Пособие для начинающей ведьмы

Глава 1СНЕЖНЫЕ ВОЛКИ

В эти призрачные зимние дни снег заполонил все. Земля была укутана им, как боярыня соболиной шубой. Деревья больше походили на сугробы. Даже небо, казалось, не справлялось с его количеством – снегопад не прекращался уже какую неделю.

Посреди этого белого чутко спящего мира брела по лесу невесть зачем одинокая женская фигура, упрямо пробираясь в самые дебри. Метель мгновенно стирала все следы, но путница целенаправленно двигалась все дальше и дальше.

Но это отнюдь не означало, что она безропотно сносила все «прелести» подобной прогулки. В какой-то момент она остановилась поправить сбившийся капюшон, подняла глаза и оглядела снежное царство, саркастически подумав, что все это необыкновенно похоже на начало хорошей сказки, вроде той, где девочка на зимние праздники отправилась в лес за подснежниками и повстречала Двенадцать Месяцев. Ива (а именно так звали отважную путешественницу) пробиралась сквозь поистине невиданные завалы снега и размышляла. Почему же только двенадцать месяцев, а где в это время были еще два? И в каких местах есть такие диковинные цветы, что растут под снегом?

В руках у девушки было, как у всякой уважающей себя знахарки, лукошко. Она собиралась набрать омелы и, продираясь по бурелому, на чем свет стоит костерила и младенцев, которым приспичило родиться именно зимой да еще в самые морозы, и их матерей, у которых вдруг пропало молоко («Нет, ну право слово, – думала она, – мало им весны, лета, осени, когда растений, улучшающих молоко, плюнь и в какое-нибудь попадешь!»), и влюбленные парочки, которые в преддверии зимних праздников оборвали всю омелу в округе, развесив ее в мыслимых и немыслимых местах, чтобы безбоязненно целоваться на глазах у целого села. Впрочем, ворчала знахарка больше для проформы. Даже если бы омела росла у нее за порогом, девушка отправилась бы в лес к тому деревцу, что приглядела еще на Купалу. И в бурю и в ураган она все равно пошла бы туда. Ива любила свое дело.

Лес девушка знала назубок, так что заблудиться могла разве что спьяну, да и то вряд ли. С лешим была в приятельских отношениях. Но на этот раз она не стала уведомлять его о своем визите, справедливо рассудив, что тому, поди, тоже неохота выбираться наружу в такой мороз, да и задобрить его было особо нечем. Хоть куры и неслись исправно, но все столь любимые лешим яйца ушли на молодильные зелья. На зимние праздники их чуть с руками не отрывали: женщины – себе, мужчины – на подарки. Иве всегда было интересно, что говорят мужики в таких случаях? «На, дорогая, пользуйся. А то уже смотреть страшно на тебя, старую каргу!» – Так, что ли?

Зимние дни коротки, и скоро синяя тьма смешалась с небом, а заснеженная земля стала светлее. К приглянувшемуся дереву Ива подобралась уже в полной темноте. Но снегопад внезапно прекратился, и месяц услужливо высветил посеребренный лес.

Девушка аккуратно стряхнула снег с ветвей и бережно коснулась листьев. Те легли ей в ладони, узнавая опытную руку. Нож сверкнул золотом в свете луны. Пожалуй, это была самая дорогая вещь во всей деревне, несколько раз его крали, но он всегда возвращался в семью знахарок. Ива осторожно осмотрела листья, выбирая именно те, которые подойдут ей более всего. Как всегда в такие моменты мир изменился, стал глубже, ярче, полнее. Девушка как свою кожу ощущала гладкие листья, как свою кровь – бегущие по ним соки. Она знала, какие ветви отдает ей растение, и, ласково шепча ему заговор, срезала именно их. Поблагодарив и омелу и дуб, она перешла к другому дереву. Через какое-то время, набрав нужное количество листьев, Ива отправилась в обратный путь.

Ей вспомнились слова старой тетушки, что воспитывала ее после смерти матери: «Омела – это ни женщина и ни мужчина. Ни куст и ни дерево. Она ни то и ни другое. Человек, находясь под омелой, становится свободным от ограничений. Но и мир хаоса может легко до него дотянуться. Это опасное дело, моя девочка, – стоять под омелой». Слова родных всегда возвращаются к нам, неся уже какой-то другой, не тот, что в детстве, смысл.

Уже показались впереди огни в домах, и Ива почувствовала какую-то непонятную тревогу. Снова поднялся ветер. Поземка побежала по снежным курганам. Укутанные в белые шубы деревья вдруг недовольно и сварливо заворчали, скрипя старыми ветвями. Где-то встрепенулась птица. Странный звук, слишком напоминающий стон, пронесся по лесу. Иве показалось, что кто-то ледяными пальцами пробежался по ее спине под одеждой. Стало страшно. Какой-то первобытный необъяснимый ужас на одно короткое мгновение заставил ее окоченеть. Потом знахарка стряхнула с себя это наваждение. Зима – это время для страхов. Они, как правило, не имеют под собой основы, но сопротивляться им намного труднее. Они живут в твоей душе, на задворках сознания. Днем ты даже не замечаешь их. А вот ночью посреди льда и холода во тьме зимнего леса… ты с ними один на один.

Хотя все же именно зимой стоит быть намного осторожнее. Нечисть всякая и звери дикие как раз оголодали до одури, сбились в стаи, поди попробуй с ними договориться. Зимой можно заблудиться и тогда точно замерзнешь. А кроме того… кроме того, есть еще кое-что, чего стоит бояться. Снежные волки вышли на охоту. Снежные волки… это пострашнее всей нечисти, нежити и зверей. Им не нужно мясо или кровь, они заберут твою душу, унесут ее своей призрачной королеве, и не останется у тебя покоя в сердце. Будь ты девушка или юноша, семейный мужчина или женщина с кучей детей, старик или старуха – все едино: пойдешь ты вперед по змеящейся под ногами дороге вдаль куда глаза глядят. И не захочется тебе больше ни счастья, ни спокойствия. И будет в душе твоей только путь бесконечный, а в сердце – песни снежных волков…

Ива снова тряхнула головой. Сказки все это. Нет на самом деле ни снежных волков, ни их королевы. И верят в это только дети и неудачники. Но тем не менее она что-то чувствовала, а это значит, лес что-то хотел ей сказать. Нечто нехорошее произошло в лесу. Ох, как бы беду не накликать…

Месяц довел девушку до дома и с чувством выполненного долга скрылся в облаках. Небольшая избушка встретила ее жаром натопленной печи и запахами только что выпеченного хлеба да сушеных трав.

– Я – дома! – крикнула Ива, борясь с упрямой дверью, никак не желающей закрываться. Вновь поваливший снег быстро набивался через щель за порог. Бесовщина какая-то, надо попросить Хоньку починить, думала знахарка, перетягивая дверь с ветром.

– Где тебя носит?!

О, легок на помине…

Из темноты вынырнула высокая мужская фигура. Светловолосый сутулый парень подошел к девушке, отобрал лукошко и без видимых усилий захлопнул непокорную дверь.

– О-о, спасибо, – выдохнула она, разматывая платок.

– Где ты шляешься, я тебя спрашиваю?! – Хон поставил корзинку на пол и помог знахарке освободиться от шубы.

– Вроде ты не знаешь – из леса иду.

– А ты что, не видишь, что ночь на дворе?! Ушла невесть когда! И все нет и нет! Ну где можно столько лазить?!

Объяснять что-то Хоньке было абсолютно бесполезно, равно как и спорить с ним. Пока он не выскажет все, что он по этому поводу думает, остановить его было невозможно. Поэтому Ива, делая вид, что внимательнейшим образом слушает, подхватила лукошко и двинулась в комнату, где, собственно, и делались все зелья и снадобья.

– Ты меня вообще слушаешь?!

– Ага, – меланхолично подтвердила она. – Слушай, а где тетушка?

– А-а, ты ж не знаешь. – Хон немного помолчал, видно, решая, продолжить ли ему нравоучения или получить удовольствие другим способом, а именно – рассказать последние новости.

– Пока ты невесть где шлялась, в деревню приехал… – Он дождался, пока она вопросительно подняла на него глаза, оторвавшись от раскладывания омелы по столу, – …менестрель.

– Что, правда? Настоящий менестрель?

– Ну а какой еще?

– Что и песни поет?

– Еще какие!

– И сказки бает?

– Закачаешься!

– Здорово! А что ж тут сидишь? Иди послушай, мне потом расскажешь!

– А ты?

– Да мне снадобье надо сделать, а то у всех троих матерей совсем молока нет. Помрут, не ровен час, еще дети…

– Да хватит тебе, давай хоть немного послушаем, – начал канючить парень.

Ива и Хон дружили с детства. Это сейчас он был длинный, худой и жутко сутулый. Ива помнила, как он был совсем мелким карапузом. Вот тогда-то они да еще компания детей и повстречали разъяренную рысь. Ударом одной лапы она сразу пришибла одну из девочек, бросилась на другую. Все остальные с воплями разбежались. А совсем тогда маленький Хон схватил камень и с силой ударил рысь по носу. Та кинулась на него, располосовала половину лица, груди, чудом не задев ничего жизненно важного. Но задела бы, если бы Ива не стала хлестать ее по морде игольчатым репьем. Детям повезло: девочка попала рыси в глаз, отчего та выпустила из лап Хона и из-за боли не сразу бросилась на обидчицу, так что односельчане успели добежать и прибить взбесившееся животное. Руки, исколотые ядовитым репьем, тетка Ивы вылечила, но раны Хона до сих пор напоминали о себе ужасающими шрамами через все лицо, часть шеи и груди. С тех пор мальчик стал носить длинные волосы, завешивая ими лицо, и сутулиться, а у Ивы появилась мечта: создать такое зелье, чтобы навсегда избавить его от этих меток. А еще они стали лучшими друзьями, что было непросто: хоть знахарок и уважали в деревне, а все равно они всегда были под подозрением. Ведьма, знахарка. Знахарка, ведьма, кто же их разберет, лучше держаться подальше от греха-то…

Как и следовало ожидать, Иве удалось послушать менестреля лишь много времени спустя. Зато почти вся деревня была на концерте, в том числе, как с негодованием обнаружила знахарка, и все три новоиспеченные матери. Ива тут же решила устроить им разнос. Впрочем, даже после этого девушка краем глаза уловила, что не все из них отправились к колыбелям.

Менестрель знахарке не понравился. Он был невысок, худ, с желчным острым лицом и давно немытыми волосами до плеч. Когда Ива подошла, бард как раз закончил очередную балладу и поднял на нее взгляд. Девушка вздрогнула. Глаза менестреля были настолько светлые, что казалось, радужки нет вообще.

– Может, девушка, которая только что подошла, захочет что-нибудь услышать? – Голос менестреля был резок, пожалуй, слишком высок и чем-то неуловимо оскорбителен. Все обернулись на Иву. Знахарку все же не особо любили в деревне.

– Спойте еще раз про веселую мельничиху! – Этот голос раздался из-за ее спины. Обернувшись, Ива обнаружила Матинку, одну из первых деревенских сплетниц, причем самых злобных. Как же это она, интересно, пропустила хотя бы часть такой потехи, подумала Ива.

– Желание дамы для меня закон, – залихватски поклонился бард.

И запел. В первую минуту Ива была поражена. Когда менестрель пел, его голос становился сильным, глубоким, затягивающим как поцелуй. Звуки лютни только оттеняли этот переливчатый тембр. Менестрель пел и пел, а перед слушателями плыли зеленые поля, белогривые реки, высокие травы, стяги на гордых башнях, армии в блестящих доспехах, паруса на мачтах огромных кораблей, седые вершины гор, драконы в золотой чешуе… И слышали они песни ветров, рог, зовущий в бой, стук копыт, шум листьев в кронах деревьев заповедных лесов, плеск волн, хмельные песни, музыку эльфов да звон оружия…

Уже дома, в очередной раз сражаясь с непослушной дверью, Ива никак не могла прийти в себя. В ушах все еще стояли голос и музыка. А в сердце звучали странные чудесные мелодии чужих далеких земель.

Как только дверь оказалась закрыта, в нее тут же постучали, мало того – загрохотали кулаками. Знахарка распахнула ее и увидела своего соседа, как раз того, у которого недавно родился сын. По его лицу она поняла, что произошло что-то страшное.

– Что?! – только и могла произнести она. Сердце сжалось так, как сжимается только в предчувствии плохих вестей.

– Маленький… – задыхаясь, выговорил он. – Маленький…

Ива схватила котомку со снадобьями и бросилась к третьему дому. Едва увидев ребенка, она обреченно поняла, что спешка была излишней. Мальчику уже ничто не могло помочь. Более того, он был мертв уже несколько часов. Старая бабка, с которой его оставили, все так же спала, прислонившись спиной к печке. Ее не разбудили даже крики матери и рыдания родичей. Если бы не хриплое дыхание, ее тоже можно было принять за покойницу. Но правда такова – мертв был ее полуторамесячный правнук.

Знахарка провела несколько часов в соседском доме, откачивая родственников и выполняя определенные для таких случаев обряды, а когда наконец добралась до дома, улеглась в постель, то заснуть не получилось. Перед глазами стояло лицо мертвого мальчика, и девушка чувствовала себя виноватой. Как будто это она недосмотрела, не уберегла. Тихо завывал ветер за деревянными стенами. Потрескивали угли в печи. Тихо возился домовой. Даже не верилось, что смерть прошла так близко.

В очередной раз перевернувшись на спину, Ива ощутила тяжесть на животе, а в темноте сверкнули желтым два круглых глаза.

– А чтоб тебя! – дернулась знахарка. – А ну брысь с меня! Сколько можно повторять – не делай так!!!

– Тебе чего не спится, хозяйка? – примиряюще прогудел домовой, устраиваясь рядом.

– Ребенок у Каганов умер. – Девушка села на кровати и обхватила колени руками, слушая горестные вздыхания домового.

– И с чего ему умирать? – вдруг спросил он, напричитавшись всласть.

– Вот и я о том же думаю, – подхватила знахарка. – И покормлен был, и в тепле. На теле ничего подозрительного нет. Я его два дня назад осматривала, здоров был как… как его отец. Так что же могло случиться?

– Иногда люди просто умирают, – пробормотал домовой, явно пытаясь ее успокоить.

– Не нравится все это мне, ой не нравится. – Ива еще долго распылялась на эту тему. Домовой уже сам был не рад, что затронул ее. Потом она вдруг замолчала. – Слушай, а ты ничего не знаешь по этому поводу?

– Я? Да откуда? – как-то неискренне ответил тот.

– Точно? А то Каганиха старшая мне давеча жаловалась, что уже три дня в доме спокойно спать невозможно. Шум какой-то, будто стонет кто али плачет, посуда сама по себе бьется. Ты точно ничего не знаешь?

– Не-е…

– И куда только домовой их смотрит?! Где ж это видано, чтобы такое творилось в доме?!

Знахарка краем глаза наблюдала за собеседником. Он явно что-то знал, но говорить пока не собирался. Насколько она понимала ситуацию, ему надо было посоветоваться с сородичами-коллегами. Нечисть весьма неохотно посвящала людей в свои дела. Но при подобном повороте событий Ива была уверена – наутро ей будет известно все, что известно домовым.

– Ты поспрашивай, что там случилось, а?

«Избяное счастье» пообещало и сгинуло, пока еще что-нибудь не заставили делать.

С домовыми Ива зналась еще с детства, что немало способствовало бытовому комфорту. Мелкая нечисть вовсе не была такой уж покладистой, но девушка смогла договориться и с ними. Чего только не сделаешь ради себя любимой. Со временем у них установились почти дружеские отношения.

Наутро перед знахаркой предстала целая когорта домовых.

– Мы эта… решили рассказать… в общем, про то… – Самый старший начал разговор после взаимного обмена любезностями.

– Что не так в доме у Каганов? – мягко подбодрила она.

– Ага. Что не так…

– Так что же? – Девушка знала, что ни в коем случае нельзя раздражаться при разговоре с мелкой нечистью, иначе замкнутся и вообще ничего не скажут. Поэтому тон ее был ласков и спокоен.

– Там… насчет домовых… они…

– Что они? – снова пришлось спросить ей, когда пауза затянулась.

– Их нет в этой избе. – Домовой посмотрел на нее так, как будто это должно было все объяснить.

– Как так нет?! – Вот те раз, Ива про такое даже и не слышала. – Там же целая семья жила! – Это она точно знала, потому как пару месяцев назад лечила одного из их детенышей.

– А больше нет, вот.

– Почему? – «Только не злись, Ива!» – думала она. – Что произошло в доме, что из него ушли домовые? Ведь и изба большая, и хозяйство есть, и хозяева хорошие – не злые и рачительные. Так что заставило целую семью домовых уйти?

– Кикимора там завелась, – проворчал старшой домовой.

– Кикимора?! Почему же ничего не сказали?! – Нет, вы только подумайте, семью домовых кикимора выжила, а они молчат, пеньки дубовые!

– Так сами думали справиться, – заволновалась нечисть.

У Ивы аж язык отнялся от подобной глупости. Если кикимора поселилась в доме, где уже живет другой хозяин, это значит, люди «добрые» постарались.

А потому только люди ее и выселить могут.

– И давно?

– Да уж пару лун…

На охоту на кикимору Ива взяла только Хоньку. Для начала она выпроводила всех из избы под предлогом «отваживания смерти от этого дома», потом у окон и двери выложила дорожку из веточек можжевельника.

– Надо же, как странно… – пробормотала она.

– Что странно? – тут же влез Хон.

– Да так, потом расскажу, – знахарка озадаченно почесала затылок, – когда сама пойму. Слушай пока, какой у нас план действий. Кикимора из дома выйти не сможет теперь.

– Почему?

– Через можжевельник ей не пройти. У всякой нечисти есть свое слабое место. Вот кикиморы не переносят можжевельник. – Девушка оглядела исколотые руки. – Я их даже понимаю. Ну ладно, дальше… э-э… Кикимору сюда явно подсадили, так как она не могла сама завестись в доме, где уже жили домовые. Значит, надо искать куколку или чем ее там в дом перенесли. Это моя забота.

– А я что буду делать?

– Вот как раз об этом я и хотела сказать. Ты садись к стене. Ага, вот так. Тебе всю комнату видно?

– Ага.

– Держи. – Ива сунула ему в руки тряпичный ком.

– Это что еще такое? – Хон с недоумением рассматривал большое полотнище и веревку. – Это еще зачем?

– Кикимора, как и многая другая нечисть, – лекторским тоном начала объяснять знахарка, – может быть невидимой, а также мгновенно перемещаться с места на место. Когда я найду куколку, брошу ее об пол, кикимора на время станет видимой. Твоя задача набросить на нее полотнище и попытаться связать.

– А полотнище-то зачем? Не проще ли сразу связать?

– А ты сможешь сразу связать мелкую увертливую кусачую нечисть? А так мы хотя бы будем ее видеть.

– А что она не сможет сразу сбросить полотнище?

– Сразу – нет. В веревку вплетена медвежья шерсть. Это ее замедлит и ослабит. И во имя всего святого, Хон, не растеряйся. Упустишь момент, не поймаем же!

– Не трусь, крошка, все будет в лучшем виде.

– Охо-хонюшки…

– Хватит причитать. Давай лучше ищи уже куколку.

Ива сверкнула на ухмыляющегося друга темными глазами, но спорить было не о чем, поэтому она занялась поисками. Слава богам, думала она, что кикимора появилась недавно в доме, то есть куколка всунута туда, где мог человек ее достать. Вот если бы ее заложили при постройке дома, пришлось бы всю избу разбирать. Под лавками, за печью, в стенных щелях, среди горшков и прочей утвари ничего подозрительного не нашлось. Девушка даже посмотрела за образами.

– Нет ничего… кроме пыли и мусора. Сразу видно, что домового нет, – проворчала она.

– На полатях посмотри, – посоветовал Хон.

– Точно! – Ива полезла наверх. – Ты только смотри в оба, Хон. Я крикну, когда найду.

Ползать на животе по полатям было ужасно неудобно.

– Ну что? – не выдержал приятель. Ива пыхтя добралась до края и свесила голову вниз, чтобы видеть собеседника.

– Ничегошеньки.

– Вот гоблин!

– Точно!

– Да где же она может быть?! Ты не могла ошибиться?

– Вряд ли. – Ива закрутила головой: мышцы уже начало сводить судорогой от неудобного положения. Ее взгляд уперся в матицу. Матица! Главная балка в доме, ну конечно же! Там должна быть щель, если уж закладывать куколку, то только туда!

– Эй, ты чего делаешь? – завопил Хон, глядя, как подруга выделывает немыслимые выкрутасы под потолком.

– Есть, Хон! Нашла! Вот она, сволочь!

Девушка с победоносным видом извлекла маленькую тряпичную куколку из щели над матицей, спрыгнула на пол и стала разглядывать поделку. Куколка лишь отдаленно напоминала человечка. Но для подселения кикиморы этого хватило. И ребенок умер.

– Приготовься, Хон! Бросаю.

Ива сжала куколку в кулаке.

– Гой еси, кикимора, выходи!

И с силой бросила ее об пол. В тот же момент маленькое, похожее на безобразную скрюченную старушку существо показалась у печки. Хон не подкачал – с воплем, очевидно, призванным если не напугать, так рассмешить нечисть – набросил на нее полотнище и схватил. Но кикимора оказалась увертливой, ловко выскочила из его рук и с писклявым визгом бросилась к двери. Из-за полотнища она ничего не видела, но можжевельник почуяла и шарахнулась к окну. Но и там лежали колючие веточки. Кикимора заметалась по комнате. Люди бросились ее ловить. В результате трехминутной бестолковой погони в доме не осталось ничего, что можно было уронить и что не было уронено, но нечисть оказалась связанной, а люди покусанными. Хон, крепко прижимая коленом подвывающую кикимору, оглядывал руки и ругался.

– На, протри этим. Это настой папоротника, против укусов кикиморы самое то. – Девушка перевела взгляд на причину всей этой возни. – Ну вот теперь и поговорим, – нехорошо улыбаясь, произнесла она.

– Что тебе надо, знахарка?! – завопила-завизжала нечисть.

– Ах ты не знаешь, гадина такая?! Ребенка задушила, а теперь ты не знаешь!

– Это не я! – взвизгнула кикимора, отчаянно вырываясь из рук Хона. – Не я это!

– Ах не ты?! Еще скажи, что ты здесь не живешь? Что не ты выжила домовых?! Мне самой с тобой разобраться или родичам малыша отдать?

– Не я это! Не я! Не я!!! – забилась в истерике нежить. – Не я!!! Да, меня подселили! Да, домовых выжила! Но больше ничего не делала! Я даже по хозяйству помогала… правда, получалось не очень…

Это правда – кикиморы или мешали, или пытались помогать по хозяйству. В большинстве случаев результат был один и тот же.

– А мальчика я не трогала!!! Не трогала! Я его даже полюбила! Я ему колыбельку качала, чтобы по ночам не плакал! Колыбельку качала, – плакала кикимора, – колыбельку качала…

– Что же он тогда умер, если не ты его убила?

– Да чтоб тебе, знахарка! Да как я его смогла бы убить?! Я только задушить его могла, а ведь на ребенке ни царапинки!

Девушка задумалась. Насколько она знала, кикимора запросто могла учинять всяческие неприятности домашним: кидаться подушками, бить посуду, наводить мороки, по ночам пугать, но убить никого не могла. Со взрослым человеком ей не справиться, а на детей кикимора могла напасть только в особо суровую зиму. Поскольку эта кикимора жила в доме, то о голоде говорить не приходилось. К тому же, верно, она могла только душить, убивать не притрагиваясь она не умела.

– Допустим, я тебе поверю. Так кто же, как не ты, повинен в смерти ребенка?

– Я не знаю. – Кикимора сжалась в комочек и меленько задрожала. – Не знаю.

Ива ей не поверила. Она видела, что нечисть напугана. А что может ее напугать? Даже думать об этом не хотелось.

– Отдам Каганам, – пригрозила девушка.

– Да не знаю я! Не знаю! – опять сорвалась на визг та. Ох, как же трудно с нечистью!..

– Но что-то ты знаешь? – вкрадчиво проворковала знахарка.

– Я правда не знаю, что это, – жалобно пропищала несчастная узница.

– Что – это?

– Это…

Кикимора стала рассказывать. Когда все ушли слушать менестреля, а старая бабка уснула, она выбралась из подполья и принялась заниматься своими делами: горшки перебирала (парочку, конечно, уронила), пряжу стала допрядать за хозяйкой. Когда та совсем запуталась (уж и не знаю почему), кикимора почувствовала приближение этого…

– Чего этого? – спросил Хон.

– Не знаю, что это такое. Но оно уже давно подбиралось к дому. Третьего дня началось…

– Вот ты и выла все время, покоя хозяевам не давая, – догадалась Ива. – Хоть до этого два месяца спокойно прожила.

– Да, – тихонечко заскулила нечисть. – Предупредить хотела. Ведь чуяла, чуяла, что-то будет… – Кикимора заплакала. – Вот оно-то маленького и… Маленького…

– Перестань, – прошептала Ива. – Лучше расскажи, как оно выглядело.

– Не знаю, – всхлипывала та. – Мне страшно так стало, страшно. Ужас по спине полез…

Почувствовав приближение «ужаса», кикимора спряталась за печку. Страх полностью завладел ею. Бабка спала, и то, что вошло в дом, ее не тронуло. Ему был нужен ребенок. Кикимора почувствовала, как из него уходила жизнь, так четко, будто видела это. Потом существо исчезло. Страх ушел много позже.

– И ты ей веришь?! – вскричал Хон, хотя по его лицу было видно, что рассказ произвел на него впечатление. Ива посмотрела на кикимору. В глазах той еще стоял ужас. Потом девушка вспомнила холодные пальцы страха на своей спине, она тоже почувствовала приближение чего-то зловещего. Да, Ива верила ей.

– Думаю, это правда, Хон. – Девушка снова посмотрела на узницу. – Скажи, кто тебя сюда «подселил»?

– Не знаю.

– Говори немедленно! – рявкнул Хонька. Дипломат из него был никудышный, зато пугач хоть куда.

– Не знаю. Я не могу его видеть.

– Да, точно, – вспомнила знахарка. – Она правда не может видеть эту гадину. Но ведь как-то ты поняла, что должна здесь жить.

– Зов услышала.

– Какой зов?

– А вот от нее. – Кикимора указала на куколку.

– Что это значит? Она же неживая, – невесть у кого спросил парень.

– Куколка – это всего лишь символ, – объяснила знахарка другу. – Если просто сделать такую же и кому-нибудь подбросить, ничего не произойдет. Чтобы подействовало, надо провести соответствующий обряд. Вот тогда-то кикимора и слышит зов. А куколка привязывает ее к определенному месту. Своего рода собачий ошейник, только желанный. Он дает кикиморе своеобразное право на проживание в доме, поэтому-то она так легко и разделалась с домовыми.

– Ничего себе легко, – хмыкнула нечисть.

– Ты лучше не хмыкай особо. С тобой еще домовые Каганов не разобрались, а ты им жизнь изрядно попортила. – Кикимора явно приуныла. – Лучше скажи, какой был зов?

– Э… а… не знаю, как передать…

– Ну хотя бы… мужской или женский голос?

– Женский, – сама себе не веря, произнесла та. – Точно-точно – женский!

– Узнать сможешь?

– Наверное, – не слишком твердо пробормотала кикимора.

– Так, ну ладно. Скажи мне еще вот что: кто же это терновник из-под порога убрал?

– Терновник?! – вскрикнул Хон. Все знали, что его иголки не пускают в дом нежить. – Может, его тут и не было? Нет, был. Точно помню. Ты его сама укладывала. Тогда я тебе потом еще руки мазью какой-то вонючей мазал. Ты искололась, когда тебя Браг по заду шлепнул, а ты его этим терновником по лицу в ответ. Да только силы не рассчитала, так руки сжала, что сама и поранилась. Точно-точно, вот тогда-то я вонь эту и терпел, мазь тебе по рукам размазывая.

– А сам?! Кто тебя потом перебинтовывал, когда ты драться с этим придурком полез?!

– Так ведь победил же!

– А зачем вообще полез?! Я и сама могу за себя постоять. Мне потом его пришлось еще и после твоих кулаков лечить.

– Кто-то должен тебя защищать!

– Всё! Слушать этого не желаю! Когда ты, кикимора моя дорогая, появилась в доме, был терновник под порогом?

– Был.

– А когда исчез?

– Не помню.

– Не помнишь или не видела?

– Помню, что его убрали. А кто – не помню.

– А ты подумай! Может, хоть голос там или еще что…

– Знаешь, знахарка, а ведь я не помню этого самого, потому что не видела.

– Что? – опять не понял Хон.

– Она не видела того, кто убирал терновник.

– И что это значит?!

– Это значит, милый друг, что, скорее всего, терновник убрал тот, кто и кикимору подселил.

– Вот гоблин!

– Согласна. Ладно. – Девушка снова обратилась к нечисти:– Куколку я заберу и сожгу. Ты от нее будешь свободна. Пойдешь ко мне в дом, домовому скажешь, что от меня. Пусть он тебя в каком сарае пристроит. Ты мне еще понадобишься. И не высовывайся. Ты сейчас многим насолила. – Ива убрала можжевельник с порога. Кикимора, не веря в такое счастье, ускакала.

Ива как раз сжигала куколку за околицей, когда услышала музыку. Она обернулась. На коротком полене спиной к погрузившейся в снег по самые окна деревне сидел менестрель. В руках у него была флейта. Из нее-то и лились звуки, а бард внимательно, оценивающе разглядывал девушку. Только она приготовилась рявкнуть, чтобы убрал глаза с ее частей тела, пока они (сиречь глаза) не оказались в одной его части тела, совсем для этого не предназначенной, как вдруг менестрель пропал. И деревня исчезла… Вместо заснеженного села вокруг, насколько хватает глаз, простиралась цветущая равнина. Небо стало голубым, а солнце – в самом зените. Неизвестные ей травы застилали луг, волнуясь как волны под ласковым летним ветром. В воздухе носились ароматы меда и сена, кружа голову игристым вином. На камне сидел темноволосый мужчина в роскошном белом одеянии и смотрел вдаль. Под звуки каких-то прекрасных, почти нереальных голосов по бескрайнему небу плыл серебряно-хрустальный замок. Звонкое ржание зазвенело в теплом чистом воздухе. Навстречу мужчине из летящего замка мчался ослепительно-белый единорог.

Ива тихонько ахнула от восхищения. И в этот же миг перед ее глазами снова оказалась тихая, погребенная под снегом деревенька с покосившимися заборами и нестройным лаяньем дворовых шавок за ними.

Менестрель смотрел на девушку и ухмылялся. Ива сцепила зубы:

– Это ты мороками балуешься, менестрель?

Тот все так же оценивающе и насмешливо ее разглядывал.

– Что ты видела, знахарка? – наконец подал он голос.

– Я и не думала, что ты мороки наводить умеешь. Ну надо же! – издевательски протянула она. – Только, знаешь, нет таких мороков, что на пользу человеку направлены были бы. И тебе я не советую еще раз на мне свое «искусство» пробовать, а то заболеешь вдруг ненароком чем-нибудь… неизлечимым. – Ива гаденько улыбнулась и пошла прочь.

– Что ты видела, знахарка? – только услышала она вслед.

– Что это ты сегодня смурная такая? – Хон положил теплые ладони ей на плечи, помогая освободиться от тяжелой шубы. Бои с дверью он взял на себя.

– Все-то ты видишь, – ласково улыбнулась ему Ива. – У меня такое чувство, что я что-то упускаю.

– Ты про того, кто подсадил Каганам кикимору? – Хон сел за стол и принялся беззастенчиво уплетать приготовленные тетушкой Ивы оладьи. Его давно в доме перестали считать чужим. Интересно, а где тетушка целые дни пропадает? – Как ты думаешь, кто мог так ненавидеть Каганов, чтобы это сделать?

– И кто мог убрать терновник из-под порога? И если кикимора действительно говорит правду, что за существо вошло в дом? Нечисть? Нежить? Что за монстр убил ребенка, если это действительно так? Сам он пришел или его тоже напустили?

– Если сам, значит, какая-то дрянь бродит поблизости и вся деревня в опасности.

– А если нет, то какая же сила заставила его пройти через всю деревню и войти в человеческое жилье? И ведь как нарочно – все слушали менестреля, и никто ничего не видел!

– И снег шел – следов не осталось.

Ива замысловато выругалась.

– Что же я упустила?!

Перед выступлением барда знахарка обошла все дома, проверила терновник на входе. Ни у кого больше он не пропал. Она села на лавку и приготовилась слушать.

– Знахарка, зайди к нам сегодня вечером. У деда снова спина болит.

– Зайду…

– Травница, не посмотришь на корову нашу? Что-то там с выменем не так.

– Посмотрю…

– Я завтра забегу, хорошо? Погадаешь на… ну сама знаешь…

– Погадаю…

– Мне кажется, меня сглазили… или порчу навели.

– Заходи завтра…

– Слушай, ну ты прости за… ну что… тогда… по заду тебе… Не хотел тебя обидеть… Ты просто мне нравишься. Может, прогуляемся сегодня после выступления, а?

– Отвали!

– Ну Ива! Да ладно тебе обижаться! Я же тебе нравлюсь, я всем нравлюсь. Ну давай встретимся!

– Еще раз заикнешься на эту тему, лишай будет, как и у приятеля твоего!

«Как же они мне надоели! – думала, вежливо улыбаясь, знахарка. – И ведь они не виноваты, что мне неинтересно лечить их болячки и выслушивать одни и те же сплетни. Нет, вы только посмотрите на эту каргу! Уже пятерых мужиков в могилу свела, а все туда же – «замуж хочу, замуж хочу». Мужиков жалко, у нас и так рабочих рук не хватает. Или этот старый пень – сколько себя помню, у него всегда что-то болит: то нога, то сердце, то бок заколол. На мой взгляд, если тебе за сто семьдесят и у тебя что-то болит, радуйся – ты еще жив. Не пойду к нему, опять будет раздеваться и просить, чтобы я его осмотрела, нет ли следа какой болезни али порчи. Старый извращенец! Им даже хвори брезгуют. Да что там болезни, сама смерть стороной обходит. А эта красавица… за последние два года я перегадала ей на всех парней из нашей деревни… и из трех близлежащих. Будем надеяться, она не скоро в город соберется. Ой, мамочки мои, Матинка идет! Куда бы спрятаться?! Достала уже. Ну что я могу сделать, если у нее нет детей? Все, что могла, сделала. Кто ж виноват, что не помогает? Может, если бы других людей с грязью перестала смешивать, боги и смилостивились. Надо же, сегодня у богов, очевидно, хорошее настроение – эта мымра мимо прошла. Интересно, у нее в роду не было василисков?.. Да-а, с таким отношением к людям я скоро сама буду похожа на гарпию. Веселенькое же ждет меня будущее».

Но вот тишина, наконец, установилась. В воздухе как стрелы зазвенели струны.

Менестрель начал петь. Музыка заполонила деревню. Она сломала похабное равнодушие и холодное презрение. Она заставила плакать и смеяться. Она говорила, что весь этот огромный близкий и дальний мир прекрасен, и интересен, и весел, честен и отважен. Было наивно верить в отважных героев и красивых принцесс, но почему-то люди боялись, когда те бросались навстречу опасности, и радовались, когда они въезжали – обязательно на белых конях – в ликующие города. Голос, сильный и влекущий, казалось, касался кожи. Ива прикрыла глаза и вслушалась в музыку. Мелодия словно знала короткую дорогу к сердцу и разуму. В голове причудливо переплетались звуки, мысли и образы… и что-то еще… Знахарка насторожилась. Ощущение напоминало то, что появлялось у нее, когда она срезала растения. Как будто у нее образовался еще один орган чувств. Воздух стал плотнее, краски ярче. От сердца пошла волна тепла, а пальцы напряглись. Что же это такое странное в музыке?!

Флейта.

Флейта – вдруг поняла Ива. «Я слышу лютню, голос и флейту! Но откуда звуки флейты? Ведь человек не может одновременно петь и играть на флейте…» Девушка открыла глаза. Бард улыбался ей. Он ее не боялся. Знахарка привыкла, что связываться с ней опасались. Ведьма, знахарка – какая в сущности разница? Ей не было нужды ссориться с заезжим певцом, но она чувствовала исходящую от него неясную угрозу. Откуда такое ощущение? И почему же ей так страшно?

Шумная толпа односельчан наконец рассосалась по домам. Ива и Хон одни стояли посреди единственной улочки и молчали.

– Это прекрасно, да? – Голос Хона был так мечтателен и ласков, что она почти его не узнала.

Девушка хотела что-то ответить, может, даже рассказать о том, что ей послышалось, как вдруг стало ужасно холодно, – так, что Ива не могла пошевелить даже пальцем. В этот миг она почувствовала себя совершенно беззащитной и обреченной. Сознание помутнело от невыносимого ужаса, от страха, заполнившего все вокруг. Что бы это ни было, оно – хуже всего, что травница могла себе вообразить.

– Эй, ты в порядке? – Хон тряхнул ее за плечо. – Что молчишь-то?

Ива молча смотрела в лицо другу. Оцепенение прошло. Даже сквозь шубу она чувствовала тепло его рук. Казалось, его взгляд размораживает ее своей заботой.

– Да что с тобой, в конце концов?!

Девушка скользила взглядом по изуродованному лицу друга, и оно показалось ей немыслимо прекрасным. Не удержавшись, она прикоснулась к его щеке и, заглядывая в серые глаза, полные тревоги и чего-то еще – она никогда раньше этого не замечала, – и прошептала:

– Волки воют.

Он накрыл большой ладонью ее пальцы:

– Это не волки.

– Как не волки? – Ива недоуменно сдвинула темные бровки.

– Может, и волки, только необычные. Так настоящие волки не воют.

– Да брось! Зима давно уже, они оголодали, да и далеко они. Вот и кажется невесть что.

Он и сейчас смотрел на нее, но что-то в его взгляде изменилось. И ей это не нравилось.

– Может, и так, – как-то грубоват стал голос. – А может, и нет. Ты ничего не хочешь мне сказать?

«Какая избитая фраза… – подумала она. – Только вот ответить на нее нечего».

– Ты думаешь, это тот монстр?

– И это лучший вариант, – хмыкнул Хон. – Пойдем, нечего на морозе стоять.

Вот и пойми его…

Как и следовало ожидать, уснуть Иве не удалось. Мало того, что умер мальчик, появился монстр в округе, этот менестрель странный не уезжает, так еще и Хонька начал концерты устраивать!

Неспокойно как-то на душе…

Что-то это все напоминает, такое знакомое… Похоже, из преданий да небылиц… Только что вот?

Откуда эта тревога, от которой аж живот сводит?..

Этот менестрель… как же ему удается одновременно петь и играть на флейте? И слышит ли кто-нибудь еще ее? Надо у Хоньки спросить.

Может, это волшебная флейта, что играет сама по себе? «Менестрель ведь умеет приколдовывать – на меня же морок навел. И какой странный. Мир прекрасный как мечта. И столь же нереальный. Летающие замки из серебра и хрусталя, белоснежные единороги… Чушь какая… Но в тот миг я словно стояла рядом с черноволосым мужчиной, чувствовала теплый ветер и запахи чужих трав и видела, как приближается ожившая легенда. Ведь единорогов не существует, не так ли? Как и летающих замков. Интересно, что за травы могут так пахнуть? Вот бы узнать!»

Волшебная флейта… «Где же я слышала это? И почему же мне так страшно? Причем ведь иногда и опасности никакой…»

А не могут ли все эти события быть связаны?

С самого утра Ива скрепя сердце взяла несколько дюжин яиц, кикимору и отправилась в лес. Благо и метель вроде прекратилась. Леший пообещал пристроить кикимору. Потом Ива спросила:

– Ничего странного не происходило?

Леший почесал затылок:

– Дык как тебе казать-то… звери и птицы что-то говорили об ужасе, что сковывает как лед речку, но воно, что бы воно ни было, только мимо проходило. В лесу его нетути. Это уж точно. Может, у водяного или полевиков спросить?..

Но их ответ был точно такой же. Причем дословно. Последний посещенный ею полевик добавил:

– Странно как-то. Что же это такое, если оно нигде не живет? А оно точно завелось не в деревне?

– Уж и не знаю. Вроде нет.

– Знаешь, а ведь есть места, за которые никто не отвечает.

– Это что же за места такие? – нахмурилась травница.

– Не догадываешься? Дороги.

– Дороги? – опешила Ива. – Как можно жить на дороге?

Полевик развел руками:

– Это уж мне неведомо. Я и не говорю, что оно там. Но это единственное, что в голову прилезло.

Ива рассеянно поблагодарила, попрощалась и отправилась домой. Через поле идти было не с руки. Девушка вышла на дорогу и пошла по ней, внимательно разглядывая. Снег лежал толстенным слоем, иначе трава что-нибудь ей да сказала. Так, что мы имеем? Дорога. Ива пожала плечами. Дорога как дорога. Дойдя до перекрестка, девушка вспомнила случай, что произошел здесь на днях. Телега кузнеца ехала из города. Кузнец выпивши был после удачной сделки. Встал на телеге в полный рост и, решив прокатиться с ветерком, подхлестнул лошадей. Обычно медлительные клячи рванули в галоп. А кузнец бухнулся в телегу да так с задранными кверху ногами и въехал в деревню. В селе чуть со смеху все не поумирали!

Ива тревожно оглянулась. Она стояла посреди перекрестка, и четыре дороги убегали в стороны от нее. Ни души. Но ощущение опасности возрастало. Распутье всегда было нехорошим местом. Нежить здесь имеет наибо́льшую силу. Порыв ветра взметнул снег у ее ног и умчался вдаль. Что за?.. Знахарка подняла голову. Над ней, ехидно ухмыляясь, качалась на чужих ветвях омела. Ива застыла, а потом, сорвавшись с места, помчалась к деревне. Она вспомнила, где она слышала про волшебную флейту.

Крики знахарка услышала издалека. Целая толпа собралась у дома, где только недавно родился первый ребенок. Это была самая молодая семья. Они-то и поженились меньше года назад. Внутри что-то тихонько взвыло от нехороших предчувствий. Знахарка протолкалась к двери. Молодая мать с открытыми глядящими в потолок глазами сидела на лавке, прислонившись к стене. В углу в кругу родственников стоял на коленях ее муж. И женщина и ребенок были мертвы. Казалось, смерть просто прошла рядом и мимоходом выпила их жизни, оставив тела совершенно нетронутыми.

В комнату пробралась тетушка Ивы. Девушка перевела на нее взгляд. Ива знала, что тетушка очень стара – старше всех в деревне, но она никогда не выглядела старой – просто светловолосая, как и все на селе, немолодая женщина.

Старшая знахарка наклонилась к столу и понюхала кружку, стоящую рядом с мертвой женщиной.

– Яд, – вынесла она свой вердикт.

– Яд? – глухо повторил кто-то.

– Да, яд. – Пожилая знахарка перешла к концу стола. – Яд в кувшине с квасом.

– Что, что с ребенком?! – загомонили те, кто все-таки добрался до двери.

– Сие мне неведомо. Но это то же, что погубило мальчика Каганов.

Ива дрожащими руками поковырялась под порогом.

– Терновника нет, – прошептала она.

– Что?

Она повторила:

– Он был здесь. Я сама клала его пару месяцев назад. – Ива попыталась вернуть свой голос с визгливого на нормальный тембр.

– Нежить?

– Не знаю…

– Где менестрель?! – рявкнула Ива. Пора с этим кончать! – Где он?!

– Я здесь.

«Ага, – злорадно подумала травница. – Хорошо, что здесь и староста. И родня погибших и тетушка».

– Что тебе надо, знахарка?

– Как тебя зовут, менестрель?

– Гамельн, милая девушка. – Его голос вновь словно насмехался над ней.

– Ага! Это он! – подскочила Ива. – Это ты убиваешь детей!

– Что?!

– Гамельнский крысолов! Ты играешь на волшебной флейте. И маленькие детские жизни уходят за тобой! – Девушка поглядела на односельчан. – Помните легенду о Гамельнском крысолове?

– У меня нет флейты, – в наступившей тишине произнес менестрель. – И я не крысолов. Что у тебя еще есть против меня?

– У тебя есть флейта! Я ее сама слышала.

«Почему мне не верят? – лихорадочно размышляла Ива, всматриваясь в скептические лица вокруг. – Обычно им только укажи на виновника. Может, они заколдованы? Или… неужели я за все годы не смогла завоевать больше доверия, чем заезжий бард за три дня?»

– У меня нет флейты, только лютня. – Не поверить ему было невозможно. Этот голос умел убеждать.

– Ива, ты не права. В обоих случаях, когда умерли дети, его видела почти вся деревня. – Тетушка ей тоже не верила.

– Он мог кого-то с собой привести. К тому же он умеет наводить мороки. Все было нормально, пока он не появился!

– Хорош довод!

– А что это ты так задержался у нас?

– Так метель ведь. Я замерзну раньше, чем до ближайшей деревни доберусь.

– У тебя волшебная флейта есть.

– Нет.

– Я сама ее слышала. И ты морок на меня навел.

– Что я могу тебе сказать? Когда видишь и слышишь что-то, что другие не видят и не слышат, – это дурной признак.

– Ах ты! – Ива замахнулась для удара, но – не успела: чьи-то руки оттянули ее назад.

– Прекрати, – прошипел ей в ухо Хон. – Тебе не верят. Не выставляй себя на посмешище.

Ее возражения пресекла тетушка:

– Кто бы ни был виноват, сдается мне, что сейчас все маленькие дети в опасности, особенно девочка, что родилась этой зимой. Мы не знаем, что это. Но ему кто-то явно помогает. Ведь кто-то же подсыпал яда в квас.

В общем, порешили на том, что в каждом доме, где есть маленькие дети, будут ежедневно и еженощно дежурить несколько человек из числа самых близких родственников, не пуская в дом никого, какими бы хорошими друзьями они ни были, и не притрагиваясь к еде и питью, пока их не проверят знахарки.

Люди стали расходиться, в избе остались только родственники. На улице Ива снова увидела желчное острое лицо менестреля. Сквозь толпу она впилась в него взглядом, отчаянно сожалея, что тот не умеет убивать. Только предусмотрительно положенные ей на плечи руки Хона не дали ей перейти к более активным действиям.

Бард направился к ней. Он был совсем близко, и Ива приготовилась обрушиться на него с обвинениями, даже уже открыла рот, когда…

– Ты поглядь, как зыркает на него! И чевой-то так на него набросилась?

– Может, у самой рыльце в пушку. Насыпала чего-нибудь не того в зелье, вот и скрыть следы собирается.

– Свят, свят!

– Да кто их, ведьм, разберет.

Голоса были приглушенные, но не единственные. Ты снова оказалась ведьмой, Ива.

Девушка так и застыла с открытым ртом, не в силах поверить собственным ушам. Так что менестрель бил поверх щита.

– Надо уметь говорить, девушка. Что в твоей деревеньке, что во всем остальном мире, люди верят только красивым словам.

– Ты – убийца!

– Надо знать, когда и что сказать, когда промолчать, когда ухмыльнуться и когда заплакать. Запомни это, девочка.

– Это ты их убил!

– Надо уметь быть убедительной.

– Да кто ты такой, чтобы меня учить?! – в конец вышла из себя знахарка.

– Уж точно не убийца. Но нам с тобой надо поговорить.

– Уж это ты умеешь. Ладно, пойдемте ко мне. Нечего на морозе мерзнуть.

– Ива, – привлек ее внимание Хонька.

– Да?

– Может, надо сначала спросить у домового? Он должен был что-то видеть.

Ива коротко и горько хохотнула:

– Это совсем молодая семья. Они недавно переехали в новый дом. Тут нет еще домового.

После лютого мороза вкусно пахнущая натопленная изба, мягко говоря, расслабляла. Оставив мужчин воевать с дверью, Ива направилась к очагу. Разливая по кружкам горячий травяной настой, знахарка попыталась разобраться в собственных чувствах и подозрениях. Она отлично помнила старинную легенду про Гамельнского крысолова. До сих пор эта простая с первого взгляда история из серии ночных да зимних страшилок леденила кожу. Город Гамельн наводнили крысы, и ничто не могло отвадить их огромные прожорливые полчища от полных, набитых зерном и прочей снедью закромов. Не было от них никакого спасения. И город медленно, тихо подвывая от ужаса, погружался в отчаяние. Но однажды пришел человек и заиграл на флейте, и крысы пошли за ним. Все до единой. Крысолов выплыл на лодке до середины озера, а крысы бросились за ним в воду и потонули. Их было так много, что озеро вышло из берегов. Однако обещанная награда не была отдана. Крысолов жутковато улыбнулся и ушел. И за звуками празднества в честь избавления и от крыс и от крысолова жители города не услышали, как вслед за вновь заигравшей флейтой раздается топот маленьких башмаков по деревянным лестницам, по каменным ступеням. Из каждого дома выбегали дети, бросив забавы и игры, шли вслед за дивными звуками флейты, вдаль по дороге, мимо вересковых холмов все дальше и дальше…

Даже вспоминать легенду было страшно. А разве не это сейчас происходит? Слишком уж похож менестрель на описание крысолова: худой, жилистый, лицо такое неприятное. И флейта явно волшебная у него есть. Мороки наводить умеет. Кто знает, что там слышалось-виделось детям, ушедшим вслед за флейтой. В легенде, правда, он их не убивал. Но старинные легенды всегда полны иносказаний.

«У меня нет права ошибиться. В одном случае погибнет невинный человек. В другом – еще более беззащитные дети. Да, расклад вдохновляет».

Ива хмуро глянула на менестреля, потом на уже что-то жующего Хоньку. Тот виновато пожал плечами и цапнул вторую ватрушку.

– Есть такая легенда… – начала девушка.

– Знаю я эту легенду, знахарка, – перебил ее бард. – Она немало мне крови попортила. Знаю и про город Гамельн, и про крысолова, и про флейту, и про детей. Только невиновен я в этих смертях.

– Скажешь, и флейты, мороки наводящей, у тебя нет?

– Нет, флейта есть. – Мужчина поднял предупреждающе руку. – Только не всякий ее увидеть и услышать может.

– Не понял. – Хон напрягся.

Менестрель тяжко вздохнул, поднес руки к губам. И внезапно в его пальцах оказалась небольшая тонкая флейта. Бард осторожно прикоснулся к ней губами, и она радостно откликнулась. Ива разглядывала чудесную роспись флейты с каким-то доселе неизвестным чувством непереносимого любопытства. Безумно хотелось прикоснуться к этому чуду. Флейта, красуясь, начала петь, и знахарка в мгновение ока перенеслась к большому покрытому кувшинками и лилиями озеру. Вокруг стояли вековые дубы. Пели невидимые птицы. Все было такое зеленое: и деревья, и травы, и пруд. Только одна яблоня цвела ослепительно-белым цветом. Лихой молодой ветер задорно кружился около нее. Она покачивала ветвями, и лепестки, танцуя под его музыку, падали в воду.

Почти не различимая средь стволов деревьев к пруду вышла тоненькая девушка. И платье, и волосы, и глаза были чудесного зеленого цвета. Даже кожа им отливала. Девушка гибко опустилась к воде, локоны соскользнули вслед за ее движением, остренькое ушко показалось за ними. У лесной нимфы были босые ноги и глаза лани.

Музыка кончилась, и видение исчезло, Ива почувствовала себя обманутой.

– Что это было?

– Это одна из нимф леса Уооэд’иннхав, что в переводе с эльфийского означает Лесное озеро.

– Озеро я видела.

– А что еще видела?

– Кувшинки, дубы, девушку в зеленом с зелеными волосами, глазами и кожей. – Ива медленно перечисляла. – И яблоню…

– Яблоню?!

– Да, белую яблоню. Всю в цвету. Ветер колыхал ее ветви и…

– И лепестки падали в зеленую воду.

– Да. Ты тоже видел?

– Нет, я не вижу то, что играю. Но я был там.

– Так это место существует?!

– Да, оно еще как существует. Это самое сердце прекраснейшего из лесов! Лесное озеро, или Озеро в лесу!.. Самый запретный и самый прекрасный лес в мире! Там даже кувшинки прекраснее роз! А яблоня всегда цветет. Каждый лепесток, упавший в зеленые воды озера, становится волшебным. Такие лепестки вылечивают многие болезни, даже неизлечимые. Они дают красоту тем, кто ее никогда не имел. Вода этого озера чище горных ручьев, а ветер в кронах дубов поет лучше, чем барды при дворе эльфийского короля. Травы этого леса мягче ковров, а листья его деревьев похожи на произведения искусства. Этот лес охраняют дриады и белые друиды. Никто без их разрешения не может ступить на священную землю Уооэд’иннхав. И если кто-то все же заслужил эту честь, значит, ему можно спокойно умирать: самое прекрасное в этом мире он уже видел!

– Ты был там?

– Да, я был. Но это неважно. Послушай, Ива, важно сейчас только то, что ты это видишь. Это действительно волшебная флейта. Ее сделали эльфы…

– Эльфы?!

– Да, но… Ива, пойми, если человек ее видит и слышит, значит, у него есть способности к магии. Понимаешь, к магии?! Разные люди слышат ее, но никто никогда не видел еще белой яблони. Обычно видят только озеро и девушку. Если ты видишь яблоню в цвету, значит, у тебя потрясающий дар. Может, не очень сильный, но, безусловно, уже развитый.

– Что же ты такое говоришь?! Я – ведьма, по-твоему?!

– Какая, к лешему, ведьма! Ты можешь стать магом. Как в сказаниях. Последнюю половину столетия маги перестали рождаться. Вернее, не перестали, но людей с магическими способностями становится все меньше и меньше. Это ужасно. А у тебя прекрасные способности. Тебе надо отправиться в столицу и поступить в Университет магии. Если ты выучишься, то у тебя будет прекрасное будущее, поверь мне. Ты за один прием будешь зарабатывать больше, чем твои односельчане за месяц.

– Я не ведьма.

– Ведьма – это та, которая использует свою волшебную силу во вред людям. А ведь можно и делать добро: лечить, спасать, защищать. На худой конец даже в армии короля служить. Всё лучше, чем здесь прозябать.

– Это чем же?

– Здесь ты всегда будешь только ведьмой. Знахарка, ведьма, без разницы, – так считают крестьяне. Твои способности будут развиваться. Однажды ты их скрыть не сможешь, и что тогда? Костер? Может, твои «друзья» и не дойдут до такого, но кто знает? Почему бы проклятие не превратить во благо? Научись пользоваться своей силой, и ты сможешь жить в столице, в прекрасном доме и быть уважаемым человеком. Ты сможешь помочь гораздо большему количеству людей.

– А то место… Лесное озеро, где оно?

– Уооэд’иннхав стоит на границе трех эльфийских государств.

– А существует ли летающий замок?

– Да. Это столица королевства фей. Ее называют Фруигаан Калэн.

– Что это значит?

– Да, собственно, то и значит. Летящий замок.

– И что единороги есть в мире?

– Ты и единорога видела? Да, есть и они.

– И что трав и деревьев разных много?

– Видимо-невидимо. Лучше всего в них разбираются дриады, друиды, маги-лекари из Университета магии. Впрочем, каждая раса имеет своих умельцев.

– Как я уже понимаю, вопрос о его виновности снят с повестки дня? – Вопрос Хона окунул ее с головой в прорубь.

– Кстати, да… Что скажешь по этому поводу?

До менестреля не сразу дошел смысл вопроса. Потом он немного подумал, пожевывая ватрушку, и пожал плечами:

– Я не знаю, как доказать тебе, что я невиновен.

– Отстань от него, Ива. – В избу, тяжело дыша под весом нескольких платков и шубы, вошла тетушка. «Самое обидное, что у нее дверь всегда безропотно закрывается», – как-то невпопад подумала Ива. – Он единственный, кто не вызывает у меня подозрений во всей этой… – Окончание фразы не годилось для летописи.

– Это еще почему? – надулась блюстительница порядка и справедливости.

– Чужого духа я там не почуяла. Кто-то из наших, из деревенских, там дел натворил.

– А вдруг он тебя как-нибудь да обманул?

– А кому-нибудь это хоть раз удалось? – ехидно спросила тетушка. Ну что ж, у каждого свои таланты: Ива умела варить первоклассные зелья, а ее тетушка приколдовывала знатно. Вот только ее никогда никто не посмел назвать ведьмой, а Ива постоянно слышала это у себя за спиной. – Нет, виноват кто-то из своих. Но это сейчас меня меньше всего волнует.

– Что?! – проревели три голоса.

– Тихо! Истерик не надо! – Знахарка что-то сноровисто искала среди развешанных по стенам трав, шкурок, сушеных лягушек и прочей дряни. – Я все проверила и могу сказать точно – там была нежить. А что это значит?

– Что? – как-то очень тупо спросили все трое.

– Объясняю популярно. Нежить бывает разная. Так?

– Так.

– Вам бы в хоре петь… Бывают всякие ублюдки вроде зомби. Их можно подчинить своей воле. Но такая нежить способна только точно выполнять команды, причем очень простые, требующие только физических действий. Я понятно объясняю?

– Я не до… э-э… не понимаю все равно, к чему вы ведете.

– Так надо слушать, Хон! Все просто. На всякие колдовские штучки такая нежить не способна. Например, приказано убить ребенка, они задушат, или разорвут на части, или оглушат, или…

– Хватит…

– Чей это слабый голос? Думаю, вы поняли; а на детях чего уж точно нет, так это физических повреждений. Тогда сразу приходит на ум второй вид нежити. Эти могут убить, не коснувшись. Эти, по правде говоря, все могут. Упыри там всякие, вампирчики, ну и прочая прелесть.

– Не все вампиры – нежить, – влез с замечаниями бард.

– Знаю, знаю. Большинство-то как раз наоборот; только, как говорится, в семье не без урода. Ну да леший с ними. Так вот… э-э… эти разное могут, только подчинить их практически невозможно.

– А как же некроманты? – опять влез менестрель.

– Окстись, Гамельн! Ну какие в этой глуши некроманты?! Здесь ближе, чем за пятьдесят миль, ни один волшебник никогда и не проезжал! Тем более некромант! Скажешь тоже. Так на чем я остановилась? Второй вид нежити подчинить нельзя. А мы точно знаем, что этой дряни кто-то помогает. Не за красивые глаза же. К тому же такие твари очень редко останавливаются зараз на одной жертве, а ведь он харчит только детей. И почему только детей? Но есть промежуточные гады. И не те и не другие.

– Заложные покойники!

– Молодец, моя девочка! Я всегда говорила, что умом ты не в матушку пошла, пусть ей хорошо будет, где бы она ни была. – Тетушка как-то всегда нелестно отзывалась о матери Ивы. – Заложные покойники – это люди, которые как-то не так, не по-доброму, – старая знахарка гаденько ухмыльнулась, – умерли или неправильно похоронены. Этих можно подчинить. Правда, ненадолго. И они способны на всякое колдовское дерьмо. Если человек связывается с ними, то всегда заключает сделку. Уж и не знаю, что получает заказчик, а нежить всегда получает жертвы – мясо, кровь, жизни, эмоции разные. Был случай такой, когда муж умер, похоронили его, а он повадился к женушке наведываться. Пил ее горе. Любовь-то она такая – лишь бы милый был, уж и неважно, живой или мертвый. Еле тогда смогли его отвадить, чуть до смерти не довел девку. Самое страшное в той истории – она сама не хотела, чтобы он уходил насовсем. Только мертвецы, они уже не люди, хоть порой и выглядеть могут так же, и память у них может сохраниться. Им только и нужно от живых – жизненная сила. Кто-то из них ее получает, кровь высасывая, кто-то – убивая, кто-то – горем питается, страхом, отчаянием. А в нашем случае он, похоже, как-то забирает детские жизни. Больше всего меня пугает то, что мы ни … не знаем об этой дряни. Ни разу даже не слышала о чем-то похожем. Детей крали, подменивали, но чтобы убивали! Да где же эта проклятая вербена?!

– Вот она! Что делать будем?! – Иву начало трясти.

– Обычно сделка заключается на какое-либо количество жертв и на какое-то определенное время. Не может же монстр ждать до скончания дней! Жертвы, думаю, в нашем случае недавно родившиеся дети. Таких трое. Будем надеяться, что ему нужны только эти дети, иначе весь план насмарку. Срок, наверное, не больше недели.

– Если мы знаем, кто будет следующая жертва – ведь, как я понимаю, нам это известно, – надо просто следить за домом. И когда Оно появится, убить его.

– Хонька, ты хотя бы понимаешь, что такое нежить?! Как ты собрался ее убивать? Нежить всегда – всегда! – Хон, ты меня слышишь? – обладает немереной силой. Тут и дюжины мужиков не хватит. Во-вторых, она может быть невидимой, даже следов не оставлять на снегу.

– А может, как с кикиморой? Полотнищем накрыть?

– Ты собираешься неделю дни и ночи напролет стоять с полотнищем на морозе? Тут маг нужен. А за ним надо в город ехать. Не успеем, далеко слишком. А самим монстра завалить… Нет, я не говорю, что не надо пытаться. Просто не надо бросаться очертя голову на крепостные стены, если можно по-тихому войти через калиточку для воров и контрабандистов. Я думаю так – надо не дать этому гаду добраться до ребенка. Глядишь, там и срок сделки закончится, мертвец сам под землю и вернется.

– Так вот просто и вернется? – Что-то Иве не казалось это уж слишком похожим на правду.

– Может, даже и заказчика схарчит, – развеселилась тетушка, выкладывая на стол все новые и новые мешочки да баночки. – Вот было бы хорошо! Две проблемы сразу бы и решились.

– Слушай, тетушка, а может, проще его могилку найти да в ней и приколотить трупик осиновыми колышками? – оживилась Ива.

– Ага, ты зимой когда-нибудь сельхозработами занималась? К тому же мы не знаем, где могилка.

– Где-то на дороге. Больше негде.

– Всю дорогу перекопать, что ли? Да нас за такое предложение сожгут быстрее, чем мы договорим.

– Тогда что же делать? – взвизгнула Ива.

– Без истерик! – отрубила тетушка. – План есть. Сейчас я ему такое зелье заварю. Вернее, ты, – старая знахарка обернулась и ткнула в племянницу длинным костлявым пальцем, – заваришь.

– Что за зелье? – живо загорелась троица.

– Ух, такое зелье, такое зелье!!! Обмажем весь косяк двери. Посмотрим, как он пройдет! – И она гаденько засмеялась. Умение гаденько ухмыляться было у них семейным.

– А терновник? – почти обиделась Ива.

– Ива, деточка, никакой терновник, чеснок или тому подобные доморощенные средства не удержат нежить от последнего шага до жизни, вернее, ее подобия. Ладно. Ага. – Знахарка почесала затылок. – Значит, так, молодые люди, варим зелье, обмазываем дверной косяк дома, где есть новорожденный ребенок – благо он такой один – и ждем.

– Просто ждем? – приуныл Хон.

– Ну не знаю. Если что пойдет не так, вот тогда и действуем. Нежить можно, хоть и трудно, сжечь. Горят эти гады хорошо. Кстати, огонь – это то немногое, чего они боятся. Постарайтесь только не лезть на рожон. Воскрешать я не умею.

– А что делать с отравителем? – задал дельный вопрос бард.

– В дом он не пройдет. Там сейчас родственники круговую оборону заняли. Окопались как партизаны с медовухой в лесу. Никого не пустят и ничего чужого в рот не возьмут. Так, юноши, брысь отсюдова! Дайте девушке поработать на благо родины и короля!

– А почему мы не можем остаться? – заныли те разом.

– Это зелье на магии как тесто на дрожжах замешено, а магия не любит внепланового чихания и вздыхания. Поняли? Ну тогда чего расселись?!

Парней как ветром сдуло. Ива закинула ногу на ногу.

– С места не сдвинусь, пока ты толково не объяснишь мне про зелье, – ответила она на вопросительный взгляд тетушки. – Нет такого рецепта, что знаешь ты и не знаю я. Нет такого средства, что убивает или отвращает нежить от единственного шанса, способного продолжить ее существование. Ты можешь мне объяснить, что ты задумала? Только без вранья. Ладно?

– Ага, догадалась, значит. Ну что ж, следовало ожидать. Я всегда говорила, что мозги тебе…

– Не от матери достались. Знаю. Правда, никогда не уточняла, от кого они все-таки достались. Так что давай, тетушка, колись. Харэ скрытничать.

– Да, наверное, придется, – задумалась старая знахарка. – Жаль, я не думала, что все так рано откроется.

Ива внутренне сжалась, отчаянно надеясь, что услышит не то, о чем думала и о чем догадывалась.

– Давай уже. Не томи!

– Не торопи меня!

– Тетушка, давай только без реверансов. «Я не хотела тебя ранить» и все такое. Просто расскажи мне все как есть.

– Ну ладно. Слушай. – Знахарка уселась у стола и посмотрела на преемницу. – Это зелье, что я, а вернее ты, будешь варить, – чародейское. Но не просто. Это ты и так умеешь. Твои снадобья и эликсиры потому и получаются такими действенными, что ты в них душу вкладываешь. А в твоем случае это означает, что ты наполняешь их магией. Но ты не умеешь наполнять зелья опасной, скажем так, магией. Не та у тебя душа, не та сила. Только когда ты веришь в полезные свойства варева, тебе удается что-то действительно стоящее. Я проверяла. Ты с магией даже средства против тараканов не можешь сделать. Это я к тому, что ты колдуешь только во благо, а так – знахарка самая обычная. Закрой рот, тебе не идет.

– Менестрель мне сказал, что у меня есть магические способности, но я ему не поверила.

– Знаешь, милая, ты единственная в деревне, кто этого не замечает. Думаешь, почему тебя так не любят в деревне?

– Потому что я знахарка.

– Я тоже знахарка. Но ко мне так не относятся.

– Но ты уже много лет знахарка. К тебе привыкли. А я молодая, и они не знают, что мне придет в голову учудить.

– И поэтому тоже. К тому же ты красива, но не спишь с каждым в деревне, а это раздражает.

– Кстати, не могу понять почему! Я знаю, что знахарок зачастую принимают за девок блудливых, но я-то ни с кем не сплю. Могли бы уже догадаться, что я не собираюсь это делать, и отстать! И вообще не могу понять этих людей. Ведь знают: я не сплю с каждым, – но ненавидят меня в основном бабы! Нет, ну где справедливость?! Ладно, гоблин с ней, со справедливостью. Продолжай. Ты думаешь, у меня есть способности к магии и поэтому меня не любят, мягко говоря?

– Я не только думаю – я знаю, что у тебя есть способности к магии. Но сейчас не это главное. Ты помнишь, что я несколько раз в год уезжаю?

– Да, у тебя там вечно какие-то «встречи с коллегами по обмену опытом». Ты всегда оттуда возвращаешься с кучей новых интересных рецептиков! – загорелись глаза у Ивы.

– А все верно. В принципе так и есть. Но это не только встречи с коллегами. Дело в том, моя милая, что я ведьма. – Тетушка многозначительно и торжественно посмотрела на племянницу.

– Ну и что? – спросила та. – Я тоже ведьма.

– Дура ты, а не ведьма! – разозлилась «старшая ведьма». – Какая ты ведьма?! Ты знахарка с магическим даром и все!

– Да какая, к гоблину, разница?!

– Есть разница, есть! Ведьма получает свою силу от темных сил, а знахарка просто ведает растения и рецепты.

– Да какая у тебя сила?! Что за чушь ты несешь?! Какие еще, к подгорной матери, темные силы?!

– Самые что ни на есть темные силы. Те же самые силы, которые призвал себе на помощь тот, кто заставил заложного мертвеца подняться из сырой земли.

– Она не сырая. Зимой-то, – машинально заметила знахарка.

– Какая разница?! – взвилась ведьма. – Суть в том, что темные силы дают о-очень большие возможности, но всегда взамен на что-то.

– На что? – тихо ужаснулась Ива.

– Этого я тебе не скажу. Но можешь быть уверена, что в людских страданиях я невиновна.

– Хоть за это спасибо, – хмыкнула девушка. – Но какая у тебя сила? Ты не летаешь по ночам, не превращаешься в животных, отчего у наших соседей непременно должно скиснуть молоко или пригореть каша. Не уводишь чужих мужей. Даже в доме у нас убирается по большей части домовой. Или, может, ты ночью превращаешься в прекрасную деву и совращаешь втихаря деревенских парней?

– Тебе все бы шутить, – отсмеявшись, попрекнула тетушка. – Нет, моя сила не в этом. Во-первых, я не старею.

– А во-вторых? – мысленно согласившись с данным утверждением, спросила Ива.

– А во-вторых, я использую силу для лечения и прочих обязанностей знахарки.

– Не понимаю. Я ведь использую те же рецепты, но без всяких темных сил.

– Но у тебя есть дар. А я его лишена. Вот и подменяю, чем могу.

– Так что же, все рецепты без магии просто… просто смешанные травы?! – Иве хотелось плакать.

– Нет, нет, конечно. Только самые серьезные зелья создают с помощью силы.

– Но что же мне делать?

– Наверное, тебе придется учиться у кого-то другого. Я почти ничего не знаю про магию. Маги с нами, обычными ведьмами, не знаются.

– А моя мать тоже обладала магическими способностями?

– Нет, твоя мать не обладала ими. У нас в роду не было никого. Очевидно, это тебе от папочки досталось такое наследство.

– Ты говорила, что не знаешь, кто он. Может, и здесь ты просто умолчала?

– Нет, не знаю, где твоя мать нашла себе… твоего отца. Твоя мать вообще слишком многого хотела. Денег, власти, вечной молодости! За это и поплатилась. Дура, что тут еще скажешь.

– Так она не в родах умерла?

– В родах, деточка. Только ведьмы в родах не умирают. Но об этом и о том, что делать с твоей магией, мы попозже поговорим. Сейчас надо главным заняться.

– Хорошо, последний вопрос – почему тебя любят в деревне, раз ты ведьма?

Знахарка-ведьма захохотала:

– Ой, Ива, ты меня умиляешь. Неужели ты думаешь, что ведьм действительно сжигают на кострах? Ведьм, моя дорогая деточка, всегда любят и уважают. А на кострах сжигают таких, как ты, дурочек, которые обладают магическим даром и, помогая людям, выставляют его напоказ. Им-то и гореть в огне, а мы, ведьмы, стоим и тихонько хихикаем в сторонке. Знаешь, почему? Потому что надо и головой думать. Прежде чем показывать способности, надо научиться держать удар. Пока не будешь уверена, что сможешь справиться или хотя бы убежать от фанатичной толпы, сиди тише мыши под веником. Ты меня поняла?! – рявкнула ведьма. – Мне будет больно, если ты окажешься столь же глупа. А сейчас займемся нашими прямыми обязанностями. Надо защитить ребенка. Пошли варить зелье, коллега.

– Почему я, а не ты? Ведь это зелье темных сил.

– Я принадлежу к темным силам, но и то, против чего мы боремся, тоже к ним принадлежит. Кодекс ведьмы не позволяет мне мешать ему.

– Но ведь откуда-то рецепт появился. Или ты его и раньше знала?

– Нет, не знала. Но это моя территория. Тут нет места еще одной ведьме или еще одному колдуну. Расколдовались тут без моего ведома!

– А я смогу его приготовить?

– Вот и посмотрим.

И ведьма в обнимку со знахаркой отправились готовить колдовское зелье.

Густые пары витали над комнатой. В большом котле варилось нечто весьма и весьма странное. Ива рябиновой ветвью помешивала темную вязкую жидкость. Вот сейчас еще добавить сушеный пятилистник. Что там дальше? Тонко наструганный стебель полыни. Порошок из мышиных хвостов. Перья серой птицы. Кленовые листья вперемешку с рыбьей чешуей. Вино виноградное немного отпить и медленно-медленно вылить в котел. Это было похоже на заговор, старинную песнь. Огонь полыхает, ведьмино зелье варит. Мак и вербена, тис и шкура черной змеи. Папоротник и подорожник. Вот она магия. Жаркая опьяняющая волна всколыхнулась где-то под сердцем и хлынула наружу. Как же она раньше этого не замечала? На небе полная луна, и все вокруг поет огнем. Радость хмельная, жизнь через край. Вот она Сила, вот она. Так, немного помешать, ключевой воды долить. Сила, магия струилась из сердца, глаз и пальцев. Собиралась вокруг котла. Иве казалось, что она чувствует весь мир так, как никогда раньше. Вот пламя струящимся шелком ласкает глиняные бока горшка. Вот сушеные травы, подчиняясь огню и магии, отдают все свои полезные вещества странному вареву. Вот соки текут из растений, еще недавно заботливо выращиваемых в горшках. Вот чары каждого порошочка, каждой сосновой иголочки, каждой травиночки, все-все смешивается с частичкой ее души, со светом полной луны, с силой земли и жаром огня. Заговор как песня ложился на варево. Хотелось вскинуть руки к темным небесам и танцевать в воздухе.

Может, попробовать полетать на метле?

Зелье было сварено и размазано во всех положенных местах. Мало кто обрадовался его запаху, так что сознание сделанной маленькой пакости грело душу. Ах, вы меня не любите, не уважаете, ну что же, что же, посмотрим, кто будет смеяться последним. Ива гаденько улыбнулась, думая: «Я спасу ребенка. Но навсегда запомню ваше ко мне отношение». Ива вовсе не собиралась кому-то мстить, она даже старалась не думать, что ей делать в свете открывшихся фактов.

Но дело было сделано, и оставалось только ждать. А магия как вино все еще бродила в крови. Ива с трудом сдерживала ее. Она не представляла, что с ней делать или как отпустить от себя. Голова кружилась, и хотелось смеяться. Без причины, без цели, без удержу.

– Где ты уже успела напиться, Ива? – Строгий голос вновь допущенного в дом Хоньки вызвал волну совершенно неуправляемого смеха. Когда начинающую «магичку» отпоили водой и чаем, она так и не смогла объяснить, что же такого смешного нашла в реплике друга. Хон надулся, Ива еле удержала новый взрыв смеха. Менестрель только покачал головой и спросил у старой ведьмы:

– Я так понимаю, сегодня можно спокойно спать. – В теплой, залитой жаром очага и запахами трав комнате сидели обе знахарки, Хон и Гамельн. Вечер обещал быть по-семейному тихим. Травяной чай согревал и расслаблял. Самый подходящий вечер для задушевных разговоров. – Монстр сегодня не явится?

– Скорее всего, – ответила тетушка, с опаской поглядывая на веселящуюся племянницу. – Перерыв между убийствами был в день. Так что следует ожидать незваного гостя завтра-послезавтра. Вряд ли он сможет переварить за один вечер две жизни.

– Кстати, скажи-ка мне, менестрель, – более-менее успокоившись, задала вопрос знахарка, – почему я чувствую исходящую от тебя угрозу, если не ты нужный нам монстр?

Разговор плавно качался от одной темы к другой, сдобренный в нужных местах шутками и остротами, доставляя всем четверым немалое удовольствие.

Ива, непривычно для нее, мало участвовала в общей беседе. Что-то ей мешало, постоянно путая мысли.

– Ты что молчишь, красавица? Или после буйного веселья наступила пьяная меланхолия? – Взрыв хохота. – Хочешь за жизнь поговорим?

Девушка смотрела на смеющиеся лица. Они были словно в тумане, будто она действительно слишком много выпила, и всё отдалялись и отдалялись. Звуки еле пробивались сквозь толстое покрывало дурмана, накрывшего ее. Все происходящее стало казаться ненастоящим, неплохо разыгранным спектаклем, фарсом, достойным более хорошей сцены…

– Ива! Ива!!! Что с тобой?! – Хонька тряс ее за плечо. Все заметили: девушка уже пять минут не реагирует ни на что. Мир снова начал погружаться в туман, когда сердобольная тетушка выплеснула на нее целый кувшин студеной воды.

– Чем отравили мать второго ребенка?! – без перехода накинулась на ведьму девушка.

– А… э… – не сразу переключилась на другую тему та.

– Чем ее отравили?!

– Страстоцветом.

– Но это же снотворное!!! Не отрава.

– В том-то и дело. Видно, ее не хотели убивать, но у нее с детства аллергия на страстоцвет. От него она начинает задыхаться. Поэтому глаза у нее были открыты. Снотворное ее убило, а не усыпило, как, скорее всего, планировал убийца.

– А может, и нет, – стал спорить бард. – Может, этот кто-то знал, что она не переносит страстоцвет.

– Это растение зимой да еще в нашей местности трудно достать. Куда проще использовать какой-нибудь другой яд. Вроде того, каким грызунов и насекомых травят. У нас этого дерьма полно. Нет, ее хотели усыпить.

– А что помешает ему проделать это еще раз? – Иву трясло от непонятного нехорошего предчувствия.

– Там сейчас круговая оборона. Все только свои.

– А если это кто-то из своих?

– Что может заставить человека погубить родного, пусть и не своего ребенка?

– Но что-то ведь заставило его погубить двух других младенцев! Неужели он сейчас остановится?!

– Но люди сейчас все наготове. Все ожидают опасность. Такое не смогут не заметить!

– Нет, вот сейчас-то как раз и нет! Все рассуждают так же, как мы: сегодня он не придет, а вот за-а-втра или послезавтра, это да!

– Но монстр не сможет войти в дом, там везде наше зелье, – безапелляционно заявила тетушка.

– А вдруг ему и не надо входить…

Тяжелое молчание повисло в комнате. Каждый отчаянно жаждал ошибиться в своей догадке. Наконец, старая знахарка нарушила его зловещим шепотом:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Может, ему и не надо входить. Ребенка можно и вынести.

Они все вместе бросились к двери. Хон успел схватить топор и факел. Тетушка горшок с оставшимся зельем. Ива вылетела в дверь первой. Оцепенение прошло. Даже ледяной холод боялся тронуть ее сейчас. Именно она первая и увидела страшную картину. На нетронутом снежном покрове безупречного бело-синего цвета стояло существо, когда-то давно бывшее человеком. Оно протягивало вперед руки. А шагах в двадцати на руках у женщины лежал спеленатый младенец.

Женщина протянула его вперед.

– Возьми третьего младенца и дай мне то, что было обещано. – Торжественный голос звучал над спящим селом. – Дай жизнь тому, кто не может родиться, моему ребенку!

– Нет!!! Матинка, нет!!! – Ива узнала ее, ту, которая много раз лечилась у нее от бесплодия. Похоже, она нашла более действенный способ. – Нет!!!

Женщина резко повернула голову на звук и, что есть сил, бросилась навстречу монстру. Тот тоже уже несся к законной добыче.

Тетушка со смертельным для нежити зельем, Хон с топором и огнем бежали к ним. У них был маленький шанс победить. Но они катастрофически, просто катастрофически не успевали. Ива выкинула вперед руки, неумело пытаясь призвать силу, как в эпических сказаниях поступали маги. Но бесценные крупицы золотого песка времени уже закончились.

Монстру остался всего шаг до маленького человеческого тельца. Ива, Хон и тетушка тонко взвыли в предчувствии неминуемого. Время, казалось, застыло, и каждое движение стало невыносимо медленным. Всё! Сейчас все будет кончено.

Но тут, как в сказке, случилось чудо. Заиграла волшебная флейта. Ее чудесный чистый звук раздвинул крики и шум бегущих, ворвался в сознание и на один краткий, бесконечно краткий миг отвлек внимание монстра. И он остановился. Нет, он не собирался отказываться от своей жертвы. Но звук на мгновение сбил его с толку.

Но не Матинку, которая не могла слышать поющую флейту. Та останавливаться уж точно не собиралась. Однако и сила, все еще бурлившая в крови Ивы, магия, тоже услышала флейту и сорвалась с пальцев немилосердной ударной волной. Она отшвырнула женщину в сторону, опрокинув на спину, – удача, какие выпадают лишь по случайности, – ребенок не пострадал. За то немногое время, что требовалось Матинке прийти в себя, Ива успела добежать до нее и, ударив ее наотмашь по лицу, вырвать ребенка.

А ведьма и Хон уже сражались с чудовищем. Тетушка с размаху облила его зельем, на которое возлагались такие надежды. Нежить взревела и бросилась на женщину. Хон успел ткнуть в морду монстру факелом и с размаху всадить топор в спину, чуть ниже шеи. Но все это не произвело ожидаемого эффекта.

– Ива, беги в дом! Беги в дом!!! В дом!!!

Дельный совет, ибо единственное, что было необходимо чудовищу для полной победы, – последняя жертва. Знахарка побежала. Как назло, она дальше всех находилась от дома, дверь которого была надежно защищена колдовским зельем. Монстр ревел за спиной, всего лишь на шаг отставая. Прижимая орущего ребенка к груди, Ива споткнулась и полетела на землю, успев только чуть повернуться, чтобы не раздавить малыша. Лапа чудовища проскользнула у нее над головой, зацепив лишь прядь волос. Тут же три пары рук втянули ее в дом. Дверь захлопнулась.

Ива упала на колени, не чувствуя ничего, абсолютно ничего не понимая.

Охранявшие ребенка родственники поголовно спали.

Тетушка, Хонька и бард, с трудом дыша, даже не пытались ни поднять девушку, ни забрать девочку из ее рук. В дверь долбили так, что казалось, она сейчас разлетится на мелкие куски.

Но волшебное зелье начало действовать. И монстр оставил дверь в покое. Тут раздались другие звуки.

– Это Матинка кричит, – слегка заторможенным голосом произнес Хон.

– Сестра матери этого постоянно орущего ребенка, – еще более ошарашенным голосом пояснила менестрелю тетушка.

– Веселая у вас деревня, – с трудом выговаривая слова, высказался бард.

– Добро пожаловать, – поднялась Ива с колен.

Прошло четыре недели. Менестрель уехал. Расстались с ним очень тепло. Погибших двух мальчиков и то, что осталось от Матинки, задумавшей это ужасающее своей жестокостью преступление, похоронили. Ради возможности родить, пусть только наполовину человеческого, но своего ребенка, она пошла на этот безумный шаг, прибегнув к древнему заклятию: бесплодная женщина может родить от заложного покойника, если приведет его к трем младенцам не более трех месяцев от роду. Заложный покойник превратился в пепел. Девочка, пережившая в свои полтора месяца такое приключение, очевидно, твердо решила выжить, несмотря ни на что, а потому росла совершенно здоровенькой, не давая никакой болезни и малюсенького шанса. Тетушку все поздравляли с победой. Хон все-таки починил дверь. Ива вновь занялась любимым делом: травки, порошочки, сушеные мышки, зелья, эликсиры, снадобья… Жизнь возвращалась в привычное русло.

Завывала метель за окном. Деревья гнулись под тяжестью снега. Сугробы еще надежнее укутали землю. Знахарка снова шла в самую глубь леса. Недавно в деревне родился еще один ребенок, и у его матери, как и следовало ожидать, тоже не было молока.

Вечерние сумерки ложились на серебро сугробов. На темное небо выплывала колдунья луна. Ива с полной корзинкой омелы возвращалась по дремучему лесу домой. Ничто ее не страшило…

Самоуверенность губительна. Когда рядом взвыли волки, было уже поздно.

Ива стремительно обернулась.

Стая огромных серебристо-белых волков застыла на освещенной призрачным блеском поляне. Звери смотрели на нее тоскливыми задумчивыми глазами. Смерть и жизнь в этот миг слились воедино.

Они не двигались, и Ива не знала, что делать. Вдруг что-то сверкнуло за их спинами, и на миг девушке показалась, что там возникла сотканная из снега женская фигура.

Волки вскинули морды к черному небу и протяжно завыли. И мир для Ивы навсегда раскололся на две вселенные: одну – теплую, уютную, привычную и на другую – призрачную, далекую, состоящую лишь из медленно падающего снега и протяжного волчьего воя…

…Ну что ж, знахарка, тракт ждет тебя…

Глава 2РАННЯЯ ВЕСНА

У каждого в этом меняющемся мире своя Жизнь и своя Судьба. У каждого своя Мечта и своя Цель. У каждого свое Небо над головой и своя Дорога под ногами. Кому-то суждено Величие и Почет, кому-то предписана безвестная Смерть и безликая Жизнь. Кто-то будет счастлив, не имея ничего; кому-то для того же не хватит и всех сокровищ мира. Кто-то будет смеяться, мчась по степи на лихом коне, а кто-то будет плясать в подгорных пещерах, радуясь свету звезд, пойманному в блеске алмазов. Кто-то уйдет навечно, кто-то останется навсегда. А некоторые вернутся…

Ранняя весна редко радует нас теплым солнышком и молодой травкой, ради которых ее, собственно, столько времени и ждут. Увы, но она похожа на девочку-подростка – угловатую, нескладную, неказистую, хоть и обещающую в самом ближайшем будущем стать самой настоящей красавицей. Снег тает, его нежный чистый покров исчезает, сменяясь грязью и серостью склизкой и вязкой земли вперемешку с талым настом. Бледные бесконечные тучи заполоняют безликое небо. Сквозь остатки сугробов видна прошлогодняя сухая трава. Ее вид так уныл, что весь мир представляется огромной выгребной ямой. Сырой воздух несет простуды, а вода, заливающаяся в обувь, – осложнения после.

Это время хлопот и ожиданий. Тяжелее всего приходится лешим. Именно на их долю выпадают все ранневесенние труды: и весну встретить, и зверей всяких разных разбудить, и до водяного достучаться, чтобы и он начал шевелиться – лед изнутри колоть да рыб к теплу готовить. И с погодой постоянные проблемы. Только звери – медведи те же, со сна долгого недовольные – к солнышку выползут, как тут же – нет его, солнышка-то нашего. К кому, по вашему мнению, идут за разъяснениями? К лешему, конечно. Мол, так вот и так, что за шутки такие? Какому еще умному существу понадобилось в эту рань всех подымать, если тепла и не предвидится? Леший по своим каналам пробивает, что, мол, за чудеса с погодой? Сверху ответ: всегда так, а чего вы, собственно, еще ожидали? Только попробуй дать такое объяснение раздосадованным, мягко говоря, медведям. Но для всего остального мира ранняя весна, когда еще снег не растаял, но уже потерял свою неизъяснимую зимнюю прелесть, а зелень еще и не думает появляться, – скучная и унылая пора.

В полном соответствии со всем вышесказанным, настроение у Ивы было преотвратное. Она сидела на корточках на лесной поляне и внимательно рассматривала клочок обнажившейся земли. Уже с час рассматривала. Нет, ничего полезного она от земли в ближайшее время не получит. Редко такое бывает – ранняя весна всегда какая-то скупая на все, только самую капельку полезного и подарит.

Ива ушла из родной деревни еще зимой. Может, отправиться в дорогу до весенней распутицы было и не самым мудрым решением, но здесь знахарка руководствовалась принципом «решил – делай», а то потом найдется множество причин задержаться еще на чуть-чуть и еще… и так, пока смерть не заберет тебя, как поется в песне. Однако сейчас Ива оказалась в ловушке собственной теории: дороги стали непроходимыми, еще немного – и передвигаться по ним будет вконец невозможно.

– Охо-хонюшки… – подымаясь, вздохнула знахарка.

– Хорошо ли тебе, девушка? Хорошо ли тебе, красавица?

Ива обернулась. Перед ней стоял здоровенный детина в рубахе наизнанку, в кафтане, правая пола которого была запахнута на левую, без пояса, в огромных лаптях, как-то странно сидящих на его лапах, краснощекий, пышногривый, в плечах раза в три шире, чем она, – ничего себе парень!

– Может, на что и добрый молодец тебе сгодится? – Детина широко улыбнулся.

Ива снова присела на пенек и, покопавшись в сумке, достала краюху хлеба. Разломила ее на две части, одну протянув парню.

– Откушаешь со мной, лесной хозяин? – усмехнулась она.

Леший сел рядом на поваленное бревно, закинул левую ногу на правую, взял протянутый хлеб и проворчал:

– Вот так всегда. В начале весны только знахарки по лесу и шляются.

Девушка захохотала. Лешего, хоть он и не сменил облик, она видела насквозь. К молодым девушкам (хотя, впрочем, и к не очень молодым и не девушкам) лесные хозяева питали, мягко говоря, слабость, что ничуть не мешало знахаркам общаться с ними на взаимовыгодных условиях.

– Не переживай. Давай лучше поговорим. Что у вас тут интересного происходит?

– А ты откуда? Из дальних деревень? Ну что тебе казать-то тогда? У нас вблизи городов всегда всякой дряни поболее бывает. Иногда кажется, что как только появляется в округе лишний человечек, так за ним сразу же какая-никакая мерзость вылезет. И вообще, от вас, людей, только гадости и жди какой.

– Но-но, ты говори-говори, да не заговаривайся!

– Ой, да ну тебя, знахарка. Вроде ты не понимаешь, о чем я баю! Взять хоть тех же разбойников! Уселись тут недалеко, у перекрестка. Что ни день, то праздник – грабят кого-нибудь.

– Неужто хозяин здешних земель – княже, али как его туточки кличут, – и не почешется, если каждый день подводы грабят?

Леший почесал за ухом:

– Да нечто каждый. Это я прибаял для красотцы. Да и город-то не так уж и близко. Воно даже постоялый двор недалеко стоит. Для тех, кто засветло не добрался. Но вот сегодня, например, неплохая махаловка на перекрестке была. Только не на тех ребята напали. Там в охране обоза тролли ехали. Уж они-то тех душегубцев так отметелили! На красоту просто! – Леший от переизбытка чувств аж захрюкал.

– Вот те раз! Нашлись герои! Кто ж в здравом уме против троллей лезет?! Неужто груз такой ценный?

– То мне неведомо. Но весело было на это дело посмотреть. – Лесной замолчал, припоминая порадовавшую его душу потасовку. Потом перевел взгляд на Иву: – Кстати, раненых бандитов повезли на постоялый двор. У них давно с его хозяином крепкие «деловые отношения».

– Наверняка и лекарь у них там есть? – задумчиво протянула девушка.

– Не, лекаря как раз нету. После той бучи, что местный баронишка устроил тут лет десять назад, ведьм да лекарей в округе по пальцам сосчитать можно.

– Что за буча такая? – заинтересовалась Ива.

– Неужто не слышала? – обрадовался лесной хозяин. Знахарка развела руками. – Ну тогда слушай. Дело, значит-то, так было. У барона местного, что меж людей туточки главный, что-то там в очередной раз взыграло, и как начал он ведьм жечь. А за ним и вассалы его. Так всех и выжгли. Настоящих ведьм, конечно, это мало коснулось, а вот всяких там знахарок, повитух, магов, лекарей – всех почти извели. А те, кого не сожгли, сами деру дали. Кому ж охота на таком тонком льду сидеть? Даже ведьмы, и те убёгли. Несколько лет так лихорадило, чтоб барону икалось. Только последние три-четыре года спокойно. Но лекари теперь тише воды ниже травы сидят. Крепкой рукой барон их держит. Они боятся и шагу сделать, чихнуть лишний раз, чтобы под подозрение не попасть. Раньше разбойников ведьма из ближнего села лечила, да вот уж пару месяцев, как померла. Ты, случаем, не ведьма?

– Нет еще, – хохотнула Ива.

…Десять лет, мой барон, десять лет…

Десять лет тебя не касались боль, горе, отчаяние, страх, которыми ты так щедро наделил меня. Десять лет. Всему приходит конец. Я скоро отдам тебе этот долг.

Десять лет ты спал спокойно, мой барон. Десять лет я скиталась по курганам, слыша только шелест вереска. Всему есть предел.

Десять лет я пряла свою месть. Не только ты умеешь предавать.

Жди, мой милый, я скоро приду…

Обеденный зал постоялого двора был почти пуст. Заполнится он только к вечеру. И то в лучшем случае. Если хозяин связан с разбойниками и об этом ходят слухи, то вряд ли здесь бывает много посетителей, из заезжих только, может, кто-нибудь пожалует. Хотя вряд ли кто такие связи афиширует – никто сам себе не враг.

Ива степенно прошлась по полутемному залу и уселась за столик у окна. К ней направился невысокий пухлый мужичок в грязном фартуке, жестом останавливая выскочившую было из задней комнаты, очевидно кухни, здоровенную грудастую девицу.

Ива спокойно улыбнулась. Несомненным преимуществом знахарок перед теми же магами и лекарями было своеобразное их положение: они, являясь, бесспорно, уважаемыми людьми (а кто позволит себе роскошь не уважать знахарку, которая неизвестно еще кем окажется – может, и пустышкой, может, и ведьмой), не обязаны были ни перед кем отчитываться. Не было никакой организации, вроде Магического союза или Лекарских цехов, которая контролировала бы их деятельность. С них даже налогов не брали. За что их, кстати говоря, еще больше не любили власть имущие. В некоторых княжествах были даже законы, обязывающие лекарей докладывать о своих пациентах. Магам опять же кое-где запрещалось продавать любовные и другие одурманивающие зелья. Про знахарок разговоры о подобных запретах даже не велись. Более того, доносы с их стороны порицались, а сами они могли лишиться большей части своих клиентов.

– Что изволите? – довольно вежливо задал вопрос корчмарь, явно стараясь разобраться, какая птица пожаловала.

– Знаете, – Ива выдала свою лучшую ухмылку, – уже несколько дней иду по лесу, и мне до пьяного дракона надоело питаться обугленным с одной стороны и сырым с другой мясом. Что поделать? – Девушка, подкупающе улыбаясь, развела руками. – Я только зелья готовить мастерица, а в кулинарии полная бездарность. – Столь явная ложь была нужна только для того, чтоб тонко намекнуть хозяину о профессиональной принадлежности посетительницы. – Есть у вас что-нибудь такое, что могло бы потешить мой страдающий от такой несправедливости желудок?

– Конечно, конечно, – радостно закивал мужичок. Судя по всему, слова нашли благодарные уши. – Щас все сделаем в лучшем виде. Не извольте беспокоиться.

Судя по скорости, с которой он сорвался с места, знахарка здесь была позарез нужна. Ива прекрасно понимала, что не выглядит уж слишком платежеспособной, и уж кто-кто, а корчмари разбирались в таких делах не хуже специально обученных провидцев в гномьих банках.

«Что и говорить, жаркое из кролика было выше всяких похвал», – подумала Ива, с чувством выполненного долга отрываясь от… к сожалению, уже пустой тарелки.

– Вам понравилось?

Перед знахаркой стояла давешняя здоровенная девица. Ива согласилась с тем, что еда была великолепна, что дороги ужасно размыло, а весна в этом году запаздывает, что она действительно знахарка, самая притом настоящая. На вопрос о любовных зельях покачала головой: мол, нет, нету. Но по секрету призналась, что за соответствующее вознаграждение может буквально за полчаса таковое сварить.

– Тебе для чего нужно? – спросила Ива, но, видя весьма ошарашенную физиономию подавальщицы, поспешила перефразировать: – Надолго? На пару часов или на несколько месяцев? Чтобы его к тебе намертво приклеило, или чтобы он просто обратил на тебя внимание?

После долгого и эмоционального обсуждения и одного высунутого из кухни кулака девушка задала вопрос, по поводу которого ее, собственно, и направили к знахарке:

– А раны ты лечишь?

– Смотря какие. Есть такие, что никто не вылечит, но кое-что я могу. Труднее, конечно, если там яд, к примеру, был.

Потом Иву очень вежливо попросил сам хозяин взглянуть на двух «путешественников, попавших под мечи разбойников».

В комнате, куда провели знахарку, лежали двое мужчин. Если разбойники нарвались на троллей, то раненых должно было оказаться намного больше. Если только… Ну что ж, профессия разбойников недаром считалась одной из самых опасных.

Ива осторожно осмотрела больных. Да, зря надеялась легко подзаработать. Знахарка вышла за дверь и честно высказала трактирщику свое мнение.

– Вы сможете их спасти?

– Спасти – спасу. Если в цене сойдемся. Я возьму дорого, во-первых, потому что это будет тяжело, во-вторых, травы, которые мне понадобятся безумно дорогие. И еще одно: вы уверены, что хотите потратить деньги на именно этих воинов? Я не могу обещать, что даже когда они оправятся, они смогут стоять в строю, если вы понимаете, о чем я.

– Уверен, девушка.

Она обернулась на голос. Мужчина стоял у лестницы, которая, как Ива помнила, безумно скрипела под ней и корчмарем. От мужчины веяло силой и жестокостью. Даже просто смотреть ему в глаза казалось опасным.

– Вы точно уверены? Они вряд ли смогут хорошо махать мечами и…

– Один из них – мой брат, другой – друг. Говорите свою цену и приступайте.

Ива назвала.

– А не боится одинокая беззащитная девушка ходить по столь опасным местам с такими деньгами? – спросил мужчина, отсчитывая монетки из кожаного кошелька.

– Я – единственная согласная на эту работу знахарка на многие мили вокруг, а у вас такая работа, что вряд ли вам захочется портить отношения с хорошей знахаркой.

– Вторую половину – после лечения. – Мужчина передал ей горсть монет. – Что тебе еще нужно?

Ива быстро перечислила необходимое – ничего особенного, только то, что есть на любой приличной кухне.

Тоненькая струйка магии полилась из пальцев, как только зелье забурлило в котле. «Да, Ива, – подумала она, – все-таки ты до самой последней косточки знахарка. У нормальных магов сила откликается или на мысленный приказ, или на опасность, или, на худой конец, на присутствие любимого человека. А у тебя? Сказать кому стыдно – на булькающую в кастрюле гадость».

Она наклонилась над раненым и начала менять перевязку, стараясь сделать это как можно быстрее, коль уж не получается безболезненно. Мужчина резко и широко открыл глаза.

– Ну здравствуй, Смерть! – четко, хоть и хрипло произнес он.

Ива на всякий случай обернулась. Никаких подозрительных старушек с косами в поле зрения не наблюдалось. Пока Ива размышляла, стоит ли ей обижаться, а также о возможной переквалификации, раненый снова спешно отбыл в блаженный мир забытья.

Вскоре лечение пошло на лад, и девушка смогла переключиться на другого раненого. Тот тоже бредил, поминая какого-то барона, выполнять приказы которого было, по мнению мужчины, так же опасно, как и не выполнять. Сделав все, что могла, Ива спустилась в главный зал корчмы и подозвала давешнюю девицу, попросив умыться, а заодно поинтересовалась, надобно ли ей по-прежнему любовное зелье. Подзаработав еще и на последнем, Ива еще раз вкусно покушала на халяву и направилась в комнату к раненым, где ей предстояло провести беспокойную ночь. Ну а кто говорил, что лечение будет безболезненным?

Запах обожаемых травок заполнял всю комнатушку. Однако, как Ива их ни любила, выносить тяжелый жар, заполнивший все помещение, скоро стало совсем невозможно. С виду наглухо заколоченное окошко легко поддалось, и девушка смогла, наконец, с облегчением вдохнуть морозный ночной воздух. Поколебавшись, она все-таки уселась на опасно поскрипывающий подоконник, прислонившись спиной к деревянной раме.

Лес плотной стеной обступил постоялый двор, а темное небо над головой казалось водой в глубоком колодце, на черной поверхности которой едва различимо поблескивают отражения звезд.

Ива свесила одну ногу за окно, а другую притянула к себе, согнув в колене. На кухне что-то явно сгорело. Животные в хлеву беспокоились. Старое здание корчмы скрипело всеми своими частями. Постоялый двор явно не нравился старому злому лесу, расставившему часовых вокруг. Девушка чувствовала ощутимую угрозу, исходящую от него.

Знахарка, утром познакомившись и пообщавшись со здешним лешим, очень удивилась: обычно лес и его хозяин мало друг от друга отличаются, а эти были абсолютно разные. Леший был обычным, а вот лес – злым и очень чем-то недовольным. Хотя первый предупреждал ее насчет обилия в этих краях всякой нежити. Неужели этим и вызвано все раздражение?

Ива, покачивая ножкой, стала вслушиваться. И постепенно в ее голове перестали звучать только скрипы половиц, тяжелое дыхание раненых, разнородные голоса животных в хлеву. Медленно, почти незаметно стали различимы песни ночных птиц, ветер в высоких кронах, тихие шаги запоздалого пугливо озирающегося путника, тайными тропами пробирающегося куда-то. Прикрыв глаза и блаженно расслабившись на окне, знахарка вдыхала прохладный воздух, и ночной лес баял ей тихую сказку. Вот шмыгает близ курятника лисица. Вот еще какой-то зверь крадется, сливаясь с тенью. А у дороги затаился упырь. Кого он там надеется дождаться ночью? А вот и разбойнички у костра посиживают, даже главарь здесь. Брр, вот бы с кем больше не встречаться. Вернее, больше не встречаться после того, как он отдаст деньги. А это что? Неужели ключи пробили лед? Нет, только пытаются. Да и то как-то уж больно вяло, – ох, не скоро еще весна придет…

А еще кто-то плакал… Да, кто-то плакал в этом огромном, злом и не проснувшемся от зимы лесу.

Ива чуть из окна не вывалилась, когда распознала звук, первоначально принятый ею за скрип веток. Знахарка, разумеется, слышала его не ушами, а тем особым чувством, какое появляется у всех, кто долго живет у бора и зависит от его прихотей. Усиленное магическими способностями во много раз, оно позволяло Иве будто бы видеть целиком весь лес. А в нем кто-то рыдал. Не так, как потерявшись, заплутав… И не как попавшие в капкан звери. Так стонут только в горе, когда отчаяние и безнадежность заполоняют душу, не оставляя в ней ничего человеческого, превращая любое разумное существо в тупую бессловесную тварь. В этом состоянии можно только качаться из стороны в сторону, обхватив себя руками и поскуливая на луну, и знать, что конца этому не будет. Вот так плакали в этом лесу.

Ива судорожно схватилась за подоконник и быстро перекинула ноги в комнату, боясь, что ощущение придет снова и просто скинет ее своей силой с неустойчивой опоры. В лицо девушки вновь ударил удушающий запах целебных зелий, жар от треножника и чуть ощутимая магия, как и аромат витающая вокруг лекарств. Постепенно знахарка успокоилась и снова повернулась к окну, но плач больше не повторился, хотя еще долго она чувствовала чью-то щемящую боль и тоску. Только под утро Ива сообразила, что это ощущение исходит от ее тезки – молодой ивы.

Ива росла у изголовья чей-то могилы и, свесив до земли свои длинные ветви, рыдала о том, кто лежал у ее корней.

– Ненавижу ведьм! – едва очнувшись, заявил ей один из раненых.

Сообразив, что сказанное относится к ней, Ива в долгу не осталась:

– А я – разбойников!

– Проклятые ведьмы! От вас все зло! На костер всех надо!

– А грабителей – на виселицу!

– Если бы не ведьмы, стал бы я рисковать своей шкурой из-за горсти монет! Давно бы при бароне в телохранителях ходил!

– Заткни свой рот и лежи спокойно! Чем быстрее ты поправишься, тем скорее мы избавим друг друга от взаимно «милого» общества!

– Ведьма!

– Вор!

«Хорошо денек начинается!» – хлопнув дверью, подумала Ива, спускаясь по лестнице на манер бревна, отправленного в полет со второго этажа. За обедом служанка по большому секрету поведала девушке, что любовное зелье предназначается тому самому не любящему ведьм разбойнику.

Настоящая весна так и не наступила за то время, что Ива провела в трактире. Все так же серел снег, а небо ни разу не озарилось солнышком.

Знахарка медленно шла по направлению к Брыклу. Официально город, конечно же, назывался изящнее и величественнее, но подобное имя настолько не соответствовало действительности, что сейчас даже летописцы долго думали, прежде чем воспроизвести его. За его написание не брался никто.

Девушка направлялась на запад, прочь от земель, где жил ее собственный русоволосый народ. Новые земли не поражали своей оригинальностью. Признаться, под снегом они не отличались от тех, что остались за спиной.

Перед мысленным взором девушки все еще стояло лицо главаря разбойников. Отдавая ей вторую часть денег, он спросил:

– Ты правда не стала бы лечить их, коли я не заплатил бы?

– А ты заплатил бы, если бы я по-другому поставила вопрос?

Он подумал, посмеялся и отпустил ее с миром.

От размышлений ее оторвал звук – из тех, что Ива не любила слышать. После недолгой борьбы инстинкт самосохранения был побежден, и знахарка свернула с дороги, углубившись в лес, который днем совсем не стал приветливее.

Картина, что Ива увидела, была поистине достойна кисти известного художника: черноволосая девушка сидела под ивой и плакала так, будто мир рухнул. Однако знахарка не оценила всей красоты и глубины открывшейся ей трагической сцены. Вместо этого она подумала, что ей, похоже, никогда не избавиться от клейма деревенской знахарки, которые, как известно, всегда вынуждены (как и любые другие лекари) выполнять роль плакательных жилеток.

Ива подошла еще чуть поближе и тихонько окликнула:

– Эй! Что с тобой? Могу я чем-то помочь?

Девушка вздрогнула, подняла на травницу кристально чистые синие глаза и рявкнула:

– Что уставилась?! Иди, куда шла! Нашла зрелище!

От неожиданности Ива попятилась, разумеется, тут же зацепилась за корень дерева и звучно приземлилась на пятую точку. Помянув сквозь зубы все известные темные силы, знахарка вскочила и отправилась дальше.

– Прости! Я не должна была на тебя рычать!

Голос заставил ее остановиться. Ива недоверчиво повернулась. Незнакомка, все так же сидя на холодной земле, смотрела на нее своими нереальными голубыми глазами:

– Ты хотела помочь. А я слишком давно не видела человеческой доброты.

Знахарка пригляделась к девушке пристальнее. С ней явно произошло какое-то несчастье. Лицо казалось слишком изможденным, а взгляд чересчур умудренным для молодого лица. Кстати, она была очень даже миленькой. Если быть совсем уж честной, то незнакомка казалась просто красавицей. Тетушка всегда утверждала, что девушки не должны быть слишком красивыми, если им нечем защититься. Поэтому Иве не хотелось спрашивать, что произошло с брюнеткой.

– Почему? – Это больше относилось к разговору о лекарях и плакательных жилетках.

– Это долгая, печальная и слишком банальная история. – помедлив, произнесла незнакомка. – Тебе быстро надоест ее слушать.

– А я люблю долгие, печальные и банальные истории, – Ива уселась на бревно. – Они помогают еще раз удостовериться в незыблемости мира.

Девушку звали Гретхен, и она смотрелась ведьмой. Хотя бы потому, что была слишком красива, что была пятой дочерью в семье, где до этого рождались только девочки, а еще – у нее были слишком темные волосы, – это уж совсем ненормально, не так ли?

Разумеется, на самом деле ведьмой Гретхен не была, но тем не менее магические способности у нее имелись. И конечно же однажды она решила, что с нее хватит. Прослышав, что звездочет самого барона ищет себе ученика, она отправилась в Брыкл, чтобы когда-нибудь стать великой волшебницей и доказать всем, что она не просто смазливая мордашка. Больше всего девушка боялась выйти замуж за какого-нибудь деревенского увальня и к тридцати годам превратиться в рабочую клячу, какой стала ее мать после шести родов и двенадцати лет «счастливого брака».

И начинающая волшебница, преодолев множество опасностей, оказалась в городе и даже удостоилась похвалы мудрого звездочета. Чрезмерно гордая собой, она принялась ждать его дальнейшего решения, от которого зависело, остаться ли ей здесь или искать признания своего таланта в другом месте.

Вот тут-то четко прописанная схема дала сбой. Гретхен влюбилась.

Да-да, случилось именно так, как вы и ожидали.

О, это было поистине прекрасно. Именно так, как пишут в эльфийских романах и как поют менестрели в балладах. Она шла через площадь к башне звездочета, чтобы присоединиться к другим претендентам на место ученика мага. В этот момент из боковой улицы с диким улюлюканьем выскочили всадники на разгоряченных конях. Шелка, бархат и кожа украшали и тех и других. Золото, серебро и драгоценные камни сверкали в свете солнечных лучей.

Белый жеребец летел впереди всех быстрее ветра. Гретхен оказалась у него на дороге. В момент, когда девушка уже успела пожалеть, что не осталась в родном болоте, конь поднялся на дыбы, но все-таки смог остановиться.

Не успев оправиться от первого потрясения, девушка подверглась второму: юноша, соскочивший с жеребца и рассыпавшийся в извинениях, был прекрасен как бог. Этакий бог молодости и красоты. У этого принца из сказки было все, как полагается: золотые волосы, голубые глаза, честное благородное лицо с совершенными чертами, белоснежный конь и баронский титул.

Юноша очень быстро узнал, как ее зовут, что она делает в городе, где остановилась. Тотчас ее утвердили на место ученицы мага, а через неделю она получила предложение руки и сердца.

Народ ликовал. А как же иначе, ведь барон выбрал себе в жены девушку из простых, из наших! Гретхен сразу же стала всеобщей любимицей. Барон настоял на скорейшей свадьбе.

Гретхен была счастлива. Все аргументы против брака и за свободу и независимость были мигом забыты. Правда, во имя внутренней гармонии она все-таки пообещала себе, что не бросит заниматься магией и после свадьбы.

Пока ее поселили в замке. Днем она участвовала в приготовлениях к свадьбе, все вечера проводила с возлюбленным, тихо тая от счастья, а ночами мечтала.

Все рухнуло внезапно. Однажды под утро Гретхен услышала шум и выбежала в коридор узнать в чем дело. Ее тут же схватили двое стражников и поволокли к своему начальнику. Там уже был ее барон. Она рванулась было к нему, но на его прекрасном лице уже не наблюдалось признаков той любви, что освещала его еще вчера.

Гретхен обвинили в колдовстве: мол, она приворожила молодого барона, обманом выведала у него тайный путь к городской казне и с помощью брата – беглого каторжника – похитила ее.

Всё было против нее. У нее действительно был брат-каторжник. Как оказалось, две ночи назад он сбежал. Она знала, где потайной ход к городской казне. Сам барон показал его ей, причем это видел и начальник стражи. Этот путь мог спасти обитателей замка в случае осады. А свои магические способности девушка и сама не скрывала – ведь она была ученицей мага, затем и пришла в этот город.

Да и барон подозрительно быстро и крепко влюбился в нее, так что возникал вопрос: как деревенская нищенка смогла заинтересовать высокородного? Всё, за что ее еще вчера превозносили, оказалось вдруг преступлением.

Суд был короток, приговор – жесток. Ведьме – пламя!

До последнего Гретхен не могла поверить, что это происходит с ней. Ведь не может же тот, чей голос так недавно дрожал от страсти, когда он объяснялся в любви, спокойно отправить ее на костер. Она ни в чем не виновата. Это ведь всем понятно. Не могут же ее – чистую, невинную, такую прекрасную – сжечь!

Сначала Гретхен не сомневалась, что вот сейчас в тюрьму ворвется ее златовласый барон и освободит ее или властным словом, или мечом. Потом она решила, что он не сможет открыто пойти против городских властей, поэтому спасет ее подкупом или еще какой-нибудь хитростью. Даже когда ее вели в белой рубашке к площади, чтобы там на высоком костре сжечь как ведьму, она не переставала верить, что люди, которые с ликованием выкрикивали ее имя, когда объявили о ее помолвке с бароном, не допустят такого надругательства над правдой. Гретхен просто не могла представить, что ее блестящим волосам, совершенной коже, идеальной фигуре и чудесному лицу суждено сгинуть в уродующем все это пламени.

Каково же было ее удивление, когда она увидела ликующую в предвкушении зрелища толпу, когда услышала проклинающие ее вопли, в которых больше всего было злорадства, и когда голубоглазый барон, вместо того, чтобы зачитать приказ о помиловании, распорядился заменить сухие дрова на более сырые, дабы ведьма не отделалась быстрой смертью. Гретхен не могла поверить, что даже в последней милости – мешок на голову и веревка на шею – ей было отказано.

Несчастная смотрела на высокий помост, где закат золотил и без того подобные солнцу волосы ее любимого, пока огонь не добрался до ее обнаженных ног. Потом уже не было солнца – подступила боль и заполнила собой все, не оставив места ничему другому. В огне исчезла совершенная кожа, роскошные волосы, фигура, на которую зарились все мальчишки из ее деревни, – не осталось и самой девушки. Бьющееся в агонии существо не могло уже быть той Гретхен. Она перестала существовать там, на площади небольшого вонючего городка, настоящее название которого никто и не помнил.

– Что ты мне такое говоришь?! – возмутилась Ива. – Вот ты здесь сидишь передо мной и заявляешь, что умерла там. Десять лет назад!

Девушка с явным трудом сфокусировала взгляд на знахарке. Потом смутилась.

– Ты права. – Она поколебалась и продолжила. – Я здесь. Но суть в том, что меня нет, той, прежней, что была. Нет наивной дурочки, что любила его и верила в сказки.

Девушка продолжала что-то говорить, но Ива вдруг перестала ее слышать. Она видела перед глазами огромный костер из полусырого хвороста, что не позволяет огню сильно разгореться, а человеку, привязанному к столбу по центру, задохнуться, и корчащуюся в огне фигуру. Воображение услужливо дополнило картину сомнамбулическими воплями толпы и тошнотворным запахом горелого мяса и костей. Ива чуть не подпрыгнула:

– Но как ты выбралась?

Вопрос заставил Гретхен надолго замолчать. Потом она все-таки выдавила из себя:

– Все-таки я ведьма. Вернее, маг. Я смогла телепортироваться. Ни разу этого не делала до того момента и позже не смогла. Но тогда это просто получилось. Очнулась я уже в лесу. Вот на этом месте.

– Нечего себе – телепортировалась! Я даже не слышала, что такое возможно без особой подготовки, ну пентаграмм там всяких или амулетов.

– В принципе возможно. Просто для мага моего уровня практически нереально.

– А почему именно сюда?

– Здесь похоронен мой брат. – На девушку было страшно смотреть.

– Похоронен? А разве он не сбежал с деньгами из городской казны? Ой, я хотела сказать…

– О боги! Неужели ты веришь этой истории?! Что я украла эти деньги?!

– Нет, нет, конечно же, нет! Я просто еще не знаю, что на самом деле-то произошло.

– О, все очень просто!

Всё действительно было очень просто. Барон очень любил тратить деньги. Он любил играть в карты, на скачках; предпочитал дорогие ткани и хороших лошадей, не говоря уже о менее невинных развлечениях. И однажды его деньги кончились. Имение заложить он не мог. Городской казной, хоть она и хранилась в замке, распоряжаться не имел права. А на кредиторов не действовала белозубая улыбка. Тогда барону в голову пришел план, как завладеть казной: попросту украсть и не попасться. На кого всегда можно свалить вину? В чью вину обязательно поверят практически без доказательств? Ведьма нужна была барону. И когда он столкнулся на площади с Гретхен, которая была претенденткой на место ученицы городского мага, он не упустил свой шанс. Разыграть внезапную и всеобъемлющую любовь было не сложно. А всякая молоденькая, пусть даже «знающая жизнь» девушка мечтает о красивом богатом и знатном возлюбленном, и чтобы обязательно он влюбился в нее с первого взгляда и, разумеется, предложил руку и сердце. Только в планы барона не входило жить долго и счастливо и умереть в один день.

Его люди вытащили с каторги братца влюбленной дурочки и той же ночью прикопали его в лесу, чтобы потом заявить, что ему удалось сбежать вместе с деньгами. А барон в нужный момент – когда это слышал начальник стражи – показал Гретхен потайной ход. Осталась самая ерунда: подсыпав часовому, охранявшему казну, снотворное («околдовали, не иначе»), перетащить городское золото в баронские закрома, поднять вовремя тревогу и обвинить во всем молодую ведьму, которая просто не успела скрыться вместе с братом. Любовь черни легко обратить в ненависть. Виновник найден. Ведьму надо покарать – и за кражу, и за то, что покусилась на барона, еще такого молодого и наивного, верящего в неземную любовь.

Ведьме – пламя!

О да, ведьме пламя и досталось.

Одного ты, барон, не учел. С магами лучше не связываться. Даже с молоденькими.

Десять лет прошло. И время мести наступило.

– И ты собираешься мстить?

Девушка подняла на Иву глаза, и знахарке захотелось оказаться как можно дальше от этого места и никогда даже не слышать эту историю. А больше всего ей не по душе было ввязываться в нее, но внутренний голос говорил, что теперь ей уже так легко от всего не отделаться.

– О да, я собираюсь мстить.

– И как же?

– Надо пробраться в замок…

– И как же ты это проберешься в охраняемый замок, если тебе даже в город входить опасно?

– Ты забываешь, что я знаю, где тайный ход. – Она невесело усмехнулась.

– Но ты только вход в него из замка видела, – резонно предположила Ива.

– И примерно знала, где выход. Чем, ты думаешь, я занималась последние десять лет? Но мне нужна помощь. Одной мне не справиться.

– Эй, что ты так на меня смотришь? Я не подписывалась участвовать в убийстве!

– Я не собираюсь его убивать! Поверь мне!

– Но как же тогда?..

– Есть для него кое-что пострашнее! Пусть люди узнают правду! Среди украденных им сокровищ был шар истины. Мне надо только достать его. Он точно находится в его покоях. Тогда я выберусь на главную площадь и ударю в набат. Когда все соберутся, потребую справедливого суда, пригрожу, если что, разбить шар, а это величайшая драгоценность для города. Они не смогут мне отказать. Закон будет на моей стороне. Вот пусть попробует солгать на шаре истины! И отомщу, и имя свое доброе восстановлю.

– Что-то не нравится мне план, – проворчала Ива, – какой-то он шаткий.

– Я десять лет его разрабатывала. Должно все получиться.

– А я-то тебе зачем?

– Потайной ход имеет массу всяких запоров и ловушек, в том числе и магических. А я уже не в силах с ними справиться.

– Что значит – уже? Ты же ведьма.

– Огонь, Ива, высасывает силы из ведьмы. Мне пришлось десять лет восстанавливать их. Сейчас и трети не осталось.

– Но я тоже не ахти какой маг.

– Ты травница, так?

– Так.

– Это то, что нужно. Чтобы взломать ловушки, можно использовать волшебные травы.

– Ничего не понимаю. Я, конечно же, слышала про разрыв-траву, но ни разу даже не держала ее в руках. Вообще подозреваю, что это сказка, каких много.

– О нет, не сказка. Впрочем, неважно. Она нам и не понадобится. Знай же, знахарка: к любому замку – даже самому искусному – найдется отмычка. На одну магию можно подействовать другой. Магию огня не сломить огнем, так почему бы не попробовать воду? Ловушки в потайном ходу поставлены книжной магией. Их не сломит даже архимаг. Но есть травы, которым это под силу.

– Да? – заинтересовалась Ива.

Через какое-то время травница направилась прочь с поляны.

– Знахарка! – раздалось сзади. Она обернулась. Девушка сидела все там же, и ее темные волосы свисали так же печально, как ветви ивы над ней. – Сейчас ты уходишь за травами в городскую лавку и говоришь, что вернешься. Но стоит тебе сделать шаг за пределы этой поляны, и ты начнешь сомневаться в моей истории. Оказавшись в городе, ты придешь к выводу, что риск слишком велик. Ты подумаешь, что все это тебя совершенно не касается, и будешь права. Ты начнешь колебаться, потому что тебе тоже очень хочется жить, и в конце концов, опоздав к восьми вечера, решишь, что на то была воля богов. И сейчас я могу только молить тебя пролитой кровью невиновных вернуться. Прошу тебя – возвращайся.

Ива смотрела на ведьму. У той были глаза побитого зверька или больного ребенка. Знахарка начала ругаться про себя, ибо знала, что вернется, несмотря на весь здравый смысл и почти побежденный инстинкт самосохранения.

Как только Ива ушла с поляны, ее, как и предсказывала Гретхен, начали обуревать сомнения. Не нравилась ей вся история. Да и девушка казалась какой-то уж слишком странной, а ее план таким зыбким, что будет чудом, если он удастся.

Как и следовало ожидать, город знахарке – слишком грязный, слишком шумный, слишком злой – не понравился.

С трудом отыскав в этом хаосе лавку травника, Ива с облегчением вдохнула столь любимые ароматы. Побродив по маленькому помещению, она подумала, что с удовольствием оставила бы здесь все полученные от разбойников деньги, вздохнула и покорно перечислила хозяину весь продиктованный ей Гретхен список.

– О-о, сразу видно специалиста, – одобрительно хмыкнул тот.

Ива тяжко вздохнула – сама она не знала даже половины названных трав.

– У вас все есть?

– Дайте проверить. Да, вроде бы. Вот только…

– Что – только?!

– Нет-нет, все в порядке. Вот посмотрите – все вас устраивает?

Ива придирчиво перебрала травы. В тех, о которых она знала, не было ни единого изъяна. Мудро покивав по поводу остальных, она расплатилась и направилась к выходу. Задержавшись около какой-то очередной баночки, она услышала разговор травника с мальчишкой-помощником.

– Отнеси эти травы в башню звездочета.

– В старую?

– В ту, что на окраине, болван!

Знахарка хмыкнула и направилась за мальчишкой. Пропетляв по закоулкам, тот, в конце концов, оказался перед довольно жалко смотрящейся башней, единственным достоинством которой, на взгляд Ивы, была ее высота. Каким чудом этому славному сооружению удавалось держаться в вертикальном положении, так и осталось для нее загадкой.

Когда мальчишка скрылся из виду, знахарка постучала в деревянную дверь, отчаянно надеясь, что это не приведет к непоправимым последствиям вроде обрушения всей башни.

– Что-то забыл? – раздалось внутри, и в следующую минуту перед Ивой предстал маленький сухонький старичок с просто хрестоматийной внешностью: длинными седыми волосами и бородой. – Э-э, чем могу вам помочь, девушка?

– Здравствуйте, вы меня не знаете, но я подумала, что вы сможете выручить меня.

– Вы хотите узнать, он ли предначертан вам звездами? – лукаво прищурился старичок.

– О нет, – после секундного замешательства засмеялась травница, – предпочитаю, чтобы будущее было тайной. Я знахарка и…

– А, знахарка, – как будто что-то поняв, протянул звездочет, – я как раз собирался пить чай, составите мне компанию?

– С удовольствием, – улыбнулась Ива.

Маг попятился и впустил ее в свою обитель.

В ней не оказалось вопреки ожиданиям девушки ничего, что говорило бы о профессии хозяина.

– Я единственный маг на многие мили вокруг, так что мне не надо рекламировать свое ремесло внешними атрибутами, – правильно истолковал он удивленный взгляд. Ива покивала, хотя последнее слово было ей незнакомо. – К тому же я давно отошел от дел. Мое ремесло – звезды, – продолжал он, неторопливо доставая вторую чашку и разливая горячую жидкость. – Да, звезды, их неторопливый бег по небосклону, их непознанные и зачастую непостижимые тайны. А вы садитесь, коллега.

Ива с чувством легкого благоговения взяла в руки чашку из какого-то необыкновенно тонкого и красивого материала. Напиток был ей знаком, хотя она привыкла к его намного более слабому вкусу. Может, и прав был менестрель насчет того, что ей надо учиться магии.

– Так чем могу быть полезен? – Голос звездочета – мягкий, вызывающий какое-то почти магическое доверие – вернул ее к действительности.

– Видите ли, – улыбаясь, начала она, – у меня есть магические способности, и мне хотелось бы их развить, научиться магии. Но я не знаю, что для этого нужно.

– Как что? Отправляйтесь в Университет магии. Это самый доступный способ.

– Я ни одного не знаю.

– А-а, это дело поправимое. Ближайший и совсем неплохой находится в столице. Любой укажет вам, как туда идти. Еще один расположен у моря в Аркадии. Это подальше. Идти по южному тракту по направлению к главному порту Александрии, а оттуда ведет чудесная дорога по берегу моря вдоль виноградных угодий Шааеннгарда. Там все знают дорогу. Все остальные очень уж далеко.

– А есть еще? – удивилась Ива.

– Да. Еще два или три для людей. Ну и у других рас есть, но туда, как правило, таких, как вы, не берут. Да и без надобности. Их магия зачастую ориентирована на особенности их же рас. Отправляйтесь в столицу или в Аркадийский университет.

– А далеко ли до них? Наверняка дорога туда опасна.

– Это есть. Но что делать? Разве вы, уходя из дома, не хотели приключений?

Ива покаянно усмехнулась.

– А скажите, ведь некоторые маги берут учеников?

– Да, но скажу вам по секрету, коллега, для такой молодой девушки, как вы, это будет очень-очень скучно. В университете намного веселей.

– А разве у вас нет ученика?

– Боги с вами! – замахал маг руками. – Нет, конечно!

– Но ведь однажды вы даже конкурс проводили, чтобы выбрать себе ученика?

– Это и тогда была не моя идея. Барон думал – так выйдет дешевле, чем отправлять кого-то на обучение в столицу. И что вышло? Как говорится – не гонись за дешевизной! Нет-нет, девушка, отправляйтесь в университет. Так оно для всех будет лучше. И для вас в первую очередь.

Поблагодарив за уделенное время, совет и угощение, Ива вышла на улицу и задумалась. Значит, это барон захотел, чтобы звездочет взял себе ученика. В город стали стекаться начинающие маги со всей округи. Чего проще было посадить верного человека, чтобы тот выбрал подходящую кандидатуру на роль «ведьмы-невесты» и свистнул барону, когда придет время для эффектного появления. Да и звездочет не кажется таким уж дряхлым, еще не один год протянет, а уж десять лет назад… Наверняка никого так и не послали учиться в университет. Совпадение? Или хорошо продуманный план?

– Эй, знахарка!

Ива повернулась на голос. Задумавшись, она в конце концов оказалась на главной площади города, где на нее и наткнулся один из поваренков с постоялого двора – смышленый подросток с кучей прыщей и обаятельной ухмылкой. Он не раз помогал ей ухаживать за больными.

– О, приветик! Ты-то тут какими судьбами?

– Да вот меня послали за травами, что ты же и указала.

– Похоже, сегодня у травника удачный день, – хохотнула она. – Слушай, как насчет перекусить?

Поваренок покосился на трактир, из которого чем-то очень вкусно пахло.

– Ну идем. Огоблинело жрать то, что сам наготовил.

Наевшись до отвала, они потягивали оказавшееся совсем неплохим пиво и неспешно беседовали.

– Слушай, раз мы уж тут встретившись, поможешь мне выбрать эти гоблиные травы.

– Помогу. Если расскажешь мне, что это один милый человек с кучей дырок в теле так взъелся на ведьм.

– Ну…

– Эй, еще два пива сюда!

– Ну ладно. В конце концов, он столько раз всем, чьи уши оказались свободны, рассказывал эту историю – не думаю, что это такая уж тайна. Ну слушай…

Мало есть вещей приятней кружечки пива под хороший рассказ.

Старший брат Грегори – так звали раненого разбойника – в свое время служил у барона, причем выполнял порой очень деликатные поручения, что немало способствовало его карьерному росту. Грегори имел все основания тоже рассчитывать на тепленькое местечко.

– Помнишь тот день, когда сожгли ведьму?

– Их много сожгли. – С деланым равнодушием знахарка пожала плечами.

– Ну ту, первую?

– Слышала об этом.

– Так вот за пару дней до этого…

За пару дней до этого братец старший куда-то в очередной раз отправился по баронским делам. Появился очень задумчивый и озадаченный. А когда с утра поднялся шум и ведьму потащили на допрос, жутко перепугался, мигом примчался домой, приказал Грегори немедленно собираться, потому что они уезжают из города, причем очень срочно. Через пару минут постучали. Брат побледнел и мигом вытолкал Грегори в заднюю дверь, приказав тому бежать и не оглядываться. Так он и сделал. Через пару дней Грегори узнал, что тело брата нашли на пороге их дома.

– Ну надо же… – протянула Ива. – А как ты думаешь, почему?

– Уж не знаю. Но все это, – поваренок смачно хлюпнул пивом, с сожалением глянув на опустевшую кружку, – каким-то образом связано с ведьмой, ну той самой, с которой все началось. Грегори достал всех уже своей ненавистью к ведьмам. А в их деле, ясен пень, без лекарей никак не обойтись, так что главарь начинает уже тихо закипать от его выходок.

«Одно к одному, – думала Ива, озираясь на главной площади. – Прям как по писаному». Место было шумное, суетливое, какое-то очень неприятное. Тяжелое место. Может, потому, что Ива в отличие от большинства своих соплеменников не любила глазеть на публичные наказания, – а где их еще устраивать как не на главной площади. Ива передернула плечами и попыталась сосредоточиться, чтобы ощутить ее скрытую магию. «И как здесь можно колдовать?» – подписалась под собственной неудачей спустя некоторое время она.

«Что же делать?» У Ивы было стойкое чувство, что Гретхен сказала ей далеко не всё. Что-то все-таки странное было в ней. Хотя станешь тут странной, после того как собственный жених почти сжег тебя на костре! На месте Гретхен могла оказаться любая другая девчонка. Если, конечно, она рассказала правду. Ива честно призналась себе, что ей тоже было бы безумно приятно, если молодой прекрасный принц – тьфу, барон – в один миг был очарован ее красотой, пал на колени, признаваясь в любви, и предложил руку и сердце, сделав баронессой. Знахарка аж улыбнулась. Да, безумно приятно. Только почему-то намного вероятней был бы именно сценарий по Гретхен. Как-то не верится, что принцы, будь они даже всего лишь бароны, способны на такое. «Да-а, вот теперь буду каждого своего возлюбленного подозревать во всяких злых умыслах. Как же настоящая любовь?» Ива хихикнула. Потом подумала, что Гретхен тоже считала, будто знает жизнь. Веселье мигом схлынуло.

Знахарка призналась себе, что совершает абсолютную глупость. Точно такую же, как когда-то Гретхен. Если ее рассказ – правда.

Глупость состояла в следующем:

Пункт 1. Нельзя совершать диверсии против сильных мира сего.

Пункт 2. Если ты их совершаешь, не делай этого вместе с совершенно незнакомыми людьми.

Пункт 3. Если ты все-таки взяла незнакомого человека с собой в такое безнадежное мероприятие, план составляй сама.

Пункт 4. Если даже план не твой, играй в нем главную роль, чтобы действия партнера не могли провалить всю операцию.

Были еще пункт пятый и пункт шестой, но Ива честно признала, что все равно полезет в это дерьмо. И не только потому, что ей было жалко Гретхен, а зло должно быть наказано, и даже не из магической и женской солидарности, – причина на самом деле существовала только одна: Иве было интересно.

Какого гоблина, собственно?! – в конце концов решила она.

Гретхен ждала ее в условленном месте. Уже темнело, так что знахарке не удалось разглядеть что-либо на ее лице.

– Темно совсем, – прошептала она. – Давай разбираться с травами.

И они приступили к делу. Много времени это не заняло. Нужны были даже не зелья, а скорее продуманно составленные букеты и отвары.

Позже они подошли к невысокому, но почти отвесному холму.

– Нам вот туда. – Гретхен показала на самый верх.

– Ого, – закинула голову Ива, – и как ты собираешься туда попасть?

– Что значит как? Взлетаем и смотрим, что там к чему.

– Взлетаем? Я что, по-твоему, воробей?

– При чем тут воробей? Взлетай, давай!

– Я не умею!

– Но ты же ведьма!

– Маг!

– Один гоблин! Ты что, правда, не сможешь взлететь на такую смешную высоту?

– Я даже на вершок не взлечу. Только если вниз.

– О боги! Учись! – Гретхен вытянулась на носках и плавно поднялась в воздух. – Все, что нужно, помимо магических способностей, это представить, что ты летишь. Как будто тело действительно может это делать. Просто вообрази себя летящей и забирающейся сюда.

– Тебе легко говорить! Сама уже умеешь!

– Делай, гоблин тебя дери!!! – рявкнула вдруг Гретхен. Ива от неожиданности чуть не свалилась в грязь. Ей стало словно холодно. Лицо Гретхен вдруг исказилось такой яростью, что Ива просто испугалась.

– Ладно. Не ори.

Под суровым взглядом Ива прикрыла глаза и представила себе, что поднимается на нужную высоту.

– Не нужно представлять себе, что у тебя есть крылья. Ты все равно не умеешь ими пользоваться.

Травница повернула голову. У нее за спиной развернулись роскошные призрачные белые крылья.

– Вау! Красотища!

Она попыталась взмахнуть ими. Ничего не получилось.

– Ива, хватит выделываться. Чтобы летать на воздушных крыльях, нужно знать, как они крепятся и работают. Просто слевитируй сюда.

– Сле… чего?

– Поднимись сюда. Просто как будто ты здесь оказалась.

Ива снова закрыла глаза и мысленно оказалась рядом с зависшей в воздухе напарницей. Разумеется, только мысленно. Тот же результат был и через четверть часа.

Гретхен начала тихо закипать, но вдруг ее лицо исказилось от ужаса.

– Волки! – не своим голосом заорала она.

Ива мигом очутилась в воздухе. Только оказавшись около нужного уступа, она обернулась. Волков внизу не было. Ива тут же стала падать. Кошкой извернувшись, она смогла-таки уцепиться за камни. Гретхен стояла там же и смотрела на нее. Поболтавшись какое-то время на весу, знахарка все-таки забралась наверх полностью. Отдышавшись, она рявкнула на ведьму:

– Почему ты мне не помогла?

Гретхен скривилась:

– Я тебе помогла.

Пылая от праведного гнева, Ива огляделась. Эта часть холма ничем не отличалась от нижней.

– Дверь вот здесь. – Голос показался знахарке очень уж странным. Дверь, если можно назвать так то маленькое отверстие, в которое девушки после некоторых манипуляций все-таки залезли, была прикрыта дерном и какими-то вьющимися растениями, даже без зелени отлично закрывающими ее.

– Ой, здесь же темно! Что ж мы факел-то не взяли?!

– Не бойся, иллюминацию я тебе обеспечу. – Ива обернулась и увидела, что Гретхен вся как будто стала излучать бледный лунный свет. Впрочем, его вполне хватало, чтобы видеть, что у тебя под ногами. Ход был узкий и почему-то высокий. Гретхен полетела вперед.

– Слушай, а полет разве не отнимает слишком много сил?

– Левитация. Это называется левитация. Но ты права. Хватит выпендриваться. – Девушка спустилась на землю и решительно зашагала вперед. – Увидишь красные кирпичи, скажи мне.

Впрочем, за своей спутницей Ива почти ничего не видела. От света, который лился около нее, слезились глаза. Так что красные кирпичи заметила первой Гретхен.

– Ага. У тебя череда и полынь?

– Да. Так же как все остальные травы, – съязвила знахарка.

– Положи веточку череды вот сюда и сюда… – Ведьма словно не сочла нужным это заметить.

Ход был длинный. Пару раз его преграждала стена, которая открывалась механическим или магическим путем. Было несколько ловушек, но их девушки успешно миновали.

Гретхен не пожелала отвечать на вопрос об источнике ее знаний о них, объяснив все магией. Ива ей не верила. Скорее всего, магия действительно могла дать ответ на любой вопрос. Но надо знать, где искать. А знахарка сомневалась, что напарница, не имея магического образования, способна обладать такими знаниями. Здесь, вероятнее всего, были замешаны темные силы. А раз так, то хорошо бы выяснить, что предложила Гретхен им в обмен на помощь?

– Ага, вот это место. Дальше я без твоей помощи уж точно не пройду. – Гретхен остановилась и обернулась. – С тобой все в порядке?

– Да. Что делать?

– Доставай то зелье, что мы наварили. И расплескивай его вот от сих и… пока я не скажу.

Вот это-то зелье и не давало Иве покоя. Из его компонентов она знала только барвинок, базилик, бобы, ладан, мяту и горь-траву. Первый она сама часто использовала в приготовлении любовных зелий и во всевозможных обрядах, связанных с любовными делами. Бобы были символом бессмертия, могли восстанавливать и поддерживать магическую силу, поэтому их так любили все волшебные существа. Также они давали способность к беспорядочным и порой нелепым превращениям, в любом случае усиливая эту способность. Ладан и мята использовались везде. Горь-трава чаще всего помогала в призвании духов, облегчая им путь в этот мир. А вот базилик использовался в погребальных обрядах. Это и объединяло его со всеми остальными. Ива просто не могла понять, как варево из всех этих трав может помочь им взломать магическую охрану. Конечно, остальные растения могли повлиять на свойства этих каким-то совершенно особым образом.

– Так, стой. Теперь пройди вперед.

– А почему я?

– А почему нет?

– Ты все время шла впереди. С чего это я теперь?

– Прошу тебя – иди. Время подходит, а мы еще не на месте!

– Какое время?

– Умоляю, иди! Иди же!

Ива подумала, что надо поработать над собственной бесхарактерностью. «Всё, – решила она, – это последнее доброе дело».

Она прошла вперед, и с ней ничего не случилось.

– Стой! – Гретхен стояла все там же. Знахарка недоуменно посмотрела на нее.

– Что-то не так? – Ива украдкой оглядела себя на предмет появления копыт, пятачков, хвостов и окружающий пейзаж – не лежит ли где бесхозное бездыханное тело со светлыми волосами, карими глазами и в ее одежде. Таковых не обнаружилось. – Ну что?

– Позови меня, – очень тихо произнесла ведьма.

– Зачем?

– Ива, просто позови.

– Ну ладно, если тебе так хочется, – пожала она плечами. – Иди сюда, Гретхен.

Брюнетка вздохнула и медленно двинулась вперед. Оказавшись рядом с Ивой, она вздохнула с облегчением:

– Получилось! Даже не верится.

– А что могло не получиться?

– Только для меня. Молчи. Все потом. Идем вперед. Ты чего оглядываешься?

– Холодно, однако.

– Холодно? Я не чувствую.

– Нет, правда, словно похолодало. Причем холоднее со спины.

– Идем быстрее.

Подобных преград оказалось еще две.

– Слушай, долго еще? Я уже замучилась спотыкаться!

– Почти на месте.

Ива еще раз оглянулась. Ее не оставляло ощущение, что кто-то за ними наблюдает и словно крадется по их следам. Гретхен все ускоряла шаг, беспрестанно что-то бормоча под нос. Лицо ее все бледнело и бледнело. Ничто не напоминало больше о той миловидной красоте, которая так поразила знахарку в начале знакомства. Все более оно стало походить на лицо ведьмы, жаждущей мести. В принципе, так оно и есть, с неудовольствием признала Ива. «Что я-то делаю с этой сумасшедшей? Нет, больше никаких добрых дел».

Чем дальше девушки продвигались, тем неуютней становилось Иве. Гретхен неслась вперед, ни капельки не сомневаясь, что знахарка следует за ней. В какой-то момент голову последней посетила не лишенная рационального зерна мысль: просто отстать да подобру-поздорову уйти тем же путем, что пришла.

Ива вновь посмотрела на Гретхен. Она уже не шла и даже не бежала, а летела над полом. Ее окутывало полупрозрачное серебристое сияние. «Что же это за заклинание такое? – подумала знахарка, отчаянно пытаясь поддержать тот же темп. – И зачем тратить силы на левитацию?»

В этот момент Гретхен со всего размаха врезалась во что-то. Взвыв, как подстреленный гоблин, она шмякнулась на пол. Ива бросилась на помощь, но ведьмочка взвизгнула «Нет!» и подлетела чуть ли не под потолок. Знахарка задрала голову и отпрянула. Лицо Гретхен было искажено нестерпимой и просто нечеловеческой яростью.

– Я просто хотела помочь, – залепетала девушка. Всю ее пробрала дрожь, и незнамо откуда взявшийся страх заволок сознание. Никогда раньше она не испытывала такого всепоглощающего первобытного ужаса. Казалось, сердце съеживается, стараясь сделаться как можно меньше, и кровь просто больше не может пробраться сквозь него. Холод в одно мгновение охватил все тело. В висках отчаянно забилась кровь.

– Делай, что говорю! – Голос прозвучал, казалось, прямо в голове. – Мажь зельем, как и раньше! Быстро!

Изрядно потемневшая уже мазь послушно ложилась на указанные места. Магия вилась вокруг, как пчелы над медовым пирогом. Ива же с трудом отходила от пережитого ужаса. Мозг включился последним. Но знахарка успела понять, что сама она может спокойно пройти сквозь непреодолимую для Гретхен преграду.

– Нажми этот рычаг!

Руки подчинились приказу. Стена перед девушками скрипуче отъехала в сторону. Они смогли увидеть широкий беспорядочно украшенный оружием коридор с чадящими факелами и не в меру удивленного стражника с алебардой.

– Сонное зелье!

Ива пришла в себя на мгновение раньше стража и что есть силы бросила в него бутылочкой со снотворным. Та разбилась о стену, и мужчину окутало сиреневое облако, из-за которого он так и не успел воспользоваться оружием.

Знахарка запоздало спохватилась, что сонное зелье действует на всех людей. Закашлявшись, она отвернулась и судорожно начала кутаться в плащ. Мимо нее пронеслась Гретхен, которую, судя по всему, нимало не заботила перспектива соснуть на пару часов под баронской дверью.

Управившись с импровизированной повязкой, Ива побежала догонять неугомонную ведьму. Знахарке пришлось повозиться с дверью, у которой бесцеремонно развалился стражник.

Закрывая рот и нос плащом, Ива ввалилась в комнату, чуть не споткнувшись об уснувшего неправедным сном охранника. Заваленная его телом дверь с трудом поддалась, и знахарка пролезла внутрь, недоумевая, как это Гретхен так быстро удалось прорваться через эту преграду.

Зрелище, открывшееся ей в комнате, напрочь прогнало из сознания все посторонние мысли. Даже дверь, с силой ударившая ее по ягодицам, оказалась не в состоянии отвлечь ее от увиденного.

Посреди комнаты в скрюченном положении сидел миловидный светловолосый юноша. На роскошной постели лежала розовощекая девушка, явно из простых.

Юноша медленно отползал спиной к стене с окном. Но не это так поразило Иву. В ее сознание мгновенно ударилась волна нечеловеческого всепоглощающего ужаса, как несколько минут назад в коридоре. Но на этот раз она была направлена не на нее, поэтому знахарка смогла рассмотреть то, что раньше была не в силах. Гретхен, которая и являлась причиной такого состояния людей, зависла в паре локтей над полом, по-прежнему светясь серебристом светом, но на этот раз… Ива могла спокойно рассмотреть комнату сквозь нее: ведьма была прозрачной как… как призрак.

Знахарка чуть повторно не рухнула, на этот раз от осознания своей близорукости. Гретхен давно уже не была человеком. Она являлась призраком, привидением. Это объясняло все странности в ее поведении: и небывалое всезнание, и потребность в помощи знахарки (призраки-то ведь не могут колдовать), и полеты, тьфу – левитацию, и то, почему она ни разу не прикоснулась к Иве, даже когда та чуть не свалилась с холма, а главное – этот нестерпимый, сжирающий душу ужас. Да и зелье! Недаром оно таким подозрительным показалось Иве. Нет и не было там ни одного компонента для открывания потайных врат, а вот для призвания духов умерших, для облегчения их пути – почти все! В десятую годовщину смерти Гретхен обрела возможность на пару часов оказать физическое воздействие, а бобы усилили эту способность.

Ива мгновенно поняла, почему Гретхен на самом деле пришла сюда этой ночью. Уж вовсе не за тем, чтобы отнести на площадь шар истины. Знахарка теперь вообще сомневалась в его существовании. Очевидно, сегодня было ровно десять лет со дня казни. Гретхен вовсе не телепортировалась со своего костра. Не зря ведьм не топили и не вешали – огонь выпивал силы магов – да и не по зубам было молодой колдунье такое сложное заклинание. Гретхен сгорела там, причем заживо, закончив свою жизнь в страшных муках, чтобы потом десять лет блуждать вокруг города невидимым для людей и не обладающим магическими способностями призраком. Очевидно, город, а тем паче замок барона, был окружен каким-нибудь эффектным заклятием, отваживающим от него привидений. Ива слышала, что такое часто практиковалось, если хозяева не являлись приверженцами убеждения, что замок только тогда и является таковым, когда в нем есть собственный призрак. Однако с помощью доверчивой знахарки – вот дура-то! – Гретхен обрела возможность прорваться сквозь защитные круги.

Сегодня было десять лет с момента смерти девушки, и именно в эту ночь у привидения появилась реальная возможность отомстить. Потребовать расплаты за смерть, боль, предательство. Поэтому ведьма так и рвалась сюда, поэтому она так испугалась того, что Ива дотронется до нее – первый удар гнева должен был обрушиться совсем на другого человека: того, кто корчился сейчас на полу.

Даже сквозь пелену страха, все еще затмевающего сознание знахарки, Ива заметила красоту барона. Теперь она отлично понимала, почему Гретхен была так сражена с самого первого взгляда. Совсем немудрено. Особенно для такой мало что видевшей деревенской девчонки, как… Ива. Или для той, которой раньше была Гретхен. Для наивной девочки, считающей, что она достойна лучшего, чем безликая жизнь в плену тяжелого быта.

Ива просто не могла понять, как человек с таким чистым открытым лицом мог столь хладнокровно отправить невинного на костер – на казнь, мучительнее которой нет. Полные ужаса прекрасные глаза искрились голубизной июньского неба, умытого дождем и словно светились изнутри. О боги, неужели Гретхен… ошиблась?!

Ива смотрела на искаженную ужасом мордашку принца – тьфу, барона – и не могла поверить, что он мог… мог так поступить. Предать, убить… нет, это просто слова – слова, которые не в состоянии передать даже самой малой частицы той боли, которую пережила Гретхен. Гретхен… неужели это шипящее, скалящееся, переполненное злобой и ненавистью существо и есть та миловидная девчонка? Неужели все ложь и все обман? И тебя, Ива, подставили как обыкновенную доверчивую дурочку?

– Это ты, Гретхен? – прошептал вдруг барон. – Ты?

– Да. Я. Узнаешь, паскуда? – прошипело привидение. – Узнаешь? Думал, что через десять лет можно спать спокойно? Нет, мой дорогой и любимый! За всё рано или поздно приходится платить! Думал подставить человека и спать спокойно?

– Гретхен! Гретхен! Я не делал этого! Не делал! Это не я тебя подставил! Я только потом узнал, что это не ты! Когда казна нашлась, да еще в моих покоях!

– Не ври, гаденыш!

Иву вновь пронзил ужас, заставив спиной вжаться в дверь. На барона смотреть было страшно. Страх рвал его на кусочки.

– Это не я! Не я! Не я! – орал он. – Это кто-то из твоих соперниц! Или моих врагов! Может, кто-то, кому тоже очень хотелось стать баронессой!

– Не ври! – Шипение перешло на ультразвук.

Иву швырнуло на колени, все тело сгибалось и корчилось. Казалось, невидимые ножницы режут ее на кусочки и не остается в ней ничего человеческого, разумного, светлого, а всепоглощающее отчаяние съедает душу и разум, превращая в бессловесное животное, мерзкую тварь, желающую только одного – прекращения этой пытки ужасом.

– Я всегда любил тебя! Тебя! И только тебя! С той самой первой минуты, когда увидел! Самой первой! Я глаз не мог отвести! И счастье мое не знало предела! А потом я узнал, что ты вовсе меня не любила! А просто использовала! Я хотел убить тебя собственными руками! Хотел уничтожить! Чтоб даже памяти о тебе не осталось на этой земле! Но передо мной все время стояло твое прекрасное лицо! В ушах звенел твой смех! И боль была невыносимой! Я так любил тебя, Гретхен! Так любил! Кто-то предал нас обоих, любимая!

– Но кто? – прошептала та.

И это вновь была та милая девушка, от обаяния которой невозможно было укрыться. Она стояла на коленях рядом со светловолосым юношей, и они казались прекрасной парой.

Иве хотелось плакать. То ли потому, что страх отпустил, то ли от осознания несправедливости мира, то ли еще по какой-то причине. Ей хотелось плакать и одновременно укрыться от холода, который ее окутал вдруг со всех сторон. Этот был тот самый холод, что она чувствовала в подземелье. Но тогда он был с одной стороны, а теперь – со всех. Ива вновь сжалась в комок, осознав страшную истину: через нее только что прошли еще два привидения. Знахарка поняла, что они проникли по проложенному ими с Гретхен пути. Более того, они постоянно шли следом, и Ива ощущала их присутствие. Шестым, седьмым или еще каким-то чувством травница догадалась, что это призраки брата Гретхен и брата того ведьмоненавистника Грегори.

Привидения вплыли в комнату, и все мгновенно повторилось. Ужас сковал все тело и разум Ивы, и ей оставалось только беспомощно наблюдать за разыгрывающейся на ее глазах трагедией. Призраки набросились на барона, а Гретхен… попыталась его защитить. Она говорила, что он ни в чем не виноват и кто-то их подставил. А привидения двух молодых мужчин хохотали и кричали, что их тела сейчас лежат в сырой земле по его приказу. И сейчас убитый беглый каторжник вместе со своим убийцей пришли покарать того, кто приказал все это сделать. А в глазах Гретхен тем временем загорелось пламя – ничуть не тише ее погребального костра – и она бросилась на брата. Они сцепились, совсем как дети на деревенском дворе, а Ива корчилась под дверью, тихонько умирая от страха.

Для нее все реплики за и против барона слились в одно неразделимое месиво. Знахарка чувствовала, что еще чуть-чуть – и ее нервная система рухнет. Она закричала. Сорвалась на вопль. Ей было наплевать на то, что она привлечет к себе внимание трех злобных голодных привидений. Казалось, сейчас от ее голоса полопаются зеркала в роскошной спальне. Но что удивительно – призраки замерли. На одно вечное мгновение они застыли. А затем все трое, словно внезапно очнувшись, бросились на барона. Лишь кто-то из них – Ива до сих пор не знает кто – крикнул: «Беги!» И она побежала. Единственное, что она сумела сделать – это сдернуть с постели полуживую от страха девушку – любовницу барона и потащить ее за собой. Причем куда та делась после того, как они выскочили за дверь, Ива тоже не помнила. У нее было занятие поважнее, чем наблюдать за подругой по несчастью, – она бежала. Мчалась прочь от этого места, от разгаданной таким странным образом – хотя тут можно и поспорить – загадки, от трех взбесившихся привидений, от ужаса, что ломает души. Она бежала прочь, зная, что ни одна сила в мире уже не спасет незадачливого барона, посмевшего играть жизнями магов.

И как она выбралась в лес, Ива тоже не помнила. Да и что делала следующие несколько часов – тоже.

Как узнала она потом, барон – совсем еще молодой – умер от сердечного приступа.

Такова была официальная версия.

Ива стояла, прижавшись к шершавой коре дерева, и отчаянно до боли и слез вслушивалась в чуткую тишину ночи. Лес сегодня не спал. Близились весенние праздники, которые, в отличие от зимних, не имели точной даты, но ошибиться в их приходе было невозможно: просыпались ручьи, оживали ветра, и откуда-то из глубины земли раздавалась песня весны…

И взвивались до неба костры. Искры их летели к небу, к собратьям, которых глупые люди почему-то называют звездами. И не было на земле ни человека, ни зверя, ни какого другого существа, кто не чувствовал и не признавал победу всепоглощающей царицы-весны.

Дальние костры все манили и манили знахарку к себе. Зудели ноги от желания отправиться в пляс. Горели глаза отблесками далеких звезд. Кожу обжигал ликующий ветер. Сжималось сердце. На губах плясала смеющаяся ночь.

Когда девушка вошла в круг танцующих, никто не удивился. Они вскинули руки, в едином порыве приветствуя колдунью-весну, и знахарка воззвала вместе с ними, чувствуя всей кожей, как оживает вокруг земля: ворочаются в ней нерожденные травы, радуются ожившие воды и просыпаются древние силы.

Никто на этой поляне, как и на многих других, уже не был самим собой, или, наоборот, только этой ночью люди и становились настоящими. Исчезали накопленные поколениями знания, их место занимало единственное истинное желание. И люди кружились в самом древнем танце, а вместе с ними танцевали духи земли, души тех, кто уже ушел, и тех, кому только предстоит прийти. Встречались руки, и каждый из тех, чьи ладони сомкнулись в том танце, знал одну великую тайну – время плясало вместе с ними. Потому что нет ни прошлого, ни будущего – есть только миг и все идет по кругу. Забвения нет. И смерти нет. И нет конца. И так будет всегда, покуда люди будут встречать весну танцем, покуда она будет пьянить кровь, а искры лететь в бездонное темное небо…

Глава 3ГРОЗЫ МЕСЯЦА ТРАВНЯ

Кладбище было очень старым. Многие могилы почти провалились. Надписи на плитах стерлись. А ограда даже не думала выполнять предначертанную ей богами функцию. Нельзя сказать, что Ива обрадовалась, когда, сбившись с дороги, набрела на этот погост. Однако за ним приветливо дымила трубами деревушка, а желудок настойчиво напоминал знахарке: где печи, там и еда.

Иву все-таки останавливал тот факт, что она появится в селе со стороны кладбища, а не придет по новой дороге. Ничего хорошего это не предвещало. Тетушка всегда говорила: «Бойся идущих с кладбища. Они идут от смерти, и смерть несут на глазах своих». У знахарки не было оснований предполагать, что другие люди не придерживаются того же мнения.

Во избежание всевозможных недоразумений, по-хорошему, ей бы следовало вернуться к развилке и пойти по другой дороге. Однако против этого выступали желудок и ноги, которым категорически не нравились эксперименты хозяйки, заключавшиеся в многодневных переходах без пищи и ночлега. Как известно, эти органы умеют убеждать получше жрецов Всеблагого, так что Ива вздохнула для порядка и скорым шагом продолжила путь через кладбище. Сумерки не лучшее время для таких прогулок – она это смутно подозревала.

Не успела знахарка сделать и пары шагов, как сверху раздалось препротивное карканье, в мертвой (уж простите за каламбур) тишине кладбища прозвучавшее совсем уж зловеще. Ива дернулась и, вскинув голову, увидела на ветке засохшего дерева большого ворона. Тот в свою очередь покосился на травницу и еще раз, только более зло и ехидно каркнул.

Знахарка застыла, не представляя, что делать. Вороны всегда считались носителями самых древних знаний, воплощением мудрости, заодно и пророчили понемногу, но, опираясь на собственный опыт, Ива была убеждена, что хорошего черные оракулы не предсказывают.

Девушка осмотрелась. Кладбище, как ему и положено, выглядело заброшенным, мрачным и пугающим. С другой стороны, рассудила Ива, это может быть обычный ворон, мало ли их здесь водится…. И смело сделала еще шаг. В одно мгновение серое грозовое небо, на фоне которого так эффектно выглядело старое сухое дерево с громадным черным вороном на костлявой ветке, заполыхало оранжевым огнем. Пламя извивалось и кружилось, протягивая к травнице жадные голодные пальцы. Ива в ужасе отпрыгнула, и видение мгновенно исчезло. Лишь ворон на ветке продолжал хрипло хохотать.

Знахарка погрозила кулаком наглой птице, решившей подшутить над суеверным человеком, и назло ей направилась к деревушке прямым путем. Никаких недоразумений больше не произошло, однако в самой деревне травнице оказались почему-то не рады. Обычно Ива получала ночлег за небольшую помощь: то вылечит кого-нибудь от насморка или там прыщей в неудачном месте, то зелье какое приготовит (как правило, любовное), то над огородом пошепчет, чтобы лучше росло. Сейчас же ее хоть и пустили, причем далеко не в первый дом, но подсунули такую работенку, что проще было снова переночевать в лесу, – уж больно тяжелая оказалась больная. Вот только организм настаивал на своем: мол, ночевки на голой земле для него не полезны. Ива повздыхала и решила, что лучше пойдет в корчму, хоть там и придется раскошелиться. Денег было жалко. Особенно с учетом того, что она давеча потратила их добрую половину на неизвестные ей заморские травки. Говорят, у каждого свои слабости. Ива очень надеялась, что у остальных людей они не такие… затратные.

В тот момент, пока она размышляла, в маленькую комнатку, где лежала больная, ввалился грузный богато одетый мужик с лицом, говорящим о его любви ко всякого рода… удовольствиям. Это к вопросу о слабостях.

– Так-так-так, что тут у нас? – ехидно поинтересовался он. – Очередная знахарка-недоучка.

Ива мгновенно прониклась к этому человеку неприязнью. Если бы он назвал ее магом-недоучкой, она бы еще и посмеялась вместе с ним, но знахаркой! Это к вопросу о тщеславии.

– А ты, очевидно, скоморох-недоучка? – брякнула она.

– Я, чтоб ты знала, – так же молниеносно раздулся от самодовольства вошедший, – тутошний староста.

– А-а, – не проявила почтения стерва-недоучка, – бедная деревенька!

– Ах ты!..– задохнулся мужик от праведного негодования. А в это время Ива уже обратилась к родственникам несчастной:

– К сожалению, здесь я мало чем могу помочь. Советую обратиться к храмовикам, мистику там какому-нибудь. Заломы – это по их части.

– Что? Обломилось? Немало тут уже таких прошло, как ты. Все как один шарлатаны! – вновь влез староста. – Если уж человеку пришло время отправляться к богам, то тут уж ничего не поделаешь, – обратился он на этот раз к родственникам. Ива тоже посмотрела. И ей стало вновь неудержимо их жалко. Женщина явно была еще молода. Вот детишки – от девяти до двух лет. Да и муж еще ничего, – наверняка не одна кумушка из соседок порывалась его «утешить», да что-то непохоже, чтобы им это удалось. Как всякая женщина Ива умела сострадать мужчинам – всем хочется верить в любовь, что не проходит и после рождения… одного, двоих… пятерых детей.

– Не спешите к богам ее отправлять, – почти рявкнула она. – Заломы очень даже лечатся. Просто это намного лучше и скорее сделает пара молитв, чем травы. Возили в храм?

– Возил, – вздохнул чернобородый муж.

– И что сказали? – не унималась знахарка, не допуская и мысли, что ее диагноз может быть неверным.

– Сказал, что тут такое черное колдовство замешано, его только колдун и снимет. Вот мы, собственно, и надеялись… – Мужчина испуганно воззрился на травницу. Ива вздохнула. Что делать: кому тут доказывать, что она знахарка и маг, а не ведьма, сиречь колдун женского пола?

– Везет мне на черноту всякую, – вздохнула она. – Вот и в соседней деревушке не пойми что делается со скотиной. Похудели все так, что только на суп… не говоря уж о молоке – капли не выдавишь. Чем смогла – помогла, да насколько моей ворожбы хватит, уж и не знаю. Да и по дороге словно сбесились все, я имею в виду упырей всяких, нежить разную. Нападают почем зря. А что это значит? Что неладно в лесах да лугах тутошних. А теперь вот и залом, который храмовник не может вылечить. Где ж такое видано!

– Но если вы пробрались сквозь упырей, да скотинку полечили, то значит, и здесь можете помочь! – воскликнула старшая девочка, а все остальные уставились на Иву с надеждой. «Да, права была тетушка, – с досадой подумала она, – меня погубит мой длинный язык».

– Не сможет! – заржал староста. – Такие, как она, всегда только на словах!

Ива вскочила, всей душой жалея, что не может продемонстрировать свои магические способности как настоящий волшебник. Как бы сейчас хорошо было подпалить усы этому гаду! Запас слов тоже как назло кончился. Девушка в бессилии всплеснула руками и посмотрела на семейство пострадавшей.

– Поймите, я знахарка. А как мне кажется, здесь мы имеем дело с заломом. Он всегда основан на чьей-то злой воле, не обязательно колдуна. Просто кто-то очень ненавидит вашу жену. Вот и заломил траву на поле, где она что-то делала. Такое лечится молитвами. Я могу попробовать настоями подействовать. Слыхала я, что порой помогает, но не поручусь, что надолго подействует. Ну и если помогу, то женщина сможет навсегда остаться парализованной частично. Говорю же, тут молитвы нужны. Хотя… хотя! – Ива вскрикнула, наверное, так же, как в каком-то другом мире один из философов воскликнул «Эврика!». – Есть ли здесь какой-нибудь святой источник или роща?!

– Да. Ручей у холмов за рощей серебристых берез, – тут же ответил один из мальчиков. – Он этого… этого Святого Молчуна, во!

– Святого Тихона! – отвесил подзатыльник юному дарованию староста. – Да тот источник не про ведьм! И так всю округу загадили!

– Что?! – все-таки рявкнула Ива. – Я тебе покажу сейчас ведьму! Так загажу, что только от стенки будут полчаса отдирать! А потом всю жизнь будешь скрюченным ходить да меня добрым словом поминать, что вообще в живых остался!

– Попробуй, а, знахарка? – заискивающе протянул глава семейства.

В конце концов Ива решила рискнуть. То ли назло старосте, то ли жалость ее обуяла, которая, как известно, злейший враг знахарок, равно как и прочих лекарей. А может, возникла хорошая возможность получить бесценный опыт да насобирать-насушить травок, которых совсем уж мало осталось, а заодно и грозы травня переждать под кровом.

Ива никогда не понимала, почему все воспринимали религию и магию как нечто, расположенное по разные стороны баррикад. Вот сейчас она сидит у святого источника, опустив расслабленную ладонь в холодную чистейшую воду, и чувствует, как все тело наполняется какой-то сладкой пьянящей радостью. Тетушка говорила, что это так магия, сила отзывается, наполняя тело.

Ну да хватит расслабляться, подумала девушка, поднимаясь. В положении ее подопечной наметились определенные улучшения, но до выздоровления еще как Иве до магистра боевой магии.

Причем самое неприятное – знахарка и правда чувствовала чью-то злую силу, что удерживала больную в своем плену, но не могла понять ее природы, источника. В принципе, заломы были достаточно частой проблемой в прошлые века. Они заключались в том, что кто-то, имеющий пребольшой зуб на будущую жертву, шел в поле и определенным образом гнул или завязывал узлом какое-нибудь растение, которого жертва обязательно должна была коснуться, а лучше всего – выдернуть или скосить. При этом еще какая-то гадость шепталась, вот уж чего Ива никогда не знала. Обычно заламывали траву в сенокос. Имевший несчастье и глупость скосить такую траву обычно довольно быстро и мучительно прощался с жизнью или, как и в этом случае, оказывался парализованным. Такие вот случаи расправы однажды стали настолько частыми, что как маги, так и храмовники озаботились этой проблемой, наскоро сварганив парочку заклинаний в первом случае и молитв во втором. Последние, стоит признать, оказались во много раз эффективней. А вот травами заломы практически не лечились. Как сказало Иве одно небезызвестное привидение, магия одного порядка очень легко ломалась магией другого. А заломы – это была во многом магия именно трав.

Ива взялась за это почти неразрешимое для нее дело, только сообразив, что может удачно комбинировать травы, свой магический дар и воду из святого источника.

Девушка уже несколько дней жила в деревне, успела нарвать и насушить множество трав и цветов, на которые так щедр травень, а вот уважения местных так и не смогла заслужить. Впрочем, знахарка уже поняла, что его и не дождешься от людей, которые остаются в селениях за твоей спиной.

– Здравствуй, милая девушка! – раздалось вдруг совсем рядом.

Ива подскочила, чуть не расплескав воду в берестяном туеске. Нарочито медленно обернулась и уставилась на источник мужского голоса. Он оказался не просто мужчиной, а еще и рыцарем и, похоже, к тому ж дворянином.

– Если ищешь развлечений, – намеренно грубо ответствовала Ива, – то тебе дальше вдоль рощи. Там в полях трудятся селянки.

Увы, грубость на рыцаря не подействовала. Он со смешливым интересом рассматривал девушку.

– Ты – знахарка? Та самая, что взялась лечить местную неизлечимо больную? – В голосе тоже стоял смех, что, мягко говоря, разозлило травницу.

– Что тебя так веселит, работник меча и щита? – снова не удержала она буйный язык на привязи. Рыцарей все же не стоило иметь во врагах.

Вопреки ожиданиям дворянин не обиделся, а уже в полный голос расхохотался:

– Действительно, знахарка. Груба, невоспитанна, непочтительна, как и все ваше племя. Ну тогда давай сойдемся на том, что приветствиями мы обменялись, и начнем знакомиться.

– А… – Ива наткнулась на очень даже милую улыбку и заткнулась. – Давай, – наконец, выдала она. – Ива.

– Ива, очень приятно. Я – Тхэнн, – вот так вот просто, без регалий, представился рыцарь.

– Как красиво. – Она снова не удержалась, на этот раз от восхищения, и пристально уставилась в его усмехающиеся глаза.

Такие усмешки Ива не любила. Наверное, потому, что они не способны вызывать агрессии, а значит, и нахамить в ответ нельзя, и сказать нечего, словно ты вновь маленькая девочка, над которой подшучивает приехавший на недельку из города дядюшка.

Разговор довольно долго не клеился. Рыцарь смущал травницу.

У мужчины были пепельные волосы, худощавая фигура, словно слишком длинная, и лицо, вызывающее странные ассоциации: узкое, худое, резкое, с глубокими морщинками у глаз и рта. А вот глаза были излишне большими, причудливой формы да цвета гроз травня.

– Серебристые березы, – вдруг улыбнулся рыцарь, – главная достопримечательность, начиная от этих мест и до самого Риствере.

Ива улыбнулась и осторожно коснулась серебристого листочка.

– Странные деревья. – Ее голос смягчился. – Я всегда чувствую деревья. И вот могла бы поклясться, что эти абсолютно живые. Нет, деревья всегда живые, но вот эти… как-то по-особому. Даже словами не передать. Вот, видел источник? Он тоже живой. И березы живые. Только от ручья веет святостью, как в храме, а от берез – магией.

– Точно! – воскликнул Тхэнн.

С этого момента разговор наладился. Через некоторое время Ива полностью выложила всю историю с больной.

– Тебе на то поле надо бы сходить, – посоветовал рыцарь. – Может, там разберешься.

На следующий день Ива последовала совету случайного знакомого. Она долго бродила по полю. Поле как поле – был ее вывод. Потом она все-таки решила проверить его, как проверяют лес. Уселась на траву и стала слушать.

Стрекотали какие-то насекомые. Шептал ветер. И ему откликались травы. А солнце ласкало кожу. Хотелось улыбаться и спать.

Сквозь полуприкрытые веки знахарка видела, как постепенно меняется поле. Вот появилась зеленая аура земли, вот отсвечивают на ней травы, вот там красным пятном светятся какие-то живые существа. Опаньки! А это что за черное пятно?!

И хотя резкая мысль сбила травницу с настроя, только во время которого она и могла видеть ауры, но она запомнила место со странным свечением и незамедлительно отправилась туда. Не доходя пары шагов, девушка присела на корточки и повела раскрытой рукой над травами. Кожа неприятно зачесалась. Ива убрала руку и принялась внимательно рассматривать землю и растения. Ничего странного в них она не обнаружила, но отрицать, что аура здесь самая неприятная, тоже не могла.

Знахарка выпрямилась и задумалась. Почувствовать-то она почувствовала, только что с этим теперь делать?

Что-то неприятно зашипело в траве. Ива дернулась, но осталась на месте. Змея? Простояв несколько секунд в напряжении, девушка облегченно рассмеялась. Какая же она все-таки трусиха! Хотя в этом сильно виноваты упыри проклятые, через которых еле прорубился караван, с которым она долгое время шла. Какая змея к гоблинам! Это просто ее собственная интуиция предупреждает, что кто-то несанкционированно пялится на ее довольно-таки симпатичную фигурку. Ну и где ты, обнаглевший ценитель женской красоты? Но как Ива ни вертела головой, искомого наблюдателя не обнаружила. Впрочем, у нее еще не хватало опыта, чтобы заподозрить неладное, так что травница, пожав плечами, отправилась обратно, беспечно и фальшиво насвистывая какую-то мелодию.

Поскольку девушке было неохота делать огромный крюк по дороге, она решила пересечь поле по прямой. В результате она выбралась к деревне совсем не с той стороны. Здесь почти вплотную к селению подходил лес, на краю которого располагалась очень характерная избушка. Для всех, кто в детстве любил слушать сказки, именно так и могло выглядеть жилище колдуна или ведьмы. Зачастую такими домишками обзаводились исключительно в рекламных целях. Всякая шушера не лезла, а те, кто уж пришел, был готов раскошелиться на солидную сумму.

Так что знахарку, прекрасно это понимающую, удивила не сама избушка, а ее наличие. Доселе никто и не обмолвился, что в деревне уже есть свой знахарь или колдунья. Ива не боялась козней со стороны неудачливой конкурентки, потому что не собиралась отступать от неписаного кодекса знахарей: если уж ты пришла и взяла работу в селе, где есть уже постоянный представитель магическо-лекарского братства, то, будь добра, поделись этим самым рецептиком, который не знает местная ведьма. Или каким-нибудь другим, если это твоя тайна. Подобное правило соблюдалось повсеместно, что немало способствовало распространению знаний. Именно благодаря ему многие зелья получали свои названия. Например, лучший, по мнению Ивы, эликсир от бессонницы носил имя бабки Агафьи Сонливой, а любовный напиток сроком на седмицу назывался «кривобокий настой» (да-да, тоже, говорят, в честь кого-то), а уж про зелье от поноса и говорить стыдно, хотя это тоже чья-то гордость. Знахарка почесала маковку и подумала, что надо срочно придумать себе какое-нибудь прозвище, а то еще обзовут как-нибудь, потом стыда не оберешься.

На стук в дверь, однако, никто не отозвался. Да и вообще не похоже было, что здесь кто-то обитает.

Ива пошла себе дальше. Но что-то так знакомо потянуло ее назад – какое-то узнаваемое ощущение, – знахарка обернулась, но избушка как стояла, так и дальше продолжала нагло скрывать свои тайны.

Надо отметить, что до дома травница дошла далеко не сразу, а надолго задержалась в корчме. Благо пиво там было совсем неплохое, а Ива, что уж греха таить, успела привыкнуть к этому напитку за несколько месяцев своего путешествия. В таверне она наткнулась на давешнего рыцаря. Он мигом подсел к ней и пожаловался, что его доспехи будут ремонтировать еще несколько дней. В ответ на вопрос, где он повредил свою амуницию, опора униженных и оскорбленных выдал душераздирающую историю, в которой толпами фигурировали оборотни, вампиры, банды разбойников, прочие чудовища, неведомые еще ни одному бестиарию, а также эти самые «униженные и оскорбленные». Судя по обилию деталей, история являлась выдумкой, но Ива, всегда уважавшая художественное слово, с удовольствием послушала.

Знахарка в свою же очередь поведала собеседнику о странной избушке. Как оказалась, рыцарь вырос в этих землях и знал, что знахарь ушел из деревни уже более года.

– Кстати, брат твоего приятеля-старосты.

Ива хмыкнула, а староста, не будь тяжел на помине, тут же нарисовался в дверях и не замедлил вылить на новую знакомую ушат словесных помоев, особенно напирая на пиво в ее руках и несколько прошедших дней. Травница сочла за лучшее побыстрее закончить трапезу и свалить.

Оказавшись в доме, она подсела к больной и заглянула в ее темные безразличные глаза. Травнице удалось напоить женщину подоспевшим настоем. Несчастная никак не реагировала ни на слова, ни на зелье. Ива прикрыла глаза и попыталась вызвать магию. Та, однако, сидела глубоко и вылезать оттуда не хотела. Девушка вскочила и стала метаться по комнатушке, чувствуя, что отгадка совсем близко, да только поймать ее за хвост не удается.

«Надо пойти прогуляться, – решила Ива, – может, надумаю чего. А еще надо бы с лешими да полевиками поговорить. А то даже неприлично – сколько дней здесь живу, а представиться так и не удосужилась». На улице стремительно темнело. Ива взяла с собой плащ и котомку с зельями, придерживаясь основного правила выживания вдали от тех, кого хорошо знаешь: все свое носи с собой.

Однако стоило знахарке пройти несколько шагов от дома, как она услышала крики за спиной. Она уже хотела броситься на помощь, коли таковая понадобится, как разобрала слова.

– Ведьма! Ведьма! Сжечь! Сжечь! Ведьме – пламя!!! – скандировала толпа. Звук отдавался эхом, словно какая-то жутковатая музыка для скоморошьего представления.

Ива хотела бы понадеяться, что эти слова к ней не относятся, но тут какой-то не в меру глазастый мальчонка заорал, тыча в нее грязным пальцем:

– Вот она! Вот она, староста! Ведьма здесь!

Знахарка аж плюнула с досады. Неужели непонятно, что будь она настоящей ведьмой, хрен бы они ее увидели, не говоря уже о том, чтобы вообще заподозрить. Толпа очень даже быстро приближалась к ней. Люди не показались Иве готовыми к конструктивному разговору на столь философские темы как «Отличие знахарей, магов и ведьм друг от друга». «И что же теперь делать?! Ох, права была тетушка, когда говорила, что на кострах сжигают таких вот дурочек, как она, обладающих магическим даром и выставляющим его напоказ». Девушка мгновенно перебрала в голове весь спектр своих возможностей и очень огорчилась, поняв, что с толпой ей никак не справиться. Если они только испугаются участи двух-трех резвых молодцев. Ведь никто не знает, что запас разных эффективных средств против надоедливых ухажеров у нее весьма ограничен. А может, просто убежать?

Травница оглянулась. Нет, этот вариант отпадал – в темноте да по малознакомым местам она далеко не убежит. Как же это она не предусмотрела такого поворота дел!

Ну что ж! Как там говорил менестрель Гамельн? Учись, Ива, разговаривать с людьми! Говорят, крепче всего усваиваются знания, полученные в тяжелых условиях.

Люди с факелами, вилами, топорами окружили застывшую, как натянутая тетива, знахарку. С хищной медлительностью она спустили с плеча котомку, украдкой запуская туда ладошку, чтобы в первую очередь бросить в лицо самым резвым чихательный порошок.

Крестьяне продолжали выкрикивать обидные прозвища и проклятия, потрясали своим незамысловатым оружием, но сделать что-то еще не решались, – точь-в-точь как собаки в ожидании охотника. «Кто же охотник?».

– В чем дело? – попробовала подражать тетушкиному рыку Ива.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма!

«Ага. И что из этого?»

– Кто посмел?! – вновь зарычала девушка, проклиная себя за невысокий рост, миловидность и глупость. – Кто посмел меня так назвать?! – закричала она. – Кто?!! Кому жизнь немила?! Кто хочет испытать мою силу?!

Толпа чуть отхлынула. Ободренная, Ива вскинула руки и потрясла ими:

– Кому тут устроить огненный дождь?!

На лицах отразился вопрос: «Неужели? А вдруг!..»

«Может, все-таки удастся уйти без кровопролития?!» Безумная надежда!

– Прочь! Пошли прочь!!! – взвыла Ива, сверкая глазами, надеясь, что все это сойдет за гнев могущественного мага. – Пошли прочь!!!

Она прямо-таки чувствовала колебания людей. Однако вдруг что-то изменилось. Некоторые стали коситься куда-то за ее спину. Знахарка начала стремительно оборачиваться, уже зная, что опоздает. Что-то с силой ударило ее по затылку, и черный вечер стал еще более темным. Последнее, что она услышала более-менее четко:

– Тащите ведьму на костер!

«Кому же это там так весело?!»

Боль пронзила девушку от самых пят до макушки. С трудом разлепив веки, Ива обнаружила перед своим взором собственные ступни. Не сразу ей удалось сообразить, что она просто висит, привязанная, очевидно, к столбу. Боги! Что же случилось?! Память услужливо прокрутила последние разумные воспоминания, и знахарка пришла в ужас. Боги!!! Да она же привязана к столбу, вокруг которого кто-то щедро подкладывал поленьев и хвороста. А судя по шуму, ее не оставили в гордом одиночестве. Сквозь туман в голове и пелену в глазах Ива слышала ликующие и злобные крики. Зачем же им столько факелов?! И кто там так вдохновенно толкает речь?! Боги! Как же больно! Девушка попыталась еще раз сфокусировать зрение. Что-то очень похожее на ее котомку валялось у ее ног, вот только добраться до нее не было никакой возможности. Что же делать?!!! Неужели и мне умереть?!!! Умереть! Не может этого быть!

– Ведьме – пламя!!!

– Колдунью – на костер!!!

– Поджигай!!!

– Пусть горит!!! – продолжала надрываться толпа.

Ива решила пока не подавать признаков жизни, может, удастся что-то придумать, однако мысли были похожи на стаю тушканчиков и ни в какую не хотели выдавать что-то разумное. Вдруг на девушку обрушилась мощная струя влаги, заставив ее вскрикнуть, дернуться и оглядеться в поисках хама с ведром колодезной воды. Какой-то незнакомый молодчик ухмылялся рядом со старостой.

– Нечего ведьме умирать без страданий! Пусть мучается, как нас мучила!

Толпа поддержала энтузиаста нестройным одобрительным хором. Ива же не могла отвести взгляда от старосты. Он явно был организатором всего этого действа.

– Поджигайте! – закричал он.

И несколько фигур бросились исполнять приказ. Девушка вскрикнула. Еще не веря в реальность происходящего, она вновь кинула взгляд на старосту: так просто – не может быть! Его лицо было напряжено. Знахарка растерянно оглянулась. Дров навалили от всей широкой души, так что пламя было еще далеко. Но она прекрасно знала, что сухой хворост о-очень быстро горит. Скоро огонь доберется до ее кожи и…

– Нет!!! – закричала она.

Толпа единым организмом захохотала. Бабы похватали детей на руки, чтобы тем было лучше видно. Ива стала дергать руки, пытаясь освободить их из цепких объятий веревки. Та не поддавалась. Люди вокруг подпрыгивали на месте от радости, наблюдая ее беспомощные попытки освободиться. Против воли Ива вновь обвела крестьян полным мольбы взглядом. Напряжение на лице старосты сменилось торжеством. «Чего-то он все-таки опасался», – подумалось ей. Она перевела глаза на изголодавшийся по человеческой плоти огонь.

– Нет, – обреченно повторила Ива и попыталась мысленно сосредоточиться: «Я же маг, в конце концов! Я могу управлять огнем. Это же одна из стихий. А я – маг. Я смогу!» Она напряглась, пытаясь призвать пламя к порядку, приоткрыла один глаз, чтобы убедиться, что получается. Увидев горящие ветки у самых своих ног, она запаниковала. Страх помутил рассудок, совершенно выбив из нее способность соображать. В следующее мгновение взвился ветер, девушку заволокло дымом, она закашлялась, глаза заслезились. И, конечно, у такого недоученного мага не осталось ни одного шанса при подобной потере самоконтроля.

– Пошли прочь!!! – Людской хор поменял тональность. Ива только не могла понять причину этого, впрочем, она сейчас вообще ничего не понимала. – Пошли прочь!!! – Мужской голос с легкостью перекрыл весь этот шум. Кто-то позади заверещал, как свинья под ножом палача, и что-то с задорным звоном врезалось в столб, к которому травница была привязана. Ива дернулась. Веревка неожиданно легко поддалась, и она рухнула прямо в огонь. Тут же подскочила и начала судорожно оглядываться.

– Давай сюда! Быстро!!! Прыгай, Ива!!! – Голос принадлежал всаднику на здоровенном коне. Мужчина азартно размахивал мечом, а скакун не менее увлеченно отбрыкивался и кусал всех, кто имел неосторожность сунуться в пределы досягаемости его наглой морды. Правда, неразумных крестьян было намного больше, и оставалось опасение, что как только они это сообразят, от неожиданного спасителя ничего не останется. Он сам тоже понимал это намного лучше других, поэтому еще раз на пределе громкости и злости заорал:

– Да иди же сюда, дура!!!

Тут Ива как раз и сообразила, что от нее требуется, и, подхватив котомку, бросилась прямо сквозь огонь к всаднику. Схватив его за локоть, знахарка прыгнула и оказалась в седле позади мужчины.

– Держись крепко! – крикнул он ей. Конь, получив шпоры, рванул вперед, явно не считая тех, кто не успел увернуться, препятствием. – Пошли вон, собаки!!!

Ива обхватила мужчину руками и постаралась сжаться в комок, чтобы летящие вслед камни и палки ее не задели.

Конь мчался вперед, словно ему было абсолютно все равно, несет ли он одного или двух человек.

Вскоре темнота скрыла их. Деревня с пылающим костром осталась далеко позади. А рыцарь скакал и скакал вперед. Ива, однако, совсем не возражала.

Когда всадник все-таки остановил коня, девушке было уже все равно. Мужчина спрыгнул на землю, посмотрел на Иву, хмыкнул, безо всякого почтения стаскивая ее со своего жеребца. Усадив знахарку на бревно, он принялся разводить костер.

– Ну как ты? Молчишь? Это твой первый костер? Непривычная, значит. Ничего, еще успеешь. Ладно, ладно, не вздрагивай. Это у меня юмор такой. Эй, ты еще здесь? Если упадешь в обморок, скажи.

Фраза поразила мало соображающую девушку своей образностью настолько, что она смогла ненадолго вырваться из тумана, плотным кольцом окружающего сознание. Она даже смогла опознать в спасителе Тхэнна. Но заговорить с ним так и не сумела.

Он сказал что-то еще, но Ива уже не слушала. Ей было плохо. Просто по-человечески плохо. Да, она была знахаркой, в достаточной степени равнодушной и циничной, а также грубой, невоспитанной и непочтительной, как верно подметил ее спаситель, но при этом Ива была еще очень молода. И так же, как сотни и тысячи девчонок и мальчишек всех времен, считала, что призвана в этот мир нести людям добро, как банально бы это ни звучало, и за него ее будут любить и уважать, не говоря уже о простой человеческой благодарности.

Столкнувшись с действительностью, Ива должна была или пересмотреть все свои взгляды и представления, или как-то оправдать крестьян. Ни то ни другое для нее не представлялось возможным. В первом случае – потому что она была слишком юна, во втором – слишком умна.

В данный момент Ива не думала о таких высоких философских материях. Она просто страдала. Ей было так плохо, как бывает плохо каждому человеку (читай – эльфу, гному, хоббиту – нужное подчеркнуть) хоть раз в жизни. И Тхэнн это понимал.

Поэтому он, тяжко вздохнув, обошел травницу, прижал большие пальцы рук к основанию ее черепа, а указательные – к вискам, несильно надавил на известные ему точки и отработанным движением успел подхватить тело девушки. Закутав ее в одеяла, он еще долго сидел у костра, наблюдая за непрекращающейся пляской языков пламени. Тхэнну тоже было плохо.

– Это упырь! – запоздало взвизгнула знахарка, тараща глаза на порубленное в капусту тело. Они преспокойненько все утро продолжали свой путь, но ближе к полудню на них выскочило это чудовище. Тхэнн не растерялся, одним ударом снеся ему голову и затем разделав тело, как свинину на обед, – «во избежание последствий».

– Где? – Рыцарь стал судорожно оглядываться, не забывая, однако, одним глазом коситься на поверженного врага, слишком хорошо зная по собственному опыту, что те очень быстро забывают, как положено вести себя порядочным трупам. – А-а, ты про это? Это не упырь.

Ива честно высказалась по поводу того, что она думает о неких излишне непонятливых рыцарях. Мнение это было отнюдь нелицеприятным и, дабы не разжигать межклассовые конфликты, здесь не приведено.

– Это не упырь, – продолжал упорствовать «непонятливый» рыцарь.

– Это нежить, так?

– Так.

– А превращаться в другие существа могут только упыри! Значит, это упырь.

– Что за глупость! Это мертвый оборотень. Только и всего!

– Мертвые не умеют превращаться, если это не вложено в них изначально, как в упырей!

– Упыри не могут как раз превращаться. А вот всякая мелкая пакость, вроде этого гада, может.

– Тогда объясни мне, почему он казался человеком, причем раза в два меньше, чем есть на самом деле. Только вампиры могут превращаться да еще наводить чары.

– Ерунда! Во-первых, вампиры – это вполне живая раса. Иногда вампирами называют определенный вид нежити, но это их не настоящее название. И поверь мне, девочка, если бы мы встретили это недружелюбно настроенное существо, то лежать бы нам обоим на холодной земле и уже никогда не вести тут высоконаучные беседы на тему нежити и ее видов. Во-вторых, упыри и вампиры – это разные виды. Упыри – злобные проклятые всеми богами твари, у которых в голове есть только одна мысль и та – гастрономическая. В-третьих, оборачиваться могут очень даже многие виды нежити, так что не обольщайся. Тебе еще учиться и учиться, бестиарий пополнять и пополнять. И, в-четвертых, никакие иллюзии он не наводил.

– Но он выглядел маленьким! – попыталась Ива отстоять свою правоту.

– Ну и что? Это же оборотень.

– Тхэнн, так не бывает. Нельзя быть в одном обличье одного веса, а в другом – другого. Вот ты когда-нибудь видел кого-нибудь из клана медведей? Ведь все как один бугаи! А почему? А потому что, будь по-твоему, медведи из них вышли бы очень уж хиленькие! И опять же, почему никто из людей не превращается, например, в кошек или мышей? А потому, что кошки и мыши очень маленькие. Куда оставшиеся пуды девать? – Знахарка победоносно улыбнулась.

– А как же драконы-оборотни? – ехидно вопросил рыцарь.

– А драконов-оборотней не бывает, – не менее ехидно припечатала знахарка. – Это все ложь и бабушкины сказки.

Ее спутник явно хотел что-то возразить, но тут точку в этом высоконаучном споре поставил «не-упырь», просто зашевелившись. Так что оппоненты отвлеклись на его обезвреживание, и последнее слово осталось за Ивой.

Покинув негостеприимное место, они еще долго ехали вдаль по бесконечной змеящейся меж холмов дороге. А серебристых берез становилось все больше, и они своим живым шелестом сопровождали их молчание. Последние лучи солнца скользили по листьям, и даже закат, казалось, отливает не золотом, а серебром.

Ива шла рядом со спутником и слушала тишину, а еще думала о том, что с каждой верстой ее спаситель становится все более печален. И в этом вовсе не виноваты серебряные деревья, но, кажется, они тоже грустят.

Потом они сидели у вечернего костра, и знахарка смотрела на луну, а лес тихо нашептывал ей свои тайны, и боль постепенно уходила. Оставили ее и обида, и чувство безнадежности. Ночь ласкала прохладой ее кожу и мечтами ее душу. Ночью всегда легче. Если, конечно, ты такой же вот одиночка, как Ива, и не боишься ночных своих страхов.

Травница и Тхэнн говорили о чем-то, но это было неважно, потому что знахарка видела, что мыслями он где-то далеко. Она понимала, что все это неспроста.

Утром он посмотрел на нее и сказал, что хочет ей показать что-то очень для него важное и просит ее о помощи. Они долго шли мимо серебристых берез, пока не оказались на краю освещенной утренним светом долины. Она была похожа на неглубокую чашу, вокруг высились холмы с дивными деревьями. Внизу вилась река. Игривые солнечные лучи еще не разогнали утренний туман. Он рукой любовника стлался по склоненным травам. И даже отсюда Ива чувствовала, как свеж пьянящий воздух утра.

Где-то синевой грезились горы. И нигде, насколько хватало глаз, не было видно людских поселений.

– Это мой дом, – прошептал Тхэнн. – Я каждый раз забываю, как он прекрасен.

Ива полюбовалась на его вдохновенный профиль и сказала:

– Но я не вижу ни одного строения.

Внезапно рыцарь засмеялся: незло, весело, совсем по-мальчишечьи. Все еще хохоча, он отпустил поводья коня, потрепав того по гриве, и широко шагнул вперед, разбежался и бросился к крутому склону холма. Ива вскрикнула.

И в следующий миг над утренним непроснувшимся миром простер огромные крылья смеющийся дракон. Он был серебристого цвета.

Тебе не нужно строений. Небо – твой дом.

Много позже они вновь сидели у костра, и Тхэнн снова отпаивал знахарку какими-то травками. А она смотрела на него столь восторженными глазами, что ему становилось неудобно за собственный выпендреж.

– Значит, ты дракон, – уже в который раз повторила Ива.

Тхэнн послушно согласился:

– Дракон.

– Боги, дракон! – Ива немного истерично засмеялась. – Боги, я сижу у костра и распиваю чаи с драконом!

– Это не чай, – привычно поправил ее вышеупомянутый представитель местной фауны.

– Зато ты дракон. – Знахарка весело рассмеялась. Тхэнн с опаской подумал, что, наверное, переборщил с конопляными листьями. – Дома мне точно не поверят, даже если ты придешь как доказательство. – Ива еще немного мысленно позабавилась, представляя лица соседей в подобной ситуации. Но потом глянула на хмурое «доказательство». – Ну ладно. Я так понимаю, что ты мне открылся не затем, чтобы я хвалилась нашим знакомством перед земляками. Так что встает вопрос: зачем я тебе, Тхэнн? Да, кстати, как тебя, гоблин побери, зовут?

– Да, собственно, так и зовут, – пожал плечами «рыцарь». – В сокращенном варианте. Полный, позволь, мне тебе не приводить. Это займет очень большую часть чудесного утра. А затем… если честно, то я очень надеюсь на помощь.

– Но чем я смогу помочь тебе? Я знахарка. А ты серебристый дракон. Если сказки не врут, вы практически бессмертны, ничем не болеете, даже магия вас не берет! И я не думаю, что ты влюбился и тебе нужен любовный эликсир.

– О нет! – засмеялся в ответ он, хоть глаза его и искрились болью.

Особенно когда он переводил взгляд на серебристые березы. Ива давно заметила, что чем ближе к долине, тем более безжизненными они выглядят. Они теряли свою душу, свою чистую нежную магию, которая так ясно отличала их от остальных растений. Травница тоже посмотрела на листья.

– Серебристые березы! – прошептала она. – Это вы! Ваше дерево! Серебристые березы так же нереальны как драконы-оборотни. Но они живы, потому что вы живы. Они обладают душой, потому что вы ею обладаете… Но что-то случилось… Что могло случиться с серебристым драконом, Тхэнн?

– Со стальным…

– Что – со стальным?

– Я не серебристый, я стальной дракон. Так правильно называть.

– Один гоблин!

– Ты права, – печально покачал головой дракон. – Ты права, я ломаюсь, как старая дева перед единственным женихом. Просто… пойми, Ива, мне трудно. Мы… стальные драконы, никогда не просили ничьей – тем более человеческой – помощи. Мы владыки небес и земли. Мы непобедимы, всесильны, неподвластны никому и ничему. Ты права, нас почти невозможно убить, и магия на нас практически не действует. Но…

– Но и на старуху бывает проруха, – закончила она за него. – Так ведь?

Ива заглянула в его глаза – они были на самом деле стального цвета – и ужаснулась. Неужели возможна такая боль? Говорят, древние существа (к которым относят и драконов) вообще не имеют чувств. А другие утверждают, что, наоборот, только они и умеют чувствовать, а людям и прочим молодым расам не дано так любить… и так страдать.

– Ты слишком умна для человека, – невесело усмехнулся Тхэнн.

– Сейчас я не человек, Тхэнн, и ты прекрасно это понимаешь. Я сейчас знахарка – от слова «знать». И я чувствую твою боль, как чувствую страдания этих листьев нереального цвета. И магия вокруг тебя и этой долины плачет от боли. Что-то случилось: что-то ужасное, с чем не смогло справиться одно из самых могущественных существ этого мира. Так что же заставило тебя, стальной дракон, обратиться к знахарю?

И Тхэнн рассказал ей, а Ива согласилась помочь. Хотя она не слишком верила в успех, но не попробовать не могла.

Стальные драконы – впрочем, как и все другие – были словно бельмо на глазу для большинства магов и местных барончиков. Слишком свободолюбивые, слишком независимые, слишком мудрые, слишком опасные, они являлись силой, с которой приходилось считаться. Кому хочется такую гоблиню иметь у себя под боком? Но сделать ничего не могли. Драконы же привыкли держаться от людей – особенно от магов – подальше. И эта долина долго была их тайным любимым убежищем, домом, крепостью, древним замком. Здесь ничто не могло их победить: никакая магия мира не имела власти. Но парадокс – беда настигла драконов именно в этом месте.

– У меня есть сестра. Совсем еще маленькая девочка по нашим меркам. По вашим – она подросток. Я не знаю, что произошло, только она не может двигаться, не умеет говорить, и я чувствую, как жизнь из нее уходит. И долина это чувствует. Видишь, как плачут листья берез? Это они ее оплакивают.

Ива очень опасалась, что сейчас ей уже придется отпаивать Тхэнна травками. Но он себе такого не позволил. Общими усилиями они выяснили, что ни одна из возможных причин болезни девочки-дракона не является истинной. Только магия тут ни при чем, и она бессильна. Откуда это знал дракон, Ива так и не поняла, и почему Тхэнн считает, что у знахарки есть шанс, – тоже. Но, как говорится, клиент всегда прав, особенно если это дракон. С драконами вообще как-то не принято спорить.

Они спустились к реке, отправились вдоль ее русла куда-то вдаль. Тхэнн попросил разрешения завязать ей глаза и посадил ее на коня. Нельзя сказать, что Иве понравился такой способ передвижения, зато магию она стала чувствовать намного острее. Хоть купайся в ней: ее было так много, что девушке хотелось смеяться и кружиться, – переизбыток чар всегда вызывал у нее такую реакцию.

Единственный раз девушка нарушила молчание:

– Скажи, Тхэнн, а как же это возможно, что такая махина, как ты, превращается в человека, даже не особенно крупного?

– Это магия, девочка. Ей все подвластно.

– Но… но существуют же определенные законы… я не знаю – должны быть!

– Значит, для драконов бывают исключения. Или другие законы. И вообще, Ива, это люди выдумали, что все подчиняется каким-то законам. Однако и до вас все жили, все было возможно, никто ни про какие законы не знал, и никому это не мешало. Что за дурацкая у людей привычка все переосмысливать, раскладывать по полочкам и наклеивать ярлыки?! Это вот так, а другое этак, а третье вообще невозможно, а четвертого и вовсе не существует! Одно слово – люди! У вас как-то мозги по-другому устроены.

Знахарка тихо ошалела от такой отповеди и надолго задумалась о различиях в мышлении у всевозможных рас.

Рыцарь же вел коня все дальше. Ива даже решила, что если б ей и удалось увидеть что-нибудь, то все равно ей никогда не запомнить такую длинную дорогу. Но вот ей снова было позволено видеть свет, и она обнаружила, что находится среди невысоких холмов, в одном из которых устроена очень даже симпатичная пещерка.

Когда знахарка вошла в нее, ее хорошее настроение мигом испарилось.

Дракон, лежащий посреди пещеры, явно умирал. Ива заметила, как посветлели его огромные стального цвета глаза при виде Тхэнна. Он подошел к сестре и что-то ей сказал на странном языке, но Ива почти не слышала его и, конечно же, не понимала. Ее захлестнула жалость. Та самая, которая, как было сказано ранее, так часто подводила ее.

Кто – или что – могло причинить зло живой легенде? Ива была совсем неопытна и потому не понимала, что даже легенды – особенно живые – тоже бывают мерзкими, глупыми и агрессивными, или, в крайнем случае, кому-то неугодными.

Девушка твердо решила сделать все возможное, чтобы помочь дракону. Кроме того, где-то на задворках ее сознания мелькнула мысль, что иметь в друзьях представителей этой могущественной расы – очень полезная штука.

Травница немедленно приступила к выполнению своих обязанностей. Она со всей свойственной ей тщательностью осмотрела больную, затем выспросила у Тхэнна обо всех симптомах заболевания, после чего попробовала применить стандартный набор зелий и травок, а заодно проверить, на всякий случай, как действует магия на дракона. Хотя Ива еще и не научилась привлекать магическую силу по своему желанию и в любое время, зато сама магия, наверное, поняв безнадежность ситуации, начала делать шаги навстречу. Пусть даже и не всегда. Но, как верно заметил Тхэнн, раз Ива, пройдя столько верст, осталась до сих пор жива и даже не получила каких-либо серьезных увечий, магия знала свое дело. Однако сейчас она бездействовала, хотя ее присутствие и ощущалось повсюду.

К концу дня Ива с удивлением обнаружила, что абсолютно не представляет, что такое случилось с драконом. Более того – ни одной, даже самой хиленькой и маловероятной гипотезы у нее тоже не было.

Прошло еще несколько дней. Тхэнн куда-то постоянно исчезал, чтобы вечером вернуться с едой, с каждым днем он становился все печальнее. Ночью он обращался в дракона и засыпал у входа в пещеру. Ива пыталась что-то сделать, но чувствовала себя бессильной. А девочка-дракон умирала.

Однажды Ива проснулась от того, что ей приснился огонь. Он был везде: плясал на земле, стелился по стенам, витал в воздухе, тянулся к ней. Огонь был голоден, и ему очень хотелось человеческой плоти.

Ива очнулась в ужасе. Во сне она чувствовала себя абсолютно – катастрофически – бессильной. А ведь в следующий раз рядом может не оказаться дракона, которому нужна ее помощь. И гореть ей тогда посреди деревенской площади под вопли ликующей толпы, так никому ничего не доказав, ничего не добившись, даже не пожив в свое удовольствие.

Знахарка сжалась в комок, еле сдерживаясь, чтобы не заскулить от чуждого ей чувства одиночества и безнадежности. Все, кто любит ее – а ведь такие есть, пусть их и немного, – остались далеко, и к ним уже не вернуться. Впереди – огромный неизведанный мир, может, и прекрасный, но в нем все придется делать самой, и никто не поможет просто потому, что любит. За все придется платить.

Ива перевела взгляд на Тханну – именно так звали ее новую пациентку – и подумала о том, что и здесь она не может рассчитывать на чью-то помощь. Тетушка не отправится на шабаш по обмену опытом и не привезет готовенькое заклинание-решение, и коль уж тебе помогли, то будь добра плати за это делом, а не словами: «Я попыталась, но у меня ничего не вышло».

Почувствовав сладкую горечь и вязкую боль внизу живота, знахарка поднялась. На этот раз магия проснулась не при виде обожаемых травок или опасности.

Ива не видела себя со стороны, но ей казалось, что ее руки, лицо, да и все тело полыхает каким-то не различимым для глаза, но невероятно могущественным пламенем.

Все, кто видел мага в момент, когда он призывает все свои силы, говорят, что это прекрасное зрелище. Ива шагнула вперед, и магия сорвалась с кончиков ее пальцев, возликовала в свободном полете и врезалась в спящую девочку-дракона.

В следующее мгновение знахарка пришла в ярость, причем в такую… Хвала богам, что рядом оказался именно дракон – более слабые существа просто не выжили бы. Причиной такого гнева был камень. Самый простой, пусть и большой, но камень. Тот самый, который Ива столько времени принимала за больную Тханну.

– Ублюдок!!! Скотина!!! Ящерица-переросток!!! Лягушка ушастая!!! Змея подколодная!!!

Вопли, разбудившие Тхэнна, сопровождались яростными пинками и ударами кулаков.

– Ящер хвостатый! Птеродактиль бесперый!

Последнее сравнение просто повергло дракона в ступор, подарив знахарке еще несколько секунд, когда она могла безнаказанно колотить и пинать дракона. Откуда деревенская девчонка могла знать такое мудреное слово? Потом дракон, однако, пришел в себя и, превратившись в человека, поймал Иву за запястья, а чтобы не лягалась, прижал всем телом к стенке пещеры. Травница продолжала брыкаться и ругаться. Тхэнн мог предположить только одну причину такого гнева. Обернувшись, он уверился в своих подозрениях, узрев камень на месте первоклассной иллюзии. Такое совершенное колдовство было доступно только драконам стальной масти. Никто в мире больше не мог так искусно маскировать реальность, создавая зрительные, слуховые, тактильные фантомы. И очень немногие могли распознавать в них иллюзию.

– Хватит, Ива! Уже хватит!

– Да я тебе!.. Да я тебя!..– Список ругательств и угроз у знахарки явно подходил к концу. – Скажи только: зачем?! Зачем?! – срываясь на плач, закричала она.

– Я тебе все скажу, только прекрати драться и ругаться. Прекратишь? – осторожно ослабляя хватку, попросил дракон.

– Все равно ты ублюдок и дрянь, каких мало! – согласилась травница.

– Всё понял и осознал. Давай теперь спокойно поговорим.

– Зачем? – очень-очень спокойно произнесла Ива, и дракон почувствовал себя неуютно. – Зачем? – Он терял соратника, он это чувствовал и постарался быстро исправить ситуацию:

– Ива, ты должна понять… – Девушка ехидно хмыкнула, а Тхэнн поспешил подкорректировать фразу: – Вернее, постарайся. Там умирает моя сестра. Единственное родное и дорогое мне существо. И ничто не помогает. И я прекрасно понимаю, что это неспроста. Кто-то очень сильный или хитрый вьется вокруг нашей исконной земли. Он смог сделать то, что не по силам было никому на протяжении всей известной истории. А я не могу даже предположить, кто это может быть. Это не маг большой силы, я бы его за сотню верст почувствовал. Значит, это кто-то молодой да резвый. И я боюсь проглядеть его. Скорее всего, ему не известно наше настоящее место жительства и ему нужно будет каким-то способом его узнать. Ведь зачем кому-то убивать молодого дракона? Только ради сокровищ пещеры и тела, различные части которого, как ты прекрасно знаешь, нарасхват раскупают маги и подобные тебе существа. А как ему сюда проникнуть? Каждого, кто ступает на землю долины, я чувствую. И тут появляется знахарка, которая берется лечить женщину со схожими симптомами. Вот я и боюсь, что сам веду убийцу к своему логову.

– Значит, решил проверку устроить? – с тихой горестью спросила травница.

– Да, решил, – так же тихо прошептал Тхэнн.

– Неужели… – Ива с силой зачем-то зажмурилась, – неужели я так похожа на убийцу?

– Нет. – Он осторожно коснулся рукой ее подбородка, заставляя ее посмотреть на него. – Но я не могу рисковать.

– Тхэнн, – знахарка покачала головой, – я не смогу тебе помочь. Я не думаю, что у тебя достаточно времени, чтобы проверять меня, прослеживать по дням мою жизнь. А на расстоянии я не смогу вылечить твою красавицу. Независимо от того, возможно ли это вообще или нет. Мне жаль. Но решать тебе. Я и так терплю твои выходки, потому что обязана тебе очень своевременной помощью. – Она подняла на него кристально чистые темные глаза с затаенной в глубине болью, и то, что собирался предложить ей Тхэнн, показалось ему самому подлостью.

– Есть одна возможность, – голос завораживал своею скрытой горечью. – Я могу тебе поверить, если ты мне это позволишь.

– Что за возможность? – Ива очень отчетливо понимала, что ничего хорошего эти слова не несут. Просто не стал бы Тхэнн так распинаться, если это было бы по-другому.

– Я могу… прослушать тебя. Понять тебя. Магически.

– Чем это мне грозит? – Она была очень строга.

– Будет очень больно. И… я узнаю о тебе всё. То есть абсолютно всё.

Ива прикрыла глаза. Никто не знает, что за мысли бродили у нее в голове в эти мгновения и чего ей стоило согласиться: ведь каждому есть что скрывать. Каково это, когда кто-то посторонний будет знать все твои планы, мечты, честолюбивые замыслы, тайные желания, скрытые пороки и самую твою суть.

– Давай, – кивнула она, на всякий случай зажмурившись. В следующее мгновение она почувствовала холодные пальцы на своих висках, а потом от них через всю голову пронеслась резкая боль, очень быстро став всеобъемлющей, бесконечной, невыносимой. Рассудок помутился, но Тхэнн не позволил ей лишиться сознания, поскольку будь она в обмороке, ему не удалось бы ничего узнать. Интересно, каково это – нарочно причинять ТАКУЮ боль другому человеку? Впрочем, он ведь не человек, а кому известно, что там в голове у драконов творится.

В этот момент Ива, исходя криком, поняла одну очень простую непреложную истину. Он не человек. Просто – не человек. И им никогда не стать друзьями, что бы между ними ни случилось, чем бы они друг другу обязаны ни были.

Тени танцевали по неровным склонам пещеры. У костра сидели двое людей, один из которых человеком не был. Завтра Иве было суждено впервые в жизни прокатиться на настоящем драконе.

Положение, однако, не изменилось, когда знахарка оказалась рядом с настоящей больной сестрой дракона, потому что Тхэнн проецировал ее состояние на фантом, так что можно считать, что Ива уже имела возможность изучить ситуацию.

Все выходило с тем же результатом. То есть с никаким.

Единственное, что изменилось, – настоящая юная драконша вызвала у нее еще большее восхищение.

Знахарка вышла из пещеры и присела на невысокий камень у входа. Через пару минут к ней присоединился хозяин жилища. Они немного помолчали.

– Расскажи-ка мне, Тхэнн, еще раз, зачем кому-то убивать дракона.

«Рыцарь» вздохнул:

– Обычно пытаются нас убить или из убеждения, что мы есть зло и тираним людей, ну и так далее. Либо ради сокровищ, которые, как считается, мы храним в своих пещерах.

– И храните? – живо заинтересовалась Ива.

– Когда как. Но это ведь родовое место, тут просто не может не быть сокровищ… Ну и еще потому, что наша чешуя, зубы, кровь и прочее обладают волшебной силой и входят в огромное количество эликсиров и необходимы для различных заклятий. Из-за этого от магов просто отбоя нет. Ненавижу!

– А то, что дракон молодой, не меняет дела?

– Просто меняется набор полезных качеств, – с отвращением проговорил Тхэнн.

– Только я все равно не понимаю, – озадачилась вслух травница после короткой паузы, – как он – кто бы он ни был – собирается похитить сокровища или тело? Ведь ты-то здесь!

– Мне тоже это непонятно. Или он рассчитывает убить и меня?

– Или мы неправильно определили его цели… – Ива поднялась. – Я пройдусь. Подумаю.

– Слушай, а это не может быть колдовским заломом, как с той крестьянкой?

Девушка пожала плечами:

– Очень похоже. Но я не представляю, как это возможно. Для того чтобы залом подействовал, надо жертве сорвать или скосить заломленное растение. Я что-то сомневаюсь, что твоя сестра косила траву или выращивала овощи.

– Да… Но она могла что-то сорвать. Например, когда собирала цветы.

– И как ты себе это представляешь? Кто-то заломил на лугу цветы и сел в кустах ждать, не захочется ли твой сестрице сплести венок? Как он мог угадать, что она сорвет именно этот цветок?

– Ее могли попросить.

– И кто мог это сделать? Или у твой сестры был полюбовник из людей?

– Нет, что ты. Такое невозможно.

– Да? Почему?

– Не знаю. Люди не привлекают нас почему-то.

– А может, твоя сестра извращенка? А вы что, любовью занимаетесь только в образе драконов?

– Да нет. Но мы-то знаем, что мы драконы на самом деле. А любовь в человеческом образе – это так, экзотика.

– И что, никто из вас никогда не полюбил человека?

– Мне о таком неизвестно. Да я ведь заметил бы. Мы же даже ненадолго не разлучались. К тому же я такие вещи чувствую.

Девушка приуныла:

– Подожди! Но ведь магия на вас не действует!

– Классическая – ни под каким видом. А вдруг еще какая-то есть, и мы о ней просто не знаем.

– Вы же одни из самых древних существ на земле. Как вы можете чего-то не знать?

– Потому что постоянно появляется что-то новое. Вот, например, ты каким-то образом смогла разрушить самую лучшую иллюзию, на какую я был способен. А я в этом мастер.

– Я и не собиралась ее разрушать, – надулась девушка, втайне радуясь своей силе. – Магия пришла, и я хотела помочь драконше.

– На нас же магия не действует.

– Ну забыла. И вообще я не стала бы так категорично утверждать в свете последних событий.

– И что же делать?

– Это ты у меня спрашиваешь? Будем думать и пробовать, коль у тебя нет других идей, кроме как пригласить мага-недоучку спасать свою единственную сестру.

Именно это Ива и собиралась делать. И делала. Так… Классическая магия, то бишь магия стихий, астрала и прочие, на стальных драконов в принципе не действует. Но, как говорила Гретхен, одну магию легче сломать другой. Так что по логике, если какая-то не действует, может действовать другая. К примеру, та же магия трав. Как известно, она есть, хоть официально ее и не признали. Очень по-людски, как сказал бы Тхэнн.

Если остановится на этой гипотезе, то надо подумать, что из магии трав могло вызвать такую реакцию. Ива не почувствовала присутствия ничего чужеродного, а уж незнакомую траву знахарка учуяла бы, как дракон нарушителя своих границ. Значит, это местные травы. А что из местных трав годится?

За следующие несколько дней знахарка перепробовала лечение от всех подходящих к случаю недугов. Но или драконы реагируют иначе (хотя как бы это узнал неизвестный злоумышленник?), или это просто все было не то. Оставалось проверить только версию залома – практически это была последняя надежда. Тхэнн утверждал, что никто даже около границ драконьих владений не околачивался.

Ива грустила. Дракон, казалось, превратился в бледную тень самого себя. А Тханна вообще перестала реагировать на окружающий мир. Листья березы в округе почернели и свернулись в трубочки.

На много верст вокруг не было ни единой живой души, кроме вышеупомянутых. Даже лешие и полевики не жили в здешних землях. Звери и те попрятались, предчувствуя грядущую беду.

Знахарка медленно шла вдоль ручья. Все дальше и дальше он уводил ее. Она слушала его звон, веселый в отличие от всего окружающего мира. И лес вокруг тоже о чем-то говорил. Ему было грустно, но все же он жил и был травнице намного ближе, чем парочка стальных драконов. Никогда, никогда она не сможет их понять. Просто – не дано. А вот эта березовая роща – пусть и серебристая – такая близкая и родная. Как весточка от друзей. Как знакомая шутка. Как комната в доме, где вырос. Лишь потеряв, начинаем понимать, как сильно любили…

Ива все шла и шла, даже не понимая, что давно идет буквально в магии. Все вокруг искрилось и сияло, наполнилось смыслом и появилась безграничная радость жизни. Девушка присела у ручья и стала вглядываться в свое отражение. Откуда вдруг взялась эта красота? И отчего так сияют темные глаза? Вода же так чиста. Видно дно. Вон и рыбки какие-то. И крабики или раки, но мелкие. А еще – скоро будет гроза. В месяце травне часты грозы, когда небо раскалывается от молний и громов и так отчаянно красиво цветут деревья. Если бы сейчас оказаться где-то, где растут вишни, яблони или сливы, то все вокруг кружилось бы белым и розовым. Маленькие нежные, так чудесно пахнущие лепестки танцевали бы в воздухе, а небо над ними смеялось от предвкушения лета и счастья.

Да, вот так же, как и это, смеялось… И вишни и яблони – именно такие же. «Откуда же эта красота вокруг, но ни одной березы я не вижу, ни простой, ни серебристой. Да ладно. Ведь так красиво вокруг! Как же редко я замечаю, насколько хороши весенние сады. Весенние вишни и весенние яблони. Только белое и розовое вокруг. Я так устала от серебра. И от бессилия устала. И от горечи. И от ожидания смерти. Как же красиво вокруг! Никуда отсюда не уйду. Вот здесь и останусь».

Знахарка присела на зеленую – и такую живую – траву, прислонилась к плодовому дереву спиной и стала любоваться – всем, что видела. Очень-очень нескоро она задумалась над тем, где находится и как сюда попала.

Через какое-то время Ива сообразила, что сейчас она очень далеко от пещеры драконов. Поскольку телепортироваться девушка не умела, то пришла к выводу, что где-то на земле Тхэнна находится пространственный карман или скрытый телепорт, или она своими мечтами, замешенными на магии, как-то пробудила его. Может, кто-то даже наслал чары на это место. Это очень частый прием в любовной магии. Вот, допустим, идет девушка к колодцу и ни о какой любви не думает, тут появляется кто-то вроде колдуна или ведьмы, стоит себе тихонько за углом дома и приколдовывает по заказу какого-нибудь добра (или не очень) молодца. И девушке вдруг так начинает хотеться, чтобы кто-то любил ее, и любовался ею, и ценил, и желал, и был тут, рядом, где так прекрасно небо и даже птицы поют все о любви да о любви, о ней, царице и владычице. А она стоит у этого распроклятого колодца одна, совсем одна. Тут, разумеется, появляется добрый молодец. И дальше… все в его власти. Если не дурак, то уж не упустит такого момента. Причем эти чары даже запретить или уловить никто не в силах. Ведь это даже не колдовство, а так… просто человек стоит и мечтает, вот, например, как Ива о цветущих вишнях и яблонях. А если у человека есть хоть чуточка магии в душе, то и другие это чувствуют.

О боги! Если кто-то действительно наслал подобные чары на какое-то определенное место, то… зачем?! Не затем ли, чтобы одна молоденькая, а значит, романтичная драконша замечталась и, обладая магией, попала в это место? Но почему именно сюда?

Ива все еще находилась под властью магии, так что ей не составило труда особым образом взглянуть на мир и увидеть ауры. Светились чистотой цветущие деревья, зеленели травы, и маленькие живые существа краснели средь них, но знахарка весьма отчетливо ощутила тревогу. И, разумеется, двинулась именно в ту сторону.

Она прошла пару шагов и чуть не споткнулась. Прямо перед собой она разглядела огромное черное пятно. От него так веяло злобой, что даже соседние растения завяли. Ива тряхнула головой и еще раз посмотрела туда же. Перед ней раскинула ветви прекрасная одинокая серебристая береза. Чудесное, удивительно красивое дерево. Только одна ветка была жестоко сломлена неизвестно каким варваром.

Знахарка протянула руку…

И тут все поняла.

И отдернула руку как от огня.

Тут же знакомое ощущение чужого злобного взгляда опалило ее. Она начала лихорадочно оглядываться. Чувство опасности прямо-таки кричало в ней. Может, именно поэтому Ива и пропустила момент, когда он появился.

Немолодой мужчина в одежде деревенского колдуна… знахаря, если вы настаиваете, со смутно знакомыми чертами стоял у заколдованного дерева и очень недружелюбно смотрел на знахарку. Ничего не сказав, он зашевелил губами и взмахнул рукой. В следующее мгновение Ива упала на землю, пребольно ударившись. Самое ужасное в этой ситуации было то, что она не могла пошевелить даже пальцем. В отчаянии она распахнула глаза, попыталась закричать. Но это тоже не удалось. Первая мысль, мелькнувшая в сознании знахарки, была следующего содержания: «Потрясающее заклинание!»

Мужчина очень быстро оказался рядом. Склонившись, он стал внимательно разглядывать девушку.

– Надо же, не думал, что все будет так легко, – пробормотал он.

Ива оставила неуместные восторги и попыталась сделать хоть что-то. Убедившись в полном бессилии физических попыток, она приказала себе прекратить панику и придумать что-нибудь другое. «Маг я, в конце концов, или нет? – возмутилась девушка. – Что он со мной сделал? И главное, зачем?»

Незнакомец появился опять и, ухватившись за ее плечи, совсем не бережно потащил к дереву. Иву вновь охватила паника. Вот сейчас он привалит ее к заколдованному дереву, и лежать ей здесь до самой смерти и умирать медленно и мучительно. Однако колдун положил ее под самой веткой, но дерева травница не задевала.

– Вот так. По-хорошему надо бы и тебя, красавица, упокоить веточкой-то, – невнятно, говоря явно только для себя, проворчал знахарь, – да только кто ж знает, насколько колдовства хватит. Итак, дракониха смогла на своих лапах уйти, аж до пещеры добраться. Попробуй ее теперь выцарапай из когтей братца. Ну ничего, будет зато у меня не один дракон, а два. Причем один взрослый, да еще и в пещере смогу покопаться. Ты лежи, деточка, лежи, не дергайся. Никуда ты теперь не денешься. Ща прилетит твой спаситель, – ситуация явно веселила безымянного злодея, – и будет у меня две тушки дракона.

Если б могла, Ива застонала бы. К тому моменту она все поняла, но, как водится, с опозданием. Замысел столь прост и гениален, что именно его и не предусмотрели мудрые драконы. В своей долине они были как в крепости. Ничто не могло им здесь причинить вреда. Серебристые березы, как флаги на башнях замков, отмечали их владения, стражами стояли на защите этих земель. Эти деревья были неразрывно связаны с драконами: они жили и страдали вместе с ними и так же все чувствовали. Когда Тханну поразило злое колдовство, серебристые красавицы стонали вместе с ее братом и умирали вместе с ней. Они являлись отражением всего, что происходило с их повелителями. Это было так очевидно, что никто не сообразил, что такая связь не может не быть и обратной. Деревья не брала никакая болезнь, потому что таковые были неведомы драконам, но все же у первых не было стальной чешуи, когтей, зубов и хвоста, чтобы защищаться. Поэтому ранить березу было намного легче, чем драконов. Знахарь же просто-напросто поломал ветку дерева и напустил на эту рану много, очень много злого волшебства, той самой темной магии, которая так хорошо известна знахарке по заломам и проклятиям, что ей не раз приходилось лечить.

Очевидно, колдун каким-то образом узнал о нерабочем – так позже будет написано в книгах, неактивированном – телепорте или же сам создал некий пространственный карман, позволяющий мгновенно переместиться с «охраняемых» близких к пещере мест к саду из вишен и яблок, посредине которого стояла прекрасная раненая серебристая береза. Разумеется, девочка не смогла просто смотреть на изуродованное дерево, которое тоже являлось частичкой и ее души и ее магии. Имеющая дар исцелять девушка попыталась вылечить березу, дотронулась и… с ней произошла та же история, что и с женщиной в деревне. Только или знахарь неправильно что-то рассчитал, или просто колдовство действует не сразу, но Тханне удалось уйти, добраться до пещеры, где ее уже было не достать. А тут такой подарок судьбы! Братец-дракон притащил в пещеру ранее спасенную знахарку-недоучку. Осталось только ждать, когда она прогуляется вдоль звонкого ручья, поддастся заготовленным чарам и попадет в расставленную ловушку.

Наверняка этот красавчик не просто рядовой знахарь, а, скорее всего, слабенький маг, вроде Ивы, или даже колдун, без разницы. Вот и наложил на нее какое-то, вряд ли сложное заклятие – оцепенения, например. Разумеется, Тхэнн сможет ее найти. В конце концов, это его земли. Увидев ее на земле, бросится к ней на помощь, вот тут-то куда-то девшийся (небось в засаде сидит!) колдун и наклонит веточку. Единственная надежда – Тхэнн осмотрится сначала. Но тоже не факт, что поможет. Слишком большая вероятность, что знахарь владеет телепортацией и умеет наблюдать за событиями на расстоянии. С другой стороны, может, на Тхэнна заклятие не подействует или подействует не сразу, а может, не так катастрофично. Но наверняка знахарь учел такую возможность и предпочтет быстро смыться с места преступления и не показываться, пока дракон не ослабеет. Проклятье! Что же делать?!

Иве было обидно до слез. Просто глупо будет вот так умереть! Даже глупее, чем на костре! Что-то она часто стала попадать в неблагоприятные ситуации. И ведь что странно – никому она же не мешает, – но нет, всем непременно надо ее убить!

Девушка вновь приказала себе перейти к более конструктивным мыслям. Что же такое он с ней сотворил? Нет, Ива уже встречалась с чем-то похожим, но то всё были в основном проклятия или зелья оцепенения (у знахарки и у самой тоже было очень даже неплохое зелье на всякий случай). Но они не дают такого быстрого и впечатляющего эффекта.

«Думай, Ива, думай. А то не варить тебе больше обожаемых эликсиров и не сушить любимые травки!» Угроза подействовала. «Это не проклятие и не зелье. Хорошо. А что? Что-то из темной или классической магии. Не легче. Ни той ни другой я не владею. А чем я могу перебить их? Какой-то другой магией. А я владею на данный момент только магией трав. А сумка моя далеко, и самой мне не пошевелиться. Ну просто замкнутый круг получается».

Время тянулось. Тело ничего не чувствовало. Однако девушка смутно подозревала, что если ей и удастся избавиться от заклинания, но все потом будет та-а-ак болеть!

«Но ведь магия трав не живет в человеке. Она есть только в растениях, ну и в зельях всяких. А я обладаю какой-то магией, но не магией трав. Значит, это какая-то другая. Какая? И как она может мне помочь?» Ива вспомнила, как прежде вызывала ее. «Ладно, сейчас не стою у котла с кипящей любимой гадостью. Прямо сейчас мне смерть не грозит. Кстати, почему он меня все-таки не убил? Побоялся, что дракона не заинтересует мое хладное тело?»

Ива прикрыла глаза. Это единственное, что было ей доступно. Тяжелая волна усталости накрыла ее с головой. Очевидно, заклинание действовало не только на тело. Думать стало трудно, будто она нанюхалась дурь-травы. Медленно, но верно девушка проваливалась в полусон-полуявь. Ива чувствовала, что теряет связь с реальностью, что лишает ее любой пусть даже мизерной возможности помочь дракону, да и самой выжить. Отчаянно дернувшись, она добилась только того, что еще глубже провалилась в нереальность. Однако знахарка поняла, что это не просто сон или дурман. У нее были закрыты глаза, но она видела окружающий мир. Причем не с того места, где лежала, а как-то всё вокруг, всю поляну. Потянувшись, она увидела и дальше. Меньше чем в версте от раненого дерева сидел колдун. Он смотрел в воду, как это делают маги, знахари, гадалки и пророки испокон веков, если им нужно увидеть что-то вдалеке от них или прошлое с будущим. Отсюда-то и появилось выражение: «Как в воду глядела». Все вокруг отливало всеми оттенками серого, стального, серебристого. «Идет гроза, – мелькнула мысль в сознании травницы. – Хорошо это или плохо?»

Но тут она почувствовала приближение чего-то очень-очень могущественного. Тхэнн! Сюда летит дракон! В этом нереальном колдовском мире, где сейчас пребывало сознание девушки, полностью ощущалась вся сила, вся безграничная мощь, которой обладал направляющийся сюда. Просто не верилось, что кто-то может его сломить. Даже сомнение в его всемогуществе казалось кощунственным.

Иве захотелось закричать ему, позвать его. И она была уверена, что он непременно ее услышит. Знахарка почувствовала, что дракон уловил что-то. Он словно замялся, замедлил полет. И тут девушку охватила паника, в который раз за этот день и за последнюю неделю.

«Нет, не приближайся! Уходи! Улетай отсюда! Это ловушка!»

Дракон застыл на одном месте.

Даже на таком расстоянии (хотя какое расстояние может быть в нереальности?) она чувствовала его сомнения.

Через пару мгновений Тхэнн вновь устремился вперед.

«Нет!» – отчаянно завопила знахарка. Дракон снова приостановил свой полет. Ива старалась докричаться до него, объяснить ему ситуацию, но, очевидно, таким способом невозможно передать информацию, по крайней мере, мастерство девушки было еще не столь велико. Тхэнн явно чувствовал ее эмоции, но решил все-таки сделать по-своему. А что ему еще оставалось?

Знахарка ощущала его присутствие уже очень близко. Ее сознание метнулось к колдуну на далекой поляне. Он явно тоже знал о приближении стального владыки.

Сознание девушки заметалось между колдуном, драконом и поляной, где находилось ее обездвиженное тело. Огромное темное пятно нависло над ней и давило, казалось, прямо на мозг.

Призывая на помощь всех известных богов, Ива воззвала к дереву, она убеждала его, что оно может избавиться от проклятия, что не должно причинять зло тому, благодаря которому живет на этой земле. Но береза ее не слышала. Как порой нас не слышат боги.

Мир вокруг стал свинцовым. Серым стальным блеском налились небеса. Это что-то напомнило Иве. И тут же вокруг полыхнуло багрово-оранжевым пламенем. Девушка мигом вспомнила видение на кладбище. Она-то думала, что оно означало костер, в котором она все-таки не сгорела.

На самом деле это просто была гроза. Одна из тех, что так часты в месяце травне. Ива чувствовала, как небо жаждет разразиться полноводным дождем, засверкать молниями и загрохотать громом. Знахарка мысленно призвала все свои силы и швырнула их небу, с благодарностью их поймавшему. Взамен она просила только одного.

В следующее мгновение на ее лицо упали тяжелые капли дождя, блеснуло в уголке правого глаза, и пораженное дерево вспыхнуло как сухая хворостина. Девушка услышала свист разрываемого воздуха и через миг оказалась в небе, бережно и крепко (эй! больно же!) удерживаемая когтистыми лапами.

Прекрасный дракон цвета стали описал круг и развернулся к поляне, на которой полыхало дерево. Молния расколола его на две части, одна из которых должна была похоронить под собой знахарку, но стала причиной смерти выпрыгнувшего из телепорта колдуна.

Тхэнн мягко спланировал на землю и аккуратно поставил на землю отчаянно ругающуюся сквозь слезы Иву. Впрочем, это не имело особого значения, так как она тут же шлепнулась на пятую точку. Смерть заклинателя хоть и подарила ей свободу, но, как она и предсказывала, само заклинание даром для нее не прошло. Тем не менее они оба смеялись. А что еще должны делать победители на поле боя, оставшись живыми и практически целыми?

– Ты думаешь, Тханна теперь излечится?

– Должна, наверное. Ну сам посуди: колдун, наложивший на дерево заклятие – или проклятие, уж и не знаю, – мертв, дерево сгорело, а пепелище залил дождь, в который я вложила столько силы, что она, скорее всего, запросто заменила воду из святого источника. – Ива с гордым видом восседала на спине дракона, любуясь взмахами его крыльев, землями далеко внизу и облаками совсем рядом. – Что еще эффективней мы могли сделать?

– Будем надеяться. – Тхэнну явно очень хотелось в это верить.

– Слушай, открой секрет все-таки! Почему ты решил, что я смогу помочь?

Крылатый змей (кстати, совсем непохоже!) фыркнул, что, видимо, должно было означать довольную усмешку.

– Я с самого начала знал, что женщину в той деревне поразило очень схожее проклятие, поэтому следил за… ну, скажем так, развитием ситуации. Скорее всего, мерзавец тренировался. Ну так вот – ее никто не мог вылечить. Потом взялась ты. Я так же, как и в других случаях решил проследить, что из этого выйдет. Ты показалась мне на редкость толковой знахаркой.

– Спасибо, – зарделась девушка.

– Да на здоровье. Даже был прогресс. Чего никто не смог добиться. И тут тебя захотели засунуть в костер. Я тогда подумал, что это или очень продуманная комбинация, чтобы ты без подозрений могла проникнуть в мою пещеру, или тебя действительно испугались. Вылечила одну, сможешь вылечить и другую. Наш колдун оказался братом твоего приятеля старосты. Помнишь, я тебе рассказывал, что в деревне был знахарь да ушел.

– Ага, мы тогда еще пивко пили.

– Намек понят! Очевидно, он на время скрылся, чтобы его не заподозрили, а староста мог быть или в курсе делишек братца, или просто помогал ему. Это мы еще разберемся. – Ива подумала, что драконы наверняка умеют докапываться до сути дела. – Поэтому-то он так и старался тебя отвадить. А как не получилось, то попробовал избавиться от тебя другим, более радикальным методом. Вот так-то! Ну вот мы и на месте.

Дракон, планируя на огромных крыльях, начал спускаться. Он уже почти коснулся когтями земли, как навстречу им выбежала худая нескладная девочка-подросток с длинными пепельными волосами и громадными причудливой формы глазами. Она бросилась на шею Тхэнну и, болтая ногами, повисла на ней. Не успел дракон ссадить знахарку и переменить обличье, как она, хохоча, оторвалась от брата и, сделав пару шагов назад, взмахнула руками:

– Тхэнн, я снова могу летать, Тхэнн!

Все еще смеясь, она стала падать на спину, так что Ива испугалась, но через миг небо приняло в свои объятия кувыркающегося небольшого дракончика, вопреки всем законам природы летящего не вперед мордой и вверх крыльями, а спиной вперед и брюхом кверху.

Тхэнн засмеялся.

– Прекрати кривляться, паршивка! – крикнул он ей.

А солнце, как ему и положено, ликовало на лезвии гребня. И это действительно было лучшее на свете волшебство.

Дракоша смеялась и кувыркалась, словно плясала в воздухе. Ветер ласкал стальную чешую. Расправленные крылья вырисовывали в небе дивный узор. И не было ни на земле, ни в небе красивее этого зрелища и чище этой радости.

Тхэнн смеялся, а Ива прыгала на месте, пронзенная тысячами иголочек чистой безумствующей счастьем магии. В этот миг они все были счастливы.

Когда Тхэнн спросил Иву, чем ему отблагодарить ее за помощь, знахарка сказала, что он знает цену, которую она берет за излечение от такого рода болезней. Он заплатил ей во много раз больше.

– Купи себе что-нибудь красивое и практичное. Тебе еще очень долго идти по дорогам. Например, брюки какие-нибудь. В кожаных ты будешь просто замечательно смотреться.

– Я – в брюках?! – ужаснулась травница. – Я приличная девушка! И не воительница!

– Ты – маг. А в брюках намного удобнее.

– Да? – задумалась Ива, а Тхэнну в который раз за сегодняшний день захотелось смеяться.

– Да, – безапелляционно заявил он. – Но это ерунда. Главное… дай сюда лапу!

– Это у тебя лапа! А у меня ручка!

– Ага, очень, кстати, аппетитная. Шучу! Давай – не бойся.

В руках Тхэнна засверкал-засеребрился браслет. Когда дракон надел его Иве на руку, оказалось, что это еще и кольцо, связанное с браслетом цепочкой. Вся это явно безумно дорогая красотища была выполнена в виде дракона, мордочка которого удобно улеглась на среднем пальце знахарки.

– Это Дрейко, – улыбнулся Тхэнн. – Отныне он будет твоим защитником.

Ива поднесла руку поближе к глазам, разглядывая как неродную. Дракон был выполнен преискусно. Даже коготки на лапах и узоры на чешуе. Тут миниатюрный дракончик весьма правдоподобно повел зрачками и, раскрыв пасть со столь же безупречно выполненными зубами-иглами, вознамерился цапнуть знахарку за нос. Девушка отдернула руку и отшатнулась сама, в результате чуть не вывернув руку и едва не свалившись. Тхэнн все-таки расхохотался. Причем ржал он как безумный, пока травница раза два не пнула его по колену.

– Сними с меня это чудовище! – вопила она как резаная. – Что ты мне подарил?! Что это за монстр психованный! Хватит ржать, твою мать!

– Ива, Ива, успокойся! Прошу тебя! – Держа ее за запястья, чтобы не дать драться снова, и одновременно плечом стараясь вытереть выступившие от смеха слезы, увещевал дракон. – Выслушай меня сначала! Это Дрейко. Защитник. Он полуживое, полуискусственное существо. Он может плеваться огнем.

– Он еще и огнем плюется?!

– Да, пару раз, потом ему перерыв нужен. Кусается. Очень хорошо в трактирной драке кулаком в нос заехать. Это его помощь по мелочи. Еще он может предупреждать об опасности, но, разумеется, не всегда. Но нежить чует преотлично.

– Нежить?

– Да. Но самое главное: если тебе будет угрожать опасность, он может превратиться в меч, причем с вплавами серебра – от нежити, оборотней там. Не смотри, что маленький.

– А толку-то? Я с мечом как рыцарь в вязании.

– Он поможет тебе. Он же разумное существо. Направит твою руку куда следует. Это, конечно, не панацея от всех бед, но так я буду более спокоен за тебя на этих дорогах.

– Ага! Спасибо, конечно, но эта вещь, – дракончик зло покосился на нее серебряным взглядом, – ладно, это существо… оно же очень дорого выглядит. Меня убьют в первом же трактире!

– Не бойся. Большинству людей он будет казаться невзрачным бронзовым колечком, а те, кто сможет его увидеть, сразу поймут, что ловить здесь нечего. Драконьего защитника нельзя ни подарить (если ты не дракон, конечно), ни продать, ни снять с тела. Если владелец умирает, то Дрейко тут же возвращается к нам.

– По-моему, я ему не нравлюсь, – безнадежно пробормотала Ива.

– Ничего, сработаетесь, – ободряюще хлопнул ее по плечу Тхэнн, чему-то весело улыбаясь. Знахарка имела все основания предполагать, что веселье она может принять и на свой счет.

Глава 4СКАЗКИ ЛЕТНЕЙ НОЧИ

Уже в виду города знахарка пришла к мысли, что надо последовать совету дракона и купить себе брюки. «В конце концов, – подумала она, – я почти что маг. А магам это позволительно». Позади у Ивы остались бесчисленные версты по пыли, грязи и бездорожью нашего славного королевства, так что она окончательно уверилась в правильности принятого решения. А когда она поглядывала вслед проносящимся всадникам, то невольно задумалась о том, что в принципе неплохо было бы и коня себе приобрести. Конечно, пока это дороговато, да и ездить она еще не умеет, но все – дело наживное. Колдовать она, к примеру, тоже раньше не умела. «И вообще, – внезапно подумала знахарка, – что это я, в самом деле, теряюсь и смущаюсь. В конце концов, я профессионал. – Иве очень нравилось это мудреное заморское слово, которое она услышала от Тхэнна. Девушка вообще нахваталась многого от него. – Я умею лечить все, что излечивают травы, знаю все рецепты приготовления зелий из растений моего края и у меня нехилые магические способности. Я иду учиться в Университет магии и когда-нибудь стану настоящей волшебницей. Я прошла долгий путь, пережила множество приключений и осталась жива. Так чего мне скромничать, бояться и переживать?! У меня все получится!»

С этими мыслями она прошла под тяжелыми городскими воротами, задорно улыбнувшись стражнику с ржавой алебардой. Уже готовый отпустить сальную шуточку, тот растерялся и покраснел, что вызвало громовой хохот собратьев по несчастью.

Так, сопровождаемая сим пусть и не самым благозвучным, но, несомненно, жизнеутверждающим звуком, Ива вступила в славный город Бирмингем, который ей суждено покинуть вопреки ее планам в конце этого же дня, причем очень быстро, на чужом коне и прижимаясь к мужчине, даже имени которого она не знала. Но это будет только вечером, а пока наша героиня в приподнятом настроении отправилась за покупками. Как вы понимаете, день становился с каждым мигом все лучше и лучше.

Сперва Ива решила исполнить свою давнюю мечту – купить себе чудесные высокие дриадские сапожки на каблучках. Хороши они были тем, что сносу им не было, однако при этом оставались мягкими и очень симпатичными. Их практически невозможно было промочить, да и холода в них не ощущалось.

– Они просто созданы для ваших ножек, – рассыпалась в любезностях хозяйка обувного магазина. Бирмингем был прогрессивным городом. В нем имелись магазины готовой продукции, причем не только одежды, но и обуви, что вообще было делом невиданным.

Ива не могла не согласиться, что сапожки очень премило на ней смотрятся. И было просто преступлением скрывать такую красоту под юбкой до земли.

Из этого выходило, что следующим пунктом назначения значилась лавка портного-кожевенника. Брючки ей подобрали сразу, да настолько обтягивающие, что можно было смело утверждать, что дракону Тхэнну непременно понравились бы. Ива же первоначально испугалась, но в очередной раз вспомнив, что она будущий дипломированный маг, согласилась их купить.

С курточкой так не повезло. Что она ни примеряла, все или плохо сидело, или не подходило к остальному наряду, – портной и пара его помощников совсем уж отчаялись. Тем более что не так часто у них появлялись покупательницы, готовые платить полновесным золотом за готовую продукцию (что ни говори, прогрессивные идеи основная часть населения славного города Бирмингема не поддерживала), но потом кто-то из них вспомнил об одной вещице, на которую никто и смотреть не хотел. Как это ни странно, именно эта облегающая украшенная металлическими и серебряными пряжками и заклепками курточка смотрелась на невысокой знахарке как влитая. Довольная девушка вертелась перед огромным зеркалом. Оба помощника, не скрывая восторга, пялились на ее… э-э… фигуру, чуть ли не капая слюной. А портной даже решился сделать скидку – что было событием просто-таки историческим – если госпожа соизволит говорить всем интересующимся, что купила курточку именно у него. Лавочнику казалось это лучшей сделкой в его жизни, и, забегая вперед, скажем: тут деловое чутье не подвело старого пройдоху.

После длительных взаимных любезностей и похвал из дверей лавки энергичным шагом вышла невысокая аппетитная красавица, в которой любой признал бы адептку какого-нибудь из магических университетов. Затянутая в черную кожу фигурка вызвала не один одобрительный мужской взгляд. О завистливых женских не будем упоминать, так же как и о ханжеских – но очень тихих – фырканьях ей вслед.

После посещения травяного и лекарственного рядов городского рынка, что расположен на Торговой площади, Ива пришла к выводу: день определенно удался, а жизнь – штука на редкость приятная.

Вот в таком приподнятом настроении знахарка ввалилась в выглядевший приличным трактир, собираясь так же удачно этот чудесный день закончить под какое-нибудь жаркое и кружечку – одну-другую – пива.

Трактир встретил ее уже почти родными запахами жарящегося мяса, табака и алкоголя. Усевшись за столик недалеко от двери, спиной к стене, Ива принялась уплетать за обе щеки жаркое, лепешки и прочее, прочее, прочее, заливая все это отличнейшим пивом.

Часа через полтора знахарка почувствовала себя абсолютно счастливой. К этому моменту таверна была набита до отказа. Девушку, слава богам, никто не задирал. Во многом благодаря тому, что основное внимание посетителей сосредоточилось на карточных столах. Ива удачно сидела позади одного из них и могла наблюдать, как ловко один из игроков вытаскивает карты из рукава.

Ситуация за игральным столом была просто хрестоматийная. За ним восседали четверо и играли явно в «Королеву». Ива всегда удивлялась, зачем различные любители лезут в эту игру, да еще ставят деньги. Одна лишь сложность правил этой игры должна была бы навести на мысль, что справиться с «Королевой» может только опытный игрок, но… не наводила. Трое игроков были явно в сговоре, разводя на деньги четвертого. Он сидел к ней спиной, но даже так Ива без труда определила в нем небогатого рыцаря, явно не имеющего своей земли и зарабатывающего на жизнь, нанимаясь в охрану обозов или куда-нибудь, где требовались воины. Таких рыцарей она перевидала великое множество за свое не такое уж и долгое путешествие. Обычно они обитали именно в трактирах, то ли тратя полученные за службу денежки, то ли подыскивая нового нанимателя, а чаще совмещая приятное с полезным. Ива предпочитала держаться от них подальше. «Вассалы удачи» редко были обременены моральными предрассудками и брались за самую разную работу. Судя по тому, как накинулись на него шулеры, парень только получил деньги за очередную такую службу.

Ива уже в течение получаса наблюдала за ловкими действиями шулеров, когда рыцарь все-таки сумел поймать за руку одного из них, о чем тут же громогласно заявил на весь трактир. Таверна выжидающе притихла, с удовольствием предвкушая скорую потасовку.

Рыцарь попытался сгрести все деньги со стола. И шулеры отработанно схватились за мечи. Один против троих – не лучший расклад. Парень широким движением швырнул одному из противников в лицо карты, успел-таки вытащить свое оружие и отбить удар самого ближнего к нему игрока. Таверна мгновенно взорвалась звуками. Завязалась драка, вспыхнув как всегда в подобных случаях в разных концах зала.

В этот момент прямо перед Ивой на помощь шулерам понесся один из незапланированных участников драки, намереваясь опустить тяжелый табурет на затылок не желающего мириться с шулерским произволом рыцаря. Парень если и успел его заметить, то явно не успевал уклониться. Знахарка, которую, судя по всему, просто не приняли в расчет, резко выпрямила левую ногу, опиравшуюся на тяжелую деревянную скамью. Та же со всей дури ударила по коленям нападающему. Незадачливый драчун шмякнулся вперед и по инерции проехал несколько шагов, под конец врезавшись головой в стену. Стена вздрогнула, но устояла – и не такое выдерживала. Ива же вскочила и выплеснула полную пинту пива из кружки в лицо третьему шулеру, почему-то «обидевшемуся» на ее предыдущий поступок.

Рыцарь быстро глянул на неожиданную помощницу. Короткого обоюдного взгляда хватило им, чтобы прийти к одинаковому выводу и рвануть к выходу.

Они успели очень вовремя выскочить за дверь, потому что буквально в следующий момент ее завалило телами менее расторопных.

Благодаря этому неожиданные союзники получили короткую паузу, чтобы отдышаться. Рыцарь, оказавшийся молодым парнем с копной темно-русых волос, с благородным, явно породистым носом и упрямой складкой бледных губ, бросился к коновязи и отвязал высокого жеребца асконской породы. Такие красавцы, как правило, служили именно подобным «вассалам удачи», – кони Асконии были неприхотливы и чрезвычайно выносливы.

Отработанным движением рыцарь оказался в седле и развернул скакуна к дороге, однако придержал его и обернулся к знахарке:

– Рекомендовал бы вам, барышня, не задерживаться долго в столь неблагоприятном месте.

В его глазах плясало непогашенное пламя возбуждения от драки и азарт погони. Иве хотелось улыбаться: она чувствовала тот же боевой задор и удаль.

– Я бы с удовольствием. Вот стою на обочине и голосую.

Ива подняла руку с оттопыренным большим пальцем. Рыцарь улыбнулся ей серыми глазами и протянул руку. Она ухватилась за нее. Их пальцы сжались, и знахарка оказалась в седле позади мужчины. Конь заржал и бросился в темноту. И арбалетные болты, посланные выбравшимися-таки из трактира шулерами, пролетели далеко от него.

Наконец случайный знакомый (или случайный незнакомый?) остановил коня. Тот для приличия несколько раз пристукнул передними копытами и застыл. Парень спрыгнул на землю, воззрился на знахарку и недовольно потер ребра:

– Слушай, я, конечно, понимаю, что я парень красивый и нравлюсь девушкам, но зачем же так крепко сжимать?!

– Надо же, – ухмыльнулась Ива в смеющиеся серые глаза, – а обычно, когда я обнимаю парней, они не бывают недовольны.

Попутчик усмехнулся:

– Позвольте, милостивая госпожа, помочь вам спуститься.

Ива чуть не рассмеялась: оказывается, наездник заметил ее тяжкие сомнения в своей способности выполнить сие действие самостоятельно. Она протянула руку. Мужчина не замедлил с помощью, но замедлил – пусть и не очень надолго – убрать ладони с ее талии.

Оба сделали вид, что ничего не заметили.

Рыцарь отошел на шаг назад, окинул знахарку одобрительным взглядом и с поклоном представился:

– Торнтон. Для друзей просто Торн.

– Ива. – Травница, как ей показалось, изящно наклонила голову, разглядывая случайного знакомого более внимательно, чем в первый раз. Парень был очень даже ничего. Не красавец, конечно. Высокий, худой, не совсем в ее вкусе, но он был из тех людей, которые сразу же располагают своей открытостью и порядочностью, настоящей или иллюзорной.

– Благодарю прекрасную госпожу за столь своевременно оказанную помощь, – без запинки выдал новый знакомый.

– Позвольте и мне принести мои глубочайшие благодарности за любезное предложение прокатиться, – решила не отставать травница.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Спустя какое-то время на поляне приветливо светил костерок и аппетитно благоухало что-то вкусное.

– Все эти погони вызывают нешуточный аппетит, – плотоядно облизнулась знахарка.

– И часто приходится его испытывать? – с любопытством поинтересовался Торн, с не меньшим пылом разглядывая жарящуюся тушку.

– В последнее время это случается с завидной регулярностью, – вздохнула девушка, вспомнив, как Тхэнн вырвал ее прямо из костра. – Эх, сейчас бы пива…

Наемник покопался в вещах, вытянул на свет внушительный бурдюк и перебросил его Иве.

– О! Вот это дело! – Знахарка прислушалась к приятному хлюпу внутри емкости.

Скоро разговор пошел оживленнее, однако вынужден был прерваться, замененный чавканьем и причмокиванием.

– Так куда ты, говоришь, направляешься?

– В Университет магических искусств, – отхлебнув из бурдюка, ответствовала травница. Породистые черты лица Торна скривились. – Тебе что-то не нравится?

– Не люблю магов, – пожал тот плечами.

Иве вдруг стало неприятно это слышать. Слишком свежи еще были воспоминания.

– Значит, ты из тех, кто подкладывает дрова в костер и скандирует: «Ведьме – пламя!»?

Рыцарь внимательно посмотрел на нее. Когда он ответил, его голос был спокоен, что ее немного охладило:

– Не думаю. Я участвовал во многих битвах и знаю, как могут быть полезны маги. Не говоря уже о врачевании. Но все же… есть что-то в магии… нечестное.

Ива пожала плечами:

– Скажи, если бы я не владела магией, ты бы смог меня победить?

– Я не дерусь с женщинами.

– Ну а если я первая напала бы, или на моем месте был бы какой-нибудь парень слабее меня? Ты бы победил?

– Смею надеяться – да.

– А это разве честно? Разве справедливо, что я слабее, потому что девушка или просто потому что кто-то вымахал бугаем, а кто-то вырос слабым?

– Так устроено природой.

– Магия тоже устроена природой. Почему же ты ее считаешь нечестной?

Он помолчал и уже в свою очередь пожал плечами:

– Что-то есть в твоих рассуждениях. Но все равно… Почему кто-то должен махать мечом в первых рядах, платя своею кровью за победу, а кто-то может стоять за его спиной в полной безопасности?

– Лучники тоже стоят за спиной. Почему же их ты не обвиняешь? А магия силы забирает похлеще махания мечом. Да и не безопаснее.

– Умение владеть мечом дается годами тренировок и постоянными упражнениями!

– А магией – десятилетиями упорного труда и зубрежки, тренировок и еще боги знают чего! Слушай, неужели мы с тобой будем спорить на эту тему?!

Мужчина вновь пожал плечами. Он был как раз такой комплекции, что этот жест выглядел на редкость изящным.

– Наверное, и правда не стоит. Разве что каждый хочет настоять на своем. Вряд ли это веская причина для спора.

И собеседники замолчали.

– Ну ладно, я – знахарка и будущий маг. А ты?

Торн открыл рот для ответа. И вдруг, не произнеся ни слова, захлопнул его. Выглядело это на редкость глупо, но Иву поразила тень боли, промелькнувшая, как ей показалось, в таких спокойных глазах. Мужчина передернул плечами, от былого изящества не осталось и следа:.

– Я – вассал удачи.

Ива подумала, что так не говорят. Говорят: «Я – воин» или: «Я – рыцарь», притом с гордостью. Или: «Я – наемник», констатируя факт. А «Я – вассал удачи» – с усмешкой, иронией, но это не произносят безразлично. Очевидно, что-то не нравилось Торну в его положении. Что же? Или он приврал? Только зачем?

Ива, однако, сочла себя не вправе спрашивать и допытываться. В конце концов, завтра они доберутся до ближайшего города и никогда больше не увидятся. Так что знахарка ограничилась хмыканьем в ответ на сие высказывание. Скоро попутчики завалились спать. Торн, правда, предложил сделать это вместе, на что травница сложила незамысловатую, но общепринятую фигуру из пальцев. Через пару минут оба тихо посапывали по разные стороны костра, довольные собой и друг другом.

Иву разбудило ощущение опасности. Распахнув глаза, она обнаружила, что Торн сидит с обнаженным мечом, напряженно вглядываясь в ночной лес в позе, явно говорившей о его готовности мгновенно вскочить и принять бой. Он сразу же заметил ее пробуждение. Его глаза раскрылись еще шире, и один взгляд удержал травницу от резких движений.

Она всей кожей ощущала близкое присутствие чего-то невероятно злобного. Стараясь производить как можно меньше шуму, Ива перетекла в сидячее положение. «Что происходит?» – одними губами спросила она. В этот же момент она ощутила пробуждение магии. Сила поползла, ледяными колючими пальцами ощупывая пространство. Скоро она обнаружила множество осторожно приближающихся агрессивных существ. Усиленная магией их злоба вернулась к знахарке, ее аж передернуло. Именно этот момент конь Торна выбрал, чтобы взвиться на дыбы и истошно заржать. Скрываться дальше явно уже не имело смысла. Ива и Торн вскочили как ужаленные и бросились к виновнику переполоха.

– Волки! – крикнула девушка, и в подтверждение ее слов воздух раскололся протяжным волчьим воем. Торн схватил коня под уздцы, заставляя опуститься на четыре ноги, и одной рукой толкнул травницу в седло, в следующий миг и сам оказавшись верхом. Желания всех троих абсолютно совпадали, так что деревья тут же замелькали вокруг как призраки. Волчий вой позади понукал не хуже шпор. Ива сжалась в комок, когда в темноте начали загораться желтые злые глаза. «Быстрее! Быстрее!» – взмолилась она про себя. Поэтому резкое торможение чуть не выбросило ее из седла. Волки были и впереди. Конь рванулся в сторону, но и там отражали луну чужие голодные зрачки. Жеребец заметался по поляне, а волки явно стягивались к ней, окружая путников не менее профессионально, чем людские загонщики. Торн ударил шпорами, и конь бросился вперед. Одного волка мужчина перерубил уже в полете, второго просто пнул сапогом под живот.

Они вырвались из окружения, но «охотники» явно не собирались отставать. «Откуда здесь такая огромная стая? Да еще в это время года?» – мелькнула у знахарки в голове.

– Замок! – вскрикнула она, и в следующее мгновение Торн тоже увидел зловещий темный силуэт на синем подсвеченном луной небе. Конь рванулся в ту сторону, а волки негодующе взвыли в каком-то едином порыве и прибавили скорости. Ива развернулась и как пахарь семена швырнула горсть чихательного порошка.

Дороги к замку из леса не было, но деревья явно росли реже, что впрочем, помогло больше их преследователям. Снова пришлось тратить порошок.

Но вот уже показалась стена замка, и только тут Иву посетила мысль о том, что ворота могут быть гоблин знает где, да к тому же закрытыми, и еще неизвестно, пустят ли в замок, даже если их будут на глазах стражников разрывать на куски.

Однако ворота оказались совсем близко, причем не деревянные, а литые из узорчатого чугуна, словно балкончик эльфийского дворца. Более того, они были распахнуты во всю ширину, а в замке не горело ни единого огонька. Размышлять о причинах этого, однако, путники не стали. На полном скаку они ворвались во двор. Не сговариваясь, соскочили со спины жеребца и бросились закрывать ворота. Те поддались легко, но, казалось, закрываться они будут бесконечно. Несколько волков со всей дури ударились в железные узоры, люди дернулись, и решетка начала открываться. Волки зарычали, люди вскрикнули и, рискуя лишиться рук, толкнули ее вперед. Торн всадил меч в огромного почти черного хищника, Ива хлопнула засовом, оба тут же подались назад, а звери продолжали бесноваться по ту сторону.

Знахарка и рыцарь облегченно вздохнули. Сзади боязливо всхрапнул конь. Он стоял совсем близко, видимо, уже не считая разъяренных хищников серьезной угрозой, и тревожно косил глазами в сторону темной громады замка. Никто не вышел и даже не выглянул на шум, не остановил людей и не спросил, кто такие. Замок казался абсолютно пустым. Ощущение опасности вновь закололо кожу. А вы много видели безлюдных замков?

– Как бы не случилось, что мы из огня да в полымя? – пробормотала Ива, нащупывая на поясе мешочек с любимым чихательным порошком. Торн тоже не спешил вкладывать меч в ножны.

– Как ни хочется увидеть нежный румянец ваших щек, что появляется на них во время спора, но все же соглашусь с вами, прекрасная дева, – ничтоже сумняшеся выдал рыцарь.

Ива удивленно покосилась на спутника и снова уставилась на здание. В нем ничегошеньки не изменилось, но и доверия оно явно не вызывало.

– Как ты думаешь, волки долго будут нас сторожить?

– До утра бы продержаться. – Торн наконец вложил меч в ножны и свистом подозвал коня. Пальцы воина сноровисто начали ощупывать животное на предмет ранений. Ива завороженно следила за этим процессом.

– Вот гады! Цапнули все-таки.

Девушка подошла ближе, разглядывая глубокую борозду на крупе.

– С этим мы справимся, – заверила она, – если ты его подержишь, чтобы не взбрыкнул.

Травница полезла в сумку за снадобьями.

– Не потеряла-таки, – одобрительно хмыкнул Торн, успокаивающе поглаживая своего красавца по умной морде.

Обрабатывая рану, Ива еще раз покосилась на молчащий замок, потом на мужчину.

– Что делать будем?

Тот меланхолично пожал плечами:

– Подождем солнца.

Знахарка подумала, что, похоже, он действительно вассал удачи. Только им свойственен такой фатализм.

Остаток ночи они просидели спина к спине, ведя неспешную беседу.

– Слушай, что же могло заставить людей оставить целый замок?

Она почувствовала, как он повел плечами.

– Призраки. Привидения. Вурдалаки. Оборотни. Колдуны. Взбесившиеся пещерные, скальные или болотные тролли и баньши. Даже драконы. Проклятия. Болезни.

– С последними двумя понятно. Но почему никто не вылез на шум?

– Это могло быть давно.

– И никто до сих пор не занял теплое местечко? – ехидно поинтересовалась она.

– Опасения. Суеверия. Или монстры могут быть на охоте.

– Не хотелось бы оказаться здесь, когда хозяева вернутся.

– Полностью с вами солидарен, миледи.

Они помолчали.

– Но знаешь, что странно?

– Что? – задала Ива неизбежный вопрос.

– Я знаю эту местность с детства. Вырос недалеко отсюда. Так вот – тут никогда не было замка. Ни обитаемого, ни необитаемого.

– То есть как это – не было?! Может, ты просто не знаешь?

– Замок этот не должен быть далеко от дороги. Мы почти у нее разбили лагерь. Удирали не более десяти минут. А ты помнишь, каким замок казался издалека? Здоровенная махина на фоне неба! По моим подсчетам, он должен быть виден с дороги точно. А я эту дорогу до последней кочки знаю. Не было тут никогда замка!

– И легенд никаких? Ну там – про появляющиеся из ниоткуда замки, например?

– Ни легенд, ни слухов, ни баек.

– А может, это маг какой поставил?

– Тогда бы тут такая защита стояла, что без армии не пробиться. Нет, такого не может быть – говорили бы об этом! Шепотом, но говорили! Как ни маскируй, но замок от людей не спрячешь. Тут ведь и город недалеко, а через него и маги ездят. Они-то разглядели бы. Не было тут замка!

– Не хочу тебя расстраивать, но замок стоит перед нами. Я его вижу.

– И я вижу. Это меня и тревожит.

Утром друзья обнаружили, что ворота не открываются. Ничто не удерживало засов, но подыматься он отказывался наотрез. Ворота стояли насмерть. И были закрыты.

– Надо попробовать с той стороны, – выдвинула предложение Ива.

При свете солнца они смогли, наконец, разглядеть появляющийся из ниоткуда замок. Поспорить нельзя – выглядел он величественно. Даже красиво. Но царившее вокруг запустение делало эту привлекательность, на вкус Ивы, слишком зловещей. Не пели птицы в саду. Не шуршали мелкие зверьки. Даже насекомых и тех не было слышно. Однако ничто не выглядело поломанным или разбитым. Только пыль и запустение да растения, обильно покрывавшие каменные стены.

Торн с наигранной обидой посмотрел на девушку. Предполагалось, что лезть через стену придется именно ему. Он потер руки и взялся за железные узоры.

– Если я найду свою смерть на этих железных прутьях, ты будешь помнить меня? – с патетическим надрывом вопросил он.

– Мое сердце будет разбито навеки! – буркнула Ива.

Подняться по решетке ничего не стоило. Воин остановился у самого верха, когда осталось только перекинуть ногу.

– Ну что? – не выдержала травница, держа руку козырьком.

– Не поверишь, не могу перебраться на ту сторону. Тут какая-то невидимая стена!

– Быть такого не может!

Через пару минут знахарка оказалась рядом, мимоходом отметив, насколько удобнее новый стиль в одежде, и оторопело ощупывала ладонями нежданное препятствие.

– Гоблин знает что! – ругнулась она.

Магию она чувствовала и даже распознала. Это был тот самый редкий вид магии, с которым ни один маг ничто не мог сделать, – волшебная сила, что неотделима от вещей или существ, что является их сутью. Такая магия была, например, у домовых, русалок, саламандр, фениксов. Никто же не поверит, что может быть домовой или леший, который не сумеет отвести людям глаза, также – в русалку без хвоста или саламандру, не переносящую огонь, феникса, не возрождающегося из пепла. Именно такой неотъемлемой частью чего-то была та невидимая стена, что закрывала им путь.

Девушка и юноша спустились, переглянулись и отправились искать другой выход. К середине дня они были вынуждены признать, что его нет.

– Ловушка! – пробормотал Торн.

– Пока мы этого не знаем, – покачала головой Ива. – Мы еще не были в самом замке.

– Похоже, именно это от нас и требуется. Именно поэтому я не стал бы туда идти.

– А что ты предлагаешь?

Торн передернул плечами:

– Наружу мы выбраться не можем. Скоро стемнеет. Нам снова придется ночевать под открытым небом. Однако кто-то явно хочет, чтобы мы вошли в помещение. Вопрос – кто? Ответа нет. Так что – скорее всего, враг.

– А что нам делать? Он не выходит. Мы не входим. Ситуация пиковая. Но долго мы тут не продержимся. Припасов-то почти нет. На мой взгляд, лучше пойти и попытаться одолеть кого бы там ни было, пока есть силы, чем сидеть тут и ждать милости богов.

– Да уж. В конце концов, лучше погибнуть в бою, чем от голода, – вздохнул воин. – Ну что, готова?

Ива сглотнула. И они подошли к двери. Девушка встала за ней и потянула. Меч в руке Торна выжидающе поблескивал. Но за дверью никто не прятался и не выскочил на героев. С превеликими предосторожностями они вошли в залу.

Здесь тоже царило запустение. Несмотря на бесчисленные слои пыли, помещение выглядело величественно. Потолки были настолько высоки, что их свод скорее угадывался, чем был виден. С них свисали огромные люстры на тысячи свечей. Пол, судя по всему, был сделан из настоящего акского мрамора, ведь только он так похож на лед замерзшей реки. Его причудливые узоры повторялись в рисунке стенных панелей из мореного дуба. Прямо напротив входа располагалась лестница, по которой мог спокойно маршировать строем полк. В нишах белые статуи перемежались с вазами, подозрительно напоминавшими известный всему миру эненский фарфор. Жаль, что Эненская империя все же распалась.

– Ничто не разбито. Ничто не утащено. Нигде нет останков людей или следов борьбы.

– Такое впечатление, что его обитатели просто исчезли.

Они прошли дальше. Залы сменяли одна другую, поражая людей размерами и роскошью.

– Посмотри, как странно, – шепнула Ива, – пыль будто веками копилась, а кое-где лежат ковры и шторы висят. Грязные, но целые. Будто время их не тронуло.

– Посуда, вазы, мебель не побиты. Все аккуратно. Образцовый замок… Кажется, хозяева вышли на минутку и не вернулись.

– Слишком нереально. Крестьяне да и просто мародеры растащили бы давно все к гоблинам! Мы вообще не видели ни одного следа присутствия чего-то живого.

– Кроме вещей. Красивых, дорогих.

– Но нет ничего личного. Ни милых мелочей, ни одежды, ни портретов.

– Может, на втором этаже?

Они вошли в следующую залу, и Ива невольно ахнула.

Полукруглая комната была выполнена в виде беседки или, скорее, поляны. Колонны казались деревьями. Под ногами распускались мозаичные цветы. Стены были покрыты фресками, изображающими лес в разные времена года. Посреди залы повторял ее форму бассейн, в центре которого на камне сидела зеленокожая нимфа. Статуя была выполнена столь искусно, что Ива подумала, что эти глаза, как у лани, она уже видела – несколько месяцев назад в своем видении, навеянном волшебной флейтой.

– Как красиво, – прошептала девушка. Она провела сапожком по полу, и на нее глянул голубоглазый лесной колокольчик. – Грязно только.

– Да, убраться бы не помешало, – пробормотал пораженный Торн, все еще не в силах отвести взгляда от статуи нимфы, которая, казалось, вот сейчас выпрямится, потянется и сверкнет изумрудным взором в их сторону.

Слова мужчины только отзвучали задорным эхом меж колоннами-деревьями, как зала стала преображаться. Куда-то стали исчезать пыль и грязь. Словно сотни домовых вдруг устыдились и разом взялись за дело. Заблестели полы. Засияли красками фрески. Бассейн наполнился прозрачной водой, а из кувшинок вокруг нимфы вдруг полились струи фонтана.

Сказать, что невольные исследователи были поражены, значит сильно приуменьшить их чувства.

– Что ты там говорил про ловушку? Теперь я склонна тебе поверить, – наконец выговорила знахарка.

– А я уже не так уверен, – пробормотал Торн, обходя бассейн и пялясь на статую лесной девы.

Ива неизвестно почему почувствовала себя уязвленной.

– Это еще почему? – Под его недоуменным взглядом она быстро снизила тон: – В том смысле – почему ты изменил мнение?

Мужчина, наконец, оторвал восхищенный взгляд от статуи и окинул знахарку оценивающим взглядом, от которого девушка сразу почувствовала себя неуютно.

– Во-первых, ничего особенного не произошло. Мы ведь с тобой и так знали, что замок непростой. Во-вторых, мы здесь уже полдня, а пока ничего страшного не произошло.

– Но мы не можем отсюда выбраться. А теперь еще и это! – Иву злило, что Торн продолжал глазеть на прекрасную девушку из камня.

– Знаешь, что я думаю? – Воин резко повернулся и вплотную приблизился к травнице. От неожиданности она с трудом сглотнула и слишком усердно замотала головой. – Я думаю, что это загадка, шарада, задачка, которая должна сойтись с ответом!

– Я тебя не понимаю, – уже более спокойно покачала головой Ива.

– Всё очень просто. Мы с тобой оказались в заколдованном замке. Наша задача отсюда выбраться. Мы каким-то образом можем активировать его волшебство…

– Что мы можем?

– Ну будить волшебство замка.

– И как?

– Откуда я могу знать?! Кто из нас маг?

– Я только учусь.

Торн хмыкнул. Будущий дипломированный маг искоса глянула на него.

– При чем тут шарады?

– Да. – Наемник мигом стал серьезен. – Насколько мне известно, любое колдовство, особенно вот такое, – он обвел взглядом высокие потолки, но так и не придумал определения, – всегда оставляет какую-то лазейку для тех, кто попадает… э-э… в его сети. Если, например, в боевой магии это контрзаклинания или еще что-то… ну я знаком с одним магом. Его огненные шары пробивали любую защиту, даже ледяной щит магистров магии. Так вот он раз на пьяную голову признался мне: чтобы от них не пострадать, нужно просто магически изменить их направление или отойти в сторону. Я вот к чему это рассказываю: магия закрывает дверь, но всегда оставляет открытое окно, надо просто найти его, будь даже оно подвальным. Кстати говоря, лучшие воры не те, у кого ловкие пальцы, а те, кто умеет угадывать, где это самое подвальное окно.

– То есть ты хочешь сказать, что мы оказались в этой ловушке, но, отгадав предлагаемую нам загадку, выберемся наружу?

– Да.

– И как?

– Откуда я могу знать? И, вообще, я есть хочу.

В следующее мгновение дверь рядом с ними с треском распахнулась. В открывшейся их взорам анфиладе комнат играли огни свечей настенных канделябров.

– По-моему, нам предлагают пройти туда, – хрипло выговорила Ива.

– Только после вас, миледи, – тут же нашелся Торн. Поймав ее хмурый взгляд, он притворно тяжко вздохнул, и они вместе вошли.

Длинное помещение не носило следов удручающего запустения как другие комнаты. Все вокруг блистало чистотой, насколько она вообще возможна в старом замке. Отличительная черта этой комнаты состояла во множестве портретов, развешенных на стенах. Скорее всего, это были именно портреты, но лица изображенных людей не были прорисованы, в отличие от одежды и фона.

– Странно, да?

– Даже страшно. – Ведьма поежилась. – Люди без лиц. Как в страшной сказке.

– А картины как будто разных эпох. Я не очень в этом разбираюсь, но даже так вижу, что нарисованы с большой разницей во времени.

Ива содрогнулась в буквальном смысле слова.

– Как бы не оказалось, что это изображения тех, кто забрел сюда на свою беду и сгинул.

Оба приуныли.

Между тем освещенная зала неумолимо приближалась.

– Как ты думаешь, не ждет ли нас там какой-нибудь сумасшедший колдун, рад-радешенек, что попались два таких идиота, что сунулись в его замок.

– Какая разница? – пожал плечами излюбленным манером Торн, уже привычно вытаскивая меч. – Выхода все равно нет. Причем буквально.

Ива также привычно напряглась. Однако их опасения не оправдались. Их никто не ждал, не считая накрытого по всем правилам праздничного стола. Зала оказалась столовой. И приготовленные яства видом и запахом пленили голодных путников. Торн осторожно потрогал белоснежную с золотой вышивкой скатерть и почти с мукой глянул на девушку:

– Поддадимся на провокацию?

Она улыбнулась ему так, как улыбаются смущенному собственной шалостью ребенку:

– Обязательно. У меня есть чудненькое заклинание как раз для такого случая.

– Да? – мигом заинтересовался он.

– Да, – подтвердила юная волшебница, оглядывая длинный ряд стульев, выбирая, куда сесть. Торн галантно выдвинул для нее тот, что стоял справа от края, а сам уселся во главе стола. Ива хмыкнула и тут же переключилась на волшебство. – Это на самом деле очень простое заклинание. Я знаю его с самого раннего детства. Называется «Против злого умысла». Как называется, так и работает. Очень удобно. Так как существует такое огромное количество ядов, что пропустить какой-нибудь необычный яд проще простого, да и помимо ядов есть другие способы отравить еду. Уж поверь мне. А заклинание отслеживает все, что сделано со злым умыслом. Очень удобно… Ага. Готово. С преогромнейшим удовольствием сообщаю вам, милорд, что еда неопасна.

Когда, насытившись и усевшись перед пылающим камином с бокалами вина, они обсуждали ситуацию, то пришли к следующему выводу:

– Стало быть, здешняя магия для нас неопасна?

– Не уверена. Замку что-то от нас надо, но что? И как будут дальше развиваться события, если он добьется от нас желаемого?

Торн поднял бокал из тончайшего хрусталя на уровень глаз и чуточку наклонил. Вино неторопливо текло по хрустальной поверхности, оставляя маслянистый след.

– Красиво, – невпопад произнес он.

– То есть ты со мной не согласен?

– Да нет, почему же? Ты все правильно говоришь…

– Тогда… что не так?

Торн вздохнул:

– Грустно все это.

– Что грустно?

– Грустно… Такой красивый замок… А стоит без хозяина. Неубранный, покинутый, безлюдный. Разве так должно быть, Ива? Разве больше не подойдут этому красавцу людские голоса? Самые разные голоса… Приказы командира гарнизона, шепот сплетничающих слуг, смех детей. Да и просто звуки… Шорох юбок, цокот подков по двору, шаги и бряцанье шпор. Так ведь нет. Стоит молчаливый, одинокий, неприкаянный… Право, жаль…

– Да ты поэт, Торн.

– Нет. – Мужчина решительно поднялся. – Просто, – он помолчал, – вспомнилось кое-что… Надо пойти проверить, как там мой Вихрь. Совсем про него забыл. Он, наверное, обиделся.

– Подожди, я с тобой, – подхватилась Ива.

– Да, действительно, – кивнул воин, глядя куда-то мимо нее, – не стоит разделяться.

Знахарка оглянулась, но не обнаружила за своей спиной ничего заслуживающего внимания, пожала плечами и направилась вслед за мужчиной, думая о том, что теперь к загадке замка прибавилась тайна упавшего настроения ее спутника.

И вновь они шли по пустынным залам. Тишина и впрямь подавляла. Да и общее запустение тоже не улучшало впечатление.

– Интересно все-таки, – произнесла Ива только для того, чтобы нарушить соборное молчание, – почему же в некоторых залах воцарилась чистота, а в некоторых как лежала грязь веками, так и лежит?

– Может, мы как-то этому поспособствовали? – задумчиво сформулировал их общую мысль Торн.

– Но как? Словами? Ведь в прошлый раз мы говорили именно об уборке.

– Давай проверим. – Наемник остановился посредине большой залы с огромным камином из какого-то зеленого камня с такими же декоративными колоннами. – Я хочу, чтобы эта комната стала чистая.

Один миг – и камень засверкал всеми оттенками зеленого, а вокруг не осталось и пылинки. Даже зеркала вновь обрели свою ясность, а рассохшееся дерево мебели казалось только что привезенным из мастерской.

– Потрясающе! – засмеялась девушка, погладив нежно-зеленый шелк обивки кресла.

– Теперь ты! – подарил ей улыбку довольный Торн. Ива бегом бросилась в следующую комнату, стены которой сплошь были зеркальные.

– Я хочу, чтобы эта комната стала чистая! – Ее звонкий голос отразился эхом от зеркал и унесся в высь потолков, но ничего не произошло. Ива стояла посредине залы и чуть не плакала. – Но почему?

Торн энергичным шагом пересек комнату и остановился около девушки.

– Почему? – подняла она на него красивые карие глаза. – Не получается.

Его рука легла на ее плечо, другой он коснулся ее подбородка и заглянул в темные очи.

– Кто знает? – прошептал он.

Чувствуя, что отстраняться совсем не хочется, Ива отвела глаза.

– Но ведь у тебя получается. Попробуй еще раз.

Мужчина задумался, и девушка воспользовалась моментом, чтобы сделать шаг назад.

– Я хочу, чтобы эта комната стала чистая, – спокойно произнес он.

Превращение не заставило себя ждать. Огромные люстры под потолками засияли сотнями свечей, многократно отразив свет настенных канделябров в зеркалах.

Ива сделала еще один шаг назад и огляделась.

– Ну и кто из нас маг? – задорно поинтересовалась у него.

– Один-ноль, – проворчал он, тоже рассматривая метаморфозы. – Это бальная зала. Эх, сюда бы музыку, шампанское, танцующие пары, дам в бальных платьях…

– Ах! – Ива с недоумением посмотрела вниз и обнаружила на себе серебристое блестящее как чешуя русалок платье из какого-то необыкновенно нежного материала. Подняв голову, знахарка увидела в зеркале женщину с высокой сложной прической, открытыми плечами и… ее собственным изумленным лицом. – Боги! Торн, что ты сделал?!

Мужчина тоже с удивлением рассматривал свой парадный темный шитый серебром камзол, невесть как оказавшийся на нем.

Рыцарь поднял на нее не менее растерянные глаза:

– Я не хотел… Но ты прекрасна!

Ива не могла не согласиться с ним.

– Это иллюзия? – только спросила она.

– Не знаю. На ощупь реально.

Тут заиграла музыка. Легкая приятная мелодия разнеслась по залу благодаря его прекрасной акустике. Казалось, она слышится отовсюду.

– Думаю, будет безопаснее для психики воспринимать чудачества замка как что-то естественное, – выдохнул Торн. – Миледи, подарите мне танец.

Ива поддалась на обаяние этой улыбки и уже вложила свою маленькую лапку в его протянутую ладонь и тут только вспомнила:

– Я не умею танцевать.

– Глупости! – отсек рыцарь. – Даже в деревнях танцуют «Полет кленовых листьев»! Все танцы пошли от него.

– Но…

– Никаких «но», юная леди. – Он шагнул к ней навстречу и положил руку на ее талию. Наклонился и с улыбкой подначил: – Слышишь музыку, малышка? Неужели у тебя не хватит смелости и мастерства на один танец?

Вместо ответа она коснулась ладонью его плеча. Следующий шаг они сделали вместе. А остальное музыка завершила за них.

Через полчаса девушка, смеясь, запросила пощады, и они вышли из залы. Одежда тут же приняла свой изначальный вид. Они немного поудивлялись и пошли дальше. Оказалось, что Вихрь очень удобно устроился в конюшне. Чистый, с расчесанными гривой и хвостом, он стоял возле кормушки, полной отборного овса.

– Ну что ж, по крайней мере, с голода мы не умрем, – подытожил Торн, почесывая круп ластящегося жеребца.

Не особо надеясь на удачу, они проверили ворота. Незримая стена стояла как и прежде.

Замок вновь встретил их тишиной. Правда, на этот раз Торн придумал, как очистить его полностью от грязи: просто приказал убрать ее всю. Вечер незаметно подкрался, и усталость взяла свое.

Путники долго решали, где им лечь спать, – в конце концов, все же рискнули подняться на второй этаж, где нашлись две удобные спальни. Они еще подискутировали на тему опасности спать раздельно. Ива заявила, что если они будут почивать вместе, проблемы возникнут, и она в этом не сомневается, ну а врозь – это уж как повезет, и после таких слов гордо удалилась в меньшую комнату. За дверью раздалось фырканье Торна, подозрительно смахивающее на смех.

Однако решительное настроение знахарки немного увяло, когда она оказалась одна в незнакомой комнате. Огромная кровать под балдахином была настолько непривычной и чуждой для нее, что девушка невольно подумала о странности этой ситуации: она деревенская знахарка, и подобные хоромы не для нее. Ее можно одеть в дорогие одежды, научить танцевать, окружить роскошью, но не останется ли она все той же наивной провинциалкой? Да, она всегда отличалась от своего окружения. Причем в лучшую сторону. Но может, все это иллюзия, самообман, желанная, но несбыточная мечта? Кто она такая?

Ива закрыла глаза, сдерживая рвущееся наружу отчаяние. Она много раз останавливалась на дороге, сомневаясь в том, что сумеет одолеть очередное препятствие, побороть собственную неуверенность, страх, желание вновь оказаться в домашней обстановке, среди тех, кому нужна. Каждый раз, когда она делала следующий шаг, что отдалял ее от дома, она не всегда была уверена в его правильности. Сейчас в роскоши этого огромного чужого дома она думала о том, что неужели когда-нибудь настанет день, и нечто подобное станет для нее привычным? Но не будет ли это концом того, что сейчас составляет неотъемлемую часть ее личности? Искала и не находила ответа. Наверное, потому что его не было. По крайней мере, однозначного. А была лишь большая комната для взрослой женщины, которой Ива пока еще не стала.

Девушка зачем-то потрогала изящную статуэтку на комоде, провела ладонью по полотну балдахина, прислушалась к звукам из соседней комнаты, посмотрела в зеркало. Укорив себя за огромные перепуганные глаза, разделась и легла в постель. В лунном свете полог над кроватью сверкал звездочками, и, наблюдая за их танцем, Ива уснула, так и не выяснив для себя ничего.

Ночь, несмотря на дурные предчувствия, прошла спокойно, а утром она получила завтрак в постель и Торна в качестве собеседника. Что ни говори, мелочь, а приятно.

Потом они сообща принялись исследовать замок, что, надо сказать, было делом безнадежным отчасти из-за его огромных размеров, отчасти из-за запутанности коридоров. Очевидно, архитекторы исходили из соображений безопасности. Мол, даже если враг проникнет в замок, ему никогда не найти хозяев, не говоря уже о сокровищнице.

– Нет, Торн, – заявила Ива, оказавшись в седьмой или восьмой раз в комнате с гобеленом во всю стену, изображавшим религиозный сюжет сошествия в Темные Миры святого Ионы. Однако было заметно, что автор сего бессмертного творения никогда там не был и бесов не видел. Бесы у него изрядно походили на перемазанных сажей крестьян, а святой как-то уж очень сладострастно смотрел на одного симпатичного бесенка женского пола. Единственное достоинство этой комнаты состояло в том, что она сразу выводила на лестницу. – Так дальше не пойдет. Надо составить какой-то план, иначе мы рискуем пробродить здесь до возвращения Короля всех людей.

– Я не прочь присягнуть сюзерену, – присел на порог рядом с ней Торн, – но боюсь, что ты права. Надо действительно более обдуманно подойти к этому делу.

– Давай прикинем. Есть замок – что мы про него знаем?

– Ничего.

– А как узнать хоть что-то, если никто нам этого не рассказывает?

– Прочитать, коль есть записи.

– А где они могут быть?

– В библиотеке или в кабинете хозяина!

– А где таковые могут располагаться?

– Я поместил бы на первом этаже, в том крыле, где маленькие комнаты, они, похоже, только для семьи.

– Ну так и пойдем туда! Благо есть рядом лестница. А то я уже ненавижу эту комнату. Нет, ну ты объясни мне, как можно семь раз попасть разными путями в комнату, у которой только три двери?!

Не торопясь, они спускались по одному из ответвлений лестницы.

На площадке, где правая и левая лестницы сходились, девушка и юноша, не сговариваясь, остановились и подняли головы. На стене висел еще один портрет без лица. Мужчина на полотне был изображен на фоне этого самого замка и простирал руку куда-то вдаль. Он был высокий, худощавый, с величественной осанкой и в дорогой одежде.

– Почему же лица не изображены? – выразил Торн их мысли.

– Может, в этом и заключается загадка, которую нам надо разгадать?

Опять синхронно, они покачали головами и продолжили спуск.

Библиотеку они нашли сравнительно легко – минут через сорок. Ива застыла на пороге, напоминая безмолвный памятник безграничному восторгу. Сколько она себя помнила, книга была величайшим сокровищем и огромнейшей редкостью. А тут оказалось столько… на ее глаза даже слезы навернулись. Кто-то же собирал это богатство, искал по миру, читал, бережно хранил. Правильно Торн сказал – негоже такому сокровищу пропадать без хозяина.

Библиотека была залита косыми солнечными лучами. В их свете плясали пылинки, которые всегда сопровождают скопление книг.

Торн сделал шаг вперед. Его впечатлило количество книг, но не потрясло. Он встал посередине библиотеки в столбе солнечного света и начал разглагольствовать о трудностях поиска в этом обилии информации. Ива внезапно почувствовала присутствие магии в воздухе. Ощущение было совсем слабым, как запах эльфийских духов, но все же она не ошибалась. Девушка напрягла глаза, уже привычно переходя на магическое зрение. Против ожидаемого краски мира не стали ярче – хотя куда еще? – а наоборот: все выглядело так, словно его залили серым, словно предрассветный туман наполнил комнату. Ива попыталась найти его источник, но явственно ощутила, что кто-то или что-то ей мешает в этом. Девушка на пробу сделала пару шагов. Идти оказалось трудно, но ее радовало то, что она перестала терять концентрацию при малейшем движении, как было раньше. Волшебная дымка не позволяла передвигаться быстро. Но усилия оказались оправданными, когда неожиданно посреди залитого дымкой пространства вынырнула стойка с толстенным старинным томом. Ива протянула руку, но наткнулась на невидимую преграду, точно такую же, как та, что окружала замок. Но, в отличие от внешней защиты, эта не осталась пассивной для магии – знахарку толкнуло назад, от неожиданности она не удержалась на ногах и свалилась на пол, тут же потеряв концентрацию. Мир сразу же обрел былую яркость. Торн, мгновенно подскочив к ней, уже выспрашивал взволнованным голосом, что случилась. Девушка прерывисто выдохнула и кивнула на появившуюся из ниоткуда стойку с книгой.

К их обоюдному удивлению рука Торна совершенно спокойно дотронулась до кожаного переплета, но открыть том не удалось. Не имея ни единой застежки, книга тем не менее решительно отказывалась подчиняться.

Ива расстроилась: ее книга вообще к себе не подпускала. Торн, правда, выразился так:

– На каждую мышку своя кошка.

Они прошлись по обширному помещению библиотеки, вздохнули. Над столом висел еще один портрет, на этот раз женский, но тоже без лица. Торн пожал плечами и сказал, что займется бумагами в столе, вернее, в… на… и под ним. Очевидно, это было место, которого совсем не коснулось волшебство замка. Правда, пыли не было, зато бардак такой, что у Ивы невольно возникла ассоциация с буреломом. Поэтому она с легким сердцем отдала другу этот участок работы, а сама направилась к краю книжных шкафов. Скажем по секрету, не из-за педантичности и собранности, а потому, что заметила там книги по травам. Несколько следующих часов Торн не мог ее дозваться, получая в ответ на все попытки общения невразумительные междометия. Откроем еще одну тайну – книги по травоведению навсегда остались для нее непреодолимым соблазном. Чтобы отвлечь ее внимание, достаточно было дать ей в лапки какую-нибудь книжку – чем древнее, тем лучше – про травы и заклятия к ним.

Таким образом, в этот день они ничего не сделали для освобождения от необременительного плена. Да и, честно говоря, друзья больше пользовались возможностью неожиданного отдыха, чем искали спасения. Вечером они вновь сидели перед пылающим камином, держа в руках кубки, и неспешно беседовали.

– Что же все-таки дернуло тебя уйти из дома? – небрежно спросил Торн.

– Трудно сказать, – вздохнула Ива, уже изрядно налакавшаяся старинного дорогого вина. – Наверное, все сразу.

– Дай-ка угадаю. Тебе хотелось приключений и странствий и чтобы пряный ветер, как поют менестрели, с восточных холмов бил в лицо?

Девушка рассмеялась. Она не знала, что ее так насмешило, но почему-то было весело. Хорошо сидеть рядом с сильным привлекательным мужчиной у камина старинного замка, пить вино, слушать умные речи и наслаждаться звуками его приятного голоса, купаться в лестном внимании.

– Что ж, трудно отрицать, – ломающимся от смеха голосом ответила она. – Разумеется, хотелось. Хотелось быть свободной, жить как хочу или как смогу. Хотелось увидеть другие земли, города. Хотелось слушать менестрелей. Хотелось битв и чудес. И прочая, прочая, прочая… Но, наверное, больше всего хотелось что-то доказать – себе и остальным. Но скажу тебе по секрету – все равно ты слишком пьян, чтоб запомнить – я не знаю, почему я ушла из дома. Просто ушла. Почему-то… Может, тому виной снежные волки и их призрачная королева. А может, что-то еще. Не знаю. Да особо и не хочу знать. В конце концов, какая разница? Я здесь, и сейчас мне хорошо. Разве это не оправдывает мой уход? Это моя жизнь. И как бы я ее ни прожила, это был мой выбор, моя дорога и мои ошибки. Главное здесь слово – моё. – Она помолчала и добавила: – А еще я думаю, что я бродяга. Одиночка. Мой путь – это мой друг и мой любовник. И вечный поиск будет моим проклятием, моей жизнью и моим высшим наслаждением. Понимаешь?

Девушка повернула голову, в ее глазах плескалось рубиновое вино большой выдержки и плясали блики камина. Мужчина придвинулся ближе, подлил ей в бокал дивного цвета жидкости и кивнул.

– А ты? – спросила знахарка, сделав глоток. – Ты как оказался на дороге?

Ее собеседник опустил глаза и произнес:

– Я тоже бродяга. Это и мой путь, и моя судьба.

– Нет. – Ива пьяно, но уверенно покачала головой. – Я такие вещи чувствую. Не знаю, кому ты врешь – мне или себе, но это неправда. Может, раньше так и было, но сейчас это уже ложь. Ты много лет скитался по дорогам этого мира, служил в самых разных армиях, надеясь, что тебя признают, одарят милостями и землями, но никто так этого и не сделал. Ты называешь себя вассалом удачи и сам себя ненавидишь за это. Не качай головой. Я же знаю. Скажи, что я ошибаюсь и напридумывала себе сказок. Скажешь?

Торн покаянно покачал головой и попробовал отшутиться:

– Разве можно обманывать мага?

Ива хихикнула:

– Мага, может, и можно. А деревенскую знахарку нельзя. А я из рода потомственных знахарок. Мы же не только лечим. Мы же слушаем всю чушь, что несут нам люди. Иногда нелепую, иногда горькую, иногда страшную. А веселых баек я могу рассказать больше, чем заправский менестрель. Я говорю это к тому, чтобы, ну, наверно, объяснить: знахарки со временем превращаются в ведуний. А что делать? Опыт становится даром, причем чаще всего наследственным. Странно, да? Хотя нет. Я никогда не пыталась вещать, предсказывать или советовать. Хотя именно этого от меня больше всего и ждали. Люди ведь не понимают, что знание не всегда во благо. Настоящая ведунья не та, которая знает истину, а та, что поможет человеку найти ее. Ведь истина, как ни смешно, тоже бывает разная, у каждого человека своя.

– Ты пьяна, милая, – умилился Торн, кладя руку ей на плечи и пытаясь отобрать бокал. – Давай я отнесу тебя в постель, уложу бай-бай…

– И прилягу рядом, – улыбаясь, закончила непризнанная ведунья. – Нет, мой милый, так легко ты от разговора не уйдешь. Так что же, милорд, заставило вас покинуть отчий дом?

Мужчина чуть ближе притянул ее к себе, немного развернув, чтобы было удобнее дотрагиваться до ее лица. И тут же коснулся ее кожи. Девушка потерлась щечкой о его пальцы. Теплые серые глаза были близко-близко. Было хорошо. Тепло и уютно. Только ее собственные глаза закрывались. С трудом борясь со сном, она прошептала:

– Ты не ответил на вопрос.

– Да, не ответил, – подтвердил он.

А утром похмелья совсем не было. Умели же делать в старину такие вина!

До обеда они вновь копались в библиотеке, стараясь найти хоть что-то, что пролило бы свет на ситуацию, в которой они оказались.

Сидя за роскошным столом, Ива и Торн в очередной раз пытались разгадать загадку.

– Знаешь, я просто уверен, что разгадка должна быть очень простой! – горячился рыцарь.

– Но почему?! – недоумевала Ива.

– Ну хотя бы потому, что все истории, которые я слышал про разные заколдованные места, имеют такую разгадку.

– Видно, из мест со сложной разгадкой мало кто вернулся.

– Не каркай!

– Да ну тебя!

– Вот, например, мой друг, рыцарь Белой Ладьи, он три дня ходил по заколдованной пещере в поисках выхода. Ему казалось, что он забирается все дальше и дальше, а на самом деле он шел по кругу в пещере не больше двух сотен локтей в длину. На ее стены было наложено заклятие, которое меняло их внешний облик. А знаешь, как он выбрался? Он – то ли из-за усталости (три дня ходить по кругу!), то ли еще почему – стал держаться за стену и в один прекрасный момент просто вывалился наружи, прямо под копыта коня, который посмотрел на него как на полного идиота. А что бы ты подумала на его месте, наблюдая, как хозяин три дня подряд ходит в небольшой пещере по кругу?

Они посмеялись.

– Или вот еще был смешной случай, – не мог угомониться Торн. – Пошел один рыцарь спасать прекрасную принцессу, запертую в башне очередным злобным колдуном. Преодолел множество препятствий, выжил в лесу, кишащем чудовищами, прополз по веревочному мосту над рекой лавы, ну и тому подобное, и вот оказался перед башней. Ее колдун, конечно, сделал на совесть: по стенке не залезешь. Начал в дверь ломиться, а она ни в какую. Понял он, что дверь заговоренная. Над ней даже какие-то древние руны начертаны были. Принялся различные волшебные слова говорить, коих знал великое множество. До сих пор бы мучился, если не подоспел бы ее один потенциальный спаситель, только маг на этот раз. Ребята решили сразу не устраивать поединок, а спасти принцессу и уж потом по ходу дела разобраться, кому она достанется. Тогда рыцарь поведал магу о своем затруднении. Тот подошел к упрямой двери, посмотрел на руны, почесал маковку и потянул на себя. Дверь и открылась.

Ива сложилась пополам. Торн тоже посмеялся и с нарочитой грустью закончил:

– К слову сказать, ребята спасли-таки принцессу, но по дороге к дому ее славного отца оба проявили благородство и уступили право на ее руку друг другу, потом чуть не подрались, пытаясь всучить прекрасную, но тупую, как горный тролль, принцессу другу-противнику. Дело кончилось тем, что рыцарь и маг, получив от короля обещанные денежки, в тот же вечер сбежали из дворца, золотишко поделили и пропили в первом же кабаке соседнего государства.

Они вновь направлялись в библиотеку, когда что-то заставило Иву напрячься. Как всегда она сначала почувствовала, а потом только осознала, в чем причина ее беспокойства.

– Торн, – тихо произнесла знахарка. Наемник среагировал мгновенно. Он уже научился распознавать тревогу в ее голосе. В его руке блеснул меч. Воин быстро осмотрелся. Ничего подозрительного не заметив, повернулся за объяснениями. Девушка была напряжена. Торн также уже знал, когда она пользуется магическим зрением – по расширенным глазам, по застывшему взгляду, по вмиг побелевшему лицу. Сейчас картина была именно такая. Ива рассказывала другу, что при таком обращении к «колдовскому глазу» немного искажается восприятие окружающего. В частности, замедляется время. Юная волшебница, зная это, уже приучила себя говорить медленнее, иначе ее речь просто смазывалась. Поэтому Торна не удивило то, как она растягивала слова. – Что-то не так. Я чувствую чей-то взгляд. Кто-то, кто владеет магией, смотрит на… наверное, на нас.

– Я никого не вижу.

– Я тоже. Но… чувствую. Ой!

– Что «ой»? – крутнувшись на месте, рыцарь вновь ничего не обнаружил.

– Еще один!

– Да где же они?!

– Торн, мне страшно.

– Ива! Не время бояться! Следи за тем, что происходит!

– Это не мой страх! Это… это!..– Она вновь вскрикнула. По телу пробежала дрожь. – Это замок! Это его магия! Его колдовство! Оно откликнулось на чужую магию! Ее я сначала и почувствовала! Торн, кто-то – маг, наверное, – был рядом!

– Это и не странно. Любого должен заинтересовать замок, появившийся из ниоткуда.

От неожиданности Ива мгновенно выпала из состояния, в котором могла пользоваться волшебным зрением.

– Тогда почему же никто сюда еще не заявился?

– Ну… может, стена действует в обе стороны. Нас не выпускает и никого не впускает.

– Но если кто-то ломился бы, мы непременно услышали. Уверена, что по дороге проехала не одна и не две телеги. Не говоря уже о всякого рода всадниках и путниках. Но никто не появился.

– Может, волки? – почесал затылок рыцарь.

– Торн, а откуда здесь такая здоровенная стая волков, да еще летом?

– Действительно. Слишком странно. Никогда раньше тут такого не было. Ива! А ведь мы не слышим по ночам волчьего воя!

– И правда не слышим. Так что же это получается… волки ушли?

– Выполнили свою миссию и ушли… – пробормотал воин.

Ива с ужасом воззрилась на него:

– Не хочешь ли ты сказать… что они появились в лесу только затем, чтобы мы оказались в замке?!

– Откуда мне знать, – проворчал Торн. – Догадки же не проверишь. Слушай, а что ты там вещала по поводу колдовства замка?

– Ну… я сначала почувствовала чужое колдовство. Причем такое неприятное ощущение, должна тебе сказать. А потом замок словно проснулся. И знаешь, стало так страшно. К нам он никогда не проявлял агрессию, наоборот, опекал и заботился, делал все, чтобы нам было удобно и хорошо. Разве что не выпускал. А тут он так вызверился, что ли. Столько злости – куда тем волкам!

– Странно как-то, – пробормотал мужчина.

– Да уж…

Они подходили уже к библиотеке, когда что-то вновь насторожило Иву. Она выругалась. Торн неодобрительно посмотрел на нее:

– Ну что еще?

– Ты не замечаешь ничего странного?

– Нет. Опять кто-то лезет?

– Нет. Без магии. Просто что-то меня смущает.

– Наверное, мой вид сзади, – схохмил наемник.

– Идиот, – беззлобно бросила она. – Ладно, пошли.

Они прошли еще пару шагов. На них смотрели безликие портреты.

– Нет, ну вот опять! – разозлилась знахарка. – Неужели ты ничего не чувствуешь?

– Нет! Да что происходит?!

Ива посмотрела на худощавого мужчину в простом дорожном камзоле на картине. Догадка была мгновенна. Знахарка медленно сделала два шага назад, повернув голову чуть в сторону и скосив глаза. В следующий миг она вскрикнула. В зеркале напротив на мгновение мелькнуло худое бледное лицо мужчины в простом дорожном камзоле. Мелькнуло и пропало.

Торн повторил ее маневр. И тоже увидел отражение лица, которое на картине нарисовано не было. Они прошли еще несколько зеркал, ситуация не изменилась: если рядом находился портрет, то на очень короткий промежуток времени из глубин серебряного стекла проступали лица – мужские, женские. Они окидывали их внимательным строгим взглядом и пропадали вновь. Ощущение было жуткое. Как будто толпы призраков крадутся за людьми. Следят темными злыми глазами. Выжидают. Чего? И какую кару они приготовили для нарушивших их покой?

– Мне страшно, Торн.

– Мне тоже.

Девушка сглотнула и возмущенно воззрилась на рыцаря.

– Что же будем делать?! – Иве хотелось закатить истерику, но никакого более-менее приемлемого повода не находилось.

– Ты чувствуешь что-нибудь необычное?

– А это, по-твоему, обычно?! – взвизгнула девушка.

– В смысле магии? – не поддался на провокацию мужчина.

Ива задумалась. Прислушалась к себе.

– Нет, – немного удивленно ответила спустя какое-то время.

– Значит, будем считать это еще одним чудачеством замка.

– Но они же смотрят!

– Это портреты. Им и положено смотреть.

– Но почему у них у всех такие злые лица?!

– Злые… ну не знаю. Пошли. Все равно ничего сделать не можем.

– Вот именно – не можем! – Ива все-таки решила устроить истерику. – Мы застряли тут навечно. Я не хочу провести в этой тюрьме всю жизнь! Я молода! Я не хочу умирать! Что за дерьмо, гоблина мать?! Я хочу на волю!!! – Да, если ведьма заводилась, то уж на полную. – А тут еще и эти! Смотрят на меня, словно осуждают! Как будто мне доставляет удовольствие сидеть безвылазно в этот проклятом богами замке! Наблюдают за нами и делают ставки, сколько мы еще продержимся! Прежде чем сойдем с ума! Торн, мы сойдем с ума в одиночестве! А потом они спустятся с картин, вынырнут из зеркал и сожрут наши тела, и мы станем такими же, как они, – призраками в глубине зеркал! Торн, я не хочу умирать!!!

Ива уже переходила на ультразвук, когда щеку обожгла пощечина. Она была настолько неожиданной, что знахарка покачнулась и оказалась в крепких мужских объятиях.

– Прекрати! – Он поддерживал ее за талию, а вторую ладонь положил ей на затылок. Его пальцы зарылись в светлых волосах, он потянул ее голову вниз. – Прекрати.

Боль немного отрезвила девушку. А слезы продолжали бежать по щекам. Но его руки, пусть и грубоватые, были ей приятны, даже ощущение бессилия не казалось теперь таким ужасным.

Мужчина смотрел на женщину в своих объятиях и не находил в себе ни малейшего желания защищать ее и утешать. Она была, безусловно, хороша. И сейчас была именно в том положении, в котором должна: в его руках, причем без малейшей возможности оттолкнуть их, то есть в полном его распоряжении. Торн почувствовал нечто неведомое доселе – он был хозяином и господином, и никто не имел права сопротивляться его власти. Это ему понравилось. И тут же захотелось получить всему этому подтверждение.

На его лице появилось хищное выражение, и он наклонился к девушке. Ива ощутила его губы на своих и сначала приняла их как утешение. А именно этого ей более всего хотелось – и губ, и утешения. Поцелуй продолжался, но что-то пошло не так… Не было утешения. Даже уста казались жесткими, – ни нежности в них, ни ласки. Это были губы солдата-победителя в разоренной деревушке. Руки крепко сжали ее тело, до боли прижимая к своему.

Ива застыла. Даже слезы высохли. Слабость прошла мгновенно. Все ее существо восстало против такого обращения. Девушка напряглась, подняла руки и оттолкнула мужчину от себя.

Торн осознал ее сопротивление, сначала внутреннее, потом уже и реально. Черная волна удушающего гнева поднялась откуда-то из глубины его сознания. Никто не смеет ему перечить! Как она может даже помыслить об этом?! Да кто она такая?! Желание сломить, наказать, причинить боль стало почти невыносимым. Он сжал ее крепче, потянул за волосы…

Как и мгновения назад Ива почувствовала страх, но не такой, как перед чем-то непонятным и неизведанным, каким-то абстрактным злом. Инстинкт самосохранения проявил себя мгновенно: она начала вырываться, однако сделать ничего было невозможно. Иву едва не стошнило при одной мысли, что ее нежное девичье тело лапают грубые мужские руки. Знахарка вскрикнула, и как верный пес Сила пришла на помощь. Магия отшвырнула наемника, причем с такой силой, что он, свалившись на зеркало, разбил его вдребезги.

Ива бросилась прочь по коридору, заливаясь слезами злобы, горечи и боли.

Торн остался сидеть прямо на осколках. Ладони у него были порезаны в нескольких местах. Он смотрел на собственную кровь и с отчетливой ясностью осознавал, что наделал. Но еще хуже была другая мысль: все могло быть иначе, не окажись попутчица волшебницей.

Он наблюдал, как кровь течет по коже, и не мог поверить в случившееся. Никогда в жизни он не брал женщину силой, более того – никогда не желал ничего подобного и сам всегда ненавидел тех мужланов, которые находили в этом хоть какое-то удовольствие. И вот сейчас он чуть не изнасиловал ни в чем не повинную милую славную девчушку. И в том, что он остановился, не было ни капли его заслуги. И самое страшное – у него даже мысли не возникло, что он делает что-то не так.

Он содрогнулся при воспоминании о том, как жаждал сломить, почти уничтожить ее волю, как хотел обладать и причинять боль. Насиловать.

Осознание всего этого ввергло Торна в такой шок, что когда он поднялся, его шатало. Он не находил себе оправдания.

А затем пришла другая мысль: что теперь Ива думает о нем. Это заставило его застонать. И ведь не было никакой возможности как-то оправдаться. Слова «бес попутал» казались смешными даже ему. Но что-то надо было делать…

Ива сжалась в комочек в самом дальнем углу библиотеки. Ее трясло от пережитого. Мигом вспомнился костер в безымянной деревушке. Ощущение собственного бессилия, неспособности противостоять насилию… Мужские руки словно оставили на ее теле грязные метки. Именно так она себя ощущала: грязной, побитой, несчастной и… обманутой. Она не могла поверить, что Торн оказался на поверку такой скотиной. Иве казалось это нереальным, вплоть до абсурда. Да, она знает его недолго. Но за это время у него было множество возможностей без особого труда затащить ее в постель, если уж так сильно хочется. Например, когда она напилась как сапожник. Ее даже уговаривать долго не пришлось бы. Но тогда Торн не воспользовался ситуацией. Почему? Или ему нравится именно такой секс? С насилием и побоями? Верилось с трудом. Ива немало повидала таких мужиков, даже в собственной деревне, и научилась распознавать их. Торн же, как ей казалось, принадлежал к той категории мужчин, которым наибольшее наслаждение доставляет сам процесс завоевания, обольщения, – этакий поединок умов и воли. Но не физической силы. Неужели она ошибалась? Ива просто не могла в это поверить. Или не хотела? Девушка содрогнулась. Нет, она не могла в него влюбиться. Глупости. Она вспомнила выражение его лица перед «поцелуем» (в гробу она видала такие поцелуи!): жесткое, нет – жестокое. Черты худощавого лица исказились. Глаза потемнели. Стали злыми, безжалостными. Куда делись из них улыбка и задорные искорки?

Ива зарыдала с удвоенной силой. Тело болело, а мир в один миг растерял все краски, всю свою прелесть и очарование – ей было плохо. Она вспомнила, что точно так те, кому она пыталась помочь, еще совсем недавно, упиваясь от восторга, смотрели, как огонь подбирается к ее телу. Девушка еще больше согнулась и застонала. Хотелось совсем как в детстве воззвать к богам, мудрым и справедливым, и спросить: за что? За что же, гоблин дери?!

Комната погрузилась во мрак. Серый туман наполнил все видимое пространство. И звуки исчезли. Как и следовало ожидать, знахарка не обратила внимания. Когда она заметила присутствие другого человека, как водится, было уже поздно. Перед ней стоял мужчина – высокий, сухощавый, с худым жестким лицом. Он смотрел на трясущуюся в слезах девушку, и его тонкие губы кривились презрением, и ненависть светилась во взоре. Неизвестный протянул руку, схватил травницу за локоть и дернул вверх. Ива вскрикнула, только сейчас обнаружив его присутствие. Он возвышался над ней больше, чем на голову. Он него веяло такой злобой, что девушка отшатнулась, скорее, от этого, чем от его прикосновения. Мужчина тут же схватил ее за вторую руку и притянул к себе. Его намерения не оставляли сомнений. Ива закричала. Вырываясь из цепких пальцев, она каким-то чудом поняла, что насильник не может быть живым человеком. Она видела его словно сквозь дымку или туман, черты лица смазывались, но прикосновения были совершенно материальны. Паника накрыла девушку с головой. Ни одной разумной мысли не осталось. Разум отказался ей подчиняться, зато тело отбивалось со всей отпущенной ему богами силой.

Торн услышал крик Ивы далеко от библиотеки. Он не походил на плач, а был полон такого ужаса и боли, что сердце подскочило к самому горлу. Не рассуждая, он бросился на звук. Крик не прекращался ни на миг. Взлетал к потолкам, отражался от зеркал и разбивался об плиты пола.

Страх за подругу подгонял воина. Он с ужасом подумал, что могло привести уравновешенную знахарку в такую панику.

Наемник ворвался в библиотеку и увидел склонившегося над ней незнакомца. Девушка отбивалась яростно, но силы были слишком неравны. Торн зарычал и, откинув попавшийся на дороге стул, бросился на насильника. Тот услышал и обернулся.

– Прочь от нее!

И без того нечеткие черты лица призрака превратились в звериную маску. Видя, что нежданный защитник достает на бегу меч, неизвестный выхватил из ниоткуда кинжал и запустил его в воина. Торн смог уклониться. На него тут же обрушился книжный шкаф. К счастью, и его «вассал удачи» заметил вовремя, успев отпрыгнуть в сторону. Железный и призрачный мечи столкнулись так, что полетели искры в разные стороны.

– Моё!!! – взвизгнул призрак. – Всё моё!!!

Оружие столкнулось вновь. Зазвенели в замысловатой мелодии мечи, ноги пустились в непонятный непосвященному пляс, а воздух наполнился отборной бранью. Торн всей кожей ощущал злобу противника, но один взгляд на сжавшуюся в уголке подругу наполнил его такой яростью, что куда там какому-то призраку, пусть и управляющемуся мечом с поразительной ловкостью. Обманный удар, и железо пронзило призрачную плоть. Крик ввинтился в уши. А неизвестный начал таять серой дымкой. Однако он не пропал на веки вечные, а поднявшись вверх, застыл на портрете напротив стола в гордой позе, сверкая нарисованными злыми глазами.

Убедившись, что картина – это действительно картина, и она не представляет опасности, Торн обернулся к девушке. Ее глаза превратились в черные провалы. Взгляд остановился на портрете. Ее трясло безостановочно. И было похоже, что еще немного, и она просто свалится в обморок.

Торн бросился к ней, прижал к себе. Она нисколько не сопротивлялась, хотя имела на это все основания. Но, очевидно, шок был столь велик, что девушка позволила себе принять это нежданное утешение, пусть и от того, кто сам обидел ее не меньше. Знахарка прижалась к сильному мужскому телу.

Он подумал, что теперь привести ее в нормальное состояние будет практически невозможно. И займет это невесть сколько недель. В этот же момент Ива подняла голову, посмотрела на рыцаря, потом на портрет и произнесла:

– Это был не ты.

– Не я? – не понял тот.

– Там, в коридоре. Это был не ты. Я теперь понимаю, кого напомнило мне твое лицо, когда… ну ты понял. Так вот – это его, – она кивнула на картину, – мы видели в зеркале. И он – это был ты. В тот миг.

– Но… но… как же так?

– Не знаю. Я же еще не маг. Думаю, он как-то воздействовал на тебя. Призраки, хоть и могут быть материальны, питаются, набирают силу за счет эмоций живых людей. По крайней мере, в большинстве случаев. Этому негодяю была нужна не я. Ему нужны были мой страх, мое отчаяние, моя боль. Твоя ярость. Желание, злоба… и прочее, – смутилась ведьмочка. – Разве ты так не думаешь? Или… я ошибаюсь?

Ее голос дрожал. Торн с невероятной осторожностью коснулся ее щеки:

– Я боюсь причинить тебе боль. Вновь. – Она не оттолкнула его руку. Он осмелел и заправил светлый локон за ушко. – Я боюсь, что эта ярость и ненависть – мои. Мне страшно подумать, что я действительно способен на такое.

Ива покачала головой:

– И мне страшно.

После этого происшествия портреты, изображающие сего господина, перестали быть безликими. Ива с ужасом думала о том, что должно произойти, чтобы все остальные картины обрели лица.

Самое неприятное же было в том, что отношения между воином и знахаркой стали невыносимо натянутыми. Оба были предельно вежливыми, но настоящая теплота пропала. Ива так и не смогла заставить себя забыть жестокость его рук, а он не мог простить себе того же. При этом оба страдали от этой холодности. Они ходили кругами, не представляя, что теперь делать.

Торн смотрел на нее преданным виноватым взглядом побитой собаки, а у Ивы на глаза наворачивались слезы, когда она видела его в одиночестве сидящего в кресле у камина или стоящего на замковой галерее, но стоило ему случайно коснуться ее кожи, как девушку всю передергивало. Он не мог этого не замечать, а ей не удавалось перебороть эту реакцию.

В подобных мучениях прошел не один день. Ива сама себе стала казаться маленькой, беззащитной и забитой. В конце концов, она не выдержала. На кухне травница обнаружила огромную бутыль самогона и притащила ее в облюбованную ими гостиную. Торн воззрился на эту картину с немым ужасом.

– Всё! – непререкаемо заявила маг. – Проблему надо решать.

Следующие несколько часов они самоотверженно закачивали в себя и друг в друга эту гадость.

Результатом этого действа, как, собственно, и планировалось, оказалось полное отпирание душ. Ива, чуть ли не рыдая, рассказала Торну про костер и толпу, про вечное ожидание подлости со стороны людей, про нелюбовь односельчан, про сомнения и страхи.

Рыцарь как мог утешал ее, говорил хорошие слова, прижимал к себе. Короче, для девушки вечеринка удалась.

Торну потребовалось больше времени и жидкости для развязывания языка.

– Как ты думаешь, кто я на самом деле? А, знахарка?

– Ты… эт-та…во… вассал этой… удачи. Во! Сам сказал. Я помню. Помню-помню… Когда же эт-та было? – Задумываться было тяжело, поэтому Ива решила не повторять столь мучительных попыток. – Не помню. Я тебе все равно не поверила. Не, в том смысле, что, может, ты и живешь… э-э-этим, но… это еще не все… Вот! – Ива была вправе гордиться столь длинным монологом.

– Девочка моя! – умилился рыцарь. – Только ты меня понимаешь. Моя ведунья. Дай, я тя поцелую!

Торн смачно чмокнул ее в щеку. Ива прижалась к его рубахе, чувствуя себя по-настоящему счастливой.

– Я же не простой воин, знахарка. Я даже не младший сын, как ты наверняка подумала. Малышка, я же урожденный граф. Первенец. И мать у меня графиня или баронесса?.. Не помню… Только сделали они меня вне брака. Потрахались в свое удовольствие. А отец на матери не женился. Она тоже хороша. Родила меня тихонько и отдала чужим людям, сама вышла замуж удачно и никогда больше обо мне не вспомнила. Меня воспитывал брат моего отца. Но, как и большинство младших братьев, он был почти нищ. Рано умер. Зарубили на какой-то войне, где он воевал в составе чьей-то дружины. По его стопам и я пошел, потому что больше ничего не умею. Думал – ладно, я бастард, ну и что?! Завоюю себе и земли и титул. И покажу этим высокородным выродкам от чего они отказались… – Он горько ей усмехнулся. – Но сама видишь, моя милая, годы идут, а я так и не добился ничего. Даже не смог найти себе влиятельного покровителя. Не научился подчиняться. Уже не раз был ранен. Сколько еще лет мне осталось? Еще немного – и меч уже не так легко будет ложиться в ладонь. А кому нужен старый вояка? Скажу тебе по секрету, я и воин-то не очень хороший. Не, не плохой. Плохие до моих лет не доживают. Но не выдающийся. Чего-то мне не хватает. И чем дальше тем больше, я думаю о доме. О том месте, которое можно назвать таковым. У меня его нет. А хотелось. Я хотел бы, чтобы было на всем этом свете хоть одно место, куда бы я смог возвращаться. Где бы меня ждали, где любили, почти безусловно – такого, какой есть. Как это банально, моя милая Ива. Это так банально. Мне огоблинела пыль дорог. Я не желаю больше слышать звон оружия. Разве что на тренировках или защищая свой замок. Да, я хочу иметь замок, а не какую-то каморку. Я хочу идти по галерее с портретами предков и думать о том, что мне нечего будет стыдиться, когда приду на их суд. Я хочу рассказывать о них своим детям на ночь. Хочу, чтобы мой замок был оплотом для тех, кто нуждается в защите. Хочу, чтобы вассалы любили меня за мои качества и называли «своим». Своим, понимаешь? Я всегда был чужим. Слишком циничным. Слишком тщеславным. Слишком гордым. Слишком благородным порой. В общем, всегда не таким, как мне хотелось бы. Я мечтал, чтобы мои выросшие сыновья возвращались в мой замок, привозили друзей и с гордостью говорили о нем и обо мне, и чтобы мой замок и люди в нем были семьей, связанной не только кровными узами – по сути это так мало – а любовью, долгом, памятью и счастьем. Понимаешь, моя милая?

Ива понимала, по крайней мере, частично. Она так и видела его – уже в годах, с сединой на висках, но бравого и довольного, на ступенях величественного дома приветствующего дорогих гостей. Тихое счастье, когда знаешь, кто ты, уверен, что на своем месте, и когда впереди еще долгие годы, чтобы делать все на благо тех, кто рядом, причем именно потому, что это занятие доставляет наибольшее удовольствие.

– Тебе смешно, знахарка? Мне самому смешно. Сначала я желал отомстить тем, кто отобрал у меня счастливое детство. А теперь я просто хочу быть счастливым…

Рыцарь замолчал. Но казалось, его слова плывут в высоте потолков и эхом отражаются от каменных стен. Тишина завороженно вслушивалась в пьяную исповедь. Внимала мужскому голосу. И… упивалась им. Если бы Ива была не так пьяна, она, несомненно, уловила бы, что что-то происходит, но ведьмочка лежала на плече друга и слушала стук его сердца, и ей было наплевать на все магические изменения в мире, вместе взятые.

Следующее утро наступило после полудни. А на традиционные работы в библиотеке они выползли уже под вечер. Да и по чести говоря, больше интересовались друг другом, чем какими-то там древними бумажками. Они танцевали в бальной зале. Прогуливались по крепостной стене. Торн учил ее правильно сидеть в седле. Пару раз даже упражнялись с мечами, но Ива оказалась не особо способной к этому делу, так что скоро занятия им наскучили. Знахарке больше нравилось сидеть над книгами по травам и магическим искусствам. Торну же приходилось самому тренироваться.

Дни шли. И невольное заключение в роскошной тюрьме им уже не казалось таким ужасным. Но всем известно, что ничто не вечно.

Той ночью Ива проснулась от ощущения чьего-то присутствия в комнате. Она тихонько приоткрыла глаза, но никого не увидела в призрачном свете полночной красавицы луны. Тогда знахарка сосредоточилась, стараясь обнаружить нежданного гостя с помощью магии. Однако внутреннее зрение сообщило, что никого нет рядом.

Сомнение тем не менее не проходило. Травница немного поворочалась, но все же решила, что надо бы проверить.

Темнота нехотя расступалась перед знахаркой, так и норовя набросить свой плащ ей на плечи. В длинной белой рубашке до пят, девушка сама походила на призрак. Звук ее шагов едва слышался в шуршании нежной ткани и легком дыхании юной волшебницы. Шаг, еще шаг – никого нет. Но кто же смотрит на нее из этого живого мрака? Ива почти физически ощущала чужие взгляды. В какой-то момент знахарка, сама того не замечая, перешла на магическое зрение. Она ясно чувствовала, что никого нет в гулких коридорах, под высокими потолками таинственного замка. И в то же время она как будто краем уха улавливала чьи-то голоса, смех, то мужской, то женский, то детский. Сливаясь в одну мелодию, долетали обрывки фраз, бренчание оружия, упряжи, звон посуды – обычные звуки в любом нормальном замке. Но ведь в этом не было больше двух людей. Стоило прислушаться, и голоса исчезали. Ива вновь до рези в глазах вглядывалась в темноту перед собой, а звуки, будто настороженно озираясь, выбирались вновь на грань ее сознания.

Как только девушка это поняла, она вновь резко затормозила и прислушалась. Но ничего… Это походило на игру в прятки. Ива выругалась. В этот момент впереди замерцало что-то белое. Знахарка насторожилась, костеря на этот раз себя за неосторожность. Пятно света увеличивалось. Девушка вжалась в стену, побелев в тон ночной рубашке.

На нее надвигалось самое настоящее привидение – с некоторых пор Ива стала хорошо в них разбираться. Призрак был удивительно похож на слугу, лакея или кого-то в этом роде. Даже совершенно бесцветная одежда выглядела как форма дворецкого или эконома. Спина призрака была надменно выпрямлена. Тонкий нос высоко задран.

Привидение приблизилось, окинуло белую как смерть девушку взглядом. Потом вдруг согнуло спину в поклоне и отправилось дальше, оставив в душе травницы неизгладимый след.

Призрак давно скрылся из виду, когда Ива наконец-то нашла в себе силы двинуться дальше. Значит, в замке живут привидения. Какой же замок без них? Ужас, конечно. Но, похоже, они – он? – настроены неагрессивно. Да и какой-то это… неправильный призрак. Как Ива узнала, копаясь в книжках о различных волшебных существах, основной чертой настоящего привидения может считаться способность вызывать страх у всего живого. И, пожалуй, еще холод. А от этого ничем подобным не веяло. Разве так ведут себя неупокоенные души? Было такое впечатление, что он просто движется куда-то по своим делам. Как положено всякому лакею. Или дворецкому… При жизни.

Ива тряхнула головой. Он был похож на очень живого слугу. А что выглядел как призрак… так что еще можно ожидать от заколдованного замка? Знахарка ехидно улыбнулась. Да уж, дорассуждалась. Даже звучит глупо. Но… замок определенно жил. В нем не было людей, кроме двух случайных путников, не было даже домовых. Не фыркали лошади на конюшне, не клацали зубами собаки, ловя блох, не чудили конюшенные и банники, но замок жил несмотря ни на что. Он хватался за подобие жизни. Не хотел застывать под мантией пыли и забвения. Вот и бродят отражения прежней жизни по нему. Может, поэтому в нем и оказались два неосторожных странника? Попали в ловушку чужого эгоистичного, но такого человеческого желания не быть одному.

Ведунья покачала головой и укорила себя за расшалившуюся фантазию.

Коридор вывел ее на лестницу. Главная и парадная, широкая как не всякая улица. По улице должны ходить люди. Ведьмочка сделала один короткий шажок вперед. Ее ступня скользнула в пустоту – упоительное ощущение меньше, чем на миг, пока пальцы ног не почувствуют твердый камень. Интересно, кто-нибудь падал с этой лестницы? Наверняка. Такая удобная площадка для разыгрывания семейных сцен. Один хлесткий удар – и неверная супруга? Или, может, опротивевшая теща? Дочь, или сын-наследник от первого брака? – летит вниз, и акский мрамор прерывает хрупкую жизнь.

Но с чего это такие грустные мысли? С этой лестницы хорошо спускаться во время светских приемов, ослепляя всех и каждого, – и особенно одного – неземной красотой. Или сбегать вниз, чтобы радостно повиснуть на шее вернувшегося из дальнего и, несомненно, опасного похода мужа… отца, брата, сына?

Пальчики изящной кисти бегут по вычурным перилам. А может, у подножия этой лестницы играли дети… хозяев, слуг?

Сражались на деревянных мечах сыновья лорда? А по ночам они с младшей сестренкой крались мимо портретов на кухню за сладостями? А лица предков смотрели из прошлого с улыбкой и тихой гордостью?

Ведунья скользила по залам. Луна услужливо высвечивала их величественную красоту. Как грустно, что они одиноки. Здесь должен слышаться смех… нет, не смех, – музыка. Да, точно – музыка. И тихие вздохи влюбленных пар. А в смежных комнатах так удобно прятаться от неделикатных глаз. Первая влюбленность должна освещать память этих каменно-деревянных красавцев. Ива как наяву видела кружащуюся в своем счастье девушку в белом легком – летящем – платье.

– Я тебе нравлюсь?! – звенит смехом ее голос.

Что ему сказать? Как выразить то, от чего перехватывает дыхание и неизвестные ранее желания рождаются в теле?

– Я тебе нравлюсь?!

Музыка не могла бы быть более прекрасна, чем ты, чем твой голос, твои струящиеся волосы, манящие губы… Твое тело, от которого кружится голова. Мне даже касаться тебя боязно, ты – мое совершенство…

Легкие шаги уносят волшебницу дальше. Ах, как прекрасна ночь. Пьянит аромат цветов. Такой пряный, такой изысканный. Так должна пахнуть только ночь любви. Любви, свободной от всего, от всех предрассудков, от всего, что сковывает. Здесь нет места стеснительности, целомудрию, нет места и разуму. В такие ночи рождаются… грехи. Иву как ведром холодной воды окатили.

Она остановилась и растерянно оглянулась. Далеко же она забрела. Дальше начинаются подсобные помещения, кухня, кладовые. Что ей там делать? Это же не маленький домик в забытой богами деревушке, где кухонька – это средоточие жизни. В этом огромном роскошном замке кухня – это место, где прячут одни грехи и безжалостно срывают маску с других.

Темные дыры открытых дверей смотрели на девушку провалами мертвых глаз. Она попятилась и тут же наткнулась на кого-то.

Взвизгнув, она отскочила в сторону, пытаясь не столько защититься, сколько оказаться насколько возможно дальше.

– Что ты тут делаешь? – грозно вопросил Торн.

Ива облегченно выдохнула.

– Я спросил, что это ты шляешься по ночам?!

Мужчина сдвинул брови. Девушка открыла рот, чтобы что-то сказать в свое оправдание, но тут ее посетила вполне разумная мысль – а собственно, какого гоблина?

– А какое твое дело?! – выкрикнула она. – Хочу и шляюсь! – И тут же перешла в наступление: – Тебе что, жалко?

– Я отвечаю за твою безопасность. – Торн еще больше нахмурился. – А ты делаешь все, чтобы мне было как можно труднее это делать.

– Я сама могу за себя постоять. – Резкость в ее голосе усилилась.

Торн только хмыкнул:

– Отправляйся лучше спать, девочка. Нечего по ночам бродить.

Ива тоже нахмурилась и хотела возразить, но воин уже подхватил ее под локоток и поволок вверх. Злость почти захлестнула ведьму. Но что-то сдерживало лавину едких слов. Какое-то неизъяснимое чувство вины.

Только оказавшись в своей комнате, знахарка, меряя шагами ее длину и постепенно успокаиваясь, поняла, что это самое чувство вины ей не принадлежало. Может, так же, как и все остальные чувства, посетившие ее этой ночью. Что, если это не просто мысли и образы, рожденные буйной фантазией? Может, это воспоминания замка?

В сомнениях и раздумьях девушка наконец улеглась в постель. Сознание никак не хотело успокаиваться. Юркие мысли носились вскачь туда-сюда в ее прелестной головке. Но постепенно их бег замедлялся, и они разбредались по одному, как шумные гости по домам. Хозяин ночи пришел и накрыл своим плотным мягким плащом уставшее за день сознание, и она провалилась в сон под тихие звуки лютни, так и не задумавшись, откуда последняя появилась.

Утром, когда знахарка соизволила появиться в библиотеке, Торн был уже там и, хмуро глянув на нее, тут же уткнулся в книгу. Ива была настолько возмущена подобным поведением, что даже не сразу сообразила, что он держит в руках ту самую книгу, к которой они раньше не могли даже притронуться.

Она тут же подскочила к приятелю.

– Как тебе удалось ее открыть? – прерывисто выдохнула она.

Торн делано равнодушно пожал плечами.

– Просто подошел и открыл.

Глядя, как девушка недоуменно хлопает ресницами, решил уточнить:

– Ничего другого не делал. Подумал, а вдруг что-то изменилось. Книга открылась как любая другая. Только все это без толку.

Ива робко протянула руку и любовно коснулась пальцами кожаного переплета.

– Это еще почему? – удивилась она.

– Язык неизвестный. А картинки похожи на изображение черной кошки в темной комнате.

– Дай посмотреть, – тут же потребовала ведунья.

– Да пожалуйста, – скривился рыцарь.

Ива едва не уронила тяжеленный том, но все-таки кое-как устроила его на своем краешке специальной стойки. Открыла книгу и уставилась на первое «изображение черной кошки в темной комнате». Надо сказать, что до этого знахарка представляла себе это зрелище совсем по-другому. По ее мнению, рыцарь на поднявшемся на дыбы боевом коне, да к тому же с длиннющим копьем и щитом, на котором был изображен герб причудливой формы, мало походил на черную кошку.

Торн, заглянувший через ее плечо, удивленно охнул:

– Только что этой картинки не было.

Ива скептически хмыкнула. Изображение было на редкость удачным: от воина так и веяло вызовом.

На следующей странице было причудливой вязью выведено:

– «История рода Фьелгов»?..– удивленно озвучил наемник.

Стоило ли говорить, что ранее и эта надпись была для него недоступна.

– …Потерявшихся? – не менее удивленно произнесла девушка. – Ведь так? Как в той балладе про влюбленных, уплывших в туман и не вернувшихся. Она называется «Фьелль’э» – «Потерявшиеся». Потерявшиеся в тумане, а на самом деле в любви.

– Да. Я тоже слышал эту балладу. Только не знал, что она так называется. С какого это?

Ива пожала плечами:

– С какого-нибудь древнего.

– Странное имя для рода, не находишь?

– Странное. Но… красивое. Потерявшиеся. Какое-то чуточку безнадежное и прекрасное, как тоска эльфийских баллад.

– Да ты у нас романтик!

Чтобы не отвечать, знахарка вновь перевернула страницу. Они переглянулись.

«История сего рода берет свой зачин во много раз раньше, чем ее описывают летописцы нынешних времен. Она не родилась в тот миг, когда первый из рода Фьелгов несмышленышем въехал во двор всемилостивейшего барона Каузака. Не началась она, и когда юный рыцарь одним ударом своего огромного двуручного меча рассек вождя воинственных брохов, что вполне справедливо считают первым из череды его подвигов, прославивших его по всей нашей стране. Нет, эта история не началась и в тот миг, когда был заложен первый камень сего славного замка. Эта прекрасная старинная и такая трагичная легенда началась задолго до этого. И мне, скромному летописцу, жаль, что ее никто так и не узнает, потому как наш замок стал для нас всех ловушкой, не выпуская нас и потихоньку исчезая со страниц истории нынешнего времени. И как только умрет наш властитель, исчезнем и мы. Но мой долг летописца заполнить чистые страницы. Не должно летописям быть без легенд. Пусть даже никому и не придется их читать».

Молодые люди переглянулись и снова уставились в труд неизвестного сочинителя.

«С чего же началась эта история? – спросите вы, неведомые читатели. Увы, точно это знает только тот, кто покоится в фамильном склепе на самом почетном месте. Я же могу только предполагать. И только стоя перед лицом скорого забвения, если не смерти, позволю себе предать свои предположения бумаге. А по моему разумению, было так…

Жил когда-то, в далекие времена какой-то рыцарь, или барон, или лорд, или князь, а может, еще какой высокородный, и был у него сын. Наверное, при нем и обретался, потому как потом выяснилось, что у мальца неплохая выучка. А знамо, военному делу он учился с малых лет и у кого-то из благородных, судя по стилю, каким он это самое военное дело проявлял на практике. Но самое сильное оружие, каким он повергал сверстников, а позже и всех остальных, было заложено намного глубже, чем любая выучка. Намного, намного глубже. Там, где у людей сердце. Но об этом позже.

Так вот, рос у некого неизвестного господина сын. И был он, видно, то ли от той, что не была женой сему господину, или может, от первой жены, которую вспоминать не было ему сил, или от неизвестной, что по какой причине не могла назваться его супругой. Без толку теперь гадать для нас и истории – важно то, что мальчонка не был признан законным и наследовать за отцом не мог. Немного лет прошло, и нежеланного отпрыска отослали с глаз подальше и больше не принимали участия в его судьбе. Что уж пришлось перенести мальцу, теперь никто не знает, – но, видать, немало. Ибо когда прибился ко двору барона Каузака тот, кто однажды станет самым знаменитым воином своего времени, основателем нового славного рода, всесильным властителем – будучи тогда еще чумазым мальчишкой, – он имел при себе самое страшное оружие, которым когда-либо владел человек – ненависть.

Он нес свою ненависть как знамя победителя вперед и вперед. Она дала ему силы выбиться из дворовых мальчишек сначала в оруженосцы, а потом и воины, которые имели право держать меч в руках и умели это делать. Но этого было мало. У ненависти была цель. И охладить ее не могли годы, лишения, бои, смерти врагов и соратников. Пока он воевал против врагов своего сюзерена, ненависть не находила себе выхода. Она росла вместе с мужчиной, его мастерством, его силой, его влиянием. Она дала ему власть над людьми. Как много людей мечутся по жизни в поисках своего пути по бескрайнему океану жизни. А он стоял в нем как непоколебимая скала, и рядом с ним люди обретали опору и цель. И вот настал момент, когда он собрал около себя многих соратников. А тут очень кстати подоспел бунт против короля, и пошел тот, кто будет первым из Фьелгов, по стране с каленым железом, – никому не было от него спасения, никто в той бойне не уцелел. Множество голов врагов короля полетело тогда. Кто знает, какая из них принадлежала тому, кому герой сей истории стремился отомстить и ради этого выжил. Так или иначе, король не забыл оказанной услуги. И вот грамота дана, и нежилые, кишащие чуждыми племенами и разными темными и какими-то другими тварями земли, принадлежат тому, кто отныне носит имя Фьелг. Никто не знает, что за разговор был тогда у сурового воина и короля и отчего последний дал ему такое имя для основания рода. Но никто в то время не посмел пошутить по поводу «женского» звучания этого имени. А кто посмел, того и земля уже не помнит.

И вновь дружина в седле. И вот земли, по которым и ходить-то было опасно, уже потихоньку заселяются людьми. И на месте, где ранее плясали на шабаше ведьмы, заложен первый камень замка, что взлетит под небеса и будет поражать современников и потомков роскошью убранства и отделки…»

На этом месте Торн оторвался от чтения и с каким-то новым интересом посмотрел на знахарку.

– Что? – не выдержала она.

– А вот мне вдруг стало интересно, – мужчина с трудом удерживался от хохота, явно что-то себе веселое навоображав, – а ты тоже плясала на шабашах?

Ива застыла с открытым ртом, потому как память услужливо подсунула самые компрометирующие моменты из прошлой ее жизни в деревне, когда она обучалась у тетушки-ведьмы.

– А сам-то как думаешь? – наконец выдала она.

Торн немного нервно от сдерживаемого смеха дернул плечом.

– Тогда что спрашиваешь? – хмуро буркнула девушка, опуская взгляд в книгу, чтобы не видеть этой ухмыляющейся физиономии.

– Мне просто интересно – ты тоже плясала голая под луной? – Смех в голосе все-таки прорвался наружу, и рыцарь, совсем не по кодексу, заржал над собственной шуткой.

Ива некоторое время пялилась на это безобразие. Однако веселье было слишком заразительно. Рассмеявшись, она все-таки ответила:

– Да.

– Что – да? – Воин с трудом смог прийти в себя от хохота.

– Я плясала голая под луной. На шабаше.

Они согнулись в истерике снова.

– Слушай, так – это… у тебя, может, и хвостик есть? – через слово всхлипывая, смог-таки произнести Торн и тут же полез щупать. Получив по наглой лапе, он повторил вопрос: – Нет, правда, скажи, у ведьм есть хвосты?

Ива чуть не лопнула от смеха, представив коровий хвост у тетушки:

– Это смотря у кого.

Торн снова зашелся в хохоте. А знахарка скривилась:

– Нашли место, где поставить замок.

«…Ненависть не такой уж плохой учитель. Но это только на первый взгляд. Потому что во всем хороша мера. В свой срок у замка появился новый хозяин – первый из сыновей. Но боги не дали тому большого ума, а отец мог научить только жестокости. А ведь чтобы сохранить то, что завоевали предки, одной ее мало. И боевой удали тоже. Даже преданности отцовской дружины. И вот уже жена милорда в объятиях друга детства, и ребенок, что такой умный и смышленый, рожден вовсе не от тебя, Фьелг. А ты все носишься по чужим лугам и лесам. И нет тебя в поместье, которое завоевывал твой отец. Никто уж и не помнит, как ты выглядишь, и ничего хорошего от тебя не ждет. Так что когда найдут тело в одном из ближних лесов, никто тебя не опознает, а кто опознает, тот промолчит и никогда не поинтересуется, отчего твой выросший сын отводит глаза при разговорах о пропавшем отце. Всем известно ведь, что новый молодой хозяин позаботится о каждом из своих людей лучше, чем тот, кому суждено гнить вдали от земли фамильного кладбища.

Говорят, что он и правда неплохо правил. Кто знает теперь.

А вот четвертый попался в ту же ловушку, что и второй. Нельзя надолго покидать молодых жен. Или нужно хотя бы жениться по любви. Тогда, может, жены и не будут прыгать в постель к другим, как только осядет пыль за мужниной дружиной. Только в отличие от второго Фьелга этот прознал про все. И жена с младенцем были изгнаны из поместья. Только спустя два-три десятка лет они вернулись. Огнем и железом возвратив себе это право».

– Вот сука! – выпалил Торн.

Ива в немом ужасе воззрилась на спутника:

– Ты это о ком?

– Об этой бабе! Это же надо!

– А что ты хотел?

– Ничего я не хотел! – злился воин. – Ишь! Отомстила! Получила по заслугам и обиженной себя посчитала! И какие-то претензии предъявляет!

– Интересно как ты рассуждаешь! Можно подумать, что она должна была верность хранить, если его не любила! Сам виноват – нечего было на нелюбящей жениться. Ведь заранее знал! Да еще и выгнал как собаку на улицу вместе с ребенком!

– А какая ему разница! Ведь не его ребенок-то!

Ива чуть не задохнулась от такой наглости:

– Как у вас, мужчин, все легко и просто! Вы все отчего-то думаете, что только вам и решать, как должно жить и поступать. А если кто-то отступает от этих правил – всё! Он предатель и негодяй! То, что он взял в жены ту, что не хотела за него идти, – это нормально. Наверняка изменял ей направо и налево в своих походах, драл селянских девок как хотел. Это тоже нормально. А стоило жене налево пойти – всё, тут же вон со двора. Хотя и считается, что имущество у мужа и жены общее.

– А ты что же хотела, чтобы он этой блудливой девке родовой замок отдал?!

– Необязательно замок. Не хочешь с ней жить – будь добр, содержи, сам же прекрасно понимаешь, что никто ее более замуж не возьмет.

– Вот еще! Сама виновата!

– Вот поэтому я и не вышла замуж! Вечно быть зависимой от какого-нибудь мужлана! И всегда быть во всем виноватой! Чтобы он всегда мог упрекнуть, что живу за его счет! Никто ведь домашнюю работу за труд не считает!

– Тебя послушать, так всех женщин обманом и силой вовлекают в брак, чтобы потом всячески издеваться! Да сами же рвутся, дуры! Только все мысли о том, как какого-нибудь мужичка окрутить! И всю оставшуюся жизнь пьют его кровушку.

– Ничего себе! Женщина и приготовь, и убери, и постирай, и детей роди, воспитай, и за скотиной, и в огороде. Да еще и будь всегда милой и приветливой. А если хоть слово скажешь отдыхающему от трудов праведных мужу – никогда не могла понять каких? – попросишь помочь чем-то или хоть ноги убрать с прохода, тут же оказывается, что ты его пилой пилишь, а он, бедный, молчит и терпит, но уже сил никаких нет!

– А как воспринимать все эти бесчисленные вопросы: где ты был, а что делал, а что это от тебя женскими духами пахнет?!

– А зачем женился, коли налево ходишь?!

– А зачем замуж шла, если не доверяешь?

– А зачем звал, коли не хочешь быть вместе с ней?

– Потому как завлекли, заманили своими женскими прелестями! А потом уже и отступать некуда!

– Боги смилостивитесь! Бедные, несчастные, да что вы, овцы, чтобы вас завлекать, помахав пучком травы перед носом?!

– Большинство баб так и думают! Как вы о нас говорите? «Все мужики – козлы!» А чтобы жить с человеком хорошо, надо его уважать.

– Уважение должно быть с обеих сторон.

Оба насупились и молча вновь уткнулись в книгу.

Повествование тем временем неторопливо текло дальше, и перед читателями разворачивались дела давно минувших дней: кровавые трагедии, торжество справедливости или зла, коварные измены, нежная любовь, дети, рожденные не от законных супругов, жестокость и робкая надежда.

Торн оторвался от книги. Совместное чтение незаметно примирило спорщиков.

– Есть хочу, – заявил мужчина.

– Обжора, – рассеянно отозвалась Ива.

Они с сожалением оставили книгу и отправились в обеденную залу, привычно не удивляясь накрытому столу.

– Как-то неоптимистично все это, – завершив трапезу, высказался Торн по поводу повествования.

– Не выражайся при даме, – сыто развалилась дева на стуле.

– Это не ругательство. Слово такое. Мол, не весело, не радостно.

– Ну почему? – лениво махнула Ива рукой. – Там есть и светлые моменты.

– Ага, после того, как кто-нибудь кого-нибудь пристукнул.

Знахарка промолчала. Отчего-то было грустно. Торн прав, невеселая история. Может, и правду говорят – построенное на зле добром не станет. Нет, все-таки не в этом дело, шепнуло ей чутье ведуньи. Не в этом? А в чем же?

Девушка тяжело вздохнула. Наверное, нужно дочитать историю.

Они неспешно плыли средь высоких залов. Рыцарь шел четким уверенным шагом. А ведунья скользила почти беззвучно. Это было просто необходимо. Потому что она слушала другой мир. Совсем как ночью, только намного отчетливей разносились по замку неслышные звуки: множество шагов совсем близко и дальше – лай собак, смех с кухни… Вот кто-то елозит тряпкой по мокрому полу, а на крыше или чердаке шуршат почтовые голуби… И голоса. Повсюду. Шепчут что-то. Шепчут. Шепчут. Мужские. Женские. Детские. Старые едва слышные. Молодые звонкие. Уверенные и те, что словно из-за угла. «Что им надо? – подумала знахарка. – Что же им надо?! Торн их явно не слышит. Вон как бодро шагает. А тут каждый шаг словно вырываешь у вечности, продираясь сквозь сотни голосов, предупреждающих невесть о чем».

– Ты чего встала?

Ива помолчала, смакуя свое состояние, и медленно ответила:

– Я снова ощущаю чью-то чужую силу. Маг какой-то в округе рыщет.

– Правда?! – обрадовался спутник. – Может, он сумеет выковырять нас отсюда?

– Может, – согласилась Ива. – Только вот что-то у меня дурное предчувствие.

– Думаешь, это тот, – Торн скривился, – кто в прошлый раз…

Девушка замотала головой. Даже мысль о том чудище причиняла боль.

– Нет. Тот был частью замка. А этот явно снаружи.

Мужчина потащил ее на галерею стены. Немало покружив и чуть ли не перегибаясь через зубцы, они все-таки никого не обнаружили.

Спустились в библиотеку и вновь принялись за чтение.

«Многое видели эти стены. Много стонов и смеха слышали. Многое они скрывают. Не нам судить тех, кто жил до нас. Плохо ли, хорошо ли, но они свое прожили. Но когда несправедливость творится рядом с нами, а мы ничего не делаем, значит, мы действительно заслужили ту кару, что понесем. Простая истина, но понимать ее начинают, только когда кара уже совсем близко и ее не предотвратить. Вот и сейчас, думается мне, мы все те, кто обретается в этом проклятом богами замке, оказались перед роком, о котором говорят святые отцы. И медленное забвение, и угасание будут нам платой за то, что молчали. За то, что бездействовали. За то, что остались равнодушны.

А речь вот о чем. Род Фьелгов никогда не был единым. Изломанной ветвью выглядит он на фоне веков. Но тот, кому выпало править последним в этом замке, превзошел всех. Что и говорить – он хорошо усвоил уроки истории. Истории рода. Рода, начавшегося с ненависти. Ненавистью он и закончится. А может, просто прервется. Мне кажется, этот старый замок, что всегда был слишком живым, чтобы спокойно все воспринимать, наконец, исчерпал свое терпение. Эти древние камни оказались более человечными, чем все те люди, что населяют его сейчас. Именно поэтому мы и понесем наказание вместе со своим господином. Как, наверное, того заслуживаем.

Мы привыкли к тому, что нами управляет жестокость. Ладно, не впервой. Мы привыкли, что молодых дев отдают замуж за старых вояк, которые больше привыкли насиловать, чем ласкать. И нам было наплевать на слезы и страх той, что стала нашей последней хозяйкой. Подумаешь, стерпится-слюбится, зато всегда в достатке, да и за таким мужем не пропадет. А что стар, некрасив, жесток, так это ерунда. А любовь – это вообще бабские сказки.

И когда ты полюбила другого – молодого воина – лишь на пару лет старше тебя – как мы тебя осуждали! Осуждали блеск юных глаз. Осуждали смущенный румянец нежных щек. И счастье твое мимолетное поперек горла нам встало. Как же так – жена хозяина и вдруг с каким-то сосунком! И кто же та сволочь, что донесла на тебя мужу твоему суровому?!

Как злорадствовали бабы на кухне, когда ты от боли кричала на весь замок, когда твоя кровь текла по акскому мрамору! Как острили мужчины, когда голова твоего любовника украсила двор! Нас не ужаснуло, что ребенок, что до срока выковыряли из твоего чрева, был удушен.

Ничего мы не сделали, и когда ты была заперта в самой дальней башне. И не нашлось рыцаря, что вызволил бы тебя из каменной клетки. Твой рыцарь давно гнил во рву за стеной твоей тюрьмы. И мы не возмутились, хотя знали, что тот, кого жестокость богов сделала твоим мужем, насиловал тебя до тех пор, пока ты не понесла вновь.

Мы только молча смотрели на твое бедное тело, когда его вынесли после родов. Каждый ребенок понимал, что ты умерла не от родов. Но мы не возмутились. И отродье нашего хозяина росло в замке, а мы исполняли все его приказы и удовлетворяли все капризы.

А когда мы поняли, что натворили своим бездействием, было, как водится, уже поздно. И прав старый замок – нам место в забвении, в безвременье, где нет места ни жизни, ни смерти, ни покою. Мы его не заслужили. Старый лорд умирает в ужасающих муках. А мы исчезаем. Он переступит черту, но дальше его не пустят. И мы будем мучиться вместе с ним.

Интересно вот только, что будет с его сыном? В замке-то его нет. Хотя что может быть ужаснее для молодого неженки, чем оказаться нищим?»

Молчание. Щедрое и всеобъемлющее, оно сковало молодых людей и свод над ними. Торн прокашлялся, разрушив кристаллы тишины. Громко прошелестела переворачиваемая страница.

– Дальше лишь только чистые листы, – хрипло прозвучал его голос.

– Ужас-то какой, – совсем по-бабьи запричитала Ива, имея в виду никак не отсутствующий текст.

Воин яростно кивнул:

– Ты права, знахарка. Это просто ужасно, что из-за одного мерзавца пострадало такое огромное количество людей! Слуги, всякие горничные, лакеи, дворецкие, повара, конюхи, вся дружина, даже дворовая ребятня!

– Да, – кивнула ведьма. – Постой! Ты что же, считаешь, что только из-за него они пострадали?

– Да, – недоуменно подтвердил Торн очевидное. – Тут же ясно сказано, что это была последняя капля.

– И ты что же, считаешь, что они были невиновны?! Что они наказаны зазря, хотя прекрасно все видели, но ничего не сделали, чтобы предотвратить злодеяние?!

– А что они могли сделать? Он же был их сюзереном.

– Ну и что?

– Как «ну и что»?! – от возмущения задохнулся Торн. – Идти против сюзерена – преступление, наказание за которое смерть.

– Ничего себе! То есть ты хочешь сказать, что если бы у тебя был сюзерен и он, ну, например, против моей воли затащил меня на сеновал, ты ничего не сделал бы?!

– Что ты сразу переходишь на личности?!

– Понятно. Значит, не сделал бы. Знаешь, что? – выплюнула девушка. – Пожалуй, твоя мать правильно сделала, что вышвырнула тебя. И отец – правильно, что не признал. Как-никак они благородные были. Зачем им поступать по чести, если честь у них и так в крови.

Знахарка развернулась на каблуках и почти строевым шагом вылетела из библиотеки.

Он нагнал ее только во дворе. Схватил за плечо и развернул к себе.

– А ну-ка объясни, что ты имела в виду?! – потребовал он, и его лицо было темно от гнева.

– Что, не понравилось? – вырвала она руку. – Правда, неприятно, когда несправедливость касается тебя, а не кого-то, кто якобы неизвестно по каким законам должен это терпеть?

– Да что ты об этом знаешь?!

– Что я знаю? Да ничего я не знаю, ведь так? Я же не из графьев как некоторые! Я годна только так, попьянствовать иногда и поваляться на сене или в кустах! Ведь так, милостивый государь? Ты болтал со мной, пьянствовал, танцевал, ухлестывал. Но никогда – никогда! – всерьез не считал равной. Можешь не отвечать, милый, и так понятно. И знаешь, что я тебе скажу? Ты точно такой же, как все эти лорды из Фьелгов, что довели даже холодные камни до того, чтобы исчезнуть с лица земли со стыда!

Ива бросилась прочь. Ворота распахнулись перед ней, и она выбежала в лес, недремлющим стражем стоящий у самых стен.

Мужчина дернулся вперед, но литые красавцы ворота мигом встали на место, не выпустив пленника.

Рыцарь со всей злости врезал кулаком по железу:

– Ну и катись отсюда, дура!

Припечатав кулаком еще раз, он развернулся и направился к замку.

Солнце скрылось за тучами, и красота залов мигом поблекла. Торн скрипнул от злости зубами. «Давай, вали отсюда! Нужна ты мне как вурдалаку телега! Проваливай, катись!» С чуть ли не зажмуренными от ярости глазами он взлетел по ступенькам. Выбрался на галерею и, до боли в пальцах сжимая камни зубцов, начал вглядываться в черноту леса. «Дура, дура!»

И ведь всего обидней было то, что она теперь действительно так и будет думать, что с ней можно только попьянствовать или на сене поваляться. А разве он считал так? Нет. И вспылил тогда не от убеждения, что нужно слепо подчиняться воле сюзерена, а как раз наоборот: считая доминирующими в этом вопросе доводы разума. Разве мало он воевал, жил, учился рядом с простолюдинами? Всю жизнь. Он прекрасно знает, что уважают только за личные качества. Но как это объяснить строптивой знахарке? Как растолковать ей то, что ему так отчаянно хочется стать этим самым – любимым и уважаемым сюзереном, и порой это желание застилает смысл, который вложен в слова и книги?

Как объяснить этой взбалмошной девчонке, что он давно уже представляет себя хозяином этих земель?

Это ответственность, и ему горько, раз кто-то посмел об этом забыть. Проклятье, девочка, что же это у нас ничего с тобой не получается?!

Рыцарь стоял на крепостной стене и до боли вглядывался в даль. «Вернись, дурочка! Куда тебя понесло? Лес вокруг. Волки. А ты даже без своих любимых зелий».

Ива летела сквозь лес на крыльях обиды и злобы, не видя ничего перед собой. Слова мужчины, друга – может, даже больше! – жгли душу как костер, на который ее уже однажды хотели отправить в преисподнюю. По крайней мере, больно от них было не меньше, чем от криков «Ведьме – пламя!».

В какой-то момент что-то показалось ей неправильным, но девушка была слишком занята своей злостью, чтобы внять слабому предостережению. И когда ее совсем неласково схватили за талию и приставили острую сталь к горлу, было уже поздно.

– Так-так-так, – раздался над ухом ехидный баритон. – Кто это у нас тут? Неужто наша очередная хозяйка?

Темные почти черные тучи заволокли небо над замком. В воздухе ощутимо веяло грозой.

«Беда, господин!» – раздалось в голове Торна. Ему не надо было доказательств. Уже мчась по крутым ступенькам со стены, он знал, в чем дело: «Попалась-таки, дурочка!» На свист из конюшни вылетел Вихрь, уже оседланный. Едва рыцарь оказался в седле, ворота распахнулись во всю ширь, как и должны перед хозяином.

Мужчина подхлестнул коня, и в шепоте леса ему почудился стук копыт за спиной – так должен он раздаваться, когда в путь выезжают с дружиной.

Ведомый неизвестно каким чувством, молодой лорд безошибочно несся к месту событий.

Конь по кличке Вихрь ворвался на поляну, полностью оправдав свое имя. Торну хватило вида сверкающего клинка у горла девушки и ее перепуганных глаз. Меч сверкнул в сумраке дня и тут же потускнел от крови. Поляна огласилась криком. Вихрь скакнул вперед, и рыцарь занес холодную смерть над головой того, кто посмел причинить боль дорогому Торну человеку. Но неужели все остальные присутствующие на поляне в бездействии это наблюдали? О нет, просто в этот момент они все были очень заняты. Призрачные полупрозрачные воины в старинных доспехах резво поднимали и опускали мечи, нанося вполне реальные раны.

Державший Иву молодчик заверещал как свинья под ножом мясника:

– Прирежу девку!

Голова девушки дернулась назад, когда тот рванул ее за волосы, открывая взгляду и клинку беззащитное горло.

В следующий миг в шею обидчика вошло стальное лезвие. Кровь волной хлынула на девушку. Другой рукой Торн успел перехватить нож в руках дернувшегося в агонии тела. Ива стояла камнем и не могла пошевелиться. Мужчина хмыкнул и уже привычным жестом закинул ее к себе в седло. Поляна разразилась ликующими воплями. Рыцарь повернулся лицом к своей призрачной дружине и потряс мечом. Торжествующие крики еще выше взмыли к небесам.

В замок они въехали как армия победителей, возвращающаяся в столицу. Все те, кто некогда населял крепость, высыпали их встречать. Горничные, лакеи, конюхи, повара, вездесущие дети, стража с крепостной стены – кого здесь только не было. Они казались бестелесными призраками, но без сомнения были еще живы. Десятки глаз смотрели на пару с немой надеждой.

Торн соскочил с седла и аккуратно снял знахарку с коня. Она уже почти оправилась от потрясения, но, глядя на такое количество призраков, робела.

Мужчина успокаивающе положил руку ей на плечо и оглядел столпившихся вокруг. Молчание грозило затянуться, но тут из числа дружинников выдвинулся рослый детина и произнес неожиданно сильным, словно поставленным для пения в храме голосом:

– Ты нас призвал, тебе и владеть.

Торн еще раз внимательно оглядел собравшихся. Ива почти бессознательно сжала на плече его руку.

– Значит, буду владеть.

Слова отзвучали в гробовой тишине, которая через миг огласилась криками восторга, радости и ликования.

Словно под рукой талантливого художника лица и тела начали обретать краски. Не прошло и пяти минут, как их уже окружали вполне живые люди. Ива наконец-то выдохнула и лбом прислонилась к плечу друга.

Загадка действительно имела очень простую разгадку. Замок обладал своей собственной волей. Многие поколения рода Фьелгов приучили его к тому, что преступления, измены, незаконные дети – это не всегда плохо. Но всему есть предел, даже столь своеобразному чувству справедливости. Однажды этот предел наступил.

– Но почему же замок появился перед нами?

Седовласый летописец откинулся на спинку стула и довольно улыбнулся:

– О, девушка, в том-то и суть. Как вы, наверное, заметили, прочитав мое повествование, замок, как это ни странно, наиболее терпимо относился к тем, кто был рожден вне брака или не от законного супруга. Думаю, дело в личности основателя замка и рода. Хозяином здесь зачастую становился не прямой наследник, а тот, кто вообще никакого отношения к Фьелгам не имел. Вернее, не имел по крови. Но не по духу. Думаю, всякого рода бастарды были просто по душе этому дому. Вы, милорд, как я слышал, будучи в призрачном состоянии, незаконнорожденный, прошу прощения, за бестактность. Как и вы, миледи. Когда вы оба оказались рядом, замок, слишком давно стоящий в забвении, на которое был обречен, не мог пропустить вас мимо. Это был его шанс вернуться к жизни.

– Неужели и волки?

– Очень похоже, – кивнул головой старый архивариус.

– Но почему все произошло не сразу? В смысле – почему колдовство развеялось не вмиг? Мы же сначала даже никого не видели.

– Замок должен был убедиться в том, что вы, милостивый государь, подходите на роль его хозяина.

– И как же он это делал?

– Почем мне судить, сударь? – Летописец развел руками. – Однако, может быть, дело в вашем отношении к другим или в ответственности? – Старый прохвост хитро улыбнулся, оставив им только догадки.

Впрочем, Ива думала, что знает истину, но … не умом, а тем, что делало ее ведуньей. Она была уверена – старый замок не ошибся в выборе хозяина.

– А кто был тот, что напал на Иву? – подал голос новоиспеченный хозяин.

– Наверное, кто-то из потомков того… последнего. У него же был сын. Замок не пустил его обратно. Скорее всего, он обосновался где-то неподалеку. А легенда передавалась из поколения в поколение.

– Но на что он рассчитывал?

– Может, на то, что вы признаете свою власть над замком, а потом откажетесь в его пользу. Или думал, коль замок уж появился, то не исчезнет. А то и просто на удачу.

– Все-таки уходишь?

Ива оторвалась от перебирания сумки, на самое дно которой были любовно уложены подаренные Торном книги по варению зелий и магии.

– Да. Ты нашел то, что так долго искал. Мне тоже пора вернуться на свой путь.

Торн подошел к ней вплотную:

– Оставайся, Ива. В конце концов, замку нужна хозяйка, а мне… и мне тоже… У нас с тобой не все было гладко, но иначе и не бывает. Мы все сумеем преодолеть.

Девушка покачала головой:

– Не думаю, что это хорошее решение. Но я ценю его. Мне кажется, Торн, у нас просто разные дороги. Замку действительно нужна хозяйка, но, по-моему, она будет совсем других кровей.

Он помолчал.

– Ты уверена? – тихо спросил потом.

– Нет, – покачала головой ведунья. – Но все же выбираю дорогу.

Мужчина тяжело вздохнул:

– В любом случае ты знаешь, что ты тут желанная гостья. А пока… пока у меня для тебя есть подарок.

– Что, еще один?! – ужаснулась знахарка.

– Не боись. Тебе понравится. – И, подхватив ее сумку и плащ, он отправился вниз. Во дворе он сгрузил все это на поленницу, а сам взял из рук подошедшего конюха поводья каурого стройноногого жеребца.

– Вот! – довольно провозгласил воин. – Это тебе.

Ива с сомнением оглядела «подарок». Нет, бесспорно, конь был великолепен. Таких пород небось у королей уже нет. Но… это был не ее вариант. Ему бы возить аристократов на парады и прогулки, но разве можно на таком красавце бедной деревенской знахарке пробираться по непролазным дорогам нашей родины?

Конь, видно, разделял сомнения девушки, потому как покосился на нее невыразимо презрительно. Да, легких путей нам не предвидится.

Ива поблагодарила довольного собственной «прозорливостью» Торна. Он подсадил ее в седло. Натянув поводья, – боги, будьте милостивы! – Ива обернулась на замок:

– Знаешь, Торн, не думай, что эта история закончена. Замок будет очень внимательно следить за своим хозяином… А тебе еще ведь предстоит жениться…