Мир стал войной.
Без солнца.
Земля ревела, копошились в ней трупы, как черви. Холмы кричали о смерти.
В тот день хозяин мерно шел через пустошь.
Светило растворилось в сводах мира.
Дорога из серого лабиринта дряблых скрюченных деревьев вела в море колоссальных полей.
Вечный блёклый купол исторгал дождь.
Призрачные струны спускались в поля и леса. Под небесами шторы белёсых потоков мягко скрыли местность. Бесконечные занавеси испещрили пространство.
По мокрой тропе ступал тяжело копытами вороной конь.
Склонил голову всадник, позволив воде струится в длинных чёрных волосах, из недр его души через тёмные пряди падал взор в другое время. Не расправились плечи его. Мокли черные его одежды.
Черные ткани висели, во множестве складок преломлялась ткань. Неброские ножны покоились у бедра, в них ждал меч, не ожидающий расправы, только любования.
"Что мне теперь все дворцы? Эти небеса стального цвета теперь и есть своды моего тронного зала. Весь мир теперь наш дворец…" — и не было радости в той мысли, и на печаль не осталось силы. Все ненавидел владелец этих мыслей каждый миг, и каждое мгновение топил в бессильной злобе, подобна мертвой змее была дума его.
Вдали чернели силуэты многих острых башен, вырастающих из гребня меж вершин рассечённой горы.
Там был город.
Последний город.
Человеческий глаз ничего не увидел бы отсюда.
Но очи его отражали в себе весь мир и то, чем этот мир становился.
Печаль была зрачками этих очей.
Дождь закончился, словно разошелся занавес гигантского театра, и открылся впереди пустырь, что тянулся вдаль, медленно перетекая в подошву горы и далее в склон. И все это пространство было покрыло только камнями и выгоревшей травой, которая не оживет от дождя.
"Эти поля более никогда не будут зелёными. Кончились изумруды в этом мире, никто не напишет про то, сколько сочности в них, и как они покрываются росой, что красивее всех алмазов."
Птицы не пели.
Движения не было.
Гром.
Где-то в разломе злых небес сверкнула молния.
"Дождь прошел, мертвые успокоились."
Хозяин слез с коня, и тот рухнул грудой костей и пыли, а сам обернулся неясной черной тенью и взлетел ввысь, чтобы, промчавшись над степью и предгорьем, укрыться в своей обители.
Но сделать это он желал, не будучи одним.
Здесь, среди полей, утерявших культуру и плодородие, стоял замок. Его почерневший от огня каменный прямоугольный корпус высился над ровной поверхностью мёртвой окрестности. А по углам четырехскатной черепичной крыши злобно закруглялись каменные клыки.
"Моя летняя усадьба."
Влетев в окно-бойницу, хозяин вновь преобразовался в человеческое подобие, очутившись в аскетично обставленных покоях, где кроме тяжелой дубовой кровати не было ничего.
Из мрака теней вышла девушка, с кожей бледнее больных небес, и правильными чертами, в сочетании которых читалась игривость и нежность. Каштановые кудри, полуприкрытые серые глаза, меж которых аккуратный носик, не остренький, но округленный ровно до той степени, чтобы оставаться милым, маленькие бледные губы.
И никакого румянца…
Все эти черты хозяин разглядывал с наслаждением, ибо каждая из них пробуждала в нем мысль о том, что все это принадлежит ему.
— Я ждала, — простонала с удовольствием девушка.
Туго затянутое тёмно-зелёное платье с редким золотым шитьем подчеркивало манящий изгиб тела, имеющего сбалансированное сложение.
Это тело хозяин прижал к себе своей сильной рукой.
— Насколько сильно? — прозвучал низкий бархат голоса, лениво и почти сквозь зубы.
— Люций, — с придыханием от удовольствия, которая она получала, произнося столь желанное имя, — жаль наши тела заживляют все мгновенно, — она опустила взор на свои аристократичные ручки и злобно усмехнулась, — я изодрала себя до крови, вырывала из себя куски мяса и разбрасывала по залам, поливая кровью каждый угол… Ах… и следа нет! — и вновь подняла глаза, чтобы утонуть в своем вожделении, — За пределами спектра боли было то мучение, что я испытала, ожидая тебя здесь, — с толикой отвращения, — в этой… дыре! Жажда разрывает меня изнутри даже сейчас, когда ты так близко!
Её тело крепче прижималось к статной фигуре хозяина, лицо которого полускрыто было за ровными черными прядями.
— Ни слова больше, Табия. Летим отсюда.
Теперь двое обернулись беспросветными черными сущностями и устремились прочь из замка на север, туда, где высился последний город этого мира.
Преодолев предгорье и склон, две черные тени, напоминающие хищных птиц, сквозь первый легкий снегопад летели к возвышающемуся над одной из вершин рассеченной горы черному замку.
_____
Тьма стала светом.
Разум Люция продолжал мутировать в беспокойных полуснах, в которых он проводил утро. Встав с постели резко, будто и не собирался засыпать, а лишь прилег ненадолго, но только семь часов тому назад, он оглянулся. Обнаружив себя в комнате, заполненной светом как туманом, серым и смягчающим очертания.
"Пасмурно, впрочем, как всегда…"
Подойдя к широкой трещине, тянувшейся от пола до потолка, Люций провел рукой по краю, где торчали обломки кирпичей и камней известняка. Он вытащил один отваливающийся камушек и раскрошил его об кирпич.
"Интересно, думали ли о вечности те, кто строил эту цитадель?"
Из щели были видны облака, надвигающиеся на город, несущие с собой метель и серый оттенок затмения, словно вводя сражение в сон.
"Какой кошмар… и дал я ему здесь столько воли только по той причине, что ужасающая тоска душит меня, и вот-вот я взлечу на солнце, чтобы оно сожгло меня своим теплом. Если бы было больше смысла в моей жизни, не убил бы я его в одно мгновения там, во тьме катакомб?"
— Где же мой пленник?
_____
Стена была скользкой.
Плавно скользя по ней рукой, всегда держась к ней ближе, Стратоник медленно спускался по ступеням вниз. Он был уже ниже пыточной, где его держали местные уродливые обитатели. Он взял с собой свечку и кремний, которые обнаружил рядом со своей кроватью в новых покоях.
"Теперь они держат меня более почётно. Хотят взять меня этим. Вопрос в том… насколько я действительно благороден и честен. Удивительно, каким неблагородством будет вестись на столь благородное обращение. Через какое время эти существа, возможно бывшие когда-то людьми, утрачивают способность понимать чувства и мысли человека? Эти демоны, они похожи на нас во всем, лишь с той разницей, что лучше понимают жажду и страх. Или тёмные силы, завладевшие их телами, не меняют их души, а лишь дают им проявить свою худшую сторону? Вот, почему жрецы называют демонов падшими. Они падают в темноту..."
Темнота была настолько плотной, что казалась осязаемой, и в какой-то момент начала казаться живой; Стратоник словно слышал ее мысли, переливающиеся пятнами. Тьма была абсолютной. И хотя холодный разум знал о прикосновении руки к стене, но хотел посмотреть на руку, и не было руки, а одна лишь тьма.
Она обволакивала его.
Проход.
Рука нащупала углубление в стене.
Звуков здесь не было.
"Что там дальше?"
Попробовав ногой поверхность впереди, Стратоник обнаружил, что ступени ниже продолжаются и могут привести ещё куда-то, но он решил заглянуть в этот этаж, проверив сперва его.
Спустившись на колени, он высек искру и зажег свечу.
Далее коридор вел в небольшую комнату, заполненную книжными шкафами. Это было просторное книгохранилище, вырезанное в скале, как саркофаг, но лишь для книг, их знаний и мудрости.
Шкафы были с толстыми полками, невероятно массивны, словно по духу своему созданные для обороны книг, а не их хранения, и крепились на железные штыри из пола,
Здесь кругом была пыль и затхлость.
Пройдясь меж книжных шкафов, идущий стройными рядами, он подносил свечку то к одному, то к другому фолианту, многие из них были написаны на других языках или на более древнем диалекте, который было трудно понять. Ни одного хотя бы приближенно понятного названия, какие-то названия звучали похожими на слова, произносимые жрецами в тех глубокомысленных тихих беседах, что Стратонику довелось краем уха подслушать, пребывая по своей службе в библиотеке.
Он взял одну книгу, раскрыл и обнаружил в ней монолитные тексты без абзацев и делений, местами без каких-либо знаков, буквы сливались в единый поток, измененные, вроде знакомые, но написанные иначе, теми, кто, наверное, мало был похож на современных префекту людей.
Не нашлось других ходов из этой залы.
"Нужно смотреть дальше."
И Стратоник уже хотел поспешно выйти, как обнаружил небольшое высветленное место над одним из книжных шкафов.
Засмотревшись на него, Стратоник вдруг вспомнил странное изречение, звучавшее прерывисто и твердо, и он прошептал его одними губами.
Место стало светлеть.
Застыв на месте, человек стал всматриваться в это осветление, отодвигая свой разум от наблюдения. И вскоре он ощутил, как белое пятно вмещается в единую точку, а точка внезапно распространяется на весь мир.
Шорох.
Где-то упал фолиант, который неудобно был поставлен обратно на место.
Вырвавшись из оцепенения, Стратоник увидел, как белая плита сдвинулась внутрь и слегка повернулся в одну из сторон, как открывающаяся дверь.
"Неужели сработала та техника, которой меня обучал Протелеон?"
Он быстро подошел к шкафу, взобрался по полупустым полкам. Далее с большим усилием, Стратоник подвинул плиту.
Проход был свободен. Там была тьма узкого прохода, в котором можно было передвигаться только на четвереньках.