Портал на Керторию

Глава 1

Утро 23 мая 2493 года выдалось ничем не примечательным. — так, кажется, начинался мой предыдущий опус? Ну, могу вам сообщить, что утро четвертого июля было еще посредственнее. Если это, конечно, было именно утро и именно четвертое июля, а ни в том ни в другом я большой уверенности не испытывал… На первый взгляд, это может показаться кому-то странным, ведь существуют надежные способы определения времени: часы, календарь, в окно можно выглянуть, в конце концов… Но всех этих чудесных возможностей я был лишен. Окна — по объективным причинам: на космических кораблях даже если и есть иллюминаторы, то для выяснения времени суток толку от них мало; остального же — по субъективным.

Только не подумайте, что под «субъективностью» я здесь подразумеваю некие собственные пожелания. Вовсе нет. Я только имею в виду, что текущее положение дел зависело от желаний другого человека, или точнее — керторианца, или еще точнее — герцога Реналдо Венелоа. А заключалось это самое положение в том, что я уже добрых две недели сидел на борту «Прометея». Сидел в самом неприятном смысле этого слова — на гауптвахте! В маленькой шестиметровой камере, не обремененной излишними удобствами, к коим, безусловно, относились и часы… Вообще, куда проще перечислить, что в моей камере имелось: четыре металлические стены, пол, потолок, к которому крепилась парочка никогда не гаснущих люминесцентных ламп, кровать ужасного качества, транспортер, по которому через стену подавались пища и сигареты, и деликатно отделенный перегородкой сортир (или правильнее будет назвать его парашей? — грубо, но зато соответствует действительности)… Ах да, была, разумеется, еще и дверь, которая никогда не открывалась. Что ж, убого, ничего не скажешь. Вопрос «как дошел ты до жизни такой?» выглядит как никогда уместным.

Должен признать, дать ответ прямой и однозначный было бы несколько затруднительно. Хотя если затрагивать только фактическую сторону, то тут все будет выглядеть просто, не сказать бы — примитивно.

Итак, что же произошло после волнующего финала на «Бантаме»? Это нетрудно описать в нескольких фразах. Сначала мы с Уилкинсом просто пялились несколько минут на тяжелораненую Гаэль, затем сообразили, что не худо было бы оказать ей первую помощь, и принялись за дело. Вытащили с осторожностью кинжал Вольфара, изобразили кое-какой перевязочный материал, но только майор собрался приступить к обработке раны, как появился подзабытый нами герцог Венелоа. Появился не один, а вместе с группой десантников, подоспевших тем временем с «Прометея»… На этом все и кончилось: чрезвычайно раздраженный и нелюбезный герцог в ультимативной форме потребовал от нас сдаться, и никакие мои увещевания успехом не увенчались — видимо, мой удар ломом по затылку здорово запал ему в душу… После классического поднятия рук мы с майором были доставлены под надежным конвоем на «Прометей» и помещены непосредственно на гауптвахту (по крайней мере, такова была лично моя участь). Больше никаких событий припомнить не могу, как ни пытаюсь, — ни Реналдо, ни кто-либо из его подчиненных в контакт со мной не вступал. Единственным намеком, что по ту сторону двери обо мне еще тлели воспоминания, была регулярно поступающая жратва. Как говорится, и на том спасибо…

А как же Гаэль, оставленная мной в столь трагический момент, можете спросить вы? Не волновался ли я о ней?.. Скажу честно, и да и нет. Нет — в том смысле, что за сохранность ее жизни я был спокоен. Если расположение внутренних органов у Гаэли соответствовало керторианскому (а судя по находящемуся справа сердцу, так оно и было), то рана могла быть сочтена тяжелой, но никак не смертельно опасной: максимальный вред, который мог нанести кинжал Вольфара, — это продырявленное легкое. А при наличии надлежащего медицинского ухода она уже должна была вовсю идти на поправку. В том же, что ее будут лечить как следует, я тоже не сомневался: согласно отданному Реналдо еще на станции приказу Гаэль незамедлительно отправили в госпиталь «Прометея», даже раньше, чем нас с майором. И дело тут, конечно, отнюдь не в человеколюбии герцога Венелоа (опасаюсь, таковое отсутствует у него напрочь). Даже невзирая на изрядную взвинченность, ему, как и мне, хватило одного взгляда на рану в груди живой Гаэли, дабы увидеть загадку, важность которой для всех керторианцев трудно переоценить. Так что до тех пор, пока Гаэль не выдаст свои секреты, со стороны герцога ей ничего не грозило. А зная ее характер, я готов был поддержать пари на очень невыгодных для себя условиях, что она никогда их не выдаст. Ни по-хорошему, ни по-плохому.

Но вот сами пресловутые секреты, да и вообще сложившаяся вокруг ситуация меня беспокоили. И это вновь возвращает нас к вопросу: как же я дошел до жизни, наилучшей эмблемой которой может послужить вышеупомянутая параша?..

Да уж, у меня нашлось достаточно времени, чтобы над ним поразмыслить (собственно, мое время только на это и годилось), а за две недели даже я способен допетрить до нескольких неплохих мыслей. Спешу ими поделиться.

Значит, как все было? В самых общих чертах… Со старта все выглядело так, будто кашу заварил Вольфар. Насколько я мог судить по имевшейся у меня обрывочной информации, после заключенного керторианцами соглашения о взаимном ненападении дела у герцога Рега шли неважно. Нарушать клятву против его ожиданий никто не собирался, и, окопавшись в своей практически личной звездной системе, он оказался, по сути, на обочине жизни. Такое положение никак не соответствовало его непомерным амбициям, и в итоге он выродил коварный план, результатом которого стала научно-исследовательская станция «Бантам». Станция, где после работ, занявших более четверти века, была разработана и успешно апробирована технология клонирования. Говоря языком попроще, там научились выращивать искусственного человека, в которого можно пересадить мозги, не удовлетворенные прежде занимаемым помещением. Допускаю, что первый подобный эксперимент был более чем рискованным, но Вольфар на него пошел, и у него выгорело… Теперь же станция со своими секретами, стоимость которых была очевидно неисчислима, попала в совершенно уникальное положение, но к этому я вернусь позже.

Что сделал Вольфар, когда первая часть его плана завершилась полным триумфом? Разумеется, перешел ко второй. Он принялся метаться по Галактике, проводя переговоры со многими нашими соотечественниками с целью склонить их на свою сторону в предстоящем конфликте и заодно выбирая подходящий антураж для постановки следующего акта. Тут особыми достижениями Рег едва ли мог похвастаться — из всех, к кому он обращался, поддержку ему оказал только граф Таллисто (если исходить из зафиксированных фактов). Впрочем, учитывая, что граф являлся Президентом одной из наиболее могущественных галактических республик, он был неплохим союзником. Не исключаю даже, что Вольфар неважно распорядился имевшимися у него возможностями… И уж совсем явно он ошибся с выбором места дальнейших действий и их целью, то есть мной. Причем последнее утверждение представляется мне бесспорным по той единственной причине, что я еще жив, а Вольфар уже в гробу (безусловно, это метафора — сомневаюсь, будто Реналдо взял на себя труд по погребению своего самого лютого врага; наверняка попросту выкинул тело в космос через ближайший шлюз).

Последующие события были описаны мной достаточно подробно, поэтому ограничусь принципиальной оценкой: после инсценировки Вольфаром убийства (хладнокровно перерезал глотку своему предыдущему телу — недурно, правда!) и назначения с подачи Его Высочества меня следователем по этому делу история приняла характер нашего персонального противостояния. Герцог Рег старался уничтожить меня, я — его. Что ж, преуспел я, и это был единственный момент, доставлявший мне искреннюю радость. Возможно, это немного кровожадно, но не буду лукавить — воспоминания о Вольфаре, распростершемся на полу с выбитыми мозгами, доставляли мне истинное удовольствие… Хотя нельзя не признать, я боролся с Вольфаром не в одиночку. Более того, помощь мне оказывали практически на каждом шагу, причем как соотечественники, так и окружавшие меня люди, вплоть до последнего снайперского выстрела Уилкинса…

Однако по зрелом размышлении подлинная схема событий уже не казалась мне настолько тривиальной… Однажды в беседе со Мной Принц бросил вскользь замечание о том, что план Вольфара слишком уж могуч для самого Вольфара, ведь, помимо двух указанных частей, он включал в себя еще как минимум две: развязывание конфронтации между керторианцами и людьми и использование технологии клонирования на откуп или, как сказали бы местные политики, для создания положительного имиджа. Иными словами, это был полновесный стратегический план, рассчитанный на годы вперед и учитывавший великое множество всевозможных обстоятельств. Так мог ли покойный быть автором замысла такого размаха?.. Полагаю, Принц считал — нет, и я сожалел, что не зацепился тогда за этот момент, но другие проблемы его заслонили. Теперь же, повидавшись с Вольфаром вживую, я был вынужден вернуться к данной мысли, потому как, насколько можно судить по непродолжительной встрече, с керторианских времен герцог Рег изменился очень мало. Он был по обыкновению прямолинеен, зол и достаточно решителен, но не продемонстрировал ни особой хитрости, ни гибкости. По моим представлениям, мы с покойным занимали примерно одинаковую ступень в умственном развитии (на это, кстати, намекал и мой всезнающий дядя в нашем разговоре на Антаресе). Поэтому я с большой точностью мог дать ответ на затронутый вопрос, просто примерив его на себя. И ответ тоже был бы — нет. Я и близко не в состоянии удумать нечто похожее, значит, то же относилось к Вольфару.

Тогда получалась интересная теория, которую я долгое время гнал от себя как плод воображения, заболевшего от негаснущего света и прочих печальных обстоятельств. Но так и не прогнал — слишком уж все хорошо сходилось.

Предположим, за Вольфаром стоял кто-то еще, кто-то по-настоящему хитрый и дальновидный. Почему бы и нет? Позиция у этой гипотетической личности получалась очень удобная — чужими руками раскручивается интрига, грозящая большими проблемами любому из нас и особенно тому, кто лично неприятен заказчику. Плохо ли? А еще изначально мог присутствовать расчет на смерть самого Вольфара, ведь никто ему, мягко говоря, не благоволил… Кажется немного притянутым за уши? Не согласен. Вот, например, вариант: некто нашептывает Вольфару грандиозный план, как разом можно уничтожить (или хотя бы попытаться уничтожить) всех керторианцев, тот, естественно, охотно клюет, и в результате на свет появляется станция «Бантам». Затем Вольфар предоставляется самому себе (может ломать дрова, как хочет), его закономерно раскрывают и убирают с арены, а истинный автор имеет в ожидаемом доходе станцию «Бантам», кучу неприятностей у остальных и чистые руки…

Конечно, это не более чем догадки, но достаточно реалистичные. Даже чересчур реалистичные, если посмотреть в таком ракурсе на некоторые другие события.

Как я уже говорил, многие мои соотечественники оказали мне большую или меньшую помощь в борьбе с Вольфаром: Деор, Креон, Лан, Венелоа, Принц и, естественно, мой дядя. Но если мотивы первых четверых, не исключая и вождя пиратов, у которого я теперь сидел в плену, были достаточно прозрачны, то двое последних смотрелись изрядно подозрительно… Так, например, Его Высочество, настойчиво утверждавший, что ситуация застала его врасплох, сумел распорядиться ею себе на пользу. Отрезанный от информационных источников, я не мог в точности знать, как разворачиваются события в Галактике, но при многих раскладах договор с Империей Цин, заключенный от имени Кертории, давал Принцу очень большое преимущество. А если предположить, что Его Высочество действительно изначально планировал уничтожить Вольфара и прибрать к рукам «Бантам», то нечего и говорить — это вариант, достойный его стратегического гения. Если же при стравливании меня с Вольфаром, я бы погиб (или, вернее, сначала я, а потом уже Вольфар), это едва ли сильно смутило бы Его Высочество — мы с ним, скажем так, никогда не находились в отношениях, к чему-либо обязывающих. Непонятным оставалось, правда, зачем Принц сам же намекал на такую возможность, да еще в присутствии моего дяди, ловящего подобные обмолвки, как паук беспечных мух…

Но, опять-таки например, это могло произойти в случае, если Его Высочество и господин барон выступали за одну команду. Или стали выступать как раз с того момента… Брякнул, значит, Принц такое подозрение невзначай, а в приватной обстановке дядя ему эдак спокойно ответил: «Ардварт, последите за языком. Потому что все это придумал я — да кто еще-то мог, скажите на милость? А чтоб в дальнейшем между нами не вышло конфликта, то давайте-ка переходите на мою сторону. Денег, славы и влияния на всех тут может и не хватит, но нам двоим достанется достаточно…» Утверждая подобные, на первый взгляд совершенно недостоверные вещи, я заслуживаю, как минимум, упрека в крайней неблагодарности. Как же! Дядя, который так мне помог: раскрыл самоубийство Вольфара, придумал, как до него добраться, отдал свой бесценный перстень с порталом, однажды фактически спас мне жизнь — и я еще в чем-то его заподозрил!.. Но, к сожалению, все обстояло именно так. И похуже, чем с Принцем — того я хоть, что называется, за руку не поймал. А вот дядю поймал…

Вспомним еще разок нашу беседу на Антаресе, в гостях у герцога Лана, когда дядя предложил мне план поимки Вольфара и сам же определил его как неблестящий. Хорошо, если б так, но на деле это был блестящий, прямо-таки безукоризненный провал… С чего вдруг я так решил? Главным образом потому, что дядя прекрасно знал, где находится станция «Бантам», к которой так стремился Вольфар! Тут уж неважно оттого ли, что некогда сам надоумил покойного или вычислил по косвенным данным… Господин барон знал и не особенно это скрывал, но на мой прямой вопрос отмахнулся — дескать, не хочет мне голову забивать. Конечно, если б я с «забитой» головой да взглянул паче чаяния на карту окрестностей Рэнда!.. Ведь фактически, если б я без отклонений действовал по предложенному сценарию, то получилось бы следующее: вытряхнув правду из Таллисто, мы с Уилкинсом переносимся на ожидающую нас яхту, бросаемся в погоню за Вольфаром и… безнадежно опаздываем! «Прометей», на котором в итоге шло преследование, изначально находился ближе к цели, был несоизмеримо быстроходнее и все равно успел только в самый последний момент. А нас с майором встретила бы заградительная эскадра Рэнда, мгновенно изорвавшая в клочья безоружную яхту… Нет, дядя не собирался отправлять меня на верную смерть. Для того чтобы я мог экстренно слинять, когда запахнет жареным, он и отдал мне свой портал. Но вот если бы, зная расстояния, я (что маловероятно) или Уилкинс (это уж почти наверняка) прикинули их на карте, то сразу стало бы очевидно, что Вольфара мы перехватить не успеем, и план дяди оказался бы забракован. А это могло здорово подпортить его реноме, да и вообще никак его не устраивало…

И тут встает логичный вопрос — почему? Если Вольфар все равно уже превратился в отработанный материал, то почему бы и не дать мне его прикончить?.. Признаться, этот момент давался труднее всего, но меня здорово поддерживало соображение, что решение обязательно должно быть. Ибо вне зависимости от правильности моей вновь разработанной гипотезы дядя не хотел убивать Вольфара — это факт. Иначе он бы попросту это сделал сразу, как только его расколол… Собственно, в поисках ответа, как обычно, не стоило углубляться в дебри. Просто Вольфар еще не был отработанным материалом, ни тогда, ни теперь. Только теперь было поздно… Помните, что я говорил недавно о предполагаемом доходе при проведении подобной операции? Ключевое слово тут, конечно, — «Бантам». По сравнению с обладанием станцией все остальное жухнет, как листва по осенним холодам… А что пока получилось со станцией? По большому счету она не досталась никому!

Да, положение сложилось исключительное: о местонахождении вожделенного объекта, помимо побывавших в системе, наверняка знали и дядя, и Принц, а может, и еще кто, но наложить на него руки не представлялось возможным. Секрет п-в-туннеля в эту систему умер вместе с Вольфаром, поэтому те, кто находился снаружи, не могли сюда попасть без огромного риска молниеносно десантироваться в ад. А герцог Венелоа, полностью контролировавший ситуацию по эту сторону п-в-перехода, не мог отсюда выбраться — любопытная вариация на тему собаки на сене… Бесспорно, в моем анализе не хватало нескольких важнейших аспектов, о которых я никак не мог прознать: расположение системы не только в галактической сети, но и вообще в пространстве, наличие/отсутствие поблизости других п-в-туннелей, возможности герцога и его людей по части разгадки феномена научным путем и так далее…

Но вот этим я себе голову уж действительно не забивал — как есть, так и ладно. Важно-то для моего анализа было другое: кто бы ни стоял за Вольфаром, столкнуться с подобной ситуацией он не был намерен. Ему нужна была станция, и, следовательно, расчет был примерно такой: предоставить Вольфару возможность спокойно добраться до цели, затем дать ему пофанфаронить, может даже, показать близость победы, выманить в нормальный участок Галактики и только потом уже пришить. А тут влез я со своей находкой в виде герцога Венелоа и все испортил. Что, конечно, утешало, но не слишком…

Не знаю, кому-то я могу показаться излишне щепетильным, а кому-то сентиментальным, но не добавили мне эти размышления хорошего настроения — ощущение было примерно такое, будто в дерьме повалялся (или тебя поваляли — немногим лучше)… Почувствовав, что зачастую оказываюсь на грани припадков ярости, вымещать которую все равно было негде, я почел за лучшее сменить пластинку и перейти к чему-нибудь другому…

К Уилкинсу, в частности, — с ним дела обстояли значительно приятнее. Не в смысле ясности, конечно… Вопросов было много, и куда как более серьезных. В самом деле, ситуация, когда блестяще зарекомендовавший себя кадровый офицер неожиданно выходит по собственному желанию в отставку и устраивается работать телохранителем, не выглядит естественной. Особенно если учесть, что предложенная мне аргументация данного решения явно не выдерживала критики… Ну и совсем уж странным являлось то, что знаменитый майор Уилкинс стал охранять именно меня. Почему странным? Посудите сами: когда я принимал его на службу, то наводил справки, просил рекомендации и тому подобное — это нормально, в порядке вещей. А он что же, всего этого не делал?! Ни за что не поверю — при его-то любви к доскональному знанию ситуации… В противном же случае он должен был выяснить, что работа у меня — совершеннейшая фикция, синекура или любой другой синоним для ничегонеделания. А для такой энергичной натуры это абсолютно не подходило, или, используя собственное выражение майора, «ни в какие ворота не лезло»… Да, платил я больше всех, но теперь, получше узнав Уилкинса и его отношение к деньгам, мог смело утверждать — на его выбор финансовая сторона вопроса повлиять не могла, а байки про мою маразматическую щедрость пусть рассказывает своим коллегам. Они их охотно схавают, а я — уже нет… В общем, напрашивался вывод: еще только поступая ко мне на службу — более двух лет тому назад! — Уилкинс знал, что когда-нибудь ему предстоит поработать по-настоящему! Лишний раз это подчеркивала готовность, с которой он взялся за дело и ловко навязал мне свое общество… Ну? Откуда же он, интересно, об этом узнал? И что тогда входило в его обязанности, помимо охраны меня (с чем он, надо отдать должное, справлялся превосходно)?.. Однако, невзирая на возможные ответы (а я почему-то наперед был уверен, что они мне мало понравятся), я едва ли мог испытывать к майору какое-нибудь иное чувство, кроме благодарности. За то, что рука не дрогнула…

Похожим было и мое отношение к Гаэли. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что она с самого начала откровенно водила меня за нос, преследуя в этой истории свои собственные цели, вероятно, весьма далекие от моих, но как-то не получалось у меня на нее сердиться. В конце концов, она ведь не совершила ничего, пошедшего мне во вред… Во всяком случае, так я думал, пока не вспоминал, что именно из-за нее бросился в отчаянную погоню за Вольфаром, приведшую меня туда, где я пребывал. Но даже когда я об этом вспоминал, то сразу урезонивал себя тем, что таково было мое собственное желание и винить в нем некого. Впрочем, одно наличие подобного желания убедительно доказывало, что Гаэль много для меня значит. А это было опасно и вполне могло рассматриваться как вред… С другой стороны, что в этом такого предосудительного…

Да, по предыдущему абзацу у вас может сложиться впечатление, что когда дело доходит до отношений с женщинами, я легко могу запутаться. Собственно, так оно и есть. Поэтому, несмотря на честные попытки разобраться в своих чувствах, все это мы опустим и ограничимся трезвым взглядом на проблему.

Практически ее можно изложить в трех словах: кто такая Гаэль? Но стоит за ними многое, очень многое… Исходя из непреложного факта ее анатомии, а также менее существенных деталей вроде того, что она левша и куда крепче физически, чем это можно подумать по ее изящной фигурке, напрашивался вполне однозначный вывод: она — керторианка. В то же время чистокровной представительницей моей расы она быть не могла. Во-первых, ни одной настоящей керторианке никоим образом не удалось бы покинуть родную планету, даже если сделать дикое допущение, будто ей вдруг того захотелось, и во-вторых, такой тип женщин на Кертории просто отсутствовал. Здесь я имею в виду чисто физические отличия: Гаэль была невысокой, достаточно миниатюрной брюнеткой, а все керторианки гораздо выше, крупнее, светлее, да и вообще — другие… Соответственно, оставалась единственная возможность: Гаэль была полукровкой, притом мать ее определенно была человеком, а отец — керторианцем. Вот так, ни больше ни меньше… Вопрос «кто же в таком случае отец?» хоть и представлялся мне небезынтересным, но чисто в академическом плане. Важно тут было другое… Напомню, все мы, керторианцы, оказались в Галактике, вступив в некую игру с призом в качестве королевского трона Кертории, согласно правилам которой на родину мог вернуться только тот, кто переживет остальных (впрочем, я опять не совсем точен — у этой игры было единственное правило). Каким же образом влияло на ситуацию само существование Гаэли? Кто она — новый участник, или к ней это не имеет ни малейшего отношения? А если первое, то выступает ли она на равных основаниях с остальными, и в частности, относится ли к ней наша клятва о ненападении?.. Даже принимая во внимание, что реальная перспектива возвращения на Керторию в данный момент едва ли воспринималась кем-то очень уж серьезно, все равно я не сомневался в желании всех своих соотечественников иметь точные ответы на эти вопросы, со всеми вытекающими последствиями. То есть мог возобладать подход, прекрасно известный керторианцам еще до знакомства с Человечеством: нет человека — нет и проблемы!.. Но это казалось вероятным только при условии, что Гаэль — единственный случай подобного рода, а я лично был в этом не уверен. Как я выяснил во время последних событий, прервавших мою более чем полувековую летаргию, многие из керторианцев женились. И тогда это вызвало у меня изрядное недоумение: зачем, спрашивается?.. Ну, можно понять графа Таллисто — чтобы стать Президентом, необходимо быть женатым. Но остальные? Зачем связывать себя законными узами, к которым у нас дома относились очень строго, в этом обществе достаточно свободных нравов? Единственное разумное объяснение — ради детей, их законнорожденности и всякого такого. Но, как я думал, ребенок от такого смешанного брака все равно не возможен!.. Что ж, я ошибался, и ошибка находилась прямо у меня под носом.

Надо ли говорить, все перечисленные соображения и загадки вызывали у меня определенное желание с ними разобраться. Более того, в особо мрачном настроении мне даже хотелось раздать всем сестрам по серьгам (хотя в более светлые минуты я понимал, что мне это просто не под силу)… Смягчающее же слово «определенное» в данном контексте можно рассматривать только в том смысле, что всепоглощающее, всеобъемлющее и неотвязное желание у меня было одно — выбраться из этой е…ной камеры!

Но тут мои перспективы выглядели чернее некуда. Это прямо вытекало из очередного вопроса: зачем вообще Венелоа меня сюда упек? Ответ представлялся очевидным: просто так или, скорее уж, в отместку. В качестве компенсации за подленький удар, которым я вырубил его в момент, когда он был в шаге от осуществления своей заветной мечты — убить герцога Вольфара Рега… И если в первые два-три дня я еще питал нелепую надежду, что Реналдо поступил так сгоряча и, охолонув, выпустит меня на волю, то потом пришлось поставить на этом крест. Герцог явно не собирался прощать или выслушивать какие-либо извинения (даже если бы я стал их приносить); он, наверное, с удовольствием отправил бы меня вслед за Вольфаром, но не мог этого сделать без нарушения клятвы, что, в свою очередь, было несовместимо с керторианским кодексом чести, являвшимся для него не пустым звуком. Зато уж причинить мне максимальные неудобства было вполне в его власти, и вряд ли эту позицию могло что-либо поколебать. Следовательно, теоретически я мог сидеть, пока рак на горе не свистнет — есть, кажется, такая поговорка…

Поэтому передо мной во весь рост вставал вопрос о побеге. Но только вставал… Конечно, любой нормальный супермен непременно нашел бы выход и из такой камеры, но единственное, что приходило в голову мне — это выломать дверь. Она хоть и была несколько дюймов стали толщиной, но в принципе я мог бы попробовать. А дальше что? Включится сигнализация, понабегут охранники, и почему-то я не сомневался, что у них будет приказ стрелять на поражение… Никуда это не годилось. А просочиться сквозь вентиляционную решетку или пронырнуть пару сотен ярдов по канализации — тут я пас.

Не скрою, было одно светлое пятно, моя последняя надежда. Состояла она в том, что я сохранил дядин перстень с порталом — он по-прежнему украшал безымянный палец моей руки. Как мне удалось?.. Ну, Реналдо, понятное дело, потребовал от меня сдать его вместе с оружием, но я заявил, что только через мой труп, а когда это не подействовало, добавил, что портал принадлежит, между прочим, барону Детану, и, выдвигая на него свои претензии, Реналдо может попасть в очень двусмысленное положение. Сработало — ссориться с моим дядей не захотелось даже королю пиратов, и, чуть поразмыслив, он предложил альтернативный вариант: взять взамен принадлежащий лично мне прибор, блокирующий все керторианские устройства. Отспорить это не было ни малейшего шанса, так что в итоге у меня остался портал, которым было невозможно воспользоваться — Реналдо, разумеется, не забывал поддерживать прибор Лана включенным… Непосредственно же мои чаяния были связаны с тем, что каким бы великим кудесником ни был Лан, творения его рук не питались святым духом — какие-нибудь чертовы батарейки там обязательно должны были быть. Оставалось только дождаться, когда они сядут, блокирующее поле отключится и я смогу спокойно отправиться в любое из известных мне мест по выбору… Впрочем, учитывая склонность Лана к минимизации энергетических затрат, это вполне могло произойти через век-другой.

К слову сказать, размышляя на эту тему, я набрел на любопытный вопрос: блокирует ли поле только механическую магию или естественную тоже? От нечего делать мне удалось это прояснить, все-таки я ведь тоже на Кертории родился… Короче говоря, прибор Лана естественной магии не помеха, и я это доказал, попросту ее применив. Звучит, конечно, гордо, но на деле значит, что спустя неделю более чем усердных тренировок мне удалось добиться значительного прогресса в своем сильнейшем фамильном таланте — левитации. Выражался он в следующем: я был в состоянии оторвать от твердой поверхности и в течение нескольких секунд удерживать «на плаву»… одну сигарету. Круто, не правда ли? И очень споспешествует побегу из тюрьмы…

По прочтении всего вышеизложенного у вас может возникнуть логичный вопрос: если все было так беспросветно, то почему я начал именно с четвертого июля, а не четвертого там ноября, коли уж мне пришлось бы досидеть и до тех пор? Не иначе, как в сей памятный день произошло что-нибудь эдакое. К примеру, батарейки наконец сели…

Могу сразу уточнить, что прибор Лана в этот день не отказал, но в остальном вы правы. Кое-что действительно произошло. В момент, когда я лежал на кровати и устанавливал рекорд — пытался продержать сигарету в воздухе на протяжении восьми секунд… Я был предельно сконцентрирован на задаче и даже не расслышал тихого шума пневмопривода двери, а спохватился, только когда почувствовал, что в камере есть кто-то еще. Сигарета тотчас же упала (все-таки не додержал пары секунд!) и закатилась под кровать, а я вскочил и обернулся. На пороге стояла Гаэль, собственной персоной…

Не знаю, может, кому-то это и показалось естественным, но не мне. Я стоял, выпучив глаза, и думал почему-то о том, что выглядит она нездорово: бледная, взъерошенная, нервная какая-то…

— Что вы на меня уставились, герцог?! — рявкнула она вместо приветствия. — Думаете, я в гости заскочила?

— Э-э… Признаться, мелькнула такая мысль.

— Нет! Не угадали!.. — Она судорожно взмахнула рукой, в которой я с некоторым запозданием заметил бластер. — Я зашла предложить вам прогуляться!

С такими словами она развернулась и исчезла в коридоре, а я поспешил следом — это действительно было предложение, от которого невозможно отказаться.

Выскочив в длинный коридор (гауптвахта на «Прометее» была оборудована с размахом) и едва поспевая за летящей впереди Гаэлью, я был в первую очередь озабочен вопросом: куда делись охранники? Когда меня вели в ту сторону, я прекрасно запомнил пост на входе, где дежурили трое вооруженных до зубов молодчиков… Что ж, секунд через двадцать я получил ответ: никуда они не делись. Двое сидели на своих местах по разные стороны от массивной двери, а третий лежал на полу, перегораживая проход. И, разумеется, для их покладистости была уважительная причина — сидящим мешали лишние отверстия в голове (у обоих почти по центру лба), а что случилось с лежащим, я не успел разглядеть, но и он без сомнения был мертв. Веселенькие дела… Тем временем Гаэль, по-прежнему молча, проследовала на выход, но вот в пустынном коридоре снаружи притормозила и быстро осмотрелась. Это мне не очень-то понравилось, а раздавшиеся затем слова и вовсе расстроили:

— Как нам поскорее отсюда убраться, герцог?

— Я думал, у вас есть план… — промямлил я, в свою очередь оглядываясь, — к счастью, эта область корабля была не самой посещаемой…

— У меня и был план! — опять взорвалась Гаэль. — План, как вытащить вас из камеры, черт бы вас побрал! И я надеялась, что вы за все это время были в состоянии придумать, как действовать дальше!

— Кстати, а почему бы нам не вернуться за Уилкинсом? — несколько невпопад заметил я. — Мы могли бы и его освободить…

— Могли бы! — Гаэль уже шипела. — Если бы он был на гауптвахте. Но его там нет!

— А где же он?

— Не в курсе. Да соображайте же быстрее!..

Я старался. Всякие скверные мысли относительно майора, усиленно ползшие в голову, отвлекали, но я старался… Единственный способ убраться с «Прометея» — воспользоваться порталом, но чтобы сделать это, необходимо было либо выключить блокирующее поле, либо покинуть зону его действия. Первое казалось очевидно невозможным, а второе… По словам Лана, радиус действия устройства составлял около двухсот ярдов, а протяженность «Прометея» была значительно больше. Если предположить, что в данный момент прибор находился где-то в районе носа, а там располагались и гауптвахта, и рубка, и личная каюта герцога Венелоа, то уже в середине огромного корабля путь на свободу вполне мог оказаться свободен… Мог, правда, и не оказаться, но ничего лучшего все равно не придумывалось, поэтому не прошло и двух минут, как я махнул рукой в ту сторону коридора, где по моим представлениям располагалась корма.

— Туда!

Гаэль тоже два раза приглашать было не нужно, но рвение ее показалось мне слегка чрезмерным — перед самым выходом на площадку, которой оканчивался наш коридор, пришлось даже предупредить:

— Эй! Вы бы все-таки смотрели, что ждет нас за углом!

Выругавшись очередной раз, она все же последовала моему совету, но и следующий проход был безлюден. К сожалению, следуя за ней, я был уверен, что такое везение надолго не затянется — слишком велик численно был экипаж «Прометея»…

Впрочем, на удачу грех оказалось жаловаться — продолжая наобум перемещаться по нижней части судна, мы забрели в машинное отделение, где проходы были узкими и очень запутанными. По ним, соблюдая тишину и осторожность, нам удалось пробраться незамеченными столь далеко, что я уже ежесекундно проверял портал на готовность и начал надеяться — все обойдется…

Не обошлось. Мы только миновали очередные двустворчатые металлические двери, каковые частенько встречались нам на пути, как вдруг я отчетливо услышал, что они начинают раздвигаться. До ближайшего угла мы явно не успевали, и я дернулся обратно, дабы не оказаться к потенциальному противнику спиной… И в этом плане преуспел — мы столкнулись с ним нос к носу. Точнее даже, с ними. Потому что за плечом первого офицера, выходившего из дверей (а вели они в ничем не примечательный лифт), маячила еще и рожа второго… Рожа, показавшаяся мне знакомой, и, видимо, со взаимностью — парни, будто по команде, схватились за кобуры. Но мне в связи с отсутствием оружия было проще, и я без затей нанес ближайшему свой самый надежный удар — левый прямой в туловище. Попал не очень хорошо, по ребрам, но этого хватило, чтобы парень, согнувшись, отправился обратно в лифт, за компанию сбив с ног и товарища. Однако, пока они трепыхались на полу, я как-то растерялся — по уму следовало бы их немедленно прикончить, но меня какая-то непонятная жалость одолела… В итоге я дождался, когда двери лифта беспрепятственно закроются, а затем как следует приложил кулаком в месте их стыка со стеной. Металл погнулся, дверь намертво заклинило, но все-таки это была ошибка — я не успел отойти на шаг, как услышал с той стороны поднимающие тревогу крики, и направлены они были, разумеется, в рацию, которую тут каждый носил на руке как браслет…

Гаэль, все время стоявшая поблизости с бластером наизготовку, уже открыла рот, явно собираясь заорать, но ограничилась тем, что прожгла меня взглядом и процедила:

— Что теперь? Я пожал плечами:

— Теперь мы, видимо, побежим…

— Куда, вашу мать?!

— Туда же, куда и раньше! — бросил я уже на ходу, принимая бремя лидерства в забеге…

Но теперь хорошая жизнь закончилась окончательно и бесповоротно: за следующим же углом обнаружился весьма оживленный перекресток (покинув машинное отделение, мы выскочили куда-то в район столовой), и нас тут же засекли. Человека четыре одновременно… Я просто рванулся наискосок через площадку в ближайший свободный проход, ведущий в нужном направлении, — что еще оставалось делать?..

Через несколько секунд позади раздались крики, среди которых я явственно различил «огонь!». Это невольно заставило меня обернуться, и очень вовремя — я увидел, как Гаэль разворачивается, вскидывает руку, и одна из фигур в конце коридора упала, роняя бластер и хватаясь за плечо. Через мгновение за первым последовал второй, а остальные поспешили ретироваться под прикрытие стен. Они, правда, успели выстрелить в ответ, но лучи прошли далеко от цели…

— Вы что, вообще никогда не промахиваетесь? — не удержался я.

— Уж по вам-то точно не промажу!

Намек был ясен — немедленно объясняться по вопросам вежливости я не отважился и помчался дальше… Хотя «помчался» — сказано сильно, фактически я задыхался и едва мог переставлять ноги (две недели взаперти давали себя знать, а я и до того не ходил в чемпионах по этой дисциплине), но мысль о бегущем позади бластере и вправду подгоняла…

Надо заметить, попутным результатом моих потуг не сбавлять скорость явилось достаточно легкое преодоление следующего препятствия. Оно встретилось на ближайшей развилке и представляло собой двух ребят, вынесшихся из-за угла точно навстречу нам. В силу высокой скорости сближения я не успел затормозить и врезался в корпус первого всей своей массой, что его по меньшей мере оглушило. Со вторым же на этот раз я поступил безжалостно и совершенно механически: пытаясь сохранить равновесие после столкновения, я схватился левой за его голову, а когда поймал баланс, попросту приложил противника затылком об стену. Та хоть и была обшита деревянными панелями, но сами понимаете…

Задержка оказалась недолгой, но преследователи были уже поблизости — судя по характерному шипению позади, Гаэль вновь принялась отстреливаться… Я предпочел больше не оглядываться и устремился в левый рукав, откуда выкатились последние двое, и тут в голову мне пришла мысль, едва не заставившая прекратить борьбу. Если прибор Лана, от которого мы пытались убежать, находился у герцога Венелоа при себе (так в принципе и должно было быть) — а тот после тревоги лично бросился нам на перехват (что тоже казалось вполне естественным), — то о включении портала смело можно было забыть…

Конечно, настоящий герой срочно придумал бы альтернативный способ бегства. Например, догадался бы, где на «Прометее» находятся спасательные шлюпки, и прорвался туда сквозь ряды врагов… Но я мог двигаться только по прямой, и остается благодарить судьбу, что альтернативный способ все же не понадобился. В мое последнее рассуждение явно вкрался просчет, ибо стоило мне осознать безвыходность положения во всей красе, как портал заработал (из чистого упрямства я не переставал его проверять)…

Разумеется, я тотчас остановился как вкопанный, за что был награжден чувствительным толчком в спину и слегка сдавленным вскриком:

— Совсем сдурели, что ли?!

— Задержите их на несколько секунд! Любой ценой! — заорал я, тоже не особо сдерживаясь и поспешно формируя в мозгу картинку. Предчувствуя, что долго возиться с порталом мне никто не даст, я выбрал для перемещения самый, пожалуй, знакомый объект во Вселенной: кабинет своего собственного замка на Новой Калифорнии…

К счастью, прошло без осечек: едва завершив образ, я послал порталу соответствующую команду, и в паре шагов впереди послушно замерцала арка, в искаженной перспективе которой виднелся мой письменный стол, залитый красноватым солнечным светом… Чуть не забывшись, я дернулся вперед, но вовремя одумался, обернулся (за спиной уже вовсю шла перестрелка), не слишком нежно схватил Гаэль за свободную руку и потянул за собой…

Вот так, довольно буднично, я и сбежал с «Прометея».

Глава 2

Мой кабинет совершенно не изменился за прошедшие недели: все предметы мебели и вещи располагались на привычных местах и являли собой комбинацию бестолкового беспорядка (который разводил я) и образцовой чистоты (которую наводил обслуживающий персонал). Это сыграло со мной злую шутку — на мгновение показалось, что можно просто присесть в кресло, закрыть глаза, и все случившееся безвозвратно канет в фантасмагорический, но абсолютно безобидный мир снов…

Но кануло что-то другое. А именно бластер, просвистевший над моим плечом и пробивший сдвоенное стекло. Звон осыпающихся осколков сопровождался неожиданным резким смехом, и я повернулся к Гаэли, намереваясь задать вопрос типа «зачем вы это сделали?». Но подобные слова замерли у меня на языке и быстро трансформировались в резкое:

— Прекратите истерику!

Действительно, у Гаэли тряслись руки, подрагивали губы — казалось, она вот-вот разрыдается. И хотя в свете того, что она, вполне вероятно, только что спасла мне жизнь, стоило выразиться помягче, но… понимаете, у меня резко отрицательное отношение к женским истерикам. Я их попросту пугаюсь…

К счастью, Гаэль отреагировала в нужную сторону — приподняла руки ладонями вперед, выдавила еще один смешок и пробормотала:

— Да-да, сейчас. Это пройдет… Я, знаете, первый раз… по живым мишеням стреляла. Раньше только так, в тире…

— Зато там вы, похоже, едва ли не полжизни провели! — не удержался я, и прозвучало это чуть ли не укоризненно.

— Зато у вас, герцог, слишком легкое отношение к собственной смерти! — не замедлила огрызнуться Гаэль.

Перепалку оборвал треск распахивающейся двери и восклицание:

— Ни с места!

Я узнал голос своего дворецкого и, оборачиваясь, спокойно поинтересовался:

— В смысле?

— Да в том смысле, что… — Длительная пауза, сопровождаемая выпученными глазами и прочими атрибутами безграничного удивления. В принципе — что тут особенного? Даже в конце XXV века среди людей было вовсе не принято материализоваться из воздуха посреди комнаты… Но неужели мой дядя забыл сообщить своему шпиону (будем называть вещи своими именами) такой немаловажный факт, как наличие в моем владении портала?

Поэтому на последовавшее вскоре «а, это вы, сэр» я довольно сухо спросил:

— А вы кого ожидали увидеть, Тэд?

Гаэль рассмеялась, явно приняв это за демонстрацию остроумия, но мой дворецкий совершенно серьезно пожал плечами, пряча бластер в кобуру.

— Какого-нибудь непрошеного гостя, сэр! Разве я должен ожидать, что вы будете бить стекла в собственном доме?

— Да, и верно, — немного уязвленно согласился я — холостой выстрел подозрительности вызвал закономерное раздражение…

В целом появление Тэда меня мобилизовало, ведь я и впрямь находился в родном замке, где мог полностью владеть ситуацией. Не так ли?..

Короче, через пару минут я собрался с мыслями:

— Значит так, Тэд: подготовьте доклад о том, что происходило в мое отсутствие, а пока…

— Простите, сэр!

— Что такое?

— Доклад готов.

— А-а… Ну, все равно я выслушаю его несколько позже. Пока же займитесь размещением моей гостьи, выполняйте все ее пожелания и… э-э… не отходите от нее ни на шаг.

Это было более вежливой формулировкой чуть не вырвавшегося «не спускайте с нее глаз!», что не ускользнуло ни от Тэда, ни от Гаэли. Но если мой дворецкий лишь стандартно кивнул, то девушка покачала головой с недовольной гримасой:

— Странно, герцог, что вам вообще пришла в голову мысль, будто я могу попытаться скрыться. Я пожал плечами, глубокомысленно изрек:

— В жизни случаются куда более странные вещи, — и отправился принимать душ.

В прежние времена поваляться в ванне считалось у меня необременительным развлечением, которому я частенько предавался на досуге. Но в этот раз привычного удовольствия, даже несмотря на вынужденный продолжительный перерыв, я не получил — выполняя все действия автоматически и очень рассеянно, я сперва едва не сварился в крутом кипятке, а затем попытался вымыть голову кремом для бритья. А все почему? Думал, знаете ли, думал — даже с учетом недавних тренировок это давалось только при условии полной концентрации…

Как я уже отмечал, основным моим желанием в заключении (и тут я, видимо, не блеснул оригинальностью) было выйти на свободу. Ну и вот, пожалуйста. Что дальше? Уделяя много времени разбору воспоминаний и обещаниям рассчитаться кое с кем кое за что, я не удосужился продумать свои первые шаги на воле и теперь был растерян… Да еще и мой побег в ретроспективе выглядел как-то тревожно: слишком уж он был неподготовленный, наивный… Куда смотрел Реналдо? Почему он не мчался мне на перехват с прибором Лана в руке? А где был Уилкинс? Ему в первый же день предложили прогуляться в шлюз? Такое предположение выглядело очень сомнительно — герцог Венелоа никогда бы не унизился до мести наемнику, хорошо выполнившему приказ своего работодателя… Словом, недавно высказанная мной банальность могла быть в полной мере отнесена к этому побегу, а значит, что-то за ним стояло. Что? Не знаю, но пока спасибо…

К несчастью, других выводов я сделать не мог — мне катастрофически не хватало информации. Самого общего характера: все ли живы, например, и не началась ли война в Галактике?.. Поэтому в первую очередь мне был необходим надежный источник. Тэд и Гаэль отпадали сразу: и положиться нельзя, и не должны быть достаточно информированы по логике. Нет, мне нужен был кто-то из своих, и поскорее…

С этой мыслью я завершил омовение и, стараясь не привлекать внимания (то бишь тайком), прокрался обратно наверх, в кабинет, по дороге перебрав список возможных кандидатов для небольшой дружеской беседы. Все они по разным причинам были неидеальны, но в итоге я остановился на Креоне — лишь потому, что он был последним, от кого я ожидал пакости.

Привычным движением опустившись в кресло, я не глядя включил аппаратуру и столь же автоматически чуть не щелкнул по клавише интеркома. Но не щелкнул — Тэд не должен был находиться на месте, а даже если и находился, то ему вовсе не обязательно знать о моих переговорах. Почему-то это соображение вновь вызвало у меня смутный протест, но я не позволил себе отвлекаться, сам набрал код межпланетки и заказал разговор с Вегой Прайм — удивительно простой номер Реналдо так и не стерся из моей памяти, абсолютно не предназначенной для хранения цифр…

Номер был частный, а дома герцога не оказалось. Сообщивший мне это молодой человек долго размышлял над просьбой дать рабочий, но после резонного замечания, что если мне известен секретный домашний, то скрывать являющийся общественным достоянием номер офиса немного смешно, он все же выплюнул ряд цифр… С одной стороны, такой поворот меня порадовал — очевидно, Реналдо поправился после авиакатастрофы, подстроенной покойным Вольфаром, держался в гуще событий и мог быть полезен, но с другой — я знал, как трудно добраться до главы крупной фирмы: вышел, на совещании, личный канал занят — вот три наиболее распространенных варианта отказов из примерно дюжины возможных. И чем крупнее фирма, тем более неуловимым становится ее владелец (учитывая размах банковской системы Креона, его, наверное, уже можно было приравнивать к мифическому персонажу)…

В действительности имел место не худший случай — Реналдо оказался на совещании. Это давало определенные шансы, которыми я не преминул воспользоваться. Вызывающе взглянув на немолодую секретаршу, отнюдь не поражавшую внешними данными, но зато явно наделенную темпераментом айсберга, я поинтересовался, не будет ли она любезна немедленно передать своему шефу одно недлинное сообщение. Разумеется, барышня ответила, что будет, это ее работа, но… после того, как мистер Креон освободится. Не вдаваясь в споры, я просто произнес несколько керторианских слов, и это возымело эффект — она ничего не поняла, кроме того что это пароль или по меньшей мере нечто по-настоящему важное. После чего вопрос о подождать сам собой снялся, и было лишь предложено повторить каждое слово по возможности отчетливей… Признаться, в первый момент меня слегка смутило отсутствие в ее реакции и тени удивления, но потом я вспомнил, что наше инородное происхождение больше в Галактике не тайна, и уж конечно ближайшие сотрудники Креона прекрасно знают, кем является их шеф.

Перед уходом секретарша перебросила меня на линию ожидания, смотреть в полутемный экран было скучновато, и я пытался вообразить сценку, происходящую на Веге: вот секретарша бочком протискивается в кабинет, подкрадывается к сидящему во главе длиннющего стола Креону и, наклонившись, шепчет ему на ухо. Что дальше? Изменившись в лице, Реналдо вскакивает и мчится к двери или только устало машет рукой: потом, мол, потом… Я бы на его месте побежал, но это еще не повод для обобщений. Да и сможет ли секретарша передать непонятную тарабарщину — керторианский язык в силу несхожести был трудноват для восприятия носителям английского… Хотя, по мнению того же Креона, керторианский был не так уж необычен сравнительно других распространенных земных языков: французского, скажем, или испанского, так что для человека с развитым языковым чутьем…

Тут мои размышления прервались — очевидно, и с языковым чутьем, и с человеческими качествами все оказалось в порядке. Во всяком случае, внезапно возникшее передо мной округлившееся и порозовевшее лицо Креона спокойным было не назвать — я и рта не успел раскрыть, как он уже выпалил:

— Ну и ну! Поздравляю, старик, от всей души поздравляю! Рад, что ты еще коптишь небо, как тут иногда говорят.

— Откуда ты узнал, что звоню именно я? — Его слова настолько озадачили, что я даже забыл поздороваться.

— Да я уж сразу понял… — беззаботно затараторил Реналдо, но, взглянув на меня, резко остановился и переспросил:

— Откуда, говоришь? Сейчас подумаем. Смотри: ты попросил передать следующее: «Герцог, не будете ли вы любезны уделить минутку старому другу», так? Я верно понял ужасное произношение своей секретарши?

— Верно.

— Ну а кто мог назваться моим старым другом? Не Принц же, в самом деле… Только Бренн или ты. Но барон Лаган, — Реналдо шутливо пожал плечами, — так никогда бы не сказал. Он хамло.

— Да, пожалуй, — я попытался улыбнуться дружелюбно, но получилось, по-моему, хмуровато.

— Тяжело тебе, видать, пришлось, — без обычного легкомыслия констатировал Реналдо.

— Подозрительность бьет через край? — полуутвердительно бросил я, и он усмехнулся. — Если я понял правильно, то слухи о моей участи до тебя еще не доносились?

— Почти. А какова она была?

Не самый легкий вопрос, как вы понимаете. Я постарался быть лаконичным и выделил главное:

— Вольфар Рег мертв.

— Но это не ново… — Реналдо оборвал себя на полуслове. — Или все-таки новость?

Я медленно кивнул, и Креон откинулся на спинку кресла, почти интуитивным движением ослабляя узел галстука…

— Черт, ненавижу эти удавки… Послушай, ведь ерунда какая-то получается? Или нет? Или я начинаю понимать?.. — Едва ли вопросы были обращены ко мне, поэтому я молчал, исподволь изучая Реналдо: он неплохо выглядел, достаточно естественно себя вел, но отчего-то мне казалось, что в глубине души он испытывает легкое беспокойство, чувствует себя не в своей тарелке, что ли…

Наконец череда вопросов, задаваемых исключительно себе, прервалась.

— Ранье, может, ты все-таки объяснишь, что происходило? А то мои предположения все больше дичают…

— По удивительному совпадению я собирался сказать то же самое.

— Еще скажи, что ты вообще-то за этим со мной и связался, — в тон ответил Реналдо. — Но кому-то ведь надо начинать?.. Хорошо, в роли кого-то побуду я — мне думать не надо.

Я проглотил шпильку, и он приступил:

— Итак, вернемся к моменту, когда мы болтали в последний раз. Несмотря на мое тогдашнее… гм… угнетенное со — стояние, разговор меня заинтересовал и заставил призадуматься. Правда, размышлял я, уж извини, в основном о себе — все мы законченные эгоисты, да? — и своей безопасности, но результаты могут быть тебе полезны… Выйдя из лежачего состояния, я сделал то, что должен был сделать с самого начала — используя все существующие на Веге спецслужбы, отследил каждый шаг Вольфара на своей планете с точностью до минуты. Конечно, за давностью времени это оказалось трудновато, но в целом моим исследованиям сопутствовал успех — я разобрался, кем и как была организована авария моего флаера, обнаружил и других людей, подкупленных Вольфаром. Надо отдать должное, действовал он с размахом, добрался даже до правительства… Разумеется, все счета я закрыл. — Реналдо чуть помолчал с приторно-скорбным выражением лица, а затем живо продолжил:

— Потом произошло известное выступление Принца…

— Погоди, так ты узнал что-нибудь интересное о Вольфаре?

— А-а… — он хитро прищурился. — Значит, история еще не окончилась. Так я и подумал!

— Ну и? — мрачно бросил я — нечего ловить меня на попытке скрыть то, из чего я вовсе не собирался делать тайну…

— Узнал. Особенно обольщаться нечем, но все же… Понимаешь, располагая приблизительной платежной ведомостью Вольфара, я был попросту изумлен цифрой, значившейся в графе «итог». Оказывается, только на Веге Прайм наш дохлый — как приятно знать это наверняка! — друг потратил на подкуп и прочую похабень более шестидесяти миллионов! А ведь подобную деятельность он проводил на нескольких планетах.

— Да, любопытно… — Креон, похоже, оказался первым, кто об этом задумался.

— Вот-вот! По моим прикидкам, кампания целиком обошлась Вольфару в триста-четыреста миллионов. По нашим с тобой меркам, это не такие уж заметные деньги, — «нашим с тобой» здесь было чистой вежливостью, — но у Вольфара не было большого личного состояния.

— Почему ты так уверен?. — Потому, что я знаю размер всех крупных состояний Галактики. Это, между прочим, моя работа.

Я собирался предположить, что Вольфар растратил казенные, но потом прикусил язык: во-первых, пришлось бы рассказывать Реналдо про «Бантам», а во-вторых, наверняка упомянутая сумма составляла несколько годовых бюджетов небольшой научно-исследовательской станции…

— И откуда же ему шли деньги? — с совсем не наигранным интересом спросил я, но Реналдо как будто у моего дяди учился — прежде чем выдать нечто действительно стоящее, обязательно должен был полчасика пожеманиться…

— Ну вот, тебе сразу ответ подавай! А знаешь, каково пытаться проследить прохождение денег, которых давно и в помине нет. Особенно если это самое прохождение хотят сохранить в тайне?..

— Для такого финансового монстра, как ты, это, наверное, раз плюнуть…

— Это лесть или насмешка?.. Впрочем, неважно. К сведению, если бы я плевал все время, что на это потратил, то умер бы от обезвоживания организма. — Я уже изготовился к ответу, и Реналдо взмахнул руками:

— Ладно, обойдемся без следующего раунда! Деньги Вольфару шли с… Аркадии!

— Аркадии? — изумленно переспросил я, и Реналдо хищно подался вперед:

— А ты чего ждал?

Честно говоря, я готовился услышать Фудзи, или название любой другой планеты, входящей в Империю Цин. Идея о том, что за Вольфаром стоял Принц, по-прежнему была у меня приоритетной, но вот поди ж ты… Прямо-таки трудно представить место, более отдаленное от Принца, чем Аркадия. Причем как географически, так и по духу…

— Ясно. Ждал ты чего-то другого, так и запишем… Но поспешу ответить на вопросы, которые ты вскоре задашь. Аркадия — слишком неопределенный адрес, да? Если быть конкретнее, то финансировал Вольфара «Gates of Paradise»[1] — классное название для банка, не находишь?

— Возьми на карандаш. И что же у них там за воротами?

— Ну, это второй по величине банк Аркадии, а по галактическим меркам довольно средний. Зато в лидерах по количеству грязных денег, которые там отмываются. Официально — акционерное общество, неофициально — контролируется группой местных воротил игорного бизнеса.

— Да? И какое отношение, по-твоему, они имеют к нам?

— По-моему, никакого.

— То есть?

— Скорее всего… Я говорю так, потому что точно уже не установишь… Банк действовал без всякого умысла. Им на счет вносились деньги, они их переводили по указанному адресу — ничего преступного.

— Тогда я не понимаю, к чему ты клонишь?

— Сейчас поймешь. Деньги на интересующий нас счет именно вносились, а не поступали по электронике. Улавливаешь?

По ярче разгоревшемуся румянцу и лихорадочному блеску глаз я видел, что Реналдо чрезвычайно горд своим открытием, но все еще не мог оценить его серьезности…

— Ну же, Ранье! Что такое, скажем, сто миллионов? Наличными?

— Очень много места!

— Точно! Возить такое количество денег даже в самых миниатюрных ценностях с планеты на планету — безумие! С которым никто не станет заморачиваться — всегда проще замаскироваться тем или иным способом… Так что источник неожиданного богатства Рега во плоти и крови постоянно находится на Аркадии. А кого на этой планете живо трогают наши дела? Ну, кого?

— Князя Марандо.

— Верно. Князя Марандо Д'Хур.

Это был совершенно неожиданный и непредсказуемый поворот, который мне не слишком понравился, поэтому я принялся искать аргументы в опровержение. Один приходил в голову сразу.

— Послушай, а у него-то откуда такие закрома? Никогда не слышал, чтоб Марандо числился в рядах первых галактических набобов.

— Набоб, надо же, слово какое нашел! — поразился Реналдо. — Случайно? Да, конечно, случайно… А ведь в самую точку попал. Знаешь, Ранье, Марандо — и вправду набоб. Последний, наверное, в наш век утилитаризма… Последний набоб — очень романтично!

— Черт, да говори ты толком! «Наш век утилитаризма»! Отлично сказано. Прости, наш — это чей?

Реналдо откровенно рассмеялся — сейчас разговор доставлял ему явное удовольствие. Почему же он нервничал в начале?

— Да, ты прав — процент штампов в речи очень велик: иногда это смешно, но в основном глупо… Вернемся к Князю. Говорю толком: он очень богат, и престранным образом… Я сам узнал об этом случайно несколько лет назад. Оказывается, Марандо на протяжении десятилетий занимается скупкой по всей Галактике редчайших драгоценных камней и изделий из драгметаллов. Эксперты в один голос утверждают, что его частной коллекции нет равных. Так что хоть его банковский счет и невелик — сравнительно, конечно же, — но он чертовски богат. И определить точные размеры его состояния практически невозможно, равно как и четко зафиксировать уменьшение оного на какие-то полмиллиарда… Марандо — это исключение. Оно лишь подтверждает правило, о котором я недавно говорил. Ха, кстати, еще один штамп!

— Очень рад. Но откуда у него такие суммы изначально?

— А вот этого-то я и не знаю. Марандо сидит себе на Аркадии, ни хрена не делает, и только разбрасывается «капустой»! Парадокс! — Реналдо пожевал губами в притворной задумчивости, а потом снова усмехнулся:

— Но как ты помнишь, вероятно, в стране Д'Хур вообще живут странные люди.

— Да ну?

Язвительность тона от Реналдо не ускользнула, и он покосился на меня с известным недоумением. Я помахал рукой, изображая пустую болтовню.

— Назови мне хоть одну страну, где не живут странные люди?

Мой друг обиженно насупился, сведя брови к переносице — я как-то переигрывал его сегодня на почве иронии, а это могло задеть по-настоящему… Но пока он формировал достойный ответ, нас прервали: в дверь кабинета раздался стук. Я собирался крикнуть, что занят, но вежливость с той стороны была, так сказать, чисто номинальной — непосредственно вслед за стуком дверь открылась, и в кабинет торопливо вошла Гаэль… Обнаружив, что я веду беседу, она, нисколько не смутившись, улыбнулась, приложила палец к губам и направилась в сторону стоявшего между окон кресла. Выпроваживать ее было бесполезно, поэтому я вновь обернулся к Реналдо и попросил на керторианском:

— Перейдем на родной язык!

Он только кивнул, но, видимо, это напомнило ему, что в мире, кроме нас, существуют и другие люди, а следовательно, и другие дела… Креон сразу же взял другой, более серьезный тон:

— Между нами, тебе еще счет придется оплачивать, так что излагаю факты дальше… Можешь смеяться, сколько хочешь, но стоило мне всерьез заинтересоваться личностью Князя Д'Хур, как он собственной персоной всплыл на поверхность — и опять довольно странно!.. Я уже упоминал о публичном выступлении Принца, и раз ты не всполошился, значит, подробности знаешь. Признаться, сам я в первый момент был в шоке, но на Веге к появлению «контактов третьего рода» отнеслись на удивление спокойно. Я уже начал было расслабляться, но история получила неожиданное развитие. Со мной через Камень связался Князь и сообщил, что назавтра назначает Совет. Так вот, коротко и ясно… — Тут мне стали понятны повторяющиеся намеки на странность Марандо. Для непосвященных в тонкости керторианской этики поясняю: хотя формально все находящиеся в Галактике керторианцы были в одинаковых условиях, фактически Принц все равно стоял над остальными, и такие вещи, как его прерогатива в собрании Совета, были очевидны любому. Если уж Марандо так нужен был Совет, то ему следовало обратиться к Принцу с просьбой, которую тот, опять же по негласному договору, не мог отклонить. Поступить, как было сделано, значило бросить Его Высочеству открытый вызов. А для этого надо быть как минимум странным… Взяв небольшую паузу, Реналдо продолжил:

— Вижу, оценил!.. Разумеется, в назначенный час я был на месте, как, впрочем, и все, до кого дошло известие. Не было только тебя и герцога Венелоа… Ну и Вольфара, если он к тому моменту еще был жив. — В интонации Реналдо слышался вопрос, но этот Совет происходил примерно в то же время, что и финал на станции «Бантам», поэтому я мог честно пожать плечами и поинтересоваться:

— Возможно, я забегаю вперед, но неужели вопрос обо мне и Вольфаре даже не поднимался?

— Твои слова автоматически предполагают, что, по-твоему, Марандо собрал Совет по другой причине, — отрешенно, в несвойственной себе манере заметил Креон. — А вопрос о тебе поднимался, да. Совет и начался с того, что мы с Бренном его подняли…

— Как это «мы»? Хором, что ли?

— Нет, я спрашивал, а Бренн меня молчаливо поддерживал. И вот это уж точно не повод для зубоскальства! За молчаливое согласие достается ничуть не меньше, чем за прочие разновидности — в истории тому примеров много! — Он был прав, я хватил лишку и готов был это признать… — Ладно, можешь не извиняться! В конце концов, Бренн действительно имеет тенденцию беречь свою задницу… гм… немного чрезмерно. Что же до твоей персоны, то обсуждение было кратким донельзя: Принц сообщил — ты идешь по горячему следу, а когда дойдешь, то все про всё узнают. После этого обвел собрание мерзким взглядом, под которым чувствуешь себя близким к ничтожеству, и все заткнулись…

— А барон Детан, стало быть, вообще молчал?

— Да. Вообще весь Совет. Что на него, конечно, не похоже.

Это было явное приглашение высказаться, но я его не заметил. Также помолчав, Реналдо недовольно покачал головой, но затем неожиданно подмигнул мне:

— Допустим, у тебя есть причины быть скрытным. Но хоть на один вопрос ты можешь нормально ответить?

— Да. Конечно… Смотря, правда, на какой.

— Из пары сотен выберу наиболее близкий к текущей теме. Почему Марандо, по твоему мнению, пожелал созвать Совет?

По укоренившейся привычке я стал скоренько придумывать, как бы ускользнуть все-таки от ответа, но потом сообразил вдруг, что скрывать правду никакой пользы не будет, поэтому устыдился и выложил, что думал:

— Полагаю, Марандо хотел поинтересоваться у Его Высочества: по какому праву тот заключил договор с Империей Цин от имени Кертории. И не намерен ли Принц, по крайней мере, объясниться.

— Да, — просто согласился Креон, — все так и было. Почти теми же словами. Ты меня удивляешь, Ранье. Или разыгрываешь…

— К черту! Что ответил Принц?

— О, он держался очень высокомерно. Заявил, что удивлен, ведь, дескать, думает исключительно о нашем благе.

— Как же он себе его представляет?

— А вот как: вынужденные себя обнаружить — «а рано или поздно это случилось бы», так он туманно выразился, — мы в глазах человечества ставим себя вне закона, и это может подтолкнуть наших врагов, а они есть у каждого, к самым решительным действиям. Договор же с могущественной Империей дает нам официальный статус, заставляющий себя уважать. Пусть к Цину в западной части Галактики относятся неважно, что Принцу, без сомнения, прекрасно известно, но и ссориться с Небесным Владыкой за здорово живешь никто не захочет. Поэтому он считает свой поступок… постой, как там дословно… а, «взвешенным и стратегически оправданным»!

— И что Марандо?

— Буркнул, что это колоссальная ошибка, а по каким причинам она была допущена, мы все узнаем позже… После чего убрался, и на этом Совет закончился. — Реналдо чуть помолчал, а затем вновь заговорил с заметным воодушевлением:

— Черт, я готов заключать пари, что за Вольфаром стоял Марандо! Дело шло к развязке. Князь знал это и пытался еще раз замутить воду, поссорить нас с Принцем! Как им тогда это было бы на руку, а?

— Хорошая версия, — вяло согласился я.

— Нет! Ну что ты на это скажешь?! — не унимался Реналдо, и я сказал:

— Что Марандо был абсолютно прав!

Думаю, если бы я вдруг заявил, что вижу за спиной Креона призрак его дедушки с источенным ржавчиной кинжалом в руке, он и то удивился бы меньше… Однако он явно намеревался перейти в контратаку, когда соберется с мыслями, и я решил предвосхитить спор, дабы не затягивать разговор окончательно.

— Ты не учел один нюанс. Скажи, пожалуйста, каким станет официальный статус, любезно приданный нам Принцем, если Империя Цин объявит войну Рэнду, с которым большинство стран, где мы проживаем, имеет союзнический договор? — Взгляд Реналдо был еще достаточно бессмысленен, и я ответил себе сам:

— В такой ситуации мы, керторианцы, — да и вся Кертория, если уж на то пошло! — будем выглядеть как союзники их противников. Говоря проще, как военные враги, по отношению к которым, как известно, нет запрещенных приемов.

— Ты становишься слишком умным, старик, на опасном для здоровья уровне, — наконец выдавил Реналдо, и прозвучало это совсем непохоже на шутку. И все же он криво усмехнулся:

— Неужели гены Детанов начинают брать свое?..

— Не знаю. Но определенно могу сказать другое. Марандо, хоть и вел себя весьма нагло, до конца все-таки не пошел — он только намекнул на возможность предательства со стороны Принца, а между тем говорить об ошибке Его Высочества — это курам на смех… Безусловно, его решение «взвешенно» и «стратегически оправданно». Он попросту приставил вам нож к горлу и слегка пощекотал яремную вену, а вы — дураки, прости пожалуйста! — этого даже не заметили!

— Ранье, опомнись! Ты говоришь чудовищные вещи! — Мой друг явно из последних сил пытался сохранить хладнокровие. — Ты только что обвинил Принца в измене, назвал Лана, Деора и собственного дядю дураками и в довершение предрек войну в Галактике… Чего ждать дальше?

Я промолчал, и это произвело куда более сильный эффект, нежели самая жаркая попытка защитить свою позицию — после паузы голос Реналдо звучал чуть ли не просительно:

— Ранье, но войн, настоящих войн, не было давно. Почему сейчас? Для этого ведь нужен повод. Никакие наши внутренние разборки не заставят тысячи людей палить друг в друга из пушек. Нет, если уж полномасштабная война не началась тогда, после вооруженного конфликта за обладание богатейшей звездной системой — как там ее?..

— Гонтцоль.

— Верно, Гонтцоль… Если уж тогда все помирились, то теперь для войны точно нет достаточных оснований.

— Это ты сегодня так думаешь.

— Сегодня? А завтра буду иначе?

— Вполне вероятно.

— Ты серьезно? — Реналдо отвел глаза и в смущении закусил губу. — Надо ж, а я еще радовался, как ловко раскусил Марандо. Вот, думал, какой секрет выведал!.. Дурак, верно ты сказал! Вот где настоящие загадки, — он не глядя мотнул головой в мою сторону, и я уже второй раз за недолгий промежуток времени почувствовал себя пристыженным…

— Да брось, Реналдо! Не дуйся!.. Что бы ты хотел знать?

Реналдо кивнул, как будто принимая извинения, но все же заговорил весьма язвительно:

— Ну, я бы не отказался узнать, что думает об этом Его Высочество…

— Отлично. Узнаем.

— Что-о? Как?!

— А мы его спросим.

— Как Марандо, что ли? — неожиданно догадался Реналдо.

— Да. У меня будет к тебе большая просьба: связаться со всеми нашими и сообщить, что я назначаю на завтра Совет. В полдень по времени Новой Калифорнии. Сделаешь?

— А почему бы тебе самому не… — запальчиво начал он, но неожиданно оборвал себя и улыбнулся:

— Понимаю, тебе все будут задавать вопросы!

— Разумеется. Тебе тоже.

— Но мне-то нечего будет ответить! — с торжеством заключил Креон. — Это чертовски ловко, Ранье!

Да, идея созвать Совет появилась у меня по ходу разговора еще до упоминания Креоном аналогичного поступка Марандо, и я сразу же решил попросить своего друга выступить в роли глашатая. И этим действительно отчасти объяснялась моя явно излишняя скромность — я хотел не только избавиться от необходимости юлить самому, но и избавить от нее Реналдо… Эти соображения, похоже, окончательно примирили его с моим не вполне искренним поведением, но он задумчиво заметил:

— А тебе не приходит в голову, что Принц может в этот раз проигнорировать приглашение?

— Ну нет! Это исключено! Его Высочеству наверняка будет интересно узнать, что же произошло между Вольфаром и мной. А это и будет главной темой моего выступления.

— И ты честно все расскажешь?

Достаточно оскорбительное предположение, между прочим, но я решил не возникать и утвердительно кивнул…

— Тогда, наверное, до завтра? — Я опять-таки не возражал, и Креон подмигнул мне на прощание:

— Ладно, сообщи мне как-нибудь цифру в счете за сегодняшние переговоры — вдруг ее можно будет в Книгу Гиннесса заносить?..

На этом разговор закончился, но я еще некоторое время смотрел в ставшую матовой поверхность монитора — пища для раздумий оказалась обильной. Неужели Вольфара в его авантюре направляли не Принц либо дядя (или оба вместе), а Князь Марандо Д'Хур, дотоле вовсе незаметный? А если все же первые двое — не глупость ли то, что я собираюсь сделать?..

Приподнявшись, я взглянул поверх монитора и обнаружил Гаэль, неподвижно сидящую в кресле, поджав ноги и подперев кулачком подбородок. Она смотрела на меня, что называется, буравящим взглядом и, похоже, занималась этим с самого момента прихода в кабинет… Тонко почувствовав мое замешательство (наверное, потому, что я забыл разогнуться), она рассмеялась:

— Нет, герцог, внимание противоположного пола действует на вас не правдоподобно пугающе!

— Навязчивое. — Она вопросительно заломила бровь. — Навязчивое внимание.

Гаэль чуть нахмурилась и резко сменила тему:

— Наблюдать за вами стало куда скучнее. Раньше большая часть ваших мыслей и чувств находила свое отражение…

— На лице, конечно?

— Ну почему, необязательно. В манере держаться, в характерных жестах… А сейчас вы бываете похожи на сфинкса.

— По-вашему, это плохо?

— Плохо? Да это просто отвратительно! — Неожиданно резко она выпрыгнула из кресла и подскочила к столу с другой стороны. — Герцог, вы черствеете на глазах! Как вы вообще себя ведете?!

От такого напора я только растерянно пожал плечами.

— И глаза невинные, как у дитяти!.. Конечно, зачем благодарить человека, который спас тебе жизнь? Вместо этого куда лучше сразу приставить к нему соглядатая и в открытую демонстрировать полное отсутствие доверия!

Меня неожиданно захлестнула волна гнева — сжав кулаки, я подался вперед и тихо сказал:

— Конечно, зачем благодарить? Вот себя и спросите. Потому как и ежу понятно, что исключительно ради спортивного интереса я промчался пол-Галактики и явился на станцию «Бантам»! Подумаешь, тут и говорить-то не о чем!

— М-да, извините, — Гаэль покаянно понурила голову. — Меня опять занесло. Последствия истерики, наверное…

Выдохнув сквозь стиснутые зубы, я опустился в кресло и протянул руку к интеркому, буркнув:

— Ладно, надо распорядиться. Насчет обеда…

— Я уже распорядилась.

Моя рука вновь зависла над клавишей, а на лице появились, видимо, долгожданные следы эмоций… Во всяком случае, Гаэль незамедлительно защебетала:

— Я подумала, что вы после душа наверняка захотите прилично покушать, поэтому после того, как дворецкий показал ваш замок — он мне понравился, кстати, — я попросила его распорядиться насчет обеда. Думаю, он уже готов, если повар у вас столь же хорош, как и все остальное…

— Что ж, спасибо за внимание, — прозвучало довольно сухо, и она фыркнула:

— Да уж, спасибо… Не лезьте не в свои дела — вы это хотели сказать?

— Нет, на этот раз вы не угадали. Просто за последние полвека это едва ли не первый случай, когда кто-то озаботился моим чувством голода. Я немного удивился. — Встав с кресла, я осмотрел кабинет, бросил взгляд на свой костюм (после ванны я надел первое попавшееся, каковым оказались вельветовые брюки и черный пуловер) и предложил:

— Тогда, Гаэль, не будете ли вы любезны спуститься в столовую. Я переоденусь и присоединюсь к вам минут через пять…

— Да, переодеться я бы тоже не отказалась! — с труднопередаваемым чувством заявила Гаэль. Действительно, на ней были те же черные джинсы и пиджак, что я помнил еще по Денебу IV… Почему-то я почувствовал себя неловко.

— К сожалению, у меня нет женского гардероба, как вы понимаете… Может быть, слетаем в город, в вашу квартиру?

— Поздновато уже. — И вправду, по местному времени было уже около восьми вечера. — Лучше завтра. Потерплю.

Я хотел было предложить послать в город кого-нибудь из своих телохранителей, но потом подумал, что это будет чертовски двусмысленно, и ограничился вопросом:

— В таком случае, может, и мне лучше пойти как есть?

— Да, так было бы лучше, — абсолютно серьезно ответила она и направилась к выходу.

Открыв ей дверь и спускаясь вслед по лестнице, я недоумевал. Я могу понять, что давно не менять одежду — это неприятно, крайне неприятно. Но разве станет легче, если компаньон при этом будет одет в ширпотреб, а не, скажем, в вечерний костюм?.. Нет, ну можно ли понять так называемую женскую психологию?

По лестнице мы двигались чуть медленнее, чем следовало — Гаэль ставила ноги на ступеньки с чрезмерной аккуратностью, и я с некоторым запозданием вспомнил, что какие-то две недели назад она получила тяжелейшее ранение…

— Кстати, как вы себя чувствуете?

— О, что я слышу? Неужели забота? — усмехнулась она, не оборачиваясь. — Спасибо. Неплохо, насколько это возможно. Есть еще слабость, бок побаливает от нагрузки, но в целом… Вы же знаете, регенерационные процессы идут очень быстро.

Пожалуй, это вполне можно было счесть откровенным признанием своего керторианского происхождения, и, естественно, у меня возникло желание развить тему. Но вид накрытого стола, распространяющего дразнящие запахи, меня отвлек — я против воли ускорил шаг, направляясь к своему месту… Тут, правда, вышла небольшая заминка: мои вышколенные слуги сервировали стол на двоих по всем правилам — один прибор на одном торце, второй — на другом. Стол у меня, знаете ли, как во всех приличных замках — с одного конца на другой нужно кричать… Гаэль, конечно же, не пожелала, чтобы наша беседа стала всеобщим достоянием на десять миль окрест, и ее прибор пришлось перебазировать на ближайшее место с левой стороны от меня.

После чего мы на какое-то время дружно сосредоточились на трапезе. Мой повар определенно расстарался — он вообще был хорошим малым: и как специалист (я сманил его из одного заведения для гурманов на Рэнде), и как человек. Навряд ли он мог подозревать, что я сидел в тюрьме, но на всякий случай приготовил мои излюбленные блюда, хотя они и не бросали вызова его кулинарному искусству. Обед состоял из мясного салата, мясного бульона со всякой фигней, отбивных (из мяса, разумеется) и гуся в яблоках. Последнее — факультативно, для желающих, каковых, впрочем, нашлось… В целом не слишком изысканно, но весьма содержательно. Особенно учитывая размеры порций.

В итоге, когда я попросил подавать кофе, мое желание к беседе трудно было назвать преувеличенным, чем тут же воспользовалась Гаэль, немедленно захватившая инициативу:

— А все-таки, герцог, почему вам пришла в голову мысль, что я могу попытаться сбежать, только-только оказавшись на Новой Калифорнии? И почему вы мне не доверяете?

Меня ужасно бесила эта ее манера задавать одни и те же вопросы до тех пор, пока я не дам удовлетворяющий ее ответ. Но я был в благодушном настроении, поэтому только улыбнулся:

— Ответ на первый вопрос вытекает из ответа на второй, вам не кажется?

— Кажется, — передразнила она. — Но я желала бы знать не только причинно-следственную связь!

— Многим и этого не дано.

— У вас, я вижу, настроение пошутить?

— У меня настроение попить кофе… А вот и он, кстати.

После пары глотков и затяжки любимой сигарой меня потянуло на откровенность. Или, иначе говоря, у меня не было достаточно душевных сил, чтобы кремниться и вести разговор в режиме фехтования…

— На самом деле все просто — даже странно, что вы спрашиваете. Естественно, у меня еще на «Прометее» мелькнула мысль: вы не столько меня спасаете, сколько себя самое. Ведь мой портал был единственным способом покинуть корабль и систему Бантам, где вы едва ли забыли нечто ценное… Резонно?

— Ну да, в логике вам не откажешь! — с ноткой презрения подтвердила она.

— А в мои планы не входило расстаться с вами сразу после встречи.

— Очень польщена! — каким-то странным, не то чтобы даже обычным издевательским тоном бросила она, и я поспешил свернуть тему:

— Но, конечно, если бы я вам доверял, то так не поступил. Что возвращает нас ко второму пункту, тоже как будто вполне очевидному.

— Ну-с, послушаем.

— Простите, а почему я должен вам доверять? Вряд ли такой прямолинейный подход застал ее врасплох, однако она немного поразмыслила, достав по своей привычке сигарету из пачки и вертя ее между пальцев, не прикуривая… Но, похоже, сильные аргументы ей в голову не приходили.

— Например, я вам помогала в ваших поисках. Разве нет?

— Отчего же — помогали. И даже больше, чем мешали… Но я вас об этом не просил, не так ли? — Она демонстративно промолчала, и я слегка разозлился:

— Да ни о чем это не говорит: я могу помочь своему злейшему врагу, если в будущем мне это окажется полезным для более качественного отмщения.

— Ну-у… — возмущенно начала она, но я перебил:

— Конечно, это аморально. А вы никогда не совершаете аморальных поступков… Нет, Гаэль, дайте я закончу. Шутки шутками, но вы, хоть и молоды, явно неплохо разбираетесь в принципах, на которых держится мир. Поэтому не можете не знать, что в жизни каждый сам за себя, преследует и отстаивает собственные интересы. И не пытайтесь доказывать мне, что вы — завзятая альтруистка…

— Не буду.

— Ну? Так что вы хотите? Вчера мы были друзьями, сегодня тоже, а что завтра?.. Как я могу быть в чем-либо уверен, если все, что мне известно о ваших подлинных целях и намерениях, это — ради сохранения их в тайне вы солжете не моргнув глазом?

Вопреки моим ожиданиям она не вспылила. Напротив, как-то очень спокойно покачала головой и тихо произнесла:

— Нет, герцог, вы, право, очень странный человек. Наверное, даже для керторианца… — Она чуть помедлила и пояснила:

— Иногда вы ведете себя как юнец, иногда как романтик, иногда как законченная свинья. Но вашей холодной рассудочности не может поколебать ничто — неужели это стержень вашей личности?

Я как-то не нашелся с ответом, хотя и был с ней в принципе не согласен, и Гаэль решительно выдохнула:

— Хорошо, что вам рассказать?

— Как я уже говорил однажды, начните с начала.

Глава 3

— С начала? — как будто нехотя переспросила Гаэль. — Это с рожденья, что ли?

— О да, это весьма небезынтересный факт!

— Конечно, редкое по значимости событие… Хотя больше всего оно походило на трагедию.

Сделав такое заявление, Гаэль надолго замолчала. Она наконец подожгла сигарету, не торопясь выкурила ее, допила свой кофе, достала следующую… Я не хотел ее торопить, по собственному опыту зная, как трудно вытаскивать на свет призраки прошлого, да еще и держать их в узде. Однако сидеть истуканом мне тоже поднадоело, и я применил свое излюбленное лекарство от скуки — попытался пролевитировать пару скукожившихся в пепельнице окурков. Поднять их одновременно удалось, но один тотчас же упал, взметнув облачко пепла…

— Ловко!.. Вам скучно? Не волнуйтесь, сейчас пройдет. Скоро вы поймете… Я просто задумалась немного, отвлеклась.

— Послушайте, если вам столь… м-м… неприятен этот рассказ, то можете ограничиться кратким сообщением. Намеком хотя бы.

В брошенном на меня взгляде промелькнуло нечто, похожее на признательность, но затем она вытянула губки трубочкой и покачала головой:

— Можно бы и так. Но вы-то мне рассказывали в полном объеме… Кстати, один из древних психологов заметил: люди потому так любят распространяться о своих неприятностях, что, высказывая вслух, они от них освобождаются. Но я этого что-то не замечала! А вы?

— Признаться, тоже. По мне, самый лучший способ избавиться от неприятных воспоминаний — пореже их ворошить.

— Верно. И причина та же, по которой на Кертории не существует психологов.

— То есть? — Я вовсе не предполагал развивать эту тему, но ход ее мысли показался мне парадоксальным.

— Керторианцы значительно лучше разбираются в себе, чем люди, — сообщила она как факт. — У них отлаженное веками мировосприятие, гораздо меньше склонность к рефлексии. Практически все они… или все мы тут будет уместно?.. в большей или меньшей степени психологи, даже психоаналитики. Которым никогда не потребуются услуги наемных специалистов.

Я промолчал, и ее взгляд вновь вернулся из некого туманного далека…

— Опять ухожу от темы, верно? Что поделаешь… Говорят еще, привычка — вторая натура. Какая глупость! Привычка — и есть натура. Первая, и она же восемьдесят восьмая… — Она щелкнула зажигалкой и, совершенно не меняя интонации, продолжила:

— Итак, мое рождение. Прямо с него начать не получится, придется вернуться немного назад — к личности моей матери. По отзывам людей, хорошо ее знавших — родственников, друзей, — я получила впечатление, что она была человеком своеобразным. В частности, в ней непостижимым для меня образом уживались прагматизм и авантюризм, склонность к всевозможным приключениям… Если посмотреть на ее официальную биографию, то она пристойна и пресна, как вода Великих Озер: родилась на Земле, в исторической области Канада, в богатой и во всех отношениях приличной семье. Получила хорошее образование в престижном частном колледже, окончила университет по специальности биоинженер. Получив диплом, осталась в университете, быстро сделала карьеру и к тридцати пяти годам возглавила кафедру генной инженерии, не выпустив в свет ни одного мало-мальски стоящего научного труда. Такая вот проза…

В то же время о личной жизни моей матери мои собеседники либо вообще не хотели говорить, либо бормотали что-нибудь вроде «запутанная» и тому подобное. Не более чем щадящие формулировки сами понимаете чего… Третьим сортом моя мамочка, похоже, не интересовалась — потратив кучу времени на выяснение приблизительного списка ее, скажем так, поклонников, я обнаружила там немало незаурядных личностей: известных артистов, спортсменов. Как удачно выразился однажды мой дед: «Едва ли Беатрис к тридцати годам могла нас чем-нибудь удивить…» Тем не менее она смогла. Не к тридцати, лет на шесть позже, но смогла. Мои дед с бабкой были, по их собственному признанию, шокированы, когда невзначай выяснилось, что, вернувшись из очередного рождественского отпуска, проведенного на каких-то там островах, моя мать забеременела. А надо вам сказать, что рожать без мужа в том кругу, где выросла моя мать… и я, кстати, тоже… — это совершеннейший нонсенс! Особенно если учесть, что технология борьбы с нежелательными последствиями удовольствий была моей матери известна не понаслышке…

Но мама уперлась, и хотя тогда причины ее поступка никто не мог понять, мне они предельно ясны. Безусловно, она знала, что за ребенка носит — уникального и единственного в своем роде. Более того, я убеждена также и в том, что появилась на свет не в результате чьей-то вопиющей неосмотрительности. Хотя, возможно, мне лишь приятнее так думать… Но так или иначе, по отношению ко мне мама проявила не свойственные ей внимание и заботу. Беременность протекала тяжело, но она очень пунктуально выполняла распоряжения врачей. Я собственными глазами видела ежедневник, который она завела в тот период — каждый день расписан по минутам: гимнастика, процедуры, диета, буквально любая мелочь. Вот… Дело потихоньку шло к родам, но за неделю до ориентировочного срока произошло несчастье. Возвращаясь на собственном флаере домой после очередного наблюдения у врача, моя мать угодила в авиакатастрофу. Уже при заходе на посадку управление неожиданно отказало, флаер, разумеется, упал и разбился. Знакомо выглядит, не правда ли, герцог?.. Ну, как вы наверняка уже догадались, моя мать не погибла на месте — в тяжелейшем состоянии ее доставили в госпиталь, где врачи долго и безуспешно боролись за ее жизнь. А вот меня спасти удалось…

Во время рассказа я старался ее не перебивать, но и теперь, когда она вроде бы закончила, продолжал молчать — действительно, трагическая история и нехорошо выглядящая к тому же… Что тут скажешь? Соболезнования окажутся слегка запоздалыми, а ковыряться в таком пальцами, доискиваясь подробностей, как минимум неэтично…

Тем временем Гаэль, как будто погрузившаяся в меланхолическую дрему, исподтишка внимательно за мной наблюдала и, когда заметила, что я тоже это вижу, мгновенно встрепенулась:

— Ну что, герцог, поняли вы главное?

— Вы хотите сказать, что личность вашего отца вам до сих пор неизвестна? — Если это было так, то, конечно, объясняло многое. Многое, но не все.

— Да! — неожиданно резко отрубила Гаэль, которой явно не понравилась форма моего вопроса, но потом улыбнулась и потянулась, как будто устав сидеть в одной позе. — Я расскажу вам, и что было дальше. Если принесут еще кофе, а лучше чего-нибудь покрепче…

Это было совсем не трудно — «чего-нибудь покрепче» в моем замке было навалом, хотя сам я и пользовал его крайне редко. Так что минут через пять, когда на столе появилась бутылка коньяка и очередная порция кофе, Гаэль продолжила:

— Поначалу мое детство было совершенно безоблачным. Дед с бабкой, которые меня воспитывали, были очень заботливы, потакали малейшим капризам — пожаловаться не на что… — Тут она прервалась, отхлебнув наконец из рюмки, которую прежде долго катала между пальцев. К моему удивлению, столь маленький глоток оказал необычайно мощное воздействие — слегка подскочив, Гаэль поставила рюмку и схватилась за бутылку, жадно вглядываясь в этикетку, а затем восхищенно причмокнула:

— Да, это вещь! Где вы только взяли такую древность? Даже думать не хочется, сколько он может стоить…

— Рад, что вы способны оценить это в полной мере, — совершенно искренне заметил я, и она расхохоталась.

— Да, вот это мне в вас нравится! Красиво вы живете: замок, охрана, повар каких мало, дорогущий коньяк, сигары — предел мечтаний для любого. И что? Вы хвастаетесь, гордитесь молча или хотя бы обращаете на это внимание? Нет, вам это безразлично. В другом бы заподозрила желание пустить пыль в глаза…

— Скорее всего причина в том, что я никогда не жил по-настоящему плохо.

Гаэль с сомнением покачала головой, допила рюмку без новых выражений безудержного восторга и иронично приподняла брови:

— Я тоже выросла в атмосфере богатства, но это не значит, что жизненные блага — любого рода — мне претят. Напротив, я с достаточно ранних лет сознательно культивировала в себе способность получать максимальное удовольствие от того, что предлагает жизнь. Видите ли, герцог, в какой-то период… скажем так, на заре общения с себе подобными… я чувствовала себя очень несчастной. В частной школе, где я оказалась в один момент, который трудно назвать прекрасным, скверно быть бастардом, если вам известно значение этого слова.

Я кивнул, а она налила себе еще рюмку, столь же бесцеремонно опорожнила ее залпом и потянулась за сигаретой…

— Впрочем, моя оговорка бессмысленна. Вы очень образованный человек, хотя по виду так и не подумаешь… Не говоря уже о том, что выросли в обществе, где незаконнорожденным приходится, вероятно, значительно хуже.

— В глазах общественного мнения, безусловно. А так — по-разному бывает…

— Очень верное наблюдение. Со мной тоже было по-разному. Тяжелый период, когда я ненавидела своих родителей и тряслась при одном их упоминании, прошел и сменился живейшим интересом к тем, кому я обязана своей жизнью… Своей жизнью и своей исключительностью. Конечно, причиной столь разительной перемены было осознание такой мелочи, что я вообще-то не человек! Узнала я об этом достаточно поздно, незадолго до тринадцатилетия… — Я не сдержал недоверчивой улыбки, и она тотчас вскинулась:

— А что тут не правдоподобного? Хотите сказать, что это должно было выясниться после первого же медосмотра? Странно, что в таком случае вся Галактика до недавних пор не знала, что долгожданный контакт с инопланетянами уже произошел.

— Но мы-то сознательно стереглись всевозможных медосмотров.

— Замечание принимается, — неожиданно легко согласилась она и вновь взялась за бутылку, но, поколебавшись мгновение, оставила где стоит. — Меня врачи осматривали, но только докладов о том, что они там обнаружили, не предоставляли. Мои старики, конечно, знали правду едва ли не с самого моего рождения, но от меня держали в тайне. Чтобы не травмировать нежную детскую психику… А помог, как водится, случай, тоже не из разряда приятных. Я много занималась спортом, в теннис любила играть, и однажды, неудачно упав, сломала руку в запястье…

— Удивительное — рядом! — невольно пробормотал я.

— Да, учитывая крепость наших с вами костей, это надо было умудриться… Ну, сломала и сломала. Больно, но ничего такого уж страшного. Проблемы появились, когда кости срослись за неделю… Хирург, а это был опытный врач и, помимо прочего, друг нашей семьи, явно поразился, но изо всех сил пытался сделать вид, будто так и надо. Но я серьезно призадумалась и даже решилась на серию небольших экспериментов, однозначно показавших, что регенерационные процессы протекают в моем организме в три раза быстрее, чем полагается… Дикое любопытство мне было свойственно уже тогда, поэтому смириться с существованием столь интригующей загадки я не могла и сделала самый примитивный и естественный ход: отправилась втихаря в первый попавшийся медицинский центр. Там меня, естественно, спросили: на что жалуемся, ответ я не заготовила и брякнула по примеру бабушки — сердце, мол, пошаливает. Конечно, на меня посмотрели с большим подозрением, но я настаивала и добилась того, что решили снять кардиограмму… А дальше, как нетрудно догадаться, начался настоящий цирк: долго искали сердце, налаживали аппаратуру, разводили руками, обзывали друг друга сумасшедшими, созывали консилиум. В конечном итоге, насилу от них выбравшись, я была достаточно просвещена относительно некоторых особенностей своей анатомии… О, какой скандал я закатила по возвращении домой! — Глаза Гаэли приняли мечтательное выражение, и я не удержался от ехидного:

— Точно. Донимать вы умеете!

— Бросьте, герцог! — она кокетливо захлопала ресницами. — Такие люди, как я, и делают жизнь интересной! Честно говоря, я попросту обомлел и еле выдавил:

— А вы уверены, что моя жизнь нуждается в… как бы это сказать… дальнейшем уинтересивании?

— Ну, по-моему, не считая последних полутора месяцев, она была порядком скучной.

Отчасти это была правда, но я все равно обиделся и, демонстративно обращаясь к оконному переплету, напомнил:

— Некогда мое имя занимало в рейтинге галактической популярности… том, который составляют на Рэнде… место в горячей десятке. Причем на протяжении многих лет. И даже на самой завалящей планете был хотя бы один клуб моих фанов. А еще однажды за моим боем в прямом эфире наблюдали более десяти миллиардов человек, что является доселе непобитым рекордом… Разумеется, такую жизнь можно не без оснований назвать скучной.

Когда я вновь взглянул на Гаэль, она потупилась и виновато улыбнулась:

— Да, я выступила неудачно. Признаю… — Вздохнув, она постучала ногтем по горлышку бутылки. — Может, выпьете со мной за компанию? А то пить в одиночестве — это моветон.

— Если только рюмочку.

Кажется, она удивилась, но молча налила коньяк и приподняла бокал:

— За великого чемпиона!

Вот так, и поиздевалась, и ничего не возразишь…

— Ладно, вернемся к нашим баранам, — быстро заговорила она, чуть переведя дух. — Своих стариков, хоть они и отпирались, я выпотрошила до дна, но толку, как вы уже знаете, из этого вышло мало. Разве что им пришлось отвалить приличную сумму тем докторам — чтобы они забыли о моем существовании… В результате вопрос: кто я вообще такая? — предопределил мою дальнейшую жизнь. Я и журналисткой стала поэтому — больше, чем через нас, информации проходит только через спецслужбы, но там мне, по вполне понятным причинам, делать было нечего… Естественно, сбор информации я начала с истории жизни своей матери, но о ней уже все сказано, и добавить ничего не могу. Я выяснила, к примеру, что на Канарских островах, где она якобы проводила тот достопамятный отпуск, ее и духу не было. Но где она была? Этого никто не знал. С большой долей уверенности можно только утверждать, что пределов планеты она не покидала, да и то не на сто процентов…

Короче говоря, прошлое моей матери не давало ни единой зацепки для выявления личности загадочного инопланетянина, как я его про себя называла, и это надолго завело меня в тупик. Нет, я продолжала поиски с воистину керторианским упрямством, но затея была обречена — очень трудно найти то, не знаю что. И лишь несколько лет назад, когда я впервые заметила, что возраст как будто оказывает на меня меньшее воздействие, чем на сверстников, это натолкнуло на ключ к разгадке тайны керторианцев…

— Простите, а сколько вам лет? — перебил ее я бестактным вопросом, но по какой-то смутной причине он казался мне важным.

К моему удивлению, Гаэль никак не выразила неудовольствия и, мимоходом бросив: «Двадцать восемь», продолжила свой рассказ:

— Тогда я уже повела целенаправленный поиск, стала изучать биографии галактических долгожителей, и так всплыли первые: банкир и адвокат. Их публичная карьера длилась более полувека, а выглядели они как тридцатилетние… Это навело меня на новую мысль: провести параллельно тщательную проверку наиболее видных и неординарных фигур новейшей истории, и так я набрела на Принца и великого детектива. Затем в ходе расследования выявился факт, что все керторианцы обладают физической силой, немыслимой для человека, и я взялась за знаменитых силачей. Надо ли говорить, что ваша кандидатура оказалась в этом списке на первом месте? И еще этот непобедимый борец… Если я буду рассказывать детально о каждой своей находке и о том, как все они проверялись, то придется трещать до утра, а я и так порядком устала. Но если вас, герцог, интересуют какие-то определенные подробности, то скажите.

— Пожалуй, нет. — Сразу в голову действительно ничего не приходило. — Может, как-нибудь потом.

— Интересное замечание, — она улыбнулась уголком рта и кивнула в сторону наполовину опустошенной бутылки. — Как насчет?..

— Не особенно.

— Ну и ладно, я тоже не буду… На чем мы остановились? А, можно считать, на факте: к середине прошлого года я вычислила вас всех…

— Не всех, — почти против воли поправил я.

— Ого! Вот это новость! Кого же это я прозевала?

— Если исходить из фотографий, что вы мне показывали за нашим первым обедом, то в вашем списке отсутствует барон Данферно. Он, кстати, живет на вашей родной планете.

— Такой невысокий, худощавый, русоволосый и абсолютно невыразительный?

— Очень подходящее описание.

— Тогда я его знаю. Он оставался последним, относительно кого у меня не было уверенности. Да и фотографии его у меня тоже нет…

— А вот, кстати, любопытно: как вы его-то вычислили? Чем занимается барон Данферно?

— Хрен его знает! Я наводила справки, и в итоге у меня сложилось впечатление, будто двадцать четыре часа в сутки он спит. Не понимаю, как такой персонаж вообще мог здесь оказаться. В Галактике, я имею в виду…

— В этом вы не одиноки. — Действительно, зачем тишайший барон полез в авантюру с троном Кертории, понять не мог никто, даже мой дядя.

— А познакомилась я с ним чисто случайно, почти так же, как с Вольфаром. Произошло это еще на Земле, только не в космопорту, а в театре. Я обратила на него внимание потому, что он — левша… И в итоге у меня сложилось двоякое впечатление: вроде ничего примечательного, даже признаков вашего своеобразного акцента нет, лишь нечто неуловимое в замкнутой манере держаться, высокомерных жестах… В общем, факты говорили «против», интуиция — «за». Приятно, что она меня не подвела. А с чего вдруг вас заинтересовал господин барон?

— Странный он. Никогда ни в чем не был замечен.

— Да, это удивительно само по себе.

Возникла небольшая пауза, которой я решил воспользоваться для уточнения одного момента, который Гаэль опять постаралась в своем рассказе незаметно обойти.

— Я так понял, что большую часть жизни вы провели на Земле, своей родной планете?

— Да. Мне там нравится.

— Тогда тем более. Почему вы вдруг сорвались на Новую Калифорнию?

Гаэль чуть закусила нижнюю губу и даже порозовела:

— Так и знала, что вы спросите. Ну, я могла бы соврать, конечно, но вы наверняка это почувствуете, и вам будет неприятно… Ладно, скажу правду. Как вы понимаете, мое изучение керторианцев было обусловлено не только общим интересом, но и вполне конкретной целью — узнать, кто из них приходится мне батюшкой. Но тут я не продвинулась ни на шаг — по тому, что мне было известно, не обнаруживалось ни одного подходящего кандидата… — В этот момент я мысленно облегченно вздохнул — перспектива того, что Гаэль заявит, будто во времена оны сделала свой выбор в мою пользу, вызывала у меня легкое содрогание. Впрочем, услышанное оказалось немногим лучше. — Поэтому я поставила перед собой промежуточную задачу: втереться к кому-нибудь из керторианцев в доверие, вызвать его на откровенность и увидеть их мир изнутри. Но наметить… гм… жертву было нелегко, все вы отгораживались от мира один ловчее другого, и после долгих колебаний я выбрала вас, герцог. Уж извините, но мне казалось, что с вами этот номер пройдет легче, чем с кем-либо другим…

— А что извиняться? — сухо поинтересовался я. — В точности так ведь и получилось.

— Нет, получилось не так! И я не собираюсь дискутировать по этому поводу! — с неожиданной твердостью отрезала она, но дальше заговорила как ни в чем не бывало:

— К тому же существовала и вторая причина. Видите ли, я немного ясновидящая — у меня бывают изредка своеобразные полупредвидения-полупредчувствия. В них раз за разом появлялась Новая Калифорния… Именно поэтому я не убралась отсюда восвояси, когда выяснила, что добраться до вас в вашем замке попросту невозможно. Нет, я терпеливо ждала и вот, прочитав в газете о смерти Вольфара, поняла: час пробил!

— Да уж, и впрямь — судьбоносный выдался денек!

— Шутка в стиле вашего друга майора, — прокомментировала она. — Совершенно, кстати, неостроумная. Кто знает, как жизнь повернется.

Эта во всех отношениях банальная фраза каким-то образом прозвучала в ее устах столь значительно, что у меня и в самом деле отбило охоту иронизировать на данную тему…

— Что было дальше, герцог, вам известно не хуже моего, поэтому позвольте поинтересоваться: ваше любопытство удовлетворено?

— Более или менее, — честно признался я. — Я бы не отказался узнать, что сегодня происходило на «Прометее».

— Понятное желание, — кивнула она и вздохнула. — Да и у меня, между прочим, есть к вам парочка вопросиков… Но, как вы изящно выразились, «может, как-нибудь потом»? А то я уже еле сижу, мысли совсем путаются — день был чертовски длинный…

Несмотря на то что про себя я так сказать не мог, а мы как будто прибыли из одного и того же места, в это можно было поверить: в изолированной камере я жил в режиме, отличном от всего корабля. И даже то, что внешний вид Гаэли не выдавал повышенной усталости, меня не настораживало: керторианцы очень выносливы, а организм наш устроен так, что до предела функционирует без видимых отклонений, потом же просто выключается без дополнительных предуведомлений… Мне было досадно прерывать беседу на самом интересном месте, но не спорить же?

— Ладно, тогда последний вопрос?.. Гаэль коротко рассмеялась.

— О, вы сегодня весь вечер мне льстите!.. Нет, герцог, в разительных переменах, которые с вами происходят, определенно есть и положительная сторона. Валяйте!

— Вопрос довольно скучный. И все же: почему вы не рассказали мне все это раньше?

— Могли бы догадаться, — поморщилась она. — Что вам ответить?.. Задать встречный вопрос? А зачем?.. Или сослаться на то, что я тоже недостаточно вам доверяла? Наверное, это была бы уважительная причина?

Я пожал плечами:

— Это уж вам виднее.

— Возможно. Поначалу так и было, но потом я руководствовалась другими соображениями… Разумеется, я всегда считала свою тайну важной — как же иначе! — но только после нашего с вами ужина в «Уединенных грезах» осознала, насколько она важна по-настоящему. Я внезапно обнаружила, что быть керторианкой, хоть и наполовину, не только… гм… весьма необычно, но и небезопасно. И самым разумным выглядело держать свои истории при себе, ведь иногда чужой секрет можно выдать и невольно. Вы согласны, герцог?

Честно говоря, у меня мелькнула шальная мысль: уж не понимает ли Гаэль по-керториански? Совсем ведь только что я аналогичными причинами объяснял собственное поведение Креону, и вот получился своеобразный бумеранг…

— Полагаю, эту тему можно считать исчерпанной.

— Что само по себе подразумевает целый список тем, которые считать исчерпанными нельзя, — подхватила Гаэль. — Трудно было ожидать чего-то другого.

Обычно в такие фразы она старалась вкладывать побольше язвительности, но эта прозвучала достаточно бесцветно. Видно, и вправду устала…

Я вызвал дворецкого и поинтересовался, хорошо ли ее разместили. Гаэль столь же официально ответила, что не жалуется, встала, взяла со стола сигареты, а потом лукаво улыбнулась:

— Ну и что у нас завтра, герцог? — Я как-то не сразу нашелся, и она с напускной жалостливостью попросила:

— Только не говорите, что с утра отправите меня домой, поскольку все происходящее меня совершенно не касается.

— Ладно уж, не буду, — кисло согласился я. — А вообще-то, завтра в полдень состоится Совет, после которого будет видно.

Гаэль отлично поняла, какой именно Совет я подразумеваю, и у нее явно зародились сомнения — не рано ли заканчивать беседу… Но тут появился Тэд, она утвердилась в прежнем решении, пожелала мне спокойной ночи и отправилась в спальню…

Мне же спать вовсе не хотелось, и я принялся бесцельно блуждать по замку, рассеянно отвечая на приветствия постоянно попадавшихся то тут, то там телохранителей — очевидно, после моего прибытия Тэд поднял по тревоге весь личный состав и удвоил караулы. Очень предусмотрительно. Особенно если учесть, что я его об этом не просил…

Собственно, мои мысли занимал только что завершившийся ужин. Еще накануне, сидя в камере, я прямо-таки мечтал, чтобы Гаэль объяснила мне некоторые вещи. Ну, сбылось… И что? Стало легче? Проще? Черта с два! Только еще больше запуталось. Даже не хочется приводить несметное количество новых вопросов, вертевшихся в моей голове, потому как наибольшая проблема носила иной характер…

Гаэль хотела, чтобы я ей доверял. Прекрасно. Если не пудрить себе мозги, то я хотел того же… Но мои глаза и уши советовали мне прямо обратное. Да, она рассказала о многом, и у меня не было ни малейшего основания подозревать ее во лжи, но сколько она не рассказала? И почему?.. Гаэль ведь очень тщательно контролировала себя. Это было очевидно хотя бы потому, что она перестала пить после третьей рюмки, хотя мой коньяк явно пришелся ей по вкусу. А ссылки на усталость все же могли скрывать под собой желание утаить информацию. С единственной целью — пока она не выложила мне всю подноготную, я не буду пытаться от нее избавиться… Короче говоря, она тоже мне не слишком доверяла, и пусть я того заслуживал (иногда я и сам-то себе не вполне доверял), но получался типичный замкнутый круг. Или скорее уж, собака, преследующая собственный хвост…

Подобные рассуждения окончательно увлекли меня в область метафизических проблем, где, по словам Гаэли, каждый керторианец должен чувствовать себя легко и уютно. Чушь полнейшая! За других не скажу, но мое мыслительное приспособление всегда начинало давать сбои, когда я пытался доискаться чего-то в самом себе… Например, я рассматривал гипотетическую ситуацию, что Гаэль действительно не нужна мне более в качестве источника информации. Что тогда? Я и в самом деле «отправлю ее домой»? Или нет?.. Вообще, в таком случае неплохо бы для себя решить: воспринимаю я Гаэль как компаньона, друга, в конце концов, или все-таки в первую очередь как женщину?.. Или — это уже следующая ступень — объяснить, почему я столько о ней думаю, так ли она важна для меня и моей жизни?..

Потерпев таким образом полное фиаско в теории, я силком заставил себя вернуться на ниву практики. С определенного момента меня вдруг начало грызть ощущение, что происшедший разговор был не столь уж бесполезен. Было, было нечто такое, что могло сразу расставить все на места. Подчас мне казалось, что я просто смотрю на это в упор, смотрю и не вижу! Такое чувство — близок локоть, а не укусишь! — изводило меня ужасно, я еще долго перебирал в памяти разговор, фразу за фразой, но безрезультатно.

И лишь потом, уже лежа в кровати (где я битый час ворочался без сна), я вдруг нашел ответ на один вопрос из предыдущей партии. Насколько для меня важна Гаэль? Ха-ха… Если принять к сведению, что весь вечер накануне столь ответственного мероприятия, как Совет, я так или иначе потратил на ее персону, то придется констатировать — Гаэль вполне может быть приравнена к центру моей личной Вселенной. Придя к столь устрашающему выводу, я решил спешно продумать завтрашнюю линию поведения на Совете, а заодно и возможные варианты развития событий. И тотчас благополучно заснул…

А между тем пошевелить извилинами явно следовало. Выяснилось это непосредственно по пробуждении, осуществленном моим дворецким посредством тряски за плечо (хотя вернее было сказать — ударов)… Разумеется, открыв глаза, я был взбешен:

— Какого дьявола, Тэд?! Вам что заняться нечем? На его круглом лице не промелькнуло и тени эмоций, но ответил он с подчеркнутой вежливостью:

— Вам звонят, сэр. Совершенно неотложно.

— Что вы говорите? И с каких пор это стало поводом для того, чтобы меня будить?

— Вас ждет ваш дядя, сэр, — сказал он таким тоном, будто это все объясняло.

Ну, кое-что это и впрямь объясняло — я рассвирепел пуще прежнего. Но, выскочив из постели, заметил вдруг, что как-то в спальне подозрительно светло…

— Который час?

— Половина одиннадцатого, сэр, — за едва уловимую нотку иронии Тэд чуть не схлопотал по морде. Меня остановило только предположение о том, что могло иметь место, если б он меня не разбудил. Проспать самим же назначенный Совет, потом пойти и застрелиться…

Не говоря больше ни слова, я направился к двери. Тэд последовал за мной и, когда я не свернул на ведущую к кабинету лестницу, окликнул:

— Но сэр?.. Ощерившись, я обернулся.

— Надеюсь, я имею право умыться? — Тэд заметно порозовел и даже отступил на шажок назад… — Передайте: пускай-ка перезвонит через полчаса!

Конечно, походило на хамство. Да что походило, оно самое и было. Причем продиктованное отнюдь не желанием хоть немного прочистить мозги со сна. Нет, я просто ясно выражал свое отношение…

Принимая душ и наскоро бреясь, я решал вопросы посложнее, чем какой костюм сегодня надеть. Полностью полагаться на интуицию и импровизацию в предстоящем разговоре — маразм; не заметишь, как выложишь все, что знаешь, и даже сверх того. Нужна была стратегия, но так как тягаться с дядей во всех без исключения смыслах мне было трудно (кроме разве что абсолютно бесполезного на данный момент размера кулаков), я решил обойтись без тонкостей. Вопросы игнорировать и вообще вести себя по принципу: лучшая оборона — это атака…

Потом, правда, пришлось вернуться к костюму, но я не стал выкаблучиваться — надел черное и красное, свои родовые цвета, и поднялся в кабинет, давая себе малое торжественное обещание: немедленно уволить дворецкого, если он не подал мне кофе. Что ж, кофе на столе стоял, но все равно насчет увольнения стоило подумать всерьез…

Дядя, соблюдая пунктуальность, не заставил себя ждать, чем разрушил едва теплившуюся у меня иллюзию, будто, получив столь нелицеприятное послание, он перенесет разговор на после Совета или еще куда подальше… Но нет, ему нужно было повидаться со мной до — это даже мне было понятно. Получив же предупреждение о вызове от Тэда, я несколько секунд гадал: попытается ли дядя изображать свое обычное добродушие? Нет, ничего подобного. Более того, он даже изменил своей привычке одеваться весьма неброско и вырядился по-керториански: расшитый золотом камзол, плащ, тонкие перчатки. Только шпаги не хватало… Впрочем, и без нее он выглядел достаточно грозно, с места в карьер заявив:

— Твои поступки выглядят вызывающе, Ранье! Я едва не начал оправдываться, но вовремя вспомнил свою стратегию и холодно усмехнулся:

— Так мы теперь здороваемся!.. Что ж, интересно послушать, какие поступки вы имеете в виду?

Пожалуй, так мог бы сказать Принц — и впервые в жизни мне удалось дядю смутить. Добрые полминуты он смотрел на меня расширившимися глазами, и я почувствовал прилив гордости…

— Перечисляю, — господин барон сбавил напор, но хорошо закаленная сталь в его голосе оставалась. — Ты даже не поставил меня в известность о своем возвращении. Вместо этого ты, наплевав на все традиции, назначил Совет и опять-таки ни с кем не посоветовался. А в довершение всего — хамишь!

Довольно слабая речь для моего дяди. Да он и сам, похоже, остался недоволен… Я же скромно помолчал, а потом согласился:

— Вы как всегда правы. Действительно, мои поступки выглядят вызывающе. — От такой борзости он онемел, что дало мне возможность продолжить:

— Но ваши-то обвинения, извините, смешны. С кем это я должен был посоветоваться? С вами, надо полагать?

— Да нет, с папой римским, — поддержал он мой тон, но я не отступил:

— Верно. Тот не стал бы в очередной раз выставлять меня идиотом!

Я ожидал, будто он вспылит или хотя бы пройдется, что меня выставлять идиотом и не надо, но дядя вдруг разительно переменился. Он оставил обличительность, как-то даже внешне обмяк, сразу став похож на себя обычного…

— Ага! Вот мы и добрались до истинной причины, — он довольно улыбнулся. — У тебя есть претензии. Но когда мы расстались у герцога Лана, между нами все было улажено, из чего с неизбежностью следует, что они появились потом.

Он замолчал, я ответил тем же — меня ни о чем не спрашивали.

— Хорошо, Ранье, — спокойно кивнул он. — В чем же суть?

— Неужели не догадываетесь?

— Да, ты научился ставить собеседника в тупик, поздравляю. Несколько неожиданно, надо признать… — Буркнутая сквозь зубы похвала была, не скрою, очень приятна, но я не принял ее всерьез — на тот случай, если это уловка…

А не исключено, что она и была, ибо господин барон явно ожидал ответа — предположение, будто ему может понадобиться собраться с мыслями, не выдерживало критики. После новой паузы его голос зазвучал задумчиво:

— Сказать, что для меня твои слова — несказанные — как снег на голову, не могу, выйдет ложь. А излагать предполагаемые претензии к самому же себе — вроде как нонсенс! — он подмигнул и рассмеялся. — Ну ничего, я уж как-нибудь извернусь! Наступлю слегка на собственную гордость — хоть это и болезненно, ты прав, — и скажу: мой мальчик, мне нужно, чтобы ты выложил все сам. Сделай, пожалуйста, такое одолжение!

Пока он все это говорил, мне пришло в голову еще одно достоинство линии, которую я проводил: отлично удавалось потянуть время, а его, между прочим, было крайне мало. Но после неожиданной просьбы об одолжении отделаться чем-нибудь незначительным стало уже невозможно. Я тоже отбросил казенность:

— Собственно, суть можно уместить в одну фразу: вы не хотели, чтобы я убивал герцога Рега, хотя и утверждали обратное!

Я бы не взялся предсказать дядину реакцию, но все равно его хладнокровие меня поразило. Особенно вкупе со словами…

— Очень тяжелое обвинение. Дивлюсь, как ты смелости набрался! И почему же я так поступил?

— Это очень просто, как вы любите говорить. Вам нужна была станция. Разве нет?.. Поэтому вариантом с минимальными потерями был тот, при котором уверенный в близкой победе Вольфар сам вернул бы «Бантам» в Галактику. Выложил, можно сказать, вам с Его Высочеством на блюдечке. Тогда бы и пришла пора его убрать! А я с какого-то момента вам только обедню портил! — Я слегка завелся, поэтому усмехнулся и повертел пальцем у виска. — Да, вам сейчас, конечно, стоит порекомендовать мне принимать транквилизаторы! Ну, давайте, переверните все с ног на голову!

— И не подумаю! — медленно отчеканил он.

— Потому что я жестоко оскорбил вас в лучших чувствах?

— Нет-нет. Просто ты абсолютно прав, Ранье. Тут уж я растерялся, а он разглядывал меня, чуть склонив голову набок.

— Да, твоя реакция забавна. Сам не верил, что ли? Или удивлен моим цинизмом?.. Видишь, уже не знаю, чего от тебя ждать. Дожили. — Несмотря на якобы расстроенный тон, он, казалось, был доволен. И его дальнейшие слова косвенно это подтвердили. — Ситуация принимает интересный оборот, кто бы мог подумать… Да, мои недавние просьбы были совершенно неуместны. У тебя действительно был единственный повод обвинить меня в… гм… неискренности, и с тем же успехом я мог сделать это сам. Но тогда я спрошу тебя о другом. Спрошу как разумного человека…

Итак, ты верно просчитал план, который мы разработали с Его Высочеством. Честь и хвала. Я даже молча принимаю упрек, что мы могли бы тебя в него посвятить. Но, помимо этого, план был хорош. Он обещал прекрасные результаты: в том числе, и мертвого Вольфара, и секрет технологии клонирования… Но тут, по твоему классному выражению, на обедне замаячил ты. И тебе удался исключительный ход, вообразить который мы не смогли: привлечь герцога Венелоа и его «Прометей»! Почти гениально!.. Но теперь ответь мне: чего ты добился?

На этот раз я издалека почувствовал, куда он клонит, и был во всеоружии:

— Я убил Вольфара Рега. Спас девушку, которая мне дорога. Для меня — это удовлетворительный результат.

Я выждал, пока он изготовится сообщить, что мелко, дескать, плаваю, и рассмеялся:

— А драгоценная технология? Как же можно было ее проворонить? Да, дядя?

К моему удивлению, он вдруг вновь окаменел и на полном серьезе поднял руки — традиционное признание поражения.

— Можешь дальше не говорить — я разбит. Но мне уже было не остановиться.

— Станция никому не досталась, верно? Ни Вольфару, ни вам. Но на данный момент наиболее предпочтительными выглядят шансы герцога Венелоа и мои. И это отнюдь не заставляет меня страдать!.. Вам разве никогда не приходило в голову, что я могу захотеть станцию просто-напросто себе?!

Слушая меня, дядя монотонно кивал с полузакрытыми глазами, а затем повторил:

— Я же сказал — все ясно! Аргументация сильная и весьма разумная, ничего не возразишь. Но не пытайся обманывать обманщика!

Я изобразил было недоумение, но он только пренебрежительно отмахнулся:

— Прекрасно ты меня понимаешь — теперь я в этом не сомневаюсь! Я сам виноват, проявил непростительную тупость и недооценил твоих, мой мальчик, способностей. Нужно было вести себя по-другому… — Порцией самокритики дядя вновь как будто поднял себе настроение и бодренько заявил:

— Сейчас, конечно, уже поздно.

Я мельком посмотрел на циферблат рядом с монитором и чуть не подскочил — без восемнадцати двенадцать!

— Да, за разговором с интересным человеком время пролетает незаметно, не так ли?.. Осталась только одна маленькая деталь — мой портал!

— Что ваш портал? — Я решил, что самый момент прикинуться придурком.

На этот раз дядя принял предложение и ответил как младенцу, с легкой журящей интонацией:

— Ну, например, не хочешь ли ты мне его вернуть?

Разумеется, я не испытывал ни толики подобного желания, но до сих пор не придумал и зацепки для отказа. Брякнул, что в голову пришло:

— А разве вы не попросили герцога Лана сделать вам запасной? Хотя бы на тот случай, если я не успею воспользоваться вашим под огнем эскадры графа Таллисто?

— А даже если так?

— Тогда зачем вам два?

Дядя поскреб подбородок, а затем пожал плечами:

— Ну, нет так нет! Но, черт возьми, ты настроен оч-чень решительно, Ранье!

Тут безо всякого предупреждения он разорвал контакт, а я машинально встал и направился к сейфу, где лежал Камень… И престранное у меня при этом было ощущение, доложу я вам. Вроде радоваться должен: грамотно провел разговор, моя бредовая гипотеза блестяще подтвердилась к тому же… А на самом деле я боролся со смятением, из последних сил поддерживал пресловутую решимость. Ведь не угрожал мне дядя, не агитировал, даже почти не высмеивал против обыкновения. Лишь намекнул — достаточно прозрачно, впрочем, — что я кладу на тарелку больше, чем способен съесть, и, главное, сам об этом знаю… И что уж самое неприятное, я действительно об этом знал!

Открыв сейф, я обнаружил Камень на месте (а было бы забавно, если бы он вдруг пропал…), но тут в мой кабинет вновь постучали. Признаться, я удивился: это очевидно была не Гаэль — иначе дверь бы уже распахнулась, и скорее всего не Тэд… Прикрыв дверцу сейфа, я разрешил:

— Войдите.

Вошел Гэлли — один из наиболее опытных (как по возрасту, так и по стажу работы у меня) телохранителей. Среди остальных он пользовался заметным авторитетом… Мое удивление возросло настолько, что я сказал:

— Доброе утро, Гэлли! В чем дело?

— Добрый день, сэр. Видите ли… — он замялся, и я слегка опомнился:

— Побыстрее, пожалуйста! Я очень занят вообще-то.

Так что если это надолго, то лучше потом!

— Да нет, сэр. Как будто нет. — Гэлли непроизвольно вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал:

— Ребята беспокоятся, сэр. Послали меня спросить, что случилось с нашим командиром?

— А-а… — протянул я, совсем не готовый к такому вопросу. Тем не менее врать явно не стоило. — Не знаю.

То есть что случилось — знаю, а вот что сейчас — нет… Скорее всего майор жив. Он остался там, откуда мне удалось сбежать. Бежал я в большой спешке.

Последнее я добавил при виде того, насколько нелюбезным стало лицо Гэлли. Однако он кивнул, как будто услышал положительный ответ…

— Простите, сэр, но… Вы собираетесь предпринять что-нибудь по этому поводу?

Как вы знаете, и в мыслях не имел. Но такой ответ не казался пристойным даже мне самому… Пришлось уклониться:

— Пока я еще не успел об этом подумать. Гэлли едва заметно вздохнул:

— Конечно, сэр. Ребята просили передать, что если понадобится их помощь — любая, сэр! — то вы можете на нас рассчитывать. Безо всяких там дополнительных премий!

— Учту. Спасибо!

Гэлли отдал честь и выразительно покосился в сторону двери.

— Да, да, идите!

Он развернулся, а я пригляделся к часам на столе — вроде еще без семи — и окликнул:

— Гэлли!

— Да, сэр?

— А что ваш новый командир?

На его лице отразилось непонимание — чертовски раздражающая у военных привычка отвечать только на вопросы, заданные в лоб…

— Ну, как бы вы его оценили?

Гэлли явно чуть не сообщил, что не привык обсуждать старших по званию (с еще более старшими, разумеется), но выбрал более дипломатичную форму:

— Компетенция майора Грэхема не вызывает сомнений, сэр.

— А что вызывает?

Гэлли чуть покраснел и потупился, но решительно выдвинул подбородок:

— Он — опасный человек, сэр.

Это было не совсем то, что я предполагал услышать. И не новость к тому же…

— Да вы все как будто не дети.

— Точно. Но он — особенно.

Я понял, что если бы он захотел сказать нечто более существенное, то уже сделал бы это, и вежливо улыбнулся:

— Я вас больше не задерживаю!

Еще раз отдав честь, он крутанулся на каблуках, а я схватил Камень и бросился к столу. На часах было без трех — за всеми этими разговорами я рисковал позорно опоздать!

Оставалось только надеяться, что мои последние тренировки мысленного контроля не прошли даром. Я не стал концентрироваться, погружаться в медитацию, как это полагалось по инструкции, а только по-свойски скомандовал Камню, лежащему передо мной на поверхности стола: «Перенеси-ка меня в зал Совета!» Глубины огромного алмаза помутнели как будто в колебании, но я уже знал, как надо обращаться с подобными вещами: повторить, да пожестче, вкладывая больше воли в приказ!

Но когда в следующее мгновение я (или, вернее, моя проекция) оказался посреди заполненного людьми зала с колоннами, то испытал мгновенный шок… Изначально я отнюдь не собирался драматично появляться в последнюю секунду. Напротив, я хотел прибыть загодя, дабы освоиться, оценить атмосферу…

Впрочем, с атмосферой все было предельно ясно — она была зловещей. Достаточно было видеть, как расположились в зале десять керторианцев (все за исключением герцога Венелоа)… Обычно мы равномерно распределялись по окружности, сейчас же это больше напоминало полукруг и точку. Точкой был Принц, полукругом — все остальные. Даже мой дядя, хоть и стоял к Его Высочеству ближе прочих, но все же на приличном отдалении.

Почему-то мне показалось забавным, поприветствовав собрание, подойти и встать рядом с Его Высочеством.

Глава 4

Ну вот, хотел выглядеть эффектно, а получилось вполне по-идиотски! Встал я, значит, справа от Его Высочества, стою себе, смотрю на народ. И народ во главе с Принцем на меня смотрит. С разной степенью интереса: от горящих глаз у Бренна до сонного поглядывания барона Данферно (к слову, в смысле эмоционального накала это сонное поглядывание стоило побольше, чем любые горящие глаза)…

Пара минут проходит. Все молчат, я удивляюсь — с чего бы? И вдруг дошло: так и должно быть — раз уж я Совет назначил, то и говорить надлежит мне! Колоссальным усилием мне удалось не вздрогнуть. Как насчет покраснеть — не знаю, но уши загорелись… В отчаянии мой взгляд метнулся к дяде (не от надежды, а так, по привычке), и барон Детан, дотоле безучастный, четко поймал этот момент и сделал малюсенький жест: как будто сомкнул пальцы на горлышке невидимой бутылки, после чего наклонил сосуд… Это с очевидностью означало: наливай, мол, чего застыл, как монумент скорбящей добродетели!

Тут уж я точно покраснел, смешался окончательно, хорошо хоть пасть не открыл в надежде, что слова придут на язык сами — тогда сходство с дебилом было бы просто неподражаемым… Виделся единственный и парадоксальный выход: выдавать мысли сырьем, прямо как в голову приходят… Что ж, я чуть выдвинулся вперед и приступил:

— Собственно, я тут думаю, — к счастью, такое заявление не вызвало нездорового оживления, — с чего лучше будет начать? Пунктов, достойных обсуждения, немало, и выстроить их в логической последовательности мне представляется затруднительным. К тому же у всех нас разная степень информированности… Наверное, правильнее всего будет придерживаться голых фактов, не так ли?

Я сделал паузу и прошелся взглядом по кругу. Мое выступление настолько не походило на обычные для Совета официальные и крайне продуманные речи, что вызвало изумление, в большинстве своем неприкрытое. Реналдо Креон, правда, из последних сил сдерживался, чтобы не заржать, а Принц явно скучал, но остальные, похоже, гадали, что это за новый, необычайной сложности ход я изобрел… Впрочем, прослеживалось и нечто общее у Советов, проводимых Его Высочеством и мной. А именно: вопросы типа «не так ли?» — автоматически считались риторическими…

В целом довольный произведенным впечатлением, я двинулся дальше, уже слегка представляя себе, к чему надо вести.

— А оттолкнуться проще всего от прошлого Совета. Того, на котором мне довелось присутствовать, разумеется… Как вы наверняка помните, на меня тогда было возложено вполне определенное поручение: разобраться в причине смерти герцога Вольфара Рега, найти и покарать его убийцу. И хотя многим, если не большинству, из разных источников известны перипетии этой истории, я считаю, что всех надо поставить в равные условия… Я мог бы сам рассказать о ходе следствия и его результатах, но мне кажется справедливым предоставить слово тому, кому в действительности принадлежит честь раскрытия этого псевдоубийства. — Я чуть повернулся и сделал приглашающий жест, сопровождаемый учтивым поклоном:

— Вам, господин барон!

Дядя даже не взглянул в мою сторону — он понял, что произойдет, еще раньше меня… Ну и черт с ним, что понял, — все равно я поставил его в крайне затруднительное положение. Однажды он уже блистал своим талантом — не только в моем присутствии, но и стоящего в данный момент напротив него герцога Лана. Следовательно, врать он не мог. Сократить рассказ в части, касающейся «Бантама», тайны, которую они с Принцем так лелеяли? Выйдет непонятно, наведет на размышления того же герцога, да и от меня можно ждать подвоха. Вообще отказаться говорить? Да, но я же поинтересуюсь, чем вызвана такая скромность…

Редкий случай! Я нигде не ошибся — дядя и впрямь заговорил. Мало того, он повторял свой прежний рассказ. Без купюр, но так сухо и строго, ничуть не красуясь совершенством своего мозга, что было ясно — мне удалось-таки доставить ему маленькую неприятность. Я же умеренно позлорадствовал про себя, а потом принялся наблюдать за реакцией слушателей на обстоятельство, что по ходу своей аферы Вольфару дался в руки ни много ни мало секрет бессмертия… Ну, хотелось бы воспользоваться штампом — эффект разорвавшейся бомбы. Но можно только с натяжкой — если бомба маленькая и бесшумная… Тем не менее от напряженной мыслительной деятельности, казалось, сам воздух сгустился. Даже Лан, уже прослушавший данную лекцию, ловил каждое слово барона, хмурил густые брови и едва ли обдумывал при этом проблемы функционирования порталов. Не участвовал в повальном скрипе извилинами только Его Высочество. Как всегда свежий и подтянутый, он нисколько не обращал внимания на оратора и откровенно занимался тем же, что и я — изучал остальных. При этом изредка наши взгляды пересекались, и — могу поклясться! — он готов был мне подмигнуть… Теперь и впрямь выходило довольно забавно, настроение у меня поднималось, поэтому, когда дядя завершил повествование своей встречей с Вольфаром в космопорту Денеба IV, я чуток выждал — не намерен ли он продолжить или, может, кто-то захочет открыто выразить свое восхищение (нет, дань уважения была отдана молча) — а потом уверенно продолжил:

— Самое время подхватить эстафету! — и заткнулся, глядя в упор на графа Таллисто.

Потому как, если вы помните, следующий этап, с позволения сказать, эстафеты проходил на Рэнде, и граф принимал в нем непосредственное и малоприглядное участие. Барон Детан пару раз упоминал имя Таллисто, но так, вскользь; я же собирался поведать о его отношениях с Вольфаром (которые вполне можно было трактовать как предательство) для широкой аудитории… Как раз на следующей мысли — а с какого это рожна я вздумал его жалеть? — граф неожиданно выступил сам. Холодно, но в то же время с обаятельной улыбкой он бросил:

— Не стесняйтесь, герцог! Из песни слова не выкинешь! — Собственно, употребил он керторианскую пословицу, но я даю ее практически точный аналог…

Кстати, за весь Совет это была первая фраза, произнесенная на нашем родном языке, что наводило на любопытные размышления… Безусловно, мой дядя был прав, когда говорил, что пройдет еще полвека, и от людей нас будут отличать только особенности анатомического строения. Трудно спорить, если мы уже между собой общались по-английски, притом выражались куда яснее, чем на подзабытом керторианском… А как бы мы сейчас выглядели, окажись вдруг на Кертории, где до сих пор никто и слыхом не слыхивал про компьютер, флаер или, скажем, бластер?..

Но это, разумеется, были совершенно отвлеченные рассуждения, которые я мог себе позволить, покуда вел рассказ о событиях на Рэнде, Тут особых сложностей не возникало — я только обошел каким бы то ни было вниманием Хильду, жену графа. Не то чтоб она не имела отношения к делу, но и впрямь пожалел я его: по мне, лучше пять раз выглядеть предателем и негодяем, чем один — не умеющим навести порядок в собственном доме… Впрочем, Таллисто как будто моей милости и не заметил, занятый сохранением неприступного вида под чередой взглядов, один другого теплее.

Потом начались проблемы и у меня. Во всем, касавшемся герцога Венелоа, следовало соблюдать большую осторожность. Хотя бы по той причине, что мне абсолютно не хотелось афишировать нашу с ним ссору. Моя личная позиция выглядела куда сильнее, если создавать вид: герцог, контролирующий в данный момент станцию, находится со мной в нормальных или даже союзнических отношениях… Поневоле вспомнилась вчерашняя насмешка Креона насчет того, что я честно обо всем расскажу. Он оказался прав, хотя и напирал больше на честность, а получилось — не обо всем…

И все же на отсутствие захватывающих подробностей никто, думаю, пожаловаться не мог. Я помянул и карманный генератор мультилинии, с помощью которого держал связь с герцогом, и существование целой сети п-в-туннелей, известных в Галактике только пиратам, и секрет п-в-перехода в систему, где долгие годы прятался Вольфар… Гвоздем же программы стал эпизод, когда мы с Венелоа и Уилкинсом через портал переправились на «Бантам», который я прежде в глаза не видел. Тут даже Принц выказал живейшее участие, выразившееся в поднятии левой брови на пару миллиметров… Но вот события, происходившие на станции, я подал сжато, по сути, ограничился коммюнике: прикончили Вольфара. А последующие две недели я проигнорировал вовсе, будто их и не было.

Естественно, моя скромность не осталась незамеченной. Вопросы, особенно у моих друзей, были написаны на лицах шрифтом для слабовидящих… Да и хрен с ними, пусть гадают! В конце концов я же не на пресс-конференции… Но инициативу все-таки терять не стоило, тем более что от факта убийства Вольфара удобно было перейти к первому важному для меня моменту.

— Хотелось бы сразу кое-что прояснить. Относительно ответственности за смерть герцога Рега, которая целиком и полностью лежит на мне. С одной стороны, я вроде бы лишь исполнил публично данное обещание, покарал виновного, но с другой — это можно представить как клятвопреступление, не так ли?.. Мне хотелось бы знать ваше мнение, граф! — я обратился к Валлену Деору, стоявшему наискосок от меня. Тот вздрогнул, как будто внезапно очнувшись от дремы, и достаточно резко ответил:

— Оно вам известно!

Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять смысл его слов… Ну да, он же входил в число тех, кто был связан с Вольфаром узами мести, и теперь согласно керторианским законам эта вендетта переходила на убийцу прежнего объекта, то есть — на меня. Однако граф еще в начале истории предупредил, что отказывается от подобных обязательств, и я действительно об этом знал… Но ведь спрашивал-то о другом.

— Я интересовался вашим мнением как юриста, — пояснил я с некоторой досадой.

Деор тоже осознал свою ошибку, поэтому учтиво поклонился и с легкой улыбкой вступил внутрь круга.

— Мы имеем дело со случаем, беспрецедентным в анналах юриспруденции, поэтому вольны истолковать его в удобном для нас ракурсе, — начал он, красиво модулируя интонации своего бархатного голоса. — Отправной точкой для анализа является личность клона. Точнее, определение правовых норм, под которые подпадает таковая личность. Казалось бы, не будучи в данном конкретном случае полноценным мыслящим существом, клон мало чем отличается от любой неодушевленной вещи… Но! Зададим себе вопрос: что привело к такому положению? Очевидно, что неотличимый от своего создателя по физическим данным клон мог бы не уступать тому и в умственном развитии, а следовательно, был искусственно заторможен на досознательной стадии.

Граф Деор взял классическую паузу и уверенно закончил:

— Ситуации подобного рода изучены прекрасно: вполне уместным будет сравнение с ребенком, которому не дали развиться в полноценную личность. И уже одно это является тягчайшим преступлением, с точки зрения любого из известных мне законодательств!.. Но, главное, такой ребенок либо клон никак не должен быть ущемлен в области собственных прав, и, по моему мнению, это убедительнейшим образом доказывает, что клятвопреступление совершил герцог Вольфар Рег, а герцог Галлего выступил лишь в роли заслуженного возмездия!

Честно говоря, прося консультации у Деора, я даже не помышлял о том, к чему это приведет. Я был уверен, что граф не станет излишне осветлять память Вольфара, которого он ненавидел, но не более того. Получилось же, что Валлен подыграл мне так, будто мы сговорились заранее (и могу поспорить на миллион против бакса, что такое подозрение посетило всех присутствующих)… Приятный сюрприз заключался не столько в том, как ловко Валлен снял с меня обвинение (я и так очень сомневался, что на меня его навесят — проку от того никому бы не было), сколько в вынесении на широкое рассмотрение вопроса, ради которого я вообще завел эту канитель с клятвой… Тем не менее я счел нелишним еще раз заострить внимание именно на этом пункте:

— Но Вольфар совершил клятвопреступление, только если считать, что данная нами клятва применима к клону! — Я обращался к Его Высочеству, которому принадлежало авторство текста договора, но ответил мне граф Деор:

— А какие тут могут быть сомнения? В клятве же ясно сказано: «Не посягать на жизнь любого из керторианцев, находящихся вне пределов родной планеты». Мы все это произносили!

Произносили, на его профессиональную память можно было положиться. Железный аргумент, но… что-то тут показалось мне не совсем нормальным. Поэтому я ничуть не удивился, когда Князь Д'Хур вдруг со свойственной себе резкостью заявил:

— Ерунда получается, граф! Это что же — я, принесший клятву, никого убить не могу, а некто, не принесший, — милости прошу! Вот, например, герцог Венелоа, которого я почему-то здесь не вижу, присоединился к клятве совсем недавно, а до того, выходит, мог всех нас перерезать?

Знаменитый адвокат рассмеялся ему в лицо.

— Мог, конечно! Только разрешите вам напомнить еще одну фразу из того же источника: «Виновного в смерти керторианца ожидает месть со стороны всех, принявших клятву!» Заметьте, — тут граф вновь обернулся к залу, — у слова «виновного» нет добавочных определений. Сюда подходит любой, кто убьет керторианца! И именно в этом мы поклялись!

Марандо с досады притопнул ногой, Креон чертыхнулся, а я вновь обернулся к Принцу — по его лицу блуждала мечтательная улыбка… Классно он нас провел, ничего не скажешь. Не всех, конечно, но многих. Я, например, всегда считал, что наш договор касается только нас, а не всех существ во Вселенной… На мгновение мне стало страшно, просто жутко — с каким изощренным умом я удумал тягаться?! Но затем я отвлекся на вновь появившуюся загадку: какую цель мог преследовать Его Высочество, сформулировав текст подобным образом полвека тому назад? Не мог же он из такой дали предусмотреть нынешнюю ситуацию, когда его фокус оказался очень выгоден! И выгоден в первую очередь мне…

В зале между тем повисла тишина, но я не торопился, быстро соображая… Фактически Его Высочество основательно позаботился о том, чтобы смерть любого керторианца, оказавшегося в Галактике, не осталась неотмщенной. Почему мне это было выгодно — понятно: я пекся о Гаэли; ее тоже, получалось, нельзя было убить безнаказанно… Но может, это было на руку еще кому-то? Самому Принцу, в частности?

— Тут есть еще один сомнительный момент, — наконец заметил я. — Мы как-то не учитываем вопрос: а можно ли считать керторианцем того, кто не родился на Кертории?

Заявив это, я постарался проследить за реакцией каждого — вдруг кто выдаст свое беспокойство или неудовольствие? И выдали! Но совсем не те, от кого я ожидал: Креон и барон Рагайн… А вот у графа Деора появилось выражение, доселе мной не виданное. Однако я быстро понял, что это озадаченность, и даже уловил ее причины. Мои слова логично вытекали из мыслей, но как это, черт возьми, выглядело со стороны?.. А так, будто я вторично, с упорством, достойным лучшего применения, пытался опровергнуть версию Деора и таким образом взвалить на себя клятвопреступление. Вот ведь незадача!.. Тут я еще очень вовремя сообразил, что, увлекшись выяснением степени безопасности Гаэли, прошел мимо вопиющего факта: Его Высочество некогда принял меры и к тому, чтобы себя убивать тоже было крайне небезопасно. Но ведь в те времена об афере Вольфара с клоном не подозревал даже сам Вольфар!.. Ох, я почувствовал, что вконец запутался и тону…

К счастью, граф Деор, наоборот, быстро овладел собой. То ли не отступать с выбранной точки зрения было для него делом принципа, то ли он решил, будто я абсолютно уверен в его способности доказать что угодно и пользуюсь этим для укрепления собственной позиции (вполне, кстати, в керторианском духе — если б я действительно так рассуждал, мог бы собой гордиться)…

— Нет, герцог, не думаю, что такая постановка вопроса правомочна, — по-прежнему безапелляционно заявил Деор. — Речь вообще не идет о месте рождения или проживания. Произнося «керторианец», мы всегда имеем в виду расовую принадлежность, так с чего вдруг делать исключения?.. А в смысле физиологии у клона Вольфара Рега были налицо все признаки керторианца, вы же первый можете это засвидетельствовать!

«Вот и отлично!» — чуть не выпалил я, но вовремя прикусил язык — это точно было бы чересчур… Пора было как-то подвести итог — за меня никто этого делать не собирался, так что я воспользовался апробированным методом:

— Стало быть, никто не будет возражать, если мы посчитаем клона убитым керторианцем. Со всеми вытекающими последствиями. Не так ли?

Очередной раз сработало — никто не возразил, да и вообще никак не выступил. Конечно, кому-то может показаться, что такой окончательный вердикт по «делу Вольфара» выглядит с точки зрения здравого смысла абсурдно. Но то с точки зрения человеческого здравого смысла, в глубине же души любого керторианца живет дотошный казуист, всегда готовый отдать предпочтение форме содержанию. Если содержание его устраивает…

Но большого облегчения я не испытал, ведь теперь предстояло перейти к самому важному и в то же время щепетильному вопросу. В голове моей все еще варилась каша из обрывков разрозненных мыслей и ассоциаций, поэтому, не долго думая, я рубанул с плеча:

— Тогда остался последний вопрос — что мы будем делать с созданной Вольфаром станцией «Бантам»!

Подобное откровенное указание на столь трепетный предмет было сравнимо с качественным ударом по корпусу, когда у противника перехватывает дыхание. Я не стал ждать, пока оно восстановится, и в который раз повернулся к Принцу, но теперь уже по делу.

— А вот по этому поводу я хотел бы услышать мнение Вашего Высочества.

Несмотря на внешнюю нейтральность, вопрос, обращенный к Принцу, был более чем дерзким — кто я вообще такой, чтобы чего-то от него «хотеть бы»?.. И мгновение он явно колебался: не стоит ли меня проигнорировать, но все же удостоил ответом, заговорив впервые с начала Совета (забавно, но мы полностью поменялись ролями — раньше я старался не проронить ни слова, теперь — он).

Итак, Принц разразился витиеватой тирадой на родном языке, переводить которую у меня желания нет. Смысл ее заключался в том, что он ничуть не обязан оповещать всех и каждого о своем мнении, а вот с моей стороны наблюдается либо непроходимая глупость, либо крайняя степень фарисейства.

От оскорбления я, понятно, остолбенел и все такое, но в голове вдруг прояснилось… Собственно, ничего неожиданного не произошло. Своими поступками я бросал Его Высочеству вызов, а он лишь сообщил: пожалуйста, принимаю! Нелюбимый же керторианский был выбран им для того, чтобы неотчетливее показать: кто на кого тявкает!..

Выбор у меня был невелик: проглотить пилюлю и отступить или ринуться в открытый бой. Но тут меня разобрало любопытство — а что думают остальные? Я чуть качнул головой Принцу: подождите, мол, немного, и отвел взгляд от его невозмутимого лица… Казалось бы, по правилам я должен застать в зале девять безразличных соляных столпов. Но самое поразительное, что настоящее, подлинное безразличие наблюдалось лишь у барона Данферно. Наиболее выразителен был Князь Марандо, чьи мелкие, резкие черты прямо лучились довольством; остальные же колебались в диапазоне от пренебрежения — зарвался и получил (барон Рагайн) — до явного сожаления о моей участи у Креона, для верности даже показавшего: осаживай!.. И только одно лицо выражало непоколебимую уверенность в том, что я не отступлю, и сейчас мы сцепимся с Принцем по-настоящему. Это было лицо моего дяди, чертова титана мысли и знатока тайников души!

Что ж, я не собирался разрушать его надежд, но не заявлять же просто: «Вы, Ваше Высочество, — негодяй!» Нужен был какой-то ход, который удивил бы его, а лучше — разозлил. И для начала я решил как-нибудь прицепиться к его словам, напустил максимально простодушный вид (для чего особых усилий не требовалось) и обернулся к Принцу, ждавшему весьма терпеливо.

— Вы, наверное, правы, Ваше Высочество, — я глуповат. Никак вот не возьму в толк — в чем же может заключаться упомянутое вами фарисейство?

— Ну нет, ваша глупость в поговорку не войдет, — холодно улыбнулся Принц. Убедившись, что я не заткнусь, он тоже перешел на английский… — Вы желаете, чтобы я уточнил, в чем именно проявляется ваше лицемерие? Извольте! Могу повторить графа Деора: мое мнение, — последние слова он выделил неприкрытой насмешкой, — относительно станции «Бантам» вам прекрасно известно!

Я перебил его — очень уж был удобный момент:

— И что ж тут лицемерного? Я, помнится, сказал «услышать», а не «узнать»… Могу лишь повторить: я хотел бы его услышать. Чтобы все его услышали!

Разозлить его мне удалось. Хотя внешне это никак не проявилось, поспешный ответ выдавал ярость:

— Да какого дьявола я должен кому-то что-то докладывать?!

— Не должны, — спокойно согласился я. — Но это ни в коей мере не отменяет моих пожеланий, разве нет?

Принц откинул голову назад с выражением: «Прямо любуюсь вашей наглостью» — и едва ли не прошептал:

— Ну-ну, продолжайте.

— Охотно. Признаться, меня удивляет ваше столь категорическое нежелание высказаться о станции… И уж тем более, Ваше Высочество, я не вижу в своих словах повода для оскорбления, подобного тому, что вы мне нанесли!

Тут он все-таки взорвался — гнев сквозил в каждом будто впечатываемом в камень слове:

— Вы хотите говорить открытым текстом, герцог? Можно и так! Любому из здесь присутствующих очевидно, что вы имеете ко мне претензии. Пожалуйста, это ваше право! Но вы не высказываете их вслух, что тоже вполне объяснимо. Нет, вы пытаетесь сделать вид, будто ничего такого в виду не имеете — простите за каламбур! Это, по-вашему, не лицемерие?

Принц был прав — ответить было нечего. Но он совершил ошибку, не сдержавшись и заговорив дальше…

— Вам так хочется, чтобы я публично раскрыл свои намерения относительно «Бантама»? Вас удивляет мое молчание? И правильно удивляет. Что вы хотели бы услышать? Что, впервые узнав об этом творении Вольфара, я сразу же стал строить планы, как заполучить его в свое владение? Пожалуйста, я скажу. Уже сказал… И что теперь? Да, я хочу захватить станцию! И не вижу ни малейшей причины — фактической или формальной, — согласно которой мне можно было бы это запретить! У станции нет хозяина — каждый может претендовать на нее!

Походило на разгром. Нокаут, попросту говоря… Принц верно просчитал мои намерения и теперь выставлял меня на посмешище. Я упустил из виду, что в среде таких индивидуалистов, каковыми являлись наши сородичи, желание захапать куш пожирнее не вызовет общественного порицания. А что до обмана, который позволил себе Принц по отношению ко мне, то скажите — кого это касалось?.. Судя по веселому огоньку в глазах Его Высочества, я должен был чувствовать себя как побитая собака. И я послушно ощущал себя именно в этой роли… Но недолго. Потому как вдруг мою несчастную голову посетило озарение — я увидел способ кардинально изменить ситуацию.

К сожалению, самоконтроля в этот момент не хватило — я расплылся в довольной улыбке, отчего Принц как-то разом пожух…

— Ваше Высочество, вы немного ошиблись, — заявил я, не стирая улыбки. Жаль, момент был неподходящий, чтобы посмотреть на реакцию аудитории… — Насчет характера моих претензий! Но к ним, с вашего разрешения, мы вернемся чуть позже. Пока же разберемся со станцией. Ваше предложение предельно ясно — кто первый встал, того и тапочки. Принцип нам знакомый и понятный, ничего предосудительного в себе не содержащий. Действительно, другого от вас и не ожидал.

Гримаса Его Высочества ясно давала понять, что ему не хуже моего известно, какая это откровенная ложь. Но он промолчал. Отлично, я обратился к остальным:

— Может быть, будут другие варианты решения?

Вопрос снова был почти риторический, но я вдруг решил дождаться ответа. Просто интересно стало, когда он последует и от кого… Не хотите рта раскрывать? Ладно, постоим, помолчим.

Наверняка, если б я попытался угадать личность, отважившуюся нарушить тишину, то угодил бы впросак. Потому как выступил барон Рагайн:

— Я, наверное, тоже глуповат, — хрипло сказал он, не скрывая иронии. — Но честно говоря, вообще не понимаю: какие такие решения вы подразумеваете, герцог?

Барон поймал множество изумленных взглядов, ибо это был едва ли не первый случай, когда он подал голос на Совете. Надо отдать должное — чтобы выступить в такой момент даже со столь невинной фразой, нужна недюжинная смелость! Между тем обращался-то он ко мне, и реплика была весьма удобная…

— О, барон, возможны самые разные варианты, помимо каждый за себя. Так, например, можно поднять вопрос о наследстве. Владельцем «Бантама» являлся Вольфар; он умер, согласно и человеческим, и керторианским законам станция должна отойти наследникам… — Я не стал ждать хохота и посмеялся сам. — Понятно, что это никому из нас не интересно, и родственникам герцога на далекой Кертории едва ли когда-нибудь доведется узнать о свалившемся на них богатстве… Есть еще соображение из той же области, но куда более реальное: на станцию вполне мог бы заявить свои права тот, кто финансировал ее строительство и проводимые там исследования!

При этих словах я совершенно откровенно воззрился на Князя Д'Хур, но он ответил мне угрюмым взглядом исподлобья, что было типичной реакцией на любой интерес к его персоне… В целом же мое заявление произвело сильное впечатление. Что, если вдуматься, не так уж странно — я впервые недвусмысленно объявил, что в этой авантюре за Вольфаром стоял кто-то еще, и даже намекнул для особо наблюдательных (к коим могли быть причислены все поголовно) кто… Уже следующей моей мыслью было: а не свалял ли я большую глупость? Следовало резко сменить тему, и я, набрав побольше воздуха, пошел со своего главного козыря:

— Ну, нет так нет. По-видимому, если я начну нести чушь про коллективный договор относительно станции, то, скажем так, не встречу понимания… Хорошо, оставим все как есть. — Я даже не стал тратить время на видимость того, что с кем-либо советуюсь, и продолжил:

— Пока оставим. Ибо в будущем — и весьма недалеком! — станция «Бантам» может понадобиться нам всем. Или, вернее, почти всем. В качестве коллективного подарка благодарному Человечеству!

Знаете, мне случалось производить выдающиеся сенсации, и при этом я поражал воображение групп людей, числом многократно превышавших десять. Но данный случай для меня куда ценнее предыдущих, потому что впервые за всю свою жизнь я достиг столь ошеломляющего эффекта благодаря языку, а не левому прямому… Дошло же сразу только до Креона, связавшего мои слова со вчерашним разговором, но и он выглядел потрясенным. Остальные, не исключая барона Детана и Принца, мало что понимали — все-таки на законченного шизофреника я еще не тянул — и судорожно искали объяснение. Во всяком случае, Его Высочество точно искал, он даже физически напрягся, мигом утратив вальяжную расслабленность… Искал он, искал и не находил! Я даже позволил себе с минуту посмаковать триумф, а затем улыбнулся, стараясь скопировать насмешливо-снисходительную манеру своего дяди:

— А вот это напрямую связано с моими претензиями к вам, Ваше Высочество… Насколько мне известно, недавно уже состоялся Совет, на котором этот вопрос поднимался… — В глазах Принца блеснула искорка понимания, но было поздновато. — Да-да, вопрос о договоре, заключенном Вашим Высочеством от нашего лица с Империей Цин. Мне известна ваша аргументация, поэтому повторяться не будем. Скажу лишь, что нахожу ее неубедительной. По одной причине — она подходит только для мирного времени. Ответьте мне, пожалуйста, Ваше Высочество, что с нами сделают — или хотя бы попытаются сделать, — если Империя объявит войну, например, Рэнду?

Да, теперь мне удалось завоевать симпатии зала — я чувствовал это даже спиной. Принц же не блистал привычной уверенностью в себе, но ответ его был вызывающим:

— Я знаю, вы хотите, чтобы я задал этот вопрос, герцог. Хорошо, сделаю вам приятное: с чего вдруг Империя должна объявить войну, например, Рэнду?

Весьма красноречивое «например» говорило о том, что он и впрямь уловил ход моих мыслей, но я не отступил:

— Хотя станция «Бантам» и находится сейчас на ничейной территории, путь к ней все равно лежит через Рэнд. А ведь ваш друг Император — уже глубокий старик!

Предполагал я, что Принц все-таки заявит, будто я несу околесицу, и попытается это доказать. Причем я вовсе не был уверен, что у него это не получится. Но Его Высочество внезапно успокоился, стал похож на самого себя и мягко сказал:

— И в этом случае вы планируете использовать станцию в качестве откупа от жаждущих вашей крови правительств Запада. То есть именно так, как собирался сделать это Вольфар Рег. Забавный парадокс, герцог, вы не находите?.. — Не дожидаясь ответа от растерявшегося меня, Его Высочество выступил вперед и учтиво поклонился собранию:

— Как вы понимаете, господа, оправдываться я не намерен. До новых встреч!

После чего Принц отправился восвояси, и последнее слово, как ни печально признать, осталось за ним. Полагаю, начни он спорить, я бы окончательно уверовал в свою правоту, а так — черт его знает… Утешало единственное: Его Высочество по рангу обязан, не потеряв лица, выходить из любой ситуации. Он и не потерял, а я?..

А я-то на самом деле находился в процессе. Потому как отбытие Принца скорее выглядело не как финал, а лишь как промежуточный финиш… Более того, вернувшись к действительности, я заметил, что после исчезновения Его Высочества атмосфера в зале разительно переменилась. Примерно как если б волк, сидевший в одном загоне с овцами, встал и удалился…

Моя персона, правда, по-прежнему пребывала в центре внимания. А первым заговорил граф Таллисто, Президент помянутого только что Рэнда. Интересно, кстати, не бывший ли?..

— Спасибо за предупреждение, герцог, — достаточно любезно сказал он, а потом демонстративно упер взгляд в потолок. — И за представление тоже спасибо. Было бы крайне прискорбно такое пропустить.

— Так-то оно так, — хмуро вступил герцог Лан. — Но даже если ваши… гм… странные предположения верны…

— Герцог Галлего абсолютно прав! — неожиданно выступил в мою поддержку Князь Д'Хур, но Лан только поморщился от того, что его перебили, и совсем мрачно закончил:

— Да пусть он хоть десять раз прав! Но зачем было провоцировать Принца?! В этом же нет ни капли смысла.

— Ну, каков режиссер, таков и спектакль! — добродушно прокомментировал барон Детан, и дальше я слушать не стал.

Может, мне не всегда хватает ума на собственные красивые жесты, но я готов учиться на лучших образцах и никогда этого не скрывал. Его Высочество минуту назад преподал прекрасный урок на тему сохранения собственного достоинства, поэтому я тоже выдвинулся ближе к центру зала и поднял руку, призывая к молчанию. Когда оно наступило, я осклабился:

— А ведь знаете, господа, я тоже оправдываться не собираюсь! — и всей силой сознания швырнул себя обратно в кабинет своего замка…

Возврат прошел безболезненно, но вот с кабинетом что-то было как будто не в порядке. Во всяком случае, я достаточно долго смотрел на ножку вертящегося кресла в явном недоумении — и мое вроде, но не на месте совсем, да еще и ноги… Впрочем, ноги я тоже опознал, поскольку они заговорили. Ну, не сами, конечно, а их обладательница…

— Очнулись, что ли?.. Слава Богу! А то я уже волноваться начала…

Сказано было достаточно искренне, поэтому я не огрызнулся и стал подниматься с ковра, на котором провалялся все время Совета — элегантный, как мешок с дерьмом. Возможно, в моем пренебрежении к инструкции пользования Камнем и был здравый смысл, но первый пункт — сядьте! — безусловно стоило выполнить. А так, когда сознание упорхнуло, бренному телу пришлось совершить падение — хорошо еще, что оно при этом ничего себе не отбило.

Приняв же положение, более свойственное мыслящему существу, я обнаружил кабинет в привычном виде. За исключением Гаэли, удобно устроившейся в моем кресле. Мой вопрос она упредила своим:

— Скажите, герцог, неужели это настоящий алмаз? — она ткнула пальчиком в Камень. — А то я побоялась что-нибудь трогать.

— На редкость мудро, — похвалил я. — А алмаз, конечно, игрушечный.

— М-да, я так и подумала, — печально подтвердила она. — А вам никогда не приходило в голову хотя бы запереть дверь, когда вы играете в свои игрушки? Любой ведь может войти и без помех перерезать ваше беззащитное горло.

Мне это никогда не приходило в голову, и совершенно зря — в своем доме я больше не испытывал чувства абсолютной безопасности… Кстати, а что бы произошло, если мое тело лишили бы жизни, пока я находился в полуреальном пространстве Совета? Интересная проблема, но моих скудных знаний для ответа явно не хватало, а эксперимент к себе не располагал…

Правильно восприняв мое молчание как согласие, Гаэль кивнула, освободила кресло и зачем-то посмотрела в окно:

— Боюсь, герцог, что это прозвучит пошло, но все же — как дела?

Обычно на столь дежурную фразу люди ждут коротенькое «отлично», «хорошо» или хотя бы «нормально». Гаэль, конечно, рассчитывала на более развернутый ответ, но все-таки она не смогла сдержать удивления, когда меня понесло, как реку сквозь прорванную плотину…

— Хотите послушать? Чудесно. Расскажу, заодно и сам узнаю… Значит, так. Во-первых, я поссорился с Принцем, открыто обвинив его в предательстве. Во-вторых, я поссорился со своим дядей, отказавшись вернуть ему портал и обвинив в двурушничестве. Последнее, впрочем, он признал… Еще, весьма вероятно, я нажил себе стоящего врага в лице Князя Д'Хур, которого обвинил в пособничестве Вольфару. Будем надеяться, хотя бы заслуженно… Да, ну и еще настроил против себя всех прочих тем, что, вполне возможно, накликал галактическую войну. Впрочем, не менее вероятно, что она началась бы и без того… — Я уже некоторое время вертел в руках сигару и здесь взял паузу, чтобы ее прикурить. Гаэль имела вид бледный и испуганный — я даже решил, что перегнул палку, и ободряюще улыбнулся:

— В остальном дела обстоят вполне прилично.

— В остальном? — слабо переспросила она. — Герцог, это неудачная шутка!

— Я совершенно не шучу. То, что с меня сняли обвинение в клятвопреступлении, а вас признали настоящей керторианкою, вне сомнения, является положительным итогом…

С некоторым запозданием я сообразил, что сначала надо было охолонуть после Совета, а потом уж заводить новый раунд трепотни. Теперь же меня явно занесло…

— Меня признали настоящей керторианкой, — разделяя слова, повторила Гаэль и наморщила лоб. — Знаете, меня очень радует, что вы наконец заговорили откровенно, но я ни черта не понимаю! Придется вам мне все это растолковать.

Зная ее характер, можно было не сомневаться, что действительно придется. Я даже внутренне был не против, но все-таки возразил:

— Боюсь, это займет слишком много времени.

— А вы куда-то спешите?

На первый взгляд, никуда. А ощущение было такое, что надо… Но она сбила меня очередным вопросом:

— И если уж на то пошло, что вы вообще собираетесь делать?

Хороший вопрос, если уж на то пошло. Сидя в камере, я намеревался отомстить дяде с Принцем, если они меня подставили (а это уже можно считать фактом), добраться до тех, кто стоял за Вольфаром, и выяснить прошлое Га-эли. Все эти задачи оставались в разной степени актуальными, плюс добавилось кое-что еще… Ах да, проблема майора, пребывавшего в плену на «Прометее». Как взяться за все это, я не имел ни малейшего представления, поэтому изрек:

— Подумать над этим в спокойной обстановке!

— А эта-то чем нехороша? — гнула свое Гаэль, и на этот раз ответ попросту вошел в дверь без стука.

Разумеется, это был мой дворецкий, по совместительству являвшийся агентом барона Детана, а в прошлом — профессиональным убийцей, работавшим на Службу Безопасности Рэнда… Глядя на бластер в его руке, я затянулся сигарой и мысленно честил себя последними словами. Еще вчера я вскользь подумал о непорядке в замке, а сегодня даже пошучивал про себя об увольнении Тэда и ни черта не сделал! А ведь раз я загодя знал о надвигающемся конфликте с дядей, то первым делом следовало нейтрализовать верного ему человека в своем ближайшем окружении — это и ежу понятно!..

Донельзя раздосадованный, я не стал ломать комедию и холодно поинтересовался:

— Ну?

Почему-то это незамысловатое междометие странно его смутило, и он начал:

— Мне, право же, очень неприятно, сэр…

— Всю эту херню можете оставить при себе. К делу!

Тэд явно засомневался — вспомнил, наверное, чем завершилась ситуация, когда он в прошлый раз входил в мой кабинет с оружием в руках. Тогда — другому предателю — я свернул шею, и пусть сейчас Тэд полностью контролировал ситуацию, где гарантия, что это наша последняя встреча… Хотя, будучи прекрасным актером, он мог эту нерешительность разыгрывать. Тем более что исход псевдоколебаний оказался не в мою пользу.

— Сэр, мне приказано забрать у вас перстень!

Ага! Ну, понятно. Тоже можно было предвидеть, ведь не убивать же меня он собрался в самом деле… Однако оперативно сработано! Неужели дядя успел подсуетиться еще до начала Совета?.. Но на данный момент это было совершенно не важно.

— Что же подвигло господина барона на столь крутые меры? — Я прекрасно это знал, но элементарно тянул время и заодно пытался довести смысл момента до застывшей в явном недоумении Гаэли… И тут Тэд неожиданно ответил:

— Он сказал, что хочет немного усложнить вам задачу. — Я непроизвольно сжал кулаки, и Тэд поспешно добавил:

— Это его слова, не мои.

— Конечно, — без воодушевления согласился я. — А если я не отдам?

— Лучше бы вам это все-таки сделать, сэр.

Гаэль едва слышно выругалась, очевидно разобравшись, что к чему. Впрочем, как я тут же сообразил, ситуация едва ли изменилась к лучшему — меньше всего мне хотелось, чтобы она попыталась что-либо предпринять. Очень к месту вспомнилось недавнее предостережение Гэлли, что Тэд исключительно опасен…

Между тем лишаться портала мне категорически не хотелось — и нужен он был, да и из принципа… Только Тэд, по-видимому, был прав — перспектива открытого сопротивления выглядела безрадостной, наверняка в его полномочия входило слегка покалечить меня в случае надобности…

— Вынужден вас поторопить, сэр.

Очень жаль. Я как раз подумал о другом перстне, генерировавшем индивидуальное силовое поле, но он, черт возьми, остался в кармане вчерашней рубашки, валявшейся внизу в гардеробе. Расстояние было, правда, небольшое — гардероб находился прямо под кабинетом — и я мог попытаться включить перстень отсюда, но удастся ли, да и каким образом он вообще сработает? Нет-нет, слишком рискованно…

— Сэр, третьего предупреждения не будет!

Тэд впервые позволил себе повысить голос, но его голубые глаза оставались спокойными. Очень внимательными и спокойными. Нет, все-таки есть в этих профессионалах нечто отталкивающее… Но выбора не оставалось — резким движением я сдернул с пальца перстень с монограммой и протянул его Тэду на раскрытой ладони.

— Хорошо. Возьмите!

Он был бы совершеннейшим болваном, если б попался на такую детскую уловку. Разумеется, мое предложение вызвало у него лишь мимолетную улыбку… С корректностью образцового слуги он попросил:

— Будьте любезны, сэр, положите на стол. Вздохнув с покорным видом, я подошел к столу, положил кольцо на край и отступил на шаг в сторону.

— Чуть подальше, пожалуйста.

Я дисциплинированно отодвигался, глядя на него, покуда он не кивнул… Далековато. Если он пойдет к столу вдоль стен, мне никак будет его не достать — я мысленно попрощался с порталом…

— И вы тоже, мадемуазель.

Гаэль, стоявшая у противоположного от кольца конца моего просторного стола, вроде бы не представляла угрозы, но Тэд проявлял завидную осторожность. Девушка же как будто его не услышала, и я во избежание неприятностей резко приказал:

— Отойдите! Наплевать!

В откровенном бешенстве Гаэль закусила губу чуть не до крови, но послушалась. И Тэд пошел к кольцу. Напрямик, по диагонали! Я настолько удивился, что едва не забыл подготовиться. Но не забыл — почти не шевелясь, напружинил ноги, чуть перенес вперед центр тяжести, еще раз «увидел» траекторию… Как раз вовремя. Тэд, по-прежнему не отводя от меня ни взгляда, ни бластера, оказался в шаге от угла стола, и я усмехнулся:

— Вы все-таки совершили эту ошибку!

В его глазах промелькнуло какое-то странное выражение, плавность движений на мгновение нарушилась, и я прыгнул вперед…

Это был тот самый левый прямой, мой коронный удар. Вышел на загляденье — в аккурат несколько сантиметров левее центра подбородка! Тэда отшвырнуло метра на три, и он рухнул на ковер почти у самой двери. Я для очистки совести прошел это расстояние, но добавки не требовалось… Меня больше удивило, что он вообще еще дышал, хоть и с трудом — как правило, для двоих из трех знакомство с моим любимым ударом в такой интерпретации заканчивалось фатально. А ведь Тэд был далеко не так молод и тренирован, как те, против кого я выходил на ринг. Повезло ему, или мои руки все-таки ослабли…

— Он подошел слишком близко — вы это имели в виду? — спросила Гаэль, встав рядом со мной.

— Ну да.

— Все равно, герцог, это был высочайший класс! — в голосе Гаэли прямо-таки звенело торжество, но я как-то не слишком радовался.

— Конечно, сила есть — ума не надо!

— Да будет вам! — теперь уже явственно слышалась обида. Непонятно, правда, на кого.

— Я обязан был это предусмотреть… Ну ладно, сейчас, надеюсь, и вам ясно, что здесь лучше не оставаться?

Она промолчала, но ответ и не требовался — вернувшись к столу, я с большим удовольствием надел обратно перстень и взял в руки Камень, вновь прикидывая, не стоит ли взять его с собой…

— И куда вы собираетесь?

— Куда-нибудь, где меня какое-то время не будут беспокоить… — Приняв относительно Камня решение, аналогичное предыдущему, я направился к сейфу и ляпнул, не особо задумываясь:

— Мы могли бы отправиться в гости к вам. Помнится, вы еще вчера хотели переодеться…

— Какая удивительная внимательность! — фыркнула она. — Хорошо, давайте. Хотя большого смысла и не вижу.

Заперев сейф, я огляделся — не понадобится ли что? — но явно имело смысл прихватить только кольцо с силовым полем, а оно было внизу, так что я направился к двери. Гаэль же по-прежнему стояла над Тэдом, начинавшим уже тихонько постанывать, и на лице у нее было откровенно жестокое выражение…

— Эй, постойте, герцог! Вы разве не намерены его прикончить? — не прибегая к околичностям, поинтересовалась она.

— Нет.

— Но он же предатель.

— Да.

Гаэль раздраженно потерла переносицу, а потом развела руками:

— Но, черт возьми, — почему?

— Вот и дядя мой пусть подумает — почему? Это немного усложнит ему задачу. — Я улыбнулся и открыл дверь:

— Прошу вас!

Глава 5

Известно, что истории свойственно повторяться. Как в судьбах целых государств и народов, так и отдельных личностей. Удивительно, но меня это тоже касалось. По крайней мере, параллели с ситуацией, когда вскрылось предательство Коллинза, прослеживались достаточно четко. И тогда, и сейчас ключевой фигурой оказывался мой дворецкий. В разных ролях, но все же… И тогда, и сейчас мне удалось взять верх над предателем, после чего пришлось в спешке покидать свой замок. В этот раз чуть менее торопливо — я все-таки потратил время, отыскал Гэлли и, вкратце обрисовав ситуацию, приказал посадить Тэда под арест, когда он очухается.

Но на этом совпадения не закончились. Мы полетели на том же бронированном катафалке, что так любил майор Уилкинс, тем же маршрутом, и я так же занимал кресло пассажира… Поэтому я даже почти не удивился, когда Гаэль, завершив взлетный маневр, включила автопилот и обратилась ко мне:

— Все-таки я не понимаю, герцог, почему же вы его не убили?

Убери отрицание перед последним глаголом, и получится один в один то, с чем приставал ко мне Уилкинс полтора месяца назад. Я невольно усмехнулся — пожалуй, было бы куда логичнее, если б они задавали свои вопросы наоборот…

— Откуда в вас такая кровожадность? Насколько мне известно из литературы, женщины обычно больше склонны просить пощады для павших врагов.

— Во-во, из литературы! — хмыкнула она. — Там милосердие смотрится отлично. Интересно, что б вы сделали, если бы я давеча пожалела бедных пиратов на «Прометее» и перестала в них стрелять?

— Что бы я сделал? Очевидно, включил защитное силовое поле — чего зря помирать?..

— Не поняла! — она тряхнула головой. — А почему вы его сразу не включили?

— Занят был с порталом. К тому же на вас оно все равно бы не распространялось…

— Значит, одному помирать глупо, а за компанию со мной вроде и нормально… Прямо не знаю, как реагировать, — пожаловалась она, но потом улыбнулась. — Ладно, не о том речь. Я, может, и не слишком хотела смерти этого мерзавца, но вы-то, герцог!.. Такой поступок противоречит вашим жизненным принципам, разве нет? Или они тоже изменились вместе с вами?

Я снова рассмеялся, и она обиженно надулась.

— Я что, анекдот рассказываю?

— А?.. Да нет, я просто не помню, чтобы делился с вами своим мировоззрением по данному поводу. Вот с Уилкинсом обсуждали эту тему, было дело… Из чего с неизбежностью следует вывод, что вы некогда и его доняли. А казалось, он покрепче меня будет.

— Да уж, Джек Уилкинс — законченный сухарь, можете за него не волноваться! — прервала она мои рассуждения. — Так как? Что случилось с принципами?

— Не знаю. Давненько не проводил инвентаризацию — все, знаете ли, приходится делать второпях…

— А почему резину тянем?

Губы сжаты, брови сведены, взгляд холоден и неприступен.

— Вам бы прокурором работать! — восхитился я.

— А вам — подследственным!

Я прикинул — не обидеться ли для разнообразия? — но потом решил, что это был комплимент моей неуступчивости (у людей научился так злостно себя обманывать — это точно). В конце концов, почему же я действительно не убил Тэда?.. Да из-за того выражения в его глазах, которое промелькнуло перед самым моим прыжком. Не страх, не удивление, а так… Сложно выразить. Скажем, это был сдержанный иронический смешок.

— Ну, хорошо. Я не убил своего дворецкого потому, что не уверен: имело ли место предательство.

— Это как? — Глаза Гаэли в изумлении расширились, губы слегка изогнулись, и я подметил, что данный тип эмоций очень ей к лицу. Странная для меня мысль, вы не находите?..

— Неужели вы считаете, что Тэд мог так ошибиться в выборе траектории движения случайно?

— А по-вашему — специально, что ли?

— Он же профессионал экстракласса — пусть и в прошлом… Зная мои возможности, Тэд просто обязан был исключить подобный риск.

— Он мог вас недооценить. Ваш выпад был уж очень хорош…

— Да где там! В былые времена я на ринге и не такое показывал, а уж Тэд наверняка — хотя бы из любопытства — просматривал записи моих боев. Это ж был мой излюбленный прием, я им свой первый титул выиграл у прежнего чемпиона… как бишь его звали… — Я невольно попытался вспомнить — все-таки это был один из самых ярких моментов моей жизни, — поэтому сперва пропустил реплику Гаэли мимо ушей. А сказала она:

— Факкетти. Гаэтано Факкетти, так его звали. Когда же смысл ее слов до меня дошел, я слегка остолбенел.

— Простите, Гаэль, вы что, боксом интересуетесь?

— Спаси Бог! — Она успокаивающе погладила меня по плечу. — Нет, я интересуюсь вами. Поэтому при первой возможности — а она недавно подвернулась на «Прометее» — я тоже просмотрела коллекцию ваших поединков. Впечатляющее зрелище, ничего не скажешь!

— А что записи моих боев делают на «Прометее»? — растерянно пробормотал я.

— Как что? Адмирал, как они его называют, является страстным поклонником вашего таланта, что меня с ним несколько примиряет. Вы не знали?

— Нет. — Я покачал головой с непритворным удивлением, а потом спохватился:

— Между прочим, что вообще происходило на «Прометее»?

— Потом. Сначала закончим с дворецким.

За всей этой болтовней мы одолели больше половины пути до Нью-Фриско, и я решил, что в самом деле пора закругляться…

— Все очень просто, Гаэль. Поставьте себя на его место и предположите, что вам не хочется предавать ни одного из своих нанимателей. Из-за желания поберечь здоровье или по какой другой причине… Что делать? В свое время в разговоре с Уилкинсом, содержание которого вам, похоже, известно, я чуть не пророчески заметил, что служба двум хозяевам становится плоха, только когда их интересы вступают в противоречие — тогда, дескать, предательства не избежать. Теоретически я был прав. Но на практике всегда можно попытаться сделать так, чтобы тебя не поймали за руку. Именно это Тэд и провернул. Он послушно исполнил приказ моего дяди, но попутно предоставил мне шанс уйти, так сказать, невредимым.

— А если бы вы им не воспользовались? — запальчиво поинтересовалась Гаэль.

— Дурак — я. Он-то тут причем?

— Понятно. Ну-ну, продолжайте!

— Да все, собственно. Получилось, что фактически дядю Тэд все-таки обманул, но видимость лояльности соблюдена… Но только видимость. Потому как по всем законам я не должен был оставлять его в живых, и, следовательно, дядя задумается…

— Безусловно. Если узнает об этом!

— Что? — я сбился с мысли.

— Интересно, как Тэд сможет ему что-нибудь сообщить, если будет согласно вашему же приказу сидеть под арестом?

И вправду — как? Похоже, рановато я возомнил себя прозорливым и дальновидным — это было очень опасное заблуждение.

— Ничего, дядя что-нибудь придумает, — извиняющимся тоном пробормотал я, но прозвучало очень слабо…

Гаэль обошлась без злопыхательства, однако заметила:

— По-моему, он через какое-то время поймет, что его агент провалил задание, и благополучно об этом забудет.

Я крайне сомневался в способности дяди что-нибудь забыть, но и впрямь — дела поважнее у него могли найтись. Я вздохнул, как бы признавая несостоятельность своей гипотезы, но Гаэль неожиданно отрицательно замотала головой:

— Ваш просчет ни о чем не говорит. Вы ведь предполагали нечто другое. Что?

И ведь она опять была права — я охотно подхватил знамя своей мысли, слегка повалявшееся в грязи…

— Так если б барон Детан задумался, то наверняка пришел бы к выводу, что это определенный знак с моей стороны. Знак, что я считаю наш конфликт исчерпанным и не намерен в дальнейшем совершать действия, направленные против него.

— А он исчерпан? Конфликт-то ваш? — Я промолчал и принялся закуривать, а она напомнила:

— Герцог, но я же до сих пор не в курсе, в чем он состоит… или состоял.

— Фактически это не важно. Мне ведь в любом случае выгодно, чтобы он так думал. — По сути, в глубине души я не мог однозначно решить, хочу ли я продолжения конфронтации с бароном Детаном. Точнее, хотеть-то не хотел. Но надо ли?

— Положим, смысл в этом есть, — согласилась она, быстренько сверилась с показаниями приборов, тоже закурила и заговорила с неожиданной мягкостью:

— Послушайте, не хочу вас обижать, но все же… Я придерживаюсь весьма высокого мнения о ваших умственных способностях, но не слишком ли самонадеянно на вашем месте рассуждать, что подумает или сделает великий детектив? Он гений — это общепризнано.

— Что ж тут обижаться? Самонадеянно донельзя. Но альтернативы не просматривается. — Мы обменялись сочувственно-понимающими взглядами, но, припомнив сегодняшний Совет, я слегка приободрился. — Хотя иногда и мне удается загнать его в угол!

Гаэль, как ни странно, поверила моему бахвальству и качнула головой с выражением: «Ну, крут, ничего не скажешь!» — а потом очередной раз усмехнулась:

— Значит, по-вашему, есть шанс, что великий детектив маленькую игру вашего дворецкого не раскроет!

Некоторое время я молча ее разглядывал и пришел к выводу, что спорит она чисто из любви к искусству. Ладно. Тем более что аргумент никуда не годился…

— Вы себе противоречите — только что сами восприняли мои слова как нонсенс, а теперь утверждаете, что так же, как я, подумает и барон Детан. Где логика?

— Нету, — честно призналась Гаэль. — Но я — женщина, мне можно.

Я усмехнулся довольно-таки кисло, а потом заметил в порядке размышления:

— Но это тоже не важно. Дядя может догадываться, о чем ему угодно, но доказательств нет и в помине. Невозможно обойти объяснение, которое лежит на поверхности — просчитался Тэд, постарел…

— Ха-а, — торжествующе вскричала Гаэль. — А выиграла-то я — вы сами признаете, что это объяснение верно!

— Ничуть! Оно может быть верно. Но я-то видел глаза Тэда, когда сказал ему про ошибку — он бы с удовольствием рассмеялся, если бы имел на это время!

Разговор на короткое время прервался — на горизонте показался город, и Гаэли пришлось переходить на ручное управление, а я пристально вглядывался в привычные силуэты небоскребов, пытаясь обнаружить какие-либо изменения, как будто после долгой разлуки… Но в действительности времени прошло всего ничего, поэтому никаких новшеств в облике Нью-Фриско я, разумеется, не нашел. Тем временем Гаэль приняла отрешенный вид, и я проявил редкую для себя инициативу, поинтересовавшись:

— Скажите, Гаэль, почему вы спорите со мной… гм… столь агрессивно?

— Надо ж, — она выдала свою любимую кривую усмешечку, — вот и я думаю — почему? Не раздувайтесь как жаба, я не шучу. К тому же почему всегда, это понятно: характер скверный. А в данном конкретном случае, когда мне заведомо было бы приятнее с вами согласиться… Не знаю. Пока я надумала такое: ваше видение ситуации кажется мне чересчур сложным. Нет, не сложным, скорее, зыбким… Вы доискиваетесь глубинных причин, анализируете психологию — но все это очень тонко, а человек инстинктивно стремится к ясному, простому, как вы выразились, лежащему на поверхности. Тяжело, понимаете ли, думать за всех, за себя бы успевать! Может, потому я так вскинулась? А, герцог?

— Трудно сказать. — Хотелось бы изречь нечто экстраординарное, но как-то не нашлось в голове ничего, приличествующего моменту. — Хотя в аналогичной ситуации Уилкинсу тоже стало тошно от всех этих рассуждений.

— Да, майор, как и всякий военный, любит четкость в понятиях. Белое должно быть белым без единого пятнышка, а черное желательно как космос без звезд. У вас же все чертовски запутано и — это, наверное, главное — может повлечь за собой неприятности различной степени тяжести.

— Какие, к примеру?

— Вы запросто могли убить Тэда своим кулаком, а он чуть ли не услугу вам оказывал. Что тогда? Вас бы угрызения совести замучили.

— Не думаю, — искренне возразил я. — До некоторой степени я тоже являюсь приверженцем принципа, столь любимого как людьми, так и керторианцами: нет человека — нет и проблемы!

Гаэль промолчала — то ли занятая перестроением нашей машины на влете в город, то ли по иной причине, а я подметил, что произнесенная мной сентенция за недавнее время пришла мне на ум уже дважды. Причем первый раз — а было это в моей камере на «Прометее» — вспомнилась она именно в отношении самой Гаэли… Тут меня как будто что-то подтолкнуло, и я поинтересовался:

— Далеко нам еще?

— Я живу почти на северной оконечности города. Мы находились на южной — и впрямь, времени должно было хватить.

— Вы хотели узнать, что происходило на Совете?

Вопрос был стопроцентно риторическим, и, не дожидаясь ответа, я принялся рассказывать о юридических выкрутасах графа Деора, коими тот блистал сегодня днем. Я посвятил Гаэль во вновь обнаруженные тонкости нашей клятвы и утвержденный в итоге подход к определению керторианца, согласно которому в эту категорию попадали и клон Вольфара Рега, и сама Гаэль, — надо заметить, задним числом эти решения показались мне ужаснейшим крючкотворством… Конечно, слушала она с большим вниманием, подчас даже пренебрегая правилами движения, но было заметно, что многое до нее не доходит. Неудивительно: выдранный из общего контекста истории, этот кусок, пожалуй, больше порождал вопросов, нежели давал ответов. И, я не смог бы внятно объяснить, почему вдруг стал поспешно излагать именно эту часть — так, какое-то смутное предчувствие. И, забегая вперед, могу сообщить, что данное предчувствие безусловно делает честь моей интуиции — вот только понял я его превратно…

Зато по времени рассчитал довольно точно — мой рассказ подошел к концу, как только мы покинули зону небоскребов и пошли на снижение к группе расположенных чуть в отдалении от Нью-Фриско небольших вилл. В общем-то, такой выбор ею места жительства меня не удивил — этот маленький район был специально выстроен для эмигрантов с других миров, не желавших селиться в огромных небоскребах. Удивился я, когда, слегка покружив над невысокими коттеджами, мы приземлились на посадочную площадку рядом с самым, пожалуй, большим и респектабельным зданием в округе. И даже поспешно сделанное сообщение, что виллу она арендует, практически ничего не объясняло. Я знал, что в этом престижном месте селятся многие звезды из принадлежащего нам с Адрианом Форбсом «Нового Голливуда», и у них дома были куда плоше…

Поэтому, когда Гаэль после продолжительных операций с кодовым замком открыла парадную дверь, я ожидал увидеть внутри роскошь, подобную собственному замку или даже превосходящую. Но нет, просторный холл первого этажа выглядел очень буднично, как-то даже неухожено, да и гостиная, в которую мы затем прошли, смотрелась немногим лучше. Складывалось впечатление, что Гаэль воспринимала свое жилище исключительно как временное и заботилась о нем весьма мало… Но это можно было понять, оставался только вопрос: зачем снимать дом, который наверняка стоит бешеных денег, если он тебе не нужен? Однако спросить в лоб я не решился, а Гаэль пошла на второй этаж приводить себя в порядок, любезно предложив мне осмотреться вокруг…

Что ж, и в самом деле было любопытно, я воспользовался предоставленной свободой, и первая же дверь, куда я ткнулся, вела из гостиной в рабочий кабинет Гаэли. Тут я сразу решил задержаться. Комната была невелика, довольно плотно заставлена мебелью и имела вид обжитой и уютный. Здесь были даже вещи, явно преодолевшие когда-то вместе со своей хозяйкой путь с далекой Земли. Например, шкаф с застекленными дверцами, заполненный старинными книгами на бумаге, или здоровенный письменный стол красного дерева, с которым расположенный на столешнице современный компьютерный комплекс совершенно не гармонировал. Гаэль явно очень любила эти предметы, раз пошла на расходы по их доставке, но понять ее было нетрудно. У каждого есть вещи, к которым он особенно привязан — и я тоже при возможности захватил бы с собой многое из замка на Кертории, но мне пришлось покидать его налегке…

Постояв немного на пороге, я вошел внутрь и принялся за более тщательный осмотр. Утверждается, что вещи могут многое рассказать о своих владельцах, и, наверное, так оно и есть. Но для тех, кто умеет их понимать. Я же в этом деле, к сожалению, был далек от борьбы за призовые места…

Тем не менее я честно попытался что-либо выудить, но улов вышел более чем скромный… Взять тот же шкаф. Что по нему можно определить? Что, если судить по корешкам расставленных там книг, Гаэль является человеком прекрасно образованным, так это я знал и без того. Или что, если она действительно все это читала, то должна владеть пятью языками? Новая информация, но едва ли ценная… Письменный стол также особых поводов к размышлению не давал, неприятно напоминая собой рабочее место Пола Виттенберга в законсервированной лаборатории на Денебе IV — ничего лишнего, все аккуратно прибрано, разложено чуть ли не в соответствии с законами симметрии. Немного странно — Гаэль производила впечатление человека эмоционального, порывистого, а по виду стола ее скорее можно было заподозрить в излишнем педантизме. Но и это вполне можно было списать на специальную уборку, проведенную перед отъездом на неопределенный срок… Возможно, внутри, в многочисленных отделениях я ящичках могло найтись нечто более содержательное, но копаться в чужих документах — вы сами понимаете!..

Я перешел к противоположной стене, проигнорировал невысокий журнальный столик с парой кресел, рассеянно осмотрел современные стеллажи, заполненные дисками — к слову сказать, исключительно информационного характера, — и наконец добрался до горки, стоявшей в дальнем углу, рядом с окном. Она привлекла мое внимание лишь потому, что тоже была очевидным антиквариатом, однако после непродолжительного осмотра в свою очередь показалась безынтересной. В бар я лезть не собирался, а на двух открытых полках были в живописном беспорядке разложены всякие безделушки, художественные и не очень — единственное, пожалуй, свидетельство того, что кабинет принадлежит женщине. Пялиться на всякую белиберду в мои намерения никак не входило, и я отвернулся. А надо сказать, окна кабинета выходили почти строго на юг, и уже начавшее опускаться солнце бросало косые лучи на эту самую горку. Вот, оборачиваясь, я и поймал уголком глаза блик, показавшийся мне странно знакомым…

Более того, резанувший глаз отсвет так меня поразил, что я застыл на месте, глядя на садик за окном и лихорадочно пытаясь вспомнить, где и когда видел нечто подобное… Нелегкая задача, скажем прямо. Зачастую внешность людей, с которыми давно не встречался, бывает трудно восстановить в памяти, не то что блик. Полагаю, сознательный перебор всех вариантов и возможностей (а я пытался им заниматься) занял бы у меня всю оставшуюся жизнь, но, как нередко случается, ответ всплыл сам. Ответ, заставивший меня броситься обратно к горке с таким рвением, что я едва не снес ее к чертям собачьим!

Искомое я нашел почти сразу, теперь оно само бросилось в глаза. И была это небольшая, лежащая между двумя причудливыми раковинами камея, вырезанная из кости и украшенная несложным рельефом гор. Камея была очень старой, по ней змеились тонкие трещины, и в качестве ювелирного изделия она уже никуда не годилась. Да и вообще она была бы ничем не примечательна, если б не одна мелочь — камея была керторианской. В этом не могло быть ни малейших сомнений — я вспомнил именно сверкание кости, особым образом обрабатываемой на Кертории. Если бы не красноватый оттенок лучей солнца Новой Калифорнии, сказавшийся на яркости блика, то я, пожалуй, даже не потратил бы время на идентификацию… А уже рассматривая камею на ладони, я обнаружил, что и изображенный на ней контур горного хребта мне тоже знаком. Не то чтобы я видел его воочию — я никогда не бывал так далеко на востоке Кертории, — но его изображение часто использовалось в разных видах прикладного искусства, оно было своеобразным символом страны Д'Хур…

Каким образом камея с моей родины оказалась в кабинете земной журналистки, было далеко не самым сложным вопросом — очевидное объяснение напрашивалось само собой. Другое дело — для чего эта камея была предназначена? И кому она прежде принадлежала? Впрочем, с последним все тоже было ясно, только с обратным знаком — кому угодно из покинувших Керторию. А относительно ее назначения с ходу я мог сделать два вывода, не поражающих своей полезностью. Во-первых, приблизительный возраст камеи, исходя из прискорбного состояния крепчайшей кости, составлял много тысячелетий, следовательно, создана она была во времена, когда магия цвела на Кертории пышным цветом, и могла нести в себе чрезвычайно мощные заклятия. И во-вторых, это не было, скажем так, стреляющее оружие — его испокон веков исполняли в виде перстней.

Возможно, знатоки — а в Галактике к таковым могли быть отнесены Лан и с небольшой натяжкой Принц — смогли бы установить истину по косвенным признакам; для меня же существовал единственный путь — эксперимент. Но пока я раздумывал, как к нему лучше будет подступиться, вернулась Гаэль. Приведя себя в порядок и переодевшись в элегантный брючный костюм, она выглядела посвежевшей и бодрой, но лицо ее показалось мне злым и озабоченным… И правильно — прямо с порога она бросила:

— Вы здесь! Так я и думала. Плохие новости, герцог!

— Очень плохие?

— Нет, наверное. Дом обыскивали в мое отсутствие!

Меня это почему-то не слишком удивило — желающих поинтересоваться прошлым Гаэли я не задумываясь мог назвать немало, но определенный укол беспокойства все же почувствовал… А вслух поинтересовался:

— Как вы заметили? Что-нибудь пропало? — при этих словах я сразу же подумал о керторианской камее, по-прежнему зажатой в ладони, и почти механически сунул ее в карман брюк.

Гаэль покачала головой и прошлась по кабинету, цепко оглядывая стеллажи и стол — горку она удостоила лишь мимолетного взгляда. Значит, о ценности камеи не подозревала…

— Нет, как будто ничего не пропало. Вещи лежат на своих местах. Но я уверена, что кто-то тут все переворошил — видно, профессионал работал…

Пожалуй, раньше я стал бы допытываться, на чем зиждется такая уверенность, но теперь уже доверял ее исключительной памяти и наблюдательности. Раз говорит, что был обыск, так и есть. В конце концов, если ничего ценного не украли, то ничего страшного. Разве что…

— Ладно, невелика беда… Или могла произойти утечка какой-нибудь важной информации? — я постарался проронить это как будто невзначай, внимательно наблюдая за ее реакцией, но Гаэль лишь продолжала хмуриться…

— В дома забираются не только, чтобы что-то украсть или найти, — заметила она. — Могут ведь и оставить кое-что!

Я вновь ощутил холодок неясного предчувствия, уже во второй раз за последние часы. И опять он был прямо или косвенно связан с жизнью Гаэли… Черт, одного этого, даже без учета разумности ее последнего намека, было достаточно.

— Надо немедленно отсюда убираться! — не терпящим возражений тоном сказал я, но Гаэль, обычно склонная пренебрегать опасностью, на этот раз и не думала противоречить…

— Сама хотела предложить. Но куда?

— Не знаю. Решим по дороге!

Не дожидаясь следующей реплики, я шагнул было к двери, но в этот момент в нее постучали. Обыкновенно так, кулаком…

— Вы что, входную дверь не заперли?! — Я резко обернулся к Гаэли, но та лишь буркнула с крайне раздосадованным видом:

— Да заперла я, заперла… — и нерешительно двинулась к выходу из кабинета…

Но на той стороне терпение иссякло раньше, дверь рывком распахнулась, и на пороге возник господин лет тридцати: яркий блондин с правильными резкими чертами лица того типа, который часто называют мужественным. Причем физиономия эта показалась мне знакомой, но опознанию здорово мешали бушующие на его челе эмоции, и среди них явно преобладала ярость… Сделав пару шагов в глубь комнаты, молодой человек окинул нас взглядом, чуть покачался на носках и наконец кивнул девушке:

— Привет, Гаэль! Рад, конечно, что ты вернулась. Но ты могла бы хоть поставить меня в известность!

В его тоне звучал открытый вызов, и все мне стало ясно. Даже кретин мог догадаться, кем является молодой человек, легко проходящий сквозь запертые двери и требующий, чтобы Гаэль извещала его о своем прибытии. Да уж, настроение у меня сделалось препоганым — раньше мне не доводилось присутствовать при сценах ревности даже в качестве зрителя, и я не горел желанием восполнить этот пробел… Гаэль долго раздумывала, прежде чем ответить, а потом достаточно холодно сообщила:

— У меня не было времени, Ральф. Его нет и сейчас. Тем не менее позвольте вас представить: Ральф Соренсен — Рене Гальего.

Если Гаэль намеревалась сбить с товарища спесь моим именем, то просчиталась. Тот был очень известным актером — услышав фамилию, я его узнал — и явно считал себя крутым донельзя. Во всяком случае, слова его прозвучали крайне нагло:

— Сам Гальего! Надо же, Гаэль, как высоко ты взлетела!

Жуткое оскорбление. Будь мы на Кертории, это были бы последние слова в жизни мистера Соренсена. Но… мы были на Новой Калифорнии, поэтому я вообще промолчал. Их отношения, им и выяснять, не так ли?

К сожалению, мистер Соренсен думал иначе — не получив ни от кого ответа, он прямо затрясся от бешенства, подошел ко мне вплотную и с издевательской улыбкой поинтересовался:

— Конечно, мистер Гальего, деньги кажутся вам несокрушимым аргументом?

Ну, что мне было делать? Объяснять наглецу, как сильно он заблуждается относительно ситуации в целом и моего характера в частности — так это курам на смех! Кто он такой, чтобы я перед ним оправдывался?.. Все же после минутного колебания я склонился к компромиссному варианту и заговорил, впрочем, угрозы не скрывая…

— Почему же, у меня есть и другие аргументы. Неплохо сокрушающие, если вам угодно.

— Да ну? — не поверил он, явно довольный остроумием ответа.

Я покосился в сторону Гаэли, но та и впрямь слегка расклеилась… М-да. Я вздохнул с почти искренней печалью и сделал последнюю попытку, в свою очередь любезно поинтересовавшись:

— Вы, кажется, снимаетесь, мистер Соренсен?

— Да. И что с того?

— А то, что вам стоило бы поберечь лицо — вы же им работаете.

С мгновение я надеялся: он пустит руки в ход первым и это снимет все проблемы… Но то ли он тоже это понимал, то ли просто подходящий ответ пришел в голову:

— Да, вам в этом плане можно только позавидовать, — широко улыбнулся он. — Ваше-то лицо уж ничем не испортишь!

Честно говоря, в этот момент над всеми моими чувствами возобладало удивление: я еще раз придирчиво присмотрелся к человеку, возомнившему меня своим соперником. Довольно высок, хорошо сложен, но мышцы не развиты, занятиями спортом себя явно не утруждал. Я был на полголовы выше, значительно шире в плечах и тяжелее — так, простите, на что он рассчитывал, столь явно провоцируя меня на драку? Ну, хоть бы оружие какое достал…

Однако выяснить, что было у него на уме, так никогда и не удастся, поскольку Гаэль вышла из оцепенения и проворчала:

— Да не ждите вы, герцог, — врежьте ему, и пошли… Только слегка, не насмерть! — поспешно добавила она.

Я послушно кивнул и сделал левой здоровенный замах на уровне головы; актер среагировал достаточно быстро и разумно — одной рукой закрылся от назревающего удара в морду, а другую даже приготовил для контратаки… Я же пока то да се нанес правой резкий коротенький апперкот в область солнечного сплетения. Для него этого было вполне достаточно — согнувшись, мистер Соренсен отлетел на пару шагов назад, споткнулся о кресло и неуклюже рухнул боком на письменный стол рядом с большим монитором, как раз на управляющую панель компьютерной системы. При этом локоть актера — я видел это совершенно отчетливо — с размаху вдавил кнопку включения системы…

Задним числом вспоминая этот эпизод, я не перестаю себе удивляться. По какой-то задержке в доли секунды, пока система не включилась, я не только сообразил, что сейчас произойдет, но и успел использовать единственный шанс на спасение… Не считая портала на руке, в карманах у меня лежало еще три оставшихся со времен Кертории магических предмета, и в этот момент мне удалось использовать два одновременно — наверное, потому, что раздумывать и колебаться было некогда. Я молниеносно включил кулон, замедляющий время, шагнул вперед, схватил Гаэль за руку, дернул к себе и врубил поминавшееся недавно защитное поле, попытавшись вложить в него всю оставшуюся энергию…

И тут рвануло. С эффектом замедленного времени выглядело даже красиво — я успел рассмотреть взрыв в мельчайших подробностях. Монитор на столе треснул, будто раздираемый изнутри, наружу полетели осколки стекла и пластика, а позади них зажегся стремительно растущий огненный шар. Я как зачарованный смотрел в накатывающуюся стену пламени, прочерченную черными сполохами, пока — спустя примерно секунду моего личного времени — она нас не настигла. Несмотря на силовое поле, удар вышел страшнейшим — я мгновенно потерял ориентацию, почувствовал лишь, что куда-то лечу, и решил даже — теперь нас все-таки пришибли…

Но нет. Еще через несколько секунд я был вынужден констатировать: сознанию не удалось высвободиться из бренного, ноющего в разных местах тела… Когда же я смог сфокусировать зрение, то обнаружил над собой потолок и с некоторым трудом определил, что лежу на спине в холле первого этажа, по-прежнему прижимая к себе Гаэль, похоже потерявшую сознание, но определенно живую. Скосив глаза влево, я выяснил, что стены, отделявшей холл от кабинета, по большей части не существовало (нами ее и разрушило). Впрочем, насколько я мог разглядеть сквозь клубящийся дым, кабинета как такового больше не существовало тоже… Тем временем Гаэль чуть шевельнулась и слабым голосом пробормотала:

— Что это было?

— Думаю, плазменная граната — никак не меньше.

— Да? А почему мы живы?

— Повезло.

Раз не стала пытать с места в карьер, значит, прилично ей досталось… Но уже в следующее мгновение она заговорила привычным ироническим тоном:

— Послушайте, герцог, не то чтобы я была принципиальной противницей ваших объятий, но не могли бы вы сделать их чуть посвободнее — у меня спина все-таки не железная…

Изрядно смутившись, я поспешно убрал руки, и она взялась за нелегкую задачу придания себе вертикального положения. К сожалению, я никак не мог ей помочь, столкнувшись с теми же проблемами… Но наконец горизонт снова стал похож на линию, и я смог оценить панораму погрома целиком. Мало радостного, прямо скажем…

— И дал-то слегка, а получилось насмерть.

Это замечание относительно судьбы знаменитого актера было ужасно бестактным, но как-то против воли вырвалось. Гаэль, конечно, огрызнулась:

— Могли бы и промолчать! Я и так желудок двумя руками на месте держу.

«Чудо еще, что удерживаете», — чуть не брякнул я. Но зрелище было еще то… Скажем так, те части мистера Соренсена, которые не испарились в горниле взрыва, можно было обнаружить в самых неожиданных местах, включая потолок…

Между тем в кабинете мало-помалу начало разгораться пламя, и дальнейшее пребывание в доме стало не толь — ко малоприятным, но и небезопасным — уцелеть во вспышке плазмы, чтобы сгореть потом в тупом пожаре, было бы верхом головотяпства… Поэтому я подхватил впавшую в легкую прострацию Гаэль, выволок через распахнутую парадную дверь наружу и отвел для пущей надежности подальше, к посадочной площадке, где стоял наш флаер… Там Гаэль с полной безучастностью уселась на приступку под фонарем кабины, а я смог наедине с собой порешать резко обострившийся вопрос: как жить дальше?

Получалось плохо. Я очень суетился, отдавал себе в этом отчет, но ничего не мог поделать — солнце, зеленая травка, легкий ветерок ничуть не успокаивали, а лишь оттеняли только что пережитый кошмар. Меня основательно подвело ощущение безопасности, появившееся после смерти Вольфара. Невзирая на возникший — и достаточно острый — конфликт с дядей и Его Высочеством, я не видел прямой угрозы своей жизни, будучи уверен, что так далеко они не зайдут. А после сегодняшнего решения Совета, ставившего под защиту жизнь Гаэли, и вовсе расслабился, намереваясь неторопливо разобраться в происходящем, определить цели — ближайшие и более отдаленные… Привело это к тому, что я побывал в промежутке меньшем, чем мгновение, от довольно-таки жуткой смерти, и теперь не мог сосредоточиться. Да, я по-прежнему хотел оказаться в надежном, безопасном месте — просто чтобы спрятаться для начала…

Чехарду моих мыслей прервало появление полиции и пожарных. Наученные прошлым опытом представители властей были сама любезность и предупредительность (когда смогли преодолеть первоначальный шок), но все же пару слов пришлось им сказать. Затем же подлинную тревогу вызвало у меня состояние Гаэли — она никак не реагировала на внешние события, лишь сидела неподвижно, опустив голову и вперив взгляд в бетонную поверхность площадки. Я тихонько потрепал ее по плечу, но когда она подняла пустые, безжизненные глаза, запнулся — не мастер я утешать, что и говорить. И в итоге не нашел ничего лучшего, как спросить:

— Из-за Ральфа?

— Мировая скорбь-то? — она угрюмо улыбнулась. — Не знаю. Дом жалко, хоть и не мой. А вот библиотека моя была. Вещи, работа… Все сгорело к чертям. А Ральф?..

Гаэль попыталась цинично усмехнуться, но лишь сморщилась и вздохнула…

— Нет, его тоже жаль, конечно. Он мне нравился, что скрывать. Всегда такой жизнерадостный, смелый, даже мужественный в некотором роде…

«В некотором роде — возможно, а в остальном — законченный мудак!» — но так, разумеется, я только подумал. К счастью, Гаэль решила быстренько свернуть с этой темы, встряхнулась и глянула на меня с большей живостью…

— Ну что, герцог? Ваш замок все-таки оказался несколько безопаснее, а?

— Вот именно что — несколько!

— Но предатель как будто обезврежен, — недоумевающе возразила она.

Я кисло усмехнулся:

— Один обезврежен. А сколько их еще? Вы знаете? Я — нет… Как минимум еще один есть наверняка. Кто-то ведь и на Принца работает… — Вспомнил-то я об этом совсем недавно, но признаваться было необязательно.

— Теперь поняла, — кивнула Гаэль. — Тогда — куда? Мне все равно — лишь бы отсюда поскорее… Последнее замечание, похожее на крик души, заставило меня поднапрячься, но, как ни старался, я не мог вообразить на Новой Калифорнии места, соответствовавшего моим целям. Везде люди, все меня знают, да еще и полиция наверняка попытается сесть на хвост — хоть пока и оставили в покое, но рожи вытянутые, что шеренга лошадей в стойлах… А переместиться с планеты я, очевидно, не мог — после недавнего выплеска энергии на успешную работу с порталом не было никакой надежды. Да даже если бы вся Галактика была в моем распоряжении, то что? У меня не было ни потайных убежищ, ни вообще какой-либо собственности за пределами Новой Калифорнии. Хотя нет, поправил я себя, это только с формальной точки зрения, а фактически… Фактически мне кое-что принадлежало. Причем подходящее во всех отношениях — невозможность попасть туда вызывала большую досаду. Я опять принялся изыскивать способ перекантоваться пару дней, пока запасы энергии не восстановятся, но мысли опять соскальзывали к Гаэли, и тут меня посетила довольно неожиданная идея — ведь не зря же она официально считалась керторианкой?..

— Гаэль, хотите попробовать открыть портал?

— Что? Портал? — В ее глазах промелькнула искорка интереса. — А как? Вы мне его отдадите?

— Это как будто необязательно. Когда мы перемещались с «Прометея» на «Бантам», герцог Венелоа помог мне, так сказать, со стороны… — я оборвал себя, напомнив, что сейчас не самое удачное время для обсасывания деталей этого сложного вопроса. — Нет, вам надо будет только отдать моему перстню приказ, когда я скомандую.

— Как?

— Не знаю… — Действительно, всегда трудно растолковать непосвященному то, что самому кажется элементарным. — Просто посмотрите на кольцо и по моему сигналу прикажите ему сработать. «Сезам, откройся!» — что-нибудь в таком духе.

— Ладно… — Убежденности в ее голосе не наблюдалось, но я краем глаза заметил: за последние минуты полицейского полку прибыло, и парочка высоких чинов движутся определенно в нашу сторону…

Закрыв глаза, я быстренько восстановил в памяти обстановку тесной рубки космической яхты «Элейн» и без большой надежды крикнул:

— Давайте!

Безымянный палец словно обожгло, а портал возник столь быстро, что я прямо-таки отказался в это поверить. Но вот она арка, в двух шагах прямо по курсу!

— Вышло, что ли?.. — прошептала Гаэль, но я не слишком любезно подхватил ее за локоть, поставил на ноги и повел вперед. Стоило поторопиться — полицейские уже были рядом, а выступавший первым даже обратился ко мне:

— Мистер Гальего, вам надо…

— Сам знаю, что мне надо, — беззлобно перебил я и, галантно пропустив девушку, шагнул в портал…

Который захлопнулся у меня за спиной безо всякого моего участия.

— Догадались закрыть? — восхитился я.

— Я, по-вашему, совсем идиотка? — по привычке бросила она, вертя головой по сторонам…

Да, оглядеться было явно неплохой мыслью, но ничего особенного не обнаружилось. Сама рубка ничуть не изменилась, а яхта, судя по темным экранам и отсутствию жизни на пультах управления, находилась на стоянке в доке. Куда больше меня насторожил звук неторопливых шагов, доносившихся из-за неплотно прикрытой двери. Шаги определенно приближались, и я поспешил встать сбоку от косяка, подготовившись ко всяким неожиданностям — попросту говоря, занеся кулак.

И когда у возникшей в проеме тени рука метнулась к поясу, мой кулак устремился вперед. Но остановился, чуть не дойдя до носа цели, — промелькнувшее в полутьме лицо показалось знакомым и неопасным…

— А, это вы! — хором воскликнули мы, хотя мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить вслед за лицом еще и имя.

Это был Том Карверс, бывший сослуживец майора Уилкинса, а ныне — глава отряда телохранителей при герцоге Лане. Сообразив все это, я решил, что удивление и прочая демонстрировать не стоит, поэтому отступил на шаг и деловито приказал в стиле майора:

— Сержант, доложите обстановку! Он явно воспринял обращение как должное, вытянулся и щелкнул каблуками:

— Есть, сэр! Согласно полученному приказу я отвел вашу яхту в систему Рэнда. И далее, на грузовую станцию Рэнд-6, где поставил ее в док. Никаких конфликтов по дороге и во время пребывания на станции не произошло.

Исчерпывающий рапорт, ни хрена не скажешь! Я все-таки растерялся, но мне на выручку невольно пришла Га-эль. Тронув меня за рукав, она спросила:

— Герцог, если я вам сейчас не нужна, то я пойду, прилягу где-нибудь, ладно?

— Да, конечно, — поспешно согласился я и, пока провожал ее взглядом, немного привел мысли в порядок. Эти чертовы вояки необыкновенно дисциплинированы и напрочь лишены фантазии. То есть, если ему приказали привести яхту на Рэнд и ждать моего появления, он привел и ждет. А что я опаздываю на пару неделек, никого не волнует…

— Скажите-ка, Таллисто все еще Президент Рэнда?

Карверс посмотрел на меня слегка округлившимися глазами, но вовремя вспомнил, что в его задачу входит отвечать на вопросы, а не комментировать их, и кивнул:

— Так точно, сэр!

— Значит, отсюда следует убраться поскорее… — в раздумье проронил я. Пусть Таллисто и не отважится напасть на меня в открытую, но после устроенного ему мордобоя просто обязан измыслить какую-нибудь пакость…

К моему изумлению, брошенные в воздух слова Том Карверс воспринял как руководство к действию. Обойдя меня, он уверенно уселся в кресло пилота и принялся манипулировать кнопками и рычажками, занимаясь расконсервацией яхты. Я в молчании наблюдал за ним вплоть до момента, пока четверть часа спустя, получив разрешение от диспетчера станции, Том Карверс не вывел яхту из дока в открытый космос. Не важно, из каких он исходил соображений, продолжая работать на меня; я даже не собирался затрагивать эту тему, опасаясь, что всплывет какое-либо недоразумение. Безусловно, сержант был человеком Лана, но он умел управлять кораблем, а я — нет… Поэтому я подал голос, только когда мне был задан вопрос:

— Куда полетим, сэр?

— Покажите мне карту, сержант.

По-прежнему ничуть не удивляясь, он кивнул, включил со своего пульта монитор на штурманском месте и вывел туда карту галактических п-в-туннелей. Подойдя поближе, я с минуту разглядывал схему, а потом ткнул пальцем в левый верхний угол, где почти правильный треугольник образовывали системы Денеба — Антареса — Веги… Почему именно туда? Не думаю, что мог бы вразумительно ответить — просто там жили мои друзья, да и вообще многие керторианцы, а я, похоже, подсознательно стремился держаться поближе к своим…

Глава 6

Утро третьего дня полета я встретил в настроении спокойном, где-то даже меланхолическом. Сидя в кают-компании и поглощая в одиночестве скудный завтрак, состоящий из разогретой пиццы, я размышлял о вещах простых и бестревожных. В частности, как я мучил бы прежнего хозяина «Элейн», если б тот паче чаяния попался мне в руки. Скажем, достаточно было бы потчевать его содержимым собственного холодильника на протяжении месяца? Или он оказался бы слишком привычен, и следовало разнообразить диету чипсами?..

Наверное, подобные мысли могут выглядеть странными для человека, очутившегося в крайне запутанной и опасной ситуации, но против правды не попрешь. Еще, разумеется, можно сделать предположение, будто за последние дни я уже разгадал все секреты, составил гениальный всеобъемлющий план действий и теперь умиротворенно ожидал подходящего момента для его осуществления, но это будет так же похоже на истину, как кролик на удава…

Истина же заключалась в том, что я был вынужден расписаться в собственном умственном бессилии. Пытаясь распутать клубок, закрученный моими соотечественниками, и трепыхаясь в паутине недоказанных гипотез, версий и предположений, я чувствовал себя чрезвычайно урбанизированным господином, неожиданно оказавшимся посреди глухих джунглей, когда невозможно распознать зло или благо, опасность или спасение даже прямо под собственным носом…

Справедливости ради стоит отметить — героических усилий для проникновения под покровы тайн я все же не прикладывал. Вечером первого дня я вообще себя не утруждал, ссылаясь на то, что в те сутки пережито было достаточно — можно и отдохнуть, а весь второй день проторчал в рубке, в первой половине позволив себе понервничать относительно того, удастся ли нам беспрепятственно покинуть пределы Рэнда. Когда же это произошло, я приступил к осторожным расспросам Тома Карверса. Но ничего оригинального не выяснилось — как нетрудно было предположить, при отлете с Антареса герцог Лан откомандировал своего телохранителя мне в помощь «вплоть до нового распоряжения». Я не стал педантировать и интересоваться, как, по мнению Карверса, должен поступить новый приказ на яхту, не оборудованную генератором мультилинии, но сам над этим поразмыслил… Собственно, нельзя было исключать, что у герцога Лана могли найтись способы связи с подчиненным, но куда более вероятным выглядел другой вариант. Если мой дядя, предназначавший «Элейн» на заклание, поделился с Ланом своими намерениями, и тот решился по какой-то причине пожертвовать телохранителем, то, понятное дело, не озаботился проблемой отдачи распоряжений на тот свет. В таком случае коалицию двоих — Принца и барона Детана — можно было без боязни расширить до троих, приплюсовав еще и Лана. Соображение, отнюдь не вызвавшее у меня прилив жизнерадостности. Затем мои мысли двинулись дальше. Точнее, попытались двинуться, потому как я очень быстро и надежно запутался в вышеупомянутых тенетах, признал поражение и отправился спать…

Теперь же, с утра, я даже не предпринимал потуг вновь поразмыслить, решив последовать поговорке: одна голова — хорошо, а две — лучше… Только вот вторая голова временно отсутствовала: мистер Карверс в этом качестве не рассматривался изначально, а Гаэль явно впала в депрессию — почти не покидала облюбованную каюту, на вопросы отвечала односложно и даже не огрызалась. А посему я предпочитал к ней лишний раз с разговорами не лезть, хотя и сочувствовал, что скрывать… Парадоксальная ситуация, если рассматривать ее в исторической перспективе наших отношений — совсем ведь не за горами было время, когда я мечтал, чтобы она хоть ненадолго оставила меня в покое, а теперь сам испытывал неудобство из-за ее отсутствия…

Как раз когда я неторопливо изучал данный парадокс (с той точки зрения, следовало делать из него выводы или все же нет), предмет моих мыслей появился в кают-компании и, поприветствовав меня достаточно дружелюбным кивком, устремился к холодильнику. Такое проявление аппетита было сочтено мной за добрый знак, и я принялся наблюдать за Гаэлью с живейшим интересом, хотя и знал, что сейчас вспышки раздражения не миновать…

— И это все?! Ну и ну. Не ожидала от вас, герцог!

— Харчи остались от прежних хозяев, — поспешил оправдаться я, и она кивнула с легким смешком:

— И обстановка тоже. Немного не в вашем вкусе, на мой взгляд… В качестве дополнительного штриха бортовые огни этой посудины следовало бы прикрыть красными фильтрами.

Намек на публичный дом был вполне уместен, и хоть я не являлся автором интерьера, все равно смутился… Гаэль же бросила пиццу в печку и заметила:

— Кстати, даже эта дрянь заканчивается. Так же, как и мои сигареты. Да и вообще я не отказалась бы иметь под рукой какие-нибудь напитки, кроме пива и кофе!

— Не вижу проблемы — сядем на ближайшей планете рядом с супермаркетом.

По-моему, ответ был вполне логичным и мирным, но она неожиданно резко обернулась и нахмурилась:

— Мы не торопимся, что ли?.. Где мы вообще находимся? И куда летим? Я пожал плечами.

— Так, гуляем… Наверное, уже где-то на подступах к Антаресу.

— О! Моцион — это хорошая идея, — одобрила она. — Как додумались?

Прежде чем ответить, я пригляделся к ней повнимательнее — лицо осунувшееся, под глазами темные мешки, но макияж сделала, смотрит живо, еду и выпивку приличную опять же требует…

— Да вы никак оправились! — вынес я заключение, а она положила пиццу на тарелку, заняла место напротив меня, занесла нож с пилкой и… неожиданно помахала ими в воздухе.

— Я подумала, что негоже распускать нюни, когда ждет столько важных дел. Но раз мы гуляем, то могу пойти и погрустить еще!

— А вдруг не получится? — предположил я. — Да и неинтересно по второму кругу — свежесть и острота ощущений теряются безвозвратно…

Судя по тому, что нож с вилкой едва не устремились ко мне, она действительно была в порядке, поэтому я примиряющим тоном признался:

— Если честно, я ни в чем не могу разобраться.

— О! Неужели вам нужна моя помощь? — резво воскликнула она и приступила наконец к завтраку. — Нет-нет, я — с удовольствием! Но вам придется-таки рассказать мне историю с начала до конца…

Именно это я собирался сделать. Но, как и всегда, в самый неподходящий момент в голову полезли сомнения, ведь со времени моих размышлений, посвященных проблеме доверия в отношениях с Гаэлью, никаких изменений не произошло. Тот факт, что ее пытались убить, ничего, кроме собственной прискорбности, не доказывал. Вот если б знать, кто заложил мину и зачем… Но как раз для выяснения этого и требовалось раскрыть карты. Похоже на еще один очаровательный замкнутый круг, не правда ли?

Однако у всех моих высокомудрых колебаний был один существенный недостаток — они были бесполезны, как прием минеральной воды, когда почки уже отвалились. Гаэль, прекрасно понимавшая причины охватившей меня робости, один раз мельком посмотрела на меня поверх тарелки, и этого было достаточно. «Герцог, сейчас это будет очень некрасиво!» — ясно сказал ее взгляд, и оставалось только принять намек к сведению…

Что ж, я сделал лишь маленькую уступку своей осторожности и сходил удостовериться — не научился ли Том Карверс у моего дворецкого подслушивать под дверью? Нет, не научился — видимо, оттого, что по разным ведомствам служили… Отставной сержант вообще не отличался разнообразием привычек — в любой момент его можно было застать в пилотском кресле рубки с отрешенным взглядом и банкой пива в руке. При этом он производил впечатление совершенно счастливого человека… Я слегка нарушил его нирвану, потребовав подкорректировать курс с целью сделать остановку у ближайшего супермаркета, и удалился.

К моему возвращению в кают-компанию Гаэль покончила с трапезой, установила перед собой пепельницу, положила сигареты и всем видом выказывала готовность к продолжительной работе ушами… И на этот раз я не обманул ее ожиданий, разразившись монологом, длившимся без преувеличения несколько часов. Дабы не вносить путаницу, рассказывая только те фрагменты истории, которые она знать не могла, я выложил все, как и просили: с начала — создания Вольфаром «Бантама», до конца — последнего Совета…

Не знаю, устала ли она слушать (по крайней мере, внешне это никак не проявилось), но я молоть языком притомился… Поэтому на фразу:

— Удивительное дело — такое обилие информации, а ощущение, будто стала знать гораздо меньше! — я только вяло отмахнулся.

Гаэль поняла жест правильно и согласно кивнула:

— Значит, анализировать всю дребедень можно мне. Ладно, попробуем!

Обнадежив меня таким образом, она тотчас взяла тайм-аут, опорожнила пепельницы, поставила очередную — десятую, наверное, — порцию кофе… Когда все было готово, она мило улыбнулась и заговорила тем профессорским тоном, которым некогда разъясняла нам с Уилкинсом значение бумажки с расписанием полетов Вольфара:

— Знаете, герцог, вы предпочитаете рассматривать ситуацию в историческом аспекте — кто первый сказал «гоп», а кто в ответ достал пистолет, и так далее… Метод хороший, обстоятельный, но применить его в нашем случае у меня не получается. Поэтому давайте лучше сконцентрируемся на настоящем моменте, а там, глядишь, обратным ходом что-нибудь и распутается.

— Валяйте, концентрируйтесь! — великодушно разрешил я, но она не стала отвлекаться.

— Тогда начнем с общей расстановки сил в среде керторианцев. Можно принять как факт, что существует два альянса. Первый — я бы назвала его монархическим — состоит из Принца, вашего дяди и герцога Лана. Думаю, насчет последнего вы не ошиблись… Хотя правильнее этот союз считать вторым, ведь другой — по аналогии так и напрашивается название анархический, а? — образовался много раньше. Сложился он вокруг Вольфара и «Бантама», а целью его создателя…

— Не Вольфара? — перебил я, уточняя.

— Разумеется. Герцог Рег был как раз чем-то вроде пистолета. Но вы это и без меня знаете… — чуть раздраженно заметила она. — И вообще — не торопите меня без нужды! Так вот, мне кажется, целью этой загадочной личности являлось создание ситуации типа нынешней. Не в том смысле, что кто-то в точности мог просчитать такую головоломную цепочку событий. Скорее, речь идет о самом порождении конфликта и его дальнейшей эскалации…

— Очень умное слово, — фыркнул я, — но конечной целью любого конфликта… или войны, попросту говоря, является не собственно ведение боевых действий, а достижение победы — условий мира лучших, чем до начала разборки. Что рассматривается в качестве победы в нашем случае?

— Хороший вопрос! Но только вы, как в старые добрые времена, все норовите забежать вперед… Моя мысль такова: посмотрим повнимательней на состав коалиции. Двое — Вольфар и Таллисто — очевидны, далее, если верить вашему другу-финансисту, имеется еще товарищ, живущий на Аркадии… Ну, такой список выглядит вполне логично. Только мог ли кто-нибудь из них быть, грубо говоря, главарем?

Ответ как будто не подразумевался, но я поделился своими соображениями:

— Таллисто и Вольфар точно нет — они были простыми исполнителями. Пусть с разной степенью информированности и свободы, но не более того… А Князь Д'Хур? Да, честолюбия и амбиций ему не занимать.

— А ума?

— Блестящих качеств никогда не демонстрировал. Но не глупее прочих.

— Маловато. Тут нужны блестящие, совершенно выдающиеся качества. Это, пожалуй, самое тревожное — оглядывая список кандидатов, я не вижу достойных роли главного злодея. Наиболее известные мыслители — Принц и барон Детан — принадлежат к другому лагерю, а у остальных, простите, кишка кажется тонковатой…

Гаэль задумалась, но, как мне показалось, немного притворно, в глубине души ожидая наводящего вопроса, и я решил доставить ей маленькое удовольствие, совсем ведь не трудно…

— Хорошо, почему?

— Что почему?

— Ну, ну… Почему, по вашему мнению, главный злодей обязан быть титаном мысли, а не скромным тружеником хитрости и предательства?

Гаэль закурила, выдула пару колечек дыма и серьезно на меня посмотрела:

— Собственно, я исхожу из простой посылки, с которой ни один керторианец, думаю, спорить не станет: каждый ставит себе жизненные цели в силу своих умственных способностей. Покойный герцог Рег, например, хотел вернуться на Керторию, уничтожив предварительно конкурентов, и его поведение выглядит ясным и понятным. Граф Таллисто — с подачи своей жены, надо думать, — интересовался увеличением личного могущества, да и вообще ловлей рыбки в мутной воде интриг. Также и третий — Князь Д'Хур — по своему уму должен был руководствоваться схожим мотивом. Может, каким-то из первых двух, может, другим, но в любом случае — достаточно однозначным. А ведь действительная цель автора заговора наверняка очень сложна, глобальна…

— Но мы ее не знаем как будто? — не удержался я, но Гаэль ничуть не смутилась:

— Именно что! Варясь в самом центре событий уже столько времени, мы даже не можем предположить, к чему все это?.. Нет, герцог, мы без сомнения столкнулись с выдающимся умом. Без всяких шуток!

Не могу сказать, что ее рассуждения показались мне бесспорными, но здравое зерно в них безусловно присутствовало. Если же соединить их с моей идеей, от которой я то отказывался, то вновь возвращался…

— Гаэль, а почему все-таки не допустить, что за кулисами с самого начала стоял Принц? И мозгов у него вдосталь, и изворотливости, а подчас так вообще кажется, что он всю нынешнюю диспозицию видел чуть не с расстояния в полвека — один фокус с клятвой чего стоит.

— И что вы так пристали к Его Высочеству? — Гаэль капризно сморщила носик. — Вам бы и в самом деле хотелось, чтобы это оказался он?

Каверзный вопрос, примерно того же типа, что и «а кого бы вы хотели видеть своим врагом?» — отвечать нежелательно даже в шутку, поэтому я уклонился:

— Если вы можете убедить меня, что это не он, тогда зачем спрашивать?

— Штрих к психологическому портрету. Мне всегда казалось, будто Его Высочество вам внутренне симпатичен, а цепляетесь вы к нему только из опасения очутиться перед лицом полной неизвестности…

— Можете считать как вам угодно.

— Ага, грубость. Значит, я права, — она радостно потерла руки. — Ладно, без обид… Что же касается того, могу ли я убедить вас или не могу — это, знаете, науке неизвестно. Но попытаюсь, есть тут один момент…

Она вновь взяла паузу на приготовление кофе, закуривание и тому подобное, а я почему-то живо и красочно представил себе нашего безымянного злодея. И не важно, что у его физиономии не было чьих-то определенных черт, главное — наличествовало само лицо, а по нему ведь можно бить. И так, и так, и даже вот эдак…

По-видимому, я слегка увлекся, поскольку после очередного воображаемого удара обнаружил, что Гаэль уже вовсе не молчит…

— А? Что вы говорите?

— Черт! Я вас Бог знает сколько часов внимательно слушала, а вы и пять минут не в состоянии! — немедленно вспылила она, но я не стал подвергать сомнению состоятельность ее чувства времени и лишь покорно пожал плечами. — Хорошо, повторяю: все здесь упирается в технологию бессмертия. Но не так, как вы думаете, герцог!

— А как я думаю? — искренне заинтересовался я, и она после секундного колебания сообщила:

— Во-первых, вы считаете, что хотя мы не знаем окончательной цели главного злодея, смело можем утверждать — основным промежуточным достижением он ставил создание станции «Бантам» и обкатку технологии бессмертия. Так?

— Безусловно.

— Я с этим тоже согласна. Но, во-вторых, вы полагаете, что наш мистер Икс — или, по-вашему, Принц — контроль над секретной технологией потерял. В результате ошибки, не учитывавшей вашего неожиданного вмешательства, или же это был планируемый гамбит, что не столь важно. Главное, теперь злодей озабочен в первую очередь возвращением утраченного, а потом уже всем остальным. Верно?

Гаэль делала мне честь, предполагая, будто мои мысли находятся в таком идеальном порядке, как она только что изложила. Но в ответ я ограничился лишь подтверждающим кивком — да, я был вполне согласен так думать…

— А это — ерунда! — не скрывая довольной улыбки, заключила она. — По одной простой причине: станция «Бантам» как космический объект еще не тождественна технологии бессмертия. Ощущаете разницу?

— Очень отдаленно.

— Хорошо, поясню. Представьте себе эту станцию — тем более вы там бывали. Шлюзы, коридоры, лаборатории со всяким оборудованием и препаратами — и ни клочка документации! А в компьютерных банках пусто, как на вашей тарелке после обеда… Как? Сможете повторить эксперимент Вольфара?

— Исключено, — довольно-таки жалким голосом откликнулся я.

— Однако так все и есть!

Я был потрясен. Ладно бы Гаэль указала на ошибку мне, но ведь схожим со мной образом рассуждали все. И Принц, и барон Детан… С другой стороны, я сам был инициатором этого коллективного заблуждения — вел себя так, будто технология надежно покоится у меня в кармане. А раз обманывал не специально, могло и получиться — чем черт не шутит… Гаэль, дав мне время на осознание, продолжила:

— Да, очень ловко все устроено, и это еще раз подчеркивает недюжинную силу противника. Когда вы рассказывали про баталии на Совете, я сразу подумала про отсутствие документов. Конечно, вы — керторианцы, в смысле — знать об этом не могли, но странно, что никто даже не обмолвился о такой возможности. — Возразить было нечего, это замечание даже перекликалось с моим недавним удивлением, но Гаэль, по-видимому, на этот раз восприняла мое молчание как сомнение. — Подумайте сами, герцог! По вашим же словам, Вольфар предназначался на списание абсолютно всеми: и теми, на кого он хвост поднял, и теми, кто этот хвост, так сказать, поддерживал. Но ведь жертвуя Вольфаром, совершенно не обязательно терять драгоценную технологию — она в документах, описаниях экспериментов. А сама станция — оболочка, таких десяток можно понастроить, были б деньги! Так что тот, кто позаботился о сохранности документов, приобрел идеальную страховку на все случаи жизни.

По мере изложения на щеках Гаэли проступил румянец, глаза заблестели… Честно говоря, даже жалко было ее перебивать, но ради экономии времени я это сделал:

— Да нет, я согласен — для главного злодея, как вы его называете, захват документов с «Бантама» — прекрасный вариант.

— Раз вы признаете правильность моих рассуждений, то от обвинений в адрес Его Высочества придется отказаться! — победоносно закончила она.

Ход ее мыслей я улавливал с трудом, но промолчал, увлеченный своими собственными… Как наш таинственный негодяй мог обчистить станцию, попадать на которую умел один Вольфар? Для этого как минимум нужен был портал… Что вновь возвращало нас к группе Принц — барон Детан — герцог Лан. Все они были, скажем так, опорталенные.

— Хорошо, — пробурчал я, не скрывая недовольства. — Вы считаете, что Принц чист, ибо он больше прочих рвется к станции, в то время как если бы у него были документы, она была бы ему нужна как собаке пятая нога… Есть два возражения!

— Жду с нетерпением.

— Первое. А не является ли его поведение продолжением игры для отвода глаз?

— Поняла, — перебила она. — Это возможно. Пока еще возможно. Но если он действительно начнет войну, как вы напророчили, то тут уж дудки — войн для отвода глаз не бывает!

— Я бы не был столь категоричен. История Кертории содержит в себе примеры весьма схожие.

— Но мы не на Кертории, герцог. Здесь начинается большая галактическая политика… Конфликт, даже локальный, будет затрагивать интересы многих власть и деньги предержащих, не говоря уже о миллионах, как их любят называть, простых людей. Поймите, я не оцениваю моральные аспекты проблемы; война — это слишком хлопотное мероприятие, оно потребует к себе все внимание и силы даже столь неординарной личности, как Принц… Ладно. Что второе?. Второй аргумент у меня был слабенький, а первый она разделала под орех, поэтому я поневоле скатился к обреченному тону, которым, бывало, пытался спорить с дядей…

— А почему нельзя допустить, что, даже имея в руках саму технологию, Принцу удобнее захватить уже имеющуюся станцию, а не строить новую?

— Ну, смотри выше, — она пожала плечами, как будто сочувствуя слабости моей позиции. — Но, самое главное, зачем бы Принцу именно эта станция?

— Ради экономии времени.

— Да ну? Герцог, вы сейчас рассуждаете как человек, на вас непохоже… Куда, скажите на милость, торопиться Его Высочеству, да и вообще любому керторианцу, имеющему в запасе несколько веков?

Надо заметить, почудилось мне, будто есть какое-то сильное возражение, чуть ли не использованное мной совсем недавно, но сообразить не удалось… А в остальном картина вырисовывалась совершенно неприглядная. К сожалению, я мог ответить вполне определенно (а именно утвердительно) на вопрос: «Хотелось бы мне, чтобы главным злодеем оказался Принц?» Только потому, что в противном случае мое поведение на Совете выглядело без всяких скидок дурацким. Существовал, правда, еще один вариант, при котором мои поступки имели определенный смысл, но тут я бы точно предпочел побыть идиотом… И все же я упомянул эту возможность:

— А как по-вашему, Гаэль, мог весь этот невообразимо сложный и разветвленный план быть продуктом ума барона Детана? Или это невероятно?

Гаэль не стала торопиться с ответом, а затем покачала головой с красноречиво поджатыми губами.

— Это вам лучше знать, герцог… Могу высказать свое мнение. Вашими же словами: мог, но это невероятно. Пояснить?

В данном случае ее мнение в точности совпадало с моим, но я все же махнул рукой — валяйте, мол!..

— Ни один из известных нам фактов этому не противоречит. Я, знаете, массу времени убила на изучение дел, которыми занимался барон, и не могла не отметить его склонности к артистизму. Даже в тех случаях, когда разгадка была сразу же ясна — ему ясна, разумеется! — и можно было действовать примитивно, он плел хитроумные сети, максимально долго пудрил мозги официальным властям, обыгрывал нюансы. В общем, его стиль очень похож на события вокруг, когда все является не таким, как выглядит. Особенно не в пользу господина барона говорит его попытка обмануть вас, давая Вольфару возможность спокойно добраться до своего убежища, — попытка, лично мне крайне неприятная… — с явным налетом мстительности подчеркнула она, но потом как будто устыдилась столь очевидного проявления эмоций и рассмеялась. — Но боюсь, герцог, что и тут главного препятствия мы не возьмем. Зачем вашему дяде все это затевать? В Галактике он достиг необычайной славы, пусть и в специфических кругах, денег может иметь сколько душе угодно, власть… Власть трудно измерить количественно, но если б он к ней стремился, то вряд ли столкнулся бы с проблемами — добрая половина крупнейших политиков и военных нашей части Галактики почла бы за счастье оказать ему любезность. Что остается? Игра ради самого процесса, с сильными противниками? Но он, по-моему, вовсе не спортсмен…

— Это верно. Так же, как и все остальное… — со вздохом подтвердил я, про себя подумав, что могу даже кое-что добавить… Моему дяде никакие противники априори не показались бы сильными. Поэтому, предоставленный самому себе, он с большим удовольствием составлял бы шахматные этюды, чем лелеял коварные замыслы. Его действия всегда носили ответный характер; он получал удовольствие от проникновения в мысли и чувства других, а не от манипулирования ими…

М-да. Настроение в этот момент стало у меня совсем безрадостным. Сидя в камере на «Прометее» и высасывая из пальца свои теории, я к моменту освобождения настолько проникся недобрыми чувствами к Принцу и дяде, что потом только и пытался испортить им игру. Нет, вели они себя по отношению ко мне по-скотски, но это все же не повод помогать настоящему противнику, которому я был обязан всеми неприятностями… И помог-то как удачно, черт бы меня побрал! Приковал всеобщее внимание к «Бантаму», на поверку стоившему не больше выеденного яйца, плюс настроил общество против. Принца… Очень было противно, одним словом.

Как нередко бывает, вслед за дурным расположением духа подтянулась и подозрительность, напомнившая, что все рассуждения Гаэли, приведшие к столь печальным выводам, построены на достаточно зыбком фундаменте — ее собственном утверждении, будто со станции «Бантам» исчезли все бумаги…

— Гаэль, а откуда вы вообще узнали, как обстоят дела на станции? Вы же были в плену.

— Герцог Венелоа доложил, — хищно улыбнулась она.

— Что-то на него непохоже.

— Зато на меня похоже. Ладно, герцог, когда у вас на лице появляется такое вот казенное выражение, только полная дура не поймет, что на слово ей не верят… Очень жаль. Пребывание на «Прометее» тоже относится к той категории воспоминаний, которые я стараюсь лишний раз не ворошить, но вы все равно не отстанете… — В этой фразе прозвучало что-то удивительно знакомое, но я смолчал. — Собственно, начать стоило бы даже с той части, когда я… гм… путешествовала с Вольфаром, но сказать про тот период нечего. Моя природная наблюдательность оказалась совершенно бесполезна — он все время продержал меня в дурмане, и я даже не видела его ни разу. Но вот потом… Потом, но не сразу. Для любителей подробностей могу уточнить, что когда я очнулась на «Прометее», то первые несколько дней провела, по расхожему выражению, между жизнью и смертью. Поделиться опытом?

— Да нет, спасибо. А мне ваша рана не показалась настолько опасной.

— Значит, у вас было меньше поводов для тревоги, — съязвила она, но все же добавила:

— Вероятно, наложился отходняк от наркотиков, которыми меня пичкал Вольфар. Да и вообще, это лишь мои ощущения, а в реальный ход лечения меня никто не посвящал… Но могу задним числом поблагодарить дубину герцога, что он подождал с допросом, пока я слегка очухаюсь, — видимо, какая-то крупица милосердия в нем еще сохранилась.

— Тогда он здорово подобрел от общения с людьми. Но скорее, дело тут в кодексе чести, большим поборником коего считает себя герцог: на Кертории тяжелораненых не допрашивают, и тем более — не пытают…

— Ну, до пыток не дошло, — быстро вставила Гаэль и тут же призналась:

— Знаете, когда он все-таки приступил к допросу: кто да откуда, я сперва решила молчать, но потом испугалась. У этого ублюдка было такое лицо, будто он только и ждет случая, чтобы начать руки выламывать… Пугал, наверное?

— Не думаю. У Реналдо скверная репутация.

— Она бы не улучшилась, если бы мне довелось написать про него статейку-другую. Короче, я стала жаворонком заливаться, но — ни слова правды…

— А он, конечно, не врубился?

Гаэль глянула на меня чуточку снисходительно:

— Отчего же? Врубился — я не особенно старалась. Как раз ждала, чтобы он меня на чем-нибудь поймал, и можно будет использовать испытанный прием: предложить меняться. Он мне вопросик, я — ему…

— Ага, это мы проходили, — желчно припомнил я. — Только почему он-то согласился? Со мной ясно — я вообще миролюбив, а Реналдо мог бы упрямо продолжать давить.

Ей до чертиков надоели мои придирки, но она была на редкость терпелива и только поморщилась.

— Ах, это же совсем просто! Герцог рассудил так: если я узнаю о происходящем на станции, вашей судьбе и еще кое-каких мелочах, то большой беды не будет, зато ему информация достанется без труда и проволочек. Согласитесь, это логично. Любой керторианец, не исключая вас, поступил бы на его месте так же.

Гаэль была права, знала это и прямо лучилась от сознания собственной ушлости. Но я достаточно уныло поинтересовался:

— И много Реналдо от вас узнал?

— Ну, сказанули! — она чуть не подскочила от праведного гнева. — Шиш с прованским маслом он узнал! Я же врала — только более изощренно. А он все схавал, даром что спасибо не сказал.

«И сам при этом выдавал чистую правду. А как иначе? Реналдо не унизился бы до лжи даже ради спасения собственной шкуры…» — довел я до конца ее мысль и почувствовал себя не слишком уютно. Один из видных умов человечества как-то заметил: «Женщина — бездна коварства», но мне всегда казалось, что этот господин просто плоховато был знаком с коварством. Однако данный конкретный экземпляр так называемой лучшей половины человечества вполне мог реанимировать в моих глазах данный тезис…

— Молчаливое порицание закончилось? — точно подгадав момент, поинтересовалась Гаэль.

— А как вы их надули, чтобы сбежать? — ответил я вопросом на вопрос, и она, обидевшись не на шутку, запальчиво бросила:

— Вы, как муж исключительной честности, предпочли бы гнить в камере и дальше!

Резонное замечание. Меня действительно занесло, и я срывал дурное настроение на том, кто явно этого не заслуживал… Но прежде чем я придумал, как бы поаккуратнее извиниться, нас прервал Карверс, с вежливым стуком вошедший в кают-компанию. У меня мелькнуло подозрение, что он собирается наконец-то пожрать — все-таки мы проторчали в кают-компании уже почти целый день, — но он ограничился лишь возобновлением запасов пива. И лишь направляясь к выходу, сержант почти мимоходом сообщил: мы сейчас подходим к очередному п-в-туннелю, а командир одной из станций, защищающих переход, его хороший знакомый (неудивительно — станция входила в состав ВКС Антареса). Так вот он, Карверс, только что болтал с этим командиром, и в принципе мы могли бы пополнить запасы продовольствия на его станции, если такой супермаркет меня устроит. Судя по безнадежности тона, спрашивал он явно для очистки совести, предполагая, будто человек моего достатка и положения с негодованием отвергнет перспективу отоваривания на армейском складе, но я, напротив, с радостью ухватился за предложение. Не потому, что армейский рацион вызывал у меня большой восторг, но очень уж некстати заканчивалось курево (впрочем, это всегда некстати), а главное, просто хотелось встряхнуться, пройтись… Возможно, подсознательно за этим стояло желание как-то изменить ход нашей беседы с Гаэлью, складывавшейся пока крайне неудачно. И если так, то моим надеждам суждено было сбыться… Но не будем забегать вперед.

Когда сержант ушел, предупредив, что стыковка произойдет примерно через полчаса, Гаэль, сразу повеселевшая и забывшая про обиду, бодро заявила:

— Очень мудрое решение, герцог, всегда бы так… А пока я все же отвечу на ваш хамский вопрос, и поставим в этой истории точку. Как вы правильно предположили, чтобы сбежать с «Прометея», я надула людей Венелоа, и сделать это было не так уж трудно. Во-первых, когда я начала быстро поправляться и набираться сил, то никоим образом этого не выдавала. Наоборот, демонстрировала полную немощь: умственную и физическую, поэтому в критический момент особой прыти от меня не ожидали. Во-вторых, меня стерегли, и очень бдительно. Слишком бдительно… Потому что не все же пираты такие замороженные, как их командир! Лучше было меня изолировать, а не держать под… гм… визуальным контролем. А так мне удалось применить к одному сторожу те самые классические женские чары, о которых вы отзываетесь с презрением. Молодой человек оказался столь любезен, что поставил меня в известность об очередном отъезде своего адмирала — тот частенько отлучался на «Бантам», потом практически своими руками отдал мне бластер и заодно подсказал, как проще и незаметнее пробраться к гауптвахте, где торчали вы… Из рассказа герцога о драматичной погоне за Вольфаром я знала о вашем портале, поэтому ставила задачу помочь вам выбраться из камеры, надеясь, что на свободе вы уж как-нибудь сумеете его использовать… Так и вышло.

Гаэль встала и направилась к двери с явным намерением перед выходом наружу посмотреться в зеркало или что-нибудь в таком духе, но уже на пороге обернулась и с не очень понятным выражением заметила:

— Кстати, сцена смерти Вольфара произвела на меня большое впечатление, герцог. Даже в сухом изложении адмирала она выглядела весьма захватывающей. Но я все гадала: куда же подевался сам герцог, если на «Бантам» он отправился вместе с вами?.. Да, умолчал он о том, как вы его ломом огрели, — не хотел сделать мне приятное.

Мило улыбнувшись, она скрылась, а я подумал, что это незначительное на первый взгляд замечание весьма красноречиво. И успокоительно… От кого Реналдо мог узнать, как умер Вольфар? Только от очевидца и в некотором роде главного участника событий — Уилкинса. Если же герцог вообще стал с ним разговаривать, а не отправил прогуляться в космос сразу, значит, майор наверняка оставался жив и поныне. Учитывая также, что он вроде не был моим соседом по гауптвахте, я вдруг всерьез усомнился, так ли плохо проводит Уилкинс время на «Прометее»? И нуждается ли в спасательной операции, насчет которой я обещал подумать?.. Однако уговорить себя напрочь выбросить майора из головы не получилось. Пусть он действительно ни в чем не нуждался, но вот мне его очень не хватало…

Размышления о судьбе Уилкинса неожиданно вызвали у меня своеобразную ассоциацию… Я вспомнил, как он рассказывал мне на Денебе о своем бегстве из госпиталя, где очутился после драки в лаборатории Бренна. Меня поразила тогда легкость, даже будничность, с которой он поведал про то, как, едва оправившись от раны, сбежал из палаты, достал одежду и оружие, угнал полицейский флаер… А ведь Гаэль только что вела себя точно также! Обманула знаменитого вождя пиратов и его присных, разжилась информацией, оружием, перебила с дюжину профессионалов — подумаешь, эка невидаль!.. И при этом она в отличие от майора не являлась дипломированным специалистом по выживанию. Конечно, можно было бы заподозрить ее в некой неискренности, желании приукрасить свои достоинства, но ведь было совершенно очевидно: Гаэль вообще не хотела разговаривать на эту тему и уж тем более излишне похваляться подвигами…

На этом месте мне пришлось прерваться, ибо в кают-компании с разных сторон появились Карверс и Гаэль: один с сообщением, что мы благополучно пристыковались в станционный док, другая — что к выходу в свет она готова… Ну, я тоже поднялся и направился в шлюзовую камеру со сдержанным любопытством по поводу посещения закрытого для простых смертных военного объекта. Но позже, когда я начал маяться от скуки, ход моих размышлений, приведших к важнейшему открытию, оказался продиктован именно теми соображениями, о которых я только что упоминал.

Скука же, охватившая меня примерно через час пребывания на станции под названием Маренго-8, являлась абсолютно закономерной. Думаю, даже если бы нам устроили широкомасштабную экскурсию по станции с раскрытием самых презеленых военных тайн, результат остался бы тем же — слишком уж там все было серым, казенным, безликим. Причем нельзя сказать, чтоб это было сонное царство — напротив, деятельность, разворачивавшаяся вокруг нас, казалась очень активной, но несла в себе столь откровенный отпечаток рутины, лишенной и проблеска мыслей или эмоций, что я начал лучше понимать Уилкинса, жаловавшегося на невыносимость армейских будней…

К тому же никаких экскурсий и развлечений нам не предлагалось. Встретивший нас лично командир станции (типичный кадровый офицер без единой сколь-нибудь заметной особенности) тепло поздоровался со своим старым товарищем, а нам с Гаэлью предложил проследовать в сопровождении младшего чина прямиком на склад и пообщаться там с интендантом… Каковым оказалась усталая женщина средних лет, встретившая нас, прямо скажем, без восторга — обслуживать двоих штафирок она явно считала ниже собственного достоинства. Тем не менее Гаэль, к моему удивлению взявшая инициативу переговоров на себя, сумела через некоторое время найти с ней общий язык. Она выказывала столь естественные мелочность, дотошность и придирчивость, что заставила себя уважать даже столь прожженную личность, как многоопытный интендант Богом забытой армейской части. Без сомнения, их диспут, посвященный полупроцентной скидке с общей суммы покупок, заслужил бы похвалу самого Гарпагона, мне же это очень быстро обрыдло. Ну а когда дело дошло до проверки сроков годности закупленных продуктов, стало невмоготу совсем, и мои мысли понеслись прочь из маленькой, забитой бесчисленной документацией каморки, где все это происходило…

Раздумье мое было чистой лирикой. Такой, какую в своем повествовании я всегда стараюсь опускать, даже если в действительности случалось потратить на нее время. Разумеется, думал я о Гаэли. И не в привычном ключе — насколько она честна в тот или иной момент, что у нее на уме и тому подобное, а вообще о ней как о личности. По сути, Гаэль была уникальна не только в силу своего происхождения или даже незаурядных качеств ума, которые я ценил по заслугам, но из-за своей исключительной силы духа. Она несла в себе колоссальный заряд пассионарности — даже фраза «дайте только рычажок, а уж Землю я как-нибудь поверну!» не прозвучала бы в ее устах бессмысленным бахвальством. Именно люди с таким характером входили в историю… Хотя почему входили? Как раз они-то ее и творили.

Да, думалось мне, не стоит недооценивать ее роль в происходящих событиях. Пускай даже она затесалась в них случайно, по собственной прихоти, но ей вполне под силу было изменить положение вещей и заставить мир вертеться вокруг себя. Косвенно это подтверждалось последним покушением, наглядно показавшим, что по крайней мере кто-то уже воспринимает ее всерьез… Покушение, когда она была на волосок от смерти, а ее близкий друг погиб, теперь — спустя три дня! — явно ушло в область «воспоминаний, которые лучше лишний раз не ворошить»… И глядя на то, с каким аппетитом она треплет нервы интендантше, подумать иначе было трудно. Но упрекнуть ее в черствости и бессердечии я не мог — она ведь не лукавила, когда утверждала, что грустить ей некогда. Ее жизнь была полностью подчинена движению к неведомой мне цели, и на оглядывание по сторонам ей элементарно не хватало времени. Вне зависимости от того, что там — море крови или горы золота. Вперед, всегда вперед! Сметая все на своем пути…

Впрочем, учитывая, как складывалась ее жизнь, по-другому и быть не могло. Трагедия, с которой она началась, враждебное окружение, осознание собственной исключительности, по-своему граничащей с уродством, порожденные этим глухие тайны и кажущиеся несбыточными мечты — все это, по-моему, не оставляло Гаэли большого выбора: либо сломаться или замкнуться в себе, либо, по использованной ею недавно аналогии, научиться брать препятствия, невзирая на их высоту. Она предпочла последнее и явно в этом преуспела… Что ж, Гаэль заслуживала, как минимум, глубокого и искреннего уважения, хотя меня так и подмывало ее пожалеть. Не из-за огромного количества трудностей, с которыми она боролась, а потому, что наверняка в глубине души она чувствовала себя очень одинокой. Выбранный ею стиль жизни попросту не позволял рассчитывать на нечто иное; постоянно же нести такой груз — это тяжело. Даже для очень сильного человека, даже для настоящего керторианца…

Вот на этом пункте, на жалости, меня и осенило. Почему — черт его знает. Я сам никогда особо не верил в гениальные открытия, основанные на случайном стечении обстоятельств, небрежно брошенной фразе, каком-нибудь взгляде из-за угла. Да и дядя мой, чьему мнению в этом вопросе можно было доверять, не являлся апологетом озарений свыше, считая их, мягко говоря, художественным вымыслом. Но бывает, знаете ли, бывает. Я как будто увидел жизнь Гаэли через окуляр старинного калейдоскопа, а потом повернул ручку настройки. Разноцветные стеклышки щелкнули, создавая новый узор, et voila…

Такое открытие внезапно выбросило меня в реальность, где я с удивлением обнаружил, что мы уже покинули склад и стоим друг напротив друга рядом с его дверями.

— Ну? — очень напряженно спросила Гаэль, а когда я замешкался, вспылила:

— Не понимаю, герцог, вы что, не слышали, о чем шел разговор?!

— Нет конечно, — подтвердил я с облегчением — если бы она и сейчас успела прочитать мои мысли, это было бы чересчур… — Извините, но вас невозможно было слушать.

— Затошнило от моей мелочности?

— По правде говоря, да, — честно признался я и позволил себе удивиться вслух:

— Странно, обычно скрягами становятся те, кто познал в жизни лишения, бедность. Вас же это как будто миновало?

— Миновало, — все еще сердито буркнула она, но потом усмехнулась:

— Неужели вы всерьез считаете, будто я душилась из-за нескольких долларов? Нет, конечно. В данном случае я хотела только, чтобы эта мегера думала после того, как я ее покину: «Боже, какое счастье! Я больше никогда не увижу эту маленькую сучку!» Надеюсь, именно так она и думает.

— Рад за ваше удачно протекающее самоутверждение. А я упустил нечто важное?

— Да, кое-что… Последнюю галактическую новость: несколько часов назад флот империи Цин вторгся на территорию Рэнда. Началась предсказанная вами война!

Когда Гаэль через несколько секунд убедилась, что я не собираюсь хватать воздух открытым ртом, подпрыгивать и хлопать себя по ляжкам, она опешила:

— Это что, уже не важно?

— Не знаю. Важно, наверное. Но, видите ли, я… э-э… все понял.

Глава 7

Напрасно я грешил на армейское продовольствие. Если покупать продукты, предназначенные для офицерских столовых (а Гаэль именно так и поступила), да еще прилично их приготовить (с этим она тоже справилась), то обед может получиться ничего. Не пиршество для гурманов, но после диеты из замороженной пиццы вполне способный поднять настроение. Мое же, и без того кардинально улучшившееся по сравнению с недавним, к концу трапезы достигло градуса, когда я ни словом не обмолвился, что предложенный к мясу сорт вина для этого вовсе не подходил, а самим напитком на Кертории не стали бы и слуг поить… Поверьте, у меня было просто прекрасное настроение.

И нисколько его не омрачил состоявшийся во время приготовления пищи краткий доклад Гаэли о начавшейся войне (обсуждение моих блестящих идей было единогласно перенесено на приятный послеобеденный час)… Никаких сюрпризов в полученной информации не содержалось. Как известно, Рэнд граничил с Империей двумя необитаемыми системами, с обеих сторон основательно укрепленными. Соответственно, флот Цина без каких-либо предварительных заявлений нанес удар одновременно по всем ведущим к Рэнду п-в-туннелям, но станции и корабли Республики не дали застать себя врасплох, и там завязался бой с неизвестными пока результатами. Такая подготовленность к агрессии, видимые предпосылки которой в последние годы отсутствовали, похоже, вызвала сильное недоумение у наблюдателей, но только не у меня… Президент Рэнда отнюдь не иронизировал на Совете, когда благодарил за предупреждение, так что мне в самом деле удалось помешать Принцу и отчасти отыграться за историю с Вольфаром. Другое дело, что теперь я, весьма вероятно, не стал бы так поступать, но дьявол с ними — ошибками, колебаниями, угрызениями совести! Стоило взять на вооружение удобную философию Гаэли: важно лишь грядущее, а прошлое существует для тех, кому нечем заняться.

Впрочем, один факт меня, не скрою, очень утешал. Война началась через трое суток после Совета, а за это время нападение невозможно организовать даже в условиях прекрасно отлаженного механизма управления государством. Это означало, что чрезвычайно болезненный упрек Лана, будто я мог сам спровоцировать Его Высочество, не соответствовал действительности — я и впрямь лишь угадал его замыслы… Интерес представляло также, насколько правильным было мое предположение, что начало боевых действий ознаменует большие проблемы для остальных керторианцев. Пока на этот счет никаких сведений не поступало, но я надеялся в ближайшее время их получить. Дабы не болтаться бесцельно по космосу, я принял решение задержаться до выяснения одного обстоятельства на Маренго-8, а поэтому отправил вернувшегося вскоре после нас Карверса назад — пообедать со своим боевым товарищем или просто потрепаться. Так как тема войны в замкнутом мирке станции была без сомнения самой животрепещущей, то по возвращении сержанта я должен был получить всю свежую информацию… В целом же моя реакция на войну была весьма схожа с отношением к ней обитателей этой станции — нечто далекое, нереальное, но хороший повод посудачить…

Честно говоря, после обеда на меня вдруг накатила усталость. Я чувствовал себя сытым, довольным жизнью, а сегодняшний день был уже таким длинным… И чем заводить очередной разговор, я бы с куда большим удовольствием поспал. От Гаэли это не ускользнуло, поэтому она молча заварила кофе и, поставив передо мной чашку, похлопала по плечу:

— Не раскисаем, герцог. Глотните кофейка, доставайте сигару — я видела, у вас еще парочка оставалась — и поехали! Живым я вас не отпущу!

Ока не стала переходить на другую сторону, а лишь взяла в руку свою чашку и изящно оперлась о край столешницы, в ответ на мой недоуменный взгляд пояснив:

— Нет, над душой стоять не собираюсь. Просто насиделась уже, и волнуюсь очень. Помолчите еще немного, так и вовсе начну приплясывать!

Угроза меня не сразила, тем не менее я выполнил предписанный комплекс процедур: закурил, чуть не подавился чудовищной крепости кофе и приступил. Собственно, мою догадку можно было прекрасно уложить в одну фразу, но я превозмог сонливость и начал издалека — шутки шутками, но все же не зря мы с бароном Детаном были родственниками…

— Гаэль, а вы размышляли над причинами, по которым кто-то хотел… гм… лишить вас жизни?

— Над причинами — нет. А над личностью — пыталась. Эта бомба — не та вещь, которую можно простить, как выразились бы вы…

— И все же — почему?

Она не обиделась и только пожала плечами:

— Мешала, очевидно.

— Чем?

Я внимательно наблюдал за ее лицом, и показалось мне, будто на мгновение ее взгляд сделался очень настороженным, да и вообще отвечать ей не очень хочется… Однако она решительно тряхнула головой:

— Может быть, этот кто-то просто хотел сократить число керторианцев. Но это очень слабая версия… Чуть более вероятен вариант, что я знаю нечто опасное для этого господина, и меня следует уничтожить, дабы сохранить тайну. Весьма распространенный мотив для убийства при столь сложных интригах. Но я сама не подозреваю, разглашения чего мог опасаться наш злодей… И наконец, можно предположить, что я стала вносить слишком много путаницы в ситуацию, практически исполняла такую же функцию, как и вы сами по отношению к Вольфару. Но даже при всем моем самомнении тут я, кажется, беру на себя многовато… Каков же правильный ответ? Есть он среди этих?

— Есть. Даже два. Оба последние, разумеется… — я улыбнулся, в глубине души находя достаточно приятными чувства, которые частенько испытывал мой дядя. — Значит, вы считаете, что не знаете никакой важной тайны о ком-нибудь из нас?

Вопрос можно было не задавать, но меня интересовала ее реакция, оказавшаяся совершенно естественной — Гаэль спокойно допила кофе, потянулась за сигаретами и усмехнулась одним уголком рта:

— На мой взгляд, ничего такого, за что стоило бы убивать.

— Думаю, это не так. Скорее, это вам не кажется тайной… Речь идет о вашей матери и обстоятельствах вашего рождения. — Я чуть помолчал, заметив, как застыло ее подвижное лицо, а потом почел за лучшее добавить:

— Знаю, вам это неприятно, но придется немного покопаться…

— Нет-нет, — она потерла переносицу своим излюбленным жестом, — я всего лишь изумлена.

— Не видите никакой связи? Но насколько я понял по вашим намекам, вы считаете аварию флаера вашей матери не просто аварией.

— Да, — она чуть смутилась. — Не могу сказать, что у меня были основания. Полиция, например, их не нашла… Но я всегда считала именно так. Даже до почти аналогичного происшествия с вами…

— Вот между этими катастрофами связи может и не быть. Но это не существенно… — я пару раз затянулся, пряча самодовольную улыбку, сейчас не вполне уместную, а потом сделал следующий шажок. — Раз вы с детства подозревали, что вашу мать убили, то уж здесь-то наверняка задумывались — почему?

— Да, над этим я голову поломала, — серьезно согласилась она. — Сперва я думала, будто это произошло из-за отношений с моим отцом. Личных отношений… Но когда я получше узнала ваших сородичей, то от этой версии отказалась. Потом, услышав от вас об обреченности галактических керторианцев на смертельную вражду, я решила, что мать могли убить из-за меня. Это было бы ужасно, но…

— Дело, конечно же, не в этом, — закончил я, когда она слегка запнулась. — Вам пришло в голову, будто ваш отец мог только недавно узнать о том, что вы чудом остались живы? И исправить оплошность, допущенную двадцать восемь лет назад?

— Да, — подтвердила Гаэль. — Но вы правы, этого быть не может — он слишком осмотрителен… А при чем тут двадцать восемь лет? Вы произнесли эту цифру так, будто она исключительно важна.

— Верно. Один из ключевых моментов… — Ее глаза неожиданно сверкнули, и я успокаивающе приподнял ладони. — Позволю себе процитировать вас: «Скоро вы поймете»… Я уверен, что ваша мать погибла по той же причине, по которой вы едва не разделили ее участь: она слишком много знала. Личность вашего отца, в частности… Но не только. Последний наводящий вопрос: напомните, кем была ваша мать? По профессии?

— Генетиком. Но…

— Стоп. Она была генетиком и возглавляла кафедру генной инженерии в одном из университетов Земли. Одном из старейших университетов, не так ли?

— Так.

— Это все, Гаэль. Вы внимательно слушали мой сегодняшний рассказ, поэтому должны вспомнить, где там фигурировал один земной университет. Сумеете?

Видимо, прежде она не обратила внимания на сей неприметный факт, потому как по отсутствующему выражению ее лица я видел, что она тщательно перебирает воспоминания. Но у нее действительно была прекрасная память, и много времени это не заняло, а потом… Потом она тоже поняла — иначе растолковать возникшее на ее лице растерянное выражение было невозможно… Согласно классическому сценарию именно здесь полагалось повергать слушателей в трепет собственным величием, и я не стал отступать от канонов…

— Да, впервые некий земной университет упомянул барон Детан, когда рассказывал на Антаресе о том, какой удивительный эксперимент удался герцогу Регу на станции «Бантам». По словам дяди, в лабораториях этого университета еще сто лет назад научились выращивать клонов, но встали в тупик перед операцией по пересадке мозга, а Вольфар использовал те разработки и даже привлекал оттуда специалистов. На фоне остальных сенсационных разоблачений эти слова прошли тогда незамеченными; возможно, даже сам барон не придал им большого значения. А стоило бы!.. Ведь Вольфар или тот, кто за ним стоял, должны были откуда-то узнать о самой идее клонирования, и едва ли они читали научные журналы прошлого века!

В общем, похоже на то, Гаэль, что началось все как раз с вашей матери. И нисколько не сомневаюсь: если мы проверим до сих пор неизвестное название университета по обоим источникам, то оно совпадет. Думаю, произошла, как нередко бывает, роковая случайность. Наверняка во время романа ваших родителей была как-то затронута работа вашей матери — это ведь очень распространенная тема для досужих разговоров, — и она, рассказывая о своей кафедре, упомянула о проводившихся там экспериментах по клонированию. Может, хотела похвастать или даже планировала возобновить исследования… Так или иначе, но именно этим она подписала себе смертный приговор, ибо ваш отец увидел в этом удивительную возможность для махинаций…

Тут я хочу сделать еще одно допущение, которому пока ничто не противоречит: основной стратегией плана с момента его создания было сохранение полного инкогнито автора. Я ничуть не удивлюсь, если в будущем выяснится, что подручные вашего отца — Вольфар, Князь Д'Хур, не говоря уже о Таллисто — тоже не ведали, кто на самом деле ими командует. Конечно, организовать дело таким образом сложно, но овчинка явно стоит выделки, а перед трудностями мы не пасуем… — Я едва удержался от исключительно бестактного замечания по поводу наследственной преемственности характеров и вышел на финишную прямую:

— Разумеется, первой жертвой подобных намерений пала ваша мать. Стоило слухам о технологии бессмертия начать гулять по Галактике — а это в случае успеха всего замысла обязательно должно было произойти, — и она с точностью могла бы указать на владельца секрета. Следовательно, неминуемо подлежала устранению… Вас же он оставил тогда в покое. Какую опасность мог представлять для него ребенок? Тем более собственный ребенок… Скорее всего он забыл о вас и думать, занятый реализацией собственных идей. Ему надо было разыскать и склонить на свою сторону герцога Рега, обеспечить финансирование проекта — для этого, очевидно, использовался Князь Д'Хур. А затем, примерно через три года после вашего рождения, эти хлопоты вылились в появление станции «Бантам», и маховик раскрутился вовсю… А сейчас, через четверть века, когда события вступили, надо полагать, в решающую стадию, вы напомнили родителю о своем существовании. Да еще как — полезли в самую гущу, находитесь в постоянном контакте с его противниками. Неудивительно, что он решил подстраховаться и оградить себя от возможных осложнений с помощью удачно размещенной плазменной гранаты…

Это был последний аккорд. Я откинулся на спинку стула и выжидающе посмотрел на Гаэль — дескать, не худо бы и похвалить за блестяще выстроенную цепь логических рассуждений. Однако она выглядела оцепеневшей и, перехватив мой взгляд, только прошептала:

— О Боже, какое чудовищное стечение обстоятельств!

Ее длинные ресницы мелко-мелко затрепетали, как будто она вот-вот расплачется, но мне понадобилось еще несколько секунд на осознание, какого я свалял дурака. Так сказать, дурака с большущей буквы «М»…

Мне совсем не трудно было поставить себя на ее место, ведь я тоже вырос без родителей. Когда-то они оставались для меня некими смутными призраками, теперь же — так, имена… Но при этом я живо мог представить свои чувства, узнай я о том, что мой отец погубил свою жену, попытался прикончить также собственное дитя, да и вообще был законченным подлецом и мерзавцем. Я бы наверняка испытывал горечь и гнев, причем, подозреваю, последний был бы достаточно силен, чтобы первым делом проломить череп наглецу, выложившему мне всю эту дичь в столь высокомерной, граничащей с издевательством форме, как сделал это я сам… Приходилось признать — фраза «от стыда я был готов провалиться сквозь землю» вовсе не так банальна, как мне всегда казалось. И все же извиняться я не пытался, справедливо опасаясь, что может выйти еще хуже.

К счастью, Гаэль в моем раскаянии не нуждалась, равно как и в сочувствии. Она не расплакалась, так ничего и не сказала и, только выкурив сигарету, хрипло бросила:

— Ладно, будем считать, что ничего не изменилось.

Для разнообразия я сразу понял смысл ремарки. Одно дело — впутаться в интересный, пусть даже очень опасный конфликт и бороться с главным злодеем, и совсем другое, когда противник неожиданно оказывается твоим ближайшим родственником. Будь он семь раз негодяем, все равно: родная кровь — не водица, с этим ничего не поделаешь. Так что, хоть Гаэль и утверждала обратное, я не слишком ей поверил, но даже заикнуться не отважился…

— Знаю, о чем вы думаете. Похоже, пройдет немного времени, и разговаривать нам будет уже не нужно, — она язвительно усмехнулась, снова закурила, а потом заговорила очень жестко:

— Не надо щадить моих чувств, герцог. Вы никогда этого не делали, нечего и начинать!.. Кретину ясно, что вы прикидываете, как бы поспокойнее избавиться от столь ненадежного союзника. Если уж раньше вы не были настроены мне доверять, то теперь подавно. Мало ли чего можно ожидать от сумасбродной женщины? Еще и подверженной стрессам…

«Ну, коли вы подвержены стрессам, то я — слезливый неврастеник!» — мог я возразить по последнему пункту. Но не стал, поскольку в остальном она была права. Если я не думал указанным ею образом, то только потому, что не успел, а общее направление она указала абсолютно верно… Правильно интерпретировав мое молчание, Гаэль мрачно кивнула с видом «хорошо, вы сами этого хотели» и поинтересовалась:

— Почему вы считаете всех людей двуличными лжецами, герцог? Согласна, они располагают к этому, но не в полном же составе!.. Почему вы не можете даже допустить мысль, будто у меня могут быть кое-какие внутренние представления о порядочности или, страшно сказать, чести? Вы, наверное, думаете, что это — священная привилегия керторианцев, только и знающих, как расставлять друг другу ловушки и из них выскальзывать! Конечно, когда я говорю, что занимаю в этой дьявольской мясорубке вашу сторону — не хороших, плохих или разных, а вашу, — то это не может быть правдой!.. — она все больше горячилась, чуть не срываясь на крик, но тут вдруг оборвала себя и сказала совершенно ровно:

— И тем не менее — это прав — да! Пока правда. А случись мне передумать, то я сообщу вам об этом дополнительно!..

Она собиралась говорить и дальше, но я не выдержал и перебил:

— Я вам верю, — впервые, пожалуй, эта фраза точно соответствовала моим… нет, не мыслям, а ощущениям, чувствам.

Гаэль же умолкла на полуслове и с крайним изумлением посмотрела мне в глаза. Вне сомнения, это был самый долгий и… гм… откровенный взгляд, которым мы когда-либо обменивались…

А потом она встряхнулась, повела плечами, как будто с них свалилась большая тяжесть, и заговорила привычным тоном:

— К вашему подвигу на ниве анализа у меня есть два замечания: хорошее и, как водится, плохое. Начну против обыкновения с хорошего. Как вы помните, я просматривала некрологи ученых, погибших на «Бантаме», и отметила, что несколько человек оттуда раньше работали в университете Северной Каролины, тот самом, где у моей матери была кафедра. Это подтверждает справедливость вашей гипотезы, но лично я в ней и так не сомневаюсь. Правду, видимо, говорят, что все люди смотрят на одни и те же вещи, но умные видят гораздо больше…

Это был тот самый комплимент, которого я ждал ранее; теперь же он меня смутил — казалось уже, что я вряд ли его заслуживаю…

— Ладно. Переходите к плохому.

— Я не вижу, как ваши догадки приближают нас к цели. Если, конечно, мы хотим разоблачить того, кто все это заварил.

Как вы, возможно, заметили, с постановкой целей у меня наблюдались серьезные проблемы. После возвращения из плена я не имел четко выраженных намерений, а тем более плана их реализации, и такая позиция (дерьма в проруби) уже привела к нежелательным последствиям. Но теперь колебания остались позади — я не собирался размениваться на мелочи вроде подсчета старых обид, поэтому заявил с непоказной уверенностью:

— Да, именно этим мы и займемся!

— Отлично! А как, герцог? На попытки выяснить личность своего отца, а он-то, получается, нам и нужен, я безрезультатно ухлопала двенадцать лет. Если вы сможете определить это за пять минут умозрительно, то я… не знаю, что сделаю!

— Подумайте! — посоветовал я.

— В смысле?

— Ну, над тем, что сделаете.

Тут она действительно уставилась на меня, как на пришельца из другого мира, но я предложил для осмотра спину и направился в свою каюту, где на столике рядом с кроватью одиноко лежала камея… э-э… спасенная мной из кабинета Гаэли. В прошедшие дни я ни на минуту не забывал о ее существовании, но откладывал изучение до подходящего момента. Сейчас такой момент наступил…

Вернувшись в кают-компанию, я все же не стал размахивать камеей как знаменем своей гениальности и честно предупредил Гаэль:

— Если вы так и не придумали себе достойный случая фант, то не расстраивайтесь. Шанс узнать все, не сходя с места, у нас невелик… Но попробуем. Что это такое, по-вашему? — Я протянул ей украшение, сразу же опознанное.

— Моя камея, разумеется.

— Логично. А как она у вас очутилась?

— А у вас?

— Hy-y… Скажем, я положил ее в карман.

— Логично, — весело передразнила она, а затем недоуменно приподняла брови. — Да, камея — из маминых вещей, это верно. Но что в ней особенного? Старенькая, неказистая, я даже порывалась ее выбросить несколько раз. Разве что блестит она странно, когда поворачиваешь, как будто полированная.

Гаэль глянула на меня испытующе, но я покачал головой:

— Нет, блестит она обычно. Я бы даже сказал, вполне заурядно… Для кости дракона.

— Чего?!

— В горах Кертории живут такие здоровенные ящеры с крыльями, которых люди обязательно назвали бы драконами.

— А-а… — с подходящим выражением лица промямлила она, и я постучал ногтем по рельефу на зажатой в ее пальцах камее:

— А тут изображен контур страны Д'Хур, наследственного владения приснопамятного Князя Марандо.

Гаэль буквально подпрыгнула от возмущения и, отскочив от меня на добрый метр, отшвырнула камею, будто та была ядовитой гадиной…

— Вы что?! Хотите сказать, будто этот жалкий карлик может оказаться…

— Не переживайте заранее, — поспешил вмешаться я, немало удивленный, что и мне самому такая возможность показалась крайне неприятной. — Этот горный хребет — весьма популярная тема для керторианских ювелирных изделий. Так что камея могла принадлежать любому из нас…

— Да? — подозрительно переспросила она, но все-таки сходила за улетевшей в угол комнаты камеей. — Тогда как вы надеетесь определить по ней прежнего владельца?

— Камея — не просто безделушка; она наверняка несет в себе какое-нибудь заклятье. Если повезет, это может быть нечто очень редкое и индивидуальное, способное подсказать имя предыдущего хозяина. К тому же камея и впрямь старинная, не нынешнее массовое производство, так что надежда достаточно реальна. Поставим эксперимент?

— И вы еще спрашиваете? — В ее глазах уже зажегся огонек предвкушения новых острых ощущений. — А как ей приказать, если не известно, что она делает? Просто сказать: «Вали на всю катушку»?

— Точно. — Я знал, что сейчас последует, и резким коротким движением выхватил у нее кусочек кости. — Извините! Но лучше все-таки я… Моя практика общения с магией мала, но все ж побольше вашей…

— Так зачем извиняться? Все равно обратно не вернете… Ладно, не томите!

Что ж, я закрыл глаза и мысленно потянулся к камее. Хотя прежде я никогда подобных опытов не ставил, но расчет был прост: приказывая какому-либо устройству сработать, мы обыкновенно не конкретизировали результат предполагаемого действия (наверное, именно потому, что наперед его знали), и по идее камея тоже должна была среагировать на сам сигнал включения. Разумеется, если бы я посещал на Кертории лекции по началам магии, а не тренировки по кулачному бою, то лучше знал бы, чего ожидать. Но, к счастью, я столкнулся с непоказательным примером того, как серость не наказывается. Сконцентрировав волю на кости в своей руке и тщательно искоренив в душе остатки сомнений, я послал приказ. Без залихватских «катушек» и даже не облекая в слова, просто импульс…

Камея совершенно определенно включилась. Ощущения были похожи на работу перстня с порталом — легкая пульсация, едва заметный нагрев… Однако никаких изменений вокруг я не почувствовал. А когда раскрыл глаза, то и не обнаружил… Вот только вид у Гаэли был, мягко говоря, обалдевший. Опасаясь чего-то ужасного за спиной, я судорожно оглянулся, но и там ничего — воздух, стена, дверь…

В следующее мгновение Гаэль злорадно рассмеялась:

— Ага! А я вам не скажу, что вижу. И не просите! Я фыркнул и выключил камею.

— Мы как будто не в песочнице, чтобы требовать назад свои игрушки.

Гаэль тоже фыркнула, выразительно поскребла затылок и посетовала:

— В этом плане женщины редко уходят от состояния песочницы. С этим приходится мириться… — Она протянула раскрытую ладонь. — Не бойтесь, отдавайте! Камея не опасна, а вам полезнее будет посмотреть со стороны.

В упрямстве мне с ней было не тягаться, да и никакой угрозы для здоровья эксперимент действительно не представлял. Поэтому я опустил камею в ее ручку, гадая про себя, получится ли у нее и сколько времени уйдет на подготовку… К моему удивлению, правильный ответ на последний вопрос оказался «нисколько». Камея еще подрагивала на ее ладони после падения с небольшой высоты, и тут Гаэль раздвоилась. В самом буквальном смысле — справа от девушки, меньше чем в футе от плеча, в воздухе возник фантом, выглядевший ее точной и очень правдоподобной копией…

Ну, я в свою очередь тоже остолбенел. По полной программе: с отвисшей челюстью и прочими причиндалами. И вовсе не от неожиданности. Напротив, я уже видел такой трюк, его однажды с успехом использовали, дабы дезориентировать меня и спастись от парочки добрых плюх по харе…

Гаэль быстро вернулась в норму и вновь заговорила по-прокурорски:

— Судя по выражению вашего лица, герцог, можно предположить, что вы неприятно удивлены! Значит, это оказалось то самое редкое и индивидуальное заклятье, которое вы узнали? — Я подтверждающе хмыкнул. — И вам категорически не понравилось такое открытие? — Я хмыкнул еще раз. — Ну? Так кто же был прежним владельцем этой камеи?

— Герцог Реналдо Креон, финансовый магнат с планеты Вега Прайм!

В сей драматический момент нам, безусловно, полагалось обменяться глубокомысленными замечаниями типа «ни хрена себе!» и «ну и вот», но этому помешало донесшееся сбоку дипломатичное покашливание. Принадлежало оно Тому Карверсу, торчавшему в раскрытой двери. Прежде чем я успел поинтересоваться, как долго он тут находится (а по тщательно скрываемому изумлению похоже было, что не секунду назад вошел), сержант кивнул мне в сторону рубки, недвусмысленно намекая на желание сообщить нечто конфиденциальное… Но скрывать что-либо от Гаэли теперь было просто смешно, поэтому я предложил ему докладывать. Карверс пожал плечами характерным жестом, означавшим на языке военных: «Я, ясное дело, приказов не обсуждаю, но не одобрять их мне никто не запретит», и начал…

Во избежание занудства при полном пересказе достаточно длинного рапорта я ограничусь вольным изложением. Главным образом он подтверждал второе мое предположение — вслед за войной с Империей Цин в нашей части Галактики последуют гонения на керторианцев. Начались они, правда, совсем не с того, что я предполагал, — о нас вообще вспомнили только после широковещательного выступления Президента Рэнда Дина Таллисто. Насколько я понял, эта мразь умудрилась, ничего не называя вслух, создать впечатление, будто он, бескорыстный и преданный друг Человечества, собирается чуть ли не в одиночку бороться с ненавистной Империей, в то время как остальные его так называемые сородичи — какой позор! — действительно вступили в сговор с узкоглазыми! Реакция правительств других планет была пока что неизвестна, но, учитывая давнюю любовь людей к охоте на ведьм, я не считал нужным обманываться… Ну, графу за эдакую инсинуацию непременно станется, но не сам ли я подал ему эту прекрасную идею, разглагольствуя на Совете про планы Его Высочества?..

Непосредственно боевые действия на фоне таких откровений отошли на второй план, да там ничего особенного и не происходило. Бой по-прежнему шел вокруг п-в-туннелей, ведущих во внутреннее пространство Рэнда, но протекал с очевидным перевесом обороняющихся, поэтому военные специалисты (не исключаю, что это были Карверс и командир станции) сходились во мнении, будто раз блицкриг Цину не удался, им надо срочно искать новый тактический ход или признаваться, что они просто пошутили.

После этой аналитической справки Карверс — впервые на моей памяти — решился дать мне совет. Сводился он к тому, что в целях безопасности нам не следует долее задерживаться на военной станции потенциального противника. Пока меня здесь никто не узнал, а сам сержант даже не намекал о личности своего босса, но береженого Бог бережет… В общем, можно по-разному относиться к людям типа Карверса, но их добросовестность заслуживает уважения, поэтому я даже сделал вид, будто оценил дельность его предостережения, и распорядился готовиться к отбытию. На самом деле вопрос: что представляет собой камея Гаэли? — и был тем обстоятельством, которое я наметил выяснить в надежде на помощь в определении дальнейшего направления движения. И надежда, и помощь вышли с гнильцой, тем не менее напоследок я проинструктировал Карверса об изменении курса, новой целью которого была система Веги.

Гаэль проявила мало интереса к нашему разговору, заняла стул, на котором я провел большую часть сегодняшнего дня, и казалась чуть ли не спящей. Но едва дверь за Карверсом захлопнулась, она со странной интонацией заметила:

— Значит, вы восприняли наше открытие всерьез.

Мне стоять на ногах не хотелось, я чувствовал чудовищную усталость, поэтому просто сдвинул в сторону всякие тарелки и чашки и взгромоздился на край стола…

— А не должен был?

— Креон — ваш друг.

— У меня перед глазами прекрасный пример того, как смотреть в лицо самым неприятным фактам.

Сказано было без тени насмешки, и Гаэль кивнула чуть ли не с грустью:

— Надо же, дождалась искреннего комплимента. И все-таки — могли вы ошибиться?

— Насчет камеи? Практически невероятно… — Перед моим мысленным взором так и маячили два молоденьких ухмыляющихся Креона, и я поделился воспоминаниями:

— Он, знаете, обожал в юности всякие проделки и розыгрыши. Периодически его заносило, и однажды — причиной, по-моему, был клей, залитый в ножны моей шпаги, — Реналдо разозлил меня не на шутку. Я, помнится, загнал его в угол зала собственного замка с твердым намерением no-выбить дурь, но он внезапно раздвоился и, пока я думал, которого бить, успел вывернуться… Потом, когда я остыл, Креон долго хвалился, что раскопал штучку, делающую этот фокус, в сундуке, не открывавшемся с незапамятных времен, и другой такой не сыщешь во всей Кертории.

— Да, в совпадение трудно поверить, — согласилась Гаэль. — Но ведь ничто прежде на Креона не указывало! Он даже входит в элитный клуб терпевших авиакрушения. По его словам, он едва уцелел…

— Вот именно — по его словам, — вяло заметил я. — Бросьте, мы оба прекрасно понимаем, что ум, создавший этот чертов замысел, позаботился бы о том, чтобы отвести от себя всяческие подозрения. Не только в плохих детективах бывает, что виноват тот, но кого меньше всего думаешь…

Повисла пауза, наглядно говорившая о том, что теперь уже выдохлись мы оба. Но заканчивать разговор на такой ноте мне почему-то не хотелось, и я спросил первое попавшееся:

— А почему вы ищете аргументы в его пользу? Тоже кандидатура не нравится?

— Да нет. Просто вы слишком уж расстроились… А вообще, среди керторианцев нет того, чьей дочерью я бы с удовольствием побыла. Даже без учета вашей сегодняшней теории… — Она чуть помедлила, но потом все же призналась:

— Герцог Креон входил у меня в наиболее вероятную группу, что скрывать.

— А кто еще в верхней части списка? Она вроде собиралась ответить, но лишь небрежно отмахнулась:

— Да какая разница! С тем же успехом можно на картах погадать… — Она неожиданно легко поднялась и подошла ко мне с улыбкой, играющей на губах. — Зато могу с уверенностью сказать, кто в моем списке занимает последнее место — барон Детан. Это оказалось бы чертовски неудобно!

Глядя на ее лицо с ироничной улыбкой и абсолютно серьезными глазами, я внезапно осознал, что полностью с ней согласен…