По спирали

…Смутно знакомый городок. Зима. Ночь. Я приехал сюда после окончания института. И лопал в компанию лыжников. Среди них — она. Ей лет шестнадцать, она еще не знает меня. Трогательные светлые косички даже отдаленно не напоминают будущую броскую копну. А вот часы — она сдвигает варежку, смотрит — те. Она с одним из парней.

Я ухожу. Иду один.

Вдруг она догоняет меня. Пожалела ушедшего от ночлега.

Мы идем вместе, осматриваем клуб, маленькую церквушку, старинную пушку на перекрестке, памятник какому-то флотоводцу…

— Интересно здесь, — шепотом говорит она.

— Для меня интересно вдвойне. Я путешествую в прошлое, — отвечаю я с известной долей рисовки (это помимо меня, просто невольно хочется заинтересовать ее, хоть и знаю, что зря: и ничего не изменит, и все равно это только сон). Она так и понимает, как интересничанье, и пропускает мимо ушей. Хотя, как всякой девчонке, ей это нравится.

И тогда я рассказываю ей, что скоро она поступит в институт, потом переведется на второй курс нашего и я увижу ее в профиль на семинаре по философии и влюблюсь со второго взгляда… Я только не рассказываю конца этой истории, потому что и сам его толком не знаю.

Она слушает, ей очень интересно, но вдруг вспоминает, что надо вернуться к своему парню.

И мы идем обратно. А потом я прощаюсь с ней и ухожу. И просыпаюсь.

Утро пасмурное. Не то густой туман, не то редкий дождь.

Киваю вахтеру, поднимаюсь на пятый этаж, в свою лабораторию. Халат, перчатки.

Лаборатория выглядит так, словно в нее собрали мусор со всего института и постарались распределить по углам с минимальной живописностью.

В действительности этот хаос создавался не один день. И не первый день я даю себе клятву навести наконец порядок: убрать мусор, выбросить изрядное количество банок, где неизвестно что содержится, переставить книги так, чтобы нужные были под рукой, отрегулировать рефрактометр…

Но ни до чего не доходят руки. Все время более неотложные дела, опыты, копание в реферативных журналах и справочниках…

Вот и сегодня — полдня уходит на опыт, который кончается ничем. Может быть, побочный продукт реакции действует как ингибитор. Черт его знает! Вещество новое, методика еще не отработана, сюрпризов не счесть.

Появляется шеф. Ему, как водится, все ясно. Мое предложение с ингибитором никакой критики не выдерживает, тут все дело в… (Эффектная пауза. Поспешно делаю старательно-понимающее лицо.)

— …все дело в метилольных группах! — заканчивает шеф.

— А-а!

— Попробуйте снова, но без растворителя. Нагревайте помедленнее. В таком духе и действуйте!.. Черт, да что у вас тут гвозди торчат! — шеф, как всегда, зацепился карманом своего накрахмаленного халата за гвоздь, торчащий из стенки лабораторного стола.

— Сейчас вобью! — заверяю я.

Шеф, уже выходя, останавливается в дверях, секунду внимательно смотрит на меня и чуть заметно пожимает плечами:

— Дело ваше, но лично я бы его выдернул!..

Со стен на меня укоризненно взирают портреты: элегантный Лавуазье, похожий на Сен-Жюста, Менделеев, заросший и исподлобый, и Бутлеров, на котором моя фантазия иссякает…

Дома меня никто не встречает. Жена в командировке и вернется только послезавтра. Холодно, пусто и пыльно. Из-под тумбы письменного стола торчат черные шары гантелей. Надо бы размяться, но сегодня я что-то устал больше обычного. Возиться с ужином тоже неохота, сооружаю себе бутерброд и сажусь к столу. Откладываю в сторону начатый перевод статьи из «Кемикл Абстрактс» и берусь за давно задуманную и выношенную фантастическую повесть на конкурс.

Начинается повесть с того, как некий молодой химик — мэнээс некоего НИИ — устраивает в лаборатории взрыв, что-то напутав в параметрах заурядной реакции. К счастью, рядом никого — обходится без жертв, только стекла вылетают. Сам он, надышавшись заполнивших помещение паров (их вскоре вытягивает сквозняк и вентиляция), теряет сознание, приходит в себя в больнице. Апельсины от друзей, возвращение на работу, втык от начальства… Через несколько дней вдруг замечает в своем поведении резкие перемены. Расчеты делает в уме, многоступенчатые эксперименты — запросто. Короче, поумнел, и сильно.

В лаборатории, кроме него, работают пятеро парней. Не сразу, с колебаниями, готовый обернуть все в шутку, рассказывает им. Поумневшему, ему ясно, что причина — взрыв, точнее, пары вещества, образовавшегося при взрыве и как-то воздействовавшего на мозг, но поверят ли они, прежние? Однако они верят почти сразу. До взрыва они все были умнее его, он «не тянул», мучился из-за этого, хотя и не настолько, чтобы возненавидеть их.

Все вместе они пытаются воспроизвести взрыв. То, что получилось случайно, нарочно сделать трудно. Они устраивают несколько взрывов. Перебито немало стекла, двое из них едва не погибают, их всех чуть не выгоняют с работы, когда вдруг им везет, невероятно везет: получилось! Правда, не удалось ни наконденсировать хоть немного таинственного вещества, ни замерить параметры реакции — взрыв все разнес, но они теперь уверены, что смогут сделать то же и в третий раз. Главное — ближайшая цель достигнута, все они становятся на две головы выше обычных людей. Хэппи энд? Не тут-то было.

Первооткрыватель несчастен. Он снова стал «нетянущим» среди них, хотя для всех прочих он — талантище.

Но это бы еще куда ни шло. Пятеро выросли и нравственно тоже. Никакого третирования его не допускается. Напротив, все время подчеркивается чувство благодарности. Он чувствует себя как бы их отцом.

Гораздо хуже другое: реакция окружающих. Их можно понять. Невесть как вдруг — лаборатория уникалов, снисходительно посмеивающихся над авторитетами и классиками, в небывалые сроки делающих работы на уровне докторов и даже — тсс!.. — членкоров! Что делать их шефу? Что делать директору института? Что делать коллективу института? В коллективе разные люди, плохие, хорошие, хороших больше, но и тем и другим трудно общаться с «гениями». Унизительно ощущение своей ограниченности, чужого превосходства. То, что испытывал раньше к своим товарищам первооткрыватель, стало, взятое многократно, страшным. Да и в чисто житейском плане — куда их девать? Они хотят работать так, будто не существует плана, программы исследовании, руководства и пр.

Их сперва уговаривают «не дразнить гусей», потом дело доходит до расформирования лаборатории. Они пытаются предложить свое открытие всем, но парламентером к директору делают первооткрывателя, и это их ошибка. Директор, неплохой психолог, быстро раскусив его, спрашивает, каково будет тем, кто, подобно первооткрывателю, «не тянул», — каково будет им, поумневшим, от сознания своей негениальности. И вообще — есть вариант с местом завлаба…

Коллектив лабораторий разогнан. Первооткрыватель, ставший шефом нового коллектива, долго не выдерживает. Зуд совести плюс обычность сотрудников, кажущаяся ему непроходимой тупостью. Начинает пить. Конченый человек.

Остальные пятеро ищут работу. Найдя, сперва быстро продвигаются, потом вынуждены уходить, так как все те же трения да еще их навязчивая идея сделать умными всех (любопытный гибрид эгоизма с альтруизмом).

Двое пытаются жить, как все, пользоваться умом в меру и т. д. Это для них адский труд — как зрячему ходить, прикидываясь слепым. Один из них приспосабливается и… глупеет всерьез. Видимо, насилие над мозгом не проходит бесследно. При встрече с бывшими друзьями не узнает их или делает вид, что не узнает. Второй — сходит с ума. Трое оставшихся навещают его в психиатричке. Он узнает их. Тяжелая сцена.

Они, эти трое, продолжают дело. Работают не по специальности, кто где, а в свободное время, дома, пытаются получить проклятое вещество. Сложности с семьями, соседями, подругами, милицией. Взрывы. Один гибнет. Двое оставшихся чуть не попадают на скамью подсудимых. Они рады бы хоть так привлечь внимание, но… чем докажешь? Вещества-то нет.

Обстоятельства, раскидывают их в разные города. Они продолжают работу. Переписываются. Ощущают себя как бы последними из могикан. Понимают, как нелепа их попытка кустарными экспериментами осчастливить человечество. Но не бросают.

Затем один из них встречает женщину, с которой давно мечтал. Постепенно отходит от работы.

И почти одновременно второму улыбается удача. Вещество получено, сконденсировано и высушено. Остается пускать его в серийное производство. Он смотрит на крохотные кристаллики, сам себе не веря…

И вот — через энное количество времени — вещество продают во всех аптеках. Все покупают его, принимают и умнеют.

И ничего не меняется.

Дураки остаются в дураках, только на более высоком уровне…

Я ставлю точку, потом еще две и задумываюсь. Машинально смотрю на часы.

Три часа ночи. Или это уже считается утром?

Часы женские, это часы моей жены. Когда мы расписались, то вместо колец обменялись часами.

Надо спать, но слать совсем не хочется, хочется есть. Я ведь толком не ужинал. Иду на кухню и жарю себе яичницу. Не стоило бы, конечно, наедаться перед сном, кошмары сниться будут, ну да ладно.

Завтра пятница, последний день рабочей недели. Говорят, сны на пятницу сбываются…