Покушение

Александр Шохов

ПОКУШЕНИЕ

Танцующая смерть, приближающаяся и удаляющаяся.

Эдвин Гунт

- Полагаю, - сказал Гольдфайн, - все ясно.

Я смотрел на него и постепенно погружался в состояние полной заторможенности. Мысли крайне медленно ворочались в моей бедной продырявленной голове.

- Если это случится еще раз, - произнес я, - то я могу откинуть копыта.

- Я сегодня же займусь твоей проблемой, мне только надо добраться до дома.

- Слушай, Макс, кто это был?

- Засни и жди до вечера. Я тебе позвоню! - Гольдфайн начинал злиться, это всегда было верным признаком того, что его ум начал работать.

Уходя, он захлопнул дверь так, что с полки в коридоре упала ложечка для обуви.

Мне надо было доехать сегодня до своих киосков, посмотреть как дела у девчонок-продавцов, но голова была слишком тяжелой, чтобы выбираться из дома немедленно. Я прилег на диван перед телевизором и провалился в глубокий сон. Мне снилась мокрая после дождя вечерняя улица, фонари в желтой дымке, пустота, звонкое эхо падающих из водосточной трубы капель. Я двигался вдоль домов и мне было страшно. Я точно знал, что сейчас вступлю в запретную зону. Что это за зона, и что я там должен был сделать, я помнил во сне, но забыл, проснувшись от собственного ужаса. С телеэкрана вещал диктор.

Опять якутская война... В комнату прокрадывались сумерки, голова слегка побаливала, но в целом, терпеть было можно.

Я пробрался на кухню, поставил чайник. Хотелось спокойно попить кофе с коньяком, шоколадом и куском недоеденного вчера торта и постараться расставить все по местам.

А травму черепа я получил крайне интересным способом. Шел по обычной городской улице и вдруг оказался на вершине горы.

Я никогда не был в горах, и не увлекался альпинизмом, больше того, никогда не стремился к этому. Но я почувствовал ветер, холод, недостаток кислорода, словом, я действительно был там.

И тут кто-то сильно толкнул меня в спину. Падая, я оглянулся. На вершине стоял человек, очень похожий на меня. А потом была боль от падения на асфальт и угол ступени бетонного крыльца диетического магазина, ударивший чуть выше виска. Это случилось прямо около моего дома. Я сразу же вызвал Гольдфайна, которому верил как себе. Макс - медик от бога - мог вылечить любую болезнь. Даже рак, даже СПИД. Так о нем говорили. Осмотрев мою рану, Гольдфайн хмыкнул и стал расспрашивать о том, как это случилось. Потом сказал: "Полагаю, все ясно", и ушел, не попрощавшись.

Проблемы, занимающие меня в связи со случившимся, были следующие: должен ли я сомневаться в собственном рассудке?

По трезвом размышлении я решил, что лучше не сомневаться, иначе я утрачу единственный инструмент анализа, который у меня есть, а это может привести к необратимым последствиям.

Вторая проблема - не было ли это покушеним на мою единственную жизнь? Я решил оставить ответ на этот вопрос до явного улучшения моих мыслительных способностей. И третья проблема - находился ли я на вершине на самом деле или это была сложная галлюцинация, слишком похожая на правду? И если я находился на ней на самом деле - то кто был мой двойник?

Чайник вскипел. Я высыпал в чашку две ложки растворимого кофе, добавил сахар, коньяк, извлек из холодильника торт и шоколад и уютно устроился на своем любимом стуле в углу кухни у окна. Остаток вечера обещал быть приятным. Зазвонил телефон. Я дотянулся до кухонного аппарата, нажал селектор.

- Слушаю!

- Привет! - это был Гольдфайн. - У меня есть интересные новости. За последнюю неделю еще четыре человека в городе испытали на себе подобные воздействия. Это только зарегистрированные случаи. Ты можешь не беспокоиться, это не покушение на твою бесценную личность, а если и покушение, то исходящее от сил куда более могущественных, чем твои плечистые друзья.

- Ты что, на ФСК намекаешь?

- Это не ФСК, не ГРУ, не ЦРУ и не "Интеллидженс сервис". Я не знаю, кому ты понадобился, но суди сам: все персоны, подвергнутые подобной обработке,- мужчины ростом 190-191 см, весом 85-90 килограмм, с коэффициентом интеллекта 175-195; все, кроме тебя, люди творческого склада мышления:

поэт, актер, композитор и художник. Так что компания у тебя что надо. Все брюнеты с голубыми глазами. Особенно впечатляет, что все испытали подобные видения с двойниками, но одного двойник топил, другого разрезал электропилой, третьего бросил с небоскреба, четвертого заставил принять дозу яда. Само собой, все в разных ситуациях...

- Макс, перестань тараторить! Подробности меня меньше всего интересуют. Скажи лучше, что мне делать.

- Наложи мазь на рану, прими димедрол и спи.

Макс был слегка обижен, что я не дослушал его бесценные замечания до конца.

- И это все, чем мне может помочь современная медицина?

- Ладно, если будут проблемы, звони.

Он повесил трубку. С Макса взятки гладки. Он, разумеется, классный спец, но, как и все медики, обучавшиеся делать операции на трупах, он воспринимает живого человека как двигающийся труп, не подверженный разложению - функционирующую систему клапанов, рычагов, канатов и гибких трубок.

Значит, вся надежда на собственный интеллект, о котором Макс такого высокого мнения.

Я не помню, как уснул в тот день. Выпитый кофе оказался куда действеннее димедрола. Наутро рана уже затянулась и болела только когда я активно двигал кожей лица. Я умылся, побрился, одел новую белую рубашку, выпил чаю, облачился в деловой костюм и, схватив кейс, уже в девять вышел из дому. Подземный гараж находился в моем дворе. Несмотря на вчерашнее происшествие, чувствовал я себя превосходно.

Я приветливо поздоровался с охранником, кстати, тоже голубоглазым брюнетом, и в 9-15 уже выезжал за ворота.

Вроде бы обычный день. Надо позаботиться, чтобы вовремя подвезли товар в десятый киоск, выгнать с работы проворовавшуюся Зою, подписать бумаги, необходимые бухгалтеру...

До полудня я с упоением занимался повседневными делами, совершенно забыв о своей истории. Но она сама напомнила о себе: в час дня позвонил Макс.

- Знаешь, я должен тебе сказать... Словом, двое твоих собратьев по несчастью сегодня скончались. Внезапная остановка сердца.

Офис сразу показался мне далеким и чужим. Странно выглядела бухгалтер, ожидающая, когда я повешу трубку, чтобы во всех подробностях рассказать о стоящих перед нею трудностях.

Трудностей у нее было много. Я улыбнулся ей. Трубка каким-то образом снова оказалась на телефоне. Я огляделся вокруг.

Видимо, моя улыбка не понравилась. Мои подчиненные смотрели на меня удивленно и настороженно. Я должен был что-то сделать. Потому что ЭТО могло случиться в любой момент. И у меня больше не было времени на все эти взрослые игры.

Выйдя из офиса, я направился к автомобилю, но, уже взявшись за ручку дверцы, почувствовал, что делать этого не следует. Мне вдруг пришло в голову, что чтобы уйти от неизбежности, я должен вырваться из привычного круга предсказуемых действий, должен стать непредсказуемым с точки зрения моей повседневной логики. Это могло мне помочь обойти область смерти, притаившуюся в моем близком будущем за одной из моих привычек. Я почувствовал себя жертвой, за которой охотится бесконечно терпеливый и непревзойденный охотник.

Увидев подошедший к остановке автобус, я быстро вскочил на подножку. Это оказался 29-й, свободных мест не было и я встал около разухабистой блондинки в открытом, распахивающемся платье, в вырезы которого можно было разглядеть все то, что обычно так интересует мужчин. Я давно не ездил в автобусах и с интересом осматривал окужающих. Не отъехали мы и полостановки, как сзади раздался взрыв. Автобус занесло, меня швырнуло на блондинку, она даже успела ухватить меня за шею и, сам не знаю как, мы начали целоваться. Я был совершенно уверен, что взорвалась именно моя машина. Автобус остановился, блондинка, как и полагается, дала мне пощечину, я сказал "Извините", сунул ей свою визитную карточку и вышел на улицу. Действительно, прямо на том месте, где стоял мой автомобиль, теперь был столб пламени и дыма.

Итак, я не мог больше жить прежней жизнью, если, конечно, хотел жить вообще. Автобус попыхтел и тронулся с места, я повернулся спиной к столбу дыма и, перейдя на тротуар, пошел вдоль проспекта.

Лица прохожих навевали тоску. Нет, не потому, что они были печальны. Любопытство, удивление, смех, но только не печаль преобладали сегодня в их настроениях. Я был совершенно чужим. Вспомнилось предсказание гадалки о том, что в 32 года я погибну. Но если гибель, подготовленную для меня, уже пронесло, означает ли это, что я помилован? Или я просто стал человеком без судьбы? Представляете себе человека, который должен был кончить свои дни и вдруг нашел лазейку и оказался вне предписанных ему рамок. Это значит, что высшие силы должны или пересмотреть свои планы с учетом того, что я остался жив, или они будут стараться убрать меня как можно скорее. При этом пока я бездействую, то есть не оставляю явных следов в мироздании, планы на будущее пересмотреть крайне легко. Постараюсь, по крайней мере, усложнить им работу.

Вполне возможно, мне удастся сделать пересмотр планов невозможным, и тогда отпадет необходимость в моей гибели.

Я понимал всю зыбкость этой логики, всю уязвимость моих силлогизмов. Но это была хоть какая-то логика, на основе которой можно было разработать стратегию дальнейшего поведения. В любом случае это было лучше, чем слепое подчинение абсурду происходящего.

Сейчас без пятнадцати минут два. Как у Мюнгхаузена: по расписанию подвиг. Я перепрыгнул через ограждение проезжей части, махнул рукой и остановил первую попавшуюся машину. Проехал несколько кварталов, остановил, расплатился и вышел. Я не знал, что мне нужно делать. И тут я увидел жнщину, ради которой сюда приехал. Она не была моей знакомой, нет, просто она переходила улицу, не глядя на движущиеся автомобили. Перед ней катилась коляска. Я бросился к ней и успел выдернуть ребенка из-под колес джипа, одновременно оттолкнув ее в сторону. Изуродованная коляска попала под колеса встречного автомобиля. Незадачливая мамаша выхватила свое чадо из моих рук, на глазах ее блестели слезы. Я понял, что она ни за что не перейдет через улицу сама и взял ее под руку.

"Интересно, в планы высших сил входило уничтожить этого младенца вслед за мной, - подумал я. - Кажется, бог вышел на охоту."

После того, как мы объяснили все гаишнику, она пригласила меня к себе в гости. Я не отказался - мне некуда было идти, а общество красивой женщины - не худший вариант для смертника.

Ее звали Олей. Она неудачно вышла замуж - пролетарий и алкоголик, которого надеялась перевоспитать, сама кандидат наук, кажется социологических, тридцать лет, начинающая увядать красота, "пуазон" греческого разлива... Скучно. Я пил кофе, ел приготовленный ею торт, малыш сначала смотрел на меня и улыбался, потом уснул в своей кроватке.

Я почувствовал, что мне пора уходить.

- Будьте осторожны, - посоветовал я ей на прощание. Вот мой телефон, если что - звоните.

Наступал вечер - время, когда стирается грань между мирами. Я почувствовал, что мне нельзя возвращаться домой, но надо было где-то провести ночь. А может быть все случившееся - всего лишь глупое стечение обстоятельств, надо просто хорошо выспаться, и все вернется в старую колею? Я поймал такси и назвал свой адрес. Вечер был теплым и нежным. "Прощальный вечер," - подумал я. Боже! Неужели моя жизнь кому-то так необходима!?

Дверь в квартиру кто-то чинил, внутри меня ждал Гольдфайн.

- Ты жив! - воскликнул он. - А мы твою дверь выломали!

- Вижу. Ты, наверное, хотел сделать мне приятное.

- Уж не обессудь. Я тут тебе собрата по несчастью привел. Его зовут Костя, он поэт, один из тех четверых. Ему тоже удалось избежать гибели и он имеет занятнейшую теорию...

- Подожди, подожди. Сначала надо починить дверь.

Вдвоем мы довольно быстро восстановили косяк - благо, в доме нашлось все необходимое, и даже зашпаклевали стену в тех местах, где высыпалась штукатурка.

Гольдфайн все время благодарил меня за то, что я не поставил железную дверь. Костя улыбался и работал. Руки у него были золотые. Телосложение, цвет волос и глаз у нас были абсолютно одинаковы. Пожалуй, со спины нас даже можно было принять за близнецов.

Потом я извлек бутылку чинзано, закуску, какая нашлась, и мы расположились на кухне, чтобы чайник всегда был в зоне досягаемости.

- Двойник, который пытался меня убить, - рассказывал Костя, - был настолько любезен, что сообщил о себе одну существенную деталь - он ровно на две секунды опережает нас во времени.

Этого бывает достаточно, чтобы подстроить какую-нибудь катастрофу, но при одном условии - что человек следует собственным привычкам. Тогда его можно вычислить, иначе просто не успеваешь оказаться в нужном месте на две секунды раньше.

Я смотрел на Костю, Макса, и мне казалось, что никогда в моей жизни я не ощущал так сильно радость общения, никогда не наслаждался с такой интенсивностью паузами между словами, свистом чайника, темно-синим прямоугольником окна, в котором мы отражались как бледные двоящиеся тени. Я слушал и не слушал его голос, понимал и не понимал о чем он говорит.

- Мне показалось, что ему нужно только одно, - звучали в моем мозгу слова Кости. - Он хочет, чтобы один из нас занял его место. Но для этого нужно преодолеть этот барьер в две секунды.

Человек способен на это в экстремальных, предельно опасных для его жизни ситуациях. Двое умерли от разрыва сердца, третий - от кровоизлияния в мозг.

Зазвонил телефон. Я лениво протянул руку к трубке.

- Здравствуйте, я Элина, мы с вами сегодня целовались в автобусе.

- Очень рад, что вам это запомнилось.

"Я оставил ей визитку, а на ней было написано, что я бизнесмен.

Интерес этой девочки понятен" - мелькнуло в мозгу.

- Я звоню, чтобы извиниться за пощечину. Вы и правда были не виноваты. Это мне очень хотелось поцеловать вас.

- Честно говоря, не в моих правилах принимать извинения по телефону, сказал я. - Может быть, встретимся?

- Я бы пригласила вас к себе, но, честно, не могу. Вы можете заехать за мной.

"Как откровенно! Мир сильно изменился со времен загнивающего социализма, когда я становился мужчиной. Но моя главная задача теперь вести себя неестественно, так, как я никогда не вел себя раньше. Тем более, что Костя пришел к тому же выводу".

- Хорошо! Давайте адрес.

В моем телефоне была встроена электронная записная книжка, я внес туда ее данные и повесил трубку.

- Извините, друзья, я должен ехать, - сказал я, копируя информацию из телефона в карманную записную книжку.

Они недоуменно посмотрели на меня. Потом Костя достал из кармана пистолет, направил на меня дуло и сказал:

- Ты никуда не пойдешь, подонок.

Гольдфайн попытался что-то сказать, но дуло пистолета метнулось в его сторону, и он благоразумно замолчал.

Я посмотрел в костины глаза и вспомнил взгляд двойника. Я почувствовал, что настоящий Костя находится сейчас на две секунды впереди, а передо мной стоит двойник, вернувшийся в реальный мир, и хочет убить меня. Вопрос о мотивах, которые им руководили, в ту минуту казался мне чисто академическим. И в это время костин нос начал медленно отваливаться. Грим!

Я пиннул его по руке и покатился по полу. Почувствовав под рукой помойное ведро, неолго думая, кинул его в поднимающегося противника, потом выхватил из его руки пистолет и наградив на прощанье тяжелым ударом в челюсть, подхватил онемевшего Гольдфайна и выскочил в комнату.

Там я приказал Максу быстро вызывать милицию, а сам нашел свой старый кожаный армейский ремень и плотно связал нокаутированному противнику локти за спиной. Пистолет я положил рядом с ним, а окошко зачем-то широко распахнул.

Потом я выбежал на улицу и, поймав такси, поехал по указанному адресу.

Не знаю, кто руководил в тот момент моими поступками. Я полагаю, что интуиция, насколько бы ни была она развита у человека, не может дать столь ошеломляющих подсказок. Ведь вполне логичным было остаться на месте до прихода милиции и наслаждаться тем как благородные защитники порядка надевают наручники на человека, который покушался на твою жизнь. Но я поехал к этой Элине.

Она пригласила меня попить кофе. Уютная квартира. Почему по телефону она говорила, что не может пригласить меня к себе?

Наверное, женская осторожность.

Ее манера одеваться и на улице, и дома была одинаковой: каждое движение смело приоткрывало ее загорелую плоть.

Прежде всего я позвонил Гольдфайну.

- Слушай, он исчез! - закричал он в трубку, как только услышал мой голос. - Они одели на него наручники, он пришел в себя и тут же растворился в воздухе. Они пытаются выяснить, кто я такой. Скажи им, а?

- Ладно, передай трубку.

- Лейтенант Стрижов слушает.

- Я хозяин квартиры, в которой вы сейчас находитесь, - сказал я.

- Сегодня на Бульваре Славы взорвалась моя машина. Вечером на мою квартиру был устроен вооруженный налет. Я очень прошу вас разобраться с этим делом. Максим Гольдфайн является моим другом, я вполне ему доверяю и прошу вас взять от него заявление, на основании которого можно будет вести следствие по данному делу. Со своей стороны я могу исполнить необходимые формальности утром, если вы скажете куда и во сколько мне надо подъехать.

Через несколько минут формальности были улажены и я положил трубку на место. Только теперь до меня дошла вся необычность ситуации. Двойник, назвавшийся Костей, исчез из рук милиции. Я очень явственно представил себе как звякают упавшие на пол наручники. Значит, сейчас он будет здесь. Хотя он не мог видеть адреса, который я вносил в телеблокнот.

Значит, если бы я остался до прихода милиции, то скорее всего уже был бы мертв.

Но почему он так хочет убить меня? Ведь он добился того, чего хотел: оказался на две секунды назад. Настоящий Костя занял его место. Хм! А ведь, пожалуй, Костя мог посмотреть адрес в записной книжке, по которому я сейчас нахожусь. Конечно, если бы находился в моей кухне во время разговора. А он мог там находиться, потому что наверняка следил за своим двойником. И наверняка подсмотрел, пользуясь опережением на две секунды.

А двойник исчез. И скорее всего, перепрыгнул на две секунды вперед. Значит, сейчас он и Костя встретились, и он пытается узнать, где я нахожусь. Но почему он так хочет убить меня?

Элина прервала мои размышления. Она принесла на подносе кофейник с чашечками и поставила все это на журнальный столик. Когда она наклонилась, я снова получил возможность смотреть на ее пышную грудь, едва прикрытую кружевным бюстгальтером. Потом она включила музыку и сказала:

- Ты можешь делать все, что хочешь. - Она медленно расстегнула свой атласный халат, оставшись только в трусиках и лифчике. - Здесь так жарко...

Потом, танцуя, она освободилась от верхней части своего гардероба и, налив кофе, предложила мне добавить сахар по вкусу.

Я смотрел на нее с удовольствием, поскольку проделала она все это мастерски. Возможно, танцевала где-нибудь в стриптиз-баре, и сейчас, на досуге, использовала профессиональное мастерство.

Откинувшись в кресле, я наблюдал за ее змеиными движениями, пока не почувствовал, что не могу больше сидеть на месте. Я двинулся к ней, и в это время с кофейника упала крышка. Я резко обернулся, и в тот же миг почувствовал, что впереди меня что-то пролетело с огромной скоростью и врезалось в стену.

Если бы не упавшая крышка, я был бы уже трупом.

Ожидающая Элина, по-видимому, не обратила внимания на эти мелочи. А я, все еще по инерции приближаясь к ней, понял сразу две вещи (минуты опасности сильно увеличивают сообразительность). Во-первых, крышку кофейника только что уронил спасавший меня настоящий Костя, а двойник запустил в меня чем-то, напоминающим по форме диск. А во-вторых, двойник хочет убить меня, потому что я жив только благодаря его вмешательству. Помните, я уже упоминал о неумолимом законе, который предписывает каждому отбросить копыта в строго определенный час? Полагаю, я должен был сделать это в момент взрыва автомобиля. Если бы он стал мною за день до этого, то после взрыва он мог бы уже не маскироваться под меня, а жить своей жизнью. С Костей, видимо, была та же история. Но я остался жить после момента предписанной мне смерти, и теперь вношу изменения в картину мироздания, по которым неумолимые силы судьбы могут обнаружить присутствие двойника. Его же цель - спрятаться от них, жить незаметно.

Я наконец сделал несколько шагов, отделяющих меня от обнаженной девушки, и заключил ее в свои объятья. Наши губы отыскали друг друга, а потом она погасила свет и мы погрузились в волны музыки, которой не мешали слова.

Утром, заехав домой, я обнаружил записку Гольдфайна: "Звонила какая-то Оля, очень просила тебя позвонить ей. Надеюсь, ты еще жив, если читаешь эту записку. Макс".

Я позвонил на работу, попросил прислать за мной автомобиль, а потом набрал номер Оли.

- Привет, Оля. Ты меня искала?

- Я очень хочу тебя видеть.

- Сегодня вечером, хорошо?

- Буду ждать.

"Кажется, женщины начинают проявлять ко мне повышенное внимание. С чего бы это?"

Я заехал в милицию, оформил все необходиме документы, навестил страховую компанию, в которой был застрахован мой автомобиль, а потом направился на работу. В течение дня никаких сверхъестественных событий со мною не происходило, и это выглядело даже несколько странным. Зато появилось время подумать над происшедшим. Если лже-Костя был правдив, и двойник действительно на две секунды опережает нас по времени, и если из рук милиции он действительно ускользнул на две секунды вперед, то это предполагает интересное свойство физики нашего мира. А именно: для перемещения назад на две секунды надо обязательно поменяться с кем-то, кто уже там находится. А вот переместиться вперед можно было вполне самостоятельно. Это объясняло, во-первых то, каким образом двойник изначально оказался в указанной временной точке, а во-вторых, явно показывало, что он попытается вернуться снова. Конечно, если Костя его не прикончил. При этом вполне возможно, что от меня он решил отвязаться. Если я и не сломал ему челюсть своим ударом, то шишку на затылке сделал порядочную.

Так или иначе, все вроде бы для меня налаживалось.

В три часа позвонил Гольдфайн.

- Старик! Есть новости. Я нашел физика, который занимается проблемами времени, изложил ему нашу ситуацию, он хочет с тобой встретиться.

- Макс! Ты вчера уже привел ко мне гостя, может, хватит? И потом, я сегодня вечером занят.

- А мы заедем через пять минут к тебе на работу. Жди.

Он повесил трубку. Я выругался, но, вызвав секретаря, попросил отменить назначенную на четыре часа встречу. От визитов Гольдфайна уклониться было невозможно: если ему это было нужно, он приходил и все.

Физик оказался приятным седеющим человеком высокого роста, с карими глазами, в которых постоянно сверкали искры.

Приятным басовитым голосом он поздоровался и сел в кожаное кресло. Я позвонил и попросил принести кофе, коньяк, фрукты и сладости.

- Меня зовут Вячеслав Иванович, - представился он и мягко пожал протянутую руку. - Максим Давидович попросил меня изложить вам мою точку зрения на происходящие с вами события. Я готов это сделать, хотя, признаюсь честно, моя точка зрения на временные процессы, на темпоральную реальность, так сказать, не является общепризнанной в науке. К тому же я не могу считать себя физиком, поскольку не чураюсь оккультных и магических практик и концепций, что в науке считается дурным тоном.

- Я очень внимательно вас слушаю.

Секретарь принесла кофе. Вячеслав Иванович терпеливо дождался, когда она уйдет, и продолжил:

- Итак, вы, верояно, знаете о световых конусах, которые очерчивают наиболее вероятное будущее и абсолютное прошлое.

Я напомню вам эту несложную схему.

Принято считать, что мы с вами живем в настоящем, хотя это не совсем так. Судите сами: лучи света достигают наших глаз не мгновенно, проходят какие-то доли секунды прежде чем, например, свет от окна долетит до сетчатки глаза.

Следовательно, мы всегда видим это окно в прошлом, и никогда не сможем увидеть в настоящем. То же самое можно сказать и о звуках: мою речь вы слышите отнюдь не в момент ее произнесения. Я не учитываю здесь того времени, которое требуется вашей нервной системе для обработки полученных органами чувств сигналов. Таким образом, мы воспринимаем мир уже состоявшийся, мир в прошлом. Чем дальше удален от нас предмет, тем в более прошлые времена мы его видим.

Самыми удаленнымии предметами для нас являются звезды.

Некоторые из звезд, которые пронизывают наше небо своими лучами, миллионы лет назад перестали существовать.

Таким образом, существование настоящего для нас не более, чем хорошо проверенная гипотеза: вообще говоря, мы не можем признать себя самих существующими в настоящем, поскольку в каждый момент времени можем с полной определенностью утверждать только одно: долю секунды назад мы все еще существовали.

Представьте теперь, что есть возможность перенестись вперед, за точку настоящего. Каким образом видится мир оттуда? Я могу предположить, что более удаленные объекты выглядят четкими, а более близкие - расплывчатыми, неясными, зыбкими.

Поскольку то, что ближе, за время, оставшееся до точки настоящего, может изменить свое местоположение.

- Все, о чем вы сказали, очень интересно, - прервал я. - Правда, остается неясным, почему для перемещения из будущего в прошлое надо с кем-то поменяться, в то время как для прыжка из прошлого в будущее это совсем не обязательно.

- Я полагаю, что вторгнуться в мир, уже состоявшийся как данность значительно труднее, чем оказаться в мире, полном вероятностей и предчувствий. Каким образом это можно сделать, мне неизвестно, но само предположение кажется разумным.

- А как по-вашему, существует ли судьба, заранее предопределенное развитие событий в темпоральной реальности? Скажем, может ли быть предопределен срок моей смерти, и что будет, если я этот срок отодвину?

- Полагаю, что судьба существует. Ее создают те, кто живет в темпоральной реальности вероятного будущего. Вступив с ними в соглашение, я полагаю, можно управлять предстоящими событиями в желаемом направлении.

- Кто же они?

- Некие существа, которые я ощущаю как бесплотные сгустки энергии, силы. Если вам удается отсрочить предписанную вам смерть, это означает только одно: более могущественные из этих существ, те, кто живут в отдаленном будущем, связаны с вами теснее, чем вы можете себе это представить.

- Означает ли это, что они могут отменять действия, предпринятые существами, находящимися к нам по шкале времени ближе?

- Безусловно, поскольку они контролируют большую часть временного потока, и если происходят события, не инициированные ими, они их сразу же замечают. Правда, они могут не успеть среагировать, если событие происходит в точке, слишком близкой к настоящему.

- Значит, в итоге поединок в силе выигрывает тот, кто дальше заберется в будущее?

- Да. Но чем дальше в будущее, тем более зыбким и странным становится мир вокруг. Тем сложнее действовать в нем, добиваясь нужных результатов.

- Что же мне делать, чтобы защитить себя?

- Если более близкие темпоральные сущности приняли решение о необходимости убить вас, а более далекие настроены сохранить вам жизнь, никто не знает, чем это может кончиться.

Фактически, вы становитесь человеком без судьбы, и можете в любую минуту погибнуть. Но возможна и другая альтернатива:

вы сами начинаете проектировать и создавать реальность, запутывая и разрывая нити судеб, в сплетении которых ваша судьба отсутствует. Если вам удастся сильно разрушить картину судеб, ваша нить неизбежно появится среди нового сплетения.

- Я полагаю, что если два человека приходят к совершенно одинаковым выводам - это хороший аргумент в пользу верности наших гипотез, - сказал я.- Но пока вы говорили обо всем этом, я подумал, что сила нашего желания и умение ставить цель и проектировать ее достижение - это доступное нам проникновение в вероятное будущее и структурирование его в своих интересах. Вполне возможно, что чем на более долгий срок человек в состоянии планировать свои действия, тем с более удаленными темпоральными сущностями (все время хочется назвать их Эриниями) он вступает в контакт.

На меня что-то накатило, я говорил и говорил. Вячеслав Иванович сначала вежливо кивал, потом изумленно поглядывал, потом осушил рюмку коньяка и взглянул на часы. Макс, вытаращив на меня глаза, слушал и, по всей видимости, балдел от потока моего красноречия. Наконец, я попросил их быстро выйти из моего кабинета, вышел сам, и в это время прямо на те кресла, где мы сидели, рухнул огромный кусок потолка.

Я был на грани обморока. Совершенно не знал, что мне предпринять. Мне хотелось, наконец, избавиться от всего этого.

Придуманная мною и подтвержденная Вячеславом стратегия была, вероятно, единственной. Но так хотелось опустить руки, не предпринимать ничего самому, довериться чьему-то авторитету, заплатить деньги... Это была слабость, кратковременная и липкая, как душивший меня страх. Тем не менее, я повернулся к секретарю, которая от ужаса с ногами забралась на стол, и сказал:

- Займитесь получением страховки еще и по этому поводу. Где мой водитель?

- Я здесь, шеф.

- Едем в гости к Вячеславу Ивановичу. Сейчас он скажет адрес.

Я даже не удосужился спросить, насколько это удобно, я просто действовал, и в моих действиях, вероятно, была какая-то логика.

Физик-оккультист слегка опешил, но решил, что лучше не спорить и вышел на улицу.

Мы с Максом двинулись за ним. Усевшись в машину, я слегка расслабился, приказал ехать как можно быстрее, а у дома Оли попросил остановить и вышел.

Ни Вячеслав Иванович, ни Макс не сказали мне ни одного слова.

Кажется, они опомнились только когда машина уже тронулась.

Оля встретила меня в простом халате: голова мокрая, ноги оставляют мокрые следы. Я вытащил ее из ванной.

- Прости, что рановато. Просто ехал мимо, - сказал я, протягивая автоматически купленные по дороге цветы, вино и конфеты.

- Проходи, я сейчас.

Она ослепительно улыбнулась, запахнула распахнувшийся халат и скрылась за дверью ванной комнаты. Я прошел в квартиру. Ни души, кроме нас. Я искренне надеялся, что эта квартира осталась незамеченной моими преследователями из темпоральной реальности. Но вечно скрываться было невозможно, надо было что-то предпринимать. Может, заняться спиритическими сеансами? Я увидел у Оли на полке Папюса, Кастанеду, Блаватскую. Ничего себе увлечения... А на журнальном столике лежало зеркало, закапанное воском. Тоже интересно. Похоже, в этом доме накануне занимались гаданием и ворожбой. За окном утихал пыльный городской вечер, шумели тополя, щебетали птицы. Я сел на тахту, полистал модный журнал. Была успокаивающая тишина.

Она появилась, благоухая ванными ароматами, свежая, помолодевшая...

- Я звонила, чтобы попросить тебя о помощи, но помощь пришла с совершенно неожиданной стороны, поэтому нам остается только попробовать принесенные тобой подарки. - сказала она, улыбаясь. - Прости, что я в халате, но ты и правда пришел слишком рано, я даже не успела привести себя в порядок.

- У меня на работе обвалился потолок, поэтому рабочий день закончился рано, - сказал я.

Она засмеялась.

- А ты увлекаешься оккультными науками?

- Да, увлекаюсь. И вообще, я ведьма и летаю по ночам. И могу предсказывать будущее.

- Предскажи мне хотя бы сегодняшний вечер.

- Ты проведешь его со мной.

Она достала складной нож со штопором и протянула его мне вместе с бутылкой.

Неожиданно для себя я оказался в странном состоянии сознания.

Я увидел зыбкий, расплывчатый мир, свою бабушку с веретеном, которая ткала долгую-долгую нить, проходящую через мое сердце. Она обернулась и улыбнулась мне:

-Здравствуй, внучок. Теперь все зависит только от тебя.

Я увидел труп Константина, проплывающий мимо нас куда-то назад. "Это настоящий Костя", - подумалось мне. И тут двойник, подкравшийся неизвестно откуда, протянул к бабушкиному горлу свои костлявые руки. Недолго думая, я метнул находящийся в моей руке нож в противника. Клинок воткнулся в горло, двойник захрипел, обернулся ко мне, и безмерное удивление застыло в его перекошенных от ужаса глазах. Потом белая туманная масса отклеилась от его тела и поплыла назад, а тело бесследно растворилось за спиной моей бабушки. Она продолжала прясть свою бесконечную нить и что-то тихо-тихо напевала. Кажется, колыбельную, которую я давным-давно позабыл.

Я очнулся от того, что Оля била меня по щекам.

- Что с тобой? Эй! Очнись! Куда ты дел нож со штопором?! Ты случайно не сел на него?

Я поднялся с тахты. Мир казался новым. Глубокое внутреннее чувство подсказывало мне, что опасноть миновала: можно радоваться жизни и не опасаться, что она вот-вот прервется.

Хотя нить, проходщая через сердце, не может быть бесконечной.

Я отодвинул от себя Ольгу, полной грудью вдохнул воздух и ударив по дну бутылки, каким-то непостижимым образом выбил из нее пробку. А потом наступили сумерки и при свете свечей мы целовали друг друга в глаза, щеки и губы, и почему-то оба плакали. В мире, казалось, не было ничего, кроме стен, на которых танцевали вечный танец наши тени.