– Если через пять вдохов она не очнется, практику я тебе не засчитаю! – ярился благообразный немолодой мужчина в индигово-синем форменном кителе. Осведомленный человек сразу бы распознал в нем довольно высокий чин в департаменте параллелей.
– Это непредвиденное осложнение при транспортировке через разрыв пространства, господин ваэ. Никто бы не смог предугадать, что она не перенесет перехода. Думаю, целители все исправят.
– Ты, несносный мальчишка, когда ее вербовал, имя хоть спросил?
– Конечно, господин ваэ. – вербовщик нисколько не боялся резкого тона – знал, что это спектакль для любопытных, магически оттопыренных ушей. У ваэ тоже начальство есть. Папа, ничего ему не сделает, да и начальство папино – тоже. Даже если завербованная женщина не очнется.
Почему?
Да потому что реальных ходоков по пространству единицы, хотя в департаменте работает полно народа. Не единицы, конечно, десятка два. Пусть он только ученик на практике, даже не стажер, зато перспективный: в соседней, технической параллели, бывал уже семь раз! И всегда с уловом, сегодня вот даже человека перенес, а не какую-то жалкую крупу. Не все стажеры могут похвастаться таким результатом! Он и в магическую параллель прошел бы и вернуться бы смог, но туда его не пускают. И не скоро пустят. Нужно как следует подтянуть ментал и диагностику. Тамошние маги (чтоб их в подпространство всосало и прожевало) куда сильнее любого ходока. И очень ревниво охраняют свой мир. Девок им жалко!
С этой землянкой, как же ее, Ольга, дочь Петра из рода Давудов, действительно, накладочка вышла. А может и нет. Женщину он зацепил случайно – на железнодорожном мосту. Специально улучил момент полюбоваться на мощь длиннющего пассажирского состава, и, если получится, подпитаться от его силы. Эти тупые аборигены даже не понимают, сколько дармовой энергии пролетает мимо их носа. Бездари! И ведь почти получилось ухватить силовой жгутик из общего потока, который стелется вдоль железного монстра, и даже смотать несколько витков, пополняя ресурс, потраченный на переход. Сил бы хватило еще на два, но чисто познавательно, а вдруг понадобится подпитаться в мире без магии… А тут эта старушка появилась, и что ее на мост потянуло? Прикрыла нос платочком, чтобы не дышать техническим смрадом и уставилась на воду далеко внизу. Мыслефон у нее был такой, что жгут силы сам собой выпал из рук и размотался. Эксперимент не удался. Поезд ушел, а женщина осталась. Наставник всегда твердит, что главное достоинство ходока вовсе не сила (ну да, ну да, сам-то давно уже не «ходит»), а способность не упускать подвернувшийся шанс. Краткое заклинание оценки вероятностей сработало без внешних волевых усилий, на рефлексах. Все-таки он везунчик: шанс, надо признать, был весьма редким. Восемь из десяти по шкале незатронутых вероятностей. А если грамотно затронуть, то вероятности станут еще вероятнее.
Землянка думала громко, но молодому парнишке разобраться в густом киселе ее эмоций и не облеченных в слова, мысленных конструктах, было непросто. Самоуверенный практикант воспринял задачку как вызов и ему опять повезло: в исследуемом мыслепотоке промелькнула вполне связная фраза: «А может, просто шагнуть туда, и дело с концом? Поплачут и будут жить дальше – не мучаясь». Женщину передернуло – она представила себя с пустыми глазами и текущими слюнками,тупо качающейся в кресле-качалке. А рядом мужчину, терпеливо, с потаенной брезгливостью эти слюни подтирающего.
Туда – это, надо думать, с моста.
«Ну, везунчик же я!» – подумал практикант, входя в нелюбимый режим диагностики. Для начала проверить потенциал – ничего, образованная. Пригодится. В их промежуточной параллели всякие нужны, даже не маги.
Страх какой-то болезни почти полностью поглотил разум женщины. И чего боится, вполне себе здорова, ну небольшое затемнение в голове. Ничего особенного – проблемы с мелкими сосудами мозга. Для мага целителя делов – два раза пальцами щелкнуть. А в остальном – здоровье дамы даже несколько удивило – очень неплохо для землянки этого возраста. Надо же, всего сорок восемь, а выглядит хуже, чем столетняя бабка из бедного квартала. Правда, наставники без устали твердили, что в этой параллели нельзя достоверно определить возраст человека на глаз, особенно у очевидно старого человека. С опытом, дескать, придёт, а пока – ментал вам в руки. Проверяйте и ещё раз проверяйте и старше пятидесяти никого хватать не смейте, не создавайте проблем тем, кому потом возиться с этим материалом.
Юный ходок с досадой глянул на свою неудачную добычу. Скорей бы она уже очнулась и не портила ему первую вербовку! Эта Ольга, почему-то, боялась своей болезни так, что подумывала свести счеты с жизнью. Если верить все тем же лекциям, человека на трагическом изломе судьбы легче всего подловить. То есть, завербовать на перемещение в другой мир. Главное – правильно дозировать магию убеждения, а то оправдывайся потом, если проверят...
Ну, великий Эмодей, покровитель менталистов, помогай.
Навеять на убогую флер доверия не штука – у юного вербовщика ментальная практика имеется – папа поспособствовал. Хорошо получилось – дама сама себя охотно гипнотизировала: виделся ей не стройный юноша, а бодрый старик лет шестидесяти, в очках и с бородкой-клинышком. Да и пусть, если этот образ у нее ассоциируется с безопасностью. Горькая усмешка на упоминание о параллельной реальности – предсказуемо. Язвительное недоверие к существованию о магии вполне укладывается в классическую поведенческую схему. Все, как учили. Немного малозатратой демонстрации чудес – чего стоит магу поднять струйку воды из реки? Стрекозу посреди стылой осени женщина сама пожелала увидеть. Вода послушно приняла форму лупоглазого чудовища и засверкала ледяным сиянием в трепещущих прозрачных крылышках. Есть контакт!
Прочесть мысли о семье и страхи перед стремительно прогрессирующим слабоумием труда не составило. Вина за то, что в любой момент станет кошмарной пожизненной обузой для близких толкала бедняжку к краю. Такую слабую даже вербовать не интересно. Умирать всякому страшно, а влачить жалкое существование – еще страшнее.
Встреча, которая не должна была случиться
– Бирлап льмуах! – Нестарая еще женщина машинально уступила дорогу нетерпеливому торопыге. Она добросовестно сделала шаг в сторону, но оказалась недостаточно шустрой – тяжелая объемная корзина свела попытку на нет. Обгоняющий человек так наподдал поклажу коленом, что беднягу развернуло на девяносто градусов – лицом к живой изгороди, обрамлявшей тротуар справа.
– Чтоб тебе ноги косичкой заплело! – пробормотала путница себе под нос, перебрасывая корзину в другую руку. – Эх, надо было соглашаться на носильщика, – добавила она опять по-русски и грустно улыбнулась. Денег за удобство не жалко, себя жальче. Только выпускать драгоценную ношу из рук страшновато: не угнаться ей за шустрым подростком, если тому придет идея удрать с поклажей. Продуктов там не на медяшку – обычную таксу таких носильщиков.
Желание передохнуть стало нестерпимым, благо уже видна скамейка у входа в крошечный скверик. Такие скверики – островки тени с одной-двумя лавочками – у зажиточных домовладельцев играли роль палисадников. Вместо цветников разлапистый высокий древовидный кустарник, шатром накрывающий простенькие, но ухоженные места для недолгого отдыха. Территория частная, но любой прохожий мог присесть и перевести дух. Или побеседовать со знакомцем, буде такой встретится. «Прикольная благотворительность, – подумала женщина, с удовольствием расслабляя ноги в грубоватых, изрядно растоптанных туфлях, – но очень удобно». А главная приятность – никто не позволит себе намусорить, не плюнет и не полезет с ногами на скамейку. Дураков нет, поймать отсроченное проклятие никто не захочет. Маги такие затейники – простой чесоткой можно не отделаться.
Путь от торгового квартала до дома долог – больше часа. А с грузом и все полтора, если разок-другой присесть передохнуть. «Отцвел уже. – Легкое сожаление не мешало наслаждаться созерцанием фигурных листьев полузнакомого кустарника. – Эх, не успела полюбоваться. На боярышник похоже. Боярышник чудесно цветет...»
Мимо текла суета базарного дня: спешила с покупками озабоченная прислуга, в легких открытых повозках покачивались спесивые горожанки. Женщина отвернулась, мысленно фыркнув. Экипажи эти вызывали досаду. Точнее, существа, которые их тянули, тирлы, раздражали своей карикатурной несуразностью. Зебра со статями коротконогой таксы. Клиренс у скотины ой как подкачал. Обвислое брюхо стекает почти до самого дорожного покрытия и уравновешивается сзади мощным мосластым хвостом с кистью долгих, как у правильного коня, волос, а спереди – хищной, смахивающей на черепашью головой в радостную полосочку. Тварюга травоядная, но в предках или родственниках явно имела кого-то поопаснее.
Положим, неприязнь к странным тягловым животным можно и преодолеть – уж очень жалко времени, которое предстоит потратить на дорогу. Все-таки единственный выходной в месяц. И денег на поездку должно хватить. Да не факт, что местные «водители кобыл» сочтут ее достойной внимания пассажиркой, а унижаться ох как не хотелось. Русскоязычная матрона вполне осознавала, что вид имеет непрезентабельный. Да и это красивое слово из прошлой жизни – самообман. Самый что ни на есть задрипанный у нее вид. И другого в ближайшее время не предвидится. «Вот возьми наконец и сделай что-нибудь со своей серой жизнью, голубушка, хватит волшебного пенделя ждать. Одного уже дождалась…»
– Подвиньтесь-ка, тетки… – игривый пьяненький голос возник откуда-то из-за кустов, возмущенно качнулись ветки, и с грацией вареной макаронины на лавку плюхнулся некто в рабочем комбинезоне. – Надо же, – радостно и гнусаво продолжил тираду рослый жилистый паренек, – обе две дрищепотки, а сесть некуда. Хи-хи. А чего вы таки-ие одинаковые?
– Сам дрищепот, – машинально ответила женщина, брезгливо отстраняясь и на всякий случай придерживая драгоценную корзину, – с утра зенки залить успел! – И захлебнулась воздухом. Разговор шел на русском! Не просто на русском, а с протяжным московским «аканьем». Нечаянные собеседники дружно и воровато заозирались, но, на их счастье, поблизости никого не было. Пьяненький парнишка, кажется, разом протрезвел и с отчаянной надеждой истово зашептал:
– Тёть, ты правда русская? Всамделишная? – На уверенный кивок парень расплылся в счастливой улыбке, обнажая неидеальный прикус. – Я Пашка. Павел Мартынов. А ты? – Женщина немного забылась, уставившись на щелку-щербинку посреди верхнего ряда зубов земляка.
«Как у моей доченьки, – отстраненно подумала она, засмотревшись, – как у Анечки».
– Ты чего, тёть? – слегка испугался парнишка этой внезапной отстраненности. – Ну не хочешь знакомиться, так я и пойду себе, – добавил он разочарованно и предпринял попытку встать со скамейки.
– Сядь, Павлуша, не шебуршись. Растерялась я. Прости. Меня Ольгой Петровной зовут.
– А фамилия?
– А фамилию я, Павлушенька, не помню. В документах написано Вадуд.
Лицо парнишки сразу стало жалостливым и грустным. Радость от встречи с землячкой впиталась в горькую складку между бровей.
– Может, вспомнишь еще, тёть Оль? Эти, – небрежный кивок на шумную улицу, – могли и неправильно записать. У них ни «ч», ни «ы» в алфавите нет. Меня Мартуном записали. Не Мартынов, а Мартун. Представляешь? Как кошака какого. Мартовского. – И сделал вид, что яростно сплюнул, похоже, знал о возможном наказании за вандализм.
Видимо, характер у паренька был непоседливым, потому что он вдруг вскинулся не хуже Архимеда с его «эврикой»:
– Может, и у тебя «ы» на «у» заменили? – Подумал еще секунду и сник: «Вадыд» тоже звучит не ахти.
А Ольга Петровна оживилась. Вдруг ей попался особо безалаберный клерк-«паспортист»? Ну могло же быть сразу две ошибки? Вдруг тот придурок буквы местами переставил? Будет он стараться ради какой-то иномирянки из презренной немагической параллели. У парня, что удивительно, мысли текли в том же направлении.
– Тёть Оль! А может, ты Давыдова?
Вкус прошлого
Пашка стоял посреди довольно большой комнаты и недоумевал. Не похоже, что здесь несколько месяцев обитает русская тетка из простых. Гауптвахта какая-то, а не жилье! Видел он что-то подобное там, на Земле, когда отец его, еще совсем пацаненка, по всяким старинным замкам таскал. Ну, может, не кутузка, а караулка какая? Крепость же. Пашка все глаза проглядел, пока подъезжали, все надеялся высмотреть что-либо, кроме ограждения, да только пару черепичных крыш и разглядел – такой высоты была крепостная стена. И караулка эта, наверное, в толще стены находится, ишь как свежо после полуденного припека. Жара прямо как в конце мая, там, дома. А здесь, под защитой камня, – приятная прохлада. Только уж очень убого.
Неподъемный стол на десяток персон, под стать ему скамья, опрятные и неожиданно радостные, светятся теплом выскобленной дочиста древесины. У другой стены широкий топчан, изображающий кровать. Аккуратненько так застелен одеялом, цветом смахивающим на шинель. Зато подушка в пестрой наволочке. Корявая этажерка заменяла комод и трюмо разом. На полочках – скудные тряпочки сложены в идеальную стопку и стыдливо прикрыты полотенчиком. Полотенце, похоже, из той же унылой каптерки, что и одеялко. Если не из тюремной, то из штрафбатной. Откуда эти ассоциации поперли в голову не служившему в армии Пашке, он и сам бы сказать не смог. Порядок на полках был армейский, но неуловимо женский. Крупнозубая расческа, полоска ткани, имитирующая ленту. Простенькое зеркало, горделиво стоящее на полке, выглядело роскошно. Наверное, потому, что было новым. Женщина – и без зеркала? Пашка давно не видел свою физиономию в полном объеме, даже отшатнулся от незнакомца в зловредном стекле. Вроде бы радоваться нужно – исчезла досадная детская припухлость со щек, но радоваться не тянуло – с такими костистыми скулами только милостыню просить. «Зато в обстановку вписываюсь», – развеселился пацан.
Венчала это убожество креативная вешалка – небольшое, метра под два, тщательно ошкуренное ветвистое деревце с аккуратно и грамотно срезанными сучками – там, где прислонялось к стене, ветки начисто срезаны, а оставшиеся вполне эффективно заменяют крючки. Чтобы надежно прикрепить эту штуку к стене, хватило парочки загнутых гвоздиков, вколоченных в скрепляющий стену раствор. Набить такое же количество крючков в каменную кладку, да чтоб ровненько и аккуратно, – замаешься даже с перфоратором.
– Ну, тёть Оль, ты голова! – восхитился Пашка, рассматривая поделку. – Я бы не додумался! Замучилась, наверное, пока сделала. – Он любовно огладил округлые, тщательно отшлифованные срезы веток и зацокал языком, качнув пальцем непонятную робу, аккуратно висящую на самодельных плечиках-распялках. Хозяйка на комплимент не отреагировала, и Пашка сообразил, что с того момента, как они вошли, Ольга Петровна не издала ни звука. Так и стояла замершим сурикатом...
«Черт подери! – думала Ольга, остолбенев. – Нет, чертяка так бы нагадить не смог – слабоват. – От осознания катастрофы путались мысли. – Этот хлев – место, где я живу?!»
Либо это вовсе не она, хозяйственная и домовитая мать семейства. Либо с ней, Ольгой Петровной, что-то очень и очень не так. Ну не было в памяти вполне разумной женщины ощущения, что ее быт настолько неустроен. «Может, у меня размножение личности и до этого здесь жила я-не-я?» Та женщина, которой сейчас ощущала себя Оля, так жить просто не могла! Исключено! Но второй, или даже двадцатый, слой памяти выталкивал наружу правду – именно здесь она провела последние месяцы. Это не ложные воспоминания и не всплеск горячечного воображения. Это каждодневная унылая реальность.
Господи, как стыдно! Да кто в здравом уме приведет гостя в этот хламызник? А вот пригласила же, уверенно так, как будто в свою квартиру, трепетно обласканную евроремонтом! Ту, оставленную на родине. «Я не готова тебя отпустить», – ехидно и зло передразнила себя Ольга. Где он спать-то будет? Бедный ребенок! На комфорт, наверное, настроился, а тут бомжатник.
Ну, хоть чисто...
– Тёть Оль! – Сильные пальцы довольно жестко сдавили плечо. – Тёть Оль, ты чего? – А парнишка-то напуган, сообразила хозяйка. Вона как в лицо заглядывает, аж присел, бедняга. Пора кое-кому невменяемому вынырнуть из астрала и попытаться хоть что-то исправить.
– Прости, дружочек, перемкнуло. – Парень украдкой выдохнул, точно, испугался. А кто бы не испугался такого ступора у незнакомого человека?
– Ты расстроилась, что у тебя бедно, да?
– Это не бедность, Паш. Это называется нищебродство. Но это неважно, Павлуш. Важно, что я так несколько месяцев прожила и даже не замечала. А сейчас как твоими глазами на все глянула. И ужаснулась. Я, Паш, как будто впервые все это безобразие вижу. Веришь, нет? Как злой морок спал. Прости, мальчик, пригласила тебя…
Пашка сиротливо переминался с ноги на ногу, не зная, на что решиться. Такая классная тетенька, и так расстроилась из-за ерунды. Жалко ее. Пашку подмывало что-нибудь эдакое сделать, чтобы утешить, хоть обнять, что ли. Да куда там. Тоже одичал, и не умел никогда. Если эмоции захлестывали, он начинал болтать без умолку...
– Извиняется она! С ума сойти! Да если бы я тебя не встретил, где бы я сейчас был? А, тёть Оль? Не знаешь? Так я тебе скажу! Скорее всего, тот городовой сцапал бы меня пьяного, – Пашка зажмурился от жуткой перспективы, которую живенько нарисовало тренированное мечтами воображение, – он бы мне вменил че-нить охрененно незаконное и опять бы на контракт посадил. В лучшем случае тому же толстому Тиму.
– Как на контракт? – Хотя что тут непонятного? Ольга уже забыла стесняться своего жилища. У нее воображение было не в пример Пашкиному – профессиональное. Расчетливое и многовариантное. Как можно принудить к кабальному контракту молоденького беззащитного иномирного гастарбайтера, имея толику власти и не имея совести, она представляла себе очень хорошо. Муж всякое рассказывал, когда с чинушами бодался.
О братьях наших меньших, или Явление Тырика
Ольга это чаепитие предвкушала еще с утра, и ожидание удовольствия – чай с сахаром в насыпку и с Пашкой вприглядку – оправдало себя сторицей. Тот чаевничал с таким смаком, как будто ему в кружку амброзии плеснули, перепутав с небожителем. Пашка цедил сквозь зубы чаинки, заварника-то нет, и поглядывал умильно – не дадут ли еще кружечку. А если дадут, как ее в себя влить? Дело ведь не только в родном до боли вкусе, главное, что есть с кем разделить удовольствие. Они почти не разговаривали – успеется. Прихлебывали чаек, смотрели на усталые угли и слушали медленные сумерки. Казалось, крепостная стена старалась придержать стекающий с неба вечер, не пропуская тьму и тревожный шепоток ветра.
Оля уже совсем было решилась вставать и заняться-таки обустройством Пашкиного ночлега, заранее настраиваясь на визит в главный корпус, к подавальщице Милене. Была у Ольги надежда разжиться если не тюфяком, то советом, как этот самый тюфяк раздобыть. Ну не может быть такого, чтобы в общаге не было запаса постельных принадлежностей.
По уму нужно было бы идти сразу к кастеляну. Но по тому же уму хотелось отсрочить встречу с начальством хотя бы до утра. Начальство хорошим не бывает, это непреложный факт. Начальство в лучшем случае бывает сносным. Туэ Ламс сносным не был. Оля еще не отошла от последней встречи. Не далее как утром пошла доложить, что собирается покинуть крепость, и получить зарплату. Это был ее второй осмысленный визит в кабинет руководства. Туэ минут десять делал вид, что ему страшно некогда возиться с какой-то там привратницей. Деловито шелестел бумагами, демонстрируя приросшую к лошадиной роже брезгливую мину. Разрешение на прогулку ей милостиво дали, а кроткое напоминание о деньгах начальству весьма не понравилось. Небрежно брошенные поверх бумаг серебрушки были вынуты из кармана. Не из сейфа и не из стола, выглядящего как оборонительное сооружение. Из кармана – как подачку. На закономерный вопрос: «Где расписаться?» – туэ старательно взбесился: как смеет какая-то иномирная инвалидка подозревать его в нечестности?! Да он ее... И привратница предпочла не просто сбежать из кабинета, а побыстрее покинуть крепость, пока не остановили. Та Оля, которая в крепость вернулась, уже бы не сбежала. История Пашки породила массу неприятных вопросов о собственном статусе. Вопросов, которые требовали осмысления. Не сегодня. Сегодня у нее гость.
– Тёть Оль, слышишь? – Пашка даже привстал, прислушиваясь.
Теперь уловила и Ольга: со стороны вивария доносился едва различимый скулеж. Жалобный, пробирающий до ломоты в зубах звук резанул по нервам и затих. Потом повторился с новой силой. Надсадно булькающий плач существа, которому очень больно и страшно. Сумерки не смогли скрыть жалостливой гримасы на Пашкиной физиономии. Ольга на всякий пожарный придержала пацана за рукав, а то рванет спасать, а там охранно-защитная магия. Блямба-пропуск осталась на спецовке, в которой привратница встречала поставки кормов. Увесистая такая металлическая бляха, похожая на жетон носильщика. Оля воспринимала его как электронно-магнитный ключ, тогда магическая составляющая блямбы не тревожила ее материалистические стереотипы.
К этому времени нгурулы обычно накормлены и виварий закрыт. По крайней мере, Оля привыкла считать, что это так. Странно, что такая здоровущая тварюга может так по-щенячьи плакать. А она плачет и плачет. Жалко беднягу, сил нет. Душа рвалась пойти посмотреть, что же там случилось, и позвать на помощь, если кто-то из драгоценных животных пострадал. Не потому, что дорогостоящие, а потому, что жалко. Она и Пашка вглядывались в сумерки. Парень был готов рвануть с низкого старта, а Оля медлила, надеясь увидеть, как в оконцах вивария мелькнет свет, и это будет означать, что кто-то из наездников заботится о питомце. Какая бы ни была там проблема, а Павлу у загонов делать абсолютно нечего, даже если магия его пропустит, что уж совсем маловероятно. И как отреагируют растревоженные звери на появление чужака, совершенно непонятно. Ее, Ольгин, запах нгурулам знаком, но и только. Идти рискованно, но так жалко, так жалко. Решаться на подвиг не пришлось: воздух дрогнул и в пяти шагах от очага материализовалось нечто. Пашка от неожиданности плюхнулся на скамейку, невольно потянув за собой тетушку. Нечто приобрело более внятные контуры: вроде как пес, но здоровенный, как ишак, и шипастый, как психованный дикобраз. Других анатомических подробностей Пашка не рассмотрел, потому что это опять заскулило и двинулось прямиком к ним, припадая на передние лапы и мотая узкой, как у морского конька, головой, увенчанной коротким хоботом. Существо встряхнулось и тоненько пискнуло. Оля охнула в ответ.
– Господи, откуда ты взялся, маленький? Как тебя магия пропустила? – От удивления и сочувствия голос стал сиплым. Малыш нгурул? Прочие обитатели вольеров, которых она видала издалека, не уступали габаритами верблюдам. А маленький в очередной раз мотнул башкой и оскалился. Из его изумительно зубастой пасти капало что-то густое и темное – сумерки не позволяли рассмотреть точнее.
– Больно малышу, да?
– Тр-тр, – булькнуло существо и попыталось ткнуться шипастой мордой Ольге в руки.
– Ч-ч-ч, не балуй, поранишь, – заворковала сердобольная, – пойдем-ка на свет, посмотрим, что у тебя там. – Она осторожно встала и попятилась к двери в комнату. Малыш оказался сообразительным и потопал за Ольгой как привязанный.
– Это че, тёть Оль?
– Нгурул. Нгуруленок. Маленький совсем.
– Угу, – хмыкнул Пашка, непроизвольно скопировав ее нежные интонации, – практически нулёнок. – И потянулся погладить. Оля едва успела шлепнуть по мосластой конечности:
– Осторожнее, Павлуш, на шипах может быть яд. Меня предупреждали.
– Тр, – обиделся шипастик и добавил для убедительности: – Тр-тр-тр.
Дальше, с точки зрения Пашки, началось нечто фантастическое. Нгуруленок понимал тёть Олю с полуслова, понимал по-русски. Та уселась на колени прямо под лепешкой магического светильника и три раза хлопнула в ладоши, добиваясь максимального освещения. Теперь стало видно, что нгуруловы иголки отливают красной медью и хоботок вовсе не хоботок, а полноценный бивень, настороженно торчащий из почти собачьего носа. Пока еще детский и не очень убедительный, но уже с желобками, заполненными маслянисто поблескивающей смазкой. Сыну военного сразу подумалось о чем-то нервно-паралитическом. Какой безумный маг собрал в одном существе пса, рыбу-меч и ядовитого дикобраза? Вот сволочь!
О практической пользе подслушивания
Лавэ Раим Шенол, наездник-попечитель Восточного Корпуса наездников, или попросту лавэ наездник, незримо наблюдал за своим безупречным кастеляном. Кто бы мог подумать, что можно одновременно и веселиться, и быть в тихом бешенстве? Оказывается, можно. Туэ Ламс удивил. Нет, не так – не переставал удивлять каждую из десяти минут, как попал в поле зрения начальства. Лавэ был неплохим менталистом и уловил присутствие кастеляна до того, как они оказались в одном помещении. Уловил и предпочел воспользоваться невидимостью. Затратная штука, но сейчас лавэ был доволен, что не пожадничал.
Главный наездник злился. До тика под глазом, до сухой шершавости языка. Злился на себя: раньше ему и в голову не приходило усомниться в лояльности кастеляна. Хорош, подлюка! Менталист из туэ нулевой – жалкие зачатки способностей. Зато какая маскировка намерений! Раим Шенол не привык себе врать – он бы так не смог. Теперь вот стоит и любуется, как из бывшего кастеляна ментальное дерьмо прет. А мог бы наслаждаться комфортом после беспросветного аскетизма временных полевых лагерей.
Вылезти из блаженства горячей воды усталого наездника вынудила тревога в виварии. Не сигнал оповещения (кто же берет с собой в ванну ценный артефакт?), а волнение Свапа. Свап – воспитанный нгурул и надежный друг, просто так посылать тревожный эмпатический импульс не станет. Пришлось вытащить себя из неги и переместиться в виварий. Зачем, спрашивается? Там всего-то три особи, не прошедшие привязку, недавно доставленный по обмену детеныш, совсем маленький, еще не способный к трансформации, и Свап. Лавэ и его шипастый напарник вернулись буквально на сутки. Собственно, ради щена вернулись. И вовремя, надо признать. Детеныш пострадал. Не где-нибудь в скалах или лугах, а в защищенном виварии. Свап чувствовал остаточный след его боли в памяти других нгурулов, но обеспокоило его не это: нгуруленок просигналил сородичам, что на него напали.
Бежать до вивария долго – сначала по коридорам жилой части крепости, а потом через тренировочное поле, и Раим, не задумываясь, рванул коротким шагом через пространство, благо вектор привычен: точка выхода рядом со Свапом. Тренированный нгурул сам позаботится, чтобы друг и хозяин не врезался в его шипы.
В виварии щена не оказалось, зато нашлось место разрыва пространства. Специфический такой разрыв – слишком маленький для взрослого нгурула и слишком низкий для человека. Так пропавший детеныш и сам невелик. Лавэ мимоходом порадовался – хорошее приобретение, этот новый нгуруленок. Что-то же заставило неокрепшего малыша рвануть не только сквозь пространство, но и через защиту вивария? Для взрослых нгурулов она почти непроходима, а малыш просочился сквозь ячейки силовой сети.
Разрыв пространства еще не полностью затянулся, и вновь взрезать его – дело одного волевого усилия. Есть шанс пройти по следу беглеца. Лавэ чуял, что шаг будет коротким, но мерами предосторожности не пренебрег.
Всегда выходить из подпространства с включенным магическим зрением и ментальным слухом – очень полезная привычка... Магическое зрение не подвело – на камнях пестрели темные кляксы, подсвеченные оранжевым. Кровь, но не человека. Человеческая под углубленным взглядом отдает буро-зеленым. Несколько капель – не тот ущерб, который может повредить нгурулу, даже маленькому. Можно успокоиться и послушать внимательней.
В голову ворвался ментальный гвалт, в котором превалировал мыслепоток кастеляна. Знакомый и на диво гадостный. Особенно на фоне тоненькой струйки эмоций какой-то совершенно неизвестной женщины. Откуда взялась посторонняя дама на вверенной его попечительству территории? Мысли женщины были настолько сдержанно-испуганными и незлобиво-решительными, что сомнений не было – истинная дама. Дама, защищающая нечто для себя важное. Вот это самоконтроль! Даже в мыслях ни одной резкости, хотя туэ активно напрашивался не только на грубый ответ, но и, пожалуй, на полноценный скандал с рукоприкладством или с магической затрещиной. Ламс точно знает, что дама не маг? Тухлый, как застойная вода, страх кастеляна был утомителен, и лавэ сосредоточился на женщине.
Подслушивание никогда не было нравственной проблемой для Раима Шенола. Где вы видели хоть сколько-нибудь сильного менталиста, который бы усовестился поковыряться в чужих мыслишках? Раим даже позволил себе ухмылку – надо же, как его выдержка дамы пробрала, слово «нравственность» вспомнил. Ха, дама! Типичная иномирянка-неудачница. Немолодая, дурно одетая и с короткостриженой катастрофой вместо прически, но как держится! И как не сочетается ее решительность с затурканным видом. Давно лавэ не получал такого удовольствия от встречи с новым человеком. Третий тоже интересный, зря дурак кастелян его всерьез не воспринимает. Мальчик готов к драке, но на него пока можно внимания не обращать.
Раиму надоело наблюдать это бессмысленное противостояние, тратя силы на маскировку. Пока уже бывший кастелян так возбужден (спасибо иномирянке), он не сможет сопротивляться дознанию. Не то чтобы у туэ были шансы вывернуться, будь он хоть сто раз гением маскировки намерений. В конце концов, есть профессионалы-дознаватели, но привлекать сторонних специалистов к и без того печальным делам Корпуса не в интересах лавэ. Лучше уж попечителю самому поковыряться в этом дерьме. Надо только выгадать момент, чтобы поэффектнее сдернуть невидимость и попридержать кастеляна. Он что-то совсем озверел, еще миг – и с кулаками кинется. Иномирянка, видимо, не лишена эмпатических способностей – вся напружинилась, готовая к сопротивлению, даже вперед подалась одним плечом (лавэ мимоходом отметил этот неосознанный жест – базовый навык любого, кого хоть немного учили защищаться). И парнишка этот… Ай да парнишка, какие знания об ударах в болевые точки! Очень интересный парнишка. Глупо дать пропасть такому перспективному кадру. Нет, никак нельзя позволить Ламсу его спровоцировать. Нападение на работника Корпуса, даже совершающего преступление, замять не удастся. Надо спасать.
О должностях и доброте
– Рад вас видеть, господин Ламс. – Раим Шенол, вот уже несколько лет попечитель Корпуса наездников и пастухов, стоял в дверном проеме, небрежно подпирая плечом косяк. Туэ отшатнулся и нервно обернулся на вторую дверь, ту, которая вела из крепости наружу. Лавэ лишь усмехнулся. – От Свапа вам не уйти в любом случае. Вы же знаете, не так ли? – И снова ухмыльнулся. Туэ умел понимать намеки: его мысли беззастенчиво отслеживают, это первое. А второе – попечитель даже хочет, чтобы он, кастелян, побежал. Лавэ это выгодно. Ну, увлекся нгурул преследованием. Это же нгурул, магическая тварь, неудержимая в ярости. Несчастный случай, бывает. Допрашивать будет некого, а потому и проблемы нет. Внутренние дела Корпуса останутся внутренними. Хуже, если правда о проказах кастеляна – а это, на минутку, самая высокая штатская должность в Корпусе – просочится за крепостную стену. Самому же кастеляну хуже – его, в назидание, уничтожать будут долго и с показательной суровостью. До третьего колена.
Так бесславно профукать идеально выстроенную комбинацию! Туэ Ламс злился на привратницу, которой вздумалось притащить в крепость чужого; на блудливого нгуруленка; на непоседливого лавэ, который вернулся на две недели раньше срока. Надо же такому случиться, что именно сегодня он не прикинул вероятности, когда отпускал эту убогую в город. Не пустил бы – и ничто не нарушило бы рутинный ход жизни.
– Итак, господин Ламс, вы сделали свой выбор. Давайте-ка присядем. И не суетитесь. – Кастелян что-то пытался сказать, забыв, что его мысли и побуждения для начальника не тайна. – Конечно, вы мне все-все расскажете. И вы, господа незнакомцы, извольте присесть и представиться.
Женщина и парень переглянулись. Лавэ понравилась спокойная уверенность, с которой странная пара устроилась за столом. Юнец повел подбородком, без слов предлагая даме сесть подальше от туэ, а сам устроился напротив. «Хороший ход», – подумал Раим, все больше проникаясь веселой симпатией к этим людям. Не рядом уселись, ища защиты, а так, чтобы видеть лица друг друга. И его, лавэ, из поля зрения не выпускать. Самое интересное, что нгуруленок тоже присоединился к компании, однозначно обозначив свою симпатию. Под столом ему было тесновато, но он извернулся, пристроив узкую морду на женские колени. Бивень был деликатно убран. Раим специально наклонился заглянуть.
– Меня зовут Ольга Петровна Давыдова.
– Ты вспомнила?! – радостно перебил паренек и без тени смущения назвал себя, напирая на непривычные аборигенскому уху звуки: – Павел Мартынов. – И с некоторым вызовом добавил: – Мы с тётей Олей из техномира.
– А вы кто, господин? Вы маг? – Ольга, не спуская глаз с предполагаемого начальника (а кто еще мог одним своим появлением низвергнуть самого кастеляна в пучину отчаяния?), спокойно приняла от парня кольчужную рукавицу, надела и спрятала руку под стол. Иномиряне никогда этого не узнают, но блаженное «тр-тр-тр» решило их судьбу. Лавэ Шенол, может быть, и плохой руководитель, раз кастелян так распустился, но он хороший наездник. Щен принял этих двоих, и Свап удивительно спокоен, а мнению нгурулов хороший наездник доверяет больше, чем шкале вероятностей.
– Я? Да, я здесь главный. Моя должность называется наездник-попечитель. И да, я маг. Господин Ламс уже поделился своей версией событий. Теперь хотелось бы услышать ваш вариант.
Иномиряне обменялись долгим взглядом. Дама подняла брови, а парень в ответ пожал плечами. Лавэ с внутренней усмешкой наблюдал за этой пантомимой: надо же, какое взаимопонимание, а ведь только сегодня познакомились. Готовая рабочая двойка, жаль, разница в возрасте критическая.
– А когда… – начал Павел осторожно, замолк на секунду и вдруг взорвался азартом: – Вы что, мысли читаете? Круто! А наши чего…
– Павлуш! Извините, господин... э-э... попечитель. – Ольга немного запнулась, своего имени этот человек не назвал. – Вам, наверное, неудобно нас читать, да? Потому что мы думаем по-русски? Или вам все равно, на каком языке?
Раим Шенол, суровый наездник нгурула и личный ужас кастеляна, грохнул хохотать. Эти двое неподражаемы! Им смертная казнь грозит, а они ведут себя так, как будто гостя интересного принимают и увлеченно выспрашивают у него любопытное. Мысль о смертной казни слегка остудила веселость лавэ. Похоже, что новые знакомцы даже не понимают, в какую передрягу попали. Думай теперь, что делать с треклятым проходимцем туэ. Его вина, что эти двое оказались внутри крепостной стены. Если следовать кодексу – казнить всех троих, а если все-таки посмотреть вероятности…
– Да, я маг разума, госпожа Ольга. Мысли я не читаю, я их осознаю, ну, еще говорят, слышу. И нет, ваш язык мне не мешает понимать основную смысловую нагрузку. – Лавэ опять чуть не сорвался в хохот, уж больно обескураженные лица были у обоих иномирян – дескать, а чего тогда спрашиваешь? Тут мыслепоток ловить не надо, чтобы догадаться. Даже у туэ проступило легкое недоумение на холеной роже, а должен быть спокоен и равнодушен, как скамья, на которой сидит. Вот гад, почти скинул подавление воли, пока начальство развлекалось.
Странный жест – открытая ладонь, быстро сжатая в кулак, – был понят иномирянами правильно: потерпите, не до вас. Их любопытство щекотало висок Раима как ползущая букашка. Отвлекает!
– Ламс! Амулет на стол! – Кастелян вздрогнул от начальственного окрика и начал расстегивать штатский сюртук.
– Тр-ряв! – возмутился резкому звуку разомлевший и всеми, кроме Ольги, забытый нгуруленок.
– Тыря, цыц! – мимоходом усмирил зверика Павел, его манила блестящая штуковина, которую нехотя оставила на столе безвольная рука туэ. – Какие колечки! На перпетуум-мобиле похоже, только плоский!
Попечитель аж зубами лязгнул в досаде, не зная, с какого из первой сотни самых важных вопросов ему начать, хотя в голове их роилась пара миллионов. Безмятежный, как восковой муляж, кастелян его больше не волновал.
Об импринтинге, водке и привете с родины
Тырик как почувствовал, что его самоволка заканчивается, – навис над сидящим на полу Пашкой и не давал встать, увесисто толкая в грудь неколючим носом. Пашка хихикал и не сопротивлялся особо – тянул резину и поглядывал на начальство: а вдруг сердится? Раим, казалось, не возражал. Время шло, в оконца хмурилась ночь, а с Пашкиным ночлегом ничего было не решено, да и последствия обильного чаепития просились наружу. Ольга начала немного нервничать. Вытурить бы этих мужиков на пять минуток. Всех, включая нгуруленка и кастеляна, изображающего статую с острова Пасхи.
Наездник этот еще… Маг разума, чтоб его. Вот и пусть наслаждается теперь ее смущением и дискомфортом. Мужлан! Разумник на этот всплеск тихого негодования никак не отреагировал, и Ольга с некоторым облегчением поняла, что мысли высокого начальства заняты отнюдь не их с Пашкой самочувствием – лицо вроде улыбается, а взгляд расфокусированный. Вот и улыбка вылиняла, как замученный непогодами ситцевый флаг.
Раим осматривался и все больше смурнел. Нет, его удручала не нищенская обстановка, в тренировочных лагерях он живал с куда меньшим комфортом. До белых искорок перед глазами бесило, что из-за тупой лени и мелочной жадности кастеляна придется взвалить плановые тренировки на главного пастуха. Энвер надежен и опытен, но всего лишь пастух. Силовые и скоростные упражнения он обеспечит, а как быть с отработкой боевых приемов? Соревнования через полгода, а тренировки на местности можно уже сейчас считать проваленными. Нгурулов шип в печень этому туэ! На повторный сезон тренировок казна денег не даст, даже если попросить и все объяснить. Да кто же отважится просить? Смертников нет. Остается только ввязаться в немедленный аудит крепости. Полномасштабный аудит. Судя по состоянию защитного контура, замена энергокристаллов запоздала как минимум недели на три, хотя допускается не более трех дней. Счет к туэ вырос еще – передержанные в эксплуатации кристаллы здорово теряли в качестве, заряжались дольше и заряд держали хуже. Восстановить подпитку защиты нужно немедленно! И это первая по значимости задача, которую необходимо решить. Нет, не первая – вторая. Сначала нгуруленок. Где он, кстати?
Вся компания обнаружилась в подсобном помещении. Боги пустоты! Какое убожество! А иномиряне вполне довольны, если судить по волнам смешливости, исходящим от обоих. Ольга присела в сторонке на корточки и трепала нугурула за ухо, что-то настойчиво ему выговаривая, а парень зачем-то собирал разлитую воду жуткой ветошью.
– Тырик! Это стыдоба! – Напускная суровость у Ольги выходила не очень. – Ты же интеллигентный нгурул, а не подзаборный кот, который гадит, где стоит! Где я тебе столько ветоши и мыла наберу, вонючки твои убирать? – Раим наконец уловил суть трагедии – щен напрудил лужу, а странная иномирянка его стыдит. И получалось у нее вполне эффективно – зверь старался виновато отвернуться, но так, чтобы ухо оставалось под карающей рукой, и жалобно тарахтел.
Лавэ жестом велел парню бросить уборку и подмигнул, удаляя следы прегрешения магией. Пашка с недоверчивым восторгом пронаблюдал, как вся вонючая жидкость собралась в текучий шар и ринулась прямехонько к сливному отверстию. Осталась только абсолютно сухая тряпка. Ни влажных следов на полу, ни запаха. Ольга заботу оценила и смилостивилась над смущенной скотинкой.
– Следующий раз просись на улицу! Понял?
– Нет, он не понял, апата. – От неожиданности Ольга вздрогнула и укололась. Лавэ выругался, а щен развернулся юлой в сторону опасности. Наездник чуть наклонился и издал руладу из странных звуков с повелительно-успокаивающей интонацией. Нетренированные уши землян выхватили только певучее «нугурули-нугурули». Щен присмирел.
– Промойте руку водой, Ольга. Если сильно жжет, в виварии есть лекарство, сделаете примочку.
– Нет, сейчас не жжет, – ответила та, но к раковине подошла. Раим замер в недоверии – поймал картинку, как зверь подхватывает языком капельки крови, зализывая ранку на женской ладони.
– Так, – сказал он, оглядываясь, на что бы присесть. – Так.
Присесть, кроме унитаза, оказалось некуда. Несколько шагов до стола лавэ проделал едва ли не шатаясь.
– Случилось что-то неприятное, господин попечитель? – Ольга почти робко приблизилась к столу. Этот человек явно испытывает некое непонятное потрясение. С чего бы? Он так их выручил в схватке с туэ, и Оле хотелось помочь в ответ. Ему бы выпить...
Водка! Пашка же делал, чтобы ранку прижечь, а не пригодилось почти. В кружке должно было остаться граммов семьдесят, хватит стресс снять. На закусь пришлось потратить хлеб, оставленный на завтрак. Обычный кислоквашенный серый хлеб, сдобренный растительным маслом и колечком лука, вот и вся нехитрая закуска. В русских традициях, так сказать. Больше ничего не было.
– Вот, господин, выпейте. Гадость, конечно, но вам нужно. Давайте-давайте, залпом. – Лавэ пялился на грубую глиняную кружку, не вполне понимая, чего добивается эта женщина. Сует ему в лицо посудину и нудит что-то. Ну ладно, глотнет он водички, раз ей так хочется, лишь бы отстала и не мешала думать. Ему бы тройной огневки с Цутамских винокурен, а не воды. Раим хлебнул в два глотка, передернулся и бурно задышал. Продышаться ему не дали – сунули в рот что-то немыслимое, приговаривая:
– Закусывайте, закусывайте. – Пришлось кусать и жевать. Стало полегче. Пожалуй, тройная огневка – это не предел совершенства.
– Откуда? – Голос у лавэ хриплый, но вроде не злой.
– Контрабанда, – Пашка быстро перехватил инициативу, старательно представляя себе немудреный интерьер мурлычки толстого Тима, – с Земли. Вы закусывайте, закусывайте, это тоже с Земли.
– А еще у нас чай есть, – включилась в игру Оля, сообразив, что Пашка пытается заболтать попечителя, пока тот еще под впечатлением от выпитого и не читает мыслей, Оля на это отчаянно надеялась. Светить алкогольно-производительные способности парня не хотелось. – Чай тоже контрабанда. И сахар есть. Только кипятка нет, а костер прогорел. – Оля вдруг очень захотела чаю, крепкого, чуть вяжущего язык, сладкого чаю. И хлеба подсоленного да с растительным маслом! Так папка чаевать любил. Простые деликатесы послевоенного детства.
Солдат ребенка не обидит
Ночной виварий – странное место. Почему Ольга не чувствовала этой напряженности раньше? Потому что ночь и звери настороже? Привратница не раз и не два бывала здесь в темные утренние часы – зимой светает намного позже, чем прибывает обоз с кормами. Помещение с вольерами в это время всегда надежно заперто, и тамбур, куда сгружались кожаные мешки с кормом, безопасен для возниц. Пока груз переносили, Оля успевала и кули пересчитать, и через сетчатую вставку в широченной, обитой металлом двери разок-другой глянуть, стараясь хоть издалека рассмотреть отливающих медью гигантов. На кой ляд понадобилось это обзорное окошко, Оля не очень задумывалась, а сейчас вот заинтересовалась.
– Всего лишь чтобы тот, кто снаружи, видел, нет ли около вольеров посторонних, – ответил Раим на невысказанный вопрос. – Или чтобы увидеть, не нужна ли помощь тому, кто вошел. Травмы бывают часто.
Лавэ закончил возиться с отпиранием двери и с усилием толкнул ее в сторону вольеров. Ольга отстраненно заметила, что да, так правильно – разбушевавшийся зверь не сможет дверь выбить. И неправильно – человеку трудно сдвинуть с места эту махину. Может, опять вступает в игру магия, которую они с Пашкой никак не видят?
Тыря почуяла своих, радостно распушила иголки и скользнула в образовавшийся проход, едва не лишив попечителя штанов. Трявкнула и потрусила во тьму – свет еще не зажегся. «Пожалуй, разумно», – согласилась Оля с действиями попечителя. Без света они с Пашкой далеко не пойдут – поостерегутся, а дверь притворить – время нужно, уж больно громоздкая. Не оставишь же открытой…
Тихий хлопок в ладоши – и потолок засочился тусклым излучением. Лавэ уверенно двигался вдоль пустых вольеров, за ним семенили гости. Ограждения из металлических прутьев впечатляли: в сечении не меньше, чем Ольгино запястье. Пашку же поразили размеры каждого вольера. Зачем так много места? Квадратов тридцать, не меньше.
– Скоро поймете, молодой человек. Извольте держаться за моей спиной и не делать резких движений. Эмоций это тоже касается. Не отставать.
Ольга позволила себе тронуть начальство за локоть.
– Что-то не так, апата?
– Все не так, господин попечитель. – Выдержанная, оценил лавэ, сердится всерьез, а голос едва слышен и спокоен. – Во-первых, я не уверена, что нам сюда в принципе следует заходить. Во-вторых, Павел вообще не представляет, с чем столкнется, да и мне доводилось видеть нгурулов лишь издалека. Не помешало бы несколько правил техники безопасности.
– Правил чего? В виварии нет машин – здесь магия.
– Это выражение из моего мира. Означает, что нужно провести инструктаж, как себя правильно вести, чтобы никто не пострадал. И неплохо бы описать заранее, что нас ждет. Свет такой тусклый, как я понимаю, для того, чтобы мы слишком сильно не впечатлились?
Раим притормозил и повернулся к спутникам.
– Света достаточно, чтобы пройти мимо пустых клеток. Подойдем ближе к обитаемым вольерам, сделаю светлее. Ваши доводы разумны, апата. Итак. От меня не отходить, пока нгурулы с вами не познакомятся и я не дам знак, что можно. Даже к щену не подходить. И тем более ее не трогать! Нгурулы учуют ваш запах на самочке и, скорее всего, не станут беспокоиться, но лучше не рисковать. Повторяю! Не подходить и не трогать, если только она сама к вам не подойдет. Да и в этом случае – не хватать. Если самец решит, что малышку нужно защищать, и кинется, я просто не успею вас выдернуть с линии атаки.
– Так они же за решеткой?! – в растерянном Пашкином шепоте сквозила легкая паника.
– Ты уже и сам понял, парень. Сегодня эти решетки для нгурула – не препятствие. Магическая составляющая ограждений пока ослаблена. Иначе ваша подружка не вырвалась бы. – Раим на секунду прервал инструктаж, желая убедиться, что его требования восприняты всерьез. – И еще. Даже если вам покажется, что нгурул настроен дружелюбно, не спешите к нему приближаться и уж тем более не смейте прикасаться. Поверьте, на ощупь они совсем не такие, как малышка. Ваша кольчужная рукавица бесполезна. Где вы только эту дрянь нашли?
– Почему бесполезна? – обиделся Пашка. – Очень даже пригодилась.
– Это с малышкой пригодилась, а со взрослым самцом – скорее опасна. Часть шипов снабжена капсулами с ядом. Проведите рукой – и железо их легко повредит. – Объяснять, что яд неизбежно попадет на кожу сквозь сито отверстий между колечками, иномирянам не пришлось. Понятливые. – Три дня в муках вам обеспечены, если не умрете сразу. Под такой доспех, – уже без нажима продолжил лавэ, – обычно надевали мягкие перчатки из шкуры нгурулов. Мы давно отказались от железа на руках. Нгурулы обычно своих не ранят.
– А зачем тогда яд? – Практичная Ольга уже поняла: нгурул нгурула едва ли сильно отравит. Шипы против шипов бесполезны. Ноги у них, безусловно, уязвимы, там колючек нет, но лысая шкура даже у Тыри выглядит бронебойной. К тому же до лап колючками и не достать, если только бивнем, и то едва ли.
Лавэ следил за работой мысли этих двоих. Он наслаждался и немного злился – далеко не все его ученики пришли к этим выводам самостоятельно. Иномиряне же, особенно парень, основывались лишь на коротком опыте общения с нгуруленком. Главный наездник уже не жалел, что под влиянием момента решился подвести чужаков к Свапу. Чутье нашептывало – все правильно. Чего ждать от этого контакта, Раим даже гадать не хотел. Странная парочка его уже столько раз удивляла, что интереснее просто подождать.
– Р-р-рят’три-ит! – пророкотало раздраженным камнепадом из дальней темноты. Лавэ улыбнулся. И в этом они со Свапом похожи – терпения в запасе ни у одного, ни у другого. Вожак желал лицезреть гостей.
Не-ет, он, Раим Шенол, выжмет из обстоятельств все возможное, а потому не скажет этим странным людям, что нгурулы – эмпаты, а зверь, связанный с человеком, может не только настроение улавливать. Каждая пара сама изобретает способ общения. Его, Раимов, Свап, например, уникален. Не просто команды выполняет, он может послать образ в ответ на вопрос из нескольких слов. Например, «куда свернул этот дурак?» или «кто хуганил?». А молодых нгурулов он и без просьбы в повиновении держит. Вожак. Раим предвкушал, как его друг удивит гостей, наверняка ведь уловил желание наездника поозорничать.
О вероятном, невероятном, письмах и бессоннице
– Вот, располагайтесь. – Ольга не очень уверенно вошла в отворенную лавэ дверь. Она уже пожалела, что без боя согласилась на смену ночлега. Встать придется значительно раньше, чтобы успеть к прибытию телеги с кормом. Путь сюда по выкрутасам древних темных коридоров вымотал ее невероятно. Одно утешение – Пашка будет спать на нормальной кровати, а не на ворохе ветоши. Да он, собственно, уже задрых, не обращая внимания на спертый воздух и некоторую затхлость постельных принадлежностей. Тепло, чисто – и ладно. Даже на кайф от полноценного горячего душа у него сил не осталось.
А Ольга в сибаритстве себе не отказала – вволю воды, хорошее мыло и целая простыня вместо полотенца. Подавальщица Малика не вредничала, всегда пускала в душевую при кухне, но поторапливала, ломая удовольствие. В гостевых, долго запертых комнатах нашелся халат из рыхлой толстой ткани. По размеру – мужской, но за ночнушку на разок сойдет.
Чистая, распаренная и странно довольная бурным днем, она никак не могла устроиться на мягком ложе. Привыкла к спартанской жесткости своего тюфяка.
Нет, не заснуть.
Дикого мельтешения мыслей не могла подавить даже усталость. То вновь накатывал страх перед кастеляном, то захлестывало умиление от проделок маленькой нгурулочки, которая так лихо и однозначно прибрала их с Пашкой к своим кожистым лапам. Присвоила. Приятно, однако, это звучит – «они с Пашкой». Теперь не просто измученные одиночеством земляки, теперь у них одна на двоих Тыря. Это ли не повод держаться друг друга покрепче?
Нет, не заснуть. Непонятно как, но Ольга осознавала, что у нового знакомца, который оказался аж самым главным главнюком в этой крепости, нехилые проблемы. Возможно, даже из-за них с Пашкой. Нет, совершенно точно из-за них. А главнюк – неплохой мужик. Общался запросто, над Тырей от души веселился. И щена его не боялась, а это уже рекомендация. Не то что мерзавец туэ.
Как бы это заснуть? Тревожно. Может, пойти разговорить попечителя? Хотя нет, неловко. Кажется, он упоминал, что у него работы много. Ольга была готова прозакладывать единственное платье – существование ее, Ольги, в качестве привратницы для начальства неожиданность. Неожиданность неприятная. А тут еще Пашка случился. Недаром же туэ так гневался. Ольга впервые допустила, что могла по незнанию нарушить какие-нибудь непреложные, всем очевидные правила. Может, им придется срочно уходить?
Решительно, нужно пойти и спросить, чтобы завтра не случилось шоковой ситуации. Помещения начальства рядом. Она тихонечко-тихонечко поскребется, если не отзовется, то можно спокойно спать. А если откроет…
***
Раим Шенол не спешил прибегать к стимулирующим тоникам. Пожалуй, часа два он продержится на внутреннем резерве. Как бы ни пугал объем проблем, а несколько минут на глубокую медитацию найдутся.
В жизни любого человека бывают моменты, когда он ощущает, что вступил на перекресток судеб. В этот момент каждому дается подсказка, подспудное чувство, на какой путь лучше ступить. И почти каждый человек отмахивается от этого чувства.
Раиму отмахнуться было не суждено. Обычно послушная линейная шкала вероятностей взбесилась. Раз за разом упертый маг пытался переупрямить заклинание и не получал привычно четкого ответа.
– Вот болван! – обругал он сам себя. – Надо было все-таки выпить тоник. Не иначе как шельмы пустоты попутали.
Всего-то и нужно было сменить вводную, а для этого признаться себе, что решение уже принято, а значит, шкала незатронутых линейных вероятностей бесполезна. Вопрос, каковы шансы у Ольги и ее подопечного остаться в Корпусе наездников, не корректен по определению. Подсознательно Раим уже все решил, осталось привыкнуть к этой мысли и ее воплотить. Они останутся! Даже если придется пойти поперек себя и, пользуясь давней дружбой, просить помощи короля-соправителя. Вопрос должен быть иным: какова вероятность благополучного исхода этого решения для самих иномирян? И для него, Раима Шенола. Шкала затронутых вероятностей повела себя, скажем так, невероятно. Слишком вдохновляюще, чтобы опытный человек не предположил закравшуюся ошибку.
Может быть, чуть позже он рискнет попробовать еще разок, а пока – бумаги.
Вскрыть кабинет кастеляна не составило труда. Магического зрения оказалось достаточно, чтобы обнаружить сейф, а в сейфе пренеприятную ловушку-манок. Туэ слабый, очень слабый маг. Любой из юнцов-наездников сильнее. Но слабый – не значит несведущий. Собственно, на юнцов защита и была рассчитана. Манок – всего лишь безобидная иллюзия. Каждый видит нечто свое, такое невыносимо привлекательное, что хочется немедленно схватить и вдумчиво рассмотреть. А протянешь руку – коснешься истинной ловушки. Дрянь, припрятанная в сейфе, взрывалась облаком отравляющего порошка и гарантировала несколько часов бессознанки незадачливому вору. Или ворам, если имелся соратник. И это грамотно, вынужден был признать лавэ. Дороже, чем артефакт со сковывающим заклинанием, но эффективно против двоих. Был бы Раим менее опытным, тоже бы попался.
Сейф порадовал скудной полусотней золотых монет. Хорошо, но не то. В мыслях туэ мелькал некий документ, касаемый привратницы, но без всякой конкретики. Кастелян считал его совершенно несущественным, а попечитель остро жаждал на него взглянуть. Документы в сейфе были – десяток долговых расписок, в которых туэ выступал кредитором, а среди них две небрежно сложенные бумаженции. Лавэ на всякий случай проверил документы магически – абсолютные подлинники. Пожалуй, теперь можно позволить себе осторожно, очень осторожно поверить, что повторного обращения к шкале вероятностей не понадобится.
С бумагами кастеляна можно разобраться и завтра. Сам все покажет, сволочь, щадить его мозги никто не будет. Вот еще, время тратить. Сейчас правильнее взяться за письмо, дабы известить венценосного друга о новых, весьма проблемных обстоятельствах и дождаться его реакции.
Про титулы, самограй и перспективы
– Не нужно так переживать, апата. Все не так уж плохо. – Раим устало потер переносицу. Легкая тревога Ольги вспыхнула острым испугом. Тьфу ты! Не умеет он с женщинами!
– Я чего-то не знаю, господин попечитель? – вежливый тихий вопрос, а сколько в нем тревоги и осторожной надежды.
– Подозреваю, что даже то немногое, что вы знаете, совершенно неверно. А скажите, апата, – неожиданно заинтересовался Раим, – вам не надоело без конца ломать язык об это занудное «господин попечитель»?
Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять растерянность и смущение женщины, а Раим умел. Шельмы пустоты! Она совершенно, абсолютно, категорически не знала, кто он такой! Весь континент знал, как зовут главного наездника Восточного Корпуса, а эта блаженная – нет!
– Ну что ж, давайте знакомиться заново, – по праву начальника прервал затянувшуюся паузу попечитель. – Раим из рода Шенол, лавэ, наездник. Глава Восточного Корпуса наездников.
Вместо того чтобы представиться самой, как этого требовала ситуация, Ольга с живым интересом спросила:
– Лавэ? Это что значит? А туэ?
– Туэ – это ранг штатского чиновника.
– Высокий? Ой, простите! Просто мне интересно.
– Да уж, ваше невежество поражает!
– Извините. – Ольга даже зажмурилась на секунду от жаркой неловкости.
– Извиняться должны не вы. – Раим внутренне поморщился, уж больно тон получался резким. – Оставим это. Табель о рангах вы изучите позже. А теперь я хочу услышать, как вас зовут.
– Ольга Петровна Давыдова. То есть Ольга, дочь Петра, из рода Давыдовых. – Раим поощрительно кивнул, уловив, что сказано еще не все. – Иномирянка. Родом из техномира Земля. Землянка.
Лавэ отметил, что собеседница подчеркнула свою иномирность с некоторой неосознанной горделивостью, и ему это понравилось.
– В бумагах ваше имя звучит иначе. Почему вы не добились правильного написания? – Раим рассчитывал этим вопросом сорвать сдерживающие блоки и спровоцировать поток воспоминаний у не в меру выдержанной и сосредоточенной на беседе дамы. Нет у него времени на выслушивание исповедей, а информация нужна. Нет, не так – позарез нужно составить впечатление о ее деловых качествах. Нет у него времени на всякие процессуальные игры. Ламс нейтрализован, и привлекать к нему внимание, а тем более обнародовать его увольнение – стратегическая глупость. Есть официально нанятый работник, вот пусть и работает. Благо, что иномирное имя не дает внятного понимания, женщина это или мужчина.
Насчет «сорвать блоки» у него получилось – на шквал ее эмоций рыком откликнулась малышка щена и попыталась прорваться сквозь восстановленную защиту вивария. К подруге. Помогать и защищать. Свап едва-едва успел – придавил дуреху к полу. Он и передал двуногому напарнику картинку о несостоявшемся побеге.
– Шельмы пустоты! – ругательство сорвалось вместе с импульсом, гасящим чужие эмоции. Через пять вдохов сжатые кулачки Ольги расслабились, как расслабилась и нгурулочка.
– Простите, апата, я без разрешения применил к вам успокаивающую магию. – На самом деле Оля была благодарна, и Раим это чувствовал, но счел себя обязанным пояснить: – Самочка откликнулась на ваши резкие эмоции и попыталась вырваться из вольера. – Ольга вскинула тревожный взгляд, она не забыла о восстановленной защите вивария. – Не волнуйтесь за малышку. Теперь она спокойна, и ее контролирует Свап. – Раим поспешил сменить тему и отвлечь посетительницу от чувства вины за несдержанность: – Как мне к вам обращаться, чтобы вы чувствовали себя комфортно, апата?
– По имени, – несколько вяло ответила Ольга. – Я знаю, что здесь не принято пользоваться отчеством.
– Упоминание отца в традициях вашего мира?
– Моей страны, лавэ Шенол. Таково официальное именование. А в обиходе – способ выказать уважение к собеседнику. Впрочем, достаточно будет этого вашего обращения «апата».
– К титулованию мы еще вернемся. А пока, Олгэ, – Раим произнес это именно так, с нарочитой твердостью, – расскажите мне немного о себе.
– Меня зовут Ольга, господин лавэ. Мягкое «ль» и «а» в окончании. Достаточно того, что ваши клерки изуродовали мою фамилию. Не нужно коверкать еще и имя. Пожалуйста. – И вежливо умолкла, ожидая реакции. Раим невнятно кивнул и с удовольствием отметил, что Ол-льга удовлетворилась подобной малостью. Внешне удовлетворилась. Взгляд прямой, руки расслаблены. Хорошо держится, оценил лавэ. Внешне. А внутри та отчаянная решимость, с которой она противостояла орущему Ламсу. Оставалось надеяться, что гостья оценит сговорчивость начальства.
– Итак, Ольга?
– Что именно вас интересует, господин лавэ? – Ну в самом деле, не краткую же биографию ему рассказывать? Родился-учился-женился? И чего спрашивает, мог бы и сам уже все узнать.
– Как выяснилось, не смог, – улыбнулся Раим в ответ на это мысленное ворчание. – Я не настолько сильный менталист, а вы слишком взволнованы, чтобы я, не применяя ментального насилия, смог вычленить из общего мыслепотока только необходимые мне сведения. Да и утомительно это. Думаю, что продуктивнее будет поговорить.
Оля, кажется, уловила невысказанное: могу выпотрошить твою голову, но не стану, пожалею и тебя, и себя.
– Ну что вам рассказать? Вас же мои навыки интересуют, а не личная жизнь, не так ли, господин лавэ? – Раим изобразил внимание. – Родилась в маленьком городке, почти деревне. Отучилась в ближайшем техникуме. Дальше был институт, а потом – работа.
«Все-таки она не лишена дара, пусть интуитивный, но эмпат, – с удовольствием думал Раим. – Или просто умница, догадалась все, о чем рассказывает, сопроводить мысленными иллюстрациями». Показала примитивное строение со странными животными, бивни у которых торчали над ушами, а не из носа. Эмоциональный посыл – это еда. Дала понять, что знает, каково это – добывать насущное своим трудом. Потом было видение, смысл которого ни с чем не перепутаешь – явный лекторий. Юноши и девушки, почти подростки, внимают энергичному взрослому, что-то стремительно пишущему белым на большом плоском предмете, выкрашенном в зеленое. С образованием все мутно. Лавэ понял только, что ее учили работать с деревом. Образ огромной связки бревен, плывущей по воздуху, поразил: такая тяжесть – и перемещается без магии. И на закуску то, чем Ольга явно гордилась, – не совсем понятная деятельность, как-то связанная со шкафами. Впрочем, неважно. Очевидно главное – дама обладает навыками к обучению и умением пользоваться своими знаниями. Это уже больше, чем можно ждать от привратницы. Даже вид пожилой матроны ей в плюс – не будет будить в наездниках нездоровые инстинкты охотников.