Между полупрозрачных деревьев появились тени. Светлые силуэты, чуть светящиеся, начали стекаться к Камилу отовсюду. Он остановился, открывая глаза, жестом показывая им на Драго. Они шептали что-то. Все вместе, неразборчиво, похоже, даже на непонятном нам языке. Зато Камил все понимал, ведь кивал.
Теодор ободряюще сжал мою ладонь. Только сейчас я поняла, что напряжена, как натянутая струна. Ведь светлые силуэты обступили Драго и Камила вплотную, закружились вокруг них, будто в хороводе. Быстрее, быстрее, быстрее! В этом мельтешении я уже перестала разбирать отдельные фигуры: они слились в одно, в сплошной белый свет. А потом нас ослепила короткая вспышка. Я невольно зажмурилась, боясь открыть глаза. Увидеть, что ничего не подействовало.
– Мама! Папа!
От звонкого детского голоска я задрожала всем телом, зажимая рот ладонью, чтобы не разрыдаться. Ведь и лес, и трава исчезли, а в круге свечей Драго открыл глаза. Теодор обнял меня за плечи, и мы, услышав от Камила, что можно, бросились к сыну. Он едва успел сесть на полу, как угодил в наши объятья. Я схватила личико Драго в ладони, целуя взъерошенные кудри. А Теодор потом поднял его на руки, прижимая к самому сердцу. Подоспел и Милад, хватая Драго за руку.
– Как ты, малыш? Не болит ничего? – засуетилась я.
Драго замотал головой.
– А я уснул, мама? Я помню, как ягоды взял, и больше ничего!
– Хорошо, что ты проснулся, сынок, – снова обняла его я, прижимаясь и к Драго, и к Теодору заодно, не в силах сдержать слез счастья.
Драго осмотрел лекарь, заключив, что все в порядке. Камил сказал, что после такого ритуала и воздействия потусторонних сущностей нужен отдых. Так что Драго уложили спать. А мы собрались в кабинете у Теодора. Ведь Камил сказал, что должен сказать нечто важное.
– Это касается метки Драго, – начал он, когда закрыв тяжелую дубовую дверь.
Я и Теодор сели на диванчик. Милад оперся о массивный стол с богатой резьбой, обхватив пальцами столешницу позади себя. Камилу сесть предложили, но он отмахнулся.
– И что же метка? Мой он все-таки сын? – спросил Теодор.
Камил покачал головой.
– Нет, но магия в нем твоя, королевская. Так вышло, что в одни сутки вы с Даной… кхм, были близки. И хотя от одного мужчины, – Камил жестом указал на Теодора, – она не забеременела, но остался магический след в ее теле. Так всегда случается после ночи с сильным магом. А потом был ты, Милад. Там, на сеновале. И получился ребенок от тебя, который впитал в себя магию другого мужчины.
– Значит, Драго – сын Милада, но с королевской магией? – спросила я.
– Именно, – кивнул Камил и шагнул ближе к нам, глядя в глаза Теодору. – Что же делать теперь будешь, государь? Вижу, что веришь мне. Отречешься от сына чужого?
– Не чужой он мне. Все равно мой, – встав, Теодор решительно посмотрел в глаза Камилу. – Полюбил я этого ребенка, как своего. Так что и растить буду, как родного. Вместе с Даной.
От таких слов у меня сладко защемило сердце. В эту секунду я забыла о том, что не жена Теодора. О нет. В этот момент я почувствовала себя так, словно мы семья. Я, он и наш малыш Драго.
***
Теодор спустился в тронный зал, когда сообщили, что стража изловила Анисью. Ему хотелось… продемонстрировать свое превосходство. Предстать перед этой паршивкой уже не слепым глупцом-муженьком, который все спускал ей с рук. А жестким и грозным государем, правителем, который вправе карать. Он опустился на трон, каждый сантиметр которого был расписан изысканной резьбой. Теодор поправил рукав парадного одеяния, подбитого мехом по рукавам, готовясь встречать «гостью».
Двери в зал распахнулись. Несколько стражников ввели под конвоем Анисью. Она переоделась в простое платье, наверно, с чужого плеча. Но похоже, перед поимкой ее неплохо погоняли. Ведь оно порвалось на плече, а светлая коса растрепалась. Руки Анисьи были связаны за спиной грубыми веревками, но помимо этого стражники грубо держали ее за плечи. Теодор поморщился. Это была излишняя перестраховка. Не горло же она ему бросится перегрызать? Хотя судя по сверкающему злому взгляду, Анисья была в шаге от этого.
– Что же свидеться захотел, а не сразу казнить? Поглумиться напоследок захотелось? Только пленницей я тебя привлекаю, государь? – язвительно спросила Анисья, встряхнув волосами. – Так сказал бы раньше, принесла бы я в спальню оковы какие-нибудь!
Она рассмеялась в лицо Теодору, но получила тычок в спину от стражника. Несильно, так, скорее, для унижения. И недовольно вспыхнула. Привыкла, что ей, королеве, все можно. Стражники быстро ее в этом разубедили, когда надавили на плечи, грубо заставляя опуститься к ногам Теодора. Злы были на Анисью, с первого взгляда видно. Ведь по всему дворцу уже новость разлетелась, что по ее вине чуть ребенок невинный на тот свет не отправился. Вот и смотрели все на Анисью зверями.
– На колени перед королем! И рот закрой, пока тебя не спрашивали! – рявнул на нее стражник, а потом боязливо покосился на Теодора. – Ваше Величество, или прикажете кляп ей сунуть? Вдруг проклянет еще, змеюка!
– Да не ведьма она сама по себе, – отмахнулся Теодор. – И магии в ней нет ни капли.
Он встал с трона, в итоге, еще больше возвышаясь над Анисьей. Но даже так, глядя снизу-вверх, она выглядела гордой и несгибаемой. Хотя грудь от страха под платьем вздымалась часто-часто.
– Что правда, то правда, – кивнул стражник. – Ведьму-то вместе с ней поймали, в темнице сидит, решения Вашего ожидает.
Но Теодору пока было не до Малены – девицы, которую вместе с Анисьей в лесу изловили. Он не отводил взгляда от той, кто едва не погубила его сына. И хотя никогда в жизни не поднимал руку на женщину, сейчас аж ладонь зудела, так хотелось пощечину залепить, да такую, чтобы на пол повалилась, мерзавка! Теодор долго и ровно выдохнул, беря себя в руки. Убеждая себя, что не знала Анисья, кому ягоды достанутся. На него охотилась, не на дитя малолетнего. И все-таки Теодор процедил довольно зло:
– Оставьте нас. Наедине поговорить хочу… с женой своей.
Стража ушла, и ненадолго в тронном зале повисло молчание. Анисья склонила голову, так и не поднявшись с колен, встрепанные светлые волосы прикрыли лицо. А Теодор не подал руки, прошелся по залу, заложив руки за спину, как птица крылья. Оба не знали, с чего начать. Хотя внутри у Теодора так и клокотало.
– Я не хотела вредить Драго, – наконец выдавила Анисья.
Она произнесла это тихо-тихо, но в пустом зале ее голос все равно разнесся звонко. Теодор дернулся, словно по его спине прошлась плеть. Он обернулся, хлестнув жестким:
– Молчать! Ты отправила бы его на тот свет следом за мной. Чтобы избавиться от моего наследника, который может претендовать на престол!
Теодор в пару шагов оказался рядом с Анисьей. Он перехватил ее за подбородок, вынуждая неудобно задрать голову. Прямо так, стоя на коленях. Церемониться с ней ему не хотелось, будь она хоть трижды слабой женщиной. Он хотел взглянуть в глаза этой гадине! Но они вдруг заблестели. Искренне, до влаги на ресницах.
– Н-нет, неправда… Одно дело – со взрослым интриги плести, другое – душу невинную погубить. Как бы мне с таким грехом на душе жить? – покачала головой Анисья быстро, затравленно, будто сама себя испугавшись, но потом ее глаза дерзко сверкнули. – Я просто доказала бы всем, что эта Данка – потаскуха, каких свет не видел! Подстроила бы ей пару конфузов, а потом и вышвырнула бы обратно! Пусть бы катилась обратно, в деревню, со своим отродьем!
Теодор резко запустил пальцы в ее волосы, натягивая до боли.
– Не смей так говорить о моем сыне! – одернул он, заставляя подняться Анисью на ноги.
– А чего мне бояться? – бесстрашно выпалила она в лицо. – Все равно казнишь! Сам казнь выберешь? Мучительную, позорную какую-нибудь…
Анисья усмехалась ему в глаза, только вот… взгляд был полон ужаса, паники. Теодор мог поклясться, что если приложить руку к ее груди, то сердце у нее колотилось, как у пойманной мыши. Но жалеть паршивку ему не хотелось! Еще и провоцировала, дрянь! Теодор сорвался, перехватил Анисью за шею пальцами. Не так уж жестко, словно ошейник набросил, притягивая ближе, чтобы прошипеть в лицо:
– Повезло тебе, что ты девка, Анисья.
– Не то что? – зло сощурилась она.
– Нашел бы способ из тебя дурь выбить! – Теодор разжал пальцы, готовясь оттолкнуть ее напоследок.
– А ты в покои забери? – Анисья сама прильнула всем телом, потерлась игриво. – Да выбей там, на перине пуховой. Чтобы кричала я и о пощаде молила…
Она выдохнула это ему в губы, потянулась поцеловать, но Теодор выставил перед собой ладонь. Обозначил дистанцию.
– Хватит, – сухо проронил он.
– Прости. От страха я… – призналась Анисья, сбрасывая маску соблазнительницы. – Хотя и понимаю, что никогда мы друг друга не любили.
– Не сможем мы больше быть мужем и женой. Сама ведь понимаешь? Если я всегда ножа в спину ждать буду, а ты – стражи в покои свои. Уговор я тебе предлагаю, Анисья, – Теодор зашел ей за спину, развязывая веревки и качая головой. – Дуреха ты редкая. Вот чего тебе не хватало, что ты на убийство пойти решилась? Если саму затрясло, когда о Драго подумала! Ладно, пустое это… Пощажу я тебя, не стану палачам отдавать, на смерть отправлять. Но согласишься ты на развод. Как только, так сразу, без проволочек и хитростей. А потом… отправишься в монастырь, грехи свои замаливать. И под присмотром будешь зорким. Знаю я одно местечко, настоятельница за тобой строго приглядывать будет. И если только задумаешь что-нибудь против меня и Драго, то тогда пощады не жди.
Они замерли друг напротив друга. Больше не было злости в глазах Теодора. Только усталость. А в глазах Анисьи – дерзости. Лишь благодарность до легких слез.
Анисья вдруг опустилась перед ним на колени, смиренно склоняя голову. Теодор аж отшатнулся, не ожидая такого от этой строптивой и вздорной змеюки. Но похоже, надломило ее то, что всерьез могла убийцей стать, невинное дитя погубить?
– Спасибо тебе, Теодор. Но разреши попросить тебя еще кое о чем? О последнем подарке, – Анисья подняла на него взгляд.
– Что ты задумала?
– Малена. Не казни ее, не наказывай. Разреши с собой забрать, – Анисья от волнения прижала руки к груди. – Подружились мы с ней. Молоденькая она еще совсем, глупая, вот и наломала дров. А в монастыре и мозги на место станут!
Анисья знала, что не выдаст бабку Малены. Не за чем. Сбежала старушка – и скатертью ей дорога. Не дело бабке старой в темнице сырой кости морозить, помрет еще, а Анисье грех на душу? Лучше пусть не знает никто, что кто-то еще был. Раз Малена и Анисья и так попались. Но и молоденькую ведьмочку жалко было, не отпустят же, даже если про бабку сказать, обе же причастны были!
Теодор не знал о тех мыслях. Он только улыбнулся невольно уже своим. О том, что не такая уж Анисья и пропащая, если, кроме власти, в сердце у нее нашлось место и дружбе, и взаимовыручке. Так что Теодор кивнул, протягивая ей руку и помогая подняться.
– Хорошо, Вместе поедете. А теперь прощай, Анисья.
***
Драго сразу пошел на поправку. Ладно. Он был готов вылезти из постели и прыгать-бегать на следующее же утро. Но мы, переживая, все-таки устроили ему постельный режим. По очереди сидели у его постели, читали книжки, всячески развлекали. Хотя Камил сказал, что жизни Драго больше ничего не угрожает, но… и я, и Теодор слишком переволновались за него. Даже Милада – и того было пинками не выгнать. Поселился в гостевых покоях на пару дней, притаскивая от кухарки для Драго медовые пряники да фигурные леденцы. Но вскоре все осталось позади. Даже Анисья. Она поселилась в монастыре и была тише воды, ниже травы. По крайней мере, так писала нам настоятельница. А Теодор не проявлял к жене ни малейшего интереса. К бывшей жене. Ведь почти одновременно и он, и я получили развод.
В один из вечеров Теодор позвал меня на прогулку. Мы вышли за стены дворца и побрели куда-то навстречу заходящему солнцу. Теодор потянулся к моей руке и вдруг переплел наши пальцы. Такой простой жест, но у меня екнуло сердце. Ведь теперь это было… свободно.
Впереди показалась небольшая часовня с колокольней. Деревянная, по вечерам она обычно выглядела серо и уныло, но сейчас будто расцвела! Заходящее солнце окрасило бревенчатые стены янтарным отливом. В итоге, часовенка выглядела кукольно, как с картинки, даже не бросалось в глаза, что наверху прохудилась крыша, да и стены уже явно давно простаивали без ухода.
– Ее забросили много лет назад, – сказал Теодор, заводя меня внутрь. – Но когда я был еще мальчишкой, возраста Драго, то иногда сбегал сюда. Чтобы побыть наедине с собой. На самом верху, там мне казалось, что до неба рукой подать.
Он взял меня за руку, осторожно проводя наверх по винтовой деревянной лестнице. И вот мы оказались на самой верхушке колокольни. Я повернулась к солнцу, и теплые лучи упали на мое лицо. Было так приятно, что улыбка сама собой изогнула губы.
– Ты показываешь мне свои особенные места, – заметила я. – То охотничий домик, то эту часовню.
– Потому что ты для меня особенная, – сказал Теодор, не отпуская моей руки. – Скажи, Дана… ты станешь моей женой?
Я ахнула, поворачиваясь к нему. Он вдруг опустился на одно колено, доставая из кармана небольшую деревянную шкатулочку с резьбой. В ней на крохотной бархатной подушечке лежало кольцо. Я перевела взгляд на лицо Теодора, и сладко защемило в груди. От того, с какой надеждой и теплом он смотрел на меня. Я потянулась к нему, кончиками пальцев погладив по щеке. Казалось, все еще не верила, что это сон. А потому и ответила тихо-тихо, боясь проснуться от этой сказки, где в золотом свете заката Теодор делал мне предложение руки и сердца.
– Да, да… Конечно, любимый.
На мои глаза навернулись слезы. Теодор встал с колена, надевая кольцо мне на палец, а потом привлек меня к себе.
– Что же ты плачешь, любовь моя?
Я прижалась к нему всем телом, хватаясь пальцами за одежду.
– Не могу поверить, что все наконец-то позади! – выдохнула я, зажмуриваясь.
– О нет, свет мой, – с улыбкой Теодор обнял меня за талию, но сам чуть подался назад, чтобы заглянуть мне в глаза. – Все впереди! У нас с тобой. Целая жизнь, счастье мое, друг рядом с другом.