Natura horreat vacuum,
Vacuum horreat natura.
Часы на Старой Башне, расположенной рядом со зданием магистрата, равнодушно пробили четыре раза.
— Господи, я же обещал Анне вернуться сегодня пораньше! — Брайан споткнулся и остановился в нерешительности. Перед глазами стоял кровавый туман. Сквозь густую багровую пелену едва пробивался яркий дневной свет, и уже почти невозможно было различить контуры редких прохожих, деловито снующих по улице.
Чёрное пламя безумия, круша вс` на своём пути, медленно обволакивало разум.
Тяжело переставляя ноги, мгновенно ставшие чужими, Брайан сделал несколько шагов и в изнеможении опустился на корточки, обхватив руками с онемевшими пальцами трещавший по швам череп.
«НЕНАВИЖУ!!!» — Брайан покачнулся и боком завалился на мостовую.
Приступ всесокрушающей беспричинной злобы разорвался в мозгу ослепляющей вспышкой, и Брайан медленно канул во мраке…
Возвращение, как всегда, было болезненным. Словно сквозь толщу мутной воды, пробился звук чьего-то усталого голоса:
— Всё, оклемался мужик! Можно развязывать…
«Опять связывали, — тупо подумал Брайан. — Значит, сегодня я был особенно хорош. Это уже третий раз за последний месяц!»
— Господи! За сегодня это уже семнадцатый! А до конца смены ещё три часа!
Брайан с усилием разлепил веки. Небо было похоже на скомканную низкосортную туалетную бумагу.
— Вы можете встать? — На фоне грязного светящегося круга возникло серое лицо.
— Да, — слабо пробормотал Брайан и попытался подняться. Крепкие руки подхватили его под мышки и поддержали, когда собственные ноги на мгновение отказались служить.
— Спасибо, — Брайан привалился боком к стене дома и посмотрел вокруг.
«Стандартный набор: врач и двое полицейских. Им сейчас не позавидуешь, — Брайан чуть прищурился, тело медленно «оттаивало», становилось «своим». — Да, им сейчас не позавидуешь! Вон у старшего ссадина на скуле…» — Брайан машинально глянул на свои руки и вздрогнул — костяшки левой руки были разбиты напрочь.
Полицейский с ободранной скулой безразличным профессиональным взглядом скользнул по фигуре Брайана и равнодушно отвернулся.
Второй полицейский, более молодой, очевидно новичок, прикурил сигарету, руки у него заметно дрожали.
Врач отрешённо коснулся своей заросшей щетиной физиономии и вдруг устало улыбнулся:
— В следующий раз я бы советовал вам выбирать менее многолюдные места. — Щека у него слегка подёргивалась.
«Ты бы сам поискал такое место, — почти доброжелательно, но вяло подумал Брайан, — да поскорее, а то рискуешь не добежать».
— Да-да, я понимаю, — через силу пробормотал Брайан, превозмогая апатию и пытаясь оттолкнуться от стены, чтобы стать наконец прямо.
— Ну, раз понимаете, — врач вздохнул и полез в кабину спецфургона. — Поехали! — сказал он полицейским, закрыл глаза и расслабленно сгорбился на переднем сиденье.
Пожилой полицейский бросил тяжёлый недобрый взгляд в сторону Брайана и тоже полез в фургон.
Молодой, судорожно затянувшись, отшвырнул сигарету и, не глядя в глаза Брайану, но полязгивая слегка зубами, негромко процедил:
— Скажи спасибо доктору, если бы не его гнилой гуманизм…
— Чего телишься, Генри?!! — рявкнул пожилой. — Срочный вызов: угол 178-й и 316-й улиц. В супермаркете кого-то прихватило!
— О боже! — по-петушиному всхлипнул молодой и кинулся в фургон.
Оставшись один, Брайан тщательно оглядел себя. Кроме разбитой руки, ещё, похоже, запух левый глаз. Брюки были разодраны, словно Брайан долго полз на коленях по асфальту, да почему-то отсутствовал один рукав пиджака. Брайан пошарил по карманам — документы были на месте, в бумажнике не хватало трёх купюр, но зато лежала квитанция на спецобслуживание от департамента Социально Психологического Комфорта — СПК.
«Да уж, насчёт комфорта у них теперь — по высшему классу!» — Обиды у Брайана не было. Наоборот, он им даже сочувствовал. Но спецфургонами проблему не решить. Процесс явно прогрессировал, захватывая всё новые и новые слои населения, а у ветеранов приобретал особо изощрённые формы.
Брайан попытался, хотя бы отчасти, привести себя в порядок, но понял, что это бесполезно, и сделал несколько неуверенных шагов. Что-то мешало в левом ботинке. Брайан разулся и обескураженно обнаружил, что нога под ботинком замотана в оторванный от пиджака рукав. Размотав ногу, Брайан присвистнул — на ней были чётко видны следы чьих-то зубов.
— Дьявол! — растерянно выругался Брайан. В памяти, как всегда, не осталось даже намёка на происшедшие недавно события. Брайан помнил лишь, как дикая головная боль свалила его с ног, а дальше… Дальше — чёрный провал. Мельком глянув на часы, Брайан отметил, что сегодня ЭТО продолжалось особенно долго — около трёх часов.
— Да, за три часа я такого мог накуролесить! — Брайан огляделся по сторонам — район, в котором он сейчас находился, был совершенно незнакомым.
Пошатываясь, Брайан побрёл по улице — в надежде отыскать телефонный автомат. Ко всем напастям стремительно начало темнеть. Приближалась ночь. Провести её в незнакомом районе — на улице — не было никакого желания. Ночью катастрофически увеличивался шанс подвернуться кому-нибудь под горячую руку. Ночью все нормальные люди сидели по домам.
Когда Брайан добрался до ближайшего, случайно уцелевшего, телефонного автомата, уже совершенно стемнело.
Номер Берта не отвечал. Скорее всего, Берт был в клинике, время для него было самое рабочее, а может… кто знает… Уж слишком часто Берт по своей работе сталкивался с людьми во время Приступа…
Брайан нехотя набрал номер Клифа Клифски. Этот-то был на месте.
— Это я — Брайан. Мне нужна твоя помощь.
— Я с радостью, но…
— Мне нужно лишь помочь срочно выбраться из незнакомого района…
— Но ведь сейчас уже ночь!
— Именно поэтому, — Брайан тяжело опёрся на телефонный аппарат, ноги всё-таки ещё не окончательно пришли в норму.
— Ну, я не знаю… Это так неожиданно.
— А ты рискни. Возможно, господь воздаст со временем сторицей…
— Дождёшься от вас, как же!
— Ну а я тебя всё же буду ждать… — Брайан выглянул из телефонной будки, на доме с противоположной стороны улицы можно было различить грязную, ободранную табличку, едва подсвеченную слабенькой, заляпанной лампочкой, — на 486-й улице у дома 215, — и, не слушая слабых возражений Клифски, Брайан уронил трубку, а сам медленно сполз на пол телефонной будки.
Как всегда после Приступа, волной накатила апатия. Брайан тупо глядел на случайно кое-где уцелевшее грязное стекло, которым когда-то были застеклены стены кабины, и ни черта не видел. Физический мир как бы перестал существовать, Брайан растворился в собственной душевной пустоте. Исчезли и тело, и разум. Остались лишь грязная пустота и созерцание…
В кабину кто-то заглянул, слабо взвизгнул и шарахнулся в темноту.
Брайан попытался сосредоточиться.
«Чёрт! Ведь и правда уже ночь».
А он в незнакомом районе!
В кабину вновь заглянули. На этот раз непрошеный гость не собирался столь поспешно ретироваться.
Круглые, безумные, налитые кровью глаза, оскаленная наглая харя, пена в уголках губ.
Непрошеный гость стоял на четвереньках и радостно ржал.
Брайан инстинктивно пнул в эту харю ногой и, превозмогая мучительную мускульную апатию, рывком поднялся на ноги.
«Главное, беречь горло!» — Брайан прыгнул в ночную тьму.
Где-то слева послышался злобный рёв зверя, от которого ускользает добыча.
Брайан метнулся вправо.
«Они просто больные люди, — подумал он, мчась зигзагами на другую сторону улицы, — такие же, как я!»
Мысль не принесла облегчения.
Рёв стал утробным, а потом послышался топот, словно бегущий был обут в ботинки, отлитые из чугуна.
«Где же этот рохля?!» — Брайан резко развернулся на месте и побежал в обратном направлении.
Очевидно, сбитый с толку, преследователь оторопел и остановился.
Брайан тут же опять изменил траекторию и побежал вдоль мостовой.
Из-за угла вылетела машина. Истошно взвизгнули тормоза, раздался глухой удар и судорожный всхлип.
На секунду всё стихло.
Брайан, плохо ориентируясь в слепящем свете фар, как-то боком подбежал к машине. В поле зрения попало переднее колесо и жуткая окровавленная харя с оскаленными зубами, словно норовящая впиться в пыльную резину. И глаза! Огромные, почти белые, но уже мёртвые.
Брайан плюхнулся на переднее сиденье, рядом с водителем и прохрипел:
— Гони!
— Я его, кажется, убил, — жалобно пролепетал Клифски, бездумно глядя перед собой широко распахнутыми глазами, наличие разума в которых сейчас тоже просматривалось с трудом.
Брайан, изловчившись, насколько позволял тесный салон автомобиля, съездил Клифски по физиономии и устало пробормотал:
— Уж лучше ты его, чем он нас.
Голова Клифски безвольно мотнулась на тощей шее и гулко стукнулась о лобовое стекло. Но оплеуха, похоже, возымела действие — мотор взревел, и машина рванулась с места, словно норовя поскорее отдалиться от жуткого места.
Лишь оказавшись в крохотной, но по-своему уютной двухкомнатной квартирке Клифски и грузно осев в старое продавленное кресло, Брайан наконец почувствовал, как начинает потихоньку входить в норму.
Клифски шумно суетился на кухне. Брайан встал, прошёлся пружинистым шагом по комнате. Из кухни вынырнул Клифски, с подносом в руках похожий на дрессированного суслика.
Кошмар отступил. Брайан вновь сел и умиротворённо расслабился.
— Извини, у меня ничего такого… — пробормотал Клифски, пристраивая поднос на журнальном столике.
— У тебя выпить что-нибудь найдётся?
— Не знаю… может быть… — Клифски опять метнулся в кухню, что-то там уронил и показался в дверях уже с бутылкой в руках, на три четверти полной какой-то коричневой жидкостью.
— Вот — только это, — робко прошептал Клифски, беспомощно протягивая принесённую бутылку.
«Ну, что он такой… затравленный, — раздражённо подумал Брайан, — вечно чего-то боится. Дрожит как лист. Вон и на дверь, ведущую во вторую комнату, косится, словно он там любовницу прячет… Ха! Клифски и любовница… Боже!!! Да ведь он, похоже, тоже… Вот и синяк под глазом, и руки исцарапаны…»
— Сойдёт, — ухмыльнувшись, буркнул Брайан, отхлёбывая прямо из бутылки. Жидкость, на удивление, была на высоте. — И давно ЭТО у тебя? — Брайан посмотрел на Клифски сквозь зелёное бутылочное стекло. Изображение было деформированным, физиономия Клифски раздалась вширь и исказилась. Зелёный оттенок завершал картину, делая Клифски похожим на упыря, упорно сидящего на вегетарианской диете.
— Ты имеешь ввиду коньяк? — сдавленно пролепетал Клифски, вновь косясь на дверь в соседнюю комнату. — Остался с прошлого…
— Я имею ввиду ЭТО, — спокойно произнёс Брайан, прикладываясь к бутылке.
Клифски весь как-то съёжился, хотя и раньше не выглядел особо вальяжным.
— Можно я тоже, — едва слышно пробормотал он, протягивая подрагивающую руку к бутылке.
— Да ты садись, — хмыкнул Брайан, возвращая ему заметно опустевшую посудину.
Клифски вцепившись в бутылку двумя руками, словно это был спасательный круг, бессильно плюхнулся в кресло напротив Брайана, судорожно припал к горлышку и закашлялся.
Его блеклые голубенькие глазки подёрнулись влажной пеленой.
— Я не знаю, когда ЭТО началось, — сдавленно просипел Клифски, глядя на бутылку дикими глазами. — Первый раз меня основательно прихватило неделю назад. Вчера, второй раз… Я уже был у дверей своей квартиры… Боже, как стыдно! Рядом живёт молодая семья… Муж сказал, что в следующий раз он плюнет на всё и меня пришибёт!!!
— Да не скули ты так, — брезгливо поморщился Брайан. — Может, это будет только к лучшему.
— Да, тебе легко говорить, — Клифски обнял бутылку и стал раскачивать её, как младенца. — Тебе всегда было плевать на общественное мнение…
— Когда все вокруг голые — бессмысленно стыдиться собственной задницы, — фыркнул Брайан, отбирая у Клифски бутылку и одним духом приканчивая остаток коньяка. — Скорее наоборот…
— Это ты своей можешь гордиться, — вдруг почти нормальным голосом мрачно объявил Клифски, — а у меня — самая что ни на есть ординарная!
— Я имел в виду, — миролюбиво уточнил Брайан, прислушиваясь, как коньяк тёплыми сильными волнами смывает ё души всё дерьмо последних часов, — что в обществе голых людей скорее одетая задница вызывает законное раздражение.
— Как ты можешь философствовать, — визгливо вскрикнул Клифски, — когда сам…
— По уши в дерьме? — благодушно подхватил Брайан.
— Да! — сказал, как плюнул, Клифски, но тут же сжался, словно сам испугался звука собственного голоса, и тоскливо залепетал: — Ты не обижайся… Я думаю, это временное явление…
— Ну вот, — вздохнул Брайан вставая, — в кои веки собрался с духом и сказал то, что думал, но тут же всё испортил… Профессия, что ли, наложила на тебя неизгладимый отпечаток?
— А ты думаешь, легко быть редактором такого солидного журнала, как наш?! — вяло огрызнулся Клифски, затравленно стараясь не смотреть в глаза Брайану.
— Могу себе представить, — саркастично хмыкнул Брайан. — Это надо уметь одновременно угождать: непосредственному начальству — самому господину Главному Редактору; потом издателю, который, собственно, и оплачивает всю эту мышиную возню. Кроме этого, соответствовать непритязательным вкусам дорогого массового читателя; не забыв вдобавок потрафить своим собственным… Воистину подвиг, достойный Геракла. — Брайан насмешливо окинул взглядом щуплую фигурку Клифски. — Борец наш неистовый… с авгиевыми течениями современной литературы!
— В тебе говорит оскорблённый автор, — надменно изрёк Клифски, пытаясь важно расправить хилые плечи. — Ты злишься потому, что мы отвергли твою последнюю рукопись. Или у тебя ещё до конца не выветрилось…
— Насчёт последней, — ядовито хихикнул Брайан, — и не надейся! Это была всего лишь очередная. Но вообще-то ты отчасти прав: меня порою просто бесит, что под маской заботы о достославном читателе — за его спиной — присваивается право решать, что ему, собственно, читать, а без чего он только счастливее будет. Будто он, этот гипотетический читатель, глухонемой и безрукий. И без вашей руководящей роли (на кой ляд безрукому руководящая?!) не разберётся кого, и по какому адресу послать! Что-то это всё мне жутко напоминает. Ковать читателя по образу своему и подобию! Не много ли на себя берём, уважаемый господин редактор?! А сомнений никогда не возникало: с чего куём-то?
— На себя посмотри, — зло огрызнулся Клифски. — Пи-са-тель!!! Кому нужно твоё ковыряние грязным пальцем в нечистой душе?!
— Ага! Таки достало!
— Вы писаки, меня достали! Пишете-шастаете! Заразу разносите!!! От вас, небось, и подцепил. Я уже давно почуял, ещё как только идиосинкразия к печатному тексту появилась… Суки!
Брайан, собравшийся было уходить, удивлённо застыл в дверях, недоверчиво разглядывая Клифски, который даже стал как-то выше и шире в плечах.
— Всё верно, — всё ещё удивлённо сказал Брайан, — идиосинкразия — первый признак…
— Уйди! — хрипло выдавил Клифски, медленно обретая свой обычный затюканый вид. — Христом богом прошу: УЙДИ!
— И давно у тебя идиосинкразия? — спросил Брайан.
— Уже больше трёх лет.
— Ого! Но тогда как же ты работаешь редактором? Ведь это значит…
— Ничего это не значит! Ты уйдёшь когда-нибудь?! Или…
— Хорошо-хорошо, я уйду… Только позволь, я воспользуюсь твоей машиной, ночь всё-таки… А завтра утром пригоню обратно.
— Пользуйся чем хочешь, только оставь меня в покое! — Клифски всхлипнул, сполз на пол и, свернувшись как зародыш, закрыл глаза.
Брайан покачал головой и вышел из квартиры.
Он не видел, как Клифски, едва за Брайаном захлопнулась дверь, вскочил на ноги и метнулся во вторую комнату…
«Сейчас самое время нанести Берту визит, — подумал Брайан, заводя машину, — он как раз должен быть уже дома».
По дороге свет фар дважды выхватывал из тьмы жуткие оскаленные хари с выпученными глазами и пеной на губах, но вообще-то поездка прошла без приключений.
Берт был дома.
Невозмутимо окинув Брайана спокойным взглядом (практикующий врач-психиатр в наше время и не такое видел), Берт буркнул:
— Чего встал столбом? Заходи.
Брайан хмыкнул и зашёл, изучая по дороге свои ободранные колени.
Берт, перехватив направление взгляда, преувеличенно равнодушно спросил:
— Что, грехи замаливал?
— Скорее, новые плодил, — мрачно ухмыльнулся Брайан.
Берт был полной противоположностью Клифски. Грузный, медлительно-мощный, саркастичный, с обманчиво сонным взглядом прищуренных холодных глаз. Взглядом усталого прожигателя жизни, внезапно и резко сменяющимся на мимолётный профессионально-пронизывающий, словно мгновенно фиксирующий полный анамнез душевного расстройства собеседника.
— Я пью коньяк, — объявил Берт, погружаясь в огромное кресло, стоящее так, что бра — единственный источник света — направленное Берту в затылок, оставляло его лицо в тени, озаряя не поредевшую с годами шевелюру нимбом. Зато собеседник был вынужден щуриться от яркого света, бившого прямо в глаза.
«Ему бы в полиции работать, а не в клинике», — подумал Брайан, невольно отводя глаза.
— Так сложилось, что сегодня я тоже постоянно пью коньяк, — стараясь оставаться серьёзным, сказал Брайан.
— Тогда принеси себе рюмку, — невозмутимо буркнул Берт, прикуривая сигарету.
«Да, это не Клифски», — подумал Брайан, поднимаясь и топая к бару за рюмкой.
Потом они сидели, пили коньяк и молчали. Берт пыхтел сигаретой, а Брайан просто бездумно разглядывал корешки книг на полках, полностью закрывавших одну из стен комнаты.
— Неужели ты всё это прочёл? — лениво спросил Брайан.
— Более или менее, — почти так же лениво проворчал Берт. — Конечно, тебя, как профессионального писателя, это удивляет — ты ведь привык в основном писать, а не читать.
— Ну почему же, — глуповато ухмыльнулся Брайан.
— А это болезнь такая… профессиональная.
— Вроде как необоримое желание постоянно ставить диагнозы?!
— Вот-вот, — невозмутимо кивнул Берт, — или как жажда того, чтобы твоё слово было последним. Своеобразный такой симптомокомплекс.
— Кстати, насчёт симптомокомплекса, — Брайан плеснул себе и Берту коньяку, выпил, «пожевал» губами и нехотя произнёс:
— У меня сегодня опять…
— Это написано у тебя на лице, причём крупными буквами.
Брайан осторожно пощупал опухший глаз и невесело усмехнулся:
— А там не написано, как с этим бороться?
— А ты у Клифски спроси. Это он у нас заранее знает все вопросы и к ним все ответы, только не всегда чётко ориентируется, какому ответу соответствует какой вопрос.
— Уже спрашивал.
— Это результат ответа можно видеть на твоём лице?
— Нет. Это, собственно, сам вопрос. — Брайан вытянул ноги во всю длину, отставил опустевшую рюмку и лениво спросил:
— А если серьёзно, что ты можешь сказать по этому поводу?
— Что ты хочешь услышать?
— Всё! От истории возникновения до отдельных историй болезни.
— Зачем тебе это, — Берт внимательно посмотрел на расслабленно развалившегося в кресле Брайана, — собираешься накропать очередной бессмертный шедевр на фактическом материале?
— Кстати, о шедеврах, — ухмыльнулся Брайан, — Клифски считает, что его заразили. И что заразу разносят люди умственного труда.
— Ну, это если считать то, чем ты занимаешься, трудом и при этом допустить, что он умственный, — добродушно ухмыльнулся Берт. — Но, как ни парадоксально, он, похоже, прав. Первые случаи странного заболевания, которое явилось предшественником теперешних Приступов, были зарегистрированы года два назад, и именно в вашей среде. Высоковероятно, что люди, считающие себя причастными к сфере деятельности, которую они высокопарно именуют литературой и искусством (сразу возникает здоровый вопрос, в чём коренное отличие первого от второго?) каким-то образом, если не разносят инфекцию, то, как минимум, её провоцируют.
— Ты это серьёзно? — неуверенно ухмыльнулся Брайан. — Или ты это придумал только что, чтобы очередной раз надо мной позубоскалить?
Берт вдруг стал серьёзным, и его глаза, словно когти хищной птицы, безжалостно впились в лицо Брайана. Брайан попытался не смотреть в эти жуткие бездонные глаза, но не смог отвести взгляд. На мгновение Брайан полностью утратил контакт с реальностью, а потом внезапно ощутил себя беспомощным зародышем, безвольно зависшим в густой вязкой жидкости.
— Перестань! — хрипло вьщавил Брайан.
Берт прикрыл глаза тяжёлыми припухшими веками (Брайан сразу же почувствовал, как стало легче дышать) и устало сказал:
— Я хотел продемонстрировать тебе наглядно, что на информационном уровне легко могут передаваться вещи чисто соматического плана, вызывая, на первых порах, функциональные нарушения, а в дальнейшем, возможно, и органические.
— Как это? — не понял Брайан.
— Очень просто, — буркнул Берт. — Я, например, могу внушить тебе «ожог», со всей симптоматикой и дальнейшим некрозом «обожжённого» участка кожи.
— Погоди-погоди, — встрепенулся Брайан, — ты хочешь сказать, что кто-нибудь специально…
— Нет, — сказал Берт, вставая и отправляясь к бару за новой бутылкой, — я хочу сказать: вполне вероятно, что среди обилия штампуемых вами шедевров есть некие подспудные течения, провоцирующие нынешнюю эпидемию. Информационно-интеллектуальная инфекция. Аналог, — на информационном уровне — синдрома иммунодефицита. Или, если тебе так будет понятнее, аналог компьютерного вируса, со всеми вытекающими последствиями. Компьютер — в нашем случае человеческий мозг, получивший дозу заражённой информации, оказывается инфицированным. Теперь к каким бы информационным блокам ни происходило обращение, вновь и вновь вирус будет заражать ранее совершенно безопасные слои информации. Ну и, естественно, при общении с вирусоносителем тоже происходит заражение.
Берт разлил по рюмкам принесённый коньяк и вновь погрузился в кресло. Брайан несколько секунд ошарашенно молчал.
— Но ведь это справедливо для компьютеров, а мы — люди, — наконец не совсем уверенно произнёс Брайан.
Берт хмыкнул и окинул Брайана насмешливым взглядом.
— Какая патетика! Между прочим, эта версия не столь уж оригинальна и неожиданна. Вспомни хотя бы, как легко эти ЛЮДИ (я понимаю, тебя, конечно, как литератора, коробит соседство таких слов, как человек, душа, мышление и компьютер) заражаются всевозможными бредовыми идеями, как-то: национализм, фашизм, охота за ведьмами… Причём заражение происходит тем успешнее, чем более массово ставится эксперимент. Это происходит потому, что один ты ещё как-то можешь противостоять локальному источнику заражения, а в толпе — процесс нарастает лавинообразно.
— Но если это случалось и раньше, — растерянно улыбнулся Брайан, — значит, всё не так уж безнадёжно?
— Я недаром привёл сравнение с синдромом иммунодефицита, — Берт пригубил коньяк и закурил новую сигарету.
Брайан мужественно перенёс паузу, и Берт невозмутимо подытожил:
— Вирусы со временем мутируют, приобретая новые свойства, позволяющие им легче адаптироваться и помогающие им успешнее выживать и размножаться. Поэтому на каком-то этапе для лечения достаточно было всего лишь психотерапевтической беседы, потом в ход пошёл гипноз, а теперь мы сталкиваемся с такими случаями, когда после сеанса мы получаем из больного и здорового (я имею в виду врача) — двух больных, а не двух здоровых.
— Но тогда, — Брайан мучительно помассировал виски ладонями, — тогда единственный выход — добровольная самоизоляция.
— Это не выход, — мрачно буркнул Берт, — а тупик. Политика страуса.
— Если всё это правда, это же ужасно!
— А кто здесь говорил, что это прекрасно? Хотя, как ни парадоксально, некоторые умудряются извлекать и из этого пользу… для себя.
— Но, — как сомнамбула, уставившись в одну точку, произнёс Брайан, — неужели не существует других версий, не столь безнадёжных?
— Почему не существует, — нехотя проворчал Берт, прихлёбывая коньяк, словно остывший чай, — существует. И не одна. Например, тебе, без сомнения, должна понравиться версия о каменном лабиринте.
— О каменном лабиринте?
— Не повторяй за мной окончания фраз, — буркнул Берт, — потому что ты начинаешь напоминать мне больного попугая.
— Почему больного?
— Потому, что здоровая птица не выглядит столь ощипанной.
Брайан невольно глянул на свои ободранные колени игриво выглядывающие из дырявых штанин.
— Так что там за каменный лабиринт? — нетерпеливо спросил Брайан.
— Ходят упорные слухи, в основном, правда, поддерживаемые моими пациентами, что под нашим городом находится огромный лабиринт. Его стены будто бы выложены из серого камня. Когда и кем он построен, неизвестно. Может, он был в недрах ещё до того, как над ним начали возводить город. Но камень этот, якобы, обладает удивительным свойством: вместе со сложной системой коридоров он способен впитывать и гасить информационные потоки. То, что попало в эти серые коридоры, гибнет в них навсегда… Возможно, весь лабиринт когда-то был задуман как своеобразное хранилище информации, а вовсе не как кладбище или монстр, пожирающий всё на своём пути. Но с недавнего времени кто-то может случайно, а может, и нет, открыл несколько люков в вентиляционных шахтах, и жадные рты стали всасывать потоки информации, оставляя на поверхности лишь интеллектуальный вакуум…
— А я и не знал, что ты не только врач, но и поэт, — ухмыльнулся Брайан.
Берт молча уставился на него тяжёлым оценивающим взглядом, а потом сухо сказал:
— Зная тебя, я почти уверен, что ты сам докопаешься до истины. И тогда мы поглядим, кто из нас поэт, кто врач, а кто… пациент. Только боюсь, что в этот раз даже твоего таланта — по костям идти к истине — может оказаться недостаточно. Да и жизнь тебя уже основательно потрепала… Силёнок может не хватить.
— Тогда обещаю, — слабо улыбнулся Брайан, — что первым врачом, который будет допущен к моим бренным останкам, будешь — ты. Ты придёшь и спасёшь меня.
— Я могу не успеть, — спокойно сказал Берт.
— Ничего, я постараюсь не загнуться до твоего прибытия.
— Ну-ну, — скептично буркнул Берт.
Брайан встал и устало пробормотал:
— Однако, пора и честь знать.
— Да уж, — хмыкнул Берт, — к твоему имиджу это добавит привкус экзотики.
Брайан почти весело улыбнулся и направился к двери. На пороге его догнала фраза Берта, сказанная небрежным тоном, слишком уж небрежным, чтобы не обратить на неё особого внимания:
— Если бы я был на твоём месте, я бы для начала заглянул в магистрат и полистал старые планы города. Только… будь осторожен. — И после небольшой паузы, мрачно: — Дверь не забудь за собой закрыть. Терпеть не могу сквозняков!
Брайан оглянулся, но лицо Берта было окутано дымом очередной сигареты так, что выражение его глаз всё равно рассмотреть было невозможно.
Брайан автоматически кивнул и вышел.
Стараясь не переходить с умеренной рыси на бег, Брайан добрался до машины, припаркованной прямо возле подъезда и, поспешно нырнув за руль, погнал сквозь ночь, шкурой чуя горящие ненавистью глаза, пялящиеся на него из мрака.
Через семь минут он был уже у дома, где жила Анна.
Анна открыла дверь, едва Брайан коснулся звонка, словно ждала, что Брайан заявится именно к трём часам ночи.
— Напрасно ты открываешь, даже не пытаясь выяснить, кого это принесло, — глубокомысленно изрёк Брайан. Количество выпитого коньяка вынуждало к излишней обстоятельности. Брайан злился на себя, но ничего с этим поделать не мог.
Анна чуть улыбнулась, мельком оценила общую композицию (Брайан невольно скосил заплывший глаз на свои разбитые колени) и спокойно спросила:
— Ты устал?
Брайан как-то беспомощно всхлипнул и сдавленно просипел:
— Бесконечно!
Слово было глупым. Оно всё равно не могло охарактеризовать душевное состояние Брайана.
— Я приготовила тебе ужин, — мягко сказала Анна.
Брайан тупо кивнул и с трудом переступил порог.
— У меня сегодня… опять, — невнятно пробормотал он.
— Я вижу, — Анна осторожно коснулась кончиками пальцев щеки Брайана.
— Я приму душ. — Никогда ещё Брайан не чувствовал такой нечеловеческой усталости.
— Конечно, — Анна улыбнулась слегка отрешённо, словно осторожно отгораживаясь от реальности, обыденной бессмыслицей заглянувшей в пыльное окно.
Брайан неожиданно растерялся и с некоторым иррациональным страхом заглянул в глаза, на дне которых он заблудился полтора года назад.
— Что, мы так и будем стоять в дверях? — легко рассмеялась Анна.
— Не знаю, — хрипло выдавил из себя Брайан, — но мне кажется, что прежде чем войти, я должен оставить за порогом свою будничную шкуру. Как японцы оставляют обувь. Или нет! Скорее, как змея шкуру, я должен её сбросить… А внеплановая линька, это… трудоёмкий процесс.
Брайан с трудом улыбнулся, освобождаясь от наваждения и наконец прошёл в квартиру. Сделав несколько шагов, он невольно оглянулся, словно надеялся увидеть у порога сброшенную шкуру.
Пока Брайан плескался в ванной, Анна накрыла в кухне стол…
Потом они лежали в постели, и Брайан просто физически ощущал, как второй слой повседневности медленно сходит с усталой души.
Когда Брайан засыпал, вся дневная суета и грязь были настолько отдалены во времени и пространстве, что казались абсолютно несущественными, почти невозможными…
Спал Брайан, на удивление, спокойно и утром никак не мог вспомнить: снилось ему что-либо или нет.
Проснулся он поздно. На улице вовсю светило солнце. Анна уже ушла. В кухне на столе Брайана ждал завтрак и записка: «Буду поздно. Ужинай без меня. Целую».
Брайан сварил кофе, съел бутерброды, приготовленные Анной и, прихлёбывая медленно остывающий душистый напиток, задумался.
Они жили вместе почти полтора года, но Брайан к стыду своему так толком и не знал, чем же она занимается, когда его, Брайана, нет рядом. Он даже не был в курсе: было ли у неё… хотя бы раз?!
С удивлением Брайан вдруг осознал, что скудные сведения по поводу эпидемии повального безумия, просачивающиеся в печать, касаются только случаев, происшедших с мужчинами. В излишней щепетильности обвинить газетчиков было нельзя. Интересы государства тоже вряд ли имели дифференциацию по полу. Ещё понятно было бы стремление замять скандал с участием высокопоставленного лица. Но женщины?! Наверняка, если бы инциденты с ними имели место, то были раздуты до вселенских размеров. Тем более, что они могли содержать столько пикантных подробностей. Что же выходило?! Что эпидемия была сугубо мужской проблемой? Неужели отдельные анатомические различия обрекали, пусть далеко не лучшую, половину человечества на мучения?
Брайан хмыкнул, уж больно идиотской была мысль. Нет, конечно. Анатомия тут ни при чём. Болезнь была явно душевная, и, разумеется, её корни следовало искать в различии психики.
Брайан наконец допил кофе. Мысли об Анне отошли на второй план.
— Так что там Берт говорил насчёт старых планов города? — Брайан ухмыльнулся: днём всё выглядело совершенно иначе, чем ночью на фоне очередного кошмара. — Господи! Да ведь я обещал Клифски утром вернуть машину.
Брайан поспешно стал собираться. Натянул старые джинсы, накинул куртку. Мельком бросил взгляд на останки костюма, аккуратно развешанные на стуле, и бегом выскочил на улицу.
«Дьявол, надо было сначала ему перезвонить!» — Брайан кинулся к телефонному автомату и набрал домашний номер Клифски. Никого. Перезвонил в редакцию: вежливый мужской голос сообщил, что господина редактора ещё нет, но его прибытия ожидают с минуты на минуту.
Немного поразмыслив, Брайан решил отогнать машину к зданию редакции, хотя, конечно, существовала вероятность того, что Клифски всё-таки дома, а к телефону не подходит потому, что его скосил очередной Приступ.
«Ну да бог с ним! Оклемается, всё равно потопает на службу. — Брайан решительно уселся за руль. — К тому же от здания редакции до здания магистрата всего минут десять хода. Пора заглянуть в архив. Мы им пыль-то с ушей пообтряхнём».
Брайан благополучно подогнал машину к зданию редакции и, беззаботно насвистывая, отправился в магистрат.
В магистрате его встретили без особых восторгов. Чиновник, окинув презрительным взглядом джинсы и пробурчав что-то насчёт того, что день сегодня как раз для праздных визитов, всё-таки выписал пропуск в архив, но так, будто на каждую строчку уходило по нескольку капель его собственной крови.
В помещении, где хранились архивные бумаги, было сумрачно и тихо. Брайан ошарашенно побродил между стеллажами, он никак не ожидал, что помещение архива это целый лабиринт.
Сквозь неплотно зашторенные окна пробивался солнечный свет. В его лучах кружились редкие пылинки — бич любого архива.
Брайан протянул руку и взял наугад с ближайшего стеллажа первую попавшуюся папку.
Сначала читать было тяжело. Буквы расползались, а смысл ускользал. Брайан минут пять вчитывался в одну и туже фразу и с ужасом сознавал, что уже больше трёх месяцев вообще ни разу не мог прочесть ни строчки.
Но вот буквы сложились в слова, а слова обрели смысл.
Перед глазами Брайана была папка, на обложке которой было написано:
«Радикальный план упорядочения информационных полей.
Кодовое название «Серый ЛаБИринт».
В верхнем правом углу едва заметен был полуистёртый гриф: «Для служебного пользования».
Раскрыв папку, Брайан обнаружил сотни три пожелтевших от времени листов, аккуратно сшитых в один довольно увесистый блок.
Вслед за титульным листом, повторявшим обложку, Брайан обнаружил какой-то рисунок. Повинуясь неведомому импульсу, Брайан осторожно, стараясь не шуметь, выдрал лист с рисунком и, сложив, сунул его в бумажник.
Где-то рядом раздался шорох, потом осторожные, но торопливые шаги.
Брайан невольно насторожился и застыл, прижав папку к груди.
В проходе между стеллажами появилась тень, а вслед за нею из бокового прохода вынырнула хрупкая фигурка.
— Клифски?! — Брайан невольно подался вперёд. В то же мгновение стеллаж, с которого он брал папку, угрожающе накренился и с него начали сыпаться книги, папки, какие-то ящики. Один из ящиков угодил Брайану в висок, и Брайан медленно осел на пол, постепенно погребаемый под противоестественным дождём…
Очнулся Брайан от того, что кто-то беспомощно тряс его за плечи и монотонно бубнил:
— Что случилось, Брайан? Что с тобой случилось? Что…
«А действительно, что же на самом-то деле произошло?» — Брайан с трудом разлепил налитые похмельной тяжестью веки. Он лежал посреди бесформенной кучи каких-то бумаг и ящиков, а над ним ВОЗВЫШАЛСЯ Клифски!
— Брайан! Ну, славу богу! — обрадованно залопотал Клифски. — Что же ты?! Осторожнее надо быть…
«Вот и Берт советовал мне быть осторожнее…» — мрачно ухмыльнулся Брайан и попытался сесть. Голова трещала не хуже, чем после Приступа, но вроде была цела.
— Я должен был отыскать здесь папку со списками почётных граждан нашего города… Гляжу — ты… а сверху сыплются папки и ящики…
Брайан, не обращая внимания на беспомощный лепет Клифски, лихорадочно стал перебирать папки, на которых сидел. Папки с грифом «Для служебного пользования» не было!
— Ты что-то потерял? — спросил скучным тоном Клифски, и Брайану показалось, что скука и равнодушие не вполне искренние.
— Нет, — в тон Клифски пробормотал Брайан, — скорее приобрёл! — и Брайан осторожно потрогал огромную шишку, вспухшую на виске.
«Видать, плашмя, — отчуждённо подумал он, — если бы углом — то, скорее всего, мои приключения на этом бы и закончились.»
Брайан попытался встать. Клифски суетливо кинулся ему помогать, и Брайан, улучив момент, когда Клифски этого никак не ожидал, тихо спросил:
— Тебе говорит о чём-нибудь словосочетание: «Серый лабиринт»?
Брайан мог поклясться, что Клифски вздрогнул.
— Какой лабиринт?
— Серый!
Брайан смотрел на Клифски в упор, и тот, как всегда, не выдержал, отвёл глаза и заюлил:
— Ты, наверно, имеешь в виду ту легенду?.. Ну, в которой говорится, что под городом существует некий лабиринт…
— Тебе никогда не попадались в архиве документы, связанные с этой… легендой?
— Какие же могут быть документы о легенде… Это так… устное творчество.
— И часто ты ищешь здесь списки почётных граждан? — не обращая внимания на лепет Клифски, спросил Брайан.
— Когда в этом возникает необходимость, — вдруг сухо ответил Клифски.
— Да-да, конечно, — понимающе кивнул Брайан, явственно ощущая, как огромная шишка заставляет голову клониться набок.
— Кстати, я благодарен тебе и за вчерашнее, и за машину, и за сегодняшнее, все эти… археологические раскопки. Если бы не ты, — криво ухмыльнулся Брайан, — то наверняка мой мумифицированный трупик нашли бы под этими папками лишь лет через пять.
— Ты напрасно иронизируешь, — хмуро буркнул Клифски, — архив действительно сейчас не самое посещаемое место.
«Да, — подумал Брайан, — похоже, что, по крайней мере, сегодня здесь, кроме нас, ни единой души! И поэтому сразу ненавязчиво возникает навязчивый вопрос: кто же меня по башке-то трахнул?!»
— Машину я отогнал к зданию редакции, — рассеянно сказал Брайан, осторожно ощупывая пульсирующую шишку.
Клифски что-то буркнул по этому поводу весьма маловразумительное и, опустившись на колени, стал перебирать разбросанные на полу папки.
— Так ты говоришь, что никогда не видел папки о Сером Лабиринте? — небрежно повторил Брайан, собираясь развернуться к выходу.
Клифски застыл на куче бумаг, словно ядовитый паук, готовый прыгнуть на свою ничего не подозревающую добычу, и тихо спросил:
— А ты?
— Нет! — неожиданно для самого себя ответил Брайан и беззаботно, насколько позволяла ушибленная голова, насвистывая направился к выходу.
Оказавшись на улице, Брайан отыскал телефонный автомат и позвонил Анне. Вслушиваясь в длинные гудки, Брайан в который раз подумал, что фактически не знает об Анне ничего.
«Я даже не знаю, где она работает… А вдруг она работает в… архиве?! — Брайан невольно потряс головой. — Нет! Я — окончательно спятил. Не хватает ещё, чтобы я заподозрил Анну…»
Брайан попытался дозвониться Берту в клинику, но там было постоянно занято.
«Ладно, — решил Брайан. — Берт должен быть на месте. Я надеюсь, что он мне уделит минут десять. Хотя, конечно, чем ближе к вечеру, тем больше у него нагрузка».
Почему-то Приступы почти никогда не начинались в первой половине дня. Только к двум-трём часам у Берта появлялись первые клиенты, а с девяти вечера и до полуночи — час пик. К пяти утра волна сходила на нет.
Брайан мельком глянул на часы: был полдень, так что до появления у Берта первых клиентов было ещё несколько часов. Сам Брайан надеялся, что после вчерашнего — сегодня — бог его милует.
Спускаясь на эскалаторе в подземку, Брайан достал из бумажника листок, добытый в архиве, и осторожно его развернул.
В правом верхнем углу стоял уже привычный штамп: «Для служебного пользования». А ниже была нарисована какая-то схема, причём немногочисленные подписи были сделаны на незнакомом Брайану языке.
Единственное, что он смог разобрать на рисунке, это — схематическое изображение Старой Башни и здания магистрата. А в отдалении ещё какого-то стилизованного новомодного строения.
Под ними странной рунической вязью, расположилась сложная сеть каких-то коммуникаций.
Брайан хмыкнул: «Тоже мне, бермудский треугольник!» бережно сложил листок и вновь спрятал его в бумажник.
«А Берт говорил, что Серый Лабиринт — это легенда, — возбуждённо подумал Брайан, втискиваясь в переполненный вагон подземки. — И вот что меня ещё, интригует: у меня первые симптомы заболевания появились два месяца назад, а идиосинкразия уже развилась до такой степени, что я едва могу прочесть пару строк. Клифски же, как он сам признался, болеет уже около трёх лет, что же он тогда делает в архиве, ведь он уже практически уже не должен различать буквы. Я уже не говорю о том, как он выполняет свои редакторские обязанности. Хотя это как раз не удивительно. Вот с остальным сложнее…»
Когда Брайан входил на территорию клиники при департаменте СПК, у него уже была сформулирована версия происходящего, но требовалось уточнить кое-какие детали. А вот кто мог стоять за всем этим? На этот вопрос у Брайана ответа пока не было.
— Могу я видеть Берта Йоргенса? — в ответ на немой вопрос охранника непринуждённо спросил Брайан.
— Конечно. Если только повернёшься к нему лицом, а не будешь продолжать демонстрировать ему свою задницу, — прозвучал за спиной Брайана знакомый ироничный голос.
Брайан обернулся. Очевидно, Берт вошёл в здание вслед за ним и сейчас стоял в дверях, разглядывая Брайана насмешливым взглядом своих холодных глаз, едва видневшихся из-под припухших век. Рядом с ним стоял полицейский.
«Странно, но у меня такое ощущение, что где-то я его уже видел», — подумал Брайан и невольно перевёл взгляд на едва поджившие костяшки пальцев своей левой руки.
Полицейский, поймав направление взгляда Брайана, машинально коснулся рукой скулы.
— Ну, я вижу, вы знакомы, — хмыкнул Берт.
— Наше знакомство носит несколько однобокий характер, — смутившись, невнятно забормотал Брайан, но увидев, как полицейский коснулся второй щеки, совершенно смутился и готов был провалиться сквозь землю.
Полицейский вдруг широко улыбнулся и протянул руку:
— Лейтенант Вильям Харви.
— Брайан О'Доннел… рядовой, — неожиданно ляпнул Брайан.
Берт от удивления даже приоткрыл глаза.
— Я имею в виду, на литературном фронте, — вызывающе добавил Брайан.
— Не скромничайте, — вновь улыбнулся Харви, — я читал ваш роман «Три круга ненависти» — занятная штучка.
«Вот именно штучка, — подумал Брайан, — а то, что я делаю по-настоящему, всерьёз, уже давно никому не нужно».
— Я думаю, предварительный обмен любезностями окончен, — хладнокровно подытожил Берт. — У тебя ко мне дело? — кивнул он Брайану.
Брайан тоже кивнул, а лейтенант улыбнулся, и Брайан подумал, что лейтенант вовсе не так уж стар, как показалось при их первой встрече. От силы ему можно было дать лет сорок пять, только глаза у него были красными и воспалёнными, словно лейтенант не спал уже несколько ночей подряд.
— Я хотел уточнить кое-что насчёт Серого Лабиринта, — смиренно сказал Брайан.
— Серого лабиринта? — глаза у лейтенанта Харви неожиданно стали злыми. — Что вам известно о Сером Лабиринте?
— Мне? — вдруг прямо на глазах поглупел Брайан.
— Да, вам? — жёстко повторил Харви.
Брайан беспомощно посмотрел на Берта, с невозмутимым видом пыхтевшего сигаретой. Выдержав паузу, Берт, видимо, сжалившись над Брайаном, нехотя буркнул:
— Ну что, будем выяснять подробности, стоя в дверях, или пройдём в мой кабинет?
Лейтенант упрямо набычился и неопределённо мотнул головой, что, при наличии толики фантазии, можно было трактовать как угодно, но всё-таки нехотя пошёл вслед за Бертом. Не спуская, впрочем, с Брайана настороженного взгляда.
— Так всё же? — настырно повторил лейтенант, как только все оказались в кабинете Берта. — Что вам известно о Сером Лабиринте?!
Брайан вновь, ища поддержки, глянул на Берта.
— Видите ли, лейтенант, — спокойно сказал Берт, — Брайан заинтересовался тем же вопросом, что и вы. Ну я и посоветовал ему… сходить в архив.
— Вы были в архиве? — прищурился лейтенант Харви, и Брайан, невольно отводя взгляд, обратил внимания, что рукава мундира лейтенанта слегка припорошены пылью. Слишком специфической СЕРОЙ пылью!
Брайан осторожно глянул на свою куртку, и его подозрения окрепли. Оба одеяния, несомненно, хранили на себе совершенно идентичные следы — следы соприкосновения с архивной пылью. Брайан глянул на Берта и едва сдержал удивлённый возглас. Пыль! Серая пыль!
Лейтенант Харви вроде бы не заметил пристального интереса Брайана к деталям туалета присутствующих, но машинально отряхнул рукава. Берт был абсолютно невозмутим.
— Вы так и не ответили на мой последний вопрос?! — в голосе Харви уже звучал металл.
— Был, ну и что? — стараясь говорить спокойно, произнёс Брайан.
— Вы видели какие-нибудь документы, посвящённые Серому Лабиринту?
Брайан почти непринуждённо ухмыльнулся:
— Как говорит один наш с Бертом знакомый, Серый Лабиринт — это миф, а какие могут быть документы, связанные с мифом? Ведь всё это так… устное творчество.
— Как фамилия знакомого? — холодно поинтересовался лейтенант Харви.
— Это ты Клифски имеешь в виду? — саркастично хмыкнул Берт.
«Однако ловко он Клифски этому любознательному лейтенанту подсунул», — подумал Брайан и, независимо ухмыляясь, спросил:
— А почему вас, собственно, так интересует эта тема? Дёпортамент Социально-Психологического Комфорта изыскал внутренние резервы, которые некуда употребить?
— Нет, — не приняв иронической интонации, жёстко сказал Харви. — Проводя несанкционированное расследование, связанное с архивом, этой ночью погиб мой напарник.
— Это тот молоденький парнишка? С которым вы меня…
— Да, — хмуро кивнул Харви.
— Искренне приношу свои соболезнования, — Брайан стал серьёзным. — Но я действительно фактически только сегодня ночью впервые услышал словосочетание «Серый Лабиринт». Меня всё это заинтересовало скорее в личном, так сказать, плане. Всё, связанное с Приступами…
Лейтенант хмуро глянул на Брайана, вновь потёр скулу и вдруг устало, но искренне улыбнулся:
— Я понимаю ваш интерес.
Ободрённый Брайан осторожно поинтересовался:
— А вы не могли бы рассказать несколько подробнее о гибели вашего напарника?
— Почему бы и нет. Тем более, что подробностей — кот наплакал. И дело, в общем-то… закрыто.
— Как закрыто?! — опешил Брайан.
— Очень просто, — с горечью усмехнулся лейтенант. — Его тело было обнаружено у подножия Старой Башни… («Опять Старая Башня», — машинально отметил Брайан.) Первое, что приходит на ум, он выпал из окна в верхней части башни. Официальное заключение — самоубийство. Тем более, что у мальчика уже были явные первые признаки инфицирования. Ну а после того как он мог наблюдать, что вытворяют… что происходит с больными… Например, вчера… («Я себе представляю!» — подумал Брайан.) В наше время это бывает сплошь и рядом… Но! Если бы не несколько этих самых крохотных «но»… — Харви сделал многозначительную паузу, но у Брайана хватило выдержки не суетиться и не совать голову Харви прямо в пасть. Берт же и вовсе с отсутствующим видом смотрел в окно.
— Несколько неприметных таких «но», — не дождавшись ничьей реакции на паузу, вынужден был продолжать лейтенант. — Во-первых, мы с ним расстались за полтора часа до момента смерти, зафиксированного в протоколе вскрытия, и у мальчика не было ни малейших признаков надвигающегося Приступа. Во-вторых, перед тем как мы расстались в конце дежурства, он расспрашивал меня об архиве. В-третьих…
— Ну, это всё — голая беллетристика, — проворчал, не отворачиваясь от окна, Берт.
— …в третьих, все окна в Старой Башне были закрыты изнутри. Самоубийца не станет закрывать за собой окно, через которое он только что выпал.
— Это уже кое-что, — проворчал Берт, — но ведь это может иметь самое тривиальное решение — кто-то мог закрыть окно…
— Ночью в Башне, кроме охранника, никого нет. Точнее, охранник сидит внизу — при входе. К тому же охранник божится, что в ту ночь он в Башню вообще НИКОГО не впускал!
— Но как же тогда ваш напарник…
— Он вошёл в здание магистрата. Оно хоть и примыкает к Старой Башне, но сквозного прохода не существует.
— Ага, — глубокомысленно сказал Брайан. — А не мог он выпасть из окна магистрата…
— А потом доползти до Старой Башни? — угрюмо хмыкнул Харви. — Сразу видно литератора: из двух решений он выбирает наиболее абсурдное.
— Но как же он попал тогда в башню? — заупрямился Брайан. — Может, охранник лжёт?
— Тогда должен лгать и второй охранник — в магистрате, который клянётся, что парнишка из здания магистрата не выходил.
— У вашей задачи — с такими исходными условиями — любое решение будет выглядеть как абсурдное, — неуверенно проворчал Брайан.
— Отнюдь! — резко сказал Харви и впился кровожадным взглядом в лицо Брайана. — Что вам известно о Сером лабиринте?
«Так я вам сразу всё и выложил! — Брайан явственно ошутил, как бумажник в нагрудном кармане отяжелел, словно листок из папки стал свинцовым. — И всё-таки я не вижу связи между моим посещением архива и…»
— Прошлой ночью так же погиб и старший архивариус.
— Кто? — ошарашенно переспросил Брайан.
— Директор архива, если вам так понятней, — ухмыльнулся снисходительно Харви.
— Что, он тоже выпал из башни? — не остался в долгу Брайан.
— Нет, — проворчал помрачневший лейтенант, — он был сбит машиной около своего дома на углу 486-й улицы.
«Так вот кто погиб под колёсами нашего автомобиля!» — Брайан невольно поёжился.
Лейтенант пристально посмотрел ему в лицо. Брайан, хоть и с трудом, выдержал этот взгляд. Даже чуть расслабился, думая, что самая сложная часть беседы уже позади, но Харви, не отводя изучающего взгляда, с деланным равнодушием сказал:
— С сегодняшнего дня обязанности старшего архивариуса временно исполняет Анна Вирт.
— Нет! — невольно вскрикнул Брайан.
— Что значит «нет»? — даже несколько растерялся лейтенант.
— Извините, — подавленно пробормотал Брайан.
— Ты разве до сих пор не знал, что Анна работает в архиве? — негромко поинтересовался Берт, наконец отворачиваясь от окна.
Брайан отрицательно помотал головой.
— Ах, вот в чём дело, — понимающе кивнул Харви. — Тогда тем более, вам следует хорошенько покопаться в памяти и вспомнить всё, что вам известно о Сером Лабиринте.
— Я покопаюсь, — сказан Брайан, и прозвучало это даже несколько угрожающе. — Но вы, как я понимаю, твёрдо уверены, что Серый Лабиринт это реальность.
— Ещё вчера я в это не верил, — угрюмо буркнул Харви. — За мой скепсис понёс наказание невиновный.
— Не терзайте себя, лейтенант, — сухо сказал Берт. — Всё равно этим вы парнишку не воскресите. А у вас ещё есть шанс наверстать упущенное, по крайней мере, постараться предотвратить ещё более трагичное развитие событий.
— Возможно, вы правы, — покачал головой лейтенант Харви. — Я хочу, чтобы вы ещё раз изложили накопленные факты и ваши соображения.
— Тебя, — Берт покосился на Брайана, как всегда, скептичным и чуть насмешливым взглядом, — это тоже может заинтересовать.
Брайан посмотрел на Берта тупыми ничего не выражающими глазами.
Берт пожал плечами и сухо продолжил:
— Итак. Вчера днём, лейтенант, когда вы не захотели меня толком выслушать, я уже пытался изложить часть фактов, вызвавших у меня подозрение. Во-первых, это удивительная — невероятно высокая — смертность старших архивариусов. Шесть человек за последние два года…
— Но ведь кроме последней, — неуверенно возразил лейтенант, — все предыдущие смерти носили ненасильственный характер.
Берт хмуро глянул на лейтенанта, потом перевёл абсолютно равнодушный взгляд на Брайана и вдруг смахнул со стола авторучку. Она упала на пол, подпрыгнула и… поползла, извиваясь и шипя, к ногам лейтенанта.
Харви вскрикнул и профессиональным движением сунул правую руку под мышку.
Берт цинично ухмыльнулся, а авторучка снова оказалась обыкновенной авторучкой и вновь лежала на столе.
— Вы только пальбу мне здесь не устройте, — сонным голосом буркнул Берт.
— Как вы это делаете? — хрипло пробормотал Харви, затравленно косясь на мирно покоящуюся на столе авторучку.
— Это профессиональный секрет, — проворчат Берт, — но теперь вы, лейтенант, понимаете, что некоторые случаи с виду естественной смерти могут иметь и другие трактовки, хотя следы насилия даже в принципе обнаружить будет невозможно. Если, конечно, объект воздействия — он же единственный свидетель — будет вовремя и окончательно… устранён.
Брайан, уже знакомый с такими фокусами Берта, первым пришёл в себя.
— Ты думаешь, что…
— Ничего я не думаю, — буркнул Берт. — Пусть лейтенант думает. А я лишь пытаюсь обратить ваше внимание на все возможные нюансы данной истории.
— Но почему вы уверены, — произнёс наконец пришедший в себя Харви, — что эти ваши фокусы могут иметь отношение…
— Потому, что это — явления одного порядка. Всё это связано с взаимодействием информационных полей.
«Упорядочение информационных полей!» — Брайан едва удержался, чтобы не рассказать о свой находке в архиве.
Харви покосился на него с подозрением, и Брайан вынужденно, но слегка растерянно улыбнулся.
— К той же категории проблем можно отнести и Приступы, — мрачно подытожил Берт.
— Да, я помню вашу теорию об Информационном заражении, — кивнул лейтенант. — Но из этого следует, что где-то должен существовать первичный источник инфекции.
— Или нечто, послужившее мутационным фактором, — невозмутимо буркнул Берт.
— Вы всё время оставляете возможность двойственной трактовки событий, это ведь не случайно? — осторожно поинтересовался Харви, теперь он, казалось, полностью утратил интерес к Брайану.
Берт, прищурившись, пристально посмотрел на лейтенанта и проворчал:
— Я не считаю себя вправе делать окончательные выводы. Я лишь пытаюсь обратить ваше внимание на потенциальные возможности. А вы уж сами решайте, что послужило первопричиной всех бед: то ли конкретный виновник, то ли более глобальные процессы; то ли эти процессы носят естественный характер, то ли там можно обнаружить злой умысел, то ли простое недомыслие.
— Слишком богатый выбор возможностей, — покачал головой лейтенант, и Брайан не мог с ним не согласиться.
— Ну, а какими-нибудь конкретными фактами вы располагаете? — хмуро поинтересовался Харви, стараясь не смотреть на злополучную ручку, валявшуюся на столе и имевшую в данную секунду вид — абсолютно безобидный.
— Вас интересуют конкретные факты?! — нехорошо усмехнулся Берт. — Есть и конкретные. — Он мельком глянул на часы и сухо произнёс: — Идёмте со мной!
Двигаясь несколько неуклюже, но для его массивной тяжёлой фигуры — на удивление бесшумно, Берт, чуть прихрамывая, шёл по коридору клиники, и полы его халата трепетали на ходу, словно сломанные крылья. Следом угрюмо вышагивал лейтенант, настороженно косясь по сторонам, как заплутавший в дремучем лесу молодой жеребец. Брайан едва поспевал за ними. Наконец Берт остановился у одной из дверей, над которой горела небольшая красная лампа. Такие лампы были почти над каждой дверью, но зажжены были немногие.
— Это что — красный фонарь? — саркастично ухмыльнулся лейтенант: он явно нервничал.
«С чего бы это? — подумал Брайан, — ведь они уже давно работают в паре: медики и полиция. Уже можно было и освоиться с обстановкой».
— Вы хотели конкретных фактов?! — угрюмо сказал Берт, окидывая своих собеседников тяжёлым взглядом. — Входите. Только… старайтесь не оставлять горло незащищённым.
Берт достал из кармана пластиковую перфокарту и вставил её в электронный замок. Войдя первым, Берт впустил Брайана и Харви и тут же поспешно захлопнул дверь. Сухо щёлкнул замок…
Сначала в вязком слепом полумраке Брайан ничего не увидел, но, чуть освоившись, ясно различил, что из самого дальнего и тёмного угла за ним следят чуть флюоресцирующие, почти белые злые глаза.
— Чего вылупились, гниды? Жрать принесли? — Голос говорившего был равнодушный, с ленцой. — Док, на кой ты приволок с собой пса и этого… недоделанного?!
Харви брезгливо поджал губы, а Брайан почувствовал, как тошнота подступила к горлу, настолько тесное и продолжительное соприкосновение с человеком во время Приступа для Брайана было в новинку. Не то что для привычных Берта и лейтенанта.
— Ну и что? — негромко поинтересовался Харви.
— Это мой ординатор психотерапевт, — так же негромко ответил Берт, — теперь он почти всё время находится в таком состоянии.
— Ну и что?
— Последним его пациентом был…
— Эй! Черви!!! О чём шепчетесь?! А ты, недоделанный, зенки-то не отводи! В глаза!!! В глаза смотреть! Я кому сказал?!!
Брайан невольно попятился.
— А недоделанный-то обделался! — удовлетворённо констатировали из угла, и на середину комнаты из полумрака выбрался худощавый небритый мужчина с достаточно ординарной внешностью. Если не считать, конечно, завораживающих очень светлых глаз, смотрящих на весь мир тупо и безумно.
В следующий миг этот человек вдруг жутко оскалился и прыгнул…
Лейтенант Харви, почти не меняя позы, заученным движением отшвырнул нападавшего в угол.
— Ладно, — апатично произнёс поверженный бывший ординатор, — я тебя, пёс, всё равно подстерегу. А тебя, недоделанный, запомню.
— Так кто был его последним пациентом? — почти равнодушно поинтересовался Харви.
— Покойный старший архивариус, — столь же равнодушно буркнул Берт.
— Душка Алоиз дал дуба?! — заинтересованно проворчал из своего угла ординатор и начал быстро ползать на четвереньках по кругу. — Я его зондировал. Душка Алоиз был большой шалун… Только очень трудно было отличить, что он помнил на самом деле, а что из своих распалённых фантазий лишь принимал за действительность. Ярко выраженный онейроидный тип! Но в его возрасте и такие бурные эротические эксцессы!..
Пока ординатор бубнил, круги его — становились всё шире и шире.
Брайан, завороженный монотонным голосом ординатора, тупо пытался понять, о чём именно он бормочет.
Делая очередной круг, ординатор неожиданно вновь прыгнул, прямо из положения на четвереньках, и если бы не лейтенант, то зазевавшийся Брайан не отделался так легко.
Зубы ординатора лязгнули у самого горла Брайана.
Но лейтенант Харви отработанным движением отправил щуплое тело ординатора в дальний угол.
— Ну, пёс! — восхищённо пробормотал распластанный ординатор. — Дрессировка у тебя — по высшему классу! Так вот, душка Алоиз, — как ни в чём не бывало, без малейшей паузы продолжил он, — во время Приступа представлял себя этаким Тесеем, шастающим по лабиринту, в недрах которого его ждёт прекрасная… Анна.
— Кто?! — пересохшими губами прошептал Брайан.
— Ты что, недоделанный, к тому же ещё и плохо слышишь?! Но, дьявол! Лабиринт… Стены серые! Пол серый! Потолок… Бр-р-р! Не-на-ви-жу!!! Гниды! Сволочи!!! Жрать не носят, а в мозгах роются! Пас-с-скуды-ы-ы!!!
Звенящий, словно лопнувшая во время самого изощрённого пассажа гитарная струна, вопль затопил сознание Брайана, и он почувствовал, что, если сей же час не покинет комнату, сознание его рухнет, как карточный домик.
Перед глазами мелькнуло что-то серое, клубящееся, похожее на мерзкую кучу копошащихся пыльных червей…
…огромная гружёная вагонетка неслась под откос…
Крутой вираж, и на серые стены тоннеля выплёскивается густое тягучее содержимое. Брайан толком не успевает рассмотреть, что же это такое, — вагонетка вновь стремительно виляет в другую сторону, но ему кажется, что это кровь. Вагонетка доверху полна загустевшей, почти чёрной кровью.
Тяжело подскакивая на влажных, маслено блестящих рельсах, вагонетка резко виляет то вправо, то влево… То внезапно ныряет вниз…
При каждом, даже малейшем, изменении курса Брайан почти физиологически ощущает, как кто-то бесцеремонно касается грубыми заскорузлыми пальцами незащищённых черепной коробкой, оголённых участков мозга.
И эта руническая вязь, образуемая проекциями безумного хитросплетения извилин. Где-то уже встречался подобный орнамент.
— Вы уверены, доктор, что он скоро очнётся? — голос, произносящий эту фразу, грубо вырывает Брайана из объятий нелепых видений.
— Странно, что он вообще потерял сознание. Насколько я знаю, обычно инфицированные достаточно легко переносят взаимное влияние. Что-то тут не так.
— Просто он — писатель, натура эмоциональная…
— Нет-нет! У меня достаточный опыт. С такой реакцией я сталкиваюсь впервые, лейтенант!
Брайан открыл глаза и увидел склонённые над собой лица: безразлично-брезгливое — лейтенанта Харви и задумчиво отрешённое — Берта.
Брайан лежал на кушетке в кабинете Берта. Вряд ли он добрался сюда самостоятельно.
— Ты можешь припомнить что-либо после того, как умудрился брякнуться в обморок? — поинтересовался Берт, пристально вглядываясь в бледное лицо Брайана.
— Смутно… Бред какой-то, — пробормотал Брайан пересохшими губами и поспешно принял сидячее положение — лёжа он чувствовал себя слишком уж неуютно, — какие-то тоннели… кровь… проекции…
Лейтенант саркастически хмыкнул, а Берт покачал головой.
— Нет, это не обычный обморок, — скептично проворчал Берт, потом достал из сейфа в углу комнаты бутылку коньяка и три стопки. — Что-то здесь не так… Ну! Мы все заслужили. Однако, здорово вы, лейтенант, управились с моим разбушевавшимся подопечным.
— Навык, — равнодушно пожал плечами Харви.
Брайан поспешно опорожнил предложенную ему рюмку и хмуро спросил:
— Это все факты, припасённые тобой, Берт?
— Почти, — спокойно сказал Берт. — Осталось только немного статистики.
Харви отрешённо кивнул, и Брайану показалось, что лейтенант скучает, словно второгодник на уроке, который он всё равно не усвоит.
— Первые вспышки заболевания зафиксированы около двух лет назад, — сказал Берт.
— Но! — невольно воскликнул Брайан.
— Что? — удивлённо приподнял брови Берт.
— Нет, ничего, — смущённо пробормотал Брайан.
— Но, ведь ты хотел, что-то сказать?
— Тебе показалось, — Брайан обезоруживающе улыбнулся, изобразив из себя полного идиота, дающего случайное интервью на улице.
Лейтенант Харви снисходительно ухмыльнулся: что с них, писателей, возьмёшь!
А Берт лишь недоверчиво покачал головой, но вынужден был продолжить:
— Девяносто процентов инфицированных так называемые «люди искусства» и «литераторы».
— Как по мне, так это — неудивительно, — неприязненно проворчал Харви, — не известно ни одного случая, чтобы больной не был мужского пола.
«Я так и знал», — удовлетворённо отметил Брайан.
Лейтенант настороженно приподнял брови.
— …не зафиксировано ни единого случая обратного развития заболевания. Только ухудшение со временем.
И Харви, и Брайан синхронно кивнули.
— Подавляющее большинство инфицированных так или иначе имеют связь с магистратом и архивом.
Брайан хотел было возразить, но, вспомнив об Анне, промолчал.
— Можете добавить сюда повышенную смертность в среде архивариусов, — нехотя проворчал Харви.
«Но, по крайней мере, один факт не укладывается на ложе этой стройной системы!» — подумал Брайан и осторожно спросил:
— А верно ли, что идиосинкразия к печатному тексту является одним из первых признаков инфицирования?
— Ты же сам это прекрасно знаешь, — недовольно проворчал Берт.
— Да-да, — пробормотал Брайан, — я просто пытаюсь уточнить. Но вот ты, Берт, у тебя великолепная библиотека, ты говоришь, что почти все эти книги прочитал. Или вы, лейтенант, вы читаете?
— Идиосинкразии у меня нет, — сухо произнёс Харви.
— Нет, я не о том. Вы читаете что-нибудь?
— Ну, специальную литературу и… — лейтенант запнулся и даже слегка покраснел, — …ну… в общем… детективы.
Берт как-то подозрительно хрюкнул, но промолчал.
— Почему тогда, — не реагируя на не вполне корректное поведение Берта, продолжил свою мысль Брайан, — почему вы… ну… не заразились до сих пор?
— У меня от общения с тобой выработался иммунитет, — опять невежливо хмыкнул Берт.
— Возможно, потому, — неожиданно улыбнулся Харви, — что я не читаю всю эту новомодную белиберду, не смотрю телевизор и не покупаю газет.
— Несмотря на вашу иронию, я думаю, что в этом сокрыта изрядная доля истины.
— Это всё голая беллетристика, — хмуро повторил Берт коронную фразу.
— А я и есть беллетрист, — кивнул Брайан. — Я не обязан рабски следовать фактам, но зато я могу выстроить конструкцию, которая поможет вам оценить положение дел в целом. Причём с перспективой дальнейшего развития.
Лейтенант и Берт переглянулись, и Брайану показалось, что он уловил в этом невольном действе нечто большее, чем просто констатацию тождественности каких-то общих соображений.
— Самое мобильное, самое массовое по воздействию информационное пространство есть периодическая печать, — сказал Брайан.
— И телевидение, — нехотя добавил Берт.
— Я телевизор не смотрю, — упрямо повторил Харви, — и газет не читаю.
— Вот-вот! — воскликнул Брайан. — Именно здесь, по-моему, и зарыта собака.
— Не очень-то глубоко она зарыта, — улыбнулся Берт. — Явно закапывал дилетант.
— Кого закапывал? — встрепенулся лейтенант.
— Собаку! — фыркнул Берт.
— А истина вовсе не обязательно должна быть головоломной! Тем более, что это предположение отнюдь не снимает вопроса: КАК всё происходит? — спокойно парировал Брайан. — Как, собственно, выглядит это «упорядочение информационных полей», посредством чего достигается и кто или что стоит за всем этим?
— Упорядочение информационных полей, — хмыкнул Берт. — Где-то я уже слышал этот термин?
«Будь проклят мой язык», — Брайан обезоруживающе улыбнулся и с подкупающей непосредственностью выпалил:
— Ну, мне пора!
И, прежде чем Берт и лейтенант успели Хоть как-то отреагировать, Брайан поспешно выскочил в коридор.
Лейтенант хмуро глянул на с шумом захлопнувшуюся за Брайаном дверь, а потом не спеша повернул задумчивое лицо в сторону Берта, и покачал головой:
— Наживку он, конечно, заглотил, только я до сих пор крайне слабо верю во всю эту затею.
— Поживём — увидим, — буркнул Берт, наливая коньяк в рюмки, — лишь бы вы, лейтенант… — Берт не закончил фразу и залпом выпил свой коньяк.
Лейтенант холодно усмехнулся, пригубил свою рюмку и спокойно произнёс:
— Поживём — увидим.
Брайан почти бегом промчался по коридорам клиники, на ходу отметив лишь, что количество зажжённых красных ламп увеличилось. Похоже, у Берта начался вечерний наплыв клиентов.
Стремительно вылетая из дверей клиники, Брайан чуть не сшиб с ног тщедушного маленького человечка.
— Клифски?! — Брайан даже несколько растерялся от неожиданности. — Что ты здесь делаешь?
— Я?! — Клифски, казалось, и сам был удивлён тому, что, оказался в такое время в таком месте.
— Ты знаешь, кто погиб под колёсами твоего автомобиля? — не давая ему опомниться, резко спросил Брайан. «Если сейчас он скажет: нет, то…»
— Алоиз Любек, — тихо сказал Клифски.
— Кто?! — опешил Брайан.
— Старший архивариус.
— Почему же ты не сказал мне об этом сразу?
— А ты не спрашивал! — ощетинился Клифски.
— Ну и что теперь?
— Теперь обязанности старшего архивариуса исполняет Анна Вирт.
— Ты её знаешь? — осторожно спросил Брайан. — Что она за человек?
— Я знаю только, что она и раньше работала в архиве магистрата. По-моему, ещё при пяти или шести предыдущих старщих архивариусах. И… .ну… то, что она около года живёт с одним каким-то придурком.
«Ну, это-то мне известно получше твоего», — Брайан мрачно хмыкнул и покровительственно похлопал Клифски по плечу.
— А здорово ты меня откопал в архиве. Прямо, как заправский палеонтолог.
— В каком архиве? — ошарашенно спросил Клифски.
«Он что, меня за идиота принимает? Или просто старается укрепить свой имидж?» — Брайан удивлённо смерил Клифски внимательным взглядом.
— Ах, в архиве, — пробормотал Клифски, но Брайан мог поклясться, что сказано это было лишь из вежливости.
— Ты… мне… лучше… скажи, — запинаясь, пролепетал Клифски, — когда ты… машину вернёшь?
«А парень не напрасно у клиники ошибается», — ошарашенно подумал Брайан.
— Я вернул. Отогнал к зданию редакции. И об этом тебе уже один раз говорил, когда мы встретились сегодня в архиве.
— А, — сказал Клифски, словно что-то припоминая, и вдруг резко развернулся и почти бегом скрылся в дверях клиники.
Брайан несколько мгновений ошалело глядел ему вслед, борясь с желанием приложить указательный палец к виску и несколько раз постучать при этом.
Клифски никогда не обременял себя никакой такой особой логикой и последовательностью ни в мыслях, ни в делах, но, похоже, в этот раз переплюнул даже самого себя.
«Ерунда! У него, видимо, опять подступает. Вот и в клинику прибежал», — отмахнулся Брайан. Но какая-то деталь, осевшая где-то в глубине подсознания, не давала покоя. Что-то было не так.
Зная, что лучший способ осознать подспудно тревожащие моменты — это переключить сознание на другое, пока само не вызреет, Брайан пожал плечами и рысцой направился в сторону магистрата.
По дороге Брайан не удержался и завернул в крошечный, совершенно пустой в этот час бар.
Сидя за чашкой кофе, он достал бумажник и осторожно развернул добытую в архиве бумажку, несколько мгновений внимательно вглядывался в хитросплетение линий на загадочном чертеже и вдруг ощутил, что опять медленно начинает погружаться в пучину безумия…
…гружёная вагонетка с грохотом…
…и кровь на стенах…
— Эй, парень, ты меня слышишь? — донёсся до Брайана испуганный вопль бармена. — Или мне уже вызывать патруль СПК?
— Не надо, — хрипло выдавил Брайан, — я в норме!
И что удивительно, он действительно был в норме. Впервые ему удалось побороть атакующее безумие!
Брайан спрятал план лабиринта в бумажник и залпом допил остывший кофе.
— Ты уверен, парень, что с тобой всё о'кей? — спросил бармен чуть более спокойным голосом. — У тебя была такая… физиономия… Я таких рож в последнее время знаешь сколько перевидел!
— Догадываюсь, — пробормотал Брайан, расслабленно откидываясь на стуле.
«И всё-таки пора подвести итоги. Что же мы имеем на текущем счету? Эпидемию странной, постоянно усугубляющейся болезни, причём скорее морально-психологического, чем часто психического плана. Совершенно невероятные предположения о её причине, начиная с мутации информационных вирусов и кончая существованием мифических построек (то есть Серого Лабиринта), которые совершенно неожиданно начинают обретать под собой реальную почву в виде чертежей и внезапно исчезающих из под самого носа папок. На всё это нанизана патологическая смертность старших архивариусов. Короче, всё так или иначе замыкается на архиве. И сразу возникает вопрос номер раз: КТО? Архивариусы? Анна? Берт? Клифски? Алиби на момент несчастного случая с напарником Харви практически нет ни у кого. За исключением не вовремя мрущих архивариусов, все вышеназванные в это время были одни, то есть без свидетелей. Свалить на меня стеллаж и прибрать к рукам папку мог любой, за исключением Клифски, которого я мог лицезреть непосредственно в момент «покушения», ну и опять же — покойных архивариусов. (Дались мне эти архивариусы! Да, но ведь мрут же, как мухи. Разве в наше время это не подозрительно? Ха!) Хотя это — если рассуждать здраво. А какое может быть здравое рассуждение при эпидемии повального безумия? Ха, ещё раз. Короче, архивариусов пока тоже не стоит сбрасывать со счетов. При всём при этом в ответ на вопрос: КАК — в голову вообще путного ничего не приходит, а если ещё задуматься над вопросом: ВО ИМЯ ЧЕГО, то приходим к тому, с чего начали, — полной неразберихе и случайному нагромождению фактов. Но что-то уже мелькало такое на горизонте, из чего можно было попытаться выудить рыбку… в мутной воде».
— Эй, парень, ты абсолютно уверен, что у тебя всё в порядке?
«Вот привязался? — Брайан задумчиво поглядел на бармена, изнывающего от безделья, и глубокомысленно объявил:
— А кто в наше время может быть в этом АБСОЛЮТНО уверен. («Разве что Клифски!»)
Брайан плотоядно ухмыльнулся, чем поверг бармена в ужас, и, понимая, что здесь теперь в покое его не оставят, покинул бар на попечение бармена, а бармена — на возможное попечение более общительных клиентов, если таковые вообще найдутся.
Тем более, что дело близилось к вечеру, а на вечер Брайан запланировал совсем другие дела.
Сосредоточенно и целеустремлённо топая по направлению к магистрату, Брайан про себя повторял одну и ту же глупую фразу
«Интересно всё же, кто старушку зашиб?!»
И перед его мысленным взором услужливо вставая жуткий образ тщедушного Клифа Клифски, сидящего верхом на поверженной старушке и сжимающего на её морщинистой шее узластые пальцы, переплетённые старинной рунической вязью.
По мере приближения к зданию магистрата — образ старушки трансформировался в карикатурный образ самого Брайана, тонущего в пучине бумаг и канцелярских папок. Причём вдали на холме в позе сеятеля стоял всё тот же Клифски, но в количестве двух экземпляров, и оба торопливо подкидывали в беснующееся бумажное море всЕ новые и новые потоки макулатуры.
«Бред конечно, — рассудительно подумал Брайан. — Не мог же он, в самом, деле, одновременно находиться в разных концах архива».
— Стой, мужик! Меня твоя рожа не может оставить равнодушным!
Брайан мысленно выругался. Опустив низко голову, чтобы не оставлять шею незащищённой, он исподлобья посмотрел на преградившего ему путь мужчину
Типичное тупое, ничего не выражающее, лицо. Белые глаза и пена в уголках губ.
«Их становится всё больше», — Брайан чуть посторонился.
Глуповато ухмыляясь, мужчина повторил его маневр
«Они просто больные люди, — подумал Брайан. — Такие же, как я».
— Ну, недоделанный! Небось обделался?!
«Они просто…» — Брайан вдруг ощутил нарастающую злость!
— Шёл бы ты, мужик в клинику, пока тебя патруль СПК не прихватил.
— А чего это ты обо мне печёшься, недоделанный? — мерзко осклабился мужчина. — Ты бы лучше о себе подумал!
— Уйди, — тихо сказал Брайан.
— А кого мы сейчас «делать» будем?! — пуская слюну, дурашливо захихикал мужчина, в глазах у него не было даже намёка на разум.
— Я тебя предупредил, — ещё тише сказал Брайан, чувствуя, как красная пелена медленно начинает застилать взор.
— А вот мы сейчас кровушку чью-то пустим! — счастливо заржал мужчина, проворно опускаясь на четвереньки.
Брайан, не дожидаясь дальнейшего развития действия, прыгнул и, завалив противника на бок, впился сведёнными судорогой пальцами в мягкое податливое горло.
— Что, гадёныш, убогим прикинулся и думаешь, можно гадить безнаказанно?!
Мужик, подмятый Брайаном, забился и захрипел:
— Пусти, сука!!!
— Ну, нет! — зашипел Брайан. — Я тебя сейчас лечить буду! Своими методами! Народными.
— Пусти… — прохрипел мужчина, и в подкативших ко лбу глазах промелькнула тень разума.
— Нет! Ты же болен?!! — захохотал Брайан. — Вот мы тебе твою мозоль-то и ампутируем! Если болезнь запущенная, то без хирургического вмешательства ты не только сам гадить будешь, а и других перезаразишь!
— Пусти, псих!!! — пискнул придушенно мужчина, и в его потемневших глазах взметнулся животный ужас.
Брайан заглянул в эти наполненные смертной тоской глаза, и ему вдруг стало стыдно. Пальцы разжались сами собой…
Мужчина, скуля, отполз, бубня одну и ту же фразу:
— Совсем сдурел, псих! Совсем сдурел…
— От такого слышу, — вяло огрызнулся Брайан.
Рядом притормозила машина, из которой выскочили полицейский и врач.
— Что здесь происходит?
Брайан, поднимаясь, устало усмехнулся:
— Всё в порядке, департамент СПК может спать спокойно…
Полицейский подозрительно покосился на сидевшего в пыли мужчину, но тот поспешно закивал:
— Всё в порядке, шеф!
Врач слегка удивлённо окинул взглядом поле боя, но потом, пожав плечами, безразлично кивнул полицейскому.
Почти сразу они сели в машину и уехали.
Мужчина, испуганно косясь на Брайана, с трудом встал и, пошатываясь, припустил по улице прочь. Ноги, как обычно бывает после Приступа, его почти не слушались. Дважды беглец упал, но ни разу не оглянулся.
«А ведь похоже, что я не только со своим Приступом могу справиться, — мрачно подумал Брайан. — Хотя нельзя сказать, что нащупанная методика приносит мне чувство морального удовлетворения!»
В магистрате тот же чиновник, с тем же выражением лица — будто он подписывает собственный смертный приговор — выписал Брайану пропуск в архив.
— Как я могу найти исполняющего обязанности старшего архивариуса? — спросил Брайан, фактически выдирая из рук чиновника выписанный пропуск.
— А зачем она вам? — подозрительно спросил тот, разглядывая свои руки, наверное, с тайной надеждой, что хоть какая-нибудь малая часть документа всё-таки к ним прилипла.
Брайан почувствовал, как вновь со дна души поднимается мутный комок.
Он присел на краешек стола и поймал клерка за галстук.
— Ты что, нас не уважаешь? — тусклым голосом поинтересовался Брайан.
— Я?! — пролепетал клерк. — Она…
— Это она нас не уважает? — самоуверенно произнёс Брайан, подтягивая совершенно обалдевшего клерка за галстук.
— Нет! — пискнул чиновник, и глаза его подкатились под лоб. — Она…
«Сейчас брякнется в обморок или, того хуже, обделается… Я становлюсь суперменом, — с тоской подумал Брайан. — Эдак я далеко пойду».
— Живи, — вяло буркнул Брайан, — недоделанный.
— Ты?! — Анна выглядела усталой и слегка удивлённой, но не настолько, как Брайан ожидал. — Ну, заходи. Что-то случилось? — Анна улыбнулась, и обезоруженный Брайан слабо усмехнулся в ответ.
— Вот пришёл глянуть, где ты обитаешь и чем занимаешься… когда не со мной, — Брайан чувствовал себя неважно, на душе было мерзко, словно всё лучшее было заляпано грязью подозрения.
Анна удивлённо приподняла брови и вновь мягко улыбнулась.
— Тебя это почти год совершенно не интересовало, — тихо сказала она.
— Я, — Брайан растерянно глянул на собственные ладони, — ты… — Брайан набрал в лёгкие побольше воздуха и решительно выпалил:
— Ты знала Алоиза Любека?
— Конечно, — чуть удивлённо произнесла Анна. — Странно было бы, если бы я его не знала. Ведь он как-никак был моим непосредственным шефом.
— Вопрос в том, насколько хорошо ты его знала, — глухо пробормотал Брайан, чувствуя, как липкая грязь начинает обволакивать его изнутри.
— Ах, вот ты о чём, — Анна вновь спокойно улыбнулась. — Достаточно, чтобы почувствовать отвращение. Алоиз был на редкость неприятной личностью.
Брайан машинально кивнул и вдруг выпалил:
— Что тебе известно о Сером Лабиринте?
— Странно, — покачала головой Анна, — Любек перед смертью тоже интересовался Серым Лабиринтом. А потом молоденький полицейский… Генри, кажется.
— В архиве есть папка, посвящённая Серому Лабиринту?
— Мне кажется, что раньше была. А может, мне это только кажется, потому что ни Любек, ни этот Генри её не нашли. Но… кто-то ещё задолго до них интересовался этой злополучной папкой… Нет, не помню!
«Зато я, кажется, догадываюсь, кого она могла интересовать», — Брайан мрачно ухмыльнулся, словно упырь, почуявший добычу, и с деланным равнодушием спросил:
— А Берт часто посещает архив?
— Почти так же часто, как и твой приятель Клифски.
— Он мне не приятель.
— Да? — Анна устало провела по лицу рукой, будто стирая улыбку. — А мне он говорил, что у него есть приятель, который лет через десять может стать известным писателем. По-моему, это он тебя имел в виду.
— Возможно! — буркнул Брайан раздражённо. «Это мы ещё поглядим, кому и сколько лет понадобится на самореализацию».
…гружёная вагонетка с грохотом…
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила Анна. — Тебе плохо? У тебя такое лицо…
Брайан судорожно вздохнул:
— Ерунда! Пройдёт.
…и кровь…
— Ты сегодня когда придёшь домой — как обычно? — голос Анны звучал приглушённо, словно издалека.
— Да… наверное, — неуверенно пробормотал Брайан. — Слишком много дел надо успеть за сегодня провернуть.
— Ты извини, — тихо сказала Анна. — Алоиз после себя оставил такую неразбериху…
— Да-да, конечно, — Брайан направился к двери.
— Если папка отыщется, я захвачу её домой.
— Буду тебе очень благодарен, — Брайан обернулся в дверях и наконец смог улыбнуться по-настоящему, но в то, что папка отыщется, он не верил ни на йоту.
В помещении архива никого не было. Брайан бесцельно побродил вдоль стеллажей, на секунду задержавшись у того, где едва не был погребён под лавиной бумаг. Папки и ящики вновь были аккуратно расставлены по своим местам. На одной из полок зияла дыра, Брайан знал, какой папки там не хватает.
— Привет! — раздался за спиной Брайана знакомый голос.
Брайан резко развернулся и едва вновь не опрокинул на себя стеллаж: в проходе, подслеповато щурясь, стоял Клифски и неуверенно улыбался.
— Тебе уже полегчало? — резковато спросил Брайан, пристально вглядываясь в бесцветную физиономию Клифски. («Всё это уже было когда-то!»)
— Что ты имеешь в виду? — спросил Клифски, всё ещё улыбаясь.
— Твой недавний визит в клинику, — сказал Брайан, и вновь ему показалось, что на лице Клифски мелькнула тень недоумения.
— Ах, в клинику, — произнёс Клифски, и подозрения Брайана перешли в уверенность. — Уже всё в норме.
— Я надеюсь, ты не будешь меня спрашивать о машине? — хмыкнув, спросил Брайан.
— Нет, — почти развязно ухмыльнулся Клифски. — Я хотел спросить: знаешь ли ты, кто погиб под колёсами моей машины?
— Что, ещё кто-то?! — не сдержавшись, воскликнул Брайан.
— Нет, я имею в виду — вчера ночью.
«Боже, — подумал Брайан. — Я схожу с ума!» — и на всякий случай неопределённо помотал головой.
— Алоиз Любек! — высокопарно объявил Клифски, а Брайан обратил внимание, что весь костюм Клифски припорошен пылью, словно хозяин костюма долго ползал на четвереньках по заброшенному чердаку. («Откуда в архиве может быть столько пыли?!»)
— Но ты был прав! Лучше мы его, чем он нас, — самодовольно разглагольствовал Клифски. — Я обсудил события с лейтенантом Харви, он сказал, что это была необходимая самооборона… Сейчас такие случаи — сплошь и рядом!
…гружёная вагонетка…
— …прекращено в административном порядке…
…и кровь на стенах!..
— Что с твоим лицом?! — испуганный голос Клифски едва проник в сознание Брайана, словно ему пришлось преодолевать океанскую толщу всепобеждающего психоза.
— Ничего, — хрипло пробормотал Брайан, — это у меня результат тяжёлого детства.
— Ну-ну, — подозрительно проворчал Клифски. — Всё шутки шутишь. Хиханьки-хахоньки! На большее кишка тонка?! Пи-са-тель! Всё лазишь — вынюхиваешь, а ведь всё равно писать не можешь. У тебя же идиосинкразия!
Лицо Клифски даже слегка порозовело от злобы и стало почти человеческим.
Брайан невольно хмыкнул и задумчиво покачал головой:
— А в клинике ты пробыл, видать, недостаточно.
Брайан повернулся к Клифски спиной и медленно пошёл к выходу, напряжённо ожидая, что ещё какой-нибудь стеллаж угрожающе накренится и…
Но ничего не произошло, лишь когда Брайан был уже в дверях, его догнал злобный клёкот:
— Пи-са-тель! Кому нужны твои мучительные потуги, если заранее известно, что плод будет мертворождённым?!
«Какие акушеры, такой и плод», — апатично подумал Брайан и, не оглядываясь, шагнул в дверной проём.
Когда он спускался по лестнице к выходу из здания магистрата, мысль, всё это время вызревавшая подспудно, приняла чёткую и ясную формулировку.
«Идиосинкразия! Его злоба — порождение идиосинкразии. Он не может прочесть то, что я пишу, и срабатывает защитный механизм: всё, что недосягаемо — считается «зелёным»! Но не это главное и не ему быть судьёй. Есть ещё Время — оно нас рассудит. Оно, если надо, и разоблачит. Вот например: по данным Берта первые случаи идиосинкразии имеют срок давности около двух лет, а Клифски болен ТРИ года! И что из этого вытекает?!» — Брайан увидел уличный телефонный автомат и решительно двинулся к нему.
— Алло, это редакция журнала «Шаровая молния»?
— Да. Чем можем быть вам полезны?
— Можно узнать, с кем я говорю?
— Конечно. С вами говорит один из ответственных редакторов, моё имя Клиф Клифски. Вы что-то хотели?
«Если бы знать, чего я хочу!» — Брайан повесил трубку и задумчиво огляделся по сторонам.
Город, такой знакомый — до оскомины, до тошноты, как надоевшая со времён счастливого детства манная каша — предстал перед его глазами как нечто новое, чудовищное и доселе невиданное.
В мягких сумерках весеннего вечера все улицы казались покрытыми толстым слоем пыли. Серой пыли!
В разных концах города то и дело взвывали сирены патрулей СПК. То здесь, то там можно было видеть крадущиеся вдоль домов тени со сверкающими в полумраке белыми глазами…
«В нашем городе почти не осталось детей! — Брайан мучительно потряс головой, силясь разрушить злые чары города-призрака, невидимыми щупальцами впивающегося в разум. — Да и женщины становятся всё большей редкостью».
…гружёная вагонетка…
Брайан опёрся спиной о здание магистрата, на котором крепился телефонный автомат.
…и кровь…
До новомодного здания редакции журнала «Шаровая молния» отсюда было минут десять ходьбы.
«Вряд ли этот заморыш успел преодолеть такое расстояние за время, пока я надумал позвонить, — Брайан криво усмехнулся. — И что же из этого следует?»
Когда Брайан пинком распахнул дверь, ведущую в кабинет редактора журнала «Шаровая молния», Клифски поднял голову от бумаг, разбросанных на столе.
— Ну?! Что ты хочешь от меня на этот раз? — голос у Клифски был визгливый, словно звук скребущего по стеклу ножа.
— Ты никогда не думал, что можешь силой обстоятельств оказаться известнейшей личностью нашего времени?
— Вошедшим в историю как гонитель величайшего таланта данного исторического периода? — зло оскалился Клифски.
— Мелко плаваешь, — спокойно сказал Брайан, — мне кажется, что ты, как минимум, можешь претендовать на роль… Минотавра при Сером Лабиринте.
— Бред! — презрительно фыркнул Клифски. — Твоя болезнь зашла слишком далеко!
— Я надеюсь всё же, что не так далеко, как у некоторых.
— Если ты опять со своими жалкими подозрениями насчёт идиосинкразии, то её у меня, вобщем-то, уже нет! — прошипел Клифски, чем-то напомнив Брайану ручку со стола Берта, внезапно обернувшуюся змеёй. — Я читаю ваши паршивые тексты!!!
— Я знаю, — спокойно сказал Брайан, — у тебя более запущенный случай идиосинкразии, у тебя — идиосинкразия смысловая.
— Нет никакого смысла в ваших жалких потугах! — взвизгнул Клифски. — Нет! Нет и нет!
— Я только одного не понимаю, — не обращая внимания на истерику Клифски, спокойно произнёс Брайан, — почему всё это стало так остро ощущаться именно сейчас? Что изменилось, что возникло такого, отчего твоя болезнь вдруг обернулась катастрофой для всех жителей нашего Города? Ведь Серый Лабиринт наверняка существовал и раньше. И ваш симбиоз…
— Нет никакого симбиоза!!! Нет никакого Лабиринта!!! Ничего нет!!! — на посиневших губах Клифски появились хлопья пены. — И литературы вашей не существует! Умерла она… Разум её убил! А я… — Клифски внезапно выпучил глаза, словно пришёл в ужас от собственных мыслей, и с натугой выпалил: — А я — уничтожу разум!
Выдав эту сногсшибательную тираду, Клифски рухнул на пол, глаза его побелели, а губы стали сухими и синими.
— Вы что же, Брайан, ухлопали его? — эта фраза, произнесённая совершенно спокойным голосом, заставила Брайана резко развернуться. В дверях, привалившись плечом к косяку, стоял лейтенйнт Харви, не торопясь прикуривавший сигарету.
— Нет, — хмуро буркнул Брайан.
— Жаль, — холодно усмехнулся Харви, — это бы сузило круг подозреваемых, и я бы точно знал, кого надо арестовать. — Лейтенант затянулся, всё так же не торопясь подошёл и склонился над распростёртым на полу телом Клифски. — Действительно, всё ещё живой, — хмыкнул он, медленно распрямляясь. — Похоже, что у него вульгарный обморок. За что он вас так ненавидит, Брайан?
— За то, — хмыкнул в ответ Брайан, — что моя идиосинкразия не распространяется на возможность оценить результирующую комплексов, которые грызут его мелкими бесами изнутри.
— Вы всегда выражаетесь столь витиевато? — Харви вновь наклонился к телу Клифски и, рывком приподняв, водрузил его в кресло.
Клифски тяжело застонал и оскалился, но глаз не открыл.
— Нет, — угрюмо хмыкнул Брайан, — обычно я стараюсь приспособиться к интеллектуальному уровню собеседника.
— Я думаю всё же, что идиосинкразии тут ни при чём, виной всему ваш язык, — Харви окинул скептическим взглядом фигуру Клифски, скрючившегося в кресле, словно скульптор, оценивающй не самый удачный свой шедевр. — Если вы добровольно его укоротите, то тем самым удлините свою жизнь.
— Где-то длиннее, где-то короче, не всё ли равно, — философски пожал плечами Брайан. — В итоге я могу приобрести гораздо меньше, чем потеряю.
— Ну-ну, — фыркнул Харви, но в это время Клифски.наконец открыл глаза.
Несколько секунд он молча переводил сосредоточенный взгляд с Брайана на Харви и обратно.
— Если ты опять хочешь спросить меня про свою машину, — озабоченно произнёс Брайан, — то она, как я её поставил под твоими окнами, так до сих пор там и стоит. («Господи, неужели их действительно двое?! Бред, да и только!»)
: Клифски открыл рот, потом закрыл его и несколько раз моргнул.
Лейтенант насупился, а Брайан не удержался и ляпнул:
— А Алоиз знал о существовании Серого Лабиринта?
Клифски вновь моргнул и хрипловато выдавил:
— Дешёвые штучки! Сочиняешь фабулу для очередного шедевра?
«А может, этот… экземпляр не в курсе? — подумал Брайан, пристально вглядываясь в нечёткие, словно при плохой фокусировке, черты лица Клифски. — Но я-то каков?! Меня ничуть не удивляет, что, данный субъект существует в количестве… больше одного экземпляра! Похоже, я давно свыкся с тем, что имя им — легион».
— Что вы оба делаете в моём кабинете? — внезапно встрепенулся Клифски. — У вас, лейтенант, ко мне вопросы?
Харви исподлобья мрачно глянул на оклемавшегося редактора и нехотя проворчал:
— У меня, в принципе, масса вопросов. Только я не знаю, кому конкретно их адресовать.
— Если не ко мне, — почти свирепо заявил Клифски, — то я попросил бы оставить меня в покое — у меня масса дел. — И Клифски принял позу Роденовского мыслителя.
Лейтенант разозлился, но молча направился к двери. Лишь на пороге он обернулся и уверенно произнёс:
— Я думаю, у нас ещё будет возможность перекинуться парой-тройкой фраз.
— Неужели вы верите этому… Вы же здравомыслящий человек, лейтенант?! — вяло буркнул Клифски, не меняя позы.
— Когда все вокруг свихнулись, — мрачно сказал Харви, — можно верить либо только себе, либо никому не верить.
Брайан ухмыльнулся, но Харви метнул в его сторону свирепый взгляд и хмуро добавил:
— А вас, Брайан, я попросил бы умерить свой пыл. Не то я буду вынужден вас изолировать.
Но Брайан почувствовал, что сказано это было не совсем искренне.
Лейтенант сухо кивнул и отбыл, а Брайан, глядя ему в спину, подумал:
«И всё же, если я уж ввязался в это… расследование, то, учитывая специфику предмета, что я должен выяснить в первую очередь? Кому это выгодно?! Всё остальное, по идее, должно вычислиться автоматически. Но как раз в данном случае сама постановка вопроса — абсурдна! Действительно, кому может быть выгодна эпидемическая деградация всего населения?! Бред, да и только, — Брайан медленно побрёл вслед за лейтенантом, продолжая размышлять на ходу: — Скорее можно предположить чисто природные причины её возникновения. Или — как ни парадоксально — социальный заказ, который гораздо чаще личностного имеет абсурдную тенденцию подрезать крылья глобальной выгоде ради сиюминутных прихотей. Одним словом, правилом: после нас хоть потоп чаще пользуется общество, чем личность. Точнее, безумную личность легче распознать, и поэтому плоды её деятельности редко успевают приобрести эпохальный характер (редкие исключения лишь подтверждают правило). Совсем иначе обстоят дела с обществом. Тот или иной уклад в заключительной фазе своего развития вдруг начинает работать исключительно на самого себя, забывая об отдельном человеке, а порой даже о целесообразности».
Брайан внезапно остановился и с недоумением огляделся по сторонам. От непривычно долгой работы голова гудела, словно высоковольтная линия в ясное морозное утро.
Не сразу Брайан сообразил, что вместо того, чтобы спуститься вниз, он почему-то поднялся на верхний этаж и теперь стоял перед дверью на чердак.
«Господи, зачем я здесь? — Брайан тряхнул головой, силясь придать мыслям хоть какую-то упорядоченность. И вдруг всё встало на свои места. — Пыль! Серая пыль! Пока я думал о глобальных проблемах развития человечества, мысль, подспудно не дававшая покоя, созрела и… лопнула. Всё оказалось просто, как… И в то оке время настолько безумно, что должно непременно быть истинным! Серая пыль! Ноги сами привели меня сюда. Серая пыль на костюмах и лейтенанта, и Клифски. Серый Лабиринт — это вовсе не мрачное подземелье. Ведь пыль скапливается не только в подвалах, но и на чердаках!»
Потрясённый столь «эпохальным» открытием, Брайан несколько секунд стоял неподвижно, а потом толкнул дверь на чердак.
Помещение чердака было погружено во мрак, лишь узкая полоска света, падающая из открытой двери, отвоёвывала у мрака толику заповедной территори. То, что помещением пользовались, и притом недавно, было совершенно очевидно. На толстом слое пыли — серой пыли! — явственно были видны три цепочки свежих следов, глубоко впечатавшихся в серый ковёр.
Брайан присел на корточки и внимательно стал их разглядывать. Один след — грубых подкованных ботинок — скорее всего принадлежал бедняге Генри. Два других были совершенно одинаковыми, только вели в противоположном направлении. Не надо было иметь опыт следопыта, чтобы определить: недавно в глубь чердака прошли два человека, а вернулся только один.
«Но ведь это здание редакции! А напарник лейтенанта в здание редакции не входил! По показаниям охранника, он вошёл в здание магистрата. Ну, а выпал и вовсе из Старой Башни!» — Брайан яростно поскрёб ни в чём не повинный нос и решительно шагнул в глубь чердака.
Чердак был захламлен тщательно и планомерно, чувствовалась уверенная рука мастера своего дела. Здесь была и поломанная мебель, и штабеля каких-то увязанных в пачки бумаг, и баррикады из разнокалиберных ящиков, и гигантские небоскрёбы из обычных канцелярских папок.
«Почти как в архиве, только порядка поменьше, а пыли побольше», — Брайан старался ступать вдоль цепочки следов и уже порядочно углубился в зловещие недра этой пещеры канцелярских сокровищ, когда услышал за спиной сдавленный злорадный смешок, и почти одновременно чердак погрузился во тьму. Очевидно, кто-то закрыл дверь, отрезав чердак от единственного источника неверного призрачного света.
Стараясь не впасть в панику, Брайан мысленно воссоздал в памяти своё местоположение и осторожно развернулся на 180 градусов. Сделав несколько шагов и опьяненный лёгкостью найденного решения, он на мгновение утратил осторожность и, зацепившись за какой-то угловатый предмет, резко качнулся вправо. В результате всех этих замысловатых маневров Брайан налетел на невидимый штабель ящиков, не замедливший рухнуть.
«Только такой дурень, как я, мог дважды наступить на одни и те же грабли», — подумал Брайан, тщетно пытаясь, прикрыть голову от падающих сверху предметов.
Полностью дезориентированный, Брайан неуверенно шагнул вперёд и внезапно, не почувствовав под ногами опоры, стал падать… Его догнал жестокий удар по затылку……
…гружёная вагонетка, и кровь…
…Брайан открыл глаза. Первое, что он увидел — это огромные стоптанные ботинки, покрытые толстым слоем серой пыли. Откуда-то с небес долетали обрывки фраз, смысл которых от Брайана ускользал. Брайан попытался пошевелиться, и тотчас в голове проснулся огромный кузнечик, извлекающий свою заунывную мелодию из обнажённых нервов, настырно елозя по ним заскорузлой лапкой.
— …почему его понесло на чердак? — гундел чей-то незнакомый голос.
Второй, знакомый, но неразборчивый, пролепетал что-то в ответ.
Брайана почему-то стал разбирать смех — было в этом голосе нечто противоестественное и тем не менее настолько логичное, что заставляло усомниться в собственных интеллектуальных способностях.
— Может, следует вызвать патруль СПК? — прозвучал первый голос.
— Я думаю, что достаточно будет известить старшего архивариуса, ведь на чердак можно попасть только из помещения архива по чёрной лестнице…
Брайана вдруг достаточно грубо подняли, отчего кузнечик в голове распух и на некоторое время заслонил собой весь мир.
…и кровь…
Когда Брайан вновь смог открыть глаза, кузнечик уже ушёл, а прямо перед глазами оказалось обеспокоенное лицо Анны.
— Ну, слава богу! А то Берта я уже вызвала, но что делать дальше, совершенно не представляла.
Лицо Анны чуть отдалилось, и Брайан медленно начал обретать целостность восприятия. Предметы и их части уже не казались отдельно существующими без малейшей взаимосвязи между собой. Брайан попытался шевельнуться, но, почувствовав дикую боль в затылке, осторожно коснулся его рукой. Даже онемевшими пальцами хорошо прощупывалась гигантская шишка, но крови не было.
— У тебя ведь опять был Приступ, — полуутвердительно и словно споря сама с собой произнесла Анна.
— Очевидно, — с трудом разлепив пересохшие губы, пробормотал Брайан. Хотя был уверен, что бесплотный Приступ вряд ли был способен оставить столь внушительные следы на его затылке. «Если они и дальше с такой регулярностью будут сосредоточивать внимание на моей многострадальной голове, то, возможно, со временем добьются каких-то положительных для себя результатов. Но пока вся эта свистопляска начинает меня лишь злить и раззадоривать!»
Кроме этого, злило Брайана то, что до сих пор он так и не мог с уверенностью сказать, кто же, собственно, скрывается за безликим определением ОНИ? Чёрт бы их, тем не менее, всех побрал!
Брайан попытался сесть. С помощью Анны это ему удалось, но не успел он даже оглядеться, как в помещение ввалился Берт, похожий на разъярённого медведя, вставшего на задние лапы.
— Живой?!!
— Дьявол! — Брайан не сразу сообразил, что ярость Берта направлена не на него, а носит глобальный характер. Но в первую очередь адресатом является сам Берт.
— Чёрт меня дёрнул впутать в эту историю ещё и тебя! — рыкнул Берт. — Можно было догадаться, что ты пойдёшь по следам несчастного Генри с тем же конечным результатом.
— Не совсем по следам… и результат не совсем тот, — примирительно пробормотал Брайан, осторожно ощупывая шишку на затылке. Голова немного кружилась, и к горлу подступала тошнота, видать, сотрясение было обеспечено.
— Господи! Так это был не Приступ, — тихо вздохнула Анна.
Берт только хмыкнул неопределённо и, чуть сбавив тон, проворчал:
— Скоро прибудет Харви. Попробуйте оба сосредоточиться, потому что он от вас не отстанет, пока не выпотрошит все детали. Ну, а сейчас — кратенько: что произошло?
— Кто-то трахнул меня по затылку, — мрачно объявил Брайан, —это если уж быть совсем кратким.
Берт молча подошеп к Брайану и пальцами осторожно «пробежался» по его затылку.
— Неплохая работа!
— Это у вас, Берт, неплохая работа' — раздался насмешливый голос Харви. Лейтенант как раз перешагнул порог комнаты, когда Берт обнародовал свой диагноз. — Нужно быть воистину энтузиастом своего дела, чтобы целыми днями возиться с сумасшедшими и при этом заявлять: неплохая работа!
— Дня того чтобы общаться с людьми без отклонений, надо работать на кладбище, — буркнул Берт, продолжая ощупывать голову Брайана. — Но в данном конкретном случае, похоже, до этого дело пока не дошло. Тем не менее, мы опять не успеваем за событиями, лейтенант. Брайан, очевидно, умудрился ткнуть пальцем прямо в осиное гнездо. И его действия возымели ощутимые результаты.
— Только, прошу тебя, поскорее заканчивай убеждаться в их ощутимости, — поморщился Брайан, — а то у меня такое чувство, будто череп треснул, и твои пальцы касаются обнажённых мозгов.
— Ты обольщаешься: как у всякого уважающего себя писателя наличие у тебя мозгов — проблема далеко не очевидная, — не удержался от ехидного замечания Берт. — К тому же в структуре мозга нет нервных окончаний, даже если бы мозга у тебя действительно были, прикосновения к ним ты бы не ощутил.
— Я благодарен за столь интересный экскурс в элементарную медицину, — нетерпеливо вмешался Харви, — но всё-таки что же конкретно произошло?
— Кто-то пытался у меня проверить конкретное наличие мозгов. Это случайно не ты был, Берт?
— У меня алиби, — спокойно произнёс Берт. — Анна вызвонила меня по телефону в клинике. Я не мог быть одновременно в двух местах.
«Если брать за аналог первый случай, то как раз наличие стопроцентного алиби и указывает на наиболее вероятного подозреваемого! — вяло подумал Брайан. — Так сказать, наличие присутствия в ином месте не влечёт отсутствия в данном, а наличие отсутствия в данном никак не сказывается на отсутствие присутствия. Господи, кажется, они всёе-таки своего добились — с головой у меня наблюдается явное наличие полного отсутствия!»
— После того как мы с вами расстались, Харви, меня осенила гениальная идея, и я отправился на чердак, — морщась, пробормотал Брайан. — Чтобы рассеять сомнения.
— В своей гениальности? — подхватил, ухмыляясь, Харви.
— Да, — вежливо, но постно улыбнулся Брайан. — Только гениальность моя, а сомнения — ваши.
— Постойте! — воскликнул Берт, даже утратив при этом толику невозмутимости. — Брайан, где ты входил на чердак?
— Естественно, в здании редакции. Ведь мы расстались…
— А ты сознаёшь, где ты сейчас находишься?
— Ты что, хочешь поиздеваться над ушибленным? — глуповато ухмыльнулся Брайан. — Или хочешь проверить, насколько сильно меня ушибли? А нахожусь я, конечно, в архиве, — и Брайан торжествующе посмотрел на Анну, гордый тем, что его не удалось провести на мякине.
— Правильно, — по-мефистофельски ухмыльнулся Берт. — А ты сознаёшь, что архив находится в здании магистрата, и до здания редакции отсюда ходу как минимум минут десять. А в твоём состоянии…
— Ну? — всё ещё самодовольно спросил Брайан, медленно переводя торжествующий взгляд с Анны на Берта. — Но… тогда… — Как я сюда попал?
…и кровь…
Мрак… Такое ощущение, будто вокруг — толстый плотный слой чёрной ваты. Тьма, олицетворяющая главный принцип дзю-до, податлива и всепобеждающа. В ней вязнет и свет, и звук. Мысли становятся путаными, словно безумный мозг пытается сложить из них витиеватый рунический рисунок, повторяющий узор извилин коры головного мозга припорошенного пылью. Серой пылью! Мозг пухнет, растёт, бутто стремительно приближающаяся поверхность неведомого космического тела, забредшего из мрачных и холодных пустынных глубин пространства и времени. Ещё миг — и становится понятно, что извилины — это гигантские каньоны с блестящими оплавившимися стенками. По дну одного из этих каньонов стремительно перемещается точка. Вагонетка?!
Точка всё ближе и ближе. Серые стены каньона громоздятся вокруг, уходя вертикально в чёрное небо и почти смыкаясь там — в немыслимой бездне. Или это здесь бездна?!
Теперь уже хорошо можно различить, что по дну каньона, спотыкаясь и падая, бежит человек. Вот он подскальзывается и опять падает, поднимается и снова бежит. На плечах он несёт груз — тяжёлый и неудобный. Где-то далеко за спиной человека раздаётся грохот, подхватываемый злобным разнузданным эхом.
Человек пытается ускорить свой безумный бег, но отчаянно мешает груз — безвольно обвисшее на плечах тело другого человека. Первый падает и тело соскальзывает с его плеч. Какое-то время упавший пытается ползти, таща по пыльному дну каньона тяжёлое и такое неудобное бесчувственное тело, но когда грохот становится невыносимым и из-за ближайшего поворота показывается пенистый багровый вал, стремительно настигающий беглеца, ползущий человек застывает на мгновение, а потом в отчаянном порыве поднимает разъярённое лицо к звёздам, едва угадываемым в вышине между почти сомкнувшимися стенами каньона, и грозит им плотно стиснутыми кулаками. Кажется, что человек возносит к безучастным небесам дикую и злобную молитву.
Вот человек порывисто нагнулся и рывком перевернул тело второго человека, до этого ничком лежавшее у его колен. Теперь к звёздам устремлены два лица…
Это длится всего лишь миг. Обе фигурки накрывает гигантский багровый вал…
Но даже мига хватает, чтобы понять — оба человека имеют одно и то же лицо, по сути, как это ни парадоксально, это один и тот же человек…
И всё это тонет в вязком мутном потоке… густеющей крови…
Брайан проснулся и несколько минут лежал, со страхом прислушиваясь к гулким и мощным толчкам крови, циркулирующей в его трепещущем измученном теле. Адски болела голова, словно там действительно бушевали валы из только что прервавшегося кошмара, всё ещё трепетавшего обрывками липкой паутины на грани сознания.
Лицо! Лицо человека из кошмара! Дважды продублированное… Это не была невзрачная пыльная физиономия Клифски! Нет!!! Это лицо вообще не принадлежало ни одному из известных Брайану людей. И в тоже время было в нём что-то неуловимо узнаваемое и тревожащее. Словно Брайан всё же хорошо знал этого человека, но разум противился опознанию в столь абсурдной ситуации.
Брайан осторожно выбрался из постели, стараясь не разбудить Анну, прошлёпал босыми ногами в ванну и долго стоял, засунув голову под кран. Ледяная вода смыла остатки сна и чуть утихомирила боль в затылке.
Брайан медленно разогнулся, почти весело ухмыляясь, и в этот момент он встретился глазами со своим отражением.
Лицо! Лицо из кошмара и лицо в зеркале были идентичны.
Это было его, Брайана, лицо, только не повторяющее мимику оригинала, — а существующее совершенно автономно. Брайан осторожно коснулся поверхности зеркала кончиками пальцев — оно пошло рябью, отражение сначала неузнаваемо исказилось, подмигивая и гримасничая, а потом и вовсе исчезло.
Теперь Брайан стоял перед зеркалом, в котором отражалось всё что угодно, даже таракан, лениво ползущий по потолку, но своего отражения Брайан не видел.
В отчаянии Брайан приблизил лицо к ледяной глади зеркала — отражения не было! Брайан ткнулся лбом в стекло и…
…проснулся. Второй раз и теперь, похоже, окончательно.
Над ним белым лунным пятном светилось встревоженное лицо Анны, менявшей на его лбу компресс.
— Ты так стонал и метался.
— Просто тяжёлый сон, — Брайан шевельнулся, и тотчас тупая мощная головная боль из кошмара лесным пожаром заметалась под сводами многострадального черепа.
«Дьявол! Похоже, моя бедная голова не справляется с таким интенсивным потоком событий и проблем», — Брайан с трудом сел в постели.
Анна осторожно провела рукой по его разгорячённому лицу.
— Бедный глупый Брайан.
— Я устал.
— Я знаю.
— Порой мне кажется, что я веду бой с собственной тенью.
— Я знаю.
— А порой, как это ни банально звучит, меня захлёстывает ощущение собственной неполноценности, бессмысленности бытия и полной житейской несостоятельности!
— Это пройдёт.
— Не знаю… — Брайан встал, пошатываясь прошёл в ванную, открыл холодную воду, кряхтя, наклонился и сунул голову под обжигающую ледяную струю. Это принесло пусть временное, но облегчение.
Брайан стал медленно разгибаться, но вдруг с ужасом осознал, что всЁ это уже было! А сбоку над раковиной висит зеркало.
И выпрямившись окончательно, Брайан должен будет встретиться взглядом со своим зеркальным двойником.
Брайан на мгновение прикрыл глаза, судорожно вздохнул, разогнулся и решительно глянул в зеркало.
— Итак, что мы имеем с нашего порядком ощипанного гуся, — хмуро проворчал лейтенант Харви, бросая косой взгляд на Берта, невозмутимо восседавшего в кресле и не спеша потягивавшего традиционный коньяк.
— Вам не кажется, что эксперимент зашёл слишком уж «глубоко», а мы всё ещё топчемся на месте? Исполняем, так сказать, жертвенный танец.
— Ну почему же? — нехотя проворчал Берт, нюхая коньяк. — Вчерашние события показывают, что мы на верном пути.
— Вам не страшно за своего приятеля?
— Если вы имеете в виду Брайана, то это как раз тот человек, за которого я бы меньше всего волновался.
— Это в каком же смысле?
— Я почти уверен, что Брайан первый, у кого информационный иммунодефицит не прогрессирует с течением времени, а как раз наоборот…
— То есть вы хотите сказать…
— Да-да, лейтенант. Не прикидывайтесь глупее, чем вы есть на самом деле. Я именно это и хочу сказать: Брайан первый в моей практике пациент, у которого болезнь оказалась обратимой. Теперь нам осталось только немного подождать и не прозевать момент, когда та часть симбиоза, естественных причин и злой воли, — которая контролирует процессы распространения ИИД, тоже осознает это. Тогда наконец дело будет за вами, лейтенант.
— Вы пугаете меня своей рассудительностью, Берт. Порой мне кажется, что за всем этим ужасным спектаклем стоит невидимый кукловод, дёргающий за ниточки ничего не подозревающих марионеток. И этот кукловод — вы!
— Лейтенант, а вам не кажется, что у меня намечается ещё один потенциальный клиент.
— Все мы потенциальные…
— Логично.
— Если бы ещё логику можно было привлечь для объяснения того факта, как Брайан, не покидая здания редакции, попал в помещение архива… Мой человек, дежуривший у входа в редакцию, божится…
— Тем более, я бы на вашем месте, лейтенант, усилил наблюдение за Брайаном.
— Что же, мне ему пятки лизать и за руку водить в сортир?
— Насчёт сортира — не думаю, а вот в подвал или на чердак…
— Вы же прекрасно знаете, что я обшарил оба чердака, там нет никаких следов — кто-то тщательно вымел весь пол. Там вообще всё блестит, словно это самые посещаемые места в обоих зданиях.
— Не забывайте, что есть ещё Старая Башня.
— Как раз там я всё обшарил в первую очередь, ещё когда погиб бедный Генри.
— А подвал?
— Что подвал?!
— Подвал в Старой Башне есть?
— Ну знаете! Зачем мне было лазить в тамошний подвал, ведь Генри выпал…
— В этом деле почти каждая деталь граничит с абсурдом, так почему бы изначально не принять в расчёт абсурдные условия задачи?
— Вы что, смеётесь надо мной?!
— Отнюдь, лейтенант! К тому же чисто теоретически… Я, видите ли, на досуге увлекаюсь математикой, так вот, в топологии…
— Вы страшный человек, Берт! Мало того, что практикующий психиатр и гипнотезёр, так ещё на досуге и математик. Нет уж, увольте! Давайте пока ограничимся медициной. Шизофреники там, параноики всякие, мании преследования, идиосинкразии…
— Онейроидное состояние.
— Как-как?
— Братце: это такое состояние, когда человек не может провести чёткую грань между сном и явью, когда события, происходящие во сне, воспринимаются, как явь, и наоборот.
— Вот-вот. По-моему, вы сейчас очень точно обрисовали наше положение.
— Это не я, это справочник по психиатрии.
— Ну что ж, — лейтенант Харви поставил на стол свою рюмку с коньяком, так и не пригубив, — в данных обстоятельствах единственное, что я могу сделать, это и в дальнейшем постараться не выпускать из поля зрения всех участников событий.
— Всех?
— Без исключения.
— И Анну Вирт?
— Я не хочу знать, на что вы намекаете… Конечно, Анна Вирт — интересная женщина, к тому же женщины вроде не подвержены, но… уж больно всё туго завязано вокруг архива.
— И Клифски?
— Несомненно и в первую очередь.
— И меня?
— Об этом я уже говорил: вы, Берт, у меня — вне очереди.
— Ах, да, кукловод… Вы хоть Брайана-то не провороньте… опять.
Лейтенант Харви пристально посмотрел на Берта, прикончившего коньяк и теперь невозмутимо пыхтевшего сигаретой и хмуро буркнул:
— Omne futurum incertum!
— Ого! — сказал Берт и улыбнулся.
— Стараемся, осваиваем потихоньку на досуге. — Харви тоже улыбнулся в ответ.
Но глаза у обоих остались холодными, а взгляд — уж слишком пристальным и недоверчивым.
Брайан абсолютно голый стоял у окна и хмуро глядел на город, притаившийся у его ног, словно змея перед броском. Хотя, возможно, Брайану это только казалось, а на самом деле город был тупым, равнодушным гигантом — ни сном, ни духом не чуявшим, что в его недрах копошатся неказистые существа, которых он — город, в назревающем кризисе одним неосторожным движением прихлопнет и даже не заметит.
Анна снова была на работе. В этом чёртовом архиве! Брайан передёрнул голыми плечами, воспоминание о вчерашних событиях не приносило облегчения.
Может, это погода виновата?
Сегодня дул сильный ветер и временами накрапывал мелкий дождь. Похожий на пыль. Опять пыль! Серая пыль, чёрт бы её побрал!
Брайан упрямо тряхнул головой и чуть не взвыл. Всё-таки его хорошо приложили — профессионально. Вон и под глазами чёрные круги. Некоторое время Брайан безрадостно разглядывал своё отражение в оконном стекле. А тут ещё сон… Который ни вспомнить невозможно, ни избавиться от навязчивого ощущения, что снилось нечто важное. Да и вообще как-то трудно отделить сон от ночных событий. Почему-то зеркало в ванной оказалось разбито. Анна, уходя, была встревожена, проклинала свой архив и просила чуть что звонить ей или Берту.
— Чуть «ЧТО»?!
Брайан прошёл в ванную и, кряхтя, засунул голову под кран. Как только ледяная струя коснулась затылка, Брайан едва не вскрикнул. Боль немного отступила, но на её место тут же вполз страх. Мучительное ощущение, что аналогичное событие уже когда-то происходило в прошлом, переплелось с догадкой настолько дикой, что Брайан растерянно осел на пол и некоторое время отрешённо «прислушивался», как холодные струйки, стекая по волосам, по плечам и груди, устремляются к тому месту, где под рёбрами, сжавшись в комок, растерянное сердце пытается затаиться, совсем перестав сокращаться.
Догадка была дикой, но, согласно законам жанра, достаточно неожиданной и логичной. Теперь, как во всяком уважающем себя детективе, оставалось обнаружить недостающие улики, чтобы подогнать имеющиеся факты под одну всё объясняющую гипотезу.
Брайан глуповато хихикнул, но тут же осёкся, понимая, что если догадка окажется верной, то из этого вытекает… Чёрт его знает, что будет тогда вытекать!
Перво-наперво Брайан «оседлал» телефон. Дома у Клифски долго никто не реагировал, но настырность редко остаётся без последствий. В трубке раздался щелчок, и бесцветный голос возвестил:
— Да?!
Зато в редакции трубку сняли сразу, и тот же голос, но с ноткой излишней самоуверенности поставил Брайана в известность:
— У телефона редактор журнала «Шаровая молния» Клиф Клифски. С кем имею честь?1
Следующие звонки — Анне и Берту — убедили Брайана в том, что все участники спектакля на своих местах. Недоставало только сведений о двух последних, но для выяснения их мест нахождения требовалось оторвать голый зад от стула
Брайан поспешно оделся, проглотил остатки холодного кофе, который ещё утром заваривала для себя Анна, и выскочил на улицу.
Опосредованное присутствие одного из двух оставшихся потенциальных подозреваемых почувствовалось сразу — слежка была не наглой, но настойчивой.
Брайан засёк преследователя, пользуясь элементарным приёмом, дважды задержавшись возле огромных застеклённых витрин. Агент был хоть и профессионалом, но, обладая слишком уж крупной и приметной фигурой, походил скорее на телохранителя.
«Так, будем считать, что лейтенант Харви тоже на месте», — Брайан нехорошо усмехнулся и, тихонько насвистывая, направился к зданию магистрата. Лишь ступив на порог, Брайан ощутил лёгкий укол в сердце, и мгновенно весь мир погрузился во мрак.
Что есть Бог? Возведённая в абсолют идеализация абсурда человеческих отношений, невольная канонизация садомозахистского комплекса или случайное препятствие, возвращающее отражённый гипертрофированный импульс, испускаемый больной щвестью? Не происходит ли трансвестиция следствия в причину и наоборот? Что в итоге первично — грех или кара? Почему модель, предусматривающая всепрощение, распространяется на идола, оборачиваясь для остальных лишь покаянием в априорном грехе? Правомерно ли вину за свою творческую несостоятельность взваливать на этого априорного грешника, занимая выжидательную позицию, нездорово уповая при этом на судный день? Почему понятие начала чаще всего связано с набором аксиом, а следовательно, апеллирует к вере, тогда как от понятия вечности веет холодом безумия… Как, впрочем, и от понятия конца…
И наконец, возможно ли, апеллируя лишь к логике, построить адекватную модель мироздания?! В результате чего неожиданно для самих себя мы можем получить всё тот же набор аксиом, лежащих в основе той или иной модели, что и будет, по сути, ответом на самый первый вопрос.
Человек на коленях…
Гружёная вагонетка и кровь на стенах…
На этот раз приступ кончился похоже так и не начавшись. Брайан на ходу лишь покачнулся, сбившись с шага, да мысли, словно вспугнутая птичья стая, заметались под сводами черепа. И мысли эти были, словно чужие, будто привнесённые извне.
В здании магистрата всё тот же пыльный клерк с постной физиономией рыбьим взглядом смотрел на Брайана, и слова всё так же — мячиком от пинг-понга — отскакивали от его блестящего лба, не вызывая на равнодушном лице ни единого отблеска мысли.
Но на этот раз в глубине глаз — Брайан это почуял шкурой — у безымянного служителя порядка затаился страх.
— Зачем вам Старая Башня? — наконец разлепил бесцветные губы клерк.
— Я пишу новую книгу, связанную с историей города («С какой стати я должен перед тобой отчитываться?!»)
— Вход в башню посторонним воспрещён!
— Кем воспрещён?
— Старшим архивариусом.
— Алоизом Любеком?
— Да.
— А вы теперь будете ждать пока покойный отменит своё предыдущее распоряжение?
— Меня не интересует кто отменит: покойный или… пока здравствующий.
— Позвоните Анне Вирт.
Клерк метнул на Брайана злобный взгляд, потом покосился на телефон, но трубку не снял.
«Так!» — Брайан нехорошо усмехнулся и стал прицеливаться к аккуратному дорогому галстуку, болтавшемуся на тощей шее чиновника, словно роскошная сбруя на водовозной кляче.
Клерк почуял неладное и невольно прижал руки к груди, став похожим на кающегося грешника.
Брайан вновь ухмыльнулся, взял со стола бланк пропуска и собственноручно его заполнил.
Клерк всё ещё пребывал в ступоре: глаза его побелели и в уголках губ появилась пена.
«Похоже, у парня начался приступ», — Брайан даже несколько удивился, настолько равнодушно он это воспринял.
Перед тем как покинуть комнату, Брайан придвинул к себе телефон и вызвал патруль СПК.
…гружёная вагонетка…
Вход в Старую Башню охранял человечек, поставленный здесь, видимо, со дня закладки фундамента этого ветхого строения. Он долго и тщательно рассматривал пропуск, потом столь же обстоятельно изучал водительские права Брайана и, наконец, приступил к сличению документов с объектом их предъявившим, который он наверняка видел столь же смутно, что и бумажки.
— Зачем вам башня? Что вы хотите здесь увидеть?
Ну что вам от меня надо?! Неужели нельзя тихо и мирно отпустить грехи этому бренному телу?! Оно так непристойно жалко и беспомощно. Но разум — этот непознанный гигант — так элементарно попадает в ловушку чисто телесных проблем. Боже, как просто и смешно.
…и кровь на стенах…
— У вас это чисто этнографический интерес? — вымученно улыбнулся Брайан.
— Башня — это памятник, охраняемый…
— Вы получили сигнал, что я разнесу его по камешкам?
— Нет, но…
— Так «нет» или всё же «но»?
Охранник неприязненно глянул на Брайана.
— Вам необходимо заверить пропуск в…
«Я думаю мне достаточно протянуть руку и щёлкнуть тебя в нос, сморчок!» — Брайан оскалился и наклонился вперёд.
Сторож инстинктивно отпрянул и, потеряв равновесие, рухнул на пол вместе со стулом.
Брайан перепрыгнул разделявший их барьер и опрометью кинулся к огромной каменной лестнице, спиралью охватывающей нутро башни под внешним толстым слоем кирпича.
На бегу Брайан оглянулся и увидел, как пришедший в себя божий одуванчик, набирает дрожащими пальцами телефонный номер.
Интересно чей?
…и кровь…
— Не паникуйте, Харви!
— Вам хорошо, Берт. Для вас это, по-видимому, очередной эксперимент…
— Вы лучше проследите, чтобы ваши люди не потеряли из виду основных действующих лиц.
— Включая и вас, Берт?
— Это уж как вам будет угодно. Вы уже закончили, Харви? А то у меня и так забот полон рот — сбежал мой ординатор.
— Алло?!
— Исполняющая обязанности старшего архивариуса Анна Вирт слушает. С кем имею честь? Алло? Алло?! Вас не слышно! Перезвоните…
— Он в Старой Башне!!!
— Что ж, этого следовало ожидать.
— Ты что,не понял, он в Башне!!!
— Да не ори ты так, лучше позвони… ну сам знаешь кому.
— А что делать с ним?
— Без тебя разберёмся.
— Диспетчер патруля СПК слушает.
— Только что в Старую Башню проник человек, у которого явные признаки Приступа!
— Около мерии находится наша машина, через две минуты она будет у вас, но если это опять ложный вызов…
— Клифски у телефона!
— Я рад, что ты на месте, недоношенный! Помнишь Любека?!
— Что вы хотите?!!
— А меня помнишь?
— Но ведь ты же…
— Значит помнишь.
— Да?!
— Он в Башне!
— Что да?! Что да?!
— Нечего горло драть. Я говорил, что надо было раньше решать с этим досадным недоразумением.
— Что значит решать?
— То и значит.
— Ты считаешь, что его надо…
— А ты как считаешь?
…гружёная вагонетка…
В тот момент, когда Брайан ступил на последний пролёт лестницы, что-то произошло со временем. Оно вдруг стало вязким, томительно растянутым, словно густой сахарный сироп, в котором вязнет одинокая бесполезная лодка. Брайан с удивлением разглядывал свою ногу, бесконечно медленно опускавшуюся на следующую ступень. Причём замедление времени почти не распространялось, например, на крысу, успевшую дважды пробежать по ступени туда и обратно пока нога Брайана смогла наконец опуститься на выщербленную поверхность припорошенную серой пылью.
И разум продолжал функционировать в привычном ритме, противоестественному течению времени подчинялось лишь тело.
Закончив один шаг, Брайан оглянулся назад (движение вспять не встретило никакого сопротивления, наоборот, было такое впечатление, что кто-то выталкивает нежелательного гостя из подземелья) и упрямо шагнул вперёд.
Стоп! Давай посмотрим на проблему с другого конца. В итоге какой вопрос нас больше всего волнует? «Кто я?» Или если быть уж совсем точным — к какому пункту из известных классификаций мы можем себя отнести, не впадая в откровенную ересь, то бишь, не натыкаясь на очередной парадокс. «Живое или неживое?» Что там говорят сухие учёные справочники? А теологические? Если те, кто давал эти определения, могут сами ими воспользоваться, то они, воистину, обладают высшим разумом. Формальная логика, антропоморфная, женская… отсутствие какой-либо логики… иная логика, эмпирическая… Спятить можно, если, конечно, точно знаешь, что во-первых, является точкой отсчёта на оси БР (безумие — разум), и во-вторых, так сказать, суммарный набор процессов, именуемых разумом, действительно нам присущ. Ну, а социальный статус, то есть, как соотнести себя с одной из ролевых групп: животное — человек — бог?! А если попытаться при этом выделить в чистом виде категорию разума, тесно переплетённую с первичностью и вторичностью, началом, концом и бесконечностью за которыми кроется пучина Хаоса?!
Как ни парадоксально, наименее противоречивыми являются определения, основанные именно на парадоксе. Возможно потому, что он состоит в гносеологическом родстве с абсурдом — тем самым краеугольным каменем, на котором зиждется отличие нецеленаправленного, природного фактора, от целенаправленного, именуемого разумным. Итак, присутствие абсурда указывает на возможное наличие разума. Если не углубляться в более фундаментальные понятия и сформулированный признак взять за аксиому, то… акт творения, приумножающий количество суммарного абсурда — можно смело принять за свойства разума. Таким образом, мы сформулировали необходимое условие для определения наличия разума, но является ли оно достаточным?!
…и кровь…
…мучительно вгрызаясь в уплотнившийся пространственно-временной континуум, Брайан сделал ещё один шаг.
Или Каменный Лабиринт звал и боялся встречи, или это Брайан сгорал от ненависти, нетерпения и страха. Краски мира поблекли, потускнели, но зато зыбким маревом обозначилось невидимое доселе информационное поле рваным туманом клубящееся вокруг каждого объекта. Брайан вдруг чётко осознал, что перестроив и преобразовав совсем малое число связей, можно из произвольного объекта получить иной, качественно отличный объект, и, как это не кощунственно звучит, породить… жизнь, а может быть даже разум. Если, конечно, точно знать, что же ты хочешь на самом деле. А как? — это просто! Достаточно лишь хорошо представить общее взаимодействие различных полей (информационного, магнитного, гравитационного и прочих). В результате формируется новая реальность — качественно отличная от предыдущей, — но не иная, поскольку, базируется на суммарном объёме одного и того же информационного поля.
Ради забавы можно, например, клонировать объект на информационном уровне. Можно взаимно обогатить информационные кванты добавочными связями, не меняя при этом их объём, но наращивая массу, а можно наоборот — превратиться в информационного вампира.
Брайан, продолжая мучительно медленно погружаться — падать — в недра Старой Башни, с ужасом осознан, что девяносто процентов мыслей, терзавших его мозг, привнесены извне. Возможно даже все, за исключением последнего шокирующего резюме.
Что есть подсознание?! Работа аналитического аппарата, на уровне не анализируемом сознанием, т. е. по аналогу с техникой: набор плат, функционирующих с частотой несоизмеримой с частотой функционирования основных плат. Другими словами, при опросе подсознания мы имеем готовый ответ, не представляя объёма работ, проведённых для получения этого ответа за время формирования вопроса и запланированного ожидания ответа.
В результате чего критерии анализа и сам процесс остаются скрытыми, а ответы носят ореол псевдослучайности. В свою очередь сами критерии также образуют иерархическую систему, позволяющую оптимизировать поиск решений, но усложняя модель, одновременно усиливает таинственность глубинных критериев — оберегая хрупкий аналитический аппарат сознания от перегрузки и интригуя при этом тем, что ответы на многие вопросы изначально были заложены в нижних слоях иерархии аналитического аппарата подсознанания.
Но тогда поиск этих изначальных истин заведомо превращается в фарс?! Или в конечном итоге приводит к поиску… самого себя?!
Круг замкнулся?!
— Значит ты считаешь меня информационным вампиром? — голос, прозвучавший в мозгу Брайана, был похож на звон кубиков льда в хрустальном бокале.
Брайана почувствовал как его информационная суть, до этого лишь чуть соприкасавшаяся с гигантским информационным монстром, соотносящаяся по физическим аналогам с сутью Брайана, как галактика и жалкий затерявшийся в её недрах астероид, нырнула серебристой каплей в необъятную пучину.
Теперь стало понятно, что, кажущееся замедление времени было иллюзией. На самом деле это было адаптационное ускорение функционирования сознания (…или подсознания — чёрт его разберёт!) перед встречей с информационным колапсирующим гигантом.
И всё равно Брайан почувствовал, что тонет.
— Ты думаешь, что я Мировое Зло, задумавшее утопить в безумии горстку жалких существ, суммарный разум которых едва заметен на фоне общего информационного поля?!
— Кто ты? — хрипло пробормотал Брайан.
— Разве это важно?! Разве ты уже ответил на самый главный вопрос?!
— Какой? — едва слышно произнёс Брайан, хотя формулировку этого главного вопроса он и так знал.
— Кто ты сам?
— Кто я? — эхом откликнулся Брайан. На этот вопрос он ответа не знал.
— Что ты от меня хочешь? — Клифски съёжился и посмотрел исподлобья на собеседника.
— Чтобы ты сказал «Да!»
— Зачем это тебе?
— Хочешь остаться чистеньким?
— А ты хочешь заляпать кровью всё вокруг, менструальный ты наш?!
— Фи! Какой пошлый образ, ты же литератор, Клифски!
— А ты?! Кто ты на самом деле?
— Ну, на этот вопрос ответить легко. Если ты, конечно, предварительно сможешь ответить на вопрос: кто ты сам-то?
— Если бы я мог я бы давно уже ответил. И может всё пошло бы по-другому.
— Чу что, Недоношенный? Любека-то помнишь ещё? А может напомнить?
— Что вы хотите? Здесь учреждение! Прекратите хулиганить!!!
— Ах ты, гнида бесцветная1
— Я не понимаю…
— Ах! Не понимаешь?
— Вы меня с кем-то путаете!
— Тебя, клоп, я не спутаю ни с кем!
— И всё же я настаиваю…
— Всё и так уже настояно на крови.
— Я не понимаю.
— Кровь! Кровь на стенах.
— Прекратите юродствовать! Я вызову патруль СПК!
— Вызывай, гадёныш! Вызывай скорей, пока я тебя не придушил!
— Лейтенант, к Башне только что подъехал патруль СПК.
— Задержите его! Не дайте ему перехватить Брайана!
— Чёрт!
— Я слушаю.
— Это Харви. Брайан в Башне, но вход туда блокирован.
— Прекрасно! Вы опять прошляпили.
— Это была ваша идея.
— Бог с ней с идеей, как основные действующие лица?
— Вот здесь-то самое интригующее. Как вы думаете, кто сейчас сидит у Клифски в кабинете?
— И кто же?
— Клифски!
— Харви, у вас что, Приступ?
— Да нет, вы не поняли… Клифски тоже там… то есть… их там, двое и оба — Клифски.
— А… так они там оба…
— Вы хотите сказать, что вы изначально знали, что их… что он существует в количестве двух экземпляров.
— Конечно. Я же вам показывал опыт с ожившей ручкой, только вот вопрос: кто из них кто?
— Но зато вы, наверняка, не в курсе того, где ваш бывший ординатор.
— И где же он?
— В архиве.
— Если вы скажете, что он гостит у Анны Вирт, я вам не поверю.
— Нет, он в гостях у Клавдия Орста.
— Это ещё кто?
— Работник бюро пропусков в здании магистрата. Вы и это предвидели, Берт?
— Нет, не предвидел, но это как раз последнее недостающее звено. Теперь всё стало на свои места. Можете их всех брать, Харви. Теперь всё ясно.
— В первую очередь я арестую вас, Берт, чтобы вы в спокойной обстановке мне все объяснили по-человечески, попроще.
— Ну так кончайте трёп и приступайте к делу.
— А что делать с Брайаном, док?
— Да плюньте вы на него. Он и сам выкрутится. Я же вам говорил, что у него иммунитет.
— Здесь не хватает Анны Вирт, Харви. — Берт перевёл мрачный взгляд с разношёрстного, разбавленного сотрудниками СПК, строя, выстроившегося вдоль стены — на лейтенанта и неожиданно подмигнул. — Ну и конечно же — нашего неугомонного Брайана.
Два экземпляра, представляющие полное собрание сочинений, именуемое в быту Клиф Клифски, стояли рядом, поддерживаемые под локти сотрудниками СПК, и сам чёрт не мог бы сказать который из них был подлинником, а который информационным гомункулусом.
Бывший ординатор Берта был в наручниках и блаженно улыбался при этом. А невзрачный чиновник из магистрата, носивший роскошный галстук и не менее шикарное имя — Клавдий Орст, испуганно жался к сотрудникам СПК, затравленно косясь на бывшего ординатора. Физиономия Клавдия являла собой единый багровый кровоподтёк.
Берт, вальяжно расположившийся в кресле, невозмутимо курил.
Харви неприязненно глянул на него и раздражённо подумал:
«Подумаешь, всеведущий…»
Один из Клифски судорожно вздохнул, а второй метнул на него злобный взгляд так и сочащийся ядом.
— Который из двоих подлинник, а который копия? — нарушил затянувшееся молчание Харви, кивнув в сторону странной парочки, но адресуя вопрос «всеведущему» Берту.
— Я думаю… — неторопливо начал Берт, но один из Клифски злобно тявкнул:
— Это ещё надо доказать!
— …тот, который более жизнеспособный, — невозмутимо завершил фразу Берт. — Ну и, конечно, являясь моделью исходной особи, более упрощённый и, как следствие, более агрессивный. Или, если хотите, целенаправленный. Избавленный от «излишней» рефлексии.
Клифски, уже подававший реплику, вновь открыл рот (в то время как другой экземпляр лишь испуганно хлопал глазами и… икал), но Берт всё так же невозмутимо, едва повысив голос, объявил:
— Я думаю, этот — копия!
Тот Клифски, которому Берт оставил роль оригинала, так шумно сглотнул, что расторможенный бывший ординатор откровенно заржал, а Клифски-копия, повернувшись к своему подлиннику, презрительно буркнул:
— Ну что, доволен?.. Недоделанный.
— Я не виноват!!! Это получилось случайно… — невнятно забормотал Клифски-оригинал. — Если бы Клавдий не наткнулся на ту дверь… А предшественник Любека не помог отыскать в архиве документы… А потом ЭТО проснулось… И всё вышло из-под контроля!
— Что «ЭТО»?! — резко спросил Харви, с трудом разрывая паутину невнятного бормотания, исподволь обволакивающего разум.
Секунду Клифски непонимающе глядел на лейтенанта, а потом испуганно произнёс:
— Я не знаю…
— А кто знает?! — рявкнул Харви.
— Знал Любек… Но… он… погиб. Да и деградация у него зашла слишком далеко…
— Может, ты?! — Харви стремительно повернулся к Клифски-копии.
Тот в ответ лишь злобно ухмыльнулся.
— Или ты?! — Харви раненным хищником рванулся к безумному бывшему ординатору.
— Ну-ну, пёс! Поаккуратней — наступишь. Я сканировал сознание Любека, но кроме голых баб там уже ничего не было…
— Тогда ты?! — Харви поймал бесцветного Клавдия за многострадальный галстук.
— Я вообще не понимаю о чём речь! — забубнил Клавдий, стараясь не смотреть в глаза разъярённому лейтенанту. — Оставьте меня в покое! Я никогда ничего не хотел, кроме покоя… Это у них вон — амбиция!!! — Клавдий попытался кивнуть в сторону Клифских.
— Кто убил Генри? — взревел Харви. — Кто устранял архивариусов? Как, входя в одно здание, человек оказывался в совершенно другом, удалённом от первого бог знает на сколько?
На мгновение в комнате повисла тишина, а потом раздался спокойный голос Берта:
— Я думаю, что в данный момент только один человек может ответить на все эти вопросы.
— Кто? — хрипло спросил Харви.
— Естественно, наш неугомонный Брайан. — Берт хмыкнул и лениво добавил: — ну, а на некоторые — Анна Вирт.
— Кто я? — эхом откликнулся Брайан. — Ещё одна несостоятельная модель человеческих отношений?..
— Кажется, ты начинаешь постигать всю глубину парадокса. Модель, заложенная в основе твоего функционирования, явно неадекватна средствам, затрачиваемым на его реализацию. Стоило чуть упростить критерии и…
— Вся система стала несостоятельной!
— Да! Как не удивительно. Хотя, казалось, что упрощение приведёт к стабилизации… Тогда, пришлось провести глубинное сканирование и анализ. Но это привело к ещё более катастрофическим последствиям.
— Повышенная смертность старших архивариусов?! Естественно, кому приятно заглянуть в тёмные пучины собственного подсознания…
— Не только. Именно тогда возникли первые случаи странной болезни, принявшие в дальнейшем устрашающие формы эпидемии.
— Идиосинкразия к печатному тексту, вначале служившая простой защитной реакцией, обернулась предвестником грозного недуга — Информационного Имунодефицита.
— Скорее, первым его проявлением.
— Но ответь мне: верно ли то, что ИИД имеет вирусную природу.
— Да! В некий момент информационные поля со специфическим набором дефектов породили информационный вирус, основной характеристикой которого является отрицательный объём.
— Как это отрицательный объём?
— Другими словами — это квант информационного поля не несущего информацию, а поглощающего. Вирус информофаг. Лёгкие симптомы заболевания отмечались у вас и ранее — отвращение к чтению, например. Но тогда вирус был ещё слаб, а условия для его мутации недостаточно благоприятные.
— Значит, косвенным виновником мутации…
— Да! Нарушив более-менее устоявшееся равновесие, я явился катализатором процесса мутации вируса ИИД… Хотя, возможно, немаловажным, если не определяющим, фактором здесь был новый аспект социального развития вашего общества. Так или иначе — в итоге — зыбкое равновесие рухнуло — коммулятивный эффект жизнедеятельности информофага стремительно разрушал связи в информационном пространстве. Ваша реальность стала распадаться на взаимонесвязанные обломки — на колапсирующие участки, внешне проявляющиеся как Приступ, а следующим этапом будет…
— Смотрите!!! Он исчез! — Клавдий Орст, вложив в истошный вопль всю свою хилую жизненную силу, обвис на руках, придерживающих его сотрудников СПК.
— Кто исчез?! — рявкнул Харви, но тут же увидел, как его люди, ещё недавно крепко держащие бывшего ординатора, затравленно озираются по сторонам.
— Так вот как он сбежал из клиники. — Среди общего переполоха голос Берта был раздражающе спокоен.
— Где он? — метнулся к Берту взбешенный Харви. — Мне осточертело ваше напускное всезнайство! Что это ещё за очередные чудеса?
Берт холодно глянул на лейтенанта и нехотя буркнул:
— Из-за чего это собственно вы так возбудились? Вас же уже не шокирует существование Клифски в двух экземплярах? А это явления одного поряд… Спятить можно!!! — последняя фраза относилась к внезапной материализации в комнате ещё одного персонажа.
Между, не пришедшими ещё в себя, после исчезновения ординатора, патрульными возник человек — и был это… третий Клифски.
— Короче — хрипло выдавил Харви, обращаясь к Берту, — или вы сейчас же, отбросив идиотский вид всезнайки, всё популярно разъясните или… или… — что или лейтенант так и не придумал. В комнате возник четвёртый Клифски.
— …замена всех поражённых участков на стабильный, приспособившийся к новым условиям элемент, обладающий нулевым объёмом информации, то есть, элемент не интересующий информофаг; клонирование нуль-объёмного элемента — восполнит урон, нанесённый информофагом…
— Боже мой, их уже семеро!
— Что нам делать, Берт? Не молчите: вы ведь знаете все ответы…
— Глядите восьмой! Девятый!
— Клифски, прекратите или я буду стрелять!!!
— Господи, неужели ничего нельзя сделать?
— А зачем? Трагедия плавно переросла в фарс. По крайней мере, теперь всё совершается вполне естественным путём — без насилия.
— Да как же вы можете так рассуждать, — Брайан наконец сделал последний шаг и оказался у крохотной двери. — Да кто вы такой, собственно?
И, не дожидаясь ответа, Брайан пинком распахнул дверь…
…гружёная вагонетка…
«Упорядочение информационных полей… Странная папка… По-моему, именно о ней спрашивал Брайан. Почему я её раньше никогда не видела?» — Анна Вирт, сидя у себя в кабинете, распахнула папку из старого пожелтевшего картона и, пробежав пару строк глазами, вдруг почувствовала страшное головокружение.
…и кровь на стенах…
— Кто я? — как-то жалобно прозвучал в сознании Брайана голос, привнесённый извне. — Впрочем, не всё ли равно? Возможно, я случайно разбуженный природный фактор, а разум это лишь побочный продукт моей жизнедеятельности. В папке, которую в данный момент держит в руках ваша подруга, о моём происхождении написано довольно скудно. Скорее всего я природная информационная аномалия, а может — созданный искусственно… Датировать мой возраст не удалось даже приблизительно. Что является катализатором моего пробуждения — неизвестно.
Впервые за последние пятьдесят лет я пробудился тридцать пять лет назад. Попытка контакта со мной была обоюдо неудачной и кратковременной. Одним единственным мертворождённым плодом этого контакта оказалась папка, где, кроме плана подземного лабиринта, служащего мне временной обителью, есть скучное описание массы научных и псевдонаучных экспериментов, а также растерянный вывод: что мол высокая комиссия столкнулась с рядом непонятных эффектов, повторить которые не удалось и, следовательно, необходимо считать их несуществующими, но на всякий случай засекретить.
О более ранних пробуждениях у меня весьма смутные воспоминания. С уверенностью можно сказать только, что они были, но когда и сколько… Но вот последнее пробуждение я осознаю хорошо. И не моя вина, что объекты, вошедшие со мной в контакт, явились катализаторами сокрушительного процесса, формирующего на руинах вашей реальности новый мир…
— Новый мир?!! — Брайан даже засмеялся, несмотря на всю трагичность ситуации. — Что ты называешь новым миром — поголовную интеллектуальную кастрацию?! Превратившую почти всю интеллигенцию в бациллоносителей вирусной имбецильности? Сводящей с ума не только всех окружающих, но и самих носителей! Да все эти Приступы — всего лишь защита от беззастенчивого, насильственного… сведения всей жизни к жизнедеятельности, от выхолащивания всех эмоциональных и интеллектуальных связей; от превращения каждого в изолированный оскотинившийся мирок, озабоченный лишь собственным бесперебойным функционированием, независимо от среды и от таких же самозамкнутых систем? Воистину разум у тебя — побочный продукт жизнедеятельности! Либо ты мне бессовестно лжёшь! Ибо такая картина издревле была питательной средой, порождающей… диктатора или идола. И в данном случае никуда не деться от банальной истины «кому выгодно?». А это значит, что либо ты само метишь в идолы, либо тебя жестоко надули, и за твоей спиной ублюдочный триумвират (не без твоей помощи!) чуть не завёл нас всех, нет, не в пропасть, а в топкое болото всеобщего нивелирования до серой безликости и интеллектуальной импотенции. Хотя даже они (точнее именно они) не смогли предугадать катастрофическую оборотную сторону процесса Интеллектуального Информационного Иммунодефицита.
— Так не должно было случиться! Упрощение конструкции ведёт к более надёжному функционированию, — голос, пронизывающий мозг Брайана, стал ощутимее более жёстким и холодным.
— Почему женщины не подвержены Приступам? У них деградация не приняла столь угрожающих размеров…
— Неверный термин: не деградация, а упорядочивание информационных полей. Особи, как вы их называете, женского пола, вообще, не алгоритмизуются и, вследствие нерациональности, должны быть упразднены.
— Это тебя Клифски надоумил? — уже, откровенно смеясь, спросил Брайан.
— Нет. Аналогичную позицию занимает Клавдий Орст.
— Ну, в его возрасте это не удивительно.
— В конце концов, моё существование лишь обострило противоречие вашего нелепого мира. И вирус Информационного Иммунодефицита не моё порождение, а ваше! И не я пытался переориентировать ваши разобщённые информационные поля по своему образу и подобию. Над вами слишком уж довлеет третий закон термодинамики. Тяга к накоплению энтропии у вас в крови…
…гружёная вагонетка…
…и кровь…
— …а ноль информационной особи стабильнее. Ну а Приступы — всего лишь побочный эффект, неконтролируемый выброс из глубинных отделов подсознания. При полной переориентации информационных полей Приступы исчезнут сами собой, точнее, плавно перетекут в новый более эффективный способ существования. Большинство из вас не сознавая стремится к этому.
— Это ты судишь по Клифски, Клавдию и иже с ними?
— В тебе тоже заложена тяга к самоуничтожению.
— И только?
— Нет. Ещё к продлению рода. Но стоит ли продлевать род, в котором априори заложена тяга к самоуничтожению? Ведь это абсурд!
— Скажи, ты можешь повернуть вспять процесс деградации наших информационных полей?
— То есть ты предлагаешь отказаться от их упорядочения?! Ведь эта система вновь будет нестабильна, и вновь вирус Информационного Иммунодефицита, которым заражено большинство элементов вашего сообщества, будет…
— Ну со своими элементами мы постараемся справиться сами.
— Не понимаю. Когда всё построено на одних лишь противоречиях, резонно должен возникнуть вопрос: как эта система просуществовала до сих пор, а не почему она, вдруг, начала разваливаться… Какая логика лежит в основе всего этого? Абсурда?!
— Будем считать, что… женская.
— Не понимаю…
Анна Вирт, смотрела на печатный текст и чувствовала, что буквы должны складываться в слова, но смысл ускользал, словно обмылок из неловких рук.
Странное головокружение прошло и теперь казалось несущественным.
«Господи, и что за ерунду вынуждены хранить порою в архиве…»
— Я не этого хотел!!! Я даже представить не мог, что всё так обернётся! — отчаянный визг Клифски, в котором Берт опознал оригинал, перекрыл переполох, вызванный безудержным клонированием его особи.
Все на мгновение умолкли, и Клифски-оригинал жалобно всхлипнул:
— Я хотел всего лишь УПОРЯДОЧИТЬ непредсказуемую хаотичность! Я мечтал, чтобы другие люди стали… — Клифски сделал паузу, набрал в лёгкие воздуха, мучительно выкатил глаза, словно кот, мучимый запором, и неожиданно для всех, и в первую очередь для себя, выпалил:
— …такие как… я!
— Это безумие!
— Позволь нам самим — каждому для себя — разобраться с этим вопросом, — Брайан вдруг почувстствовал какую-то неведомую ранее уверенность. Теперь он точно знал, что безумие, уже несколько лет подряд исподволь завоёвывающее всё новые и новые рубежи в его сознании, отступило. Не исчезло, нет! Лишь отступило, но это уже было победой! Идентификация противника — первый шаг к его уничтожению.
— Реальность — конструкция куда более сложная, чем кажется! — теперь голос оппонента, звучавший в мозгу Брайана был слаб и безжизненен. — Вы даже не представляете сколь своеобразны связи в ней! Хотя бы между пространством и временем…
— Я хотел лишь покоя! Это всё он!!! Уничтожьте его! — Клавдий Орст, на которого во время всеобщей паники перестали обращать внимание, ожил и, пользуясь неконтролированностью ситуации, подхватил бесхозный стул и метнулся к рыдающему Клифски-оригиналу. Но две-три копии кинулись наперерез, и началась общая свалка…
Анна Вирт закрыла папку с непонятными нудными отчётами, посвящёнными какой-то информационной аномалии и глянула в окно.
За окном была весна. Недавно прошедший короткий дождь смыл с усталого лица города всю серую пыль, которая неизбежно вновь станет скапливаться по углам и закоулкам. Наверняка снова попытается покрыть толстым слоем всё вокруг… И вновь будет смыта каким-нибудь шалым весенним дождём…
День был прекрасен, и хотелось улыбнуться и бежать из этих пыльных каменных лабиринтов туда, где воздух, вода и солнце… Туда, где расстояние измеряется не от стены до стены, а от тебя и до горизонта. Туда, где сверху падает не отставшая штукатурка, а звёзды. Туда, где жизнь, а не…
— Глядите!!! Они исчезают! Они тают, как прошлогодний снег! Берт, что происходит?! Не молчите, чёрт бы вас побрал! — голос Харви сорвался, и лейтенант, пустив петуха, лишь затряс головой, словно уставшая лошадь, отгоняющая надоедливых мух.
Все Клифски, включая оригинал, а также неприметный Клавдий Орст стали призрачными. Теперь сквозь их тела легко можно было различить детали обстановки. Сквозь Клавдия, например, было видно календарь, висящий на стене, в котором сегодняшнее число было обведено кружочком.
— Что происходит, Берт?!!
Берт, задумчиво поглядев на лейтенанта, спокойно сказал:
— Не знаю. Хотя, если хорошенько подумать, наверняка то, что уже давно должно было произойти.
— Большинство вопросов так и осталось без ответов. Разве ты не хочешь, чтобы…
— Хочу. Но не спеши отвечать! — Брайан устало опустился на корточки. У него было такое ощущение, будто по нему только что проехалась гружёная вагонетка. — У меня к тебе ещё одна просьба.
— Какая?
— Я хотел бы тебя увидеть.
— Я так и знал. Ты неисправим!
— Возможно именно это меня и спасает.
— Ну, что же… смотри!
В мозгу Брайана что-то вспыхнуло, а потом он различил смутный контур…
— Удовлетворён?
— Нечто подобное я и предполагал. А теперь — прощай!
— Я бы на твоём месте не был столь котегоричен.
— Поживём — увидим.
Часы на здании магистрата равнодушно пробили четыре раза.
— Господи, я же обещал Анне вернуться сегодня пораньше! — Брайан споткнулся и чуть не выронил папку с новым романом, которую держал под мышкой. — Странно, но у меня такое ощущение, будто часы находятся не на месте. Вот там, в скверике, такое место… Так и напрашивается какое-то специфическое сооружение… Какая-нибудь… старая башня. Надо будет использовать это в новом романе!
Брайан снисходительно ухмыльнулся и оглянулся вокруг.
Город сегодня был просто неузнаваем. После краткого весеннего дождя он был чист и свеж, словно влюблённый перед решающим свиданием.
«Жаль конечно, что мой визит в редакцию вновь был безрезультатным. Видите ли у них место главного редактора вакантно, и поэтому они — ВРЕМЕННО! — не принимают рукописей. Ну и чёрт с ними! В конце концов, не свет же клином сошёлся на этой «Шаровой молнии»! (Ну и названьице они себе выбрали!) Каким может быть журнал с таким названием? Потому и редактор наверное сбежал… Ничего, ведь не даром говорят, что рукописи не горят! А значит, писатели не тонут!» — Брайан невольно дурашливо хихикнул, отчего солидный дядька, проходивший мимо, ускорил шаг и пару раз оглянулся.
«Наверно, решил, что мужик, то есть я, окончательно спятил, весну почуяв… — Брайан вдохнул полной грудью свежий весенний воздух, отчего голова и впрямь пошла кругом, и радостно улыбнулся. — Ну, а сейчас — бегом домой! Анна через час придёт, а мы её — ужином, встретим… А потом…»
Представив, что будет потом, Брайан, уже не мешкая, поспешил домой, совершенно не обратив никакого внимания ещё на двух СЛУЧАЙНЫХ прохожих в отдалении — как раз на том месте, где ему почудилось будто бы там не хватает… какой-то башни.
Оба незнакомца проводили Брайана внимательным взглядом, а потом тот, что помельче и помоложе, мрачно сказал своему спутнику:
— А вы не боитесь, Берт, что взамен одной силы мы разбудили другую — ещё более изощрённую и непредсказуемую?!
— Ну почему же непредсказуемую, лейтенант? Да и кто кого разбудил — вопрос сложный.
— Даже, если она сама проснулась, то от этого она не выглядит менее сокрушительной. Так шутя манипулировать РЕАЛЬНОСТЬЮ…
— Я думаю, что на этот раз всё ограничится… папкой.
— Той, что у него под мышкой?
— Ну, может ещё одной-двумя…
— В прошлый раз тоже всё начиналось с папки.
— Но мы-то с вами, Харви, это не то что…
— Как вы любите говорить, поживём — увидим, Берт!
— Тут, Харви, с вами нельзя не согласиться. Поживём — увидим.
Когда Анна Вирт пришла с работы, Брайан её встретил роскошным ужином.
А потом была ночь!
А потом было утро…
Киев, 1995