— Месть, — Кетилауг подвигал челюстью, будто пережевывая что-то твердое. — Месть. Ты пугаешь меня, друг мой Йоран.
— Не понимаю, о чем ты.
Широкая тяжелая ладонь легла на стол. Толстые пальцы забарабанили по черному дереву.
Но он знал.
Ярл и сын ярла Йоран.
Йоран, сын которого уже никогда не станет ярлом.
И он, Йоран, знает, кто в этом виноват.
— Рагнар мертв, — сказал Йоран. — Ивар, Бьёрн, Сигурд, Хвитсерк — на земле англов. Убба… — Йоран скрежетнул зубами. — Убба уплывает туда завтра. Кто сможет нам помешать? Женщины?
— Аслауг Сигурддоттир — не просто женщина. И те женщины, к которым мы пойдем, они убивали воинов.
Йоран усмехнулся.
— Мы убили больше, — сказал он. — Мы с тобой, Кетилауг, ярлы Рагнара Лотброка. Ногтей тех, кого мы убили, хватит на кусок обшивки Нагльфара [1] в локоть длиной.
— Рагнарсоны… — проворчал Кетилауг. — Они вернутся.
— А мы уйдем. У тебя есть кому присмотреть за твоим одалем [2]. Это у меня… — Йоран сжал челюсти. Даже под бородой было видно, как у него вздулись желваки на скулах.
— Уверен, что твой сын сейчас пирует в Чертогах, — сказал Кетилауг. — Он пал в бою.
— Что ж, скоро мой Визбур увидит, как я отрублю руки бабам его убийцы, — пообещал Йоран. — Ты со мной, ярл?
— С тобой, — подтвердил Кетилауг.
Пусть он больше не имел права зваться ярлом, но он им был. И отлично помнил, по чьей вине из ярла превратился в простого сёлундского бонда. Пришло время взыскать долг.
Два крутогрудых драккара скользили рядом по сизой ряби Северного моря. Открытого моря. Ни облачка земли на сотни миль вокруг. Серое море внизу, серое небо наверху. И свежий попутный ветер, гнавший корабли на восток. Солнца не видно, но я угадывал его даже без помощи солнечного камня. Как сказал когда-то Ольбарт Синеус: хорошему кормчему солнечный камень не нужен. И он был прав. Я интуитивно чувствовал и солнце, и время, и направление. И еще я знал, что непременно увижу солнце, когда оно опустится к горизонту, и знал, где я его тогда увижу. Море было моим домом. Мне не нужно было смотреть на небо через кристалл, выискивая изменение освещенности, а потом привязывая это к навигационной доске и высчитывая на пальцах направление, как это делали многие кормчие. Сбить меня с пути мог разве что шторм.
Но шторма не случится. Во всяком случае, в ближайшее время. Сконцы, когда-то сломавшие мне пальцы, не знали, что встроили в меня живой барометр. Давно сросшиеся косточки исправно предупреждали меня о перемене погоды противной ноющей болью. Но боль — ничтожная цена за возможность заранее узнать о приближающемся ненастье. Особенно если ты — в открытом море.
Хотя как раз в открытом море шторм пережить легче. Наши кораблики умеют с ним справляться. Куда лучше, чем с зубастыми прибрежными скалами.
— Хороший ветер!
Медвежонок.
Вчера он перебрался ко мне на «Клык Фреки», оставив «Змея» на попечение Оспака.
— Что не весел, брат?
И впрямь: почему я невесел?
А Бог знает… Настроение какое-то нехорошее. Предчувствие…
— Дай-ка мне руль и пойди хлебни пива! Удача с нами, брат! С таким ветром дня через два уже землю увидим! А там и свежатины поедим и повеселимся!