По следу некромантки (СИ)

По следу некромантки

1

Если находятся люди, которые решаются задавать Миене личные вопросы, то в первую очередь их интересует, что она чувствует, обращаясь к своему Источнику. Может быть, запах затхлости? Или первобытный ужас, с которым каждый раз нужно бороться?

Миена всегда пожимает плечами. Она не любит праздного любопытства. Но для самой себя она уже давно определила это ощущение.

Когда приоткрываешь дверь в мир мёртвых, чтобы отдать ему какую-то жизнь и забрать в ответ силу, ты словно выходишь из дома в очень тихую морозную полночь, одну из первых, когда зима ещё в новинку, садишься на корточки — и окунаешь пальцы в снег.

***

Если история путешествия начинается зимой, у неё не так уж много шансов закончиться хорошо. Это знает каждый ребёнок, родившийся в Приречье — крае, славном дремучими лесами. Такие сказки взрослые рассказывают специально, чтобы ребятишки даже к опушке близко не подходили после того, как ударят первые морозы. Леший утащит, голодный волк задерёт, или просто заблудишься и замёрзнешь насмерть — вариантов множество, и редко когда попадётся концовка, где героя спасает какой-нибудь маг, случайно проходивший мимо. Но это непедагогично, да и неправдоподобно: где вы видели добрых магов, бродящих по заснеженным лесам? Некроманты да, ходят, потому что как правило живут возле леса, подальше от людей, и в нём же иногда ищут себе пропитание, чтобы лишний раз не появляться в селениях. Но от некромантов никто не ждёт добрых дел. Если такой вылезает в сказке, то всё, пиши пропало: герой точно не выживет, можно начинать реветь. Ведь некромант мало того, что злобный, так ещё и самый сильный, его ничем не победишь, даже другим волшебством.

Миена именно поэтому и пошла в некроманты. Она хотела быть самой сильной. Но, воспитанная на приреченских сказках — в том числе на самых пессимистичных — девушка никогда бы не отправилась в путь зимой. И дело не только в сказках, конечно. Холодно же, неудобно, и разве может какое-то дело быть настолько срочным, чтобы не подождать хотя бы до оттепели?

Дело-то, может, и может. Однако обстоятельства порой складываются, не считаясь с нашим удобством.

Начиналось, впрочем, всё не зимой, а в последний осенний месяц — Ворону. Хотя снег уже припорошил пашни и подмерзающую реку, а деревья спешно скидывали припозднившиеся ржавые листья, и те долго кружили в хороводах ожесточившихся ветров, прежде чем смешаться с новорождённым снежным покровом. Природа готовилась принимать в гости самое суровое время года.

Готовилась и Миена. Зима для некромантов — самый удобный, с точки зрения колдовства, период. Обращения к Источнику проходят проще, на заклинания тратится меньше сил, а обряды связи с Маромиром порой превышают самые смелые ожидания: на встречи являются такие могущественные сущности, что можно хоть целый городской квартал уничтожить вместе со всеми его жителями, было бы желание.

Однако желания у Миены, на тот момент, были куда мельче и проще, и всё больше касались хозяйства, или лёгких изменений погоды в те дни, когда надо было выбраться в город. Будут, конечно, и заказы, Миена знала — люди в Горкино и окрестных деревнях прекрасно понимают, когда лучше всего обращаться к некроманту. Некоторые испугаются, конечно, но другие доберутся до её дома. Сначала один раз, а потом и, возможно, второй, когда она отошлёт их обратно, за жертвой — если сил понадобится больше, чем останется после ночного обряда. Собственных куриц на чужие дела тратить — это, пожалуйста, за отдельную плату. А сельские жители, в большинстве своём, люди прижимистые, им проще лишний раз до дома сбегать, пусть и по морозу.

Впрочем, по морозу пока никто и не ходил — грядущая зима должна была стать первой, которую Миена встречала в этом доме.

Новоиспечённая некромантка пришла сюда минувшей весной. Сразу после окончания Порога — школы, где она провела восемь лет — Миена стала думать о том, чтобы обзавестись собственным жильём. Возвращаться в родную деревню, к матери с братом, нечего было и думать: во-первых, те осудили её желание учиться некромантии, а во-вторых, девушка была уверена, что они считают её виновной в том, что случилось с отцом и маленькой Малкой. Существовать в одном с ними помещении было бы попросту невозможно, к тому же род её занятий мог подпортить их отношения с соседями. Некроманты обычно селились где-нибудь на отшибе: природа их Источника пробуждала во многих людях ужас и озлобление. Известны были случаи, когда коллег Миены обездвиживала алчущая крови толпа, лишая возможности защититься магией, и забивала камнями. Конечно, это случалось только в дремучих деревнях и не выходило за рамки слухов: власти могли перевешать за убийство если не всех, то хотя бы зачинщиков бойни. Официально маг просто уходил из дома и не возвращался. Но знающие люди со злорадством усмехались: мол, раз он так любил Маромир, то пусть идёт туда и целуется со своими мертвецами…

Тех, кто пользовался услугами некромантов, как правило, осуждали. Но услугами всё равно пользовались. Тот мир, в который уходят души умерших — Маромир — самый энергетически мощный из всех миров Паутины. Он неуютный, холодный и мрачный, но зато там живут сильные сущности. В обмен на энергию из других миров, которая ненадолго делает их существование проще и ярче, эти сущности — а и иногда и души ушедших — могут делиться силой с колдунами. Тому, кто пользуется именно этим Источником, подвластны заклинания, недоступные другим магам, берущим силу у растений или, скажем, пресной воды. И человек, которого действительно припекло, идёт именно к некроманту. Тайно, с опаской, возможно, с омерзением — но идёт. Поэтому некроманты селятся подальше от людей — но не настолько далеко, чтобы до них невозможно было добраться.

Для того, чтобы создать дом, некроманту нужно убить большое и желательно значимое в людских преданиях животное. Например, медведя. На момент окончания Порога Миена никогда не лишала жизни никого крупнее курицы, но понимала, что если она хочет стать действительно сильной, то всё равно нужно однажды перейти на «тяжёлую артиллерию». Однако, когда девушка уже было собралась выдрать с корнем какую-нибудь траву, чтобы получить силу для усыпления медвежьей бдительности, она вдруг подумала: зачем тратить такой ценный ресурс энергии на дом? Медведь может понадобиться для какого-нибудь другого дела. К тому же весна — время, когда переходы между мирами живых и миром мёртвых даются сложнее всего.

И тогда Миена решила для начала поискать подходящий заброшенный дом — хоть бы и в родном Приречье. В конце концов, убить медведя никогда не поздно.

В лесу Миена выкопала небольшой кустик и сожгла его. Это дало ей силу на заклинание верной дороги — не самое сложное в исполнении, но требующее большой концентрации. Главное, когда произносишь его, как можно точнее представлять себе, что именно хочешь найти.

Через несколько дней — и несколько ночей, за которые Миена познала радости сна под открытым небом, в хлеву и в дровянике — нужный дом был найден. Не в Приречье, правда — пришлось уйти дальше по берегу Веи. Дом нашёлся неподалёку от сельца Горкино, в опоясывающем поле леске, в десяти мериках от главного города здешнего края — Дальновейска. Небольшой, но добротный, из толстых брёвен, с пристроенной к нему баней и маленьким сараем. Подойдя ближе и коснувшись ладонью балясины, Миена сразу поняла, что этот дом однажды был создан некромантом.

Не медведь. Олень. Энергия благородного животного давно уже канула в мире мёртвых, сделав его ненадолго более тёплым и красочным — но не вся; следы обмена сохранились в заклинании, которое сдерживало эти брёвна, и чувствовались до сих пор.

Что ж, немножко подновить — для этого вполне хватит пары-тройки куриц — и можно жить. Так решила Миена.

У неё появился небольшой огород. Курятник. Две козочки. Пока по окрестностям шли слухи о новой некромантке, пока Порог отчитывался о последних выпускниках и в Тиугаре их вносили в специальный Реестр Магов — нужно было на что-то жить. Миена с удовольствием занималась хозяйством, стараясь как можно меньше появляться в ближайших деревнях и сёлах, но всё равно её вскоре стали знать там в лицо. Неприязненные взгляды и испуганный шепоток за спиной вызывали досаду, но в то же время внушали спокойствие. Боятся. Значит, не решатся забраться в дом, свести коз — да даже сказать в лицо что-то неприятное поостерегутся.

Жилось Миене не то, чтобы радостно, но зато спокойно. Всё шло своим чередом. Пугливые клиенты робко стучали по ночам в её дверь, и чем ближе было дело к зиме, тем чаще этот стук раздавался в маленьких Миениных сенях. Поначалу она вздрагивала, боялась, что сделает что-нибудь не так — однако приток клиентов только рос. Девушка ждала, что однажды её услуги понадобятся в Тиугаре, а то и в столице, в Рикване — по окончанию Порога она подписала договор, по которому обязана была явиться по первому же вызову из гильдии некромантов. Людей их профессии иногда задействовали во всякого рода государственных делах. В королевском дворце всегда служил некромант, а прочих же часто привлекали министры или градоправители, по необходимости, основываясь на характеристиках, которые давал своим питомцам Порог. Миена была хоть и не лучшей выпускницей, но входила в первую пятёрку, поэтому и надеялась, что её позовут. Однако время шло, а заговорённый тубус с гербом гильдии так ни разу и не стукнул в её ставни.

Она успокаивала себя мыслью, что в Вистании сейчас всё слишком хорошо и спокойно, чтобы привлекать некромантов. С соседями отношения прекрасные, урожай в этом году удался, казна наполнена доверху. Да и прочие маги не пальцем деланы. Некромантов обычно зовут, когда война на пороге, ну или случается что-то совсем уж из ряда вон выходящее…

Никогда Миене в голову не пришло бы проводить обряд, чтобы посмотреть, что происходит в это время в Рикване. И уж тем более в королевском дворце. Поэтому она и не видела, как прямо на полу в коридоре спят стражники королевской опочивальни, как без скрипа приоткрывается расписанная лакированными миниатюрами дверь, и чья-то осторожная тень крадётся к занавешенной пологом кровати…

Всё, что последовало потом, покатилось, как снежный ком. Слишком быстро, чтобы новости успевали доходить до окрестностей Дальновейска. Конечно, глашатаи, отправленные градоправителем, успели разнести по окрестным сёлам, что, мол, король Лиус Белый умер — и да здравствует король Арбес Белый! Но кто побежит сообщать новости некромантке? О том, что во главе Вистании оказался наследник Лиуса, она узнала от очередного ночного визитёра три дня спустя. Об обстоятельствах гибели предыдущего короля никто из сельчан не имел ни малейшего представления. Слухи до них всё ещё шли. И не только об убийстве.

О том, кто это убийство совершил, пока знали лишь власти. Градоправитель Дальновейска получил депешу срочным курьером. В ней говорилось не только о воцарении нового короля, но и об убийстве предыдущего. А также о срочных мерах, которые следует предпринять в связи с этим убийством. Потому что виновник уже найден, его имя пока держится в тайне, но как только будет обнародовано, общественность вскипит.

«Будьте готовы, — говорилось в письме. — Отряды сильнейших наёмников и магов будут брошены во все уголки страны, ибо обстоятельства требуют от нас решительных действий во имя покоя граждан…»

Градоправитель содрогнулся при мысли о том, чем всё это может обернуться, но в обратном письме заверил нового короля в своей бесконечной лояльности. Отправив гонца, он тотчас же приказал своему самому верному помощнику составить список некромантов, живущих в Дальновейске и его окрестностях. Когда придёт время — он должен быть во всеоружии…

Миену занимали совсем другие проблемы. Очередной визитёр — следующий после того, который рассказал некромантке о новом короле — просил денег. Девушка закатила глаза и дунула на прядь волос, упавшую на лицо. Как раз сегодня она вымыла голову, русые кудряшки распушились ещё пуще обычного, и все попытки собрать волосы терпели крах.

— На монетном дворе ставят специальный знак, — с некоторым раздражением сказала Миена. Не в первый раз к ней приходили с подобной просьбой. — Этот знак можно заметить только вооружившись микроскопом…

— Чем?

Миена исподлобья посмотрела на клиента. Нехорошее у него было лицо, недоброе. Злобные искорки в чёрных глазах не исчезали ни на секунду, из смятой, как пакля, бороды с проседью торчала сизая груша носа. Человек плохо жил, много пил и винил в этом всех вокруг, кроме самого себя.

— Специальным инструментом, — перевела Миена. — Невооружённым глазом этот знак не углядишь, а он есть. Я не смогу сделать то, что не вижу. Кроме того, если вы не в курсе, подделка денег запрещена законом.

Мужик хрипло рассмеялся.

— Да кто ж этот знак на них выискивать будет, у нас на рынке-то…

— Нарушать закон я не буду, — отчеканила Миена.

— Ага, а как душегубством заниматься — так это пожалуйста! — разозлился мужик. — Вам же, некромантам, и человека убить не зазорно ради волшбы своей поганой!

— Только в исключительных, согласованных с властями случаях.

Мужик сплюнул — прямо на пол! — и ядовито заметил:

— А соседка моя, Курента, которая наследство давеча получила, просила тебя дом отгрохать, так тоже отказала! Про силы какие-то толковала, которые, дескать, зимой тревожить нельзя для такого дела! Тот, который до тебя здесь жил, шутя и с брёвнами управился, и с крышей, и внутри всё устроил одним волшебством. А у тебя кишка, видать, тонка — одно название, что некромантка! Вылив на неё этот ушат желчи, он развернулся было, но в тот же самый момент в руке Миены хрустнул панцирь улитки. Она держала с лета нескольких улиток в специальном ящике, подкармливая их выращенными на подоконнике растениями, и всегда перед работой клала пару-тройку штук на стол. Это была особая порода, хрупкая во всех смыслах и капризная. Осколки панциря в мягком тельце означали для такой улитки почти мгновенную смерть — именно то, что и было нужно некромантке.

В приоткрывшуюся завесу между мирами потекла энергия, оборачиваясь знакомым холодком в кончиках пальцев. Миена вскинула правую руку и дала короткий приказ на марском языке, подчиняя себе пространство. И пространство выгнулось дугой; невидимая лента обвила шею бородача, затянулась петлёй. Но не очень туго: всё-таки убийство есть убийство, и если не докажешь, что случай был «исключительный», вздёрнут на эшафоте, как обычную душегубку.

— Не советую тебе рассуждать о моих кишках, — хрипло проговорила Миена. Холод разливался по телу, как будто она погрузилась в одежде в родниковое озеро, и вода начинала медленно пропитывать ткань. — Как бы твои собственные в узел не свернулись. И говорить о том, в чём не разбираешься, тоже не советую. Сейчас я отпущу тебя, ты возьмёшь тряпку, что у печки, и подотрёшь за собой. А потом провалишь отсюда и больше никогда не вернёшься. Поверь, смерть — не худшее, что может с тобой случиться.

Уже потом, когда Миена сидела в одиночестве за своим рабочим столом и счищала с ладони останки улитки, она подумала, что повела себя крайне неразумно. Ведь этот тип наверняка насочиняет о ней всякого и растреплет на всех углах. С одной стороны, оно и к лучшему — больше бояться будут, меньше будут наглеть. С другой, это может навредить работе.

Вообще-то обычно девушка гораздо лучше владела собой. Но сейчас дело было в том, что неприятному гостю удалось её задеть. Миена-то прекрасно знала, почему она не стала строить дом для Куренты.

Потому что ей не хотелось убивать ни медведя, ни оленя, ни лося ради того, чтобы создать дом для вздорной тётки, которая и так неплохо живёт — просто хочет покрасоваться перед соседями, ибо в этом видит главную цель и смысл своего существования. Миена вообще любила животных. И ей, если совсем по-честному, было жалко убивать кого-то из лесных зверей. Да и сомневалась она, что сможет это сделать.

Но с другой стороны, это была ступень, которую нужно было преодолеть, чтобы стать настоящим профессионалом. В Пороге Миена участвовала в обрядах, где использовались убитые волки, лисы и кролики. Дело это было добровольное, к тому же присутствовать в любом случае можно было всем. Миена хорошо помнила, как её однокурсник Триген, заколов связанного матёрого, создал из груды корявого железа красивую, с завитушками, карету, только неокрашенную и без сидений. Гарена, первая из пяти девочек на курсе, ради обряда на жертвеннике расправилась с кроликом, причём предварительно сама его завлекла и сковала заклинанием. С помощью кролика четырнадцатилетняя некромантка призвала из Маромира в Явомир мелкую, но довольно агрессивную сущность. В обмен на полученную от кролика энергию Гарена обрела возможность колдовать пять дней кряду, не обращаясь к Источнику дополнительно… И Роис, конечно. Роис тоже проводил обряд. И тоже с волком. Почему-то всем мальчишкам хотелось использовать волков. А уж Роису сами Создатели Миров велели — ему, с его неуёмным жизнелюбием, жаждой во всём быть первым и решать нерешаемые, на первый взгляд, задачи. Вот и тогда он хотел прозреть пространство, причём увидеть он замыслил комнату логорского дворца, резиденции правителей соседней страны. И не абы какую комнату, а опочивальню принцессы! Разумеется, наставнику он поначалу об этом не поведал, и высказал полностью свою просьбу уже тому, что явилось на его зов из Маромира. Ох и скандал потом был… Особенно когда сущность отказалась убираться обратно в свой мир, и её пришлось усмирять вместе всем классом. Маромирские обитатели очень тонко чувствуют потенциал того, кто их вызывает; известно, что некромант, помимо энергии смерти, делится ещё и своей энергией, а Роис в этом смысле всегда был лакомым кусочком…

Миена сердито тряхнула головой. Воспоминания только растравляли душу.

Но если подумать, каждый из её одноклассников сильнее, чем она. Даже девчонки по разочку да зарезали кого-нибудь из больших животных. Пусть со слезами, пусть они зажмуривались, втыкая в звериную грудь ритуальный кинжал — но они смогли преодолеть свой страх, чтобы шагнуть дальше в глубины искусства некромантии. И Миена знала, как это бывает. Так же она решилась когда-то убить первую курицу. В деревне ей доводилось расправляться только с рыбой, но рыба что, она холодная, в её груди нет горячо бьющегося сердца… А курица — это было сложнее. Проще самой себе ладонь порезать — для редких обрядов некроманты иногда используют собственную кровь, делясь с Маромиром только своей энергией. Но когда первая курица была убита, за ней последовала вторая, и дальше уже пошло легче. Хотя убийство, как оказалось, было не самой сложной частью обряда, и даже не самой пугающей!

Этот шажок, потребовавший от неё недюжинных сил, оказался крошечным по сравнению с теми, что совершали будущие Миенины коллеги. В следующий раз она пошла дальше, и убила бельчонка. Но только потому, что почувствовала приближавшуюся к нему смерть — и успела первой. Бельчонок всё равно был обречён помереть от голода, однако заколоть его, маленького и беспомощного, оказалось во сто крат хуже, чем курицу. Его даже не надо было заколдовывать — Миена отнесла зверёнка к жертвеннику в ладонях. И, когда она взяла кинжал, перед внутренним взором, как наяву, предстала врезавшаяся в память картина: мужчина в чёрном плаще возле детской кроватки — и лезвие, отразившее жёлтый блик светильника…

«Я должна это сделать, чтобы ничего подобного в моей жизни больше не было», — подумала тогда Миена.

И всё-таки переборола себя, и нанесла удар. При этом умудрилась порезаться сама, поэтому кровь, впитавшаяся в жертвенник, оказалась смешанной, и обряд не получился. Зато с крысой в следующий раз вышло быстро и почти легко, хотя крыса (впрочем, как и бельчонок) — это, конечно, мелочь для Маромира, энергии в ней чуть больше, чем у козла молока. Кровь крови рознь, это все некроманты с первого урока знают.

На крупных животных она в Пороге так и не перешла. Но сейчас нужно было решиться. Переступить через себя.

Миена кинула взгляд на две деревянные фигуры в форме цветочных бутонов. Узкие и гладкие, они были вырезаны одним из тиугарских мастеров, а то, что можно было принять за слой лака сверху, на самом деле, было обрядовым заклинанием. Пока фигурки оставались светло-медовыми, люди, которые во время обряда держали их в руках, находились в безопасности… Как Миена уговаривала маму с братом в этом обряде поучаствовать, отдельная история. Зато теперь, если дерево начнёт темнеть, у неё будет несколько часов, чтобы добраться до отчего дома.

После неприятного посетителя Миена принялась постоянно проверять ткань пространства на отпечатки смерти. Не рискуя начинать с полного сил здорового животного, она ждала подходящего случая — как с тем бельчонком.

И дождалась.

В сухой и зябкий Вороний вечер девушка раздавила о яблоневый ствол принесённую из дома ночную бабочку, тут же ощутив пальцами дуновение Маромира. Миена закрыла глаза, медленно вдохнула воздух, полный предчувствия приближающегося заморозка. И вздрогнула.

В лесу умирал человек. Миена чувствовала незримую метку, которая всегда появляется на том, чью душу готовится втянуть в себя Маромир. После этой метки обречённый может прожить меньше секунды, а может — несколько месяцев. Тому, кто ждал смерти в лесу сейчас, оставалось не более двух часов.

Следовало спешить.

Злясь на такой подарочек судьбы — Миена была уверена, что приведёт на свой жертвенник зверя! — она вернулась в дом. Надела тёплое пальто. В своё время на это пальто тогдашняя студентка Порога потратила почти целую стипендию, но нисколько не жалела: коричневое, длиннополое, на меху и с капюшоном, оно служило Миене уже не первый год и защищало даже от самого сильного мороза. Поместила специальную колбу со смолой дерева си в переносной фонарь и подожгла.

А потом Миена отправилась в лес. Чёрные стволы тянулись к звёздам, под сапогами поскрипывали промёрзшие сухие листья. По тонкому снежному слою метался оранжевый блик фонаря. Хорошо, что лес маленький, молодой; валежника почти нет, идти удобно. И Миена шла. Шла наперегонки со смертью, спешившей к кому-то невидимому в чаще. Знать бы, как он там оказался. Или она? Что могло привести кого-то в эти края, с противоположной от Дальновейска стороны, почему этот кто-то умирает?..

Нет. Знать не надо. Не надо думать, что её ждёт встреча с человеком. Это уже не человек, это средство для того, чтобы она, Миена, смогла перейти на новую ступеньку собственного могущества. Только и всего. Не нужно делать его чем-то живым, особенно учитывая то, что как раз-таки живым он скоро перестанет быть.

Однако, минут через сорок, когда Миена достигла своей цели, убедить себя в том, что перед ней всего лишь средство, оказалось решительно невозможно. Потому что на земле, на сосновом корне, прислонившись к стволу, сидела девушка-подросток. Кутаясь в мужское пальто — не зимнее, как у Миены, а больше подходящее для ранней осени — незнакомка казалась особенно маленькой. Из-под вязаной шапки торчали две растрепавшиеся тёмные косы. Глаза умирающей были закрыты, но она не спала. Дрожала, что-то бормоча себе под нос, и всё плотнее стягивала полы пальто…

Вязкий сон замерзающего леса втягивал её в себя. Оставался час… может, чуть больше.

Миена стиснула зубы и села на корточки, поставив рядом фонарь. Не обязательно видеть глаза того, чью волю собираешься поработить заклинанием; главное — оказаться как можно ближе. Человек, конечно, не животное, с ним сложнее; но только не с тем, на кого набросил свои сети Маромир. Если всё сделать правильно, девчонка пойдёт на жертвенник, как миленькая, а если не сможет ноги передвигать, так Миена поделится с ней силой. Ей хватит…

Проще простого. Только вспомнить последний обряд, усилием воли возвращая чувство прикосновения к Источнику, возвращая знакомый холод в кончики пальцев… Ещё не выдохся дар позавчерашнего гостя. Проще простого… это будет проще простого.

Ну же. Давай.

Миена почти решилась, когда девушка вдруг открыла глаза. Те блеснули в оранжевом свете фонаря: полные боли, и ещё такие живые…

Марское слово призыва чужой воли осталось непроизнесённым.

Зато заговорила девушка:

— Не надо… Не надо, пожалуйста… Я всего лишь…

— Тихо, — сказала Миена. — Всё хорошо.

Незнакомка закрыла глаза, её лицо чуть разгладилось. Поверила?..

Миена сидела, кусая губу. В ушах её отдавалось: «Не надо… пожалуйста…»

Не надо, смерть. Не забирай.

Но если уж смерть вцепилась в жертву, то нипочём не отпустит. И вырвать обречённого из её когтей почти невозможно… Почти.

Был бы это старик, или безнадёжный калека — Миена бы перестала сомневаться. Мало ли, что человек болтает в бреду! Создатели Паутины Миров решили, что эта душа должна отправиться в Маромир, а значит, так должно быть.

Но девчушке бы ещё жить и жить…

Вот именно. Жить!

Миена глубоко вздохнула.

Да будет так. Если девочке и суждено вскоре погибнуть — то не от её рук. И не сейчас.

Отбросив мысли о собственном малодушии, некромантка сосредоточилась, пытаясь почувствовать прореху, в которую струилась жизненная сила девушки. Нахмурилась, распахнула пальто на бедняжке — и увидела хорошо знакомую тёмно-серую жилетку из мягкой плотной ткани с маленькой эмблемой Порога на груди. На правом боку блестело тёмное пятно. Кровь.

Кто-то ранил студентку Порога. Узнать бы, кто, почему, и как она здесь оказалась!

Ничего, скоро узнаем, сказала себе Миена, рисуя в воздухе над раной невидимую печать. «Остановка». Один из основных магических символов.

«Трафф гунгу!.. — возмущалось нечто алчное, сокрытое под марской занавесью. — Трафф гурагу… Гаестри…»

«Не ты открывала… Не тебе закрывать… Прочь…»

Сильный некромант справился бы с этим куда быстрее. С Миены же десять потов сошло, когда, наконец, печать дорисовалась, мигнула голубым и погасла. Теперь можно было с уверенностью сказать, что кровь больше не течёт — пока, и что поток энергии девочки перестал сочиться в Маромир. Ненадолго, конечно. Для более мощной печати нужна более мощная жертва. Но Миена знала, что сколько-то времени она выиграла. Если его хватит хотя бы на половину пути — она успеет.

Довольно весомую часть собственных сил она влила в израненное тело незнакомки. Закинула её руку себе на плечи, с трудом встала, поднимая их обеих.

— М-м… — простонала студентка. — Куда мы… зачем…

— Давай, переставляй ноги.

Миена, которая и сама значительно ослабела, потащила свою ношу вперёд, надеясь, что чувство направления ей не изменит. Впрочем, в этом лесу заблудиться было сложно, особенно для уроженки Приречья.

Когда и где слетела печать, она не поняла, но ввалившись в дом, Миена обнаружила, что девчонка уже при смерти.

— Ну нет, — выдохнула некромантка, расстёгивая, но не снимая пальто — знала, что в подвале будет холодно.

Остатки магических сил она потратила на то, чтобы притянуть к себе курицу. Времени бежать в курятник не оставалось, каждая минута была на счету. Закрыв дверь и не обращая внимания на кудахчущую наседку, Миена наскоро перевязала рану, подхватила безвольное тело под мышки и поволокла в подвал, к жертвеннику. Потом вернулась за курицей. Мелковато, конечно, для того, что она задумала, но разве сейчас есть выбор? На то, чтобы призвать козочку, силы бы уже не хватило, а тащить её в подвал не было времени. Одна надежда на то, что приблизившаяся зима позволит призвать в Явомир кого-нибудь помощнее и подружелюбнее. В крайнем случае, сделка не состоится, и тогда призванный просто исчезнет.

Жертвенник был сделан ещё прошлым владельцем дома. В отличие от того, что стоял в Пороге, он был выполнен куда грубее. Половина огромного гранитного валуна, некогда расколотого пополам, смотрела в потолок подвала гладкой серой поверхностью. Когда Миена только появилась здесь, ей пришлось очищать гранит от наросшего мха. Он был везде — кроме этой, рабочей части. Потому что там, где совершаются обряды связи с Маромиром, не растут даже мёртвые травы.

Однако другие поверхности жертвенника оставались живыми до сих пор. Это был очень древний валун, по которому многие годы били дожди и снега, выедая его каменное тело. Миене почему-то казалось, что её жертвенник когда-то принадлежал большой скале, потом раскололся и лежал в какой-нибудь реке или горном озере… Ей даже чудился запах холодной воды, исходящей от него. И пусть виной тому, скорее всего, была сырость подвала, этот запах всё равно помогал ей настроиться.

Миена оставила девушку на полу. На жертвенник положила наспех связанную курицу. Поставила две свечи друг напротив друга — но так, чтобы воображаемая линия между ними не пересекала жертву. Быстро зажгла их с помощью палочек си — длинных щепок, кончики которых были пропитаны смолой горючего дерева. Потом Миена встала в изголовье с ритуальным кинжалом в руках и постаралась медленным дыханием успокоить сердце, которое, верное инстинкту, в панике забилось, предчувствуя скорое соприкосновение двух миров. Ничего. Сейчас успокоится. Сейчас…

И правда, вскоре сердечный ритм, подчиняясь тренированному сознанию, замедлился. Замедлилась и кровь, текущая по жилам Миены. Главное, не вспоминать, что эта кровь может перестать течь совсем — сколько обрядов срывалось из-за этих мыслей и вызванных ими страхов… А сейчас нельзя. Нельзя терять время.

— Тур гураху, — сказала Миена вслух.

«Я иду».

Левая рука легла на курицу, и та в который раз кудахнула. Уже не возмущённо — испуганно. Это хорошо. Страх позволяет жизни достичь своего пика. Боящаяся жертва — более лакомый кусок для Маромира.

Миена старалась отогнать непрошенную жалость к несчастной птице, но под тёплыми рыжими перьями быстро билось маленькое сердце, и отстраниться казалось невозможным.

Ничего. Так всегда бывает. Всегда приходится переступать через себя.

Решившись, наконец, некромантка ударом кинжала оборвала ниточку куриной жизни. На жертвенник брызнуло алым.

Миена положила кинжал и стала вглядываться в пространство между свечами. То заколебалось, помутнело, и вскоре из открывшегося портала медленно потёк туман. Рассеялся вокруг, скрывая от взгляда куриную тушку и сам камень, и тем более бесчувственную девушку на полу. Огоньки свечей проступили в этой пелене блёклыми оранжевыми кругами. Повеяло холодом…

Страшно. Каждый раз страшно. Каждый раз, когда появляется это озеро с маленькой качающейся на его водах лодкой. Дерево, из которого сделана лодка, росло ещё в самом начале времён: никто никогда не говорил об этом Миене, но она знает. И теперь главное — не сбиться, проговорить все необходимые марские слова в одном ритме и на одном дыхании. И сделать шаг вперёд.

Не оборачиваться. Ни в коем случае не оборачиваться, не смотреть туда, где сидит твоё оцепеневшее тело, провожая тебя невидящим взглядом. Просто поднять весло, выпрямиться во весь рост и оттолкнуться. И пусть древнейшая лодка вспарывает серо-синюю гладь озера, и пусть не пугает то, что в холодный вечный маромирский вечер изо рта не вырывается пар. И пусть исчезают из головы лишние вопросы: как можно мёрзнуть вне собственного тела, даже чувствуя, по-прежнему, тяжесть пальто; как в мире, где озёрные камни всегда покрыты инеем, на кривых чёрных деревьях умудряются появляться листья. Сероватые, маленькие, редкие… но они ведь есть. Не благодаря ли той энергии, которой делятся с Маромиром некроманты?..

Никаких вопросов. Очистить голову, орудовать веслом, не ленясь — ведь чем быстрее доплывёшь, тем быстрее всё это закончится…

Не мечтать, чтобы всё побыстрее закончилось.

Проступают звёзды на тёмном, с изумрудном отливом, небе. А впереди — мрак. Большой Берег — место, куда приходят те, кто является на зов.

Сегодня на встречу к Миене явилось нечто большое, но очень тощее. Тёмно-серая кожа обтягивает высокий скелет, в котором чудится что-то птичье; многочисленные присоски на верхних, похожих на щупальца, конечностях шевелятся, словно от невидимого ветра, и одно щупальце держит грубо сколоченный деревянный сосуд. Узкая голова существа смотрит на пришелицу пустыми глазами. Рот отсутствует. Миена стоит и смотрит в ответ. Она уже достаточно близко подошла к берегу, чтобы существо встало рядом с ней и позволило ей доставить себя туда, где лежит мёртвая курица и маяками горят сквозь туман две свечи. Жертвенник вобрал в себя необходимую энергию, и существо чует её.

— Тур гураху, — гудит существо.

И Миена не удивляется, что оно может говорить, не имея рта. В конце концов, обитатели Маромира способны и на более удивительные вещи.

Миена делает приглашающий жест и поворачивается, беря весло. Лодка слегка качается, реагируя на тяжесть того, кто шагнул в неё и встал сразу за Миеной.

Присоски со свистом всасывают воздух. Запах гнили проникает в ноздри и, кажется, окутывает Миену с головы до ног…

Некромантка берёт весло.

Не думать о том, что стоит сзади.

Не думать о том, что ждёт впереди.

Весло окунается в воду…

Она вздрогнула — и снова ощутила себя сидящей на полу перед жертвенником. И снова начала видеть — своими реальными глазами. Никакого тумана уже не было и в помине. Исчезло и озеро вместе с древней лодкой. А на жертвеннике, на том месте, где недавно лежала тушка курицы, стояло огромное маромирское создание, тощее и серое. Создание, не имевшее рта.

Миена пришла в ужас. Что это такое?! Только сейчас она сообразила, что на зов явилось нечто, совершенно не похожее ни на дух ушедшего, ни на мелкую марскую сущность, к которым она привыкла. Гость едва помещался в её подвале. А когда он стоял в лодке за ней, казалось, будто они одного роста… Впрочем, там ведь совершенно другое пространство, другие измерения.

Существо загудело — утробно, гулко и так громко, что у Миены заложило уши.

Оно спрашивало, какую сделку желает заключить вызывающая.

Миена желала выкупить жизнь, которая была обещана Маромиру.

«Вот энергия, вот кровь — всё отдаю за одну жизнь».

Маромирец подался вперёд, обдавая запахом гнили. Какой он был жуткий! Эта огромная морда, на которой существовали только большие круглые глаза! Это тощее тело! Эти рваные движения и, главное, рост!

Когда существо загудело снова, Миена невольно отшатнулась.

Пришелец был недоволен. Он рассчитывал хотя бы на равный обмен, а лучше — на выгоду. А ему что предлагают? Какую-то паршивую горсточку энергии! Он даже показательно продемонстрировал некромантке деревянный сосуд, как будто она могла увидеть перетёкшую туда энергию от прерванной жизни курицы.

«Тебе нужна ещё энергия? — спросила тогда Миена. — Возьми мою!».

Она с готовностью поднесла кинжал к предплечью.

— Парагу дольг парагу, — сказало существо.

Жизнь за жизнь. Ещё жизнь, плюс к этой — куриной, за которую положена только маленькая порция силы, и не более того. Жизнь, равная по энергии человеческой жизни.

Миена похолодела. Он пришёл сюда за лакомством, привлечённый зимой и умирающей девочкой. Он думал, что именно девочка ляжет на жертвенник — ведь энергию Маромиру могут давать только те смерти, которые произошли от рук человека, уже прикасавшегося к Источнику, то есть от рук некроманта. А теперь увидел, что это не так.

А Миена видела, что это очень могущественное существо. Загнать его обратно в Маромир против его воли не смогли бы и десять некромантов. Оно уйдёт только тогда, когда захочет. А захочет — только когда получит то, за чем приходило. Курицы мало, да и козы бы не хватило. Медведь разве что подошёл бы — но медведя нет. Никого нет, кроме неё и умирающей — и страшного гостя с требовательно протянутым щупальцем, в котором зажат деревянный сосуд.

Это означает, что кто-то должен умереть. Либо девочка, либо Миена. Иначе может случиться непоправимое. Существо не исчезнет раздосадованным, как могли сделать мелкие твари вроде тех, что приходили к некромантке раньше. В отместку за обман оно может забрать две жизни сразу. А может вообще выбраться из подвала и, не сдерживаемое никем, отправиться в ближайшее поселение, чтобы добыть столько энергии, сколько поместится в его сосуд, и ещё больше. Миена не сомневалось, что оно сможет это сделать.

И сейчас казалось бы: чего проще? Просто убей девочку, которая и так приговорена.

Просто убей. И получи много-много силы. Ох, какой она будет сильной! Этот гниющий монстр запросто отжалеет ей столько могущества, что можно будет горы сворачивать несколько дней кряду, не обращаясь к Источнику дополнительно. И в её становлении как некромантки это тоже поможет — ведь чем серьёзнее жертвы, тем выше потенциал вызывающего. А чем выше потенциал — тем более интересной приманкой становится некромант для Маромира…

Это та ступенька, которую она должна пройти. Нужно просто решиться, просто ещё раз переступить через себя — и дальше уже станет легче…

— Парагу… мерсто, — помертвевшими губами произнесла Миена.

«Жизнь взаймы».

Ох, дура.

Сколько раз им в Пороге твердили: не оставайтесь в долгу у Маромира. Не всякий долг можно отдать сразу. А пока его не отдашь, работать нормально не сможешь: ведь на должнике ставится особая метка, и случись ему обратиться к Источнику, а тем более, совершить обряд на жертвеннике, это обязательно будет известно тому, кто эту метку поставит, и последствия могут быть самые плачевные. Миена помнила жуткие истории об истлевших телах у жертвенников — телах тех, кто не смог завершить переход… Кредитор всё равно заберёт то, что ему причитается, особенно если будешь дразнить его жизнями куриц, подаренных кому-то другому.

Но слова уже были сказаны, и пришелец, протянув свободное щупальце, дотронулся им до Миениного лба. Девушку передёрнуло от этого ледяного прикосновения, к горлу подкатила тошнота. Она зажмурилась.

— Парагу мерсто, — отдалось в её голове похоронным гулом.

Договор состоялся.

Когда Миена открыла глаза, существо исчезло. Кончики пальцев зудели от холода, как если бы она только что вынула руки из сугроба: значит, за куриную жизнь ей дали немного силы. Этого хватит, чтобы вылечить девочку. И, может, на что-то ещё. А потом…

А потом она, наконец, убьёт медведя.