те же слова повторил первый пилот в кабине. Отменить взлет было бы уже невозможно.

«Тушка» тенью ушла в низкое небо.

— Я почти на сто процентов уверен, Нестор Вонифатьевич. — Аэропортовский блондин в белом костюме потянулся в кожаном низком кресле. В полумраке свидетелю трудно было бы рассмотреть помещение вокруг. Странный седой пес свернулся на соседнем сиденье. Того, к кому обращался молодой человек, отделяла от этой пары тяжелая дубовая плоскость стола.

Убийственно дряхлый старец-лунь. Серая несвежая рубаха на груди скрывалась под потоком грязно-белой бороды. Безгубый рот подрагивал, морщинистые темные веки странно ввалились. Старец был слеп.

— Значит, еще один, — старец не спрашивал, констатировал. — Хорошо. И он, утверждаешь, подходит? А про второго что скажешь?

— Про кота.

— Да, про кота. Они встретились…

— Они встретились и поняли друг друга. Они — пара. Готовая пара, это редкость. И оба с высокими возможностями.

— Принять, обучить и пристроить к делу, так? — Старик отодвинулся от стола, и теперь стало видно, что он сидит в кресле на колесах. — Попробуй. Одобряю. Молодежь нужна, ох, нужна…

Над облаками всегда солнечно, и летишь ли над хмурой Москвой или над опаленным Кавказом — ясно будет, только когда рукотворная птица качнет крылом и скользнет вниз, к надежной и смертоносной земле.

Самолет уже почти добрался до Сочи.

Влад не узнал чернобородого мужчину, что стоял перед ним на ленте транспортера. Тот сидел сбоку, слева от Влада, рядом с проходом. Подняв руку, он нажал кнопку вызова стюардессы, и сам поднялся ей навстречу. Та же симпатичная девушка в ослепительно чистой блузке явилась в проеме, южанин сказал ей всего несколько фраз. Странно, что за шумом двигателей Влад отчетливо различил их все. И четко, неестественно ясно отметил, как поползла бледность по миловидному личику, как побелели пальцы стюардессы, когда она ухватилась за спинку кресла.

— … и если они попробуют не послушаться, то все здесь умрут, во имя Аллаха! На мне столько взрывчатки, что хватит на нас всех.

Страх — неизведанная территория души. Человек являет чудеса мужества тогда, когда должен бояться и падает в омут ужаса, поняв, что все позади. Или когда страшиться уже поздно…

Он не испугался ни на минуту. Только мозг принялся за перебор вариантов поведения, и невероятно быстро. Так артиллерист с последним снарядом выцеливает надвигающийся танк. Вот уже сорок метров, двадцать… Серая пыльная туша не свернет. Так охотник подпускает зверя ближе, готовя рогатину…

Но сейчас он не мог сделать ничего, чтобы спастись. Потому что пальцы террориста в кармане куртки, натянутой на пластитовый жилет, лежали на контактах взрывателя.

Самолет снизился до высоты в пять тысяч метров.

Странное состояние поглотило Владислава. Показалось, что голова его распухла, и закачался, поплыл силуэт фанатика в проходе. Звон коснулся ушей и исчез, но вслед за ним не слова и не образы, нечто среднее заполнили череп.

Сперва — панорама приморских пляжей. Но от синей воды взгляд зацепил высокие здания, стоящие в ряд вдоль берега. Что-то знакомое в оживленных кварталах. И тогда…

Вспыхнуло огненное облако в голубизне неба, и раскаленный град рухнул на курортный городок. Влад узнал его планировку. И все понял.

Террористу не нужен был угнанный самолет. Он собирался подорвать лайнер над Адлером и сровнять с землей половину Сочи. И в огне вознестись к раю.

Влад читал его мысли.

Юноша сидел оглушенный, еще не в силах поверить, но уже внутренне убежденный в своей правоте. Злосчастный рейс 217 летел не в Сочи.

Он летел прямо на небеса.

«Если нас туда примут!» — мелькнула ехидно-нелепая мысль. Словно отозвавшись на нее, из-за пазухи человека вылез кот. Изящно перепрыгнул на соседнее сиденье, полизал лапку и утер усы.

— Умываешься! А мы теперь сдохнем…

— Мы не сдохнем, если ты заткнешься и не будешь мешать! — шипящий голос в голове юноши почти выплюнул эти слова. — Ты, дебил, лучше помоги мне.

— К-как… я…

— Попытайся перелить в меня часть своей энергии. У меня может не хватить сил. Просто представь, что поток света из твоей анахаты пронизывает меня всего.

— Из… чего?

— Из чакры в области сердца, недоношенный! Ты хоть слышал об этом?

— Да, я немного слышал… Попробую. Но на кого — тебя?

Кот поднял шерсть дыбом и перескочил на колени Влада. Глаза его горели бесовским желто-зеленым огнем.

— На кота! На меня, павиан бесхвостый!

Вместо того чтобы послушаться сразу, Влад еще задал вполне идиотический вопрос:

— Как тебя зовут?

— Если хочешь… — огонь в кошачьих глазах погас, — зови меня… Сигурд. Попробуем изжарить шашлык из Фафнира. Сосредоточься!

На этот раз человек понял. Ощутил, как поток энергии зашевелил волосы на его голове и растрепал кошачью шерсть. Он увидел работу котенка.

…Он приготовлялся войти в рай, окончив свой джихад со смертью этих неверных. Он сожмет пальцы, и контакты сойдутся. Скоро. Белое пламя рая. «Алла илла…» — привычный шепот почти успокоил. Почти. Уже ни о чем не думая, он шагнул в тамбур с наружной дверью.

Тень за его спиной сгустилась. Из вогнутой стены полезло нечто розовое, тонкое. Еще одно. Десяток дрожащих щупалец охватывало фанатика с обеих сторон, отрезая его от проходов в салон, оставляя ему один путь — к выходной двери. Теперь из тени, где не мог бы уместиться и пудель, явилась сама тварь. Такое рисуют шизофреники в состоянии обострения. Зеленое хитиновое тело с восемью паучьими ногами. Слюдяные крылья с розовыми прожилками. Щупальца, тянущиеся из груди и голова. Голова. Боги, боги мои! Фасеточные сиреневые глаза и месиво розовой плоти с торчащими желтыми клыками в два ряда. Клыки двигались, глаза мерцали, тело вздымалось от сипящего дыхания. Мерзость зашипела.

Террорист обернулся, и тварь плюнула ему в живот кислотой. Странная жидкость мгновенно проела одежду и огнем обожгла его живот и правый бок, заставив отдернуть руку от контактов. Полуобезумевший человек сделал единственное, что могло его спасти. Он рванул рукоять запора и толкнул дверь. Наружу.

Давление на пяти тысячах достаточно, чтобы человек мог дышать. Плохо, но дышать. Но в салоне самолета должно поддерживаться давление куда выше. Оно вышибло наружу толстую дверь, и человек сам не понял, когда сделал шаг. Тело отбросило воздушным потоком, и притяжение швырнуло его вниз…

Вой погибающего выбило из ушей Влада надсадным ревом. Рев заставил его разжать пальцы, намертво стиснувшие подлокотники. Котенок прижался к нему, мелко дрожа то ли от мертвого холода высоты, то ли от истощения сил.

— Пойди и закрой дверь, это легко. Я истратил силы. Двигай, пока все не замерзли… — Голос замирал в голове. Влад приподнял остроухую головку. В щелках кошачьих глаз светились белки — кот потерял сознание.

Тварь исчезла. Ее и не было — только внушение. Трое видели ее. Трое, из которых один утратил право называться человеком, второй, не зная того, был им лишь наполовину, а третий не был вовсе.

Печальная женщина в черном с соседнего кресла увидела лишь, как ее спутник схватился за живот и исчез в оглушительном звуке. Тогда она поднялась с кресла и шагнула по проходу. В самолете быстро становилось все холоднее и труднее дышать. Она увидела приоткрытую герметичную дверь и что-то поняла.

Влад, не успев снять с колен котенка и отстегнуть ремень, хотел крикнуть ей, остановить. Но женщина медленно сунула руку в боковой карман кофты. И тогда он понял, что глаза ее пусты, а одежда как-то слишком мешковата.

…Взрыв ударил рейс 217 могуче и страшно. Самолет должен был разломиться пополам.

Этого не случилось.

…Влад не помнил ничего. В те доли секунды, что у него были, организм, сбросив человеческое естество, установил незримые стены вокруг самоубийцы, оставив для газов только один путь — в открытую дверь. Останки женщины вынесло вон, но никто в салоне не пострадал. И все же чудовищный выплеск силы пропал бы напрасно — боковой толчок завертел самолет, как пушинку, и швырнул бы вниз, если бы последним, почти смертельным для себя усилием сверхчеловек не остановил вращение и не выправил машину.

Кровь толстыми струями хлынула из носа и ушей уже бесчувственного тела. Беззаботный и славный парень Влад исчез, перестав быть собой. Вместо него в кресле сидело уже нечто иное.

…Самолет с зияющей раной на боку заходил на посадку. Перепуганная блондинка-стюардесса, дрожа, склонилась над креслом залитого кровью пассажира у самого места взрыва. Подсыхающие красные полосы вели от ушей и носа, но сам он непостижимо казался цел. Волосы юноши слиплись от пота — придя в себя, он поседеет.

Мертвец вдруг распахнул глаза, и девушка испугалась сильнее, чем когда была на волосок от гибели. Глаза светились жидким серебром — лужицами ртути.

Снизу кто-то слабо мяукнул…

Октябрь 2001 г.