Пока на землю валит снег

Косой густой пушистый снег валил на усталый город. Серый панельные дома погружались в эту долгую зимнюю ночь. То в этом окне, то в соседнем, то в том, что в другой части многоквартирного дома, то в окне посереди того дома, что рядом стоит, жители украшали окна разноцветными огоньками-гирляндами. Красные – синие – желтые – зеленые. Как же приятно моргали эти цвета. Цвета милые с самого детства, когда отец с матерью, еще молодые, наряжали этими самыми или похожими гирляндами елку, стенку, окна, печку…

Школа уже несколько дней, как закрыта. Все ученики сдали хвосты и весело убежали на новогодние каникулы. Большое центральное крыльцо, входная группа, панельное с маршевой широкой лестницей, с длинными периллами, а сзади с панорамными окнами, всё завалило воздушными сугробами рыхлого снега. Перед входной группой простиралась достаточно просторная площадь, на которой старшики прощались с самыми чудесными годами своей прекрасной жизни, а малыши впервые ступали с нее на порог школы и их ожидали впереди десять незабываемых на всю жизнь лет. Но сейчас же весь асфальт был завален ровным, как по нивелиру, уровнем снега, который с каждой новой секундою всё повышался и повышался. По дальним краям этого прямоугольника стояли два одиноких фонаря – единственные источники материального света в данном контексте пространства-времени. Тишина стояла практически стерильная – только тихое падение нежных снежинок с плачущих небес, да медленное стальное поскрипывание фонарей на зимнем штиле немного разрывало полуночное молчание некогда шумной, оживленной, наполненной детским веселым радостным смехом городской улицы.

Он; в черной адиковской короткой куртке, зауженных спортачах, тонких классических кедах на босу ногу – а была зима – , да легкой педорке с пумпоном; сутулясь от легкого холода, практически на цыпочках продиагоналил площадь, легко взбежал на высокое крыльцо и остановился, облокотившись на перила и уставился в эту бесконечную зимнюю ночную метель.

Он не рассчитывал на одиночество, а явно кого-то или чего-то ждал.

Так же тихо, как и пришел пацан, как будто ниоткуда материализовался мужик средних лет, ну как будто не совсем, но немного старше того, что появился первым, а может так показалось из-за странной облезлой дубленки и кислой меховой шапки, завязанной веревочками сверху, да протертыми от тяжелой работы новомодными , когда-то, светлыми джинсами, да совершенно на это время неуместными ботинками, гробами, что ли или как их давно называли. Второй все-таки был наверно того же возраста, что и первый, но только больше работал, больше постарел, больше износился, наверно.

Вновь прибывший улыбнулся и, подойдя к первому, так же облокотился на перила и уставился вдаль, пытаясь вглядеться в этот забытый город или разглядеть в нем что-то, что-то знакомое только ему. В руках он держал старый потертый не то красный, не то коричневый, не то оранжевый чемодан.

– Я помню, когда я увидел это место впервые, – с какой-то немного грустью сказал тот, что был в меховой шапке, – тогда и асфальт вроде был другой, тогда и краска на фасадах была не та, что сейчас, да и свет был другой, ламповый, не то что сейчас, кругом одни светодиоды, но чувства мои все те же, как и тогда.

Он передал тому, что на спорте, наверно, на спорте, свой задрипанный чемодан и, нежно, положил руку ему на плечо:

– Что у на осталось то, кроме этого?

Спортивный отвел от него взгляд, держась за чемодан, отвел взгляд на заметаемую пушистым снегом площадку перед школой, а когда обернулся, то второго уже и след простыл, а он так и остался стоять посреди крыльца, заметаемого снаружи нескончаемым снегом.

***

Спортивный спокойно поднимался по этажам старой советской панельки.

Пятый этаж для простых смертных.

Пацан зашел в совершенно простую классическую квартиру: прихожая, как везде, прямо кухонька маленькая, направо так называемая зала, слева туалет и ванна отдельно.

Он скинул белые летние кроссы (а была зима), повесил легкую куртеичку на старую вешалку и прошел в гостиную.

Он здесь так и не успел ничего еще поменять.

Сколько лет прошло.

На этой квартире он не был наверно лет пять. Или десять.

И дом не особо надежный, и квартирка тесная маленькая. А сколько воспоминаний? Сколько всего случилось в жизни здесь в первый раз? А потом вот ты уже и взрослый.

Спортивный посидел немного в старом советском рыжем матерчатом кресле на деревянных ножках, подошел к окну, отодвинул старую закрахмаленную тюль, посмотрел на заснеженный двор, затем ушел в прихожую.

Здесь он долго копался в узенькой темной кладовой, затем достал потертую рваную длинную картонную коробку и оттащил ее в зал. Уже теперь небрежно разорвал ее и оттуда вывалились старые пластиковые еловые ветки. Аккуратно собрал каркас, вставил все зеленые веточки на свои места, как он считал, и повесил немногочисленные оставшиеся шишки.

***

Мужик в меховой шапке уже купил подарок своей жене и сыну-балбесу в новомодном супермаркете на центральной городской улице.

Просторная широкая, не сказать, чтоб уж прям проспект, но и три машины свободно разъедутся, улица. Да и машин то не много, в основном техника, да городские старые рейсовые, да и те стали ходить то так-то сяк, то никак. Да, время такое пришло, что приходится теперь жить каждому так, как он может. С войны у людей не было такого чувства неопределенности в завтрашнем дне и многие уже сломались. Но многие и продолжали вертеться – крутиться. Но теперь, совсем немного оставалось до Нового года и на это время многие думки и заботы уходили на второй план, ведь хотя бы на это время и так по-традиции сложилось, люди забывали (понарошку) обо всем нехорошем, что было в жизни и говорили, что в следующем году уж точно будет лучше.

По ту и другую сторону улицы, а точнее уж, городской дороги, стояли многоэтажки с магазинами в первых этажах. Но стояли так, что неба не закрывали. На улице была прекрасная погода. Легкий мороз, свежий воздух, мелкие на зимнем ветру снежинки превращаются в паргелий на ясном небе, голые березки еще в инее.

Совсем-совсем недавно стали появляться западные игрушки и вот такую-то Мужик в шапке и купил. Большую железную дорогу. Нам, конечно, бывшим советским гражданам таких игрушек было не понять, но жена захотела клипсы, кухонный комбайнер и видак…

Вся улица, и дорога, и тротуары, и ступеньки магазинов, и пятаки возле уличных торговцев ширпатрепом, и все вокруг было заполнено людьми.

Одни тащили елки, срубленные в лесу, хотя уже с этим начинали поджимать, но в то время было очень непросто и на такие вещи тогда еще закрывали глаза. Другие тащили из подвалов домов или гаражей мешки с картошкой, морковкой, свеклой, соленьями-вареньями, компотами; в общем со всем что было осенью заготовлено на зиму и теперь дождалось своего часу. Оные, особливо, мужики, уже начинали праздновать и навеселе встречали друг дружку, знакомых и громко и весело обсуждали уходящие, остающиеся еще в этом году события, заботы и печали.

Да, появляться новое появлялось, но все-равно еще много-много чего было старинного. Украшения, Советские гирлянды, мишура, пенопластовые Дед Мороз со Снегуркой – и много-много чего еще того, что уже не один десяток лет в это время доставалось с высоких антресолей, из глубоких кладовок, длинных забитых хламом балконов, вместительных гаражей.

Мужик в шапке ненадолго задержал взгляд на всяческих безделушках и направился с подарками в сторону квартиры. Дом его находился на окраине района, возле пруда перед лесной куртиной, на которые открывался сейчас прекрасный зимний вид, если бы только перед ними не стояли особняком гаражные массивы, из каждого которых валил дым. Мужики здесь уже вовсю провожали старый год паленой водкой и севушной самогонкой.

Мужика в шапке завидели весельчаки из бригады и замотали ему руками, зазывая к себе. Мужик все-таки решился заскочить в гараж на пару рюмочек…