Пленник королевы фей (СИ)

Часть 1

Пролог.

Мэбилон приснился сон. В этом сне с нею был Он.

Во сне Он склонялся над королевой, дотрагиваясь нежными пальцами до ее кожи, распаляя ее своими прикосновениями. Его глаза мерцали, словно болотные огоньки. Уста манили поцелуями. Дыхание освежало, как легкий ветерок в жаркий полдень. Он весь был — огонь и жар. И Мэбилон, которую прозывали Ледяной Королевой, тянулась навстречу Ему, изгибаясь всем телом, подставляя грудь, плечи, пылающее лицо обжигающе-приятным прикосновениям. Она так истосковалась по Его ласкам, по нежным и сильным мужским объятиям, так измучилась в долгой разлуке, так изголодалась, что теряла голову. Хотелось окунуться в омут страсти, погрузиться с головой, забыв обо всем на свете, сгореть в этом огне. Он, самый лучший, единственный в мире мужчина, снова был с нею, как когда-то, целую жизнь — века и времена! — назад. И вот Он снова здесь, с нею — и снова, как когда-то, готов отдать всего себя, до капли, ради ее счастья. Она видела Его глаза, Его губы, Его горячее тело. Чувствовала жаркие прикосновения — и мечтала прикоснуться в ответ. В какой-то момент ей почти удалось Его обнять — но руки встретили пустоту. Такое притягательное тело растаяло, рассыпавшись искрами и оставив лишь разочарование.

Мэбилон пробудилась в слезах.

Легкий перезвон возвестил о возвращении из мира грез, и в тот же миг в опочивальню впорхнули придворные дамы, закружили весело, щебеча и всплескивая руками:

— Ваше величество! Ваше величество! С добрым утром! С таким чудесным весенним утром! Ах, как чудесно! Как прекрасно…

— Оставьте, — простонала Мэбилон, зарываясь лицом в подушки.

Все застыло.

— Ваше величество? — первая придворная дама, лейти Этейн, осторожно приблизилась, протянула руку, пытаясь коснуться рассыпавшихся по ложу волнистых волос королевы. — Что-то случилось?

Мэбилон выпрямилась. Откидывая с лица гриву волос, она успела придать ему спокойное и в меру печальное выражение. Не годится, чтобы подданные видели, что у их госпожи тяжело на сердце.

— Ах, ничего особенного! — промолвила она, улыбаясь. — Мне просто приснился сон.

— Приснился сон! Приснился сон? О! Вот это новость! — защебетали придворные дамы, всплескивая руками и переглядываясь. Две юные фрейлины, совсем еще девочки, взялись за руки и закружились по опочивальне, светясь улыбками. Все знали, что королева крайне редко видит сны — одна из немногих, кому это даровано судьбой. И всегда ее сны имеют важное значение, хотя и не всегда понятны.

— Да, — Мэбилон села на ложе, расправила плечи, провела ладошкой по лицу, с некоторым удивлением обнаружив следы слез и тут же спеша улыбнуться. — Это был сон. Только сон!

— Позвать толковательницу сновидений? — почтительно склонилась лейти Этне, сестра Этейн.

Королева кивнула головой, и дама выскользнула за порог. Распахнув двухстворчатые двери, она громко прощебетала на весь приемный зал:

— Ее величеству приснился сон! Толковательницу сновидений в королевскую опочивальню!

И полетела вперед, окрыленная уже тем, что первая провозгласила столь важную новость.

Остальные придворные дамы и фрейлины встревожено переглянулись — как так случилось, что не им пришла в головы эта мысль, порадовать подданных тем, что королеве Мэбилон что-то пригрезилось!

— Вашему величеству, наверное, захочется принять ванну, — одна из дам присела в глубоком реверансе. — Я возьму на себя смелость распорядиться…

И выпорхнула за порог прежде, чем королева открыла рот.

— Вашему величеству наверняка понадобится обновить свой гардероб в честь такого события? — с полуслова поняла намек другая дама. — Я все подготовлю…

И ее не стало в комнате.

— В честь такого события вы, может быть, устроите маленький пир? Пригласите музыкантов? Объявите турнир? — подхватили остальные. — Это все надо подготовить! О, мы с радостью возьмем на себя все хлопоты! Не извольте беспокоиться! Наслаждайтесь моментом!

Не прошло и двух минут, как в опочивальне остались только четверо — сама королева Мэбилон, ее старшая придворная дама лейти Этейн и два пажа, которые не имели права сойти с места без прямого приказания ее величества. Лейти Этейн подавила вздох, слегка прикусив нижнюю губку и досадуя, что она в силу своего статуса первой дамы осталась здесь. Не было сомнений, что сейчас фрейлины, вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, вовсю сплетничают между собой, спешат пересказать новость всем подряд, даже слугам и часовым, а кое-кто уединился в своей комнате и наспех сочиняет родным письмецо. Это ужасно несправедливо, что не она, первая придворная дама двора, является источником этой новости, но что поделаешь?

— Одеваться, ваше величество? — поинтересовалась она.

— Да.

— Мальчики! За мной! — лейти Этейн хлопнула в ладоши, увлекая за собой пажей.

Мэбилон осталась одна, но ненадолго. Не успели легкие шаги придворной дамы стихнуть за углом, как она, судорожно вздохнув, рухнула на подушки, закрывая лицо руками и силясь подавить рыдание. Сейчас придет толковательница сновидений. Перед нею придется выворачивать наизнанку разум и сердце, а в памяти еще свежо воспоминание о Нем. А эти глупые щебетушки, которые сейчас на всех углах обсуждают потрясающую новость, столпятся на порогом, чтобы подслушать, о чем будут беседовать королева и толковательница. А потом, как сплетню, разнесут во все концы то, что Мэбилон считала глубоко личным делом!

Легкий шорох ткани она уловила даже сквозь рыдания. Чья-то рука коснулась ее волос. Встрепенувшись, королева Мэбилон увидела еще одну свою фрейлину, которой тут вовсе не должно было находиться.

— Вашему величеству плохо? — пролепетала девушка. — Позвать кого-нибудь?

И эта туда же! Сейчас убежит и пропадет на полдня!

— Нет, все в порядке…

— Это все сон? — девушка затрепетала длинными ресницами.

— Сон, — вздохнула королева. — Только сон. Он… смутил меня и встревожил.

— Может быть, — фрейлина подалась вперед, — может быть, потому, что наступила пора принести жертву?

Королева посмотрела на свое широкое пышное ложе, на сбившееся в изножье узорчатое покрывало, на раскиданные по нему подушки, на полупрозрачный полог, и вздохнула:

— Может быть…

Глава 1.

После недели затяжных дождей наконец-то проглянуло солнце, пригрело землю и, словно только того и ждала, природа вся зазеленела. Проклевывались почки на деревьях и кустах, ожили живая изгородь и плети дикого винограда, опутывавшие крыльцо и поднимающиеся до окон второго этажа. В саду один за другим распускались крокусы и нарциссы, на лугах пробивалась молодая травка, и уже жужжали первые шмели. Запоздавший, холодный апрель, наконец, вступал в свои права.

Письмо пришло в тот же день, и, распечатав его, Дженнет успела пробежать глазами только первые строчки, после чего с криком радости кинулась к матери:

— Матушка! Он приезжает! Роланд приезжает!

Сидевшая у окна за рукодельем, миссис Холл подняла глаза:

— Ты о ком?

— Роланд, — девушка прижала письмо к груди, — ну, мистер Бартон. Тот самый! Ах, мама, я сама себе не верю! Неужели он будет здесь еще до конца недели?

Не в силах сдержать свою радость, она тихонько взвизгнула, подпрыгивая на месте. Две ее младшие сестренки-двойняшки, устроившиеся на диване за вышиванием, хором захихикали, переглядываясь.

Мать решительно положила работу на колени и выпрямилась.

— Мисс Дженнет Холл, — строго промолвила она, — Извольте вести себя сдержанно, как и подобает воспитанной девушке из приличной семьи! Какой пример вы подаете сестрам?

Дженнет остановилась, усилием воли попытавшись взять себя в руки. Она тяжело дышала:

— Извините, матушка, но… он же приезжает! Он сам мне написал!

— Сэр Роланд Бартон?

— Да. Вот, смотрите, в первых строках, — девушка сунула матери мелко исписанный листок. — Это от его кузины, леди Сьюзен.

— Мм-м… в самом деле, — миссис Холл пробежала глазами письмо. — Это хорошая новость. Сэр Роланд — прекрасный молодой человек. Но почему он сам не написал тебе? Помнится, вы какое-то время общались…

Дженнет вспыхнула. Вечно мама находит слабое место — что у человека, что у вещи, что у ситуации. Правда, ей это часто помогало принять верное решение и надежно защищало миссис Холл от разочарований. Но дочь порой втайне недолюбливала мать за эту привычку видеть во всем только дурное — и искренне огорчаться, если такового не было.

С сэром Роландом Бартоном они познакомились в Лондоне, куда миссис Холл считала своим долгом хоть раз в жизни вывезти дочерей. Каждая девушка, даже если она живет в глуши и дочь эсквайра, должна хоть одним глазком взглянуть на столицу — таково было мнение миссис Холл. Взглянуть — и составить свое мнение о лондонском шуме, гаме, толчее, суете и грязи, чтобы больше уже не возвращаться в этот город, живя вдали от соблазнов.

Прибыли они туда в середине лета, когда лондонский сезон уже заканчивался — по пути семья заглянула в Оксфорд, где учился праву брат девушек, Джон Холл. В Лондоне девушек, конечно, в течение всего оставшегося сезона вывозили на балы, в театры и на выставки. Именно там Дженнет и увидела впервые Роланда Бартона, с которым ее познакомила его кузина Сьюзен Хемптон. Второй сын графа Бартона, он избрал военную карьеру, став военным моряком. Будучи представленным семейству Холл — матери и всем трем дочкам — он довольно быстро выяснил, что они живут в том же городке Фейритоне, где находится усадьба его дядюшки по материнской линии, с чьей единственной дочерью, леди Сьюзен Хемптон, Дженнет была давней подругой, несмотря на то, что одна была дочь баронета, а другая — простого эсквайра.

Тут миссис Холл опять применила свой «особый» взгляд и позже шепнула дочерям, что этот сэр Роланд не производит впечатления добропорядочного человека. «Конечно, тут все дело в том, что он — морской офицер, — сказала она тогда. — И многого нахватался от матросов, а это такие грубые люди… Да и он всего второй сын и наверняка будет охотиться за богатым приданым — если уже не поймал в свои сети кузину!» В общем, миссис Холл считала, что Роланд Бартон — не слишком подходящая партия для ее старшей дочери. Она думала так, когда молодые люди встречались на балах и в театре, когда Сьюзен Хемптон приглашала Дженнет на обед, где оказывался и Роланд. Она была убеждена в своей правоте, даже когда группа молодых людей отправилась на пикник в Гайд-парк. И оставалась при своем мнении до сих пор. Правда, за истекшие месяцы Дженнет получила от леди Сьюзен около десятка писем, и почти в каждом было упоминание о ее кузене. В ответных письмах Дженнет задавала бесчисленное множество вопросов о сэре Роланде — и с трепетом ждала ответов. Несколько раз вместо писем она получала приглашения на чашку чая, на небольшие обеды или прогулки, где две подруги могли без конца говорить о том, кто занимал все их мысли и чувства.

И вот — свершилось. Накануне от Роланда Бартона пришло письмо, и Сьюзен Хемптон поспешила предупредить подругу. Дженнет упала в кресла, сжимая руки на груди. До конца недели оставалось целых четыре неимоверно долгих дня. Как их пережить?

— Успокойся, моя милая, — произнесла миссис Холл. — Иначе мне придется позвать доктора. Пусть пропишет тебе успокоительные капли. Так переживать…

— О, мама, ведь он приезжает, — простонала девушка, борясь с готовыми хлынуть слезами.

— А почему ты уверена, что он приезжает к тебе, а не к своей кузине? — огорошила дочь миссис Холл, опять берясь за вязание. — Ей он писал раз в неделю… правда, по твоим словам, в каждом письме велел передавать тебе приветы и кланяться, но почему, в таком случае, не написать эти же слова самостоятельно? Помяни мое слово, тут что-то нечисто!

— Ах, мама, — не сдержалась Дженнет, — вы во всем видите только дурное! А сэр Роланд…вы его совсем не знаете!

Миссис Холл только покачала головой и снова вернулась к своему вязанию.

Погода к вечеру испортилась — задул сильный ветер, снова нагоняя облака. Стемнело так быстро, что ужинать пришлось при свечах. В камине жарко пылал огонь, и треск пламени сливался с гулом ветра в трубе. В такую погоду невольно хотелось быть рядом с другими людьми, и потому члены семейства Хемптон не спешили расходиться по своим комнатам. Лорд Хемптон расположился в креслах у камина, его незамужняя сестра, леди Сара Хемптон, пристроилась на диванчике в глубине полутемной комнаты с Библией на коленях, а ее племянница Сьюзен села у окна. На широкий подоконник девушка поставила свечу и, вышивая гобелен, то и дело отвлекалась, посматривая на темный двор. Хемптон-Холл был окружен большим парком, который плавно переходил в рощу. Днем как раз из этих окон была отлично видна подъездная аллея, и девушка лелеяла смутную надежду, что сможет в наступивших раньше времени сумерках разглядеть там всадников или экипаж.

— Что ты все там высматриваешь, дочка? — поинтересовался лорд Хемптон, косясь на свою сестру. Ему ужасно хотелось выкурить трубочку, но леди Сара питала стойкое отвращение к табаку, именуя его не иначе как «дьявольским соблазном». После того, как тридцать лет назад ее жених погиб в сражении, она стала настолько религиозна, что лишь угрозы со стороны отца лишить ее наследства помешали девушке тут же удалиться в монастырь. Приходить же туда с пустыми руками, без солидного вклада, было предосудительно. Леди Саре пришлось смириться, и лишь рождение девятнадцать лет назад племянницы несколько примирило ее с жизнью.

— Вы забыли? Роланд должен приехать именно сегодня! — девушка вернулась к своей вышивке. По совету тети, она вышивала полог для алтаря. — Он писал, что приедет в конце недели. Остался один день.

— Ну, вряд ли на это стоит рассчитывать! Ты посмотри, какая там погода! Того и гляди, хлынет ливень!

— «Разверзнутся хляби небесные», — пробормотала леди Сара.

— Но Роланд обещал, — Сьюзен опять устремила взгляд на окно. Она видела только темные пятна деревьев на фоне темно-серого неба, но в какой-то миг ей показалось, что внизу что-то движется.

— Он моряк и лучше нас с тобой понимает, в какую погоду стоит пускаться в путь, а в какую — нет, — резонно рассудил лорд Хемптон. — Наверное, он сейчас пережидает непогоду в каком-нибудь трактире и приедет только завтра.

Сьюзен подавила вздох, но все слова замерли у нее на губах — она заметила какое-то движение за окном и вскочила:

— Что это там?

Не обращая внимания на упавший при резком движении мольберт, где на раму была натянута вышивка, она прильнула к оконному стеклу, закрывая лицо ладонями.

— Там кто-то есть!

— Леди Сьюзен! — ее тетя выпрямилась. — Как вам не стыдно? Подумайте о приличиях!

— Но там Роланд и…и какие-то всадники! О, Боже, их около десятка! Они мчатся прямо через наш парк!

— Всадники? Откуда они взялись? — заинтересовался лорд Хемптон. — Они что, не знают, что это частные владения? Куда они направляются?

Сьюзен изо всех сил напрягала зрение, пытаясь разглядеть всадников, но короткое видение уже растаяло так быстро, что девушка испытала разочарование. Подавив вздох, она опустилась на кушетку:

— Они исчезли…

— То есть как?

— Не понимаю, папа. Только что были — летели так быстро, что невозможно пересчитать — и пропали.

— Всадники? Пропали? Хм, не может такого быть! — с этими словами лорд Хемптон дотянулся и дернул шнурок колокольчика. Через пару минут порог переступил дворецкий. Коротко кивнул головой, приветствуя дам.

— Джеймс, вы не видели сейчас в парке всадников? — без обиняков поинтересовался лорд Хемптон.

— Нет, сэр, — помолчав, спокойно ответил тот. — Никаких всадников. В такую погоду, осмелюсь заметить, вряд ли вообще кто-то рискнет выйти на улицу.

— Там сильный ветер? — спросила Сьюзен.

— Сильный, миледи. Кажется, идет буря. Может быть, прольется дождь.

— О, Господи! — леди Сара перекрестилась. — Спаси и помилуй! У тебя не болит голова, моя милая? — обратилась она к племяннице.

— Нет, — коротко ответила та, опять бросив взгляд на окно.

— А я пойду к себе, с вашего позволения!

Она встала и направилась к дверям, которые дворецкий придерживал для нее приоткрытыми.

— Но тетя, а вдруг Роланд приедет сейчас? — взмолилась Сьюзен, как будто от решения тетушки все зависело.

— Не говори глупостей, моя милая! Роланд не настолько глуп, чтобы пускаться в путь в такую погоду. Он сегодня не приедет! Тем более, что уже поздно, почти десять часов!

Словно в подтверждение этого, большие стенные часы в смежной комнате стали бить. Сначала их механизм натужно заскрипел, потом послышался лязг и, наконец, мерные удары. Один… два… три… Сьюзен, прижав руки к груди, считала их с замиранием сердца. Десять…

— Спокойной ночи, моя милая, — тетя приблизилась, поцеловала и перекрестила племянницу на прощание. — Не огорчайся. Пути Господни неисповедимы. Он уберег Роланда от этой ужасной бури и поможет ему добраться до нас завтра целым и невредимым… Ну, смотри! И дождь пошел! — добавила она.

Сьюзен обернулась. На стекле с той стороны уже блестели следы от первых капель. Их становилось все больше и больше — в скором времени обычный весенний дождь грозил превратиться в настоящий ливень. Девушка подавила вздох, наклонилась, пытаясь поднять мольберт — просто для того, чтобы отвлечься хоть на что-то.

Не успела тетя удалиться, как в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, переступивший порог лакей возвестил:

— Сэр Роланд Бартон. Сэр Эдмунд Грей.

За его спиной в полутьме скупо освещенной проходной комнаты уже виднелись два силуэта.

— Роланд? — Сьюзен вскочила, едва не сбив мольберта второй раз. — Ты приехал?

Это был действительно ее кузен. Он уже сбросил промокший дорожный плащ, но мокрые волосы его прядями прилипли к лицу, и он отбросил их небрежным движением руки.

— А как я мог не приехать, дорогая сестричка, если меня тут так ждали? — весело воскликнул он. — Дядюшка, согласитесь, я сдержал свое слово и прибыл в конце недели, как обещал!

Лорд Хемптон поднялся из кресел, протягивая племяннику руки для приветствия.

— Мог и задержаться ради такой погоды, — добродушно проворчал он. — Мы бы поняли!

— Мы выехали при хорошей погоде и не сочли нужным возвращаться с полпути, — ответил Роланд. — И потом — что могут сделать моряку две-три пинты воды?.. Позвольте представить вам моего друга, сэра Эдмунда Грея, — сделал он широкий жест. — Он служит вместе со мной, и нам дали отпуска практически в один и тот же день! А, поскольку в это время года путешествие в Шотландию — не такое уж удовольствие, Эдмунд любезно согласился составить мне компанию.

Он назвал по именам своего дядю и кузину. Приветствуя гостя, Сьюзен внимательно смотрела на него.

Ростом Эдмунд Грей был на пару вершков выше ее кузена, но такой же подтянутый, сильный и изящный в движениях. Его белокурые волосы потемнели под дождем и завивались колечками, а светлые глаза, казалось, горели особенным светом. Во всяком случае, в них вспыхнуло пламя, когда Эдмунд Грей склонился над протянутой рукой девушки:

— Рад знакомству, леди Сьюзен. Ваш кузен много рассказывал мне о вас и вашем замке, пытаясь соблазнить на эту поездку и, я вижу, он не зря потратил свое красноречие!

— Я тоже рада вас видеть, — промолвила девушка. — В нашей глуши так редко видишь новые лица…

— Вы голодны? — поинтересовался лорд Хемптон.

— Не особенно, — ответил Роланд. — Мы перекусили в одной харчевне в паре миль от Фейритона, но не отказались бы от вашего знаменитого вина!

— Я прикажу накрыть стол, — лорд Хемптон опять позвонил дворецкому. — Вы налегке?

— Наши вещи прибудут завтра. Я слишком спешил вас увидеть, дядюшка. И вас, кузина, — добавил он, поворачиваясь к ней. — Какие у вас здесь новости? Чем живет Фейритон и его обитатели?

Сьюзен прекрасно поняла намек и, улыбнувшись, испросила извинения ненадолго удалиться, выпорхнув из комнаты так стремительно, словно от этого зависело что-то важное.

Мужчины смотрели ей вслед.

— Твоя кузина, Роланд, очень мила, — прямо шепнул ему друг. — Ты преуменьшал ее достоинства, когда расписывал мне леди Хемптон.

— Да, Эдмунд. Сью — милая девушка. Мы практически выросли вместе, но она всего лишь моя кузина.

— Вот как?

— Если ты интересуешься ее сердцем, то оно свободно…

— У такой красавицы — и нет поклонников? Прости, не верю.

— И, тем не менее, это так. Дядюшка неоднократно вывозил ее в Лондон и Бат, где Сьюзен пользовалась успехом, но и только. Пока ни на одно предложение не было дано положительного ответа.

— Откуда ты знаешь? Может быть, ее сердцем завладел какой-нибудь из ваших соседей?

— Кто? — Роланд рассмеялся. — Я всех здешних женихов знаю наперечет! Ни один в подметки не годится такому, как, например, ты!

— А я-то тут при чем? — Эдмунд слегка покраснел, что нередко случается с блондинами, и украдкой бросил в сторону двери взгляд. — Уж не думаешь ли ты…

— Думаю, — улыбнулся Роланд. — Думаю, что это была любовь с первого взгляда!

Разговор прервался, поскольку вернулась Сьюзен. Было заметно, что она бежала и слегка запыхалась. Пролепетав извинения за то, что оставила гостей одних, она протянула кузену несколько писем. Мигом сорвав стягивающую их ленточку, Роланд отошел к камину, разворачивая первое попавшееся и стараясь встать так, чтобы лорд Хемптон не видел выражения его лица.

Эдмунд и Сьюзен смотрели на него со стороны.

— Роланд выглядит явно взволнованным, — поделился наблюдениями Эдмунд. — Я заметил, что он спешил в замок. Эта скачка сквозь бурю была его идеей, я ведь уговаривал его переждать. Видимо, это то, ради чего он так спешил? Письма?

— О да. Письма от одной моей подруги.

— Что я слышу? Роланд… — гость понизил голос, — влюблен?

— А вас это удивляет? — Сьюзен с интересом взглянула на собеседника.

— Признаться, да. Мы вместе служим, и я до сих пор знал его, как офицера с холодным сердцем, не способного на пылкие чувства. Нет, он любит родину, родителей и брата с сестрой, но его было трудно заподозрить в иных привязанностях. Несколько мимолетных интрижек, легкий флирт на балах, вежливые улыбки в ответ на кокетство со стороны некоторых наших общих знакомых… Я терялся в догадках!

— Думаю, так или иначе, но обмануты оказались многие, — улыбнулась Сьюзен. — Роланд действительно влюблен. Хотя и вынужден держать это в тайне…

— От всех, кроме вас?

— Да. Ведь мое сердце свободно. Вы удивлены? Считаете, что кузен и кузина просто обязаны питать друг к другу нежные чувства, тем более, что они в некотором роде выросли вместе? Моя тетя, леди Бартон, сестра моего отца, часто отправляла всех своих детей к нам в Фейритон. Мы проводили вместе большую часть лета и, зачастую, Рождественские каникулы. В иных случаях к ним в гости приезжала я. Так что мы с Роландом знаем друг друга с детства, и у нас нет секретов.

— Даже в сердечных делах?

— Даже в сердечных делах, — кивнула Сьюзен. — И, чтобы доказать вам, насколько серьезно я отношусь к увлечениям кузена, замечу, что не собираюсь дальше за его спиной и без его разрешения говорить что-либо на эту тему. И остерегитесь слишком распространяться по поводу того, что вам что-то известно, — понизив голос, добавила она, — если хотите сохранить его дружбу.

— Я поступлю так, как вы приказываете, леди Сьюзен, — промолвил Эдмунд Грей. — Но, признаться, не совсем понимаю, почему из этого делают тайну? Роланд влюблен в замужнюю даму? У нее плохая репутация?

— Нет-нет, она не замужем, и о ней и ее семье в Фейритоне не могут сказать ни одного дурного слова, — быстро произнесла Сьюзен. — Это почтенные люди, старинная фамилия. Но дело в том, что они… не совсем те люди, с которыми прилично поддерживать близкие отношения.

— Другими словами, это семейство не вашего круга?

— В некотором роде — да. Мы с… — она замялась, не зная, стоит ли называть имя, — мы — подруги, и часто общаемся, но ее собственная родня решительно восстает против того, чтобы отношения зашли дальше.

— Ах, эти сословные предрассудки! — воскликнул ее собеседник. — На флоте и в армии все проще — там продвижение в чинах во многом зависит от самого человека, а не от богатства и титулов.

— Вот как? — вежливо поинтересовалась Сьюзен.

— Именно так! Сметливый, деятельный, просто разумный и исполнительный юнга может сделаться помощником капитана благодаря личным качествам и получит офицерский чин, который заслужит своими делами, а не благодаря золоту своего отца.

— Как вы?

— О, что вы, леди! — Эдмунд снова покраснел. — Со мной как раз обратный случай, как и с вашим кузеном. За наши патенты было заплачено, но это вовсе не означает, что мы ничего не умеем. Взять хотя бы вашего кузена! Не так давно его судну пришлось сопровождать торговый караван из Вест-Индии. И, стоило нам отойти от берегов, как мы были атакованы пиратами. Четыре парусника зашли в лоб, отрезая каравану ход, еще два появились слева по борту и дали залп прежде, чем мы успели перестроиться для атаки. Роланд мигом скомандовал поворот…

— А вы? — заинтересовалась Сьюзен. — Где в это время были вы?

— На верхней палубе. Мы готовились драться насмерть — эти испанцы просто не дают нам прохода! И дерутся, как черти… прошу прощения… Мы в море слегка огрубели без женского общества… В общем, чтобы не утомлять вас долгим рассказом, скажу лишь, что дело было жарким.

— Нет-нет, продолжайте, — воскликнула Сьюзен. — Вы видели настоящих пиратов? И дрались с ними?

Несколько секунд Эдмунд Грей изучал ее лицо.

— Знаете, леди Хемптон, вы удивительная девушка, — сказал он, наконец. — Простите за прямоту, но я впервые встречаю такую, как вы! Вам действительно интересно?

— Очень! Роланд такой несносный! В своих письмах он требует, чтобы я описывала ему каждую мелочь, передавала каждое сказанное слово, даже если это упоминание о погоде, а сам ограничивается коротенькими записочками. Мы, женщины, теряемся в догадках, изнываем от тревоги и любопытства, но вам, мужчинам, нет дела до наших переживаний! Это крайне несправедливо, что мир открыт только для мужчин, а удел женщины — дом и дети, и лишь изредка балы и светские развлечения.

— А вы считаете, что тихое семейное счастье — не самое главное на свете?

— О, мой бог! Нет, конечно же, нет! Но как подумаешь о тех странах, где побывали, например, вы — и о том, что нашей сестре никогда не доведется испытать подобного…

— Позвольте с вами не согласиться, леди Хемптон, — Эдмунд говорил с улыбкой на устах, но глаза его оставались серьезными. — Многие из моих прабабок полжизни отдали бы за тихое семейное счастье, за мирную жизнь, лишенную тревог, опасностей и войн. Оставьте войну и тревоги мужчинам, живите в мире и спокойствии и не желайте иной доли!

Сьюзен открыла рот, чтобы по достоинству ответить своему собеседнику, но в это время к ним подошел Роланд. В руках он держал пачку писем, глаза его блестели, он улыбался своим мыслям.

— Моя кузина тебя не заговорила насмерть? — поинтересовался он у Эдмунда. — Сью у нас славится своими независимыми суждениями. В детстве мы с нею были товарищами всех игр.

— Напротив, — Эдмунд посмотрел на девушку, — мы прекрасно проводим время.

— О да! — подхватила Сьюзен. — Ваши рассказы о пиратах я готова слушать хоть до утра!

В эту секунду, словно подчеркивая ее слова, послышался глухой удар.

— Что это? — воскликнула леди Хемптон.

Мужчины прислушались. За окном раздавался постепенно усиливающийся дробный стук.

— Град, — Роланд шагнул к окну, всматриваясь в темноту. — И какой сильный! Вот уж не думал, что…

За окном мелькнула яркая вспышка молнии, затем, почти без пауз — новый раскат грома. Дождь застучал сильнее.

— Вот это да!

— Какой ужас! — вскрикнула Сьюзен. — Я так боюсь грозы!

— Да, было бы неприятно оказаться в такую пору под открытым небом, — согласно кивнул Эдмунд. — Но для тех, кому случалось пережить грозу в море, это не так уж и страшно.

— И тем не менее, — Роланд медленно выпрямился, поднося руку ко лбу, — на несколько секунд мне показалось… Когда вспыхнула молния, она озарила часть парка, луг и дубовую аллею. И мне показалось, — он внимательно посмотрел на окно с бегущими по нему струями воды, — показалось, что там, на лугу, я видел всадников!

— Ты уверен? — поинтересовался Эдмунд. — Кто в такую пору выйдет из дома?

— Понятия не имею. Я видел их всего несколько секунд — несколько теней — и даже не успел пересчитать. Странно!

— Это от усталости. Мы столько часов провели в дороге, что…

— В самом деле, уже почти одиннадцать часов, — встрял в разговор ее отец, приподнимаясь из кресел, где он пригрелся, сквозь дремоту наблюдая за молодыми людьми. — Сьюзен, комнаты для гостей готовы?

Девушка заторопилась, позвонила горничным и распорядилась прибрать и приготовить комнату для мистера Грея.

— Прошу нас извинить, — обратилась она затем к тому, — но, боюсь, ваша спальня окажется недостаточно протоплена. Мы не думали, что Роланд приедет не один!

— Я и сам не думал, что решу отправиться в гости, — честно ответил Эдмунд Грей. — Но ваш кузен убедил меня в том, что отправляться домой по раскисшим весенним дорогам — значит, потерять большую часть отпуска на путешествие туда и обратно. И предложил провести время здесь.

— А где ваш дом? — поинтересовалась Сьюзен, досадуя на то, что не спросила этого раньше

— В Шотландии. У нас небольшая усадьба недалеко от Эдинбурга.

— Шотландия? Это где горы, пикты и все мужчины носят юбки?

— Килты, — с улыбкой поправил ее собеседник. — Вижу, вы неплохо осведомлены, миледи!

— Я просто люблю читать, — призналась девушка. — Мы с моей подругой Дженнет Холл выписываем все романы, которые печатают в Лондоне! Долгими вечерами порой бывает нечем заняться. У нас маленький городок, где никогда не происходит ничего, достойного упоминания. Нам остается лишь читать о тех странах, где мы никогда не побываем!

— Что до вашего путешествия в Шотландию, на родину пиктов и килтов, то, думаю, эта ваша мечта не столь призрачна! — воскликнул Эдмунд. — Подобно тому, как ваш кузен любезно пригласил меня провести несколько дней в Фейритон-холле, так и я буду рад видеть вас и Роланда гостями у меня на Скале Туманов.

— Так называется ваша усадьба? Романтичное название. Мне уже хочется там побывать! — ответила Сьюзен и бросила на кузена умоляющий взгляд.

— С удовольствием, но только не сегодня! — сказал тот. — После таких дождей дороги совсем развезло. Мы не успеем добраться, даже если пустимся в дорогу на рассвете.

В это время вошла горничная и доложила, что комнаты для гостей готовы. Лорд Хемптон поднялся из кресел, тоже собираясь ложиться спать.

Сьюзен взяла лампу, чтобы лично проводить молодых людей в отведенные для них покои. Комнаты были расположены в другом крыле здания, с наветренной стороны. Здесь стук дождя и вой ветра были сильнее. В комнате Эдмунда к тому же в камине гудел и потрескивал огонь. Не смея переступить порог, Сьюзен остановилась в дверях, окинув комнату придирчивым взглядом хозяйки. Личные вещи гостя пока не прибыли, так что перемены ограничивались свечой на столе, кувшином вина, если гостю захочется подкрепить свои силы и разобранной постелью.

— Вы сможете заснуть при таком шуме? — спросила девушка, имея в виду шум дождя.

— Еще бы! Мы, моряки, привычны и не к такому!

— А я, наверное, буду лежать без сна, пока не закончится ливень, — промолвила она. — Спокойной ночи!

Молодые люди разошлись по своим комнатам, но, вопреки их ожиданиям, все пошло не так.

Поворочавшись в постели несколько минут, Сьюзен заснула, и легкая улыбка на ее губах подсказала бы всякому, что снится ей что-то очень приятное. Она не знала, что Эдмунд Грей, несмотря на усталость, долго не мог сомкнуть глаз, размышляя о девушке, с которой разговаривал всего несколько минут, а казалось, что знает ее целую вечность. В соседней комнате точно также не спал Роланд Бартон — открутив фитилек масляной лампы, он снова перечитывал переданные ему кузиной письма, предвкушая встречу с той, которая их написала.

Дженнет Холл тоже не могла уснуть. В своей комнате, смежной с комнатой сестер-близняшек — у них имелась общая передняя, служившая то для игр, то для занятий — она ворочалась на постели, с тревогой прислушиваясь к шуму дождя и вздрагивая при каждом ударе грома. Сьюзен Хемптон обещала уведомить подругу, когда приедет ее кузен, но сегодня как раз было воскресенье, последний день недели, а о нем не было ни слуху, ни духу. Девушка уже рисовала себе всякие ужасы — от простого желания начальства отсрочить начало отпуска до нападения разбойников в дороге. Как раз накануне она прочла в одном из романов главу, как на скитавшуюся по лесу убежавшую от ненавистного замужества героиню нападают разбойники, и теперь не могла не вспоминать подробностей. Скорее бы наступило утро и избавило ее от тревог! Скорее бы получить хоть какие-нибудь вести! Скорее бы перестал дождь!

Но этим мольбам не суждено было осуществиться, и Дженнет оставалось лишь лежать на постели и смотреть на темное окно.

В Фейритоне в ту ночь не спал еще один человек. Преподобный отец Томас с возрастом стал страдать от ревматизма — сказались годы религиозного рвения, когда он часами в любую погоду простаивал в церкви на коленях, молясь и отбивая поклоны в молитвенном экстазе. Теперь его старые кости разнылись так, что о сне не было и речи. Не желая беспокоить спящую мирным сном миссис Свифт, он в конце концов с трудом выбрался из постели, согнувшись в три погибели, кое-как доковылял до гостиной, дотянулся до стоявшей в буфете склянки с настойкой, которую в случае приступов употреблял и наружно, и, если не видела жена, внутрь. Налил себе стаканчик, и только приготовился выпить, как замер, забыв и о настойке, и о ревматизме.

Комната была залита серебристым светом — и это несмотря на то, что луну и звезды скрыли дождевые тучи. Мерцающее сияние разливалось на улице, и, добравшись до окна, отец Томас едва сдержал возглас удивления.

Окна пасторского дома выходили на две стороны — с одной стороны на окруженную деревьями церковь, от которой было всего несколько минут хода до городской окраины. С другой стороны, куда выходили окна гостиной, открывался вид на спускающийся к реке луг, где с давних, уходящих в глубину веков, времен высился круг вросших в землю камней — остатки то ли старинного святилища, то ли заброшенной крепости, и куда часто молодежь Фейритона собиралась на танцы. Слухи о том, что это было за место, ходили самые разные. Молодежь изощрялась в своей фантазии, выдумывая порой такое, что оставалось лишь диву даваться. В свое время и отец Томас не избежал искушения поддаться праздному размышлению, но сейчас, глядя на луг, внезапно понял, что все, даже самые смелые, фантазии, имеют под собой реальную почву.

Каменные столбы светились сами по себе голубоватым светом, размытым струями дождя. Они казались полупрозрачными, словно кристаллы кварца или горного хрусталя, и в их сиянии были видны кажущиеся угольно-черными силуэты нескольких всадников. Пересчитать их было невозможно — всадники отнюдь не стояли на месте, а непрерывно кружили на огороженном камнями пятачке, словно выполняя некий танец. Неподвижно замер только один — в самом центре их странного хоровода.

Несколько минут спустя этот всадник тронулся с места, покидая круг — и все остальные тотчас устремились за ним, двигаясь в едином порыве, не сталкиваясь и не мешая друг другу. Еще несколько секунд — и кавалькада растаяла в ночи. И лишь постепенно угасающее сияние, исходящее от камней, напоминало священнику о том, что он стал свидетелем невероятного, небывалого зрелища.

Спать после такого отцу Томасу расхотелось. Чтобы привести в порядок расшатанные нервы, он налил себе полный стакан мадеры, выпил и, присев у окна, задумался, глядя на луг. По мере того, как угасал голубоватый свет, в голове священника, наоборот, все яснее разгорался другой огонек. Огонек воспоминания о том, что, когда тридцать лет назад он принимал этот приход после своего предшественника, пожилой викарий сообщил ему о том, что в ризнице хранятся старинные рукописи. И что все священники, жившие тут до него, вели тщательные записи событий, связанных с этим каменным кругом и старинными местными легендами. В ту пору отец Томас был еще достаточно молод, энергичен и не склонен доверять досужим вымыслам. Он лишь бегло пролистал пожелтевшие от времени, кое-где тщательно подправляемые чернилами другого цвета записи, внес свою лепту, отметив, что теперь он будет следить за каменным кругом и что в тот год все было спокойно.

На другой год ничего нового не появилось. Как и на третий год, и на четвертый, и на пятый… А потом заботы отвлекли отца Томаса, и он забросил летописание. И вот сейчас почувствовал настоятельную необходимость не только возобновить его, но и перечесть еще раз все записи, оставленные предшественниками.

С этой мыслью он уселся поудобнее и стал ждать утра и хорошей погоды, ибо не в его возрасте шлепать по лужам.

Глава 2.

Мелодичный звон возвестил о возвращении королевы и ее всадниц. Узорчатые ворота распахнулись, тихий перезвон сменился приветственной мелодией, и девять всадниц на прекрасных конях возникли в облаке света. Вихрь взметнул в последний раз гривы и хвосты коней, распущенные волосы и легкие платья всадниц. Он принес с собой прохладу, сырость, запахи земли, травы, дождя и грибов, а еще что-то странное, едкое, пугающее, от чего несколько выбежавших навстречу фрейлин с испуганными криками метнулись обратно вглубь дворца.

— Куда вы? А ну, вернитесь! — прикрикнула лейти Этейн. — Трусихи! Так-то вы встречаете свою королеву?

Она хлопнула в ладоши, и перед девочками захлопнулись двери, а новый поток воздуха поднес их поближе. Те напрасно сопротивлялись его напору.

— Но благородная лейти, смилуйтесь, — запричитали фрейлины, чуть не плача. — Не заставляйте нас страдать! Этот запах… Этот ужасный запах…Он сводит с ума!

— Ах, я сейчас умру, — пропищала самая маленькая, схватилась за нос и покачнулась, бледнея. — Я задыхаюсь… Помогите!

— Сестре плохо! Сестра умирает! Она отравилась этим жутким запахом! — запричитали остальные.

— Какие вы глупые! — звонкий голос королевы Мэбилон разнесся над двором, отразившись от сводов и колонн. — Это всего лишь запах мира смертных. Этим воздухом дышит наш будущий король! Я принесла его с собой, чтоб вы вкусили эту сладость. Немного едко, но на первый раз… Ах, как же здорово промчаться там в грозу! Здешние грозы не такие, как в мире смертных! Там все иное! Я просто счастлива была, когда летела сквозь дождь и ветер!

Взмахнув руками, она легко соскочила со спины своего скакуна, которого тут же поспешили подхватить под уздцы двое рабов. Вслед за нею спешились и остальные дамы.

— О, это было так чудесно! — весело воскликнула королева. — Такой восторг! Такое упоенье! Раз испытав все прелести и горечь мира смертных, так трудно отказаться от искушения опять испытать все эти чувства вновь!

Придворные дамы согласно закивали головами — они знали, о чем говорит их королева, но молодежь придерживалась иного мнения.

— Наш будущий король — чудовище? — прошептала самая маленькая и юная фрейлина, попавшая ко двору всего лишь двадцать круговоротов назад. — Он из племени фирболгов?

Она вымолвила жуткое слово еле слышно и тут же в испуге затрясла головой.

— Нет-нет! Ни за что!

— Наш будущий король — обычный смертный! — почти пропела Мэбилон. — И скоро он будет здесь! Возрадуйтесь!

Танцующей походкой она направилась в свои покои. Перед нею сами собой распахивались двери, слышалась нежная музыка и перезвон колокольчиков. Дамы спешили за нею по пятам. Лейти Этейн, остававшаяся за старшую, пока королева Мэбилон была в отъезде, нагнала ее за третьим поворотом.

— Вы хорошо развлеклись, моя королева?

— Чудесно! Превосходно! Изумительно! Ты, Этейн, однажды должна будешь последовать за мной! Пора тебе вкусить тот воздух. Это было незабываемо! Ветер! Струи дождя! Молнии! И мы мчимся через бурю, ускользая от капель, являющихся словно ниоткуда!

— Возможно, это впрямь незабываемое зрелище! — уклончиво ответила старшая придворная дама. — Но кто же проследит за королевством, пока вы будете в отъезде?

— А что, случилось что-нибудь дурное? За несколько часов?

— Дурному всюду есть место. И вам не стоит забывать о тех, чьи имена сейчас не стану произносить…

— Айфе, — все-таки сказала королева.

— Айфе, — кивнула лейти Этейн. — С тех пор, как вы сделали ее наследника своим арленом, она не знает ни минуты покоя.

— И это очень хорошо! И пусть себе живет в тревоге и сомненьях! — пропела Мэбилон. — И пусть она терзается, и стонет, и мучается… А мы будем веселиться! Эй! Музыку! И танцевать!

— Праздник? Сегодня праздник? — услышав слова королевы, придворные поспешили поделиться новостью.

— Я приглашаю всех! — кричала Мэбилон.

Навстречу ейиз распахнутых дверей неспешно вышла закутанная в темное покрывало фигура. Стоило ей появиться, как веселье у юных фрейлин как ветром сдуло. Лица ее не было видно, плащ, ниспадавший складками до пола и длинным шлейфом волочившийся позади, скрывал очертания тела. Трудно даже было понять, мужчина это или женщина. Фигура приближалась в молчании, лишь шуршали складки одеяния и еле слышно постукивали по полу башмачки. Сопровождавшие королеву придворные дамы почтительно попятились, но Мэбилон оставалась неподвижна и спокойна. Подбоченившись, с улыбкой на устах, откинув назад копну тяжелых волос, она ждала, когда темная фигура приблизится вплотную.

— Итак? — послышался из складок негромкий бесцветный голос. — Свершилось?

— Да! Я там была! И оставила свой знак!

— И смертные…

— Им ничего не остается, кроме как подчиниться! Мы заключили договор.

— Я чувствую большие перемены, — прошептала фигура. — Мир смертных не стоит на месте. Они торопятся менять свой мир, и с каждым годом все быстрее, как будто миру нужны эти перемены…

— У нас здесь никаких перемен нет и не будет!

— Возможно. Но все короли были разными. И кто знает, каков будет следующий?

— Он будет самым лучшим! Я так вижу! И эта жертва будет принята!

— Он принесет с собой бурю. Фоморы только этого и ждут…

Королева бросила быстрый взгляд на ряд темных фигур, застывших за спинами придворных дам. Неподвижные, молчаливые, готовые в любой миг сорваться с места…

— Фоморы наши рабы!

— Не все. Ты помнишь Охаллу?

— Не напоминай! — Мэбилон взмахнула рукой. — Не здесь и не сейчас! Едва я возведу на трон очередного короля, с Охаллой будет покончено! Так я сказала, значит, так и будет!

Ее слова были встречены бурей восторга. Придворные дамы и кавалеры хлопали в ладоши, смеялись, на все лады повторяли ее слова. Несколько фрейлин, взявшись за руки, принялись танцевать. Кто-то выпустил фонтан цветных искр, которые веселым фейерверком взлетели под потолок и там рассыпались гроздьями звезд и цветов. Утомившаяся после поездки, Мэбилон прошла в свои покои. Она не обратила внимания на ряд молчаливых фигур, не принимавших участия в бурном веселье. Разряженные в пух и прах, как феи, они хранили молчание и неподвижность, как фоморы.

Утро наступило, не в пример ночи, тихое и солнечное. Ураганный ветер, до рассвета гонявший по небу облака, в конце концов, очистил небосвод. После дождя всюду были лужи, на дорожках парка садовники убирали упавшие сломанные ветки и поправляли растрепанную живую изгородь. Но трава и первые листья на деревьях зеленели так отчаянно, а первоцветы распускались буквально на глазах, что все эти неудобства минувшей ночи казались несущественными.

В Хемптон-холле к завтраку все, хозяева и гости, собрались в приподнятом настроении. Тетушка Сара, которая проспала приезд племянника, горячо приветствовала и его, и его приятеля, рассыпаясь в любезностях и вознося хвалы Господу за то, что он уберег молодых людей от всех невзгод.

— Ваши маменьки должны непременно поставить заздравные свечи в честь такого события! — сказала она. — Я же, со своей стороны, попрошу отца Томаса сослужить небольшой молебен в нашей домашней церкви.

— А что, — предложила Сьюзен, — если устроить в честь этого небольшой домашний бал?

— Бал? — ахнула тетушка Сара.

— А что тут такого? Пост уже миновал, Пасха тоже, можно повеселиться. Пригласим кое-кого из соседей, — она лукаво подмигнула кузену.

— Танцы, — покачала головой ее тетя. — Что за странное желание! Будто вы, моя милая, недостаточно веселились в Бате на Рождественских каникулах? Кроме того, скоро первое мая* — там вы можете плясать сколько угодно. Но лично я считаю, что молодым людям стоит немного отдохнуть. Несколько дней в тишине, покое и тесном семейном кругу — вот то, что им нужно.

(*Первое мая — старинный праздник прихода весны. Считается, что в этот день светлые силы приходят в наш мир.)

Роланд и Эдмунд переглянулись. Сказать по правде, они лишь за несколько дней до отпуска сошли на берег и еще не успели соскучиться на твердой земле. Оба не имели ничего против одного-двух спокойных вечеров, но слово «бал» для каждого обладает известной притягательностью. Особенно если на балу присутствуют те, кто близок и дорог.

— Почему бы и нет, тетушка? — пожал плечами Роланд. — Наш отпуск продлится еще три недели. Думаю, мы бы успели и хорошенько повеселиться, и вдоволь отдохнуть… и послушать проповеди отца Томаса, — добавил он, желая польстить старой даме.

Сам отец Томас оказался легок на помине. Едва все после завтрака перешли в малую гостиную и задумались о том, кто чем будет заниматься — Сьюзен твердо решила начать подготовку к балу и желала уломать тетю и отца помочь ей в этом, а Роланд собирался показать другу окрестности, — как лакей доложил о приходе священника.

— Это судьба! — тетя Сара всплеснула руками. — Проси! — и, стоило отцу Томасу переступить порог, как она подалась ему навстречу: — Сам Господь надоумил вас направить сюда свои стопы! Вы только посмотрите, кто к нам приехал? Мой племянник мастер Роланд Бартон и его друг Эдмунд Грей! Они счастливо избегли опасностей на море, и я думаю, что стоит возблагодарить Господа за эту милость!

— Благодарение Богу, — отец Томас перекрестился и кивнул следовавшему за ним слуге, — однако, я прибыл сюда по иному делу и желал бы беседовать с сэром Чарльзом.

Тот, уже почти смирившийся с тем, что вместо отдыха ему придется хлопотать о затеянном дочерью бале, порадовался возможности отсрочить неизбежное:

— Я к вашим услугам. Не угодно ли пройти в мой кабинет?

— Думаю, в этом нет необходимости, сэр. То, что я имею честь вам сообщить, не является тайной за семью печатями. Кроме того, видя здесь вашего племянника и, как известно, будущего владельца Хемптон-холла, я смею настаивать на том, чтобы все молодые люди присутствовали при нашем разговоре. Тем более, что это, так или иначе, касается их в полной мере.

— Ого, — Роланд улыбнулся, удивленный торжественным тоном старого пастора. — Уж не отыскался ли еще один лорд Хемптон, дабы предъявить на поместье свои права наследника?

Сьюзен бросила на него тревожный взгляд. С детства ей внушали, что она почти помолвлена с Роландом и должна выйти замуж за кузена, дабы не растрачивать попусту состояния. Вопреки сложившемуся мнению, ни одна из сторон не питала нежных чувств, кроме обычной братской привязанности. И девушка на миг подумала, что в случае появления еще одного кузена ей уже не придется становиться миссис Роланд Бартон.

— К сожалению, нет. История, которую я хочу вам поведать, связана с местной легендой, — отец Томас подозвал слугу, забрал у него несколько старых книг, которые тот нес перед собой, и аккуратно разложил на столике. — Когда я тридцать лет тому назад принял приход, тогдашний викарий предупредил меня о том, что издавна здесь ведется летописание некоего явления, повторяющегося примерно через сто лет.

— Сто лет? — воскликнул Эдмунд. — Как я понимаю, святой отец, нас ждет история о призраках? Роланд, ты не говорил мне, что у тебя такое знаменитое семейство — с собственным фамильным привидением!

— Увы, и о призраках я не стану говорить, — продолжил священник. — Но прежде, чем продолжить, хочу задать всем присутствующим вопрос — знают ли они, почему наш городок носит такое название — «Фейритон»?

На сей раз молчание длилось чуть дольше, при этом все смотрели либо на оратора, либо на лорда Хемптона, переводя взгляды с одного на другого.

— Названием этим, — выждав паузу, снова заговорил отец Томас, — городок обязан волшебному народцу — фейри! Или, по-другому, эльфам.

Леди Сара перекрестилась при упоминании тех, кого она в глубине души считала слугами Сатаны.

— Вздор, — категорично высказался ее брат. — Что эльфы, что фейри, это все сказки для детей! Эти легенды о Короле Артуре, Эскалибуре, Фата-Моргане и Мерлине — сплошь вымысел сочинителей. Я допускаю чтение романов, но не верю в то, что там описываются правдивые истории.

— И, тем не менее, — мягко промолвил отец Томас. — Вы, наверное, знаете о так называемых Ведьминых Камнях на лугу, который носит странное, но объяснимое с этой точки зрения название — Волшебной Долины? Там издавна наша молодежь устраивает танцы. Когда-то давно, еще тысячу лет назад, на этом месте был густой лес. Ведьмины Камни тогда назывались Вратами Фейри и высились на поляне, путь на которую был заказан простым смертным. Есть старинная легенда о том, что однажды юноша по имени Седрик встретил там деву необыкновенной красоты. Ей преследовали гоблины. Седрик вступился за незнакомку, не побоявшись этих злобных существ. Спасенная отблагодарила его известным способом, — тут священник сделал паузу, дозволив слушателям самим домыслить, чем и как была изъявлена благодарность, — и при расставании объявила, что она — Мэбилон, королева эльфов. И что ее спаситель и, — тут отец Томас опять немного помолчал, — и возлюбленный… отныне должен именоваться ее супругом. Ибо таков обычай ее страны.

— Какой ужас, — процедила леди Сара. — Впрочем, какой нравственности и морали следует ожидать от каких-то… фейри!

— Прошу прощения, если оскорбляю вашу нравственность, миледи, — нахмурился священник, — но я лишь повторяю то, что написано до меня, не прибавив ничего от себя!

С этими словами он осторожно открыл самую старую книгу, с истончившимися и обтрепавшимися по краям пергаментными листами и, найдя нужную страницу, указал на несколько строк, начертанных витиеватым старинным письмом. Чернила многократно выцветали, текст подправлялся, но тем не менее, было заметно, что честный пастор действительно говорил по писанному.

— К сожалению, Седрик был связан священным обетом…

Тетя Сара возмущенно зафыркала, принявшись яростно обмахиваться веером.

— Он был женат, — как ни в чем не бывало, уточнил отец Томас.

— Ну, это другое дело, — решил высказаться лорд Хемптон, — он же не хотел, чтобы его ославили, как двоеженца!

— Дело было в языческие времена, милорд, а тогда на подобное смотрели по-иному. Дозволялось иметь две жены некоторым знатным лордам, если первая была бесплодна. И не только в этом случае — вспомните историю Иакова, Лии и Рахили! Но королева Мэбилон поставила Седрику условие — став ее мужем, он должен бросить здесь на произвол судьбы свою первую жену и новорожденного сына. Седрик не мог на это согласиться и предложил вместо себя любого другого неженатого мужчину их деревеньки. На это согласилась сама королева, и ровно через год, день в день, все неженатые мужчины деревеньки собрались на той поляне. Каждому хотелось стать мужем королевы и жить пусть и в волшебной стране, но в богатстве и почете. Явились эльфы во главе с самой Мэбилон. Они принесли богатые дары, но выбрать одного, самого достойного, оказалось трудно. Тогда порешили тянуть жребий. Здесь, — отец Томас коснулся книги, — указано имя первого счастливчика. Им стал некий Аллан Дин, между прочим, свояк того самого Седрика. Его семье королева принесла дары и забрала супруга в волшебную страну.

Леди Сара подавилась воздухом.

— В течение долгого времени после этого люди и эльфы мирно общались между собой. Где-то здесь — не только в самом сердце Ведьминых Камней — есть места, где обитатели волшебного мира могут попасть в мир людей. К сожалению, по прошествии нескольких веков эти места — врата в иной мир — закрывались одно за другим…

— И слава Богу! — горячо высказалась леди Сара. — Мы — добрые христиане и нам не нужны все эти языческие штучки!

— Но, прошу прощения, это отнюдь не конец истории! — мягко напомнил отец Томас. — Ровно сто лет спустя возле деревни — она к тому времени стала довольно большой и стала именоваться Фейритоном! — появились посланцы королевы Мэбилон. Они сообщили, что их бессмертная королева снова желает выйти замуж!

— Как? — взвизгнула леди Сара. — Опять? А куда она дела своего первого супруга?

— По словам посланцев, его величество Аллан Первый, король эльфов и фей, скончался от старости, несмотря на тщательный уход и искусство местных целителей. Люди смертны, эльфы и феи — нет. И, когда истек срок траура, королева снова пожелала выйти замуж. Снова собрались все неженатые юноши, снова кинули жребий. Новым счастливчиком стал другой уже Седрик. Его семья также получила богатые дары, а окрестные поля и сады три года после этого давали столь богатые урожаи, что оставалось лишь радоваться такому положению дел. Однако, и этот Седрик, названный эльфами Седриком Вторым, в память о спасителе королевы, тоже скончался в положенный природой срок. И спустя сто лет понадобился третий жребий… Вот тут, в этих и других книгах, которые я не захватил с собой, — отец Томас отложил все, кроме самого последнего, нового, тома, — мои предшественники вели тщательные записи. Тут упомянуты все шестнадцать королей и перечислены их родословные. Всякий раз выбор так или иначе падал на представителя другого семейства. Другими словами, все короли не были связаны между собой кровным родством, так что речь не идет о наследственном праве, как у людей. Между прочим, последним избранником был некий Джошуа Хемптон, ваш родственник, сэр Чарльз.

— Вот это да! — воскликнул Роланд. — Не знал, дядюшка, право, не знал!

— Ну, я в детстве слышал кое-что о загадочном исчезновении брата моего дедушки, — уклончиво ответил тот. — У нас даже висел их портрет — мой дед и его брат Джошуа в детстве. Помню, я спросил, кто этот второй мальчик рядом с дедушкой, мне никто не мог вразумительно объяснить…

— И правильно! — чопорно поджала губы леди Сара. — Признаться в связи с нечистой силой! Ох… И вы, святой отец, хороши! Поддерживать языческие суеверия, в то время, как ваш долг — бороться и искоренять подобные глупости, не давать им пустить ростки в души нашей молодежи! — она поежилась. — Вот скажите на милость, к чему этот разговор? Ну, было что-то сто лет назад, но, слава Богу, все миловало!

— Увы, не миловало, досточтимая леди Хепмтон, — вздохнул отец Томас. — Ибо вчера ночью — вы, конечно, помните ту бурю и грозу? — так вот, вчера ночью я стал свидетелем странного зрелища! Со стороны Ведьминых Камней в воздухе разливалось сияние, и в этом призрачном свете сквозь струи дождя я видел кружащие там фигуры!

— Всадников? — встрепенулась жадно ловившая каждое слово Сьюзен.

— Да, мисс, всадников. А откуда вы знаете?

— Но я тоже видела всадников! — у девушки от волнения загорелись глаза. — Вчера вечером, ожидая своего кузена, я не находила себе места и то и дело посматривала в окно. И вот в какой-то момент мне померещились какие-то всадники, скачущие через наш парк! Помните, папенька, я еще обратила на это ваше внимание? Это были они! Эльфы! И я теперь вспомнила — они действительно двигались в сторону церкви!

— Интересно, что они там делали? — подумал вслух ее отец. — Вы это выяснили, отец Томас?

— Да. Как только рассвело и стало ясно, что дождя не будет, я тут же отправился к Ведьминым Камням и обнаружил там явные следы пребывания существ из иного мира!

— Господи, только этого не доставало! — тетя Сара судорожно вцепилась в молитвенник.

— Если это и так, — пожал плечами Роланд, — надо просто пойти к этим Ведьминым Камням и посмотреть на месте. Эдмунд, я хотел пригласить тебя на простую прогулку, а выходит, мы отправляемся на разведку!

— Ах, я с вами! Позвольте и мне отправиться туда! — всплеснула руками Сьюзен.

— Мисс Хемптон, — процедила ледяным тоном ее тетя, — держите себя в руках! Это не развлечение! Силы зла проникли в наш мир! Мы в опасности!

— Мы будем рады, если вы, мисс, составите нам компанию, — вместо Роланда ответил Эдмунд, сопроводив свои слова легким поклоном.

— Ах, это чудесно! — девушка порывисто вскочила. — Вы позволите, папенька?

— Поезжай, — кивнул сэр Хемптон к вящему неудовольствию его сестры. — Прогулка на свежем воздухе всегда полезна! Скажи Джиму, пусть отправит с тобой грума.

— Думаю, не стоит никого беспокоить, — опять влез Эдмунд. — С вашего позволения, мы с Роландом хоть и моряки, но в седле чувствуем себя не менее уверенно, чем на палубе корабля. И любой из нас почтет за честь прислуживать мисс Сьюзен Хемптон!

— Да, все чудесно устраивается, — закивал сэр Хемптон. — Но, отец Томас, вы, кажется, не закончили свой рассказ? С чем может быть связано это, как вы говорите, возвращение волшебного народца?

— А разве вы не поняли? — священник в удивлении приподнял брови. — Я сверился со своими записями — миновало как раз сто лет с того дня, когда фейри посещали наш мир в последний раз. Теперь они вернулись, и королева Мэбилон ищет себе нового супруга. И в ближайшее время она сделает свой выбор.

Утро в доме мистера Холла, эксвайра, началось, как обычно, если не считать того, что у Дженнет все валилось из рук. Она забывала, куда положила щетку для волос, не откликалась, когда ее звали, отвечала невпопад, а за завтраком еле-еле притронулась к еде.

— Ты не заболела ли, дочка? — поинтересовалась миссис Холл. — Я говорила, что не стоит доверять суждениям врачей и спать с открытым окном! Тебя продуло! Ты так бледна! Приляг, а я пошлю за доктором.

— Не стоит, маменька, — девушка слабо улыбнулась. — Я хорошо себя чувствую.

Причина ее плохого самочувствия объяснялась бессонницей и отсутствием вестей из Хемптон-холла. Вчера Сьюзен Хемптон не прислала ей весточки — значит, ее кузен не приехал в конце недели, как обещал. Или вести до Хепмтонов дошли, но такие, что подруга не посчитала уместным уведомить Дженнет о случившемся. Неизвестность мучила и убивала девушку. Ей хотелось плакать.

— Хорошо себя чувствует — и того и гляди, упадет в обморок! Мистер Холл, урезоньте ее!

Отец семейства, улучивший минуту, чтобы почитать утреннюю газету, оторвал взгляд от строчек:

— Да, конечно!

— Что, «конечно»?

— Конечно, Джен бледна, дорогая!

— Еще бы ей не быть бледной, когда она больна!.. И вы заболеете, мистер Холл, если будете читать за столом!

— С чего бы это вдруг?

— Известно! Если будете читать за едой, у вас расстроится пищеварение, случится язва и вы, того и гляди, сойдете безвременно в могилу, оставив меня одинокой и беззащитной вдовой с малыми детьми на руках!

«Малые дети» переглянулись. Дженнет днями минуло девятнадцать, ее сестрам-близнецам было шестнадцать лет, а их старший брат Джон уже три года изучал право в Оксфорде, изредка наезжая домой. Сейчас он как раз был дома.

Услышав свой приговор, мистер Холл с раздражением отбросил газету.

— От ваших слов, дорогая, у меня еще скорее появится язва, — воскликнул он.

— Нет, право, маменька, я не больна, — поспешила заявить Дженнет, пытаясь помешать родительской ссоре. — Небольшая прогулка по свежему воздуху все исправит, ручаюсь! Мне просто нужно немного пройтись, и к ленчу я буду в порядке!

— Что ж, хорошо, — недовольная отпором супруга, ответила миссис Холл. — Но когда тебе на прогулке станет совсем худо…

— Я постараюсь этого не допустить, — вставил слово Джон, — поскольку намереваюсь отправиться на прогулку вместе с Джен.

— И мы тоже, — хором воскликнули младшие сестры. — Погода чудесная, все так свежо и светло!

Противостоять такому напору детей миссис Холл не могла и отпустила всех четверых, не переставая ворчать, что Джон взваливает на себя слишком большую обузу и ему будет трудно уследить за всеми разом. Однако, это не могло остановить ее детей, и все четверо, наскоро собравшись, покинули дом.

Но стоило им пройти немного по улице, как навстречу им попалось ландо, запряженное гнедой кобылой. Управлявший им молодой человек взмахнул кнутом, резко осаживая лошадь.

Дженнет подавила вздох и поджала губы. Она с первого взгляда узнала Ричарда Ольстена, вот уже несколько месяцев не дававшего ей прохода. Из того, что она станцевала с ним несколько раз на Рождественском балу, он вообразил, что Дженнет в него влюблена и с тех пор не переставал донимать ее своими ухаживаниями. То, что сердце девушки отдано другому, его решительно не волновало — этот другой был слишком далеко, чтобы такой человек, как Ричард Ольстен, мог принимать всерьез наличие соперника. Его поддерживало и то, что миссис Холл была на его стороне.

— Ого! — воскликнул он. — На ловца и зверь бежит! А я так спешил, так хотел застать вас дома! Доброе утро, Джон! Доброе утро, мисс Холл! Доброе утро, Дженнет!

— Мисс Дженнет Холл, — поправила девушка.

— Мисс Дженнет Холл, — тут же поправился молодой человек и спрыгнул наземь. — Вы сегодня обворожительная злючка! А ведь я к вам с новостью!

— А что случилось? — поинтересовался Джон Холл.

— Вы знаете Ведьмины Камни в поле за церковью? Сегодня ночью во время бури там было настоящее светопреставление. Во всех окнах окраинных домов так и полыхало зарево! Соседи рассказывали, что там видели эльфов!

— Ух, ты! Настоящих? — младшие сестры Холл так и повисли на локтях Ричарда.

— Истинный бог! — поклялся он. — У нашей кухарки там семья, так ее сестра прибежала и все рассказала. Как только я узнал, так сразу велел заложить ландо и поспешил к вам, чтобы показать это чудо!

— Эльфы! Настоящие эльфы! — восклицали сестры Холл. — Неужели мы увидим маленький народец?

— Их самих — вряд ли, а вот следы их пребывания — несомненно! — ответил Ричард Ольстен с такой важностью, словно эти эльфы явились сюда только ради него. — Ну, вы согласны, мисс Дженнет Холл?

Он предложил ей руку, намереваясь проводить к ландо, но девушка заколебалась. Ей не нравилось очутиться наедине с Ричардом, но остальные были против, и в конце концов, ее усадили в него чуть ли не силой.

— Моя кобыла домчит нас мгновенно! — похвалился Ричард и так стегнул лошадь, что та с места взяла крупной рысью. Дженнет вскрикнула, одной рукой невольно хватаясь за локоть своего спутника, а другой — за шляпку:

— Осторожнее!

— Вы в отличных руках, мисс Дженнет! — воскликнул Ричард, поощряя кобылу бежать так быстро, как это дозволено на улочках их маленького городка. — Ландо совсем новое, а кобылу отец купил в Дерби. Мы собираемся осенью участвовать с нею в бегах! Вы только посмотрите, какой у нее ход! Как она держит голову! А хвост! А как выносит плечо!

Дженнет не отвечала. В лошадях она мало, что понимала и, поскольку лошадьми и собственным конным заводом буквально бредил Ричард Ольстен, не желала узнавать о них больше. Известно, что когда человек тебе нравится, начинаешь любить все то, что интересно и приятно ему. А если неприятен, то испытываешь отвращение и недовольство всем, что ему дорого.

— Помедленнее, прошу вас, — только и произнесла она. — Мы потеряли из вида Джона и девочек!

— Зато будем у Ведьминых Камней одними из первых! — хвастливо заявил Ричард. — Эх, жаль, что у нас не с кем состязаться в бегах! Уж я бы им показал!

Дженнет мечтала только об одном — чтобы это поскорее кончилось. На дороге после ночного ливня оставались большие лужи, грязь из-под копыт и колес летела во все стороны, и случайные пешеходы, если не успевали отскочить подальше, оказывались часто обрызганными грязью. Вслед лихому кучеру летели бранные слова, и Дженнет стыдливо втягивала голову в плечи, как будто это она была виновата.

Фейритон — городок небольшой. Буквально через десять минут они оказались за городом, и Ричарду пришлось несколько сдержать бег кобылы — тут дорога была еще хуже, колеса ландо увязали в грязи, так что ему пришлось пустить лошадь шагом.

— А неплохо она пробежала? — заявил он. — Думаю, на осенних бегах у нее есть неплохой шанс! Вы будете за нас переживать, Дженнет?

— Мистер Ричард Ольстен, вы ведете себя неподобающе! — ответила она.

— Прошу прощения, мисс Дженнет Холл. Но сколько можно дуться? Мы прибыли на место одними из первых! Только посмотрите вон туда!

От церкви к каменному кругу, который высился посреди поля и носил название Ведьминых Камней, было не более фарлонга, и от ограды церковного кладбища и домика викария, мимо которых они как раз проезжали, он был виден, как на ладони. Но, вопреки заверению ее спутника, Дженнет увидела, что они отнюдь не первые. Десятка полтора горожан уже толпились вокруг, еще несколько человек пешком или в повозках спешили со стороны города и от окраин. Это ее одновременно обрадовало — не хотелось дольше оставаться с Ричардом Ольстеном наедине — и огорчало, как будто эти люди своим присутствием лишили это место очарования.

Кто-то окликнул Дженнет. Это оказалась Люси Смит, ее подруга, пришедшая вместе со своей сестрой и ее мужем.

— Вы тоже слышали новость? — воскликнула она. — Бабушка сказала, что это знак фейри! Маленький народец вернулся в наши края!

— Не правда ли, занятная новость? — обратился к Дженнет Ричард. — И вы узнали об этом раньше своих сестер!

Девушка устремила взгляд вдаль, на круг камней.

— Я хочу посмотреть, что там, — сказала она. — Мы можем подъехать поближе?

— Разумеется! — ответил Ричард Ольстен. — И я сам, и мое ландо к вашим услугам!

Они тронулись. Дженнет тянула шею, пытаясь за камнями и спинами и головами собравшихся разглядеть, что же такое привлекло всеобщее внимание. Ее спутник что-то говорил, но она не слушала. Девушкой овладела непонятная тревога. Еще сегодня утром она беспокоилась за мистера Ричарда Бартона, а теперь еще и это. Дурное предзнаменование!

Среди собравшихся слышались обрывки разговоров. Вопреки мнению отца Томаса, легенда о королеве фей жила среди простых горожан, передаваясь из уст в уста и обрастая вымыслом. И вот теперь сказки, которые долгими зимними вечерами рассказывали им бабушки, вспоминая молодость своих родителей, внезапно стали реальностью. Имя королевы фей передавалось из уст в уста.

— Она будет выбирать себе жениха!

— Ах, нет. Не жениха, а короля!

— А разве это не одно и то же?

— А моя бабушка говорила, что этим фейри нельзя верить! Они похищают не только взрослых людей, но еще и крадут младенцев! Если не окрестить дитя через семь дней после рождения, фейри его унесут и вместо него подбросят своего ребенка, такого уродливого, что свет не видывал!

— А вот интересно, какие они?

— Ты разве не знаешь? Маленькие, с крылышками и живут в цветах!

— Вот то-то и оно, что маленькие! Как обычный человек будет жить в их мире? Он же там не поместится!

— Это же волшебный народец! Они его заколдуют!

— А мне дедушка рассказывал, что за жениха королева платит богатый выкуп! Дает семье столько горшочков золота, сколько стоунов весит избранник!

— Ага, а это золото на рассвете превратится в черепки! Фейри нельзя верить!

— Да что там золото! Они же заберут себе одного из юношей! Так всегда бывает!

— О, нет! Навсегда?

— Конечно!

— Какой ужас! Этого нельзя допустить! — какая-то девушка, шедшая под руку с молодым человеком, при этих словах повисла на его руке. — Нет, это решительно невозможно! Я не согласна!

— Но таков обычай!

Дженнет прислушивалась к этим словам со странным чувством. Она не могла переживать о судьбах незнакомых ей юношей, но что касается знакомых… Вот своего брата она бы не могла отдать, он слишком дорог ей для этого! И мистера Роланда тоже. Но, положа руку на сердце, если бы выбор королевы фей пал на ее нынешнего спутника, девушка вздохнула бы с облегчением.

Тот словно угадал ее мысли:

— Интересный обычай, не правда ли, мисс Дженнет Холл? Что бы вы сказали, если бы жребий пал на меня? Вы бы огорчились?

Дженнет вспыхнула и отвернулась. Ответить «нет» не позволяло воспитание. Согласиться — не позволяло сердце.

— Я не знаю, — пробормотала она. — Это так неожиданно… А что, хотят кинуть жребий?

— Почем я знаю? Если это происходит не первый раз, должен быть выработан какой-то ритуал. В конце концов, с одной стороны, это даже неплохо. Подумайте только — семья избранника получит богатые дары, а он сам станет королем!

Они подъехали в ландо так близко, как позволяла собравшаяся толпа. С высоты сидения Дженнет видела, что находится там, за кругом камней, и у нее захватило дух.

Обычно там ничего не росло — старики говорили, что почва слишком каменистая, да и сами Ведьмины Камни затеняют землю, а дождевая вода скатывается вниз с небольшого возвышения в середине, напоминавшего сильно осевший от времени курган. Но сейчас весь он был покрыт белыми цветами. Невысокие, как крокусы, ослепительно белые с голубым глазком звездочки на тонких стебельках росли концентрическими кругами. В первом круге цветы все были белыми. Во втором у многих были голубые глазки в центре. В третьем глазки были у всех, и у некоторых они заполняли большую часть цветка. В четвертом белизны на лепестках было совсем немного, и в самой середине, на небольшом пятачке, росли исключительно синие цветы. В каждом круге был оставлен небольшой, на одну-две ступни, проход, дабы можно было, не топча цветов, подойти к центру, где рос один-единственный темно-синий цветок.

— Красиво! — невольно вырвалось у Дженнет.

— Интересно, что это означает? Это настоящие цветы или поделки из драгоценных камней? — подумал вслух Ричард Ольстен. — Вряд ли королева фей упустит возможность лишний раз продемонстрировать свои богатства! Она же женщина, а женщинам свойственно нравиться. Вы согласны со мной, мисс Дженнет?

— Наверное, — кивнула девушка, которую охватило тягостное чувство. Она не могла отвести глаз от синего цветка, ее тянуло туда, как магнитом, и это было странно — ведь королеве фей нужен супруг, а не фрейлина!

Заметив краем глаза движение, она обернулась и еле сдержала вскрик, невольно схватившись за грудь. С противоположной стороны, через луг, рысью подъезжали три всадника — двое мужчин и девушка в амазонке. Одного, державшегося позади, высокого блондина на караковом мерине, она не знала и едва удостоила взглядом, а вот другой мужчина и девушка были ей хорошо знакомы. Девушка была ее подругой леди Сьюзен Хемптон из Хемптон-холла, а мужчина был мистер Роланд Бартон. Не узнать его Дженнет не могла. Значит, он все-таки приехал! Значит, он выполнил свое обещание! И леди Сьюзен просто-напросто не успела предупредить подругу о его возвращении — еще бы, если он задержался в пути, а сразу после его приезда и началась буря. Но какое это имеет значение, если он все-таки приехал, если она видит его, скачущего на гнедой кобыле. Она всем сердцем устремилась навстречу и даже невольно потянулась, чтобы спрыгнуть с ландо.

— Куда вы собрались, мисс Дженнет Холл? — ее придержали за локоть. — Не смейте этого делать! Тут такая грязь! Вы еще запачкаете башмачки и платье!

— Но я хочу пройтись. И перестаньте меня удерживать! Это невежливо! — девушка попыталась вырвать свою руку, но Ричард Ольстен был настойчив.

— Вы хотите подобраться ближе? Нет ничего проще! Эй, разойдитесь! — и он щелкнул над головой кнутом, направляя свою кобылу прямо к кругу камней. Люди, которые вынуждены были кинуться врассыпную, отвечали ему криками и бранью, но Ричард Ольстен был не из тех людей, которые придают такое значение словам. Дженнет же краснела от стыда и готова была бежать, куда глаза глядят.

В довершение ко всему, шум привлек внимание всадников. Она заметила, что все трое повернулись в их сторону. Ни Ричард Бартон, ни его кузина не могли на таком расстоянии не узнать ее, и у девушки от досады из глаз брызнули слезы. Что о ней подумает мистер Бартон? Что скажет Сьюзен? Верна пословица: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты!» В отчаянии она подняла голову и, попытавшись встретить взгляд Роланда Бартона, помотала головой, прижимая руки к сердцу, всей душой желая, чтобы он понял — она лично не имеет к происходящему отношения.

Неизвестно, понял ли Роланд Бартон ее или нет, но, когда взгляды их встретились второй раз, он учтиво поклонился, прижимая подбородок к груди и притронувшись рукой к шляпе, после чего что-то негромко сказал своему спутнику и первым поворотил коня, собираясь в обратный путь. Расстроенная его отъездом Дженнет упала духом.

Она продолжала оставаться в таком же подавленном настроении и по завершении прогулки, и, когда Ричард Ольстен высадил ее у калитки, была так бледна, с покрасневшими от сдерживаемых слез глазами, что миссис Холл, едва завидев старшую дочь, захлопотала над нею, причитая, что она была права, и это простуда.

— Поезжайте! Немедленно поезжайте за доктором Кентом, мистер Ольстен! — закричала она, подхватывая Дженнет под руки и помогая ей одолеть несколько шагов от калитки до крыльца. — И сию минуту привезите его сюда! Скажите, что моей Дженнет плохо. Что они теряет сознание… Возможно, она умирает…

— Нет, маменька! Право слово, нет, — попыталась протестовать девушка. — Со мной все в порядке…

— Не спорь! Я вижу, что тебе после прогулки стало еще хуже! Не надо было тебя отпускать! Сейчас ты немедленно отправишься в постель, а когда приедет доктор Кент… Как, мистер Ольстен, вы еще не уехали? Я же вас просила! Не бежать же мне самой? Мистер Холл, мистер Холл! Скорее сюда! Дженнет плохо! Она сейчас упадет! У нее кружится голова! Она нездорова…

— Я здорова, маменька, — попыталась протестовать девушка. — Просто я…

— Просто ее напугали знаки королевы фей, вот и все, — небрежно бросил Ричард Ольстен. — Мы были у Ведьминых Камней, на лугу. Там за одну ночь расцвело столько цветов!

— Вы были у Ведьминых Камней? — нахмурилась миссис Холл. — Это дурное место! Моя бабушка рассказывала, что там в лунные ночи пляшет нечистая сила! И вы возили Дженнет туда? Как неразумно с вашей стороны! Я всегда знала, что добром это не кончится! Порядочным девушкам — да и вообще людям! — в том месте делать нечего!

Продолжая причитать, миссис Холл ввела Дженнет в дом, поспешила с нею наверх, в комнаты.

— Там сейчас собрался весь город, — как ни в чем не бывало, продолжал Ричард Ольстен, поднимаясь следом. — И повсюду разговоров только об этом. Вот увидите — когда придет мистер Джон и девочки, они вам принесут самые свежие новости и сплетни!

— И слушать ничего не хочу! — решительно запротестовала миссис Холл. — Но неужели так никто и не поедет за доктором?

— Я это сделаю, если не возражаете, — ответил Ричард Ольстен и направился к двери, напутствуемый хозяйкой дома.

Оставшись наедине с матерью, Дженнет решительно воспротивилась ее попыткам уложить ее в постель и напоить микстурой от головной боли. Приехавший немного погодя доктор Кент встал на сторону девушки — мисс Холл немного утомлена, немного расстроена, немного взволнована, но совершенно здорова, и стоит ей немного успокоиться, как ее мнимые недуги, как рукой снимет.

— А все из-за этих Ведьминых Камней! — сообщил он под конец. — Меня уже трижды сегодня вызывали к расчувствовавшимся дамам. Вы знаете старшую миссис Смит? Вот единственная, кому на самом деле стало плохо. Старушка разнервничалась из-за судьбы своего внука.

— А что с ним такое? Он здоров?

— Да, но вы ведь слышали эти истории из прошлого о том, что королева фей уже не раз появлялась в нашем мире и всякий раз выбирала себе супруга среди юношей нашего городка.

— Да, бабушка мне рассказывала… Но это было так давно, что я считала эту историю сказкой!

— А это не сказка, а самая настоящая быль. Я имел беседу с нашим викарием. Он утверждает, что в приходских книгах хранятся записи — в каком году и кого из юношей Фейритона забирали в волшебную страну. Раз в сто лет бесплодная пустошь у Ведьминых Камней расцветает, и это служит знаком того, что королева фей опять желает избрать себе супруга. В скором времени она объявит о своем выборе.

— Она объявит? — перебил доктора Ричард Ольстен. — А я слышал, что будет жеребьевка, как на состязаниях?

— В приходских книгах есть расхождение на этот счет, — уклончиво ответил доктор. — Так мне сказал викарий. Как бы то ни было, один из неженатых мужчин нашего городка будет избран королевой фей в качестве ее супруга. Его семья получит богатые дары, а весь город — благословение волшебного народца.

— Богатые дары! — повторил Ричард Ольстен.

— Неженатые мужчины, — подумала о своем миссис Холл. — Это значит, что и мой Джон — тоже?

— Да, миссис Холл, поскольку ваш сын не женат, у него тоже есть шансы.

Дженнет, которая настояла на том, чтобы не лежать в постели, тихо ахнула. Ее мать тоже пребывала в смятенных чувствах.

— Да, это было бы неприятно, — пробормотал Ричард Ольстен.

— Поезжайте! — сорвалась миссис Холл. — Поезжайте, мистер Ольстен, и отыщите моего Джона как можно скорее! Я ни на миг не отпущу его от себя, пока не минует опасность! Я вообще велю ему уехать из Фейритона! Боже, ну почему он захотел задержаться? Я же советовала ему не манкировать учебой! Господи, что будет с моим бедным мальчиком?

Под ее причитания доктор и мистер Ольстен и покинули дом.

После отъезда этого последнего Дженнет стало легче, легкая тревога за брата рассеялась вместе с дурным настроением, когда тот возвратился в скором времени вместе с младшими сестрами, разминувшись с мистером Ольстеном. Девушки принесли свежие новости и сплетни, которыми они немного развлекли мать и старшую сестру. А в обед настроение Дженнет стало еще лучше, ибо именно в обед прискакал нарочный из Хемптон-холла. В честь приезда в гости мистера Роланда Бартона сэр Чарльз Хемптон собирался устроить небольшой домашний бал, на который были приглашены Дженнет Холл и ее брат Джон.

Обрадованная Дженнет сразу села писать подруге ответ, отвечая согласием и выражая благодарность за приглашение. Ее сестры обиженно надулись — в Хемптон-холле балы устраивались так редко, что каждый из них воспринимался многими молодыми девушками как единственный в жизни шанс. Но что поделать, если после смерти леди Хемптон ее супруг утратил всякую любовь к развлечениям, а домом заправляла его незамужняя сестра, леди весьма строгих нравов?

Миссис Холл тоже была не в восторге.

— Я решительно отказываюсь понимать Хемптонов, — говорила она. — Да, приезд мистера Бартона — событие, ведь, насколько известно, он помолвлен со своей кузиной и в недалеком будущем станет новым владельцем Хемптон-холла. Но ограничились бы простым обедом. К чему бал? Разве мы недостаточно повеселились на Пасху? Разве не близится Первомай? А тут еще эти жуткие слухи про королеву фей! Впрочем, мистеру Бартону нечего волноваться — он ведь помолвлен…

Дженнет подавила вздох. Ей лучше матери было известно, что Роланд Бартон не влюблен в Сьюзен Хемптон.

— Наверняка, они объявят о своей помолвке на этом балу! — сама себе нашла объяснение ее матушка. — Сколько можно тянуть? Леди Сьюзен уже почти двадцать лет. Она, кажется, писала тебе, что ее кузен представлен к новому чину. Его карьера идет в гору. Самое время связать себя узами брака! Да, наверное, бал устраивается ради помолвки… Тогда мне решительно не понятно, почему приглашают тебя. Разве что леди Сьюзен хочет, чтобы в такой торжественный день с нею рядом была близкая подруга?

Дженнет почувствовала, что у нее от трескотни матери опять начинает болеть голова. Она в двух словах дописала ответ и запечатала его.

— Я не знаю, маменька… Вот, готово!

— Ты ответила согласием? Ведь так?

— Да, маменька!

— Вот к чему эти хлопоты? Четверг через два дня! Мы не успеем приготовить тебе приличного наряда! Ох, вот не было заботы! Тебе совершенно нечего надеть!

Дженнет вздохнула. Она уже привыкла, что ее мать во всем видит только плохую сторону.

Глава 3.

Следующие два дня Дженнет жила, как на иголках. Она то готова была плакать от тоски — ведь до четверга так долго! — то петь от восторга — ведь совсем скоро бал, на котором она увидит мистера Бартона. На семейном совете было решено не шить новое платье, а немного оживить одно из ее праздничных, бежевое с мелкий цветочек, подшив к нему кружево и удлинить шлейф. Добавить к шляпке новые перья — и бальный наряд готов. За этими хлопотами время пролетело незаметно.

Брат и сестра Холл уже собирались выходить, и экипаж был подан, когда к калитке их дома подкатило ландо, в котором восседал мистер Ричард Ольстен со своей сестрой Лилиан.

— Какая удача застать вас дома! — воскликнул Ричард Ольстен. — Мы так боялись опоздать! Лилиан так тщательно выбирала украшения, что я начал опасаться, что мы всюду опоздаем! К счастью, у меня отличная кобыла. Она домчала нас в один миг, и все время шла такой ровной рысью! Лилиан, давай ты пересядешь к мистеру Джону Холлу, а твое место займет мисс Холл. Я хочу показать ей, какой ровный ход у моей Афродиты!

— Благодарю вас, мистер Ольстен, но я уже имела честь насладиться этим в понедельник, — ответила Дженнет, опираясь на руку брата. — И мы ведь уже условились…

— Ах, что за условности между друзьями? — защебетала Лилиан Ольстен, с помощью брата выбираясь из ландо. — Я с удовольствием проеду в вашем экипаже. Лошади моего брата великолепны, но от быстрой езды у меня учащается сердцебиение, и я боюсь, что моя прическа растреплется на ветру! Вам-то, милая мисс Ольстен, нечего бояться — у вас такие прекрасные послушные локоны! Они лежат так, как их уложили. А вот мне с моими волосами одно мучение! Иногда я даже жалею, что прошла мода на парики! Какие бы прически я тогда носила!

Не переставая болтать, девушка взяла Джона Холла за другую руку и заглянула ему в глаза.

— И, кроме того, я интересуюсь правом. Вы мне расскажете?

— Не думаю, мисс Ольстен, — ответил Джон Холл. — Эта область юриспруденции слишком сложна и трудна для женского понимания.

— Ах, нет! Это ужасно несправедливо! Послушайте, мистер Холл, я недавно прочла роман… мисс Дженнет знает, мы читали его вместе… Так вот, там несчастная Белинда из-за ошибки в завещании оставалась без гроша в кармане после смерти ее единственного родственника и опекуна и была вынуждена поступить в горничные к своему собственному кузену, который, прибыв из-за границы, даже не догадывался, что она — его родственница!

Самой Дженнет роман показался скучным, и, хотя она сочувствовала несчастной Белинде, но обсуждать ее не собиралась. Ричард Ольстен, убедившись, что сестра завладела вниманием Джона Холла, усадил ее в свое ландо, и девушка была вынуждена подчиниться. Сил и уверенности ей придавала мысль, что они едут на бал, где она увидит мистера Бартона.

— Мисс Дженнет, я смею надеяться на то, что вы отдадите мне первый танец? — поинтересовался Ричард Ольстен, когда оба экипажа покатили по улице.

— Не могу обещать, — ответила девушка.

— Но почему же?

— Там, на балу, будет много кавалеров. Вдруг кому-то из них тоже захочется пригласить меня на первый танец?

— Но ведь я первым спросил! И кто эти кавалеры? Вы кого-нибудь знаете?

— Мистер Роланд Бартон, например, — ответила Дженнет, поскольку именно этот человек сейчас занимал все ее мысли.

— О боже, мисс Дженнет, не будьте столь наивны! Весь Фейритон знает, что мистер Бартон помолвлен с леди Хемптон и в недалеком будущем станет новым лордом Хемптон-холла! Эти двое и будут открывать бал!

— Ну, тогда тот высокий блондин, с которым он вместе приезжал к Волшебным Камням, — нашлась девушка. — Я до сей поры его не видала в наших краях!

— Я тоже. Но ручаюсь, он будет танцевать с мисс Монтего — ведь после леди Хемптон она самая богатая наследница округи.

Дженнет оставила его реплику без ответа. Диана Монтего в самом деле была после мисс Сьюзен Хемптон самой богатой наследницей в окрестностях Фейритона. Ее отцу принадлежали многочисленные фермы, несколько прядильных фабрик и большое Фейритонское аббатство. Другой вопрос, что они не были титулованными особами.

Ричард Ольстен пробовал и дальше развлечь спутницу беседой, и был так назойлив, что Дженнет в конце концов побежала ему пару танцев — первый и третий. Она была готова согласиться на что угодно, лишь бы он хоть ненадолго оставил ее в покое.

Хемптон-холл был расцвечен десятками свечей, паркет натерт до блеска, стены украшали новые драпировки из цветного сукна и шелка, оживляя обычно скромные и даже мрачные апартаменты. Покойная матушка Сьюзен Хемптон любила яркие краски, хотя сама была болезненной и слабой. А после ее кончины убрали все лишнее и доставали лишь по праздникам.

Еще с порога гости попадали в царство света, музыки, веселых голосов и аромата женских духов. Сьюзен Хемптон была в комнатах, и гостей встречала леди Сара. Не слишком довольная своей ролью, пожилая дама лишь чопорно кивала головой и, как заведенная, повторяла одно и тоже: «Рады вас видеть! Очень рады!» На приветствие Дженнет она ответила то же самое, удостоив девушку лишь мимолетного взгляда, и та была ей благодарна. Ведь Сьюзен Хемптон знала о ее чувствах к кузену, и то, что Дженнет прибыла на бал не со своим братом, могло испортить ее репутацию.

В верхних залах гостей встречала сама наследница замка в сопровождении кузена и его друга. Она издалека заметила Дженнет и ее спутника и сделала им знак. Не подойти оказалось невозможно, тем более, что того же хотел и Ричард Ольстен. Он с таким видом повел девушку через весь зал, словно хотел нарочно выставлял на всеобщее обозрение их отношения.

— О, какая радость! Я так ждала вас, мисс Дженнет! — воскликнула Сьюзен Хемптон. — Вы ведь уже знакомы с моим кузеном мистером Роландом Бартоном?

Тот шагнул вперед. Дженнет подняла на него заблестевшие глаза. Они стояли в двух шагах друг от друга.

— Мы, помнится, уже имели честь быть представленными друг другу, — негромко произнес Роланд Бартон, не сводя глаз с ее лица. — Прошлой зимой, на Рождество в Лондоне… ежели мисс Холл помнит.

— Я помню, мистер Бартон, — прошептала Дженнет, едва не теряя сознание от того, что снова слышит его голос. — Я помню все-все, от первой до последней минуты…

— И ваше обещание не забывать? — в его голосе проскользнул ледок.

— Я дала клятву и намеревалась исполнить ее, чего бы мне это ни стоило! — произнесла она, невольно потянувшись к нему. — Как я могла забыть…

— В суете жизни порой забываешь и не такое.

— О, нет! Эти несколько рождественских вечеров — лучшее, что случилось со мной!

Решивший, что о нем забыли, Ричард Ольстен быстро протиснулся вперед.

— Добрый вечер, мистер Бартон, — энергично воскликнул он. — С приездом в наши края. Вы надолго?

— Добрый день, мистер Ольстен, — ответил тот, с неохотой отводя взгляд от лица Дженнет. — Мне дали отпуск.

— По семейным обстоятельствам или вы просто соскучились по родственникам?

— Сейчас на морях спокойно, начальство не считает нужным просто так держать людей у причалов. Но уже через месяц мы можем опять выйти в море…

Дженнет тихо ахнула. Месяц — это так мало! Она помнила, что от отпуска Роланда Бартона уже миновали несколько дней. А ему надо еще и доехать до Портленда… Как летит время!

— Да, но пока вы на твердой земле и можете все свое время посвящать развлечениям, — продолжал Ричард Ольстен. — Кстати, имел удовольствие видеть вас в понедельник. У вас отличная гнедая! Великолепная лошадь, уж поверьте мне, я разбираюсь в лошадях.

— Рад это слышать, — коротко ответил Роланд.

— У нас с отцом собственный конный завод. Надеюсь, слышали? Да, что я! Конечно, слышали, ведь вы же тут частый гость, не так ли? Мы пока только встаем на ноги, пока только начинаем формировать поголовье, но у нас уже есть отличные кобылы с прекрасной родословной. Думаем осенью поехать в Дерби и участвовать в бегах, а по возвращении обзавестись породистым жеребцом-производителем. И тогда уже через несколько лет у нас будет прекрасное поголовье.

— Разумеется.

— Я думаю приобрести кого-нибудь из сыновей знаменитого Эклипса. Как вы считаете?

— Может быть.

Дженнет стояла рядом с молодыми людьми и маялась. Она чувствовала на себе взгляды мистера Бартона и сама нет-нет, да и бросала в его сторону взор, прикрывая нижнюю часть лица веером. Больше всего на свете она хотела оказаться где угодно, только не рядом с Ричардом Ольстеном.

— Вы скучаете?

Девушка вздрогнула, не сразу сообразив, что вопрос относится к ней. Она захлопала глазами — мистер Бартон смотрел на нее в упор.

«Очень скучаю! И очень хочу отсюда уйти! Уведите меня куда-нибудь подальше!» — могла бы она ответить, если бы не воспитание, но не успела и рот раскрыть.

— Да-да, вечер начинается не слишком бурно, — вклинился мистер Ольстен. — Скорее бы начались танцы. Мисс Холл обещала мне первый танец.

Сердце Дженнет пропустило несколько ударов. Она обратила умоляющий взор на Роланда Бартона.

— Вот как, — только и произнес он. — У мисс Холл первый танец уже обещан?

— Только один…

— Два! Мисс Холл обещала мне два танца.

— Первый и третий, — поспешила уточнить девушка и, торопясь, пока кто-то из мужчин не высказался, добавила: — Но второй — ваш!

Она протянула руку, и Роланд Бартон согнулся над ее пальцами, касаясь их самыми кончиками губ.

— Почту за честь, — промолвил он.

Дженнет очень хотелось, чтобы он подольше задержал ее ладонь в своей, но молодой человек ни на шаг не отступил от этикета.

Танцы не заставили себя долго ждать, но, стоило заиграть музыке, как Дженнет искренне пожелала, чтобы она поскорее смолкла. И дело было не только в том, что Роланд вел свою кузину, а ее — мистер Ольстен, а в том, что ее партнер не замолкал ни на минуту.

— Они прекрасная пара, вы не находите? — были едва ли не первые его слова.

— Вы о ком? — Дженнет старалась не смотреть на партнера дольше, чем это необходимо, скользя взглядом по залу.

— Мистер Бартон и леди Сьюзен Хемптон. Просто созданы друг для друга!

Дженнет бросила взгляд на эту пару, но ничего не ответила.

— Интересно, когда они объявят о своей помолвке? — продолжал Ричард.

— О чем?

— Вы разве не знаете? Помолвка! Я думал, раз леди Хемптон ваша подруга, вы должны быть в курсе последних новостей! Я думаю, что мистер Бартон как раз и прискакал в Фейритон, чтобы сделать ей предложение.

— Я не знала, — настроение у Дженнет упало. Нет, она не сомневалась в своей подруге и ее кузене, но ведь порой обстоятельства могут перемениться мгновенно. Это молчание Сьюзен, за исключением приглашения на бал… Не в помолвке ли причина столь внезапной холодности?

— Да тут и знать ничего не надо! Достаточно на них посмотреть!

Дженнет посмотрела — тем более, что пары приостановились перед следующей фигурой. Сьюзен держала Роланда за руку и что-то горячо ему шептала. Почувствовав ее взгляд, оба обернулись — и Дженнет от мгновенно вспыхнувшего чувства стыда готова была провалиться сквозь землю. Она еле дотерпела до конца танца и устремилась к креслам.

— Вам плохо, мисс Холл? Душно? Жарко? — устремился за нею Ричард Ольстен.

— Да, мне душно и жарко! — отвечала она. — Прошу меня извинить, но здесь действительно нечем дышать…

— Вот уж не согласен! Бал только начался, духоты особой нет, да и жары тоже. Мисс Холл, я полагал вас намного крепче! Надеялся, что мы протанцуем до двух-трех часов ночи!

— Не забывайте, мистер Ольстен, что я обещала вам всего два танца, и один уже закончился!

— Так за чем же дело стало? Пообещайте мне еще несколько танцев! Четвертый, например.

— Нет-нет, мистер Ольстен! Это предосудительно — все время танцевать только с одним партнером! Что подумают люди? Как это будет выглядеть? Это неприлично!

— Это не прилично для посторонних людей, но если вы хотите говорить со мной откровенно, то я вам скажу… Конечно, я собирался сделать это по-другому, в присутствии ваших достопочтенных родителей, по всей форме, но, раз вы меня вынуждаете из-за такой малости поступаться своими принципами, я готов пойти вам на эту уступку. Думаю, присутствия вашего брата будет более, чем достаточно для формального объяснения!

Дженнет похолодела. Она догадывалась, что крылось за столь напыщенным заявлением, и не хотела верить своим ушам.

— О чем вы говорите, мистер Ольстен? — пролепетала девушка.

— Дабы наше поведение не выглядело предосудительно в глазах общества, я собираюсь прямо сейчас, в неформальной обстановке, сделать то, что намеревался совершить немного позже по всей форме, — он выпрямился, одернув сюртук. — Я собираюсь серьезно поговорить с вами и вашими родственниками относительно своих намерений! Будьте уверены, что в отношении вас они самые честные и серьезные.

— О нет! — вырвалось у Дженнет.

— Понимаю, бал — не то место, где совершаются подобные сделки, однако, помня о приличиях и заботясь о вашей репутации, я просто вынужден форсировать некоторые события! Извольте подождать здесь, пока я отыщу вашего брата и повторю свое предложение в его присутствии!

И прежде, чем девушка успела вымолвить хотя бы слово, Ричард Ольстен исчез в толпе гостей. Джон Холл со своей партнершей, сестрой Ричарда, тоже был среди танцевавших и отыскать его не составило бы труда. Дженнет была в отчаянии, торопливо размышляя, как поступить, и в тот момент, когда она уже почти решила покинуть зал, чтобы хоть на несколько минут оттянуть неизбежное, рядом возник молодой человек, и голос, который она узнала бы из тысячи, поинтересовался:

— Вы еще не забыли о вашем обещании, мисс Холл?

Дженнет развернулась навстречу Роланду Бартону так стремительно, словно ее дернули за плечо:

— Да?

— Вы обещали мне танец, — он протянул руку. — Слышите? Уже музыка…

В самом деле, только что зазвучали первые аккорды, и Дженнет с готовностью оперлась на предложенную руку:

— Я готова.

Они были последней парой, занявшей свои места, и пропустили начало первой фигуры, но, кажется, это их не интересовало. Дженнет наконец-то могла в открытую смотреть на своего партнера, не сводя с него глаз, любоваться каждой черточкой его лица. За время их разлуки Роланд Бартон немного загорел, у него суше стали черты лица, чуть острее скулы, а вокруг глаз появились мелкие морщинки — наверное, от того, что ему часто приходилось всматриваться вдаль. Но все равно он оставался самым красивым мужчиной на свете, и даже собственный родной брат сильно уступал ему в этом отношении.

— О чем вы задумались? — был его первый вопрос.

— О вас, — не медля ни минуты, отозвалась Дженнет.

— Вот как?

— О нашей последней встрече, — быстро поправилась девушка. — И о последовавшей за нею разлуке. Четыре месяца — это так долго!

— Три с половиной, — поправил он.

— Надо же! Я не считала, — Дженнет покраснела. — Для меня время тянулось так медленно, что я могла бы поклясться, что жду уже четыре года.

— И вы в самом деле были готовы ждать?

— Новой встречи? Сколько угодно!

Он не ответил — в это время настала пора менять партнеров. С нею рядом оказался тот высокий блондин, которого, насколько она помнила, ей успели представить как Эдмунда Грея.

— Мисс Дженнет Холл? — поинтересовался он. — Роланд мне много о вас рассказывал.

— Вот как? — девушка покраснела.

— О, не смущайтесь. Мы с ним давние друзья. Он уговорил меня погостить тут несколько дней, торопясь в Фейритон, и я понимаю, почему!

— Вы забываетесь, мистер Грей! — воскликнула Дженнет.

— Отнюдь… Хотя, да, должен признаться, что в этом зале присутствуют молодые дамы, рядом с которыми можно забыть все на свете.

— Вы… давно знакомы с мистером Бартоном? — Дженнет поспешила перевести разговор на другое.

— Да уже лет семь или более того! Не скажу, что мы неразлучные друзья, но и врагами нам не грозит стать. Скорее, наоборот…

Тут опять пришлось менять партнеров, и разговор прервался. Оказавшись рука об руку с незнакомым молодым человеком, Дженнет была рада немного помолчать и осмыслить сказанное. Она с нетерпением ждала, когда опять танец сведет ее с Роландом Бартоном и устремилась к нему столь поспешно, что едва не нарушила танец.

— Мне так много надо вам сказать…

— Мне тоже…

Девушка задохнулась от волнения и восторга.

— Мы не виделись так давно…

— Не было и дня, чтобы я не думала о вас. Я вам писала…

— Знаю. Я прочел ваши письма. Благодарение кузине Сью! Она — отменный почтальон.

— Милая Сьюзен, — прошептала Дженнет, опуская глаза. — Она чудесна.

— Да, лучшей сестры трудно пожелать.

— А в свое время из нее выйдет и отличная подруга жизни.

— Вы думаете? Да, я слышал, что женщины обожают сватать и находить женихов своим подругам, сестрам и кузинам, но не думал, что и вы подвержены этой слабости!

— Это не слабость, — воскликнула уязвленная Дженнет. — Это… Это известно всем! Сьюзен Хемптон — наследница Хемптон-холла и ваша кузина! А вы — второй сын и больше времени проводили здесь, чем у себя в Бартон-холле…

— Ах, вот вы о чем! — он улыбнулся. — Любовь между кузеном и кузиной — частое явление, но гораздо чаще встречается самая обычная дружба.

— У меня нет кузенов, мне трудно об этом судить.

— Думаю, нам надо объясниться…

Сердце Дженнет застучало так громко, что девушке показалось, что вся танцевальная зала услышала его грохот.

— О, нет!

— Увы, да. Вы правы. Танец закончился!

Они остановились. Оглушающая тишина пала, словно трагическая весть о начале войны, но они продолжали держаться за руки, как будто хотели продлить этот мир.

— Ваш следующий танец свободен?

— Увы, нет, — вздохнула Дженнет и тут же добавила: — Но четвертый — ваш. И пятый, если вы того пожелаете…

— О, — Роланд Бартон улыбнулся, — вы даете мне надежду! Что ж, буду ждать…

Он отступил, кланяясь и глядя на кого-то за спиной девушки. Она до последнего держалась за его руку, и перед тем, как отпустить, слегка сжала ему пальцы. После чего, ошеломленная своим порывом, повернулась навстречу Ричарду Ольстену.

— Ну, я поговорил с Джоном, — с места в карьер начал он. — Он не против встретиться после танцев и объясниться. Ведь вы никому еще не обещали следующий танец?

— Обещала. И пятый, и шестой, — осмелилась солгать она. — И вообще, я почувствовала такой прилив сил, что мне кажется, могла бы плясать до рассвета!

— Это радует! Вы намного крепче, чем кажетесь! Вас стоит только расшевелить! Вот и румянец появился, и улыбка! Ну-ка, покажите, на что вы способны!

Дженнет бросила взгляд по сторонам. Роланд Бартон танцевал на сей раз с Дианой Монтего, самой богатой, хотя и не такой знатной невестой в округе, как его кузина. Та, как ни в чем не бывало, отплясывала с Эдмундом Греем, и о чем-то с ним перешептывалась. Один раз они оба одновременно фыркнули от смеха, в другой раз слишком тесно сблизили головы. Было ясно, что у них двоих общая тайна. И это, а также ободряющий взгляд Роланда Бартона, который он послал ей поверх головы партнерши, привело Дженнет в состояние радостного нетерпения.

Однако, в следующие два часа им не удалось как следует перекинуться и парой слов — в танце, в паузах между фигурами и сменой партнеров, разве скажешь все, что лежит на сердце? Чтобы не привлекать внимания окружающих и не заставлять обсуждать себя, Дженнет пришлось танцевать, кроме Роланда, еще со своим братом, с мистером Греем, с братом своей подруги Люси Майклом Смитом. Только пять танцев спустя она и Роланд снова оказались в паре.

— Я больше не могу! — призналась девушка.

— Вы устали? Но ведь бал только начался!

— Я протанцевала подряд девять танцев! Это — десятый! Мне необходимо немного освежиться, пройтись или присесть где-нибудь в тихом уголке. Я переведу дух и опять смогу танцевать.

— Как только завершится танец, я могу проводить вас в чайную комнату. Пока там ничего не готово, вы сможете побыть там в столь желанной для вас тишине…

— И одиночестве? — вырвалось у нее.

— Если хотите, я могу составить вам компанию.

Дженнет смогла только вздохнуть. Едва музыка смолкла, она повисла на руке своего партнера:

— Умоляю, скорее! Уведите меня!

— Это похоже на похищение! — улыбнулся он. — Несколько в духе моей кузины. Но, думаю, она не будет против того, что мы ненадолго исчезнем. И даже больше — как хозяйка бала, она может сделать так, чтобы нас некоторое время не искали. Ибо в некоторых случаях что может быть неприятнее, чем присутствие посторонних!

Дженнет оставалось только согласиться. Проходя вместе с Роландом Бартоном из танцевальной залы в чайную комнату, она случайно поймала взгляд Сьюзен Хемптон. Она, румяная и счастливая, стояла посреди зала, а рядом с нею, словно часовой, замер Эдмунд Грей. Подруги посмотрели друг на друга, и Сьюзен послала Дженнет улыбку.

— Вот видите, наш побег получил высочайшее разрешение! — сказал Роланд, пропуская девушку в дверях вперед себя. — Благодаря нашей милой кузине мы ненадолго исчезли.

В чайной комнате слуги заканчивали приготовления. Уже были накрыты столы, лакеи расставляли тарелки и пирожными и легкими закусками, готовились разливать чай. Дженнет присела на стул в сторонке, у стены, за колоннами, чтобы ее не сразу могли увидеть те, кто вот-вот устремится сюда, чтобы немного передохнуть и подкрепить свои силы. Так у нее будет несколько лишних минут. Роланд принес ей чашку чаю и несколько бисквитов на тарелочке.

— Вот так. Теперь никто не заподозрит дурного, а уж наша кузина позаботится о том, чтобы это произошло как можно позже.

— Милая леди Хемптон! Она чудесная подруга, мистер Бартон.

— «Мистер Бартон!» — передразнил он, присаживаясь рядом. — Что за холодный тон? Сейчас, когда мы практически одни, могли бы быть чуточку понежнее. Ручаюсь, что со своим спутником вы куда ласковее!

— Мистер Ричард Ольстен друг моего брата и наш сосед, но не более того!

— Но, судя по тому, как он смотрел на вас и что первый танец был отдан ему, он думает другое!

— Пусть он думает все, что угодно, — категорично заявила девушка, — но мистера Ольстена я любить никак не могу. Мое сердце мне не принадлежит!

— Вот как?

— Ах, я не могу никому ничего рассказать! — вздохнула Дженнет. — Тем более, родным.

— Но почему? Я бы понял, если бы это была не ваша тайна, но в нее посвящены, кроме вас, моя кузина Сьюзен, мой друг Грей… Не кажется ли вам, что пора объявить всему свету о том, что ваше сердце занято?

— Увы, — Дженнет смотрела в свою чашку и тихо ненавидела себя за то, что вынуждена так говорить, — я должна молчать…

— Но почему? Вы боитесь?

— Я? Нет, что вы, мистер Бартон! Это все моя матушка с ее способностью и желанием видеть во всем только темную сторону! — воскликнула Дженнет. — В каждом человеке она старается отыскать недостатки, у каждого плана — даже наших собственных планах на день! — слабые места, у каждого высказывания — тайный смысл, и очень огорчается, если не может этого обнаружить. Она называет это «быть готовой ко всему», а я считаю, что если ждать неприятностей, то рано или поздно они случаются.

— А вы не такая?

— Нет, — с жаром произнесла девушка. — Я верю в лучшее. Конечно, нельзя забывать о том, что на пути к цели могут возникнуть препятствия, но при встрече с ними не стоит опускать руки, а искать пути решения.

— Это мне в вас и нравится, — сказал Роланд.

Он смотрел на нее сверху вниз, чуть склонив голову набок, и под его теплым взглядом Дженнет чувствовала, как ее словно окутывает пушистое покрывало любви и нежности.

— Правда, мистер Бартон?

— Правда, — произнес он. — Этим вы похожи на кузину Сьюзен. Вы совершенно одинаково смотрите на некоторые вещи и, думаю, из сердечных подруг могли бы стать любящими сестрами. У вас так много общего, что вам не пришлось бы меняться и подстраиваться…

— Сестрами? — Дженнет показалось, что она ослышалась. Рука с чашечкой чая задрожала так, что девушка поставила ее на колени. — Вы хотите сказать… О, мистер Бартон, если я правильно вас поняла, то…

— Кажется, вы достаточно умная девушка, чтобы все понимать правильно, — он немного наклонился вперед, переходя на шепот. — Но, если вам нужно разъяснение… если требуются доказательства, я готов…

— О, мистер Бартон, — простонала Дженнет, не смея поверить в услышанное.

— Мисс Холл…

Хлопнула дверь. Дженнет вздрогнула, и чашка, которую она держала на коленях, пролилась на платье. В чайную комнату входили гости, разгоряченные танцами и мечтающие подкрепить свои силы. Девушка вскочила, готовая заплакать — платье было безнадежно испорчено. Матушка непременно станет ее бранить — мол, я не хотела, чтобы ты надевала это платье, ты его загубишь!

— Тысяча извинений, мисс Холл, — Роланд подал ей руку. — Вы не держите на меня зла? Чем я могу загладить свою вину?

— Ах, нет! Нет! Вы тут ни при чем… Просто все так неожиданно… У меня голова идет кругом. И, наверное, мне бы стоило отправиться домой.

— Домой? Но…

— Мистер Бартон, мое платье загублено! Я не смею оставаться тут в таком виде! Вы тут ни при чем. Это я настолько неловкая…

— Но ведь не вы ли сами говорили, что при встрече с препятствиями на пути к цели не стоит опускать руки, а искать пути их решения?

Роланд Бартон встал перед девушкой, загораживая ее ото всех, но, собираясь как-то скрыть дефект на платье, он невольно привлекал внимание к весьма двусмысленному положению — в чайной комнате уже было слишком много народа, и большинство приглашенных уже во все глаза смотрели на эту пару.

— Мистер Бартон, бывают обстоятельства, которые оказываются непреодолимыми, — промолвила Дженнет. — Кроме того, если цель достигнута, можно прекратить борьбу и смириться.

— И ваша цель…

Дженнет задержала дыхание. Воспитание боролось в ней с чувствами. Сказать или промолчать?

— Моя цель вполне достигнута, мистер Бартон, — промолвила она. — Я повидалась, хоть и мельком, с подругой, потанцевала, попробовала восхитительные бисквиты, заслужила внимание многих и… узнала последние новости. Теперь, после разговора с вами, мне ничего не остается, кроме как откланяться. Джон!

Ее брат как раз входил в комнату, ведя под руку Люси Смит, и что-то рассказывая ей. Услышав голос сестры, он подошел поближе.

— Джон, милый, у меня ужасно разболелась голова, и я поэтому не удержала чашку и испортила себе платье, — сказала Дженнет. — Мистер Бартон был так любезен, что предложил мне присесть в сторонке в надежде, что головокружение пройдет само собой, но этого не случилось, и я хочу, чтобы ты отвез меня домой.

— Тебе плохо? — участливо спросил Джон. — Может быть, попросить у кого-нибудь из дам нюхательные соли?

— Нет-нет, соли тут не помогут… И платье уже безнадежно испорчено. Мистер Бартон извинится за меня перед своей сестрой, не так ли?

Она в первый раз посмотрела на Роланда, и тот кивнул.

— Ну, если дело обстоит так, — Джон был в меру умен и понимал, что для женщины крошечное пятнышко на платье может стать причиной трагедии, — то почему бы и нет? Подожди меня здесь, а я распоряжусь насчет экипажа.

— Только не говори ничего мистеру Ольстену, — крикнула ему вдогонку Дженнет. — Он ни в чем не виноват и пусть остается здесь, веселится и развлекается…

Мисс Люси Смит осталась рядом с Дженнет, искоса посматривая на Роланда Бартона и терзаясь от зависти. Будущий владелец Хемптон-холла был недосягаем для большинства дам Фейритона, но от этого был не менее привлекателен.

— Думаю, мисс Холл, я, как человек, который оказался причастен к случившейся с вами неприятности, должен как-то искупить свою вину, — помолчав, произнес Роланд Бартон. — Будет только справедливо, если я провожу вас до дома. Вы прибыли в экипаже?

— В ландо, — промолвила Дженнет. — В ландо брата…

— Отлично. Тогда я последую за вами верхом.

Девушка тихо ахнула. Люси Смит, оказавшаяся невольной свидетельницей разговора, застыла, как соляной столп. Это было невероятно. То, что она только что услышала, было самой горячей новостью, не считая взбудоражившего городок слуха о выборе королевы фей. Стараясь не привлекать до поры лишнего внимания, она скромно стояла, озираясь по сторонам. И когда несколько минут спустя вернулся Джон Холл, доложив, что экипаж подан и можно ехать, и вместе с братом и сестрой чайную комнату покинул и Роланд Бартон, она поспешила к своим подругам, чтобы поделиться своим наблюдением.

Был поздний вечер конца весны. Закат догорал. Ландо не спеша катилось по опустевшей к концу дня дороге, Хемптон-холл с его яркими огнями, веселой музыкой, танцами, смехом и развлечениями становился все дальше. Дженнет попросила брата ехать помедленнее, и Джон пустил лошадь шагом. Он по-своему объяснил это желание сестры, хотя вечер был довольно прохладный, и девушка зябко куталась в шаль. Наверняка, она просто утомилась в душных комнатах, вспотела от танцев и горячего чая и сейчас хотела надышаться полной грудью, сполна вкусить свежего, пахнущего землей, травой и недавним дождем воздуха. У самого Джона на балу не осталось девушки, в чьем присутствии он нуждался — для него самым важным было сделать карьеру, а уж потом подыскивать спутницу жизни. Кроме того, он предчувствовал, что дома их ждет неприятный разговор с маменькой: «Что, бал уже закончился? Нет? Тогда почему вы уехали? Вас там плохо приняли? Я так и знала… Ах, Дженнет стало плохо? Это из-за того, что с нею так обошлись, не иначе!» — и так далее. Пятно на платье она, конечно, заметит, но намного позже, когда все неприятные слова, ранящие сердца ее старших детей, уже будут сказаны. А извинится в своей обычной манере: «Я так и знала, что ты все поймешь наоборот!»

Понимая — или догадываясь, что понимает — чувства сестры, Джон сам не спешил домой.

Второй причиной, по которой Дженнет не хотелось никуда торопиться, был мистер Бартон. Он все-таки покинул шумное сборище, наплевав на этикет, и ехал шагом подле ландо. Кутаясь в шаль, девушка то и дело оборачивалась на него. В сумерках четкий профиль Роланда Бартона казался неестественно бледным, и только темнели глаза. Глядя на дорогу перед собой, он время от времени бросал взгляды на Дженнет, и в те минуты, когда их глаза встречались, сердце девушки замирало от восторга. Он здесь! Он добровольно вызвался проводить их домой! Можно ли мечтать о большем счастье? Если бы не присутствие Джона, как много ей надо было сказать мистеру Бартону! Но Дженнет молчала, и лишь красноречивые взгляды говорили сами за себя. Джон тоже помалкивал, полагая, что сестра слишком расстроена, чтобы растравлять ее душу пустой болтовней.

— Смотрите! — вдруг нарушил он молчание. — Что там? Зарево? Пожар?

Роланд встал на стременах.

— Не пожар, — промолвил он. — Это Ведьмины Камни.

Опираясь за плечо брата, Дженнет выпрямилась, глядя в ту сторону. Ночное небо — закат догорал в противоположной стороне, у них за спиной — было зеленовато-голубого цвета, и по нему время от времени пробегали искорки, словно крошечные молнии. Зрелище было красивое, но эта красота пугала. Все слухи, все легенды ожили в памяти Дженнет.

— Поехали скорее, — заторопилась она, садясь на место. — Я замерзла!

— Бедная Джен, — Джон коснулся ее руки. — Ты вся закоченела!

Девушка кивнула. На самом деле ей было не холодно. Ей было страшно.

Утро принесло с собой головную боль — миссис Холл спешила высказать дочери все, что думала, о происшествии на балу.

— Это крайне легкомысленно с твоей стороны — садиться пить чай не за столом, — вещала она, внимательно осматривая чайное пятно на платье. — Конечно, его можно попробовать отстирать, но мне все равно кажется, что оно будет испорчено! Такие пятна так легко не вывести. Ах, было приличное платье, а теперь у тебя нет ничего такого, что стоит одеть на праздник… Ты не забыла, что скоро Первомай? Твои сестры пойдут на этот праздник впервые в жизни, а тебе совершенно нечего надеть!

— Но маменька, есть еще мое белое платье… то самое, с голубым поясом и бантом, — вспомнила Дженнет.

— Ты была в нем на прошлом и позапрошлом Первомаях…

— И надеваю его не чаще двух-трех раз в год!

— Этого вполне достаточно! Слава богу, у нас достаточно средств, чтобы ты не ходила постоянно в одном и том же. Но, право слово, если ты так и дальше будешь относиться к своим нарядам, нам не хватит никаких денег! Мэрион и Джоанна уже выросли, в этом сезоне они впервые станут посещать балы. Ах, какая это мука — одновременно прилично одеть сразу двух девушек! Счастье, что у нас остался большой отрез муслина! Можно за оставшиеся два дня попытаться сделать что-то приличное… Но тебе придется постараться!

— Я готова, маменька, — Дженнет была рада увести разговор на иное. — Вы же знаете, что я хорошо умею шить!

— Да, и порой мне кажется, что это чуть ли не единственное, кроме красивого почерка, твое достоинство… Ну, еще и милая мордашка, и пять тысяч, которые дает за тобой, как за старшей дочерью, отец. Но в остальном, моя милая, я решительно отказываюсь тебя понимать! Ты сама себе испортила праздник в Хемптон-холле! Второй раз, помяни мое слово, ты попадешь туда только на свадьбу своей подруги… Интересно, огласили ли вчера помолвку? Если бы не твоя неловкость, ты бы осталась и сама все узнала. А теперь изволь сидеть и ждать новостей!

Дженнет отвернулась, поджав губы. Миссис Холл не одобряла увлечения дочери мастером Бартоном, справедливо полагая, что будущему адмиралу прилично жениться на своей богатой и родовитой кузине, чем на ее подруге, у которой, к тому же, полным-полно родственников. Мать не верила в силу чувств дочери и ждала, что она вот-вот испытает разочарование в любви.

После завтрака вся женская половина семьи собралась в малой гостиной и усердно занималась шитьем. Иголку с ниткой вручили даже Мэрион и Джоанне, которые ради надвигающегося празднования Первого мая безропотно дали усадить себя за работу. Работа продвигалась в почти полной тишине, говорила только миссис Холл, постоянно поучая и наставляя младших дочерей и пересказывая старшей последние новости. Девушки отделывались короткими замечаниями и время от времени бросали взгляды на окна, выходившие на улицу. Стоял погожий апрельский денек, на небе ни облачка, тепло и светло. В такую погоду хорошо отправиться на прогулку, любоваться природой, или, на худой конец, работать в саду, но никак не сидеть в четырех стенах.

— О, смотрите! Кто это там?

Возглас одной из сестер заставил Дженнет подпрыгнуть от неожиданности. Она уколола палец и поскорее сунула его в рот, слизывая капельку крови. Мэрион, забыв про шитье, прилипла к стеклу, высматривая кого-то на улице, а Джоанна захихикала:

— Укололась? До крови! В тебя кто-то влюблен!

— Больно? — немедленно встрепенулась миссис Холл. — Сильно повредила? Надо смазать и перевязать, чтобы остановить кровь!

— Ах, маменька, — досадливо отмахнулась Мэрион, — оставьте палец Дженнет в покое! Лучше посмотрите, какой мужчина!

— Мэрион, как тебе не стыдно? — немедленно переключилась со старшей дочери на младшую мать. — В твоем возрасте стыдно так обращать внимание на мужчин! Ты совсем юная девушка. Что о тебе подумают люди, если узнают, что ты не можешь держать себя в руках? У тебя сестры! Что подумают о них, о нашей семье? Немедленно отойди от окна и изволь вести себя прилично!

Дальнейшей нотации помешал приход служанки с подносом, на котором лежала визитная карточка:

— Миссис Холл, мистер Роланд Бартон просит принять его!

Дженнет вскочила, роняя шитье.

— Ах, ты, господи! — захлопотала миссис Холл. — К чему бы это? Ну, чего ты стоишь? Немедленно подними муслин! Девочки, предупредите мистера Холла… Конечно, мы его примем! С радостью! Проси!.. Или нет, пусть проходит в большую гостиную… О, господи, как же это? Так некстати? И что ему нужно? Если это по поводу твоего вчерашнего поведения на балу, то я не удивлюсь, что он…

— Мама! — воскликнула Дженнет, всплеснув руками. — Умоляю вас, помолчите!

— Молчать? Ах, нет! Я слишком взволнована! Что скажут соседи? Сам мистер Бартон! Это… кто-нибудь побежал за мистером Холлом? Дженнет, дай-ка я на тебя посмотрю… Ты так бледна… Признавайся, что было на балу? Кто-либо из гостей повел себя непристойно? Или ты сама повела себя не так, как должно, и испорченное платье — только предлог?

От болтовни матери у девушки начала болеть голова, и она, чтобы дать себе хоть миг передышки, первая выскользнула за порог, спеша в большую гостиную.

Мистер Роланд Бартон был уже там, не спеша прохаживаясь по комнате, в которой ни разу не был. Он резко обернулся, когда Дженнет буквально влетела в двери и застыла, хватаясь обеими руками за косяки.

Несколько секунд они во все глаза смотрели друг на друга.

— Вы…

— Мисс Холл…

— Мистер Бартон…

Послышались торопливые шаги, и девушка отступила в сторону, опустив глаза.

— Ах, мистер Бартон, здравствуйте, — всплескивая руками, устремилась к нему ее мать. — Это такая честь для нас! Просто не представляю, чем мы заслужили такое отношение со стороны вашей милости… Разве что Дженнет… Она милая девушка, но доставила вам такие хлопоты на балу…

Гость слегка приподнял брови, немного удивленный подобным натиском.

— Добрый день, миссис Холл, — улучив минуту, сказал он. — Надеюсь, вы простите мне неожиданный визит в такую рань?

— Ах, помилуй бог, мистер Бартон, — захлопотала женщина. — Какое там! Мы придерживаемся того правила, что подниматься надо с рассветом, дабы переделать все дела! Вы не представляете, сколько у меня хлопот! Четверо детей и за всеми надо глаз да глаз… Прошу садиться. Не угодно ли чего-нибудь? Мы как раз собирались сесть за ланч…

На самом деле до ланча было около получаса.

— Благодарю вас, — Роланд Бартон присел в кресло. Миссис Холл и ее дочери — Мэрион и Джоанна на цыпочках, румяные от волнения и любопытства — уселись на диване. — Я надеялся переговорить с мистером Холлом…

— Он предупрежден.

Но первым вошел Джон Холл. Мужчины приветствовали друг друга.

— Отец в саду. Он сейчас придет.

— Вы, наверное, хотели поговорить о том, что произошло вчера на балу, отчего моя дочь вынуждена была вернуться так рано? — затараторила миссис Холл, пытаясь заполнить паузу. — Уверяю вас, мы ни на что не в обиде! Конечно, если кем-то из гостей нашей семье было нанесено оскорбление…

— Маменька, — не выдержала Дженнет, — прошу вас… Я сказала вам правду! Что подумает о нас мистер Бартон?

Тот все время смотрел на девушку, лишь время от времени, как того требовал этикет, бросая взгляды на остальных членов маленького кружка.

— Мисс Холл, — мягко произнес он, — ваша матушка совершенно права в том, что беспокоится за своих детей. Но, если возвращаться к досадному случаю на балу, то вы, уважаемая миссис Холл, волнуетесь напрасно. Все было именно так, как рассказала вам ваша дочь. Я находился поблизости и в какой-то мере это моя вина. Мы беседовали с мисс Дженнет и так увлеклись разговором, что забыли об окружающих. И малейшая неожиданность… резкий звук… если бы я не отвлек вашу дочь, она бы удержала чашку и не опрокинула ее.

— Так вы, — голос и выражение лица миссис Холл являли собой смесь облегчения и разочарования, — прибыли, чтобы принести свои извинения?

— И да, и нет. Я хотел переговорить с мистером Холлом.

Тот уже входил в гостиную, успев подняться к себе и переодеться. Если не было каких-то дел, мистер Холл предпочитал просиживать в саду целыми днями, то читая газету, то просто подремывая. Роланд Бартон поднялся ему навстречу:

— Добрый день, мистер Холл. Надеюсь, вы в добром здравии?

— Благодарю за заботу, все у нас хорошо.

Дженнет наблюдала, как двое мужчин обменивались любезностями, и гадала, что бы это значило.

— Мистер Холл, — Роланд Бартон сделал паузу. — У меня не так много времени — я моряк, военный моряк и, как знать, не придется ли через месяц уходить в плавание до осени. Потому обстоятельства вынуждают меня действовать быстро. Мистер Холл, я прошу руки вашей дочери, мисс Дженнет Холл.

— А… — только и смогла вымолвить миссис Холл, вытаращив глаза. Ее супруг просто стоял, нахмурившись и словно не понимая, о чем речь.

Дженнет сидела, ни жива, ни мертва. В ушах звенело, перед глазами все плыло. «Я прошу руки…» Неужели это правда, и именно эти слова только что произнес Роланд Бартон? Как сквозь сон, она чувствовала, как ее тормошат младшие сестры и что-то бормочут в оба уха.

— Мистер Холл? Я жду ответа, — напомнил гость.

— Э-э…ну… э-э… — выдавил тот.

— Это так неожиданно, — бросилась на помощь супругу миссис Холл, — я хочу сказать, после столь краткого знакомства… Конечно, внезапно вспыхнувшие чувства бывают порой глубоки и сильны, и сколько раз писали о любви с первого взгляда, но мне кажется, что…

— Уверяю, ни о каких внезапных вспышках страсти не может быть и речи, — ответил Роланд Бартон. — Мы с мисс Холл были знакомы еще с прошлого Рождества. Правда, большую часть времени мы провели в разлуке — я находился то в море, то в порту приписки, наезжая сюда лишь во время отпуска, но мы вели переписку, и, смею надеяться, вчера возобновили наше знакомство к обоюдному согласию…

— Переписка, — всплеснула руками миссис Холл. Судя по ее лицу, она уже почти жалела о том, что вообще научила старшую дочь грамоте. — Но она писала только своей подруге, леди Хемптон…

— Которая служила нам почтальоном. Но вчера вечером я неожиданно понял, что еще полгода довольствоваться только письмами, которые скапливаются на берегу в то время, как мы бороздим моря, не в моих силах, и решился на этот шаг. Что вы скажете, мистер Холл?

Почтенный эсквайр успел несколько прийти в себя — привычная болтовня жена подействовала благотворно. Он важно кивнул головой:

— Думаю, сначала надо просить саму Дженнет…

— Милая, неужели ты согласишься? — воскликнула миссис Холл.

Дженнет медленно поднялась. Сестры цеплялись за ее руки, и она отдернула их. Надо было что-то сказать, но в горле пересохло, и девушка смогла лишь кивнуть головой.

— Мисс Холл, — Роланд Бартон сделал шаг, сокращая между ними расстояние, — вы окажете мне честь стать моей женой?

Он опять был рядом — только руку протянуть — и в самом деле протягивал ей руку. Несколько секунд Дженнет смотрела на его крепкую ладонь, а потом медленно вложила в нее свои пальцы:

— Да.

— Ах! — миссис Холл от полноты чувств прижала к глазам передник. — Это так необыкновенно… Мистер Холл, прошу прощения, но мне надо вам кое-что сказать наедине. А вы, девочки, кажется, забыли, что собирались поработать в саду? Погода прелестная, как раз для того, чтобы ухаживать за кустами! Джон, помоги сестрам. Им может понадобиться твоя твердая рука. Мистер Холл, я решительно хочу с вами посоветоваться…

Суетясь за двоих, она буквально вытолкала своих домочадцев из гостиной, оставив Дженнет и Роланда Бартона одних. Из-за закрытой двери было слышно, как она торопливо дает кухарке поручения в лавке и отсылает горничную наверх.

Дженнет все стояла, и ее ладонь все лежала в руке Роланда Бартона.

— Вы согласны стать моей женой? — повторил он.

— Да. Зачем вы спрашиваете, мистер Бартон?

— «Мистер Бартон»… Вы и дальше собираетесь именовать меня так?

— Ах, я не знаю, — Дженнет повела взглядом по сторонам, смотря и не узнавая гостиную. — Прошу меня простить… Я, наверное, слишком большое значение придаю этим словам… Мистер Бартон…

— Опять этот официальный тон? Мисс Дженнет? Дженнет?

— Ох, мистер Роланд, — девушка покачала головой, опуская взгляд. — Это так неожиданно… Мне казалось…

— Что? Что так будет длиться вечно? Мисс Дженнет, еще недавно и я сам думал также. Вы разрушили мое монотонное существование. Ваши письма… я читал их и слышал ваш голос. Я ехал в Фейритон, еще не зная, зачем еду. Но стоило мне увидеться со Сьюзен, прочесть последние ваши письма, увидеть вас… Дженнет, я приехал ради вас, и я намеревался добиться ответа. Там, на балу, вы пользовались такой популярностью, вокруг вас было столько молодых людей…

— Прошу вас, мистер Роланд, не надо! — слабо запротестовала Дженнет, но тем не менее, не спешила отнимать у него свою руку.

— Помните наш разговор? Я понял, что все еще не безразличен вам и согласился так легко отпустить именно потому, что знал — у себя дома вы также будете недосягаемы для остальных, тех, кто добивался вашей благосклонности. Дженнет, — повысил он голос, заметив, что девушка собирается что-то сказать, — Дженнет, я долго думал. Я останусь здесь до конца недели, а в следующий понедельник поскачу к своему отцу. У меня должно хватить времени, чтобы, добравшись до Лондона, испросить у него согласие на наш брак…

— Мистер Роланд, — прошептала она, качая головой.

— Вы сомневаетесь? Я — капитан с пока невысоким, но стабильным жалованьем, скоро ожидаю повышения по службе. В случае женитьбы мне причитается кое-какой доход, в том числе и как родственнику владельца Хемптон-холла. Я достаточно независим финансово, чтобы отец не стал чинить мне препятствия.

— Но как же леди Хемптон? Ведь мисс Сьюзен…

— Мы не помолвлены. Наши семьи до сих пор ждут, что мы объявим о помолвке, но теперь уже этому не бывать. Тем более, — Роланд улыбнулся, — у кузины, кажется, есть, с кем утешиться. Сейчас ее развлекает мой друг Эдмунд Грей и, насколько я успел заметить, им нравится находиться в обществе друг друга. Так что и здесь не должно быть никаких преград. От моего отпуска осталось всего три недели. Я успею вернуться сюда, и мы объявим о помолвке.

— Через три недели! — воскликнула Дженнет.

— Вас это пугает?

— Нет. О, боже, нет! Я просто не верю своим ушам!

— И вы…

— Я счастлива!

Они присели на диван, не размыкая рук. Роланд что-то говорил, но Дженнет его почти не слушала, лишь кивая головой и время от времени шепча: «Да!» Она чувствовала себя настолько счастливой, что боялась поверить в то, что это не сон.

Глава 4.

В последний день апреля в Фейритоне издавна праздновался приход весны. Из года в год молодые девушки накануне первого мая, взяв в руки зеленые ветви, украшенные цветами и нарядившись в белые платья, многие с венками на распущенных волосах, с песнями обходили городок, чтобы потом, совершив круг, отправиться на луг и до утра плясать возле Ведьминых Камней. Накануне устанавливали майское дерево — столб, увитый цветами и лентами. Парни зажигали на лугу костры, и когда приходили девушки, начинались танцы. В конце выбирали Короля и Королеву Мая, которые в конце праздника одаривали всех угощением. Хлеб, вино, сыр — все это приносилось загодя, и рассвет встречался пирушкой. Порой устраивались состязания по бегу, веселые игры, или парни затевали шутливые потасовки — но сама традиция не менялась. И каждый год каждая девушка втайне надеялась, что именно ее изберут Королевой Мая. Ведь выбирали как раз Королеву, а уж от нее зависело, кого она выберет в Короли.

В этом году Дженнет собиралась на праздник с особенным чувством. Мэрион и Джоанне зимой исполнилось шестнадцать лет, они тоже могли участвовать в танцах, и с раннего утра весь дом звенел от их голосов:

— Это мои ленты!

— Нет, мои! Они идут к моим волосам!

— Но я первая так решила! Ты просто распусти волосы.

— Сама иди с распущенными волосами. А я не хочу, чтобы нас путали! На Рождество Питер Баклер у меня прямо спросил, как меня зовут и какая из двух сестер — я! Надоело!

— Ничего подобного! Это у меня спросил Питер…

— Девочки, не ссорьтесь. Обе пойдете с венками на головах.

— И с распущенными волосами? Нет! — хором взвыли близнецы. — Нас опять перепутают!

— Тем хуже. Если вас способны отличить только по одежде и украшениям, значит, вы и в самом деле на одно лицо. Я вас отличаю в любом виде, даже по голосам… Перестань, Джоанна!

— Мама, я — Мэрион!

— А ведешь себя, как Джоанна! Я смотрю не на внешность, а на характер!

И так без конца.

Девушки еще перешептывались и тихо поминали друг другу, кто из них лучше, когда вся троица покинула дом. Джона с ними не было — он вместе с другими юношами уже отправился украшать майское дерево. Девушки несли ветки яблони — у Дженнет, как старшей, ветка была украшена злополучными лентами, у ее сестер — просто цветами.

На углу улицы их встретили еще три девушки — Лилиан Ольстен и две ее соседки.

— Вы чудесно выглядите, мисс Дженнет! — воскликнула сестра Ричарда Ольстена, беря подругу за локоть. — Милое платье! Эти кружева так идут к вашим щекам…Ходили слухи, что вы простудились на балу в Хемптон-холле?

— Я просто переутомилась. Слишком долго просидела в четырех стенах и немного не рассчитала свои силы.

— Надо чаще выбираться на прогулки. Если помните, я вас приглашала.

— Да, и теперь я жалею, что отклоняла ваши приглашения, мисс Лилиан, — вздохнула Дженнет. — Надо было поменьше думать о домашних хлопотах…

На самом деле причина была отнюдь не в хлопотах по хозяйству — просто компанию сестре неизменно составлял Ричард Ольстен, а его присутствие Дженнет никак не находила приятным. Но теперь, с приездом Роланда Бартона, она на многое смотрела по-иному.

Все шесть девушек, парами, пошли по улице. Кто-то сзади затянул песню, и Дженнет с Лилиан пришлось ее подхватить.

Они шли по окраинным улочкам, и с каждым шагом к ним присоединялись девушки. Песни становились все громче, сменяя одна другую. Приветствуя соседей и знакомых, многие певицы размахивали ветками, даже подпрыгивали на месте. Со всех сторон им отвечали веселыми голосами.

Дженнет пела вместе со всеми и даже улыбалась и смеялась, но когда процессия повернула в сторону Ведьминых Камней, пересекая луг, ее веселость как рукой сняло. За минувшие несколько дней луг зазеленел, запестрел первоцветами, и высившийся посреди него круг черных камней высотой в полтора человеческих роста, выделялся издалека, навевая на мысли о смерти. Бело-синие цветы еще цвели, но казались какими-то неживыми, восковыми. Подумав о том, что, может быть, сегодня произойдет то, чего все в Фейритоне ждали с понедельника, Дженнет невольно сбилась с шага, споткнулась, запнувшись ногой о кротовину.

— Ты чего? — Лилиал покрепче взяла ее за локоть. — Осторожнее!

Вместо ответа девушка показала глазами на камни и цветы:

— Мне что-то не по себе…

— Ты из-за королевы фей? Не бери в голову! У нее своих придворных дам хватает. Мы ей не нужны.

— Да, но… Вы разве не помните, что это значит?

— Конечно, это печально, — у Лилиан был брат, о котором она не могла не вспомнить. — Но мне рассказывала бабушка, что можно заранее знать, кого изберут феи, и не беспокоиться!

— И кого же?

— Того, кто ни в кого не влюблен! — лицо Лилиан сияло торжеством. — Чье сердце свободно и открыто для чувств королевы фей!

Дженнет сразу подумала о брате. Джон еще ни разу не дал понять, что на свете существует девушка, которая могла бы его заинтересовать. Он танцевал на праздниках со многими, флиртовал, как все молодые люди, но неоднократно твердил, что с нежными чувствами стоит подождать. Порой ей казалось, что Джон вовсе не создан для любви. Неужели это правда?

— А я слышала совсем другое, — откликнулась Люси Смит. — Королева фей сама любить не способна, и будет искать себе в супруги того, кто влюблен. И чья любовь сильнее, чем у всех остальных. Только того, кто любит жарко, пылко, всем сердцем, без остатка, кто любит так, что его одной любви хватит на двоих, она и забирает себе.

— Откуда ты знаешь? — вступила в разговор третья девушка.

— Слышала от бабушки! Феи — они такие!

— Неужели ничего нельзя сделать? — вырвалось у Дженнет. Ей сразу вспомнилось объяснение Роланда Бартона. Вряд ли кто во всем Фейритоне сейчас был влюблен сильнее!

— Можно, — сказала мисс Томпсон, младшая дочь священника. — Я слышала, что надо носить на груди в ладанке высушенный корень петрушки и розмарин. Тогда феи будут обходить тебя стороной!

Дженнет мысленно пробежалась по полкам на домашней кухне. Достать кусочек корня петрушки можно. Но есть ли у них дома розмарин? Наверное, придется бежать в лавку.

— А если розмарина нет?

— Одуванчики, — без запинки ответила мисс Томсон. — И клевер.

Дженнет невольно опустила взгляд, ища под ногами нужные листики. Но клевер еще не зацветал, а одуванчики уже закрывались на ночь.

Майское дерево давно поставили, и парни прохаживались в стороне, делая вид, что они тут ни при чем. Только скрипач что-то наигрывал, не обращая внимания на собравшихся.

Девушка рассыпались по лугу. Начались танцы. Поскольку парни пока не спешили в круг, многие подавали руки друг другу. Мэрион и Джоанна, ожидавшие, что их сразу начнут приглашать молодые люди, остановились, надувшись и с тревогой озирались по сторонам. Саму Дженнет увлекла Лилиан Ольстен, чему девушка не была очень рада — она догадывалась, что ее брат мистер Ольстен тоже здесь и только и ждет случая, чтобы к ним присоединиться.

Как бы то ни было, скрипка весело заиграла, устоять было невозможно, и вот уже все девушки танцевали. Дженнет заметила, что даже ее сестры отбросили скованность и кружились друг с дружкой. Она сама понемногу развеселилась. В конце концов, на позавчерашнем балу ей так и не удалось потанцевать как следует, а танцевать она любила. И, кроме того, ее воодушевляла мысль о том, что она нашла средство обезопасить брата от злых чар королевы фей. Терять времени не стоит — она обязательно отыщет клевер, а сшить ладанку дело пяти минут. Джон не откажется принять ее подарок! Ах, если бы удалось то же самое сделать для мистера Бартона!

Наблюдавшие за танцами парни один за другим стали подтягиваться ближе. Вот, дождавшись небольшой паузы в музыке, один пригласил приглянувшуюся девушку. Вот другой подхватил ее подругу. Вот третий, замешкавшись, разбил кружащуюся пару и, обхватив партнершу за талию, увлек ее в круг.

— Милые дамы…

Дженнет вздрогнула, узнав голос Ричарда Ольстена. Ну, конечно! Он только и ждал удобного момента!

— Позвольте составить вам компанию?

— Ах, нет! — вырвалось у Дженнет прежде, чем она успела подумать.

— Нет? Вы отказываете?

— Нет, я… — девушка засмущалась, озираясь по сторонам. Все танцевали, остановились только они трое. — Нет, я вдруг заметила, что потеряла колечко…

— Колечко? — изумилась Лилиан. — Но…

— Оно совсем маленькое. Я его редко надеваю. Одела на мизинец и вот… Наверное, зацепилось за ветку и соскользнуло, когда я перекладывала ее из руки в руку, — нашлась она, мучительно смущаясь от того, что приходилось врать. Но другого способа хоть немного отдалить общение с мистером Ольстеном ей просто не приходило в голову. — Может быть, вы поищете его, мистер Ольстен?

— Поискать ваше кольцо, мисс? — он оглядел луг и танцующих. — Сожалею, но сейчас это невозможно. Если вы так удручены его пропажей, я готов подарить вам другое…

— О, Ричард, что я слышу? — воскликнула его сестра. — Неужели ты это сказал?

— А что тут такого? Неужели я не могу сделать подарок девушке?

— Дело не только в самом подарке, но и в том, какой подарок ты собираешься сделать! Это о многом говорит! И мисс Холл…

— Мисс Холл давно уже пора было понять мои слова, — Ричард Ольстен так пристально посмотрел на Дженнет, что та отвела взгляд, готовая провалиться сквозь землю. После бала, с которого она улизнула, мистер Ольстен приезжал на другое утро, справиться о ее здоровье, но Дженнет поговорила с ним всего пять минут, сославшись на обилие домашних дел. После возвращения Роланда Бартона брат Лилиал стал ей просто неприятен. Тем более, что Ричард Ольстен сам не знает, насколько далеко продвинулся его соперник. Ах, только бы его отец дал согласие на свадьбу! Тогда можно было бы открыто заявить мистеру Ольстену, чтобы не смел засматриваться на чужую невесту.

— Но мне дорого именно это колечко, — сказала она. — Это реликвия еще от прабабушки. И маменька меня просто убьет, если я его не отыщу… Так что простите, но я попытаюсь его отыскать!

Ричард Ольстен сердито покачал головой:

— Мисс Холл, вы поступаете неразумно! Искать сейчас?

— Прошу меня извинить, но я должна…

Не обращая внимания на шепоток брата и сестры, Дженнет отошла от них в сторону, делая вид, что внимательно выискивает что-то в траве. Вокруг майского дерева действительно кружились пары, и ей пришлось отойти в сторонку, чтобы не мешаться. Подумалось, что она сейчас заодно может найти и клевер, дабы не терять времени.

Тем временем один танец сменял другой и третий. Кто-то то и дело пытался приглашать и Дженнет, но она качала головой. Ей не хотелось ни с кем общаться. Мимо нее несколько раз в танце мелькали знакомые лица — брат Джон всякий раз с разными девушками, но с Лилиан Ольстен чаще всего, Ричард Ольстен, Люси Смит, сестренки с кавалерами. Лишь несколько человек остались у костров — те, кому не так повезло. Многие молодые люди бросали на Дженнет взгляды, но она упрямо отводила глаза, посматривая куда угодно, только не на танцующих подруг. Роланд должен был прийти, ведь именно завтра поутру он поскачет к своему отцу. Он нарочно задержался в Фейритоне, чтобы лишний раз потанцевать с нею.

Этих двоих она заметила сразу и не поверила своим глазам, когда Роланд Бартон и Эдмунд Грей приблизились через луг, и сердце ее радостно затрепетало. Мистер Бартон что-то вполголоса говорил своему другу и, почувствовав пристальный взгляд Дженнет, направился прямиком к ней.

— Добрый вечер, мисс Дженнет.

— Мистер Роланд, — только и могла произнести она, глядя на него во все глаза.

— Вы не танцуете?

Она помотала головой, но, спохватившись, ответила:

— Нет.

— Вам не нравится праздник.

— Нет, но… я… Мистер Роланд, я вас так ждала…

— Простите, что заставил вас немного помучиться. Я задержался потому, что показывал моему приятелю, как встречают май в Фейритоне.

— И как вам наш праздник Королевы Мая? — с любезной улыбкой обратилась Дженнет к спутнику Роланда Бартона.

— Похоже на то, как празднуют у нас, в Шотландии, — обернувшись на танцующие пары, признал он. — Хотя, надо заметить, тут танцуют совсем иначе. Боюсь, я не рискну пригласить ни одну из здешних дам, чтобы не ударить в грязь лицом.

— Тогда, наверное, нам просто стоит постоять и понаблюдать за весельем, — предложил Роланд. — Если мисс Холл не хочет потанцевать?

Он смотрел на нее сверху вниз и улыбался так, как умел улыбаться только он. И Дженнет потянулась ему навстречу:

— Хочу. Очень хочу!

Мужчины негромко рассмеялись. Она смутилась, стесняясь своего порыва, но в следующий миг Роланд уже подал ей руку, выводя в круг.

— Благодарю вас, мистер Роланд, — пролепетала девушка.

— Умоляю, Дженнет, вам не кажется, что в свете недавнего разговора вы бы могли называть меня просто Роландом?

— Я, — Дженнет прикусила губу, — попробую… Роланд.

Она произнесла это слово совсем тихо, одними губами, но все равно ей показалось, что все собравшиеся обернулись в ее сторону.

Скрипач старался без перерыва, делая паузы лишь для того, чтобы как-то отделить одну мелодию от другой, так что присоединиться к танцующим можно было в любой момент. Те, кто устал или запыхался, тоже могли остановиться, не дожидаясь окончания мелодии и отойти к кострам, где уже самые нетерпеливые откупоривали бочонки с элем и сидром, оставшимися от прошлого года. И мужчины, и женщины ничего не имели против того, чтобы пропустить стаканчик. И краем глаза Дженнет заметила, что, коротким отказом ответив на два-три приглашения станцевать, Эдмунд Грей отправился туда, чтобы получить свою долю освежающего напитка.

Народные танцы были намного живее тех, что танцевались в бальных залах. Тут можно было и приобнять девушку за талию, увлекая в круг, и крепче сжать ее руку. Дженнет вся трепетала от этих прикосновений. Кладя руки Роланду на плечи и позволяя вести себя в танце, она едва не теряла сознание от волнения.

Неизвестно, кому из парней первому пришла в голову эта мысль, но они вдруг поспешили один за другим к кругу Ведьминых Камней, чтобы сорвать распустившиеся там цветы. В волосах девушек засверкали белые, бледно-голубые и белые с синим глазком цветы. Увлекшиеся танцем, Роланд и Дженнет опомнились позже других, когда мимо проплыла Лилиан Ольстен, красуясь ослепительно-белым с синим цветком, который преподнес ей Джон Холл. Проследив за взглядом девушки, Роланд коротко извинился, на миг оставил ее в одиночестве, но тотчас же вернулся, протягивая Дженнет цветок.

Она тихо ахнула. Цветок был ярко-синим, без единого пятнышка белого цвета.

Дженнет быстро обернулась на круг Ведьминых Камней. Там осталось всего несколько сине-белых цветов, но единственного ярко-синего больше не было.

— Он был там такой один, — словно уловив ее мысли, сказал Роланд. — И я подумал, что вам, девушке, подобной которой нет в целом свете, он тоже подойдет, как нельзя лучше.

Она задохнулась при мысли о том, что мистеру Бартону пришлось пройти в самый центр круга мимо остальных цветов, среди которых внимательный глаз мог заметить несколько примятых или затоптанных. Пройти и сорвать единственный…

— Надеюсь, он будет хоть немного напоминать вам обо мне, — промолвил Роланд, выводя ее из задумчивости.

— Вы уезжаете завтра? — воскликнула Дженнет, радуясь хоть какому-то шансу отвлечься от недобрых предчувствий.

— Да, вещи уже собраны, медлить нельзя. У меня на дороги туда и обратно уйдет большая часть отпуска, и в конце мая, сразу после оглашения нашей помолвки, я должен вернуться в Портленд, где будем ждать назначения.

— Так скоро? — ахнула девушка. — И куда вы отправитесь?

— Пока еще назначение не получено, но, думаю, в Вест-Индию.

— Боже мой! Это же так далеко!

— Мы будем сопровождать торговые суда и по мере сил сражаться с пиратами. Это не столь опасно, как служба на военных судах, хотя в последнее время ситуация на море выходит из-под контроля.

Услышав эти слова, Дженнет остановилась посреди танца:

— Вы хотите сказать, Роланд, что будет война?

Он улыбнулся, уловив тревогу в ее голосе:

— Я ничего не хочу сказать, мисс Дженнет, кроме того, что сейчас не время и не место рассуждать о подобных вещах. Сегодня праздник, мы пока еще вместе. Давайте наслаждаться этой минутой, пока есть такая возможность!

— Да-да, вы правы, Роланд. Но как только подумаешь, что вас не будет несколько месяцев… Может быть, все лето и до самой осени…

— Мы собираемся вернуться до конца навигации. Но вы — вы будете скучать?

— Да!

— О, боже! Что это?

Музыка оборвалась на полузвуке. Танцующие пары остановились, озираясь по сторонам. Дженнет невольно содрогнулась и невольно подалась ближе к Роланду.

Ночи больше не было. Пока одни танцевали, а другие пили сидр и свежий пунш, весь луг заполнил туман. По весне туманы не редкость, но этот был какой-то странный. Он скрадывал одни звуки и рождал другие. Привычный мир куда-то исчез, осталось лишь майское дерево, круг костров и около полутора десятков пар, в изумлении озиравшихся по сторонам.

— Что это? — пролепетала Дженнет, невольно подавшись ближе к Роланду.

— Туман…Не нравится мне это!

— Откуда он взялся? — прикосновения рук любимого придали девушке сил, но страх никуда не делся.

— Не представляю себе. До реки довольно далеко, да и погода нынче не та…

Белесая стена окружала поляну с кострами и танцующих. За нею не было видно ничего — только за каждым костром виднелась темная тень — словно Ведьмины Камни каким-то чудом сдвинулись с места и перебрались к людям.

— Я хочу домой! — громко воскликнула одна из девушек. Обернувшись на голос, Дженнет узнала младшую сестру, только вот какую из них, Мэрион или Джоанну? В полумраке отличить было трудно. Ее кавалер попытался что-то прошептать девушке на ухо, но та оттолкнула его, как капризный ребенок, которому внезапно стало скучно.

— Хочу домой! Мэрион!

Ну, конечно, только Джоанна могла себя так вести. И Мэрион кинулась к сестре, волоча за собой своего кавалера. Близняшки вцепились друг в друга, озираясь по сторонам, словно две овечки, окруженные волками.

— Я хочу домой! Мне здесь не нравится! Пойдем! Скорее!

— Ну, чего вы боитесь сами и пугаете остальных? — попробовал уговорить Джоанну ее кавалер. — Это обычный туман! Хороший признак! К урожаю!

— И все равно! Мы пойдем. Правда, Мэрион?

— Правда. Джон! Ты где? Проводи нас домой!

Брат откликнулся с охотой к явному недовольству Люси Смит, с которой он только что танцевал. Поравнявшись с Роландом и Дженнет, он кивнул головой:

— Надеюсь, вы сопроводите мою сестру домой?

— Доставлю в целости и сохранности. Как-никак, мне не впервой оберегать ценные грузы, — произнеся эти слова, Роланд подмигнул Дженнет, и девушка забыла обидеться на то, что ее только что сравнили с грудами ящиков и тюков.

Заразившись примером сестер Холл, еще три девушки выразили желание покинуть танцевальную площадку. Кто-то ушел со своим кавалером, кто-то бросил партнера по танцам в одиночестве.

— Кажется, праздник вот-вот завершится, — заметил Роланд. — Вы жалеете об этом, Дженнет?

— О том, что мне так мало пришлось танцевать? И да, и нет! На этой неделе я танцевала достаточно, но так мало — с вами!

— В честь нашей помолвки в Хемптон-холле обязательно будет бал, — прошептал он. — И там вы будете иметь честь танцевать со мной столько, сколько пожелаете!

Он обнимал ее за талию, ничуть не стесняясь окружающих. Девушка касалась руками его плеч, и ей было так хорошо, что хотелось пожелать, чтобы туман поглотил весь мир — и остались только они двое, на крошечном островке счастья.

Никто не заметил, откуда они появились. Но Эдмунд Грей, потягивавший из кружки сидр, застыл, не донеся ее до губ, когда мимо него плавной походкой прошла незнакомая девушка. Ее белое платье старинного покроя — такие были в моде не менее тридцати-сорока лет тому назад — с длинным шлейфом словно летело за нею. Распущенные волосы струились по спине до самого подола вторым кунтушем. Бледное лицо и большие светлые глаза дышали покоем и безмятежностью. От незнакомки исходил пряный аромат цветов. Она проплыла мимо оцепеневшего Эдмунда, даже не посмотрев в его сторону.

— Милорд…

Он едва не выронил кружку — пока глазел на одну девушку, рядом остановилась вторая и смотрела на него с ласковым любопытством. Она была очень миловидна и невероятно юна — не более пятнадцати лет. Но свежесть и чистота почти детского личика с нежными чертами лица странным образом сочеталась с открытым любопытством опытной женщины.

— Милорд пригласит меня на танец? — проворковала она голосом нежным, как звон колокольчика.

Эдмунд Грей задержал дыхание. Низкий вырез платья незнакомки был так близок, так соблазнителен, так манил мужской взгляд.

— Я… боюсь оказаться неподходящим партнером, — произнес он наконец.

— Это ничего не значит, — незнакомка положила руки ему на плечи. — Достаточно того, что в эту ночь мы будем вместе…

Облако цветочного аромата окутало его с ног до головы. Эдмунд сам не заметил, как кружка исчезла из рук, и поспешил обнять тонкую податливую талию. Под платьем девушки не прощупывался корсет, и это сводило с ума. Они медленно двинулись вперед, не глядя по сторонам. Рядом еще две девушки спокойно и уверенно приблизились к двум парам. Один взгляд, одна улыбка — и вот уже парни оставляли своих партнерш и обнимали незнакомок.

Дженнет невольно вцепилась в руку Роланда. Она видела, как Ричард Ольстен ответил улыбкой на улыбку еще одной красавицы, которая увлекла его за собой. Незнакомка двигалась так легко и изящно, что любая рядом с нею казалась неуклюжей. Было в ее походке что-то странное…

Фея! Это фея! Они пришли! О, боже! Как же хорошо, что Джон покинул круг костров, отправившись провожать сестер! Можно не беспокоиться за…

И тут она увидела его. Джон, ее вечно спокойный и сосредоточенный, танцующий лишь потому, что так надо, а не потому, что хочется, думающий только об учебе и карьере, Джон Холл шел рука об руку с какой-то красавицей и улыбался при этом так зачарованно и светло, что у Дженнет в глазах потемнело. Он был околдован!

— Дженнет, — голос Роланда прозвучал громом среди ясного неба. — Что с вами?

— Роланд, вы это видите? Этих девушек?

В это время подле остановилась еще одна фея. Светло-зеленое платье ее казалось сгустком тумана. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивало удивительно тонкое, без груди и бедер, тело. Разбросанные по ткани яркие цветы переливались, отсвечивая искрами — они были вышиты золотыми и серебряными нитями. Фея улыбалась…

— Нет, не смотрите, прошу вас!

Вскинув руку, девушка закрыла ему глаза ладонью:

— Прошу вас, ради меня!

— Что вы, Дженнет? — из-под руки была заметна только легкая улыбка Роланда. — Как я могу? И на кого, кроме вас, мне смотреть?

Он убрал руку с лица и вдруг, бросив на девушку горячий взгляд, поцеловал ее ладошку. Дженнет словно пронзила молния. Она тихо ахнула, заметив краем глаза, как поблекла победительная улыбка феи.

Откуда-то полилась музыка. Впоследствии скрипач так и не смог ничего вспомнить, кроме того, что не сомкнул глаз до рассвета и совершенно не устал. Мелодия была одновременно нежная и задорная, из тех, под которые ноги сами просятся в пляс. Рядом закружились пары — феи вместе со смертными юношами. Только Дженнет и Роланд стояли неподвижно, как крохотный островок среди танцующих волн.

— Может быть, и нам станцевать?

— Почему бы и нет?

Они присоединились к остальным. Краем глаза Дженнет заметила одинокую фею. Она единственная осталась без партнера. На миг девушка ощутила к ней жалость, но тут же задавила в себе это чувство. Королева фей прибыла, чтобы забрать себе жениха. Как бы то ни было, Роланда она не получит!

Музыка звучала все быстрее и громче, и вскоре танцующих уже словно несли над землей невидимые волны. Дженнет немного испугалась, и лишь живая теплая рука, которой она касалась, напоминала девушке, что она не одна.

Время от времени в поле зрения попадались знакомые лица. Вот совершенно очарованный Джон — на лице брата такая глупая улыбка, что нельзя не рассмеяться. Вот сэр Эдмунд Грей впился взглядом в лицо танцующей рядом красавицы, словно старается вспомнить, откуда он ее знает. Вот Ричард Ольстен, о чем-то увлеченно шепчущий своей спутнице. Вот кузен Люси Смит с лицом таким серьезным, словно выполняет важную миссию. А где же девушки? Где мисс Люси? Где мисс Лилиан? Неужели, она осталась одна среди фей?

— Дженнет? Дженнет?

Голос, зовущий ее по имени, долетал откуда-то издалека. Девушка вывернула шею — никого. Она снова посмотрела на Роланда.

— Дженнет, что с вами? Вам нехорошо?

— Немного, — услышала она свой голос. — Мне кажется, я задыхаюсь.

— Наверное, это от дыма. Чувствуете запах? Дым и туман вместе…

Едва Роланд так сказал, Дженнет сама поняла, что все изменилось. Туман медленно, но верно наползал на поляну для танцев. Свободное место оставалось лишь возле шеста майского дерева. Все остальное пространство уже скрылось в туманном полумраке. Только темными тенями плыли фигуры танцующих и золотисто-кровавыми пятнами виднелись костры. В их неверном свете Дженнет не сразу поняла, в чем дело, а когда присмотрелась, ахнула.

Большинство юношей танцевали в одиночку! Их партнерш просто не было видно.

— Роланд, — позвала она дрожащим голосом, — вы видите то же, что вижу я?

— Что?

— Вы присмотритесь, — голос Дженнет упал до шепота. — Видите? Роланд, мне страшно. Что происходит?

— Я не знаю. Но будьте спокойны, Дженнет, я с вами!

Их пальцы переплелись так крепко, что девушке даже стало больно. Она тихо вскрикнула, невольно попытавшись выдернуть свою ладошку из крепкой мужской руки — и этого оказалось достаточно, чтобы подле них опять возникла та незнакомка в полупрозрачном струящемся на ветру одеянии. Глаза ее горели на бледном чуть вытянутом лице, как две свечи.

— Я приглашаю…

Губы ее не двигались, но сам голос, негромкий, шелестящий, завораживающий, зазвучал в ушах. Дженнет помотала головой, но музыка грянула так громко, что она вздрогнула, зажмуриваясь и закрывая уши руками.

Всего на миг…

— Дженнет!

— Нет!

— Дженнет!

Музыка гремела. Звонкая, задорная, летящая. Кто-то подхватил девушку, закружил по траве. Она невольно отняла руки, цепляясь за партнера.

— Роланд, что…

— Дженнет!

Его голос зазвучал откуда-то издалека, а под пальцами неожиданно оказался легкий гладкий шелк.

Она распахнула глаза — и встретилась взглядом с каким-то незнакомцем. Лиловые раскосые очи оказались совсем близко. Казалось, еще немного, и обладатель этих глаз ее поцелует.

— Роланд!

Дженнет с криком оттолкнула незнакомца, и тот отлетел в сторону, словно весил не больше собственного затканного звездами плаща. Звенела музыка. Кружились танцоры.

— Роланд! — позвала Дженнет и тут же увидела его. Он был не один. Красавица в полупрозрачном платье обнимала его одной рукой за шею, другой гладя по волосам.

— Роланд!

— Дженнет!

Она кинулась вперед со всех ног — и тут же влетела в мужские объятия. Затрепыхалась, пытаясь вырваться, но не тут-то было. Это были руки настоящего мужчины.

— Дженнет! Очнись! Что с тобой?

— Дженнет? Дженнет? Открой глаза! Дженнет, девочка моя! Очнись!

Голос матери ворвался в сознание. Девушка открыла глаза, обнаружив, что стоит у калитки в конце аллеи, ведущей к ее дому.

Была глубокая ночь. Звезды высыпали на чистое небо, сквозь деревья мелькал серп луны. Дженнет стояла у калитки в одной сорочке, босая, с распущенными волосами и в ночном чепце. Ноги уже начали мерзнуть на холодной земле. Свежий ветер забрался под сорочку, выдувая остатки тепла.

— Дженнет…

Мать, отец, перепуганные сестры — все оказались тут же. У отца в руке дрожал фонарь, мать тихо протягивала к ней руки.

— Дженнет, девочка моя… Ты меня узнаешь?

— М-мама, — с трудом произнесла она. — Я не понимаю…

— Она очнулась! Слава богу! Джон, помоги.

Брат оказался рядом, обнял за плечи, накинув теплую шаль. Дженнет прижалась к его боку, позволила увлечь себя в дом.

— Я не понимаю… Как я там оказалась? Танцы кончились? Где феи? И Роланд? И откуда…

— Успокойся, — мать поддержала ее за локоть с другой стороны, словно больную. — Это был сон. Только сон. Тебе все приснилось. Первомай завтра!

— Уже сегодня, — буркнул Джон. — Скоро рассвет.

— Ох, ты! Боже мой!

— Рассвет? — повторила Дженнет. — Нет-нет! Это все было вчера! Мы танцевали… А потом был туман, из которого появились они…

— Кто?

— Феи! И они… Они забрали Роланда! Ах, зачем я отпустила его руку? Джон, ты был там! Ты должен был помнить…

— Ты видела меня во сне? — изумился брат. — Интересно и приятно.

Поддерживая с двух сторон, мать и брат увели Дженнет в ее комнату, где уложили в постель. Пока сонная служанка нагревала воду, чтобы налить в грелку и положить ее к озябшим ногам девушки, мать принесла дочери стакан горячего молока с мятой.

— Вот, выпей! И оставайся в постели! Завтра позовем доктора Кента. Ты заболела.

— Нет, мама, я здорова, — Дженнет била дрожь. — Но как ты не понимаешь? Это все феи! Они забрали моего жениха! И это было вчера!

— Ты бредишь! — миссис Холл дотронулась до лба девушки. — У тебя жар! Какое «вчера», если вы пойдете только сегодня днем? То есть, Мэрион и Джоанна пойдут, а ты останешься в постели.

Дженнет застонала, откинувшись на подушках.

— Она умирает! — запричитала миссис Холл и тут же накинулась на мужа и сына: — Что вы застыли? Она умирает, а вы глазами хлопаете? Живо скачите и позовите доктора Кента! Дженнет, девочка моя!

Под эти причитания Дженнет закрыла глаза. Может быть, это и правда был только сон? Может быть, нет причин для тревоги? В конце концов, она задремала, и на этот раз ей не приснилось ничего.

Утро для нее началось с взволнованного двухголосого шепота сестер на фоне далеких возгласов матери:

— Как думаешь, сказать ей?

— Но она же спит!

— А мы разбудим!

— Да, но если нам попадет от маменьки? Нет уж, пусть спит!

— Но Дженнет должна знать…

— Потом. Не сейчас!

— Что случилось? — девушка открыла глаза, приподнимаясь на локте. Обе ее сестренки, уже в домашних платьях, топтались рядом, и глаза у них горели огнем восхищения.

— Ой, Дженнет, тут такое… — начала Мэрион.

— Там на крыльце… — подхватила Джоанна. — Мы просто чуть с ума не сошли!

— Это надо видеть!

— Что такое? — девушка села на постели. В голове пронеслись мысли, одна другой чуднее.

— Подарки! — хором выдохнули сестры.

— Подарки? Откуда?

— Мы не знаем. Но они прелестны! Кто бы их мог сделать? И как раз накануне праздника! Ах, чтобы они пришли чуть пораньше! Дженнет, ты должна это увидеть!

Тараторя на два голоса, сестры помогли ей выбраться из постели, одеться и кое-как убрать волосы в прическу. Терзаясь недобрыми предчувствиями, девушка спустилась на первый этаж в гостиную.

Там собрались остальные члены семьи, почти все слуги и доктор Кент собственной персоной, приехавший чуть свет, чтобы осмотреть внезапно заболевшую мисс Холл. Не заметив вошедших девушек, все смотрели на большой ларец, который, ввиду его внушительных размеров, не поставили на стол, а утвердили в центре комнаты. Ларец был распахнут, и часть его содержимого покоилась на столе. Дженнет сразу заметила две небольшие шкатулки, пару свертков и штуку шелка, которую как раз в эту минуту осторожно вынимала и разворачивала ее матушка.

— Шелк! Настоящий! И такой приятный цвет! — говорила миссис Холл. — А тут еще и муслин! Боже мой! Он, наверное, стоит десять фунтов за ярд… Интересно, сколько тут ярдов? Никак не меньше двадцати! И кому пришла в голову идея делать столь дорогие подарки? Вот уж ясно — людям деньги девать некуда!

Состояние сквайра Холла было достаточным для того, чтобы обеспечить достойным приданым всех дочерей и на черный день оставалась приличная сумма, но миссис Холл, выросшая в семье с весьма скромным достатком, не переставала твердить, что всякому богатству без экономии и учета может настать конец.

— Что это, мама? — промолвила Дженнет, подходя.

— Милая моя! Ты почему встала? — миссис Холл тут же забыла про ткани. — Тебе разве лучше? Как вы могли разбудить свою больную сестру? — напустилась она на младших дочерей. — Вы разве не знаете, что больным нужен покой?

— Но маменька, мы ничего не делали! — заспорили девушки. — Мы не хотели ее будить! Она сама!

Дженнет подошла поближе:

— Что происходит, мама?

— Происходит то, что только что Луиза, — миссис Холл кивнула на служанку, — нашла на нашем крыльце этот ларец. Калитка была заперта, на садовой дорожке и возле подъезда никаких следов. А ларец стоит. Не прилетел же он по воздуху? Мы посоветовались с мистером Холлом, и решили занести его пока в дом и посмотреть, что внутри. И ты только погляди, что там обнаружили? Несколько отрезов ткани — хватит на то, чтобы каждой из вас сшить по платью, да еще и на мою долю останется. А эти кружева! Удивительно тонкой работы! А нитки для вышивания? А эта канва? И даже золотые и серебряные нити!

— Ах, зачем вы это сделали? — всплеснула руками девушка.

— А что тут такого? — искренне удивилась миссис Холл.

— Вы не должны были его открывать! А вдруг он чей-нибудь?

— Да чьим он может быть? На ларце нет никаких знаков или гербов, его нашли прямо перед нашей дверью…

— Позвольте, маменька, тут есть знак, — вступил в разговор Джон. — На самом ларце ничего нет, а вот на шкатулке…

Брат держал в руках шкатулку из ореха, украшенную серебряной чеканкой. На крышке был выложен затейливый вензель «Джи-Эр-Э-Х».

— Боюсь, что ты прав, милый, — посерьезнела миссис Холл. — Как бы ни были красивы эти ткани и изящны кружева, нам придется вернуть это человеку с такими инициалами…

— И с таким гербом, как у нас, — невозмутимо добавил Джон, демонстрируя крышку шкатулки, где рядом с инициалами действительно красовался герб рода Холлов.

— Ну, если так, давай ее откроем! — предложила миссис Холл. — В крайнем случае вы, мистер Кент, засвидетельствуете, что все так и было.

— Охотно, миссис Холл, — подтвердил доктор.

Замочка не было, и стоило Джону откинуть крышку, как все присутствующие ахнули.

— Вот это да! — миссис Холл ловко выудила длинную золотую цепочку, на которой висел рубиновый кулон в форме сердечка. — Глазам не верю! Тут еще серьги! И еще одна цепочка… И — о, Господи! — какое колье! Эти камни замечательно подойдут к твоим глазам, Дженнет!

— Но, позвольте, дорогая миссис Холл, — перебил ее доктор, — но разве мисс Дженнет-Роза Энтони Холл — не инициалы вашей старшей дочери?

— Ах, — женщина встрепенулась, — какая я глупая! Ну, конечно! Дженнет, милая, это наверняка прислано для тебя! Только вот от кого? Ты не догадываешься?

Девушка медленно опустилась на стул. Страшная догадка осенила ее.

— Мистер Кент, ей плохо, — мигом опомнилась миссис Холл, откладывая украшения в шкатулку и плотно захлопывая крышку. — Посмотрите на нее. Вчера ночью она ходила во сне. Такого с нею прежде не бывало! Когда же мы ее разбудили, стала говорить ужасные вещи… Это опасно, мистер Холл?

Доктор Кент подошел, взял Дженнет за руку, заглядывая в глаза.

— Что она говорила? Вы помните, миссис Холл?

— Это она, — пролепетала Дженнет, не слушая никого.

— Что-что?

— Это она, королева фей! Она прислала мне все это… И забрала Роланда! — вскрикнула девушка и, уронив лицо в ладони, разрыдалась.

— Я ничего не понимаю, — промолвил мистер Кент.

— Дженнет, очнувшись ночью, говорила о том же! Что будто бы сегодня, на празднике Первомая, феи украли мистера Роланда Бартона из поместья Хемптон-холл. Того самого, который… Ну, вы же слышали, наверняка, эту легенду о том, что раз в сто лет королева Мэбилон выбирает жениха из числа юношей нашего городка?

— Слышал, а как же! — кивнул доктор. — Более того, я когда-то услыхал ее от бабушки и, помнится, мечтал, чтобы королева выбрала именно меня… Правда, мне быстренько объяснили, что ждать этого надо еще почти тридцать лет. Я смирился… Мои племянники и племянницы все уши прожужжали, обсуждая эти слухи. Вот будет новость. Жених для королевы найден! И вы — первые, кто об этом узнал! Но почему феи прислали дары именно вам, а не в Хемптон-холл? Ведь, если я правильно понял, избран вовсе не мистер Джон? — мужчина посмотрел на юношу, который все стоял со шкатулкой в руках. — И инициалы вашей дочери…

Он посмотрел на плачущую Дженнет. В гостиной как-то сразу стало тихо — только громко тикали часы, да в открытой окно был слышен приглушенный гомон обитателей птичьего двора.

— Все просто, мистер Кент, — негромко произнесла миссис Холл, — дело в том, что как раз вчера мистер Бартон нанес нам визит. И сделал моей дочери предложение…

Она не договорила — глухо вскрикнув, Дженнет вскочила и со всех ног бросилась прочь.

Не скоро ее удалось успокоить. Только после того, как мистер Кент дал ей двойную дозу успокоительных капель, Дженнет затихла. Внешне. В душе ее жгла боль. Феи забрали ее жениха. Да что там — они его просто-напросто украли! Прямо на ее глазах, из-под самого носа. Дженнет было так плохо, что хотелось хоть с кем-то поделиться своей болью. Родные оставили ее в покое, спустившись в гостиную, где, проводив доктора Кента, миссис Холл опять занялась осмотром содержимого ларца. Дженнет не препятствовала им рыться в вещах, которые феи предназначали для нее. Ни одной нитки, ни одной бусины ей не было нужно. Все это и даже больше она бы отдала ради возможности вернуть Роланда.

При этой мысли она невольно вспомнила о леди Сьюзен. Для Дженнет он был возлюбленным женихом, а для нее — кузеном. Раньше у них была одна тайна на двоих, а теперь — одно горе. Подумав о Сьюзен, девушка нерешительно взялась за перо, мучительно раздумывая о том, стоило ли написать подруге и какими словами сообщить ей о свалившемся несчастье. Но она ошибалась. В Хемптон-холле уже все знали.

Глава 5.

Сьюзен Хемптон нерешительно стояла над распахнутым сундуком. В гостиной пахло розами, жасмином и фиалками. Запах был такой сильный, что леди Сара немедленно распорядилась открыть окна и проветрить воздух.

— Это невероятно! Это ужасно! Я отказываюсь верить! — твердила она, обмахиваясь веером. — Господь Всемогущий, как Ты мог допустить такое? За что? Чем мы прогневали Тебя, что Ты так караешь нас? Сьюзен, милая моя! Какое горе!

Девушка подняла глаза на отца. Сэр Чарльз Хемптон выглядел растерянным. Несколько минут назад сперва слуги донесли ему, что племянника нет в поместье, потом был обнаружен этот сундук, а в довершение всего и сэр Эдмунд Грей с некоторым изумлением поведал в высшей степени странную историю. Поначалу он принял ее за сон, но в связи с исчезновением друга и появлением этого сундука стал думать по-другому.

— Значит, это был не сон, — пробормотал он. — И Роланда действительно похитили.

— Избрали, — негромко поправил сэр Чарльз. — В старинной легенде говорится о том, что королева фей именно выбирает себе супруга.

— Если честно, я был уверен, что выборы происходят немного не так, — признался Эдмунд. — Среди бела дня, при большом скоплении народа, все мечут жребий или как-то так… Но чтобы на празднике, которого еще не было? Рассказать кому — не поверят! На дворе — начало девятнадцатого века! Уже паровые машины на фабриках работают — и вдруг эльфы, феи… Нет, у нас в Шотландии много еще уголков, где, как говорят, можно увидеть маленький народец, но вот чтобы так… Столкнуться лицом к лицу, — он посмотрел на свои руки.

— Вы их видели? — поинтересовалась Сьюзен.

— Фей? Да. И еще несколько минут назад был уверен, что во сне. Они явились из тумана, выплыли, как тени. Я даже не понял, что это они — такие высокие, красивые, изящные… настоящие…

— Сатанинские отродья, — прошипела леди Сара. — Исчадия Ада! И наш милый Роланд у них в плену!

— Успокойся, Сара, — осадил сестру сэр Чарльз. — Если верить легендам, Роланд избран, чтобы стать королем… Завидная участь, если не принимать во внимание, что это мой племянник — и твой несостоявшийся жених, Сьюзен.

Девушка вздохнула. Они с Роландом уже давно договорились, что станут всячески сопротивляться попыткам родственников их поженить. И знакомство кузена с Дженнет Холл было призвано в какой-то мере оградить ее от брака — если бы сердце Роланда оказалось несвободно… Тогда у нее все получилось — Дженнет оказалась именно той девушкой, которая была нужна Роланду. Достаточно было нескольких взглядов, пары сказанных слов и один-единственный танец на обычном лондонском балу, чтобы эти двое поняли, что созданы друг для друга. Бывают порой такие связи, что рождаются в миг первой встречи и не рвутся годами. Поэты воспевают любовь с первого взгляда, девушки страстно мечтают о романтической встрече с избранником сердца, Сьюзен Хемптон это сделала сама. И ни капли не жалела о том, что совершила.

Она подняла глаза на Эдмунда Грея и поняла, что он уже давно смотрит на нее. В его серых глазах было столько тепла и участия, что девушка порывисто шагнула к нему, протягивая руки. И он сделал то же самое, беря ее ладони.

— Что же нам теперь делать? Как теперь быть? — почти одновременно воскликнули они.

— Думаю, — сэр Чарльз покосился на свою сестру, — нам стоит оповестить преподобного отца Томаса. Пусть занесет в анналы, что такого-то числа такого-то года в Фейритоне, согласно древнему договору был избран новый король фей, мистер Ро… Ро… — произнести имя племянника, который все равно, что умер для обычных людей, было ему нелегко, — Роланд Бартон, второй сын графа Фредерика Бартона и сын моей сестры Аглаи Бартон-Хемптон, местной уроженки, и сам в какой-то мере уроженец этих мест, являвшийся нареченным женихом…

— Нет, папа, — поспешила перебить его Сьюзен. — Думаю, такие подробности уже будут излишни.

— Но Роланд был помолвлен с тобой, — настаивал сэр Чарльз.

— Это не имеет никакого значения, папа. И я больше не хочу об этом говорить.

— Это тяжкое испытание, моя милая, — тетя Сара нежно обняла племянницу за плечи, — молись, чтобы Господь дал тебе силы с честью перенести его и ниспослать тебе утешение в твоей скорби. Мы все оплакиваем нашего дорогого мистера Роланда…

— А я не стану этого делать, — промолвила Сьюзен. — Роланд же не умер.

— И все равно, на твои плечи, милая, ложится тяжкий груз…

— Я тоже не буду скорбеть, с вашего позволения, — вставил слово Эдмунд. — Тем более, что на мои плечи в скором времени ляжет еще более тяжкое испытание — сообщить начальству о том, что капитан Бартон не просто подал в отставку, но и… черт побери, как же это сказать? Простите, миледи, но в рапорте не напишешь: «Стал королем волшебного народца». Они решат, что я тронулся умом!

— Я вас понимаю, — кивнул сэр Чарльз. — Мы в Фейритоне как-то привычнее относимся к подобным вещам. Тем более, что предыдущим избранником был Джошуа Хемптон, мой дальний родственник. Мы справимся. Что же до писем, то, думаю, преподобный отец Томас справится. И я тоже помогу всем, что в моих силах.

— Благодарю вас, сэр. Я же со своей стороны заявляю, что постараюсь недолго обременять вас своим присутствием…

— О, нет, только не это! — Сьюзен крепко вцепилась ему в руку. — Прошу вас, не торопитесь уехать! Задержитесь! Я только что почти потеряла кузена, мне не хотелось бы потерять еще и…

Прежде, чем последнее слово сорвалось с ее губ, Сьюзен опомнилась и прикусила язык. Но выражение лица Эдмунда ясно сказало девушке, что слово было услышано и угадано.

— Вы бесконечно добры, миледи, — ответил он. — Но я только в отпуске… Осталось всего три недели…

— Осталось целых три недели, — быстро поправила Сьюзен, — и я прошу от имени своего отца быть нашим гостем это время… и от своего имени лично, — добавила она тише.

— Да-да, — несколько раз кивнул сэр Чарльз, — оставайтесь, сколько хотите.

Роланду снился сон, что он пережил кораблекрушение. Буря настигла их недалеко от берега. Фрегат погиб, налетев на скалу. Ужасающий треск и грохот раздался снизу, судно содрогнулось до основания и медленно, неотвратимо стало погружаться в пучину, заваливаясь набок. Сильный ветер, швырнувший фрегат на скалы, поднимал волны и мешал людям спастись. Многие сразу попадали за борт. Сам Роланд держался на палубе, пока еще было можно, но потом новый толчок выбил почву из-под ног, и он полетел в воду. Ветер усиливался, волны поднимались все выше. Он хорошо плавал и попытался добраться до обломков, которых тут было великое множество, но уже в тот миг, когда рука его ухватилась за обломок доски, что-то тяжелое опустилось на затылок, и наступила тьма…

Но он был жив. Жив, хотя тело казалось налитым свинцом, а голова болела.

«Меня спасли, — была первая мысль. — Кто-то из команды остался в живых, и мне не дали утонуть… Но кто и…»

До него внезапно дошло, что он лежит отнюдь не на мокрых досках спасательной шлюпки, что его тело ощущает мягкие простыни, а воздух напоен запахами цветов и трав, а не сырого дерева, человеческих испарений и морского ветра. И вместо плеска волн и негромких голосов слышна далекая незатейливая мелодия — словно какой-то мальчик тихо себе под нос играет на свирели, выпевая один и тот же мотив.

«Где я?»

Рядом послышался щебет. Высокие нежные, как птичьи, голоса. Язык был незнаком, но интонации угадывались безошибочно — радость и нетерпение. И еще — он почему-то был уверен, что это дети, девушки-подростки не старше тринадцати-четырнадцати лет. Его спасли рыбаки, отнесли в свою хижину и попросили дочерей присмотреть за моряком? Похоже на то, но все-таки…

Шорох. Легкий дробный стук каблучков. Щебет прервался. Зато послышался легкий шорох платья. И запах. Волна свежести, просыпающейся земли, молодой травы и первых цветов окутала его. Роланд ощутил, как кто-то склоняется над ним. Что-то мягко коснулось его волос:

— Просыпайся.

Голос был смутно знаком. Кажется, он уже слышал его когда-то. Роланд открыл глаза.

В облаке света над ним склонялась молодая женщина. Ее силуэт, освещенный со спины, казался чем-то неземным, воздушным, нереальным. Но мягкая рука с тонкими пальцами, касавшаяся его волос, была самой настоящей. Как и тихий голос, с легким акцентом произнесший:

— С добрым утром, мой повелитель.

Роланд приподнялся на локте, с удивлением озираясь по сторонам. Просторная светлая комната без углов и потолка — стены сходились вверху, как шатер — была залита ярким светом. Ни окон, ни дверей видно не было. Стены покрывала затейливая роспись — причудливое переплетение цветов и листьев, среди которых порой угадывались звери.

Он лежал на просторной круглой постели, на шелковых простынях, обложенный пуховыми подушками. Серебряные витые цепи удерживали ложе на весу, наподобие колыбели младенца, как раз в центре комнаты. Узорный полог был откинут наполовину, позволив рассмотреть нехитрое убранство — кроме самой постели, тут было несколько высоких, в рост человека, подсвечников в виде небольших деревьев, где на каждой веточке имелось по свече, две лавочки и два небольших низких сундука, окованных серебром. Пол был выложен мозаичным узором из слюды.

Но все это Роланд заметил краем глаза, ибо вокруг его постели стояли незнакомые девушки, в облике которых было что-то странное.

Все они на вид были не старше двадцати лет, а большинству наверняка не было и шестнадцати — столь нежными были их лица и хрупкими — фигурки. Большие глаза, тонкие чуть вздернутые носики, маленькие розовые губки делали их похожими друг на друга, как родных сестер, хотя цветов волос, глаз и чертами лица они сильно отличались друг от друга. Волосы их, уложенные в причудливы прически, были всех оттенков, какие не встречаются у людей — пепельно-розового, серовато-голубого, золотисто-зеленого, серо-зеленого, бело-голубого… У двоих девушек в нежно-розовых кудрях виднелись пряди другого цвета — у одной небесно-синего, а у другой изумрудно-зеленого. Волосы еще одной юной красавицы цветом походили на расплавленное золото с одной-единственной ярко-красной прядью, небрежно свешивающейся на плечо.

Цвет их кожи тоже поражал — пепельный, коричневатый, бледно-зеленый, нежно-золотистый, снежно-белый… Роланд обнаружил, что с трудом подбирает названия — спасибо сестре Кэтрин, которая с детских лет любила рисовать и часто в разговоре с братьями упоминала многочисленные цвета и оттенки. Что до глаз, то у девушек они были двух цветов — золотистые и зеленые со множеством переходных оттенков между ними.

А их платья… Полупрозрачные, струящиеся до пола, оставлявшие открытыми тонкие унизанные браслетами руки и покатые плечи, на которых тяжелым грузом лежали ожерелья. Не было слов, чтобы их описать. У Роланда только мелькнула мысль о том, что любая знакомая ему женщина или девушка полжизни готова будет отдать ради того, чтобы приобрести ткани такой расцветки — и в то же время ни одна не наденет такого платья, которое слишком много выставляет напоказ. Кроме плеч и рук, у кого-то из девушек была наполовину обнажена грудь, у кого-то платье было разделено на юбку и верхнюю половину, оставив на талии полоску голого тела, у кого-то длинный разрез открывал стройные ножки.

Но на все это великолепие Роланд смотрел нарочно, отводя глаза от еще одной девушки, чье лицо он увидел первым, стоило ему открыть глаза. Она присела на край его постели. У нее были чисто-белые волосы, свободно спадающие на спину мягкими волнами. На лбу их удерживал в порядке тонкий серебряный обруч с аметистом. Такого же цвета были раскосые глаза на тонком лице. Ее кожа имела такой нежный розовый оттенок, что Роланд опять подумал о своей сестре — Кэтрин непременно захотела бы написать портрет прекрасной незнакомки. Ее платье ничем не отличалось от нарядов остальных девушек, разве что ни на тонких руках, ни на шее не было ни одного украшения. Когда глаза их встретились, незнакомка улыбнулась.

— Где я? — поинтересовался Роланд. — Я, наверное, умер и попал в Рай?

— Можешь считать это Раем, мой повелитель, — прожурчал нежный голос с заметным акцентом, — но, хвала Великой Матери Дану, ты не умер…

— И все равно, я… — Роланд попытался сесть на постели, но вовремя обнаружил, что совершенно голый и отбросил мысль выбираться из груды подушек и простыней, — я не понимаю, где нахожусь. И где моя одежда?

Мелькнула спасительная мысль, что его флотский мундир пришел в негодность от морской воды, и его отнесли в чистку. Если его вернут, значит, кораблекрушение не было сном.

Звонкий смех был ему ответом.

— Ты — дома, в своих покоях, — произнесла незнакомка. — А твоя одежда… — она звонко хлопнула в ладоши и прощебетала что-то на незнакомом языке. Тотчас две девушки направились прочь. Когда они подошли к стене, линии узора ожили, задвигались, переползая с места на место, как змеи. Два застывших среди веток диких кота встали на задние лапы и превратились в две створки дверей. Те распахнулись с мелодичным звоном, выпуская девушек, и сами закрылись за ними, а стена приняла прежний вид.

Пораженный Роланд покачал головой. Он не знал, что и думать и боялся, что сошел с ума. Такого просто не могло быть в реальном мире. Интересно, где его содержат? В Бедламе или нашли какую-нибудь иную клинику?

— Ты чем-то встревожен, мой повелитель? — беловолосая красавица придвинулась ближе.

— Да, я… Все-таки, где я нахожусь? И как сюда попал? И кто вы, леди?

— Называй меня своей королевой, мой повелитель! — красавица соскользнула с постели, встала рядом, тряхнув волосами, и аметист на ее обруче вспыхнул, как маленькое лиловое солнышко. — Ибо я — королева фей Мэбилон!

— О, черт побери! — вырвалось у Роланда. — Простите, миледи, но я… — он потрогал свой лоб. — Я не могу понять… Значит, это был сон? И я не утонул при…

— Нет. Сон.

— О, Господи! — мужчина схватился за голову. — Я не верю.

— Ты ничего не знаешь? — в нежном голосе Мэбилон прозвучало беспокойство.

— Знаю, то есть… Прошу прощения, — он перевел дух, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Провел ладонью по простыням. Нежнейший шелк и лебединый пух. И абсолютно реальны. — Кажется, мне недавно говорили про старинный договор… Преподобный отец Томас рассказывал легенду… Раз в сто лет королева Мэбилон выбирает себе супруга из числа смертных…

— Смертных юношей, — улыбнулась та. — И ты — счастливец, ибо я избрала тебя в повелители моего сердца!

Ее глаза сияли таким восторгом и обожанием, что любой бы дрогнул. Но Роланд вспомнил другой взгляд.

— Простите, леди, но это невозможно.

— Что значит «невозможно»? Такого слова нет в моей стране. Возможно все, когда ты — королева!

— Даже королевы не властны над чувствами. Простите меня, миледи, но вы ошиблись в выборе. Вам следовало бы обратить свое внимание на кого-либо еще в Фейритоне, ибо мое сердце мне не принадлежит.

Красавица, стоявшая перед ним, по-птичьи склонила головку набок. Было в этом жесте что-то странное, нарочитое, не-человеческое. Словно механическая кукла, у которой кончился завод:

— Не принадлежит? А где оно? Твои враги изъяли его из груди и поместили туда, где ни одному смертному его не отыскать? Но я — фея. Мне подвластны силы, о которых ты не имеешь понятия! Для меня нет ничего невозможного! Скажи, куда спрятано твое сердце, и я отыщу его!

— Я отдал его девушке, которую люблю. Она осталась там, в моем мире.

— Смертная?

— Да. Ее зовут Дженнет.

Произнеся это имя, он почувствовал боль. Так странно. В море, в разлуке на пять с лишним месяцев, мечтая и ожидая встречи, он не ощущал ничего подобного. Когда он в минуты затишья вспоминал о трех оставшихся на берегу девушках — младшей сестре Кэтрин, кузине Сьюзен и возлюбленной Дженнет — его окутывало теплом. А сейчас — словно игла вонзилась в грудь. И что-то заломило там, под ребрами, так сильно, что Роланд невольно схватился за грудь.

— Тебе плохо, повелитель? Ты умираешь? — королева бросилась к нему. Окружившие постель девушки защебетали наперебой.

— Нет, но я… вспомнил Дженнет.

— Ах, только и всего? — королева рассмеялась. — Так это пустяки! Это пройдет!

Она промолвила это с таким уверенным видом, что Роланд не стал спорить из опасения, что только ухудшит свое положение.

Дверь закрылась за ее спиной, и королеву тут же обступили придворные дамы. Они всплескивали руками, ахали, улыбались и лучились восторгом. «Ах, как он мил! Ах, как он хорош! Позвольте поздравить ваше величество!» — слышалось отовсюду. Мэбилон сияла, принимая поздравления. Она была совершенно счастлива и, заметив среди поздравляющих лейти Этейн, подлетела к ней, в порыве счастья пожав придворной даме руки.

— Он — просто чудо! Я так рада!

— Поздравляю, ваше величество, — та склонилась в глубоком поклоне, — но подойдет ли он…

— К тому, что уготовано ему? — королева улыбнулась своим мыслям. — О да! Он — то, что надо!

Вода в котле бурлила и исходила паром, лишь в самом центре оставалось круглое окошко чистой и спокойной воды. Склонившаяся над ним женщина была еще молода, но вот прекрасной ее никто бы не мог назвать. Глубоко посаженные глаза, сурово сжатый рот, морщины на лбу и загнутый книзу кончик носа не делали ее красавицей. Для колдовства она разрисовала лицо и руки ярко-синей и зеленой краской, покрыв кожу узорами и знаками так, что трудно было с уверенностью сказать, какого оттенка ее кожа. И только глаза сияли своим собственным ярко-красным светом, как два угля. Темно-синие, сейчас кажущиеся черными, волосы ее развевались за спиной, словно длинный плащ. Темное платье с открытыми руками тоже трепетало, облегая ее стройную фигуру. Затаив дыхание, женщина всматривалась в озерцо. Перед нею разворачивалась сцена во дворце Мэбилон. Голоса звучали приглушенно, уловить можно было лишь отдельные слова, зато мысли и чувства всех, кто там находился, слышались очень хорошо.

Когда появились служанки с нарядным платьем, расшитым золотом, и стали помогать новому избраннику королевы облачиться в его наряд, улыбка тронула губы женщины.

— Вот какую игрушку ты нашла себе, Мэб, — произнесла она. — Хорош, нечего сказать! Даже слишком хорош для такой бессердечной твари, как ты! Как пылает его огонь! Куда там тебе со своей слабенькой искоркой похоти, которую ты принимаешь за любовь! Луне никогда не светить собственным светом — тебе ли этого не знать, сестричка Мэбилон? И ты поймешь свою ошибку… надеюсь. В этот раз…

Дженнет робко переступила порог церкви и остановилась, переводя дух. Ее всегда, с раннего детства, пугали и привлекали эти своды. Церковь была построена довольно давно, и, как говорили, была одной из старейших церквей в графстве. Ходила легенда, что тут когда-то останавливалась королева Мод, совершавшая паломничество, и здесь ей было видение, после которого она и повелела заложить сию церковь. Она так и называлась Церковь Видения Пресвятой Девы. Несколько раз ее перестраивали и подновляли, но неизменным оставался витраж — королевы в пышных одеждах преклонила колени перед простой нищенкой, в облике которой ей и явилась Дева Мария.

Дженнет опередила своих домашних всего на несколько минут. И она также знала, что еще немного — и сюда начнут собираться горожане для еженедельной проповеди.

Преподобный отец Томас и викарий уже были на месте. Собрав свое мужество, девушка двинулась по проходу между скамьями к ризнице, остановилась, не доходя нескольких шагов. Тихо покашляла, привлекая внимание.

Выглянул викарий:

— Что вам угодно, мисс?

— Я хотела бы поговорить с отцом Томасом. По личному делу.

— В чем дело, дочь моя? — священник показался на пороге. — Если угодно, я готов выслушать, но немного позже. Сейчас я готовлюсь к проповеди, которая вот-вот начнется… Или ты желаешь исповедаться?

— Нет, святой отец, я пришла не каяться в грехах, но моя просьба не позволяет мне ждать! Умоляю, выслушать меня именно сейчас, пока еще ничего не началось!

Она оглянулась на двери. В любой момент могли войти посторонние.

— Но проповедь…

— Это не займет много времени, обещаю!

Отец Томас служил в этом приходе почти двадцать лет. Он крестил и эту девушку, и всех ее ровесников и ровесниц, а также повенчал между собой почти треть населения Фейритона. И он кивнул головой:

— Слушаю.

— Отец Томас, — Дженнет сцепила руки, — сейчас все соберутся, чтобы послушать вашу проповедь. А потом, насколько я знаю, всегда бывает оглашение помолвок, свадеб, крестин, похорон…

— Да, дочь моя.

— Так вот, я умоляю вас, сегодня после проповеди огласить мою помолвку…

— Что? — отец Томас потерял дар речи. Впервые за всю его практику — а до Фейритона он служил в другом приходе — невеста сама просила его об этом. Обычно это было дело ее жениха, отца, иногда опекуна или старшего брата. В самом крайнем случае — матери. Но чтобы так!

— Я понимаю ваше замешательство, отец Томас, — заторопилась Дженнет, догадываясь, что он ищет слова для деликатного отказа, — но дело в том, что…

— Боюсь, это против правил, — все-таки сказал священник. — Прошу прощения, но я ничем не могу помочь. Я полагал вас дочерью почтенных родителей, девушкой здравомыслящей, богобоязненной и послушной. И услышать такую просьбу из ваших уст… Оставьте меня. Осталось совсем мало времени!

— Но вы даже не поинтересовались, кто мой жених! — воскликнула Дженнет. — Я помолвлена с мистером Роландом Бартоном!

— Матерь божья! — вырвалось у викария.

Преподобный отец Томас отчаянно пожалел, что не может выразиться полнее. Но только несколько часов назад он побывал в Хемптон-холле, где услышал новость о том, кого избрала королева фей в смертные супруги. И по возвращении успел лишь сделать короткую запись об этом событии, да понять, что прежняя тема проповеди никуда не годится и надо говорить с людьми о чем-то другом. Сказать, что он был ошеломлен — значит, ничего не сказать.

Он переглянулся с викарием.

— Это правда, мисс Холл?

— Да, — вздохнула Дженнет. — За день до того, как… как это случилось, мистер Роланд Бартон попросил у отца моей руки… и получил согласие. Если бы не это… если бы не королева фей с ее выбором, сегодня все равно должно было бы состояться оглашение… ну, или чуть позже, — поправилась она, вспомнив, что Роланд собирался уехать, чтобы получить разрешение отца.

— Верно ли я понимаю, дочь моя, — помолчав, промолвил священник, — что жених королевы фей уже был обещан другой?

— Да! Она украла моего жениха! — в голосе девушки зазвенели слезы. Всякий раз, как она думала об этом, ей хотелось плакать.

— Что ж, думаю, этот случай впрямь из ряда вон выходящий. Ступай с миром, дочь моя. Я подумаю о твоей просьбе… А сейчас мне надо приготовиться к проповеди! Времени нет совсем.

Дженнет осталась стоять у самого амвона, борясь со слезами. Только услышав, как заскрипели двери, пропуская первых прихожан, она опустила голову и скорее шмыгнула на скамью, которую долгие годы занимало ее семейство.

Церковь быстро наполнилась народом. Люди входили, здоровались с родными и знакомыми, рассаживались, шепотом обмениваясь новостями. Слух о том, что королева фей сделала свой выбор, уже начал распространяться по городку, и все гадали, кто же оказался счастливчиком. Девушки с тревогой пересчитывали глазами знакомых юношей, матери семейств придирчиво оценивали их, невольно сравнивая со своими отпрысками. Каждый одновременно чувствовал разочарование — все самое интересное уже закончилось — и облегчение, что выбор пал не на него. Дженнет забилась в самый дальний уголок, склонила голову и, казалось, вся ушла в молитву.

В числе последних прибыл сэр Чарльз Хемптон с семейством и гостившим у них Эдмундом Греем. Когда они прошествовали к своей скамье в первых рядах, по церкви прошел шепоток — все Хемптоны были в трауре. Их гость бережно поддерживал под локоть леди Сьюзен, которая держалась с достоинством человека, привыкшего терять близких.

— Мистер Бартон… Мистер Роланд Бартон? Неужели? — прошелестело по рядам. Те, кто был приглашен на бал, знали о возвращении в Фейритон потенциального жениха леди Сьюзен Хемптон. Первая красавица городка, Диана Монтего, побелела, как полотно и едва не лишилась чувств.

Появился отец Томас. Несколько минут он стоял, глядя на свою паству, потом тихо заговорил:

— Накануне, готовясь к еженедельной проповеди, я выбрал темой стих из Евангелия от Матфея: «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, должно быть срублено и брошено в огонь…» Но Господь в неизбывной мудрости своей распорядился по-иному. Ибо бесконечно мудр Он и не стоит человеку спорить с божественным предначертанием. В Писании сказано: «Ни один волос не упадет с головы без ведома Его…» Судьбы наши неисповедимы, идем мы вслепую и порой сами не ведаем, что ждет нас за углом. У каждого из нас есть свои планы, своя жизнь, и не ведаем мы, что давно уже измерены и взвешены на весах судьбы. И порой стоит смириться, отдавшись на волю Провидения, не роптать и смиренно принимать выпавший на твою долю жребий. Ибо Господь не только бесконечно мудр, но и неизбывно милосерден, и как истинный Отец наш, не только карает, но и обучает. Многие из вас уже являются родителями, иным сие только предстоит. Не только любовью воспитываете вы чад своих, не только личным примером, но и порой наказанием за непослушание. Но, карая своего ребенка, желаете вы ему только добра и через наказание воспитываете. Так и Господь наш детей Своих карает, бесконечно любя. И как вы сами, наказывая, порой страдаете от того, что приходится причинять своим чадам боль, так и Господь страдает и терзается, когда вынужден наказывать кого-то из нас. И, терпя удары судьбы, стоит порой вспомнить об этом, и с благодарностью и любовью принять любое наказание…

Дальше Дженнет уже не слушала. Она крепилась, сколько могла, но слезы закапали сами, и девушка склонилась, пряча лицо в ладонях и кусая платок, чтобы не рыдать на всю церковь. Мэрион и Джоанна с двух сторон ласково гладили ее по плечам, и от этого участия было еще больнее.

После проповеди отец Томас приступил ко второй части — почтительно принял поданную викарием книгу и стал громко зачитывать:

— Оглашается предстоящее бракосочетание мистера Майкла Кента, эсквайра, с дочерью мистера и миссис Нортон, девицей Аглаей… Оглашается помолвка мистера Роджера Гордона и дочери миссис Беннет, девицы Элизабет Беннет… — переждал волну удивленных и радостных шепотков и продолжил: — Оглашается также помолвка мистера… мистера… — помолчал немного и внезапно махнул рукой викарию: — Принесите перо!

Тот пожал плечами, но исполнил требуемое. Быстро начертав несколько слов в приходской книге, отец Томас закончил твердым голосом:

— Оглашается также помолвка мистера Роланда Бартона, второго сына сэра Джеймса Бартона и дочери сэра Мартина Холла, девицы Дженнет Холл…

Девушка подняла голову. В ее заплаканных глазах засветилась надежда. Сьюзен Хемптон обернулась в ее сторону. Сидевший с нею рядом Эдмунд Грей взял девушку за руку, но та даже не заметила дружеского пожатия. По церкви пронесся шепоток. Многие вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Дженнет, которая сидела бледная, с плотно сжатыми губами, боясь шелохнуться.

— И также, — продолжил священник, — я должен сделать еще одно заявление. Всем известна легенда о Мэбилон, королеве фей, которая раз в сто лет избирает себе смертного супруга из числа неженатых юношей нашего городка. Два дня назад королева Мэбилон сделала свой выбор, о чем в приходской книге мною для будущих поколений была оставлена соответствующая запись. Избранным оказался мистер Роланд Бартон, второй сын барона Джеймса Бартона… И, надо полагать, — добавил он совсем другим тоном, — что впервые в истории супругом королевы Мэбилон был избран мужчина, связанный обетами с другой девушкой.

— Не может быть! Так не бывает! Как же так? Почему? — послышались голоса.

Дженнет медленно повернула голову. Те, кто сидел ближе, замолкли, глядя на ее лицо.

— Это правда, — пролепетала она. — Роланд… мистер Бартон…

Здесь силы оставили ее. Сорвавшись с места, она бросилась к выходу из церкви. Крик Сьюзен Хемптон, зовущей ее, лишь заставил Дженнет прибавить хода.

Здесь все было не так. По-другому. Непривычно. Не было окон, но неяркий свет лился отовсюду, и не было нужды в свечах, которые то горели, то гасли сами по себе, словно зажженные невидимой рукой. Не было видно никого, и в то же время порой рядом шелестели чьи-то шелковые юбки, слышались легкие быстрые шажки и тихие звенящие голоса. Пели птицы. Шуршали листья. Стрекотали цикады. Журчал ручей. Раз или два слышался шум дождя — то мерный убаюкивающий шорох, то дробный перестук капель. А после него так пронзительно пахло сыростью и свежестью, что ломило в висках, и птицы отчаянно и заполошно орали, приветствуя вернувшееся солнце.

Но это было где-то снаружи. За стенами, расписанными лианами, цветами и листьями, среди которых скрывались звери с гибкими телами и птицы с причудливо изогнутыми шеями. А тут была лишь эта комната, где он чувствовал себя пленником, несмотря на уют и чистоту.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Когда он проснулся снова, рядом никого не было. Он лежал одетый на той же постели. Вспомнилось, как, после облачения, королева Мэбилон пришла в восторг. Она едва не танцевала вокруг него, и ее фрейлины веселились, как девочки. Некоторые из них, к удивлению человека, взмывали в воздух — без крыльев. Его осыпали комплиментами, хвалили и стать, и осанку, и даже выражение лица. Он с почтением выслушал все, что сообщили ему феи и попросил отпустить его. Королева и бровью не повела. Лишь хлопнула в ладоши, и появилась девушка невысокого роста, с десятилетнего ребенка. Она несла на вытянутых руках золотой поднос, где стоял кувшин и два кубка. При виде его Роланд вдруг ощутил, что ужасно хочет пить. В самом деле, трудно было припомнить, когда он последний раз ел и пил, сколько часов или дней миновало с той поры.

Королева улыбнулась, без труда угадав его мысли, наполнила кубки, подала один, себе взяла другой. На вкус это оказалась родниковая вода, но после нее Роланда внезапно потянуло прилечь…

А проснулся он в одиночестве. Казалось, все забыли про него.

Предоставленный сам себе, Роланд не стал терять времени и попытался выйти на свободу. Он примерно запомнил, где отворялись те «двери», через которые входили и выходили пленившие его феи — между двумя ларями — но когда приблизился к стене, та не дрогнула. Рисунок остался недвижим. Роланд осторожно дотронулся до гладкого, словно стеклянного, камня, поразившись его мягкому теплу. Провел кончиками пальцев вдоль линии, вычерчивая контур изогнувшегося в ветвях зверя. Ничего. Отступил на шаг. Опять ничего. Может быть, надо сказать какое-то слово? Нет, он не помнил, чтобы феи что-то произносили, покидая его… не хотелось говорить «темницу». Тогда как ему выйти?

Он медленно пошел вдоль стены, внимательно рассматривая рисунки. Может быть, он ошибся, и дверь находится не здесь? Нет, насколько он мог заметить, описав круг, только в одном месте были нарисованы два зверя, стоявшие на задних лапах мордами друг к другу. Тогда, может быть, ключ находится как раз между ними?

Роланд подошел ближе, и рисунок неожиданно ожил. Листья свернулись в трубочки, цветы закрылись, сжимаясь в бутоны, а лозы зашевелились. Часть стены стала прозрачной, а потом и вовсе исчезла. Перед человеком открылся темный коридор, уходящий вдаль.

Что это? Он случайно отыскал выход?

Раздумывать было некогда, и Роланд сделал шаг.

Он торопился. Призрак свободы, поманив его, торопил мужчину. Неизвестно, что будет впереди, неизвестно, что ждет его за поворотом, но одно он знал точно — оставаться на одном месте он не станет. Золотая клетка все равно клетка, и для любого человека дело чести — вырваться на свободу.

Он шагал по подземелью. Тишина стояла гробовая. Мужчина слышал только эхо своих шагов и гулкий стук сердца. Ни шороха, ни звука. Тут, казалось, не существовало даже эха. Тут вообще ничего не было — только сводчатые гладкие стены, выложенные цветной мозаикой. Некоторые фрагменты ее светились, освещая ему путь. Узоры напоминали старинные мотивы — переплетающиеся листья травы, цветы и извивающихся среди них причудливых зверей. Свет то усиливался, то слабел, и казалось, будто звери ползают среди растений.

Но рассматривать живые картины было некогда. Его побег в любой момент мог быть обнаружен.

Через некоторое время он почувствовал подвох. По его расчетам, он прошагал мили две или три, но коридор тянулся все такой же прямой и ровный. Неужели дворец королевы фей настолько огромен? Или он давно уже выбрался за его пределы? Интересно, где заканчивается этот ход? В овраге или в подземельях другого, соседнего замка? Сколько ему идти?

И едва он так подумал, как впереди стало чуть светлее.

На какое-то время Роланд поверил, что отыскал выход, и прибавил шагу. Но уже через пару минут ощутил разочарование. Ход заканчивался тупиком. Стена была расписана тем же зверино-травяным узором, что и коридор, и линии его ожили, стоило человеку подойти ближе.

Роланд сделал последний шаг и замер на пороге собственной комнаты, покинутой им больше часа назад. Но теперь он был тут не один. Его ждала королева Мэбилон.

— Приветствую тебя, мой повелитель, — улыбнулась она. — Ты что там делаешь? Гуляешь?

— Я пытался найти выход, — не счет нужным лгать он, стараясь подавить в себе разочарование.

— Тебе не нравятся твои покои? Повелителю стоит только приказать, — она хлопнула в ладоши, — и все его желания будут исполнены.

Свет на миг потускнел, словно наступил вечер. Исчез рисунок на стенах. Они стали темными. Вместо мозаики оказался каменный пол, посыпанный соломой. Потолок взвился ввысь, сверху, как огромные сосульки, опустились белоснежные колонны…

— Нет! — воскликнул Роланд прежде, чем комната окончательно превратилась в зал старинного замка. — Простите, ваше величество, но я не то имел в виду.

— Тебе не нравится, мой повелитель? — Мэбилон жестом остановила продолжавшиеся перемены. — Ты прав, выходит что-то мрачновато. Быть может, надо сделать по-другому? Ты только прикажи…

— Мне все равно, как выглядит эта комната, — покачал головой Роланд. — Тюрьма останется тюрьмой…

— Тюрьма? — в голосе королевы послышалось удивление.

— Я ваш пленник, ваше величество.

— Пленник? — брови Мэбилон взлетели вверх. — О нет, не пленник, а мой повелитель! Ты — мой король! Я выбрала тебя! Раз в сто лет из всех смертных мужей я выбираю достойнейшего из достойных, дабы разделил он со мной богатство, власть, силу и славу. На тебя указал жребий! Ты — Избранный! Гордись своей судьбой!

Роланд только покачал головой:

— Вы говорите красиво, ваше величество, и вашим словам так легко поверить… Но я заперт в этих стенах. Я не могу отсюда выйти…

— И не надо! Тебе не должно покидать свой замок! Ты — наш король, наш избранный владыка…

— А что, если меня не привлекает этот жребий?

— Ты, смертный, не желаешь быть королем? Вся эта роскошь, — она взмахнула рукой, — эти богатые покои, нарядные одежды, толпы придворных, песни, танцы, пиры и веселье…Смотри, какая жизнь ждет тебя!

Она протянула к стене ладошку. Точеные ноготки ее вспыхнули огнем, и стена ожила. Зашевелились нарисованные звери и лозы, расползаясь в разные стороны и являя девственно-чистую поверхность. Потом она посветлела, стала прозрачной — и у Роланда захватило дух. Ему показалось, что он парит в вышине в невидимом воздушной пузыре. Мужчина даже посмотрел себе под ноги — есть ли там пол? Зрелище мозаичных плит немного успокоило.

Впереди и внизу разворачивались картины, от которых захватывало дух. Они словно летели над огромным парком, где ярко-зеленые лужайки перемежались с клумбами и куртинами цветущих кустарников, а между ними вились посыпанные песком дорожки. Журчали фонтаны, солнце играло на глади прудов, изящные статуи возвышались тут и там. На лужайках прогуливались, танцевали, резвились девушки и юноши…

Шар взлетел выше и дальше — и вот уже стройные ряды цветущих кустов сирени, роз и жасмина уступили место вековым дубам. Под деревьями мчалась охота — всадники и всадницы на прекрасных конях скакали по лесу. Трубили рога, заливались лаем псы. Превосходный олень, запрокинув голову, летел через лес, спасаясь от погони, но пущенная из лука стрела поразила его в самое сердце, и он рухнул, как подкошенный. Другие звери замелькали между стволами — лисы, волки, кабаны, медведи. Их всех метко поражали охотники, и груда туш добытого зверья росла на глазах.

Миг — и все изменилось. Теперь внизу в просторном зале пировали и веселились. Проворные слуги вносили одну перемену блюд за другой, вино лилось рекой, улыбки дам сверкали, как маленькие солнца, старались музыканты и шуты. Но вот опять затрубили рога — и на турнирной арене два рыцаря наклонили копья, чтобы сразиться за благосклонность знатной дамы. Совершенно неожиданно в одном из них Роланд узнал себя — и отшатнулся:

— Нет.

— Тебе это не нравится?

Мэбилон взмахнула рукой. Видение померкло. Стена стала обычной, лозы, цветы и звери вернулись на прежние места.

— Боюсь, что нет, ваше величество. В наше время, чтобы чувствовать себя счастливым, достаточно быть обеспеченным человеком, любить и быть любимым. А то, другое и третье у меня было дома. Более того, там я мог куда-то стремиться, пытаться чего-то достичь… Да, я был всего лишь вторым сыном, а это значило по нашим законам, что поместье и дом полностью должны отойти моему старшему брату, мне же в лучшем случае досталась бы часть наследства матери за вычетом приданого сестре, и я должен был сделать карьеру либо священника, либо военного. Я сделал свой выбор, я пошел по этому пути и был готов идти дальше, не считаясь с трудностями… Здесь, насколько понимаю, все мои мечты могут осуществиться без малейших усилий с моей стороны?

— Да, мой повелитель! — королева придвинулась ближе. Аромат, исходивший от ее волос и кожи, пьянил и кружил голову, но в ее взгляде было нечто, от чего хотелось отвести глаза. — Тебе стоит только приказать!

— Боюсь, что нет, ваше величество…

— Возможно, ты и прав, — помолчав, произнесла Мэбилон. — Возможно, все это — тлен. Вам, смертным, трудно этому поверить, но я могу тебя понять. Вся эта роскошь приедается порой. Так хочется чего-то необычного… Не просто удовольствий, но большего! Вы, смертные, не знаете, как это тяжело бывает — веселиться без конца. Как одиноко в комнатах просторных. Как скучно на пирах и на турнирах, когда нет рядом того, кто мог бы разделить с тобой всю эту роскошь…

Роланд окинул взглядом помещение. Предметов обихода было мало, но все равно, каждая из них кричала о богатстве и довольстве. Тут могли быть голые стены, и все равно это была бы богатая комната дворца королевы фей. Фей, среди которых он был единственным человеком.

— Да, вы правы, ваше величество, — пробормотал он. — Все это — тлен, когда ты остался один.

Королева встрепенулась.

— Но есть средство этому помочь, — воскликнула она. — Любовь…

— Любовь? Простите, ваше величество, вы так легко об этом заговорили…

— А что тут такого? Я — одинока среди этих стен. Ты — тоже одинок, но по-иному. Мы можем стать спасеньем друг для друга. Наша любовь согреет эти стены, вдохнет в них жизнь, подарит сердцу радость… Тогда все эти наслажденья нам принесут лишь счастье и веселье! Мы будем петь, играть и танцевать…Тебе лишь стоит «да!» произнести и полюбить, как я люблю тебя!

— Нет.

Он сказал это тихо, глядя прямо в лиловые раскосые глаза — и королева фей отпрянула, как будто напоролась на острие.

— Нет? Что это значит, смертный?

— Сожалею, ваше величество, но боюсь, что не смогу вас полюбить.

— Но почему? Разве я не хороша? Разве не богата? Разве не могущественна? Разве не могу дать тебе все, что ни попросишь?

— Нет. Этого недостаточно, ваше величество.

Мэбилон сжала кулаки. Она попыталась проникнуть силой мысли в разум этого мужчины, но что-то словно отталкивало ее. Остро отточенная мысль как будто скользила по гладкой поверхности, как шелковая нить по боку хрустального шара.

— Но почему? — вскричала она. — Скажи, что тебе нужно, и я достану это хоть из-под земли! В моих владениях есть все! Проси — и ты получишь…

— Нет. Боюсь, того, что мне нужно, у вас никогда и не было.

— Да у тебя сердце просто из камня! — в сердцах воскликнула королева, притопнув ногой.

Подсматривающая в глубине волшебного котла за этой сценой темноволосая женщина встрепенулась. Улыбка тронула ее тонкие губы.

— Нет сердца, говоришь, сестра? — протянула она. — Ах, милая, ты еще не знаешь, как отзовутся мне твои слова… Эй, кто там?

Выпрямившись, она хлопнула в ладоши.

Порог комнаты переступил рыцарь. Зеленые глаза его с обожанием уставились на женщину.

— Ты знаешь, кто я? — спросила она.

— Да, моя королева, — ответил он деревянным голосом.

— Ты помнишь, где я? — она невольно покосилась на окно, забранное решеткой.

— Да, моя королева.

— Ты знаешь, из-за кого я тут оказалась?

— Да, моя королева.

— Ты ненавидишь ее?

— Да, моя королева.

— Готов умереть ради меня?

— Да, моя королева…

— Что ж, — она взмахнула рукой. — скоро тебе представится такая возможность… Мой верный рыцарь!

Тень слепого обожания мелькнула на лице рыцаря, когда он отдал честь и покинул комнату. Захлопнулась тяжелая дверь.

Сестра Мэбилон, королева Айфе, отошла от котла и приблизилась к окну. За решеткой бушевало море. Стихия кидалась на камни, грызла скалистый берег. Здесь не было ничего, кроме камней и моря. Замок восставал из пучины, являясь одним целым со скалой, на котором его изваяли. Не самое подходящее место для королевы в изгнании. Но тем лучше. Придет время — и Мэбилон сможет сама оценить прелести этого уединенного уголка Вселенной.

Глава 6.

День был серый, неяркий, и на душе Дженнет было также пасмурно.

Девушка в одиночестве сидела в своей комнате, стараясь не показываться никому на глаза. Она вообще почти ни с кем не общалась, спускаясь вниз только для того, чтобы разделить с семьей обед или ужин. Завтракала она, как правило, в одиночестве — кофе, тосты с маслом, иногда сыр. Порой вечерами, когда выпадала роса, она спускалась в их сад, бродила там по дорожкам, но быстро возвращалась обратно, словно каждый шаг по земле давался ей с трудом. Джоанна и Мэрион часто заглядывали к ней, пробовали развлечь разговорами, но девушка отвечала односложно или вовсе отмалчивалась.

Несколько раз ее звали вниз, когда в гости к ним заглядывал кто-то из соседей. Дабы не огорчать маменьку, Дженнет спускалась, сидела на краешке дивана несколько минут, но при первой же возможности уходила, сославшись на дела.

Запершись в своей комнате, она либо читала — то есть, сидела с книгой на коленях, глядя на буквы, — либо вышивала — то есть, время от времени делала один-два стежка по канве. Ее изводила тоска. Роланд исчез. Его украли феи. И в душе Дженнет образовалась пустота, заполнить которую было нечем. Несколько раз слезы сами принимались литься из ее глаз, порой в самый неподходящий момент — за семейным обедом, в присутствии гостей, на прогулке.

Миссис Холл приглашала доктора Кента. Тот осмотрел девушку, прописал капли и посоветовал положиться на судьбу — мол, время лучший лекарь. Он же попробовал рекомендовать поездку куда-нибудь на воды, на море или в большой город, чтобы как-то развлечься, но тут сама Дженнет решительно воспротивилась любым переменам. Это был едва ли не единственный случай за два месяца, когда девушка стала спорить.

Да, миновало уже два месяца и начался третий с того дня, как она видела Роланда Бартона в последний раз, и все никак не могла смириться с тем, что его больше нет.

Как-то раз приехала сама леди Сьюзен Хемптон. Это случилось через неделю после скандального оглашения в церкви. Она прибыла не одна — с нею был сэр Эдмунд Грей, товарищ и сослуживец — теперь уже бывший — Роланда Бартона. Втроем они сидели на скамейке в саду — это был первый раз, когда Дженнет вышла из комнаты — и вспоминали друга, кузена и возлюбленного. Каждое слово ранило сердце Дженнет. Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы. И лишь когда при прощании Сьюзен обняла ее и прошептала на ухо: «Ты мне все равно как сестра!» — не выдержала и разрыдалась.

После этого визита ей стало немного легче. Но все равно смириться с вечной разлукой было неимоверно тяжело. Если бы Роланд погиб, если бы Эдмунд Грей привез весть о том, что он утонул вместе с кораблем или был застрелен во время морского боя, или скончался от ран в госпитали, или его поразила бы какая-нибудь тропическая болезнь, заодно унесшая жизни десятков человек — ей было бы намного легче. Но отдать своего жениха королеве фей? Отдать просто так, как вещь? Даже не отдать, а словно бы продать или обменять за несколько кусков материи, шкатулку с драгоценностями и пучок лент для шляпки? Почему именно ее Роланд? Почему не один из племянников мистера Кента? Почему не Ричард Ольстен? В Фейритоне несколько десятков неженатых молодых мужчин и юношей, но выбор королевы пал именно на ее жениха! И разве это честно — красть чужих женихов?

Тихий стук в дверь отвлек от размышлений.

— Дженнет?

Миссис Холл быстро прошмыгнула в комнату, огляделась по сторонам. Девушка быстро схватила иголку, сделала один стежок, другой, третий.

— Вышиваешь?

— Да. Полог для церкви.

— Хорошее дело. Но оставь свое занятие и спустись вниз.

— Не хочется, маменька.

— У нас гости!

— Пусть их развлекают Мэрион и Джоанна.

— Но им нужна ты!

— Почему?

— Спустишься — узнаешь! Встань-ка! — миссис Холл взяла дочь за руки, заставила выпрямиться, осматривая платье. — Хорошо выглядишь. Только губы немного покусай и дай-ка я ущипну тебя за щечки…

— Ай, маменька! Что вы делаете? — вскрикнула Дженнет, когда миссис Холл с чувством ущипнула ее за обе щеки.

— Пытаюсь придать тебе немного здорового румянца. Ты слишком бледна! Дай-ка, я получше уложу твои волосы… Ну-ка…

— Оставьте, маменька! — пробовала сопротивляться девушка, но куда там. Миссис Холл взялась за дело столь рьяно, что не прошло и десяти минут, как Дженнет с новой прической и с лентой в волосах оказалась за порогом комнаты.

В гостиной сидели гости — брат и сестра Ольстен. Лилиан, увидев Дженнет, вскочила с места, протягивая обе руки:

— Ах, мисс Дженнет! Как я рада вас видеть!

Ее брат тоже встал, коротко поклонился:

— Добрый день, мисс Дженнет. Вы чудесно выглядите! Эта прическа вам очень к лицу. И такой нежный румянец…

Дженнет в самом деле немного покраснела — от досады.

— Зачем меня позвали, маменька? — поинтересовалась она. — Меня ждет работа.

— Ах, мисс Дженнет, милая, — Лилиан Ольстен усадила ее подле себя на диван, все еще держа ее за руки, — как же приятно снова вас видеть… Да еще и по такому радостному поводу!

Девушка посмотрела на мать. Миссис Холл сияла. Мистер Холл восседал с важным видом, сестренки шушукались и подмигивали.

— А что случилось? — спросила она.

— Милая, — миссис Холл всплакнула, — только что мистер Ольстен попросил твоей руки.

— Это чудесно, не правда ли? — Лилиан Ольстен еще крепче сжала ей руки. — Я так рада! Нарочно заехала вместе с ним, чтобы поздравить тебя…

— С чем?

— Дорогая моя мисс Дженнет, — Ричард Ольстен встал. — Я предлагаю вам руку и сердце и прошу вас оказать мне честь стать моей женой. У меня сейчас доход невелик, но отец обещал дать почти десять тысяч вдобавок к тем деньгам, что мы вложим в наш собственный конный завод. Осенью я поеду в Дерби покупать породистых кобыл. И уже через каких-то пять-семь лет у нас будет такой табун, что все обзавидуются! Я уже заложил строительство новых конюшен. Они будут готовы к следующей весне, но пока мы разместим наших красавиц у отца. Он с радостью согласится. Думаю, десяти кобыл будет достаточно?

— А с чего вы решили, что я согласна? — поинтересовалась Дженнет.

— На десять? Да, вы правы. Лучше пятнадцать.

— Мистер Ольстен, — Дженнет встала, высвободила руки, — вы меня не слушаете?

— Напротив, я внимательно слушаю все, что вы хотите мне посоветовать относительно нашего конного завода. И пусть ваши суждения пока еще не столь умны, как у меня, но я, как ваш супруг…

— Супруг?

— Ну, будущий супруг… Я считаю своим долгом следить за образованием и умственным развитием своей жены. И ручаюсь вам, что еще до рождения нашего первенца вы будете знать о лошадях столько же, сколько и я!

— Но с чего вы взяли, что я буду вашей женой?

Ричард Ольстен осекся, захлопал глазами.

— А… как же иначе? — наконец, спросил он. — Мы с вами давно знакомы, часто встречались. Вы подходите мне и внешне, и по уму, и по характеру. Вы нравитесь моей сестре и непременно понравитесь моим родителям, которые, кстати, уже знают о моем выборе и приглашают вас сегодня на обед.

— Обед? — взвилась миссис Холл. — Ах ты, господи! Осталось всего два часа! Дженнет, ты не успеешь собраться…

— Не нужно суетиться, мама, — девушка отступила на шаг, пряча руки за спину. — Я никуда не еду.

— То есть как?

— Я вам отказываю, мистер Ольстен. Я не буду вашей женой!

— Черт возьми! — выругался он. — Но почему?

— Я люблю другого.

— Кто он? — тон Ричарда Ольстена вмиг стал иным.

— Я помолвлена с Роландом Бартоном. Вы не можете посвататься к чужой невесте!

— С кем? Он же пропал!

— Его украли феи.

— Тем более. Вы свободны, мисс Дженнет, и вполне можете выйти замуж, за кого пожелаете!

— Я хочу выйти замуж за Роланда Бартона.

— Это невозможно! Он…

— Не умер! Мне этого достаточно! Прошу меня извинить, мама, но новой помолвки не будет!

Кивнув головой родителям, девушка молча направилась к себе.

Не прошло и пяти минут, как в ее комнату влетела миссис Холл. На женщине не было лица.

— Ты в своем уме, дочка? — с порога воскликнула она. — Отказывать такому жениху! Отец после свадьбы выделяет ему роскошный коттедж с миленьким садиком и птичником. И десять тысяч дохода! Плюс твои пять…

— Четыре, мама.

— Отец готов дать больше. Правда, из-за этого мы все должны потуже затянуть пояса… И конный завод! Через несколько лет вы разбогатеете…

— Но мама, я люблю Роланда Бартона!

— Что правда, то правда, — миссис Холл оставалась верна себе и во всем искала подвоха. — Сказать по правде, он мне не слишком по душе. Слишком много говорит о лошадях и слишком мало слушает, что говорят другие. Тебе будет очень трудно с таким муженьком, помяни мое слово… И выходить без любви или какой-то сердечной склонности… Но хотя бы из чувства благодарности могла бы быть немного полюбезнее!

— Благодарности? — Дженнет показалось, что она ослышалась. — За что мне его благодарить?

— Да хотя бы за то, что сватается к тебе! Ты же в глазах людей все равно, что вдова!

Дженнет вздрогнула, как от удара по лицу.

— Ах, вот вы как, мама? — прошептала она.

— А что тут долго говорить? — миссис Холл присела на дочкину постель. — Сама видишь, как жизнь повернулась! Тебе уже девятнадцать лет. Пора задумываться о будущем! Мистер Ольстен завидный жених, хотя и не совсем такой человек, с которым ты будешь счастлива. Но другого-то нет! И неизвестно, будет ли когда-нибудь! Так что мой тебе совет — подумай хорошенько! Мистера Бартона не вернуть. А жизнь продолжается… Выходи за мистера Ольстена, роди мальчика, назови Роландом — вот и будет тебе утешение.

Дженнет даже онемела. Она многого ожидала от матери, но не такого совета.

— Я… не могу, мама, — еле слышно промолвила она.

— А никто и не торопит, — миссис Холл по-своему поняла колебания дочери. — Скажем, до осени!

Девушка посмотрела в окно. Денек был нежарким, но солнечным, как раз таким, который и нужен в начале июля. Иванов день уже послезавтра… Вспомнились сказки про фей. Бывало же такое, чтобы они отпускали человека, хотя бы и через сотню лет. А что, если…

— Я подожду.

— Конечно-конечно! До осени! Скажем, до забега в Гайд-парке. После этого мистер Ольстен вернется домой в начале октября, и можно будет назначать дату…

— Маменька!

— Да-да, я понимаю. Ухожу!

Миссис Холл вышла, а Дженнет упала на стул, закрыв лицо руками. До начала октября оставалось три месяца. Это не так много, как кажется. Девушка никогда не читала и не слышала о том, что чувствуют приговоренные к смертной казни, когда им зачитают приговор, но если бы кто-то ей сейчас напомнил об этом, согласилась — да, на начало октября назначена ее казнь.

Она приходила каждый день. Всегда в одно и то же время, всегда одна. Всегда одетая так роскошно, что ясно было — это неспроста. Кроме нее, Роланд не видел ни одной… чуть было не сказал «живой души». Ибо какие же души у фей? Для королевы он был кем-то вроде диковинного зверя, которого она решила непременно приручить, и отделаться от этой мысли не удавалось никак.

В этой комнате он был, как в клетке. Когда просыпался, рядом оказывался небольшой столик, уставленный вазочками с фруктами, булочками и тонкими ломтиками чего-то, что можно было принять за жареное мясо — во всяком случае, оно было горячим, поджаристым и истекало соком. Но создавалось впечатление, что повар либо не умел, либо ему ужасно не нравилось его готовить. Ни соли, ни специй, одни куски чуть ли не подгорели, другие сыроваты и сочатся кровью и соком. В высоком кувшине всегда была родниковая вода, но часто имевшая вкус плодов. Вино, пахнувшее цветами и травами, королева Мэбилон приносила с собой, приглашая разделить вкус напитка. Роланд отказывался — он не хотел пить что-либо из рук королевы. Но с другой стороны, умирать от голода и жажды тоже не хотелось. А ему нужны были силы. Роланд Бартон не отказался от мысли о побеге — другое дело, что теперь, как он ни исследовал стены, выход обнаружить не удалось. Короля-пленника стерегли, как зеницу ока. И его уединение нарушал лишь приход королевы, самой красивой тюремщицы в мире.

В тот раз она явилась не одна. За спиной королевы стояли ее подданные. На Мэбилон было платье из нежно-зеленого полупрозрачного шелка, сквозь который виднелись ее прелести — пышная грудь, талия, бедра, ноги… Обшитый серебряной тесьмой вырез спускался чуть ли не до пупка… вернее, того места, где у людей должен быть пупок. В белые волосы были вплетены нити речного жемчуга. Они мерцали, придавая ее прическе сходство с сугробами в солнечный день. Красиво и… холодно.

— Ну, здравствуй, мой повелитель, — королева протянула руки. — Ты скучал?

Поскольку ее визиты — единственное, что хоть как-то скрашивало его одиночество и скуку, Роланд ответил утвердительно:

— Да.

— Так я пришла развеять скуку! Сегодня будет пир и праздник!

Она хлопнула в ладоши, и несколько феечек невысокого роста впорхнули в комнату. Вслед за ними вошли четыре пажа — ростом с пяти-шестилетних детей, но с морщинистыми и печальными лицами старичков. И у всех было какое-либо уродство. У одного бельмо на глазу, у другого — длинные уши, у третьего — кривой нос, у четвертого на щеке белел какой-то нарост. Все пажи были нагружены целым ворохом цветных одежд.

Феечки, весело щебеча, накинулись на Роланда. Тот не успел отвести из рук — они были слишком проворны — как оказался раздет догола.

— Что это значит, ваше величество?

— Сегодня праздник! Мой народ готов тебя увидеть, мой повелитель! И ты должен предстать пред ними во всей своей красе и блеске! Как же ты прекрасен! Как древний бог! Как первый сын Дану!*

(*Дану — здесь богиня-прародительница всего волшебного народца.)

Феечки обступили Роланда, всплескивая руками и беззастенчиво разглядывая обнаженное мужское тело. Человек почувствовал себя неуютно:

— Немедленно верните мне одежду!

— Да будет сделано, мой повелитель! — королева хлопнула в ладоши.

Защебетав на своем языке — у Роланда пока не было возможности выучить хотя бы слово — феечки вместе с пажами принялись переодевать его в тончайшие шелка, такие легкие и нежные, словно были сотканы из паутины. Вместо привычных сапог или башмаков ему предложили сандалии, ремешки которых, встав на колени и от усердия высунув язычок, завязала одна из девушек. У нее были такие яркие красные волосы, словно по ее плечам струились потоки свежей крови. Поверх туники накинули сперва колет**, отделанный бисером и жемчугом, а под конец расправили и закрепили серебряными пряжками на плечах длинную мантию, похожую на горностаевую. Тем временем, взлетев, еще одна девушка быстрыми легкими движениями пригладила его волосы. Ощущения были странными. Роланд невольно сосредоточился на том, что девушка делала с его головой, и пропустил миг, когда одевание было завершено, и его поставили перед огромным, от пола до потолка, зеркалом.

(**Колет — приталенная куртка без рукавов, часть верхней одежды.)

Сначала он себя не узнал. И дело было не в одежде. Но коротко подстриженные волосы его теперь вились по плечам, отросшие почти на пядь. Удивительно — неужели он так долго пробыл в заточении? Но что до неизбежной в таком случае щетины на подбородке — ее не было вовсе. Куда-то исчезли и усы, которые он отпускал из юношеских побуждений, как дань детскому увлечению книгам о пиратах и бывалых путешественниках. Роланд коснулся рукой своего гладкого подбородка и щек, проверяя, не мерещится ли ему, дотронулся до волос.

— Ты удивлен? — королева фей встала рядом, взяла под руку. — Ты стал еще прекрасней! Мой повелитель! Мой король! Идем! Народ тебя узреть желает! Смотрите все! — вдруг крикнула она во весь голос. — Король идет!

— Ваше величество, я смею вам напомнить… — начал было Роланд, но Мэбилон уже сделала шаг прямо в зеркало, заставляя и его поступить также.

На несколько секунд ему стало не по себе — врезаться в стекло! — но в самый последний миг оно исчезло, и Роланд почувствовал себя висящим в пустоте. Он задержал дыхание, как перед прыжком в воду — и ноги коснулись чего-то мягкого. Вспыхнул яркий свет. Оказалось, что они стоят на верху высоченной лестницы, устланной пушистым ковром, больше напоминавшим шкуру диковинного зверя — такой длинный и мягкий был у него ворс. Все вокруг было погружено во мрак, и лишь висели над головой, переливаясь, разноцветные огоньки, да внизу, у подножия лестницы, сиял свет.

— Пойдем, мой повелитель! Нас ждут!

Откуда-то полилась тихая мелодия, незатейливая, как игра пастушка на свирели, и вместе с тем торжественная, как военный гимн. Огоньки пришли в движение, закружились в медленном танце и, присмотревшись, Роланд заметил, что светятся крошечные крылатые существа с длинными стрекозиными крылышками. Фейри? А кто тогда рядом с ним?

Мэбилон легкой походкой спускалась вниз, ведя его под руку. Она ступала по ступеням неслышно, ее изящные башмачки погружались в пушистый ворс. За спиной выстроилась свита. Роланду хотелось обернуться и внимательно рассмотреть их, но надо было глядеть под ноги.

Яркий свет ударил по глазам. Крошечные существа ринулись врассыпную. В тот же миг грянула музыка. Привычный и не к такому — во время морских сражений и взрывы слышал, и огонь видел — Роланд вздрогнул лишь от неожиданности и с любопытством увидел просторный зал. Стены пропадали вдали. Высокие стройные колонны, такие тонкие, что оставалось лишь дивиться, как они не переломятся, возносились ввысь, к сверкающему потолку, растворяясь в сиянии, где кружили многочисленные фейри, треща стрекозиными крылышками. Повсюду были феи — девушки и юноши, в одиночку или парами. Между ними сновали пажи — дети с лицами уродливых старичков. Они подносили кубки с напитками, вазы с фруктами и сластями и тут же исчезали, когда в них переставали нуждаться.

При виде Роланда и Мэбилон все повернулись в их сторону. Кубки поднялись в приветственном салюте. Послышались веселые крики.

Два пажа приблизились к вошедшим, преклонили колени, протягивая кубки. Роланд вопросительно шевельнул бровями. Мэбилон улыбнулась, взяла свой, подавая пример, широко улыбнулась присутствующим.

— Сегодня праздник! Танцы и веселье! Сегодня с нами наш король! Восславим короля!

Ответом ей были громкие крики и смех. Роланд, держа кубок двумя руками, оглядел собрание.

Кругом были феи и те, кого люди привыкли называть эльфами или сидами. Еще мальчиком Роланд слушал сказки нянюшки об этих существах, которые прежде населяли добрую старую Англию, но после того, как люди принесли в нее Белого Бога, Иисуса Христа, ушли из этих мест. Иногда они возвращались — то непрошенными гостями, то врагами. Но с каждым веком их становилось все меньше и меньше. Люди постепенно забывали о маленьком народце, утрачивали истинное знание. И лишь в некоторых местах, таких, как Фейритон, еще помнили про королеву фей. И он стал одним из немногих, кому воочию довелось не просто увидеть Мэбилон, но и оказаться в ее стране. Но вот радости это почему-то не доставляло. Чем веселее и громче были крики, чем звонче смех, тем больше человек чувствовал себя чужим этому миру. И тем сильнее было его желание вернуться домой. Но как это сделать?

И вдруг… Он даже вздрогнул, увидев эти глаза.

Они стояли за колоннами. Как тени, как телохранители. Одетые нарочито скромно, чтобы не особенно бросаться в глаза, но, тем не менее, на них останавливался взгляд. Смуглые, как будто всю жизнь проводили под палящим солнцем. Темноглазые, в отличие от светлоглазых фей и фейри. И ни одной улыбки. Только спокойное ожидание. Юноши не старше двадцати лет, не принимавшие участия в веселье и явно приведенные сюда нарочно.

Один из них вдруг чуть повернул голову и посмотрел Роланду в глаза. Просто посмотрел. Но в какой-то момент Роланду ужасно захотелось поговорить с этим…человеком?

Внезапно тот моргнул, нарушая чары, и мужчина понял, что королева фей ему что-то говорит.

— Ну, что же ты, мой повелитель? — в голосе Мэбилон послышалось легкое недоумение. — Приветствуй свой народ!

— Простите, ваше величество, но я еще раз вынужден напомнить о том, что произошло некоторое недоразумение, — попробовал возразить он. — Я не могу быть вашим королем.

— Ты мною избран. Этого довольно!

— Вы не заставите меня…

— Поднять свой кубок и поздравить нас? Без речи праздник не начнется!

— А что за праздник?

Звонкий смех был ему ответом. Хотя Роланд по-прежнему не понимал языка фей, они явно поняли его слова и разразились звонким хохотом.

— Сегодня праздник Середины Лета, — с улыбкой объяснила Мэбилон. — Вы, смертные, его зовете Ивановым Днем. И папоротника цветы уходите искать до самого рассвета. А мы — танцуем ночи до утра. Сегодня бал! И пир! И шутки! И веселье!

Иванов День! Значит, если он не ошибся в своих расчетах, прошло больше двух месяцев в его мире? Что о нем думают друзья, родственники? И… Дженнет?

Он опять почувствовал взгляд. Тот смуглый юноша с черными пронзительными глазами, опять смотрел в его сторону.

— Кто это?

— Не обращай внимания. Арлен. Их много тут.

Роланд нахмурился. Слово было смутно знакомым. Оно звучало, как имя.

Задумавшись, он поднял кубок. Несколько секунд смотрел на темную жидкость, налитую в нем до краев. Пряно пахло травами.

— Что ж, я выпью за ваш праздник, — произнес негромко и коснулся губами края сосуда. Это оказалось вино, причем намного крепче тех, которые ему доводилось пить. Оно, как добрый коньяк, обжигало горло, растекаясь по нутру огнем. Его хотелось пить, смакуя и наслаждаясь каждым глотком. И, напившись, хоть немного приглушить родившуюся в душе боль воспоминания.

Музыка заиграла громче. Едва дождавшись, пока он допьет до конца, Мэбилон решительно вырвала кубок из его рук, отбросила в сторону, окропив каплями вина собравшихся и, схватив Роланда за руку, решительно увлекла в пеструю толпу придворных.

Все закружились в пестром хороводе. Мужчина сначала чувствовал себя скованно, но постепенно откуда-то изнутри родился, поднялся, завладевая им, странный огонь. И он пустился в пляс, чувствуя, что околдован и не может сопротивляться колдовству.

Королева была рядом. Ее лицо улыбалось, глаза сияли, волосы белым облаком окутывали изящную головку, грудь вздымалась под полупрозрачным шелком.

— Что ты сделала со мной? — выкрикнул он, но в ответ услышал только звонкий смех.

Музыка влекла его за собой, очаровывала. Ноги и руки двигались сами. Тело больше не подчинялось разуму. Его словно влекла куда-то большая шумная река. Он больше не был сам по себе — он был частью этой реки. Рука об руку они с королевой фей летели сквозь ночь, сквозь огни, в окружении танцующих теней и взрывов смеха. Роланд перестал быть собой. Чары фей опутывали его.

— Что ты сделала со мной? — снова выкрикнул он королеве. И опять не получил ответа. Только смех. И музыка. И краски. И он — один среди этого веселья.

Иванов день миновал. Лето было прекрасным. Дожди лили тогда, когда нужно. Овцы и козы рожали крепких малышей. У коров вымена лопались от молока. Ячмень, овес и пшеница росли не по дням, а по часам. Не болели младенцы. Наливались соком яблоки в садах. Коршуны и крысы не таскали цыплят. Все ожидали обильных урожаев и строили планы на осеннюю ярмарку. Даже у Ричарда Ольстена дела при строительстве конюшен шли отлично, и он чуть ли не ежедневно наезжал в гости, чтобы сообщить, насколько продвинулось строительство.

Спасаясь от его визитов, Дженнет полюбила уходить из дома. Прогулки не только уменьшали шанс встретить мистера Ольстена — откуда ему было знать, где она сейчас бродит? — случайные встречи со знакомыми давали ей хоть ненадолго возможность забыть о своей беде. Потом, при расставании, боль возвращалась и, вопреки молве, с каждым днем была все тяжелее. С нею по очереди гуляли то сестры, то мама, то Люси Смит — с Лилиан Ольстен Дженнет тоже не хотела встречаться.

Так миновало лето. И в душе Дженнет затеплилась надежда — ведь феи, как большинство сил природы, на зиму засыпают и спят до весны. А Роланд — человек. Он не может, подобно медведю, лечь в спячку. Может быть, королева отпустит его хотя бы ненадолго? Девушка была почти готова терпеть такой странный союз — полгода пусть ее жених живет в волшебной стране, а полгода — здесь. Кажется, в древнегреческих мифах был похожий сюжет. Но там речь шла о матери и дочери…

Постепенно в свои права вступала осень. В первых числах сентября конюшни Ричарда Ольстена были достроены, и он уехал в Гайд-парк, обещая вернуться в начале октября.

Вскоре после его отъезда погода испортилась, и Дженнет стало совсем плохо. Родители перешептывались, обсуждая поведение дочери, но помочь ничем не могли. Подруг она растеряла. День за днем девушка сидела у окна, глядя на луг, по которому шла дорога из города. От дороги отделялась широкая наезженная тропа к их калитке, и порой Дженнет представляла себе, как однажды на этой тропинке появится он…

А потом наступил октябрь. Теплый, хотя и не такой солнечный, как сентябрь. Деревья пожелтели и начали ронять листву. Трава увядала, пропали цветы, и лишь в садах еще доцветали астры и хризантемы. Мирты, выставленные к крыльцу в горшочках, рачительные хозяйки на ночь уже заносили в дом. Понемногу переводили под крышу в стойла овец и коз, коровы и лошади уже перебрались на зимние квартиры. Ждали дождей.

Дженнет тоже ждала — хоть какого-нибудь чуда. Но вместо этого пришло короткое деловое письмо от Ричарда Ольстена. Он сообщал, что его кобыла пришла третьей, и он намерен прикупить еще дюжину кобыл и двух жеребцов. Торги должны вот-вот начаться, так что в следующий раз он уже явится в Фейритоне во главе своего табуна. «Одну кобылу я куплю тебе, — была внизу приписка. — Научу тебя ездить верхом, как и положено жене коннозаводчика.»

Дженнет это письмо привело в смятение. Откровенно говоря, она надеялась, что Ричард Ольстен забыл про сватовство. Она показала письмо матери.

— Он, конечно, много себе позволяет, раз до помолвки обращается к тебе столь фамильярно, — рассудила миссис Холл. — Но с другой стороны, когда человек влюблен, ему многое прощается. Любое безрассудство!

— Да не в меня он влюблен, а в своих лошадей, — вздохнула Дженнет.

— Пусть. Должна же быть у мужчины маленькая невинная страсть! Это лучше, чем карточные долги или рулетка… И потом, женится-то он на тебе!

— Я не хочу за него замуж.

— Глупости. Это ты сейчас так говоришь потому, что отвыкла от его общества! А придет время — заговоришь иначе, помяни мое слово.

— Этого не будет! Никогда! — воскликнула Дженнет. — Я люблю другого!

— Пора тебе забыть об этом! Мистер Бартон все равно, что мертв! Он не сможет покинуть волшебную страну, даже если очень захочет! Человеку вообще не дано туда попасть и тем более вернуться оттуда по собственной воле. Это как попасть на тот свет!

Тот разговор закончился ссорой, но оброненная матерью фраза о путешествии в волшебную страну запала Дженнет в душу. И в тот день, когда пришло письмо от Ричарда Ольстена, извещавшего, что он прибывает четырнадцатого октября, у нее уже было готово решение.

Осенью темнело уже довольно рано, и отец Томас велел слуге прихватить с собой фонарь, чтобы освещал путь. Хотя все лето и первую половину осени стояла отменная погода, все-таки природа брала свое. Чары Мэбилон постепенно слабели. Пройдет еще немного дней, и они иссякнут, чтобы опять пролиться живительным дождем только следующей весной.

Еще год тому назад отец Томас весьма скептически отнесся бы к самой мысли о том, что королева фей может как-то влиять на жизнь обычных людей. Но этой весной он стал свидетелем чуда, повторяющегося раз в сто лет. И сознавал, что еще раз такое созерцать доведется разве что его правнукам. А там — кто знает, какая будет жизнь через сто лет? Священник слышал о существовании паровых машин. Не получится ли через столетие так, что машин станет больше, чем людей? Не откажется ли после этого королева Мэбилон и далее благословлять эту землю? Что тогда ждет добрую старую Англию? А весь мир?

Так думал преподобный отец Томас, не спеша запирая двери храма, когда к нему бросилась девушка:

— Святой отец, не уделите ли мне минутку вашего внимания?

В мыслях отец Томас был уже дома, с женой, племянником и племянницей, во главе стола, над тарелкой наваристого супа, и вздохнул:

— Ты желаешь исповедаться, дочь моя?

Девушка издала какой-то странный звук.

— Ах, святой отец…

При свете фонаря, который слуга держал над головой, отец Томас узнал мисс Дженнет Холл. Бедняжка! Ее стоило пожалеть. В маленьких городках новости разносятся быстро, и преподобный знал, что за нее сватается мистер Ольстен. И что вот-вот его попросят официально расторгнуть предыдущую помолвку, о чем будет сделано соответствующее оглашение. Надо только дождаться приезда жениха. Но невеста не выглядит особенно счастливой.

— Ты можешь идти, — обратился он к слуге, — и передай миссис Томсон, что я задерживаюсь… А ты следуй за мной, дочь моя!

Они вернулись в церковь, где священник проследовал сперва в ризницу, чтобы накинуть епитрахиль, а потом — к исповедальне.

— Простите меня, святой отец, — начала Дженнет, — я так грешна…

— Бог простит, дочь моя. Что у тебя на сердце?

Он и так это знал и не требовал ответа — вопрос был формальным, как и начало исповеди. И отец Томас не удивился, когда услышал из-за решетки:

— Святой отец, мистер Ричард Ольстен сватается за меня. Он приезжает на днях, и родные настаивают на свадьбе. Но я не хочу выходить за этого человека! Я его не люблю и никогда не смогу полюбить.

— Любовь важна в браке, — кивнул отец Томас, вспомнив свою жену. — Однако, порой ее можно заменить чувством долга, уважением… Наконец, бывает и брак по расчету, хотя церковь и не одобряет подобного. Что же, кроме нелюбви, мешает тебе согласиться на свадьбу?

— Но святой отец, я — невеста Роланда Бартона! Вы сами оглашали в церкви наш союз!

Священник вздохнул. Миновало пять с половиной месяцев с его исчезновения.

— И ты желала бы отложить свадьбу с мистером Ольстеном на год? Венчаться следующей весной, пока не истечет срок…

— Срок чего? Траура? Но Роланд жив! Сердце говорит мне, что он жив! Я тоскую без него. Мне так плохо…Я в отчаянии!

Упав на колени перед скамеечкой, Дженнет закрыла лицо руками и расплакалась.

— Я не знаю, что мне делать, — причитала она сквозь слезы. — Я вся измучилась… Эти феи… они украли моего жениха! Они не могли этого делать! Не имели права…

— Что ж, такова судьба! — священник тщательно подыскивал слова, ибо и его собственная вера полгода назад была поколеблена самим фактом реальности фей. То, что он всю жизнь считал сказкой, оказалось правдой. — Нам остается лишь молиться за душу мистера Бартона. Попав в страну фей, он оказался вне лона церкви. И после смерти душа его неизбежно попадет в Ад, где ей до Страшного Суда придется гореть в ярком пламени…

Дженнет глухо вскрикнула сквозь слезы.

— Молись же за него, дочь моя, — продолжал священник. — Молись денно и нощно, верши добрые дела и не забывай о Боге, ведя праведную и честную жизнь. Только так, только своей верой и любовью ты можешь спасти душу твоего возлюбленного от уготованной ей страшной участи.

— Неужели нет надежды?

— Для того, кто попал в волшебную страну — нет. Увы, тут я не в силах ничего изменить! Могу лишь молиться вместе с тобой, прося у Господа и Пречистой Девы милосердия, ибо не по своей воле Роланд Бартон оказался в ином мире!

— Я, — Дженнет вытерла слезы, — буду молиться.

— Молись, дочь моя, и Господь явит чудо…

— Чудо? — она встрепенулась, снова приникая заплаканным лицом к окошечку. — Вы хотите сказать, что Он может вернуть мне моего Роланда?

Священник понял, что сказал что-то не то и попытался все исправить.

— Увы, но как не воскреснут мертвые до дня, покуда Ангел Господень не провозгласит день Страшного Суда, — торжественным тоном изрек он, — так и из волшебной страны никому нет возврата. Чудо же здесь будет явлено в том, что спасет Ангел душу Роланда Бартона из Адского пламени и вознесет ее в Райские кущи твоими благочестивыми молитвами.

— Значит, я его никогда не увижу.

— Никогда. Увы, но все равно, что мертв… Я читал старые хроники, повествующие о том, как в прошлые века королева Мэбилон выбирала себе супругов, — добавил он чуть мягче. — Меня интересовало, возвращались ли ее, так сказать супруги, с того света. Скажем, перед смертью, глубокими стариками…

Дженнет глухо вскрикнула, представив себе Роланда седым.

— Нет! Ни разу не было такого! Ни у кого нет власти вернуть из небытия то, что забрала себе королева фей!

В исповедальне повисла тишина. Преподобный отец Томас перебирал четки и гадал, когда же ему можно будет отправиться домой. Вроде он уже исчерпал свое красноречие и почти убедил девушку в том, что…

— А если, — он невольно вздрогнул, услышав в ее голосе решимость, — отправиться туда…

— Что ты говоришь, дочь моя?

— Святой отец, — голос девушки креп с каждым словом, — а если мне отправиться туда?

— В волшебную страну?

— Да! К королеве фей! Она же приходила в наш мир! И феи приходят. И в сказках к ним иногда попадают люди… Так почему бы и мне…

— Что ты такое говоришь, дочь моя? Попасть в волшебную страну по собственной воле? Но такое возможно только в сказках…

— Полгода назад мы оба убедились в том, что это не только сказки! Умоляю вас! Ради Роланда! Я так этого хочу! Помогите мне!

— Дочь моя, разве я похож на человека, который знает дорогу в страну фей? Я — священник! Моя вера по-другому относится к этим языческим суевериям.

— Но вы же читали хроники!

— Читал, и ни нашел там ничего, что указывало бы на то, как люди попадают к феям. Кроме того, не стоит забывать, что еще недавно и ты сама считала все это сказкой. Мне жаль, Дженнет, что тебе выпала горькая участь пережить разлуку с женихом. Но вспомни о десятках, сотнях, тысячах невест, подруг, жен, сестер и дочерей, которые точно также расставались с родными и близкими и не дожидались их. Мужчины вечно уходят — кто на войну, кто в море на ловлю рыбы, кто куда. И не всем суждено вернуться. Мистер Роланд Бартон был военным моряком. Он мог бы погибнуть в сражении, пойти на дно вместе со своим кораблем. Мог на далеких берегах заразиться неизвестной болезнью и скончаться в лазарете. И лишь короткое письмо оповестило бы тебя о той участи, которая ему уготована судьбой. Считай, что он — погиб, выполняя свой долг…

— Он не погиб! — прошептала Дженнет. — Им пожертвовали! И ради чего? Ради богатого урожая. Ради приплода у скота и птицы. Ради хорошей погоды.

— Иногда хорошая погода значит немало…

— Мало — если речь идет о человеческой жизни! — воскликнула Дженнет, вскакивая на ноги со скамеечки для молений. — Слишком мало!

— Такова судьба…

— Это плохая судьба. И я хочу ее изменить! Я верну Роланда!

С этими словами она выскочила из исповедальни.

Преподобный отец Томас, забыв про возраст, сан и чувство собственного достоинства, сломя голову устремился следом. Он успел догнать девушку в проходе между скамьями уже у самого выхода и придержал за локоть.

— Одумайтесь, мисс Холл, — воскликнул он. — Как ваш духовный наставник, я считаю своим долгом предупредить вас от этого шага! Да, бывали времена, что храбрые рыцари отправлялись в путь на поиски своих возлюбленных. Но это же сказки! Их возлюбленных похищали тролли и драконы…

— Моего возлюбленного похитила королева фей, — отрезала Дженнет. — Это тоже сказка.

— Согласен, сказки не всегда ложь. Порой в них говорится чистая правда. Но ведь сейчас не те времена! Круглый Стол давно разрушен, Эскалибур утонул, а сам Король Былого и Грядущего* крепко спит в своей гробнице. И где его Мерлин?

(*Король Артур.)

Дженнет отстранилась, высвобождая рукав своего капора от рук священника.

— Вы правы, — промолвила она холодно и печально. — Сейчас не те времена. Но что мне делать?

— Смириться.

— Смириться? Боже мой, святой отец. Вы это советуете… мне? Простите…

Ужасная догадка озарила мозг преподобного отца Томаса — а что, если его собеседница сейчас побежит к реке и утопится? Сколько девушек таким образом кончали с собой от несчастной любви?

— Нет, погодите! — заторопился он. — Мисс Холл, не стоит прощаться с жизнью! Пока вы живы, есть надежда! Если вы будете мертвы, ни вам, ни мистеру Бартону уже неоткуда будет ждать помощи! Вы разобьете сердца своих родителей и сестер с братом… И, как знать, может быть, королева Мэбилон, узнав об этом, заречется дарить наш городок своей благодатью? Вы подумали о тех людях, на которых ваша смерть навлечет беду?

Дженнет покачала головой. Вот о жителях Фейритона она думала меньше всего. Люси Смит по доброте или наивности душевной уже не раз передавала, что о ней слагают небылицы — мол, тронулась умом, раз ждет чужого жениха. Находились такие, кто жалел Ричарда Ольстена — и угораздило же его связаться с такой девицей? Про мистера Бартона не говорили ни слова, как будто его не существовало вовсе. А по словам мисс Дианы Монтего, даже его кузина уже утешилась и живет, как ни в чем не бывало. И только Дженнет, не такая, как все… Дженнет-не-от-мира-сего все еще чего-то хочет.

Дженнет-не-от-мира-сего… Когда-то давно, на второй день знакомства, после бала, где они неожиданно для себя больше говорили, чем танцевали, Роланд Бартон, встретившийся с нею в гостиной своей кузины Сьюзен, улучил минуту и шепнул, что именно это и привлекло его к девушке. То, что она была, как и его кузина, не такая, как все. Она тоже смотрела на мир другими глазами. Она порой видела — или хотела видеть — вовсе не то, что видели и хотели видеть остальные. И Роланд разглядел в ней это.

И полюбил потому, что сам был не такой, как все.

Роланд-не-от-мира-сего…

Может быть, поэтому на него и пал выбор королевы фей? Может быть, она и искала такого человека, который был немного чужд привычной среде?

Да какое теперь дело? Разве она имела право вмешиваться в их отношения? Разве она должна была разрушать чужой союз?

Преподобный отец Томас, видя, что его собеседница стоит, понурив голову, и о чем-то размышляет, решил, что кризис миновал. Раз девушка не мчится к реке, сломя голову, значит, есть шанс, что она одумается и не станет сводить счеты с жизнью. Значит, ему с чистой совестью можно отправиться домой. Суп, наверное, уже дважды подогревали. А сегодня обещаны цыплячьи потрошки…

— Куда вы сейчас идете, мисс Холл? — спросил он на всякий случай.

— Ах, я не знаю, — вздохнула она.

— Идите домой, — и в этом сомнении угадав добрый знак, посоветовал священник. — Успокойтесь и попытайтесь заснуть. Может быть, Дева Мария будет столь милосердна, что во сне пошлет вам утешение.

— Да, наверное, — качнула головой девушка.

Погруженная в свои мысли, она вышла из церкви, направилась в обход нее, но была почти сразу остановлена.

— Не сюда!

— Что?

— Вы, мисс Холл, собираетесь обойти божью церковь против солнца, — пояснил преподобный отец Томас. — А надо по солнцу. Будьте осторожны! Ошибка может вам дорого обойтись!

С этими словами священник отпустил руку девушки и зашагал по тропинке к своему дому, окошки которого светились в отдалении за лугом. Его ждал не только сытный обед в кругу семьи, но и последний том городских летописей. Отец Томас за полгода внимательно прочел все записи в приходских книгах Фейритона, но нигде не нашел упоминания о том, чтобы жених, избранный королевой фей, уже был с кем-то обручен. А это давало ему смутную надежду на то, что история сия пока не закончилась.

Глава 7.

Дженнет некоторое время просто стояла, глядя ему вслед. Осенний ветер шевелил полы ее капора, трепал выбившуюся из прически прядку волос. Девушке не было холодно, но ее все равно пробирала дрожь. В словах доброго священника она услышала ответ на свой давний вопрос и теперь мучилась сомнениями — а стоило ли воспользоваться шансом? Другого может и не быть. Как говорила матушка: «Кто знает, захочет ли посвататься к тебе кто-нибудь, кроме мистера Ольстена?»

У Дженнет было два выхода — пойти домой по другой тропинке и завтра ждать нелюбимого жениха. И через несколько дней присутствовать в церкви при оглашении новой помолвки. И следующей весной стать миссис Ричард Ольстен. И жить, как все, вести дом, рожать и воспитывать детей, слушать монологи супруга по поводу лошадей, вязать и вышивать, копаться в саду и ждать — то Рождества, то Пасхи, то конфирмации первенца…Но если попробовать обойти церковь с правой стороны…

Дженнет сжала руки на груди, чтобы унять дрожь. Так страшно ей не было ни разу в жизни. Всего несколько шагов. В любой момент можно остановиться, если вдруг почувствуешь неладное.

Шаг…

Другой…

Третий…

А что она будет делать там? Куда пойдет? Где искать королеву фей? О чем говорить с нею?

Четвертый…

А что, если это ошибка? Если ничего нет?

Пятый…

А может быть, люди правы? Сейчас другое время, в сказки никто не верит. Странствующие рыцари перевелись или остались лишь в романах. И где это видано, чтобы девушки спасали юношей? Всегда же было наоборот! Над ней будут смеяться…

Шестой…

Повернуть назад, пока не поздно! Пока кто-нибудь не увидел!

Седьмой…

Что она там будет делать? У нее с собой ничего нет! Может, стоило бы вернуться домой и собрать вещи? А какие? Ну, плед, еще теплые чулки, книгу… Или лучше иголку с ниткой? А может, стоило прихватить с кухни нож? А если матушка не выпустит ее из дома? Она и так пришла тайком!

Восьмой…

Нет, все это глупости. Какая же она дура! Не может такого быть, чтобы вход в волшебную страну был за церковью! Она же стоит тут несколько столетий и никогда ничего подобного не происходило! С чего она взяла, что достаточно лишь обойти ее справа налево?

Девятый…

Громада церкви, темная в надвигающихся сумерках, вставала по левую руку. Дженнет шла вдоль церковной ограды и уже видела кладбище, которое располагалось позади нее. Широкая нахоженная дорога, по которой приносили умерших, находилась с другой стороны, теперь она это помнила ясно. Девушка ступала по увядшей осенней траве, за подол ее платья и капора цеплялись сухие стебли. Один раз она споткнулась о какой-то корень.

Кладбище. Еще несколько шагов и…

Десятый…

А где оно?

Дженнет сделала еще несколько шагов прежде, чем до нее дошло, что она не видит торчащих среди травы и кустарника надгробий. Это были просто заросли кустарника, над которыми возвышалось несколько деревьев. А где же могильные плиты?

Еще шаг.

Порыв ветра налетел неожиданно, и Дженнет вдруг поняла, что до сей минуты воздух был совершенно неподвижен. Она тихо ахнула и попятилась — настолько он был силен.

— Куда?

Звонкий голосок ворвался в мысли.

— Кто здесь? — Дженнет быстро обернулась по сторонам. Вокруг был обычный осенний вечер, налетал обычный ветер. Рядом высилась громада церкви, вдалеке горели огни…

— Здесь! Здесь!

— Эхо, — сказала сама себе девушка.

— Эхо! — отозвалось откуда-то.

Дженнет перевела дух. Стало как-то спокойнее. Но разве эхо может быть на открытом пространстве? Ему приличнее быть в больших залах или пустой церкви, а не посреди кладбища… И, кстати, где кладбище? Наверное, чуть дальше? Она уже без опаски сделала несколько шагов, всякий миг ожидая, что вот-вот споткнется о чью-нибудь плиту.

— Что такое «плита»?

Дженнет невольно вскрикнула. Нет, это не эхо! Это…

— Кто вы?

— Ах, я несчастная узница, забытая всеми — и врагами, и друзьями! — послышался дрожащий голосок. — Я обречена страдать здесь в одиночестве, тоске и горести, до скончания века!

Дженнет почувствовала жалость. Боль в тонком голоске звучала такая искренняя…

— А что с вами приключилось?

— Мои враги, — собеседница испустила горестный вздох, — они подкараулили меня и заточили здесь. И даже мои друзья и родичи не знают, где я нахожусь! О, я даже не представляю, как долго мне еще страдать! Уу-у-у…

Послышалось всхлипывание. Дженнет огляделась, пытаясь в темных зарослях обнаружить источник звука. Тщетно. Обычные кусты. Обычные деревья. Обычная громада старой церкви. То, что она оказалась немного дальше, чем рассчитывала девушка, ее не особо беспокоило. Как и отсутствие кладбища, до которого она, скорее всего, просто еще не дошла.

— И долго вы тут сидите?

— Очень! Я уже забыла, сколько лет!

— И вы до сих пор живы? Не умерли с голоду? — ахнула Дженнет. — Но это же преступление! Подождите здесь, я позову…

— Не надо! Не надо никого звать! Никто меня больше не услышит.

— Вам в самом деле некому помочь? Вы совсем одна?

— Одна-одинешенька! — с готовностью подтвердил голосок. — Ни друзей, ни родных… А если и были подруги и сестры, то какие они мне теперь подруги и сестры? Все от меня отреклись! Все меня бросили! За столько веков могли бы хоть попытаться разыскать мои следы!

Дженнет прикусила губу. Отчаяние невидимой собеседницы бередило ее собственные раны. Ведь и Роланд тоже где-то там совсем один, среди фей.

— Я вас, между прочим, тоже не вижу! — сказала она, внимательно осматриваясь по сторонам. — Правда, тут очень темно…

— Иди на мой голос! Тут недалеко! И осторожнее — под ногами что только не встретишь!

— Извольте говорить мне «вы», — сказала Дженнет. — Мы с вами друг другу официально не представлены и не являемся сестрами или близкими подругами!

— Фу-ты, ну-ты, тоже мне фифа нашлась! — сварливо откликнулась обладательница тонкого голоска. — То ей не так, это ей не эдак…

— Будете ругаться — уйду, — пригрозила девушка. — И тогда вас еще сто лет никто не услышит! И извольте извиниться!

— Хорошо-хорошо, извини-те, — с явной неохотой протянул тонкий голосок. — Но могли бы проявить чуточку снисхождения — я, как-никак, сижу тут достаточно давно. Тут не только о манерах — тут собственное имя забудешь!

Дженнет подумала, что ее собеседница в чем-то права. Если она действительно так долго находится в заточении, то недолго и очерстветь душой. Она отправилась в заросли кустарника, откуда доносился тоненький голосок. Трава тут оказалась высокой и свежей, несмотря на октябрь. Она поднималась немного выше колена и росла так густо, словно нарочно пыталась загородить проход. Да и ветки кустов оказались опутаны поветелью и диким виноградом.

— Чуть-чуть правее! — распоряжался голосок, в котором не осталось ни следа от печали и тоски, а только деловой интерес. — Видите сухие ветки? Правильно идете! Да-да, пригнитесь под этим сучком… Еще немного… Ай, не наступите! Там какая-то грязь под ногами!

— Просто ужас, — бормотала под нос Дженнет. — Я в жизни тут не лазила…

— Никто не лазил! Все боятся!

Острый сучок махнул по щеке, едва не выколов глаз. Девушка невольно вскрикнула.

— Больно, да?

- Ничего.

— Спасибо вам. Вы добрая! Могли из-за меня глаза лишиться… Извините, но вы действительно первая, кто смог меня услышать! Вы, наверное, не такая, как все.

— Да уж, — кивнула Дженнет, — не такая… Долго еще?

— Нет. Старое дерево видите? А дупло в нем? Вот тут и я сижу!

Старое дерево росло среди густого кустарника, словно закуталось в него. Дженнет с превеликим трудом, отогнув несколько веток и обломав пару острых сучков — причем обладательница тонкого голоса весело приветствовала каждый «хруст» и предлагала вообще выломать все заросли! — подобралась ближе. Дупло было на высоте ее макушки и по размерам не превышало два кулака. Обычное дупло.

— И вы… внутри?

— Да! — весело отозвался голосок.

— А что надо делать? Засунуть туда руку?

— Вот этого я не знаю, — вздохнула узница. — Когда меня сюда сажали, не сообщили, как отсюда выбираться и есть ли выход вообще! Просто запихнули и улетели.

— Я не знаю, что делать, — после короткого раздумья призналась Дженнет. — Если я просуну туда свой поясок, вы сможете по нему выбраться?

— Наверное, смогу.

Дженнет распустила поясок от платья и осторожно стала запихивать его в дупло, ухватив за него одной рукой и привстав на цыпочки, чтобы внутри оказалось как можно больше. Она не знала, как далеко до дна. Хватит ли длины пояса?

— Еще! Еще! — пищали изнутри. — Поймала!

— Вы готовы? Ухватились?

— Кажется, да. Тяни!

Решив сделать замечание незнакомке потом, Дженнет покрепче схватилась за кончик пояска и потянула.

Сперва шло легко, но когда она вытащила его до половины, пояс внезапно застрял. Девушка дернула раз, другой.

— Ну, чего там? Уснула? — нетерпеливо окликнули ее из дупла.

— Я стараюсь. Но там, наверное, за что-то зацепилось…

— Ничего не зацепилось! Тяни давай!

— Вы ужасно, — Дженнет уперлась ногами в землю, перехватила поясок двумя руками, — ужасно невоспитанны. И я сама не знаю… уф… почему вам помогаю!

— Это жизнь такая, — весело ответили из дупла. — Кто-то вечно что-то делает для других, хочет того или нет. Закон природы. Все друг с другом взаимосвязаны, все друг другу чем-то обязаны. Никто не может существовать отдельно от остальных…

- А вы?

— Что — я? Я тоже не могу. А они этого как раз и хотели. Уу-у! Ненавижу их! Дайте только отсюда выбраться, уж я их…

Дженнет продолжала тянуть изо всех сил. Ей казалось, что поясок вот-вот треснет или у нее самой отвалятся руки — так было тяжело. Получалось продвигаться по дюйму. Девушка порядком вспотела, устала, у нее заныли плечи, но в конце концов, послышался резкий хлопок. Натяжение ослабло столь резко, что Дженнет не удержалась на ногах и шлепнулась прямо в кусты.

— А вот и я! — прозвенело над головой. — Ура! Да здравствует свобода!

На краю дупла стояла, весело размахивая ручками, крошечная девочка, ростом не больше пяди. Острый носик, раскосые глазки, волосенки торчат во все стороны, как пух одуванчика, над ними возвышается пара длинных ушей. Худенькая и стройная, она была одета в платьице, сшитое из зеленых листьев.

— Какое счастье снова бегать!

С этими словами кроха подпрыгнула в воздух, два раза кувыркнулась в полете и мягко приземлилась на ноги возле Дженнет. На ножках и ручках у нее было всего по четыре пальца, а бровей, как увидела девушка с близкого расстояния, не имелось вовсе.

— Вы — фея? — на всякий случай уточнила она.

— А что, не похожа? — спасенная внимательно оглядела себя с головы до ног.

— Не знаю, я фей только на картинках видела. Подумать только, — девушка выпрямилась и потянулась потрогать странное существо, — фея в Фейритоне! Настоящая, не то, что… — она оборвала сама себя, вспомнив Мэбилон.

— Конечно, я настоящая! Самая что ни на есть настоящая! — обиделось крошечное существо. — А вы что, фей никогда не видели?

— Видела, — кивнула Дженнет. — К нам в Фейритон полгода назад являлась королева Мэбилон… и… Только королева не такая. Я видела — она…

— Конечно, Мэбилон другая! — со знанием дела кивнула феечка. — Она из Высокого Народа. А я так — цветочный эльф. Кстати, я так и не представилась. Меня зовут Пока.

Она шаркнула босой ножкой по листве и раскланялась. Быстро сдернула с веточки листик, свернула его, встряхнула, дунула — и надела на макушку в виде остроконечной шапочки. Потом подпрыгнула еще раз, поймав паутинку, на лету быстро заплела ее — и украсила свою талию пояском.

— Ловко у вас этополучается, — похвалила Дженнет. — Это волшебство?

— А как же? Оно самое и есть! У нас в волшебной стране все колдовать умеют. И зовут друг друга по именам… А как вас зовут?

Дженнет назвалась.

— Ты хорошая, Дженнет Холл из Фейритона, — сказала Пока. — И мне нравишься. Только давай я буду звать тебя просто Дженнет? У нас в волшебной стране все так друг к другу обращаются. Привыкай!

— Но то в волшебной стране, а то у нас в Фейритоне. В Англии так не принято.

— В Англии? А ты до сих пор уверена, что у себя дома? — Пока звонко расхохоталась и шлепнулась на траву, хватаясь за живот и болтая ножками в воздухе.

— А разве нет?

— Оглянись!

Девушка так и сделала.

Она оказалась на опушке настоящего леса. Ничего подобного Дженнет раньше не доводилось видеть — она бывала в Лондоне в Гайд-парке, гуляла по парку и аллеям Хемптон-холла, даже как-то раз побывала в роще на пикнике, но чтобы очутиться в лесу — это с нею случилось в первый раз. Толстое дерево стояло на самом краю леса. В двух шагах от окружавших его кустарников расстилался луг, покрытый высокой травой. Ни церкви, ни кладбища, ни огоньков Фейритона — ничего этого больше не было. Только луг, лес и вдалеке, за лугом, в холмах поблескивала река. Но самое главное — здесь был ранний вечер, солнце еще не коснулось горизонта, до заката оставалось часа два или три, а, судя по листве и цветам, шел июнь.

— Я глазам своим не верю, — всплеснула она руками. — Здесь так…

— Красиво? — подсказали из травы.

— Обыкновенно! Я думала, в волшебной стране все не так…

— Это ты просто еще не привыкла смотреть правильно! Ты видишь только глазами, а надо смотреть и сердцем! Мало оказаться в волшебной стране — надо еще уметь ее рассмотреть. Это не всем дано.

Дженнет покачала головой, внимательно глядя по сторонам.

— Я попробую. Но, раз уж я здесь оказалась, мне надо отыскать королеву фей. Это можно?

Пока часто-часто закивала головой, так что даже шляпа слетела с ее пушистых волос, и пришлось поднимать и водружать ее на место:

— Конечно-конечно! А зачем тебе королева?

— Она украла моего жениха.

— Что? — спасенная фея завизжала так пронзительно, что девушка невольно зажала уши руками и с тоской подумала, что, наверное, теперь оглохнет. — У Мэбилон жених? Жених-жених-жених! Ура! — фея закружила рядом, прыгая, кувыркаясь, размахивая ручками и ножками и выражая такую бурную радость, что сердиться на нее было невозможно. — Это же чудо! Это же праздник! Это же такое… такое… Уй!

— Да уж, праздник, — проворчала Дженнет себе под нос. Воспитание не позволяло ей высказываться резко об особе королевской крови, даже если это королева фей и она украла Роланда.

Пока мигом перестала прыгать и кувыркаться и подобралась поближе:

— А что это ты не радуешься?

— Нечему мне радоваться, — призналась девушка. — Дело в том, что эта ваша Мэбилон украла моего жениха. Понимаешь? Роланд был моим женихом! Он мне сделал предложение! Я его люблю! И все бы отдала, чтобы его вернуть…

Обхватив колени руками, она села на траву, уткнулась лицом в подол своей юбки, борясь с подступающими слезами. Через несколько минут прохладная ручка робко погладила ее по запястью:

— Не плачь! Чего ты плачешь?

— Я не плачу. Но мне так плохо без Роланда…

— А ты найди себе кого-нибудь. У вас что, мужчины закончились?

— Мужчины? Нет, не закончились. Но… они все не такие. Я не знаю, как это объяснить, но они мне все не нужны. Мне нужен только Роланд и больше никто в целом свете!

— Понимаю. Он не такой, как все… Не зря же его Мэбилон выбрала! Она всегда получает самое лучшее.

Дженнет вздохнула, достала носовой платок, вытирая лицо. В том, что Роланд Бартон лучше всех мужчин на свете, ее убеждать не приходилось.

— Я должна встретиться с королевой Мэбилон, — сказала она, — и потребовать вернуть мне жениха. Ты можешь проводить меня к ней, Пока?

Феечка обратила в ее сторону такой хитрый взгляд, что на миг Дженнет показалось, что вот-вот она тряхнет пушистой головкой и скажет что-то вроде: «Учись смотреть — и сразу все увидишь!» — после чего исчезнет и оставит ее на опушке леса в полном одиночестве. А поблизости даже тропинки никакой нет. Куда ей идти? Но вместо этого Пока энергично закивала головой:

— Конечно-конечно! О чем речь? Ты знаешь, кто я? Я — самый лучший проводник во всей волшебной стране! Ты помогла мне, а я помогу тебе! Я приведу тебя к самому дворцу и даже помогу проникнуть внутрь.

— Правда?

— Конечно-конечно! Мы же подруги? А подруги должны друг другу помогать! Пойдем!

Она сорвалась с места, ринувшись на луг. Дженнет поднялась с травы:

— Мы идем прямо сейчас?

Маленькая Пока скрылась в густой траве — только шевелящиеся стебли отмечали ее путь. Несмотря на свои коротенькие ножки, перемещалась она быстро, но не по прямой, а то и дело сворачивая в сторону. А потом вдруг взвилась в воздух, зависнув без крылышек на высоте примерно в четыре фута.

— Так мы идем или нет? — феечка скрестила руки на груди. — Путь неблизкий!

Дженнет последний раз оглянулась на чащу леса. На секунду ей показалось, что там, за кустами, виднеется какое-то строение. Похоже, это старая церковь Фейритона. И нужно пройти всего десяток-другой шагов — и лес исчезнет, а ты окажешься дома, осенним холодным вечером. В мире людей, где времена года сменяют друг друга, где все живут обычной привычной жизнью, где нет места эльфам, гоблинам, феям и прочим волшебным существам. Где нет Роланда Бартона, зато есть Ричард Ольстен. Если она вернется, она выйдет за него замуж. Но это не так страшно, как пускаться в путь навстречу неизвестности.

В мире Дженнет Холл девушки не отправлялись в путешествие в одиночку, если только не на почтовой карете на свой страх и риск. В мире Дженнет Холл женщины оставались дома и ждали возвращения своих родных и близких. В ее мире иное просто было не принято, и лишь в романах иногда можно было прочесть о бесстрашных путешественницах и обездоленных сиротах, которые на свой страх и риск покидали дома ненавистных опекунов, чтобы бежать, куда глаза глядят — и в первом же встречном найти благородного рыцаря, защитника и друга. Здесь все было не так. Она была одна. Она была обычная девушка, немного знающая немецкий и еще меньше французский язык и умеющая играть на фортепьяно, печь пироги и вышивать гобелены. Она не изучала право, не читала никаких книг, кроме романов и томиков поэзии. Она никогда не держала в руках оружия — это не женское дело! — и очень плохо ездила верхом — вернее, только каталась, но ни разу не участвовала, например, в охоте на лис. Но где-то там, в глубине волшебной страны, в плену у королевы фей был человек, которого она любила. И что-то мешало смириться с судьбой и вернуться обратно.

— Идем, — вздохнула она.

Пока радостно запищала, носясь среди высокой травы и время от времени криками зовя девушку за собой. Подобрав подол платья, Дженнет зашагала напрямик через луг.

— Ну, и куда ты направляешься? — феечка опять зависла в воздухе, смешно скрестив ручки и ножки.

— Вперед.

— А почему не по тропинке?

Дженнет с удивлением огляделась по сторонам и заметила появившуюся откуда-то утоптанную тропу. Не узкую стежку, а настоящую тропу, по которой, наверное, можно было бы идти вдвоем. Тропа шла вдоль опушки, но ярдов через пятьдесят сворачивала, устремляясь в луга. Девушка зашагала по ней, но вскоре была опять вынуждена остановиться, привлеченная криками своей крохотной спутницы. Недоумевая, в чем дело, она оглянулась — Пока бежала по тропинке, протягивая ручки:

— Подожди! Подожди меня, подружка!

— Что случилось?

— Я устала, — заявила феечка, подбегая и хватая ее за подол платья, чтобы удержаться на ногах. — Возьми меня на ручки!

Дженнет ожидала, что ей придется взять Поку на руки, как кошку, но она ошиблась. Феечка проворно взобралась девушке на плечо и уселась там, весело болтая ножками и с любопытством вертя головой.

В конце концов, эта смертная устала и заснула, устроившись прямо на траве под каким-то кустом. Но Поке не сиделось на месте. Ну и слабаки эти смертные! Всего-то шагали до самого заката и потом еще немного в темноте, по ночной прохладе и тишине, слушая песни цикад и лягушек! Ночь такая прекрасная! Иди и иди себе! Нет, эта смертная начала спотыкаться, потом стала идти медленнее и совсем остановилась. Мол, у нее устали ноги, она ничего не видит и очень хочет спать. Пока с удовольствием нашла бы, что ей ответить, но смертная уснула слишком быстро и, скорее всего, не расслышала слов феи. Оставалось лишь покачать головой. Подумать только, эта девица желает сразиться с самой Мэбилон за жениха! А у самой ни силы, ни ловкости, ни отваги, ни каких-либо полезных для волшебницы навыков! Да она и до самого Аваллона не доберется, по дороге свалится! И, конечно, проиграет сражение. Сказать по правде, Поке было ее даже жаль.

Самой фее на месте не сиделось. Слишком долго пробыла она взаперти, слишком насиделась на одном месте, чтобы теперь просто так коротать самые прекрасные — ночные! — часы возле какой-то смертной. Жизнь так прекрасна! Вокруг столько всего интересного! И, само собой, надо оповестить родных и друзей, что она снова с ними! Пусть готовятся к встрече!

Но сначала надо было распрощаться с этой смертной. Обычаи предписывали фее исполнить хотя бы одно желание своей спасительницы. А эта смертная хочет встретиться с самой королевой фей…

— Вот как?

Пока вздрогнула. Она не так уж часто пугалась — намного реже, чем ее подруги и сестры — но тут ее пробрало мелкой противной дрожью. Рядом кто-то был. Кто-то, кого фея не могла почувствовать. Но разве такое бывает? Она зачерпнула горстями окутывающую ее ауру, плеснула, наблюдая, как мелкие золотистые пылинки рассыпаются радугой. В одном месте они осели чуть плотнее, словно облепив невидимую для феи фигуру.

— Не старайся! — тень шевельнулась, и искорки потухли. Все, до единой. А голос переместился в сторону. — Ничего у тебя не получится.

— Да я просто так. По привычке! Много ее у меня скопилось, вот и рассыпаю…

В доказательство Пока начала разбрасывать ауру горстями во все стороны, стараясь нарочно рассыпать ее неравномерно.

— Я так запылилась… просто ужас какой-то! — бормотала она. — Думала, еще сто лет — и до ушей зарасту! — фея помотала головой, и с ее волос во все стороны полетели пылинки.

— Не старайся заговорить мне зубы, — послышался холодный голос. — Учти, я вижу тебя насквозь… Кто эта там? Смертная?

— Где? — прищурилась Пока. Подлетели поближе к кустам, рассматривая спящую девушку с преувеличенным вниманием. — Надо же! А я и не заметила… И что она здесь делает?

— Тебе лучше знать.

— Н-ну… Может быть, отдыхает? — невинно предположила Пока. — Спит… Смертные иногда спят просто так. Смешные…

— Вижу, что спит! — в голосе послышались гневные нотки. — Откуда она тут взялась?

— Сама не знаю, как это получилось, — феечка развела руками. — Я тут ни при чем! Я просто пролетала мимо, решила остановиться и отряхнуться после долгого заточения…

— …из которого тебя кто-то освободил, — безжалостно перебил голос. — Освободил до того, как закончился срок твоего наказания! В нарушение всех правил!

— Ой, да проку в этих правилах, особенно если их не знаешь! — отмахнулась Пока. — Их столько — не то, что смертным, и нам запомнить трудно!

— И, тем не менее, ты была наказана. А за попытку увильнуть от наказания тебя ждет еще большая кара!

Пока почувствовала себя неуютно. Не то, чтобы она раскаивалась в содеянном — она вообще не знала, что такое раскаяние и искренне недоумевала, за что на нее в первый раз разозлились родичи и друзья! — но возвращаться обратно в дупло и на сей раз безо всяких условий… Такое времяпрепровождение ей не нравилось. Просто сидишь, зарастая пыльцой-аурой и время от времени впадаешь от скуки в оцепенение. Все, что угодно, только не это!

— Все, что угодно? — ворвался в сумбурные мысли Поки вкрадчивый голос.

— Все!

— Тогда расскажи мне все об этой смертной!

— Ой, да тут и рассказывать-то нечего… Не знаю я ничего! Просто пролетала мимо и… Ай!

Ее подбросило вверх. Пока закувыркалась, тщетно пытаясь расправить крылышки, отвыкшие от полета за долгие годы заточения, и влетела прямиком в паутину. Еще миг назад ее здесь не было — и вот она, растянулась между ветвей. Феечка забилась, прилипая к толстым нитям. Некоторые ей удалось оборвать, но прежде, чем она освободилась, появился сам владелец ловчей сети. Вернее, владелица. При виде огромной толстой паучихи, черной, с алыми глазами и белым знаком на брюшке, Пока оцепенела. Взгляд всех восьми глаз паучихи был разумен.

— Ой…

Одно стремительное движение брюшка — и вылетевшая из него липкая нить опутала щиколотки феечки.

— Ты скажеш-шь мне, кто эта с-смертная, — прошипела паучиха, не спеша подтягивая жертву ближе.

— Не знаю я… — заныла Пока. — Отпустите, госпожа! Я просто мимо…

— Ты с-сидела в заточении, пока она не ос-свободила тебя, — паучиха стала медленно подтягивать свою жертву к жвалам, выбирая нить. — Ты не можеш-шь не знать, кто она такая…

— Ну, она назвала мне имя, — намекнула феечка. — Дженнет.

— Дж-ш-шш-ш… — нить поползла быстрее.

— И что она идет к самой королеве фей! К Мэбилон! — выкрикнула Пока.

— Аш! — вскрикнула паучиха.

Нить оборвалась.

Освобожденная феечка взмыла в воздух подальше от паутины, торопливо счищая остатки клейкой нити.

— К с-самой Мэбилон? — казалось, паучиха была ошеломлена. — А зачем?

— Не знаю я! Но могу спросить! Когда она проснется…

— Как бы то ни было, — паучиха попятилась, заползая куда-то за листву. Возникшая по волшебству паутина также внезапно исчезла. — Как бы то ни было, она не долж-шна попас-сть к королеве…

Конечно-конечно, — закивала Пока. — Я тоже так думаю.

— Смотри! — бесплотный голос, уже лишенный шипящих «паучьих» интонаций, прозвучал у нее за плечами. — Я знаю, что тебе ничего не стоит соврать. Но не вздумай врать мне!

Голос затих. Пока метнулась туда-сюда, разбрасывая горстями пыльцу и вычистив свою ауру полностью, но не обнаружила ничьих следов. Ее собеседник или собеседница — скорее, второе, — бесследно исчез…

— Знать бы еще, кто это был! — пробурчала феечка, прекрасно понимая, что без этих знаний она прекрасно проживет. И вообще, кто они такие, эти Высшие, чтобы указывать первой встречной цветочной фее, как ей поступать?

Теперь королева приходила к нему не одна. С нею всегда были ее придворные дамы и два-три пажа. Мэбилон одним взмахом руки меняла его комнату до неузнаваемости. То это был внутренний дворик, выложенный мраморной крошкой, где повсюду росли усыпанные цветами лианы, журчали фонтаны и пели невидимые птицы. То это был грот, стены и потолок которого были выложены цветными камешками, причудливо переливающимися в свете свечей. То это была просторная комната, залитая светом, обставленная с кричащей роскошью. То огромный зал с колоннами, уносящимися на головокружительную высоту. То галерея в старинном замке. То еще одна комната без окон с узорами на стенах. Никогда не угадаешь, где окажешься в следующий раз.

Его учили языку. Королева нарочно разговаривала при нем на наречии фей, часто повторяя одни и те же слова и понятия, чтобы он мог запомнить названия вещей и предметов. Как выяснилось, кроме самой Мэбилон, по-английски умели говорить не многие — лишь несколько ее придворных дам знали десяток-другой слов. Этого им было достаточно. Роланд сидел в кресле, на скамеечке, среди шелковых подушек и слушал, как девушки лепечут друг с другом. Языки давались ему хорошо, и вскоре он уже научился выделять знакомые слова. И не особенно удивлялся тому, что, предоставленные сами себе, эти фрейлины заводят разговоры о том, что ближе и понятнее всем женщинам мира — о нарядах, украшениях, танцах и красивых юношах. Роланду были скучны эти беседы, и даже когда к нему обращались с вопросом: «Как, по-вашему, идет ли моим глазам этот браслет?» — показывая то на глаза, то на само украшение — он мог в лучшем случае ответить вежливое «да». Все равно эти фрейлины иного от него не ждут.

Королева Мэбилон внимательно наблюдала за ним. Он чувствовал взгляд ее лиловых глаз постоянно. Более того, ему иногда казалось, что она следит за ним, даже когда он в одиночестве. Она чего-то от него ждала. Но чего? Признания в чувстве, которого он не испытывал? Каких-то неожиданных поступков? Подвигов? Попытки совершить побег или поднять бунт? Или того, что он, человек, не зная обычаев страны фей, однажды совершит роковую ошибку? И что с ним будет тогда? Его изгонят в мир людей или уничтожат? Его часто называли королем. Но что делает король в волшебной стране? Только сидит на троне и развлекается? Кажется, он слышал легенды о том, что когда-то королей приносили в жертву… Но это, кажется, было у древних кельтов.

…Уютно свернувшись калачиком среди подушек, юная фрейлина в небесно-голубом платье с открытыми руками и спиной — так и ждешь, что оно свалится с узеньких плечиков! — перебирала струны арфы и тонким голоском напевала какую-то балладу. Роланд понимал только отдельные слова: «рыцарь», «закат», «стена», «прощание»… — и силился по ним угадать смысл.

— Ты грустишь, мой повелитель?

Роланд обернулся. Мэбилон полулежала рядом на подушках, опираясь на локоть, и тянулась к нему всем телом. Под тонкой тканью виднелись соблазнительные изгибы ее талии и бедер, чуть задравшийся подол открывал стройные ножки до колен. Она сбросила туфельки на пол, и ее босые узкие ступни с алыми ноготками поневоле притягивали взгляд. Хотелось дотронуться до этих тоненьких гибких пальчиков, но алый цвет ногтей почему-то наводил на мысли о крови, которая еще не успела засохнуть. Да и пальцы эти были слишком уж гибкими. Пальцы эльфийки.

— Я думаю, — осторожно ответил он, отводя взгляд.

— О чем?

— О песне.

— Она тебе не интересна? Прекрати! И пой другую! — прикрикнула королева на фрейлину. Та прижала ладонью струны, кивнула и тут же завела новую мелодию. Она была поживее, но понятных слов оказалось еще меньше. «Рыцарь», «дева», «окно» — и все.

— И эта песня не интересна?

— Простите, ваше величество, но я…

— Скучаешь? Угадала? Эй, все вон! — Мэбилон хлопнула в ладоши. Девушки тотчас же поднялись, поклонились и стайкой направились к выходу. Роланд проводил их взглядом. Не то, что они ему нравились, просто возлежать на этих подушках наедине с королевой… Он поднялся тоже.

— Мой повелитель, куда ты собрался?

Мэбилон встала — просто плавно и легко перетекла из одного положения в другое. Небесно-голубое платье, сменив оттенок на более темный, предгрозовой, с тихим шуршанием сползло на пол, закрывая ее ноги.

Роланд отступил на шаг, прикрывая смущение вежливым поклоном. Он совсем забыл, что является пленником королевы фей и без ее дозволения не может и шагу ступить.

— Простите, ваше величество, просто я…

— Соскучился? Тебе надоели мои фрейлины?

Он промолчал. Порядочный мужчина, джентльмен и лорд никогда не опустится до злословия относительно дам. Тем более, если это — феи из Высокого Народа, как их здесь называют.

— Ты прав, — она поняла его молчание по-своему, — глупышки, не знающие жизни… Все они еще так молоды… Мне тоже с ними тоже скучно, а ведь я женщина! Но что же ты молчишь? Я чувствую, что ты что-то желаешь мне сказать…

— Простите, ваше величество, но позволите ли мне говорить начистоту?

— Я слушаю тебя, — просияла Мэбилон. Наконец-то этот мужчина о чем-то ее попросил! Обычно он принимал все с вежливым равнодушием.

— Ваше величество, я — пленник этих стен, — он мысленно обругал сам себя за то, что поневоле заразился от нее высоким слогом. — Я благодарен вам за то, что вы пытаетесь меня развлечь, но…

— Но это все не то? — перебила Мэбилон с той самоуверенностью, какую можно простить либо хорошенькой женщине, либо королеве. — Я понимаю. И сама хотела тебя развлечь немного по-другому! Идем!

Она протянула руку, приглашая следовать за собой, и потянула его к стене.

Окон в традиционном для прежней жизни Роланда понимании тут не было. Как, впрочем, и дверей. По желанию фей любая часть стены могла стать дверью. Только что фрейлины упорхнули через одну из таких дверей, и мужчина немного удивился, когда королева потянула его в противоположную сторону.

— Нет, мы идем в другую сторону, мой повелитель! — улыбнулась она, заметив его удивление.

Ее тонкие пальцы коснулись его запястья. Второй рукой Мэбилон провела по узору на стене, повторяя все изгибы нарисованной лозы — и та ожила. Зашевелилась, стала утолщаться, словно наливаясь жизненными силами. Из почек полезли листья и молодые побеги, переплетаясь между собой и выбрасывая новые пучки листвы и белесые корни. Скоро часть стены скрылась под этим шевелящимся ковром, и вдруг тот с шуршанием рухнул, открыв темный проход. Пахнуло землей и камнем.

— Идем, — Мэбилон переступила через груду зелени. Побеги еще шевелились, и Роланд постарался не задеть ни один из них каблуком.

Сразу за порогом начиналась крутая лестница, ведущая вниз, такая тесная и узкая, что на ум сразу пришли все готические романы, прочитанные его сестрой и кузиной. Там непременно описывался старинный замок, куда попадала юная героиня, и по сюжету ей обязательно доводилось спускаться по такой вот лестнице в подземелье, где она обнаруживала… Что увидит он? Темницу, где томятся другие пленники королевы фей? Потайной ход, ведущий вон из дворца? Сокровищницу?

Мэбилон спускалась легко, еле касаясь ступенек. Платье ее чуть приподнялось, чтоб не задевать камней. Над их головами парили светлячки, озаряя своды. Справа и слева имелись перила. Спуск был удобным.

— Куда мы идем?

— Увидишь!

Ее лиловые глаза сверкали в темноте. Она улыбалась.

Спуск поначалу казался таким долгим, что Роланд напомнил себе, что здесь, скорее всего, замешана магия. Но вот впереди забрезжил свет.

Это был просторный зал под круглым сводчатым потолком, залитый мягким желтоватым светом. Стройные колонны поддерживали потолок, а между ними грудами было навалено что-то, напоминавшее крупный золотисто-алый песок, в котором тут и там торчали сундуки и лари, а также какие-то предметы, очертания которых терялись в полумраке за колоннами.

— Смотри! — торжественно изрекла Мэбилон, протягивая руки. — Что, нравится тебе? И все это — твое!

Роланд осторожно сделал шаг. Светлячки ринулись следом за ним, освещая все, на что падал его взгляд. При ближайшем рассмотрении песок оказался грудами золотых слитков, а разноцветные искорки алого, оранжевого, лилового цвета превратились в драгоценные камни, многие из которых были не обработаны. В сундуках, стоило откинуть крышки, взору открылись многочисленные украшения — ожерелья, серьги, перстни, браслеты, пряжки от поясов, броши всех форм и размеров. На некоторых время наложило свой отпечаток — они наверняка помнили еще викингов или даже древних римлян. Другие были намного моложе. А внешний вид иных заставлял лишь качать головой — сколько же веков назад жили люди, которые сотворили такое? Ведь не за тысячу лет до Рождества же Христова? Валявшиеся тут и там предметы оказались жезлами, блюдами, подсвечниками, рукоятями мечей — недоставало лишь клинков — небольшими статуэтками, изображавшими диковинных существ. Окруженный роем светляков, Роланд несколько минут, ошеломленный, бродил по сокровищнице, а потом, почувствовав взгляд, обернулся на свою спутницу.

Королева Мэбилон стояла на пороге, улыбаясь. Ее улыбка светилась во тьме, но было в ней нечто самодовольное. Она была уверена, что раскусила его, и гордилась своим открытием.

— Ну, как, мой повелитель? Нравится тебе? И все это твое! Все, до последней крошки! Такого ты не видел никогда?

— Не видел, — согласился он. — Правда, слышал о несметных богатствах обитателей Вест-Индии и о сказочной стране Эльдорадо. Ее многие пытались отыскать, и еще во времена юности моего отца находились отчаянные головы, готовые пуститься в путь за сказочными сокровищами…

— Ну а тебе нет нужды покидать свой дом! Сокровища тебя веками ждали! Ты — господин их и повелитель! Они твои! Владей!

— И я могу… взять что-то из этого богатства?

— А зачем?

— Как — зачем? Ведь, если сокровища мои, я могу делать с ними, что угодно! Вложить куда-то, тратить…

— «Вложить», — королева рассмеялась. — Они уже лежат! И что такое «тратить»? Сокровищами надо любоваться! В их созерцании и скрыто наслажденье! Прийти сюда, полюбоваться на блеск камней, на эти россыпи золота, на драгоценные сосуды, на украшения, — она закружила по залу, распахивая крышки сундуков, поднимая над головой то золотое чеканное блюдо, то подсвечник, то жезл длиной с руку. — Мы золото не тратим по пустякам. Это люди — им вечно не нравится, что оно просто лежит. Сколько раз бывало, что мы дарили им горшки с золотом — любуйся, сколько хочешь! Так нет же! Норовят обменять такую красоту, — Мэбилон протянула ему горсть самородков, — на дома, скот, землю, одежду, еду… А ведь оно не для того назначено! Оно для души!

— Понятно, — Роланд окинул взглядом сокровищницу. — Благодарю за щедрый дар, моя королева.

И направился к выходу.

— И это все? — изумилась Мэбилон. — Ты не посмотришь, что в тех сундуках? Ты не оценишь драгоценных камней? Не полюбуешься на эту красоту?

— Что толку в красоте, когда ее не видят? — пожал плечами мужчина, покидая зал.

Глава 8.

Дженнет проснулась от сосущего чувства голода и еще от того, что от лежания на твердой земле у нее затекло бедро. Девушка с трудом поменяла позу, садясь и растирая руками плечи и бока. Она спала в одежде, и теперь с тревогой и тоской смотрела на свое мятое платье с пятнами грязи и травяного сока. Кроме того, она немного замерзла, проголодалась, ей хотелось есть и пить.

Путешественница огляделась. Вчера ей удалось пересечь луг, и она остановилась на отдых на опушке рощи, под кронами деревьев. Солнечные лучи тонкими нитями прошили воздух, проникая сквозь листву. В них танцевали пылинки. На кустах распускались крупные белые цветы, названия которых она не знала. Деревья возносили вверх кроны. В листве нежными голосами перекликались птицы…

Нет, не птицы. Прислушавшись, Дженнет различила тоненькие голоса, которые без слов тянули какую-то мелодию.

— А-лили-ли-лилли-ли лили-ла! А лили-ла ла-ла-ла лили-ла! Лилли-лили, лили-лили! Лалли-лала-ли ла-ла-лилли-ли…

Эту песню могли распевать феи или лесные эльфы. И, подумав про них, Дженнет вспомнила о своей проводнице.

— Пока? — позвала она осторожно, запрокинув голову и силясь в листве разглядеть обладателей тонких голосков. — Пока, где ты?

— Где ты? Где ты? Где ты? — эхом отозвались ей тоненькие голоса со всех сторон.

— Пока, это я! Дженнет!

— Нет, нет! Меня нет! — и смех.

— Но ты нужна мне…

— А ты мне — нет!

— Вот как? — обиделась и испугалась девушка. — Ну, если так… Хотя, ты обещала проводить меня к королеве фей… Может быть, хоть укажешь, в какую сторону идти? Направо или налево?

— Сюда! — тотчас прозвенело справа. Но едва Дженнет сделала шаг, как точно такой же голосок позвал слева: — Нет, сюда!

Девушка послушно повернула назад, но тут уже смех зазвенел со всех сторон. Казалось, под каждым кустиком притаилось по цветочной фее.

— Понятно, — кивнула Дженнет. — Вы не хотите мне помогать. В самом деле, как глупо с моей стороны… Прошу прощения, я постараюсь справиться сама. Счастливо оставаться!

Сделав короткий реверанс, она направилась напрямик сквозь лес, рассчитывая отыскать тропинку. Сзади послышался пронзительный крик. Но девушка не обернулась — только чуть повыше поддернула юбку, чтобы удобнее было шагать. Через несколько минут ее догнала Пока. Вид у феечки был встрепанный.

— Ты куда собралась?

— К королеве фей, — коротко ответила Дженнет. Обида — обидой, но совсем промолчать невежливо.

— А ты знаешь, где ее дворец?

— Найду как-нибудь, спасибо.

— Найдет она! Как же! Это волшебный лес, ты в нем в два счета заблудишься! А я могла бы показать тебе короткую дорогу…

— Благодарю, но, мне кажется, вы мне уже хорошо помогли. Только что, на поляне! Вы и ваши подруги…

— Ой, да какие они мне подруги! — отмахнулась Пока, летя рядом. При свете дня Дженнет могла разглядеть трепещущие за ее спиной крылышки. Полупрозрачные, они еле виднелись, лишь поблескивали прожилки. — Так, танцевали пару раз… Ты их не слушай! Ты меня слушай. Они бы тебя в чащу завели и там бросили на съедение…

— Кому?

— Да мало ли, кто тут бродит! И лесные тролли, и призраки, и гончие…Все те, кто в вашем мире являются лишь тенями, тут очень даже живые. И опасные!

Дженнет припомнила все легенды — и про безголового быка, и про гончих, и про оборотней, и даже про белого оленя. Выходит, она может встретить, кого угодно? Лес сразу перестал казаться таким уж добрым, несмотря на цветы и солнечные лучи. Она невольно замедлила шаг, прислушиваясь.

— Испугалась? — рассмеялась Пока. — Не бойся! Когда я рядом с тобой, никто незамеченным не подберется!

— Да я вовсе не испугалась, — ответила девушка. — Просто… я немного устала и есть очень хочется. Но ведь в волшебной стране ничего нельзя есть и пить.

— Кто тебе это сказал? — прищурилась феечка, воинственно уперев кулачки в бока.

— Все говорят, — пожала плечами Дженнет. — В сказках и…

Звонкий смех Поки был слышен, наверное, даже на опушке. Она повалилась в траву и весело болтала ножками.

— В сказках, — пропищала она, отсмеявшись, — ой, насмешила… В сказках! Надо же! Сказки врут! Запомни это! Другое дело, что часто наша еда для вас, смертных, не подходит… Например, пыльные лепешки, — она метнулась к цветам, быстро набрала две пригоршни пыльцы, слепила из них шарик, раздавила в ладонях и превратила в небольшую, с ноготь мизинца, лепешку. — Ты стала бы это есть?

— Не знаю, — честно призналась Дженнет. — Выглядит, как пилюля…

— Мне таких надо в день всего две, — пояснила Пока. — Ну, и запить нектаром. А вот для того, чтобы ты один раз поела, надо со всех цветов в лесу собрать пыльцы. Понимаешь?

— Тогда, может быть, ягоды или орехи?

Дженнет огляделась, но ничего похожего на ягоды не увидела. Правда, под кустами виднелись какие-то растения с крупными угольно-черными ягодами. Но едва девушка протянула к ним руку, как перед нею возникла Пока:

— Не смей! Они ядовитые! Их ведьмы для своих зелий собирают!

— Тогда что же мне делать? — огорчилась Дженнет.

— Есть одно место, где тебя могут накормить, — помолчав, сказала феечка. — Но это далеко. И еда там обычная… Согласна?

Девушка кивнула.

— Тогда за мной…

И Пока полетела вперед так быстро, что ее спутнице пришлось спешить изо всех сил, чтобы не отстать.

Лес окружил ее со всех сторон. Лес невероятный, небывалый. Дженнет забыла обо всем на свете, даже об усталости и голоде, разинув рот, рассматривая высоченные деревья с причудливо перекрученными сучьями, заросли кустарника, усыпанные незнакомыми крупными, с две ее ладони, цветами, лианы, ползущие ввысь, поляны, заросшие папоротником так густо, что он пружинил под ногами. То ее окружали толстенные, в три-четыре обхвата, великаны с корявыми сучьями, под чьими кронами навек поселился полумрак, то она оказывалась в светлом лесу, где стройные стволы, как колонны, возносились к небесам и уже там, на головокружительной высоте, переплетались кронами, а у подножия росла трава странного красновато-бурого цвета. То она встречала овраги, заросшие ежевикой, то приходилось карабкаться на склоны холмов.

Но страннее всего были следы здешних обитателей — то по склону оврага на дно уходила тропинка, выложенная деревянными плашками. То в кустах взгляд натыкался на ушедшую в землю плиту, испещренную старинными знаками. То выворотень, валявшийся на подушке из мха и папоротника, так живо напоминал дракона, что не хотелось даже близко подходить к его «голове» — а ну, как оживет? Чьи-то маленькие ножки то и дело шуршали в траве. Слышались тоненькие скрипучие голоса — кажется, что стрекочут цикады, но стоит прислушаться, как начинаешь понимать, что это слова на незнакомом языке. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь листву, высвечивали то пенек, на котором свернулась золотисто-алая змея с черным узором на спине, то веточку, усыпанную гроздьями повисших друг на друге бабочек, то камешек причудливой формы.

Время от времени рядом вспыхивали огоньки. Они кружили над головой, но, стоило протянуть руку, как они превращались в цветы или причудливых насекомых. Пока то и дело отвлекалась на них, принимаясь танцевать в их компании и весело что-то щебеча на своем наречии.

Журчание ручейка она услышала издалека. Дженнет решительно свернула навстречу. Ручеек вытекал откуда-то из-под корней огромного дерева, заросшего мхом так, что трудно было рассмотреть кору. Он бежал по ложу из камешков, впадая в небольшое озерцо, берега которого густо поросли травой, а на поверхности плавали широкие листья лилий. Девушка напилась прохладной, отдающей медью воды, случайно бросила взгляд на дерево — и ахнула. Ствол раздваивался, дерево словно стояло на двух толстых ногах-бревнах, как заколдованный великан. И в щель был виден замок на вершине горы. Он весь, казалось, состоял из множества изящных башенок, похожих на стрелы. Ослепительно-белые, с серебристо-голубыми крышами, они образовывали настоящий частокол, а окошки светились, как маленькие солнышки. И, казалось, можно было рассмотреть все до одного стеклышки в их витражах и пересчитать многочисленные вымпелы и стяги, колыхавшиеся на ветру.

— Как красиво! — вырвалось у Дженнет.

— Ты что там увидела? — к ней мигом подлетела Пока. Феечка успела сплести себе плащ-накидку из травы и украсить его цветами.

— А вон… замок. Интересно, он настоящий?

— Этот? Повезло тебе, — покачала головой феечка, — это — Аваллон, замок королевы фей. Его не каждому дано увидеть!

— Аваллон? — девушка припомнила все, что ей было известно о месте с таким названием. — Но разве это замок? Я всегда считала, что это — остров, куда фея Фата-Моргана увезла тело спящего короля Артура и…

— И пусть все думают так, — замахала ручками Пока. — Так спокойнее! На самом деле то место называется совсем по-другому, но нам Высшие не доверяют такое знание. Боятся, что мы расскажем смертным, и те его отыщут. А ведь тот, кого вы знаете под именем Короля Артура, был не просто королем. Он был последним смертным, который… ну, ты все равно не поймешь! — отмахнулась она.

Дженнет приняла такое объяснение. С детства ей часто говорили, что «женщинам не понять то, женщинам не дано запомнить это». Ее мир принадлежал мужчинам. Маменька преклонялась перед умом и происхождением супруга, все надежды возлагала на единственного сына Джона. И вообще — женщины это… это женщины! Надо смириться и принять свое несовершенство, как данность. За все девятнадцать с половиной лет Дженнет лишь один раз встретила женщину, которая думала иначе. Это была мисс Сьюзен Хемптон.

— Но если там живет королева Мэбилон, значит, мы у цели? — она поднялась, торопливо поправляя юбки и отряхиваясь от прилипшей листвы. — Мы дошли? Спасибо тебе, Пока! Ты мне очень помогла! Я…

— Погоди-погоди, — сварливо застрекотала феечка. — Ты что, думаешь, что уже на пороге королевского дворца? Нет, это волшебная страна. Тут вещи не такие, какими кажутся. Аваллон тебе только показался. На самом деле он находится далеко-далеко! Не один день будешь идти!

— Правда? Но… — Дженнет разочарованно вздохнула.

— Но ты устала и хочешь есть, — по-своему поняла ее Пока. — Я обещала проводить тебя в то место, где ты можешь отдохнуть — я это сделаю! Следуй за мной! И смотри — не потеряйся!

Она сорвалась с места так быстро, что в воздухе остался золотистый след, протянувшийся тонкой нитью. Подобрав юбку, Дженнет поспешила следом, изо всех сил стараясь не смотреть по сторонам и не отвлекаться на причудливые коряги, на невероятной формы цветы, на заросли кустарника и поляны. Сердцем и душой она понимала, что больше такого не увидит никогда, но разум твердил иное. Она пришла сюда с определенной целью и должна сначала исполнить задуманное.

Промчавшись сквозь чащу, где ее спутнице пришлось помучиться, чтобы не обломать ветки и спасти от торчащих сучков свое платье, Пока вывела девушку на аллею. Справа и слева царил полумрак — так плотно так теснились деревья, так густо разросся у подножия кустарник. Но впереди дремучий лес пересекала залитая солнцем аллея. Причудливо изгибавшиеся ветви образовывали стрельчатый свод, и лучи солнца, падая сквозь них, образовывали настоящую радугу. Трава тут не росла, но земля была удивительно теплой, что ощущалось даже сквозь башмачки. И вообще Дженнет почувствовала, что в толстом шерстяном платье и капоре ей жарко и душно — все-таки в ее родном мире была осень, а здесь лето. Захотелось избавиться от лишней одежды, но вдруг обитатели этого мира обидятся на то, что она разбрасывает тут свои вещи? Осмелившись расстегнуть только верхние пуговки и распустить ленту на шляпке, чтобы дышало горло, девушка зашагала по аллее. Ее спутница уже мелькала золотистым огоньком где-то впереди. Там слышался ее звонкий голосок — она криками подбадривала девушку, заставляя шагать быстрее.

Этот путь показался Дженнет длиной в несколько миль. Уставшие ноги в тесной обуви гудели и болели, но впереди виднелся просвет. И на этот свет девушка шла, твердо решив добраться до конца аллеи и уже там отдохнуть, невзирая ни на что.

Последний десяток шагов. Последнее усилие — и она поняла, что дошла.

Поляна была такой просторной, словно лес тут нарочно подстраивался под нее. В середине в небо глядел глаз озера, идеально круглого и чистого. Его чистоту только подчеркивали белые лилии и золотые кубышки, растущие вдоль берега. Кусты были словно рассажены нарочно в строгом порядке, как и редкие деревца — все с багряной, алой или красно-кирпичной корой, невысокие и причудливо изогнутые, с большими резными листьями. Между ними высоко, до колена, поднималась трава — буйный ковер разнотравья в полном цвету.

На противоположном берегу озера возвышались три дерева, переплетясь кронами. Они сильно напоминали дубы, но на таком расстоянии Дженнет не ручалась, что смогла верно их определить. У подножия стоял каменный круг — дюжина камней высотой в полтора человеческих роста. Они так сильно напоминали Ведьмины Камни ее родного Фейритона, что девушка сразу поняла, что это особое место. И не слишком удивилась, когда Пока, возникнув возле ее левого плеча, шепотом прострекотала:

— Иди туда. Только тихо. Поняла?

Дженнет кивнула.

Ступать приходилось осторожно, проверяя, куда поставить ногу — ей почему-то не хотелось топтать растения, которые цвели вокруг так буйно и радостно. Потом в траве заметила камешек. За ним второй, третий… Они выстроились в тропинку, по которой девушка и зашагала, благо, та вела в нужном направлении, огибая озеро и приближаясь к каменному кругу.

Когда Дженнет подошла ближе, то заметила, что у деревьев есть двери, а среди кустов у камней виднеются небольшие шалашики высотой примерно ей по грудь. Их обитатели вскоре показались на глаза — несколько женщин разного возраста, все немного старше гостьи, а одна, последняя, такая старая, что Дженнет даже немного ее испугалась. Да человек ли это? Может быть, ведьма? Все женщины были наряжены в одинаковые балахоны, выкрашенные травяным соком и накидки, сплетенные из растительных волокон. Плетеной была и их обувь — что-то вроде носков. На поясах висели серпы, а также мешочки разного размера — у каждой по два-три. На груди болтались ожерелья из ягод, семян и шишек. Старуха опиралась на посох, остальные шли с пустыми руками. У многих кожа казалась бледной, чуть ли не болезненно-белой, а у некоторых, кто постарше, с зеленоватым оттенком.

«Друиды!» — мелькнула мысль. Вот они какие? И как их называть? Друидессами? В сказках друидами всегда были мужчины.

— Здравствуйте, — оробев, Дженнет остановилась, не дойдя нескольких шагов до каменного круга. — Простите, если нарушила какие-то правила, но… мне сказали, что я… что вы… извините, — закончила она совсем тихо.

Пока вылетела вперед и закружила возле само старшей, что-то быстро вереща на непонятном языке. Старуха стояла, как изваяние, только моргала морщинистыми веками. Остальные женщины внимательно смотрели в ее сторону.

«Значит, ты просишь хлеба, дочь Евы?»

Девушка вскрикнула. Голос, скрипучий, сухой, принадлежал, несомненно, той старухе, но доносился откуда-то со стороны. Губы старшей друидессы не двигались, но пристальный взгляд говорил о том, что она каким-то образом позволяет себя слышать.

— Да, хлеба и… — Дженнет осеклась, не зная, имеет ли право попросить что-то еще.

«Отдых. Ты получишь и то, и другое. Трава!»

Одна из женщин, лет тридцати, сделала шаг вперед. Она была стройной, статной, с осанкой королевы — и, вопреки своему имени, одной из самых высоких. Ее томный взгляд заставил Дженнет покраснеть — перед нею была настоящая леди. Ни одна графиня или герцогиня не могла бы смотреть с большим достоинством. Да что там! Сама королева померкла бы перед нею. И если это — простая друидесса, то какова же сама Мэбилон?

Тем временем Трава, склонив голову набок, выслушала что-то, предназначенное лишь для ее ушей и, подойдя ближе, протянула гостье руку:

«Идем со мной!»

Дженнет подчинилась. Тем более, что Пока энергично закивала головой:

— Иди-иди!

Друидесса привела гостью к одной из хижин, отогнула рукой плетеный из травы полог и пригласила внутрь. В шалаше было тесно, но уютно. Постелью служила охапка веток и листвы, в изголовье лежал клубок мха, теплый и пушистый. Вместо домашней утвари ее роль играли плоские камни. Кое-что было подвешено на сучках под потолком. В их числе — гнилой корень, светившийся слабым голубоватым светом.

Хозяйка дома знаками показала Дженнет, что она может и должна снять капор, шляпку и обувь, бережно свернула их и положила в ногах постели. После чего расставила перед нею несколько глиняных мисок. В одной были пресные лепешки, в другой — россыпь свежих ягод, а в третьей, самой глубокой, обнаружилось молоко.

«Ешь. Пей. Ты голодна».

Лепешки были размером с две ладони, толщиной с палец и легко ломались. Дженнет съела три, закусив ягодами и запив молоком. Трава наблюдала за нею, сидя в углу и обхватив колени руками. На ее бледных губах играла задумчивая улыбка. Она не пошевелилась, пока гостья не покончила с трапезой.

«Ложись. Отдыхай. Ты устала!»

— Но мне надо…

«Отдыхай. Остальное потом!»

Сказать по правде, после долгой прогулки и сытного обеда Дженнет и так клонило в сон, и она не позволила долго себя упрашивать.

— Спасибо. Вы очень добры, — пробормотала она, устраиваясь на ложе поудобнее.

Он уже научился угадывать, когда к нему приходит королева. Только она навещала знатного узника, постоянно именуя его своим повелителем и королем. Но королей не содержат в темнице! Нет, Роланд помнил историю — его хорошо учили! — и знал, что, например, в заключении побывали Карл Первый, а до него — Эдвард Второй, а еще раньше — сам Ричард Львиное Сердце, не говоря уже о том, сколько знатных узников в свое время перебывало в Тауэре. Но, кажется, все они перед этим были свергнуты с престола, и впереди их ждала казнь или пожизненное заключение. Никого не сажали в тюрьму для того, чтобы сделать королем. Роланд чувствовал себя так, словно его заперли в золотую клетку. И королева Мэбилон была одновременно его невестой и главным тюремщиком. Она приручала его, как дикого зверя, но для чего?

Переплетенные стебли на стене зашевелились, оживая и расползаясь в стороны, словно покрытые листвой змеи. Затем проступили очертания двери. Роланд насторожился. Это могла быть только она, Мэбилон, красивая и опасная, с холодными лиловыми глазами и удивительно белыми, искрящимися как снег, волосами. Но она никогда не приходила так поздно.

В комнате сгустился полумрак, хотя окон не было. Светильники тут гасли сами, повинуясь какому-то внутреннему распорядку. В сумраке белые волосы королевы казались еще белее, на их фоне ее лицо и глаза казались темнее обычного, а платье мерцало и переливалось, вызывая в памяти воспоминания о Средиземном море и светлячках на волнах. Из коридора лился яркий свет, а ткань просвечивала так, что ничего не скрывала — талию, плечи, бедра, ноги…

Мэбилон неслышно переступила порог, и стена сомкнулась за ее спиной — остались лишь светящиеся линии.

— Ты спишь, мой повелитель?

— Нет, — Роланд встал, коротко кивнул головой, приветствуя гостью. — Ваше величество, чем я обязан столь позднему визиту?

— А разве королеве нужен повод, чтоб лишний раз увидеть короля? — она запрокинула голову, с вызовом глядя на него.

— Мы виделись сегодня, — он припомнил еще один урок языка в обществе трех придворных дам и двух пажей.

— А я успела заскучать. Твой голос, твои глаза… Мне нужно видеть их, мне нужно тебя слышать! О, если бы ты знал, как одиноко мне в сумрачных моих покоях! Там так тихо! Я слышу только лишь свое дыханье — ни звука больше. Призвать фрейлин? Но они мне надоели!

— Сочувствую, ваше величество, — он коротко кивнул головой. — За эти недели я сполна узнал, что такое одиночество, когда практически не с кем словом перемолвиться. Кажется, что предпочел бы даже присутствие своего злейшего врага — лишь бы услышать человеческую речь.

— О да! Я знала, что мы поймем друг друга! — пылко воскликнула королева, кинувшись ему на грудь. — Мы — родственные души! У нас одни желанья и мечты! Нам свыше суждено быть вместе! Я так мечтала, так ждала однажды ощутить присутствие другого рядом — того, кто одиночество разделит, кому смогу доверить я биенье сердца, свои мысли, чувства и кто доверит свои чувства мне.

Она сделала попытку обнять Роланда за шею, но тот отступил на шаг, не давая прикоснуться к себе.

— В чем дело?

— Ваше величество, осмелюсь вам заметить, что вы в моей комнате. Конечно, я понимаю, что все это — лишь красивая темница, и в вашей власти заточить меня в куда менее уютные стены. Куда-нибудь в подземелья, в башню, несмотря на то, что я — вроде бы как ваш король. Однако, я еще раз повторю — вы у меня в комнате, так что прошу вас — держите себя в руках.

Еще никто, наверное, не отчитывал королев, как простых девушек, уча их, как себя вести. На миг Роланду стало жутко — а что, если его прекрасная тюремщица разгневается? Она не просто королева — она фея. Рука сама метнулась к шее — и опустилась. Нательный крест с него сняли уже давно. Он был беззащитен. Стоит ей приказать и…

И Мэбилон вдруг расхохоталась. Этот искренний смех сбил с толку.

— Ты великолепен! — воскликнула она, отсмеявшись. — Я горжусь тобой! И от того сильней тебя люблю! Да, ты мой истинный властитель! Ты — мой король! Моя любовь! Ты — тот, о ком я грезила ночами, о ком мечтала в одинокие часы, кто приходил в мучительные сны, из-за кого рыдала и страдала лишь оттого, что имени не знала! Теперь ты здесь, со мной… Мой господин!

Она сделала шаг, и Роланд опять отступил.

— Я вас не понимаю, — промолвил он. — Что вы хотите?

— Чего хочу? Всего лишь капельку любви. Всего один поцелуй… Взгляни же на меня и честно ответь — разве я не хороша?

Она раскинула руки в стороны, и вспыхнул яркий свет, озаривший стройную фигуру королевы. Роланд невольно вздрогнул, отводя глаза.

— Как? — голос женщины наполнился льдом. — Я не хороша?

— Вы прекрасны, ваше величество, — пробормотал он. — Ваша красота ослепляет. Не сомневаюсь, что найдется много рыцарей, сгорающих от любви к вам.

— Мне дела нет до прочих! Один лишь ты и в чувствах, и в мечтах!

Роланд сделал еще шаг, отступая перед ее напором, и неожиданно для себя уперся нижней частью спины во что-то плотное. Он покачнулся — и королева кинулась к нему на шею. Порыв ее был столь стремителен, что мужчина не устоял и упал… на постель вместе с цеплявшейся за него женщиной.

Она не разомкнула объятий и, улучив миг, жадно поцеловала его в губы.

О да, это она умела! Отчаянно и нежно, страстно и робко, мягко и сильно. Но когда ее язычок скользнул навстречу его языку, Роланд отстранился:

— Ваше величество, что вы делаете?

— Люблю тебя! — жарко прошептала она, целуя его виски, лоб, глаза, волосы, скулы. — Люблю тебя всего. Хочу любить! И ты люби меня!

— Ваше величество, это невозможно!

— Но почему? — она выпрямилась, оседлав его, как норовистого коня, расправила плечи, одним движением руки разрушила прическу, позволив волне белоснежных волос упасть на плечи и спину. — Ты посмотри — ну разве я не хороша? Ни одного изъяна! Оцени! Все это — для тебя! Я вся твоя!

А в следующий миг она плавно повела плечами, стягивая платье.

Роланд задохнулся. Обнаженное тело действительно было великолепно. В молодости ему, как и многим сыновьям знатных лордов, доводилось развлекаться со служанками, готовыми на все, лишь бы ублажить молодого господина. Впервые познавшему женщину в четырнадцать лет, Роланду ни разу не пришлось никого уговаривать или уламывать силой. Девушки сами шли к нему. В портах, где ему случалось бывать, жрицы любви поедали его глазами и даже, уводимые другими клиентами, бросали взгляды на юного лейтенанта королевского флота. Но еще ни одна женщина и девушка не добивалась его столь откровенно и вызывающе.

— Ваше величество, прошу вас…

— Иди ко мне, мой повелитель!

— Ваше величество, но я… не могу!

Мэбилон вздрогнула. Она всем своим существом потянулась к этому мужчине — и неожиданно для себя натолкнулась на стену. Невидимую ледяную стену. Он был закован в нее, как в броню, и ее чары не действовали на эту странную защиту. Но как же так?

— Что?

— Простите меня, — Роланд попытался отстраниться, что было трудно сделать, ведь для этого ему пришлось бы дотронуться до маячившего перед ним обнаженного тела. — Вы великолепны. Можно ослепнуть, глядя на вас, но не требуйте от меня чувств. Я чужой в вашем мире. Вы сделали меня королем, не спросив меня. Боюсь, произошла ошибка. Пока вы не сделали еще большей ошибки, пока не свершилось то, о чем мы с вами будем жалеть, прошу — отпустите меня. Позвольте вернуться в свой собственный мир. Там мое место, а не у ваших ног.

Пришла очередь Мэбилон отступать. Но она еще не сдалась. Наоборот, ей стало интересно. Он сопротивляется. Он не пал легкой добычей. Это было так… волнующе. Это зажигало в ней азарт. Он причинил ей боль, и это неожиданно понравилось.

— Но чем тебя так привлекает твой мир? Скажи? Быть может, тебе недостает привычных мест? Что ты желаешь видеть? Свой дом? Те вещи, что тебя когда-то окружали? Скажи — и это вмиг сюда перенесется!

Она взмахнула рукой — и часть комнаты изменила вид. Одна стена вдруг стала стеной в его собственной комнате Бартон-холла. Он увидел стеллаж с книгами, кресло, пюпитр для письма и чтения, портьеру, занавешивающую дверь в соседнюю комнату. Все было реально. Роланд знал, что может подойти и взять с полки любую книгу и прочесть. Знал, что сядет в кресло. Знал, что может поправить или перевесить на другое место небольшую акварель, написанную сестрой…

Вот только дверь, наполовину скрытая портьерой, так никогда и не откроется. И старый слуга не переступит порога со словами: «Мастер Роланд, кушать подано! Вас ожидают в малой столовой!» А как много бы он дал за то, чтобы услышать хотя бы эти простые слова!

— Ваше величество, я не сомневаюсь в вашем могуществе, но это все не то.

— Тебе не нравится эта комната? Тогда, быть может, это?

Новый взмах руки. «Это» оказалось каютой капитана на корабле «Король Эдуард», где Роланд служил старшим помощником. Но вещи почему-то были другие. Присмотревшись, он понял, что это его каюта, что это он капитан «Короля Георга». А ведь, если бы не это похищение, так действительно могло бы быть. Роланд услышал крики чаек, голоса матросов, скрип дерева, шум моря, его неповторимый запах…

— Нет.

— Я опять не угадала? — в голосе Мэбилон слышалось искреннее огорчение. — Тогда скажи — я все исполню. Все для тебя! Я так тебя люблю…Готова я на все…

— В таком случае, ваше величество, я еще раз прошу отпустить меня. Любовь не покупается ни золотом, ни развлечениями, ни, — он невольно отвел взгляд от ее груди, — самым прекрасным женским телом. Вы говорите, что любите меня, но я вас не люблю и полюбить не смогу никогда.

— Но почему? Что тебе мешает? Я красива, молода, могущественна. И могу тебя могуществом и властью наделить. И это недостаточно?

— Как вы не понимаете? Мы — разные. Вы из другого мира. Вы для меня чужая. Я не стану вашим мужем. Целуя вас, я буду вечно вспоминать тех людей, которые остались там, дома. Я не сумею их забыть. Я беспокоюсь о них…

— И только-то? — Мэбилон ощутила одновременно облегчение и разочарование. А она-то уж себе навоображала… — Ты думаешь о тех, кого оставил с прошлой жизни? Ты помнишь и страдаешь в одиночестве? Томишься и не знаешь, как они живут? Но если ты увидишь хоть одним глазком тех, кто по-прежнему мечтает о тебе, если ты сможешь убедиться сам, что все они здоровы, живы, счастливы — тогда твое исчезнет беспокойство?

Из ее монолога Роланд уловил лишь несколько слов. Он сможет увидеть родных \и друзей?

— Да, да, — закивала Мэбилон. — Увидеть! Сей же час! Что скажешь?

— Я скажу, — он осекся, пытаясь облечь в слова чувство тоски и облегчения. — Я скажу, что нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность, ваше величество. Вы сами не представляете, какой это для меня бесценный дар — увидеть своих любимых.

Королева одарила его улыбкой и протянула руку. Их пальцы соприкоснулись, и они рука об руку направились — но не к выходу, а в другую сторону.

Окон в замке не было. Роланд так привык к этому, что уже не удивлялся, и лишь иногда по привычке, попадая вместе со своей провожатой в новую комнату или галерею, искал глазами подоконники. Мэбилон подвела его к стене, прикоснулась ладонью к покрывавшему ее рисунку, кончиками пальцев повторяя контуры — и лозы поползли в разные стороны, а открывшаяся ровная поверхность потемнела, превращаясь в стекло. Затаив дыхание, Роланд всмотрелся в темноту. Мрак постепенно рассеялся. Проступили очертания комнаты, фигуры людей…

Эдмунд Грей скакал по раскисшей осенней дороге. Пять месяцев не был он в этих краях, пять долгих месяцев. Было Средиземное море, плавание вдоль берегов Африки с заходом в колонии, несколько коротких писем, отправленных во время стоянок в портах — наспех нацарапанные записки о том, что жив-здоров. Лишь с осенними холодными ветрами и штормами повернули к берегам Англии. Еле удалось выпросить короткий отпуск. В родную Шотландию он отправил длинное письмо, клятвенно обещая приехать на следующий год, а сам поскакал в Йоркшир. Маленький городок Фейритон. Поместье Хемптон-холл. Интересно, дошло ли его последнее письмо, отправленное в день прибытия? Она ему не писала. Вернее, несколько ее длинных писем, оставшихся без ответа, лежали нераспечатанными у квартирной хозяйки — он снимал в Портсмуте комнату у одной почтенной вдовы. Примчавшись, наскоро пробежал глазами строчки, написанные быстрым мелким, как песчинки, почерком и тут же решил, что в Шотландию не поедет. Вместо него на север полетело длинное немного путаное письмо, из которого любой поймет, что встрече с матерью Эдмунд Грей предпочел короткое свидание с девушкой. Отправив ей письмо, в котором даже не просил встречи, а просто сообщал, что спешит приехать ненадолго, он сорвался в дорогу, едва закончив свои дела. Не прихватив с собой много вещей, не тратя времени на почтовый дилижанс, верхом, меняя лошадей.

И вот он, Хемптон-холл. Он прибыл после обеда и, спешиваясь у крыльца, Эдмунд заранее приготовился к отказу. Да, сейчас поздняя осень, но что мешает леди Сьюзен покинуть старый замок и отправиться куда-нибудь на поиски развлечений? Скоро начнется Сезон в Лондоне, она может быть там. Ведь Эдмунд только написал о приезде и не стал ждать ответа. Он слишком торопился, чтобы быть осмотрительным. И теперь с опозданием приготовился к вежливому отказу.

Но случилось чудо — Сьюзен Хемптон оказалась дома.

Она сидела у камина и что-то вышивала. Ее тетушка подремывала в креслах, а молоденькая компаньонка, девушка лет шестнадцати, вслух читала какую-то книгу. Когда Эдмунд вошел в сопровождении лакея, чтица так разволновалась, что, вскочив, уронила книгу и тут же отпрыгнула в сторону, словно дикая козочка.

Но Эдмунд не обратил на испуганную пигалицу никакого внимания. Сьюзен Хемптон поднялась тоже и стояла у рамы, с улыбкой глядя на него.

— Вы… леди Хемптон, вы, — он настолько не ожидал, что все будет так легко и быстро, что немного растерялся. — Вы получили мое письмо?

— Вчера, — кивнула девушка. — И не думали, что вы явитесь сразу вслед за ним. Вы свалились, как снег на голову.

— Если вы считаете меня легкомысленным, я тотчас же уеду, — насупился Эдмунд. Вот уж чего он не понимал, так это насмешек.

— Нет-нет! Не надо! — Сьюзен быстро шагнула к нему. — Не уезжайте. Я… так рада вас видеть.

— Правда?

— Да. И если вы никуда не торопитесь, мы будем рады принять вас у себя дома на несколько дней.

— Я выпросил отпуск только на две недели. Десятого ноября мне надо быть на месте…

— Уже десятого? — Сьюзен переменилась в лице. — Но ведь это значит, что… что у вас всего неделя! Так мало!

Ее огорчение и потухший взгляд сказали Эдмунду больше, чем любые слова. Не обращая внимания на постепенно краснеющую от смущения компаньонку, на старую мисс Хемптон, которая очнулась от дремоты и села прямее, готовая приветствовать гостя, он подошел к Сьюзен и поклонился девушке:

— Но все эти дни, сколько их не отмерила судьба, я готов провести у ваших ног.

Девушка только тихо ахнула.

И он действительно был подле весь вечер. За обедом они сидели друг напротив друга, и Эдмунду приходилось поддерживать беседу с ее отцом и тетушкой, по мере сил развлекая обоих. Но взгляды, которыми обменивались он и Сьюзен, сполна компенсировали его вынужденное невнимание. Он рассказывал о море, о городах Греции и Италии, где довелось побывать, о Марселе, куда они чуть было не зашли, о Египте, о Ливии, мимо чьих берегов они плыли, опасаясь нападения французов, о Канарских островах, о шторме, который им пришлось пережидать близ берегов Испании. Рассказывал все, что некогда было описывать в коротких письмах — ведь, кроме Хемптон-холла, он отправлял корреспонденцию и своим домашним, матери и отцу и времени на длинные обстоятельные письма просто порой не бывало. Слушая его, Сьюзен только ахала и вздыхала, мечтая о том, чтобы увидеть хоть что-то из описываемых им чудес собственными глазами. Как она завидовала путешественникам! Париж, Неаполь, Рим, Афины, Каир… Какой волшебной музыкой звучали для нее эти слова. А загадочная Вест-Индия! К сожалению, отец не выказывал желания путешествовать и с явной неохотой отпускал единственную дочь куда-то дальше Лондона и Бата.

Потом они сидели в гостиной. Верной дуэньей в кресле затаилась тетя Сара, рядом с которой хлопотала компаньонка, но они не замечали ничего. Они смотрели друг на друга…

… А Роланд смотрел на них. Из глубины, из полутьмы, откуда-то издалека, словно в огромную подзорную трубу. Они были так далеко — и в то же время близко. Стоило руку протянуть. Кузина Сью что-то вязала, кажется, кошелек или шаль, а Эдмунд послушно держал для нее нитки. Они о чем-то говорили. Роланд не слышал ни звука, все тонуло в тишине, осязаемой, как вода. Лишь по губам он мог догадываться о словах. Но надо ли было их подслушивать?

И вдруг…

В разговоре мелькнуло его имя.

«Роланд… Я так по нему скучаю! Не верится, что его нет с нами!»

«Я тоже. Такого друга стоило поискать… Вы часто вспоминаете о нем?»

«Почти каждый день. Когда мне приносили ваши письма, я все надеялась, что это от него. Простите…»

«Понимаю. Вы его любили…»

«Да, и сейчас еще люблю. Как брата! Вы знаете, у меня никогда не было братьев — родных. А Роланд — он был лучшим братом в мире! Мы так играли, когда были детьми… И как жаль, что этого больше никогда не повторится, что мы больше никогда не услышим его голоса, что он никогда не войдет в эту дверь…»

Его друг и кузина разом обернулись на что-то, скрытое от его взгляда. Дверь. Да, он помнил, с какой она стороны. И почувствовал боль в груди.

«Я не могу смириться…» — Сьюзен опустила голову, конец ее фразы он не уловил, но Эдмунд вдруг подался вперед и коснулся ее руки.

«Не надо так тосковать, — Роланд видел друга в профиль и не мог понять правильно последнее слово. — Представьте, что он просто уехал. Навсегда.»

«Навсегда! — Сьюзен вскинула голову. Слезинки заблестели на ее ресницах. — Вы говорите так, словно он умер! Но сердце говорит мне, что он жив!»

«Жив. Только слишком далеко!»

«Да нет же! Нет! — захотелось крикнуть Роланду. — Я рядом! Я здесь! Я вас вижу! Я…»

Не помня себя, он взмахнул рукой…

Мэбилон не успела перехватить его запястья. Гладкая поверхность пошла рябью, зазвенела, как льдинки, а сидящие на той стороне встрепенулись, озираясь по сторонам. Машинально — или пользуясь случаем — Эдмунд Грей схватил Сьюзен Хемптон за руку.

«Вы… слышали?»

«Какой-то звон! Что бы это могло…»

Девушка осеклась. Застыл и Роланд, когда их взгляды неожиданно встретились. Они смотрели друг на друга, и мужчина почти услышал, как вскрикнул от неожиданности его друг, когда нежная рука девушки изо всех сил стиснула ему пальцы, впиваясь ногтями.

— Роланд… Смотрите, Эдмунд, это Роланд!

Пронзительный крик болью ворвался в его уши. Кузина приподнялась, подавшись вперед.

«Что?»

— Смотрите, там Роланд! В зеркале… Он… он там!

Встряхнув Эдмунда за руку и сама крепче перехватив его пальцы, она другой рукой указывала в темные недра зеркала, где сейчас отражалась только та часть комнаты, где они сидели.

— Мисс Сьюзен?

— Да, Эдмунд, да! Я его видела! Он был там, в зеркале. И смотрел на меня.

— Мисс Сьюзен…

— Мне не померещилось! — девушка вскочила. — Вы мне не верите? Это потому, что вы смотрели в другую сторону. Но, Эдмунд, клянусь спасением души, это был он! И я видела вовсе не призрака, а живого человека. Он был… он был одет по-другому, а ведь призраки показываются только в той одежде, в которой их привыкли видеть при жизни, так? Ну, скажите же мне, Эдмунд!

— Я верю вам, мисс Сьюзен, но… но вы меня только что трижды назвали по имени…

— Простите, — она залилась краской и покосилась на зеркало, где еще недавно видела кузена. Поймала себя на мысли, что они стоят рядом, держась за руки. Заметила, как Эдмунд смотрит на нее. — А вам… не нравится?

— Очень нравится, мисс Сьюзен.

— Ну, — девушка бросила взгляд на тетю, но леди Сара Хемптон задремала, а ее компаньонка слова не скажет, — тогда и вы могли бы называть меня просто Сьюзен…

Роланд рванулся вперед, но Мэбилон на этот раз успела первой. Один взмах руки — и все померкло. Стена обрела привычный вид, но лозы испуганно съежились, когда мужчина ударил по ним кулаком.

— Ваше величество! Зачем?

— А как иначе должна я поступить? Ты все готов разрушить ради прихоти! Случайность! Мимолетный взгляд, оброненное слово. Подумай сам, все это стоит жертв?

— Стоит, ваше величество! Это моя кузина и мой друг. Они помнят меня… А может, и не они одни, — добавил он тише. — Я слышал… видел сам…

— Но все ли видел ты? — прозвучал нежный голос королевы. — Я заметила иное. Любовь владеет этими двумя. Они найдут друг в друге утешенье и будут счастливы в семейной жизни. Твое исчезновенье, мой король, поможет им. Печаль, тоска и скорбь иной раз крепче счастья и веселья вяжут узы любви и дружбы. Сам подумай — когда б не горе, не печаль, они бы мимо счастья прошли, его не разглядев. Ты им помог! Теперь им без тебя придется жить. И жить они сумеют. И будут счастливы…

— Без меня, — Роланд все смотрел на то место, куда минуту назад врезался его кулак. Лоза там выглядела больной.

— Жизнь без тебя у них не завершилась. Они все будут счастливы — потом.

— Не все.

— Ты о своих родных? Смотри же.

Стена опять потемнела. Лозы отпрянули в стороны даже с каким-то удовольствием. Роланд рванулся к прозрачной преграде, и глаза его изумленно расширились, когда он узнал комнату младшей сестры. Леди Кэтрин сидела, по своему обыкновению, возле мольберта, но по всему было видно, что мысли девушки бродят далеко от недописанного натюрморта. Кисть в опущенной руке успела подсохнуть. Взгляд художницы скользил мимо. Помня о том, что малейший звук или движение с его стороны могут разрушить хрупкие чары, Роланд просто смотрел. Младшая сестренка за те месяцы, что они не виделись, стала такой взрослой. И столько тихой, смиренной боли появилось в ее взгляде! Как будто умер кто-то близкий.

Рядом на диване сидела его мать. Рукоделие — судя по всему, леди Бартон шила рубашку для бедных — она забыла, погруженная, как и дочь, в свои мысли.

Потом они обе вздрогнули, обернулись, услышав стук двери. Порог переступила горничная с конвертом:

«Миледи, — прочел Роланд по губам, — вам письмо!»

Кэтрин порывисто вскочила, бросилась к горничной, хватая конвертик.

«От Роланда?» — прочел он по губам матери.

Вспыхнувшее было радостью, лицо его сестренки потухло:

«Нет, маменька. От Роджера…»

Она еще что-то пробормотала, опустив голову так, что больше ничего понять было нельзя. Баронесса Бартон тяжело вздохнула.

«Почему он не пишет?»

«Ах, мама, — Кэтрин опустила руки. — Разве оттуда можно написать?»

«Нельзя, — покачала головой мать. — Я глупа, Кетти. Мне бы следовало смириться с тем, какой жребий выпал моему младшему сыну… Но сама мысль о том, что мы его больше не увидим, что теперь его дом — в чертогах фейри, откуда никогда не возвращаются — эта мысль не дает мне покоя.»

Чтобы сдержать свои чувства, Роланд впился ногтями в ладони.

— Мама…

«Ты слышала? — графиня встрепенулась. — Кетти, мне показалось, что я… что меня позвал Роланд?»

Сестренка порывисто бросилась к матери, обняла ее, заговорила о чем-то — и картинка вновь померкла.

Королева Мэбилон смотрела властно и весело:

— Ты видел все? Теперь ты убедился, что те, кто помнил и любил тебя, живут по-прежнему, без горя и забот?

— Нет, ваше величество, — взгляд Роланда сам собой вернулся к стене. — Не все. Не может быть, чтобы больше никто не помнит обо мне… там.

Он боялся произнести вслух имя девушки, которая когда-то — целую жизнь тому назад — обещала стать его женой. Если бы не выбор королевы фей, они бы уже назначили день свадьбы. Дженнет дошивала бы свадебный наряд. Он бы представил ее отцу и матери. Кэтрин полюбила бы свою новую сестру. Она просто не могла ее не полюбить, ведь и Сьюзен души не чаяла в своей якобы сопернице. Как второй сын, он не мог рассчитывать на владение Бартон-холлом, но его собственного наследства ему должно было хватить на то, чтобы обеспечить семье достойную жизнь. Двадцать тысяч — самое меньшее, что он мог бы ей дать. И Дженнет была готова последовать за ним… Они прежде не говорили об их совместном будущем, но Роланд был уверен в девушке, которая сразу, едва он ее увидел, завладела его сердцем. Но королеве Мэбилон вовсе ни к чему знать о существовании соперницы.

— Ты думаешь? — она улыбнулась, словно угадала его мысли. — Что ж, смотри!

Стена померкла в третий раз. Лозы исчезли. Роланд до рези в глазах уставился во мрак, ожидая, что вот-вот увидит Дженнет. Что она делает? Помогает матери по дому? Прогуливается в саду? Беседует с подругами? Склонилась над рукодельем? Где она? Думает ли о нем? Мечтает ли? Сможет ли он при встрече дать ей знак, показать, что помнит ее?

Там, в глубине, мелькали какие-то тени. Лица. Образы… Все знакомые люди, те, с кем он когда-то встречался, кто знал об его исчезновении. Отец… старший брат Роджер, будущий девятый барон Бартон… дядюшка… приятели… начальство… Иные мелькали так быстро, что он не успевал их узнавать. Соседи… девушки, влюбленные в него… Десятки лиц, образов, неясных силуэтов.

Но Дженнет не было.

— Вот, видишь, — журчащий голосок королевы фей пробился сквозь шум крови в ушах, когда Роланд, не в силах сдержать разочарования, прислонился лбом к холодной стене. — В том мире больше не осталось никого, кто думает с любовью о тебе!

Ее нежные руки коснулись его висков. Тихо, но властно королева привлекла мужчину к себе, поглаживая по волосам и шепча еле слышно:

— Ты мой. Навеки мой… Я облеку тебя в шелка и пурпур. Я серебром твое чело украшу. Запру тебя на семьдесят замков, за сто дверей, за тысячу оград… На цепь златую дух твой посажу. Ты будешь здесь… со мною… навсегда! Ты — мой отныне и навек. Нет больше мира за стенами. Есть только ты — и рядом я. Навеки. Навсегда.

Глава 9.

Дженнет открыла глаза и несколько минут лежала, уставившись в зеленый потолок из переплетенных ветвей. Ей было так хорошо, что не хотелось даже шевелиться. Где-то шелестела листва, и девушке казалось, что деревья о чем-то шепчутся. Если постараться, можно даже различить отдельные слова. Но как же хорошо! Вот бы так лежать вечно!

Она неловко повернулась набок, и взгляд ее упал на ряд глиняных мисок. В одной обнаружились лепешки, в другой — ягоды, в третьей — какие-то мелкие корешки, похожие на морковь, а в четвертой, самой глубокой, была родниковая вода, подкрашенная соком ягод. Девушка с удовольствием отведала угощения, сразу ощутив такой прилив сил, что ей немедленно захотелось куда-то бежать и что-то делать. Отряхнув крошки с подола платья, она…

Она с удивлением оглядела свой наряд. Это было не ее платье! Пока она спала, ее переодели в длинную, до пят, желтовато-бурую сорочку, поверх которой было наброшено другое платье, серое, без рукавов, с глубоким вырезом горла. Вместо привычных башмачков у постели стояли другие, плетеные из коры. Рядом на сучке висела накидка, судя по всему вязаная и выкрашенная соком травы. Набросив ее на плечи и чувствуя себя полуголой без головного убора и с распущенными волосами, Дженнет выбралась из шалаша.

Ее появления поначалу никто не заметил. Шелестела листва — деревья перебирали ветвями так, словно переговаривались о чем-то. Рябина, под которой она стояла, вдруг зашумела ветвями, хотя ветра не было. От нее волна шелеста пошла дальше, к кустам и деревьям, постепенно подбираясь к высоким кряжистым дубам, росшим в отдалении, на берегу озера. Дженнет рассмотрела его синюю гладь за кустами и направилась в ту сторону, рассчитывая отыскать хозяев этого места — поблагодарить за заботу и поинтересоваться судьбой своего платья. Путешественница чувствовала себя отдохнувшей и горела желанием продолжить путь. Заодно можно было и про дорогу до замка королевы фей спросить.

Друиды — или нет, наверное, друидессы, ибо среди них не было ни одного мужчины — трудились на берегу, не покладая рук, и не заметили ее появления. Одни перебирали ягоды и грибы, собираясь их сушить. Другие перетирали на каменных жерновах зерно в муку для лепешек. Третьи трепали коноплю и крапиву, четвертые что-то вязали из готовых нитей. Всем нашлось дело, и Дженнет неожиданно почувствовала досаду. Пока она там спала, остальные работали! Но с другой стороны, она же гостья…И у нее есть дело.

— Кхм, прошу прощения, — попробовала она заговорить.

Ее слов, казалось, упали в пустоту. Все продолжали работать, как ни в чем не бывало. И — молча, словно монашки, давшие обет молчания или глухонемые. Дженнет огляделась по сторонам и внезапно заметила знакомое лицо.

— Трава!

Услышав этот крик, высокая женщина повернула голову в ее сторону, посмотрела томными глазами уставшей королевы.

«Проснулась. Отдохнула,» — это был не вопрос, а просто утверждение.

— Да, огромное вам спасибо! — Дженнет сделала книксен. — Я просто умирала от усталости… Благодарю вас за гостеприимство…

«Благодари не меня, а старшую мать!»

Девушка немного растерялась, но потом сообразила, что в этой общине, наверное, так называют главную друидессу. Как мать аббатису в женском монастыре. Как жаль, что она до сей поры ничего не знала о друидах, кроме того, что они когда-то повелевали королями и принцами, разговаривали с деревьями и что-то такое делали с омелой. А еще это друиды построили Стоунхендж. И Ведьмины Камни наверняка тоже их работа.

Вспомнив об этом, Дженнет поняла, о чем она будет говорить со старшей матерью.

— Я с радостью выскажу ей свою благодарность, — заверила она собеседницу. — Но мне ее найти?

«Не где, а когда, — пришел неожиданный ответ. — Старшая мать сама решит, когда будет говорить с тобой!»

— Когда? — опешила девушка. — Но я спешу…

«Когда!» — не прибавив более ни слова, Трава повернулась и плавной походкой направилась прочь с поляны, в чащу леса.

Дженнет метнулась было следом, но одна из друидесс проворно схватила ее за подол платья.

«Не беги, а помоги!»

Три женщины перетирали зерно на меленках, ссыпая муку в три разных глиняных миски. У двух были зерна разного вида, а третья молола нечто, похожее на сушеные ягоды черемухи.

— Вы не понимаете, — всплеснула руками Дженнет. — Я спешу. Мне надо…

«Старшая мать знает, что тебе надо! — друидессы не смотрели в ее сторону, продолжая заниматься своим делом. — Слушайся старшую мать!»

Дженнет опустилась на траву, сложив руки на коленях. Она растерялась.

— Что мне делать?

«Будь здесь. Смотри.»

Что они имели в виду? Что она должна увидеть? Они что, испытывают ее?

Ну, конечно! Это испытание! Она должна его выдержать, и тогда эта самая старшая мать будет говорить с нею. Ведь даже у земных королей и королев придворные должны часами дожидаться аудиенции.

Но сидеть просто так было скучно. И, дождавшись, пока на нее обратят внимание, девушка с готовностью взялась помогать остальным — подсыпать зерно, следя, чтобы не просыпалось ни крошки, относить полные миски к подножию дубов и набирать из озера воду.

Не успела она увлечься этой работой, как появилась Трава. Обрадованная, Дженнет поспешила за нею, но друидесса, все также молча и изъясняясь исключительно жестами — даже тот странный голос перестал звучать — отвела ее к опушке, где кусты росли погуще, а деревья вставали стеной. Там она знаками объяснила, что надо делать, и девушке пришлось принимать участие в непростой работе — ухаживать за лесом.

Надо было убирать лесной мусор, разглаживать подстилку из сухих листьев, удалять сухие сучья, упавшие на кусты, подвязывать молоденькие деревца, чтобы они тянулись к солнцу, относить и складывать в кучи охапки травы, которую друидесса ловко срезала своим серпом. Потом они зачем-то обрывали листья с некоторых кустов, но не выбрасывали их, а складывали в мешок. Потом пересаживали какие-то кустики с места на место и соскребали мох и лишайники со старых пней. Работа сначала казалась Дженнет скучной, нудной и ненужной — какое уж тут благоустройство леса, когда ей надо спешить к королеве фей! — но постепенно девушка увлеклась. Все равно ее сначала должна принять старшая мать. Так почему бы не скоротать время, занявшись хоть чем-то, что дает шанс отвлечься от забот?

К дубам они вернулись поздно, когда в лесу похолодало. Глуше стали птичьи голоса, зато у озера завели свою песню лягушки. Траве и Дженнет выделили по три лепешки и миске, полной ягод. Пили все вместе из одной общей баклаги, передавая ее из рук в руки. Дженнет не слишком понравился этот варварский обычай — пить всем из одной посуды — но потом она вспомнила, что находится в волшебной стране и, когда очередь дошла до нее, послушно сделала глоток. Это оказался слегка забродивший сок каких-то кислых ягод, тем не менее отлично утоливший жажду.

Где-то зазвучала песенка без слов, а потом над озером в вечернем сумраке закружились синие и белые огоньки. Присмотревшись, Дженнет увидела странных крошечных существ. Они мало, чем напоминали знакомых ей фейри — только тем, что у них были две ручки, две ножки и крылышки за плечами. Напевая что-то, они танцевали, как рой комаров, и друидессы, усевшись рядком, наблюдали за их танцем. Вспомнив про фейри, Дженнет вспомнила и свою знакомую Поку, но та куда-то пропала еще вчера.

А Пока тем временем билась в паутине. Она влетела в нее со всего размаха и прилипла прежде, чем сообразила, что, прилагая усилия, только запутывается все больше и больше. Вот уже липкие капли потекли по ее крылышкам, превращая их в две бесполезные слюдяные тряпочки. Ног фейри не чувствовала уже несколько минут, а петля, захлестнувшая грудь, мешала нормально дышать. Но руки пока были почти свободны, и, ругаясь сквозь зубы, Пока потихоньку принялась отрывать одну толстую нить за другой. Паутинки рвались неохотно, приходилось долго тянуть прежде, чем они лопались с противным звоном.

— С-стараеш-шься?

Фейри вскрикнула. Знакомая паучиха возникла из листвы, хищно потирая передние лапы.

— Из-свини, что зас-ставила ждать…

— Ничего, — проворчала фейри. — Мне было, чем заняться.

Дробный смешок был ей ответом.

— Люблю с-смелых! С-с ними не сос-скучиш-шься… Куда с-спеш-шила?

— По делам.

— Вот как? А где же твоя подружка из с-смертных?

— Никакая она мне не подружка! — болтая, Пока не переставала трудиться. Ей почти удалось отчистить одно крыло, и сейчас она осторожно скатывала слизь, покрывавшую другое, в маленькие шарики, которые бросала в траву. — Так, шли вместе…

— И куда дош-шли?

- Отсюда не видать!

— Ты с-со мной не играй! — паучиха медленно двинулась к ней по паутине, и от ее движений липкие нити заколыхались, в результате чего только что освобожденное крыло прилипло опять. — Я вс-се равно с-сильнее!

— Да уж вижу, — Пока стиснула зубы.

— А раз так, давай признавайс-ся, где она?

— Тебе-то что? У друидов.

— А зачем?

— Это уж не моя забота! Что я — враг самой себе? Мне не важно, что с нею будет дальше! Она же смертная! А захотела с самой королевой фей тягаться!

— Ты ее обманула?

— Скажем так, — несмотря на то, что была наполовину облеплена паутиной, Пока ухитрилась гордо выпрямиться, — я ей ничего не обещала!

Паучиха рассмеялась. Она хохотала так, что паутина ходила ходуном под ее жирным телом. Пока болталась в ней туда-сюда, чувствуя, что влипает сильнее, чем можно. Ее взяла досада — неужели, эта жирная толстуха все-таки ею пообедает? Но нет, это невозможно! Даже здесь, в волшебной стране, пауки не разговаривают. Значит, это совсем не паук?

— А ты вруниш-шка!

— Ты тоже не честна со мной!

От неожиданности паучиха перестала хохотать и вытаращила все восемь глаз:

— Ах, ты, мелкая подлая душ-шонка… Да я тебя…

— Съешь? А не противно будет?

В ответ паучиху всю затрясло. Пока успела уже попрощаться с жизнью на случай, если вдруг разозлила это существо, но та вдруг одним движением передних лап порвала паутину, и феечка с пронзительным писком кубарем полетела вниз. Она шлепнулась на траву, и обрывки паутинных нитей рухнули на нее сверху.

— Ползи отс-сюда! — послышалось злобное шипение. — И никогда не возвращайс-ся!

Да не больно-то и хотелось! Пока с трудом выпрямилась, с треском, стиснув зубы, отдирая паутину от травы и себя от паутины. Обрывки нитей все-таки остались на волосах, превратив ее прическу в какой-то ужас. Крылышки тоже никак не желали расправляться, но главное — она была свободна. И феечка решительно зашагала прочь. С каждым шагом ее настроение улучшалось. Удача была на ее стороне. Обманула наивную смертную. Обрела свободу. И даже почти не пострадала от сильных мира сего — ведь за личиной паучихи наверняка скрывался кто-то из Высших. Сейчас она отыщет солнечную полянку, как следует прогреется на солнышке — и высохшая паутина отпадет сама собой. А там немного магии, немного утренней росы — и можно опять лететь навстречу приключениям. Над кем бы ей еще подшутить также весело, как над этой смертной?

А где-то там женщина выпрямилась над котлом, тяжело дыша и рукой пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Она выглядела усталой, но довольной.

— Мелкая, подлая тварь, — это относилось к только что ускользнувшей фейри. — Все вы одинаковы… С вами свяжешься — потом хлопот не оберешься. Но с друидами она отлично придумала.

И легкая улыбка показалась на ее губах.

Лес шептал на сотни голосов. Он шелестел листвой, шуршал травой, поскрипывал ветвями, невнятно что-то бормотал ручеек в низине. К этому говору примешивались и другие голоса — пение птиц, звон комара над ухом, топоток лисицы, писк испуганного мышонка. Тишина дробилась, разбивалась на эти звуки, отголоски, голоса.

Лес был полон жизнью. Не только травы, деревья и кусты, казалось, дышали полной грудью и тянулись в небо. Не только птицы, мелкие зверьки и насекомые занимались своими делами. Иные обитатели волшебного леса были тут как тут. Нет, прямо на глаза они не попадались, но если смотреть не в упор, а искоса, можно было разглядеть крошечных человечков, снующих у подножия деревьев и что-то таскающих в норки под корнями. Крылатых существ, похожих на мотыльков, что вместе с настоящими мотыльками вились возле цветов. Полузверьков-полулюдей, прыгающих по ветвям. Даже на дне ручейка можно было разглядеть чьи-то загадочные тени. Дженнет, идущая по тропе с корзинкой, полной плодов, не знала, как они называются. Она лишь догадывалась, что это фейри, но не знала, кто из них, например, бравни, кто Гилли Ду, а кто — никса. А вон там на ветке мелькнула мальчишеская фигура — это тот, кого в сказках зовут Робин Добрый Малый или кто-то, на него похожий? И ведь не спросишь у друидесс. Они все такие молчаливые, лишнего слова и звука не добьешься. Просто удивительно — дюжина женщин, и все молчат целыми днями! Да и как спрашивать? «Извините, вон там что-то только что мелькало… Кто это мог быть?» Глупо.

Дженнет шла по тропинке и прислушивалась к голосам, шорохам, скрипу, пытаясь вычленить отдельные звуки, имеющие смысл. Ей казалось, что это важно. Как только она поймет хотя бы одно словечко, она вспомнит и что-то важное.

Мысль о том, что она что-то забыла, не давала ей покоя. Все кругом дышало миром и теплом, но Дженнет чувствовала — что-то не так. Что-то неправильно в этом лесу — или в ней самой. И мучительно пыталась найти ответ на эту загадку.

«Остановись!»

Девушка послушно замерла. Тихий голос пришел ниоткуда.

— Кто тут?

«Остановись!»

— Стою… А… кто ты?

Дженнет, не поворачивая головы, покосилась по сторонам. Никого. Даже все эти крошечные человечки куда-то делись. То ли их спугнул человеческий голос, то ли этот странный звук.

«Ты… нездешняя», — в голоске звучало удивление.

— Да. Я пришла издалека.

В ответ раздался тихий вздох. Зашелестели листья.

«Я тоже! И осталась навсегда.»

Дженнет, не таясь, оглянулась. Никого!

— Где ты? Я тебя не вижу!

«Оглянись! Вверх! Смотри вверх!»

Девушка послушно задрала голову. Над нею раскинул крону дуб. Обычный дуб, не лесной великан с кряжистым стволом, толстыми сучьями, торчащими из земли узловатыми корнями и скорбным ликом, которое слагалось из трещин коры. Такие дубы часто встречались там…раньше… где-то…

— Я все равно не вижу…

«На ветвях!»

Присмотревшись, Дженнет тихо ахнула. На одном из сучьев, как раз над ее головой, рос пучок перепутавшихся между собой веточек, усыпанных мелкими светлыми листиками и ягодками. И, хотя прежде она не так уж часто встречала это растение, угадала его название сразу:

— Омела? Ты…говоришь?

«А что в этом такого? Когда-то я была такой, как ты…Нездешней. Чужой. Гостьей…»

Веточки зашевелились, меняя положение — и откуда-то из глубины клубка проступило лицо. Девушка. Тонкие черты лица. Печальные глаза. Кудряшки. Все это было оливково-зеленого цвета разных оттенков — от почти белого до темного.

— Ты… человек?

«Была когда-то…»

Корзинка выпала из рук Дженнет. Дикие яблоки, за которыми она ходила по просьбе Травы, раскатились по траве. Какой-то маленький зверек — или бравни — кинулся ловить одно из них и, пыхтя, покатил прочь, но девушка не обратила на это внимания. Она во все глаза смотрела на собеседницу.

— Ты… была человеком? Но как… тебя звали?

«Уже не помню, — между темно-зеленых бровей пролегла светло-зеленая морщинка. — Порой я вспоминаю, но потом забываю опять. Иногда мне в шелесте веток слышится мое имя, и тогда хочется плакать. Но слез больше нет. Нет больше ничего. Я навсегда останусь тут и постепенно забуду все остальное… Ах, если бы ты не прошла тут, я бы и не вспомнила, что когда-то тоже ходила этой тропинкой. И у меня в руках было… как называется то, что ты держала, но уронила?»

— Корзинка, — Дженнет подобрала ее, стала собирать плоды. — Корзинка с яблоками.

«Яблоки… А каковы они на вкус?»

Дженнет попробовала одно:

— Кислые. Но сестры хотели сделать сидр…

«Сестры, — в голосе девушки-омелы затрепетал страх. — Они… твои сестры?»

— Они просили так себя называть, но мне кажется, что это не так.

«Не так! Они и мне хотели быть сестрами, а теперь видишь, чем я стала?» — веточки зашевелились, поскрипывая. Дуб напрягся. Дерево чувствовало, что на его ветвях творится что-то странное, но пока еще не проснулся и не вмешивался.

— Они тебя превратили в… омелу? — Дженнет ничуть не удивилась бы, если б ее собеседница назвала это ложью, но в ответ послышалось:

«Да».

— Я не верю! Так не бывает!

«Посмотри на меня. Посмотри на этот мир. Ты в волшебной стране. Здесь возможно все!»

Поразмыслив, Дженнет поняла, что собеседница права. Достаточно хоть раз увидеть фейри, услышать голос омелы, увидеть печальное личико среди ветвей, чтобы поверить в то, что это правда.

— Почему?

«Я всего лишь хотела уйти. Я была такой же, как ты. Случайно прошла по запретной тропе и оказалась в волшебном лесу. Я долго блуждала, не видя выхода, пока не попала сюда. Здесь сестры приняли меня, накормили, дали отдохнуть. Потом попросили о помощи… Я стала здесь жить… А потом захотела уйти, — морщинка на лбу стала глубже, глаза сузились. — Я все искала ту тропу, по которой пришла сюда. Потом мне показалось, что я ее отыскала… Пошла по ней. Меня вернули. Я снова пошла… и тогда… тогда… Я не помню, что со мной сделали тогда. Очнулась уже на этой ветке. И мне сказали, что это — навсегда! Хочу уйти — нет ног. Хочу плакать — нет слез. Хочу все забыть — и вижу тебя! Зачем? Зачем ты пошла по этой тропе?»

— Меня попросили сестры, — пробормотала Дженнет, и внезапно ей стало страшно. — Но это значит, что и я однажды…

«И очень скоро, если не уйдешь! Тебе придется либо стать одной из них, либо…»

— Нет, — корзинка выпала из рук снова, и на сей раз Дженнет не спешила ее поднимать. — Я не могу тут оставаться! Мне надо спешить! Я оказалась тут случайно. Пока — это фея, мой проводник — просто привела меня сюда потому, что я устала и хотела есть…»

Она осеклась, сообразив, что ее собственная история очень похожа на ту, которую рассказала ей девушка-омела и что она уже некоторое время не видела феечки. Сколько, кстати, прошло дней? Ведь не вчера же она тут очутилась?

— Ох, я не верю. Так не бывает!

«Ты еще мало знаешь. Поверь мне! Здесь все не такое, каким кажется.»

— Да, — пробормотала Дженнет. — Не все…

«Что? Ты думаешь, я тебя обманываю? Спроси у старшей матери!»

— Именно это я и собираюсь сделать!

Не слушая шепота над головой, увещевавшего немедленно все бросить и убираться на все четыре стороны, Дженнет поудобнее перехватила корзинку и продолжила путь. В конце концов, старшая мать до сих пор так и не побеседовала с нею, постоянно откладывая разговор! Но хватит! Больше терпеть и ждать она не станет!

Едва девушка вышла на поляну, как рядом возникли две женщины. Трава и еще одна, чье имя для гостьи было скрыто. Протянув к ней руки, они взяли девушку под локти.

«Мы тебя ждем, — Трава смотрела ей в лицо очень внимательно, как будто пыталась пронзить его взглядом. — С тобою будет говорить старшая мать!»

— Наконец-то, — обрадовалась девушка. — Я готова!

Старшая мать обнаружилась сидящей на толстом суку самого старого из дубов. Сухонькая старушка в темно-буром грубоватом рубище, которое было украшено по подолу и рукавам узорами из нашитых на него птичьих перьев, камешков и ягод. Длинные седые волосы свисали прядями ниже поджатых ног, обутых в башмачки, плетеные из коры. На тощей груди болталось ожерелье из косточек, раковинок и птичьих перьев. Она сидела, ссутулившись и глядя вниз, а Дженнет была вынуждена запрокидывать голову. Но она не забыла сделать вежливый книксен:

— Добрый день, ваша милость…

«Мать!» — подсказал кто-то.

— Прошу прощения, старшая мать. Я… такая неловкая…

Старушка вдруг проворно спрыгнула со своего насеста, приземлившись с ловкостью юной девушки. Длинные волосы волной стекли следом. Они почти касались земли. Прихрамывая, старшая мать подковыляла поближе и двумя пальцами взяла Дженнет за подбородок, заставляя ее склонить голову. Что-то проворчала на незнакомом языке.

«Она говорит, что ты молода и сильна!» — перевели ей.

— Спасибо, — пробормотала Дженнет, и жесткие пальцы старшей матери тут же так больно впились ей в подбородок желтыми ногтями, что девушка вскрикнула.

«Молчи! — раздался за спиной жаркий шепот. — Старшая мать не разрешала тебе говорить!»

Старуха тем временем что-то проворчала снова.

«Вот теперь она говорит, что ты слишком строптива, и прежде, чем стать одной из нас, ты должна научиться смирению…»

— Но я не хочу быть одной из вас, — Дженнет вывернулась, отстраняясь от рук старшей матери, отступила в сторону. — Я не хочу всю жизнь провести в этом лесу! Я пришла…

«Ты пришла туда, где тебе отныне надлежит быть! Здесь твой дом!»

Со всех сторон ее окружили друидессы. Женщины гладили ее по плечам, брали за руки, заглядывая в глаза, улыбались, кивая головами, и тянули куда-то в сторону. В уши лез тихий навязчивый шепот. Слов было не разобрать, но невнятное бормотание странным образом убаюкивало. Дышать становилось все труднее, тело охватывало сонное оцепенение, одервенение…

— Пустите меня! — собрав силы, Дженнет стряхнула сонную одурь, вырвалась из хватавших ее рук, отскочила подальше. — Я не хочу!

«Должна!»

Старшая мать оказалась прямо перед нею. Сгорбленная старуха с волосами, достававшими до земли, опиравшаяся на суковатую палку. Другая ее рука, подрагивая, тянулась к лицу Джененет, и девушка, сама не понимая, что делает, оттолкнула ее и со всех ног бросилась прочь с поляны. Вслед неслись крики ее несостоявшихся сестер.

Лес встал стеной у нее на пути. Деревья и кусты ожили, шевеля ветвями и, как разумные существа, перемещаясь с места на место. Но Дженнет не останавливалась. Не помня себя, подобрав подол, спотыкаясь о корни, продираясь сквозь встающие на пути кусты, царапая лицо и руки, чувствуя, как колючки хватают ее за одежду и рвут растрепавшиеся волосы, как трава опутывает ноги, словно змеи. Она бежала и бежала, задыхаясь об бега и слез и то и дело уворачиваясь от тянущихся к ней веток. И совсем выбилась из сил, когда у нее на пути встал дуб. Девушка с разбегу налетела на него, ударившись всем телом о твердую кору, обхватила руками толстый ствол и заплакала.

Легкий шелест веточек над головой заставил ее немного прийти в себя.

«Что ты? Что ты?»

Знакомая омела! Дженнет вскинула голову, сквозь последние слезы пытаясь разглядеть клубок мелких веточек на толстом сучке.

— Ты была права, — пролепетала она. — Они… они хотят оставить меня здесь…

«И ты либо станешь одной из них, либо…» — сквозь веточки опять проступило зеленое личико. В оливково-зеленых глазах светилось сострадание.

— Господи, что же мне делать? Я не хочу… как ты!

Омела зашелестела листочками.

«Тебе поможет веточка рябины! Я поняла это только теперь, когда сама уже не могу отсюда уйти.»

— Рябины? — Дженнет огляделась. Где-то в глубине сознания забрезжила мысль о том, что фейри боятся железа… выходит, что и рябины тоже? — Но где она? Что-то я ее тут не вижу…

«И не увидишь. Это далеко! Постой немного. Я сейчас попробую…»

Веточки омелы зашевелились, скрывая лицо. Теперь это было обычное растение. Но дуб, на котором оно росло, вдруг тихо вздрогнул. Со стуком упал недозрелый желудь — его тут же подхватили и поволокли прочь крохотные лапки. Их обладатель пробежал у самых ног Дженнет, но девушка даже не подумала внимательно на него посмотреть — все ее внимание было сосредоточено на дереве. Дуб слегка покачивал ветвями, и вслед за ним точно также начали качать кронами и рядом стоящие деревья. Волна пошла по лесу во все стороны. Деревья зашептались громче. Несомненно, друидессы распознали этот шепот, но для самой Дженнет он оставался непонятным. А что, если деревья донесут обо всем старшей матери? Ее охватил страх. Но куда бежать?

Опять зашелестела листва. Теперь волна зеленого шума шла откуда-то издалека, словно через лес пробиралось что-то огромное, приближаясь к ней. Дженнет невольно попятилась, но это оказался только ветер.

«Она далеко, — омела выглянула из листьев, — но она здесь есть. На самой границе волшебной страны растет молодая рябинка! Деревья видели. Деревья рассказали. Деревья могут указать путь.»

Несколько кленов, растущих рядом, вовсю шевелили ветвями, хотя ветра не было. Дженнет показалось, что они машут листьями как-то очень уж старательно.

— Я должна им верить? — прищурилась она. — Но вдруг старшая мать им прикажет?

«Это волшебный лес, — зеленое личико поморщилось, — здесь все не такое, как кажется…Лес может указать тебе длинную дорогу, а твоим преследователям — короткую. Но он никогда не обманет, если правильно просить!»

— Но я не знаю, как!

«Я попросила за тебя! — на зеленых губках омелы показалась улыбка. — Я им сказала, что ты спешишь вернуться домой, в свой мир. Деревья согласились проводить тебя до границ волшебной страны!»

О, нет! Только не это! Дженнет схватилась за голову. Она не должна покидать этот мир так рано. Она спешит… куда она спешила? Эти друидессы… они отняли часть ее памяти! Девушка помнила все — свое детство, юность, помнила, как Пока вела ее от границ к друидессам… Но зачем ей надо было попасть в этот мир, кого она хотела тут найти, что сделать — это стерлось. Как ни напрягалась, Дженнет не могла вспомнить, когда и как это случилось. Знала лишь одно — не ради того, чтобы побывать в этом лесу, перешагнула она границу. Но стоять и терять время, ломая голову, не хотелось. Рябина — оружие против друидесс. Она должна его заполучить. А вспомнить можно и потом. По дороге.

— Я готова, — она подняла голову, взглянула на новую подругу. — Пусть твои друзья ведут меня к границам!

Листики омелы зашевелились.

«Последняя просьба, — она выглядела виноватой. — Сама я не могу покинуть этот дуб — я слишком крепко приросла к нему корнями. Мне суждено остаток дней провести здесь, с каждым днем все больше теряя память. Но пусть хоть часть меня вернется на родину… Возьми!»

Веточки задергались, принялись тереться друг о друга, как крошечные ручки. С них посыпались листочки, кусочки старой коры. Дженнет подставила ладонь, и на нее упала ягода омелы — белесый полупрозрачный шарик с крошкой-семечком внутри.

«Ты молодая, красивая, — прозвучал печальный голос. — Вернешься из волшебной страны — выйдешь замуж. После свадьбы проглоти это зернышко. Тогда… тогда у тебя родится дочка. Такая же, как я! И это как бы буду я.»

Дженнет посмотрела на зернышко внутри ягоды. Оно было очень маленьким.

— Хорошо, — сказала она. — Я сделаю это.

«Прощай».

Зажав подарок в кулаке, Дженнет направилась к тем кленам.

Стоило ей поравняться с деревцами, как они замерли, но зато волнение листвы передалось кустам орешника. Оттуда — еще одному клену, дальше — молоденькому дубку, окруженному зарослями боярышника и так далее. Девушка шла, высматривая, где шевелятся ветки и прислушиваясь к звукам леса. Ей было одновременно светло и тревожно. Тропинка сама ложилась под ноги, волшебные существа, как ни в чем не бывало, занимались своими делами. Перекликались птицы.

Но несколько минут спустя в ее душу закралась тревога. Куда она идет? К границам волшебной стране или наоборот, в самую ее глубину? Куда ведет ее тропинка? И как долго ей придется идти? А что если друидессы уже заметили ее отсутствие и подняли тревогу?

И эта мысль заставила ее прибавить шагу, когда лес зашумел по-другому — тревожно, гневно. Из-под ног брызнули какие-то мелкие существа — то ли насекомые, то ли фейри. Дженнет бросила через плечо взгляд. Показалось ей, или вдалеке, за деревьями, мелькнула какая-то фигура?

Девушка пошла быстрее, а потом и вовсе побежала, задыхаясь и боясь обернуться. Ей мерещился вой волков. Или какие тут водятся дикие звери? Просить помощи было не у кого. Сражаться? Но как и чем? Она могла разве что поднять палку или камень, но страх погони нарастал с каждым шагом, и нечего было думать о том, чтобы остановиться и поискать себе оружие.

В воздухе затрепетали крылышки — целый рой крошечных фейри налетел на нее. Дженнет взмахнула руками, отгоняя крылатых существ. Что-то острое царапнуло ее по щеке. Девушка вскрикнула, схватилась за лицо и разжала кулак, в котором хранилось семечко омелы. Нет, только не это! Не обращая внимания на роящихся над головой фейри, упала на колени, шаря по траве руками. Под пальцы попадался мелкий лесной мусор. Семечка не было. Писк фейри, кружащих над головой и время от времени атакующих ее, был нестерпим. Они визжали, орали, свистели, чирикали и шумели так, что любой услышал бы их голоса.

— Пойдите прочь! — не выдержав, закричала Дженнет. — Оставьте меня!

Визг и вопли после этого стали громче. Внезапно что-то укололо ее дважды — в шею и плечо. Еще одна крошечная, тоньше иголки, стрелка вонзилась в запястье. Девушка вскрикнула от боли. Стрелы сыпались дождем. Надо бежать! Скорее! А как же семечко?

Разрываясь между желанием бежать, спасаясь от ливня стрел и обещанием, данным омеле, Дженнет еще быстрее, одной рукой закрывая лицо, зашарила по траве. Есть! Что-то крошечное, знакомой формы и еще липкое, попалось ей. Ягода! Она раздавила ее! Зажав находку в пальцах, девушка вскочила и бросилась бежать. Стайка фейри летела следом. Впереди волной катился шелест листвы.

И вдруг она увидела цель своего пути. Несколько высоких рябин, окруженных подростом из молодых побегов, стояли на прогалине, и косые солнечные лучи освещали резную листву и грозди желтоватых крупных ягод. Девушка кинулась к ним, торопливо сорвала ветку, взмахнула ею над головой:

— Ну, подходите! Кто смелый?

Фейри, визжа и злобно лопоча, метнулись в разные стороны. Дженнет хлестнула по воздуху, словно отгоняя назойливую мошкару:

— Вон отсюда!

Кусты расступились в стороны, как разумные существа. На прогалину одна за другой вышли несколько друидесс. Впереди, опираясь на свой посох, ковыляла старшая мать. За нею след в след — Трава, горделиво вскинув точеную голову.

— Не подходите! — крикнула Дженнет. — Я не хочу быть с вами! Я не могу…

«Ты глупа и не понимаешь ничего, — старшая мать покачала головой. Седые волосы лежали у нее на плечах, как длинный плащ. — Ты пришла из мира, где все устроено иначе. Ты привыкла мерить жизнь теми мерками, не понимая, что не все законы истинны. Есть на свете силы, с которыми не совладать, вооруженным одним желанием. Есть власть, которая превыше всех. Есть судьба, с которой никому не дано бороться. У этого леса — свои законы. У земли, на которой он растет — свои. Того, кто не чтит законов, земля изгоняет. Если ты этого хочешь — уходи!»

Рука дрогнула. Дженнет опустила ветку. Она немного растерялась, не ожидая, что все будет так просто. В этом был какой-то подвох.

— Это правда? — спросила девушка. — Я могу уйти?

«Можешь, — старшая мать смотрела, не мигая. — Но как бы тебе не пришлось пожалеть о каждом сделанном шаге!»

— Я могу идти… куда угодно?

«Можешь, — повторила собеседница. — Ты свободна. Отправляйся, куда шла! Ступай своей дорогой!»

— Но я не знаю своей дороги, — Дженнет почувствовала отчаяние. — То есть, я знала ее, когда пришла сюда. Знала, когда меня к вам привела фея Пока… Но потом я все забыла. Это вы заставили меня забыть! Зачем вы это сделали?

«Чтобы ты стала одной из нас. Ты слаба. Какую бы цель ты не поставила перед собой, тебе не справиться с возложенной задачей. Ты бы погибла. Мы спасли тебе жизнь!»

— Жизнь без памяти? Жизнь без цели? — Дженнет знала, что забыла кое-что важное.

«Мы хотели дать тебе новую цель. Жить заботой об этом лесе, — старшая мать обвела рукой окружающие их деревья. — Слушать, как трава растет. Видеть, как взрослеют деревца. Ждать смены времен года. Любить эту землю. Заботиться о ней. Ты предпочитаешь идти своей дорогой. Иди!»

— Но я не знаю, куда…

«Или к нам, или прочь от нас! Выбирай! Мы даем тебе шанс!»

Девушка посмотрела на ветку рябины в руке.

— Я не могу вернуться, пока не вспомню…

«Тогда уходи!»

Повернувшись, старшая мать заковыляла прочь. Друидессы последовали за нею. Не прошло и минуты, как Дженнет осталась одна, но радости она не чувствовала. Да, она чувствовала, что может отправиться куда угодно, но не знала, куда и зачем ей идти. Она совершенно не помнила, зачем отправилась в волшебную страну. Но не собиралась покидать ее до тех пор, пока не вспомнит.

Это была клетка. Роскошная, красивая, но всего лишь клетка. И он был заперт в ней для развлечения прекрасной тюремщицы. Без ее дозволения тот, кого она именовала своим повелителем и королем, не мог даже переступить порог. На словах ему принадлежали несметные богатства — а на деле даже одежда была чужой. Тот, кто должен был повелевать целой страной, не мог даже приказать слуге подать ему стакан воды. Вся его свобода была в том, чтобы день-деньской кружить по комнате без дверей, окон и углов, ожидая, пока его навестит королева. Одиночество угнетало. Деятельная натура требовала выхода, и он метался по своей прекрасной темнице, как зверь по клетке. Не хватало только ошейника с цепью. Но лучше бы уж настоящие цепи и настоящие кандалы, чем эта показная роскошь! И неужели ему предстоит провести здесь остаток своих дней? Нет, надо бежать! Но как? Силой тут ничего не добьешься. Оставалась только хитрость, воля и разум.

Дни тянулись медленно, однообразно. Роланд не мог следить за сменой суток — светильники на стенах гасли, когда его начинало клонить в сон и разгорались через минуту-другую после того, как он открывал глаза. И поди угадай, сколько часов он проспал — два или десять! Как тут считать время?

Поневоле он ждал визитов королевы. Ее приход был единственным развлечением. Мэбилон больше не появлялась здесь в одиночестве — ее всегда сопровождал хотя бы маленький паж. Она часто стала разговаривать с ним на своем языке, и Роланд волей-неволей был вынужден отвечать. Учить язык — хоть какое-то развлечение в ожидании перемен, за которые можно ухватиться.

Она возникла на пороге, как всегда, бесшумно, как всегда, прекрасная и опасная. Уже знавший, что за этим последует, Роланд приветственно кивнул головой:

— Добрый день, ваше величество.

— Ты грустен, мой повелитель, — Мэбилон подошла, заглядывая в глаза. — Скажи, что тебя гложет? Быть может, я смогу развеять скуку?

— Сомневаюсь, ваше величество, что вам это под силу.

— А я уверена в обратном. Идем со мной!

Она взяла его за руку, потянула к выходу.

Ему дозволено выйти за порог? Это было уже интересно. Роланд позволил королеве вести себя, куда пожелает. Все лучше, чем томительная скука. И заключенным в тюрьмах полагаются прогулки. Правда, гораздо чаще из переводят из одной камеры в другую… Но все равно, хоть какое-то разнообразие.

Пройдя анфиладой комнат, они спустились по длинной широкой лестнице и оказались на дне огромной каменной чаши. Откуда-то сверху, с высоты, лился яркий свет, так напоминавший солнечный, что Роланд, выйдя из тени, вскинул голову и, прищурившись, уставился в небо. Неужели, он видит солнце? После стольких дней…

Они стояли на краю просторной арены, усыпанной мелким песком, который под солнечным светом сверкал так, что больно было глазам. Со всех сторон арена была огорожена белокаменной стеной.

— Где мы?

— В школе фехтования Саттах Грозной! — ответила Мэбилон. — Тебе нравится, мой повелитель?

На белом песке, меся его босыми ногами, парами и тройками сражались несколько десятков юношей. Их смуглые тела поблескивали то ли от пота, то ли от масла. Глаза горели, губы были плотно сжаты. Четкие движения принадлежали скорее солдатам, тренирующимся на плацу, чем ученикам школы фехтования.

Сама Саттах Грозная была тут же. Высокая, худощавая, смуглая, она неслышными шагами ходила между сражавшимися парами. Роланд вытаращил глаза, не веря тому, что видит- но Саттах была обнажена до пояса! Она была в серых лосинах, как кавалерист и мягких сапожках. Талию перетягивал широкий пояс с рядом бляшек, а выше лишь два ремня перекрещивались под грудью, да кожаные наручи закрывали ее руки ниже локтей. Развитые плечи и гибкое сильное тело одновременно притягивали взгляд — и отталкивали его. Светлые волосы Саттах Грозной на лбу были стянуты металлической пластиной, очевидно, заменявшей ей шлем. Прическа ее представляла простой «хвост». Вооруженная длинной, в рост человека, палкой с лезвиями на обоих концах, она, казалось, успевала следить за всеми, время от времен покрикивая на сражавшихся.

— В школе Саттах обучаются лучшие из лучших, — шепотом произнесла Мэбилон. — После испытания одни становятся моими телохранителями, а другие пополняют собой нашу непобедимую армию. Нет ни одного рыцаря, который не был бы учеником самой Саттах или одного из ее учеников.

Роланд кивнул, показывая, что принял к сведению ее слова.

Заметив зрителей, Саттах направилась к ним, не обращая внимания на то, что идти ей пришлось мимо сражавшихся. Но она успевала рассчитать траекторию полета любого меча или копья и делала шаг в сторону, даже не глядя, куда ступает. И ни разу не ошиблась.

Приблизившись, воительница отвесила короткий поклон. Ее узкие ярко-зеленые глаза задержались на лице Роланда, словно ощупывая его холодным взглядом.

— Моя королева, — голос у Саттах даже сейчас был низкий и хрипловатый, лишенный той музыки, которая звучала в голосах всех остальных фейри. Голос мужчины, наделенного отдельными признаками женского пола. — Благодарю за то, что почтили своим присутствием тренировку. В следующее полнолуние я буду готова представить вам лучших из лучших, тех, кто сможет пройти испытание в этом году.

— Я рада, Грозная Саттах, — кивнула Мэбилон. — И знаю — это будут доблестные воины.

— Может быть, вы желаете развлечься? Чем мне вас потешить? Устроить показательный поединок?

— Благодарю, но мой король желал бы благородным искусством фехтования развеять скуку, что его терзает, — вздохнула королева и нежным жестом погладила Роланда по руке. — Нет ничего труднее для мужчины, рожденного для войн, чем долгий мир.

Тот вздрогнул — Саттах взглянула ему в глаза. Роланду показалось, что воительница проникает мыслью в самые потаенные глубины его разума, копается в его памяти — он внезапно некстати вспомнил все поединки, в которых доводилось принимать участие, причем не полностью, а лишь отдельные фрагменты.

— Что ж…

Оборвав сама себя, Саттах Грозная оглянулась. Юноши все это время продолжали тренировку, не теряя темпа, но, видимо, кто-то из них слегка расслабился или допустил ошибку. Как бы то ни было, Саттах, забыв о королеве и ее спутнике, скользящим шагом ринулась вперед. Короткий резкий вскрик, взмах ее украшенного лезвиями посоха — и удар обрушился на спину нарушителя правил. Юноша упал на колени, не выпустив, однако, оружия. Поперек мускулистой спины его вспухла и поползла, истекая каплями, длинная царапина — одно из лезвий рассекло кожу.

— Наказан! — каркнула ему Саттах. — После тренировок — десять кругов с оружием в руках и на конюшни. Продолжать! Не спать!

Юноша поднялся, поклонился наставнице и снова встал в позицию. Кровь текла по его спине, но он не обращал на это внимания. А Саттах, как ни в чем не бывало, подошла к королеве и ее спутнику. Она улыбалась.

— Прошу простить, моя королева. Но за ними нужен глаз да глаз! Чем больше их бьешь, тем крепче они потом держатся… Эй! Мечи в ножны! На сегодня хватит! Встать в строй!

Команда была выполнена мгновенно. Некоторые из юношей не успели даже довершить прием. Они остановили свое оружие в воздухе и кинулись занимать места в шеренге. Даже тот, с царапиной, бросился вслед за остальными. Не прошло и полминуты, как все ученики замерли, выстроившись в одну линию. Все полуобнаженные, как их наставница, но в большинстве случаев босые или в легких плетеных сандалиях. Саттах прошла вдоль строя. У некоторых учеников на боках, плечах и руках виднелись царапины и порезы. Этим она приказала выйти из строя.

— Плохо. Очень плохо! — отчитала наставница раненых. — Вы не бойцы — вы малые дети! Еще один промах — и вы вернетесь к вашим семьям с позором! На конюшни! Остальные — свободны.

Ученики разошлись в разные стороны — те, кто не сумел избежать царапин в одну, те, кто оказался не ранен, в другую. Когда арена опустела, Саттах обернулась к Роланду.

— Посмотрим, на что вы способны, повелитель! Эй, паж! Оружие! Спату!

Один из мальчиков, которые молчаливыми услужливыми тенями сопровождали королеву, тут же выступил вперед и протянул ему на вытянутых руках обоюдоострый тонкий изящный меч. Роланд не слишком хорошо разбирался в оружии, но почему-то был уверен, что ему принесли не то. Но отступать было некуда, и он взялся за рукоять.

— Что ж, — Саттах Грозная тоже сменила оружие и стояла перед ним с насмешливой улыбкой на устах. — Посмотрим, каков ты в деле, повелитель!

Она атаковала — стремительно, легко, изящно, не делая скидок ни на свой пол, ни на опыт. Роланд попятился, не ожидая такого напора. Его учили владеть холодным оружием, но скорее потому, что так было принято. Да и боевому морскому офицеру стыдно никогда не прикасаться к абордажной сабле. Но эту технику боя он встретил впервые в жизни. Нервировало еще и то, что на него смотрят со всех сторон. Как будто он им что-то должен!

Но с другой стороны, этот неожиданный бой был именно тем, в чем он нуждался. Если отбросить чувства, сомнения и тревоги, останется лишь чистая энергия и желание выжить. В бою можно было забыть о тревогах, о душевной боли, о том, что он в чужом, нездешнем мире и сосредоточиться на главном — не дать себя ранить или убить. Это было то, что ему нужно — забвение. Смуглая полуобнаженная женщина, напиравшая на него, сейчас была олицетворением всего мира, норовившего победить, сломать его, вынудить сдаться и сложить оружие. Пусть попробуют! Он будет сражаться! И пусть потерпит поражение — но падет в бою.

Совершенно неожиданно его противница отскочила в сторону, разрывая дистанцию и опуская оружие. Роланд остановился, переводя дух.

— Отменно, — сказала Саттах Грозная, которая, казалось, не чувствовала ни усталости, ни волнения. — Лучше, чем я ожидала. Добро пожаловать в мою школу, повелитель!

Шелестя шелками, подлетела королева Мэбилон, обвила руками шею, прильнула, целуя в щеки и виски:

— Мой повелитель, ты великолепен! И я тебя люблю еще сильней!

Глава 10.

Дженнет брела по поросшей вереском и редкими кустами равнине. Палящее солнце стояло над головой. Девушка еле передвигала ноги, тяжело дыша. Порой от усталости она теряла равновесие и опускалась на колени, но, переведя дух, вставала снова.

Ей никогда еще не было так плохо. Волшебный лес выгнал ее — путешественница не прошла и фарлонга, как деревья расступились в стороны, явив ей холмистую равнину. Попытки вернуться под его сень ни к чему не привели — куда ни ткнись, стеной вставали непроходимые заросли. Откуда-то взялся даже бурелом, так что, потерпев поражение, Дженнет направила свои стопы на равнину. Приходилось то взбираться на склоны, то спускаться вниз, цепляясь за кусты. Травы задевали подол платья, колючки царапали ноги и руки.

Граница волшебного мира была где-то рядом. В какой-то миг упавшая духом девушка отчаянно затосковала по родному дому, по знакомым людям, по вечно озабоченному голосу матушки, по отцу, по сестренкам-болтушкам. Даже мисс Лилиан Ольстен в эту минуту казалась ей также мила, как Мэрион и Джоанна. Да что там! Если бы ей попался на глаза сам Ричард Ольстен, она бы с радостью запрыгнула в его ландо и приготовилась три часа кряду внимать его болтовне о лошадях. Дженнет так редко расставалась надолго со своими родными и знакомыми, что сейчас поневоле остро ощущала свое одиночество — особенно теперь, когда она забыла что-то неизмеримо более важное. О, хоть одним глазком увидеть знакомые места!

И только ей так подумалось, как до ее слуха донеслись какие-то звуки.

Девушка прислушалась. Скрип, постукивание, блеяние… голоса… Людские голоса! Здесь живут люди? Не фейри, а обычные фермеры-арендаторы? Да, наверняка они в этих холмах пасут овец, а поскольку сейчас вечер, отара направляется домой. Отлично. Эти люди угостят ее молоком, дадут хлеба и сыра, а заодно расскажут, куда ее занесло. Может быть, удастся уговорить их отправить родителям весточку?

Интересно, где она оказалась? Дженнет помнила, что она долго блуждала по волшебному лесу прежде, чем попала к друидессам. Да потом еще прошла никак не меньше десяти миль. Она, наверное, уже очень далеко от дома…

С трудом взобравшись на холм, девушка увидела ферму. Обычный дом, ограда, хлев для скотины… Все было такое обычное, что Дженнет не могла сдержать слез. С поля возвращались батраки, гнали небольшое стадо овец. Люди хлопотали, все были заняты делом. Семья фермера помогали — жена и двое детей-погодков, сын и дочь. Третий ребенок, девочка не старше пяти-шести лет, не отходила от матери.

Дженнет направилась к этим людям, но, чем ближе подходила, тем сильнее одолевала ее усталость. Ноги словно погрузились в кисель. Она с трудом делала шаг за шагом, думая только о том, как бы не упасть. Окончательно силы оставили ее в десятке шагов от ограды. Там рос высокий куст боярышника, и Дженнет ухватилась за ветку, чтобы устоять. Переводя дух — сердце прыгало в груди — она собиралась с силами, чтобы преодолеть оставшиеся расстояние до ограды и придумать, что сказать этим людям.

— Смотри, мама! Что это там?

Младшая девочка подергала мать за рукав.

Фермерша прищурилась, отвлекаясь от пересчета маток, которые рвались в загон к своим ягнятам. Стадо было небольшим, и овцы с ягнятами блеяли не так громко, чтобы мешать людям разговаривать.

— Вон, смотри!

Женщина обернулась и взглянула прямо на Дженнет. Девушка невольно отпрянула, прячась за куст боярышника.

— Кто это, мама? — не отставала девочка.

— Фейри, кто же еще? — пожала плечами фермерша. — Не иначе, как на промысел вышла.

— На какой промысел?

— А известный. Фейри — они такие проказники! То дитя из колыбели украдут, то сметану слижут, то всю пряжу в доме перепутают, то нужную вещь так запрячут, что хоть сто лет ищи — не найдешь! А она на видном месте лежит.

— А эта зачем к нам пришла?

— Откуда я знаю? Они издавна в этих холмах жили. Говорят, это их дом…

— Наш дом?

— Да нет, Мэри! Наш дом — он наш. А фейри жили в этих холмах, пока не ушли куда-то. Наверное, ушли недалеко, раз эта явилась.

— А может, она заблудилась? — предположила девочка.

— Вряд ли, — отмахнулась фермерша. — Фейри все тропинки знают. Не мешай, а то собьюсь со счета!

— Может, она кушать хочет? — не унимался ребенок.

— Да кто ее знает? — мать все-таки отвлеклась. — Не смотри на нее так, Мэри. Они этого не любят. Еще, чего доброго, захочет тебя украсть! Фейри — они любят красивых деток воровать, а ты у меня такая красавица!

Девочка ойкнула и поспешила спрятаться за мать. Но время от времени ее любопытный глаз выглядывал из-за материнского передника.

— Мам? А ты меня не отдашь?

— Что ты, Мэри? Конечно, нет! Ни за что за свете!

Дженнет вздохнула, окинув себя взглядом. Конечно, в этом наряде, с распущенными волосами, без шляпки, ее издалека можно было принять за друида. Но чтобы за фейри?

Овец загнали, быстро доделав все дела, фермер, его семья и работники ушли в дом. Дженнет осталась одна. Тихо-тихо, крадучись, она решила покинуть свое укрытие под кустом боярышника и направилась к воротам. Крупный кудлатый пес поднял голову. Глаза его сверкнули недобрым огнем, но он даже не пошевелился. Зато когда на пороге показалась фермерша, тут же вскочил и глухо заворчал.

— Цыц ты! — прикрикнула на него женщина. Отыскала глазами замершую на полпути Дженнет. — Вот, маленькая сестра! Я кое-что для тебя приготовила! Можешь немного поесть. Мы ведь станем добрыми соседями, разве нет? Я оставлю это вот тут. Не бойся, тебя здесь никто не тронет. Ты ведь с добром пришла? Ну, так и мы к тебе с добром будем…

Продолжая бормотать таким образом, фермерша дошла до забора, выбралась за пределы фермы и осторожно поставила на камень миску с молоком, положив рядом кусок хлеба и синюю ленточку. Потом, пятясь и продолжая бормотать что-то успокоительное, вроде того, что тут никто никому не желает зла, она вернулась за забор и так быстро юркнула в дом, словно безобидная на вид девушка внезапно превратилась в огнедышащего дракона.

Угощение пришлось как нельзя кстати, и голодная Дженнет отбросила осторожность. Не обращая внимания на собаку, она кинулась к камню, жадно схватила хлеб, вонзив в него зубы. Потом в два глотка выпила все молоко из миски и только тут почувствовала взгляд.

Дети фермера, все трое, таращились на нее из окна. За их макушками маячили лица взрослых. На всех было написано благоговение пополам с суеверным страхом — еще бы, настоящая фейри пришла к ним и приняла людское угощение.

— Спасибо, — сказала девушка. — Только я не фейри. Этот наряд мне дали в волшебной стране, а сама я…

— Что она говорит? — старшая девочка покосилась на мать.

— Откуда я знаю?

— Надеюсь, не проклинает нас за то, что мы поселились в этих холмах? — прозвучал мужской голос. — Хотя, говорят, тут до сих пор было тихо…

— Наверное, фейри ненадолго уходили, а сейчас вернулись, — добавил второй мужчина. — У них это в порядке вещей.

— И что теперь с нами будет?

— Посмотрим. Если они будут безобразничать, позовем преподобного отца Джеймса, он их живо отвадит!

— Я не фейри, — снова попробовала объяснить Дженнет. — И хотела попросить…

— Опять колдует! Опять!

— Мам, я боюсь, — захныкала младшая девочка.

— Хантер, быстро закрой окно! — распорядилась фермерша, утаскивая детей в комнату.

Хлопнула ставня. Дженнет осталась одна. Несколько минут она еще смотрела на фермерский дом, а потом повернулась и побрела прочь. Ей было грустно. Хотелось плакать. Люди не понимали, что она говорит. Они не принимали ее за человека, гнали и пугали ею детей. А она так устала! Сколько еще миль ей предстоит пройти? От долгой ходьбы болели ноги и спина. Один башмак протерся, и она задевала ступней траву.

Внезапно нога дрогнула, провалившись в кроличью ямку. Короткая резкая боль пронзила щиколотку. Дженнет упала на колени, и, не выдержав, расплакалась от усталости, боли, отчаяния и тоски. Уткнувшись лицом в траву, она рыдала до тех пор, пока не задремала, свернувшись калачиком на вершине одного из холмов.

А проснулась от топота и тяжкого дыхания.

Встрепенувшись спросонья, Дженнет выпрямилась и вскрикнула от испуга — к ней, вывалив языки, подлетели существа, которых она не видела даже в кошмарных снах. Напоминавшие чудовищных собак, они были словно закованы в броню — она покрывала их макушки между торчащих ушей, спины до самого хвоста, плечи и бока. Там же, где брони не имелось, шерсть была такой короткой, что казалось, будто псы лишены ее вовсе. Огромные уши, выпученные глаза, ошейники с шипами, клыки невероятных размеров — все это наводило ужас. Вскрикнув, Дженнет упала обратно на траву, обхватив голову руками и ожидая, что вот-вот в ее тело вопьются эти жуткие зубы.

Но ждала она напрасно. Псы, подбежав, не стали рвать ее на части — их остановил властный голос. Языка она не поняла, угадала только повелительные интонации. Но псы их послушались. Яростное ворчание сменилось тихим поскуливанием, а топот копыт приблизился. Всадники. Несколько человек. Мужчины и женщины, если судить по негромким голосам. Но на каком наречии они разговаривают? Дженнет знала французский язык, немного латынь — в основном, молитвы — могла при случае произнести две-три фразы по-немецки, но ничего подобного никогда не слышала. Впрочем, нет, слышала! На старый валлийский диалект, вот на что это было похоже! Это открытие так поразило девушку, что она осмелилась выпрямиться и открыть глаза.

Удивительное зрелище поразило ее больше, чем незнакомый язык. Всадников было семеро — две женщины и пять мужчин. Одна женщина, в светло-зеленом платье, струящемся, как волны, остановила коня как раз над нею. На вид ей было около тридцати лет, и она выглядела бы, как настоящая леди, если бы не странные, заостренные черты лица и смуглая кожа. У англичан не бывает кожи такого оттенка. У них не раскосые глаза и не такие скулы. А такие странные одежды, струящиеся и ниспадающие складками, она вообще никогда не видела. Куда же она попала?

Склонив голову набок, незнакомка улыбнулась и что-то спросила.

— Простите, но я не понимаю вашего языка, — ответила Дженнет, качая головой.

Всадники заговорили. Вернее, больше говорила та женщина, остальные либо кивали, либо качали головами, выслушивая ее приказы. Собак отогнали, и они с ворчанием бегали у подножия холма.

Кивнув женщине, один из всадников подъехал ближе и наклонился к Дженнет, протягивая руки и улыбаясь девушке. Одной рукой он придерживал повод своего тонконогого коня, а другой манил ее к себе. Он был молод, на вид не старше восемнадцати-двадцати лет, светлокожий, с темными вьющимися волосами, которые делали его кожу еще белее, и так хорош собой, что девушка отбросила колебания и потянулась ему навстречу.

Дженнет поднялась, и ее тут же подхватили под мышки. Она успела только взвизгнуть — и оказалась на спине коня впереди обнимавшего ее всадника. Его улыбка, светлая и немного горделивая, сияла совсем близко. От его бархатного камзола пахло цветами и травами.

Остальные мужчины заговорили все разом, улыбаясь и, судя по выражению лиц своих спутниц, беззлобно подшучивая. Обе женщины слушали их перепалку благосклонно, но потом та, что постарше, в светло-зеленом платье, отдала приказ — и все семеро сорвались с места, поднимая коней в галоп. Дженнет от неожиданности взвизгнула, хватаясь рукой за конскую гриву, но всадник крепко обнял ее, укрывая полой своего плаща, и что-то тихо зашептал на ухо. Старо-валлийский диалект Дженнет практически не знала — помнила только, что старая служанка частенько бормотала себе под нос что-то похожее — но по интонациям догадалась, что ее уговаривают не бояться. В самом деле, глупо и наивно было думать, что ее посадили в седло только для того, чтобы свалить на землю на полном скаку!

Всадники скакали через холмы. Нет, «скакали» тут явно неуместно. Они летели. Кони едва касались копытами травы, легко, словно птицы, взмывали над кустами, проносились, не замечая, через небольшие овраги. То один, то другой всадник играючи вырывался вперед, и лишь одно было неизменно — впереди всегда скакала та, старшая всадница в светло-зеленом платье, шлейф которого теперь развевался на ветру. Никто не смел обогнать ее, но все по очереди оказывались бок о бок с ее конем. Когда же настал черед юноши, который вез Дженнет, женщина улыбнулась ей и что-то крикнула на своем языке. Что же до собак, то они, сбившись в плотную стаю, бежали чуть поодаль.

Скачка продолжалась так долго, что у Дженнет было время немного подумать. Незнакомый язык, смуглая кожа, заостренные черты лиц, странная одежда — все говорило о том, что либо эти всадники нездешние, либо она каким-то образом оказалась далеко от Англии. Но где? Впрочем, сейчас задаваться этим вопросом не хотелось. Девушке было хорошо, тепло, уютно. Она почти пригрелась, почти задремала в крепких сильных объятиях и очнулась только после того, как всадники резко сбавили ход.

Вересковые поля и холмы кончились, уступив место редколесью. Вернее, огромному саду, где каждое дерево было ухоженным, на каждой ветке зрели плоды — в основном, яблоки, хотя попадался терн, слива, вишня. Тут и там среди них виднелись усыпанные цветущими розами кусты и куртины садовых ирисов. Даже сухие, мертвые деревья были оформлены, как опора для вьющихся растений — соединение живого с мертвым.

Широкая аллея вела через этот роскошный сад ко дворцу за высокой стеной. Несколько всадников встретили их, окружили почетным конвоем. Дженнет немного испугалась, увидев, что все они вооружены и одеты в доспехи, как средневековые рыцари. Но, судя по светлым улыбкам и веселым крикам, это были встречающие. Где-то заиграла торжественная музыка, и увеличившаяся почти втрое кавалькада, миновав надвратную башню и подъемный мост, вступила во внутренний двор.

Не останавливаясь, они проехали прямиком к крыльцу, где рыцари, спешившиеся первыми, помогли сойти наземь женщинам. Из дверей выбежали несколько девушек, стали жестами приглашать всех войти. Леди в светло-зеленом платье поднялась на несколько ступенек широкой лестницы и, обернувшись, протянула Дженнет руку.

Тот юноша, который привез ее, уже ссадил девушку с седла, и она стояла, как потерянная, озираясь по сторонам и чувствуя себя нищенкой в своем балахоне друидессы, выкрашенном травяным соком. Кругом были разряженные в пух и прах лорды и леди, и девушке хотелось от стыда забиться в какой-нибудь уголок. Но на нее обратили внимание, и прятаться было поздно.

Темноволосый юноша, в седле которого она приехала в замок, что-то сказал и подал ей руку. Дженнет коснулась пальцами его ладони, невольно отметив, что у нее под ногтями грязь, а на запястье — не до конца зажившая ссадина. Да и сами руки… когда она последний раз умывалась? Но юноша лишь улыбнулся ей и повел ее вслед за леди в светло-зеленом платье.

Впрочем, в замке их пути разошлись. Леди пошла прямо, а Дженнет юноша увел куда-то в другую сторону, по боковой лестнице. Он проводил гостью в просторную комнату и оставил одну.

Ненадолго. Не успела девушка оглядеться, как из забранных портьерами дверей выскользнули три девушки в легких цветных платьицах. Улыбаясь и что-то щебеча, они в шесть рук проворно раздели гостью и проводили ее в соседнюю комнату, где в полу была устроена просторная купальня. Она была до краев заполнена ароматной водой, на поверхности плавали хлопья пены. Девушки знаками показали Дженнет, что она должна окунуться в воду.

Гостья заколебалась. Дома ей не приходилось ни разу пользоваться такими ваннами. Они мылись в большом деревянном чане, по очереди. А тут вся эта роскошь явно предназначалась для нее одной. И, судя по всему, ей предлагали раздеться. Но окружившие ее девушки были настойчивы. Дженнет не успела опомниться, как с нее сорвали балахон и буквально затолкали в воду.

Сначала девушка хотела выбраться наружу, но потом передумала, прислушиваясь к своим ощущениям. Было удивительно приятно нежиться в теплой ванне. Пока она отдыхала, опершись на бортик, ловкие руки служанок вымыли ей голову, помассировали усталые плечи, обработали ногти на руках. Но, как бы не было хорошо, девушка не стала расслабляться и покинула ванну при первой же возможности. Служанки тотчас завернули ее в теплую простыню, тщательно растерли до самых пяток, а потом принесли платье из тончайшего белого муслина, переливающегося искорками, как январский снег морозным утром. Волосы только расчесали, заколов на висках и над ушами серебряными булавками. Последним штрихом была помада, легшая на губы, и Дженнет бережно, под руки, провели куда-то. Ошеломленная, девушка послушно шла, куда велели.

Просторная комната, в которую ее привели, была залита светом из огромного, во всю стену, окна. На небольшом возвышении стояло пышное кресло, вокруг в живописном беспорядке разбросаны подушки и небрежно скомканные парчовые покрывала. Несколько девушек и юношей сидели или лежали на подушках, а на кресле восседала та самая женщина. Теперь на ней было золотистое платье, расшитое цветами. Опершись на подлокотник, она слушала, как, аккомпанируя себе на арфе, одна из девушек что-то поет высоким детским голоском. Три пажа бесшумно сновали между слушателями, по очереди поднося им напитки, пирожные и фрукты. Служанки, которые привели сюда Дженнет, остановились вместе с нею на пороге, ожидая, пока закончится песня.

Мелодия затихла, но ни похвалы, ни замечаний исполнительница не дождалась. В ту же минуту служанки под руки подвели Дженнет поближе. Заметив ее, хозяйка встала. Длинное платье с легким шелестом словно потекло по ее телу. Она была так прекрасна, что гостья засмущалась. Чтобы справиться с волнением, она сделала книксен и пролепетала:

— Благодарю вас за оказанное гостеприимство… — но вот как к ней обратиться?

Хозяйка подошла ближе, двигаясь с грацией танцовщицы. Взяла двумя пальцами за подбородок, заставив взглянуть в глаза. Дженнет похолодела — только сейчас она с пугающей ясностью поняла и поверила, что находится у тех, кого в мире людей принято называть фейри или эльфами.

Стало страшно. Так страшно, что девушка невольно попятилась. Женщина что-то спросила. Все тот же язык, чем-то неуловимо похожий на старый валлийский диалект.

— Простите, миледи, но я не понимаю, — промолвила Дженнет.

Хозяйка обернулась к остальным, сказала несколько слов. В ответ раздался целый хор голосов. Юноши и девушки принялись бурно обсуждать услышанное. Потом одна из девушек со вздохом встала, кивнула головой и вышла из комнаты.

Гостью усадили на ее место, на расшитую подушку. Рядом оказалась та самая арфистка. Заметив интерес Дженнет к ее инструменту, она с улыбкой придвинула его ближе и даже позволила коснуться пальцами струн. Звуки, правда, получились не слишком-то красивыми. Дженнет смутилась. Она умела играть на фортепиано, но не знала, как подступиться к арфе. А вот Сьюзен Хемптон умела…

При упоминании этого имени что-то кольнуло в сердце. Сьюзен Хемптон… Что-то такое было связано с этой девушкой.

Заметив, что гостья нахмурилась, девушка ласково что-то спросила. Наверное, поинтересовалась ее самочувствием. Дженнет покачала головой.

— Бранвен, — девушка показала на себя. — Морвен, — ткнула она пальцем в свою соседку. — Ролло, — указала на сидевшего с другой стороны юношу. — Росмерту, — последовал жест в сторону хозяйки дома. Дженнет догадалась, что они называют свои имена.

— Дженнет, — сказала она.

— Джиннин, — немного на свой лад повторила та, кого только что назвали Росмерту, и встала, протягивая руки, приглашая подойти поближе.

«Росмерту». Странно, но это имя было смутно знакомо. Где и когда она могла его слышать? Это было так давно…

Девушка с именем Бранвен помогла подняться, что-то шепча, подвела гостью к Росмерту. Та, как маленькую, взяла гостью за руку и повела прочь.

Покинув залу, они через анфиладу комнат и галерею вышли на широкую лестницу, которая вывела их в сад. Невысокие, в два человеческих роста, деревья ломились от спелых плодов. На одном дереве были маленькие зеленые яблочки. На втором — крупные полосатые. На третьем — малиновые. На четвертом — солнечно-желтые и так далее. Яблоки на каждом дереве были похожи друг на друга, как близнецы, одинаковой формы и цвета. Пахло медом, цветами, яблочным соком, нагретой землей и травой, и еще чем-то особенным. Дженнет остановилась на пороге сада, дыша полной грудью. С каждым вздохом куда-то отступала тупая боль в груди от тоски и потери памяти. Она дома. Среди друзей. Тут ей нечего бояться. Тут ей помогут, защитят, приютят…

Вдвоем с Росмерту они пошли по саду, и ветки яблонь почти касались их лиц. Выбрав одно яблоко, крупное, полосатое, женщина легко сорвала его и протянула гостье. Понимая по твердому взгляду, что отказываться не стоит, девушка приняла дар и, поколебавшись, надкусила. Сладкий сок наполнил рот, потек по подбородку. Когда она доела его до огрызка, откуда-то выступил мальчик-паж, принял на ладонь то, что осталось от яблока, поклонился и скрылся за деревьями.

В глубине сада была беседка из белого камня, увитого плющом. В центре обнаружился небольшой бассейн, где бил фонтанчик. На бортике стоял серебряный кубок. Росмерту зачерпнула воды, подала гостье. Дженнет сделала глоток. Это оказалась не вода, а легкое вино. Нечто подобное она пила… ох, как же давно это было!

— Спасибо. Вы очень добры.

Хозяйка сделала глоток из того же кубка и вручила его вместе с остатками воды-вина тому же мальчику-пажу, который убежал, прижимая его к груди с таким видом, как будто ему доверили бесценное сокровище.

Из сада Росмерту повела Дженнет дальше. Под одним из кустов девушка заметила мальчика-пажа. Он вырыл в земле ямку. Опустил туда огрызок яблока и теперь поливал его из кубка, что-то сосредоточенно бормоча себе под нос. Дженнет хотела подойти, но хозяйка крепче стиснула ее руку, поднесла палец к губам и на цыпочках увлекла ее прочь.

Они прошли аллеи, засаженные декоративным кустарником, и вступили в цветник. Здесь воздух казался плотным от растворенного в нем аромата цветов и тихо гудел от сонма пчел. Среди них порхали бабочки — и мелкие голубянки, и крупные бражники. Присмотревшись, Дженнет поняла, что не все они — насекомые. Тут и там мелькали крошечные эльфы, вместе с бабочками и пчелами перелетая с цветка на цветок и время от времени бросавших все дела, чтобы пуститься в пляс.

А сколько тут было цветов! Сирень, жасмин, розы, гортензии выстроились стройными рядами. На клумбах было тесно от наперстянки, гиацинтов, примул, крокусов, хризантем, которые цвели одновременно, спутав сезоны. А на лужайках буйствовало разнотравье июня. У Дженнет дыхание перехватило, голова закружилась от ароматов, и она не сразу сообразила, что Росмерту показывает на цветы и что-то настойчиво повторяет.

— Мне… сорвать? — догадалась девушка и получила ободряющий кивок.

Но что выбрать? Цветов было так много…Взять самый красивый или, наоборот, тот, что попроще? А может, от нее ждут особенного выбора? Есть же язык цветов. Кажется, у Шекспира Офелия собирала букет и объясняла, какой цветок — для чего. А что выбрать ей сейчас? Дженнет пошла по песчаной дорожке, глядя по сторонам.

Бело-розовые азалии росли пышным кустом среди зеленой травы, в которой виднелись лишь анютины глазки и одуванчики. Рука сама потянулась отщипнуть веточку. Росмерту слегка нахмурилась, принимая дар, но ничего не сказала. Лишь подала гостье руку, опять увлекая за собой. Уходя, Дженнет бросила взгляд на тот куст азалий. Вспомнить бы, из-за чего ее гложет печаль?

Обойдя сад, они вернулись к…нет, не ко дворцу, как думала девушка. За время их прогулки белокаменный дворец слегка изменил очертания. Теперь он внешне напоминал древнегреческий храм — ступени, колонны, статуи. Слышалось журчание воды и мелодия флейты. Рука об руку с Дженнет Росмерту пошла внутрь. Эхо их шагов слабо шелестело под высоким потолком.

В глубине на небольшом возвышении виднелась статуя — девушка преклонила колени перед птицей, в которой можно было признать журавля. Он стоял, расправив крылья и опустив голову на изящно изогнутой шее.

Журчание воды и звуки музыки стали громче, и лишь когда мелодия смолкла, Дженнет поняла, что играла девушка. Она встала, отложив флейту, и поклонилась пришедшим.

Гостью усадили рядом со статуей, и музыкантша опять заиграла. Сама Росмерту встала за спиной Дженнет, погрузив пальцы в ее волосы и массируя кожу голову мягкими движениями. Сначала было непривычно, но потом стало так приятно, что девушка закрыла глаза и отклонила голову назад, отдаваясь странной ласке. Она даже тихо застонала, когда нежные чуткие пальцы Росмерту скользнула на ее затылок. Зашуршало платье, и Дженнет почувствовала на своих губах чужие губы.

Это было необычно. Невероятно. Этому не находилось описания. Дженнет попыталась отстраниться, но женщина оказалась настойчива. Больно вцепившись пальцами в волосы, она целовала девушку с неженской страстью. Назойливая мелодия вползала в уши, голова кружилась…

А потом в грудь словно вонзилось что-то острое, и наступила тьма.

Дженнет пришла в себя, лежащей на широкой постели, совершенно обнаженной. Горло болело, в груди все горело огнем, перед глазами все еще плыли цветные пятна. Девушка вспомнила последние несколько мгновений перед тем, как потерять сознание. Все это было так похоже на смерть. Посмотрев на себя, Дженнет удивилась, увидев чистую кожу. А ведь казалось, тут должен был остаться след от вонзившегося ей в грудь чего-то острого. Неужели, ей все померещилось?

Рядом что-то задвигалось. Скосив глаза, девушка увидела сидевшую рядом Росмерту. Женщина смотрела на нее так пристально, так странно, что, вспомнив о поцелуе, Дженнет отпрянула, борясь с желанием вытереть рот и промыть его с мылом. Она с ужасом смотрела на Росмерту, которая улыбалась, как сытая кошечка и чуть не облизывалась. И под ее взглядом девушка поспешила прикрыться ладонями.

— Зачем, — простонала Дженнет, — вы это сделали?

— Мне так захотелось, — прозвучал мелодичный голос. — Тебе не нравится мой дар?

— Я не, — губы болели, — не понимаю…

— А мне кажется, прекрасно понимаешь! — Росмерту рассмеялась, словно серебряные колокольчики зазвенели. — Ну, что же ты не благодаришь меня?

— За что?

— За голос. И за речь.

Тут только до гостьи дошло, что она не просто понимает то, что ей говорят, но и сама разговаривает на чужом языке. Она знала два иностранных языка и понимала, как это бывает, когда мысленно пытаешься переложить слова одного языка на слова другого. Она по-прежнему думала по-английски, но с уст ее слетали именно звуки чужой речи. Речи, которую она теперь понимала.

— Но как вы это сделали?

— Очень просто. Из уст в уста. Твои губы, — Росмерту подалась вперед, — удивительно нежные. Удивительно сочные. Удивительно сладкие. Такими губами только петь песни о любви… Скажи, ты знаешь какие-нибудь песни? Спой!

Дженнет помотала головой, не давая сбить себя с толку:

— Но неужели с одного… поцелуя?

— Не только, — Росмерту придвинулась еще ближе. — Пришлось сделать еще кое-что… Ты ведь смертная. Не из нашего мира, так?

Девушка кивнула.

— Ты чужая. Чуждая, если хочешь. В нашем мире смертные — слуги, рабы, но никак не гости. Однако, я нашла тебя при таких обстоятельствах… Это рубише, которое на тебе было надето. Оно ведь не твое?

— Да. Мне его дали друиды. Они забрали у меня мое платье и… и кое-какие воспоминания.

— Наверное, для того, чтобы ты стала одной из них. Странно. Это на них не похоже. Почему они так поступили?

— Не знаю, — честно ответила Дженнет. — Вернее, не помню. Я прекрасно помню, как жила дома. Помню свою семью, своих подруг. Но я не помню, почему и как оказалась в волшебной стране! Пришла в себя только у друидов, в лесу! И я уверена, что они заставили меня забыть кое-что очень важное. Иначе с чего у меня так болит в груди, когда я думаю о том, что потеряла?

— И ты выбрала азалию, символ одиночества, печали и верности… Ты кого-то потеряла?

— Я не помню, — горестно вздохнула девушка. — А скажите, вы могли бы мне помочь? Ну, как с языком?

— Помочь? — Росмерту рассмеялась и придвинулась еще ближе. — Я могла бы попробовать… Такой маленькой красивой девочке отчего бы не помочь…Ты такая… странная… Не так, как мои девушки, но все же. Ты — другая. Необыкновенная. Удивительная! В тебе есть что-то манящее. Если ты согласишься принять мою помощь…

Она мягко, осторожно положила ладонь Дженнет на грудь, и девушка отпрянула:

— Нет! Прошу вас… что вы делаете?

— Пытаюсь тебе помочь. Ты же хочешь вернуть себе память или нет? Иди сюда…

Росмерту попыталась обнять Дженнет, но та отодвинулась:

— А скажите, госпожа…э-э…Росмерту, а нет ли другого способа вернуть мне память?

— Есть. Либо с моей помощью, сейчас, либо ты сделаешь это сама. Когда-нибудь. Может быть, через несколько лет. Выбирай!

Она смотрела на девушку жадно, облизывая губы кончиком языка, и гостья почувствовала, как краска стыда заливает ей лицо, шею и уши. Она ничего не знала о том, что такое бывает, и очень этим мучилась.

— Я… не могу, — прошептала она. — Умоляю вас, госпожа…

— Что ж, — Росмерту встала так резко, что Дженнет вздрогнула от неожиданности. — Я не могу выгнать тебя за порог — ты слишком наивна, юна и… красива для этого. Будь моей гостьей, Дженнет из мира смертных. И знай — что либо ты вернешь себе память на моих условиях, либо ее вернет тебе только чудо. А я в чудесах знаю толк.

Не прибавив более ни слова, Росмерту выплыла за порог. Дженнет рухнула на постель, закрыв лицо руками, и расплакалась от отчаяния. И все еще плакала, когда дверь распахнулась, и вошли две служанки. Они принесли ей наряд, чтобы помочь одеться и присоединиться к свите хозяйки замка.

Теперь Мэбилон редко могла застать его спящим. Роланд успел сквозь сон услышать нежный перезвон колокольчиков и приподнялся на локте, едва королева переступила порог.

— Приветствую вас, ваше величество. Чем обязан?

— Мой повелитель, ты невыносим, — на королеве было платье, столь плотно облегающее фигуру, что у мужчины невольно перехватывало дыхание. А глубокий разрез, открывавший стройные ножки, обутые в изящные сапожки, вовсе заставлял терять голову. — К тебе спешу я с радостною вестью! Границы наши перешли враги…

— Война? — Роланд оказался на ногах прежде, чем сообразил, в каком виде предстал перед женщиной. Королева рассмеялась.

— Мой повелитель, ты великолепен! И в то же время сильно огорчаешь… Но что поделать — таковы мужчины. Для них война — подруга, мать, сестра, то ради чего жить и радоваться жизни! Нам, женщинам, куда приятней мир, любовь и счастье быть с любимым рядом. Увы, мне, как королеве, невозможно не воевать — ведь я свою страну должна оберегать любой ценой. Но этот враг — всего лишь развлеченье. Ты слышал о чудовищах фирболгах? Они живут на северных границах и иногда пытаются прорваться в наш мир, ну а оттуда — к смертным. Мы с ними нескончаемую битву ведем — то это просто схватки, достойные того, чтоб молодежь испытывала свою силу и удачу. А то приходится Саттах вести войска на настоящее кровавое сраженье. Но в этот раз нас ждет лишь развлеченье. Мы едем на охоту за фирболгом! Охота — как война…

— Да, знаю, знаю, — воскликнул Роланд, невольно подстраиваясь под ее речитатив. Мужчина волновался. Ему было скучно в пустой комнате, несмотря на то, что большую часть времени он проводил в словно полусне. И за возможность выйти отсюда, внести хоть какое-то разнообразие в монотонное существование, хоть ненадолго забыться готов был отдать многое. Даже посещение школы Саттах Грозной было лучше, чем эти надоевшие стены, которые он с полным правом именовал золотой клеткой. Кроме того, на войне был шанс… нет, не совершить побег, но попробовать снова взять судьбу в свои руки.

Мэбилон рассмеялась, захлопала в ладоши, и тут же в комнату впорхнули ее придворные дамы и несколько пажей, нагруженных ворохом одежды и кожаными доспехами, украшенными золотым тиснением. Некоторых дам Роланд уже знал по именам. Старшей была лейти Этейн. Ей помогала ее сестра, Этне. Были тут и две совсем юные девочки. Одну звали Тилинор, и она являлась кем-то вроде воспитанницы королевы, но не принцессой. Другая, смуглая, с темными глазами, все время держалась в сторонке. Она почти не улыбалась, редко разговаривала, и именно поэтому Роланд выделял ее среди остальных, щебетавших, словно стая диковинных птиц. В шесть рук его ловко одели, заставили натянуть тонкую, как ткань, серебряную кольчугу и серебряный же шлем, после чего все покинули комнату. Роланд был так рад вырваться хоть ненадолго из своей «клетки», что легко обогнал остальных.

Почти вся свита уже собралась в просторном зале, где, как он помнил, когда-то устраивали танцы в Иванов день. Теперь тут плясали оседланные кони, вертелись под ногами охотничьи псы, сновали туда-сюда слуги. Все ждали выхода короля и королевы, и когда на лестнице показались Роланд и Мэбилон, все — и кони — преклонили колена, а псы припали к полу, виляя хвостами и повизгивая.

— Ну, как? — шепнула королева. — Они приветствуют тебя.

Роланд кивнул, думая о своем.

Смуглый юноша с темными, почти черными глазами и неулыбчивым лицом подвел королеве высокого белоснежного скакуна и почтительно преклонил колено, чтобы помочь Мэбилон сесть в седло. Но та отстранила юношу и улыбнулась Роланду, протягивая ему руки:

— Ты мне поможешь, мой король?

Взгляд, которым Роланда обжег юноша, мог испепелить на месте — столько в нем было ревности. Но мужчина лишь пожал плечами, подхватывая королеву за талию и легко, как пушинку, усаживая ее в седло. После этого тот же юноша подвел коня уже для него.

Роланд вскочил в седло привычным движением человека, в свое время часами занимавшегося верховой ездой. Коротко поклонившись мужчине, конюший кинулся прочь. Роланд, оглянувшись, заметил, что смуглый юноша подсаживает в седло неулыбчивую девушку. В чертах их лиц было столько общего, что сразу стало ясно — эти двое брат и сестра. Но они темным цветом волос сильно отличаются от большинства придворных королевы. Кто они и откуда?

Легка на помине, Мэбилон поравнялась с ним на своей белой кобыле. Королева сидела верхом, как сам Роланд, выставляя напоказ свои ноги и ничуть не стесняясь восхищенных, жадных, внимательных взглядов.

— Ну, ты готов? Тогда скорее в путь! Загонщики уже на след напали. Враг не уйдет!

— Кто эти двое? — Роланд кивком головы указал на темноволосую парочку.

— Брат и сестра. Не обращай вниманья. Они не стоят твоего мизинца. Не думай…

— Девушка в твоей свите, а этот юноша… Мне кажется, или кому попало, не доверят держать для короля стремя!

— Ты прав, мой благородный повелитель. Они не из простых, но этого довольно. Пускай судьба их не волнует. Нас ждет охота на фирболга!

Вперед выскочил трубач. Пронзительный звук рога раздался в зале, эхом заметался под потолком, заставляя звенеть поддерживающие его колонны. Вся кавалькада снялась с места, рванулась вперед. Отставшие торопливо запрыгивали в седла, спеша, как на пожар.

Легко и уверенно правя своей кобылой, Мэбилон скакала по залу, и Роланду пришлось следовать за нею — что он ни делал, все равно его конь бежал за кобылой, как привязанный. Королева мчалась прямо на глухую стену, но за мгновение до того, как столкновение казалось неминуемым, стена вдруг пропала. Исчез и пол под ногами. Роланд вскрикнул от неожиданности — кони, всадники, собаки, все повисли в воздухе. Кавалькада летела в небе, над верхушками деревьев огромного густого леса. Над головой проплывали облака, совсем близко промелькнула пара гусей. Какой-то юноша вскинул лук и выстрелил по птицам так быстро, что Роланд понял это лишь по тому, как один из гусей внезапно рухнул вниз. Вслед за ним с чьей-то перчатки сорвался сокол. Подхватил добычу и принес хозяину.

— Мальчишки! — бросила королева. — Развлекаются! Пускай! Им не придется встретиться с фирболгом — вот и стараются развлечься!

Мэбилон летела прямая, как стрела, запрокинув голову и расправив плечи. Ее глаза сияли, как два аметиста. Прическа растрепалась, и длинные волосы развевались по ветру, как шлейф. Задрался и подол платья. Она улыбалась и выглядела пьяной от счастья.

Что до самого Роланда, то бег-полет не доставлял ему такого удовольствия, как остальным. Он крепко стискивал бедрами конские бока, не выпускал из рук уздечки и опасался смотреть вниз — только вверх и по сторонам. Лес проносился внизу с бешеной скоростью. Они мчались в два-три раза быстрее, чем могли бы скакать обычные лошади — и при этом эльфийские скакуны едва-едва перебирали ногами, словно плыли.

Лес стел редеть. Между деревьями появились поляны. Потом лес перешел в холмистую равнину, где только кое-где темнели небольшие группы деревьев. Несколько раз на глаза попадались озера, извилистые речки. Время от времени всадники вспугивали диких животных — напуганные тенями, срывались с места олени, кабаны. Кое-где можно было увидеть небольшие домики — от крошечных избушек до настоящих замков. Но, чем дальше, тем меньше было леса, холмы становились круче, а дома все чаще походили на крепости, обнесенные зубчатыми стенами.

А потом небо потемнело, а пейзаж внизу изменился так резко, что, когда Роланд заметил свершившиеся перемены, он чуть не свалился с седла.

— Что случилось? И… где мы?

— Мы сократили путь! Не бойся, мой король!

Впереди полыхал закат, слепя глаза. С высоты солнце еще не коснулось горизонта, но там, внизу, уже начало темнеть. Внизу промелькнула ферма. Другая… третья… Вот показался и через миг исчез небольшой городок. Роланд успел заметить церквушку, и сердце его дрогнуло:

— Где мы?

— Скоро будем у границы! — прокричала в ответ Мэбилон.

— Я не о том! Там, внизу… Англия?

— Что, правда? — королева бросил взгляд вниз. — Ну и что? Сейчас проскачем! Не обращай внимания! Забудь!

Роланд задохнулся. Не обращать внимания? На его родину? Забыть? Англию? Свою страну! Тех, кого оставил? Но солнце опять возникло над головами, а пейзаж изменился.

Теперь внизу были холмы, больше похожие на Шотландские предгорья. Склоны их поросли редким ельником. Где-то шумело море. Кавалькада резко пошла на снижение. Кони мягко приземлились и помчались легким галопом. Зазвучали голоса. До мужчины дошло, что практически все, кроме него, молчали во время всего полета.

Вперед опять вырвался трубач. Пронзительный сигнал прокатился над горами, затерялся в ельнике — и через несколько минут пришел ответ. Два или три горна, перебивая друг друга, заиграли сложную мелодию.

— Они его загнали! Фирболг найден! — закричала Мэбилон. — Охота будет славной! Он там не один!

Остальные разразились приветственными выкриками. Кричали не только мужчины, но и женщины. Многие потрясали оружием — короткими копьями, мечами, луками. Послышался пронзительный визг — это орала Саттах Грозная, едва ли не впервые прикрывшая грудь простой рубашкой. Она правила конем с помощью колен, в двух руках держа по мечу.

Из-за деревьев вырвался всадник. Кавалькада едва успела замедлить бешеный бег.

— Моя королева! Они там. На шейлах, — он указал рукой направление. — Фарон, две файрра и четыре простых фара. Одного мы ранили. Еще два фарона ушли на восток. Увы, моя королева, нам пришлось их убить…

— Не извиняйтесь, мой рыцарь, — кивнула Мэбилон. — Фирболги звери. Бешеные звери. Их надо истреблять… Отлично! — она повернулась к Роланду, который, уловив в речи всадника незнакомые слова, мысленно повторял их так и эдак, чтобы запомнить и сообразить по смыслу, что они значат. — Целая стая! Мечи и копья обагрятся кровью. И будет пир и праздник этой ночью! Веди нас, рыцарь!

Всадники сорвались с места.

Шейлы оказались каменистыми холмами, довольно резко спускающимися к морю. Растительности почти не было — только кое-где в трещинах росла трава, да цеплялись за камни вьюнки. Всюду был либо камень, либо серая, потрескавшаяся земля. Серое небо нависало над головой, от края до края закрытое пухлыми, лохматыми облаками. Дул ветер, несущий запах вовсе не моря, а чего-то затхлого. Так тянет из ямы, куда сваливают отбросы.

На вершине одного холма в окружении остовов деревьев, виднелись развалины каменного строения, похожего на готический собор. Две стены с провалами высоких стрельчатых окон и груда камней и полусгнивших бревен перекрытий вместо всего остального на добротном фундаменте.

— Они там, — ловчий указал плетью. — Смотрите!

Во всех сторон раздались крики — восторга, ярости, азарта. Роланд впился взглядом в развалины, но заметил только неясную тень, скользнувшую в проеме окна.

— Они в укрытии. Мы должны их выманить!

В ответ от кавалькады отделилась всадница. Женщина в изумрудно-зеленом платье-балахоне, скрывавшая нижнюю часть лица под покрывалом, легко соскользнула наземь, взмахнула руками — все послушно попятились. Даже собаки отступили, поджимая хвосты.

— Кто это? — шепнул Роланд.

— Не мешай, — ответила Мэбилон. — Всем приготовиться!

Женщина полезла в складки своего одеяния, достала небольшой мешочек и, крутанувшись, рассыпала его содержимое вокруг себя. Роланду показалось, что это соль. Оказавшись в центре круга, женщина опустилась на колени, воздевая руки к небу, и запела. Человек уже неплохо знал язык фейри, во всяком случае, различал много знакомых слов, но в ее песне не узнавал ни одного.

«Волшебница!» — осенило его.

И в этот миг они вышли.

Глава 11.

Три тени одновременно отделились от каменных стен, просачиваясь сквозь провалы окон. Три сгустка сумрака, три пятна, постепенно обретающих форму существ, странным образом похожих на обезьян и быков. Обезьяньи головы увенчаны рогами, передние конечности почти «человеческие», разве что покрыты чем-то, вроде щетины, а вот задние похожи на ноги обычных быков. Ростом все три были с молодых бычков, фута четыре в холке. Хвосты Роланд рассмотреть не успел — едва тени обрели подобие материальных тел, как все три сорвались с места и ринулись на всадников.

Громкие крики, лай собак, ржание лошадей слились в одно. Несколько стрел и копий улетели навстречу. Копья прошили тела насквозь, не причинив особенного вреда, а вот более легкие стрелы застряли в плечах и передних конечностях. Только один выстрел был удачным — стрела вонзилась между глаз одного из чудовищ, и оно, взревев, встало на дыбы. Роланд однажды видел привезенную из Африки огромную обезьяну-гориллу — эта тварь походила сейчас на нее, когда в неистовой ярости, почти ничего не чувствуя от боли, заметалась по склону. За ним устремились все собаки, повисая на боках и кусая за задние ноги. Пытаясь стряхнуть повисших на нем псов, «бык» с разгону врезался лбом в скалу и упал, судорожно дергая конечностями. Какой-то рыцарь, подскочивший к нему, замахнулся копьем и коротко, сильно ударив, всадил его в бок.

Вначале все три чудовища промчались мимо стоявшей на коленях волшебницы, которая не прекратила петь заклинание. Но, допев последнюю ноту, она вскочила сильным упругим движением, взмахнула руками — и два тонких золотистых жгута, извивающихся, как змеи, ринулись к двум чудовищам, захлестнув им шеи. Твари, ринувшиеся было в разные стороны, были остановлены на бегу и оба рухнули, колотя ногами по воздуху. В тот же миг нити погасли, а волшебница с коротким криком боли упала наземь. Но дело было сделано — не успели они вскочить на ноги, как их окружили со всех сторон. Саттах Грозная, привстав на стременах, выпустили в одного из них стрелу, после чего спешилась одним прыжком и, в полете взмахнув своим копьем, рубанула поверженного врага по горлу. Плеснула густая, темно-синего цвета, кровь.

Третье существо оказалось немного проворнее или более живучим, чем два остальных. Оно ухитрилось ударом задней лапы сбить с ног коня вместе со всадником и, пользуясь замешательством остальных, вскочило на ноги. Коротко взревело и, пригнув рогатую голову, атаковало фейри.

Закричали женщины. Мужчины встретили его копьями и стрелами, но тварь ворвалась в гущу всадников, расшвыривая их во все стороны.

— Взять его! Убить! — кричала Мэбилон.

— Ар-ра-рра!

Низкий рев вырвался у Саттах. Неистовая женщина опять вскочила в седло, кидаясь на врага. Взмахнув копьем, она отсекла чудовищу хвост, оказавшийся коротким и толстым, вместе с лоскутом кожи и куском филейной части. «Бык» споткнулся, и это довершило дело. Через минуту он, истыканный копьями и стрелами, рухнул в лужу крови и задергался, до последнего пытаясь встать.

Все это заняло от силы три-четыре минуты. Роланд еле успел перевести дух, озираясь на три туши. Жизнь еще теплилась в них, они еще вздрагивали — кроме одного, которому Саттах отсекла голову — но она покидала их с каждым ударом могучих сердец.

— Кто это? — прошептал мужчина.

— Фирболги. Одна из рас. Иные из них похожи на людей, есть среди них и фейри. Но попадаются и звери, — шепотом ответила Мэбилон. — Но это не конец охоты.

Вопрос, почему она так считала, повис в воздухе — волшебница кое-как поднялась на ноги и, морщась от боли, снова начала что-то напевать. Но и без ее пения в нескольких шагах от развалин уже клубились тени. Одна была там с самого начала, но при первых звуках песни стала проявляться и другая.

— То были лишь детеныши, — шепнула королева. — Они безвольны и легко поддались нашим чарам. Их выманить труда не стоило, но это уже взрослые…

Детеныши? Роланд со свистом втянул воздух сквозь зубы. Ну, да, существа, которые постепенно проявлялись, напоминали тех обезьяно-быков, только рога у них на лбу образовывали нечто вроде костяного нароста, на плечах из шерсти топорщились шипы, а размерами они, кажется, даже превосходили рыцарских лошадей. Одно из них вдруг стало на задние ноги, выпрямившись во весь рост, и в шерсти на груди мелькнули отвисшие сосцы.

— Самка? — изумился Роланд.

— Файрра! — уточнила Мэбилон.

— Бей! Рази!

Чудовищная самка и несколько охотников устремились друг на друга одновременно. Ломая ритм заклинания, уже не запела, а закричала волшебница, взмахнув руками, словно отталкивая что-то от себя. Сноп золотых искр, сорвавшись с ее пальцев, ударил в самку, упал на ее шерсть и мигом превратился в язычки пламени. Запахло паленым волосом. Файрра взревела, замахала передними конечностями, а охотники, словно только того и ждали, принялись метать в нее копья и расстреливать из луков. Из ран потекла кровь, не столь темная, как у детенышей, но столь же едко пахнущая. Самка заметалась.

Громкие крики и лай собак отвлекли внимание Роланда. Второй фирболг — еще одна файрра — тем временем метнулся в сторону, пытаясь прорваться из кольца загонщиков вдоль обрыва. Когда же ее маневр разгадали, она ловко, по-обезьяньи, подхватила огромный камень и швырнула его в собак. Сразу двух из них смело — они успели только взвизгнуть. Файрра выворотила второй камень, кинула и его — тот врезался в самую гущу собачьей стаи. Псы ринулись врассыпную, кроме того, которого придавило обломком. Третий камень полетел уже в одного из всадников. Лошадь встала на дыбы, глыба врезалась ей в брюхо, и она с коротким визгливым ржанием упала навзничь. Послышался хруст. Ободренная победой, самка устремилась в образовавшуюся брешь. Походя отпихнула еще одного всадника — тот взлетел в воздух вместе с конем и рухнул с обрыва.

— Нет!

Отчаянный крик одной из фрейлин смешался с ревом чудовища. Не обращая внимания на крики, фейри ринулась прямо на файрру. Откуда-то в ее руке возникла длинная светящаяся то ли огромная игла, то ли тонкая шпага. Привстав на стременах, женщина занесла ее над головой и в тот миг, когда столкновение казалось неизбежным, резко метнула, почти всадила это сверкающее острие в бок самки.

Та взревела. Одним ударом она свалила на камни и коня, и всадницу и ринулась прочь, но вдруг остановилась, хватаясь передними лапами за живот. Ее яростный рев захлебнулся, сменившись отчаянным воем, когда она упала и принялась кататься по камням, когтями разрывая свой живот. Она даже не почувствовала нескольких вонзившихся ей в бока стрел — боль, причиненная иглой-шпагой, были слишком сильна. В стремлении уйти от нее, файрра вскочила на ноги и, пригнув голову, бросилась вниз с обрыва.

Тем временем истыканную стрелами и копьями вторую самку вынудили прижаться к обрыву, и волшебница, встав перед нею, начала читать новое заклинание. Самка долго сопротивлялась, ревела, мотала головой, делала ложные выпады, но в конце концов магия взяла над нею верх, и она растянулась на камнях.

— Твой черед, мой повелитель, — негромкий голос Мэбилон вернул Роланда к действительности.

— Что?

— Прими сей меч и тварь срази, как и достойно короля, — королева протягивала ему на ладонях длинный узкий меч. Слегка изогнутая рукоять напоминала побег дерева, лезвие чем-то походило на лист — даже разводы на металле были точь-в-точь как прожилки.

— Я?

— Только ты. Тебе достойно удар последней нанести! Бей в шею. Или между глаз.

Собственно, в этом не было ничего удивительного или невероятного. Ему и раньше приходилось участвовать в охоте на крупного зверя — оленей, кабанов. И всегда последний удар доставался самому знатному из собравшихся. А в прежние времена это вовсе была привилегия королей. Роланд спешился, взял меч.

Все смотрели на него. Даже скованная чарами самка. Выпуклый глаз, с мутно-зеленой радужкой, чем-то напоминающий глаз змеи, смотрел в упор. Она не скалила зубы, как дикий зверь, лишь выдвигала нижнюю челюсть. Было жутко терпеть этот взгляд. Он пригибал к земле, будил странные чувства и желания. Убить… заколоть… тех, кто стоит рядом… Ведь это они во всем виноваты!.. Это из-за них его жизнь сложилась именно так… Ему же не хочется быть тут. Его место в другом мире. И главной виновницей была она — та женщина, что взглядом толкает вперед. Убить ее — и он будет свободен! Убить… заколоть… Освободиться. Не об этом ли он думал, когда пускался в путь? Вот отличный повод взять, наконец, судьбу в свои руки…

Пальцы вспотели на рукояти, которая внезапно так нагрелась, что желание бросить стало нестерпимым. Шанс был только один. Роланд медленно оглянулся, прищурив глаза, оценивая расстояние до замершей в седле королевы — успеет ли добросить или лучше подбежать…

Их взгляды встретились.

Нет!

И Роланд очнулся.

Его словно ударили по лицу, плеснули холодной водой. Откуда эти мысли про убийство? От кого они пришли? Ведь не от…

Мужчина оглянулся на самку фирболга — и его снова повело куда-то. Снова разум затопила ярость — он упустил свой шанс, поддался слабости, дрогнул, и теперь обречен на смерть…

Ты умрешь!

Чары! Ну, конечно! Она управляет им. Эти существа… разумны?

Файрра смотрела ему в лицо взором уставшей измученной женщины. В ее глубоко посаженных глазах действительно светился разум, но этот разум был разумом врага. Роланд поудобнее перехватил меч. Задержал дыхание. Зажмурился.

Пожалеешь!

Чужой голос сорвался в сознание, ломая преграды. Мужчина покачнулся, чувствуя, что его захлестывает, словно волной, чьей-то посторонней волей. Он был бессилен против колдовства, послушное орудие в чужих руках. И избавиться можно было лишь одним способом — сделать то, на что он сейчас не был способен.

«Но ты можешь!»

А это кто? Еще одна женщина. Голос знаком, но где он слышал его раньше?

«Ты это сможешь! Я верю в тебя! Роланд! Роланд! Роланд!»

Отчаянный крик издалека, из тумана чужого сна. Вопль души, рвущейся откуда-то из мрака. Больно. Ужасно больно в груди. Есть только один выход — вскрыть грудь, вынуть сердце, разбить…

И он ударил.

Меч встретил сопротивление кости, рука от неожиданности дрогнула, и он пошел вбок, проникая внутрь, разрезая кожу, мышцы, доставая до внутренностей. Слитный вопль-рев-крик десятков глоток обрушился, как волна, буквально отмел его на несколько шагов назад. Он с трудом устоял на ногах, переводя дух и обеими руками хватаясь за пробитую грудь, откуда хлестала кровь…

То есть, должна была хлестать кровь. Решившись открыть глаза, Роланд с некоторым изумлением уставился на свои ладони. Слегка вспотевшие от напряжения, но чистые. А кровь…

Она хлестала из глазницы файрры, в которой, уйдя до половины, торчал меч. Острие, наверное, пронзило мозг, и чудовищная самка была мертва, а с ее смертью стих и тот голос в его мозгу.

К нему подлетела Мэбилон, повисла на шее, радостно целуя:

— Ты это сделал, мой король! Убил! Я верила в тебя! Как я молилась! Как желала… Ты прекрасен! Ты великолепен!

Руки машинально обняли стан королевы, но от ее близости боль в груди не стала слабее. А это могло означать лишь одно — его звала другая женщина. Но разве такое возможно? Есть только одна, чей голос мог прозвучать в душе, но как это могло случиться? Ведь королева утверждала, что ее больше нет?

Вокруг все ликовали. Цепляя крючьями, оттаскивали туши поверженных фирболгов в сторону, где несколько рыцарей во главе с Саттах Грозной уже начали их разделывать. Чуть пошатываясь, к королю и королеве подошла волшебница. Она была бледна, глаза на лице казались огромными, а зрачки расширились так, что не было видно радужки.

— Это была прекрасная охота, великолепная Иковелль, — сказала ей королева. — Ты превзошла…

Но та, которую только что назвали Иковелль, вдруг покачнулась и гортанно вскрикнула:

— Нет! Нет! Я… о, мать Дану!

Ее последние слова перекрыл низкий горловой звук. В нем причудливо слились рев разгневанного зверя — и мычание быка. Стон боли — и боевой клич. Охотники обернулись — и со всех сторон послышались испуганные крики женщин.

Роланд посмотрел в ту же сторону и оцепенел. Ликуя и готовясь праздновать победу, они упустили из вида еще одного фирболга. И сейчас он медленно проявлялся, направляясь к ним.

Он был еще больше похож на быка — во всяком случае, шел на четырех ногах и клонил к земле рогатую голову, как будто собирался бодаться. С первого взгляда казалось, что у него три головы — две поменьше торчали на толстой шее справа и слева, но в отличие от той, главной, у них были плотно закрыты глаза и рты. Самец шел мстить за свою семью.

— Бей тварь!

Крик Саттах Грозной вывел всех из оцепенения. Воительница молниеносно вскинула лук, и три стрелы одна за другой ударили в голову фирболга и тут же отскочили, лишь поцарапав его череп. Еще несколько лучников присоединились к ней. Ливень стрел обрушился на чудовищного самца, но лишь несколько застряли в густой шерсти на головах и шее, не причинив особого вреда.

Собаки бросились наперерез — и двоих он схватил еще на бегу, сдавил, ударил о камни, ломая хребты, и швырнул останки псов прямо на охотников. Еще нескольких просто отшвырнул в стороны, причем три так и остались валяться на камнях, еще две, скуля, поползли прочь, волоча задние лапы, а еще одна взлетела в воздух так высоко и далеко, что сорвалась с отрыва — и только отчаянный визг напомнил о ней.

— Останови его! — шепнула Мэбилон.

Иковелль вздохнула:

— Я устала, но…

Рука волшебницы опять коснулась мешочка. Миг — и белый порошок очертил круг, а сама Иковелль запела, протягивая к фирболгу руки. Пальцы ее заискрились, ногти загорелись янтарным блеском.

Почувствовав магию, фирболг завыл и устремился к волшебнице, за спиной которой в том же кругу оказались Роланд и Мэбилон.

— Отвлеките его! — приказала королева.

Десяток рыцарей сразу кинулся наперерез фирболгу. Двух первых он сбил с ног, повалив вместе с конями, еще от одного увернулся. Повезло немного только четвертому, чье копье скользнуло по боку чудовища, оставив рану. Та была глубока — на камни сразу плеснули капли крови — но быстро стала затягиваться, буквально на глазах зарастая тонкой кожицей. Еще один рыцарь бросил копье с безопасного расстояния. Оно воткнулось в бок фирболга, и тот, взревев, выдернул его, сразу же метнув назад.

Яркая вспышка на миг заставила всех зажмуриться. Кто-то вскрикнул, кто-то застонал от боли. Отчаянный, полный боли и ненависти, рев фирболга перекрыл крики и ржание лошадей.

Что-то с грохотом пронеслось мимо, и Роланд открыл глаза. Мимо пролетела туша чудовища, врезавшегося прямо в толпу всадников. Он врезался в какой-то валун и, не видя ничего, принялся бодать его, наскакивая раз за разом. Камень трещал, земля гудела. Мелкие камушки фонтаном разлетались в стороны от мощных копыт. Слышался жуткий хруст костей.

Ударив камень несколько раз, фирболг развернулся и набросился на соседний валун. На него как раз успели забраться несколько девушек и пажей из свиты. Теперь они оказались в ловушке. Рыцари во главе с Саттах попытались атаковать чудовище, но стрелы отскакивали от туши, а копья, хоть и ранили зверя, но раны затягивались так быстро, что он просто не замечал потери крови.

Иковелль медленно сползла на землю. Ее била дрожь. Волшебница была на грани обморока. Роланд склонился над нею, помогая устоять.

— Что происходит? — потребовала от нее отчета Мэбилон.

— Простите, моя королева, — еле слышно прошептала волшебница. — Он слишком силен. Мне не удалось сломить его волю. Я лишь наслала на него безумие… но долго это не может продлиться. Я чувствую — он…

Глаза ее закрылись.

В тот же миг фирболг перестал метаться и остановился, пригнув все три головы и сдавленно рыча. Глядя исподлобья, он, казалось, выбирал себе жертву.

— Остановите его! — звонкий голос Мэбилон прозвучал резко, как удар кнута. — Это приказ!

— Боюсь, что он неуязвим, — прошептал Роланд.

— Серебряный кубок и мой поцелуй тому, кто одолеет чудовище!

Роланд не успел и слова вымолвить, как вперед метнулась хрупкая фигурка. Впрочем, юноша только казался хрупким — движения его были сильными, резкими. Он остановился перед Мэбилон — тот самый смуглый рыцарь с горящими странным огнем глазами, что помогал Роланду сесть в седло. Заложник-арлен. Юноша коротко поклонился королеве и, отвернувшись, встряхнул рукой. Между пальцами у него потек и упал на землю кнут. Обычный кнут, сплетенный из полосок кожи, с несколькими хвостами на конце. Чуть пригнувшись, юноша одним прыжком вскочил на ближайший валун. Оттуда — на соседний…

Фирболг яростно взревел, и Роланд был готов поклясться, что он пытается что-то сказать. Но он не успел привлечь внимания Иковелль — прыгавший по валунам юноша-заложник сделал последний прыжок, и внезапно приземлился на спину чудовища.

Фирболг заревел, выпрямляясь в полный рост. На какой-то миг все были уверены, что он сбросит дерзкого мальчишку, но тот цеплялся, как клещ. Коротко взмахнул рукой, в которой был зажат кнут, захлестнул толстую шею, молниеносно делая петлю и хватаясь уже за эту импровизированную уздечку. Превращенный, таким образом, в скакуна, фирболг сорвался с места, запрыгал по камням, пытаясь стряхнуть дерзкого. Тот держался изо всех сил — руками, ногами, чуть ли не зубами. Фирболг бесновался. Всадники спешили убраться с его дороги. Они почти перестали пускать стрелы и бросать копья — и потому, что уже истратили большую часть своего арсенала, и потому, что боялись попасть в седока. А тот, стиснув зубы, покраснев от натуги, тянул на себя кнут, время от времени с усилием перекручивая его. Он душил чудовище, постепенно затягивая петлю и мешая тому как следует вздохнуть.

Постепенно фирболг начал шататься. На его губах показалась пена. Он уже не ревел, а сипло стонал и иногда мычал. Несколько раз он пытался опрокинуться назад и раздавить седока своей тяжестью, но боялся открыть брюхо стрелам и копьям и вместо этого лишь брыкался, прыгая и мечась туда-сюда. Но постепенно его прыжки стали слабее и слабее. И, в конце концов, он ослаб настолько, что, приземлившись в очередной раз, не удержался на ногах и рухнул на камни, уткнувшись в них мордой.

Лицо юноши из смуглого стало пепельно-серым от волнения. Он прикусил губу до крови, но из последних сил цеплялся за несколько раз перекрученный кнут. К нему подбежали, с трудом разжимая сведенные пальцы. Полузадушенный, фирболг лежал громадной тушей. Из пасти у него текла розовая слюна, глаза налились кровью. В груди тихо клокотало — жизнь с трудом покидала могучее тело.

Роланд, не обращая внимания на цеплявшуюся за него Мэбилон, не сводил с чудовища глаз. Даже когда перед ними поставили, держа под локти, юношу-победителя, он с трудом отвел взгляд от туши.

Юноша опустился на колени, снизу вверх глядя на королеву. В его темных глазах светилось двойственное чувство. Роланд мог бы поклясться, что он одновременно любит и ненавидит, и сам еще не знает, какому чувству отдать предпочтение.

— Ты храбро бился, Конно, — в голосе королевы тоже странным образом смешался восторг и презрение. — Как герой. Ты показал себя достойным той чести, что оказана тебе. И мы намерены сдержать обещание. Сегодня на пиру ты будешь принят на почетном месте… И не забудь свою даму сердца с собою пригласить. Пускай она разделит с тобой триумф и радость!

— Благодарю вас, моя королева, — Роланд первый раз услышал голос этого юноши. Негромкий, тихий, какой-то бесцветный. — Нет у меня дамы сердца, а потому прошу разрешения присутствовать на пиру со своей сестрой.

Возвращение назад в замок Роланд не запомнил — он все еще находился под впечатлением от охоты. После того, как туши фирболгов разделали прямо на месте, отделив мясо, черепа с рогами и шкуры и бросив остальное на камнях, всадники немного проехались вдоль берега моря. С высоты птичьего полета можно было разглядеть береговую линию, каменистые пляжи и их обитателей. Тюлени, селки*, морские птицы — на всех этих обитателей волшебной страны Роланд насмотрелся вдоволь. Показали ему и входы в пещеры, где обитали кобольды и стуканцы**, после чего вся кавалькада устремилась в обратный путь.

(*Селки — тюлени-оборотни.

**Кобольды и стуканцы — здесь названия фейри, обитающих под землей.)

В замке уже готовился пир. Роланд только успел, попав в ловкие руки придворных, снять кольчугу, как его провели в зал. Озаренный множеством разноцветных огоньков, он казался бесконечным. Столы ломились от яств. Сама королева Мэбилон и он восседали отнюдь не за столом, а в креслах, установленных на возвышении. Несколько пажей сновали по ступеням вверх-вниз, непрерывно поднося блюда. Каждое они с поклоном протягивали Мэбилон и Роланду, и королева либо милостиво кивала, либо качала головой. Если угощение было одобрено, паж убегал и тут же возвращался с серебряной тарелкой, где лежал маленький кусочек. Встав на колени, он держал тарелку почти над головой, пока королева пробовала яство. Роланду тоже предлагали угощение подобным образом. Вот только порции всякий раз оказывались смехотворно малы. А просить положить побольше тут явно было не принято. Хотя, если вспомнить, что главным блюдом было приготовленное разными способами мясо фирболгов, много есть и не хотелось.

Гости пировали где-то внизу, так что до короля и королевы долетал лишь приглушенный гул голосов, тихое шарканье, иной раз звон ножей и заливистый смех девушек. Некоторые то ли в знак особого расположения, то ли в силу иных причин, сидели на ступенях и тоже ели из рук коленопреклоненных пажей. Присмотревшись, Роланд заметил юношу-победителя. Он и его сестра держались поодаль от остальных и ели с одного блюда — девушка держала его на коленях и, сама отщипывая по кусочку, внимательно смотрела, как ест ее брат. Пажи почти никогда не подбегали к ним сами — всякий раз приходилось их звать и просить долить вина в кубок или принести еще кусок дичи или сладкого пирога.

— Ты что высматриваешь там? — прозвучал голос Мэбилон. — Мой повелитель, тебе скучно? Позвать, быть может, музыкантов? Или угодно насладиться танцем? Тебе осталось только приказать! — она подняла руки, готовая хлопнуть в ладоши и отдать приказ.

— Ваше величество, вы ничего не забыли? Вы обещали кубок юношу рыцарю, победителю чудовища…

Королева задержала вздох. На краткий миг мужчине показалось, что женщина готова обидеться, но в следующую секунду она, как ни в чем не бывало, подозвала виночерпия, приказала ему наполнить свой кубок вином и встала.

Все разговоры тут же стихли. Гости устремили взгляды на королеву, и даже пажи остановились.

— Сегодня мы пьем за победу! Сегодня мы чествуем рыцаря, который сразился с чудовищем и смог победить без оружия! Я пью этот кубок за Конно, достойного своего имени… и рода, в котором родился, — негромко, скороговоркой закончила она и большими глотками осушила кубок. — Иди же сюда, юный Конно, прими этот кубок в награду!

Смуглые скулы юноши потемнели от румянца, когда он встал и осторожно поднялся по ступеням. Его сестра осталась сидеть, глядя снизу вверх. Пока юноша поднимался, виночерпий опять наполнил кубок королевы, и Мэбилон протянула его Конно, предлагая выпить.

Во взгляде юноши мелькнуло обожание, когда он принял дар. Беря кубок, он попытался дотронуться до пальцев королевы, но та отдернула руки так быстро, что сосуд едва не упал. Немного вина выплеснулось на пол, но Конно сумел его удержать.

— Моя королева, — прошептал он и приник к краю кубка губами.

Он выпил, не сводя с Мэбилон глаз и, допив последние капельки, облизнул губы и тихо что-то пробормотал.

— Благодаришь? Не стоит. Этот дар тебе обещан за твое деяние…

— Нет, ваше величество, — голос юноши немного окреп, а румянец сделал его щеки лиловыми. — Я прошу… вы обещали еще и поцелуй…

Мэбилон, казалось, лишилась дара речи. Прошло несколько секунд прежде, чем она обернулась на Роланда, призывая того в свидетели:

— Ты слышал? Дерзкий маленький глупец! Не посмотрю, что чествуем тебя — за это ты моей лишишься благодати…

— Но вы обещали, ваше величество, — Роланд сам не понял, кто его дернул за язык. — Я слышал это. Всего один поцелуй! Разве юноша, рисковавший своей жизнью, многого просит?

Когда человек заговорил, юный фейри весь встрепенулся, и в его взгляде промелькнула ненависть, но когда он понял, о чем тот говорит, весь расцвел в благодарственной улыбке.

По челу королевы промелькнула тень. Но в следующий миг Мэбилон одарила Роланда лучезарной улыбкой:

— Раз ты приказываешь мне, мой повелитель, я приказ исполню… Иди ко мне, мой юный рыцарь!

Юноша упал на колени. Лицо его озарилось выражением такого безграничного счастья, что Роланду даже стало немного завидно. Мэбилон сделала шаг навстречу, положила руки на плечи юноши и запечатлела короткий поцелуй…

…у него на лбу.

— Сдержала свое слово королева, — провозгласила она, выпрямляясь. — Ступай и продолжай веселье!

Юноша попятился, едва не споткнувшись на ступенях перед троном. У него было такое разочарованное и вместе с тем влюбленное выражение лица, что Роланд ему даже посочувствовал. Но ни словом, ни делом мужчина не успел вмешаться — на помост проворно взбежал еще один фейри. Яркие развевающиеся одежды его издалека привлекали внимание. Его туника, короткий плащ, штаны были сшиты из лоскутов разноцветной материи, а плащ явно побывал в переделках — виднелись кривые швы, неровный край, обтрепанные лохмотья. К тому же сапоги отличались один от другого — их голенища заканчивались на разной высоте, и левый был украшен аппликацией. Растрепанные волосы стянуты на лбу ремешком. В руках он держал арфу, что сразу указывало и на его профессию и на право наряжаться столь вычурно.

— О, моя блистательная королева! — воскликнул он, падая на колени. — О, мой блистательный король! Дозвольте молвить слово?

— Ган Киннах, — королева заулыбалась с явным облегчением. — Давно не слышала твоих я песен… А мой король и вовсе был лишен покамест этой чести…

— Увы, — бард отвесил поклон, стоя на коленях и едва не ткнулся лбом в верхнюю ступеньку, — но вдохновенье — такая капризная вещь! Порой желаешь, чтобы оно было чем-то материальным, что можно было, отыскав, запереть в сундук или клетку и извлекать оттуда по мере необходимости… Оно опять сбежало от меня!

— Ган Киннах наговаривает на себя, — шепнула королева Роланду. — Он — лучший бард из тех, кого я знаю. Все песни, все баллады, что ты слышал, написаны его рукой… Мы слушаем тебя, Ган Киннах, мой певец!

Роланд кивнул. Собственно, ему больше ничего не оставалось.

Бард сел на ступеньки там же, где стоял, небрежно пристроил арфу на коленях и запел.

Слов нет, голос у него был приятным и ничуть не женственным — красивый баритон, подобный которому Роланду не приходилось слушать даже на сцене Королевской Оперы. Собственно, ни один из человеческих певцов и не мог сравниться с фейри, поющим для своей королевы. На несколько минут Роланд вовсе забыл обо всем на свете, слушая только голос и музыку и наслаждаясь их звучанием. Нет, даже в Италии, на родине блистательного Фаринелли, никогда не рождалось подобного голоса. За эти звуки, которые без особого усилия рождал Ган Киннах, можно было бы простить все…

…даже явную ложь. Ибо, когда Роланд начал, наконец, вслушиваться в слова, он поразился услышанному:

И благородный король пронзил

Фирболга своим мечом.

Напрасно зверь чудовищный выл –

Все королю нипочем!

Пой, бард, о победе, пой!

Твоя королева всегда с тобой!

Пой, бард, о победе, пой!

Славу и доблесть скорее воспой!

Умер проклятый фирболг от ран,

Издох под пятой короля.

От края земли до полуночных стран,

Ликуй, веселись, земля!

Пой, бард, о победе, пой!

Твоя королева всегда с тобой!

Пой, бард, о победе, пой!

Славу и доблесть скорее воспой!

— Прошу прощения, ваше величество, — шепнул Роланд Мэбилон, — я не настолько хорошо знаю историю вашего народа, но не будете ли вы столь любезны уточнить, о каком историческом событии повествуется в песне? Кто из…м-м… предшествующих королей отличился в сражениях с фирболгами?

Лиловые глаза вспыхнули, как два газовых фонаря:

— Предшествующих королей? Мой повелитель, это о тебе! Не каждый этой чести удостоен!

— Как — обо мне? Но ведь я практически не участвовал в охоте! Я просто стоял и смотрел… Уж если о ком-то петь, то об этом юноше, — он указал на юного рыцаря, который вернулся к своей сестре и внимательно слушал песню. — Это была его победа…

— Но честь досталась вся тебе! Он — лишь арлен! С него довольно кубка.

Слово «арлен» было новым, хотя он слышал его пару раз. О чем Роланд прямо и сказал.

— «Заложник», — пояснила королева и отвернулась, давая понять, что последние строфы песни о несуществующей победе намного интереснее, чем разговор о ком-то, кто не стоит внимания.

Роланд внимательно всмотрелся в смуглые черты юноши. Да, он вспомнил, что арленов видел уже несколько раз. Их было не так много, и появлялись они лишь в толпе, не попадаясь на глаза в другое время. Но чьи они заложники? Кто их родители? Да, видимо, все не так уж просто в этой волшебной стране…

Дженнет могла сказать то же самое. Она брела по садовой дорожке между кустами цветущих роз и гортензий. Голова уже начинала кружиться от аромата цветов, и девушка мечтала только о том, чтобы выйти из цветника-лабиринта. Но — увы! — видимо, в начале прогулки она так замечталась, что свернула не в ту сторону и сейчас никак не могла выйти на нужную тропинку. Не лезть же напрямик, цепляясь платьем за колючки? Хоть бы встретился кто-нибудь, кто помог бы ей выйти отсюда на лужайку!

На ее счастье, высота кустов была не такой уж большой — по грудь, и лишь встречавшийся иногда жасмин поднимался выше головы. Так что, пройдя совсем немного, она увидела невдалеке знакомого юношу. Тот, видимо, не просто прогуливался по лабиринту потому, что, заметив девушку, махнул рукой:

— Леди Джиннин! — здесь ее имя переиначили на свой лад.

— Ох, наконец-то, — вырвалось у нее. — Какое счастье!

— Постойте, я сейчас!

Юноша прибавил шагу и через несколько минут был уже рядом. Девушка протянула ему руку, которую он аккуратно поцеловал:

— Счастлив видеть вас, леди Джиннин!

— Я тоже раза вас видеть… сэр Ролло, — после небольшой паузы ей удалось вспомнить имя этого красивого фейри. Именно он вез ее в седле, когда выезжавшая на прогулку и охоту леди Росмерту повстречала ее, уставшую и измученную, в холмах. Он состоял в свите королевы и не так давно начал отличать Дженнет, при встрече оказывая ей знаки внимания. Вот и сейчас…

— Я вас искал, — выпрямившись. Ролло одарил Дженнет лучезарной улыбкой.

— Меня? — она огляделась, но, судя по всему, в лабиринте сейчас больше никого не было. А просто так сюда вряд ли кто пойдет.

— Я хотел вас видеть. А вы? — он подал девушке руку и повел ее по дорожке. — Не смущайтесь! Я вижу, что вам есть, что сказать.

— Если честно, — Дженнет помолчала, подбирая слова, — я действительно только что думала… кое о чем.

— Вы загадывали желание?

— Что?

Хотя благодаря поцелую Росмерту она понимала язык фейри, но все-таки не до конца. Иной раз на слух звучало одно, но понимать сказанные слова стоило совсем по-другому. И часто Дженнет путалась. Например, у слова «желание» имелось несколько значений. «Ты мое желание!» — так часто признавались в любви.

— Вы о чем-то мечтали, когда увидели меня?

— Ну, — Дженнет заволновалась, — я действительно думала о том, что заблудилась и хотела увидеть кого-нибудь, кто помог бы мне выйти из лабиринта…

— Ну и отлично! — Ролло весело улыбнулся. — Вы загадали — и вот я здесь! А вот, — они повернули в проход между двумя кустами жасмина и вышли к лужайке, — и выход. Все, как вы загадывали!

Девушка обернулась на лабиринт. Надо же! А ведь она несколько раз проходила рядом с этими двумя кустами! Почему же не видела прохода? Но сейчас ее занимало другое.

— Этот лабиринт… он на самом деле исполняет желания?

— Да. Вы о чем-нибудь думали, когда в нем заблудились?

— Думала. Я хотела побыть одна и…

— …и лабиринт вас закружил, не давая выйти. А стоило вам захотеть его покинуть — и вот, я здесь… Хотя, надо сказать, в этом случае, наши желания могут немного совпадать…

— Что вы говорите?

— Я хотел, — Ролло перестал улыбаться, — найти вас.

— Зачем?

Дженнет оглянулась на парк и возвышавшийся над ним замок леди Росмерту. Она ни на миг не забывала о том, что является всего лишь гостьей, а это значит, что ее судьба во многом зависит от расположения хозяйки. Вряд ли фейри будут просто так терпеть у себя смертную. Или станут? Она часто слышала истории о том, как феи похищают людей, но весьма смутно представляла себе, что делают эти «гости». Прислуживают волшебным существам? Исполняют роль игрушки и забавных домашних любимцев? Просто развлекаются и веселятся дни и ночи напролет? Девушка сама оказалась на положении такой гостьи, и ее не могло не волновать ее будущее. Но вечно тут находиться ей нельзя — она ведь потеряла часть памяти, ответ на главный вопрос — что вообще привело ее в волшебную страну? Ведь не желание посетить дворец Росмерту? И не жажда посвятить остаток жизни общине друидов! Эти две мысли занимали ее дни и ночи и, чтобы поразмыслить на досуге, она и ушла в лабиринт. Но неужели хозяйка этого замка решила объяснить гостье, в чем состоят ее обязанности в мире фей?

Ролло смотрел на девушку как-то странно.

— Меня желает видеть леди Росмерту? — спросила Дженнет. — Вы по ее приказу?

— Нет. По своему желанию. Я желал найти вас, и лабиринт привел меня сюда. Вы — мое желание!

Девушка вздрогнула. Только что она как раз думала об этом.

— Что?

Она попятилась, и Ролло, схватив ее за руки, упал на колени.

— Вы! — воскликнул он. — Вы — мое желание!

— Я не понимаю… Вы любите меня?

— Я вас желаю! Это не любовь!

— О, господи!

Дженнет покачнулась, чувствуя, что теряет сознание. В глазах потемнело. Запах цветущего жасмина стал нестерпим. К нему примешался аромат бергамота и чего-то еще, сладковатого и терпкого. Может быть… Ах, нет, не вспомнить!

Откуда-то издалека донесся голос Ролло, но на сей раз она не понимала слов — сквозь шум крови в ушах ничего нельзя было разобрать. Дженнет почувствовала, как ее обнимают сильные руки, как ее бережно кладут на траву. Легкий ветерок обвевает лицо. Потом капли влаги упали на лоб и ресницы, и она, вздохнув, с усилием открыла глаза, садясь прямее.

— Ах, вы очнулись! — Ролло сидел рядом, не сводя с нее очарованных глаз. — Какое счастье!

— Голова… что-то… — девушка потрогала лоб. — Болит… Извините.

— Не нужно! Я вас понимаю… Как ваше самочувствие?

— Еще немного… прошу прощения…Мне лучше посидеть тут.

Ролло устроился рядом, на траве. Они сидели в тени куста жасмина, вдыхая аромат лепестков. Перед ними была залитая солнцем лужайка — зеленая травка с редкими белыми и желтыми цветочками, похожими на одуванчики и клевер. Здесь, во владениях Росмерту, одновременно цвели самые разные цветы, путая все сезоны. На ближайшей клумбе, например, ярко-алые георгины были окружены белыми и розовыми гиацинтами.

— Как хорошо! — вырвалось у Дженнет.

— Вам нравится тут жить? — встрепенулся Ролло.

— Да. Тут… красиво.

— Но почему-то в вашем голосе не слышно радости!

Девушка вздохнула:

— Наверное, потому, что я тут гостья и… И не помню, почему пришла сюда, в волшебную страну!

— И вы жалеете, что переступили границу?

Дженнет задумалась. Сложно было ответить на этот вопрос. Все зависело от причины, побудившей ее сделать этот шаг. Если она убегала от кого-то, то тут обрела покой и защиту, значит, цель ее достигнута. А если наоборот — она гналась… Девушка фыркнула. Глупости! Женщины не должны ни за кем бегать! Это неприлично! Тем более для леди. Ее подруга Сьюзен Хепмтон всегда восставала против такой несправедливости — мол, мужчинам дозволено все, а женщинам приходится ограничивать свои интересы домом и семьей. И в погоне они участвуют лишь в том случае, если мужья захотят взять прекрасных всадниц на лисью охоту.

Сьюзен Хемптон… Это имя вызвало тревогу. Они были подругами, но между ними было что-то еще. Какая-то тайна. Дженнет не могла вспомнить, и этот странный провал в памяти тревожил — ведь она помнила все, кроме причины своего появления здесь и этой тайны. А если суть в одном и том же?

— Я забыла, — прошептала она.

— Вам это больно?

— Да.

— Тогда доверьтесь мне, и я заставлю вас забыть о боли! Вы — мое самое большое желание! Будьте моей…

Он схватил ее руку и пылко прижал к груди.

— Вы опять? — Дженнет попыталась вырвать ладонь.

— Опять и снова! Леди Джиннин, я буду повторять вам снова и снова, что вы мне желанны, что самое мое жгучее желание — обладать вами. Со мной вы забудете все невзгоды, всю боль и горести! Воспоминания перестанут мучить вас…

— Пока меня мучает только их отсутствие, — пробормотала девушка.

— Тем лучше! Я сумею заполнить пустоту в вашей памяти новыми воспоминаниями — о счастливых мгновениях, которые мы проведем вместе. Вам уготована веселая жизнь в свите нашей госпожи. Танцы, пиры, скачки, путешествия, развлечения… У нас всего этого будет вдоволь!

— Но я — человек, а вы — фейри!

— Что из того? Вы в нашей стране, значит, должны подчиняться нашим законам. Кроме того, вы одинока, вас некому защитить. Я буду вашим защитником, вашим рыцарем, вашим слугой, если вы того хотите, а вы станете повелительницей моего сердца…Будьте моей!

Он сделал попытку заключить ее в объятия и проделал это так стремительно, что Дженнет растерялась и попыталась вырваться из кольца чужих рук.

— Отбрось все эти условности, — горячо шептал Ролло. — Позволь чувствам вырваться на свободу! Будь той, которой ты должна стать…

— Но я не могу!

Дженнет рванулась, вскакивая на ноги. Ролло попытался удержать ее за подол платья, но девушка так рванула его, что тонкая ткань затрещала.

— Такой ты мне нравишься еще больше, — фейри на коленях устремился следом, — в тебе так много страсти… ты как будто самочка фирболга… те тоже не ведают приличий…

Это было уже слишком.

— Я приличная девушка, — воскликнула Дженнет. — И не позволю, чтобы со мной обращались, как… как… каким словом вы меня назвали?

Ролло изменился в лице:

— Простите меня, леди! Я не хотел! Я так вас оскорбил! О, если леди Росмерту узнает, что я произнес проклятое слово, меня лишат места в ее свите и, чего доброго, отправят к этим самым… кого я не имею права назвать!

— К фиб…фибр…фирблогам?

— Фир-бол-гам, — шепотом по слогам произнес фейри, озираясь по сторонам. — Но, умоляю вас всем, что вам дорого, больше не произносите это слово вслух. Это имя наших врагов. Лишь королева Мэбилон и те, кому дарована особенная сила, могут…

Дженнет вскрикнула. При звуках этого имени непонятная тоска сдавила грудь.

— Мэ-би-лон, — повторила она, прислушиваясь к своим ощущениям. Было больно, горько и страшно. — А кто она такая?

— О, королеву Мэбилон знают все в волшебной стране и за ее пределами! — Ролло приободрился, заметив, что она отвлеклась от опасной темы. — Она правит нашей страной уже так долго, что я не помню, когда она взошла на престол. Она вечно молода и прекрасна. И свое право на власть она доказала, твердой рукой искоренив всех своих врагов. Она воевала с этими… ну, кого нельзя называть. И с соседями. Это большая честь — принадлежат к свите королевы Мэбилон!

Голос его как-то странно дрогнул, и Дженнет спросила:

— А вы бы хотели оказаться там?

— Только в качестве арлена, — улыбнулся Ролло. — Но леди Росмерту этого не допустит. Наша земля не подчиняется королеве потому, что плодородие всей волшебной страны зависит от леди Росмерту. И не только страны.

— О чем вы?

— Королева Мэбилон, — рыцарь, как нарочно, то и дело повторял это имя, и каждый раз Дженнет испытывала боль в груди, как будто ее кололи острым шипом, — королева Мэбилон мечтает о наследнике.

— Наследнике престола, имени и титула? — догадалась Дженнет. — Она бесплодна?

— Тш-ш… — Ролло пугливо обернулся по сторонам. — Ходят слухи, что мы вот-вот обретем долгожданного принца или принцессу! У королевы Мэбилон есть король!

Дженнет вздрогнула, как от удара. Король!

— А разве его раньше не было?

— Ну, как сказать… он то появляется, то исчезает…Про него много чего говорят. Самое главное — его практически никто не видел. Но слухи есть, что он такой же смертный. Так что не бойтесь пересудов, моя желанная леди. Уж если это можно королеве, то почему бы мне нельзя? Знаете, любовь смертных — она такая горячая, такая… живая… Не зря многие из нашего народа приглашают в волшебную страну смертных юношей и девушек… Погоди-погоди, а может быть, тебя тоже похитил какой-нибудь лорд? А ты всего-навсего потерялась… Ну, ему же хуже. Он лишился лучшей в мире девушки, и получит вас назад только после победы надо мной!

— Нет, — покачала головой Дженнет.

— Ты мне отказываешь? Ты, которая, возможно, должна стать моей судьбой?

— Нет, я не уверена, что я… потерялась, — ответила девушка. — Я не случайно попала в вашу страну. Я пришла сюда нарочно… Но в лесу друидов у меня отняли память.

— Да забудь ты о ней! Вон низшие феи вообще ничего не помнят из того, что было с ними в прошлом году! Они даже имена иногда свои забывают! И ты забудь. Прошлое не стоит того, чтобы ради него жертвовать будущим.

Почему-то последние слова рыцаря-фейри показались Дженнет пророческими. Прошлое… В ее прошлом было что-то такое, что ее вынудили забыть. Что-то, ради чего она была готова пожертвовать всем. Домом. Семьей. Родителями.

— Я должна это вспомнить, — сказала она. — Простите меня, сэр Ролло, но это крайне важно. И я хочу это вспомнить!

С этой мыслью она шагнула в лабиринт. Что-то прокричал вслед Ролло — Дженнет не оборачивалась. Прижав руки к груди, девушка быстро шла по дорожке, глядя прямо перед собой, и шептала одно и то же: «Королева фей… королева фей…» Что-то было в ее жизни важное, связанное с королевой фей. Что-то, из-за чего она и оказалась в волшебной стране.

Знакомые имена теснились в памяти. Сьюзен Хемптон… Королева Мэбилон… Мэб…Супруг королевы фей… Избранник… Она — тоже избранная? Но зачем тогда друидессам отнимать ее память? Чтобы она не помнила о том, что должна совершить? Чтобы не знала, зачем попала в волшебную страну?

Дорожки лабиринта извивались то вправо, то влево. Девушка шла, не обращая внимания на то, куда поворачивает. Она так глубоко ушла в себя, что опомнилась, лишь когда попала в тупик. Кусты теснились вокруг, оставив лишь путь назад. Приняв это, как знак судьбы, Дженнет опустилась на траву.

Тут пряно и сладко пахло цветами. Высокие, до колена, с широкими листьями, цветы напоминали маленькие воронки бело-зеленого цвета. Две крошечные цветочные феи, не обращая на нее внимания, сновали среди них, лакомясь нектаром. Запах цветов был смутно знаком. Она уже как-то раз слышала похожий. Дома. И это был не мужской парфюм. Но пахло именно от мужчин… Причем не от всех. Дженнет помнила, что в их городке так никто не пах — ни ее отец, ни брат, ни знакомые. А вот приезжие…

Приезжие… В памяти что-то забрезжило. Она куда-то ездила вместе со Сьюзен Хемптон. Ну да, в Лондон на время Сезона. И там они с кем-то познакомились… с приехавшим издалека…

Дальние страны… Море… Корабли… Моряки…

Когда Ролло ее отыскал, Дженнет стояла на коленях, закрыв лицо руками, и рыдания сотрясали ее тело. Она вздрогнула от прикосновений рыцаря и вскинула на него заблестевшие глаза:

— Я вспомнила!

Вместо эпилога.

Не чуя под собой ног, почти ничего не видя от застилавших глаза слез, Дженнет устремилась в замок. Она успела узнать, что он был огромен — можно было бродить несколько дней и так и не обойти трети его залов, комнат, лестниц, галерей. Росмерту могла менять его внутреннее убранство по своему желанию, так что, позавтракав в комнате, где все было сиреневого цвета, в обед гости не могли ее найти — комната меняла цвет и отделку. За несколько дней Дженнет не смогла самостоятельно изучить внутреннее устройство замка, постоянно передвигаясь по нему в компании служанок. И в этот раз она отыскала какого-то пажа и попросила проводить ее к хозяйке замка.

Леди Росмерту обнаружилась в белоснежном зале, сидящей на троне из белого камня. Только ее алое платье и свободно рассыпавшиеся по плечам золотистые волосы и были другого света. Ну, и еще волосы дюжины девочек, которые, выстроившись попарно, танцевали перед леди Росмерту. Где-то под потолком звучала мелодия, но она споткнулась, когда Дженнет показалась на пороге:

— Миледи, я вспомнила!

— О чем ты говоришь, дитя мое? — нахмурилась леди Росмерту.

— Я вспомнила, зачем я попала в волшебную страну! — выпалила Дженнет. — Вернее, за кем! За своим женихом!

Росмерту резко поднялась, хлопнув в ладоши. Музыка смолкла, девочки, взявшись за руки, убежали, оставив их одних. Хозяйка замка подошла к гостье, заглядывая в глаза:

— Твой жених — фейри?

— Нет, он человек, как и я! Его зовут Роланд Бартон. Он был офицером на флоте Его Величества. Его украла королева фей! Он сейчас в плену у Мэбилон! И я должна его спасти!

Росмерту вдруг схватила ее за запястье и так крепко сжала, что Дженнет ойкнула. Ноготки знатной фейри впились ей в кожу. Не обращая внимания на причиняемую боль, хозяйка замка повела гостью прочь. Покинув зал, они прошли в открытую галерею, откуда открывался вид на весь парк и окружавший его лес. В небе плыло одинокое облачко. Мелькали птицы.

— Здесь нас никто не услышит, — кивнула Росмерту. — Что ты говоришь? Какой человек?

— Мой жених! Роланд Бартон! Роланд Бартон, — с наслаждением повторила Дженнет имя, которое чуть было не забыла навсегда. — Его украла королева фей. А когда я последовала за ним, друидессы в лесу украли мою память, чтобы я навсегда осталась с ними и не вернула себе Роланда! Но я все вспомнила только что!

— Это прекрасно, но чего ты хочешь от меня?

— Помощи! Мне говорили, что вы — могущественная волшебница, и я сама могла убедиться в этом…

— Да, — Росмерту кивнула головой и отвернулась, глядя на парк. — Моя сила велика. От меня одной зависит не только процветание волшебной страны, но и вашего мира… хотя там у меня нет такой власти, что была когда-то, когда смертные считали меня богиней… Но мощь королевы сравнима с моей!

— Значит, вы… ей подчиняетесь? — сердце у Дженнет упало.

— Подчиняюсь? Вот уж нет! Разве в твоем мире дождь подчиняется приказам королей? Разве хоть один монарх мира мог запретить хлебу вызревать, а коровам — давать молоко? Можно вытоптать посевы и засыпать это место солью, но нельзя приказать выросшему колосу снова стать зерном! Так и королева Мэбилон. Она не властна надо мной, но я не вмешиваюсь в ее жизнь. У меня свои заботы — чтобы ветер приносил дождевые облака вовремя, — она взмахнула рукой, и облачко направилось в другую сторону, — чтобы цвели цветы, спели плоды, а на траве играли ягнята…

— А у королевы Мэбилон родился наследник… — упавшим голосом произнесла Дженнет.

— Скажу тебе правду, милое дитя, — Росмерту взяла в ладони лицо девушки, — у королевы уже были дети. Но вот куда они девались — я не знаю. Мое дело лишь проследить, чтобы младенец в срок увидел свет. А все остальное уже не в моей власти. Но я вижу, — она перешла на шепот, — что у тебя будут три очаровательных малютки. Девочка, наделенная чудесным даром, и два мальчика.

Дженнет невольно отвела глаза. Девочка, наделенная чудесным даром… Она вспомнила заколдованную девушку-омелу и ее семечко. До сих пор оно хранилось у нее. Значит, это правда?

— Я могу сделать так, что твои беременности будут проходить легко, — продолжала Росмерту, — родишь ты без боли и страданий, и дети родятся здоровыми и крепкими. Но это все, что я могу для тебя сделать!

— Значит, — Дженнет отступила на шаг, — вы мне не поможете?

— Одолеть королеву? Нет, — Росмерту перестала улыбаться. — Это безнадежное дело, девочка. Я ни во что не вмешиваюсь. Никогда. И советую тебе забыть обо всем. Ты знаешь рыцаря Ролло? Он желает тебя. Я могу благословить ваш союз. Ты будешь счастлива…

— Без Роланда?

— Дался тебе чужой муж? Ну, если так хочешь, назови первенца в его честь.

— Я не могу…

— Постарайся. Я тебе помогать не буду.

Голос ее как-то странно дрогнул, и Дженнет ухватилась за этот намек:

— А кто поможет?

— Девочка, — Росмерту рассмеялась своим тихим серебристым смехом, — во всей волшебной стране я знала только одну королеву, которая могла бы сразиться с Мэбилон, но она повержена и лишена своей силы и власти, и имя ее запрещено называть. На твою сторону не встанет никто. Но если тебе все-таки нужен совет, как поступить, ты можешь попробовать спросить у Девы Озера.

— Девы Озера? — повторила девушка.

— Есть Озеро. То самое, на дне которого был скрыт Эскалибур. И Дева Озера до сих пор обитает там. Иногда она показывается из глубины, и тогда ей можно задать вопрос. Всего один. Зато любой, и она не имеет права не ответить. Если ты желаешь получить ответ на свой вопрос, ты должна отправиться на берег Озера и ждать. Сколько тебе придется ждать — я не знаю. Минуту, час, неделю, год… Дева Озера решает сама, когда ей появиться. Ты можешь провести на его берегах всю оставшуюся жизнь и так и не дождаться, а можешь только успеть перевести дух, как получишь ответ. Тебе решать.

Дорога до Озера заняла несколько часов.

В эту поездку Дженнет вызвался сопровождать Ролло. Рыцарь-фейри усадил девушку впереди себя на седло, обнимая и кутая в свой плащ, как когда-то. Одной рукой он крепко прижимал ее к себе, так что его губы почти касались ее уха, а другой рукой правил лошадью. Поджарый эльфийский скакун нес двух седоков легко, словно они оба ничего не весили. Еще два всадника, пажи, ехали сзади, отстав на два корпуса.

Леди Росмерту ни слова не сказала на прощание, лишь сорвала с куста первую попавшуюся розу и воткнула ее в волосы девушки.

— Она волшебная? — спросила Дженнет.

— Как и все в моем саду.

— А что мне с нею надо сделать? — почему-то на ум пришла сказка, где королеве для рождения младенца требовалось съесть розу с куста.

— Все, что хочешь. Но не думаю, чтобы это сильно тебе помогло. Видишь ли, волшебство ее скоро пропадет. Как только цветок завянет, он станет совсем обычным.

Девушка растерялась. Она не ожидала такого поворота событий. Что загадать? Сколько у нее желаний? И что надо сделать? Оторвать один лепесток и кинуть на ветер? Или съесть его, пока не завял? И как надо загадывать желание? Произносить вслух или про себя? Леди Росмерту ничего ей не сказала и, как ни в чем не бывало, направилась в замок, а окликать ее и уточнять Дженнет постеснялась. Тем более, что рядом топтался Ролло. Вид у рыцаря-фейри был до того несчастный, что девушке стало его жаль.

— Поедем?

Он кивнул, легко подсадил ее в седло, потом вскочил сам. Обнял одной рукой:

— А может быть, останешься? Ты — мое самое жгучее желание…

— Нет.

Сказала — и испугалась, что Ролло запросто сможет никуда ее не отпустить. Что ему стоит не подчиниться? Он — мужчина и фейри. Разве для этих существ важны человеческие чувства? Но в следующий миг рыцарь вздохнул и пришпорил коня, заставив того сорваться с места так стремительно, что девушка вскрикнула, хватаясь за гриву обеими руками.

— Не бойся, не уроню, — обжег ее ухо шепот Ролло.

Они миновали парки и сады, окружавшие замок леди Росмерту, так быстро, что Дженнет не успела даже напоследок окинуть их прощальным взглядом. Все-таки тут было дивно, как в сказке. Эти цветы, эти усыпанные плодами деревья, мягкая трава, чистое небо над головой, посыпанные песком дорожки… Ни в одном парке в мире людей она не встречала ничего подобного! Даже розарий в Хемптон-холле не так хорош, как любая полянка возле этого замка.

Хепмтон-холл… Воспоминание обожгло, словно к груди приложили раскаленную кочергу. Замок, где она виделась с Роландом. Дом, где жила его кузина Сьюзен Хемптон, их добрый ангел-хранитель, который в Лондоне и свел на балу двух людей. Ужасно захотелось ее увидеть. А если загадать желание? Сможет ли роза его выполнить?

Парки и сады остались позади. Они вырвались на холмистую равнину. Тут цвел вереск, да так обильно, что глаза невольно заболели от сиренево-лилово-розовых цветов. Одинокие деревья выделялись яркими зелеными пятнами. Время от времени на вершинах холмов среди кустов виднелись какие-то нагромождения камней, но всадники проносились мимо так быстро, что рассмотреть не получалось.

Кони неслись, как птицы. Казалось, они касались копытами земли лишь по привычке и лететь им гораздо приятнее и легче, чем бежать по земле. Они то взбегали на холмы, то кидались вниз. Попавшуюся на пути речку перемахнули, не останавливаясь.

Потом холмы остались позади. Всадники вырвались на равнину, и Дженнет с некоторой тревогой увидела поля, луга, небольшой лесок, какие-то каменные развалины…

— Это тоже волшебная страна? — удивилась она. — Похоже на Англию!

— Это и есть тот мир, который зовется Англией, — тихо ответил Ролло. — Мы срезаем путь.

— Англия? — задохнулась девушка. Она не ожидала, что окажется вне пределов волшебной страны. — Верни меня назад, Ролло! Прошу тебя, верни!

— Ты передумала? — радость в голосе рыцаря была такова, что он сорвался на крик. — Ты хочешь вернуться?

— Да. Я не хочу пока возвращаться в Англию…

— О, Джиннин, желанная моя! Если бы ты знала… — рыцарь крепко обнял ее, прижимая к себе и бросая повод коня, чтобы развернуть девушку и поцеловать в губы. Конь тут же остановился. — Я сделаю тебя счастливой, я…

— Нет, сэр Ролло, — она отстранилась. — Я не то хотела сказать… Я… просто Роланд остался там.

Ей стало страшно. Так страшно, что закружилась голова. А что, если леди Росмерту отдала верному рыцарю приказ — вывезти гостью за пределы волшебной страны и оставить там, в ее родном мире, именно потому, что она отказалась становиться возлюбленной фейри? Что, если она заодно с королевой Мэбилон и не хочет, чтобы смертная женщина вернула себе украденного жениха? Ведь королеве нужен наследник, а как его получить без помощи мужчины? Дженнет воспитывали в строгости, но она неоднократно наблюдала, как ведут себя животные и подозревала, что мужчина в этом деликатном деле играет определенную роль.

Рыцарь Ролло взглянул на нее такими холодными глазами, что Дженнет поняла — подтвердились ее самые худшие опасения.

— Роланд, Роланд, — воскликнул фейри. — Опять этот смертный? Да зачем он тебе?

— Я его люблю, — промолвила девушка. — Понимаешь…

— Понимаю! Но и я тоже тебя люблю! Ты — мое самое жгучее желание! Я никого никогда не желал так сильно, как тебя! И если о чем и жалею, так это о том, что не разглядел тебя в самый первый миг встречи. Это судьба, Джиннин, понимаешь? Мы созданы друг для друга! Поедем со мной, и я сделаю тебя счастливой…

— Нет, сэр Ролло, — девушка отвернулась. — Без Роланда мне не будет счастья…

— Мы назовем нашего первенца Роландом, раз так тебе хочется. И этот Роланд не покинет тебя никогда. Пусть полукровка, он будет самым нежным, самым почтительным сыном…

— Нет. Кроме моего Роланда, мне никто не нужен.

— Неужели, леди Джиннин, ты думаешь сразиться с королевой? — рассмеялся рыцарь. — Ты ничего не понимаешь! Королева Мэбилон слишком сильна и могущественна! Она в одиночку победила всех своих врагов! Все склонились перед нею. Лишь леди Росмерту не подвластна ей, и то потому, что от ее чар зависит само плодородие земли. Но свою свободу и независимость леди Росмерту обменяла на полное невмешательство в дела королевы. Все остальные либо побеждены, либо служат Мэбилон. Тебе не справиться с нею никогда! Ты даже не волшебница! Ты — простая смертная!

— У меня есть роза, — Дженнет показала подарок Росмерту.

— Быстро увядающий цветок? Думаешь, его чар хватит на то, чтобы одолеть королеву? Новое платье, красивые туфельки, нитку бус из крупного жемчуга, расшитый золотом пояс — это все, на что он способен. Фрейлины леди Росмерту часто рвут розы с этого куста, когда хотят получить обновки!

— Вот как? — прошептала Дженнет. Вынула из волос розу, посмотрела на лепестки. Любая из ее подруг отдала бы многое ради возможности воспользоваться ее чарами. Сама Дженнет тоже давно уже мечтала о платье из голубого атласа, но… не сейчас! В таком платье она бы пошла под венец с Роландом, а без него и сотня нарядов ей не была нужна.

— Вы жестоки, — прошептала она. — Вы ужасно, чудовищно жестоки!

— Я тебя не понимаю. Что такое жестокость? Я сказал тебе правду. Ну, что поедем? Мой замок не такой роскошный, как дворец леди Росмерту, но там тоже есть парк и розарий и…

— Нет! Сэр Ролло, вы обещали отвезти меня к Озеру, где живет Озерная Дева. Исполните свое обещание!

— До чего же вы упрямы, леди Джиннин! Как… как…

— Как человек?

— Да!

Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга. Конь застыл, как изваяние. Пажи держались в отдалении, ожидая приказа.

— Отвезите меня к Озерной Деве, — попросила Дженнет шепотом. — Пожалуйста…

— А если Озерная Дева даст вам совет, как вернуть себе жениха? — также тихо ответил рыцарь-фейри. — В таком случае, вы будете утеряны для меня навсегда, а я этого не хочу. Я лучше запру вас в самой высокой башне своего замка и приставлю огнедышащего дракона охранять двери и окна, чем допущу, чтобы вы стали добычей моего соперника!

— Вы не сделаете этого! — заявила Дженнет. — Вы же рыцарь!

Ролло улыбнулся в ответ, показав чуть заостренные зубы. Ни у одного человека не было таких зубов, идевушке стало страшно.

— Пустите меня! — воскликнула она, рванувшись.

От неожиданности или просто послушавшись, фейри разжал руки, и Дженнет соскользнула на землю. Ойкнула, едва удержавшись на ногах.

— Леди Джиннин, — он склонился с седла, протягивая руку. — Садитесь, что же вы?

— И вы, — девушка не спешила принимать приглашения, — отвезете меня к Озерной Деве?

— Оставьте уже эту глупую идею, леди Джиннин! Поедем домой! Я отвезу вас в волшебную страну…

— Вы обманываете меня, сэр Ролло!

— Леди Джиннин! Как вы можете так думать?

— Могу! — девушка попятилась. — Я вам не верю. Я… я сама найду Озерную Деву!

Сердито вскрикнув, Ролло направил коня прямо на нее, и Дженнет, развернувшись, бросилась бежать. Она затылком чувствовала погоню, ждала, что вот-вот ее собьют с ног конские копыта, но вместо этого в спину ударил только горячий ветер и яркий свет, как будто за ее спиной вспыхнуло еще одно солнце.

— Ну и оставайся тут навсегда!

Обернувшись, Дженнет увидела только, как силуэты трех всадников на вздыбленных конях тают в этом нестерпимом ярком свете. Несколько секунд — и она осталась совершенно одна.

Налетевший порыв ветра вздул подол ее платья, рванул растрепанные волосы и легкую накидку. Холодом мгновенно пробрало до костей, но холоднее всего были ледяные пальцы страха, которые сжали ее сердце, когда Дженнет огляделась по сторонам.

Она стояла на краю давно убранного поля, шагах в десяти от разбитой дороги, где лужи уже замерзали, прихваченные первыми заморозками. Несколько ветел на обочине шевелили голыми ветками. На горизонте виднелось какое-то поселение — скорее всего, ферма. До заката было еще несколько часов, и до нее можно было добраться засветло. Но девушку не радовал этот сельский пейзаж поздней осени. Наоборот, из груди вырвался вопль отчаяния — она оказалась в Англии, за пределами волшебной страны. Одна.

Больше книг на сайте — Knigoed.net